Черняков

ЛИТЕРАТУРА
Черняков Владимир
Научный руководитель:
Карабалина Надежда Терентьевна
АЛТАЙСКИЙ ФОЛЬКЛОР В ТВОРЧЕСТВЕ В.Я.ШИШКОВА
Стремление понять язык других народов, постичь тайны национального духа
характеризует В. Я. Шишкова как человека, писателя, великого гуманиста. Он говорил: «За
свое двадцатилетнее пребывание в Сибири я вплотную столкнулся с ее природой и людьми
во всем их любопытном и богатом разнообразии. Я видел всяческую жизнь простых людей.
Я жил бок о бок с ними… Алтай поразил меня своей строгой, величественной красотой.
Книги Шишкова, посвященные Алтаю, говорят нам не только о красотах родного края, но и
учат уважительному отношению к языку, традициям, культуре алтайского народа, дают урок
толерантности и истинного, действенного интернационализма.
В первом алтайском произведении, в очерке «Любителям красот и природы» писатель
показал великолепное знание Горного Алтая. Рассказ автора носит скорее иллюстративный
характер: «В Артыбаше вы ознакомитесь с бытом теленгитов (телесов), от коих и произошло
русское название Телецкого озера, именуемого на языке инородцев «Алтын Куль» (Золотое
озеро). Название это связано с известной легендой об одном алтайском богатыре, бросившем
в волны озера с высокой горы (Алтынту) большой кусок золота, которое не спасло его от
бывшего в то время голода, а вслед за золотом кинулся в воду и сам богатырь». Очерк первый опыт использования писателем фольклорно-этнографического материала алтайцев, в
котором проявилось отношение автора к устной поэзии.
В другом очерке В. Шишкова «На Бии» уже показаны пейзажные зарисовки. В этом
очерке мы встречаемся с теми приметами, которые будут характерны стилистической
манере В.Шишкова, например: «Утес стоит да стоит, улыбается добродушно
многочисленными очами пещер и вымоин, да словно брови, хмурит он на челе своем
морщины, подернутые мохом времени». Горный пейзаж здесь выписан автором в традиции
устной поэзии. Метафоры «каменная грудь», «очи пещер и вымоин»; олицетворения «река
захохотала», «утес улыбается» передают анимистическое восприятие природы жителями
гор.
Много нового для характеристики писателя как фольклориста дают очерки «По
Чуйскому тракту». В очерках писатель выступает как исследователь быта и нравов алтайцев.
Легенды и песни дают возможность писателю охарактеризовать особенности
миросозерцания алтайцев. Вот одна из легенд, в которой говорится про Теньгинское озеро:
«У калмыков про озеро существует несколько легенд. На дне этого озера страшный
волшебник живет – Морская корова. Эта корова зла никому не делает, а пугать пугает. Как
осень установится, ледок скует воду, корова по ночам ревет страшным ревом. Жутко тогда
на озере жить. Ночи темные, холодные, ветер по степи рыскает, из ущелья в ущелье носится,
и воет колдовским своим воем Морская корова». Мы видим, как народный гений типизирует
явление, чаще всего гиперболизирует его, наделяя сверхъестественными свойствами.
Легенды В. Шишковым в очерках используются по-разному. Чаще всего они приводятся
автором без каких-либо изменений, как средство индивидуализации речи. Писатель с
уважением рисует образ алтайца-проводника, но о характере этого человека мы узнаем
только из его рассказов о своем крае. Вот легенда, которую рассказывает проводник: «В
нетеперешние времена, когда белой березы на свете не было, проезжал этим местом сильный
богатырь. Ему нужно было за Чую попасть, а брода он не знал. Поехал без брода, а река
глубокая да быстрая: конь чуть не захлебнулся. Однако, выплыл лишь потник, что у коня
под седлом, подмочил. Надо потник высушить. Огляделся богатырь кругом – ни одного
кустка: ровная степь среди гор, потник повесить для просушки не на что. Вылез тогда
богатырь на гору, выворотил каменища, да как хватит о горы! Как гвоздь, камень
вторгнулся, на сажень в землю ушел. Вот этот самый и есть. Так старики рассказывают».
