МЕЖДУ АВТОРИТАРИЗМОМ И ДЕМОКРАТИЕЙ И.М.Клямкин, В.В.Лапкин, В.И.Пантин

МЕЖДУ АВТОРИТАРИЗМОМ И ДЕМОКРАТИЕЙ
И.М.Клямкин, В.В.Лапкин, В.И.Пантин
Between Authoritarianism and Democracy
To continue the series of publications by the Analytical Centre, independent Public Opinion Foundation,
below is presented an analytical study of the dynamics of economic and political orientations of Russia's
population in 1993-1995. The main subject of the research the authors are engaged in, is the growth of
authoritarian sentiments in Russian society, their social, economic and political nature, as well as ideological
colouring. Their aim being first of all to follow this particular process, the Centre's analysts also make
reasonable use of the vast data yielded by a February, 1995, public opinion poll, that characterize the attitude
of the population towards the Gorbachevian perestroika (of whose commencement the country marked the
decennium past April), towards the major novations of that period.
Военная акция в Чечне, осуществленная президентом и исполнительной властью
без предварительного согласования с законодательными институтами, вновь, как и во
время сентябрьско-октябрьского кризиса 1993 г. (но на этот раз гораздо острее),
актуализировала едва ли не основной вопрос развития страны в обозримом будущем —
вопрос о типе политического режима в период становления российской рыночной
экономики. На сегодня этот вопрос остается во многом открытым: авторитарные
тенденции, наметившиеся осенью позапрошлого года и закрепленные новой
конституцией, предоставившей президенту огромные полномочия, окончательного
политического завершения пока не получили; даже попытка военного решения чеченской
проблемы — это, скорее, лишь еще один (хотя и серьезный) шаг в направлении
авторитаризма, но никак не завершение эволюции режима. Пока не отменены выборы
федеральных и местных властей, пока сохраняется относительная свобода
деятельности средств массовой информации и политических организаций, можно
говорить о специфическом сочетании авторитаризма и демократии (при доминировании
первого), но не об утвердившемся авторитаризме.
Однако по мере приближения намеченного конституцией времени парламентских и
президентских выборов происходит консолидация сил, выступающих за перенос сроков
всенародного голосования. Инициатива, проявленная в этом отношении крупнейшими
российскими банками, не случайна: финансовый капитал (особенно при слабости
капитала промышленного) всегда отличался предубеждением против демократии и
тяготением к сращиванию с любой властью, если она не покушается на его
существование. Но для утверждения авторитарного режима финансовой мощи
нескольких банков все же недостаточно. Как свидетельствует мировой опыт, здесь
необходима договоренность гораздо более широкого круга хозяйственно экономических,
военных и политических элит и, кроме того, определенная опора в массовых слоях — по
крайней мере в тех из них, от труда которых непосредственно зависит приумножение
общественного богатства.
Можно ли утверждать, что такие условия сегодня сложились или хотя бы
складываются? Если да, то какой может быть идеологическая окраска российского
авторитаризма? Какие политические силы способны претендовать на то, чтобы сделать
его реальностью? Есть ли шансы на это у нынешнего президента, а если нет, то лидеры
каких политических направлений могут реально претендовать на роль авторитарного
вождя? Приблизиться к ответам на эти и некоторые другие вопросы нам помогут
результаты очередного опроса элитных и массовых групп российского общества,
проведенного в феврале нынешнего года1. Сопоставляя полученные данные с
1
Опрос проводился среди жителей 75 городов и сел в 20 регионах России. Было опрошено 1982 респон дента по выборке,
репрезентирующей социально-демографическую, профессиональную и расселенче скую структуры взрослого населения,
в том числе:
363 рабочих городских предприятий (в дальнейшем — "рабочие")
268 сельскохозяйственных рабочих и колхозников ("колхозники")
231 работник бюджетной сферы — системы образования, дошкольного воспитания, здравоохранения, науки, культуры и
т.д. ("бюджетники")
188 безработных, зарегистрированных на бирже труда ("безработные")
450 пенсионеров ("пенсионеры")
102 учащихся и студента ("студенты").
результатами предыдущих опросов2**, мы попытаемся выяснить, насколько велика обще
ственная потребность в авторитарности, увеличивается ли она или уменьшается, в каких
слоях проявляется сильнее, а в каких — слабее, а главное — каким смыслом, каким
конкретным содержанием наполняется в глазах представителей различных
общественных групп как авторитарная, так и демократическая политика.
Несколько слов о структуре предлагаемой вниманию читателя работы. В первой ее
части анализируются оценки россиянами недавнего прошлого, а точнее — горба чевской
перестройки, что позволяет рассмотреть представления наших сограждан об истоках
происходящего сегодня. Это тем более важно, поскольку именно в эпоху перестройки
начался демонтаж прежней социально-экономической и политико-идеологической
системы. Факты и события горбачевской эры успели отстояться в сознании; выявив
отношение к ним (прежде всего к демократизации политического режима), мы можем
конкретнее представить и глубже понять интересующие нас особенности нынешних
политических запросов различных общественных групп и слоев. Во второй части статьи
рассматривается эволюция взглядов граждан России на такое ключевое явление
последних лет, как приватизация, на изменение отношений собственности, ее
перераспределение и прослеживается связь между этими взглядами и политическими
воззрениями, их демократической или авторитарной направленностью. Наконец, третья
часть посвящена авторитаризму как таковому, анализу динамики авторитарных
настроений в разных группах и их идеологической упаковке.
1. КАК НАДО БЫЛО ПРОВОДИТЬ ПЕРЕСТРОЙКУ?
(Взгляд спустя десять лет)
Респондентам было предложено ответить на три вопроса: надо ли было начинать
перестройку, как ее следовало проводить и какую роль — положительную или
отрицательную — сыграли в жизни России связанные с перестройкой конкретные
экономические, политические и другие изменения. Сначала рассмотрим ответы на
первые два вопроса.
Как видно из таблицы, по отношению к перестройке российское общество расколото,
причем негативные оценки преобладают над позитивными. Но не менее очевидна и
резкая дифференциация взглядов по этому вопросу представителей разных
общественных групп. Так, все хозяйственные (за исключением руководителей колхозов и
совхозов) и управленческие элиты в подавляющем своем большинстве считают, что
перестройку начинать было нужно. И дело тут, наверное, не только в том, что политика
тех и последующих лет позволила им сохранить, а иногда и укрепить позиции в
социальной иерархии, но и в том, что к середине прошлого десятилетия необходимость
перемен, вливания свежей крови в стагнирующую систему осознавалась не только в
высших эшелонах власти, но и в среднем хозяйственном и управленческом звене.
Таблица I
Отношение к перестройке и возможным способам ее проведения (данные в %)
Кроме того, позиции групп оценивались по следующим направленным выборкам:
153 руководителя государственных предприятий ("директора")
146 руководителей колхозов и совхозов ("председатели")
178 руководителей частных и коммерческих структур ("предприниматели")
146 фермеров ("фермеры")
164 руководящих работника местных органов управления ("управленцы")
192 офицера российской армии ("офицеры")
2 Характеристику предыдущих опросов см.: "Полис", 1993, №4, с. 65; 1994, № 3, с. 150.
Да
Нужно ли было
Нет
начинать
перестройку? Затрудняюсь
ответить
Не разрушая
социалистического
строя
Более решительно,
ускоренно
продвигаясь к
демократии и
рынку западного
типа
Решительно
развивая
Как следовало рыночные
отношения в
проводить
перестройку? экономике, но не
торопясь с
введением
демократии
Так, как она
проводилась
Перестройку
вообще не
следовало
проводить
Затрудняюсь
ответить
Предп
Пресе
Бюдж
Безра
Насел
Дирек Ферм
Офиц
Управ
Рабоч Колхо Пенси Студе
риним
дател
етник
ботны
ение в
тора еры
еры
ленцы
ие зники онеры нты
атели
и
и
е
целом
85
71
78
57
56
52
73
48
38
33
24
52
40
10
22
19
36
32
33
20
40
47
52
59
38
45
5
7
3
8
12
15
7
12
15
15
16
9
15
14
38
23
49
24
29
29
28
29
32
32
19
27
35
16
25
10
17
12
21
20
13
7
5
19
12
33
31
35
21
31
26
30
18
18
15
7
28
18
3
1
1
1
3
2
1
3
1
1
1
3
2
5
5
10
14
16
18
7
21
26
31
37
21
27
7
4
5
4
7
10
6
10
13
13
16
10
12
Несколько сдержаннее оценивают перестройку (точнее — сам факт ее начала)
сельскохозяйственные руководители, офицеры, работники бюджетной сферы, учащиеся
и студенты, а также безработные, хотя и в этих группах большинство высказывается "за".
В то же время по отношению к данному вопросу названные группы близки к расколу.
Возможно, дело заключается в том, что десять лет назад офицеры или, скажем,
руководители колхозов и совхозов не меньше, чем директора промышленных
предприятий и работники аппарата управления, ощущали кризисные про явления
застойного" времени, в том числе и на себе лично. Но перестройка и последующие
события не только не привели к улучшению жизни многих из них, но обернулись
деформацией, а то и просто разрушением всего их жизненного уклада: застойность
прошлого сменилась неопределенностью настоящего и будущего. И все же, повторим, в
этих группах преобладают те, кто так или иначе приспособился (или надеется
приспособиться) к изменившейся реальности: выталкиваемые из прежних социальных
укладов, а нередко и из привычных сфер деятельности, они находят (или рассчитывают
найти) себе место в преобразующихся старых или формирующихся новых укладах, а ктото — и в новых профессиях.
И, наконец, самые многочисленные группы населения (рабочие, колхозники,
пенсионеры) склоняются к мысли, что перестройку начинать не стоило. Они меньше всех
получили (а многие и потеряли) от начавшихся в середине 80-х годов перемен, а потому
и разочарованы больше других. Именно позиции этих групп — в силу их массовости — и
определяют общее, достаточно сдержанное, отношение российского населения к
перестройке.
Однако само по себе все это еще за пределами интересующей нас проблемы.
Понимание большинством элитных групп необходимости начавшихся при Горбачеве
преобразований ничего не говорит нам о том, как соотносятся в их сознании такие
понятия, как "рынок", "демократия", "авторитаризм" — и применительно ко дню
вчерашнему, и по отношению ко дню сегодняшнему. Точно также активное неприятие
горбачевских преобразований некоторыми из групп массовых не обязательно означает,
что до названных понятий они попросту не доросли и живут исключительно
воспоминаниями о славном тоталитарном прошлом. В то же время ответы на второй —
более конкретный — вопрос анкеты о способах проведения перестройки значительно
приближают нас к заявленной теме.
Прежде всего бросается в глаза, что при такой постановке вопроса противников
перестройки оказывается значительно меньше и среди населения в целом, и во всех без
исключения группах. Выясняется, что не принимая реальную перестройку, многие се
недоброжелатели были бы готовы ее принять, проводись она иначе. Чаще всего это
"иначе" означает — "без разрушения социалистического строя"3. Симпатии к такому
варианту особенно заметны в массовых группах, но они отчетливо прослеживаются и в
"старых" элитах (прежде всего среди сельскохозяйственных руководите лей и
директоров). Правда, сторонники перестройки "без разрушения социалистического
строя" рекрутируются не только из тех, кто на первый вопрос ответил отрицательно, но и
из тех, кто признает необходимость начала перестройки4.
Что же понимается под перестройкой "без разрушения социализма"? Сколь бы это
ни казалось странным, но есть все основания полагать (ниже мы увидим, что такое
предположение небеспочвенно): имеется в виду примерно то самое, что осуществлялось
при Горбачеве. Если же происходившее тогда вызывает сейчас всеобщее неприятие
(считающих, что перестройку надо было проводить так, как она проводилась, сегодня
почти нет), то это скорее всего связано не с тем, что хотелось чего-то принципиально
иного, а с тем, что хотелось примерно того же, но без сопровождав шей горбачевские
начинания экономической и политической дестабилизации. Но можно ли было избежать
ее при таком варианте развития?
Перестройка "без разрушения социалистического строя" — это не что иное, как
синоним "социалистической демократии" в ее идеальном, а не формальном воплощении
или, говоря иначе, синоним "демократии без рынка". Но разве горбачевская
"демократизация" означала нечто принципиально иное? И если ее не удалось удержать
в строго очерченных политических границах, если она обернулась всплеском
нестабильности и неуправляемости, то не потому ли, что "демократия без рынка" — это
исторический и логический нонсенс, иллюзия, которой в современном обществе ни при
каких обстоятельствах не суждено стать устойчивой и стабильной реальностью?
Но в том-то и дело, что перед нами не просто иллюзия, а иллюзия, до сих пор
довлеющая над сознанием широких слоев населения. Корни же ее надо искать в
реальных интересах людей, которые, с одной стороны, привязаны к государственной, все
еще не ставшей рыночной экономике и не могут от нее оторваться, а с другой —
тяготятся этой привязанностью. Они хотят экономических и социальных гарантий со
стороны государства и — одновременно — свободы от него. В данном отношении
принципиальных различий между "социалистическими" массами и "социалистическими"
руководителями не существует. Первые усматривают свободу в том, чтобы иметь (даже
не умея ею пользоваться) возможность оказывать давление на "начальство", лишая его
преимуществ, обусловленных его близостью к источникам национального богатства.
Вторые же — и в этом суть их представлений о перестройке "без разрушения
социализма"
—
стремятся
сохранить
государственную
("социалистическую")
собственность, "демократизировав" общественные отношения, прежде всего отношения
хозяйственников и представителей местного управленческого аппарата с высшими
инстанциями, иными словами, обеспечить себе свободу рук в распоряжении частью
государственной собственности, не принимая на себя персональной ответственности за
ее сохранение и приумножение. Но когда выясняется, что в режиме такого рода
"социалистической демократии" экономика работать не может — ни огосударствленная,
ни, тем более, зарождающаяся рыночная — то не только у "социалистических"
руководителей, но и у "социалистических" масс появляется повышенный спрос на
3
При ответе на второй вопрос лишь 56% тех, кто на первый вопрос ответил отрицательно, подтвердили свое негативное
отношение к перестройке как таковой, а 23% отвергнувших ее теперь выбрали вариант проведения перестройки "без
разрушения социализма".
