Строительство Красной армии в первый период ВОВ
advertisement
ФИБ ИКСИ АКАДЕМИИ ФСБ РФ РЕФЕРАТ НА ТЕМУ: «СТРОИТЕЛЬСТВО КРАСНОЙ АРМИИ В ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (1941-1942 г.г.)» Исполнитель: рядовой А.Андросов г.Москва – 2001г. ПЛАН 1. Введение 2. Жесткий сверхцентрализм в организации и управлении Красной Армии. 3. Курс военно-политического руководства страны на максимальное использование духовных и идеологических факторов повышения боеспособности Вооруженных Сил, применение репрессивно-нажимных методов в целях укрепления Красной Армии. 4. Заключение. 5. Список литературы. 1 1. Введение. Известно, что история развивается по своим объективным законам. Но пишут её люди. А они живут в координатах своей эпохи. Над ними довлеют неуловимо социально-экономические условия, различные политические силы, идеологические догмы, стереотипы мышления. Наконец, историки просто живые люди, которым свойственны чувства, эмоции, ошибки. В итоге прочтешь несколько статей на одну тему, да еще написанных в разное время, и создается впечатление, что история изменяется сообразно воле её писателей.(Чего только стоит например «Краткий курс истории ВКП(б)»). Это, конечно, не так. К сожалению, не была свободна от вышеперечисленных изъянов советская историческая наука. Это было детерминировано условиями режима ультра кардинального левого военного коммунизма, отвергнутого Лениным в конце жизни и командно-административной системы 30-х – 80-х годов нашего столетия. Более того, все это принимало гипертрофированные, а иногда и маразматические формы. Характерной чертой исторической науки вышеупомянутого периода являлось и то, что она создавала картину обезличенной истории, истории в угоду времени. Особый интерес представляет в связи с этим анализ событий Великой Отечественной войны, особенно её начального периода, времени, носящего в себе много загадок, тайн и не изученных белых пятен. 2 2. Жесткий сверхцентрализм в организации и управлении Красной Армии. Развернувшаяся с началом войны многогранная деятельность Советского государства по организации отпора фашистской агрессии в области укрепления Вооруженных Сил отличалась рядом приоритетов , которые соответствовали представлениям политического и военного руководства страны о сущности принципов строительства Вооруженных сил. Среди этих приоритетов ведущими являлись: 1. Всемерное усиление централизма; 2. Максимальная активизация человеческого фактора; 3. Активное использование репрессивно-нажимных методов повышения боеспособности Красной Армии. Ставка на них была обусловлена в том числе и реалиями начального периода войны, острой необходимостью в короткие сроки остановить негативное развитие событий, стабилизировать обстановку и тем самым выиграть время для задействования других долгосрочных факторов боеспособности, что в совокупности должно было обеспечить победу. Система управления Вооруженными Силами в первые недели войны представляла собой два варианта жесткого сверхцентрализма. До 10 июля 1941г. она характеризовалась двухступенчатостью и отсутствием организованной четкости. Не смотря на образование 26 июня Ставки Главного Командования под председательством наркома обороны Тимошенко С.К., все решения Генерального штаба необходимо было утверждать также и у Сталина, что неизбежно вело к запаздыванию в принятии необходимых контрмер. По свидетельству Жукова Г.К. он доложил Сталину, что «двухступенчатое командование невозможно. Либо я как начальник Генерального штаба должен докладывать Тимошенко, с тем чтобы он, ни с кем не согласовывая немедленно принимал решения; либо я должен докладывать все это непосредственно вам, с тем, чтобы эти решения немедленно принимали вы. Иначе мы будем продолжать опаздывать. К началу июля неправильность принятой системы и гибельность проволочек стали ясны самому Сталину.»1 Он решил взять на себя обязанности по руководству Вооруженными Силами. 10 июля Сталин возглавляет Ставку. 19 июля был назначен Народным комиссаром обороны, 8- августа – Верховным Главнокомандующим. К этому времени Сталин занимал почти все высшие посты в политическом и государственном руководстве страны (Генеральный секретарь ЦК ВКП(б), Председатель СНК СССР, Председатель ГКО СССР.) Таким образом, было официально оформлено его фактическое единовластие. 1 Военно-исторический журнал 1987, №9, с.53. 