Add to collection(s) Add to saved
  1. История
  2. Всемирная история

Крах операции «Тайфун» В. Д. Соколовский, Маршал Советского

advertisement 
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Крах операции «Тайфун»
В. Д. Соколовский,
Маршал Советского Союза
Так ковалась наша победа
Вспоминая крупнейшие сражения Великой Отечественной войны, мы снова и снова
обращаемся к событиям битвы под Москвой. И чем дальше уходят в прошлое те грозные
дни, тем ярче представляется величие бессмертного подвига советских людей,
разгромивших немецкий фашизм. Именно у стен нашей столицы был развеян миф о
непобедимости немецко-фашистских войск, именно здесь ковалась наша конечная победа.
Подвиг Москвы навсегда останется в умах и сердцах советских людей, в памяти всего
прогрессивного человечества.
Как известно, вследствие вероломного нападения фашистской Германии на
Советский Союз в первые месяцы войны мы терпели неудачи и поражения. Красная
Армия и флот мужественно сражались с превосходящими силами врага, нанося ему
большие потери. С каждым днем нарастало наше сопротивление. Смоленское сражение,
длившееся в течение почти двух месяцев, последовавшие затем контрудары советских
войск в районах Ярцева, Духовщины и Ельни, сорвали замысел фашистского
командования сразу прорваться к Москве. В общем плане войны против Советского —
плане «Барбаросса» — появилась первая крупная трещина.
Несмотря на указанные неудачи, грозный вал фашистских армий продолжал
катиться по нашей территории на восток. В сентябре 1941 года фашистские войска вышли
к Неве восточнее Ленинграда. Войска Юго-Западного фронта после длительных боев
вынуждены были оставить Киев. Тогда же Гитлер отдал приказ о подготовке генерального
наступления на Москву. Он считал, что с падением Москвы перестанет существовать
Советский Союз, что наш народ прекратит сопротивление, а у Германии будут развязаны
руки для нападения на другие страны мира с целью завоевания мирового господства.
В конце сентября гитлеровское командование сосредоточило на московском
направлении за счет других фронтов крупнейшую группировку отборных войск. Эта
группировка должна была стремительным ударом овладеть Москвой.
На московском направлении гитлеровцам противостояли три наших фронта:
Западный, Резервный и Брянский, армии которых насчитывали в общей сложности около
800 тысяч человек. Но если в численном отношении разница была небольшая, то в танках
и артиллерии фашистские войска превосходили нас значительно: против наших 770
танков и 9150 орудий и минометов они имели 1700 танков, 19 450 орудий и минометов.
Операция врага под кодовым названием «Тайфун» началась 30 сентября против
войск Брянского фронта и 2 октября против войск Западного и Резервного фронтов.
Противник прорвал нашу оборону и быстро продвинулся вперед, в общем направлении на
Вязьму.
Немецко-фашистским войскам удалось глубоко вклиниться в центральные области
нашей страны и выйти на подступы к столице. Нами была потеряна большая территория,
тысячи населенных пунктов, в том числе важные железнодорожные узлы и города:
Брянск, Вязьма, Орел, Ржев, Калинин, Сухиничи и другие. Войска Западного направления
в тяжелых оборонительных сражениях и при отходе понесли значительные потери в
живой силе и военной технике.
14 октября немецко-фашистское командование объявило об окружении основных
сил Красной Армии на [10] центральном — московском направлении. При этом
сообщалось о захвате 350 тысяч советских военнопленных и большого количества
вооружения. Называлось и число окруженных дивизий — 45. Эти данные были
использованы немецкими буржуазными историками, к которым присоединились историки
США, Англии и Франции.
На самом же деле в районе Вязьмы и Брянска были окружены наши 19, 20, 24 и 32-я
армии, в общей сложности менее 20 дивизий, причем многие из них, понеся большие
потери в предыдущих боях, насчитывали по 2 — 3 тысячи человек. Большинство войск
Брянского, Западного и Резервного фронтов к 20 октября организованно отошли, создав
новый фронт обороны. Находившиеся в окружении советские войска сковали
значительное число фашистских дивизий. Впоследствии часть окруженных войск
Западного и Резервного фронтов под командованием генерал-лейтенанта И. В. Болдина
вышла из окружения. Многие подразделения присоединились к партизанским отрядам
или образовали новые партизанские отряды (что, кстати сказать, не отрицают и
буржуазные историки).
Опасность, нависшая над нашей Родиной, была велика. И только исключительная
стойкость войск, огромная организаторская работа Коммунистической партии и ее
Центрального Комитета, командования Советских Вооруженных Сил помогли сорвать
самонадеянный гитлеровский план молниеносного разгрома советских войск в районе
Вязьмы и Брянска и дальнейшего марша на Москву. Мы смогли сорвать замыслы
захватчиков потому, что против них поднялся весь советский народ, в том числе и
население, оказавшееся в тылу врага. Фашистский «Тайфун» был укрощен мужеством и
стойкостью Красной Армии. Советские люди, несмотря на большие жертвы, не дрогнули,
выстояли. А выстоять в то время означало победить. В этом основной итог тяжелого и
героического октября 1941 года.
Сражения на московском направлении дорого обошлись и врагу. По данным
начальника генерального штаба сухопутных сил Германии генерала Гальдера, потери
фашистских войск в октябре составили 135 тысяч. По признанию немецких генералов —
участников сражений, они были ошеломлены силой сопротивления советских войск и
своими огромными потерями на подступах к Москве. Так, начальник [11] штаба 4-й армии
генерал Блюментрит признает: «Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение
наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением и разочарованием мы
обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали
существовать как военная сила».
Командующий 4-й армией генерал Клюге, основываясь на больших потерях его
армии в конце октября и письмах солдат домой, советовал командованию группы армий
«Центр» отложить наступление на Москву до весны 1942 года. Вопрос о возобновлении
наступления на Москву обсуждался на совещании командующих групп армий в Орше. На
этом совещании были подвергнуты всестороннему рассмотрению все доводы за и против
наступления. С предложением Клюге был согласен командующий группы армий «Юг»
генерал-фельдмаршал Рундштедт, который просил командующего сухопутными силами
Браухича усилить его группу для развития успеха на ростовском направлении.
Командующий резервной армией генерал Фромм рекомендовал сделать мирное
предложение Советскому Союзу, чтобы избежать риска войны на два фронта.
Однако главное командование сухопутных войск и командующий группой армий
«Центр» фельдмаршал Бок не согласились с доводами генералов. Выход группы армий
«Центр» на ближние подступы к Москве, успешные действия фашистских войск на
тихвинском и ростовском направлениях вселяли надежду на быстрое овладение Москвой
и успешное окончание войны. Гитлер, как зарвавшийся игрок, торопил своих генералов «в
ближайшее время любой ценой покончить с Москвой». Занятием Москвы он рассчитывал
произвести сенсационный политический эффект среди буржуазных государств. Гитлер
одобрил приказ группы армий «Центр» от 30 октября, в котором указывалось о
возобновлении наступления на Москву не позднее 12 ноября и ставилась задача до начала
зимы любой ценой захватить Москву.
В соответствии с требованиями Гитлера в первой половине ноября немецкофашистское командование спешно подтянуло к Москве с других направлений
дополнительно до 10 дивизий и произвело перегруппировку войск.
Гитлеровское командование бросило на Москву свои лучшие, [12] отборные части.
Вражеская группа армий «Центр» значительно превосходила наши силы, оборонявшиеся
на московском направлении. У гитлеровцев здесь было в два раза больше солдат и
офицеров, в два с половиной раза больше орудий и минометов и в полтора раза больше
танков, чем у нас. На флангах же Западного фронта, где гитлеровцы наносили главные
удары своими танковыми армиями (группами), у них было еще большее преимущество в
людях и технике. У врага было и значительное превосходство в бомбардировочной
авиации.
По замыслу немецко-фашистского командования, 4-я полевая армия совместно с
танковыми армиями (группами) должна была разбить находящиеся под Москвой
советские войска и осуществить окружение Москвы с севера и юга. Линией прикрытия с
востока намечался рубеж: Рязань — река Ока до Коломны — Егорьевск — ОреховоЗуево — река Дубна. Затем кольцо окружения Москвы предполагалось сузить до
городской железной дороги. По требованию Гитлера капитуляция Москвы исключалась.
Москва должна была быть разрушена артиллерией и воздушными налетами, а уцелевшее
население должно было подвергнуться уничтожению специальной «зондеркомандой
Москва».
Советское Верховное главнокомандование, оценивая обстановку, сложившуюся на
московском направлении в конце октября, исходило из того, что противник хотя и
ослаблен, но имеет еще достаточно сил для возобновления наступления, а Красная Армия
не располагает пока возможностями для перехода от обороны к контрнаступлению.
Поэтому основные усилия советского командования в это время были направлены на
укрепление Западного фронта, в полосу которого, как показывали данные разведки,
целиком перемещались ударные группировки противника.
Исходя из этого, Ставка с 1 по 15 ноября ввела в состав Западного фронта несколько
свежих стрелковых, кавалерийских, танковых дивизий и бригад. Действующие части
фронта пополнялись людьми и боевой техникой. Большинство армий фронта было
усилено противотанковой артиллерией и гвардейскими минометными частями. Всего в
первой половине ноября Западный фронт получил пополнение в количестве 100 тысяч
человек, 300 танков и 2 тысяч орудий. Усиливались и другие фронты московского
направления — Калининский [13] и правый фланг Юго-Западного, а также Московская
зона обороны.
Резервные полки и дивизии поступали в распоряжение Военного совета Московской
зоны обороны, где проводилось их доукомплектование и снаряжение. Здесь же по
заданию Ставки спешно формировались танковые бригады, дивизионы и полки
реактивных минометов и несколько артиллерийских полков ПТО. 24 октября части
Московской зоны были сведены в три боевые группы: северо-западную, западную и югозападную, — составившие первый эшелон обороны зоны. Второй эшелон составили
рабочие дружины, отряды истребителей танков (около 3 тысяч человек), отряды моряков.
Командование Западного фронта принимало меры к повышению активности войск в
обороне и к стабилизации фронта. В приказах фронта от 30 октября и 3 ноября
предлагалось: заминировать все танкоопасные направления, создать сильные
противотанковые районы в крупных населенных пунктах, подготовить огневые и
инженерные заграждения, лесные завалы и затопление местности, разрушить мосты и
дороги перед передним краем.
Располагая данными, что противник основные группировки создает на флангах
Западного фронта, командование фронта значительную часть своих резервов в первую
очередь сосредоточило против этих группировок. Войска Западного фронта получили
приказ прочно удерживать занимаемые рубежи в центре фронта и не допустить обхода
Москвы с северо-востока и юго-востока. Войскам Калининского и Юго-Западного
фронтов Ставка приказала прочно оборонять занимаемые рубежи и сковывать врага,
мешая ему перебрасывать силы под Москву.
Организация обороны советских войск на ближних подступах к Москве
осуществлялась с предельным напряжением сил. В действующих армиях был
значительный некомплект личного состава. Продолжал ощущаться недостаток в
вооружении и боеприпасах. Большую нужду войска испытывали в автотранспорте,
механизированных средствах тяги и даже в лошадях. Положение на флангах фронтов, где
противник подготовлял нанесение главных ударов, продолжало оставаться весьма
непрочным.
В целях оказания помощи командирам частей в организации позиционной обороны
командующие армиями, члены [14] военных советов и офицеры штабов выезжали на
передний край обороны. На фронте чувствовался значительный перелом в настроении
войск — бойцы и офицеры стали непримиримо относиться к отдельным случаям
неустойчивости в бою.
14 ноября Военный совет Западного фронта (Г. К. Жуков, Н. А. Булганин, И. С.
Хохлов, В. Д. Соколовский) предупредил войска о возможном наступлении врага
«сегодня или завтра», потребовав от командиров всех степеней принять меры к его
отражению. В обращении Военного совета фронта к войскам говорилось: «В час грозной
опасности для нашего государства жизнь каждого воина принадлежит Отчизне. Родина
требует от каждого из нас величайшего напряжения сил, мужества, геройства и стойкости.
Родина зовет нас стать нерушимой стеной и преградить путь фашистским ордам к родной
и любимой Москве».
15 — 16 ноября возобновилось наступление врага под Москвой. Особенно
энергичные бои развернулись на правом крыле фронта в полосе 30-й и 16-й армий.
Трудящиеся Москвы, вся страна пришли на помощь Западному фронту.
В результате упорного сопротивления советских войск в конце ноября наступление
противника северо-западнее Москвы, по существу, было остановлено. Темп его
наступления в последнюю неделю ноября равнялся 1 — 2 километрам в сутки. 30 ноября
враг перешел к обороне перед фронтом 30-й армии (командующий Д. Д. Лелюшенко). Это
было симптоматично, так как переход противника к обороне свидетельствовал об отказе
от первоначального плана — глубокого окружения Москвы с востока.
Советское Главнокомандование, учитывая опасность, нависшую над Москвой,
принимало меры к полному срыву наступления противника. 29 ноября в состав частей
Западного фронта, сражающихся северо-западнее Москвы, были переданы из резерва
Ставки 1-я ударная (командующий В. И. Кузнецов) и 20-я (начальник штаба Л. М.
Сандалов) армии.
На левом крыле фронта противник возобновил наступление 18 ноября, нанося
главный удар северо-восточнее Тулы в направлении Венев — Кашира. В первый день
наступления противник, используя превосходство в силах, прорвал [15] оборону 50-й
армии (командующий И. В. Болдин) и овладел рядом важных населенных пунктов.
Прорыв обороны 50-й армии восточнее Тулы в сочетании с наступлением противника
западнее Тулы угрожал окружением города и требовал принятия срочных мер для
обороны всего левого крыла фронта.
Для ликвидации прорыва в полосе 50-й армии и прикрытия каширского направления
приказом фронта был создан Веневский боевой участок, куда отводились левофланговые
части 50-й армии. Кроме того, создавались Рязанский, Зарайский, Каширский и
Лаптевский боевые участки. Организация обороны системой боевых участков в условиях
отсутствия сплошной линии фронта во многих случаях весьма целесообразна. Именно
система боевых участков позволила командованию фронта в сложных условиях
восстановить положение 50-й армии северо-восточнее Тулы и подготовить условия для
нанесения поражения противнику.
В течение 26 ноября противник еще продвигался вперед на всех направлениях. В
этот день танки противника ворвались в Михайлов и Серебряные Пруды. 17-я танковая
дивизия подошла к Кашире, 3-я танковая дивизия перерезала железную дорогу и шоссе
севернее Тулы. Но это были последние рывки смертельно усталого врага. 27 ноября части
Гудериана были остановлены на Лаптевском и Каширском боевых участках.
В связи с прорывом противника в район Каширы командующий Западным фронтом
направил сюда 2-й кавкорпус генерала П. А. Белова с задачей немедленно развернуться из
района Каширы фронтом на юг, разбить противника и отбросить его в южном
направлении. Эта задача была успешно выполнена.
Опасаясь за свой правый фланг, Гудериан 30 ноября приказал перейти к обороне
частям 53-го армейского корпуса и 10-й мотодивизии 47-го танкового корпуса. 17-я
танковая и 29-я мотодивизия противника получили приказ отбить атаки подвижной
группы генерала Белова и закрепиться на достигнутом рубеже севернее Мордвес.
Следовательно, уже 30 ноября Гудериан, по существу, признавал невозможность
выполнения поставленной задачи, хотя и стремился активизировать действия 24-го
танкового корпуса севернее Тулы. Однако попытки 24-го корпуса выйти на [16] шоссе
Москва — Тула были отбиты с большими для него потерями.
Обескураженный провалом своих замыслов, Гудериан готов был для поддержания
престижа своей армии возобновить наступление из последних сил. Для этого он в течение
двух дней (29 и 30 ноября) вел переговоры с командующим 4-й армией Клюге о начале
совместного наступления на Москву с юго-запада.
Немецко-фашистское командование, потерявшее чувство реальности, не могло уже
трезво оценивать обстановку. Оно все еще надеялось, что ему удастся овладеть Москвой
до того, как советское командование успеет подтянуть резервы. Несмотря на явный
провал наступления северо-западнее и юго-западнее Москвы, командование группы
армий «Центр» предприняло отчаянную попытку прорваться к Москве с северо-запада и
запада и завершить окружение наших войск в районе Тулы. Наступление должно было
начаться одновременно на всех направлениях, без оперативной паузы и перегруппировки
войск.
Севернее Москвы, введя в бой свежую танковую дивизию, генерал Рейнгарт пытался
прорваться к Москве со стороны Красной Поляны и Крюкова. Генерал Гепнер пытался
нанести удар в направлении Нахабина и совместно с 4-й армией, которая наносила удар из
района Наро-Фоминска в направлении Голицына, окружить войска 5-й армии и ворваться
в Москву с запада.
1 декабря противнику удалось потеснить наши части. Особенно значительным было
его продвижение на краснополянском и наро-фоминском направлениях, на которых он
овладел несколькими опорными пунктами обороны наших войск. Командующие 20-й, 5-й
и 33-й армиями Западного фронта получили задачу отбить новые удары противника. 2
декабря передовые части 20-й армии отразили все атаки противника и вынудили его
прекратить наступление. Были отбиты атаки врага и на участке 16-й армии (командующий
К. К. Рокоссовский). Более тяжелой продолжала оставаться обстановка на нарофоминском направлении.
Оценивая обстановку в первые дни декабря, командование Западного фронта не
могло не заметить ослабления нажима врага. Захваченные пленные своим жалким видом
свидетельствовали об истощении фашистской армии. В связи [17] с этим 1-я ударная и 20я армии получили задачу с утра 3 декабря перейти в наступление и разгромить
противника в населенных пунктах Яхрома, Ольгово, Озерецкое, Белый Раст, Красная
Поляна. 16-я и 5-я армии получили задачу контратаковать врага в районе Крюкова и
северо-восточнее Звенигорода. 33-я и 5-я армии получили приказ разгромить противника,
прорвавшегося в районы Юшкова, Бурцева и восстановить положение по реке Наре. Все
армии правого крыла Западного фронта получили задачу не допускать перехода
противника к обороне на занятых рубежах.
Выполняя приказ Западного фронта, 1-я ударная и 20-я армии в течение 3 — 5
декабря нанесли несколько сильных ударов по врагу, в результате которых противник был
выбит из ряда крупных населенных пунктов. 16-я армия в течение 3 — 5 декабря отбила
несколько яростных атак противника в районе Крюкова. Левофланговые дивизии 16-й
армии во взаимодействии с 5-й армией отбросили противника из большой излучины реки
Москвы и освободили несколько населенных пунктов северо-восточнее Звенигорода.
Командующий 33-й армией М. Г. Ефремов для разгрома прорвавшегося противника
создал ударную группу, под нажимом которой противник 4 декабря оставил Юшково и
Бурцево и начал отходить на рубеж реки Нары. Одновременно были ликвидированы
вклинившиеся части противника и в полосе 5-й армии (командующий Л. А. Говоров).
Таким образом, в течение 1 — 5 декабря войска правого крыла и центра Западного
фронта сильными контрударами нанесли первое поражение противнику и захватили
инициативу в свои руки.
Генерал Гальдер 5 декабря отмечал в своем дневнике: «Фон Бок сообщает: силы
иссякли. 4-я танковая группа не сможет завтра наступать». Таков финал последних усилий
врага прорваться к Москве с запада и северо-запада. В результате сильных контрударов
наших войск в первых числах декабря в центре и на флангах Западного фронта последние
попытки врага прорваться к Москве были сорваны, и он вынужден был фактически
перейти к обороне на всем московском направлении. Тем самым окончательно был сорван
план немецкого наступления на Москву.
Срыв гитлеровского наступления на Москву показал огромную, необоримую силу
советского народа и его армии, [18] сумевших в труднейших условиях найти силы,
способные сначала остановить врага у самых стен столицы, а затем нанести ему тяжелое
поражение. Такой исход гигантских оборонительных сражений под Москвой вызвал у
советских людей новый патриотический подъем как на фронте, так и в тылу. Советские
люди в срыве вражеского наступления на Москву увидели результаты своих усилий и
обрели уверенность, что враг будет не только остановлен, но и разбит.
Идея контрнаступления под Москвой возникла еще в начале ноября, когда танковые
армии врага были остановлены на ближних подступах к Москве. В это время по указанию
Государственного Комитета Обороны Ставка Верховного главнокомандования отдала
приказ о сосредоточении в районе Москвы четырех резервных армий (1-й ударной, 20-й,
26-й и 10-й), которые предполагалось передать фронтам Западного направления для
осуществления контрнаступления.
Тогда же Ставка приняла решение о нанесении контрударов в районе Ростова и
Тихвина с целью срыва наступления врага на этих направлениях и недопущения
переброски оттуда войск под Москву. Однако в связи с большими трудностями
формирования резервных армий и возобновлением наступления врага на Москву идея
контрнаступления не получила в тот период своего полного развития. Южный фронт, 52-я
и 4-я отдельные армии получили приказ нанести контрудары наличными силами, не
ожидая подхода резервов.
Дальнейшее развитие событий подтвердило правильность такого решения.
Контрудары советских войск на южном участке фронта и в районе Тихвина во второй
половине ноября сковали силы врага на этих направлениях и не позволили перебрасывать
их под Москву в момент начавшегося кризиса немецко-фашистского наступления.
И хотя Красная Армия еще не располагала численным превосходством над врагом,
кризис вражеского наступления под Москвой создавал предпосылки для успешного
осуществления контрнаступления на московском направлении.
Не случайно заместитель начальника Генерального штаба генерал А. М.
Василевский в одном из разговоров с командующим Калининским фронтом генералом И.
С. Коневым сказал, что «сорвать наступление немцев на Москву и тем самым не только
спасти Москву, но и положить начало [19] серьезному разгрому противника можно лишь
активными действиями с решительной целью. Если мы этого не сделаем в ближайшие
дни, то будет поздно».
Для контрнаступления под Москвой Верховное главнокомандование решило
привлечь войска трех фронтов — Калининского (командующий И. С. Конев, член
Военного совета Д. С. Леонов, начальник штаба М. В. Захаров), Западного и правого
фланга Юго-Западного. Главные усилия предполагалось сосредоточить в полосе
Западного фронта, которому ставилась задача — разгромить ударные танковые
группировки врага, наступающие на Москву. С целью обеспечения внезапности
контрнаступление должно было начаться без оперативной паузы и почти в той же
группировке войск, которая сложилась в ходе оборонительного сражения.
Такой замысел контрнаступления под Москвой был обусловлен прежде всего
недостатком у нас сил и средств. Соотношение сил на всем московском направлении, а
также в полосе фронтов оставалось в пользу противника. Лишь за счет маневра удавалось
создавать, и то далеко не всегда, небольшой перевес в силах на направлении главных
ударов.
Подготовка войск к контрнаступлению под Москвой фактически началась в первых
числах декабря, когда фронты за счет резервов усилили группировки войск на главных
направлениях. В частности, в состав Западного фронта кроме трех резервных армий (1-я
ударная, 20-я и 10-я) Ставка передала девять стрелковых и две кавалерийские дивизии,
восемь стрелковых и шесть танковых бригад. Войска Калининского и правого крыла ЮгоЗападного фронтов к началу контрнаступления были усилены всего несколькими
дивизиями. Даже на направлении главных ударов войска Калининского и Юго-Западного
фронтов уступали врагу в силах и средствах.
Красная Армия в своем первом контрнаступлении не только не имела решающего
превосходства над противником в силах, но по артиллерии даже уступала ему. Лишь в
авиации, с учетом авиации войск ПВО и Московской зоны и самолетов устаревших
систем, включая и У-2, Красная Армия имела на Западном направлении двойное
превосходство. Если же принимать во внимание только боевые самолеты, их качества, то
фактического превосходства не было и здесь.
Приведенные данные начисто опровергают утверждения [20] буржуазных историков
и битых гитлеровских генералов о якобы большом численном превосходстве советских
войск в период контрнаступления под Москвой.
Кроме того, советские войска в это время испытывали острый недостаток в
вооружении и боеприпасах, так как процесс перестройки народного хозяйства на нужды
фронта еще далеко не был завершен. Материально-техническое обеспечение нашего
первого контрнаступления находилось на самом низком уровне за все годы войны.
Достаточно сказать, что для осуществления контрнаступления Западному фронту было
отпущено 1,4 — 2,5 боевого комплекта артвыстрелов, 1,7 — 1,8 комплекта винтовочных
патронов, 1,4 — 2,8 заправки горючего. Но и то, что было отпущено, доставлялось в
войска с большими трудностями. Для того чтобы выйти из положения, по инициативе
командармов во всех армиях Западного фронта были созданы гужевые батальоны, по 550
повозок или саней в каждом.
Если говорить о преимуществах Красной Армии в этот период, то они состояли
прежде всего в ее морально-политическом превосходстве над гитлеровскими войсками, в
уверенности в правоте своего дела и непреклонной воле к победе. Это и была та
решающая сила, которая в конечном счете заставила фашистских захватчиков бежать от
Москвы.
Контрнаступление готовилось в условиях наибольших успехов противника. Это
требовало от советского командования выдержки в использовании резервов и большой
прозорливости в определении момента перехода в контрнаступление главными силами.
Несвоевременное введение в сражение стратегических резервов могло привести к их
преждевременному истощению, опоздание же с переходом в контрнаступление позволило
бы врагу перейти к обороне и закрепиться в непосредственной близости от Москвы.
Ставка Верховного главнокомандования в основном правильно определила момент
перехода в контрнаступление, который оказался неожиданным для врага. Так генерал
Гальдер в. своем дневнике 2 декабря 1041 года отмечал: «Сопротивление противника
достигло своей кульминационной точки. В его распоряжении нет больше никаких новых
сил».
Неожиданным был переход в контрнаступление Красной Армии и для наших
союзников, которые сомневались в способности советского народа найти силы, чтобы
остановить [21] гитлеровское наступление. Несмотря на достигнутое соглашение,
экономическая помощь США Советскому Союзу в конце 1941 года составляла 0,1
процента от запланированной суммы. Генеральные штабы США и Англии не могли себе
представить, чтобы советское командование в тяжелых условиях обороны ближних
подступов к столице именно здесь, под Москвой, могло подготовить крупное
контрнаступление. Они не понимали зависимости планов советского командования не
только от военных факторов, но и от настроения народа. Всеобщим же настроением
советских людей было — прекратить отход, отбросить врага от Москвы, пойти на любые
жертвы ради победы над врагом. Это настроение через письма на фронт и маршевые
пополнения проникало в действующую армию, где находило живой отклик.
Из сказанного видно, что подготовка контрнаступления Красной Армии под
Москвой проводилась в чрезвычайно трудных условиях и требовала напряжения всех сил
страны. Успех этой подготовки был обеспечен организаторской работой
Коммунистической партии и советского командования.
Неожиданный удар советских войск северо-западнее и юго-западнее Москвы
произвел ошеломляющее впечатление на фашистское командование. Генерал Гальдер в
своем дневнике 7 декабря отмечал: «События этого дня опять ужасающи и постыдны...
Самым ужасным является, однако, то, что верховное командование не понимает
состояния наших войск и занимается «деланием заплат», в то время как делу может
помочь только принятие принципиальных решений. Одним из решений такого рода
должно быть решение на отход войск группы армий «Центр» на рубеж Руза, Осташков».
В декабря Гальдер обсуждал сложившуюся обстановку с фельдмаршалом Боком. В
результате этого обсуждения был сделан следующий вывод: «Группа армий ни на одном
участке фронта не в состоянии сдержать крупное наступление».
Под влиянием резкого ухудшения обстановки под Москвой 8 декабря Гитлер
подписал директиву о переходе к обороне на всем советско-германском фронте. Немецкофашистское командование рассчитывало, что ему удастся отразить контрнаступление
Красной Армии и пополнить свои войска личным составом и вооружением. Группа армий
[22] «Центр» получила задачу любой ценой удерживать районы, имевшие важное
оперативное и военно-хозяйственное значение.
Однако замыслу врага не суждено было осуществиться. Войска трех фронтов
продолжали успешно наступать. Любовь к Родине и ненависть к врагу порождали
массовый героизм целых частей и соединений советских войск. Тысячи бойцов пехоты,
кавалерии, артиллерии, танковых войск показали себя в эти дни подлинными героями.
Каждый успех вливал новые силы. Смерть каждого товарища, вид сожженной деревни
усиливали ненависть к врагу и решимость идти вперед. Сообщение о первых итогах
контрнаступления под Москвой, опубликованное 13 декабря, вызвало огромный
энтузиазм в тылу страны и среди воинов других направлений огромного советскогерманского фронта.
Учитывая настроение народа и армии, а также сложившуюся благоприятную
обстановку на Западном направлении, Ставка Верховного главнокомандования
потребовала расширить фронт наступления и безостановочно преследовать отходящего
врага.
Выполняя указания Ставки, войска Калининского, Западного и Юго-Западного
фронтов без оперативной паузы продолжали развивать контрнаступление. Для
достижения быстрых темпов наступления были созданы новые подвижные группы из
танковых, кавалерийских и стрелковых частей.
31-я армия Калининского фронта 16 декабря освободила Калинин, а 20 декабря
вышла на линию Высокое — Лотошино. 22 декабря перешли в наступление на ржевском
направлении 22-я, 29-я и часть сил 39-й армии. Преодолевая упорное сопротивление
врага, соединения этих армий 1 января 1942 года овладели крупным опорным пунктом
врага на Волге — Старицей и вышли на подступы к Ржеву с севера.
Наступление войск правого крыла Западного фронта во второй половине декабря
развивалось неослабевающими темпами. Соединения 1-й ударной армии 16 декабря
освободили Высоковск, 18 декабря — Теряеву Слободу, а на следующий день вышли к
реке Ламе, севернее Волоколамска Войска 16-й и 20-й армий в это время вышли на
подступы к Волоколамску и завязали бои на его окраинах. 20 декабря Волоколамск был
освобожден.
Выход советских войск на рубеж рек Ламы и Рузы и освобождение Волоколамска
создавали предпосылки для глубокого удара на Гжатск, Погорелое Городище. Однако
попытка преодолеть рубеж обороны врага с ходу не удалась. В связи с этим командование
фронта приказало временно приостановить наступление этих армий.
Таким образом, выходом на рубеж рек Ламы и Рузы закончилось контрнаступление
правого крыла Западного фронта. В результате контрнаступления были разгромлены
основные силы 3-й и 4-й танковых армий противника. Угроза Москве с северо-запада
была ликвидирована. Войска фронта освободили свыше 500 населенных пунктов и
городов Московской области. Была очищена от врага важная магистраль Калинин —
Москва.
Одновременно с контрнаступлением северо-западнее Москвы успешно развивалось
наступление Западного фронта в районе Тулы и правого крыла Юго-Западного фронта в
районе Ельца. Успешное развитие контрнаступления на южном крыле Западного
направления позволило поставить войскам более глубокие задачи и организовать
оперативное взаимодействие фронтов. С этой целью Ставка 18 декабря воссоздала
Брянский фронт в составе 3-й, 13-й и 61-й армий. Войска Брянского фронта получили
задачу развивать наступление в общем направлении на Волхов, Орел, содействуя
Западному фронту в разгроме южного фланга группы «Центр».
Войска левого крыла Западного фронта получили задачу безостановочно
преследовать отходящего врага, форсировать реку Оку и освободить города Козельск,
Сухиничи, Калугу. Для овладения Калугой командующий 50-й армией создал подвижную
группу в составе стрелковой, кавалерийской и танковой дивизий. Возглавил группу
заместитель командующего генерал-майор В. С. Попов.
30 декабря советские войска на широком фронте вышли к реке Оке, освободив
города Калугу, Козельск, Белев.
Успешно развивалось и контрнаступление Брянского фронта, вышедшего в конце
декабря на рубеж Белев — Мценск — Верховье.
Преодоление рубежа реки Оки от Калуги до Белева создало благоприятные условия
для окружения главных сил группы армий «Центр» с юго-запада. Однако силы
наступающих войск были на исходе. Органы войскового тыла из-за [24] быстрого темпа
наступления не успевали обеспечивать наступающие войска боеприпасами. Создать же
новую группировку войск для удара на Вязьму, навстречу Калининскому фронту,
Западный фронт в то время не имел возможности.
В конце декабря успешно развернулось контрнаступление в центре Западного
фронта. Прорвав оборону врага на реке Наре, части 33-й армии (командующий М. Г.
Ефремов) 26 декабря освободили от врага Наро-Фоминск. 2 января был освобожден
Малоярославец, а 4 января — Боровск.
Таким образом, в начале января 1942 года был завершен первый этап наступления на
Западном стратегическом направлении. Войска Калининского, Западного и правого
фланга Юго-Западного (с 18 декабря Брянского) фронтов, несмотря на тяжелые условия,
выполнили поставленную перед ними задачу.
Поражение ударных группировок врага, наступавших на Москву, вызвало
замешательство в ставке Гитлера. В директиве от 16 декабря Гитлер требовал от
командного состава группы «Центр» заставить войска с фанатическим упорством
оборонять занимаемые позиции, не обращая внимания на противника, прорывающегося
на флангах и в тыл немецких войск. Гитлер надеялся удержать в своих руках важные
коммуникации западнее Москвы и узлы дорог, где были размещены крупные
интендантские склады. Такими узлами являлись города Ржев, Вязьма, Брянск, Орел.
Германское командование решило превратить эти города в центры укрепленных районов,
чтобы остановить здесь наступление Красной Армии.
Оценивая общую обстановку на фронте, Ставка Верховного главнокомандования
преувеличивала наступательные возможности Красной Армии. В силу этого она приняла
решение о переходе в наступление на всех трех стратегических направлениях; Целью
зимнего наступления ставилось: разгром главных группировок врага под Ленинградом,
западнее Москвы и на юге страны. Достижение поставленных целей требовало наличия
дополнительных значительных сил и средств. Между тем Ставка располагала к этому
времени ограниченными резервами и создать хотя бы небольшое превосходство в силах и
средствах над врагом не могла.
Чтобы не дать возможности врагу закрепиться на занятых им рубежах, Ставка
потребовала развивать наступательные операции, не ожидая создания новых ударных
группировок. В силу этого наступление фронтов развивалось без оперативной паузы и
существенных перегруппировок. Исключение составлял прорыв обороны на рубеже реки
Ламы, который был осуществлен после 15-дневной подготовки.
Успешное осуществление прорыва обороны противника на правом крыле и в центре
Западного фронта создало реальные предпосылки для глубокого рассечения обороны
врага на вяземском направлении и охвата всей вражеской группировки с юго-востока.
Немецко-фашистское командование, обеспокоенное прорывом наших войск в
глубокий тыл немецких войск, срочно подтянуло в район Вязьмы новые части с других
участков фронта, которые во взаимодействии с авиацией отбили атаки наших войск на
Вязьму с севера и юга. Одновременно противник нанес сильные контрудары по
коммуникациям выдвинувшихся вперед 33-й, 39-й и 29-й армий, войска которых
вынуждены были перейти к обороне в невыгодных условиях. В начале февраля, когда
судьба группы армий «Центр», казалось, была предрешена, врагу удалось задержать
продвижение Западного и Калининского фронтов. Не получило развития и наступление
Брянского фронта.
Таким образом, из-за потерь и отсутствия резервов наступательные возможности
трех фронтов Западного направления, по существу, были исчерпаны. Довести до конца
разгром группы армий «Центр» не удалось. Войска трех фронтов Западного направления,
истощив свои наступательные возможности, вынуждены были постепенно перейти к
обороне.
В целом же наступательные операции Красной Армии на Западном направлении в
январе — марте 1942 года, несмотря на незавершенность, увенчались новыми победами.
Противник был отброшен в полосе Западного фронта еще на 80 — 100 километров, а
всего на 150 — 400 километров, в полосе Калининского фронта — еще на 150 — 250
километров.
Великая битва на подступах к советской столице известна народам мира как разгром
немецко-фашистских войск под Москвой.
Войска Западного, Калининского и правого крыла Юго-Западного фронтов нанесли
крупнейшее поражение отборным гитлеровским войскам. Под Москвой были [26]
разгромлены 38 немецких дивизий, в том числе 11 танковых, 4 моторизованные и 23
пехотные; остальные дивизии группы армий «Центр» были обескровлены. Из четырех
танковых вражеских армий (групп), действовавших на советско-германском фронте, было
разгромлено три. Поля Подмосковья превратились в кладбища немецкого оружия и
техники. Всего в ходе Московской битвы фашисты потеряли около полумиллиона солдат
и офицеров — цвет своего вермахта. Шесть армий группы «Центр» утратили примерно 80
процентов своей артиллерии, танков, автотранспорта и другой техники. Так бесславно
закончилась попытка гитлеровцев овладеть советской столицей. Гитлеровские полчища,
победно прошедшие по многим странам Западной Европы, на полях Подмосковья
потерпели первое крупное поражение.
В результате боев под Москвой Красная Армия приобрела боевой опыт, стала
организованнее и сильнее, чем в начале войны. Весь мир убедился, что она способна
сокрушить врага.
Поражение вражеских войск под Москвой имело громадное политическое и
стратегическое значение. Гитлеровский план «молниеносной войны» против нашей
страны полностью провалился. Немецко-фашистская армия в первый раз потеряла
стратегическую инициативу и была вынуждена впервые за два с половиной года второй
мировой войны перейти к обороне. Вместо ожидавшейся скорой победы фашистская
Германия встала перед фактом ведения затяжной войны.
Для советских людей переход Красной Армии в наступление после длительного
отхода и обороны и в особенности ликвидация угрозы захвата врагом Москвы имели не
только военное, но и глубокое морально-политическое значение. Сообщения Советского
информбюро о поражении фашистских войск северо-западнее Москвы и под Тулой, в
районе Калинина и Ельца были восприняты как закономерный результат совместных
усилий армии и народа.
Как могло случиться, что Красная Армия сумела нанести жесточайшее поражение
гитлеровским войскам, превосходившим ее численностью и вооружением?
Это произошло прежде всего потому, что наша армия и наш народ сражались за
правое дело. Они отстаивали свободу и независимость своей социалистической Родины,
защищали [27] все то, что было создано ими за годы строительства нового,
социалистического общества. Коммунистическая партия и Советское правительство
твердо и разумно, со знанием дела руководили борьбой с гитлеровскими захватчиками.
Военное командование, штабы и политорганы всех степеней умело организовали оборону
столицы, тщательно подготовили разгром врага.
Историческая победа Красной Армии под Москвой была достигнута благодаря
невиданным в истории трудовым усилиям и героизму советских людей и — не будем
забывать — ценой больших жертв с нашей стороны. В памяти народов нашей страны зима
1941/42 года — это не триумфальное шествие, а преодоление огромных трудностей в тылу
и на фронте, это титаническая, гигантская деятельность миллионов людей, поднявшихся
на защиту своей социалистической Родины. Ни одна страна не выдержала бы такого
сильного и внезапного удара, какой выдержала наша страна. Когда под угрозой оказались
завоевания Октября, советский народ еще теснее сплотился вокруг ленинской партии,
проявившей в тяжелых условиях войны непреклонное мужество, выдержку и способность
мобилизовать все силы на разгром врага.
Огромная заслуга в достижении победы принадлежит москвичам. В первые недели и
месяцы войны из добровольцев-москвичей было сформировано 12 дивизий народного
ополчения, десятки штурмовых батальонов и другие части, героически сражавшиеся под
Москвой. Когда враг был на подступах к столице, еще многие тысячи ее жителей ушли
сражаться с врагом, в том числе около половины состава московских партийной и
комсомольской организаций. В тылу врага действовали десятки партизанских отрядов.
Трудящиеся Москвы и Подмосковья строили оборонительные рубежи. Москва стала
кузницей победы, базой Западного фронта, обеспечивая его всем необходимым. Москвичи
внесли неоценимый вклад в общее дело борьбы с врагом, они в жестоких боях завоевали
право именовать их город — городом-героем.
На ближних подступах к Москве произошел крутой поворот в ходе войны в пользу
Советского Союза и всех свободолюбивых народов мира. Победа Красной Армии под
Москвой изменила характер вооруженной борьбы не только [28] на советско-германском
фронте. Она оказала огромное влияние на события на других театрах второй мировой
войны.
Победа под Москвой ознаменовала новый этап в развитии освободительного
движения народов Европы против гитлеровского ига. Если в 1941 году в большинстве
стран Европы освободительное движение носило характер разрозненных действий
отдельных партизанских отрядов и групп патриотов, то после Московской битвы оно
начало приобретать общенациональный характер.
Немаловажное влияние имела победа Красной Армии и на окончательное
оформление антифашистской коалиции. 1 января 1942 года была подписана декларация 26
государств, участники которой обязались использовать все свои ресурсы для борьбы
против агрессоров и не заключать с ними сепаратного мира. Несколько позже были
подписаны англо-советский договор о союзе против гитлеровской Германии и соглашение
с США «О принципах, применимых к взаимной помощи в ведении войны против
агрессии». Тем самым была окончательно оформлена антифашистская коалиция,
сыгравшая важную роль в победе над фашистской Германией.
Со времени Московской битвы миновало четверть века. Однако ныне кое-где
горькие уроки истории забыты. Реакционные круги в США, ФРГ и других
империалистических державах сосредоточили усилия на подготовке новой мировой
войны с целью уничтожения социалистической системы, на развязывании локальных
войн, рассчитанных на подавление освободительной борьбы народов.
Битые фашистские генералы и реваншистские круги ФРГ снова вытащили на свет
безумную и сумасбродную идею «жизненного пространства», которую внушают теперь
новому поколению немцев. Особая угроза миру состоит в том, что западногерманские
реваншисты при попустительстве агрессивных заправил НАТО всеми средствами
стремятся заполучить ядерное оружие.
Реакционные круги США не желают считаться с волей народов, насаждают в разных
частях света свой «новый образ жизни». Во Вьетнаме, например, они насаждают его огнем
напалма и авиабомбами.
Кое-кто из западных политических деятелей, видимо, уже забыл о том, чем кончился
гитлеровский «дранг нах остен». [29] Но современным реваншистам следовало бы
помнить — Советская страна и советский народ теперь далеко не те, какими были даже
двадцать лет назад. Теперь Советский Союз, социалистическое содружество располагают
такой экономической и военной мощью и такой боевой техникой, которые позволят нам
отразить любое нападение агрессора. Если империалисты попытаются развязать новую
мировую войну, то они сгорят в ней вместе со своими сумасбродными планами мирового
господства.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
И. С. Конев.
Маршал
Советского
Союза,
бывший
командующий
Западным,
потом Калининским фронтами
Начало Московской битвы
Войска Западного фронта под командованием маршала С. К. Тимошенко в июле —
августе 1941 года вели напряженные бои с главной ударной группировкой гитлеровцев,
рвавшихся к Москве. В кровопролитном двухмесячном сражении противник понес
большие потери, и к середине сентября 1941 года его наступление на Москву было
остановлено восточнее Смоленска. Смоленское сражение яркой страницей вошло в
летопись Великой Отечественной войны.
Особо чувствительный удар получили немецко-фашистские войска в районе
Духовщины и Ельни. В начале сентября войска Резервного фронта под командованием Г.
К. Жукова нанесли серьезное поражение ельнинской группировке врага. Это
благоприятно сказалось на положении наших войск на московском направлении. В то
время мне пришлось командовать войсками 19-й армии, которая приняла участие в
сражении в районе Духовщины. В приказе командующего Западным фронтом за № 02/ОП
от 17 августа 1941 года были отмечены успешные действия наших войск. Заканчивался
приказ обращением Военного [31] совета фронта: «Товарищи! Следуйте примеру 19-й
армии! Смелее и решительнее развивайте наступление». В приказе № 03/ОП войскам
Западного фронта сообщалось о потерях врага; войска 19-й армии в этих боях уничтожили
130 танков, много орудий и минометов, враг потерял тысячи человек убитыми и
ранеными. «Дни легких побед врага уже миновали. Немецко-фашистские войска знают
это» — таков был вывод.
Я привожу эти выдержки из приказов как подтверждение того, что советские войска
в июле — августе 1941 года не только выдержали натиск врага на московском
направлении, но и нанесли ему серьезные ответные удары. Хотя немецко-фашистской
группе армий «Центр» и удалось за эти два месяца продвинуться на восток от Днепра на
170 километров, но это был не тот успех, на который рассчитывало гитлеровское
командование. Непрерывное нарастание сопротивления советских войск, их героическая
борьба спутали все карты неприятеля и снизили темпы его наступления до 6-7 километров
вместо планировавшихся 30 километров в сутки. Группа армий «Центр» была вынуждена
перейти к обороне.
12 сентября 1941 года я был назначен командующим войсками Западного фронта.
Прибыв в штаб фронта, который размещался в Касне, я не застал там командующего
фронтом маршала С. К. Тимошенко. Он был назначен главнокомандующим ЮгоЗападного направления и уже отбыл к месту своего назначения. Так что фактически
принять дела от своего предшественника мне не удалось.
Обстановку доложил начальник штаба генерал-лейтенант В. Д. Соколовский. В
составе Западного фронта в тот период находились 22, 29, 30, 19, 16 и 20-я армии. Войска
фронта оборонялись на рубеже озеро Пено — Андреаполь — Ломоносове — Ярцево —
Новые Яковлевичи. Основные силы фронта — 30, 19, 16 и 20-я армии прикрывали
непосредственно московское направление. Группировка войск имела следующее
положение: в первой линии обороны стояло 23 дивизии, в том числе 2 кавалерийские; в
армейском и фронтовом резервах было 8 стрелковых, 1 кавалерийская и 2 танковые
дивизии (около 190 танков старых конструкций); имелось еще 5 танковых бригад, в
которых насчитывалось около 260 танков, преимущественно также устаревших
конструкций — Т-26 и БТ-7 (они имели легкую броню и по своему вооружению и
маневренности значительно уступали немецким). Правее — севернее Осташкова — вели
оборонительные бои войска 27-й армии Северо-Западного фронта. Левее — на рубеже
верхнего течения Десны от Ельни до железной дороги Рославль — Киров — занимали
оборону войска 24-й и 43-й армий Резервного фронта. Остальные четыре армии этого
фронта занимали оборону в глубине за Западным фронтом по линии Осташков —
Оленино — Ельня, составляя резерв Верховного главнокомандования на Западном
направлении.
К исходу третьего дня моего пребывания на посту командующего Западным
фронтом я был вызван в Ставку к Верховному главнокомандующему И. В. Сталину.
Встреча происходила в присутствии членов Государственного Комитета Обороны. Сталин
попросил меня кратко информировать об обстановке на фронте и о положении войск. В
ходе беседы обсуждался также ряд вопросов, непосредственно не относящихся к делам
фронта: они касались общих проблем строительства Красной Армии. Обсуждался также
вопрос, не следует ли создать отдельные ордена для награждения командиров частей,
соединений, командующих армиями и фронтами, а также всего офицерского состава.
Сталин спросил меня, как я смотрю на то, чтобы учредить ордена Кутузова и Суворова.
Конечно, я поддержал это предложение, поддержали его и члены Государственного
Комитета Обороны. Не откладывая дела, Сталин тут же поручил начальнику тыла
Красной Армии А. В. Хрулеву разработать статут полководческих орденов, которыми во
время войны стали награждать офицеров и генералов Красной Армии.
Ставка на этом совещании не обсуждала со мной задачи фронта, ничего не было
сказано об усилении фронта войсками и техникой, не затрагивался вопрос и о
возможности перехода фашистских войск в наступление. Генеральный штаб также не дал
никакой ориентировки.
Вернувшись в штаб фронта, я занялся практическими делами: укреплением обороны.
19 сентября мы дали директиву командармам, в которой указывалось, что агентурой и
авиационной разведкой установлен подход к фронту новых частей противника, в
частности в районе Духовщины на стыке 19-й и 16-й армий, в районе Задня — Кардымово
и на левом фланге 20-й армии. Приказывалось на участках всех армий активизировать
непрерывную боевую работу всех видов разведки, [33] главным образом ночью, сильными
отрядами (усиленная рота, батальон); действиями разведки и отдельных отрядов держать
противника в постоянном напряжении, проникать в его тыл, дезорганизовать работу
штабов. Приказывалось уточнить группировку противника, его стыки, резервы перед
фронтом армий и его ближайшие намерения. В это же время был осуществлен ряд
мероприятий, связанных с усилением обороны. К ним относится в первую очередь
переход на траншейную оборону: это значит, что войска в обороне должны делать
траншеи, а не только одиночные окопы — ячейки. Практика показала, что изолированные
ячейки не оправдывают себя и наиболее разумная форма оборонительных сооружений —
траншеи с ходами сообщения. Это дает возможность командирам проводить скрытый
маневр как живой силой, так и огневыми средствами. Оборонительные полосы
усиливались инженерными средствами и минами, которыми фронт, к сожалению, был
обеспечен недостаточно. Создавалась система артиллерийско-минометного и ружейнопулеметного огня. Было дано указание создавать противотанковые районы.
Таким образом, командармы получили указание создать прочную оборону с выводом
части войск в резерв. Одновременно велась большая работа по ремонту вооружения и
боевой техники, особенно танков и артиллерийских орудий.
Несмотря на принятые меры, плотность обороны была явно недостаточной.
Ощущался острый недостаток артиллерии. Обеспеченность противотанковыми
средствами (в то время ими являлись бутылки КС) тоже была слабой. Словом, с
организацией противотанковой обороны дело обстояло очень плохо.
А тут еще по указанию Ставки пришлось передать две дивизии из созданных
армейских и фронтовых резервов, дислоцированных в районе Вязьмы; эти дивизии
перебрасывались на Юго-Западное направление.
По поводу резервов у меня состоялся разговор с начальником Генерального штаба
маршалом Б. М. Шапошниковым.
«Шапошников. В связи с переходом вас к временной обороне Верховный
главнокомандующий считает необходимым взять от вас в свой резерв две дивизии.
Дивизии должны быть достаточно укомплектованы и с артиллерией. Какие дивизии вы
можете выделить? [34]
Конев. Докладываю: ни одной дивизии укомплектованной нет. Все дивизии,
выведенные в резерв, слишком малочисленны. Укомплектование еще не прибыло. Могу
выполнить через пять дней по прибытии пополнения.
Шапошников. Кто командует этими дивизиями? В какой численности эти дивизии
и какие номера этих дивизий?
Конев. Могу выделить с большим ущербом для фронта 64-ю СД и 1-ю МСД. 1-й
командует Герой Советского Союза Лизюков, 64-й — полковник Грязнов. Прошу взамен
этого 10-ю ТД не расформировывать, а сформировать и сделать ее мотострелковой
дивизией».
Дальше Шапошников просил охарактеризовать состав дивизий фронта, выведенных
в резерв. Я сообщил ему, что 1-я мотострелковая дивизия имеет два мотострелковых
полка, танковый полк и артиллерийский полк; мотострелковые полки насчитывают по 600
человек; танковый полк имеет 45 танков старых образцов; 64-я стрелковая дивизия имеет
в каждом полку по 900 человек; гаубичный артиллерийский полк имеет большой
некомплект среднего и младшего комсостава. Младший комсостав производим из
красноармейцев. Всего в резерв фронта выделено три стрелковые, две танковые и одна
мотострелковая дивизии.
«Шапошников. Я считаю, что вы мало выделили стрелковых дивизий, можно
выделить больше. Какую кроме 64-й можете дать в резерв Ставки?
Конев. Из стрелковых дивизий выделить больше никого не могу, так как все
остальные дивизии исключительно малочисленные. Прошу утвердить названные мною 1ю МСД и 64-ю дивизии. У нас это лучшие дивизии. И они дрались крепко. Все, что могу
сделать для их укомплектования, — сделаю из внутренних ресурсов, но чего-либо
значительного из людского пополнения наскрести не смогу. Ваши указания — побольше
выделить резервов — сейчас выполнить не сумею. Армии занимают широкие фронты,
плохо укомплектованы, имеют недостатки пулеметного и артиллерийского вооружения;
на ряде участков фронт обороны вытянут в линию, не имея вторых эшелонов в полках и
дивизиях. Есть полки, имеющие численность 130 — 200 человек. Ваши указания приму к
исполнению и все, что позволит обстановка, вытяну в резерв. Докладываю, что положение
22-й армии немного улучшилось, но еще стабильность [35] не достигнута. Идут
напряженные бои почти на всем фронте армии. Поэтому резервы на правом фланге иметь
крайне необходимо, но сейчас создать их не имею возможности. Сегодня приказал 243-ю
стрелковую дивизию 29-й армии, находящуюся в армейском резерве, ввести в бой в
направлении Ивашков на участке 22-й армии, с тем чтобы ликвидировать группу
противника, переправившуюся на восточный берег реки Западная Двина. Прошу ускорить
присылку нам пополнения. Повторяю, что фронт у нас очень жидкий. Все».
Я думаю, что этот разговор довольно ясно характеризует обстановку, состояние
обороны и положение войск Западного фронта к двадцатым числам сентября 1941 года.
Продолжая укреплять оборону, мы внимательно следили за характером и
поведением противника, вели разведку всех видов — и авиационную и войсковую. К 23
сентября в штабе фронта сложилось твердое мнение, что противник готовится к
наступлению и создает группировку войск перед Западным и Резервным фронтами.
В связи с этим 25 сентября на имя Верховного главнокомандующего И. В. Сталина
штаб фронта отправил донесение о перегруппировке авиации противника и просил
усилить фронт авиацией. Мне думается, целесообразно привести это донесение
полностью:
«1. За последние дни противник явно усилил сосредоточение частей перед войсками
Западного фронта. В течение 22 — 24 сентября авиаразведкой установлено усиленное
выдвижение мотомехколонн противника в направлениях Смоленск — Ярцево —
Духовщина — Белый. За этот же период отмечается усиление авиации противника перед
Западным фронтом. Базирование авиации вскрыто на аэродромах: Смоленск, Шаталово,
Боровская, Орша, Витебск, Каменка, Зубово. Сосредоточение авиации противника перед
Западным фронтом также подтверждено сегодня донесением начальника штаба ВВС, где
указано, что, по данным англичан, на 25. 9. 41 года немцы перебросили на смоленское
направление с Ленинградского и Южного фронтов до 300 одномоторных, двухмоторных
истребителей и 90 пикирующих бомбардировщиков.
2. ВВС Западного фронта на 25. 9. 41 года в своем составе имеет исправных
истребителей — 106, бомбардировщиков — 63, из них: ТБ-3-26 машин; СБ, которые
можно применять [36] только ночью, — 28. Дневных бомбардировщиков ТУ-2 всего
только 5, СУ-2 только 4, разведчиков — 11, штурмовиков — 8. Авиация Западного фронта
интенсивно действовала по войскам противника и 24. 9. 41 уничтожила до 50 вражеских
самолетов на северном и южном аэродромах Смоленска, в связи с чем после этого удара
активность авиации противника резко понизилась.
3. В связи с явным усилением авиации противника и сосредоточением значительных
войск перед фронтом и необходимостью своевременного уничтожения авиации
противника на аэродромах, прошу выделить фронту хотя бы один полк ТУ-2 для дневных
бомбардировок и один полк ИЛ-2 для штурмовых действий по мотомехчастям
противника. Кроме того, прошу ускорить комплектование матчастью 61 ШАП,
находящейся в Воронеже, и 29 АП, находящейся в Вологде.
Конев, Лестев. 25. 9. 41 года».
26 сентября фронт вновь направил донесение Верховному главнокомандующему И.
В. Сталину и начальнику Генерального штаба маршалу Б. М. Шапошникову:
«Главковерху товарищу Сталину. Нач. генштаба товарищу Шапошникову. 26.9.41
года, 15. 30. Данными всех видов разведки и опросом пленного фельдфебеля летчикаистребителя устанавливается следующее:
1. Противник непрерывно подводит резервы из глубины по жел. д. Минск —
Смоленск — Кардымово и по шоссе Минск — Смоленск — Ярцево — Бобруйск —
Рославль.
2. Создает группировки: против Западного фронта на фронте 19, 16 и 20-й армий в
районе Духовщины, Ярцева, Соловьевской переправы, ст. Кардымово, Смоленска и
против Резервного фронта в районе Рославля, спас-деменском направлении.
3. По показаниям пленного летчика, противник готовится к наступлению в
направлении Москвы, с главной группировкой вдоль автомагистрали Вязьма — Москва.
Противник подтянул уже до 1000 танков, из них около 500 в районе Смоленска —
Починок. Всего для наступления будет подтянуто противником, по данным пленного
летчика, до 100 дивизий всех родов войск. (Последнее показание летчика показалось нам
малоправдоподобным, но впоследствии это подтвердилось. Действительно, противник
сосредоточил на [37] московском направлении до 80 дивизий, так что пленный ошибся не
очень намного. — И. К.)
4. Начало наступления 1 октября. Руководить операцией на Москву будет Кейтель и
Геринг, прибытие которого на днях ожидается в Смоленске. Авиация для этой операции
перебрасывается из-под Ленинграда и Киева. Войска перебрасываются из Германии и
киевского направления (показания пленного летчика).
5. Наши фронтовые резервы подтягиваются на ярцево-вяземское направление, район
станции Дорогобуж и севернее. Создаются противотанковые рубежи. Фронтовые резервы
ограничены: всего четыре СД и три Т'БР. Прошу сообщить, будут ли даны фронту
дополнительные резервы, в каком количестве и когда?
Конев, Лестев, Соколовский».
В соответствии с нашими выводами о подготовке противником наступления я отдал
26 сентября приказ командующим 16, 19, 20, 22, 29 и 30-й армиями. Этот приказ также
считаю долгом воспроизвести здесь:
«Имеющимися данными, противник создает сильную группировку танков, авиации,
пехоты в районах Духовщина, Смоленск, Задня, Ярцево, имея в виду в ближайшие дни
перейти в наступление в общем направлении — Вязьма. Приказываю:
1. Усилить бдительность и всеми видами разведки вскрыть группировку и
направление ударов противника.
2. Подготовить артиллерию для контрподготовки.
3. Тщательно продумать и подготовить вопросы противотанковой обороны, а также
частных и общих контратак.
4. Подготовить противовоздушную оборону для отражения атак авиации
противника.
5. Получение и мероприятия донести...
Конев, Лестев, Соколовский. 26. 9. 41 года».
27 сентября Военный совет фронта, проявляя заботу об усилении обороны войск,
отдал боевое распоряжение командующим армиями. В этом распоряжении приказывалось
мобилизовать все силы армий, дивизий, включая и тыловые части и учреждения, с целью
закопать все прочно в землю с окопами полного профиля в несколько линий, с ходами
сообщений, с проволочными заграждениями, противотанковыми [38] препятствиями,
дзотами. За счет развития оборонительных сооружений предписывалось постепенно
умножать армейские резервы.
Лучшее развитие обороны в инженерном отношении, организация системы огня,
безусловно, дает экономию в войсках. Только так можно было накопить армейские
резервы. Необходимость в них была чрезвычайно велика.
Командование фронта ежедневно докладывало в Ставку о готовящемся наступлении
противника, о принимаемых нами мерах и планах оборонительных действий и просило
Ставку усилить фронт танками, авиацией, а также ориентировать нас, на какое усиление
Западный фронт может рассчитывать.
Приведу выдержки из одного из этих донесений:
«В случае перехода противника в общее наступление с нанесением главного удара в
смоленско-вяземском и вспомогательном ржевском направлениях план оборонительных
действий фронта предусматривает:
1. Жесткой обороной в тактической полосе разбить наступающего противника.
2. В случае прорыва противника в глубину бить его на подготовленных в глубине
оборонительных рубежах с одновременным контрударом фронтовых резервов.
3. Контрудары намечено провести:
а) в ржевском операционном направлении в районе Белый силами 107 и 251 СД при
поддержке частей 30-й армии. В случае необходимости для контрудара будет привлечена
243 СД 29-й армии;
б) в вяземском операционном направлении к западу от Вадино и Издешково силами:
134, 152, 101 МСД, 126, 128, 143, 147 ТБР и 45 КД, которые к 1. 10. 41 будут
сосредоточены в районе Вадино. Контрудар на этом направлении будет поддержан 16-й и
19-й армиями и всеми силами ВВС фронта.
4. При неуспешности контрударов борьба переносится на подготовленный
армейский тыловой рубеж р. Вопь и Вопец и далее Анисимово, Красный холм, Неквасино,
с созданием необходимых резервов для устойчивой обороны.
5. При наличии успеха и ликвидации наступления противника на одном из
направлений освободившиеся силы будут использованы для контратак на другом
направлении и на усиление другого направления. (Имелось в виду маневрирование [39]
силами: брать их с неатакованных участков и бросать против наступающего противника
на тех направлениях, на которых он развивает удар. — И. К.)
6. Для усиления контрударных групп фронта прошу направить в мое распоряжение
30 танков КВ, 30 танков Т-34 и два авиационных полка: один полк штурмовиков и один
полк дневных бомбардировщиков. Кроме того, прошу сообщить, на какое усиление
Западный фронт может рассчитывать в процессе операции.
Конев, Лестев, Соколовский».
Все эти соображения по усилению фронта командование фронта доложило также
маршалу Шапошникову в № 002397 от 28 сентября. Наши запросы к Ставке были очень
скромны, несмотря на то что обстановка складывалась сложная и готовящаяся к
наступлению группировка противника представлялась нам по всем данным весьма
сильной. В ответ на все наши донесения Ставка направила командованию фронта одну
директиву; в ней обращалось внимание на укрепление обороны и на подготовку войск к
отражению наступления противника. Никакого усиления фронт не получил и каких-либо
других указаний из Ставки не последовало.
Каков же был план немецко-фашистского командования и какова была группировка
войск, которую враг готовил для наступления на Москву?
Как известно, противник сосредоточил на московском стратегическом направлении
очень крупные силы. Это была миллионная группировка войск в составе 78 дивизий.
Непосредственно на Москву наступало 48 отборных, хорошо укомплектованных дивизий.
Численное превосходство было на стороне противника, особенно на направлении главных
ударов, где противник превосходил нас по живой силе в пять раз, по орудиям — в три
раза, по авиации — также почти в три раза. Выше мы уже говорили о том, что по танкам
как в количественном, так и в качественном отношении мы значительно уступали
противнику. Все это давало ему большие преимущества. Надо также учитывать и то
обстоятельство, что противник имел превосходство в подвижности войск. Гитлеровцы
располагали большим автотранспортным парком. Наши же части и соединения,
артиллерия и тылы обслуживались преимущественно конной тягой. [40]
В сентябре 1941 года, после того как на ленинградском и киевском направлениях
гитлеровцам удалось достичь крупного успеха, немецко-фашистское верховное
командование, считая свои стратегические фланги достаточно обеспеченными,
приступило к подготовке удара на Москву. В своей директиве № 35 от 6 сентября 1941
года оно поставило следующую задачу перед группой армий «Центр»:
«Подготовить решающую операцию против группы армий Тимошенко (т. е.
Западного фронта. — И. К.) — чтобы по возможности быстрее в конце сентября перейти в
наступление и уничтожить противника, находящегося восточнее Смоленска, посредством
двойного окружения в общем направлении на Вязьму, при наличии мощных танковых
сил, сосредоточенных на флангах». В директиве указывалось, что «после того как
основная масса войск группы Тимошенко будет разгромлена в этой решающей операции
на окружение и уничтожение, группа армий «Центр» должна начать преследование
противника, отходящего на московском направлении, примыкая правым флангом к р. Оке,
а левым к верхнему течению р. Волги».
Во исполнение этой директивы командующий группой армий «Центр» фельдмаршал
Бок 16 сентября издал директиву № 1300/41 о подготовке наступления на Москву. Как
известно, операция на московском направлении получила в директиве секретное
наименование «Тайфун».
Главной целью операции «Тайфун» было сокрушительным ударом разгромить
советские войска на московском направлении, танковыми ударными группировками
окружить наши войска западнее Москвы, в районе Вязьмы и Брянска. В директиве от 7
октября 1941 года командование группы армий «Центр» отдало приказ о продолжении
операции на московском направлении, и соответственно уточнялись задачи войскам. Враг
планировал без всякой паузы стремительно наступать на Москву, окружить и взять ее. В
приказе группы армий «Центр» от 14 октября 1941 года говорится о конечных
оперативных целях противника на московском направлении. Из приказа видно, что
фашисты рассчитывали не только захватить Москву, но и выйти на рубеж Рязань —
Орехово-Зуево — Загорск — Волжское водохранилище, а своими передовыми частями
достичь линии восточнее Рязань — Юрьев-Польский — Переяславль-Залесский и далее
[41] по реке Нерли до Волги севернее Кимр. Но и этим не ограничивались планы
противника. Его моторизованные части нацеливались захватить Ярославль и Рыбинск.
Я подробно рассказываю о планах врага, чтобы яснее был виден подвиг нашего
народа и армии, разгромивших гитлеровцев под Москвой.
Враг был в зените своей военной мощи. Используя ресурсы покоренных стран
Европы, он готовился к решающему сражению. Группируя большие силы на московском
направлении, противник рассчитывал закончить войну до наступления зимних холодов.
Гитлер, упоенный победами на Западе, надеялся на легкий успех. Он переоценил свои
силы и недооценил силы Красной Армии, возможности Советского Союза, моральный дух
нашего народа.
Но вернемся к делам фронта. Перед началом оборонительного сражения, в конце
сентября, члены Военного совета фронта объехали войска. Я выехал на московское
направление, которое, как уже говорилось, прикрывали 30, 19, 16 и 20-я армии. Мы вместе
с командармами, членами военных советов армий и начальниками штабов еще раз
проверили готовность частей отразить наступление противника. У всех нас было единое
мнение, что войска будут драться стойко и мужественно, не допустят врага в Москву.
Мне особенно запомнился разговор с командующим 20-й армией Ф. А. Ершаковым и
членом Военного совета Ф. А. Семеновским. Я обратил их внимание на левый фланг 20-й
армии, имевшей разграничительную линию с 43-й армией Резервного фронта, и просил
Ершакова смотреть на юг и на уступе своей армии иметь в резерве одну дивизию.
Ершаков сказал, что понимает, какая ответственность лежит на нем за стык с Резервным
фронтом. «Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не допустить выхода противника во
фланг и тыл Западного фронта», — сказал он. Я знал Ершакова хорошо, мы вместе
учились в Военной академии имени Фрунзе. Это был волевой и подготовленный
военачальник, и я был уверен, что он сдержит свое слово.
Наступление немецко-фашистских войск началось 30 сентября ударом танковой
группы по левому крылу Брянского фронта в районе Шостки.
На рассвете 2 октября противник после сильной артиллерийской и авиационной
подготовки начал наступление [42] против войск Западного и Резервного фронтов. Здесь
действовали основные силы группы «Центр». Одновременно с атаками переднего края
противник наносил сильные авиационные удары по нашим тылам.
Основной удар (силами 3-й танковой группы и пехотных дивизий 9-й армии)
противник нанес в направлении Канютино — Холм-Жирковский, т. е. в стык 30-й и 19-й
армий. Чтобы представить силу удара врага, достаточно одного примера: против четырех
стрелковых дивизий 30-й армии противник ввел в сражение 12 дивизий, из них три
танковые и одну моторизованную общей численностью 415 танков. Войска 30-й и 19-й
армий проявили огромное упорство, стойко удерживали свои позиции. Но большое
превосходство врага в силах вынуждало нас отходить.
Ценой огромных потерь противнику удалось прорвать наш фронт и к исходу дня 2
октября продвинуться в глубину на 10 — 15 километров. В результате авиационного
удара по командному пункту фронта, находившемуся в Касне, у нас были потери, но так
как все средства связи были укрыты под землей, а руководящие работники штаба были
заранее рассредоточены, управление войсками не было нарушено. С утра по моему
распоряжению силами 30-й, 19-й армий и частью сил фронтового резерва, объединенных
в группу под командованием моего заместителя генерала И. В. Болдина (в состав этой
группы входили три танковые бригады, одна танковая и одна стрелковая дивизии, в общей
сложности до 250 танков старых образцов), был нанесен контрудар с целью остановить
прорвавшегося противника и восстановить положение. Однако ввод фронтовых резервов
и удары армейских резервов положения не изменили. Наши контрудары успеха не имели.
Противник имел явное численное превосходство над нашей группировкой, наносившей
контрудар. Правда, 19-я армия на большей части своего участка фронта отбила все атаки
врага. Однако противник овладел Холм-Жирковским, устремился к Днепру и вышел в
район южнее Булешова, где оборонялась 32-я армия Резервного фронта.
Второй удар противник нанес на спас-деменском направлении против левого крыла
Резервного фронта. Войска 4-й немецко-фашистской танковой группы и 4-й армии, тесня
к северу и востоку соединения наших 43-й и 33-й армий, [43] вышли на линию
Мосальск — Спас-Деменск — Ельня. Для Западного фронта и для 24-й и 43-й армий
Резервного фронта сложилась очень тяжелая обстановка.
К утру 4 октября совершенно отчетливо определилось направление удара
противника: от Спас-Деменска на Вязьму. Таким образом, обозначилась угроза выхода
крупных танковых группировок противника в район Вязьмы в тыл войскам Западного
фронта с юга, из района Спас-Деменска, и с севера, из района Холм-Жирковского. 19-я,
16-я и 20-я армии Западного фронта оказались под угрозой окружения. В такое же
положение попадала и 32-я армия Резервного фронта.
Я доложил по ВЧ И. В. Сталину об обстановке на Западном фронте, о прорыве
обороны в направлении Холм-Жирковский и на участке Резервного фронта в районе СпасДеменска, а также об угрозе выхода крупной группировки противника в тыл войскам 19-й,
16-й и 20-й армий Западного фронта. Сталин выслушал меня, но не принял никакого
решения. Связь по ВЧ оборвалась, и разговор прекратился. Я тут же связался по бодо с
начальником Генерального штаба маршалом Б. М. Шапошниковым и доложил ему
обстановку. Я просил разрешения отвести войска нашего фронта на Гжатский
оборонительный рубеж. Шапошников выслушал доклад и сказал, что доложит Ставке.
Однако решения Ставки в тот день не последовало (дословно привести этот разговор я, к
сожалению, не могу, так как в архивах Министерства обороны он до сих пор не
обнаружен).
Командование фронта приняло решение об отводе войск на Гжатский
оборонительный рубеж, которое потом было утверждено Ставкой. В соответствии с этим
были даны указания командующим 30-й, 19-й, 16-й, 20-й армиями об организации отхода.
Здесь мне хочется внести ясность в вопрос о положении 16-й армии, которой
командовал К. К. Рокоссовский, в связи с тем что в книге В. Соколова «Вторжение»
допущена явная неточность. В этой книге приводится такой разговор Г. К. Жукова с К. К.
Рокоссовским,
« — А теперь скажи-ка, уважаемый командарм, как и почему твоя армия попала в
окружение?..
Вопрос покоробил Рокоссовского. Он передернул плечами и помимо своей воли
скомкал в руке кусок карты. «Что [44] это, издевка?» И он вспомнил, как в октябре, после
отхода по лесам, его, Рокоссовского, вместе с членом Военного совета Лобачевым вызвал
прежний командующий фронтом, желая сорвать на ком-то злость, встретил гневными
словами: «Сами вышли, а армию оставили!». Это был несправедливый упрек, который
трудно забывается. Ведь к тому времени, когда 16-я армия была окружена в районе
Дорогобужа, он, Рокоссовский, уже не командовал ею...»
Все описание того, как упрекал Рокоссовского прежний командующий — сиречь я,
не соответствует действительности.
Управление и штаб 16-й армии К. К. Рокоссовского еще до вяземского окружения
моим приказом выводились в район Вязьмы, имея задачу объединить под командованием
Рокоссовского подходящие из глубины резервы и выходящие из окружения группы. 16-й
армии ставилась задача организовать оборону на рубеже Сычевка — Гжатск.
Вот этот приказ:
«Командармам 16 и 20.
Рокоссовскому и Ершакову.
Командарму 16 Рокоссовскому немедленно приказываю участок 16 армии с
войсками передать командарму 20 Ершакову. Самому с управлением армии и
необходимыми средствами связи прибыть форсированным маршем не позднее утра 6.10 в
Вязьму. В состав 16 армии будут включены в районе Вязьмы 50, 73, 112, 38, 229 СД, 147
ТБР, дивизион РС, полк ПТО и полк АРГК. Задача армии задержать наступление
противника на Вязьму, наступающего с юга из района Спас-Деменска, и не пропустить
его севернее рубежа Путьково — Крутые — Дрожжино, имея в виду создание
группировки и дальнейший переход в наступление в направлении Юхнов.
Получение исполнение донести.
Конев, Булганин, Соколовский. 5.10.41».
Были приняты все меры, чтобы приказ до Рокоссовского дошел своевременно и
чтобы его штаб вовремя вышел из-под угрозы окружения. Для проверки выполнения
этого приказа я послал в штаб Рокоссовского подполковника Чернышева, который донес
по радио, что приказ Рокоссовским получен. Сам же Чернышев, возвращаясь в штаб
фронта, где-то по пути погиб. Память об этом боевом офицере, не [45] раз выполнявшем
ответственные поручения командования фронта, я всегда храню в своем сердце.
Одновременно с выходом управления 16-й армии в район Вязьмы прибыли части 50й стрелковой дивизии. Моим распоряжением эта дивизия из состава 19-й армии
перебрасывалась в район Вязьмы, чтобы не допустить смыкания противником кольца
окружения. Но пока собирали незначительный армейский автотранспорт, время ушло, и, к
сожалению, вовремя успели прибыть только два стрелковых полка и артиллерийский
полк. Остальные части этой дивизии были отрезаны наступающим противником и тоже
оказались в вяземском окружении. Дивизии, перечисленные в приказе Рокоссовскому, не
сумели выйти полностью в назначенные районы. При выходе в район Вязьмы они
ввязались в бои с мотомеханизированными частями противника и под ударами его
превосходящих сил понесли значительные потери. Но и после этого они продолжали
сражаться частично внутри кольца окружения, частично вне его — на рубеже Сычевка —
Вязьма.
Полагаю, что эти документальные данные достаточны для того, чтобы опровергнуть
выдуманные упреки с моей стороны в адрес Рокоссовского.
К этому времени Ставка подчинила Западному фронту 31-ю и 32-ю армии
Резервного фронта.
31-я армия к моменту передачи в состав Западного фронта имела четыре стрелковые
дивизии и занимала оборону на рубеже Осташков — Сычевка. В ходе оборонительного
сражения силы армии были переподчинены: 249-я стрелковая дивизия под командованием
полковника Тарасова — 22-й армии, а остальные дивизии — 29-й армии. Управление 31-й
армии было выведено в резерв фронта в район Торжка и впоследствии использовано на
калининском направлении.
Выполняя приказ, войска нашего фронта, главным образом 19-я и 20-я армии, не
имея сильного нажима наступающего противника с фронта, прикрывая свои фланги,
начали последовательно отходить от рубежа к рубежу. Первый промежуточный рубеж
был намечен на Днепре. Здесь были подготовлены позиции Резервным фронтом.
Принимая решение на отход, Военный совет фронта представлял все трудности
выполнения задачи. Дело в том, что [46] отход — самый сложный вид боя. При отходе
требуется большая выучка войск и крепкое управление. На, опыте мы постигали это
искусство. К сожалению, до войны наши войска очень редко изучали этот вид боя, считая
отход признаком слабости и несовместимым с нашей доктриной. Мы собирались, если
будет война, воевать только на территории врага. И вот теперь, во время войны, за это
крепко поплатились.
7 октября 1941 года танковые и моторизованные корпуса, противника подошли к
Вязьме: 56-й с направления Холм-Жирковский, а 46-й и 40-й с направления СпасДеменск.
Хотя войска отступали в основном организованно, без паники, в этой сложной
обстановке выполнить маневр отхода оказалось крайне затруднительно. Поскольку
артиллерия и все обозы Западного фронта, как я уже отмечал раньше, имели только
конную тягу, отходить в высоком темпе мы были не в силах, не говоря уже о том, что это
было бы просто неправильно — на плечах поспешно отходящих войск враг легко мог бы
ворваться в Москву. Превосходство в подвижности было явно на стороне врага. И быстро
продвигающиеся гитлеровские корпуса отрезали путь нашим частям. Вследствие этого к 7
октября оказались в окружении дивизии 19-й и 20-й армий Западного фронта, войска 24-й
и 32-й армий Резервного фронта и понесшая тяжелые потери в боях в районе ХолмЖирковского группа Болдина.
8 октября мной было приказано окруженным войскам пробиваться в направлении
Гжатска.
Соединения 30-й армии, понеся тяжелые потери (надо помнить, что они приняли на
себя основную силу удара превосходящих сил противника), отдельными группами
отходили к Волоколамску.
Переданная нам из Резервного фронта 32-я армия оборонялась на рубеже Днепра.
Установив связь с командармом С. В. Вишневским, я дал ему указание, чтобы он при
выходе из окружения координировал свои действия с командующим 19-й армией М. Ф.
Лукиным. На последнего была возложена и задача объединить действия всей нашей
группировки к западу от Вязьмы с целью организованного отхода наших войск на восток
в направлении Сычевки или Гжатска. Командующему 20-й армией Ф. А. Ершакову было
дано указание пробиваться в юго-западном направлении, с выходом [47] в тылы
вражеской группировки, которая к этому времени главными силами выходила в район
Вязьмы.
Отдавая приказ 19-й, 20-й и 32-й армиям пробиваться из окружения, мы ставили
задачу ударными группировками армий прорвать фронт противника в направлении
Гжатска, севернее и южнее шоссе Вязьма — Москва, не соединяя армий в одну
группировку и не назначая сплошного участка прорыва. Мы стремились к тому, чтобы не
дать противнику возможности сузить кольцо окружения. На обширной территории можно
было маневрировать силами, сдерживать активной борьбой превосходящие силы
гитлеровцев. Конечно, борьба в окружении сложна, но если под давлением условий
приходится идти на такую форму борьбы, то важно не бояться сложности обстановки и
бить врага и в этих трудных условиях. В маневренной войне такая форма борьбы
возможна, ее не исключает и современное военное искусство.
В окружении наши войска продолжали ожесточенные бои, отбивая непрерывные
атаки противника. Как явствует из немецких документов, а также из доклада командарма
М. Ф. Лукина и донесений того периода, активные действия наших войск, попавших в
окружение, сковали значительные силы противника, нацеленные на Москву.
К 9 октября войска правого крыла Западного фронта (22-я, 29-я и 31-я армии) с
ожесточенными боями отошли на рубеж Селижарово — Ельцы — Оленине — Сычевка.
Здесь отход войск проходил более организованно.
Во время смены командного пункта фронта в ночь с 5 на б октября мы с членом
Военного совета фронта Н. А. Булганиным прибыли в район Гжатска и первым делом
решили встретиться с маршалом С. М. Буденным, командующим Резервным фронтом.
Командный пункт был подготовлен в блиндажах в лесу восточнее Гжатска. Однако
Буденный находился в поселке, на окраине Гжатска, в небольшом домике, который
охранял танк КВ. Мы хотели узнать о мерах, которые принимает командование
Резервного фронта в связи с тяжелым положением, создавшимся на участке 43-й армии.
По данным, полученным нами из генштаба, на втором рубеже в районе Сычевка —
Гжатск должна была находиться 49-я армия Резервного фронта. Но, как выяснилось в
разговоре с Буденным, 49-я армия к этому времени [48] уже была погружена в эшелоны и
отправлена на Юго-Западное направление. Таким образом, никаких войск Резервного
фронта на рубеже Гжатск — Сычевка не оказалось.
С одобрения Ставки штаб Западного фронта был переведен в район Красновидова,
западнее Можайска.
На новый командный пункт прибыла комиссия ГКО: В. М. Молотов, К. Е.
Ворошилов, А. М. Василевский и другие. В. М. Молотов стал настойчиво требовать,
чтобы я немедленно отводил войска, которые сражаются в окружении, на Гжатский рубеж
и пять-шесть дивизий передал в резерв Ставки. Однако, в эти трудные дни, когда шло
ожесточенное сражение в районе Вязьмы, фронт не мог выделить резервы для Ставки, не
имел возможности вывести из боя ни одной части. И кроме того, еще до прибытия
комиссии в штаб фронта я уже отдал распоряжение командующим 22-й и 29-й армиями
выделить пять дивизий во фронтовой резерв и перебросить их в район Можайска. Позже
эти дивизии обороняли Москву с северо-запада, отражая наступление противника на
калининском направлении.
Историки, работая над материалами о битве под Москвой, неизбежно задаются
вопросом о причинах тяжелого положения, в которое попали наши войска на московском
направлении в начале октября 1941 года. Мне хотелось бы кратко изложить свое мнение
об этом.
Первое . Напомню, что стратегическая инициатива на всем советско-германском
фронте в то время находилась в руках противника. Превосходство в силах и средствах,
особенно в танках и авиации, было на стороне врага, в том числе и на Западном фронте.
Мы не имели достаточного количества вооружения, боеприпасов и боевой техники.
Артиллерийская и танковая плотность на один километр была незначительной: танков —
1,6, орудий — 7, противотанковой артиллерии — 1,5; запасы боеприпасов к началу
наступления противника в некоторых частях и соединениях составляли от половины до
двух боекомплектов.
Второе . Западный фронт был очень растянут. Обороняющиеся части имели
большой некомплект личного состава, а в глубине фронт не располагал достаточно
сильными резервами. Я уже говорил, что из созданного нами в районе Вязьмы резерва в
конце сентября две дивизии были направлены на Юго-Западный фронт. [49]
Третье . Прорыв немецко-фашистских войск в районе Спас-Деменска дал
возможность соединениям противника глубоко войти в тыл Западного фронта. Резервный
же фронт на этом направлении резервами не располагал. Там вообще, как оказалось, не
было никаких войск. К этому надо добавить, что в полосе Резервного фронта передний
край обороны, занимаемый 43-й армией, оказался очень слабым, с недостаточно развитой
глубиной обороны и недостаточным количеством артиллерии и танков. В оперативной
глубине обороны на Гжатском рубеже также не было войск, так как 49-я армия Резервного
фронта уже в ходе Московского сражения была переброшена на Юго-Западное
направление.
Возникает вопрос: почему противник, добившись в начале октября 1941 года
немалых успехов, все-таки не сумел развить наступление на Москву.
Прежде всего потому, что войска Западного фронта оказали ожесточенное
сопротивление врагу. Они дрались мужественно и стойко и, самое главное, не бежали.
Ценой жизни они спасали столицу своей Родины Москву. Некоторые пытаются объяснить
это и чудом, но чудес, как известно, не бывает. Несмотря на тяжелую обстановку для
наших войск, действовавших на московском направлении, им предстояло любой ценой
задержать противника, чтобы выиграть время для организации обороны на Можайском
рубеже и дать возможность развернуть подходящие из глубокого тыла резервы. И они эту
задачу выполнили.
Уже после войны я читал директиву группы армий «Центр» от 15 сентября 1941 года
№ 1340/41. В ней обращалось особое внимание на то, «что при отступлении противника с
занимаемых им позиций наши войска должны немедленно преследовать его». То есть,
имелось в виду полнее использовать неблагоприятную обстановку отхода советских
войск. Но гитлеровцам это не удалось. На Можайском рубеже и в окружении под Вязьмой
наши войска своим упорным сопротивлением задержали на 9 — 10 дней вражеские
ударные группировки и обеспечили время для проведения необходимых мероприятий по
усилению обороны московского направления.
Около 30 дивизий группы армий «Центр» были втянуты в сражение против
окруженных войск. Это документально [59] доказано картами, захваченными у
противника. Благодаря героическому сопротивлению окруженных 19, 20, 24, 32-й армий
гитлеровцы несли большие потери, а резервов для развития ударов на Москву у них не
оказалось. С 7 по 16 октября наши армии, по существу, сдерживали главные силы врага.
После войны уже на основании документов можно было установить, что немецкое
командование к этому времени располагало для развития наступательных действий на
Москву всего несколькими дивизиями. Главные же силы группы армий «Центр» были
скованы войсками Западного фронта. В этих сражениях враг нес тяжелые потери. Есть,
например, прямые показания командира 7-й немецкой танковой дивизии, который в своем
донесении командованию открытым текстом сообщает: «Натиск Красной Армии в
направлении Сычевки настолько был сильным, что я ввел последние силы своих
гренадеров. Если этот натиск будет продолжаться, мне не сдержать фронта и я вынужден
буду отойти». Есть много и других фактов и документов, свидетельствующих о героизме
и доблести войск, попавших в окружение. Войска 19, 20, 24 и 32-й армий — это воиныгерои, и перед ними все мы склоняем головы.
Я вспоминаю донесения находившегося в окружении командарма 19 генераллейтенанта Михаила Федоровича Лукина: «Войска дрались до последнего солдата и до
последнего патрона». А сам он, будучи в бессознательном состоянии, раненный в ногу и
руку, которые потом были ампутированы, попал в плен. Героизм М. Ф. Лукина в боях в
период окружения, его мужественное поведение в плену достойны самой высокой оценки.
Вот что рассказывает он: «19-я армия с начала наступления немцев, со 2 по 13 октября, не
была расчленена на части и во все тяжелые дни сохранила свою целостность как армия, не
теряя связи ни с частями, ни с фронтом. 13 октября она стала выходить из окружения
отдельными группами, по приказу Военного совета Западного фронта».
Таким образом, героическое сопротивление наших войск в районе Вязьмы задержало
наступление противника на Москву. Это дало возможность Ставке сосредоточить силы на
Можайском рубеже и дать отпор врагу. Только к 16 — 17 октября на рубеж Можайск —
Малоярославец начали подходить резервы Ставки, а до этого войска Западного фронта
своими силами сдерживали натиск немецкой группировки, рвавшейся к Москве. Бои
в районе Вязьмы продолжались. Часть личного состава окруженных дивизий вырвалась из
вражеского кольца и соединилась со своими войсками.
К этому времени стало совершенно ясно, что необходимо объединить два фронта —
Западный и Резервный — в один, под единым командованием. Все собравшиеся в
Красновидове на командном пункте Западного фронта: член Военного совета Н. А.
Булганин, В. М. Молотов, К. Е. Ворошилов, А, М. Василевский, я (начальник штаба
фронта В. Д. Соколовский на этом совещании не присутствовал; он был в районе Ржева,
выполняя оперативное задание), обсудив создавшееся положение, пришли к выводу, что
объединение фронтов нужно провести немедленно. Командование фронтом все
рекомендовали возложить на генерала армии Г. К. Жукова. Вот наши предложения,
переданные в Ставку:
«Москва, товарищу Сталину.
Просим Ставку принять следующее решение:
1. В целях объединения руководства войсками на Западном направлении к Москве
объединить Западный и Резервный фронты в Западный фронт.
2. Назначить командующим Западным фронтом тов. Жукова.
3. Назначить тов. Конева первым заместителем командующего Западным фронтом.
4. Назначить тт. Булганина. Хохлова и Круглова членами Военного совета Западного
фронта.
5. Тов. Жукову вступить в командование Западным фронтом в 18 часов 11 октября.
Молотов, Ворошилов, Конев, Булганин, Василевский».
Эти предложения были одобрены Ставкой, и командование Западным фронтом было
возложено на генерала армии Г. К. Жукова. Он руководил оборонительным сражением
под Москвой. Он же организовывал контрнаступление на московском направлении.
Военный совет Западного фронта решил, что мне следует отправиться на калининское
направление, объединить руководство боевыми действиями 22, 29, 30 и 31-й армий и
принять необходимые меры к задержанию врага в районе Калинина.
Рано утром 12 октября я проехал через Москву в Калинин. [52]
Какова же была обстановка на калининском направлении?
10 октября главные силы 3-й танковой группы противника были повернуты из
района Сычевки и наступали в общем направлении на Калинин. 9-я армия противника
частью сил продолжала вести бои в районе Вязьмы, но также получила задачу наступать в
общем направлении на Калинин. 10 октября из района Сычевки в направлении Зубцов —
Старица — Калинин перешли в наступление 41-й немецкий моторизованный корпус, две
танковые и одна моторизованная дивизии. Неблагоприятные для нас события и на
калининском направлении развертывались быстрыми темпами. Днем 12 октября части 41го моторизованного корпуса заняли Погорелое Городище и Зубцов, а к вечеру —
Лотошино и Старицу и передовыми подразделениями выдвинулись к Калинину.
Непосредственно за подвижными соединениями в направлении Калинина выдвигались
пехотные дивизии 6-го и 27-го немецких армейских корпусов 9-й армии. Прорыв
противником Западного фронта на калининском направлении значительно осложнил
обстановку. Появление противника в районе Калинина, бесспорно, грозило охватом
Москвы с севера и северо-востока и, кроме того, создавало угрозу тылам СевероЗападного фронта.
Планируемый гитлеровским командованием охват Москвы с севера и северовостока, выход немецких войск в район Валдая для объединения с северной группой
армий и полного окружения Ленинграда чудился врагу близким к осуществлению.
В этой обстановке Ставка приняла ряд срочных мер, чтобы ликвидировать прорыв
противника на калининском направлении и устранить опасность охвата Москвы с севера.
Во-первых, было решено, что дивизии, в свое время направленные моим
распоряжением с правого крыла Западного фронта на Можайскую линию обороны,
должны следовать через Калинин и там задержаться. Удалось задержать две дивизии: 5-я
дивизия подходила к Калинину, а 133-я была остановлена в районе Лихославля. 256-я
стрелковая дивизия оставалась в составе 22-й армии.
Во-вторых, командованию Северо-Западного фронта было приказано срочно
перебросить в район Калинина две [53] стрелковые и две кавалерийские дивизии,
танковую бригаду под командованием П. А. Ротмистрова, мотоциклетный полк.
Командование группой было возложено на начальника штаба фронта генерал-лейтенанта
Н. Ф. Ватутина. Части группы 15 — 16 октября должны были сосредоточиться в районе
Вышний Волочек — Есеновичи.
Прибыв на калининское направление, я попал в чрезвычайно сложную обстановку. В
очень трудных условиях пришлось перегруппировать войска и маневрировать ими. В
связи с созданием Калининского фронта 17 октября 1941 года я был назначен
командующим войсками этого фронта. Сформирование Калининского фронта к северу от
Волжского водохранилища явилось правильным и своевременным мероприятием Ставки.
Это дало возможность надежно укрепить центральный участок нашего стратегического
фронта, прочно связав его с Северо-Западным направлением.
Нам удалось остановить врага за Калинином. Противник втянулся в тяжелые бои,
что, безусловно, ослабляло его силы, предназначавшиеся для удара на Москву.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Г. К. Жуков.
Маршал
Советского
Союза,
бывший командующий Западным фронтом.
Воспоминания командующего фронтом
Вечером 6 октября 1941 года мне в Ленинград (в ту пору я командовал войсками
Ленинградского фронта) позвонил Верховный главнокомандующий И. В. Сталин. Он
спросил, как обстоят дела и что нового в действиях противника.
Я доложил, что немецко-фашистские войска прекратили атаки. По сведениям,
полученным от пленных, гитлеровцы понесли большие потери и переходят к обороне.
Сейчас противник ведет артиллерийский огонь по городу и бомбит его с воздуха. Наша
авиационная разведка установила большое движение вражеских моторизованных и
танковых колонн из района Ленинграда на юг. Видимо, их перебрасывают на московское
направление.
— Оставьте за себя начальника штаба фронта генерала М. С. Хозина, а сами
вылетайте в Москву для выполнения особого задания, — сказал Верховный
главнокомандующий. — На московском направлении серьезно осложнилась обстановка,
особенно на участке Западного фронта.
Простившись с членами Военного совета Ленинградского фронта А. А. Ждановым,
А. А. Кузнецовым, Т. Ф. Штыковым, [55] Я. Ф. Капустиным и Н. В. Соловьевым, с
которыми мы дружно работали, я вылетел в Москву. Этих товарищей теперь уже нет в
живых. Должен сказать: они сделали все, что могли, в дни, когда Ленинграду грозила
смертельная опасность.
В Москву прилетел вечером 7 октября. И. В. Сталин, который был тогда болен,
работал у себя на квартире. Поздоровавшись кивком головы, он, указывая на карту,
сказал, что положение дел на Западном фронте тяжелое и не совсем ясное.
— Поезжайте сейчас же в штаб Конева, тщательно разберитесь в обстановке и
позвоните мне оттуда в любое время. Я буду ждать.
— Хорошо, товарищ Сталин, заеду в Генеральный штаб, возьму карту и, не
задерживаясь, сейчас же отправлюсь в штаб Западного фронта.
Через 15 минут я был у начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза
Б. М. Шапошникова. Борис Михайлович выглядел очень плохо. Поздоровавшись, он
сказал:
— Только что звонил Верховный, приказал подготовить для вас карту Западного
направления. Карта сейчас будет. Командование Западного фронта находится там же, где
был штаб Резервного фронта, когда вы проводили операцию против Ельнинского выступа.
Принесли карту с обстановкой на 12 часов 7 октября. Борис Михайлович угостил
меня крепким чаем. От Шапошникова я поехал в штаб Западного фронта.
В пути при свете карманного фонарика я по карте изучал обстановку на фронте.
Клонило ко сну, и, чтобы разогнать дремоту, приходилось время от времени
останавливать машину и делать небольшие пробежки.
В штаб Западного фронта приехали ночью. Дежурный доложил, что все руководство
находится у командующего. В комнате за столом сидели командующий фронтом И. С.
Конев, начальник штаба В. Д. Соколовский, член Военного совета фронта Н. А. Булганин
и начальник оперативного отдела фронта Г. К. Маландин. Все выглядели крайне
переутомленными. Я объяснил цель своего приезда.
Из беседы с товарищами и анализа обстановки у меня сложилось мнение, что
катастрофу в районе Вязьмы можно было бы предотвратить. Ведь фактор внезапности
наступления [56] противника для войск Западного и Резервного фронтов полностью
отсутствовал. Несмотря на превосходство врага в живой силе и технике, наши войска
могли избежать окружения. Необходимо было правильно определить направление
главных ударов врага и своевременно сосредоточить здесь наши основные силы за счет
пассивных участков. К сожалению, этого сделать не успели, и линейная оборона наших
фронтов не выдержала сосредоточенных ударов врага.
Противник продолжал развивать свой успех. Сплошного фронта обороны на
Западном направлении не было. Образовались зияющие бреши, которые закрыть было
фактически нечем.
В 2 часа 30 минут ночи я позвонил Сталину. Он еще работал. Доложив обстановку, я
сказал:
— Главная опасность сейчас заключается в том, что пути на Москву почти ничем не
прикрыты. Слабое прикрытие на Можайской линии обороны не может гарантировать от
внезапного появления, перед Москвой бронетанковых войск противника. Надо очень
быстро стянуть войска, откуда только можно, на Можайскую линию.
Сталин спросил, где сейчас 19, 20, 24, 32-я армии и группа Болдина. Я ответил, что
они находятся в окружении западнее и юго-западнее Вязьмы.
— Что вы намерены делать?
— Выезжаю сейчас же к Буденному, разберусь там с обстановкой.
— Хорошо, поезжайте к Буденному и оттуда позвоните.
Моросил мелкий дождь, густой туман стлался по земле, видимость была плохая.
Подъезжая к полустанку Обнинское (105 километров от Москвы), мы увидели двух
связистов, тянувших кабель со стороны моста через реку Протву. На вопрос: «Куда
тянете, ребята, связь?» — один из солдат, громадного роста, с густой бородой, ответил
простуженным голосом: «Куда приказано, туда и тянем». Пришлось назвать себя и
сказать, что я ищу штаб Резервного фронта. Подтянувшись, тот же солдат объяснил:
«Извините, мы вас в лицо не знаем, потому так и ответили. Штаб фронта вы уже
проехали. Он два часа тому назад прибыл и остановился в домиках в лесу, вон там, на
горе, налево за мостом. Охрана вам покажет, куда ехать». [57]
Машина повернула обратно. Через 10 минут я был у представителя Ставки Л. З.
Мехлиса, у которого находился и начальник штаба фронта генерал-майор А. Ф. Анисов.
Мехлис кого-то распекал по телефону.
На вопрос: «Где командующий?» — начальник штаба фронта ответил:
— Неизвестно. Днем он был в 43-й армии. Боюсь, не случилось ли чего с Семеном
Михайловичем.
— А вы приняли меры к его розыску?
— Да, послали офицеров связи, они еще не вернулись.
Из разговора с Мехлисом и Анисовым я не узнал ничего конкретного ни о
положении войск Резервного фронта, ни о противнике. Сел в машину и поехал через
Малоярославец и Медынь в сторону Юхнова, надеясь на месте выяснить обстановку.
Вся местность в районе Малоярославца была мне хорошо знакома. В 10 километрах
от Обиинского, где остановился штаб Резервного фронта, находилась деревня Стрелковка
Угодско-Заводского района, где я родился и где прошло мое детство. Сейчас там остались
моя мать, сестра и ее четверо детей. Что будет с ними, если туда придут фашисты? Как
поступят они с матерью, сестрой и племянниками генерала Жукова? Конечно,
расстреляют. Я решил послать туда адъютанта, вывезти их из деревни в Москву, которую
мы будем защищать до последнего вздоха.
В Малоярославце я не встретил ни одной живой души. Город казался пустым.
Только в центре, около здания райисполкома, стояли две легковые машины.
— Чьи это машины? — спросил я.
— Семена Михайловича Буденного, товарищ генерал армии.
— А где Семен Михайлович?
— В помещении райисполкома.
— Давно вы здесь?
— Часа три стоим.
Войдя в райисполком, я увидел склонившегося над картой С. М. Буденного. Мы
тепло поздоровались.
— Ты откуда? — спросил Семен Михайлович.
— От Конева.
— Ну как у него дела? Я больше двух суток не имею с ним связи.
Узнав, что дела на Западном фронте очень плохи, маршал сказал:
— У нас не лучше. Фронта обороны фактически не существует. Я сам чуть не угодил
в лапы противника между Юхновом и Вязьмой. В сторону Вязьмы шли танковые и
моторизованные колонны, видимо, обходили город с востока.
— В чьих руках Юхнов?
— Как сейчас — не знаю. Несколько дней назад там было до двух наших стрелковых
полков, но без артиллерии. Думаю, что Юхнов уже занят противником.
— Ну, а кто же прикрывает дорогу от Юхнова на Малоярославец?
— Когда я ехал сюда, — сказал Семен Михайлович, — кроме трех милиционеров в
Медыни, никого не встретил.
Мы решили, что Семен Михайлович поедет в штаб фронта и доложит в Ставку о
положении дел, а я направлюсь в район Юхнова.
Перед отъездом отдали, распоряжение коменданту Малоярославецкого укрепленного
узла полковнику А. Смирнову организовать всеми имеющимися силами и средствами
разведку по всем дорогам в глубину до 20 километров. В этих целях были использованы
бойцы рабочих батальонов, сотрудники местных органов НКВД и милиции.
Прибыв в Медынь, я там никого не обнаружил, только старая женщина что-то искала
в развалинах дома, разрушенного бомбой.
— Бабушка, что вы тут ищете? — спросил я.
Женщина стояла с широко раскрытыми, блуждающими глазами и ничего мне не
отвечала. Откуда-то из-за развалин подошла другая женщина с мешком, наполовину
набитым какими-то вещами.
— Не спрашивайте ее. Она с ума сошла от горя.
Оказывается, позавчера на город налетела немецкая авиация. Эта женщина жила с
внуком и внучкой здесь, в этом доме. Во время налета она стояла у колодца, набирала
воду, и на ее глазах бомба попала в дом. Дети погибли.
— Наш дом тоже разрушен, — рассказывала женщина. — Надо скорее уходить в
Малоярославец, да вот ищу под обломками — может, что-нибудь найду из обуви и
одежды.
По щекам ее катились слезы.
С тяжелым сердцем двинулся я в сторону Юхнова. Временами приходилось
останавливаться и внимательно осматриваться, чтобы не попасть в расположение врага.
Километров через 10 — 12 машину внезапно остановили вооруженные люди в
комбинезонах и танкистских шлемах.
— Дальше ехать нельзя, — сказал один из них. — Кто вы будете?
Я назвал себя и, в свою очередь, спросил, где их часть.
— В 100 метрах, в лесу, стоит штаб танковой бригады.
— Очень хорошо. Проводите меня туда.
Навстречу мне поднялся сидевший на пне невысокого роста, подтянутый танкист в
синем комбинезоне. Мне сразу показалось, что мы с ним где-то встречались.
— Командир танковой бригады Троицкий, — представился танкист.
— Троицкий! Вот не ожидал встретить вас здесь!
Троицкого я хорошо знал по Халхин-Голу, где он был начальником штаба 11-й
танковой бригады. Эта бригада, которой командовал М. П. Яковлев, была грозой для
японцев. В районе горы Баин-Цаган она разгромила 23-ю пехотную дивизию, входившую
в состав японской императорской гвардии.
— Я тоже не думал, что встречу вас здесь, товарищ генерал армии, — сказал
Троицкий. — Знал, что вы командуете Ленинградским фронтом, а что вернулись
оттуда — не слыхал.
— Ну, что у вас тут делается, где противник?
— Противник уже занял Юхнов. Его передовые части захватили мост через реку
Угру. Посылали разведку на Калугу. В городе противника пока нет, но в районе Калуги
идут напряженные бои. Там действуют 5-я гвардейская стрелковая дивизия и некоторые
отошедшие части 43-й армии. Наша танковая бригада находится в резерве Ставки. Стоим
здесь второй день.
— Разверните на впереди лежащей местности часть бригады и организуйте оборону
с целью прикрытия направления на Медынь, — приказал я. — Пошлите офицера связи в
штаб Резервного фронта. Он находится в районе полустанка Обнинское, за мостом через
реку Протву. Информируйте Буденного об обстановке. Через штаб Резервного фронта
доложите в Генеральный штаб о полученном вами указании и сообщите, что я поехал в
Калугу. [60]
В районе Калуги специально посланный офицер вручил мне телефонограмму
начальника Генерального штаба, в которой Верховный главнокомандующий приказывал
мне прибыть 10 октября в штаб Западного фронта.
В те дни там работала комиссия Государственного Комитета Обороны.
Вскоре по прибытии в штаб Западного фронта, который располагался в
Красновидове, меня вызвали к телефону.
— Ставка решила назначить вас командующим Западным фронтом, — сказал
Верховный главнокомандующий. — Конева оставляем вашим заместителем. Вы не будете
возражать?
— Нет, какие же могут быть возражения. Коневу мы поручим руководить группой
войск на калининском направлении. Это направление слишком удалено, и там нужно
иметь вспомогательное управление фронта.
— Хорошо, — согласился Сталин. — В ваше распоряжение поступают оставшиеся
части Резервного фронта, части, находящиеся на Можайской линии обороны, и резервы
Ставки, которые двигаются к Можайской линии. Берите скорее все в свои руки и
действуйте.
— Принимаюсь за выполнение указаний, но прошу срочно подтягивать более
крупные резервы, так как надо ожидать в ближайшее время наращивания удара
гитлеровцев на Москву.
Тут же наметили ряд срочных мер. Первое — отвести штаб фронта в Алабино;
второе — И. С. Коневу взять с собой необходимые средства управления, группу офицеров
и выехать для координации действий на калининское направление; третье — Военному
совету фронта выехать в Можайск, чтобы на месте разобраться в создавшемся положении.
В Можайске, куда мы приехали вместе с Н. А. Булганиным, обстановка была
предгрозовая. К Бородину подходили передовые части гитлеровских войск. Отдав
необходимые распоряжения начальнику Можайского укрепленного района полковнику С.
И. Богданову, мы с Н. А. Булганиным выехали в штаб фронта, в Алабино.
Штаб фронта немедленно приступил к организационно-оперативной работе. Сделать
предстояло немало. Нужно было: срочно организовать прочную оборону на рубеже
Волоколамск — Можайск — Малоярославец — Калуга; развить [61] ее в глубину, создать
вторые эшелоны и резервы фронта; организовать наземную и воздушную разведку и
твердое управление войсками фронта; наладить материально-техническое обеспечение
войск; развернуть партийно-политическую работу, поднять моральное состояние воинов и
внушить им веру в свои силы, в неизбежность разгрома противника на подступах к
Москве.
Центральный Комитет партии, Государственный Комитет Обороны и Верховное
главнокомандование приняли в эти дни ряд срочных мер, чтобы приостановить
наступление противника.
Еще в ночь на 7 октября началась переброска войск из резерва Ставки и с соседних
фронтов на Можайскую оборонительную линию. Сюда прибывали 14 стрелковых
дивизий, 16 танковых бригад, более 40 артиллерийских полков и ряд других частей.
Заново формировались 16, 5, 43 и 49-я армии. В середине октября в их составе
насчитывалось 90 тысяч человек. Конечно, для создания сплошной надежной обороны
этих сил было явно недостаточно. Но большими возможностями Ставка тогда не
располагала, а переброска войск с Дальнего Востока и из других отдаленных районов в
силу ряда причин задерживалась. Поэтому мы решили в первую очередь занять
главнейшие направления: волоколамское, можайское, малоярославецкое, калужское. На
этих же направлениях сосредоточивались и основные артиллерийские и противотанковые
средства.
На волоколамское направление мы направили штаб и командование 16-й армии во
главе с К. К. Рокоссовским, А. А. Лобачевым и М. С. Малининым. В состав 16-й армии
включались новые соединения, так как ее дивизии, переданные 20-й армии, остались в
окружении западнее Вязьмы. 5-я армия под командованием генерал-майора Д. Д.
Лелюшенко (после его ранения в командование армией вступил генерал Л. А. Говоров)
концентрировалась на можайском направлении, 43-я армия под командованием генералмайора К. Д. Голубева — на малоярославецком, 49-я армия под командованием генераллейтенанта И. Г. Захаркина — на калужском.
Всех этих командующих мы хорошо знали как опытных военачальников и
полностью им доверяли. Знали, что они с вверенными им войсками сделают все, чтобы не
пропустить [62] врага к Москве. Здесь же я должен отметить четкую работу штаба фронта
во главе с генерал-лейтенантом В. Д. Соколовским и неутомимую деятельность по
обеспечению устойчивого управления войсками фронта начальника войск связи генералмайора Н. Д. Псурцева, теперь министра связи СССР.
Штаб фронта вскоре переехал в Перхушково. Отсюда тянулись телефоннотелеграфные провода, обеспечивающие связь с наземными и воздушными силами фронта.
Сюда подтянули провода из Ставки Верховного главнокомандования.
Дни и ночи в войсках шла напряженная работа. Люди от усталости буквально
валились с ног, но, движимые чувством личной ответственности за судьбу Москвы, за
судьбу Родины, следуя призыву родной Коммунистической партии, делали все, чтобы
создать устойчивую оборону. В тылу войск первого эшелона Западного фронта
проводились большие инженерно-саперные работы, оборона развивалась в глубину,
создавались противотанковые районы на всех танкоопасных направлениях. На основные
направления подтягивались резервы.
Таким образом, заново создавался Западный фронт, на который возлагалась
историческая миссия — оборона Москвы.
В районе Вязьмы в это время все еще героически сражались наши окруженные
войска, пытаясь прорваться на соединение с частями Красной Армии. Командование
фронтом и Ставка помогали окруженным: наша авиация сбрасывала им продовольствие и
боеприпасы, бомбила противника. Большего ни фронт, ни Ставка тогда сделать не могли.
Упорная борьба окруженной группировки задержала на некоторое время продвижение
главных сил противника, и мы воспользовались этим, чтобы лучше подготовить оборону
войск фронта для отражения ударов врага на Москву.
С 13 октября разгорелись ожесточенные бои на всех оперативно важных
направлениях, ведущих к Москве.
Это были грозные дни. Центральный Комитет партии и Государственный Комитет
Обороны приняли решение срочно эвакуировать из Москвы в Куйбышев некоторые
центральные учреждения и весь дипломатический корпус, а также вывезти из столицы
особо важные государственные ценности.
С 20 октября в Москве и прилегающих к ней районах постановлением
Государственного Комитета Обороны было введено осадное положение. После этого во
всех родах войск, [63] защищавших столицу, установился строжайший порядок. Каждое
серьезное нарушение дисциплины пресекалось решительными мерами. Жители Москвы
дали отпор пособникам врага — паникерам и шкурникам.
Мужественно встретила советская столица надвигающуюся опасность. Пламенные
призывы Центрального и Московского комитетов партии отстоять советскую столицу,
разгромить врага были понятны каждому москвичу, каждому воину, всем советским
людям. Эти призывы нашли глубокий отклик в их сердцах. Москвичи превратили столицу
и подступы к ней в неприступную крепость. На случай прорыва к городу частей
противника трудящиеся Москвы сформировали и вооружили сотни отрядов, боевых
дружин и групп истребителей танков. Около 100 тысяч жителей Москвы проходили
боевую подготовку без отрыва от производства. Во время битвы за Москву они влились в
войсковые части. Около 17 тысяч женщин и девушек обучались на курсах медсестер и
санитарных дружинниц. Сотни женщин и девушек добровольно работали в госпиталях.
На фронте под Москвой положение в это время было напряженное. Из-за большой
растянутости фронта и возникших трудностей в управлении войсками калининской
группировки Ставка по нашей просьбе 17 октября выделила 22-ю, 29-ю и 30-ю армии из
состава Западного фронта. Был вновь создан Калининский фронт. Образование
Калининского фронта сократило полосу обороны Западного фронта и облегчило
управление войсками.
Брянский фронт, во главе которого стоял генерал-полковник А. И. Еременко,
находился также в крайне тяжелом положении. Преследуя отходившие войска Брянского
фронта, передовые части армии Гудериана 29 октября подошли к Туле. Вооруженные
отряды рабочих Тулы вместе с частями 50-й армии мужественно сражались на ближних
подступах к Туле и не пропустили противника в город. (10 ноября решением Ставки
оборона Тулы была возложена на Западный фронт. Брянский фронт был расформирован.
Полоса обороны Западного фронта вновь значительно увеличилась.)
В тяжелые дни октября 1941 года Военный совет Западного фронта обратился к
войскам с воззванием:
«Товарищи! В час грозной опасности для нашего государства жизнь каждого воина
принадлежит Отчизне. Родина требует [64] от каждого из нас величайшего напряжения
сил, мужества, геройства и стойкости. Родина зовет нас стать нерушимой стеной и
преградить путь фашистским ордам к родной и любимой Москве. Сейчас, как никогда,
требуется бдительность, железная дисциплина, организованность, решительность
действий, непреклонная воля к победе и готовность к самопожертвованию...».
До конца октября, почти без пауз, войска Западного фронта вели упорнейшие бои.
На волоколамском направлении наступал 5-й армейский корпус врага, затем был
дополнительно введен в бой 46-й моторизованный корпус и несколько позже — еще один.
Упорное сопротивление противнику оказывали здесь части вновь созданной 16-й армии.
Особенно отличились 316-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора И. В.
Панфилова и курсантский полк под командованием полковника С. И. Младенцева,
действия которого поддерживались тремя противотанковыми артполками. Только ценой
огромных потерь противник занял Волоколамск, оттеснив части 16-й армии на рубеж
восточнее города.
На можайском направлении наступал 40-й мотокорпус врага, поддержанный
большой группой танков и авиации. Здесь особенно упорно сражалась 32-я стрелковая
дивизия под командованием полковника В. И. Полосухина, которую поддерживали 18-я и
19-я танковые бригады. Ведя неравные бои, 5-я армия 18 октября была вынуждена
оставить Можайск и отойти на рубеж Дорохово, западнее Кубинки.
На малоярославецком направлении наступали части 12-го армейского и 57-го
мотокорпуса противника. На подступах к Малоярославцу отважно сражались части нашей
312-й стрелковой дивизии, танковая бригада Троицкого и Подольское пехотное училище,
усиленное четырьмя артиллерийскими полками, тремя дивизионами реактивных
минометов и тремя огнеметными ротами. В районе Боровска стойко встретили врага 110-я
стрелковая дивизия, 151-я мотострелковая бригада и 127-й танковый батальон. Ценой
больших потерь противник оттеснил наши части к реке Протве, а затем к реке Наре, но
прорваться дальше не смог.
В это тяжелое время Ставка передала Западному фронту 33-ю армию под
командованием генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова. Она заняла оборону в районе НароФоминска, [65] в промежутке между 5-й и 43-й армиями. Южнее Наро-Фоминска, по
восточному берегу реки Нары, заняла оборону 43-я армия; на рубеже западнее
Серпухова — восточнее Тарусы и Алексина — 49-я армия.
Укрепившись на этих рубежах, войска фронта были полны решимости грудью
встретить противника.
Военный совет фронта серьезное внимание уделял воспитательной и партийнополитической работе в войсках, укреплению партийных организаций, приему в партию.
Политуправление фронта, все политработники делали максимум возможного, чтобы
повысить боеспособность частей и соединений, зажечь в сердцах бойцов и офицеров
ненависть к гитлеровским оккупантам и веру в нашу победу. Было выпущено несколько
листовок о зверствах фашистов, брошюра «Отомстим». Ее коллективно читали во взводах
и отделениях; тысячи бесед на эту тему провели среди воинов агитаторы и
пропагандисты.
Сильным средством пропаганды боевого опыта являлась печать. Этот вопрос не
сходил со страниц «Красноармейской газеты» Западного фронта, армейских и
дивизионных газет. Были выпущены десятки листовок о тактике немецко-фашистских
войск и свойствах отдельных видов вооружения врага. Особенно много внимания
уделялось борьбе с танками. Этому были посвящены листовки: «Жги немецкие танки»,
«Смелее уничтожайте фашистские танки», «Смелому бойцу фашистские танки не
страшны» и другие. В листовках и отдельных небольших брошюрах — «Красноармейская
смекалка», «Памятка красноармейца» и других, в газетных статьях кратко, но убедительно
рассказывалось о тактике современного боя, об инициативе, воинской сметке,
изобретательности наших бойцов. Специальные листовки выпускались о героических
подвигах солдат и офицеров.
Хочется особо подчеркнуть ту большую роль, которую сыграл в налаживании
политической работы в войсках начальник политического управления Западного фронта,
замечательный коммунист и бесстрашный воин, дивизионный комиссар Д. А. Лестев.
После его гибели в ноябре 1941 года политуправление фронта возглавил В. Е. Макаров,
также немало сделавший для дальнейшего усиления партийно-политической работы в
войсках.
Ставка передавала фронту из своих резервов дополнительные [66] соединения
стрелковых и танковых войск, сосредоточивая их на наиболее опасных направлениях.
Большую часть войск мы стянули на волоколамско-клинское и истринское направления,
где, как мы предполагали, должен был последовать главный удар бронетанковых
группировок противника. Подходили резервы и в район Серпухова — здесь ожидался
удар 2-й танковой и 4-й полевой немецко-фашистских армий.
В первых числах ноября наступило похолодание. Дороги подмерзли и стали всюду
проходимыми.
На наши фронтовые склады в большом количестве поступали полушубки, валенки,
теплое белье, телогрейки, ушанки. К середине ноября наши бойцы тепло оделись, а
фашистские солдаты кутались в теплые вещи, отнятые у мирных жителей. Именно тогда
на многих немецких солдатах стали появляться огромные, уродливые самодельные
соломенные «галоши», которые до крайности стесняли движение.
1 ноября я был вызван в Ставку.
— Мы хотим провести в Москве, — сказал Сталин, — кроме торжественного
собрания по случаю Октябрьской годовщины и военный парад. Как вы думаете —
обстановка на фронте позволит нам провести эти торжества?
Я ответил:
— В ближайшие дни противник не в состоянии начать большое наступление. Он
понес в предыдущих сражениях значительные потери и сейчас занят пополнением и
перегруппировкой войск. Что же касается его авиации, то она может и наверняка будет
действовать. Поэтому необходимо усилить ПВО, подтянуть к Москве истребительную
авиацию с соседних фронтов.
Парад войск на Красной площади состоялся. Бойцы прямо с Красной площади шли
на фронт.
В первых числах ноября у меня состоялся следующий разговор по телефону с
Верховным главнокомандующим.
— Как ведет себя противник? — спросил он.
— Заканчивает подготовку своих ударных группировок и, видимо, в скором времени
перейдет в наступление.
— А где вы ожидаете главный удар?
— Более мощный удар ожидаем из района Волоколамск — Ново-Петровское. Армия
Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы, на Каширу.
-.Мы с Шапошниковым считаем, — сказал Сталин, — что нужно сорвать
готовящийся удар противника своими упреждающими контрударами. Один контрудар
надо нанести в обход Волоколамска, другой из района Серпухова вдоль реки Протвы во
фланг 4-й немецкой армии. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на
Москву.
— А какими же силами мы будем наносить эти контр-удары? — спросил я.
— В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии
Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова
используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии, —
предложил Сталин.
Я пытался доказать нецелесообразность этих контрударов, ссылаясь на отсутствие
резервов, растянутость линии фронта и т. д.
— Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, —
недовольно отрезал Сталин.
Часа через два штаб фронта дал приказ командующим 16-й и 49-й армиями о
проведении контрударов, о чем мы и доложили в Ставку. Однако эти контрудары, где
главным образом действовала конница, не дали того, что ожидала от них Ставка. Враг еще
был достаточно силен, а его наступательный пыл не ослабел.
Для продолжения наступления на Москву гитлеровское командование к 15 ноября
сосредоточило против войск Западного фронта 51 дивизию, в том числе 13 танковых и 7
моторизованных, хорошо укомплектованных личным составом, танками, артиллерией и
боевой техникой.
На волоколамско-клинском и истринском направлениях были сосредоточены 3-я и 4я танковые группы противника в составе семи танковых, двух моторизованных и трех
пехотных дивизий при поддержке до 2 тысяч орудий и мощной авиационной группы.
На тульско-каширском направлении ударная группа немецко-фашистских войск
состояла из 24-го и 47-го моторизованных корпусов, 53-го и 43-го армейских корпусов
общей численностью в девять дивизий (в том числе четыре танковые) и мощной
авиагруппы.
4-я полевая армия противника в составе шести армейских корпусов развернулась на
звенигородском, кубинском, наро-фоминском, [68] подольском и серпуховском
направлениях. Эта армия должна была сковать войска Западного фронта, Ослабить их, а
затем нанести удар в центре фронта в направлении на Москву.
Второй этап своего наступления на Москву по плану, имевшему условное название
«Тайфун», гитлеровцы начали 15 ноября ударом по 30-й армии Калининского фронта,
которая южнее Волжского водохранилища имела весьма слабую оборону. Одновременно
противник нанес удар по правому флангу 16-й армии Западного фронта. Частью сил враг
атаковал войска 16-й армии в районе Теряевой Слободы. Против 30-й армии и правого
фланга 16-й армии противник бросил более 300 танков, которым противостояло всего
лишь 56 наших легких танков со слабым вооружением. Оборона 30-й армии оказалась
прорванной.
С утра 16 ноября вражеские войска начали стремительно развивать наступление на
Клин. Резервов в районе Клина у нас не оказалось, так как они, согласно приказу Ставки,
были брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара. В этот же день
противник нанес мощный удар из района Волоколамска на истринском направлении.
Против наших 150 легких танков враг бросил 400 средних танков. Развернулось
ожесточенное сражение. Особенно упорно дрались наши 316-я, 78-я и 18-я стрелковые
дивизии, 1-я гвардейская, 23-я, 27-я, 28-я отдельные танковые бригады и кавалерийская
группа генерал-майора Л. М. Доватора.
В 23 часа 17 ноября 30-я армия Калининского фронта в тяжелом состоянии была
передана Ставкой Западному фронту, вследствие чего его оборона еще больше
растянулась на север до Волжского водохранилища. Вместо освобожденного Ставкой
генерал-майора В. А. Хоменко командующим 30-й армией был назначен генерал-майор Д.
Д. Лелюшенко.
Бои 16 — 18 ноября были тяжелыми. Враг, не считаясь с потерями, лез напролом,
стремясь любой ценой пробиться к Москве своими танковыми клиньями. Но наша
глубокоэшелонированная артиллерийская и противотанковая оборона и хорошо
организованное взаимодействие в полосах обороны всех родов войск не позволили врагу
прорваться через советские боевые порядки. Многими тысячами трупов устлал враг поля
сражений, но нигде ему не удалось прорваться к Москве.
Наши части медленно и в полном порядке отводились на заранее подготовленные и
уже занятые артиллерией рубежи, где вновь упорно сражались, отражая яростные атаки
гитлеровцев.
В Москве по-прежнему работали Государственный Комитет Обороны, часть
руководящего состава ЦК партии и Совнаркома. Рабочие Москвы упорно трудились по
12 — 18 часов в сутки, обеспечивая войска, оборонявшие Москву, оружием, боевой
техникой и боеприпасами.
Но угроза столице не миновала.
Не помню точно числа — это было вскоре после прорыва гитлеровцев на участке 30й армии и на правом фланге 16-й армии — мне позвонил Верховный главнокомандующий
и спросил:
— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я говорю вам это с болью в душе.
Говорите честно, как коммунист.
— Москву безусловно удержим. Но нужно еще не менее двух армий и танки, хотя бы
немного, — ответил я.
— Это неплохо, что у вас такая уверенность, — сказал Сталин. — Позвоните в
генштаб и договоритесь, где сосредоточивать две резервные армии, которые вы просите.
Они будут готовы в конце ноября. Но танков пока мы дать не можем.
Через полчаса мы договорились с А. М. Василевским о том, что формируемая 1-я
ударная армия будет сосредоточена в районе Яхромы, а 10-я армия — в районе Рязани.
18 ноября противник перешел в наступление на московско-тульском направлении.
На веневском направлении, где оборонялись 413-я и 299-я стрелковые дивизии нашей 50й армии, наступали несколько пехотных и танковых дивизий врага.
Прорвав нашу оборону, эта группа захватила район Болохово — Дедилово. Для
противодействия в район Узловой нами были спешно брошены 239-я стрелковая и 41-я
кавалерийская дивизии. Ожесточенные сражения не прекращались здесь ни днем, ни
ночью. Особенно упорно дрались части 413-й стрелковой дивизии.
21 ноября Узловая и Сталиногорск были заняты главными силами 2-й танковой
армии Гудериана.
В этих условиях Военный совет фронта принял решение: усилить Каширский боевой
участок 112-й танковой дивизией [70] полковника А. Л. Гетмана (ныне генерала армии);
Рязанский боевой участок — 17-й танковой бригадой и другими частями; Зарайский
участок — 9-й танковой бригадой, 35-м и 127-м отдельными танковыми батальонами;
Лаптевский участок — 510-м стрелковым полком и ротой танков.
26 ноября 3-й танковой дивизии противника удалось потеснить наши части и
перерезать железную дорогу и шоссе Тула — Москва в районе севернее Тулы. Однако 1-й
кавалерийский корпус генерала Белова, 112-я танковая дивизия и ряд других частей
фронта в районе Каширы не дали противнику продвинуться дальше на этом участке. В
район Каширы на помощь сражающимся там частям были дополнительно переброшены
173-я стрелковая дивизия и 15-й гвардейский минометный полк. 28 ноября кавкорпус
Белова во взаимодействии со 112-й танковой дивизией, 173-й стрелковой дивизией и
другими частями нанесли контрудар по войскам Гудериана и отбросили их на юг на 10 —
15 километров в сторону Мордвеса.
До 30 ноября шли напряженные бои в районе Кашира — Мордвес. Враг не смог
здесь добиться успеха. Командующий 2-й танковой армией Гудериан убедился в
невозможности сломить упорное сопротивление советских войск в районе Кашира —
Тула и пробиться в сторону Москвы. Гитлеровцы вынуждены были перейти на этом
участке к обороне.
Советские войска, сражавшиеся в этом районе, отразили все удары врага, нанесли
ему большие потери и не пропустили к Москве.
Значительно хуже шли дела на северном крыле фронта — в районе Истры, Клина,
Солнечногорска.
23 ноября танки противника ворвались в Клин. Чтобы не подвергать части 16-й
армии угрозе окружения, в ночь на 24 ноября их пришлось отвести на следующий
тыловой рубеж. В связи с потерей Клина образовался разрыв между 16-й и 30-й армиями.
25 ноября 16-я армия отошла и от Солнечногорска. Положение на этом участке
внушало большую тревогу. В район Солнечногорска, в распоряжение командующего 16-й
армией, Военный совет фронта перебрасывал все, что мог, с других участков фронта, в
том числе группы солдат с противотанковыми ружьями, отдельные группы танков,
артиллерийские батареи, зенитные дивизионы, взятые у командующего [71] московской
ПВО генерала М. С. Громадина. Необходимо было задержать противника до прибытия в
район Солнечногорска 7-й гвардейской дивизии из района Серпухова, двух танковых
бригад и двух противотанковых артполков из резерва Ставки.
Фронт нашей обороны выгибался, образовались очень слабые места, казалось, вотвот случится непоправимое. Но советские воины выстояли, а получив подкрепления,
вновь создали непреодолимый фронт обороны.
28 ноября, воспользовавшись слабой обороной моста через канал Москва — Волга в
районе Яхромы, танковая часть противника захватила его и прорвалась за канал. Здесь она
была остановлена подошедшими передовыми частями 1-й ударной армии, которой
командовал генерал-лейтенант В. И. Кузнецов, и после напряженного боя отброшена
обратно.
В первых числах декабря стало заметно, что противник выдыхается и что для
ведения серьезных наступательных действий у него уже нет ни сил, ни средств.
Развернув наступление на широком фронте и далеко замахнувшись бронированными
кулаками, противник растянул свои войска по фронту до такой степени, что в финальных
сражениях на ближних подступах к Москве его ударные группировки потеряли
пробивную способность.
Немецко-фашистское командование не ожидало, что его отборные войска в битве за
Москву понесут такие большие потери, и восполнить эти потери не смогло. Пленные
показывали, что в некоторых ротах осталось по 20 — 30 человек. Моральное состояние
немецких войск резко ухудшилось — никто уже не верил в возможность захвата Москвы.
Войска Западного фронта тоже несли большие потери, но героически сражались,
воодушевленные призывами Коммунистической партии: ведь за их спиной была Москва!
1 декабря гитлеровцы неожиданно прорвались в центре фронта, на стыке 5-й и 33-й
армий. Танки противника двинулись по шоссе на Кубинку. Однако у деревни Акулово им
преградила путь 32-я стрелковая дивизия. Артиллерийским огнем были уничтожены
десятки танков противника; немало их подорвалось и на минных полях. Танковые части
врага, неся большие потери, повернули на Голицыне, где и были разгромлены резервом
фронта и подошедшими частями 5-й и 33-й армий. [72]
4 декабря этот прорыв был полностью ликвидирован. На поле боя враг оставил более
10 тысяч убитых, 50 разбитых танков и много другой боевой техники.
В ходе битвы под Москвой это была последняя попытка немецко-фашистских войск
прорваться к столице нашей Родины.
За 20 дней своего ноябрьского «генерального наступления» гитлеровцы потеряли
более 155 тысяч убитыми и ранеными, около 800 танков, не менее 300 орудий и около
1500 самолетов. Тяжелые потери, провал плана «молниеносной войны» породили упадок
духа в немецких войсках.
Сознательно извращая действительность, буржуазные историки пытаются по-своему
объяснить провал наступления гитлеровцев под Москвой. Бывшие гитлеровские генералы
и фельдмаршалы до сих пор пытаются в провале плана захвата Москвы и планов войны в
целом обвинить одного Гитлера, который-де не посчитался с советами своих генералов,
приостановил летом 1941 года движение группы армий «Центр» на Москву и повернул
часть ее войск на Украину.
Выдвигаются и другие причины провала гитлеровского наступления под Москвой.
Так, английский военный историк Фуллер в своей книге «Вторая мировая война» пишет:
«С полным основанием можно считать, что не сопротивление русских, как бы велико оно
ни было... а грязь, в которой застрял германский транспорт за линией фронта, спасла
Москву». Этому фальшивому утверждению вторит бывший генерал фашистской армии
Курт Типпельскирх, который писал: «...наступил период полной распутицы. Двигаться по
дорогам стало невозможно, грязь прилипала к ногам, к копытам животных, колесам
повозок и автомашин. Даже так называемые шоссе стали непроезжими. Наступление
остановилось».
Но Фуллер и Типпельскирх должны были бы знать, что в ноябре 1941 года, когда
решалась судьба великой битвы под Москвой, уже подморозило и никакой грязи не было.
Бывшие гитлеровские генералы Гудериан, Гот и другие ухватились за другую
«убедительную» версию, утверждая, что основной причиной поражения их войск под
Москвой была суровая русская зима.
Буржуазные военные историки и бывшие гитлеровские генералы пытаются убедить
общественное мнение, будто более чем миллионная группировка отборных гитлеровских
[73] войск не разбилась под Москвой о железную стойкость, мужество и героизм
советских войск, а погибла от грязи, мороза и глубоких снегов. При этом они умалчивают
о том, что в этих же условиях действовали и советские войска. Что же касается
временного отказа гитлеровцев от наступления на Москву и поворота сил на Украину
летом 1941 года, то без этого вынужденного маневра центральной группе немецкофашистских войск, вероятно, пришлось бы еще хуже, чем в ноябре — декабре 1941 года.
Взбешенный провалом наступления на Москву и срывом плана «молниеносной
войны» Гитлер нашел «козлов отпущения» и в истерическом гневе отстранил от
должностей главнокомандующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала
Браухича, командующего 2-й танковой армией генерала Гудериана, командующего
группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала Бока и многих других видных
военачальников, которых он за полтора-два месяца до этого щедро награждал крестами.
Гитлер объявил себя верховным главнокомандующим и главнокомандующим
сухопутными войсками, видимо считая, что этот акт магически подействует на немецкий
народ и армию.
Тем временем советские войска, воодушевленные успехами, достигнутыми в
оборонительных боях, перешли без какой-либо паузы в контрнаступление. Это было
великое и радостное событие, взволновавшее не только весь советский народ, но и все
прогрессивное человечество.
Меня не раз спрашивали: как удалось советским войскам разгромить сильнейшую
немецко-фашистскую группировку под Москвой и в условиях суровой зимы отбросить ее
остатки на запад? Ведь до битвы под Москвой Красная Армия все время отступала. Как
бывшему командующему Западным фронтом, мне хочется высказать свое мнение по
этому вопросу.
Как известно, предпринимая операцию на московском направлении под кодовым
наименованием «Тайфун», немецко-фашистское командование рассчитывало разгромить
советские войска на вяземско-московском и брянско-московском направлениях и, обойдя
Москву с севера и юга, овладеть ею в возможно короткий срок. Противник намеревался
достичь этой стратегической цели последовательно, методом двойного охвата. Первое
окружение и разгром советских войск планировалось [74] провести в районах Брянска и
Вязьмы; второе окружение и захват Москвы замышлялось осуществить путем глубокого
обхода бронетанковыми войсками Москвы с северо-запада через Клин и с юга через Тулу,
Каширу, с тем чтобы замкнуть клещи стратегического окружения в районе Ногинска.
Однако гитлеровское верховное командование, планируя такую сложную
стратегическую операцию большого размаха, какой была операция «Тайфун», допустило
крупную ошибку в расчете сил и средств. Оно серьезно недооценило возможности
Красной Армии и явно переоценило возможности своих войск. Тех сил, которые
сосредоточило немецко-фашистское командование, хватило лишь на то, чтобы прорвать
нашу оборону в районах Вязьмы и Брянска и оттеснить войска Западного и Калининского
фронтов на линию Калинин — Яхрома — Красная Поляна — Крюково — реки Нара и
Ока — Тутла — Кашира — Михайлов. Следует отметить, что осуществлению главной
стратегической цели врага — захвату Москвы — сильно помешала борьба с героически
оборонявшимися окруженными советскими войсками в районе западнее Вязьмы. В этом
районе вынуждены были задержаться главные силы гитлеровцев.
Тем самым, достигнув в начале октября своей ближайшей цели, противник не смог
осуществить второго этапа операции. При создании ударных группировок для проведения
второго этапа операции «Тайфун» были также допущены крупные просчеты. Фланговые
группировки противника, особенно те, которые действовали в районе Тулы, были слабы и
имели в своем составе недостаточно общевойсковых соединений. Ставка на
бронетанковые соединения в зимних условиях 1941 года, как показала практика, себя не
оправдала. Они понесли большие потери и утратили пробивную силу. Германское
командование не сумело одновременно нанести удар в центре фронта, хотя сил у него
здесь было достаточно. Это дало нам возможность свободно перебрасывать все резервы,
включая и дивизионные, с пассивных участков, из центра к флангам и направлять их
против ударных группировок врага.
В некоторых военно-исторических работах утверждается, что в цикл операций битвы
под Москвой не входят октябрьские сражения Западного, Резервного и Брянского
фронтов; [75] что противник якобы сначала полностью был остановлен на Можайской
линии обороны, и затем гитлеровскому командованию будто бы пришлось готовить
новую «генеральную наступательную операцию». Все, что говорилось выше о крахе
операции «Тайфун», опровергает подобное утверждение. Ссылка на то, что гитлеровцам в
ноябре пришлось произвести значительное пополнение войск, материальных средств и
некоторую перегруппировку танковых соединений на своем левом крыле, также не
является убедительной. Ведь известно, что эти мероприятия обычны во всех
стратегических наступательных операциях, а потому и не могут служить факторами,
определяющими начало и конец такой операции.
