Генри Дикс

Генри Дикс
ТЕОРИЯ ОБЪЕКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ
И ИССЛЕДОВАНИЯ БРАКА*
Введение
В этой статье я хочу выразить признательность д-ру Фэйрберну
за его идеи в области психотерапии, важность которых я смог ощутить лишь когда попытался связать их с гипотезами Мелани Кляйн и
использовать при построении своей концептуальной системы. Эта модель нашла широкое применение в прояснении взаимодействия между двумя людьми, представляющими собой супружескую единицу. Полагаю, будет достаточно учтиво по отношению к д-ру Фэйрберну назвать это «влиянием его теории на образ мыслей другого». Позвольте
мне описать тот путь, которым я прошел, используя данную теорию
для понимания напряжения в супружеских (и реже не состоявших в
браке) парах. Пройденный мною путь стал частью развития семейной
службы в Тавистокской клинике.
Я приступил к изучению брака, занимаясь исследованием связи
культуры и личности с национальным характером (Dicks, 1950; 1952).
Местное отделение Ассоциации благополучия семьи (Family Welfare
Association), охватывающей множество смешанных браков, обратилось ко мне с просьбой рассмотреть случаи ранних супружеских конфликтов, что соответствовало моему первоначальному «антропологическому» уклону. Например, я познакомился с сыном шотландского горняка левых убеждений (с его (сына) стилем жизни и представлениями о супружеской роли), который после военной службы привел в
дом дочь ортодоксального греческого крестьянина с Кипра с ее понятиями о справедливости и строгими традиционными ролевыми пред* Перевод осуществлен по: Dicks H.V. (1963). Object relations theory and marital
studies // J. Med. Psychol., 36, 125-129.
ГЕНРИ ДИКС — консультант-психиатр в Тавистокской клинике (Лондон), профессор психиатрии университета г. Лидс, автор книги «Напряжение в браке: от клинических исследований к психологической теории взаимодействия» (1967), один из
основателей супружеской терапии объектных отношений.
ставлениями о том, как супруги должны выполнять свои функции. Их
неспособность общаться и достигать согласия на уровне невысказанных ожиданий может быть объяснена конфликтом культур; и не нужно предполагать ни в ком из них невротических особенностей личности. Но, как показали более поздние исследования, похожие неоправданные ролевые ожидания нарушают отношения между супругами
одного культурного и классового происхождения — даже если оба
родом из Бетналь-Грина! Таким образом, именно семейная культура
партнеров ответственна за структурирование непроговоренных ролевых ожиданий касательно себя и партнера. Можно сказать, что человек, столкнувшийся с клиническими проявлениями супружеских неудач, имел жесткие «встроенные» ролевые модели поведения супругов, которые в браке бессознательно проверялись реальностью и оказывались недостаточными в повседневных близких отношениях.
Систематический сбор и раскрытие историй пациентов в ходе терапии привел нас к выдвижению гипотезы о том, что основу «встроенных» ролевых моделей составляют амбивалентные отношения с ранними объектами любви, пол которых необязательно должен быть противоположным. Чаще всего таковыми являются родители человека. К
этой гипотезе вскоре прибавилось дополнительное соображение, что
подобие может быть неполным и даже замещаться объектом, внешне
противоположным прошлому объекту любви, как если бы действовал
контр-катексис. Например, один человек наивно утверждал, что женился на своей жене именно потому, что она не была похожа на его
мать и всех предыдущих собственнически настроенных подруг. Третья концепция, к которой нас привели данные, позволила нам лучше
понять поведение некоторых супругов, интерпретируемое как преследование черт характера, недостатков или неудач партнера, отвергаемых у себя самого; или, наоборот, любовь или поиск в партнере
(часто в форме напрасных фантазий) недостающих частей самости
(Dicks, 1953).
В этих трех ситуациях общим фактором было такое восприятие
супруга на эмоциональном уровне, как если бы он был не тем, кто он
есть, а какой-то другой личностью или частью личности. Это часто
совпадает с тем, что собственное поведение субъект подгоняет под
принимаемую на себя роль, — как если бы в отношениях со своим
партнером он был либо своим собственным родителем, либо маленьким ребенком, но не тем взрослым, каким являет себя друзьям или на
работе. Иными словами, в состоянии супружеского напряжения у обеих
8
сторон есть какие-то давние атрибуции или проекции, при этом каждый из супругов в какой-то мере воспринимается как внутренний объект. За короткое время молодая жена может принять катексис, скажем,
преследующей матери, и в то же самое время (используя до-фэйрнбернскую терминологию) восприниматься как часть жесткого Суперэго самого субъекта. В ситуации иногда настолько острой, что о ней
можно говорить как о «folie a deux» (безумие на двоих), наиболее примечательно то, что мы имели дело не с больными или недееспособными людьми, а с людьми достаточно образованными, успешными в жизни и социально высоко мобильными. Друзья и родственники некоторых пар считали их «идеальными». Лишь в тесном симбиозе велась
подспудная проработка старых объектных отношений. Расщепление
подобного рода описывается, например, следующим образом: «Когда
приходят друзья, мы — одно целое. Когда за ними закрывается дверь,
она начинает надо мной работу». Ясно, что в данном случае есть поверхностный уровень, на котором супруги имеют общие цели; и есть
более глубокий уровень, на котором они пребывают в состоянии какой-то давней вражды, используя друг друга как «объект проекции»
(«projection-object»).
Некоторые черты современного брака
Современный английский брак редко организуется или санкционируется фактическими родителями. Чаще он заключается по независимому согласию партнеров, — иногда вопреки желаниям родителей.
Такое отличие от традиционного обычая означает также, что брак теперь не подкреплен общепринятой моралью, которая в прошлом обеспечивала поддержку или служила в качестве смирительной рубашки.
Географически и социологически супружеская пара образует новую
единицу, часто окруженную посторонними людьми. Партнеры предъявляют друг другу ожидания быть «всем во всем». Такое стремление
к созданию новой целостности создает большую «нагрузку» на отношения, — в наших ставших нормой небольших городских семьях множество «суб-идентичностей» и аспектов личных потребностей должны удовлетворяться супругами и их несколькими детьми.
Понимание и способность соприкасаться с этими требованиями
и ролевыми ожиданиями будут в большой мере являться результатом
процесса научения, который мы называем развитием личности на уровне первичных объектных отношений в родительских семьях, которые
в совокупности часто сами являются такими же «перегруженными».
