Введение - Учебный портал Российского университета дружбы
advertisement
Пузанова Ж. В. ПРОБЛЕМА ОДИНОЧЕСТВА (социологический аспект) Москва Издательство Российского университета дружбы народов 1998 УТВЕРЖДЕНО РИС Ученого совета Российского университета дружбы народов Р е ц е н з е н т ы: доктор философских наук, профессор В.М.Найдыш, кандидат философских наук, доцент М.П.Матюшова Пузанова Ж.В. Проблема одиночества (социологический аспект) – М.: Издво РУДН, 1998. – с. 58. Настоящее издание посвящено анализу одной из актуальных проблем современности - феномену одиночества. В нем нашли отражение основные положения наиболее значимых социологических подходов к данной проблеме. Рекомендуется для студентов, аспирантов социальногуманитарных специальностей, специалистов в области социальной философии, социологии, социальной психологии. © Издательство Российского университета дружбы народов, 1998 г. 2 Введение Одиночество принадлежит к числу тех понятий, реальный жизненный смысл которых, казалось бы, отчетливо представляется даже обыденному сознанию. Но эта интуитивная ясность обманчива, ибо она скрывает сложное подчас противоречивое философское содержание понятия, ускользающего от рационального описания. Бесспорно, что одиночество можно рассматривать как наиболее фундаментальный антипод самим основам человеческого общежития, гуманным межличностным отношениям, в конечном счете - самой сущности человека. Ведь еще Аристотель метко заметил, что человек вне общества либо бог, либо зверь. Разумеется центробежные силы, вырывающие личность из присущего ей социального контекста и ставящие ее в положение «бога» или «зверя», связаны и с такими феноменами, как индивидуализм, эгоцентризм, изолированность, отчуждение и т.д. Но в итоге все эти разнопорядковые факторы, отражающие сложные процессы социального развития общества, приводят к единому для них результату - к устойчивому состоянию одиночества, связанному с переживанием личностью своей трагической «атомарности», затерянности и заброшенности в безбрежные и теряющие для нее смысл просторы социума. В отличие от объективно возникшей изолированности, которая может субъективно и не восприниматься таковой, одиночество фиксирует внутренний, рефлективный разлад человека с самим собой, сосредоточение на неполноценности своих отношений с миром «других» людей. Как замечают американские исследователи У.Снетдер и Т.Джонсон, «одиночество становится всепроникающим явлением в нашем обществе. Ярко выраженное одиночество - это главная проблема как в аспекте личного, так и общественного духовного благополучия» [67. С. 34]. Одиночество относится к тем проблемам, которые преследуют человека на протяжении всей его истории. С недавних пор одиночество стали называть социальным бедствием. В настоящее время - это опасная болезнь, болезнь многоликая и коварная, вызывающая одновременно сострадание и протест. Бесправие, нищета, голод, угнетение, войны открытые враги человечества. Их проявления, как правило, очевидны, а потому и борьба с ними принимает характер мощных движений протеста, объединяющих людей, общей целью, возвышающих в человеке человеческое. Иное дело одиночество. Чаще всего оно не афиширует свое наступление на личность. Однако, как замечают американские 3 исследователи У. Снетдер и Т. Джонсон, «одиночество становится всепроникающим явлением в нашем обществе. Ярко выраженное одиночество - это главная проблема как в аспекте личного, так и общественного духовного благополучия»[67. C. 34]. Чего же больше в одиночестве беды или вины человека? Кто он жертва внешних обстоятельств, вызывающая искреннее сострадание, или эгоцентрик, совершивший преступление прежде всего по отношению к самому себе? Не просто дать однозначный ответ на эти вопросы, тем более что они не исчерпывают всех возможных альтернатив. Западные ученые уже не менее столетия пытается исследовать феномен одиночества. В российской же гуманитарной науке многие десятилетия господствовал тезис о том, что одиночество присуще только западному миру, тогда как у нас в силу гуманистического характера социалистического общества одиночества быть не может. Тезис этот, однако, стал все более и более расходиться с действительностью. В последние годы проблема одиночества значительно актуализировалась. Опубликованы публицистические статьи об одиночестве пожилых людей, принявшем угрожающие размеры. В зону социального риска, вызываемого отчуждением, были включены также подростки, молодежь. Развитие в российском обществе феномена одиночества признают многие специалисты, но сама проблема не становится яснее от простой констатации факта. По-прежнему эмоциональные оценки бесспорные по своему пафосу - преобладают над строгим анализом ситуации, опирающимся на достижения мирового обществознания. Разумеется, нет основания абсолютизировать исследования западных ученых, но знание и использование различных подходов и методик, выработанных европейскими и американскими философами, социологами, психологами дает возможность начать разработку этой проблемы с уровня, соответствующего достижениям сегодняшнего дня. Все исследователи сходятся на том, что одиночество в самом общем приближении связано с переживанием человеком его оторванности от сообщества людей, семьи, исторической реальности, гармоничного природного мироздания. Естественно, что под «оторванностью» понимается не физическая изолированность, а скорее нарушение контекста сложных духовных связей, объединяющих личность с ее социальным окружением. Одиночество, в отличие от объективной изолированности человека, которая может быть и добровольной и исполненной внутреннего смысла, отражает тягостный разлад личности, господство дисгармонии, страдания, кризиса «Я». 4 Теоретическое и художественное осмысление одиночества имеет давние традиции. Разработку же проблемы одиночества в рамках отдельной философской концепции можно отнести к XIX веку. В ранних формах философского осмысления одиночества западным сознанием обозначались две разновидности философской трактовки этого феномена, появившиеся в позднейшей философской мысли. 4 июля 1845 года американский натуралист, писатель и философтрансценденталист Генри Торо (1817-1862 гг.) без каких бы то ни было внешних причин покинул свой родной провинциальный городок Конкорд (штат Массачусетс) и обосновался в собственноручно построенной хижине на берегу близлежащего Уолденского озера. Физическое одиночество, достигнутое им в уединенном местечке, как он полагал, должно было стать лишь первой ступенью на пути к одиночеству высшему, духовному. Линия Тора породила своеобразные «теории» «коллективизма» и «коммунитаризма» (например, Т. Резак и другие), которые предусматривали «общинный» стиль жизни, якобы сохраняющий за индивидами полную внешнюю и внутреннюю автономию. Иную концепцию одиночества выдвинул европейский современник американского трансценденталиста, датский философ Серен Кьеркегор (1813- 1855 гг.). «Одиночество» Кьеркегора это абсолютно замкнутый мир внутреннего самосознания, мир, принципиально не размыкаемый ничем и никем, кроме Бога. Непроницаемая сфера самопознания высвечивается, согласно Кьеркегору, трагическими всплесками «отчаяния», в то время как устойчивая позиция «Я» сводится к вечному «молчанию», то есть воздержанию от материализации «ego» в его интеллектуальных формах. Не случайно Кьеркегор является непосредственным предшественником философского сознания XX века - экзистенциализма. И столь же не случайно, что один из его представителей, М.Бубер, отмечал: «Это одиночество нельзя сравнить даже с одиночеством монаха, отшельника: у последнего отказ, по существу, происходит вначале, и хотя он вновь должен достигаться и совершаться, но он не является жизненной темой - а именно ею он является у Кьеркегора»[2, C.199]. Вторая традиция, восходящая к Кьеркегору, через феноменологию Э. Гуссерля перешла в европейский экзистен-циализм, в его атеистической и религиозной разновидности. Глубокие корни философии одиночества пронизывают современное видение человека и межличностных отношений. Речь идет не только о собственно философской рефлексии в узком смысле слова, но и о 5 широком распространении устойчивых мотивов одиночества во всей современной западной культуре. «Для художника драма одиночества представляет собой эпизод трагедии, в котором мы все играем и представление которой заканчивается только с нашим уходом в вечность» - пишет известный французский кинорежиссер Жан Ренуар [15. C.195]. Именно искусство, с его повышенной восприимчивостью к социальноэтическим и психологическим вопросам, остро реагирует на умерщвляющее гуманистические ценности влияние индивидуалистической философской позиции, приводящей художника к драме абсурда и одиночества. «Одиночество это столь же богатая, сколь и несуществующая тема, - продолжает Жан Ренуар. - Ведь одиночество - это пустота, населенная призраками, которые приходят из нашего прошлого». [15. C.195]. «Призрачное» прошлое исподволь, но властно начинает формировать видение настоящего, причем в качестве отчужденной реальности. Эта иллюзорная реальность превращается в доминанту развития творческой индивидуальности художника. Воистину «мертвый тащит живого». Так, современный американский философ, представитель, так называемого гуманистического радикализма, И.Иллич, воспевая язык молчания, пишет: «Объективное изучение способов передачи значений показало, что гораздо больше передается от одного человека к другому посредством молчания, чем словами... Грамматика молчания - искусство более сложное для изучения, чем грамматика звуков...Человек, который показывает нам, что он понимает ритм нашего молчания, много ближе нам, чем тот, кто думает, что он знает, как говорить» [40. C.41-42]. Красноречивость «молчания», провозглашенная Илличем, абсолютизирует невербальные формы общения, наделяя их особым символическим смыслом. Однако философия «пустоты», какие бы аргументы ни выдвигались в ее обоснование, разъединяет людей, превращая их в самодовлеющие мирки субъективности, между которыми нет сущностных связей. И тем не менее идея «нового общения» достаточно широко проникла и в искусство. Американский эстетик К. Вудвард создал целую цепь далеко идущих рассуждений, исходным пунктом которых служило известное произведение американского композитора Джона Кейджа «4 минуты 33 секунды», представляющее собой соответствующее по длительности... гробовое молчание симфонического оркестра полного состава. Эстетика пустоты, молчания, небытия еще не так давно была сферой оживленных дискуссий в западной философии искусства, имеющей прямое отношение к области философии коммуникации. Искусство, отказывающееся от 6 формы, стремилось к полному освобождению от власти «техники» и ее материальных носителей, якобы неизбежно встававших преградой на пути полного самораскрытия творческого Я художника. При этом подразумевалось, что возникнувшее в результате искусство без формы устанавливало особый уровень межличностного общения «коммуникации», столь желанный для отчужденных друг от друга людей. К. Вудвард стремился всесторонне обосновать воинствующий иррационализм современного модернизма, пытаясь при этом облагородить его пространными рассуждениями об антибуржуазной направленности «философии молчания». Однако следует иметь в виду, что понятие «антибуржуазность» в словаре модернистов нередко употребляется как синоним антиматериальности. Таким образом «буржуазному» образу жизни и мышления противопоставлялся еще больший спиритуалистический идеализм, ведущий в глубину «экстрарационального общения», презирающий все материальное как таковое и не нарушающий, а усугубляющий затерянность человека в мире. Западное искусство, прекрасно осознавая всю глубину и противоречивость феномена одиночества, не стремится, как правило, дать ему нравственную и гражданственную оценку. Она вытесняется изощренной аналитичностью, поворачивающейся то крайне объективистскими, то столь же крайне субъективистскими гранями. Аналитичность эта подчас воплощается с исключительным мастерством, но мастерством отстраненным, о каких бы больных и острых проблемах личности ни шла речь. Попытки подобного, аналитического проникновения в суть одиночества предпринимались неоднократно. И в ряду тех, кто достиг в этом незаурядных результатов, имя Ингмара Бергмана, выдающегося шведского кинорежиссера, следует, видимо, упомянуть одним из первых. Его фильмы, начиная со знаменитой «Земляничной поляны», ставшей уже классикой западного кинематографа, и вплоть до одной из последних работ «Осенней сонаты», представляют собой художественную энциклопедию одиночества, некоммуникабельности, разорванности социальных связей, отчаяния, утраты надежды антижизни в ее обыденных формах и проявлениях. Подавляющее большинство фильмов Бергмана это строгие по форме, медленно разворачивающиеся философские притчи, наполненные скрытыми символами и ассоциациями. Число участников этих «тихих» трагедий, как правило, невелико. И даже тогда, когда одинокие человеческие монады оказываются вовлеченными в стремнину 7 всеохватывающих событий, личность оказывается отчужденной от истории, точно так же, как она отчуждена от своего Я. И.Бергман признанный мастер современного мирового кинематографа. Искусство шведского кинорежиссера философично в том смысле, что оно претендует, и не без оснований, на воссоздание идейных и нравственных трагедий «несчастного сознания» личности XX века. Однако важнейший вопрос состоит в том, считает ли он необходимым сопротивляться, или же трактует их в виде вечной и неизменной данности, требующей лишь аналитического подхода? Бергман отвечает таким образом: «Художник считает свою изолированность, свою субъективность, свой индивидуализм почти святыми. Так в конце концов все мы собираемся в одном большом загоне, где стоим и блеем о нашем одиночестве, не слушая друг друга и не понимая, что мы душим друг друга насмерть. Индивидуалисты смотрят пристально один другому в глаза, и все же отрицают существование друг друга. Мы блуждаем по кругу, настолько ограниченному нашими собственными заботами, что больше не можем отличить правды от фальши, гангстерских прихотей от чистейших идеалов» [1. C. 250]. Глубокая обеспокоенность все нарастающим отчуждением и одиночеством присуща многим западным мыслителям и художникам. Под этим углом зрения немалый интерес представляет «повесть-притча» (так определил ее жанр сам автор) «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» американского писателя Ричарда Баха. Наполненное символикой и аллегориями произведение Баха рассказывает о жизни стаи чаек, поселившейся на берегу океана. Но чайки Ричарда Баха - существа необыкновенные. Они умеют думать и разговаривать, а законы их стаи весьма напоминают законы человеческого общества. По мнению Ричарда Баха, особенно тягостное одиночество возникает тогда, когда безоглядный порыв, искреннее стремление помочь другим и сделать их жизнь лучше наталкиваются на глухое презрение умудренной «здравыми соображениями» обывательской толпы. Главные события в истории чайки по имени Джонатан Ливингстон разворачиваются тогда, когда в изгнании он постигает высшее совершенство в искусстве полета. Его окружали теперь ученики, единомышленники. Но Джонатаи Ливингстон вовсе не собирался стать властителем дум. Единственная его мечта состояла в том, чтобы научить изгнавшую его стаю красоте полета. И в этом также содержится весьма важный смысл, вкладываемый Ричардом Бахом в уста своего героя. 