В начале ноября нам удалось своевременно установить сосредоточение ударных
группировок противника на флангах нашего фронта обороны и правильно определить
направления главных ударов врага. Ударным кулакам противника мы противопоставили
глубокоэшелонированную
оборону,
оснащенную
достаточным
количеством
противотанковых и инженерных средств. Здесь же, на самых опасных направлениях,
сосредоточились все наши основные танковые части.
К первым числам декабря немецко-фашистские войска понесли большие потери.
Коммуникации врага, протянувшиеся более чем на тысячу километров, находились под
постоянными ударами наших партизанских отрядов, которые своими героическими
действиями срывали снабжение войск противника, работу его тыловых органов и
наносили врагу большой урон.
Большие потери гитлеровских войск, их неподготовленность к войне в зимних
условиях, ожесточенное сопротивление советских воинов — все это резко отразилось на
боеспособности немецко-фашистских частей, породило в их рядах растерянность и
неверие в успех.
Советские войска в ходе битвы под Москвой понесли большие потери, но они все
время получали от Родины необходимую помощь и сохранили до конца оборонительных
сражений боеспособность и непоколебимую веру в победу.
Советский народ и его Вооруженные Силы пережили самое трудное время и уже
ощутили радость первых побед. Красная Армия сорвала гитлеровский план, рассчитанный
на захват Ленинграда и соединение немецко-фашистских войск [76] с финскими
вооруженными силами. Перейдя в контрнаступление в районе Тихвина, она разгромила
противника и заняла город. Войска Южного фронта в это же время тоже перешли в
контрнаступление и заняли Ростов-на-Дону.
К началу декабря Западный фронт получил от Ставки две вновь сформированные
армии и ряд соединений, из которых была сформирована 20-я армия. Все это позволило
нам организовать контрнаступление.
Условия для контрнаступления советских войск под Москвой созревали в ходе
оборонительных сражений. Оно явилось продолжением успешных контрударов наших
войск на флангах фронта, начатых 1 — 3 декабря.
Использовав сложившиеся благоприятные условия, Ставка приказала перейти в
контрнаступление одновременно с Западным фронтом войскам Калининского фронта и
правого крыла Юго-Западного фронта.
Верховное главнокомандование в конце ноября сосредоточило северо-западнее
Москвы и восточнее канала Москва — Волга 1-ю ударную армию и вновь
сформированную 20-ю армию. В районе Рязани к этому же времени была сосредоточена
10-я армия.
29 ноября я позвонил Верховному главнокомандующему и, доложив обстановку,
просил его дать приказ о подчинении Западному фронту 1-й ударной и 10-й армий, чтобы
нанести противнику более сильные удары и отбросить его подальше от Москвы.
Сталин выслушал меня внимательно и спросил:
— А вы уверены, что противник подошел к кризисному состоянию и не имеет
возможности ввести в дело какую-либо новую крупную группировку?
— Противник истощен. Но и войска фронта без помощи 1-й и 10-й армий не смогут
ликвидировать опасные вклинения. Если мы их сейчас не ликвидируем, противник может
в будущем подкрепить себя крупными резервами, которые он создает за счет северной и
южной группировок своих войск, и тогда наше положение может осложниться.
Сталин сказал, что посоветуется с Генеральным штабом.
Я попросил начальника штаба фронта В. Д. Соколовского [77] (который также
считал, что пора вводить в дело 1-ю и 10-ю армии) позвонить в генштаб и доказать
целесообразность быстрейшей передачи фронту резервных армий.
Поздно вечером 29 ноября нам сообщили решение Ставки о том, что Западному
фронту передаются 1-я ударная и 10-я армии и все соединения 20-й армии. Одновременно
Ставка приказала прислать наши соображения об использовании этих армий.
Утром 2 декабря мы доложили Ставке свои соображения, которые в основном
сводились к следующему:
1-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова должна
развернуться всеми своими силами в районе Дмитров — Яхрома и во взаимодействии с
30-й и 20-й армиями нанести удар в направлении на Клин и далее в общем направлении на
Теряеву Слободу;
20-я армия из района Красная Поляна — Белый Раст, взаимодействуя с 1-й ударной и
16-й армиями, наносит удар в общем направлении на Солнечногорск, охватывая его с юга,
и далее на Волоколамск; 16-я армия своим правым крылом наносит удар на Крюково и
далее в зависимости от обстановки;
10-я армия, взаимодействуя с войсками 50-й армии, будет наносить удар в
направлении Сталиногорск — Богородицк и далее продолжит наступление в районе
южнее реки Упы.
Ближайшая задача контрнаступления на флангах Западного фронта заключалась в
том, чтобы разгромить ударные группировки группы армий «Центр» и устранить
непосредственную угрозу Москве. Для постановки войскам фронта более далеких и
решительных целей сил у нас тогда не было. Мы стремились только отбросить врага как
можно дальше от Москвы и нанести ему возможно большие потери.
Несмотря на передачу нам 1-й ударной, 10-й и 20-й армий, Западный фронт не имел
численного превосходства над противником (кроме авиации). В танках и артиллерии
превосходство было даже на стороне врага. Это обстоятельство явилось основной
особенностью контрнаступления наших войск под Москвой.
5, 33, 43 и 49-й армиям фронта на первом этапе контрнаступления ставилась задача
активными действиями сковать части противостоящего противника в центре нашего
фронта и подготовиться к переходу в общее наступление. [78]
Поздно вечером 4 декабря позвонил Верховный главнокомандующий и спросил, чем
еще помочь фронту, кроме того, что уже дано. Мы просили поддержать нас авиацией из
резерва Верховного главнокомандования и ПВО страны и, кроме того, выделить хотя бы
две сотни танков с экипажами. Танков у нас было мало, а без них нельзя быстро развивать
контрнаступление.
— Танков нет, дать не можем, — сказал Сталин, — авиация будет. Я сейчас позвоню
в генштаб. Имейте в виду, что 5 декабря переходит в наступление Калининский фронт. А
6 декабря перейдет в наступление в районе Ельца оперативная группа правого крыла ЮгоЗападного фронта.
6 декабря войска Западного фронта перешли в контрнаступление севернее и южнее
столицы. В районе Калинина и Ельца начали наступление соседние фронты. Развернулось
грандиозное сражение.
Уже в первый день наступления войска Калининского фронта вклинились в
передний край обороны противника, но опрокинуть врага не смогли. Лишь после
десятидневных упорных боев войска фронта начали продвигаться вперед. Это произошло
уже после того, как правое крыло Западного фронта разгромило немецкую группировку в
районе Рогачево — Солнечногорск и обошло Клин.
13 декабря 1-я ударная армия и часть сил 30-й армии Западного фронта подошли к
Клину. Охватив город со всех сторон, советские войска ворвались в него и после
ожесточенных боев в ночь на 15 декабря очистили Клин от противника.
Успешно развивали наступательные действия 20-я и 16-я армии. К исходу дня 9
декабря, преодолев упорное сопротивление противника, 20-я армия подошла к
Солнечногорску и 11 декабря выбила противника из города. 16-я армия, освободив 8
декабря Крюково, развивала наступление к Истринскому водохранилищу.
Продвигались вперед и войска правого крыла 5-й армии, которой командовал
генерал Л. А. Говоров. Продвижение 5-й армии во многом способствовало успеху 16-й
армии.
Большой утратой для нас явилась гибель 19 декабря в районе деревни Палашкино (в
12 километрах северо-западнее Рузы) командира 2-го гвардейского кавалерийского
корпуса генерал-майора Л. М. Доватора и командира 20-й кавалерийской [79] дивизии
подполковника М. П. Тавлиева. По представлению Военного совета фронта Президиум
Верховного Совета Союза ССР посмертно присвоил Л. М. Доватору звание Героя
Советского Союза.
6 декабря вступила в сражение и 10-я армия в районе Михайлова, где противник
пытался удержать свою оборону, чтобы прикрыть фланг отходившей 2-й танковой армии
Гудериана. 8 декабря из района Тулы перешла в наступление 50-я армия, угрожая отрезать
пути отхода противника из Венева и Михайлова.
Армия Гудериана, глубоко охваченная с флангов войсками Западного фронта и
оперативной группы Юго-Западного фронта, поспешно отходила в общем направлении на
Узловую, Богородицк и далее на Сухиничи, бросая тяжелое оружие, автомашины, тягачи
и танки.
В ходе десятидневных боев войска левого крыла Западного фронта нанесли
серьезное поражение 2-й танковой армии Гудериана и продвинулись вперед на 130
километров.
Угроза Туле была ликвидирована. Создались благоприятные условия для
дальнейшего наступления. Большая заслуга в защите Тулы принадлежит частям 50-й
армии и отрядам вооруженных тульских рабочих. В контрнаступлении основную роль
здесь сыграли танковая дивизия Гетмана, кавкорпус Белова и оперативная группа 50-й
армии, действовавшая под командованием генерал-лейтенанта В. С. Попова.
Действия наземных частей поддерживала авиация фронта и ПВО страны и дальняя
авиация генерала А. Е. Голованова. Бомбардировщики и штурмовики наносили удары по
артиллерийским позициям, танковым частям, командным пунктам противника, по
отходящим войскам и автотранспортным колоннам. После отхода войск противника все
дороги были забиты его боевой техникой и автомашинами.
В тыл противника на пути его отхода командование фронта направляло лыжные
части, конницу и воздушно-десантные войска, которые громили отходившие части врага.
В тылу противника, согласовывая свои действия с военными советами фронтов,
активизировали свои действия партизаны.
Успешно продвигались вперед и соединения вновь сформированного Брянского
фронта.
С выходом войск на линию Орешки — Старица — реки Лама и Руза —
Малоярославец — Тихонова Пустынь — Калуга [80] — Мосальск — Сухиничи —
Белев — Мценск — Новосиль закончился первый этап контрнаступления советских войск
под Москвой.
Вечером 5 января меня вызвали в Москву, в Ставку Верховного
главнокомандования.
После краткой информации Б. М. Шапошникова о положении на фронтах Сталин
сказал:
— Гитлеровцы сейчас в растерянности от поражения под Москвой, не подготовились
к зиме, сейчас самый подходящим момент для перехода в общее наступление.
Учитывая успешный ход контрнаступления фронтов Западного направления, Ставка
планировала переход советских войск в наступление и на всех других направлениях.
Целью общего наступления являлся разгром противника под Ленинградом, западнее
Москвы и на юге страны.
Главный удар планировалось нанести по группе армий «Центр». Ее разгром
намечалось осуществить силами левого крыла Северо-Западного, Калининского,
Западного и Брянского фронтов путем двухстороннего охвата с последующим
уничтожением главных сил врага в районе Ржева, Вязьмы и Смоленска.
Перед войсками Ленинградского и правого крыла Северо-Западного фронтов и
Балтийским флотом ставилась задача разгромить группу армий «Север» и ликвидировать
блокаду Ленинграда.
Войска Юго-Западного и Южного фронтов должны были нанести поражение группе
армий «Юг» и освободить Донбасс. Кавказский фронт и Черноморский флот должны
были освободить Крым.
Переход в общее наступление предполагалось осуществить в крайне сжатые сроки.
— На Западном направлении, — доложил я, — где создались более благоприятные
условия и противник еще не успел восстановить боеспособность своих частей, надо
продолжать наступление. Но для успеха наступления необходимо пополнить войска
личным составом, боевой техникой и усилить резервами, в первую очередь танковыми
частями. Что касается наступления под Ленинградом и на Юго-Западном направлении, то
там наши войска стоят перед серьезной обороной противника и без наличия мощных
артиллерийских средств они не смогут прорвать ее, измотаются и понесут [81] большие,
ничем не оправданные потери. Я за то, чтобы усилить фронты Западного направления и
здесь вести более мощное наступление.
— Мы сейчас не располагаем материальными возможностями, достаточными для
того, чтобы обеспечить одновременное наступление всех фронтов, — заметил Н. А.
Вознесенский.
— Я говорил с Тимошенко, — сказал Сталин, — он за то, чтобы наступать. Надо
быстрее перемалывать немцев, чтобы они не смогли наступать весной. На этом, пожалуй,
и закончим разговор.
Когда мы вышли из кабинета, Б. М. Шапошников сказал мне:
— Вы зря спорили, этот вопрос был заранее решен Верховным.
— Тогда зачем же спрашивали мое мнение? — спросил я.
— Не знаю, не знаю, голубчик, — сказал Борис Михайлович и тяжело вздохнул.
Во исполнение директивы Ставки от 7 января Военный совет Западного фронта
поставил войскам дополнительные задачи:
правому крылу фронта (1-й, 20-й и 16-й армиям) продолжать наступление в общем
направлении на Сычевку и во взаимодействии с Калининским фронтом разгромить
сычевско-ржевскую группировку;
центру фронта (5-й и 33-й армиям) наступать в общем направлении на Можайск —
Гжатск; 43-й, 49-й и 50-й армиям разгромить юхново-кондровскую группировку
противника и развивать удар на Вязьму;
усиленному кавалерийскому корпусу генерала Белова выйти в район Вязьмы
навстречу 11-му кавалерийскому корпусу генерал-майора С. В. Соколова,
действовавшему в составе Калининского фронта, для совместного удара в тыл вяземской
группировки противника (в этот период в районе Вязьмы активно действовали крупные
партизанские отряды);
10-й армии наступать на Киров и прикрывать левый фланг фронта.
Сосед справа — Калининский фронт имел задачу наступать в общем направлении на
Сычевку — Вязьму в обход Ржева; его 22-я армия должна была развивать удар на Белый;
Северо-Западный фронт должен был вести наступление в двух расходящихся
направлениях. Его 3-я ударная армия под командованием генерал-лейтенанта М. А.
Пуркаева наступала в общем направлении на Великие Луки; 4-я ударная армия, которой
командовал генерал-полковник А. И. Еременко, развертывала наступление на Торопец —
Велиж.
Войскам Брянского фронта ставилась задача овладеть Орлом и Курском.
Войскам Юго-Западного направления надлежало овладеть Харьковом и захватить
плацдарм в районах Днепропетровска и Запорожья.
План наступления был большой, но на ряде направлений он не был обеспечен ни
силами, ни средствами. Все это оказало свое влияние на темпы и результаты нашего
первого зимнего наступления.
10 января войска правого крыла Западного фронта (20-я, 16-я и часть сил 1-й
ударной армии, 2-й кавалерийский корпус генерал-майора И. А. Плиева) после
полуторачасовой артиллерийской подготовки начали наступление из района
Волоколамска. В результате упорных двухдневных боев удалось взломать оборону
противника на реке Ламе. В прорыв в направлении Шаховской был введен кавалерийский
корпус И. А. Плиева с пятью лыжными батальонами и 22-й танковой бригадой.
16 и 17 января войска правого крыла фронта при содействии партизанских отрядов
заняли Лотошино, Шаховскую и перерезали железную дорогу Москва — Ржев. Однако
вместо того чтобы наращивать здесь силы для развития успеха, Ставка 19 января
приказала мне вывести из боя 1-ю ударную армию в резерв Верховного
главнокомандования. 30-я армия еще раньше была передана Ставкой Калининскому
фронту. Все это резко уменьшило пробивную силу правого крыла Западного фронта.
Пришлось растянуть на широком фронте 20-ю армию. Ослабленные войска правого
крыла фронта, подойдя к Гжатску, были остановлены противником и продвинуться
дальше не смогли.
5-я и 33-я армии, наступавшие в центре фронта, к 20 января освободили Рузу,
Дорохове, Можайск, Верею. 43-я и 49-я армии фронта вышли в район Медыни, Доманова
и завязали бой с юхновской группировкой противника. [83]
Здесь я хочу более подробно остановиться на действиях советских войск в районе
Вязьмы. С 18 по 22 января в районе Желанья (в 40 километрах южнее Вязьмы) для
перехвата тыловых путей противника были выброшены два батальона 201-й воздушнодесантной бригады и 250-й авиадесантный полк. 33-й армии генерал-лейтенанта М. Г.
Ефремова было приказано развивать прорыв и во взаимодействии с 1-м кавалерийским
корпусом генерала П. А. Белова, авиадесантом, партизанскими отрядами и 11-м
кавалерийским корпусом Калининского фронта овладеть Вязьмой.
27 января корпус генерала Белова прорвался через Варшавское шоссе в 35
километрах юго-западнее Юхнова и через три дня соединился с десантниками и
партизанскими отрядами.
Развивая наступление из района Наро-Фоминска в общем направлении на Вязьму,
33-я армия в последний день января вышла в район Шанского завода и Доманова, где
оказалась широкая, ничем не заполненная брешь в обороне противника. Отсутствие
сплошного фронта дало нам основание считать, что у гитлеровцев нет на этом
направлении достаточных сил, чтобы надежно оборонять Вязьму. Поэтому и было
принято решение: пока противник не подтянул сюда резервы, захватить с ходу Вязьму, с
падением которой вся вяземская группировка противника окажется в исключительно
тяжелом положении.
Генерал-лейтенант М. Г. Ефремов решил сам встать во главе ударной группы армии
и стал стремительно двигаться с ней на Вязьму.
3 — 4 февраля, когда главные силы этой группировки в составе двух дивизий вышли
на подступы к Вязьме, противник, ударив под основание прорыва, отсек группу Ефремова
и восстановил свою оборону на рубеже реки Угры. Второй эшелон армии в это время
задержался в районе Шанского завода, а левый сосед — 43-я армия — в районе Медыни.
Задачу, полученную от штаба фронта, — оказать помощь группе генерала Ефремова —
43-я армия своевременно выполнить не смогла.
Для усиления частей, действующих в районе Вязьмы, Ставка приказала высадить в
районе Озеречни 4-й воздушно-десантный корпус. Но из-за недостатка транспортной
авиаций была высажена только одна 8-я воздушно-десантная [84] бригада в составе 2
тысяч человек. К этому времени немецко-фашистское командование перебросило из
Франции и с других фронтов в район Вязьмы крупные резервы и сумело стабилизировать
свою оборону, прорвать которую мы так и не смогли. В результате нам пришлось оставить
свою крупную группировку в лесном районе к юго-западу от Вязьмы, где базировались
многочисленные отряды партизан.
Находясь в тылу противника, корпус Белова, группа Ефремова и воздушнодесантные части, взаимодействуя с партизанами, в течение двух месяцев наносили врагу
чувствительные удары.
10 февраля 8-я воздушно-десантная бригада и отряды партизан заняли район
Моршанова, Дяглева, где разгромили штаб немецкой 5-й танковой дивизии, захватив при
этом многочисленные трофеи. В тот же день мы поставили в известность об этом
генералов Белова и Ефремова. Им было приказано увязать свои действия с командиром
этой бригады, штаб которой находился в Дяглеве.
Командование фронта в пределах возможного наладило снабжение окруженных
войск по воздуху боеприпасами, медикаментами и продовольствием. Самолетами было
вывезено большое количество раненых. В группу неоднократно вылетали начальник
оперативного отдела штаба фронта генерал-майор В. С. Голушкевич и офицеры связи.
В начале апреля обстановка в районе Вязьмы серьезно осложнилась. Противник,
сосредоточив там крупные силы, начал теснить группу, стремясь к весне ликвидировать
опасную для него «занозу». Наступившая в конце апреля распутица до крайности
сократила возможности маневра и осложнила связь группы с партизанскими районами,
откуда она получала продовольствие и фураж.
По просьбе генералов Белова и Ефремова командование фронта разрешило им
пробиваться на соединение с нашими войсками. При этом было строго указано: выходить
через партизанские районы, через лесные массивы, в общем направлении на Киров, где
10-й армией будет подготовлен прорыв обороны противника — в этом месте она была
слабее.
Кавалерийский корпус генерала Белова и воздушно-десантные части в точности
выполнили приказ и вышли на участок 10-й армии в конце мая — начале июня 1942 года.
Они проделали большой и тяжелый путь, обходя крупные [65] группировки противника и
уничтожая на своем пути мелкие. За время действий в тылу врага была потеряна
значительная часть тяжелого оружия и боевой техники, но большинство людей все же
вышли к своим. Вышли они все обросшие бородами, усталые, измученные. Но какой
радостной была встреча тех, кто прорвался из тыла врага, и тех, кто с фронта обеспечивал
их выход!
Генерал-лейтенант М. Г. Ефремов, считая, что этот путь слишком длинен для его
утомленной группы, обратился по радио непосредственно в генштаб с просьбой
разрешить ему прорваться по кратчайшему пути — через реку Угру. Ставка приказала нам
организовать встречный удар. Такой удар был осуществлен 43-й армией, однако удара со
стороны группы М. Г. Ефремова не последовало.
Как выяснилось позже, гитлеровцы обнаружили и окружили эту группу. Командарм
М. Г. Ефремов, дравшийся, как настоящий герой, был тяжело ранен и, не желая попасть в
руки врага, застрелился. Так трагически закончилась жизнь талантливого и храбрейшего
военачальника, вместе с которым погибла и значительная часть героических воинов его
группы.
Генерал-лейтенант М. Г. Ефремов вступил в командование 33-й армией 25 октября
1941 года, когда гитлеровцы рвались к Москве. Войска этой армии под его командованием
сражались мужественно и не пропустили противника через свои рубежи. За боевую
доблесть, проявленную в битве под Москвой, Ефремов был награжден орденом Красного
Знамени. Вместе с М. Г. Ефремовым погибли командующий артиллерией армии генералмайор П. Н. Афросимов, способнейший артиллерист, большой души человек, и ряд других
командиров и политработников, отличившихся в боях за Москву.
Критически оценивая сейчас эти события, я считаю, что нами в то время была
допущена ошибка при оценке обстановки в районе Вязьмы. Мы переоценили
возможности своих войск и недооценили силы противника. «Орешек» там оказался более
крепким, чем мы предполагали...
В феврале и марте Ставка требовала усилить наступательные действия, но у
фронтов, как и следовало ожидать, истощились силы и средства. В январе фронт получил
снарядов только 13 вагонов, а в первой декаде февраля из запланированных 316 вагонов
не получил ни одного. В донесении, [87] написанном по этому поводу 14 февраля 1942
года в Ставку, говорилось: «Как показал опыт боев, недостаток снарядов не дает
возможности проводить артиллерийское наступление, а как следствие, система огня
противника не уничтожается и наши части, атакуя мало подавленную оборону
противника, несут очень большие потери, не добившись надлежащего успеха».
Ставка приняла решение подкрепить действовавшие на Западном направлении
фронты силами и средствами, но это было запоздалое решение. Противник успел
значительно усилить вяземскую группировку и, опираясь на заранее укрепленные
позиции, начал активные действия против войск Западного и Калининского фронтов.
Переутомленным войскам становилось все труднее и труднее преодолевать
сопротивление врага.
В конце марта и начале апреля фронты Западного направления еще раз пытались
выполнить директиву Ставки о разгроме ржевско-оленинско-вяземской группировки
врага, однако эти попытки оказались безрезультатными. Весенняя распутица еще больше
осложнила действия войск и их снабжение. Ставка вынуждена была принять предложение
о переходе к обороне на линии Великие Луки — Велиж — Демидов — Белый —
Духовщина — река Днепр — Нелидово — Ржев — Погорелое Городище — Гжатск —
река Угра — Спас-Деменск — Киров — Людиново — Холмищи — река Ока.
В обстановке, сложившейся в начале января 1942 года, на мой взгляд, было бы
целесообразнее собрать больше сил на фронтах Западного направления (СевероЗападный, Калининский, Западный, Брянский), нанести сокрушительный удар по группе
армий «Центр», разгромить ее и продвинуться на линию Старая Русса — Великие Луки —
Витебск — Смоленск — Брянск, после чего прочно закрепиться и готовить войска к
летней кампании 1942 года. Это создало бы благоприятные условия для последующих
действий Красной Армии против немецко-фашистских захватчиков.
Немецкий генерал З. Вестфаль, описывая битву под Москвой, вынужден признать,
что «немецкая армия, ранее считавшаяся непобедимой, оказалась на грани уничтожения».
Это же признают и другие генералы гитлеровской армии — К. Типпельскирх, Г.
Блюментрит, Ф. Байерлейн, X. Мантейфель. [88]
Что верно, то верно. В битве под Москвой гитлеровцы потеряли в общей сложности
около полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч автомашин и
много другой техники. Немецко-фашистские войска были отброшены от Москвы на запад
на 150 — 300 километров.
Наше контрнаступление проходило в сложных зимних условиях и, что самое
главное, без численного превосходства над противником. К тому же мы не имели в
распоряжении фронтов ни танковых, ни механизированных соединений, а без них, как
показала практика войны, проводить современные наступательные операции с
решительными целями и с большим размахом нельзя. Опережать маневр противника,
быстро обходить его фланги, выходить на тыловые пути, окружать и рассекать вражеские
группировки можно только при наличии мощных танковых и механизированных
соединений.
Красная Армия в битве под Москвой впервые за шесть месяцев войны нанесла
крупнейшее поражение главной группировке гитлеровских войск. До этого на некоторых
направлениях проводились довольно удачные действия советских войск, но все они по
своим масштабам не могут быть сравнены с великой битвой под Москвой, где умелое
ведение оборонительных сражений против превосходящих сил противника, удачное
проведение контрударов и быстрый переход в контрнаступление обогатили советское
военное искусство, показав оперативно-тактическую зрелость советских военачальников.
В суровых, зачастую катастрофических условиях наши войска закалялись, мужали,
набирались опыта и, получив в свои руки необходимое количество технических средств,
из отступающих, обороняющихся превратились в мощную наступательную силу.
После разгрома под Москвой гитлеровцы на всем фронте перешли к обороне. Для
восстановления боеспособности своих войск немецко-фашистское военно-политическое
руководство вынуждено было провести ряд тотальных мероприятий и перебросить на
советско-германский фронт значительное количество частей из Франции и других
оккупированных стран. Гитлеровцам пришлось прибегнуть к нажиму на правительства
стран-сателлитов и потребовать от них отправки [89] на советско-германский фронт
новых соединений и дополнительных материальных ресурсов.
Мне нередко задают вопрос о роли Сталина во время битвы под Москвой.
Сталин был в Москве, организуя силы и средства для разгрома врага. Надо отдать
ему должное — он, возглавляя Государственный Комитет Обороны и опираясь на
руководящий состав наркоматов, проделал колоссальную работу по организации
необходимых стратегических резервов и материально-технических средств. Своей
жесткой требовательностью он добивался, можно сказать, почти невозможного.
В ожесточенных боях за Москву все подразделения, части, соединения и
объединения сражались с исключительным упорством. Воины — от солдата до
генерала — проявили несравненный героизм. В ответ на призыв Коммунистической
партии они выполнили свой священный долг перед Родиной, не пожалев ни сил, ни самой
жизни для защиты столицы. Мы все в неоплатном долгу перед теми, кто стоял насмерть,
но не пропустил врага к сердцу нашей Родины, городу-герою — Москве.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
С. К. Тимошенко
Маршал
Советского
Союза,
бывший командующий Юго-Западным фронтом
Юго-Западный фронт в битве за Москву
Боевые действия Юго-Западного фронта под Москвой начались с отражения
ноябрьского наступления группы армий «Центр». В этих операциях участвовали две
правофланговые армии — 3-я и 13-я, переданные Юго-Западному фронту после
упразднения 10 ноября Брянского фронта.
На 3-ю и 13-ю армии была возложена задача прикрыть ефремовское и елецкое
направления и не допустить прорыва противника к путям, связывающим Москву с
южными районами страны.
Этим армиям пришлось действовать в невыносимо трудных условиях. Особенно
тяжело было 3-й армии. Дело в том, что еще в начале ноября эта армия в составе
Брянского фронта участвовала в контрударе по тульской группировке противника. Однако
из-за недостатка сил и средств контрудар не увенчался успехом. Оставив Богородицк,
части 3-й армии отошли к юго-востоку от города. В результате на стыке Западного и ЮгоЗападного
фронтов
создался
оперативный
разрыв.
Ставка
Верховного
главнокомандования потребовала от командующих Юго-Западным и Западным фронтами,
[90] укрепить стык фронтов и отбросить немецко-фашистские войска из района
Богородицка. Однако выполнить этот приказ не удалось. 50-я и 3-я армии были ослаблены
в предыдущих боях, а резервов в этом районе у командующих фронтами не было.
К середине ноября 3-я армия под командованием генерал-майора Я. Г. Крейзера в
составе четырех стрелковых дивизий, двух кавалерийских дивизий и трех танковых
бригад оборонялась на рубеже Узловая — Никитское и западнее Ефремова,
протяженностью более 100 километров. Средняя плотность обороны составляла более 17
километров на одну дивизию, при этом численность стрелковых дивизий не превышала 3
тысяч человек. Армия еле сводила концы с концами в одноэшелонном построении.
13-я армия под командованием генерал-майора А. М. Городнянского должна была
оборонять полосу шириной 160 километров. Средняя плотность обороны составляла здесь
до 15 километров на дивизию. В первом эшелоне армии находились семь стрелковых
дивизий, а во втором — две стрелковые и две кавалерийские дивизии и один
мотоциклетный полк.
Недостаточная плотность и относительно небольшая глубина обороны
обусловливались общим недостатком сил и средств. Перед войсками правого крыла ЮгоЗападного фронта стояла трудная и ответственнейшая задача — задержать наступление
противника ограниченными силами, нанести ему возможно больше потерь и выиграть
время до подхода резервов из глубины страны.
Командование Юго-Западного фронта приняло ряд мер по восстановлению
боеспособности 3-й и 13-й армий. На усиление их были направлены стрелковая дивизия,
артиллерийский полк, три бронепоезда, два дивизиона гвардейских минометов, танковая
бригада и несколько рот противотанковых ружей. Однако численное и огневое
превосходство на этом участке оставалось за противником.
Для удобства управления войсками в бою правофланговые соединения 3-й армии
(269-я, 212-я стрелковые дивизии, 52-я кавалерийская дивизия, два бронепоезда) были
выделены в отдельную группу под командованием генерал-майора Жмаченко, на которую
была возложена задача обеспечения открытого правого фланга 3-й армии.
Против войск 13-й армии Юго-Западного фронта действовала 2-я полевая армия
врага в составе девяти дивизий, имевшая задачу выйти на Дон и двигаться дальше на
Воронеж. Это должно было обеспечить правый фланг и тыл 2-й танковой армии
противника, нацелившей удар главными силами на Сталиногорск, Каширу, Ногинск, где
предполагалось сомкнуть «клеши» в тылу Москвы.
Предназначенная для выполнения указанных задач 2-я немецкая полевая армия,
несмотря на понесенные в предыдущих боях потери, все еще представляла собой грозную
военную машину и действовала настойчиво и решительно.
Захватом новых районов на Дону гитлеровцы надеялись, в частности, пополнить
свои продовольственные и фуражные ресурсы. Командование одного из немецкофашистских армейских корпусов писало, что «с остановкой наступления возможности
снабжения продовольствием стали ограничены, дивизии будут долгое время жить на
местных ресурсах». В связи с этим частям были даны указания: «Когда необходимо
удовлетворить нужды армии, мы не должны проявлять никакой гуманной жалости и
снисхождения к гражданскому населению».
Подготовка обороны наших армий осуществлялась в кратчайшие сроки. Соединения
3-й армии фактически располагали для этого всего лишь одной неделей, а 13-й армии —
двумя неделями. Войска были утомлены октябрьскими боями и отходом. Однако эти
тяжелые бои не прошли для них зря. Советские воины приобрели боевой опыт, изучили
противника. А самое главное — ими руководило глубокое сознание необходимости во что
бы то ни стало остановить врага, сковать его силы, не допустить переброски их для удара
непосредственно на Москву. Политотделы, партийные и комсомольские организации
проводили большую разъяснительную работу среди бойцов и командиров, призывая их
держаться стойко, разгромить ненавистного врага.
18 ноября 2-я танковая армия противника начала наступление на московском
направлении. В первые же дни немецко-фашистского наступления разрыв между
смежными крыльями Западного и Юго-Западного фронтов увеличился до 50 километров.
Противнику удалось ввести в прорыв крупные силы, которые угрожали как войскам
левого крыла [92] Западного фронта, так и правому крылу и тылу Юго-Западного фронта.
Под сильным давлением превосходящих сил врага 3-я армия не смогла удержать
свои оборонительные рубежи и начала отходить на восток, уже не имея сплошного
фронта. Между тем обстановка на левом крыле Западного фронта требовала
безотлагательного усиления войск, сражавшихся на тульском направлении. С этой целью
на усиление 50-й армии Западного фронта были переданы 239-я стрелковая и 41-я
кавалерийская дивизии из 3-й армии. Это еще больше ослабило 3-ю армию. Противнику
удалось выйти на подступы к Ефремову.
В целях усиления обороны в районе Ефремова туда была отведена 6-я гвардейская
стрелковая дивизия. 3-я армия усиливалась 52-й кавалерийской и 212-й стрелковой
дивизиями. Но эти части могли подойти в район действий не ранее как 23 — 26 ноября.
Принятых командованием фронта мер оказалось недостаточно. Мощные
группировки вражеских танков, мотопехоты и артиллерии при сильной авиационной
поддержке настойчиво продвигались вперед. Несмотря на ожесточенное сопротивление
войск 3-й армии, противнику удалось к исходу 26 ноября занять города Ефремов и Ливны.
Прибывшие на усиление 3-й армии 212-я стрелковая и 52-я кавалерийская дивизии
сразу же вступили в сражение на правом фланге армии. 212-я дивизия в результате
контратаки овладела Михайловским. На левом фланге 3-й армии, в районе Ефремова,
были введены в бой 150-я и 121-я танковые бригады. Все это несколько стабилизировало
положение на фронте 3-й армии. К утру 27 ноября соединения армии удерживали рубеж
Михайловское — Александровка — Буреломы — Иноземка.
В полосе обороны 13-й армии немецко-фашистские войска перешли в наступление
21 ноября, имея целью овладеть железнодорожными узлами Елец и Касторное. 13-я армия
пыталась контратаками остановить продвижение противника, но сил у нее было
недостаточно, поэтому контрудары успеха не имели.
Враг теснил части 3-й и 13-й армий на восток, к Дону, продвигаясь в среднем по 4 —
5 километров в сутки. Но это доставалось ему дорогой ценой. Наши войска оказывали [93]
упорное сопротивление, изматывали противника. Многие населенные пункты по
нескольку раз переходили из рук в руки.
В последних числах ноября гитлеровское командование перебросило 25-ю
моторизованную дивизию, действовавшую против частей Юго-Западного фронта, на
Западный фронт. Этим воспользовался командующий 3-й армией. Утром 1 декабря наши
212-я и 269-я стрелковые и 52-я кавалерийская дивизии внезапно нанесли контрудар, в
результате которого нашим войскам удалось выйти на рубеж Шаховское — Софьинка —
Куркино.
Это, естественно, вызвало ответную реакцию со стороны командования 2-й полевой
армии. Оно решило разгромить 3-ю армию. С этой целью 5 декабря 18-я танковая дивизия
фашистов атаковала 212-ю стрелковую дивизию и овладела населенным пунктом
Шаховское. Одновременно противник атаковал левый фланг 6-й гвардейской стрелковой
дивизии. В результате обе наши дивизии были вынуждены с боями отходить на восток.
Только к исходу дня 3-я армия закрепилась на рубеже восточнее населенных пунктов
Шаховское, Ефремовка, Кольцово.
13-я армия в эти дни продолжала отражать настойчивые атаки пехотных и танковых
дивизий противника. Здесь немецко-фашистские войска наносили свой главный удар на
Елец. Город обороняли 148-я стрелковая дивизия и 38-й мотоциклетный полк. 4 декабря
части 134-й и 45-й пехотных дивизий противника, несмотря на ожесточенное
сопротивление наших войск, заняли Елец. Это создало угрозу окружения с севера
правофланговых соединений 13-й армии.
Чтобы не допустить окружения, командующий армией срочно создал сводную
группу под командованием подполковника Я. К. Кулиева. В группу вошли 307-я
стрелковая и 55-я кавалерийская дивизии и 150-я танковая бригада. Сводная группа
контратаковала противника в направлении Троены, но не добилась успеха. 5 декабря
контратака была повторена, и 55-й кавалерийской дивизии удалось захватить Тросну.
Продвинулись несколько вперед и другие контратакующие части. Но к концу дня 5
декабря обстановка на правом фланге 13-й армии вновь осложнилась. Под давлением
превосходящих сил противника наши части вынуждены были оставить занимаемые
позиции и отойти. [94]
К утру 6 декабря 3-я и 13-я армии вели упорные бои на рубеже Шаховская —
Ярославка — Новопогорелово — Крутая — восточнее Ельца — Жерновое — Замарайка.
5 декабря оборонительный период битвы под Москвой закончился. Измотанный и
понесший огромные потери противник не достиг своей главной цели — овладеть
столицей нашей Родины и Московским промышленным районом.
Упорная оборона армий правого крыла Юго-Западного фронта сыграла свою
положительную роль в битве под Москвой. Противнику не удалось с ходу разгромить 3-ю
и 13-ю армии, он вынужден был вести затяжные бои и расходовать здесь значительные
силы. Измотав 2-ю полевую армию врага, наши 3-я и 13-я армии не дали возможности
гитлеровскому командованию использовать ее для подкрепления своих группировок,
действовавших на московском направлении, и прежде всего для усиления 2-й танковой
армии, которая к концу ноября переживала острый кризис. Немецко-фашистское
командование не смогло обеспечить правый фланг 2-й танковой армии от нашего удара с
рязанского направления.
В начале декабря 1941 года битва под Москвой вступила в свою новую, решающую
фазу. 5 — 6 декабря советские войска перешли в контрнаступление на всем Западном
направлении. В контрнаступлении принимали участие силы Западного, левого крыла
Калининского и правого крыла Юго-Западного фронтов.
Основную роль в контрнаступлении играл Западный фронт, перед которым
действовали главные силы группы армий «Центр». Ему предстояло решать наиболее
сложные и трудные задачи.
Следует подчеркнуть, что контрнаступление под Москвой было первой совместной
операцией трех фронтов, охватившей своими действиями все Западное стратегическое
направление. Советское Верховное главнокомандование в ходе контрнаступления
добилось в целом четкого взаимодействия между фронтами. Одновременные действия
трех фронтов лишили командование немецко-фашистской группы армий «Центр»
возможности маневра войсками по фронту.
Юго-Западный фронт в контрнаступлении под Москвой имел задачу правым крылом
разгромить ливенско-елецкую группировку противника и содействовать разгрому
Западным фронтом 2-й танковой армии противника на подступах к [95] Москве. Кроме
того, войска Юго-Западного фронта не должны были допустить переброски сил
противника со своего направления под Москву в этот решающий момент.
Перевеса в силах над противником в целом войска фронта не имели. Наше
командование рассчитывало использовать элемент внезапности и нанести удар в самом
опасном для врага месте в момент, пока его войска не успели перестроиться для обороны.
Общий замысел командования Юго-Западного фронта заключался в том, чтобы
внезапной атакой оперативной группы под командованием заместителя командующего
фронтом генерал-лейтенанта Ф. Я. Костенко с рубежа Тербуны — Васильевка ударить во
фланг и тыл елецкой группировки противника, которая глубоко вклинилась на восток.
Наступая на север, войска оперативной группы должны были стремительно пройти по
ближайшим тылам 2-й полевой армии противника, парализовать управление елецкой
группировки, расчленить ее. Одновременно 13-я армия, сковывая противника с фронта,
частью своих войск должна была нанести удар в обход Ельца с северо-запада и во
взаимодействии с группой генерала Костенко окружить и уничтожить елецко-ливенскую
группировку противника.
Для обеспечения успешного наступления войск Юго-Западного фронта на елецком
направлении 3-й армии и правому флангу 40-й армии было предложено активными
действиями на своих участках сковывать силы противника.
Авиация получила задачу прикрыть выход ударной группы в исходное положение, а
с началом наступления уничтожать живую силу и технику врага, не допуская подхода его
резервов со стороны Курска и Орла.
Непосредственная подготовка к контрнаступлению войск правого крыла ЮгоЗападного фронта началась с 30 ноября, когда командование фронта представило в Ставку
Верховного главнокомандования план операции. Переход в контрнаступление
осуществлялся фактически без всякой паузы. Его пришлось готовить в условиях
ожесточенных боев, когда инициатива еще находилась в руках противника и обстановка
на фронте требовала постоянного пополнения оборонявшихся войск силами и средствами.
...На подготовку контрнаступления серьезно влиял недостаток артиллерии и танков,
большой некомплект личного состава. [96] Всего в составе войск правого крыла ЮгоЗападного фронта к этому времени насчитывалось 18 дивизий, в том числе 11 стрелковых,
1 мотострелковая, 6 кавалерийских дивизий, 1 стрелковая, 2 танковые бригады и 1
мотоциклетный полк, общей численностью до 60 тысяч человек, 388 орудий и минометов.
К началу нашего контрнаступления противник сохранял преимущество над войсками
правого крыла Юго-Западного фронта в артиллерии и танках. Артиллерийская плотность
даже на направлениях главных ударов армий правого крыла Юго-Западного фронта в
среднем составляла только шесть орудий и минометов на километр фронта. К тому же
артиллерия была слабо обеспечена средствами тяги, что снижало ее маневренность.
Большие затруднения были также с обеспечением войск вооружением и боеприпасами.
Очень сложно оказалось сосредоточить оперативную группу генерала Костенко. В ее
состав входили 5-й кавалерийский корпус, 1-я гвардейская стрелковая и 32-я
кавалерийская дивизии, 34-я мотострелковая и 129-я танковая бригады и артиллерийские
части, а также 121-я стрелковая дивизия 13-й армии. Почти все эти части, кроме 1-й
гвардейской стрелковой дивизии, находились в резерве фронта, в 150 — 200 километрах
от района сосредоточения.
Большая загруженность железнодорожного транспорта и отсутствие подвижного
состава заставили двинуть большинство частей группы походным порядком. Дневные
марши были категорически запрещены. Войска передвигались только ночью, а днем
отдыхали. В результате принятых мер противник был в полном неведении о
перегруппировке наших войск, что позволило обеспечить внезапность контрнаступления.
Сосредоточение войск происходило в сложных условиях. Войска 13-й армии под
давлением противника в это время отходили на восток. Как уже говорилось, 4 декабря
гитлеровцы заняли Елец и ряд других населенных пунктов. Создалась угроза срыва
сосредоточения оперативной группы в намеченных районах. Группе пришлось частью сил
прикрывать назначенный для нее район исходных позиций.
Руководство войсками в этой операции командование Юго-Западного фронта
осуществляло с вспомогательного пункта управления. Здесь находилась оперативная
группа, выделенная из отделов управления фронта. [98] Утром 6 декабря войска правого
крыла Юго-Западного фронта перешли в контрнаступление.
Наступление наших войск на этом направлении было для противника полной
неожиданностью. Ему не удалось обнаружить сосредоточение сил и разгадать наши
намерения.
Командир 95-й пехотной немецко-фашистской дивизии в приказе от 5 декабря 1941
года за № 69 писал: «Противник перед 95-й пехотной дивизией только в отдельных местах
имеет слабые отряды прикрытия, которые при энергичной атаке, не принимая боя,
отходят на восток». О сосредоточении наших войск немецкий генерал не знал. Больше
того, своим войскам он ставил следующую задачу: «Частям дивизии с целью прикрытия
глубокого правого фланга 34-го армейского корпуса к исходу 6 декабря выйти на рубеж
Солдатское — Урицкое — Вые. Большое». Но в этом районе уже 5 декабря
сосредоточилась наша оперативная группа! Командный пункт дивизии фашистский
генерал приказал оборудовать в Борках, где располагались части нашей 1-й гвардейской
стрелковой дивизии.
В течение трех дней соединения 13-й армии вели ожесточенные бои за овладение
Ельцом и за выход на шоссе Елец — Ефремов на участке Плоское — Троена (в 10
километрах северо-западнее Ельца), где две пехотные дивизии противника оказывали
особенно сильное сопротивление. Троена неоднократно переходила из рук в руки. К утру
9 декабря наши войска все-таки вышли на шоссе в районе Троены. Одновременно 148-я
стрелковая дивизия после упорного боя овладела Ельцом. Продолжая развивать
наступление, соединения 13-й армии продвинулись за пять дней от 6 до 26 километров и к
исходу 10 декабря вышли на линию Сергеевка — Стегаловка.
Начало наступления войск оперативной группы Ф. Я. Костенко было намечено также
на 6 декабря, но из-за задержек в сосредоточении некоторых частей наступление
пришлось перенести на 7 декабря. Удар наносился из района юго-западнее Ельца в
направлении Навесное — Никитское.
Наступление группы развивалось успешно. В первые два дня 1-я гвардейская
стрелковая дивизия с боями продвинулась в северном направлении до 15 километров, а
соединения 5-го кавалерийского корпуса — от 10 до 14 километров. При отходе
противник цеплялся за каждый населенный [99] пункт. Приходилось вести уличные бои,
пуская в ход штык и гранату. Кавалеристы действовали и в конном, и в пешем строю.
Наши части обходили населенные пункты, в которых укрепился противник, но враг вел
бои в окружении.
К исходу 10 декабря войска группы вышли на линию Никитское — Стрелецкое —
Прилепы. С выходом на этот рубеж наши войска перерезали главную коммуникацию
противника — дорогу Ливны — Елец. Создавались благоприятные условия для
окружения елецкой группировки противника.
Для обеспечения тыла ударной группы в период наступления из 13-й армии была
выделена 121-я стрелковая дивизия. Она должна была выйти на восточный берег реки
Кшени и занять там оборону. С той же целью прикрытия действий ударной группы 34-я
мотострелковая бригада должна была занять Ливны, а затем Верховье.
Между тем противник, заняв Волово, атаковал в северо-восточном направлении на
Захаровку, угрожая тылу ударной группы. В ночь на 9 декабря части 121-й стрелковой
дивизии с одним полком 32-й кавалерийской дивизии выбили противника из Волова. К
исходу 11 декабря дивизия заняла оборону по восточному берегу реки Кшени на участке
Лошигоры — Александровка.
34-я мотострелковая бригада 11 декабря подошла к Ливнам, но, встретив сильное
сопротивление противника, не решилась атаковать. Обойдя город с северо-востока, она к
исходу 12 декабря вышла в район Ртищева.
Успешное продвижение войск правого крыла Юго-Западного фронта не на шутку
обеспокоило немецко-фашистское командование. Оно приступило к переброске в район
Орла 22-й охранной дивизии, находившейся в резерве командования 2-й полевой армии, и
части сил 56-й пехотной дивизии из состава 2-й танковой армии Гудериана.
Одновременно с этим командование группы армий «Центр» планировало перебросить изпод Тулы 29-ю моторизованную дивизию. Кроме этого, оно запросило дополнительную
помощь у главного командования сухопутных сил.
Окрыленные успехами первых дней контрнаступления, соединения ударной группы
Юго-Западного фронта, несмотря на слабое обеспечение танками и артиллерией,
продолжали продвигаться вперед, выходя во фланг и тыл отходившей от Ельца вражеской
группировке и перехватывая пути ее отступления на запад. Противник, теснимый нашими
войсками с востока и юга, стремился во что бы то ни стало вырваться из мешка. Разбитые
подразделения гитлеровцев, окруженные в районе Долгорукова, пытались пробиться на
запад. Благодаря мерам, принятым командиром 1-й гвардейской стрелковой дивизии
генерал-майором И. Н. Руссияновым и командованием ударной группы, большая часть их
была уничтожена, лишь немногим удалось прорваться на северо-восток,
Используя успех 13-й армии, 8 декабря перешли в наступление левофланговые
соединения 3-й армии. 52-я стрелковая дивизия с полком 283-й стрелковой дивизии,
сломив сопротивление противника, в тот же день овладела несколькими населенными
пунктами. За три дня боев дивизии левого фланга армии продвинулись от 3 до 10
километров.
11 декабря командование Юго-Западного фронта поставило дальнейшие задачи
ударной группе и войскам 13-й армии, Ударная группа должна была продолжать
стремительное наступление на север с тем, чтобы к исходу 13 декабря выйти на рубеж
Измалково — Россошное. 13-й армии приказывалось к этому времени выйти на фронт
Верховье — Ливны, установив локтевую связь со 121-й стрелковой дивизией. 34-я
мотострелковая бригада и одна кавалерийская дивизия должны были овладеть районом
Верховья. Таким образом, определяя задачи войскам, командование фронта стремилось
завершить окружение и разгром елецкой группировки противника.
Выполняя поставленные задачи, ударная группа генерала Костенко продолжала
развивать наступление и к исходу 12 декабря частями 3-й и 32-й кавалерийских дивизий с
боем овладела Шатиловом и Орехово-Петровским. 14-я кавалерийская дивизия вышла на
рубеж Никитино — Никольское. 1-я гвардейская стрелковая дивизия совместно с 307-й
стрелковой дивизией 13-й армии вела бой за Измалково. 34-я мотострелковая бригада,
обеспечивая левый фланг группы, овладела Семенихином и Прысунком (в 16 километрах
северо-западнее Ливен). В результате пути отхода елецкой группировки противника на
запад и юго-запад были перерезаны. В это время войска 13~й армии, усиленные 57-й
стрелковой [100] бригадой НКВД, за два дня боев продвинулись до 15 километров и
вышли на рубеж Товарково — Измалково.
С целью дальнейшего расширения фронта контрнаступления и развития удара на
елецко-ливенском направлении с утра 11 декабря перешли в наступление войска центра и
правого фланга 3-й армии. К исходу 12 декабря они окружили в районе Ефремова
пехотный полк противника. В этот же день город был освобожден. Прорыв фронта
противника в районе Ефремова имел большое значение: нашим войскам открывался путь
к флангу 2-й танковой армии Гудериана. В связи с этим немецко-фашистское
командование сняло из-под Тулы 17-ю танковую дивизию и направило ее на юг, в полосу
наступления 3-й армии.
Таким образом, наступление войск правого крыла Юго-Западного фронта
развивалось в основном успешно. Как уже говорилось, к исходу 12 декабря елецкая
группировка врага была отброшена в район Орехово-Петровское — Успенское —
Измалково и оказалась в очень тяжелом положении.
Генерал Гальдер в своем служебном дневнике 12 декабря записал следующее: «134-я
и 45-я пехотные дивизии вообще более не боеспособны. Снабжение отсутствует,
командование войск на участке фронта между Тулой и Курском потерпело банкротство».
Стремясь выйти из опасного положения, в котором он оказался, противник пытался
прорваться на запад. Учитывая это, командиру 1-й гвардейской стрелковой дивизии было
приказано неотступно преследовать отходящего на Россошное врага, а командиру 34-й
мотострелковой бригады, оставив заслон в районе Верховья, не допустить отхода
гитлеровцев на запад. Выполняя эти указания, 1-я гвардейская стрелковая дивизия
совместно с 55-й кавалерийской дивизией 14 декабря освободили Россошное и Шатилово.
15 декабря ударная группа своими флангами вошла в непосредственное
соприкосновение с частями 13-й армии: левым флангом в районе Верхняя Любовша она
соединилась с 55-й кавалерийской дивизией, правым флангом связалась со 150-й танковой
бригадой.
Войска 3-й армии между тем успешно продвигались вперед. 16 декабря они вышли
на рубеж Остряково — Судбищи, продвинувшись вперед за четыре дня на 20 — 25
километров. С выходом частей 6-й гвардейской стрелковой дивизии [101] 3-й армии в
район Судбищ полностью замкнулось кольцо окружения елецкой группировки врага.
Наши войска постепенно сжимали кольцо вокруг главных сил 45-й и 134-й пехотных
дивизий противника. Гитлеровские части силой до двух пехотных полков сделали
попытку пробиться через расположение 5-го кавалерийского корпуса из района совхоза
«Россошинский» на Кривец. Но эта атака была отбита.
Гитлеровское командование сбрасывало своим частям с самолетов листовки:
«Держитесь до последнего, к вам идет помощь». Однако это уже не могло поднять
боевого духа окруженных и деморализованных частей. В действительности реальной
помощи окруженным войскам немецко-фашистское командование оказать не могло, так
как необходимых резервов поблизости оно не имело.
Безнадежность положения частей, попавших в окружение, стала очевидной.
Командир 134-й пехотной дивизии был убит, управление частями нарушилось. Немецкофашистское командование снова сбросило листовки с обращением к окруженным, но уже
не с призывом к сопротивлению, а с лозунгом: «Спасайся кто как может». Однако было
уже поздно. Паника охватила ряды гитлеровцев. Целые подразделения отказывались
выполнять приказы своих командиров. «Мне доложено, — писал командир одного из
полков противника, — что подразделения второй роты без всякого основания оставили
указанные позиции. Таким образом, не выполнили приказа на оборону. Это трусость».
Окруженные группами сдавались в плен. Так, в Волчановке группа вражеских солдат
аккуратно сложила оружие и, дождавшись подхода наших частей, организованно сдалась.
Елецкая операция, энергично проведенная войсками правого крыла Юго-Западного
фронта, имела немалое значение в общем плане контрнаступления под Москвой.
Разгромив елецко-ливенскую группировку врага, войска фронта сорвали намерение
немецко-фашистского командования прорваться за Дон, очистили от врага участок
железнодорожной рокады Москва — Валуйки протяженностью 170 километров, от
Волова до Долгорукова, и оттянули на себя часть сил 2-й танковой армии. Создались
благоприятные условия для разгрома 2-й танковой армии войсками левого крыла
Западного фронта южнее Тулы. [102] После разгрома елецко-ливенской группировки
врага войска Юго-Западного фронта продолжали развивать наступление на орловском
направлении.
С утра 18 декабря в сражение была введена новая, 61-я армия, прибывшая из резерва
Ставки Верховного главнокомандования. Армией командовал генерал-лейтенант М. М.
Попов. Войска армии к исходу третьего дня наступления продвинулись на 30 — 50
километров. 21 декабря они овладели крупным опорным пунктом и железнодорожной
станцией Горбачеве, перерезав железную дорогу Тула — Орел. Преодолевая нарастающее
сопротивление противника, 61-я армия продвигалась вперед. Однако на подступах к
городу Чернь левофланговые соединения ее отстали. Не овладев этим городом, армия не
могла успешно развивать наступление и соединениями правого фланга.
3-я армия в это время продолжала наступать в общем направлении на Новосиль,
встречая ожесточенное сопротивление врага, особенно на левом фланге. Противник
неоднократно переходил в контратаки. Только в центре и на правом фланге частям армии
к исходу 24 декабря удалось с упорными боями продвинуться вперед.
Части 13-й армии и группа генерала Костенко, возобновив наступление 21 декабря,
не смогли сломить сопротивление противника и к исходу 24 декабря вели бои в основном
на прежних рубежах, добившись лишь некоторого продвижения вперед северо-западнее
Ливен.
Боевые действия правого крыла Юго-Западного фронта, особенно наступление 61-й
и 3-й армий в направлении на Чернь и Новосиль, способствовали нашему успеху под
Тулой и на калужском направлении.
С 18 декабря противник начал спешно перебрасывать на орловское направление
дополнительные соединения, снимая их с других участков советско-германского фронта.
24 декабря вновь был создан Брянский фронт, куда вошли 61-я, 3-я и 13-я армии.
Наступательные действия этого фронта особого развития не получили. С 25 декабря
1941 года по 8 января 1942 года армиям фронта удалось продвинуться на отдельных
направлениях на глубину от 5 до 25 километров и выйти на рубеж река Ока (южнее
Белева) — река Зуша — Скородное — Вышне-Долгое. Основной причиной медленного
продвижения [103] являлось то, что противник перебросил на этот участок ряд новых
соединений, а наши войска были обескровлены в наступлении, потеряли в напряженных
боях значительную часть своего личного состава.
Таким образом, зимнее контрнаступление войск правого крыла Юго-Западного
фронта прошло успешно. Задачи, поставленные войскам Юго-Западного фронта, были в
основном выполнены. Главные силы 2-й полевой армии врага были разбиты и отброшены
на запад на 100 — 120 километров.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
П. А. Артемьев
Генерал-полковник
в
отставке,
бывший командующий Московским военным округом
Непреодолимая преграда на подступах к столице
В первых числах июля 1941 года на заседании Государственного Комитета Обороны
обсуждался вопрос о создании оборонительной линии на дальних подступах к Москве.
Когда возник вопрос о войсках, которые будут защищать этот рубеж, секретарь ЦК,
МК и МГК ВКП(б) А. С. Щербаков высказал мнение, что оборонять подступы к Москве
кроме кадровых частей армии должны и сами москвичи. Ведь уже в конце июня 1941 года
жители столицы начали создавать добровольные вооруженные формирования.
Центральный Комитет партии поддержал эту важную патриотическую инициативу
москвичей. 4 июля Государственный Комитет Обороны принял специальное
постановление «О добровольной мобилизации трудящихся Москвы и Московской области
в дивизии народного ополчения». Формирование соединений народного ополчения
осуществляли военкоматы совместно с районными и городскими комитетами партии.
Общее руководство комплектованием ополченских дивизий Государственный Комитет
Обороны поручил [105] Военному совету Московского военного округа, командование
которым с 28 июня было возложено на меня.
Решение ГКО о создании народного ополчения москвичи встретили с большим
патриотическим подъемом. Только в течение первых четырех дней в приемные комиссии
райвоенкоматов и в партийные органы поступило 168 470 заявлений с просьбой зачислить
в ополчение. В московское ополчение шли рабочие и служащие, ученые и писатели,
ветераны гражданской войны и молодежь. 20 процентов бойцов ополчения составляли
коммунисты.
16 июля 1941 года ГКО принял решение о строительстве Можайской линии
обороны. Эта линия должна была прикрывать волоколамское, можайское,
малоярославецкое, а в последующем и калужское направления — важнейшие подступы к
столице. С целью организации обороны на этих подступах решением Ставки от 18 июля
был создан фронт Можайской линии обороны. В состав фронта вошли дивизии народного
ополчения и две дивизии, сформированные из частей НКВД вне Москвы. Командование
фронтом было возложено по совместительству на командующего МВО, начальником
штаба назначен генерал-майор А. И. Кудряшов. В состав Военного совета вошли А. С.
Щербаков, К. Ф. Телегин, Н. А. Сбытов.
Около двух месяцев десятки тысяч жителей Москвы и Подмосковья (примерно три
четверти их составляли женщины) под бомбежкой строили Можайский рубеж.
Большую помощь инженерному управлению округа оказывали МК и МГК ВКП(б),
прежде всего их военные отделы, обеспечившие руководство партийно-политической
работой. Московский городской Совет создал специальную оперативную группу по
строительству Можайской линии обороны во главе с заместителем председателя
Моссовета М. А. Неновым.
На строительстве трудились и дивизии народного ополчения, которые одновременно
приступили к боевой и политической подготовке. Однако завершить как следует
подготовку частей и соединений народного ополчения не удалось. В первой половине
августа поступила директива Ставки о передаче дивизий, находящихся на Можайской
линии обороны, на усиление армий Резервного и Западного фронтов, понесших большие
потери под Смоленском. Таким образом, дивизиям [106] народного ополчения, созданным
для обороны подступов к Москве на Можайской линии, пришлось принять первое боевое
крещение на Вяземском оборонительном рубеже. Позднее 4-я дивизия народного
ополчения Куйбышевского района и 5-я дивизия народного ополчения Фрунзенского
района сыграли важную роль в обороне рубежа по реке Наре и в ликвидации прорыва на
этом направлении.
После ухода дивизий московского ополчения на Можайской линии обороны войск
почти не осталось. В начале сентября только важнейшие направления под Москвой
прикрывались укрепленными районами с небольшим количеством пулеметных
батальонов и огнеметных рот. Значительная часть Можайского рубежа не имела войск
даже для содержания в порядке оборонительных сооружений.
Миновала надобность и во фронтовом управлении. Для руководства оставшимися на
рубеже войсками и оборонительными работами была создана небольшая оперативная
группа во главе с генерал-майором А. И. Кудряшовым. Она находилась в подчинении
командующего МВО.
Генеральный штаб Красной Армии разрешил штабу МВО сформировать для
укрепленных районов дополнительные артиллерийско-пулеметные батальоны и
артиллерийские части. Но не хватало вооружения. Тогда Главное артиллерийское
управление Красной Армии выявило на складах значительное количество орудий
иностранных марок, по 200 — 500 снарядов к ним; это дало возможность вооружить
формируемые артиллерийские подразделения. В состояние боевой готовности были
приведены все части московского гарнизона, в том числе военные училища и запасные
формирования.
Во второй половине сентября ускорились оборонительные работы на
волоколамском, можайском и малоярославецком направлениях. Развернулось
строительство сооружений в Калужском укрепленном районе. К началу генерального
наступления гитлеровских войск на Москву готовность Можайской линии обороны
составляла: по строительству дотов — 55 -процентов, дзотов — до 100, противотанковых
рвов — 85 процентов. Было построено свыше 500 километров проволочных заграждений.
Но готовность сооружений еще не решала вопроса обороноспособности рубежа. Чтобы
удержать Можайскую линию, планировалось иметь семнадцать стрелковых дивизий со
средствами усиления. К концу сентября [107] созданные на Можайском рубеже
укрепленные районы могли иметь в своем составе не больше одной пятой необходимых
сил и средств (примерно 40 батальонов). Эти войска в состоянии были отразить
наступление лишь передовых частей противника, но не его главных сил. Поэтому
предполагалось, что на рубеж выдвинутся соединения из резерва Ставки или на нем
закрепятся наши отходящие войска.
Свое генеральное наступление на Москву немецко-фашистские войска начали 30
сентября ударом правого крыла группы армий «Центр» по войскам Брянского фронта.
Подавляющее превосходство в силах и средствах позволило противнику уже к исходу 2
октября выйти на подступы к Орлу, а во второй половине дня 3 октября овладеть городом.
Противник, продолжая развивать наступление на орловско-тульском направлении,
угрожал не только Туле, но и столице нашей Родины Москве.
Для прикрытия дальних подступов к Туле в ночь на 4 октября в район Мценска было
выдвинуто Тульское военно-техническое училище, а днем 4 октября туда начали
передвижение соединения 1-го гвардейского стрелкового корпуса под командованием
генерал-майора Д. Д. Лелюшенко. В эти же дни при активном участии Тульского обкома
партии и его первого секретаря В. Г. Жаворонкова срочно создавались добровольные
рабочие формирования, форсировались оборонительные работы на подступах к Туле. В
число сил, предназначенных для обороны города, входили также Военно-техническое
училище, запасные части, войска НКВД.
Наступление немецко-фашистских армий группы «Центр» против войск Западного и
Резервного фронтов началось на рассвете 2 октября. Наибольший успех в первые дни
наступления имела рославльская группировка противника. Прорвав фронт 43-й армии и
преодолевая упорное сопротивление наших войск, она уже на четвертый день
наступления вышла в тыл левофланговых армий Резервного фронта, овладела Юхновом и
Мосальском.
К исходу 5 октября между противником и Можайской линией обороны не было сил,
способных остановить или задержать врага.
Около 4 часов утра 6 октября меня вызвали к Верховному главнокомандующему.
Выслушав краткий доклад о силах и средствах, находящихся в данный момент на
Можайской [108] линии обороны, и о количестве частей, выдвигаемых на усиление
Можайского рубежа, он приказал двинуть туда все, что возможно, «без оглядки назад»,
учитывая, что в ближайшие дни из резерва Ставки прибудут новые части и соединения. В
заключение Верховный главнокомандующий предложил представить соображения о
создании оборонительных сооружений на ближних подступах к Москве. В этот же день
был получен приказ Ставки о приведении частей Можайской линии обороны в боевую
готовность.
Выдвижение частей из московского и других гарнизонов на усиление Можайского
рубежа началось с утра 6 октября. Происходило оно быстро и организованно. Военное
училище имени Верховного Совета РСФСР получило приказ о выступлении утром 6
октября, а уже 7 октября курсантский полк, совершив 70-километровый марш, занимал
оборону по восточному берегу реки Ламы северо-западнее Волоколамска. 3 точно
установленные сроки прибыли в распоряжение Можайского укрепленного района
Московское военно-политическое училище, в Малоярославецкий укрепленный район —
Подольские пехотное и артиллерийское училища. На усиление Волоколамского и
Можайского укрепленных районов прибыли курсантские артиллерийские дивизионы из
состава 1-го Московского артиллерийского училища и курсанты Военно-инженерного
училища. Для использования в боевых расчетах противотанковых орудий и в гарнизонах
дотов политуправление МВО выделило 110 коммунистов, что значительно повысило
боеспособность частей.
К исходу дня 7 октября Можайская линия обороны была приведена в боевую
готовность. Заполнявшие ее войска, несмотря на свою относительную малочисленность,
были способны оказать упорное сопротивление врагу.
Решением Ставки 9 октября был создан фронт Можайской линии обороны. На
можайском направлении организовывалась 5-я армия во главе с генералом Д. Д.
Лелюшенко. Руководство Волоколамским боевым участком возлагалось на отошедшее в
этот район управление 16-й армии во главе с генералом К. К. Рокоссовским. Части
Калужского укрепленного района вошли в состав 49-й армии Западного фронта.
Для руководства выдвижением войск на Можайский рубеж туда были направлены
специальные представители. На можайском направлении эту задачу решал генерал Л. А.
Говоров, [109] прибывший на должность заместителя командующего фронтом Можайской
линии обороны по артиллерии; на мало-ярославецкое направление приходилось
неоднократно выезжать и мне.
Перед войсками фронта Можайской линии обороны стояла трудная задача — любой
ценой сдержать натиск противника, не позволить ему овладеть рубежом с ходу и тем
самым выиграть необходимое время для подхода соединений из резерва Ставки
Верховного главнокомандования и перегруппировки отошедших войск Западного и
Резервного фронтов. Выполнение этой задачи осложнялось тем, что на значительных
участках Можайской линии обороны войск не было. Так, на стыке Волоколамского и
Можайского укрепленных районов протяженность такого участка составляла 13
километров, а на правом фланге Малоярославецкого укрепленного района доходила до 20
километров.
С 10 октября на Можайскую линию обороны начали выдвигаться соединения из
резерва Ставки Верховного главнокомандования. На волоколамском направлении
сосредоточивалась 316-я стрелковая дивизия под командованием генерала И. В.
Панфилова, на можайском — 32-я стрелковая дивизия под командованием полковника В.
И. Полосухина, в район Малоярославца прибыла 17-я танковая бригада, на калужское
направление — 5-я гвардейская стрелковая дивизия. Несколько позднее на
малоярославецкое направление прибыла 312-я дивизия.
Фактически войска Можайской линии обороны вошли в соприкосновение с
противником уже 6 октября.
В этот день передовой отряд в составе артдивизиона курсантов Подольского
артиллерийского училища и роты курсантов Подольского пехотного училища совместно с
бойцами парашютно-десантного отряда под командованием майора И. Г. Старчака завязал
упорный бой за переправу на реке Угре. По сведениям, полученным от пленного
гитлеровского офицера, со стороны противника в бою за переправу участвовал
моторизованный полк, усиленный тремя дивизионами артиллерии, саперным батальоном
и ротой легких танков.
Немецко-фашистские войска в этом бою понесли значительные потери. Противник
оставил на поле боя до 300 убитых солдат и пять сгоревших танков. Но и в нашем
передовом отряде было около 100 раненых и убитых. [110] Мужество и отвагу в этом бою
проявили курсанты взвода под командованием лейтенанта П. Карасева. В ожесточенной
схватке командир орудия Логинов и наводчик Сапожков были убиты, почти все
артиллеристы имели ранения, но никто из них до конца боя не покинул своих орудий.
К полудню 10 октября передовые части 57-го моторизованного корпуса немецкофашистских войск, преодолев сопротивление наших передовых частей, подошли к
переднему краю Можайской линии обороны. Все попытки противника прорвать нашу
оборону и овладеть Малоярославцем не увенчались успехом. Советские воины,
оборонявшие подступы к городу, отразили атаки противника и вынудили его искать
другие, слабо обороняемые направления.
Умело действовали в обороне Малоярославца артиллерийские части этого
укрепленного района под командованием Полковника И. И. Стрельбицкого.
Исключительную боевую доблесть проявили курсанты Подольских артиллерийского и
пехотного училищ. У деревни Зеленино одна из батарей училища под командованием
капитана Россикова, меняя огневую позицию, попала в засаду. Внезапным огнем
командир батареи и его помощник были убиты. Курсанты не растерялись и открыли
ответный огонь. Курсант Зернов в упор расстрелял не менее десяти немецких
автоматчиков. Курсант Портной, дважды раненный, не покинул своего орудия и
продолжал бить врагов. Отличился курсант Ермолов, наводчик орудия, вторым выстрелом
подбивший вражескую пушку. Оставшиеся в живых гитлеровцы разбежались.
Обойдя Малоярославецкий боевой участок с севера, немецко-фашистские танковые
части нанесли удар на Боровск.
Первыми на боровском направлении преградили путь противнику усиленный
батальон Московской дивизии НКВД имени Ф. Э. Дзержинского под командованием
капитана И. П. Ключко и истребительный батальон ополченцев Подмосковья. В течение
целого дня они сдерживали бешеный натиск передовых частей немецко-фашистских
войск, обороняя рубеж в районе деревни Ищено (в 25 километрах юго-западнее Боровска).
В этом бою неувядаемой славой покрыл себя комсорг роты Илья Николенко,
уничтоживший бутылкой с горючей жидкостью вражеский командирский танк. Отважный
воин погиб. Храбро сражался командир орудия дзержинец Б. Егоров, который уничтожил
пять вражеских танков. [111]
Ожесточенные сражения развернулись и на других участках Можайской линии
обороны. Уже 10 октября в бою у деревни Лотошино (волоколамское направление)
курсантские подразделения Училища имени Верховного Совета РСФСР разгромили
разведывательный отряд противника, уничтожили четыре танка, несколько
бронетранспортеров, свыше сотни гитлеровских солдат. Начались бои с передовыми
частями противника на можайском направлении. На калужском направлении действовали
5-я гвардейская дивизия из резерва Ставки и пулеметные подразделения укрепленного
района. Противник, используя численное превосходство, прорвал оборону и 12 октября
овладел Калугой.
Огромное мужество проявили гарнизоны огневых точек Можайского рубежа,
которые в тяжелых условиях полуокружения в течение нескольких дней сдерживали
бешеный натиск врага на Москву. С честью выдержали первые боевые испытания
московские дивизии народного ополчения, истребительные батальоны, военные училища
и другие части московского гарнизона, укомплектованные в основном из трудящихся
Москвы и Подмосковья.
Под прикрытием Можайской линии обороны отходившие войска Западного и
Резервного фронтов смогли привести себя в порядок и переформироваться. Перед этим
рубежом были остановлены передовые части противника, а на самом рубеже в результате
энергичных мер, принятых ГКО и Ставкой, в течение недели удалось создать новый
фронт. Его войска вступили в решительную схватку с врагом.
С целью укрепления ближайших подступов к Москве Государственный Комитет
Обороны 12 октября принял решение о строительстве третьей оборонительной линии,
которая включала несколько оборонительных полос, промежуточных позиций и
отдельных опорных пунктов. Строительство полосы обеспечения было предусмотрено на
линии Хлебникове — Нахабино — Красная Пахра — Домодедово. Главный
оборонительный рубеж строился в форме полукруга, который опоясывал Москву в
радиусе 15 — 18 километров. Городской рубеж состоял из трех полос. Вся система
обороны на ближних подступах к Москве получила наименование Московской зоны
обороны.
Строительные работы в Московской зоне обороны развернулись в середине октября.
В течение месяца рабочие, [112] колхозники, служащие, домашние хозяйки, старики и
юноши в дождь, в слякоть, в мороз, не щадя себя, возводили укрепления под Москвой.
Свыше 250 тысяч москвичей приняли участие в этой незабываемой эпопее.
Одновременно с решением Государственного Комитета Обороны о создании
Московской зоны обороны Ставка Верховного главнокомандования передала войска,
находившиеся на Можайском рубеже, в состав Западного фронта. В связи с новой
обстановкой и новыми задачами фронтовое управление Можайской линии обороны было
преобразовано в штаб Московской зоны обороны. Руководство войсками и
строительством Московской зоны обороны возлагалось на Военный совет Московского
военного округа, в состав которого был введен председатель Моссовета В. П. Пронин.
Начальником штаба оставался генерал-майор А. И. Кудряшов.
К этому времени для обороны подмосковных рубежей в московском гарнизоне
оставалось очень мало войск. Формирование новых частей и соединений только началось.
Реальной силой, которую можно было немедленно использовать, явились 25
истребительных батальонов, сформированных из добровольцев-москвичей. Было решено
свести их в полки, а затем в три дивизии. Однако численность батальонов была
недостаточной для укомплектования трех дивизий. Военный совет Московской зоны
обороны обратился в Московскую партийную организацию с просьбой произвести
дополнительную запись добровольцев. В течение пяти дней записалось около 12 тысяч
человек — рабочих и служащих столицы. Более половины личного состава вновь
формируемых дивизий составляли члены партии — недаром эти дивизии получили
наименование Московских Коммунистических. Для вооружения Коммунистических
дивизий
и
формируемых
артиллерийско-пулеметных
батальонов
москвичи
отремонтировали 263 орудия, 1600 станковых и 100 ручных пулеметов, собрали в
организациях Осоавиахима и привели в боевое состояние свыше 15 тысяч винтовок.
16 октября истребительные батальоны и вновь сформированные подразделения были
выведены на рубежи Московской зоны обороны, где к 20 октября три дивизии завершили
свое формирование. Спустя несколько дней на подмосковном рубеже заняла оборону
четвертая дивизия, сформированная из москвичей-призывников. [113]
Вечером 19 октября А. С. Щербаков, В. П. Пронин и автор этих строк были вызваны
на заседание Государственного Комитета Обороны. Выслушав наши краткие сообщения о
ликвидации последствий случаев паники и неорганизованной эвакуации населения и
предприятий столицы 16 — 17 октября и соображения членов ГКО о мероприятиях по
обороне столицы, И. В. Сталин тут же продиктовал известное постановление ГКО о
введении с 20 октября в Москве и прилегающих районах осадного положения. В
постановлении объявлялось, что руководство обороной столицы на рубежах, отстоящих
на 100 — 120 километров западнее Москвы, поручено командующему Западным фронтом
генералу армии Г. К. Жукову. На начальника гарнизона Москвы возлагалась оборона
города на ближних подступах. Государственный Комитет Обороны призвал москвичей к
спокойствию и выдержке, к решительной борьбе с паникерами и дезертирами, шпионами
и диверсантами.
Постановление ГКО о введении осадного положения имело огромное значение. В
Москве и Подмосковье установился революционный порядок, уверенное спокойствие.
Готовность москвичей, всех защитников столицы стоять насмерть, но остановить
врага, их уверенность в победе в значительной мере была следствием огромной
политической работы, проводимой Московской партийной организацией среди населения
и политическим управлением МВО во главе с бригадным комиссаром Н. М. Мироновым
среди войск Московской зоны обороны.
Перед праздником — днем 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической
революции — защитники Москвы получили волнующее письмо от защитников
полуострова Ханко.
«Братья и сестры! — писали они. — Наступает праздник Октября. Под ливнем
снарядов и градом пуль вместе со всей страной мы отпразднуем 24-ю годовщину Великой
Октябрьской социалистической революции. Сильна и крепка наша вера в будущее,
нерушима наша преданность Родине, партии большевиков. Мы научились презирать
опасность и смерть. Каждый из нас твердо решил: — Я должен или победить или умереть.
Нет мне жизни без победы, без свободной советской земли, без родной Москвы! Победа
или смерть! — таков наш лозунг. И мы твердо знаем: конечная победа будет за нами!
Родная Москва, любимая, великая столица! Не топтать врагу твоих улиц, не бывать
извергам под стенами Кремля!»
Политическое управление округа опубликовало этот документ в газете «Красный
воин». Письмо читалось во всех частях и подразделениях Московской зоны обороны. В
ответном письме бойцы, командиры и политработники Московской зоны клялись
отстоять Москву, перемолоть на подступах к ней фашистские дивизии. Письмо
обсуждалось в каждой части, его подписывали все бойцы и командиры.
Ожесточенное сражение на дальних подступах к Москве продолжалось около двух
недель. Борьба велась в неравных условиях: гитлеровцы имели явное превосходство в
технике, особенно в танках. Но советские войска упорной обороной и многочисленными
контратаками изматывали врага, наносили ему огромные потери в живой силе и технике.
Ценою крупных потерь гитлеровцам удалось потеснить наши войска и продвинуться
по направлению к Москве, занять Можайск. На севере они захватили Калинин, а на юге
вошли в пределы Тульской области. Однако своей цели немецко-фашистские армии не
достигли. Им не удалось сломить сопротивление наших войск.
В непреодолимую преграду для врага превращалась Московская зона обороны. К
концу октября на ее внешнем полукольце занимали оборону четыре московские дивизии
общей численностью свыше 40 тысяч человек. По мере готовности выходили на
подмосковные рубежи формируемые в Московском военном округе и прибывающие из
других военных округов артиллерийско-пулеметные батальоны. Появились первые
соединения из Сибири. В ноябре с разрешения Ставки штаб Московской зоны обороны
приступил к созданию оперативного резерва зоны — группы войск под командованием
полковника А. И. Лизюкова.
В конце октября напряжение на фронте несколько спало. Но это было временное
явление. Учитывая это, Ставка дала указание об усилении темпов строительства
укреплений в Московской зоне обороны. 28 октября на совещании у А. С. Щербакова, где
присутствовали Г. М. Попов, В. П. Пронин, П. С. Тарасов, Б. Н. Черноусов, К. Ф. Телегин
и другие, обсуждался мой доклад о ходе строительства укреплений. Были намечены меры
по усилению темпов строительства. Руководство строительством оборонительных
сооружений в [115] самом городе и на ближайших подступах к нему в основном перешло
к райкомам партии и райисполкомам.
В последних числах октября, выслушав очередной доклад об укреплении
Московской зоны обороны, И. В. Сталин поинтересовался, собираемся ли мы готовиться к
параду войск московского гарнизона в ознаменование 24-й годовщины Октябрьской
революции. Сославшись на обстановку, я высказал сомнение в целесообразности
проведения этого парада. Кроме того, участвовать в параде могла только пехота, так как
артиллерийские части стояли на огневых позициях, а танков вообще не было в гарнизоне.
Указав на недооценку нами политической значимости этого мероприятия, И. В.
Сталин приказал: парад 7 ноября провести, артиллерию с помощью начальника Главного
артиллерийского управления генерал-полковника Н. Д. Яковлева найти, танки найти тоже.
Было решено: о подготовке к параду никто, за редким исключением, не должен знать до
исхода дня 6 ноября. Принимать парад было поручено С. М. Буденному. Командование
парадом возлагалось на меня. Предусматривались мероприятия на случай налета
вражеской авиации на Москву во время парада.
На следующий день после этого разговора мы с А. С. Щербаковым стали поодиночке
вызывать командиров частей, которые должны были участвовать в параде. В их число
входили: батальон курсантов Училища имени Верховного Совета РСФСР, Военнополитическое училище МВО, части одной из стрелковых дивизий, формируемой главным,
образом из призывников Москвы и области, стрелковый и кавалерийский полки дивизии
НКВД имени Дзержинского, батальон бывших красногвардейцев — участников
Октябрьской революции, два артиллерийских полка Московской зоны обороны, два
танковых батальона из резерва Ставки и некоторые другие части. Мы сообщили
командирам, что москвичам очень хочется посмотреть на воинские части,
отправляющиеся на фронт. Поэтому Военный совет зоны предполагает примерно в
середине ноября провести в районе Крымского моста небольшой военный парад. Так как
времени остается очень мало, надо обратить особое внимание на строевую подготовку и
стрельбу.
— Уж вы постарайтесь, товарищи, — говорил А. С. Щербаков командирам частей.
6 ноября, после торжественного заседания, посвященного 24-й годовщине Великого
Октября, членам Политбюро ЦК ВКП(б), секретарям МК и МГК партии было объявлено о
времени начала парада войск на Красной площади. Командирам частей, участвующих в
параде, об этом стало известно в 23 часа 6 ноября.
...7 ноября. На всей Красной площади от Москворецкого моста до здания
Исторического музея стоят войска. Недвижны прямоугольники рот и батальонов.
Свирепый ветер поднимает в воздух морозную пыль. 8 часов утра. Из ворот Спасской
башни на коне выезжает заместитель народного комиссара обороны СССР Маршал
Советского Союза С. М. Буденный. Приняв мой рапорт, он объезжает войска,
выстроенные к параду, и здоровается с ними. Затем с речью к участникам парада
обратился И. В. Сталин.
Начался торжественный марш частей. Мимо Мавзолея В. И. Ленина проходили
курсанты, моторизованная пехота, стрелковые подразделения, батальоны моряков, отряды
вооруженных рабочих Москвы. Завершая марш войск, Красную площадь заняли танки.
Парад продолжался чуть больше часа. Прямо с Красной площади многие воинские части
отправлялись на фронт.
Парад войск московского гарнизона произвел огромное впечатление не только на
советских людей, но и на все прогрессивные силы мира. Он вселял уверенность, что
Москва выстоит, что враг будет разбит.
Трудящиеся столицы готовились к решающим боям. К середине ноября в самой
Москве и на подступах к ней было создано противотанковых препятствий (не считая
минных полей) — 325 километров, противопехотных препятствий — 256 километров,
огневых точек — до 3700, металлических ежей — 37 500. Трудящиеся Москвы проделали
поистине гигантскую работу. Достаточно сказать, что объем выполненных земляных
работ был в два раза больше, чем при строительстве Днепрогэса.
Потерпев неудачу в первом наступлении, враг не отказался от новых попыток
захватить столицу. Новое наступление на Москву началось 15 — 16 ноября.
В те напряженные дни воины московского гарнизона сыграли немалую роль в
защите столицы.
Вечером 17 ноября маршал Б. М. Шапошников предложил [117] мне выделить из
Московской зоны обороны часть сил для прикрытия подступов к Клину. На другой день
на автомашинах Моссовета туда был направлен артиллерийско-пулеметный отряд в
количестве 1500 человек. 20 ноября он вступил в неравный бой с врагом на подступах к
Клину. В течение трех суток отряд сдерживал наступление превосходящих сил
противника. И только после того как гитлеровцы обошли Клин с северо-запада и югозапада, отряд, понеся большие потери, оставил город. Второй примерно такой же отряд 21
ноября был переброшен на оборону Рогачева и героически оборонял город.
Геройски сражались целые части и подразделения. Стойко обороняли Москву бойцы
и командиры курсантского полка Военного училища имени Верховного Совета РСФСР.
Полк вел тяжелые бои на реке Ламе в районе Урещево — Ремягино — Бумгород, на
подступах к Клину. В бою у деревни Некрасино 23 ноября две роты курсантов внезапным
ударом разгромили фашистский батальон, оставивший на месте боя 200 трупов. 24 ноября
в районе Свистуха — Раково — Комаровка — Каменка курсантский полк энергичной
атакой прорвал кольцо окружения, разгромил штаб гитлеровского полка, уничтожил
несколько пушек и пулеметов и тем самым помог выходу из окружения подразделений
16-й армии. Советское правительство высоко оценило боевые заслуги командиров и
курсантов Училища имени Верховного Совета РСФСР. 53 курсанта и 30 офицеров были
награждены орденами и медалями.
После оставления нашими войсками Солнечногорска Военный совет Московской
зоны поставил перед Государственным Комитетом Обороны вопрос о снятии с огневых
позиций в Москве части зенитных орудий среднего калибра и использовании их в
качестве противотанковых орудий. Уже через сутки 200 зенитных орудий среднего
калибра заняли боевые рубежи.
Во второй половине ноября основные силы Московской зоны обороны занимали
оборону на внешнем полукольце подмосковного рубежа. Со стороны Ленинградского и
Волоколамского шоссе подступы к Москве закрывала 3-я Московская Коммунистическая
дивизия. Упорное сопротивление противнику в районе Красной Поляны оказала 2-я
Московская Коммунистическая дивизия, прикрывавшая Хлебниковскую [118] переправу с
севера и северо-запада. Выдвинутый в район Красной Поляны один из полков этой
дивизии, поддерживаемый авиацией и артиллерией, в течение суток вел ожесточенный
бой с наступающей танковой дивизией противника. И, несмотря на значительные потери,
удержал занимаемые позиции до подхода новых частей.
Значительную роль в отражении второго наступления гитлеровцев на Москву
сыграла авиация Московской зоны обороны, возглавляемая командующим ВВС МВО
генералом Н. А. Сбытовым. Активные боевые действия она начала еще 5 октября на
дальних подступах к Москве против танковой группировки противника в районе Юхнова.
В дальнейшем авиация Московской зоны перебрасывалась с одного направления на
другое.
Особенно много сил потребовалось направить на клинско-солнечногорское
направление. Здесь противник наступал по шоссе сплошными колоннами танков и
мотопехоты. Все самолеты Московской зоны обороны и Западного фронта —
штурмовики, бомбардировщики и истребители — были брошены на борьбу с
прорвавшимся врагом. 25 — 27 ноября над дорогой Солнечногорск — Москва шли
непрерывные воздушные бои. Советские летчики делали вылеты через каждые два-три
часа. Особенно отличились летчики 120-го истребительного полка (командир —
подполковник Писанко) и штурмового полка (командир — подполковник Витрук). За
стойкость и бесстрашие обоим этим полкам было присвоено наименование гвардейских. В
итоге моторизованная колонна противника, двигавшаяся от Солнечногорска на
Стародальнее и Клушино, понесла большие потери и вынуждена была прекратить марш и
отступать.
Только за последние пять дней ноября авиация Московской зоны подбила около 180
танков, уничтожила более 700 автомашин. В ночь на 1 декабря ночные бомбардировщики
уничтожили на аэродроме в Клину 23 самолета противника и склады горючего.
Важное место в обороне Москвы принадлежало частям ПВО. До февраля 1942 года
общее руководство противовоздушной обороной столицы осуществлял Военный совет
Московского военного округа. Гитлеровцы проиграли воздушную битву за Москву так
же, как они проиграли затем и битву на земле.
К концу ноября второе наступление немецко-фашистских войск на Москву было
остановлено в 30 — 40 километрах севернее и северо-западнее столицы.
К этому времени в тылу армий Западного фронта располагались войска Московской
зоны обороны, на внешнем поясе которой находилось 12 стрелковых дивизий, 19
стрелковых бригад, 20 артиллерийских полков, 8 отдельных реактивных артдивизионов,
850 орудий разных калибров, 870 минометов, свыше 11 тысяч станковых и ручных
пулеметов. Общая численность войск, заполнявших оборонительные полосы и опорные
пункты городского рубежа, не считая артиллерийско-пулеметных батальонов, составляла
свыше 200 тысяч хорошо вооруженных воинов.
Подготовка контрнаступления велась еще в первой половине ноября. Введя в
сражение в начале месяца свежие соединения на Западном фронте, Ставка затем
сосредоточила внимание на накоплении резервов в Московской зоне обороны. В
присутствии членов ГКО и маршала Б. М. Шапошникова И. В. Сталин особо подчеркнул,
что эти силы нужны нам «для прыжка вперед» и использовать их в оборонительных боях
нецелесообразно. При этом он потребовал, чтобы подготовка резервов происходила в
обстановке строжайшей секретности. Как показали последующие события, добиться этого
удалось полностью.
Обстановка складывалась в нашу пользу. Советские Вооруженные Силы выиграли
оборонительное сражение. Вражеские ударные группировки были обескровлены и
лишены возможности продолжать наступление. Красная Армия готовилась перейти в
контрнаступление под Москвой. В конце ноября по предложению заместителя начальника
Генерального штаба генерал-лейтенанта А. М. Василевского штаб Московской зоны
обороны представил в Ставку свои соображения по ликвидации вражеской группировки
северо-западнее Москвы.
29 ноября оперативная группа, возглавляемая Героем Советского Союза
полковником А. И. Лизюковым, была преобразована в 20-ю армию. Для укрепления
стрелковых бригад, входящих в состав этой армии, политуправление Московского
военного округа направило весь выпускной курс Окружного военно-политического
училища. Приказ Верховного главнокомандования о направлении выпускников во
фронтовые [120] части, зачитанный начальником политического управления МВО
бригадным комиссаром Н. М. Мироновым, был встречен возгласами «ура». Буквально
через 30 минут курсанты погрузились на машины. Настроение было боевое, приподнятое.
Приказ был воспринят как высокое доверие, оказанное училищу.
В ходе перегруппировки, предшествующей контрнаступлению, значительная часть
сил Московской зоны обороны, в том числе 20-я армия, вошли в состав Западного фронта.
Некоторые дивизии и бригады усилили другие фронты.
Контрнаступление Красной Армии на Западном направлении началось успешно. В
первые же дни войска Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов нанесли врагу
ряд сильных ударов, вынудив его оставить несколько крупных населенных пунктов.
В боях за освобождение Наро-Фоминска и Боровска отличились дивизии
московского народного ополчения.
В составе 43-й армии успешно действовал батальон охраны Военного совета
Московской зоны обороны. Поставленный на лыжи батальон в составе 700 человек
получил задачу скрыто проникнуть в тыл частей врага, обороняющих малоярославецкое
направление, и отрезать им пути отхода. Батальон выполнил поставленную задачу. Ночью
25 декабря, в сильную пургу, он перешел линию фронта, овладел указанными
населенными пунктами на Малоярославецком шоссе и организовал круговую оборону.
Вместе с войсками 43-й армии батальон участвовал в освобождении Малоярославца. За
выполнение боевого задания 84 бойца и командира этого батальона были награждены
орденами и медалями.
Неоценимый вклад внесли трудящиеся Москвы и Московской области в великую
победу. Построенная ими Можайская линия обороны затормозила первое наступление
гитлеровцев на столицу. В невероятно короткий срок москвичи создали Московскую зону
обороны — серьезную преграду на пути второго наступления немецко-фашистских
захватчиков на Москву.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Д. Д. Лелюшенко
Генерал
бывший командующий 5-й, потом 30-й армиями
армии,
На полях Подмосковья
Наступление гитлеровцев на Москву началось 30 сентября 1941 года. Силами 2-й
танковой группы Гудериана и 2-й полевой армии при поддержке 4-го воздушного флота
враг двинулся в общем направлении на Глухов, Орел, Тулу, Москву. В первый день
наступления немецко-фашистским войскам удалось прорвать оборону Брянского фронта.
3 октября фашисты захватили Орел.
Для ликвидации прорыва на орловском направлении Ставка Верховного
главнокомандования решила создать 1-й гвардейский стрелковый корпус в составе двух
стрелковых дивизий, двух танковых бригад и резервной авиагруппы (четыре полка); для
усиления корпусу были приданы 5-й воздушно-десантный корпус, Тульское
артиллерийское училище и 36-й мотоциклетный полк. Командовать корпусом было
поручено мне с непосредственным подчинением Ставке. Задача: не допустить
продвижения противника на Тулу.
В течение 4 — 11 октября воины корпуса вели ожесточенные, кровопролитные
оборонительные бои от устья реки Оптухи до Мценска. Каждый метр нашей земли
доставался [122] врагу ценой огромных потерь, 11 октября на реке Зуше, в районе
Мценска, враг был остановлен, несмотря на его многократное превосходство в танках и
авиации. До 24 октября противник не продвинулся ни на шаг вперед. В этих боях
особенно отличилась 4-я танковая бригада полковника М. Е. Катукова. За героические
действия ей было присвоено звание 1-й гвардейской танковой бригады. Гудериан
признавался, что «намеченное быстрое наступление на Тулу пришлось пока отложить».
10 октября, в разгар сражения за Мценск, меня вдруг срочно вызвали к аппарату ВЧ.
Начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников сообщил,
что я назначен командующим 5-й армией. 11 октября я был в Москве, где получил
указание от Ставки организовать оборону на ближних подступах к столице, в районе
Можайска, в полосе между Волоколамском и Малоярославцем.
— Здесь сооружается Можайский укрепленный район, — сказал в разговоре со мной
маршал Шапошников. — В ближайшие два дня в 5-ю армию прибудет с Дальнего Востока
32-я стрелковая дивизия, из Московского округа — 20-я и 22-я танковые бригады и
четыре противотанковых артиллерийских полка. Через 5 — 8 дней поступят еще четыре
стрелковые дивизии, формирующиеся на Урале. Кроме того, вам передаются 18-я и 19-я
танковые бригады. Они ведут сейчас тяжелые бои под Гжатском. Бригады
малочисленные, но стойкие. Обратите внимание на оборудование укрепрайона. Разведку
ведите в полосе армии и держите связь с войсками, действующими перед вами, в районе
Вязьмы. Надеюсь, вам все ясно?
— Да, все понятно. Разрешите приступить к выполнению задачи?
— Да, голубчик. Желаю успеха.
Так я вступил в командование 5-й армией, которая должна была защищать Москву
на ближайших подступах. В тот момент 5-я армия только зарождалась. Ставка разрешила
также перебросить сюда из-под Мценска 36-й мотоциклетный полк и два дивизиона
реактивной артиллерии РС.
В тот же день я с оперативной группой выехал из Москвы к пункту формирования
армии. В пути ознакомил начальника штаба армии и других офицеров с обстановкой.
Поздно вечером мы прибыли на место. [123]
Укрепления в районе Можайска строили рабочие московских предприятий —
«Серпа и молота», «Шарикоподшипника», завода имени Владимира Ильича, «Трехгорки»,
а также колхозники. Они рыли противотанковые рвы, сооружали блиндажи, ставили
заграждения. А над ними волна за волной проходили вражеские самолеты, сбрасывая
бомбы. Совсем близко, где-то за лесом, гремела канонада. Но в рабочих подразделениях,
где было много женщин и подростков, царили дисциплина и порядок. Люди, несмотря на
смертельную опасность, работали изо всех сил.
Помню, мы с полковником С. И. Богдановым (заместителем командующего по
укрепрайону) объезжали район обороны армии. Около шоссе работали женщины. Одна из
них, уже пожилая, подошла к нам. Она строго посмотрела на меня и сказала:
— Вы, по всему видать, большой начальник. Скажите, фашистов до Москвы не
допустите?
— Не допустим, мать.
— Это верное слово?
— Верное, мать.
— Смотрите, народ не простит, если Гитлеру Москву отдадите.
Часто я вспоминал эту встречу, строгие глаза пожилой работницы. Я не знаю ее
фамилии, не знаю, где сейчас она и ее подруги, живы ли они. Знаю только, что это были
доблестные дочери Москвы. И сейчас, когда я пишу эти строки, мне хочется сказать им
солдатское спасибо и от себя и от воинов, которые дрались тогда на Бородинском поле.
В течение ночи мы разработали план обороны. На Бородинском поле основную
полосу обороны должна была занять 32-я дивизия. Противотанковые артиллерийские
полки армейского подчинения располагались: два — в первом эшелоне, один — во втором
и один — в резерве. Танковые бригады решили оставить в резерве и использовать их в
зависимости от обстановки.
В те дни в армию влились 230-й учебный запасной полк, курсантский батальон
Московского военно-политического училища имени Ленина, части 32-й стрелковой
дивизии и некоторые подразделения из Московской зоны обороны. Эти части должны
были прибыть вот-вот, но пока войск на Можайском рубеже почти не было. [224]
Поздно вечером 11 октября прибыли 230-й учебный запасной полк и курсантский
батальон Московского военно-политического училища имени Ленина. 12-го начали
выгрузку первые части 32-й стрелковой дивизии. Вздохнулось легче.
С членом Военного совета армии бригадным комиссаром П. Ф. Ивановым, который
утром прибыл в 5-ю армию, мы поехали на станцию, чтобы встретить войска. Настроение
у дальневосточников было самое что ни на есть боевое. В вагонах пели «Славное море,
священный Байкал», «По долинам и по взгорьям»...
Из доклада командира дивизии полковника Виктора Ивановича Полосухина было
видно, что дивизия готова выполнить любые боевые задачи. Тут же Полосухину было
дано указание к утру занять оборону на Бородинском поле; мы подчинили ему 230-й полк
и курсантов.
Через несколько часов прибыла 20-я танковая бригада полковника Т. С. Орленко. Я
слышал о его славных боевых делах еще в самом начале войны, в Прибалтике, где он
командовал 22-й танковой дивизией.
20-я бригада была полностью укомплектована танками и вооружением, ее личный
состав уже побывал в боях. Как было уже решено, ее оставили в резерве с тем, чтобы она
была готова действовать в районе Бородинского поля совместно с 32-й стрелковой
дивизией.
13 октября был получен приказ: «Немедленно привести войска в боевую готовность
и в случае наступления противника стоять насмерть, не допустить прорыва обороны».
В полдень того же дня над Бородинским полем появились «юнкерсы» и
«мессершмитты». Со стороны Гжатска доносилась артиллерийская канонада: там войска
Западного фронта в окружении вели тяжелый бой с наседающим врагом.
В это время 18-я и 19-я танковые бригады с подразделениями, прорывающимися из
района Вязьмы, под натиском превосходящих сил врага отходили на линию Можайского
укрепленного района. Они стойко сдерживали бешеный натиск двух немецких дивизий —
10-й танковой и дивизии СС «Райх». Особую доблесть при этом проявили капитан Г.
Одиненко, старший лейтенант Л. Райгородский, старший сержант П. Гурков, комиссар
батальона С. Марунов. Объединенными усилиями своих подразделений они уничтожили
до [125] 800 гитлеровцев, 19 неприятельских танков, 16 орудий и минометную батарею.
Обстановка с каждым часом накалялась. Рано утром 14 октября после
артиллерийской подготовки последовал удар 30 вражеских бомбардировщиков. С
наблюдательного пункта было видно, как 35 танков с пехотой в расчлененных боевых
порядках приближаются к переднему краю. Наши орудия своим огнем сдерживали
наступление танков. Вскоре пять машин подорвались на минном поле, 12 было подбито
нашей артиллерией и танками из засад. Однако гитлеровцы хотя и медленно, но
продвигались. Я отдал приказ открыть огонь дивизионам РС. Вражеская пехота не
выдержала их огня и залегла, а часть начала пятиться назад.
Что-то минут через сорок над Бородинским полем вновь появились более 20
вражеских самолетов и начали бомбить нашу оборону. Наблюдаем, как идут в
наступление немецкие танки с пехотой. Вскоре они ворвались на передний край 17-го
стрелкового полка 32-й дивизии. Но дальневосточники не дрогнули.
По наступающему неприятелю открыли огонь более двух десятков орудий.
Загорелось 15 неприятельских боевых машин. Отрезок шоссе между автострадой
Москва — Минск и железной дорогой стал огромным кладбищем фашистских танков.
Часть боевых машин застряла на надолбах и в противотанковом рву.
Первый натиск гитлеровцев был отбит.
В итоге боевого дня мы уничтожили 31 вражеский танк, 19 орудий, до 400 солдат и
офицеров.
Ночью из штаба фронта мы получили информацию, что справа танковые части
противника подошли к Рузе, а слева другая его группа наступает от Вереи в направлении
Наро-Фоминска. Мы понимали, что утром противник с новой силой возобновит
наступление. Больше всего нас беспокоило отсутствие непосредственных соседей, к тому
же дивизии, предназначаемые для 5-й армии, были направлены Ставкой на другие участки
Западного фронта.
Ночью 14 октября был получен пакет из Ставки, где сообщалось, что 5-я армия
включается в состав войск Западного фронта. А через несколько минут по ВЧ последовал
приказ Г. К. Жукова: «Продолжать упорную оборону на Можайском рубеже. Ни шагу
назад!» [126] Едва забрезжил рассвет, враг начал артиллерийский обстрел наших боевых
порядков; затем последовал налет бомбардировщиков. Вслед за этим фашисты вновь
перешли в наступление, нанося главный удар вдоль автострады Москва — Минск.
Противник был встречен организованным огнем артиллерии, танков и пехоты. Однако
ему удалось немного вклиниться в наши боевые порядки.
Даю приказ: произвести два залпа четырьмя дивизионами РС. Сюда же направляем
два противотанковых артиллерийских полка из армейского резерва. Неприятель вводит в
бой все новые и новые части. Дивизия Полосухина напрягает последние силы. По моей
просьбе командование фронта направляет нам на помощь 25 штурмовиков. Над
Бородином разгорается ожесточенный воздушный бой.
Подтянув дополнительные силы, танки с пехотой, гитлеровцы прорвали нашу
оборону на участке 17-го полка 32-й дивизии. Командир дивизии бросил к участку
прорыва все, что мог. Здесь сосредоточила огонь вся артиллерия. Сюда же по моему
приказу были выдвинуты противотанковый полк, 20-я танковая бригада и только что
выгрузившийся разведывательный батальон 32-й дивизии. Из остатков 3-го батальона и
17-го полка и роты курсантов Московского военно-политического училища Полосухиным
был сформирован боевой отряд под командованием майора Воробьева. Комиссаром этого
отряда назначили секретаря партийной комиссии дивизии Я. И. Ефимова.
Некоторые позиции по нескольку раз переходили из рук в руки. Продвижение
противника удалось задержать, но полностью восстановить положение мы уже не могли,
хотя бойцы и офицеры сражались бесстрашно.
На всю жизнь запомнился мне холодный осенний день 16 октября. Едва рассвело,
враг обрушил на нас сильный артиллерийский огонь. Самолеты с черными крестами
крупными группами нанесли удары по всей глубине нашей обороны. Вскоре перед
передним краем появились вражеские танки. Их встретил подвижный заградительный
артогонь. Перёд наступающим неприятелем встала сплошная стена разрывов. Орудия А.
С. Битюцкого и танки Т. С. Орленко из засады метким огнем в упор расстреливали врага.
По всему фронту то в одном, то в другом месте загорались вражеские машины. Однако
гитлеровцы подползали к переднему краю.
Все время я был в курсе главного, что происходило на поле, и при помощи штаба
руководил боем. Но многие поистине героические эпизоды тех и последующих дней стали
известны мне лишь позже.
Там, где в 1812 году стояла батарея Раевского, комсомолец наводчик орудия Федор
Чихман, будучи ранен и оставшись один из всего орудийного расчета, подбил шесть
вражеских танков, стреляя из единственного уцелевшего орудия батареи Н. П. Нечаева.
Четыре танка расстрелял в упор сержант Серебряков из неподвижной огневой точки Т-28.
Командир батальона 322-го полка майор В. А. Щербаков прорвался через вражеские
боевые порядки с героями-дальневосточниками. Ни на шаг не отступили с боевых
рубежей Западного фронта добровольцы-москвичи В. Г. Григорьев, В. В. Беляев, отец и
сын Павловы, П. В. Туманов, Н. А. Пантелеев, С. Ф. Гончар, А. Н. Корнеев, М. П.
Гавриков, И. В. Сдобнев, К. П. Чернявский, Е. В. Казаков, шестнадцатилетний Сережа
Матицын, А. М. Хромов и многие, многие другие. Комиссар 32-й дивизии Г. М.
Мартынов с 28 воинами спасли знамя 17-го полка и почти все погибли, чудом остались в
живых лишь комиссар и знаменосец Жданов. Он и вынес знамя.
И все же в те часы на Западном фронте перевес за счет танков был на стороне
противника.
К вечеру неприятель, подтянув свежие силы, во взаимодействии с авиацией снова
повел наступление. До 30 танков с пехотой прорвались и стремительно пошли прямо на
наблюдательный пункт армии. Переносить управление поздно, да и некуда. Даю сигнал
20-й танковой бригаде — последнему моему резерву:
— Атаковать врага в направлении НП.
Весь состав наблюдательного пункта, быстро разобрав винтовки и бутылки с
горючей смесью, занял места в окопах. Рядом со мной лежали подполковник Н. С.
Переверткин и полковник С. И. Богданов, поблизости — майор А. Ефимов, подполковник
А. Я. Остренко и другие командиры штаба. Нам казалось, что мы стоим перед лицом
истории и она сама велит нам: не посрамите славу тех, кто пал здесь смертью храбрых;
умножьте их доблесть новыми подвигами; стойте насмерть, но преградите врагу путь к
Москве. Впереди, в лучах предзакатного солнца, виднелся памятник фельдмаршалу [128]
Кутузову. Чуть в стороне пошли в контратаку танкисты Т. С. Орленко. Комбриг
запомнился мне за минуту до того, как над ним закрылся люк танка. Больше я не видел
Тимофея Семеновича живым...
Вражеские танки приближались к нам. Где-то рядом бежали по окопам люди в
темно-синих комбинезонах. Это были бойцы мотоциклетного полка Т. И. Танасчишина.
Бойцы и офицеры штаба вели огонь по пехоте врага из автоматов, орудия и танки били
прямой наводкой по надвигающимся вражеским боевым машинам.
В эту минуту я был ранен. Очнувшись, узнал, что враг в те часы через Бородино не
прошел...
Ночью 17 октября противник пытался выйти в район Можайска, но попал на наши
минные поля и был встречен заградительным артиллерийским огнем. Потеряв много
танков, враг на некоторое время остановился, но вскоре нанес второй, еще более мощный
удар на участке 322-го стрелкового полка, прорвал его оборону и вышел на
артиллерийские позиции 133-го полка. Артиллеристы не растерялись. Они открыли огонь
в упор по прорвавшимся танкам, уничтожили 12 вражеских машин, а контратаки 322-го
полка под командованием майора Г. С. Наумова остановили фашистов.
После моего ранения в командование 5-й армией вступил генерал Л. А. Говоров. В
последующих боях на этом направлении весьма важную роль сыграли прибывшие в
состав 5-й армии 82-я стрелковая дивизия генерал-майора Н. И. Орлова, 50-я — генералмайора Н. Ф. Лебеденко и танкисты Д. И. Заева.
Боевые действия 5-й армии на Бородинском поле были весомым вкладом в оборону
столицы. За проявленную в этих и последующих боях доблесть 32-й дальневосточной
дивизии было присвоено звание 29-й гвардейской.
Наши войны сражались в тесном единстве с патриотами Москвы и Подмосковья.
Не могу не рассказать об одном памятном подвиге простых колхозников из села
Беззубова близ Бородина. Это Ревковы, Савелий Евстафьевич и его жена Татьяна
Васильевна. Когда в одном бою пятеро тяжело раненных дальневосточников оказались в
зоне, захваченной фашистами, и не могли сами выбраться, их ночью подобрали Савелий
Евстафьевич и Татьяна Васильевна и перенесли к себе в избу. [129]
В течение трех месяцев, не страшась фашистской расправы, они укрывали, лечили,
кормили и выхаживали красноармейцев Подсоскова, Кокорина, Евсикова, лейтенанта
Гончарова и младшего лейтенанта Денисова. Когда наши войска прогнали врага из села
Беззубова, вылечившиеся и окрепшие дальневосточники снова вернулись в строй.
Такая же помощь была оказана нашим воинам в селах Семеновском, Псареве и в
других.
Труженики Москвы явились инициаторами сбора средств на постройку танков,
самолетов и других видов вооружения. Они собрали на эти цели более 100 миллионов
рублей. В Советской Армии по сей день находится танк «Мать-Родина», построенный на
сбережения москвички Марии Иосифовны Орловой и переданный в состав 4-й
гвардейской армии, которой мне довелось командовать. По долгу службы мне
приходилось не раз отмечать боевыми наградами подвиги героического экипажа танка
«Мать-Родина». Он находился в 17-й гвардейской механизированной бригаде 6-го
гвардейского механизированного корпуса, которым командовал сын Марии
Иосифовны — В. Ф. Орлов. Экипаж этой машины уничтожил много вражеских танков и
орудий. Сейчас танк «Мать-Родина» высится на постаменте в одном из гарнизонов как
символ немеркнущей славы советского оружия...
К концу октября атаки противника захлебнулись на рубеже Руза — Дорохове —
Наро-Фоминск — Тула. В неприятельском стане начались распри. Некоторые
военачальники высказывались за переход к обороне, с тем чтобы весной 1942 года снова
перейти в наступление. Но Гитлер с этим не согласился.
После двухнедельной передышки, 15 ноября, пополнив свои силы, немецкофашистские войска начали новое наступление на Москву,
17 ноября, по возвращении из госпиталя, меня вызвали в Ставку, к маршалу Б. М.
Шапошникову.
— Мы хотим послать вас в 30-ю армию, — сказал Борис
Михайлович, — Нужно заменить генерала Хоменко, так предложил Сталин.
— Вам виднее. [130]
— Ну и договорились. В штабе Западного фронта получите подробные указания.
Штаб Западного фронта в то время находился в Перхушкове. Я представился
руководству, получил ориентировку и уточнение задачи и 18 ноября уже прибыл в 30-ю
армию.
Примерно в 11 часов утра мы встретились с командующим армией генерал-майором
В. А. Хоменко. В его землянке находился и член Военного совета армии бригадный
комиссар Н. В. Абрамов. После взаимных приветствий показываю предписание Ставки:
мне принять 30-ю армию, а Хоменко отправиться в распоряжение Верховного
главнокомандующего. Василий Афанасьевич изменился в лице. Вины за собой он не
чувствовал. Что мог сделать Хоменко со своими немногочисленными войсками против
крупных танковых сил врага? Да, в то тяжелое время военных неудач, к сожалению,
подобные смещения, да и более тяжелые наказания случались.
После короткой паузы Хоменко сказал:
— Ну что же, командарм, давай вкратце расскажу о наших делах. А дальше уж сам
подробнее ознакомишься. Утром 15 ноября гитлеровцы после мощного авиационного и
артиллерийского удара начали наступать силами около 300 танков с мотопехотой.
Прорвали нашу оборону на стыке с армией генерала Рокоссовского и уже третий день
развивают успех. Части армии под давлением превосходящих сил врага отходят с
упорными боями...
В 30-й армии к этому времени было всего три дивизии — 5-я стрелковая, 107-я
моторизованная и 18-я кавалерийская — и, кроме того, два отдельных стрелковых полка и
одна танковая бригада (она имела всего шесть танков). 16 ноября командование
Калининского фронта передало в состав 30-й армии 185-ю стрелковую и 46-ю
кавалерийскую дивизии.
Положение 30-й армии в те дни было очень тяжелым. Особую тревогу вызывала 107я дивизия. Она была почти изолирована от главных сил армии и отбивалась от
наступающего со всех сторон неприятеля.
Хоменко дал краткую оценку соединениям. Он не перекладывал ответственность за
отход на кого-то из подчиненных. Наоборот, утверждал, что командиры и комиссары
дивизий показали себя весьма достойно.
— Люди дерутся как львы, не боясь окружения, — с горячностью говорил
командарм. — Особенно выделяется 107-я мотодивизия. Ее командир полковник
Чанчибадзе — способный и храбрый человек.
Сам Василий Афанасьевич Хоменко был грамотным и смелым военачальником, но
его постигла тяжелая участь, В 1943 году в Северной Таврии, будучи командующим 44-й
армией, он по неосторожности попал под внезапный огонь врага и был страшно изранен.
У него трижды была прострелена грудь, выбиты оба глаза. Фашисты захватили генерала в
плен. Изверги пытались склонить Хоменко к измене Родине. Но Василий Афанасьевич
был непреклонен. Честный сын партии и советского народа, он умер как герой...
Только я начал знакомиться с работниками штаба, как зазвонил телефон.
Докладывал командир 18-й кавдивизии:
— После авиационного удара 22 бомбардировщиков противник силами до 55 танков
с пехотой при поддержке артиллерии прорвал оборону на левом фланге, в 6 километрах
западнее Спас-Заулка. Ввожу в бой резерв — два смешанных эскадрона при шести
орудиях. Прошу помочь авиацией и танками.
— Любой ценой задержите противника. Будем принимать меры.
Я выслал ему на помощь 46-й мотоциклетный полк с шестью орудиями.
Во второй половине дня на некоторых участках противнику удалось потеснить наши
части от 5 до 6 километров. Особенно тяжелая обстановка складывалась на клинском
направлении, в стыке между 16-й и 30-й армиями.
На рассвете 20 ноября разгорелась сильная артиллерийская канонада в районе
Завидова. Мы с членом Военного совета армии Н. В. Абрамовым решили туда поехать.
Машина пробиралась по разбитой лесной дороге. Постепенно лес стал редеть. Доносился
треск немецких автоматных очередей вперемежку с редкими разрывами мин и снарядов.
Примерно в 10 часов нас встретил офицер и провел на КП командира дивизии полковника
К. Н. Виндушева.
Комдив доложил:
— Противник напирает. Третью атаку только что отбили. Впереди на поле были
видны свежие воронки. На черном снегу вдали дымились семь вражеских танков. [132]
— Подбили из орудий?
— Четыре — артиллерией, три — из противотанковых ружей. Хорошее оружие.
— Сколько у вас таких ружей?
— Восемнадцать.
— А как с пехотой?
— Где пятнадцать, где двадцать штыков в роте.
— Есть резерв?
— Нет, все введено в бой.
Чем-либо помочь ему мы не могли, так как в армии резервов не было.
В это время из штаба армии сообщили, что дивизия П. Г. Чанчибадзе вышла из
окружения. Мы с Абрамовым выехали, чтобы встретить отважных воинов.
— Дивизия готова к выполнению новой боевой задачи, — доложил полковник
Чанчибадзе.
Порфирий Григорьевич с подъемом рассказывал о только что проведенных боях, о
подвиге танкиста 143-го полка В. Андронова. Под Теряевой Слободой Андронов
уничтожил шесть вражеских танков и два противотанковых орудия.
Решено было дивизию пока вывести в резерв.
Рано утром 21 ноября неприятель неожиданно для нас обрушил на штаб армии
танковый удар. Все мы, офицеры и генералы, вступили в бой плечом к плечу с бойцами
20-го запасного полка. Особенно отличился начальник артиллерии полковник Л. А.
Мазанов, который скосил из автомата десяток фашистов. Лейтенант Миненко из танка Т34 уничтожил шесть вражеских боевых машин. Отважно сражались офицеры М. М.
Бусаров, А. Я. Остренко, Н. Н. Олешев, В. Г. Бурыгин, политработники Н. И. Шилов, И.
А. Лавренов, Ф. Я. Федулов и другие. Штаб устоял, враг был отбит. Днем 21 ноября в
состав армии прибыла 8-я танковая бригада полковника П. А. Ротмистрова. Совсем мало
было в ней танков, зато люди дрались отлично. Позже бригада была преобразована в 3-ю
гвардейскую. В этот же день прибыл новый начальник штаба армии генерал-майор Г. И.
Хетагуров. Я знал его как очень хорошего работника — мы вместе с Хетагуровым воевали
еще в первые дни войны.
22 ноября положение наше продолжало ухудшаться. Утром 23 ноября противник
обошел Клин с северо-востока и юго-востока и ворвался в город. На помощь защитникам
[133] Клина мы направили 58-ю танковую и 24-ю кавалерийскую дивизии, чтобы ударить
гитлеровцам во фланг. Однако выправить положение контратакой не удалось: силы были
слишком неравные — у врага до 100 танков против наших 15 легких машин.
24 ноября враг захватил Клин. С потерей его наше положение резко ухудшилось.
Между 30-й и 16-й армиями образовался восьмикилометровый разрыв. Закрыть его было
нечем.
По телефону прошу командующего Западным фронтом генерала армии Г. К. Жукова:
— Дайте хоть одну дивизию. Командующий отвечает коротко:
— Во фронте резервов нет. Изыщите у себя. Стоять насмерть. Если что
высвободится — направим вам, — и кладет трубку.
А я свою держу. Слышу другой голос:
— У аппарата Соколовский. Здравствуйте, товарищ Лелюшенко. Командующий
фронтом говорит по другому аппарату. Что вы хотели еще доложить?
— Прошу, если нет возможности дать дивизию, выделить хотя бы противотанковый
артиллерийский полк.
— Знаем ваши трудности, но у Рокоссовского положение еще сложнее. Что было под
руками — направили ему. Держитесь. Комфронта, видимо, одну дивизию вам все-таки
даст.
25 ноября сильно похолодало. Понижение температуры сопровождалось сильным
снегопадом, что затрудняло движение войск.
Враг, хотя и в несколько замедленном темпе, настойчиво продолжал наступать двумя
танковыми группировками в направлении на Рогачево — Дмитров. На левый фланг нашей
армии давило около 200 вражеских танков при мощной авиационной поддержке.
Противник в любой момент мог пробить брешь в нашей обороне.
Необходимо было иметь под рукой резервы, но их не было. Пришлось почистить
дивизионные и армейские тылы. Из личного состава хлебопекарен, складов,
подразделений охраны удалось набрать восемь взводов, по двадцать человек в каждом.
Им придали по одному орудию, по сотне противотанковых мин и тут же ввели в дело.
[134]
Бой принял напряженный характер. Бились все вместе: боевые части, штабы, тылы,
даже госпиталь легкораненых, грудью заслоняя от врага родную столицу. Полковник
Егоров, командир танкового полка, лично расстрелял бронебойными снарядами четыре
вражеских танка. Мотострелковый батальон Шестакова истребил пять танков, четыре
орудия и до двух рот вражеской пехоты. Санитарка Катя Новикова из автомата
уничтожила пять фашистов. Но, несмотря на массовый героизм, наше положение все
ухудшалось.
27 ноября на всем фронте армии, особенно на дмитровском направлении, шли
кровопролитные бои. В ночь на 28 ноября прибыло обещанное генералом армии Г. К.
Жуковым подкрепление — батальон противотанковых ружей из Московской зоны
обороны. Это нам хорошо помогло.
К началу декабря частям 30-й армии при взаимодействии с другими армиями фронта
удалось задержать продвижение противника. Армии правого крыла и центра Западного
фронта также оказывали все возрастающее сопротивление и останавливали наступление
противника. Чаша весов медленно, но верно склонялась в нашу пользу. Фронт под
Москвой начал стабилизироваться. Повсеместно нарастали подъем и воодушевление.
Только с 16 ноября по 5 декабря 1941 года фашисты потеряли под Москвой 55 тысяч
убитыми, свыше 100 тысяч ранеными, было подбито и сожжено 777 танков, уничтожено
297 орудий и минометов.
Воины чувствовали, что враг в основном остановлен, что Красная Армия наносит
ему сокрушительные удары и ее поддерживает весь народ. Эти настроения выражены в
популярной песне тех дней:
Не
смять
богатырскую
силу.
Могуч
наш
заслон
огневой.
Мы выроем немцу могилу
В туманных полях под Москвой...
1 декабря нас с членом Военного совета Н. В. Абрамовым вызвали в штаб Западного
фронта. Генерал армии Г. К. Жуков познакомил нас с замыслом предстоящей
наступательной операции. Затем начальник штаба фронта генерал В. Д. Соколовский
подробно изложил план контрнаступления. [135]
30-й армии ставилась задача ударить по флангу танковой группировки противника от
Волжского водохранилища на Клин и во взаимодействии с 1-й ударной армией и
войсками левого крыла Калининского фронта окружить и уничтожить клинскорогачевскую группировку противника. Начало наступления ориентировочно назначалось
на 5 декабря.
Предстояла сложная, напряженная работа: подготовить в кратчайший срок
наступательную операцию, не переставая укреплять свою оборону. Член Военного совета
Н. В. Абрамов, начальник штаба Г. И. Хетагуров, начальник артиллерии Л. А. Мазанов,
начальник политического отдела армии Н. И. Шилов, начальники родов войск и служб,
весь коллектив полевого управления армии с огромным подъемом разрабатывал план
операции. Было решено нанести главный удар с плацдарма немного южнее Волжского
водохранилища (Конаково — Большие Ручьи — Иваньково — Раменье), обходя Клин с
северо-востока, где находилось наиболее слабое место обороны противника.
В два-три дня спланировать операцию, довести задачу до исполнителей, принять
новые дивизии, скрыто сосредоточить их и своевременно вывести на исходные позиции,
оказать помощь командирам и штабам в подготовке войск к наступлению — дело далеко
не простое.
Во время подготовки к контрнаступлению к нам приехал начальник
политуправления Западного фронта В. Е. Макаров. Он побывал во многих частях,
беседовал с бойцами и командирами, а вечером в штабе армии подвел итоги.
Начальник политотдела армии Н. И. Шилов доложил В. Е. Макарову о росте
партийных организаций. В полках не проходило ни одного партийного собрания, где бы
не разбирались заявления бойцов и командиров о вступлении в партию. «За родную
Москву хочу идти в бой коммунистом», — эти слова можно было прочесть почти в
каждом заявлении. Молодежь дружно вступала в комсомол. Политико-моральное
состояние частей было высокое. Тон во всем задавали коммунисты и комсомольцы. Среди
них было немало москвичей — рабочих «Серпа и молота», завода имени Владимира
Ильича, «Шарикоподшипника», электрозавода, автозавода и других предприятий. 46-й
мотоциклетный полк, впоследствии 2-й гвардейский, целиком состоял из коммунистов и
комсомольцев Москвы. [236]
В конце совещания В. Е. Макаров сказал:
— Вы будете наносить один из главных ударов во фронтовой наступательной
операции. От того, как ваша армия выполнит приказ, в значительной степени будет
зависеть успех всего контрнаступления. Клин должен быть взят в первые же дни, —
заключил Макаров.
К вечеру 2 декабря из Сибири прибыл первый эшелон 365-й стрелковой дивизии.
Командовал ею полковник М. А. Щукин, а военкомом был полковой комиссар А. Ф.
Крохин. Этой дивизии предстояло наступать в первом эшелоне армии, на самом что ни на
есть ударном направлении. Мы порекомендовали сибирякам пригласить в свои
подразделения бывалых, обстрелянных воинов из соседних частей и ознакомиться с их
опытом.
Другие свежие дивизии задерживались в пути — гитлеровцы бомбили железные
дороги. А сроки наступления приближались. Возник серьезный вопрос: просить ли
командование фронта об отсрочке наступательной операции или начать ее с наличными
силами? Собрался Военный совет армии. Мнения разошлись. Одни говорили о риске
наступать с недостаточными силами, не дождавшись резервов (это мнение особенно
отстаивал начальник артиллерии Л. А. Мазанов). Другие считали, что отсрочка позволит
противнику укрепить оборону и ее будет трудно прорвать. Горячим защитником такой
точки зрения был П. Г. Чанчибадзе. Рассуждения и тех и других были не лишены
основания...
По предложению начальника штаба армии Г. И. Хетагурова Военный совет решил
уточнить намерения противника. Дивизиям Чанчибадзе и Виндушева была поставлена
задача взять «языков».
В ночь на 3 декабря было захвачено четыре вражеских солдата и два младших
командира. Пленных доставили в штаб армии. Из их показаний следовало, что противник
лихорадочно укрепляет свою оборону, но о подготовке нашего наступления не
подозревает. Мол, русские обескровлены и занимаются укреплением подступов к Москве.
Эти сведения подсказали решение: использовать важнейший в военном деле фактор
внезапности, даже если в первый день наступления не все силы будут налицо.
Чтобы усилить эффект неожиданности, решили действовать ночью, без
артиллерийской подготовки и без криков [137] «ура». Ночное наступление должно было
свести к минимуму преимущество противника в танках и авиации. Во-первых, танки
противника ночью, в условиях плохой видимости, не смогут вести меткий огонь; к тому
же ночью трудно завести машины, особенно зимой, при больших морозах; во-вторых, в
темноте врагу не легко будет распознать действительные силы наступающих; в-третьих,
авиация в это время суток слепа. Но нельзя было забывать, что наступать предстояло на
танки, поставленные в оборону, причем частями и соединениями, многие из которых еще
не получили боевого крещения. Случай этот в военном деле — исключительный.
В один из вечеров мы с Н. В. Абрамовым решили поехать к сибирякам и уральцам и
поговорить с солдатами и командирами подразделений, то есть с теми, кто будет идти в
атаку, прорывать вражескую оборону, уничтожать танки и живую силу врага. Поехали в
348-ю стрелковую дивизию, которая формировалась на Урале.
Задаю вопрос солдату богатырского телосложения:
— Как думаете, боец, если бы начать наступление не днем, а ночью?
— Что же, бывало, ночью охотились, и удачно, даже лучше, чем днем. Здесь тоже не
растеряемся. Нам ночью сподручней, чем фашистам, тем более зима.
Другой боец, такой же силач, добавляет:
— В тайге часто приходилось охотиться ночью, и не было случая, чтобы головой о
пихту стукнулся.
Многие солдаты высказали такое же мнение.
В другой стрелковой дивизии спросили командира батальона капитана Солдатова:
— Как будете выдерживать направление, если батальону придется наступать ночью?
— По компасу определю азимут, — улыбнувшись, ответил командир.
Весь его вид говорил: «Нашли простака! Кто же не знает таких элементарных
вещей?»
— Компас компасом. Но в ходе боя не всегда можно возиться с определением
азимута. Ну, а если вас ранят? На войне всякое бывает. Как выйдет из положения
командир, который вас заменит? Как вам кажется?
Вопрос всерьез озадачил комбата, да и не только его.
Когда мы вернулись в штаб, долго размышляли о том, [138] как помочь
подразделениям выдержать направление ночью, на незнакомой местности.
Посоветовавшись с командиром дивизии, пришли к решению: зажечь по два костра в
тылу каждого наступающего батальона, на расстоянии около километра один от другого,
чтобы костры находились в створе направления движения. Если, оглянувшись назад,
увидишь два огня совмещенными в одной плоскости, значит, направление движения
выдержано. Если же огни будут видны порознь, значит, сбились с курса.
Начальник штаба армии предложил выделить в головные наступающие батальоны
по одному-два офицера из полевого управления армии, хорошо знающих местность. Это
было сделано. Во время наступления большую помощь головным частям оказали
офицеры Бурыгин, Петухов, Попов и другие. Кроме того, некоторые командиры полков
взяли проводников из местных жителей.
Ночь — союзник для смелых и умелых на войне. А сибирякам смелости и уменья не
занимать. Однако рисковать надо было с умом. Мы учитывали, что к 6 декабря прибывали
уже две трети свежих сил, а на следующий день должны были сосредоточиться все новые
дивизии. Поэтому Военный совет армии решил просить у штаба фронта разрешения
начать наступление не 5, а 6 декабря. Просьба была удовлетворена.
Подсчет наших сил и — ориентировочно — сил противника показал примерно
следующее соотношение. На направлении главного удара в пехоте и артиллерии мы
имели двойное превосходство, но по танкам уступали противнику в семь-восемь раз. По
военной науке наступать при таком соотношении сил нельзя. При наступлении требуется
иметь на участке главного удара не менее чем тройной перевес сил над противником —
так нас учили в свое время в академиях. И все же мы пошли в наступление...
Войска кропотливо и настойчиво готовились к предстоящим боям. В частях
проводились занятия, отрабатывалось взаимодействие между пехотой, артиллерией и
танками. К началу наступления Военный совет и начальники родов войск армии побывали
во всех дивизиях. Нужно было видеть, с какой неустанной энергией, не теряя ни минуты,
готовились к сражению командиры дивизий М. А. Щукин, Ф. В. Чернышев, В. А. Чистов,
А. С. Люхтиков, Н. В. Горин, [139] П. Г. Чанчибадзе, К. Н. Виндушев, П. С. Иванов, А. Ф.
Чудесов и С. В. Соколов. Большую работу проводили все штабы соединений, которые
возглавляли достойные офицеры И. Ф. Щеглов, А. А. Ветлугин, Я. Ф. Иевлев, А. В.
Чижов, В. К. Рощиненко, Н. В. Ягодкин, Б. С. Маслов и другие. Партийные организации и
политорганы армии трудились не покладая рук для обеспечения наступательной
операции. Добрым словом хочется тут помянуть начальника политотдела армии Н. И.
Шилова вместе с его замечательным коллективом. Николай Иванович всегда находился
там, где назревали серьезные события, где решалась самая трудная боевая задача. В боях
под Рогачевом, Клином он неизменно был в передовых частях. Раненный в ногу, он
остался в строю. В дивизиях энергично проводили партийно-политическое обеспечение
предстоящих боев военкомы соединений А. Ф. Крохин, И. М. Новожилов, К. Р. Грибов,
М. С. Банных и другие.
Канун контрнаступления — 5 декабря.
К полуночи войска заняли исходное положение. Тишина. Лишь изредка доносятся с
переднего края короткие пулеметные очереди. Медленно тянутся последние минуты.
6 декабря ровно в шесть часов утра 30-я армия без артиллерийской подготовки, без
криков «ура», в белых маскировочных халатах перешла в наступление. В первых
эшелонах шли сибиряки, уральцы и москвичи.
Враг был застигнут врасплох, ошеломлен. К рассвету на главном направлении мы
прорвали оборону противника до пяти километров в глубину и до двенадцати — по
фронту. На правом фланге 46-я кавалерийская и 185-я стрелковая, а на левом — 24-я и 18я кавалерийские дивизии и 923-й отдельный стрелковый полк 251-й дивизии сковали силы
противника. Они лишили неприятеля возможности бросить подкрепления против нашей
главной группировки. В это время сосед слева — 1-я ударная армия под сильным огнем
врага наводила переправу через канал Москва — Волга в районе Дмитрова.
Первый этап операции увенчался успехом. В штабе армии суммируются данные о
потерях врага. В числе трофеев десятки танков, орудий, минометов. Захвачено знамя
полка 36-й гитлеровской мотодивизии — первое знамя врага!
Во второй половине дня неприятель пришел в себя и на [140] отдельных участках
начал переходить в контратаки, но остановить наше наступление уже не мог.
Наша авиация активно бомбила оборону фашистов.
К вечеру 6 декабря прорыв на направлении главного удара был увеличен как в
глубину, так и по фронту.
Подведя первые итоги, мы решили не прекращать наступление и ночью, чтобы не
давать гитлеровцам передышки. Для этого каждая дивизия должна была наступать днем
двумя полками, а ночью, продолжая развивать успех, — третьим. Противник не сможет
определить, какие силы наступают ночью, и будет вынужден круглые сутки держать свои
войска в напряжении.
Всю ночь на 7 декабря и весь следующий день продолжалось наступление. Сильные
удары обрушили уральцы, сибиряки, москвичи на вновь подошедшие 6-ю танковую и 14ю моторизованную гитлеровские дивизии. Враг оставил на поле боя около 3 тысяч трупов.
На снегу чернели орудия, танки, минометы, автомашины.
Успешно продвигались вперед и наши соседи — части Калининского фронта, а
также армии В. И. Кузнецова и К. К. Рокоссовского. В центре Западного фронта войска Л.
А. Говорова, М. Г. Ефремова, а на левом фланге — Ф. И. Голикова и П. А. Белова гнали
врага на запад.
Сражение не утихало и 8 декабря. В ночь на 9-е мы нанесли поражение спешно
переброшенной сюда 1-й танковой дивизии противника. Наша 8-я танковая бригада,
вырвавшись вперед, совместно с 379-й стрелковой дивизией полковника В. А. Чистова
перерезала Ленинградское шоссе возле села Ямуга и овладела этим селом.
Наши части вышли на ближние подступы к Клину. Возникла реальная перспектива
глубокого флангового охвата главных сил немецко-фашистских войск северо-западнее
Москвы. Обеспокоенное гитлеровское командование уже 7 декабря начало поспешно
перебрасывать к Клину новые танковые и моторизованные дивизии. Их задачей было
удержать этот важный узел дорог, необходимый для отвода войск с дмитровского и
солнечногорского направлений.
9 декабря войска нашей армии штурмом взяли Рогачево, Первым ворвался в город
1170-й стрелковый полк полковника А. А. Куценко из 348-й дивизии. Боем здесь
непосредственно руководил начальник штаба: армии Г. И. Хетагуров.
Ударная группировка армии вплотную подошла к Клину. Гитлеровцы, получив в
подкрепление новые танковые дивизии, оказали здесь упорнейшее сопротивление.
Вражеские контратаки были настолько ожесточенными, что за полдня населенные пункты
Воронине, Спас-Коркодино, Ново-Щапово по четыре раза переходили из рук в руки.
Образец отваги в бою здесь показали 21-я танковая бригада подполковника Лесового и
уральцы из 371-й стрелковой дивизии.
12 декабря наше наступление явно застопорилось. Создавалось впечатление, что
наступает равновесие сил. Это очень опасное положение при наступлении. Необходимо
было поддерживать на решающем направлении перевес сил, а наша армия с начала
наступления не получила ни одного солдата. Теперь командование фронтом и Ставка
начали принимать меры. В ночь на 13 декабря прибыла свежая 363-я стрелковая дивизия
полковника К. В. Свиридова (военком Ф. П. Суханов, начальник штаба подполковник С.
Г. Поплавский). Решено было ввести ее в бой для глубокого обхода Клина с запада.
Чтобы не выпустить противника из города, мы создали подвижную группу в составе
двух танковых бригад, моторизованного и мотоциклетного полков. Группе была
поставлена задача: завершить окружение противника, закрыв ему пути отхода на запад. А
группа развития прорыва (107-я моторизованная и 82-я кавалерийская дивизии,
усиленные 2-м и 19-м лыжными и 145-м отдельным танковым батальонами) под
командованием П. Г. Чанчибадзе устремилась в глубокий тыл врага. На флангах же армии
действовали стрелки К. Н. Виндушева и кавалеристы П. С. Иванова и А. Ф. Чудесова.