4
Среди тех, кто сегодня считает, что начинать перестройку было нужно, каждый третий полагает, что ее надо было
проводить без "разрушения социализма ". В некоторых группах доля таких людей еще больше (51 % одобряющих начало
перестройки пенсионеров и 55% руководителей колхозов и совхозов), в других — заметно меньше (13% предпринимателей
и 16% учащихся и студентов).
"социалистический" авторитаризм5*, гарантирующий выживаемость государственного
сектора экономики, но не покушающийся на политические и прочие свободы.
Тенденция, принципиально противостоящая "социалистической демократии",
неизбежно тяготеющей к "социалистическому" авторитаризму, в российском обществе
проявляется сегодня довольно слабо. Оглядываясь назад и оценивая опыт
горбачевского семилетия, люди очень редко склоняются к мысли, что было бы лучше,
если бы инициаторы перестройки проводили ее "более решительно, ускоренно
продвигаясь к демократии и рынку западного типа". Даже среди предпринимателей доля
сторонников "ускоренной перестройки" составляет лишь 1/3; ни в одной другой группе
она не превышает и 1/4, а в массовых слоях и вовсе минимальна. Это свидетельствует о
том, что в сознании российского общества успело укорениться пессимистическое
представление о невозможности одновременного утверждения современной рыночной
экономики и развитой демократии. Отвергая перестройку в исполнении Горбачева, наши
сограждане, желают они того или нет, одновременно защищают его от либеральнорадикальной критики. Расставаясь — под воздействием опыта трех последних лет — с
романтическим западничеством, общество готово забыть некоторые свои прежние
иллюзии и не ставить в вину своим недавним руководителям их "нерешительность" в
воплощении этих иллюзий в повседневную жизнь.
Гораздо более строгий счет предъявляется сегодня инициаторам перестройки за то,
что они не пошли по пути "капиталистического" авторитаризма китайского образца, т.е.
решительного развития рыночных отношений "без введения демократии". Идея "рынка
без демократии", как нетрудно заметить, сейчас довольно популярна — прежде всего в
элитных группах. Это значит, что капиталистически окрашенные авторитарные
настроения нарастают не только в узком слое крупнейших финансистов, но и в
достаточно широких кругах хозяйственников, управленцев и военных. Правда, подобные
настроения,
вызванные
стремлением
застраховаться
от
непредсказуемости
демократической стихии, стали распространяться сравнительно недавно: в
перестроечные времена мысль о ''железной руке", расчищающей дорогу рыночной
экономике, вызывала не столько симпатии, сколько отторжение; отказ от только что
полученных политических свобод казался откатом назад, в тоталитарное прошлое. Да и
сейчас, как мы увидим ниже, авторитарные установки причудливо переплетаются со
стремлением эти свободы и демократические процедуры сохранить; здесь —
принципиальное отличие широких слоев хозяйственников и управленцев от узкого слоя
федерального чиновничества и сращивающегося с ним крупного финансового капитала,
сделавших ставку на нынешнюю власть и усматривающих залог стабильности в том,
чтобы помочь ей удержаться как можно дольше6.
О том, как сочетается несочетаемое — ориентация на авторитаризм (будь то
"социалистический" или "капиталистический") с ориентацией на демократию, можно
судить на основании оценок респондентами конкретных событий периода перестройки.
Для удобства и наглядности изложения мы представляем ответы на этот вопрос не в
одной, а в трех таблицах: в первой из них показано отношение к событиям, которые
оцениваются преимущественно положительно (в среднем по населению и в большинстве
групп свыше 50% поддерживающих), во второй — к тем, в оценках которых наблюдается
раскол, в третьей — к тем, которые оцениваются преимущественно отрицательно.
Таблица 2
5
Показательно, что именно среди сторонников проведения перестройки "без разрушения социализма" больше всего (59%)
доля тех, кто выступает за авторитарное вмешательство в экономику ради поддержки государственного сектора.
6
Выдвигаемая ими идея переноса выборов популярностью явно не пользуется. По нашим данным, на это готовы
согласиться лишь 10% директоров, 12% управленцев, 12% офицеров, 16% предпринимателей, 19% руководителей
колхозов и совхозов (приведен совокупный процент выступающих за перенос только парламентских выборов, только
президентских и тех и других вместе). Аналогичная картина и в массовых группах.
Оценки событий периода перестройки различными социально-профессиональными
группами ("раскол") (данные в %)
Какую роль в жизни России
— положительную или
Предп
Насел
отрицательную — сыграли
Директ Ферме Пресе Офице Бюдже Управ Безраб Рабоч Колхоз Пенси Студен
риним
ение в
следующие события,
ора
ры датели ры
тники ленцы отные
ие
ники онеры
ты
атели
целом
связанные с
перестройкой?
+
94
93
97
95
92
97
92
94
95
91
92
98
95
Вывод советских
войск из
Афганистана
Прекращение
холодной войны,
гонки вооружений,
противостояния
СССР и Запада
Реабилитация
жертв сталинских
репрессий
—
3
3
2
3
2
2
3
4
1
1
2
0
2
3.0.
+
2
92
3
87
2
90
1
90
6
91
1
91
5
90
2
86
3
85
8
77
5
83
2
86
3
86
—
4
5
5
8
3
2
4
7
5
7
4
3
4
3.0.
+
4
92
7
87
5
88
3
76
6
87
7
87
5
85
7
78
9
84
16
76
12
80
11
84
10
83
—
3
4
4
7
4
5
5
9
2
7
7
2
5
6
91
7
82
8
83
16
75
8
79
7
87
8
83
12
74
13
83
17
78
11
79
12
84
11
82
2
4
8
5
7
1
3
8
2
4
2
2
2
7
83
13
72
10
82
17
73
15
76
11
74
13
76
18
73
14
73
18
70
19
62
14
79
15
71
6
8
10
19
14
9
13
12
10
19
20
9
14
12
19
9
7
9
16
11
13
18
11
18
10
14
86
83
79
83
88
72
83
74
69
65
61
74
70
6
6
12
10
4
9
6
10
7
12
10
4
9
3.0.
+
Возвращение из
ссылки Л.Сахарова,
освобождение
—
политических
заключенных
3.0.
+
Снятие запрета на
критику высших
—
должностных лиц
государства
3.0.
Расширение
+
хозяйственной
самостоятельности
предприятий в
—
рамках
социалистической
3.0.
экономики
+
Выборы трудовыми
коллективами
—
руководителей
предприятий
3.0.
+
Расширение
возможностей
выезда советских
—
граждан за границу
и въезда
иностранцев
3.0.
+
Расширение
гласности и
свободы слова,
—
ликвидация
цензуры
3.0.
Демократизация
+
выборов в советы
депутатов,
возможность
—
выдвижения
нескольких
3.0.
кандидатур
Предоставление
странам Восточной +
Европы
возможности самим
—
выбирать путь
политического и
экономического
3.0.
развитии
+
Прекращение
глушения западных
радиостанций
—
("Голос Америки", и
Би-Би-Си",
"Свобода" и др.)
3.0.
+
Первые шаги на
пути
законодательного
—
оформления права
частной
собственности
3.0.
8
7
9
7
9
17
10
15
23
23
28
21
21
50
33
68
64
69
73
45
71
73
79
71
84
73
35
50
23
30
20
13
42
14
13
12
11
2
12
15
92
15
84
8
85
3
72
11
87
14
79
12
82
14
76
13
73
9
60
16
46
13
85
14
68
4
7
10
18
8
11
9
12
14
26
24
6
16
3
80
8
75
5
84
10
72
4
71
10
72
9
72
11
70
12
67
13
61
28
56
6
76
15
67
10
13
10
18
21
13
16
16
18
24
26
14
19
6
10
5
8
7
13
10
11
12
13
16
9
12
88
85
82
86
81
70
88
67
64
68
61
72
67
6
5
4
5
8
6
5
13
10
9
9
7
9
6
8
15
7
11
23
6
21
26
22
22
21
24
85
70
75
72
77
72
79
72
68
61
55
75
67
5
10
12
16
10
6
7
7
9
8
10
5
7
10
20
13
12
13
23
13
20
22
31
33
18
24
90
77
79
65
77
72
73
73
61
56
49
82
63
4
9
9
21
12
10
11
12
13
18
16
5
13
5
86
12
69
11
84
12
55
11
74
18
62
15
67
14
69
25
59
24
50
34
41
13
75
23
58
4
12
8
31
13
13
18
9
11
23
21
4
14
9
17
8
13
13
23
15
23
29
26
37
19
27
Таблица 3
Оценки событий периода перестройки различными социально-профессиональными
группами ("раскол") (данные в %)
Какую роль в жизни России
— положительную или
отрицательную — сыграли
следующие события,
связанные с перестройкой?
+
Усиление
экономической
—
самостоятельности
союзных республик
3.0.
+
Появление наряду с
НасеПредПредБезПенДирек- ФерОфи- Бюджет- УправРабо- КолхозСтуд- ление
приниседаработсиотора меры
церы ники
ленцы
чие ники
енты в
матели
тели
ные
неры
целом
66
55
57
52
60
60
60
52
50
43
41
47
50
18
29
31
32
29
14
25
27
23
29
20
24
21
15
87
15
79
12
73
16
60
11
67
26
58
14
76
21
52
11
47
25
41
37
36
29
64
28
48
8
18
28
20
17
13
26
21
33
37
19
26
12
46
10
53
11
47
12
53
24
54
11
44
21
46
30
48
25
35
27
38
17
43
24
46
33
31
34
32
19
39
28
23
34
24
25
23
19
48
17
55
18
37
17
46
26
49
16
56
26
51
27
54
30
44
37
32
31
55
30
46
Разрешение митингов
— 21
и забастовок
30
34
48
38
32
27
28
28
41
44
21
34
3.0. 20
+ 89
21
67
12
76
15
47
16
66
17
44
16
66
20
62
16
44
14
36
23
24
24
71
19
44
— 4
20
16
45
25
39
22
22
38
50
54
15
39
3.0. 6
+ 49
12
33
7
51
8
42
8
30
16
41
17
37
17
37
17
34
15
34
21
30
15
44
17
35
— 27
47
26
42
53
25
40
30
29
29
26
24
28
3.0. 23
+ 67
17
43
23
50
16
27
17
43
33
36
23
51
33
39
35
36
38
31
43
22
30
46
36
34
— 13
29
29
56
33
30
36
31
28
43
46
27
36
3.0. 20
Образование общества + 27
27
27
21
36
16
34
23
36
34
40
11
29
29
29
36
35
25
37
31
27
26
42
29
34
"Память" и других
национальнопатриотических
организаций
— 39
35
30
28
34
26
35
28
23
25
29
24
28
3.0. 33
+ 49
37
29
33
49
37
24
28
39
32
38
35
37
40
38
40
35
36
24
41
26
32
42
36
33
Введение должностей
— 20
президента СССР и
союзных республик
44
29
58
41
29
35
29
32
47
34
25
32
3.0. 31
+ 72
26
49
22
51
18
29
21
47
34
35
27
41
32
42
34
33
28
27
39
22
31
42
34
32
— 9
29
25
55
35
26
34
30
26
43
43
21
34
3.0. 20
+ 85
22
49
24
68
17
34
17
59
38
36
23
59
28
42
40
33
30
26
34
12
37
65
33
32
— 8
32
21
56
27
40
25
36
40
50
57
22
43
3.0. 6
+ 52
16
51
12
51
7
32
14
47
24
35
16
54
23
37
25
27
24
21
29
20
15
25
24
28
18
20
43
20
22
21
18
24
35
30
19
26
29
40
27
44
25
21
32
30
42
29
23
37
44
32
47
25
42
18
48
24
53
23
45
25
Избрание Б.Ельцина
президентом России в — 25
июне 1991 г.
38
35
63
50
38
43
40
40
52
44
38
43
3.0. 18
21
21
14
19
31
19
27
34
27
31
36
30
КПСС других
политических партий и — 6
движений, зарождение
многопартийности
3.0. 6
+ 61
Предоставление
союзным республикам
— 21
политического
суверенитета в составе
СССР
3.0. 18
+ 58
Появление
кооперативов
Начало конверсии
военной
промышленности
Открытая критика в
печати идей Маркса,
Энгельса, Ленина
Образование
различных течений
внутри КПСС, начало
ее раскола
Появление
коммерческих банков
Выступление
Б.Ельцина на пленуме
ЦК КПСС осенью 1987 — 10
г. с критикой
руководства КПСС
3.0. 33
+ 52
Таблица 4
Оценки событий периода перестройки различными социально-профессиональными
группами ("раскол") (данные в %)
Какую роль в жизни России —
положительную или
отрицательную —
сыгралиследующие события,
связанные с перестройкой?
+
Снятие запрета на
эротические издания,
фильмы, спектакли
51
22
44
18
42
28
26
40
36
32
13
59
32
30
58
50
71
41
46
59
41
43
54
76
17
51
3.0. 14
+
15
18
17
5
15
10
29
18
18
22
31
14
18
18
24
19
23
13
26
9
34
21
19
16
26
78
75
74
66
73
55
74
62
63
60
52
60
60
3.0. 7
+
33
8
17
11
32
4
17
7
16
11
18
7
17
13
24
14
15
13
18
12
17
22
28
12
18
42
65
48
73
66
61
62
49
57
64
60
52
58
3.0. 24
+
5
18
7
21
9
9
11
17
13
19
7
19
11
26
12
27
10
16
10
22
9
20
14
23
9
—
81
78
79
79
76
78
77
74
72
75
72
71
75
3.0. 12
15
11
9
11
15
10
13
17
14
18
14
15
+
10
9
5
9
9
6
9
12
7
9
5
12
7
—
74
71
82
76
73
71
70
65
70
69
72
70
72
3.0. 16
19
14
15
18
23
21
23
22
22
22
18
21
—
Кампания по борьбе с
—
пьянством и алкоголизмом
Переименование городов,
—
улиц, предприятий,
учреждений
Использование армии в
борьбе со сторонниками
государственной
независимости в бывших
советских республиках
Денежная реформа
В.Павлова (обмен 50- и
100-рублевых купюр)
НасеПредПредБюдКолДирек- ФерОфиУправ- Безра- РабоПенси- Студ- ление
приниседажетхозтора меры
церы
ленцы ботные чие
онеры енты в
матели
тели
ники
ники
целом
Не претендуя на детальный и обстоятельный анализ всего представленного в
таблицах материала, рассмотрим лишь то, что имеет непосредственное отношение к
нашей теме. И прежде всего обратим внимание на главное: те события времен пере
стройки, суть которых можно выразить словом "демократизация", и сегодня вызывают
почти безоговорочную поддержку во всех группах, несмотря на то, что либеральная
эйфория тех лет вроде бы осталась в прошлом и многие наши соотечественники все
больше склоняются к мысли об авторитаризме. Реабилитация жертв сталинских
репрессий и освобождение политзаключенных брежневской поры, расширение гласности
и свободы слова, демократизация выборов, снятие запрета на критику высших
должностных лиц и прекращение глушения западных радиостанций — все это
оценивается подавляющим большинством позитивно, а следовательно, все это
российское общество хотело бы сохранить, удержать, не допустить возвращения к
прежней политической несвободе. Самое же, быть может, интересное заключается в
том, что когда речь заходит об отношении к горбачевской демократизации, люди,
которые не прочь задним числом откорректировать ход перестройки, резко ускорив
движение страны в сторону западного либерализма, очень мало отличаются от тех, кто,
наоборот,
хотел
бы направить
ее
в
сторону "социалистического"
или
"капиталистического" авторитаризма7. Не заботясь о том, как их общие установки
7
Так, среди сторонников проведения перестройки "без разрушения социализма" демократизацию выборов поддерживают
68%, среди приверженцев "рынка без демократии" — 74%, среди тех, кто выступает за либерально-западнический маршрут
— 79%, а среди принципиальных противников перестройки — 61%. Аналогичная картина в оценках гласности, расширения
свободы слова — соответственно 68, 73, 83 и 55%. Некоторая зависимость от общих политических позиций хотя и
просматривается, но она не столь впечатляюща, чтобы поставить под сомнение вывод о приверженности общества
политическим свободам.