9
При оценке нами этого процесса, схема Фэйрберна доказала свою большую полезность, нежели классическая доктрина «стадий либидинальной организации». После определения Салливаном психиатрии как
«науки о межличностных отношениях», стало бесполезно и почти бессмысленно анализировать содержание сложных взаимодействий между двумя взрослыми, используя атомистические, квази-нейрофизиологические термины удовлетворения импульсов, что было свойственно
исходной фрейдовской модели. Мы видели много пар, в которых полностью реализованная генитальная сексуальность затем подрывалась
или даже прекращалась вследствие напряжения и конфликта, вызванного противоречием религиозных или политических ценностных систем, или в силу иного отвержения одного человека другим. При этом
половая потенция не страдала с новым или «близким по духу» любовником или любовницей. Психология внутренних объектных отношений Фэйрберна привлекательна тем, что она более полно охватывает
поведение «целостных личностей», возможно и страдающих от внутренних расщеплений и конфликтов. Фэйрберн поставил Эго в центр,
вместо того чтобы рассматривать его как опосредующий «орган» между внутренним миром и окружением. Взаимодействуют именно личности, и когда их взаимодействие нарушается, их импульсы (напр.,
сексуальные) нарушаются тоже.
Если я верно понимаю точку зрения Фэйрберна, то развитию Эго
способствует надежное (secure) прохождение последовательности позиций амбивалентного отношения к объектам. Оно начинается с незрелых и недифференцированных «хороших» и «плохих» отношений,
на что наше внимание обратила Мелани Кляйн, и развивается в направлении интеграции амбивалентности, которая может выноситься
как в себе, так и в других без расщепления противоположных составляющих. Здоровым исходом этого насыщенного конфликтами процесса взаимодействия с объектами будет ощущение надежды на любовь
и надежное удовлетворение. При превалировании «хороших» результатов тестирования реальности с ранними фигурами (самость-мать,
самость-отец, самость-сиблинги, отец-мать, родители-сиблинги и т.д.),
возникает не только объединенное центральное Эго, которое по-прежнему может задействовать для роста энергию либидо и самоутверждения (libidinal and self-assertive powers), но также резервуар «потенциальных отношений» (relational potential) с теми фигурами, которые являются хорошими внутренними объектами человека. Путем их
интернализации он научается любить как взрослый, так как ощутил и
10
идентифицировался со взрослой любящей заботой и принятием себя
и других. Более того, он обретает опыт терпеливого и умелого обращения с гневом в недеструктивной или любящей манере. Этот потенциал выступает на службе объектных отношений, особенно в браке и
родительстве, начиная, возможно, уже с выбора супруга.
В менее благоприятном случае — типа рассматриваемого нами
брака пациентов — будут оставаться стойкие потребности-требования к первичным фигурам, воспринимавшимся как настолько фрустрирующие и наполненные ненавистью, что имело место отщепление
потенциала отношений, как это описано Фэйрберном и Гантрипом.
Соответственно, оба партнера ощущают эту ненависть в себе, направленную па объект, и на себя — во внешнем объекте. Собственная идентичность Эго защищается, отщепляя части самости подобно тому, как
ящерица оставляет свой хвост хищнику. Эти отщепленные части продолжают дремать как «суб-идентичности», пока не пробудятся снова
в новой ситуации близости. Современный брак предъявляет, возможно, самые высокие требования к силе Эго и зрелости. Центральное
Эго, даже ослабленное потерей (вызванной анти-либидинальным персекуторным Эго) значительного количества своей прежней либидинальной способности, может участвовать в «не-либидинальной» деятельности. Поэтому возможно несоответствие между успехом в мирской жизни и способностью к близким сексуальным и эмоциональным отношениям. Недостаточно того, что родители и школа подготовят детей к социальной и экономической независимости — хотя это и
трудно. Возможно, именно такое одностороннее развитие разрушает
нежные устремления (tender shoots of) эмоционального развития. Для
успеха брака главный вопрос — как сохранить и сделать доступной
личности нуждающегося, зависимого, либидинального ребенка—как
создать пространство для регрессии.
Брак — это отношения sui generis (по собственному праву). В самом широком смысле это контракт между двумя людьми (с их центральными Эго) о таком принятии на себя определенных социальных
ролей, которое не только удовлетворяет потребности другого в той
мере, в какой они могут быть поняты, но также в различной степени
удовлетворяет требования культуры и нравы общества, частью которого они являются. Тем не менее, более важно то, что на более глубоком уровне брак включает в себя трансакции между скрытыми субидентичностями супругов, формирующимися в ходе описанного выше развития. Клинические факты говорят о том, что через какое-то
11
время взрослые социально-биологические цели двух центральных Эго
супругов могут саботироваться под неумолимым влиянием скрытых
частей их личностей. Для обозначения происходящего я использую
динамизмы Фэйрберна (1952) и предложенные им понятия либидинальное Эго и анти-либидинальное Эго, к которым я добавил еще одно подразделение — регрессивное «оральное» Эго.
Расщепление эго и напряжения в браке
В клинике того или иного синдрома супружеской дисгармонии
мы можем наблюдать, что один или оба супруга оказываются не в
состоянии подтвердить действительную личность или идентичность
другого. Вместо этого партнер требует, чтобы другой приспосабливался к внутренней ролевой модели и наказывает его, если тот не оправдывает ожиданий. Можно показать, что большинство супружеских
конфликтов происходит из стремления очень жесткими и стереотипными методами ограничить или подогнать партнера под эти внутренние модели. Такие приемы Пигмалиона естественно вызывают сопротивление и фрустрацию потребностей Эго другого, даже несмотря на
более глубокий уровень, который они занимают в тайном сговоре.
Фактически, именно открытие таких существующих на бессознательном уровне тайных отношений (которые, вслед за Шпигелем мы включили в широкое понятие «трансакция») обращает наше внимание на
понятия Фэйрберна. Лишь предположение о расщеплении Эго объясняет парадоксальную устойчивость браков типа «кошки с собакой»,
несмотря на повторяющуюся или даже постоянную провокацию друг
друга на явно деструктивное или унизительное и персекуторное ролевое поведение. Эта обоюдная потребность видеть друг в друге внешне плохой объект является настолько сильной связью, что может бросить вызов любым терапевтическим усилиям. В таком симбиозе вклад
центрального Эго в виде рационализации типа лояльности, желания
не подвергать опасности безопасность детей (которые могут стать
сильно нарушенными, живя в таком доме!), финансовых и материальных соображений может быть очень умеренным.
Я говорю о скрытом процессе выбора партнера (то есть человека,
с которым решено вступить в брак, а не только пофлиртовать или закрутить роман), в основе которого, как правило, лежат бессознательные сигналы и намеки, с помощью которых партнеры распознают более-менее центральную Эго-синтонную личность и «готовность» другого к совместной проработке или повторению нерешенных пока рас12
щеплений или конфликтов в личности друг друга, и в то же самое
время, как это ни парадоксально, гарантирующую, что с этим человеком эти конфликты останутся непроработанными. Таким образом, оба
партнера надеются на интеграцию потерянных частей, находя их в
другом, а также надеются на то, что в результате обоюдной защиты
или тайного сговора о «совместном сопротивлении» это болезненное
развитие удастся обойти. Именно эти ригидные защиты направлены
на то, чтобы играть все большую роль в формировании дистресса и
ослаблении чувства идентичности и силы Эго у партнеров.