14 декабря 30-я армия, перегруппировав войска, всеми силами снова перешла в
наступление. В 4 часа утра 1233-й полк полковника Решетова из 371-й стрелковой
дивизии ворвался в Клин с северо-восточной стороны, Спустя полчаса 348-я стрелковая и
24-я кавалерийская дивизии достигли юго-восточной окраины города. С юга подошли к
городу части 1-й ударной армии. Тем временем танкисты Ротмистрова и Лесового с
моторизованным и мотоциклетным полками сомкнули кольцо вокруг клинской
группировки гитлеровцев, перерезав шоссе, идущее на запад, и вышли на тыловые
коммуникации противника. Враг попал в ловушку. [142] Он стремился вырваться из
окружения. Но только небольшая часть его войск прорвалась на запад. К утру 15 декабря
наши войска полностью очистили Клин.
За время боев с 6 по 15 декабря противник понес огромные потери. Только 30-я
армия захватила и уничтожила до 200 танков и бронемашин, свыше 500 орудий и
минометов, 2500 автомашин и другую боевую технику и вооружение. Больше 20 тысяч
вражеских солдат и офицеров было убито, несколько тысяч пленено. Полностью были
разгромлены 86-я пехотная, 36-я моторизованная дивизии, большой урон был нанесен 14й моторизованной, 1-й и 6-й танковым дивизиям, пострадали и 7-я танковая и 20-я
моторизованная дивизии врага.
В то время как героические советские воины стремительно развивали наступление на
запад, в Москве находился министр иностранных дел Великобритании Иден. Он захотел
посмотреть на результаты боев.
15 декабря в середине дня к зданию комендатуры в Клину подошла колонна
легковых автомашин. Из них вышли гости — в шубах, теплых пальто, закутанные в
разноцветные шарфы, с фотоаппаратами и блокнотами. Побеседовав с командирами и
осмотрев город, они пожелали совершить поездку к линии фронта. Впрочем, это мало
походило на поездку: шоссе на протяжении десяти — пятнадцати километров было
завалено фашистской боевой техникой и трупами, и Иден со спутниками не столько ехал,
сколько шел пешком. Англичане видели подбитые танки, исковерканные орудия,
бронемашины и транспортеры, тысячи трупов. Навстречу то и дело попадались группы
пленных фашистов — оборванных, дрожащих от холода. Иден пытался говорить с ними.
Пленные отвечали немногословно:
— Гитлер капут!
Спустя две недели мы прочитали в «Правде» заявление Антони Идена, сделанное им
по возвращении в Лондон. Делясь впечатлениями о поездке в Клин, он сказал: «Я был
счастлив видеть некоторые из подвигов русской армии, подвигов поистине
великолепных».
Невозможно рассказать обо всех подвигах — героизм был массовым. Воины смело
шли вперед, убеждаясь, что врага можно бить и разбить. Герои были в каждой роте, в
каждом взводе. [143]
Скажу коротко хотя бы о некоторых. Младший лейтенант Н. С. Шевляков из 1174-го
стрелкового полка 348-й стрелковой дивизии в боях за Клин решил уничтожить дот,
который мешал нашему продвижению. С двумя бойцами он близко подполз к доту и стал
забрасывать фашистов дымовыми шашками. В этот момент Шевляков был ранен. Собрав
последние силы, отважный воин своим телом закрыл амбразуру и заставил замолчать
вражескую огневую точку. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского
Союза. Подобный подвиг в те дни совершил и сержант В. В. Васильковский из 1319-го
стрелкового полка 185-й дивизии. Разгром немецко-фашистских полчищ под Москвой
отрезвил головы фашистских стратегов. Генерал Блюментрит писал о тех днях: «Это был
поворотный пункт нашей Восточной кампании — надежды вывести Россию из войны в
1941 г. провалились в самую последнюю минуту... Нам противостояла армия, по своим
боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо
приходилось встречаться на поле боя».
Однако полностью окружить и уничтожить врага под Москвой нам не удалось.
Недоставало тогда у нас танков, авиации и других видов вооружения. Маловато было еще
боевого опыта. Мы не могли по-настоящему вести разведку, нередко наносили лобовые
удары вместо обходов и охватов с флангов и с тыла. Боевая слаженность всех родов войск
еще не отвечала стоящим задачам.
Долог и тернист был наш путь к незабываемым майским дням 1945 года, когда
безоговорочно капитулировала фашистская Германия. День, когда советские солдаты
водрузили над зданием рейхстага красное знамя, был поистине великим. Но мы помним,
что заря победы занялась в декабрьские сумерки 1941 года на полях Подмосковья, что на
подступах к столице врагу было нанесено первое крупное поражение. Москва — городгерой. Именно отсюда мы начали отсчитывать победные километры к Берлину.
Но и сейчас долг каждого советского человека, как призывают нас решения XXIII
съезда КПСС, «крепить оборонную мощь нашей Родины, чтобы Вооруженные Силы
СССР были всегда готовы надежно защитить завоевания социализма и дать
сокрушительный отпор любому империалистическому агрессору».
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
К. К. Рокоссовский
Маршал
Советского
Союза,
бывший командующий 16-й армией
На московском стратегическом направлении
В июле 1941 года немецко-фашистское командование приступило к нанесению
«решающего удара» на центральном — московском направлении.
Для проведения этой операции были привлечены две полевые армии, крупные
танковые и моторизованные соединения и воздушный флот, объединенные в группу
армий «Центр». В задачу группы входило: рассечь на нескольких направлениях войска
Западного фронта, окружить и уничтожить в районе Смоленска основные их силы и
открыть дорогу на Москву.
Гитлеровское командование не сомневалось в быстром осуществлении этих планов,
так как считало, что никаких резервов в распоряжении советского командования не
осталось.
Не случайно начальник генерального штаба немецко-фашистских сухопутных войск
Гальдер записал 11 июля в своем дневнике, что фронт, не имеющий у себя в тылу
резервов, не может держаться. Но германское командование ошиблось в своих расчетах.
[145]
Начавшееся 10 июля наступление немецко-фашистских войск группы армий
«Центр» имело вначале успех, но было остановлено затем на рубеже Андреаполь —
Западная Двина — Жарковский — Ярцево — Ельня — река Десна. Попытка противника
завершить окружение сражавшихся в районе Смоленска 16-й и 20-й армий была
предотвращена контрударом советских войск с ярцевского рубежа. Это позволило 16-й и
20-й армиям отойти на новый оборонительный рубеж.
В конце июля 16-я армия соединилась с частями, действовавшими в районе Ярцева.
Вскоре мне было поручено вступить в командование этой армией.
В августе и сентябре бои на ярцевском рубеже носили местный характер. В первой
половине августа войска 16-й армии вышли на восточный берег реки Вопи.
Все попытки врага выбить наши части отсюда были отражены. В первых числах
сентября соединения 16-й армии, преодолев сильный огонь врага, форсировали Вопь и
штурмом взяли вражеские укрепления на западном берегу реки. Упорными
восьмидневными боями наша армия отвлекла на себя часть вражеских резервов из района
Ельни.
В боях наши воины закалялись, приобретали необходимый боевой опыт, узнавали
слабые и сильные стороны противника. Появлялась уверенность в своей способности не
только обороняться, но и наносить противнику существенные удары.
В этих и в последовавших за ними боях хорошо проявили себя многие командиры.
Командующий артиллерией армии генерал В. И. Казаков своей находчивостью и умелым
руководством артиллерийскими соединениями и частями обеспечивал действия войск
армии во всех видах боя. Гитлеровцы, особенно их танковые соединения, запомнили
удары нашей артиллерии под Ярцевом и Волоколамском. Член Военного совета армии
генерал А. А. Лобачев, мужественный большевик, обладал способностью воодушевлять
воинов на выполнение задачи в самой тяжелой боевой обстановке. Начальник штаба
армии генерал М. С. Малинин, прекрасно знающий штабную службу, своей энергией и
настойчивостью в любой обстановке, даже там, где, казалось, сделать ничего нельзя,
обеспечивал управление войсками. Этому способствовал и начальник связи армии
полковник П. Я. Максимеменко, не признававший выражения «нет связи». Переживаемое
суровое время, непрерывное пребывание в сложных условиях сроднило весь руководящий
состав армии.
Командиры и политработники, как говорится, понимали друг друга с одного слова.
Каждый из них стремился как можно лучше выполнить порученное дело.
С самого начала оборонительных боев на ярцевском рубеже установилась теснейшая
связь войск 16-й армии с Москвой. К нам приезжали представители Московского
Комитета партии и Моссовета, делегации фабрик и заводов столицы, писатели, артисты.
Неоднократно бывал у нас Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Ф. Горкин,
который вручал награды воинам. Приезжал Е. М. Ярославский.
Общение с советскими людьми, бежавшими с временно оккупированной
гитлеровцами территории, их рассказы о зверствах и издевательствах, чинимых над
населением немецко-фашистскими захватчиками, вызывали у воинов жгучую ненависть к
врагу и жажду быстрее отомстить ему.
К началу октября нашим правым соседом была 19-я армия, которой командовал
генерал-лейтенант М. Ф. Лукин, старый, заслуженный, опытный командир. Левым
соседом была 20-я армия генерала Ф. А. Ершакова.
Конец сентября ознаменовался подозрительной пассивностью противника на нашем
центральном участке. Эта тишина беспокоила и настораживала нас. Как показали
последующие события, враг сосредоточивал крупные силы и производил
перегруппировку войск против Западного фронта.
Для удара на московском направлении враг сосредоточил три полевые армии и две
сильные танковые группы. Как и в июльском наступлении, немецко-фашистское
командование рассчитывало ударами сильных группировок по флангам прорвать оборону
советских войск и, развивая наступление, танковыми ударными группами окружить и
уничтожить войска Западного фронта, находившиеся западнее Вязьмы.
Если в Смоленском сражении в июле 1941 года враг не смог осуществить свой план,
то на этот раз его замысел во многом удался.
2 октября гитлеровские войска, перейдя в наступление, нанесли удары на двух
участках фронта: из района Рославля [147] и из района севернее Духовщины. В тяжелых
условиях отхода на новый рубеж в войсках Западного фронта предполагалась частичная
перегруппировка. 16-я армия передавала свои части 20-й армии, а управление армии
выходило в район Вязьмы для объединения всех частей, которые сражались в этом
районе. Но в условиях наступления врага эту перегруппировку полностью осуществить не
удалось. Гитлеровское командование бросило в прорывы позиций наших войск свои
танковые группы, которые отрезали пути отхода частям армий Западного фронта,
находившимся западнее Вязьмы. Не получив поддержки извне и не имея связи с фронтом,
эти войска вынуждены были вести тяжелые бои в окружении.
В создавшейся обстановке был такой момент, когда дорога на Москву на можайском
и волоколамском направлениях была почти открыта. Для защиты столицы были
использованы все имеющиеся средства. Распоряжениями Ставки Верховного
главнокомандования на московское направление перебрасывались новые соединения и
части. Войска Резервного фронта были переданы в состав Западного фронта.
Командующего Западным фронтом генерал-полковника И. С. Конева сменил генерал
армии Г. К. Жуков.
Управление и штаб 16-й армии, переброшенные на волоколамское направление,
приступили с новым составом армии к организации обороны на рубеже от Волжского
водохранилища на севере до совхоза «Болычево» на юге, шириной почти в 100
километров. В этой полосе проходили две крупные магистрали — Ленинградское и
Волоколамское шоссе, которые противник стремился использовать для быстрого
продвижения к столице.
К этому времени силы 16-й армии состояли из двух кавалерийских дивизий группы
генерал-майора Л. М. Доватора, 316-й стрелковой дивизии генерал-майора И. В.
Панфилова, курсантского полка училища имени Верховного Совета РСФСР под
командованием полковника С. И. Младенцева и 18-й стрелковой ополченской дивизии,
сформированной в основном из трудящихся Ленинградского района Москвы (ею
командовал генерал-майор П. Н. Чернышев). Армия была усилена артиллерийскими
частями. Несколько позднее в состав армии вошли танковые бригады М. Е. Катукова и Ф.
Т. Ремизова, а также другие части. [148]
Разведкой боем и опросом пленных мы установили, что противник стягивает
крупные силы на волоколамское направление и что его наступление должно начаться в
ближайшие дни.
Войска армии приступили к укреплению занимаемого рубежа. Особое внимание
было уделено созданию глубокой противотанковой обороны. Для этой цели
использовалась вся имеющаяся в армии артиллерия, заранее предусматривался ее
широкий маневр. Создавались подвижные отряды саперов, в задачу которых входило
минировать наиболее танкоопасные направления. На стыках между полками саперы
отрывали противотанковые рвы и устанавливали мины.
Все это было выполнено в течение нескольких дней под непрерывным обстрелом
противника. Медлить с организацией обороны нельзя было и часу: на нашем
волоколамском направлении противник начал наступление уже с утра 14 октября.
Сознание того, что на нас возложена задача защищать подступы к Москве, удесятеряло
силы бойцов и командиров. Воины клялись сделать все, чтобы разбить врага.
Против войск 16-й армии только на участке города Волоколамска противник
сосредоточил четыре дивизии: две пехотные, одну танковую и одну моторизованную. В
них насчитывалось до 200 танков.
Главный удар гитлеровцы наносили на участке 316-й стрелковой дивизии, передний
край обороны которой проходил в 12 — 15 километрах от Волоколамского шоссе. На этом
участке шли неослабевающие бои наших пехотных подразделений и артиллерии с
вражескими танками и мотопехотой. Противник то и дело вводил в бой сильные танковые
группы по 30 — 50 машин с пехотой, поддерживаемые артиллерийским огнем и ударами
авиации.
Встретив организованное сопротивление наших войск, фашисты отходили и снова
начинали атаки. Неся большие потери в живой силе и технике, враг вынужден был
вводить в бой все новые и новые части. Сражение разгорелось на всем фронте обороны
армии. Бои достигли крайнего ожесточения в районах Осташева, Становища, СпассРюховского.
Мощным танковым кулаком противник пытался прорваться к Волоколамскому
шоссе. Более 60 танков с десантом атаковали совхоз «Болычево». Но рота лейтенанта
Маслова ружейно-пулеметным огнем смела вражеских автоматчиков. Три машины
подорвались на минах, шесть подожгли артиллеристы. Атака захлебнулась. Через три часа
противник снова бросил сюда до 60 танков; сзади шли автоматчики. Но и на этот раз
точный огонь нашей пехоты и артиллерии приостановил продвижение врага. Тогда 30
танков двинулись в обход совхоза. Лейтенант Маслов продолжал бой и в окружении. До
наступления темноты его бойцы уничтожили еще 8 танков. Врагу пришлось обойти
опорный пункт, потеряв два десятка машин.
Стойко и мужественно сражались воины 1075-го полка в районе Федосьина.
Гитлеровцы обошли деревню с юга, но здесь встретили упорное сопротивление 4-й
стрелковой роты, политруком которой был Василий Клочков. К исходу 17 октября в пяти
километрах севернее Федосьина гитлеровцы все же прорвались на Княжево. Создалась
угроза населенным пунктам Игнатково и Осташево. Пришлось принять срочные меры,
чтобы остановить врага: заминировали дорогу, выдвинули в этот район истребительные
отряды, подтянули артиллерию.
Ожесточенные бои продолжались до 22 октября. Все попытки врага прорвать фронт
обороны 16-й армии и открыть путь к Москве были сорваны, хотя нам и пришлось
оставить некоторые населенные пункты. Понеся огромные потери, враг вынужден был
приступить к перегруппировке своих сил.
Подтянув резервы, 23 октября гитлеровцы снова перешли в наступление. Они
нанесли сначала удары по нашим соседям — 5-й и 30-й армиям. Потеснив их, они снова
обрушились на 16-ю армию. Завязались ожесточенные бои за Волоколамск.
Волоколамское направление осталось в памяти как полоса длительных,
непрерывных, напряженных сражений. Воины армии показали здесь величайшую
храбрость и стойкость. Неувядаемой славой покрыли себя полки 316-й стрелковой
дивизии.
Когда противник бросил 60 танков на обороняемый 289-м стрелковым полком
участок, наши бойцы стойко встретили врага. Батарея этого полка, которой командовал
старший лейтенант Беляков, раньше других обнаружившая противника, [150] подбила 11
танков, батарея Капацына — 17, остальные батареи — еще 18 машин.
Особенно отличился в одном из боев младший сержант Стемасов. Несмотря на то
что у орудия была разбита панорама, он вместе с бойцами Чоботовым и Нероновым,
наводя через ствол, подбил 7 танков. Когда же в тыл смельчакам прорвалась большая
группа вражеских танков, отважные воины, зацепив трактором орудие, вывезли его из
окружения. За проявленный героизм и мужество младшему сержанту Стемасову было
присвоено звание Героя Советского Союза.
Младший лейтенант 1075-го стрелкового полка Ширматов лежал за ручным
пулеметом. Ему отлично были видны фашисты, наступавшие на наш рубеж, но он не
открывал огня. Только когда враг подошел на 200 — 300 метров, Ширматов нажал
спусковой крючок. Свыше 50 фашистских солдат и офицеров легло под огнем пулемета, а
остальные обратились в бегство. Герой кричал им вдогонку: «А ну, кто еще хочет на
Москву?»
Самоотверженно сражались воины 18-й дивизии. Как уже говорилось, она на две
трети состояла из трудящихся Ленинградского района Москвы. Здесь были и участники
первой мировой и гражданской войн, и юноши, впервые взявшие в руки оружие. Вначале
ополченцам не хватало организованности, но все они горели желанием разбить врага и
отстоять столицу. Цементирующей силой дивизии были коммунисты и комсомольцы.
Придавая особое значение захвату Волоколамского укрепленного района,
командование фашистской группы армий «Центр» направило в помощь наступавшим
здесь частям еще один моторизованный корпус. Под давлением значительно
превосходящих сил противника войскам 16-й армии пришлось 27 октября оставить
Волоколамск и занять оборону восточнёе города.
К концу октября наступление немецко-фашистских войск на Москву захлебнулось.
Гитлеровские генералы посылали в Германию победные реляции, а солдаты — письма
родным. Солдатские письма вносили существенные поправки в хвастливые донесения
фашистских военачальников. «Нам сказали, — писал 22 октября в письме к жене солдат
Гелинг, — что это последние бои, однако нас опять заставляют воевать. Черт его знает,
когда этому будет конец». [251]
Оборона советских войск стабилизировалась. Войска 16-й армии укрепляли
занимаемые рубежи, так как мы не сомневались, что противник, подтянув резервы, снова
предпримет наступление.
Превосходство противника в живой силе и технике, в частности в танках, артиллерии
и авиации, ставило наши войска в исключительно тяжелое положение. Требовались новые
огромные усилия, чтобы отразить удары врага, не дать ему возможности прорваться к
столице.
К началу второго наступления гитлеровцев на Москву в 16-ю армию поступили
свежие части. Особенно ощутимым подкреплением было прибытие полностью
укомплектованной сибирской 78-й стрелковой дивизии под командованием опытного
генерала А. П. Белобородова. Эта дивизия сыграла большую роль в сражении под
Москвой. Кроме того, армия пополнилась танковыми частями, артиллерией. Усилила
свою активность и авиация.
Непрерывно, ночью и днем, по всему фронту копались траншеи и окопы,
создавались противотанковые районы, минировались танкоопасные направления,
изучалась местность, приводилось в порядок и пополнялось вооружение.
Чтобы помешать перегруппировке сил врага, требовалось сбить его с выгодных
позиций. Очень важно было отобрать у противника деревню Скирманово, откуда он
обстреливал наши коммуникации и в любое время мог легко выйти на Волоколамское
шоссе. Захват Скирманова был возложен на 18-ю дивизию, которую усилили
артиллерийским полком, 1-й гвардейской танковой бригадой М. Е. Катукова и двумя
дивизионами реактивных минометов (знаменитых «катюш»).
Рано утром 12 ноября, после артиллерийской подготовки, в которой впервые на
нашем направлении участвовали «катюши», началось наступление. Весь день и всю ночь
шел жаркий бой. 13 ноября наши части ворвались в Скирманово. В лощине возле деревни
образовалось настоящее кладбище подбитых вражеских танков, орудий, автомашин и
другой техники, валялись сотни трупов фашистских захватчиков. С утра 14 ноября
начался бой за деревню Козлово, а к исходу дня 18-я дивизия овладела и этой деревней.
В сложной боевой обстановке 18-я стрелковая дивизия ощущала постоянную
поддержку со стороны Ленинградского райкома партии. В период тяжелых боев ее
неоднократно [152] посещали делегации заводов и фабрик, партийных и комсомольских
организаций. Дивизия непрерывно пополнялась личным составом, оружием,
продовольствием. В разгар ожесточенных боев на фронт прибыл еще один батальон
добровольцев из Ленинградского района. Командир батальона П. В. Сергеев, в прошлом
партийный работник, рассказал, что эта часть была сформирована из рабочих и служащих
района в трудные дни 13 — 14 октября, когда в Москве срочно создавались добровольные
формирования на случай, если враг прорвется к столице. По просьбе командования
Московский горком партии направил батальон на фронт, в ополченскую дивизию. В
батальоне насчитывалась тысяча бойцов, главным образом коммунистов. По прибытии в
дивизию их распределили по полкам. В решающих ноябрьских боях ополченцы с честью
выполнили свой долг перед Родиной.
За стойкость и мужество, проявленные под Москвой и в последующих боях, 18-я
дивизия в числе других соединений была удостоена наименования гвардейской, а позднее
награждена орденом Красного Знамени.
Прибывали к нам в эти дни и добровольческие подразделения, сформированные в
других районах Москвы. Они вливались в части непосредственно на поле боя и
самоотверженно дрались с гитлеровцами, стойко защищая свою родную столицу.
15 — 16 ноября гитлеровцы возобновили наступление на Москву. Ожесточенные бои
разгорелись на северо-западных подступах к столице. Против 16-й армии действовала
часть войск 4-й танковой группы противника.
Навсегда сохранится в памяти народа подвиг 316-й стрелковой дивизии генералмайора И. В. Панфилова, кавалерийской группы генерал-майора Л. М. Доватора и
танковых бригад М. Е. Катукова и Ф. Т. Ремизова, в течение 16 ноября отражавших
натиск полчищ вражеских танков.
Когда в семи километрах юго-восточнее Волоколамска, в стык между 316-й
дивизией и кавалерийской группой, враг двинул мощный танковый кулак, его встретили
сначала истребители танков, входившие в состав 1075-го стрелкового полка. На
железнодорожном разъезде Дубосеково 28 героев-панфиловцев во главе с политруком
Клочковым приняли на себя удар 50 вражеских танков и в течение четырех часов [253]
вели беспримерный, легендарный бой. Не могу не привести ставшие широко известными
в народе слова политрука Клочкова: «Велика Россия, а отступать некуда: позади Москва».
Так думали все бойцы, стоявшие насмерть у ворот столицы. Один за другим выбывали из
строя храбрецы. Тяжело раненный политрук со связкой гранат бросился под вражеский
танк и взорвал его. Гитлеровцы оставили на поле боя 18 танков и десятки солдат и
офицеров, но прорвать оборону не смогли.
В тот же день 6 вражеских танков подбила 2-я батарея 871-го противотанкового
артиллерийского полка. Геройски сражались с врагом воины 1073-го стрелкового полка.
В трудной обстановке, которая создалась для нашей армии в середине ноября, мы
понесли тяжелую утрату — на боевом посту погиб командир прославленной 316-й (8-й
гвардейской) дивизии И. В. Панфилов.
Чем ближе продвигался враг к Москве, тем больше нарастала сила сопротивления
защитников столицы. Особенно отличился в те дни 289-й противотанковый
артиллерийский полк, оборонявший подступы к Волоколамскому шоссе с юга.
Во второй половине ноября противник нанес удар по войскам соседней справа 30-й
армии генерала Д. Д. Лелюшенко и, потеснив ее, прорвался с севера к Клину, обойдя
правофланговые части 16-й армии.
Для непосредственной обороны Клина из частей обеих армий командованием фронта
была создана оперативная группа под командованием моего заместителя генерал-майора
Ф. Д. Захарова. В группу вошли 126-я стрелковая дивизия, 24-я кавалерийская дивизия,
курсантский полк, 8-я и 25-я танковые бригады; они нанесли врагу значительные потери,
особенно в танках.
Наиболее ожесточенные бои за Клин развернулись 22 и 23 ноября. В это время мне
пришлось вместе с Ф. Д. Захаровым находиться в городе. Несмотря на все принятые меры,
под натиском превосходящих сил противника мы вынуждены были 24 ноября оставить
Клин, а 25 ноября — Солнечногорск.
Враг устремился к Яхроме и Дмитрову. Чтобы воспрепятствовать быстрому
продвижению его на этом направлении, генерал-майору Ф. Д. Захарову было поручено
объединить [154] все части, находившиеся в районе Клина. Руководимые генералом
Захаровым войска втянули противника в тяжелые бои, сдерживая его продвижение.
Одновременно развернулось крупное сражение в районе Солнечногорска, откуда
противник наносил удар на Москву вдоль Ленинградского шоссе. И здесь войска 16-й
армии оказали врагу упорное сопротивление. Наступили критические дни. Тяжелые бои
шли всюду — не только на Волоколамском и Ленинградском шоссе, но и в горловине,
образуемой этими магистралями. Здесь, на истринском рубеже, упорно сражались с
танковыми дивизиями врага 18-я и 78-я стрелковые дивизии, 1-я гвардейская танковая
бригада М. Е. Катукова.
Гитлер требовал от своих войск покончить с Москвой до наступления холодов.
Командование группы армий «Центр» торопилось, стремясь добиться решающего
перелома. Но достигнуть этого врагу не удалось, его план захвата Москвы был сорван. К
концу ноября уже стало заметно, что силы гитлеровцев слабеют. За сутки, а иногда и за
несколько суток врагу удавалось продвинуться всего на 3 — 5 километров.
Сопротивление наших войск все возрастало. Ведя ожесточенные бои, советские войска
закрепились на рубеже верховье реки Клязьмы — Крюково — Дедовск — река Истра,
Хотя гитлеровцы неоднократно пытались прорвать отдельные участки крюковскосходненекого и истринско-дедовского направлений, достигнуть успеха им не удалось. К
тому времени их ударная группировка потеряла не менее половины людского состава и
огромное количество боевой техники.
Последняя попытка врага прорваться к Москве на нашем участке 15ыла предпринята
30 ноября между Красной Поляной и Лобней. Ценой огромных потерь противник
потеснил наши части, вышел на ближние подступы к Москве, но прорвать фронт и
открыть путь в столицу не смог.
Несмотря на исключительно сложные ситуации, создававшиеся в процессе сражения:
маневры, отходы, контрудары, — связь с частями и соединениями в армии почти не
нарушалась. Такое же положение было и со связью армии с фронтом. Больше того,
командованию фронта удавалось часто устанавливать связь непосредственно с
соединениями, входившими в состав армии. [155]
Неоднократно в критические моменты, создававшиеся на фронте, интересовался
обстановкой и Верховный главнокомандующий Сталин, которому мне приходилось
докладывать по ВЧ. Должен сказать, что Сталин, хорошо понимая состояние
командующего в тяжелой обстановке, умел подбодрить буквально несколькими словами.
Обычно после каждого такого разговора следовало и усиление армии различного рода
средствами и людьми. Помощь иногда была очень скромной, но тогда мы были всему
рады. Было действительно очень тяжело.
Весьма внимательно к запросам и сообщениям войск относился начальник
Генерального штаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников.
2 — 4 декабря 1941 года следует считать днями, когда окончательно удалось
остановить наступление гитлеровских войск на северо-западных подступах к Москве.
Войска 16-й армии прочно закрепились на оборонительных позициях в секторе
Волоколамского и Ленинградского шоссе. На этом, как и на других рубежах северозападнее Москвы, противник вынужден был перейти к обороне.
Гитлеровцы, видимо, рассчитывали зазимовать у ворот советской столицы. Они не
предполагали, что советское Верховное главнокомандование сможет в кратчайшее время
создать необходимые резервы для контрнаступления и сосредоточить их в районе
Москвы. Между тем такие резервы уже были созданы и начали прибывать на фронт.
Части Западного фронта пополнились новыми соединениями. Из резерва Ставки
Верховного главнокомандования на правый фланг фронта прибыли 1-я ударная и 20-я
армии, которые развернулись в стыке между 16-й и 30-й армиями. Наша армия тоже
получила подкрепления. В состав армии прибыли восемь гвардейских минометных
дивизионов, семь артиллерийских противотанковых полков, полк гаубиц большой
мощности, два пушечно-артиллерийских полка. Поступление могучей боевой техники
радовало нас — это означало, что наша промышленность перестроилась на военный лад.
В письме, обращенном к воинам 16-й армии, рабочие одного из заводов писали: «Наши
мысли и чувства направлены к вам, защитникам нашей прекрасной Родины. Наш
коллектив, не считаясь ни с какими трудностями, освоил в короткий срок сложное
электрооборудование для танков. Многие [256] из нас по нескольку дней не выходили из
цехов, чтобы в срок выполнить задание. И теперь мы с радостью можем отметить, что в
танках, идущих на запад громить немецких бандитов, есть и частица нашего труда, труда
советских патриотов. Наша страна непобедима потому, что нигде в мире нет такой
кровной связи тыла с фронтом, как у нас. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы
помочь фронту, и готовы по первому зову партии сменить станок на боевое оружие и
вместе с вами добить проклятого врага». Подобных писем было много. Они воодушевляли
воинов.
Личный состав прибывавших в декабре частей владел новыми образцами боевого
оружия, успешно осваивал современные способы ведения боя.
Словом, созданы были все необходимые условия для перехода наших войск в
контрнаступление. И оно началось. Честь начать его выпала 8-й гвардейской (бывшей
316-й) имени И. В. Панфилова стрелковой дивизии, которой в это время командовал
генерал-майор В. А. Ревякин.
Бои развернулись прежде всего за железнодорожную станцию Крюково, где
противник создал мощный оборонительный узел. Дивизия предприняла девять атак на
Крюковский узел. Станция несколько раз переходила из рук в руки. Разгромив более двух
полков пехоты, войска 16-й армии 8 декабря овладели Крюковом и заняли опорные
пункты в глубине вражеской обороны. Взаимодействуя с войсками 5-й армии, 16-я армия
отбросила противника из большой излучины реки Истры и освободила несколько
населенных пунктов северо-восточнее Звенигорода.
Освободив Крюково, 16-я армия в составе всех войск Западного фронта продолжала
контрнаступление. Войска 9-й гвардейской дивизии и часть сил 18-й стрелковой дивизии
и 17-й танковой бригады, прорвав оборону гитлеровцев на истринском направлении,
после ожесточенных боев освободили город Истру. В боях за Истру отличились многие
воины 16-й армии. Бесстрашно сражалась рота ополченцев, полностью укомплектованная
работниками 2-го Московского часового завода. Отличился москвич В. П. Иванов,
вступивший в дивизию ополченцев в качестве рядового, а к моменту наступательных боев
уже командовавший ротой истребителей танков.
18 декабря войска 20-й и 16-й армий начали бои за Волоколамск. [157] 20 декабря
город был освобожден. Развивая наступление на волоколамском направлении, войска 16-й
армии 21 декабря вышли к рекам Рузе и Ламе. Противник поспешно отступал.
Леденящие душу ужасы: виселицы, расстрелянных стариков, женщин и детей —
видели воины, преследуя бегущего в панике от Москвы врага. Увидели они и
гитлеровских вояк, сдававшихся в плен со словами «Гитлер капут». Все это усиливало
ненависть к врагу. В прах развеялся миф о непобедимости гитлеровских армий.
К концу декабря войска Западного фронта освободили десятки городов и сотни сел и
деревень. Непосредственная угроза столице нашей Родины Москве была устранена.
Вспоминая об ожесточенном сражении под Москвой, в котором участвовала наша
16-я армия, задумываешься над тем, что лежало в основе нашей победы, какие силы
обеспечили разгром вражеской армии, не знавшей до тех пор поражений. И еще и еще раз
убеждаешься в мудрости и справедливости слов великого Ленина о том, что «во всякой
войне победа в конечном счете обусловливается состоянием духа тех масс, которые на
поле брани проливают свою кровь. Убеждение в справедливости войны, сознание
необходимости пожертвовать своею жизнью для блага своих братьев поднимает дух
солдат и заставляет их переносить неслыханные тяжести»{1}.
В разгроме гитлеровцев под Москвой исключительную роль сыграла Московская
партийная организация, мобилизовавшая москвичей на всестороннюю помощь фронту.
Тысячи коммунистов и комсомольцев — москвичей активно действовали в тылу врага в
качестве партизан. Среди добровольцев, прибывших на пополнение армии, был отряд
лыжников, сформированный из работников московской милиции. Этот отряд
предназначался для действий в тылу врага. Нам удалось перебросить его через линию
фронта. По поступившим в то время сведениям, отряд действовал на нашем направлении
очень удачно. Многие бойцы отряда не вернулись, пали жертвой оккупантов, но их подвиг
вечно будет служить примером выполнения патриотического долга в грозный для Родины
час. [158]
Под руководством партийных организаций московские профсоюзные организации
провели большую работу среди жителей столицы по сбору теплых вещей,
продовольственных посылок. В разгар боев Московский Комитет партии и профсоюзы
столицы прислали в нашу армию тысячи пар теплой обуви. Такая помощь и забота не
только предохраняли воинов от морозов, но и согревали их сердца и увеличивали их
стойкость и мужество.
25 лет прошло со времени разгрома немецко-фашистских захватчиков под Москвой.
Давным-давно засыпаны воронки от бомб и снарядов, запаханы окопы и противотанковые
рвы, опоясывавшие город. Еще прекраснее стала наша любимая столица. Народ нашей
страны, руководимый Коммунистической партией, уверенно идет к коммунизму.
Годы и самоотверженный труд советского человека стерли следы сражений. Многое
забылось, но никогда не забудутся дни героической защиты столицы нашей Родины
Москвы.
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
В. И. Казаков
Маршал
артиллерии,
бывший командующий артиллерией 16-й армии
Артиллеристы в боях под Москвой
Шел четвертый месяц войны. Стонали под фашистским сапогом Украина, Латвия,
Литва, Эстония, горели деревни и села Белоруссии, который раз в истории Российского
государства был обращен в руины легендарный Смоленск. А за Смоленском стояла
Москва...
К концу сентября 1941 года на дальних подступах к столице, на рубеже Белый —
Ярцево — Ельня — Рославль, фашистское командование сосредоточило для наступления
на Москву миллионную армию с многочисленной техникой.
На рассвете 2 октября 1941 года противник после сильной артиллерийской и
авиационной подготовки на нескольких участках московского направления атаковал
советские войска из района Духовщины в направлении на Белый, то есть на правом
фланге 19-й и на левом фланге 30-й армий. Сильный удар пришелся и на правый фланг
16-й армии.
Несмотря на то, что противник провел сильную артиллерийскую и авиационную
подготовку, при атаке на наш передний край он был встречен мощным артиллерийским и
пулеметным огнем. К 11 — 12 часам 2 октября активность [160] врага начала затухать, он
отошел в исходное положение, оставив на поле боя до 40 подбитых и сгоревших танков.
Одновременно удар наносился из района Рославля по войскам 43-й армии.
К вечеру 4 октября 19-я, 16-я и 20-я армии Западного фронта оказались глубоко
охваченными с обоих флангов вражескими войсками. Связь штаба фронта с армиями
прекратилась.
В блиндаже у командующего 16-й армией К. К. Рокоссовского собрались член
Военного совета армии дивизионный комиссар А. А. Лобачев, начальник штаба генералмайор М. С. Малинин, начальник особого отдела В. С. Шилин и я. Только мы начали
обсуждать создавшееся положение, в блиндаж вошли заместитель командующего армией
по военно-воздушным силам полковник Баранчук и незнакомый офицер.
Как выяснилось, он привез распоряжение, подписанное командующим фронтом И.
С. Коневым и членом Военного совета фронта Н. А. Булганиным, согласно которому мы
должны были, сдав 20-й армии свои войска, не позднее 6 сентября выйти на восточную
окраину Вязьмы. При этом сообщалось, что в распоряжение 16-й армии будут переданы в
районе Вязьмы пять стрелковых дивизий. 16-я армия должна была нанести удар через
Юхнов и уничтожить противника, прорвавшегося к Калуге.
Последующие события показали, что, ставя нам такую задачу, командование фронта
не учитывало реальных возможностей войск. Но это стало ясно позже. А тогда, получив
распоряжение фронта, мы стремились к одному — выполнить приказ как можно быстрее
и лучше. И если нам не удалось решить поставленную задачу, то это произошло не по
вине командования армии.
Прибыв в указанный район, штаб армии расположился восточнее Вязьмы. Мы все
еще не имели связи со штабом фронта. Дивизии, которые должны были войти в
подчинение 16-й армии, выдвигались на рубеж западнее города. С ними тоже не было
никакой связи.
Тогда К. К. Рокоссовский и А. А. Лобачев решили поехать в Вязьму и там из горкома
партии попробовать связаться по ВЧ с Москвой. Но вскоре после их приезда в городе
появились фашистские танки. Это были передовые части [161] 3-й и 4-й вражеских
танковых групп. Танки остановились на площади около горкома. Рокоссовский и Лобачев,
миновав занятые гитлеровцами улицы, вырвались из города и вернулись в штаб.
7 октября к Вязьме подошли и главные силы противника, отрезав наши войска,
находившиеся западнее и юго-западнее города.
Обстановка сложилась тяжелая. Связь со штабом фронта и с войсками,
оборонявшимися западнее Вязьмы, была утеряна. Между штабом армии и ее дивизиями
действовали войска противника. К. К. Рокоссовский собрал ближайших помощников и
объявил свое решение направить в войска офицеров штаба. Они должны были пробраться
через занятую гитлеровцами территорию и поставить дивизиям задачу на прорыв в
северо-восточном направлении. Штаб армии командующий решил перевести в Туманове,
расположенное в 8 — 10 километрах от автострады — между Вязьмой и Гжатском.
Назначенные начальником штаба М. С. Малининым офицеры отправились искать
выделенные нам новые дивизии. Штаб армии, переехав в Туманове, оставался там до утра,
ожидая донесений от войск. Связи все еще не было, хотя начальник связи армии
полковник П. Я. Максименко делал все возможное, чтобы установить ее. Наконец удалось
связаться с 18-й ополченской дивизией под командованием генерал-майора П. Н.
Чернышева. Получив задачу, дивизия начала пробиваться в направлении Туманова.
К. К. Рокоссовский приказал выслать несколько групп разведчиков в направлении
Гжатска и на автостраду восточнее Туманова. Подойдя к автостраде, разведчики
натолкнулись на вражеских автоматчиков. Завязалась перестрелка.
После этого был созван расширенный Военный совет. Собрались мы в
полуразрушенном блиндаже в лесу, где до нас располагались какие-то тыловые части.
Шел мелкий дождь. Перекрытие блиндажа кое-где протекало. Было холодно и сыро.
Дожди не сулили ничего хорошего. Нам предстояло двигаться по проселочным и лесным
дорогам, которые при такой погоде очень скоро должны были стать труднопроходимыми.
А это предвещало новые беды.
Мнения, высказывавшиеся на Военном совете, были различны.
Первым обсуждалось предложение об организации сильного отряда из личного
состава штаба и полка связи для прорыва по автостраде на Гжатск. Многие надеялись, что
там мы найдем штаб фронта. Кстати сказать, член Военного совета армии А. А. Лобачев,
считая, что штаб фронта находится в Гжатске, накануне пытался лично убедиться в этом.
Он поехал в Гжатск на броневике, минуя автостраду. Но вблизи города его обстреляли из
мелкокалиберной противотанковой пушки. В броневик попало три бронебойных снаряда.
Один из них угодил под сиденье и лишь чудом не взорвался, замотавшись в ветоши.
Но вернемся к заседанию Военного совета. Некоторые предлагали оставаться на
месте, подождать подхода наших дивизий из-под Вязьмы, а затем начать активные
действия. Командующий спокойно слушал каждого выступающего, и трудно было понять,
как он относится к этим планам. Все ждали, что скажет Рокоссовский, какое из двух
предложений он примет.
Константин Константинович отверг план прорыва к Гжатску по автостраде, так как
это не сулило ничего, кроме бесславных жертв и разгрома штаба: судя по данным
разведки, количество войск противника на автостраде с каждым часом увеличивалось.
Сидеть на месте и пассивно ждать, когда подойдут наши дивизии, командарм тоже считал
невозможным. В такой запутанной и быстро менявшейся обстановке это означало
надеяться на авось.
Спокойно и уверенно Рокоссовский объявил свое решение, пожалуй единственно
верное в создавшейся обстановке. Командующий решил отвести штаб на 20 — 30
километров от автострады и обойти Гжатск с севера, рассчитывая выйти в расположение
своих.
Были организованы три колонны из личного состава штаба и рот полка связи.
Центральную колонну возглавлял К. К. Рокоссовский. Вместе с ним отправились член
Военного совета А. А. Лобачев и начальник штаба М. С. Малинин. Левой колонной
командовал, если не ошибаюсь, командир полка связи. Командовать правой колонной
было приказано мне.
Мы выступили вечером 7 октября. А через два-три часа разведка центральной
колонны встретила части 18-й дивизии генерал-майора П. Н. Чернышева, которые
двигались [163] примерно в том же направлении, что и мы. Наши силы умножились.
Хочется с чувством удовлетворения отметить, что, когда наш штаб оказался в
тяжелом положении, когда почти со всех сторон были враги, я ни разу не слышал, чтобы
какой-нибудь офицер или боец произнес паническое слово «окружение», которое часто
звучало в первые месяцы войны. В колоннах царили полное спокойствие и возможный в
тех условиях порядок. В этом большая заслуга К. К. Рокоссовского, который в самых
сложных ситуациях не терял присутствия духа, неизменно оставался невозмутимым и
хладнокровным. Окружающие заражались его спокойствием и чувствовали себя уверенно.
Выбирая маршруты для движения колонн, мы стремились обойти стороной наиболее
опасные районы и этим невольно удлиняли путь. Ведь значительную часть нашего
«войска» составляли снабженцы, делопроизводители, медики, которые в лучшем случае
умели стрелять из пистолета. Однако нам сопутствовала удача. Правда, в двух колоннах
при стычках с небольшими группами противника несколько раз складывалось довольно
тяжелое положение, но все-таки нам удалось сравнительно благополучно миновать
занятую врагом территорию. Пройдя более 50 километров по проселочным и лесным
дорогам, мы подошли к реке Гжати в районе совхоза «Пречистое». Мост через Гжать
оказался занятым вражескими мотоциклистами. Но охрана его была слабой. Наши
разведчики в коротком бою быстро справились с ней и расчистили путь. Обойдя Гжатск с
севера, мы начали сосредоточиваться в деревне Федюково.
Наш штаб пока еще был без войск, если не считать 18-ю дивизию народного
ополчения.
12 октября штаб 16-й армии прибыл в район Можайска, В городе находился новый
командующий фронтом генерал армии Г. К. Жуков. К. К. Рокоссовский получил от него
распоряжение выйти со штабом в район Волоколамска и подчинить себе все части,
расположенные на широком фронте от Волжского водохранилища до Рузы.
Прибыв 13 октября в Волоколамск, штаб артиллерии армии разместился в здании
райфинотдела. В городе оставались почти все жители — люди надеялись, что дальше
гитлеровцев не пустят. Работали магазины и учреждения. Но [164] озабоченные лица,
люди в военных шинелях, заполнявшие помещения райисполкома и райкома партии,
боевой вид работников этих учреждений — все говорило о том, что город стал
прифронтовым. Признаюсь, тяжело было видеть большую человеческую беду,
надвигающуюся трагедию.
Волоколамск, Руза... Эти дорогие сердцу места становились полем жестокого
сражения. И сюда докатилась война! А совсем, совсем близко Москва!
Выйдя на волоколамское направление в новом составе, 16-я армия готовилась к
упорной обороне. Ей были приданы 289-й, 296-й и 525~й истребительно-противотанковые
артиллерийские полки, 138-й и 523-й пушечные артиллерийские полки, 1-й и 13-й полки
реактивной артиллерии и отдельные реактивные дивизионы, а также два отдельных
дивизиона Московского артиллерийского училища. По тому времени артиллерии у нас
оказалось не так уж мало. Но нужно было выяснить, что это за части и какова их
боеспособность. С этой целью все мы, офицеры штаба артиллерии, выехали в полки. Меня
особенно интересовали истребительно-противотанковые части, которым предстояло
первыми принять на себя удары вражеских танков.
289-й истребительный артиллерийский полк майора Н. К. Ефременко и 296-й
истребительный артполк капитана Алешкина порадовали меня. Больше половины их
личного состава уже участвовали в боях. Артиллеристы горели желанием драться с
врагом. Так же по-боевому были настроены солдаты и офицеры тяжелого пушечного
артиллерийского полка капитана З. Г. Травкина.
При подготовке к обороне у артиллеристов оказалось особенно много работы. На
нашем рубеже имелся всего один противотанковый ров на левом фланге армии. Поэтому
вся тяжесть противотанковой обороны и вся ответственность за нее ложилась на
артиллерию.
Наиболее танкоопасным направлением мы считали стык с 5-й армией в районе
совхоз «Болычево» — Красная Зорька — Федосьино, куда мы и направили все наши
основные силы. Но как мы ни изворачивались, а создать надежную и прочную
противотанковую оборону не удалось. Из имевшихся трех истребительнопротивотанковых артиллерийских полков один (525-й) придали 1075-му стрелковому
полку 316-й дивизии. На танкоопасных направлениях каждой [165] стрелковой роте
других полков придали по четыре — шесть орудий. Конечно, для отражения танковых
атак этого было недостаточно.
По распоряжению командующего армией командир 316-й стрелковой дивизии
генерал-майор И. В. Панфилов оставил в своем резерве 296-й истребительнопротивотанковый артиллерийский полк. 289-й истребительный полк составил армейский
резерв. Таким образом, мы имели возможность в ходе боя усилить противотанковую
оборону там, где это будет необходимо.
14 октября гитлеровцы возобновили наступление по всему фронту 16-й армии, в том
числе и на лотошинско-ярополецком направлении. 2-я танковая дивизия противника, не
встретив сопротивления в деревнях Петровское и Ханево, направилась к Яропольцу.
Впереди колонны двигались мотоциклисты. Миновав деревню Сырково, они на большой
скорости устремились к мосту через реку Ламу. За ними без всякой предосторожности
пошла вся танковая колонна врага. Но там находилась в засаде наша противотанковая
батарея и стрелковая рота курсантов. Подпустив врага на 50 — 90 метров, они открыли
огонь; в танки полетели гранаты и бутылки с горючей смесью. Из Яропольца засаду
поддерживали огнем орудия и пулеметы. Не ожидавшие на этом участке такого
сопротивления фашисты остановились. Оставив на дороге девять пылающих танков, три
бронемашины и около десяти автомашин, они повернули обратно.
19 октября враг, подтянув свежие силы, снова обрушился на Ярополец. За этот день
было отбито 10 атак. Наши орудия действовали в боевых порядках пехотных
подразделений и своим огнем поддерживали действия курсантского полка. Так как полк
занимал широкую полосу обороны, а артиллерии у него было очень мало, то орудия были
вынуждены все время маневрировать вдоль фронта, создавая видимость большой
насыщенности артиллерии.
С утра 20 октября — новая вражеская атака, и опять безуспешная. Противник вызвал
свою авиацию, и в течение трех часов она «обрабатывала» наш передний край. После
окончания налета гитлеровцы опять полезли вперед, но были встречены артиллерийским
огнем. Однако к вечеру, ввиду превосходства сил противника, сосед слева с боями начал
отходить на Волоколамск. [166] Командир курсантского полка С. И. Младенцев ввел в бой
свой резервный батальон и продолжал удерживать Ярополец и Суворове.
Когда мы с группой офицеров штаба приехали на противотанковую батарею 316-й
дивизии под командованием лейтенанта Б. П. Владимирова, то увидели следующую
картину: все орудия были выставлены на прямую наводку, а на поле чернели подбитые
танки. И в последующие сутки батарея Владимирова и тяжелый артдивизион
Московского артиллерийского училища своим огнем помогали курсантскому полку
отбивать яростные атаки противника.
Утром 16 октября враг начал наступление и на левом фланге нашей армии, нанося
удар в направлении совхоза «Болычево». Было ясно, что он стремится попасть в стык
между 16-й и 5-й армиями, рассчитывая на его уязвимость. На этом участке вражеское
командование ввело в бой до 60 танков с полком моторизованной пехоты. Удар пришлось
принять 5-й роте 1075-го полка полковника И. В. Капрова. Роте было придано пять
противотанковых пушек, расположенных на западной и южной окраинах Болычева.
Артиллеристы встретили первую атаку танков противника огнем. В начале боя в
расположение роты приехал член Военного совета армии дивизионный комиссар А. А.
Лобачев. Вместе с ним для руководства действиями артиллерии на этом направлении
прибыли начальник артиллерии армии с группой офицеров штаба.
Вражеские танкисты, уверенные в превосходстве своих сил, начали атаку очень
лихо. Но стоило им увидеть свои задымившиеся машины, как их боевые порядки
дрогнули. Скоро на поле боя пылало около 10 танков. Враг счел за благо покинуть поле
боя. Первая атака была отбита.
В 17 часов гитлеровцы вновь начали наступление, бросив в бой 50 средних и
тяжелых танков и полк моторизованной пехоты. 30 бронированных машин окружили 5-ю
стрелковую роту с ее пятью противотанковыми орудиями. Рота организовала круговую
оборону и вступила в неравный бой. До наступления темноты удалось подбить и поджечь
еще 8 танков. Видя безуспешность своих атак на этом направлении, гитлеровцы вторично
отошли.
На следующий день враг усилил нажим в другом месте, стремясь обойти совхоз
«Болычево», — по-видимому, он счел [167] его крупным узлом сопротивления. В
середине дня 17 октября на наши позиции двинулось до 100 танков. Противнику удалось
овладеть населенными пунктами Красная Зорька и Федосьино. Пытаясь продвинуться
дальше, он натолкнулся на огонь противотанковой батареи 525-го артполка.
Судьба этой батареи сложилась трагически. 25 вражеских танков с бронемашинами
зашли ей в тыл. Нашим четырем орудиям пришлось действовать на два фронта, не имея
никакого пехотного прикрытия. Артиллеристы подбили несколько танков. Но на горстку
смельчаков обрушился огонь со всех сторон — по ним били и вражеские танки, и авиация.
Три наши пушки были подбиты. Расчеты с одним уцелевшим орудием пытались отойти в
восточном направлении. Но путь на восток преграждал противотанковый ров. Преодолев
неимоверные трудности, потеряв 19 солдат и офицеров, батарея к исходу дня все-таки
вышла из боя.
Стремясь во что бы то ни стало добиться успеха, враг с каждым днем наращивал
силу удара.
18 октября он предпринял атаку в направлении Игнатково — Жилино — Осташево,
введя в бой до 150 танков с полком моторизованной пехоты. Навстречу им были брошены
296-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк — резерв командира 316-й
дивизии — и две батареи 357-го артиллерийского полка 316-й дивизии. Здесь
артиллеристам пришлось особенно туго. Всю тяжесть боя они приняли на себя, так как
пехота начала отходить. Лишившись прикрытия, артиллеристы вынуждены были вести
бой не только с танками противника, но и с его пехотой. В этом бою противник потерял
29 танков. Но и нашей артиллерии был причинен немалый ущерб. Огнем противника было
уничтожено 9 орудий и 9 тракторов, мы понесли большие потери в людях.
Противнику удалось занять Бражниково, Жилино, Иваньково, а в ночь на 19 октября
форсировать реку Рузу и захватить Осташево. Утром, стремясь развить свой успех, он
бросил в направлении Спасс-Рюховского 35 танков. Кроме этого, как установила наша
разведка, на южном берегу Рузы, в районе Жилина, сосредоточилось более 100 танков.
Было ясно, что гитлеровцы не собираются останавливаться на достигнутом. Однако
и мы не сидели сложа руки. Уже к утру развернули на этом направлении 289-й
истребительный [168] артиллерийский полк и два реактивных дивизиона.
Я прибыл в Спасс-Рюховское рано утром 19 октября. В селе было пусто. Пехота
отошла, и в селении хозяйничали только артиллеристы 289-го полка Н. К. Ефременко.
Николай Карпович доложил, что провел рекогносцировку, в течение ночи расставил на
наиболее танкоопасных направлениях свои батареи и надежно оборудовал их боевые
порядки. Признаюсь, я не поверил этому. Но, проверив, убедился в том, что опытный
артиллерист Ефременко действительно сумел быстро организовать надежную
противотанковую оборону. Это скоро подтвердилось на деле. При первой же попытке
приблизиться к Спасс-Рюховскому противник потерял 7 танков. Отличились и «катюши»
капитана И. Н. Анашкина. Они дали залп по Жилину и подбили там около 20 танков.
В этот день противотанковая артиллерия отбила несколько атак. Во время одной из
них три вражеских танка прорвались на батарею капитана Л. А. Шипневского из 289-го
полка и начали «утюжить» ее. Затем два танка направились к наблюдательному пункту
командира полка, а один остановился на батарее. Казалось, у орудий никого не осталось в
живых. У остановившегося на батарее танка открылся люк, и вражеские танкисты вылезли
из машины с явным намерением посмотреть на результаты своей «работы». Но произошло
неожиданное. Из окопов, по которым много раз прошли гусеницы фашистских танков,
выскочили батарейцы и в упор расстреляли ошеломленных гитлеровцев.
Да, тут еще раз пришлось убедиться в пользе глубокого окопа. Наши бойцы в таком
окопе оказывались неуязвимыми для танков противника.
До наблюдательного пункта неприятельские танки не добрались. Разведчики полка
подорвали их гранатами.
На этом участке не было сплошного фронта, чем и воспользовался противник. 20
октября под прикрытием тумана несколько его танков прошли незамеченными через наши
позиции и проникли на южную окраину Спасс-Рюховского. Но здесь их встретил огонь
орудий 289-го полка. Артиллеристы подбили один танк, а два других были уничтожены
противотанковыми орудиями пехоты. Остальные повернули обратно. [169]
Не могу не вспомнить случай, происшедший во время боев за Спасс-Рюховское. Об
этом эпизоде подробно рассказывали мне командир 289-го истребительнопротивотанкового артиллерийского полка Н. К. Ефременко и член Военного совета армии
А. А. Лобачев.
...Бой был в самом разгаре. Батарея старшего лейтенанта Капацына уже подбила 17
танков. Но противник все возобновлял атаки. В критический момент боя замолчало одно
орудие. Командир батареи послал связиста младшего сержанта П. Д. Стемасова узнать, в
чем дело.
Прибежав туда, Стемасов увидал пушку, лафет которой засыпало землей. Из
орудийного расчета остался в живых только наводчик Неронов. Ему, как умел, помогал
тракторист Чоботов. Все трое начали откапывать лафет, и тут выяснилось, что орудийная
панорама разбита. Наводчик побежал за запасной панорамой. В это время показались
вражеские танки. Сохранив присутствие духа, младший сержант решил открыть огонь. Он
ведь был артиллерийским связистом, а хорошие командиры и телефонистов обучали
действовать у орудий. Правда, Стемасов раньше не стрелял из пушки, но со стороны
наблюдал и знал, как ведут огонь по танкам. Для пробного выстрела он через ствол навел
орудие на стоявший невдалеке стог. Выстрел получился удачным. Тогда Стемасов стал
наводить орудие на приближавшийся танк. С помощью Чоботова он зарядил орудие и
выстрелил. Танк загорелся. Затем младший сержант подбил еще один танк. Тем временем
наводчик вернулся с панорамой. За короткий срок три смельчака подбили еще несколько
танков.
В пылу боя они не заметили, что группа противника зашла им в тыл. Но и в эти
критические минуты Стемасов и его товарищи не растерялись. Через лес, без дороги
тракторист Чоботов вывел орудие из опасной зоны. По пути они подобрали нескольких
раненых.
Указом Президиума Верховного Совета СССР Петру Дмитриевичу Стемасову было
присвоено звание Героя Советского Союза.
Только через пять дней гитлеровцы возобновили наступление. На этот раз они
направили удар севернее. После ввода в бой до 120 танков им удалось сломить
сопротивление наших войск и 27 октября ворваться в Волоколамск. [170]
Вместе с дивизией И. В. Панфилова на этом направлении героически сражались 525й, 296-й и 289-й истребительно-противотанковые артиллерийские полки, 38-й пушечный
артиллерийский полк и 13-й гвардейский минометный полк. Только в течение одного
дня — 27 октября — огнем противотанковых орудий было подбито и сожжено 53
вражеских танка, уничтожено более полка пехоты противника и другой техники.
Удалось восстановить и некоторые, далеко не полные, данные о потерях нашей
артиллерии, которые в какой-то мере дают представление о напряженности этих боев.
296-й полк потерял убитыми и ранеными 108 человек, 12 орудий и 4 трактора. В 289-м
полку было разбито 12 орудий; в этом полку пришлось взорвать 13 тракторов, так как их
невозможно было вывести с огневых позиций. В 525-м полку по той же причине взорвали
7 пушек. Почти вся противотанковая и дивизионная артиллерия 316-й дивизии была
потеряна. Положение было катастрофическое.
Вечером 25 октября я доложил К. К. Рокоссовскому, что на следующий день некому
будет отражать атаки вражеских танков. Это было действительно так. Рокоссовский тут
же позвонил командующему фронтом Г. К. Жукову. За ночь к нам перебросили из
Московской зоны обороны три зенитных артиллерийских полка, вооруженных 37миллиметровыми пушками.
Присланные ночью зенитные полки утром следующего дня сослужили нам большую
службу, так как танки противника снова пошли в наступление. Однако, причинив
большой ущерб врагу, зенитные полки сами почти полностью потеряли боеспособность.
Опять надо было обращаться в штаб фронта за помощью. Командарм поручил этот
разговор мне. Я позвонил командующему артиллерией фронта генералу И. П. Камера.
Пришлось выслушать очень много упреков, но к утру мы все же получили еще два полка
37-миллиметровых зенитных пушек. Нельзя сказать, что они представляли собой очень
надежное средство для борьбы с танками, но ничего другого нам дать не могли — мы и
этому были рады.
8 ноября К. К. Рокоссовский был вызван в штаб фронта. После возвращения он
собрал Военный совет армии и начальников родов войск. Командующий доложил, что
штаб [171] фронта расценивает сосредоточение сильных группировок противника в
районе Волоколамска, Дорохова и Тулы как подготовку к наступлению; фашистское
командование готовит удар против флангов Западного фронта в обход Москвы.
Командование фронта полагает, продолжал К. К. Рокоссовский, что перегруппировке
вражеских сил надо помешать.
Командарм предложил нанести контрудар на Скирманово, которое господствовало
над окружающей местностью. Вражеская артиллерия обстреливала отсюда наши
коммуникации. Если бы противник, опираясь на Скирманово, вышел на Волоколамское
шоссе, то он отрезал бы пути сообщения 16-й армии с тылами.
Враг превратил Скирманово в крупный узел сопротивления. Фашисты врыли в
землю танки, каждый дом и сарай превратили в дзот. Только в районе высоты 260,4 в
землю было врыто пять танков. На юго-восточной окраине Скирманова было установлено
12 противотанковых пушек и минометные батареи. Подступы к Скирманову прикрывали
танковые подразделения, размещенные в соседних деревнях.
У нас перед Скирмановом находилась 18-я ополченская дивизия.
Учитывая все обстоятельства, решено было брать Скирманово не в лоб, а со стороны
Агафидова, обойдя высоту с юго-запада. Гитлеровцы не привыкли к нашим обходным
маневрам. Они были готовы к защите Скирманова, но меньше всего ожидали, что удар
последует с юго-запада, то есть фактически из их тыла.
Перед боями в частях были проведены партийные, комсомольские и общие собрания
бойцов и офицеров. В резолюции артиллеристов говорилось: «Клянемся отдать все на
защиту отчизны, до последней капли крови защищать родную землю и нашу Москву от
гитлеровских банд. Клянемся не пропускать фашистские танки. Мы презираем смерть.
Смелому, инициативному бойцу танк не страшен. В наших рядах нет места малодушным,
трусам и дезертирам. Право на жизнь имеет тот, кто мужественно защищает свою
Родину». Верные своей клятве, артиллеристы проявили такой наступательный порыв,
какого еще не наблюдалось раньше. Бойцы и офицеры, презирая смерть, шли под огнем
противника, [272] истребляли вражеские танки, подходили вплотную к вражеским
огневым точкам.
Рано утром 12 ноября мы вместе с А. А. Лобачевым выехали в расположение 18-й
дивизии. Началась артиллерийская подготовка. В районе Скирманова, Козлова, Марьина,
Покровского в стереотрубы было видно, как черными тучами взлетает в воздух земля.
Вышли в исходное положение танки 1-й гвардейской танковой бригады М. Е. Катукова.
Дали первые залпы дивизионы «катюш».
В 100 метрах от деревни Марьино находились огневые позиции 289-го
истребительно-противотанкового артиллерийского полка. Его орудия вели огонь прямой
наводкой и уничтожили пять танков противника, которые атаковали нашу пехоту. Было
уничтожено также три танка, шесть орудий и три пулемета противника, которые вели
огонь по нашим танкам и ополченцам 365-го стрелкового полка. Тут же действовала
почти вся артиллерия 18-й ополченской дивизии и артиллерия армейского подчинения.
Бой длился весь день и всю ночь. Утром 13 ноября наши бойцы ворвались в
Скирманово. Под обломками дзотов лежало до 600 вражеских трупов. В лощине у
Скирманова образовалось настоящее кладбище техники — 60 танков, много
артиллерийских орудий. Все это было разбито сокрушительным огнем нашей артиллерии.
Пленные показали, что 10-я немецко-фашистская танковая дивизия готовилась 13
ноября наступать на Ново-Петровское и Истру. Перехватив инициативу, наши части
сорвали задуманную противником операцию. Враг лишился выгодного рубежа.
И все же, несмотря на этот успех, положение 16-й армии оставалось очень тяжелым,
особенно на правом фланге.
16 ноября фашистские войска перешли в наступление на широком фронте.
16-я армия должна была оборонять полосу в 70 — 80 километров. Общая глубина
обороны на важнейших направлениях достигала 40 — 50 километров. Плотность обороны
армии не удовлетворяла требованиям организации нормальной обороны, особенно против
танковых группировок противника (на километр фронта имелось орудий и минометов —
8,4, противотанковых орудий, в том числе и зенитных 76-миллиметровых, — 5, танков —
4,4). Поэтому от войск требовалась [173] железная выдержка и неимоверное упорство, а
также умелое управление во всех звеньях.
С утра 16 ноября более 100 танков и пехотная дивизия гитлеровцев обрушились на
правый фланг 18-й ополченской дивизии и в районе Нижне-Сляднево — Покровское.
Всего на фронте в 35 километров действовало в это время до 400 вражеских танков, то
есть 10 — 12 танков на километр фронта, а на отдельных направлениях их число доходило
до 30 и более.
В первый день вражеского наступления дивизия оказалась в тяжелом положении, но
полное осуществление замысла врага было сорвано стойким сопротивлением советских
воинов. Большую роль в те критические дни сыграл артиллерийский полк 18-й
ополченской дивизии.
Вражеские танки прорвались к артиллерийским позициям. На наблюдательном
пункте 4-й батареи находился лейтенант Н. Тарасенко с 20 разведчиками и связистами.
Пока была связь с батареей, Тарасенко корректировал ее огонь. Батарея подбила три
танка. Враг продолжал наседать, кольцо окружения замкнулось. Командира батареи и его
бойцов считали погибшими, но ночью отважным артиллеристам удалось прорваться к
своим. При выходе из окружения они уничтожили до взвода вражеских солдат.
К батарее лейтенанта М. Ф. Федорова прорвалось пять танков противника с группой
автоматчиков. Однако наши артиллеристы не дрогнули, а, подпустив их на близкое
расстояние, расстреляли метким огнем. Особенно отличился в этом бою орудийный
расчет старшины И. Карандася: он подбил три танка. При отступлении к Истре, в деревне
Корольки, расчет оказался отрезанным от батареи и попал в окружение. Но И. Карандась
показал себя мастером ведения огня по врагу прямой наводкой, он бесстрашно уничтожал
наседавших на него гитлеровцев и сумел прорваться к своим. В боях за деревню
Румянцево орудие Карандася уничтожило два взвода вражеской пехоты, семь машин, а у
Истры — четыре танка, четыре машины и два взвода вражеской пехоты.
Бессмертный подвиг совершил в бою у деревни Горки рядовой 3-й батареи 694-го
истребительно-противотанкового артиллерийского полка Е. А. Дыскин. Орудие вело
огонь по атакующим танкам противника. Их было более 20. Когда [174] убили наводчика,
рядовой Дыскин занял его место и подбил четыре танка. Будучи трижды ранен, он
продолжал вести огонь и подбил еще три танка. Только получив четвертое ранение, герой
упал, потеряв сознание.
За самоотверженное выполнение долга перед Родиной Указом Президиума
Верховного Совета СССР рядовому Дыскину Ефиму Анатольевичу было присвоено
звание Героя Советского Союза.
19 ноября 3-я батарея 289-го истребительно-противотанкового артиллерийского
полка, оборонявшая подступы к Волоколамскому шоссе с юга, была последовательно
атакована более чем 40 танками противника. В упорном бою батарея подожгла 17 танков.
Подобных примеров героизма артиллеристов можно привести немало.
В конце ноября крайне сложная обстановка сложилась на клинско-солнечногорском
направлении.
Утром 21 ноября К. К. Рокоссовский с группой офицеров штаба выехал на правый
фланг армии, где наступление превосходящих сил противника сдерживали кавалеристы и
курсанты полковника Младенцева.
В этих боях артиллеристы продолжали оказывать большую помощь пехоте и
кавалерии. Во время атаки нашим кавалерийским полком вражеской части,
расположенной в деревне Парфенково, противник, подпустив атакующих на 200 — 300
метров, открыл по ним губительный огонь из всех видов оружия. Вслед за этим в
контратаку двинулись 80 вражеских танков и два полка пехоты. Авиация противника
принялась бомбить и расстреливать наступавшую кавалерию. В этот момент появился
конно-артиллерийский дивизион 17-й кавалерийской дивизии. Быстро развернувшись, он
начал расстреливать танки противника. Отважным артиллеристам удалось уничтожить 35
танков и до батальона пехоты противника. Но почти все артиллеристы погибли у своих
орудий.
После выхода из боя 17-й кавалерийской дивизии весь удар противника обрушился
на курсантский полк. Бой продолжался и ночью. Рано утром был получен приказ на выход
полка из полуокружения. Однако вражеское кольцо сжималось, и курсантский полк со
своей артиллерией выйти из этого района не смог. [175]
В 9 часов 50 минут серия красных ракет пробороздила небо, обозначив этим
передний край расположения полка. И тут же из-за леса раздался оглушительный рев.
Беловато-серые стрелы, переходящие в вихри огня, прочертили небо. Через несколько
мгновений в стане врага застонала земля от тяжелых взрывов. Забушевал огонь.
Гитлеровцы в панике побежали. Многие из них остались навсегда лежать в земле. Так
сработали наши «катюши».
Курсантский полк смог отойти на новый рубеж и «оседлал» шоссе, идущее на Клин.
Утром 21 ноября гитлеровцы сконцентрировали батальон своей пехоты на льду
речки. Выдержать атаку противника измотанные и поредевшие курсантские роты явно не
смогли бы. Поэтому нужно было как-то спасать положение. Командир батареи Б. П.
Владимиров, посоветовавшись с командиром батальона Лободиным, решил на полном
карьере с одним орудием выскочить прямо на лед и ударить по гитлеровцам картечью.
Все решили внезапность и быстрота действий. В первые секунды фашисты не поняли,
куда летит артиллерийская упряжка, а когда разобрались, было уже поздно. Остановились
в лощинке, на руках скатили орудие на лед. До врага было не более 50 метров. Первый
выстрел — и картечь с визгом врезалась в ряды противника. От сильной отдачи орудие
покатилось по льду; весь расчет повис на орудии, чтобы остановить его. Второй, третий
выстрелы — и остатки фашистского батальона в панике стали карабкаться по берегу, тут
же попадая под пулеметный огонь курсантов.
Однако перевес сил был на стороне противника. К исходу 22 ноября части нашей
армии отошли на окраину Клина, а утром 23 ноября завязались уличные бои уже в самом
городе.
Батарея Владимирова вела бой в городе с танками и автоматчиками противника и
пыталась отойти на Рогачевское шоссе, но там уже хозяйничали гитлеровцы. Тогда
батарея попыталась пробиться на Солнечногорск. К ней присоединилось до взвода пехоты
126-й стрелковой дивизии и отделение курсантского полка. При выходе из окружения
батарея подбила еще пять танков. Среди артиллеристов и пехотинцев было много
раненых. Сам Владимиров был тяжело ранен в обе ноги, и его несли на носилках. При
подходе к Солнечногорску узнали, что город занят гитлеровцами. Пришлось его [176]
обходить. Когда батарея Владимирова пришла в расположение 316-й стрелковой дивизии,
в ней оставалось всего лишь два орудия, восемь раненых бойцов и истекавший кровью
командир батареи.
Так сражались артиллеристы за родную Москву.
Еще вечером 22 ноября находившийся в то время в Клину К. К. Рокоссовский
передал распоряжение, чтобы утром 24 ноября я прибыл в город для организации
противотанковой обороны, перебросив туда необходимое количество артиллерии.
Пришлось для этой цели снять с истринского направления 289-й и 296-й истребительнопротивотанковые и 138-й пушечный артиллерийские полки. Командиры полков получили
приказание срочно сняться с позиций и к 7 часам утра 24 ноября прибыть в Клин.
Часов в 6 или 7 утра 24 ноября, подъехав к Солнечногорску, я увидел на шоссе
походные колонны наших артиллерийских полков, хотя, по моим расчетам, они должны
были уже находиться в Клину. На шоссе собралось довольно много пехоты и артиллерии,
в большинстве своем это были только что сформированные части, прибывшие для
обороны Солнечногорска; все солдаты в новеньком обмундировании, орудия свежей
покраски. По всему было видно, что они не собираются двигаться дальше и чего-то ждут.
Командир 289-го полка Н. К. Ефременко доложил, что в Солнечногорске находится
генерал В. А. Ревякин. Он подчиняет себе все подходящие к городу части, а дальше
продвигаться не разрешает. Сам генерал с офицерами расположился в помещении почты.
Я знал В. А. Ревякина еще до войны, когда он был комендантом Москвы. Мы не раз
встречались, особенно в дни подготовки к парадам, в которых регулярно участвовала
наша Пролетарская дивизия. Как выяснилось, командующий фронтом приказал Ревякину
организовать оборону Солнечногорска. Ревякин просил помочь ему. Но я сообщил, что
тороплюсь в Клин, к Рокоссовскому. Ответ командующего обороной Солнечногорска
чрезвычайно удивил меня. Ревякин сказал, что Клин уже занят противником.
Меня охватила тревога за судьбу Рокоссовского и Лобачева. Я терялся в догадках
относительно их местопребывания и решил пока дальше не ехать, а заняться организацией
противотанковой обороны Солнечногорска. [177] Не теряя времени, созвал командиров
артиллерийских полков, поставил им боевые задачи. Сроки установил жесткие: не более
двух часов на рекогносцировку, развертывание и приведение полков в полную боевую
готовность на новых рубежах.
Тем временем сопровождавший меня офицер штаба артиллерии армии майор
Виленский шепнул Ефременко, что мы со вчерашнего дня ничего не ели. Ефременко
предложил позавтракать в тылах полка, разместившихся в небольшой деревеньке, в 2
километрах от города. В чистенькой хатке мы, не раздеваясь, уселись за стол. Нас было
четверо: Н. К. Ефременко, комиссар полка С. Ф. Немиров и мы с Виленским. Подъехать к
домику было трудно, и мой шофер отказался оставить машину без присмотра на дороге.
Ему принесли поесть в машину,
Вдруг где-то недалеко послышался треск автоматных очередей. Немиров, сидевший
ближе всех к выходу, выскочил на крыльцо и тут же вернулся обратно. На его лице было
выражение тревоги и удивления.
— По огородам идут немецкие автоматчики! — прокричал он неестественно громко,
словно все мы были глухие,
Смысл такого сообщения не сразу дошел до сознания. Нам казалось это совершенно
невероятным. Но достаточно было посмотреть в маленькое оконце, чтобы рассеялись
всякие сомнения. Вражеские автоматчики были уже совсем близко.
Мешкать было нельзя. Прячась за хатами и сараями, мы по огородам и садам
пробрались к моей машине. Шофер был наготове. Он даже не стал ожидать, пока мы
рассядемся. Машина рванулась вперед с открытыми дверцами.
Мы благополучно выбрались на Ленинградское шоссе и вскоре были в деревне
Пешки, в 6 — 8 километрах южнее Солнечногорска. К этому времени противник овладел
городом, но дальше не пошел. Видимо, у него не было достаточных сил продолжать
наступление, да и разведка его, пожалуй, знала далеко не все, что у нас делалось на этом
участке.
А дела были, прямо скажем, плохи. Южнее города наших войск почти не было.
Мое положение — начальника артиллерии без артиллерии — было незавидным.
Связь отсутствовала, и я не знал, что делается на других участках фронта. Будучи
старшим по званию, я решил задерживать всех военнослужащих с [178] оружием, все
разрозненные подразделения и организовать хоть какую-то оборону в районе деревни
Пешки.
По шоссе из Москвы к Солнечногорску двигалось немало военных и гражданских
машин. Мы организовали заслон и начали задерживать все автомобили. Многие пытались
протестовать: никто не верил, что фашистские войска уже захватили Солнечногорск.
К 17 часам удалось собрать до батальона пехоты, эскадрон кавалерии из дивизии
генерала И. А. Плиева и 10 орудий из полка Н. К. Ефременко. Три батареи этого полка
застряли где-то во вражеском тылу между Солнечногорском и Клином. Ефременко решил
послать в батареи несколько наиболее надежных тягачей и небольшую группу солдат для
охраны. Командовать этой группой было поручено заместителю командира полка майору
В. Л. Краснянскому. Храбрый и энергичный офицер блестяще справился с порученным
делом. К вечеру он привел не только три батареи полка, но и еще четыре немецких орудия
с приличным запасом снарядов. На вопрос, как ему это удалось, Краснянский отвечал
немногословно:
— Проскочил на полном газу у фашистов под носом, потому что водители у нас
орлы, а фрицы — шляпы. Вот и вся стратегия.
Теперь почти весь полк Н. К. Ефременко был в сборе. Это позволило нам
организовать на окраине деревни Пешки надежную оборону, которую возглавлял
Ефременко.
С наступлением темноты я выехал в штаб армии, который находился в районе
Сходни, чтобы оттуда срочно доложить командованию фронта о положении в районе
Солнечногорска. Рокоссовский и Лобачев все еще не вернулись. Поэтому, прибыв в штаб,
я пошел к начальнику штаба М. С. Малинину. Михаил Сергеевич тут же позвонил
начальнику штаба фронта В. Д. Соколовскому и доложил обо всем, что узнал от меня.
Соколовский не поверил. Он считал, что у генерала Ревякина достаточно сил, чтобы
отразить наступление противника. Через некоторое время позвонил командующий
фронтом Г. К. Жуков, которому пришлось снова докладывать о положении, сложившемся
в районе Солнечногорска. После этого командующий фронтом приказал Малинину
срочно направить к Солнечногорску все резервы армии. Но резервов у нас уже не было.
Однако приказ [179] оставался в силе — принять любые меры, чтобы предотвратить
продвижение противника от Солнечногорска к Москве. На нашем левом фланге
положение тоже было сложное. В районе Истры вели тяжелые бои 9-я гвардейская
стрелковая дивизия генерал-майора А. П. Белобородова и 18-я ополченская дивизия
генерал-майора П. Н. Чернышева. И все-таки нам с Малининым удалось, как говорится, «с
кровью» оторвать с истринского направления два стрелковых батальона и один
истребительно-противотанковый артиллерийский полк и направить их под
Солнечногорск.
В ночь на 25 ноября приехали наконец в штаб Рокоссовский и Лобачев. Оказывается,
им удалось вырваться из Клина, когда по городу уже шли вражеские танки. Мы буквально
накинулись на них с расспросами. Но Константин Константинович сразу же отразил нашу
«атаку»:
— Товарищи, не до сентиментов сейчас. Михаил Сергеевич, доложите обстановку на
фронте.
Командующий был полон энергии и решимости. Глядя на него, трудно было
догадаться, что последние двое суток он провел в беспрерывном нервном напряжении и
передвижении, без сна. Выслушав доклад, Рокоссовский сказал, что обстановка еще
сложнее, чем мы представляем. Помимо Клина и Солнечногорска враг овладел Рогачевом.
Его танки рвутся к каналу Москва — Волга.
Около 3 часов ночи раздался телефонный звонок. Командарма вызывала по ВЧ
Ставка Верховного главнокомандования. Спрашивали об обстановке в полосе нашей
армии. Рокоссовский доложил обо всем, об отсутствии сплошного фронта и необходимых
резервов. Мы узнали еще об одной беде. Гитлеровцы заняли Красную Поляну. Местные
жители успели сообщить по телефону в Моссовет, что там устанавливаются
дальнобойные орудия для обстрела столицы. Ставка требовала от армии держаться и
обещала к утру прислать свежие силы.
У Рокоссовского к этому времени уже созрело решение. Он распорядился задержать
на марше два батальона и артиллерийский полк, посланные под Солнечногорск, и
направить их в район Черной Грязи, в 6 километрах от Красной Поляны. Мне он приказал
к рассвету направить в тот же район два пушечных артиллерийских полка резерва
Верховного главнокомандования и два-три дивизиона «катюш», [180] которые должны
были в 7 часов 25 ноября открыть огонь по Красной Поляне.
Артиллерийским полкам предстояло пройти за ночь большой и трудный путь.
Дорога была каждая минута. На счастье, связь с ними была налажена хорошо, и мне
удалось без задержки отдать необходимые распоряжения. Все пришло в движение.
Офицеры штаба разъехались для контроля марша частей и встречи их в пунктах
назначения.
В 4 часа ночи из штаба фронта передали, что к утру в распоряжение 16-й армии
прибудут танковая бригада Ф. Т. Ремизова, 282-й стрелковый полк, 528-й артиллерийский
полк Л. И. Кожухова и четыре дивизиона «катюш». Рокоссовский приказал мне и
начальнику бронетанковых войск армии Г. Н. Орлу выехать в район Черной Грязи и лично
принять эти части. Темной ночью, не зажигая фар, мы двинулись по фронтовым дорогам
Подмосковья, забитым идущими на фронт войсками.
Танковая бригада Ф. Т. Ремизова начала выдвигаться к Красной Поляне еще до
рассвета. В 7 часов заговорила наша артиллерия. На врага, засевшего в Красной Поляне,
обрушился мощный огонь орудий и «катюш». Противник открыл ответный огонь из
орудий и танков, но на этот раз бесспорное огневое превосходство было на нашей
стороне. Бой продолжался весь день. С наступлением темноты наши танкисты ворвались в
Красную Поляну, захватили много пленных, машин и орудий. Противник вынужден был
отойти. Однако через некоторое время ему удалось вновь вернуть оставленные позиции.
Наши войска наносили врагу тяжелые потери, но под натиском превосходящих сил
вынуждены были отходить к Москве. Войска 16-й армии сначала отступили на рубеж
западного берега Истринского водохранилища и реки Истры, а затем на рубеж
Новоселки — Клушино — Матушкино — Крюково — Нефедьево — Ленине.
Наступление с решительными целями без помощи фронта и Ставки было
немыслимо. И эта помощь пришла.
К первым числам декабря в составе нашей армии имелось довольно значительное
количество войск. Что же касается артиллерии, то ее у нас было больше, чем в любой
армии, сражавшейся в те дни под Москвой: семь артиллерийских полков стрелковых
дивизий и пятнадцать артиллерийских [181] полков резерва Верховного
главнокомандования. Кроме того, армии было придано семь дивизионов реактивной
артиллерии. Всего у нас насчитывалось более 900 орудий и минометов и 70 установок
«катюш». Плохо обстояло дело только с зенитными средствами: у нас имелось всего два
зенитных дивизиона.
Из резерва Ставки на наше направление прибыли 1-я ударная и 20-я армии, имевшие
в своем составе новые, полнокровные соединения. Это предвещало важные перемены на
фронте.
6 декабря был отдан приказ о переходе армии в общее наступление.
В течение первых трех дней наши войска сбили противника с занимаемых им
рубежей, и он начал стремительный отход. В те дни артиллеристам пришлось нелегко.
Артиллерия усиления и даже часть дивизионной артиллерии начали отставать от пехоты.
У нас еще не было достаточного опыта в организации широкого наступления, и мы
многого не предусмотрели. Жизнь преподала нам уроки, которые пошли в дальнейшем на
пользу...
Я попытался рассказать о действиях артиллерии 16-к армии. Но так же героически
сражались артиллеристы всего Западного фронта и других фронтов.
Наши артиллеристы вместе с другими родами войск отстояли Москву. Каждый из
них знал: если даже он погибнет, то все равно внесет свою частицу в святое дело разгрома
фашизма.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
М. Е. Катуков
Маршал
бронетанковых
войск,
бывший командир 1-й гвардейской танковой бригады
1-я гвардейская в боях под Москвой
В начале октября 1941 года только что сформированная 4-я отдельная танковая
бригада находилась в Кубинке, в 60 километрах западнее столицы, прикрывая шоссе и
железную дорогу Москва — Минск. На фронте дела шли неважно. 2 октября вражеские
войска вышли на подступы к Орлу. Это создало большую угрозу дороге на Тулу и
Москву, где наших войск почти не было.
4-я танковая бригада получила приказ следовать на Мценск, действовать в
направлении Орла и закрыть танкам Гудериана дорогу на Тулу.
Рано утром 3 октября бригада по железной дороге отправилась в Мценск, куда
первый эшелон прибыл уже на следующий день. Остальные были на подходе.
Выгрузившись, мы неожиданно увидели, что со стороны Орла на больших скоростях
мчатся паровозы, по шоссе несутся пожарные, грузовые, легковые машины, подводы.
Спрашиваем: «В чем дело?» Оказывается, в Орел вступили гитлеровцы.
Раздумывать было некогда. Я решил, не дожидаясь прибытия остальных эшелонов,
выслать на Орел боевую разведку в составе двух танковых групп с пехотой под
командованием капитана В. Гусева и старшего лейтенанта А. Бурды.
Вскоре подъехал на вездеходе генерал-майор Д. Д. Лелюшенко, только что
назначенный командовать 1-м гвардейским стрелковым корпусом на этом направлении,
хотя войск, которые должны были поступить в его распоряжение, еще не было. Я доложил
ему все, что знал о боевой обстановке.
— Как будешь действовать? — спросил меня Лелюшенко.
— Если фашистов много, то перейду к активной обороне, чтобы затянуть ее до
подхода остальных эшелонов, — ответил я. — Отходить буду с боями на Мценск.
Лелюшенко одобрил этот план.
Время шло. От Гусева и Бурды никаких сведений не поступало, и я решил занять
оборону на северном берегу реки Оптухи. К вечеру подошли все части бригады. Нам
придали зенитный артдивизион, вооруженный 85-миллиметровыми пушками. Подошел
воздушно-десантный батальон. Мы расставили танковые засады, вырыли окопы, ложные
окопы, замаскировались — словом, трудились всю ночь.
В это время разведгруппа Бурды устроила засаду у дороги Мценск — Орел. Вскоре
показалась колонна врага численностью примерно до полка, с артиллерией и танками,
Подпустив ее на прямой выстрел, разведчики ударили из пушек и подожгли несколько
танков. Затем они перешли в атаку, нанесли гитлеровцам большие потери, захватили
троих пленных, бронетранспортер, документы и возвратились в бригаду.
Из показаний пленных мы узнали, что в Орел вошла группа Гудериана в составе 3-й
и 4-й танковых дивизий и одной мотодивизии. На Волхов в направлении нашего тыла
действует еще одна танковая дивизия. Обстановка, таким образом, прояснилась.
Рано утром 6 октября началось сражение. До 150 вражеских танков пошли на нас в
атаку. Противотанковые малокалиберные пушки нашего мотострелкового батальона
вскоре были подавлены танками противника. Но когда фашисты подошли к окопам
мотопехоты и десантного батальона, наши танковые засады открыли по ним огонь в [184]
упор. Бой длился без перерыва двенадцать часов, до вечера. Позиции остались за нами. За
день боя гитлеровцы потеряли 43 танка, несколько орудий и до 500 человек пехоты. Наши
потери составили 6 танков. Довольно сильно пострадал мотострелковый батальон,
находившийся на направлении главного удара.
После боя гитлеровцы отошли примерно на километр и сосредоточились в лощине.
Вечером к нам подошел дивизион гвардейских минометов — «катюш». Мы еще их
не видели и не знали, если можно так выразиться, «производительности труда» этого
нового оружия. Командир дивизиона Чумак явился на мой командный пункт и попросил
поставить ему задачу. Зная, что «катюши» присланы к нам на один залп, я приказал
накрыть огнем фашистов, собравшихся в лощине. От разрывов загудела земля. К небу
взметнулось гигантское пламя от загоревшихся машин и взрывающихся боеприпасов.
Издали слышны были: отчаянные крики гитлеровцев. Наша разведка не нашла в лощине
ни одного живого фашиста.
В темноте бригада отошла на новый рубеж обороны. Подошел полк пограничников
под командой полковника Пияшева и отдельный стрелковый батальон майора Проняева.
У пограничников имелись противотанковые ружья и батарея 76-миллиметровых орудий.
Несмотря на усталость и нервное напряжение, люди были бодры и довольны первым
боем. Все горели желанием сражаться. Мы знали, что Гудериан намеревался ударить на
Тулу и подготовить удар на Москву. Мы срывали его планы. Д. Д. Лелюшенко говорил
нам, что Ставка Верховного главнокомандования одобрила результаты наших боевых
действий. В боях под Мценском мощные удары по танковым колоннам противника
нанесла также 11-я танковая бригада 1-го гвардейского стрелкового корпуса.
Получив неожиданный отпор, гитлеровцы растерялись и 7 и 8 октября вели бои
мелкими группами, очевидно для разведки. А мы готовили новый рубеж обороны.
9 октября гитлеровские пикирующие бомбардировщики начали обрабатывать наши
позиции, но впустую — они бомбили ложные окопы. Нашим зенитчикам удалось сбить
пять самолетов противника.
Затем фашистские танки, сопровождаемые примерно
полком пехоты, под прикрытием артиллерийского огня повели наступление на центр
и левый фланг обороны нашей усиленной бригады. Пехоту врага встретили мотострелки,
стрелки отдельного батальона и пограничники. Танки противника уничтожались из засад
и ударной группой нашего танкового резерва. В итоге враг не продвинулся ни на шаг. Его
попытки обойти наш левый фланг были отбиты ударной группой. За день боя гитлеровцы
потеряли 33 танка и до двух батальонов пехоты.
В ночь на 10 октября 4-я танковая бригада по приказу командования заняла новый
рубеж обороны, подле южной окраины Мценска. С утра гитлеровцы начали атаковать с
фронта мелкими группами. Мы поняли, что надо ожидать флангового удара. И
действительно, враг нанес этот удар, обойдя левый фланг бригады крупными силами.
Отдельный стрелковый батальон не смог сдержать противника — силы были слишком
неравные. Гитлеровцы вошли в Мценск. Я приказал сообщить по радио генералу Д. Д.
Лелюшенко об обстановке и о своем решении — обороняться до получения приказа о
выходе из грозящего бригаде окружения.
Ночью такой приказ был получен. Отдаю команду: в первую очередь на мост через
реку Зушу по полотну железной дороги двигаются транспортные машины, затем —
артиллерия, после нее — пехота и все стрелковые части, затем — танкисты. Последними
отходили танковые заслоны, прикрывавшие дорогу на Волхов и мост через реку Зушу.
К утру 11 октября вся бригада и приданные ей части были уже на северном берегу
реки и стали во второй эшелон наших подошедших войск. Фашистам мы не оставили
ничего.
К вечеру 12 октября по радио был объявлен Указ Президиума Верховного Совета
СССР о награждении орденами и медалями бойцов и командиров 4-й танковой бригады и
приданных ей частей.
Бригада свою задачу выполнила, фронт был закрыт — враг в эти дни на Тулу не
протлел. Он занял Мценск, но какой дорогой ценой!
16 октября меня вызвали для прямого разговора по телефону с Верховным
главнокомандующим. Бригаде было приказано немедленно грузиться в эшелоны и
следовать для защиты Москвы со стороны Минского шоссе. Я доложил, что [186] грузить
танки на железнодорожные платформы нерационально. При погрузке ночью, в темноте
танки могут свалиться, а освещать место погрузки нельзя — вражеские бомбардировщики
все время висят в воздухе. Я просил разрешения идти на Москву своим ходом. Так скорее
и надежнее. Верховный главнокомандующий спросил, как обстоит дело с моторесурсами.
Пройти надо было 360 километров. Я ответил, что это немного, запас останется большой и
хватит на ведение боевых действий.
— Ну, раз ты ручаешься, идите своим ходом.
К вечеру 19 октября мы вышли в указанный нам район (станция Кубинка). Бригада
перехватила шоссе и железную дорогу Москва — Минск.
Когда мы выступали в направлении к Москве, экипаж танка старшего лейтенанта Д.
Ф. Лавриненко (Бедный, Борзых и Федотов) немного задержался, устраняя в машине
мелкую неисправность. Двинулись они, догоняя колонну, несколько позднее. Достигнув
Серпухова, танкисты решили побриться. Только Лавриненко уселся в кресло, как вдруг
входит солдат и говорит: «Вас просит комендант города комбриг Фирсов».
Явившись к Фирсову, Лавриненко услышал следующее:
— По шоссе из Малоярославца идет колонна гитлеровцев, силой до батальона. У
меня нет ничего под рукой, вот-вот должны подойти части, а до этого противника
необходимо задержать.
Выбрав место у рощицы, неподалеку от Высокиничей, экипаж Лавриненко
расположился в засаде. За пушку сел сам командир. Через несколько минут показалась
вражеская колонна. Впереди двигались мотоциклы, потом штабной автомобиль, за ним
противотанковые орудия и пехота на машинах. Гитлеровцы обнаглели до того, что даже
не выслали вперед разведку. Когда колонна подошла вплотную к засаде, Лавриненко
открыл огонь по орудиям осколочными снарядами. Два орудия были подбиты тотчас же.
Не успело третье развернуться, как танк ринулся вперед и, стреляя из пушки и пулемета,
врезался в колонну и стал давить автомашины с пехотой. А через несколько минут
подоспела наша пехота и с криком «ура» бросилась на врага. В штабной машине были
найдены важные документы и карты. Все это самолетом было отправлено в Москву. [187]
В Кубинку Лавриненко прибыл только 20 октября и для объяснения причин
опоздания передал мне бумагу. Вот что было написано там: «Полковнику тов. Катукову.
Командир машины тов. Лавриненко Дмитрий Федорович был мною задержан. Ему была
поставлена задача остановить прорвавшегося противника и помочь восстановить
положение на фронте в районе гор. Серпухова. Он эту задачу не только с честью
выполнил, но и геройски проявил себя. За образцовое выполнение боевой задачи Военный
совет армии всему личному составу экипажа объявил благодарность и представил к
правительственной награде.
Комендант города Серпухова комбриг Фирсов».
В приказе по бригаде мы также объявили о подвиге экипажа танка Лавриненко.
В течение восьми суток 4-я танковая бригада числилась в резерве Западного фронта,
хотя и вела частично боевые действия.
После 20 октября бригада поступила в подчинение 16-й армии. Мы получили приказ
оборонять участок вправо от Волоколамского шоссе до стыка с дивизией И. В. Панфилова
и влево до стыка с кавалерийским корпусом Л. М. Доватора. Требовалось оборудовать
противотанковый район Покровское — Васюково — Грядки.
Все было сделано как следует: ложные окопы, ходы сообщения, минные поля.
Вместо нашего мотострелкового батальона, который по приказу командования фронта
был отправлен на помощь частям, сражающимся под Наро-Фоминском, нам придали
временно батальон пограничников. Я связался с Панфиловым и Доватором, и мы
организовали взаимодействие, обменявшись офицерами связи. На участки соседей для
прочности обороны я направил по нескольку танков.
В ночь на 6 ноября 1941 года в бригаду прибыл К. К. Рокоссовский, под
командованием которого я сражался еще в начале войны. Ознакомившись с обстановкой,
он с улыбкой спросил:
— Ну, что ты там натворил под Орлом с Гудерианом?
Я рассказал, как было дело.
На праздник, 7 ноября, нас посетила делегация трудящихся из Москвы с подарками
для бойцов. Пришли подарки также из других городов.
Встретив упорное сопротивление со стороны советских войск, противник несколько
ослабил нажим. Но мы чувствовали, что это затишье не к добру, и непрерывно вели
разведку. Командир бригадной разведроты П. Е. Павленко, бывший кавалерист, каким-то
образом добыл коней с седлами, шашки, и разведчики-танкисты превратились в эскадрон
самой настоящей кавалерии. Ходили в разведку и танки.
6 ноября 10-я танковая дивизия врага захватила деревни Скирманово, Марьино и
Козлове. Противник грозил перерезать шоссе Волоколамск — Москва, что поставило бы
наши войска в очень тяжелое положение. Шоссе уже обстреливалось вражеской
артиллерией. Командующий армией поставил задачу отбросить противника из района
Скирманова и Козлова.
11 ноября с группой командиров и разведчиков я выехал к месту намечаемых боевых
действий. С опушки леса мы осмотрели местность. Затем с начальником штаба бригады
подполковником П. В. Кульвинским мы отправились в штаб армии уточнить приказ на
бой. Там встретил меня начальник штаба армии генерал-майор М. С. Малинин и подал
«Правду».
На первой странице было опубликовано постановление Совета Народных
Комиссаров СССР о присвоении мне звания генерал-майора танковых войск. Все начали
поздравлять меня.
Вошел Рокоссовский и говорит:
— Это еще не все. Вот — читай.
«Всем фронтам, армиям, танковым дивизиям и бригадам, — прочитал я. — Приказ
Народного Комиссара Обороны Союза ССР 11 ноября 1941 г. № 337 г. Москва.
О переименовании 4-й танковой бригады в 1-ю гвардейскую танковую бригаду.
4-я танковая бригада отважными и умелыми боевыми действиями с 4.10 по 11.10,
несмотря на значительное численное превосходство противника, нанесла ему тяжелые
потери и выполнила поставленные перед бригадой задачи — прикрытия сосредоточения
наших войск.
Две фашистские танковые дивизии и одна мотодивизия были остановлены и понесли
огромные потери от славных бойцов и командиров 4-й танковой бригады. Боевые
действия 4-й танковой бригады должны служить примером для [180] частей Красной
Армии в освободительной войне с фашистскими захватчиками...»
К. К. Рокоссовский поздравил нас с гвардейским званием, пожелал успехов в
предстоящем бою. Мы были взволнованы и обрадованы полученными известиями. В
бригаде эта высокая оценка вызвала новый подъем боевого духа, каждый испытывал
чувство законной гордости. Боевой листок бригады вышел под названием «Памятка
гвардейца».
Танкисты готовились к бою. Красили танки в белый цвет, готовили огнетушители,
проверяли оружие и боезапасы.
Наша ближайшая задача заключалась в том, чтобы ударом в направлении НовоРождествено — Скирманово выбить противника из Скирманова, а в дальнейшем
наступать вдоль шоссе и овладеть Козловом. Нашу атаку должны были поддержать
артиллерия и «катюши». С флангов наступали 27-я и 28-я танковые бригады.
12 ноября в 6 часов утра бригада заняла исходное положение на опушке леса у НовоРождествена. Командный пункт бригады расположился тут же в погребе
полуразрушенного дома лесника. Начать артподготовку предстояло в 9.00, атаковать — в
10.00. Атаковать противника предстояло «в лоб» — иного пути не было.
Перед атакой бригада построилась в три эшелона. В первом шли танки КВ и Т-34, во
втором — Т-34 и БТ, в третьем — резерв КВ и БТ. За вторым эшелоном двигалась
мотопехота. Впереди — боевая разведка. Второй эшелон должен был поддержать первый
и вести огонь, охраняя его, так как в то время не было еще артиллерийских самоходных
установок.
Наша атака была встречена огнем орудий и окопанных танков. Часть танков врага
стояла в сараях и вела огонь через амбразуры. Из дзотов стреляли по пехоте. Гитлеровцы
бросили в контратаку свои танки, завязалась танковая дуэль.
Неожиданно на кладбище у Скирманова появились солдаты в советском
обмундировании. Странно — казалось бы, наших там не должно быть. И тут мы увидели,
что они ведут огонь по нашей мотопехоте. Это были переодетые гитлеровцы. Тогда мы
открыли огонь по кладбищу. Танк Бурды раздавил здесь семь дзотов и одно
противотанковое орудие.
Бой длился до ночи. Гитлеровцы понесли большие потери, но, подтянув резервы,
удержались. С наступлением [390] темноты мотострелковый батальон под прикрытием
танков бросился в штыковую атаку на Скирманово. Этого враг не выдержал и бежал.
К 3 часам утра 13 ноября наша мотопехота закрепилась у Скирманова. Бригада
пополнялась горючим, боеприпасами, исправляла повреждения матчасти и готовилась с
утра наступать на Козлово.
Утром 13 ноября 1-я гвардейская танковая бригада, взаимодействуя с 27-й и 28-й
танковыми бригадами, повела наступление на Козлово. Геройски сражались бойцы
мотопехоты. Погиб комиссар батальона Большаков, был ранен командир батальона
Передерни. Командование батальоном принял начальник разведки бригады капитан
Лушпа. Отличились в этом бою танковые экипажи лейтенантов Самохина, Луппова,
Бурды и многие другие.
К 8 часам вечера 14 ноября Козлово было занято.
За три дня ожесточенных боев враг потерял 34 танка, 25 орудий ПТО, 8 тягачей, 26
минометов, 5 тяжелых орудий. Разбито было 13 дзотов, 21 пулеметное гнездо,
уничтожено много живой силы.
К утру 15 ноября нас сменили стрелковые части. Бригада вернулась на свои прежние
позиции и принялась приводить себя в порядок.
А 16 ноября 1941 года началось второе наступление гитлеровцев на Москву. На
волоколамском направлении удар противника пришелся по дивизии И. В. Панфилова, 1-й
гвардейской танковой бригаде и корпусу Л. М. Доватора. Нас этот удар не застал
врасплох. Мы были готовы, да танков было мало!
Завязались ожесточенные бои. Гитлеровцы заняли Матренино и Горюны. Мы
отбросили их контратакой. На участке корпуса Л. М. Доватора гитлеровцы захватили
Морозове, Ширяево, Данилково. Совместной контратакой конницы и танков эти пункты
были также отбиты.
Враг рвался к деревне Язвище, чтобы перерезать Волоколамское шоссе. Там держали
оборону батальон пограничников под командой Самойленко, два танка в засаде —
Афонина и Лещишина — и две батареи зенитного дивизиона под командой Афанасенко.
Командир батальона пограничников Самойленко сообщил: [191]
— Идут немецкие танки. Ответ был:
— Совместно с засадами бейте их.
Гитлеровцы пытались окружить батальон Самойленко. Четыре танка выползли на
шоссе. Лещишин и Афонин подожгли их. Однако вслед за этим показались еще шесть
танков и цепь пехоты гитлеровцев — до батальона. Пограничники не смогли сдержать
натиск врага и стали с боем отходить на деревню Гряды. Афонин и Лещишин подбили
еще два танка и, ударив с флангов по гитлеровцам, стали давить их гусеницами.
Гитлеровцам удалось с тыла залезть на танк Афонина. Они кричали: «Рус, сдавайся».
Увидев это, Лещишин из пулемета стал сбивать врагов с танка товарища. В это время
Афонин, увидев, что на танк Лещишина также лезут гитлеровцы, в свою очередь, ударил
по ним из пулемета.
Гитлеровцы продолжали наступать на деревню Гряды и станцию Чисмена, где
находился мой командный пункт. Бригаде было придано два бронепоезда, которые вели
огонь по скоплению противника в районе деревни Лысцово. В это время на станцию
Чисмена налетело около 30 бомбардировщиков. Они повредили пути. В бронепоезда
бомбы не попали, но боевые площадки наклонились, и пушки смотрели в землю. Мы
выделили рабочую команду для помощи экипажам бронепоездов, и дело закипело. Но тут
враг усилил натиск. Батальон пограничников снова вступил в бой. Две наши зенитные
батареи открыли огонь по танкам и пехоте врага. Атаку удалось отбить. Вскоре полотно
железной дороги было починено, и бронепоезда стали боеспособными.
17 ноября гитлеровцы бросили 30 танков на правый фланг дивизии И. В. Панфилова.
Им удалось занять Голубцово, Ченцы, Шишкино, Лысцово. 8-ю гвардейскую (бывшую
316-ю) стрелковую дивизию И. В. Панфилова на этом фланге поддерживал первый
батальон нашей бригады под командой капитана В. Гусева. Генерал Панфилов приказал
полку восстановить положение и вернуть Лысцово. Гусев придал полку три танка Т-34 и
три — БТ-7. Возглавил группу Д. Лавриненко. Отважной шестерке пришлось действовать
против 18 танков врага. Бой длился всего минут семь. Гитлеровцы зажгли две наши
машины и две повредили, но, потеряв семь танков, отступили. Наши танки ворвались в
Лысцово [192] и начали громить врага. Вслед за нами туда вошел и мотострелковый полк.
Не успел Лавриненко доложить о выполнении задачи, как ему сообщили из штаба,
что прорвавшиеся вражеские танки окружили деревню Мишине. Лавриненко с
оставшимися танками пошел наперерез врагу. Скоро показалась вражеская колонна —
примерно до двух десятков тяжелых и средних танков. «На стороне фашистов сила, а на
нашей — внезапность», — решил Лавриненко. Танки из засад неожиданно ударили по
колонне. Уничтожив в получасовом бою шесть танков противника, наши машины скрыто
отошли и соединились со своими частями у деревни Гусенево.
19 ноября вражеская пехота с 20 танками начала обходить Гусенево, где находился
командный пункт генерала И. В. Панфилова. Вокруг рвались мины и снаряды. Панфилов
вышел из землянки, чтобы отдать распоряжение, и был убит осколком мины{2}. Это была
огромная потеря, и мы, танкисты, разделяли глубокую скорбь 8-й гвардейской дивизии. С
панфиловцами мы крепко сдружились в боях и помогали друг другу чем могли.
Внезапно у деревни Гусенево появились восемь фашистских танков.
— В танк, — скомандовал старший лейтенант Д. Ф. Лавриненко своему механику
Бедному и сам сел за пушку.
Семь снарядов выпустил Лавриненко в упор по врагу, и семь танков запылало.
— Это вам, сволочи, за Панфилова! — кричал Лавриненко.
Но тут и в его танк попал снаряд. В это время из горящих вражеских машин
выскочили четыре офицера и бросились к лесу. Лавриненко погнался за ними с
пистолетом и уничтожил всех. Наша машина горела. С большим трудом Лавриненко и
Федотов вытащили из танка умирающего радиста Шарова. Спасти механика Бедного не
удалось — в танке стали рваться снаряды.
Справа отходили части 8-й гвардейской стрелковой дивизии. Слева покидали свои
рубежи кавалеристы Л. М. Доватора. Создавалась угроза окружения нашей бригады. Я
получил [193] приказ отойти на Федюково — по Волоколамскому шоссе. Левофланговые
части бригады стали отходить. Когда подошла очередь правофланговых, пришло
распоряжение — сосредоточиться в Ново-Петровском.
К моменту получения второго приказа 11 танков бригады с батальоном
пограничников уже вступили в бой в районе Федюкова. Остальной состав бригады —
мотострелковый батальон, зенитный дивизион и шесть танков вышли в Ново-Петровское
и во взаимодействии с подошедшей 33-й танковой бригадой вступили в бой с
противником. Таким образом, наша бригада оказалась на некоторое время разделенной и
вела бой на разных участках.
20 ноября бригада собралась в районе Ново-Петровского. Ослабленная 33-я танковая
бригада не могла вести бой, а для нас фронт был не по силам. О сложившейся обстановке
мы доложили К. К. Рокоссовскому. В ответ получили приказ отойти и занять оборону в
районе Назарове — Медведки — Филюжино.
Днем 21 ноября в нашу бригаду приехал член Военного совета 16-й армии А. А.
Лобачев и вручил нам гвардейское знамя. Бойцов мы собрать не могли — они находились
на позициях. Для приема знамени были выделены представители частей.
В связи со сложившейся на участке армии обстановкой бригаде было приказано к
утру 22 ноября перейти на новый рубеж обороны, в районе Саввино — Железниково.
Мотострелковый батальон и батальон пограничников расположились на рубеже
Синево — Мартюшино — Семенково — Филатове — Глебово — Бухарево — Зенькино.
Это была полукруговая оборона. Бригаде был придан также кавалерийский полк из
состава корпуса Л. М. Доватора.
Помимо обороны занятого рубежа на бригаду возлагалась задача во взаимодействии
с двумя стрелковыми дивизиями не допустить прорыва гитлеровцев на север и северовосток через Волоколамское шоссе в районе Холуяниха — Ябедино. Мы прикрывали
западный берег реки Истры и Истринское водохранилище. Протяженность фронта
достигала 20 километров. Сплошную оборону нельзя было построить, поэтому она была
организована очагами на опасных направлениях — танковая засада и немного пехоты. К
этому времени мы получили воззвание командования Западного фронта. [194] «Ни шагу
назад, позади Москва», — говорилось в нем. Поздней ночью работники политотдела
ходили от засады к засаде и доводили воззвание до всех бойцов.
В последующие двое суток бригада вела напряженные бои на своем рубеже,
прикрывая отход частей армии на восточный берег реки Истры и Истринского
водохранилища.
22 ноября гитлеровцы силами в 30 танков и до полка пехоты заняли Чаново,
вытеснив оттуда наш кавалерийский полк. Необходимо было восстановить положение.
Для этого мы выделили пять танков под командой Бурды и взвод автоматчиков
Красильникова. Сил было мало. Успех могла принести только внезапность удара. Мы
нашли местных ребятишек, знавших лесные дороги к Чанову, и на рассвете 23 ноября
один из них вывел танки, автоматчиков и кавалерийский полк в нужный район. Завязался
бой. Огонь автоматчиков с фланга, удар танков и кавалеристов были для врага
неожиданными. Помогла и соседняя танковая бригада, действовавшая из района
Ядромина. В итоге задача была выполнена. Но гитлеровцы, поняв, что наши силы
незначительны, пошли в контратаку и к ночи 23 ноября снова заняли Чаново, а затем
выбили наш эскадрон из Глебова. Одновременно танки противника и его пехота вышли
через Семенково на восточную окраину деревни Мартюшино.
24 ноября гитлеровцы предприняли «психическую атаку». Они шли из деревни
Высоково с зажженными фарами, освещали местность ракетами. Их танки и автоматчики
вели огонь с ходу. Однако, встреченные огнем, фашисты поспешили закончить свою
иллюминацию и отошли.
По приказу К. К. Рокоссовского в ночь на 26 ноября бригада отошла на восточный
берег реки Истры и стала во второй эшелон армии. Нам срочно нужно было
отремонтировать матчасть — у нас было повреждено 13 боевых и 5 транспортных машин.
Сборный пункт находился в деревне Снигири, в 6 километрах от линии фронта.
Шел десятый день наступления противника. Фашисты, теряя сотни танков и тысячи
людей, рвались к Москве. Враг был в 60 километрах от столицы. Надо было остановить
его любой ценой.
Я предложил комиссару бригады М. Ф. Бойко:
— Давай напишем ремонтной роте письмо, чтобы они ускорили выпуск танков. [195]
Так и сделали. Ремонтники, правда, и без того не жалели своих сил. Стояли холода,
руки на морозе прилипали к металлу, но люди не щадили себя. В ответ на наше письмо
они обещали день и ночь работать в любых условиях, но поставленные задачи выполнить.
И выполнили. За пять суток отремонтировали 11 танков. Особенно отличились
ремонтники. Петров, Капульский, Миткус, Меликов, Игнатов, Швец.
Фактически бригада все время принимала участие в боевых действиях.
26 ноября положение стало очень серьезным — враг угрожал правому флангу и тылу
16-й армии. Контратаковать и восстановить положение — такая задача была поставлена
перед бригадой.
В 7 часов 26 ноября пять танков и рота мотострелкового батальона во
взаимодействии со стрелковым полком повели наступление на Духанино, Степаньково,
Куртасово. Эту группу возглавил начальник химической службы капитан И. И. Морозов,
погибший в 1945 году в Берлине, за два дня до конца войны. Пять танков с ротой
мотострелкового батальона, которым командовал И. В. Голубев, пошли в атаку на
Сысоево, Никольское, Максимовку. Три — на Андрейково. Два танка в засаде
прикрывали левый фланг бригады, остальные находились в резерве. Таким образом,
контратака велась на фронте в 10 — 12 километров.
Сражение продолжалось трое суток. Группа И. И. Морозова наступала с боем из
Духанина на Степаньково и заняла северную окраину деревни. Танк Лещишина ворвался
туда первым и стал за скирдой соломы. В его экипаже находился политрук второй роты
первого батальона Ищенко. Вражеская батарея засекла расположение танка Лещишина и
открыла по нему огонь. Началось единоборство танка с артиллерийской батареей. Ищенко
подавал снаряды, а Лещишин вел огонь. Шестьдесят снарядов выпустили они. Поединок
закончился победой танка, который уничтожил четыре вражеских орудия. Танк
Лещишина двинулся по деревне, догнал машину с пехотой противника и раздавил ее. Три
орудия ПТО и две грузовые машины разбил танк Молчанова. Гитлеровцы отступили из
Степанькова на Куртасово.
Прежде чем атаковать Куртасово, капитан И. И. Морозов выслал разведку. Она
установила, что в деревне находятся [196] 30 танков и батальон пехоты противника,
которые, в свою очередь, собираются атаковать Степаньково.
Узнав об опасном положении Морозова, я послал к нему на помощь три тяжелых
танка КВ под командой старшего лейтенанта Бурды.
Бойцы давно не ели, а походная кухня запаздывала. Между тем со стороны врага
тянуло запахом обеда; было видно, что к его позициям подошла походная кухня. Тогда
Бурда обратился к Морозову:
— Разрешите для обеда использовать местные ресурсы?
— Какие ресурсы?
— А вот увидите.
Бурда собрал группу автоматчиков и направил их лощиной к опушке леса, где
расположилась немецкая кухня. Приблизившись, автоматчики открыли внезапный огонь.
Гитлеровцы разбежались. Захватив кухню, автоматчики привезли товарищам трофейный
обед. Все хорошо подкрепились.
С утра 28 ноября, после минометного обстрела, 27 немецких танков в
сопровождении противотанковых орудий пошли в атаку на Степаньково. Они были
встречены огнем наших танковых засад. Разгорелся напряженный бой. Гитлеровцы
сосредоточили огонь орудий ПТО на танке лейтенанта Стрижевского. В танк попало 29
снарядов. Но он отважно сражался, уничтожив восемь орудий и два танка противника.
Наконец гитлеровцы подожгли его, но экипаж сумел благополучно отвести машину в тыл.
Танк был спасен.
На следующий день Степаньково подверглось обстрелу из автоматических пушек,
минометов и орудий ПТО. Затем в воздухе появились бомбардировщики и стали
пикировать на лес, где стояли наши танковые засады. Стрелковые части получили приказ
отойти. Танки остались на месте для прикрытия пехоты. В бою они сожгли еще два танка
врага.
Пока группа капитана И. И. Морозова вела бой за Степаньково, мотострелковый
батальон с двумя танками выбил врага из Ермолина.
Фашисты стали бомбить район расположения бригады силами 30 пикирующих
бомбардировщиков. Зенитчикам удалось сбить три самолета. На следующий день
пикировщики прилетели снова, но они сбросили свой бомбовый груз впустую —
зенитчики переменили позиции.
В ночь на 29 ноября наша бригада по приказу отошла и заняла новый
оборонительный рубеж.
Сражения были тяжелые, и много потеряли мы в эти дни своих боевых товарищей.
Еще пять суток пытались гитлеровцы пробиться к Москве, но встречали сильный отпор.
Все эти дни танкисты вели напряженные бои.
За время оборонительных боев бригада приобрела богатый опыт. Мы
приспосабливались к обстановке, на ходу овладевали новыми тактическими приемами,
рожденными на поле боя. Никогда не игнорировали мы мощь врага, но и не
переоценивали ее. Несмотря на превосходство противника в численности танков, бригада
все время вела активную оборону. Иногда гитлеровцам казалось, что они уже достигли
цели, но именно в это время наши контратакующие части наносили им внезапный удар. В
нашей бригаде не было случая отхода без приказа командования не только частей, но и
отдельных танковых экипажей.
За 14 дней немецко-фашистского наступления 1-я гвардейская танковая бригада
уничтожила 106 танков, 37 орудий ПТО, 16 тяжелых орудий, 16 минометов, 3
минометные батареи целиком, 8 тягачей, 13 дзотов, 27 пулеметных гнезд, 55 автомашин,
51 мотоцикл и до 3 полков солдат и офицеров противника, потеряв при этом 7 танков. 26
танков, подбитых на поле боя, были восстановлены. Несмотря на потери, бригада
сохранила свою боеспособность. Таков был итог наших действий в оборонительных боях
на волоколамском направлении.
Опыт, приобретенный в оборонительных боях, пригодился нам, когда мы перешли в
наступление.
К началу декабря 1941 года советские войска, измотав врага активными
оборонительными боями, стали постепенно брать инициативу в свои руки.
Большую опасность для Москвы представляли вражеские клинья, глубоко
врезавшиеся в нашу оборону. Один из таких клиньев находился в районе Каменка —
Крюково. Здесь соединились группы вражеских войск, наступавшие на клинском и
волоколамском направлениях. На этом участке фронта действовали 5-я танковая и 35-я
пехотная дивизии гитлеровцев. До 60 танков находилось только в Крюкове, некоторые
были зарыты в землю. Гитлеровцы хорошо здесь укрепились. Каменные строения они
использовали [193] под дзоты. Местный кирпичный завод был также приспособлен к
обороне. Гитлеровцы густо минировали местность, поставили орудия ПТО.
3 декабря командующий армией К. К. Рокоссовский приказал бригаде принять
участие в операции по освобождению Крюкова — Каменки.
Главный удар здесь наносила 8-я гвардейская стрелковая дивизия. Нам предстояло
оборонять участок влево от Крюкова — Каменки и некоторой частью сил поддерживать
атаку наступающих. Взамен откомандированного батальона пограничников нам придали
отдельный танковый батальон под командованием Герасименко.
Первые дни наступления не увенчались успехом. Атака, начатая без достаточной
артподготовки, сорвалась. Огневые точки противника не были подавлены. Тогда
командование дивизии решило атаковать врага ночью. Силы нашей бригады были
рассредоточены для поддержки пехоты, но не было создано танкового ударного кулака и
танкистам не предоставили должной инициативы. В итоге ночная атака также не имела
успеха. Бригада потеряла подбитыми девять танков, семь из которых удалось вывезти с
поля боя. Танк лейтенанта Платко подорвался на мине, но экипаж не покинул машину и,
пока были патроны и снаряды, вел огонь. На третьи сутки ночью саперы разминировали
проход, и машина была эвакуирована. В резерве у меня оставалось всего четыре танка.
Неудача наступления объяснялась тем, что предпринятый главными силами удар
был нацелен «в лоб». Обсудив положение, решили взять противника в клещи с флангов.
Удар слева осуществляла наша бригада во взаимодействии со стрелковой дивизией.
Для изучения направления, на котором нам предстояло атаковать, я выслал группу
разведчиков-добровольцев под командой старшего сержанта Устьяна. В белых халатах, с
автоматами и противотанковыми гранатами, разведчики незаметно обогнули Каменку и
вышли к тылам врага, фиксируя его огневые средства и изучая местность. Уничтожив по
дороге вражескую машину с солдатами, разведчики вернулись в свою часть и принесли
ценные сведения.
Несколько танков пришлось придать стрелковым частям, но главные силы были
сведены в одну группу для удара. [199] Перед началом наступления в бригаде были
проведены короткие партийные и комсомольские собрания. К рассвету мы были готовы
идти в бой.
Утром 7 декабря началось наше наступление. Ударная танковая группа состояла из
двух групп танков, которыми командовали А. Бурда и Д. Лавриненко. За танками Бурды
шел кавалерийский полк, а за Лавриненко — стрелковый. Левее наступали танковый
батальон Герасименко и мотострелковый батальон И. В. Голубева.
Сначала открыла огонь артиллерия. Следуя за разрывами наших снарядов, в атаку
двинулись танки, за ними — пехота и кавалерия. Атака удалась. Все — и танки, и пехота,
и кавалерия — дрались отважно. Клещи сжимались, и гитлеровцы не выдержали —
отступили. К исходу 8 декабря Крюково и Каменка были очищены от врага.
Боевой счет 1-й гвардейской танковой бригады теперь уже имел две графы:
«уничтожено» и «захвачено». В захваченных нами вражеских машинах было много
награбленных гитлеровцами у населения вещей: женская и детская обувь, одежда. Все это
танкисты раздали жителям Крюкова и Каменки.
До 11 декабря наша танковая бригада и 8-я гвардейская стрелковая дивизия
закреплялись на занятом рубеже. Разведка доносила, что враг отходит на западный берег
реки Истры и Истринского водохранилища и там закрепляется. Этого нельзя было
допустить. Нужно было окружить истринскую группировку противника и уничтожить ее.
В начальный период Великой Отечественной войны корпуса были расформированы.
Между тем боевая обстановка требовала наличия больших соединений всех родов войск.
Поэтому формировались временные соединения всех родов войск, называемые
оперативными группами. По приказу К. К. Рокоссовского в нашей армии был создан ряд
таких оперативных групп. Командующим одной из них был назначен я. Нашей группе
были приданы 40-я и 50-я отдельные стрелковые бригады.
12 декабря было получено боевое распоряжение, в котором сообщалось, что 35-я
пехотная, 5-я и 10-я танковые дивизии противника и дивизия СС оказывают упорное
сопротивление нашим частям на рубеже Поварово — Марьино — Адуево — Павловское.
Войскам вверенной мне группы приказывалось [200] переправиться через реку Истру в
районе Павловской слободы и выйти в район Петровского, отсюда наступать в
направлении Давыдовское — Буньково — Ябедино — Мыканино — Зенькино и во
взаимодействии со стрелковой дивизией уничтожить противника на западном берегу реки
Истры. В дальнейшем, наступая вдоль шоссе в направлении Ядромино — Румянцево,
отрезать пути отхода противнику на запад и юго-запад.
Немецко-фашистские войска, пытавшиеся закрепиться на истринском рубеже, уже
утратили свой воинственный дух. Потери их были очень велики. Пленный сапер 240-го
пехотного полка 106-й пехотной дивизии показал 9 декабря, что в ротах его части
осталось по 50 — 70 человек вместо полагающихся 160.
Мы решили наступать на широком фронте стрелковыми бригадами, которые были
снаряжены лыжами и маскировочными халатами, а главный удар наносить ближе к шоссе.
От исходного положения в районе Нахабина до выхода в тыл врага надо было
пройти около 40 километров по глубокому снегу.
Первыми вышли в тыл врага разведчики-танкисты под командой лейтенанта
Антимонова. К деревне Киселево они подошли незаметно. Местные жители предупредили
их, что в соседней деревне Телепнево находятся гитлеровцы. Антимонов решил атаковать
и боем разведать силы врага. Следуя скрыто, по лощинам, танки с десантом автоматчиков
ворвались в деревню и открыли огонь из пушек. Автоматчики стали прочесывать
деревню, очищая дома от фашистов. Через полчаса все было закончено. Разведчики до
подхода главных сил вышли на Волоколамское шоссе, отрезали Истру и пути отхода
противника.
Вечером 12 декабря по радио было передано сообщение Совинформбюро «Провал
немецкого плана окружения и взятия Москвы». В нем говорилось, что к исходу 11 декабря
«войска генерала Рокоссовского, преследуя 5-ю, 10-ю и 11-ю танковые дивизии, дивизию
СС и 35-ю пехотную дивизию противника, заняли город Истра».
К 14 часам 13 декабря передовой отряд бригады приблизился к Лукину, но дальше
идти не мог. Гитлеровцы густо заминировали дорогу. Мины были поставлены в два яруса,
встречались и мины-сюрпризы. [201] Я приказал командиру танкового полка И. Г.
Черяпкину не задерживаться у Лукина, а обходить позиции врага полями, смело
маневрировать, а не бить «в лоб». Как только мы начали обход Лукина, гитлеровцы
бежали. На плечах отходящего врага главные силы оперативной группы вышли на
Волоколамское шоссе. Оно было закрыто для фашистов.
Жители Подмосковья с радостью встречали наши части, оказывали всевозможную
помощь воинам-освободителям. Приведу лишь один пример.
Бригада стремительно преследовала отступавшего противника. Однако в селе НовоПетровском танки вынуждены были остановиться — путь преграждал взорванный мост
через реку Истру. Пришлось искать другой путь, и вскоре колонна подошла к броду. В это
время танкисты заметили две фигуры, бежавшие им наперерез. Женщина и мальчик лет
одиннадцати приблизились с возгласами: «Стойте! Там мины!» Комиссар полка Я. Я.
Комлов спросил их, где же тогда перебраться. Женщина ответила: «Лучше вон там, у
моего дома. Там речка уже».
Дом стоял в центре ложбины, через которую танки могли бы выйти на шоссе. Но
напротив дома берега реки были очень круты. Надо сделать мост, да где взять бревна?
Услышав это, женщина сказала: «Бревна есть, разбирайте мой дом». Когда ее попытались
отговорить, она взяла в руки топор и первая принялась за дело.
Через некоторое время переправа была готова, и первый танк вступил на мост.
Впереди бежал мальчик, показывая путь. Во время переправы под одной машиной
разорвалась мина, и мальчик был ранен.
Спустя 23 года Я. Я. Комлов разыскал Александру Григорьевну Кузнецову и ее сына
Петра Ивановича. Об их подвиге узнала вся страна. 23 сентября 1965 года Указом
Президиума Верховного Совета СССР А. Г. Кузнецова и П. И. Кузнецов были
награждены орденами Отечественной войны I степени.
Вырос у дороги новый добротный дом. Это народ построил его людям с большим
сердцем. На новоселье к Кузнецовым приехали те, кто в грозном 1941 году прошли здесь
с боями. Мне доставило большую радость вручить славным патриотам ключи от дома, на
одной из стен которого сделана надпись: «Александре Григорьевне и Петру Ивановичу
Кузнецовым [202] за подвиг, совершенный в годы Великой Отечественной войны».
После освобождения нашими войсками Истры, Клина и Солнечногорска противник
отвел свои главные силы в Волоколамск. Этот город, расположенный на горе, был
превращен гитлеровцами в крупный узел сопротивления. Здесь они собрали остатки
разгромленных советскими войсками 106-й, 35-й, 5-й пехотных и 11-й танковой дивизий.
17 декабря в 21 час на мой командный пункт прибыл офицер связи с приказанием
готовиться к захвату города. До Волоколамска было 38 километров. Начальник штаба
подполковник П. В. Кульвинский и начальник оперативного отдела Никитин сели за
разработку приказа.
Мы выходили на тот самый путь, по которому совсем недавно отступали с боями.
Знакомая дорога. Знакомые названия — Скирманово, Чисмена, Язвище, Матренино,
Горюны, где геройски бился с группой танков старший лейтенант А. Бурда. Мы
вспомнили Дубосеково, где сражались 28 панфиловцев. Все было знакомо. Только
отходили мы по 5 — 6 километров в сутки, вперед же идем в три раза быстрее.
Начались бои на подступах к Волоколамску. Оперативная группа сражалась за район
Сычево — Покровское — Гряды — Чисмена. Передовой отряд 1-й гвардейской танковой
бригады под командой старшего лейтенанта Д. Ф. Лавриненко ворвался в район Гряды —
Чисмена и застиг гитлеровцев врасплох. Не ожидая подхода главных сил, Лавриненко
решил атаковать Покровское. Но фашисты, подтянув 10 танков на шоссе,
сосредоточились в тылу у отважных советских танкистов и решили отрезать их от
основных сил бригады. Тогда Лавриненко развернул свою танковую роту и повел ее на
Горюны. В это время подоспела и колонна главных сил нашей оперативной группы.
Гитлеровцы сами оказались зажатыми в клещи и бежали.
Тогда фашисты обрушили на Горюны огонь тяжелых минометов. И тут осколком
мины был убит отважный танкист Д. Ф. Лавриненко. В нашей бригаде все любили
Лавриненко. Он родился в станице Бесстрашной, в семье кубанского казака. Отец его —
красный партизан — погиб в гражданскую войну. До службы в Красной Армии
Лавриненко был учителем. В двадцати восьми боях участвовал герой. Три раза горела
[203] его машина, и всегда он выходил победителем. Под Горюнами он уничтожил
пятьдесят второй танк врага.
Похоронили мы Д. Ф. Лавриненко около шоссе, в районе деревни Горюны. На его
могиле поставили столбик с дощечкой:
«Здесь
похоронен
танкист
старший
лейтенант
ЛАВРИНЕНКО
ДМИТРИЙ
ФЕДОРОВИЧ,
погибший
в
бою
с
немецкими
захватчиками
10.1Х.1914 — 18.Х11.1941 г.»
19 декабря в 14 часов штаб нашей оперативной группы получил боевое
распоряжение. Ставка Верховного главнокомандования приказывала нам овладеть
Волоколамском. Приказ запрещал ввязываться во фронтальные бои с противником и
атаковать его опорные пункты «в лоб». Удар по Волоколамску предписывалось нанести с
северо-востока и севера — войсками группы генерала Ф. Т. Ремизова, с юго-востока и
юга — войсками нашей группы. В целях наиболее тесного взаимодействия частей в этой
операции танковая группа Ф. Т. Ремизова была подчинена мне. В приказе говорилось, что
с фронта необходимо сковывать противника слабыми силами. Для удара по Волоколамску
с запада выбросить сильный отряд.
Так и было все сделано. 19 декабря наши передовые части вышли к окраинам
Волоколамска. А к полудню следующего дня город был очищен от гитлеровцев.
Тяжелая картина открылась нам. В центре Волоколамска стояла виселица, на
которой было повешено восемь человек — шесть мужчин и две женщины. Это были
московские комсомольцы, перешедшие линию фронта, чтобы установить связь с
партизанами. Командир мотострелковой роты мотострелкового батальона 1-й гвардейской
танковой бригады Рябов, первым вошедший в город, вместе со своими бойцами снял
трупы казненных гитлеровцами патриотов.
Сто пять километров от Крюкова до Волоколамска войска группы прошли с боями за
11 дней. Много населенных пунктов было освобождено от фашистских захватчиков.
Тысячи и тысячи гитлеровцев нашли себе могилу на полях Подмосковья. Не русский
мороз, как писали немецкие генералы, доконал гитлеровцев, а советские войска вышибали
дух из фашистского воинства и гнали его на запад. [204]
Отброшенный от Волоколамска противник создал сильную оборонительную полосу
на западном берегу реки Ламы. Его передний край проходил по линии Алферьево —
Сидельницы — Захарино — Тимково — Лудина Гора — Полудино — Спасс-Рюховское.
Ключом рубежа была Лудина Гора, господствовавшая над местностью в радиусе до 10
километров. Как потом выяснилось, на этой высоте у противника были сосредоточены 94
пулеметные и минометные позиции, 10 орудий ПТО, 73 блиндажа, соединенных
глубокими траншеями. Начальник немецкого гарнизона доносил своему командованию:
«Лудина Гора неприступна, обход невозможен. Все подступы под нашим огнем».
Вот обращение командира 23-й немецко-фашистской пехотной дивизии к своему
командному составу: «Господа командиры! Общая обстановка военных действий властно
требует остановить быстрое отступление наших войск на рубеже реки Ламы. Позиция на
реке Ламе должна защищаться до последнего человека. Под личную ответственность
командира требую, чтобы этот приказ нашего фюрера и верховного главнокомандующего
был выполнен с железной энергией и беспощадной решительностью. Если противнику
удастся прорваться на нашем фронте, то необходимо во что бы то ни стало продолжать
оборону населенного пункта. Каждый прорыв должен быть ликвидирован, а населенные
пункты должны быть удержаны. Эту задачу каждый командир решает самостоятельно, без
приказа сверху.
Русский недостаточно силен, чтобы делать большие операции... У каждого воина
должны снова пробудиться воля к обороне и вера в наше превосходство. Настоящий
кризис должен и будет преодолен. Вопрос поставлен о нашей жизни и смерти. После
оповещения этот приказ уничтожить».
Тщетно искала наша разведка слабое место в обороне Лудиной Горы. Перед высотой
лежали глубокий овраг и минные поля. Идти «в лоб» означало понести бесполезные
потери. Обо всем этом было доложено командованию армии.
По приказу командующего оперативная группа была переведена с левого фланга на
правый. 25 декабря штаб группы расположился в селе Ивановском, в подвале
ветеринарного техникума. Группе была поставлена задача в обход левого фланга
оборонительной полосы гитлеровцев нанести удар по
центральной группировке фашистов в районе Тимково — Тимонино и захватить
деревню Михайловну.
За ночь саперы расчистили проход в минных полях. Утром 26 декабря
мотострелковый батальон с танками начал наступление. Бойцы ворвались в Михайловну и
взяли ее. В этой атаке погиб командир мотострелковой роты Рябов, первым вошедший в
Волоколамск. Его похоронили в деревне Возмище. Одновременно приданная нашей
группе 64-я бригада морской пехоты под командой И. М. Чистякова при поддержке шести
танков освободила деревню Владычино. Клин в оборону врага был вбит.
Противник не примирился с этим. Он решил срезать клин, который мы создали,
овладев Михайловкой и Владычином. Удар он направил на село Ивановское. Сначала
налетела авиация. Затем последовал огневой налет артиллерии и минометов. После этого
полк фашистской пехоты с танками, как на параде, по чистому полю двинулся на
Ивановское.
Сил у нас в Ивановском было всего штабная группа, комендантский взвод, пункт
аварийных машин, несколько транспортных машин, минометная рота и неполный
дивизион реактивной артиллерии — «катюш». По моей команде комендантский взвод и
все шоферы развернулись в цепь. Ремонтники сели в подбитый танк, зарядили пушки и
пулеметы. Реактивные установки тоже ждали команды. Я забрался на чердак, откуда мне
было все видно.
Основной штаб группы войск с начальником штаба П. В. Кульвинским находился в
поселке Ленино. Я послал ему записку с приказанием все, что есть под рукой, бросить мне
на помощь.
Гитлеровцы шли тремя цепями. Мы подпустили их и открыли огонь почти в упор.
Наступавшие остановились. Затем ударили «катюши». Первая цепь была сметена словно
ураганом. Заговорила минометная рота, открыл огонь наш единственный танк.
Гитлеровцы, оставив на поле боя до 500 трупов, откатились назад.
Атака на Ивановское была отбита до подхода подкрепления. Но беспокоило
положение наших частей в Михайловке. Там находились мотострелковый батальон
капитана И. В. Голубева, несколько танков и зенитная батарея. Связи с ними не было.
Вернувшиеся связные доложили, что дорога на Михайловку занята противником. [206]
Положение отрезанного мотобатальона было неважным» Рота автоматчиков врага
проникла на западную окраину Михайловки и засела в одном из домов. Но Голубев был
мужествениым командиром. Он спокойно отдал нужные распоряжения. Противотанковые
орудия лейтенанта Соколова разбили дом, где засели автоматчики врага. Комиссар
батальона Олизаренко и начальник штаба батальона Кудин подняли бойцов в контратаку
и выбили гитлеровцев из деревни. Два раза враг пытался бомбить Михайловку, но
зенитная батарея беспрерывно вела огонь из всех орудий и сбила один бомбардировщик
Ю-88. Затем последовала новая атака. Тогда два наших орудия стали бить по самолетам, а
два другие — по пехоте врага. И эта атака захлебнулась.
Вскоре подошли несколько танков с десантом автоматчиков, и положение было
восстановлено.
Утром 30 декабря мы получили боевой приказ: совместно с тремя стрелковыми
батальонами ликвидировать тимковскую группу противника.
Трудное это было дело.
Во всех домах гитлеровцы оборудовали огневые точки и блиндажи. Их
поддерживали артиллерийским и минометным огнем с Лудиной Горы. Но Тимково надо
было взять во что бы то ни стало.
Атаковал противника приданный нам стрелковый полк при поддержке пяти танков
старшего лейтенанта Бурды. Танкам удалось ворваться в Тимково, но пехоту гитлеровцы
отсекли огнем. Она залегла на окраине деревни.
Гитлеровцы вели огонь из противотанковых орудий. Первым был подбит танк
лейтенанта Семенова. Снаряд пробил броню, убил водителя и попал в бак с горючим.