8 Любое, даже самое замечательное и выдающееся достижение, по сути, безжизненно, если оно остается достоянием лишь того, кто его впервые обрел. Либо одиночество губит открытие истины, либо самозабвенное служение истине и людям придает силы, способные разомкнуть оковы вынужденного одиночества. И тогда слово правды превращается в действие. Эта вторая альтернатива и выражает собственную позицию автора. Нельзя не видеть ее подчеркнутой абстрактности, коль скоро Бах полагает, что существуют некие временные законы морали «вообще», безотносительно к ее социальной и конкретно-исторической обусловленности. Эта романтизированная иллюзия вовсе не безобидна, но важно проследить и общую направленность идейных поисков писателя. А они имеют своей целью разрушить апологию индивидуализма и одиночества, от века вросшую в контекст современной западной культуры. И эти гуманистические тенденции вовсе не единичны в литературно-художественной жизни Запада наших дней. Не следует, видимо, переоценивать их действенности, но столь же неверно было бы и игнорировать их. Более того, вера в абстрактный гуманизм, если она своими корнями связана с верой в демократический идеал, неизбежно «приземляется», соприкасается с социальными и политическими сторонами жизни, требует от художника принятия отчетливо осознаваемых им решений, пронизанных чувством общественной ответственности. Тяжкий недуг одиночества всепроникающ и многолик. Наивно полагать, что ему подвержены лишь рефлектирующие субъекты, склонные к философствованию. Одиночество подчас обрушивается на вполне «благополучных» людей. Ни материальные блага, ни причастность к истеблишменту, ни внешне благополучное существование личности, воспринимающей западный образ жизни как данность, не в силах отвратить от нее рано или поздно наступающее одиночество, подводящее печальный итог всей прожитой жизни. «Многие люди, отмечают авторы изданного в США научного сборника «Анатомия одиночества», испытывают наиболее мучительное состояние одиночества не в физической изолированности, а как раз в центре группы, в кругу семьи, и даже в обществе близких друзей» [67. C. 37]. Философские основания проблемы одиночества Теоретическое и художественное осмысление одиночества имеет давние традиции. Поэтому было бы неверным связывать его лишь с XX веком или же с развитием капиталистического производства. Еще в 9 ветхозаветной книге Екклезиата приводятся слова, подтверждающие, что одиночество воспринималось людьми той эпохи как трагедия: «Человек одинокий, и другого нет; ни сына, ни брата нет у него; и всем трудам его нет конца, и глаз его не насыщается богатством» (4:8). Драматизм утраты связи с миром людей пронизывает этот библейский текст, ставший чуть ли не первым отдаленным отголоском экзистенциалистского пессимизма. С осознанием своей родовой связи с другими людьми, человек открывал для себя всю катастрофичность ее утраты или даже некоторого ослабления. Не всегда эта трагедия получала название «одиночества» и не всегда она представала во всей глубине общефилософского смысла, но она неизменно вплеталась в симфонию духовного развития человечества. Жизненно необходимое человеку общение, нередко обреталось как антитеза одиночеству - в мире веры. Чувство одиночество и отчаяния сквозит в псалмах царя Давида: «Боже мой! Боже мой!.. Для чего ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего» (21:2). Отчаяние достигает апофеоза: «Призри на меня и помилуй меня, ибо я одинок и угнетен» (24:16). Одиночество центральная тема всех псалмов, в строках которых кристаллизуются чувства покинутости, отчужденности человека и упование на всемогущего Бога. Христианство, обращенное к сердцам униженных и оскорбленных, с самого начала восприняло и вобрало в себя чувство щемящего одиночества, превращенное в идейный нерв всего вероучения. И сам Христос предстает как подвижник, в своем нравственном всесовершенстве стоящий недостижимо выше и учеников и толпы. Потому Иисус так же одинок в пустыне, как и на шумных улицах Иерусалима. По сути, он одинок и в своей жертвенной смерти. Мотивы глубокого земного одиночества явственно прослеживаются в сочинениях отцов церкви. Например, у Аврелия Августина, первородная греховность и смертность человека сами по себе определяют его одиночество перед лицом Бога, на пути к которому человек только и может преодолеть свое пагубное состояние. Еще более отчетливо эта тенденция, усугубляющая земную изолированность человека и, соответственно, абсолютизирующая его сугубо интимное (а потому изолированное) общение с Богом, в раннем протестантизме. Мрачный протестанский ригоризм не оставлял места для раскрытия внутреннего мира личности через общение с другими людьми. Признавалась значимость лишь одной формы общения - сугубо индивидуальный, замкнутый «диалог» с Богом. Протестантизм, ставший одним из главных формирующих факторов американского сознания, фактически освящал 10 одиночество, не затрудняющее, согласно его доктрине, а, напротив, облегчающее путь к истинной вере. Своеобразно преломленные мотивы протестантского одиночества стали одной из исходных точек развития философской концепции американских трансценденталистов XIX века, среди которых видную роль играл философ, писатель, натуралист Генри Дэвид Торо. Он провел два года и два месяца в собственноручно построенной хижине на берегу Уолденского пруда, близ городка Конкорд в Массачусетсе, вырабатывая свою философию добровольного уединения. Таким образом. Торо поставил философский эксперимент прославившийся позднее - в XX веке. В его основе лежал философский принцип, разработанный мыслителями «Трансцендентального клуба» во главе с Ралфом Уолдо Эмерсоном, утверждавший бесконечное духовное богатство человеческой личности, которой достаточно лишь замкнуться в себе, выделиться из обывательского окружения, чтобы найти мощные силы, необходимые для возрождения в своей душе тяги к красоте, добру, совершенству. Трансценденталисты первыми четко разграничили одиночество, как продукт «полного отчаяния» городской жизни, и уединение, необходимое творческой личности для концентрации ее внутренних духовных потенций, которые только и способны создать в душе человека защиту от городской цивилизации со всеми ее последствиями: усреднением личности, господством конкуренции и т.д. В те годы принцип уединения рассматривался романтиками и трансценденталистами скорее как средство самозащиты, подразумевая укрепление духовного потенциала личности, ее социальное и творческое совершенствование. С тех пор дихотомия одиночества и уединения прочно укрепилась в западной философско-социологической мысли. Иную концепцию одиночества и уединения, характеризующуюся отсутствием оптимизма во взгляде на судьбу личности, выдвинул современник Торо и Эмерсона датский философ и теолог Серен Кьеркегор. «Одиночество» согласно Кьеркегору это замкнутый мир внутреннего самосознания, мир, принципиально не размыкаемый никем, кроме Бога. Непроницаемая сфера самосознания высвечивается трагическими всполохами отчаяния, устойчивая позиция «Я» сводится к вечному молчанию. Хаотичный протест против мерзостей жизни имел, по мнению философа, лишь один исход - обретение веры. Под верой Кьеркегор понимает не традиционную, освященную церковью веру, а сугубо индивидуалистическое погружение в иррационалистический образ Бога. 11 Только Бог может стать собеседником затерянного в мире человека. Главный тезис Кьеркегора можно представить так: верить в Бога абсурдно, вера претит разуму, но поэтому и надо верить, ибо и сам мир абсурден. «Духовный человек» Кьеркегора, носитель разорванного сознания, не стремится подобно Торс покинуть мир людей. Герою Кьеркегора чужда сама мысль о робинзонаде, в ней он просто не видит никакой необходимости, так как с самого начала вовлечен в общество в качестве «постороннего». В работе с характерным названием «Несчастнейший» Кьеркегор сравнивал людей с «одинокими птицами в ночном безмолвии, собравшимися один-единственный раз, дабы проникнуться назидательным зрелищем ничтожества жизни, медлительности дня и бесконечной длительности времени» [9. C.38]. В этих ранних формах философского осмысления одиночества, обозначились две разновидности трактовки данного феномена, со всей полнотой проявившиеся в позднейшей западной культуре и философии. Линия Тора, продолжая сохранять заряд романтического утопизма и этического оптимизма, трансформировалась в неоромантическую идеологию контркультуры, делавшей и делающей ныне упор на альтернативные формы сознания и жизнеустройства. Именно эта традиция породила своеобразные теории «коллективности» и «коммунитаризма», которые предусматривают общинный стиль жизни, сохраняющий, как предполагается, полную внешнюю и внутреннюю свободу каждого «общинника». Вторая традиция, восходящая к Кьеркегору и получившая развитие в поздних трудах Эдмунда Гуссерля, перешла в экзистенциализм. Однако, проблема одиночества сама по себе никогда не была предметом теоретического внимания Гуссерля. Тем не менее, феноменологическая философия стала наиболее последовательным и долговременным обоснованием «монадичности» и «атомарности» индивидуального человеческого сознания, превращенным в универсальный субстанциональный принцип. Сам Гуссерль и не помышлял о роли «врачевателя» истерзанного духа романтического наблюдателя, столкнувшегося с реалиями XX века. Как теоретик большую часть своей жизни Гуссерль был весьма далек от проблемы этики и переживания всякого рода «экзистенциальных» состояний. Предмет его постоянного интереса состоял в другом, а именно в исследовании познавательных моделей освоения, а точнее, идеального конструирования мира, в раскрытии особых структур сознания, 12 («феноменов»), определяющих место человека в мире, а в сущности, и сам этот мир. И все же именно в рамках феноменологии, стремившейся к строгости философской теории, к всеобщему и необходимому рациональному синтезу, субъективизм и иррационализм достигли своего апогея, а одиночество приобрело «теоретическое» обоснование универсального принципа продуктивного сознания. Основой, на которой возводилась философская теория Гуссерля, являлось представление о сознании как непрерывном и нескончаемом потоке особым образом сконструированных переживаний, имеющих свои общезначимые законы и принципы, полностью изолированные от всего внешнего, в том числе и материального мира. Более того, даже саму мысль об апелляции к реальности Гуссерль называл «наивной» и решительно требовал очищения сознания от любых высказываний относительно того, что находится вне его. Этот процесс «очищения», отделения сознания от объективной реальности, получил наименование «редукции», важнейшей составной частью которой было понятие «эпохе», то есть воздержание от любых высказываний относительно внешнего мира путем сосредоточения исключительно на анализе «чистой» субъективности. Серьезной проблемой, с которой столкнулась феноменология, пытавшаяся разработать «строгую» теорию «объективных» принципов абсолютного субъективизма, стала проблема одиночества человеческого «Я», получившая в истории философии наименование проблемы интерсубъективности, то есть возможности или невозможности теоретико-познавательного общения индивида с другими познающими субъектами, признания их существования вообще. Противоречие, выводимое из феноменологических установок, состоит в том, что феноменология рано или поздно сталкивается с задачей «доказать» само существование других людей как равноценных с моим «Я» центров сознания. Парадоксальность такого положения объясняется тем, что субъективизм, какие бы «строгие» формы он ни принимал, исходит из одной реальности - реальности «Я». Все остальное так или иначе предстает в виде проекции, или трансценденции, субъекта вовне. Таким образом, в рамках феноменологии еще можно доказать существование других людей как чисто физических, опредмеченных объектов, но, как только ставится вопрос о наличии у них сознания, сразу же возникают сложности теоретического характера и появляется опасность солипсизма, признания тотального одиночества субъекта во Вселенной. 13 Не только общетеоретические, но и более конкретные, «земные» взгляды Гуссерля на реалии общественной жизни были исполнены глубокого и в своем роде последовательного пессимизма, выраженного, в частности, теми роковыми вопросами, на которые философ не находил удовлетворительного ответа. «Чем же являются для меня другие люди, сам мир?» риторически спрашивал себя Гуссерль. И отвечал: «..всего лишь сконструированными феноменами, чем-то продуцируемым из меня самого. Ни при каких условиях не могу я достичь уровня описания бытия в его видении другими людьми, представляющимися мне не иначе как простыми физическими объектами Природы, которые существуют только в качестве продуктов трансценденции». Между трагическим в своей монадической замкнутости субъектом и миром «предметов» (в том числе и другими людьми), рассматривавшихся Гуссерлем исключительно в виде коррелята сознания - «как воспринятое, вспомянутое, представленное, взятое на веру предположение», возникала катастрофически непреодолимая преграда отчуждения и одиночества. Весь макрокосм человеческого бытия, сконструированный Гуссерлем, превращался в универсальную модель изолированного индивидуального сознания. Соответственно этой модели получила наименование и философская дисциплина «эгология», погруженная в исследование сакраментального внутреннего мира субъекта. При этом философ недвусмысленно четко обозначил область приложения «эгологии». Он писал по этому поводу: «Совершенно невозможно представить, каким образом, с позиций редукции, другие Я но не просто как феномены внешней реальности, но именно как другие трансцендентальные Я - могут быть возможными сами по себе и потому закономерными предметами феноменологической «эгологии». Итак, для гуссерлианской пологий» было неприемлемо рассмотрение сознания других людей в качестве столь же реального, как и собственное сознание. Признавая само существование «других», феноменология фактически отчуждала их от познающего субъекта, превращая в своеобразное собрание бесплотных метафизических теней. Универсальная модель одиночества, раскрывшаяся в феноменологии Гуссерля, стала для многих философов XX века основой осмысления феноменов общественного бытия. Сам Гуссерль, несмотря на то, что круг его философских интересов лежал в иной плоскости, осознавал реальные последствия своих взглядов. Гуссерль оставлял проблему одиночества на периферии своего философского мировоззрения, так как его не оставляло чувство, что предрасположенность философской системы к субъективизму 14 свидетельствует не о ее силе, а о ее слабости. Но то, чего стремился избежать Гуссерль, то, что он пытался скрыть тем или иным образом, стало отправным пунктом для его последователей экзистенциальной ориентации, превративших трансцендентальное одиночество в символ своей веры. Наиболее наглядно подобная трансформация феноменологии в экзистенциальное осмысление проблемы одиночества произошла в творчестве крупнейшего французского философа и писателя Ж.-П. Сартра. Именно Сартру принадлежит ключевое для понимания экзистенциализма изречение: «Человек не есть то, что он есть; человек есть то, что он не есть». За внешней парадоксальностью этого суждения скрывается глубокий философский смысл, утверждающий всеобщую и фундаментальную неудовлетворенность человека миром, разлад с самим собой. Согласно этой формуле, человек постоянно стремится стать тем, «что он не есть», - выйти за пределы своего «Я», найти истину вне себя, разомкнуть сковывающие его рамки одиночества. Но реалии, находящиеся вне его, отрезвляюще действуют на этот порыв. И тогда, возвращаясь к себе, не найдя ничего достойного общения в мире людей, человек не может понять, «что он есть» на самом деле. И потому его путь к себе, вернее, «в себя» всегда конфликтен, сопряжен с осмыслением одиночества как экзистенциональной ситуации бытия человека в мире. В отличие от Гуссерля Сартр стремился решительно субъективировать мир. Он рассматривал мир как состоящий из «меня» и «другого». «Одним из свойств присутствия во мне другого есть объективность», - писал он в своем очерке «Экзистенциализм - это гуманизм». «Но другой становится для меня не только объектом, но одновременно перестраивает мой внутренний мир, все, что меня окружает. Другими словами, любой «другой» вмешивается в самое сокровенное для меня, вторгается в святая святых. В результате «принадлежащее» мне бежит от меня под непрошеным воздействием другого» [16. C.449-451]. Это тотальное бегство человека от человека и выражает понимание межличностных отношений Сартром. Вещи, будучи объектами («собственностью») моего мира, постоянно теряют свою интимность для меня, омертвляются, превращаются в предметы совместного владения. Появление «другого» - будь то случайный попутчик или сосед по столику в кафе, друг детства или член моей семьи незамедлительно превращает мой мир во враждебный мне, «украденный». Иначе говоря, появление другого человека и тем более общности людей («массы») есть, по Сартру, разрушение, кризис, опасность, конфликт. При этом любая форма коллективности изначально обречена на 15 саморазрушение отчуждение превращается в универсальный модус «бытия в мире». В экзистенциализме одиночество личности становится принципом замкнутого антропологического универсума. Внутренняя изолированность человека это основа любого индивидуального бытия как такового. Там, где личность начинает вступать во взаимоотношения с миром и другими людьми, человек неизбежно сталкивается с холодной, безжизненно-мертвой объективностью, превращающей все «внешнее» во «врага» субъективности, что в свою очередь ведет к ее омертвению, отчуждению, одиночеству. Согласно Сартру, человек становится таким, каким он был сформирован задачами, расположенными на его пути. Объекты являются немыми требованиями, и в «Я» нет ничего, кроме пассивного повиновения этим требованиям. Одиночество человека, затерянного на просторах чуждого ему социума, закономерно связывалось Сартром с немой пассивностью, потерей веры и надежды. Поскольку взаимоотношения «меня» и «другого» постоянно конфликтны, то не может быть и речи о какой-либо общности индивидов. Признание множества субъектов не может быть ясно и отчетливо дано человеческому сознанию, утверждал Сартр. Рассматривая самые тривиальные примеры «общности» людей, предоставляемые нам обыденным опытом, он доказывает, что солидарность с этой общностью всегда поверхностна, иллюзорна, тогда как ощущение одиночества глубинно, бытийно. Как бы человек ни был вовлечен в переживание общности, он стремится разрушить ее, сохраняя одиночество своего «Я». Наполненная субъективизмом и пессимизмом концепция Ж.