Рассмотрим образцовый случай ненадежного, но очень привлекательного «мужественного мужчины» и его супруги, «маленькой женщины», которую он все время унижал и преследовал за ее чисто женскую эмоциональность. Нам часто удается продвинуться в понимании, приписав такую нетерпимость ригидным защитам мужчины против его собственного либидинального («маленький мальчик») Эго, использующим контр-идентификацию с анти-либидинальным внутренним объектом, отвергающим зависимость как «девчоночье» чувство.
Он женился, потому что питал надежды на воссоединение с потерянной потенциальностью, которую чувствовал в своей жене. Под принуждением имеющегося внутри расщепления он отрицал и преследовал свое либидинальное Эго в проективной идентификации с супругой. Комплементарная система потребностей, которую представляет
жена мужчины, — находящая удовлетворение, если она привязывается к нему, — является центральным Эго, которое поддерживает их
идентичность и защищенность, мазохистически покоряясь тиранической или принижающей родительской фигуре; это лучше, чем отсутствие отношений вообще. Супруга «надеялась» найти в браке безопасное продолжение этих первичных садо-мазохистических отношений с анти-либидинальным Эго, которое, как мы теперь видим, партнеры разделяют между собой. Один играет роль ехидного, унижающего анти-либидинального Эго; другой реагирует на это так, как если
бы был не способен использовать никакие другие качества, чтобы противостоять этой пугающей/любимой фигуре.
Даже простой пример на материале нашего случая является составной частью сказанного выше — женщина, которая вследствие своего стремления сплавить вместе имеющиеся расщепления между анти-либидинальными и либидинальными объектами, идеализирует
мужчину, обещающего стать Прелестным принцем, который разбудит ее отвергнутое женское либидинальное Я, которое она также долж13
на отвергать. Однако такая валькирия или Спящая красавица подчиняет: мягкий мужчина с множеством феминных черт в ходе супружеской жизни все больше кастрируется и порабощается ею. В этом случае снова тайный выбор супруга и построение отношений таковы,
что один партнер представляет анти-либидинальное, тираническое Эго
(чаще всего основанное на отталкивающей матери), а другой — «кроткое», нежное и любящее либидинальное Эго, часто доходящее до того, что здравая кооперация между убогими центральными Эго супругов практически полностью исчезает.
Такие браки сохраняются вследствие реальной потребности в развитии и интеграции. В данном случае брак, диада, представляет суммарную (total) личность, в которой каждый партнер играет роль одной из нераспознанных противопоставленных друг другу конфликтных «половин», вместо взаимодополняющего развития в сторону индивидуальной полноты (completeness) и улучшения, которое возможно в здоровом браке, благодаря принятию амбивалентности «смешанной» личности. Так выглядит совместное использование партнерами
друг друга, иногда вплоть до переворачивания общепринятых мужской и женской ролей. Одновременно с этим внутри такого брака происходит расщепление на правильный, даже «счастливый» социальный фасад, который члены диады (их центральное совместное Эго)
сговариваются презентировать миру — с одной стороны, и с другой
— конфликт внутри и только внутри личного пространства супружеских отношений. Таков наилучший способ интеграции, которой способна достичь пара, принимая во внимание травматический прошлый
опыт супругов.
Брак является ближайшим взрослым эквивалентом первичных родительско-детских взаимоотношений. Таким образом, если он является успешным, то он должен вращаться вокруг свободы к регрессу.
Условием роста является свободное привнесение во взрослые взаимоотношения глубинных элементов инфантильных объектных отношений. Чтобы быть способным регрессировать к взаимной, похожей
на детскую, зависимости, с гибкой сменой ролей, без цензуры и потери достоинства, под защитой знания о том, что партнер все принимает, поскольку сам проективно идентифицируется или терпит как хороший родитель это «маленькое нуждающееся Эго», когда оно выглядывает — это та надежда, к которой стремятся люди, ищущие человека, который будет любить безусловной любовью, снисходительно и
сильно, который поможет соединить все частичные объектные отно14
шения в осмысленное целое, что придаст силы. Поиск этого в гетеросексуальности определяет то упорство, с которым люди ищут своего
«идеального супруга». Они могут расторгнуть брак только чтобы переиграть паттерн снова. Или они могут отчаянно цепляться и воспроизводить прошлые фрустрирующие объектные отношения, используя друг друга как жертву и насильника.
В этом очень коротком наброске я надеялся показать, как точка
зрения Фэйрберна позволила мне построить некое подобие понятийного аппарата понимания супружеских затруднений, — возможно, наиболее ясной области приложения его очень ценной теории.
Перевод с англ. А.Е.Шуткова
ЛИТЕРАТУРА
1. Dicks H.V. (1950) Personality traits and national socialist ideology
// Hum. Relat, 3, part 2, 111-54.
2. Dicks H.V. (1952) Observations on contemporary Russian behaviour
//Hum. Relat., 5, part 2, 111-75.
3. Dicks H.V. (1953) Experiences with marital tensions in the
psychological clinic // Brit. J. Med. Psycho]., 26, parts 3, 4, 181-96.
4. Guntrip H. (1961) Personality structure and human interaction
// Int. Library of Psychoanal., London: Hogarth.
5. Fairbairn W.R.D. (1952) Psychoanalytic Studies of the Personality
// London: Tavistock Publ.
6. Spiegel J. (1957) The resolution of role conflict within the family
//Psychiatry, 20, 1-6.
15
Эйдемиллер Э.Г.
СЕМЕЙНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ:
СОСТОЯНИЕ, ПЕРСПЕКТИВЫ И ТУПИКИ
РАЗВИТИЯ*
В нашей стране накоплен немалый опыт изучения семейных отношений, семейного воспитания и проведения семейной психотерапии
(Мягер В.К.,Мишина Т.М., 1976; Эйдемиллер Э.Г, 1980;Юстицкис В.,
1990, 2001; Захаров А.И., 1982; Варга А.Я., Будинайте ГЛ.,
Черников А.В., 2005; Шапиро А.З., 2005). Сформулированы такие понятия, как «семейная психотерапия» и «семейный диагноз». Под последним подразумевается определение характера и степени дисфункции семьи, проявляющейся в нарушениях структуры семейных ролей,
внешних и внутренних границ, коммуникаций, механизмов интеграции и формирования психологических защит («семейных мифов»).
Для меня существуют как минимум пять определений семейной
психотерапии.