Танк загорелся. Тогда за рычаги управления сел Семенов. Но передняя передача не
работала. Не растерявшись, отважный танкист повел машину задним ходом. Он отходил
от поля боя все дальше. Подбежавшие товарищи погасили огонь. Семенов умирал. Он
успел только сказать: «Спасите танк».
Нашим танкам удалось подавить противотанковые орудия, сжечь склад с
боеприпасами. Но пехота из-за обстрела не могла двинуться в атаку. Тогда старший
лейтенант А. Бурда вернулся к пехоте и поднял ее. Солдаты рванулись вперед, и
решительной атакой Тимково было занято. Но тут из соседней деревни гитлеровцы
открыли по Тимкову огонь из тяжелых орудий.
Один снаряд попал в танк сержанта П. С. Молчанова. Любимец бригады, отважный
танкист погиб, а командир орудия Махараблидзе и механик-водитель Панов были ранены.
Политрук второй роты первого танкового батальона И. И. Ищенко вынул из гимнастерки
документы Молчанова. В комсомольском билете лежал листок бумаги:
«Прошу принять меня в ряды Всесоюзной Коммунистической партии большевиков.
Если погибну в бою, считайте меня коммунистом, честным, преданным сыном нашей
Советской Родины. Сержант Молчанов».
Когда мы получали танки на заводе, Молчанов сказал: «Хотя мой танк в батальоне
по счету десятый, но в бою он будет первым!» За шестьдесят три дня боев танк сержанта
Молчанова уничтожил 11 танков врага, 13 орудий ПТО, 10 пулеметных гнезд, много
минометов и до роты пехоты.
Тело Молчанова мы привезли на командный пункт в село Ивановское. Отважного
танкиста похоронили около здания техникума. Поперек могилы мы положили гусеницу от
танка, а на железном листе написали:
«Здесь
похоронен
Герой
Отечественной
войны
танкист
МОЛЧАНОВ ПЕТР СЕМЕНОВИЧ, дважды орденоносец».
Группа вражеских войск в Тимкове была уничтожена. Приказ армии мы выполнили.
В ночь под Новый, 1942 год на окраине села Ивановского собрались танкисты
первого батальона. Не было среди нас наших дорогих боевых друзей Лавриненко,
Молчанова, Лакомова, Лескина, Семенова, Ракова, Рябова. Они погибли в тяжелых боях.
В госпитале лежали раненые Загудаев, Кукарин, Борисов. Мы помянули павших
товарищей. А потом запели нашу любимую песню о 1-й гвардейской танковой бригаде. Ее
слова написали танкисты Гурьев и Фролов, музыку мы подобрали сами. У нас ее знали все
и пели в минуты отдыха:
Мы
с
песней
в
бой
идем
и
побеждаем,
Наш
порох
сух,
снаряда
точен
лёт,
Броня
крепка,
и
сердце
крепче
стали,
Без устали врага бьет пулемет. [208]
Прибыли подарки от трудящихся и письма. Приехали к нам поэт Сергей Алымов и
исполнительница народных песен Иванова. Они выступали перед бойцами в нескольких
сотнях метров от окопов врага. Угостили мы гостей чаем из жестяных кружек, черным
хлебом с солью и чесноком и поднесли им по сто граммов водки — фронтовой паек.
Ничего лучшего у нас в то время не было.
С 1 по 10 января 1942 года бригада вела бои, стремясь углубить прорыв в обороне
врага. Были заняты Биркино, Ананьино, Посадинки.
7 января вверенная мне группа получила приказ: 10 января перейти в наступление,
прорвать оборону противника на рубеже Захарино — Голоперово — Калеево —
Тимонино и наступать на запад, в гжатском направлении. Бригаде была придана
артиллерийская группа, по тем временам довольно мощная: в ней имелись гаубицы и
дальнобойная пушечная артиллерия. Начальником артиллерии был назначен А. Кожухов.
Это был опытный командир, которого все мы любили и уважали за глубокое знание дела,
неустрашимость и веселый нрав.
После овладения Волоколамском произошло перераспределение разграничительных
линий, и мы расстались с 16-й армией. Наша группа войск вошла в состав 20-й армии.
Начальником штаба 20-й армии был Л. М. Сандалов, прекрасный работник. Много
помогал нам и начальник артиллерии армии П. С. Семенов.
10 января под покровом темноты войска группы вышли в исходное положение и в 10
часов 30 минут после мощной артподготовки перешли в наступление. Танки и пехота,
следуя за разрывами наших снарядов, двинулись в атаку. Такой порядок движения в бою
лишал противника возможности изготовиться и встретить атакующих огнем. Пехота
тащила на лямках самодельные сани с орудиями ПТО для стрельбы прямой наводкой по
целям, мешающим нашему движению.
Оборона гитлеровцев на Ламе была взломана. За двое суток мы освободили 12
населенных пунктов. Пала под ударом с тыла и Лудина Гора. После прорыва обороны мы
не давали противнику закрепиться нигде и преследовали его безостановочно. Всего с 1 по
23 января 1942 года нами было освобождено 40 населенных пунктов.
Пришел Указ Президиума Верховного Совета о [209] награждении 120 рядовых,
сержантов и офицеров 1-й гвардейской танковой бригады. 25 января в деревне СпасВилки нам были вручены правительственные награды. Помню, на улице поставили стол.
Награжденных построили. Получил орден Ленина я, затем вручили такую же награду
комиссару М. Ф. Бойко. Хотя мы с Бойко были награждены раньше, но ордена до этого
дня еще не получили, так как шли бои. Был зачитан указ о присвоении звания Героя
Советского Союза капитану А. А. Рафтопулло, который только под Волоколамском
уничтожил 20 фашистских танков. Получили награды и многие мои боевые друзьятанкисты. Затем награды получали зенитчики, мотострелки, разведчики, саперы,
связисты, ремонтники, сделавшие много для укрепления и поддержания боеспособности
бригады. Были награждены врачи Черновалов, Постников, Кукуладзе, спасшие много
солдатских жизней.
К этому времени части оперативной группы на своем участке изгнали врага из
пределов Московской области и вышли на территорию Смоленщины. Здесь противник
сумел перейти к обороне.
Начались бои местного значения. Стояла суровая зима, выпал глубокий снег. У
гитлеровцев было мало сил, но и мы поизмоталмсь. К нам подошел кавалерийский корпус,
которым после гибели Л. М. Доватора командовал И. А. Плиев. Мы воевали в тесном
взаимодействии с кавалеристами. Один раз гитлеровцы пошли в атаку и стали теснить
кавалерию к лесу, окруженному колючей проволокой. Группа танкистов бригады, видя
тяжелое положение соседей, бросилась на выручку. Фашисты частично были истреблены,
а остальные бежали. После этого случая наша боевая дружба еще больше укрепилась.
Мне казаки подарили бурку и папаху. С этим подарком я дошел до Берлина и храню
бурку как священную реликвию, как память о незабываемых днях Великой Отечественной
войны.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
А. П. Белобородов
Генерал
армии,
бывший командир 9-й гвардейской стрелковой дивизии
Сибиряки в великой битве за Москву
14 октября 1941 года был получен приказ, которого мы так ждали. Нам надлежало
сдать участок на дальневосточной границе и вывести дивизию для погрузки в эшелоны.
Через два дня мы уже ехали на запад.
Равномерно стучат колеса. И под их стук думаю о пережитом, о том, что ожидает
впереди.
Свыше полутора десятков лет мне пришлось служить в войсках, стоявших на берегах
Тихого океана и Амура, на страже неблизкого, но нашенского, родного, советского
Дальнего Востока. Нелегкой была эта служба. Тысячи километров, отделяющие нас от
центральных районов Родины, сложная политическая обстановка на дальневосточных
границах, наконец, суровая природа края...
Мы настойчиво, днем и ночью, в пургу и бесконечные приморские дожди учились и
укрепляли пограничные районы. Обучение проходило в обстановке, максимально
приближенной к боевой. Наши стрелки, артиллеристы, саперы, связисты больше времени
проводили в поле и в тайге, чем на зимних квартирах. Мы учились форсировать реки на
подручных [211] средствах, совершали стремительные многокилометровые марши в
пешем строю. Все это дало нам настоящую солдатскую закалку, оказавшуюся такой
необходимой в дни Великой Отечественной войны.
Когда фашистская Германия напала на нашу Родину, дивизия вышла на
дальневосточную границу и заняла на берегах Уссури боевой участок. Но наши помыслы
были там, на западе, где шли тяжелые бои с гитлеровцами.
И вот приказ получен. Идут составы на запад...
В пути следования бойцы и командиры узнали, что их желание исполняется: нас
направляют прямо на фронт. Эта весть была встречена с огромным подъемом. На
коротких остановках во всех батальонах прошли митинги.
Всего десять дней (срок по тем временам очень короткий) понадобилось
железнодорожникам, чтобы доставить нас с Дальнего Востока в Подмосковье. 27 октября
мы полностью разгрузились и сосредоточились на западных подступах к столице, в
районе города Истры. Дивизии было оказано высокое доверие — защищать Москву на
одном из самых важных направлений, на Волоколамском шоссе, плечом к плечу с
дивизией генерала И. В. Панфилова.
Уже 1 ноября мы получили через штаб 16-й армии распоряжение Военного совета
Западного фронта: одним полком, сменив 27-ю танковую бригаду, занять и упорно
оборонять участок Слобода — Городище — Барынино, а двумя полками выдвинуться на
рубеж станция Холщевики — Кострово.
3 ноября мы вместе с комиссаром дивизии М. В. Бронниковым были вызваны в
Ново-Петровское, где располагался штаб 16-й армии. Наша «эмка» подпрыгивала на
ухабах, как мячик. Вражеские штурмовики с воем проносились над дорогой. Шофер,
умело маневрируя, уходил от их огня.
В штабе армии нас приняли командующий 16-й армией генерал-лейтенант К. К.
Рокоссовский и член Военного совета дивизионный комиссар А. А. Лобачев. Выслушав
наш доклад о состоянии дивизии, Константин Константинович выяснил все детали
укомплектования и снаряжения. Сообщив нам некоторые сведения о противнике, он
поставил дивизии боевую задачу. При этом командующий выразил уверенность в том, что
о воинах-дальневосточниках скоро узнает вся страна. На нас обоих Константин
Константинович [212] произвел очень хорошее впечатление своими знаниями, тактом,
непоколебимой верой в войска.
Честь первыми из воинов-сибиряков вступить в бой за родную землю выпала 258-му
стрелковому полку, которым командовал подполковник Суханов, а комиссаром был
батальонный комиссар Кондратенко.
Хорошо помню этот наш боевой экзамен. Дивизия СС «Рейх», прикрывая
шоссейную дорогу, укрепилась на западном берегу реки Озерны, сосредоточив здесь
много артиллерии и минометов. Но, несмотря на ожесточенное сопротивление
гитлеровцев, мы вброд форсировали реку и стремительным ударом вышибли врага из
деревни Михайловское и села Федчина.
В этом бою отличился командир 7-й стрелковой роты лейтенант А. И. Иванов. Когда
наши наступающие подразделения подошли к реке, противник начал контратаку силами
до пехотного полка с танками при мощной поддержке артиллерии. Наша атака могла
сорваться. И тогда лейтенант Иванов первым бросился в холодную воду. Бойцы
устремились за ним. Рота первой ворвалась в Михайловское. Второй батальон под
командованием капитана П. В. Борисова овладел Федчином. Борисова в этом бою тяжело
ранило. Первый успех и первые потери...
В боях за Михайловское и в последующих сражениях отличился санитар 3-й
стрелковой роты 258-го полка И. Г. Авдеев. Он вынес с поля боя 270 раненых бойцов и
командиров с оружием. В то же время он был хорошим наблюдателем и сообщал о
замеченных им огневых точках и танках врага. За высокое воинское мужество Авдеев был
награжден орденом Ленина.
Когда я вечером 4 ноября доложил в штаб армии о результатах первого боя,
начальник штаба генерал-майор М. С. Малинин поздравил дивизию с боевым крещением.
Многие воины-дальневосточники отличились в первых боях. Красноармеец
Гордополов штыком заколол семерых фашистских солдат, а когда гитлеровцы окружили
командира роты, гранатами уложил их. Старший сержант Сувертей, доставляя товарищам
боеприпасы, лицом к лицу столкнулся с десятком гитлеровцев. Отважный воин не
растерялся, меткими выстрелами он обратил врагов в бегство. Пулеметчик Бортников,
тяжело раненный, остался в строю и во [213] время контратаки гитлеровцев встретил их
огнем «максима» в упор; он уложил два десятка фашистов. Образцы доблести и геройства
показали наши политработники. Политрук Гребенюков, младшие политруки Бордюков,
Зайцев и другие политработники полка вели за собой бойцов в атаку, отражали вражеские
контратаки. В первых рядах сражающихся были коммунисты Стальмаков, Миграсов,
Сукманов, Авдеев и многие другие.
На собственном опыте мы убедились, что «непобедимых» фашистских вояк можно
крепко бить и обращать в бегство.
14 ноября Военный совет Западного фронта обратился к войскам с воззванием, в
котором призвал бойцов, командиров и политработников защищать Москву до последней
капли крови. «Отстоим родную Москву!», «Под Москвой должен начаться разгром
немецко-фашистских захватчиков!» — эти лозунги были близки и понятны каждому из
нас.
В суровые дни обороны в нашу дивизию приезжали представители трудящихся
столицы. Состоялись митинги, на которых воины заявляли о том, что они не посрамят
чести защитников столицы, чести воинов-дальневосточников, сибиряков. Представители
трудящихся заверяли воинов, что они не пожалеют труда для создания оружия и техники.
Эти встречи вызывали новый подъем патриотизма у наших воинов.
До 16 ноября в полосе нашей дивизии наиболее ожесточенные бои происходили на
участке 258-го стрелкового полка. Противник то и дело бросался в атаки. Но сибиряки
стояли насмерть.
Видя, что атаки «в лоб» успеха не имеют, гитлеровцы решили пойти на маневр.
Мотополк противника стал обходить Михайловское. Наши разведчики заметили это. На
угрожаемый участок немедленно были направлены 3-й батальон 131-го стрелкового полка
и противотанковый дивизион. Противнику удалось несколько потеснить наши
подразделения и овладеть Михайловским — слишком велико было численное
превосходство врага. После трехдневных боев обойденный с флангов 3-й батальон 131-го
стрелкового полка получил приказ оставить деревню Ваюхино.
Командир поставил задачу пулеметному расчету Петра Огнева.
— Вы остаетесь в прикрытии. [214]
Пулеметчик поставил «максим» на крышу каменного дома. Гитлеровцы обнаружили
расчет и открыли по нему стрельбу. Напарник погиб. Петр Огнев остался у пулемета
один, раненый. Но воин продолжал бой, не подпуская гитлеровцев к дороге, по которой
отходил батальон. Когда враг открыл огонь из орудия, пулеметчик, спустился в дом. Там
бушевал пожар. Из горящего здания Огнев поливал свинцом врагов, которые лезли, не
считаясь с потерями. Петр Огнев стрелял по врагу до тех пор, пока не задохнулся в дыму.
Он выполнил приказ Родины и выручил товарищей. Когда через несколько дней батальон
вышиб гитлеровцев из деревни, жители рассказали нам, как стойко сражался отважный
пулеметчик.
17 ноября после артиллерийской подготовки враг перешел в наступление. Снова
главный удар приняли на себя воины 258-го стрелкового полка.
На позиции полка двинулись вражеские танки. Наша противотанковая артиллерия
открыла по ним огонь. Несколько машин загорелись, но остальные продолжали атаку.
Тогда воины пустили в ход бутылки с зажигательной смесью. Враг повернул обратно. На
поле боя пылали танки, подожженные нашими бойцами.
Более ста гитлеровцев уничтожил в этом бою взвод 9-й роты 131-го стрелкового
полка. Взводом командовал младший лейтенант М. Бесчастный. На второй день снова
разгорелся неравный бой. И опять отличился взвод Бесчастного, уничтожив много
вражеских солдат.
18 ноября рота автоматчиков противника атаковала наши подразделения в селе
Городище и ворвалась в населенный пункт. Командир роты и командиры двух взводов
были убиты. Управление нарушилось. У бойцов появилась некоторая растерянность, но
тут оказался политрук И. А. Романенко. С криком: «За мной!» — он выскочил из окопа и
увлек за собой роту в контратаку. Растерянности как не бывало. Гитлеровцы потеряли в
этом бою до шестидесяти человек; остальные бежали. Городище осталось в наших руках.
Политрук Иван Андреевич Романенко был награжден орденом Ленина.
Обстановка на нашем участке фронта становилась все напряженнее. Непрерывно
звонил телефон — это из штаба 16-й армии интересовались нашими боевыми делами.
[215]
19 ноября оба фланга нашей дивизии обошел противник. Мы оказались в
полуокружении. Вскоре прервалась связь со штабом армии. Под огнем противника мы
восстановили связь и продолжали упорно обороняться. Из-за обстрела приходилось часто
менять местонахождение наблюдательного пункта. Это, разумеется, затрудняло
управление боевыми действиями, но иного выхода не было. Начальник штаба дивизии
полковник И. Ф. Федюнькин и начальник оперативного отделения подполковник А. И.
Витевский в любой обстановке не теряли связи с частями, знали состояние войск и их
положение.
Враг превосходил нас по силам. Против дивизии действовали части 252-й пехотной,
10-й танковой дивизий и моторизованной дивизии СС «Рейх». Они продвинулись на
наших флангах до 15 — 17 километров, а наступавшая с участка правого соседа 5-я
танковая вражеская дивизия угрожала выходом в наши тылы.
20 ноября был получен приказ отойти на новый рубеж. Горькие это были минуты, но
иного выхода не было.
Отходили планомерно, без паники, под прикрытием арьергардов. Одновременно
приходилось отражать фланговые удары противника, вести борьбу с автоматчиками,
которые прорывались в тыл.
В эти суровые дни бойцы дивизии не переставали верить в нашу победу. Они знали:
придет час — будет и на нашей улице праздник.
Именно в это трудное время, в период ноябрьских боев, от 353 воинов дивизии
поступили заявления о приеме в партию и комсомол. «Если погибну, считайте меня
коммунистом», — так писали патриоты.
Мне не раз доводилось в это время беседовать с бойцами дивизии. Да, они были
измотаны напряженными боями и бессонными ночами. Но их глаза светились огнем
ненависти к врагу. После каждого разговора с бойцами мы, командиры, еще и еще раз
убеждались: с такими людьми победим, отгоним врага от столицы, и не только отгоним,
но и дойдем до Берлина.
С 22 ноября разгорелись бои на новом рубеже. Это были, пожалуй, самые тяжелые
дни. В то время дивизию посетили командующий фронтом Г. К. Жуков и командующий
16-й армией К. К. Рокоссовский. [216]
10 мая 1965 года на приеме в Центральном доме Советской Армии Георгий
Константинович напомнил мне о тяжелых событиях тех дней.
— А вы знаете, почему мы тогда приехали к вам?
Я пожал плечами, выражая недоумение. Вероятно, обстановка заставила — она была
тогда трудной на участке дивизии.
— Меня тогда к вам Верховный послал, — продолжал Георгий Константинович. —
Позвонил и сказал, что на Волоколамском шоссе у Белобородова тяжело. Три вражеские
дивизии на них навалились, а они воюют. Посмотрите на месте. Уточните данные
разведки, возможности дивизии.
И вспомнилась мне та холодная зимняя ночь. Было это в деревне Желябино, где
располагался штаб дивизии. После двух бессонных, до предела напряженных ночей я
прилег немного отдохнуть. Вдруг слышу, кто-то тормошит меня. Открыл глаза: адъютант.
«Вставайте, — говорит, — приехали командующие фронтом и армией».
Войдя в штаб, начал было рапортовать, но Георгий Константинович жестом
остановил меня и просто спросил:
— Ну, как дела?
Г. К. Жукова я видел впервые. Он произвел на меня хорошее впечатление. Понастоящему военный человек. Слова взвешивает, слушает внимательно.
Докладываю обстановку. Говорю минут двадцать. Жуков не перебивает. Когда я
умолк, он стал задавать вопросы, один за другим. Чувствовалось, что командующий
проверяет меня.
— Вижу, хорошо знаете обстановку, — одобрительно сказал наконец Жуков.
Когда я показал сводку потерь за последние два дня, Георгий Константинович
помрачнел и, обращаясь к Рокоссовскому, заметил:
— Везде одна и та же картина. Много жертв, особенно от вражеской авиации.
Повернувшись ко мне, спрашивает:
— Вот вы докладывали, что на вашем участке сосредоточилась новая танковая
дивизия противника. Вы уверены в этом? Не напутали ли ваши разведчики!? Мне
известно, что она наступает против войск 5-й армии. Какие у вас доказательства, есть ли
показания пленных? [217]
— У нас имеются документы, взятые у убитых на нашем участке фашистов из этой
дивизии. Кроме того, наблюдением установлено сосредоточение около ста танков против
селения Нефедьева. Что же касается «языка», то поиски проводятся каждый день, но пока
безрезультатно. Вот и сегодня ушла поисковая группа.
«Как-то они там сейчас? — подумал я. — Неужели придут ни с чем?»
И вдруг вижу: плащ-палатка, служившая дверью, приоткрылась, и показалось
улыбающееся лицо начальника разведки майора А. А. Тычинина.
«Неужели удача?!» — подумал я и, обратившись к командующему фронтом,
попросил разрешения выйти. Тычинин доложил, что захвачен гитлеровец, и как раз из той
самой танковой дивизии, о которой только что шел разговор.
Жуков сам допросил «языка». Пленный показал, что на следующий день назначено
наступление. После допроса Георгий Константинович связался со штабом фронта.
— У Белобородова имеется пленный. Доложите обстановку в Москву.
Убедившись в том, что наша дивизия действительно находится на пределе
возможного, Георгий Константинович распорядился придать нам стрелковую и танковую
бригады, один дивизион реактивных установок и артиллерийский полк.
Между тем наступил рассвет, артиллерия врага открыла огонь. Через некоторое
время гитлеровцы пошли в атаку. Я попросил разрешения отдать нужные распоряжения.
Воины встретили врага дружным огнем. И эта атака была отбита...
И вот спустя много лет, узнав причину приезда Жукова и Рокоссовского в нашу
дивизию, я еще раз убеждаюсь, что в те тяжелые дни в Ставке хорошо знали обстановку
не только в полосе обороны армии, но и даже в таком звене, как дивизия.
...Бои продолжались. Вспоминаю такой эпизод. Мы держали оборону недалеко от
города Дедовска, километрах в сорока от Москвы. В один из дней ко мне приехал
директор местной текстильной фабрики и спросил:
— Каким временем мы располагаем для эвакуации оборудования? [218]
Обстановка на нашем участке была сложной. Но Москва была совсем рядом, и я
сказал:
— Можете оставить свои станки на месте. Дальше мы не отойдем.
И верно. С этого рубежа в декабрьские дни сорок первого года началось наше
контрнаступление, наш победный путь на запад.
Здесь же, возле Дедовска, мы получили радостную весть о присвоении нашей
дивизии почетного наименования гвардейской.
«Гордимся вами. Желаем вам от всего сердца и впредь победоносно уничтожать
фашистских варваров», — говорилось в поздравительной телеграмме, присланной нам
Хабаровским крайкомом партии и крайисполкомом.
Военный совет 16-й армии также прислал приветствие, в котором была дана высокая
оценка действиям воинов-дальневосточников: «...Величайшая честь — называться
гвардейцами в момент жестокой схватки с кровавым фашизмом. Вы воплотили лучшие
черты бессмертного советского народа: его мужество, храбрость и презрение к смерти. Во
имя жизни нашей любимой Родины вы самоотверженно выполнили до последней капли
крови свой долг. Так борются бойцы, командиры, политработники, воспитанные
Коммунистической партией. Слава и привет вам, героические бойцы-гвардейцы. Мы
уверены, что вы оправдаете доверие партии и правительства...»
До сих пор не могу без волнения вспоминать день вручения дивизии гвардейского
знамени. Тогда мы дали гвардейскую клятву:
— Клянемся своими жизнями, кровью наших погибших товарищей, крепким словом
партийных и непартийных большевиков, что это священное для нас знамя мы твердо и
победоносно пронесем через все битвы с врагом до полного уничтожения немецких
оккупантов.
Враг упорно рвался к Москве, но наши части держались стойко.
2 декабря на позиции, которые занимали два батальона 258-го полка и
левофланговые части 18-й стрелковой дивизии, гитлеровцы бросили сразу две танковые
дивизии, поддержанные авиацией. Рано утром более 50 вражеских танков и
бронетранспортеров с пехотой атаковали наши боевые [219] порядки и устремились к
Нефедьеву. Командир 258-го полка подполковник Суханов доложил, что враг ворвался в
селение и командный пункт полка находится в окружении. Срочно организовали
контратаку и к утру 3 декабря выбили противника из Нефедьева. Наши воины захватили
трофеи: два танка, пять орудий, четыре повозки с боеприпасами.
Упорные бои развернулись также и на левом фланге дивизии, где оборонялся 131-й
стрелковый полк под командованием полковника Н. Г. Докучаева.
Для нашей 9-й гвардейской дивизии оборонительные бои под Москвой были
серьезным экзаменом на боевую зрелость. Перед фронтом дивизии гитлеровцы потеряли
убитыми, ранеными и пленными более 10 тысяч человек. Свыше 300 гвардейцев дивизии
были награждены орденами и медалями.
В тяжелых оборонительных боях было выиграно драгоценное время для
сосредоточения под Москвой свежих сил и подготовки мощного контрнаступления. 16-я
армия должна была начать наступление 7 декабря в общем направлении на Истру.
Вечером 5 декабря нас вызвали в штаб армии.
— Говорить много сейчас нет времени, — сказал начальник штаба армии М. С.
Малинин. — Познакомьтесь с обстановкой и планом предстоящих действий. Нанесите все
на карту.
В тот же день состоялась встреча и с К. К. Рокоссовским. Он сообщил нам о задачах
ударных группировок. Командующий армией напомнил, что нужно проверить готовность
войск, добиться полного порядка в частях и сохранения в тайне начала наступления. В
заключение он подчеркнул, что нужно предоставить частям возможность отдохнуть и
набраться сил.
Остаток ночи и весь день 6 декабря мы продолжали готовиться к наступлению.
Состоялось совещание комиссаров, секретарей партийных и комсомольских организаций,
агитаторов. Это были люди, от которых во многом зависел наш успех.
Рассвет 7 декабря мы встретили в 131-м стрелковом полку, на наблюдательном
пункте, который находился на фабрике в Дедовске. Здесь были и начальник оперативного
отделения подполковник А. И. Витевский, и начальник разведки майор А. А. Тычинин, и
начальник артиллерии подполковник [220] Н. Д. Погорелов, и начальник связи майор
Герасимов — одним словом, все, кому предстояло управлять боем.
До начала наступления оставалось две минуты. По телефону проверили готовность
артиллерийских позиций.
И вот уже двинулась вперед лавина. Воины стремительно атаковали противника,
несмотря на неблагоприятные условия — сильный мороз и снежные заносы. Упорно
преодолевали противотанковые и противопехотные препятствия, минные поля,
проволочные заграждения. Противник яростно сопротивлялся.
В полосе нашей дивизии центр боя с первых же часов наступления переместился в
район Рождествена. Здесь было сосредоточено много огневых средств врага. Подступы к
Рождествену обороняли врытые в землю танки, орудия и минометы. Сюда еще раньше
подошли свежие части 10-й танковой дивизии противника.
С ходу взять Рождествено не удалось. Произвели тщательную разведку и решили
обойти его с северо-запада, сковать подразделения дивизии СС «Рейх», оборонявшие
подступы к населенному пункту с севера, а затем окружить и уничтожить противника.
Для выполнения этого замысла привлекли 40-ю и 36-ю стрелковые бригады и 131-й
стрелковый полк.
Наши части перешли в наступление на Рождествено поздно ночью и уже к рассвету 8
декабря овладели первой траншеей. Но тут наступление замедлилось. Путь преградили
невидимые под снегом проволочные препятствия. Противник косил наши части
интенсивным огнем. Я немедленно приказал двум танковым ротам прикрыть пехоту,
артиллеристам — усилить огонь по противнику.
Бойцы бегут по пояс в снегу. А поле ровное, нигде не укроешься. Единственное
спасение — движение вперед, безостановочное, стремительное.
Снаряд разорвался недалеко от наблюдательного пункта. Но жертв не было. Когда
мы пришли в себя, взглянули на поле боя, наших цепей уже не было видно. Они дрались в
Рождествене.
В наступательных боях особенно отличился командир стрелковой роты 258-го полка
старший лейтенант Галич. Эта рота пыталась захватить деревню Трухоловку с фронта.
[221]
Противник автоматным и пулеметным огнем заставил наших воинов залечь. Тогда
командир принял решение атаковать с фланга. Воины по глубокому снегу подобрались к
деревне и неожиданно атаковали противника. В этом бою командир роты был ранен, но
продолжал руководить бойцами.
Не могу не вспомнить начальника штаба 131-го стрелкового полка майора А. С.
Рыбко, который в боях 8 и 9 декабря организовал группу разведчиков и вместе с ними
ушел в тыл врага. Он добыл ценные сведения, позволившие нам действовать успешно и с
меньшими потерями. Отважный офицер был награжден орденом Красного Знамени.
Ведя упорные, напряженные бои, части дивизии заняли Трухоловку, станцию
Снигири, Рождествено, Жевнево.
Холода стояли сильные. Вот когда пригодились сибирякам и физическая закалка, и
привычка к морозам. Выручало и теплое обмундирование, которым армия была снабжена
в достаточном количестве.
При подходе к Истре, когда вошли в леса, наступление снова замедлилось. Мы стали
нести немалые потери от «кукушек»: враг, отходя, оставлял в лесу снайперов, которые,
примостившись на соснах и елях, вели огонь по нашим бойцам. Обнаруживать их было
трудно.
Командир 131-го стрелкового полка полковник Н. Г. Докучаев решил использовать
прекрасные, качества, которыми отличались воины-сибиряки — ведь многие из них
раньше были охотниками. Он подобрал группу таких охотников. В белых маскхалатах они
шли впереди наступающих и снимали гитлеровских «кукушек».
10 декабря бои завязались на подступах к Истре, где противник создал сильно
укрепленную оборону, организовал систему огня. Немного времени прошло с тех пор, как
воины дивизии оборонялись здесь. И вот мы снова пришли сюда, но теперь для того,
чтобы штурмовать вражеские позиции, выбить врага из старинного русского города.
Первыми в Истру ворвались стрелковые батальоны, которыми командовали
лейтенант Юсупов и майор И. Н. Романов. Атаку поддерживала артиллерия. К исходу 11
декабря Истра была освобождена. Враг бежал так поспешно, что не успел захватить
награбленное добро, документы. В освобождении Истры вместе с нашей дивизией
участвовала часть сил 18-й стрелковой дивизии и 17-й танковой бригады. [222]
Один из немецких солдат дивизии СС «Рейх» в письме к жене писал: «Битва здесь
более чем жестока и очень, очень тяжелая. Мы бьемся за каждый метр земли, и русский
снег впитывает в себя кровь последних солдат СС. Жертвы очень велики и потрясающи».
Да, дорого заплатил враг за муки советских людей. Гитлер обещал своим солдатам
легкую, «молниеносную войну», скорую победу. Но не получилось ни «молниеносной
войны», ни скорой победы.
Немецкое командование стремилось во что бы то ни стало удержаться на
Истринском водохранилище и реке Истре, чтобы отвести свои главные силы на рубеж рек
Ламы и Рузы. Фашисты взорвали плотину Истринского водохранилища. Уровень воды
поднялся до 4 метров, что затруднило действия наших войск. Одновременно артиллерия
противника открыла сильный огонь по городу Истре, по местам скопления наших войск,
по районам возможных переправ.
На западном берегу реки Истры были сосредоточены крупные силы врага. Только в
полосе действий нашей дивизии и приданных ей двух стрелковых бригад находились
части 10-й танковой дивизии и дивизии СС «Рейх». Они были усилены артиллерией и
поддерживались с воздуха самолетами 8-го авиационного корпуса.
Противоположный берег господствовал над нашим. Он к тому же был покрыт лесом.
Это способствовало хорошей маскировке противника. А наш берег — открытый,
неблагоприятный для организации наступления. Используя преимущества местности, враг
создал сильную оборону, насыщенную искусственными препятствиями и огневыми
средствами. Доты, дзоты изрыгали смертоносный огонь. Нужно было принять все меры к
тому, чтобы ценой наименьших потерь выбить врага с занимаемых позиций.
Первая попытка форсировать водную преграду не имела успеха. Наши передовые
подразделения переправились было на противоположный берег, но вынуждены были
оставить его.
Захватить плацдарм и обеспечить переправу главных сил было поручено батальону,
которым командовал майор И. Н. Романов. Действия батальона поддерживались двумя
дивизионами артиллерии.
В ночь на 13 декабря батальон пошел в атаку. Передвигались [223] по-пластунски.
Понадобилась целая ночь, чтобы преодолеть расстояние в 200 метров! Вражеская
артиллерия открыла по ним огонь. Тогда я приказал усилить артобстрел вражеских
позиций. Вскоре на подмогу Романову вышли другие батальоны. Враг не выдержал и
отступил. Плацдарм расширился. Появились первые пленные. Это была победа.
Гитлеровское командование утешало своих солдат обещаниями, что наступит время,
когда они снова пойдут на Москву, что нужно только закрепиться, передохнуть. Многие
гитлеровские солдаты верили этим заявлениям и сопротивлялись яростно.
Особенно тяжелые бои в полосе наступления 9-й гвардейской дивизии и на участках
соседних дивизий развернулись 16 и 17 декабря.
131-й стрелковый полк полковника Н. Г. Докучаева должен был захватить
населенные пункты Телепнево и Дергайково. Преодолев минные заграждения, бойцы
Докучаева подошли к восточной окраине села Телепнева. Разведчики установили, что в
селе занимают оборону до пехотного полка эсэсовцев, несколько танков и до двух
дивизионов артиллерии. Две атаки успеха не имели. Понеся значительные потери, 131-й
полк вынужден был временно прекратить наступление. Командир полка начал готовить
третью атаку. В это время мы с комиссаром дивизии М. В. Бронниковым прибыли к
Докучаеву. Командир полка доложил обстановку и свой план захвата села. Силы полка он
предложил разделить на части. Разведчики и лыжный батальон должны зайти с тыла.
Один стрелковый батальон перережет дорогу Телепнево — Дергайково. А для того чтобы
ввести противника в заблуждение, часть сил будет наступать с фронта — пусть противник
думает, что мы не изменили план и по-прежнему намерены атаковать «в лоб». Фашисты
бросят на этот участок свои основные силы, а в этот момент мы обрушимся на них с тыла.
Атака была настолько стремительной и согласованной, что противник даже не успел,
как он обычно это делал, поджечь село...
Победа под Москвой, которую ковал весь советский народ, показала величие духа
наших людей, воспитанных Коммунистической партией.
Бывшие гитлеровские генералы поражение под Москвой [223] стараются объяснить
ошибками Гитлера и свирепостью русской зимы. Но они не говорят о главной причине,
которая состоит в огромной силе и сплоченности советского народа и его армии. Героизм
советских людей, сознающих, за какие идеалы они борются, за что сражаются, — это,
пожалуй, самая важная причина наших побед.
Много настоящих героев, замечательных воинов было и в 9-й гвардейской дивизии.
Вот, например, сержант Федор Романович Алексеев, коммунист, командир
отделения 4-го отдельного батальона связи. Его команда обеспечивала связью 18-й
стрелковый полк, который занимал оборону. Противник часто предпринимал
ожесточенные атаки на наши позиции, вел интенсивный огонь. От беспрерывных
артиллерийских налетов линия связи повреждалась до десяти раз за ночь. Но связисты
сержанта Алексеева снова восстанавливали линию. Связь работала бесперебойно все
шесть суток боев.
В конце ноября Алексеев был начальником направления связи в районе города
Истры, где насмерть стоял 18-й стрелковый полк. Эта линия была одной из основных и
находилась под жестоким огнем противника. В разгар боев фашистские автоматчики
приблизились к командному пункту полка на 100 — 150 метров. Сержант Алексеев
быстро оценил обстановку. Оставив одного человека у телефона, он вместе с командой
связистов занял круговую оборону. Тем временем командный пункт переместился к
деревне Высокое.
Инициативно и смело действовал Алексеев и в наступлении. Нужно было проложить
связь к 31-му гвардейскому полку, который значительно продвинулся вперед. Связисты
взяли направление на деревню Пинашино. Сержант Алексеев и рядовой Степанов вышли
в разведку, чтобы выяснить обстановку. Тут воины обнаружили, что деревня еще занята
противником: Сержант немедленно доложил командиру по телефону о большом
скоплении в деревне вражеской пехоты и техники. В ход пошла артиллерия дивизии.
Противник понес большие потери.
Передо мной наградной лист на лейтенанта Воронина Павла Сергеевича, командира
взвода 45-миллиметровых пушек 31-го стрелкового полка. Я обратил внимание на
пометку: «Ранен и контужен (находится в строю)». Вспоминаю этого бесстрашного
человека. [225]
Когда разгорелись бои за деревню Ленино Истринского района, командир
артиллерийского взвода Павел Воронин с двумя орудиями и двадцатью бойцами оказался
в окружении. Фашисты наседали остервенело, настойчиво. Они надеялись с ходу овладеть
этой маленькой деревней. Но забыли враги, чье имя носит деревня, забыли они — да где
им знать? — что значит для наших бойцов это название.
— Помощь придет, — подбадривал бойцов Воронин. — Нужно продержаться до
утра. Ленино должно быть нашим.
В том месте, где оборонялись бойцы Воронина, противник не продвинулся. В разгар
боя Воронин был ранен. Но он не покинул товарищей и не согласился лечь в госпиталь,
когда полк разорвал кольцо окружения.
Свои обязанности командира артиллерийского взвода лейтенант Воронин сочетал с
выполнением других заданий.
— У меня есть некоторый опыт, я уже был в окружении. Значит, могу и в тыл к
фашистам пойти, — наседал на своего командира лейтенант.
И он несколько раз успешно ходил за «языком».
С 2 по 27 февраля Воронин с группой бойцов осуществил рейд в тыл противника,
занял деревню Евсеево (это было уже на Смоленщине). Фашисты попытались вернуть
деревню. Несколько атак отбили воины. Во время одной из атак Воронин был ранен и
контужен, однако продолжал руководить боем. Переползая от бойца к бойцу, он повторял:
— Держитесь, ребята. Держитесь. Не пройдет враг. Не пройдет!
И враг не прошел.
В бою за деревню Малуши Воронин выкатил свои пушки на расстояние 100 — 150
метров от переднего края врага и в упор выпустил из двух орудий почти 200 снарядов.
После этого наша пехота с малыми потерями ворвалась в деревню и выбила из нее
противника.
Павлу Воронину было тогда лишь двадцать два года, но он являлся одним из тех
командиров, на которых мы опирались. Бесстрашный офицер был награжден орденом
Красного Знамени.
Борис Степанович Астафьев прибыл в дивизию из Петропавловска-на-Камчатке. В
армии вступил в ряды Коммунистической партии. Младший сержант Астафьев был
назначен командиром взвода 2-го отдельного гвардейского противотанкового [226]
дивизиона. В первых же боях он проявил необычайную смелость и решительность.
Особенно отличился Астафьев в боях за деревню Михайловское. Заметив у сарая три
пулеметные точки, мешавшие продвижению нашей пехоты, он выкатил свое орудие на
прямую наводку. Противник был всего в 300 метрах. Фашистские минометчики начали
обстреливать артиллеристов. Но Астафьев не прекращал огня и подавил все три
пулеметные точки врага, очистив путь нашей пехоте.
Отважно действовал Астафьев и в период наступления наших войск. 14 февраля
противник силой до батальона перешел в контратаку. Пехоту врага поддерживали танки.
Младший сержант Астафьев не растерялся. Он открыл огонь по противотанковому
орудию, сопровождавшему танки, и подбил его. Но танки двигались вперед. Один танк
удалось подбить, второй продолжал наступать. Артиллеристы видели, как следом за
танком на них двигалась вражеская пехота. Нужно во что бы то ни стало подбить и этот
танк, и тогда трудно придется пехоте на голом поле — ее скосят наши пулеметчики.
— Огонь!
Гулко разрывается снаряд впереди танка. Наводчик делает небольшую поправку, и
новый снаряд летит во вражескую машину. Танк загорелся. Пехота черными точками
рассыпалась на снегу. Контратака гитлеровцев сорвалась...
Как-то получил я письмо от гвардии майора запаса Григория Михайловича Тыло.
«Я... один из тех дальневосточников, которые прошли от сопки Соколиха, что на реке
Уссури, и до самого конца Великой Отечественной войны, — писал он. — Хорошо помню
город Истру, победное наступление под Москвой, нашу девятую гвардейскую... Мы свято
верили в нашу победу...»
Закончив военную службу, Григорий Михайлович сразу же пошел работать на завод
и поныне трудится в штамповочном цехе мастером, имеет благодарности, премии,
Грамоту Президиума Верховного Совета республики.
С любовью пишет он о людях, выстоявших в трудную минуту, сражавшихся
насмерть: «Я никогда не забуду могучего сибиряка лейтенанта Ивана Шарапова,
старшину Константина Хруслова (его все называли «КВ» за могучую грудь и необъятную
ширину в плечах, а может быть, за то, [227] что эти буквы обозначают его инициалы:
«Константин Васильевич»). Никогда не забуду лейтенанта Юсупова, лейтенанта Федора
Ивановича Репина, парторга Анисима Эммануиловича Сироту и многих, многих других
боевых друзей — сибиряков».
Никогда не забудем... Многие герои не вернулись домой, навсегда остались лежать в
подмосковной земле. Не довелось им увидеть светлый день Победы. Но поднялись ввысь
обелиски и памятники — символы бессмертия народного подвига, Я побывал в тех
местах, где когда-то шли бои за Москву, Сравнялись окопы, в которых насмерть стояли
бойцы. Из руин поднялись города и села. И это тоже памятники защитникам столицы...
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
З. С. Шехтман.
Полковник
в
отставке,
бывший командир 1077-го полка 8-й гвардейской стрелковой имени И. В. Панфилова
дивизии
Панфиловцы
Воинский эшелон, проделав путь в несколько тысяч километров от далекой АлмаАты, приближается к Москве. Эшелоном нас называют железнодорожники, а по-нашему,
по-военному — это 1077-й полк 316-й стрелковой дивизии, которой командует генерал И.
В. Панфилов.
Дивизия наша формировалась в Алма-Ате в середине июля сорок первого года. Уже
само время формирования в какой-то мере предопределило ее состав: первая
мобилизационная горячка прошла, военкоматы подчистили свои ресурсы. Дивизия
комплектовалась главным образом из добровольцев и людей, ранее имевших броню. К
нам пришли лучшие люди Среднеазиатских республик — передовики производства и
сельского хозяйства, руководители предприятий, председатели колхозов, депутаты
местных Советов.
В те дни люди разных возрастов буквально осаждали военкоматы, просили,
требовали, скрывали возраст, физические недостатки, шли на все, чтобы попасть на
фронт. Немало таких было и у нас в дивизии. Селим Еникеев по состоянию здоровья
ранее был снят с воинского учета, но добился отправки на фронт и воевал под Москвой
политруком [229] роты связи. Капитан запаса Н. А. Молчанов тоже умолчал о серьезной
болезни, был назначен в дивизионный госпиталь, но выпросился в строй и командовал
батальоном. Два молодых парня — кузнец Покланов и колхозный бригадир Садырбаев —
просто сбежали из своего колхоза и вместе со своими товарищами-призывниками тайком
пробрались в наш полк. «Дезертиров» разоблачили, отправили домой. Но они не
успокоились. Несколько дней кузнец и бригадир ходили в военкомат и к председателю
колхоза, пока он не согласился отпустить их. Друзья попали в артиллерию и прекрасно
воевали.
Добровольцев в одном только нашем 1077-м полку было свыше четырехсот. Около
половины солдат и две трети командиров — коммунисты и комсомольцы. Дивизия была
многонациональная. В нашем полку больше всего оказалось киргизов: его так и звали —
«киргизский».
Формировал дивизию генерал-майор Иван Васильевич Панфилов. Ему в это время
шел сорок девятый год. Еще в 1915 году был он призван в царскую армию и с тех пор не
снимал военной формы. В 1918 году, вернувшись с Юго-Западного фронта, он
добровольно вступил в 1-й Саратовский полк Красной Армии, влившийся потом в
легендарную 25-ю дивизию В. И. Чапаева. Там Панфилов был награжден орденом
Красного Знамени. По окончании гражданской войны Иван Васильевич воевал с
басмачами, был награжден вторым орденом Красного Знамени и остался в Средней Азии.
Война застала его на посту военного комиссара Киргизской ССР.
Командный состав дивизии был укомплектован довольно быстро: командиром 1073го полка стал майор Григорий Ефимович Елин, 1075-го — полковник Илья Васильевич
Кап-ров, 1077-го — автор этих строк. Дивизия предназначалась в резерв Верховного
главнокомандования. Начальником штаба дивизии был назначен работник Генерального
штаба полковник Иван Иванович Серебряков.
Случилось так, что в дивизии оказалось довольно много людей, ранее близко
знавших Панфилова: с полковником Капровым он воевал еще в гражданскую войну,
командир батальона 1075-го полка капитан Молчанов когда-то был в эскадроне, которым
командовал Панфилов. Я в 1925 году учился с Иваном Васильевичем в Киевском
пехотном училище. [230]
Но и с новыми людьми Иван Васильевич сходился быстро. Он был человеком
большой души, в нем сочетались кремневый характер с любовью к людям, талант
военачальника с чуткой партийной совестью. Теплые отношения сложились у него сразу с
комиссаром дивизии Сергеем Александровичем Егоровым. Впоследствии С. А. Егоров так
писал о нашем комдиве: «Среди героев всенародной Отечественной войны генерал
Панфилов займет одно из самых почетных мест. Действия его дивизии будут пристально
изучаться военными специалистами, а сам он оживет в воспоминаниях боевых соратников
и, подобно своему учителю Чапаеву, никогда не умрет».
Когда пишешь о грозных днях осени сорок первого года, трудно сохранить
последовательность. Наплывают воспоминания, хочется рассказать столько, что не
уместится и на многих страницах. Ведь события начали густо напластовываться друг на
друга с первых же дней нашего прибытия на рубеж Волжское водохранилище — совхоз
«Болычево».
Там мы нашли только трассу будущих оборонительных сооружений, обозначенную
пикетами.
— М-да-а-а, — разочарованно протянул Панфилов. — Можно сказать, пришли и
сели на колышки. Придется копать землю самим... — И через секунду жестко добавил: —
Приказываю приступить к сооружению землянок, укреплений. Срок — три дня. Указания
получите у дивизионного инженера.
Два дня мы в поте лица своего копали землю, а когда инженерный замысел стал уже
вырисовываться на местности, получили приказ командования 16-й армии
перебазироваться километров на сорок юго-восточнее, на линию по восточному берегу
рек Хлупни и Рузы до пунктов Игнатково и Осташево.
9 октября генерал Панфилов с начальником штаба дивизии полковником И. И.
Серебряковым на автомобиле выехали на новый рубеж для рекогносцировки. Мы,
командиры полков, верхом отправились вслед. По дороге говорили об обстановке на
фронтах, которая становилась все более тяжелой. Поэтому настроение у нас было
неважное, что, видимо, отразилось на нашем внешнем виде.
В одном из селений Панфилов, дожидаясь нас, остановился около колодца. Когда мы
подъехали, он резко спросил: [231]
— Что случилось? Что это вы так скисли?
Пришлось поделиться откровенно тем, что тревожило: идет четвертый месяц войны,
а мы противника и в глаза не видели.
Панфилов помрачнел. Отошел от нас, поднял с земли прутик и, похлопывая им по
голенищу сапога, пошел дальше. Полковник Серебряков укоризненно смотрел на нас.
Наступило неловкое молчание. Вдруг Иван Васильевич резко повернул обратно.
— Ну как, Иван Иванович? — подойдя, спросил он Серебрякова. — Ругать их или
вразумлять?
Серебряков, человек дипломатичный, сразу нашелся:
— А вы, товарищ генерал, отпустите им по порции того и другого.
— Да, — сказал Панфилов, — значит, старая сказка на новый лад: «Не смеют, что
ли, командиры чужие изорвать мундиры о русские штыки?» Так?
— Вроде так, — неуверенно сказал кто-то из нас.
— А вот и не так, — отрывисто возразил Панфилов. — От солдат такие слова
услышать радостно: люди в бой рвутся. От своих же непосредственных помощников я
вправе был ждать более глубокого анализа обстановки. Помните: сейчас враг еще сильнее
нас, возможно, и нам отступать придется. От вас потребуется не только храбрость, «ура,
вперед!», а выдержка, хитрость, умение сохранить боеспособность частей и бодрость
духа. Наступать-то легче, чем отступать. Понятно? Все замыслы командования мы знать
не с можем, но, — Панфилов многозначительно поднял палец кверху и лукаво
улыбнулся, — догадываться о них нужно.
Прибыв на новый рубеж, мы увидели множество молодежи, вышедшей по призыву
Московского областного комитета ВЛКСМ на строительство оборонительных
сооружений на дальних подступах к столице.
Панфилов посветлел.
— Видали? Вот это москвичи! Вот это молодцы! Смотрите, сколько их! Нашим
бойцам придется только кое-что подправить.
Радовались мы не тому, что кто-то сделает за нас работу, — нет, мы почувствовали
плечо друзей.
Как определить то, что поддерживало нас в те неизмеримо тяжелые дни? Мы были
обыкновенными советскими [232] людьми. Мы любили Родину. Каждая пядь земли,
отданная врагу, казалась отрезанным куском собственного тела. И плечо товарища,
единомышленника много значило в эти тяжелые дни. Москвичи, приходившие к нам
добровольцами, железнодорожники, помогавшие нам в пути, колхозники Подмосковья,
выручавшие нас в трудные минуты — они снабжали нас и продовольствием, и
разведывательными данными, — наши боевые друзья партизаны, шоферы, привозившие
из столицы на передовую стальные «ежи», — каждый из этих шоферов обязательно
просил: «Дайте винтовку, хоть раз стрельнуть по окаянному фашисту...» И все это
говорило нам: народ един в своем священном гневе, а это значит — противник обречен.
Героизм был массовым. Каждый день рождал героев.
...Дело было под Калистовом, восточнее Волоколамска. 2-му батальону было
приказано передвинуться на левый фланг, к одиноко стоящему хутору, и два
телефониста — комсомольцы Харламов и Курчин — потянули туда линию связи. Они
точно вышли к хутору, замаскировались, присоединили телефон, доложили о выполнении
задания и стали дожидаться подхода батальона.
А батальон в это время уже сражался в другом месте. Он встретил противника на
марше и был вынужден принять встречный бой. Подошла помощь и к нашим и к
противнику, бой разгорался, и хутор, где ждали связисты, потерял всякое значение.
Харламов и Курчин не знали этого. Сначала они заслуженно отдыхали, пуская
сладкий махорочный дымок, а потом забеспокоились, где же все-таки батальон. Харламов
связался с КП, но оттуда приказали пока ждать.
— Поддерживай связь с КП, а я пойду на разведку, — сказал Курчину неугомонный
Харламов и зашагал к дороге.
Подойдя почти к самому большаку, он прислушался. Где-то в отдалении рвались
гранаты, трещали пулеметы. Харламов сообразил, что батальон уже ведет бой, а они с
Курчиным оказались в тылу врага. «До батальона теперь не добраться», — подумал он.
Следовало, конечно, сматывать провод и уходить.
Тут звук сзади привлек его внимание; на дорогу из-за хутора выскочил грузовик с
солдатами в кузове. Гитлеровцы! Идут на подмогу своим! Харламов не колебался. [233]
Он приготовил гранату и, когда грузовик поравнялся с ним, уверенной рукой метнул ее
чуть вперед и... мимо.
Все дальнейшее произошло мгновенно. Испугавшись взрыва, водитель на полном
ходу вильнул вправо, задние колеса соскользнули в кювет, грузовик покачнулся, солдаты
кучей вывалились из кузова. Прямо в них и метнул Харламов свою последнюю гранату.
Харламов бросился назад, на хутор, но из-за поворота выскочил второй грузовик с
солдатами. Около первой машины грузовик остановился, солдаты попрыгали на землю.
Харламову не удалось далеко уйти. Его заметили, и несколько гитлеровцев, стреляя на
ходу, побежали за ним. Вдруг из кустарника блеснул огонек, и один из солдат упал. За
ним второй. Это стрелял Курчин. Короткое замешательство среди преследователей, и
Харламов, запыхавшись, упал рядом с Курчиным.
Теперь стреляли двое. Но кольцо сжималось. Враги обходили телефонистов с тыла.
Харламов вызвал командный пункт полка. Там оставались только комиссар роты связи
Шапшаев и дежурный телефонист.
— Товарищ комиссар, конец пришел, окружили, проклятые, — глухо сказал
Харламов и тут же коротко доложил о происшедшем. — Но вы, товарищ комиссар, не
будьте в сомнении (Харламов не говорил «не сомневайтесь»), не сдадимся, драться будем
до последнего. Вот Курчин тоже попрощаться хочет.
В трубке раздался голос Курчина:
— Прощайте, товарищ комиссар. Нашим скажите: не сдались, мол, ребята. Телефон
мы тут у хутора в овражке закопаем, у последнего кустика. Ну, прощайте, рву провод.
Больше мы никогда не видели отважных связистов.
Когда я вернулся на КП, то сразу заметил, что у Шапшаева на душе какая-то
тяжесть.
— Что случилось? — спросил я.
Шапшаев рассказал о происшедшем и показал листок бумаги. На нем рукою
комиссара были записаны предсмертные слова Харламова и Курчина.
— Всем буду показывать, — сказал он...
Отступая с жесточайшими боями, мы стремились к одному: измотать, обескровить
противника, выиграть время. Ведь оно работало на нас. [234]
По мере приближения к Москве все ощутимее становилось ее дыхание. Все чаще и
чаще приезжали к нам делегации от московских заводов и фабрик. А прямым следствием
этих посещений был приток добровольцев, направляемых к нам московскими
военкоматами.
Двенадцатого ноября определилось, что больше удерживать занятые позиции
невозможно. Командование дивизии приказало нам отойти на рубеж Малеевка —
Строково — Голубцово. Понеся большие потери, противник оказался не в состоянии
преследовать нас. Мы отошли удачно, предполагая, что вражескому командованию
потребуется не менее суток для перегруппировки.
Однако в ночь на 13 ноября разведка обнаружила очень большое скопление танков,
бронемашин и пехоты противника. Как видно, враг вводил в бой новые части. Против
ожидания, на следующий день атак не было. Это насторожило нас — видимо, гитлеровцы
продолжали накапливать силы.
Назревали большие события.
Утро 14 ноября началось на нашем участке интенсивным артиллерийским огнем.
Около 10 часов дня в атаку пошли танки. Такой массы танков сразу мы еще не видели. А
что мы могли им противопоставить? 45-миллиметровые пушки, которые именовались
противотанковыми, но пробить лобовую броню не могли.
И все же танковую атаку мы отбили. Артиллеристы умудрялись без промаха сбивать
танковые гусеницы. Выстрел. Вот танк завертелся волчком на одной гусенице. Второй,
третий. Один из танков остановился, открыв бок. Выстрел — и задымилась машина. Но
остальные идут, плюются огнем пушек, брызжут горячим свинцом пулеметов. Несколько
машин с крестами все-таки проскочили зону артиллерийского огня. Теперь в дело
вступают истребители танков. Подпустив черные чудовища метров на тридцать, они
забрасывают их связками гранат, бутылками с горючей смесью. И наступает момент,
когда человеческая воля торжествует над мертвой броней. Гитлеровские танкисты не
выдерживают и поворачивают обратно. Пехота, лишенная танкового прикрытия, попадает
под плотный огонь наших пулеметов. Гитлеровцы, бросая раненых и убитых,
откатываются на исходные позиции.
В разгар боя мне позвонил Панфилов, Голос его бодр, а ведь наверняка не спал суток
двое.
— Как дела? Держишься?
— Держусь.
— Жди девушек.
— Каких девушек? («Тоже, — думаю, — нашел время шутить».)
— «Катюши» к тебе пошли.
— Вот это здорово!
«Катюши» помогли отбить еще несколько атак.
Эти дни середины ноября слились в памяти в непрерывную полосу боя без отдыха,
без перерыва. Днем и ночью стоял неумолкающий гул: артиллерийская стрельба, треск
пулеметов и автоматов, грохот танков, тяжелые разрывы авиабомб. Вражеские группы
иногда просачивались в наши боевые порядки, и тогда короткие бои завязывались во всей
глубине обороны.
В этой обстановке от солдат и командиров требовались богатырская стойкость,
стальные нервы и очень много бодрости.
Напряжение беспрестанное: сон — урывками, еда — когда и как удастся, о смене не
думали. Ко всему этому как-то притерпелись, только вдруг кто-нибудь скажет
мечтательно:
— Эх, в баньку бы, попариться, а потом рубашку надеть свежую.
Но его сейчас же оборвут:
— Не растравляй душу!..
В центре нашего оборонительного рубежа, немного впереди, имелась высота, по
карте 214,5. Она контролировала шоссе, проходившее перед ней с севера на юг, и поэтому
получила условное название «Контрольная». С запада она была открыта для
артиллерийского обстрела, и поэтому на ней находилось только боевое охранение да
несколько пулеметных гнезд. Главные же узлы обороны располагались справа и слева от
высоты. После предупреждения о предстоящем втором наступлении гитлеровцев мы
решили укрепить «Контрольную» и выдвинуть туда 6-ю роту под командованием
лейтенанта Крошкина. Крошкин вопреки своей фамилии был мужчиной чуть не
саженного роста. Мы на него надеялись как на толкового и решительного командира.
15 ноября меня вызвали в расположение 2-го батальона, [236] куда приехал генерал
Панфилов. В лощине ординарец держал за повод двух лошадей. Комдив и командир 2-го
батальона капитан Степанов беседовали с солдатами. Иван Васильевич был на вид
спокоен, даже шутил. Все понимали, что ему совсем не весело, но от разговора с
генералом становилось как-то легче.
— Как, сержант, дадим фашистам? — обратился Панфилов к командиру отделения
Чепенко.
— Грудью встретим, товарищ генерал.
— Э-э-э, вот это никуда не годится. Грудью встречать — на верную смерть идти, а
нам твоя жизнь нужна. Врага нужно умением побеждать. Ясно?
— Ясно, товарищ генерал.
— Товарищ Шехтман, — обратился генерал ко мне, — у вас по фронту есть высота
214,5. Впереди нее шоссе, по которому противник, вероятно, будет перебрасывать силы на
юг, к разъезду Дубосеково, где полк Капрова обороняет железную дорогу. Приказываю
вам сорвать эту переброску.
Генерал уехал к Капрову, а я поднялся на высоту, посмотреть что и как при свете
гаснущего дня я увидел, что по шоссе совершенно открыто двигаются на юг автомашины,
бронетранспортеры, мотоциклы и танки противника.
— Давно идут? — спросил я политрука роты Меньшикова.
— Примерно минут двадцать.
Меньшиков был явно взволнован. Нужно открывать огонь, но он неминуемо вызовет
ответный артиллерийский обстрел, а позиции еще не укреплены...
— Товарищ майор, — заговорил Крошкин, — посмотрите: гнезда для ПТР и
пулеметов уже готовы, остальных людей до ночи выведем на восточный склон. Ночь уже
надвигается, ночью будем укрепляться. Разрешите открыть огонь.
Я только открыл рот, чтобы дать согласие, как Крошкин уже скомандовал:
— Огонь!
Ударили противотанковые ружья. По шоссе шла колонна автомашин. Передняя
машина остановилась и вспыхнула. Вторая на большом ходу врезалась в нее. Остальные
стали. На шоссе поднялась паника.
Тогда заговорили три замаскированных пулемета.
Но вот на шоссе появились два танка и начали обстрел [237] высотки. Один танк
повернулся к нам мощной лобовой броней, а второй как двигался по шоссе, так и
остановился боком к нам — он вел огонь, развернув башню.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — сказал стрелок Рахимбаев.
Не обращая внимания на огонь, он высунулся, спокойно прицелился из
противотанкового ружья и выстрелил в бок второго танка. Танк задымился. Первый танк
развернулся и, обойдя горящую машину, ушел. Шоссе опустело.
Я обратил внимание на очень пологие склоны нашей высоты — танк мог свободно
добраться до ее вершины.
— Подступы к высотке нужно заминировать, — сказал я Крошкину. — Кому вы
поручите?
— Товарищ лейтенант, разрешите мне, — вызвался находившийся неподалеку
командир взвода Абрамов.
— Но вы не сапер.
— Все равно, сделаю, — ответил Абрамов и сквозь зубы добавил: — Как я их
ненавижу! Если бы ненависть могла жечь, то сожгла бы всю гитлеровскую армию,
коробились бы стволы орудий, черным пламенем пылали бы танки.
— Разве пламя бывает черным? — удивился я. — Алое, багровое, красное, но
черное?..
— А это было бы черным. Когда горит зло, то и пламя черное.
— К сожалению, ненависть может жечь только сердце.
В эту ночь дивизия располагалась так. На правом фланге наш 1077-й полк держал
оборону на фронте протяженностью больше всяких уставных норм. В центре находились
два батальона 1073-го полка майора Елина; третий батальон этого полка находился в
резерве командира дивизии. Еще южнее, на левом фланге, на самом ответственном
участке Дубосеково — Нелидово, находился 1075-й полк полковника Капрова. Именно
против него были сосредоточены главные силы противника, пытавшегося прорваться к
Волоколамскому шоссе и одновременно овладеть железной дорогой. Этим и объяснялось
беспокойство генерала Панфилова. После того разговора командир дивизии еще раз
связался со мной по телефону и подтвердил свой приказ: всеми мерами и силами не
пропустить танки и автомашины с войсками к месту сосредоточения против 1075-го
полка.
Я позвонил Илье Васильевичу Капрову и рассказал о [238] приказе Панфилова — не
пропускать на юг танки противника. Капров обрадовался:
— Вот спасибо за это генералу и тебе. Знаешь что, если можешь, подбрось снарядов
бронебойных к пушкам и патронов к ПТР. Встретимся — расцелую за это.
Патроны я ему послал немедленно.
С И. В. Капровым я поддерживал непрерывную связь. Илья Васильевич перед
войной был преподавателем тактики. Я знал его как очень спокойного, выдержанного
командира. Капров никогда не стремился выделиться, но и от своего мнения не отступал.
В критические дни ноября сорок первого года настойчивость и организаторские
способности Капрова проявились полностью. Он отчетливо представлял себе нависшую
опасность, но разговор закончил так:
— Ты имей в виду, на нашем участке прорыва не будет, дадим фашистам по носу.
Вот тогда они на тебя навалятся, но мы тебе отсюда поможем.
На смену ночи пришло хмурое осеннее утро. Оно наступило медленно и неохотно,
точно не хотелось ему видеть кровь и страдания людей. Но это было утро того памятного
дня, когда 28 панфиловцев из полка Капрова совершили свой бессмертный подвиг.
У нас на высоте «Контрольной» всю ночь шла напряженная работа: мы строили
укрепления, втащили и установили на огневые позиции две противотанковые пушки,
увеличили число противотанковых ружей.
Но мины нам подвезли поздно. Только под утро Абрамов смог отправиться
выполнять задание. За ним ползли трое — командир отделения Лихачев, саперы
Шахбузинов и Берников. Еще несколько солдат продвигались следом, чтобы передавать
мины по цепочке.
Добравшись до шоссе, группа Абрамова принялась за дело. Они очень торопились, а
нам казалось, что работа идет нестерпимо медленно. Светало. Крошкин по цепочке
приказал передать Абрамову, чтобы тот возвращался. Приполз один солдат, второй,
третий. Крошкин начал нервничать.
— Скоро вернется Абрамов? — спросил он у последнего.
— Командир взвода приказал передать, что, пока не прикроют минами последний
проход, вернуться не могут. Они еще какие-то сюрпризы фрицам устраивают, — добавил
солдат. [239]
И тут все увидели, что по шоссе в сопровождении роты автоматчиков двигаются
семь танков. Увидел их, вероятно, и Абрамов, потому что он, Лихачев, Шахбузинов и
Берников скрылись в глубокой промоине. Не доходя до них, танки круто повернули и
пошли прямо на нашу высоту. И тут со связкой гранат поднялся Абрамов. До машин было
еще далеко, и Абрамов побежал навстречу головному танку. Он что-то кричал, но ветер
относил слова. Танк на ходу стрелял из пушки и пулемета. Сильно раскачиваясь на
неровностях поля, он бил бесприцельно. Абрамов споткнулся и упал. Мы замерли. Убит?
Нет, поднялся и опять побежал вперед. Танк совсем близко. Абрамов бросил связку.
Взрыв! Танк грузно осел и задымился. Раздались еще два мощных взрыва, все заволокло
дымом.
Загудел полевой телефон. Панфилов запрашивал обстановку. В этот момент по
нашей высоте был дан мощный артиллерийский залп. Я только перевел дыхание, чтобы
ответить генералу, как в трубке раздалось:
— Не докладывай, все слышал, понимаю обстановку. Прими все меры, слышишь, —
генерал подчеркнул голосом значимость своих слов, — слышишь, все меры прими, чтобы
задержать продвижение танков в район Дубосекова.
В это время дым рассеялся, и стало видно, что два танка горят, еще один стоит
неподвижно, а четыре продолжают двигаться к высоте. Автоматчики, сопровождавшие
танки, залегли. Но где же наши смельчаки? Никого из них не было видно. «Разорваны
взрывами», — мелькнуло в голове.
Опасность надвигалась и на нас. Когда танки подошли метров на двести, Крошкин
дал команду расчетам ПТР. Рахимбаев опять не промазал. Над одним танком поднялся
столб черного дыма. Под вторым танком сработала мина, он подался назад и остановился.
Ожесточенный огонь открыли две наши противотанковые пушки. Они никак не могли
найти уязвимого места в машинах, но их снаряды то и дело ударялись о броню. То ли они
оглушили экипажи, то ли нервы у танкистов не выдержали, но оставшиеся танки
повернули назад.
— Уходят, дьяволы, уходят! Рахимбаев, бей еще! — кричали в волнении солдаты, но
ни ПТР, ни пушки уже ничего не могли сделать.
И в этот момент произошло нечто непредвиденное. На [240] пути уходящих танков
во весь рост встали Лихачев, Абрамов, Шахбузинов и Берников. Уцелели? Каким
образом? Мы все замерли. Теперь уже никто не кричал. Послышались взрывы гранат,
короткие очереди танковых пулеметов. Потом все заволокло дымом. Когда дым рассеялся,
мы увидели, что все танки горят. Все было кончено, шоссе опустело. Политрук
Меньшиков обратился к Крошкину:
— Пока фрицы не очнулись, надо спуститься вниз, забрать раненых и убитых. Я
схожу сам.
— Иди.
Меньшиков с несколькими бойцами спустился вниз. Ему хотелось разобраться в
происшедшем, понять, как Абрамов и его товарищи могли исчезнуть на открытой
местности и снова появиться на пути отступающих танков? На месте все стало ясно.
Вернувшись с телами убитых, политрук рассказал, как было дело: метнув первые связки
гранат, все четверо укрылись в водосточной трубе, проходившей под шоссе, а когда танки
повернули назад, вылезли из трубы и вступили с ними в бой.
— Герои! — сказал Меньшиков. — Ведь могли отсидеться в трубе, уцелеть, а всетаки вышли.
Я вспомнил шепот Абрамова: «Как я их ненавижу!» Нет, не мог он отсиживаться в
трубе. Что толкнуло их выйти? Ненависть? Нет, не только она. Это любовь, великая
любовь к людям повела всех четырех на подвиг, навстречу бессмертию.
Весь день 16 ноября мы отбивали бешеные атаки. К концу дня стало очевидно, что
эту позицию нам не удержать. Дивизия с целью выравнивания фронта отходила на новый
рубеж.
Нашему полку было приказано сдержать противника, дать дивизии возможность
оторваться. Выполнив эту задачу, полк отошел на назначенный ему рубеж, оставив три
группы прикрытия.
Одна из них, во главе с командиром взвода младшим лейтенантом Колесниченко,
расположилась южнее села Строкова, где размещался штаб полка. Эта группа укрепилась
на опушке леса, напротив деревни Голубцово, уже занятой фашистами. Северо-западнее
Строкова, против деревни Малеевки, заняла оборону группа командира взвода младшего
лейтенанта Милешина. [241]
Защита центрального, наиболее ответственного участка была поручена взводу
саперов под командованием младшего лейтенанта П. И. Фирстова. С ним был младший
политрук А. М. Павлов. Выбор не был случайным. Фирстов, Павлов и помощник
командира взвода Алексей Зубков прославились у нас в полку своим бесстрашием и
особой удачливостью. Все трое одногодки — по двадцать пять лет. В группе Фирстова,
кроме Павлова и Зубкова, находились восемь саперов: Павел Синеговский, Глеб
Ульченко, Василий Семенов, Прокофий Калюжный, Ерофей Довжук, Василий Манюшин,
Петр Гениевский и сержант Даниил Матеркин, самый молодой из всех. Всего было
одиннадцать человек.
Первой встретила противника группа Колесниченко. Из Голубцова вышли семь
танков и несколько автомашин с пехотой. Они двигались прямо на Колесниченко. Но не
дошли. Первые два танка подорвались на минах. Два других сошли с дороги и почти
одновременно попали в заранее вырытые ямы.
Взвод Колесниченко, не подававший до сих пор признаков жизни, сразу же открыл
огонь по пехоте, а четверо истребителей танков забросали гранатами провалившиеся
машины. От удачного выстрела вспыхнул один грузовик, солдаты из него разбежались.
Шофер следующего грузовика начал подавать его назад и ударил третью автомашину по
радиатору. Четвертая повернула назад. По ее следу устремились еще несколько
грузовиков.
Между тем три танка обошли ямы, развернулись, и выйдя в тыл позициям взвода
Колесниченко, открыли по ним огонь. Противопоставить им было нечего, выскочить из
укрытия тоже нельзя. Люди Колесниченко могли только, прекратив огонь, спрятаться на
дне траншеи. Танкисты, решив, что уничтожили всех, ушли на север.
На самом же деле больше половины взвода уцелело. Перевязав раны, они решили
ждать следующего эшелона. Но противник больше не показывался. Тогда Колесниченко и
оставшиеся от его взвода люди пошли разыскивать своих и под утро присоединились к
полку.
Почти одновременно вступила в бой группа младшего лейтенанта Милешина. Из
Ефремова вышли девять танков без пехоты и двинулись прямо по дороге. Милешин
расположил свой взвод по обе стороны дороги, а впереди, метров на [242] сорок —
пятьдесят, предусмотрительно выдвинул две небольшие группы истребителей танков.
Танки шли так: сначала передовой, за ним, сохраняя интервал, — три, сзади, тоже с
интервалом, — четыре, и замыкал колонну одиночный танк.
Милешину все это было видно как на ладони, и он сразу сообразил, что можно будет
сделать, если истребители догадаются пропустить передний танк.
— Если бы догадались, если бы догадались, — шептал он.
И они догадались. Первый танк миновал истребителей, не заметив их, и подошел к
Милешину почти вплотную. Три связки гранат сразу остановили его на месте. Следующие
три танка поравнялись с засадой истребителей, и в них полетели гранаты и бутылки с
горючим. Один танк загорелся, у второго сбили гусеницу, третий танк подался назад и
подорвался на мине. Четыре следующих танка остановились и открыли огонь, но на таком
большом расстоянии он был мало действенным.
Самый тяжелый бой разгорелся в центре, у села Строкова, где засели саперы.
Фирстов разделил своих людей на две группы. С одной из них находился политрук
Павлов, с другой — сам Фирстов.
Десять танков в сопровождении пехоты появились совсем не оттуда, откуда их
ждали. Они шли с юго-запада, по направлению от Авдотьина, и должны были пройти
мимо наших саперов, не заметив их. Но Фирстов решил не пропустить противника.
Саперы открыли огонь по пехоте. Вражеские солдаты залегли, а три танка
развернулись и направились на окоп Павлова. Они шли, стреляя на ходу.
Тогда Павлов выскочил из окопа, метнул связку гранат в передний танк и тут же
упал. Танк вздрогнул, остановился. Другой танк открыл пулеметный огонь по окопу, а
третий зашел сбоку и на полном ходу налетел на окоп, чтобы раздавить тех, кто был в
нем. Но окоп строили настоящие саперы. Танк основательно проутюжил его, а цели не
достиг.
Сержант Алексей Зубков и боец Глеб Ульченко тоже выскочили из окопа и успели
забросать танки гранатами и бутылками с горючим. Были подбиты еще два танка, а
экипажи уничтожены. [243]
Окровавленные саперы дважды бросались в контратаку. Уже шесть танков пылали
около окопов. Около ста вражеских трупов устилало землю. Три часа длился бой. Наконец
гитлеровцы отступили. Но и в окопах остались в живых только трое — Петр Фирстов,
Василий Семенов и Петр Гениевский.
Через короткий промежуток времени на троих героев пошла вторая волна танков и
пехоты. Фирстов выскочил из окопа с криком: «За Родину!», метнул связку гранат и
подорвал танк. Он был ранен в ногу и упал на дорогу. Семенов и Гениевский сражались
до последнего патрона и были убиты гитлеровцами.
Фирстов, собрав последние силы, пополз в сторону от дороги. Как только
гитлеровцы увидели, что советский офицер жив, они набросили ему на шею ремень,
привязали другой конец к танку и потащили лейтенанта по мерзлой земле. Танк дернул,
ремень оборвался, и остальные танки прошли по мертвому телу беззаветного патриота,
бесстрашного героя Петра Фирстова.
Ночью жительницы села Строкова Любовь Наумова, Клавдия Качалова и Анна
Крутова, со слов которых и стали известны подробности боя, подобрали и схоронили
останки героев.
Вскоре после этого памятного дня нас постигло тяжелое горе — в районе деревни
Гусенево погиб наш командир, суровый наставник и лучший друг генерал Иван
Васильевич Панфилов. За день до смерти он узнал о присвоении дивизии гвардейского
звания и о награждении ее орденом Красного Знамени. Тяжелая утрата прибавила нам
решимости драться до последнего, но к Москве врага не пропустить.
Очень сильные бои происходили в конце ноября, когда наш полк держал оборону в
районе Истринского водохранилища. Здесь мне не повезло. 26 ноября, всего за десять
дней до решающего перелома в битве под Москвой, во время встречного боя под
Крюковом я был ранен и надолго выбыл из строя. О начале нашего наступления я узнал
уже в госпитале.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Л. М. Сандалов
Генерал-полковник
запаса,
бывший начальник штаба 20-й армии
На солнечногорско-волоколамском направлении
Поздно вечером 28 ноября 1941 года по занесенной снегом дороге я с трудом
добрался до Москвы и направился к Генеральному штабу. В городе стояла сплошная
темень. Темные силуэты домов возникали из мрака и тут же исчезали. Не было слышно на
улицах и обычного городского шума. Лишь проходившие автомобили с едва заметным
светом синих фар нарушали тишину встречными гудками.
Меня сразу провели к начальнику штаба Маршалу Советского Союза Б. М.
Шапошникову. С большим волнением входил я к нему в кабинет, строя всевозможные
догадки о причинах моего срочного вызова.
— Последняя встреча у нас с вами была в июле, за Днепром, куда отошла тогда от
Бреста 4-я армия, в которой вы были начальником штаба, — так начал разговор со мной
Борис Михайлович, внимательно глядя на меня своими умными, проницательными
глазами. — Потом вы исполняли должность начальника штаба Брянского фронта, с
расформированием которого остались теперь не у дел. Заслуг у командования фронтом, в
том числе и у вас, немного. Поэтому [245] мы решили возвратить вас на ту же должность,
в какой вы начинали войну. Назначаем начальником штаба армии, которую развертываем
завтра под Москвой.
Увидев по выражению моего лица, что я доволен назначением, он тут же подвел
меня к одной из карт, лежавших на столе, и ознакомил с обстановкой на Западном фронте.
— Немецко-фашистское командование стремится любой ценой захватить Москву.
Сегодня противнику удалось овладеть Яхромой и мостом через канал Москва — Волга.
Уже несколько дней идут ожесточенные бои у Крюкова, в районе Истры и под НароФоминском. Самое опасное положение, как вы видите, создалось на правом крыле
Западного фронта. Чтобы отразить нависшую угрозу Москве с северо-запада, Ставка
вводит завтра две новые армии. В районе Яхромы — 1-ю ударную армию. А южнее ее —
за рубежом Белый Раст — Крюково — 20-ю армию. Так вот, начальником штаба 20-й
армии вы и назначаетесь. В ее состав включаются две кадровые стрелковые дивизии,
разгружающиеся в районе Москвы морская стрелковая бригада и две стрелковые бригады
из Московской зоны обороны. Западный фронт, в состав которого армия войдет, придаст
вам две танковые бригады, артполк, два гвардейских минометных дивизиона и
бронепоезд. Армия еще не полностью сосредоточилась, но время не ждет. В обстановке
под Москвой наступает кризис. День ото дня мы становимся сильнее противника и
готовимся перейти в контрнаступление. Ваша армия предназначается для наступления на
Солнечногорск.
— Очень мало средств усиления, — заметил я.
— Армию будет поддерживать артиллерия Московской зоны обороны, — возразил
Шапошников. — А в процессе наступления танками и артиллерией вас усилит
командование фронта.
— А кто назначен командующим армией? — спросил я.
— Недавно вышедший из окружения один из командармов Юго-Западного фронта,
генерал Власов{3}, — ответил Шапошников. — Но учтите, что он сейчас болен. В
ближайшее время вам придется обходиться без него. Ехать в штаб фронта у вас уже нет
времени. Кроме того, у меня есть опасение, что войска вашей армии могут раздать в
новые оперативные группы. У командиров этих групп нет ни штаба, ни связи для
управления боем, ни тыла. В результате такие импровизированные оперативные группы
через несколько суток пребывания в боях становятся небоеспособными.
— Не надо было расформировывать корпусные управления, — заметил я.
— Напутствие мое вам такое, — перебил меня Шапошников, — быстрее
сформировать армейское управление и развернуть армию. Ни шагу назад и готовиться к
наступлению.
Как только стало светать, я поехал в штаб армии, в Химки. Когда машина выехала на
Ленинградское шоссе, я увидел результаты грандиозных оборонительных работ,
проведенных войсками Московской зоны обороны и сотнями тысяч трудящихся Москвы.
На улицах противотанковые препятствия. Окраину города и берега канала Москва —
Волга опоясывали мощные оборонительные рубежи, ощетинившиеся металлическими
«ежами» и проволочными заграждениями. Впереди их тянулись минные поля. В Химках
на замаскированных позициях стояла артиллерия.
Штаб армии помещался в нескольких квартирах огромного многоэтажного нового
дома, одиноко стоявшего на Ленинградском шоссе.
Несколько раньше меня из Москвы приехали комиссар автобронетанковых войск
Красной Армии дивизионный комиссар Н. П. Куликов и начальник ЦДКА бригадный
комиссар С. И. Паша. Первый — на должность члена Военного совета армии, второй — на
должность начальника политотдела.
Начальник оперативного отдела штаба комбриг Б. С. Антропов, формировавший
штаб армии, представил сотрудников штаба. Высокого роста, солидный, интеллигентного
вида командир, бывший до войны начальником кафедры Военно-инженерной академии,
он быстро освоился с новой работой.
— Люди на укомплектование штаба прибывают беспрерывно, причем главным
образом из центральных управлений Наркомата обороны, — докладывал он. — На
должности санитарок, машинисток, официанток Московский комитет ВЛКСМ шлет
комсомолок. Размещать прибывающих негде. Мы образовали в районе
Сельскохозяйственной академии второй эшелон штаба армии и армейских управлений.
[247]
О ходе развертывания армии Антропов доложил так: войскам армии приказано
выйти на рубеж Рогачевского шоссе от Черной до Хлебникова и далее вдоль реки
Клязьмы до деревни Черкизово у Ленинградского шоссе. Вчера вечером на
правофланговый участок вышла 64-я морская стрелковая бригада. В районе Лобни
сосредоточиваются части .35-й стрелковой бригады, а в районе Хлебникова — части 331-й
стрелковой дивизии. В Хлебникове находятся два армейских танковых батальона. Рубеж
от Хлебникова до Сходни занимает группа полковника А. И. Лизюкова в составе двух
стрелковых бригад. Здесь, в Химках, после разгрузки начала сосредоточиваться 352-я
стрелковая дивизия. Прикрывают развертывание армии на рубеже Белый Раст —
Озерецкое — Ржавки (на Ленинградском шоссе) части групп генералов Ф. Д. Захарова и
Ф. Т. Ремизова. Нашим соединениям приказано выдвинуть к этому рубежу передовые
части.
— А как дела со связью? — спросил я.
— Плохо, — ответил Антропов и повел меня в подвал, где развертывался узел связи.
Начальник связи армии полковник Л. Я. Белышев, еще накануне работавший в
Управлении связи РККА, доложил, что проволочная связь установлена только со штабом
фронта и левофланговой бригадой, а с другими войсками связи еще нет.
— Почти все связисты и связистки присланы из учреждений связи Москвы, взялись
за работу с энтузиазмом, и узел к концу дня вступит в строй, — заверил он меня.
Пока связи с войсками нет, мы с Н. П. Куликовым решили ехать туда сами и
знакомиться с обстановкой на месте. Перед самым отъездом к нам подошел командир 352й стрелковой дивизии полковник Ю. М. Прокофьев. Он доложил о ходе сосредоточения
дивизии, прибывшей из Татарии.
— На случай прорыва противника по Ленинградскому шоссе стройте
противотанковый рубеж в Химках и будьте готовы к отражению врага, — предупредил я
Прокофьева.
Мы пробрались на Дмитровское шоссе, а оттуда — в Марфино, в штаб 64-й морской
стрелковой бригады. Эта бригада состояла из моряков Тихоокеанского флота, прибывших
на защиту столицы. В бригаде было 552 коммуниста и 830 комсомольцев. Народ в бригаде
был рослый, бравый. Однако [248] командование бригады достаточных знаний для
руководства боем на суше не имело. Как строить оборону, как готовить части к
наступлению, оно представляло себе смутно. Необходимо было как можно скорее
поставить во главе бригады опытного пехотного командира.
От моряков мы поехали в 35-ю стрелковую бригаду. Командира бригады полковника
П. К. Будыхина мы встретили у Лобни. Вышедшими сюда передовыми частями он
организовывал противотанковую оборону на Рогачевском шоссе перед полотном
Савеловской железной дороги. Для поддержки бригады мы обещали ему выслать на
станцию Лобня бронепоезд.
Из Лобни мы с трудом пробрались по занесенной снегом дороге в Хлебникове. Здесь
находился командир 331-й стрелковой дивизии генерал-майор С. В. Король со своим
штабом. Его дивизия перебрасывалась с Дальнего Востока, состояла из сибиряков. Пока
еще прибыл только один стрелковый полк. Хорошо одетые и отлично вооруженные
подразделения этого полка производили внушительное впечатление.
Из Хлебникова мы перебрались на Ленинградское шоссе и в районе Сходни нашли
полковника А. И. Лизюкова. Он ввел нас в курс происходящих на этом направлении
событий и сообщил, что на рубеже Красная Поляна — Большие Ржавки части группы
генерала Ф. Т. Ремизова с трудом сдерживают натиск танковой и пехотной дивизий
противника. А левее Ленинградского шоссе, из района Крюкова, слышен шум боя — это
сражаются правофланговые войска 16-й армии генерала К. К. Рокоссовского.
— Два дня назад, — рассказывал А. И. Лизюков, — меня вызвали сюда и приказали
вступить в командование оперативной группой в составе двух стрелковых бригад
Московской зоны обороны. В тот же день к вечеру я их вывел на рубеж между
Хлебниковом и Сходней. Задача группы — не допустить прорыва противника
непосредственно к Москве.
— Но ваша группа расформировывается, — заметил я.
— Послезавтра в Сходню придет стрелковая дивизия, и тогда моя группа будет
ликвидирована, — подтвердил Лизюков. — Мне приказано правофланговую 28-ю
стрелковую бригаду передать в 20-ю армию, а левофланговую бригаду возвратить в
Московскую зону обороны.
Перед нашим отъездом я информировал Лизюкова о том, что в Химках будет
готовить противотанковый рубеж 352-я дивизия полковника Ю. М. Прокофьева.
— Он явится к вам для увязки совместных действий на случай вражеского прорыва.
В свой штаб возвратились мы с наступлением темноты и тотчас доложили в штаб
фронта и в Генеральный штаб о ходе развертывания армии. С 30 ноября 20-я армия вошла
в строй армий Западного фронта. Но не удалось нам спокойно развернуться на своем
рубеже.
Стремясь во что бы то ни стало прорваться к Москве, командование немецкофашистской группы армий «Центр» ввело в бой новые резервы. Утром 1 декабря 3-я
танковая группа противника нанесла сильный удар по поредевшим частям группы Ф. Д.
Захарова, смяла их и устремилась вдоль Рогачевского шоссе к Москве. На стыке 1-й
ударной и 20-й армий создалось угрожающее положение. Танковые части противника
овладели Белым Растом, Озерецким, Красной Поляной и вышли у станции Лобня и
севернее к полотну Савеловской железной дороги.
Появление танковых частей противника перед развертывающимися частями 20-й
армии оказалось для нас совершенно неожиданным. Однако встреча с нашими войсками
была неожиданной и для противника. По показаниям пленных, немецко-фашистское
командование рассчитывало беспрепятственно захватить переправы через канал
Москва — Волга в районе Хлебникова. И вдруг его передовые части столкнулись с новым
сплошным фронтом наших войск, встретивших врага плотным артиллерийским огнем, а в
районе Лобни — танковыми контратаками. Продвижение немецко-фашистских войск
приостановилось. Тем не менее противнику удалось здесь подойти к Москве на
расстояние около 25 километров. Много неприятных, но справедливых упреков я
вынужден был услышать в тот день от руководителей Генерального штаба и штаба
фронта.
В грозной, критической обстановке на северо-западных подступах к столице
командование Западного фронта умело организовало и сочетало отражение вражеских
ударов и подготовку войск к контрнаступлению.
1-й ударной и 20-й армиям было приказано 2 декабря нанести контрудары и разбить
наступающие войска противника. Для обеспечения стыка армий начальник артиллерии
[250] Западного фронта генерал-майор И. П. Камера создал из специально выделенной
артиллерии противотанковый рубеж. Правофланговые войска 20-й армии были усилены
двумя танковыми бригадами. Командовать морской бригадой был назначен полковник И.
М. Чистяков — опытный, волевой командир.
В ночь на 2 декабря командование 20-й армии, начальники родов войск и большая
часть сотрудников штаба и политотдела выехали в войска для организации контрудара.
Возле командного пункта генерала С. В. Короля в селе Лобня был развернут армейский
наблюдательный пункт.
К сожалению, привлечь значительные силы для участия в контрударе, который
нацеливался против 2-й танковой и 106-й пехотной дивизий врага, захвативших район
Красной Поляны, не представилось возможным. Утром 2 декабря в наступление на
Красную Поляну перешел из Хлебникова единственный пока полк генерала Короля с
танковым батальоном и из района Мелькисарова — 28-я стрелковая бригада полковника
А. И. Гриценко, также с танковым батальоном. Вновь прибывший энергичный начальник
артиллерии армии полковник П. С. Семенов искусно организовал поддержку
наступающих войск огнем. Но частям противника наносила удары и фронтовая авиация.
Все наше внимание в тот день было приковано к Красной Поляне. Но во второй
половине дня противник усилил свой нажим вдоль Ленинградского шоссе и оттеснил
правофланговые войска 16-й армии. На оборону Ленинградского шоссе 20-я армия
поставила полк из дивизии Ю. М. Прокофьева. Намеченное перемещение штаба армии из
Химок в район Хлебникова пришлось пока отменить.
Контратаки войск 1-й ударной и 20-й армий продолжались с нарастающей силой
вплоть до 5 декабря. Из-за того что к моменту вражеского наступления обе армии
сосредоточились не полностью, наши территориальные успехи были невелики. Но зато
вражеские дивизии понесли такой урон, что принуждены были перейти к обороне.
4 декабря 20-я армия полностью закончила сосредоточение и готовилась к
наступлению. Директивой командующего фронтом 1-й ударной армии, нацеленной на
Клин, и 20-й армии — на Солнечногорск, было приказано начать наступление 6 декабря.
[251]
В ночь с 5 на 6 декабря части заняли исходное положение. Я зашел в одно из
подразделений 35-й стрелковой бригады. Бойцы с большим вниманием слушали
торжественные слова воззвания Военного совета фронта, которое читал комиссар
батальона. Оно заканчивалось словами: «Подступы к Москве должны стать и будут
могилой для немецких полчищ! Ни шагу назад — таков приказ Родины. Истребим
фашистских разбойников, всех до одного! Не дадим им житья на нашей земле».
Ночью перед наступлением армейский НП в селе Лобня превратился в командный
пункт. Сюда с докладами о готовности войск съезжались начальники родов войск и
командиры штаба.
Надо признаться, что нервничали в ту ночь все. Ведь до тех пор нам приходилось
только отступать, обороняться или, в лучшем случае, наносить небольшие контрудары. К
тому же противник в те дни широко распространил слух о подходе новых войск для
возобновления наступления на Москву, о подвозе в Красную Поляну большой мощности
пушки для обстрела Москвы. По хвастливым уверениям немецко-фашистского
командования, из этого самого близкого к Москве захваченного ими пункта якобы хорошо
была видна в бинокль русская столица.
Утром 6 декабря термометр показывал свыше 20 градусов мороза. Одевшись в
летный меховой комбинезон, я вместе с Н. П. Куликовым пробрался на дивизионный НП
генерала С. В. Короля, оборудованный под крышей сарая за окраиной селения.
После короткой артиллерийской подготовки войска армии перешли в наступление.
Основной удар наносился на Красную Поляну. В ожесточенных боях, продолжавшихся
весь день, части дивизии С. В. Короля и бригады полковника А. И. Гриценко,
поддержанные армейской артиллерией и фронтовой авиацией, продвинулись к восточной
и юго-восточной окраинам Красной Поляны. Две правофланговые бригады армии,
преодолевая сопротивление противника, продвинулись за день от 2 до 3 километров.
Успех небольшой, но все же успех. Сказывалось отсутствие опыта в наступательных боях.
Да и артиллерии было мало.
На другой день на поддержку войск 20-й армии помимо армейских и фронтовых
средств было привлечено [252] свыше 100 орудий из Московской зоны обороны и авиация
из резерва Верховного главнокомандования.
Весь день 7 декабря в Красной Поляне шли кровопролитные бои, не раз доходившие
до рукопашных схваток. За восемь дней оккупации противник превратил поселок в
сильный укрепленный пункт. Засевшие в домах автоматчики совместно со стрелявшими
из-за домов танками преграждали путь нашей пехоте. Дом за домом, строение за
строением отвоевывали наши войска у врага.
Из дивизии генерала Короля особенно храбро сражались автоматчики Родионов,
Марухин и Купцов. Они уничтожили до 50 гитлеровцев и 6 взяли в плен. Смертью героя
погиб сержант Новиков. Он был связистом и исправлял провод, соединявший штаб полка
с НП. Вражеские автоматчики открыли огонь по отважному связисту. Новиков сжал
зубами не сращенные еще концы кабеля и открыл из автомата ответный огонь. Так и
нашли его мертвым с концами кабеля в зубах.
Части бригады А. И. Гриценко в тот день овладели юго-западной окраиной Красной
Поляны.
К утру 8 декабря разбитые части противника были вышвырнуты из поселка и стали
отступать на запад. Перед отходом фашистские варвары подожгли школу, клуб и
текстильную фабрику.
Свыше 30 танков и броневиков, много орудий и минометов оставил враг в районе
Красной Поляны. Среди наших трофеев оказалась и привезенная накануне пушка калибра
свыше 200 миллиметров, из которой гитлеровцы рассчитывали обстреливать Москву.
Из морской бригады приехал оживленный, веселый член Военного совета Н. П.
Куликов.
Оказывается, на рассвете полковник Чистяков посадил морскую пехоту на танки.
Утром танковая бригада с десантом пехоты, сопровождаемая артиллерийским огнем,
неожиданно для противника атаковала и прорвала его оборону. Вслед за танками в атаку
бросилась вся морская бригада. А снег глубокий, больше полуметра. Но герои-моряки
сбросили с себя шинели и, несмотря на сильный мороз, в одних бушлатах с криком «ура»
ринулись на штурм Белого Раста. Дерзкая атака увенчалась успехом. Большая часть сил
врага в Белом Расте была уничтожена, а остальные обратились в [253] бегство. На поле
боя осталось 17 вражеских танков и 6 бронемашин.
Части морской бригады устремились на Никольское, штаб бригады перешел в Белый
Раст.
Через несколько минут мне позвонил по телефону полковник П. К. Будыхин и
доложил:
— 35-я стрелковая бригада совместно с 31-й танковой бригадой полковника
Кравченко ударами с фронта и тыла овладела селом Озерецким и перешла к
преследованию врага.
К середине дня войска армии продвинулись на 4 — б километров. Генерал Король
стал перемещать КП дивизии в Красную Поляну, а мы возвратились в штаб армии и
доложили командованию фронта об успехах войск армии. Оказалось, что к тому времени
1-я ударная армия овладела Яхромой, а правофланговые войска 16-й армии вели уличные
бои в Крюкове.
Вечером меня вызвал к телефону Б. М. Шапошников. Выслушав доклад об
обстановке, он спросил:
— Правда ли, что в Красной Поляне сдалось в плен сразу 11 немцев?
После моего утвердительного ответа он как бы про себя заметил:
— Начали сдаваться в плен группами... Раньше этого не было...
9 декабря наступление войск 20-й армии на Солнечногорск, в стык 3-й и 4-й
танковых групп противника, продолжалось с нарастающей силой. От 10 до 12 километров
продвинулись в этот день наши части и вышли на рубеж Векшино — Никольское,
освободив несколько десятков селений, захватив значительное число пленных и богатые
трофеи.
Но к концу дня оптимистическое настроение командования армии охладил
командующий фронтом генерал армии Г. К. Жуков. В разговоре со мной по телефону он
указал на недопустимо медленные темпы нашего наступления и выразил недовольство
тем, что части 20-й армии продвигаются только по дорогам вслед за отступающим
противником, не выходят на фланги или в тыл неприятельским колоннам, не стремятся
окружить врага. В заключение разговора он приказал в быстром темпе выдвинуть
правофланговые войска армии севернее Солнечногорска, перерезать Ленинградское [254]
шоссе, окружить и разгромить обороняющие Солнечногорск вражеские части.
В соответствии с этим мы дали приказ морской бригаде выйти севернее
Солнечногорска и перерезать пути отхода врагу из города.
Надо сказать, что к тому времени армия получила значительное число лыж, и по
указанию командующего фронтом во всех соединениях были созданы лыжные отряды.
Одетые в полушубки и маскхалаты, лыжники проникали по глубокому снегу далеко в тыл
противника и дерзкими налетами вносили панику в его войска. В морской бригаде
лыжный отряд состоял из 800 человек.
В 14 часов 10 декабря полковник И. М. Чистяков донес, что его передовой отряд в
составе 24-й танковой бригады с десантом морской пехоты и лыжников перерезал
Ленинградское шоссе к северо-западу от Солнечногорска. Часом позже танковая бригада
полковника А. Г. Кравченко, а вслед за ней стрелковая бригада полковника П. К.
Будыхина вышли к южной и юго-западной окраинам Солнечногорска и начали штурм
вражеских позиций под городом. Однако овладеть Солнечногорском с ходу не удалось.
Части 106-й и 23-й пехотных дивизий противника, усиленные танками, превратили город
в сильно укрепленный пункт. Чтобы отрезать неприятелю пути отхода из Солнечногорска
на Клин, следом за морской бригадой стала выдвигаться стрелковая дивизия полковника
Ю. М. Прокофьева. Наступающие на Солнечногорск войска 20-й армии были усилены
стрелковой бригадой из 1-й ударной армии. Для руководства наступающими на
Солнечногорск войсками в селе Радомля, у Ленинградского шоссе, был подготовлен
армейский вспомогательный пункт управления.
Весь день 11 декабря продолжались ожесточенные бои за Солнечногорск. После
полудня танковая бригада полковника Кравченко (в конце войны Герой Советского Союза
генерал-полковник А. Г. Кравченко командовал танковой армией) дерзкой атакой
прорвалась в город и стала освобождать от противника улицу за улицей. Первыми в
Солнечногорск вошли танковая рота старшего лейтенанта Грязнова и мотострелковый
батальон капитана Иванушкина. Вслед за танками уличные бои в городе завязали 35-я и
55-я стрелковые бригады. Смело, не отрываясь от пехоты, сопровождала [255] ее огнем
артиллерия майора А. С. Ухова. Ухов погиб в бою под Солнечногорском и там похоронен.
Во второй половине дня на город повели наступление с севера части морской
бригады. К исходу суток Солнечногорск был освобожден. Но уничтожение
изолированных очагов сопротивления противника в городе продолжалось всю ночь. Лишь
к утру 12 декабря Солнечногорск был полностью очищен от противника.
В полдень в Радомле съехалось почти все командование армии.
— Солнечногорск, который мы только что освободили, находится в 65 километрах
от Москвы, — показывал я на карте. — Значит, за все дни наступления войска армии
продвинулись всего на 40 километров. Темпы слабые.
— Надо лучше управлять войсками, нацеливать их на обходы и охваты, объединять
их действия при наступлении, — подчеркнул член Военного совета Н. П. Куликов. — Вот
я был в дивизии генерала Короля. Его части наступают на Стрелино и Обухове, югозападнее Солнечногорска. На эти же пункты наступают и части группы генерала Ремизова
из 16-й армии. Но те и другие действуют без всякой увязки, каждый сам по себе. Почему
группу Ремизова не подчиняют нам? — обратился он ко мне.
— Рассчитывают, что она обойдет Истринское водохранилище с севера и ударит с
тыла по войскам противника, обороняющим водохранилище.
— Наша левофланговая бригада полковника Гриценко уже вышла у деревни
Пятницы к Истринскому водохранилищу, — заметил полковник А. И. Лизюков. —
Противник уничтожил все переправы, а дамбу взорвал. Вода спущена, лед рухнул.
Бригада готовится к переправе на западный берег. Похоже, что противник бросает
позиции за водохранилищем.
13 декабря армии Западного фронта получили новые задачи в наступлении. 20-я
армия теперь нацеливалась на Волоколамск.
Вечером 14 декабря я докладывал начальнику штаба Западного фронта генераллейтенанту В. Д. Соколовскому об упорных боях главных сил армии вместе с группой Ф.
Т. Ремизова на подступах к Нудоль-Шарино. Сопротивление противника в тот день
заметно возросло. Войскам приходилось [256] преодолевать очень большие заграждения,
да и глубина снега здесь была не меньше метра.
— Отрыв группы Ремизова от пехоты в этих условиях маловероятен, — докладывали
мы. — А выход группы с запада к Истринскому водохранилищу теперь отпал. По
донесению командира нашей левофланговой бригады, переправившейся сегодня у
деревни Пятницы через Истринское водохранилище и занявшей Татищеве, противник
оттуда отходит. Какую же задачу будет выполнять теперь группа Ремизова?
— Чтобы ваша армия овладела Волоколамском в назначенный срок, группа Ремизова
завтра с утра переходит в ваше подчинение, — обрадовал меня Соколовский.
Надо сказать, что названная группа была в то время очень слабой. В ее состав
входила 145-я танковая бригада, насчитывавшая меньше двух десятков танков, 44-я
кавалерийская дивизия, в полках которой было по 150 — 200 человек, и малочисленная
17-я стрелковая бригада. 15 декабря мы передали на усиление группы Ремизова 24-ю и 31ю танковые бригады. Мощным тараном, состоящим из группы Ф. Т. Ремизова, морской
бригады и дивизии С. В. Короля, 20-я армия стала пробивать укрепленный рубеж на
подступах к Нудоль-Шарино для последующего развития наступления на Волоколамск.
Ожесточенно сопротивлялись на подготовленных позициях 11-я танковая, 35-я и
106-я пехотные дивизии врага. При отходе они прикрывались многочисленными
заграждениями. Раньше вражеские части ограничивались обычно постановкой мин и
фугасов на дорогах да устройством лесных завалов. Теперь же минные заграждения стали
дополняться, особенно в населенных пунктах, сооружением разного рода «сюрпризов».
Двери пустых домов, сараев и других хозяйственных строений соединялись незаметными
проволочками с минами. В пустых домах минировались печи и кровати. Гитлеровцы
оставляли на столах как бы брошенные в спешке съестные припасы и вино, которые были
отравлены. Наши части и население широко оповещались об этих варварских приемах
немецко-фашистских войск, но все же жертв было немало.
В боях 15 декабря особенно отличились морская бригада и части группы Ремизова. В
напряженном бою за деревню [257] Алексеевку комиссар батальона 17-й стрелковой
бригады Давыдов находился в роте, действовавшей на правом фланге батальона. Рота
попала под сильный артиллерийский и пулеметный огонь противника. Давыдов сначала
принял меры, чтобы вывести роту из-под обстрела, а затем смело атаковал врага и овладел
селом. В этой же бригаде рядовой Исаев заменил в бою убитого командира роты (все
офицеры также выбыли из строя). Смелой и решительной атакой во фланг противнику
рота под командованием Исаева внесла в ряды гитлеровцев смятение, чем способствовала
успешному выполнению задачи батальона. За умелое управление ротой во время боя,
смелость и инициативу Исаев был произведен в офицеры и назначен командиром роты.
В этот день войска 20-й армии глубоко обошли с севера Истринское водохранилище
и помогли 16-й армии преодолеть истринский оборонительный рубеж противника. А наш
правый сосед — 1-я ударная армия генерал-лейтенанта В. И. Кузнецова — вместе с 30-й
армией освободили в тот день Клин.
С середины 16 декабря части противника стали поспешно отходить на юго-запад,
бросая в большом количестве технику и тяжелое вооружение. Первый эшелон штаба
армии переместился в Солнечногорск. Преследуя отступающего за реку Ламу противника,
войска 20-й армии вышли 18 декабря на подступы к Волоколамску, на рубеж Гусенево —
Чисмена — Покровское.
Здесь завязались тяжелые бои. Неприятельские части во что бы то ни стало
стремились задержать наши войска, а в это время спешно готовили оборонительные
позиции за рекой Ламой. Об этом нам сообщали и армейская разведка, и партизаны. Надо
сказать, что помощь партизан войскам Западного фронта заметно ощущалась на всех
этапах битвы под Москвой.
Для усиления удара войск 20-й армии, наступавших по Волоколамскому шоссе, была
брошена из 16-й армии оперативная группа генерала М. Е. Катукова. Его 1-я гвардейская
танковая бригада действовала вместе с частями дивизии генерала С. В. Короля. 20 декабря
эта группа была переподчинена 20-й армии.
Сокрушительный удар дивизии Короля и групп Ремизова и Катукова нанес
неприятелю огромные потери, смял его [258] оборонявшиеся части и принудил к отходу.
Преследуя отступающего противника, нанося ему фланговые удары лыжными отрядами,
дивизия Короля подошла утром 19 декабря к восточным предместьям Волоколамска —
Ядрову и Никольскому. А морская бригада и группа Ремизова вели в это время бои в
районе Ефремове — Авдотьино — Ченцы, в 3 — 5 километрах северо-восточнее города.
В полдень 19 декабря в селе Чисмена начал развертываться армейский командный
пункт.
Отводя свои войска на оборонительный рубеж за реку Ламу, гитлеровцы оставили
для обороны Волоколамского района значительные силы. На подступах к городу они
взорвали все мосты, заминировали дороги, устроили много всевозможных заграждений.
Вечером 19 декабря группа генерала Ремизова и морская бригада заняли
пригородную слободу Пушкари и вышли к северо-западной окраине Волоколамска.
Несколько позже сибиряки дивизии Короля, усиленной танками группы генерала
Катукова, пробились к восточной и юго-восточной окраинам города. Стрелковый полк
майора М. А. Штайнлухта к исходу суток прорвался южнее Волоколамска, перерезал
шоссе между городом и железнодорожной станцией Волоколамск (расстояние между
ними около 5 километров) и устремился главными силами к реке Ламе, а частью сил на
Волоколамск.
Ночью начался штурм города. В 3 часа утра наши войска ворвались в Волоколамск.
Дом за домом, улицу за улицей очищали мы от противника, уничтожая и пленя
фашистскую нечисть.
Первыми ворвались в город с северо-запада части группы Ремизова —
мотострелковый батальон майора Трубицина и танковый батальон майора Труфанова.
Левее их почти в то же время в город проник передовой отряд морской бригады. С
востока и юго-востока Волоколамск штурмовали стрелковые полки дивизии Короля под
командованием майоров А. К. Калиша и Ф. П. Регина. С юго-востока первым ворвался в
город батальон лейтенанта С. П. Битюцкого и нанес вражескому пехотному батальону
удар с тыла. В уличных боях лично Битюцкий уничтожил 12 автоматчиков. Сергей
Петрович Битюцкий погиб в бою за Волоколамск. Один из взводов батальона под
командой комсорга Михаила Шумилкина уничтожил [259] несколько вражеских групп,
засевших в домах, и открыл батальону путь в город. Красноармеец Киреев в ходе боя
уничтожил вражеский пулемет и взял в плен трех гитлеровцев. С востока, с фронта
первым штурмовал Волоколамск стрелковый батальон дивизии Короля под
командованием старшего лейтенанта М. А. Токарева. Среди героев сражения за
Волоколамск почетное место занимает рядовой Шилов. В разгар боя был тяжело ранен
командир взвода. Это внесло замешательство в ряды бойцов. Быстро оценив положение,
Шилов принял командование на себя. Под сильным минометным и ружейно-пулеметным
огнем он повел взвод в атаку. За храбрость и находчивость в бою рядовой Шилов был
награжден орденом Ленина.
Около 1200 вражеских солдат и офицеров было уничтожено и пленено в районе
Волоколамска. В окрестностях города и в самом городе враг оставил 18 подорванных
танков, 23 орудия, 3 войсковых склада и больше 200 машин. Значительные потери были и
у нас. В эти дни смертью храбрых пали комиссар морской бригады полковой комиссар В.
И. Тулинов и заместитель командира морской бригады полковник Г. Е. Кузьмин.
К полудню 20 декабря Волоколамск был полностью очищен от засевших на чердаках
и в подвалах домов неприятельских групп.
В полдень части морской бригады завязали бои под селом Ивановским. Туда же
подошли группы Катукова и Ремизова. Стрелковая дивизия Короля атаковала
укрепленные позиции врага за рекой Ламой, на участке Тимково — Терентьево. В 13
часов 30 минут после ожесточенных боев, переходивших в рукопашные схватки,
левофланговый полк дивизии Короля совместно с бригадой Будыхина и танкистами
овладели железнодорожной станцией Волоколамск. Много боевой техники и
награбленного гитлеровцами имущества осталось в эшелонах и на складах станции.
К исходу 20 декабря 20-я и соседние с ней армии правого крыла Западного фронта
вышли к укрепленному рубежу противника за реками Ламой и Рузой. Однако прорвать
его с ходу не удалось. Тогда командование 20-й армии ввело в бой на правом фланге
второй эшелон армии — стрелковую дивизию полковника Прокофьева и две стрелковые
бригады. Но и ввод новых войск большого успеха не принес. Остановились [260] и
соседние армии. На Западном фронте наступила оперативная пауза.
Враг был отброшен в западном направлении более чем на 100 километров; угроза
столице с северо-запада была ликвидирована.
А Ставка Верховного главнокомандования в это время готовила войска к переходу в
общее наступление.
В предстоящем наступлении 20-й армии предназначалась главная роль среди армий
правого крыла Западного фронта. Наступать ей здесь в первые дни предстояло, по
существу, в одиночестве. Поэтому 1-я ударная и 16-я армии часть своих войск и средств
усиления передавали нам. Для развития прорыва нам были переданы кавалерийский
корпус, которым после гибели Л. М. Доватора командовал генерал-майор И. А. Плиев, а
также танковая бригада и пять лыжных батальонов.
10 января 1942 года 20-я армия перешла в наступление. Успешно прорвав сильную
оборону противника за рекой Ламой, войска армии, поддержанные соседями, устремились
на Шаховскую и Гжатск.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
И. А. Плиев
Генерал
армии,
бывший
командир
2-го гвардейского кавалерийского корпуса
Кавалеристы в боях за Москву
Когда началась война, я жил в Москве, был слушателем Академии Генерального
штаба.
В первый же день войны я написал рапорт начальнику академии с просьбой
направить меня на фронт, в действующую армию, но получил отказ. Снова рапорт, теперь
уже народному комиссару обороны. Затем недолгое, но томительное ожидание. И вот
дежурный по академии сообщает:
— Товарищ Плиев, вас вызывают в Наркомат обороны.
Охваченный волнением, я даже не заметил, как добрался до улицы Фрунзе. В
просторном кабинете сидели заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров
СССР Климент Ефремович Ворошилов и маршал Борис Михайлович Шапошников.
— Вам достаточно два часа, чтобы собраться в путь?
— Да, товарищ Маршал Советского Союза, — ответил я и почему-то выпалил: —
Нужно только сдать ключи от сейфа начальнику секретного сектора подполковнику
Шору.
Климент Ефремович улыбнулся и сказал:
— В Северо-Кавказском военном округе формируются [232] две кавалерийские
дивизии: 50-я — на Кубани и 53-я — в Ставропольском крае. Вы назначены командиром
дивизии кубанских казаков. На ставропольскую дивизию идет комбриг К. С. Мельник.
Вскоре после этого разговора, в первых числах июля 1941 года, из старого казачьего
лагеря, расположенного на живописном берегу реки Урупа, шли эскадроны казаков
станиц Советской и Вознесенской, Отрадной и Попутной, Лабинской и Кавказской и
многих других. Бравые казачьи песни, ржание гнедых кабардинцев, степняков и рыжих
дончаков, звон оружия, гулкий топот тысяч копыт... Полки уходили на Западный фронт, в
далекие леса Смоленщины, через которые рвались на Москву главные силы фашистской
группы армий «Центр» под командованием генерал-фельдмаршала Бока.
В первой половине июля наши эшелоны разгрузились у глухой станции Старая
Торопа и сосредоточились в лесах, в 45 километрах к востоку от Великих Лук. Отсюда
двинулась дивизия кубанцев в первый боевой поход. Напряженные бои у села Борки;
дерзкий и стремительный рейд по глухим лесным дорогам и тропам в тыл врага под село
Троицкое; ожесточенная схватка на рубеже Жабоедово — Пронине; прорыв из окружения
у болота Пелецкий мох... Первые неудачи и первые победы, первая кровь и первая слава.
К середине августа генерал-фельдмаршал Бок признал, что «ранее намеченная
задача — к 1 октября выйти на линию Онежское море — река Волга считается теперь
невыполнимой». Его войска остановились, чтобы перегруппировать силы и средства и
нацелить их для нового удара на Москву.
...Косые солнечные лучи проникают сквозь густые сосны и соскальзывают с
травянистого берега в воды озера Ильмень. Коновод, подал коней, чтобы ехать на
рекогносцировку. Я уже был в седле, когда показался начальник штаба дивизии
полковник Ревин и с ним незнакомый мне полковник, небольшого роста, ничем не
приметный, лет тридцати пяти. Форма плотно облегала стройную, без «излишеств»
фигуру.
— Офицер связи штаба фронта полковник Доватор, — представился он. — Мне
приказано вручить вам директиву Военного совета Западного фронта и принять участие в
предстоящем рейде вашей дивизии и дивизии комбрига Мельника. [233] Мне советовали,
Леса Александрович, находиться в вашей дивизии. Надеюсь, найдется для меня лихой
дончак...
— Конечно, — ответил я.
Доватор поблагодарил, и мы углубились в изучение привезенной им директивы
штаба фронта.
Нашей дивизии и дивизии комбрига К. С, Мельника ставилась необычная и
ответственная задача: прорвать фронт обороны противника на узком участке и, уйдя в
рейд по тылам врага в район Демидове — Духовщина, парализовать его коммуникации,
громить проходящие колонны, штабы, склады и разрушать линии связи.
К 23 августа обе дивизии сосредоточились в лесу, южнее реки Межи. Перед нами
находились оборонительные позиции частей 9-й армии гитлеровцев. Прорыв намечался в
промежутке между укрепленными пунктами Подвязье и Устье. Справа наносила удар
дивизия комбрига Мельника, слева — наша.
В полночь спешенные полки первого эшелона без единого выстрела двинулись
вперед. Ночная атака ошеломила противника. Первыми на вражеские позиции ворвались
подразделения 37-го кавполка. Казачьи полки устремились через большак, разгромив
попутно подвернувшуюся колонну автомашин с боеприпасами. Проскочив большак,
дивизия вновь углубилась в лес и, повернув на запад, вышла к дороге Пречистое —
Жарковский. Здесь на высотах, окруженных болотистыми лесами, приютился целый рой
деревень. Все они были заняты небольшими гарнизонами противника. Но мое внимание
больше привлекли донесения о движении по дороге больших автоколонн. Разведчики
доставили нам так много сведений о противнике, что мы имели большой выбор для
активных боевых действий.
Начальник штаба дивизии полковник Ревин доложил обстановку:
— В лесу, у деревни Никулино, располагается склад боеприпасов... В Красноселье
дислоцируется тыловая часть, много груженых автомашин... В Дмитрове, по всему видно,
находится солидный штаб... В деревню Заболотскую втягивается большая колонна
автомашин с пехотой и артиллерией... С кого начнем, товарищ комдив?
«А что, если нанести удары по нескольким объектам одновременно?» — подумалось
мне. Так и решили. [234]
— Главное — захватить и уничтожить штаб в Дмитрове, — говорил я Ревину. — Для
разгрома колонны, гарнизона в Красноселье и склада боеприпасов выслать отборные
передовые отряды, от каждого полка по одному. Операцию начать с наступлением
сумерек и завершить к ночи. К 3 часам все отряды должны сосредоточиться в лесу южнее
озера Велисто. Через час командирам отрядов доложить свои решения... — Голос мой
растворился в реве вражеских самолетов, которые пронеслись над лесом на бреющем
полете.
— Нас выслеживают, — заметил Ревин.
— Переполошились, вон сколько авиации подняли в воздух, — услышал я сзади
говорок Доватора.
Он легко соскочил с коня и, поправив клинок и пистолет, подошел к нам.
Начальник разведки доложил, что из Никулина по дороге на Пашкове движется
колонна моторизованной пехоты и артиллерии противника — они идут нам наперерез.
«Что это? Плановая перегруппировка или... Нет, если они идут нам наперехват, то почему
до сих пор не развернулись хотя бы в предбоевой порядок?» Моментально созрело
решение — разгромить.
Отдаю приказ. Офицеры связи устремляются в свои полки. Движение замедляется,
подразделения и части сжимаются, словно мышцы. Перед дорогой мы останавливаемся.
Слышны шум моторов и немецкие команды. Невольно бросаю взгляд на часы. Фосфорные
стрелки показывают 23 часа 40 минут. Сигнал атаки. Взрывы гранат, разноголосица
ружейно-пулеметного огня, рев моторов. Словно тысячи черных призраков, вырвавшись
из ночи, заметались на большаке, сея страх и смерть. Скоро все было кончено. Кубанцы
перевалили через дорогу и снова растворились в густой тьме леса.
Слышен глухой звон снаряжения, возбужденное дыхание казачьих коней да редкие
голоса казаков.
— Эх, сейчас бы щепотку самосада, а то шибко плечо гудет! — Это глухой хрипоток
старого казака Филиппа Шаповаленко.
— При чем тут плечо? — недоумевает кто-то.
— Мозговать надо. Иного самосаду затянешься — пятки защекочет. Во куда
пробирает. Очень даже полезно.
Может быть, и действительно ядреная казачья махорка [265] имеет такое лечебное
свойство, если даже от разговора о ней на душе становится легче.
До рассвета оставалось около трех часов, когда в район сосредоточения подошел
последний отряд. Все гарнизоны были разгромлены, склады боеприпасов взорваны, на
больших, участках уничтожена линия связи. Словом, задачи были выполнены наилучшим
образом.
После этой операции казаки создали запасы трофейного оружия и боеприпасов.
Отряды, действовавшие в Никулине и Красноселье, привезли, например, ящики патронов,
гранат, противотанковых, противопехотных мин и пригнали несколько автомашин с
продовольствием. Настроение у всех было отменное, всюду слышались шутки. К
сожалению, мы не могли дать возможности людям отдохнуть. Полки уже начали
выдвигаться к Дмитрову для разгрома штаба. Часом раньше туда уже ушли передовые
отряды, чтобы перерезать дороги и тропы, блокировать село.
Когда первые лучи солнца осветили улицы Дмитрова, штаб одного из соединений 9й немецко-фашистской армии был уже разгромлен.
Разгром нескольких гарнизонов и колонн, штабов и складов, расположенных на
значительном пространстве, уничтожение кабельной линии связи на больших
расстояниях — все это парализовало работу тыла 9-й немецко-фашистской армии. Быстро
распространился слух о прорыве в оперативный тыл гитлеровцев крупной казачьей
группировки. Назывались самые невероятные цифры. Командующий армией генерал
Штраус приложил много усилий, чтобы развеять «ложные» представления о нашей
численности. Он издал приказ, в котором призывал к мужеству, стойкости и объяснял, что
«в тылы армии прорвалось не сто тысяч, как об этом всюду говорят, а лишь несколько
десятков тысяч казаков» (?!). Нам стало также известно, что для ликвидации наших
дивизий выделены крупные силы из оперативных резервов противника. Усилились
поисковые полеты вражеской авиации.
Вдоль лесной дороги дивизия стремительно двинулась на юго-запад. Средь бела дня
были разгромлены и разогнаны вражеские гарнизоны в Овсянкине и Будовце. Усиленный
отряд свернул с дороги и ушел на Ашитики — там обнаружен склад боеприпасов и
военного имущества. Но вот уже второй день, как мы не имеем устойчивой связи с
дивизией [266] Мельника. Это сказывается на нашем взаимодействии. По-прежнему над
нами мечутся самолеты с черными крестами на крыльях. Видно, что командование
противника не успевает реагировать на полученные удары и не может определить наши
дальнейшие намерения.
Описав дугу к северу от большака, дивизия вновь выходит к нему, но уже
значительно западнее, в районе села Протокина Гора. Тут же рядом, буквально в
километре, село Рудня. Дальше к юго-востоку, по реке Васильевке, протекающей в
глубине урочища Куров Бор, расположены села Гуки и Желюхово. Все они заняты
карательными отрядами гитлеровцев. Через эти пункты проходит дорога Духовщина —
Слобода. По ней оживленно курсируют бронемашины, мотоциклы, танки — небольшими
группами и целыми колоннами.
Рядом со мной покачиваются в седлах Ревин и Доватор. К нам присоединяется
комиссар дивизии батальонный комиссар А. Н. Овчинников. Полковник Доватор только
что передал по рации в штаб фронта донесение и рассказывает, что о нашем рейде
доложено Верховному главнокомандующему.
— Передали также, — продолжает Доватор, — что авиаразведка установила
движение к району наших действий крупных колонн танков, самоходной артиллерии и
мотопехоты противника. Дивизии три, а то и больше снято с фронта.
Доватор подает мне рабочую карту. Как видно, вражеские войска стягиваются к
району Овсянкино — Горицкое — Ашитики. Это влияет на план наших действий. Наша
задача на сегодняшнюю ночь: разгромить карательные отряды в Рудне, Гуках и Желюхове
и парализовать движение на дороге Духовщина — Слобода. Кстати, разведчики донесли,
что на Пригарино движется колонна моторизованной пехоты. Словом, работы для нас
много.
С наступлением темноты от дивизии вновь отделились отряды специального
назначения. Подполковник Арсеньев, получивший задачу уничтожить отряд карателей в
селе Гуки, повел свой полк в обход с востока по Желюховскому лесу; полк подполковника
Смирнова двинулся к Рудне; отборный отряд направился к мосту через реку Васильевку,
чтобы здесь встретить колонну мотопехоты. Другие отряды должны были занять все
важнейшие пункты вокруг сел Рудня и Гуки. [267]
Это была памятная ночь. Размах боевых действий сразу же перерос то, что мы
намечали. Отряд старшего лейтенанта Ткача при подходе к большаку наткнулся на танки,
замаскированные в лесу. Привыкшие к ночным действиям казаки, применяя бутылки с
горючей смесью, быстро разделались с охваченными паникой танкистами и их же
боеприпасами подорвали танки. Не успели они выйти на большак, как послышался
надвигающийся рокот моторов. Опять танки... В этом бою родилась боевая слава
политрука Александра Борисайко и казака Никона Фролова, подорвавших четыре
фашистских танка. А у моста через реку Васильевку отличились казаки эскадрона
старшего лейтенанта И. В. Иванкина.
Бои шли по всему Желюховскому большаку. Противник нес большие потери.
Действовавшие здесь отряды захватили штабную автомашину с важными документами и
другие ценные трофеи.
Село Гуки атаковали с трех сторон. Мы видели на берегу виселицы с трупами
советских патриотов. Это страшное зрелище вызвало бурный гнев казаков. Бой был
жестокий и беспощадный. Выполнив свои задачи, отряды заминировали трофейными
минами дорогу, мосты, объезды, а затем двинулись в район сосредоточения дивизии.
...Глаза пленного испуганно мечутся, он отвечает на мои вопросы быстро, взахлеб,
будто если сразу не ответит, то такой возможности ему больше не предоставят. Я
сообщаю начальнику разведки интересную новость:
— Подтвердились сведения, что в Рибшеве (это крупное село, районный центр)
располагается штаб 9-й армии. Думаю, что стоит заглянуть в «гости» к генералу Штраусу.
— Очень хорошо, товарищ комдив! — обрадовался он.
Наш путь пролег по западному берегу реки Васильевки, через урочище Куров Бор. С
этой стороны лес ближе всего подходит к Рибшеву. До него около двадцати лесных,
удивительно тяжелых километров. У Желюхова мы встретили разведчиков 53-й
кавалерийской дивизии. От них узнали, что комбриг Мельник в деревне. Днем его
дивизия вела бой с мотопехотой, пытавшейся прижать части к болоту. Вражеская авиация
дважды наносила по дивизии бомбовые удары.
— Положение становится серьезным, — задумчиво говорит Доватор, — давай
заедем в Желюхово. [268]
— Заедем, — соглашаюсь я, — тем более что надо согласовать вопросы
взаимодействия на следующем этапе. Доватор кивнул головой и продолжал:
— Очевидно, о походе на Рибшево придется подумать. Стоит ли терять ночь, от
которой зависит многое. Мы должны распорядиться ею очень разумно.
— Да, уточним обстановку и тогда подумаем, что делать, вернее, не что, а как, —
ответил я. — Ясно, что главная задача сейчас — это выходить обратно к линии фронта и
прорываться через него.
Посоветовавшись, мы решили изменить направление действий и немедленно начать
движение обратно на северо-восток вдоль этого же большака, но прямо через лес, не теряя
взаимодействия с 53-й кавалерийской дивизией.
Обстановка была крайне тяжелой. Генерал Штраус стянул крупные силы к
Желюховскому лесу и перекрыл все выходы из него на запад, юго-запад и восток.
Выскользнуть из этого полуокружения можно было только через лесисто-болотистый
массив, раскинувшийся к востоку от реки Васильевки. Нам помогли местные жители,
которые провели нас через лесные болота. С тяжелыми боями дивизии пробились к линии
фронта.
Потери, нанесенные противнику за период рейда, выглядели внушительно.
Несколько тысяч вражеских солдат и офицеров навсегда остались лежать в валдайских
болотах и лесах, многие сотни автомашин, танков и самоходок разделили участь тех, кто
привел их в эти места.
Позади остались покрытые кровью боевые версты Волоколамского шоссе. В
октябрьских и ноябрьских боях казаки 50-й и 53-й кавалерийских дивизий покрыли себя
доброй боевой славой. Над ними заполыхали гвардейские знамена.
Дивизии стали именоваться 3-й и 4-й гвардейскими, а образованному из них
кавалерийскому корпусу было присвоено наименование 2-го гвардейского. В состав
корпуса вошла также 20-я кавалерийская дивизия под командованием подполковника М.
П. Тавлиева, прибывшая из Средней Азии. Командиром корпуса был назначен генералмайор Л. М. Доватор. [269] В конце ноября корпус в составе 16-й армии генераллейтенанта К. К. Рокоссовского вел напряженные бои, сдерживая бешеный натиск
противника северо-западнее Москвы.
В этой смертельной борьбе все чаще и решительнее побеждал прочный сплав
морально-боевых качеств воинов, тактического мастерства офицеров и оперативного
искусства военачальников, побеждало советское военное искусство. В битве под Москвой
с блеском проявила себя целая плеяда военачальников, командовавших малыми и
большими войсками. Не могу не сказать о нашем командарме генерал-лейтенанте К. К.
Рокоссовском. Высокий, стройный и подтянутый генерал, мужественный и
необыкновенно храбрый человек, он умел в любой, самой опасной обстановке спокойно и
плодотворно мыслить. Константин Константинович часто бывал у нас, чтобы
непосредственно на поле боя уточнить обстановку. Это был по-настоящему боевой
командарм.
В это время гитлеровские радиостанции вещали о надвигающихся событиях
сенсационной важности — имелось в виду вступление гитлеровских войск в Москву.
И сенсационное событие действительно произошло. 5-6 декабря началось
контрнаступление Калининского и правого крыла Западного фронта. Советские войска
погнали немецко-фашистское воинство прочь от Москвы, на запад.
Армия генерала К. К. Рокоссовского должна была перейти в наступление 7 декабря и
ударом на Крюково и Истру разгромить крюковскую группировку гитлеровцев. 2-му
гвардейскому кавкорпусу командарм поставил задачу прикрыть действия армии со
стороны Рузина и Брехова. Но в этот же день поступило другое боевое распоряжение.
Командующий войсками Западного фронта Г. К. Жуков приказал корпусу форсированным
маршем выйти в полосу 5-й армии генерала Л. А. Говорова и сосредоточиться в районе
деревни Кубинки.
Вечером 8 декабря дивизии 2-го гвардейского кавкорпуса двинулись через Нахабино
и Вязёмы на юго-запад. На последнем дневном привале, в лесу у деревни Часцы, в корпус
прибыл генерал Л. А. Говоров. В штабе были собраны все командиры отдельных частей и
дивизий. Высокий, внешне суровый, Говоров говорил сухо и немногословно.
— Завтра на рассвете наша армия переходит в наступление. [270]
Командарм подошел к оперативной карте и показал сходящиеся удары на Истру: 16й армии — с северо-востока и 5-й армии — с юго-востока.
Сделав паузу, командующий перешел к задачам кавалерии: 2-му гвардейскому
кавкорпусу с 22-й танковой бригадой и дивизионом гвардейских минометов
приказывалось наступать вслед за 329-й стрелковой дивизией, с рубежа Апальщино —
Заовражье — Локотня войти в прорыв и, действуя в тылах истринской группировки
противника, не допускать подхода резервов, громить отходящие части, не давая им
закрепляться на промежуточных рубежах...
С наступлением темноты дивизии начали выдвигаться в исходное положение.
Вперед выехали Доватор и командиры дивизий, чтобы провести рекогносцировку и
решить вопросы взаимодействия. Однако наступление было перенесено на 13 декабря.
Это дало возможность лучше подготовиться к операции. Корпус передвинулся к самой
реке Москве и развернулся у деревни Никифоровское в боевой порядок.
На рассвете пошел густой снег. Ровно в 9 часов воздух взорвала мощная
артиллерийская канонада. С НП командира стрелковой дивизии была видна стена взрывов
на том берегу. Затем она сдвинулась вглубь и исчезла в снежной пелене. Пехота
поднялась из траншей и двинулась в атаку. Огонь противника неожиданно оказался очень
плотным. Начался тяжелый, затяжной бой: огневые налеты, атаки, контратаки,
рукопашные схватки.
К середине дня левофланговая 50-я стрелковая дивизия прорвалась через реку
Москву и выбила противника из нескольких деревень. 329-й дивизии тоже удалось
ворваться в Апарину Гору и в Хотяжи на северном берегу реки. К вечеру завязался бой за
крупный населенный пункт Колюбаково. Стремясь остановить наступление войск 5-й
армии, противник начал стягивать силы для контрудара. Командарм решил, что наступило
время вводить в бой нашу подвижную группу в стыке 19-й и 329-й стрелковых дивизий.
Низкая облачность и сильный снегопад создали надежную завесу с воздуха и с
земли. Но в то же время метровая толща рыхлого снега могла значительно снизить темп
действий конницы и танков. День клонился уже к вечеру, когда 3-я гвардейская и 20-я
кавдивизии вслед за танками начали движение через боевые порядки пехоты, чтобы на
следующем [271] рубеже уже одним двинуться в атаку на противника. Во втором эшелоне
шла 4-я гвардейская кавдивизия.
У Москвы-реки есть два небольших притока — Поноша и Гнилуша. Их верховья
подходят близко друг к другу. Здесь в деревнях Колюбаково (на реке Поноше) и Неверове
(на реке Гнилуше) были расположены сильные опорные пункты противника. У меня
возникло решение: воспользовавшись тем, что наша пехота втянулась в бой за эти
опорные пункты и их огневая система максимально скована, с ходу прорваться между
ними. Устраивало нас и то, что крутые и глубокие балки, по дну которых текут Поноша и
Гнилуша, покрыты большой толщей снега; это в какой-то мере должно было обеспечить
дивизию от фланговых контратак.
...Впереди маячат запорошенные бурки штабного эскадрона. А чуть дальше —
боевые порядки 43-го, головного полка. Его ведет опытный, боевой командир Шемякин.
Чем ближе рубеж атаки, тем быстрее, решительнее наше движение. И вот у опорных
пунктов противника вырастают фонтаны артиллерийско-минометных взрывов. Огневое
прикрытие подоспело вовремя. На флангах спешились и закрепились подразделения,
чтобы удерживать «коридор», через который должны пройти части дивизии. Сумерки
быстро сгущаются, становится совсем темно. Справа и слева бьют орудия, строчат
пулеметы. Слышится протяжное «ура-а!». Наконец все это остается позади. Мы в тылу
истринской группировки противника. Но это уже не то, что было в августе, в смоленских
лесах. Тогда наступали гитлеровцы, теперь — советские войска.
Первый вражеский пункт на нашем пути — Апальщино. Сразу ставлю одному полку
задачу обойти деревню и атаковать с севера, а двум полкам — с запада. Командиры
полков и подразделений хорошо понимают смысл стремительного, широкого маневра.
Знают законы комбинационного боя в условиях рейдовой операции. Это облегчает
управление боем.
Разгромив вражеский гарнизон в Апальщине, дивизия продолжала развивать успех
на север, вдоль лесной дороги, выходящей у села Ново-Петровского на Волоколамское
шоссе.
20-я кавдивизия также успешно прорвалась в тыл правее нас и сразу двинулась через
лес на Терехово, отклоняясь к северо-востоку. За нами шла 4-я гвардейская кавдивизия.
[272] На первых же километрах выявилось наше подавляющее превосходство над
гитлеровскими войсками в тактической подвижности. Дивизия легко настигла вражескую
колонну, отходившую от Апальщина, и, сочетая удары с тыла с параллельным
преследованием и стремительными обходами, буквально на ходу разгромила эту часть.
Секрет высокой тактической подвижности казачьих частей и дивизий на поле боя таился
не только в «универсальной» проходимости конницы. Многое достигалось и благодаря
тому, что почти все пулеметы, минометы и орудия были поставлены на санки, специально
сделанные полозья и лыжи. Это обеспечило нам возможность идти по любому
бездорожью и быстро переводить технику из походного положения в боевое. Именно
превосходство в тактической подвижности и дало нам возможность разгромить две
фашистские дивизии. Произошло это так.
От Москвы-реки по дороге Карийское — Сафониха начала отход 78-я пехотная
дивизия 9-го армейского корпуса гитлеровцев. Дивизия — Тавлиева двигалась наперерез
и могла, захватив Андреевское, отрезать ей путь отхода. У нас же в это время была другая
забота.
Разведчики утром доложили, что из Горбова навстречу нам начинает вытягиваться
большая колонна мотопехоты. Встречный бой был неминуем. И мы стали к нему
готовиться. Передовой 43-й кавполк был заранее усилен танковым полком. Дивизия
двигалась в предбоевых порядках. Артиллерия на конной тяге галопом проскочила по
обочине дороги вперед на огневую позицию у опушки леса. Противник обнаружил это и
начал разворачивать колонну, но было поздно. Огонь прямой наводкой буквально
опустошил его передние подразделения. Гитлеровцы растерялись. А тут из леса
вырвались танки и кавалерия. Произошел молниеносный, но ожесточенный бой. Дорога
оказалась забитой развороченными орудиями, автомашинами, горящими танками.