3 Созданные с началом войны чрезвычайные органы – Государственный Комитет Обороны СССР и Ставка ВГК – традиционно объявлялись в советской историографии наследниками ленинского Совета Рабочей и Крестьянской обороны и Реввоенсовета Республики. Однако, на деле многие существенные моменты ленинского подхода к организации управления единым военным лагерем оказались нереализованными. Прежде всего это относится к разделению функций органов политического, государственного и военного руководства, четкому определению компетенций звеньев военного управления, принципу коллективности в принятии стратегических решений, приверженности демократическим методам функционирования государственного организма – всё это обеспечило в годы гражданской войны от принятия ошибочных решений на стратегическом уровне руководства. Функции ГКО СССР и Ставки ВГК нелегко четко разграничить. «Я не улавливал разницы, трудно было разобрать, - рассказывал Жуков на встрече с военными историками осенью 1966 года в редакции «Военноисторического журнала», - где кончается Государственный Комитет Обороны, где начинается Ставка. И наоборот. Потому что Сталин является председателем Ставки и Сталин является председателем Государственного Комитета. На что я прибыл? Что это такое – Ставка или Государственный Комитет? Одинаково ругали… Сталин – Ставка, и Государственный Комитет Обороны – тоже в основном Сталин. Он командовал всем, он дирижировал, его слово было окончательным. Это как приказ собственно. Сталин говорит это есть приказ окончательный, обжалованию не подлежит.»1 Сами эти органы, по свидетельству очевидцев, практически никогда не собирались в полном составе на свои заседания. Ни ГКО СССР, ни Ставка не работали как подлинно коллегиальные органы. Фактически сложилось такое положение, когда Сталин в кругу своего ближайшего окружения принимал важнейшие решения нередко « без обсуждения, опросным порядком или единолично», которые затем в зависимости от их содержания оформлялись постановлениями ЦК партии, Политбюро, ГКО или директивами Ставки. Долгое время в советской историографии эта практика оценивалась положительно. Однако, она противоречит позиции Ленина, который выступал за четкое разделение полномочий и не распространял принцип единоначалия на выработку важнейших решений, а лишь на оперативные меры по их реализации. В годы войны даже видимость демократических процедур в отношениях между высшими органами государственной власти не соблюдалась. «Взаимоотношения ГКО с верховным органом социалистического государства – Президиумом Верховного Совета СССР – ограничивались представлением ему донесений для издания соответствующих указов, отдельных важных решений законодательного характера. Отчеты ГКО в 1 Жуков Г.К. Из неопубликованных воспоминаний// Коммунист.1988. № 14. С.97. 4 верховные органы партии и государства не поступали, а его права и полномочия не были четко определены. Пороки единовластия Сталина усугублялись его недостаточной для поста Верховного главнокомандующего компетентностью в военных вопросах, что, впрочем, не помешало ему в отличие от Ленина взять на себя обязанности по непосредственному руководству боевыми действиями Красной Армии. Жуков так оценивал военные способности Сталина в первый период Великой Отечественной войны: «До Сталинградской битвы И.В.Сталин практически слабо разбирался в вопросах военной стратегии и еще хуже в оперативном искусстве. Слабо разбирался и в организации современных фронтовых и еще хуже армейских операций. В начале войны он пытался проявить свое личное оперативностратегическое творчество, основанное на его опыте времен гражданской войны, но из этого ничего хорошего не получилось. До разгрома немецких войск в районе Сталинграда он имел поверхностное понятие о взаимодействии в операциях всех родов войск и видов вооруженных сил : «Профессиональные военные знания Сталина были недостаточными не только в начале войны, но и до самого её конца».1 Личные качества Сталина и атмосфера его культа также зачастую оказывали отрицательное влияние на ход боевых действий РККА. Многие советские военачальники, работавшие вместе со Сталиным, отмечают свойственные ему самоуверенность, упрямство, категоричность в требованиях, подверженность настроению, раздражительность. Естественно, что организация и проведение крупных операций Красной Армии под влиянием таких факторов «влекли за собой большие потери в людях и материальных средствах». Одним из отрицательных проявлений единовластия Сталина была большая текучесть руководящих командных кадров особенно в первый период войны. Так, например, генерал Кузнецов Ф.И. за полтора месяца войны дважды назначался на должности командующего фронтом (22 июня – Северо-Западного, 26 июля Центрального) и каждый раз примерно через две недели освобождался от них. Генерал Чибисов Н.Е. 7 июля 1942 года был назначен командующим Брянским фронтом, но уже через неделю -–13 июля – освобожден. Подобные явления происходили и с командующими армиями. Так, в 21А за три с половиной месяца войны сменились пять командармов, в 13А – столько же за три месяца боевых действий. В Оперативном управлении Генерального штаба за два с половиной года десять раз менялись начальники. Кадровая «чехарда» во многом объяснялась упрощенными представлениями Сталина о том, что «если боевые действия развиваются не 1 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т.2.,с.107. 