Б. С. ВОЛКОВ Мотив И КВАЛИФИКАЦИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ИЗДАТЕЛЬСТВО КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 1968 Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Казанского университета Под редакцией доктора юридических наук Ф Н Фаткцллина В книге рассматриваются наиболее распространенные мотивы совершения преступлений (особо опасных государственных, должностных преступлений против личности и др. ). Автор показывает практическую значимость выяснения мотивов (и целей) для определения причин противоправного поведения, установления вины и квалификации преступлений. Работа широко иллюстрирована примерами из судебной практики. Книга рассчитана на юристов — работников суда, прокуратуры, адвокатуры, милиции, Комитета государственной безопасности, преподавателей и студентов учебных заведений, она может быть использована в качестве учебного пособия для правовых вузов и специальных средних юридических учебных заведений при прохождении курса уголовного права и соответствующих спецкурсов. 2 ОТ АВТОРА ........................................................................... 4 ГЛАВА ПЕРВАЯ МОТИВ, ЦЕЛЬ И СОСТАВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ .......................... 7 § I. МОТИВ И ЦЕЛЬ КАК ПРИЗНАКИ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ...................................................................... 7 § 2 «КОНКУРЕНЦИЯ» МОТИВОВ И КВАЛИФИКАЦИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ................................................................. 17 ГЛАВА В Т О Р А Я МОТИВ, ЦЕЛЬ И КВАЛИФИКАЦИЯ ОСОБО ОПАСНЫХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯ .............................. 30 ГЛАВА Т Р Е Т Ь Я МОТИВ И КВАЛИФИКАЦИЯ УБИЙСТВА .............................. 52 § I. УБИЙСТВО ПО МОТИВАМ КОРЫСТИ ................................ 52 § 2 УБИЙСТВО ИЗ ХУЛИГАНСКИХ ПОБУЖДЕНИЙ ............................................................................................... 70 §3. МЕСТЬ КАК МОТИВ УБИЙСТВА ............................ 88 §4 УБИЙСТВО ПО МОТИВАМ РЕВНОСТИ ............ 95 § 5. УБИЙСТВО С ЦЕЛЬЮ СКРЫТЬ ДРУГОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ИЛИ ОБЛЕГЧИТЬ ЕГО СОВЕРШЕНИЕ И РАВНО СОПРЯЖЕННОЕ С ИЗНАСИЛОВАНИЕМ ............. 102 § 6. МОТИВ, СПОСОБ, ОБСТАНОВКА И ДРУГИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА СОВЕРШЕНИЯ УБИЙСТВА .... 108 ГЛАВА Ч Е Т В Е Р Т А Я МОТИВ И КВАЛИФИКАЦИЯ ДОЛЖНОСТНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ ................................................................... 121 ГЛАВА П Я Т А Я МОТИВ И КВАЛИФИКАЦИЯ ХУЛИГАНСТВА ................ 136 3 ОТ АВТОРА Развитие правовой науки, в том числе и уголовного права, определившееся за последние годы, особенно после решений XX и последующих съездов партии, характеризуется тем, что все большее значение приобретают проблемы межотраслевого характера, проблемы, стоящие, так сказать, на стыке ряда наук, в особенности права, философии и психологии. Одной из таких проблем является проблема мотива (и цели) преступления. Находясь в сложной зависимости, с одной стороны, от темперамента, привычек, взглядов, силы чувств и других субъективных свойств личности, с другой, — от различных социально-экономических условий, в которых живет и действует человек, мотив преступления дает возможность понять механизм воздействия факторов внешней среды на волю и сознание лица, а через него правильно объяснить содержание общественно опасных действий и установить действительные причины и условия, которые их вызывают. Сложность проблемы причинной обусловленности противоправного человеческого поведения заключается в том, что преступление совершается, как правило, лицами уже со сложившейся психологией, со своим пониманием общественного долга, отношений с другими людьми, сознанием своей роли в жизни и т. д. Мотив в каждом конкретном случае может подсказать, в какой мере на противоправное поведение оказали влияние внешние (объективные) обстоятельства, в какой — субъективные (психологические) причины, лежащие в совершившем преступление. Трудно также переоценить роль мотива в определении уголовной ответственности, установлении вины и назначении наказания. Характеризуя индивидуальные свойства лица, укоренившиеся у него привычки, взгляды, мотив, наряду с тяжестью последствий, определяет 4 степень общественной опасности совершенного преступления, выступая как отправной пункт в назначении наказания. Однако роль мотива преступления в определении уголовной ответственности йе исчерпывается только его моральной стороной. Большое влияние мотив, а так же тесно связанная с ним цель поведения лица оказывают на квалификацию преступлений. Другими словами, мотив способен не только усугублять или смягчать ответственность, но и налагать бремя вины. При этом влияние мотива (и цели) на квалификацию преступлений но исчерпывается только теми случаями, когда он предусматривается в качестве необходимого элемента состава или квалифицирующего признака. Выступая как побудительная причина совершения преступления и накладывая отпечаток на весь ход волевого процесса, мотив имеет глубокое значение в определении направленности деяния, содержания субъективной стороны состава преступления и установления круга уголовно наказуемых действий. Вряд ли можно найти в Уголовном кодексе состав преступления, где бы эта роль мотива не была заметной. Следует отметить, что за последнее время повысился интерес советских криминалистов к психологическому аспекту изучения преступления, в частности, к исследованию мотива преступления. Вместе с тем эта нужная тема, имеющая большую теоретическую и практическую значимость, в советской юридической литературе все еще не получила надлежащей разработки и ждет своего решения. Особенно ощущается необходимость в разработке вопроса о влиянии мотива и цели на квалификацию преступлений. Судебная практика дает достаточно примеров, подтверждающих, что немало ошибок в квалификации связано с неправильным установлением мотива и цели преступления, особенно по делам об убийствах, о должностных преступлениях, хулиганстве и т. д. Задуманная в целях восполнить в какой-то мере отмеченный пробел, эта книга написана из стремления оказать посильную помощь судебной практике в решении указанных вопросов. При этом, учитывая исключительную сложность темы, автор ограничил свою задачу рассмотрением лишь отдельных, наиболее спорных вопросов мотива, цели и квалификации преступлений. 5 Предлагаемая книга является продолжением проводимого автором исследования проблемы мотива преступления, первая часть которого под названием «Проблема воли и уголовная ответственность» была опубликована в издательстве Казанского университета в 1965 г. Естественно поэтому, что многие вопросы, связанные с названной проблемой, в частности, понятие мотива, цели преступления, их соотношение и др., рассмотренные в первой работе, в этой книге не нашли отражения, и она посвящена исключительно характеристике мотивов и квалификации преступлений. 6 ГЛАВА П Е Р В А Я МОТИВ, ЦЕЛЬ И СОСТАВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ § I. МОТИВ И ЦЕЛЬ КАК ПРИЗНАКИ СОСТАВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ Преступление как единый волевой акт характеризуется сложным психологическим процессом, на содержание которого оказывает влияние не только система внешних обстоятельств, воздействующих на человека, но и многочисленные индивидуальные особенности личности. Существенной частью этого процесса является динамическое отражение действительности и отношение к ней, сознание социального смысла совершаемых действий и вызванных ими во внешнем мире изменений, другими словами, — все то, что мы называем внутренним содержанием общественно опасного деяния, субъективной стороной преступления. Субъективная сторона деяния — это вся психическая деятельность, которая сопровождает совершение преступления и в которой интеллектуальные, волевые и эмоциональные процессы протекают в полном единстве и взаимообусловленности1. Наряду с умыслом и неосторожностью она включает в себя и другие признаки — мотив, цель, эмоциональные моменты и т.д. Однако не все признаки, характеризующие преступление как конкретный волевой акт, являются одновременно признаками состава. Выбор признаков состава преступления не является случайным. Здесь, как и всюду, существует закономерность, определяемая диалектикой соотношения общего 1 См. Я. М. Б р а и н и н. Уголовная ответственность и ее основание в советском уголовном праве. М., 1963, стр. 227-228. 7 понятия преступления и понятия отдельного преступления, общего понятия состава преступления и понятия конкретного состава преступления. Общее понятие преступления определяет наиболее существенные, характерологические признаки преступления, выявляет, так сказать, внутреннюю сторону этого явления, его основной смысл и содержание. Понятие отдельного, конкретного преступления есть сочетание индивидуальных признаков, в своей совокупности выражающих то характерно общее, что составляет главное содержание уголовно наказуемого деяния. В соответствии, с этим законодатель каждый раз стремится указать в законе такие признаки, которые бы, с одной стороны, являлись существенными и вскрывали социально-политический смысл преступления, а с другой, — были бы наиболее специфическими для данной формы его проявления. Признаки состава преступления всегда выступают в единстве, поскольку в основе поведения лежит единый волевой акт отсутствие хотя бы одного предусмотренного в заскоке признака состава исключает общественную опасность и наказуемость деяния. В этом смысле и принято говорить, что состав является основанием ответственности по советскому уголовному праву. Состав преступления обеспечивает правильное и единообразное применение уголовного закона, служит гарантией от необоснованного привлечения к уголовной ответственности и тем самым играет исключительно важную роль в укреплении социалистической законности и правопорядка. Каждый признак состава по своему выражает понятие преступления и, следовательно, является существенным. Нет признаков состава более важных или менее важных — все признаки в понятии преступления являются необходимыми. Вместе с тем их назначение и роль в характеристике преступления не бывают одинаковыми. Прежде всего они делятся на признаки, обязательные для всех преступлений (эти признаки предусмотрены, как правило, в общей части), и признаки, определяющие специфику преступления, его особенности. Поэтому состав выступает как звено, соединяющее общее понятие преступления и понятие конкретного преступления, общую часть и особенную часть уголовного права. Неодинакова роль признаков состава и в характеристике общественной опасности преступления. 8 Общественная опасность не является принадлежностью каких-то отдельных признаков состава. Это — основное свойство преступления. «Запечатленная в совокупности всех элементов состава она представляет собой уголовно-правовую характеристику действия (бездействия) в целом»1. Однако было бы неверно считать, что общественная опасность как бы равномерно «разлита» по всем .элементам состава преступления. Если бы дело обстояло именно так, тогда было бы невозможно определить специфику преступления. Все элементы определяют общественную опасность преступления, но выражают это по-своему, неодинаково2. В каждом составе можно выделить признаки, имеющие наибольшее значение для определения того главного, что характеризует сущность преступления, его общественную опасность. Так, например, в составе спекуляции решающее значение для выражения общественной опасности и специфики преступления имеет цель деяния, которая и придает скупке и перепродаже товаров либо иных предметов характер спекуляции. В разных преступлениях эти признаки не могут быть одинаковыми. Чаще всего они связаны с особенностями действия, реже — с особенностями объекта, субъекта и субъективной стороны преступления. Мотив и цель преступления, кад отмечалось, являясь обязательными признаками волевого акта, непременно входят в содержание субъективной стороны преступления. Но эти признаки не всегда указываются в числе необходимых элементов состава преступления. Закон отмечает особенности мотива и цели преступления прежде всего в тех случаях, когда в этих особенностях выражается основное свойство деяния — его общественная опасность. Так общественная опасность и, следовательно, наказуемость таких действий, как похищение и подмен ребенка, (ст. 125 УК РСФСР) целиком и полностью зависит от содержания мотивов, которыми 1 А. Н. Т р а и н и н. Общее учение о составе преступления М.,1957, стр. 78. 2 Я. М. Б р а й н и н совершенно правильно отметил, что «неточно говорить о каком-то равномерном «распределении» общественной опасности по элементам состава преступления, поскольку содержание и роль его отдельных элементов различны» (Я. М. Б р а й н и н . Указанная работа, стр. 158). 9 руководствовалось лицо в своем поведении. Эти действия признаются уголовно наказуемыми, если они совершались из корыстных или иных низменных побуждений. Аналогичную роль выполняют рассматриваемые признаки и в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 74, 77, 87, 91, 139, 146, 154, 158 ч. 2, 170, 175, 183, 193, 195, 196, 208 ч. 3, 224 ч. ч. 1 и 2, 247, 260, 265 ч. 3 УК РСФСР. И здесь общественная опасность определяется главным образом особенностями мотива и цели и поэтому они рассматриваются как обязательные признаки состава преступления. Далее. Закон выделяет мотив и цель преступления тогда, когда с указанными признаками связана социальнополитическая направленность совершаемых действии Действия (бездействие) признаются уголовно-наказуемыми вне зависимости от того, по каким мотивам и целям они совершаются, однако особенные цели и мотивы могут резко изменить их социально-политическую направленность и общественную опасность. К этой категории относится большинство особо опасных государственных преступлений (ст. ст. 66, 67, 68, 69, 70 и 72 УК РСФСР). Общественно опасное деяние, образующее объективную сторону любого преступления, признается особо опасным государственным преступлением, если в нем выражена специфическая для этих преступлении цель действия. Наконец, включение мотива и цели в диспозицию закона может быть вызвано тем, что данные признаки резко выделяют характеризуемое ими преступление из других его видов. Здесь прежде всего нужно назвать состав умышленного убийства. Мотив и цель преступления - одни из основных признаков, по которым действующее уголовное законодательство разграничивает простое и квалифицированное убийство. Такое же значение мотив и цели придается и в составах заведомо ложного донося и заведомо ложного показания (ст. ст. 180, ч. 2; 181, ч. 2 УК РСФСР), приобретения или сбыта имущества, заведомо добытого преступным путем (ст. 208, ч. 3 УК РСФСР). В некоторых случаях мотив служит основанием для выделения преступления в менее опасный вид. Так добровольная сдача в плен, совершенная военнослужащим, по общему правилу, образует изменнический акт, 10 квалифицируемый по ст. 64 УК РСФСР. Если же эти действия были вызваны трусостью или малодушием, то они признаются воинским преступлением (ст. 264 УК РСФСР). Большое значение, которое придается субъективным признакам деяния в определении конкретных составов преступлений, — одна из характерных черт ныне действующего уголовного законодательства. И, очевидно, по мере его дальнейшего развития это тенденция получит более широкое развитие. Вместе с тем отсутствие в законе непосредственного упоминания о мотиве и цели действия не всегда означает, что эти признаки перестают быть элементами состава преступления. «Состав преступления, — отмечает В. Н. Кудрявцев, — шире текста диспозиции. Его содержание может быть определено лишь в результате анализа системы норм действующего уголовного законодательства». В характеристике мотива и цели большое значение имеют и другие признаки состава преступления. Признаки состава преступления взаимосвязаны и взаимообусловлены. Каждое преступление выражает собой единство объективных и субъективных свойств деяния. В обрисовке объективных свойств и других признаков состава могут быть заключены особенности мотива и цели преступления. В этом отношении важную роль играют прежде всего характер общественно опасных действий, содержание объективных свойств преступной деятельности, в особенности способ совершения преступления. Особенность способа действия всегда обуславливается особенностями мотива и цели преступления. Иногда зависимость этих понятий бывает исключительно тесной, как, например, при убийстве на почве кровной мести. Такая же тесная связь между целью, мотивом, намерениями виновного и способом совершения преступления существует и в случаях хищения государственного или общественного имущества. В большинстве статей, устанавливающих ответственность за хищение государственного или общественного имущества, цель не упоминается. Но судебная практика и теория с полным основанием 1 В.Н.К у д р я в ц е в . Теоретические преступлении М, 1966, стр. 77. основы квалификации 11 признают цель, а именно — цель незаконного обращения социалистического имущества в свою собственность конструктивным признаком хищения. Таково же значение цели и в преступлениях, предусмотренных ст. ст. 186, 187, 188, 189 УК РСФСР. Цель действия должна быть признана обязательным элементом состава и во всех других случаях, где содержание субъективной стороны преступления ограничено прямым умыслом. Связь способа и мотива преступления не являются непосредственной, а осуществляется через цель действия. Тем не менее, сопоставляя описанный в законе способ действия с особенностями личности потерпевшего, объектом посягательства и т. д., можно решить вопрос о мотиве как признаке состава преступления. Статья 153 УК РСФСР, устанавливающая ответственность за частнопредпринимательскую деятельность, ничего не говорит о мотивах этого преступления. Но совершенно очевидно, что понятие частно-предупредительской деятельности не может быть определено без учета побуждений, которыми руководствовалось лицо в своем поведении. В основе частнопредпринимательской деятельности всегда лежит стремление получить материальную выгоду, обогатиться за счет нетрудового дохода. Следовательно, в этом случае корысть выступает как обязательный признак состава. Если в действиях лица не установлен этот специфический мотив, то не может считаться установленным и состав частнопредпринимательской деятельности. Влияние мотива и цели на квалификацию преступлений, разумеется, не исчерпывается только теми случая ми, когда они предусматриваются в качестве элементов состава. Выступая как побудительная причина совершения преступления, мотив накладывает отпечаток на весь ход волевого процесса, с которым связано возникновение намерения совершить преступление. Большую роль мотив играет не только в установлении субъективной стороны, но и в характеристике объективных и других признаков состава, в определении степени общественной опасности совершенного преступления. Не входя непосредственно в состав преступления, в ряде случаев является таким условием, без которого бывает невозможно определить признаки состава, понятие общественно опасного действия. 12 Так ст. 771 УК РСФСР относит к действиям, дезорганизуюшим работу исправительно-трудовых учреждений,— терроризирование в местах лишения свободы заключенных, вставших на путь исправления, нападение на администрацию, а также организацию в тех же целях преступных группировок. По своим объективным свойствам каждое из этих действий является настолько широким, что без установления мотива невозможно определить их действительное содержание. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 3 декабря 1962 г. отметил, что ошибки в квалификации действий, связанных с терроризированием заключенных, «объясняются недостаточным исследованием мотивов преступления и всех фактических обстоятельств дела, от которых зависит травильное решение этого вопроса»1. В этом постановлении, в частности, указано, что отграничение терроризирования заключенных от других преступлений следует проводить по особенностям мотива и цели общественно опасных действий. Насилие, угроза применения насилия, а также глумление и издевательство над потерпевшим только тогда могут квалифицироваться как терроризирование заключенных, если эти действия совершаются с целью заставить потерпевшего отказаться от добросовестного отношения к труду и соблюдения правил режима или на почве мести потерпевшему за выполнение общественных обязанностей по укреплению дисциплины. Если же указанные действия совершаются на почве ссор и личных взаимоотношений, то они должны рассматриваться как преступления против личности. Обстоятельства, имеющие непосредственное побуждающее значение, помогают правильно определить и содержание таких действий, как нападение на администрацию. Так Смирнов был осужден по ст. 771 УК РСФСР за то, что, отбывая наказание, из хулиганских побуждений совершил нападение на представителя администрации— мастера разделки леса К., ударил его палкой, причинив легкие телесные повреждения. Было установлено, что в день происшествия Смирнов работал о составе бригады заключенных на лесоскладе в качестве разметчика. Между двумя работавшими рядом 1 См. Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924—1963. М., 1964, стр. 236. 13 бригадами возник спор о том, кому должен быть отгружен лес с очередной машины. Каждая бригада хотела получить лес себе, чтобы обработать его и лучше выполнить производственное задание. Согласно установившейся очереди автомашина должна быть направлена в бригаду Смирнова, но мастер К. предложил шоферу ехать в другую бригаду, при этом он оскорбил Смирнова. В ответ Смирнов начал ругать К., а затем ударил его палкой. Президиум Верховного Суда РСФСР, признавая квалификацию действий осужденного неправильной, отметил, что они были вызваны не хулиганскими побуждениями, как это признал суд, а несправедливым распоряжением потерпевшего1. Нападение на администрацию как признак состава преступления, предусмотренного ст. 771 УК РСФСР, характеризуется тем, что по своему содержанию оно является действием, дезорганизующим работу исправительно-трудовых учреждений. Поэтому мотивом этих преступлений может быть либо стремление воспрепятствовать законной деятельности представителя администрации, либо месть за выполнение этой деятельности. Если же насильственные акты в отношении представителя администрации были вызваны их незаконными действиями, то они не могут образовать состав преступления, предусмотренный ст. 771 УК РСФСР. Особенно заметно влияние мотива и цели на квалификацию тех преступлений, основным условием уголовной ответственности за которые признается «заведомость». Признак «заведомости» в преступлении всегда означает, что сознание общественно опасного и противоправного характера совершаемых действий является важнейшей частью мотивации преступления. Поэтому в определении этого признака большую роль играет мотив противоправного поведения лица. Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности по У К РСФСР (ст. 176) и большинству уголовных кодексов других союзных республик признается преступлением, независимо от мотивов, которыми руководствовалось лицо, совершая преступление. Вместе с тем без установления действительного мотива по существу нельзя решить вопрос о наличии ил? отсутствии Бюллетень 1 Верховного Суда РСФСР, №2, 1962, стр.8. 14 этого признака в действиях лица1. Аналогичную роль мотив преступления выполняет и в случаях вынесения заведомо неправосудного приговора, решения, определения или постановления (ст. 177 УК РСФСР)2, незаконного ареста или задержания, принуждения к даче показаний (ст. ст. 178, 179 УК РСФСР) и др. Мотив, оказывая большое влияние на характер психического отношения виновного к совершаемому им общественно опасному действию (бездействию) и наступившим последствиям, имеет важное значение в установлении субъективной стороны состава преступления. Чтобы правильно судить о том, сознавало лицо свои поступки и их последствия или нет, надо знать, какими факторами эти поступки были вызваны, что побудило лицо к совершению преступления, какие мотивы служили их основанием. Разные чувства, побуждения и интересы неодинаково влияют на сознание лицом содеянного. Например, хулиганские побуждения, как правило, не предполагают глубокого обсуждения целей и последствий своих действий, как это имеет место в случаях совершения преступления по другим мотивам. В этом отношении мотив имеет большое сходство со способом совершения преступления. Подобно тому как способ действия важен для характеристики внешних свойств преступления, 1 Некоторые Уголовные кодексы союзных республик (УССР, ст. 174; Узбекской ССР, ст. 155; Киргизской ССР, ст. 183; Армянской ССР, ст. 199) рассматривают мотив преступления (корыстные или иные личные побуждения) в качестве необходимого признака состава, а УК Грузинской ССР (ст. 192) и Молдавской ССР (ст. 190) относят его к отягчающим обстоятельствам. Следует отметить, что ограничение уголовной ответственности За это преступление требованием определенного мотива вряд ли оправдано. Привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности из других побуждений, в частности из соображений ложно понимаемой необходимости, представляет не меньшую общественную опасность, чем совершение того же деяния из корыстной или иной личной заинтересованности К тому же, в данном преступлении мотивы ложно понимаемой необходимости встречаются значительно чаще, чем соображения корыстной или иной личной заинтересованности. 2 Во многих уголовных кодексах союзных республик (Украинской ССР, ст. 179; Армянской ССР, ст. 191; Эстонской ССР, ст. 169; Литовской ССР, ст 184; Латвийской ССР, ст. 175) мотив преступления (корыстные или иные личные побуждения) выставляется как необходимое условие уголовной ответственности за указанные действия, а в УК Грузинской ССР (ст. 193, ч. I), Молдавской ССР (ст 191, ч II) - как отягчающее обстоятельство 15 к и мотив — для определения его внутреннего, субъективного содержания. Нельзя также недооценивать значение мотива и в характеристике степени вины и общественной опасности преступления. Как известно, общественная опасность преступления определяется не только признаками состава, но и другими обстоятельствами, в особенности обстоятельствами, характеризующими личность виновного и его психическое состояние в момент совершения преступления. Мотив привносит в понятие вины момент морально этической оценки, играющей, как известно, важную роль в характеристике этого понятия. Момент морального осуждения, отмечает В. Г. Макашвили, «раскрывает социальную сущность понятия вины, устанавливает связь деяния с внутренним миром лица, указывает на его отношение к советскому правопорядку и правилам социалистического общежития»1. При одинаковых условиях сознания своих действии и предвидения общественно опасных последствий вина может быть меньшей или большей, тяжкой или менее тяжкой, если только были неодинаковы по своему содержанию мотивы, положившие начало общественно опасному действию. Корысть, месть, хулиганские побуждения и другие низменные мотивы, с одной стороны, и мотивы, лишенные низменного содержания, с другой, — по разному определяют виновное отношение лица к совершенному преступлению, неодинаково характеризуют нравственную сторону его поведения2. Следовательно, чтобы иметь возможность правильно судить о направленности и общественной опасности совершенных лицом действий, надо знать мотивы его поведения. 1 В. Г. М а к а ш в и л и Уголовная ответственность за неосторожность. М., 1957, стр. 10. Напротив, Я. М. Б р а й н и н (указ. работа, стр. 240) считает, что морально-этическая оценка ничего не прибавляет к содержанию вины. Законодательная оценка деяния как общественно опасного и противоправного и является, по мнению Я. М. Брайнина, его нравственной оценкой. 2 «Именно в мотивах находят свое выражение и конкретизацию те психические моменты, которые вызывают игнорирование лицом интересов социалистического общества: классово-враждебное отношение к социалистическому строю, пережитки прошлого в сознании граждан и должностных лиц и т. п.» (И. С а м о щ е н к о , Социальная сущность вины по советскому уголовном) праву», Советская юстиция», № 5, 1967, стр. 11). 16 § 2 «КОНКУРЕНЦИЯ» МОТИВОВ И КВАЛИФИКАЦИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЙ При рассмотрении проблемы квалификации преступлений по мотиву их совершения нельзя не остановиться также на вопросе о «конкуренции» мотивов. Вопрос ставится так. Всегда ли человек, совершая преступление, руководствуется каким-либо определением, но каждый раз единственным мотивом? Могут ли к одних и тех же общественно опасных действиях человека совмещаться одновременно несколько разных мотивов? И если такое совмещение возможно, то как должна определяться оценка и квалификация совершенного преступления? Анализ судебной практики показывает, что нередко единственной побудительной причиной совершения преступления выступает какое-либо одно строго определенное, если можно так выразиться, автономное побуждение (например, корысть, хулиганский мотив, месть, ревность и т. д.), не связанное с какими-либо привходящими обстоятельствами, которые бы усиливали значение общей решимости совершить преступление и выступали как дополнительные мотивы. Чаще всего это наблюдается в гех случаях, когда намерение совершить преступление возникает быстро и тут же приводится в исполнение. Наиболее ярким в этом отношении примером является убийство в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, вызванного насилием или тяжким, оскорблением либо иными противозаконными действиями потерпевшего (ст. 104). Аналогичное положение может быть и при других обстоятельствах, способных и конкретных случаях вызвать внезапное намерение совершить преступление (например, виновный, заметив у потерпевшего крупную сумму денег, решает его убить и завладеть деньгами; муж решается на убийство жены, застигнутой с любовником в ситуации, не вызывающей сомнений и т. д.). Психологическая предпосылка образования умысла и принятия решения здесь несколько своеобразнее, чем в случаях убийства с заранее обдуманным намерением В этом случае мотив действия, как правило, не получает всестороннего обсуждения, которое бы давало возможность сопоставить его с нравственными запросами виновного, другими побуждениями и чувствами, как 17 противодействующими этому мотиву, так и усиливающими его значение. Внезапность решения и отсутствие контромотивов придают поведению виновного особую силу и стремительность. Следует отметить, что в судебной практике квалификация рассматриваемых случаев, как правило, не вызывает особых затруднений. Отсутствие дополнительных побуждений делает основной мотив совершения преступления более четко выраженным и в значительной мере облегчает оценку и квалификацию совершенного преступления. Вместе с тем, судебная практика свидетельствует, что в содеянном мотив не всегда выступает как автономная побудительная сила, так сказать, в «чистом» виде, н качестве единственного побуждения совершения преступления. Нередко основной мотив, толкнувший лицо ни противоправное поведение, Дополняется и осложняется иными чувствами, побуждениями и личными отношениями, не одинаковыми как по своему значению, так и по той роли, которую они играют в укреплении решимости совершить преступление. Так, спутниками хулиганских побуждений при совершении действий, грубо нарушающих общественный порядок (ст. 206 УК РСФСР), могут быть мотивы, порожденные сугубо личными отношениями (например, совершение виновным исключительного по цинизму действия в отношении потерпевшего, к которому он питает чувство ненависти или мести, или даже ревности). С другой стороны, мотивы, характерные для преступлений против личности, могут дополняться хулиганскими и другими побуждениями, не связанными с личными отношениями между виновным и потерпевшим1. Нередко оценка мотивов и цели сопровождается тяжелой внутренней борьбой, в процессе которой формируется Иначе этот вопрос решает Б В Х а р а э и ш в и л и Он пишет что «когда убийство, помимо корысти, совершается и с другими мотивами, психологически образуется различное поведение. (Б.В.Xаразишвили. Вопросы мотива поведения преступника в советском праве. Тбилиси, 1963, стр. 112). Такое положение было бы возможно в том случае, если бы лицо в своем поведении могло руководствоваться сразу не одним, а несколькими мотивами. В действительности лицо всегда подчиняет свое поведение какому-либо одному мотиву, который и определяет смысл и содержание как цели, так и совершенных действий 1 18 одно доминирующее побуждение и осуществляется выбор поведения. Причем, чем дальше по времени состоит возникшее намерение совершить преступление от непосредственного момента его исполнения, тем, по общему правилу, больше появляется дополнительных обстоятельств, с которыми связывает лицо свои действия. Наглядным подтверждением этого может служить поведение Позднышева из повести Л. Н. Толстого «Крейцерова соната». Позднышев говорит следующее о мотивах убийства своей жены: «На суде было представлено дело так, что все случилось из ревности. Ничуть не бывало, то есть не то, что ничуть не бывало, а то, да не то». Эти слова очень характерно оттеняют смысл поведения Позднышева. Автор убедительно показывает, что не только ревность — этот опасный мотив подгонял Позднышева, когда он спешил расправиться со своей жертвой. К этому чувству примешивались и «страшная злоба к ней», вызванная постоянными ссорами, и сознание своего унижения, и возрастающая ненависть за поруганную честь. «Нельзя покончить с собой, — рассуждал перед самым убийством Позднышев, — и оставить ее; надо, чтоб она пострадала хоть сколько-нибудь, хоть поняла бы, что я страдал»2. Об этом же сложном комплексе психологических переживаний, о том, насколько разнообразными могут быть побудительные причины, способствующие совершению преступления, свидетельствуют также произведения Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы». Не только тяжелые материальные условия и чужда двигали рукой Раскольникова, убившего старуху - процентщицу и ее сестру. Не последнее место здесь занимало и своеобразное стремление как-то проявить себя, переступить существующий порядок, попрать установленные в обществе законы. «И не деньги, главное, нужны мне были, — признавался Раскольников Соне, — как другое... другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу? 1Л.Н.Т 2 Там о л с т о й . Собр. соч., т. 12, 1964, стр. 179 же, стр. 190. 19 Осмелюсь ли нагнуться и взять, или нет? Тварь ли я дрожащая, или право имею»... 1. Данные мотивы, несомненно, свидетельствуют об извращенности психики Раскольникова в результате тяжелых обстоятельств, с которыми ему пришлось бороться, но это не исключает вывода о том, что корысть не была единственным внутренним побуждением его действий, о чем, в частности, говорит и поведение Раскольникова после убийства. Спрятав под камень вынесенные с места преступления деньги, он и не думает воспользоваться ими и не помышляет об этом. Даже Смердяков из «Братьев Карамазовых» — это, по словам автора, существо «решительно злобное, непомерно, честолюбивое, мстительное и знойно завистливое»2, даже он не руководствовался только жаждой «наживы, убивая старика Карамазова. Была у него и злоба на старика-развратника, которому он был обязан своим унизительным происхождением, и стремление выбиться в люди и ненависть к тем, «кому всю жизнь завидовал». Вывод о том, что преступление есть деяние, которое часто вызывается не одним, а несколькими мотивами, заключает в себе, помимо теоретического интереса, большой практический смысл. Предостерегая от односторонности расследования дел об убийствах, он может оказать существенную помощь органам следствия в поисках истинных движущих сил преступления, в построении правильной следственной версии, в полном раскрытии объективной истины по делу, в расследовании преступления. Следователь Порфирий Петрович из «Преступления и наказания» Ф. М. Достоевского, не располагая ни одним фактом виновности Раскольникова в совершенном убийстве, на основе глубокого психологического анализа личности Раскольникова, поняв мотивы его поведения, приходит к правильному выводу о его причастности к убийству. Совершенно очевидно, что к этому выводу Порфирий Петрович не мог бы придти, если бы в основу версии он положил только мотив, который так наглядно подтверждался образом жизни потерпевшей и всей обстановкой совершения преступления: голый, мотив корысти никак не вяжется ни с личностью Раскольникова, ни с его поведением. 1 2 Ф.М. Д о с т о е в с к и й . Собр. соч. т. 5, М., 1957, стр. 437. Ф М. Д о с т о е в с к и й . Собр. Соч., т 10, М., 1958, стр. 292. 20 Вместе с тем, именно смешанные мотивы и затрудняют возможность правильно судить о направленности общественно опасных действий; они вызывают наибольшую сложность в определении характера совершенного деяния и в квалификации преступления. При оценке и квалификации преступлений, вызванных смешанными мотивами, решающее значение имеет правильное соотношение мотивов преступления. Роль разных по содержанию и значению мотивов в одном и том же действии никогда не бывает одинаковой. Среди них следует прежде всего различать мотивы главные, основные, решающим образом воздействующие на волю виновного и определяющие психологическую природу и субъективный смысл его поведения, и мотивы второстепенные, неглавные, как бы подталкивающие к выполнению уже готового намерения1. В каждом конкретном случае задача будет сводиться к тому, чтобы установить, какой мотив имел доминирующее значение, являлся главным, основным мотивом преступной деятельности, и в соответствии с этим определить квалификацию действий виновного. Признание тех или иных побуждений основным мотивом преступной деятельности не связано, разумеется, с тем, когда этот мотив возник, до или после непосредственного повода, ускорившего решимость совершить преступление; важно, чтобы он определял основное содержание и направленность общественно опасных действии виновного. Следует, однако, отметить, что в судебной практике не всегда учитывается отмеченная особенность в мотивации противоправного проступка. Имеются случаи, когда вследствие неправильного определения соотношения мотивов преступной деятельности виновного допускаются ошибки в квалификаций совершенных им действий. Мишин2 был привлечен к уголовной ответственности за угрозу убийством и хулиганские действия (ст. ст. 207 и 206, ч. II УК РСФСР), допущенные в отношении А. «Среди различных мотивов, побуждающих сложную деятельность, всегда выделяются мотивы, играющие ведущую роль». Психология, Учебник для педагогических институтов. М., 1962, стр. 372. 2 В примерах, заимствованных из неопубликованной практики, фамилии обвиняемых изменены. 1 21 Преступление было совершено при следующих обстоятельствах. Виновный и потерпевший хорошо знали друг друга. В день совершения преступления потерпевший распивал спиртные напитки в квартире, расположенной рядом с квартирой Мишина. Последний, узнав об этом и находясь в нетрезвом состоянии, вызвал А. и потребовал, чтобы тот купил ему литр водки. Когда же А. заявил, что у него нет денег, виновный предложил потерпевшему продать свой пиджак и даже пытался снять его с А. Последний оказал сопротивление. Тогда Мишин стал наносить А. удары головой в лицо, говоря ему, что он сейчас принесет нож и «закусит его кишками», а чтобы потерпевший не убежал, велел закрыть входную дверь. А., опасаясь за свою жизнь, выпрыгнул в окно со второго этажа; при падении получил перелом поясничного позвоночника. Народный суд переквалифицировал в этой части действия Мишина на ст. 112ч. II, мотивируя свое решение тем, что преступление было совершено на почве личных неприязненных отношений1. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда ТАССР не согласилась с мнением народного суда. Отменяя приговор, она отметила, что по делу не доказано, что преступление было обусловлено исключительно личными отношениями между виновным и потерпевшим; обстановка и в особенности характер совершенных действий свидетельствует, что основой побудительной причиной, определявшей поведение виновного, являлись не личные отношения, а хулиганские побуждения. Наибольшая сложность в решении рассматриваемого вопроса возникает в тех случаях, когда в числе конкурирующих оказываются мотивы, каждый из которых требует самостоятельной квалификации. Конкретно, вопрос здесь сводится к следующему. Могут ли в качестве основных мотивов быть совместимыми мотивы, с которыми закон связывает квалификацию преступления, например мотивы, перечисленные в ст. 102 УК РСФСР. Иначе говоря, можно ли квалифицировать совершенное убийство одновременно по двум пунктам ст. 102 УК РСФСР, например по п. п. «а» и «е», «а» и «в», «б» и «в», «в» и «е» и т. д. 1 Архив народного суда Ленинского района г. Казани за1965 г. 22 В советской юридической литературе ЭГИ вопросы не получили надлежащего освещения, а имеющиеся отдельные высказывания связаны главным образом с характеристикой хулиганских побуждений убийства и носят противоречивый характер1. Неодинаково этот вопрос решается и в судебной практике. Так, например, случаи, когда виновный убивает потерпевшего за то, что тот помешал совершить ему хулиганские действия, в судебной практике квалифицируются по-разному — либо по совокупности п. п. «б» и «в» ст. 102 УК РСФСР, либо по одному из указанных пунктов этой статьи. Федоров, будучи нетрезв и находясь в клубе, мешал танцевать, приставал к гражданам, на предупреждения не реагировал. Работник милиции Г. вывел виновного из клуба и предложил ему идти домой. Однако последний вернулся к клубу, стал размахивать ножом и пытался им ударить Г. На помощь Г. подбежал дружинник Л., но, споткнувшись о камень, упал. В этот момент виновный нанес ему ножом удар в левую часть груди, что повлекло за собой опасное для жизни телесное повреждение. Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РСФСР действия виновного были квалифицированы С.В.Б о р о д и н утверждал, что «хулиганские побуждения, месть по своему характеру не совместимы». (См. Квалификация убийств по советскому уголовному праву, М., 1963, стр. 46). Во втором издании этой работы автор изменил свою точку зрения по этому вопросу. Он пишет: «Нельзя считать, что хулиганские побуждения и месть несовместимы». Однако автор оставляет открытым вопрос о том, как это должно отразиться на квалификации преступления. Э. Ф. Побегайло, решая этот вопрос применительно к конкретному случаю, считает вполне допустимой квалификацию убийства по совокупности п. п. «б» и «в» ст. 102 УК РСФСР (Э. Ф. Побегайло, указ. работы, стр. 75). Неодинаково этот вопрос решался и в русской дореволюционной литературе. П. С е р г е и ч в книге «Искусство речи на суде» (Изд. М., 1960.стр. 133), указывая на нецелесообразность особенно распространяться в уголовном процессе о мотивах преступления, обосновывал это тем, что «обвинитель и защитник могут быть оба правы, потому что и преступник и окружающие его люди подчинялись в своих поступках не одному и не двум, а множеству разнообразных побуждений, и никто, и сами они не знают, с которым дольше боролся человек». Напротив, В. Д. С п а с о в и ч полагал, что в одном человеке не могут одновременно совмещаться разные намерения (там же). 1 23 по ст. ст. 15, 102 п. п. «б» и «в» и 206 ч. II УК РСФСР1. Другой пример. Павлов, находясь в нетрезвом виде, совершил хулиганские действия, в частности, без всяких оснований ударил С., причинив ему легкое телесное повреждение. Проходивший мимо К. сделал Павлову замечание; в ответ на это виновный ударил К. ножом в левую часть груди, что повлекло за собой опасное для жизни ранение. Павлов был осужден Верховным Судом Татарской АССР за покушение на убийство из хулиганских побуждений 2. Такое противоречие в квалификации приведенных cлучаев, на наш взгляд, ничем не оправдано. Несомненно, между убийствами, предусмотренными п. п. «б» и «в» ст. 102 У К РСФСР, имеется большое сходство. Как при убийстве из хулиганских побуждений, так и в случаях, предусмотренных п. «в» ст. 102 УК РСФСР, виновный своим поведением бросает вызов обществу, игнорирует законы и правила общежития. Это сходство усиливается также одинаковой, в большинстве случаев, обстановкой, в которой совершаются общественно опасные деяния — оба эти преступления обычно сопровождаются грубым нарушением общественного порядка и вырастают из предшествовавших убийству хулиганских действий. Вместе с тем хулиганские мотивы убийства и мотивы, побуждающие к совершению преступления, предусмотренного п. «в» ст. 102 УК РСФСР, существенно отличаются друг от друга. Это различие обусловлено главным образом различием целей, намерений и причин, которые вызывают эти мотивы. Намерение совершить убийство з случаях, предусмотренных п. «в» ст. 102 УК РСФСР, возникает на почве выполнения потерпевшим своего служебного или общественного долга и преследует цель либо причинить из мести смерть потерпевшему, либо избежать задержания, ответственности. Этим целям соответствуют и свои собственные мотивы. Мотивом убийства, предусмотренного п. «в» ст. 102 УК РСФСР, может выступать месть за служебную или общественную деятельность, стремление 1 Архив Верховного Суда РСФСР. Определение Коллегии от 11 октября 1966 2 Архив Верховного суда Татарской АССР за 1963 г. г. 24 воспрепятствовать законной деятельности потерпевшего, оказать ему сопротивление и т. д. Хулиганский же мотив убийства имеет иное содержание. Он целиком и полностью покоится на показном пренебрежении законами и правилами общежития и обусловлен исключительно стремлением показать себя, выразить в нарочито вызывающей форме свое неуважение к обществу, другим людям. В соответствии с этим виновный в убийстве из хулиганских побуждений избирает такой способ совершения преступления, который бы нагляднее всего выражал эти мотивы. Следовательно, указанные побуждения лежат в разных плоскостях человеческих отношений, они не могут быть в качестве основных мотивов соединены в одном преступлении. И поэтому одно и то же убийство не должно одновременно квалифицироваться по п. «б» и п. «в» ст. 102 УК РСФСР. В каждом конкретном случае, когда потерпевшим при убийстве оказывается лицо, выполняющее свой служебный или общественный долг, нужно установить основной мотив, которым руководствовался виновный, совершая преступление, и в соответствии с этим дать оценку и квалификацию содеянного. Аналогично, нам думается, должен быть решен вопрос о совокупности побуждений, предусмотренных п. н. «а» и «в» ст. 102 УК РСФСР. И в данном случае совершенное убийство не может быть одновременно квалифицировано по обоим указанным пунктам названной статьи. Определенный интерес в этом отношении представляет определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по делу Глухова1. Глухов работал инструкторомметодистом производственной гимнастики завода. Будучи психопатической личностью, болезненно реагировал на критические замечания, постоянно конфликтовал с работниками облспортсоюза, в частности с председателем этого союза П. Подозревая П. в том, что он якобы сообщил в Ленинградский институт физической культуры о том, что Глучов незаконно получил диплом об окончании института, виновный решил с ним расправиться. Вооружившись Архив Верховного Суда РСФСР августа 1966 г. 1 Определение Судебной коллегии от 26 25 пистолетом, Глухов подъехал на такси к зданию облспоргсоюза, попросил шофера подождать его, а сам направился в здание; подождав, когда П. остался один в кабинете, вошел к нему и спросил его, писал ли он письмо в институт. Получив утвердительный ответ, виновный выхватил из кармана пистолет, направил его на П., предложил ему выложить деньги на стол и поднять руки вверх, говоря при этом, что убьет пока его одного. Услышав от П., что денег у него нет, Глухов нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало, так как произошла осечка. П. с помощью других сотрудников учреждения обезоружил нападавшего. Глухов был признан виновным в покушении на убийство из корыстных побуждений и в связи с выполнением потерпевшим своего служебного долга, в совершении разбойного нападения, а также в незаконном хранении огнестрельного оружия. В соответствие с этим его действия как судом первой инстанции, так и Коллегией были квалифицированы по ст. ст. 15, 102, п. п. «а» и «в». 146, ч. II., п. «б» и 218, ч. I УК РСФСР. С такой оценкой действий осужденного трудно согласиться. Она противоречит психологической структуре волевого процесса и избирательному характеру поведения Психическая деятельность человека детерминируется каждый раз многочисленными факторами, имеющими различное побуждающее значение. Принятие решения, как правило, сопровождается внутренней борьбой, во время которой происходит сличение и оценка мотивов и выбор цели. В процессе выбора целей «побеждает» к а кое-то одно побуждение, в пользу которого и принимается решение действовать и которое больше всего соответствует желанию человека. Иначе говоря, роль мотива как основного доминирующего побудителя сводится к тому, что он «заменяет одно поведение другим, менее приемлемое более приемлемым, и этим путем создает возможность определенной деятельности» 1 . В данном случае основным мотивом преступной деятельности виновного являлась месть в связи с выполнением потерпевшим своего общественного долга. Корыстный же мотив выступал как мотив второстепенный, побочный, неглавный; он не имел решающего значения 1Д. Н У з н а д з е Психологические исследования. М., 1966, стр. 403 26 в поведении осужденного. Поэтому его действия, связанные с посягательством на жизнь потерпевшего, должны быть квалифицированы по ст. ст. 15 и 102 п. «в» УК РСФСР. Несколько сложнее вопрос о конкуренции мотивов решается в случаях, когда речь идет о возможности совмещения корыстных побуждений убийства и мотивов преступления, предусмотренного п. «е» ст. 102 У К РСФСР. Чаще всего этот вопрос возникает при квалификации убийства, совершенного при разбойном нападении. На первый взгляд может показаться, что в этом случае виновный, лишая жизни потерпевшего, нередко руководствуется одновременно разными мотивами — корыстными побуждениями и стремлением избежать ответственности, скрыть совершенное преступление. Однако это совпадение только кажущееся. И здесь решающую роль играет какое-то одно побуждение, с которым связано возникновение умысла на лишение жизни потерпевшего. Несовместимость указанных мотивов обусловлена их различным предметным содержанием и неодинаковой направленностью. Корыстному мотиву в составе ст. 102 УК РСФСР соответствует строго определенная, только этому мотиву присущая цель — цель получения какой-то имущественной выгоды, пользы, в то время как убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить ею совершение вызывается иными, прямо противоположными побуждениями, в частности, боязнью быть разоблаченным стремлением избежать ответственности и наказания за совершенное преступление. В этой связи нам представляется не совсем удачным положение, содержащееся в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г., согласно которому умышленное убийство, совершенное при разбое, помимо ст. ст. 91 и 146 УК РСФСР, «надлежит квалифицировать по п. «а», а в случае, если оно совершено с целью скрыть преступление или облегчить его совершение— также и по п. «е» ст. 102 УК РСФСР и соответствующим нормам УК других союзных республик»1. Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924— 1963, М, 1964, стр. 282. 1 27 Убийство при разбое по мотиву преступной деятельности не всегда носит корыстный характер. Оно может выступать как сопутствующее обстоятельство и обуславливаться иными, отличными от разбоя, мотивами. Квалификация и оценка убийства при разбое должны определяться в зависимости от содержания мотива и цели, с которыми связывает виновный совершение преступления. Если убийство при разбое являлось средством завладения имуществом потерпевшего, то по мотиву совершения оно должно рассматриваться как корыстное и квалифицироваться, помимо разбоя, по п. «а» ст. 102 УК РСФСР. Если же разбой был связан с применением других форм насилия и виновный уже завладел имуществом потерпевшего, но затем у него появилось намерение лишить жизни потерпевшего с целью скрыть совершенное преступление, то в этом случае должен быть применен п. «е» ст. 102 УК РСФСР. Следовательно, одно и то же убийство по мотиву его совершения не может быть квалифицировано одновременно по двум и более пунктам ст. 102 УК РСФСР. Квалификация по совокупности указанных пунктов будет оправдана лишь в тех случаях, когда посягательство на жизнь потерпевшего совершается не одновременно и по разным мотивам или когда виновный, руководствуясь каждый раз особенными мотивами, совершает два и более убийства. Мелихов, встретив на пути гр-н Б. и 3., ехавших на тракторе, предложил им заглушить мотор и выпить г ним водки. 3. запротестовал. Тогда Мелихов сбил 3. с ног, а когда последний поднялся и пошел домой, виновный догнал его и нанес ему ломиком (весом более 3 кг.) два удара по голове. Когда потерпевший упал, виновный нанес ему еще три удара. 3. потерял сознание. После этого Мелихов и Б. пили водку и Мелихов предложил Б. совершить на 3. наезд трактором и создать таким образом видимость автотранспортного происшествия, на что Б. согласился. Увидев лежащего на дороге 3., переехал по нему тракторными санями; потом остановил трактор, положил потерпевшего на сани и привез его домой. Вскоре 3. скончался в больнице. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР совершенно правильно, на наш взгляд, 28 квалифицировала совершенное Мелиховым преступление по п. п. «б» и «е» ст. 102 У К РСФСР 1. Таким образтэм, мотивы, с которыми закон связывает квалификацию преступления, — это по своему содержанию всегда разные побуждения, которые в качестве основных мотивов не могут быть соединены в одном преступлении. Человек не может положить в основу своего поведения сразу несколько разных по содержанию и значению мотивов. Намерение совершить преступление обычно связывается с каким-либо одним мотивом, который и является главным, основным мотивом преступной деятельности. Всегда «перевешивает» тот мотив, в пользу которого избран волевой акт и который положен в основу решения. Другие же побуждения хотя и действуют, так сказать, в унисон, изменяют или усиливают значение обшей решимости совершить преступление, но в совершенном деянии играют подчиненную, второстепенную роль. В этой иерархической соподчиненности мотивов и выражается логика любого волевого процесса. Архив Верховного Суда РСФСР. Определение Судебной коллегии от 23 мая 1966 г. 1 29 ГЛАВА В Т О Р А Я МОТИВ, ЦЕЛЬ И КВАЛИФИКАЦИЯ ОСОБО ОПАСНЫХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЯ Особо опасные государственные преступления занимают важное место в системе советского уголовного права. Являясь деликтами, посягающими на советский государственный и общественный строй, они всегда рассматривались в советском уголовном праве как наиболее тяжкие и исключительно общественно опасные деяния. Тяжесть ущерба, который таят в себе эти преступления, «е может идти ни в какое сравнение с ущербом, причиняемым другими, так называемыми общеуголовными преступлениями. Но дело не только в ущербе. Каков бы ни был ущерб от преступления сам по себе, он имеет уголовно-правовой смысл и значение только в связи с субъективными свойствами, с особенностями внутреннего отношения виновного к этому деянию. Именно субъективные свойства деяния придают противоправному поведению, направленному на причинение вреда общественным отношениям, характер того или иного преступления. Особо опасные государственные преступления являются посягательствами, характеризующими отношение виновного лица к советскому государственному и общественному строю. Для оценки этих деяний вообще и определения уголовной ответственности в каждом конкретном случае исключительно важное значение имеет связь противоправного поведения виновного с психическими свойствами его личности, в частности, с намерениями и желаниями, побуждениями и чувствами, которыми он руководствовался, совершая преступление. Невозможно найти какую-либо другую группу преступлений, где бы внутренняя сторону деяния и психологические свойства 30 личности, в особенности побуждения и- цели, которым он подчинился в своем поведении, имели бы такое значение. В большинстве статей раздела об особо опасных государственных преступлениях обязательным условием привлечения к уголовной ответственности выставляется конкретная цель, а именно — цель подрыва и ослабления Советской власти (ст. ст. 66, 70 УК РСФСР), провокации войны и международных осложнений (ст. 67 УК РСФСР), ослабления Советского государства (ст. ст. 68, 69 УК РСФСР), совершения особо опасных государственных преступлений (ст. 72 УК РСФСР). Стремление к достижению указанных целей и составляет отличительную черту рассматриваемых преступлений: любое общественно опасное деяние, в том числе и образующее объективную сторону какого-либо другого состава, должно быть отнесено к особо опасным государственным преступлениям, если в нем заключена специфическая для этих преступлений цель. Специфичность цели особо опасных государственных преступлений, а также тяжесть причиняемого ими вреда и определяют их место и значение в системе советского уголовного права. Цель — не только конструктивный элемент большинства составов особо опасных государственных преступлений, но и основной признак, с помощью которого было выработано само понятие этих преступлений. Как известно, первые декреты Советской власти о борьбе с контрреволюцией и ее пособниками не содержали в виде правила описания отдельных особо опасных государственных преступлений, но зато неизменно подчеркивали цель посягательства — контрреволюционными признавались действия, ставящие целью свержение Советской власти, подрыв революции и сопротивление социалистическим преобразованиям производственных отношений. Так, в обращении СНК РСФСР «К населению» от 5 ноября 191? г. предлагалось предавать революционному суду всякого, «кто посмеет вредить народному делу»1. Более подробные указания на этот счет содержались в циркуляре Кассационного отдела ВЦИК от 6 октября 1918 г.2 Контрреволюционными циркуляр признавал действия лиц, которые организуют контрреволюционные выступления или участвуют в организациях, ' СУ РСФСР 1917, № 2, ст. 22 2 СУ РСФСР 1918, № 44, ст. 533. 31 «ставящих своей целью свержение Советского правительства» или учиняют бесчинства «с целью внести дезорганизацию в распоряжения Советской власти или ослабить нравственные чувства или политические убеждения окружающих»1. Упоминание о контрреволюционной цели содержалось также в декрете ВЦИК от 20 июня 1919 г. «Об изъятиях из общей подсудности в местностях, объявленных на военном положении» 2, в Положении о революционных военных трибунах 1919 г.3 и других законодательных актах первых лет Советской власти. На этом признаке главным образом основывалось и определение общего понятия контрреволюционного преступления, даваемого в УК РСФСР 1922 г. и 1926 г. и уголовных кодексах других союзных республик, а также в Положении о государственных преступлениях 1927 г.4. Правда, дополнение, внесенное в ст. 57 УК РСФСР 1922 г. Постановлением ВЦИК в июле 1923 г., предусматривало ответственность по статьям главы УК о контрреволюционных преступлениях за действия, которые хотя и не были непосредственно направлены на достижение указанных целей, тем не менее заведомо для совершившего содержали в себе покушение на основные завоевания социалистической революции. Однако это дополнение, обусловленное появлением новых форм враждебной деятельности в переходный период, в УК РСФСР 1926 г. и Уголовные кодексы других союзных республик, а также в Положении о государственных преступлениях 1927 г. не вошло. Основным свойством контрреволюционного преступления Положение 1927 г. признавало его направленность В учебнике «Советское уголовное право. Часть Особенная» (изд. ЛГУ, 1959) говорится, что уголовное законодательство «периода проведения социалистической революции» не разграничивало контрреволюционный мятеж, массовые беспорядки и бандитизм, поскольку «уголовный бандитизм часто перерастал в бандитизм политический» (стр. 32). В качестве примера назван циркуляр от 6 октября 1918 г. Для такого утверждения, думается, нет оснований. Циркуляр Кассационного отдела ВЦИК, на который ссылаются авторы учебника, хотя и не придавал какого-либо значения поводам при оценке контрреволюционных преступлений, но зато четко подчеркивал их политическую направленность. К контрреволюционным преступлениям были отнесены выступления, направлены «против Советов и их исполнительных комитетов или отдельных советских учреждений». 2 СУ РСФСР, 1919, № 27. 3 СУ РСФСР, 1919, № 8, ст. 549. 4 СЗ СССР, 1927, № 12, ст. 123 1 32 против Советской власти, внешней безопасности и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции. Не ограничиваясь этим требованием в общем определении, законодатель счел необходимым указать на контрреволюционную цель как на необходимый признак в отдельных составах контрреволюционных преступлений (ст. ст. 2, 3, 7,9 Положения), имевших по своему внешнему проявлению большое сходство с другими преступлениями. Следует, однако, отметить, что в судебной практике эти требования не всегда соблюдались. Были случаи, когда по статьям о контрреволюционных преступлениях квалифицировались общественно опасные деяния, совершаемые при отсутствии цели подрыва или ослабления Советской власти1. В значительной мере этому способствовало произвольное, оправдываемое ссылками на объективные обстоятельства толкование понятия контрреволюционных преступлений, даваемое в работах и выступлениях А. Я. Вышинского, а также отсутствие глубокого исследования этих вопросов, в особенности мотивов, целей и других психологических характеристик виновного в теории Советского уголовного права 2. Недооценка значения точного установления субъективных свойств особо опасных государственных преступлений не только затрудняла возможность определения В целях устранения имеющихся в судебной практике недостатков по применению ст. ст. 7, 9, 11 Положения о государственных преступлениях 1927 г Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 31 декабря 1938 г. отметил, что по смыслу этих статей применение их возможно «лишь в тех случаях, когда по обстоятельствам дела установлено, что подсудимый действовал с контрреволюционной целью». (Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924—1957 г, М„ 1958, стр. 5). Вместе с тем и в дальнейшем в судебной практике встречались факты грубого нарушения социалистической законности и осуждения по указанным статьям лиц, в действиях которых не содержалось цели подрыва или ослабления Советского государства. 2 Б. А В и к т о р о в . Цель и мотив в тяжких преступлениях. М., 1963, стр. 25—26. Не только исследование психологических особенностей, но, как правильно отмечалось в литературе, вообще анализ вопросов ответственности за особо опасные государственные преступления по существу сводился «к скупым комментариям к закону, содержащим подчас существенные ошибки» (Особо опасные государственные преступления М, 1963, стр. 6). 1 33 социального смысла этих преступлении, но и, в особенности, понять эволюцию, которую они претерпели за время существования Советской власти и в соответствии с этим наметить в борьбе с ними правильную судебную политику. Нередко на практике к оценке особо опасных государственных преступлений подходили с прежней меркой, применявшейся в первые годы существования Советской власти. Между тем глубокие социально-экономические преобразования, происшедшие в нашей стране, не могли не повлиять существенно как на характер мотивов и стремлений, с которыми связывались представления лица о целях своих действий, так и на содержание особо опасных государственных преступлений. Как известно, в первые годы Советской власти особо опасные государственные преступления являлись выражением классовой борьбы, которая после победы социалистической революции не прекращается, а принимает новые формы. Особо опасные государственные преступления совершали тогда главным образом представитель свергнутых эксплуататорских классов, «бывшие» люди — фабриканты, помещики, чиновники старого государственного аппарата, белые офицеры и др., т. е. люди, которые, по выражению В. И Ленина, «с ненавистью, возросшей во сто крат, бросились в бой за возвращение отнятого «рая»1. Иначе говоря, в первые годы существования Советской власти особо опасные государственные преступления совершались, как правило, из идейных побуждений, по политическим мотивам, в основе которых лежали классовые интересы: ненависть к Советской власти и социалистической революции, месть на почве недовольства мероприятиями Советской власти по преобразованию общества, стремление свергнуть Советскую власть и реставрировать старые порядки, оказать помощь иностранной военной интервенции. Разумеется, в первые годы были факты контрреволюционной деятельности и по другим мотивам. Не все, конечно, лица, совершающие особо опасные государственные преступления, действовали из тех или иных, но обязательно только политических соображений — нередко спутниками таких мотивов являлась корысть, трусость и другие низменные побуждения. На судебных процессах 1 В. И. Л е н и н . Соч., т. 28, стр. 233. 34 по делу шахтинской вредительской организации и «Промпартии» было установлено, например, что члены этих организаций, среди которых были в основном лица, враждебно настроенные к советскому строю, в том числе и бывшие собственники, не являлись, однако, людьми только идейной политической борьбы — все они получали за вредительскую работу от бывших собственников и белоэмигрантских групп, находящихся за границей, и учреждений иностранных государств значительные вознаграждения1. С другой стороны, как подтверждает опыт борьбы с контрреволюцией, особо опасные государственные преступления иногда являлись спутниками разнузданного эгоизма и совершались по узко низменным и шкурническим побуждениям2. Представители свергнутых эксплуататорских классов пытались вовлечь в борьбу ч. Советской властью различные уголовные элементы. Буржуазия,— поверил В. И. Ленин,— идет на злейшие преступления, подкупая отбросы общества и опустившиеся элементы, спаивая их для целей погромов» 3. Вместе с тем мотивы, определявшие содержание этих преступлений, были мотивами политическими, обусловленными идейными побуждениями, ненавистью к Советскому государству и проводимым им социалистическим преобразованиям. Они накладывали свой отпечаток и на характер совершаемых в то время особо опасных государственных преступлений. Наиболее распространенными формами являлись: саботаж (порча, торможение) производства, продовольственного снабжения Армии и населения, сопротивление проведению в жизнь законов республики и распоряжений Советского правительства; агитация и пропаганда, направленные- к подстрекательству и совершению указанных преступлений; организация заговоров и восстаний; мятежи, поддержанные Н. В. К р ы л е н к о . Обвинительные речи по наиболее важным политическим процессам. М., 1937, стр. 328. 2 Это обстоятельство и послужило, видимо, основанием для утверждения о том, что «между общеуголовными и антисоветскими преступлениями в этот период невозможно было провести резкого разграничения» (см. «Историч. советского уголовного права». М., 1948, стр. 53), с чем, разумеется, согласиться нельзя. Смешанные мотивы хотя и затрудняли оценку конкретных случаев, но не исключали возможности четкого разграничения контрреволюционных н других преступлений. 3 В. И. Л е н я н Соч., т. 26, стр. 336 1 35 странной военной интервенцией; порча и разрушение железнодорожных путей и средств сообщения, телеграфного и телефонного сообщения и другого государственного и общественного имущества и т. д. Иначе говоря, подрывная деятельность классово враждебных элементов облекалась в такие формы, которые больше всего соответствовали указанным побуждениям. Таким образом, специфика рассматриваемых преступлений в первые годы социалистической революции определялась не только их направленностью против советского государственного и общественного строя, но и наиболее распространенными в то время мотивами, в частности, антисоветскими побуждениями, определяемыми содержанием идейной и политической борьбы, идейными sui generis убеждениями. В соответствии с этим и наименование, которое было придано таким преступлениям, а именно — наименование контрреволюционных преступлений, — как нельзя более удачно отражало их существенные черты и характерные особенности. В дальнейшем политические мотивы в этих преступлениях хотя и имели ярко выраженную антисоветскую направленность, но уже не играли прежней роли и не обусловливали однозначно поведение виновного лица даже тогда, когда они совершались людьми, близко связанными с капиталистическим миром1. Наряду с враждебными советскому строю мотивами заметную роль в совершении особо опасных государственных преступлений стали играть и иные побуждения, являвшиеся причиной совершения многих преступлений. Все это, разумеется, не могло не повлиять существенным образом на динамику и характер этих преступлений. В настоящее время особо опасные государственные преступления занимают ничтожный процент в сравнении с другими преступлениями. Но дело не только и не столько в этом. Изменилось их социально-политическое содержание. С победой социализма в СССР особо опасные государственные преступления стали представлять различные формы враждебной деятельности агентуры империалистических государств. Большая часть 1 См. Н. В, К р ы л е н к о . Обвинительные важным политическим процессам. М., 1937, стр. 328. речи по наиболее 36 исполнителей этих преступлений — субъекты, заброшенные, извне и подбираемые в основном из антисоветски настроенных эмигрантов, бывших немецко-фашистских пособников и других реакционных элементов1. В своих действиях они руководствуются не всегда только ненавистью к советскому строю; в отдельных случаях денежные мотивы, боязнь репрессии со стороны иностранной разведки и другие узко личные побуждения могут оказаться более существенными, чем идейные соображения. Не политические только мотивы привели на нашу Родину таких матерых шпионов, как Пауэре, Винн и др. В феврале 1959 года для выполнения шпионских заданий американо-турецких разведок на территорию СССР были заброшены турецкие подданные КумельГиль Риза Айдын-оглы и Иса Камиль-оглы. На суде они заявили, что не политические мотивы привели их на территорию Советского государства, а нужда и нищета заставила их пойти на службу к американо-турецким разведчикам 2. Отдельные субъекты этих преступлений из числа советских граждан, которых разведка империалистических государств пытается при помощи различных уловок и ухищрений использовать в своих преступных целях, — главным образом, лица, неустойчивые в моральном и политическом отношении, не имеющие твердых моральных принципов, опустошенные, а нередко просто уголовные элементы, запутавшиеся в своих преступных махинациях 3. И, естественно, не политические мотивы и не антисоветские настроения лежат в основе их преступного поведения. Среди них почти нет лиц, которые работали бы бескорыстно, за идею. Как правило, они руководствуются элементарными, эгоистическими побуждениями — 1 См. Н. В. Т у р е ц к и й . Особо опасные государственные преступления М., 1965, стр. 26. 2 См. Б. А. В и к т о р о в Указанная работа, стр. 44. Г. 3. Анашкин отмечает, что у подавляющего большинства осужденных за шпионаж «почти полностью отсутствовали идейные побуждения заниматься шпионажем. Многим шпионам было совершенно безразлично, кому служить, для кого, рискуя головой, заниматься шпионажем» (Г. 3. Анашкин. Ответственность за измену Родине и шпионаж М., 1964, стр. 176—177). 3 Особенно большой процент судимых в прошлом за различные преступления наблюдается среди лиц, привлеченных к ответственности за измену Родине. (См. Г. 3. Анашкин. Указ, работа., стр. 171). 37 корыстными интересами, карьеристскими соображениями и мотивами, а порой просто своеобразным стремлением как-то утвердить себя. Так именно действовали Пеньковский, Вохмяков, Голуб и др. Голуб, находясь за границей в туристской поездке, обратился к голландским властям с просьбой о предоставлении политического убежища. Свое поведение Голуб объяснил тем, что, работая научным сотрудников Уральского филиала Академии наук СССР, он не был признан и с ним не считались, он решил поэтому покинуть пределы СССР1. Совершенно очевидно, что эти мотивы проявились у Голуба не в результате каких-то идейных, политических устремлений, а целиком были связаны с отрицательными сторонами его характера — высокомерием, карьеристскими тенденциями, пренебрежительным отношением к окружающим, стремлением «показать» себя и другими чертами, на которые его сослуживцы неоднократно указывали ему. Корыстными и стяжательскими соображениями объяснил также свое поведение изменник Пеньковский 2. Следовательно, по своим изначальным, исходным побуждениям особо опасные государственные преступления часто сближаются с другими общественно опасными деяниями — во многих случаях они проистекают из тех же источников, которые питают различные общеуголовные преступления 3. Но из этого, однако, не следует, что характере субъективной стороны особо опасных государственных преступлений нет черт, определяющих специфику этих преступлений. Особо опасные государственные преступления не могут быть сведены к общеуголовным преступлениям. Сходство в мотивах не всегда выражает сходство в других субъективных свойствах деяния. Мотив не исчерпывает всего психологического содержания особо опасных государственных преступлений. Немаловажное значение в этом отношении имеют и другие элементы, в частности, цель преступления. Мотив и цель— понятия, тесно связанные, но не тождественные. Действие может быть одинаково мотивировано, но по-разному целенаправлено, С другой стороны, к одной и той же цели можно См. «Известия» от 18 апреля 1962 г. См. «Комсомольская правда» от 6 мая 1963 г. 3 См. также Г. 3 . А и а ш к и н Цит. работа, с. 184. 1 2 38 стремиться из неодинаковых побуждений. Это не значит, конечно, что мотив и цель могут находиться в разных плоскостях и обусловливать прямо противоположное поведение. Как говорят, мотив песни должен соответствовать словам; недозволенные действия исходят не из благих побуждений, точно так же положительные действия не предполагают дурных мотивов; моральная оценка мотива должна соответствовать правовой оценке деяния. Вместе с тем одинаковые антиобщественные цели могут вырастать из различных антисоциальных побуждений. По своей целенаправленности особо опасные государственные преступления резко отличаются от всех других общественно опасных деяний1. В большинстве случаев, как отмечалось, необходимым условием уголовной ответственности за эти преступления закон выставляет требование определенной цели, а именно — цели подрыва и ослабления Советской власти, провокации войны и международных осложнений. Такая обрисовка субъективной стороны особо опасных государственных преступлений, несомненно, сыграет положительную роль в практическом разрешении вопросов ответственности за эти преступления. Грубые нарушения социалистической законности по делам о рассматриваемых преступлениях, имевшие место в прошлом, в немалой степени были связаны с неправильным определением субъективной стороны данных преступлений. Установление цели — наиболее трудный момент в характеристике особо опасных государственных преступлений. Она, как правило, не бывает ярко выражена. 1 На этом основании некоторые авторы усматривают специфику особо опасных государственных преступлений в антисоветском характере умысла Однако понятие «антисоветский умысел», так же как и понятие «контрреволюционный умысел», характеризуют не столько целевую направленность общественно опасных действий, сколько социальный смысл побуждений, которыми определяется поведение лица, совершающего особо опасное государственное преступление Указание на антисоветский характер умысла как на отличительное свойство особо опасных государственных преступлений неточно характеризует социально-психологическую природу причин, в частности, мотивов, вызывающих эти преступления. Оно, как правильно указывает Б А В и к т о р о в (Указ работа, стр. 34), способно привести «к упрощенному пониманию и анализу субъективной стороны особо опасных государственных преступлений, а следовательно, и к ошибкам в применении закона». 39 Вряд ли можно найти какую-либо другую группу преступлений, где бы преступник стремился так тщательно скрыть намерения и цели своих действий. Трудность оценки цели в составе особо опасных государственных преступлений и заставляет в каждом конкретном случае обращать тщательное внимание на установление всех обстоятельств дела, в частности, способа действия, последствий, орудий и средств совершения преступления и др. Большое значение в этом отношении имеют также нравственная физиономия личности, ее психологические особенности, мотивы, склонности, интересы и другие индивидуальные свойства, нашедшие отражение в совершенном общественно опасном деянии. Только всесторонний учет особенностей внутренней психологической структуры виновного лица дает возможность понять цель, достичь которую оно стремилось совершением преступления. В обвинительной речи по шахтинскому делу Н. В. Крыленко справедливо говорил, что для того, чтобы решить вопрос о виновности и ответственности лица, «надо принять во внимание все совершенное им, весь комплекс данных его психологических и всяких иных качеств, всю совокупность общественной и политической обстановки данного момента, возможность изменения общественно-политической обстановки в следующий завтрашний момент и возможность опасности этого лица сегодня и завтра на основании того, что он совершил вчера» 1. При этом значительно повышается также воспитательное значение уголовною процесса, ибо, выясняя субъективные свойства преступления и преступника, мы обращаем внимание на психологические переломы, которые привели лицо к совершению преступления. Уголовный закон непосредственно не упоминает о мотивах совершения особо опасных государственных преступлений. Шпионаж остается шпионажем независимо от того, действует ли виновный из-за трусости или из корыстных побуждений, получая деньги за свое предательство. Но было бы неправильно на этом основании полагать, что мотивы не играют большого значения для 1 Н. В. К р ы л е н к о . Обвинительные политическим процессам. М., 1937, стр. 342. речи по наиболее крупным 40 уголовной ответственности. Между тем в юридической литературе мы сталкиваемся с явной недооценкой мотивов при квалификации особо опасных государственных преступлений. Чаще всего в литературе характеристика мотивов особо опасных государственных преступлений исчерпывается утверждением, что они не влияют на квалификацию преступления1, а в отдельных случаях о мотивах рассматриваемых деяний вообще не упоминается. Совершенно очевидно, что такой взгляд на мотивы особо опасных государственных преступлений не ориентирует судебноследственные органы на всестороннее раскрытие субъективных свойств преступления и преступника. Формируясь в сознании лица, мотив накладывает отпечаток на весь психический процесс, выбирающий поступок. В сочетании с другими обстоятельствами, характеризующими личность виновного, он содействует установлению цели, а через нее и направленности умысла 2. Мотив больше, чем какое-либо другое обстоятельство, свидетельствует, насколько четко виновный представлял цель преступления, мог ли он учесть последствия своего поведения. Не обнаружив мотива преступления, нельзя понять сами действия и определить их направленность. Наглядным примером тому может служить состав антисоветской агитации и пропаганды. Согласно закону (ст. 7) агитация и пропаганда признается антисоветской и квалифицируется как особо опасное государственное преступление, когда сна совершена с целью подрыва или ослабления Советской власти. Практически эту цель установить нельзя, не установив мотива совершенных действий и не исследовав обстоятельств, характеризующих личность виновного. Например, чтобы определить действительное содержание и направленность тех или иных, близких по форме к антисоветской агитации и пропаганде высказываний, необходимо выяснить, в связи с чем и по каким мотивам это делается. Если обнаружится, что в основе таких высказываний лежало, предположим недовольство, возникшее в связи с теми или иными трудностями или неправильными См., например, Советское уголовное право. 