Владимир ГРИГОРЯН ЗАЩИТНИЦЫ ВЕРЫ
advertisement
Владимир ГРИГОРЯН ЗАЩИТНИЦЫ ВЕРЫ Дочери русских царей, выходя замуж, сохраняют преданность своей вере – это правило было хорошо известно в Европе. Не всегда поэтому судьбы их складывались вполне счастливо ЕЛЕНА МОСКОВСКАЯ Происшедшая от корня Вспомним историю княгини Елены – дочери государя Ивана Третьего. Памятуя о её «благоверном подвиге», летописец так охарактеризовал эту замечательную христианку: «происшедшая от корня», «в непоколебимом благочестии взращённая, «от благочестивых родителей поставлена». Её мать Софья была племянницей последнего византийского императора Константина XI Палеолога и воспитывалась в Италии. Ватикан связывал с нею большие надежды. Предполагалось, что Софья поможет обратить Русь в католичество, но едва девушка ступила на Русскую землю, как бросилась в храм и начала целовать иконы. Прошло двадцать три года. Великую княгиню Елену решено было выдать замуж за великого князя Литовского Александра. В то время Литва включала Белоруссию, Смоленщину и другие русские земли. Несмотря на то что большая часть жителей там исповедовала православие, князья литовские выбрали католичество. Правда, не все – иные бились на поле Куликовом рядом со святым князем Димитрием. Но постепенно Рим всё более утверждался в Западной Руси. Чтобы нашлось кому защищать отеческую веру, и дано было согласие на брак Елены с Александром. Девушка отправилась в путь, подкреплённая инструкцией отца: «Память великой княжне. В божницу латинскую не ходить, а ходить в греческую церковь. Из любопытства можешь видеть первую или монастырь латинский, но только однажды или два раза. Если свекровь твоя будет в Вильне и прикажет тебе идти с собою в божницу, то проводи её до дверей и скажи учтиво, что идёшь в свою церковь». Правда, Александр, успевший влюбиться, клятвенно заверял Ивана III, что не будет препятствовать будущей супруге «содержать греческий закон, нудить её к римскому закону» и даже не допустит такого перехода, если бы и сама она захотела. Но обещание дано было устно, противоречило польским законам, да и, наконец, мало ли кто в чём клянётся. Всерьёз родители надеялись лишь на саму Елену, зная её характер. Предстояло узнать его и полякам с литовцами. Княжне было девятнадцать, когда в 1495 году русское посольство достигла Вильно. Венчание состоялось в местном кафедральном соборе святого Станислава сразу по двум обрядам – католическому и православному. Служили виленский епископ Радзивилл и московский священник Макарий. Там, в Вильно, молодые супруги и поселились, ещё не представляя, какие испытания им предстоят. В каком-то смысле в Риме на княгине надеялись отыграться за неуспех с её родителями. «Русь слишком сильна и оттого так упряма, – полагали католики, – а Елена всего лишь женщина, и вряд ли она окажет серьёзное сопротивление». Королева В очень сложном положении оказался Александр. Он надеялся, что всё обойдётся. Но не обошлось. Из Рима ему слали письма, разрешающие от клятв, данных тестю, давили нещадно. Единственное, что удерживало его от полного послушания, – нежное чувство к жене. Приходилось, однако, и ему досаждать супруге. Ей отказали в обещанном строительстве домовой церкви. Но православных храмов в Вильно хватало. В один из них – Покровский – Елена и стала ездить на службы. Много хуже было другое: из окружения княгини удалили всех православных. «Здесь у нас, – писал подьячий Шестаков государю в Москву, – смута большая между латинами и нашим христианством; в нашего владыку Смоленского дьявол вселился, да в Сапегу тоже. Встали на православную веру. Великий князь неволит государыню нашу, великую княгиню Елену, в латинскую проклятую веру. Но государыню нашу Бог научил, да помнила науку государя-отца, и она отказала мужу так: "Вспомнись, что ты обещал государю, отцу моему, а я без воли государя, отца моего, не могу этого сделать. Сделаю, как меня научит". Да и всё наше православное христианство хочет окрестить; от этого наша Русь с Литвою в большой вражде». Узнав об этом, Иван Третий послал в Литву верного человека Ивана Мамонова, приказывая дочери скорее до смерти пострадать, чем изменить вере. Неизвестно, как бы он повёл себя, знай, что Елена выполнит его распоряжение. Представляю усмешки некоторых: ради чего всё это? Да и православный по виду епископ Смоленский, предавший Елену, был в недоумении. Политикой многих