согласуются с оценками конкретных событий, не замечая противоречивости
собственного сознания, наши соотечественники, даже будучи приверженцами
недемократических моделей развития страны, чуть ли ни единодушно одобряют
осуществленное при Горбачеве политическое раскрепощение.
Но это значит, что такого рода противоречивость вполне естественна, органична
для постсоветского человека, что она характеризует его исторический тип лучше, чем что
бы то ни было. Она лишний раз свидетельствует о том, что иллюзии "социалистической
демократии" глубоко укоренены в сознании и тех, кто осуждает начавшиеся в 1985 г.
перемены, и тех, кто желал бы их осуществления "без разрушения социализма" (а что
его разрушило, если не демократизация?), и тех, кого привлекает идея
"капиталистического" авторитаризма. И это опять-таки вполне естественно. Частный
человек, окончательно сформировавшийся в брежневскую эпоху, человек, вопреки
официальным идеологическим установкам ориентирующимися не на "светлое будущее"
для всех, а на индивидуальное потребление и благополучие семьи, не мог не ощущать
острой потребности в освобождении от этих установок, в полной легализации своих
частных притязаний, в ликвидации "двойного стандарта" и по тому не мог не
приветствовать
конец
политического
и
идеологического
крепостничества.
Последовавшие затем разочарования не вытравили эту потребность по той простой
причине, что постсоветский человек остался все тем же частным потребителем,
нуждающимся в политической свободе для того, чтобы защищать себя именно в
качестве частного потребителя и иметь возможность выражать свое недовольство
властью, если та ущемляет (или кажется, что ущемляет) его интересы.
Такое недовольство может проявляться не только в желании критиковать и
перманентно менять (с помощью избирательного бюллетеня) "не оправдавших доверия"
руководителей; оно может трансформироваться и в стремление изменить тип развития:
превращение
"социалистических
демократов"
в
"социалистических"
или
капиталистических" авторитаристов в данном отношении весьма симптоматично. Но в
том—то все и дело, что авторитаризм не воспринимается как возвращение в
политическую неволю; в данном случае происходит своеобразная автономизация
экономических представлений, их отделение от политических. Авторитарные на
строения постсоветского человека — это не что иное, как запрос на жесткое
государственное регулирование экономики (будь то ради утверждения рынка или,
наоборот, сдерживания его развития) при сохранении политических свобод.
Исторических прецедентов такого авторитаризма нет (и вряд ли могут быть), но
прецедент запроса на него посткоммунистическая Россия создать уже успела.
Не удивительно, что именно по отношению к экономическим новациям эпохи
перестройки в российском обществе обнаруживается не столько солидарность, сколь ко
глубокий раскол (прежде всего в массовых группах). Достаточно присмотреться к
оценкам таких событий, как появление кооперативов и коммерческих банков, чтобы на
этот счет не осталось ни малейших сомнений. И как раз здесь наиболее явно дает о себе
знать сугубо экономическое содержание распространяющихся в обществе авторитарных
настроений: сторонники "капиталистического" авторитаризма близки в своих оценках к
приверженцам экономического и политического радикализма (к демократам-рыночникам)
и очень далеки как от противников перестройки, так и от тех, кто хотел бы, чтобы ее
проведение осуществлялось "без разрушения социализма"8.
Правда, позиции элитных групп (за исключением руководителей колхозов и
совхозов) существенно отличаются в данном отношении от оценок групп массовых. Но
это говорит лишь о том, что идеи "капиталистического" авторитаризма распространены
8
Создание кооперативов положительно оценивают 72% радикальных демократов-рыночников и 60% "капиталистических"
авторитаристов; среди сторонников перестройки "без разрушения социализма" таких 41 %, среди противников перестройки
— всего 25%. Различия в оценках создания коммерческих банков еще разительнее: 60 и 49% в первых двух группах и 23 и
18 % — во вторых.
среди элит шире, и ни коим образом не опровергает нашего вывода об автономизации
экономических представлений от политических, более того, подтверждает его особенно
наглядно: именно в элитных группах проявляется повышенный спрос на
"капиталистический" авторитаризм и — одновременно — повышенный спрос на
политические свободы (оценки событий, связанных с горбачевской демократизацией, в
их среде самые высокие).
Однако идеалы "социалистической демократии", столь глубоко укорененные в
мироощущении постсоветского человека, обнаруживают себя не только в расщеплении
экономических и политических воззрении. Они — в полном соответствии с их
универсальной природой — довлеют и над собственно экономическими
представлениями россиян: даже те из наших сограждан, кто испытывает тяготение к
авторитарному регулированию хозяйственной жизни, забывают о своих установках, едва
речь заходите "социалистической демократии" в экономике. Достаточно посмотреть, как
сочувственно относятся представители массовых групп к недолговечной эпопее с
выборами хозяйственных руководителей трудовыми коллективами, чтобы картина стала
предельно ясной. Более того, согласие, которое царит по отношению к этому новшеству
между противниками перестройки, сторонниками ее проведения "без разрушения
социализма", радикальными демократами-рыночниками и "капиталистическими"
авторитаристами, практически не имеет себе аналогов9.
Отсюда следует, что наряду с противоречием между экономическими и
политическими представлениями в сознании постсоветского человека нередко
существует столь же органичное (и потому столь же мало замечаемое) противоречие
между
разнонаправленными
экономическими
установками:
экономическая
авторитарность вполне может здесь сочетаться с экономическим демократизмом
"социалистического" толка.
Правда, и в данном случае некоторые элитные группы (прежде всего директорский
корпус) заметно отличаются от массовых. Причину мы уже называли: "социалистическая
демократия" в глазах старых элит направлена своим острием не только против "верхов",
но и против "низов". Не все же сумели так приспособить механизм голосования к свои
нуждам и интересам, как, например, председатели колхозов — они всегда выбирались
своими подчиненными, но те традиционно голосовали "как надо", и потому председатели
проявляют почти такую же заинтересованность в выборности хозяйственных
руководителей, как и рядовые колхозники. Что касается директоров промышленных
предприятий, то для них "социалистическая демократия" — это прежде всего
независимость их предприятий от вышестоящего "начальства", право распоряжаться
собственностью, не неся за нее реальной ответственности. Не удивительно, что они чуть
ли ни единодушно одобряют начавшееся во времена перестройки движение в данном
направлении ("расширение хозяйственной самостоятельности предприятий в рамках
социалистической экономики"). Впрочем, здесь они не очень оригинальны: аналогичную
картину можно наблюдать во всех группах, в том числе и в массовых. "Социалистическая
демократия" — это чем меньше "начальства", тем лучше. Правда, нефункциональность и
неработоспособность подобной системы обычно приводит к тому, что ряды "начальства"
растут быстрее, чем другое "начальство" успевает замедлять этот рост, ведя
нескончаемую — и тоже во имя социалистической демократии" — борьбу за "сокращение
численности управленческого аппарата". Но это уже другой вопрос.
Еще рельефнее противоречивость и парадоксальность экономического сознания
постсоветского человека, живущего идеальными представлениями о "социалистической
демократии", проявляется в его отношении к частной собственности. Первые шаги на
пути законодательного оформления частной собственности, предпринятые в ходе
перестройки, находят сочувственный отклик во всех без исключения группах — число
осуждающих эти шаги значительно меньше, чем одобряющих. Но если сопоставить
сочувственное отношение к частной собственности с негативными оценками
9
Во всех этих группах выборность хозяйственных руководителей оценивается практически одинаково (73-77%
сторонников).
кооперативов и коммерческих банков (т.е. с отношением к практическим шагам на пути
утверждения частной собственности), то все встанет на свои места.
Постсоветский человек, не успевший, как правило, почувствовать себя даже
собственником своей рабочей силы, осознать, что она имеет определенную рыночную
цену, воспринимает собственность как нечто не принадлежащее ему фактически, но
принадлежащее по праву (ведь он участвовал в ее создании и приумножении), которое, в
свою очередь, воспринимается как право на уравнительный передел. Ясно, что уже
сама немногочисленность новоиспеченных кооператоров и банкиров вызывает у
рядового постсоветского человека острое ощущение несправедливости. Мы сейчас не
касаемся вопроса о том, насколько реальный ход приватизации и реальная практика
формирования класса собственников дают основания для недовольства — об этом
сказано и написано предостаточно. Мы говорим лишь о том, что сама идея
уравнительного передела национального богатства в индустриальном обществе — это
утопия, которая нигде в мире не получила воплощения, но которая может воодушевлять
человека, воспринявшего идеалы "социалистической демократии". И пока подобная
утопия живет в сознании, такие идеалы будут постоянно обнаруживать свое родство с
идеалами "социалистического" авторитаризма. Мы еще будем иметь возможность
подтвердить сказанное, анализируя связь между восприятием хода приватизации и
представлениями об оптимальном для нынешней России типе политического режима.
Каково же сегодня политическое содержание авторитарных установок — не толь ко
"социалистической", но и "капиталистической" их версии? О чем идет речь — об
авторитарности, образ которой срисован со старой, т.е. тоталитарной политикоидеологической системы (всевластие КПСС и господство "марксизма-ленинизма"), или о
чем-то принципиально новом, учитывая, что сегодня даже лидеры компартии не
решаются призывать к полной реставрации прежних структур? Отношение населения к
событиям недавнего прошлого, когда началась деформация и разрушение этих структур,
поможет нам лучше понять политическую и идеологическую природу нынешних
авторитарных настроений.
Отношение россиян к такому факту перестроечных лет, как появление наряду с
КПСС других политических партий и движений, показывает, что образ авторитарного
режима если и заимствуется прямо из прошлого, то не очень значительной частью
общества и главным образом в тех массовых группах, где отчетливее всего проявляются
настроения в духе советского традиционализма, т.е. среди колхозников и пенсионеров.
Показательно, что во всех элитных группах, включая руководителей колхозов и совхозов,
подавляющее большинство одобряет первые шаги на пути к ликвидации монопольной
власти компартии. Но следует ли отсюда, что испытывая тяготение к авторитаризму,
российское общество ищет аналоги этого порядка где угодно, только не в собственном
прошлом или, скажем, в Китае, где сохранивший устойчивость коммунистический режим
возглавил движение к западному типу экономики? Нет, дело обстоит несколько сложнее.
Если российские сторонники китайского варианта ("рынок без демократии")
действительно не склонны ориентироваться на современный Китай, не говоря уже о
советской истории, то в среде сторонников "социалистического" авторитаризма,
сконцентрированных, в основном, в рядах приверженцев перестройки "без разрушения
социализма" и ее непримиримых противников, желание искать будущее время в
прошедшем просматривается достаточно отчетливо*.
Наиболее выразительно эта закономерность проявляется в отношении к такому, на
первый взгляд, частному явлению горбачевской эпохи, как образование различных
течений внутри КПСС, начало ее раскола**. Возможно, тут сказывается негативное
восприятие самого слова "раскол": символизируя судьбу России и едва ли ни самую
существенную особенность ее политической истории, оно, вместе с тем, — знак смуты и
большой беды, а не исторической гордости национальной самобытностью. Но уже одно
то, что по отношению к самому факту раскола КПСС общество сегодня расколото,
свидетельствует о неизжитости в нем традиционного для России конфликта
индивидуальной "воли", т.е. полной свободы от воплощаемого всесильным государством
"порядка", и самого
индивидуальной "воли".
этого
"порядка",
тяготеющего
к
полному
поглощению
Победа идеи "воли", принявшей в наши дни обличье идеологизированной
"социалистической демократии", над идеей тотального "порядка", выступавшего под
флагом всемогущества КПСС, обернулась (как и всегда в подобных случаях) острым
дефицитом порядка вообще, разрушением старого мира без обретения нового.
Естественно,
что
обусловленные
таким
поворотом
событий
чувства
неудовлетворенности и дискомфорта охватывают прежде всего наиболее
консервативные, традиционалистские слои населения. Не менее естественно, что эти
слои начинают искать точки психологической опоры в разрушенной не без их участия или
молчаливого согласия традиции (больше им их искать негде), что, в свою очередь,
проявляется в неприятии самого факта разрушения и неприязни к разрушителям.
Так что вовсе не удивительно, что не только убежденные противники перестройки
(не исключено, что многие из них стали таковыми лишь задним числом), но и наши
"социалистические" демократы, превращающиеся в "социалистических" авторитаристов,
столь болезненно реагируют именно на раскол КПСС. Показательно однако, что и они
тем самым не столько выражают желание вернуться в прежнюю неволю во всех ее
проявлениях, сколько демонстрируют ненайденность образа устраивающего их
"порядка". Во всяком случае все, что касается прямого насилия, по части которого
руководители КПСС были большими специалистами, отвергается "социалистическими"
авторитаристами не менее решительно, чем авторитаристами "капиталистическими" и
демократами-рыночниками. Это проявляется и в их крайне негативном отношении к
сегодняшней войне в Чечне, и в столь же негативной реакции на использование армии в
борьбе с сепаратистами бывших союзных республик при Горбачеве*. Противоречивость
сознания постсоветского человека, живущего частными интересами и усвоившего мысль
о самоценности своей жизни, но не знающего, как эту жизнь упорядочить и потому
оглядывающегося с надеждой назад, обнаруживает себя и в данном случае.