1957, стр. 41; Государственные преступления, изд. М, 1961, стр. 32. 2 См. также Б А В и к т о р о в Указ работа, с тр . 42 1 Часть Особ. М, «Высшая школа», 41 бюрократическими действиями должностного лица то, естественно, они не могут квалифицироваться как антисоветская агитация и пропаганда. Такие действия больше характеризуют недостатки воспитания и характера лица, нежели их направленность против советского государственного и общественного строя. В отдельных случаях, если подобные действия связаны с систематическим распространением заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, они могут образовать состав преступления против порядка управления, предусмотренный ст. 191 ' УК РСФСР. Напротив, если агитация и пропаганда, в частности, распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, совершаются по политическим-мотивам, из классовой мести, ненависти к советскому государственному и общественному строю или из других низменных побуждений, то они приобретают антисоветский характер и, следовательно, должны рассматриваться как совершенные с целью подрыва или ослабления Советской власти. Установление мотива помогает правильно раскрыть содержание субъективной стороны и других особо опасных государственных преступлений, например, измены Родине, шпионажа, вредительства и диверсии и т. д. Интересный в этом отношении пример приведен в статье В. С. Тикунова «Социалистическая законность — руководящий принцип в деятельности органов государственной безопасности»1. В канун одного из праздников рабочая Мария М. совершила умышленный поджог конторы строительства, где она работала. Расследованием было установлено, что преступление совершено в силу стечения тяжелых личных обстоятельств. Мария М. воспитывалась в детском доме; по окончании 8 классов она поступила в ремесленное училище, где получила специальность штукатура-лепщика; на строительстве по специальности устроиться не смогла и поэтому работала подсобной рабочей; к этому прибавилось еще и то, что она оказалась беременной от человека, который бросил ее. Все это вместе взятое и надломило ее неокрепшую волю и вызвало 1 «Советское государство и право», 1959, № 8, стр. 24—25. 42 решимость совершить это деяние. После поджога Мария М. сама рассказала о случившемся. Таким образом, только взвесив все обстоятельства дела и в особенности мотивы, побудившие Марию М. совершить преступление, можно было правильно определить характер совершенных ею действий. Действия Марии М. не заключали в себе цели ослабления Советского государства. Можно сказать, что у нее отсутствовало даже сознание и понимание такой цели. Мотив преступления, будучи непосредственно связан с личностью виновного, имеет также исключительно важное значение в индивидуализации ответственности Т за особо опасные государственные преступления, являясь отправным пунктом в определении рода и вида наказания. В. И. Ленин указывал: «В личном смысле разница между предателем по слабости и предателем по умыслу и расчету очень велика; в политическом отношении этой разницы нет, ибо политика — это фактическая судьба миллионов людей, а эта судьба не меняется оттого, преданы ли миллионы рабочих и бедных крестьян предателями по слабости или предателями из корысти»1. Антиобщественные мотивы, в связи с которыми возникает решимость совершить особо опасное государственное преступление, по своему содержанию могут быть различными и не все они имеют одинаковое значение как в установлении цели, так и в определении степени общественной опасности и назначения наказания. По своему характеру они отчетливо делятся на две группы: мотивы политические или, как их иногда именуют, враждебные мотивы (классовая месть, ненависть к советскому строю) и низменные мотивы (корысть, трусость, малодушие и т. д.), являющиеся различными формами проявления эгоизма. Как те, так и другие могут быть причиной совершения любого особо опасного государственного преступления. Однако их значение и роль в формировании антиобщественных целей в отдельных составах этих преступлений далеко не одинаковы. Так, например, при измене Родине наряду с характерными для особо опасных государственных преступлений побуждениями— ненавистью к советскому государственному и 1 В. И, Л е н и н . Соч., т. 30, стр. 329. 43 общественному строю, корыстью немаловажное место занимают и такие мотивы, как трусость, малодушие, боязнь ответственности за совершенное преступление и др. Напротив, в антисоветской агитации и пропаганде, террористическом акте против представителя иностранного государства указанные мотивы имеют ничтожное значение; на первый план здесь выступают мотивы, обусловленные отношением виновного к советскому государственному и общественному строю. Шпионаж, террористический акт, вредительство, диверсия совершаются главным образом из корысти, ненависти к советскому государству, из политической мести. Правильное установление мотива преступления и его соотношение с целью является также необходимым условием определения субъективной стороны особо опасных государственных преступлений. Важное значение это приобретает в тех случаях, когда цель не указывается в качестве конструктивного элемента состава. Как известно, за последнее время в советской юридической литературе развернулся большой спор о содержании субъективной стороны особо опасных государственных преступлений, в частности, о содержании умысла при измене Родине и шпионаже. Одни криминалисты — а таких большинство — высказываются за прямой умысел при измене Родине и шпионаже, утверждая, что виновный в этом случае не только предвидит, что в результате его действий может быть причинен ущерб внешней безопасности Союза ССР, но и желает наступления таких последствий 3. Другие, напротив, полагают, 1 В Указе Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 г. «Об амнистии советских граждан, сотрудничавших с оккупантами в период Великой Отечественной войны» говорится о применении амнистии к тем советским гражданам, которые в период войны по малодушию или несознательности оказывались вовлеченными в сотрудничество с оккупантами («Ведомости Верховного Совета СССР», 1955, № 17, ст. 345). 2 Г. 3. А н а ш к и н делит, например, субъектов измены Родине по мотивам на три группы: «Это лица, изменившие Родине: а) из корысти и иных низменных побуждений; б) по малодушию или трусости; в) из ненависти к СССР, к советскому государственному строю и социалистической системе хозяйства». (Г. 3. А н а ш к и н . Указ, работа, стр. 171). 3 Г. Д м и т р и е в , М. К а р п у ш и н. О характере умысла в особо опасных государственных преступлениях. «Правоведение», 1964, № 2; Б А. В и к т о р о в, В. И. К У р л я н д с к и и, П. С. Д м и т р ие в. О характере субъективной стороны при измене Родине и шпионаже. «Советское государство и право», 1965, № 2; Государственные преступления. М., 1961, стр. 31, 40; Советское уголовное право. Часть Особенная. Изд. МГУ, 1964, стр. 26—27. 44 что эти преступления могут совершаться как при прямом, так и косвенном умысле 1. Рассмотрим основные доводы, приводимые сторонниками как той, так и другой точек зрения. Сторонники прямого и косвенного умысла при измене Родине свою позицию мотивируют прежде всего тем, что при анализе субъективной стороны преступления надо исходить из требований закона. Поскольку закон об ответственности за измену Родине специально не оговаривает цель подрыва или ослабления Советского государства, нет оснований ограничивать ответственность за эти преступления требованием прямого умысла. На это сторонники противоположного мнения отвечают, что при решении вопроса о том, входит или не входит цель в состав преступления, нужно учитывать не только требования уголовного закона, но и характер преступления. Например, при определении кражи закон не упоминает о цели преступления, но вряд ли кто на этом основании решится утверждать, что цель не является конструктивным признаком кражи. Второй довод, выставляемый сторонниками прямого и косвенного умысла. В настоящее время, утверждают они, особо опасные государственные преступления совершаются, как правило, не из идейных побуждений, ненависти к Советской власти, а из корысти, людьми, запутавшимися в своих собственных махинациях. Поэтому утверждение о прямом умысле при измене Родине, об обязательности цели подрыва для состава данного преступления противоречит содержанию мотивов этих преступлений 2. На это есть известный ответ противников данной точки зрения. Они говорят, что требование прямого умысла при измене Родине и шпионаже не должно обязательно связываться с наличием антисоветских 1 В. Д. М е н ь ш а г и н, Б. А. К у р и к о в. Научно-практический комментарий к закону об уголовной ответственности за государственные преступления. М., 1961. Л. Н. С м и р н о в . Особо опасные государственные преступления. «Советское государство и право», 1959, № 2. Г. 3. А н а ш к и н. Ответственность за измену Родине и шпионаж. М., 1964, стр. 194 и след. 2 См Г. 3. А н а ш к и н. Указ, работа, стр. 155. 45 Побуждении1. Цель ослабления Советского государства может возникнуть и на основе корыстных стремлений, денежных мотивов. Например, лицо, выдавая иностранной разведке за вознаграждение сведения, составляющие государственную тайну, не может не желать последствий — причинения ущерба внешней безопасности СССР. Субъект не может не желать последствий, если желанна конечная цель. Далее. В защиту широкого понимания умысла при измене Родине и шпионаже выставляется соображение о том, что совершение действия в ущерб тому или иному объекту не всегда предполагает желание причинения ущерба этому объекту. Другое мнение, напротив, исходит из того, что желание нельзя ограничивать стремлением человека удовлетворить внутренние потребности, достигнуть того, что ему нужно; что тот, кто совершает умышленное преступление в ущерб внешней безопасности, не может не желать причинения этого ущерба. Совершенно очевидно, что на основании приведенных соображений объективному читателю очень трудно сделать определенный вывод о характере субъективной стороны измены Родине и шпионажа. Вряд ли, как мы полагаем, этому помогут и новые доводы, которые могут быть выдвинуты сторонниками обеих точек зрения в обоснование своих положений: основное внимание в этом споре акцентируется на таких обстоятельствах, которые лежат за пределами составов этих преступлений. Вопрос о субъективной стороне измены Родине и шпионажа решается применительно к материальным преступлениям, когда содержание субъективной стороны определяется прежде всего отношением виновного к наступившим общественно опасным последствиям 2 . Между тем наказуемость измены Родине и шпионажа 1 Впервые в советской юридической литературе попытку связать понятие прямого умысла при контрреволюционных преступлениях с наличием антисоветских побуждений сделал Б. 3. З м и е в (Уголовное право. Часть Особенная, вып. II. Казань, 1925, стр. 60). 2 Тенденция рассматривать субъективную сторону формальных преступлений применительно к материальным преступлениям наблюдается в юридической литературе и при характеристике других общественно-опасных действий. Б. С. Н и к о ф о р о в правильно указывает, что эта тенденция основана на формулировке прежнего законодательства, в котором при определении умысла недостаточно подчеркивалось отношение виновного к характеру совершаемых им действий. «Советское государство и право», 1965, № 6, стр. 26. 46 в советском уголовном законодательстве никогда не ставилась и не ставится в настоящее время в зависимость от наступления каких-либо общественно опасных последствий, в частности, причинения ущерба внешней безопасности Советского государства1. Закон, определяя измену Родине и шпионаж, говорит о действиях, умышленно совершенных в ущерб государственной независимости, территориальной неприкосновенности или военной мощи СССР. Эта формулировка показывает лишь направленность таких действий, их опасность для советского государственного и общественного строя, но этим еще не подчеркивается фактическое наступление последствий и характер намерений виновного. Для правовой оценки измены Родине не играет решающей роли отношение виновного к наступившим последствиям, так же как не имеет значения и самый факт наступления последствий. Достаточно установить, что было совершено умышленное действие в ущерб государственной независимости, территориальной неприкосновенности и военной мощи. То же самое можно сказать и о шпионаже. Собирание, передача, похищение с целью передачи сведений, составляющих государственную «ли военную тайну, образуют оконченный состав преступления вне зависимости от последствий, которые шпионаж вызвал или мог вызвать. Поскольку последствия лежат за пределами состава измены Родине и шпионажа, то, естественно, в оценке этих деяний нельзя придавать решающего значения субъективным свойствам, характеризующим отношение лица к наступившим общественно опасным последствиям. Это отношение, как свидетельствует судебная практика, может быть различным и не всегда оно связано с желанием определенной цели. Действия объективно могут быть направлены против внешней безопасности, но субъективно лицо может не желать причинения вреда этим отношениям. Так, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности 1 За то, что общественно опасное последствие не является обязательным элементом состава измены Родине и шпионажа, высказывается ряд советских криминалистов. См. например, Советское уголовное право. Часть Особенная, 1962, М., стр. 24, Особо опасные государственные преступления, М., 1963, стр. 21. 47 против СССР по мотивам малодушия или трусости, несомненно, является актом предательства, измены Родине, однако вряд ли можно утверждать, что в этом случае намерения лица связаны с желанием причинить ущерб внешней безопасности Советского государства. Аналогичное положение, нам думается, может быть и при совершении указанных действий по другим низменным мотивам. Лицо, передающее из корысти или иных личных видов иностранной разведке сведения, составляющие государственную тайну, может не только безразлично относиться к факту причиненного ущерба внешней безопасности, но и не желать наступления указанных последствий или просто над этим не задумываться. Но от этого совершенное деяние не перестает быть актом измены Родине. Кузнецов в сентябре 1965 г., находясь с группой советских туристов в Финляндии, явился в американское посольство и попросил предоставления ему возможности выехать на постоянное жительство в США. Сначала его доставили в Стокгольм, а затем —в Западную Германию, во Франкфурт-на-Майне. Мотивом совершения этих действий явилась жажда стяжательства, подогреваемая дурными страстишками, запавшими в душу Кузнецова под влиянием различных обстоятельств. Кузнецов жил в Ленинграде, рос и воспитывался в трудовой семье, окончил строительный институт. Перед ним открывались большие возможности. Однако он пренебрег этим, отказался от выполнения общественного долга, вел беззаботный образ жизни, тратил много усилий на приобретение заграничных вещей. Постепенно, погрязая в болото мещанских интересов, Кузнецов пришел к тому, что «только западный образ жизни делает человека счастливым». Американская разведка старалась «выжать» из Кузнецова все, что можно было выжать. И Кузнецов не скромничал. Стараясь заработать на «красивую жизнью, он подробно рассказывал все, что знал. Когда Кузнецов оказался больше не нужен американской разведке, его вышвырнули на улицу. Спасаясь от голода, он пришел в Мюнхенский монастырь, но вскоре оттуда ушел и через некоторое время, скопив на дорогу немного денег, прибыл в Бонн и обратился в Советское посольство за 48 разрешением вернуться на Родину. Ему разрешили это сделать1. В данном случае не возникает сомнений в оценке поведения Кузнецова. Его действия образуют изменнический акт, предусмотренный ст. 64 УК РСФСР. Стремясь осуществить задуманную цель, он сознательно совершал действия, причиняющие ущерб внешней безопасности СССР. Но было бы большей натяжкой считать, что Кузнецов желал наступления этих последствий. Человек с подобным кругозором не задумывается много над последствиями своих действий для интересов Родины, так же, как не задумывался над этим и Кузнецов. Его желание не простиралось дальше мелочных интересов, обусловленных его болезненным эгоизмом и мещанским существованием. Отмеченное обстоятельство не изменяет оценки действий Кузнецова, хотя в личном отношении оно имеет большое значение, особенно в решении вопроса о привлечении к уголовной ответственности, применения наказания и других мер воздействия. Видимо, оно сыграло не последнюю роль и в данном случае, при решении вопроса об освобождении Кузнецова от уголовной ответственности и удовлетворении его просьбы вернуться в тот же«коллектив, где он раньше работал. Мы не можем согласиться с тем, что если желанно действие, то, следовательно, желанным является и общественно опасное последствие2. Действия человека могут вызвать самые различные по своему характеру и отдаленности общественно опасные последствия и, естественно, не все эти последствия могут быть опосредованы желанием и находиться в соответствии с волей лица. Они могут быть настолько отдалены от действия, что их просто невозможно учесть и предвидеть. Следовательно, вопрос о том, входит или нет общественно опасное последствие в цель действия, зависит от того, с каким последствием связывает закон уголовную ответственность и как к ним относился виновный. «Известия» от 18 ноября 1965 I. «Наступившие вредные последствия, если они являются прямым следствием совершенных действий, нельзя рассматривать иначе, как вызванные тем же желанием, каким были порождены и сами эти действия» (Б А В и к т о р о в . Указ работа, стр. 36). 1 2 49 Отождествление выражений «действовать в ущерб» и «действовать с целью причинения ущерба» основано на смещении понятий «направленность» и «цель» преступления. Эти понятия, хотя и тесно связанные, не тождественные. Направленность- характеризует больше внешнюю сторону деяния; она показывает, против каких общественных отношений направлены действия, каким интересам они причиняют или могут причинить ущерб. Цель же характеризует тот результат, к которому стремится виновный, совершая преступление 1. Вместе с тем это — не совершенно различные понятия. Цель действия помогает установить, направленность преступления, с другой стороны, на фоне направленности преступления более четко обрисовывается цель деяния. В отдельных случаях, когда общественно опасный результат выступает как цель действия или как необходимое средство для реализации поставленной цели, эти понятия могут совпадать (например, шпионаж, совершенный из ненависти к советскому строю и с целью причинить ущерб внешней безопасности Советского государства). В других же случаях они не совпадают и совпадать не могут. Измена Родине и шпионаж относятся к числу тех преступлений, для ответственности за которые решающее значение имеет характер совершенных действий, их направленность против внешней безопасности Советского государства. Сознание указанных особенностей совершенных действий и должно входить в содержание умышленной вины этих преступлений. Что же касается последствий, т. е. были они осознаны, представлял их виновный или относился к ним безразлично, — для квалификации этих деяний не имеют значения, хотя и могут быть учтены при назначении наказания. С субъективной стороны измена Родине и шпионаж характеризуются тем, что лицо сознает, что оно совершает действия, направленные в ущерб государственной независимости, территориальной неприкосновенности и военной мощи СССР. Знание о том, что действие направлено против внешней безопасности СССР и означает в «Направленность основывается на действии (поступке), цель преступления — на виновнике преступления». (Э. Л а и м, Г. Лёвент а л ь , Направленность преступления и цель преступления. Neuelustiz, №. 9, 1958, 3. 306). 1 50 данном случае сознание общественной опасности содеянного. К своему действию человек не может относиться безразлично и оценивать его по-разному. Действие всегда желанно, если только оно не совершено под влиянием непреодолимой силы или физического принуждения. Следовательно, измена Родине и шпионаж мыслимы как акты, совершаемые только с прямым умыслом. Для привлечения к ответственности за измену Родине и шпионаж надлежит установить, что лицо намеренно совершило перечисленные в законе действия, направленные в ущерб внешней безопасности (выдало врагу государственную тайну, выступило с антисоветскими клеветническими измышлениями и т. д.). 1 Характер этих действий и отношение к ним виновного лица можно установить только с учетом всех обстоятельств и особенно мотивов, целей, намерений, а также обстоятельств, характеризующих его личность. Таким образом, здесь, как и в других случаях, установление мотива и цели преступления дает возможность правильно разрешить вопрос о содержании субъективной стороны преступления и уголовной ответственности. 1Правильно указывает В. Д. Меньшагин, что «нельзя говорить о косвенном умысле при таких преступлениях, где само деяние (действие или бездействие) образует оконченный состав преступления и где в состав не включается наступление определенных общественно опасных последствий («Советское уголовное право. Часть Общая» М., 1962, стр. 146). 51 ГЛАВА Т Р Е Т Ь Я МОТИВ И КВАЛИФИКАЦИЯ УБИЙСТВА § I. УБИЙСТВО ПО МОТИВАМ КОРЫСТИ Корысть — древний и вместе с тем очень опасный стимул антиобщественного поведения людей. Корыстолюбие как отрицательное моральное качество и как явление общественной жизни возникло и развивалось вместе с возникновением и развитием частной собственности, вместе с появлением антагонистических противоречий между трудом и капиталом, индивидуумом и коллективом, личными и общественными интересами. Являясь в условиях господства частной собственности основным стимулом человеческих устремлений, корыстолюбие выступает как естественный мотив всякой деятельности. С ним связаны наиболее специфические черты, характеризующие общественные отношения эксплуататорского общества. В условиях социалистической действительности корысть выступает как крайне отрицательный факт, как проявление эгоизма в общественных отношениях по поводу материальных благ, в ней выражаются наиболее отрицательные свойства человеческой личности. Вот почему советское уголовное законодательство с самого начала относило корысть к наиболее типичным случаям низменных побуждений, рассматривая ее как отягчающее обстоятельство, усиливающее общественную опасность преступления и индивидуальную вину лица, его совершившего. Действующее уголовное законодательство, не ограничиваясь общим постановлением (ст. 39), во многих статьях Особенной части включает данный мотив в качестве квалифицирующего признака, делающего основной состав более тяжким. К таким составам относится, в 52 частности, убийство. Корыстное убийство закон ставит на первое место среди квалифицированных видов убийств, расценивая его как тягчайшее преступление против личности. Необходимо вместе с тем отметить, что динамика корыстных убийств в истории уголовного права вообще и истории преступлений против личности в частности претерпела существенные изменения. Изменилась прежде всего степень распространенности этих видов убийств. Если в начальный период существования Советского государства корыстный мотив занимал преобладающее место среди других мотивов, был, так сказать, основной и самой сильной побудительной причиной совершения этих преступлений1, то и в последующие годы наблюдается тенденция к заметному сокращению корыстных убийств 2. В настоящее время они составляют 8,9% всех умышленных убийств 3. Изменилось также предметное содержание корысти как мотива убийства. Данные преступления, как правило, не детерминируются тяжелыми материальными условиями. В настоящее время почти не встречаются, например, случаи убийств при. разделе совместно нажитого имущества (колхозного двора), из-за нужды и т. д., между тем как в первые годы Советской власти убийство по указанным мотивам являлось одним из распространенных 1 В первые годы существования Советского государства корыстное убийство составляло не менее 25% всех видов умышленных убийств (см. Сб. «Убийства и убийцы» под ред. Е К. К р а с н у ш к и н а и др. М., 1928, стр. 135). В отдельных областях процент корыстных убийств был более высоким. Например, по Ленинградской губернии за 1925 г. он составил около 35% (См. Сб. «Убийцы». Л, 1928). В начале тридцатых годов корыстный мотив также занимал преобладающее место среди других низменных побуждений убийства, на его долю приходилось 30%. (См. А. А. Г е р ц е н зо н, Л. Н. С м и р н о в . Клеветнические измышления господина Маураха, «Советское государство и право», 1961, № 4, стр. 135). 2 М. Д. Ш а р г о р о д с к и й отмечает, что известная тенденция к сокращению корыстных убийств отчетливо наблюдалась уже до Великой Отечественной войны (См. М. Д. Шаргородский Преступления против жизни и здоровья. М.— Л., 1948, стр 172). 3 См А. А. Г е р ц е н з о н , Л. Н. С м и р н о в . Указ, статья. По данным обследования ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР, на корыстные мотивы убийства приходилось 8,8% всех умышленных убийств (А. А. Г е р ц е н з о н . Введение в советскую криминологию. М, 1965, стр. 159). 53 видов убийств1. Редко также корысть при убийстве олицетворяет страсть к наживе. Чаще всего в ее основе лежит пренебрежение к труду, стремление поживиться за счет других, получить материальную выгоду для удовлетворения «мимолетных» устремлений, например, на выпивку и т. д. Яркой иллюстрацией этого может служить дело убийцы Ионесян. Именно нежелание работать, тунеядство, жажда легкой жизни постоянно вырабатывали у него дух стяжательства, корыстолюбия, которые привели его в конечном итоге к совершению чудовищных преступлений 2. Но в то же время указанное обстоятельство отнюдь не свидетельствует об изменении общественной опасности убийств из корыстных побуждений. И в настоящее время корысть — один из самых низменных и опасных стимулов антиобщественного поведения, получивших в преступлениях против жизни наиболее резкое и отрицательное выражение. И вполне понятно, почему закон ставит корысть на первое место среди обстоятельств, отягчающих ответственность за умышленное убийство. Чем же характеризуется корыстный мотив убийства? Каковы особенности, отличающие его от других низменных побуждений? Сложность в определении корыстного мотива заключается в том, что в общежитии в это понятие вкладывается очень широкое содержание. К корыстному мотиву порой относится всякий интерес, в котором заключена какая-либо материальная выгода, независимо от способов и средств, к которым прибегает лицо для его осуществления. К сожалению, с отождествлением понятия 1 Мотив нужды и в настоящее время в условиях капиталистического общества является одним из самых сильных и распространенных мотивов, толкающих людей на совершение преступлений. В за заметке «Изуверство одинокого волка», опубликованной в «Известиях» от 19 апреля 1966 г., рассказывалось о том, как один японский молодой врач — младший сотрудник университетской больницы Судзуки умышленно заражал жителей двух префектур микробами тифа и дизентерии, в результате чего заболело свыше ста человека и умерло четверо. Наряду с другими мотивами (месть руководству и коллективу клиники, поскольку они якобы третировали его как выходца и другого университета) немаловажную роль в довершении этих чудовищных преступлений сыграли материальные трудности. Виновный заявил на следствии, что он испытывал острую материальную нужд и у него не хватало средств на проведение исследований. 2 См. «Известия» от 5 февраля 1964 г. 54 корысти, как мотива преступления, с понятием материальной заинтересованности мы иногда сталкиваемся и в юридической литературе. Так, Г. С. Фельдштейн, характеризуя корыстные побуждения убийства, утверждал, что этот мотив может питать как дозволенные, так и недозволенные действия. Еще дальше в этом отношении идет Б. В. Харазишвили, предлагающий вообще отказаться от термина корысть, заменив его понятием «материальная заинтересованность» 2. Такое понимание корысти не может быть признано правильным. Оно не соответствует ни законодательному определению корысти, ни тем более тому значению, которое придается этому понятию в судебной практике. Понятие корысти имеет значение только в связи с отрицательными, аморальными действиями, от которых этот мотив в конечном счете получает свою правовую и нравственную оценку. Корыстолюбие, как и любой мотив преступления, есть особая форма проявления эгоизма и поэтому выступает как мотив низменный, антисоциальный. В нем всегда на первый план выступает сугубо личный момент, который и придает выраженным в нем намерениям эгоистический характер. О корысти может идти речь тогда, когда определяющим в поведении является стремление удовлетворить личный интерес, получить личную имущественную выгоду, материальную пользу. Личный интерес при корысти — это не только интерес непосредственно субъекта противоправной деятельности, это также интерес членов семьи, близких родственников. Поэтому убийство должно рассматриваться как совершенное из корысти и в тех случаях, когда в его основе лежало желание оказать материальную услугу членам семьи, близким родственникам3 1 Г. С. Ф е л ь д ш т е й н . Уголовное право и психология. Роль мотива в уголовном праве. Право и жизнь, кн. 6, 1925, стр. 61. 2 Б. В. Х а р а з и ш в и л и . Вопросы мотива поведения преступника в советском праве. Тбилиси, 1963, стр. 73. 3 Интересный в этом отношении пример приведен в книге С. В. Б о р о д и н а . Квалификация убийства по действующему законодательству. М, 1966. К. убил учительницу X. при следующих обстоятельствах. Потерпевшая была направлена учительницей в село, где раньше работала сестра осужденного. Виновный, желая, чтобы сестра вновь заняла должность учителя, убил X. Действия К. Верховным судом РСФСР были квалифицированы как корыстное убийство по п. «а» ст. 102 УК РСФСР ( стр. 42—43). 55 Вместе с тем было бы неправильно слишком расширять личный момент в содержании корыстного мотива и относить к нему всякую материальную заинтересованность «как в личных выгодах, так и в выгодах других лиц»1. Заинтересованность в судьбе других, в том числе стремление обеспечить для них материальную выгоду само по себе может быть обусловлено другими мотивами. Мотив корысти — всецело продукт страсти и эгоизма, обусловливающих стремление обеспечить личное материальное благополучие и являющихся, как правило, естественным отражением характера и склонностей виновного лица. Убийство из корысти будет в том случае, когда побудительной причиной явилось стремление незаконно получить какую-либо материальную выгоду, пользу, либо обогатиться за счет других. Корысть, как свидетельствует судебная практика, может быть источником самых различных по своему характеру и тяжести преступлений. В Уголовном кодексе вряд ли можно найти преступление, отправной побудительной причиной которого не могла бы выступать корысть. Причем во всех случаях корысть имеет один и тот же социальный' смысл, а именно — стремление отдать предпочтение своему личному материальному интересу, а не общественному, получить какую-то материальную, имущественную выгоду, пользу для удовлетворения этого интереса 2 . В то же время корысть всегда предметна. В этом смысле корысть при убийстве отличается от корысти при краже так же, как, скажем, корыстное злоупотребление от хищения государственного и общественного имущества. Имея одинаковый социальный смысл, корысть в каждом преступлении имеет различное предметное содержание. Поэтому задача исследования корысти в составе убийства сводится к тому, чтобы определить конкретное содержание этого мотива, т. е. установить те формы, в которых он может находить свое выражение. См. Б. В. X а р а з и ш в и л и. Указ, работа, стр. 111. В этом смысле является совершенно правильным замечание А.Б. С а х а р о в а о том, что «толкование корысти должно быть единым для всего действующего уголовного законодательства». (Ответственность за должностные злоупотребления по советскому уголовному праву. М., 1956, стр. 134). См. также Б. С. Н и к и ф о р о в Борьба с мошенническими посягательствами на социалистическую и личную собственность. М., 1952, стр. 81; Н. И. З а г о р о д н и к о в Преступления против жизни. М., 1961, стр. 123. 1 2 56 Конкретное содержание корысти, как и вообще любого мотива противоправного поведения, определяется прежде всего целью, с которой связывает лицо представление о результатах своих действий, а также характером и особенностями действия. Именно цель, а через нее характер и способ действия придают мотиву тот или иной оттенок известной индивидуальности и определенности. С этой точки зрения корыстные убийства можно разделить на две группы: 1) убийства, соединенные с нападением на потерпевшего и с целью завладения государственным и общественным или личным имуществом граждан, т. е. убийства при разбое, и 2) иные случаи корыстных убийств. Совершенно очевидно, что по своему характеру эти виды убийства неодинаковы. Неодинакова также и оценка, даваемая им как в законодательстве, так в судебной практике убийство при разбое — распространенный и вместе с тем наиболее опасный вид корыстных убийств. По данным практики Верховного Суда Татарской АССР в 1966 г. 60% корыстных убийств приходилось на убийства, совершенные в разбое. Второй вид убийства встречается сравнительно реже. При разбое, соединенном с убийством, намерение реализовать корыстную цель виновный связывает не только с посягательством на жизнь потерпевшего, но и на чужое имущество, государственную, общественную или личную собственность граждан. Указанные действия, помимо убийства (ст. 102), образуют состав другого преступления— разбой, предусмотренный ст. ст. 91 или 146 УК РСФСР. В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. говорится, что в этих случаях «действия виновного должны помимо умышленного убийства по совокупности квалифицироваться еще и по ст. 91 или 146 УК РСФСР и соответствующим статьям УК Других союзных республик»1. Поэтому с точки зрения действующего уголовного законодательства разграничение указанных видов корыстного убийства имеет большое значение. Вопросы разграничения убийства при разбое и других видов корыстного убийства в советской юридической 1 Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924—1963 .гг. М, 1964, стр. 282. 57 литературе решаются неодинаково. В качестве критерия отграничения указываются самые различные признаки: способ нападения и момент завладения имуществом1,объект посягательства2, наличие нападения и момент непосредственного изъятия (завладения) имущества3, совокупность обстоятельств, относящихся к объективной стороне (нападение, способ совершения преступления, момент перехода имущества) и объект посягательства»... 4. Перечисленные критерии разграничения корыстного убийства и разбоя, сопряженного с убийством, несомненно, имеют свои положительные и отрицательные моменты; они подробно рассмотрены в нашей литературе, поэтому мы на них не останавливаемся. Вместе с тем со своей стороны считаем необходимым отметить следующее. Большинство авторов вопрос о разграничении названных видов убийств решают главным образом применительно к элементам, характеризующим объективную сторону составов преступления. Между тем в объективных М. Д. Ш а р г о р о д с к и и. Преступления против жизни и здоровья. М.— Л., 1948, стр. 175. Е г о же, Ответственность за преступления против личности. Изд. ЛГУ, 1953, стр. 18—19. См. также Советское уголовное право. Особенная часть. Изд. МГУ, 1957, стр. 166—167. 2 «...если виновный использует насилие как средство завладения имуществом потерпевшего (деньгами, предметами личного потребления и удобства и т. д.),4 он при наличии других необходимых признаков виновен в разбое. Если же насилие используется им в качестве средства получения иной материальной выгоды, следует, в зависимости от обстоятельств, говорить о корыстном убийстве, причинении тяжких или легких телесных повреждений, побоях, незаконном лишении свободы и т. д.» (Б. С. Н и к и ф о р о в. Уголовно-правовая охрана личной собственности в СССР. М., 1954, стр. 99—100). 3 А. А. П и о н т к о в с к и и, В. Д. М е н ь ш а г и н. Курс советского уголовного права. Особенная часть. М., 1955, стр. 537; С. В. Б о р о д и н. Квалификация убийства по действующему законодательству. М., 1966, стр. 49. Раньше С. В. Б о р о д и н придерживался несколько иной точки зрения, проводя различие между рассматриваемыми видами убийства по факту разбойного нападения. См. также Э. Ф. П о б е г а и л о. Умышленные убийства и борьба с ними. Изд. Воронежского университета, 1965, стр. 96. Он считает, что совокупность корыстного убийства и разбоя может быть в том случае, «если убийство было совершено, во-первых, путем нападения и, во-вторых, с целью завладения имуществом непосредственно в момент совершения преступления». 4 М. К. А н и я н ц. Ответственность за преступления против жизни. М., 1964, стр. 88. 1 58 свойствах рассматриваемых составов заключено больше сходства, нежели различия. Как было отмечено выше, оценка корыстного убийства зависит в первую очередь от непосредственного результата, с которым связывает виновный представление о цели своих действий, от средств и способов, который он избирает для ее осуществления. Специфика разбоя заключена прежде всего в особенностях его цели, которая в законе определяется как цель, завладения государственным, общественными или личным имуществом граждан. Поскольку эта цель в разбое связана с насильственным подавлением воли лица, подвергшегося нападению, она всегда выступает как цель насильственного завладения чужим имуществом, как цель похищения указанного имущества. Именно цель похищения является тем конструктивным элементом, благодаря которому одновременное посягательства на личность и собственность образуют качественно иное преступление — разбой, между тем как при убийстве из корысти виновный, как правило, не ставит перед собой цели похищения чужого имущества 1. Стремление получить материальную выгоду в этом случае связывается с самим фактом убийства, с наступлением которого прекращаются общественные отношения, препятствующие виновному незаконно получить материальную выгоду. Другими словами, при корыстном убийстве лишение жизни потерпевшего выступает как непосредственная цель совершения преступления, которое невозможно без этих последствий. При разбое же убийство рассматривается как средство, ведущее к желанной цели — похищению имущества, хотя ее осуществление мыслимо и без наступления данных последствии. Макаев находился в интимной связи с гр-кой М., у которой был малолетний сын от другого мужа. Желая завладеть имуществом М., Макаев стал склонять ее на совместную жизнь с выездом к нему на родину, в с Спасск Бугульминского района Татарской АССР, на «В то время как при разбое, повлекшем убийство, предполагается не только лишение жизни потерпевшего, но и похищение имущества, при убийстве из корысти предполагается лишь причинение смерти потерпевшему, которое само по себе, помимо совершения этих действии, дает преступнику матсриалыпю выгоду». (Л. Г а у х м а н . Разбой и корыстное убийство» «Советская юстиция:», 1964, № 4, стр. 10). 