Крестьянников

Е.А. Крестьянников
ПРОКУРАТУРА В СИСТЕМЕ ПРАВОСУДИЯ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ В
КОНЦЕ XIX–НАЧАЛЕ ХХ ВЕКА
Вплоть до реформы сибирской юстиции 1885 г. прокуратура региона осуществляла
судебный надзор в рамках общего надзора за деятельностью государственных учреждений.
Преобразование на основе «Временных правил о некоторых изменениях по судоустройству
и судопроизводству в губерниях Тобольской, Томской, Восточной Сибири и Приамурском
крае» от 25 февраля 1885 г. возложило на прокурорскую организацию функции правосудия:
прокуратура наделялась обвинительной властью и полномочиями по наблюдению за
производством досудебных следствий. В ведении губернских и областных прокуроров
устанавливались должности товарищей прокурора1.
В ходе судебного переустройства столичные бюрократы, как резонно указывал
один из публицистов, «получше обставив уголовное возмездие»2, стремились повысить
карательный потенциал сибирской юстиции. Важнейшая роль в достижении данной цели
отводилась «усиленному» прокурорскому надзору, который располагал сейчас весьма
широкой компетенцией. Сотрудник прокуратуры стал одной из самых могущественных
фигур среди местных чиновников. «Прокурор все может, коли захочет, – говорили
крестьяне, – даже барина (земского заседателя – Е.К.) сместить может»3.
Однако сразу после преобразования выяснилось, что прокурорский надзор
действовал неэффективно и не смог решить возложенных на него судебным ведомством
задач. По мнению членов комиссии, ревизовавшей западносибирскую систему правосудия в
1892 г., со стороны работников прокуратуры отсутствовало должное наблюдение за
деятельностью следственного аппарата4.
Ресурсы прокурорской организации оказались ограниченными. Ощущался острый
недостаток числа товарищей прокурора, разграничение их участков проводилось
нерационально, вознаграждение за прокурорскую службу было невысоким. Случалось, из
скромного личного жалования прокуроры выделяли деньги, чтобы восполнить недостаток
отпускаемых казенных средств на расходы своей канцелярии5. Порой из-за нехватки
финансирования они не имели возможности выполнять свои служебные обязанности. К
примеру, в 1888 г. у товарища прокурора Каинского округа не было средств на объезд
полицейских участков для ознакомления с делопроизводством6.
Участки товарищей прокурора совпадали с административными округами
губерний. Чиновников Министерства юстиции не озадачивало то обстоятельство, что
численность
населения
в
округах
разнилась,
следовательно,
различалось
число
возникавших там уголовных дел. В результате отдельным товарищам прокурора, по словам
тобольского губернского прокурора К.Б. Газенвинкеля, было «делать нечего», поскольку
дел поступало немного, тогда как подавляющему большинству других, чрезмерно
перегруженных, требовалась «немедленная помощь»7.
Нигде в России прокуроры не были настолько обременены делами, как в Сибири.
Нагрузку местных сотрудников прокуратуры публицисты называли «прямо варварским
трудом»8. Их количество явно не соответствовало объему работы. Чиновники Министерства
юстиции признавали число сибирских товарищей прокурора «ничтожным»9, недостаточным
считал его и обер-прокурор Сената П.М. Бутовский (руководил ревизией западносибирских
судебных учреждений в 1892 г.), который, указывая на трагическое положение этого
института, констатировал: «Прокуратура Тобольской губернии, заваленная непомерным
трудом, превосходящим все, что я когда-либо видел за всю мою свыше тридцатилетнюю
службу в судебном ведомстве, обречена на безмолвное созерцание следственной части»10.
Бедственное положение прокурорского надзора соответствовало общему кризису
системы правосудия Западной Сибири. Увеличение в 1892–1894 гг. числа товарищей
прокурора в Тобольской губернии11 и попытки привлечь в нарушение принципов
справедливости силы смежных органов юстиции (например, в качестве товарищей
прокурора нередко работали заседатели окружных судов12) не приносили результатов.
В 1897 г. на Сибирь распространялись Судебные уставы 20 ноября 1864 года13.
Прокурорская организация сделалась частью судебного ведомства и представляла собой
иерархию из трех ступеней: товарищей прокурора в округах (уездах), прокуроров окружных
судов и прокуроров судебных палат. Прокуратура заняла особое место в судебной системе.