Мы двинулись дальше. Но на подступах к Горбову нас встретили вражеские траншеи
и хорошо оборудованные инженерные заграждения. Первая атака с ходу не достигла цели
и переросла в разведку боем. Стало ясно, что этот «орешек» будет нелегко раскусить.
Пленные показали, что здесь обороняется свежий 195-й пехотный полк с приданными ему
подразделениями танков и самоходной артиллерией. [273]
Затяжной бой не входил в наши планы. Поэтому решено было обойти Горбово и
продолжать стремительное наступление в оперативный тыл противника. Это решение
диктовалось еще и тем, что танковая бригада была временно передана другому
соединению. Кроме того, я опасался, что если Тавлиев еще не миновал Терехово, то он
может пропустить главные силы 78-й пехотной дивизии. Поэтому нам лучше было не
втягиваться в бой за Горбово, а наступать на Загорье и перехватить здесь эту дивизию. 37й и 47-й кавалерийские полки под прикрытием 43-го, который вел сковывающий бой,
начали обход опорного пункта, втягиваясь в лес западнее села. Но вражеский гарнизон в
Горбове оказался не храброго десятка. Почувствовав опасность с флангов и тыла, он
проявил явное стремление покинуть «освоенное» место. Это меняло обстановку. С ходу
захватив село, мы могли бы наступать вдоль дороги быстрее, чем лесом. Поэтому полки,
обходившие Горбово, были развернуты для атаки. После непродолжительного артналета
казаки ворвались в деревню.
Однако взять Горбово оказалось все-таки нелегко. Церковь на западной окраине
осталась у противника, и оттуда он прочесывал улицы из пулеметов. Эскадрон старшего
лейтенанта Найчука блокировал церковь и, взорвав противотанковыми гранатами дверь,
ворвался в нее. Когда мне доложили, что в церковь ворвался Найчук, я успокоился:
значит, там будет все в порядке. Но на южной окраине противник про-- должал упорно
обороняться. Обстановка осложнялась тем, что с севера подошли свежие силы вражеской
пехоты. Мне было ясно, что прежде всего надо сломить сопротивление противника на
южной окраине, — это позволит смять его оборону перед деревней. Чтобы не допустить
прорыва пехоты с севера, надо частью сил выйти на фланг атакующих гитлеровцев и
дерзкой контратакой опрокинуть их боевые порядки.
Для ускорения решения главной боевой задачи пришлось применить хитрость. Я
отобрал нескольких казаков, мастерски владеющих джигитовкой.
Опасность, на которую шли эти люди, была велика, и я решил накоротке
побеседовать с ними. Казаков построили у крыльца дома, из-за которого мы должны были
начать свои действия. Подхожу к правофланговому и задаю вопрос:
— Вы коммунист? [274]
— Коммунист.
Подхожу ко второму.
— Коммунист?
Тот же ответ. Все казаки оказались коммунистами. И вдруг комиссар спрашивает
одного из них:
— Гонтарь, когда ты успел вступить в ряды партии?
— Надо ж сначала стать коммунистом, — спокойно отвечает казак, — а уж потом в
партию проситься.
— Правильно, — поддержал его комиссар и скомандовал: — Члены партии, два шага
вперед!
Весь строй сделал два шага вперед, и Гонтарь тоже.
— Вы уж, товарищ комиссар, не разделяйте нас, — попросил он.
Мне понравилась эта настойчивость.
— Пусть члены партии поднимут руку, — сказал я комиссару.
В строю стояло десять казаков. Членов партии было трое...
И вот кони ринулись галопом по улице. Почти одновременно с выстрелами всадники
рухнули с седел и повисли на стременах. Через мгновение кони занесли их на позиции
врага. И тут случилось неожиданное для противника. Казаки соскочили с коней и начали
из автоматов расстреливать растерявшихся гитлеровцев. Воспользовавшись переполохом,
вслед за ними рванулись эскадроны. Удар с тыла помог 47-му кавполку ворваться на
позиции перед деревней. Теперь превосходство наших сил в Горбове было обеспечено...
Вечером, когда бой закончился и казаки получили возможность поесть и отдохнуть,
офицер связи привез записку от Доватора: «...Танки у Петрово, к утру будут у тебя.
Удерживайте Шейно, Ремянники, Бочкино. Если не удастся овладеть Бочкино,
Ремянники, то эту задачу выполните завтра. С приветом, генерал-майор Доватор. 14. 12.
41, 19. 43».
«Ну и ну! — подумалось мне. — Удерживай то, чего не взял, а если не возьмешь
сегодня, овладей завтра».
Удачный прорыв 2-го гвардейского кавалерийского корпуса создал благоприятные
условия для успешного наступления 5-й армии. Своим правым флангом она вышла на
рубеж Давыдовское — Ново-Александровское — Спасская.
Ночью полки нашей 3-й гвардейской кавалерийской дивизии, возобновив
наступление, обошли с запада опорные [275] пункты Петрово, Ордино, Житянино,
Бочкино и на рассвете появились перед Шейном. Эта деревня лежит в лесу, поэтому нам
не составило труда скрыто подвести полки и совершенно внезапно ворваться в нее. С
захватом Шейна 3-я гвардейская кавалерийская дивизия оказалась в выгодном положении
для нанесения флангового удара по колоннам 78-й пехотной дивизии противника,
преследуемой тавлиевцами. Мы не замедлили это сделать.
Конница и танки развернули боевые порядки фронтом на северо-восток и начали
наступление на Загорье. Перед вечером наша дивизия подошла к большаку севернее
деревни, а 22-я танковая бригада изготовилась для атаки противника в Загорье. По
большаку (мне это было хорошо видно с опушки леса) устало, согнувшись под тяжестью
оружия и каких-то больших узлов далеко не военного вида, шли гитлеровцы.
Загорский большак стал могилой 78-й пехотной дивизии врага. Лишь полтора
батальона успели проскочить на Сафониху. В тот же вечер мне представили список
боевой техники и оружия, разбитых и захваченных в этом бою: 105 орудий и минометов,
143 пулемета, 431 автомашина, 89 мотоциклов и многое другое.
После этого боя дивизия вернулась в свою полосу наступления и захватила село
Ремянники. Короткий отдых — и снова полки в предбоевых порядках устремляются
вперед, теперь уже на перехват 252-й пехотной дивизии гитлеровцев, отходившей по
дороге Истра — Руза. С этой дивизией у нашего корпуса серьезного столкновения не
было, и все же она, уходя от преследования, быстро таяла под ударами наших передовых
отрядов, бросая тяжелую боевую технику и оружие, рассыпаясь по лесам.
19 декабря 1941 года 2-й гвардейский кавалерийский корпус вышел на шоссе
Волоколамск — Можайск, тянувшееся вдоль реки Рузы. Пронизывающий ветер гнал на
запад тяжелые, мрачные тучи. По полям и дорогам гуляла сухая поземка, наметая
огромные сугробы у разбитых машин и повозок, орудий и танков, хороня в снежных
могилах вражеских солдат...
На высоком правом берегу Рузы виднелось село Дьяково. В нем на всю округу
единственная церковь. Это НП гитлеровцев. Пока полки спешивались и разворачивались в
лесу в боевой порядок, артиллерия прямой наводкой уничтожила [276] огневые точки (в
основном пулеметы) противника и начала обстреливать неприятельский НП. Полки в
пешем строю дружно атаковали позиции противника и, быстро сломив сопротивление,
овладели селом.
Правее нас 4-я гвардейская кавалерийская дивизия захватила деревню Толбузино.
Это дало нам возможность нанести удар на крупный узел дорог Лихачеве и отрезать пути
отхода частям противника, удерживавшим рубеж Захряпино — Палашкино. Наступление
развивалось успешно. Но тут нас постигла большая беда.
Я находился на окраине деревни, когда ко мне подъехал наш офицер связи. Его
взволнованный вид предвещал недоброе. Круто осадив клубящегося паром коня, он
доложил:
— Товарищ генерал, под деревней Палашкино убиты генерал Доватор и
подполковник Тавлиев!
В первый момент я не понял, что он говорит — до того нелепой показалась весть.
Доватор и Тавлиев убиты? Не может быть!
— Подполковник Радзиевский просит вас прибыть на КП корпуса, — откуда-то
издалека донесся до меня голос офицера.
После я узнал обстоятельства гибели Доватора и Тавлиева. 19 декабря, в то время
когда 3-я и 4-я дивизии втянулись в бой с вражескими заслонами на берегу реки Рузы,
штаб корпуса, двигаясь в голове 20-й дивизии, находившейся во втором эшелоне, вышел
по лесной тропе на шоссе Волоколамск — Руза, в районе Захряпина.
Доватор выехал с Тавлиевым на опушку леса и заметил в районе Дьякова движение
пехоты и обозов противника.
— Михаил Петрович, — обратился он к Тавлиеву, — развертывай быстро
дивизию — и рысью в обход. Артиллерию выводи на прямую наводку к деревне
Захряпино.
Пока полки подходили и развертывались для боя, Доватор приказал комендантскому
эскадрону атаковать Захряпино. Вражеские автоматчики оказали ожесточенное
сопротивление. Оставив комендантский эскадрон на месте, Доватор повел 20-ю
кавдивизию на деревню Палашкино.
На подходе к этой небольшой, немногим более десятка дворов, деревне разведчики
доложили Доватору, что ее гарнизон начал отход. Прошло не менее часа, прежде чем
командир корпуса и сопровождающие его офицеры [277] управления 20-й кавалерийской
дивизии достигли реки Рузы. Доватор, очевидно, решил, что этого времени вполне
достаточно, чтобы фашисты удрали из Палашкина. Не уточнив обстановку, Доватор
направился по санному пути через реку Рузу. Он благополучно преодолел ее и углубился
в перелесок, за которым на открытом заснеженном пространстве лежало Палашкино. За
ним последовали командир дивизии Тавлиев и остальные офицеры. Ничто не выдавало
присутствия в селе гитлеровцев. Но стоило группе показаться из перелеска, как из
крайних домов полоснул сильный пулеметный огонь. Доватор упал. К нему бросился его
адъютант Тейхман и не добежал. Пуля сразила и кинувшегося к генералу старшего
политрука Карасева. А недалеко впереди лежал убитый подполковник Тавлиев. Многие
смельчаки, пытавшиеся вынести своих командиров, погибли.
Когда я подъехал к Палашкину, уже начало смеркаться. Но с опушки я все же увидел
тела погибших. Они лежали совсем близко. С наступлением темноты мы вынесли их с
поля боя.
...22 декабря 2-й гвардейский кавкорпус, во главе которого был поставлен я, снова
перешел в подчинение командующего 16-й армией.
Военный совет 5-й армии в связи с выходом корпуса из его подчинения прислал на
мое имя письмо, в котором отметил, что «2-й гвардейский кавалерийский корпус за время
действий в составе 5-й армии показал образец взаимодействия со стрелковыми частями.
Военный совет благодарит Вас, командный, политический состав и бойцов корпуса за
отличные действия, результатом которых был разгром нескольких дивизий противника...»
В первых числах января Западный фронт готовил новую операцию с целью разгрома
сычевско-ржевской группировки противника. Эта задача возлагалась на 1-ю ударную, 20ю и 16-ю армии. Их действия согласовывались с наступлением левого крыла
Калининского фронта. Возобновляли наступление и другие войска Западного фронта.
Командующий войсками Западного фронта создал в районе Волоколамска, в полосе
20-й армии, сильную группировку. Нашему корпусу, усиленному 22-й танковой бригадой
и пятью лыжными батальонами, отводилась роль эшелона развития прорыва. [278]
Трудно коротко рассказать о непрерывных боях, которые последовали за этим. Узлы
сопротивления противника падали по-разному. Андреевское было захвачено
одновременным ударом с трех сторон. Здесь сержанты Игорь Чудковский и Иван
Кривоглазов доказали, что шесть вражеских танков не сильнее двух комсомольцев. Они
подожгли три танка, а остальные обратили в бегство. Взятие деревни Бухолово — это не
только блестящий обходный маневр, осуществленный полковником Арсеньевым (он
принял 20-ю кавдивизию после гибели Тавлиева), но и дерзкая атака автоматчиков с тыла,
и умелое наращивание успеха. Бой у Красного Села — это серия тактических маневров,
направленных на то, чтобы форсировать крутобережную реку Рузу и открыть этим путь на
крупный узел сопротивления противника Середу — очень важный в оперативном
отношении пункт.
Середа осталась в моей памяти как место, где у меня произошло столкновение с
командующим 20-й армией генералом Власовым.
Мы имели сведения, что Середа занята крупными силами противника и хорошо
подготовлена к долговременной обороне (особенно в восточной части, по речке Мутне).
Вокруг лежала открытая, сильно заснеженная местность. К тому же наши разведчики
обнаружили, что к Середе движется колонна пехоты противника со стороны станции
Княжьи Горы. В случае затяжного боя эта часть могла навалиться на правый фланг
группы. Я доложил в штаб 20-й армии обстановку и свое решение: Середу обойти и
продолжать наступление на Гжатск. Власов ответил сразу же. Он приказал атаковать
противника, обороняющего Середу, ударом с севера вдоль шоссе и, захватив ее,
удерживать частью сил до подхода пехоты, а главными силами продолжать наступление.
Атаковать- «в лоб» хорошо организованную оборону гитлеровцев, да еще через
открытую местность по пояс в снегу — это, конечно, было неразумно и привело бы к
огромным жертвам. Да и обстановка сложилась так, что для выполнения этого приказа
часть сил, уже продвинувшихся вперед, надо было возвращать обратно. Поэтому я решил
не изменять задач дивизиям.
3-я гвардейская кавалерийская дивизия двинулась в обход Середы с северо-запада, а
20-я дивизия — с юго-запада. [279] Мы с полковником Туликовым, начальником
политотдела корпуса, расположились у стены разбитого дома и читали письма погибших
немецких солдат. «Скажу тебе только, что меня рвет от этого похода», — откровенно
признавался своей знакомой Герман Бориц. Солдату Георгу Хуберу родные писали:
«Дорогой Георг! Будь благоразумным, не лезь под пули русских. Умирать надо знать за
что. Да простит нас бог!»
Дочитать все письма не пришлось. Генерал Власов вызвал меня к рации и
потребовал доложить, как выполняется его приказ. Я подтвердил свое решение на
обходные маневры и постарался доказать их целесообразность. В ответ Власов разразился
бранью и приказал в указанный срок доложить ему, что Середа взята ударом «в лоб» с
севера вдоль шоссе. Я не ответил. Когда он тут же вновь вызвал меня, я приказал
передать, что якобы уехал в дивизии, чтобы организовать атаку Середы «в лоб». Ведь
иначе он мог прислать кого-нибудь из своих замов, и тогда казакам пришлось бы лезть по
сугробам на плотный огонь противника.
Чтобы обеспечить группу от удара справа, 50-му полку майора Немова и 74-му
полку подполковника Кривошапки была поставлена задача разгромить колонну
противника, двигавшуюся к Середе со стороны Княжьих Гор. Главная ставка попрежнему делалась на обходные действия 3-й гвардейской и 20-й кавдивизий. Но с
наступлением темноты в лесу севернее Середы начал скрыто сосредоточиваться
усиленный полк 4-й гвардейской кавалерийской дивизии. Он-то и должен был ворваться в
Середу с севера, но только тогда, когда под ударами с флангов и с тыла противник начнет
отводить свои части из опорного пункта.
Ночью вокруг Середы начали активно действовать разъезды и отряды казаков и
лыжные батальоны, имитируя окружение. В полночь противник провел разведку боем в
направлении села Меркулова. Передовой отряд 20-й кавалерийской дивизии ввязался в
бой. Воспользовавшись этим, я приказал командиру резервного лыжного батальона
отрезать разведотряду отход в Середу. Хотя лыжники несколько опоздали, они все же
успели ударить во фланг уже отходящим разведчикам противника. Удрать удалось
немногим. Но даже лучше, что кое-кто вернулся в узел сопротивления. Через час-два
гарнизон Середы предпринял попытку прорваться [280] под покровом ночи на юго-запад.
К этому времени уже все дороги были перехвачены. Начавшие отход на юго-запад
подразделения противника нарвались на один из наших полков. Они бросились к дороге,
идущей на юг, и попали под удар другого полка.
Используя возникшую панику, в Середу с запада ворвался 37-й полк 3-й гвардейской
кавдивизий. Эскадроны старших лейтенантов Ильи Бурунова и Ивана Картечкина
атаковали северную часть деревни, где противник оставил сильный заслон. Вот в это
время и начал свою атаку полк, предназначенный для удара с севера, вдоль шоссе.
Гарнизон Середы был полностью разгромлен.
А какова судьба колонны, подходившей из Княжьих Гор? Она перестала
существовать на рассвете, разгромленная 50-м и 74-м кавполками.
...Когда мы говорим, что захват такого-то пункта открывает путь и так далее, то это
не всегда верно.
Казалось, с падением мощного опорного пункта Середа перед нами откроются
возможности стремительного наступления на Гжатск. Но чем ближе мы подходили к
этому городу, тем больше возрастало напряжение боев, все новые узлы обороны вставали
на нашем пути.
Примером тому — небольшая деревня Быково, лежащая в стороне от магистральных
дорог.
Мы подошли к ней 27 января. До Гжатска оставалось 15 километров.
Непосредственно за Быково вела бой 20-я кавалерийская дивизия полковника Арсеньева.
Ночью 22-й и 124-й кавполки ворвались в деревню. Но буквально в то же время к ее
противоположной окраине подошла большая вражеская колонна автомашин с пехотой,
артиллерией и танками. Бой затягивался.
К утру мы получили приказ о выводе корпуса в резерв на доукомплектование. Под
прикрытием заслонов 3-я и 4-я гвардейские кавдивизий быстро вышли из боя. В 20-й же
кавдивизий, продолжавшей сражаться в Быкове, для прикрытия было выделено от
каждого полка по эскадрону. С этими эскадронами остались оба командира полков —
майоры Бросалов и Чекулин и комиссар 124-го кавполка старший политрук Зубков.
Эскадроны обеспечили отход дивизии, но сами попали в окружение в юго-восточной
части деревни. Дома, в которых [281] они засели, окружили гитлеровские автоматчики.
Сюда же были подтянуты пулеметы, орудия и танки. Два часа шел неравный бой. Таяли
силы казаков. Оставшиеся в живых перешли в один дом. Гитлеровцы подожгли дом
зажигательными снарядами. Пламя быстро охватило здание.
Один из жителей деревни оказался свидетелем последней схватки советских воинов
с фашистами.
По-видимому, гитлеровцы рассчитывали, что казаки начнут выскакивать из
горящего дома с поднятыми вверх руками. И действительно, из объятых пламенем окон и
дверей в одних гимнастерках, с гранатами в руках, выскочили бесстрашные герои и
бросились на фашистов. Это была их последняя атака...
Вскоре положение на наших рубежах на продолжительное время стабилизировалось.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
И. М. Чистяков
Генерал-полковник,
бывший командир 64-й отдельной стрелковой морской бригады
Моряки на защите столицы
В середине ноября 1941 года над Москвой вновь нависла угроза — немецкофашистские войска начали свое второе генеральное наступление. Из коротких сводок
Совинформбюро советские люди с тревогой узнавали о новых направлениях, где
развертывались жестокие бои... Враг на пороге столицы!
Яростные, кровопролитные бои завязались в конце ноября севернее и северозападнее Москвы. Гитлеровцы стремились по Дмитровскому шоссе прорваться к
советской столице. Здесь, в районе Дмитровского шоссе, оборонялась в числе других
частей 64-я отдельная стрелковая морская бригада, сформированная в Уральском военном
округе. Состояла она из моряков Тихоокеанского флота. Это была лишь одна из
нескольких бригад моряков, участвовавших в битве за Москву.
Мне, общевойсковому полковнику, довелось командовать этой бригадой; моим
заместителем был полковник Г. Е. Кузьмин, начальником штаба майор З. К. Горбачев —
также общевойсковые командиры. Комиссар бригады — полковой [283] комиссар В. И.
Тулинов. Офицеры штаба и частей были все моряками.
Вначале мы сомневались, смогут ли морские офицеры разобраться в тактике
наземного боя. В короткие часы затишья на фронте, а то и прямо на поле боя (других
условий не было) учили офицеров руководить общевойсковым боем, отрабатывали
взаимодействие с артиллерией и танками, обучали моряков борьбе с танками противника,
знакомили с тактикой врага. Скоро успешные боевые действия бригады подтвердили, что
моряки отлично овладели приемами боя на суше, научились отбивать танковые атаки.
...По шоссе неторопливо ползут гитлеровские танки. Морякам уже знакомы эти
неуклюжие, но мощные бронированные машины. Первыми вступают в бой наши
артиллеристы. На поле боя все больше и больше поднимается черных столбов дыма —
это, словно свечки, горят фашистские танки.
Один из них все же прорвался сквозь огонь. Он движется к небольшому снежному
окопчику. В окопчике — советский моряк. Сжимая в руке противотанковую гранату, не
спускает он острого взгляда с приближающейся бронированной машины. Расстояние
между ними быстро сокращается... Осталось 30, 25 метров. Пора! Матрос поднялся и
бросил гранату. Выдержка определила меткость удара. Танк вспыхнул. Башня открылась,
и оттуда стали выскакивать гитлеровцы. Меткие выстрелы моряков подсекли фашистов...
Кто этот матрос, бесстрашно вступивший в единоборство с танком противника? С
берегов ли он Волги или из далекой Сибири, из Винницы или из-под Рязани? Не
запомнилась и фамилия героя. Тысячи их были...
В первых числах декабря 1941 года 64-я бригада получила боевую задачу: во
взаимодействии с 24-й танковой бригадой наступать через Белый Раст, Зарамушки на
Солнечногорск и Волоколамск. Наступление! Это слово волновало нас, вызывало прилив
сил. Еще бы! Мы идем освобождать родную землю из фашистской неволи!
Для выполнения боевой задачи мне было приказано создать и лично возглавить
лыжный отряд, вооруженный винтовками, гранатами, противотанковыми ружьями и
минометами. Лыжникам предстояло обходным маневром, через лесную чащу, умело
маскируясь, выйти к селу Белый Раст, [284] внезапным ударом освободить его, а затем
наступать в направлении Солнечногорска.
Задача не легкая, к тому же у меня закрадывалось сомнение: моряки отлично ходят
по морю на шлюпках, водят корабли, но могут ли они бегать на лыжах?
Сначала я обратился к морякам с призывом, кто желает добровольно пойти в
лыжный отряд. Откликнулся весь личный состав бригады. Тогда по моему приказанию
командиры батальонов стали отбирать людей. Отряд построился на краю деревни
Кузяево. Я приказал поднять руки тем, кто действительно хорошо умеет ходить на лыжах.
К моему огорчению, опасения оправдались: из 800 человек настоящих лыжников
оказалось всего 150.
Что же делать?
Я объяснил морякам боевую задачу, предупредил о предстоящих трудностях и
откровенно посетовал на то, что настоящих лыжников среди них мало. Едва закончил, как
один из бойцов решительным голосом заявил:
— Товарищ полковник! Было бы желание, а лыжи одолеем. Главное — врага-то мы
бить умеем... Правильно я говорю, товарищи?
— Правильно! Правильно! — дружным хором ответили моряки.
Свое слово они сдержали. Тренировались день и ночь и сдали экзамен на лыжный
пробег.
...На рассвете 4 декабря головная походная застава — 1-я рота 1-го батальона под
командованием старшего лейтенанта М. А. Токарева и старшего политрука И. Ф.
Миронова вышла на окраину села Белый Раст, внезапно атаковала противника и ворвалась
в село. Однако силы были неравные. Фашисты бросились в контратаку, и моряки были
вынуждены оставить населенный пункт. Подошли основные силы лыжного отряда, но и
им овладеть Белым Растем не удалось. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало
удержать этот укрепленный пункт, прикрывавший Рогачевское шоссе, по которому они
подвозили боеприпасы и продовольствие.
Три дня продолжались упорные бои, село несколько раз переходило из рук в руки.
Вспоминается героический подвиг старшины 2-й статьи А. Федорова.
Наступил вечер. Пользуясь темнотой, моряки снова атаковали [285] позиции врага и
ворвались на окраину Белого Раста. Вдруг затрещали вражеские пулеметы. Враг
обнаружил советских моряков. Но было уже поздно: мы ворвались в село. Перекрывая
грохот боя, неслось громкое «ура!». Отбивая дом за домом, моряки продвигались вперед,
и вскоре почти все село было в их руках. Только в каменном доме, стоявшем на отшибе,
еще сидели вражеские пулеметчики. Они вели сильный огонь, прикрывая дорогу, по
которой отходили фашистские войска и обозы. Моряки залегли. Бросить бы гранату в
окно дома, но далеко, не долетит.
Тогда старшина Федоров пополз по снегу к дому. За поясом у моряка —
противотанковые гранаты, они надежнее! Фашисты заметили старшину и стали стрелять в
него. Он был несколько раз ранен, но упорно двигался к цели. Кажется, пора. Федоров
взмахнул рукой, и во врага полетела граната, за ней — другая... Но они взорвались перед
окном, не достигнув цели. Старшина прополз еще немного вперед и остановился.
Взглянул на дорогу: из леса выходили гитлеровцы, они готовились к контратаке. Больше
медлить нельзя ни минуты, и промахнуться нельзя — граната последняя. Моряк сбросил
каску, быстро вытащил из кармана бескозырку и надел на голову. Ленточки затрепетали
на ветру. Старшина вскочил, встал во весь рост и швырнул последнюю гранату в окно
дома.
Герой не слышал разрыва и топота ног своих товарищей, поднявшихся в атаку.
Старшина Федоров лежал, широко раскинув руки, и на груди его, на белом халате, как
боевые ордена, алели пятна крови...
Вражеский укрепленный пункт был взят. Продолжая наступление, моряки захватили
село Никольское. Бои в Белом Расте помогли нашим соседним частям овладеть Красной
Поляной и продолжать успешное продвижение вперед.
Противник пытался спешно организовать оборону на рубеже Истринского
водохранилища. Однако лыжный отряд моряков, преодолевая глубокий снег, вышел на
Ленинградское шоссе и железную дорогу севернее Солнечногорска и помешал фашистам
задержаться на этом рубеже. К тому времени две подвижные группы под командованием
генерал-майора Ф. Т. Ремизова и генерал-майора М. Е. Катукова обошли Истринское
водохранилище с севера и с юга и освободили город Истру. Опасаясь окружения,
гитлеровцы стали [286] отходить на подготовленный рубеж обороны по линии рек Ламы и
Рузы.
Воодушевленные успехом, воины 64-й отдельной морской стрелковой бригады,
продолжая преследовать отступающего противника вместе с другими частями овладели
деревнями Екатериновка, Нудоль-Шарино, Колпаки и другими населенными пунктами. 18
декабря моряки вместе с другими частями 20-й и 16-й армий завязали бой за Волоколамск.
20 декабря на рассвете одними из первых моряки ворвались в полуразрушенный
город. На одной из улиц воины остановились, мгновенно помрачнели их лица. Здесь
стояла виселица, и ветер слегка покачивал трупы повешенных гитлеровцами советских
патриотов. Это были москвичи комсомольцы Н. А. Галочкин, П. В. Кирьяков, К. Ф.
Пахомов, В. В. Ординарцев, Н. С. Каган с завода «Серп и молот», И. А. Маненков с завода
«Москабель», студентки художественного училища Е. Я. Полтавская и А. В. ЛуковинаГрибкова. По заданию командования комсомольцы действовали в тылу врага. Схваченные
фашистами, они вели себя бесстрашно и стойко и до конца остались верными своей
Родине.
Плотно сжав губы, нахмурив брови, стояли на площади моряки и танкисты. Каждый
думал о том, что нужно беспощадно уничтожать врага, не дать ему уйти от заслуженной
кары.
64-я бригада, продолжая преследовать отступающего противника, завязала
ожесточенные бои на рубеже реки Ламы. Особенно сильные схватки развернулись за село
Ивановское, где, по данным нашей разведки, оборонялось до двух батальонов пехоты
противника и рота танков, поддерживаемые двумя-тремя батареями и артиллерией из
глубины боевых порядков. Каменные здания села, а их было немало, фашисты умело
приспособили для обороны.
Моряки, посаженные на танки 24-й бригады, пытались с ходу овладеть селом, но,
встреченные сильным огнем противника, вынуждены были спешиться. Бои затянулись.
Четыре дня над позициями бушевала огненная буря.
В этих боях особенно отличились артиллеристы старшего лейтенанта Нечаева. Мне
довелось самому убедиться в неодолимой стойкости и отваге командира орудия сержанта
Алексея Лобченко и наводчика младшего сержанта Тарифа Давлетшина. [287]
Командир орудия вместе с наводчиком, сняв с передков свою пушку, потянули ее к
каменной ограде против церкви, где в это время находился я. Увидев меня, сержант
доложил, что в 800 — 1000 метрах накапливаются вражеские танки — очевидно,
готовятся к контратаке. Я порекомендовал ему установить пушку в воротах, чтобы
фланговым огнем встретить атакующие танки противника. Сержант вернулся к орудию, а
я двинулся к церкви, где рота моряков готовилась встретить врага.
Между тем вражеские танки приближались. За ними бежала пехота. Вот четыре
танка отделились и двинулись прямо на орудие сержанта Лобченко. Артиллеристы смело
вступили в сражение с фашистскими бронированными машинами. Подпустив врага на
400 — 500 метров, наводчик Давлетшин поймал головной танк в панораму прицела и
выстрелил. Танк задымил и остановился. Остальные, обойдя горящую машину, убыстряя
ход, продолжали двигаться вперед. Еще двумя выстрелами храбрецы подожгли второй
танк, Вдруг сержант Лобченко пошатнулся и, схватившись рукой за голову, медленно
повалился на землю. Ранен был и наводчик Давлетшин, но, собрав последние силы, он
зарядил орудие и расправился с третьим танком. Пытался дать выстрел и по четвертой
вражеской машине, но не успел...
Тем временем моряки бросились навстречу контратакующей гитлеровской пехоте.
Холодный ветер обжигал лица, развевал ленточки бескозырок. Впереди с пистолетом в
руке бежал командир батальона старший лейтенант М. А. Токарев. Короток рукопашный
бой. Фашисты не выдержали дружного натиска советских моряков и в панике побежали. В
этом бою пал смертью храбрых старший лейтенант М. А. Токарев.
А через несколько часов еще одна печальная весть облетела подразделения. Погиб
заместитель командира бригады полковник Гавриил Ермолаевич Кузьмин. Он возглавил
группу моряков, отражавших контратаку вражеских танков и пехоты, и был сражен
фашистской пулей.
24 декабря после тяжелых боев моряки вместе с соседними частями овладели селом
Ивановским.
На следующий день по указанию штаба Западного фронта 64-я отдельная морская
стрелковая бригада вошла в подвижную группу генерала Ф. Т. Ремизова и во
взаимодействии с [288] частями 55-й стрелковой бригады завязала бои с противником в
районе высоты 180,1. 26 декабря сводные батальоны двух бригад, поддерживаемые
танками, ворвались на окраину села Владычина и после тяжелых трехдневных боев
выбили оттуда гитлеровцев.
Продолжая наступление, моряки с частями 1160-го и 1162-го стрелковых полков
завязали бой за деревню Тимково. Здесь оборонялось свыше двух батальонов вражеской
пехоты с минометами и тяжелой артиллерией.
Попытка ворваться в деревню с ходу не увенчалась успехом. Неоднократные атаки
советских воинов в течение двух дней также не принесли удачи. После этого было решено
внезапно, ночью, без артиллерийской подготовки атаковать противника. Но дело
осложнялось тем, что вокруг деревни почти на километр простиралась открытая
местность, которую по ночам гитлеровцы то и дело освещали ракетами.
Наступила ночь. Пошел снег, подул сильный ветер, разыгрался буран. Моряки
поползли вперед. Гитлеровцы, очевидно, не предполагали, что в такую погоду советские
воины двинутся в атаку, и, на счастье моряков, редко освещали нейтральную зону. Когда
над нашими смельчаками взвивались ракеты, они замирали на месте, а потом снова
продолжали свой путь. Часа через два они были перед вражескими траншеями. На
рассвете моряки бросились вперед и ворвались в деревню. Противник, оправившись от
первого удара, стал оказывать сопротивление, завязались уличные бои. Отважно дрались
матросы и офицеры, выбивая фашистов из домов и подвалов.
Не обошлось и без курьезов. Матрос Мурзин, высоченный здоровяк, заметил
фашистского офицера, выглядывавшего из подвала. Матрос не растерялся, схватил его за
волосы, вытащил наверх и обезоружил. Находившиеся в подвале трое гитлеровцев, «видя,
как легко расправился советский моряк с офицером, подняли руки.
Деревня Тимково была очищена от врага. Так встретили моряки Новый, 1942 год.
В этих боях бригада понесла тяжелую утрату. Отражая контратаку противника,
погиб комиссар бригады Василий Иванович Тулинов. Не было больше с нами одного из
создателей бригады, который с первых дней боев всегда находился среди моряков,
разделяя с ними все трудности. Он умел горячим, [289] идущим от самого сердца
большевистским словом воодушевить моряков на подвиг.
Как и все советские люди, моряки в тяжелые минуты боевой жизни обращали свои
мысли к родной Коммунистической партии. Сотни их вступили в партию. Матрос
Шурыгин писал перед боем: «Хочу быть членом партии Ленина, заверяю, что буду
защищать Родину и драться с фашистскими захватчиками, не жалея своих сил и жизни...»
В боях под Москвой моряки покрыли себя неувядаемой славой. Их храбрость не
была простой удалью или, тем более, ухарством. Это была отвага людей, одухотворенных
сознанием великой цели, охваченных глубоким стремлением защитить, отстоять Родину.
После тяжелых и кровопролитных боев советские войска вышли на рубеж рек Ламы
и Рузы. На этом завершилось контрнаступление войск правого крыла Западного фронта.
Враг был отброшен на 90 — 100 километров на запад от нашей столицы.
Советские моряки вместе со всеми родами войск внесли свой посильный вклад в
священное дело разгрома ненавистного врага под Москвой. Всего тридцать дней
продолжался боевой путь бригады под Москвой, но за этот короткий срок ею совместно с
другими частями было освобождено 78 населенных пунктов, уничтожено в боях около 4
тысяч немецко-фашистских солдат и офицеров, захвачено 10 исправных танков, 29
орудий, 32 миномета, около 200 пулеметов, более 200 автомашин, около 800 мотоциклов,
велосипедов и много других трофеев.
За участие в битве под Москвой 64-я отдельная морская стрелковая бригада
заслужила звание гвардейской и была награждена орденом Красного Знамени.
В представлении к награждению бригады орденом Красного Знамени начальник
штаба 20-й армии полковник Л. М. Сандалов (ныне генерал-полковник) писал: «Начав
наступление 3 декабря 1941 года на правом крыле 20-й армии, бригада свой боевой путь
прошла через Белый Раст — Солнечногорск — Волоколамск. Бригада, энергично действуя
на правом фланге армии, все время обеспечивала успешное продвижение других частей
армии. Быстрым захватом Белого Раста бригада дала возможность частям армии,
атакующим Красную Поляну, освободить ее от фашистов и продвинуться [290] вперед.
Своим быстрым выдвижением на Ленинградское шоссе севернее Солнечногорска бригада
ликвидировала попытку фашистов организовать оборону по Екатерининскому каналу и
далее по Истринскому водохранилищу.
При взятии Волоколамска другими частями армии бригада первая ворвалась в город.
За все время боевых действий бригада неотступно преследовала противника, не
давая ему остановиться для обороны. В своих боевых действиях бригада широко
применяла ночные действия и всегда стремилась обойти и охватить сопротивляющегося
противника. Во всех боевых действиях бригада выступала, как хорошо сколоченное
боевое соединение...»
В начале января 1942 года я был назначен командиром 8-й гвардейской стрелковой
дивизии имени генерала Панфилова и расстался со своими боевыми товарищамиморяками. С тех пор прошло почти 25 лет, но память сохранила события тех легендарных
сражений, участником которых мне довелось быть. Добрым словом всегда вспоминаю я
своих боевых друзей-моряков, не жалевших жизни для того, чтобы ярко светило солнце и
улыбались дети.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Ф. Я. Лисицын
Генерал-лейтенант,
бывший начальник политотдела 1-й ударной армии
Первая ударная
23 ноября 1941 года меня вызвали в Главное политическое управление Красной
Армии. Корпусной комиссар Ф. Ф. Кузнецов сообщил мне, что под Москвой формируется
из резервов Ставки 1-я ударная армия. Командующим армии назначен генерал-лейтенант
Василий Иванович Кузнецов, начальником штаба армии — генерал-майор Никанор
Дмитриевич Захватаев, членом Военного совета — бригадный комиссар Дмитрий
Емельянович Колесников. Я был утвержден начальником политотдела. В ближайшие дни
в армию будет назначен еще член Военного совета — секретарь Московского Комитета
партии Яков Сергеевич Колесов; это поможет командованию армии наладить связи с
местными партийными органами и партизанскими отрядами, действующими в тылу
противника.
— Свяжитесь с командующим армией, он остановился в гостинице «Москва», —
сказал мне Ф. Ф. Кузнецов. — Работники политотдела армии уже подобраны. Пройдите в
управление кадров и там ознакомьтесь с составом политотдела. Сегодня же вы должны
выехать к месту формирования армии. [292]
Командующего армией Василия Ивановича Кузнецова я знал. Это был опытный,
умудренный
жизнью
командарм.
Исключительно
дисциплинированный
и
требовательный, он отличался и чувством большого собственного достоинства.
Василий Иванович встретил меня приветливо, осведомился, где я был в первые
месяцы войны. Я объяснил, что с первых дней войны находился на Южном и ЮгоЗападном фронтах.
— Я только что из Генерального штаба, — сказал командующий. — Обстановка на
фронте чрезвычайно тяжелая.
Василий Иванович встал и протянул обе руки дугой вперед, показывая, как немецкофашистские войска своими подвижными группами с севера и юга пытаются обойти
столицу и сомкнуть танковые «клещи» восточнее Москвы.
— Этого допустить нельзя. Надо остановить врага, а затем обрубить вытянутые
вперед фашистские лапы, разгромить гитлеровские войска под Москвой.
Он задумался, сделал несколько шагов по комнате и продолжал:
— Наша ударная армия будет действовать на главном направлении. Она
сосредоточивается в районе Загорска, Дмитрова и Яхромы. Штаб армии — Загорск.
Передовой командный пункт армии — Дмитров. В указанном районе армия должна
сосредоточиться до конца ноября. В эти дни главной задачей штаба и политотдела
является — надлежащим образом встретить прибывающие войска, ознакомиться с их
политическим и моральным состоянием, выяснить боеготовность. Особое внимание
обратить на то, как одеты и обуты люди — ведь наступили морозы. Сосредоточение войск
надо провести в глубокой тайне. Всякое передвижение войск проводить только ночью.
Нацельте политотдел на решение этих задач. Политотдел направьте в Загорск, а вы со
мной выедете сегодня в 20 часов на передовой командным пункт армии — в Дмитров.
С работниками политотдела армии я встретился в одной из комнат управления
кадров Главного политического управления. Познакомились. Я информировал их о наших
ближайших задачах. В составе политотдела были кадровые политработники с боевым
опытом — заместитель начальника политотдела Д. П. Макеев, инспектор политотдела В.
К. Донской, инструктор политотдела М. О. Голубчиков и другие. [293]
Но большинство людей пришли в армию в начале войны. Среди них особо хочется
отметить начальника оргинструкторского отделения политотдела армии Д. А.
Медведникова, работавшего до войны первым секретарем Наро-Фоминского горкома
ВКП(б).
Наступили напряженные дни.
Части и соединения 1-й ударной армии были сформированы главным образом в
Уральском военном округе и укомплектованы уроженцами Сибири, Урала, Горьковской
области и Москвы. В составе армии были также три стрелковые бригады,
сформированные из моряков Тихоокеанского флота, и курсантские бригады.
Сосредоточение войск армии в основном завершилось к началу декабря. В состав армии
на 1 декабря входили 8 стрелковых бригад (29, 50, 44, 56, 71, 47, 55 и 84-я), 12 лыжных
батальонов, артиллерийский полк и 123-й танковый батальон. Армии подчинены были
также 126-я и 133-я стрелковые дивизии, которые в это время с боями отходили на левый
фланг нашей обороны.
В частях армии недоставало еще артиллерии, особенно гаубичной, не было танков
непосредственной поддержки пехоты, не хватало автотранспорта. Немало бойцов и
командиров прибывало в кожаной обуви, без теплого обмундирования. Об этом штаб и
политотдел армии доложили Военному совету армии, а последний — Ставке. Меры были
приняты.
Армия втягивалась в боевые действия в ходе сосредоточения и доукомплектования.
Вновь сформированные соединения и части еще не были достаточно сколочены как
войсковые организмы и не имели боевого опыта. Состав армии был укомплектован на
60 — 70 процентов бойцами старших возрастов. Только примерно третья часть воинов
армии уже участвовала в боях с гитлеровцами. Учиться приходилось в ходе боев.
Партийно-комсомольская прослойка в армии была очень высокой и достигала по
отдельным бригадам 30 — 40 процентов. Так, в 50-й стрелковой бригаде насчитывалось
693 коммуниста и 826 комсомольцев. В каждой роте имелось 20 — 25 коммунистов. В
конце ноября из Москвы в армию прибыло около 2 тысяч политбойцов. В ходе боев из
них пополнялись кадры политруков и секретарей партийных организаций. Они вносили в
ряды бойцов дух стойкости и наступательного [294] порыва. Нашим девизом было:
«Отстоим родную Москву, разгромим фашистских оккупантов!»
Обстановка на фронте между тем все более обострялась. 24 — 26 ноября были сданы
Клин, Солнечногорск, Рогачево. Немецко-фашистские войска рвались к Дмитрову и
Яхроме.
В это время в Дмитров на передовой командный пункт 1-й ударной армии прибыл
командующий 30-й армией генерал-майор Д. Д. Лелюшенко (на левый фланг его армии
командованием Западного фронта была возложена ответственность за оборону канала
Москва — Волга в районе Дмитрова). Он информировал Военный совет нашей армии, что
Дмитров прикрывается всего лишь пятью танками 30-й армии. Стало ясно, что надо
срочно усиливать оборону Дмитрова и Яхромы. Днем 27 ноября командарм Кузнецов
поставил на этот участок фронта 29-ю стрелковую бригаду. Одновременно в штаб 50-й
стрелковой бригады был выслан офицер связи с приказом о сосредоточении бригады в
районе Яхромы не позднее 10 — 11 часов 28 ноября..
События в эти дни и часы развивались стремительно.
Вечером 27 ноября В. И. Кузнецов дал указание проверить состояние обороны на
участке 29-й стрелковой бригады. На ее левом фланге в обороне стоял 2-й стрелковый
батальон, он прикрывал Яхрому с северо-запада. Туда и направился заместитель
начальника политотдела армии Д. П. Макеев. Но в нескольких сотнях метров от
Яхромского моста через канал его машина была обстреляна гитлеровцами. Дальше он
проехать не смог.
А дело обстояло так. В ночь на 28 ноября части 7-й танковой дивизии противника,
пользуясь неприкрытыми стыками между частями, захватили с ходу Яхрому, мост через
канал и овладели населенными пунктами на его восточном берегу — Перемиловом и
Семешками. Вслед за этим фашисты стали просачиваться на восток, в сторону Костина и
Ассаурова.
2-й стрелковый батальон 29-й стрелковой бригады оказался в окружении.
О прорыве гитлеровцев в районе Яхромы командарм немедленно доложил в Ставку.
Ночью же В. И. Кузнецов был вызван к аппарату.
Сталин. Прорыв обороны в районе Яхромы и захват противником плацдарма на
восточном берегу канала представляет [295] серьезную опасность Москве. Примите все
меры к нанесению контрудара по прорвавшейся группировке противника. Остановите
продвижение, разгромите и отбросьте противника за канал. На вас возлагаю личное
руководство контрударом.
Кузнецов. Задача понятна. Будет выполнена.
Сталин. Об исполнении доложите.
Кузнецов. Слушаюсь.
Командарм решил нанести контрудар по прорвавшейся через канал Москва — Волга
вражеской группировке войск силами 29-й и 50-й стрелковых бригад. Он сам поставил им
боевую задачу и лично руководил боем.
Боевой приказ был доведен до всех солдат, сержантов и офицеров. Это сделали
руководящие работники бригад, командиры и комиссары батальонов, политруки рот,
секретари партийных организаций, агитаторы. Надо было, чтобы все воины осознали
опасность прорыва гитлеровцев на этом направлении и поняли, как ответственна стоящая
перед ними задача.
В 14 часов 28 ноября 50-я стрелковая бригада во взаимодействии с частями 29-й
стрелковой бригады вступила в бой. Отразив атаки противника, наши части затем сами
перешли в наступление. В течение всего дня и ночи происходили ожесточенные бои. К 8
часам утра 29 ноября враг был разгромлен и остатки его частей отброшены за канал.
Восстанавливая теперь, через 25 лет, картину этого боя, я обращаюсь к записям,
которые сделал в те дни.
3-й стрелковый батальон 50-й стрелковой бригады вел бой на северной окраине
деревни Перемилово. Враг отчаянно сопротивлялся. Начальник политотдела С. Е.
Стрельцов и начальник штаба бригады М. Т. Субботин, находившиеся в этом батальоне,
возглавили атаку. С криком «Вперед за Родину!» они первыми бросились на врага. Поле
боя огласилось мощным «ура». Батальон ворвался в Перемилово. Стрельцов был ранен в
голову, но с поля боя не ушел...
На участке 2-го батальона в самый критический момент гитлеровцы ввели в бой 15
танков. Танки открыли сильный огонь, но бойцы не дрогнули. Они подползли вплотную к
танкам противника, забросали их гранатами и бутылками с горючей жидкостью. Особенно
сноровисто это делал агитатор взвода командир отделения И. Д. Шеметов. В разгар боя
[296] командир батальона Ф. Д. Круглов был смертельно ранен. Его последние слова
были: «Товарищ комиссар, продолжайте бить и уничтожать врага». Комиссар Ф. Я.
Грачев принял командование батальоном. Через некоторое время был ранен и Грачев, но
остался в строю и руководил боем до конца. Несколько танков горело. Остальные
повернули обратно.
2-я батарея артиллерийского дивизиона 76-миллиметровых пушек 29-й стрелковой
бригады поддерживала наступление стрелкового батальона на Перемилово. Противник
мощной контратакой потеснил наш батальон, обошел батарею с флангов. Заместитель
командира батареи лейтенант Г. И. Лермонтов принял решение: двумя пушками
остановить продвижение гитлеровцев, чтобы спасти батарею. «Погибнем с честью, но
врага не пропустим» — с такими словами он обратился к бойцам. Гитлеровцы уже
подошли вплотную, слышались выкрики: «Русс, сдавайся!» Развернув пушки,
артиллеристы прямой наводкой открыли огонь по врагу. В течение двух часов батарейцы
отражали бешеные атаки. Свыше роты противника было уничтожено, а остальные не
выдержали и отступили. Артиллерийский дивизион, куда входила эта батарея, в бою за
Перемилово уничтожил своим огнем четыре вражеских танка, одну бронемашину, пять
мотоциклов.
В этом бою пали смертью храбрых военком дивизиона А. И. Гашин, секретарь бюро
ВЛКСМ Т. И. Митишев, инструктор политотдела бригады по пропаганде Комков и другие
наши товарищи.
В результате контрудара была ликвидирована серьезная угроза прорыва фронта на
канале Москва — Волга.
Отброшенный за канал враг перешел на этом участке к обороне.
Какова же судьба 2-го стрелкового батальона 29-й стрелковой бригады, который был
отрезан в ночь на 28 ноября северо-западнее Яхромы? Батальон, находясь в окружении,
вел себя в этой обстановке мужественно. До 16 часов 28 ноября он удерживал занимаемый
рубеж, отражая атаки врага. В бою геройски погиб командир 1-й стрелковой роты,
который гранатами и бутылками с горючей смесью уничтожил три вражеских танка.
Хорошо дрался взвод автоматчиков во главе со своим командиром лейтенантом Уткиным.
Батальон с боем вырвался из окружения и соединился с нашими частями. [297]
29 ноября Ставка передала 1-ю ударную армию из своего резерва в состав Западного
фронта. Левее сосредоточивалась 20-я армия, правее — 30-я. Она получила пять полных
дивизий из резерва Верховного главнокомандования.
А в это время командующий немецко-фашистской группой армий «Центр» генералфельдмаршал Бок самоуверенно заявлял, что в распоряжении советского командования
нет больше никаких резервов и оборона на северном участке Москвы находится «на грани
своего кризиса».
1 декабря 1941 года наша армия развернулась и заняла рубеж по восточному берегу
канала Москва — Волга (ширина полосы 30 километров) на фронте Татищеве —
Дмитров — Перемилово — Деденево — Черная. В первом эшелоне располагалось пять
бригад (55, 29, 50, 44 и 71-я), во втором — три бригады (47, 56 и 84-я).
Командование фронта передало из 16-й армии в 1-ю ударную армию группу генерала
Ф. Д. Захарова (заместителя командующего 16-й армией), находившуюся в
полуокружении в районе Федоровки, и приказало оказать ей помощь ударом на Ольгово.
Беспокойство командования фронта было понятно. Эта группа войск находилась в
очень тяжелом положении. Командующий немецко-фашистской группой армий «Центр» в
своем приказе от 30 ноября требовал быстрейшего уничтожения этой группировки. Он
лично следил за исполнением этого приказа.
В. И. Кузнецов решил силами 44-й и 71-й стрелковых бригад нанести удар на
Ольгово и войти в связь с группой Захарова.
Утром 1 декабря 44-я стрелковая бригада перешла в наступление и к 16 часам
достигла деревни Степанове, где и завязала уличные бои с пехотой противника,
поддерживаемой 80 танками. Левее наступала 71-я стрелковая бригада.
Перед наступлением в бригаде прошли короткие митинги. Комиссар бригады Е. В.
Бобров рассказал воинам об успешном разгроме гитлеровцев на восточном берегу канала,
в районе Яхромы. Сообщил, что наши войска 29 ноября овладели Ростовом. Все ликовали.
Автоматчик А. Адакин сказал: «Душа радуется после таких сообщений. У меня три брата
на фронте, я четвертый, самый старший. Сегодня мы идем громить фашистов. В бой идти
хочу коммунистом». [298]
Бригада овладела деревней Языково, а затем, отбив две контратаки гитлеровцев,
заняла Борносово и Сокольникове, Ожесточение боя не ослабевало. 3 — 5 декабря
кровопролитные бои велись в деревне Языково. Деревня переходила из рук в руки. 5
декабря, подтянув резервы, противник при поддержке танков перешел в контратаку и
выбил части 71-й бригады из Языкова.
В это время из 44-й бригады сообщили, что на окраине деревни Степанове
обнаружены зверски убитые моряки. Это были разведчики 71-й бригады, которые попали
во вражескую засаду. Гитлеровцы надругались над разведчиками. Командиру
разведвзвода они выкололи глаза, а на груди вырезали звезду. До этого многие воины
знали о зверствах немецко-фашистских войск на оккупированной территории и над
пленными только по сообщениям печати. А здесь, под Яхромой, они увидели это воочию.
Моряки поклялись отомстить за смерть своих товарищей. Эту святую клятву они с честью
выполнили. Забегая вперед, скажу, что 71-я бригада достойно сражалась в наступлении
под Москвой и завоевала высокое звание гвардейской.
В ночь на 6 декабря ночной атакой бригада окончательно овладела деревней
Языково. На поле боя противник оставил около 600 человек убитых, 8 танков и 7
бронемашин. Захваченный в плен в бою за Языково немецкий офицер, командир танковой
роты, на допросе заявил: «В день, когда меня взяли в плен, моя рота понесла огромные
потери. Этот день и предыдущие два-три дня были самыми черными для моей части».
Второго декабря к наступлению была привлечена из второго эшелона армии 56-я
стрелковая бригада. Ей была поставлена задача наступать в направлении Волгуша —
Федоровка и во взаимодействии с 44-й и 71-й бригадами овладеть этими пунктами.
Третьего декабря перешла в наступление 50-я стрелковая бригада с задачей овладеть
Яхромой, Астрецовом и содействовать 44-й стрелковой бригаде в освобождении
Степанова с севера. В тот же день бригада переправилась на западный берег канала
Москва — Волга и после упорного боя заняла южную окраину Яхромы.
Гитлеровцы закопали здесь в землю танки, использовав их как огневые точки. В
течение двух дней шли упорные [299] уличные бои с переменным успехом. «Эх, сюда бы
сейчас несколько танков, и не было бы в Яхроме немцев!» — говорили бойцы. Но, к
сожалению, в армии был только один танковый батальон, который обеспечивал в это
время в районе Белого Раста стыки с 20-й армией.
Умело действовал в боях за Яхрому командир пулеметной роты лейтенант И. А.
Харлов. Он мастерски поддерживал огнем своих пулеметов наступление стрелковых рот.
Бойцы говорили: «Харлов молодец, он всегда поможет в трудную минуту». Увидев
вражескую пушку, а за ней — танки, Харлов подполз к пушке, гранатой уничтожил
орудийный расчет, затем повернул пушку и несколькими выстрелами уничтожил
вражеский танк. В бою за Яхрому Иван Андреевич Харлов пал смертью героя.
К концу дня 5 декабря в результате стремительного удара мы нанесли противнику
большие потери и поглотили группе генерала Захарова соединиться с частями армии.
Шестого декабря началось долгожданное наступление войск Западного фронта.
Командование фронта поставило 1-й ударной армии следующую задачу: утром 6
декабря из района Дмитров — Яхрома — Деденево нанести удар в направлении
Федоровки и далее в обход Клина с юга и во взаимодействии с 30-й и 20-й армиями
разгромить клинско-солнечногорскую группировку противника.
Армия перешла в контрнаступление утром.
Противник силами 14-й моторизованной, 6-й и 7-й танковых и 23-й пехотной
дивизий оказывал упорное сопротивление, особенно в районе западнее Дмитрова и
Яхромы, но под давлением наших войск постепенно отходил на запад. Наши части
освободили деревни Подолино, Андреевское, Зверково, Дятлино и др.
С приходом наших войск местное население выходило из лесов, из подвалов. Перед
глазами и сейчас еще стоят залитые слезами лица колхозниц и их детей. Несмотря на то
что гитлеровцы почти дочиста обобрали жителей подмосковных деревень, люди
предлагали бойцам последнее. Так было всюду.
С радостью узнала армия, что воины 50-й бригады 8 декабря освободили Яхрому и
затем овладели деревнями Яковлево, Астрецово, Ново-Карцево, обратив противника в
бегство. [300] На поле боя было захвачено 107 автомашин, 25 танков, 15 минометов, 10
пулеметов, 2 рации, 4 дальнобойные пушки, 38 мотоциклов, 3 склада с боеприпасами,
штабная машина с картами.
Большие трофеи доставались нам в каждом населенном пункте — при поспешном
отступлении гитлеровцы бросали и военную технику, и имущество. Только в боях за
Волгушу, Ольгово и Федоровку нами было захвачено 40 танков, 60 автомашин, 100
мотоциклов, 20 орудий. На всем пути от Яхромы до Федоровки дороги были забиты
брошенными немецкими машинами, танками, орудиями. До этого нашим бойцам не
приходилось видеть такого количества боевой техники, захваченной у противника. Это
поднимало настроение, разрушало миф о непобедимости гитлеровских полчищ.
9 — 12 декабря 1-я ударная армия продолжала наступление своим правым флангом
на Клин, центром — на Высоковск с задачей перерезать шоссе Солнечногорск — Клин и
совместно с 30-й армией овладеть Клином. Левофланговая 55-я стрелковая бригада
наступала на Солнечногорск.
Утром 11 декабря наши части завязали уличные бои на южной окраине
Солнечногорска. Первым ворвался в город лейтенант Тельнов с десятью бойцами. Его
продвижение поддерживал пулеметчик Маркин. В бою пулеметчик был ранен, но поле
боя не покинул и продолжал разить врага. Второй пулей пулеметчик был ранен
смертельно. Умирая, он успел показать подоспевшему санинструктору огневые точки
противника. Группа лейтенанта Тельнова была отрезана от своих. Но воины не
растерялись. С криком «ура» они бросились на врага. Часть бойцов прорвалась, а Тельнов,
оставшись в окружении с четырьмя красноармейцами, продолжал вести бой. В этом бою
лейтенант Тельнов геройски погиб.
Контратаки противника становились все ожесточеннее. Слабо поддержанные
артиллерией, наши части вынуждены были отойти из Солнечногорска. Наконец в город
ворвались наши танки, за ними пошла пехота. К 23 часам 11 декабря части 55-й
стрелковой бригады 1-й ударной армии во взаимодействии с частями 20-й армии
штыковой атакой выбили гитлеровцев из города.
Утром 12 декабря взволнованные и радостные жители города собрались на митинг. В
тот же день в Солнечногорске приступили к работе местные органы Советской власти.
[301] Соединения 1-й ударной армии, наступавшие в центре, вели упорные бои на
промежуточном рубеже обороны противника на реке Сестре.
В дни перехода в контрнаступление армия получила директиву командования
фронта, в которой резко критиковались тактика лобовых атак и игнорирование тактики
обхода и окружения врага. Военный совет армии обсудил на своем заседании меры по
реализации требований командования. В соединения и части были направлены офицеры
штаба и политотдела армии, которые на месте помогали организовывать наступление в
соответствии с требованиями фронта. Мы старались все шире применять смелый
обходный маневр.
50-я стрелковая бригада в течение суток вела бой за высоту 220 и совхоз «Орлове»
на западном берегу реки Сестры. Атаки «в лоб» не давали результатов, а обход был
затруднен большим снежным покровом.
И все-таки мы решили прибегнуть к обходному маневру. Командование 50-й и
соседней 71-й стрелковой бригад направило в обход вражеских опорных пунктов четыре
лыжных батальона. Без дорог они вышли в тылы опорных пунктов и перерезали шоссе
Солнечногорск — Клин. Противник понес большие потери в людях и боевой технике и,
опасаясь окружения, оставил промежуточный рубеж на реке Сестре.
На правом фланге армии наши части 10 — 11 декабря вышли на рубеж Новоселки —
Семеновская, с боем овладели Золином и Опритовом. К этому времени. 3-й лыжный
батальон, овладев деревней Бороздой, перерезал дорогу Солнечногорск — Клин. После
освобождения 13 декабря деревень Соколово и Мякинино части 1-й ударной и 30-й армий
завязали бои непосредственно на подступах к Клину. 14 декабря 29-я бригада овладела
кирпичным заводом восточнее Клина и выдвинулась на юго-восточную окраину города.
Из Москвы мы получили распоряжение: во избежание излишних потерь предъявить
ультиматум окруженной клинской группировке противника. Военный совет поручил
подготовить текст ультиматума члену Военного совета Я. С. Колесову. Командиру 29-й
стрелковой бригады полковнику М. Е. Ерохину было приказано подобрать и направить в
Клин парламентеров. Однако фашистский, комендант Клина ультиматум о сдаче города
отклонил.
Начался штурм Клина. [302] Все руководство армии находилось на самых опасных
участках боев. В. И. Кузнецов и Я. С. Колесов непосредственно возглавляли действия 84-й
бригады, которая вела кровопролитнейшие бои на высотах юго-западной окраины Клина.
В этих боях бригада потеряла своего командира полковника В. А. Молева. Мне пришлось
в те дни быть в 29-й бригаде. Весь личный состав горел одним желанием: скорее
освободить Клин.
15 декабря, отбив несколько ожесточенных контратак противника, части 1-й ударной
армии и соединения 30-й армии ворвались в центр города. После упорнейших уличных
боев Клина был полностью очищен от фашистов. Только небольшим остаткам войск
клинского гарнизона врага удалось прорваться на запад.
В эти дни состоялась известная поездка министра иностранных дел Великобритании
Идена в Клин.
Генеральный штаб поручил начальнику штаба 1-й ударной армии генерал-майору Н.
Д. Захватаеву проинформировать Идена и его спутников о разгроме гитлеровцев в районе
Клина. От 1-й ударной армии иностранных гостей встречал также член Военного совета
Я. С. Колесов. Там же были и представители 30-й армии.
С Иденом прибыло много корреспондентов английских газет. Приехали они в Клин
по Рогачевскому шоссе. Их встретили на юго-восточной окраине города, в районе
кирпичного завода. Потом поехали по местам, где были особо ожесточенные бои. Гости
увидели на улицах города, на дорогах, в кюветах огромное количество боевой техники,
транспорта, оружия, убитых гитлеровцев. «Подвиги эти поистине великолепны», —
должен был признать Идеи.
Потом гостям был дан обед. Англичане задавали самые разные вопросы, зачастую
совершенно не относящиеся к разгрому гитлеровцев под Клином. Их интересовали
события русско-японской войны, отдельные операции первой мировой войны. Они словно
прощупывали русских генералов и вынуждены были убедиться в их прекрасной эрудиции.
— Наша беседа, — сказал наконец Никанор Дмитриевич Захватаев, — увела нас в
далекую историю. Может быть, вернемся к нашим дням?
— Да, да! — заулыбались гости.
— Господа, если это не военная тайна, когда вы думаете [503] активизировать свои
действия на западном театре военных действий?
Гости в ответ только пожали плечами...
Как уже отмечалось, части и соединения 1-й ударной армии не имели достаточного
боевого опыта — они были недавно сформированы. Опыт надо было собирать по
крупицам и делать его достоянием всех.
В первые же дни наступления многие воины проявили отвагу и мужество и за это
были представлены к наградам. Политотдел армии старался сделать их боевой опыт
достоянием всего личного состава армии. Награждение проводилось непосредственно в
подразделениях. Были выпущены специальные листовки, посвященные первым 37
отличившимся в боях воинам.
Бои продолжались. Части армии продвигались вперед, на запад.
Побывав в эти дни в 71-й бригаде, я воочию убедился не только в мужестве, но и в
растущей зрелости наших войск, в повышении их воинского мастерства. Опыт боев,
приобретенный в первые дни, пошел на пользу. Населенные пункты мы брали теперь, как
правило, не «в лоб», а в обход. Для этой цели использовались лыжные батальоны. Они
выходили в тыл врага, устраивали засады и неожиданно атаковали отходящие части, чем
вносили панику в их ряды.
Так было и в бою за деревню Власково. Ночью 16 декабря бригада подошла к этой
деревне, захватив в плен на ее окраине 15 вражеских солдат. Разгорелся бой. Командир
бригады полковник Я. П. Безверхов поставил лыжным батальонам задачу: выйти на пути
отхода гитлеровцев и нанести удар по отходящим частям. Все было кончено быстро.
Бригада нанесла гитлеровцам большие потери и освободила деревню.
Когда на командном пункте бригады обсуждали итоги боев за 16 дней, полковник
Безверхов, загибая пальцы, говорил: продвинулись почти на 100 километров, освобождено
несколько десятков населенных пунктов, захвачены большие трофеи, умнее стали
наступать, научились идти на окружение противника... Словом, моряки в боях под
Москвой не подкачали.
Военком бригады попросил начальника политотдела доложить, как идет прием в
партию и выдача партийных билетов. [304]
— Подано заявлений 148, принято 103, партийной комиссией утвержден прием 62
человек. Выдавали партийные билеты в ходе боев. Партийный билет — это знамя, с
которым воины шли вперед во главе своих подразделений.
71-я бригада развивала наступление на Алферьево, которое находится на реке Ламе.
За четыре дня она с боями продвинулась на 40 километров и подошла к реке Ламе.
В бою за Алферьево отличился парторг одной из рот 71-й бригады, Т. А. Никитин.
Он поднял роту в атаку и первым ворвался в деревню. Из своего автомата он уничтожил
16 гитлеровцев. Высоким боевым духом и мужеством отличался весь личный состав этой
роты. Только за бои 21 и 22 декабря были награждены 23 ее воина. За время боев под
Москвой в ротную парторганизацию было подано 26 заявлений о вступлении в партию.
Парторг Никитин — сибиряк, 15 лет проработал он на шахте; горный мастер. Член
партии с 1936 года. И если художнику захочется запечатлеть парторга роты в дни великой
битвы за Москву, я скажу — лепите эту фигуру с Трофима Андреевича Никитина.
В частях нашей армии было около 500 парторгов рот. Рота — 20 — 25 коммунистов,
30 — 35 комсомольцев. Это большая сила, и командир и политрук роты опирались на эту
силу.
Было у нас свыше 1000 агитаторов взводов. Они ежедневно рассказывали бойцам о
жизни в стране, о положении на фронтах, доводили до каждого бойца боевой приказ
командира роты. В бою они первыми шли в атаку. Слово агитатора подкреплялось
личным примером в бою и превращалось в большую мобилизующую силу.
Приведу один пример.
Неоднократные попытки овладеть деревней Плаксино оканчивались неудачей. Тогда
заместитель командира батальона по политчасти К. С. Семенюк собрал парторгов рот и
агитаторов и призвал их личным примером увлечь бойцов в атаку. Агитаторы и парторги
первыми поднялись в атаку. Впереди батальона шел политрук Семенюк. Агитатор
Кудрявцев был ранен, но не покинул поле боя. Плаксино было взято...
84-я стрелковая бригада после тяжелых боев юго-западнее Клина продвигалась, как
и все части армии, в западном [305] направлении. 18 декабря она с боем заняла крупный
опорный пункт врага — Теряеву Слободу и развивала наступление на Лотошино.
В этот же день авангардные части 50-й стрелковой бригады заметили в районе
деревни Тархово движение крупной колонны противника. Артиллеристы 2-й батареи 76миллиметровых орудий, которой командовал Васильев, открыли огонь по противнику и
прямым попаданием вывели из строя четыре вражеские автомашины, преградив путь
остальным 200 машинам. Началась паника, гитлеровцы разбежались. Геройски проявил
себя в этом бою политбоец артиллерийского дивизиона Первухин. В самый разгар боя
загорелась автомашина со снарядами. Под градом пуль Первухин поднялся на машину,
сбросил все ящики со снарядами и затушил пожар, чем предотвратил взрыв.
Освобождая шаг за шагом родное Подмосковье, советские воины становились
свидетелями того, какие зверства творили немецко-фашистские войска на временно
оккупированной ими территории.
За один только день 17 декабря гитлеровцами, отступавшими на участке нашей
армии, было сожжено дотла четыре деревни. Всем, кто пытался тушить огонь, они
угрожали расстрелом. Колхозница Глазунова из деревни Кузяево не побоялась угрозы,
стала заливать водой пламя, и за это была тут же убита.
В деревне Плаксино на глазах у населения фашисты облили горючим пятерых
раненых красноармейцев и сожгли их. В деревне Гордино гитлеровцы захватили в плен
красноармейца Петра Николаевича Тимошенко, привязали его к дереву, распороли живот,
облили бензином и сожгли. В деревне Свистуха были сожжены фашистами 10 раненых
красноармейцев. Гитлеровцы думали, что жестокий террор породит страх у советских
людей, поможет поставить их на колени, привести к покорности. Но оккупанты не
добились своего. Гнев народных мстителей был им ответом.
Местные жители, не щадя собственной жизни, помогали Красной Армии. Примером
тому может служить патриотический поступок учительницы из села Каменка Зинаиды
Михайловны Петровой. Она спасла жизнь семерым красноармейцам. По представлению
Военного совета армии Зинаида Михайловна была награждена орденом Красной Звезды.
[306]
Вспоминается собрание колхозников в только что освобожденной деревне Болотино.
После нашей информации о жизни страны и положении на фронте выступали местные
жители.
— Спасибо от всех колхозников бойцам и командирам за освобождение нас от ига
фашизма, — с волнением говорили они. — Мы очень рады, что опять заживем поколхозному. Мы благодарим вас, воинов Красной Армии, за освобождение. Вы всегда у
нас теперь дорогие гости.
На этом собрании колхозникам были розданы газеты. С каким волнением брали их в
руки советские люди!
При виде фашистских зверств над мирным населением и пленными наши воины
давали клятву беспощадно уничтожать фашистов.
В моей записной книжке сохранилась запись о таком случае.
На армейском слете снайперов летом 1943 года под Великими Луками выступил
прославленный снайпер Сулейменов. Он сказал:
— Почему я стал снайпером? Я начал войну под Москвой. Я видел расстрелянных
колхозников, колхозниц и их детей. Я входил в колхозные дома, и мне говорили люди, как
зло издевались над ними гитлеровцы. Я видел в каждом доме горе, страдание... Я и сейчас
не могу спокойно чувствовать себя. Передо мной глаза колхозниц Подмосковья, в
которых застыл ужас... Мне стало тяжело это видеть. Я поклялся в те дни стать
снайпером. Почему я защищал Москву? Я казах, мой Казахстан далеко от Москвы.
Москва — столица всех советских людей. Она и моя столица. Вот почему я защищал
Москву. Но это не все. Когда я увидел, как зверски издевались гитлеровцы над
колхозниками и колхозницами Подмосковья, я подумал: если их не остановить и не
уничтожить, они могут дойти и до моего родного Казахстана. Я не успокоюсь до тех пор,
пока хоть один гитлеровец будет топтать нашу землю. Я уничтожил 239 фашистов.
Призываю и вас нести смерть оккупантам.
Вот такие герои донесли знамя Победы от Москвы до Берлина.
Военный совет и политотдел армии поддерживали связь с командирами
партизанских отрядов Е. А. Барановым (секретарем Солнечногорского горкома партии) и
А. Н. Кидиным [307] (секретарем Клинского горкома партии). Эта связь осуществлялась
членом Военного совета армии Я. С. Колесовым. От партизан мы получили немало
ценной информации о противнике.
К исходу 20 декабря главные силы 1-й ударной армии подошли к оборонительному
рубежу противника на реке Ламе.
О том, какое большое значение придавало гитлеровское командование обороне по
реке Ламе, свидетельствует приказ командира 23-й пехотной дивизии, в котором тот
требовал от командиров «приостановить быстрый отход на реке Ламе». «Позиции на Ламе
должны защищаться до последнего человека», — требовал приказ.
Попытки наших частей прорвать этот рубеж с ходу успеха не имели. К 25 декабря
удалось несколько продвинуться вперед, но это были бои тактического значения.
Не имели успеха и боевые действия соседних армий — 20-й и 16-й. Было ясно, что
нужно приступить к планомерной подготовке прорыва укрепленной вражеской полосы.
Такая подготовка и началась в соответствии с решением командования Западного фронта.
Части 1-й ударной армии от начала наступления до конца декабря 1941 года
продвинулись на 120 километров — от канала Москва — Волга до реки Ламы севернее
Волоколамска — и нанесли серьезное поражение 3-й танковой армии противника. Весь
путь наступления армии от Яхромы до Клина и далее до Теряевой Слободы и реки Ламы
был очень характерным для общей картины разгрома гитлеровцев под Москвой.
Контрнаступление, начатое в первых числах декабря 1941 года, успешно
завершилось в начале января 1942 года.
На подготовку новой наступательной операции было отведено несколько дней.
Командующий Западным фронтом решил наступать силами 1-й ударной, 20-й и 16-й
армий. Главный удар наносила 20-я армия. Оборону противника предусматривалось
прорывать не растопыренными пальцами, как бывало раньше, а мощным кулаком. 1-я
ударная армия во взаимодействии с 20-й армией наносила удар своим левым флангом в
направлении Ильинская — Шаховская.
Командование фронта создало превосходство над противником на участке прорыва
по пехоте более чем в 3 раза, по [303] орудиям — в 3,5 раза, по минометам — в 4 раза и по
танкам — в 2 раза.
10 января после мощной артиллерийской подготовки 1-я ударная армия во
взаимодействии с 20-й армией взломала передний край обороны противника на рубеже
реки Ламы и перешла в наступление. Однако в первые дни продвижение было небольшим.
К 15 января 1-я ударная армия силами 2-й гвардейской и 56-й отдельной стрелковых
бригад увеличила прорыв до 20 километров в глубину и расширила его по фронту.
Ламский оборонительный рубеж врага был прорван на всю глубину.
Вечером этого дня я прибыл в 71-ю стрелковую бригаду. Там был и генерал
Захватаев. С командного пункта бригады он увязывал боевые действия левофланговых
соединений нашей армии с действиями 20-й армии. Командир бригады познакомил меня с
обстановкой. Ночью бригада должна была наступать по направлению к Белой Колпи.
Мороз стоял свыше 30 градусов. Ночь темная. Ярко горят в небе звезды. Командир
бригады поставил задачу — неотступно преследовать гитлеровцев, не давать им
задерживаться и обогреваться в населенных пунктах. Выполняя этот приказ, к утру части
бригады продвинулись на 10 километров.
Наступление развивалось успешно во всей полосе армии. На правом фланге 62-я
стрелковая бригада 16 января освободила районный центр Лотошино. Армия вышла на
рубеж Лотошино — Аксакове — Пленицино, а 19 января — на рубеж Якутино —
Гордино — Шаховская.
С этого рубежа решением Ставки 1-я ударная армия была выведена в резерв и
сосредоточилась в районе Клина, а затем была переброшена на новое, Северо-Западное
направление.
В итоге наступательных боев с 28 ноября 1941 года по 19 января 1942 года 1-я
ударная армия прошла с боями от Яхромы до Лотошина и Шаховской 150 километров,
освободила от немецко-фашистских оккупантов 650 населенных пунктов. Особенно
проявили себя в боях 29-я стрелковая бригада (командир полковник М. Е. Ерохин,
военком старший батальонный комиссар А. П. Хвенин), 50-я (командир полковник
Субботин, военком старший батальонный [309] комиссар А. К. Назаров), 71-я (командир
полковник Я. П. Безверхов, военком полковой комиссар Е. В. Бобров), 56-я (командир
полковник И. Л. Рагуля, военком старший батальонный комиссар Г. Е. Леваков), 55-я
(командир полковник Пятов, военком старший батальонный комиссар А. И. Колунов) и
44-я (командир полковник Морозов, военком И. В. Чугунов). 29-й и 71-й стрелковым
бригадам было присвоено звание гвардейских, 850 воинов армии были награждены
орденами и медалями.
Верховный главнокомандующий дал высокую оценку действиям 1-й ударной армии
и объявил всему личному составу за бои в Подмосковье благодарность.
В конце января к нам в армию прибыл М. И. Калинин, который встретился в Клину с
представителями всех соединений и частей и выступил перед ними на митинге. Это
выступление было встречено в частях с большим подъемом.
Так завершила 1-я ударная армия свой боевой путь под Москвой...
Мне вспоминается апрель 1945 года. Советские войска штурмовали Берлин.
Геббельс истошно вопил, призывая превратить Берлин в неприступный город, остановить
здесь наступление русских.
И вот улицы поверженной столицы третьего рейха. На стене разрушенного дома
надпись: «Берлин никогда не сдастся». Один из советских солдат прочел и сказал с
усмешкой: «Как же — не сдастся. Ведь это не Москва...» На рейхстаге я видел надписи:
«Дошли от Москвы до Берлина».
В день 20-й годовщины разгрома гитлеровской Германии воины одной части
попросили меня проехать вместе с ними по местам боевой славы 1-й ударной армии. Я с
удовольствием согласился. Мы побывали в Перемилове. Долго стояли на южной окраине
Яхромы. У памятника воинам, погибшим в боях за освобождение Яхромы, возложили
венок и дали клятву — быть в постоянной боевой готовности, достойно защищать
Родину! Побывали
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
А. И. Литвинов
Генерал-майор
запаса,
бывший член Военного совета 49-й армии
Под Серпуховом
Более двадцати лет прошло с тех пор, как отгремели последние залпы войны, но
память бережно хранит события грозных лет. Перелистываешь пожелтевшие от времени
страницы боевых донесений, оперативных сводок, помеченных октябрем — декабрем
1941 года, и снова переживаешь все минувшее. И не только переживаешь, а еще и еще раз
анализируешь события и спрашиваешь себя: все ли возможное было тогда нами сделано?
Нет, ни в чем не могу я упрекнуть командиров и бойцов 49-й армии, которые до конца
выполнили свой долг, преградив грудью путь фашистским полчищам, рвавшимся на
Москву с серпуховского направления.
49-я армия была сформирована в августе 1941 года и первоначально занималась
строительством Вяземской оборонительной линии в районе города Белый, в
непосредственной близости к фронту. Командующим армией был назначен старый
кадровый военачальник генерал-лейтенант Иван Григорьевич Захаркин, член партии с
1918 года. Его исключительная требовательность и строгость сочетались со
справедливостью и служили примером для подчиненных. Начальником [312] штаба армии
был опытный штабной работник полковник П. М. Верхолович.
В начале октября 1941 года в связи с угрожающим положением на орловско-курском
направлении туда для оказания помощи Брянскому фронту должна была выдвинуться
наша армия. Но вражеские танковые и механизированные дивизии под прикрытием
авиации, прорвав фронт, настолько стремительно продвигались на Орел, что вместо
орловско-курского направления армия тут же получила задачу занять другой рубеж —
Сухиничи — Белев. Здесь и приняла 49-я армия боевое крещение...
Это был тяжелый период. Враг клиньями врезался в боевые порядки армии,
применяя обходные маневры. Сплошного фронта не стало, дивизии сражались по своим
направлениям. Наши части и соединения, еле-еле сдерживая превосходящего в силах
врага, с большими потерями отходили к Калуге. Прибывающее пополнение, едва успев
выгрузиться из вагонов, с ходу вводилось в бой.
Военный совет. Западного фронта своей директивой возложил на 49-ю армию задачу
прочно оборонять Калужский укрепленный район, не допустить дальнейшего прорыва
вражеских войск к Москве. Между тем к тому времени в армии фактически было всего
около восьми стрелковых батальонов и шесть эскадронов конницы с весьма
ограниченными артиллерийскими и минометными средствами.
Войска армии продолжали ожесточенно сопротивляться, местами переходили в
контратаки и изматывали противника. Нельзя не отметить героические действия 5-й
гвардейской стрелковой дивизии под командованием полковника П. В. Миронова,
направленной в помощь нашей армии. Эта дивизия почти трое суток держала рубеж на
широком фронте. Ей пришлось отражать фланговые удары танков и мотопехоты, вести
борьбу с прорвавшимися в тыл автоматчиками противника. Воины дивизии подбили и
сожгли около 30 вражеских танков. Особенно храбро сражался 735-й стрелковый полк,
которым командовал Герой Советского Союза подполковник М. С. Батраков. Но вышли
все снаряды, и, как ни было тяжело, пришлось отойти.
Армия, понесшая в боях большие потери, не могла задержать намного
превосходившие ее силы противника.
12 октября защитники Калуги оставили город и отступили [313] на северо-восток.
Преследуя наши отходящие части, враг создал угрозу глубокого обхода Тулы с севера,
рвался к Тарусе и Серпухову.
В районе Тарусы, по направлению к Высокиничам, образовалась ничем не
прикрытая брешь шириной 30 километров. Чтобы прикрыть ее, требовалось минимум три
дивизии, но таковых у нашего командования не было. И тогда распоряжением Военного
совета фронта 60-я стрелковая дивизия 43-й армии была снята с оборонительного рубежа
на реке Истье и направлена форсированным маршем к Тарусе.
Ополченцы Ленинского района Москвы, составлявшие основной костяк 60-й
дивизии, героически преградили путь врагу на угрожаемом направлении. Каждому
красноармейцу пришлось оборонять полосу примерно в 150 метров, а орудий и
минометов, причем с ограниченным количеством снарядов и мин, приходилось 2,5 на
километр фронта. И все-таки дивизия продержала тарусский рубеж несколько дней и
лишь под сильным нажимом противника вынуждена была отойти. В это время гитлеровцы
зашли в тыл дивизии и беспорядочным автоматным огнем вызвали в некоторых
батальонах панику. Командованию стоило больших усилий навести порядок в
отступающих батальонах,
Настроение у многих было, прямо скажем, тяжелое. Кто-то из бойцов выразил
опасение: «Неужели придется отдать Москву?» Другой добавил: «В газетах были статьи о
том, что потеря Москвы еще не означает потери России». Некоторые приводили в
подтверждение оборонительную стратегию Кутузова. Комиссар 1281-го полка А. Ф.
Кузовкин, присутствовавший при этом разговоре, ответил кратко: «Отстоять Москву —
это зависит только от нас с вами, и больше ни от кого»,
В самый разгар боев Верховный главнокомандующий лично приказал И. Г.
Захаркину: «Серпухов ни в коем случае не сдавать».
Военный совет армии мобилизовал все наши наличные силы и организовал
активную оборону. В результате принятых мер атаки гитлеровцев были повсеместно
отбиты. До конца октября 1941 года враг предпринимал несколько попыток прорвать
фронт обороны 49-й армии и каждый раз терпел неудачу. Мы теряли участки своей
обороны и вновь возвращали их. Некоторые населенные пункты переходили [314] из рук в
руки по нескольку раз. Противник часто пытался прорваться в тыл наших войск.
Мне вспоминается такой случай. На правом фланге армии из района Высокиничей
прорвался большой разведывательный отряд противника на бронетранспортерах и
устремился на Серпухов. Командующий армией И. Г. Захаркин поручил своему
заместителю Н. А. Антипенко создать заградительный отряд. Такой отряд был создан из
500 военнослужащих, которые прибыли в город, разыскивая свои части. Отряду ставилась
задача — ликвидировать прорвавшегося врага, Командование отрядом было возложено на
начальника серпуховского гарнизона комбрига П. А. Фирсова, участника гражданской
войны, очень храброго человека. Он пользовался у серпуховчан большим уважением, в
городе его знали буквально все, помнят о нем и сейчас. Впоследствии он командовал
дивизией, затем корпусом и закончил войну в звании генерал-лейтенанта, Героем
Советского Союза.
Отряд Фирсова с двух сторон окружил движущуюся вражескую колонну и. после
недолгой, но ожесточенной схватки истребил врага. Захвачены были все
бронетранспортеры и несколько пленных. Это были первые пленные гитлеровцы,
доставленные в Серпухов.
В это же время еще один вражеский отряд попытался прорваться на левом фланге
армии в направлении на Алексин, но был истреблен частями 238-й стрелковой дивизии
под командованием полковника Г. П. Короткова.
Теперь главная задача состояла в том, чтобы стабилизировать оборону и прочно
прикрыть серпуховское направление. Войска армии стали быстро закреплять занятый
рубеж. Наши войска переходили к обороне в неблагоприятных условиях, утомленные и
измотанные многодневными боями. Многие части по нескольку суток не отдыхали и не
ели. Но враг оголтело рвался к Москве, и медлить с организацией обороны мы не имели
права.
Наша оборонительная полоса составляла более 80 километров и имела два основных
участка: первый — севернее реки Оки (им прикрывались подступы к Москве через
Серпухов), второй — южнее реки Оки, в районе Алексина (им прикрывался путь к Туле).
Получилось своеобразное полукольцо, которое опоясывало Серпухов в 7 — 10
километрах западнее города. Штаб армии находился в Бутурлине. [315]
Армия к этому времени имела в первом эшелоне четыре стрелковые дивизии с
небольшим усилением и во втором эшелоне до двух стрелковых дивизий и спецчастей.
Этим создавался сплошной устойчивый фронт обороны на левом крыле Западного
фронта. Правее оборонялись войска 43-й армии, левее защищала героическую Тулу 50-я
армия.
Перед фронтом 49-й армии вели наступление семь вражеских пехотных дивизий,
хорошо оснащенных вооружением и техникой. Противник превосходил нас по живой силе
в 2 раза, по артиллерии и минометам — в 2,5 — 3 раза, по танкам и самолетам — во много
раз. Несмотря на большой перевес в силах, немецко-фашистскому командованию
приходилось прилагать много усилий, чтобы добиться успеха.
13 ноября противник сосредоточил свой 12-й армейский корпус в лесном массиве,
нацелив его к прорыву на правом фланге 49-й армии, северо-западнее Серпухова (район
Угодского Завода). Создавалась угроза шоссе и железной дороге Москва — Тула. В
резерве противник держал еще две дивизии 13-го армейского корпуса. В это время наше
командование организовало контрудар. В нем участвовали: 2-й кавкорпус под
командованием генерал-майора П. А. Белова, 5-я гвардейская стрелковая дивизия,
которой командовал полковник П. В. Миронов, 60-я стрелковая дивизия под
командованием Героя Советского Союза полковника М. А. Зашибалова.
В полосе, где должен был осуществиться контрудар, начиная с 1 ноября в течение
двух недель 5-я гвардейская и 60-я стрелковые дивизии вели напряженные бои. Они не
прекращались ни днем, ни ночью. Раненые не покидали поля боя, артиллеристы и
пулеметчики при явной угрозе окружения не отходили, погибая у своих орудий и
пулеметов. Эти малочисленные дивизии (на 14 ноября 60-я дивизия имела в своем составе
около 470 человек) с большим трудом и жертвами сдерживали натиск врага. Только
стойкость, массовый героизм, проявленные личным составом дивизий, позволили
остановить врага. А 15 ноября эти дивизии, пополненные людьми и техникой, уже
участвовали в контрударе.
Как же был произведен этот контрудар?
План его выглядел так.
5-я гвардейская и 60-я стрелковые дивизии с небольшими приданными средствами
усиления должны были наступать [316] в прежних своих боевых порядках на фронте
Поронино и Воронцовка. 2-му кавалерийскому корпусу надлежало перекатами пройти
через боевые порядки дивизий и развивать наступление. Тем временем 5-я и 60-я дивизии,
произведя некоторую перегруппировку своих боевых порядков, должны были прикрыть
правый фланг корпуса со стороны Угодского Завода. Других свободных сил у
командующего 49-й армией не было. Главная забота состояла в том, чтобы удержать
Серпухов, ибо потеря нами этого города позволила бы гитлеровцам замкнуть кольцо
вокруг Тулы.
Времени для организации контрудара было предоставлено крайне мало, в результате
вопросы взаимодействия были увязаны кое-как.
Конно-механизированный корпус Белова к месту прорыва прибыл с опозданием на
двое суток. Поэтому начало операции пришлось отложить.
15 ноября группа Белова своими передовыми отрядами вместе с частями 60-й и 5-й
дивизий начали боевые действия по всему переднему- краю.
Войска бились весь день, но нисколько вперед не продвинулись: танки топтались на
месте, артиллерия, застревая в лесах, не успевала вовремя занимать огневые позиции,
конница на исходный рубеж не вышла, пехота, неся потери, возвращалась на свои
исходные позиции. Уж очень сильна была оборона врага и сложны условия местности.
В связи с неудачными действиями первого дня главное направление удара было
перемещено несколько севернее. И 16 ноября на рассвете после короткой артиллерийской
подготовки началось дружное «прогрызание» главной полосы обороны противника.
Вскоре обозначился некоторый тактический успех. Однако лесистая местность,
бездорожье затруднили его успешное развитие. Некоторые части в ночное время сбились
со своих основных маршрутов.
Авиация противника непрерывно висела в воздухе и бомбила боевые порядки
корпуса. Своей же авиации у нас не было, не было и надежных зенитных средств.
Несмотря ни на что, наши части с боями продвинулись в глубь обороны противника
местами до 10 километров и близко подошли к Протве. Однако на дальнейшее
продвижение сил не хватило.
17 — 18 ноября из районов Трояново, Макарове, Высокиничи [317] противник
силами двух дивизий с танками при поддержке авиации нанес встречный контрудар по
боевым порядкам группы Белова и начал теснить ее. Сдерживающие бои шли целый день.
В ночь на 18-е группа Белова, неся потери, оторвалась от противника, прошла через
боевые порядки обороняющихся войск 49-й армии и на другом участке фронта перешла к
обороне.
В этой операции враг потерял более 5 тысяч солдат и офицеров и много оружия. Это
был один из первых крупных контрударов в районе Москвы. Вопреки мнению некоторых,
я считаю, что, несмотря на то что контрудар не достиг своей главной цели, результаты его
имели и положительное значение: он сковал крупные силы 4-й немецко-фашистской
армии и не дал ей возможности возобновить наступление на этом участке, ибо
предназначенные для наступления войска были уже втянуты в бой.
В результате кровопролитных боев, которые вели 5-я и 60-я дивизии, правый фланг
нашей армии для противника был закрыт на крепкий замок.
Но враг настойчиво стремился прорваться к Москве.
Почти одновременно с первым ударом фашисты готовили большой удар на стыке 49й и 50-й армий, сосредоточив для этой цели значительное количество танковых и
механизированных частей. Об этом замысле мы только смутно догадывались.
10 ноября мы с командующим сидели над планом работы следующего дня, когда
вошли начальник штаба армии полковник П. М. Верхолович и начальник разведотдела
полковник Н. Г. Брилев. Было б часов утра.
— Примерно до 70 немецких танков с мотопехотой, — доложил начштаба, — при
поддержке самолетов начали атаку в полосе 50-й армии, а на стыке с нами 43-й армейский
корпус противника при поддержке почти 100 танков сбил части 238-й дивизии, занял
Манышино и подходит к Суходолу. Другой группой фашисты наносят удар на Алексин.
Все тревожно склонились над картой.
— Гудериан, видимо, задумал с востока и запада замкнуть кольцо вокруг Тулы и
потом развивать наступление на Серпухов, — заметил Захаркин.
Раздался телефонный звонок: у аппарата находился командующий 50-й армией Иван
Васильевич Болдин. Оба [318] командующих давно знали друг друга. Им недолго
пришлось уточнять детали совместных действий. Быстро было принято решение о
восстановлении положения на стыке.
В создавшейся обстановке первейшая задача состояла в том, чтобы не допустить
расширения и углубления прорыва. Вводом дополнительных сил вторых эшелонов и
частью сил 112-й танковой дивизии под прикрытием артиллерийского огня и нашей
истребительной авиации противник был задержан в 40 километрах от Каширы.
В течение трех дней шли ожесточенные бои. На четвертый день силами трех дивизий
нашей армии и усиленной танками 258-й стрелковой дивизии 50-й армии началось
истребление вклинившихся в наши позиции отдельных частей противника.
К 20 ноября прорыв был ликвидирован, но отражение контратак противника в стыке
с 50-й армией продолжалось до конца ноября. Враг никак не мог смириться с тем, что уже
второй задуманный им наступательный маневр терпит провал.
30 ноября рано утром после короткой артподготовки 49-я армия (238-я и 340-я
дивизии и полк 112-й танковой дивизии) во взаимодействии с 258-й стрелковой дивизией
50-й армии и частью 31-й кавалерийской дивизии обрушились на врага. Нас
поддерживали гвардейские минометы. Мы с командующим находились в районе
Никулина, на наблюдательном пункте 238-й дивизии.
У населенных пунктов Суходол, Манышино и западнее Никулина мы не видели
отступающих, кое-где появлялись лишь одиночные уцелевшие вражеские солдаты.
Впечатление было такое, что на этом участке прошло большой силы землетрясение, все
было сметено — так поработали тут «катюши». Ближе к переднему краю мы увидели
сотни трупов и множество подбитой техники: машины, мотоциклы, брошенные орудия с
огромным количеством боеприпасов.
В результате этого удара положение на стыке с 50-й армией значительно
улучшилось.
Отлично проявили себя в этих тяжелых боях части 238-й стрелковой дивизии
(командир полковник Г. П. Коротков), 194-й стрелковой дивизии (командир генералмайор П. А. Фирсов) и 7-й гвардейской стрелковой дивизии (командир полковник А. С.
Грязнов). Танкисты 112-й танковой дивизии [319] под командованием полковника А. Л.
Гетмана, хотя и имели на вооружении танки устаревшего типа, приняли на себя удар
около 80 фашистских бронированных чудовищ и остановили их. Упорство и героизм
экипажей наших танков как бы восполнили недостаточную толщину и крепость их брони.
Отличился и 999-й полк 258-й дивизии под командованием А. Я. Веденина, ныне
генерал-лейтенанта, коменданта Московского Кремля.
Задуманный прорыв окончился для врага плачевно.
А ведь гитлеровцы считали, что с Серпуховом вопрос уже решен, что Тула будет в
их руках. Геббельсовская печать и радио в то время сообщали: «Путь на Москву с юга и
юго-запада открыт! Московское шоссе Тула — Серпухов в наших руках! Московское
небо — немецкое небо!»
Командующий 2-й танковой армией Гудериан похвалялся: «Если даже у меня
останется один танк, я обязательно въеду на нем на Красную площадь».
Но войска 49-й армии, как и ее соседи, не отдали врагу ни одного вершка позиций. К
началу декабря оборонительные бои на серпуховском направлении значительно поутихли.
Враг здесь был окончательно остановлен.
Между тем в скованных декабрьским морозом полях и лесах недалеко от старинного
русского города Серпухова притаились не добитые еще гитлеровцы. Они вынуждены
были отказаться от наступления и перешли к обороне, строя ее на системе отдельных
узлов сопротивления с плотным минированием и разнообразными инженерными
заграждениями. Для устойчивости узлов сопротивления на важнейших направлениях
вкапывались танки, а между узлами создавались огневые мешки. Неплохо была
организована у фашистов система артиллерийского и минометного огня, особенно
флангового. Оборона распространялась и в глубину. Санные дороги контролировались
танками и автоматчиками. На передовых позициях все населенные пункты, особенно
каменные здания, были превращены в опорные огневые точки, а подходы к ним были
заминированы с устройством проволочных заграждений.
Враг рассчитывал перезимовать у ворот советской столицы. Он и не подозревал, что
наши накопленные резервы, как бурные весенние ручьи, стекались в район Москвы. [320]
Как-то Военный совет поручил мне съездить в 7-ю стрелковую дивизию полковника А. С.
Грязнова и вручить ей гвардейское знамя. По окончании краткого митинга гвардейцы —
представители частей дивизии — стали возвращаться в окопы, на передовую линию. И тут
ко мне подошел командир одного из батальонов. Недовольным тоном он спросил:
— Как мы будем выбивать фашистов: у меня во всем батальоне и полного ротного
состава не наберется, автоматов мало, с патронами и гранатами туго, даже лыж нет.
Наших артиллеристов почти не слышно, и самолетов не видно.
Выслушав его, я поинтересовался:
— Как ваши бойцы — не обмораживаются? Отвечает:
— Нет, мороз не пробивает, у каждого теплое белье и одежда в полном достатке. И
питаемся теперь лучше. Но нам нужно, — настаивал командир, — пополнение, оружие и
боеприпасы.
Успокаиваю его:
— Главную роль играет на войне человек, о нем и надо в первую очередь заботиться.
Берегите людей. Все остальное в скором времени у нас будет сполна.
Вскоре действительно началась у нас поистине титаническая работа, направленная
на то, чтобы создать условия для перехода в контрнаступление. Мы стали получать
технику, в достаточном количестве боеприпасы, гвардейские минометные дивизионы,
противотанковые полки и авиацию для прикрытия наших действий. Ощущались реальные
результаты перехода нашей промышленности на военные рельсы.
В армию были переданы 133-я, 173-я и 340-я стрелковые дивизии, четыре
стрелковые и две танковые бригады. Прибывающее пополнение было хорошо
подготовлено, умело владело новым оружием.
В армии росла радостная уверенность в нашем конечном успехе. Созданию боевого,
наступательного духа бойцов немало способствовали наши замечательные
политработники — бригадный комиссар С. М. Смирнов, полковые комиссары И. М.
Поляков, М. Д. Громов, Д. М. Богданов, П. А. Евсеев, батальонные комиссары С. В.
Груданов, В. Г. Сорокин, А. Г. Орлов, В. П. Акимов и многие другие.
Нельзя не сказать о громадной помощи, которую оказывало [321] нам местное
население. Колхозники трудолюбиво обшивали бойцов нашей армии: особенно много
требовалось в то время масок против обмораживания лица — зима была суровая. Войска
нуждались в посуде для пищи — и серпуховчане в мастерских изготовили нам бидоны и
ведра из нержавеющей стали. В результате наши воины даже на передовой вместо
сухомятки стали получать горячую пищу. Значительная помощь была оказана госпиталям
и медсанбатам дивизии. Серпухов был опоясан инженерными сооружениями,
возведенными руками горожан, главным образом женщин. В нашу армию влилось
несколько рот ополченцев — серпуховчан, среди них много комсомольцев. Всю эту
большую работу вместе с Военным советом армии проводил Серпуховский городской
комитет обороны в составе Н. С. Соколова, Н. В. Кроткова, Н. П. Орлова, Н. А. Антипенко
(заместитель командующего армией по тылу) под председательством первого секретаря
Серпуховского горкома партии В. С. Гусева.
Помогали нам и местные партизаны.
В конце января 1942 года командование армии послало письмо серпуховчанам, в
котором благодарило их за помощь. В письме говорилось: «Бывали дни, когда враг,
развивая бешеное наступление на Серпухов, подходил к нему на 8 — 10 километров. Под
артиллерийским обстрелом город находился в течение 15 дней. Более месяца город
подвергался ежедневным налетам вражеской авиации; в результате авиабомбежки город
имел сотни убитых и раненых, было сожжено и разрушено много домов. Однако ни один
руководитель своего поста не покинул. Поскольку невозможно было работать днем
(вследствие авианалетов), предприятия перешли на ночную работу, а днем люди
отсиживались в щелях. Производительность труда при этом не уменьшалась».
В армию приезжали делегации из братских республик, из Москвы. Они привозили
подарки. Побывала у нас и делегация из Монгольской Народной Республики. Добротные
пуховые одеяла получили раненые воины в подарок от монгольского правительства.
Кропотливая и напряженная работа по подготовке контрнаступления подходила к
концу. Забыты были сон и отдых — все силы командиров, штабов, политорганов,
работников тыловых учреждений были направлены к тому, чтобы [322] подготовить
войска и материально и морально к переходу от обороны к наступлению.
14 декабря 1941 года Военный совет 49-й армии отдал войскам приказ: прорвать
слабые участки обороны противника севернее Тарусы, нанеся удар его основной
группировке в Троицком. С севера удар по этой группировке нанести силами двух
дивизий. На левом крыле армии силами трех дивизий уничтожить алексинскую
группировку противника.
Честь начать наступление выпала 340-й стрелковой дивизии, руководимой опытным
и храбрым командиром полковником С. С. Мартиросяном. Эта дивизия ранее защищала
Тулу и сорвала вражеский план обхода города с севера.
Левое крыло армии медленно продвигалось вперед. Темп наступления сдерживался
глубоким снегом и ожесточенным сопротивлением врага. Сильно укрепленные
населенные пункты переходили из рук в руки по нескольку раз.
16 декабря развернулись бои за Алексин. Укрепления его штурмовались с двух
сторон, с юга и севера. В то же время разведывательные отряды пробивались на западный
берег Оки. Окраины города превратились в арену тяжелых боев — бились буквально за
каждый дом. Подступы к зданиям были густо опутаны проволочными заграждениями. К
исходу 17 декабря доблестные части 238-й дивизии во взаимодействии со 173-й дивизией
освободили Алексин. При освобождении города было захвачено много пленных, из них
около 100 солдат сдались добровольно.
В освобожденном городе сразу же после боя было вручено гвардейское знамя 440-му
артполку под командованием майора А. И. Брюханова. Это его артиллеристы разрушали
дзоты и инженерные укрепления, уничтожали склады боеприпасов и орудия. Особенно
отличились артиллеристы Рогалев, Бартыш, Бурятинский и Федоров. Они в упор вели
смертоносный огонь по фашистам. Этот полк был первым артиллерийским полком,
удостоенным звания гвардейского.
Артиллеристы нашей армии, руководимые генерал-майором Н. А. Калиновским,
совершили много подвигов в битве за Москву. Вот что показал пленный солдат: «Я два
раза был под обстрелом ужасных орудий русской артиллерии, она разворачивает
каменные дома, все летит, все рушится... Русские артиллеристы очень храбрые, и я знаю,
что они, [323] если это будет нужно, будут умирать у своих орудий. Больше половины
нашей части погибло».
В рядах артиллерии 49-й армии отважно сражался сын легендарного героя
гражданской войны В. И. Чапаева — Александр Васильевич Чапаев. В начале января 1942
года враг предпринял контратаку крупными силами на позиции 133-й стрелковой
дивизии, которой командовал генерал-майор Ф. Д. Захаров, и потеснил ее. Дивизион 511го артиллерийского полка под командованием капитана А. В. Чапаева прямой наводкой
открыл огонь по боевым порядкам противника. В результате противник потерял от огня
артиллерии убитыми до 200 человек, а оставшиеся в живых обратились в бегство.
Подразделения дивизии под прикрытием артиллерийского дивизиона Александра Чапаева
повели успешное наступление и заняли шесть населенных пунктов.
При уничтожении алексинской группировки противника смело действовали в тылу
врага разведчики 1313-го полка 173-й стрелковой дивизии во главе с Мисановым.
Однажды его группа наткнулась на орудийный расчет противника. Разведчики обратили
фашистских вояк в бегство и, захватив орудие, открыли из него огонь по убегающим
гитлеровцам. В это время с другой стороны к отважным разведчикам подобралась группа
вражеских автоматчиков. Но Мисанов не растерялся — повернул орудие и, открыв огонь
по автоматчикам, уничтожил большую часть их.
Неотступно преследовала врага наша «снежная кавалерия» — лыжники. Они
перерезали гитлеровцам пути отхода, встречали их огнем из засад и наносили врагу
огромные потери. Легендарной славой покрыл себя отряд лейтенанта Булахова из 238-й
дивизии.
Одновременно со штурмом Алексина началось наступление и на тарусском
направлении. Нашим частям предстояло по льду преодолеть Оку. Берег здесь был
высокий и сильно укрепленный, местность перед обороняющимися лежала как на ладони
и хорошо простреливалась.
Атака началась днем после короткой артиллерийской подготовки. Гитлеровцы никак
не ожидали от нас такой «дерзости». Особенно отличилась здесь 19-я курсантская бригада
под командованием подполковника Г. П. Исакова. Сняв с себя верхнюю одежду, курсанты
стремительно ринулись вперед и сумели быстро оказаться в мертвом, недосягаемом для
[324] огня противника пространстве. Они захватили с небольшими потерями высокий,
крутой обледеневший берег реки и подняли на него с помощью веревок минометы и
пулеметы.
18 декабря наши атакующие части с трех сторон ворвались на окраины Тарусы. А
утром 19 декабря 19-я бригада во взаимодействии с 23-й танковой бригадой (командир
полковник Е. Е. Белов) и отрядом 5-й гвардейской дивизии освободила Тарусу от
немецко-фашистских оккупантов.
Сразу после освобождения Алексина и Тарусы здесь развернулась активная работа,
направленная на оказание помощи фронту. Женщины стирали воинам белье и одежду,
помогали в госпиталях, готовили еду. А когда наши войска продвинулись дальше на
запад, городские власти сами организовали эвакуацию раненых в тыловые госпитали.
В боях за Тарусу мы понесли тяжелую утрату: в схватке с врагом погиб бесстрашный
командир 12-го гвардейского стрелкового полка подполковник Брынин, награжденный
орденами Ленина и Красного Знамени.
Только за четыре дня наступления, с 16 по 19 декабря, части левого крыла армии
уничтожили до 8 тысяч солдат и офицеров противника, захватили 16 танков, до 70
орудий, более 60 минометов, 100 пулеметов, до 500 автомашин, в том числе штабной
автобус со знаменем, и много другого военного имущества.
Военный совет армии поздравил бойцов, командиров и политработников дивизий Г.
П. Короткова, А. В. Богданова и С. С. Мартиросяна с замечательной победой. Приказ
Военного совета заканчивался словами: «Товарищи бойцы! Уничтожайте врага, не
давайте ему передышки, не давайте ему опомниться, бейте до полного уничтожения
гитлеровских мерзавцев!»
На правом крыле армии дела шли значительно хуже. Здесь начались затяжные бои в
лесистой местности. Над нашими боевыми порядками нависла угроза со стороны вновь
прибывшей 19-й танковой дивизии фашистов. Военный совет стал обдумывать, как
исправить положение.
В самый разгар боев командующего армией вызвал к аппарату Г. К. Жуков. Мы
сразу почувствовали, что разговор предстоит трудный. Так оно и оказалось.
— Что же, товарищ Захаркин, топчемся на месте? Не считаете ли вы, что настало
уже время покинуть Бутурлине? [325] Вы не выполняете приказ. Имейте в виду: 340-ю
стрелковую дивизию я передаю Болдину.
Захаркин, воспользовавшись небольшой паузой, доложил о том, что на левом крыле
армии все идет неплохо, достигнуты определенные успехи.
— Я вас не спрашиваю об успехах, не хвалитесь, — прервал командующий фронтом
Захаркина.
Однако тон разговора стал более спокойным.
— Какие будут приняты меры для улучшения действий правого фланга вашей
армии? И какая вам нужна помощь?
— Наше решение, — ответил Захаркин, — сводится к тому, чтобы значительно
усилить действия левого фланга и отрезать пути отхода противника из района
Высокиничи. Тем самым содействовать войскам 50-й армии и облегчить продвижение
нашего правого фланга. Помощи никакой не нужно.
— Решение разумное, — согласился командующий, — принимайте энергичные
меры, о ходе действий доложите лично.
В центре и на правом фланге мы произвели перегруппировку. Вместо лобовых атак
применили обходные маневры, перейдя к действиям отдельных отрядов и ударных
батальонов, обходя узлы сопротивления с флангов и тыла. Особенно успешно применяли
эту тактику командиры 415-й, 60-й и 194-й стрелковых дивизий, а также 5-й гвардейской
дивизии. К 25 декабря они прорвали почти всю глубину восьмикилометровой
оборонительной полосы врага, преодолев его самые сильные узлы сопротивления, и
вышли к Буриново — Высокиничи. К этому времени войска левого крыла армии
продвинулись на линию Недельное — Прудки, в 40 — 45 километрах западнее Тарусы.
Перед войсками 49-й армии, которые в смертельной схватке отстояли южные
подступы к Москве, действовало до шести пехотных и одной танковой дивизии вдоль
реки Протвы на Малоярославец и до четырех пехотных дивизий со спецчастями и
охранными полками СС — от Алексина на Калугу,
Под ударами воинов нашей армии один за другим падали укрепленные пункты и
узлы сопротивления вражеских гарнизонов.
27 декабря пришло радостное сообщение: 60-я дивизия освободила Высокиничи и
стремительно окружает врага, отрезая [326] ему пути отхода. Сводный отряд под
командованием полковника В. Л. Махлиновского вышел на подступы к населенному
пункту Черная Грязь.
Тем временем 194-я дивизия ворвалась в Троицкое. В первых рядах наступавших
находилось отделение Савельева из 470-го полка капитана Н. К. Мазеркина. В отделение
входили бойцы Галиев, Карев и Муранов. Огнем и гранатами они уничтожили
находившихся на колокольне десять вражеских автоматчиков и пулеметный расчет и
продолжали прочесывать окраины этого большого населенного пункта. Красноармеец
Муранов уничтожил в рукопашной схватке шестерых фашистов.
На направлении Буриново — Высокиничи и Троицкое фашисты часто
предпринимали «психические» атаки и контратаки. Автоматчики при поддержке танков,
шедших с зажженными фарами, атаковали наши позиции ночью.
Так было в полосе 415-й стрелковой дивизии генерал-майора П. А. Александрова.
Фашисты атаковали позиции дивизии двумя эталонами. В первом шли танки и цепь
автоматчиков. Наши бойцы подпустили врага поближе, а потом сразу открыли ураганный
огонь из пехотного оружия и артиллерийских орудий. Почти все автоматчики и четыре
танка были уничтожены. Через полчаса противник бросил в атаку второй эшелон, но и эта
атака была встречена убийственным огнем наших подразделений и захлебнулась.
Это были последние судорожные попытки гитлеровцев сломить стойкость и
мужество наших войск.
Хочется особо отметить бесстрашные и умелые действия роты тяжелых танков 23-й
танковой бригады.
Эта рота под командованием Героя Советского Союза капитана А. П. Босова
получила задачу выбить гитлеровцев из населенного пункта Деньково. Алексей Босов
повел роту в атаку. Гитлеровцы открыли по нашим танкам минометный и артиллерийский
огонь. Через некоторое время противник бросил против наших пяти танков свои 12
тяжелых и средних танков. Завязался танковый бой. Первым принял удар экипаж
тяжелого танка КВ А. Босова, который подбил четыре тяжелых вражеских танка. Затем он
огнем и гусеницами истребил до 100 фашистских солдат и офицеров. В ходе боя
героический экипаж капитана Босова встретился с группой [327] легких танков врага и
семь из них уничтожил. Пройдя Деньково, откуда его рота выбила гитлеровцев, экипаж
Босова заметил замаскированный вражеский самолет-разведчик и раздавил его. Преследуя
отходящего противника, танк был подожжен термитным снарядом. Но и пылая, весь в
огне, экипаж продолжал уничтожать фашистов. Танк сгорел вместе со своим героическим
экипажем.
Высокого звания Героя Советского Союза был удостоен и двадцатидвухлетний
капитан-артиллерист Петр Дмитриевич Хренов, Это был первый Герой Советского Союза
в 49-й армии.
Ночью внезапно фашисты начали атаку нашего переднего края. Наблюдательный
пункт артиллеристов, на котором находилось всего четыре воина, был отрезан.
Гитлеровцы — а было их около 300 — лезли со всех сторон. Хренов бросился к
микрофону и передал своему командиру: «Дайте огонь на меня!» Это означало, что вся
мощь наших батарей должна обрушиться на небольшой квадрат поля, где сидели
храбрецы.
Снаряды ложились совсем рядом. Дым от разрывов обдавал Хренова. Один снаряд
оглушил его и засыпал землей. Но герой кричал в микрофон: «Прибавьте огоньку!» Среди
грома разрывов Хренов продолжал руководить огнем. И фашисты отхлынули. Последняя
в этом бою радиограмма Петра Хренова гласила: «Атака отбита, потерь не имею».
«Четверо победили триста» — так характеризовала подвиг Хренова и его товарищей
армейская газета.
Каждый день приносил все новые и новые образцы воинской стойкости и мужества.
Пулеметчик Селезнев из 5-й гвардейской дивизии получил приказ задержать вражеских
солдат, пытавшихся просочиться в тыл дивизии. Хорошо замаскировавшись за бугорком,
занесенным снегом, он поджидал, когда фашисты подойдут поближе. Пропустив более
десятка гитлеровцев, отважный пулеметчик открыл меткий фланговый огонь. Свыше 30
неприятельских солдат уложил он. Вслед убегающим фашистам храбрец кричал: «Кто на
Москву — выходи!»
Войска 49-й армии продвигались на запад. К 8 января 1942 года армия вышла
сплошным фронтом южнее Малоярославца, то есть отогнала врага на 70 — 80 километров
от его прежних рубежей. [328] Следующим наиболее значительным успехом армии
явилось освобождение Юхнова. Фашисты, используя глубокий снежный покров и заранее
подготовленные позиции, оказывали ожесточенное сопротивление. Бои велись в течение
почти месяца. 5 марта 1942 года Юхнов был взят.
Эти бои нашли свое отражение и в песне воинов нашей армии:
В атаку рванулись сквозь пламя,
Горячая
брызнула
кровь...
И
реет
советское
знамя
Над городом Юхновом вновь.
В связи с наступившей весенней распутицей и необходимостью пополнения частей и
соединений от дальнейших наступательных операций на нашем участке фронта пришлось
воздержаться.
Таков вкратце боевой вклад 49-й армии в разгром немецко-фашистских войск под
Москвой.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
М. А. Зашибалов.
Генерал-майор
в
отставке,
бывший командир 60-й стрелковой дивизии
В. А. Калачев.
Полковник
в
отставке,
бывший начальник штаба дивизии
По зову партии, по велению сердца
Наша дивизия — первая дивизия народного ополчения — возникла в грозные дни
начала июля 1941 года. Она состояла в основном из добровольцев Ленинского района
Москвы. Замечательное патриотическое движение трудящихся за создание народного
ополчения началось в первые же дни Великой Отечественной войны в Москве,
Ленинграде и других городах нашей страны. Центральный Комитет Коммунистической
партии одобрил и поддержал эту инициативу.
Сотни тысяч людей от 15 до 70 лет, а в некоторых случаях и старше, подавали
заявления о добровольном вступлении в ополчение. С заявлениями обращались иногда
целые семьи. Рабочий завода «Красный пролетарий» Ф. Наумов, например, попросил о
приеме в ополчение его самого и двух сыновей — девятнадцатилетнего Михаила и
семнадцатилетнего Алексея. В Наркомате автотракторной промышленности все рабочие,
научные, инженерно-технические работники и служащие приняли решение о
коллективном вступлении в народное ополчение. В Ленинском районе заявления в
дивизию народного ополчения подали 70 граждан в возрасте от 65 до 74 лет. [330] Они
наотрез отказались взять заявления обратно и успокоились только тогда, когда им
предложили вступить в специальные группы связи с народным ополчением, созданные на
предприятиях города.
В Ленинском районе формированием народного ополчения руководила специально
созданная чрезвычайная тройка. Она состояла из секретаря РК ВКП(б) Н. М. Сурового,
полковника В. А. Агипитова и полкового комиссара Н. А. Любимова.
9 июля 1941 года 1-я дивизия народного ополчения Ленинского района Москвы по
приказу командующего МВО генерала П. А. Артемьева выступила в район
Толстопальцево, в 26 километрах от Москвы, и приступила к боевой и политической
подготовке. Здесь она пополнилась батальоном народного ополчения Сокольнического
района, батальоном рабочих и колхозников Орехово-Зуевского и Ленинского районов
Московской области. 14 июля весь личный состав принял военную присягу.
На следующий день мы выступили на Малоярославец, Юхнов, Спас-Деменск, где и
влились в состав 33-й армии Резервного фронта. В конце июля нам было торжественно
вручено Красное знамя Верховного Совета СССР. Вскоре дивизия вошла в состав
регулярных войск и стала именоваться 60-й стрелковой.
Став кадровым соединением, дивизия тем не менее сохранила особенности,
присущие народному ополчению. Она по-прежнему состояла в основном из добровольцев.
Многие из первых бойцов и командиров сражались в составе дивизии до конца войны.
Второго октября 1941 года противник перешел в наступление в полосе обороны
Западного и Резервного фронтов. Ценой больших потерь ему удалось прорвать на
отдельных участках оборонительный рубеж Резервного фронта и расчленить соединения
33-й армии. Часть соединений была окружена.
Четвертого октября наступающие гитлеровские части прорвали главную полосу
обороны 60-й стрелковой дивизии и стремительным маршем вышли ей в тыл. В
ожесточенных боях был убит командир дивизии генерал-майор Л. И. Котельников. Связь
и взаимодействие между частями были потеряны. Стрелковые полки и отдельные
специализированные
подразделения, непрерывно ведя тяжелые бои, снова и снова попадая в окружение и
вырываясь из кольца, отходили в направлении Вязьмы и Малоярославца.
В ночь на 7 октября вышли в район Ермолино — Русиново тыловые части и
отдельные строевые подразделения дивизии. Днем в Тарутино полностью вышел медикосанитарный батальон, который и при отходе продолжал принимать раненых и оказывать
им медицинскую помощь. Командир медсанбата военврач 3-го ранга Н. Н. Хвостов
объединил многих потерявших свои части бойцов и командиров, автотранспорт.
Благодаря его энергии и распорядительности медсанбат вывез более 300 тяжелораненых.
Врачи П. А, Панников, М. И. Потемкина, К. П. Орлова, М. Н. Хломова, П. Ф. Козырева,
весь состав медсанбата трудились без сна и отдыха.
Тарутино стало нашим сборным пунктом. Каждый день сюда прибывали
разрозненные отряды 60-й дивизии. Наиболее организованно, боеспособными и с
большим количеством людей вышли группы Б. Н. Попова, Н. А. Беззубова, П. Ф.
Берестова, М. Д. Фадеева и Курловича. 8 октября в Тарутино прибыли вновь назначенные
командир дивизии полковник Калинин и военком полковой комиссар Н. Ф. Каторгин.
Начался процесс переформирования. В состав дивизии вошли остатки 303-й
стрелковой дивизии и 875-й гаубичный артиллерийский полк. Были пополнены,
стрелковые батальоны и специальные подразделения. 12 октября дивизия была
«сколочена» вновь.
Военный совет 43-й армии, в состав которой мы были теперь переданы, приказал
нам занять и упорно оборонять рубеж по северо-восточному берегу реки Истьи и
населенные пункты Окатово и Воробьи. Наша задача заключалась в том, чтобы не
допустить прорыва противника на этом участке в направлении Подольска. Оборона была
построена в два эшелона: два стрелковых полка — в первом и один — во втором эшелоне.
15 октября передовые части противника вступили в бой с боевым охранением
дивизии и пытались с ходу сбить его. Это, однако, им не удалось. 16 октября вражеская
пехота, усиленная танками, начала новое наступление. Под натиском превосходящих сил
врага подразделения нашего боевого [332] охранения отошли за передний край главной
полосы обороны. Во второй половине дня противник подошел к ней вплотную, но был
встречен массированным огнем. Наступление захлебнулось.
Все последующие атаки, предпринятые немецко-фашистскими войсками, были
отбиты. Благодаря этому соединения 43-й армии смогли выйти на рубеж по левому берегу
реки Истьи и создать там полосу обороны.
Тем временем противник, прорвав фронт на калужском направлении, стал развивать
наступление на Тарусу и Серпухов. Штаб 49-й армии не располагал необходимыми
резервами для обороны этих городов. Здесь образовались не закрытые ни войсками, ни
инженерными сооружениями оперативные «ворота» в 30 — 40 километров шириной. К
нашему счастью, упоенное успехом немецко-фашистское командование отнюдь не всегда
вело тактическую и оперативную разведку, и поэтому оно не имело представления о
сложившемся здесь благоприятном для него положении.
Решением Военного совета Западного фронта 60-я дивизия была срочно передана в
состав 49-й армии. Форсированным маршем она двинулась в район Тарусы. Здесь ее части
заняли полосу обороны шириной 30 — 40 километров и своими боевыми порядками
закрыли образовавшуюся брешь, преградив врагу путь на Серпухов. При такой
протяженности по фронту плотность обороны была у нас, разумеется, очень невелика. На
100 — 150 метров фронта приходился один боец, а один станковый пулемет — на 3
километра. Не лучше обстояло дело и с артиллерией. При столь малой плотности обороны
командиры должны были очень точно рассчитывать предполагаемые маневры,
разрабатывать многие варианты возможных контратак, с тем чтобы своевременно
встретить наступающего противника.
Особое внимание было сосредоточено на направлениях наиболее вероятного
наступления врага — из районов Малоярославца, Высокиничей, Калуги.
Штаб дивизии сформировал разведгруппу под командованием старшего лейтенанта
С. Е. Ощепкова. До службы в армии он был учителем, а на фронте проявил себя
мужественным и хладнокровным разведчиком. В состав этой группы были включены уже
имевшие опыт разведчики сержанты К, П. Кривенков и И. С. Голубев. [333]
Разведгруппе удалось захватить «языка». Он оказался ефрейтором Шмидтом из 181го пехотного полка 52-й пехотной дивизии. При допросе Шмидт показал, что его полк
наступает на Тарусу. Если ему сохранят жизнь, он проведет разведгруппу к оперативной
части штаба полка. Эта возможность была использована. Разведчики бесшумно подошли к
штабным повозкам, сняли часовых и захватили все оперативные документы, приказы и
карты штаба полка. Возвращаясь из рейда, они на лесной дороге захватили в плен восемь
вражеских солдат с грузовиком. В это же время передовой отряд 1283-го полка захватил
двух пленных из пехотной дивизии СС.
Изучив документы и показания пленных, штаб 60-й дивизии точно установил
направление наступательной операции противника. Со стороны Малоярославца и
Высокиничей наступали 260-я и 268-я пехотные дивизии, а со стороны Калуги — части
13-го армейского корпуса. Задача этих соединений сводилась к захвату городов Таруса,
Серпухов, Подольск и обеспечению прорыва на Москву.
Противник, перейдя в наступление по всему фронту дивизии, сбил боевое охранение
полков и подошел к нашему переднему краю. Однако все его попытки прорвать оборону
успеха не имели,
День спустя, сосредоточив на каждом направлении больше двух полков пехоты с
танками, при поддержке артиллерийского и минометного огня и авиации, фашисты
перешли в новое наступление и прорвали передний край участка обороны 1281-го
стрелкового полка. 1281-й полк после ожесточенных боев по приказу командира дивизии
оставил Тарусу и занял оборону на участке Руднево — Волковское — Кузьмищево. Под
натиском противника отошли и подразделения 1285-го полка, оборонявшиеся на линии
Дракино — Кременки — Павловка. Над 1283-м стрелковым полком после охвата его
флангов частями противника нависла реальная угроза окружения, и его батальоны стали
также отходить.
Весь конец октября полки дивизии отражали атаки пехоты и танков противника в
районе Кузьмищево — Волковское — Нижняя и Верхняя Вязовня — Троицкое. В
Кузьмищеве был тяжело ранен командир дивизии полковник Калинин.
28 октября в районе Волковское погиб военком дивизии [334] полковой комиссар Н.
Ф. Каторгин. Вместе с командиром 1283-го полка он остановил здесь отходящие
подразделения полка. Когда людей собралось примерно до батальона, комиссар приказал
старшему лейтенанту И. П. Бастракову принять командование и перейти в контратаку.
Комиссар сам участвовал в контратаке, был тяжело ранен и скончался на поле боя.
Временное исполнение обязанностей военкома дивизии было возложено на полкового
комиссара М. Д. Громова, который до войны был первым секретарем Новгородского
горкома партии.
Положение дивизии продолжало оставаться очень тяжелым. С двух направлений на
наши подразделения наступали четыре пехотные вражеские дивизии с танками и
штурмовой авиацией. Однако наши бойцы и командиры продолжали вести упорные
оборонительные бои, отбивали атаки противника и переходили в контратаки, сдерживая
наступление гитлеровцев на серпуховском направлении.
Совместными боевыми действиями 60-й, 194-й и 5-й гвардейской стрелковых
дивизий наступление противника было остановлено на рубеже Буриново — Воронине —
Синятино — Боровна — Кременки — Юрятино — Дракино. Так удалось заложить
надежную основу для организации устойчивой обороны войск 49-й армии Западного
фронта. По решению Военного совета армии наша дивизия заняла и стала укреплять
рубежи обороны на линии Синятино — Боровна — Шатово. Эти рубежи 60-я дивизия
упорно обороняла в течение двух месяцев.
За дни боев 60-я стрелковая дивизия нанесла врагу значительные потери. Она вывела
из строя много тысяч гитлеровских солдат и офицеров, уничтожила десятки
артиллерийских орудий, минометов и вражеских танков. Но и наши потери были очень
велики. В полках насчитывалось всего по 160 штыков. В артполку не было ни одного
исправного орудия. Противотанковый истребительный дивизион располагал лишь двумя
76-миллиметровыми пушками. Пулеметные роты стрелковых полков насчитывали по
одному-два станковых пулемета. Минометов в дивизии не было вовсе.
В первой половине ноября мы получили пополнение, часть необходимого нам
вооружения, добротное зимнее обмундирование, валеную обувь. В полках были
сформированы батальоны численностью по 140 — 160 человек. Пополнились [335]
личным составом разведрота и другие спецподразделенмя дивизии. Были укомплектованы
969-й артиллерийский полк и ?1-й отдельный противотанковый истребительный батальон.
В начале ноября по приглашению трудящихся Ленинского района из дивизии в
Москву выехала группа бойцов и командиров. От имени народных ополченцев они
выступали на предприятиях и в учреждениях столицы. Райком партии интересовался
нуждами дивизии. В то время у нас не хватало автоматов, снайперских винтовок и
оптических прицелов к ним, боеприпасов — от пистолетных и винтовочных патронов до
снарядов большого калибра, недоставало походных кухонь, оборудования для ружейнопулеметных, артиллерийских и авторемонтных мастерских. Рабочие предприятий
района — заводов имени Орджоникидзе, «Красный пролетарий» и др. — обещали нам
помощь. Уже в конце ноября мы получили от трудящихся Ленинского района 150
автоматов, много ручных гранат, мины для 107-миллиметровых минометов, оптические
прицелы, снаряды всех калибров, 12 походных кухонь и много другого ценного
имущества и вооружения. Артиллерийско-технические мастерские дивизии с помощью
предприятий Ленинского района отремонтировали и собрали более 2 тысяч винтовок. Из
запасных частей было собрано 22 станковых и 80 ручных пулеметов, много
противотанковых ружей и четыре полковых орудия. Заводы имени Орджоникидзе,
«Красный пролетарий», Шарикоподшипниковый, Апаковское депо и Лечебно-санитарное
управление Кремля были закреплены за полками дивизии как шефы. В дальнейшем мы не
раз обращались к ним за помощью.
Подразделения дивизии круглосуточно вели оборонительные работы. Строили
стрелковые окопы, дзоты, землянки с ходами сообщения. К 15 ноября была создана
главная полоса обороны глубиной 4 — 6 километров. Занимались и боевой подготовкой.
Особое внимание уделяли отражению атак противника и переходу в контратаки силами
рот, батальонов, полков.
Командование дивизии реалистически оценивало обстановку и хорошо понимало,
что немецко-фашистские войска готовятся предпринять новое наступление на столицу.
Так оно и произошло в действительности. [336] Как известно, при планировании второго
генерального наступления на Москву гитлеровское командование большие надежды
возлагало на действия группировки корпусов 4-й полевой армии и 4-й танковой группы.
Правому крылу этой группировки предписывалось нанести удар в направлении Серпухов,
Лопасня, Подольск, окружить и уничтожить советские войска, занимающие оборону
северо-западнее и западнее Серпухова.
13 ноября немецко-фашистские войска перешли в наступление на серпуховском
направлении.
Во второй половине дня на участке 60-й дивизии противник силой до полка пехоты с
танками, при поддержке мощного артиллерийского огня и авиации, овладел населенным
пунктом Екатериновка. Развивая успех в восточном направлении, немецко-фашистские
войска захватили Неботово.
Вечером 13 ноября в штаб армии по вызову командующего генерал-лейтенанта И. Г.
Захаркина прибыл командир 60-й дивизии Герой Советского Союза полковник М. А.
Зашибалов. Командующий указал ему на то, что дивизия без приказа оставила часть
оборонительной полосы на переднем крае и позволила немецко-фашистским
подразделениям овладеть важными в тактическом отношении населенными пунктами.
Командующий приказал к 15 ноября подготовить наступление и восстановить утраченное
положение, выбить противника из населенных пунктов Екатериновка и Неботово. Для
успешного выполнения этой задачи дивизии был временно придан 30-й гвардейский
стрелковый полк (около 300 штыков). Наступление поддерживала армейская
артиллерийская группа. В распоряжение комдива к рассвету 15 ноября прибывал
дивизион «катюш». Командиру дивизии разрешалось израсходовать один залп «катюш»
по его усмотрению.
Наступление началось в 7 часов 30 минут. После 20-минутной артиллерийской
подготовки 30-й гвардейский стрелковый полк и батальон 1283-го стрелкового полка
стремительной атакой овладели опорным узлом обороны врага — Малеевом. Однако
контратакой противника, силой не менее полка пехоты с танками, к вечеру наши части
были выбиты из Малеева и отошли на передний край участка своей обороны.
Первый батальон 1281-го стрелкового полка стремительно [337] ворвался в Неботово
и выбил оттуда гитлеровцев. Враг в панике устремился в Малеево, но лишь немногим
суждено было туда добраться.
Лобовые атаки 1285-го стрелкового полка в направлении Екатериновки успеха не
имели. В 17 часов командир дивизии назначил время новой атаки, приказав окружить
вражеский гарнизон в Екатериновке с северо-востока и юго-запада силами трех
стрелковых батальонов. Окружение намечалось завершить на рассвете 16 ноября.
Сигналом к общей атаке на рассвете 16 ноября послужил залп «катюш». Когда
батальоны 1281-го и 1283-го стрелковых полков, завершив окружение, вышли к
безымянной высоте, они услышали в районе Екатериновки разрывы реактивных снарядов.
Вскоре послышалось громкое «ура» — это части дивизии ворвались в деревню.
Гитлеровцы были настолько деморализованы залпом «катюш», огнем артиллерии,
минометов и внезапной атакой, что бросились бежать. Однако у безымянной высоты их
встретил ружейно-пулеметный огонь наших батальонов.
Враг был разгромлен. В центре Екатериновки, на ее окраинах, по обочинам дороги
мы насчитали в снегу более 500 вражеских трупов.
В кармане кителя убитого в Екатериновке немецкого офицера разведчики
обнаружили записную книжку и приказ о наступлении немецкой пехотной дивизии.
Убитый офицер — лейтенант Хорнунг перед наступлением писал своим родителям: «Под
городом Серпуховом наступление нашей дивизии было остановлено. Русское население к
нам относится враждебно. Все офицеры и солдаты живут в постоянном страхе.
Передвижение в одиночку по дорогам днем и ночью, а в населенных пунктах с
наступлением темноты запрещено. Приходится стискивать зубы и стараться терпеть.
Русских людей, которые к нам относятся враждебно, мы уничтожаем». Фашистский
выродок был убит, не успев надписать адрес на конверте. В его записной книжке мы
нашли и такую запись: «Самое страшное — это партизаны в лесах, на дорогах, в
населенных пунктах, которые нападают внезапно, наносят страшные удары и исчезают
бесследно... Россия! Россия! Что еще готовишь ты нам?»
Из показаний пленного мы узнали, что немецко-фашистское командование после
сдачи Екатериновки было сильно [338] взволновано, дело дошло до того, что командир
полка был отстранен от командования. Противник решил вернуть Екатериновку.
20 ноября утром налетели 12 «юнкерсов» и стали бомбить деревню. Бомбы рвались
по всему участку нашей обороны, от их разрывов содрогалась земля, глохли люди. Но
наши бойцы вели залповый огонь по вражеским самолетам. Когда «юнкерсы» улетели,
открыла огонь артиллерия. Было ясно — сейчас начнется вражеская атака. И тогда
командир батальона старший лейтенант А. Т. Кокарев, не ожидая, пока гитлеровцы
пойдут в атаку, поднял свой батальон и повел его на вражескую цепь, приготовившуюся
для броска на Екатериновку. Батальон ворвался в боевые порядки фашистов. Начался
штыковой и гранатный бой. Гитлеровцы в панике стали отступать к своим позициям в
Малееве.
К вечеру враг сделал попытку отрезать батальон Кока-рева. Он сосредоточил на
позициях батальона сильный фланговый минометный и пулеметный огонь. Люди устали,
у бойцов иссякали боеприпасы, под огнем врага ряды батальона редели. Как только
стемнело, Кокарев подал команду на отход. Сам он с группой автоматчиков отходил
последним. И в этот момент отважный командир был сражен вражеской пулей. А. Т.
Кокареву было всего 25 лет; еще в 1938 году он был награжден орденом Красного
Знамени за боевые заслуги в защите границ нашей Родины.
С 21 ноября обстановка в полосе обороны дивизии стала несколько спокойнее:
велась ружейно-пулеметная перестрелка, артиллерийско-минометный огонь по
разведанным целям.
Стрелковые полки и отдельные части были выведены из населенных пунктов в леса.
Сооружались землянки, блиндажи, дзоты, траншеи. Населенные пункты Неботово,
Боровна, Павловка, Екатериновка и Шатово были превращены в укрепленные узлы
обороны.
В конце ноября удалось установить, что в Воронцовке сосредоточился пехотный
батальон противника. С утра и до позднего вечера гитлеровские солдаты расчищали
дорогу оттуда на Малеево. По сведениям, полученным от партизан, в это же время враг
расчищал дорогу и на участке Нижняя Вязовня — Малеево. Командование дивизии
пришло к выводу, что гитлеровцы готовятся к активным действиям.
Действительно, 3 декабря гитлеровцы начали наступать в направлении
Екатериновки. Вначале тронулась первая цепь, за ней вторая, третья. По наступающему
врагу был открыт огонь. Артиллерия и минометы противника стали интенсивно отвечать.
А наступающие цепи выравнялись и пошли в полный рост. Вражеские солдаты, крича и
стреляя из автоматов, бежали к нашему переднему краю. Но здесь их встретил огонь
станковых и ручных пулеметов 1-го батальона 1281-го полка. Атакующие цепи залегли.
В это время из леса подле деревни Малеево вышли еще две цепи. Они двигались
протоптанными тропинками и быстро приближались к нашему переднему краю.
Местность между передним краем и укрепленным узлом противника была хорошо
пристреляна. Поэтому, подпустив врага на предельно близкое расстояние, минометный
батальон открыл ураганный огонь. Враг отошел.
Тем не менее через два часа атака повторилась. Теперь наступающих уже
поддерживали танки. Но прицельный ружейно-пулеметный огонь, залпы минометов
сделали свое дело. К тому же танки противника скоро застряли в снегу, потеряли
маневренность. И эта атака захлебнулась.
Пленные показали, что атака была предпринята с целью разведки наших сил на этом
участке.
После боя мы установили в полосе обороны дивизии большую перегруппировку
фашистских войск. Необходимо было взять «языка» и разузнать намерения противника.