православных иерархов не только в Латинском мире, но и в Османской империи было – не высовываться. А тут... Разгневанный государь Иван начал против зятя войну, но Елена отправила отцу письмо, в котором укоряла его за нарушение мирного договора и умоляла прекратить «крови христианской Царь Иван Третий розлитье». Уверяла, что муж к ней ласков и заботлив, так что великий князь даже вспылил, написав в ответ: «Как не стыдно тебе, дочка, писать мне неправду! Нам доподлинно известно, что тебя притесняют в вере». Княгиня же стояла на своём, желая примирить двух близких ей людей. Спустя год великий князь Александр занял уже польский престол, а Елена фактически стала королевой – но не юридически, так как отказалась короноваться. Ведь для этого требовалось принять католичество. Муж отнёсся к её решению философски, смирился. Более того, провёз свою возлюбленную по новым владениям, демонстрируя каждому: вот ваша государыня. Утешая, дарил Елене владения, которые она стремительно передаривала православным храмам и монастырям. Что любопытно: война с Москвой всё это время продолжалась. Лишь спустя три года после её начала был подписан мир, который государь Иван сопроводил предупреждением: «А начнёт брат наш дочь нашу принуждать к римскому закону, то пусть знает, что мы ему этого не спустим – будем за это стоять, сколько нам Бог пособит». Стояние Решив, что Елена Московская, как звали её в Польше и Литве, всего лишь исполняет послушание родителю, католики несколько утихомирились, стали ждать смерти русского монарха. Папа Юлий II в 1505 году так прямо и заявил, разрешая Александру жить с иноверной супругой «в ожидании смерти её отца, уже очень старого, или какого-нибудь другого обстоятельства». Ждать пришлось недолго: через несколько месяцев Иван Третий скончался. Что же Елена? А ничего. Как верила, так и продолжала оставаться православной. В следующем году лишилась она и любимого супруга, бывшего её опорой в стане недоброжелателей. Но её брат Василий, взошедший на русский престол, продолжал укреплять силы Елены: «А ты бы, сестра, и теперь помнила Бога и свою душу, отца нашего и матери наказ, от Бога душою не отпала бы, от отца и матери в неблагословеньи не была бы и нашему православному закону укоризны не принесла». Вдовствующей королеве приходилось несладко: в 1512 году у неё отняли казну и отправили из Вильно в ссылку. В ответ началась война, которая ещё больше ухудшила положение Елены, а затем совершилось злодейство. Воевода Николай Радзивилл подослал к королеве убийц (двух русских и одного жмудина-литовца), чтобы они преподнесли ей вместе с мёдом отраву. В тот же январский день Елены не стало. Ей было всего тридцать семь лет, когда она приняла мученическую кончину. В память о сестре государь Василий построил церковь в Кремле, которая почиталась всеми последующими русскими царями. Главной святыней храма стала икона свт. Николая из Гостунского замка, которую связывают с именами Елены и её мужа Александра. Сохранилось предание, что перед этим образом вместе молились когда-то двое любящих супругов, принадлежавших к разным верам. Прошло три века после смерти Елены. Мир переменился, но история повторилась. Вновь русская княжна оказалась в католической стране – и прошла через многие страдания, отстаивая свою веру. Только умерла на этот раз семнадцатилетней. Героиней следующего нашего рассказа станет Александра – палантина Венгрии, дочь императора Павла Первого. АЛЕКСАНДРА – ПАЛАНТИНА ВЕНГРИИ Первые годы Императрицу Екатерину Великую рождение первой внучки не обрадовало. «Моя заздравная книжка, – писала она, – на днях умножилась барышней, которую в честь старшего брата назвали Александрой. По правде сказать, я несравненно больше люблю мальчиков, нежели девочек...» В подборе имени это вполне отразилось. Решено было, что доверять воспитание ребёнка матери – великой княгине Марии Фёдоровне – слишком рискованно. Невестку Екатерина сама выбрала из немецких принцесс, оценив широкие бёдра и всё, что нужно для производства наследников. Наличие мыслительных способностей при этом было не обязательно, даже вредно. Несчастная Мария Фёдоровна вынуждена была едва ли не скрывать, что она умна, деликатна, не лишена талантов. Муж – будущий император Павел – горячо её полюбил. Супруги вместе переживали, что младенцев у них отнимали одного за другим, не допуская к воспитанию. Екатерина, мечтая вырастить «новую породу людей», начать решила с внуков. Правда, на Александру особых надежд не возлагалось. Прошёл год, другой, всё оставалось, как прежде: маленькая княжна продолжала вызывать раздражение. «Ни рыба ни мясо», – отзывалась о ней властительница, уточняя, что дитя это – «существо очень некрасивое, особенно в сравнении с братьями» и что даже вторая её внучка, двухмесячная Елена, умнее и живее двухлетней Александры. Но гадкий утёнок, словно пытаясь угодить царственной бабке, начал разительно меняться. Императрица с удивлением сообщала о внучке, что та «вдруг сделала поразительные успехи: похорошела, выросла и приняла такую осанку, что кажется старше своих лет. Она говорит на четырёх языках, хорошо пишет и рисует, играет на клавесине, поёт, танцует, понимает всё очень легко и обнаруживает в характере чрезвычайную кротость. Я сделалась предметом её страсти, и, чтобы мне нравиться и обратить на себя моё внимание, она, кажется, готова кинуться в огонь». Просто удивительно, каким образом в этой презираемой, лишённой материнской ласки девочке развился такой дар любви. Никто ни до неё, ни после не любил Екатерину Великую столь сильно и бескорыстно. Великие Княжны Александра Павловна и Елена Павловна Это был главный дар Александры, не говоря о том, что она переводила стихи, прекрасно лепила из воска; всё, чего касалась эта девочка, преображалось. Быть может, сказался удачный выбор наставницы. Княжну с младенчества поручили вдове генерала баронессе Шарлотте Карловне Ливен, сумевшей превосходно воспитать шестерых собственных детей и раскрыть их таланты. По мере рождения других великих княжон, а затем и князей все они поступали в её распоряжение. Генеральша Ливен – это был железный человек, самой императрице Екатерине перепадало от неё за распутство. Влияние Шарлотты Карловны на судьбы представителей династии трудно переоценить. Вплоть до революции воспитание великих князей и княгинь несло отпечаток её характера. Отец Андрей Самборский Не меньшее влияние оказал на Александру священник Андрей Самборский. Это был один из самых образованных людей в Петербурге, долгое время служивший при Русской миссии в Лондоне. Оттуда привёз он и жену-англичанку, обращённую им в православие, и ряд привычек, необычных для православного батюшки: бороды он не носил, а платье предпочитал светское. О. Андрей Самборский Духовное начальство было этим недовольно, однако нужно сделать скидку на биографию отца Андрея. Он хотя и был сыном священника, но в Европу был направлен изучать агрономию и далеко не сразу решил продолжить дело отца и предков. Зато выбор был обдуманным и сделан в условиях весьма неблагоприятных. «Сия просвещённая страна (Англия. – В. Г.), – писал он, защищаясь от нападок, – да засвидетельствует, с какою ревностью и чистотою совершал я чрез многие годы богослужение, которое утверждает в человеках чистую веру, которая едина утверждает царские престолы, содействием которой народы пребывают в тишине и единодушии. По совершении священной должности в храме всё прочее время употреблял я для приобретения не собственной пользы, а блага общего – успехов российских художников, кораблестроителей, мореходцев, земледельцев, – пользуясь всеми возможными случаями и способами». Все великие княжны, затем и князья ценили этого человека. Хотя враги его утверждали, будто отец Андрей привил мало религиозности своим духовным чадам, оставаясь больше агрономом, чем духовником, это не так. Пишут, например, об императоре Александре Благословенном: «Влияние Самборского было отрицательное. Александр не знал Бога». Однако известно, что государь, бывало, целые часы проводил на коленях перед образами. Просто он не пытался это афишировать: отец Андрей не научил его лицемерить. Наиболее тёплые и доверительные отношения сложились у отца Андрея с Александрой. Священник очень любил эту девочку, расцветавшую у него на глазах, она платила ему тем же. Они не знали, какие испытания им предстоят и что княжна умрёт на руках духовного отца, разбив ему сердце. Всего одно условие... По воспоминаниям современников, она была не просто хороша собой, но обладала тем очарованием, которое почти невозможно передать на портрете. Во всяком случае, это никому так и не удалось, хотя писали девочку многие: Левицкий, Виже-Лебрен, Лампи, Жарков, Майлс, Боровиковский, Ритт. Им так и не удалось вполне угодить родным и близким