-П. Сартра естественным образом перекликается с философским содержанием произведений Альбера Камю. Исходя из твердого убеждения в абсурдности человеческого бытия, А. Камю провозгласил символом «человеческого состояния» античный миф о Сизифе, который был осужден богами на тяжкий и бессмысленный труд, лишенный поддержки как людей, так и богов. Безграничное одиночество Сизифа становится подтверждением его силы и внутренней свободы. «Я покидаю Сизифа у подножия горы, - пишет Камю. - От собственной ноши не отделаешься. Но Сизиф учит высшей верности, которая отрицает богов и поднимает обломки скал. Сизиф тоже признает, что все хорошо... Однако восхождение к вершине достаточно, дабы наполнить до краев сердце человека. Надо представлять себе Сизифа счастливым» [5. C. 354]. В этом мифе Камю настаивает на том, что вера в абсурд становится реальным возмещением одиночества. Безверие в общность людей переросло в утверждение экзистенциальной свободы, достижимой лишь в редкостные 16 мгновения прорыва сквозь абсурдность бытия и вхождения в мир «экзистенции». Для Камю это вхождение виделось в форме «бунта», но не как открытого социального протеста, а как порыва субъективного отчаяния, низводящего человека на грань самоубийства или толкающего личность за эту грань. Камю создает и иную альтернативу Сизифову отчаянию. Мифу о Сизифе он противопоставляет другой миф о Прометее, пожертвовавшем всем для блага людей. Одиночка Прометей воплощает трагизм мироздания, но трагизм, высвеченный любовью, жертвенностью, состраданием. «Что значит Прометей для современного человека? Без сомнения, можно сказать, что этот мятежник, восставший на богов, образец человека наших дней и что этот протест, возникший тысячелетия назад в пустынях Скифии, завершается ныне потрясениями, каких еще не знала история» [5.369]. Согретая человеколюбием жертвенность Прометея предстает высшей добродетелью человеческого духа, возвышающей современного человека и возвращающей ему, находящемуся в индустриальном аду цивилизации, смысл бытия. Так рассуждает Камю, ставя «сизифов» и «Прометеев» вопрос. Не стремясь произвести отрицание одиночества, Камю между тем трагически воспринимает его как каинову печать современного общества. Глубоко присущий человеку протест против одиночества стал генеральной темой гуманистических учений, возникших на Западе в XX веке. Одним из ярких глашатаев «антиодиночества» стал философ и социальный психолог Э.Фромм. Справедливо подчеркивая, что сама натура человека не может быть согласна с изоляцией и одиночеством, Э.Фромм подробно рассматривал ситуации, приводящие к возникновению у человека ужаса перед одиночеством. Оказавшись в открытом море после кораблекрушения, человек гибнет гораздо раньше, чем исчерпываются его физические силы. Причина преждевременной гибели - страх умереть в одиночестве. Э.Фромм перечислил и рассмотрел ряд социальных потребностей, формирующих резко отрицательное отношение личности к одиночеству. Это потребность в общении, связях с людьми, потребность в самоутверждении, привязанности, потребность обладать самосознанием, потребность в системе ориентации и необходимость иметь объект поклонения. Чувство одиночества, фрагментирующее личность, раскалывающее ее на дискретные части, по мысли Э.Фромма, ведет подчас к агрессивности, насилию, терроризму, анархии. Основанная во многом на фрейдистских мотивах философия Э.Фромма в рамках современного западного гуманизма стала одним из 17 ярких манифестов тех, кто стремится создать альтернативу деградации личности, пытается найти точку опоры в мире, опутанном противоречиями и испытывающем разнообразные кризисные явления. Таким образом, среди существующих философских направлений к проблеме одиночества наиболее заинтересованно и конкретно подошел экзистенциализм. Однако принимая положения об изначальном одиночестве людей, его представители расходятся во мнении о том, как люди могут жить, будучи одинокими. С другой стороны, все более широкое распространение самого явления одиночества показало необходимость не только его философского осмысления, но и исследований данного феномена с позиции других гуманитарных дисциплин - социологии, психологии, социальной психологии, которые начали развертываться с середины XX века. Западное обществознание, уже несколько десятилетий занимающееся проблемой одиночества, выработало множество подходов к этой проблеме. В философской и социологической литературе имеется свыше двухсот научных работ по проблеме одиночества. Основная их часть опубликована в 60-90-е годы. Несмотря на это большинство направлений, исследующих одиночество, представлено в основном краткими статьями и фрагментарными обзорами. Среди наиболее разработанных подходов можно выделить работы Р.Вейса представителя интеракционистской ориентации в современной социологии, К.Мустакаса (экзистенциалистская ориентация), Л. Пепло (когнитивная), Д.Рисмена, П.Слейтера («социологическая») и других [50, 53, 55, 64, 72]. Американские исследователи Л.Пепло и Д.Перлман отмечают, что при всем разнообразии современных трактовок этого социально-психологического феномена большинство ученых сходятся в признании трех «аксиом»: «1. Одиночество коренится в дефиците социальных связей личности. 2. Одиночество представляет собой субъективное состояние, не всегда совпадающее с объективной социальной изолированностью. 3. Состояние одиночества воспринимается личностью негативно и порождает страдание» [42. C.3]. Одиночество и аномия Некоторые ученые описывали аномию в общем и целом очень схоже с интерпретацией отчужденности и одиночества. В отличие от одиночества, которое воспринимается как отстранение от некоей жизненной связи или основного источника существования, аномия - более 18 широкое явление, она есть общее состояние бытия. Концепция аномии, развитая Р.Мертоном, К.Лоуэ и Ф.Даманкосом, представляется широким психологическим дополнением к социологической концепции аномии Э.Дюркгейма, введенной автором в идею социальной солидарности [3, 43, 46]. Так, если социальная солидарность есть состояние коллективной идеологической интеграции, то аномия есть состояние беспорядка и незаконности. Э.Дюркгейм предполагал, что аномия развивается тогда, когда быстрые социальные и экономические изменения нарушают порядок в общественном устройстве. Из-за этих нарушений ожиданиям человека не суждено осуществиться. Опрокидывание традиционных норм и утрата ограничений ведут к появлению у людей чувства, что они существуют в пустом пространстве без ориентиров. Не найдя ориентиров, некоторые люди устают от существования; их усилия становятся бесполезными, жизнь теряет ценность, и следствием этого может быть аномичное саморазрушение[4]. Лео Сроле впервые предложил рассматривать аномию как индивидуальный опыт [65]. Он полагал, что этот процесс относится к индивидуально вырабатываемому всеобъемлющему чувству вовлеченности во всеобщую антигравитацию между людьми, доходящую до всеобщей отчужденности людей друг от друга. Клоски и Сшаар, следуя этим выводам, развили позже данную концепцию до понимания аномии как состояния мозга, суммы отношений, верований и чувств в сознании индивида. Особенно чувства, что мир и сам человек... лишены ясных правил и стабильности. Основным в этой теории является чувство морального опустошения. Используя работы Сроле, Клоски и Сшаара, а также средства факторного анализа, К.Лоуэ и Ф.Даманкос предложили измерить аномию. Они утверждают, что главными факторами, обусловливающими аномию, становятся обессмысливание, обесценивание, бессилие и отчуждение людей. Шкала К.Лоуэ содержит 22 деления, например таких: «Как я теперь вижу, будущее совсем пусто для меня», «Все в мире угаснет», «Как бы ты ни старался, ты все равно придешь туда, откуда начал свой путь». (Для страдающих аномией все эти утверждения кажутся верными). Анализ научной литературы по проблеме аномии показывает, что большинство ученых занимается ее социально-культурными истоками. Например, было обнаружено, что низкий социально-экономический статус, падение мобильности, возраст и низкий уровень социального участия являются важными социальными составляющими аномии. Несколько исследователей пытались найти физиологические составляющие аномии, но насколько известно, никто не рассматривал 19 возможные связи между одиночеством и аномией, не выработаны даже какие-либо ориентиры в этой области. У.Садлер и Т.Джонсон в своей работе «От одиночества - к аномии» пытаются построить предположение, что «... те, у кого аномия достигла высокой степени, утратили более одного источника равновесия личности. Поэтому... аномии предшествует одиночество в нескольких измерениях. И наоборот, те, кто испытывает одиночество только в одном измерении, например в межличностном, не становятся аномичными» [10. C. 48]. Более подробно на феноменологическом подходе к измерению одиночества я остановлюсь ниже. Основные социологические подходы к исследованию одиночества Социологические и социально-психологические подходы к проблеме одиночества во многом были обусловлены философскими концепциями, в частности, американским трансцендентализмом и европейским экзистенциализмом [10. C. 11-18]. Условно среди них можно выделить следующие направления, которыми, конечно, не исчерпывается весь спектр существующих ориентаций исследований проблемы одиночества: феноменологическое (К.Роджерс, Д.Мур, П.Эдди и др.), экзистенциальное (К.Мустакас), «социологическое» (К.Боумен, Д.Рисмен, П.Слейтер), интеракционистское (Р.Вейс, В.Серма), когнитивное (Л.Пепло и ее коллеги), «интимное» (В.Дерлега, С.Маргулис), психодинамическое (Д.Зилбург, Г.Салливан, Ф.Фромм-Рейхман), системное (Д.Фландерс). Большинство из данных направлений представлено в основном краткими статьями или фрагментарными обзорами. Только Д.Рисмен и П.Слейтер вынесли понятие «одиночество» в название своих книг, но для них одиночество, скорее всего, явилось лишь предполагаемой характеристикой американского общества, нежели центральным звеном их анализа. Немало популярных книг, посвященных одиночеству написал К.Мустакас. Но его интересовало главным образом узаконивание и толкование понятия «одиночество», как такового, а не систематически развиваемые теоретические положения. Естественно, сравнивать интерпретации одиночества можно по многим аспектам. Во-первых, какова природа одиночества как такового? Является ли оно нормальным состоянием или это ненормальное состояние? Позитивный или негативный опыт оно представляет? Вовторых, каковы причины одиночества? Находятся ли они внутри 20 личности или же коренятся в ее окружении? Проистекают ли они из современного или исторически формирующегося поведения? В-третьих, что, возможно, не столь важно, на основании таких эмпирических данных (биографических исследований, систематических и т.п.) или интеллектуальных традиций формировалась теория одиночества? Все существующие подходы к изучению проблемы одиночества недостаточно разработаны, что является следствием начальной стадии развития данной области исследований. Всем им не достает философского осмысления сущности одиночества, и зачастую они сводятся к простой констатации полученных результатов, будь они теоретические или практические. Наиболее глубокие философские традиции имеет феноменологический и экзистенциальный подходы к проблеме одиночества. Феноменологический подход Несмотря на то что требования различных теорий феноменологии личности различны, феноменологическое направление в целом, идущее от европейской традиции, служит типичным примером возврата к опыту переживания для воссоздания его основных структур. Феноменология развила одно важное понимание переживания как чувства, имеющего интенциональную структуру. Указывая на интенциональность, феноменология подчеркивает, что переживание не является полностью субъективным или внутренним чувством; напротив, переживание неотделимо от контекста жизненных отношений и связей. Поле переживаний сложно; оно включает в себя значения и ценности как природы, так и общества. Более того, поле интенциональных отношений это динамический процесс, где переживание всегда направлено вовнутрь формы взаимосвязи. Экзистенциальная версия феноменологии, развитая М.Хайдеггером и М.Мерло-Понти подчеркивала динамический и временной аспекты событий и изменений, происходящих во внутреннем мире личности [22, 45]. Дальнейшие последователи этой философии делали попытки усовершенствовать основные ее положения и соединить их с достижениями социальных наук. В их числе можно, например, назвать работы Л.Бинсвангера, А.Шюца и У.Садлера [28, 24, 59, 60]. У.Садлер называет элементарный феномен, лежащий в основе всех переживаний, личностным миром, вслед за «жизненным миром» Э.Гуссерля. жизненный мир личности относится не просто к субъективному процессу реакции на внешнее окружение и не ограничен 21 сферой каких-то интересов. Скорее он обозначает феномен «мир Я», понимаемый как динамический процесс взаимодействия, который по своей сути историчен. Жизненный мир личности - это интенциональная структурированная сетка, устанавливающая всеобъемлющие рамки, внутри которых события становятся значимыми. С точки зрения феноменологии одиночество грозит расколоть интенциональную структуру личности, особенно в интерсубъективной области. С точки зрения У.Садлера, жизненный мир личности ориентирован на реализацию четырех определенных экзистенциальных возможностей: «1) уникальность судьбы индивида, актуализация врожденного «Я» и его предельной многозначности; 2) традиция и культура личности, которые дают ей многие ценности и идеи и которые она использует для интерпретации своих переживаний и определения своего существования; 3) социальное окружение индивида, формирующее поле организационных отношений с другими людьми и те сферы, где возникает понятие участия в группе и ролевой функции личности; 4)восприятие других людей, с которыми человек может установить отношения «Я - Ты», отношения, которые могут развернуться в двойную реальность человеческого «Мы» [10. C. 30]. В соответствии с четырьмя возможными направлениями, присущими развитию и распространению вовне личностного мира, У.Садлер выделяет и четыре измерения одиночества: космическое, культурное, социальное и межличностное. Одиночество, испытываемое в одном измерении, отличается от одиночества, испытываемого в других измерениях. Но каждый тип одиночества - это форма самосознания, свидетельствующая о разрыве основной сети отношений и связей, составляющей жизненный мир личности. Одиночество вызывает стресс в главных сферах внутреннего мира человека. Острая форма одиночества означает крах глубинных ожиданий личности относительно реализации основных возможностей, которые признаются важной составляющей человеческого бытия. У.Садлер и Т.Джонсон раскрывают отличительные черты каждого из четырех выделенных ими измерений одиночества. Материалом для них послужили описания одиночества в литературе, наблюдения в повседневной жизни и исследования по данной проблематике. Космическое измерение, самое сложное с их точки зрения, применяется для обозначения по крайней мере трех различных форм самовосприятия: 22 1) постижение себя как цельной реальности, благодаря которому человек соотносится с природой и космосом; 2) причастности к мистическим, таинственным аспектам жизни, предельно близким к Богу или к глубинам бытия; 3) веры человека в уникальность своей судьбы или причастности к великим историческим целям. В качестве примеров такого типа одиночества авторы приводят литературу эпохи романтизма, религиозный экзистенциализм, мистическую теологию Запада и Востока, гуманистическую психологию (работы У.