1 59 что М. согласилась после регистрации брака. Квитанцию на перевоз багажа по железной дороге Макаев оформил на свое имя. Прибыв на ст. Бугульма ночью, они втроем пошли пешком в село Спасск. Когда остановились на отдых, Макаев ударом ногой по голове убил сына М., а затем, догнав пытавшуюся убежать от него М., ударом ножа в спину убил и ее. Верховным судом Татарской АССР преступление, совершенное виновным, было квалифицировано как корыстное убийство1. Такая квалификация является совершенно правильной. В данном случае в основе убийства лежало не желание похитить чужое имущество, а стремление беспрепятственно завладеть им после смерти потерпевшей. Цель не исчерпывает всей специфики поведения человека, в том числе и его противоправных действий. К тому же она не всегда бывает четко выражена. Свое объективное выражение цель получает только в определенном способе и определенных средствах, ведущих к ее осуществлению. Приемлемость цели определяется прежде всего приемлемостью средств и способов ее осуществления. Таким способом в составе разбоя является нападение, соединенное с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, или угрозой применения такого насилия. Нападение на личность при разбое с самого начала мыслится как обязательный способ реализации корыстного мотива. Отсутствие такого нападения исключает ответственность за разбой. Нападение на потерпевшего возможно, конечно, и при корыстном убийстве, однако, в отличие от разбоя, в этом случае оно выступает не как обязательный, а как возможный, альтернативный способ реализации цели, так как ее осуществление мыслимо и иными способами. Наличие цели похищения имущества и нападения и являются теми критериями, которые в каждом конкретном случае позволяют решить вопрос, остается ли убийство только в рамках статьи 102 УК РСФСР или требует дополнительной квалификации по соответствующим статьям о разбойном нападении. Что же касается таких Архив Верховного Суда Татарской АССР за 1955 г. По существу по этим же признакам проводил различие между корыстным убийством и разбоем, повлекшим смерть потерпевшего, М М. И с а е в . Только случаи убийства с целью непосредственного похищения имущества,— писал он,— совершенного при нападении на потерпевшего, можно квалифицировать как разбой» (Уголовное право Особенная часть. М., 1943, стр. 234). 1 60 обстоятельств, как способ нападения, момент перехода имущества, время возникновения намерения совершить убийство, сами по себе они не могут быть положены в основу разграничения рассматриваемых убийств, так как в конечном счете получают свою уголовно-правовую характеристику от цели и особенностей действия. Цель в составе разбоя по своему характеру является такой, что она требует немедленной реализации, и поэтому завладение имуществом при разбое происходит, как правило, непосредственно, в момент убийства, в то время как щей убийстве из корысти виновный чаще всего не, завладевает непосредственно чужим имуществом, а получает ело в дальнейшем, после убийства. Но данный момент не может быть положен в основу квалификации, так как сложность в разграничении рассматриваемых составов возникает как раз в тех случаях, когда момент завладения имуществом при разбое отдален по времени и месту от убийства. Несовпадение времени непосредственного завладения имуществом с момента нападения не изменяет юридической природы совершенного деяния, которое по своему характеру является разбойным нападением. Поскольку убийство при разбое является средством осуществления цели, оно, по общему правилу, предшествует завладению имуществом. Вместе с тем убийство при разбое возможно также и тогда, когда разбойное посягательство уже окончилось, т. е. когда виновный совершил нападение и завладел имуществом. В связи с этим возникает такой вопрос. Может ли быть убийство при разбое совершено не только из корысти, но и по другим мотивам? Если да, то как повлияет это на квалификацию преступлений? «...Убийство, сопряженное с разбойным нападением, — пишет С. В. Бородин, —это всегда по мотиву деятельности виновного корыстное убийство»1. Поэтому, продолжает автор, вопрос о том, когда было совершено убийство, т. е. непосредственно перед завладением имуществом потерпевшего или после того, как 1С. В Б о р о д и н . Квалификация убийства по действующему законодательству. М., 1966, стр. 47. 61 было совершено нападение и виновный завладел и з я ществом, не имеет значения — убийство не перестает быть корыстным. Более того, «убийство следует считать корыстным и в том случае, когда виновный совершает его уже после разбойного нападения, когда потерпевший пытается возвратить насильственно изъятые у него ценности» 1. Не одинаково этот вопрос решается и в судебной практике. Убийство при разбое, помимо одноименного состава (ст, ст. 91 и 146), чаще всего квалифицируется по п. «а» ст. 102 (иногда по п. «е» ст. 102), в отдельных случаях — по совокупности п. п. «а» и «е» этой статьи. Мнение о том, что убийство при разбое по мотиву преступной деятельности — всегда корыстное, является неточным. Лишение жизни потерпевшего при разбое не является необходимым элементом состава, обязательным условием> незаконного перехода имущества к виновному. Поэтому вполне могут быть случаи, когда убийство при разбое выступает как сопутствующее обстоятельство и обусловливается иными, совершенно отличными от разбоя, мотивами и целями 2. Например, убийство, совершенное виновным после того, как он осуществил нападение и завладел имуществом потерпевшего, по тем мотивам, что последний заявил, что он это дело не оставит и заявит об этом органам власти. Совершенно очевидно, что при этих 1 С. В. Б о р о д и н . Указанная работа, стр. 48 См. также Э. Ф. П о б е г а и л о. Умышленные убийства и борьба с ними. Воронеж, 1965. В качестве примера корыстного убийства, сопряженного с разбоем, Э. Ф. Побегайло приводит следующий случай. «В. и К. 4 декабря 1960 г. на территории армянского кладбища в г. Ростовена-Дону совершили разбойное нападение на гр. К-на и отобрали у него 27 руб. К-н оказал преступникам сопротивление, а затем стал их преследовать, требуя возврата денег. С целью избавиться от этого преследования и удержать отобранные у К-на деньги, В. поднял лежащий на земле камень — ракушечник весом около пуда и нанес им удар К-ну в грудь. От полученных повреждений К-н скончался» (стр. 97). На наш взгляд, в данном случае убийство вы ступает не как средство завладения имуществом потерпевшего имущество уже находилось во владении виновных), а с целью скрыть совершенное преступление и, следовательно, должно быть квалифицировано, помимо ст. 146, по п. «е» ст. 102 УК РСФСР). 2 «При разбое виновные не всегда стремятся причинить смерть потерпевшему в целях изъятия чужого имущества, а убийства часто происходят в целях сокрытия разбоя или облегчения его совершения». (Н И. З а г о р о д н и к о в Преступления против жизни. М, 1961. стр. 125) 62 62 условиях убийство лица, подвергшегося нападению, не может быть расценено как корыстное, так как в его основе лежало не корыстолюбие, которое и без того было удовлетворено, а стремление избежать ответственности и скрыть совершенное преступление, и поэтому оно должно квалифицироваться по п. «е» ст. 102 УК РСФСР. }4^-Мотивы разбоя и совершенного при нем убийства могут совпадать, т. е. в обоих случаях быть корыстными лишь тогда, когда убийство выступает средством для достижения присущей разбою цели — насильственного завладения имуществом, другими словами, когда совпадают цели этих преступлений, когда лишение жизни потерпевшего при разбое включается в общий мотивационный процесс преступного поведения виновного лица. Именно корыстные мотивы, как свидетельствует судебная практика, чаще всего и являются мотивом совершения убийства при разбойном нападении). Корысть при разбое, сопряженном с убийством, выступает как побудительная причина и, следовательно, должна предшествовать завладению имуществом. Поэтому, если убийство при разбое было совершено не по корыстным мотивам, но было обусловлено стремлением скрыв совершенное преступление и избежать ответственности, оно не должно, помимо п. «е.» ст. 102 УК РСФСР дополнительно квалифицироваться еще по п. «а» этой статьи В противном случае такая квалификация не соответствовала бы смыслу совершенного преступления. Несмотря на множественность противоборствующих чувств и побуждений, которые одолевают человека, когда ему приходится выбирать то или иное решение, свой поступок он, в конечном счете, всегда связывает с каким-либо одним побуждением, являющимся основным, главным мотивом, его деятельности. Убийство при разбое по мотиву преступной деятельности не может признаваться одновременно совершенным из корысти и из стремление скрыть преступление и избежать ответственности. В одном и том же преступлении указанные мотивы в качестве основных побуждений совместимыми быть не могут. Убийство при разбое далеко не исчерпывает всех видов корыстного убийства. Понятие корысти как мотива преступной деятельности включает в себя побуждения к материальной выгоде в самом широком смысле слова. При этом для наличия корыстного мотива не имеет 63 значения, за счет какого имущества виновный пытается удовлетворить свой корыстный интерес — имущества, принадлежащего потерпевшему, или государственной и общественной организации, или, наконец, за счет средств самого виновного лица. Важно, чтобы стремление к удовлетворению этого интереса служило исходной причиной совершения преступления. Содержание корыстного мотива при убийстве может определяться желанием обратить в свою собственность чужое имущество, например, незаконно получить страховую премию, уклониться от уплаты долга или возвращения имущества, которое должно быть передано потерпевшему, и т. д. Корыстным убийство признается и в тех случаях, когда оно совершается с целью приобретения права на получение какого-либо имущества, например, денег, строений и т. д. Наиболее типичными случаями подобного убийства является убийство с целью получения имущества, принадлежащего виновному и потерпевшему на праве личной собственности, получения наследства1 . Наконец, как корыстное должно рассматриваться убийство, в основе которого лежало стремление получить какую-либо иную материальную выгоду. Примерами таких убийств могут являться убийства, совершенные в целях уклонения от платежа алиментов на содержание детей или вообще расходов по их содержанию, хотя и не | связанных с уплатой алиментов. Однако, если в основе такого убийства лежало не стремление получить материальную выгоду, а иные побуждения, то оно не может рассматриваться как корыстное. Сюда же относятся случаи убийств родителей, а также и других лиц, находящихся на иждивении виновного, при условии, конечно, что основной побудительной причиной 1 Возмутительный случай подобного убийства был описан в газете «Труд» от 10—12 ноября 1966 г. в заметке «Капроновый след». В ней, в частности, говорилось о том, как некто Раскин — тунеядец и бездельник — с помощью своего приятеля Сапрановича совершил убийство своих родителей, к которому долго и тщательно готовился. Мотивы, побудившие к совершению столь чудовищного преступления, виновный объяснил тем, что родители жадничали, мешали жить так, как ему хочется. «Отец того и гляди помрет, — признавался он своему приятелю, уговаривая его пойти на преступление,— а мать все распродаст. Мне ничего не достанется». Эти ДЕЙСТВИЯ образуют преступление, предусмотренное п п «а», «з» ст. 102 УК РСФСР 64 совершения преступления являлось стремление избежать р а с х о до в по их содержанию1. Одной из распространенных ошибок при квалификации этого вида убийств является то, что вывод о корыстном характере убийства делается порой только на основе одного факта родственных или близких отношений между виновным и потерпевшим, но корыстолюбие в этом случае связано не с этим фактом, а с наличием обязанностей по содержанию потерпевшего. Черпаков, освободившись условно досрочно из мест лишения свободы, вначале проживал с семьей в деревне, а затем переехал в город, где познакомился с гр. К., проживавшей вместе с престарелой матерью и сыном, и вступил с ней в фактический брак. В разговорах с К Черпаков не раз высказывал мысль о том, что хорошо бы жить V, ней вдвоем, без матери и сына. Спустя некоторое время Черпаков, находясь в нетрезвом состоянии и воспользовавшись тем, что в доме, кроме престарелой матери К., никого не было, решил убить последнюю. С этой целью он нанес потерпевшей множество ударов ногой, обутой в кирзовый сапог, а также круглым поленом, причинив ей переломы ребер, грудины и другие повреждения, от которых она скончалась. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Татарской АССР исключила из обвинения п. «а» ст. 102 УК РСФСР, указав, что по делу не собрано данных, подтверждающих, что виновный, совершая убийство, стремился избавиться от лежащих на нем материальных обязанностей; не имея таких обязанностей, он не мог в результате совершенных действий ПОЛУЧИТЬ какой-либо материальной выгоды 2 1Прогни подобной оценки указанных убийств выступил А.С. Д ж а н д и е р и , который считает, что убийство престарелых, больных и детей нельзя рассматривать как корыстное, так как о основе их всегда лежит нежелание обременять себя заботой об убитом А. С. Д ж а н д и е р и . Некоторые вопросы квалификации умышленных убийств по мотиву их совершения. Уч. зап. Пермского университета 1963, № 105, стр. 208—209). Это утверждение не соответствует действительному характеру мотивов, которые вызывают подобные преступления. Основной побудительной причиной их совершения часто выступает не просто нежелание обременять себя заботой об убитом, а стремление избежать расходов по его содержанию 2 Архив Верховного Суда ТАССР за 1965 г. 65 относится и убийство по подкупу, а также убийство с целью получить жилплощадь, занять должность убитого. Убийство по подкупу — наиболее опасный вид корыстного убийства. В этом случае корыстный характер мотива проявляется наиболее четко. Он, как правило, не прикрыт какими-либо привходящими обстоятельствами и не дополняется другими побочными побуждениями, а выступает как единственный стимул убийства. При совершении убийства по подкупу корысть как отягчающее обстоятельство имеется не только на стороне исполнителя, но и на стороне подстрекателя. Корысть в составе убийства в большинстве случаев обнаружить нетрудно. Известную сложность в судебной практике вызывает квалификация убийств, совершенных на почве раздоров и споров из-за имущества. Не должно квалифицироваться как корыстное убийство в связи с уклонением потерпевшего от уплаты долга или возвращения имущества и т. д. В этом случае самый характер преступления таков, что он никак не вяжется с содержанием корыстного мотива. К сожалению, в судебной практике нередко встречаются ошибки при оценке, таких деяний. Определенный интерес в этом отношении представляет определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по делу Виноградова '. Виноградов выиграл в карты у К. 5 руб. 40 коп. и стал требовать, чтобы последний уплатил деньги. К. обещал уплатить только 3 рубля, а от уплаты остальных денег отказался, сославшись на то, что Виноградов играл нечестно. На этой почве они между собой подрались, но благодаря вмешательству граждан были разняты. После этого осужденный сходил домой, взял топор и, спрятав его под фуфайку, направился к дому гр. Р., где в это время находился К. Подойдя к К., Виноградов нанес ему удар по лицу, в ответ К. ударил Виноградова. Последний выхватив топор, со словами: «Я тебя убью!» — замахнулся и хотел ударить К. топором по голове, но потерпевший успел закрыть голову руками и удар пришелся по кисти. Виновный вторично замахнулся топором, но удар пришелся по правому предплечью К. были причинены тяжкие телесные повреждения 1 Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1964, № 12, стр. 6—7. 66 Действия Виноградова судом были квалифицированы как покушение на убийство из корыстных побуждений (ст. 15, п. «а» ст. 102 УК РСФСР). С такой оценкой мотива и квалификацией совершенного преступления согласиться нельзя. Хотя убийство и возникло из-за спора по поводу имущества, однако оно не может рассматриваться как корыстное. В корысти всегда заключен элемент стремления получить материальную выгоду, обогатиться за счет других. Именно с представлением о материальной выгоде виновный и связывает результата своих действий. В данном же случае своими действиями виновный практически лишал себя возможности осуществить это намерение. Отказ от уплаты такой незначительной суммы являлся лишь поводом, на почве чего возникли ссоры и драка, породившие мотив мести, которым и руководствовался виновный, совершая преступление. В данном случае корыстный мотив никак не вяжется ни с обстановкой, ни с характером совершенного преступления. Несколько сложнее обстоит дело с квалификацией убийств, совершенных в связи с посягательством на имущество виновного. В этом случае узко эгоистические тенденции бывают выражены очень четко: виновный ради сохранения своего, порой незначительного имущества приносит в жертву самое ценное благо — лишает жизни другого человека На фоне таких преступлений физиономия собственника проглядывает наиболее отчетливо. Однако при всем при этом указанные действия не могут рассматриваться как совершенные из корысти. Собственнические наклонности не всегда есть наклонности корыстные; на их основе могут произрастать самые различные проявления эгоизма, содержание и оценка которых зависят от содержания и оценки выражаемого ими интереса. С понятием корысти в уголовном праве, как известно, связано стремление незаконно получить какую-либо имущественную выгоду, пользу, обогатиться за счет других. Здесь же подобные побуждения отсутствуют и на первый план выступают другие чувства. Некоторые авторы при решении подобного вопроса рекомендуют различать случаи охраны от посягательств малоценного и прочего имущества. При этом корыстный мотив усматривается только в тех случаях, когда 67 виновный «лишает жизни человека ради удержания, сохранения («спасения») своего малоценного имущества»1. Однако, если признать корыстным убийство с целью сохранения малоценного имущества, то, очевидно, с тем большим основанием это можно сделать в случае охраны от посягательств более ценного имущества. С этой точки '%• зрения пришлось бы расценивать как корыстное и убийство в состоянии необходимой обороны при защите от преступных посягательств личного имущества. Но это противоречило бы логике и смыслу закона. Действия, совершенные при защите своего имущества, в том числе и малоценного, лишены тех специфических черт, которые придают побуждениям корыстный характер. Они обусловлены иными чувствами и побуждениями. Стоимость охраняемого имущества выступает в данном случае не как критерий определения корысти, а как признак, с наличием которого связано отграничение акта необходимой обороны от общественно опасных и уголовно наказуемых действий лица. Причинение вреда потерпевшему, в том числе и лишение его жизни, при защите малоценного имущества в силу малозначительности действия является не актом необходимой обороны, а, почти всегда, актом мести, и, следовательно, убийство потерпевшего при указанных обстоятельствах, при отсутствии других отягчающих признаков, должно квалифицироваться, как правило, по ст. 103 УК. Напротив, посягательство на имущество значительной стоимости может при определенных, указанных в законе, условиях порождать право на необходимую оборону. Поэтому в каждом конкретном случае при решении такого вопроса необходимо учитывать как стоимость охраняемого имущества, так и другие обстоятельства совершения 1 Э. Ф. П о б е г а й л о. Умышленные убийства и борьба с ними М, 1965, стр. 99. См. также С. X. Ж а д б а е в. Значение мотива преступления для определения ответственности за некоторые виды умышленного убийства по УК Казахской ССР, Труды института философии и права Академии Наук Казахской ССР, т. 7, 1963, стр. 102. По мнению С. X. Жадбаева, корыстным должно быть признано не только убийство с целью завладения материальными благами, но и «для сохранения материальных благ, которые у лица имеются», например, убийство подростка, забравшегося в чужой сад из шалости, убийство лица, пытавшегося сорвать цветок в чужом дворе и т л (Там же). 68 преступления, с учетом которых может быть дана правильная оценка содеянного. Корысть в случаях, предусмотренных ст. 102 УК, это не обстоятельство, сопутствующее убийству, а мотив преступной деятельности; она выступает как непосредственная побудительная причина этой деятельности и, следовательно, ее возникновение должно всегда предшествовать убийству. Если же непосредственной причиной убийства являлись другие побуждения, например, месть, хулиганские мотивы, ревность, а стремление получить материальную выгоду — завладеть имуществом потерпевшего возникло после убийства, в связи с лишением жизни потерпевшего, то такое убийство не может квалифицироваться как корыстное. Закеев, будучи условно досрочно освобожденным от наказания, необходимых выводов для себя не сделал и встал на путь совершения тяжких преступлений. Работая шофером и следуя рейсом, посадил в машину студентку педучилища С., которую в пути следования изнасиловал, с целью сокрытия преступления убил потерпевшую; труп же зарыл в овраге. Вещи убитой виновный взял себе. Аналогичные действия Закеев совершил и в отношении студентки сельскохозяйственного института Е., которую путем обмана завез на машине в лесопосадку, где ее изнасиловал, а затем убил особо жестоким способом, после чего забрал принадлежащий потерпевшей чемодан и скрылся. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Татарской АССР правильно поступила, исключив из обвинения п. «а» ст. 102 УК РСФСР. Она, в частности, отметила, что хотя в действиях виновного и обнаружены корыстные мотивы, однако они не были мотивами убийства и выступали как сопутствующие обстоятельства. Побудительной причиной в обоих случаях явилось для виновного стремление скрыть совершенное преступление и избежать уголовной ответственности1. Точное установление содержания корыстных мотивов играет важную роль в определении корыстных убийств и в отграничении их от убийств из других побуждений 1 Архив Верховного Суда ТАССР за 1964 г. 69 § 2 УБИЙСТВО ИЗ ХУЛИГАНСКИХ ПОБУЖДЕНИЙ Ныне действующий УК РСФСР и Уголовные кодексы других союзных республик]относят хулиганские побуждения не к общей рубрике «иные низменные побуждения», как это было в прежнем уголовном законодательстве, а специально выделяют эти мотивы, ставя их, наряду с корыстью, в общий перечень обстоятельств, отягчающих, ответственность за умышленное убийство (п. «б» ст. 102). Такое решение следует признать совершенно правильным. Оно полностью соответствует задачам усиления охраны личности советского гражданина, требованиям судебной практики(И развитию советского уголовного законодательства. Усиление борьбы с преступлениями против личности должно идти прежде всего по линии применения более сурового наказания к лицам, совершающим тяжкие преступления. Убийство из хулиганских побуждений в зтом отношении является едва ли не одним из самых опасных посягательств. Особая опасность указанного вида убийства определяется не только ничтожным содержанием хулиганского мотива, но и его сравнительной распространенностью. Как свидетельствует судебная практика, в настоящее время преобладающая доля умышленных убийств приходится на убийства, совершенные из хулиганских побуждений1. Вместе с тем выделение в действующем уголовном законодательстве хулиганских мотивов убийства в специальную рубрику будет иметь и другое положительное значение — это потребует от судебно-следственных 1 М. Д. Ш а р г о р о д с к и й отмечав!, что известная тенденция роста удельного веса убийств из хулиганских побуждений наметилась в судебной практике еще в предвоенные годы (См. «Преступления против жизни и здоровья». М.—Л., 1948, стр. 172).. Согласно криминологическому исследованию ВНИИ криминалистики Прокуратуры Союза ССР на убийства из хулиганских побуждений приходилось 30,2% всех умышленных" убийств (А. А. Г е р ц е н з о н . Указ, работа, стр. 178). По материалам изучения практики Верховного Суда РСФСР за 1966 г. хулиганский мотив занимал второе, после мести, место среди мотивов убийства и составлял 31%. Об этом же свидетельствуют и локальные данные. В 1966 г. хулиганские убийства, совершенные на территории Татарской АССР, составили 30% умышленных убийств. В г. Ленинграде в 1962 г. четверть всех убийств м покушений на убийство была совершена на почве хулиганства. В 1963 и 1964 гг. эта цифра возросла до 30—33% (Ю. Л у к ь я н о в Сурово карать хулиганов. «Известия-» от 23 октября 1965 г) 70 органов более предметного и, следовательно, более дифференцированного подхода к установлению мотивов и непосредственных причин совершения преступления Отсутствие такого требования в прежнем уголовном законодательстве, на наш взгляд, явилось одной из причин того, что судебная практика до настоящего времени не выработала твердых критериев в разграничении хулиганства и других побуждений убийства. Очевидно, также по этой причине данные вопросы не получили надлежащей раз работки и в советской теории уголовного права. Все это, разумеется, не могло не сказаться на судебной практике по борьбе с убийствами из хулиганских побуждений В судебной практике эти дела представляют наибольшую сложность. Именно по делам об убийствах из хулиганских побуждений больше всего расхождения в квалификации между различными судебными инстанциями, а также между судебными и следственными органами1. ! _Какие же признаки отличают убийство из хулиганские побуждений от других видов убийств? В чем специфика хулиганских побуждений как мотивов совершения преступления? Мотив выступает как основная побудительная при чина, заставляющая человека совершать тот или иной поступок. Поэтому специфику мотива вообще, и хулиганского мотива в частности, надо искать прежде всего в не посредственном источнике, с которым связано возникновение исходного побуждения. В УГОМ отношении хулиганский мотив убийства не совпадает ни с одним антиобщественным побуждением В его основе всегда лежит стремление в неуважительной форме, проявить себя, выразить показное пренебрежение к обществу, другим людям, к законам и правилам социалистического общежития. Преступление совершается не столько по необходимости, сколько по страсти к буйств и бесчинству, из того показного пренебрежения элементарными правилами общежития, в которое обычно рядится безнаказанность. Вследствие этого хулиганский мотив убийства всегда выступает как мотив ничтожный. Именно ничтожный характер хулиганских побуждений н делает 1 По данным Верховного Суда Татарской АССР. 71 их особенно низменными и эгоистическими, а совершенное убийство исключительно тяжким1. Видимо, главным образом этим можно объяснить тот факт, что судебная практика применяет за убийство из хулиганских побуждений смертную казнь значительно тате, чем за убийства из других мотивов.) Ничтожный характер хулиганских побуждений убийства нагляднее всего раскрывается через непосредственный повод, с которым виновный связывает свое поведение. В убийстве из хулиганских побуждений, как и вообще в хулиганских действиях, внешне видимым толчком к совершению преступления служит какое-либо само по себе незначительное, можно сказать, мизерное обстоятельство, которое находится в полном несоответствии совершенным действием и наступившими последствиями. Так, Верховный Суд РСФСР правильно усмотрел хулиганские побуждения в действиях Шелехина, покушавшегося на убийство способом, опасным для жизни многих людей (ст. ст. 15 и 102 п.п. «б», «д») 2. Преступление было совершено при следующих обстоятельствах. Вечером около дома осужденного бегали подростки освещая друг друга, а также прохожих, электрофонариками. Шелехин, будучи нетрезв, обругал детей нецензурными словами, сказав при этом, что если они будут бегать, он возьмет ружье и перестреляет их. Спустя некоторое время, виновный, зарядив ружье, вышел на улицу и с расстояния 5—6 метров произвел выстрел в подростков В. и Т., пробегавших в это время мимо его дома, причинив им множественные повреждения мягких тканей. В приведенном примере хулиганский характер действий виновного подчеркивается прежде всего незначительным обстоятельством, послужившим непосредственным поводом совершения преступления. Действия виновного целиком основывались на разнузданном эгоизме и 1 Вследствие ничтожности побуждений лицо, виновное в убийстве из хулиганских побуждений, всегда стремится скрыть действительные мотивы совершенного преступления. «Нам, например, не встретилось ни одного случая,— пишет С. В. Бородин,— когда бы виновный, признавая совершение убийства, заявил, что он действовал из хулиганских побуждений.» (Квалификация убийства по действующему законодательству. М., 1966, стр. 52). 2 Архив Верховного Суда РСФСР Определение Судебной коллегии от 3 июля 72 не имели во вне какой-либо серьезной причины, которая бы иначе объясняла это поведение. Иногда эти преступления совершаются вообще при отсутствии какого-либо повода. В последнем случае хулиганский характер мотива преступления подчеркивается настолько отчетливо, что определение его на практике не вызывает обычно какой-либо сложности. Яушев был признан виновным в том, что, будучи не трезв, взял ружьё, зарядил его и вышел на улицу. Увидел гр-на В., наставил на него ружьё и заявил: «Иди домой, а то пристрелю!» Когда В. побежал, осужденный выстрелил в него из ружья, но промахнулся. В. успел забежать в дом М., которая закрыла дверь на крючок. Виновный выстрелил в дверь сеней, причинив М. ранение, от которого она скончалась. Не возникает сомнения, что по мотиву преступной деятельности действия виновного образуют убийство из хулиганских побуждений, как они и были квалифицированы судом !. Вследствие отсутствия или незначительности непосредственного повода хулиганское убийство кажется безмотивным, беспричинным, происходящим, так сказать, непосредственно от самой личности (в судебной практике тля обозначения этих случаев нередко даже используется термин «беспричинное убийство»). Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что беспричинность хулиганского убийства является лишь иллюзорной. Будучи волевым действием, оно не может одновременно не быть мотивированным и, следовательно, причинно обусловленным. (Хулиганские проявления всегда обусловливаются извращенным эгоизмом и вульгарным пониманием свободы своего" поведения, на почве которых и возникают специфические для хулиганского мотива побуждения — стремление проявить жестокость, удаль, показать свое превосходство и силу, противопоставить себя обществу и другим людям, выразить к ним явное неуважение и пренебрежение. Совершенно очевидно, что сами по себе эти качества нельзя объяснять только индивидуальными свойствами. Они — результат различных социально-экономических условий жизни, воспитания и образования. Как ив других случаях, эти условия многочисленны и неодинаковы 1Архив Верховного Суда РСФСР за 1966 г. 73 по своему значению и содержанию. Вместе с тем в конкретных обстоятельствах, детерминирующих хулиганские побуждения, есть немало специфического и особенного. Изучение специфических условий, в которых «произрастают» убийства из хулиганских побуждений, должно составлять одну из важнейших задач криминологии и судебной психологии. Убийству из хулиганских побуждений часто предшествует совершение других хулиганских действий, каждое из которых разжигает и укрепляет у виновного необузданное желание показать себя, выразить свое неуважение к обществу, законам и правилам общежития. В этом смысле можно сказать, что хулиганские действия сами по себе могут выступать как непосредственная причина совершения убийства. Таким образом, в этом случае существует исключительно тесная связь между мотивом и предшествующим поведением виновного, между мотивом и способом убийства, а также обстановкой и другими обстоятельствами совершения преступления. Поэтому при установлении хулиганского мотива на эти обстоятельства, в особенности на способ и обстановку убийства, необходимо обращать самое тщательное внимание. Следует признать, что практически определение убийства из хулиганских побуждений вызывает исключительно большие трудности, особенно в плане сопоставления хулиганских побуждений и других мотивов убийства. В то же время в сопоставлении хулиганского мотива с другими побуждениями убийства и заключено, как нам представляется, условие его правильного определения! Прежде всего немало затруднений возникает в разграничении хулиганских убийств и убийств из мести. Можно без преувеличений сказать, что большая часть противоречий в квалификации умышленных убийств возникает именно при решении данного вопроса. Поэтому на нем мы остановимся несколько подробнее. Убийство из мести И убийство из хулиганских побуждений — разные преступления как по своему содержанию, так и по степени их общественной опасности. Различие между ними заключается главным образом в непосредственном источнике, с которым связано возникновение побуждений к убийству. В основе мести всегда лежит Подробнее настоящей работы 1 о понятии хулиганских побуждений см главу V 74 обида, содержание которой связано с какими-либо определенными, чаще всего противоправными поступками потерпевшего, существенно затрагивающими интересы виновного, И чем значительнее обида, тем, по общему правилу, сильнее и значительнее месть. Хулиганский же мотив убийства, как уже отмечалось, с точки зрения его причинной обусловленности — мотив ничтожный; он целиком покоится на разнузданном эгоизме и не имеет вовне сколько-нибудь серьезной причины, которая бы объясняла причиненное зло. Другими словами, если в убийстве из мести поведение потерпевшего является таким обстоятельством, с которым связано начало возникновения низменного мотива, то в убийстве из хулиганских побуждений оно укрепляет возникший мотив убийства и служит лишь поводом к совершению преступления. Месть всегда ищет удовлетворения, хулиганский мотив — повода. Характер действий потерпевшего, в связи с которыми совершается преступление, и грает важную роль в отграничении убийства из мести и хулиганских побуждений Если умысел на лишение жизни возникает на основе самых незначительных действий потерпевшего, не затрагивающих скольконибудь существенно интересы виновного, то такое убийство должно рассматриваться как совершенное из хулиганских побуждений. Например, убийство за отказ удовлетворить какую-либо просьбу виновного или в ответ на замечания потерпевшего прекратить хулиганские действия, или по другому самому незначительному поводу. Зиннуров, будучи в нетрезвом состоянии, поздно вечером зашел вместе с Д. и Ч. в продовольственный магазин, чтобы купить водку. Там же были А. и его товарищи, также в нетрезвом виде, В магазине между А. и Зиннуровым на почве того, что первый неосторожно наступил на ногу второму, возникла ссора, во время которой они нанесли друг другу удары. Работнику милиции удалось их разнять и на этом инцидент был исчерпан. Спустя некоторое время Зиннуров со своей группой встретил возвращавшихся из магазина А. и др., затеял с ним ссору, а затем трехгранным предметом типа «-шабер» нанес А, два удара в живот, причинив опасные для жизни телесные повреждения, от которых он скончался. Когда на помощь потерпевшему подбежал А-ов, виновный нанес и 75 ему nем же предметом пять ударов в области груди и живота, что повлекло за собой тяжкое телесное повреждение. Органами следствия действия виновного были квалифицированы по п.п. «б», «з» ст. 102 УК РСФСР, по которой он и был предан суду. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда ТАССР в своем приговоре по этому делу исключила из обвинения п. «б» ст. 102 УК, исходя из того, что убийство произошло на почве ссоры между виновным и потерпевшим и что «безмотивности хулиганских побуждений в действиях Зиннурова не было»1. Такое решение, на наш взгляд, является неточным Нельзя, конечно, отрицать, что в поведении Зиннурова определенную роль сыграло недовольство, вызванное не осторожными действиями потерпевшего. Однако это обстоятельство не являлось определяющим в поведении виновного, ибо даже с точки зрения болезненного эгоизма оно не может рассматриваться как такое действие, которое вызвало месть и обиду. В данном случае намерение на нести опасное для жизни ранение было обусловлено не столько стремлением получить удовлетворение за причиненную обиду, сколько желанием открыто противопоставить себя, показать свое превосходство, т. е. Побуждениями, которые являются характерными для хулиганского мотива. Этот мотив полностью согласуется как с поведением виновного, явившегося инициатором ссоры в обоих случаях, так и с общими свойствами его личности, ранее дважды судимого, в быту характеризующегося отрицательно. Напротив, если посягательство на жизнь потерпевшего хотя и сопровождалось отдельными действиями, грубо нарушающими общественный порядок, но в основе его лежала месть и обида, то такое убийство не должно квалифицироваться как совершенное из хулиганских побуждений. Определенный интерес в этом отношении представляет дело Новожилова, рассмотренное Верховным Судом РСФСР 2. Обстоятельства этого дела заключались в следующем 2 1Архив Верховного Суда Татарской АССР за 1965 I Архив Верховного Суча РСФСР Определение Судебной коллегии от 12 января 1966г. 76 Между соседом по квартире Г. и женой осужденного произошла ссора, во время которой последняя оскорбила Г., а тот в свою очередь бросил ей в лицо помидор. О случившемся узнал Новожилов, находившийся на бахче. Вооружившись ружьем, Новожилов поехал домой; не находя в свою квартиру и не выяснив причину ссоры, виновный перелез через забор во двор Г., выстрелом из ружья ранил собаку, а затем, выражаясь нецензурно, стал спрашивать у детей Г., где их отец, высказав при этом намерение лишить его жизни. Г., увидев Новожилова, быстро закрыл дверь, но последний выстрелил в дверь, причинив Г. легкие телесные повреждения. Через некоторое время, вторично придя к дому Г. и увидев во дворе его жену, виновный со словами: «И тебе будет то же!» стал в нее целиться и произвел выстрел, но потерпевшая успела забежать в кухню. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР согласилась с мнений суда первой инстанции, который квалифицировал действия осужденного как покушение на убийство двух лиц, совершенное из хулиганских побуждений (ст.ст. 15, 102 п.