Едва ли без изучения различных аспектов существования

Едва ли без изучения различных аспектов существования женщины в прошлом
вообще возможно изучение и социальной истории в целом. Ведь исследования такого
рода позволяют порой не только скорректировать, но и вовсе пересмотреть устоявшиеся
взгляды на место женщины в том или ином обществе, а значит и по-другому взглянуть на
само это общество. В этом смысле весьма плодотворным может стать анализ отношения
различных слоев российского общества к женщинам, пребывавшим во главе государства.
Так,
например,
особого
внимания
заслуживает
вопрос,
насколько
справедливо
распространенное в историографии мнение, согласно которому социальные низы в XVIII
в. однозначно отрицательно относились к женскому правлению? И действительно ли
подобное отношение «вело к разрушению в сознании народа сакральности самодержавия?
Спору нет, в источниках можно найти многочисленные выпады простолюдинов в
адрес «баб», неспособных к правлению. Главным образом, эту информацию мы черпаем
из судебно-следственных материалов. Однако исследователи зачастую не хотят замечать
противоположные примеры, т. е. примеры почтительного отношения к императрицам,
которое также фиксируется в источниках. Эта фиксация, в свою очередь, вызывает ряд
вопросов: были ли положительные отзывы об императрицах единичными по сравнению с
грубой бранью в их адрес или же выражали настроения широких слоев населения?
Отличалось ли отношение к женскому правлению у различных социальных групп
простонародья? Менялось ли это отношение со временем? И т. д. и т. п. Чтобы ответить на
все эти вопросы потребуется не один год кропотливой работы. Пока же в данной статье на
материале пугачевского бунта 1773-1775 гг. я попытаюсь доказать, что такая работа
необходима, поскольку даже отношение пугачевцев к Екатерине II не было столь
однозначным, как это зачастую представляется в историографии.
Обращение именно к пугачевскому бунту может быть полезно по нескольким
причинам. Прежде всего, этот бунт был самым крупным возмущением за все время
пребывания женщин на престоле, а значит, в источниках этого возмущения должно было
отразиться недовольство Екатериной II в частности, и «бабьим» владычеством в целом,
если подобное недовольство у повстанцев имелось. Ведь восставшие, как правило,
выплескивают свой гнев на все для них самое ненавистное. Немаловажно и то, что от
этого возмущения до нас дошел большой комплекс источников. Наиболее полно
мировоззрение восставших отразилось в их допросах, а также в документах, вышедших
из-под пера бунтовщиков во время восстания: манифесты самозваного Петра III,
различные воззвания и т. д. Таким образом, эти источники содержат огромный
информационный потенциал для анализа отношения простолюдинов к женскому
правлению. Причем гораздо больший, нежели отдельные судебные дела, в которых
зафиксированы как негативные, так и положительные высказывания об императрицах.
Следовательно, можно надеяться на то, что пусть и в рамках одного восстания, мне
удастся показать более широкую картину интересующих нас представлений.
В историографии общепризнано, что пугачевское восстание было направлено не
только
против
дворян,
чиновников
и
прочих
«бояр»,
традиционных
врагов
простолюдинов, но и против Екатерины II, незаконно захватившей царский престол. Это
мнение подтверждается уже тем фактом, что восстание проходило под знаменем
свергнутого с престола Екатериной Петра III, роль которого играл Емельян Пугачев.
Поэтому неудивительно, что самозванец рассказывал о «великих нуждах», которые
претерпел от «злодейки жены», исключил Екатерину из упоминаний во время церковной
службы
и
собирался
наказать
ее
после
того
как
придет
в
Петербург.
В
антиекатериненском же ключе следует рассматривать и женитьбу «Петра Федоровича» на
казачке У. Кузнецовой, ставшей новой императрицей. Есть также данные и о выпадах в
адрес Екатерины со стороны других повстанцев. Восставшие, помимо козней против
мужа,
ставят в вину Екатерине блуд, а также ухудшение жизни. Однако прямых
оскорблений в адрес «глупой бабы» на троне я в источниках не встречал. Да и вообще,
судя по этим источникам, императрица явно не была главным врагом повстанцев. Прежде
всего, выпады в адрес Екатерины немногочисленны, а наказания, которые к ней собирался
применить Пугачев, как правило, были гораздо мягче, чем наказания для «злодеев бояр».
Весьма редко государыня обвиняется и в свержении Петра III. Эта роль опять же
отводится ненавистным «боярам».
Наверняка, не все нам известно о недовольстве Екатериной среди пугачевцев.
Например, во время следствия повстанцы по тем или иным причинам могли скрывать
даже чужие выпады в адрес императрицы. Правда, тут же возникает вопрос: а почему они
во время того же следствия не скрывали выпадов в адрес «бояр»? Кроме того,
недовольство царицей редко высказывается и в документах, вышедших из-под пера
бунтовщиков во время восстания. А, например, в манифестах и указах самозваного Петра
Федоровича (до нас дошло 46 его манифестов и указов) это недовольство и вовсе
отсутствует. Подобное отсутствие весьма знаменательно, поскольку в манифестах и
указах «Петр III» всенародно объявлял своих врагов и «недоброжелателей», лишивших
его престола. Ко всему вышесказанному следует добавить, что в источниках сохранились
и высказывания, которые можно охарактеризовать, как положительные высказывания по
адресу Екатерины.
Подобное отношение к Екатерине может быть обусловлено несколькими
причинами. Прежде всего, нужно обратить внимание на то, что яицкие казаки,
инициаторы Пугачевщины, чуть ли не до самого восстания питали надежды на
государыню. Видимо, это почтение у какой-то части казаков не было поколеблено и во
время бунта. Кроме того, и за пределами яицкого казачества отдельные группы
простонародья уповали не только на чудесно спасшегося Петра Федоровича, но и на
«милостивую государыню» Екатерину Алексеевну. И, наконец, нужно обратить внимание
на еще один немаловажный момент. Выше я уже говорил, что Пугачев, играя роль Петра
III, негативно отзывался о своей «супруге». Однако анализ источников заставляет
предположить, что сам Емельян Пугачев едва ли питал подобные чувства к Екатерине.
Итак, анализ источников показывает, что отношение пугачевцев к Екатерине II не
было столь однозначным, как это зачастую утверждается в историографии. Императрица
явно не была главным врагом для повстанцев. Кроме того, они особо не заостряли
внимания на проблеме «бабьего» владычества. Речь о десакрализации верховной власти
вообще не идет. Однако эти выводы вызывают ряд новых вопросов. Наиболее важный
среди них звучит следующим образом: было ли связано относительно мягкое отношение
повстанцев к Екатерине II с тем, что какая-то часть простолюдинов уже начала привыкать
к женскому правлению и не считало его чем-то аномальным, или же подобное отношение
обусловлено какими-то другими причинами? Но на этот вопрос можно будет ответить
лишь проведя дополнительные изыскания.