Следует отметить, что ссылка на мудрость старших являлась как бы эталоном истины,
правды. С подобным явлением мы сталкиваемся очень часто в героических сказаниях
выдающегося алтайского кайчи-певца Н.У. Улагашева.
Очерки «По Чуйскому тракту» покоряют искренностью писателя, меткими
наблюдениями, острым восприятием жизни полюбившегося народа. Отсюда умение
В.Шишкова отбирать в речи действующих лиц наиболее существенное, характерное.
Выразителен такой пример. Зайсан говорит автору: «Вот эту гору видишь? Что в ней есть?
Пастбища есть? Один камень. Как жить, чем скот кормить?.. Вот теперь видите у горы подол
зеленый: это дождички шли нынче, трава и позеленела… Иной раз живет весна жаркая, так
все лето и стоит этот подол красным.»
Как видим, писатель в речи действующего лица использует характерную для устной
поэзии алтайцев и для их склада мышления деталь «у горы подол зеленый» (в значении –
подошва, подножие горы). Эту особенность мы встречаем и в алтайских песнях, и в сказках,
и в сказаниях. Например, в сказании «Юскус-Уул» читаем: «Жил бай Саныскан на подоле
горы».
Очерки «По Чуйскому тракту» отличаются четкостью идейной позиции автора.
Писатель рисует в одной из глав образ Чета Челпанова, проповедника новой веры на Алтае –
бурханизма, как обыкновенного фанатика религиозного культа.
Великолепны портретные и сюжетные зарисовки в традициях устного творчества
писателя. В главе «Русско-калмыцкий той» описана свадьба. Она интересна тем, что в этой
этнографической картине отражено важное явление тогдашней жизни – взаимное
культурное влияние русского и алтайского народов. Той в Кеньге справляют русские, но
обряд алтайский, «потому что как они среди калмыков живут, должны вроде уважение
сделать». В том и состоит заслуга В. Шишкова, что в экзотической сцене он увидел новое
содержание, увидел новые отношения людей.
«Чуйские были» - это новый этап освоения алтайского фольклора. Интересна оценка
этого сборника, данная журналом М. Горького «Летопись»: «Среди бесцветной и бескровной
современной беллетристики – рыхлых романов и крикливых повестей, наводнивших
книжный рынок, - небольшая книжка Вяч. Шишкова бесспорно выделяется; в ней есть
жизнь, своеобразие, свежесть языка и чувства».
Главная особенность «Чуйских былей» заключена в своеобразном сосуществовании
двух начал: лирики и эпоса. Эпика в «Чуйских былях» занимает центральное место. В пяти
былях-рассказах показано тяжелое положение народов Алтая. Лирика в «Чуйских былях»
вынесена писателем в начало и конец повествования, что продиктовано характером устнопоэтической традиции алтайцев. Вступление к «Былям» носит ярко выраженный лирический
характер: «Эй, подожди, Чуя, вода холодная! Куда бежишь, куда по камням вскачь мчишься?
Стой, Чуя, стой! Расскажи нам вчерашние и сегодняшние были свои».
После того, как будут рассказаны Чуей ее страшные были, автор обращается к
эмоционально насыщенной, лирической концовке: «Далеко стегнула по Алтаю Чуя,
священная река!.. Еще немного – и твои волны запоют иные песни и будут сказывать новые
были, светлые и радостные. Да не повторится прошлое, да не затмит оно грядущего дня…
Милости, Чуя, священная река, больше милости!».
Алтайский фольклор оказал значительное воздействие и на характер типизации в
«Чуйских былях». Характеры раскрываются в их поступках и действиях. Действующие лица
делятся на положительных и отрицательных. В новелле «Зазеркалье» нарисована типичная
для того времени картина: русский купец за безделушку-зеркальце, цена которому пятак,
берет у алтайца четыре быка. В новелле два действующих лица: алтаец Аргамай и русский
купец. В образе купца он подчеркивает лишь одну его черту – «подлую алчность». В
характере Аргамая писатель подчеркивает так же, как и в образе русского купца, одну черту
– наивную доверчивость «большого ребенка». Если тип русского купца читателю понятен
без какой-либо дополнительной характеристики, то несколько иначе нарисован образ
Аргамая. Через фольклорно-этнографические средства показывает его портрет, его
национальную принадлежность, характерную особенность его психического склада:
«Аргамай в юрте сидит толстый, сильный. Один у камелька сидит, баранью кость гложет и
мурлычет песню о том, как он завтра на заре будет кочевать к снегам, где такие вкусные
сочные травы – сласть скоту».