п. «б», «з» УК РСФСР). При этом в обоснование приведенной квалификации Коллегия указала на то, что осужденный на просьбы и предупреждения граждан не реагировал, продолжая выражаться нецензурно, возвратился к дому Г. и произвел выстрел в жену Г., которая никакого участия в ссоре не принимала. С такой оценкой мотивов данного преступления мы не, можем согласиться. Для квалификации по п. «б» ст. 102 УК РСФСР решающее значение имеет не характер действий виновного, которые предшествовали посягательству на жизнь потерпевшего, а главным образом связь совершенного преступления с хулиганскими побуждениями виновного. В данном же случае виновный, посягая на жизнь супругов Г., в своем поведении руководствовался не хулиганскими побуждениями, а в первую очередь местью и обидой, которые были, вызваны действиями Г. Нельзя признать правильным и утверждение Коллегии о том, что потерпевшая не участвовала в Ссоре. Месть хотя и носит личный характер, однако не всегда бывает направлена против лица, вызвавшего обиду. Нередко ее объектом становятся члены семьи, близкие родственники обидчика и т. д. 77 При решении вопроса о разграничении убийства от хулиганских побуждений и по мотиву мести необходимо также учитывать и другие обстоятельства совершения преступления, в особенности обстановку, способ убийства, взаимоотношения виновного и потерпевшего и т. д. В обстановке совершения преступления, способе убийства нередко видно бывает, произошло ли убийство вследствие поведения потерпевшего или же причин, лежащих в самом подсудимом1. Каховскому вменялось в вину то, что он, будучи в нетрезвом состоянии, стал требовать у матери деньги на выпивку. На этой почве между ними возникла ссора, во время которой виновный ударил мать поленом по голове, а затем задушил ее. Органами следствия его действия были квалифицированы как убийство из хулиганских побуждений и с особой жестокостью (п.п. «б», «г» ст. 102 УК РСФСР). Между тем такая квалификация является неправильной. Хотя по внешним признакам это преступление и напоминает действия, являющиеся характерными для хулиганских побуждений, однако здесь особая обстановка и специфический характер отношений, которые накладывают свой отпечаток и на мотивы убийства. Преступление возникло на почве семейно-бытовых отношений, и движущим мотивом в поведении виновного выступала месть, а не хулиганские побуждения. Не было также оснований рассматривать это преступление как совершенное с особой жестокостью. Поэтому Верховный Суд Татарской АССР совершенно правильно поступил, переквалифицировав действия виновного на ст. 103 УК РСФСР2. Немаловажное значение в отграничении хулиганских побуждений от других мотивов убийства имеют также свойства личности виновного, в частности, особенности его темперамента, характера, а также качества человеческой личности, обусловленные воспитанием, возрастом и другими обстоятельствами. В мотивах, как известно, выражается не какая-нибудь черта, а в определенном смысле весь человек, его типические индивидуальности, в частности интересы, склонности, привычки, особенности Убийству из мести чаще всего «предшествует открытая вражда, личная неприязнь и ненависть одного человека к другому» С. В. Б о р о д и н . Рассмотрение судом уголовных дел об убийствах М, 1964, стр. 180). 2 Архив Верховного Суда Татарской АССР за 1963 т 1 78 темперамента, характера, воспитания и г. д. Не следует забывать, что какая-нибудь незначительная обида у одного может вызвать более сильное желание мести, чем другого, при тех же условиях, тяжкое зло. Определенный интерес в этом аспекте представляет случай, описанный в «Комсомольской правде» в заметке «Экзамен на жизнь»1. В ней, в частности, говорилось с том, как некий проводник оставил в тундре, при сорокаградусном морозе, без пищи, теплой одежды врача М. Благодаря тщательным поискам М, был обнаружен на третьи сутки и жизнь его была спасена. Характерен здесь мотив поведения — проводник «потребовал у М. спирт и когда последний пить с ним отказался, угнал собачью упряжку». Не вызывает сомнения, что повод, послуживший в данном случае внешним импульсом поведения виновного, сам по себе — повод мизерный, ничтожный. И вполне очевидно, действия, совершенные на его основе, при других условиях были бы, несомненно, расценены как хулиганские. Однако, если мы сопоставим этот повод с личностью виновного, его особенностями, то, конечно, без труда придем к выводу, что руководствовался он не принципом «все позволено», столь характерным для хулиганского мотива, сколько местью и обидой. Следовательно, в случае гибели потерпевшего действия виновного должны были бы быть квалифицированы как убийство, совершенное по мотиву мести. Немало вопросов в судебной практике возникает и в разграничении хулиганских убийств и убийств из ревности, в особенности, когда убийство совершается на почве отказа потерпевшей от совместного проживания, продолжать сожительство или на почве нежелания вступления в брак, встречаться с виновным и т. д. Некоторые авторы рекомендуют в этом случае исходить главным образом из особенностей поведения виновного, в частности, характера совершаемых им действий, предшествовавших убийству, а также содержания непосредственного повода преступления. Так, М. И. Ковалев утверждает, что «если ревность сама по себе явилась лишь результатом чрезмерной подозрительности и если убийца своим поведением создавал 3 «Комсомольская правда» от 24 января 1963 г. 79 потерпевшем) совершенно невыносимые условия жизни, а затем убил его, то такое убийство следует рассматривать как убийство из хулиганских побуждений»1. Несомненно, между характером поведения лица и со держанием господствовавших в нем побуждений существует самая тесная связь. По особенностям совершаемых лицом действий мы, как правило, судим об испытываемых им чувственных переживаниях, стремлениях и побуждениях, послужившими побудительной причиной совершения этих действий. Но нельзя забывать, что человек слишком сложно устроен, чтобы по одним только особенностям совершенных им действий можно было судить о мотивах его поведения. Даже в элементарных человеческих действиях сплошь и рядом можно наблюдать несоответствие между мотивом и формой его выражения. С другой стороны, мотивы, разные по своему внутреннему содержанию, могут иметь объективно сходное внешнее выражение. Такое сходство нередко наблюдается и в рассматриваемых случаях. Ревность, как враждебно-неприязненное чувство, неизбежно порождает гнев и раздражение. Она способна вызвать такое бурное нарастание интенсивности напряжения, что лицо начинает пренебрегать объектом внимания и любви и может совершить в отношении потерпевшей исключительно дерзкие действия, по форме близко напоминающие проявление хулиганского мотива и сопровождающиеся систематическим издевательством над ней, избиением и преследованием ее. Но от этого ревность не перестает быть мотивом преступления и не перерастает в хулиганские побуждения2. Нельзя также класть в основу разграничения этих преступлений особенность непосредственного повода. По содержанию непосредственного повода между указанными мотивами существует больше сходства, чем различия. Редко бывает так, чтобы ревность вызывалась основательными и действительными причинами. Чаще всего, как об этом свидетельствует судебная практика, она возникает беспредметно, как результат чрезмерной подозрительности и, следовательно, как и хулиганский мотив, не имеет 1 Научный комментарий к Уголовному кодексу РСФСР. Свердловск, 1964, стр. 251. По существу такого же взгляда придерживается С. В. Б о р о д и н . См. Квалификация убийства по действующему уголовному законодательству. М., 1966, стр. 56. 2 См. также Э Ф. П о б е г а и л о. Указ, работа, стр. 129. 80 вовне ничего такого, чтобы в какой-то мере объясняло противоправное поведение и причиненное зло. Именно в сомнениях в верности, преданности и любви и вырастают те специфические побуждения, которые, собственно, и составляют содержание этого мотива. Другими словами, подозрительность есть признак ревности, характерный главным образом для крайних форм ее проявления. Различие между рассматриваемыми видами убийства, нам думается, нужно искать не в непосредственном поводе, а в содержании мотивов этих преступлений, точнее сказать, в характере исходных побуждений, которые легли в основу поведения виновного лица. В этом отношении между мотивом ревности и хулиганским мотивом имеется существенная разница. Ревность чаще всего питается сомнениями в верности, любви, дружбе. Как мотив преступной деятельности она всегда связана с враждебно-неприязненным чувством, в котором проявляется боязнь потерять какое-либо благо, стремление удержать достигнутое во взаимоотношениях с потерпевшей (потер певшим), ее внимание, расположение, любовь. Хулиганский же мотив лежит в совершенно иной плоскости человеческих отношений. Его источником, как было показано выше, является исключительно разнузданный эгоизм, и целиком основанное на нем стремление к показному пренебрежению законами и правилами общежития. В соответствии с этим убийство в связи с отказом потерпевшей от совместного проживания с виновным или нежеланием вступить с ним в брак только в том случае могут рассматриваться как совершенные из ревности, если действия виновного были обусловлены враждебно-неприязненным чувствами и выражали стремление изменить отношение и расположение потерпевшей. Если же виновный не стремился изменить расположение потерпевшей, а в своем поведении руководствовался исключительно принципом «так хочется», то, совершенно естественно, его действия по мотиву их совершения не могут рассматриваться как вызванные ревностью. Они образуют преступление, совершенное из хулиганских побуждений. Совершенно очевидно, что в определении мотива преступления имеет значение не только поведение виновного, но и характер взаимоотношений между виновным и потерпевшей (потерпевшим), продолжительность этих взаимоотношений и т, д. Только тщательный учет всех 81 обстоятельств позволяет в каждом конкретном деле сказать, с каким побуждением — ревностью или хулиганскими мотивами — связывает свое поведение виновный. Наглядной иллюстрацией тому могут служить следующие случаи, явившиеся предметом рассмотрения Верховного Суда РСФСР. Годин в начале 1965 г. познакомился с гр-кой Г., которая относилась к ухаживаниям Година не очень доброжелательно. 11 апреля 1966 г. Годин сказал в присутствии других лиц, что он женится на Г., на что последняя ответила, что этого никогда не будет. В тот же день осужденный проник в квартиру Г., обнаружил там ее переписку с М., в связи с чем во время прогулки выразил недовольство и пытался даже столкнуть Г. под проходящий поезд. Вечером того же дня осужденный увидел Г. в клубе и пошел ее провожать, но она ответила, что не изменит к нему своего отношения. В ответ на это виновный ударил потерпевшую ножом в грудь, отчего она скончалась. Верховный Суд Удмуртской АССР квалифицировал эти действия как убийство из хулиганских побуждений (ст. 102, п. «б» УК РСФСР). Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР переквалифицировала действия виновного на ст. 103 УК РСФСР)1. Другой случай. Ширикин был осужден за убийство из хулиганских побуждений (ст. 102, п. «б» УК РСФСР), совершенное при следующих обстоятельствах. Осужденный и потерпевшая работали на одном теплоходе и свободное время проводили вместе. Узнав о том, что Ширикин злоупотребляет спиртными напитками, потерпевшая перестала с ним встречаться и поставила условие, чтобы он вел нормальный образ жизни и не пьянствовал. Однако Ширикин и не думал изменить свое поведение. В день убийства он длительное время приставал к потерпевшей, а затем, вызвав ее из каюты и убедившись, что она не желает с ним разговаривать, ударом ножа в грудь убил ее. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР признала квалификацию действий осужденного правильной 2. 1 Архив Верховного. Суда РСФСР Определение судебной коллегии от 7 сентября 1966. 2 Архив Верховного Суда РСФСР Определение Судебной коллегии от 19 июля 1966 г. 82 Приведенные примеры являются внешне сходными Как в том, так и Б другом случае убийство было связано с нежеланием потерпевшей поощрять ухаживания со стороны виновного и встречаться с ним. Однако Верховный Суд РСФСР, на наш взгляд, совершенно правильно поступил, дав им разную уголовно-правовую оценку. Основание такой оценки — различие в мотивах этих преступлений. Если в первом случае виновный стремился сохранить расположение потерпевшей, с которой он дли„ тельное время дружил, то во втором — виновный и не помышлял об этом. Не уважая потерпевшую и не желая выполнять условия, которые она поставила, виновный тем не менее домогался дружбы с ней. В своем поведении он руководствовался исключительно принципом «так хочется», т. е. побуждениями, которые являются характерными для хулиганского мотива. Убийство из хулиганских побуждений имеет большое сходство с убийством в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга (п. «в» ст. 102 УК РСФСР), а также с посягательством на жизнь работника милиции или народного дружинника (ст. 1912 УК РСФСР). Как при убийстве из хулиганских побуждений, гак и в указанных случаях виновный своим поведением бросает вызов обществу, игнорирует законы и правила общежития. Сходной в большинстве случаев бывает и обстановка в которой совершаются общественно опасные действия— эти убийства, как правило, сопровождаются грубым на рушением общественного порядка и вырастают из системы предшествовавших убийству хулиганских действий Вместе с тем по своему содержанию это различные преступления. Специфика убийств, предусмотренных в ст. 102 УК и ст. 1912 УК РСФСР, определяется прежде всего особыми свойствами потерпевшего, в качестве которого выступает работник милиции или народный дружинник, или лицо, выполняющее свой служебный и общественный долг. Характер служебного и общественного долга, выполняемого лицом, как известно, не имеет значения для квалификации по п. «в» ст. 102 УК РСФСР. В данном случае имеется в виду выполнение служебных и общественных обязанностей в самом широком смысле слова 83 обязанностей, вытекающих не только из служебною положения лица, но и из закона, нравственного долга, требований морального кодекса строителя коммунизма1. Однако с установлением данного факта не исчерпывается разграничение рассматриваемых преступлений. Наибольшая сложность в решении этого вопроса возникает именно тогда, когда в качестве потерпевшего выступает лицо, выполняющее свой служебной или общественный долг. Поэтому различие между указанными преступлениями нужно искать в других признаках. Такими могут быть только признаки, характеризующие субъективную сторону состава этих преступлений. Факт выполнения потерпевшим своего служебного или общественного долга, в том числе и по охране общественного порядка, хотя сам по себе не определяет разграничение рассматриваемых преступлений, тем не менее он оказывает большое мотивационное воздействие на поведение виновного. В случаях, предусмотренных п. «в» ст. 102, а также ст. 1912 УК РСФСР, сознание указанного факта является необходимым условием мотивации поступка, выступает как непосредственный стимул, определяющий намерение лица совершить преступление. Иначе говоря, в этих случаях существует причинная связь между фактом выполнения лицом своего служебного или общественного долга и совершенным убийством 2. При убийстве же из хулиганских побуждений указанное обстоятельство не играет какой-либо существенной роли в мотивации поступка. Оно выступает как повод для выражения хулиганских побуждений. Следовательно, в каждом конкретном случае необходимо тщательно выяснять, с каким обстоятельством связывает виновный свое поведение 1См, Научный комментарий к Уголовному кодекс РСФСР Свердловск, 1964, стр. 248. 2 Некоторые авторы рассматривают обстоятельство, указанное в п. «в» ст. 102 УК РСФСР, только как признак, характеризующий объект посягательства См. например, Советское уголовное право Особенная часть, Изд. МГУ, 1964, стр. 135; Э. Ф. П о б е г а й л о Умышленные убийства и борьба с ними. Воронеж, 19Ьо, стр. 74 Однако такая классификация убийства, предусмотренного п. «в» ст. 102 УК РСФСР, не вытекает из содержания закона. В противном случае нам пришлось бы квалифицировать как покушение на убийство лишение жизни потерпевшего, ошибочно принятого виновным за лицо выполняющее свой служебный или общественный долг 84 Если потерпевший при убийстве хотя и оказывается лицо, выполняющее свой служебный или общественный долг, либо работник милиции или народный дружинник, но виновный не сознает этот факт или сознает, но связывает свое антиобщественное поведение не с этим, а другим обстоятельством, например, лично неприязненными отношениями, существующими между виновным и потерпевшим, либо корыстными интересами, то, естественно такое убийство не может квалифицироваться по п. «в» ст. 102 и ст. 191 2 УК РСФСР. Напротив, по п. «в» ст. 102 УК РСФСР (или по ст. 1912, если потерпевшим оказывается работник милиции или народный дружинник) над лежит квалифицировать убийство потерпевшего, которого виновный принимает за лицо, выполняющее свой служебный или общественный долг, хотя на самом деле таковым он не является. Большое значение в разграничении рассматриваемых убийств имеют особенности мотивов совершения преступления. Очевидно, что вопрос о том, связывает или нет виновный свои действия с выполнением потерпевшим служебных или общественных обязанностей, невозможно решить, не установив действительных мотивов убийства Именно в мотивах и проявляется более наглядно грань, отделяющая убийство из хулиганских побуждений, от убийства, предусмотренного п. «в» ст. 102 УК РСФСР. Особые условия мотивации в каждом из этих преступлений накладывают свой отпечаток и на содержание побуждений к убийству. Основным стимулом убийства случаях, предусмотренных ст. 102, п. «в» УК РСФСР, выступает чаще всего месть за служебные или общественные действия потерпевшего, существенно затрагивающие интересы виновного или близких ему лиц и по тем или иным причинам являющиеся для него нежелательными. Но месть не исчерпывает всех мотивов, которые могут служить побудительной причиной к совершению преступления. Помимо мести, мотивом убийства, предусмотренного п. «в» ст. 102 УК РСФСР, может быть стремление воспрепятствовать законной деятельности потерпевшего оказать ему сопротивление, избежать ответственности, наказания и др.1. Так, например, по п. «в» ст. 102 УК 1 Узко определяет мотивы этого преступления учебник «Советское уголовное право. Часть Особенная» (Изд. 1965 г.) относя его по мотиву деятельности к убийству из мести Впоследствии автор этого раздела С. В. Б о р о д и н отказался от такого понимания мотивов убийства, предусмотренного п. «в» ст. 102 УК РСФСР. (См. С. В. Б о р о д и н . Квалификация убийства по действующему законодательству. М., 1966, стр. 58 и след.). 85 РСФСР должно квалифицироваться убийство лица, пытающегося задержать виновного, совершившего хулиганские действия; если потерпевшим при этом оказывается работник милиции или народный дружинник, то ответственность должна наступать по ст. 191 2 УК РСФСР. Различное вел разгульный образ жизни, систематически пьянствовал, устраивал дома скандалы, избивал жену. В новогодний праздник Различное, находясь в нетрезвом виде, устроил в своей квартире очередной скандал, стал избивать жену, крича на всю квартиру, что убьет ее. Жена выбежала на улицу и попросила постового милиционера утихомирить мужа. Когда работники милиции С. и И. вошли в квартиру, виновный выстрелом из ружья смертельно ранил милиционера И. Действия виновного были квалифицированы по ст. 1912 УК РСФСР 1. При хулиганском убийстве побуждения к преступлению, как уже было показано, имеют иное содержание. Они обусловливаются исключительно стремлением проявить себя, выразить показное пренебрежение к законам и правилам общежития и не связаны только с фактом выполнения потерпевшим своего служебного и общественного долга. Данный факт, если даже он и осознается лицом, совершающим убийство из хулиганских побуждений, не оказывает решающего влияния на мотивацию противоправного поведения. Он выступает как побочное, дополнительное побуждение, или, лучше сказать, как внешний повод, дающий возможность виновному показать себя. Если, например, виновный в ответ на замечание потерпевшего о том, чтобы он прекратил хулиганские действия, лишает его жизни, то совершенно очевидно, что побудительную причину его поведения нельзя искать в основаниях, связанных с поведением потерпевшего. Сам по себе этот факт является настолько незначительным, что даже с точки зрения болезненного эгоизма он не может рассматриваться как обстоятельство, порождающее месть или обиду. Поведение виновного в этом случае обусловлено другим побуждением — стремлением в 1 Архив Верховного Суда ТАССР за 1966 г 86 неуважительном виде проявить себя, выразить показное пренебрежение к элементарным правилам общежития. Таким образом, в каждом конкретном случае, когда потерпевшим при убийстве оказывается лицо, выполняющее свой служебный иди общественный долг, задача сводится к тому, чтобы правильно установить основной мотив, которым руководствовалось лицо, совершая преступление, и в соответствии с. этим дать оценку и квалификацию содеянного. При решении этою вопроса необходимо учитывать не только характер действий потерпевшего, но и другие обстоятельства, при которых было совершено преступление В этом отношении определенный интерес представляет дело Сажина, рассмотренное Верховным судом Татарской АССР1 . Сажин незаконно захватил часть колхозной земли, которую присоединил к своему участку На заседании правления колхоза эту землю было решено изъять. Однако Сажин противился решению Трактористу, который должен был отрезать незаконно захваченный участок, Сажин пригрозил убийством. Когда на участок вместе с трактористом прибыли председатель правления колхоза М. и агроном Б, Сажин, находившийся в нетрезвом состоянии, взял нож и пытался нанести им удар М, но последний с помощью Б. отобрал нож у виновного После того Сажин схватил топор и хотел ударить М. но был обезоружен Верховным судом 1атарскои АССР действия Сажина были квалифицированы как покушение на убийство из хулиганских побуждении (ст. ст. 15 102 п. «-б» УК РСФСР) Совершенно очевидно, что такая квалификация не отвечает смыслу совершенного деяния Мотивом преступной деятельности виновного явились не хулиганские побуждения, а стремление противодействовать законной деятельности должностных лиц колхоза Иначе говоря, преступление осужденным было совершено в связи с выполнением потерпевшему своего служебного долга и поэтому должно быть квалифицировано по п. «в» ст. 102 УК РСФСР 1См. Архив Верховного СУДА ТАССР 1963 г. 87 Убийство из хулиганских побуждений квалифицируется только по п. «б» ст, 102 УК РСФСР. Если же оно было сопряжено с другими действиями, грубо нарушающими общественный порядок, ответственность должна наступать по совокупности преступлений, предусмотренных ст. ст. 102, п. «б» и 206 УК РСФСР. Основанием такой квалификации является то, что закон (ст. 102 п. «б») связывает квалификацию не с фактом хулиганства, а с хулиганским мотивом совершения преступления. §3. МЕСТЬ КАК МОТИВ УБИЙСТВА В отличие от прежнего уголовного законодательства ныне действующий УК РСФСР, как и уголовные кодексы других союзных республик, не указывает месть в числе обстоятельств, отягчающих ответственность за умышленное убийство. Поэтому убийство из мести, по общему правилу, образует состав преступления, предусмотренный ст. 103 УК РСФСР. Месть может выступать как отягчающее обстоятельство только в отдельных случаях, когда она определяется указанными в законе обстоятельствами К таким, в частности, закон относит случаи, когда месть, как мотив убийства, носит характер родового обычая (кровная месть, п. «к» ст. 102) или возникает на почве служебной или общественной деятельности потерпевшего (п. «в» ст. 102). В связи с этим определение содержания мести имеет важное значение для разграничения отдельных видов умышленного убийства. Месть – один из самых распространенных мотивов убийства. По данным проведенного нами изучения практики Верховного Суда РСФСР в 1966 г. на убийство и из мести приходилось 43% умышленных убийств1. 1 По результатам сплошного обследования ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР процент, убийств из мести был значительно ниже и составлял 19,1%. (См. А. А. Г е р ц е н з о н . Введение в советскую криминологию. М., 1965, стр. 159). Однако эти данные не отражают действительного значения мести в причинной обусловленности умышленных убийств, так как согласно результатам того же обследования 20,7% умышленных убийств составляют убийства в ссоре и драках, т. е. были совершены при обстоятельствах, которые не столько характеризуют мотивы, сколько обстановку совершения преступления. Совершенно очевидно, что значительный процент убийств а ссоре и драках совершается по мотивам мести. Видимо, не одинаков, он квалификацией убийств, совершенных в ссоре и драках, можно объяснить и тот факт, что процент убийств из мести в различных областях колеблется от 11,5% до 24.8% (Там же. Стр. 60.). 88 Мотив мести в данном, как и во всех других случаях, выражает стремление получить «удовлетворение» за причиненное в прошлом зло, за совершенное действие, затрагивающее как интересы виновного лица, так и его близких. В основе мести всегда лежит обида, содержание которой связано с какими-либо определенными, чаще всего не справедливыми поступками потерпевшего, совершенными им по отношению к виновному лицу или его близким. Месть всегда предметна. Она носит сугубо личный характер и выступает как акт расплаты за нанесенную обиду. По общему правилу, месть при убийстве направлена против тех лиц, с которыми виновный находился в близких отношениях — родственников, знакомых, сослуживцев и т. д. Вместе с тем, было бы неправильно связывать понятие мести в умышленном убийстве только с характером отношений виновного и потерпевшего. Близость отношений между людьми может свидетельствовать лишь о глубине мести (месть обычно выражается более резко, если ей предшествовала дружба), но не обязательно о ее наличии в совершенном преступлении. С другой стороны, отсутствие каких-либо отношений между виновным и потерпевшим не исключает возможности совершения убийства по указанному мотиву. Месть, как мотив антиобщественной деятельности и как моральное качество, есть проявление эгоизма в отношениях между людьми. В ее основе лежит обида, глубина и сила которой определяет глубину и силу мести, а также ее продолжительность. И по общему правилу, чем больше причиненное из мести зло, тем серьезнее бывает действие, с которым связано стремление получить удовлетворение за нанесенную обиду. «Месть,— говорил известный русский адвокат П. А. Александров,— стремится нанести возможно больше зла противнику..»2 1 В защитительной речи по делу В. Засулич. П. А. А л е к с а н д р о в , возражая против утверждения о том, что руководящим побуждением В. Засулич, стрелявшей в генерала Трепова, была месть, говорил. «Конечно, у нее было известного рода недовольство, и это недовольство имело место в побуждениях Засулич, но ее месть всего менее интересовалась лицом отомщаемым». (Судебные речи известных русских юристов. М, 1958, стр. 38). 2 Судебные речи известных русских юристов М , 1958. стр. 38. 89 Месть может возникнуть в связи с самыми различны ми действиями другого лица. Ими могут быть прежде всего незаконные, аморальные действия потерпевшего лица Вместе с тем нередки случаи, когда возникновение мести связано с правомерными действиями этих лиц1. Характер действий потерпевшего, в связи с которыми совершается убийство, имеет большое значение как в отграничении мести от других мотивов, так и в особенности в определении ее низменного содержания. Оценка мести зависит главным образом от предшествовавшего поведения потерпевшего, на почве которого появляется желание причинить вред. Можно сказать, что степень низменного содержания мести обратно пропорциональна аморальному и противоправному содержанию действий потерпевшею Шакурова была осуждена по ст. 103 УК РСФСР к шести годам лишения свободы за то, что ударом топора убила своего мужа, когда он спал. Суд, избирая осужденной сравнительно мягкое наказание, учел прежде всего то, что потерпевший систематически пьянствовал, изменял ей, неоднократно выгонял ее с детьми из дома, избирал, угрожал убийством. В день совершения преступления потерпевший также находился в нетрезвом состоянии ч учинил дома дебош 2. Месть как мотив убийства чаще всею возникает в ответ на противоправные и аморальные действия потерпевшего. В этом случае она бывает более глубоко и ярко выражена. Именно, с представлением о расплате за причиненное человеку в прошлом зло связано само возникновение этого мотива Выступая и в данном случае как низменный мотив убийства, месть в отдельных случаях может быть в какой-то мере извиняема поведением самого 1Более узко определяет месть как мотив убийства М. И. Коз а л е в . Он пишет: «Убийство из мести предполагает те случаи, когда потерпевший совершает в отношении виновного какой-либо незаконный или аморальный поступок, который затрагивает интересы после чего, и это, в свою очередь, вызывает у виновного желание убить обидчика» (Научный комментарий к Уголовному кодексу РСФСР Свердловск, 1964, стр. 247) М. К. Аниянц совершенно справедливо заметил, что такое толкование мести не основательно суживает понятие убийства по указанным мотивам. (М. К. Аниянц Ответственность за преступления против жизни. М, 1964, стр. 123). 2 Архив Верховного Суда Татарской АССР Определение Судебной коллегии от 5 февраля 1964г. 90 потерпевшего, особой аморальностью его действий и, следовательно, не всегда может свидетельствовать об особой опасности совершенного убийства. В этой связи нам представляется не вполне обоснованным предложение о том, чтобы включить месть, если только она не вызывалась совершением тяжкого преступления в отношении виновного или его близких, в число обстоятельств, отягчающих ответственность за умышленное убийство4-. Принятие этого предложения привело бы на практике к игнорированию конкретных обстоятельств при уголовно-правовой оценке преступления и в конечном счете к неосновательному расширению состава квалифицированного убийства. Можно привести не один пример из судебной практики подтверждающий, что убийство из мести, если даже оно вызывается не совершением тяжкого преступления в отношении виновного или его близких, не всегда свидетельствует о повышенной опасности действий виновного. Степень низменного содержания мести, как уже отмечалось, определяется главным образом конкретными обстоятельствами, с которыми связывает виновный акт расплаты. Интересный в этом отношении случай был описан в заметке Аркадия Сахнина «Это случилось в Погоще», опубликованной в «Известиях» 15 ноября 1964 г. В один из религиозных праздников в селе Красный бор жители этого села Черненков, М. и А. Фролковы совершили убийство односельчанина Струкова. Мотивом убийства явилась месть. Струков во время Великой Отечественной войны изменил Родине, служил в полиции, оказывал пособничество немецкофашистским захватчикам, за что в послевоенные годы был судим. По отбытии наказания вернулся в село, где вначале работал мельником, а затем бригадиром колхоза. Виновные — все трое инвалиды, причем двое первых получили инвалидность на фронте, оба лишившиеся правых рук. Потерпевший плохо относился к виновным, притеснял их — все это не могло не усилить у них чувство ненависти и мести к потерпевшему, что в конечном счете привело к совершению преступления. А. С. Д ж а и д и е р и. Некоторые вопросы квалификации умышленных убийств. Уч. зап. Пермского университета, № 105, 1963, стр. 199. 1 91 Автор совершенно правильно указывает, что этому преступлению способствовала обстановка дикого беззакония, когда «колхозники, в частности инвалиды войны, лишившиеся рук в боях за Родину, были поставлены в условия, когда над ними издевался предатель Родины». Совершенно очевидно, что хотя в данном случае месть и выступала как низменное побуждение, как акт расплаты, тем не менее она тут не может служить основанием для отнесения этого убийства к особо опасному виду. Убийство из мести лишь тогда представляет особую опасность, когда данный мотив, хотя и возникает в связи с противоправным и аморальным поведением потерпевшего, однако свое основание имеет в других обстоятельствах, питающих этот мотив. Другими словами, когда месть обусловливается примитивным пониманием справедливости и носит характер родового обычая (кровная месть, п. «к» ст. 102 УК РСФСР)1. Кровная месть — предшественница других видов мести. При первобытнообщинном строе месть выполняла функцию общественного воздания, осуществляемого в интересах рода. В наши дни этот обычаи сохранился лишь у отдельных народов и выступает как опасный пережиток прошлого. Основанием возникновения кровной мести в отдельных местностях, где бытует этот обычай, могут быть самые различные обиды, что обусловлено особенностями патриархально-родового быта. Кровная месть может возникнуть на почве убийства, насилия, оскорбления и других действий, с которыми, согласно местным обычаям, связано представление о чести и достоинстве личности 2. Однако то общее, что характеризует кровную месть при убийстве,—это ее обязательный, как родового обычая, Помимо УК РСФСР, кровная месть как обстоятельство, отягчающее ответственность за умышленное убийство, предусмотрена также в Уголовных кодексах Казахской ССР (п. «к» ст. 88), Грузинской ССР (п. 8 ст. 104), Туркменской ССР (п. 10, ст. 106). 8 По свидетельству М а л и н о в с к о г о (Кровная месть и смертные казни. Томск, 1909) по адатам осетин кровная месть полагалась за убийство родственника, похищение женщины или насилия над ней. «Самою жестокого, обидой считается, если кто при свидетелях убьет собаку и скажет, что убивает ее за принадлежность к такому-то роду покойного; такая обида считается только убийством» (стр. 32), У абхазцев кровная месть полагалась за отказ невесты или ее родителей от условленного заранее брака, а также за развод, вызванный оскорблениями или дурной жизнью одного из супругов». (Там же). 1 92 характер. Именно обязанность причинить зло противнику превращает кровную месть в опаснейший мотив убийства и придает ей более широкое, по сравнению с другими мотивами, содержание. Кровная месть не поглощается актом совершенного убийства, а каждый раз ищет нового удовлетворения и, не найдя его в обидчике, стремится найти его в убийстве близких родственников. «Особая опасность убийства на почве кровной мести,— отмечает С. В. Бородин,— состоит не только в самом факте убийства, но и в том, что второе убийство, совершенное на почве кровной мести, как правило, не изменяет его характера и не снимает «обязанности» с родственников второго потерпевшего мстить за его убийство» 1. Таким образом, специфика кровной мести как мотива убийства заключена в том, что она связана с особенностями пережитков родового быта и носит характер родовой вражды. Субъектом убийства на почве кровной мести могут быть только лица, принадлежащие к группе населения, где распространен обычай кровной мести. Кровная месть может быть осуществлена как непосредственно лицом, которому нанесена обида, так и членами его семьи, близкими родственниками. Если же убийство из мести выступало не как обычай родовой вражды, а являлось актом расплаты за ранее совершенное убийство родственника, то оно должно рассматриваться как совершенное на почве личных неприязненных отношений и при отсутствии других отягчающих обстоятельств квалифицироваться по ст. 103 У К РСФСР. Повышенную опасность представляет также убийство из мести за правомерное действия потерпевшего. И в этом случае источником мести служит обида, однако эта обида понимается виновным чисто субъективно; в ее основе лежит не действительное зло, причиненное в прошлом виновному, а болезненный эгоизм, обусловленный примитивным пониманием справедливости. Такая месть не имеет каких-либо объективных извинительных обстоятельств. Являясь выражением сугубо эгоистических целей, она во всех случаях свидетельствует о повышенной опасности виновного лица, совершившего убийство. 1 С. В. Б о р о д и н . Квалификация убийства по действующему законодательству. М,, 1966, стр. 77. 93 По действующему уголовному законодательству месть за правомерные действия потерпевшего рассматривается как обстоятельство, отягчающее убийство, лишь в случаях, если последнее было совершено в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга (п. «в» ст. 102 УК РСФСР) либо являлось посягательством на жизнь работника милиции или народного дружинника (ст. 191 2 УК РСФСР). Если же месть возникла на .почве иного правомерного поведения потерпевшего, например, в связи с отказом участвовать в совершении какого-либо преступления, удовлетворить незаконное требование виновного и т. д., то убийство, совершенное по этим мотивам, при отсутствии других отягчающих обстоятельств, квалифицируется как простое убийство. Но и в данном случае определяемая- разнузданным эгоизмом месть выражена в крайней степени и характеризует особую повышенную опасность как преступления, так и преступника. Видимо, отчасти этим можно объяснить наблюдавшееся в судебной практике стремление расширить границы состава убийства в связи с выполнением 'потерпевшим своего служебного или общественного долга (п. «в» ст. 102). Так, в судебной практике и теории уголовного права определенные затруднения вызывает вопрос о квалификации убийства из мести лиц, стремившихся порвать связь с преступной средой и отказавшихся участвовать в преступных группировках, занимающихся совершением различных преступлений. Особая опасность этих видов убийства настолько очевидна, что судебная практика с самого начала стала применять к этим случаям п. «в» ст. 102 УК РСФСР, т. е. рассматривать их как убийство в связи с выполнением потерпевшим своего служебного яли общественного долга. Но надо в то же время иметь в виду, что не всякий отказ от участия в преступлении связан с намерением лица заниматься общественно полезной деятельностью, и, следовательно, даже при самом, широком толковании понятия «общественного долга» убийство по этим основаниям не может во всех случаях охватываться п. «в» ст. 102 УК РСФСР. Не охватываются п. «в» ст. 102 УК РСФСР и другие виды убийства на почве мести за правомерные действия потерпевшего, хотя они также представляют повышенную общественную опасность 94 Все это дает основание сделать вывод о необходимости изменения редакции п. «в» ст. 102 У К РСФСР, К убийству при отягчающих обстоятельствах, на наш взгляд, следует отнести не только убийство в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга, но и убийство на почве мести за отказ выполнить незаконные требования (виновного Такая конструкция ответственности за убийство из мести за правомерные действия потерпевшего дает, с одной стороны возможность правильно определить общественную опасность данного вида убийства, с другой — избежать необоснованно широкого толкования понятия «выполнение общественного долга» предусмотренного п. «в» ст. 102 УК РСФРР. §4 УБИЙСТВО ПО МОТИВАМ РЕВНОСТИ Действующее советское уголовное законодательство не относит ревность к обстоятельствам, которые делают убийство более тяжким. Убийство из ревности образует простои состав данного преступления (ст. 103 УК РСФСР) Такую позицию следует признать совершенно правильной. Являясь выражением узко личных неприязненных отношений, ревность но общему правилу, не представляет повышенной общественной опасности которая служит основанием для применении более сурового наказания, предусмотренною за умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах. Ревность менее распространенный, чем виды, мотив убийства Она значительно уступает хулиганским мотивам и в особенности мотиву мести. По данным изучения практики Верховного Суда РСФСР в 1966 ревность занимала 11% среди других мотивов убийства.1 Ревность есть враждебно-неприязненное чувство возникающее во взаимоотношениях между людьми чаще всего между полами, и обусловленное близкими даже интимными отношениями. Как мотив общественно опасной деятельности ревность означает стремление к тому Согласно результатам криминологического обследования ВНИИ Прокуратуры СССР на убийство из ревности приходилось 12,3% умышленных убийств (См. А.