Первое: семейная психотерапия является формой проведения психотерапии, опирающейся на принципы основных методов психотерапии — психоанализа, аналитической психодрамы, гештальт-терапии
и др., — применительно к проблемам конкретной семьи (Карвасарский Б.Д., 2000).
Второе: семейная психотерапия является комплексом приемов и
методов психотерапии, направленных на коррекцию психологического, социального и биологического, статуса клиента в семье и при помощи семьи. Согласно, этому определению, семья содержит в себе
как саногенный, так и патогенный потенциал (Кабанов М.М.,
Личко А.Е., Смирнов В.М., 1985).
* В октябре 2007 года в Москве в НИИ семьи и воспитания прошла Третья Международная конференция «Психологические проблемы современной семьи». В этом
номере мы начинаем печатать материалы выступлений, сделанных или присланных
на эту конференцию. Публикация статей и выступления с конференции будет
продолжена в следующих номерах журнала.
ЭЙДЕМИЛЛЕР Э.Г. — профессор, доктор медицинских наук, Санкт-Петербургская
медицинская академия последипломного образования Росздрава.
110
Третье: семейная психотерапия — самостоятельное направление
в психотерапии, включающее в себя ряд методов, опирающихся на
определенные теории (теория систем, кибернетика, учение о коммуникационных каналах, «психология отношений» В.Н.Мясищева, психоанализ З.Фрейда, нарративный и конструктивистский подход и др.).
За этим определением стоит проблема эклектики и/или интеграции
различных методов и техник психотерапии, исходящих из конкретного психотерапевтического запроса клиента(ов).
Четвертое: семейная психотерапия — это система психологических воздействий на семью как на живую открытую систему с целью
оптимизации ее функционирования (Эйдемиллер Э.Г., 2002). Это определение отражает системный подход в семейной психотерапии, и
соответствующий метод получил название системной семейной психотерапии (Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В., 2001; СельвиниПалаццоли М., 1978; Nichols M., 1984).
Наконец, пятое определение: семейная психотерапия — это переговоры членов семьи с участием и при помощи психотерапевта, выступающего в роли переводчика, посредника и инициатора изменений
в функционировании семейной системы, с целью ее оптимизации.
За каждым определением семейной психотерапии стоит своя история, верования, теории и практика, которые впитали и впитывают в
себя все многообразие человеческого бытия.
Общие цели разных методов семейной психотерапии можно представить следующим образом: изменение в семье ряда представлений
(установок, предположений) о возникшей проблеме; трансформация
взглядов членов семьи на их проблему от индивидуально-личностных к целостным и согласованным; модификация проницаемости границ между подсистемами; создание альтернативных моделей разрешения проблем через прямое или косвенное вмешательство; уменьшение эмоциональной вовлеченности членов семьи в симптоматическое поведение одного из ее членов; коррекция различных форм иерархического несоответствия; прерывание дисфункциональных стереотипов поведения, взятых из родительской семьи, вынесение на поверхность важных «незаконченных дел», раскрытие семейных
секретов, улучшение коммуникативного стиля общения членов семьи.
В настоящее время границы между различными методами семейной психотерапии постепенно стираются. За годы своего развития она
вобрала в себя позитивные моменты психоанализа, групповой динамики, структурной, стратегической и когнитивно-поведенческой пси111
хотерапии. Например, в структурной психотерапии, как и в поведенческой, отправным пунктом для психотерапевтического вмешательства служит наблюдение за поведением членов семьи. В стратегической семейной терапии постановка гипотез и задач психотерапевтом
сближает его позицию с директивностью поведенческого подхода.
Объектом психотерапии является не только дисгармоничная семья,
но и семья, находящаяся в кризисе. Важно найти ресурсы семьи, способности и мотивацию к изменениям и акцентировать внимание на
решении актуальных проблем.
Семейная психотерапия представляет собой особый вид психотерапии, направленный на коррекцию межличностных отношений и
имеющий целью устранение эмоциональных расстройств в семье, наиболее выраженных у больного члена семьи. Обычно семейная психотерапия сосредоточена не на одном члене семьи, хотя может иметь
дело с одним из ее представителей на протяжении всего курса лечения.
Так что же представляет собой психотерапия вообще и семейная
психотерапия в частности? Какова роль контекста культуры в формировании содержания/формы психотерапии?
В настоящее время психотерапия — это тот вид духовной практики, который, с одной стороны, наиболее востребован населением разных стран мира, а с другой стороны — предмет разногласий и ожесточенных споров.
Следует уточнить термин «духовная практика», который введен
мною впервые в контекст психотерапии.
Духовная практика — это формулирование и выдвижение идей,
реализация которых позволяет каждому человеку в отдельности и человечеству вщелом переживать состояние благополучия. Духовная
практика — 1юнятие, представляющее собой компромисс науки с искусством.
Попытаемся ответить на два вопроса.
Вопрос первый. Что такое психотерапия?
Самый очевидный ответ: психотерапия — это вид лечения, осуществляемый психологическими воздействиями.
Вопрос второй. Почему к психотерапевту приходят люди здоровые, но имеющие психологические проблемы: супружеская ревность,
обида на детей, их непослушание и плохая успеваемость, конфликты
поколений в семье? А угроза развода и ситуация в семье после развода; вопрос о том, как правильно воспитывать детей и можно ли ба112
бушкам/дедушкам (как это ни странно звучит) любить внуков больше
чем любят их родители, и многое другое?
Если при ответе на первый вопрос психотерапия выступает как
вид медицинского вмешательства, лечения, то при ответе на второй
— как духовная практика, опирающаяся на парадигму здоровья и на
правленная на поиск и раскрытие глубинных смыслов бытия. Причем
после консультации с психотерапевтом многие клиенты находят путь
решения проблемы и чувствуют себя увереннее.
Психотерапия — это лечение или психологическое сопровождение человеком человека, переживающего кризис бытия?
Психотерапия — это медицина или гуманитарная практика? Каковы теоретические концепты психотерапии: естественнонаучная парадигма (каузальная модель) и/или гуманитарная?
Для меня психотерапия, несмотря на ее длительный исторический путь становления и развития, — новая междисциплинарная специальность, основанная на естественнонаучной и гуманитарной парадигмах, интегрирующая в себе такие духовные практики (по мере
их возникновения), как религия, медицина, философия, педагогика, психология, социология, политика, этика и др.
Следовательно, психотерапевтическая деятельность в нашей стране не должна быть привилегией одних лишь врачей, но должна осуществляться и психологами, и социальными работниками, то есть профессионалами, имеющими высшее образование соответствующего
профиля и специальную последипломную подготовку и несущими
юридическую ответственность за свою деятельность.
Другое следствие данного мною определения психотерапии заключается в том, что психотерапевтическая деятельность должна регламентироваться соответствующим Законом РФ, а не подзаконными
актами министерств.