княжны. Душевная красота будто освещала её лицо изнутри, но личность человека в ту эпоху ещё не умели ценить саму по себе. Екатерина Великая очень рано начала задумываться о замужестве Александры (как, впрочем, и других великих княжон). Это было одной из главных причин того, что царица не радовалась рождению внучек: она боялась за них. «Все будут плохо выданы замуж, – предсказывала императрица, – потому что ничего не может быть несчастнее русской великой княжны. Они не сумеют ни к чему примениться; всё им будет казаться мелким... Конечно, у них будут искатели, но это приведёт к бесконечным недоразумениям». Увы, Екатерина не ошиблась, хотя сделала всё, чтобы избежать этого. Когда Александре исполнилось девять лет, бабка решила сделать её шведской королевой. Потенциальному жениху было пятнадцать. Разумеется, для брака он был ещё не вполне пригоден, и императрица решила дождаться его 18-летия. Густав IV Адольф – так звали короля. Предложение из Петербурга больше смахивало на приказ. Начались переговоры между государыней и регентом при малолетнем монархе – герцогом Зюдерманландским. Их ход не был гладким, так что Екатерина даже отписала своему верному корреспонденту барону Гримму: «Если же дело не уладится, то она (Александра. – В. Г.) может утешиться, потому что тот будет в убытке, кто женится на другой. Я могу смело сказать, что трудно найти равную ей по красоте, талантам и любезности. Не говоря уж о приданом, которое для небогатой Швеции само по себе составляет предмет немаловажный. Кроме того, брак этот мог бы упрочить мир на долгие годы». Брак старшей внучки со шведским королём стал для государыни идеей фикс, она желала его всеми силами души. Примерно столь же страстно шведы ему противились. Им казалось, что их хотят унизить. Регент – дядя короля – начал вести переговоры о браке племянника с принцессой Луизой-Шарлоттой Мекленбург-Шверинской. В ноябре 1795-го в шведских церквях принялись служить молебны о здравии этой принцессы, но Екатерина оскорбилась, вопрошая: «Пусть регент ненавидит меня, пусть ищет случая и обмануть – в добрый час! – но зачем он женит своего питомца на безобразной дурнушке? Чем король заслужил такое жестокое наказание, тогда как он думал жениться на невесте, о красоте которой все говорят в один голос?» Эстетические соображения были подкреплены решительными действиями. На границу отправили графа Суворова – «для осмотра крепостей». Оказалось, с ними всё в порядке. Кто такой Суворов, шведы знали, так что более близкого знакомства сводить не хотели. По этой или по какой другой причине королю вдруг решительно расхотелось жениться на Луизе-Шарлотте, и переговоры с Петербургом возобновились. Дольше всего спорили о вероисповедании невесты, но в конце концов шведская сторона дала согласие на то, что княжна останется православной. * * * А что же Александра? Познакомившись с портретом короля, она решила, что сможет его полюбить, и четыре года готовилась к свадьбе, изучая шведский. Встреча состоялась в августе 1796 года, когда Густав прибыл в Петербург, взяв на время псевдоним – «граф Гага». Празднества длились целый месяц, и молодые люди сразу нашли общий язык. Императрица была в восторге, сообщая: «Все замечают, что его величество всё чаще танцует с Александрой и что разговор у них не прерывается... Кажется, и девица моя не чувствует отвращения к вышеупомянутому молодому человеку: она уже не имеет прежнего смущённого вида и разговаривает очень свободно со своим кавалером». Портрет Густава IV Адольфа Тем временем тревожные знаки начали беспокоить столицу. В день бала, данного генерал-прокурором графом Самойловым в честь прибытия шведов, в ту минуту, когда императрица Екатерина II выходила из кареты, небо прочертил метеор, осветивший всю столицу. «Вот звезда упала!» – сказала государыня. Почти одновременно в Царском Селе появился ночью столь сильный дым под окном спальни государыни, что все переполошились и стали искать его источник. Ничего не удалось обнаружить ни во дворце, ни в окрестностях. Некоторые отнесли случившееся к рождению цесаревича Николая Павловича, но он был здесь решительно ни при чём. Очевидно, произошедшее беспокоило Екатерину. Её любимица графиня Анна Алексеевна Матюшкина, пытаясь утешить государыню, сообщала: «Народ, матушка, толкует, что звезда упала к хорошему, и значит это, что от нас улетит великая княжна Александра Павловна в