А. Г е р ц е н з о н . У к а з . Р а б о т а . с т р. 178) 1 95 чтобы удержать какое-то благо, одному пользоваться вниманием, успехами, расположением других лиц. Ревность олицетворяет эгоизм в отношениях между людьми. В ее основе всегда лежит раздраженное ложное тщеславие, доведенное злобой и негодованием до болезненного состояния. Поэтому она всегда выступает как мотив низменный, аморальный, .безнравственный 1. Особенно ярко эта эгоистическая сторона ревности выступает во взаимоотношениях между полами, где она по существу является выражением собственнических отношений, перенесенных на близких людей2. По своему конкретному содержанию ревность как мотив преступления имеет большое сходство с местью. Как в основе ревности, так и в основе мести лежат обычно зло и обида, вызванные лично неприязненными отношениями, недовольством действиями потерпевшего, его поведением, отношением к виновному лицу. В обоих случаях лицо стремится причинить как можно больше зла потерпевшему, нанести ему наибольший вред. Однако, несмотря на сходство, указанные мотивы существенно различаются между собой. Различие обусловлено прежде всего неодинаковой природой их возникновения. Месть, как было показано, возникает на основе определенных, чаще всего противоправных действий потерпевшего, существенно затрагивающих интересы виновного лица. 1 Напротив Э. Ф. П о б е г а й л о считает, что «ревность сама по себе не является низменным побуждением. Однако у конкретных лиц ревность может породить и низменные побуждения: месть, озлобление, зависть и т. п.» (См. Э. Ф. П о б е г а й л о . Умышленные убийства . и борьба с ними. 1965, стр. 127— 128). Однако это утверждение противоречит содержанию данного мотива. Вопервых, ревности самой по себе в природе не бывает. Как и любой мотив, она находит свое выражение только в каких-либо определенных, конкретных проявлениях. Во-вторых, по своему характеру она целиком складывается из эгоизма, не в меру раздраженного тщеславия. «Ревность, — говорил Б. Г. Белинский,— есть болезнь людей ничтожных, которые не уважают ни самих себя, ни своих прав на привязанность любимого им предмета; в ней высказывается мелкая тирания существа, стоящего на степени животного эгоизма». (В. Г. Б е л и н с к и й . Соч., т. VII, 1953—1959, стр. 39). 2 «Ревность есть проявление собственнических инстинктов, результат оскорбительного чувства своего исключительного права на обладание данной женщиной (или данным мужчиной»). (А. А. Пион т к ов с к ий. Преступления против личности. М., 1939. стр. 21—22). 96 го лица. Круг же обстоятельств, вызывающих ревность, значительно уже. Ревность возникает только на почве исключительно тесных, сугубо личных, порой даже интимных отношений между виновным и потерпевшим и обусловлена исключительно боязнью потери, стремлением удержать какое-то благо, сохранить за собой преимущественное право пользоваться взиманием, расположениём других лиц. Действующее уголовное законодательство не проводит большого различия в наказуемости убийства по указанным мотивам. Как убийство из ревности, так и убийство из мести (если только она не осложняется обстоятельствами, предусмотренными в шп. «в» и «к» ст. 102 У К РСФСР) остается в рамках ст. 103 УК РСФСР. Вместе с тем разграничение названных видов убийств, несомненно, имеет большой практический смысл. В частности, с ним связаны методика расследования преступления, организация профилактической работы по предупреждению убийств, а также определение уголовной ответственности и назначение наказания. Характер обстоятельств, с которыми непосредственно связано возникновение мотива, по-разному может влиять на определение ответственности и индивидуализацию вины лица, совершившего преступление. Так, в приведенном нами выше примере (дело Шакуровой) суд вряд ли бы избрал такое мягкое наказание за совершенное убийство, если бы мотивом преступной деятельности он признал не месть, вызванную противоправным поведением потерпевшего, а ревность. Для признания ревности мотивом совершения преступления не играет роли, имеет ли она под собой действительные или ложные основания. Обычно основаниями ревности служит измена или неразделенная любовь. Но как свидетельствует судебная практика, нередко ревность питается сомнениями в верности, преданности, любви. Именно в сомнениях, в недоверии и подозрительности зреют гнев и раздражение, которые делают ревность более бурным и страстным, чем месть и корыстолюбие, мотивом, толкающим людей на совершение тягчайших преступлений. Мотив ревности в рассматриваемых преступлениях возникает главным образом в связи с взаимоотношениями между мужем и женой, между сожителями и другими 97 лицами, находящимися в близких отношениях Иногда характер этих отношении таков, что он может служить несомненным доказательством наличия ревности в поведении лица Значительную сложность в судебной практике вызывают те случаи квалификации убийств, которые обусловлены отказом потерпевшей выйти замуж, продолжать совместную жизнь или нежеланием принимать ухаживания виновного и т. п. Было бы неточно во всех случаях относить эти убийства к убийству из ревности Убийство при указанных обстоятельствах может быть совершено и по другим низменным мотивам, например, из мести, ненависти и т. д. Оценка действий виновного в этом случае должна производиться в зависимости от его субъективного отношения к совершенному им действию, от непосредственных побудительных причин, с которыми он связывает свое поведение, иначе говоря, от совокупности всех обстоятельств, при которых было совершено преступление. Только всесторонний учет обстоятельств преступления, в особенности взаимоотношений между виновным и потерпевшим, позволяет в каждом конкретном случае сказать, руководствовался ли виновный в своем поведении чувством ревности или он связывал его с актом мести или каким-либо другим побуждением Некто Андронов вступил в половую связь с гр-кой Н., скрыв при этом, что он состоит в браке Н , узнав о семейном положении Андронова, решила прекратить с ним связь, но последний был недоволен этим. Придя и нетрезвом виде к Н , Андронов вновь предложил Н продолжать сожительство, но она категорически отказалась Между ними возникла ссора, в процессе которой виновный ударил Н ножом в теменную часть головы Потерпевшая, защищаясь от ударов, закрыла голову правой рукой, в результате чего кисть руки была пробита насквозь Осуществить до конца свое намерение виновному помешала гр-ка Н-ва, которая схватила его за руку, а потерпевшая тем временем выбежала из комнаты Виновный был осужден за покушение на убийство1. Хотя в описанном случае отказ от продолжения сожительства с осужденным и выступал как непосредственный 1 Архив Верховного Суда Татарской АССР за 1963 г 98 повод противоправного поведения виновного, совершенное им преступление было бы неправильно расценивать как убийство из ревности Ревность питается сомнениями в верности, любви, преданности; ее основание составляет раздраженное тщеславие, к удовлетворению которого направлены общественно опасные действия виновного В приведенном при мере, как это видно из обстоятельств дела, виновный хотел получить удовлетворение в самом факте причинения вреда потерпевшей. Его стремление было обусловлено исключительно желанием причинить зло, и поэтому со вершенное им преступление выступает как акт мести. Побудительной причиной совершения убийства в рассматриваемых случаях могут выступать и хулиганские побуждения. Ревность — исключительно сильный (мотив антиобщественного поведения. По своей силе и стремительности она уступает только половому инстинкту. Одной из особенностей данного мотива является то, что он вызывает систематическое нарастание интенсивности напряжения Мотив ревности, как правило, появляется не сразу, а развивается постепенно, питаясь сомнениями в верности и любви. И чем больше укрепляются эти сомнения, тем более сильными и опасными становится злоба и негодование, которые всегда сопровождают этот мотив. Систематическое нарастание интенсивности напряжения при определенных условиях, особенно когда ревность неожиданно сталкивается с обстоятельствами, подтверждающими сомнение (например, изменой), может привести к исключительно сильной вспышке нервного возбуждения. В некоторых случаях это вызывает, особенно у людей с неуравновешенностью процессов возбуждения и торможения, даже состояние так называемого физиологического аффекта, при котором лицо не только теряет способность проявлять должную регуляцию волевого поведения, но и не всегда отчетливо сознает, что оно делает Достаточно вспомнить поведение Позднышева из «Крейцеровой сонаты» Л. Н Толстого в момент убийства им своей жены, чтобы можно было наглядно представить себе это состояние. «В ту минуту, как я делал это, — говорил Позднышев,— я знал, что я делаю нечто ужасное, такое, какого никогда не делал и которое будет иметь 99 ужасные последствия. Но сознание это мелькнуло как молния и за сознанием тотчас же следовал поступок»1 В связи с этим возникают вопросы: как к этому должно относиться законодательство и судебная практика, может ли такое состояние влиять на квалификацию, в частности, служить основанием для применения ст. 104 УК РСФСР или же оно должно учитываться только при применении наказания? Эти вопросы, как известно, были подвергнуты широкому обсуждению в советской юридической литературе, особенно в связи с наличием оговорки, содержащейся в п. «а» ст. 136 УК РСФСР 1926 г, согласно которой ревность могла рассматриваться как отягчающее обстоятельство в случаях, если она не подпадала под признаки состава, устанавливающего ответственность за убийство в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения М Д Шаргородский, анализируя данную оговорку, приходил к выводу, что если ревность сама по себе вызвала состояние сильного душевного волнения, то убийство, совершенное в таком состоянии, должно рассматриваться как совершенное при смягчающих обстоятельствах. Вместе с тем он же оспаривал мнение о том, что измена, происшедшая в присутствии одного из супругов, является тяжким оскорблением 2. Вывод М Д. Шаргородского не нашел сторонников среди советских криминалистов, так как он находится в противоречии с требованием закона, согласно которому сильное душевное волнение признается смягчающим обстоятельством, если оно вызвано насилием или тяжким оскорблением со стороны потерпевшего, либо другими незаконными действиями потерпевшего, если они могли повлечь тяжкие последствия для виновного и его близких. Нельзя также согласиться с мнением отдельных авторов, считающих возможным квалифицировать убийство из ревности в состоянии аффекта как менее опасное (ст. 104 УК РСФСР) лишь в тех случаях, когда аффективное состояние вызвано изменой одного из супругов3. 1Л. Н. Толстой Собр. Соч., том XII, 1964, стр. 207 М. Д. Ш а р г о р о д с к и й Преступления против жизни и здоровья М—Л, 1948, стр. 179. 3Э. Ф. П о б е г а й л о Умышленные убийства и борьба с ними. Воронеж, 1965, стр. 130 2 100 Признание измены, даже совершенной на глазах другого супруга, тяжким оскорблением противоречит моральной оценке ревности как явления общественной жизни и мотива поведения. Ревность есть проявление, эгоизма во взаимоотношениях между людьми, и независимо от того, вызывается ли этот мотив действительными или ложными основаниями, он во всех случаях является низменным побуждением. Аффективное состояние, вызванное в подобных случаях ревностью, выступает не как результат поведения потерпевшей (или потерпевшего), а как следствие болезненного эгоизма, себялюбия, раздраженного тщеславия. Наглядной иллюстрацией может служить дело Тарасова, рассмотренное Верховным Судом РСФСР 1. Тарасов состоял в зарегистрированном браке с гр-н Т., однако они часто между собой ссорились, прекращали совместную жизнь, а затем вновь сходились. Незадолго до совершения убийства виновный узнал, что потерпевшая сожительствует с С. В день убийства виновный, будучи нетрезв, стал об этом спрашивать потерпевшую. В ответ последняя заявила ему, что жить с ним не желает и что она ему неверна. Виновный схватил топор и нанес им потерпевшей 11 ударов, от которых она скончалась. Верховный Суд РСФСР согласился с мнением суда первой инстанции, квалифицировавшего действия виновного по ст. 102, п. «г» УК РСФСР. Будучи обусловленным главным образом свойствами личности виновного, аффективное состояние, вызванное ревностью, не может рассматриваться законодательством и судебной практикой как обстоятельство, дающее основание для квалификации совершенного преступления по статье, предусматривающей ответственность за умышленное убийство, совершенного при смягчающих обстоятельствах (ст. 104 УК РСФСР). Вместе с тем этим не сказано, что подобное состояние не должно приниматься в расчет при определении уголовной ответственности, индивидуализации вины осужденного и назначении наказания. Рассматривая преступление как проявление воли, советское уголовное законодательств, естественно, не может при решении этих вопросов игнорировать развитие 1 Архив Верховного Суда РСФСР. Определение Судебной коллегии от 5 сентября 1966 г. 101 сознания и воли виновного лица, в частности, его способность регулировать свое поведение, оценивать значение и характер содеянного и предвидеть результаты своих действий. Всеми своими постановлениями оно ориентирует судебно-следственные органы на то, чтобы они при привлечении к уголовной ответственности и назначении наказания учитывали все обстоятельства, характеризующие как преступление, так и личность виновного. С этой точки зрения для оценки убийства из ревности большое значение будет иметь не только состояние аффекта (которое при определенных обстоятельствах может рассматриваться как обстоятельство, дающее основание для смягчения наказания в пределах санкции ст. 103), но и то, чем вызвана ревность, в частности, вызвана ли она действительными или ложными основаниями. Совершенно очевидно, что степень низменного содержания и общественной опасности ревности как мотива совершения преступления во всех этих случаях не может быть одинаковой. § 5. УБИЙСТВО С ЦЕЛЬЮ СКРЫТЬ ДРУГОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ИЛИ ОБЛЕГЧИТЬ ЕГО СОВЕРШЕНИЕ И РАВНО СОПРЯЖЕННОЕ С ИЗНАСИЛОВАНИЕМ Среди обстоятельств, характеризующих мотив и цель преступления, закон предусматривает убийство с целью скрыть или облегчить совершение другого преступления, а равно сопряженное с изнасилованием (п. «е» ст. 102 УК РСФСР). В п. «е» ст. 102 УК РСФСР по существу предусматривается три различных вида убийствам Обстоятельством, повышающим общественную опасность убийства, в данном случае служит не сам по себе факт совершения второго преступления, не сочетание двух преступлений, а главным образом наличие особо низменной, антиобщественной цели, ради осуществления которой виновный приносит в жертву жизнь другого человека. В действующем законодательстве эта мысль выражена более отчетливо, поскольку, в отличие от УК РСФСР 1926 г., оно не связывает квалификацию деяния с тяжестью преступления, с целью сокрытия иди для облегчения которого совершается убийство. 102 Несмотря на определенное сходство, отдельные виды убийства, предусмотренные п «е» ст 102 УК РСФСР, существенно отличаются между собой главным образом по конкретному содержанию побуждений, которые их вызывают Убийство с целью скрыть другое преступление вызывается определенными, характерными для этого преступления мотивами — трусостью, стремлением избежать ответственности и наказания за ранее совершенное преступление Причем, в этом случае по мотиву преступной деятельности убийство никогда не совпадает с преступлениями, для сокрытия которого оно совершается Напротив, в убийстве с целью облегчить совершение преступления мотивы лишения жизни потерпевшего всегда совпадают с мотивами преступления, для облегчения которого оно совершается. Как свидетельствует судебная практика, убийство с целью скрыть другое преступление чаще всего вызывается желанием избежать ответственности и наказания за ранее совершенное хищение государственного, общественного и личного имущества граждан, убийство и другие преступления против личности Поскольку возникновение указанной цели связано с фактом совершения другого преступления, такое убийство, как правило, происходит вслед за совершением другого преступления. Мыльников, будучи нетрезв, зашел в дом гр-ки К и попросил ее сходить в поселок за водкой, для чего дал ей 6 рублей Поскольку К долго не возвращалась, решил сам пойти в поселок Встретив К. Мыльников потребовал от нее водку, на что К ответила, что спрятала ее в логу а когда там они ничего не обнаружили, сказала, что водку ктото украл. Виновный стал избивать К, схватил ее ^а горло, сломал подъязычную кость и рожки щитовидного хряща, причинив потерпевшей тяжкое телесное повреждение Когда К. сказала, что она заявит об этом, виновный столкнул ее с железнодорожного полотна в реку потерпевшая упала и утонула Верховный Суд РСФСР признал в действиях осужденного наличие совокупности преступлении, предусмотренных ст. ст. 108, ч 1 н 102 п. «е» УК РСФСР 1 Архив Верховного Суда РСФСР октября 1966 г Определение Судебной коллегий от 4 103 Правильное установление мотивов убийства дает возможность в каждом конкретном случае сказать, выступает ли оно как способ совершения преступления или как средство его сокрытия Особое значение это обстоятельство имеет при разграничении разбоя, сопряженного с убийством, от других имущественных преступлений, осложненных насильственными посягательствами на личность потерпевшего. Потерпевшим при убийстве с целью скрыть другое преступление не всегда является лицо, пострадавшее от преступления, им могут быть и другие лица, которым по тем или иным причинам стало известно о готовящемся или совершенном преступлении, например, родственники, свидетели и др. В связи с этим в судебной практике не редко возникает вопрос о разграничении убийства с целью скрыть другое преступление и убийства, совершенного в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга (п._«в» ст. 102 УК РСФСР) При решении этого вопроса некоторые криминалисты большое значение придают тому, когда было совершено убийство потерпевшего, до того как органам власти было заявлено о совершенном преступлении или после этого. Несомненно, данное обстоятельство оказывает большое мотивационное воздействие на противоправное поведение виновного Однако решающее значение имеет не сам по себе указанный факт, а отношение к нему виновного. Вполне могут быть случаи, когда убийство потер певшего, происшедшее после того, как факт совершения другого преступления стал известен органам власти, вынашивается не местью, а исключительно стремлением скрыть это преступление, затруднить расследование и из бежать ответственности Поскольку закон связывает квалификацию рассматриваемых преступлений с характером мотива и цели, поэтому и различие между ними следует искать в содержании этих признаков 1 «По п. «е» ст. 102 УК РСФСР действия виновного могут быть квалифицированы только при условии, если еще не заявлено органу власти о совершенном или готовящемся преступлении Если же такое появление сделано потерпевшим и виновный, совершая убийство, знает об этом, его действия квалифицируются по п. «в» ст. 102 УК РСФСР как убийство из мести в связи с выполнением своего общественного долга» (С В Б о р о д и н Квалификация убийства по действующему законодательству М, 1966, сир 65) 104 В случаях, предусмотренных п. «в» ст. 102 УК РСФСР, непосредственным поводом совершения преступления служит факт выполнения потерпевшим своего служебного или общественного долга, который и определяет специфику мотивов этого преступления Подобное убийство обычно не совпадает по времени и месту с фактом выполнения потерпевшим своего служебного или общественного долга и чаще всего совершается по мотивам мести за указанную деятельность. Если такое убийство совершается во время выполнения потерпевшим своего служебного или общественного долга, то оно может быть мотивировано не только местью и злобой, но и стремлением затруднить деятельность потерпевшего по выполнению этих обязанностей, оказать сопротивление и т. д. Эти мотивы убийства не могут быть совместимыми с целью преступной деятельности, являющейся характерной для преступления, предусмотренного п. «е» ст. 102 УК РСФСР. Как было отмечено, данной цели соответствуют и свои специфические мотивы. Конкретную направленность преступных действий виновного в убийстве, потерпевшим от которого является лицо, выполняющее свой служебный или общественный долг, в каждом случае определить нетрудно, если принять во внимание всю совокупность обстоятельств, при которых было совершено преступление. Немаловажную роль в этом отношении играет не только факт заявления органам власти о совершенном преступлении, но и характер преступления, способ, обстановка, а также другие обстоятельства. Пункт «е» ст. 102 УК РСФСР, наряду с рассмотренными составами преступления, специально выделяет в числе квалифицированных видов убийство, сопряженное с изнасилованием Убийство, сопряженное с изнасилованием,— наиболее частый случай, с которым связано применение п «е» ст. 102 УК РСФСР. Как и в других случаях, предусмотренных п «е» ст. 102 УК РСФСР, убийство, сопряженное с изнасилованием, чаще всего это — убийство с целью скрыть преступление, обуславливаемое такими мотивами, как стремление избежать разоблачения и ответственности, отомстить за оказанное сопротивление и т. д. Вместе с тем по субъективной стороне, в частности по особенностям 105 мотивов и целей, данное преступление имеет более широкое со держание, чем другие случаи убийства, предусмотренные п. «е» ст. 102 УК РСФСР. Оно может быть совершено в процессе преодоления сопротивления потерпевшей либо в процессе совершения полового акта, либо по мотивам садизма и удовлетворения половой страсти в извращен ной форме и т. д. Другими словами, рассматриваемое убийство предполагает не только прямой, но и косвенный умысел, при котором лишение жизни потерпевшего не включается в цель действия. Такая характеристика побудительных причин убийства, сопряженного с изнасилованием, дает возможность более правильно решить другие вопросы, связанные с ответственностью за это преступление, в частности вопрос о лицах, которые могут быть потерпевшими при данном убийстве Основанием выделения убийства, сопряженного с изнасилованием, служит не просто связь совершенного убийства с изнасилованием, а главным образом, направленность этих действий одновременно в отношении одного и того же лица — виновный не только совершает изнасилование, но и лишает потерпевшую жизни. В соответствии с этим потерпевшим при убийстве, сопряженном с изнасилованием, может быть лишь лицо, в отношении которого было применено насилие с целью совершения полового акта Причем, понятием данного вида убийства охватываются все случаи умышленного лишения жизни потерпевшей, независимо от мотивов и целей, которые преследовал виновный, совершая преступление Если же при аналогичных обстоятельствах лишается жизни лицо. 1е являющееся потерпевшим при изнасиловании, но которое, по мнению виновного, могло воспрепятствовать совершению преступления или сообщить о нем органам власти, то такое убийство должно квалифицироваться как убийство с целью скрыть изнасилование или облегчить его совершение. Как было отмечено выше, убийство, сопряженное с изнасилованием, по характеру намерений — это чаще всего убийство с целью скрыть совершенное преступление Вместе с тем, наличие такой цели не всегда может служить основанием для квалификации убийства как сопряженного с изнасилованием. В законе говорится не просто о связи двух преступлений, а об убийстве, сопряженном с изнасилованием Следовательно, в данном случае, 106 имеется в виду такое убийство, которое соединяется временем и местом с совершенным изнасилованием. Если же убийство потерпевшей совершается спустя продолжительное время после изнасилования, то оно не должно рассматриваться как сопряженное с изнасилованием. Лишение жизни потерпевшей в этом случае выступает как средство сокрытия ранее совершенного преступления. Иное решение привело бы к тому, что любое убийство, если только оно в какой-то мере связано с ранее совершенным изнасилованием, пришлось бы квалифицировав как сопряженное с изнасилованием, что противоречило, бы смыслу и содержанию закона В случаях, предусмотренных п. «е» ст. 102 УК, по существу имеется сочетание различных составов, в связи с чем и ответственность за их совершение должна определяться по правилам о совокупности преступлений Иначе решается этот вопрос применительно к убийству, сопряженному с изнасилованием Согласно постановлению Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г умышленное убийство, сопряженное с изнасилованием, подлежит квалификации только по ст. 102 п. «е» УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик без дополнительной квалификации по за кону, предусматривающему ответственность за изласилование1. Следует согласиться с мнением С. В Бородина, что такое решение находится в противоречии с общими требованиями закона о совокупности преступлений2, В данном случае обстоятельством, отягчающим ответственность за умышленное убийство, является не само по себе факт совершения изнасилования, а обусловленное им побуждение совершить убийство или такое насилие, которое приводит к лишению жизни. Хотя изнасилование и сопряженное с ним убийство и соединяются между собой по времени и месту, тем не менее, как по своему внешнему выражению, так и внутреннему содержанию это разные преступления и поэтому каждое из этих преступлений должно получить самостоятельное __ отражение в квалификации. Сборник постановлении Пленума Верховного 1924—1963, М, 1964, стр. 282. 2С В Б о р о д и н Указ работа, стр. 67. 1 Суда СССР 107 § 6. МОТИВ, СПОСОБ, ОБСТАНОВКА И ДРУГИЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА СОВЕРШЕНИЯ УБИЙСТВА Роль и значение мотива преступления в квалификации убийства далеко не исчерпывается теми случаями, когда они характеризуют повышенную общественную опасность данного деяния. Мотив и цель — начальные моменты воли и обязательные признаки любого человеческого поведения. Определяя основное содержание воли и накладывая отпечаток на весь ход волевого процесса, выбирающего поступок, они помогают не только в установлении субъективной стороны, но в характеристике других обстоятельств, с которыми закон связывает квалификацию убийств. В этом отношении обращает на себя внимание прежде всего связь мотива, цели и способа убийства. Между целью, мотивом и способом действия существует самая тесная связь. Эта связь заключена в непосредственных условиях мотивации поступка. Уже самая постановка цели почти всегда связана с одновременным представлением (в общих чертах) о способах ее осуществления. Цель постольку желанна, поскольку желанны средства ее достижения. Практическое же осуществление принятого решения невозможно без того, чтобы не были намечены конкретные пути и средства его выполнения. Каждой цели (а через нее и мотиву, с которым эта цель связана) соответствует свой, характерный для «ее способ действия. Это соответствие характеризуется не только внешними свойствами действия, являющимися типичными для той или иной цели, но совпадением их нравственного содержания. Ничтожная цель делает ничтожными средства и способы ее реализации, какими бы сами по себе значительными они не казались. С другой стороны, ничтожные и безнравственные средства и способы, избранные для осуществления общезначимой цели, делают ее также ничтожной и безнравственной 1. В данном случае нас однако интересует не эта сторона соотношения цели и способа, а главным образом «В наше время всякие попытки противопоставления целей и средств, утверждения, что во имя достижения высоких целей можно применить любые средства, обычно лишь скрывают за собой низменные интересы отдельных лиц, стремящихся к личной власти» (Краткий словарь по этике». М., 1965, стр. 480). 1 108 внешнее соответствие указанных признаков, взаимообусловленность форм их проявления. Одинаковые антиобщественные цели обычно выполняются действиями, имеющими много общего в их внешнем проявлении. Специфические черты, характерные для цели, достичь которой намеревалось лицо фактом совершения преступления, можно обнаружить даже в тех случаях, когда оно нарочито избирает такие средства и такой способ действия, как это, например, имеет место при заранее обдуманном намерении, которые бы меньше всего соответствовали характеру и цели преступления. Следовательно, в каждом конкретном случае установление зависимости понятий мотива, цели и способа действия дает возможность правильно определить объективные и субъективные свойства преступления1. Напротив, игнорирование этой зависимости ведет к неправильной оценке совершенного преступления и ошибкам в квалификации, Ерлыкову вменялось в вину то, что он, имея цель завладеть домом престарелой гр-ки 3., убил ее, нанеся большое количество телесных повреждений в области головы. Подсудимый, признавая себя виновным в убийстве, категорически отрицал корыстный мотив в своих действиях и объяснял их состоянием опьянения. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Татарской АССР, рассматривая это дело по первой инстанции, пришла к выводу, что утверждение о корыстном характере убийства не соответствует обстоятельствам данного преступления, в особенности способу совершения деяния. При корыстном убийстве, отмечает Коллегия, виновный «обычно по заранее обдуманному плану маскирует свои действия, стараясь создать видимость ненасильственной смерти», чего в данном случае не было. Подсудимый проживал в доме 3. со своей сожительницей С. В течение нескольких дней, предшествовавших убийству, он пьянствовал, избивал С., в результате чего она вынуждена была со своим малолетним сыном ______________ 1 Существовавшая до недавнего времени в теории советского уголовного права, особенно в связи с Указами от 4 июля 1947 г. недооценка значения способа совершения преступления для характеристики общественной опасности и уголовно-правовой оценки противоправного поведения в конечном счете приводили к недооценке содержания мотивов и целей преступления. 109 ночевать у соседей. В день совершения убийства виновный также находился в нетрезвом состоянии, пытался преследовать С., но та сумела убежать от него. Вернувшись домой, виновный совершил убийство гр-ки 3. При этих условиях, отмечает Коллегия, убийство должно считаться совершенным не из корыстных, а из хулиганских побуждений 1. Особое значение это обстоятельство приобретает в тех случаях, когда способ совершения убийства выступает как признак, с которым закон связывает квалификацию преступления. По обстоятельствам, характеризующим способ преступления, действующий уголовный закон относит к квалифицированному виду убийство, если оно совершено с особой жестокостью или способом, опасным для жизни многих людей (п.п. «г» и «д» ст. 102 УК РСФСР). На первый взгляд может показаться, что определение указанных признаков «е связано с характером мотивов деяния. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что и в этом случае моральная сторона поведения играет немаловажную роль в оценке и квалификации преступления. К убийству с особой жестокостью судебная практика относит прежде всего убийство, совершенное особо мучительным способом, когда «потерпевшему непосредственно перед лишением жизни или в процессе совершения убийства заведомо для виновного причинялись особые мучения и страдания путем пытки, истязания, нанесения большого количества ран, применения мучительно действующего яда и пр.»2. Причем с субъективной стороны для состава этого преступления необходимо установить в действиях виновного лица умысел совершить убийство с особой жестокостью, т. е. чтобы лицо сознавало, что лишает потерпевшего жизни именно указанным способом. Практически это сознание невозможно определить, не установив причину противоправного поведения виновного, а также непосредственные побуждения, которыми он руководствовался, совершая преступление. 1 Архив Верховного Суда ТАССР. Приговор Судебной коллегии от 6 февраля 1958 г. 2 Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924-1963, М„ 1964, стр. 281. 110 Особая жестокость — не только объективный признак, но и моральная категория, характеризующая крайне отрицательные черты личности,— бесчеловечность, звериный эгоизм, пренебрежительное отношение к жизни и судьбам людей1. Поэтому определение особой жестокости судебная практика связывает не только со способом убийства, но и с другими обстоятельствами, в частности с обстоятельствами, характеризующими субъективную, сторону преступления. В последнем случае роль мотива и цели в характеристике особой жестокости бывает особенно заметной; по существу мотив и цель дают возможность установить границы особой жестокости как обстоятельства, отягчающего ответственность за умышленное убийство. Так судебная практика с полным основанием относит к особо опасному виду убийство, сопровождавшееся глумлением над трупом или. Причинением заведомо для виновного особых страданий лицам, близким потерпевшему, .надругательством над чувствами этих лиц и другими действиями, в которых находит выражение «звериный» эгоизм, олицетворяющий собой особую жестокость. Нумкин в нетрезвом виде зашел в правление колхоза и учинил там дерзкие хулиганские действия. Придя домой, виновный взял из люльки свою дочь Галину в возрасте 8 месяцев и с силой бросил ее на пол, а затем поднял с пола и снова бросил. От полученных повреждений наступила смерть ребенка. Это убийство как судом первой инстанции, так и Верховным Судом РСФСР с полным основанием было признано как совершенное из хулиганских побуждений и с особой жестокостью (п.п. «б» и «г» ст. 102 У К)2. Значительную сложность в определении признака особой жестокости представляют те случаи убийства, 1 Э. Ф. П о б е г а и л о совершенно правильно заметил, что формулировка действующего закона (п. «г» ст. 102 У К) более четко подчеркивает связь этого обстоятельства с личностью виновного (указанная работа, стр. 81). Вместе с тем вряд ли можно согласиться с авторами учебника «Уголовное право. Часть особенная», которые особую жестокость убийства относят к обстоятельствам, характеризующим субъекта преступления (изд. 1966 г., стр. 168). В судебной практике определение признака особой жестокости связывается г л а в ным образом со способом убийства. 2 Архив Верховного Суда РСФСР. Определение Судебной коллегии от 17 марта 1966 г. 111 которые связаны с расчленением и обезображением трупа. Судебная практика с полным основанием рассматривает, например, расчленение трупа как признак особой жестокости убийства и в соответствии с этим квалифицирует совершенное преступление по п. «г» ст. 102 УК РСФСР Однако вопрос о квалификации указанных случаев правильно решить нельзя, не исследовав мотивов, целей и намерений, которыми руководствовалось лицо, совершая преступление Подобные действия могут рассматриваться как проявление особой жестокости лишь в том случае, если они совершаются с целью глумления над трупом Если же в их основе лежало исключительно стремление скрыть совершенные преступления и избежать ответственности, то, естественно, они не должны квалифицироваться по п. «г» ст. 102 УК РСФСР Так Роминов был признан виновным в убийстве с особой жестокостью своего товарища Г Было установлено, что Роминов похитил у Г. облигации 3% займа на сумму 580 руб. и с целью избежать разоблачения решил убить Г Пригласив потерпевшего домой, Роминов отравил его, а затем расчленил труп на части, которые упаковал в чемодан, вещевой мешок и рюкзак и все это положил в ячейки автомата камеры хранения при вокзале железнодорожной станции Верховный Суд Татарской АССР правильно поступил, исключив из обвинения п. «г» ст. 102 УК РСФСР1. В данном случае внешне действия виновного хотя и напоминают особо жестокий способ убийства, однако они совершены не по мотивам, характерным для этого способа, а исключительно из стремления скрыть совершенное преступление и избежать за него ответственности Судебная практика свидетельствует, что особо жестокий способ убийства обычно сочетается с такими мотивами, в которых в более сильной степени выражены элементы злобы и ненависти Зависимость понятия «убийство с особой жестокостью» и мотивом совершения преступления можно проследить по приведенной ниже таблице, полученной в результате обобщения практики Верховного Суда РСФСР за 1966 г. ______ 1 Архив Верховного Суда Татарской АССР коллегии от 11 апреля 1967 г Приговор Судебной 112 Мотивы и цели убийства с особой жестокостью 1. Корысть 2. Хулиганские побуждения 3. Ревность 4. Месть 5. цель скрыть совершенное преступление 6. Месть в связи с выполнением потерпевшим своего служебного или общественного долга 7. Прочие % к общему числу изученных дел об убийствах, совершенных с особой жестокостью 2,4 8,2 22 62,5 3,3 0,8 0,8 Как видно из приведенной таблицы, среди мотивов, вызывающих убийство с особой жестокостью, наибольшее значение имеют месть и ревность (84,5%). И это не случайно. Именно в данных мотивах в более резкой форме выражен элемент злобы и связанное с ним стремление нанести как можно больший вред потерпевшему, поиздеваться над ним. Этот вывод подтверждается и анализом убийств, совершенных из мести и ревности, среди которых убийства с особой жестокостью согласно тел же материалам соответственно составляют 40% и 54%. Сравнительно меньше распространен хулиганский мотив убийства с особой жестокостью (8,2%). И в этом случае особая жестокость в какой-то мере связана с особенностями названного мотива. Незначительный процент особо жестоких убийств приходится на убийства, совершаемые по мотивам и целям, предусмотренным п. «е» ст. 102 УК РСФСР. Однако приведенные показатели не в полной мере отражают действительное значение этих побуждений в совершении убийств с особой жестокостью. Дело в том, что в общей массе умышленных убийств преступления, предусмотренные п. «е» ст. 102 УК РСФСР, составляют менее 3%. Если же значение указанных признаков определять применительно только к убийствам, о которых говорится в п. «е» ст. 102 УК РСФСР, то результаты будут иные: на убийство с особой жестокостью приходится примерно одна треть всех убийств, квалифицируемых по п. «е» ст. 102 У К РСФСР. 113 Большую роль рассматриваемые признаки играют и в определении другого особо опасного вида убийства, квалифицируемого по способу действия,— убийства, совершенного способом, опасным для жизни многих людей (п. «д» ст. 102 УК). В данном случае связь между мотивом, целью и способом убийства 'выражена не так четко. Однако и здесь существует определенная зависимость между этими понятиями, что видно из приведенной ниже таблицы, составленной на основании тех же материалов, что и в случаях убийства с особой жестокостью. Мотивы убийства способом, опасным для жизни многих людей 1. Хулиганские побуждения 2. месть 3.Ревность 4.Прочие % к общему числу изученных дел об убийствах, совершенных способом, опасным для жизни многих людей 36 45,4 17 1,6 По мотиву совершения преступления рассматриваемое убийство имеет большое сходство с убийством с особой жестокостью. Как в том, так и в другом случае наиболее распространенными мотивами совершения преступления "являются месть, хулиганские побуждения и ревность. Вместе с там при убийстве способом, опасном для жизни многих людей, значительно возрастает роль хулиганских побуждений. Именно в хулиганских побуждениях больше, нежели в других мотивах, выражен характерный для этого убийства момент пренебрежительного отношения к интересам коллектива, судьбам людей, жизни и здоровью граждан. Установление мотивов, намерений и целей, которыми руководствовалось лицо, совершая убийство, способом, опасным для жизни многих людей, помимо познавательного значения, играет немаловажную роль в отграничении данного состава от других видов убийства, в особенности от убийства, предусмотренного п.