Наконец, еще одно определение психотерапии, которое тоже относится к психологическим, но в нем в большей степени подчеркнуты партнерские отношения психотерапевта и клиента: психотерапия
— это психологическое взаимодействие психотерапевта/психотерапев
тов и клиента/клиентов, в результате чего осуществляются конструк
тивные изменения и личностный рост каждого участника взаимодей
ствия. Подтверждением справедливости данного определения явля
ется теория и практика интерперсонального психоанализа Г.С.Салливэна и семейной психотерапии К.Витакера и А.Напира, основанной
на опыте.
ИЗ
Для того чтобы понять роль и место психотерапии в культурном
контексте современной России, необходимо осветить сам культурный
контекст в его развитии вообще и в России в частности.
В развитии культуры выделяют четыре эпохи: премодерн, модерн,
постмодерн, эксплозив (Александер Ф., Селесник Ш., 1995; Зельцер
В., 2001; Эйдемиллер Э.Г., 2002; Эпштейн М., 2006).
В эпоху премодерна мышление человека было магическим, поэтому главенствующими методами психотерапии, сохранившими свое
значение и сейчас, были различные религиозные ритуалы, гипноз и
методы психотерапии, основанные на феномене внушения и самовнушения.
Для эпохи модерна, которая условно начинается с работ Р.Декарта и Д.Локка, характерно стремление отыскивать (или приписывать)
причинно-следственные связи как в природе, так и в поведении людей. Важным инструментом в познании психики становятся психоанализ 3. Фрейда, в основе которого лежат наблюдение и интроспекция, и теория условных рефлексов И.П.Павлова с основанными на
ней методами поведенческой психотерапии.
Следует остановиться на методологических понятиях, которые
вызывают дискуссии в современной психотерапии: метод, направление, школа и техники.
Метод — это определяемые границы единства и взаимодействия
теории и практики. Применительно к психотерапии можно сказать,
что психоанализ являет собой две ипостаси — мировоззрение и метод
психотерапии.
Направление—это группа методов психотерапии, имеющих в теории больше сходства, чем различий, а также имеющих сходство и различие в практическом, то есть техническом, воплощении этих теорий.
Школа — это персонификация направления или метода психотерапии (есть основоположник теории, есть ее методология, концепция
и программы обучения, система верификации результатов, исследования эффективности и т.д.). К примеру, психоанализ 3. Фрейда, аналитическая психодрама Я.Морено, гештальт-терапия Ф.Перлза, патогенетическая психотерапия неврозов В.Н Мясищева.
Техники — это конкретные приемы в рамках психотерапевтического процесса, определяемого параметрами направления или метода.
Следует сказать, что техники часто не имеют специфических признаков, позволяющих относить их к тем или иным методам психотерапии. К примеру, «работа со стульями» в равной степени относится как
114
к аналитической психодраме, так и к гештальт-терапии, а психоскульптурирование используется как в аналитической психодраме, так и в
семейной психотерапии (Джулиус Э.К., Пэпп П., 2007; Satir V, 1988).
Культура эпохи постмодерна не только включает в себя признаки
предыдущих эпох, но и имеет свои характерные признаки.
Принципризомы (Делез Ж., Гваттари Р.) предполагает новый способ структурирования как в отношении знания, так и мировосприятия в целом. Для описания этого принципа в наибольшей степени подходят понятия «контекста переживаний, взаимодействия», «семейного контекста», которые пришли из семейной психотерапии (Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В., 2001; Браун Дж., Кристенсен Д., 2001;
Nichols M., 1984). Контекст бытия — это поле описания всего того
опыта, который входит в рамки исследования/описания. При этом отсутствует классическое деление на целое, частное, подчиняющее и
соподчиненное. Речь идет о неоднородном поле идентичности.
Контекст характеризуется несимметричностью, вследствие чего
так называемая периферия бытия может оказаться более значимой,
чем «центр». В аналитической психодраме (я занимаюсь ею много лет
и считаю одним из наиболее универсальных и эффективных методов
психотерапии, пригодных для детей, подростков и взрослых) маленькие детали, например уточнение цвета обоев, времени суток, открыты или закрыты двери в комнатах, в психодраме протагониста имеют
подчас большее значение для достижения им инсайта и катарсиса,
чем формулирование и проговаривание им основной темы.
Семейные психотерапевты настаивают на том, чтобы на сеансы
психотерапии приходили все члены семьи, поскольку какой-то нюанс
поведения одного из них способен прояснить суть конфликтных взаимоотношений.
Сальвадор Минухин (Minuchin S., 191 А) описывает случай, когда
на сеанс психотерапии пришла семья: мать, отец и двое детей — подросток и младенец, лежащий в коляске. Мать долго, со страданием в
голосе говорила, что ее муж черствый человек, игнорирующий интересы семьи, что он равнодушен к детям. В это время младенец заплакал, мать продолжала свои жалобы, сидя на стуле, и только отец встал
и начал катать коляску, чтобы успокоить ребенка.
Время становления эпохи постмодерна — весьма подвижная граница, охватывающая конец 20-х годов XX века и наши дни.
Критика абсолютизма разума, так называемого научного познания, основанного на догмате измерения. Помимо измерений в совре115
менной психологии наиболее важным стало вслушивание, вчувствование, взаимная эмпатия. Диктатура рационального объяснения, действия, последействия и следствия уступила место созданию и воссозданию контекста множественной интерсубъективности. Множественная интерсубъективность в общении способствует развитию понимания.
Понимание отличается от объяснения тем, что при понимании информация (когнитивный компонент) взаимосвязана с эмоциональным
переживанием (эмоциональный компонент). Уместно вспомнить слова известного детского психиатра С.С.Мнухина: «Понимание возникает
тогда, мысли прочувствованы, а чувства осмыслены». При объяснении
информация чаще всего лишена эмоционального сопровождения.
В дисфункциональных семьях общение чаще всего строится на
объяснении.
На сеансе индивидуальной психотерапии в случае явлений переноса и противопереноса происходит взаимное выстраивание образов
друг друга психотерапевтом и клиентом.
В начальной фазе психотерапии психотерапевт (имеющий собственный жизненный опыт, соответствующие профессиональные качества, опыт самораскрытия и инвентаризации личного психологического пространства, проницаемые внутренние и внешние границы «Я»)
демонстрирует клиенту эмпатию, принятие его таким, какой он есть,
инициативу. Клиент же предъявляет психотерапевту свои страхи, веру и неверие, проявляет тревогу, ригидные паттерны эмоциональноповеденческого реагирования, выражает надежду, что психотерапевт
ему поможет.
Границы личностного пространства клиента либо размыты, либо
жесткие, большая часть его потенциала оказывается невостребованной.