5 так, как нужно, значит, необходимо срочно произвести замену руководителя. Перемещения касались всего аппарата Наркома обороны, Генерального штаба и руководства войсками». В критических условиях начального периода войны, когда стратегическая инициатива была в руках фашистской армии, подобная практика «нисколько не способствовала укреплению руководящего командного звена наших войск, отрицательно влияла на моральное состояние личного состава.» По-иному решались кадровые назначения в годы гражданской войны. Анализ протоколов заседаний Реввоенсовета Республики за 1919-1920 годы позволяет сделать вывод о том, что позиция военного руководства страны отличалась более гибким подходом, который не подавлял самостоятельности соответствующих командных инстанций в рамках их компетенции, способствовал формированию командующими фронтами и армиями слаженных коллективов, «команд» своих соратников. Лишь три выписки из протоколов для иллюстрации: «Реввоенсовет Республики рекомендует т.Фрунзе в начальники штаба Восточного фронта Генштаба Гарфа, в случае, если у т.Фрунзе есть свои кандидаты, ему предлагается войти с представлением о назначении таковых», «В командармы 15-й А выдвигаются кандидатуры Корка и Мартусевича; утвердить одного из них по соглашению с Запфронтом», «Вопрос о наштарме 13 откладывается до прибытия т.Тухачевского для выяснения совместно с ним.» Тяжелая обстановка начального периода войны, потеря значительного количества стратегических запасов, отсутствие у многих военачальников необходимого опыта руководства боевыми действиями объединениями и соединениями Красной Армии и т.п. – всё это объективно способствовало сверхконцентрации власти, стремлению политического руководства страны осуществлять непосредственное управление всеми участками вооруженной борьбы советского народа. В тоже время многочисленные решения высших государственных и военных органов (например, ГКО принял за время войны 9971 Постановление, нарком обороны издал около 4000 приказов) в том числе и по вопросам, относящимся к компетенции нижестоящих звеньев управления, сковывали инициативу и самостоятельность последних. Сверхцентрализм отрицательно сказывался на руководстве боевыми действиями Красной Армии. Нередко Ставка ВГК занималась решением оперативных и даже тактических вопросов, особенно, когда они касались обеспечения выполнения стратегического замысла. Часто это не вызывалось действительной необходимостью. В исторических исследованиях, мемуарах военачальников приводятся многочисленные примеры необоснованного вмешательства Ставки в конкретные вопросы руководства боевыми действиями, относящимися к компетенции командующими фронтами и армиями, требуя от последних «лишь выполнить её приказы». Такие вмешательства, как правило, были вредными, т.к. сковывали инициативу и 6 самостоятельность командного состава и, в то же время, объективно не могли оптимально учесть все особенности боевой обстановки на каждом участке войны. В этом плане в литературе нередко критически оценивается деятельность института представителей Ставки ВГК в ходе конкретных боевых операций. Классическим примером дезорганизующего влияния являются известные действия Мехлиса Л.З. в Крыму весной 1942 года. Следует подчеркнуть, что они в значительной степени были стимулированы Верховным Главнокомандующим, который в ответ на телеграмму Мехлиса написал: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крымфлота. Эта позиция удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за успехи фронта и неуспехи и обязанный исправлять на месте ошибки командования.»1 В этих требованиях ярко проявилось понимание Сталиным сущности принципа централизма. С другой стороны, Верховный Главнокомандующий «мало советовался с работниками Генштаба, командующими фронтами. Даже руководящие работники Оперативного управления Генерального штаба не всегда приглашались для отработки наиболее ответственных оперативных директив Ставки. В то время решения, как правило, принимались им единолично, и нередко не совсем удачные.» К таким решениям Верховного Главнокомандующего, которые повлекли за собой крупные поражения советских войск, огромные людские и материальные потери, советские военачальники и историки относятся, в частности, отказ Сталина разрешить отвод войск из под Киева в августе, Вязьмы – в сентябре-октябре 1941 года; настояния Верховного на принятие стратегического плана на лето 1942 года, в котором было решено одновременно обороняться и наступать, хотя для «осуществления такого замысла не было достаточных предпосылок». Проведение в жизнь этих решений повлекло за собой поражение ЮгоЗападного фронта», в окружении оказались 452.720 человек, в том числе около 60 тысяч командного состава.»2 Под Вязьмой было потеряно 663 тысячи человек. Поражением завершилась и попытка наступления с Керченского п-ва для освобождения Крыма в мае 1942 года. В результате Крымский фронт потерял 176.566 человек. Харьковская наступательная операция также обернулась трагедией для советских войск, которые потеряли 230 тысяч погибшими и пленными. Для более наглядного понимания ущербности сталинского подхода к сущности и реализации принципа централизма сравним итоги его 1 2 Цит. По: Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны// 2-изд.,М,Воениздат,1975,с.64. Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия// Кн. П Ч.1, с.208. 7 фактически единоличного руководства боевыми действиями советских войск с известным поражением З.А. Восточного фронта в декабре 1918 года, которое из-за своих масштабов получило в истории гражданской войны название «пермской катастрофы». В результате расследования, проведенного партийно-следственной комиссией ЦК РКП(Б) во главе с Дзержинским и Сталиным, выяснилось, что потери личного состава советских войск составили «более 8 тысяч убитыми, ранеными и без вести пропавшими.» Таким образом, сосредоточение в чрезвычайных условиях войны всей политической, государственной и военной власти в руках первого лица, с одной стороны, было естественной реакцией централизованной команднобюрократической системы и осуществлялось с целью максимально полно концентрировать усилия государства на решение главных задач. Однако, с другой стороны, жесткий сверхцентрализм существенно снижал эффективность руководства боевыми действиями, т.к. лишал систему управления гибкости, резко ослаблял самостоятельность, инициативу, творчество военных кадров всех уровней, мешал их профессиональному становлению, затруднял быструю и адекватную реакцию на изменения боевой обстановки, вел к большим и неоправданным потерям личного состава, вооружения, техники. 8 3. Курс военно-политического руководства страны на максимальное использование духовных и идеологических факторов повышения боеспособности Вооруженных Сил, применение репрессивно-нажимных методов в целях укрепления Красной Армии. Другим приоритетным направлением деятельности политического руководства страны явилось стремление максимально задействовать духовный потенциал советского народа, воинов Красной Армии для отпора агрессору. Это направление приобрело особое значение в силу необходимости компенсировать грубые просчеты Сталина, допущенные в начале войны, которые привели к захвату противником стратегической инициативы, повлекли за собой потерю значительной части кадровой армии, большого количества боевой техники, вооружения, материальных средств. В таких условиях обращение к патриотизму, моральной стойкости народа и армии было естественным и являлось одним из наиболее реальных способов противостоять негативному развитию событий, создать условия для превращения страны в единый военный лагерь. Именно о таком подходе свидетельствует призыв директивы Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 29 июня 1941 г. «драться до последней капли крови за наши города и села, проявлять смелость, инициативу и сметку, свойственные нашему народу.» В постановлении ГКО СССР № 83 от 10 июля 1941 года прямо указывалось: «Обязать Главкомов почаще обращаться к войскам своего направления с призывом держаться стойко и самоотверженно защищать нашу землю от немецких грабителей и поработителей». Создание национальных формирований также было обусловлено не изменениями принципиальных подходов к национальным аспектам военного строительства, а, главным образом, стремлением максимально использовать духовный потенциал военнослужащих-представителей братских народов СССР для наиболее полной реализации их боевых возможностей. Именно на это указывает участник войны генерал армии Г.Салманов: «Формирование национальных корпусов и дивизий явилось мерой вынужденной. Нужно было, чтобы в условиях тяжелых неудач на фронтах все республики внесли достойный вклад в дело мобилизации людских и материальных средств для отпора врагу. Это мероприятие имело большое морально-политическое значение». По мере задействования других факторов боеспособности армии национальные формирования утрачивали свое значение. В тоже время Сталин явно преувеличивал возможности морального фактора. Показательной является своеобразная реакция Верховного, неудовлетворенного военной ситуацией, сложившейся на конец лета 1941 9 года. Хрущев вспоминал о разговоре со Сталиным в августе месяце на командном пункте Ставки: «Я стою, а он смотрит на меня и говорит: «Ну, где же русская смекалка? Вот говорили о русской смекалке. А где же она сейчас в этой войне?» Советский народ с первых же дней войны продемонстрировал готовность к самопожертвованию во имя Родины. Свидетельствами такой готовности является массовый героизм советских воинов, широкое добровольческое движение граждан. По данным А.