п. «з» и «и» ст. 102 УК РСФСР. Убийство, предусмотренное п. «д» ст. 102 УК РСФСР. не 'Предполагает цели лишения жизни двух или более лиц. Оно вообще может быть совершено при отсутствии 114 цели лишить кого-либо жизни. Если, однако, такая цель и ставится виновным, то она обычно бывает направлена на лишение жизни какого-либо определенного лица. Иное содержание субъективной стороны мы имеем в случаях, о которых говорится в п. «з» ст. 102 УК РСФСР. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 3 июля 1963 г. отметил, что «умышленное убийство двух или более лиц характеризуется единством преступного намерения» 1. Свирков разошелся со своей женой С., но продолжал ее ревновать. В связи с тем, что С. стала сожительствовать с Л., Свирков затаил на обоих злобу и решил убить. Когда С. и Л. возвращались домой, виновный произвел в них три выстрела из ружья и ранил обоих. Свирков был осужден Калининским областным судом по ст. 15 и по п.п. «д» и «з» ст. 102 УК РСФСР. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР правильно поступила, исключив из обвинения п. «д» ст. 102 УК РСФСР, так как лишение жизни потер певших входило в намерение виновного и являлось целью его действий 2. Различие в волевом содержании умысла рассматриваемых убийств не исключает, разумеется, идеальной совокупности этих преступлений и, следовательно, квалификации их по п.п. «д» и «з» ст. 102 УК РСФСР. Такая совокупность может иметь место, например, в тех случаях, когда виновный, имея намерение лишить жизни двух или более лиц и действуя обще опасным способом, ставит в опасность жизнь других лиц; иными словами когда помимо намерения совершить убийство двух или более лиц, виновный действовал с косвенным умыслом в отношении лишения жизни других людей. Зубов на почве мести решил убить мать и брата С этой целью заложил под стену дома кг. аммонита и произвел взрыв, в результате которого дом был разрушен. Верховным Судом РСФСР эти действия были квалифицированы по ст. ст. 15 и 102, п. «д» и «з» УК РСФСР3 Наряду со способом действия немаловажное значение 1 Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924 1963, М, 1964, стр. 283. 2 Архив Верховного Суда РСФСР. Определение Судебной к о л легии от 25 июля 1966 г 3 Архив Верховного Су та РСФСР Определение Судебной коллегии, 1966 г. 115 в характеристике мотива имеет также и обстановка совершения преступления, т. е. те конкретные и разнообразные обстоятельства, которые придают каждому случаю индивидуальный характер. В отличие от способа, обстановка совершения преступления не всегда входит в условия непосредственной мотивации волевого процесса, с которым связан выбор поведения, и поэтому она не связана, как закон, с целью и особенностями действия. Вместе с тем это не исключает ее большого детерминистического значения в определении антиобщественного поведения. Обстановка может ослабить или поколебать решение совершить преступление, под ее влиянием нередко возникают новые побуждения, усиливающие антиобщественную установку личности; наконец, обстановка сама по себе способна вызвать мотив и побудить лицо на совершение преступления. Среди обстоятельств совершения преступления, с которыми чаще всего сталкивается судебная практика по делам об убийствах, наибольшее значение имеют ссора и драка. Квалификация убийства в драке — один из сложных вопросов уголовно-правовой оценки убийств Исторически в уголовном законодательстве, в том числе и в законодательстве дореволюционной России (ст. 1465 Уложения), где, как известно, драка как метод разрешения опоров особенно культивировалась, убийство в драке рассматривалось как особый вид убийства, занимающий, так сказать, среднюю линию между квалифицированными и менее опасными видами этого преступления. Советское уголовное законодательство с самого начала отказалось от выделения убийства в драке в особый вид убийства, что следует признать совершенно правильным. Вместе с тем взгляд на убийство в драке как на особый вид убийства получил распространение как в судебной практике, так и в теории. Причем ссора и драка рассматриваются как обстоятельства, характеризующие мотив совершения преступления. Как справедливо отмечалось в литературе, такой подход к оценке убийства в ссоре и драке не может быть признан правильным.1 Не говоря уже о теоретической 1 См С В Б о р о д и н убийствах М. 1964, стр. 179. Рассмотрение судом уголовных дел об 116 несостоятельности такого подхода, он является нежелательным и в практическом отношении, так как не только затрудняет квалификацию преступлений, но и искажает перспективу по делу, вносит определенные трудности в профилактику убийств. Драка — сложная обстановка совершения преступления, отличающаяся разнообразием форм, в которых она может проявляться. Наиболее типичной формой являются те случаи, когда драка служит способом разрешения споров, когда неправыми оказываются обе стороны, как виновный, так и потерпевший. Обычно в этом случае отсутствуют низменные побуждения, с которыми закон связывает квалификацию убийства. Умысел на лишение жизни возникает у виновного непосредственно в процессе ссоры 1и драки, а мотивом чаще всего выступает месть. Такое убийство, как правило, квалифицируется по ст. 103 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик. Вместе с тем драка не всегда оказывает влияние на возникновение умысла на убийство. Намерение совершить убийство в драке может обуславливаться не местью и обидой, вызванными дракой, а другими побуждениями (корысть, ревность и др.). Другими словами, драка может служить просто обстоятельством совершения преступления, нередко преднамеренно спровоцированным виновным для того, чтобы скрыть действительные мотивы и цели убийства. Пленум Верховного Суда СССР в постановлении от 4 июня 1960 г. признал неправильной практику, когда оценка убийства производится только на основании одного факта драки и ссоры. Пленум отметил, что драка или ссора сами по себе не исключают наличия таких обстоятельств, которые дают возможность квалифицировать убийство как совершенное при отягчающих или смягчающих обстоятельствах. В некоторых случаях, когда лишение жизни в драке совершено в состоянии необходимой обороны, такие действия вообще могут не содержать состава преступления. В определении характера убийства в драке большое значение имеет не только сам факт драки, но и обстоятельства, предшествовавшие драке, в частности взаимоотношение виновного и потерпевшего, поведение потерпевшего 117 и другие обстоятельства, послужившиеся конкретной причиной драки. При разграничении убийства в драке по типичным для этой обстановки мотивам от убийства из других побуждений важное значение имеет «установление того, к т о — потерпевший или субъект убийства был инициатором и активной стороной драки, ч т о послужило поводом для столкновения с его тяжелыми последствиями...»1. Таким образом, и в этом случае правильное установление мотива и цели имеет большое значение для оценки и квалификации совершенного преступления. Субъективные свойства преступления, в частности мотив и цель, нельзя игнорировать и в определении других обстоятельств, с которыми закон связывает квалификацию убийства. Закон не подчеркивает значения мотива и цели в характеристике убийства женщины, находящейся в состоянии беременности. Однако вряд ли у кого возникает сомнение в том, что нравственные начала больше, чем какие-либо другие обстоятельства, объясняют основания и смысл отнесения этого преступления к убийству при отягчающих обстоятельствах. Два признака отличают данный вид убийства от убийства, предусмотренного ст. 103 УК РСФСР — это, во-первых, фактическое нахождение потерпевшей в состоянии беременности и, во-вторых, сознание виновным этого обстоятельства. Совершенно очевидно, что вопрос о том, сознавал виновный, что потерпевшая находится в состоянии беременности, или не сознавал, может быть решен только на основе совокупности всех обстоятельств совершения преступления В этом плане важную роль играют обстоятельства, предшествовавшие убийству, в особенности взаимоотношения виновного и потерпевшей, в соответствии с которыми и определяются мотивы преступления. Даже самый факт сознания, что потерпевшая находится в состоянии беременности, накладывает отпечаток на мотивы убийства Они, как правило, обусловлены сугубо личными отношениями и чаще всего характеризуются местью, ревностью, реже — корыстными побуждениями __ 1 Н. Ф. К у з н е ц о в а Вопросы квалификации умышленного убийства Вестник Московского университета, № 2, 1961, стр. 39. 118 В тех случаях, когда убийство беременной женщины совершается по низменным мотивам, являющимися отягчающими обстоятельствами, применение ст. 102 УК РСФСР должно обосноваться не только п. «ж», но и другими признаками, характеризующими мотивы преступления. Так убийство женщины, находящейся в со стоянии беременности, совершенное из хулиганских побуждений, должно квалифицироваться не только по п. «ж» ст. 102 УК РСФСР, но и по п. «б» этой статьи Ряд вопросов возникает также в плане соотношения понятий мотива и повторного убийства (п. «и» ст. 102 УК РСФСР). Здесь, прежде всего, обращает на себя внимание формулировка закона (п. «и» ст. 102), который говорит об умышленном убийстве, совершенном лицом, ранее совершившим умышленное убийство, за исключением убийства, предусмотренного ст. ст. 104 и 105 УК РСФСР. Как видно из содержания закона, основанием повышенной опасности этого преступления является не сам по себе факт совершения двух убийств, а повторное убийство, совершенное лицом, уже совершившим умышленное убийство. Иначе говоря, данное обстоятельство характеризует не столько последствие, сколько повышенную опасность лица, совершившего преступление, наличие у него опасной антиобщественной установки. В отличие от убийства, предусмотренного п. «з» ст. 102 УК РСФСР, в данном случае отсутствует единство преступной воли, направленной на лишение жизни двух лиц Каждое из убийств, входящее в повторность, является самостоятельным выражением воли и намерений виновного лица, и они, как правило, не совпадают по времени и месту совершения. Поэтому следует согласиться с мнением С. В. Бородина о том, что если за ранее совершенное убийство лицо не было осуждено, то это преступление должно найти самостоятельное отражение в квалификации1. Основанием для такого решения является не только отсутствие судимости за первое преступление, но часто различный по содержанию характер действий, которыми выполняется состав преступления, в особенности характер мотивов и целей убийства. С. В. Б о р о д и н Квалификация убийства по действующему законодательству. Стр. 71 и след См также Э. Ф П о б е г а й л о , Указ, работа, стр. 120—121 1 119 Повторное убийство, являясь выражением антиобщественной установки лица, часто совершается из тех же побуждений, что -и первое убийство. Вместе с тем нередки случаи, когда мотивы убийства, послужившие основанием для применения п. «и» ст. 102 УК РСФСР, не совпадают, так же как могут не совпадать цели этих преступлений. Этот факт, несомненно, Должен найти отражение в квалификации, как должны найти отражение и другие обстоятельства, которые отличают ранее совершенное убийство от повторного. Поскольку повторность убийства характеризует главным образом повышенную опасность личности виновного, поэтому для квалификации по п. «и» ст. 102 УК РСФСР не имеет значения, были ли оба убийства оконченными или нет, совершены ли эти преступления (покушение и убийство) против одного и того же лица или разных лиц, являлся ли виновный исполнителем или соучастником этих преступлений. Некий Кузенков был осужден по п.п. «и» и «ж» ст. 102 УК РСФСР за убийство своей жены, находящейся в состоянии беременности. Преступление было совершено при следующих обстоятельствах. Кузенков систематически ревновал свою жену, в связи с чем она от него ушла. Однако Кузенков настойчиво просил жену вернуться, угрожал убийством. Явившись в нетрезвом виде к ней на квартиру, пытался ударить ее ножом, но был обезоружен. Через некоторое время он опять явился на квартиру потерпевшей и нанес ей несколько ударов охотничьим топориком, от чего она скончалась 1. Такая квалификация действий осужденного является совершенно правильной: каждое из этих действий являлось самостоятельным выражением воли и намерений виновного. Архив Верховного Суда РСФСР Определение Судебной коллегии от 26 июня 1966 г 1 120 ГЛАВА Ч Е Т В Е Р Т А Я МОТИВ И КВАЛИФИКАЦИЯ ДОЛЖНОСТНЫХ ПРЕСТУПЛЕНИЙ Особенность должностных преступлений, определяющая их специфику и место в системе советского уголовного права, состоит в том, что они всегда связаны с нарушением (чаще — сознательным) своего служебного долга, должностных обязанностей, использованием своего официального положения для совершения действий, противоречащих целям и задачам деятельности советских учреждений и предприятий. Поэтому существенное значение в характеристике таких преступлений приобретают мотивы поведения должностного лица. Характер мотивов и их связь с целью, действием или бездействием — это основное в психологическом содержании служебного преступления, что в значительной мере определяет оценку данных деяний и их общественную опасность. Можно, например, быть снисходительным к неумелости, неопытности должностного лица, но нельзя прощать нечестности, жестокости, карьеризма и других пороков, которые олицетворяют собой должностные преступления. Трудно также переоценить роль мотива в определении объема общественно опасных результатов нарушения служебного долга и круга общественных отношений, затрагиваемых этими преступлениями. Общественная опасность должностных преступлений далеко не исчерпывается тем ущербом, который причиняется этими действиями государственным, общественным и охраняемым законом правам и интересам граждан. По объему общественно опасных результатов должностные 121 преступления не имеют себе равных. Нередко подобные действия «убивают» в людях чувство справедливости, честность, принципиальность и другие благородные побуждения, охрана и укрепление которых составляет первейшую обязанность любого должностного лица советскою учреждения и предприятия. И чем выше степень низменного содержания побуждений, чем коварнее мотив, которыми руководствовалось должностное лицо, совершая преступление по службе, тем большее отрицательное воздействие оказывает его поведение на психологию других людей, нередко толкая их на сделку со своей совестью1. Поэтому всесторонний учет мотивов нарушения должностными лицами своих служебных обязанностей позволяет в каждом конкретном случае установить действительный вред, причиняемый этими преступлениями. Однако роль мотива в характеристике должностных преступлений не исчерпывается только его моральной стороной. Мотив способен не только усугублять или смягчать ответственность, но и налагать бремя вины. В сложных и трудных условиях работы советского государственного аппарата не так-то просто разобраться, где кончается законное использование должностным лицом своих полномочий и начинается злоупотребление ими вопреки интересам службы. Должностное лицо, совершая злоупотребление, как правило, стремится скрыть действительные цели своих действий, пытается придать по существу противозаконным действиям правомерный характер. Чтобы определить направленность действий должностного лица, надо установить их действительные мотивы. Советское уголовное законодательство всегда придавало широкое значение мотиву преступления при оценке должностных преступлений. Так, например, УК РСФСР 1926 г. и ранее действовавшие уголовные кодексы других союзных республик рассматривали соображения корыстной или иной личной заинтересованности в качестве 1 В заметке «А след остался», опубликованной в «Известиях» от 5 декабря 1965 г, очень наглядно показано, как несправедливость и злоупотребление своим положением директора совхоза породило V одних работников совхоза беспринципность и трусость, для других эти действия имели ОБОИМ результатом равнодушие, основанное на принципе «моя хата с краю» 122 альтернативного условия (наряду с признаками систематичности и возможности наступления тяжелых последствий), при наличии которого могла наступать уголовная ответственность за эти действия. Действующее уголовное законодательство пошло в этом отношении еще дальше — мотив выставляется как необходимый элемент в ряде составов должностных преступлений. По УК РСФСР и большинству уголовных кодексов других союзных республик наказуемость таких деяний, как злоупотребление властью или служебным положением, должностной подлог обусловлена требованием корыстной или иной личной заинтересованности. Некоторые уголовные кодексы союзных республик (Узбекской, Молдавской, Киргизской) поступают так и в отношении состава превышения власти или служебных полномочий. Такое решение представляется совершенно правильным. Оно полностью соответствует общей тенденции развития советского уголовного законодательства, в том числе и законодательства о должностных преступлениях, направленной на сужение уголовной ответственности за малозначительные преступления и преступления, не представляющие большой общественной опасности. В данном случае эти свойства преступления определяются главным образом тяжестью причиненного ущерба и особенностью мотива совершенного преступления. Должностные преступления характеризуются в основном тремя группами мотивов. Это — корысть; личные побуждения; интересы ложно понимаемой необходимости По данным изучения и обобщения практики судебных органов ТАССР указанные мотивы должностных преступлений соответственно составляли 63,6%, 34,1% и 2,3% Совершенно очевидно, что роль и значение этих мотивов в отдельных составах должностных преступлений не могут быть одинаковыми. Они определяются характером и особенностями должностных преступлений. Так, корысть имеет наибольшее значение в составах получения взятки, злоупотребления властью или служебным положением и совсем ничтожна ее роль при превышении власти или служебных полномочий. Напротив, интересы ложно понятой необходимости являются характерными для состава превышения власти или служебных полномочий и редко сопровождают действие при должностном подлоге. 123 Р а с с м о т р и м значение мотива применительно к конкретным составам должностных преступлений, Первое место — и не только в смысле расположения— в системе должностных преступлений занимает злоупотребление властью или служебным положением. Мотив в этом случае рассматривается как необходимый элемент состава преступления. Согласно ст. 170 УК РСФСР злоупотребление властью или служебным положением влечет уголовную ответственность лишь в том случае, если оно было совершено из корыстной или иной личной заинтересованности и сопровождалось причинением существенного вреда государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан. Действия должностного лица, хотя и совершенные вопреки интересам службы, но лишенные корыстной или иной личной заинтересованности, не могут квалифицироваться по ст. 170 УК РСФСР, а должны рассматриваться как дисциплинарный проступок. Корыстная заинтересованность — это один из наиболее низменных и вместе с тем распространенных мотивов нарушения служебного долга. По материалам практики судебных органов Татарской АССР в 1965 г. указанные мотивы составили примерно 70% всех случаев злоупотребления властью или служебным положением. Корыстная заинтересованность в этом и во всех других случаях связана со стремлением получить разного рода материальную выгоду, с намерением обогатиться за счет государственных и общественных организаций или отдельных граждан и выступает как мотив противоправного поведения. Корыстное злоупотребление властью или служебным положением имеет большое сходство с другими преступлениями, совершаемыми по одноименным мотивам, в особенности с хищением государственного и общественного имущества. Однако, имея общую мотивационную обусловленность, эти преступления существенно различаются между собой. Будучи одинаково корыстными, они в то же время являются по-разному целенаправленными. При хищении корыстный мотив опосредован определенной, только этому преступлению присущей целью — желанием обратить государственное или общественное имущество в свою собственность или передать его из корыстных побуждений в собственность других лиц. Корыстное 124 употребление властью или служебным положением, в отличие от хищения, не сопровождается целью незаконного обращения государственного и общественного имущества в свою собственность. В этом случае виновный стремится получить материальную выгоду не за счет государственного и общественного имущества, являющеюся предметом посягательства, а в других формах, из самого факта злоупотребления, в результате совершаемых должностным лицом действий. Процко, работая мастером в леспромхозе, вместе с другими рабочими занимался добычей живицы. С целью авансирования добычи живицы в последующие месяцы приписывал недобытую живицу в нарядах. Так им было приписано на свое имя 700 кг, на имя жены — 800 кг, другим рабочим участка приписано 6745 кг живицы Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР признала необходимым квалифицировать действия Процко по совокупности ст. ст. 170, ч. I и 152 УК РСФСР. Вместе с тем Коллегия отвергла квалификацию действия виновного по ст. 92 УК РСФСР, указав, что приписки в нарядах «совершались не только с целью присвоения денег, а с целью незаконного авансирования добычи продукции в последующие месяцы» 1. Корысть при хищении в смысле конкретных форм ее проявления имеет несколько иное, можно сказать, более широкое содержание, чем в случаях злоупотребления служебным положением. Помимо непосредственного получения имущества, она включает в себя стремление приобрести иную материальную выгоду, например, получить материальную услугу, жилплощадь, освободиться от возмещения недостачи, образовавшейся в результате халатности и т. д. Побегова, заведующая складом столовой, обнаружила в коридоре 9 кг технического жира. При отпуске продуктов для целей производства она передала его заведующему столовой под видом комбижира. Изготовленные на этом жире мучные изделия оказались негодными. Столовой причинен материальный ущерб. Действия Побеговой были квалифицированы по ч. I ст. 170 УК РСФСР2. 1 2 Бюллетень Верховного суда РСФСР, № 9, 1965, стр. 8 Архив Привопжского районного народного суда г Казани за 1964 г 125 Как корыстное злоупотребление судебная практика расценивает действия работников прилавка, реализующих через магазины и ларьки похищенные товары и продукты, продукцию кустарей и ремесленников, случаи так называемого временного позаимствования государственного и общественного имущества и т. д. Точное определение содержания корыстной заинтересованности помогает в каждом конкретном случае решить основной вопрос, который возникает при разграничении злоупотребления и хищения государственного и общественного имущества,— были ля незаконные действия должностного лица обусловлены желанием обращения социалистического имущества в свою собственность или другими намерениями. Наибольшую сложность в анализе злоупотребления властью или служебным положением вызывает на практике определение иной личной заинтересованности, в частности, отграничение ее от интересов ложно понимаемой необходимости. Можно без преувеличения сказать, что большая часть противоречий в применении ст. 170 УК РСФСР обусловлена различным пониманием этого признака. В отличие от корысти, личный интерес при злоупотреблении властью или служебным положением не во всех случаях окрашен ярким цветом эгоизма и его не всегда легко распознать в особенности когда он обусловливается стремлением оказать услугу другому лицу или когда прикрывается ссылками на интересы учреждения и предприятия Однако при тщательном рассмотрении всегда можно отличить личный интерес от других мотивов, определяемых иными интересами и установками. Чтобы определить действительное содержание мотива преступления, надо сопоставить его с совершенным действием, целью, как непосредственным результатом этого действия. Мотив всегда обусловлен конкретным содержанием совершенного действия. Оценка интереса зависит от цели, с которой виновный связывает представление о результатах своих действий. Другими словами, цель действий является тем фоном, на котором определяется характер и содержание мотива преступления. Личные интересы при злоупотреблении, в какой бы форме они ни проявлялись, всегда обусловлены узко личными целями, 126 которые в ст. 170 У К РСФСР и соответствующих статьях уголовные кодексов других союзных республик противопоставляются интересам учреждений и предприятий, Эта особенность мотивов злоупотребления властью или служебным положением не всегда учитывается при практическом применении уголовного законодательства об ответственности за эти преступления. В судебной практике мотивы личной заинтересованности и ложно понимаемой необходимости нередко отождествляются и по ст. 170 УК РСФСР квалифицируются случаи, когда в действиях должностного лица не установлено каких-либо мотивов личного характера. Швецова была осуждена по ч. I ст. 170 УК РСФСР за то, что, работая заведующей складом, без ведома бухгалтерии столовой получила в продуктовом магазине 500 кг соленых грибов (из них 259 кг, на сумму 103 руб. 60 коп., оказались напорченными) 1. Мы полагаем, что в данном случае у суда не было оснований для квалификации действий Швецовой по ч. I ст. 170 У К РСФСР, так как из обстоятельств дела не видно, чтобы в своем поведении она руководствовалась какими-то личными соображениями. Действия должностного лица, совершенные им в мнимых интересах учреждения или предприятия, не могут одновременно рассматриваться как обусловленные мотивами личной заинтересованности. Следует признать, что мотивы личной заинтересованности и интересы ложно понятой необходимости «е всегда четко разграничиваются и в опубликованной судебной практике. Характерным в этом отношении является определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по делу Кочкаревой 2. Ей вменялось в вину то, что юна, работая директором столовой, с целью выполнения плана товарооборота столовой распродала жителям района 100 мешков муки, предназначенной для нужд общественного питания. Кочкарева была осуждена по ч. I ст. 170 УК РСФСР. Адвокат, ходатайствуя о снижении наказания Кочкаревой, указал в кассационной жалобе, в частности, на то, что осужденная никакой личной заинтересованности в реализации муки не имела. Коллегия признала приговор суда 1 2 Архив Советского районного народного суда г. Казани за 1962 г. Бюллетень Верховного Суда РСФСР, № 2, 1964, стр. 6—7. 127 вильным. При этом она отметила, что «доводы осужден ной и адвоката, изложенные в кассационных жалобах, не исключают ответственности Качмаревой за должно с гное преступление». Мы не думаем, чтобы в данном случае Коллегия вы разила точку зрения, исключающую необходимость установления мотивов личной заинтересованности для уголовной ответственности за злоупотребление служебным положением Видимо, это замечание Коллегии надо понимать в том смысле, что ложно понятые интересы учреждения, которыми руководствовалась осужденная, не исключают личных мотивов. Аналогичную позицию заняла Коллегия и по делу Фи тенкова и Ромаренко, осужденных по ч. I ст. 170 УК РСФСР за то, что они, работая первый — начальником конторы Горсвет, второй — главным инженером той же конторы, незаконно израсходовали на покупку авто резины и на ремонт автодвигателей 512 руб., полученные конторой с разных предприятий и учреждений за выполнение отдельных работ. Судебная коллегия признала осуждение указанных лиц по ч I ст. 170 УК РСФСР правильным 1. Думается, что такое широкое понимание личной заинтересованности в составе злоупотребления властью или служебным положением ничем не оправдано и не соответствует содержанию уголовного закона. Оно находится в противоречии с позицией Коллегии по другим уголовным делам, где отчетливо подчеркивается необходимость установления мотива личной заинтересованности для привлечения к ответственности за злоупотребление властью или служебным положением. Нет единого мнения по этому вопросу и среди советских криминалистов. Г. Р. Смолицкий, анализируя признак личной заинтересованности по УК РСФСР 1926 г., писал: «Когда закон говорит о личной заинтересованности, нужно иметь в виду не только имущественную или иную личную выгоду, либо узко личные интересы, но и такие случаи, когда должностное лицо вносит в работу социалистического государственного аппарата чуждые советскому строю элементы, противопоставляя интересы «своего» учреждения или предприятия общегосударственным 1 Бюллетень Верховного суда РСФСР № 12, 1963, стр. 13. 128 интересам в целом»1. По существу аналогичного взгляда придерживается также Б. С. Утевский2. С таким пониманием личной заинтересованности в составе должностных преступлений нельзя согласиться. Личная заинтересованность и ложно понятые интересы учреждения и предприятия — противоположные мотивы, по-разному характеризующие общественную опасность нарушения должностным лицам своего служебного долга. Мотивы ложно понятой необходимости проистекают не из стремления получить личное удовлетворение, а из других оснований, из так называемого чувства ложного патриотизма. «Указывая на личную заинтересованность, отмечает В. Ф. Кириченко, — законодатель имел в виду противопоставить ее интересам учреждения или предприятия, и, поскольку речь идет о совершении преступления,— не только подлинным, но и ложно понятым» 3. Иное понимание личной заинтересованности в составе злоупотребления властью или служебным положением лишает всякого смысла оговорку закона о мотивах данного преступления. Нам могут возразить: каждый человек придает своим действиям личный характер, и, следовательно, в них всегда выражается воля и другие личные моменты. На это мы можем ответить следующее: действие всегда совершается по своей воле, но не всегда в своих интересах. Повседневная жизнь дает нам немало примеров, свидетельствующих что человек часто поступает вопреки своим личным интересам и побуждениям. При этом, говоря о должностных преступлениях, мы не должны сбрасывать со счета и психологические особенности поведения людей, обусловленных их служебным и должностным положением. Нельзя забывать, что в психологии бюрократа есть такое, что нередко проистекает из его служебного положения. Специфические и сложные условия отправления служебных обязанностей создают у отдельных, особенно Г. Р. С м о л и ц к и й . Должностные преступления. М., 1947, стр. 15. Б. С. У т е в с к и й . Общее учение о должностных преступлениях. М., 1948, стр. 335. 3 В . Ф. К и р и ч е н к о . Ответственность за должностные преступления по советскому уголовному праву. М., 1956, стр. 112—113. 1 2 129 малокультурных невежественных людей, которым порой поручается выполнение государственных и служебных обязанностей, уродливое представление о служебной необходимости, с которым связано возникновение таких явлений, как местничество, борьба за честь мундира, игра во власть и т. д. и т. п. Достаточно вспомнить также литературные типы, как Полыхаев из «Золотого теленка» Ильи Ильфа и Евгения Петрова, Победоносиков из драмы В. В. Маяковского «Баня» или секретарь парткома института из кинофильма «Тишина». Эти люди — сама стихия. Для них не существует вопроса: быть или не быть? Например, секретарь парткома из кинофильма «Тншина» готов был в интересах ложно понятой необходимости преследовать каждого, кто был с ним не согласен. Однако сказать, что он действовал из личных интересов было неправильно. Он убежден в правоте и необходимости своих действий, ибо глубоко верил, что делать надо именно только так, как он делает, и не иначе. Следует признать, что содержание таких мотивов, как интересы ложно понятой необходимости, их социальная и особенно психологическая структура в правовой науке мало изучены, что отчасти объясняется теми недостатками, которые имеются в научной разработке общественной психологии и в особенности психологии отдельных социальных групп. Нарушения служебного долга по мотивам ложно понятой необходимости в судебной практике встречаются сравнительно редко и составляют, как указывалось, ничтожный процент (2,3%). Принятые в соответствии с решениями XX и последующих съездов партии, а также Пленумов ЦК КПСС меры по коренному улучшению работы советского государственного аппарата, искоренению канцелярско-бюрократического стиля в отправлении служебных обязанностей привели к усилению начал социалистической законности во всей его деятельности. В настоящее время эти виды злоупотреблений, по общему правилу, не представляют большой общественной опасности, которая бы обусловливала необходимость приме«гения уголовного закона. В тех случаях, когда подобные действия вызывают тяжкие последствия, они могут влечь уголовную ответственность по ч. II ст. 170 УК РСФСР, для квалификации по которой характер мотивов нарушения должностным лицом своих служебных обязанностей 130 не имеет значения. Злоупотребление властью или служебным положением, совершаемое в интересах ложно понятой необходимости, должно рассматриваться как уголовно наказуемое деяние и тогда, когда указанные действия направлены против интересов социалистического правосудия (ст. ст. 176—179 УК РСФСР). В связи с этим нельзя согласиться с предложением об изменении редакции ст. 170 УК РСФСР в том на правлении, чтобы корыстные и иные личные мотивы рассматривались как обстоятельства, отягчающие ответственность за злоупотребление властью или служебным положением'. Принятие подобного предложения, как справедливо отмечает В. Кириченко, привело бы к расширению круга уголовно наказуемых должностных злоупотреблений 2. Необходимо отметить, что рассматриваемое преступление иногда обусловливается не одним, а несколькими мотивами. Должностное лицо, совершая злоупотребление, может руководствоваться не только личными, но и ложно донятыми интересами учреждения или предприятия. В этом случае оценка деяния должна производиться с учетом того мотива, который является главным, решающим образом воздействовавшим на волю должностное лица. В приведенном выше примере (дело Процко) действия виновного были мотивированы не только ложно понятыми интересами леспромхоза, но и личными мотивами, которые и определяли общественную опасность совершенного им преступления. Проблема мотива должностного преступления меньше всего затрагивалась при исследовании состава взяточничества На взяточничество обычно принято смотреть как на такое преступление, где мотивы, если можно так выразиться, допускают возможность осязать себя руками и поэтому их установлению не придается сколько-нибудь существенное значение. Между тем предметное рассмотрение мотивов взяточничества приоткрывает многие стороны этих преступлений, причем не только в смысле установления конкретных причин, определяющих общую картину и характер взяточничества в современных условиях. См В. И С о л о в ь е в Борьба с должностными злоупотреблениями, обманом государства и приписками. М., 1963, стр. 144 2 См, «Советская юстиция», N4 15, 1964, стр. 29 1 131 но и в понимании состава этого преступления, в особенности в отграничении его от других смежных преступлений. Взяточничество, как и другие должностные преступления, характеризуют три группы мотивов. Это — корысть (60%), иная личная заинтересованность (39,2%) ложно понятые интересы учреждений и предприятий (0,8%). Как видно из приведенных данных, наиболее сильным л опасным стимулом взяточничества является корысть Однако роль и содержание корыстных мотивов далеко не одинаковы в различных составах взяточничества. Корысть — постоянный спутник получения взятки, где она непосредственно связана с предметом посягательства и выступает как необходимый элемент состава преступления. Напротив, в составе дачи взятки корыстные мотивы играют более скромную роль и составляют 30,5%; в большинстве случаев эти преступления обусловлены мотивами иного личного порядка (69,2%) При этом неодинаковым в этих случаях является и содержание корысти. Если корысть в составе получение взятки, как свидетельствуют данные практики народных судов г. Казани и Верховного Суда ТАССР за 19631965 гг., определяется исключительно денежными интересами, то при даче взятки наибольшее значение имеет корысть, обусловленная иными имущественными интересами: стремлением получить наживу, в результате частною предпринимательства и других действий (16% ), жилплощадь (8,7%), незаконный кредит (6,1%). Довольно пеструю по содержанию картину представляют и личные интересы как мотив взяточничества. Нам большее значение здесь имеют мотивы, обусловленные стремлением избежать неприятных последствий, конкретно — освободиться от уголовной или административной ответственности, получить прописку и т. д. По данным практики народных судов г. Казани и Верховного Суда ГАССР за 1963—1965 гг. указанные мотивы составили 53%. Среди других мотивов дачи взятки выделяются та кие, как стремление расположить в свою пользу вышестоящее должностное лицо (1 0% ), устроиться на работу и учебу (15%) Помимо характера деяний довольно интересная дифференциация мотивов получается в связи с возрастным 132 и другими особенностями субъекта взяточничества. Так. большая часть всех корыстных мотивов падает на лиц, осужденных за взяточничество (дача и получение) в возрасте свыше 40лет(61%),в то время как у лиц до40-лет него возраста эти мотивы составляют гораздо меньший процент (39%), но зато резко возрастает значение таких стимулов, как трудности жилищного характера (прописка). Интересно также отметить, что за получение взятки в возрасте до 30 лет в рассматриваемый период привлечен лишь один человек, в то время как среди осужденных за дачу взятки лица указанного возраста составили почти третью часть (30,6%). Приведенные данные, как в силу ограниченности материала, так и их локального значения, не могут претендовать на исчерпывающее освещение мотивов взяточничества. Но они могут служить отправным пунктом при определении предупредительной и профилактической работы по борьбе с этим преступлением. Значение мотива преступления не ограничивается только тем, что он указывает непосредственный источник, который питает взяточничество. Он играет большую роль в установлении признаков взяточничества и следовательно, в квалификации таких преступлений. Мотив дает возможность прежде всего конкретизировать такой признак, как предмет дачи — получения взятки. Иначе говоря, помогает определить признак состава, в понимании которого как на практике, так и в теории возникает немало противоречий и вместе с тем от определения которого во многом зависят пределы наказуемого за взяточничество. Закон -не указывает на мотив получения взятки Однако вряд ли у кого возникнет сомнение в том, что взяточничество по своей природе — корыстное преступление. Корысть — это тот стимул, который вызывает к жизни получение взятки и определяет содержание этого преступления. Содержание корыстного мотива в первую очередь определяется содержанием предмета взяточничества. Предметом взяточничества может быть все то, что может служить удовлетворению имущественных интересов взяткодателя. Им могут быть деньги, материальные ценности, действия имущественного характера, право на имущество и любые иные имущественные выгоды, в 133 которых может воплощаться корысть Другие же предметы и действия, с которыми связано представление о какойлибо иной выгоде, если даже они являются очень сильными стимулами злоупотребления служебными полномочиями (например, вступление в половую связь) не могут рассматриваться как взятка1. Правильное установление мотива преступления, в частности, предметного содержания корысти, имеет большое значение и Б характеристике объективной стороны рассматриваемого преступления Действие в составе взяточничества характеризуется тем, что оно совершается лицом в связи с выполнением им своих служебных обязанностей, с использованием своего служебного положения Следовательно, стремление получить материальную выгоду как мотив преступной деятельности в этом случае связано с представлением о выполнении действий по службе. Если вознаграждение дается или получается не из узко личных соображений, обусловленных выполнением действий по службе, а из чувства благодарности за оказание услуг, связанных с профессиональной производственной деятельностью должностного лица, то такие действия не составляют взяточничества При определенных условиях они могут дать состав частнопредпринимательской деятельности или вообще не рассматривается как уголовно наказуемое деяние. Рыжиков, работая заведующим хирургическим отделением больницы, был признан виновным в том, что систематически получал от больных подарки Действия Рыжикова были квалифицированы по ч II ст. 173 УК РСФСР, по которой он и был осужден. Президиум Верховного Суда РСФСР признал такую квалификацию неправильной Он, в частности, отметил, что поскольку Рыжиков принимал подарки от больных не в связи с выполнением обязанностей должностного лица, а за оказание услуг, связанных с профессиональной 1 В этой связи нельзя не отметить неточность распространенного в литературе мнения о том, что для состава получения взятки не имеет значения «какими мотивами руководствовалось при этом должностное лицо, так как подобные признаки лежат за пределами данного состава преступления» (Н. П. Кучерявый. Ответственность за взяточничество М, 1957, стр. 7) При таком понимании мотива и составе получения взятки утверждение о материальном характере предмета этого преступления теряет всякий смысл 134 деятельностью, то он не может подлежать ответственности по ч. II ст. 173 УК РСФСР 1. Психологический аспект взяточничества позволит более четко разграничить взяточничество и хищении особенно в тех случаях, когда предметом взятки выступает государственное и общественное имущество Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении от 31 июля 1962 г «О судебной практике по делам о взяточничестве» отметил, что взяточничество, сопровождавшееся незаконным обращением в свою собственность государственного или общественного имущества должно квалифицироваться как совокупность двух преступлений — взяточничества и хищения государственного и общественного имущества 2. Совершенно очевидно, что конкретная оценка этих случаев во многом будет зависеть от содержания мотива преступления В особенности это относится к оценке 1ействий должностных лиц, передающих в виде взятки государственное и общественное имущество Если лицо незаконно изымает и передает в виде взятки государственное или общественное имущество для удовлетворения личных интересов, то такие действия помимо взяточничества, образуют также хищение государственного или общественною имущества. Напротив действия, совершенные из интересов ложно понятой необходимости, должны квалифицироваться только как взяточничество. В заключение необходимо отметить, что мотив должностных преступлений оказывает не только влияние на квалификацию, но и имеет большое значение в назначении наказания Определяя степень общественной опасности нарушения должностным лицом своих служебных обязанностей и характеризуя моральный облик виновного, мотив может служить важным моментом в определении индивидуальной вины осужденного Корыстные н другие низменные побуждения при совершении должностных преступлений рассматриваются как признаки характеризующие повышенную общественную опасность этого преступления. Напротив, должностное преступление, не осложненное низменными побуждениями, судебная практика расценивает, при прочих разных условиях как совершенное при смягчающих обстоятельствах Бюллетень Верховного Суда РСФСР, № 8, 1963, стр. 6—7. Сборник постановлений Пленума Верховного Суда 1924—1963 М, 1964, стр. 260. 