В средней фазе психотерапии продолжается процесс взаимодействия, в котором важнейшими являются восприятие, взаимная акцептация личного материала психотерапевта и клиента, причем психотерапевт (и в этом его сила и профессионализм) усваивает для себя лишь
то из материала клиента, что способствует умножению его потенциала и опыта. Границы клиента становятся более проницаемыми, вследствие чего он способен осуществлять инвентаризацию и коррекцию
своего и чужого опыта.
В заключительной фазе психотерапии клиент завершает «встраивание» в себя того материала, который образовался в процессе взаимоотношений/взаимодействий с психотерапевтом, инвентаризацию и
116
коррекцию своего опыта. Наличие проницаемых внешних и внутренних границ позволяет клиенту осуществить интеграцию уже имевшегося опыта и вновь приобретенного. Это полностью самостоятельная
аутентичность, уже не зависимая от психотерапевта. Психотерапевт в
результате общения с клиентом либо подтверждает, либо подвергает
сомнению тот опыт переживаний, который был у него ранее.
Если психотерапевт — профессионал высокого класса, он всегда
оказывается в выигрыше, выстраивая собственную личность. В случае непрофессионализма психотерапевта противопереносы разрушают его личность.
Несколько иначе выглядит ситуация взаимодействия клиентов и
психотерапевта в процессе семейной психотерапии.
На первых двух фазах семейный психотерапевт устанавливает контакт со всеми вместе и с каждым в отдельности, выстраивая уровни
интеграции и общности семьи.
В заключительной фазе члены семьи, благодаря инвентаризации
и утилизации личностных и семейного ресурсов, симптоматического
поведения и взаимодействий, устанавливают ту конфигурацию семейной общности, при которой семья оказывается способной реализовать свой потенциал роста, измерений и самоактуализации. Психотерапевт занимает свое место за пределами данной семьи и готовится к
встрече с новой.
В эпохе постмодерна подвергается критике принцип функциональности, который предполагает жесткое слияние предназначения, судьбы и аутентичности с выполнением социальных ролей. В тоталитарных обществах принцип функциональности был жестко самодовлеющим, и каждый человек рассматривался как элемент большой государственной машины.
Преобладающими теориями в философии и психотерапии в эпоху постмодерна становится теория социального конструктивизма и
нарративный (повествовательный) подход (Эфран Дж., Льюкенс Р.,
Льюкенс М., 2007). Благодаря работам чилийских биологов Умберто
Матурана и Франсиско Варела стало ясно, что так называемые «очевидные» биологии факты не всегда являются таковыми. Очень трудно отнести тот или иной вид животных, организмов на определенные
позиции классификаций. К примеру, большую панду одно время относили к медведям, потом к енотам, потом снова к медведям, причем
оказалось, что и еноты, и медведи являются представителями одной
большой семьи.
117
Суть конструктивизма заключается в осознании того, что наши
предположения о мире невозможно непосредственно подтвердить.
«Язык — это самое главное, без него невозможны были бы такие
сложные согласования действий в социальном сообществе, и именно
поэтому конструктивисты настаивают на том, что человеческие жизни, в сущности, являются «разговорами». Следовательно, конструктивистская психотерапия в фигуральном смысле представляет собой
особую форму «разговора»» (Эйдемиллер Э.Г., Александрова Н.В.,
Юстицкис В., 2007, с. 77).
Основное допущение нарративных психотерапевтов заключается в следующем: все, что мы говорим, опирается на какую-то традицию, на наше понимание чего-либо каким-то определенным образом,
поэтому все сказанное имеет смысл только в рамках этой традиции.
Если что-то вырвать из контекста, то оно потеряет смысл. Если мы
поместим фрагмент сообщения в новый контекст, то он будет означать что-то другое. Наглядный пример этого — так называемые «исторические фильмы», в которых актеры — носители психологии человека XX века с их открытой манерой поведения, своеобразным этикетом, привычкой одеваться — изображают героев прошлых эпох. То
же самое происходит и в научных дискуссиях: каждый оппонент доказывает свои тезисы, находясь в рамках своего контекста мыслей и
переживаний, в то же время те, кто наблюдает за дискуссией, склоняются то в одну, то в другую сторону не вследствие рациональных причин, а вследствие иррациональных убеждений и установок. Трагедия
людей XX века — внеконтекстуальное существование и общение.
Понимание между людьми возникает в условиях взаимосозданного и взаиморазделяемого контекста переживаний. «Стол — это то,
что наиболее часто обозначается этим словом» — это утверждение
справедливо лишь тогда, когда общающиеся договорились о границах контекста взаимоотношений и о способах проверки качества понимания. При нарушении этих условий «стол» в нашем понимании
может трансформироваться в «стул». Основной тезис нарративного
подхода — «практичность» вместо «истинности». По словам Петера
Козловски, ответственность за свое самоопределение, самоактуализацию является прерогативой самой личности. Речь идет об ответственном самоформировании. Наверное, из всех сфер социального функционирования общение в нормально функционирующей семье и общение в ситуации психотерапии имеют больше всего причин называться «понимающим общением».
118
Главенствующей ценностью эпохи постмодерна является: свобода, которая предполагает, помимо всего прочего, отказ от завоеваний
в области духовных практик. К сожалению, опыт общения и взаимоотношений психотерапевтов в России говорит об обратном: все понимают необходимость объединения, но при этом продолжается конкурентная борьба представителей разных школ, ассоциаций, учреждений и просто отдельных психотерапевтов. Тема, которая волнует всех,
но о которой никто не говорит вслух, — это власть и деньги. Кто будет
определять параметры специальности, стандарты обучения и сертификации, кто будет иметь большее влияние — это тот неявный в декларировании, но более чем явный в поступках лейтмотив развития
психотерапии в современной России.
Преодоление научного монизма и декларация множественности
форм познания. Отношения традиционной медицины, частности так
называемой научной психотерапии, с альтернативной медициной и
психотерапией характеризуются закрытостью и враждебностью. Причем, большую враждебность демонстрирует официальная медицина,
а альтернативная отвечает ей игнорированием. Если мы не знаем механизмов лечебного действия методов нетрадиционной медицины, то
все-таки должны констатировать, что многие целители обладают такими важными качествами, как умение осуществлять присоединение,
наводить трансы, стимулировать переносы, вселять веру и надежду.
Весь вопрос в том, как будут использованы эти возможности.
Наконец, в эпоху постмодерна актуализируются качества готической культуры с ее стремлением к чистоте. Функциональность заменяется принципом органичности. Все многообразие природы, человеческого бытия понимается как взаимосвязанное, как живое, которое развивается по своим законам. Метафорой этого принципа может
служить панорама: есть река, луга, кустарники, деревья, различная
живность, ценная сама по себе, но ни в коем случае не выступающая
в роли «младших братьев»; небо, солнце и человек, который пытается
обучиться неагрессивному существованию.