М. Синицина, которые он считает неполными, за время войны в военные, партийные, советские, общественные организации и учреждения от советских людей поступило более 20 млн. заявлений с просьбой о добровольном зачислении в армию. В тоже время, непонимание Сталиным и его окружением диалектики политических и собственно военных аспектов строительства Вооруженных Сил, значение которой Ленин подчеркивал ещё в марте 1918 года («Самая лучшая армия, самые преданные делу революции люди будут немедленно истреблены противником, если они не будут в достаточной степени вооружены, снабжены продовольствием, обучены»1) вело к абсолютизации мер, направленных на активизацию духовных и идеологических факторов повышения боеспособности Красной Армии. Сказалась и приверженность некритически воспринятому опыту гражданской войны. Последствия такого курса не были продуманы и вошли в противоречие с требованиями ряда принципов военного строительства, что снижало эффективность последнего, придавали ему затратный характер и, в итоге, затрудняли достижения поставленных перед Вооруженными Силами задач. Проиллюстрируем это рядом примером. Одной из мер военно-политического руководства явилось введение 16 июля 1941 года на основе решения Политбюро ЦК ВКП(б) и Указа Президиума Верховного Совета СССР в полках, дивизиях, корпусах, военноучебных заведениях и учреждениях Красной Армии института военных комиссаров, а в ротах, батареях, эскадрильях – института политруков. В августе того же года военные комиссары были введены в танковых батальонах, артиллерийских дивизионах и батареях, а в декабре 1941 года- в стрелковых батальонах. Важнейшей обязанностью военных комиссаров было политическое и воинское воспитание бойцов и командиров, укрепление их политикоморального состояния. Положение о военных комиссарах так определяло их предназначение: «Воодушевлять войска на борьбу с врагами нашей Родины, … личным примером храбрости и отваги поднять боевой дух войсковой части, …воспитывать у личного состава войсковой части отвагу, смелость, хладнокровие, инициативу и сметку, воспитывать презрение к смерти и готовность биться до победного конца против врагов нашей Родины». 1 Ленин В.И. Полн.собр. соч. Т.35, с.408 10 Более конкретно о назначении военных комиссаров сказано в директиве наркома обороны и начальника ГлавПУ РККА от 20.07.1941 года и Программе подготовки комиссаров и политработников. Анализ этих документов позволяет составить представление о главной роли комиссаров как генераторах боевой активности войск, для чего им были представлены известные широкие полномочия. Упомянутая программа была окончательно отредактирована в августе 1941 года после известного приказа Ставки ВГК № 270, в котором Сталин, определяя причины отступления советских войск, трижды (!) указал на "командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения». Соответствующие изменения немедленно были внесены в программу подготовки комиссаров. В ней рукой Мехлиса – начальника ГлавПУ РККА было записано: «Комиссар обязан следить за тем, чтобы все командиры и политработники не отсиживались в щелях, а наблюдали за ходом боя и не руководящий им самозванец и с ним надо поступать в соответствии с приказом Ставки № 270.» Таким образом, военные комиссары по замыслу Сталина, наряду с заботой о политико-моральном состоянии войск, в первую очередь должны были постоянно побуждать командиров к активным боевым действиям, добиваясь от них безусловного выполнения приказов вышестоящего командования. В этом Сталин видел одно из условий перелома в ходе боевых действий Красной Армии. Фронтовая действительность, однако, не подтвердила правильность этого расчета Верховного Главнокомандующего. Двойственность положения военных комиссаров – с одной стороны как политработников, ответственных за политико-моральное состояние частей, а с другой как администраторов, призванных контролировать боевую деятельность командиров – объективно мешала им непосредственно заниматься воинским воспитанием личного состава и серьёзно подрывала основы единоначалия – важнейшего принципа военного строительства. Такой вывод подтверждается положением из доклада начальника ГлавПУ РККА Щербакова А.С. о воспитательной работе политработников (1942г.): «Руководящие работники к бойцу не ходят, не разговаривают, бытом не интересуются. Иными словами не выполняют своей основной функции, не ведут политработы…Комиссары…находят выход своей деятельности в наиболее легком направлении, а именно, дублируют командиров, являются придатком при командирах или администрируют.» Введение института военных комиссаров обусловлено также убежденностью политического и военного руководства страны в том, что «война усложнила работу командира в полку и дивизии и требует, чтобы командиру полка и дивизии была оказана полная помощь со стороны политических работников не только в области политической, но и в области 11 военной», так как командные кадры в то время не обладали достаточной военно-профессиональной подготовкой и необходимым боевым опытом. Положение о военных комиссарах, утвержденное Президиумом Верховного Совета СССР, возлагало на них «полную ответственность за выполнение войсковой частью боевой задачи». Директива наркома обороны и начальника ГлавПУ РККА от 20.07.1941г. требовала от комиссара «детально знать оперативную обстановку, помогать командиру разрабатывать боевой приказ». В программе подготовки комиссаров и политработников было записано, что «наряду с командиром военный комиссар является боевым руководителем части» и его глаз «должен проникать во все детали работы штаба» и т.