Швецию». Но народ толковал зря. Жить Екатерине Великой оставалось считанные недели. Смертельный удар ей нанёс не кто иной, как шведский жених, вернее, те, кто стоял за юным королём. Обручение было назначено на 11 сентября, при этом достигли согласия, что оно состоится в грекороссийской церкви. Екатерина ждала шведов в зале дворца, окружённая военными, придворными, духовенством, томилась Александра, облачённая в свадебный наряд. Но в назначенное время гости не явились. Время шло, а их всё не было – и так четыре с лишним часа. Всё это время шли переговоры. Густав заперся в спальне, требуя согласиться на условие: великая княжна должна стать протестанткой. Всего одно условие... Александре сказали, что жених её болен. Она заплакала. В оправдание Густава можно сказать, что на него было оказано давление. Юношу пугали народными волнениями, и он сопротивлялся, прежде чем дал себя уговорить. Русская княжна действительно ему нравилась: трудно было в неё не влюбиться. Возможно, король поначалу надеялся, что русские легко сдадутся, но затем ожесточился. Если Карл XII хотел поставить на колени всю Россию, обратив её в свою веру, высокомерный Густав решил удовольствоваться победой над Александрой... Не получилось и тут. * * * Судьба его сложилась печально. Очередная неудачная война с Россией в 1808 году привела короля к потере Финляндии. Затем он оскорбил 120 гвардейцев из знатнейших семей, разжаловав их в армейские офицеры за трусость на поле боя. В результате заговора был свергнут, вёл в Европе бродячий образ жизни, именуя себя полковником Густавссоном, вдобавок развёлся с женой Фредерикой Доротеей Вильгельминой – одной из германских принцесс, на которую променял Александру. Фредерика Доротея была протестанткой, но не любила его. Столь же дорого обошлась неудавшаяся женитьба императрице Екатерине. Узнав об условии шведов, она пережила лёгкий апоплексический удар – первый из тех трёх, что спустя два месяца сведут её в могилу. А княжну Александру замуж всё же выдали… Ангел покидает Россию Великую княжну Александру Павловну называли ангелом русского престола за её способность одной улыбкой или ласковым взглядом умягчить нрав отца – императора Павла. Придворные очень скоро это обнаружили. Совершив какую-то провинность или просто опасаясь попасть под горячую руку, они возлагали надежды на сострадательную княжну. В её присутствии государь и сам становился кроток. Бог знает, погиб бы он в результате заговора, останься дочь рядом. Она действительно была его ангелом-хранителем. Но ей уготована была другая судьба. Спустя три года после событий, связанных с неудачным замужеством Александры, к ней посватался эрцгерцог Австрийский, палантин Венгрии Иосиф Антон Иоганн ГабсбургЛотарингский. Это был молодой человек двадцати трёх лет – добродушный, умный, красивый. О таком женихе можно было только мечтать. Граф Фёдор Васильевич Ростопчин писал о нём: «Эрцгерцог всем отменно полюбился как своим умом, так и знаниями. Он застенчив, неловок, но фигуру имеет приятную. Выговор его более итальянский, чем немецкий. Он влюбился в великую княжну, и в воскресенье имеет быть комнатный сговор, после коего через 10 дней эрцгерцог отправится в Вену, а оттоль – к армии в Италию, коею он командовать будет». Перед его отъездом Иосиф и Александра успели обручиться. Австро-Венгрия боялась французов и отчаянно нуждалась в союзниках. Это стало едва ли не главной причиной, по которой Венский двор дал согласие на брачный союз. Пока молодые мечтали друг о друге, русская армия во главе с Суворовым крепко потрепала французские войска в Европе – именно тогда был совершён беспримерный переход через Альпы. Спустя несколько месяцев Иосиф вернулся, и молодые окончательно сдружились. В церкви во время венчания они сияли от счастья – всё предвещало брак, который, по выражению современника, «мог бы стать примером каждому». Державин по этому поводу написал: Где храбростью пленять не должно, Туда вы шлёте красоту. Так, Александра, не войною, Но красотой плени ты свет. Но буквально в те же дни случились события, которые разрушили политическую основу прекрасного Эрцгерцог Австрийский супружества. Австрийцы столь мало поддержали Суворова, что наша армия едва избежала гибели. Весть об Иосиф Антон Иоганн этом пришла едва ли не в один день с другим сообщением: англичане заняли остров Мальта, который Павел, как магистр Мальтийского