* Если среди радикальных демократов-рыночников зарождение многопартийности приветствуют 72%
их общей численности, а среди "капиталистических" авторитаристов— почти столько же (66%). то в
среде сторонников перестройки "без разрушения социализма" и ее противников — заметно меньше (44
и 34%).
** Среди демократов-рыночников его положительно оценивают 57%, среди "капиталистических"
авторитаристов — 44%. а среди сторонников перестройки "без разрушения социализма" и ее
противников — соответственно 26 и 21 %.
Но по той же самой причине, даже возражая против разрушения прежней
упорядоченности и символизирующих ее структур, он испытывает колебания и
неуверенность. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть, как много людей во
всех массовых группах, в том числе и среди наиболее традиционалистски настроенных
колхозников и пенсионеров, затруднились определить свое отношение к расколу КПСС.
Все эти факты, равно как и умеренно-благожелательное отношение к расколу КПСС
почти во всех "старых" элитах (исключение опять-таки составляют лишь руководители
колхозов и совхозов) свидетельствуют о том, что даже "социалистический"
авторитаризм, не говоря уже о "капиталистическом", в прежние политические и
идеологические формы в России не отольется. Если что-то и будет, то другое. Не
советское. И не китайское тоже.
Сказанное подтверждается и отношением к прежней официальной идеологии:
впервые дозволенная при Горбачеве публичная критика идей Маркса, Энгельса, Ленина
вызывает сегодня во всех социально-профессиональных группах примерно такую же
реакцию, как и раскол КПСС. Конечно, после десятилетий сонных полит учеб и бездумномеханического конспектирования первоисточников забота о неприкосновенности
"классиков марксизма-ленинизма", демонстрируемая довольно значительной частью
российского общества, выглядит несколько неожиданно — особенно с учетом почти
единодушной поддержки политики гласности и свободы слова. Но и здесь, как и в случае
с расколом КПСС, похоже, проявляются не столько положи тельные идеалы
традиционалистских слоев, сколько отсутствие таких идеалов: антикоммунизм,
выступающий под лозунгами "рынка и демократии", оказался не в состоянии заполнить
образовавшийся после крушения коммунизма идеологический вакуум. Но когда прежний
идеологический мир разрушается, а новый не обретается, старое в глазах многих
получает оттенок новизны. Это не заполнение вакуума и даже не симптом возрождения
прежней идеологии. Это — реакция на сам вакуум. Это запрос на новую идеологию,
отличную и от прежнего коммунизма, и от нынешнего антикоммунизма. А так как он
остается неудовлетворенным, то и в отношении к "марксизму-ленинизму"
обнаруживаются те же сомнения и колебания, что и в отношении к расколу КПСС (доля
затруднившихся с ответом во многих массовых группах составляет около 1/3).
Можно ли однако утверждать, что авторитарные настроения в российском обществе
как-то связаны с ностальгическими воспоминаниями о "марксизме-ленинизме" части
наших сограждан? Можно ли говорить о том, что в идеологическом плане такие
настроения тяготеют к коммунизму? Безусловно, какая-то связь тут просматривается. Во
всяком случае, когда речь заходит о судьбе "марксизма-ленинизма", капиталистические"
авторитаристы явно сближаются с "социалистическими". Более того, и те, и другие
сближаются при этом с противниками перестройки в любом ее виде. Но подобная
тенденция проявляется не очень отчетливо: в данном отношении "авторитаристы"
скорее близки к расколу, чем к консенсусу**, к тому же в их среде довольно много
колеблющихся, затруднившихся определить свою позицию. Поэтому нет никаких
серьезных основании полагать, что авторитарный запрос, адресованный настоящему и
будущему, соединится с запросом на реальную реставрацию идеологических форм
тоталитарного прошлого. Да и настроения, доминирующие в элитных группах (по крайней
мере городских), не позволяют всерьез рассматривать возможность такого поворота
событий. Сближение в отношении к вопросу о "марксизме-ленинизме" людей,
ориентирующихся на принципиально разные варианты авторитаризма и довольно
заметно отличающиеся друг от друга в оценке раскола КПСС, опять-таки
свидетельствует скорее о неудовлетворенном спросе на новую идеологию, чем о
способности старой обрести новую жизнь.
* Максимальное отторжение эти действия бывших союзных властей вызывают у радикальных
демокрагов-рыночников (82%), но и реакцию самых терпимых к насильственным акциям времен
Горбачева сторонников перестройки "без разрушения социализма" благожелательной никак не
назовешь (74% отрицательных оценок).
** Среди сторонников перестройки "без разрушения социализма" положительно оценили начавшуюся
при Горбачеве критику "марксизма-ленинизма" 33%,отрицательно — 43%, среди "капиталистических"
авторитаристов — соответственно 39 и 35%, среди непримиримых противников перестройки — 23 и
45%. В лагере демократов-рыночников картина принципиально иная: 56% оценили критику "марксизмаленинизма" положительно и лишь 22% — отрицательно.
Этот спрос не удовлетворяется (по крайней мере пока) и теми идеологиями, которые
выступают как альтернатива коммунизму и антикоммунизму демократов рыночников.
Прежде всего мы имеем в виду радикальный русский национализм. Реакция на
возникновение общества "Память" и других национально-патриотических организаций
достаточно сдержанная — особенно среди городских хозяйственных и управленческих
элит, очевидно опасающихся, что такие группировки могут стать новым центром
идеологической кристаллизации общества, консолидируя силы, стремящиеся под
знаменем восстановления порядка ограничить (или вообще уничтожить) обретенную
этими элитами свободу, вернуть их на службу всесильному Государству. Вместе с тем
нельзя не заметить, что в массовых группах, а также среди сельских элит и офицерства
доля тех, кто относится к "национал-патриотам" благосклонно, уже сейчас превышает
долю тех, кого беспокоит сам факт их появления на политической сцене. Если же учесть,
что и среди населения в целом, и во многих группах сегодня преобладают люди, еще не
определившие своего отношения к подобным группировкам, и в перспективе способные
стать не только их противниками, но и сторонниками, то надежды и амбиции радикалнационалистов не покажутся беспочвенными.
Другое дело, что отношение к возникновению таких организаций не выявляет какойлибо зависимости между симпатией к "национал-патриотам" и авторитарны ми
настроениями.
Среди
авторитаристов
—
как
"социалистических",
так
и
"капиталистических" — благосклонно воспринимающих "национал-патриотов" пример но
столько же, сколько среди радикальных демократов-рыночников*. Мы не склонны,
однако, делать отсюда вывод, что между авторитарными и националистическими
установками, распространяющимися в российском обществе, вообще не существует
никакой связи. Этот вопрос нуждается в более тщательном исследовании, что мы и
сделаем (тоже, разумеется, не исчерпывающим образом) ниже — после того, как
рассмотрим зависимость авторитарных настроений от проходящего в ходе приватизации
перераспределения собственности.
2. АВТОРИТАРИЗМ И ПРИВАТИЗАЦИЯ
Отмеченная выше потребность в уравнительном переделе, которую власти, раз дав
ваучеры, пытались хотя бы частично учесть, в ходе приватизации не была (и не могла
быть) удовлетворена. Конечно, формальная смена собственника в определен ной
степени соответствовала идеалам "социалистической демократии": владельца ми
предприятий вместо государства становились трудовые коллективы. Однако в экономике
ничего принципиально не изменилось: ответственный собственник на большинстве
приватизированных предприятий, как известно, не появился, как не появились и
необходимые для модернизации производства средства. И, разумеется, сам по себе акт
приватизации не мог превратить убыточную (за исключением сырьевых отраслей,
цветной металлургии и некоторых предприятий обрабатывающей промышленности)
экономику в рентабельную. Но неудовлетворенные ожидания не могли не вызвать
массового разочарования в приватизации. Все меньше становится людей, полагающих,
что их проблемы не решаются лишь потому, что приватизация идет слишком медленно.
В то же время заметно увеличилось число тех, кто считает, что приватизацию в России
проводить не надо вообще (в массовых группах оно возросло, по сравнению с началом
прошлого года, в 1,5 — 2 раза) **. Падает интерес и к отдельным направлениям
приватизации, о чем можно судить на основании следующих данных.
* Во всех этих группах доля положительно оценивающих возникновение национально-патриотических
организаций колеблется в диапазоне 33-39%.
** Подробнее см.: Приватизация в России в 1993-1995 годах. Бюллетень социологической информации.
Фонд "Общественное мнение", 1995.
Таблица5.
Изменение отношения к различным направлениям приватизации в 1993-1995 гг.
(данные в %)
Отношение к
приватизации
земли
Группы населения
Предприниматели
Директора
Фермеры
Председатели
Отношение к
приватизации
торговли и
сферы услуг
Отношение к
Отношение к
приватизации
приватизации
крупных
мелких и сред
промышленных
них предприятий
предприятий
+
—
+
—
+
—
+
—
1993
1994
88
81
26
22
83
87
9
71
92
90
4
6
72
58
19
29
1995
1993
77
68
24
23
77
64
11
31
81
80
9
11
41
42
39
48
1994
1995
58
57
29
26
69
62
20
24
81
68
12
21
39
33
41
59
1993
1994
81
79
11
14
73
60
15
20
84
71
8
10
56
34
24
35
1995
1993
87
34
9
56
69
48
20
35
80
62
12
22
40
28
42
57
1994
1995
31
28
62
69
51
43
33
50
58
47
29
38
20
16
67
71
Офицеры
Бюджетники
Управленцы
Безработные
Рабочие
Колхозники
Пенсионеры
Население в целом
1993
1994
59
48
30
38
48
51
30
25
67
65
19
19
28
26
57
55
1995
1993
57
56
31
23
47
47
36
26
63
62
26
17
25
36
63
39
1994
1995
52
49
31
32
43
38
31
35
58
49
18
23
24
22
48
52
1993
1994
57
52
35
39
53
56
36
32
75
71
16
17
39
34
48
51
1995
1993
47
62
41
15
53
53
36
17
71
65
19
11
26
33
66
40
1994
1995
54
51
24
30
48
47
20
32
49
54
19
25
28
30
39
45
1993
1994
58
52
24
27
44
41
31
35
60
53
20
23
37
31
40
46
1995
1993
50
46
30
40
36
36
41
39
45
47
31
30
25
26
49
51
1994
1995
33
35
48
50
38
31
32
46
46
38
23
38
20
19
50
56
1993
1994
32
26
41
49
22
23
44
41
34
31
34
34
17
15
51
51
1995
1993
31
55
41
26
20
42
47
31
27
55
40
22
10
32
57
42
1994
1995
47
48
32
31
43
37
29
38
51
45
21
29
28
23
43
51
Общая тенденция очевидна: почти во всех элитных и массовых группах доля
стоонников приватизации различных отраслей хозяйства последовательно сокращатся, а
доля противников — увеличивается*. Единственное исключение — отношение к
приватизации земли, интерес к которой в некоторых группах (фермеры, колхозники,
пенсионеры), чьи представители связывают свою судьбу с землей, в том числе и с
работой на садовых участках, даже несколько возрос**. Это, скорее всего, объясняется
тем, что приватизация земли, строго говоря, еще не началась, а то, чему власти
препятствуют, у советского (и постсоветского) человека, всегда вызывало повышенный
интерес. К тому же в глазах многих приватизация земли ассоциируется с раздачей
садовых участков, которую приветствует подавляющее большинство на селения. Иначе
говоря, надежды на приватизацию земли — это своего рода последний резерв
приватизационных ожиданий вообще***.
Что касается других направлений разгосударствления, то изменение отношения к
ним определяется прежде всего реальным опытом той или иной социальной группы в
переделе собственности. Так, не исключено, что убыстряющееся падение интереса
предпринимателей к приватизации крупных промышленных предприятий связано с тем,
что большинство из них лишено возможности приобретать акции наиболее
рентабельных предприятий нефтяной и газовой промышленности, цветной металлургии
и некоторых других отраслей и не может получить доступ к управлению ими.
Приобретать же акции прочих предприятий попросту невыгодно: чтобы сделать эти
предприятия рентабельными, нужны значительные — и долговременные —
капиталовложения, осуществлять которые (даже при наличии средств) в условиях
высокой инфляции и политической нестабильности заведомо бесперспективно.
Несравнимо заинтересованнее относятся предприниматели к приватизации мелких и
средних промышленных предприятий, а также предприятий торговли и сферы услуг,
поскольку они более рентабельны и легче поддаются модернизации. Однако и здесь к
началу нынешнего года наметился некоторый спад, вызванный, вероятно, тем, что
самые лакомые куски уже поделены.
Сугубо прагматические причины падения интереса к приватизации у
предпринимателей, которым она в обозримом будущем уже не сулит тех выгод, что
прежде, скорее всего и объясняют, почему охлаждение к приватизации слабо
коррелируется здесь с ростом авторитарных настроений. В целом, предприниматели
явно не спешат с требованиями ужесточения политического режима ради того, чтобы
сдвинуть от ношения собственности в свою пользу. Среди них, разумеется, больше
"капиталистических" авторитаристов, чем в какой— либо другой группе (кроме
фермеров), но таких все же меньше, чем выступающих против какого-либо
авторитаризма вообще. Российский частный бизнес — одна из наименее жестких в
политическом отношении групп****. Впрочем, и в их среде, как мы увидим при анализе
динамики авторитарных настроений, такие настроения в последнее время несколько
усилились.
Довольно резкий перелом в оценке приватизации обнаруживается среди
директоров. Если весной 1994 г. по отношению к приватизации крупной промышленности
директорский корпус был расколот на две примерно равные по численности группы —
сторонников и противников, — то год спустя доля сторонников составила лишь 1 /3, а
доля противников — почти в 2 раза больше. Дело в том, что, воплотившись в
реальность, воодушевлявшие многих из них идеалы "демократии без рынка" обнаружили
свою иллюзорность. Завершение ваучерного этапа приватизации, который, как известно,
принес директорам немалые выгоды, обернулось уменьшением возможностей для
получения дотаций от государства и поставило многие предприятия перед угрозой
банкротства и, соответственно, смены собственника и отстранения прежних директоров
от руководства предприятиями. Не удивительно, что в директорском корпусе
наблюдается спад интереса к приватизации не только крупных, но и любых других
предприятий. Этот спад, как мы опять-таки увидим ниже, сопровождается расширением
круга приверженцев "социалистического" авторитаризма, т.е. идеи сильной личной
власти, поддерживающей государственный сектор экономики, к которому многие
руководители продолжают причислять свои предприятия даже после приватизации.