Для этой цели мы выделили группу разведчиков, которой командовал старший сержант К.
П. Кривенков.
17 декабря группа отправилась на выполнение задачи. Ночь была темная, шел снег.
Кривенков сам проделал проходы во вражеских проволочных заграждениях. Вдруг у
одного из разведчиков оторвалась от пояса граната. Боец успел ее отбросить, но взрыв
гранаты всполошил передний край врага. Оттуда открыли огонь. Из семи разведчиков
пятеро было ранено, в том числе и Кривенков. Но, несмотря на это, он не отказался от
выполнения поставленной задачи. Раненых отправил в тыл, а сам вместе с сержантом
Губановым и бойцом Свиридовым двинулся дальше. К 4 часам утра разведчики
подползли к вражескому доту. Двумя гранатами Кривенков уничтожил расчет вражеского
пулемета, находившегося в доте. Оставив Губанова около дота, Кривенков [340] вместе со
Свиридовым побежал по ходу сообщения. За одним из поворотов они увидели в убежище
свет. Оставив у входа Свиридова, Кривенков вбежал в убежище. Там оказалось шесть
фашистских солдат. Один из них выстрелил и легко ранил Кривенкова, но тот успел
бросить гранату. Два гитлеровца были убиты, а остальные без сопротивления сдались.
Пленные дали ценные сведения о перегруппировке немецких войск на этом участке.
Наконец настал долгожданный день — 21 декабря 1941 года, когда мы перешли в
контрнаступление. Это было событие незабываемое.
Вначале заговорила артиллерия. Через 30 минут после начала артподготовки наши
полки стремительной атакой прорвали передний край обороны противника, захватили ряд
населенных пунктов и продолжали наступать в направлении Нижней Вязовни. 1285-й
полк овладел деревней Малеево. Однако противник отбил ее обратно. 22 декабря 1283-й
полк, произведя маневр, подошел к юго-западной окраине Нижней Вязовни, но был
остановлен сильным огнем врага.
Трое суток шли бои на этом рубеже. Наши воины сражались умело и храбро.
Сержант И. С. Растропин заметил, что к разрушенному дзоту подбежали пять вражеских
солдат и начали устанавливать там тяжелый пулемет. Он тотчас же из ручного пулемета
открыл огонь и уничтожил трех гитлеровцев. В это время его пулемет заело. Чтобы
устранить неисправность, требовалось какое-то время, а тут минута промедления смерти
подобна. Не раздумывая, сержант бросился к вражескому дзоту и на ходу метнул туда
гранату. Разрыв ее прикончил оставшихся двух фашистов. Но в метрах 100 — 150, у
другого полуразрушенного дзота, Растропин увидел еще нескольких фашистов. Тогда
сержант и второй номер пулемета Якушин поползли вперед. Когда они подползли,
фашисты уже закончили установку пулемета. Открыть огонь из него гитлеровцам, однако,
не пришлось. Две гранаты взорвались почти одновременно. Пять вражеских солдат было
уничтожено. Осколком своей же гранаты Якушина смертельно ранило. Четверо вражеских
солдат бросились бежать. Схватив немецкий автомат, сержант Растропин скосил всех
четверых. За этот геройский подвиг сержант И. С. Растропин был награжден орденом
Красного Знамени. [341] На рассвете 25 декабря 1281-й и 1283-й стрелковые полки
внезапной атакой овладели Нижней Вязовней.
Враг стал отходить на вторую полосу своей обороны. Разведка установила, что
вторую полосу вражеской обороны, передний край которой проходил по деревням
Семкино, Бор, по гряде безымянных высот недалеко от Бора и ишутинским высотам,
обороняют два полка вражеской пехоты, 12 закопанных танков Т-3, шесть
артиллерийских батарей и 16 противотанковых орудий. Таким образом, стало ясно, что
противник здесь значительно превосходит силы и средства дивизии.
Еще ночью 23 декабря командир 60-й дивизии по прямому проводу просил
командующего армией дать в помощь один из полков 415-й стрелковой дивизии. Теперь
нам сообщили, что полк 415-й дивизии начнет наступление на рассвете — его задача
окружить и ликвидировать опорные пункты противника в Малееве и Воронцовке.
Так оно и произошло. 1285-й стрелковый полк, прорвав передний край обороны
противника, начал успешное наступление в направлении деревни Бор. Одновременно
пошел в атаку и полк 415-й дивизии и вскоре овладел Малеевом и Воронцовкой. 12 81-и
стрелковый полк овладел деревней Верхней Вязовней. 1283-й стрелковый полк одним
батальоном наступал вдоль реки Протвы в обход Верхней Вязовни.
Полковые артиллерийские батареи и взводы противотанковой артиллерии следовали
в боевых порядках стрелковых батальонов. Они вели огонь прямой наводкой, разрушая
вражеские дзоты, закопанные танки и пулеметные точки. Это в значительной мере
способствовало успешным операциям стрелковых подразделений, помогало им отбивать
контратаки противника, преодолевать его огневые заслоны и инженерные заграждения. В
наступательном бою слаженно действовала полковая батарея 1283-го стрелкового полка.
Она быстро выходила на огневые позиции и там, где дзот или закопанный танк
противника задерживал наступление, метким огнем орудий разрушала их.
Наконец наши стрелковые батальоны прорвали передний край второй полосы
обороны противника и вышли на фланг вражеской части, оборонявшейся на рубеже
Семкино — Бор — Ишутино.
1-й стрелковый батальон 1281-го полка внезапной атакой ворвался в деревню Бор.
Вскоре деревня была полностью освобождена.
На гряде безымянных высот, расположенных в километре северо-восточнее деревни
Бор, находились закопанные в землю танки Т-3, служившие противнику неподвижными
огневыми точками. Они мешали продвижению наших войск. Тогда комбат старший
лейтенант А. П. Логунов скомандовал: «За мной, в атаку!» Красноармейцы — половина из
них были народными ополченцами — стремительно бросились на закопанные танки,
захватили их и заняли круговую оборону.
Вскоре противник силой до двух батальонов пехоты с танками при поддержке
артиллерийского и минометного огня окружил остатки батальона. Контратаки были
отражены. Но кончились боеприпасы, и старший лейтенант Логунов принял героическое
решение: вызвал на себя артиллерийский и минометный огонь дивизии.
Через час к безымянным высотам вышел 1-й батальон 1285-го полка. Его командир
старший лейтенант М. Д. Фадеев решил атаковать гитлеровцев с фланга и тыла. Не
выдержав натиска, фашисты побежали. Когда наши бойцы подошли к закопанным танкам,
они увидели около них тела своих товарищей — воинов 1-го батальона 1281-го
стрелкового полка, погибших в неравном бою. Среди бойцов был и старший лейтенант А.
П. Логунов. Рука его сжимала автомат с пустым диском.
Но герои были отомщены. На второй оборонительной полосе немецкая пехотная
дивизия понесла большие потери. Более тысячи вражеских солдат и офицеров погибло в
районе деревни Бор.
27 декабря, в 5 часов 30 минут, полки 60-й дивизии ворвались в районный центр
Высокиничи. 1281-и полк завязал уличные бои, а в это время 1283-й полк вместе со
взводом партизан вошел в село с юго-запада. Первый же стрелковый батальон 1285-го
полка вошел в село с северо-запада. Тем самым было завершено окружение немецкого
гарнизона.
В боях за Высокиничи был ранен в обе ноги командир 1-го батальона 1285-го полка
старший лейтенант М. Д. Фадеев. Он не мог ходить, но от эвакуации в госпиталь
отказался. Фадеев приказал автоматчикам положить себя в сани-волокуши [343] и везти в
боевых порядках батальона. Батальон с боем продвигался к центру села.
Отважно действовал в Высокиничах артиллерийский дивизион капитана Я. К.
Мудренко. Прямой наводкой он разрушил до 25 укрепленных огневых точек противника.
Мудренко и его разведчикам удалось захватить немецкий танк. В дивизионе нашлись
люди, умеющие водить его. Управляемый советскими артиллеристами немецкий танк
успешно пробивал дорогу нашим наступающим стрелковым подразделениям.
Тем временем остальные подразделения 1285-го полка, заняв деревню Грибовку,
наступали в направлении деревни Черная Грязь.
Отсюда навстречу им вышла вражеская колонна. Стремясь ввести в заблуждение
противника, командир полка полковник В. Л. Махлиновский приказал перестроить боевой
порядок. Шесть 76-миллиметровых пушек он разместил по одной на опушке леса вдоль
шоссе на протяжении километра и открыл из них беглый огонь. Так была создана
видимость того, что на огневых позициях расположена не одна, а шесть батарей.
6-я рота под командованием командира батальона наступала навстречу противнику.
7-я двигалась по опушке леса на северную окраину Черной Грязи. 8-й и 9-й ротам было
приказано наступать вдоль реки Протвы с целью овладеть деревней Арсеньевкой и
развивать далее наступление в направлении Черной Грязи. В случае, если противник
будет контратаковать главные силы полка, оставшиеся с командиром, наступающим
ротам было приказано нанести удары по флангам противника. Такое тактическое
построение боевого порядка создало у фашистов представление, что на них наг ступает не
меньше стрелковой дивизии, усиленной артиллерией.
Противник, считая, что его обходят с северо-запада и юго-запада, начал отступление.
К 17 часам 27 декабря 1285-й полк занял Черную Грязь, захватив здесь, как и в Грибовке и
Арсеньевке, много оружия, танков и автомашин.
Таким образом, 1285-й полк выполнил свою задачу отлично. Он создал главным
силам дивизии условия, необходимые для окружения и разгрома большого вражеского
гарнизона в Высокиничах. [344]
К 28 декабря Высокиничи были полностью очищены от немецко-фашистских
оккупантов. Остатки вражеского гарнизона пытались отойти в западном направлении, но
были уничтожены нашими стрелковыми батальонами и партизанами.
К исходу 28 декабря дивизия вышла на рубеж Лыково — Овчинино. Ей была
поставлена задача наступать в направлении Малоярославца.
Следует отметить, что в первые два дня наступления наши атаки позиций
противника проводились «в лоб» и поэтому не имели успеха. Только когда мы применили
обходные маневры, дивизия стала продвигаться вперед. Лесные бои носили затяжной
характер. Продвигаться приходилось по глубокому снегу, в пургу и при сильном морозе.
Орудия тащили волокушами на себе, так как лошади тонули в снегу. Единственная санная
дорога была сплошь заминирована противником. Подвоз боеприпасов и продовольствия
был крайне затруднен. В силу всего этого в первые дни наступления темп его не
превышал 2 — 3 километров в сутки.
30 декабря 1941 года в дивизию прибыла делегация Ленинского района Москвы во
главе с секретарем райкома С. Я. Гуревичем. Прибытие делегации совпало с нашим
успешным наступлением. Мы добивали тогда остатки частей немецко-фашистских
оккупантов в районе Кутепова и Ильинского. Члены делегации побывали в боевых
порядках подразделений и убедились в мужестве и воинском мастерстве ополченцев
Ленинского района. В боевой обстановке, среди бойцов и офицеров дивизии встретила
делегация Новый год. Вместе со всем советским народом слушали мы по радио
новогоднюю речь Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина. В
ней он упомянул и об освобождении Высокиничей.
1 января 1942 года 60-я дивизия была выведена в резерв Ставки. Так закончились для
нас бои под Москвой.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Ф. И. Голиков
Маршал
Советского
Союза,
бывший командующий 10-й армией
10-я армия в наступлении
Мало кто из москвичей, наверное, знает о том, какую роль сыграла 10-я армия в
Московской битве.
Да это и не удивительно.
10-я армия сражалась на самом большом удалении от Москвы из всех армий
Западного фронта (от 250 до 400 километров). Да и прибыла она на Западный фронт
последней из десяти входивших в его состав армий, прибыла буквально в самые
последние дни, даже часы перед началом декабрьского контрнаступления.
Сосредоточение ее совершалось очень скрыто: из глубины страны, с Волги, обходя
Москву с юга, на Рязань и Ряжск.
Поставлена была армия на самый левый фланг Западного фронта, как раз в полосу
того очень опасного и большого разрыва, который существовал к концу ноября между
Западным и Юго-Западным фронтами. Этот разрыв тянулся от Зарайска (35 километров
южнее Коломны) до Скопина (40 километров к западу от Ряжска) и еще дальше на югозапад, в сторону Ефремова. Только в полосе Западного фронта ширина этого разрыва
составляла 100 — 120 километров, [346] что оставляло открытыми для врага Рязань и
Ряжск. Враг находился от этих городов в 30 — 40 километрах, а полевых войск здесь у нас
не было. Поэтому первой задачей 10-й армии было не допустить прорыва противника в
этом направлении.
10-я армия создавалась как резервная армия Ставки Верховного главнокомандования
и была включена в состав Западного фронта наряду с 1-й ударной и 20-й армиями.
Состояла 10-я армия главным образом из резервных дивизий Московского военного
округа: семь из первоначально входивших в ее состав девяти дивизий родились на его
территории. Потом, уже под Рязанью, в нашу армию были включены вышедшие из
окружения после героических боев в районе Узловой, Сталиногорска и Богородицка 239-я
стрелковая и 41-я кавалерийская дивизии. В итоге армия включала в себя одиннадцать
дивизий. В первые дни в составе армии был и батальон курсантов пехотного училища из
города Владимира.
Каждая резервная стрелковая дивизия имела около 11 500 человек, а
кавалерийские — по 3500 человек. В составе 239-й дивизии оставалось 4500 и в составе
41-й — 1500 человек.
Формировалась армия в Поволжье.
Подавляющее число бойцов армии пришло из запаса. Из запаса же было и
большинство
лиц
командного,
политического,
штабного,
административнохозяйственного, технического, медицинского и ветеринарного состава. Политических
работников, например, кадрового состава насчитывалось всего 15 процентов. Несколько
лучше были обеспечены кадровыми командирами лишь артиллерийские полки дивизий.
Между тем в нашем распоряжении имелось всего три недели. Из них только 14 — 15
суток можно было использовать на плановую учебу. Поэтому мы сразу же ввели
двенадцатичасовой учебный день. Три раза в неделю проводились ночные занятия. Мы
приучали пехотинцев к артиллерийско-минометному огню через их голову и к огню
пулеметов, орудий ПТО и полковых пушек в промежутки подразделений. Много
внимания уделялось и преодолению танкобоязни. Бойцов учили делать связки гранат и
смело пользоваться ими, зажигать танки бутылками с бензином, а когда надо, [347] то
укрываться в окопе и ни в коем случае не бегать от танков. При всякой возможности мы
рассказывали солдатам о бронебойной силе наших 45-миллиметровых батальонных
пушек, о стрельбе бронебойными и зажигательными патронами.
Бойцам прививалась стойкость против обходов, просачивания и прорывов со
стороны противника. Внушалась необходимость самим обходить и окружать врага, не
лезть на противника «в лоб», а смело проникать в незанятые промежутки в его
расположении, охватывать врага с флангов, выходить ему в тыл.
Командирам и политработникам всех степеней мы всячески внушали мысль о
значении для морального состояния частей и подразделений победы в первом бою. Хоть
маленькой, но победы над врагом!
Страшный враг на войне — паника. Поэтому мы объясняли командирам, что для
предотвращения этого явления бойцы всегда должны знать обстановку и задачу своего
отделения и взвода, а по возможности — роты, батальона и своих соседей. Командование
армии требовало, чтобы командир любого подразделения имел крепкий и сплоченный
боевой актив из лучших солдат и чтобы, если потребуется, у командира не дрогнула рука
применить всю свою власть для решительного пресечения паники.
Нелегко было за короткие дни формирования армии достичь сноровистости и
быстроты действий бойцов, научить их активным действиям в бою под огнем врага. К
тому же ноябрь в Поволжье оказался очень холодным, а части армии были еще в летнем
обмундировании.
Занятиям мешала и большая нехватка оружия.
До какого нетерпения и тоски по вооружению доходило дело, можно видеть из того,
что, получая орудия и пулеметы, красноармейцы буквально бросались целовать их.
Не хватало и автомобильного и гужевого транспорта.
Зимнее обмундирование, значительную часть вооружения и боеприпасов армия
получала уже в пути следования, в районах выгрузки и в дни выдвижения войск на
позиции перед наступлением.
Но и к моменту наступления у нас имелась большая нехватка всех видов
вооружения: винтовок, пулеметов, автоматов, артиллерии, минометов. На всю армию
было [348] лишь 27 мелкокалиберных зенитных орудий калибра 20 — 37 миллиметров (не
хватало 40). Из 1000 положенных нам противотанковых ружей не было ни одного.
Противотанковых орудий калибра 45 миллиметров имелось 69 (не хватало 180).
10-я армия до конца своего наступления фактически не имела танков, оставалась
почти совершенно без помощи авиации, не пополнилась ни зенитными, ни
противотанковыми средствами, вовсе не имела тяжелой артиллерии, ни одного
минометного полка. При таком положении максимальная плотность артиллерийского и
минометного огня в боях 10-й армии даже при прорыве оборонительных рубежей
противника выражалась всего лишь в 11 — 13 орудиях и минометах на километр фронта.
А нам предстояло действовать против войск 2-й танковой армии Гудериана,
наиболее прославленной и агрессивной среди армий Гитлера.
Да, многого не хватало нашей армии и в период формирования, и даже в дни
наступления. В связи с этим мне хочется сказать об огромной моральной и материальной
помощи со стороны всех местных организаций и населения как в Поволжье, так и в
прифронтовых районах. Трудящиеся Куйбышевской, Пензенской, Саратовской,
Горьковской, Рязанской, Московской, Тульской и Калужской областей, Мордовской и
Чувашской автономных социалистических республик в трудное время выручали армию
продовольствием и фуражом, организовывали выпечку хлеба и стирку белья в
крестьянских избах, помогали в подвозе боеприпасов, эвакуации в тыл раненых и
обмороженных и во многом, многом другом. Было и такое время в районе Рязани, когда
местные органы и советские патриоты, руководимые обкомом партии, обслуживали нас
районной и сельской связью и даже вели для нас разведку.
Ярким выражением глубокого понимания нужд формирующейся армии явился,
например, тот факт, что Кузнецкий городской комитет партии Пензенской области
направил в ряды армии 118 человек из состава городского партийного актива.
Таким был наш советский тыл в то трудное для нас время.
Большую помощь и внимание нашей армии в период ее формирования оказывал
начальник Генерального штаба [349] Красной Армии Б. М. Шапошников. В ноябре войска
10-й армии инспектировал К. Е. Ворошилов. Присутствуя на учении в 322-й стрелковой
дивизии, он вникал во все вопросы, всем интересовался, дал много указаний и
предложений.
Морально-политическое состояние стотысячного коллектива армии, ее бойцов и
командиров было высоким.
Членов и кандидатов партии в армии было 5387, партийная прослойка составляла
чуть больше 5 процентов — это немного. Было у нас 3718 комсомольцев. Мы просили
прислать к нам еще несколько тысяч партийцев, но прибыло всего только 700 человек.
Все они были посланы в стрелковые роты, где хорошо помогли в создании
парторганизаций и в сплочении личного состава.
Изучение боевого опыта действующей армии, показ героизма и отваги бойцов и
командиров под Москвой, Тулой, Смоленском, на Украине и на других участках фронта,
воспитание жгучей ненависти к оккупантам и несокрушимой веры в победу — все это
составляло важнейшую часть процесса воспитания. Над этим работали все командиры и
политработники, коммунисты и беспартийные. Политическая работа велась постоянно:
она пронизывала всю жизнь соединений, частей, подразделений. Боевые лозунги «Смерть
немецким оккупантам!», «Все для фронта, все для победы над врагом!» стали лозунгами
всего личного состава армии. В целом вся партийно-политическая работа в полках,
батальонах, ротах была подчинена одной задаче: крепить ряды смелых, стойких, отлично
владеющих оружием воинов Красной Армии.
За короткое время формирования политотдел армии и политотделы всех дивизий
много сделали для создания партийных организаций в частях и подразделениях,
сплочения вокруг них широкого беспартийного актива и для боевой спайки личного
состава рот и батарей. В частности, во многих подразделениях были проведены открытые
партийные собрания на темы: «За честь роты», «Честь роты — это честь ее бойцов и
командиров». В батальонах проходили митинги, посвященные укреплению боевого
содружества, являющегося основой успеха в бою. Политотделы подготовили личный
состав к принятию воинской присяги, хорошо поработали над укреплением дисциплины.
Немалую роль в воспитании [350] бойцов и командиров сыграла армейская газета «Бей
врага!».
Приближались сроки отправки на фронт. Политзанятия в это время проходили очень
оживленно. Чувствовалось, как велико желание красноармейцев больше знать о
происходящих событиях, уяснить себе обстановку на фронтах войны. Об этом весьма
красноречиво свидетельствовали вопросы, которыми особенно интересовались бойцы:
какими людскими ресурсами располагает Германия? как понимать выражение — у кого
больше моторов, тот и выиграет войну? какие меры принимает наше правительство для
увеличения выпуска танков, самолетов, орудий и автоматического оружия? скоро ли
откроют второй фронт в Европе? какую конкретную помощь оказывают Англия и США
Советскому Союзу? какова политика Японии в отношении СССР? каковы наши
взаимоотношения с Турцией? Особенно запомнился мне такой вопрос: какая власть будет
установлена в Германии после разгрома Гитлера?
В дни предельного напряжения на фронтах люди не сомневались в нашей конечной
победе. С каким вниманием слушали радио, с какой жадностью тянулись к газетам! Среди
рядовых воинов и лиц начальствующего состава 10-й армии находилось немало тех, кто в
годы гражданской войны прошел суровую закалку, сражаясь с полчищами внутренней
контрреволюции и иностранными интервентами. И лозунг «Да здравствует Советская
власть!» был на устах у всех. Все рвались в бой.
Очень сложно для армии было успеть прибыть к началу контрнаступления Западного
фронта. Железнодорожники в общем успешно справились с перевозкой армии к Рязани и
Ряжску. Но все же они не смогли доставить нас в срок, и мы опоздали на несколько суток.
От районов выгрузки до рубежа развертывания для перехода в наступление ряду наших
дивизий пришлось идти пешком по 100 — 115 километров по проселочным дорогам,
занесенным снегом. Из-за недостатка транспорта люди тащили на себе боеприпасы. Но
какой подъем царил в частях и соединениях! А сколько перепели песен! И «Смело,
товарищи, в ногу», и «Интернационал», и «Варяга», и «Ермака», и «Священную войну», и
«Орленка», и «Каховку».
Трудно было сдерживать нетерпение и даже недовольство [351] воинов в тех
дивизиях, которые запаздывали с перевозкой, а особенно в тех, которые были поставлены
перед нашим наступлением во вторую и третью линии.
К утру 6 декабря 10-я армия в основном была готова к боевым действиям.
Как определилась задача 10-й армии в ее первой операции? В полученной нами
директиве Ставки Верховного главнокомандования от 24 ноября говорилось:
«Сосредоточение закончить к вечеру 2.12.41, имея в виду не допустить выдвижения
противника на Рязань, а также активные действия на Венев или Зарайск». Как известно,
такая опасность существовала. Именно ударом через Рязань, Коломну, Каширу Гитлер
хотел выйти в тыл Москве с юго-востока. Для этого он предназначил 2-ю танковую армию
Гудериана.
Соответственно с директивой Ставки командование 10-й армии прежде всего взялось
за организацию обороны Рязани и ближайших подступов к ней с запада и юго-запада. В
оборону в этом районе было поставлено до трех дивизий и все то, что имелось в гарнизоне
города. В районе Коломны и Зарайска по срочному приказу Ставки была экстренно
сосредоточена 322-я дивизия.
Таким образом, в связи с обоснованным опасением Ставки за судьбу Коломны и
Рязани на правый фланг 10-й армии были поставлены наиболее боеспособные дивизии —
322-я, 330-я и 328-я.
Чуть забегая вперед, должен заметить, что реальный ход событий показал
возможность иного решения: наиболее боеспособные дивизии нужны были больше
левому крылу армии, в районе Пронска.
Действительно, вскоре выяснилось, что противник уже не имел сил для наступления
ни на Коломну, ни на Рязань, ни на Ряжск, а под Каширой ему под напором 1-го
гвардейского кавкорпуса, хорошо усиленного танковыми и стрелковыми соединениями,
даже пришлось начать отход.
В этих условиях Военный совет Западного фронта поставил перед 10-й армией
задачу нанести главный удар с рубежа Захарове — Пронск в направлении на Михайлов,
Сталиногорск и вспомогательный удар от Зарайска на Венев. При этом указывалось, что
важнейшей задачей 10-й армии является разбить группу Гудериана и к исходу 10 декабря
овладеть районом Сталиногорск — Узловая. [352]
Глубина операции составляла около 100 километров (по прямой). На пути армии
были: занятая врагом с 26 ноября оборона на рубеже железной дороги от
УзуновадоКремлева, реки Проня и Дон, города Михайлов, Епифань, Венев, Сталиногорск
1-й, Сталиногорск 2-й, Узловая, районные центры Серебряные Пруды и Гремячее,
рабочие поселки Бобрики, Задонье, Новоугольный и др., Фронт наступления со 115 — 120
километров в исходном положении сокращался до 75 километров на рубеже Венев —
Сталиногорск — Епифань — Казановка.
Правый сосед армии — усиленный 1-й гвардейский кавкорпус наступал прямо на юг
в направлении Мордвес — Венев — Сталиногорск и находился к 4 декабря в 25 — 30
километрах от Венева и в 60 километрах от Сталиногорска. Наш левый сосед — 61-я
резервная армия еще не успела сосредоточиться в районе Ряжска.
Действовавшие против нас силы противника составляли две мотодивизии,
усиленные танками и тяжелой артиллерией. Центр обороны противника находился в
Михайлове, где стоял штаб 10-й мотострелковой дивизии с ее главными силами. О
намерениях противника и о составе его вторых эшелонов мы никакими данными не
располагали, и это вызывало вполне понятное беспокойство.
Исходя из особенностей необстрелянной и технически слабой 10-й армии. Военный
совет армии решил против важнейших центров обороны противника направить наши
подавляющие силы с тем, чтобы успех был гарантирован.
Так и сделали. Против усиленного полка 29-й дивизии противника в Серебряных
Прудах мы бросили всю 322-ю дивизию. Против главных сил 10-й вражеской дивизии в
районе Михайлова нацелили три дивизии: 328-ю с фронта, 330-ю — в обход с севера и
324-ю — в обход с юга 323-я дивизия наносила удар на Печерники и Голдино против
находившегося в них полка 10-й дивизии, 326-я и 41-я дивизии нацеливались против сил
врага, принадлежавших к 18-й танковой дивизии.
Погода благоприятствовала нашему наступлению: поднялась пурга, и авиация
противника действовать не могла.
Удар 10-й армии для противника был неожиданным. Оказалось, что гитлеровцы
прозевали ее переброску, и подход, и развертывание! Только через пять суток
непрерывных [353] боев враг разобрался, в чем дело, и начальник генерального штаба
сухопутных войск Германии Гальдер записал в дневнике 11 декабря: «На фронте 2-й
танковой армии действует 10-я армия противника в составе шести пехотных и одной
кавалерийской дивизии».
В итоге боев 6 и 7 декабря с обороной противника на рубеже Узуново — Кремлево
было покончено.
Особенно отличилась 330-я дивизия под командованием инициативного и
решительного полковника С. Д. Соколова. В хорошо организованном и смело
проведенном ночном бою дивизия овладела городом Михайловом, взяв там большие
трофеи и нанеся противнику немалые потери. Из 328-й дивизии лишь небольшую помощь
успел оказать полк майора И. И. Анциферова.
Героем боя за Михайлов стал командир 1111-го стрелкового полка майор А. П.
Воеводин. В решающее мгновение он вышел перед залегшим под сильным огнем врага
батальоном и поднял его в атаку. Рядом с ним стал и комиссар полка В. В. Михайлов.
Вслед за командиром и комиссаром все бойцы полка в едином порыве устремились на
врага. Полк первым ворвался на окраину города, но здесь командир был убит, а комиссар
ранен.
Хорошо показала себя в бою за Серебряные Пруды 322-я дивизия под
командованием полковника П. И. Филимонова. И здесь противник был приведен в
замешательство внезапностью нашего наступления. Однако, как и в Михайлове, его
основным силам удалось избежать окружения и отступить.
За двое суток — с утра 6 до утра 8 декабря — 10-я армия с боями продвинулась
вперед от 45 до 55 километров.
Вот что писал впоследствии командующий 2-й танковой армией Гудериан в своей
книге «Воспоминания солдата»: «47-й танковый корпус в ночь на 7 декабря вынужден
был в результате удара русских сдать город Михайлов. 10-я моторизованная дивизия
понесла при этом тяжелые потери». Гальдер в своем дневнике отметил, что «отвод 10-й
моторизованной дивизии у Михайлова... по-видимому, будет иметь очень неприятные
последствия».
Однако 10-й армии нечем было развить свой успех — наша пехота, почти не
имевшая транспортных средств, не поспевала за противником. Враг закрепился на рубеже
реки [554] Прони: от Венева на Подхожее, Гремячее и южнее. Нам противостояли здесь
одна пехотная и две моторизованные дивизии, а южнее, в районе Горлова, начиналась
полоса обороны 18-й танковой дивизии армии Гудериана. Во втором эшелоне, в городах
Узловая, Дедилово и Сталиногорск, были сосредоточены 4-я танковая и 112-я пехотная
дивизии врага.
Прорыв этого рубежа для войск армии был уже не так прост, тем более что
заработала фашистская авиация, а местность здесь была в основном открытая. Против нас
был брошен 8-й авиакорпус 2-го воздушного флота военно-воздушных сил противника.
Еще 7 декабря вражеская авиация несколько раз бомбила наши войска в Михайлове. С
утра же 8 декабря начались ее сильные удары по нашим наступающим колоннам и боевым
порядкам, особенно по 328-й и 330-й дивизиям.
И все же к вечеру 9 декабря в ожесточенных боях мы овладели всем этим рубежом.
Наибольшие усилия потребовались от 322-й дивизии, которая совместно с частями 1-го
гвардейского кавкорпуса освободила Венев, и от 330-й дивизии, которой пришлось вести
тяжелый бой с вражескими танками.
Трудно пришлось 328-й дивизии. В ее задачу входило освобождение района
Гремячее. Наступать пришлось на врага, укрепившегося на высоком, обрывистом берегу
реки Прони. В этом первом для дивизии бою была допущена поспешность и
неосмотрительность. В результате головной полк понес серьезные потери. Был убит
командир 1103-го полка майор И. М. Толубьев, тяжело ранены командир 1105-го полка
майор М. К. Марков и комиссар А. И. Киреев.
Первые бои показали необходимость действовать главным образом длинными
зимними ночами и в метель, в плохую погоду, когда авиация врага бездействует, а также
использовать преимущества наступления на широком фронте, смело вклиниваясь в не
занятые частями противника промежутки, бить в их стыки, обходить и смело идти на
окружение врага.
Скоро стало ясно, что требуется всемерно ускорить поворот армии со
сталиногорского направления на юг. Это в основном отвечало и соображениям,
высказанным начальником штаба Западного фронта генералом В. Д. Соколовским в
разговоре по прямому проводу. [355]
Наш замысел состоял в том, чтобы главные силы первого эшелона армии
переместить южнее на 25 — 50 километров и занять ими фронт от Люторичей до
Бахметьева для нанесения главного удара в направлении городов Епифаиь, Богородицк и
Плавск. В состав этих сил входили 324-я, 323-я, 326-я стрелковые и 41-я кавалерийская
дивизии, а за ними во втором эшелоне — 330-я стрелковая дивизия. Рокировка армии к
югу совершалась под носом у противника, но все было выполнено достаточно незаметно.
Оборона противника на Дону была прорвана главными силами армии в течение 12 и
13 декабря. Бои на правом фланге велись непрерывно почти трое суток — с утра 11
декабря — и тоже завершились успехом. 13 декабря Сталиногорск 1-й (иначе — Южный)
и Епифань были освобождены.
В ходе этих боев наибольшие трудности выпали на долю 323-й, 324-й и 328-й
дивизий. Последней, в частности, действовавшей в неполном составе, пришлось брать
Епифань. Об ожесточенности боев говорит тот факт, что в 328-й дивизии за 11 — 13
декабря из строя выбыли пять командиров батальонов (из девяти) и большинство
командиров рот. Хочется еще раз подчеркнуть, что армия решала свои боевые задачи, не
имея танков, артиллерии усиления, помощи авиации. На наши повторные просьбы,
особенно о танках, командование фронта отвечало: «Ничего дать не можем». Отчасти это,
видимо, объяснялось и таким обстоятельством: командование фронта не поверило нам,
что у врага здесь имелась хорошо организованная оборона. Для проверки наших данных в
10-ю армию прибыла даже специальная комиссия.
После прорыва обороны противника на Дону командование фронта резко сократило
полосу нашего наступления и поставило перед нами задачу наступать строго на запад, на
город Плавск, который стоит на шоссе и железной дороге Тула — Орел. Быстро выйдя к
Плавску, мы могли бы отрезать войска Гудериана, еще находившиеся к югу и юго-востоку
от Тулы, В свою очередь, 50-я армия от Тулы должна была быстро наступать навстречу
10-й армии в сторону Дедилова и к югу — на Щекино, Житово. Что же касается 1-го
гвардейского кавкорпуса с приданными ему танковыми частями и 322-й дивизией, то он,
взаимодействуя с 10-й и 50-й армиями, должен был наступать со стороны Сергиева,
Сталиногорска Северного на юго-запад, к Дедилову, Житову. [356] Расстояние от Дона до
магистрали Тула — Орел по направлению главного удара армии составляло 80
километров по прямой.
На этом пути наши войска встретили организованную оборону противника на
рубеже железной дороги Узловая — Богородицк — Товарково — Левикка. За двое суток в
условиях сильной метели и по глубокому снегу наши части продвинулись на 30
километров и в упорных маневренных боях овладели: 324-я дивизия — Богородицком,
323-я и 326-я — угольным районом Товарково — Ломовка — Левинка, а правофланговая
328-я — районом Притоны — Черная Грязь — Киреевка и помогла кавкорпусу в
освобождении города и станции Узловая. Решающие действия все дивизии вели ночью и в
снегопад.
17 декабря войска армии вступили в бой на реке Упе. Река Упа рассматривалась
немецко-фашистским командованием как последний рубеж отхода немецких войск зимой
1941/42 года на этом направлении.
Ожесточенные бои на Упе шли до полудня 18 декабря. Благодаря упорству наших
частей и широкому применению обходных действий сопротивление врага было сломлено.
В быстром продвижении от Богородицка до Упы отличилась 41-я кавалерийская дивизия
как передовой отряд армии. Ею в то время командовал полковник М. И. Глинский.
К 15 часам 18 декабря наши войска выдвинулись к магистрали Тула — Орел, а 19
декабря 10-я армия по всей своей полосе наступления подошла к реке Плаве.
В оборону по левому берегу этой реки противник успел поставить крупные силы 2-й
танковой армии. Решающую роль в обороне гитлеровцев играл город Плавск со станцией
Паточная и примыкающими к нему населенными пунктами. Подступы к городу были
минированы, улицы и мосты забаррикадированы, на окраинах и на перекрестках
поставлены орудия для стрельбы прямой наводкой. Из-за города с закрытых огневых
позиций вела огонь артиллерия.
На реку Плаву армия вышла уже в иной группировке, чем до сих пор. Справа шли
328-я, 323-я и 326-я дивизии, а левее их была выведена армейская кавалерийская группа
(ею командовал генерал-лейтенант танковых войск В. А. Мишулин) в составе трех
кавдивизий (41-й, 57-й и 75-й) с 239-й стрелковой дивизией. Из-за узости армейской
полосы наступления [357] кавгруппу пришлось вести в полосе соседней, 61-й армии ЮгоЗападного фронта. Целью конницы было: обойти сильную оборону врага в районе
Плавска с юга и, обогнав наши стрелковые дивизии, быстро продвинуться в район
станции и крупного рабочего поселка Арсеньево, на 45 — 50 километров вперед.
Кавгруппа действовала успешно, но не смогла обогнать дружно наступающие
стрелковые дивизии нашей армии. Этому помешали отсутствие танков и средств ПВО,
активность авиации врага и бездорожье.
Прорыв на реке Плаве по всему фронту был начат с вечера 19-го и завершен к
исходу 20 декабря. С наибольшей эффективностью и умением действовали 323-я и 328-я
дивизии. Последняя под командованием полковника П. А. Еремина того же 20 декабря
совместно с 1-м гвардейским кавкорпусом освободила город Крапивну.
Части армии захватили много танков, орудий, автомашин, пулеметов и винтовок,
большие склады с продовольствием, инженерным, химическим и другим имуществом. В
Плавске было освобождено из вражеского плена 840 советских воинов.
Далее армия на сутки раньше поставленного командующим фронтом срока вышла на
линию Одоево — Нивны. К исходу 22 декабря части 10-й армии совместно с 1-м
кавкорпусом взяли Одоево и на левом фланге Арсеньево.
Выход советских войск на магистраль Тула — Орел и на реку Плаву означал
завершение операции войск левого крыла Западного фронта (в составе 50-й армии, 1-го
гвардейского кавкорпуса и 10-й армии) против главных сил 2-й танковой армии
Гудериана в обширном районе Тула — Лаптеве — Кашира — Зарайск — Серебряные
Пруды — Михайлов — Горлово — Товарково — Плавск — Щекино.
Врагу был нанесен большой урон в людях, технике и в материальных ресурсах.
Успехи войск левого крыла Западного фронта содействовали наступлению 49-й и 43-й
армий нашего и 61-й армии Юго-Западного фронта. Под нашими ударами противник был
вынужден отходить. Однако отходили фашисты достаточно организованно. Беда была в
том, что после захвата того или иного рубежа, того или другого населенного пункта нам
(говорю о 10-й армии) нечего было бросить вперед для решительного, эффективного
преследования [358] и полной дезорганизации противника. 1-й гвардейский кавкорпус
также не смог прорваться в глубину оперативной обороны противника и все время шел
бок о бок с нами. Войска 50-й армии в своих настойчивых усилиях наступать навстречу
кавкорпусу и нашей армии (то есть к востоку, юго-востоку и югу) встречали сильное
сопротивление врага.
2-я танковая армия Гудериана избежала окружения. Она с трудом и серьезными
потерями отходила из района Тулы, Каширы, Михайлова и Подмосковного угольного
бассейна в сторону железнодорожного узла Горбачеве, городов Мценск и Орел. Однако на
ее северном крыле, в полосе 43-го корпуса гитлеровцев, неотвратимо назревала
катастрофа. Входившие в корпус 31-я и 131-я пехотные дивизии под натиском наших
частей растягивались по фронту все шире и шире, неся при этом серьезные потери. В боях
на реке Плаве, севернее Крапивны и около Дубны фронт этих дивизий в ряде мест был
прорван. Советские войска быстро двинулись к реке Оке.
Река Ока, по мысли немецко-фашистского командования, уж во всяком разе должна
была явиться окончательным рубежом отхода немецких армий. Однако был сорван и этот
замысел: от Калуги и почти до Белева, то есть в полосе около 100 километров шириною,
врагу не удалось создать надежной обороны. Лишь местами войскам 50-й армии, 1-го
кавкорпуса и правому флангу 10-й армии пытались оказать сопротивление небольшие,
разрозненные части гитлеровцев.
Наступление войск 10-й армии к Оке совершалось в очень узкой и бездорожной
полосе. На линии Одоево — Арсеньево наша армия передала в состав 1-го гвардейского
кавкорпуса по приказу командующего фронтом 328-ю стрелковую и все три кавдивизии.
После прорыва фронта 43-го корпуса врага перед 1-м гвардейским кавкорпусом была
поставлена серьезная задача: быстро продвинуться в глубину обороны противника,
перейдя Оку, взять Козельск и оттуда форсированно продвигаться на Юхнов и Мосальск,
чтобы отрезать пути отхода на запад достаточно сильной вражеской калужской
группировке.
Что касается 10-й армии, то ее задачей было освобождение Козельска и Сухиничей.
Но еще раньше на нашем пути лежал Белев, район которого занимали хорошо
укрепившиеся в обороне большие [359] силы гитлеровцев: 296-я и 112-я пехотные
дивизии, 4-я танковая дивизия, часть сил 31-й и 56-й пехотных дивизий, а также полк СС
«Великая Германия». Занятие этого города имело большое значение для взаимодействия
Западного и Юго-Западного фронтов и их смежных армий — 10-й и 61-й. Только владея
Белевом, обе они могли уверенно наступать дальше на запад и юго-запад.
Между тем высланные командиром кавкорпуса на Белев 322-я и 328-я стрелковые
дивизии взять город не смогли, а штаб корпуса преждевременно сообщил в Москву о том,
что Белев взят 26 декабря.
Прибыв под Белев на передовой КП в селе Болото, Военный совет 10-й армии
убедился в том, что взять Белев силами этих двух дивизий невозможно и что их
действиями, по существу, никто не руководит, так как командование и штаб 1-го
кавкорпуса были заняты главной для них задачей и основные силы корпуса действовали в
противоположном Белеву направлении.
Интересы дела сразу же потребовали от меня взять эти дивизии в свое подчинение
(Военный совет фронта возвращение этих дивизий в 10-ю армию сразу же утвердил),
развернуть между ними еще 330-ю дивизию и усилить их артиллерией. Кроме того, вскоре
выяснилось, что с утра 27 декабря вступила в изолированный бой к югу от Белева 342-я
стрелковая дивизия 61-й армии. Я вызвал к себе командиров всех четырех дивизий и
поставил перед ними новые боевые задачи.
Но ни взять Белев, ни обойти его с флангов, несмотря на исключительное упорство
наших войск, не удавалось. Дело доходило до штыковых боев; некоторые населенные
пункты на западном берегу Оки по нескольку раз переходили из рук в руки.
Тем временем 28 декабря 323-я дивизия полковника И. А. Гарцева, не встретив
сопротивления противника, перешла Оку в районе Сныхова (севернее Белева) и успешно
двинулась к западу. Тогда атаки с фронта в районе Белева были прекращены, а 330-я и
328-я дивизии, оставив на широком фронте четыре батальона, ночью двинулись на север
для глубокого обхода Белева с северо-запада и запада.
Маневр оказался для врага неожиданным. Не смогла помешать маневру и авиация
противника. Ни к северо-западу, [360] ни тем более к западу от Белева обороны у врага
подготовлено не было. И все-таки нашим дивизиям, атакующим с тыла, еще пришлось
целые сутки вести уличные бои. Им помогали действиями с фронта 322-я и 342-я дивизии.
К вечеру 31 декабря Белев был в наших руках. Нам достались большие боевые трофеи.
Бои за Белев были самыми ожесточенными из тех, что до этого вела армия. Победа
досталась нам дорого. Пали смертью храбрых командир 1109-го полка 330-й дивизии
майор Е. В. Дмитриев, командир роты 1085-го полка 322-й дивизии Герой Советского
Союза старший лейтенант В. Г. Захаров, командир 1107-го полка 328-й дивизии майор Н.
А. Науменко и многие, многие другие.
Героически проявила себя в этих боях бывшая студентка Московского
государственного университета Елизавета Шамшикова — военфельдшер, командир
санитарного взвода 1113-го полка 330-й стрелковой дивизии. Лиза, как ее все звали, в этих
боях под Белевом, будучи сама ранена, продолжала помогать раненым бойцам. Когда у
населенного пункта Беседино гитлеровцы потеснили полк, Лиза оказалась в окружении с
70 тяжелоранеными. Она не покинула раненых и вместе с ними приняла мученическую
смерть. Чтобы скрыть свое злодеяние, бандиты сожгли большой колхозный сарай, в
котором они расстреляли советских бойцов и медсестру. Лиза Шамшикова посмертно
была награждена орденом Красного Знамени. Именем Лизы названы улицы в городах
Белеве и Суворове Тульской области.
Новый год Военный совет армии встретил на командном пункте в Козельске. 10-я
армия внесла свой вклад в разгром гитлеровцев под Москвой. С 6 декабря она
продвинулась более чем на 250 километров, оставив позади реки Проню, Дон, Упу, Плаву
и Оку, а к 31 декабря часть ее сил была уже под Сухиничами, то есть еще на 50 — 60
километров дальше.
В новогоднюю ночь у командования и штаба армии (во главе которого стоял
генерал-майор С. И. Любарский) было много забот. Нужно было «выправить» положение
армии в связи с задержкой трех дивизий боями в районе Белева. Но главное было даже не
в этом. С выходом за Оку положение нашей армии резко изменилось: поставленные ей
командованием Западного фронта новые задачи превращали ее из армии, действовавшей
на ударном направлении, в армию, [361] обеспечивающую наступление левого крыла
Западного фронта на Вязьму от Малоярославца и Калуги. Вновь установленные
разграничительные линии увеличивали полосу наступления 10-й армии в пять-шесть раз в
сравнении с тем, какой она была от Упы до Оки, то есть с 30 — 25 до 150 километров.
Выполняя одно за другим боевые распоряжения фронта, дивизии армии
веерообразно двинулись на Мещовск, Мосальск, Сухиничи, Барятинскую, Киров,
Людиново, Жиздру, Кцынь. Только главные силы 328-й дивизии оставались в армейском
резерве. Все дивизии, уже привыкшие к самостоятельным действиям на отдельных
направлениях, в короткое время выполнили свои задачи, освободив все перечисленные
населенные пункты, кроме Сухиничей и Зикеева (около Жиздры), которые удалось только
окружить и блокировать.
С занятием Кирова и Людинова войска армии перерезали очень важную в
оперативно-стратегическом отношении железнодорожную линию между Вязьмой и
Брянском, разобщив тем самым северную и южную группировки вражеской группы
армий «Центр».
Как я уже сказал, Сухиничи и Зикеево удалось только блокировать. Они оказались
занятыми свежими силами противника, прибывшими из Западной Европы.
Наши передовые отряды завязали бои на подступах к Сухиничам уже с утра 30
декабря. Подступы к городу не были укреплены, и нам, может быть, удалось бы взять его
с ходу, будь у нас хоть десяток танков. Но их не было. Противник, неся потери, отошел в
город, имевший мощные железнодорожные сооружения на двух своих станциях и
многочисленные каменные здания. В подготовленной обороне города находились и танки
из состава 19-й танковой дивизии. Снабжение фашистских войск производилось
самолетами. Они же вывозили раненых. В воздухе непрерывно действовала вражеская
авиация. Она систематически штурмовала и бомбила наши войска, командные пункты
дивизий и штаб 10-й армии, а мы отстреливались из винтовок и пулеметов. Настойчивые
атаки стрелковых частей успеха не принесли, и Военным советом армии было решено
окруженный гарнизон врага блокировать силами только одной нашей ослабленной 324-й
дивизии под командованием генерал-майора Н. И. Кирюхина. Так и сделали. [362]
324-я дивизия предприняла еще ряд ожесточенных атак. Дело доходило до
штыковых схваток. В одной из атак командиру 1095-го стрелкового полка майору И. С.
Марченко во главе группы в 20 бойцов удалось даже на короткое время захватить
железнодорожное депо станции Сухиничи-главные (Южные). Выполняя приказ
командования Западного фронта и 10-й армии, майор Марченко 7 — 8 января ходил
парламентером в Сухиничи с предложением немецкому гарнизону сдаться нашим
войскам. Однако эта попытка не удалась. Наш парламентер вместе с переводчиком был
обстрелян гитлеровцами из пулемета. Именем И. С. Марченко названа одна из улиц в
городе Сухиничи.
В боях за город армия понесла большие потери. Смертью храбрых пали два молодых
командира полков — капитан М. И. Логвинов и майор М. Г. Клочков.
324-й дивизии удалось занять Сухиничи только утром 29 января. Но этому
предшествовала упорная борьба главных сил 10-й армии против вражеского контрудара
из района Брянск — Жиздра — Людиново на Сухиничи.
Прежде чем перейти к этим событиям, я должен сказать: командование армии
принимало меры к тому, чтобы не допустить веерообразного распыления ее сил и
сохранить 10-ю армию в составе ударной, активно действующей группировки левого
крыла Западного фронта. С этой целью 5 января я написал командующему фронтом Г. К.
Жукову специальное письмо. В нем, в частности, предлагалось: «Пересмотреть вопрос о
границах армии. Ограничить ее целевое назначение одной оперативной целью. Может
быть, ввести между нами и Юго-Западным фронтом новую силу — группу в три дивизии
или армию, нарастив удар». В письме отмечалось, что «сила нашей 10-й армии до сих пор,
при отсутствии танков, подвижных средств, тяжелой артиллерии и ВВС, была в
компактности ее группировки, сосредоточенности ударов и в тесной взаимной связи
соединений».
На наш взгляд, при условии принятия этих предложений 10-ю армию, не ослабляя
больше имевшихся у нее сил, в составе всех восьми стрелковых дивизий вполне можно
было двинуть в полосе Мосальск — Киров на Вязьму прямо с юга или обходя ее западнее.
Ответа мы не получили, однако Военный совет Западного фронта решил
осуществить два довольно крупных мероприятия. [363] Как явствует из директивы
Военного совета № К/43 от 14 января 1942 года, решено было, во-первых, 49-ю армию по
выходе ее к 15 января в район Погорелова перегруппировать в район Чипляево —
Занозная и, во-вторых, создать фронтовой резерв в составе четырех стрелковых дивизий,
отдельной стрелковой бригады, 146-й танковой бригады и 33-го артполка РГК,
сосредоточив его в районе Сухиничи — Мещовск — Моеальск. Однако эти решения не
были проведены в жизнь. Прибыли лишь одна дивизия (12-я гвардейская стрелковая под
командованием генерал-майора М. А. Сиязова), танковая бригада и артполк. Причем
прибыли они только к 25 января, то есть когда противник подходил уже к Сухиничам.
Еще через два дня на командный пункт 10-й армии в Меховое прибыло полевое
управление 16-й армии во главе с генерал-лейтенантом К. К. Рокоссовским.
А после войны мы смогли ознакомиться с многочисленными свидетельствами
немецко-фашистских военачальников о том, как верхи гитлеровского командования
боялись достигнутого войсками Западного фронта прорыва на Оке. Например, в дневнике
Гальдера за 28 декабря 1941 года есть такая запись: «Брешь на реке Ока остается
предметом нашей озабоченности». Еще определеннее пишет Г. Блюментрит, бывший
начальник штаба 4-й полевой армии: «Большая угроза нависла над южным участком
фронта 4-й армии... Русские медленно расширяли брешь между 2-й танковой и 4-й
полевой армиями. У фельдмаршала фон Клюге не было резервов, чтобы ликвидировать
опасность, нависшую над его южным флангом...» И далее: «Что-то вроде чуда произошло
на южном фланге 4-й армии».
Теперь о вражеском контрударе. То, что он готовится, мы предполагали, но не
думали, что гитлеровское командование сможет собрать для него большие силы.
Несмотря на отличную работу наших добровольных разведчиков патриотов из Сещи,
Рославля, Клетни и брянских лесов, например групп Анны Морозовой и Лидии
Гарбузовой, а также многочисленных партизанских отрядов (со всеми ними был прочно
связан разведотдел армии во главе с майором А. Г. Колесовым), мы считали, что
вражеский контрудар будет произведен силами не больше полутора дивизий с танками.
Однако мы грубо ошиблись.
В контрудар враг бросил шесть-семь дивизий, взятых [364] с других направлений и
фронтов, в том числе 208-ю и 211-ю пехотные дивизии из Западной Европы (сюда,
конечно, не входят силы врага, стоявшие против войск нашей армии к северу от
Людинова, а также в Сухиничах).
Свои действия противник начал 10 — 11 января сильным ударом по частям 322-й
дивизии и потеснил их от Зикеева, деблокировав свой гарнизон в этом населенном пункте.
Затем 15, 16 и 17 января враг нанес сильные удары авиацией и танками с пехотой по 323-й
дивизии и овладел городом Людиновом.
10-я армия отбивала брянский контрудар противника до 29 января. За эти дни войска
вражеской группировки, наступавшие со стороны Людинова на Сухиничи, продвинулись
не более чем на 50 километров, а те, которые наступали от Жиздры, не более чем на 40
километров.
Максимальным результатом этого контрудара было создание узкого, в 2 километра,
прохода на Попково из Сухиничей для блокированной там и сильно поредевшей 216-й
дивизии врага.
Что же помогло нам сорвать замысел врага и освободить важный в оперативном
отношении узел дорог Сухиничи? Причин, думается, было несколько.
Первая. То, что гитлеровское командование было вынуждено вводить силы
контрударной группировки по частям, по мере подхода, нередко даже батальонными
эшелонами. Бросить их в операцию сосредоточенно и одновременно оно не смогло.
Вторая. Довольно трудный, особенно в условиях январских холодов и глубоких
снегов, характер местности, избранной для контрудара (большие леса и ограниченность
дорог), что было хорошо использовано нашими войсками.
Третья. Наступательный характер действий всех сил нашей армии в борьбе с
контрударной группировкой врага, несмотря на исключительную активность фашистской
авиации.
Командование 10-й армии настойчиво старалось встречными ударами своих войск,
действующих против контрударных сил врага справа и слева, сбить противника со своих
направлений к железной дороге Зикеево — Думиничи — Сухиничи, зажать его в лесах и
разгромить. В ходе развернувшихся боев хорошо себя показали все дивизии армии,
особенно же 324-я, 328-я, 322-я, привлеченная сюда от Кирова [365] часть сил 330-й
дивизии, боевые группы полковника Тупичева и майора Чуфарина (саперы и лыжники).
Хорошо помогла нам в трудные дни 25 — 27 января наконец-то появившаяся у нас
небольшая танковая бригада (146-я).
После отражения вражеского контрудара положение во всей обширной полосе боев
10-й армии стабилизировалось.
В общем итоге за период своего наступления с 6 декабря до 11 января 10-я армия
продвинулась вперед на расстояние около 400 километров. Освобождение городов
Мосальск, Киров, Людиново, окружение Зикеева под Жиздрой и выход к району Кцыня
явились пределом ее наступательного успеха. Серьезное оперативно-стратегическое
значение осуществленных 10-й армией операций очевидно. В ходе боев мы захватили 57
танков, 31 самолет, до 300 орудий, 200 минометов, 500 пулеметов, 2500 автомашин и
тракторов, 2500 мотоциклов и велосипедов, два с половиной миллиона снарядов, много
винтовок, автоматов, патронов и ручных гранат противника.
Очень нелегко достались 10-й армии эти победы. Много было пролито и пота и
крови. И в заключение мне хочется сказать великое спасибо всем участникам боев и
обнажить голову перед светлой памятью наших погибших товарищей. Это о них,
отдавших свои жизни за великое дело Победы, поется в песне:
Как много их, друзей хороших,
Лежать
осталось
в
темноте
У
На безымянной высоте...
незнакомого
поселка,
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Н. П. Балоян
Полковник
в
отставке,
бывший заместитель командира 1-й гвардейской Московской мотострелковой дивизии.
Гвардейцы{4}
Славный боевой путь прошла в годы Великой Отечественной войны Московская
пролетарская дивизия, преобразованная перед войной в 1-ю Московскую мотострелковую
дивизию. За мужество и отвагу 21 сентября 1941 года дивизия одна из первых была
удостоена звания гвардейской.
30 сентября — 3 октября 1941 года гвардейцы сражались в составе 40-й армии,
которая оборонялась на рубеже Юрьев — Белополье — Виры, в 30 — 60 километрах
северо-западнее и западнее Сум. Во взаимодействии с конным корпусом генерала Белова
они нанесли здесь сильный удар 25-й немецко-фашистской моторизованной дивизии.
1-й Московской мотострелковой дивизией командовал прославленный воин Герой
Советского Союза полковник Александр Ильич Лизюков. Это был грамотный, опытный, с
горячим сердцем командир. Впервые я с ним встретился в районе Соловьевска и Заборья.
Здесь Александр Ильич по [367] заданию командования Западного фронта организовал
оборону переправ через Днепр и в течение восьми суток, отбивая яростные удары врага,
обеспечивал отход войск Западного фронта. Мне пришлось воевать вместе с Лизюковым и
под Ярцевом, когда он был назначен командиром 1-й Московской мотострелковой
дивизии.
...Положение на фронтах продолжало ухудшаться. Враг стремительно рвался к
Москве. Советское Верховное главнокомандование срочно усиливало московское
направление. 1-й Московской гвардейской мотострелковой дивизии предписывалось
срочно погрузиться и следовать по железной дороге на защиту столицы. В голове дивизии
находился ее лучший, 175-й мотострелковый полк под командованием подполковника П.
В. Новикова.
Медленно, обходным путем через Лиски, Мичуринск продвигались к столице
воинские эшелоны. На рассвете 21 октября первый эшелон прибыл на подмосковную
станцию Апрелевка. Здесь стало известно, что дивизия передана в распоряжение 33-й
армии, в командование которой только что вступил генерал-лейтенант М. Г. Ефремов. 33я армия прикрывала наро-фоминское направление с юго-запада.
175-й мотострелковый полк должен был выдвинуться в город Наро-Фоминск и
прикрыть сосредоточение своей дивизии. В тот же день, 21 октября, два батальона полка
заняли оборону на западной окраине города. Фланги полка упирались в реку Нару:
правый — у кирпичного завода, левый — у железнодорожного моста. Весь день из
Москвы прибывало пополнение.
Перед воинами Московской дивизии ставилась задача: в 6 часов утра 22 октября
перейти в наступление и овладеть новым рубежом в 3 — 4 километрах западнее и югозападнее Наро-Фоминска. 175-й мотострелковый полк должен был занять рубеж
Алексеевка — разъезд 75-м километр — Котово с задачей прикрыть город со стороны
Вереи и Боровска. 6-й мотострелковый полк выдвигался на рубеж Елагино — Горчухино
для прикрытия города с юга. Однако 6-й полк не был еще в сборе; в пути находилась и
большая часть дивизионной артиллерии и танковой бригады.
Моя служба в 1-й Московской мотострелковой дивизии началась еще в августе 1941
года. В то время я был начальником разведки дивизии. Но чаще всего мне приходилось
[368] командовать то одним, то другим полком дивизии, когда командиры их выходили из
строя.
Так было и утром 22 октября. В связи с тем что штаб 6-го полка находился еще гдето в пути, я, как штабной командир, вместе с комиссаром полка В. И. Вьюнковым
находился в первом эшелоне полка.
Штаб 33-й армии имел самые противоречивые сведения как о действиях противника,
так и о положении своих войск, находившихся впереди боевых позиций Московской
дивизии. В армии все еще считали, что гитлеровцы сдерживаются нашими войсками на
дальних подступах к Наро-Фоминску и непосредственной угрозы городу нет. На самом же
деле все было иначе. Расположенные недалеко от города населенные пункты Кузьминка,
Щекутина, Атепцево находились уже в руках гитлеровцев. Поэтому, начав выдвижение на
указанные нам позиции, мы вскоре столкнулись с противником. Продвижение полков
дивизии приостановилось. 1-я рота 175-го полка была окружена в Щекутине
превосходящими силами врага и только с наступлением темноты прорвала кольцо
окружения. На правом фланге полка гитлеровские автоматчики были обнаружены в
районе Алексеевки и на реке Наре, всего в 4 километрах севернее Наро-Фоминска.
На рассвете батальоны перешли в наступление, и вскоре на всем участке 175-го
полка разгорелись жаркие схватки. 1-й батальон старшего политрука И. П. Антонова
продвинулся на 1,5 — 2 километра и занял высоту 201,8, но его наступление было
приостановлено организованным пулеметным и артиллерийским огнем врага. 3-й
батальон капитана А. И. Красночиро достиг разъезда 75-й километр, где подвергся
артиллерийскому обстрелу.
Командиру 175-го полка П. В. Новикову стало ясно, что никаких наших частей
впереди нет, всюду противник, который готовится к наступлению.
Отдав необходимые указания командирам батальонов, Новиков с комиссаром полка
А. М. Мячиковым отправился в штаб дивизии для получения новых задач. В это время в
тылу батальонов, в центре Наро-Фоминска, вспыхнула стрельба. Новиков заторопился.
О том, что ночью в город просочились немецкие автоматчики, в штабе полка узнали
от шофера командира полка, которого Новиков направил в город, а сам пошел пешком.
Пробираясь [569] боковой улицей, водитель попал под огонь вражеских автоматчиков. В
штаб полка машина прибыла с пробитым кузовом.
— Где командир? Где комиссар? — с тревогой в голосе спрашивал у водителя
начальник штаба полка Д. Т. Шепелев.
— Остались там, за рекой.
Больше ничего шофер доложить не мог, да он и не знал, что творилось там.
Река Нара делит город на две части. В юго-западной части — центр города. Здесь
городские учреждения, магазины, колхозный рынок, прядильно-ткацкая фабрика,
фабричный рабочий городок, состоящий из десятка четырехэтажных домов. В северовосточной части находятся железнодорожная станция Нара, городской парк и слившаяся с
городом Ново-Федоровка. Обе части города связаны каменным мостом. В полукилометре
южнее каменного моста находится железнодорожный. Штаб 175-го полка размещался в
северо-восточной части города, неподалеку от городского парка. Наблюдательный пункт
был оборудован на церковной колокольне, рядом с каменным мостом.
Оценив обстановку, начальник штаба полка Шепелев направил две стрелковые роты
2-го батальона (резерв командира полка) на ликвидацию фашистских автоматчиков в
городе. Одна рота, усиленная пулеметчиками, занимала оборону по левому берегу реки у
городского, парка, прикрывая своим огнем каменный мост и шоссе на Кубинку. Жаркий
бой завязался в районе фабрики и фабричного городка. Часть вражеских автоматчиков
успела захватить каменные здания и вела прицельный огонь вдоль улицы. Другие группы
гитлеровцев стремились проникнуть к реке, овладеть каменным и железнодорожным
мостами.
Еще к 10 часам утра командир дивизии А. И. Лизюков выдвинул на левый берег
Нары танковый полк с задачей прикрыть мосты и не допустить прорыва противника в
северовосточную часть города.
После полудня гитлеровцы перешли в наступление крупными силами. Загрохотала
артиллерия и минометы. Вслед за огневым налетом густыми цепями пошла вражеская
пехота. Она стремилась охватить город с севера и юга. Появилось около 30 фашистских
бомбардировщиков. Самолеты [370] с небольшой высоты бомбили железнодорожную
станцию, городской парк и юго-западную окраину города. Противник начал бомбить и
центр города, где шел бой с автоматчиками врага. Наш зенитный артдивизион сбил два
фашистских самолета.
Наконец в самый разгар боя в районе 2-го батальона, оборонявшего городской парк,
появился комиссар 175-го полка Мячиков. Он был совершенно неузнаваем. Вымокшая
под дождем шинель запятнана кровью, густо выпачкана грязью, глаза запали.
Возле каменного моста Мячиков натолкнулся на командира и комиссара дивизии.
Комдив А. И. Лизюков и военком В. В. Мешков наблюдали за боем.
Увидев Мячикова, комдив воскликнул:
— Где Новиков?
— Остался там. Он тяжело ранен. — Мячиков показал рукой в сторону города.
Правый сосед Московской дивизии — 222-я стрелковая дивизия занимала теперь
рубеж Симбухово — Смоленское и вела бой, повернувшись фронтом на юг. Ее
ближайший к москвичам левый фланг находился в 15 километрах западнее НароФоминска. Левый сосед — 110-я стрелковая дивизия отошла за реку Нару.
Таким образом, открытые стыки между Московской дивизией и ее соседями
достигали 10 — 15 километров. Сюда и устремились гитлеровцы.
До полка вражеской пехоты с танками, обойдя город с севера, вышли на реку Нару, в
район Таширово — Красная Турейка. До двух полков противника наступали юго-западнее
и южнее города. С юга, в обход левого фланга 6-го полка, наступала вражеская
мотопехота. Передовые части противника проникли на станцию Зосимова Пустынь и в
Бекасово, перерезав железную и шоссейную дороги, связывавшие Наро-Фоминск с
Москвой. Действия противника непрерывно поддерживались авиацией.
Московская дивизия, напрягая свои силы до предела, с величайшим трудом
сдерживала натиск врага. Остатки 1-го батальона 175-го полка дрались на западной
окраине города. Путь отхода за реку Нару был им отрезан. 3-й батальон этого полка вел
бои у разъезда 75-й километр. Батальон 6-го полка был окружен у Атепцева. [371]
К вечеру положение еще ухудшилось: гитлеровцы овладели всей юго-западной
частью города и всюду вышли к реке. На стыке с 222-й стрелковой дивизией их
автоматчики проникли на восточный берег Нары и заняли Конопеловку и военный
городок танкистов, находившийся в полутора километрах восточнее реки. Чтобы
полностью замкнуть кольцо окружения вокруг Наро-Фоминска, фашистам оставалось
преодолеть всего лишь 2 — 3 километра.
Для прикрытия правого фланга Московской дивизии командующий 33-й армией
перебросил на восточный берег Нары, к северу от Наро-Фоминска, 1278-й стрелковый
полк 110-й стрелковой дивизии (отряд майора Беззубова). Для борьбы с врагом в районе
Бекасова командир дивизии направил свои тыловые подразделения.
Полковник Лизюков все время находился на наблюдательном пункте у каменного
моста и руководил оттуда боем, В дело были введены вся артиллерия и танки. Гитлеровцы
несли огромные потери. Но большие потери были и в дивизии. Наиболее обескровлен
оказался 175-й полк.
Во второй половине дня 22 октября я прибыл в город с одним эшелоном 6-го
мотострелкового полка. Сразу же после выгрузки мы вступили в бой в районе Горчухина.
Узнав о нашем прибытии, комдив вызвал меня на свой наблюдательный пункт и приказал
принять командование 175-м полком. Задача — очистить юго-западную часть города от
противника.
Получив приказ командира дивизии, я вернулся в район 2-го батальона, где застал
начальника штаба полка Шепелева и комиссара полка Мячикова. Вторую половину ночи
командиры штаба и работники политотдела провели в батальонах и ротах. Бойцы были
накормлены и обеспечены боеприпасами. Обескровленные подразделения были сведены
вместе, укреплены коммунистами из тыловых и специальных подразделений, вместо
выбывших из строя командиров назначены новые.
С утра 23 октября на всем фронте дивизии снова разгорелся ожесточенный бой. В
Наро-Фоминске воины дивизии вели уличные бои, на восточном берегу реки Нары
отбивали яростные атаки врага. Юго-западная часть города дважды переходила из рук в
руки. В корпусах прядильно-ткацкой фабрики и фабричном городке шел бой за каждый
этаж, за [372] каждую лестничную клетку. В некоторых зданиях первый и второй этажи
занимали гвардейцы, третий и четвертый — фашисты. Но слишком неравными оказались
силы. Против двух поредевших батальонов 175-го полка и десятка танков действовали
четыре-пять полнокровных вражеских батальонов. К исходу дня бой в центре города
затих. Нам удалось сохранить за собой только часть фабричных корпусов, находившихся
в излучине реки Нары и примыкавших к каменному мосту.
Тяжелые это были бои. Москва стала прифронтовым городом. Родина требовала от
ее защитников: «Ни шагу назад! Сделать подступы к столице могилой для фашистов!»
В 1-й гвардейской Московской мотострелковой дивизии эту задачу понимали все, от
командира дивизии до рядового воина, и стремились выполнить ее с честью, как подобает
гвардейцам. Командование дивизии и политотдел выпустили Обращение ко всем бойцам,
командирам, комиссарам и политработникам. В нем говорилось:
«Боевые товарищи бойцы, командиры, комиссары, политработники! Большая угроза
нависла над родной Москвой. Бешеные шакалы устремили свои полчища к сердцу матери
Родины.
Храбрые танкисты! Прославившие себя артиллеристы! Бесстрашные пехотинцы,
истребители, разведчики, саперы, водители!
Поклянемся перед нашими матерями, давшими нам жизнь.
Поклянемся перед партией, Советским правительством, что всю нашу ненависть к
врагу, силу, мощь оружия обрушим на поганые головы фашистских бандитов.
Москва — это сердце нашей Родины, и если будет нужно, то каждый из нас отдаст
свое сердце, жизнь свою за наш родной, любимый город.
За советскую Родину! За социализм! Ни шагу назад! Вперед, и только вперед, и
победа будет за нами!»
Вместе с Обращением типография дивизионной газеты «На штурм» отпечатала
несколько тысяч листков с коротеньким текстом торжественной клятвы — стоять
насмерть, не отступать ни на шаг. Укрывшись плащ-палатками, при свете карманных
фонариков читали гвардейцы Обращение, и каждый скреплял торжественную клятву
своей подписью. [373]
Утром 24 октября бой стал еще яростнее. Гитлеровцы стремились на восточный
берег Нары, но, встреченные нашим заградительным огнем, так и не достигли его.
Прижимаясь к броне танков, вслед за залпом «катюш» гвардейцы пошли на штурм югозападной части Наро-Фоминска. Наша пехота, поддерживаемая танками, несколько раз
проникала в центр города, штурмом занимала отдельные дома, но, не имея связи со
своими тылами, расстреляв боеприпасы и понеся потери, каждый раз отходила на
исходный рубеж.
В течение недели активной обороны гвардейцы измотали и обескровили врага, но и
сами они, устав и обессилев, нуждались в передышке.
В итоге боев в наших руках остался только один корпус из фабричных зданий, в
котором находилось около 30 бойцов из 2-го батальона П. М. Андронова. Им была
поставлена задача во что бы то ни стало остаться на фабрике. Мужественные гвардейцы,
окруженные с трех сторон, днем и ночью отражали атаки фашистов и сохранили этот
маленький островок в качестве плацдарма для наших войск.
Фашисты превратили город в мощный узел сопротивления. Улицы были
заминированы, заграждены баррикадами. В подвальных помещениях были расставлены
противотанковые пушки. Все подступы к городу и его улицы гитлеровцы держали под
огнем автоматов и пулеметов. Но наше командование решило внезапным штурмом, без
огневой подготовки ворваться в город и освободить его.
28 октября. 20 часов. Полковник А. И. Лизюков вызвал меня в штаб дивизии и
объявил:
— Решением командарма 33 сегодня ночью наша дивизия должна овладеть городом.
Ваш полк с десятью танками и десантом в первом эшелоне дивизии прорвется через мост,
по центральной улице выйдет на западную окраину города и ударом с запада овладеет им.
Остальные части дивизии во втором эшелоне будут поддерживать вас. Начало атаки в 5
часов утра.
Получив приказ, я вернулся на командный пункт. Началась спешная подготовка. В
нашем распоряжении было всего несколько часов. За это время надо было поставить
задачи всем подразделениям, собрать людей и боевую технику, которые были растянуты
по фронту до 5 километров, вывести подразделения из оврагов, подвалов, развалин, где
они расположились, [374] обеспечить их боеприпасами, продовольствием, произвести
расчет для посадки на танки. И все это необходимо было сделать скрыто под самым носом
у гитлеровцев. Что и говорить, задача нелегкая.
К 4 часам утра все было готово. С боевых позиций был снят весь личный состав
полка. Остались лишь отдельные посты для наблюдения и прикрытия нашего отхода на
случай неудачи. В голове колонны полка находились танки. Они стояли на дистанции 50
метров друг от друга. На каждом танке находился десант — 8 — 10 автоматчиков.
Впереди всей колонны поставили тяжелый танк КВ. Затем шел танк Т-34, в котором
должен был находиться я. Сделав все указания и распоряжения на прорыв, я подошел к
головному танку КВ, чтобы отдать команду на движение. В этот момент начальник штаба
33-й армии предупредил:
— Скорее, светает!
Не задумываясь, я решил остаться в головном танке. С большим трудом влез в КВ,
где уже было четыре человека.
И вот заработали моторы. Головной танк тронулся и проскочил через мост.
Гитлеровцы «проснулись», и тут же мгновенно ожила вся их огневая система. Когда мы
оказались на центральной улице города, с обеих сторон ее на нас обрушился огонь
противотанковых пушек. С верхних этажей стреляли автоматчики и пулеметчики.
Боковые щели танка были повреждены. Командирская панорама, расположенная на верху
танка, также ничего не показывала. Проехав метров двести, я решил проверить, что
происходит с остальными подразделениями полка. Через заднее смотровое окно
наблюдения я увидел второй танк Т-34. Дальше ничего не было видно.
Ускорив ход, мы выехали на западную окраину города, где центральная улица
сливается с шоссейной дорогой, идущей на юго-запад. Остановив танк, я посмотрел назад,
но не обнаружил идущего за нами Т-34.
Убедившись в том, что мы одни, я приказал командиру машины младшему
лейтенанту Хетагурову повернуть танк обратно. Вдруг слышу его слова: «Товарищ
командир, механик-водитель Новочихин ранен». За рычаги управления сел другой
танкист.
Повернув обратно, мы надеялись встретить своих. Но, проехав 200 — 300 метров по
центральной улице, увидели [375] печальную картину. Танк Т-34, двигавшийся за нами,
горел. Других танков видно не было. Свернув с центральной улицы, мы двигались почти
вслепую, соблюдая общее направление на восток и надеясь выйти к реке Наре.
После долгих блужданий мы вдруг почувствовали мощный толчок. Танк
перевернулся. Не успев еще ничего понять, мы услышали снаружи какой-то шум.
Слышались слова: «Товарищи танкисты, выходите!» Оказалось, что счастливая
случайность привела нас к тому корпусу фабрики, где уже около недели успешно
оборонялись 30 советских воинов. С их помощью нам удалось открыть нижний люк и
вытащить из танка раненого водителя и контуженного башенного стрелка.
На танке мы обнаружили десятки вмятин от ударов вражеских снарядов. К нашему
счастью, эти снаряды оказались бессильными перед броней нашего КВ.
Я немедленно связался по телефону с командиром дивизии и доложил обстановку.
Вскоре, перебравшись через реку Нару, мы добрались до штаба дивизии. Здесь мне
рассказали о том, что произошло утром. После того как двум передним танкам удалось
ворваться в город, гитлеровцы обрушили на колонну полка огонь из всех видов оружия.
Понеся большие потери, колонна была вынуждена отступить.
Так печально кончилась эта операция. Она показала, что к освобождению города
надо готовиться тщательно и серьезно.
После неудачной попытки освободить Наро-Фоминск 1-я гвардейская Московская
дивизия по приказу Военного совета 33-й армии в ночь на 30 октября заняла оборону на
участке между пунктами Красная Турейка и Горчухино. Боевые позиции 175-го полка
проходили по левому берегу Нары и вдоль северо-восточной части Наро-Фоминска, до
железнодорожного моста включительно. Одна стрелковая рота полка по-прежнему
оборонялась на правом берегу Нары, в корпусе прядильно-ткацкой фабрики. 6-й полк
занимал оборону южнее — от железнодорожного моста до Горчухина. На отряд майора
Беззубова комдив возложил оборону левого берега Нары западнее Конопеловки и городка
танкистов.
Гвардейцы-москвичи не теряли времени даром. Левый берег реки Нары покрылся
окопами, траншеями, жилыми землянками, [376] командирскими и штабными
блиндажами. Почти каждый день прибывало пополнение. Это были добровольцы —
железнодорожники, металлурги «Серпа и молота», рабочие автозавода и других
московских предприятий. Дивизия оснащалась новым оружием.
Накануне 24-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в
партию и комсомол вступили сотни лучших, проверенных в боях бойцов и командиров.
Торжественность обстановки усилил приказ Военного совета Западного фронта о
награждении орденами и медалями 182 бойцов, командиров и политработников дивизии.
22 ноября нашей дивизии вручали гвардейское знамя. К этому дню готовились
долго. В 14 часов на заснеженной, окаймленной высокими соснами лесной поляне
выстроились почетные команды из боевого актива всех частей дивизии. Посредине
поляны — командование дивизии и начальник политотдела.
С опушки леса, от штабных блиндажей, вышел член Военного совета фронта. В
руках у него развернутое знамя.
— Под знамя, смир-р-рно! — проносится над поляной команда.
Строй вздрогнул и замер. Командир дивизии вышел навстречу и отрапортовал. В
ответ на приветствие и поздравление члена Военного совета прогремело мощное
гвардейское «ура». Приняв знамя, полковник А. И. Лизюков сказал:
— В предыдущих боях воины дивизии, воодушевленные любовью к Родине, родной
Коммунистической партии и Советскому правительству, проявили героизм, мужество,
отвагу и доблесть. Теперь, принимая гвардейское знамя, мы должны еще раз заверить весь
советский народ, что оправдаем высокое звание и докажем свою преданность партии и
правительству боевыми делами.
А. И. Лизюков зачитал перед строем Обращение ко всем гвардейцам дивизии.
Воины прославленной дивизии клялись не уронить высокого звания гвардейцев.
Вечером, возвратясь к себе в окопы и землянки, участники митинга рассказали товарищам
о торжественной церемонии приема знамени.
Мне не пришлось участвовать в церемонии получения гвардейского знамени. Еще в
первой половине этого дня командир дивизии позвонил мне и [377] сказал:
— Мы сегодня получаем от правительства почетное гвардейское знамя. На вас
возлагается задача — ликвидировать вражеский плацдарм и освободить Конопеловку.
Пусть выполнение этой задачи будет нашим ответом на большое доверие, оказанное нам.
Командир дивизии приказал доложить ему о взятии деревни к.9 часам утра 23
ноября.
Деревня Конопеловка была расположена на нашем берегу реки Нары. Фашистам
удалось захватить ее во второй половине октября. Они создали здесь мощный
укрепленный район.
Операцию мы решили провести ночью. Основной удар должен был нанести отряд во
главе с командиром 3-го батальона Большенковым. Отряд был усилен саперами и
противотанковыми пушками. Бойцы и командиры этого подразделения хорошо изучили
местность, знали каждый бугорок и кустик.
С вечера 22 ноября началась артиллерийская подготовка. Сотни снарядов выпустили
артиллеристы майора А. М. Ботвинника на головы врага. Метко стреляло орудие
младшего сержанта Ильичева. Его расчет разбил несколько блиндажей, подавил три
огневые точки противника. Артиллеристы расчистили путь пехотинцам.
К 3 часам ночи, когда вражеский гарнизон успокоился, качался мощный
артиллерийский обстрел Конопеловки. Танки, рассредоточенные на разных направлениях,
завели моторы, создавая оглушительный шум. Как и следовало ожидать, гитлеровцы
приняли ложную танковую атаку за действительную и начали стрелять куда попало.
Расстреляв изрядное количество боеприпасов, вражеские пушки замолчали. И тут
взвилась красная ракета — сигнал для атаки.
Когда в пятом часу утра гвардейцы ворвались в деревню, там не видно было ни
одного живого фашиста. У окопов, блиндажей, у домов валялось немало трупов,
множество разбитой техники. Плацдарм врага был ликвидирован. Полк раньше срока
выполнил поставленную ему задачу.
В конце ноября командир дивизии А. И. Лизюков неожиданно был отозван в
Москву. На его место прибыл полковник Тимофей Яковлевич Новиков. Три месяца
командовал Александр Ильич Лизюков Московской дивизией, а добрую память [378] о
себе оставил на долгие годы. В конце июля 1942 года он погиб в боях за Родину. Не
только близкие боевые друзья, но и весь личный состав 1-й гвардейской Московской
дивизии тяжело переживал эту утрату.
Последнюю попытку прорваться к Москве гитлеровцы предприняли в начале
декабря. Наиболее чувствительные удары они наносили на флангах 33-й армии, севернее
и южнее Наро-Фоминска.
Утром 1 декабря противник силами 20-го армейского корпуса, усиленного 70
танками, стремительным ударом с рубежа Любаново — Таширово прорвал оборону 222-й
стрелковой дивизии и вышел на шоссе Наро-Фоминск — Кубинка. Враг с ходу овладел
Головеньками и ворвался в Акулово. Дальнейшее его продвижение к Можайскому шоссе
было приостановлено активными действиями 32-й стрелковой дивизии. Оставив в
Акулове часть своих сил, гитлеровцы повернули на северо-восток и заняли район
Юшково — Бурцево. Глубина прорыва достигла 20 километров. Одновременно с этим 57й танковый корпус врага атаковал 110-ю стрелковую дивизию на участке Атепцево —
Каменское и продвинулся до 10 километров. Оборона 1-й гвардейской Московской
дивизии была обойдена противником с обоих флангов, и ее части оказались в тактическом
мешке.
Командование нашей дивизии придавало особое значение участку обороны 175-го
мотострелкового полка. Ключевой позицией к нему был район военного городка и
Конопеловки. Здесь оборонялся 3-й батальон. Я постоянно находился на этом участке.
С 7 часов утра в течение полутора часов вражеская артиллерия и авиация наносили
удары по нашей обороне. В результате сильного обстрела все линии проводной связи
были выведены из строя, связь с подразделениями была потеряна. Посыльные обратно не
возвращались. Не было связи и с соседями.
Мой наблюдательный пункт был оборудован на чердаке одного из домов военного
городка. Поднявшись на наблюдательный пункт после артиллерийского обстрела, я
увидел, что фашистские солдаты окружили дом. Гитлеровцы установили пулемет и
обстреливали парадный подъезд. Сразу же были приняты меры, В разных уголках
помещения заняли оборону санитары из санвзвода. Через окно первого [379] этажа мы
дали очередь из автомата по фашистским пулеметчикам. Удача! Пулемет замолчал.
Тринадцатилетний мальчик, которого мы любовно звали Гаврушей, рискуя жизнью,
притащил немецкий пулемет, поставил в удобном месте и начал стрелять по фашистам.
Гавруша был старшим из шести мальчиков, которые, потеряв родителей, находились при
нашей части. Ручной пулемет, захваченный в военном городке, в настоящее время
хранится в Историческом музее.
Учитывая серьезную опасность, мы приняли решение вызвать огонь нашей
артиллерии на себя. Сначала командование отказало в этой просьбе, но потом
согласилось. Мы все спустились в подвальное помещение. Свои снаряды нас не задели.
После артиллерийского обстрела к нашей группе, состоявшей из бойцов санитарного
взвода и четырех автоматчиков, присоединился командир 3-го батальона с четырьмя
бойцами. Мы перешли в контратаку. Положение было восстановлено. Части противника,
углубившиеся в район наших тыловых подразделений, были уничтожены.
Воины 6-го мотострелкового полка сражались также самоотверженно. Гвардейцы
отбили многочисленные атаки врага на открытом левом фланге дивизии, не допустив
выхода фашистских автоматчиков на свои коммуникации. Особенно отличился в бою
комиссар полка В. И. Вьюнков.
День 1 декабря подходил к концу. Начало темнеть. Разрозненные подразделения
фашистов стали отходить, оставив на поле боя свыше 500 трупов. Так завершился
декабрьский прорыв фашистов на участке 1-й гвардейской Московской дивизии.
5 — 6 декабря наши войска перешли в решительное контрнаступление под Москвой
и погнали гитлеровцев на запад.
На центральном участке Западного фронта наступление советских войск началось
несколько позже. Поздно вечером 15 декабря начальника штаба 1-й гвардейской
Московской дивизии полковника Д. Д. Бахметьева и комиссара В. В. Мешкова вызвали в
штаб 33-й армии для получения боевом задачи (комдив Т. Я. Новиков в этот день был
ранен и направлен в госпиталь).
33-я армия должна была с утра 18 декабря перейти в наступление в направлении на
Боровск — Балабаново — Верею. [380]
Командарм генерал М. Г. Ефремов поставил нам задачу — к исходу 18 декабря
выйти на рубеж совхоз «Котово» — Котово — Щекутина, а 19 декабря овладеть рубежом
Кузьминка — Татарка.
175-му полку предстояло овладеть разъездом 75-й километр, затем выйти на
западную окраину Наро-Фоминска и отрезать фашистскому гарнизону пути отхода на
запад; 6-му мотострелковому полку предстояло наступать на левом фланге дивизии в
направлении на Котово.
Немалые трудности стояли перед нами. Мало было танков и артиллерии. На
километр прорыва приходился всего один артиллерийский дивизион, то есть 10 — 12
орудий. Танковую бригаду М. Г. Сахно командарм «раздал» всем пяти наступающим
дивизиям армии. Было над чем призадуматься командиру дивизии и командирам полков.
17 декабря командование 1-й гвардейской Московской дивизией принял полковник
С. И. Иовлев. Утром следующего дня гвардейцы после короткой артподготовки перешли в
наступление. Несмотря на стремительный порыв и веру в победу, наступление дивизии
из-за слабой технической оснащенности войск и отчаянного сопротивления противника
превратилось в медленное «прогрызание» вражеской обороны.
Шесть дней длилась ожесточенная борьба, стоившая больших жертв. Продвижение
исчислялось сотнями метров в сутки. Только к исходу 25 декабря 175-й мотострелковый
полк обошел Наро-Фоминск с юга и вышел на его западную окраину. Пути отступления
на Кузьминки и Боровск были гитлеровцам отрезаны. С севера город обошли части 222-й
стрелковой дивизии. Мало кому из фашистов удалось спастись бегством. Юго-западная
окраина города была усеяна трупами.
Особенно упорные бои разгорелись в районе разъезда 75-й километр. Полотно
железной дороги несколько раз переходило из рук в руки. В этом бою геройски погиб
комбат Болыпенков. Ворвавшись на танке в расположение врага, он уничтожил немало
гитлеровцев. Советское правительство наградило его посмертно орденом Красного
Знамени.
26 декабря Наро-Фоминск был полностью очищен от врага. Старший лейтенант
гаубичного полка Матвеев водрузил на здании горсовета красное знамя. [331] Из НароФоминска путь 1-й Московской дивизии лежал на Боровск, Верею, наперерез вражеским
войскам, отступавшим под ударами соседней 5-й армии.
Четвертого января войсками 33-й армии был освобожден Боровск. Переход из
Боровска на Верею дивизия совершила ночью. Во главе колонны, в первом эшелоне, шел
175-й мотострелковый полк. Здесь же находилось командование дивизии. Во втором
эшелоне шел 6-й мотострелковый полк с частями усиления и дивизионными тылами
(командование ими было возложено на меня). Дивизия должна была ночью незаметно для
противника выйти в район Афанасьев — Васильево и ударить по тылам верейской
группировки противника. Но около 3 часов ночи на рубеже реки Исмы гитлеровцам
удалось отсечь второй эшелон дивизии от первого.
Густой лес и глубокий снег сковали наши действия. Мы не имели возможности
маневрировать ни огнем, ни живой силой. Неоднократные попытки прорваться к 175-му
полку ни к чему не привели. Двое суток длился этот трудный бой, который все-таки
закончился победой гвардейцев-москвичей. Днем 18 января первый и второй эшелоны
встретились на восточном берегу реки Протвы, в районе Афанасьева.
19 января дивизия вместе с другими частями армии освободила город Верею.
После освобождения Вереи наша дивизия совершила 60-километровый марш в район
Медыни и вошла в состав 43-й армии.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Д. А. Журавлев
Генерал-полковник
артиллерии
в
отставке,
бывший командир 1-го корпуса ПВО
Оборона столицы
С первых дней войны гитлеровцы начали интенсивно разведывать с воздуха систему
противовоздушной обороны Москвы. Враг сразу же убедился, что при дневных налетах на
подступах к советской столице его встретит глубокоэшелонированная противовоздушная
оборона. Для ночных же налетов гитлеровцам сначала недостаточно было темного
времени суток, чтобы совершить полет до Москвы и возвратиться на свои базы. Поэтому
немецко-фашистская бомбардировочная авиация начала систематические ночные налеты
на Москву лишь после того, как немецкие войска вышли на рубеж Великие Луки —
Витебск — Орша — Могилев — Гомель.
Налеты вражеской авиации не застали нас врасплох.
Еще до войны началось вооружение артиллерийских и авиационных частей
Московской ПВО новой боевой техникой, 76-миллиметровые зенитные пушки старого
образца были заменены усовершенствованными орудиями 85-миллиметрового калибра
образца 1939 года. В истребительной авиации началась замена устаревших типов
самолетов [383] новыми — ЯК-1, МИГ-3 и ЛАГГ-3, а затем ЛА-5. Перевооружены были
малокалиберная
зенитная
артиллерия (МЗА),
зенитно-пулеметные,
зенитнопрожекторные, радиотехнические части и части связи. МЗА получила новые, 37миллиметровые автоматические зенитные пушки высокой скорострельности — до 120
выстрелов в минуту, — предназначенные для стрельбы по низко летящим самолетам.
Части обнаружения воздушного противника получили на вооружение новую боевую
технику отечественного производства — радиолокационные станции обнаружения (РУС-1
и РУС-2). Совершенствовались и средства управления войсками. Только одних линий
проводной связи с автоматическим управлением было проложено около 40 тысяч
километров. Широкое развитие получила система приемо-передающих центров,
обеспечивавших командованию возможность оценивать воздушную обстановку и
надежно управлять частями и соединениями при отражении налетов авиации противника.
Соединения противовоздушной обороны были реорганизованы. Дивизия ПВО
Москвы была развернута в 1-й корпус, а 24-я и 78-я авиадивизии — в 6-й истребительный
авиационный корпус ПВО.
В начальный период войны, несмотря на тяжелую обстановку на фронтах, большие
потери людских и материальных ресурсов, партия и правительство все же нашли
возможным значительно усилить противовоздушную оборону Москвы. Для этого были
дополнительно выделены как материальная часть, так и боевой состав истребительной
авиации, зенитной артиллерии и других средств. К началу массированных налетов
немецкой авиации на Москву (то есть к 22 июля 1941 года) ПВО столицы располагала 602
боевыми самолетами, 1044 орудиями среднего и малого калибра, 336 установками
счетверенных пулеметов. Все части 1-го корпуса ПВО и 6-й авиакорпус развернулись по
мобилизации и заняли боевой порядок в установленные сроки.
Противовоздушная оборона Москвы была построена так, чтобы предусмотреть
возможность отражения воздушного противника с любого направления, в любое время
суток и при разных погодных условиях, а также при любой высоте полета вражеской
авиации — как при нападении с бреющего полета, так и с возможно высокого
«потолка» — до 10 тысяч метров. [384]
В соответствии с этими принципами было решено:
1) истребителям ПВО уничтожать авиацию противника на подступах к Москве — на
расстоянии 80 — 100 километров; с этой целью развернуть вокруг Москвы аэродромную
сеть, расположенную в 100 — 120 километрах от города;
2) построить круговую оборону города с выносом зоны огня на западное и южное
направления, создав здесь средствами зенитной артиллерии наиболее плотную
группировку:
3) для обеспечения боевых действий истребительной авиации и зенитной артиллерии
в ночных условиях создать световые прожекторные поля, в первую очередь на наиболее
вероятных направлениях нападения авиации противника — к западу и югу от Москвы, с
глубиной 30 — 35 километров каждое; всего было создано 16 таких полей;
4) для обороны центра города и его южной и западной окраин от нападения
пикирующих и низко летящих самолетов противника развернуть части аэростатов
воздушного заграждения;
5) разведку авиации противника вести частями воздушного наблюдения, оповещения
и связи (ВНОС), обеспечив обнаружение противника с рубежа в 200 — 250 километров от
Москвы; радиолокационные станции обнаружения (РУС-1 и РУС-2) развернуть на рубеже
Ржев — Вязьма.
В Москве и на подступах к ней специально были созданы ложные объекты, которые
дезориентировали противника. Например, были построены мнимые заводские корпуса с
трубами, нефтебазы с подъездными путями и железнодорожными составами. В одном
районе был даже разбит «военный лагерь» с палатками и декоративными фигурами
бойцов. В ряде мест были построены ложные аэродромы и созданы ложные огневые
позиции зенитной артиллерии.
Наши усилия по созданию ложных объектов вполне себя оправдали. В ходе боев за
Москву противник сбросил на ложные объекты 697 фугасных, 2521 зажигательную, 156
осветительных бомб, которые предназначались для бомбардировки советской столицы.
Над этими объектами наши истребители и зенитчики сбили несколько самолетов
противника.
Ответственность за организацию маскировки города и постройку ложных объектов
была возложена на заместителя председателя Исполкома Моссовета М. А. Яснова.
Большую помощь оказывали противовоздушной обороне Москвы секретарь [385] ЦК, МК
и МГК ВКП(б) А. С. Щербаков, председатель Исполкома Моссовета В. П. Пронин и
председатель Облисполкома П. С. Тарасов. Государственный Комитет Обороны выделил
кадры квалифицированных офицеров и генералов для управления корпусом ПВО. ГКО
обязал также научные учреждения привлечь к делу противовоздушной обороны столицы
крупных ученых, которые должны были заняться разработкой новых способов борьбы с
воздушным противником.
Активное участие в защите населения города от бомбардировок приняли сами
москвичи. Были вырыты щели, значительно расширена сеть бомбоубежищ. Полуподвалы
и нижние этажи домов были дооборудованы разного рода защитными средствами и
сооружениями. Московская партийная организация направила в войска ПВО тысячи
коммунистов и комсомольцев. Москвичи снабдили нас средствами и материалами,
необходимыми для оборудования огневых позиций, различными предметами оснащения.
Наступавшая на Москву немецко-фашистская группа армий «Центр» имела в своем
составе отборные части бомбардировочной авиации 2-го воздушного флота,
насчитывавшие в общей сложности 1600 самолетов, Москву должна была атаковать с
воздуха специально созданная для этой цели авиагруппа, составленная из нескольких
отборных эскадр немецко-фашистских военно-воздушных сил. Сюда входила 4-я
бомбардировочная эскадра «Вевер», сбрасывавшая бомбы на Лондон, Ливерпуль,
Бирмингам, Бристоль и другие города Англии; 28-я эскадра, бомбившая Париж и
Амстердам; 53-я бомбардировочная эскадра «Легион-Кондор», снискавшая себе мрачную
славу истреблением беззащитного населения республиканской Испании, а позже —
разбойничьими налетами на мирные города и села Польши, Югославии, Греции. Нашим
воздушным противником была и 55-я бомбардировочная эскадра, переброшенная с
киевского направления. Численность каждой эскадры достигала 70 самолетов, они
действовали в основном с аэродромов Барановичей, а позднее из района Смоленска. К
середине июля 1941 года численность вражеской авиации, предназначенной для налетов
на Москву, достигала не менее 300 бомбардировщиков одних только новейших типов —
ХЕ-111, Ю-88 и Д-215, Более половины их экипажей имели опыт ночных полетов. [386]
Экипажи состояли из отборных гитлеровских молодчиков. Каждый четвертый командир
экипажа был званием не ниже полковника.
В 5 часов вечера 21 июля 1941 года Государственный Комитет Обороны назначил
учение на картах для проверки деятельности ПВО Москвы в дневных условиях. В учениях
участвовали оперативные группы штабов 1-го корпуса ПВО и 6-го авиационного корпуса.
Проверку возглавлял И. В. Сталин. Нападающую сторону представляли командующий
Московской зоны ПВО М. С. Громадин и начальник штаба зоны А. В. Герасимов. Учение
закончилось в 8 часов вечера. Разбор итогов произвел Г. К. Жуков. 1-й корпус ПВО
получил в целом положительную оценку. Было дано указание подготовить на следующий
день учение по отражению воздушного нападения в ночных условиях.
Но в 22 часа 25 минут 21 июля противник силами в 200 — 250 самолетов,
стартовавших с аэродромов Бреста, Барановичей, Бобруйска и Минска, четырьмя
последовательными эшелонами с северо-западного, западного и юго-западного
направлений вторгся в воздушное пространство Московской зоны ПВО и на высоте 2
тысячи метров стал приближаться к Москве.
Все части ПВО были тотчас же приведены в боевую готовность. В городе была
объявлена воздушная тревога.
В первом же налете противник понес весьма ощутимые потери, так и не достигнув
желаемых целей. Ему не удалось вывести из строя промышленные объекты столицы,
деморализовать население, сломить волю к сопротивлению защитников города.
Налет продолжался до 3 часов 25 минут 22 июля.
Сразу же после налета меня и генерала Громадина вызвали в ГКО. Выло около 4
часов утра. По пути туда у нас, естественно, возникло чувство серьезной тревоги. Как
будет воспринят наш доклад? Ведь некоторые, пусть незначительные, повреждения все же
были нанесены городу. По прибытии в Ставку мы доложили, что из более чем 200
самолетов противника прорвались к городу лишь одиночные самолеты, которые нанесли
незначительные разрушения жилым зданиям. Имелось несколько жертв среди населения.
Промышленные и военные объекты не пострадали. Связь, электросеть, [387]
газоснабжение и водоснабжение сохранились в исправном состоянии. Город может жить
нормальной жизнью.
Выйдя из Ставки, я решил проехать по городу и лично убедиться в том, какой ущерб
причинен Москве. Первое впечатление было, конечно, тягостным: старики и дети
возвращались из убежищ; в тех местах, где упали бомбы, темнели остовы разрушенных
зданий.
Оценку действиям средств ПВО Москвы во время первого массированного налета
народный комиссар обороны СССР дал в своем приказе № 241 от 22 июля 1941 года.
В приказе было отмечено, что «благодаря бдительности службы воздушного
наблюдения (ВНОС) вражеские самолеты были обнаружены, несмотря на темноту ночи,
задолго до появления их над Москвой... Нашими истребителями и зенитчиками сбито, по
окончательным данным, 22 самолета противника».
Приказ заканчивался следующими словами:
«За проявленное мужество и умение в отражении налета вражеской авиации
объявляю благодарность:
1. Ночным летчикам-истребителям Московской зоны ПВО.
2. Артиллеристам-зенитчикам, прожектористам, аэростатчикам и всему личному
составу службы воздушного наблюдения (ВНОС).
3. Личному составу пожарных команд и милиции г. Москвы.
За умелую организацию отражения налета вражеских самолетов на Москву
объявляю благодарность: командующему Московской зоной ПВО генерал-майору
Громадину, командиру соединения ПВО генерал-майору артиллерии Журавлеву,
командиру авиационного соединения полковнику Климову.
Генерал-майору Громадину представить к правительственной награде наиболее
отличившихся».
В список представленных к награждению было включено 83 человека.
Приказ воодушевил весь личный состав частей 1-го корпуса ПВО и 6-го авиакорпуса
на еще лучшее выполнение боевых задач.
М. И. Калинин, вручая награды отличившимся артиллеристам, наказывал им
охранять Москву как зеницу ока, бить [388] врага так, чтобы все воины ПВО страны брали
с них пример. В ответ на это обращение воины Московской ПВО проявили высокое
боевое мастерство и беспримерную отвагу.
Понеся в первом же налете большие потери, противник вынужден был приступить к
поискам других методов нападения. Уже во втором налете на Москву — в ночь на 23
июля — он увеличил высоту полета своих самолетов до 7 тысяч метров. Налет
производился более мелкими группами, с интервалом в 10 — 15 минут. Отказавшись от
тактики «прямого тарана» системы ПВО, противник стал прощупывать слабые места в
нашей обороне, проникая в ее зону с разных сторон. Но и это не избавило его от больших
потерь.
Встречая на подступах к Москве в световых прожекторных полях организованный
отпор наших истребителей и мощный артиллерийский огонь в зоне зенитной артиллерии,
самолеты противника вынуждены были возвращаться обратно. Затем они нередко снова
делали попытку прорваться к городу с других направлений, но, как правило, безуспешно,
и сбрасывали бомбы, не достигнув цели. Лишь отдельным самолетам удавалось
прорваться к Москве. Но здесь, встретив плотный зенитный огонь, они сбрасывали бомбы
беспорядочно. Многие из фугасных бомб не разрывались. (Надо полагать, в рядах
немецких рабочих были и нам сочувствующие.)
Стремясь вызвать пожары, противник сбрасывал много зажигательных бомб, но
благодаря усилиям ПВО и населения города очаги пожара быстро ликвидировались.
Для населения столицы и ее защитников началось напряженное время ежедневных
атак бомбардировочной авиации противника.
Частые боевые тревоги по ночам отрывали рабочих от выполнения нужных для
фронта заказов, изматывая их силы, срывали выполнение производственных планов.
Чтобы избежать этого, было принято несколько рискованное решение — не объявлять
воздушной тревоги при налете небольшого числа вражеских самолетов. Решение это было
продиктовано верой в силу и мощь ПВО Москвы.
В течение ближайших трех с половиной недель было зафиксировано 17 ночных
налетов, в которых участвовало 2400 самолетов (в среднем 150 самолетов в каждом
налете). Но прорвались к городу лишь 50 бомбардировщиков. Эти налеты [389] мало чем
отличались один от другого. Они были массированными, начинались в 22 — 23 часа и
заканчивались около 3 часов ночи. Потери противника в этот период составляли в
среднем 10 процентов от общего количества самолетов.
Не достигнув своих целей массированными налетами, противник в середине августа
изменил тактику. Налеты стали частыми. Мелкие группы и одиночные самолеты
следовали друг за другом почти непрерывно. Такая тактика была рассчитана на
изматывание сил системы ПВО и деморализацию населения. Одновременно противник
вел интенсивную воздушную разведку днем. И разведка и налеты на город особенно
усилились в октябре, когда гитлеровцы предприняли наступление по всему фронту с
целью захватить Москву. Особенно интенсивными были налеты 23 и 28 октября, когда
они совершались непрерывно днем и ночью. 28 октября, например, воздушная тревога
объявлялась в Москве четыре раза днем и дважды ночью,
К середине октября немецко-фашистские войска значительно продвинулись на
восток. Наши посты воздушного наблюдения вынуждены были отходить. Вследствие
этого время на предупреждение об опасности с воздуха резко сократилось.
Летчики-истребители вылетали и вступали в бой по три-четыре раза в сутки, а
иногда и больше. Нелегко было и зенитной артиллерии. Бывало, что зенитчикам
приходилось обматывать стволы орудий мокрыми тряпками — так сильно они
разогревались от непрерывной стрельбы. Но противовоздушная оборона города
продолжала оставаться упорной и настойчивой. Враг нес большие потери, несмотря на то
что его бомбардировщики действовали под прикрытием истребителей. В отдельные дни
он терял до 40 самолетов.
В течение ноября 1941 года противник совершил 41 бомбардировочный налет на
Москву, из них 24 ночных и 17 дневных. Участвовало в налетах около 2 тысяч самолетов.
Из них к городу смогли прорваться всего лишь 28 вражеских самолетов. Это
свидетельствует о том, как возросло боевое мастерство бойцов и командиров Московской
ПВО.
Между тем войска Западного фронта вследствие недостаточности своих средств
ПВО несли значительные потери от бомбардировок с воздуха. В донесении
командующего 32-й [390] армией генерал-майора С. В. Вишневского командующему
Западным фронтом от 7 октября 1941 года говорилось, что основной причиной наших
неудач является губительная, беспрерывная бомбардировка наших войск авиацией
противника и отсутствие зенитных средств. Таким же было положение и в других армиях.
Мне кажется несправедливым то, что во многих трудах о Великой Отечественной
войне роль войск ПВО недооценивается или замалчивается. Это тем более несправедливо,
что в разгроме гитлеровских войск под Москвой в 1941 году войска ПВО активно
взаимодействовали со всеми родами наземных войск. Нельзя не учитывать того важного
факта, что из более чем 12 600 самолетов, совершавших налеты на нашу столицу,
войсками ПВО было уничтожено 1305. В трудные дни осени 1941 года, когда немецкофашистские войска находились всего в нескольких десятках километров от столицы,
огромный город жил полнокровной жизнью и был почти недосягаем для вражеской
авиации. В это грозное время войска ПВО не только защитили нашу столицу от
разрушения, не только предотвратили массовые жертвы среди населения, но и
прикрывали с воздуха наземные части Красной Армии, сражавшиеся с врагом на ближних
подступах к городу.
6-й авиационный корпус ПВО вел почти непрерывные воздушные бои с
противником, пытавшимся прорваться к городу, совершая по 300 — 400 самолетовылетов в день для штурма боевых порядков немецко-фашистских войск.
В битве за столицу наши летчики-истребители проявили беспримерную храбрость,
бесстрашие, упорство, показали высокое военное мастерство. Одними лишь таранными
ударами летчики 6-го авиационного корпуса уничтожили 23 вражеских самолета.
Бессмертной славой покрыл себя летчик ПВО Москвы Венедикт Ковалев, повторивший
подвиг капитана Гастелло. Он направил свой самолет на танковую колонну противника.
Именем отважного комсомольца Венедикта Ковалева названа школа № 6 в городе
Бежецке.
Фронт приближался к столице. Усложнявшаяся с каждым днем обстановка
настоятельно требовала от частей ПВО участия в наземных боях с надвигающимися на
Москву немецко-фашистскими полчищами. [391] Московской ПВО пришлось участвовать
в формировании противотанковых артиллерийских частей для фронта. Мы выделили для
этой цели 200 орудий и подготовленный личный состав — 3905 офицеров и 10142
человека младшего командного и рядового состава. Всего было сформировано и
отправлено в действующую армию 22 части и одно соединение, которые сыграли свою
роль в разгроме немецко-фашистских войск под Москвой.
Сформированные подразделения и группы отражали наступление немецкофашистских частей совместно с войсками Западного фронта.
Артиллерийские батареи и подразделения зенитных пулеметов занимали огневые
позиции для борьбы с вражескими танками и пехотой. Из бойцов ПВО организовывались
истребительные отряды. Их вооружали пулеметами, противотанковыми гранатами,
бутылками с горючей смесью, ручным оружием.
Группы ПТО и ПВО выбрасывались на дальние подступы к Москве и зачастую
самостоятельно вели бои с фашистскими войсками, уничтожая их танки, самолеты,
пехоту.
Зенитно-пулеметная группа, возглавлявшаяся майором Добрицким, состояла из
четырех батарей 76-миллиметро-зых зенитных пушек, двух батарей 37-миллиметровых
автоматических зенитных пушек и трех зенитно-пулеметных взводов, вооруженных 18
пулеметами. По приказанию командующего 43-й армии 12 октября группа заняла боевой
рубеж на западной окраине города Боровска, имея задачу задержать противника. Группе
были приданы истребительные отряды НКВД города. В 23 часа группа вступила в бой с
танками и пехотой противника, наступавшими с флангов. Истребительные отряды
отошли, не предупредив майора Добрицкого. Оставшись без пехотного прикрытия,
батареи тем не менее вели бой с врагом всю ночь. Они выстояли до подхода наших войск,
которым удалось отбросить противника. В этом бою группа майора Добрицкого
уничтожила восемь танков, два самолета ХЕ-111 и до батальона пехоты. Но и наши
потери были ощутимы: противник уничтожил две батареи.
Вторая группа, под командованием полковника Д. Ф. Гаркуши и военного комиссара
старшего политрука И. В. Стрелкова, имела в своем составе 21 батарею — 84 орудия и 43
зенитных [392] пулеметов. Группа выполняла задачу — прикрыть одной частью своих сил
солнечногорско-истринское направление, а другой — район Федоровка — Храброво в
тесном взаимодействии с частями и соединениями Западного фронта. В течение трех дней
подгруппа, действовавшая на солнечногорско-истринском направлении, сдерживала
яростные атаки противника, стремившегося прорваться к Москве по Ленинградскому
шоссе. Подгруппа, сражавшаяся в районе Федоровка — Храброво, совместно с пехотой
также стойко обороняла занимаемый рубеж. В этих боях отличился младший политрук
Чесловский, который, будучи тяжело ранен, истекая кровью, остался в строю. Смертью
храбрых в этом бою пали командир огневого взвода лейтенант В. В. Таробин, младший
командир Суслов, замполитрука Левин, командир батареи воентехник 2-го ранга И. В.
Жаворонков, младший политрук В. А. Сажнев и многие другие.
85-миллиметровые зенитные пушки ПВО были грозным оружием в борьбе с
вражескими танками и пехотой. Фашистские танки в течение двух дней атаковали
позицию зенитного орудия, расчетом которого командовал старший сержант Шадунц. В
неравном бою героический расчет уничтожил восемь вражеских танков. За это командир
орудия был награжден орденом Красного Знамени.
В районе Рогачева отважно сражались с врагом артиллеристы-зенитчики под
командованием майора, ныне генерал-лейтенанта артиллерии С. Л. Спиридонова и
батальонного комиссара, ныне полковника П. П. Телегина. В конце ноября 1941 года
зенитчики под командованием Спиридонова оказались вместе со стрелковыми частями в
окружении. Но они прорвали вражеское кольцо, нанеся фашистам большие потери.
Лицом к лицу с наземным противником пришлось встречаться и бойцам частей
воздушного наблюдения. Разрозненные и малочисленные, эти группы вступали в бой со
значительно превосходящими силами врага.
Так, в середине ноября 1941 года взводный пост ВНОС, дислоцировавшийся в
Тургинове, оказался в окружении. Командир поста младший лейтенант Корякин, сержант
Трифонов и пять красноармейцев-наблюдателей стали с боем прорываться из окружения.
Трижды раненный командир продолжал руководить боем. Группа прорвалась к своим. За
[393] мужество и отвагу в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками командование
наградило младшего лейтенанта Корякина орденом Красного Знамени.
Когда в конце ноября 1941 года гитлеровцы подошли к Солнечногорску, 15 танков
пытались с ходу захватить железнодорожную станцию Подсолнечная. Находившийся
здесь наблюдательный пост под командой красноармейца Матюшенко храбро вступил в
бой с противником. Горсточка смельчаков, всего лишь 10 человек, вооруженных одними
винтовками и гранатами, уничтожила два танка и отошла почти без потерь. Красноармеец
Матюшенко был награжден за это орденом Красного Знамени.
Бессмертный подвиг совершили бойцы поста воздушного наблюдения,
располагавшегося в деревне Акулово Наро-Фоминского района, под командованием
старшего сержанта X. А. Нариманьяна. Неся боевую службу вблизи передовой линии
фронта, бойцы поста столкнулись с танками врага. Не отступив ни на шаг, они все
погибли в неравном бою. Некоторое время никто не знал об этом героическом сражении.
Только после отступления гитлеровцев местные жители рассказали об единоборстве
горсточки советских воинов с фашистскими танками. На поле боя остались трупы десяти
гитлеровских солдат и одного офицера и три подбитых танка.
На месте, где стоял насмерть пост Нариманьяна, теперь воздвигнут обелиск —
памятник славным защитникам Москвы.
В воспитании чувства патриотизма и высоких моральных качеств воинов огромную
роль сыграла массово-политическая работа, непрерывно проводившаяся в подразделениях
и частях Московского корпуса ПВО.
Осенью 1941 года М. И. Калинин выступил с речью на совещании руководящего
состава Московского корпусного района ПВО. Он говорил о высокой ответственности
защитников столицы перед Родиной. В начале июня 1942 года состоялось совещание
наших командиров и политработников, на котором присутствовали М. И. Калинин, А. С.
Щербаков и В. П. Пронин. С огромным вниманием были выслушаны выступления М. И.
Калинина и А. С. Щербакова, которые призвали воинов к дальнейшему повышению
боевой готовности, к превращению Москвы в неприступную для врага крепость. [394]
Большую помощь оказывал нам Московский городской комитет партии.
Не прекращавшаяся в течение всей войны тесная связь городской парторганизации!:
с нашими политорганами обеспечила ведение постоянной политико-воспитательной
работы в частях ПВО. Горком направлял в наши части для проведения бесед, лекций
деятелей науки и искусства. У нас неоднократно выступали Е. Ярославский и И.
Эренбург. 148 концертов дали в частях ПВО артисты московских театров.
Секретарь ЦК, МК и МГК ВКП(б) А. С. Щербаков проявлял постоянную заботу об
усилении противовоздушной обороны Москвы и нередко во время отражения налетов
фашистской авиации находился на командном пункте. Щербаков бывал в войсковых
частях, на аэродромах, огневых позициях ПВО, где беседовал с бойцами и командирами,
вселял в них веру в нашу грядущую победу над ненавистным врагом.
Во время отражения налетов вражеской авиации на командный пункт ПВО часто
заходили и члены ГКО. (До сентября 1941 года в часы воздушных налетов фашистской
авиации на Москву члены ГКО находились в помещении, непосредственно примыкавшем
к командному пункту ПВО.)
Для укрепления партийных рядов в постах воздушного наблюдения в первые же дни
войны МГК партии выделил около 600 коммунистов.
В ходе боев коммунисты и комсомольцы примерами личного бесстрашия и героизма
воспитывали всех остальных бойцов и командиров. Это в значительной мере
способствовало укреплению авторитета партийных и комсомольских организаций частей
ПВО, росту их рядов. К 1 января 1942 года в члены и кандидаты ВКП(б) было принято
1437 человек.
После того как в результате решительного контрнаступления советских войск
противник был отброшен на 100 — 350 километров, 5 апреля 1942 года наш корпусной
район был реорганизован в Московский фронт ПВО, руководимый Военным советом, а 6й авиакорпус стал воздушной армией, В связи с этим резко расширились границы наших
действий. [395]
Войска ПВО получили большое количество новой, совершенной боевой техники.
Возросший к этому времени промышленный потенциал страны позволил значительно
увеличить численность зенитных орудий среднего калибра, состоявших на вооружении
частей, которые обороняли Москву. Количество этих орудий достигло 1300. Они были
оснащены новыми радиолокационными станциями орудийной наводки (СОН).
Повышение боеспособности зенитных средств позволило разместить боевые порядки на
значительно большей глубине. А это, в свою очередь, увеличило время нашего огневого
воздействия по воздушному противнику. Плотность зенитного огня в поясе боевых курсов
вражеской авиации увеличилась в два, а над самим городом — в три раза. В последующие
годы противовоздушная оборона Москвы, находившаяся под неослабным вниманием
ГКО, непрерывно совершенствовалась. К 1 января 1945 года на зенитной обороне Москвы
находилось более 2 тысяч орудий средней и малой зенитной артиллерии, более 600
зенитных пулеметов.
Преобразование Московского корпусного района во фронт ПВО потребовало
большого количества людей. Правительство приняло решение призвать в ряды Красной
Армии женщин для несения службы преимущественно в технических войсках. Бойцами
Московского фронта ПВО стали 20 тысяч девушек, большей частью московских
комсомолок. Это позволило нам высвободить более 6 тысяч мужчин, которые были
направлены в полевые войска.
Девушки — бойцы ПВО вполне оправдали наши надежды. Мастером меткого
пулеметного огня за короткий срок стала ефрейтор Мария Грудистова. В одном бою она
сбила вражеский штурмовик, показав высокое мастерство и бесстрашие. Ефрейтор
Разумовская в совершенстве овладела специальностью заряжающего 37-миллиметровой
автоматической зенитной пушки. Лучшими прибористками стали ефрейторы
Шишимарова и А. Титова. Зорким часовым столицы, отличным зенитчикомпулеметчиком была ефрейтор К. Аверенкова. На боевом посту погибла ефрейтор А. И.
Васильева, командир аэростатного отделения. Она посмертно награждена орденом
Отечественной войны II степени и навечно зачислена в списки своего подразделения.
Успехам Московской противовоздушной обороны в разгроме врага, спасению
столицы от разрушения вражескими [396] бомбардировщиками в значительной мере
способствовало то обстоятельство, что у руководства основными звеньями ПВО стояли
отлично подготовленные и многократно испытанные в боях командные кадры. Они
вложили много энергии и умения в создание системы устойчивой и непреодолимой
воздушной обороны города. К числу этих людей относится командующий Московской
зоной ПВО, впоследствии командующий войсками ПВО страны генерал М. С. Громадин,
генералы Н. Ф. Гритчин, Н. Н. Нагорный, И. Д. Климов, А. И. Митенков, И. Т. Чернышев,
И. И. Комаров, Н. А. Кобяшов, Л. Г. Лавринович и другие.
В битве за Москву впервые в истории военного искусства была проведена
противовоздушная операция, в которой с обеих сторон участвовали крупные силы.
Столица Советской страны, в отличие от столиц некоторых других воюющих государств,
была надежно защищена от ударов фашистской авиации. Даже в непосредственной
близости к фронту она жила полнокровной жизнью, воодушевляя советских людей на
боевые и трудовые подвиги.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Н. А. Сбытов
Генерал-лейтенант
авиации,
бывший командующий ВВС Московского военного округа и Московской зоны обороны
Авиационный щит столицы
Защита Москвы от налетов фашистской авиации была возложена с первых дней
войны на войска противовоздушной обороны Московского военного округа и на
истребительную авиацию военно-воздушных сил округа.
Таким образом, все силы и средства, прикрывавшие Москву от ударов с воздуха,
находились в полном подчинении командующего войсками Московского военного округа,
и Военный совет нес всю полноту ответственности за защиту столицы. Только в феврале
1942 года Государственным Комитетом Обороны было принято решение о выделении
войск ПВО в самостоятельный вид вооруженных сил. В связи с этим истребительная
авиация, прикрывавшая жизненно важные центры страны, была передана из военновоздушных сил в состав войск ПВО страны.
В один из первых дней войны я был вызван к И. В. Сталину, который потребовал от
меня доклада о состоянии истребительной авиации. После доклада он спросил меня, какое
количество истребителей необходимо для надежного прикрытия Москвы. Выслушав мои
соображения, И. В. Сталин [398] заметил, что самолетов нужно гораздо больше, но сейчас
для этого нет возможностей. Согласившись с названным мною количеством самолетов, он
предупредил, что увеличение состава истребительной авиации следует произвести
возможно быстрее и без его личного разрешения никуда ни одного самолета из
московского района не отдавать.
Первый массированный налет на Москву фашисты предприняли только через месяц
после начала войны. Объяснялось это не каким-либо особым замыслом противника, а тем,
что вражеские бомбардировщики не обладали таким радиусом действия, чтобы наносить
удары по Москве, пока фронт был еще далеко от нее. Только после того как фашистские
войска захватили часть советской территории, в частности Белоруссию и Прибалтику, они
смогли начать налеты на Москву.
Это время было использовано нами для всемерного усиления защиты столицы от
воздушного противника. Боевой состав истребительной авиации, прикрывавшей
московский район, увеличился почти вдвое. С помощью трудящихся столицы и области
быстро была расширена сеть аэродромов, построены командные пункты и новые линии
связи. Авиационные части упорно готовились к отражению налетов фашистской авиации,
особенно в ночных условиях. Была создана надежная система управления авиацией.
Вся эта работа проходила при активном участии Московской партийной
организации. Секретари МК и МГК ВКП(б), секретари райкомов партии поддерживали
непрерывную связь с истребительными частями. Большую помощь постоянно оказывал
первый секретарь МК и МГК ВКП(б) А. С. Щербаков, который входил в состав Военного
совета Московского военного округа. Все важнейшие вопросы на Военном совете
решались с его участием. Много внимания противовоздушной обороне уделял
Московской Совет депутатов трудящихся.
Когда в ночь на 22 июля 1941 года немецко-фашистская авиация попыталась нанести
по Москве свой первый массированный удар, она была во всеоружии встречена нашей
истребительной авиацией и зенитной артиллерией.
Едва в воздушном пространстве Московской зоны появились первые фашистские
самолеты, как сразу же были подняты ночные истребители. Еще на дальних подступах
[399] к Москве они нанесли сильный удар по вражеским бомбардировщикам, уничтожив
значительную часть самолетов первого эшелона врага. Однако фашистские стервятники
продолжали рваться к Москве. Несколькими эшелонами, на разных высотах и с разных
направлений, они пытались пробиться к центру столицы. Тогда было принято решение:
поднять в воздух максимальное количество истребителей, преградить врагу путь к Москве
еще на подступах к зоне действия зенитной артиллерии.
И враг дрогнул. Запылали факелами фашистские самолеты. Часть
бомбардировщиков стала сбрасывать бомбы где попало и уходить на запад. К городу
прорвалось лишь несколько вражеских самолетов.
24 июля у летчиков-истребителей и артиллеристов-зенитчиков был радостный день:
за срыв первого налета фашистской авиации на Москву Президиум Верховного Совета
СССР наградил особо отличившихся летчиков и артиллеристов. В их числе были капитан
К. Н. Титенков, старший лейтенант И. В. Клец, лейтенант С. С. Гошко, лейтенант А. Е.
Турукало, младший лейтенант П. А. Мазепин, награжденные орденом Ленина.
После 22 июля фашистская авиация не оставляла Москву в покое ни на одни сутки.
Но только одиночные самолеты врага смогли прорваться к городу. В отдельные дни наши
истребители уничтожали в воздухе по 25 — 30 самолетов, а в одну из октябрьских ночей
сбили 47 бомбардировщиков врага.
Позже, когда враг вышел на ближние подступы к Москве и получил выгодные
условия для базирования своей авиации, было решено не ждать, когда самолеты
противника появятся в воздухе, а бить их днем и ночью непосредственно на аэродромах.
Постепенно налеты на аэродромы противника превратились в систему. Они совершались
и днем, и ночью.
В конце ноября 1941 года гитлеровцы сосредоточили под Москвой крупные силы
авиации для поддержки своих войск, ведших наступление из районов Истры, Клина и
Солнечногорска. Наша авиация последовательными налетами на аэродромы выводила их
из строя. Ночью 1 декабря несколькими ударами по аэродрому в Клину мы уничтожили
23 фашистских самолета, склады горючего и боеприпасов. Подобными ударами мы
ослабляли вражеские войска в самый [400] критический для них момент, непосредственно
перед контрнаступлением советских войск.
В результате таких активных действий наших летчиков к началу декабря наша
авиация безраздельно господствовала в московском небе.
В воздушных боях под Москвой навечно прославили советскую авиацию летчикиистребители В. В. Талалихин, А. Н. Катрич, Б. И. Ковзан, К. Н. Титенков, М. М. Холодов
и другие летчики, таранившие фашистские самолеты.
Особенно отличился 120-й истребительный авиационный полк, которым командовал
подполковник А. С. Писанко. Этот полк не только бесстрашно дрался с врагом в воздухе,
но и ежедневно наносил сокрушительные удары по аэродромам противника, уничтожал
его танки, штабы, живую силу. В отражении налетов фашистской авиации на Москву
отличились летчики подполковника Пруцкова, майора Л. Г. Рыбкина, майора П. К.
Демидова, подполковника Когрушева.
Однако отражение налетов фашистской авиации на Москву оказалось не
единственной нашей задачей.
С прорывом немецко-фашистских войск в районе Смоленска положение на фронте
стало угрожающим. Быстрое проникновение танковых колонн врага в наш глубокий тыл
нарушало связь, создавало обстановку, в которой трудно было разобраться и принять
необходимые меры. Перед авиацией, базировавшейся в Подмосковье, встала очень важная
задача — разгадывать замыслы противника, непрерывно следить за его действиями.
Кроме того, нам предстояло уничтожать танковые группировки врага, причем
становилось все очевиднее, что эта задача может оказаться главной.
Анализируя полеты разведчиков противника за несколько дней на дальних
подступах к Москве, мы вскоре установили, что они систематически производят
фотографирование дорог, проходящих через Волоколамск, Можайск и Малоярославец на
Москву. Никаких сомнений не было: враг готовится к операциям на этих направлениях.
Мы доложили об этом командованию, но наш доклад, как видно, не был принят в расчет.
Однако, сделав вывод о близкой опасности, я решил организовать тщательное воздушное
наблюдение за дорогами к западу от столицы.
На каждую из магистралей, по которым враг мог выдвинуться к Москве, мы
назначили по истребительному авиационному [401] полку, который и вел непрерывно
разведку вдоль закрепленной за ним дороги. Командование полка каждые два часа
докладывало данные разведки в штаб авиагруппы. Здесь эти данные быстро обобщались и
перепроверялись начальником штаба авиагруппы полковником Н. В. Вороновым, а затем
докладывались дежурному Генерального штаба и командованию Московской зоны
обороны.
Командиры полков, в свою очередь, закрепили за отдельными направлениями дорог
и их участками определенные эскадрильи, так что у каждого подразделения была «своя»
дорога. Ни погода, ни условия обстановки — ничто не могло служить уважительной
причиной, оправдывающей отсутствие данных за то или иное время. Эти железные
требования очень помогли разобраться в той запутанной обстановке, которая сложилась
под Москвой в начале октября 1941 года.
На рассвете 5 октября воздушные разведчики первыми обнаружили прорыв немецкофашистских танковых и моторизованных соединений из района Рославля в направлении
на Юхнов. Оседлав Варшавское шоссе, фашистские танки и бронемашины быстро
продвигались к рубежу реки Угры. Стоял ясный, солнечный день. Фашисты двумя
колоннами спешили на восток. Их замысел был понятен: внезапно выйти к Москве,
отрезать наши наземные войска, прикрывавшие главное направление Смоленск —
Москва, посеять панику и захватить столицу врасплох. Положение создалось критическое.
До Москвы оставалось лишь 200 километров.
Мы немедленно доложили обстановку Военному совету Московского военного
округа. Военный совет принял совершенно правильное решение: немедленно бить
фашистов всеми имеющимися силами. Было решено бросить всю авиацию на
уничтожение фашистских колонн, а на рубеж реки Угры, к Юхнову, выдвинуть последний
наземный резерв — курсантские батальоны.
Однако во все эти мероприятия вмешались приспешники Берия, которые объявили
наши действия провокационными. Более того, были отменены все мои приказания о
нанесении авиацией ударов по прорвавшимся немецко-фашистским колоннам.
Фашисты уже подходили к Юхнову. В 14 часов 5 октября меня вызвали к
начальнику контрразведки Абакумову.
— Откуда вы взяли, что к Юхнову идут немцы?
— Воздушная разведка не только обнаружила, но и несколько раз подтвердила, что
движутся фашистские танки и мотопехота.
Мне не поверили. Тогда я попросил вызвать для подтверждения одного из
командиров авиационных соединений. Однако вызванный командир не проявил мужества
и заявил, что ничего не знает. Я попросил вызвать начальника штаба полковника И. И.
Комарова. Он привез журнал боевых донесений. Но этого оказалось мало. От меня
потребовали предъявить сделанные разведчиками фотоснимки.
Отвечаю:
— Это были истребители, они без фотоаппаратов. Да этого и не нужно. Они летали
на высоте 200 — 300 метров и все отлично видели. Нашим летчикам нельзя не доверять.
Меня пытались сбить, заставить отказаться от того, что сведения, добытые
разведкой, правильны, признать, что, мол, никакого противника под Юхновом нет.
Наконец допрос закончился, и мне предложили ехать.
Вернувшись в штаб, я пытался установить связь с Верховным главнокомандованием,
но ничего не получилось. Около 16 часов я обратился к командующему войсками округа
генералу П. А. Артемьеву. Мы связались с заместителем начальника Генерального штаба
генерал-лейтенантом А. М. Василевским, который подтвердил, что летчики не могли
принять наши танки за фашистские, так как такого количества танков в районе Юхнова у
нас нет. А. М. Василевский рекомендовал послать курсантов училищ для занятия обороны
в Можайском и Малоярославецком укрепленных районах. Таким образом, выполнение
приказа о выдвижении курсантов на рубежи обороны началось с опозданием на восемь
часов.
Около 19 часов того же дня на командный пункт авиагруппы приехал
уполномоченный контрразведки с протоколом моего допроса и потребовал его подписать.
Я написал на протоколе: «Последней разведкой установлено, что фашистские танки
находятся уже в районе Юхнова и к исходу 5 октября город будет ими занят» — и
подписал его.
Во всю эту историю очень быстро внесли ясность местные коммунисты и посты
ПВО, которые сообщили в Москву о том, что в ночь на 6 октября гитлеровцы овладели
Юхновом. [403] Шестого октября перед рассветом нам сказали:
— Ваша разведка была права. Это фашисты. Делайте что хотите, но противника
восточнее реки Угры не должно быть.
Мы объявили боевую тревогу не только всем авиационным частям, но и
авиационным училищам. А тут к невыгодной обстановке на земле прибавилась еще одна
неприятность — туман. Выручили тихоходы — тренировочные самолеты У-2 и
истребители И-15бис. Наши отважные летчики в одиночку и звеньями двинулись к
Юхнову и стали наносить удары по фашистским войскам, занявшим город.
Позже погода улучшилась, удары стали интенсивнее. Теперь уже начали действовать
штурмовики и бомбардировщики. Они разбили мост через реку Угру. Курсанты вышли к
рубежу реки, заняли оборону и вместе с отходящими частями нашей армии преградили
путь гитлеровцам.
Вряд ли можно переоценить эти первые штурмовые удары нашей авиации. Если
учесть, что в то время на направлении Юхнов — Малоярославец — Москва, кроме
строительных батальонов, готовивших оборонительные сооружения, никаких войск не
было, то без преувеличения следует сказать: авиация и курсантские полки закрыли перед
носом гитлеровцев «ворота» на Москву, заставив их топтаться в районе Юхнова
несколько суток. Этого оказалось достаточно для того, чтобы подтянуть резервы и
укрепить оборону на рубеже Волоколамск — Можайск — Малоярославец — Серпухов,
В этих первых действиях авиации Московской зоны обороны участвовали 120-й
истребительный
авиационный
полк
(самолеты
И-153),
173-й
скоростной
бомбардировочный полк (самолеты СБ), 321-й скоростной бомбардировочный полк
(самолеты ПЕ-2), 502-й штурмовой авиационный полк (самолеты ИЛ-2), 606-й
бомбардировочный полк (самолеты Р-5), сформированный из курсантов Ярославской
школы стрелков-бомбардиров, отдельная эскадрилья Егорьевской школы пилотов. Позже
авиагруппа была усилена 46-м скоростным бомбардировочным полком и 243-м
штурмовым авиационным полком.
В особенно напряженное время — в октябре — ноябре 1941 года — наша авиагруппа
имела в своем составе 41-й, 120-й, 172-й истребительные авиационные полки, 65-й
штурмовой авиационный полк, 173-й бомбардировочный полк и
одну эскадрилью самолетов У-2. В зависимости от обстановки наша группа
перебрасывалась с одного направления на другое. Начав свои действия 6 октября в районе
Юхнова, истребители, штурмовики и бомбардировщики непрерывно наносили удары по
танковым и моторизованным группировкам войск противника.
Опыт нашей авиационной группы показал, что в условиях резко меняющейся
обстановки необходима и возможна быстрая переброска авиации с одного направления на
другое. Вслед за группой Московской зоны обороны стали создаваться другие
авиагруппы, которые находились в резерве Верховного главнокомандования. Вместе с
авиацией Западного фронта они составили, начиная с середины октября 1941 года, тот
авиационный молот, который последовательно обрушивался на немецко-фашистские
войска на тех направлениях, где они наиболее угрожали Москве. На основе опыта
использования авиационных групп в 1942 году началось формирование воздушных армий.
С 10 октября противник начал наступление на калужском направлении. Выдвижение
его юхновской группировки было задержано уничтожением моста через реку Угру у
Юхнова и переправ в районе Калуги и Полотняного Завода. Гитлеровцы вынуждены были
наводить переправы, но они снова уничтожались нашими штурмовиками, несмотря на
сильный зенитный огонь. Даже бронированные ИЛ-2 получали значительные
повреждения. Некоторые самолеты возвращались на аэродромы буквально
изрешеченными осколками, имея до 200 пробоин.
Нашей авиацией была взорвана в районе Глагольня — Жукове центральная
вражеская база горючего. На аэродромах Медыни и Глагольни было уничтожено 42
немецких самолета. Авиагруппа Московской зоны обороны нанесла значительный ущерб
танковой группировке фашистов — уничтожила и подбила более 120 танков и до 70
самолетов. Это значительно замедлило продвижение гитлеровцев в направлении
Малоярославца.
После 11 октября на Можайской линии занимали оборону войска 5-й армии под
командованием генерал-майора Д. Д. Лелюшенко, а затем — генерал-майора Л. А.
Говорова. В состав военно-воздушных сил этой армии была передана и часть нашей
авиагруппы. [405]
Взаимодействуя с 49-й армией, действовавшей на серпуховском направлении, мы
через Московский Комитет партии установили связь с партизанами. От них мы получали
точные данные о противнике и после этого наносили сильные удары по крупным штабам,
уничтожили несколько складов горючего и боеприпасов. Особенно памятен удар по
штабу гитлеровцев в Высокиничах. Через партизан был установлен час обеда офицеров
штаба. В один из таких обеденных часов группа штурмовиков нанесла мощный удар по
столовой и уничтожила почти всех штабных офицеров.
В том, что октябрьское наступление гитлеровцев на Москву затормозилось, а на ряде
участков и полностью приостановилось, была немалая заслуга и наших авиачастей,
действовавших в Подмосковье, а также на северо-западе, в районе Калинина, и на юге, в
районе Орла и Тулы.
Центральный Комитет ВКП(б) и Советское правительство высоко оценили заслуги
нашей авиации, наградив большую группу летчиков, штурманов, стрелков, инженеров и
техников орденами и медалями Советского Союза. Указ, переданный 29 октября по радио,
вдохновил личный состав авиачастей на новые героические подвиги.
С выходом крупной танковой группировки врага на южные подступы к Туле части
авиагруппы были брошены на помощь войскам, оборонявшим город. Обстановка
осложнялась плохой погодой и тем, что истребители и штурмовики, будучи ограничены
радиусом действия, не могли «достать» до южной окраины Тулы. Тогда мы быстро
организовали дозаправку самолетов горючим на двух аэродромах. Положение под Тулой
было критическое. В этих условиях даже горстка наших самолетов могла сильно помочь.