Разберем это описание по порядку. В.Шишков дает портрет Аргамая («толстый,
сильный»). Портрет не индивидуализирован, и это в духе устно-поэтической традиции.
Другой штрих. Аргамай поет песню, и в ней выражен взгляд кочевника-скотовода на
идеальный образ жизни коренных жителей гор. Аргамай радостен, потому что перекочевка
на летние пастбища – всегда большое событие в жизни алтайца-кочевника. Таким образом, в
приведенных деталях проявилась специфика трудовой деятельности алтайцев.
Удивителен талант писателя видеть мир глазами алтайского народа. «Дорогой
страданий» называли алтайцы Чуйский тракт. Писатель смотрит на Чуйский тракт глазами
народа: «Весь бы этот тракт серебром можно вымостить да золотом, что загребли-захапали
купцы у алтайцев и монголов.
Весь бы тракт можно слезами залить, что сочились из узких глаз полудиких, с чистой
душой кочевников; такой большой обидой и горем наделил их русский неистовый алчный
хищник.
Так говорит про купцов недавняя быль».
Язык
насыщен
специфическими
метафорами,
отражающими
особенности
миропонимания алтайцев (горы – «богатыри алтайские», «бледные звезды – белые лебеди»),
эпитетами, передающими отношение жителей гор к окружающей природе (Чуя –
«священная река», «светлая гроза, с молнией и ливнем»), локальными сравнениями («Я
старый, как в реке черный камень») и т. д. Все это использовано в меру, с художественным
тактом. Автор выступает как талантливый стилизатор, умеющий видеть мир глазами другого
народа.
Алтаизмы в очерках играют особую роль. В. Шишков говорил, что «для типизации речи,
для колоритности говора их можно, однако, с крайней осторожностью, вводить в диалог».
Подобную лексику В. Шишков использует и в «Чуйских былях», но в основном лишь в
диалоге. Так, для характеристики речи Аргамая писатель употребляет алтаизмы (эзень –
здравствуй, привет, бар – есть и др.), которые понятны без перевода в контексте.
Осваивая мир Алтая, Шишков проявил себя как блистательный стилист. Вот и Юсуп
едет по степи, по лунному половодью и поет: «Месяц, месяц… Золотой мой месяц… Мне
хорошо, я был бедняк, а вот выпил вина – богатый стал. Я старый, как в реке черный
камень… Вот куплю часы… Урус часы привез… Я их куплю… Часы, часы… Гей, часы.
Живые…» Приведенный пример – стилизация, являющаяся средством типизации. То, что
поет Юсуп про месяц, не является народной песней. Это – стилизованная импровизация,
опирающаяся на особенности песенного жанра восточных народов вообще.
Богатый фольклорно-этнографический материал не является в «Чуйских былях»
самоцелью, он помогает писателю выразить сложность переживаний и чувств человека,
создать национальный характер, передать психологию.
В 1915 году В.Шишков пишет рассказ «Пред рассветом (На Алтае)». В нем - соединение
элементов русского и алтайского фольклора. «Алтай-угрюм»; «Будто он, придавивший
землю своей громадой, грустит о прошлых временах…»; «…холодная кровь его рек и
водопадов еще более похолодела»; «…чтобы удержать тепло в каменной груди, Алтай
натягивает на себя полог из сизых туч». Все эти художественные средства как раз и
выражают это чувство, понимание природы алтайцами, создают яркий обобщенный образ
Алтая.
Другая стилистическая струя пистеля связана с русскими фольклорными традициями.