* Исключение составляют фермеры и безработные, среди которых наблюдается одновременный рост
как сторонников, так и противников приватизации. У фермеров это, вероятно, связано с тем, что,
продолжая рассчитывать на получение в собственность земли, часть из них переносит эти свои
ожидания и на другие направления приватизации. Что касается безработных, то в их среде, наряду с
тенденцией к маргинализацин, проявляется и стремление найти свое место в мелком бизнесе.
** Несколько неожиданным выглядит на этом фоне рост интереса к приватизации земли среди
офицеров. Не исключено, что часть офицерского корпуса также связывает свое будущее — после
отставки — с работой на земле.
*** Отношение к приватизации земли становится еще более заинтересованным, когда ставится вопрос
о возможности предприятий покупать те участки, на которых они расположены. Среди населения в
целом такую возможность приветствуют 54% при всего лишь 16% возражающих. При постановке же
вопроса о приватизации земли в общем виде, как видно из таблицы, сторонников у нее оказывается
меньше (48 %), а противников — больше (31 %). Не исключено, что перед нами еще один синдром
"социалистической демократии": собственность на такие участки сама по себе не предполагает купли и
продажи земли и вполне совместима с отсутствием земельного рынка.
**** Соответствующий фактический материал, как и по другим группам, будет приведен в
заключительной части статьи.
Разочарование в результатах первого этапа приватизации (особенно крупной
промышленности) просматривается и у управленцев. Казалось бы, региональная
бюрократия должна была бы быть заинтересована в разгосударствлении крупных
предприятий, позволяющем местным органам власти усиливать контроль за их
деятельностью и становиться владельцами больших пакетов акций. Однако в реальной
жизни приватизация наиболее рентабельных предприятий крупной промышленности
проводится, как правило, в обход местных властей. В то же время на них падают теперь
заботы о финансировании сети социального и бытового обслуживания ("соцкультбыта"),
которые раньше лежали на руководителях крупных заводов. Поэтому и среди
управленцев, столкнувшихся с реалиями "демократии без рынка", усиливаются
авторитарные настроения (даже несколько заметнее, чем в других группах). Правда, в
отличие от директоров, в их среде растет спрос не на "социалистический", а на своего
рода смешанный, ''социалистическо-капиталистический" авторитаризм, поддерживающий
одновременно и государственный, и частный сектор экономики. И это не покажется
странным, если посмотреть на отношение управленцев к приватизации мелких и средних
промышленных предприятий, а также торговли и сферы услуг, — оно, как нетрудно
заметить, относительно стабильное. Приватизация таких предприятий чаще всего идет
под контролем местных властей (последние, согласно новой конституции,
распоряжаются на своей территории кадрами и хозяйственными объектами, если они не
являются федеральной собственностью). Кроме того, пред приятия подобного рода не
обременены "соцкультбытом", и, соответственно, их приватизации не влечет за собой
дополнительных расходов.
В массовых группах рост числа противников и сужение рядов сторонников
приватизации обусловлены прежде всего тем, что представители этих групп от нее почти
ничего не получили и не рассчитывают получить впредь. Иллюзии по поводу ваучера,
если у кого-то и были, то развеялись довольно быстро: воплощением идеалов
"социалистической демократии" и уравнительного передела собственности он в глазах
населения не стал и стать не мог. Даже приватизация торговли и сферы услуг,
способствовавшая наполнению потребительского рынка, вызывает все большее раз
очарование: к отсутствию дефицита начинают привыкать, а к постоянно растущим
ценам, которые в приватизированных магазинах выше (при небольшой разнице в
качестве), чем в государственных, привыкнуть удается немногим. Приватизация без
демонополизации, без создания конкурентной среды (экономическая "демократия без
рынка") оборачивается ее неприятием и сопутствующим ему усилением авторитарных
настроений. Зависимость тут однозначная: среди противников приватизации
приверженцев авторитаризма значительно больше, чем среди ее сторонников*.
Существенно при этом, что наименьшим иммунитетом против авторитаризма
обладают именно работники приватизированных предприятии — и по сравнению с теми,
кто работает на государственных предприятиях, и по сравнению с теми, кто трудится на
частных или коммерческих**.
* Так, среди противников приватизации крупных промышленных предприятий лишь 27% выступают
против перехода к режиму "жесткой руки" любого рода, а среди сторонников — 42% ; среди первых
доля тех, кто считает, что Россию спасет только диктатура, составляет 31 %, среди вторых — 22%. При
этом показательно, что авторитарные настроения противников приватизации крупных предприятий
окрашены преимущественно в "социалистический" цвет: 60% их численности выступают за "жесткую
руку", поддерживающую госсектор, и лишь 28% — против такого варианта авторитаризма (в лагере
сторонников приватизации подобных предприятий — соответственно 42 и 41 %),
** Среди работников приватизированных предприятий лишь 29% считают, что Россия не нуждается
сегодня в переходе к режиму "жесткой руки". На государственных предприятиях и в частном секторе
таких людей больше (соответственно 37 и 40%).
Факт тем более симптоматичный, что в отношении к самой приватизации труженики
государственных и приватизированных предприятий почти не отличаются друг от друга
(при всем том, что отличие тех и других от работающих в частном секторе достаточно
выразительное)*.
Однако и в данном случае мы наблюдаем явление, которое уже зафиксировали в
"перестроечной" главе, а именно — взаимоналожение и причудливое переплетение в
массовом сознании авторитарных тенденций с настроениями в духе "социалистической
демократии". Причем последние не только не вытесняются первыми, но и получают, как
и первые, все более широкое распространение. Это отчетливо проявляется в изменении
представлений о том, кто является действительным собственником приватизированного
предприятия в случае, если большинство его акций находится в руках трудового
коллектива (напомним, что приватизация, как правило, осуществлялась по т.н. второму
варианту, согласно которому большинство акции переходило именно к трудовому
коллективу).
Таблица 6
Кто является действительным собственником приватизированного предприятия
(данные в %)
Считающие
действительным
собственником
приватизированного
предприятия его
директора
Считающие
действительным
собственником
приватизированного
предприятия его
администрацию
1994
17
33
Считающие
действительным
собственником
приватизированного
предприятия ею
трудовой коллектив в
целом
16
1995
1994
21
12
22
21
30
41
1995
1994
19
16
24
20
36
22
1995
1994
21
6
21
23
42
43
1995
1994
18
18
21
35
51
17
1995
1994
25
12
23
13
35
19
1995
1994
16
14
22
45
39
18
1995
1994
20
22
32
19
40
13
1995
1994
14
28
23
26
36
16
1995
1994
21
23
23
21
34
17
1995
1994
19
17
12
26
55
13
1995
1994
16
20
16
23
36
16
1995
18
20
39
Группы населения
Предприниматели
Директора
Фермеры
Председатели
Офицеры
Бюджетники
Управленцы
Безработные
Рабочие
Колхозники
Пенсионеры
Население в
целом
* Процентное соотношение сторонников и противников приватизации земли составляет 47:34 на
государ ственных предприятиях, 53:31 — на приватизированных и 64:18 — на частных; приватизации
мелких и средних промышленных предприятий — соответственно 47:28, 52:28 и 54:21; торговли и
сферы услуг — 37:38, 40:40 и 52:37. В отношении к приватизации крупных промышленных предприятий
различия становятся незначительными: очевидно, работники частного сектора не испытывают к ней
интереса по той же причине, по которой падает интерес у предпринимателей.
Общий сдвиг настроений очевиден: люди все больше склоняются к мысли, что
именно
трудовой
коллектив
является
действительным
собственником
приватизированного предприятия. Этот сдвиг, более или менее отчетливо
проявляющийся во всех элитных и массовых группах, кроме директорского корпуса, явно
противоречит многократно высказывавшемуся в печати мнению, что в результате
приватизации ближе всего к статусу собственников подошли руководители предприятий.
Правда, данные нашего опроса в какой—то степени подтверждают и справедливость
подобного мнения: на приватизированных предприятиях доля тех, кто собственником
склонен считать именно директора, все же несколько больше, чем на государственных,
и, соответственно, меньше тех, кто считает таковым трудовой коллектив*. Но так было и
в самом начале разгосударствления: под влиянием нового опыта работники
приватизированных предприятии чуть быстрее расставались с "социалистической"
иллюзией относительно общенародной собственности и роли трудовых коллективов в ее
переделе. Впоследствии же эти пропорции в основном сохранялись: численность тех, кто
считает собственником трудовой коллектив, на государственных и приватизированных
предприятиях возрастала примерно одинаково, а доля тех, кто видит собственника в
директоре, там и там оставалась почти неизменной .
Вопрос о причинах повышения статуса трудового коллектива в глазах наших
сограждан требует особого, более тщательного изучения. Однако уже сейчас очевидно,
что этот феномен в значительной степени связан с тем, что на большинстве
приватизированных предприятий реального собственника попросту не существует.
Руководитель предприятия и его администрация выполняют лишь некоторые функции
собственника. Но положение директора таково, что он не только формально, но и
фактически не выступает в качестве ответственного собственника. В такой ситуации
любое представление о том, кого же считать действительным собственником
приватизированного предприятия, оказывается иллюзорным.
Но почему же набивает силу именно иллюзия, приписывающая данную роль
трудовому коллективу? Здесь можно высказать следующее предположение. Поскольку в
результате приватизации положение дел на большинстве предприятий не только не
улучшается, но нередко и ухудшается, то массовое сознание начинает искать — и
находит — объяснение этому в недостатке прав трудовых коллективов (вспомним об
отмечавшейся выше почти всеобщей приверженности принципам "социалистической
демократии" в экономике). Первоначально представления о том, что права, полученные
трудовыми коллективами в результате ваучерной приватизации, явно недостаточны,
проявлялись главным образом в ощущении, что реальны ми собственниками
приватизированных предприятий оказались директора. Однако по мере того, как
несоответствие такого ощущения фактическому положению вещей становилось все
более отчетливым, прежние представления начали обретать иной облик: трудовой
коллектив приватизированного предприятия должен обладать всей полнотой прав, т.к.
именно он и является его действительным собственником. Иными словами,
долженствование облекается в форму констатация***. Примерно та же логика, только с
противоположным знаком, прослеживается и в позиции директоров. Вынужденные
оправдывать плачевное состояние дел на своих предприятиях, директора часто
склоняются к выводу: трудовой коллектив, получивший большинство акций, не только не
должен, но и не является реальным собственником. Поэтому, быть может, только в
директорском корпусе представления о действительном собственнике меняются в
противоположном, по сравнению со всеми другими группами, направлении.
Отсутствие ответственного собственника, который обладал бы средствами для
модернизации предприятий, актуализирует в сознании (причем не только руководителей,
но и их подчиненных) вопрос о привлечении таких средств со стороны. Предоставить их
могут, помимо государства, лишь отечественные и иностранные предприниматели. Как
же относятся россияне к возможной продаже им акций российских предприятий?
* Среди работников приватизированных предприятий 33% считают, что собственниками таких
предприятий являются трудовые коллективы (директоров считают таковыми 26%), среди работников
государственных предприятий — 42% (в директорах видят собственников 16%).
** Осенью 1993 г. среди работников приватизированных и акционированных предприятий считали
собственником трудовой коллектив 21 % (директора — 24%), среди работников государственных
предприятий— 27% (директора — 16%).
*** Хотелось бы обратить внимание и еще на один момент. Тенденция к увеличению числа тех, кто
видит реального собственника приватизированных предприятий в трудовых коллективах (в том числе
и среди работников подобного рода предприятий), при одновременном падении поддержки
приватизации как таковой, наводит на мысль об еще одном проявлении "социалистического
демократизма." —стремлении к максимизации прав при минимизации ответственности. Возможно, что
для какой-то части наших сограждан разочарование в приватизации обернулось и разочарованием в
статусе собственника, и они вернулись к прежним идеалам "социалистической демократии" в
экономике, предполагавшим широкие полномочия трудовых коллективов и высокую степень
хозяйственной самостоятельности предприятий при сохранении государственной собственности.
Однако такое предположение требует дополнительных подтверждений.
Таблица 7
Отношение к продаже акций российских предприятий отечественным и иностранным
предпринимателям (данные в %)
Группы населения
Предприниматели
Директора
Фермеры
Председатели
Офицеры
Бюджетники
Управленцы
Безработные
Рабочие
Колхозники
Пенсионеры
Население в целом
Отношение к продаже крупных
пакетов акций предприятий
российским предпринимателям
+
—
87
5
69
16
78
10
55
25
70
14
58
19
66
20
67
12
56
22
53
16
40
27
56
20
Отношение к продаже крупных
пакетов акций предприятий
иностранным предпринимателям
+
—
43
40
21
61
21
62
12
65
17
64
13
60
23
57
21
55
13
61
7
63
4
64
13
60
Как видим, во всех без исключения группах большинство (и, как правило, очень
значительное) одобряет продажу крупных пакетов акций российским предпринимателям.
Разумеется, мотивы одобрения в разных группах могут быть самыми разны ми. Если
предприниматели, скажем, рассчитывают приобрести акции наиболее доходных
приватизированных предприятий, то директора и управленцы надеются на привлечение
недостающих им финансовых средств: первые — для модернизации и оживления
производства, вторые — для пополнения местных бюджетов (за счет налогов и
отчислений), приток денег в которые непосредственно зависит от состояния экономики
регионов. Но при всех различиях мотивации большинство российских граждан, похоже,
солидарно в том, что без привлечения частного капитала бывшей советской экономике
на ноги не встать, без него не будет ни рентабельности, ни достаточного количества
рабочих мест, ни материального достатка.