п. Такой подход, сама помощь со стороны института военных комиссаров в целом не могла быть действенной, так как общий уровень военной подготовки политических работников был ниже, чем у командного состава. На этот счет имеются прямые указания начальника ГлавПУ РККА Щербакова: «Члены Военсоветов и комиссары превратились в плохих операторов, … военное-то дело плохо знают, …неграмотны в военнооперативных вопросах…» Подобные оценки подтверждают данные из Акта от 14 ноября 1940 года о приёме дел ГлавПУ РККА, в котором указывалось, что «военная подготовка политработников не отвечает предъявляемым требованиям. 38,42 % политработников получили военную подготовку в академиях, военных и военно-политических училищах и на курсах совершенствования. Около половины политических работников (49,72%) имеют подготовку в объёме полковой школы. Не имеют никакой подготовки 11,86%.» Ещё хуже обстояло дело с военной подготовкой политработников запаса. Из них всеми видами военной подготовки было охвачено лишь 23,7%. Введение института военных комиссаров на практике привело к разделению ответственности за результаты командования соединениями и частями, а также к коллективному руководству в условиях острого дефицита профессионально подготовленных командных кадров. Таким образом, введение института военных комиссаров не отражало реальных потребностей военного строительства, а являлось организационным следствием абсолютизации значения духовных факторов повышения боеспособности армии. Противоречивый характер носили и собственно партийные мероприятия по мобилизации духовных сил воинов Красной Армии на разгром врага. С одной стороны, именно партия встала во главе всенародной борьбы против фашистской агрессии. Её организаторская работа явилась одним из решающих факторов победы. Свидетельством соответствия деятельности Коммунистической партии коренным интересам народа и признания им её авангардной роли в деле защиты Родины явился массовый рост заявлений от советских людей с просьбой принять их в члены ВКП(б). 12 С другой стороны мобилизаторская деятельность партии была отягощена бюрократическими подходами как в деле приёма новых членов, так и непосредственно при проведении агитационно-пропагандистской работы. Начало войны ознаменовалось известной перегруппировкой партийных сил из территориальных организаций в действующую армию. Это отвечало как исключительно сложной ситуации на фронтах, так и ленинским подходам ("Как мы действовали в более опасные моменты гражданской войны? Мы сосредотачивали лучшие наши партийные силы в Красной Армии..."». Коммунистическое пополнение «сыграло исключительную роль» в укреплении устойчивости частей и соединений. Однако, потери коммунистов в ходе боевых действий быстро привели к значительному численному ослаблению армейских партийных организаций, что, естественно, снижало их влияние среди военнослужащих. В таких условиях ЦК ВКП(б) принял ряд решений по облегчению условий приёма в партию для воинов действующей армии, особенно отличившихся в боях и показавших «образцы героизма». К сожалению, практика осуществления этих взвешенных решений была искажена в духе сталинских представлений о сущности партийного руководства Вооруженными Силами. В концепции «государственной» партии показатель её влияния в обществе и, соответственно, в армии отождествлялся с количественным составом партийных рядов, а образцом коммуниста являлся не политический вожак, а дисциплинированный солдат партии. Этим объясняется активная деятельность политических органов РККА по ускорению численного роста армейских партийных организаций. Таким образом, политическое руководство страны стремилось укрепить влияние ВКП(б) на фронте и получить дополнительную возможность повысить боевую активность войск через партийное воздействие на военнослужащих-коммунистов. Вместе с тем, с первых же дней войны прослеживается стремление политического и военного руководства страны использовать репрессивные методы как рычаг для изменения положения дел на фронте. Так, 10 июля 1941 года ГКО СССР предупредил фронтовое и армейское командование, что «впредь за самовольный отход будут караться виновные командиры расстрелом». 16 июля 1941 года в постановлении ГКО указывалось на необходимость «железной рукой пресекать всякие проявления трусости и неорганизованности в рядах Красной Армии, памятуя, что железная дисциплина в Красной Армии является важным условием победы над врагом». 