Русский фольклор в пейзаже проявляется во внешних стилистических признаках, как-то:
наличие постпозитивных определений («горы Алтайские»); использование постоянных
эпитетов русской народной поэзии («сыпучие сугробы снега», «белые снега», «великая
весть»); введение народно-поэтической лексики, фразеологии («угрюмый», «строптивый»);
введение синтаксических средств, носящих народный характер («Придет весна. – Эх, только
бы пришла!») и т. д.
Приведенный пейзаж - смешение двух стилистических течений. Это явление мы можем
назвать стилистической контаминацией.
Интересна повесть В.Шишкова «Страшный кам», где автор через алтайский фольклор
подчеркивает антропоморфизм мироощущения алтайцев. Здесь природа показывается через
призму представлений о ней суеверного кама Чалбака.
Над горами разразилась гроза. Душа Чалбака мечется, трепещет от страха. «Из-за
подпрыгнувших в страхе гор взвился ослепительный бич и надвое рассек дрогнувшее небо.
Грянул громовой раскат, зарокотали небеса, а горы, словно чугунные плиты, с треском, с
грохотом рушились в тартар с черных туч». Гроза в представлении Чалбака – это наказание,
посланное богом. Оглушенный Чалбак подумал: «Вот он, вестник семи небес, с каймой из
красной тучи, с замкнутым поводом из радуги, с плетью из белой молнии, на небе
приказания берущий».
Приведенный отрывок характеризует анимистическое восприятие природы камом
Чалбаком. В.Шишков, чтобы правдиво показать затуманенное сознание Чалбака, часто
использует шаманские заклинания. «…И сами собой шепчут побелевшие губы Кама: «Я
убью красночубарую кобылицу, иноходью ходящую, сердце и печень ее обмотаю вокруг
своей шеи, буду шаманить, в бубен бить, умилостивлю гнев твой, о Эрлик!»
В.Шишков продолжает традицию русской прогрессивной литературы в том, что в
произведениях устной поэзии улавливает социальный подтекст: «Будет ли так, чтоб в
пуповину нашу грязь не попадала? Будет ли так, чтоб на ресницах наших не было слез?» Эта
молитва алтайцев подчеркивает горькую судьбу людей и в то же время выражает их чаяния о
лучшей доле. Идейно-эстетическая значимость этой детали в повести безусловна.
Таким образом, В.Шишков использует в своих произведениях алтайские сказания,
легенды, сказки, песни, пословицы и поговорки, шаманские мистерии. Этот прием является
первой ступенью в художественном освоении В. Шишковым устной поэзии алтайского
фольклора. Следующий, более сложный принцип художественного освоения алтайского
фольклора предполагает хорошее знание фольклорного материала, свободное владение им.
Писатель отбирает наиболее характерное, что помогает ему создавать яркие колоритные
картины, типические обстоятельства. Другой прием использования алтайского фольклора В.
Шишковым заключается в том, что писатель создает свой оригинальный образ или картину.
Это прием стилизации.
Итак, эстетические взгляды В. Шишкова как писателя формировались под неослабным
влиянием трех факторов: жизни, литературы и искусства, фольклора.
Литература:
1. Алтайские сказки. - Новосибирск, 1952.
2. Бородовский А. П. и др. Древности Чуйского тракта. – Горно-Алтайск, 2005.
3. Бахметьев В. Вячеслав Шишков. М: «СП», 1947.
4. Героические сказания. - Горно-Алтайск, 1961.
5. Горький и Сибирь: Сборник материалов. - Новосибирск, 1961.
6. Федяева О. А. Алтайская литература: Книга для чтения. – Горно-Алтайск, 2002.
7. Чичинов В. И. Алтайская литература. Хрестоматия для внеклассного чтения. – Горно-Алтайск:
Горно-Алтайское отделение Алтайского книжного издательства, 1973.
8. Шишков В.Я. Собрание сочинений.- Т. I. - М: ГИХЛ, 1960.
9. Шишков В. Я. Чуйские были: Роман, очерки, рассказы. – Барнаул: Алтайское книжное
издательство, 1986.
10. http://www.asu.ru/~sokol/altai/literature/shishkov/shish.html
11. www.kroupski.ru
12. http://ru.wikipedia.org/wiki/Шишков_Вячеслав_Яковлевич