И все-таки само по себе это еще не говорит о том, что российское общество готово
признать предпринимателя главным субъектом экономики, каковым он, собственно, и
должен являться в экономике рыночной. Не исключено, что речь пока идет лишь о
согласии на "полезное" использование частного капитала при недопущении вытекающих
отсюда "вредных" последствий, о стремлении приспособить предпринимателя к
специфическим особенностям экономической "демократии без рынка". Люди уже успели
привыкнуть к тому, что представители частного бизнеса, даже становясь владельцами
крупных пакетов акции и получая формальное право на управление предприятиями,
ограничены в своих возможностях и не могут сокращать персонал и перепрофилировать
производство, т.е. действовать в соответствии с принципами конкурентно-рыночной
эффективности. Поэтому можно предположить, что общество готово получать от
предпринимателей деньги, не давая им взамен дополнительных прав, не допуская,
говоря иначе, принципиальных сдвигов в отношениях собственности*. Повторим еще раз:
большинство населения готово поддержать предпринимательский класс лишь потому и
постольку, поскольку воспринимает его не как ведущего субъекта хозяйственной
деятельности или хотя бы реального претендента на эту роль, а лишь как некоего
"спонсора" или "донора, дающего денежные средства для поддержания на плаву
тонущих предприятий. Феномен Мавроди являет собой, быть может, наиболее яркий
пример того, как "антикапиталистическая" ментальность постсоветского человека может
сочетаться с готовностью принять и признать "капиталиста" —если деятельность
последнего напоминает нечто привычное и устоявшееся в сознании, если этот
"капиталист" олицетворяет принцип не эффективности, а перераспределения.
* Подобное предположение подтверждается и представлениями россиян о том, на какие группы
населения должны в первую очередь ориентироваться власти при проведении реформ.
Предпринимателей назвал лишь 1 из каждых 10 опрошенных, в то время как связывающих надежды с
директорами (точно также, как и с руководителями колхозов и совхозов) вдвое больше.
Еще более убедительным подтверждением сказанного может служить отношение
россиян к продаже крупных пакетов акций иностранным бизнесменам. Подавляющее
большинство, как видно из таблицы, высказывается "против"*. Наивно было бы думать,
что эта неприязнь питается исключительно патриотическими чувствами. За ней
угадывается опасение, что иностранный капитал не захочет примириться с ролью
"донора" и будет претендовать именно на то, до чего сравнительно слабый и зависимый
от властей российский бизнес рассчитывают не допустить, — на реальное изменение
отношений собственности со всеми вытекающими отсюда последствиями. Этого
опасается не только "народ", но и "начальство".
Из всех элитных групп только среди предпринимателей число сторонников и
противников продажи акций иностранцам примерно одинаково. Это свидетельствует о
том, что многие отечественные предприниматели не боятся конкуренции с западными
коллегами или, на худой конец, готовы быть посредниками в операциях последних на
российском рынке. Среди других элитных групп несколько выделяются разве что
работники местных органов управления: заинтересованность довольно значительной их
части в притоке иностранного капитала объясняется, возможно, тем, что они наделены
правом выдачи лицензий зарубежным бизнесменам и взимания с них налогов в местные
бюджеты. Однако и среди управленцев противники продажи акций иностранцам явно
преобладают над сторонниками. Что касается массовых групп, то здесь наибольшие
симпатии к зарубежному бизнесу демонстрируют безработные— группа, в которой
рельефнее, чем в других, обнаруживают себя две основные тенденции постсоветского
развития: разложение советской ментальности (с сопутствующей маргинализацией) и
деятельная адаптация к новым реалиям. Очевидно, какая-то часть безработных
рассчитывает, что приток иностранного капитала увеличит занятость, а другая,
вовлеченная в мелкий бизнес, надеется продать свои посреднические услуги. Но
маргинализирующееся большинство этой группы все же не связывает своих надежд с
заграничным бизнесом, полагая, быть может, что он не только не обеспечит их работой,
но и увеличит очереди на биржах труда.
Однако нам сейчас важнее зафиксировать не эти частности, а общее неприятие
большинством российского населения всего, что связано с проникновением в страну
заграничного (прежде всего западного) капитала. Данный факт заслуживает самого
серьезного внимания хотя бы потому, что выбор, перед которым сегодня оказалась
Россия, не является уже, строго говоря, выбором между реформами и их полным
свертыванием, между рыночной и административной экономикой. Тот этап мы уже
миновали. Главный вопрос заключается теперь в том, каким будет наш рынок в
обозримом будущем, —открытым или, наоборот, замкнутым, тяготеющим к
изоляционизму, отгороженным от мирового хозяйства высокими таможенными и прочими
заборами. Вот в чем суть нашего очередного судьбоносного исторического выбора, и
сделать его предстоит не только руководству страны, но и российскому обществу:
первое не сможет, как бы ни хотело и как бы ни была велика его независимость от
второго (а она сегодня чрезвычайно велика), очень уж далеко оторваться от
господствующих в этом втором настроений. Настроения же сейчас таковы, что они на
руку скорее изоляционистам и "антизападникам", чем приверженцам открытости**, —
факт, с которым придется считаться всем политическим деятелям, претендующим на
сколько-нибудь значительную роль в осуществлении российских реформ.
Главный вопрос, на который нам предстоит ответить, — это вопрос о более или
менее приемлемой и органичной для общества мере открытости. "Безмерность" может
дать здесь прямо противоположный эффект и привести к "безмерному" изоляционизму,
который неизбежно примет жестко авторитарную политическую форму. Между тем при
ориентации на отечественный предпринимательский класс и укрепление его
экономических позиций авторитаризм, в сторону которого мы уже существенно
продвинулись, может удержаться в конституционных рамках и обойтись без свертывания
политических свобод и демократических процедур хотя бы потому, что авторитарные
настроения стимулируются и подпитываются сегодня прежде всего неприятием
заграничного, а не отечественного "частника". Об этом свидетельствуют следующие
данные.
* Показательно, что по сравнению с 1992 г. число сторонников продажи российских предприятий
иностранцам уменьшилось. По населению в целом доля поддерживающих такую продажу упала с 20 до
13%, а доля возражающих возросла с 60 до 63%. Подобная тенденция проявляется почти во всех
социальных группах. См.: Клямкин И., Петренко Е., Чубуков Д. Приватизация в России в 1992 году.
Бюллетень социологической информации. Фонд "Общественное мнение", 1992"
** Характерно, что противники продажи крупных пакетов акций иностранным предпринимателям чаше,
чем сторонники, склоняются к установлению высоких таможенных пошлин на заграничные товары для
защиты отечественных производителей от конкуренции (соответственно 42 и 32%) и реже выступают
за низкие пошлины, поощряющие конкуренцию (30 и 51 %).
Таблица 8
Отношение к режиму "жесткой руки" и способам его установления сторонников и
противников продажи акций российских предприятий отечественным и иностранным
предпринимателям (данные в %)
Отношение к введению
режима "жесткой руки" Считающие, что режим "жесткой руки" должен быть установлен
для зашиты и
в России
Не
поддержки
считающие,
частного государствен
что
в
сектора ного сектора
Противника переход к
результате
экономики экономики
ми
режиму
Посредством
победы на
нынешнего "жестокой
смещения
выборах
Посредством
руководства
руки"
Президентом президента
партии,
военного
в
необходим
Б. Ельциным Б.Ельцина
высту
переворота
результате сегодня в
людьми из
пающей за
+
—
+
—
выступ
России
его окруния
переход к
плений
такому
населения
режиму
Население в
целом
Сторонники
продажи крупных
пакетов акций
российским
предпринимателям
Противники
продажи крупных
пакетов акций
российским
предпринимателям
Сторонники
продажи крупных
пакетов акций
иностранным
предпринимателям
Противники
34
39
49
32
10
6
2
22
8
31
38
37
48
35
10
7
2
22
8
34
32
46
59
25
11
6
4
25
10
29
38
40
35
47
9
6
2
18
4
50
35
41
55
29
11
7
2
24
9
29
продажи крупных
пакетов акций
иностранным
предпринимателям
Обращают на себе внимание две тенденции: одна предельно отчетливая , другая —
не столь явная, но — в рамках нашей темы — тоже весьма существенная.
Во-первых, бросается в глаза то, что сторонники "социалистического" авторитаризма
(режима "жесткой руки" для поддержки госсектора) сконцентрированы, в основном, в
лагере противников продажи крупных пакетов акций отечественным и зарубежным
бизнесменам. Но так как возражающих против приобретения бывшей государственной
собственности отечественными предпринимателями несравнимо меньше, чем
выступающих против ее приобретения иностранцами, то правомерно утверждать, что
авторитарные настроения в сегодняшнем российском обществе коррелируют прежде
всего с неприятием проникновения в страну иностранного капитала и его участия в
переделе собственности. Причем речь идет не только о "социалистическом"
авторитаризме, но и об авторитаризме вообще (тем более, что "капиталистическая" его
версия, как видно из таблицы, распространена в обществе вне какой-либо отчетливой
связи с отношением к продаже акций российским и нероссийским предпринимателям).
Именно среди сторонников продажи собственности зарубежным бизнесменам
обнаруживается самый сильный иммунитет против любого авторитаризма, именно в их
среде больше всего (причем заметно больше) тех, кто в принципе возражает против
перехода к режиму "жесткой руки". Но, повторим, таких людей в России явное
меньшинство. К тому же их антиавторитаризм находится в явном несоответствии с тем,
что широкий доступ иностранного капитала в Россию, учитывая господствующие в
обществе настроения, может быть обеспечен лишь авторитарным режимом.
Во-вторых, среди противников передачи акций отечественным и иностранным
предпринимателям обнаруживается не очень существенное, но все же заметное
предпочтение тем способам утверждения авторитаризма, которые предполагают
непосредственное участие "низов" (выборы или массовые внепарламентские действия).
После всего того, что было сказано выше об особенностях сознания постсоветского
человека, чьи авторитарные установки накладываются на идеалы "социалистической
демократии" и наоборот, комментировать эти данные вряд ли необходимо. Интерес
представляет не само сочетание авторитарности и "социалистического демократизма", а
то, как меняется оно во времени, его динамика. Мы видели, что в отношении к
приватизации, перераспределению собственности вектор перемен направлен
одновременно в обе стороны: усиление авторитарных настроений идет рука об руку с
ростом притягательности экономических идеалов "социалистической демократии".
Посмотрим теперь, какие изменения происходят на стыке экономических и политических
представлений наших сограждан.
3. "ЖЕСТКАЯ РУКА" И ВСЕНАРОДНОЕ ГОЛОСОВАНИЕ
Как мог уже заметить читатель, в представлениях россиян об авторитаризме нас
интересуют две веши: их экономическая направленность (поддержка государственного
или частного сектора) и выбор политических вариантов утверждения авторитарного
режима. Однако дальнейшее изложение полученного материала требует некоторых
предварительных пояснений.
Дело в том, что, отвечая на вопрос об экономических целях режима "жесткой руки",
респонденты нередко высказываются в пользу не одной какой-либо версии
авторитаризма ("социалистической" или "капиталистической"), а обеих сразу. Иными
словами, многие из них считают, что режим "жесткой руки" должен защищать как
государственный, так и частный сектор экономики. Но для полноты и конкретности
картины происходящего сегодня в массовом сознании следовало отделить сторонников
чисто "социалистической" версии от приверженцев чисто "капиталистической", а тех и
других — от ориентирующихся на "смешанный" вариант. Такая дифференциация была
нами проведена, и именно она и будет положена в основу дальнейшего изложения.
Читатель сможет увидеть, сколько всего сторонни ков "жесткой руки" в той или иной
социальной группе, сколько среди них приверженцев каждой из трех версий
авторитаризма и как менялась ситуация на протяжении двух последних лет.
Другое предварительное замечание касается изложения данных, полученных из
ответов на вопросе политических способах перехода к авторитарному режиму. Часть
сторонников установления режима "жесткой руки" в экономических целях отказывается
от этой идеи, когда речь заходит о политических механизмах се реализации. Это —
чисто "экономические" авторитаристы, и иметь представление об их численности и ее
динамике, учитывая некоторые из описанных выше особенностей авторитарного
сознания постсоветского человека, тоже нелишне. Наконец, важно иметь представление
и о доле тех, кто, выступая за авторитаризм ради достижения каких то экономических
целей, затрудняется в выборе конкретных политических средств его осуществления.
Итак, какова же "структура" авторитарного сознания и его динамика в современной
России?
79
Tаблица 9
Изменение представлений об экономических целях авторитарного режима и
политических вариантах перехода к нему в 1993-1995 гг. (данные в %)
Сторонники введения режима "жесткой руки" в экономических целях
сле для за щиты и поддержки
считающие, что политически такой режим должен бытъ установлен
Затруд.
Противники
ответить на
авторитаризма
В результате
вопрос о
Посредством
Противниками в политике
победы на вы
полит.
И частного, и
смещения
нынешнего
среди
Только
борах
государствен
президента Посредством
руководства в сторонников механизмах
государственного
Президентом
партии,
ного
Б.Ельцина
военного
результате режима "жест- перехода к
сектора
Б.Ельциным
выступающей
режиму "жесекторов
людьми из переворота
массовых
кой руки" в
экономики
за переход к
экономики
его
выступлений экономических сткой руки" в
такому
экономических
окружения
населения
целях
режиму
целях
9
29
26
1
2
5
3
14
6
4
18
14
1
0
7
2
17
4
4
14
6
2
2
8
1
14
7
4
20
7
3
1
15
2
11
5
20
25
19
2
1
7
1
17
5
22
26
13
1
1
21
3
14
6
13
24
13
4
4
7
4
16
2
27
22
5
1
2
24
6
10
7
6
27
28
2
1
5
2
15
5
7
20
13
1
1
8
4
12
б
4
21
8
1
0
9
3
19
3
5
30
12
2
2
16
5
7
8
22
21
19
2
1
8
6
12
7
28
18
5
0
3
15
9
16
7
31
25
8
2
1
20
7
15
4
32
26
8
6
2
34
3
7
4
23
28
16
2
8
11
4
11
6
25
17
13
0
7
12
4
7
4
26
22
11
4
11
12
5
8
3
28
31
7
2
6
24
10
6
6
18
24
16
2
1
8
2
11
7
17
16
10
1
2
9
5
11
3
21
16
10
3
2
9
5
12
2
20
32
9
6
0
20
6
6
7
19
18
16
1
1
5
0
14
9
18
17
12
0
1
16
3
7
3
21
13
8
3
I
15
1
11
1
22
20
6
3
0
23
5
12
2
15
24
7
6
3
7
7
10
8
13
20
7
2
1
11
5
11
6
14
16
8
3
1
7
3
7
3
12
28
5
7
3
14
6
7
4
Продолжение таблицы 9 на следующей странице.