ордена, считал своим. Государь был потрясён – ни о каких действиях против Бонапарта после этого не могло быть и речи. Военный союз с Веной оказался разорван, но окончательно ссориться с Австро-Венгрией царь не желал. Александра стала тонкой ниточкой, пятнадцать месяцев соединявшей наши страны. Сознавая её роль, Павел изнывал от страха за свою любимицу. Графиня Варвара Головина, фрейлина императрицы Марии, вспоминала: «Император расстался с ней (дочерью. – В. Г.) с чрезвычайным волнением. Прощание было очень трогательным. Он беспрестанно повторял, что не увидит её более, что её приносят в жертву. Мысли эти приписывали тому, что, будучи в то время справедливо недовольным политикой Австрии, государь полагал, что вручает дочь свою недругам. Впоследствии часто вспоминали это прощание и приписывали всё его предчувствию». На мучения отца было невыносимо смотреть. Александра страдала вместе с ним, а в момент расставания и вовсе потеряла сознание. В экипаж её внесли на руках. Александра и Терезия Мария Терезия Жозефина Неаполитанская Целый сонм проповедников, окружавших кардинала Батиани, пытались совратить палантину в католичество. По словам отца Андрея Самборского, кардинал «употребил значительную часть своих доходов на принесение различных даров её высочеству, сверх сего купил великою ценою близ города сад и подарил палатину в том намерении, чтобы почаще иметь уединённую с великой княгиней конференцию о соединении с Римским престолом; но смерть прекратила и жизнь, и намерение этого ветхого обольстителя. Однако многие другие заняли его место. На таковых беспокойных искусителей часто жаловалась моя великая княгиня, верная дочь Православной Церкви, иногда с усмешкой, иногда с негодованием». Согласно брачному договору Александра имела право присутствовать на православных богослужениях, а так как нашей церкви в Буде не было, для неё приготовили католический храм. Причащать великую княгиню вызвался греческий архиерей, бывший прежде австрийским шпионом в Белграде. После разоблачения он бежал оттуда, получив в награду Оффенскую епархию. К Русской Церкви этот человек относился свысока, заявляя, что она нуждается в реформах. Тогда ещё не было в ходу слова «экуменист», но оффенский епископ был, несомненно, ярким представителем этого движения. В его задачу входило убедить великую княгиню, что между православной и латинской верой нет особой разницы, так что она напрасно упрямится. Не подействовало. Отец Андрей Самборский взялся обустроить русскую церковь. Ему этого не простили, клеветали, будто бы он, разодрав иконостас в храме, топал ногами и с презрением выбросил его за порог. Заявляли, что батюшка – крамольник и агент русского правительства, присланный взбунтовать сербов. Это сделало его положение опасным, и он почти перестал встречаться с людьми за пределами дворца. * * * Но вопреки всему русский храм в Буде был освящён. Великая княгиня приходила туда ежедневно, часто причащаясь, что не было заведено в ту пору даже в России. Когда храмы стоят на каждом шагу, людям порой кажется, что с принятием Святых Тайн можно не спешить. Гонения меняют эту психологию. Православное население Буды вскоре узнало о храме, и, как вспоминал отец Андрей, «со дня на день церковь всё более наполнялась народом, который с величайшим удивлением взирал на благоговейное моление великой княгини. Необыкновенная красота её лица пленяла зрение, а благоприветливость её порабощала всех сердца. Таковое расположение народа делало, вне Отечества, великой княгине душевное утешение». Это были счастливые дни, которые вскоре закончились. Католическое и светское начальство было до такой степени раздражено, что пошло на крайние меры. На Пасхальной неделе на церковь было совершено нападение. Избивая палками, людей изгнали из храма. «Это бесчестие, оказанное русской церкви, – писал Самборский, – произвело такое оскорбление в душе великой княгини, что она, проливая слезы, вознамерилась было отправить курьера к его величеству, императору Павлу, но я умолял её оставить это намерение». Прекрасно зная характер государя, отец Андрей понимал, что дело может кончиться войной. Великая княгиня была измучена душой и телом, но об измене вере не было и речи. Наоборот, именно на чужбине Александра в полной мере осознала себя православной. Её мужество не осталось незамеченным – оно воодушевляло сербов. Положение их изменилось к