Джемса и К.Г.Юнга). Одиночество в культурном измерении лежит в основе определенных форм отчуждения, разъединенности человека с культурой и даже аномии. Пример культурного измерения одиночества можно найти в характерной форме переживаний человека в современном мире, описание которого занимает центральное место в книге Э.Фромма «Бегство от свободы» [20]. Культурное одиночество иногда наиболее выпукло проявляется в обстановке, характеризуемой аномией, особенно если аномия имеет субъективное воздействие, как предполагал Э.Дюркгейм в работе «Самоубийство», а также и Р.Мертон в своем исследовании «Социальная теория и социальная структура» [4, 11]. Люди, испытывающие внутреннее расстройство и смятение, проистекающие от ощущения разъединенности с традиционными ценностями и нормативами, часто говорят о чувстве одиночества, которое не могут даже объяснить. Культурное одиночество проявляется также в малых группах, когда люди ощущают, что их связь с собственным культурным наследием порвана или что общепринятая культура неприемлема для их внутреннего мира. Данный тип одиночества существует в обществах. Где происходят бурные социальные изменения. При изучении социального измерения одиночества понятие «социальное» в первую очередь применимо к особым группам в обществе, а не к самому обществу в целом. Особенно острые формы такого одиночества обозначены понятиями социальной изоляции: изгнание, остракизм, неприятие, отставка. Такой тип одиночества может возникнуть, когда человек чувствует свое неприятие группой. На рост этого типа одиночества в современном мире оказывают влияние такие факторы, как увеличивающаяся раздробленность общества, высокая степень мобильности, неопределенность традиционнных социальных границ, распад традиционных групп и короткая жизнь групп, претендующих на свое место, высокий уровень ожидания, связанного с социальной позицией. Предостережение Дж.Хоманса. прозвучавшее 23 несколько десятков лет назад, актуально и сейчас: «Цивилизация, которая ради прогресса и роста разрушает малые жизненные группы, сделает людей одинокими и несчастными» [39. C.457]. Одно из следствий гигантских социальных изменений состоит в появлении этого особого типа одиночества в огромных масштабах. По мнению У.Садлера и Т.Джонсона, многие испытывают одиночество в нескольких измерениях, не осознавая этого. Когда же одиночество возникает в двух или более измерениях одновременно, то стресс достигает иногда масштабов серьезного расстройства личности, особенно если индивиды не осознают значения этого стресса для их личностного мира и, следовательно, не могут бороться непосредственно с ним. Предложенная У.Садлером и Т.Джонсоном феноменологическая модель дает возможность считать одиночество потенциальным источником стресса и причиной индивидуальных трагедий во всей их сложности. Аномия, по их мнению, во многих случаях является следствием одиночества, испытываемого в двух или более измерениях личностного мира. Другой известный сторонник феноменологического направления К.Роджерс обращался непосредственно к проблеме одиночества [56]. Он известен тем, что разработал терапию сконцентрированную на личности больного. Его анализ одиночества основан на «Я-теории» личности. К.Роджерс полагает, что общество вынуждает индивида действовать в соответствии с социально оправданными, ограничивающими свободу действия образцами. Это ведет к противоречию между внутренним истинным «Я» индивида и проявлениями «Я» в отношениях с другими людьми. Но одно лишь исполнение социальных ролей, адекватное или неадекватное, ведет к бессмысленному существованию индивида. Индивид становится одиноким, когда, устранив охранительные барьеры на пути к собственному «Я», он тем не менее думает, что ему будет отказано в контакте со стороны других. К.Роджерс пишет об этом: «Одиночество... наиболее резко и болезненно проявляется у тех индивидов, которые по той или иной причине оказываются будучи лишенными своей привычной защиты уязвимыми, испуганными, одинокими, но обладающими истинным «Я» и уверенными в том, что будут отвергнуты всем остальным миром.» [57. C.119]. По мнению К.Роджерса, уверенность в том, что истинное «Я» индивида отвергнуто другими, «держит людей замкнутыми в своем одиночестве» [57. C.121]. Страх быть отвергнутым приводит к тому, что человек придерживается своих социальных «фасадов» (ролей) и поэтому продолжает испытывать опустошенность. Основываясь на этой точке 24 зрения, другие исследователи (Дж.Мур) выводят гипотезу о том, что несоответствие между действительным и идеализированным «Я» в конечном счете венчается одиночеством. Анализ одиночества, проведенный К.Роджерсом, вытекает из его клинической практики, работы с пациентами. Он рассматривает одиночество как проявление слабой приспособляемости личности. Он считает, что причина одиночества находится внутри индивида, в феноменологических несоответствиях представлений индивида о собственном «Я». Согласно К.Роджерсу, содержание опыта одиночества составляют текущие влияния, которые испытывает личность. К.Роджерс один из немногих исследователей проблемы одиночества, опирающийся на клиническую практику и предложивший конкретную терапию, направленную на помощь конкретной личности, которая, однако, необязательно испытывает именно чувство одиночества. В его понимании одиночества ярко прослеживается не только влияние феноменологической традиции, но и психоанализа 3.Фрейда, хотя К.Роджерс и считает, что не следует придавать большого значения ранним детским переживаниям на формирование личности. Экзистенциалистское направление Сильное влияние на методологическое формирование трактовок одиночества оказали и продолжают оказывать произведения крупнейшего философа-экзистенциалиста М.Бубера [2]. Буберовская антропология исходит из представлений о человеке как «месте встречи» Бога с божественным в мире: «Так зародилась во мне мысль о преосуществлении Бога посредством человека: человек казался мне существом, в существовании которого пребывающий в своей истине абсолют может получить характер действительности» [31. C.384]. М.Бубер критикует и индивидуалистический метод, и коллективистские устремления в понимании сущности человека. К целостности человека, к человеку как таковому не прорываются ни индивидуализм, ни коллективизм. Индивидуализм видит человека в его соотнесенности с самим собой, коллективизм же вообще не видит человека, он рассматривает лишь «общество». В индивидуализме лицо человека искажено, в коллективизме оно закрыто. В истории человеческого духа М.Бубер различает домашние эпохи и эпохи бездомности. В одних - человек живет в мире как в доме, в других - как в открытом поле. Если мироощущение «домашних эпох», по М.Буберу, характеризуется чувством защищенности и безопасности и 25 связано с античностью и христианством Средних веков (космология Аристотеля, теология Фомы Аквинского), то наступление «эпохи бездомности» М.Бубер связывает с открытиями физики и математики эпохи Возрождения, хотя непосредственно под социальной и космической бездомностью имеется в виду эпоха, начавшаяся в конце XIX века. Ее основными чертами являются: ощущение потерянности в космическом и социальном времени, распад «старых органических форм» и возникновение новых (партии, профсоюзы и т.д.), господство политики и экономики, угроза со стороны техники. Человеческая личность одновременно воспринимает себя как в качестве человека, изгнанного из природы (подобно отвергнутому, нежелательному ребенку), так и в качестве личности, изолированной от остальных среди бушующего человеческого мира. Современный индивидуализм М.Бубер считает первой реакцией духа на познание новой, зловещей ситуации, вторая реакция - современный коллективизм. В индивидуалистических концепциях человек воспринимает свое изолированное бытие как личностное. Чтобы спасти себя от отчаяния, которым человеку грозит его собственное одиночество, он находит выход в том, что прославляет это одиночество. Коллективизм же вытекает из крушения индивидуализма. В коллективизме личность пытается избежать своего рока одиночества, полностью включаясь в одну из массовых групповых организаций. Причем, чем массивнее, монолитнее и результативнее по своим достижениям организации, тем в большей степени люди могут воспринимать себя избавленным от обеих форм бездомности социальной и космической. Очевидно, нет причин для страха перед жизнью там, где нужно всего лишь привыкнуть ко «всеобщей воле» и где собственная ответственность «поглощается» коллективной ответственностью, и где вселенная заменяется технизированной природой. Коллектив провозглашает свою готовность обеспечить тотальную безопасность. М.Бубер считает, что присоединение личности к надежно функционирующему «целому» осуществилось, однако оно не является соединением человека с человеком. Существование человека в коллективе не равнозначно существованию человека в общении с другим человеком. В коллективе личность не освобождается от своего одиночества, между тем как одиночество связывает живущих, «живет» с ними. То тонкое пространство личного «Я», которое требует наполнения другим «Я», последовательно умерщвляется или же становится невосприимчивым к возможности такого наполнения. Человеческое одиночество здесь не преодолевается, а только лишь заглушается. 26 Вытесняется знание об одиночестве, однако, в действительности, в своей глубине, состояние одиночества остается непреодоленным. Современный коллективизм это последний барьер, который возводится человеком на пути встречи с самим собой. Встреча человека с самим собой может осуществиться только как встреча одинокого с ближним и должна осуществиться в качестве таковой. Только тогда, когда одинокий человек постигнет другого во всей его «инаковости» как себя, как человека, и, руководствуясь открывшимся ему постижением, прорывается к нему, лишь тогда он прорывает свое собственное одиночество. Разумеется, такой процесс возможен лишь в том случае, если личность как таковая испытала потрясение, изменившее ее. Ни в индивидуализме, ни в коллективизме личность не способна осуществить прорыв к другому: подлинное отношение существует только между подлинными личностями. М.Бубер пишет: «Эпоха индивидуализма, несмотря на все попытки его возрождения, миновала. Коллективизм, напротив, находится на вершине своего развития, хотя то там, то здесь видны признаки его одряхления. И нет иного выхода, кроме бунта личности, в котором должно освободиться отношение с Другим. Я вижу, как исподволь нарастает, с присущей всем событиям истинно человеческой истории неспешностью, величайшая неудовлетворенность, и она не похожа ни на какую былую неудовлетворенность. Человек восстанет не только против тех или других господствующих тенденций и во имя других тенденций, но против ложной реализации своего огромного тяготения - к общности и во имя подлинной реализации. Борьба пойдет против искажения и за ту чистую форму, какой видели ее веровавшие и надеявшиеся поколения человеческого рода» [2. C.229-230]. Ни одиночество, ни общность сами по себе, по мнению М.Бубера, не являются основополагающими фактами человеческой экзистенции, это лишь абстракции. Одинокий человек - это факт экзистенции, так как он вступает в жизненное отношение с другим одиноким человеком. Общность есть тоже факт экзистенции, поскольку она строится на основе жизненных отношений между людьми. Однако основополагающим фактом человеческой экзистенции является состояние «человек с человеком». Один человек, отличающийся от другого конкретного человека, имеет в виду другого человека для того, чтобы общаться с ним в сфере, общей для них, но вместе с тем выходящей за пределы их собственных областей. Эту сферу, полагаемую существованием человека, 27 М.Бубер называет сферой «между» и считает ее понятийно не постигнутой. «Между» не является вспомогательной конструкцией - наоборот, это место и носитель межчеловеческой событийности. Оно не привлекало к себе особого внимания, потому что в отличие от индивидуальной души и окружающего мира не обнаруживает простую сферу, область. Напротив, по мере человеческих встреч, в зависимости от обстоятельств, оно заново конституируется, вследствие чего все, относящееся к «между», исследователи связывали с человеческой душой и миром. В качестве примеров конституирования «между» М. Бубер называет беседу, лекцию, общение. Подлинная беседа для М.Бубера - это беседа, заранее не оговоренная в своих частностях, совершенно спонтанная, в которой каждый говорит со своим собеседником и вызывает у него непредсказуемые возражения. Подлинная лекция - не повторяющаяся, подобно производству, и не такая, где преподаватель знает заранее ее результаты, а протекающая как взаимно неожиданная для преподавателя и слушателей. Подлинное объятие - не превратившееся в привычку. Во всех этих действиях существенное осуществляется не в одном и в другом участнике, не в одном из двух и не в нейтральном охватывающем все другие вещи, мире. Существенное осуществляется между этими двумя, в некотором доступном лишь им двоим измерении. Обстоятельства можно делить на мир и человеческую душу, на «внешние» процессы и «внутренние» впечатления. «Однако когда встречаются друг с другом «Я» и «другой», - пишет М.Бубер, упомянутая задача не решается окончательно, ибо обнаруживается еще и остаток, и это остаток наиболее существенное; в нем прекращают свое существование души, а мир еще не начинался» [10]. М.Бубер считает, что сущность происходящего можно усмотреть и в мельчайших, мгновенных, едва проявляющихся в сознании процессах. В смертельной давке бомбоубежища вдруг на мгновение встречаются друг с другом в какой-то удивительной и беспричинной взаимности взгляды двух незнакомых людей; но звучит сигнал окончания тревоги, и все уже забыто. Ведь все, что произошло, произошло в реальности, которая не больше этого длившегося мгновения. Бывают случаи, когда в полумраке оперного театра между двумя зрителями, воспринимающими звуки музыки Моцарта с одинаковой частотой и одинаковой интенсивностью, устанавливается едва видимая и притом простейшая диалогическая связь, которая исчезает, как только вспыхивает свет. Однако М.Бубер предупреждает от внесения чувственного мотива в понимание таких мимолетных событий. 28 Для философской науки о человеке, считает М.Бубер, в этой реальности «между» дан исходный пункт, отправляясь от которого она должна продвинуться вперед: с одной стороны, к изменившемуся пониманию личности, с другой - к изменившемуся пониманию общности. Основным предметом такой науки будет не индивид, не коллектив, а «человек с человеком». Экзистенциалистски ориентированные социологи отталкиваются в своих рассуждениях от «аксиомы», что люди изначально одиноки, и сосредотачиваются на вопросе о том, как люди могут жить, будучи одинокими. Никто другой не может разделить чувства и мысли человека; разъединенность есть сущностное состояние личностных переживаний. К.Мустакас, яркий выразитель этого направления в социологии, говорит о необходимости различения «суеты одиночества» («loneliness anxiety») и истинного одиночества. Суета одиночества это система защитных механизмов, которая отдаляет человека от решения существенных жизненных вопросов и которая постоянно побуждает его стремиться к активности ради активности совместно с другими людьми. Истинное одиночество проистекает из конкретной реальности одинокого существования и из столкновения личности с пограничными жизненными ситуациями (рождение, смерть, жизненные перемены, трагедия), переживаемыми в одиночку. Как считает К.Мустакас, истинное одиночество может быть и творческой силой. Он пишет: «Каждое истинное переживание одиночества предполагает противоречие или столкновение с самим собой... Это свидание с самим собой... само по себе радостное переживание... И свидание, и конфронтация (с самим собой) суть способы поддержания жизни и внесение оживления в относительно застойный мир; это способ вырваться из стандартных циклов поведения» [51. C.21-21]. К.Мустакас, призывает людей преодолеть страх одиночества и научиться позитивно его использовать. В отличие от других сторонников данной ориентации, формулирующих свои взгляды, исходя в основном из философских рассуждений, К.Мустакас работает с клиническими пациентами. Как и большинство последователей экзистенциализма, К.Мустакас оценивает одиночество положительно. И не отрицая, что одиночество может иметь болезненный эффект, он рассматривает его как продуктивное, творческое состояние человека. Экзистенциалисты не исследуют причины возникновения одиночества, их не интересуют факторы, увеличивающие или уменьшающие его вероятность, для них оно изначально имманентно человеческому существованию. 