28 июля 1941 года приказом наркома обороны № 0250 был объявлен приговор Верховного суда ССР по делу генерала армии Павлова. В приказе Сталин вновь предупредил, что все, «самовольно оставляющие боевые позиции и сдающие оружие противнику без боя, будут 13 беспощадно караться по всем строгостям законов военного времени, не взирая на лица.» Именно в это время Постановлениями ГКО СССР (№ 187 от 17.07.1941г. и № 377 от 02.08.1941г.) особым отделам было предоставлено право «в необходимых случаях» расстреливать дезертиров и членовредителей. Сталин и его ближайшее окружение рассматривали страх перед наказанием как универсальный и мощный побудитель человеческой деятельности. Оценивая указанный фактор в совокупности с основными принципами функционирования командно-бюрократической системы, становится ясным, почему принимаемые суровые меры по укреплению воинской дисциплины и организованности, оправданные конкретной, исключительно тяжелой военной обстановкой, неизменно приобретали массовый репрессивный характер и превращались в постоянно действующие. Суровые приказы сами по себе не могли серьёзно повлиять на развитие событий первого периода войны. После приказа № 270 в плену оказались многие сотни тысяч советских военнослужащих; приказ № 227 не остановил продвижение фашистских армий к Сталинграду и на Северный Кавказ. Однако, отрицательное влияние подобных приказов ощущалось на протяжении всей войны. Во-первых, нередко командиры и начальники злоупотребляли предоставленными им чрезвычайными правами, извращали дисциплинарную практику, что носило вред реализации принципа дисциплины. Приходилось даже издавать специальные приказы, разъяснения для борьбы с этим. Так, 4 октября 1941 года был подписан приказ наркома обороны № 0391 «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями», в котором указывалось, что «необоснованные репрессии, незаконные расстрелы, самоуправство и рукоприкладство со стороны командиров и комиссаров являются проявлением безволия и близорукости, нередко ведут к обратным результатам, способствуют падению воинской дисциплины и политикоморального состояния войск и могут толкнуть нестойких бойцов к перебежкам на сторону противника.» Не смотря на то, что приказ требовал самым решительным образом бороться с незаконными репрессиями, извращения дисциплинарной практики продолжались. Во-вторых, ставка на репрессивно-нажимные методы управления создавала неблагоприятную атмосферу для военно-профессионального становления командира как единоначальника. Над командным составом, особенно в первый период войны, постоянно довлела угроза репрессий. Интересен и анализ подхода военного руководства к проблемам материально бытового обеспечения личного состава войск. Обращает на себя внимание большое количество Постановлений ГКО СССР, приказов НКО, директив и приказов начальника ГлавПУ РККА и т.п. о зачастую неудовлетворительном положении дел с решением этих вопросов. 14 Принципиальное значение для понимания проблемы имеют многочисленные факты, приведенные в этих документах, когда при наличии необходимого количества продовольствия и вещевого имущества на складах личный состав подразделений и частей испытывал в нем острую нужду. И несмотря на многочисленные мероприятия со стороны органов военно-государственного руководства, ожидаемого улучшения в материально-бытовом снабжении личного состава РККА не наступало. Не помогали кардинально исправить положение дел ни меры репрессивного характера – Постановление ГКО СССР № 3425 от 24.05.1943г. (объявленное приказом НКО № 0374 от 31.05.1943г.) , в котором говорилось: "лиц начальствующего состава, виновных в перебоях в питании бойцов или в недодаче продуктов бойцам, решением Военного совета фронта направлять в штрафные батальоны и роты», ни специальная нацеленность политического состава армии на этот участок работы. Приказ наркома обороны № 0374 ведение вопросов, связанных с организацией тыла фронта, войсковым хозяйством и материальным обеспечением частей и соединений возлагал на членов военных советов, которые занимались вопросами оперативного характера - то есть на самых опытных и авторитетных. Принимаемые меры в значительной степени обесценивались известной слабостью тыловых органов РККА, которая усугублялась регулярными в ходе войны сокращениями численности личного состава в них. В этой связи известны случаи, когда соль развозили по частям и госпиталям на машине начальника политического управления фронта. Член Военного Совета Калининского фронта Дербенев в январе 1943 года на заседании Совета военно-политической пропаганды тоже делился: «Я сам езжу и всегда вожу полмешка соли». Обыденной являлась ситуация, о которой говорил начальник ГлавПУ РККА Щербаков: «У нас заботятся в первую очередь, чтобы было оружие, боеприпасы, но не заботятся о том, чтобы во время подтянуть тылы, кухню, все продукты, есть ли соль, мука, крупа, мясо, как готовится обед». 