лучшему, ведь для венгров единоверцы их королевы впервые за много столетий перестали быть чужими. «От великолепного бедствия – к вечности...» Известие, что палантина ждёт ребёнка, произвело на Венгрию огромное впечатление. Об этом говорили на каждом углу, мечтая о рождении наследника. Август Коцебу писал, что среди сторонников независимой Венгрии раздавались карточки, по которым единомышленники узнавали друг друга. Там была изображена колыбель ожидаемого принца, возле которой рос розовый куст, окружённый терновником, – композиция символизировала прекрасную палантину и преследующие её на каждом шагу страдания. Две распустившиеся розы обозначали Александру Павловну и её ребёнка. Разумеется, вести об этом вскоре дошли до Марии Терезии и правительства, так что «министры были объяты страхом, что когда Венгерская палантина разрешится от бремени принцем, то Венгрия непременно отложится от Австрии, создав отдельное государство и собственную династию». Оффенский епископ-предатель старательно писал доносы на этот счёт, разжигая беспокойство. Иосифа вызвали в Вену, чтобы отправить оттуда в действующую армию. В столице семью супругов поселили не в Шенбруннском дворце, а в тесном сыром доме. Врачу, которого приставили к великой княгине, подобало бы быть скорее коновалом. Как рассказывал отец Андрей, сей медик «был противен её природному характеру, давал лекарства неприятные, ибо он более искусен был в интригах, нежели в медицине, а притом в обхождении груб». И если в первые месяцы беременность протекала легко, ничто не предвещало трагедии, то в Вене наступил перелом. Александру начали мучить судороги в ногах, обмороки, тошнота. Аппетит сошёл на нет, так как пищу подавали самую отвратительную. Отец Андрей приносил еду тайком, пряча под рясой. С волнением вспоминал после, как однажды палантине захотелось свежей рыбы, и «я тотчас же пошёл в Вену и, переменяя часто в переноске свежую воду, представил пред её глаза животрепещущую рыбу; великая княгиня была весьма довольна. Дочь моя состряпала по её вкусу, и великая княгиня покушала в охотку. Я имел счастье исправлять должность верного комиссара, а моя дочь – преусердной поварихи». С трудом выбрались обратно в Буду. В карете будущую мать сильно растрясло, и не успела она отойти от этого, как из Вены пришёл приказ вернуться. Согласно специальному распоряжению Александра обязана была сопровождать мужа. Не было никаких иллюзий: она поняла, что её убивают, – и «с сего времени, – писал отец Андрей, – начала приготовляться к смерти, что и ознаменовала сочинением духовным в пользу своего супруга». В сражении близ столицы австрийская армия была разбита Наполеоном, никто не знал, жив Иосиф или нет. Обошлось. Снова последовало возвращение в Венгрию, на этот раз без мужа. Беспокойство о нём отравляло и без того мучительный путь, Александра о чём-то думала и почти всё время молчала. Неподалёку от Буды увидела, как несут на кладбище покойника, и равнодушно сказала: «Этот бедный мертвец показывает мне путь, как уклониться от великолепного бедствия к вечности». Рождение и смерть Роды у Александры Павловны начались 21 февраля 1801 года. Почувствовав, что время пришло, она пожелала причаститься и исповедоваться в православной церкви. Врачи были против, опасаясь, что по пути великая княгиня может простудиться, да и в самой церкви было холодно. Тогда отец Андрей причастил воспитанницу в её покоях, после чего она сильно повеселела и перестала нервничать. Почти одновременно последовала новая радость – с войны вернулся муж. От родов тем не менее не ждали ничего хорошего, медики сомневались в благоприятном исходе. Так и вышло. Самостоятельно родить Александра не смогла, и акушер вынужден был вытаскивать младенца щипцами. Это была девочка, её успели окрестить, назвав Паулиной в честь деда – императора Павла. Ребёнок прожил около часа. Узнав о смерти девочки, Александра Павловна тихо сказала: «Благодарение Богу, что моя дочь переселилась в число ангелов, не испытав тех горестей, которым мы здесь подвержены». На следующий день ей стало лучше. Все были уверены, что великая княгиня поправится. Муж подарил ей сад, мысли об устройстве которого отвлекали молодую женщину от несчастья. Отец Андрей, опытный садовник, как мог, способствовал этому. Однако на девятый день после родов у палантины начался сильный жар, она стонала, повторяя в бреду, что ей тесно и