29 «Социологический подход» Попытку выявить причины одиночества одними из первых предприняли в 50-60-x годах американские социологи Д.Рисмен, П.Слейтер и К.Боумен. Последний выдвинул гипотезу о трех силах, ведущих к усилению одиночества в современном обществе: 1) ослабление связей в первичной группе; 2) увеличение семейной мобильности; 3) увеличение социальной мобильности [29. C.194-198]. Другие исследователи - Д.Рисмен и П.Слейтер - связывают анализ одиночества с изучением американского характера и одновременно анализируют способность общества удовлетворять потребности его членов [55. 64]. Д.Рисмен и его последователи (Н.Глейзер, Р.Денни) заявляют, что американцы превратились в личности, «направленные вовне». Индивиды, «ориентированные на других», не только хотят нравиться, но и постоянно приспосабливаются к обстоятельствам и контролируют свое межличностное окружение с тем, чтобы определить линию своего поведения. Люди, «ориентированные вовне» обособлены от своего истинного «Я», своих чувств и своих ожиданий. (В этом смысле анализ Д.Рисмена, видимо, дополняет анализ феноменолога К.Роджерса). В результате «ориентированная на других» («направленная вовне») личность может приобрести синдром обеспокоенности и чрезмерную потребность в пристальном внимании к себе со стороны других людей, которая никогда полностью не удовлетворяется. Члены, «направленного вовне» американского общества образуют, как заявляет Д.Рисмен в названии своей книги, «одинокую толпу». Для П.Слейтера проблема американца как личности заключается не в «направленности вовне», а скорее в индивидуализме как таковом. П.Слейтер считает, что все мы стремимся к общению, сопричастности и зависимости. Мы стремимся к доверию и сотрудничеству с другими людьми, к «проявлению ответственности за свои импульсы и жизненные ориентации» [64. С.9]. Однако эти основные потребности в общении, сопричастности и зависимости недостижимы в американском обществе из-за его приверженности индивидуализму вследствие укоренения веры в то, что каждый должен следовать своей собственной судьбе. Результатом этого становится одиночество. П.Слейтер утверждает: «Индивидуализм воплощен в стремлении отвергнуть реальность человеческой взаимозависимости. Одна из основных целей американской технологии «освобождение» от необходимости согласования, подчинения, зависимости или контроля со стороны других. К сожалению, чем больше 30 мы преуспеваем в этом, тем сильнее мы ощущаем разобщенность, скуку и одиночество» [64. C.34] Можно сказать, что Д.Рисмен и П.Слейтер не столько оценивают одиночество как нормальное или ненормальное состояние, сколько считают одиночество нормативным - общим статистическим показателем, характеризующим общество. Рассматривая одиночество в качестве черты американского характера, они объясняют это качество личности как продукт социальных сил. Таким образом, причину одиночества Д.Рисмен и П.Слейтер изначально помещают вне индивида. Подчеркивая значение социализации, они в то же время указывают, что многие факторы (например, влияние средств массовой информации), способствующие социализации, оказывают негативное воздействие на личность. Другие, как например К.Боумен, делают упор на значение событий, происходящих в жизни человека в зрелом возрасте (например, развод). Формулируя свой подход, эти социологи опирались прежде всего на статистические данные, данные средств массовой информации, художественную литературу. Таким образом, представители «социологического направления» видели причины одиночества в первую очередь во внешних факторах жизни. Однако, и эти факторы не смогли объяснить появления одиночества. Поэтому исследования социологов подводят к выводу о том, что дело не только в совокупности, количественно учитываемых факторов бытия, но и в качестве той жизни, какой живет человек, в качестве его взаимоотношений с окружающими людьми, степени эмоционального удовлетворения своей работой и т.д. Кроме того немаловажен вопрос и о психологической предрасположенности к одиночеству. Интеракционистский подход Попытку выделить не только ситуативные, но и характерологические факторы проблемы одиночества предпринял Р.Вейс. Его подход к рассмотрению этой проблемы может быть расценен как интеракционистский по двум причинам. Во-первых, Р.Вейс подчеркивает, что одиночество - это не только функция фактора личности или фактора ситуации, а продукт их комбинированного (или интерактивного) влияния. В этом смысле точка зрения Р.Вейса сходна со взглядами В.Серма [61]. Во-вторых, Р.Вейс описывал одиночество, имея в виду социальные отношения, такие, как привязанность, руководство и оценка. Такая точка 31 зрения подразумевает, что одиночество появляется в результате недостаточности социального взаимодействия индивида, взаимодействия, которое удовлетворяет основные социальные запросы личности. Р.Вейс считает, что имеет смысл направить усилия исследований именно на определение того, как именно выражается одиночество. С другой стороны, ему кажется маловероятным найти когда-нибудь объективный коррелят одиночества, который будет безошибочно указывать на то, что оно имеет место, так чтобы не надо было задавать лишних вопросов, подобно тому, как расширение зрачка может говорить о наличии заинтересованности или сжатие челюстей - о гневе. Р.Вейс приходит к выводу, что так или иначе, но исследователю, видимо, всегда придется полагаться лишь на ответы респондентов. Поэтому вопрос состоит в том, как это лучше делать. У Р.Вейса нет собственного опыта применения такого метода и нет уверенности, что он окажется эффективным. Однако, он считает, что при составлении подобного универсального теста следует руководствоваться тем, чтобы в нем все вопросы в совокупности охватывали понятие одиночества по крайней мере в такой же степени, как один- единственный вопрос: «Вам одиноко?». Р.Вейс выделяет два эмоциональных состояния, которые люди, переживавшие их, склонны расценивать как «одиночество». Он называет их эмоциональной и социальной изоляцией. Эмоциональное одиночество представляется результатом отсутствия тесной интимной привязанности, такой как любовная или супружеская. Эмоционально одинокий человек должен испытывать нечто вроде беспокойства покинутого ребенка: неуверенность, тревогу, пустоту. Социальное одиночество становится ответом на отсутствие значимых дружеских связей или чувства общности. Социально одинокий человек- переживает тоску и чувство социальной маргинальности. Однако еще не ясно, в какой мере совпадают различные состояния, определяемые на данный момент как одиночество. Было бы удобно считать их абсолютно отличными друг от друга, но они могут и не быть таковыми. В настоящее время, как уже отмечалось, существует два направления в исследовании факторов, связанных с одиночеством. Одно из них рассматривает ситуации, при которых возникает вероятность одиночества: личные обстоятельства разведенных и овдовевших, ситуации общения у людей, находящихся в больнице или сменивших недавно место жительства. Второе направление в исследовании факторов, связанных с одиночеством, изучает характер личности: сосредоточенность на своем внутреннем мире, застенчивость, низкую 32 самооценку и т.д. Когда наблюдают за относительно постоянными ситуациями межличностного общения индивидов, например при изучении первокурсников колледжа, живущих в общежитии, естественно приходят к рассмотрению характерологических факторов. Когда же не удается получить данные о личности, обычно в случае широкомасштабных наблюдений, остается полагаться на ситуацию как на единственный источник объяснения. С точки зрения Р.Вейса, ни в ситуативных, ни в характерологических исследованиях пока что не была сделана попытка точно определить, что же именно вызывает одиночество. Ученые, предпринявшие ситуационные исследования, ограничивались, например, замечанием, что около половины выборки госпитализированных больных свидетельствовали, что томятся от одиночества. Но никто из исследователей не продолжил опрос, чтобы узнать, в каком именно отношении положение не одинокого госпитализированного больного отличается от положения одинокого госпитализированного больного. А нужна именно такая информация, чтобы понять не только то, почему больницы - «приют» одиночества, несмотря на полное отсутствие возможности побыть там одному, но и что можно было бы предпринять для преодоления этого состояния. Подобным образом и в характерологических работах не установлено, какие люди, застенчивые от природы, не одиноки, а какие из тех, кто сосредоточен на предметах внешнего мира (экстраверты), одиноки. Более четкое представление о том, какие типы людей чувствительны к одиночеству, способствовали бы пониманию природы одиночества. На каком-то этапе, как справедливо считает Р.Вейс, следует изучить взаимосвязь ситуации и характера как равнозначные факторы одиночества. Встречаются люди, у которых чувство одиночества возникает мгновенно, но оно возникает только в обществе тех людей, которые им незнакомы; у других людей одиночество появляется временами при любых обстоятельствах. Одни склонны рассматривать любую ситуацию как закрытую для межличностного общения; другие могут быть настроены более оптимистично и дольше сопротивляться наступающему одиночеству. Личная утрата или лишения в прошлом могут повлиять на то, как оценивается личностью данная ситуация, но возможно и то, что некоторые люди способны справляться с этими ситуациями и совершенно неспособны справиться с другими. Достижение такого уровня, при котором можно будет предсказывать, какие люди и при какого рода обстоятельствах почувствуют себя одинокими, означало бы значительное продвижение вперед в изучении этой проблемы. 33 С проблемами ситуаций и характера личности, приводящих к одиночеству, тесно связаны проблемы демографических групп, в которых одиночество встречается особенно часто. Это группы людей, наиболее подверженных «риску». Так, холостые более склонны испытывать чувство одиночества, чем женатые, а среди холостых скорее всего почувствуют себя одинокими те, кто был женат прежде. Несомненно, определяющим моментом здесь становится отсутствие любовной привязанности. К сожалению, обычное обзорное исследование психологического комфорта не позволяет провести различие между неженатыми людьми, у которых все же есть любовная привязанность, и теми неженатыми, у которых ее нет. Как справедливо замечает Р.Вейс, было бы разумно включить в такое исследование одиночества и такие вопросы: встречается ли, видится ли с кем-то в настоящее время респондент и есть ли какой-нибудь другой взрослый человек, друг или родственник, который, по словам респондента, что-то значит в его жизни. Несмотря на то, что большинство считают одиночество эпизодическим острым ощущением беспокойства и напряжения, связанным со стремлением иметь дружеские или интимные отношения, одиночество претерпевает определенные изменения в том случае, если оно становится хроническим: одиночество постепенно превращается в безнадежную апатию. Бывает, однако и так, что хронически одинокие люди привыкают не обращать внимания на свое нелегкое положение, подобно тому как вдовы и вдовцы часто привыкают не поддаваться чувствам, вызванным потерей близких. Р.Вейс подчеркивает необходимость более серьезно исследовать изменяющуюся природу одиночества, когда оно представляет собой непрерывно длящееся состояние, и выяснить, проявляется ли хроническое состояние одиночества отличным образом от острого чувства одиночества. Р.Вейс констатирует тот факт, что одиночество более распространенное явление в юности, чем в более зрелом возрасте, и сильнее ощущается среди молодежи. Данные исследований, проведенных Р.Вейсом и другими социологами, показывают, что разведенные и овдовевшие люди старшего возраста склонны реже считать себя одинокими, чем разведенные и овдовевшие молодые люди [58, 72]. Р.Вейс объясняет это, тем, что с возрастом меняется способность устанавливать прочные и длительные связи. Способность переживать одиночество как эмоциональную изоляцию эволюционно выделилась, потому что порождала людей, которые стремились найти не только человека противоположного пола, 34 одной динамики половых отношений хватило бы для этого - но и найти того, с кем возможно чисто духовное общение. Изучение поведения разведенных людей показало, что одиночество заставляет их искать нечто большее, чем просто собеседника или полового партнера. Чувство одиночества убывает только при таких отношениях, когда есть уверенность в постоянной доступности и близости того, кому доверяешь. Одинокие люди иногда действительно ищут поначалу кого-то, просто кого-нибудь, с кем можно проводить время, но вскоре они понимают, что мимолетные связи могут заставить почувствовать одиночество еще сильнее. Они настороженно выискивают признаки, свидетельствующие о том, что партнеры по общению останутся с ними и им захочется, чтобы этот человек остался. Возможно, одиночество всегда развивалось так, чтобы подготовить человека к отношениям, в которых были бы заинтересованы обе стороны. Может быть, рассуждает Р.Вейс, оно эволюционно сформировалось потому, что те, кто обладал этой особенностью, с большей вероятностью включали себя в парное отношение с теми, с кем возможно вступить в устойчивую, постоянную связь. Одиночество, по мнению Р.Вейса, давало стимул вступать в такой прочный союз при котором в нуклеарной социальной ячейке насчитывалось бы больше одного человека для воспитания ребенка. Он приходит к выводу, что выяснение того, каким образом человек как вид приобретал способность к одиночеству, может не иметь непосредственного применения, но это может способствовать рассмотрению одиночества в качестве явления, такого же естественного и такого же значимого, как голод. Р.Вейс проводил семинары для вдовцов и недавно разведенных. Именно из собственного опыта по оказанию помощи участникам этих семинаров он вывел многие из своих теоретических положений. Его интересует «обычное» одиночество - состояние, переживаемое многими, если не большинством людей, на протяжении всей их жизни. Р.Вейс особо подчеркивает текущие события в жизни личности как ключевой фактор формирования одиночества. Интересно отметить, что среди причин возникновения подобного состояния, Р.Вейс допускает возможность участия даже инстинкта. Когнитивное направление Понимание одиночества как «обычного» явления, то есть распространенного среди «нормальных» людей, характерно не только для сторонников интеракционистского направления, но и для когнитивного 35 подхода (Л.Пепло и ее коллеги), разрабатывающегося в Калифорнийском университете с середины 70-х годов. Важную роль в теоретических формулировках данного направления играют эмпирические данные обследований и экспериментов. К поискам причин одиночества Л.Л.Пепло и ее коллеги также подходят достаточно широко: они исследуют как характерологические, так и ситуативные факторы, способствующие его возникновению, а также влияние прошлого и настоящего на формирование личности. В их понимании когнитивные факторы - это процессы, происходящие внутри индивида, согласовывающего свою деятельность с реальностью. Характерной особенностью человека является желание понять самого себя и дать осмысленное объяснение своему опыту. Поэтому, с точки зрения Л.Пепло, самооценка - процесс самопознания и критического самосознания - выступает важным компонентом в опыте одиночества [53]. Определение собственного одиночества - результат длительного когнитивного процесса, в ходе которого человек осознает или наделяет смыслом свои уникальные личные переживания и обобщает их в целостную картину. К выводу «Я одинок» люди обычно приходят с помощью аффективных (эмоциональных), поведенческих и когнитивных доказательств. Аффектные признаки одиночества нередко бывают размытыми. Одиночество - это тяжелое эмоциональное переживание: одинокие люди глубоко несчастны. Однако одних лишь аффектных доказательств для определения такого чувства, как одиночество явно недостаточно. Не существует какого-либо уникального набора эмоций, ассоциируемого с одиночеством. Хотя переживание негативных эмоций и наталкивает людей на мысль о том, что «что-то не в порядке» в их жизни, оно не приводит непосредственно к самодиагнозу именно одиночества, а не какого-либо другого состояния - депрессии, переутомления или физического недомогания. Поведенческие доказательства подобно аффективным способствуют самодиагнозу одиночества, хотя, по всей вероятности, не исчерпывают такого диагноза. Люди, как правило, используют целый ряд поведенческих характеристик для идентификации одиночества, включая низкий уровень социальных контактов, прекращение (разрыв) установившихся связей, или же неудовлетворительные образцы социального взаимодействия. Однако уединение не обязательно связано с одиночеством; люди могут быть счастливы в затворничестве. Если же человек чувствует себя несчастным оттого, что он все время оказывается 36 один, то в этом случае наиболее вероятным диагнозом может быть одиночество. Вряд ли люди будут считать себя одинокими, считает Л.