Она была призвана обеспечить уголовную репрессию в интересах общества и государства,
на нее возлагалась задача искоренения преступности, пустившей глубокие корни в
сибирской жизни.
Между тем устройство реформированной юстиции имело множество недостатков.
Самым негативным образом на работе прокуратуры сказывались перегруженность судов
всех уровней, чудовищная судебная волокита. В этих условиях, как писал мировой судья,
адвокат В. Анучин, «прокурорский надзор мог осуществляться только на бумаге»14.
Действительно, прокуроры не всегда имели возможность воздействовать на деятельность
поднадзорных им учреждений. В 1899 г. судебное руководство потребовало от товарища
прокурора Бийского участка объяснить, почему происходит накопление дел в следственном
аппарате уезда. Прокурору пришлось признаться в своем бессилии: в участке возникало
огромное,
никакими
нормами
непредусмотренное
количество
предварительных
расследований и, несмотря на все усилия, он не мог ускорить их производство15.
На рубеже первого-второго десятилетия ХХ в. отмечался пик накопления
следственных дел. Важная роль в исправлении создавшегося положения отводилась
прокурорским работникам, возможности которых, по-видимому, уже исчерпались.
Прокурор Омской судебной палаты В.В. Едличко, не давая подчиненным действенных
советов, требовал от них лишь «напрячь всю служебную энергию», «проявить всю полноту
своего наблюдения»16.
Лица прокурорского надзора не избежали перегрузок. «Громадная, непосильная
работа, – докладывал в 1911 г. старший председатель Омской судебной палаты министру
юстиции И.Г. Щегловитову, – лежит на чинах прокуратуры»17. По сведениям министра,
товарищи прокурора округа Омской судебной палаты трудились больше, чем их коллеги из
любого другого региона империи18. Увеличение количества товарищей прокурора в
Западной Сибири в 1911 г.19 несколько улучшило показатели их деятельности. Округ
Омской судебной палаты по обремененности прокурорских чиновников отодвинулся на
второе место в империи20.
В удручающем положении находились товарищи прокурора округа Барнаульского
окружного суда. Им приходилось рассматривать ежегодно в 2–3 раза больше дел, чем в
среднем в Западной Сибири. С тем, что прокуроры юга Томской губернии «обременены
работой сверх всякой меры», председатель Омской судебной палаты связывал их
переутомление и низкую производительность труда. По мнению председателя палаты, в
округе суда в Барнауле существовала потребность в четырех дополнительных товарищах
прокурора. Однако состояние барнаульской прокуратуры не улучшалось. 10 января 1917 г.
прокурор Омской судебной палаты докладывал в Министерство юстиции об ее «крайне
тяжелом положении»21.
Качество
работы
прокурорских
сотрудников
было
невысоким.
Прокурор
Барнаульского окружного суда, по его словам, постоянно замечал «полное незнакомство
лиц прокурорского надзора с делами, находящимися под их наблюдением»22. В то же время
нередко за производством одного предварительного расследования наблюдали несколько
товарищей прокурора, что, по мнению прокурора Омской судебной палаты, было в корне
неправильно23. Слабостью наблюдения за производством предварительных следствий
объяснял
прокурор
Томского
окружного
суда
значительность
количества
дел,
возвращаемых на доследование24.
Иногда прокурорские чины превышали пределы своих полномочий. Однажды в
камере мирового судьи 2-го участка Туринского округа П.В. Стрижаченко товарищ
прокурора учинил несанкционированный обыск. Докладывая об этом происшествии
председателю Тобольского окружного суда М.Я. Введенскому, судья прокомментировал
подобные возмутительные действия как характеризующие «положение судебных деятелей в
провинции и взаимные отношения, вряд ли желанные, между ними, и, в данном случае,
прокуратурой»25.
Общественный резонанс вызвал конфликт между прокуратурой и присяжными
заседателями (суд присяжных введен в 1909 г.), разгоревшийся в октябре 1910 г. в Томске.