Таблица 9 (продолжение)
Сторонники введения режима "жесткой руки" в экономических целях
сле для за щиты и поддержки
считающие, что политически такой режим должен бытъ установлен
Противники
Затруд.
авторитаризма ответить на
В результате
вопрос о
Посредством
Противниками в полити ке
победы на вы
среди
полит.
И частного, и
смещения
нынешнего
Только
борах
государствен
президента Посредством
руководства в сторонников механизмах
государственного
Президентом
партии,
режима
перехода к
ного
Б.Ельцина
военного
результате
сектора
Б.Ельциным
выступающей
секторов
людьми из переворота
массовых "жесткой руки" режиму "жеэкономики
за переход к
в
сткой руки" в
экономики
его
выступлений
такому
окружения
населения экономических экономических
режиму
целях
целях
15
32
18
2
2
9
4
10
9
15
26
И
2
1
13
3
6
5
21
23
12
6
3
11
6
11
4
23
28
9
4
1
19
7
7
8
15
24
14
3
1
5
4
7
11
20
19
12
1
2
9
5
9
7
22
20
4
5
2
9
6
15
3
19
31
10
1
1
23
5
9
7
18
27
17
2
1
8
4
8
10
24
23
9
2
2
17
7
6
5
27
18
14
4
2
8
4
11
5
25
29
11
5
2
20
7
3
8
10
17
9
I
1
6
3
И
6
11
5
8
16
17
19
21
18
15
23
27
22
20
28
7
7
5
16
11
11
8
I
4
4
2
2
4
5
1
1
4
2
1
2
2
7
8
18
8
13
9
19
7
3
8
4
6
5
7
9
8
4
10
7
11
6
3
2
3
8
5
4
7
"В" — весна "О" — осень "3"—зима
Общие тенденции развития авторитарных настроений — при всех нюансах и
отклонениях — достаточно очевидны. В частном секторе пик этих настроений пока
приходится на весну 1993 г. (опрос проводился незадолго до апрельского референдума),
когда предприниматели и фермеры ждали от президента решительных действий" в
борьбе с Верховным Советом и ускоренного продвижения по пути реформ в экономике,
причем второй мотив, судя по всему, доминировал. Во всяком случае, успех на
референдуме и "решительные действия" в области политики в сентябре-октябре
позапрошлого года, не сопровождавшиеся столь же решительным ускорением
хозяйственных преобразований, очевидно, вызвали в предпринимательской и
фермерской среде разочарование в реформаторских возможностях Б.Ельцина. Об этом
свидетельствует резкое падение их интереса к авторитарному варианту в исполнении
Ельцина уже через несколько месяцев после апрельского референдума. Но т.к. другого,
более устраивающего их претендента на воплощение идеи "жесткой руки" они не
видели, то общий спад в тот период авторитарных настроений в их среде был далеко не
случайным. Однако в начале текущего года в частном секторе снова обнаруживается
рост интереса к этой идее, на сей раз уже почти не связанный с надеждами на
нынешнего президента.
Сходные настроения можно наблюдать как среди населения в целом, так и во
многих других элитных и массовых группах — с той лишь разницей, что в некоторых из
них (управленцы, офицеры, рабочие, бюджетники) уровень авторитарности 1993 г.
сегодня уже превзойден. Что касается групп, в которых сильнее всего проявляются
установки традиционно советского типа (руководители колхозов и совхозов, колхозники,
пенсионеры) и которые изначально меньше других ориентировались на Б.Ельцина, то у
них в течение двух последних лет наблюдается или последовательное повышение
спроса на "жесткую руку", или более или менее стабильное (и достаточно
заинтересованное) отношение к ней, которое лишь в последние месяцы начало
сменяться заметным усилением авторитарных настроений.
Другая отчетливая тенденция заключается в том, что общее увеличение в послед
нее время спроса на "жесткую руку" происходит почти исключительно за счет
расширения рядов сторонников "смешанного", "социалистическо-капиталистиче ского"
авторитаризма, т.е. той его версии, которая предполагает одновременную поддержку как
государственного, так и частного сектора. Единственное исключение — директора, в
среде которых происходит всплеск чисто "социалистической" авторитарности, —
естественная реакция на завершение столь выигрышного для них ваучерного этапа
приватизации и начало нового ее этапа, несущего с собой главным образом
трудноразрешимые проблемы. Среди других старых" элит и в массовых группах рост
интереса к этому варианту авторитаризма почти прекратился.
Отмеченная тенденция, без всякого сомнения, свидетельствует о том, что
антагонизм между двумя секторами экономики постепенно притупляется, и люди все
больше привыкают к мысли о необходимости их мирного сосуществования. И все же
наметившийся сдвиг — не основание для чересчур оптимистических выводов и
прогнозов. Во-первых, в "старых" элитах (кроме офицеров) "социалистические"
авторитаристы по-прежнему доминируют. Во-вторых, после всего сказанного выше
можно предположить, что многие сторонники авторитаризма во имя поддержки
"смешанной" экономики исходят из того, что ток в ней будет задавать государственный
сектор, причем этот последний будет работать не в конкурентно-рыночном режиме, а под
патронажем государства, защищающего его — "жесткой рукой" — от рынка*. Говоря
иначе, вовсе не исключено, что крах экономической "демократии без рынка"
компенсируется в сознании упованием на "авторитаризм без рынка", сохраняющий
конкурентное поле лишь для частного сектора. Не надо, думаем, доказывать, что такая
модель, будь она реализована, может обернуться лишь новой стагнацией: частный
сектор, искусственно удерживаемый на периферии хозяйственной . системы, не сможет
стать источником средств для модернизации госсектора.
Разумеется, наметившийся сдвиг от "социалистического" авторитаризма к "со
циалистическо-капиталистическому", в целом, надо оценивать как позитивный. Но не
забудем все же, что в "старых" хозяйственных элитах он еще не произошел, а в
директорском корпусе установки эволюционируют в "социалистическом" направлении.
Если же говорить об авторитаристах в массовых группах, то здесь поворот к поддержке
"смешанной" экономики хотя и заметен, но он, скорее всего, в значительной степени
продиктован отмеченным выше стремлением приспособить частный сектор к принципам
экономики перераспределительной, к идеалам "социалистической демократии"**.
Аналогичные мотивы наверняка присутствуют и у управленцев, авторитарные
настроения которых тоже эволюционируют в сторону "смешанной" модели. Но эта группа
является, быть может, единственной за пределами частного сектора, интересы которой
связаны с развитием этого сектора, с предоставлением ему как можно более широкого
пространства для деятельности, с утверждением предпринимателя в качестве
ответственного собственника. Бюрократия
не может не осознавать, что
предприниматель, лишенный экономического простора и самостоятельности, будет для
бюджета никудышным "донором". Поэтому не исключено, что авторитарные настроения
определенной части управленцев производны от желания защитить и обеспечить
приоритетное развитие именно частного бизнеса, от успехов которого местные власти
все больше зависят и с которым все больше сращиваются. И, быть может, вовсе не
случайно, что именно управленцы — единственная элитная группа, где в последнее
время возросла доля не только "социалистическо-капиталистических", но и
"капиталистических" авторитаристов.
* Это предположение подтверждается многочисленными данными. Так, при жестко альтернативной,
иск лючающей компромиссные, "смешанные" варианты ответа постановке вопроса о том, развитие
какого сектора — государственного или частного — должно быть приоритетным, "социалистическокапиталистические авторитаристы оказываются заметно ближе к "социалистическим", чем к
"капиталистическим": 58% из них отдают предпочтение госсектору при 72% среди "социалистических"
авторитаристов и 30% — среди "капи талистических". Еще более выразительны данные, касающиеся
отношения к возможному возвращению государственного регулирования цен: за это выступают 78%
"социалистическо-капиталистических"
авторитаристов
(среди
"социалистических"
—
79%,
"капиталистических" — 41 %).
** Интересно, что выборность трудовыми коллективами хозяйственных руководителей в качестве
достижения перестройки назвали 78% "социалистическо-капиталистических" авторитаристов, что даже
больше, чем у "социалистических" (72%).
Учитывая особую роль чиновника в отечественной истории, такого рода повороты,
пусть даже едва заметные, должны быть предметом самого пристального внимания. Мы
пока не можем точно сказать, что возобладает в нашем чиновничьем классе в
ближайшее время: стремление к рациональности и правовому взаимодействию с
классом собственников и развивающимся гражданским обществом или, наоборот,
паразитирование на неразвитости гражданского общества, желание удержать его в
состоянии традиционалистской (т.е. не правовой) зависимости, что неизбежно ведет к
криминализации и бизнеса, и бюрократии. За запросом на авторитаризм может стоять
как одно, так и другое. А что стоит на самом деле, чему он в большей, а чему в меньшей
степени соответствует, — на этот вопрос жизнь еще не дала ответа.
И, наконец, третья тенденция — еще более явная, чем первые две. Она
проявляется в резком (в полтора — два раза) увеличении за последний год доли
сторонников авто ритаризма, поддерживающих переход к режиму "жесткой руки" путем
выборов, при водящих к власти авторитарного лидера. Отмеченный сдвиг произошел в
результате уменьшения численности как поклонников режима "жесткой руки" в
исполнении Б.Ельцина, так и тех, кто, выступая за авторитаризм в экономике,
отказывается от него, когда речь заходит о политике. Но эта усиливающаяся
политизация наших авторитаристов еще не означает, что в их глазах принципиально
меняется сам образ режима жесткой руки". Он остается прежним — неким смутным
образом обеспечиваемого государством порядка в экономике при сохранении
политических свобод. Мечтая о выборах, на которых они приведут к власти "жесткую
руку", люди вовсе не стремятся сделать эти выборы последними, равно как и не думают
о том, что могут лишиться других плодов демократизации*. Рост политизации
авторитарных настроений свидетельствует лишь о том, что экономический порядок все
больше соотносится в сознании авторитаристов с политической властью и что власть
нынешняя — с точки зрения ее способности обеспечить такой порядок — удовлетворяет
их все меньше**.
Но мы уже говорили, что подобного авторитаризма — авторитаризма, сочетающего
жесткий государственный контроль в экономике с демократическим половодьем в
политике, да еще с особыми правами трудовых коллективов в хозяйственной жизни***, —
история еще не знала. Не будет его и на нашей земле. Какими бы мотивами ни
руководствовались граждане, голосуя за авторитарного вождя, придя к власти, он будет
действовать по логике, диктуемой природой самого авторитарного режима, который с
политическими свободами не совместим. Пример де Голля в данном отношении не
показателен — не только потому, что от де Голля не ждали осуществления диктата над
хозяйственной жизнью, сочетаемого с "экономической демократией", но и потому, что во
Франции 1950-х годов речь шла о предоставлении президенту дополнительных
конституционных полномочий, а в России 1990-х эти полномочия и без того почти
безграничны, однако обеспечить конституционный порядок все равно не позволяют.
Поэтому конституционный авторитаризм у нас неизбежно будет превращаться в
неконституционный или квазиконституционный.
Как это происходит, по опыту XX столетия хорошо известно. Но исторические
иллюзии имеют свойство воспроизводиться заново, они — продукт конкретной ситуации
и стихийной на нее реакции массового сознания, а не чтения учебников по всемирной
истории. Однако от содержания этих иллюзий многое зависит, и потому так важно иметь
хотя бы общее представление о политическом и идеологическом цвете авторитарных
настроений в российском обществе. В конце концов, любой режим, даже действуя
вопреки воле большинства населения, не может не считаться с тем, что есть в сознании
этого большинства, и не пытаться использовать в своих целях те или иные его
особенности. Каковы же политические и идеологические ориентации сегодняшних
российских авторитаристов? Чем они отличаются от ориентации тех, кого идея "жесткой
руки" не соблазняет?
* Подтверждением может служить хотя бы тот факт, что в оценке горбачевской демократизации
сторонники "выборного" авторитаризма не отличаются от населения в целом, а порой и превосходят
его в пафосе одобрения. Расширение гласности и свободы слова положительно оценивают 67 %
"выборных" авторитаристов (среди населения в целом — столько же), демократизацию выборов —
77% (среди населения — 67%), зарождение многопартийности — 52% (среди населения — 48%),
разрешение митингов и забастовок — 46% (среди населения — столько же).
** Об этом свидетельствует, скажем, отношение к возможной отставке Б.Ельцина: если среди
населения в целом ее приветствуют 58% опрошенных, то среди "выборных" авторитаристов — 70%.
*** Среди "выборных" авторитаристов эту идею (и практику периода перестройки) поддерживают 76%,
что тоже чуть больше, чем в среднем по населению (73%).
Таблица 10
Некоторые политические и идеологические особенности массового авторитарного
сознания в России (данные в %)
Население в целом
ВСЕГО
для поддержки
толь ко частного
сектора экономики
Сторонники
для поддержки
"эконо
толь ко
мического
авторита государственного
сектора экономики
ризма"
для поддержки и
част ного и
государственно го
сектора экономики
президентом
Б.Ельциным
посредством
смещения
президента
Б.Ельцина людьми
из его окружения
Считающие,
посредством
что
военного
политически
переворота
такой
в результате
режим
победы на
выборах партии,
выступающей за
должен
пере ход к такому
быть
режиму
установлен
противниками
нынешнего
руководства в
результате
массовых
выступлений
населения
Противники авторитаризма в
политике среди сторонников
уста новления режима "жесткой
руки" в экономических целях
Затруднившиеся ответить на
вопрос о политических
механизмах перехода к режиму
"жесткой руки" в экономических
целях
Не согласные с идеей
"экономического
авторитаризма"
Отношение Отношение
Оценка причин кризиса в России
к суждению к введению Причина
Причина
Причина
Причина
о том, что российских кризиса о кризиса в кризиса в том, кризиса в
для
войск в
том, что
том, что
что русские
том, что
спасения
Чечню в произошел западные
оттеснены
нет
России декабре1994 развал
страны нерусскими от сильного
нужна
г.