Пепло, если у них нет когнитивных объяснений этого состояния. Когнитивные индикаторы одиночества, очевидно, выводятся из представления об определенном типе социальных отношений, недостающих в настоящий момент. Общественное сознание отражает потребность в как можно более частом и более тесном взаимодействии человека и общества, а также представление о том, что совершенствование социальных отношений способно облегчить страдания отдельного человека. Люди определяют состояние одиночества в зависимости от целого комплекса чувств, поступков и мыслей - а не по одной-единственной доминирующей характеристике. С точки зрения Л.Пепло, когнитивные модели, не отрицая наличия аффектных и поведенческих составляющих в опыте одиночества, акцентируют внимание на его субъективных восприятиях и стереотипах. Модели когнитивного диссонанса определяют одиночество как реакцию на восприятие того факта, что социальные связи индивида не соизмеряются с определенным внутренним стандартом [54]. На одиночество влияют не только действительные социальные связи индивида, но также и образец, или стандарт, социальных отношений, к которому индивид стремится. И хотя два человека могут иметь «объективно» сходные образцы социальных отношений, вполне возможно, что один из них чувствует себя одиноким, а другой вполне удовлетворенным. Чувство одиночества усиливается или ослабевает в зависимости от изменений в субъективных стандартах личности, касающихся ее взаимоотношений. Например, человек, взаимосвязи которого остаются неизменными, может тем не менее почувствовать себя одиноким, если изменились стандарты его социальных связей и взаимоотношений с другими людьми. Субъективные оценки количества и качества межличностных связей сравниваются посредством сопоставления самооценки индивида со множеством самых разных стандартов, как утверждает Л.Пепло. Такие стандарты не всегда ясны и осознанны. Но они выражаются в общих жалобах одиноких людей: «Мне хотелось бы иметь больше друзей» или «Никто по-настоящему не понимает меня». Л.Пепло считает, что субъективные стандарты взаимоотношений формируются двумя способами. Во-первых, прошлый опыт приводит человека к представлениям о таких социальных взаимодействиях и взаимоотношениях, которые доставляют ему чувство удовлетворения и счастья, точно так же, как и таких, которые этих чувств не вызывают. 37 Человек познает свои социальные потребности и способы их достижения. «В результате богатого опыта разнообразных переживаний и взаимоотношений, - отмечают Д.Тибо и Г.Колли, у человека развивается общее и относительно постоянное ожидание удовлетворения, которое он может достичь в единении с другими. Это обобщенное представление о его собственной значимости в межличностном взаимодействии» [68. C.18]. Человек сравнивает свои социальные отношения с этим общим стандартом, или «уровнем сравнения», и чувствует себя несчастным, если его настоящая социальная жизнь стала хуже, чем она была раньше. Значение таких стандартов, о которых говорит Л.Пепло, проиллюстрировано несколькими исследованиями. Например, К.Кутрона и Л.Пепло просили студентов колледжа оценить их нынешние дружеские взаимоотношения и сравнить их с опытом школьной дружбы. Восприятие студентами своих теперешних взаимоотношений как худших по сравнению с аналогичным опытом в прошлом объяснялось состоянием их социальной неудовлетворенности и одиночеством на данный момент [33]. М.Лоуэнталь и Б.Робинсон также указывают, что для пожилых людей, «понятие прошлого «Я»» является эталоном оценки настоящего опыта [44]. Вторым способом формирования субъективных стандартов взаимоотношений, по мнению Л.Пепло, является сравнение социальных взаимоотношений. Индивид оценивает свои межличностные взаимоотношения, сравнивая их с аналогичными взаимоотношениями у других людей. Например, К.Кутрона и Л.Пепло обнаружили, что восприятие студентом своих собственных взаимоотношений как худших по сравнению с опытом взаимоотношений его товарищей в значительной мере связано с состоянием его социальной неудовлетворенности и одиночества [33. C.8]. Весьма важным и пока еще не решенным вопросом в их концепции остается проблема выбора людьми референтных групп и стандартов. В их рассуждениях встречаются отдельные моменты, касающиеся этого вопроса, но эмпирические исследования по данной теме отсутствуют. Например, П.Таунсенд предположил, что пожилые люди переживают различные типы социальной изоляции, обусловленные различного рода сравнениями: изоляция по контрасту с равными себе (сравнение со сверстниками), по контрасту с другими поколением (сравнение с молодежью) и по контрасту с изоляцией предшествующей группы (сравнение с предыдущими поколениями пожилых людей) [69]. Однако, к сожалению, существует мало сведений о тех видах социальных 38 сравнений, которые в действительности влияют на возникновение чувства социальной неудовлетворенности и одиночества. Личные стандарты социальных взаимоотношений не являются твердо установленными, как справедливо считает Л.Пепло, и изменяются во времени. Эти изменения обусловлены множеством факторов. Вопервых, это могут быть связанные с возрастом изменения потребности личности в социальных взаимоотношениях. Г.Шихи отмечал, что многие люди, чья профессиональная карьера складывалась удачно, в «середине жизни могут расслабиться... и позволить себе завести дружеские и приятельские связи» [63]. Во-вторых, такой опыт, как психотерапия, или общение в группах с повышенным самосознанием, приводит индивида к переоценке качества своих социальных взаимоотношений и постановке новых целей, которых он хочет достичь в своих личных взаимоотношениях. В-третьих, и процессы адаптации способствуют воздействию имеющегося у личности образца социальных взаимоотношений на стандарты взаимоотношений. Человек, чья социальная жизнь предельно содержательна и чрезвычайно плодотворна, будет ожидать от взаимоотношений высокого уровня удовлетворения. С другой стороны, как полагает Р.Вейс, если индивиды испытывают одиночество в течение долгого времени, они могут «изменить» собственные стандарты восприятия своего положения и своих чувств, а именно: «эти стандарты могут резко меняться, чтобы наиболее полно соответствовать мрачной действительности» [72. C.228]. Это лишь немногие факторы, которые влияют на изменения в личных стандартах социальных отношений по мнению Л.Пепло. Если одиночество проистекает из желания человека иметь обширные и более удовлетворяющие его социальные взаимоотношения, нежели он имеет, то может показаться, что естественным способом избавления от одиночества является просто понижение личных стандартов индивида. Однако, принимать такую стратегию следует с большой осторожностью. Многими людьми решение о снижении личных стандартов уже само по себе рассматривается как признание своей неудачи и собственной неполноценности. По мнению Л.Пепло, одиноким людям следовало бы проанализировать свои перспективы на будущее и цели, касающиеся социальных взаимоотношений. Нереалистичные стандарты и представления о дружбе или семейной жизни могут породить дополнительные трудности. Одиночество может усиливать склонности к формированию неточных или искаженных стандартов социальных взаимоотношений. 39 Опасаясь того, что открытые сравнения выявят их неудачи, одинокие люди прячут от других свое чувство неудовлетворенности и избегают обсуждения социальных вопросов. В результате одинокие люди, возможно никогда и не узнают о тех социальных затруднениях, которые испытывают окружающие, и, таким образом, ошибочно предполагают, что у кого-то другого нет проблем в социальной жизни. В отношении стандартов социального сравнения одинокие люди могут всецело положиться на средства массовой информации - один из вероятных источников формирования нереалистичных перспектив, касающихся социальных отношений. Однако, когнитивная переоценка не является панацеей от одиночества. Многие одинокие люди имеют вполне «разумные» стандарты социальных взаимоотношений, выводимые из их основных социальных потребностей и включающие их собственный прошлый опыт и культурные нормы. Поэтому неудивительно, что некоторые студенты, отвечая на предложенные им вопросы, указали, что они преодолели свое одиночество, снизив цели в отношении установления социальных связей [10. C.545]. Для многих преодоление одиночества требует совершенствования социальных взаимоотношений, а не изменения субъективных стандартов. Личностные объяснения одиночества Личностные объяснения одиночества включают три взаимосвязанных, но различных элемента. Во-первых, одинокие люди обычно отмечают изначальное событие, приведшее их к одиночеству, например разрыв любовных отношений. Во-вторых, пытаясь объяснить устойчивость состояния своего одиночества в течение длительного времени и свою неспособность установить удовлетворительные социальные связи, люди обращаются к постоянным причинам своего одиночества. Эти причины, как правило, относятся к характеристикам личности (например, стеснительности) или ситуации (например, окружению, в котором трудно встретить новых людей). В-третьих, у одиноких людей, как правило, есть определенное представление о характере изменений в их социальных взаимосвязях, которые облегчили бы их одиночество. Эти предвидимые решения могут заключаться в новых знакомствах или большей интимности существующих взаимоотношений. Таким образом, главное внимание в этих исследованиях было сосредоточено на объяснении постоянных причин одиночества. 40 Объяснения одиночества не всегда бывают верными. В действительности люди могут быть сбитыми с толку относительно причин своего несчастья, предполагая в качестве причин целый ряд факторов. Первоначальные объяснения одиночества требуют проверки. Например, в результате рассуждения о том, что причиной одиночества является собственный внешний вид, человек делает новую прическу или, например, начинает соблюдать диету. Если изменения оказываются безрезультатными, то человек может привести другие более правдоподобные объяснения своего одиночества [41. C.52]. Таким образом, объяснения одиночества могут меняться с течением времени. Причинные объяснения одиночества, как показал Б.Вайнер, могут быть классифицированы по двум первичным измерениям: местоположение причинности (внутренняя, личностная, либо внешняя ситуативная, причинность) и стабильность (постоянная либо изменяющаяся во времени причинность). Не так давно Б.Вайнер предложил третье, дополнительное измерение причинных атрибутов контролируемость - смысл которого состоит в том, чтобы определить, способен ли человек контролировать свое поведение или нет [70]. Некоторые исследования, проведенные в UCLA (Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе) подтвердили, что модель Б.Вайнера применима к одиночеству. Например, Д.Мичела, Л.Пепло и Д.Уикс использовали многомерные шкалы для измерения восприятия студентами обычных причин одиночества [47]. Результаты измерений показали, что внутреннее местоположение и стабильность достаточно четко выражались в представлениях о причинах одиночества. Например, недостаток собственных усилий рассматривался как внутренняя нестабильная причина, физическая непривлекательность как внутренняя стабильная причина, а недостаток возможностей изменить положение как внешняя нестабильная причина. Контролируемость как третье измерение причинности одиночества не была обнаружена; в виде контролируемых рассматривались только такие причины как усилия, которые были одновременно и внутренние, и нестабильные. Полученные результаты дают возможность предположить, что люди осмысливают причины одиночества на основании того, что эти причины характеризуют - личность или окружение - и насколько они стабильны или изменчивы [47. C.23]. Одиночество может сопровождаться различными эмоциями. Согласно одному из прогнозов теории объяснений, «внутренние» и «стабильные» объяснения одиночества свидетельствуют о депрессии. Получено предварительное подтверждение этой идеи [47. C.52]. У 41 одиноких студентов депрессия, часто ведущая к одиночеству, связана с внешним видом, личными качествами и страхом получить отказ в контакте [30]. Наконец, причинные объяснения могут влиять на поведение, ответные реакции одиноких индивидов. К.Андерсон представил доказательства такого влияния. Он обнаружил, что одинокие студенты склонны приписывать неудачи в межличностном общении неизменным недостаткам характера (отсутствию способностей, личностным качествам) в большей мере, нежели изменяющимся личностным факторам (недостатку усилий, использованию неэффективных средств и способов) или ситуативным факторам. К.Андерсон показал также, что данный способ объяснения одиночества ассоциируется с менее эффективным поведением, преследующим цели межличностного общения. У студентов, объяснявших неудачу в общении плохими способностями или чертами характера, обнаружены более слабые перспективы на успех, более слабая мотивация, и они действительно были менее удачливыми, нежели студенты, которые предпочли искать объяснения в собственных усилиях или стратегии [27]. Точно так же Т.Гётц и К.Двек выявили, что дети, считающие причиной социальных неудач свою собственную неполноценность, справляются с одиночеством менее эффективно [38. C.251]. По мнению этих исследователей, даже дети, обладающие навыками общения, могут ошибочно объяснять свою социальную неудачу недостатком собственных способностей и в результате отреагировать на нее менее успешно. Наконец, К.Кутрона, представила данные, указывающие на связь объяснений одиночества с устойчивостью этого состояния во времени. Она сравнила признаки одиночества, названные студентами, впоследствии избавившимися от одиночества, и признаки одиночества, указанные студентами, которые оставались одинокими семь месяцев спустя. Первоначальные объяснения одиночества у студентов, оставшихся одинокими и впоследствии, носили более внутренний характер и в большей мере подчеркивали их личностные качества: стеснительность, страх получить отказ в контакте и недостаток знаний о том, как завязывать взаимоотношения [10]. Исследования, подтверждающие наличие связи между причинными объяснениями одиночества и реакциями на это состояние, пополняются. Как люди реагируют на одиночество - депрессией или враждебностью, пассивным уходом в него или активной борьбой за преодоление подобного состояния, - зависит от их собственных объяснений одиночества. Л.Пепло рассмотрела возможные результаты, как если бы объяснения одиночества были причинами, определяющими перспективы, 42 эмоции и поступки человека. Но возможны и другие причинные связи. Например, индивиды, связывающие свое одиночество с недостатком навыков межличностного общения, в действительности могут оказаться неспособными людьми; их неумение устанавливать социальные контакты может стать причиной как их собственных объяснений одиночества, так и причиной недостаточно успешных социальных контактов. Для прояснения причинных взаимосвязей объяснений одиночества и реакций на это состояние необходимы дальнейшие исследования. Одиночество и самооценка Одинокие люди пытаются разобраться в своих трудностях, чтобы облегчить или устранить их. Причинные объяснения влияют на мотивации одиноких людей относительно улучшения их социальной жизни и направляют в данном русле их сопротивляющееся одиночеству поведение. Если попытки преодолеть одиночество ошибочно направлены на какие-то не очень значимые и не совсем точные причинные факторы, они вряд ли будут успешными и в конечном счете приведут к чувству пониженного самоконтроля. Следовательно, основной целью помощи или самопомощи одиноким должно быть точное определение значимых причин одиночества индивида и правильная оценка возможного изменения этих причин. Особенно ценным для одинокой личности может быть укрепление некоторого чувства личного контроля над ее социальными взаимоотношениями и одновременно предотвращение деструктивных наклонностей к самоуничижению. Одинокие люди зачастую чувствуют себя никчемными, некомпетентными и нелюбимыми. Действительно, связь между глубоким одиночеством и низкой самооценкой - наиболее важный результат исследований одиночества. И хотя связь между одиночеством и низкой самооценкой твердо доказана, причины этой связи не определены достаточно точно. Можно согласиться с Л.