Начало ему положил товарищ прокурора 3-го участка, который, нарушая правила
судопроизводства, напутствовал присяжных, отправляющихся в комнату для совещаний:
«Ввиду ясности факта виновности обвиняемых, их оправдать ни в коем случае нельзя, так
как право помилования есть прерогатива только монарха». Присяжные обратились к
председателю суда за разъяснениями, а затем вынесли оправдательный вердикт26.
Недостаток
финансирования
вынуждал
прокуратуру
изыскивать
способы
ограничения расходов. Некоторые из них откровенно противоречили духу Судебных
уставов. Например, циркуляром от 23 ноября 1912 г. прокурор Тобольского окружного суда
«в целях экономии средств» предписывал подчиненным вызывать как можно меньше
очевидцев правонарушений. «Если об одном и том же обстоятельстве на предварительном
следствии спрошены и свидетельствовали без существенных между собою противоречий
несколько лиц, – разъяснялось в циркуляре, – то включать в список одного или нескольких
из них, избегая, таким образом, вызова лишних свидетелей»27.
Проблемы, сопровождавшие деятельность западносибирской прокуратуры по
осуществлению правосудия в конце XIX – начале ХХ в., являлись результатом изъянов
юстиции региона. Волокита, дефицит людских и материальных ресурсов, злоупотребления,
беспорядки в делопроизводстве и т. д. – то, что характеризовало функционирование
судебной системы и службу прокурорского надзора в судебном ведомстве.
1. Полное собрание законов Российской империи (далее – ПСЗРИ). Собр. 3-е. Т. 5. № 2770.
2. Сибирская газета. 1883. 30 октября.
3. Киевский И. Из памятной книжки сибирского судьи // Сибирские отголоски. 1906. № 8. С. 2–3.
4. Государственное учреждение Тюменской области Государственный архив в г. Тобольске (далее – ГУТО
ГАТ). Ф. 152. Оп. 37. Д. 875. Л. 21.
5. Российский государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф. 1405. Оп. 87. Д. 9921е. Л. 11.
6. Государственный архив Томской области (далее – ГАТО). Ф. Ф-22. Оп. 1. Д. 1135. Л. 20–20 об.
7. РГИА. Ф. 1405. Оп. 91. Д. 2855. Л. 3.
8. Арефьев Н. В Сибири // Северный вестник. 1896. № 1. С. 55.
9. РГИА. Ф. 1405. Оп. 87. Д. 9921 е. Л. 10 об.
10. ГУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 37. Д. 875. Л. 16.
11. ПСЗРИ. Собр. 3-е. Т. 13. № 10006; ГУТО ГАТ. Ф. 152. Оп. 37. Д. 875. Л. 122.
12. ГАТО. Ф. Ф-22. Оп. 1. Д. 1000. Л. 5.
13. ПСЗРИ. Собр. 3-е. Т. 16. № 12932.
14. Анучин В. Пасынки Фемиды // Сибирские вопросы. 1909. № 51–52. С. 58.
15. ГАТО. Ф. Ф-15. Оп. 1. Д. 1. Л. 4–7.
16. Там же. Ф. Ф-11. Оп. 3. Д. 84. Л. 57, 191.
17. Государственный архив Омской области (далее – ГАОО). Ф. 25. Оп. 1. Д. 218. Л. 10.
18. Всеподданнейший отчет министра юстиции за 1909 г. СПб., 1910. С. 40; Всеподданнейший отчет министра
юстиции за 1910 г. [СПб., 1911]. С. 50.
19. ПСЗРИ. Собр. 3-е. Т. 31. № 35330.
20. Всеподданнейший отчет министра юстиции за 1911 г. СПб., 1912. С. 48.
21. Центр хранения архивного фонда Алтайского края. Ф. 141. Оп. 1. Д. 13. Л. 8–9; Д. 14. Л. 1.
22. ГАОО. Ф. 190. Оп. 1. Д. 209. Л. 6.
23. ГАТО. Ф. Ф-11. Оп. 3. Д. 84. Л. 12.
24. ГАОО. Ф. 190. Оп. 1. Д. 147. Л. 15.
25. ГУТО ГАТ. Ф. 158. Оп. 2. Д. 31. Л. 65.
26. Томская хроника. В судебном мире // Сибирские отголоски. 1910. 26 октября.
27. ГАОО. Ф. 190. Оп. 1. Д. 209. Л. 29–29 об.