К сожалению, прав философ М.Эпштейн, профессор Университета Эмори в г. Атланте (США), который утверждает, что эпоха постмодерна погибла 11 сентября 2001 г. В результате страшных терактов в США и в других странах народилась эпоха зксплозива.
Для этой эпохи характерны неверие, нетерпимость, оппозиция,
конфронтация, угрозы, агрессия, террористические акты. Многополярность мира сменилась конфронтацией глобализма и антиглобализ119
ма, христианской и исламской культур, противопоставление «хорошего» и «плохого», возрождением «холодной войны». В психотерапии жесткое администрирование принуждение к применению принципов «доказательности» и «клиницизма», которые сами по себе не
вызывают возражений, могут привести к тому, что одни методы психотерапии попадут в разряд официально рекомендованных, а другие
— в «черный список».
В настоящее время исследователи Карвасарский Б.Д., (2000) насчитывает до 700 методов психотерапии. Совершенно очевидно, что
методов психотерапии значительно меньше, а увеличение их количества связано с тем, как каждый психотерапевт стремится скорее персонифицировать свой опыт, нежели признаться в том, что является
учеником и последователем другого психотерапевта.
Для того чтобы сориентироваться во всем многообразии методов
и техник психотерапии, лучше воспользоваться предложением М.Н.Решетникова (2001) и выделить методы психотерапии, относящиеся к
следующим направлениям (Эйдемиллер Э. Г., Юстицкис В., 2002):
• методы психотерапии, основанные на внушении и самовнуше
нии;
• поведенческая психотерапия;
• когнитивная психотерапия;
• психоаналитическая (психодинамическая) психотерапия;
• экзистенциальная (гуманистическая) психотерапия;
• семейная психотерапия.
В современной России одни направления психотерапии развиты
лучше (как, скажем, первое, второе, четвертое), а другие — значительно хуже (например, семейная психотерапия).
Отнесение семейной психотерапии к самостоятельному направлению достаточно спорно, и в нашей стране имеет больше противников, чем сторонников.
Какие у меня есть основания выделять семейную психотерапию как самостоятельное направление?
Во-первых, собственный психотерапевтический опыт. Мне повезло вместе с В.К.Мягер и А.И.Захаровым быть основоположником
семейной психотерапии в СССР. Мы поняли, что семья является уникальным социальным организмом, имеющим свои специфические признаки, свои механизмы функционирования. Были созданы теории, касающиеся разных аспектов функционирования семьи:
• структура базисных семейных ролей;
120
• учение о горизонтальных и вертикальных стрессорах;
• концепция «патологизирующего семейного наследования»
(Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В., 2001);
• семья как живая открытая система, функционирующая в нерав
новесных условиях;
• семейные подсистемы и границы;
• семейные мифы;
• семейные когнитивные сценарии, диагностическая и психоте
рапевтическая процедура, «наивная семейная психология» В.Юстицкиса и Э.Г.Эйдемиллера (1990; 2001).
Во-вторых, существование разнообразных теорий, объясняющих
функционирование семей как целого.
В-третьих, близость и взаимопроникновение этих теорий в объяснении функционирования семей: психодинамические, системные,
структурные, коммуникативные и стратегические теории семейной
психотерапии скорее дополняют друг друга, нежели опровергают.
В-четвертых, именно в семейной психотерапии впервые получили свое развитие конструктивистский и нарративный подходы, которые, с моей точки зрения, явились своеобразной интеграцией философии постмодерна, теории и практики психоанализа, системного
подхода (общей теории систем Людвиг фон Бертоланфи), психотерапии, основанной на опыте В.Сатир и К.Витакера.
Думается, что ни одна из метафор не может в полной мере отразить такие сложные понятия, как психотерапевт и психотерапия (например, психотерапевт — это музыкальный инструмент и исполнитель одновременно). Даже сюрреалистическое мышление не может
панорамно и непротиворечиво воссоздать этот образ.
Моя любимая метафора, передающая суть психотерапевта, — это
фигура Сталкера (главного героя одноименного фильма А.Тарковского). Сталкер — опытный исследователь неизвестного и непознанного
мира, содержащего в себе как манящее, так и опасное. Психотерапевт
— сталкер сопровождает пациентов-путешественников по маршруту
их желаний и страданий, но использует при этом свои личностные и
профессиональные качества: эмпатию, рефлексию, терпение, принятие пациентов-путешественников такими, какие они есть, — для успешного и результативного завершения путешествия. Разумеется, в
этой специальности есть и меркантильная сторона—«хабар», то есть
оплата услуг.
121
Но все время требует ответа вопрос, который формулируют и
Сталкер и Путешественники: «Куда мы идем? Что мы делаем, зачем,
с какой целью, с какой мерой безопасности?»
Метафорой для понимания семейной психотерапии может служить следующий образ: каждая семья — композитор своей МУЗЫКИ
под названием «Жизнь», а также ее исполнитель и дирижер. Диссонанс и фальшь появляется тогда, когда члены семьи не могут договориться о репертуаре, способах и последовательности исполнения произведения. Кто же тогда такой семейный психотерапевт? Временно
приглашенный «дирижер-консультант», который призван способствовать налаживанию понимании в семье, проведению репетиций, а
затем покидающий семью.
Семья же остается играть свою музыку — музыку боли, радости,
жизни.
Каковы перспективы развития семейной психотерапии в нашей стране? Есть ли тупики в ее развитии?
Во-первых, осуществляется, но очень медленно, уточнение психологических понятий, используемых психотерапевтами в психотерапии вообще, и в семейной психотерапии в частности.
Во-вторых, осуществляется создание института супервизии как
обязательного компонента подготовки семейных психотерапевтов —
врачей и психологов.
Одним из критериев профессионализма психотерапевта является
способность концептуализировать собственную деятельность, давать
самому себе ответ на вопрос: «В рамках какой парадигмы и психотехнологии я провожу сеансы психотерапии?»
В-третьих, обсуждение юридических и этических аспектов психотерапии. Эти аспекты психотерапии, несмотря на усилия целого ряда специалистов — А.Я.Варга, Б.Д.Карвасарского, А.Г.Лидерса,
Р.К.Назырова, И.М.Никольской, А.Б.Холмогоровой, А.В.Черникова,
А.З.Шапиро, Э.Г.Эйдемиллера и др. — так и остаются частично разработанными и не внедренными в широкую практику психотерапии.
В-четвертых, не преодолено противостояние психологической и
медицинской моделей психотерапии. Последняя, в свою очередь, чаще всего выступает в качестве врачебной модели.
Врачебная модель оказания помощи зачастую совершенно обоснованно игнорирует партнерские отношения с пациентами, и это накладывает свой отпечаток на мышление врачей.