Вуд в том, что соотношение одиночества и самооценки может отражать целый ряд различных причинных взаимосвязей; низкая самооценка может выступать и как причина, и как следствие одиночества [73. C.269]. Имеет смысл более детально рассмотреть вопрос о том, каким образом низкая самооценка может вызвать чувство одиночества, а затем проанализировать непосредственно вопрос о том, как одиночество снижает самооценку. Можно выделить две основные точки зрения на то, каким образом самооценка влияет на одиночество. Согласно первой, причиной 43 одиночества является внутреннее психическое самоотчуждение. Сторонники второй точки зрения считают, что низкая самооценка сопровождается системой установок и поведением, которые затрудняют удовлетворительное социальное взаимодействие и, таким образом, создают предпосылки для одиночества. Как уже говорилось раньше, первые психологические исследования одиночества сосредоточивали внимание на личностном самовосприятии этого состояния. Например, К.Роджерс рассматривал одиночество как отчуждение личности от ее истинных внутренних чувств. Он считал, что стремясь к признанию и любви, люди зачастую показывают себя с внешней стороны и поэтому становятся отчужденными от самих себя. Таким образом, К.Роджерс полагал, что одиночество порождается индивидуальным восприятием диссонанса между истинным «Я» и тем, как видят «Я» другие. Однако, зачастую низкая самооценка - это некая совокупность мнений и поведения, которая мешает установлению и поддержанию удовлетворительных социальных взаимоотношений. Люди с низкой самооценкой интерпретируют социальные взаимосвязи самоуничижительно. Они склонны относить неудачи в общении за счет своих внутренних качеств, считая, что и другие оценивают их невысоко. Такие люди более остро реагируют на призыв к общению и отказ в нем. Исследователи, экспериментально проверявшие самооценки людей в крайних ситуациях (приглашение к общению, отказ в нем), выявили, что индивиды с низкой самооценкой особенно отзывчивы по отношению к партнерам-друзьям и крайне враждебны по отношению к отвергнувшим их партнерам. Возможно, наиболее существенно здесь то, что люди с низкой самооценкой интерпретируют неоднозначный социальный обмен в большей мере как негативный, нежели люди с высокой самооценкой [40]. Низкая самооценка влияет и на социальное поведение людей. Люди с низкой самооценкой в большей мере испытывают социальную неуверенность и менее предрасположены к риску в социальных вопросах, а поэтому и менее склонны к установлению новых взаимоотношений или углублению существующих. В некоторых случаях низкая самооценка свидетельствует о неверной оценке навыков общения индивида. Случается, что и привлекательные и способные люди признают свои недостатки и считают свое поведение неуместным (то есть дают себе низкую оценку) [75]. Но в других случаях низкая самооценка отражает действительный недостаток 44 навыков, необходимых для установления и поддержания социальных взаимоотношений. В целом низкая самооценка зачастую воплощается во взаимосвязанной совокупности самоуничижительного сознания и поведения, которая искажает социальную компетентность, подвергая людей риску одиночества. Подтверждение того, что низкая самооценка может быт причиной постоянного одиночества, было получено в повторных исследованиях К.Кутроны, Д.Рассела и Л.Пепло [34]. Они установили, что самооценка играет важную роль в том, испытывают ли студенты-новички лишь временное одиночество или же остаются одинокими на протяжении семи месяцев. Студенты с высокой самооценкой уже в начале нового учебного года значительно более предрасположены к преодолению своего одиночества и успешному социальному приспособлению в колледже, нежели студенты с низкой самооценкой. Но и само одиночество, в особенности когда это глубокое и продолжительное переживание, снижает самооценку личности. Последствия одиночества для самооценки личности еще больше усугубляются, если одиночество связывается с личностными характеристиками и недостатками. Далее, если одиночество наступает в результате утраты значимых взаимосвязей при разводе или вдовстве, у индивида формируется новое самовосприятие -новое «социальное «Я», замещающее прежнее, утраченное. Не иметь любимого, друзей или семьи значит потерпеть неудачу, по мнению общества, а зачастую и по своему собственному мнению. Д.Милнер писал: «Сказать: «Я одинок» значит признать, что ты, по существу, неполноценен, что ты никем не любим» [48. C.3]. Отсутствие социальных взаимосвязей не только личное несчастье, но и социальная проблема. В соответствии со стереотипами люди, живущие обособленно, - это «одинокие неудачники», холодные, недружелюбные и непривлекательные. Человеку всегда неловко быть единственным «одиночкой» на вечеринке, где все парами, обедать одному в ресторане или пойти в кино в одиночку. В любой общинной культуре недостаток друзей или партнера считается социальной неудачей. Менее очевидно, но не менее важно и то, что наличие неудовлетворительных взаимоотношений неудачный брак или неестественная дружба также может рассматриваться как социальная неудача. Когда-то У.Джемс представил самооценку в виде дроби, где в знаменателе - наши претензии, а в числителе - наш успех; таким образом, самооценка = успех / претензии. Это и ему подобные, основывающиеся на 45 диссонансе определения самооценок подчеркивают соотношение между личными идеалами людей, или ожиданиями, и их осуществлением. Итак, ощущение недостатка в общении может вызвать переживание одиночества и понизить чувство собственного достоинства. Одиночество и низкая самооценка тесно взаимосвязаны. Если, как полагает У.Джемс, самооценка зависит от степени достижения целей, тогда любая неудача должна повредить нашей самооценке. Однако в действительности влияние неудачи на самооценку опосредовано личным объяснением причин этой неудачи. В частности, неудача, отнесенная за счет личной неполноценности, должна иметь большее влияние на самооценку, нежели неудачный исход, приписываемый обстоятельствам. В исследовании, посвященном исключительно проблеме одиночества, студентов просили оценить одинокого человека в зависимости от одной или нескольких причин его одиночества [10. C.188]. Когда в ходе эксперимента одиночеству приписывались внутренние причины, одинокий человек воспринимался как эгоцентричный, нелюбимый и недалекий, и предполагалось, что его самооценка будет ниже, нежели в случае, когда одиночество объяснялось внешними причинами. К.Андерсон получил данные, свидетельствующие о том, что многие одинокие студенты готовы усвоить самообвиняющий стиль объяснения результатов своего общения, приписывая неудачу своим собственным личностным качествам или плохим способностям, а успех в общении - внешним обстоятельствам, ими не контролируемым [27]. Представление индивида о себе во многом основывается на взаимоотношениях с другими людьми - с другом, любимым, родителями, детьми, соседями, коллегами. Отдельные личности и их поведение вписываются в определенную систему ролей, обусловливая устойчивость и функционирование такой системы в целом. Как потеря, так и отсутствие социальных взаимоотношений влияют на самовосприятие личности. Например, утрата значимых долговременных социальных связей имеет своим главным следствием изменение представлений о себе. По крайней мере на первых порах эти изменения часто ведут к понижению самооценок. Немаловажные последствия для самовосприятия имеет также отсутствие социальных взаимоотношений. Многие жизненные планы человека - вступить в брак и жить «счастливо до конца дней», быть верным и добрым другом, в старости быть окруженным любящими внуками требуют установления социальных взаимоотношений. Для молодого человека, вступающего во взрослую жизнь, отсутствие 46 соответствующего партнера или супруга не только сужает круг его связей в настоящее время, но может разрушить мечты о будущем и представление о цели. Таким образом, Л.Пепло считает одиночество сложным ощущением, овладевающим личностью в целом - ее чувствами, мыслями, поступками. Сознание играет при этом важную роль. Но одиночество существует не «только в нашей голове» и это состояние нельзя, как по волшебству, преодолеть силой «позитивного мышления». Л.Пепло утверждает, что всесторонний анализ одиночества невозможен без изучения влияния, которое наряду с прочими, на него оказывают и когнитивные процессы. Таким образом, в рамках когнитивного подхода можно выделить три способа, посредством которых процесс самооценки воздействует на одиночество. Во-первых, в нем изучается, как люди определяют свое одиночество, и анализируются модели одиночества, основывающиеся на когнитивном диссонансе. Эти модели подчеркивают тот факт, что человек становится одиноким тогда, когда осознает неполноценность своих социальных отношений в каком-либо важном аспекте. Во-вторых, анализируются имеющиеся причинные объяснения одиночества индивидом. Способ такого объяснения может влиять на чувства и поступки, сопутствующие переживанию одиночества. И наконец, рассматривается взаимодействие одиночества и самооценки. Факты свидетельствуют, что низкая самооценка предопределяет у многих людей чувство одиночества. Более того, поскольку социальные связи являются сердцевиной самосознания индивида, то постоянное одиночество приводит к появлению у человека заниженной самооценки. Вывод, к которому приходят сторонники данного подхода, заключается в том, что опыт одиночества определяется когнитивными процессами, которые формируют наши чувства и направляют наши действия. Наиболее характерный аспект когнитивного подхода, пропагандируемого Л.Пепло и ее коллегами, состоит в том, что он акцентирует роль познания как фактора, опосредующего связь между недостатком социальности и чувством одиночества. Определяя указанную роль познания. Л.Пепло обращает внимание на теорию атрибуции (объяснения). Она рассматривает, например, как познание причин одиночества может влиять на интенсивность восприятия и переживания одиночества, сохраняющихся на протяжении определенного времени. Когнитивный подход предполагает, что одиночество наступает в том случае, когда индивид осознает несоответствие между двумя факторами желаемым и достигнутым уровнем собственных социальных 47 контактов. Однако представителями данного подхода практически не уделяется никакого внимания другим факторам, обусловливающим появление одиночества ситуативным, характерологическим и т.д. «Интимный» подход Когнитивная теория стала главным источником теоретических идей В.Дерлега и С.Маргулиса («интимный» подход) [35]. В истолковании одиночества важнейшими для них являются понятия «интимность» и «самораскрытие». Подобно Р.Вейсу, они полагают, что социальные отношения, бесспорно, способствуют достижению индивидом различных реальных целей. Одиночество же обусловлено отсутствием соответствующего социального партнера, который мог бы способствовать достижению этих целей. Одиночество, вероятнее всего, наступает тогда, когда межличностным отношениям индивида недостает интимности, необходимой для доверительного общения. В основе «интимного» подхода лежит предположение, что индивид стремится к сохранению равновесия между желаемым и достигнутым уровнями социального контакта. В.Дерлега и С.Маргулис исследуют, как в этих условиях совокупность социальных связей индивида, его социальных ожиданий и его личностные качества могут повлиять на такой важный в данном отношении баланс. Они расценивают одиночество как нормальный опыт в условиях сплошной атомизации общества. Их внимание к непрерывному процессу балансировки желаемого и достигнутого уровня социальных контактов акцентирует текущие детерминанты одиночества личности. В то же время такая позиция учитывает и воздействие на одиночество прошлого развития, а также признает, что и внутри-индивидуальные факторы, и факторы среды способны привести к одиночеству. Общесистемный подход Среди теоретических подходов к проблеме одиночества можно также выделить общесистемный подход, разработанный Д.Фландерсом [36]. Основное положение его концепции состоит в том, что поведение живых организмов отражает переплетение влияний нескольких уровней, действующих одновременно как система. Уровни располагаются от клеточного до социального. С этой точки зрения одиночество представляет собой механизм обратной связи, помогающий индивиду или 48 обществу сохранить устойчивый оптимальный уровень человеческих контактов. Рассуждения Д.Фландерса об одиночестве не имеют эмпирического источника; они свидетельствуют о дальнейшем распространении системной теории. При этом Д.Фландерс расценивает одиночество как потенциально патологическое состояние, но одновременно считает его также и полезным механизмом обратной связи, который в конечном результате может способствовать благополучию индивида или общества. Системная теория пытается соподчинить оба мотива поведения индивидуальный и ситуативный. Отрезок времени, необходимый для того, чтобы оказали свое воздействие определенные переменные, может быть довольно длинным. Однако системная теория по существу представляет собой модель, в которой мотивы поведения включены в развивающуюся динамику общей структуры. Психодинамический подход Как патологию рассматривают одиночество Д.Зилбург, Г.Салливан и Ф. Фром - Рейхман - последователи психодинамической традиции. Д.Зилбург опубликовал, вероятно, первый психологический анализ одиночества [74]. Он различал одиночество и уединенность. Уединенность - «нормальное» и «преходящее умонастроение», возникающее в результате отсутствия конкретного «кого-то». Одиночество - это непреодолимое, постоянное ощущение. Неважно, чем человек занят, но одиночество, как «червь» разъедает его сердце. Согласно Д.Зилбургу, одиночество становится отражением характерных черт личности: нарциссизма, мании величия и враждебности. Одинокий человек сохраняет инфантильное чувство собственного всемогущества, он эгоцентричен и пускает пыль в глаза публике с тем, чтобы «изобличить» других. «Одинокий индивид, как правило, проявляет болезненную скрытость или открытую враждебность», направленную как вовнутрь, так и вовне [74. C.45]. Д.Зилбург проследил происхождение одиночества, начиная с детской колыбели. Ребенок узнает радость быть любимым и вызывать восхищение вместе с потрясением, порожденным тем, что он - маленькое, слабое существо, вынужденное ждать удовлетворения своих потребностей от других. Это и есть, по Д.Зилбургу, «квинтэссенция того, что позже становится нарциссической ориентацией... Это и есть также зародыш отчужденности, враждебности и бессильной агрессивности одинокого» [74. C. 53]. 49 Г.Салливан также усматривал корни одиночества взрослого в его детстве [66]. Он установил движущую силу потребности в человеческой близости. Впервые эта потребность появляется в стремлении ребенка к контакту. В подростковом возрасте она принимает форму потребности в приятеле, с которым можно обменяться своими сокровенными мыслями. У подростков, испытывающих недостаток социальных навыков вследствие неправильных взаимоотношений с родителями в детстве, как правило, возникают трудности при установлении приятельских отношений со сверстниками. Эта неспособность удовлетворить подростковую потребность в интимности может привести к глубокому одиночеству. Работа Ф.Фромм-Рейхман, наверное, цитируется чаще других ранних публикаций об одиночестве [37]. Ф.Фромм-Рейхман признает влияние Г.Салливана на ее понимание данной проблемы и соглашается с его точкой зрения о том, что одиночество -«чрезвычайно неприятное и гнетущее чувство». Основываясь на результатах своей работы с шизофрениками, Ф.Фромм-Рейхман считает одиночество экстремальным состоянием: «Тип одиночества, который я имею в виду, разрушительный... и он в конечном итоге приводит к развитию психотических состояний. Одиночество превращает людей... в эмоционально парализованных и беспомощных'' [37. C.3]. Подобно Г.Салливану и Д.Зилбургу, Ф.Фромм-Рейхман прослеживает происхождение одиночества вплоть до личностного опыта, приобретенного в детстве. В особенности она подчеркивает вредные последствия «преждевременного отлучения от материнской ласки». Утрата значимых взаимоотношений тяжела в любом возрасте, но для маленьких детей эти события особенно серьезны по своим последствиям. В своем анализе П.Шейвер и К.