Братчиков Сергей «6А» ГБОУ Гимназия №1541 г. Москва Письмо французского офицера Участника Бородинской битвы С села Бородино в деревню de Barrya Maison 8, усадьба семьи Бонами Россия, года 1812, месяца августа < Милый мой пэр, пишу тебе, как мы имели с тобой уговор писать после каждой баталии. Это уже третье письмо. Первое было 24 июня, когда мы перешли Неман и вступили в Россию. Другое от 5 августа - из русского города Смоленска. Теперь я понимаю, почему русские назвали его «Ключ-город». От Смоленска до Москвы менее 200 верст. По всему было видно, что город готовился к отпору. Я восхищаюсь гением Императора нашего Наполеона, но после этой бойни мне и адъютанту императора графу де Сегюру стало понятно, что война с Россией – это страшная, роковая ошибка. Число погибших трудно посчитать. По русским был открыт огонь сразу из 150 пушек. Затем завязался ожесточенный рукопашный бой. Русские в бою – настоящие львы, яростные и бесстрашные. Они легко расстаются с жизнью, видимо думая, что её у них несколько. Русские бойцы не щадят не только неприятеля, но и своих детей направляя их в самое пекло. 300 пушек палило по городу, из 2500 домов уцелело лишь 350. Стойкость этих людей описать невозможно. Я служу в Старой гвардии, под командованием сира маршала Лефевра уже не один год, но такого сопротивления ещё не встречал. С большими потерями мы взяли Смоленск, точнее вошли в пустой, полностью сожженный город. Ни ключей от города, ни добычи, ни провианта мы не дождались. Как сказал граф де Сегюр: « Это было зрелище без зрителей, победа почти бесплодная, слава кровавая, и дым, окружающий нас, был как будто единственным результатом нашей победы и ее символ!». Местный люд нас не кормил. Мы тут наткнулись на только что закопанную яму, раскопали ее и - обнаружили в ней хлеб! От нас прятали русские бестии! Вот уж во истину, не знали с кем связались. А жара стоит невыносимая. Питьевой воды не хватает. Солдаты пьют прямо из луж. Боюсь, как бы болезни не начались. Но все страхи и ужасы отступают после того, что нам всем пришлось пережить под Москвой, в деревне Бородино! Неслучайно в своё время маршал Мюрат убеждал Императора остановиться, не идти дальше на Москву. Мой сир, скажу прямо, мы переживаем самую страшную трагедию в истории великой французской армии. Наш непобедимый Император растерян, грустен и печален, хотя старается держаться и виду не показывать. Бородино – это кошмар и ужас! Не забуду этого до конца жизни! Детям и внукам прикажу в Россию с войной не ходить. Но обо всем по порядку. Русские долго не давали генерального сражения. Мы нервничали, устали от изматывающего наступления, ждали с надеждой решающего боя. Наша гвардия была с Императором во многих баталиях (недаром он называет нас своими «любимыми детьми»), и мы знаем об умении Его Величества давать генеральное сражение. Перед нами лежало широкое поле, с курганами, оврагами и рекой. Я подумал: «Вот хорошее место, чтобы дать бой и встретить смерть!». Три дня мы стояли в виду с Кутузовым. Он разъезжал на маленькой лошадке. Опишу тебе его следующим образом; он среднего роста, крепкого телосложения, широк в плечах. Кутузов всегда окружен множеством офицеров, которых постоянно рассылает с приказаниями. Он внешне спокоен, видит одним глазом. Я в трубу разглядел: привычка у него странная рука обруку потирает. Итак, мы на виду у неприятеля открыто, строим свои укрепления. Со стороны противника слышны крики начальников, удары о землю лопат и кольев, скрип хвороста и колес. Буквально в 140 шагах от нас разворачивается дулом пушки. Если бы не знать о предстоящем бое, то покажется, что идут приготовления к военным смотрам. В этом кроится что-то страшное: обе стороны на глазах друг друга готовят ловушки для смерти. Позиция которую мы занял мой полк, была удобной для наступления; мы – в авангарде, поодаль справа – подразделения генерала Жерара, слева сзади – части генерала Бруссье. Расположение – хорошее. Наполеон ночь накануне не спал и вел спор среди маршалов, как и откуда лучше начать наступление. Ночь была холодной. Утром около 6 часов выступило яркое солнце. Мне передали , как Император приветствовал солнце: «Это солнце Аустерлица». Хороший знак. Тогда мы одержали победу. Армию разбудили под звуки барабанов и зачитали приказ, который заканчивался словами; «Пусть позднейшее потомство с гордостью вспоминает о вашем подвиге всей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвой». Баталия началась в 6 утра. Разом загрохотали