Начав в октябре наступление, немецко-фашистское командование явно недооценило
боевые возможности наших ВВС под Москвой и возможности наращивания сил советской
авиации.
Наступление фашистских войск началось при поддержке около 700 самолетов. При
этом фашистская авиация сосредоточивала свои главные усилия прежде всего на
малоярославецком, можайском, а затем и на волоколамском направлении. Свое
наступление фашистское командование, как и всегда, предполагало обеспечить
массированными ударами по нашим аэродромам. Однако активные действия сильной
[405] группировки наших истребителей и наши удары по аэродромам противника привели
к резкому ослаблению его авиационной группировки. Только в сентябре 1941 года на
аэродромах было уничтожено более 175 самолетов противника.
Противник начал утрачивать господство в воздухе.
Наша авиация, базируясь на едином тыле ВВС Московской зоны обороны, стала
управляться централизованно, Верховным главнокомандованием. Она пополнялась
самолетами и летчиками и непрерывно навязывала противнику свою волю, захватывая
инициативу то на одном, то на другом направлении. Ко второй половине ноября наши
военно-воздушные силы, действовавшие на подступах к Москве, состояли из военновоздушных сил Западного фронта, авиационных групп Н. А. Сбытова и А. Е. Голованова,
истребительной авиации, прикрывавшей Москву от ударов с воздуха. В конце ноября
было создано еще две авиационные группы.
В ноябре гитлеровцы предприняли новое наступление на Москву. В это напряженное
время усилия всей авиации, действовавшей в Подмосковье, сосредоточились на
волоколамском и клинском направлениях. Крупные танковые и моторизованные части
врага прорвались в стыке Западного и Калининского фронтов, вышли 22 ноября в район
Клина и по шоссе устремились на Солнечногорск. Фашистские танки и автомашины
двигались сплошными колоннами по глубокому снегу, не имея возможности
рассредоточиться.
Все авиагруппы и ВВС Западного фронта — штурмовики, бомбардировщики,
истребители — были брошены сюда. Удары по вражеским колоннам следовали
непрерывно. Подожженные танки и машины останавливали движение, и мы бомбили
скопления машин. Только за одни сутки — 27 ноября — на клинском направлении было
произведено более 1500 самолето-вылетов. Взятые в плен гитлеровцы заявляли, что шоссе
на участке Клин — Солнечногорск стало для них «дорогой смерти».
Налеты производились смешанными группами. Обычно впереди шли на большой
скорости истребители МИГ-3, которые очищали воздух от фашистских истребителей и
вызывали на себя зенитный огонь. В этот момент штурмовики ИЛ-2 с бреющего полета
внезапно нападали на вражеские колонны и точными, молниеносными ударами поражали
[407] танки и автомашины. К концу «работы» штурмовиков в район их действий
прилетали истребители «Чайка», до предела нагруженные бомбами, и, используя свои
высокие маневренные качества, наносили точные удары, завершая разгром.
Гитлеровцам приходилось довольно долго расчищать дорогу, убирать обгоревшие
танки, разбитые автомашины, трупы. Но как только они были готовы возобновить
движение, снова налетали наши штурмовики и истребители. В эти напряженные дни
экипажи делали по шесть — восемь боевых вылетов в сутки. Многие из наших летчиков
пали смертью храбрых, защищая столицу от нашествия фашистских полчищ.
В этих штурмовых ударах ВВС Московской зоны обороны особенно отличились 65й штурмовой авиационный полк (командир Витрук) и 120-й истребительный авиационный
полк (командир А. С. Писанко). Летчики этих двух полков, применяя реактивные
снаряды, нанесли большой урон танковым частям противника. Оба полка стали под
Москвой гвардейскими.
Уничтожение вражеской группировки, прорвавшейся в район Солнечногорска, было
самой ответственной нашей задачей в период ноябрьского наступления фашистских
войск. От Солнечногорска немецко-фашистские колонны двинулись на Клушино, но под
ударами нашей авиации отошли на Старо дальнее.
Особенно много пришлось поработать нашей авиации в районе Белый Раст —
Горки — Удино — Акишино, где гитлеровцы сосредоточили крупную группировку для
удара в направлении Пушкино — Мытищи. С 1 по 7 декабря наша авиагруппа
действовала против этой группировки противника. Фашисты судорожно искали
возможности обмануть нас. В один из дней на дороге к фронту со стороны
Солнечногорска появилась колонна немецкой пехоты в форме наших войск. Однако эта
неуклюжая попытка гитлеровцев ввести нас в заблуждение и беспрепятственно
развернуть свои последние резервы оказалась разоблаченной. Как только разведчики
раскрыли этот фокус, на колонну обрушились удары нашей авиации.
В составе советской авиации, действовавшей под Москвой, находилась авиагруппа
А. Е. Голованова (ныне Главного [408] маршала авиации). Летчики этой группы не только
бомбили фашистские войска в Подмосковье, но и летали бомбить фашистскую Германию.
Через оккупированную гитлеровскими войсками территорию нашей страны летели
экипажи дальнебомбардировочной авиации, преодолевая противовоздушную оборону
Германии. Они бомбили важнейшие объекты в Восточной Пруссии, добирались и до
логова фашистского зверя — Берлина. Наши дальние бомбардировщики улетали с
наступлением темноты и только на рассвете возвращались на свои аэродромы.
Наряду с такими гигантами, как бомбардировщики ПЕ-8 и ИЛ-3, в глубокий тыл
противника регулярно каждую ночь отправлялись самые маленькие наши
бомбардировщики — ПО-2, не имевшие никакой защиты ни от зенитного огня, ни от
истребителей. Однако особые качества этих самолетов — малая скорость,
исключительная маневренность и возможность летать на самых малых высотах, —
помноженные на исключительный героизм советских летчиков, дали изумительные
результаты.
В битве под Москвой совершилось боевое крещение учебного самолета У-2. Как
только наступала ночь, эскадрилья самолетов У-2 делала свой первый боевой вылет с
тыловых аэродромов. Садились они на полевые площадки в 25 — 30 километрах от линии
фронта, куда заранее подвозились боеприпасы и горючее. После посадки на самолеты
быстро подвешивали бомбы, и экипажи летели дальше выполнять боевое задание.
Такой полет обычно продолжался не более часа. Самолеты как по конвейеру
следовали в тыл врага, наносили удары по наиболее важным объектам, из ночи в ночь не
давали фашистам покоя.
Еще раз хочется подчеркнуть исключительную роль Московской партийной
организации в обеспечении защиты Москвы от ударов врага с воздуха и в разгроме его на
земле. Московская парторганизация и до войны имела тесную связь с войсками,
дислоцировавшимися на территории Подмосковья. Было широко развито шефство
рабочих заводов и фабрик над воинскими частями. Если говорить о противовоздушной
обороне, то следует отметить, что благодаря заботе Московского Комитета партии еще до
войны были построены хорошо укрытые и оборудованные командные пункты и [409]
узлы связи, которые обеспечивали непрерывное и надежное управление истребительной
авиацией и зенитной артиллерией в самых сложных условиях.
В первый месяц войны по призыву Московского Комитета ВКП(б) десятки тысяч
трудящихся участвовали в строительстве аэродромов. За счет оборудования
промышленных предприятий были созданы авиационные ремонтные мастерские, была
проведена мобилизация автотранспорта для авиационных тыловых частей, создано
несколько автоколонн бензозаправщиков.
На ряде предприятий Москвы был организован ремонт самолетов, подбитых в
воздушных схватках. Нередко приходилось не только ремонтировать поврежденные, но и
буквально восстанавливать совершенно разбитые самолеты.
В гигантской битве под Москвой достойное место заняли летчики нашей славной
авиации. Хочется особенно отметить младших лейтенантов А. Г. Михайлова и Н. Т.
Тетерина, лейтенантов П. И. Александрова, Л. В. Даубе, П. Г. Дядика, К. П.
Коробейникова, С. В. Тужилкова, П. С. Федотова, старшего лейтенанта М. М. Кулака,
капитанов Г. Р. Бабенко, В. Д. Косарькова, подполковника Г. П. Карпенко.
Прошло четверть века, еще величественнее и зримей стал героический подвиг
советского народа, сыны и дочери которого, не щадя своих сил и самой жизни,
бесстрашно шли в бой с врагом.
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
А. Г. Федоров
Полковник
запаса,
бывший командир бомбардировочного авиационного полка
В небе Подмосковья
Над столицей по-летнему ярко светило солнце. Небо было безоблачным. Аэростаты
заграждения широкими кольцами охватили город. А над ними с сердитым ревом носились
истребители. Они стерегли небо Москвы.
На улицах в одежде людей преобладает военная форма. Лица встречных суровы,
редко услышишь смех. Люди торопятся, не останавливаясь ни у витрин, ни у киосков.
Лишь у репродукторов собираются толпы, когда передается очередная сводка
Совинформбюро.
Иду в штаб Военно-воздушных сил Московского военного округа...
Полковник Н. А. Сбытов, командующий ВВС МВО, усадил меня в кресло и
углубился в изучение моего личного дела.
— Ну, что же, товарищ майор, как сказано в предписании, приступайте к
выполнению обязанностей инспектора техники пилотирования бомбардировочной
авиации.
— Как же так, товарищ командующий... Полковник покачал головой:
— Вы, товарищ майор, видимо, недооцениваете дело, [411] которое вам поручается.
Нам предстоит обучить большое количество летного состава пилотированию новых
самолетов — пикирующих бомбардировщиков «Петляков-2», которые скоро начнут
поступать с заводов. Это довольно сложная в пилотировании машина. Она требует к себе
большого внимания и не рассчитана на слабо подготовленного летчика. Осваивать новую
технику придется, быть может, прямо под огнем...
Наступила пауза.
— Майора Карпенко знаете? — неожиданно спросил командующий и, не дав мне
ответить, продолжал: — Так вот, ему мы поручили сформировать группу «ночников» для
обороны Москвы. Это опытный инспектор техники пилотирования, настоящий мастер
своего дела. Думаю, вам невредно будет поработать с ним...
Утром следующего дня я уже был на одном из аэродромов юго-западнее Москвы.
Григория Павловича Карпенко я нашел у самолета.
— Рад вместе работать, — сказал он. — Помню тебя еще по эскадрилье особого
назначения, да и на финском встречал.
Затем Карпенко подозвал техника Фролова и приказал ему во всех подробностях
ознакомить меня с самолетом ПЕ-2.
— Ты ведь на нем летал? — спросил Карпенко.
— Летал, когда учился в академии, но налет в часах небольшой.
— Это ничего. Теперь налетаемся вдоволь, только успевай заносить часы в летную
книжку...
Так началась моя новая работа.
На наших глазах менялся ландшафт Подмосковья.
Спешно, но искусно маскировались военные и промышленные объекты,
сооружались ложные. Из бетона, земли и дерева возводили макеты фабрик,
электростанций, мостов, складов — словом, самых разнообразных «тактических
объектов». Поперек полей и садов, рассекая поселки и приусадебные участки, пролегли
только что вырытые траншеи и окопы.
Гитлеровцы не заставили себя долго ждать. Ровно через месяц после начала войны, в
ночь на 22 июля 1941 года, мы поднялись по тревоге и заняли свои места в самолетах.
Фонари у всех машин открыты: духота. С запада сначала [412] еле-еле, а затем все
отчетливее слышится нарастающий гул моторов. Все ближе и ближе... Напряжение
достигает предела, а команды на вылет все нет и нет.
Над нашим аэродромом и в стороне от него проходят десятки вражеских самолетов.
— Приготовиться! — резко прозвучало наконец в наушниках.
— Старт!
Вдогонку прошедшей волне вражеских ночных бомбардировщиков вздымается гул
моторов нашей группы. Самолеты один за другим уходят в воздух. Через несколько минут
на земле замелькали чуть просачивающиеся через щели ниточки электросвета.
Сбрасываем светящиеся авиационные бомбы (САБы) и уходим в высоту. Внизу
заполыхал пожар. Проходит еще несколько минут томительного ожидания.
— Кажется, клюнули! — радостно кричат штурман и стрелок-радист.
«Тактический объект» с остервенением бомбардируют самолеты противника. Число
их все растет. Значительная часть первого удара, нацеленного на нашу столицу,
обрушивается на ложный, отвлекающий объект.
Москва стоит отгороженная сплошным щитом зенитного огня. Разрезают ночную
тьму лучи прожекторов...
Нам, летчикам, хотелось верить, что Москва останется целой и невредимой. Но
несколько зданий противник все-таки разбил, были и человеческие жертвы.
Налеты вражеской авиации с каждым днем становились все более ожесточенными. И
командование поставило перед нами новые задачи. До сих пор мы действовали вне зон
воздушных боев. Своими атаками на ложные объекты мы сбивали вражеские
бомбардировщики с курса, а сами оставались в относительной безопасности, Теперь
пришло время действовать непосредственно в зоне противовоздушной обороны.
1 августа 1941 года... Мой самолет кружится на высоте 5 тысяч метров. Где-то
справа патрулирует четверка истребителей. Внизу — плотно прикрытая тьмой земля.
Можно подумать, что она совсем забыла про войну, укрывшись черным покрывалом ночи.
Но вот этот покров разорвала золотисто-красная вспышка. Теперь хорошо виден
разомкнутый [413] боевой порядок вражеских бомбардировщиков. Они следуют к
объекту. Вот уже отчетливо вырисовываются черные силуэты моторных гондол
фашистских «Дорнье-215» и «Хейнкелей-111».
Штурман лейтенант М. Король включает свет. Два луча прожекторов разрезают
темноту и высвечивают крест на проносящемся внизу самолете противника. Ведущий
гитлеровец пытается маневрировать, вырваться, уйти от ярких лучей прожектора, но они
впились в фашистский стервятник. В небе появляется длинная цепочка светящихся точек.
«Дорнье-215» замирает на месте и, падая на крыло, загорается.
Несколько минут продолжалась эта схватка. В зоне действия нашей группы
гитлеровцы недосчитались четырех самолетов...
...В первые месяцы войны мне приходилось выполнять самые разнообразные
задания. Обстановка требовала этого: самолетов не хватало.
Девятого августа 1941 года вечером командующий Московской ПВО генерал-майор
М. С. Громадин поставил мне задачу: провести воздушную разведку промышленных и
военных объектов Москвы и Подмосковья, чтобы по материалам аэрофотосъемки
определить надежность их маскировки. Съемку производить с высоты 3 тысячи метров.
Истребители и зенитчики, прикрывающие Москву и подступы к ней, были
предупреждены о нашем полете. Казалось, все было сделано, чтобы обеспечить
безопасность полета, но получилось иначе. Те дни были очень тревожными для столицы.
Часто появлялись разведчики противника, и ПВО постоянно находилась в полной боевой
готовности.
Прошли считанные минуты с момента взлета. Позади уже остались Люберцы. Едва
наш экипаж приступил к плановой аэрофотосъемке, стрелок-радист А. Рабинович
доложил мне:
— Батарея зенитной артиллерии открыла огонь из центра города. Сзади и ниже вижу
до 20 разрывов.
Делаем покачивание крыльями. Штурман дает две зеленые ракеты.
В ответ стрельба лишь увеличивается. Всего одну-две минуты выдерживаю
рассчитанные штурманом высоту, курс и скорость. Затем вынужден приступать к
противозенитному маневру: менять направление полета, снижаться [414] или вновь
набирать высоту. Ясно: нас принимают за вражеских разведчиков. Огонь все усиливается.
По всему видно — вслед за первой открыли огонь и другие батареи. Наш СБ начинает
бросать. Штурман докладывает:
— Есть пробоины.
Он неоднократно повторяет сигнал: «Я — свой самолет», но огонь не прекращается,
Наконец, не выдерживаю и направляю самолет в пике, а потом перевожу на бреющий. Вот
уже аэродром...
Вдруг путь самолету преграждают истребители. Они направляют пулеметные трассы
параллельно нашему полету. Четверка «лаггов» с двух сторон берет машину в клещи,
требует следовать за ними. Делать нечего, отдаюсь на милость конвоя. Они сажают нас на
один из аэродромов близ Москвы. В бомбардировщике 27 пробоин.
Подбежавший дежурный тревожно сообщает:
— Товарищ майор, генерал Громадин требует вас к телефону.
Командующий ПВО спрашивает:
— Живы ли? Каково состояние машины?
— Можем перелететь на свой аэродром, — успокаиваю его я и добавляю: — Задачу
эту, товарищ командующий, лучше выполнить на безобидном ПО-2, а то с высоты наш
скоростной бомбардировщик опять примут за неприятеля…
Вскоре группа была преобразована в специальную часть и направлена на один из
участков Западного фронта. А через некоторое время я узнал печальную весть: при
выполнении боевого задания погиб мой задушевный друг и учитель, бесстрашный летчик
майор Григории Павлович Карпенко, Грицко, как звали его друзья.
В эти дни судьба свела меня с известным полярным летчиком Героем Советского
Союза М. В. Водопьяновым. Тогда он командовал дивизией бомбардировщиков дальнего
действия.
— Ну вот, товарищ майор, и прекрасно. Теперь будете работать со мной, в 81-й
дивизии. Возглавите группу особого назначения.
Эта группа состояла из разнотипных самолетов — ИЛ-4, СБ и устаревших
тихоходов — четырехмоторных бомбардировщиков ТБ-3, которые использовались в
качестве летающих снарядов, начиненных тротилом. Радиоуправляемые [415] самолеты
сыграли свою роль при защите Москвы, нанесли эффективный удар по объектам
противника.
В конце ноября 1941 года мы, летчики, если можно так выразиться, всем нутром
чувствовали, что непосредственная угроза Москве миновала. Мы видели с неба раньше
других, что фашистское наступление на столицу нашей Родины ослабевает. Наши войска
под Москвой заканчивали подготовку к контрнаступлению.
В эти дни я получил новое назначение — мне было поручено командовать 9-м
отдельным
ближнебомбардировочным
авиационным
полком,
подчиненным
непосредственно Главному штабу ВВС.
Штаб полка размещался на Центральном аэродроме имени М. В. Фрунзе. На
Ленинградском шоссе стоял непрестанный гул моторов, лязг танковых гусениц: тысячи
машин шли к фронту. С большим трудом добрался я до хорошо знакомого аэродрома.
Вспомнилось, как судьба подарила мне здесь радость встречи с прославленными
летчиками Валерием Павловичем Чкаловым, Михаилом Михайловичем Громовым,
Анатолием Константиновичем Серовым и с одним из организаторов советских ВВС,
дважды Героем Советского Союза Яковом Владимировичем Смушкевичем. Не забыть
этих прекрасных наставников, мудрых старших товарищей, готовых прийти на помощь в
любую трудную минуту.
С Центрального аэродрома стартовал я с полком Николая Кретова на Халхин-Гол.
Теперь здесь мне предстояло знакомиться с 9-м полком. Он одним из первых принял
на себя в Прибалтике бомбовый удар вражеской авиации и в самые первые дни войны
наносил ответные удары по гитлеровскому рейху.
Наступательный порыв, проявленный полком в самое тяжелое время, слаженность
полкового коллектива, хорошая подготовка экипажей, проявивших способность к смелым
бомбардировочным и разведывательным рейдам в тылы противника и показавших себя
мастерами воздушных боев, — все это и лежало в основе решения командования ВВС
подчинить полк непосредственно Главному штабу и возложить на него выполнение
особых заданий. Требовалось вести тщательную воздушную разведку в интересах ВВС и
штаба Западного фронта, осуществлять бомбардировку аэродромов, [416] штабов, важных
переправ через водные рубежи, сопровождать и прикрывать транспортные самолеты с
членами правительства и представителями Верховного главнокомандования.
...Километровая высота. Отсюда достаточно хорошо видна картина разгрома
гитлеровских войск под Москвой. Наши девять «пешек» следуют к цели, обгоняя
танковые и мотомеханизированные колонны. Красная Армия ведет стремительное
наступление. Фронт все дальше передвигается на запад. Внизу вьется лента
Волоколамского шоссе, загроможденного разбитыми вражескими танками, автомобилями,
пушками и всяким иным военным ломом, еще недавно бывшим боевой техникой группы
армий «Центр». В воздушном пространстве, сквозь которое я сейчас веду самолеты, еще
недавно действовало около тысячи самолетов 2-го фашистского воздушного флота. Вот
справа по нашему курсу видны остовы семи «юнкерсов»...
Под крылом самолета уже показался освобожденный Волоколамск.
Восемь следующих за мной ПЕ-2 под небольшим углом выходят в горизонтальный
полет, а затем снова следуют с набором высоты. В центре обозначился искомый
«язычок» — выступ вражеских позиций, вклинившийся в наш передний край.
Минометные батареи противника опоясаны окопами. Вплотную к ним ведут бои
подразделения советской пехоты. Бомбы, сброшенные на эту цель при горизонтальном
полете, неминуемо поразят вместе с минометами противника и подразделения нашей
мотомеханизированной дивизии.
Поэтому, оказавшись над вражескими позициями, ведущий, а вслед за ним и
ведомые резко отжимают штурвалы. Самолеты почти вертикально устремляются к земле.
Теперь вражеские минометы занимают большую площадь в прицеле. Стрелка высотомера
минует цифру «600» и подползает к «500». Черные бомбы сначала медленно, а потом
стремительно обгоняют машины.
Навстречу самолетам взметнулась черная земля. Машины снова одна за другой
взмыли вверх и построились в общий круг для повторной атаки.
Пламя и дым улеглись. Наша пехота рванулась вперед, с ходу перехватила основание
«язычка». Передний край войны отодвинулся от Москвы еще метров на триста. [417]
Вскоре — новое задание. Девятка ПЕ-3 (вариант самолета ПЕ-2, переоборудованный в
двухместный тяжелый истребитель, а также используемый в качестве ближнего
бомбардировщика и разведчика) прикрывает транспортный самолет СИ-47. Маршрут:
Москва — Северо-Западный фронт — Закавказский фронт — Москва. На борту
сопровождаемого
самолета —
члены
Государственного
Комитета
Обороны,
представители Ставки Верховного главнокомандования. А ну как «мессеры»
припожалуют? Ведь ПЕ-3 не маневренный истребитель. При этом половину скорости у
эскорта отнимает устаревший американский тихоход: буквально вертеться вокруг него
приходится, маневр сильно скован,
Когда уже возвращались в Москву и, казалось, опасность миновала, над нашими
самолетами появились две пары «Мессершмиттов-109». Втроем мы взмыли вверх и
пошли навстречу противнику, а остальные шесть ПЕ-3 еще теснее прижались к СИ-47,
завертелись вокруг него.
Моторы ревут остервенело. Кажется, из них уже выжато все, что можно.
Стремительно сокращается расстояние. Отчетливее вырисовываются вражеские
истребители с осиными телами и резко обрубленными крыльями. Скоро! Что будет?
Выдержим ли атаку?
Но схватки на этот раз не произошло. На дистанции метров в семьсот
«мессершмитты» клюнули носами и, развернувшись, ушли. Нервы у гитлеровцев
оказались послабее наших...
Противник был отброшен далеко от столицы. Но в московском небе обстановка была
все еще напряженная. Гитлеровское командование вплотную придвинуло свои авиабазы к
линии фронта.
И вот наше командование решило нанести бомбардировочный удар по аэродрому
неприятеля.
За два часа до обычного появления вражеских бомбардировщиков 18 самолетов ПЕ-2
взяли курс на Сухиничи. Скоро две эскадрильи полка, возглавляемые бесстрашными
комэсками А. Парфеновым и В. Демидовым, приблизились к аэродрому.
На снежном фоне четко вырисовывались уже построенные в эскадрильи и готовые
подняться в воздух ХЕ-111. Головное звено уже приближалось к кромке взлетной полосы.
Внезапно появившиеся из разрывов в облаках «петляковы» [418] едва не столкнулись с
двумя барражирующими фашистскими истребителями. Гитлеровцы не успели
опомниться, как на аэродром обрушились бомбы. Повалил густой дым — это загорелись
вражеские бомбардировщики.
Облегченнвхе «петляковы» один за другим взмыли вверх. И тут пошли в атаку
вражеские истребители. Штурманы и стрелки открыли огонь. Первая атака была отбита.
Успех! Но этот налет и нам стоил дорого: при возвращении одна из эскадрилий была
атакована «мессершмиттами». В полк возвратились только два экипажа. Лишь глубокой
ночью стало известно о вынужденной посадке четырех самолетов из семи.
В эти дни пришло сообщение от партизан: им удалось подорвать мост через реку
Жиздру. В квадрате 01748 сосредоточение вражеской живой силы и техники. Противник
торопится восстановить мост. Надо срочно атаковать.
Плохая погода не позволила действовать в составе всего полка. На цель вышли
одиночные экипажи.
Надежно прикрытый облачностью самолет идет строго рассчитанным курсом. Вот и
контрольный ориентир. Отсюда до объекта несколько минут лёта. Внизу показалась лента
шоссе. По нему движутся моточасти. Машин все больше: ощущается близость пробки.
Невдалеке от Козельска произвожу разворот. Мелькнула речка. На береговом скате —
танки, мотопехота, артиллерийские орудия, повозки.
Захожу к мосту с запада, из тыла гитлеровских войск, никем не замеченный. В самую
гущу колонны штурман сбрасывает первую серию бомб. Только теперь противник открыл
огонь из зенитных орудий.
Повторный заход и новая атака по скопившейся возле моста живой силе. Справа
появляются две пары «мессеров». Одна почему-то уходит в сторону, а другая
разворачивается для атаки. Не дотянуть до спасительных облаков! Когда ведущий
истребитель противника появился в непосредственной близости сзади, я чуть повернул
машину, предоставив возможность стрелку вести прицельный огонь. «Мессершмитт» не
выдержал огня, а быть может, получил повреждение: он ушел из поля зрения. Второй
оказался более настойчивым. Используя преимущества в скорости и маневре, ему удалось
зайти для атаки с задней полусферы. Пришлось метаться в поисках значительно
поредевших [420] облаков. С трудом удалось оторваться от преследователя.
Сорок одну атаку по мосту провели самолеты полка в тот день. Поставленная задача
была выполнена. С задания не вернулись четыре экипажа. Однако к утру мы узнали, что
самолеты летчиков А. Белякова, Ф. Пономарева и А. Гачина приземлились в
расположении своих войск.
Мы вступали в 1942 год. Вечер в воинском клубе. Духовой оркестр. Распорядитель
праздничного вечера объявляет, что к нам в гости приехали писатели Н. Бобров, А.
Сурков и К. Симонов. Николай Бобров поделился воспоминаниями о встречах с Валерием
Павловичем Чкаловым. Поэты читали стихи. А потом все запели: «Идет война народная,
священная война...»
В этот момент раздался звон кремлевских курантов. Наступил новый, 1942 год.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
В. И. Виноградов
Бывший машинист бронепоезда
Наш первый бронепоезд
С поездом № 59 наша паровозная бригада — помощник машиниста В. Т. Умников,
кочегар В. И. Башков и я — ехала из Бологого в Москву. Был хороший летний день,
светило солнце. В 14 часов прибыли в Калинин. Смотрим: что такое? Станция
переполнена людьми, многие плачут. Что случилось? Но остановка всего 15 минут, надо
набрать воду в тендер и осмотреть паровоз. И вдруг говорит радио: гитлеровская
Германия без объявления войны напала на Советский Союз...
В депо Московско-Октябрьской железной дороги нас встретил начальник депо И. П.
Макаревич.
— Готовьте паровоз, — сказал он, — к отправке на Белорусскую дорогу, будете
перевозить военные грузы.
Проработав месяц на Белорусской железной дороге, наша бригада и бригада
машиниста Игнатьева вернулись в свое депо.
Немецко-фашистские войска все дальше продвигались в глубь страны. Многие наши
товарищи из депо ушли на фронт. Неоднократно приходили в партбюро и мы всей [421]
бригадой, просили послать нас. Однако секретарь партбюро А. И. Чурбанов отвечал:
потерпите, придет время, и мы удовлетворим вашу просьбу, а пока работайте. И мы
работали. Водили поезда с военными грузами на запад и с промышленным оборудованием
на восток.
В грозные дни осени 1941 года многие фабрики, заводы, железнодорожные депо
Москвы переключились на выполнение военных заказов. Часть станков из нашего депо
была вывезена, а на оставшихся ремонтировали танки и строили бронепаровозы.
По две-три смены подряд работали инженер С. В. Базилевич, автогенщики П. И.
Афанасьев и Т. В. Литовчик, образцы высокой производительности труда показывали
слесарь И. Д. Фомин, котельщики А. И. Болдуев, И. П. Якубовский, А. И. Киселев. Они
выполняли норму на 350 — 400 процентов. По две-три нормы в день выполняли слесари
В. Е. Макеев, П. И. Бочилин. Много потрудились старый член партии кузнец М. Г. Дятлов
и бригадир кузнецов А. В. До донов. В любое время суток можно было видеть в цехе
старого производственника, мастера котельного и сварочного цеха коммуниста Павла
Савельевича Горячева.
Люди горели желанием быстрее отправить первый бронепаровоз, сделанный в
нашем депо, на разгром фашистского зверя. Все трудились под лозунгом: «Ни одной
минуты простоя!» Бронепаровоз был готов в рекордно короткий срок. Тогда я и Василий
Умников решили попросить начальника депо И. П. Макаревича послать нас машинистами
на первый бронепоезд.
Просьба наша была удовлетворена. Секретарь партбюро А. И. Чурбанов
поблагодарил нас за инициативу и пригласил в подъемочные мастерские, где стоял уже
готовый бронепаровоз. Около него быстро собрались паровозные и ремонтные бригады.
Получился целый митинг. Первое слово секретарь партбюро дал мне.
— Я прошу коллектив депо назначить меня и Василия Умникова на первый
бронепоезд, а название ему дать «Истребитель фашизма», — сказал я.
Выступавшие после меня товарищи нашу просьбу поддержали. Машинисты П. А.
Червяков и Е. М. Сорокин просили коллектив послать их на защиту столицы на втором
бронепоезде, который строили рабочие депо. Присутствующие [422] ответили на просьбу
машинистов продолжительными аплодисментами.
— Бронепаровоз, сделан отлично и в бою не подведет, — сказал П. С. Горячев, когда
мы принимали грозную бронированную машину.
Мы выехали в депо «Москва» Казанской железной дороги, где нашего
бронепаровоза дожидались бронеплощадки. Здесь сцепили бронепаровоз с
бронеплощадками и отправили к пассажирской платформе. Через некоторое время на
платформе появилось много военных и гражданских товарищей. Среди них находился и
командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии Я. Н.
Федоренко. Они осмотрели бронеплощадки, а затем подошли к нашему паровозу. Я. Н.
Федоренко влез к нам в будку паровоза. Он поздоровался с нами и спросил:
— Готовы? Я ответил:
— Готовы выполнить любое задание.
Он стал осматривать в будке арматуру, открыл дверцу топки, расспросил, хорошо ли
горит уголь, хватит ли нам воды.
— А это что у вас за бак на котле? — спросил Федоренко. Я ответил, что это
кипятильник. Чаем будем угощать бойцов.
— А есть ли чай-то?
Налили ему кружку чаю с хорошей заваркой.
— А сахару, товарищ командующий, у нас нет.
Федоренко выпил кружку чаю и сказал:
— Хорошо! Бойцы будут с чаем.
Затем он пожелал нам счастливого пути и вышел. Поезд тронулся.
Остались мы вдвоем на паровозе. Двигались ночью. На коротких стоянках не было
даже возможности определить, какие это станции, — все было затемнено. Наконец, на
станции Бескудниково Савеловской железной дороги остановились. Сюда же прибыл еще
один бронепоезд.
К паровозу подошли военные. Один из них протянул мне руку и сказал:
— Будем знакомы, капитан Ананьев — командир вашего бронепоезда № 2. — И тут
же добавил: — Держим путь на Дмитров, товарищ сержант. [423]
Затем Ананьев сказал, что нам, добровольцам, присвоили воинские звания,
поставили нас на военное довольствие, выдадут военную форму.
Время двигалось к утру. Около станции Яхрома мы увидели большое зарево.
Остановились. Капитан Ананьев сообщил, что мост через канал Москва — Волга взорван,
на Дмитров не проедем. Стало рассветать. И тут налетели фашистские самолеты. Мы
получили распоряжение: поездам отправиться к лесу и укрыться от вражеских самолетов.
Для лучшего маневрирования при налетах расстояние между поездами держать один
километр. Я ответил, что нам это знакомо еще по «гражданке» — все будет в порядке, не
подведем.
Первым двинулся бронепоезд № 1, за ним — наш. Отъехали немного от станции
Яхрома, выбрали хорошее место. С двух сторон полотна железной дороги стоял высокий
лес. Но фашистские стервятники продолжали охотиться за нами и снова пытались
бомбить.
Командир нашего бронепоезда капитан Ананьев расположился в будке,
возвышавшейся над тендером паровоза. Высота будки — полтора метра. Сварена она
была гранями, и в каждой грани — щель для наблюдения. Отсюда командир бронепоезда
вел наблюдение и отдавал распоряжение командирам бронеплощадок и нам, машинистам.
Около десяти заходов на бронепоезда сделали вражеские самолеты, но наша броня
оказалась неуязвимой. Поезда не получили повреждений. Людских потерь также не было.
Все это происходило в конце ноября 1941 года, в период ожесточенных боев под Яхромой
и Лобней.
Вскоре раздался первый залп орудий нашего бронепоезда по вражеским танкам в
районе станции Лобня. Вот как это было.
В 14 часов, получив команду к выступлению, мы двинули свои поезда на Лобню.
Здесь у транспортного переезда, соединяющего Рогачевское шоссе с Дмитровским,
остановились.
Бронепоезда было приказано поставить так, чтобы держать под прицелом переезд.
При появлении на переезде вражеских танков стрелять по ним и не пропускать на
Дмитровское шоссе. Бронепоезд № 1 должен был закрыть собой выходные стрелки и
держать под огнем Рогачевское шоссе. Расстояние между поездами — 150 метров. [424]
Только мы заняли свои позиции, вдруг с левой стороны, от станции, где из леса
выходило Рогачевское шоссе, послышались автоматные очереди. Спустя несколько минут
по первому бронепоезду, стоявшему на выходных стрелках, грянул залп из пушек.
Бронепоезд ответил. Начался огневой бой. Не прошло и пяти минут, как на переезде
появились вражеские танки. Завязался бой.
С нашей бронеплощадки из первой башни прямым попаданием был подбит первый
танк врага. Тут же последовал меткий выстрел второй башни. Был подбит и второй танк.
Затем наши артиллеристы дали еще несколько выстрелов по этим подбитым танкам. Еще
более интенсивный огонь вел бронепоезд № 1; простреливая Рогачевское шоссе. К 18
часам бой прекратился. Враг был задержан. Мы получили приказ отступить,
Наш бронепоезд отошел к платформе Шереметьево, где он должен был охранять
Дмитровское шоссе. А бронепоезд № 1 отправился в сторону Бескудникова — охранять
железнодорожный мост. Не успели мы укрыть свой бронепоезд, как налетели фашистские
самолеты. Но бронепоезд открыл такой огонь из пушек, что гитлеровцы быстро
повернули обратно.
Воспользовавшись недолгим затишьем, капитан Ананьев вызвал к себе всех
командиров и меня и сообщил, что мы должны готовиться к наступательным операциям.
Готовился наш бронепоезд усиленно. Подвозили снаряды, патроны, дорожные
мастера осмотрели путь и мостик, идущие к станции Лобня. Мне и Умникову в это время
был дан отдых. Отдыхали мы в теплушке, не раздеваясь, по-солдатски. Но поспать как
следует не пришлось. Летали вражеские самолеты, бомбили передовые линии.
Приближалось время наступления — 15 часов. Мы подъехали к выходным стрелкам
станции Лобня и заняли позицию, указанную командиром бронепоезда.
Ровно в 15 часов капитан Ананьев скомандовал:
— По заданной цели — огонь!
Открыли огонь и артиллеристы передовой линии обороны. Словно ураган пронесся
над лесом. Потом в бой вступила пехота. Застрочили пулеметы, автоматы. Могучее «ур-аа!» прокатилось по полю боя. Бой длился три часа. К 18 часам стрельба утихла. [425]
Попытка врага прорваться к Москве между Красной Поляной и Лобней провалилась.
Доблестные войска Западного фронта нанесли здесь серьезный удар немецко-фашистским
захватчикам.
После боев у станции Лобня мы получили приказ: оба поезда поставить на станции
Долгопрудная Савеловской железной дороги и охранять мост через канал Москва —
Волга. Как дозорный, стоял здесь наш бронепоезд «Истребитель фашизма». Зенитчики
отгоняли вражеские самолеты, укрывая мост от бомбежек.
Советские войска все дальше гнали врага с подмосковной земли. Москвичи
вздохнули с облегчением. К Новому году от коллектива депо Октябрьской железной
дороги нам привезли подарки. Счетовод Вера Михайловна Ласкина и машинист
Александр Ксенофонтович Матвеев поздравили нас с Новым годом и с боевыми
успехами. Мы, в свою очередь, просили передать коллективу депо большую
благодарность за крепкую броню и за подарки.
В январе 1942 года нас перебросили в район Вязьмы, где наши войска вели в это
время ожесточенные бои.
Действовали наши поезда на участке дороги, соединяющей Калугу с Вязьмой. Часто
выезжали на передовую линию фронта, которая находилась от места нашей стоянки
(станция Кишняки) в 10 километрах. Каждую ночь мы участвовали в боях. Первым шел
бронепоезд № 2, а за ним бронепоезд № 1.
Ориентиром для занимаемой позиции служили телеграфные столбы. При выезде на
передовую командир давал указание машинисту — ехать до седьмого телеграфного
столба с первой остановкой у пятого столба. Как только бронепоезд останавливался у
пятого столба, следовала команда:
— По противнику — огонь!
Под прикрытием огня нашего бронепоезда бронепоезд № 1 подходил к четвертому
телеграфному столбу и тоже открывал огонь. Тем временем наш бронепоезд продвигался
к седьмому столбу, останавливался и вновь открывал огонь. Пользуясь этим, бронепоезд
№ 1 продолжал движение к шестому столбу. Продвинувшись в заданное место, оба поезда
вели массированный огонь по передовым позициям вражеской обороны. Бойцы передовой
линии неоднократно благодарили нас за хорошую помощь. [426]
Однажды мы выехали к заданной позиции — разъезд Угрюмово, в нескольких
десятках километров от Вязьмы. Продвигались под ураганным огнем противника. Не
доезжая до разъезда, почувствовали сильные толчки. Что такое? Остановили поезд.
Капитан Ананьев дал команду — осмотреть путь и доложить, в каком положении
находится поезд. А огонь врага не ослабевает. Я говорю Василию Умникову:
— Если меня убьют, веди уверенно бронепоезд, береги «Истребителя фашизма», а
родным и товарищам передавай привет.
Открыл правую бронированную дверь и выпрыгнул в снежный сугроб. Свистели
пули, рвались снаряды. Пополз и быстро обнаружил, что снарядом выбит кусок рельса. По
выбитому месту уже прошли три правых тендерных ската{5}. Они стояли прямо на земле,
а четвертый скат остановился в разрыве. Тендерные скаты левой стороны стояли на
рельсах. Продолжаю осматривать дальше. У первой бронеплощадки, двухосной, оба ската
стоят на поваленных рельсах. Стало ясно, почему это произошло. Наши артиллеристы на
ходу открыли бортовой огонь из пушки. Во время стрельбы была сильная отдача ствола,
бронеплощадка подпрыгивала на ходу, а тендерные скаты, проходя по выбитому месту,
натыкались на выбоину и повалили рельсы. Пополз я еще вперед, ко второй
бронеплощадке, и обнаружил, что два левых ската тоже стоят на земле, а правые — на
поваленном рельсе. Затем по снегу под свист пуль пополз обратно, чтобы осмотреть
бронеплощадки со стороны паровозного котла. Здесь было все нормально. У паровоза я
осмотрелся, сделал маленькую выдержку, а затем под броню будки крикнул Умникову:
— Открой дверь!
Капитан Ананьев, выслушав меня, передал по связи: продолжать средней силы огонь
по вражеским позициям, комиссару нашего поезда А. Н. Левшенкову вести наблюдение.
Затем он предложил мне отправиться вместе с ним к командиру нашего 6-го дивизиона
майору Лобинцеву доложить о [427] случившемся. Доползли мы до паровозной будки
бронепоезда № 1, где находилось командование 6-го дивизиона.
Майор Лобинцев приказал капитану Ананьеву отцепить паровоз от тендера и
выехать с частью площадок из боя. Поползли мы с капитаном обратно. Тут я ему и
говорю:
— Товарищ капитан, разрешите мне не отцеплять тендер.
— Что ты, — ответил он, — разве можно не выполнить приказ? За это расстрел.
Но я стал доказывать ему, что выполнить эту работу под обстрелом и на
тридцатиградусном морозе невозможно. Мы в депо, бывало, расцепляли втроем и то два
часа. А здесь? Кругом пули свистят, работать надо лежа; ничего из этого не выйдет. Дайте
мне попробовать по-другому выйти из положения. Командир подумал, а потом сказал:
— Ну ладно, делай.
В паровозной будке у нас были запасные рельсовые подкладки, пара колосников. Я
все взял с собой. Подложил подкладки и дрова под то колесо тендера, которое стояло на
рельсе с выбитым куском, отцепил бронеплощадку от тендера, затем пополз к площадкам,
которые прицеплены со стороны котла. Ослабил стяжки у паровоза и бронеплощадок,
приполз к паровозной будке, влез в нее, осадил немного поезд назад. Затем соскочил,
подложил еще подкладки и колосник под колеса, осмотрел все тендерные и паровозные
скаты. От разрыва пути заднее паровозное колесо находилось на расстоянии одного метра.
Я снова поднялся на паровоз, сразу рывком открыл регулятор, и паровоз пошел с
бронеплощадками, находившимися со стороны котла, обратно к нашей передовой. Тендер
сначала качался, а потом перестал. Проехал на длину паровоза, остановился. Выпрыгнул,
смотрю: все в порядке! Доложил командиру, что тендер, паровоз и передние
бронеплощадки стоят на рельсах и могут передвигаться. Он поблагодарил меня и послал
бойца с запиской на бронепоезд № 1 к майору Лобинцеву. Тот приказал выходить из боя.
Получив приказ, капитан Ананьев дал распоряжение — передней части
бронеплощадок прекратить огонь. Мы выехали с головной частью бронепоезда, а
хвостовые бронеплощадки остались недалеко от вражеской передовой. С бойцами
находился комиссар поезда Левшенков. Приказ был — биться до последнего. [428]
Вернувшись на командный пункт, мы получили приказ вывезти ночью с поля боя
оставшиеся там две бронеплощадки...
Подготовили куски рельсов, балок, набрали рельсовых подкладок и ночью
двинулись на передовую линию. Здесь нам принесли танковый трос в 50 миллиметров
толщиной. Он был слишком толстый, разворачиваться с ним было очень трудно. Стали
мы надевать трос на крюк, а петля не лезет, пришлось забивать кувалдой. Надели трос на
крюк, завернули его за буфера, и можно было бы ехать, но без осмотра пути выезжать
нельзя. Выяснилось, что дорожного мастера убили. Проверять путь пошли я и боец Павел
(фамилию его забыл). С ним поползли мы по пути к площадкам. Путь до бронеплощадок
не был поврежден, но бронеплощадки были подбиты, да и балласт под шпалами
потревожен. Посмотрел я на них, и аж дрожь взяла. Как их тащить — и ума не
приложишь! Около выбитого рельса лежали убитые бойцы. Как видно, они пытались
восстановить пути.
Наконец, получили команду ехать. За машиниста остался Василий Умников. Я
рассказал своему помощнику, как нужно подъехать к поврежденному рельсу, как будем
тащить площадки.
Не доехал до разрыва на расстояние тендера, так, чтобы хватило троса до
бронеплощадки, Василий остановил поезд. Взялись мы с Павлом за трос. А приступить к
работе не можем. Между тендером и бронеплощадкой, к которой нам надо подползти,
свистят пули. Вдруг наступила тишина, мы сразу выскочили. Только я успел надеть трос
на крюк, как снова засвистели пули. Кричу:
— Павел, ты жив?
Он, лежа между рельсами, отвечает:
— Жив!
Приступили к соединению тендера с площадкой. Я кувалдой забил петлю троса на
крюк бронеплощадки, уложил подкладки под колеса, подполз к будке и только хотел
крикнуть Василию, чтобы он трогал, как на тендере разорвался снаряд. Не дожидаясь
моей команды, Умников потащил обе площадки. Как только первая бронеплощадка
прошла разрыв рельса, я крикнул:
— Стой!
Поезд остановился. [429] Отцепили мы вторую бронеплощадку от первой и поехали
к своей передовой линии. Первая пара колес первой площадки вошла на рельсы, а вторая
шла по снегу. Так мы ее на тросе и дотянули.
Затем вывезли вторую бронеплощадку.
Так удалось вырвать у врага бронепоезд «Истребитель фашизма».
Командование поблагодарило нас за хорошую службу. Мне предоставили три дня
отпуска. А вскоре группе бойцов и офицеров 6-го дивизиона бронепоездов вручили
правительственные награды. Меня наградили медалью «За отвагу». Уже после
возвращения с фронта мы узнали, что командование нашего бронепоезда направило
специальное письмо коммунистам депо Октябрьской и Ленинской железных дорог, в
котором подробно информировало их о наших боевых делах.
Через некоторое время мы повели бронепоезд № 2 в Москву, в наше депо, на
промывку паровоза. В цехе промывочного ремонта собрались рабочие и служащие депо.
Около паровоза ходили котельщики и сварщики, готовясь заварить выщербины в броне.
Они обошли весь бронепоезд, обнаружили несколько десятков попаданий в него
осколочных снарядов, но среди них не было ни одного сквозного. Всем было приятно, что
«Истребитель фашизма» остался невредим, а его команда на своем счету имела
уничтоженные немецко-фашистские танки, артиллерийские орудия, автомашины и много
живой силы противника. Быстро, по-военному был сделан промывочный ремонт котлу
паровоза, подварены выщербины в броне, и наш бронепоезд снова отправился на фронт.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
С. Я. Яковлев
Бывший секретарь МК ВКП(б)
Народные мстители
Во второй половине июля 1941 года Центральный Комитет партии принял
постановление «Об организации борьбы в тылу германских войск». Сразу же после этого
в Московском областном комитете партии все, кого это непосредственно касалось,
приступили к подготовке развертывания партизанской борьбы в случае вторжения врага
на территорию Подмосковья. Вскоре решением бюро МК ВКП(б) был создан областной
штаб по руководству подпольем и партизанским движением. Он существовал с июля 1941
года по январь 1943 года и проводил свою работу под непосредственным руководством
бюро обкома. Активное участие в работе штаба принимали секретари МК ВКП(б) Б. Н.
Черноусов, Н. П. Фирюбин, А. И. Максимов, П. А. Поздеев, начальник управления НКВД
Московской области М. И. Журавлев и другие товарищи. Большую помощь оказывал нам
Московский горком партии. Много энергии отдал организации подполья и партизанского
движения в Московской области секретарь ЦК, МК и МГК ВКП(б) Александр Сергеевич
Щербаков. Обязанности руководителя штаба решением бюро МК партии были возложены
на меня. [431] Перед штабом была поставлена задача: тщательно отобрать людей,
организовать силы, подготовить материально-техническую базу — словом, обеспечить
условия для развертывания партизанской борьбы и для проведения идейно-политической
работы с населением.
До вступления немецко-фашистских войск на территорию Подмосковья Московской
областной партийной организацией была проведена в этом направлении огромная работа.
Было признано целесообразным создать в Московской области на случай ее
оккупации подпольные окружные комитеты партии. Эта мера, вызванная чрезвычайными
обстоятельствами, была санкционирована Центральным Комитетом ВКП(б). Для этого
районы области были разделены на группы.
Был создан окружной комитет Северо-Западной группы, охватывающий своим
влиянием парторганизации Шаховского, Волоколамского, Осташевского, Лотошинского,
Высоковского и Клинского районов. Возглавляли его А. Г. Жуков — секретарь
Московского обкома ВКП(б), А. Н. Кидин — секретарь Клинского горкома партии и М.
П. Щербаков — заведующий сектором партийных кадров МК. В состав подпольного
Западного (Можайского) окружного комитета партии входили партийные организации
Уваровского,
Можайского,
Истринского,
Рузского,
Ново-Петровского
и
Солнечногорского районов. Ответственными были Е. А. Баранов — первый секретарь
Солнечногорского райкома партии, П. А. Тихомиров — заведующий отделом МК ВКП(б)
и П. А. Ткачев — секретарь Рузского райкома партии. Окружной комитет Юго-Западной
группы объединял партийные организации Верейского, Боровского, Наро-Фоминского,
Звенигородского и Подольского районов и действовал в составе А. Ф. Куранчева —
секретаря МК ВКП(б), К. Н. Сырова — заместителя заведующего отделом МК и С. И.
Катина — секретаря Звенигородского райкома ВКП(б). Южная группа районов —
Высокинический, Малоярославецкий, Угодско-Заводский — объединялась Южным
(Серпуховским) окружкомом, во главе которого стояли Н. М. Васильев — заместитель
председателя Исполкома Мособлсовета, И. И. Янов — директор Треста совхозов
Московской области. Секретарями окружкома партии Северной группы районов были С.
П. Афанасьев и С. Т. Горностаев — заведующие [452] отделами МК ВКП(б) и Г. Н.
Николаев — секретарь Дмитровского горкома ВКП(б).
Всего в области было создано 12 окружкомов. На занятой врагом территории
действовали пять вышеперечисленных.
Решением бюро Московского областного комитета партии в области были
организованы подпольные районные и городские партийные комитеты. Возглавлялись
они первыми секретарями райкомов и горкомов ВКП(б). В каждом районе создавались
подпольные первичные парторганизации.
Для партизанской борьбы в тылу врага райкомы и горкомы отобрали около 1800
человек, из них 1223 коммуниста и 264 комсомольца; среди партизан было 150 женщин.
В каждом районе создавалось два-три партизанских отряда, численностью в 40 — 50
человек. Командирами отрядов назначались товарищи, хорошо знающие военное дело;
комиссарами, как правило, являлись секретари райкомов и горкомов партии. Всего был
создан 41 партизанский отряд. В Московской области действовали также 377
диверсионных групп. Общая численность отрядов и групп составляла 15 тысяч человек. В
централизованном порядке партизанские отряды были обеспечены необходимым оружием
и боеприпасами.
Решением бюро МК ВКП(б) финансирование строительства баз и ответственность за
проведение этих работ возложены были на Исполком Мособлсовета депутатов
трудящихся в лице члена бюро МК ВКП(б), председателя Исполкома П. С. Тарасова. В
области было создано 100 баз, пригодных для жилья в зимних условиях, хранения
продуктов и боеприпасов. Особенно предусмотрительно были подготовлены базы в
Волоколамском, Осташевском и Лотошинском районах. По окончании строительства
землянок на каждую базу было завезено продовольствие, боеприпасы, одежда, обувь,
медикаменты и другое снаряжение, необходимое в боевых условиях.
В середине октября 1941 года немецко-фашистские захватчики вступили в пределы
Московской области. Они оккупировали районы: Боровский, Верейский, Волоколамский,
Высокинический,
Высоковский,
Коммунистический,
Клинский,
Лотошинский,
Малоярославецкий,
Можайский,
Ново-Петровский,
Осташевский,
Рузский,
Солнечногорский, Уваровский, Угодско-Заводский и Шаховской. Кроме того, [433] были
оккупированы частично районы: Дмитровский, Зарайский, Звенигородский, Истринский,
Каширский, Красно-Полянский, Лопасненский, Наро-Фоминский, Серпуховским и
Химкинский.
Немецко-фашистское командование полагало, что силой оружия, жестокостью
оккупационного режима оно парализует какое бы то ни было сопротивление населения на
оккупированной территории. Фашисты были уверены в том, что они создадут
непроницаемый заслон между населением, оказавшимся в зоне оккупации, и партийными
и советскими органами, действующими в Москве, за линией фронта.
Но фашисты грубо просчитались. Они не смогли нарушить идейных и
организационных связей Коммунистической партии с советскими людьми, оказавшимися
на временно оккупированной территории. В районах области, полностью захваченных
вражескими войсками, и в районах, занятых частично, действовали подпольные
партийные комитеты. Им помогали в работе пять подпольных окружных комитетов,
которые поддерживали регулярную связь с МК ВКП(б).
Подпольные партийные комитеты и парторганизации партизанских отрядов в тылу
врага не только существовали, но даже выполняли такую важнейшую функцию всякой
живой и деятельной организации, как прием в партию. Например, партийная организация
партизанского отряда Волоколамского района приняла в свои ряды командира отряда Б.
В. Тагунова — учителя средней школы, И. Н. Кузина — подрывника отряда, штурмана
пароходства «Москва — Волга». В Звенигородском районе в партийную организацию
партизанского отряда были приняты председатель Богачевского сельского Совета А. Н.
Ломтев, председатель Насоновского колхоза А. В. Лазарев и другие. Осташевская
партийная организация приняла в ряды партии 13 активных участников партизанской
борьбы: И. Н. Зорина, Б. А. Свечникова и других.
Секретари и члены окружных комитетов партии Баранов, Тихомиров, Ткачев,
Жуков, Кидин, Щербаков и другие периодически посещали партизанские отряды и
подпольные райкомы ВКП(б) своей зоны. Совместно с секретарями райкомов и
командованием отрядов они обсуждали планы действий отрядов, их боевые операции.
[434]
19 ноября Волоколамский район был полностью оккупирован немецко-фашистскими
войсками. В этот же день на партизанскую базу прибыли члены окружкома А. Н. Кидин и
М. П. Щербаков. Во время их пребывания в отряде разведка донесла, что примерно в 3
километрах от партизанского лагеря гитлеровцы облюбовали место для создания
перевалочной базы. Это было опасное соседство. Члены окружкома совместно со штабом
отряда пришли к решению: взорвать вражеский склад с боеприпасами и принудить
фашистов убраться с лесной дороги.
В это время через базу Волоколамского отряда по нашему заданию в Лотошинский
отряд пробирались два подрывника. Руководство окружкома решило одного
подрывника — И. Н. Кузина — оставить в Волоколамском отряде, другого — К.
Кауфмана — направить по назначению в Лотошинский отряд, но временно использовать и
его в предстоящей операции. В тот же день, поздним вечером, Кузин, Кауфман и Потапов
взорвали склад боеприпасов.
Важное значение в нашей работе имела информация, идущая от подпольных
комитетов и партизанских отрядов в окружкомы. Так, например, связной Серпуховского
окружкома Ф. В. Соломатин дважды переходил линию фронта, побывал в партизанском
отряде Угодско-Заводского района и доложил обстановку окружкому. В свою очередь,
комиссар отряда М. А. Гурьянов посетил Серпуховским окружком, информировал его
руководство о положении в районе, получил необходимые сведения о событиях на
фронте, конкретные задания и возвратился в отряд. М. А. Гурьянов при разгроме штаба
12-го армейского немецкого корпуса и крупного гарнизона противника в Угодском Заводе
проявил мужество и отвагу. Схваченный фашистами, он был казнен. Посмертно М. А.
Гурьянову присвоено звание Героя Советского Союза.
Располагая радиосвязью и организовав двустороннюю живую связь через связных
райкомов, горкомов и окружкомов, Московский Комитет партии был в курсе боевой
деятельности почти каждого партизанского отряда, каждого района и мог направлять
работу подпольных партийных организаций и партизанских отрядов и оказывать им
помощь.
Московский областной штаб по руководству подпольем и партизанским движением
являлся, по существу, оперативным [435] военно-политическим органом МК ВКП(б). Он
имел свою подпольную областную базу вне Москвы. База была оборудована всем
необходимым, в том числе радиоустановкой, с помощью которой по определенному
графику периодически осуществлялась связь с окружкомами и партизанскими отрядами.
Связными штаба работали М. Грибанов, И. Рыков, А. Чавриков и другие товарищи. В
двадцатых числах октября по нашему заданию они побывали в Осташевском районе, в
ноябре — в Волоколамском, Шаховском, Лотошинском и Угодско-Заводском районах.
Связные передавали секретарям подпольных комитетов и горкомов письма Московского
Комитета партии и областного штаба, в которых содержались конкретные задания. На
работе по радиосвязи с Москвой в областном штабе и на местах были заняты неутомимые
энтузиасты своего дела: Надя Антонова — комсомолка Центрального телеграфа, Р. М.
Асоян и А. Е. Иванов — работники МКВКП(б), радисты окружкомов А. П. Моишеев,
Андрианов, В. Лаврушина, Т. Кавторадзе, П. Климова, З. Козлова, Петров, Терехин,
Сеньков, Ермаков и другие.
Партизанские базы областного подпольного центра были и в отдельных районах
области. Весь комплекс работ по организации этих баз — от рытья землянок до посадки
древонасаждений, которые служили маскировкой, — был выполнен группой работников
МК ВКП(б). Это вызывалось необходимостью строгой конспирации. В этой работе
принимали непосредственное участие К. М. Антонова, И. П. Гаврилин, М. П. Горелова, А.
М. Ефимова, В. Г. Кожемякин, И. З. Нуждин, И. А. Чикин и В. П. Шаварин. Они же
оставались на этих опорных базах Московского Комитета до изгнания немецкофашистских войск из пределов области.
Для населения временно оккупированных районов области в Москве издавалась
специальная газета под названием «Московские известия» тиражом 100 тысяч
экземпляров, Выпускали подпольные газеты и листовки районы Рузский, Осташевский,
Высоковский и Высокинический. Хорошо использовалась подпольная типография
Северо-Западным окружкомом. Из Москвы в районы было направлено 2352 тысячи
экземпляров брошюр и листовок. Листовки сбрасывались на оккупированную территорию
самолетами, а некоторые доставлялись связными. В частности, листовка «Смехотворные
измышления гитлеровских фальшивомонетчиков [436] о потерях советских войск» (от
Советского информбюро) была распространена тиражом 50 тысяч экземпляров, доклад И.
В. Сталина 6 ноября 1941 года и его речь на Красной площади 7 ноября — тиражом 325
тысяч экземпляров.
Располагая свежей информацией, листовками и газетами, коммунисты-агитаторы и
партизаны уходили от своих баз в населенные пункты, собирали людей, знакомили их с
важнейшими событиями. В Можайском районе брошюры с текстом доклада И. В. Сталина
о 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции были
распространены подпольными партийными организациями в 19 населенных пунктах.
Осташевский подпольный райком партии в селениях Вишенки, Грули, Соколове,
Филатове, Шапкино провел нелегальные собрания колхозников, посвященные 24-й
годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Партизаны Шаховского
района переписали доклад К. В. Сталина и ознакомили с этим материалом население
более чем десяти деревень.
В Осташевском районе периодически выходила газета подпольного РК партии. На
каждую деревню выделялось от 5 до 15 экземпляров. Распространялась газета
преимущественно ночами. Девять постоянных распространителей, минуя вражеские
посты и заслоны, являлись в условленные места, забирали газеты, оставляли письма
жителей и возвращались домой.
Почти каждый номер газеты и каждая листовка попадали по назначению. Листовки и
газеты передавались в деревнях из рук в руки. Нередко распространители наклеивали
газеты и листовки на приказы и объявления фашистской администрации, угрожавшие
населению расстрелом за содействие партизанам. Особенно радостно была встречена
населением сводка Совинформбюро от 12 декабря 1941 года о провале немецкого плана
окружения и взятия Москвы.
Партизанские отряды Московской области и истребительно-диверсионные
соединения успешно провели сотни боевых операций против немецко-фашистских войск.
18 октября 1941 года фашистские войска заняли районный центр Осташево. В ночь
на 20 октября партизанские отряды района ознаменовали начало своей боевой
деятельности взрывом моста. Накануне операции в селе Рюховском состоялась [437]
встреча руководителей партизан А. М. Глахова и А. И. Бормотова и командира 316-й
дивизии генерала И. В. Панфилова. Обращаясь к партизанам, Панфилов сказал:
— Нужно на некоторое время сдержать наступление фашистских танков. Наши
товарищи позабыли взорвать Становищенский мост. Сумеете ли вы это сделать? И еще:
надо заминировать в лесу дорогу Осташево — Спасе. По ней наступают гитлеровцы. —
Помолчав, он добавил: — Сделать это нужно сегодня ночью, завтра будет поздно.
Получив такое задание, Глахов и Бормотов возложили выполнение его на
партизанский отряд, где командиром был В. Ф. Проскунин, а комиссаром А. В. Горячев. В
ту же ночь, нагруженные минами и взрывчаткой, подрывники подобрались к
Становищенскому мосту. Тихо сняли часовых. Стоя по грудь в холодной воде, заложили
взрывчатку под сваи. Комиссар Горячев минировал подходы. В 2 часа 50 минут раздался
сильный взрыв, и мост взлетел на воздух.
Четыре дня гитлеровцы восстанавливали мост. Продвижение танков в этом
направлении приостановилось.
Вслед за этим отряд И. Е. Шапошникова заминировал дорогу Осташево —
Кузьминское. Две вражеские бронемашины и штабной автомобиль, пытавшиеся
обходным путем пробраться к Волоколамску, наехали на мины и взорвались. Выскочив из
засады, партизаны обстреляли фашистских солдат и офицеров.
Партизанский отряд Волоколамского района под командованием Тагунова взорвал
мост между селениями Теряево и Суворове, имевший большое значение. Одновременно
по обеим сторонам моста была минирована шоссейная дорога, где спустя час взорвалась
направлявшаяся к фронту тяжело нагруженная автомашина. На следующий день у
взорванного моста скопилось до 500 вражеских машин. Наша авиация в течение дня
бомбила скопление машин и срывала наведение моста. Много разбитой техники
противника осталось на дороге.
Партизаны Уваровского района подорвали и уничтожили шесть мостов, в том числе
дважды сжигали мост через Москву-реку.
Одной из самых крупных и дерзких операций партизан Московской области явилась
Угодско-Заводская операция, [438] проведенная 24 ноября 1941 года объединенными
силами четырех отрядов.
В вечернем сообщении Совинформбюро от 29 ноября 1941 года говорилось:
«...Ночью после тщательной разведки славные советские патриоты обрушились на
ничего не подозревавшего врага. Прервав сначала всякую связь немецкого штаба со
своими частями, партизаны затем огнем и гранатами уничтожили несколько больших
зданий, в которых расположились воинские учреждения фашистов. Разгромлен штаб
немецкого корпуса. Захвачены важные документы.
Отважные бойцы-партизаны перебили около 600 немцев, в том числе много
офицеров, и уничтожили склад с горючим, авторемонтную базу, 80 грузовых машин, 23
легковые машины, 4 танка, бронемашину, обоз с боеприпасами и несколько пулеметных
точек».
Партизаны области свыше тысячи раз нарушали телефонно-телеграфную связь
противника, чаще всего в местах расположения штабов немецко-фашистских частей.
Партизанский отряд Ново-Петровского района под командованием Н. А. Кудряшова
действовал в районе рабочего поселка Нудоль. В этом районе располагался штаб немецкофашистской дивизии. Партизаны перерезали в нескольких местах все линии связи,
соединявшие штаб дивизии с полками. Для восстановления связи на линии выехали на
мотоциклах по два связиста. Но партизанские засады уничтожили многих из них. После
этого гитлеровцы вынуждены были послать на восстановление связи около взвода солдат
с пулеметами. Однако через пять дней все линии связи снова были перерезаны
партизанами.
Партизанские отряды Подмосковья действовали в чрезвычайно сложных условиях.
Немецко-фашистское командование направляло против них отряды карателей, проводило
прочесывание лесов, обстреливало леса с воздуха.
В конце ноября произошло столкновение с гитлеровскими частями Осташевского
партизанского отряда. Дело происходило так.
Ночью партизанами отряда И. Н. Назарова была взорвана база с горючим, подорван
фашистский танк, на всем пути следования отряда нарушена телефонно-телеграфная
связь. Партизаны пришли на базу усталые и сразу легли [439] спать, а оружие развесили
на елях возле землянки. Внезапно раздались выстрелы. Часовой крикнул: «Товарищи, мы
окружены!» Комиссар объединенных отрядов Бормотов и несколько бойцов попластунски выползли из землянки и осторожно сняли свои автоматы. Прячась за
сугробами, группа партизан удалилась вправо и, чтобы отвлечь гитлеровцев от землянки,
открыла сильный огонь. Маневр удался. За это время остальные партизаны получили
возможность приготовиться к бою. Комиссару отряда И. Н. Еранову было поручено с
группой автоматчиков зайти в тыл противника и отрезать гитлеровцам отступление на
куровскую дорогу. В это время пулеметчики А. В. Аксенов и Н. А. Князев открыли
стрельбу в упор. Гитлеровские каратели были уничтожены.
Хотя поле боя осталось за партизанами, отряду все же пришлось покинуть обжитый
лагерь. На другой день гитлеровцы направили в район прежней базы большой отряд. Но,
кроме приготовленных для них мин, в землянках они никого не нашли, Партизаны отряда
Назарова были в то время уже далеко, на новом месте.
Через несколько дней мельник А. К. Виноградов доставил на новую базу отряда воз
муки. Улыбаясь, он сказал: «Это вам за операцию в Куровском лесу. Фашисты все еще
никак не могут опомниться».
Всю работу штаб вел в тесном взаимодействии с Главным политическим
управлением Красной Армии, с командованием Западного фронта.
Во второй половине октября 1941 года секретарь МК ВКП(б) Б. Н. Черноусов,
начальник управления НКВД Московской области М. И. Журавлев и я выезжали в штаб
Западного фронта для согласования планов развертывания партизанской борьбы в тылу
врага. В свою очередь, руководители войсковых соединений И. В. Панфилов, Л. М.
Доватор, И. Г. Захаркин, А. П. Белобородое и другие устанавливали связь с
партизанскими отрядами, инструктировали их командование, помогали им, а в ряде
случаев и сами обращались к ним за помощью.
Все партизанские отряды с первых дней своих боевых действий в тылу врага вели
разведку и передавали штабам советских войск ценные разведывательные данные.
На основании данных разведки партизанского отряда [440] Рузского района,
добытых начальником разведки С. И. Солнцевым, части советских войск разгромили
фашистский штаб в деревне Вишенки и целую группировку гитлеровцев. Подразделение
144-й стрелковой дивизии уничтожило 230 солдат и офицеров противника,
артиллерийскую установку и пулеметные гнезда. Позже, в боях близ деревни
Андреевское, Сергей Иванович Солнцев был тяжело ранен, потерял сознание. Гитлеровцы
схватили его, подвергли жестоким пыткам и, ничего не добившись, повесили. С. И.
Солнцеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Партизанский отряд Верейского района, где командиром был И. П. Пименов,
комиссаром И. И. Евтеев, передал в штаб 5-й армии сведения о скоплениях вражеских
войск и местах расположения штабов частей противника. Используя эти сведения,
советская авиация разбомбила скопление войск противника в деревне Назарове, штаб
корпуса в селении Архангельское и штаб вражеской армии, размещавшийся в зданиях
дома отдыха «Момбит».
Партизанские отряды оказывали большую помощь войсковым соединениям Красной
Армии, попавшим в окружение. Партизаны Подмосковья и местные жители помогли
выйти из окружения примерно 30 тысячам советских бойцов и офицеров. Партизаны
одного только Осташевского района переправили с оккупированной территории около 4
тысяч бойцов и командиров, партизаны Верейского отряда — 1300 бойцов и 200
командиров, в том числе мотострелковый батальон с материальной частью. Партизаны
Угодско-Заводского района помогли выйти из окружения 1000 советских воинов.
В Солнечногорском районе командование партизанского отряда выделило в качестве
проводника для советских воинов хорошо знающего местность и лесные тропы лесника В.
И. Орлова. Орлов задание выполнил и через несколько дней вернулся в отряд. Дочь
Орлова Оля вывела из окружения около 500 бойцов.
За помощь, которую оказывали партизаны Красной Армии, многие отряды получали
благодарность от командиров частей. «Благодарю командование партизанских отрядов и
вас, товарищи партизаны, за сведения. Желаю вам успехов, Доватор». Эта лаконичная
записка прославленного военачальника была адресована партизанам Осташевского
района. [441]
Комиссар партизанского отряда Верейского района И. И. Евтеев за умелую
постановку разведывательной работы для частей Красной Армии награжден орденом
Красного Знамени.
Партизанским отрядам повсеместно помогали местные жители. Без всесторонней
поддержки населения оккупированных районов успехи партизанских отрядов были бы
невозможны.
В деревне Мерзлово Солнечногорского района Татьяна Александрова со своей
матерью выпекали хлеб для партизанского отряда и через каждые два дня приносили его в
условленное место в лес. В деревне Екатериновке Клинского района активно занимались
сбором сведений о численности и передвижениях вражеских войск мать и дочь Благовы.
Они два раза предупреждали партизан об опасности, которая грозила им со стороны
оккупантов. В Волоколамском районе ценные сведения для партизанского отряда
систематически собирала семья Порфирия Максимовича Комарова из селения Таксина,
Комаров, два его сына и дочь ходили по населенным пунктам, выведывали, запоминали и
передавали сведения партизанам.
Через деревню Бутаково Осташевского района отступала фашистская часть. Одна
группа солдат задержалась. Разместившись в сарае, гитлеровцы начали разводить костер.
Заметив это, несколько школьников договорились отомстить ненавистным захватчикам.
Ребята принесли им охапки дров, куда спрятали две противотанковые гранаты. Рискуя
жизнью, юные патриоты осторожно сложили свою ношу в костер. Сарай вместе с
находившимися в нем 13 фашистами разнесло взрывом.
Большую помощь оказывали советские патриоты раненым бойцам и командирам
Красной Армии. Во время боев на Бородинском поле были тяжело ранены лейтенанты
Денисов и Гончаров и четыре бойца. Житель деревни Беззубово Савелий Евстафьевич
Резнов и его дочь Варя подобрали раненых, увезли к себе в дом и в течение трех месяцев
ухаживали за ними. Врач Серединской больницы Шаховского района М. К. Ринкман,
рискуя жизнью, сумела сохранить жизнь 73 солдатам и офицерам Красной Армии. За этот
подвиг она награждена орденом Ленина.
Эти факты, разумеется, только отдельные примеры сопротивления [442] населения
немецко-фашистским оккупантам. Все случаи перечислить просто невозможно.
Хочется особо сказать о героизме наших советских женщин в тылу врага. Они,
рискуя жизнью, выполняли самые разнообразные и нередко чрезвычайно сложные
задания подпольных партийных организаций и командования партизанских отрядов.
Партизанка Мария Евгеньевна Кайяц (бывший секретарь Уваровского райкома
партии) в качестве связной совершила трудный и опасный поход пешком из Уваровки в
Москву. Она пробралась через плотно забитые вражескими войсками населенные пункты
и укрепления, через передовую линию обороны фашистской армии. Добравшись до
Москвы, она подробно информировала секретарей Московского Комитета партии о
зверствах гитлеровцев в оккупированных районах, передала собранные ею сведения о
численности вражеских войск и техники на можайском направлении, рассказала о боевых
действиях партизанских отрядов Уваровского района и об отношении населения к
оккупантам. Через два-три дня отдыха в Москве М. Е. Кайяц пошла обратно и через
восемь дней возвратилась в отряд.
Партизанка того же Уваровского района Александра Мартыновна Дрейман, будучи
до войны руководителем дорожного строительства, хорошо знала технику взрывных
работ. За короткий срок она подготовила группу опытных минеров. У нее хватало энергии
и времени на все: обеспечивать связь с подпольными партийными организациями и
помогать повару, ходить в боевую разведку и сушить сапоги партизан, подкарауливать в
засадах вражеский транспорт и наводить порядок в партизанских землянках. Но однажды
ее схватили гитлеровцы и предложили указать месторасположение партизанского отряда.
Дрейман сказала:
— Предателем Родины я никогда не стану.
Фашисты зверски избили ее и бросили в холодный сарай, где держали несколько
дней без пищи. Затем в Уваровке, за больницей, фашисты расстреляли славную
патриотку.
А сколько героизма и самопожертвования проявила в смертельной схватке с врагом
наша молодежь!
Московский областной комитет комсомола под руководством секретарей МК и МГК
ВЛКСМ А. М. Пегова, А. Н. Шелепина, А. И. Осипова, З. Т. Федоровой проводил
большую [443] работу по отбору комсомольцев в партизанские отряды и истребительнодиверсионные группы. Свыше 3500 юношей и девушек выполняли в тылу врага особые
задания командования Красной Армии. 264 комсомольца было направлено обкомом
комсомола в партизанские отряды Московской области.
В Можайском районе в партизанском отряде А. И. Савостьянова численностью в 50
человек было 16 комсомольцев. 19 ноября 1941 года по дороге Игумново — Тесово
следовал фашистский средний танк. Командир партизанской группы комсомолец Петр
Балин и его брат Анатолий подползли к танку на расстояние 5 — 10 метров и умелым
одновременным броском двух противотанковых гранат подорвали его, затем бутылками с
горючей жидкостью Балины уничтожили экипаж танка. Через три дня на лесной дороге
Петр Балин убил из винтовки шофера вражеской грузовой машины. Противотанковой
гранатой партизаны взорвали машину и пулеметным огнем уничтожили трех офицеров и
пять солдат. Вслед за этим они взорвали еще две машины с военным грузом противника и
уничтожили трех солдат.
В Волоколамском партизанском отряде из комсомольцев была создана группа
подрывников во главе с И. Н. Кузиным. Смело действовали в боевых операциях
комсомольцы Владимир Беденко, Евгений Бриллиантов, Евгений Жучкин. Под
руководством Ильи Кузина эта группа взорвала десятки мостов, складов с боеприпасами и
горючим, истребив большое количество живой силы и техники врага. За бесстрашие в
борьбе с врагами И. Н. Кузину было присвоено звание Героя Советского Союза, а
комсомольцы его группы были награждены орденами и медалями.
В Осташевском районе у мельника А. К. Виноградова проживала под видом его
племянницы секретарь райкома ВЛКСМ В. П. Прохорова. «Катя» — так называли
Прохорову по соображениям конспирации — вела разведку. В доме мельника разместился
штаб фашистской части. Однажды гитлеровцам стало известно, что в деревне Каменке
находится группа разведчиков генерала Л. М. Доватора. Гитлеровцы направили туда 30
танков. Узнав об этом, Прохорова пробралась к партизанам и сообщила обо всем
секретарю подпольного Осташевского райкома партии Бормотову. Отряд Шапошникова,
которому было поручено связаться с конной [444] разведкой генерала Доватора,
предупредил кавалеристов о грозящем нападении и заминировал все три дороги, ведущие
в деревню Каменку. Три танка противника подорвались на минах. Колонна остановилась.
Мотоциклист-разведчик повернул на другую дорогу. Но снова раздался взрыв. Тогда
танкисты направились на третью дорогу. Через некоторое время взрыв снова потряс
воздух. Остальные танки спешно повернули обратно.
За активное участие в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами В. П. Прохорова
была награждена орденом Красного Знамени.
В партизанском отряде того же Осташевского района умело вел разведку
шестнадцатилетний комсомолец Анатолий Шумов, Ходил Толя на самые трудные и
рискованные задания, не раз попадал в лапы к гитлеровцам, но всегда ему удавалось
спастись. Однажды он вырвался от гитлеровцев в лютый мороз без верхней одежды и
возвратился в партизанский лагерь с ценными сведениями. В другой раз, будучи задержан
в деревне. Сумарокове, Толя на допросе настойчиво утверждал, что разыскивает свою
мать. Притворившись беспечным весельчаком, он стал рассказывать немецкому офицеру
смешные истории и своим остроумием расположил его к себе. Офицер оставил Толю при
себе и обещал помочь в розысках матери. Два дня разведчик-комсомолец Шумов играл
свою роль, в то же время высматривая и запоминая все, что творилось во вражеском
лагере. Затем, улучив момент, он сбежал в партизанский отряд, прихватив с собой
полевую сумку с документами и картой, бинокль и пистолет офицера. Анатолий Шумов
был награжден орденом Ленина.
Гестаповцы с помощью предателей выследили Толю и схватили. Ничего не
добившись ни пытками, ни лестью, они привязали юного героя к саням и под охраной
шести автоматчиков направили в Можайск. В пути Толя Шумов был расстрелян.
Наши юноши и девушки, воспитанные всем советским строем, Коммунистической
партией и Ленинским комсомолом, замечательно проявили себя во всенародной борьбе
против немецко-фашистских поработителей.
Запомнился мне пленум Московского Комитета партии, который проходил в первых
числах декабря 1941 года. Обсуждение вопросов повестки дня пленума близилось к
концу. [445] К трибуне подошел А. С. Щербаков и сделал краткое сообщение о
деятельности подпольных райкомов и горкомов партии и борьбе партизанских отрядов
области против немецко-фашистских захватчиков. Заключил свое выступление А. С.
Щербаков только что полученной радиограммой комиссара Лотошинского партизанского
отряда А. П. Грачева и командира Волоколамского отряда Б. В. Тагунова об успешной
боевой деятельности их отрядов в тылу врага. Казалось, что в зал заседаний вошли в
боевом снаряжении отважные партизаны и партизанки, чтобы отдать рапорт своему
главному штабу — пленуму Московского Комитета партии. Участники пленума стоя
бурно аплодировали. Их аплодисменты и радостное возбуждение были красноречивым
выражением горячей товарищеской солидарности и одобрения деятельности
коммунистов-подпольщиков и партизан Подмосковья.
А через некоторое время — в конце декабря 1941 года — в январе 1942 года, —
гордые сознанием с честью выполненного долга, возвращались коммунисты и
комсомольцы подпольщики, партизаны и партизанки из лесных партизанских баз домой.
Им было чем гордиться. Партизаны Подмосковья, истребительно-диверсионные
соединения столицы и области нанесли большой урон живой силе и технике врага. Они
истребили свыше 17 тысяч вражеских солдат и офицеров, уничтожили 6 самолетов, 22
танка и бронемашины, более 100 орудий, свыше 300 минометов и пулеметов. Народные
мстители пустили под откос 5 поездов с живой силой противника и боеприпасами,
взорвали 34 склада и базы с горючим и боеприпасами, 35 мостов; свыше 80 раз
минировали они дороги, в 1043 местах нарушили телеграфно-телефонные линии связи.
И эти цифры лучше всего говорят о том вкладе, который внесли народные мстители
Москвы и Московской области в общее святое дело разгрома немецко-фашистских
захватчиков. Дела героев — партизан и подпольщиков Подмосковья никогда не
померкнут в памяти народа.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
В труде или в бою
В. П. Пронин
Бывший
председатель
Московского Совета депутатов трудящихся
Город-воин
Раннее утро 22 июня 1941 года. На улицах — ни души. Москва еще отдыхала, А на
западных рубежах страны уже пылало пламя войны.
В эти часы в Московском Комитете партии собрались секретари райкомов, а в
Моссовете — председатели райисполкомов и начальники служб МПВО. Десятки вопросов
возникли у каждого. Женщин — председателей Краснопресненского и Октябрьского
райсоветов (Н. В. Попову и Ю. П. Полякову) заботила безопасность детей. Где их укрыть
в случае бомбежек? Метро в их районах в то время еще не было. Нельзя ли вывезти детей
в безопасные районы? Начальника противопожарной службы беспокоило обеспечение
бесперебойной работы водопровода во время налетов. На каждого работника сразу
свалилась уйма забот, одна другой важнее.
Информировав собравшихся о начале войны, мы условились о первых мерах по
местной противовоздушной обороне, о переводе предприятий на работу по выполнению
оборонных заданий. Там, где не хватало убежищ, решили строить [449] крытые щели.
Уточнили правила поведения населения при возможных налетах вражеской авиации.
С первого дня войны Московский Совет начал перестраивать свою работу
применительно к военной обстановке. На заседаниях Исполкома систематически
проверяли выполнение решений Государственного Комитета Обороны по производству
боеприпасов и вооружения. Решались вопросы об укреплении местной противовоздушной
обороны, о ходе мобилизации в армию, о строительстве оборонительных сооружений.
Были распределены обязанности между членами Исполкома. На Д. Д. Королева был
возложен контроль над городским транспортом, над перевозкой в условиях налетов
топлива и продовольствия; на М. А. Яснова — руководство восстановлением зданий,
разрушенных возможными налетами вражеской авиации; П. В. Майоров отвечал за
строительство бомбоубежищ; на И. А. Фадина возлагалось обеспечение населения
продовольствием, на М. Г. Смирнову — организация эвакуации детей и детских
учреждений в безопасные районы страны.
Лозунги «Все для фронта!», «Все для разгрома врага!» стали для москвичей
определяющими всю их жизнь и деятельность.
Коммунисты Москвы были на переднем крае напряженной борьбы за победу.
Руководил партийной организацией столицы в то время А. С. Щербаков. В тяжелые годы
войны он был организатором многих славных дел, свершенных коммунистами Москвы.
Созданию боевых резервов Красной Армии, обеспечению фронта боеприпасами и
вооружением, быстрейшему восстановлению разрушенных фашистами предприятий он
отдавал свою неутомимую энергию, деловую смекалку и партийную душу.
Перевод многочисленных предприятий столицы на военное производство был делом
первостепенной важности. Промышленность Москвы и Московской области давала тогда
22% всей индустриальной продукции страны. Сотни крупнейших предприятий надо было
в считанные дни переключить на выпуск новой сложной военной техники и снаряжения.
И все это в условиях массовой замены ушедших на фронт квалифицированных рабочих,
инженеров, техников.
Незабываем высокий патриотический подъем, которым были охвачены советские
люди в те дни. Целыми колоннами [450] шли с заводов и фабрик в военкоматы москвичи.
Целыми бригадами записывались добровольцами в Красную Армию. Сотни и тысячи
заводов и цехов с первого дня войны считали себя мобилизованными. Всюду царило
сознание высокого долга перед Родиной, везде был строгий порядок.
Замечательные коллективы рабочих и инженерно-технических работников заводов
имени Владимира Ильича, «Динамо», «Калибр», «Фрезер», «Красный пролетарий»,
автозавода и многих других первыми перешли на производство военной продукции. На
массовое изготовление обмундирования и инженерного имущества была переключена
текстильная и швейная промышленность, а пищевые предприятия стали производить для
фронта сухари и концентраты. .Коллективы предприятий считали себя обиженными, если
не получали заданий для фронта. Множество фабрик и мастерских, выпускавших сугубо
мирную продукцию (посуду, галантерею, мебель), быстро осваивало производство гранат,
деталей для автоматов и другой боевой техники.
Много поработали для фронта работники железнодорожного и городского
транспорта. В условиях налетов неприятельской авиации они не только бесперебойно
перевозили грузы для предприятий, сырье и топливо, но и на своих ремонтных заводах
изготовляли большое количество боеприпасов, ремонтировали танки и автомашины.
Война внесла коренные изменения в жизнь города, в деятельность предприятий и
городского хозяйства. 10 — 11-часовой труд, частые воздушные тревоги, ночные
дежурства в командах МПВО сильно осложняли жизнь и работу москвичей, но вместе с
тем и закаляли их волю.
Мы хорошо понимали, какую заманчивую цель для врага представляет Москва.
Найденные в июле на сбитом немецком самолете карты с подробным обозначением
важнейших предприятий столицы подтвердили это.
Уже утром 22 июня стало известно о налетах вражеских бомбардировщиков на
Севастополь, Киев, Житомир и Каунас. С тревогой ожидали мы нападения воздушных
пиратов на Москву. [451]
22 июня по московской радиосети был передан приказ № 1 по местной
противовоздушной обороне. В этом приказе предусматривались: немедленная
светомаскировка предприятий, транспорта, домов и улиц; приведение в боевую
готовность бомбоубежищ, метрополитена и служб МПВО.
Мы знали, что немецкая авиация при налетах на города сбрасывает огромное
количество зажигательных бомб. Так делали гитлеровцы, например, при бомбежках
Лондона. А Москва была особенно уязвима в пожарном отношении. В ней оставалось еще
много (особенно за Садовым кольцом) деревянных домов, бараков, сараев и складов.
Было много сделано для улучшения организации противопожарной службы в
столице, для оснащения этой службы новой техникой. Помимо военизированных
пожарных команд на предприятиях было создано 12 736 добровольных пожарных команд,
в которых насчитывалось более 200 тысяч человек. Кроме того, в первые дни войны
Московский комитет комсомола сформировал специальный комсомольско-молодежный
противопожарный полк в 5 тысяч человек. По распоряжению райисполкомов около
важнейших предприятий были снесены все малоценные деревянные здания, сараи,
заборы, а все чердачные деревянные конструкции были покрыты огнестойкой краской. На
случай разрушения водоводов москвичи построили в разных районах города 875
искусственных водоемов.
Была проведена большая работа по переводу освещения города на управление из
единого центра, по подготовке поликлиник и амбулаторий к оказанию помощи
пострадавшим во время налетов.
Столичная партийная организация оказывала большую помощь Московской зоне
противовоздушной обороны. Для усиления корпусов ПВО было направлено более 600
партийных работников и много комсомольцев. Предприятия Москвы изготовили и
передали ПВО большое количество специальной техники.
...Первые дни войны, но как изменилась столица! На улицах все чаще встречаются
люди в военной форме, проходят команды МПВО с противогазами в сумках. По вечерам в
небо [452] поднимаются сотни аэростатов воздушного заграждения. Над столицей уже нет
зарева огней: она затемнена. По темным улицам осторожно пробираются трамваи,
троллейбусы и автомобили.
Москва не спит. Она бодрствует у станков, у зенитных орудий. Москва на страже.
24 июня, в 3 часа ночи, командующий Московской зоной ПВО генерал-майор М. С.
Громадин сообщил нам, что на Москву идет группа самолетов: надо объявить тревогу.
Впервые над городом завыли сирены воздушной тревоги. Через 25 — 30 минут население
укрылось в убежищах, а несколько сот тысяч москвичей подготовились к защите столицы
от зажигательных и химических бомб, к тушению пожаров и оказанию помощи
пострадавшим.
Со стороны западных окраин послышалась артиллерийская стрельба. Заговорили
орудия и в центре города.
На командном пункте — настороженность, сдержанное волнение. Ведь это первый
налет на Москву. Все службы и команды на своих местах. Но — странное дело! — уже
15 — 20 минут гремит канонада, а с наблюдательных постов не доносят ни о разрывах
бомб, ни о разрушениях и пожарах!
Нервное напряжение все же сказалось: кое-где дымки от взрывов зенитных снарядов
приняли за мелькающие среди облаков купола вражеских парашютов...
Однако вскоре все разъяснилось. Генерал Громадин по телефону сообщил: «Наши
тут немножко поднапутали: стреляли по возвращающимся с бомбардировок своим
самолетам».
Дали отбой воздушной тревоги.
После этого недоразумения был издан приказ по ВВС о запрещении нашим
самолетам возвращаться с бомбежек через Москву.
«Ночь ошибок» принесла и немалую пользу: она вскрыла некоторые наши
недостатки, которые могли бы тяжело отразиться на городе в дальнейшем, при налетах
немецко-фашистской авиации. Оказалось, что после объявления тревоги в ночных
условиях бойцы команд и служб МПВО едва ли сумеют добраться до своих постов ранее
чем через 30 — 40 минут. Пришлось на следующий же день весь личный состав служб
МПВО перевести на казарменное положение. Московский Совет внес в Государственный
Комитет Обороны предложение [453] о создании в районах вместо разрозненных команд
специальных батальонов, а на базе управлений Моссовета сформировать полки,
оснащенные механизмами и транспортом. Полки и батальоны были укомплектованы
инженерно-техническими работниками и квалифицированными рабочими. Так
сформировали 6 специализированных полков и 26 батальонов. По указанию ГКО
председатель Московского Совета был назначен членом Военного совета Московской
зоны ПВО.
К началу налетов фашистской авиации противовоздушная оборона Москвы
представляла собой разностороннюю систему, в которой участвовало свыше 600 тысяч
жителей столицы. МПВО была оснащена противопожарной, противохимической,
медицинской и аварийно-восстановительной техникой.
В первые дни войны наши летчики, возвращавшиеся с боевых заданий,
рассказывали, что хорошими ориентирами для противника могут служить излучины
Москвы-реки и особенно Обводной канал. Ведущие архитекторы столицы Д. Н. Чечулин
и другие внесли предложение замаскировать основные ориентиры в городе.
И вот в конце июня Обводной канал, центральные площади и некоторые магистрали
были покрыты фанерными крышами. На многих окраинных пустырях было устроено
маскировочное подсвечивание: так создавалась видимость работающих заводов. Об
эффективности этой маскировки свидетельствует то, что впоследствии фашистские
летчики сбросили не одну сотню бомб на подсвеченные пустыри.
Спустя месяц после начала войны, 21 июля, в 22 часа 07 минут, в городе раздались
сигналы воздушной тревоги. Посты наблюдения передали из Можайского района, что по
направлению к Москве большими группами идут фашистские бомбардировщики.
Москвичи устремились в бомбоубежища. Четко и слаженно работали станции метро,
укрывая население.
Через 25 минут с вышки командного пункта стали видны в районе Кунцева вспышки
выстрелов зенитной артиллерии. Огонь становился все плотнее, и вот уже весь горизонт
от [454] Москвы-реки до поселка Ленино заполыхал зарницами разрывов. Было видно, как
туго приходится фашистским стервятникам; они маневрировали, то уходя от огня, то
снова приближаясь к городу.
Вот взвился кроваво-оранжевый веер взрыва в районе Кутузовской слободы, затем
на Хорошевском шоссе и около Ваганьковского кладбища. С громадным всплеском
пламени тяжело грохнуло на Моховой.
Не ожидая специальных приказаний, к каждому месту падения бомбы, к
начинающемуся пожару мчится на мотоциклах разведка, которая тут же сообщает штабу
МПВО о месте и характере разрушений. Одновременно выезжают «Скорая помощь» и
пожарные команды.
...Налет продолжается уже более двух часов. Все еще горят разбитые цистерны на
станции Москва-Белорусская, освещая ярким пламенем все вокруг. Вместе с начальником
штаба МПВО полковником С. Е. Лапировым едем на место пожара. Близко к огню
подойти невозможно. Даже на Ваганьковском путепроводе нестерпимая жара, дымится
одежда. В этом хаосе огня и дыма, под гром зениток бойцы пожарных команд, поливая
друг друга водой, отстаивают каждый вагон, каждое сооружение.
Ствольщик Д. А. Данилин, несмотря на ожоги, самоотверженно тушил горящие
цистерны. Взрывом упавшей недалеко бомбы его ударило о землю и ранило обломками
разрушенного здания. Придя в сознание, он снова вступил в борьбу с огнем. За мужество,
проявленное во время налетов, и умелое тушение пожаров Д. А. Данилюк был награжден
орденом Красной Звезды.
Организованно и мужественно действовали во время налетов аварийновосстановительные полки под руководством инженеров Н. П. Плотникова, В. Ф.
Мосолова и доктора технических наук М. Н. Шестакова. В один из первых налетов
фугасная бомба крупного калибра разбила водовод большого диаметра на площади
Белорусского вокзала. Вода мощными потоками устремилась к станции метро, в которой
укрывалось несколько тысяч женщин и детей. Это грозило страшной катастрофой.
Понимая грозящую опасность, командир аварийно-восстановительного полка доктор
технических наук М. Н. Шестаков немедля прибыл вместе с батальоном на
привокзальную площадь. Им удалось оградить от потоков [455] воды станцию метро.
Бойцы батальона в несколько часов вое-, становили разрушенный водовод. Быстрыми и
умелыми действиями батальона были спасены тысячи людей.
Во время налета 21 июля крупная бомба разрушила дом № 10 на Моховой улице. В
подвале было завалено несколько десятков людей. Прибывший аварийновосстановительный батальон под руководством инженера В. Ф. Мосолова в темноте и под
бомбежкой быстро проделал проходы в развалинах и спас много людей.
Во время налета 3 августа на площадь у Никитских ворот упала бомба большой
мощности. На площади зияла огромная воронка глубиной 10 метров. Все коммуникации
были разрушены, трамвайный поезд смят и отброшен на несколько метров в сторону.
Памятник К. А. Тимирязеву также был поврежден. Инженерная разведка, возглавляемая
главным архитектором Москвы Д. Н. Чечулиным, на месте определила характер
разрушений, и аварийно-восстановительный полк принялся за работу. На следующий день
были восстановлены все коммуникации, заасфальтирована площадь и отремонтированный
памятник стоял на прежнем месте.
Исключительное бесстрашие и стойкость при защите столицы показали женщинымосквички. Тысячи девушек добровольно пришли в зенитные и аэростатные части
Московской зоны ПВО. Многие десятки тысяч женщин защищали Москву в
противопожарных, противохимических и медико-санитарных командах.
Воина застала Марию Прокофьевну Нестерову уже в пожилом возрасте, однако она
возглавляла команду МПВО дома. Во время одного налета на дом, который защищала
команда Нестеровой, было сброшено около 150 зажигательных бомб. Рядом упало пять
фугасных бомб. Два раза Мария Прокофьевна была ранена, но, несмотря на это,
продолжала гасить пожары. Своими руками она погасила более десятка зажигательных
бомб. За этот подвиг она была отмечена правительственной наградой.
Маша Семенова пришла в команду МПВО со школьной скамьи. Вместе с бойцами
команды она спасала пострадавших во время налетов. Однажды, когда она перевязывала
раненых, осколок бомбы вонзился ей в ногу, но она продолжала работать до тех пор, пока
от сильной потери крови не потеряла сознание. Врачи спасли ей жизнь, но ногу пришлось
[456] ампутировать. За самоотверженность и мужество правительство наградило Машу
Семенову орденом Красного Знамени.
Вражеской бомбой был разрушен дом № 3 по Машкову переулку. Под обломками
оказалось много пострадавших. Женщины — участницы команды МПВО соседнего дома
под руководством домашней хозяйки В. Д. Борисовой вынесли из-под развалин 20
пострадавших, оказав им на месте первую помощь.
Трудно забыть самоотверженность и смелость школьников, участвовавших в
тушении зажигательных бомб. Несмотря на запрещение, они ухитрялись вместе с
командами, а иногда и в одиночку дежурить во время налетов на чердаках, во дворах и на
улицах. Помнится, я с товарищами возвращался с Краснохолмского моста, в который
ударила, к счастью не взорвавшись, авиабомба. В это время на Красную площадь упало
несколько десятков «зажигалок». Смотрим, из подъезда ГУМа выбегают несколько
маленьких фигурок и под оглушительный гром зениток начинают гасить бомбы. Руки у
ребят обернуты намоченными водой кепками. Хватают за стабилизатор килограммовые
бомбы, с силой ударяют их о мостовую, горючее вещество отрывается, и «зажигалки»
гаснут. Женя Нефедов и Володя Галанов с гордостью показывали обгоревшие кепки.
За смелость, проявленную при тушении зажигательных бомб, правительство
наградило мальчиков медалями «За отвагу».
Нечего греха таить, были у нас сомнения насчет поведения во время налетов
женщин — председателей районных Советов. Думалось: а вдруг не выдержит напряжения
женская душа? Между тем женщины возглавляли в городе Советскую власть в
крупнейших районах. И вот с первых налетов вражеской авиации председатели
Октябрьского райсовета — Ю. П. Полякова и Краснопресненского — Н. В. Попова
показали себя отлично. Несмотря на ожесточенные налеты, фашистской авиации так и не
удалось в этих районах сжечь ни одного завода или большого дома, Умелыми
организаторами показали себя женщины — председатели райсоветов и в
переоборудовании предприятий для производства оружия и боеприпасов, в строительстве
оборонительных сооружений на подступах к столице. [457]
Хорошим организатором проявила себя секретарь Куйбышевского РК ВКП(б) Н. М.
Шахова. В этом районе одной из первых в Москве была создана дивизия народного
ополчения. Райком партии умело и быстро организовал перестройку предприятий на
производство боеприпасов.
Самоотверженную работу Ю. П. Поляковой, Н. В. Поповой и Н. М. Шаховой высоко
оценило правительство, наградив их орденами.
Нелегкой была борьба за сохранность великого города, за жизнь и здоровье
москвичей. Много потребовалось усилий, немало было и жертв.
Ведь фашисты сбросили на Москву более 100 тысяч одних только зажигательных
бомб. Только добровольные пожарные команды погасили во время налетов 42 тысячи
загораний и 2 тысячи пожаров.
Героизм стал нормой поведения дружинников — добровольцев. Недаром 577
москвичей были награждены орденами и медалями за победы над огненной стихией, за
успешную противовоздушную оборону города.
Надо отдать должное организаторам и руководителям всей той огромной боевой
работы, которая называется противовоздушной обороной. Много сделали для защиты
Москвы работники штаба МПВО и его бессменный начальник С. Е. Лапиров. В
результате умелых и оперативных действий штаба были спасены жизни многих
москвичей и сохранено ценное государственное имущество.
Энергичный и распорядительный начальник противопожарной службы полковник И.
Н. Троицкий еще перед войной организовал и подготовил более 200 тысяч бойцов —
жителей Москвы. Он руководил борьбой с пожарами во время налетов.
Первыми появлялись в местах разрушений врачи и сандружинницы медикосанитарной службы МПВО. В темноте, находя дорогу при вспышках разрывов, мчались
машины «Скорой помощи». Немало врачей и сандружинниц погибло, спасая москвичей
во время бомбежек.
Начальник медико-санитарной службы Д. Е. Левант и начальник «Скорой помощи»
А. С. Пучков руководили во [458] время налётов медицинским персоналом больниц,
поликлиник и 5 тысячами медико-санитарных дружин.
Усилиями всех этих людей, отважной борьбой многотысячных коллективов был
отведен нацеленный на Москву удар гитлеровского «люфтваффе». Фашистские
заправилы, бахвалясь, утверждали, что столица СССР полностью разрушена. Берлинское
радио заявляло в августе 1941 года: «Сильные соединения немецкой авиации каждую ночь
подвергают уничтожающей бомбардировке этот важный индустриальный центр страны.
Заводы и фабрики, расположенные вокруг Москвы, настолько разрушены, что всем
иностранцам запрещен выезд за пределы Москвы. Кремль и почти все вокзалы
разрушены, Красной площади не существует. Особенно пострадали промышленные
районы... Москва вступила в фазу уничтожения».
Это была хвастливая ложь. Москва понесла потери, но далеко не такие, о каких
разглагольствовало геббельсовское ведомство пропаганды.
Ни на один день не нарушалась работа электростанций, водопровода, газового
хозяйства, городского транспорта и других коммунальных предприятий. В результате
геройской защиты столицы летчиками и артиллеристами-зенитчиками Московского
фронта ПВО и самоотверженной борьбы москвичей за свой город Москва осталась почти
невредимой.
Начало октября. Война неумолимо приближалась к Москве. На запад через город
шли колонны грузовиков: подкрепления фронту.
По ночам на улицах — ни одного огонька. А на станциях и в тоннелях .метро, как
всегда, светло и чисто. Здесь во время налетов укрываются сотни тысяч детей и
женщин — и всегда полный порядок. Коллектив метрополитеновцев и в условиях войны
поддерживал высокую культуру своей работы.
Несмотря на тяжесть обстановки и горечь поражений, не была поколеблена воля
москвичей. Напротив, с каждым днем возрастали их энергия и стойкость. В залитых
светом, затемненных снаружи цехах фабрик и заводов день и ночь ковалось [459] оружие
для разгрома врага. Снаряды и автоматы, гранаты и мины, самолеты и реактивные
установки, шинели и обувь — все это готовила Москва для защитников Родины.
В первых числах октября мы узнали о прорыве фашистами Брянского и Западного
фронтов. Москва становилась прифронтовым городом.
Перед руководством городского хозяйства и военным командованием возникли
сразу десятки вопросов. Как быть с квалифицированными кадрами инженернотехнических работников и рабочих? Что делать с крупнейшими предприятиями и научноисследовательскими институтами?
Сложившееся положение потребовало массовой эвакуации из Москвы и
Подмосковья промышленных предприятий, учреждений, научно-исследовательских и
учебных институтов.
В обстановке нарастающей опасности, в короткие сроки партийные, советские и
хозяйственные организации столицы провели огромную работу по эвакуации. Начиная с
15 октября ежедневно десятки предприятий и учреждений вывозились на восток
железнодорожным, водным и автомобильным транспортом.
Приступив к массовой эвакуации, Московский городской комитет партии и
Московский Совет недостаточно разъяснили ее необходимость населению.
Патриотические настроения рабочих и уверенность в разгроме врага под Москвой были
настолько сильны, что на некоторых предприятиях часть рабочих противилась выезду на
восток. Партийным и советским работникам приходилось не раз выступать на фабриках и
заводах, разъяснять рабочим, почему нужна эвакуация.
16 октября в Моссовет позвонили из Ленинградского райисполкома и сообщили, что
рабочие 2-го часового завода не выпускают со двора нагруженные оборудованием и
материалами автомашины. На этом заводе я раньше работал, мне был хорошо знаком его
коллектив. Приехал на завод. Двор заполнен возбужденными рабочими. Выяснилось, что
они не знали о том, что эвакуация производится по решению правительства. Рабочие
предполагали, что руководители завода самовольно вывозят оборудование. Объяснили
товарищам необходимость эвакуации и решили на оставшемся оборудовании
организовать производство боеприпасов для фронта. [460]
На следующий день поступило сообщение, что толпа жителей не пропускает на
шоссе Энтузиастов идущий из города на восток транспорт. Решили побывать на месте.
Чтобы не заподозрили, что мы хотим выехать из города, поехали на шоссе через улицу
Бакунина и Измайловский парк. Подъезжаем. Недалеко от заставы Ильича толпа не
пропускает несколько грузовых и легковых автомашин, требуя их возврата на заводы.
Разъяснили причины эвакуации, рассказали, что руководство остается на месте, что на
подступах к столице строятся укрепления и никто сдавать Москву не собирается.
Для того чтобы рассеять тревожные слухи, руководители Московского Комитета
партии и Московского Совета вечером того же дня выступили по радио.
За полтора месяца было эвакуировано на восток около 500 крупнейших фабрик и
заводов, более миллиона квалифицированных рабочих, инженерных и научных
работников, много учреждений, театров, музеев. В городе остались коммунальные
предприятия, работники городского хозяйства, транспорта, торговли, хлебозаводов,
лечебных учреждений и местной промышленности.
В результате эвакуации заводов на некоторое время резко сократилось производство
боеприпасов и вооружения, а необходимость в них была исключительная. Особенно
нужны были армии новые виды вооружения: автоматы, реактивные установки и снаряды к
ним, новейшие системы противотанковых орудий.
МГК ВКП(б) и Московский Совет приняли самые срочные меры к перестройке
предприятий местной промышленности и городского хозяйства на производство
боеприпасов и вооружения. На время пришлось отказаться от ремонта городского
транспорта и производства предметов потребления.
Производство автоматов, минометов, снарядов, мин и гранат было налажено даже на
посудных и галантерейных фабриках. Игрушечные фабрики стали производить бутылки с
горючей смесью.
Партийные и советские организации столицы заново создали после эвакуации
военную промышленность и подготовили новые кадры квалифицированных рабочих,
преимущественно женщин. В результате принятых мер уже к началу [461] декабря из 670
подчиненных Моссовету предприятий 654 производили боеприпасы и вооружение, а
удельный вес производства военной продукции достиг 94% к общему выпуску продукции
этих заводов и фабрик.
12 октября, накануне грозных событий на подступах к столице, А. С. Щербакова и
меня вызвали в Кремль. Огромная карта с пометками лежала на столе. Генерал А. М.
Василевский спокойным голосом докладывал обстановку. Решались вопросы о защите
подступов к Москве.
В тот же день было принято постановление ГКО о строительстве оборонительного
пояса на ближних подступах к Москве, который должен был состоять из трех полос.
Проведение работ возлагалось на Московский Совет. Этим постановлением
предусматривалось создание устойчивой противотанковой обороны на всех важнейших
направлениях, а также строительство укреплений в самом городе.
Рано утром 13 октября в Моссовет позвонили из ЦК партии и предложили срочно
выделить тысячу грузовиков с водителями для переброски войск в район города
Калинина: «Это задание сверхсрочное, надо в два-три часа погрузить и отправить войска,
а машины через два-три дня вернутся обратно». Согласовав с генштабом места погрузки
частей, начальник автотранспортного управления Моссовета И. М. Гоберман в течение
двух часов подготовил и направил в назначенные места машины, и через три часа
колонны грузовиков с войсками катились по Ленинградскому шоссе. Но на другой день
Калинин был захвачен гитлеровцами. Наши машины так и не вернулись обратно...
Еще до постановления ГКО работниками Московского Совета вместе с штабом
военного округа были намечены трассы укреплений оборонительного пояса.
По призыву Московского областного комитета партии, Московского Совета и
Мособлисполкома на строительство оборонительных полос вышли сотни тысяч
москвичей и жителей Подмосковья. Моссовет закрепил все районы города и строительные
организации за определенными секторами и участками. Все бетонные и часть
металлообрабатывающих заводов были переключены на производство железобетонных
[462] конструкций для дотов и пулеметных колпаков, противотанковых надолб и «ежей».
Много усилий и умения вложил в организацию оборонительного пояса заместитель
председателя Московского Совета М. А. Яснов. Боевым организатором жителей
Подмосковья на строительстве укреплений проявил себя председатель Мособлисполкома
П. С. Тарасов.
Коллективы рабочих, служащих, инженеров и работников искусств под дождем и
снегом, под бомбежками за полтора месяца построили на подступах к столице
неприступные полосы укреплений. С раннего утра до поздней ночи строили доты, копали
противотанковые рвы, устанавливали надолбы и проволочные заграждения. Размещались
строители по окрестным поселкам, иногда в сараях, питались в ближайших столовых, а
чаще всего пищу привозили в бидонах из Москвы. Три четверти строителей составляли
женщины — работницы и домохозяйки. Ни жалоб на трудности, ни просьб о замене не
было. Так проявлялось высокое сознание долга перед Родиной, неодолимое стремление во
что бы то ни стало защитить любимую Москву.
Нынешней молодежи надо всегда с благодарностью помнить о матерях и старших
сестрах, которые в грозном 1941 году в тяжелейших условиях воздвигали вокруг города
надежные бастионы.
20 октября приезжаем с председателем Краснопресненского райисполкома Н. В.
Поповой на участок строительства между Москвой-рекой и Кунцевом. Здесь трудились
работницы «Трехгорки». Докладывает о ходе постройки немолодой, подтянутый человек
в шинели. Оказывается, это Николай Ильич Подвойский. Да, тот самый Подвойский,
соратник В. И. Ленина, один из руководителей штурма Зимнего дворца в 1917 году!
Теперь, несмотря на свои годы, он снова встал на защиту завоеваний Октябрьской
революции. Спокойное, осунувшееся лицо. «Торопить работниц нет необходимости, —
говорит он, — работают, не отрываясь, до поздней ночи, только в темноте уходят спать».
Беседуем с работницами. Как и всюду, прежде всего интересуются делами на фронте,
спрашивают, не падали ли ночью бомбы на Красной Пресне. У некоторых дома остались
ребятишки. Прощаясь, Николай Ильич тихо говорит: «Хорошо бы увеличить работницам
норму каши, работа-то тяжелая». [463]
Конец октября. Скверная осенняя погода. Мелкий холодный дождик. Приезжаем с А.
С. Щербаковым на постройку укреплений в районе Ленине. Подходим к
противотанковому рву. На его дне в непролазной грязи видим с полсотни мокрых фигур.
Скользим вниз и спрашиваем, из какой они организации. Отвечают: артисты и работники
Большого и других московских театров. Усталые, мокрые лица. У всех один вопрос: что
на фронте? Просят помочь хорошими лопатами и дровами для сушки одежды.
Предлагаем: не прислать ли сюда взамен театральных работников какой-нибудь другой
коллектив. Обиделись: «Что мы, дезертиры, что ли? На фронте-то еще тяжелее. Все
перетерпим, все выдержим, лишь бы отстояли наши Москву...»
Тяжелая обстановка на фронте требовала ускорения строительства оборонительных
сооружений. Несмотря на героизм москвичей, темпы создания укрепленного пояса были
недостаточно высоки.
Во второй половине октября А. С. Щербакова и меня вызвали в ГКО для доклада о
ходе строительства оборонительных рубежей. Резко упрекнув нас за медленный ход
стройки, Сталин предложил как можно скорее закончить сооружение дотов и
противотанковых рвов в районах железнодорожных и шоссейных магистралей.
Для ускорения строительства Моссовет принял постановление о мобилизации
имеющихся в городе строительных механизмов и о переходе на 20-часовую работу.
Особое внимание обращалось на сооружение дотов и бетонных пулеметных гнезд. В
двухдневный срок предлагалось пересечь все дороги противотанковыми рвами и
заминировать их. Принимались меры к минированию важнейших предприятий и мостов.
По-военному строгая, опоясанная кольцом противотанковых рвов и надолб,
металлических «ежей» и колючей проволоки, стояла Москва в эти дни суровых
испытаний. На улицах почти не видно людей, все заняты на заводах или на
оборонительных сооружениях. Только изредка пройдет с песней «Вставай, страна
огромная» рабочий батальон или уходящая на фронт воинская часть. [464] 19 октября, в
сырой, промозглый вечер, идем вместе с А. С. Щербаковым по Кремлю. Нас пригласили
на заседание Государственного Комитета Обороны.
Входим в кабинет. Начинается заседание. Сталин подходит к столу и говорит:
«Положение всем известно. Будем ли защищать Москву?» Помолчав немного, он
обратился с этим вопросом ко всем членам ГКО. Получив утвердительный ответ, Сталин
продиктовал известное постановление ГКО о введении осадного положения в Москве и
прилегающих к ней районах.
После принятия этого постановления Верховный главнокомандующий сразу же стал
вызывать по телефону командующих военными округами восточных районов страны и
отдал приказ о направлении к Москве дополнительных дивизий. Он называл многие
дивизии по памяти, лишь иногда заглядывая в записную книжку.
В заботах напряженных военных дней мы как-то забыли, что по установившейся
традиции в канун праздника Октябрьской революции в Большом театре проводятся
торжественные заседания Московского Совета.
Дня за три до праздника нас пригласил Сталин и спросил, где мы намереваемся
проводить заседание Моссовета. «Москвичи не будут возражать, если докладчиком на
этом собрании буду я?» — спросил он.
К вечеру 6 ноября станция метро на площади Маяковского была подготовлена для
предпраздничного заседания Московского Совета.
С вечера немецкие самолеты пытались прорваться к Москве, шла. стрельба.
Несмотря на это, огромный зал станции был заполнен задолго до начала собрания. В зале
сидят партийные, советские работники, рабочие, военные. Многих, кого хорошо знала
столица, в зале нет: одни на фронте, другие вместе с предприятиями и институтами на
востоке страны. Необычная обстановка придавала собранию фронтовой, суровый облик.
К платформе тихо подошел поезд метрополитена. В нем приехали члены
правительства. В 7 часов 30 минут вечера [465] спокойным, глуховатым голосом Сталин
начал свой доклад. Вся Москва, вся страна слушала голос партии, зовущий советский
народ на разгром врага.
После доклада — концерт. Народные артисты М. Д. Михайлов, В. В. Барсова и М. О.
Рейзен в своих выступлениях напомнили присутствующим о великих событиях русской
истории.
Это был исторический вечер. Он вселил в сердца всех советских людей уверенность
в неизбежности разгрома фашистских орд.
Как ни тяжело было москвичам, мы знали, что ленинградцам намного тяжелее. У нас
имелись запасы продовольствия и топлива, и мы к празднику выдали населению города
муку. В Москве нормально работали электростанции и водопровод.
Ленинград в ноябре был окружен почти со всех сторон. Замерзли водопровод и
отопление, не хватало хлеба. Нам очень хотелось помочь ленинградцам. Во второй
половине ноября мы нагрузили 21 автомашину шоколадом из запасов фабрики «Красный
Октябрь» и отправили их через Вологду в Ленинград. Эта колонна по первому льду
«дороги жизни» доставила ленинградцам наш подарок. Впоследствии такие подарки мы
посылали в Ленинград несколько раз, а в январе 1942 года для помощи в эвакуации
ленинградцев отправили несколько десятков автобусов с водителями. Группа московских
работников принимала участие в организации эвакуации ленинградцев.
С каждым днем увеличивались силы защитников Москвы. Все больше и больше
прибывало войск и военной техники. На защиту великого города встала вся страна.
Под ударами наших войск таяли силы немецко-фашистских захватчиков, все слабее
становились их попытки продвинуться к столице.
Более двух месяцев жестокий враг, захвативший почти всю Европу, метался по
заснеженным полям и лесам Подмосковья, пытаясь захватить Москву, и в тот момент,
когда он считал, что почти достиг цели, войска Красной Армии нанесли ему
сокрушительный удар.
Враг был отброшен от Москвы, но окончательно еще не разгромлен. И наш город
продолжал жить прифронтовой жизнью. Советская столица все еще оставалась
опоясанной рвами, дотами и колючей проволокой. Все так же без устали работали
фабрики и заводы. Все так же несли москвичи вахту в командах МПВО.
Но трудящиеся столицы уже поднялись на решение новых задач: надо было
возобновить работу эвакуированных на восток заводов, быстрее восстановить
разрушенный гитлеровцами Подмосковный угольный бассейн, заново отстроить
сожженные и разграбленные фашистами города, села и деревни Московской области.
История никогда не забудет этих трудных и славных дней. Москва победила в
великой битве, потому что весь советский народ под руководством своей ленинской
партии встал на защиту советской столицы.
Город-герой стоял и будет непоколебимо стоять против темных сил реакции, за
свободу и счастье человечества, за мир и коммунизм.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Б. Н. Черноусов
Бывший секретарь МК ВКП(б)
Трудящиеся Подмосковья на защите столицы
Прежде чем начать рассказ о том, как в годину грозной опасности несокрушимой
стеной встали против врага трудящиеся Подмосковья, хотелось бы сказать о днях
предвоенных.
Пламя войны, полыхавшее в Европе, Азии и Африке, наложило отпечаток на
деятельность каждого предприятия, совхоза, колхоза. Все чувствовали, что война
приближается. Сообщения печати становились все тревожнее и тревожнее. Заводы,
фабрики стали чаще получать дополнительные задания, которые надо было выполнять в
короткий срок. Темпы работы промышленности значительно возросли,
С целью улучшения партийного руководства индустрией области в соответствии с
решением ЦК партии еще до войны в МК ВКП(б) были созданы отделы и учреждены
должности секретарей по отдельным отраслям промышленности: авиационной (Н. П.
Фирюбин), оборонной (М. И. Малахов), машиностроения (А. Ф. Игошин), местной
промышленности и промкооперации (А. Ф. Куранчев) и по транспорту (Я. С. Колесов).
Ответственные работишки МК партии совместно с представителями оборонных
отраслей промышленности оказывали [438] помощь в освоении новых видов вооружения,
боеприпасов, снаряжения. Много внимания было уделено заводам, осваивавшим
различные виды вооружения. Немало усилий потребовалось для организации
производства автоматического оружия.
На подмосковных предприятиях частым гостем был ныне покойный трижды Герой
Социалистического Труда Б. Л. Ванников, занимавший пост народного комиссара
вооружений.
Трудно забыть трудовой энтузиазм, царивший в те дни среди хозяйственных и
партийных руководителей, инженеров и рабочих. Не надо было длинных разъяснений о
значении того или иного вида продукции. Труженики промышленности близко к сердцу
принимали все вопросы, связанные с укреплением обороны Родины. Повсюду они
вносили свои предложения, давали советы.
В предвоенные месяцы проводились испытания новых видов вооружения и
боеприпасов на подмосковных полигонах. Здесь нередко присутствовали С. К.
Тимошенко, Д. Ф. Устинов, Н. Н. Воронов, руководители партийных организаций и
отраслей промышленности.
Но выпуск современной военной техники не поспевал за стремительным бегом
событий.
...22 июня 1941 года. На рассвете секретари и заведующие отделами Московских
городского и областного комитетов партии собрались у А. С. Щербакова. Мы еще не
знали подробностей того, что произошло на западных рубежах страны. Было известно
только, что немецкие фашисты перешли советскую границу. Но ясно было, что надо
немедленно перестраивать всю работу на военный лад, принимать меры к мобилизации
людей, обеспечению фронта всем необходимым. Надо было срочно разработать
конкретные оперативные мероприятия в связи с начавшейся войной.
Перед местными партийными, советскими, хозяйственными организациями стояла
задача практически помочь военным органам провести всеобщую мобилизацию,
организовать поставки для армии оружия, обмундирования, транспорта, продовольствия.
Требовалось развернуть огромную работу по формированию отрядов народного
ополчения и истребительных батальонов, сооружению оборонительных рубежей,
обеспечению семей мобилизованных: устройству детей в детсады и ясли, а членов
семей — на работу. Надо [469] было повсеместно организовать затемнение предприятий и
железных дорог, жилых домов, подготовить бомбоубежища. И все это приходилось делать
в самые сжатые сроки, в то же время разъясняя населению сложившуюся обстановку,
чтобы не допускать паники, распространения ложных слухов.
Патриотический подъем в народе был исключительно высок, В первую очередь он
выражался в стремлении людей пойти на фронт. Например, в первые пять дней войны в
Орехово-Зуевский райвоенкомат поступило свыше 200 заявлений от рабочих с просьбой
зачислить их в Красную Армию. В Ухтомском районе около 1000 мужчин и 700 женщин
подали заявления о зачислении их в народное ополчение. Коломенский городской
комитет партии в короткий срок сформировал из коммунистов-добровольцев три
батальона народных ополченцев — 1750 человек.
Вместе с рабочими на защиту Родины добровольно становились и колхозники. 25
колхозников мытищинской сельхозартели имени Калинина подали заявления о
вступлении в народное ополчение и опубликовали в газете «Московский большевик»
призыв к колхозникам Московской области последовать их примеру. По 25 районам в
народное ополчение добровольно вступило около 50 тысяч колхозников.
Когда были сформированы подразделения ополченцев, перед партийными органами
встала задача обучить военному делу эту армию патриотов.
О масштабах военного обучения в Московской области можно судить по тому, что
здесь было организовано более 1800 учебных пунктов, в которых обучалось 250 тысяч
человек. Кроме того, в организациях Осоавиахима за время войны было обучено более
200 тысяч человек. Рабочих, колхозников, служащих учили действовать в обстановке,
которую им придется встретить на поле боя. На макетах люди учились уничтожать
бронированные машины врага, овладевали техникой метания противотанковых гранат.
Только в ноябре — декабре 1941 года в Московской области было подготовлено свыше 3
тысяч истребителей танков.
Много сил было затрачено на организацию защиты от налетов вражеской авиации
населения, производственных и жилых объектов. Десятки тысяч рабочих после трудового
дня занимались сооружением бомбоубежищ. Так, на это строительство ежедневно после
работы выходило [470] более 1000 рабочих и работниц Монинского комбината. По
области за 1941 — 1942 годы было оборудовано 259 командных пунктов и 2730 убежищ.
Сложность обстановки, в которой тогда приходилось работать на предприятиях и в
учреждениях, характеризуют следующие цифры. На населенные пункты и предприятия
Московской области вражеская авиация совершила 678 воздушных налетов, сбросив 133
тысячи авиабомб. Разрушено и сожжено было 2200 зданий, частично повреждено 3700
домов. От налетов авиации погибло несколько тысяч человек и многие были ранены.
Для борьбы с зажигательными бомбами было организовано более 2 тысяч
противопожарных звеньев и около 6 тысяч добровольных пожарных дружин, сооружено
15 тысяч водоемов. За этими цифрами стоит большой труд сотен тысяч трудящихся
Подмосковья.
В тяжелые дни, когда фашистская авиация бомбила Москву и промышленные
центры области, МК и МГК ВКП(б), Моссовет, Мособлисполком являлись штабами
прифронтового города, куда немедленно сообщались сведения о всех разрушениях и
восстановительных работах, о самоотверженных подвигах защитников городов и селений
Подмосковья.
Несмотря на сложность обстановки, в конце сентября 1941 года собрался
объединенный пленум МК и МГК ВКП(б), который рассмотрел вопрос о ходе заготовки
картофеля и овощей для жителей Москвы. На том же пленуме А. С. Щербаков выступил с
докладом о массово-политической работе среди населения в условиях войны.
В один из дней в здании МК ВКП(б) на Старой площади происходило объединенное
заседание бюро МК и МГК. На заседании обсуждался доклад командующего войсками
Московского военного округа П. А. Артемьева об организации обороны Москвы. Вдруг
взрыв огромной силы потряс здание. Прямым попаданием авиационной бомбы была
разрушена часть дома. Среди работников Московского Комитета партии оказались
убитые и раненые. Пришлось прервать заседание и заняться оказанием первой помощи
пострадавшим. Работникам аппарата МК и МГК ВКП(б) пришлось временно переехать в
другое здание, не прекращая работы.
В первые дни и месяцы войны отмечался огромный производственный [471] подъем
среди рабочих и колхозников Московской области. Тысячи юношей, девушек и женщин
заменили мужчин, ушедших в действующую армию и в народное ополчение. Пенсионеры,
школьники старших классов сотнями подавали заявления о приеме на работу. Так, на
фабрике имени Коминтерна Петушинского района ушедших в армию заменили 250
учащихся школ ФЗО. На силикатном заводе в Ухтомском районе 35 женщин вышли на
работу вместо мужей. В Коробовском районе 15 председателей колхозов, ушедших на
фронт, заменили женщины.
На собраниях многих предприятий по предложению рабочих были приняты решения
об удлинении рабочего дня до 10 — 11 часов, об отказе от выходных дней. Движение
многостаночников получило исключительно широкое распространение, особенно на
текстильных предприятиях, так же как и движение «двухсотников» — за выполнение
норм на 200 процентов.
Вражеские войска вступили на территорию Московской области. Бои на фронтах
принимали все более напряженный характер.
На основании постановления Государственного Комитета Обороны бюро МК партии
образовало в ряде прифронтовых городов комитеты обороны. Возглавляли эти комитеты
первые секретари горкомов партии. Городские комитеты обороны сыграли большую роль
в мобилизации населения на всемерную помощь Красной Армии, на защиту столицы. Они
облегчили выполнение ряда важнейших заданий партии и правительства.
Комитеты обороны, в чьих руках была сосредоточена вся власть в этих городах и
прифронтовых районах, многое делали для мобилизации населения на строительство
оборонительных укреплений, оказывали помощь железнодорожному транспорту,
руководили эвакуацией рабочих и оборудования в восточные районы страны. Требовалось
в короткий срок провести огромную работу по перебазированию промышленных
предприятий и совхозов. В первую очередь необходимо было эвакуировать скот из
колхозов и совхозов. К середине ноября из западных районов области было эвакуировано
в восточную часть Подмосковья и соседние области более 100 тысяч голов крупного
рогатого скота и 66 тысяч овец. Нетрудно представить себе всю сложность перемещения
такого [472] количества скота в условиях наступившей зимы. Кроме того, было вывезено
2145 тракторов, электромоторы, станки и другое оборудование.
В глубь страны эвакуировались промышленные предприятия. Были демонтированы
и эвакуированы все крупнейшие машиностроительные заводы. За короткое время
перевезли на восток свыше 17 тысяч единиц металлорежущего и кузнечно-прессового
оборудования, более 400 эшелонов различных материалов. Эвакуированные заводы, как
правило, становились базой для создания новых предприятий на новых местах. Из
отдельных цехов завода «Электросталь», например, было создано два завода:
металлургический в Челябинске и завод поковок в Чебаркуле. Часть Коломенского завода
тяжелого станкостроения послужила на новом месте базой для завода врубовых машин.
На базе Подольского механического завода имени М. И. Калинина в Кокчетаве начал
работать новый завод швейных машин.
Следует отметить героическую работу железнодорожников. На Московской
Окружной, Северной, Московско-Рязанской железных дорогах парторганизации
установили строжайший контроль за своевременной погрузкой и прохождением поездов.
За сентябрь — ноябрь 1941 года, по неполным данным, было погружено и отправлено на
восток более 200 тысяч вагонов с оборудованием и перевезено более 1,5 миллиона
жителей столицы и пригородов.
После эвакуации предприятий возник вопрос об использовании оставшихся
мощностей и производственных площадей для производства нужных фронту изделий и
ремонта военной техники. Московская партийная организация получила задание
немедленно приступить к этой работе. Началась переброска оборудования с одних
предприятий на другие, подбор кадров, налаживание выпуска оборонной продукции.
И тут важную роль сыграла инициатива на местах. Например, на Коломенском
паровозостроительном заводе имени В. В. Куйбышева по почину партийной организации
рабочие разыскали в металлоломе и на свалке старые станки; используя их, организовали
ремонт бронепоездов, пушек, пулеметов. На Подольском механическом заводе в
полуразрушенном бомбами литейном цехе восстановили вагранку и наладили выпуск
ручных гранат и окопных печей.
По решению Подольского комитета обороны на предприятиях [473] города, в
частности на механическом имени М. И. Калинина, на заводе тяжелого машиностроения
имени С. Орджоникидзе, Ново-Подольском и других, после эвакуации коллективы
организовали производство противотанковых заграждений и вещевого снаряжения для
Краской Армии. По просьбе командования воинских частей в короткий срок здесь было
налажено производство металлических «ежей», лопат, скоб, котелков и т. д. Трикотажные
фабрики увеличили в несколько раз производство свитеров, подшлемников, необходимых
для армии. Комитет обороны города Коломны на базе эвакуированных заводов
организовал ремонт артиллерийских орудий.
Большую помощь фронту оказывали предприятия местной промышленности и
промкооперации Московской области. Сотни артелей и промкомбинатов местной
промышленности начали производить боеприпасы, обмундирование, военно-инженерное
имущество. Например, артель «Спартак», выпускавшая до войны сугубо мирную
продукцию, была переключена на производство ручных гранат и за время войны
выпустила их несколько миллионов штук. На предприятиях местной промышленности и
промкооперации были изготовлены миллионы ручных гранат и снарядов, 12 миллионов
ружейных и поясных ремней, более 2 миллионов гимнастерок.
Все это делалось с чувством высокого советского патриотизма. Вспоминается
митинг рабочих Коломенского паровозостроительного завода имени В. В. Куйбышева,
посвященный отправке на фронт бронепоезда, построенного на этом предприятии. На
митинг мы приехали вместе с И. Д. Папаниным. Все были рады, что в такой
торжественный момент встретились с прославленным героем. На заводском дворе
собрались рабочие и работницы. Здесь же стоял бронепоезд. Его команду составляли
добровольцы-коломенцы, лучшие сыны и дочери славного трудового коллектива. В их
числе: отец и сын Башмаковы, два брата Ивановых, орденоносец Елизавета Кубышкина.
Взволнованную речь произнес И. Д. Папанин. Вслед за ним поднимались на трибуну
рабочие — строители бронепоезда. На нем они уезжали громить гитлеровцев. «Мы будем
достойны звания коломенцев, не подведем вас, родные, ждите нас с победой!» —
говорили они.
В первых рядах тружеников московской промышленности шел коллектив завода
«Электросталь». В то трудное [474] время это предприятие выполнило немало заданий
ГКО по освоению новых высококачественных марок сталей, необходимых для оборонной
промышленности. Успехи завода неразрывно связаны с именем его директора — М. Е.
Корешкова, коммуниста, пользовавшегося большим уважением всего коллектива. Его
неоднократно избирали в состав пленума МК ВКП(б), депутатом Верховного Совета
РСФСР. Он отмечен многими правительственными наградами. В городе Электростали его
именем названа улица.
Многое сделал для обеспечения столицы электроэнергией коллектив Каширской
ГРЭС, возглавляемый А. И. Тарасовым. В то время это была одна из крупнейших
электростанций системы Мосэнерго. Как известно, фашистские войска находились всего в
нескольких километрах от Каширы. ГРЭС была подготовлена к взрыву. Каширский
горком партии обратился в Московский Комитет ВКП(б) за разрешением вывести
станцию из строя. Об этом было доложено А. С. Щербакову. Через некоторое время А. С.
Щербаков позвонил мне по телефону и передал указание Председателя ГКО И. В.
Сталина: немедленно сообщить в Каширу, чтобы электростанцию не взрывали. Пока
подойдут воинские подкрепления, местные организации должны использовать все
имеющиеся силы, чтобы задержать врага. Вскоре наступление гитлеровских войск было
остановлено. Каширская электростанция осталась в строю.
Много заботы о воинах Красной Армии проявили трудящиеся Московской области,
шефствуя более чем над 40 войсковыми соединениями. За годы войны рабочие,
служащие, колхозники послали в действующую армию много тысяч различных подарков,
1200 тысяч теплых вещей, в том числе 50 тысяч пар валенок и 21 тысячу полушубков.
На строительство танков и самолетов трудящиеся области внесли из своих
сбережений 220 миллионов рублей, а всего за годы войны в фонд обороны внесено из
личных средств граждан 489 миллионов рублей.
За годы войны 5300 юношей и девушек области стали донорами. Они сдали около 5
тысяч литров крови.
Большую работу проделало Общество Красного Креста Московской области. Только
в 1941 году оно подготовило более 160 тысяч медсестер и сандружинниц. Много
дружинниц и медицинских сестер работало в истребительных батальонах [475] и
партизанских отрядах. Дружинницы проявляли мужество и самоотверженность во время
боевых операций. Так, во время бомбардировки фашистами санитарного поезда
дружинницы Мытищинского вагоностроительного завода вынесли всех тяжело раненных
бойцов и укрыли их в лесу. Одна из дружинниц, Вера Исаева, спасая раненого,
прикрывала его собой от осколков вражеских бомб. Дружинницы Клинского района
Караванова, Глухова и Рогожина спасли жизнь 50 бойцам — вынесли их из горевшего
дома. Комсомолка Мария Борисова и бригадир колхоза Куликова добровольно пошли
вместе с воинами в бой и вынесли 26 раненых, за что правительство наградило их
орденом Красной Звезды.
В связи с призывом в армию и эвакуацией промышленных предприятий численный
состав Московской областной партийной организации сократился в три раза. Но усилился
приток в партию передовых людей города и села,
В октябре 1941 года, когда немецко-фашистские захватчики особенно рьяно рвались
к Москве, состоялось собрание актива Московской парторганизации. Актив призвал
коммунистов, комсомольцев и всех трудящихся столицы и Московской области дать
решительный отпор захватчикам.
Первостепенной задачей в то время было строительство оборонительных рубежей на
подступах к столице. Однажды по поручению Центрального Комитета партии в МК
ВКП(б) приехал А. А. Андреев, и мы вместе с ним ознакомились с положением на
строительстве. Тысячи трудящихся вышли на постройку оборонительных сооружений, на
устройство лесных завалов — препятствий для танков и транспорта противника. На линии
обороны, проходившей через Дмитровский, Красно-Полянский, Химкинский, Истринский
и другие районы, были сооружены десятки тысяч огневых точек, сотни километров
противотанковых рвов, установлены надолбы, проволочные заграждения.
Мне неоднократно приходилось выезжать на строительство оборонительных
рубежей. Помню, в один из ноябрьских дней мы, работники МК ВКП(б), приехали на
строительство оборонительного рубежа в Наро-Фоминском районе. Там работали
коллективы предприятий Орехово-Зуева и Ухтомского района. Стояли морозные дни. На
лесной поляне, занесенной снегом, под руководством военных работали тысячи людей, в
большинстве женщины, в ватниках, в теплых платках. [476] Работали кто ломом, кто
лопатой. Копать мерзлую землю — нелегкое дело. Видно было, как многим тяжело
давалась эта непривычная для них работа. Останавливаемся возле группы работниц
Орехово-Зуевского комбината.
— Как идут дела, надо ли чем помочь? — спросили мы. Единодушно отвечают:
— У нас все в порядке, дело продвигается. Вначале были неувязки с питанием, но
местные организации помогли нам — снабдили продовольствием. А как дела на фронте?
Завязалась теплая, задушевная беседа. Ни одной жалобы на трудности, на
неустройство, хотя они, конечно, были. Стало темнеть, мороз крепчал, а работы не
прекращались. Работницы заверяли, что все будет сделано в срок. И действительно, в этом
районе за короткое время было вырыто 7 километров противотанковых рвов, более 2
километров окопов и 25 землянок. Всего вынуто 60 тысяч кубических метров земли,
расчищено 15 гектаров леса для создания секторов обстрела, освобождено от снежных
заносов 50 километров шоссейных дорог.
Невозможно подсчитать, сколько труда вложили трудящиеся Подмосковья в
сооружение оборонительных укреплений! Тысячи жителей столицы и городов области, в
подавляющем большинстве женщины, участвовали в строительстве. В тяжелых условиях,
часто под обстрелом противника, они показывали образцы мужества и трудового
героизма. Советское правительство высоко оценило подвиги рабочих, крестьян и
интеллигенции Московской области, наградив медалью «За оборону Москвы» около 100
тысяч человек.