Рубинстайн утверждали, что лишенные тесной привязанности к родителям дети выстраивают такие модели социального мира и собственного»Я», которые губительным образом сказываются на их самооценке и дальнейшем социальном приспособлении (социализации) [62]. П.Шейвер и К.Рубинстайн предположили, что дети склонны обвинять себя в потере одного из родителей, особенно, когда эта потеря - результат развода, а не смерти. Уровень сознательной зрелости ребенка в момент развода может быть критическим. Маленькие дети, подверженные эгоцентризму, более всего склоняются к мысли, что они стали причиной развода. В результате, как считают П.Шейвер и К.Рубинстайн, снижается их самооценка и утверждается пессимистическое отношение к социальным взаимосвязям, которое трудно преодолеть. Будучи уже взрослыми, такие индивиды 50 подвергаются особому риску одиночества и продолжают обвинять себя в собственных социальных затруднениях. Таким образом, можно сделать вывод, что, ранняя потеря привязанности оставляет в наследство одиночество и низкую самооценку. В своих исследованиях последователи психодинамической традиции исходят главным образом из клинической практики, и, вероятно, поэтому склонны рассматривать одиночество как патологию. Возможно, психодинамически ориентированные теоретики в большей мере, чем какая-либо другая группа исследователей, склонны считать одиночество результатом ранних детских влияний на личностное развитие. И хотя детский опыт может быть межличностным по своей природе, рассматриваемая традиция концентрирует внимание на том, какие внутриличностные факторы (то есть черты характера, внутрипсихические конфликты) приводят к состоянию одиночества. Заключение Проанализировав основные подходы к изучению проблемы одиночества, можно сделать вывод, что наиболее разработанное исследование одиночества представлено когнитивной теорией интеракционистским и психодинамическим подходами. Ни одна из существующих концепций, к сожалению, не стимулировала большого числа дальнейших исследований. Экзистенциалистская позиция рассматривает одиночество как универсальную характеристику человеческого состояния. Это не прогностическая модель в привычном смысле слова, и как таковая она едва ли может служить основанием для будущих исследований. Ни Д.Рисмен, ни П.Слейтер не уделили сколько-нибудь значительного внимания эмпирической работе, пусть даже на начальной ее стадии, хотя проведение исследований, подтверждающих их взгляды, вполне возможно. Демографические и социологические переменные включались во многие исследования одиночества, но это делалось на уже готовой теоретической основе. И все же некоторые теории одиночества стимулировали небольшое число исследований. Выделенные Р.Вейсом два типа одиночества и его прогнозы относительно распространенности этого состояния использовались в исследовании К.Рубинстайна и П.Шейвера, а также К.Кутроны. С позиций теории К.Роджерса было написано несколько диссертаций, содержащих доказательства того, что несоответствие между реальным и идеальным «Я» индивида связано с одиночеством. Определенный опыт был накоплен и психодинамической 51 теорией. Так, например, Д.Мур проверял предполагаемую связь между враждебностью и одиночеством [49]. Но несмотря на длительную историю развития психодинамического направления в изучении одиночества, оно непосредственно не дало систематических исследований. Хотя опыт, верифицирующий интеракционистские, психодинамические и феноменологические взгляды, невелик, его результаты в целом соответствуют высказанным в рамках этих концепций теоретическим предположениям. На общем фоне рассмотренных здесь направлений в смысле стимулирования дальнейших исследований выделяется когнитивный подход. Он послужил основанием для целого ряда исследований программного характера, продемонстрировавших значение атрибуции, самоконтроля и т.д. в их влиянии на одиночество. Можно сделать вывод, что теории одиночества не оказали существенной помощи в эмпирических исследованиях данного явления. Рассматривая одиночество как неизбежное или позитивное явление, экзистенциалисты и представители системных теорий не занимались вопросом как облегчить людям переживание этого состояния. «Социологи» не заинтересованы в том, чтобы заниматься отдельными пациентами, несмотря на то, что их мнения и способствуют выработке социальной политики. Теоретические посылки и эмпирические исследования Л.Пепло хотя и подразумевали практическое использование результатов в будущем, но это не было их первостепенной задачей. Некоторые положения об одиночестве были сформулированы и клиницистами. Естественно, что последние в целом тяготели к терапевтическим методам. Однако, К.Роджерс не пояснил, как ориентированная на пациента (индивидуализированная) терапия должна прилагаться к специфической проблеме одиночества. Р.Вейс проводил семинары для разведенных, но проблема одиночества не была в центре внимания этих ученых. Заслуга психодинамически ориентированных психологов, обратившихся к проблеме избавления от одиночества, вероятно, наиболее существенна. Что касается проблемы преодоления одиночества, то следует обратить внимание на работу Д.Янга [10]. Он использует теорию «подкрепления» и модель терапии когнитивного поведения. Развитие теории не было основной целью Янга, тем не менее его анализ содержит немаловажные элементы для анализа одиночества с точки зрения теории «подкрепления». Можно отметить, что Янг развил тщательно сформулированный, теоретически обоснованный когнитивный подход к 52 лечению пациентов, испытывающих одиночество, начал разрабатывать конкретную методику помощи одиноким людям. Анализируя различные подходы к изучению проблемы одиночества, можно увидеть, что большинство теоретических рассуждений по данной теме было связано с практикой или же вытекало из уже существующей теории. Некоторые исследователи считают одиночество по своей сути извращенным и неприятным переживанием, и лишь немногие рассматривают одиночество как чисто патологическое явление. Для основной же массы специалистов одиночество является феноменом, свойственным широки и самым различным слоям населения, весьма распространенным в настоящее время. Наиболее разработанное исследование одиночества представлено интеракционистским и когнитивным направлениями. Труд Р.Вейса с этой точки зрения представляет собой прежде всего как бы вторую стадию концептуального развития проблемы [72]. Р.Вейс исследует понятие одиночества и его разновидности. Но в то же время он рассматривает и причины возникновения одиночества. Теоретики когнитивного направления (Л.Пепло и ее сторонники) опубликовали множество работ по одиночеству. Представители этого направления определяют слагаемые одиночества и формулируют взаимосвязи между ними в теории. Тем не менее существующие подходы к изучению проблемы одиночества все же недостаточно разработаны, что является следствием начальной стадии развития данной области исследований. Однако, существование различных подходов к исследованию одиночества несомненно будет стимулировать изучение данного феномена с различных точек зрения. В большинстве случаев существующие концепции могут разрабатываться и дальше, ибо их потенциал довольно значителен и может быть более полно реализован в будущем. Можно предположить, что интеракционистские и когнитивные модели (или их разновидности) способны сыграть плодотворную роль в проведении исследований одиночества. Идеи теории «подкрепления» также могут иметь большое значение. Однако, какое бы течение ни стало доминирующим, остается надеяться, что в самом ближайшем будущем произойдет переход от второй к третьей стадии концептуализации: от исследований природы одиночества как такового к развитию систематизированных принципов его взаимосвязи с другими переменными. В заключении необходимо отметить, что проблема одиночества с середины 1960 гг. рассматривалась и в рамках психологии. Однако, как и социологические, психологические концепции рассматривали 53 ограниченное количество факторов, влияющих на формирование чувства одиночества. Отсюда нужно сделать вывод, что личность и личностные взаимоотношения невозможно сводить к элементарным психическим, либо социальным процессам, сопоставлять нужно не случайные, вырванные из контекста качества, имеющие для разных индивидов неодинаковые значения, а наиболее важные «личностные конструкты», которые позволяют очертить контуры индивидуального «семантического пространства», то есть пространства главных жизненных ценностей и производных от них частных установок. А осуществить такой подход возможно только осмыслив и определив место общения в жизни человека. 54 Список использованной литературы 1. Бергман И. Статьи. Рецензии, Сценарии. Интервью. М.: Искусство, 1969. 2. Бубер М. Два образа веры. М.: Республика, 1995. 3. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. М., 1996. 4. Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд. М., 1993. 5. Камю А. Избранное: Сборник. М.: Радуга, 1989. 6. Коган М.С. Мир общения. М., 1988. 7. Кон И.С. Открытие "Я". М., 1978. 8. Кузнецов О.Н., Лебедев В.И. Личность в одиночестве // Вопросы философии. 1971.№ 7.С. 121-138. 9. КиркегорС. Несчастнейший // Северные цветы, кн. 4. СПб., 1908. 10.Лабиринты одиночества. М., 1990. 11.Мертон Р. Социальная теория и социальная структура. Социальная структура и аномия. // Социологические исследования. 1992. № 2-4. 12.Покровский Н.Е. Лабиринты одиночества // Наука и религия. М.,1987. 13.Проблема человека в западной философии. М., 1988. 14.Покровский Н.Е. Одиночество в зеркале философской культуры // Перепутья и тупики буржуазной культуры. М., 1986. 15.Ренуар Ж. Моя жизнь и мои фильмы. М: Искусство, 1981. 16.Сартр Ж.-П. Тошнота. Избранные произведения. М., 1994. 17.Современная американская социология. М., 1994. 18.Торо Г.Д. Уолден, или Жизнь в лесу. М., 1980. 19.Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990. 20.Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990. 21.Фромм Э. Иметь или быть? М., 1990. 22.Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. 23.Человек и его бытие как проблема современной философии. М., 1978. 24.Шютц А. Возвращающийся домой. // СОЦИС. 1995. N 2. 25.Юнг К.Г. Проблемы души нашего времени. М., 1994. 26.Ясперс К. Духовная ситуация времени // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994. С.288-419. 27.Anderson С.А. Motivational and performance deficit as a function of attributional style. Stanford University, 1980. 28.Binswanger L. Being-in-the-world. New York: basic Books, 1963. 29.Bowman С.С. Loneliness and social change // American Journal of Psychiatry. -N 112. -New York, 1955. 30.Brags М.Е. А comparative study of loneliness and depression // Dissertation Abstracts International. Los Angeles, 1979. N 39. 55 31.Buber М. Eclipse of God. New York: Harper & Row, 1952. 32.Cargan L. Stereotypes of singles: a cross-cultural comparison // International Journal of comparative sociology.- Leiden, 198,-Vol. 27, N 3/4. -P. 78-112. 33.Cutrona С.Е. & Peplau L.A. Loneliness and the process of social adjustment. Paper presented at the annual meeting of the Western Psychological Association. San Diego, 1979. 34.Cutrona С.Е., Russell D.W. & Peplau L.A. Loneliness and the process of social adjustment: A longitudinal study. Paper presented at the annual meeting of the American Psychological Association. New York, September, 1979. 35.Derlega V.J. & Margulis S.T. Why loneliness occurs: the interrelation ship of social-psychological and privacy concepts. // Loneliness. A Sourcebook of Current Theory, Research and Therapy. Ed. L.A. Peplau & D.Perlman. New York: John Wiley & Sons, 1982. P. 152-166. 36.Flanders J.P. А general Systems approach to loneliness. // Loneliness. А Sourcebook of Current Theory, Research and Therapy. P. 166-179. 37.Fromm-Reichmann F. Loneliness. // Psychiatry. N. Y., 1959. N 22. P.1-15. 38.Goetz Т.Е. & Dweck C.S. Learned helplessness in social situations. // Journal of Personality and Social Psychology. New York, 1980. N 39. P.251. 39.Homans G.C. The Human Group. New York: Harcourt, Brace, 1950. P. 457. 40.Illich l. D. Celebration of Awareness. Harmondsworth, 1973. 41.Кеlleу Н.Н. Attributions in social interaction. New York: General Learning Press, 1971. P.52. 42.Loneliness. A Sourcebook of Current Theory, Research and Therapy. Ed. by L.A. Peplau & D. Perlman. 1982. 43.Lowe C.M. & Damankos F.G. Psychological and sociological dimensions of anomie in a psychiatric population. // J. Soc. Psychol., 1968. N 74. P. 6574. 44.Lowenthal M.F. & Robinson В. Social networks and isolation. // Handbook of aging and the social sciences. New York: Van Nostrand Reinhold, 1976. 45.Merleau-Ponty M. Phenomenology of perception. London: Routledge & Kegan Paul, 1962. 46.Merton R.K. Anomie, anomia and social interaction: Contexts of deviant behavior. // Anomie and Deviant Behavior: A Discussion and Critique. Glencoe, III.: Free Press, 1964. 56 47.Michela J., Peplau L.A. & Weeks D. Perceived dimensions and consequences of attributions for loneliness. Unpublished manuscript. New York: Columbia University, 1981. 48.Milner J. - In: Los Angeles Times, April 27,1975, part 11. - С. 3. 49.Moore J.A. Loneliness: Personality, Self-discrepancy and demographic variables. York University, 1972. 50.Moustakas C. E. Loneliness. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice-Hall, 1961. 51.Moustakas С.Е. Loneliness and love. Englewood Cliffs, N.-J.: PrenticeHall, 1972. P.20-21. 52.Packard V.O. A nations of strangers.-New York: Me Kay, 1972. 53.Рeplau L., Russell D. & Heim M. An attributional analysis of loneliness. // Attribution theory: Applications to social problems. San Francisco: JosseyBass, 1979. P. 148-159. 54.Perlman D. & Peplau L.A. Toward а social psychology of loneliness. // Personal relationships 3: Personal relationships in disorder. London: Academic Press, 1981. 228-230. 55.Reisman D., Glazer N. & Denney R. The lonely crowd: A study of the changing American character. -New Haven: Yale University Press, 1961. 56.Rogers C.R. Carl Rogers on encounter groups. -New York: Harper & Row, 1973. 57.Rogers C.R. The lonely person and his experiences in an encounter group. // Rogers C.R. Carl Rogers on encounter groups. -New York: Harper & Row, 1973. P. 119. 58.Rubenstein C., Shaver P. & Peplau L.A. Loneliness // Human Nature, 1979.-N 2. 59-65. 59.Sadler W.A.Jr. Creative existence: Play as a pathway to personal freedom and community. // Humanitas, 1969. N 5. 60.Sadler W.A.Jr. Existence and love: A new approach in existential phenomenology. New York: Charles Scribner’s Sons, 1969. 61.Sermat V. Loneliness and social isolation. Unpublished manuscript. York University, Downsview, Canada, 1975. 62.Shaver Р. & Rubenstein С. Childhood attachment experience and adult loneliness. // Review of personality and social psychology (vol. I). Beverly Hills, Calif.; Sage. 1980. P. 26-32. 63.Sheehy G. Passages: Predictable crises of adult life. New York: Bantam, 1976. 64.Slater P.E. The pursuit of loneliness: American culture at the breaking point. -Boston: Beacon, 1976. 65.Srole L. Social integration and certain corollaries. // Amer. Soc. Rev. 1956. N 21. P. 709-716. 57 66.Sullivan U.S. The interpersonal theory of psychiatry. N. Y.: Norton, 1953. 67.The Anatomy of Loneliness. New York: International Universities Press, 1980. 68.Thibaut J.W. & Кеlleу H.H. The social psychology of groups. New York: Wiley, 1959.P. 18. 69.Townsend Р. The family life of old people. London: Routledge & Kegan Paul, 1957. 70.Weiner В. A theory of motivation for some classroom experiences. // Journal of Educational Psychology. New York, 1979. N 71. P. 12-13. 71.Weiner В. Achievement motivation and attribution theory. Morristown, N. J.: General Learning Press, 1974. 72.Weiss R. S. (Ed.) Loneliness: The Experience of Emotional and Social Isolation. Cambridge: MIT Press, 1973. 73.Wоod L.A. Loneliness, social identity and social structure. // Essence. New York, 1978. N 2 (4). P. 269. 74.Zilboorg G. Lonelines // Atlantic Monthly, January 1938. -C. 45-54. 75.Zimbardo P.G. Shyness. Reading, Mass,: Addison-Wesley, 1977. 58 Содержание Введение Философские основания проблемы одиночества Одиночество и аномия Основные социологические подходы к исследованию одиночества Феноменологический подход Экзистенциалистское направление «Социологический подход» Интеракционистский подход Когнитивное направление Личностные объяснения одиночества Одиночество и самооценка «Интимный» подход Общесистемный подход Психодинамический подход Заключение Литература 59 3 9 18 20 21 25 30 31 35 40 43 48 48 49 51 55