пушки, завизжала картечь. Втечение нескольких часов обе армии остаются неподвижными, говорит только одна артиллерия. Число орудий и первый успех - вот что дает первый успех. Мы слышали крики людей, ржание лошадей, напуганных ревом пушек и взрывами ядер. Мой сир, что говорить о конях, люди не выдерживали. Затем по команде Императора войска генерала Компана пошли в наступление. Генерал Компан отличается редкостной отвагой. Артиллерия и кавалерия атаковала русских. Град ядер, картечь и пули осыпали колонны доблестного Жана- Доминика. Гладкое поле стало будто вспаханным от ядер и картечи. Из донесений я узнал, что генерал Плозонн, почти все офицеры и большая часть 106-го линейного полка погибли. За утренние часы флеши несколько раз переходили из рук наших батарей в руки неприятеля. Наши гренадеры дрались как львы. «Неустрашимый» генерал Жан Рапп из конноегерского полка получил три пули, но отказывается идти в амбуланс. Четвертая пуля выбила его из седла, и он согласился, наконец, покинуть поле боя. Я смерти не боюсь, но на минуту подумал: «Счастливчик, для него уже все позади». Сопротивление русских сломить было невозможно. Наш Император был этим страшно недоволен. Он посылал маршалов Даву, Нея и Мората в новые атаки. Батарейный огонь и штыковые атаки с дикими криком «Урррааа!» выводили нас из состояния уверенности и развивали чувство непобедимости. У генерала Дельзона был приказ занять мосты и сжечь их, чтобы не боятся контратак. Его солдаты смело шли вперед под градом пуль. Русский генерал Багратион даже крикнул «Браво!», видя мужество и отвагу наших солдат. Поле боя было усыпано телами. На одной квадратной версте гремело 700 пушек. Жуткие ранения, кровь, крики, вопли. Кони испугались грохота пушек, буквально обезумели и неслись в разные стороны. Но вот, казалось бы, цель достигнута – наши взобрались в село и Дельзон вынужден был отступить. Русские егеря – мастера засады, легко передвигаются по полю. Мой сир, что меня удивило, так это то, что русские были одеты в белое, словно готовились к смерти. В ходе жутких рукопашных боев наши добились больших успехов на левом фланге и стали атаковать Курчаную высоту. Мы заметно продвинулись вперед. Перед нами были позиции, занятые русским генералом Раевским. Артиллерия не жалела ядер. Шум и гвалт стоял невыносимый. Под картечными и оружейными огнём мой полк и дивизия генерала Морано бросается в наступление. Русские оказывают яростное сопротивление. Они дерутся до последнего, не снимаются с позиций. Последний картечный выстрел выпускают в упор. Очень трудно захватить их орудия, пока жив хоть один солдат. На поле жутко взглянуть. Оно усеяно телами бойцов. Одежда обогровела от крови. Эти русские белые панталоны, приводившие меня в восторг в начале компании, вызывают теперь отвращение: они кроваво-грязные. Сколько ужаса от боли и отчаяния в глазах солдат. Но никто не хочет отступать, сдать позиции. Мои бойцы - славные ребята, не знающие страха и не ведающие боли. Мы перепрыгиваем, через ядра, трупы, взбираемся через амбразуры. Завязался рукопашный бой. Кто колет штыком, кто рубит тесаком, кто сечет саблей, кто просто руками, как в старину. Мы вынуждены отступить и пройти через жуткие волчьи ямы. Полк наш разгромлен. Даю команду, строится для новой атаки. Пули свистят над головами. Нас слишком мало, чтобы атака удалась. Вновь отступаем. Осталось 11 офицеров и около 200 солдат. Я и сам пострадал. Лекарь насчитал на моем теле 15 штыковых ран. Истекающего кровью, обессиленного, меня окружили русские, но я уже не чувствовал боли. Видимо, меня приняли за Мюрата и взяли в плен. Но должен тебе сказать, противник был достойный. Русский генерал Ермолов взял меня к себе. Сейчас я лежу в повозке. Генерал Ермолов Русский отправляет меня в имение своего отца- под Орел. Вот и закочился мой боевой путь. Славные были годы, достойный соперник. Вроде бы мы и победили, но какое-то странное чувство в душе. Столько однополчан я потерял, каких сынов лишилась Франция! Но ведь и русские поразили меня! Сломить их невозможно! Какое великодушие, какая широта души- простить и позаботится о противнике. Нет понять и победить такой народ невозможно! Пиши мой сир, мне в Орел. Генерал Ермолов любезно разрешил воспользоваться его курьером и почтой. Посылаю тебе горсть земли с Бородинского поля, пропитанную французской и русской кровью. Мою душу словно подменили. Слёзы наворачиваются на глаза. Вот тебе засушенный цветок с земли русской. Твой верный друг, генерал Шарль Бонами