Штабом, направившим все силы и средства москвичей на самоотверженную борьбу с
врагом, была Московская партийная организация, возглавлявшаяся секретарем ЦК, МК и
МГК ВКП(б) А. С. Щербаковым. В годы войны ЦК $КП(б) возложил на него много
обязанностей. Оставаясь на посту секретаря ЦК партии и первого секретаря МК и МГК
ВКП(б), А. С. Щербаков в 1942 году стал начальником Главного политуправления
Красной Армии. Одновременно он являлся начальником Совинформбюро. Обладая
огромной работоспособностью, незаурядной памятью, он умел быстро анализировать
обстановку и принимать решения. Щербаков всегда был в тесном общении с людьми,
умел внимательно выслушать товарищей по работе и с большим тактом, если [477] надо,
поправлял, подсказывал правильное решение. Он не был кадровым военным, но изучил
военное дело в ходе войны. Отказывая себе в отдыхе, он добросовестно выполнял задания
партии.
Сердце его не выдержало напряжения, и незадолго до окончания войны он слег. В
дни капитуляции фашистской Германии у него еще хватило сил приехать из загородной
дачи в Москву, чтобы порадоваться вместе с народом. 10 мая 1945 года в расцвете сил, в
сорокатрехлетнем возрасте А. С. Щербаков скончался.
Добрым словом хочется помянуть боевых товарищей — секретарей райкомов и
горкомов партии, не доживших до наших дней. Среди них секретари: Клинского горкома
партии А. Н. Кидин, Осташевского райкома А. И. Бормотов, Загорского горкома И. Я.
Черногоров, Коломенского райкома И. Ф. Абрамов. Все мы хорошо знали первого
секретаря Солнечногорского горкома партии Е. А. Баранова, энергичного и способного
работника. Он многое сделал для обороны Солнечногорска. И все мы были глубоко
опечалены, когда получили известие о том, что во время поездки по району автомашина
секретаря горкома наскочила на мину и Баранов погиб.
Мы всегда чувствовали поддержку со стороны партийных организаций других
областей и республик. Особенно часто приходилось связываться с руководителями
Тульского, Куйбышевского и Ленинградского обкомов ВКП(б).
Вспоминается исключительно теплая встреча москвичей с эвакуированными из
Ленинграда рабочими и их семьями. Это было на одном из предприятий Раменского
района, где работали ленинградцы. Мне было поручено от имени Президиума Верховного
Совета СССР вручить им медали «За оборону Ленинграда». Сколько теплых, душевных
слов было сказано на этом собрании о героизме советских людей, о взаимной выручке и
помощи! «Каждый житель города на Неве перенес столько, — сказал один раменский
рабочий, — что когда мы говорим «ленинградец», то это звучит поистине гордо».
Ленинградцы рассказали, как любовно приняли их в Подмосковье, помогли устроиться на
новом месте.
После разгрома немецко-фашистских войск под Москвой в деятельности партийной
организации и всех трудящихся столицы и области наступил новый этап. [478]
Освобожденным районам немедленно оказывалась необходимая помощь, в первую
очередь продовольствием. Вслед за войсками в города, освобожденные от оккупантов,
выезжали руководящие работники Московского Комитета партии и Мособлисполкома.
Они на месте принимали меры по оказанию помощи населению и восстановлению
хозяйства.
Помню, в Можайск мы приехали, когда его жители выходили из лесов, где они
прятались во время боев за город. Был сильный мороз. На салазках везли домашний скарб
и маленьких детей, обвязанных одеялами и полотенцами.
Входим в дом, где расположился штаб армии. В нем много военных. В одной из
комнат? встречаем командующего 5-й армией генерала Л. А. Говорова. Сюда же прибыл
секретарь Можайского горкома партии И. М. Скачков, бывший комиссар объединенною
партизанского отряда, недавно пришедший из леса. Л. А. Говоров коротко обрисовал
обстановку на фронте, после чего мы все направились на площадь, где собралось
несколько тысяч жителей города и района на митинг, посвященный освобождению
Можайска.
Мы были также свидетелями волнующей встречи жителей Клина с партизанами.
Сколько радости было в глазах этих мужественных людей, которые в суровые зимние
месяцы наносили удары по тылам врага, деморализовали его и тем самым внесли свой
вклад в дело разгрома оккупантов.
Секретари городских и районных комитетов партии, работники советских
организаций, вернувшись из лесов, тотчас же приступали к работе по оказанию помощи
населению, по восстановлению хозяйства. Организация снабжения продовольствием,
поиски строительных материалов, расчистка дорог и многое другое — все это делалось
срочно, без промедления. И тут приходили в горком добровольцы, спрашивали, чем могут
помочь...
Несмотря на короткий срок оккупации западных районов области, фашистская армия
нанесла огромный ущерб народному хозяйству, колхозникам, всему населению. Почти
половина всех деревень, подвергшихся оккупации, была полностью или частично
разрушена. Гитлеровцы уничтожили 46 тысяч сельскохозяйственных и около 8 тысяч
животноводческих построек, сожгли 760 школ, 160 больниц, более 800 библиотек и
клубов. Фашистские варвары разрушили такие памятники русской культуры, как
монастырь в Новом [479] Иерусалиме, Дом-музей Чайковского в Клину, Бородинский
музей. Немецко-фашистские войска отобрали у колхозов 165 тысяч голов крупного
рогатого скота, 222 тысячи овец, коз, свиней, 85 тысяч лошадей, 320 тысяч голов разной
птицы. Колхозам был нанесен ущерб, превысивший 3 миллиарда рублей.
В особенно тяжелом положении оказались дети, потерявшие родителей. И тут
москвичи пришли на помощь. Трудящиеся горячо откликнулись на инициативу работниц
московского завода «Красный богатырь», решивших взять сирот на воспитание.
Принимались и другие меры. За короткий срок около 2 тысяч детей были размещены в
детских домах, взяты на обучение в ремесленные училища.
Коллективы предприятий Москвы и области организовали сбор теплых вещей для
населения районов, освобожденных от оккупации. Очень быстро собрали свыше 300
тысяч различных предметов обихода. Например, в Мытищинском районе было собрано 24
тысячи вещей — от столовых ложек до полушубков, валенок и одеял.
18 декабря бюро Московского обкома ВКП(б) и областной Совет депутатов
трудящихся приняли решение «О мероприятиях по оказанию помощи населению районов,
освобожденных от немецкой оккупации». Оно обязывало райкомы и райисполкомы,
городские и сельские Советы немедленно заняться восстановлением жилищ. Прежде всего
предлагалось оборудовать временные постройки, в том числе землянки. Партийные и
советские организации Москвы и области приняли меры к восстановлению разрушенных
и созданию новых предприятий, к организации работ на кому. Семьям красноармейцев,
пострадавшим от оккупации, оказывали помощь деньгами, продуктами и
промышленными товарами.
Бюро Московского областного комитета партии и Облисполком одобрили почин
колхозников Куровского района о засыпке семенных фондов сверх плана для колхозов
освобожденных районов. Одновременно МК партии и Облисполком обратились в
правительство с просьбой разрешить безвозмездно отпускать лес на строительство жилых
домов и выделить для этой цели из союзного бюджета 30 миллионов рублей долгосрочной
ссуды и 10 миллионов рублей на обзаведение хозяйством. Просили также отпустить в
январе 5 тысяч тонн муки. Эта просьба была удовлетворена. [480]
В работе Московской партийной организации большое место занимало
восстановление Подмосковного угольного бассейна, освобожденного в начале 1942 года.
Все 72 шахты Мосбасса оказались выведенными из строя. Тепловая ГРЭС была взорвана.
Ввиду того что Донбасс был еще оккупирован, Подмосковный бассейн становился
основным поставщиком топлива для столицы и близлежащих промышленных центров.
Делом чести Московской парторганизации было как можно скорее дать уголь. По
решению бюро МК ВКП(б) районы столицы взяли шефство над шахтами. В Мосбасс
послали из Москвы 1000 слесарей и токарей, более 100 вагонов материалов и
оборудования, в том числе 440 станков. На московских предприятиях начали изготовлять
горное оборудование.
20 декабря 1941 года состоялся первый после начала нашего контрнаступления под
Москвой пленум областной партийной организации. Активисты встретились после
длительного перерыва. Внимание всех было сосредоточено на восстановлении хозяйства
районов, пострадавших от оккупации.
28 января 1942 года была созвана сессия Московского областного Совета депутатов
трудящихся. Председатель Исполкома Мособлсовета П. С. Тарасов доложил о
мероприятиях по восстановлению народного хозяйства и культурно-бытовых учреждений
районов и городов, освобожденных от немецко-фашистских оккупантов. Выступавшие
рассказали о зверствах и разрушениях в местностях, подвергшихся оккупации, о
начавшихся восстановительных работах.
На сессии с яркой речью выступил Председатель Президиума Верховного Совета
СССР М. И. Калинин. Он говорил о неотложных задачах, стоящих перед партийными и
советскими организациями Московской области. М. И. Калинин призвал население
освобожденных районов помочь расчистить дороги, восстановить железнодорожные пути,
провести весенний сев. А ведь тогда в этих районах не было ни семян, ни тракторов, ни
других сельскохозяйственных машин. Восточные районы области немедленно
организовали братскую помощь.
Предстояла трудная и напряженная работа. Но главное было сделано — враг под
Москвой разбит. [481]
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
А. Ф. Сокирко
Бывший секретарь МГК ВКО(б)
В авангарде всенародной борьбы
Рано утром 22 июня мне позвонил домой дежурный по Московскому Комитету
партии и попросил срочно прибыть в горком. Я немедленно явился. Здесь собравшимся
сообщили о разбойничьем нападении гитлеровской. Германии на нашу Родину.
В тот памятный воскресный день все работники аппарата горкома разъехались по
предприятиям. Я поехал на один из оборонных заводов. На этом заводе я после окончания
института работал инженером, здесь был секретарем партбюро цеха.
В цехах я встретил много знакомых рабочих. Лица были настороженны, суровы. Все
с гневом и ненавистью проклинали фашизм.
22 — 24 июня 1941 года на предприятиях Москвы проходили митинги, в которых
принимали участие члены Центрального и Московского комитетов Коммунистической
партии. Весть о вражеском нашествии вызвала у всех советских людей возмущение,
чувство глубокой тревоги за судьбу Родины, за великие завоевания Октября. [482]
Многотысячный коллектив московского автомобильного завода единогласно принял
резолюцию, в которой говорилось: «Поставленные перед фактом начавшейся не по нашей
воле войны, мы знаем, что наше дело правое, что враг будет разбит, победа будет за нами.
Для достижения этой победы каждый из нас с полным сознанием своего долга гражданина
Советской страны не жалея сил будет работать на своем посту, чтобы героическим,
напряженным трудом ковать военную мощь нашей Родины. Мы дадим Красной Армии в
избытке автомобили и моторы, мы дадим все, что потребуют от нас партия и
правительство.
Мы готовы в любую минуту сменить станок на винтовку, чтобы в рядах героической
Красной Армии беспощадно бить врага до его полного, окончательного уничтожения».
На другом заводе группа летчиков-испытателей заявила: «Все мы готовы лететь на
фронт и проверить в бою выпускаемые нашим заводом самолеты».
Стремление отдать все силы общему делу борьбы с врагом проявила и советская
интеллигенция — деятели науки, литературы и искусства. «Мы заверяем наш народ, наше
правительство, нашу Всесоюзную Коммунистическую партию большевиков в том, что мы
отдадим все свои силы, знания, энергию и свою жизнь за дело великого народа, за победу
над врагом», — заявили ученые Академии наук СССР 23 июня 1941 года.
Мобилизуя советский народ на самоотверженную борьбу с врагом, партия призывала
организовать всестороннюю помощь Красной Армии, обеспечить пополнение ее рядов,
снабжение всем необходимым, подчинить нуждам фронта работу всех предприятий и
учреждений, производить больше вооружения и боеприпасов, обеспечить охрану заводов,
электростанций, телефонной и телеграфной связи от вражеских диверсантов.
В соответствии с указаниями партии и правительства Московский городской
комитет ВКП(б) перестраивал всю свою деятельность на военный лад. МГК партии
провел большую работу по мобилизации коммунистов на фронт.
Только за пять месяцев войны столица дала фронту 100 тысяч коммунистов и 260
тысяч комсомольцев. Всего же за годы войны Московская городская партийная
организация направила в действующую армию более половины своего [483] состава.
Партийная организация нашего города превратилась в боевой штаб мобилизации сил и
средств на борьбу с врагом. В первые же дни войны по решению Центрального Комитета
партии и Советского правительства секретарь МК и МГК ВКП(б) А. С. Щербаков и
председатель Моссовета В. П. Пронин были назначены членами Военного совета
Московского военного округа.
Вопросы военно-организаторской работы были постоянно в центре внимания МГК,
райкомов партии и первичных парторганизаций. Ленинградцам и москвичам принадлежит
инициатива в формировании дивизий народного ополчения. За несколько дней в Москве
было сформировано 12 дивизий. Поток заявлений о зачислении в эти дивизии был
настолько велик, что удовлетворить всех желающих не представлялось возможности.
Коллективы городских предприятий и учреждений выделили для народного ополчения
обмундирование и снаряжение — грузовые и легковые машины, мотоциклы, велосипеды,
котелки, кружки, ложки, палатки. Партийная прослойка в дивизиях народного ополчения
составляла от 20 до 60 процентов.
Для проведения мобилизации в помощь командованию Московского военного
округа была создана так называемая чрезвычайная семерка. Большую роль в этом деле
сыграли районные комитеты партии и первичные партийные организации города. Это при
их помощи были сформированы дивизии народного ополчения, всего за четыре-пять дней
укомплектованные квалифицированными командирами и политработниками.
Для полков и дивизий народного ополчения бюро МГК ВКП(б) постановлением от
17 июля 1941 года учредило боевые знамена — символ революционной верности Родине,
Советскому правительству и Коммунистической партии.
Сразу после сформирования дивизии народного ополчения были переведены в
лагеря недалеко от Москвы, а затем в тыл действующих войск. Здесь они строили
укрепления и проходили боевую подготовку. В сентябре 1941 года ополченские дивизии
были включены в состав регулярных частей Красной Армии.
С первых же дней войны немецко-фашистские захватчики начали усиленно
забрасывать в прифронтовую полосу парашютистов и диверсантов. В связи с этим 24
июня 1941 года [484] ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли постановление «О мероприятиях
по борьбе с парашютными десантами и диверсантами противника в прифронтовой
полосе», на которое москвичи горячо откликнулись.
Партийная организация города помогла в течение нескольких дней сформировать в
Москве и области 87 истребительных батальонов. 25 из них, численностью 18 тысяч
человек, были сформированы в Москве. Около 50 процентов их бойцов и командиров —
коммунисты.
Московский Комитет партии обратился к трудящимся столицы и области с призывом
в короткие сроки соорудить оборонительные рубежи. «...Мы должны создавать такую сеть
укреплений, — говорилось в обращении, — через которую никогда не пройдет враг...
Мужчины и женщины, выходите на строительство оборонительных укреплений...»
На этот призыв откликнулись сотни тысяч трудящихся столицы и области. Их
руками были построены Вяземская и Можайская линии обороны. На строительство
оборонительных рубежей райкомы партии направляли лучших организаторов.
Большое внимание мы уделяли в то время работе промышленности. Вероломное
нападение немецко-фашистских захватчиков на нашу Родину потребовало быстрой
перестройки всего промышленного производства. По указанию ЦК ВКП(б) и СНК СССР
областной и городской комитеты партии разработали меры по быстрейшей перестройке
промышленности, а партийные собрания и активы определили задачи каждого
предприятия и учреждения, каждого коммуниста в этом важнейшем деле.
Для быстрого увеличения выпуска оружия и боеприпасов были расширены за счет
предприятий, выпускавших ранее гражданскую продукцию, оборонные заводы, пополнен
и обновлен станочный парк.
МГК ВКП(б) принял меры для укрепления многих заводских партийных комитетов.
Некоторые работники Московского городского комитета партии — И. К. Замчевский, П.
Н. Лысов и другие — были направлены на заводы парторгами ЦК ВКП(б). Для работы в
оборонной промышленности были мобилизованы тысячи квалифицированных рабочих. В
соответствии с указанием ЦК ВКП(б) секретари [485] МГК ВКП(б) Г. М. Попов, С. И.
Афанасьев, А. Ф. Сокирко с группой партийных работников контролировали выпуск
важнейших видов оборонной продукции. Особенно большую работу по перестройке
промышленности проделал Г. М. Попов. К осени 1941 года сотни предприятий Москвы
переключились на выпуск вооружения, боеприпасов, снаряжения и продовольствия для
Красной Армии.
Коммунисты Москвы шли в авангарде этой борьбы, «Работать столько, сколько
необходимо для обеспечения победы!» — таким стал девиз москвичей.
В это время секретари МК и МГК ВКП(б), члены бюро и заведующие
промышленными отделами обкома и горкома партии Б. Н. Черноусое, Г. М. Попов, С. Я.
Яковлев, А. И. Максимов, В. К. Павлюков, Н. П. Фирюбин, А. П. Волков, А. М. Пегов, С.
И. Афанасьев, А. Ф. Игошин, И. М. Колотыркин, А. Г. Жуков, В. В. Вишняков, С. В.
Сазонов, М. З. Зеликсон проводили большую часть времени на предприятиях и совместно
с районными комитетами партии города и области оказывали помощь первичным
партийным организациям и хозяйственным руководителям в перестройке
промышленности на военный лад.
Первыми секретарями московских райкомов партии были опытные работники.
Хочется назвать фамилии некоторых из них: Н. М. Суровой, А. Я. Секачев, А. М.
Чистяков, А. Н. Исаченко, В. А. Кутырев, А. В. Погосов, К. А. Новиков, Н, Г. Ликовенков,
И. В. Данилин, Н. М. Шахова, Н. П. Силантьев, О. В. Козлова.
Многие настойчиво просили послать их в партизанские отряды или на подпольную
партийную работу в тыл противника.
Очень много помогали предприятиям столицы заместители председателя Госплана
СССР Н. А. Борисов и П. И. Кирпичников, а также наркомы А. И. Шахурин, Д. Ф.
Устинов, В. А. Малышев, Б. Л. Ванников, Н. С. Казаков, И, Г. Кабанов, П. И. Паршин, С.
А. Акопов.
Особенно хочется отметить роль наших видных военачальников, оказавших помощь
московским заводам при внедрении образцов новой техники: генералов артиллерии Н, Н.
Воронова и Н. Д. Яковлева, генерала инженерно-технических войск Н. Н. Кузнецова. [486]
Повседневное руководство Центрального Комитета партии, Московской партийной
организации, большая помощь Госплана и наркоматов СССР помогли московским
предприятиям в короткие сроки освоить производство новой военной техники и быстро
организовать ее серийный выпуск. Коллективы московских заводов в течение месяца
наладили производство пистолетов-пулеметов Шпагина (ППШ). К производству
автоматов ППШ было привлечено свыше 100 предприятий.
Для быстрого серийного производства реактивных установок «катюш» и снарядов к
ним в Москве было организовано широкое промышленное кооперирование. До 50 заводов
и фабрик изготовляли к этим установкам узлы и боеприпасы. Сборкой установок был
занят коллектив завода «Компрессор». Снаряды к ним собирали в цехах филиала завода
имени Владимира Ильича. Впоследствии этот филиал выделился в самостоятельное
предприятие. Завод имени Владимира Ильича был награжден орденом Ленина.
С первых же месяцев войны невиданный размах приняло социалистическое
соревнование за досрочное выполнение фронтовых заданий. Особенно широкое развитие
оно получило среди комсомольцев и молодежи. Работали под девизом: «В труде, как в
бою!»
На одном заводе популярными стали лозунги: «Не выполнив задания, домой не
уходи!», «Пообещал — сделай!». Коллектив завода с самого начала войны резко увеличил
выпуск продукции. За образцовое выполнение задания правительства завод был
награжден орденом Ленина, а многие его работники — орденами и медалями. Среди них:
шлифовщик Афиногенов, мастер-рационализатор А. В. Гуров, калильщик А. А. Власевич,
инженер А. А. Куинджи. Летчики одной эскадрильи писали с фронта коллективу этого
завода: «Мы, боевые летчики, испытали в деле вашу продукцию. Мы уничтожали и будем
уничтожать фашистских стервятников. Ваша продукция высокого боевого качества».
Сказался высокий уровень партийно-политической работы в коллективе. Парторг ЦК
ВКП(б) П. Н. Лысов был хорошим организатором.
На другом крупном московском предприятии партком завода на второй день войны
обсудил доклад секретаря В. М. Макарова о развертывании социалистического
соревнования [487] в военное время. Члены парткома единодушно поддержали
инициативу мастера П. И. Кирюхиной, заявившей, что отныне она будет ежедневно
работать по две смены: первую — как мастер, а вторую — на рабочем месте того участка,
где не хватает людей. Это патриотическое начинание вызвало горячий отклик.
На предприятиях Москвы возникло движение многостаночников, «двухсотников», и
коммунисты, идя в авангарде рабочего класса, показывали образцы самоотверженного
труда во имя Родины. На заводе «Красный пролетарий» коммунист фрезеровщик первого
механического цеха В. Е. Загвоздкин, работая одновременно на четырех станках,
ежедневно выполнял задание на 500 процентов.
Пример трудовой доблести показывали многостаночники завода шлифовальных
станков, фабрики имени Фрунзе и многие другие. 1-й Государственный подшипниковый
завод с первых дней войны работал строго по графику. Каждый работник рассматривал
суточное задание как боевой приказ. Многие оставались на рабочих местах по две и три
смены.
Не отставали и железнодорожники. На Московской окружной дороге работал
слесарь Г. Н. Воропаев. Когда двое его товарищей ушли на фронт, он заявил, что будет
работать за троих, и слово свое сдержал. Токарь механического цеха паровозного депо Г.
Г. Амегуд как истинный боец трудового фронта вырабатывал по 300 — 350 процентов
нормы в смену. Таких примеров множество.
Выпуск вооружения на предприятиях резко возрос. Заводы города превратились в
мощный арсенал фронта. Правительство высоко оценило их самоотверженный труд.
Тысячи рабочих и инженерно-технических работников московских заводов были
награждены орденами и медалями Советского Союза.
Но не все московские предприятия успешно справлялись с выполнением военных
заказов. Некоторые заводы, производившие танки и минометы, в первые месяцы
отставали.
11 сентября 1941 года меня вызвал секретарь ЦК, МК и МГК ВКП(б) А. С. Щербаков
и предложил вместе с секретарем Сокольнического РК ВКП(б) Б. Н. Рыбаковым выехать
на танкостроительный завод, чтобы на месте разобраться в причинах его отставания,
срочно внести предложения [488] по оказанию помощи предприятию. В результате
принятых мер уже во второй половине сентября 1941 года танкостроительный завод стал
перевыполнять дневные задания. Завод, поставлявший ему бронекорпуса, также резко
увеличил выпуск продукции.
Во время войны особенно отчетливо и наглядно проявилась зависимость
производственной деятельности предприятий от постановки партийно-политической
работы. В связи с этим 29 сентября 1941 года состоялось собрание актива Московской
партийной организации. Обсудив доклад А. С. Щербакова, актив принял решение об
усилении партийно-политической работы в условиях военного времени. Решено было
развернуть предоктябрьское соцсоревнование, которое вскоре и приняло широкий размах
по инициативе рабочих, инженеров, техников и служащих 1-го Государственного
подшипникового завода. Вслед за партийным активом Москвы прошли пленумы
райкомов ВКП(б) и партийные собрания на местах.
Бюро Кировского райкома, например, обязывало секретарей партийных организаций
направить агитмассовую и политическую работу на предприятиях, в учреждениях и среди
населения на повышение мобилизационной готовности, политической бдительности,
ответственности каждого гражданина за судьбу Родины.
Вспоминаю очень интересную встречу Председателя Президиума Верховного Совета
СССР Михаила Ивановича Калинина с активом Московской партийной организации.
Состоялась она в зале пленума Московского Комитета партии. С огромной радостью мы,
работники МК и МГК ВКП(б), райкомов партии и секретари первичных партийных
организаций, встретили Всесоюзного старосту. Он обрисовал положение на фронтах
Отечественной войны, поделился своими впечатлениями о пребывании в частях Красной
Армии и проведенных там беседах. Михаил Иванович дал ряд ценных указаний по
организации партийно-политической работы среди трудящихся. Быть всегда в гуще
народа, правдиво разъяснять временные трудности, сложившиеся на фронтах
Отечественной войны и в стране, мобилизовать людей на героический труд во имя победы
над гитлеровской Германией — такова ваша задача, подчеркнул М. И. Калинин.
К середине октября 1941 года военное положение на Западном [489] фронте резко
ухудшилось. Враг вступил на землю Московской области и все ближе подходил к Москве.
Над столицей нависла угроза.
13 октября в клубе НКВД состоялось собрание актива Московской городской
партийной организации. Зал был переполнен. С докладом о текущем моменте выступил А.
С. Щербаков. Он сообщил, что опасность для нашей Родины и для Москвы усилилась.
«Перед лицом этой опасности, — сказал он, — большевики Московской организации
обязаны сплотиться как никогда, встать стальной стеной, организовать и повести за собой
трудящихся, превратить Москву в неприступную крепость».
В принятом собранием решении говорилось:
«Перед лицом этой возросшей опасности партийный актив считает необходимым
мобилизовать всю Московскую партийную организацию, всех коммунистов,
комсомольцев и всех трудящихся Москвы на отпор немецко-фашистским захватчикам, на
защиту Москвы, на организацию победы.
Партийный актив считает необходимым сосредоточить усилия партийных
организаций на следующих задачах:
1. На организации рот и батальонов в районах из коммунистов, комсомольцев и
беспартийных для быстрейшего их обучения стрелковому, пулеметному, минометному и
гранатометному делу, особенно для борьбы с танками, с тем чтобы затем вливать их в
действующие части.
2. На строительстве оборонительного рубежа под Москвой.
3. На организации дополнительного производства вооружения — танков, минометов,
мин, гранат и т. д.
4. На безусловном обеспечении боевой и производительной работы всех
предприятий и обеспечении строгого порядка в городе.
Партийный актив требует от всех коммунистов соблюдения железной дисциплины,
решительной борьбы с малейшими проявлениями паники, беспощадной борьбы с
трусами, дезертирами, шептунами».
Вечером 13 октября во всех первичных организациях прошли партийные собрания.
Мы все были в районах: выступали с сообщениями о партактиве и обстановке на фронте.
Коммунисты в своих решениях заявляли, что не пожалеют [490] жизни для спасения
родного города и готовы в любой момент взяться за оружие, чтобы беспощадно биться с
врагом. После собраний многие тут же записывались добровольцами в коммунистические
роты и батальоны. Патриотический почин коммунистов поддержали беспартийные. В
райкомы партии приходили тысячи людей и требовали послать их добровольцами на
фронт. Через несколько дней около 12 тысяч добровольцев, организованных в 25
отдельных рот и батальонов, были готовы к выполнению боевых заданий,
Получив приказ прикрыть основные магистрали, ведущие к Москве,
добровольческие формирования заняли боевые рубежи обороны на ближних подступах к
столице и ее окраинах.
По решению бюро МК и МГК ВКП(б) был создан трехтысячный комсомольскомолодежный отряд лыжников. Во всех районах города формировались подразделения
истребителей танков.
В связи с приближением линии фронта к столице партийная организация города
провела большую работу по эвакуации населения, промышленных предприятий,
учреждений, учебных заведений и научно-исследовательских институтов.
В выполнении заданий ГКО по перебазированию промышленных предприятий
огромную роль сыграл железнодорожный транспорт. Только в сентябре и октябре 1941
года железнодорожники Московского узла перевезли в глубокий тыл свыше 215 тысяч
тонн грузов, увеличив скорость движения эшелонов до 800 километров в сутки; это было
на 300 километров выше установленных норм. Эвакуированные предприятия
восстанавливались на новых местах в короткие сроки и начинали работу. Объем
промышленного производства в восточных областях страны увеличился более чем в 4 — 5
раз по сравнению с довоенным.
Эвакуация предприятий резко сократила в Москве материально-техническую базу
военного производства. Но, несмотря на это, москвичи нашли достаточно сил и средств,
чтобы снабжать фронт всем необходимым. Через месяц после окончания эвакуации на
ряде столичных заводов был заново налажен выпуск боеприпасов, минометов, автоматов
и других видов боевого снаряжения.
15 и 16 октября 1941 года в связи с эвакуацией правительственных учреждений и
важнейших московских заводов отдельные [491] неустойчивые элементы проявили
недисциплинированность и панические настроения. По поручению Московского
Комитета партии А. С. Щербаков 17 октября выступил по радио с обращением к
трудящимся города: «Под давлением вражеских войск, прорвавших на одном из участков
фронта нашу оборону, части Красной Армии отошли на оборонительный рубеж ближе к
Москве, — говорил он. — Над Москвой нависла угроза. Но за Москву будем драться
упорно, ожесточенно, до последней капли крови.
Планы гитлеровцев мы должны сорвать во что бы то ни стало».
Московский Комитет партии призвал трудящихся столицы, где бы они ни работали,
на каком бы посту ни стояли, быть бойцами армии, отстаивающей Москву от фашистских
захватчиков.
Столица превратилась в прифронтовой город. Приведу характерный штрих — знак
времени. Оставшийся в городе симфонический оркестр радиокомитета под руководством
народного артиста СССР Николая Семеновича Голованова дал в Колонном зале Дома
союзов концерт для бойцов, отправляющихся на фронт. Была исполнена увертюра «1812
год» П. И. Чайковского. Симфонический и участвовавший вместе с ним духовой оркестр
исполнили это произведение великого композитора с большим подъемом. И надо было
видеть, как бойцы, одетые в походную форму, стоя аплодировали музыкантам. Оркестр
пять раз повторял финальную часть увертюры. Она прозвучала как гимн великому
русскому народу, как призыв к победе над врагом.
Очень патриотично прозвучала песня защитников Москвы, написанная
композитором Б. А. Мокроусовым и поэтом А. А, Сурковым.
В ней были незабываемые строки:
Мы не дрогнем в бою
За
Нам
Нерушимой
столицу
родная
Москва
свою.
дорога.
стеной,
Обороной
стальной
Разгромим, уничтожим врага!
С 20 октября 1941 года в Москве и прилегающих к ней районах по решению ГКО
было введено осадное положение. [492]
«Нарушителей порядка, — указывалось в постановлении, — немедля привлекать к
ответственности с передачей суду Военного трибунала, а провокаторов, шпионов и
прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте».
На фабриках, заводах, железных дорогах прошли собрания и митинги трудящихся.
Москвичи горячо приветствовали постановление Государственного Комитета Обороны,
заявляя, что будут четко выполнять указания правительства, соблюдать революционный
порядок, разоблачать шпионов, паникеров, трусов.
«Сколько бы ни топтались бешеные фашистские орды на подступах к Москве,
Москвы им не видать», — заявили рабочие мартеновского цеха завода «Серп и молот».
Приближалась 24-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции.
Центральный Комитет партии принял решение о праздновании этой знаменательной даты.
Под руководством МК, МГК, райкомов ВКП(б) и первичных партийных организаций
в дни 6 и 7 ноября на всех предприятиях, в учреждениях, колхозах, совхозах состоялись
торжественные собрания и митинги трудящихся. Они прошли под знаком мобилизации
всех сил народа на оборону Москвы, на разгром фашистских захватчиков.
В те дни, когда Москва стала прифронтовым городом, Московский Комитет партии
внес предложение, одобренное затем постановлением ГКО, об организации на площадях
эвакуированных предприятий Москвы массового производства вооружения и
боеприпасов.
Всего за две недели на заводах «Динамо» и имени Калинина был налажен выпуск
120-миллиметровых полковых минометов. Производство пистолетов-пулеметов было
организовано на автомобильном заводе и на заводе «САМ».
Производство мин, снарядов, взрывателей развернулось на заводах имени
Владимира Ильича, «Красный пролетарий», «Борец», Люберецком имени Ухтомского,
Пресненском машиностроительном, имени Войкова и др.
Конструкторское бюро, руководимое Героем Социалистического Труда Б. Г.
Шпитальным, занималось разработкой новых моделей пулеметов для вооружения
самолетов и танков, а также сконструировано и изготовило серию противотанковых [493]
ружей. Их производство было налажено группой конструкторов, руководимой Героем
Социалистического Труда Ф. В. Токаревым.
Не только заводы и фабрики, но и многие предприятия промкооперации Москвы
были привлечены к производству мин и гранат, минометов и противотанковых ружей. На
пленуме МГК ВКП(б) в декабре 1941 года председатель Моссовета В. П. Пронин говорил,
что местная промышленность и промкооперация почти целиком работают на фронт.
В то время большую помощь заводам, изготовлявшим мины, оказали работники
кафедры литейного производства МВТУ и ее руководитель, заслуженный деятель науки и
техники, доктор технических наук Николай Николаевич Рубцов. В мастерских МВТУ
была отработана технология кокильного литья мин, которая была передана
промышленным предприятиям. Немало над этим поработали коллективы Люберецкого
завода имени Ухтомского и завода «Борец». Когда возникли технические трудности в
производстве опорных плит для полковых минометов, я по поручению горкома партии
связался с профессором Московского института стали А. Н. Самариным, находившимся в
эвакуации на востоке страны, и просил его срочно выехать в столицу. Через два дня он на
самолете прибыл в Москву. Целую неделю днем и ночью под его руководством велась
напряженнейшая работа. И трудности производства плит были преодолены.
Очень быстро было организовано производство минометов на заводе имени 13-й
годовщины Октября. Здесь особенно отличились инженерно-технические работники
Шаронов, Литовченко, Кноров, рабочие Виноградов, Давыдов и другие.
За ходом битвы под Москвой с волнением следил весь советский народ.
Патриотические чувства, любовь к Москве и ее доблестным защитникам подкреплялись
практическими делами. Горьковчане, например, на свои средства построили и послали в
Москву бронепоезд «Кузьма Минин». Из Мурома пришел бронепоезд «Илья Муромец».
Трудящиеся всех советских республик посылали защитникам столицы военную технику,
продовольствие, боеприпасы.
6 декабря 1941 года состоялся пленум МГК ВКП(б). Мы пришли на пленум в бодром
и радостном настроении. Было [494] получено долгожданное известие о
контрнаступлении наших войск под Москвой.
Решения пленума призывали партийные организации и всех москвичей использовать
все возможности для дальнейшего увеличения производства вооружения, боеприпасов и
других видов военной техники и снаряжения.
Начавшееся 5 — 6 декабря контрнаступление закончилось полным разгромом
немецко-фашистских армий под Москвой. С радостью встретили жители столицы
сообщение Советского информбюро о поражении вражеских войск на подступах к
советской столице. На заводах и фабриках, в учреждениях прошли многолюдные митинги.
Москвичи от всей души поздравляли воинов Красной Армии с победой и клялись, что
отдадут все силы для окончательного разгрома врага.
Победа под Москвой явилась источником огромного энтузиазма и вызвала новый
производственный подъем у тружеников тыла. В I квартале 1942 года на предприятиях
города производство важнейших видов военной техники — минометов, мин, снарядов и
авиационных бомб — увеличилось в 2 — 2,5 раза по сравнению с III и IV кварталами 1941
года. Великая сила любви к социалистической Родине, советский патриотизм удесятерили
силы рабочих. По две и три смены не выходили они с заводов, стремясь выполнить заказы
фронта. Любовь к Родине вдохновляла ученых, инженеров, техников на создание новых
образцов военной техники, укреплявших наше могущество.
Москвичам было приятно узнать о решении Советского правительства от 10 апреля
1942 года, в котором за выдающиеся работы в области науки, изобретения и коренные
усовершенствования
методов
производственной
работы
были
присуждены
Государственные премии нашим землякам: Мстиславу Всеволодовичу Келдышу, Сергею
Владимировичу Ильюшину, Борису Ивановичу Шавырину, Борису Гавриловичу
Шпитальному, Александру Сергеевичу Яковлеву, Андрею Григорьевичу Костикову,
Александру Александровичу Микулину и другим.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 апреля 1942 года за образцовое
выполнение заданий правительства по производству минометного вооружения большая
группа работников московской промышленности была награждена [495] орденами и
медалями. Среди них директор автозавода Иван Алексеевич Лихачев, директор завода
имени Калинина Алексей Федорович Горин, директор фабрики имени Сакко и Ванцетти
Игорь Сергеевич Афанасьев, директор завода имени Буденного Иван Иванович Шленев,
мастер фабрики «Моссельпром» Григорий Степанович Аксенов и другие. Среди
награжденных было много и партийных работников.
Советское правительство высоко оценило героизм защитников Москвы. В
ознаменование великой победы над гитлеровскими захватчиками под Москвой Советское
правительство учредило медаль «За оборону Москвы», которой награждено свыше
миллиона трудящихся.
25 лет прошло со времени битвы под Москвой. Но не забыт и никогда не забудется
подвиг защитников советской столицы. Грядущие поколения будут свято чтить память
героев труда и тех, кто в кровопролитных сражениях разгромил фашистские полчища.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
А. М. Пегов
Бывший секретарь МК и МГК ВЛКСМ
Слово о московском комсомоле
Комсомол Москвы... В столице и области было тогда, в 1941 году, более 600 тысяч
комсомольцев. Эту могучую армию молодых ленинцев в предвоенные годы не случайно
считали боевым авангардом советской комсомолии.
Перед Москвой у комсомола особые заслуги. Еще до войны, выполняя решение
партии и правительства, комсомол столицы взял на себя обязанность стать шефом
реконструкции: оказывать всемерную помощь городской партийной организации в
превращении Москвы в социалистический город. И слово московских комсомольцев
стало делом. Не было, пожалуй, ни одного участка реконструкции столицы, где бы не
трудился неутомимый московский комсомол.
Старшему поколению москвичей памятно кипучее строительство красавцев мостов:
Москворецкого, Крымского, Каменного. Это строительство, как и реконструкция
набережных, — колоссальная работа. Сотни и тысячи ударных комсомольских бригад
участвовали в этом деле. Считалось делом чести участвовать в нем. Вспоминается и
другая стройка: знаменитого теперь на весь мир завода малолитражных [492]
автомобилей. Сейчас он выпускает отличные комфортабельные автомобили под маркой
«408». Его целиком и полностью построили комсомольцы и молодежь Москвы и области.
Легендарным стало участие молодежи в сооружении московского метрополитена.
Комсомол был душой этого строительства.
Свою трудовую деятельность комсомольцы сочетали с воспитательной работой
среди молодежи. Беспредельная любовь к Родине, партии, беззаветный патриотизм нашей
молодой смены породили в ней такие высокие моральные качества, как скромность,
деловитость, принципиальность и жажда знаний. Достоинства, которыми обладают
коммунисты: уверенность в победе, преданность делу социализма и коммунизма, верность
принципам марксизма-ленинизма, бесстрашие — все это воплощал в себе верный
помощник партии — комсомол. Эти его черты особенно ярко проявились тогда, когда в
пределы нашей Родины вероломно вторглись гитлеровские полчища.
Перед героическим юношеством Москвы встала задача сделать все, чтобы
разгромить коварного врага. Ответственные задачи встали в те дни перед активом, перед
руководителями московской организации ВЛКСМ. И они справились со своими
труднейшими обязанностями. Многие из молодых комсомольских руководителей того
поколения выросли в опытных партийных, советских и хозяйственных деятелей, Так, А.
Н. Шелепин, бывший в 1941 году секретарем МГК ВЛКСМ, ныне член Политбюро и
секретарь ЦК КПСС; А. И. Горчаков, секретарь МК ВЛКСМ в начале войны, теперь посол
Советского Союза в Корейской Народно-Демократической Республике; Н. Т. Сизов,
секретарь МК ВЛКСМ в 1941 году, сейчас заместитель председателя Исполкома
Моссовета; З. Т. Федорова, тоже секретарь МК ВЛКСМ в годы войны, ныне известная
общественная деятельница, ответственный секретарь Комитета советских женщин. То же
можно сказать и о многих других товарищах, получивших крепкую партийную,
политическую закалку в годину суровых испытаний. Но самое главное, конечно, состоит в
том, что подобную проверку на прочность, на право называться ленинцами выдержали
сотни тысяч молодых москвичей. ...Вспоминаются первые дни войны. Комсомольская
организация Тимирязевского района была [493] создана в 1941 году. Её первая
конференция состоялась 22 июня. В тот же день 30 членов пленума РК ВЛКСМ и с ними 5
тысяч юношей и девушек ушли добровольцами в ряды Красной Армии.
22 июня вечером собрались на общеуниверситетское собрание комсомольцы
Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Все они объявили
себя мобилизованными. Среди первых добровольцев было свыше тысячи комсомольцев
Московского университета, в том числе студентки второго курса — будущие Герои
Советского Союза Женя Руднева, Катя Рябцова, Руфа Гашева и Дуся Пасько.
Юные патриоты столицы и области, уходя на фронт, так писали в Обращении к
Московской партийной организации: «Мы выросли, получили образование и
специальность при Советской власти, на советской земле, под советским солнцем. Что
может быть почетнее для нас, как защищать любимую Родину от нашествия гитлеровских
банд! Мы обязаны, а потому с полным правом требуем послать нас на фронт. Мы будем
мстить врагам с полным сознанием своего долга перед Родиной».
Прошло 25 лет с того времени. Многое запамятовалось, зарубцевалось. Но июнь
сорок первого года все, кто был свидетелем тех дней, никогда не забудут...
Что было тогда характерным для всех советских людей? Это прежде всего
единодушие в тревоге за судьбу отечества, за судьбу близких и родных, ушедших на
фронт; стремление сделать как можно больше для того, чтобы отбросить, разгромить
дерзкого врага.
Тем, кто этого не пережил, трудно представить себе всю сложность перестройки
жизни огромной страны на военным лад. А это нужно было сделать в кратчайший срок. И
это было сделано под руководством нашей партии. Беспримерный порыв советской
молодежи прежде всего проявился в том, что каждый юноша, каждая девушка в райкоме
комсомола или в райкоме партии, в военкомате или на предприятии заявляли о своем
желании немедленно пойти в бой громить фашистов. Более 100 тысяч комсомольцев
Москвы и Подмосковья, в большинстве добровольцев, влилось в ряды Красной Армии
уже в первые месяцы войны.
Но и каждый оставшийся в тылу встал на свой пост, на [459] свою вахту, чтобы
ковать победу над фашизмом. Юноши и девушки, воспитанные советской школой,
комсомолом, по собственной инициативе приходили на фабрики и заводы, работали
столько, сколько было необходимо. Студенты Московского университета,
геологоразведочного, горного, геодезического и других институтов стали трудиться на
заводах «Красный пролетарий», «Фрезер», на фабрике имени Фрунзе и Метрострое. В
комсомольской организации Московского энергетического института было создано 59
рабочих бригад. Они заняли рабочие места на предприятиях Первомайского района.
Школьники старших классов не отставали от студентов. Учащиеся 613-й школы стали
работать на швейной фабрике. Комсомольское собрание этой школы обратилось с
просьбой к Куйбышевскому райкому комсомола послать их работать на место призванных
в Красную Армию.
По первому зову юноши и девушки шли на выполнение любых заданий. 24 июня в 4
часа 30 минут утра из Бауманского райкома комсомола позвонили в некоторые первичные
комсомольские организации и попросили срочно собрать комсомольцев. Через час в
райком явилось 500 человек. Они выполняли различные неотложные задания.
Все комсомольцы Москвы и Подмосковья — и те, кто уходил в действующую
армию, и те, кто оставался на заводах и фабриках, в колхозах и совхозах, — считали себя
мобилизованными, отдавали все свои силы, свою энергию на защиту отечества.
Когда речь идет о начальном периоде войны и вражеском вторжении, возникает
вопрос о степени нашей подготовленности к вооруженному отпору империалистам.
Да, советский народ и его доблестная Красная Армия постоянно держали порох
сухим. Мы имели большую армию, неплохо вооруженную, но масштабы войны
превзошли все предположения. С первых же дней всеобщей мобилизации мы встали
перед вопросом: как обеспечить миллионы воинов обмундированием и вооружением? При
формировании дивизий московского ополчения подчас не хватало боевой винтовки на
каждого добровольца. Именно в те дни были решены жизненно важные вопросы
перестройки промышленности на работу для нужд фронта. Тогда родился всенародный
лозунг: «Все для фронта, все для победы!» [500] Задачей московской комсомольской
организации было прежде всего дать как можно большему числу комсомольцев и
молодежи элементарные военные знания.
В Наркомате обороны СССР было образовано новое Главное управление, которое
ведало военным обучением. Начальником этого управления был утвержден генерал Н. Н.
Пронин, комиссаром — секретарь ЦК ВЛКСМ Ф. И. Наседкин. Организация эта была
призвана подготовить необходимые резервы для Советских Вооруженных Сил и
пополнять их на всех этапах Великой Отечественной войны. Практически эта задача была
также основой деятельности ЦК комсомола и московской организации ВЛКСМ. Надо
было организовать военно-учебные пункты, создать подразделения всеобщего военного
обучения для подготовки кадров, начиная от рядового бойца-пехотинца, умеющего
владеть винтовкой, до специалистов — минометчиков, пулеметчиков, связистов и т. д. И
комсомол развернул эту важную работу в больших масштабах. В первые дни войны в
райком комсомола и райвоенкомат Первомайского района было подано, например, 500
заявлений от девушек, которые требовали обучить их санитарному делу.
Только в сентябре — декабре 1941 года московский комсомол подготовил 4800
истребителей танков, 387 снайперов, 850 пулеметчиков, 120 минометчиков, 200 шоферов
и т. д. В действующую армию было направлено свыше 1000 лыжников, более 3 тысяч
сандружинниц и медсестер.
Враг, обладая численным превосходством в живой силе и технике, оккупировал
значительную часть нашей территории. Его армии устремились к Москве. Необходимо
было создать надежные оборонительные рубежи около столицы. Времени на организацию
строительства было мало, Требовалось направить в помощь командованию Западного
фронта свыше 200 тысяч юношей и девушек. Работа эта была проделана московской
городской и областной организациями комсомола в течение двух с половиной суток. На
вокзалах формировались эшелоны. Строителям рубежей выдавались необходимые
инструменты, назначались начальники эшелонов, и молодежные отряды двигались в путь.
На рубежах обороны их уже ждали военные и технические руководители. Они принимали
отряды, и сразу же начиналась работа.
Нелегка была задача включения в оборонную работу тех предприятий, основное
оборудование которых пришлось эвакуировать на восток.
Вспоминается, в частности, как обстояло дело на автозаводе. После того как все его
оборудование было вывезено на Урал, странно и тяжело было видеть это большое
предприятие без единого станка. Казалось, есть завод — и нет завода. Есть стены — и ни
одного станка, ни одного рабочего... Но завод должен был вновь начать жить и давать
оружие фронту.
На опустевшем заводе, оставшемся без станков, оборудования и рабочих, нужно
было наладить производство автоматов и ручных пулеметов ППШ. Для этого
понадобилось немного времени. Были завезены новые станки, старые отремонтированы, и
завод опять стал заводом. В первые же месяцы после эвакуации он стал выпускать
вооружение, так необходимое тогда для разгрома фашистских захватчиков.
Помнится, как вместе с секретарями ЦК ВЛКСМ Н. А. Михайловым, Н. Н.
Романовым.и Г. П. Громовым мы присутствовали на испытаниях автоматов. А через
некоторое время завод уже докладывал партии и правительству о выпуске миллионного
автомата. А ведь было это на заводе, который всего лишь несколько месяцев назад
считался полностью вывезенным в глубь страны! И осваивала производство этого нового
вида вооружения молодежь, еще совсем не искушенная в производстве. Это были
подростки 13 — 15 лет, которым, чтобы они могли дотянуться до обрабатываемой детали,
нужно было подставлять под ноги ящик. Но они вместе со своими братьями и отцами
делали великое дело — работали для победы...
Сегодня, читая газетные сообщения о варварских налетах американской авиации на
вьетнамские города, невольно вспоминаешь о налетах фашистских стервятников на
Москву.
Первый налет — в ночь на 22 июля 1941 года. На Гоголевском бульваре мы с Н. А.
Михайловым, секретарем ЦК ВЛКСМ, впервые увидели жертвы воздушного нападения
врага — погибших москвичей. Это было тяжелое зрелище.
С этого дня начались систематические налеты гитлеровских стервятников на
Москву.
И здесь комсомольцы и молодежь Москвы показали свой патриотизм. Были созданы
специальные батальоны и роты для восстановления разрушенных зданий,
противопожарная, медицинская, дегазационная и аварийная службы. Активное участие
принимали комсомольцы и молодежь в деятельности МПВО.
В те тяжелые дни, когда враг готовился ворваться в столицу, молодежь с безмерной
отвагой поднялась на защиту великого города. «Ни шагу назад, позади Москва!» — таков
был лозунг тех дней...
В этот критический период московская организация комсомола испытала чувство
братской близости различных отрядов комсомола — молодежи Ленинграда и Хабаровска,
Владивостока и Иркутска, Армении и Грузии, Казахстана и Киргизии. В телеграммах и
письмах, направленных нам отовсюду, говорилось о величайшем чувстве солидарности,
патриотическом порыве, о непоколебимой уверенности в победе. Эти письма и
телеграммы доводились до сведения всех комсомольцев Москвы и вызывали ответную
реакцию. Москвичи заверяли своих друзей и братьев, что они не пощадят своих сил, а
если потребуется, и жизни, чтобы разгромить врага.
Помнится, именно тогда, в суровые дни обороны Москвы и блокады Ленинграда,
Московский комитет комсомола организовал поездку одного из своих секретарей, А. И.
Осипова, на машине с продуктами для ленинградских комсомольцев. Это была помощь не
только продовольствием. Это была помощь и моральная. Можно представить себе чувства
молодых ленинградцев, когда наш посланец приехал в осажденный город и привез
продукты и привет из Москвы!
Враг захватил территорию 17 районов Московской области. Частично были
оккупированы еще 10 районов. В оккупированных районах создавались партизанские
отряды. И здесь, как и в других делах, московская организация комсомола оказала
большую помощь партийным органам. Отряды партизан были образованы в Можайском,
Боровском, Осташевском и других районах области. Около 400 комсомольцев сражалось в
Подмосковье в рядах народных мстителей. Среди активных участников партизанского
движения были секретарь Можайского горкома ВЛКСМ А. К. Грибков, [503] секретарь
Осташевского райкома комсомола В. П. Прохорова, И. Г. Скворцов, А. Шумов, В. М.
Тихомирова, А. Д. Краснов, С. П. Илюшин, П. П. Вдовин и многие другие. Всего
московский комсомол направил для работы в тылу врага только в 1941 году около 3,5
тысячи своих лучших воспитанников. Многие из них награждены орденами и медалями
Советского Союза.
Исключительную стойкость и высокое мужество проявили при выполнении заданий
в тылу врага комсомольцы специальной группы, сформированной в Первомайском
районе. В нее входили комсомольцы ряда предприятий и вузов, хорошо освоившие
технику борьбы с танками.
Немало воспитанников московской комсомольской организации отдали свои юные
жизни за Родину, за коммунизм.
Все человечество помнит о подвиге Зои Космодемьянской. Эта юная девушка
пришла в горком комсомола с просьбой направить ее в тыл врага. Ее неоднократно
спрашивали: отдает ли она себе отчет во всем риске, в трудностях задания? Но Зоя была
непоколебима в своем решении. Ее приняли в отряд. В одной из вылазок она была
схвачена фашистами и после страшных истязаний казнена в деревне Петрищево
Верейского района. О подвиге ее советский народ узнал из очерков корреспондента
«Правды» П. А. Лидова «Таня» и «Кто была Таня».
Миллионы героев были вдохновлены мужеством этой бесстрашной комсомолки.
Когда гитлеровцы готовились ее повесить, она в последнюю минуту, с высоко поднятой
головой крикнула: «Я не одна, нас 200 миллионов, всех не перевешаете, вам отомстят за
меня!»
Так отдала свою молодую жизнь эта замечательная героиня. Нам не сразу удалось ее
опознать, потому что колхозники из Петрищева, похоронившие Зою, не знали, кто она и
откуда. И по документам, которые хранились в горкоме комсомола, это не сразу можно
было установить. Мать Зои узнала свою дочь...
Зоя Космодемьянская и ее брат Шура, Наташа Ковшова и Маша Поливанова, Вера
Волошина и Виктор Талалихин и тысячи юных москвичей на различных участках фронта,
в пехотных частях, в авиационных эскадрильях или танковых подразделениях
ожесточенно сражались с ненавистным врагом, помогая ковать победу. [504] В декабре
1941 года враг был отброшен от Москвы.
Но война продолжалась, и наш народ, наша армия наращивали силы для ударов на
других фронтах. Комсомольцы и молодежь упорно готовили резервы для армии. По
инициативе ЦК ВЛКСМ и московского комсомола была создана снайперская школа, куда
направлялись комсомольцы и молодежь для краткосрочного обучения. Две школы были
организованы под Москвой — в Вешняках и Подольске. Из этих школ вышли славные
советские снайперы, от рук которых погибло свыше 16 тысяч вражеских солдат и
офицеров.
Большое внимание уделялось формированию и других специальных частей: лыжных,
диверсионных, десантных.
Комсомол стал важнейшей составной частью наших неисчислимых резервов.
Резервы эти сыграли решающую роль в победах Красной Армии.
Всего за годы войны московский комсомол дал фронту более полумиллиона воинов.
490 молодых патриотов удостоены звания Героя Советского Союза. В боях за Родину
особенно отличились сформированные из москвичей-комсомольцев воинские части: полк
гвардейцев-минометчиков, 3-й авиационный корпус, Таманский женский авиационный
полк, а также партизанский отряд имени Гастелло.
Несмотря на уход многих тысяч молодых людей на фронт, не редели ряды
московских комсомольцев. На место ушедших в комсомол вступили 353 тысячи юношей
и девушек. 31 тысяча лучших комсомольцев была рекомендована в члены партии.
Московская организация комсомола, давшая Родине столько самоотверженных
героических защитников, была награждена орденом Красного Знамени. А впоследствии
на знамени комсомола Москвы загорелся самый дорогой орден — орден Ленина.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
М. Н. Сбитнев
Полковник
в
бывший военный комиссар Дзержинского района Москвы
Воспоминания военкома
отставке,
О вероломном нападении фашистской Германии на нашу Родину мы узнали рано
утром 22 июня в городском военном комиссариате, где собрались все райвоенкомы.
Военный комиссар Москвы Г. К. Черных, сообщив о начале войны, приказал немедленно
приступить к развертыванию сборных и приемо-сдаточных пунктов. Уже к вечеру того же
дня мы были готовы к проведению мобилизации.
В то слегка пасмурное, но теплое утро 22 июня многие москвичи отправились за
город. Москва еще жила мирной жизнью. В 12 часов было передано правительственное
сообщение о нападении гитлеровцев. Повсюду советские люди выражали готовность с
оружием в руках выступить на защиту Родины.
22 июня Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о мобилизации. Он был
опубликован в печати на другой день. Мобилизации подлежали 14 возрастов
военнообязанных 1905 — 1918 годов рождения.
Первый день мобилизации — 23 июня. Офицеры военных комиссариатов перешли
на казарменное положение. С утра [506] на сборных и сдаточных пунктах Дзержинского
военкомата началась напряженная работа по призыву в войска рядовых, младших
командиров и офицеров. Надо было быстро решать неотложные вопросы, заниматься
формированием новых частей. Военкомат проводил также мобилизацию автотранспорта,
лошадей, повозок и упряжи.
Райком партии и исполком райсовета оказывали нам всестороннюю помощь. На
пункты призыва были направлены лучшие пропагандисты и агитаторы. Это были главным
образом коммунисты Института инженеров железнодорожного транспорта.
Москвичи в дни мобилизации проявили величайшую организованность. Тысячи
заявлений получили в то время военные комиссариаты и партийные организации;
трудящиеся настаивали на скорейшем направлении в действующую армию. Так, в первый
день войны на сборный пункт Дзержинского военкомата явились прокатчик Ткачук,
слесарь Тимофеев и садовод Антипов. Они потребовали немедленно отправить их на
фронт.
Многие военнообязанные являлись на призывные пункты без повесток. Часто
приходилось слышать такие разговоры:
— Вот явился к вам, не забыли ли меня?
Сотрудник военкомата, проверив военный билет, возвращает его владельцу:
— Нет, товарищ, вас не забыли. Вам пришлют повестку. Ждите.
На второй день мобилизации на сборный пункт явились в полном походном
снаряжении с медицинскими сумками и медикаментами медицинские сестры Неменова,
Заречьева, Степанова, Гладышева и другие. В своих заявлениях они просили немедленно
направить их на фронт. Просьба патриоток была удовлетворена.
Родные и близкие провожали защитников Родины. Вот мать обнимает сына, со
слезами на глазах прижимает к груди его русую голову. Целует отец сына. Товарищи на
прощание крепко жмут его руку и напутствуют: беспощадно уничтожай фашистов!
Пока одни оформляют документы, другие на автобусах и грузовых машинах
уезжают на вокзалы. [507]
Походная песня, начатая на одной машине, подхвачена на другой. Льются знакомые
слова:
А
всего
сильней
желаю
Я
тебе,
товарищ
мой,
Чтоб
со
скорою
победой
Возвратился ты домой.
На тротуарах останавливаются прохожие, машут молодым воинам руками, кепками,
шляпами.
На фронтах уже шли ожесточенные сражения. Десятки и сотни патриотических
писем поступали из действующей армии на предприятия района.
Работник завода «Станколит» Машков, призванный в армию в первые дни войны, в
своем письме призвал станколитовцев утроить усилия по выработке продукции. Рабочие
отвечали фронтовику: «Мы продолжаем четко выполнять свою программу. На ваше
место, товарищ Машков, и на место других разметчиков, ныне защищающих с оружием в
руках нашу Родину, встали ученики Поляков, Иванов и Блинов. Передайте наш
стахановский привет командному составу и всем красноармейцам вашей части. Бейте
фашистскую нечисть!»
А вот другое письмо с того же завода: «В час, когда нашей любимой Родине
угрожает враг, когда наши братья и товарищи призваны защищать неприкосновенность ее
рубежей, мы не можем остаться в стороне. Самоотверженным трудом выполним свой долг
перед страной, чтобы полностью заменить ушедших в армию. Мы тоже готовимся пойти
на фронт. Записываемся в санитарную дружину и обещаем в кратчайший срок обучиться
военно-санитарному делу. Если потребуется, каждая из нас отдаст все силы, знания и
свою жизнь за свободу Родины». Письмо подписали работницы Дубасова, Жукова,
Баклашова, Данцкер, Поплова, Мелашкина, Мягкова, Князева.
Фронту и формировавшимся частям требовалось много автотранспорта. В Москве
делалось все, чтобы полностью удовлетворить эту потребность. В первые месяцы войны
на приемо-сдаточном пункте автотранспорта Дзержинского райвоенкомата было принято
из автопарков и передано в Вооруженные Силы более тысячи грузовых и легковых машин
с полным комплектом запасных частей.
В июле 1941 года в Москве формировались дивизии народного [508] ополчения. В их
числе была 6-я дивизия Дзержинского района. Решением МГК ВКП(б) ответственность за
формирование дивизий в районах была возложена на так называемые чрезвычайные
тройки. В нашем районе в тройку вошли: первый секретарь РК партии П. И. Ходоров,
председатель райисполкома Н. М. Андрианов и я как райвоенком.
Среди добровольцев-ополченцев были рабочие, инженеры и техники таких
предприятий, как «Станколит», «Борец», Комбинат твердых сплавов, студенты и
преподаватели Московского института инженеров железнодорожного транспорта и
других учебных заведений. Всего в дивизию вступило около 8 тысяч человек из 170
предприятий и учреждений. В нашу дивизию полностью влился один из батальонов
орехово-зуевских рабочих.
В дивизии народного ополчения принимали добровольцев в возрасте от 18 до 55 лет.
Бывали случаи, когда в ополчение вступали люди моложе и старше этих возрастов. Среди
них было много и таких, кто впервые взял в руки винтовку,
Нередко ополченцами желали стать целые семьи. Инженер-строитель В. А. Панова в
ополчении была военфельдшером. Вместе с ней в дивизию вступила ее младшая сестра А.
А. Пономарева, тоже военфельдшер. Она геройски погибла на фронте.
На призывной пункт пришла медсестра Прасковья Родионова с 16-летним сыном
Сашей. По возрасту мальчику отказали, но он был обнаружен в одной из машин по пути к
фронту. Тут уж делать было нечего. Сашу зачислили в артдивизион. Через месяц он
хорошо изучил артиллерийское дело. В жестоком бою под Ельней мать и сын пали
смертью храбрых.
Особенно запомнился день, когда на пункт формирования дивизии народного
ополчения Дзержинского района пришел 64-летний Федор Михайлович Орлов. Участник
русско-японской, первой мировой и гражданской войн, унтер-офицер старой армии, Ф. М.
Орлов перешел на сторону победившего пролетариата в первые дни Октябрьской
революции. В Петрограде он стал одним из командиров Красной гвардии. Был направлен
на Северный Кавказ для организации красногвардейских и партизанских отрядов. Вместе
[509] с ним выехала его жена Мария Иосифовна с четырьмя маленькими детьми;
старшему из них, Володе, тогда исполнилось 9 лет. Так вся семья вступила на нелегкий
военный путь.
Ф. М. Орлов во время гражданской войны командовал частями и соединениями. За
боевые отличия и подвиги он неоднократно награждался ценными подарками, в числе их
золотым именным портсигаром. В 1920 году Орлов награжден первым орденом Красного
Знамени. Он был соратником М. В. Фрунзе в боях против Врангеля. После разгрома
«черного барона» в декабре 1920 года М. В. Фрунзе назначается командующим войсками
Украины и Крыма, а Ф. М. Орлов — его заместителем. Позднее он находился на других
командных постах. Затем Ф. М. Орлов по состоянию здоровья уволился из армии.
Сказались 24 ранения и контузии, полученные им на полях сражений.
По возрасту Федор Михайлович не подходил даже в ополчение, но он просил,
настаивал, требовал, и его просьбу пришлось удовлетворить. Вначале он командовал
ротой, разведывательным батальоном, а в конце сентября 1941 года был назначен
командиром 160-й стрелковой дивизии, переименованной из 6-й Московской дивизии
народного ополчения Дзержинского района. Тогда-то и проявился по-настоящему его
боевой опыт. В песне, посвященной этой дивизии, поэт А. Сурков писал:
Битвами испытанный, Отважен и суров, Водил полки на подвиги Седой комдив
Орлов.
За успешное руководство операциями Орлов был награжден орденом Красного
Знамени. Несколько позднее Орлов, тяжело раненный, на долгое время выбыл из строя.
Это было его двадцать пятое ранение. Вскоре постановлением Военного совета Западного
фронта Ф. М. Орлову присваивается воинское звание полковника. Он награждается
третьим орденом Красного Знамени, а затем орденом Ленина за длительную и
безупречную службу в Вооруженных Силах. После выздоровления и до конца войны он
снова в строю. Умер Федор Михайлович Орлов в 1953 году.
Дети Ф. М. Орлова пошли дорогой отца. С первых дней [510] войны они все на
фронте, все офицеры. В начале войны семья понесла тяжелую утрату: в боях под
Ленинградом пал смертью храбрых старший сын Владимир, капитан, начальник штаба
стрелкового полка. Студентом 4-го курса вступил он добровольцем в народное ополчение.
Тяжело перенесла семья это горе. Особенно мать, Мария Иосифовна. Но она думала
о том, чем она, пожилая женщина, может помочь фронту. И решила. В 1944 году на
средства семьи Орловых был построен танк Т-34. На это пошли все сбережения, в том
числе золотой портсигар — именная награда Федора Михайловича. По просьбе Марии
Иосифовны боевая машина была направлена в часть, где служил ее младший сын
Василий. Танк получил название «Мать-Родина». Его экипаж за время войны уничтожил
17 вражеских орудий, 9 танков, 18 автомашин и много фашистских солдат и офицеров.
Полковник Василий Орлов командовал танковым полком, потом бригадой.
Энергичный, решительный, любимец танкистов, он славился отважными рейдами в тыл
противника. За боевые подвиги его грудь украсили три ордена Красного Знамени и орден
Суворова II степени. 28-летний Василий Орлов с декабря 1944 года командовал уже 6-м
механизированным корпусом. Ему не довелось дожить до дня Победы. В марте 1945 года
корпус В. Ф. Орлова (он входил в состав войск 1-го Украинского фронта) форсировал
Одер и рвался к Берлину. В жестоком бою Василий Федорович Орлов был смертельно
ранен. Посмертно ему присвоено звание Героя Советского Союза.
По приказанию Маршала Советского Союза И. С. Конева гроб с телом полковника
Василия Федоровича Орлова был доставлен в Москву. Похоронен он на Новодевичьем
кладбище. Теперь здесь рядом две могилы — его и отца.
Большой путь по дорогам войны прошел и Евгений Орлов. Капитан, командир роты
противотанковых ружей, он за боевые подвиги был награжден орденом Красного
Знамени, двумя орденами Отечественной войны I степени, медалями за взятие Берлина и
Праги. Он теперь живет в Москве, капитан в отставке, инвалид войны. Его сестра, Мария
Федоровна Орлова, ныне подполковник в отставке, перед войной окончила Военновоздушную академию имени Жуковского и в течение года воевала в составе
прославленного [511] женского полка Героя Советского Союза Марины Расковой, а затем
в других частях.
Май 1965 года для Орловых был праздником вдвойне. «За самоотверженную
патриотическую деятельность в период гражданской и Великой Отечественной войн
наградить тов. Орлову Марию Иосифовну орденом Отечественной войны I степени» —
так говорится в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 6 мая 1985 года. Эта
высокая награда была вручена Марии Иосифовне в день ее 90-летия.
Таков путь замечательной семьи Орловых, путь героизма, беззаветного служения
Родине. «Орлиное племя» — так назвала эту семью газета «Красная звезда»,
Но вернемся к событиям 1941 года. Дивизия, сформированная в Дзержинском
районе, прошла нелегкий, но славный путь. За участие в освобождении Бреста ей
присвоено наименование Брестской. А за форсирование реки Припяти она награждена
орденом Красного Знамени. За время войны несколько тысяч солдат и офицеров этой
дивизии награждены орденами и медалями Советского Союза. В их числе Герои
Советского Союза Георгий Ильич Скрипников, Виктор Поликарпович Мишенин, Николай
Федорович Волошин, Михаил Ефимович Александров, Юрий Михайлович Винник.
Там, где был штаб формирующейся дивизии, у главного входа в здание Института
инженеров железнодорожного транспорта, установлена мемориальная доска. А в
вестибюле на плитах из белого мрамора высечены имена 50 ополченцев института,
павших на фронте за честь, свободу и независимость нашей Родины. Такие доски в память
об ополченцах, павших на фронте, установлены на заводе «Борец» и на других крупных
предприятиях района.
В те годы Москва была кузницей боевых резервов. Только в октябре 1941 года на
пунктах всевобуча обучалось 90 тысяч человек, в том числе около 5 тысяч в Дзержинском
районе. Обучались без отрыва от производства на районном пункте и на пунктах крупных
заводов. Там готовили пулеметчиков, минометчиков, снайперов, истребителей танков. В
качестве инструкторов привлекались офицеры, участники войны, получившие ранения и
назначенные по выздоровлении в военкомат. В их числе были старшие лейтенанты
Рудаков, Егоров, лейтенанты Васильев и Семенов. [512]
Много умения в дело подготовки боевых резервов для фронта вложили участники
гражданской войны: старший инструктор военкомата капитан Соколов, комиссар
районного пункта, член ВКП(б) с 1918 года, Георгий Никанорович Семакин. Тому и
другому было по пятьдесят лет, но они обладали неиссякаемой энергией в передаче своих
знаний, боевого и жизненного опыта. Большую работу по политическому воспитанию
бойцов проводили преподаватели кафедры основ марксизма-ленинизма Московского
института инженеров железнодорожного транспорта.
Перед бойцами всевобуча неоднократно выступал ансамбль песни и пляски Красной
Армии под руководством генерал-майора профессора Александра Васильевича
Александрова. Особенно сильное впечатление производили на слушателей слова
популярнейшей песни того времени: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный
бой!..» А. В. Александров никогда не отказывал нам в таких выступлениях. Как-то я
обратился к Александру Васильевичу с просьбой, чтобы ансамбль выступил перед
бойцами. «Видишь, какое дело, военком, — ответил он. — Половина моего ансамбля
уехала на фронт. Я не мог выехать в этот раз по болезни. Но ничего, выступим с теми, кто
здесь остался. Бойцы всевобуча ведь это тоже в ближайшее время фронтовики».
И это было действительно так, Во время напряженных боев за Москву эти бойцы
дрались на фронте, причем многие из них — командирами отделений и взводов.
В годы войны в районе проводилась большая работа по военной подготовке
учащихся старших классов средних школ. Военруками были также офицеры-фронтовики.
Когда в октябре 1941 года сложилась особенно тяжелая обстановка под Москвой, по
призыву актива Московской партийной организации райкомы партии развернули
формирование рабочих батальонов. Они по праву вошли в историю как
Коммунистические батальоны. В их составе насчитывалось более 50 процентов
коммунистов и комсомольцев. В пятидневный срок Москва выставила 25 таких
батальонов численностью 11,5 тысяч бойцов.
Мне очень памятны эти дни. Вечером 13 октября я получил телефонограмму: к 24
часам прибыть в горвоенкомат. В небольшом кабинете горвоенкома собрались военкомы
[523] всех 25 районов столицы. Здесь были: полковник А. А, Алексеев, член партии с 1918
года; полковой комиссар А. Ф. Дружков, член партии с 1919 года; полковой комиссар П.
Л. Александров, член партии с 1918 года, и другие, Горвоенком полковник Григорий
Константинович Черных открыл заседание.
Участник гражданской войны, член партии с 1920 года, член МК ВКП(б) и депутат
Московского Совета, Г. К. Черных отдавал много сил проведению мобилизации. Его часто
можно было видеть на сборных пунктах военнообязанных, на приемо-сдаточных пунктах
автотранспорта, на пунктах всевобуча. Его глубоко уважали за объективность в решении
вопросов, требовательность, за большое внимание и чуткость к людям. Ему много
помогал политотдел Мосгорвоенкомата, которым руководил полковник А. Д. Галкин.
Во втором часу ночи в горвоенкомат прибыли два представителя Военного совета
Московской зоны обороны: генерал-майор Фролов и генерал-майор Седякин. Товарищ
Фролов, обращаясь к нам, сказал, что по приказанию командования Московской зоны
обороны, согласованному с МК, большинство из нас назначается командирами
коммунистических добровольческих формирований. Запись в эти формирования в
районах уже проводится. Формирование батальонов надо закончить в трехдневный срок.
Командование зоны и Московский Комитет партии знают, что у военкоматов много
неотложных дел, но сейчас самое главное — отстоять от врага сердце нашей Родины —
Москву. Не препятствуйте вступлению в батальоны и офицеров военкоматов!
Это сообщение мы встретили как знак высокого доверия Коммунистической партии
и командования. В Дзержинском районе Коммунистический батальон формировался в
605-й школе, находящейся в Марьиной роще. В него вступило более 600 добровольцев. В
их числе — 30 рабочих и служащих завода «Станколит»; 29 из них — коммунисты и
комсомольцы и лишь один, И. А. Никольский, бухгалтер завода, беспартийный. Он
попросил партком послать его вместе с коммунистами и комсомольцами, чтобы отомстить
фашистам за погибшего на фронте брата. Никольский отважно воевал, получил тяжелое
ранение, потерял зрение. Сейчас он трудится в артели слепых. Все станколитовцы были
[524] направлены на укомплектование пулеметного взвода. Пятеро из них: М. Ф. Андреев,
Ф. А. Кокин, М. К. Фролов, Е. М. Геншман, 16-летний комсомолец Ваня Поляков, ученик
модельщика (он несколько раз приходил в партком и комитет комсомола завода и
добился, чтобы его включили в этот взвод), погибли в боях.
В штаб формирования батальона по указанию секретарей райкомов партии
подвозили обмундирование, продовольствие, оружие, боеприпасы. Вооружение, в том
числе станковые пулеметы и бронебойные ружья, мы получали главным образом с завода,
находившегося в нашем районе; там ремонтировалось стрелковое вооружение.
Районный комитет партии принимал энергичное участие в формировании батальона.
По рекомендации райкома комиссаром батальона был назначен политрук запаса В. Г.
Клюйков. Начальником штаба батальона стал старший лейтенант запаса Воронович.
Командные должности в батальоне заняли офицеры райвоенкомата лейтенант Лисенков и
младший политрук Жамлин. Они оба — участники войны, были ранены, в военкомат
прибыли после выздоровления. Секретарем парторганизации батальона был избран
старший лейтенант И. С. Панфилов.
В ночь с 15 на 16 октября командиры и комиссары Коммунистических батальонов
были вызваны в Красный зал Моссовета за получением боевого приказа. На следующую
ночь батальон выступил в указанный ему пункт обороны, в район Волоколамского шоссе,
имея задачу: преградить фашистам доступ к Москве по этой магистрали, уничтожать их
танки и живую силу.
Вот показалась развилка Ленинградского и Волоколамского шоссе. Здесь теперь
высится огромное 27-этажное здание. В те суровые дни в немногих километрах отсюда
пролегала огненная черта — передовая линия фронта...
Постановлением Военного совета МВО Коммунистические и рабочие батальоны
были сведены в полки. Из них были сформированы 8-я, 4-я и 5-я московские стрелковые
дивизии. В связи с этим большинству офицеров военкоматов было приказано вернуться к
исполнению своих прежних обязанностей. Надо было формировать новые части, готовить
резервы для фронта, а эту работу нельзя было прекращать ни на один день. [515]
Москва в то время готовилась к уличным боям. На этот случай были сформированы,
также из добровольцев, 170 боевых дружин в количестве 7 тысяч человек, а также
несколько сот отрядов истребителей танков, общим числом 3 тысячи человек. В
Дзержинском районе боевые дружины и отряды были сформированы на заводах и на
районном пункте всевобуча.
Так за несколько дней Московская партийная организация создала 50-тысячную
армию защитников столицы. Немало их погибло на полях сражений. В их числе комиссар
Дзержинского Коммунистического батальона политрук Клюйков и командир первой роты
младший политрук Жамлин.
Добрым словом хочется помянуть медицинских работников, В Дзержинском районе
работало несколько комиссий по освидетельствованию военнообязанных. Иногда врачи
вынуждены были работать по 12 — 14 часов в сутки. Многие врачи выполняли этот
патриотический долг в продолжение всей войны. В их числе — старший врач одной из
комиссий заслуженный врач республики А. В. Прошлякова. За свои самоотверженный
труд она награждена орденом Трудового Красного Знамени. И до сих пор она работает в
63-й поликлинике Дзержинского района. Много труда вложили в дело укомплектования
Красной Армии врачи Некрасова, Р. И. Тутельян, В. И. Митюрников и другие.
Большую помощь райвоенкоматам Москвы оказывали в ту пору жены фронтовиков.
При райвоенкоматах были организованы советы жен фронтовиков, на заводах, фабриках и
при домоуправлениях — инициативные группы жен военнослужащих. При Дзержинском
райвоенкомате председателем такого совета была коммунистка М. А. Чашигина, а ее
заместителем — Ф. Т. Афанасьева. Совет и его многочисленный актив оказывали
большую помощь госпиталям (их в Москве насчитывалось 57). Женщины-активистки
иногда ночи напролет дежурили в госпиталях у постелей тяжело раненных бойцов,
подбадривали их, писали родным и близким, читали вслух газеты и книги; нередко на
свои средства украшали палаты занавесками, цветами, создавали в госпиталях уют, не
гнушались никакой черной работой. Женщины-активистки обследовали семьи
фронтовиков, помогали устраивать детей в детские сады и ясли. [515]
Сотни тысяч женщин Москвы в донорских пунктах отдавали свою кровь раненым
воинам. Сотни писем со словами благодарности получили эти патриотки от фронтовиков.
Вот одно из них, присланное Марии Григорьевне Ждановской:
«Мария Григорьевна, сегодня я получил Вашу кровь. Сразу почувствовал себя
лучше. Спасибо, родная. Верьте мне: сейчас у меня одно желание — скорее встать на ноги
и снова на фронт. Мстить, бить гадов. Истребить их до последнего. Искренний привет
Вам.
Красноармеец Ларченко».
Передо мной пожелтевшие листы газеты «Вечерняя Москва» от 10 марта 1942 года.
Здесь помещена групповая фотография женщин-доноров Дзержинского района: Пауль,
Морозова, Барсук, Калинина и Шарова. Они, как и многие другие, многократно отдавали
свою кровь, спасали жизнь советских воинов.
Во все годы Великой Отечественной войны военкоматы столицы с помощью
районных комитетов партии и исполкомов Советов работали над пополнением рядов
Красной Армии, подготовкой боевых резервов для фронта. Этим они внесли свой вклад в
дело разгрома немецко-фашистских армий.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
Н. В. Попова
Бывший
председатель
исполкома
районного
Совета
депутатов
трудящихся,
затем секретарь РК ВКП(б) Краснопресненского района
Боевые традиции
Красная Пресня... Эти слова близки сердцу каждого советского человека. С Пресней
связано много славных революционных традиций рабочего класса. Здесь в декабре 1905
года раздался гудок, возвестивший о начале вооруженного восстания московского
пролетариата. Боевые дружины пресненских рабочих поднялись по призыву
большевистской партии на борьбу с самодержавием.
Нельзя читать без волнения и гордости последний приказ штаба пресненских боевых
дружин. В нем говорится: «...Мы начали. Мы кончаем... Кровь, насилие и смерть будут
следовать по пятам нашим. Но это — ничего. Будущее — за рабочим классом. Поколение
за поколением во всех странах на опыте Пресни будут учиться упорству...»
Упорство и мужество проявили трудящиеся Красной Пресни в борьбе за победу
социалистической революции в октябре 1917 года.
С упорством и беспримерным мужеством краснопресненцы вместе со всем
советским народом выстояли в Великой Отечественной войне. [518] Боевым штабом,
организатором и руководителем краснопресненцев в годы войны был райком ВКП(б)
Красной Пресни. Здесь было сосредоточено управление противовоздушной обороной
района, здесь формировались Коммунистический, истребительный батальоны и другие
отряды, уходившие на фронт, сюда шли партийные и непартийные большевики, чтобы
присягнуть на верность партии, готовые на подвиг во имя ее идей.
Когда враг напал на нашу Родину, половина всех коммунистов района ушла на
фронт. Ушла большая часть коммунистов «Трехгорной мануфактуры», многих
предприятий и учреждений района. В первый же день войны парторганизация
Московского государственного университета объявила себя мобилизованной.
3 июля 1941 года по призыву Центрального Комитета партии началась запись в
народное ополчение. Во всех организациях района прошли митинги и сразу после
митингов запись добровольцев. В течение трех дней была полностью сформирована
Краснопресненская дивизия народного ополчения в количестве около 7 тысяч человек.
Эта дивизия получила наименование 8-й дивизии народного ополчения. Оснащение для
нее было изготовлено на предприятиях района. Дивизия состояла из рабочих и служащих
заводов «Памяти революции 1905 года», Пресненского машиностроительного,
лакокрасочного, «Пролетарский труд», «Трехгорная мануфактура», студентов,
преподавателей и профессоров МГУ, юридического института, геологоразведочного
института, Государственного института театрального искусства (ГИТИС), писателей и
композиторов.
В основном подразделения дивизии комплектовались так: в связь направлялись
физики, в артиллерию — математики, в саперы — студенты геолого-почвенного
факультета МГУ и геологоразведочного института. Весь политсостав дивизии был
укомплектован партийным активом Красной Пресни. Комиссаром дивизии стал доцент
МГУ Л. И. Лазаренко, начальником политотдела — заведующий кафедрой основ
марксизма-ленинизма Московской консерватории Н. И. Соколов.
Под Вязьмой дивизия вступила в бой. В течение суток она удерживала важный
оборонительный рубеж на пути наступления крупных сил противника. Впоследствии
многие
бойцы и командиры из состава дивизии действовали в партизанских отрядах.
Бывший начальник штаба дивизии полковник Ф. П. Шмелев организовал в смоленских
лесах партизанский отряд, ядро которого составили краснопресненцы.
К июлю был организован истребительный батальон. Отбор в него проходил в
райкоме партии. Три четверти этого батальона составляли коммунисты и комсомольцы,
среди них председатель фабкома «Трехгорки» М. Н. Меньшиков, секретарь
парторганизации гаража Президиума Верховного Совета М. С. Федоров и другие. В
батальон вошли 12 девушек-комсомолок. В дальнейшем наш истребительный батальон
влился в 4-ю Московскую стрелковую дивизию и участвовал в тяжелых боях на
Калининском фронте. Командование дивизии в письмах райкому партии сообщало о
стойкости краснопресненцев. Вот некоторые выдержки из этих писем: «...Однажды на
деревню, занятую немцами, двинулись подразделения, в которых были преимущественно
трудящиеся Куйбышевского и Краснопресненского районов. Ураганный огонь вели
гитлеровские бандиты, они упорно отстаивали каждый дом. Но тщетно. Ожесточенный
бой закончился нашей победой. Сотни фашистов погибли здесь. Были захвачены немалые
трофеи, и среди них 10 орудий...», «На одном из участков боя немецкий танк двигался на
наших наступающих бойцов, Его надо было уничтожить. Это вызвались сделать
комсомольцы Ястремский и Миронов с завода «Памяти революции 1905 года». Они
сожгли танк и погибли сами...»
В грозные октябрьские дни, когда враг непосредственно угрожал Москве, был
сформирован краснопресненский Коммунистический батальон. Он занял рубеж на
окраине Москвы в районе Кунцево — Крылатское. Это был действительно
Коммунистический батальон и по своему составу, и по духу. В него почти целиком
влилась партийная организация геологоразведочного института (МГРИ) во главе со своим
секретарем И. Я. Пантелеевым и комсомольская организация, возглавляемая В. М.
Григорьевым. В рядах батальона было 50 комсомолок. Командовал батальоном военком
района М. Н. Кондратьев. Бойцы Коммунистического батальона показали себя
достойными сынами и дочерьми Родины. Многие из них удостоены высоких
правительственных наград. Орденом Красного Знамени были награждены [520] секретарь
комсомольской организации МГРИ Григорьев, студентка ГИТИСа Ганиева, студенты
МГРИ Баев, Пушеровская и другие.
В октябре райком сформировал несколько групп для партизанских действий в тылу
врага. Одна из них во главе с заведующим кафедрой юридического института
коммунистом Опариным была брошена на Волоколамское шоссе для борьбы с танками
врага. Выполнив поставленную задачу, группа в неравном бою понесла тяжелые потери,
геройски погиб ее командир. Другие группы успешно выполняли специальные задания в
тылу противника.
В ноябре в районе был создан специальный отряд истребителей танков.
Впоследствии он влился в части действующей армии.
На всех участках фронта краснопресненцы проявили мужество и героизм. Только из
числа фронтовиков — бывших студентов и преподавателей МГУ награждено
правительством 600 человек. Присвоено звание Героя Советского Союза членам
комсомольской организации университета Е. М. Рудневой, Е. Б. Пасько и другим. В
борьбе за независимость Родины отдали свою жизнь работники райкома партии Д. М.
Аушев, В. Т. Анашкин, Т. И. Шамшурина, секретарь райкома комсомола А. В. Плотицын.
Мученическую смерть от рук фашистских палачей приняли комсомолки художественного
училища Шура Грибкова и Женя Полтавская, имена которых, как и других советских
патриотов, повешенных гитлеровцами в Волоколамске, стали известны всей стране...
Но фронт был не только в окопах. По-фронтовому жила и Москва, затемненная
светомаскировкой, отбивающая воздушные налеты фашистских стервятников.
Сражающийся город днем и ночью ковал грозное оружие для борьбы с врагом, без устали
возводил оборонительные сооружения, посылал все новые и новые отряды стойких
бойцов-москвичей на линию огня.
Враг делал ставку на то, чтобы массированными воздушными налетами
дезорганизовать жизнь города, разрушить промышленность, подорвать силу духа
населения. И то, что эти планы потерпели крах, что ритм промышленности Москвы,
работающей на оборону, не был нарушен [521] бомбардировками и тысячи жизней были
спасены, является в огромной мере результатом большой работы, проведенной
Московской партийной организацией.
...Передо мной пожелтевшие страницы июльских газет 1941 года. В них говорится о
первом опыте отражения вражеских воздушных атак на Москву. Газеты призывают
следовать примеру Красной Пресни. В те дни район не раз подвергался ожесточенным
нападениям с воздуха, но результаты бомбежек были совсем не те, на которые
рассчитывал противник.
Районный комитет партии и райисполком еще до начала войны занимались
укреплением противовоздушной обороны. Такая работа проводилась по всей Москве. При
этом учитывался горький опыт англичан, которые понесли большие потери из-за плохой
подготовки к противовоздушной обороне.
Еще весной 1941 года в Москве развернулось строительство бомбоубежищ и
проводились другие мероприятия ПВО.
Этой работой нам всем приходилось заниматься впервые. Задача состояла в том,
чтобы максимально обезопасить население, а для этого недостаточно было соорудить
только бомбоубежища — ведь бомбежки могли застать людей в любом месте. Поэтому
требовалось широко привлечь население к строительству укрытий полевого типа. Но
прежде чем научить людей, как это делать, нам приходилось учиться самим.
Помню, как после одного из заседаний райисполкома весь его состав выехал на
окраину Москвы, где мы приступили к сооружению щелей и других укрытий. Поначалу
дело шло неважно, но потом мы научились эту работу выполнять быстро, с наименьшей
затратой сил. Незадолго до начала войны каждый член райисполкома был закреплен за
определенными домоуправлениями; собирали жителей, выходили с ними на отведенные
участки и учили, как делать укрытия.
Заботились и о том, чтобы в случае опасности уберечь материальные ценности, дома,
промышленные объекты. Для этого решено было создать на предприятиях и в
домоуправлениях группы самозащиты; они подразделялись на звенья: охраны
революционного порядка, химической обороны [522] и санитарное. Повсеместно
создавались добровольные пожарные команды, шла подготовка предприятий и жилых
домов к светомаскировке. Вначале многие относились к этому несерьезно: ведь войны,
непосредственной опасности еще не было. Райкому, райисполкому, депутатам Совета и
активу пришлось немало поработать, чтобы важность защитных мероприятий была понята
всеми. В результате наш район получил высокую оценку за организацию
светомаскировки.
Вскоре после начала войны англичане и американцы приезжали к нам учиться
организации противовоздушной обороны. Их больше всего поразила система наших
местных формирований звеньев противовоздушной обороны, широкое участие в ней всего
населения. Но это было одним из закономерных проявлений силы нашего
социалистического строя, связи партии с народом — всего того, что помогло в
кратчайший срок превратить нашу огромную страну в единый боевой лагерь.
...И вот — незабываемые июньские дни 1941 года. 21 июня в Моссовете состоялось
совещание: обсуждались вопросы о ходе строительства бомбоубежищ, о светомаскировке.
А на следующий день в 4 часа утра раздался телефонный звонок. Меня срочно вызывали в
райисполком. Затем последовало распоряжение — немедленно поднять весь состав
исполкома районного Совета по боевому расписанию. Думалось, что это очередное
учение, но хотя день был воскресный, через час все были на своих местах, — наша
подготовка не прошла даром.
Когда оперативный состав собрался на командном пункте, был получен приказ:
вскрыть мобилизационную документацию, развернуть формирования. А затем мы
услышали сообщение о том, что враг вероломно нарушил священные границы нашей
Родины.
С этого часа вся деятельность райкома партии и райисполкома стала протекать повоенному. Каждый работник помимо своего непосредственного дела выполнял строго
определенные функции, обусловленные требованиями обороны. Ответственные
работники исполкома назначались начальниками штабов объектов. Они немедленно
выезжали на места, куда упали вражеские бомбы, для организации работ по быстрой
ликвидации последствий бомбежки. Заботу
о населении, пострадавшем от бомбежек (размещение, организация питания), с
большой чуткостью и вниманием осуществляли работники райисполкома Е. А.
Марголина, И. А. Бернер, Е. П. Белолипецкая, А. Н. Сучкова, К. В. Мельникова и другие.
Население района быстро откликалось на все мероприятия и активно участвовало в
работах по укреплению противовоздушной обороны. Помню такой факт: после первых
воздушных налетов оказалось, что не хватает источников воды для тушения пожаров.
Было решено создать водоемы. Опыта в этом деле у нас не было, и в первое время, когда
отрытые котлованы наполняли водой, она уходила, просачиваясь через грунт. На помощь
пришла инициатива самих жителей: они выбирали такие места, где есть подпочвенные
воды, утрамбовывали котлованы глиной, делали асфальтированные водоемы. Бывало, елееле начинает брезжить рассвет, а уже тысячи людей работают в котлованах... К августу
мы имели 43 водоема, которые сыграли немалую роль в ликвидации пожаров. Англичане,
побывавшие в этом месяце в нашем районе, удивлялись: как можно было в столь сжатые
сроки решить такую сложную проблему!
На Красной Пресне четко работала система МПВО. Так, во время одного из
массированных налетов подвергся бомбардировке район «Трехгорной мануфактуры»,
загорелись склады, фугасные бомбы повредили многие здания, в том числе находившиеся
неподалеку детские учреждения. Для оказания помощи в быстрейшей ликвидации
последствий этого налета прибыл Алексей Николаевич Косыгин, бывший тогда
заместителем Председателя Совнаркома СССР. Части МПВО быстро ликвидировали
очаги поражения. «Трехгорка» продолжала работать и выпускать продукцию для фронта.
Несколько фугасных и зажигательных бомб было сброшено на подмосковную
станцию Окружной железной дороги «Красная Пресня», где в это время стояли поезда с
боеприпасами. Катастрофа казалась неминуемой. Однако железнодорожники и бойцы
МПВО под пулеметным огнем фашистских самолетов сумели отвести подальше от огня
вагоны с опасным грузом.
В Мерзляковском переулке прямым попаданием бомбы был разрушен жилой дом.
Обломками засыпало бомбоубежище, в котором находились жильцы. Аварийновосстановительные [524] и медицинские подразделения МПВО сделали все возможное,
чтобы в самый короткий срок расчистить завал, спасти пострадавших. Работу по
спасению людей возглавляла начальник медицинской службы МПВО района К. С.
Миловидская.
Большую работу по организации МПВО, устранению последствий бомбежек,
обеспечению порядка в Краснопресненском районе провели начальник МПВО М. П.
Кемеровский и начальник райотдела НКВД И. П. Кузин. Много сделали в этом отношении
А. П. Пронин — начальник штаба МПВО района, А. С. Безлуцкий — начальник
инженерной службы, Гаспарян — начальник пожарной службы, В. Д. Тюнев —
заведующий военным отделом райкома партии, капитан Викторов — командир
Краснопресненского батальона МПВО и сменивший его на этом посту Н. В. Колкер, а
также М. И. Шелехов — батальонный комиссар МПВО, Л. Матусевич — командир
медико-санитарной роты, А. П. Цибульский — командир пожарной роты, Д. В. Крюков —
командир инженерной роты, А. И. Безбородов — политрук пожарной роты, А. В.
Андреев — боец пожарной охраны, Моргунова — боец медико-санитарной роты. Очень
много помогал району в отражении атак вражеской авиации начальник штаба ПВО
Москвы Семен Ефимович Лапиров.
Во время воздушных налетов решающее значение имело моральное состояние
населения, его организованность. Активисты нашего района провели большую работу по
созданию в каждом доме групп самозащиты, добровольных пожарных команд,
санитарных постов. И когда на крыши домов Красной Пресни упали первые фашистские
бомбы, жители не растерялись, они знали, что такое зажигательные бомбы и как их
тушить. Сотни и тысячи москвичей вели себя как истинные герои. Пенсионерка
Пташкина, немолодая женщина, участница гражданской войны, проявляла находчивость и
смелость при тушении зажигательных бомб. Смело боролись с огнем бухгалтер
Емельянов, управдом Кондакова, грузчик Кайра, члены добровольной пожарной команды
Слесарев и Соколов.
56 тысяч краснопресненцев участвовали в строительстве оборонительных
сооружений на дальних и ближних подступах к Москве. В основном это были женщины и
подростки. Нередко под бомбежками и пулеметным обстрелом [525] с фашистских
самолетов они рыли противотанковые рвы, строили доты, расставляли надолбы. Это был
трудовой фронт. И здесь, как на фронте боевом, люди не щадили своих сил и самой жизни
для защиты столицы. Усталые, полуголодные люди возвращались с работы, чтобы, чутьчуть отдохнув, с раннего утра вновь встать на свои посты. Вот характерный факт того
времени. Труженики Краснопресненского трамвайного депо круглосуточно перевозили
песок и другие материалы для постройки заграждений на внутреннем кольце обороны.
Они заслужили краткую передышку. Но когда 16 октября усталых людей собрали во
дворе депо и секретарь партийной организации И. В. Капитонов, объяснив тяжелую
обстановку, сказал: «Тот, кто согласен выехать на линию, пусть сделает шаг вперед», —
все как один сделали этот шаг.
На строительстве оборонительных рубежей, как и на других участках оборонной
работы, всегда впереди были коммунисты. Их примеру следовали сотни тысяч
трудящихся столицы.
Был еще один отряд москвичей, который находился в резерве и готовился вступить в
бой при крайних обстоятельствах. Речь идет о тех, кто готовился к выполнению
специальных заданий.
По указанию МГК ВКП(б) в нашем районе была создана тройка (в составе Г. В.
Кузнецова, Л. И. Петровой и автора этих строк), которая проводила работу по
комплектованию из коммунистов подпольной группы. Подбор людей в такие группы имел
свои особенности. Нужны были не только преданные патриоты, но и исключительно
смелые люди, готовые, рискуя жизнью, выполнять задания в сложной обстановке,
окруженные врагами. Беседуя с коммунистами, изъявившими желание войти в
подпольную группу, мы убеждались в их готовности сделать все для борьбы с врагом и,
если нужно, умереть за Родину.
В дни, когда враг был под Москвой, в райком партии приходили коммунисты и
беспартийные и просили направить их в партизанские отряды или для подпольной работы
в тыл врага. Помню волнующую беседу с героями декабрьского вооруженного восстания
1905 года на Красной Пресне — З. Я. Литвиным-Седым и С. П. Симоновым. «Не можем
мы сидеть спокойно, когда враг топчет нашу землю,
когда льется кровь советских людей», — заявляли они и просили направить их на
подпольную работу или в партизанские отряды. Мы, понимая их патриотические чувства,
все же убеждали их эвакуироваться из Москвы. Для выполнения специальных заданий
нужны были более молодые люди, физически крепкие, способные перенести любые
тяготы.
Среди отобранных нами в группу были: Николай Иванович Саморуков, имевший
большой опыт партийно-политической и пропагандистской работы и прошедший суровую
жизненную школу; Иван Иванович Медведков, бывший рабочий, участник Октябрьской
революции; секретари первичных партийных организаций Мария Федоровна Щеглова и
Ольга Луговцова; студентки Серафима Антонова, Мария Серова, Н. А. Котова; Аракса
Захарьян — секретарь райкома комсомола и Зинаида Ловчева — работница фабрики
«Детская игрушка».
Готовя себя к выполнению спецзаданий, они вели трудную и сложную жизнь. В то
же время они активно участвовали в усилиях москвичей по обороне столицы, трудились
на предприятиях, выполняли различные партийные поручения.
Был еще один фронт борьбы, может быть, самый главный — самоотверженный труд
сотен тысяч москвичей на фабриках и заводах, в научно-исследовательских институтах и
конструкторских бюро. На этом фронте краснопресненцы внесли неоценимый вклад в
дело победы над врагом.
До войны почти все предприятия Краснопресненского района выпускали
«гражданскую» продукцию. В короткие сроки они были переведены на выпуск продукции
военной. На оборону работала славная «Трехгорка»; Пресненский машиностроительный
завод давал боеприпасы, фабрика имени 8 Марта производила обмундирование, а фабрика
имени Капранова — обувь, в том числе для белорусских партизан. Заводы «Памяти
революции 1905 года», «Пролетарский труд», «Лаки и краски» и многие другие
предприятия также работали для фронта.
Когда
создалась
непосредственная
угроза
Москве,
ряд
предприятий
Краснопресненского района был эвакуирован на восток, например заводы:
инструментальный, сахарный, витаминный. Но уже в конце 1941 года, т. е. вскоре после
[527] первых поражений гитлеровцев под Москвой, на месте эвакуированных
предприятий стали создаваться новые. В 1942 году началась реэвакуация.
Эвакуация, реэвакуация, строительство новых заводов требовали большого
напряжения сил партийной организации, всех трудящихся района. Необходимо было
продолжать производство, выполнять планы, давать фронту необходимую продукцию.
Трудящиеся района, возглавляемые коммунистами, работали не покладая рук. Решались
сложные вопросы развития промышленности, ее перестройки, повышения
производительности труда. Шла борьба за лучшее использование техники, за культуру
производства. На ряде заводов района («Памяти революции 1905 года»,
машиностроительном и других) было внедрено поточное производство. Станочный парк
на предприятиях оснащался новыми приспособлениями, совершенствовалась технология.
Коллективы предприятий боролись за лучшее использование резервов производства, за
экономию электроэнергии и материалов.
И в годы войны такие вопросы, как рентабельность, снижение себестоимости,
рациональная организация труда на предприятиях, повышение его производительности,
не сходили с повестки дня заседаний бюро райкома партии.
К концу 1943 года промышленность района достигла довоенного уровня. План был
выполнен на 106,5 процента. Производительность труда в 1944 году достигла 138
процентов по сравнению с 1940 годом. Это поразительные цифры, если учесть, что во
время войны значительно обновился состав рабочих. Многие кадровые рабочие ушли на
фронт. На смену пришли их жены, сестры, дети. Женщины составляли 60 процентов
рабочей силы района, а молодежь — 40 процентов. Они приходили на фабрики и заводы,
не имея профессиональной подготовки, и должны были одновременно и работать и
овладевать производством.
Высокий патриотизм и энтузиазм помогли советским людям преодолеть все
трудности.
На предприятиях развертывалось движение многостаночников, движение за
совмещение профессий, создавались фронтовые бригады. И здесь коммунисты были
впереди. На заводах и фабриках Красной Пресни свыше 80 процентов коммунистов,
работавших у станка, стали многостаночниками, «двухсотниками», «трехсотниками» —
так тогда [528] назывались передовики, перевыполнявшие военные задания в 2 и 3 раза.
Коммунистки «Трехгорки» Севрюгина, Шамова, Грибанова, коммунист Луньков с завода
«Пролетарский труд» и другие стали новаторами производства и инициаторами внедрения
прогрессивной технологии.
Особо хотелось бы сказать о том, как сражались и трудились женщины Красной
Пресни. 2500 девушек-комсомолок ушли на фронт снайперами, сандружинницами,
радистками, медсестрами. Сотни девушек проявили смелость и героизм, участвуя в
противовоздушной обороне. Тысячи женщин строили оборонительные рубежи в дождь и
слякоть, в мороз и снегопад.
На большинстве предприятий района работали в основном жены, сестры, матери
фронтовиков. Немало из них уже в первые недели войны получили похоронные, но
трудились с еще большим упорством. Только в первый год войны к станкам «Трехгорки»
встало 1070 бывших домохозяек. Женщины успешно овладевали мужскими профессиями.
В районе появились такие передовики, как «трехсотницы» — токари Черепахина,
Куширина, Переверцева, фрезеровщица Ивашко, бригадир по ремонту вагонов Степанова
и другие. Знаменательно, что, например, на машиностроительном заводе 90 процентов
рабочих в годы войны составляли женщины.
Женщины собирали теплые вещи и подарки для фронтовиков, брали шефство над
госпиталями.
3100 женщин Красной Пресни стали донорами. Только за первый год войны они
отдали свыше 4 тысяч литров своей крови и тем спасли жизнь 8500 воинам.
Неоценимый вклад в разгром врага внесла интеллигенция Краснопресненского
района. В его пределах тогда находились: Правление Союза советских писателей,
Правление Союза советских композиторов, МГУ, консерватория, Государственный
институт театрального искусства (ГИТИС), Московский юридический институт (МЮИ),
Московский геологоразведочный институт (МГРИ), Театр Революции (ныне имени
Маяковского). Многие видные писатели в первые же дни войны вступили в партию
(Мариэтта Шагинян, Павел Антокольский и другие). Писатели, поэты шли добровольно
на фронт, сотрудничали во фронтовых газетах, создавали [529] высокохудожественные
патриотические
произведения.
Коллективы
консерватории,
ГИТИСа,
Союза
композиторов, Театра Революции организовали фронтовые бригады, которые много раз
давали концерты в сражающихся частях Красной Армии. Большое значение для нужд
обороны имела работа ученых, технической интеллигенции района. Профессора и
преподаватели вузов были активными пропагандистами и агитаторами райкома партии,
помогали ему в его сложной и напряженной работе.
Мы, краснопресненцы, всегда были и будем патриотами своего района, славной
партийной организации, воспитавшей нас.
Характерны в этом отношении воспоминания полковника И. К. Сюткина, ныне
секретаря парткома Военной ордена Ленина краснознаменной академии бронетанковых
войск. Он писал: «С большим волнением вспоминаю я тревожные июньские дни 1941
года, когда мы, коммунисты-краснопресненцы, уходили на фронт. Все мы, весь
партийный актив, объявили себя мобилизованными... Помню, меня беспокоило только
одно — попаду ли я в танковую часть, так как имел военную специальность танкиста. В
танковой роте, куда я сначала был назначен политруком, а потом комиссаром, у меня с
первых же дней установились отношения полного взаимного доверия. К когда в роте
узнали, что я послан партийной организацией Красной Пресни, доверие ко мне еще
больше возросло... Мне пришлось быть участником великих сражений под Сталинградом
и на орловско-курском направлении, освобождать Украину, участвовать во взятии
Кенигсберга и крепости Пиллау, в разгроме японской Квантунской армии. Военная
служба разбросала краснопресненцев по всем фронтам, и всюду они достойно
представляли Красную Пресню. Мы с особой радостью и гордостью узнавали о боевых
делах ополченцев Красной Пресни в боях под Москвой, искренне гордились славными
ратными подвигами своих земляков и на их примере учили танкистов мужеству и отваге,
беззаветному служению Родине. И если случалось быть в Москве, мы шли на свои
предприятия, в свой Краснопресненский райком... Немало воспитанников Красной Пресни
навсегда связали свою судьбу с Советской Армией. Но где бы мы ни находились,
стараемся быть достойными легендарной, героической Красной [530] Пресни, быть
верными ее боевым революционным традициям».
Эти традиции свято берегут все трудящиеся Красной Пресни. «За досрочное
выполнение семилетнего плана Краснопресненский район занесен в Книгу почета
«Летопись борьбы трудящихся Москвы за коммунизм».
Красная Пресня хорошеет и благоустраивается Лицо сегодняшней Пресни — это
красавцы кварталы улиц Октябрьского поля, Щукина, Тушина, сотни новых домов,
тысячи благоустроенных квартир.
Живая душа Красной Пресни — это ее замечательные труженики, это молодежь,
верная революционным традициям старших поколений, так много сделавших для счастья
нас, современников, для еще более счастливого будущего.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
М. К. Плужников
Бывший секретарь Коломенского ГК ВКП(б)
Коломна — фронту
Перед лицом смертельной опасности, нависшей над Родиной, коломенцы,
оставшиеся в тылу — рабочие, инженеры и техники, пожилые люди и подростки, — дали
священную клятву: днем и ночью ковать оружие для Красной Армии, использовать все
возможности заводов, фабрик, мастерских для производства вооружения и боеприпасов.
С первых дней войны промышленность и транспорт Коломны были переведены на
работу для нужд фронта. Перестройка не вызвала резких колебаний в выполнении планов.
Наоборот, крупнейшее предприятие города — паровозостроительный завод имени В. В.
Куйбышева помимо выполнения плановых заданий стал давать боеприпасы и вооружение.
Патефонный и ремонтный заводы в кратчайшие сроки освоили производство
боеприпасов. Местная промышленность также перешла на выполнение заказов для
Красной Армии. Особенно напряженно трудились работники железнодорожного и
водного транспорта.
В октябре 1941 года Государственный Комитет Обороны СССР принял
постановление о введении осадного положения [532] в Москве и прилегающих к ней
районах. Городской комитет обороны был создан и в Коломне. На меня, как на первого
секретаря горкома партии, были возложены обязанности председателя этого комитета. В
его состав вошли руководители городских организаций А. М. Хаперский, А. И. Коробков,
Смирнов. Комитет обороны объединил Коломенский, Луховицкий, Зарайский, Озерский,
Малинский, Егорьевский, Воскресенский и Виноградовский районы Московской области.
Главные его задачи заключались в том, чтобы создать истребительные батальоны,
организовать службу МПВО, работу по строительству оборонительных сооружений,
формировать партизанские отряды и подпольные партийные организации на случай
вторжения гитлеровцев в пределы этих районов. Комитет взял на себя руководство
промышленностью, производством вооружения для Красной Армии.
Когда враг стоял на подступах к Москве, крупные заводы Коломны по решению ГКО
эвакуировались на восток. Это был напряженный момент в работе городской
парторганизации. Коммунисты и беспартийные не покидали предприятий и не
прекращали работу даже в часы налетов вражеской авиации. В общей сложности было
отгружено с заводов и направлено в глубь страны 4400 вагонов, или 72 тысячи тонн
различного оборудования и материалов. Вся эта огромная работа была проведена всего за
40 дней. Только благодаря упорному труду и высокой организованности коломенцам
удалось выполнить боевое задание по эвакуации предприятий.
Мы хорошо понимали, что там, на востоке, налаживать производство военной
техники придется в трудных условиях. Для этого надо было своевременно обеспечить
эвакуированные заводы квалифицированными рабочими, инженерами и техниками. В
середине ноября 1941 года Коломенский городской комитет обороны решил считать
задачу скорейшей эвакуации квалифицированных рабочих и мастеров делом особой
государственной важности. На призыв Государственного Комитета Обороны
откликнулись партийные и советские организации. Это и обеспечило успех.
Тысячи рабочих, инженеров и служащих со своими семьями уехали на восток. Но ни
на один час не останавливалась работа на оставшихся в Коломне предприятиях. [533] В
опустевших корпусах налаживалось производство боеприпасов, ремонт вооружения.
Вожаками в этом деле были коммунисты.
На заводе имени Куйбышева члены партии И. Л. Курбатский, М, М. Матвеев и
другие стали инициаторами создания фронтовых бригад, выполнявших самые важные
задания городского комитета обороны. Куйбышевцы разыскали и отремонтировали
старые станки, некогда выброшенные за негодностью,
В восстановлении производства на заводе имени Куйбышева приняло участие все
население города. По инициативе городского комитета партии устраивались воскресники.
Трудящиеся Коломны — рабочие, работники промысловых артелей, домохозяйки,
учащиеся — помогли куйбышевцам возродить предприятие и обеспечить непрерывный
рост производства.
Одна из самых серьезных трудностей состояла в обеспечении заводов и фабрик
рабочей силой. Вместо ушедших на фронт и уехавших на восток пришли домохозяйки,
юноши и девушки, впервые вставшие на рабочие места. Кроме того, не хватало
оборудования, материалов, топлива. Порой казалось, что все эти трудности невозможно
преодолеть. Но правило коммунистов: начатое завершать победой — оставалось
неизменным. Трудились героически, по-фронтовому. Не отходили от станков до тех пор,
пока полностью не выполняли задания. Опытные работники учили молодых.
В обеденный перерыв угрюмый пожилой токарь говорил мастеру раздельно,
непреклонно:
— Я не уйду, пока не сделаю и не сдам всю партию.
— Но ты ведь, Иван Семенович, уже целые сутки работаешь, больше трех норм дал!
— Еще столько же буду работать, если не кончу всю партию! Ведь я делаю детали
для восстановления своего завода!
Токарь ушел отдыхать только тогда, когда сдал последнюю деталь. Он проработал
подряд 34 часа.
В дни войны в цехе, где начальником был Н. П. Титов, возникла новая форма
соцсоревнования — по профессиям. Новизна этого вида соревнования и его значение
заключались в том, что токарь соревнуется с токарем, бригадир с бригадиром, мастер с
мастером. [534]
Городской комитет партии одобрил новое начинание. Оно получило большой
размах. На заводе имени Куйбышева все участники соревнования выполняли сменные
задания не ниже чем на 200 процентов, а многие давали по 300 процентов и более.
После разгрома гитлеровцев под Москвой вопросы промышленного производства и
увеличения выпуска военной продукции продолжали оставаться в центре внимания
городской парторганизации. Восстановительные работы шли днем и ночью. Заводы
восстанавливались в предельно сжатые сроки. Так, в течение 10 дней (с 20 декабря 1941
по 1 января 1942 года) был заново пущен ремонтный завод. Вступив в строй, он обеспечил
подготовку тракторного парка МТС Московской области к первой весенней посевной
кампании военного времени.
В годы войны были введены в строй новые предприятия: завод «Вторчермет»,
шиноремонтный завод, городской пищепромкомбинат, артель «Труд — быт» и др.
На коломенских предприятиях выросли тысячи передовиков производства. В
промышленности и на транспорте насчитывалось более 5500 стахановцев, 3 тысячи
ударников. Самоотверженно трудилась молодежь. В городе организовалось 312
комсомольско-молодежных бригад, из которых 123, прославившиеся трудовыми
успехами, завоевали звание фронтовых.
Коломенцы по праву гордились старым рабочим завода имени Куйбышева И. И.
Скорняковым, инициатором подготовки новых кадров непосредственно на производстве.
И. И. Скорняков взял шефство над дочерью фронтовика М. Мальзиной. В предельно
короткий срок юная работница овладела строгальным станком. Партийная организация
завода поддержала эту замечательную инициативу. Вскоре более 130 кадровых рабочих
взяли шефство над молодыми. Этот почин нашел отклик на других предприятиях.
Подлинный трудовой героизм проявили коломенцы в строительстве бронепоездов.
Все началось с решения городского комитета обороны о строительстве двух
бронеплощадок, предназначавшихся для охраны железнодорожных мостов через Оку и
Москву-реку. Возглавить строительство было поручено руководителям предприятий Н. Н.
Смелякову, А. Т. Моисееву и М. Д. Парцвания. Секретари горкома [535] партии С. Н.
Гасилин и А. М. Платонов, установили контроль над работой всех предприятий,
привлеченных к этому делу.
Работа, подобная этой, в Коломне еще никогда не проводилась. Поэтому инженеры и
техники выехали в Подольск для знакомства с технологией сборки поездов и процессами
закалки броневых плит.
Две четырехосные платформы были оснащены боевой техникой и облицованы
броней. После окончательной сборки бронеплощадок городской комитет обороны принял
новое решение. В нем указывалось на необходимость постройки бронированных вагонов
и площадок, которые войдут в состав бронепоезда под названием «Коломенский
рабочий». В депо Голутвин был взят для этой цели паровоз серии ОВ; его
отремонтировали рабочие А. П. Безруков, М. К. Махоткин и И. В. Воробьев под
руководством мастера К. К. Шлыкова.
Бронепоезд
был
создан
самоотверженным
трудом
работников
паровозостроительного завода: начальника цеха П. В. Лохматова, мастеров С. М. Карцева,
К. Н. Семенова, Н. В. Макашина, К. К. Шлыкова, А. П. Безрукова, слесарей И. С.
Шаронова, М. А. Щукина, электросварщика Л. М. Комарова и многих других.
Одновременно по инициативе горкома партии и городского комитета обороны среди
жителей Коломны начался массовый сбор средств на постройку бронепоездов. Вскоре
было собрано 1 157 973 рубля. Помимо этого, жены комсостава всего за три дня собрали и
сдали в фонд обороны 150 тысяч рублей. Верховное командование Красной Армии
выразило им за это благодарность.
Бронепоезд «Коломенский рабочий» отправился на фронт, но в первом же бою
вражеский снаряд разрушил его заднюю орудийную площадку. После ремонта поезд
снова был отправлен на выполнение боевых заданий в район Тула — Мценск.
Коломенцы, из которых состояла поездная бригада, поддерживали с нами
постоянную связь. Жители нашего города возили на фронт подарки бойцам и командирам
бронепоезда. Последняя встреча с его командой состоялась под городом Мценском.
Бронепоезд «Коломенский рабочий» участвовал в боевых операциях до самого конца
войны. Некоторые члены его экипажа были убиты, многие вернулись домой. Бывший
комиссар бронепоезда А. Е. Казенкин и политрук А. Н. Хасаинов живут и трудятся сейчас
в Коломне.
Десятки тысяч коломенцев стали воинами в годы Великой Отечественной войны.
Они сражались под Москвой и Ленинградом, Сталинградом и Курском, участвовали в
освобождении Варшавы, Будапешта, Праги, штурмовали Берлин. Многие из них
награждены орденами и медалями.
Яркий боевой путь прошел воспитанник завода имени Куйбышева коммунист
Василий Александрович Зайцев. В годы войны он командовал авиационным полком, сбил
сам 34 фашистских самолета и 19 — вместе с другими пилотами, а два вражеских
истребителя посадил на наш аэродром. За мужество и геройство В. А. Зайцев дважды был
удостоен звания Героя Советского Союза.
Высокого звания Героя Советского Союза были удостоены коммунисты коломенцы
Н. И. Зайцев, С. И. Захаров, С. И. Шершавин. Легендарный подвиг Александра Матросова
повторил воспитанник грамзавода Александр Фанягин: он закрыл своим телом амбразуру
вражеского дзота.
Много коломенцев были бойцами истребительных батальонов и партизанских
отрядов. Коломенский городской комитет обороны, горкомы и райкомы партии создали в
районах несколько истребительных батальонов. Командиром коломенского батальона
(250 бойцов) был назначен капитан пограничной службы Городков. Укомплектована была
эта часть преимущественно рабочими паровозостроительного завода имени В. В.
Куйбышева. Они круглосуточно дежурили в городе и районе. Часто по тревоге
прочесывали леса Озерского, Каширского, Коломенского районов. Бойцы батальона
оказывали помощь милиции в борьбе с дезертирами, спекулянтами, бандитами, следили за
соблюдением светомаскировки.
В декабре 1941 и январе 1942 года бойцы коломенского истребительного батальона
неоднократно ходили в тыл врага для выполнения специальных заданий. Они
участвовали, в частности, во взятии Вереи. В боях за этот город погибли начальник отдела
Коломенского паровозостроительного завода Ф. П. Январев, слесари завода Ф. М
Полянкин и М. В. Андреев, рабочие сталелитейного цеха П. С. Фирсов, И. Д. Каргалин и
Куралин, Вера Журавлева и другие. [537]
После встречи в Московском Комитете партии, состоявшейся в конце октября 1941
года, руководители партийной организации Коломны созвали совещание, на котором
обсуждены были мероприятия по организации партизанских отрядов. К 7 ноября 1941
года коломенцы создали партизанские отряды и базы для них. Таких баз было
организовано три: первая — в лесу за деревней Карасево, вторая — между полигоном и
Луховицами, третья — в лесу между селениями Негомож и Городец.
В то время гитлеровцы подошли к Серпухову и готовили обход с юго-запада и захват
Москвы. По призыву партии советский народ делал все, чтобы остановить врага. Многие
коломенцы сменили в те дни станок на винтовку.
15 ноября наша группа партизан выехала в Лопасненский (ныне Чеховский) район.
Здесь в селе Муковкине был исходный рубеж для переброски партизан в тыл врага. Они
должны были помочь угодско-заводским партизанам. Перед выходом на операцию
состоялась встреча руководителей диверсионных групп Москвы и Коломны, а затем
совещание с командиром партизанского отряда Угодско-Заводского района В. А.
Карасевым (ныне Герой Советского Союза). Партизанам предстояло решить важную
боевую
задачу —
разгромить
штаб
корпуса
немецко-фашистских
войск,
расположившийся в центре Угодско-Заводского района. По данным разведки, в штабе и
его подразделениях насчитывалось до 4 тысяч солдат и офицеров.
На сводный отряд советских патриотов общей численностью 320 человек
возлагалась задача произвести нападение на гитлеровцев и разгромить их.
21 ноября 1941 года отряд незаметно перешел линию фронта и за двое суток по
лесным тропам совершил 100-километровый марш, избежав соприкосновения с
противником. В 8 — 10 километрах от центра Угодско-Заводского района отряд,
соблюдая необходимые предосторожности, расположился на отдых в густом дубовом
лесу.
Разведка подтвердила место расположения служб штаба вражеского корпуса,
численность его подразделений и характер охраны. Штаб тщательно охранялся до 2 часов
ночи. Позднее фашистские молодчики несли караульную службу довольно небрежно.
[533]
Обобщив данные разведки, командир сводного партизанского отряда 24 ноября
распределил своих людей на девять групп, поставив перед каждой особую боевую задачу.
Чтобы лучше опознавать в темноте командиров групп, на головном уборе и левом рукаве
каждого из них были прикреплены белые повязки. Паролем было священное для нас слово
«Родина», отзывом — «Москва».
Налет был назначен на 2 часа ночи. К этому времени группы заняли исходные
рубежи и ждали сигнала. Коломенский диверсионный отряд, пополненный партизанами
Угодско-Заводского района, имел задание напасть на помещения бывшей сберкассы,
отделения НКВД, базар, склады с горючим.
Под прикрытием темноты отряд небольшими перебежками приблизился к
населенному пункту и залег. Соседями справа оказались партизаны отряда, руководимого
В. А. Карасевым. Наконец в небо взметнулись две зеленые ракеты. Это был сигнал к
действию. В ход пошли противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью, потом
застрекотали автоматы, защелкали пистолеты и винтовки.
Задача по уничтожению вражеских гнезд и поджогу объектов противника была
выполнена полностью. Когда В. А. Карасев был ранен, коломенцы помогли его группе
добить фашистов, оказавших ожесточенное сопротивление.
В ходе боя, продолжавшегося около 2 часов, гитлеровцы были частично
уничтожены, частично обращены в бегство. Был захвачен портфель с важными
документами, переданными немедленно советскому командованию.
Наши потери — 18 убитых и 8 раненых. Коломенский отряд потерял в этом бою С.
М. Таслюка — бывшего работника коломенского отдела милиции.
После выполнения задачи предстоял обратный путь. Все понимали, что он будет
нелегким. Партизаны и бойцы диверсионных отрядов не имели продовольствия. Тот, у
кого оставался хоть один сухарик, делил его на троих-четверых.
Перейдя линию фронта, наш отряд добрался до шоссе Серпухов — Москва, а затем
на автомашинах был доставлен на отдых в Коломну. Наиболее отличившиеся в этой
смелой операции были представлены к правительственным наградам. [539]
Помощь коломенцев фронту была самой разнообразной. Они активно участвовали в
незабываемой эпопее — строительстве оборонительных рубежей на подступах к столице.
Оперативно решали вопросы секретарь ГК ВКП(б) А. М. Платонов, директора заводов Н.
Н. Смеляков, А. Т. Моисеев. На них городской комитет обороны возложил руководство
всеми работами по сооружению укреплений.
По левому берегу Москвы-реки от Коломны до Люблина был создан
оборонительный рубеж протяженностью 132 километра. Руками коломенцев были
вырыты сотни километров противотанковых рвов, построены эскарпы и контрэскарпы,
установлены противотанковые надолбы, противопехотные препятствия, оборудованы
пулеметные и артиллерийские огневые точки.
...Идут годы. Стареют отцы и матери, но они передают эстафету молодежи и вместе с
нею продолжают великое дело, начатое в дни их суровой юности. Это дело — защита
Родины и строительство коммунизма.
Дальше
Содержание
«ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МЕМУАРЫ
Мемуары
И. И. Туртанов
Бывший
старший
мастер
и секретарь парткома завода «Серп и молот»
Свет над заставой не погас
Часто мы говорим: «Время залечивает раны, сглаживает в памяти все тяжелое.
Время — лучший лекарь». Но вот прошло 25 лет с тех дней, когда вся наша жизнь, все
думы были сосредоточены на одном: фашисты под Москвой, враг, коварный, жестокий,
потерявший человеческое обличье, прорвался почти к самой столице. Четверть века
отделяет нас от этих событий. Срок немалый. А те грозные дни все еще свежи в памяти.
...Октябрь 1941 года. Даже старики не помнили такого студеного октября. Особенно
почувствовали мы холод, когда остановили завод. Холод ворвался в наши горячие цехи.
Там, где еще недавно царствовал огонь, где бушевал расплавленный металл, где
прокатывали раскаленную сталь, все застыло. Скоростными методами шел демонтаж
оборудования. Его готовили к эвакуации. То, что создавалось годами упорного труда,
было снято с мест, упаковано. Грустно было провожать железнодорожные составы. Они
уходили далеко — в Омутнинск, в Магнитогорск. Все с болью думали: неужели придется
закрыть завод? Неужели погаснет свет над заставой Ильича? [542] В короткие минуты
перерывов люди вспоминали о том, что было совсем недавно.
...Суббота 21 июня. На очередном заседании завкома профсоюза в тот день шел
деловой разговор. Слушали строителей. Они докладывали, что начата кладка второй
очереди много-флигельного жилого дома для рабочих завода. В газете «Мартеновка»
была помещена сводка соревнования: коллективы цехов холодного проката,
железнодорожного и кузнечного досрочно выполнили полугодовую программу. В клубе
на вечере выпускников средних школ Герой Советского Союза генерал-майор танковых
войск П. Т. Кашуба поздравлял ребят. Заводской совет спортивного общества
«Металлург» извещал физкультурников, что в воскресенье 22 июня в Измайловском парке
с 10 утра до 7 вечера будет проводиться профсоюзно-комсомольский кросс.
Так было в субботу. А в воскресенье не на кросс пошли металлурги.
В партийном комитете завода собралось гораздо больше народа, чем бывало в
обычный день. Входили встревоженные люди, переговаривались, на ходу делясь мыслями
о только что услышанном.
В партком пришли коммунисты, руководители цехов, участков и бригад. Все
слышали по радио о вероломном нападении фашистской Германии. В этот час в наших
сердцах родилось новое чувство — чувство лютой ненависти к коварному врагу. И еще
одно. Каждый думал о своем месте в новой, военной обстановке.
На завод, несмотря на воскресный день, пришло гораздо больше народа, чем обычно
на смену. Вскоре собрался многотысячный митинг.
В напряженной тишине слушали секретаря партийного комитета А. Д. Серова.
Директор завода Григорий Маркелович Ильин выступил, как всегда, спокойно. Я хорошо
знал этого замечательного человека. Он вырос у нас на заводе. Прошел трудовой путь от
простого печного мастера до руководителя многотысячного коллектива металлургов.
Слушая его на митинге, я понимал, что нелегко нашему Маркелычу сохранять
спокойствие.
— Дисциплинированность и организованность — вот что обеспечит победу над
врагом, — сказал он. — Крепить дисциплину труда — значит крепить оборону, значит
помогать бойцам. [542] Наш долг перед Родиной в том, чтобы каждый на своем посту
трудился честно и самоотверженно.
И люди понимали это. Их любовь к отчизне проявлялась бескорыстно, пламенно,
проявлялась во всем.
В цехах шла напряженная работа. И было все не так, как еще совсем недавно.
Сталевар Николай Поздеев варил плавку и думал, что его сталь пойдет на броню новых
танков, на снаряды. И он выпускал плавки, опережая график. На прокатном стане «700»
появилась призывная надпись: «Дадим фронту сверхплановый прокат!» Уже 24 июня
газета «Мартеновка» сообщила, что коллектив смены мастера Михаила Хотинцева
прокатал сверх плана 43 тонны металла.
Каждый день мы работали все лучше, намного перевыполняя суточное задание. И
так было везде, на каждом участке. В мартеновском цехе № 2 сталевар Ларин выполнил
сменное задание на 120,7 процента. Это был рекорд. Ларин значительно перекрыл
техническую мощность своего мартена, сняв с каждого квадратного метра пода печи на
2,2 тонны металла больше, чем предусмотрено техническими нормами.
В те дни понятия о технических нормах сами собой отпали. Мы уже не говорили, что
агрегаты работают на полную мощность. Представления о пределах возможностей машин
и людей изменились.
Люди, конечно, уставали, но находили силы, чтобы в свободное от работы время
вести еще одну большую работу. Приступили к выполнению приказа штаба МПВО о
светомаскировке.
В затемненных цехах мы буквально задыхались. На некоторых участках нашего цеха
жара достигала 60 градусов.
Помню, как несколько позже, когда мы уже приспособились к такой температуре, к
нам приехали фронтовики. Они приехали за запасными частями для военной техники и
инструментом, которые к тому времени стал выпускать ремонтно-механический цех
нашего завода. И вот я разговорился с одним из военных. Ответив на мои расспросы о
положении на фронте, он сказал:
— А у вас, пожалуй, жарче, чем в бою.
В эти дни партийный комитет завода стал похож на военный штаб. Сюда приходили
не только коммунисты. Приходили [543] все — за советом и с просьбами, а просьбы чаще
всего были: направьте меня на фронт! Воевать против фашистов стремились многие. Если
бы удовлетворить требования только половины желающих, на рабочих участках осталось
бы очень мало людей. Пришлось регулировать запись добровольцев так, чтобы не
останавливать агрегаты и в то же время пополнять ряды армии.
С нашего стана ушли на войну замечательные люди. Пошли воевать партгрупорг
Николай Шемякин и секретарь партийного бюро цеха Илья Твиров. Оба были умелые
операторы подъемного стола. Их уважали и любили.
Секретарь партбюро погиб на фронте. Эта тяжелая весть еще больше сплотила нас.
Мы решили самоотверженным трудом отомстить за его смерть. Коллектив принял в свою
трудовую семью сына погибшего товарища — Володю Твирова. Он заменил отца на
операторском посту. Сейчас Владимир Твиров — инженер.
Так было не с одним Твировым. Дети многих наших рабочих заменили своих отцов,
ушедших на фронт. Вернулись на производство и старые рабочие. Помню, как в партком
пришел 68-летний С. В. Васильев. Он уже был на пенсии. В парткоме даже не сразу
поняли, зачем пришел такой пожилой человек. Но он сказал:
— 35 лет я работал на заводе, знаю здесь каждый уголок, завод мне дорог, как
родной. Советская власть — моя родная власть. Теперь, когда фашисты напали на нас, я
не могу остаться в стороне. Я слесарь, и, кажется, неплохой слесарь. Думаю, что,
несмотря на свои годы, могу помочь, буду полезен. А отдохну, когда мы победим.
Слова: «Отдохну потом, когда победим» — произносили в те дни многие.
В ту суровую годину на нашем заводе работало много женщин и совсем еще
молодых девчат. Сами названия ведущих профессий металлургического производства
подразумевают, что специальности эти мужские. Нет слова «сталеварша» — есть
сталевар, нет специальности «вальцовщица прокатного стана» — есть вальцовщик. Война
изменила представления о женских и мужских специальностях. Почти с первых же дней
войны у мартеновских и электросталеплавильных печей, у прокатных станов начали
работать женщины. [544]
Не скрою, мы, бывалые металлурги, с неохотой соглашались на требование женщин
допустить их к труду на горячих участках. Думалось, какой из женщины получится
вальцовщик, когда и мужчин-то брали на эту работу самых сильных! Но просьбы женщин
были так настойчивы, так непреклонны, что решено было попробовать. Обстановка тоже
заставляла поступиться условиями охраны женского труда.
Во второй мартеновский цех пришла хрупкая, маленького роста девушка Анастасия
Савичева. Уступив ее просьбе, Настю поставили подручной сталевара. Всю войну
проработала она у мартеновской печи. Трудилась, не давая себе никаких скидок. В том же
цехе на электроплавильных печах подручной сталевара работала Мария Харчевникова.
Трудная ее судьба была сходна с судьбами многих в ту военную пору. Большую дружную
семью Харчевниковых разметало войной. Девушка осталась одна в Москве. Вот тогда-то
и поступила она на наш завод. Работала по 12 часов у раскаленных печей, дежурила в
госпитале, а когда остановили печи — вместе с другими пошла рыть окопы. Забегая
вперед, скажу, что младшую свою сестру, Галину, Мария разыскала совсем недавно.
После 25 лет разлуки Галина приехала в Москву из далекого сибирского города, и сестры
вместе встретили новый, 1966 год. Друзья горячо поздравили Марию — ведь они
разделяли с ней в самое трудное время все тяготы и горести.
На стане «300» прокатного цеха работала Евдокия Виноградова, а рядом с нею еще
две девушки: Агриппина Боброва и Анастасия Аникиенко. Ловче всех прокатывала
металл Галина Никулина. Она пришла на завод вместе с матерью. Поступила Галя в
калибровочный цех, училась на курсах медсестер. Девушка мечтала пойти на фронт, но ей
не было и 17 лет. В армию ее не взяли. Тогда она решила овладеть мужской профессией.
Работала Галина на удивление быстро, подружки завидовали ей. Им казалось, что для нее
все просто. А было совсем не просто.
В мартеновском цехе № 2 подлинные чудеса высокой производительности труда и
умения показывала красивая украинская девушка Мария Белаш. Одной из первых
откликнулась Маша на призыв Родины, стала донором. Ей было присвоено звание
«Почетный донор СССР». Дважды удостоена этого звания любимица заводского
коллектива Анна Цыплятникова. [545]
Почетную награду вручал ей Семен Михайлович Буденный. Более 60 литров крови
сдала Анна Цыплятникова. Десятки писем получила она с фронта от тех, с кем кровно
породнилась, кому вернула жизнь. И в каждом из писем солдаты и офицеры называли ее
сестренкой.
Так в самое трудное время женщины, не щадя своих сил и самой жизни, работали в
горячих цехах, дежурили в госпиталях, целиком отдавая тепло своего доброго сердца
общему делу. В военные годы свыше 50 процентов работающих на заводе составляли
женщины. И хочется сказать им за это великое спасибо.
На одном из пленумов Московского городского комитета партии А. С. Щербаков,
обращаясь к серповцам, сказал, что при создавшихся условиях, когда металлургия юга
парализована врагом, «Серп и молот» приобрел особое значение. От завода в большой
мере зависит работа всех металлообрабатывающих предприятий столицы. Ведь наша
сталь шла на авиационные и танковые заводы, на изготовление боеприпасов.
Партийный комитет обсуждал, как лучше выполнить поставленную перед нами
задачу. Был разработан ряд мер по увеличению производительности труда. Инженеры
шли на технический риск, но сделали все, чтобы создать условия для быстрой
перестройки технологии производства. Однако вскоре оказалось, что, увеличив выпуск
продукции, мы снизили внимание к ее качеству. И вновь собрался партийный комитет.
Обсуждался вопрос о повышении качества металла. Результаты вскоре оказались налицо.
Предприятия, выпускающие оборонную продукцию, отметили, что металл с маркой
«СИМ» отвечает всем требованиям.
Наш коллектив между тем продолжал осваивать новые марки стали и профили
проката. Делали все это в небывало короткие сроки. Сейчас даже трудно объяснить, как и
за счет чего достигали таких показателей. Пожалуй, главным было то, что повысилась
ответственность каждого за свой участок: все понимали, что работают для фронта. Если
прежде наш прокат шел на изготовление самолетов только после обработки на станках, то
теперь он поступал непосредственно на самолетостроительные заводы. Это требовало
огромных точностей и повышения стойкости металла.
Небывало росла производительность труда. Даже самые [546] опытные инженеры
отделов организации труда, самые лучшие нормировщики затруднялись объяснить такой
ее роет. При этом следует помнить, что делалось это в необычных условиях, нередко
силами неквалифицированных рабочих, выпускников ремесленных училищ, женщин,
престарелых. А ведь люди уставали больше, чем в мирное время, работали по 12 часов в
сутки! И все же технически обоснованные нормы перекрывали с лихвой.
С 22 июля 1941 года воздушные тревоги стали привычными. Но был такой порядок:
люди обязаны оставлять свои рабочие места и идти в убежище. И вот однажды дежурные
не смогли вывести рабочих из цехов.
— Считаем себя мобилизованными, — заявили металлурги. — Не уходят же бойцы с
передовой во время артиллерийского обстрела!
Так вошел в заводскую жизнь никем не изданный, нигде не записанный закон.
Работали под бомбежкой, демонстративно презирая вражеские налеты, и говорили:
— Попадет бомба или нет, бабушка еще надвое сказала. Но срывать работу врагу не
удастся. Шутка дело — простой! Пока просидим в бомбоубежище, сколько металла
можно дать...
Гитлеровские стервятники не отличались особой точностью попаданий. Может быть,
им трудно было обнаружить хорошо замаскированный завод. Может быть, наши
зенитчики очень уж бдительно охраняли его и гнали прочь вражеские самолеты, но мы
даже как-то успокоились. И все-таки... Все-таки ночью 10 августа фашистский воздушный
пират, пролетая над нашим заводом, сбросил бомбу на цель. Наше счастье, что она попала
не в мартеновскую печь, где клокотала расплавленная сталь. Бомба упала в пролете, где
складывали готовый прокат, и словно завязла в штабелях стальных штанг. Раздался
грохот. Воздушной волной снесло кое-какое оборудование, выбило стекла и двери,
сотрясло верхние перекрытия. Опомнившись от потрясен
Download
advertisement