душно на чужбине, вдруг начинала умолять родителей построить для неё в России хоть маленький домик. Когда пришла в себя, увидела мужа. Попросила: «Не забудь меня...» Отец Андрей подошёл к умирающей. Поцеловав крест, она взяла его из рук священника и прижала к груди. В половине шестого утра Александры не стало. Ей было семнадцать лет. Самборский страшно закричал. Услышав его, Иосиф, прикорнувший было в кресле, вскочил, бросился к жене, но потерял сознание. Генерал Владимир Броневский, побывавший в Венгрии спустя много лет, рассказывал: «Во дворце мебель, все вещи сохранялись в том виде, в каком они были при жизни Александры Павловны. Так, на открытом фортепиано лежала тетрадь русских арий; эрцгерцог заметил своею рукою песню "Ах, скучно мне на чужой стороне", которую супруга его пела последний раз в жизни». Четырнадцать лет Иосиф носил траур и лишь по настоянию родственников женился снова. Но и тогда все знали: сердце этого человека принадлежит лишь одной женщине. «Теките ж к праведницы гробу» Придворные были в растерянности, не зная, как объявить о кончине обожаемой королевы народу. Когда открылся доступ ко гробу, отчаяние начало перерастать в безумие. На лице Александры совершенно отсутствовали признаки смерти – казалось, она спала. И люди с плачем умоляли, а иные, отчаявшись, требовали её разбудить. Император Павел так и не узнал, пока был жив, об утрате своего ангела-хранителя. Его убили почти сразу после этого – спустя неделю. Гонец не успел принести известие. Скорее всего, это спасло Австро-Венгрию. Никто не сомневался в том, что Александре помогли умереть. Состояние русских, оскорблённых в национальных и религиозных чувствах, попытался передать Державин: Теките ж к праведницы гробу, О влах и серб, близнец славян, И, презря сокровенну злобу, Её лобзайте... Клянясь пред Всемогущим Богом, Сим нам и вам святым залогом, Что некогда пред Ним ваш меч В защиту веры обнажится... С этого момента идея освобождения православных братьев, страдающих от католического и османского ига, начала всерьёз овладевать Россией. Новая эпоха нашей жизни родилась не в кабинетах мечтателей, а поднялась со смертного одра княгини-исповедницы. * * * Епископы Римской Церкви тем временем начали распространять ложные слухи, что Александра будто бы перешла в их веру. Мы лишь пунктирно касаемся этой темы, пропуская множество эпизодов. Вспоминаю латинскую литографию с изображением православного храма, где покоятся останки великой княгини. На фоне церкви прогуливаются два римских патера, будто она им принадлежит, – католическое духовенство и сотню лет спустя неутомимо продолжало «обращать» Александру в своё исповедание. Можно представить, сколь энергично оно добивалось своей цели на заре почитания великой княгини. Было запрещено держать гроб в дворцовой церкви, куда каждый день приходили на православную службу сотни людей разных вероисповеданий: венгров, сербов, греков и немцев. Пришлось перенести останки за несколько верст, в небольшой домик с садом, подаренный палантине. Одну из комнат превратили во временный храм. Но и на новом месте паломничество возобновилось. Окончательным местом упокоения великой княгини позволено было сделать сербскую деревушку Ирем, в десяти километрах от Буды. Отец Андрей построил там церковь, освящённую в память святой мученицы царицы Александры и Иосифа Обручника. Сегодня она считается старейшим русским храмом за границей. Спустя 210 лет митрополит Иларион (Алфеев) произнёс там речь, в которой прозвучали такие слова: «...Внезапная смерть прервала земной путь этой прекрасной женщины, отозвавшись искренним горем в тысячах сердец венгров и русских. Но смерть не сумела остановить благотворное влияние великой княгини на её подданных и всех, кто любил её. И сейчас, двести лет спустя после кончины великой княгини, молитвенно воспоминая эту чистую и благочестивую христианскую душу, мы ощущаем вместе со светлой печалью и подъём духовных сил, ибо верим, что она, оставив престол земных царей, пребывает ныне пред Престолом Царя Небесного». Однажды, во время беременности, Александра сказала, что, как только оправится от родов, сделает всё, чтобы помочь тем христианам, которые гонимы и угнетаемы в АвстроВенгрии. Кажется, она исполнила это обещание. Храм, где покоится Александра Павловна Публикуется по: Православная газета Севера России «Вера-Эском» http://www.rusvera.mrezha.ru