122
Следует помнить, что подавляющее большинство теории, лежащих в основе различных методов психотерапии, являются психологическими. Однако, статус психолога в системе оказания психотерапевтических услуг, так и остается неопределенным. Продвижение проекта «Закона о психотерапии» в коридорах власти встретило значительное сопротивление.
Наконец, а на самом деле с этого надо начинать — это проведение широкомасштабного исследования эффективности различных методов и моделей психотерапии.
В заключение нельзя не сказать несколько слов о тупиках в развитии семейной психотерапии. Эти тупики называются «психологический» и «биологический» редукционизм, то есть преобладание в
исследовании этиопатогенеза нервно-психических расстройств либо
психологических, либо биологических подходов. Несмотря на все заклинания ведущих ученых мира, подлинно системные исследования
в семенной психотерапии являются редкостью.
Мне неоднократно приходилось наблюдать за поведением психологов и врачей-психотерапевтов в тренинговых группах личностного
роста, а также проводить соответствующие психологические исследования, в результате чего было обнаружено: пониженная самооценка у участников; наличие неразрешенных/неразрешаемых невротических конфликтов; низкая фрустрационная толерантность; высокая личностная тревожность. Единственное, что отличало их от участников
психотерапевтических групп — это наличие у них более зрелых и гибких психологических защит и копинг-стратегий.
Более того, собственные исследования показали, что личностная
и семейная дисфункции у больных с невротическими, психосоматическими расстройствами, а также у условно здоровых людей, очень
сходны. Вследствие этого введение С.Минухиным термина «психосоматическая семья» является малообоснованным.
Следует помнить, что известный врач и аналитик Ф.Александер
настоятельно советовал, что «психосоматические исследования требуют как детального и точного описания психологических взаимосвязей, так и точного наблюдения сопутствующих физиологических
процессов». (Alexander E, 1950). Кроме этого, он считал, что для формирования психосоматического расстройства необходимо участие
«конституционального фактора X». Получается, что психологическая
наука XX — XXI веков недалеко ушла от науки XVIII века с главенствующей теорией «флогистона». Наличие флогистона в организме че123
ловека в достаточном количестве делало его живым, а отсутствие оного
больным или мертвым.
Следовательно, с позиции биопсихосоциальной модели здоровья
и болезни необходимо продолжить исследования факторов: «X» (биологический), «Y» (психологический), «Z» (социальный), а самое важное — их системной взаимосвязи. Таким образом может быть найден
выход из тупика.
ЛИТЕРАТУРА
1. Мягер В.К., Мишина Т.М. Семейная психотерапия при невро
зах: методические рекомендации. — Л., 1976. 13 с.
2. Эйдемиллер Э.Г. Семейная психотерапия при психопатиях, ак
центуациях характера, неврозах и неврозоподобных состояниях: ме
тодические рекомендациях. — М.: МЗ СССР.: 1980. 27 с.
3. Эйдемиллер Э.Г., Юстицкий В.В. Семейная психотерапия. —
Л.: Медицина, 1990. 192 с.
4. Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В. Психология и психотерапия се
мьи. — 3-е изд. — СПб.: Питер, 2001. 656 с.
5. Захаров А.И. Психотерапия неврозов у детей и подростков. —
Л.: Медицина, 1982. 215 с.
6. Варга А.Я., Будинайте Г.Л. Теоретические основы системной
семейной психотерапии // Системная семейная психотерапия: Клас
сика и современность / Составитель и научный редактор А.В.Черни
ков. — М.: Класс, 2005. 400 с.
7. Шапиро А.З. Трудности перевода в семейно-терапевтическом
контексте: от негативности к позитивности // Нейпир О., Витакер К.
Семья в кризисе. — М.: Когито-Центр, 2005. С. 7-16.
8. Карвасарский Б.Д. (ред.) Психотерапия. — СПб.: Питер, 2000.
544 с.
9. Кабанов М.М.,Личко А.Е., Смирнов В.М. Методы психологиче
ской диагностики и коррекции в клинике.—Л.:Медицина, 1983.312 с.
10. Эйдемиллер Э.Г. Системная семейная психотерапия (ред.). —
СПб.: Питер, 2002. 368 с.
11. Nichols M. Family therapy. Concepts and methods. — gardens
press, inc. — NY, London, 1984. 609 p.
12. Сельвини Палаццоли М., Босколо Л., Чекин Дж., Прата Дж.
Парадокс и контрпарадокс. — М:: Когито-Центр, 2002. 204 с.
124
13. Александер Ф., Селесник Ш. Человек и его душа: познание и
врачевание от древности до наших дней. — М.: Прогресс — Культу
ра; изд. Агентства «Яхгсмен», 1995. 608 с.
14. Эпштейн М. Речи на поминках постмодерна // «Петербург на
Невском». — СПб., 2006. № 9. С. 20.
15. Зельцер Венке Культурно-исторические особенности работы
семейного психотерапевта в Норвегии // Семейные психотерапевты и
семейные психологи: Кто мы? Материалы международной конферен
ции / Ред. Э.Г.Эйдемиллер и А.З. Шапиро. — СПб., 2001. 240 с.
16. Джулиус Э.К., Пэпп П. Семейная хореография: алкоголиче
ская семейная система на протяжении нескольких поколений // Се
мейная психотерапия. Хрестоматия / Сост. Эйдемиллер Э.Г.,
Александрова Н.В., Юстицкис В.). — СПб.: Речь, 2007. С. 378-391.
17. Satir V. The new peoplemaking. — Science and behavior books,
Inc., Mountain view, California, 1988. 400 p.
18. Браун Дж., Кристенсен Д. Теория и практика семейной пси
хотерапии. — СПб.: Питер, 2001. 352 с.
19. Minuchin S. Families and family therapy. — Cambridge: Harvard
University Press, 1974. 268 p.
20. Эфран Дж., Льюкенс Р., Льюкенс М. Конструктивизм: что он
может дать Вам? К вопросу о том, когда следует тличать стол от дива
на // Семейная психотерапия / Сост. Эйдемиллер Э.Г., Александ
рова Н.В., Юстицкис В.). — СПб.: Речь, 2007. С 63-79.
21. Эйдемиллер Э.Г., Александрова Н.В., Юстицкис В. (сост.) Се
мейная психотерапия. Хрестоматия. — СПб.: Речь, 2007. 400 с.
22. Решетников М.М. Актуальные вопросы в российской психо
терапии // Семейные психотерапевты и семейные психологи: Кто мы?
Материалы международной конференции «Психология и психотера
пия семьи». — СПб.: Иматон, 2001. С. 12-20.
23. Alexander F. Psychosomatic Medicine. —NY: Norton, 1950.236 p.
125