15 4. Заключение. Система не была сориентирована на человека и , поэтому постоянно генерировала остаточный принцип подхода к обеспечению как минимальных по возможности потерь воинов Красной Армии в ходе боевых действий , так и удовлетворению их элементарных нужд и потребностей. Исторические факты свидетельствуют: «В мышлении политического руководства и военного командования не всегда находилось место стремлению решать стратегические и тактические задачи ценою меньших жертв». О выраженном затратном характере военного строительства в первый период войны свидетельствуют данные о потерях Советских Вооруженных Сил. За полтора года они составили 56,7% общих потерь за всю войну. Особенно тяжелыми были пограничные сражения, начатые Советским Союзом по вине Сталина в исключительно невыгодных условиях. К середине июля из 170 советских дивизий первого стратегического эшелона были разгромлены 28, а 72 дивизии лишились половины личного состава и техники. Красная Армия потеряла около 1 млн. солдат и офицеров, из них 724 тыс. были пленены. Об огромных потерях в 1941-1942г.г. свидетельствует постоянная потребность в массовых пополнениях действующей армии. Так, за первые 8 дней войны в армию было призвано 5,3 млн. человек, её численность достигла почти 10 млн. Но уже летом и особенно осенью 1941 года фронту потребовались новые пополнения. ГКО СССР своим решением от 13.08.1941г. за № 475 постановил «сформировать с 15 августа до 31 декабря 1941 года 2000 маршевых батальонов численностью в 2 млн. человек.» Ярко выраженный затратный характер военного строительства сохранился и в 1942 г. Об этом свидетельствует постановление ГКО СССР № 1227 от 01.02.1942г.: «В целях бесперебойного пополнения дивизий и бригад действующей армии личным составом установить на 1942 год, начиная с февраля месяца, отправление подготовительных контингентов на фронт в составе маршевых подразделений до 300.000 человек в месяц…» Итак, военно-политическое руководство страны в экстремальных условиях первого периода войны не сумело найти оптимальных решений в области укрепления обороноспособности Красной Армии. Одна из важных причин этого – отказ на практике от испытанных в годы гражданской войны подходов к военному строительству. Отсутствие необходимой коллегиальной в высших инстанциях военного управления, единовластие Сталина с его явно недостаточной компетентностью в военных вопросах зачастую становились причиной неверных стратегических решений. Сверхцентрализм, нажимные методы руководства серьёзно затрудняли проявление инициативы, а также военнопрофессиональное становление командных кадров. Введение института 16 военных комиссаров подрывало основы единоначалия. Упрощенноколичественный подход к реализации принципа руководящей роли Коммунистической партии, облегченный приём в её члены всех желающих предопределял вступление в ВКП(б) лиц, подрывающих авторитет звания коммуниста, что наряду с бюрократизацией руководящих структур партии объективно вело к снижению результативности её мобилизующей деятельности среди личного состава Красной Армии. Антигуманный характер военного строительства, ставка на репрессивные методы управления снижала политико-моральное состояние войск, не способствовала укреплению единства армии и народа. Огульное политическое недоверие по отношению к ряду национальностей СССР сужало общенародный характер борьбы с агрессором. Низкая эффективность военно-политического руководства вооруженной борьбой компенсировалась мужеством, героизмом и самопожертвованием воинов РККА, защищавших свою Родину, независимость страны, социалистический выбор, сделанный в октябре 1917 года. В трагическом развитии событий первого периода войны со всей очевидностью проявилась неспособность военно-политического руководства страны на основе традиционного понимания сущности принципов советского военного строительства выправить положение и обеспечить победу. Налицо был «кризис той системы управления, тех способов решения национальных, социальных и политических проблем, которые были характерны для диктаторского, бесконтрольного режима власти, утвердившегося в тридцатые годы.» 17 6. Список литературы 1. Анфилов В.В. Самые тяжелые годы// Литературная газета.,1989, 22 марта. 2. Волкогонов Д.А. Триумф и трагедия. Политический портрет И.В.Сталина. В 2-х кн.,М.: Изд-во АПН,1989. 3. Гулаг в годы Великой Отечественной войны Советского Союза// Военноисторический журнал.1991. №1.с.14-24. 4. История Великой Отечественной войны Советского Союза.1941-1945. В 6-ти т.М.: Воениздат,1960-1965. 5. Карпов В. Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира// Знамя,1989.№ 10-12. 6. Павленко Н. Лето 1941-го. Военно-политические причины катастрофы. Заметки военного историка.// Коммунист.1991.№9. 18