СССР как проводят руководящих лидера,
диктатура,
могучей политику, должностей, способного
а не
мировой направлен престижных повести за
демократия
державы
ную на
профессий,
собой
ослабление собственности Россию
России
+
+
+
+
—
+
—
+
— +
— + +— — +
—
—
—
—
25
41
15
80 70 15 8 42 21 15 18 25 38 73 12 6
35
34
18
78 76 13 6 48 21 14 20 24 39 78 10 6
15
62
21
76
60 18 15 31 30 28
14
24
51 65 18 7
41
26
16
79
79 13 6
54 19
9
19
25
40 78 9
6
36
31
16
80
79 12 5
48 20 14
24
24
33 82 9
6
32
41
31
62
68 18 9
37 23 24
18
22
41 65 12 16
32
39
12
79
72 17 7
47 18 20
29
23
39 83 9
5
66
18
29
71
82 5
74 13
8
34
18
42 84 8
8
42
28
16
80
81 13 4
55 20 10
17
22
41 84 9
3
43
25
10
88
84 7
61 14
7
25
30
32 79 13 5
14
59
22
76
63 18 13 35 26 29
19
23
46 72 12 8
29
27
15
83
79 9
42 22 10
20
27
30 79 8
13
52
12
82
63 18 10 35 22 16
14
25
38 67 14 5
8
5
5
2
"+"
—
"—"
—
"+ —" — в чем-то согласен, а в чем-то не согласен
не
согласен
согласен
Не углубляясь в детальный анализ представленного в таблице материала, при
смотримся к ориентациям двух групп, заметный рост численности которых характеризует
(выше мы это показали) основные тенденции развития авторитарного сознания в
современной России. С одной стороны, речь идет о сторонниках режима "жесткой руки",
считающих его экономической целью одновременную поддержку государственного и
частного сектора, с другой — о тех, кто оптимальным способом утверждения такого
режима считает выборы.
Нетрудно заметить, что в обеих группах существует повышенный спрос на сильного
лидера, в отсутствии которого их представителям видится важная причина
переживаемого страной кризиса. Это значит, что вектор развития авторитарного
сознания направлен сегодня в сторону традиционной для России персонификации
политики и против тех (или того) политиков, которые, находясь у власти, эту потребность
не в состоянии удовлетворить.
Не исключено, что Б.Ельцин, которого можно упрекнуть в чем угодно, но не в
недостатке политической воли, выглядит в глазах наших авторитаристов недостаточно
сильным потому, что с его именем связан распад прежнего уклада жизни и прежней
государственности. Если учесть, что обе интересующие нас группы остро реагируют на
"развал СССР как могучей мировой державы", то сам по себе напрашивается вывод о
том, что российская "низовая" авторитарность тяготеет к идеологии державности. Однако
достаточно посмотреть на отношение представителей данных групп к такой "державной"
акции, как ввод войск в Чечню (оно столь же негативно, как и у населения в целом),
чтобы усомниться в этом.
Речь скорее всего идет о другом: несколько острее других переживая распад
советской державы, авторитаристы, подобно всем остальным, отвергают попытки ее
утверждения в новых формах, если такие попытки связаны с насилием. Отвергают же
они их именно потому, что ностальгия по былой державной мощи — это ностальгия по
прежнему гражданскому и межнациональному миру, по относительной стабильности и
упорядоченности повседневного существования, которые и ассоциируются с бывшей
государственностью. Неприятие чеченской акции Москвы означает неприятие идеи
державности, реализуемой за счет стабильности и мира. В этом наглядно проявляется
то отношение к государству, которое сформировалось у советского человека в
коммунистическую эпоху: в его глазах государство символизирует не политическое
единство, а социальное опекунство — разрушение первого болезненно переживается
лишь потому и постольку, поскольку сопровождается ослаблением второго.
Логика развития сознания постсоветских авторитаристов тем и интересна, что в нем
наиболее отчетливо проявляется потребность в реставрации прежней социальности без
восстановления сопутствовавших ей милитаристской политики и идеологии. Именно в
этом сознании едва ли не отчетливее всего проявляется кризис советской ментальности,
советского мироощущения как такового. Сторонники "жесткой руки", как видно из
приведенных в таблице данных, намного меньше, чем ее противники, боятся слова
"диктатура" — в этом одно из самых, а быть может, и самое выразительное отличие
одних от других. В рассматриваемых нами группах "социалистическо-капиталистических"
и "выборных" авторитаристов идея диктатуры, правда, не столь популярна, как, скажем,
среди сторонников военного переворота, но все же намного популярнее, чем среди
населения в целом, а т.к. именно эти группы увеличивают свою численность быстрее
всех прочих, то они, повторим, и являются ключевыми для понимания общей
направленности развития авторитарного сознания. Но и диктатура, судя по неприятию
сторонниками "жесткой руки" чеченской операции, не имеет в их представлении никакого
отношения к насилию, а лишь символизирует запрос на социальный и экономический
порядок, запрос, лишенный
идеологической окраски.
сколько-нибудь
определенной
политической
и
При желании можно, конечно, обнаружить несколько большую предрасположенность
сторонников "жесткой руки" к этническому национализму: они чаще склонны усматривать
причину переживаемого страной кризиса в ущемлении русских представителями других
национальностей. Но в данном случае различия между сторонниками и противниками
авторитаризма не более впечатляющи, чем в оценке чеченской войны. К тому же одна из
интересующих нас групп, в значительной степени олицетворяющих динамику
авторитарного сознания в целом, а именно — "выборные" авторитаристы, не только не
выделяется особой приверженностью этническому национализму, но, наоборот,
склоняется к нему меньше других, сближаясь в данном отношении с неавторитаристами.
Другое дело, что озабоченных в той или иной степени "русским вопросом" в
сегодняшней России довольно много. И поскольку этнический национализм по самой
своей природе тяготеет к авторитарности, то авторитарность со временем вполне может
обрести в национализме недостающую ей идеологическую форму. Однако пока,
повторим, сколько-нибудь явных симптомов их сближения не наблюдается. К тому же от
ощущения ущемленности русских до требования особых преимуществ для них (что и
составляет главную особенность радикального этнического национализма) огромная
дистанция; в данном же случае речь часто идет не о преимуществах и даже не о
повышенном внимании, а о соблюдении принципа равенства*, который многим кажется
нарушенным.
Заметно определеннее выглядит связь авторитаризма с антизападничеством. Вы
ше мы показали, что изоляционистские установки, проявляющиеся, в частности, в крайне
недоброжелательном отношении к проникновению в страну иностранного капитала,
влекут за собой повышенную авторитарность. Теперь можно проследить обратную
зависимость: авторитарность явно тяготеет к тому, чтобы искать и находить виновника
кризисного состояния страны в злонамеренных действиях других государств, в нашем
случае — в политике Запада, направленной на ослабление России. Такие настроения,
как видно из таблицы, успели получить широкое распространение в российском
обществе в целом. Но среди сторонников "жесткой руки" они распространены еще шире
— в том числе и в двух рассматриваемых нами ключевых авторитарных группах.
Всерьез относиться к этой тенденции заставляют хотя бы воспоминания о той роли,
которую в нашей политической истории играет частица "анти". К коммунизму мы, как
известно, двигались через антиимпериализм, к капитализму начали продвигаться через
антикоммунизм, а разочарование в антикоммунизме порождает, похоже, массовый спрос
на новое антизападничество — теперь уже не в классовой, а в географической и
цивилизационной версии. Российский авторитаризм только ищет свою идеологическую
форму. Но какой бы она ни была, негатив, отрицательный аналог у нее уже есть. Если
авторитаризм утвердится в России, то он утвердится под флагом антизападничества.
Либерально-западнический вариант "жесткой руки" не имеет сегодня в массовом
сознании почти никакой опоры. И не только потому, что "западники" составляют сегодня
заведомое меньшинство населения, но и потому, что они меньше, чем кто бы то ни было,
симпатизируют авторитаризму. Достаточно посмотреть, как относятся к режиму "жесткой
руки" и различным способам его установления сторонники ведущих политических
лидеров, бывших во время нашего последнего опроса наиболее популярными
кандидатами на пост президента, чтобы понять, в каких группах избирателей
сконцентрирован сегодня потенциал авторитарности и, соответственно, у лидеров какого
типа и идеологической окраски наилучшие шансы в борьбе за титул авторитарного
вождя.
* Об этом свидетельствует сравнительно небольшой процент тех, кто считает главной задачей
национальной политики России защиту прав русских — 17% опрошенных (70% считают, что права
человека должны защищаться независимо от национальности). Среди "выборных" и
"социалистическо-капиталистических" авторитаристов картина примерно такая же: 16 и 74% у первых и
20 и 65% у вторых. Детальный анализ особенностей современной самоидентификации русского
населения России мы пред ставим в одной из наших последующих публикаций.
Таблица 11
Сторонники различных вариантов режима "жесткой руки" и различных способов его
установления среди избирателей ведущих политических лидеров (в % от общего числа
сторонников соответствующего претендента на пост президента России)
Сторонники введения режима "жесткой руки" в экономических целях
е для защиты и поддержки считающие, что политически такой режим должен быть установлен Противники Затруд. ответить
на вопрос о
Только
и
Президентом Посредством Посредством В результате Противниками авторитаризма
в политике полит.механизмах
осударственного частного, Б.Ельциным смещения
военного
победы на
нынешнего
среди
перехода к
сектора
и государ
президента переворота
выборах руководства в
сторонников режиму "жесткой
экономики
ственного
Б.Ельцина
партии,
результате
режима
руки" в
секторов
людьми из
выступающей массовых
экономики
его
за переход к выступлений "жесткой руки" экономических
в
целях
окружения
такому
населения
экономических
режиму
целях
14
22
1
6
0
12
8
8
8
18
27
31
4
0
9
1
8
1
25
44
7
9
6
30
7
9
10
41
27
5
4
2
37
13
2
7
25
33
9
3
5
22
8
3
9
26
43
3
9
1
38
12
4
2
9
29
8
0
0
12
7
12
7
19
23
6
4
1
15
9
11
6
Если исходить из того давно уже зафиксированного факта, что в электоратах
Б.Ельцина, Е.Гайдара, Б.Федорова и Г.Явлинского сконцентрированы в основном люди
"либеральных" ориентации (западники различных оттенков), среди жириновцев —
приверженцы этнического национализма, среди зюгановцев
—
советского
традиционализма, а промежуточное положение между последними двумя группами
занимают сторонники А.Руцкого и А.Лебедя, то на основании данных, приведенных в
таблице, можно сделать следующие выводы.
1. Центрами политического притяжения авторитаристов в современной России
выступают прежде всего
организации и
лидеры
националистического
и
традиционалистского толка. Концентрация сторонников "жесткой руки" среди
избирателей "демократов" значительно слабее.
2. "Социалистические" авторитаристы доминируют только среди зюгановцев
(лишнее подтверждение их традиционализма), а "капиталистические" — не доминируют
нигде, но сосредоточены главным образом в рядах сторонников "демократов", а также
жириновцев, что свидетельствует о нетрадиционализме последних. Во всех
электоральных
группах
преобладают
"социалистическо-капиталистические"
авторитаристы, т.е. люди, усматривающие экономическую цель режима "жесткой руки" в
одновременной поддержке частного и государственного секторов экономики. Однако в
авторитарном корпусе националистов и традиционалистов их доля явно выше, чем у
авторитарно настроенных избирателей "демократов". Если учесть, что "смешанная
экономика" в глазах В.Жириновского, Г.Зюганова, А.Руцкого предполагает ведущую роль
государственного сектора и периферийную — частного, то высказанные выше
предположения о реальном содержании "социалистическо-капиталистического"
авторитаризма получат еще одно убедительное подтверждение.
3. Сторонники установления режима "жесткой руки" в результате всенародных
выборов, олицетворяющие вторую из двух ведущих тенденций развития массового
авторитарного сознания в России, тоже сосредоточены главным образом среди
авторитарных националистов и традиционалистов. А это, в свою очередь, означает, что
одним из важнейших промежуточных итогов начавшейся во времена Горбачева
демократизации стало то, что вплетенные в ткань нашей политической жизни
демократические процедуры начали восприниматься противниками демократии ("не
социалистической") в экономике или, говоря иначе, сторонниками ее авторитарно
государственного регулирования как естественные и органичные формы борьбы.
Что же следует из всего сказанного? Общий вывод, думается, может быть только
один. Все более широкое распространение авторитарных настроений в российском
обществе — это реакция на распад прежнего типа социальности и продукт иллюзорных
представлений о возможности восстановить ее с помощью "жесткой руки",
реставрирующей государственное регулирование экономики и не покушающейся при
этом на политические свободы. Но практическое воплощение таких иллюзий неизбежно
(и независимо от мироощущения исполнителей) приведет к свертыванию всех свобод и
утверждению идеологии, эксплуатирующей одновременно как традиционалистские
("социалистические"), так и националистические настроения и ожидания широких слоев
населения. К чему ведет их синтез, из истории нашего столетия хорошо известно, как
известно и то, как он называется (название, впрочем, можно придумать и другое).
Естественные предпосылки такого сценария — рыхлость гражданского общества,
высокая степень независимости "верхов" от "низов", деморализация последних и
распространение в их среде авторитарных ориентации, доминирование финансового
капитала над промышленным при слабости и структурной архаичности второго — в
сегодняшней России или существуют, или складываются.
Чтобы избежать такого поворота событий, надо не только отчетливо осознавать
опасность и имитировать противостояние ей указами и декларациями, но и не со
блазняться идеями ни "либерального" авторитаризма, который в посткоммунистической
России почти не имеет почвы, ни авторитаризма "центристского", т.е. умеренно
социалистического и умеренно националистического. "Центристский" авторитаризм
будет, конечно, отличаться от радикального, а умеренно социалистическая и умеренно
националистическая Россия — от неумеренно социалистической и неумеренно
националистической. Но это, в лучшем случае, будет похоже на отличие Италии 1920-х
годов от Германии 1930-х.
Умеренное "самобытничество" не удержит страну от сползания к "самобытничеству"
радикальному и изоляционистскому. Умеренное "западничество", более или менее
органично приспособленное к нынешним реалиям и традициям России, может удержать,
как удержало многие страны в послевоенный период. Удержало же потому, что логика
развития мирового хозяйства и мировое развитие вообще именно в этот период начали
принципиально меняться: главным условием укрепления национальных экономик и
национальных государств стала их интеграция в более широкие (глобальные и
региональные) экономические и политические сообщества. Суждено ли России
последовательно проходить уже пройденные другими этапы эволюции или она сумеет
подключиться к современным мировым связям, обретя тем самым необходимые
импульсы и стимулы для ускоренного развития? Это вопрос, который история поставила
сегодня не только перед Россией, но и перед Западом.