1 2 СССР 135 ГЛАВА П Я Т А Я МОТИВ И КВАЛИФИКАЦИЯ ХУЛИГАНСТВА Хулиганство — одно из опасных и вместе с тем наиболее распространенных преступлений. Небольшое в отдельном, оно, как справедливо в свое время заметил Н. В. Крыленко, «в массе принимает характер больший социальной опасности» 1. В настоящее время на него падает более четверти всех преступных проявлений2, причем в большинстве случаев хулиганство носит злостный характер. Вместе с тем опасность хулиганства не исчерпывается тем непосредственным вредом, который оно причиняет общественному порядку, обществу и отдельным гражданам. Хулиганство—«питательная среда», в которой произрастают другие, более тяжкие преступления, например, убийства, телесные повреждения, изнасилование и др. Искоренение хулиганских проявлений — одна из важных задач по укреплению социалистической законности и правопорядка в стране. Важное значение в этом отношении имеют решения ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета Министров СССР об усилении борьбы с нарушениями Диспут о хулиганстве, состоявшийся в большой аудитории политехнического музея 30 сентября 1926 г., Изд. «Пролетарий», 1927, стр. 45. 2 См. В. Т и к у н о в . Снисхождения хулиганам не будет. «Известия» от 21 апреля 1966 г.; Н. Д ь я ч к о в , Н. К у з н е ц о в а . О чем говорят обобщения судебной практики по делам о хулиганстве. «Советская юстиция», № 1, 1964, стр. 9. В целом по Российской Федерации эта категория дел составляет примерно 1/5 часть всей судимости, а по ряду областей, краев удельный вес ее более высок и составляет 25 и даже 30%. (Л. С м и р н о в , X X I I I съезд КПСС и задачи судебных органов в борьбе с преступностью». «Советская юстиция», № 14, 1966, стр. 2). 1 136 общественного порядка, принятые в июле 1966 года В этих решениях намечена конкретная программа дальнейшего укрепления социалистической законности в нашей стране. Совершенно очевидно, что успех борьбы с хулиганством во многом зависит от правильного применения уголовного, законодательства по борьбе с этими, преступлениями В этой связи большое значение приобретает всестороннее исследование признаков хулиганства, в особенности его субъективной стороны, в частности, мотивов, целей и других субъективных признаков. Судебная практика свидетельствует, что немало ошибок в квалификации хулиганства связано главным образом с не правильным определением субъективных свойств этого преступления Психологический аспект изучения дает возможность лучше понять природу хулиганства, содержание его субъективной стороны и наметить правильную судебную политику в борьбе с этими преступлениями. Хулиганство принадлежит к числу понятий, которых труднее всего поддаются точному определению. Вряд ли найдется в уголовном кодексе какое-либо общественно опасное деяние, которое было бы так понятно каждому, и вместе с тем нет другого такого преступления, которое бы вызывало большую сложность в установлении его юридических признаков. В теории понятие хулиганства — предмет постоянных споров, а на практике — объект наибольших расхождений в его квалификации между раз личными судебными инстанциями, между судебными и следственными органами. Объяснение этому надо искать в особенностях исследуемого деликта К хулиганству мы относим очень широкий круг самых разнообразных действий: произнесение нецензурных слов и учинение драки, загрязнение общественных мест и уничтожение (повреждение) имущества приставание к гражданам и насилие над личностью совершение непристойных действий и надругательство над памятниками и т. д. — все это составляет хулиганство. При этом задача осложняется еще и тем, что многие квалифицируемые как хулиганство действия соответствуют объективной стороне состава какого-либо другою преступления, предусмотренного в качестве самостоятельного состава, например, телесного повреждения уничтожения и повреждения имущества и др. 137 обстоятельство и затрудняет как характеристику специфических черт, определяющих хулиганство, так и в особенности отграничение его от других преступлений. В рамках настоящей работы, естественно, нет возможности остановиться на характеристике всех признаков хулиганства. В плане исследуемой темы нас в первую очередь интересует содержание субъективных свойств хулиганства, в частности, содержание умысла, мотивов, целей, их соотношение и роль в характеристике хулиганства как уголовно наказуемого деяния. Вопрос о значении и роли мотива и цели в определении хулиганства, как известно, имеет большую историю, которая по времени совпадает с историей уголовно наказуемого хулиганства. Именно его обсуждением было положено начало проблеме хулиганства как уголовно наказуемого деяния. Некоторые криминалисты, возражая против включения в Уголовный кодекс хулиганства в качестве самостоятельного состава преступления, указывали, что понятие хулиганства относится не к «миру фактов и явлений», а выражает лишь субъективные свойства существующих уголовно наказуемых деяний и выступает как оттенок преступности. «Хулиганство (и озорство) как таковое,— писал проф. С. Мокринский,— не есть преступление, не есть д е й с т в и е , но лишь с в о й с т в о действия, точнее свойство преступного действия, и лишь как '. гаковое может и должно быть принимаемо в расчет при выработке мер борьбы с ним... Новый уголовный закон нужен не для того, чтобы ввести новый состав преступления озорства или хулиганства, а для того, чтобы квалифицировать существующие составы»1. Однако эта точка зрения не нашла поддержки в советской юридической литературе; большинство советских криминалистов стояло за выделение хулиганства в самостоятельный состав2. При этом справедливо указывалось на то, что хулиганство специфично не только особенностью мотива, но и С. М о к р и н с к и й . Озорство и хулиганство «Еженедельник Советской юстиции», № 37, 1924, стр. 879—880. Статью 176 УК РСФСР 1922 г Мокринский называл «пробельной» Вместе с тем автор признавал наличие таких общественно опасных действий, которые ЯВ1ЯЮТСЯ типично хулиганскими (там же, стр. 880). 2 См. А. А. П и о н т к о в с к и й , В. Д М е н ь ш а г и н , В. М. Ч х и к в а д з е . Курс советского уголовного права. Особенная часть, М, 1958, стр. 508. 1 138 своим объективным содержанием, характером внешних свойств деяния и формой их выражения1. Так, Д. И. Курский, докладывая на сессии ВЦИК, обсуждавшей проект УК, и обосновывая необходимость установления уголовной ответственности за хулиганство, говорил: «Существуют такие озорные, бесцельные поступки, которые не могут быть уложены в точные старые юридические нормы, но которые определенно связаны с проявлением неуважения к гражданам и нарушают их чувство стыдливости, чувство необходимого покоя, которого может требовать каждый гражданин»2. Противники включения в УК состава хулиганства игнорировали также значение субъективных свойств, в особенности содержание умысла, мотивов и цели в определении характера общественно опасных деяний. В частности, упускалось из виду, что субъективные свойства деяния способны не только налагать или смягчать бремя вины, «о и изменять характер деяния и его общественную опасность. Действия, образующие объективную сторону какого-либо преступления, но совершенные из хулиганских побуждений, могут приобретать «ной социальный смысл и общественную значимость. К примеру, насилие над личностью, совершенное из хулиганских, побуждений, не просто унижает личное достоинство потерпевшего, но и выражает неуважение к человеческой личности вообще3. Противоречиво этот вопрос решался и в русской дореволюционной литературе Собрание русской группы Международного криминалистов, состоявшееся 14 февраля 1914 г., признало несостоятельной попытку дать определение хулиганства как деликта sui genetis. Выступивший на этом заседании с докладом известный русский юрист М. П. Чубинский говорил о полной невозможности «сделать из хулиганства единый наказуемый деликт» (Отчет X общего собрания русской группы Международного союза криминалистов 13—16 августа 1914 г, Петроград, 1916, стр. 133). Этот же взгляд разделяли и другие криминалисты. А. Н. Трайнин в стремлении дать уголовно-правовое определение хулиганства усматривая логическую ошибку (там же, стр. 8). Напротив, В. И в а н о в считал, что хулиганство — «явление совершенно особого типа, требует ч специального законодательства» (В. И в а н о в Что такое хулиганство. Оренбург. 1915, стр. 9—10). 2Цит. по статье М. И с а е в а . Судебная практика по делам о хулиганстве. «Советская юстиция», 1941, № 12, стр. 6. 3 Именно поэтому личность не может быть объектом, посягательства даже в тех случаях, когда нарушение общественного порядка связано с причинением какого-либо ущерба конкретному липу, т а к как этот ущерб не является целью хулиганских действий. 1 139 Советское уголовное право с самого начала встало на путь признания хулиганства как преступления. Уже УК РСФСР 1922 г. содержал развернутое определение хулиганства. Ст. 176 Кодекса относила к хулиганству «озорные, бесцельные, сопряженные с явным неуважением к отдельным гражданам или обществу в целом действия». Это определение, являющееся первой попыткой установления общих признаков хулиганства, не могло, естественно, избежать отдельных недостатков как в определении характера этого деяния, так и в установлении его конструктивных элементов. Прежде всего неудачной являлась система расположения рассматриваемого преступления в Особенной части Уголовного кодекса. Помещая хулиганство в раздел преступлений против личности, Уголовный кодекс тем самым неточно определял содержание хулиганства, направленность и общественную опасность выражаемых им действий. Не совсем точно были определены также мотивы и цель хулиганства. Упоминание в законе о бесцельности хулиганских действий противоречило волевому характеру человеческого поведения вообще и антиобщественной деятельности в частности. Шире, чем это было указано в законе, понимала судебная практика и мотивы хулиганства. Помимо озорства судебная практика относила к хулиганским мотивам и другие побуждения, соединенные с неуважением к обществу и элементарным правила социалистического общежития. Вместе с тем выраженная в определении мысль о том, что субъективные признаки, в частности, мотив и цель преступления выступают как конструктивные элементы хулиганства, является совершенно правильной. Она имела большое значение для дальнейшего развития законодательства и судебной практики в борьбе с этими преступлениями. Мотив, цель и намерения преступления являются именно теми признаками, которые, наряду с объективными свойствами, определяют специфику и особенность хулиганских действий. Психологический аспект преступления занимал также важное место в характеристике хулиганства и а последующих законодательных актах, предусматривающих ответственность за эти преступления. Так, УК РСФСР 192о г (ч первоначальной редакции!, изменив место 140 расположения хулиганства в системе особенной части и отнеся его к преступлениям против порядка управления (что, несомненно, больше соответствовало природе и характеру этих преступлений), без каких-либо поправок воспроизводил определение хулиганства, даваемое в УК РСФСР 1922 г. В дальнейшем, в связи с изданием Указа Президиума Верховного Совета СССР от 10 августа 1940 г., определение понятия хулиганства из большинства уголовных кодексов союзных республик были исключено. Однако и после этого судебная практика рассматривала мотив и цель как характерные признаки хулиганства, относя к нему лишь такие действия, которые «совершены именно из озорства, в целях проявления явного неуважения к обществу, а не тогда, когда в и основе лежали мотивы, связанные с личными взаимоотношениями обвиняемого с потерпевшим» 2. Ныне действующий уголовный закон не связывает определение хулиганства с наличием какого-либо мотива Ст. 206 УК РСФСР относит к хулиганству «умышленные действия, грубо нарушающие общественный поря док и выражающие явное неуважение к обществу». Однако выраженная в законе четкая характеристика при знаков хулиганства, особенно субъективной стороны, дает возможность более правильно решить вызывающий в науке и судебной практике большие споры вопрос о содержании мотива, цели, умысла хулиганства и о значении этих признаков в квалификации и определении ответственности за эти действия. Умышленность действия в законодательной характеристике хулиганства сочетается с требованием такого Ведомости Верховного Совета СССР, 1940, № 28. См. Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 29 апреля 1939 г. (Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР 1924—1946 гг., стр. 37). Впоследствии, постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 20 марта 1953 г. (Сборник 1924—1957 гг., стр. 39) приведенное положение постановления Пленума от 29 апреля 1939 г. было изменено. Из него было исключено указание на мотив и цель преступления. М И. Б а ж а н о в и В. И. Т к а ч е н к о пишут в связи с этим, «что неупоминание в данном постановлении о мотиве необоснованно расширяет понятие хулиганства, так как может дать возможность привлечения к ответственности по ст. 74 УК РСФСР лиц, в действиях которых установлен лишь косвенный умысел». (М. И. Б а ж а н о в , В. И. Т к а ч е н к о Квалификация хулиганства по советскому уголовному праву «Советское государство и право», 1958, № 6, стр. 136). 1 2 141 важного признака, как проявление явного неуважения л обществу. Явное неуважение к обществу — это не только объективное свойство деяния, но и характеристика отношения виновного лица « этому деянию. Следователь но, сознание указанного свойства общественно опасных действий является при хулиганстве неотъемлемой частью мотивации волевого процесса, выбирающего поступок. Хулиганство «е содержит в самом себе целей, которые бы преследовали получение какой-либо пользы, реальной выгоды, причинения вреда своему противнику и т д., иначе говоря, целей, которые являлись бы непосредственным выражением каких-либо потребностей. Его цель ограничена самим фактом совершения действий, выражающих явное неуважение к обществу, к законам н правилам общежития. По своему содержанию эта цель кажется ничтожной и в определенной мере беспредметной. Именно ничтожность цели и порождает неправильный взгляд «а хулиганство, как на бесцельное действие, взгляд, который, кстати сказать, имеет хождение не только в быту, но был отражен в первых законодательных актах, устанавливающих ответственность за хулиганство. Однако бесцельность хулиганских действий — только кажущаяся. Хулиганство также целенаправлено, как и любое антиобщественное поведение. Ходячее выражение о бесцельности хулиганства, как справедливо заметил С. Мокринский, означает, что хулиганство «бесцельно с точки зрения всякого, кто не хулиган» 1. Но в отличие от других противоправных деяний цель в хулиганстве не простирается дальше совершения действий, грубо нарушающих общественный порядок и выражающих явное неуважение к обществу. Эта цель всегда обусловлена одним желанием — совершить действие, грубо нарушающее общественный порядок и выражающее явное неуважение к обществу2. 1 С. М о к р и н с к и й Озорство и хулиганство «Советская юстиция», № 37, 1924, стр. 879. 2 В Методическом письме Прокуратуры СССР «О квалификации преступлений», изданной в 1939 г. («Социалистическая законность», 1939, № 10, стр. 18), Iсверилось «Довольно распространенным является взгляд, что характерной чертой хулиганских выходок является их бесцельность. Этот взгляд — безусловно неправильный и способствует допущению существенных ошибок при применении ст. 74 УК Наоборот, хулиганство всегда имеет совершенно определенную цель погорая и является характерным признанием этого преступления именно выразить явное неуважение к обществу» 142 Что же лежит в основе этой цели? Какие побудительные причины вызывают подобное желание? Другими словами, каковы мотивы совершения хулиганства? ^Совершенно очевидно, что специфику хулиганского мотива нельзя искать в обстоятельствах личного или материального порядка, играющих роль побудительных причин при совершении других преступлений. Он обусловлен иными чувствами и побуждениями. Хулиганский мотив связан с такой сферой стремлений и интересов человека, которая затрагивает его отношение к принятым в обществе правилам общежития и человеческого поведения, общественному порядку.1 Некоторые авторы считают, что в основе хулиганских действий всегда лежит озорство,? которое и признается специфическим мотивом того или иного преступления. Мотив озорства, указывает П. С. Матышевский, является побудительной причиной постановки специальной цели — проявить явное неуважение к обществу 1. Эта точка зрения, как известно, была подвергнута обстоятельной критике в советской юридической литературе2. Озорство (если даже понимать его широко, как это делает, например, П. С. Матышевский) далеко не исчерпывает того сложного содержания, которым характеризуется хулиганский мотив.{Озорство — лишь одна из форм хулиганства, причем характерная для менее опасных случаев его проявления 3. Многие же хулиганские действия, особенно если они сопровождались причинением 1 П. С. М а т ы ш е в с к и й . Ответственность за преступлении против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения. М., 1964, стр. 81. См. также М. И. Б а ж а н о в, В. И Т к а ч е н к о . Квалификация хулиганства по советскому уголовному праву. «Советское государство и право», № 6, 1958, стр. 133—134 Г. Б. В и т т е н б е р г . Меры борьбы с хулиганском Иркутск, 1959, стр. 27. 2 См. В. В. Т р у ф а н о в. Некоторые вопросы уголовной ответственности за хулиганство. Уч. зап. ВЮЗИ, вып. VII, стр. 131—132 И. П. Д а н ь ш и н . О мотивах хулиганства, «Правоведение», Я» 21, 1965, стр. 171. 3 Видимо, отчасти этим обстоятельством можно объяснить, что определение хулиганства, как озорных действий, содержащееся в УК РСФСР 1922 г и УК РСФСР 1926 г. (в первоначальной редакции ст. 74), не было воспринято действующим уголовным законодательством и судебной практикой. М. И с а е в указывал, что «слова озорные», «озорничество» звучат мягче, чем. хулиган». (М. И с а е в . Судебная практика по делам о хулиганстве. «Советская юстиция»,1941, № и, стр. 6). 143 серьезных последствий, вообще невозможно объяснить побуждениями озорства. К тому же термин «озорство» больше характеризует внешнюю, объективную сторону деяния, нежели мотив преступления. Хулиганский мотив — мотив сложный. Помимо озорства он может включать в себя и другие побуждения, частности, стремление показать свою силу, ловкость, [Превосходство над другими, поиздеваться над потерпевшими, проявить жестокость и т. д. Форма этих побуждений определяется главным образом обстановкой и конкретными условиями совершения хулиганства. Однако, в какой бы форме ни выражались хулиганские побуждения, в них непременно присутствует общая черта — все они продиктованы одним стремлением — стремлением показать себя, перейти границы дозволенного, выразить в нарочито вызывающей форме пренебрежение к окружающим, другим людям. Вот это-то стремление в нарочито вызывающей форме проявить себя и выразить показное пренебрежение к законам и правилам общежития и составляет содержание хулиганских побуждений. Некто Вилков, будучи нетрезвым, нес ведро бензина ;ля заправки. По пути ему попалось стадо, и он решил поразвлечься. Подошел к быку и начал его дразнить, но бык на это никак не реагировал. Тогда Вилков облил его бензином и поджег. Спасти быка не удалось 1. Федотов в пьяном виде явился в правление колхоза и стал просить у председателя выделить ему воз соломы Последний отказал. Тогда Федотов начал выражаться нецензурными словами, схватил председателя правления яа грудь, порвал на нем пиджак 2. Пьяный Локтев затеял дома скандал, раскидал стулья, посуду, стал избивать жену. На шум и крики прибежали соседи. На их уговоры Локтев не реагировал, кричал, выражался нецензурными словами, в общем коридоре разлил помои3. Перед нами три разных случая проявления хулиганства. Вместе с тем побудительная причина у них общая, 1 2 «Известия» от 14 января 1966 г Архив Верховного Суда ТАССР. Кассационная практика, 1960 г 3 Архив Зеленодольского районного народного суда ТАССР, 1965 г. 144 можно сказать, единая — виновные в своем поведении руководствовались одним и тем же побуждением стремлением показать себя, выразить в неуважительном виде пренебрежение к требованиям и правилам общежития, к окружающему, другим людям Указанное стремление и составляет субъективную основу любого хулиганского проявления, в чем бы оно ни выражалось Наряду с целью хулиганский мотив придает различным по форме и значению действиям единый характер — характер XУлиганства Специфичность хулиганских побуждений следует искать прежде всего в их причинной обусловленности Подобные мотивы лишены какой-либо необходимости на них непосредственно не лежит печать потребности, они целиком проистекают из разнузданного эгоизма, связанного с неуважением к личности и человеческому достоинству, безразличным отношением к общественным интересам, пренебрежения к законам и правилам обще жития Нередко в основе такого отношения к общественным и личным интересам лежит безотчетная злоба, чувство неудовлетворенной потребности, которые порождают тупое отчаяние и связанное с ним стремление к озорству удали, разрушению, желание как-то показать и проявить тебя и т. д. Но не только безотчетная злоба движет рукой хулигана. Часто его поведение обусловлено уродливым пониманием свободы своих действий, смысл которого очень четко выражает формула «все позволено» Брагин, будучи нетрезв, встретил двух парней и по просил у одного из них закурить. Тот ответил, что у него нет ничего и в подтверждение даже вывернул карманы Брагин ударил его в лицо Когда виновного спросили о мотивах, то он свое поведение объяснил так «Сейчас я и сам не могу понять Перед этим в секции с ребятами спорили Захотел похвастать — освоил нокаут Сорвался с резьбы» 1. В этом примере до осязаемости виден необузданный эгоизм и вызванное им стремление как-то проявить себя выйти за рамки дозволенного, выразить показное пренебрежение к элементарным правилам поведения Несомненно, подобная эгоистическая психология психология уродливая, свидетельствующая об отсутствии 1 «Известия» от 16 июня 1966 г. См. заметку «Нокаут». 145 нормальных духовных интересов, которые связывают личность и общество. Нужно иметь извращенную психику, чтобы такой дикий мотив, каким являются хулиганские побуждения, появился в голове человека. Но было бы, разумеется, совершенно неправильно объяснять хулиганство исключительно свойствами человеческой натуры, ее биологическими особенностями, в частности, особенностями темперамента и характера. Человек не рождается с такой уродливой психологией. Психология разнузданного эгоизма, несомненно, имеет свои социальные причины, свою социальную сущность1. Такого рода психология появилась вместе с появлением частнособственнических отношений и получила наиболее уродливые формы в условиях эксплуататорского строя, в условиях противопоставления личности и общества 2. В капиталистическом обществе, говорил В. И. Ленин, «нужда и нищета выбрасывали тысячи и тысячи на путь хулиганства, продажности, жульничества, забвения человеческого образа» 3. Исключительно ярко процесс ломки психики людей в условиях царской России раскрыт А. М. Горьким в ряде его произведений. А. М. Горький с мастерством большого художника показывает, как сложные условия жизни, дополняемые пьянством и дикими нравами беспросветной провинциальной глуши, уродовали психику людей, порождая у них стремление к бесчинству и озорству, необузданное желание как-то проявить и показать себя. Таким перед нами предстает прежде всего Вавило Бурмистров из повести «Городок Окуров». Сильно избалованный вниманием горожан, он «требовал все большего и, неудовлетворенный, странно и дико капризничал: разрывал на себе одежду, ходил по слободе полуголый, валялся в пыли и грязи, бросал в колодцы живых кошек и собак, бил мужчин, обижал баб, орал похабные 1 Н. В. К р ы л е н к о , возражая против утверждения, что хулиганство не имеет социального содержания, говорил: социальные корни хулиганства «заключаются в целом комплексе причин исторических и иных, которые в конце концов так выпячивают в настоящий момент это явление». (Диспут о хулиганстве. Изд. «Пролетарий» 1927, стр. 59). 2 Особенно большое распространение хулиганство получило в дореволюционной России. См. А. Е. Р я б ч е н к о. О борьбе с хулиганством, воровством и бродяжничеством. Спб., 1914, стр. 6—9. 3 В И Л е н и н Соч. т 26, стр. 372. 146 песни, зловеще свистел, и его стройное тело сгибалось под невидимою людям тяжестью. Во дни таких подвигов, его красивое законченное лицо становилось плоским, некоторые черты как бы исчезали с него, на губах являлась растерянная глуповатая улыбка, а глаза, воспаленные бессонницей, наполнялись мутной влагой и смотрели на все злобно. Но — стоило слобожанам подойти к нему, сказать несколько ласковых похвал его удали,— он вдруг весь обновлялся, точно придорожная пыльная береза, омытая дождем после долгой засухи: снова красивые глаза вспыхивали ласковым огнем, выпрямлялась согнутая спина, сильные руки любовно обнимали знакомых...» 1. Такова же психология персонажа повести «Голубая жизнь» столяра Каллистрата. Этот озорник всю жизнь мучился идеей как бы отличиться и озадачить людей. «Забавно, — рассуждал он,— когда они спотыкаются на ходу. Все будто бы просто, а - вдруг настигло непонятное...» 2. К хулиганству нередко прибегали и деклассированные элементы из числа господствующих классов, потерявшие свое место в жизни и не имевшие никаких убеждений. За время существования Советской власти социальноэкономические условия в нашей стране резко изменились, однако философия хулиганства осталась прежней. В каждом хулиганском поступке мы видим то же необузданное стремление проявить себя и озадачить людей, показать свой ничтожный эгоизм, свое пренебрежение законами и правилами общежития. И дело не только в живучести старых нравов и представлений, которые, несомненно, играют главную роль в сохранении хулиганства. Поведение человека никогда не обусловливается исключительно одними идеальными двигателями. Оно всегда упирается в объективные причины и условия, имеющие свое основание в реальной действительности. Это в полной мере относится и к хулиганству. В ряду основных факторов, способствующих проявлению хулиганства, первое место обычно принято отводить пьянству. Несомненно, в детерминированности 1 2 А. М. Г о р ь к и й . Городок Окуров. 1937, стр. 12. А. М, Г о р ь к и й . Собрание соч., т. 16, М, 1959, стр. 242, 147 хулиганства пьянство играет громадную роль. Под влиянием опьянения значительно возрастает стремление выйти за рамки дозволенного. Оно способно во много раз лить необузданное стремление лица показать себя и проявить неуважение к обществу. Именно поэтому пьяных, как свидетельствует судебная статистика, больше всего среди лиц, совершивших хулиганские действия. Но пьянство, конечно, не исчерпывает всех условий, которые способствуют совершению хулиганских действий Сводить все к пьянству — значит упрощать проблему Наглядным подтверждением тому может служить судебная практика о хулиганских проявлениях несовершеннолетних, где указанное обстоятельство занимает незначительное место. Неправильное формирование личности, лежащее в основе уродливых устремлений,— результат сложного взаимодействия целого комплекса многочисленных и различных по своему содержанию и значению причин и условий. Здесь — и пьянство, и уродливое семейное воспитание, недостатки воспитательной работы школы, общественных организаций и микросреда2, проявления бестактности и открытого неуважения человеческой личности во взаимоотношениях между людьми и многое другое — все эти факторы оказывают влияние на сознание лица и в какой-то мере содействуют выработке у него антиобщественных нравов и привычек. Как свидетельствуют материалы судебной практики, субъекты хулиганства —это, как правило, люди с низким культурным уровнем, неразвитыми нравственными представлениями, узким кругозором, не имеющие надлежащего образования, нередко — ранее судимые и без определенных занятий. Из общего числа осужденных за хулиганство по Татарской АССР в первых трех кварталах 1965 года 94% падает «а лиц, не имеющих законченного среднего 1 По данным специального обследования ВНИИ Прокуратуры СССР процент пьяных при совершении хулиганства составил 96% (См А. А. Г е р ц е н з о в . Введение в советскую криминологию. М, 1965, стр. 180). 2 В. М о н а { о в в заметке «Где «созревает» хулиган», опубликованной в комсомольской правде от 12 ноября 1966 г., на конкретных примерах убедительно показывает, что влияние на выработку антиобщественных взглядов и привычек у подростков оказывают стихийно возникающие общества, так называемые дворовые «коллективы». 148 образования; 42% осужденных ранее судились, в том числе 23% за хулиганство; 14% не имели определенных занятии и работы. Нередко причины хулиганства упираются в факторы материального характера, трудные жилищные условия, занятость родителей в случае совершения преступления несовершеннолетними и т. д.1 Среди обстоятельств, содействующих возникновению хулиганских мотивов и совершению на их основе хулиганских действий, следует указать также на отсутствие последовательной и твердой судебной политики, проявление неоправданного либерализма в борьбе с этими преступлениями, недостатки в работе государственных органов, охраняющих общественный порядок, и общественных организаций. Указанные обстоятельства имеют, конечно, детерминистическое значение и при совершении других преступлений. Но в хулиганстве они выражены сильнее, их роль более заметна. Можно сказать, что в данном случае эти обстоятельства лежат на поверхности явлений, что главным образом объясняется особенностью, спецификою хулиганских побуждений, в основе которых, как известно, лежит вульгарное понимание свободы своих действий характеризуемое формулой «все позволено». Совершенно очевидно, что источником подобной уверенности может быть только безнаказанность. Особенно заметно влияние указанного фактора на преступность в ее зародышевом состоянии, в преступлениях несовершеннолетних, на которых, по данным Верховного Суда РСФСР, падает более 10% хулиганских проявлений. Безнаказанность подростка, совершившего преступление, связывается у него с представлением, что он может выйти сухим из воды и в свою очередь имеет крайне отрицательное психологическое воздействие на других несовершеннолетних. При решении вопроса об ответственности конкретного лица мы нередко забываем огромное превентивное значение наказания. Большое мотивационное воздействие на психологию хулиганства оказывает не только практика борьбы с этим преступлением, «о и общая линия судебной политики. 68% несовершеннолетних из числа осужденных в 50-х годах за хулиганство лишились либо одного, либо обоих родителей. (См. Антиобщественные явления, их причины и средства борьбы с ними «Коммунист». 1962, МЬ 12, стр. 88). 1 149 общее состояние социалистической законности в районе, области, крае и т. д. Достаточно проследить практику выполнения Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР об усилении борьбы с преступностью от 23 июля 1966 г. и изданного в его развитие Указа Президиума Верховного Совета СССР «Об усилении ответственности за хулиганство» от 26 июля 1966 г., чтобы убедиться в этом. Строгая линия борьбы за охрану общественного порядка и укрепления социалистической законности, проводимая в настоящее время государственными органами, активизация общественности в укреплении социалистической законности привели к заметном сокращению хулиганских проявлений в стране. При изучении причинной обусловленности хулиганских побуждений необходимо принимать во внимание и особенности личности преступника. Роль тех или иных объективных обстоятельств, обусловливающих хулиганство в каждом конкретном случае, может быть правильно определена лишь при условии, если эти обстоятельства 'будут соотнесены со свойствами личности виновного. Причина преступности всегда лучше видна на фоне психологического и морального облика подсудимого, на фоне того, насколько его психика извращена, отклонена, гак сказать, от «нормальных параметров». Факторы внешней среды действуют не непосредственно, а исключительно через внутренние условия, через общий контекст, составляющий духовную основу личности. Вся сложность проблемы причинной обусловленности преступности вообще и хулиганства в частности заключается в том, что преступление совершается, как правило, лицами уже со сложившейся психологией, со своим пониманием общественного долга, отношений к другим людям, коллективу, сознанием своей роли в жизни и т. д. Характер внутренних условий личности, степень извращенности психики и другие свойства, характеризующие личность хулигана, дают возможность лучше понять детерминистическое значение тех или иных обстоятельств. Это важно также как для индивидуализации ответственности л наказания за хулиганство, так и для организации профилактической работы, для выработки общих и специальных мер и о искоренению этих преступлений. Стремление в нарочито неуважительной форме показать себя и выразить явное пренебрежение к требованиям 150 и правилам общежития является специфическим мотивом хулиганства, а потому и носит наименование хулиганского мотива. Этот мотив определяет не только волевую направленность хулиганских действий, но и содержаниесубъективной стороны преступления. Для состава хулиганства недостаточно установить факт сознания лицом, что он своими действиями грубо нарушает общественный порядок и выражает явное неуважение к обществу. Грубое нарушение общественного порядка в той или иной мере присуще многим общественно опасным деяниям, но далеко не каждое из них может рассматриваться как хулиганство. Особенность хулиганства заключается в том, что в этом случае лицо не просто стремится нарушить общественный порядок, но и выразить этим неуважение к обществу, коллективу, к личности, как таковой. Если, например, виновный наносит из хулиганских побуждений кому-либо телесное повреждение, то он не только причиняет вред конкретному лицу, но и, прежде всего, выражает пренебрежение к человеческой личности вообще, к элементарным правилам общежития. В подобном стремлении и заключается основной социальный смысл хулиганских действий. Поскольку хулиганский мотив входит в социальную характеристику одноименных действий, он не может не рассматриваться как обязательный элемент субъективной стороны данного преступления. Без хулиганского мотива не может быть и хулиганских действий1. Следовательно, в каждом конкретном случае квалификации хулиганства задача сводится к тому, чтобы 1 За то, что хулиганский мотив является обязательным признаком состава хулиганства, высказывается большинство советских криминалистов. См. С. Б о р о д и н . Значение мотива преступления. «Советская юстиция», 1962, № 6, стр. 24; Н. В. К у з н е ц о в а . Уголовная ответственность за нарушение общественного порядка. М., 1963, стр. 15; Н. К у з н е ц о в а , Н. Д ь я ч к о в . О чем говорят обобщения судебной практики по делам о хулиганстве. «Советская юстиция», 1964, № 1, стр. 9; А. В. К у з н е ц о в . Хулиганство и борьба с ник. М., 1962, стр. 37; П. С. М а т ы ш е в с к и и. Ответственность за преступления против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения. М., 1964, стр. 80; И. П. Д а н ь ш и н. О мотивах хулиганства. «Правоведение», 1965, № 2, стр. 170; Н. Т. К у ц . Уголовноправовая борьба с хулиганством. Автореферат кандидатской диссертации, Киев, 1965, стр. 7; Ю. М. Л и в ш и ц. Общественная опасность хулиганства. Автореферат кандидатской диссертации, Тарту, 1964, стр. 10. 151 установить специфический для такого деяния мотив преступления. Из этого по существу исходит и судебная практика. В целом ряде определений Судебной коллегии и Президиума Верховного Суда РСФСР, в постановлениях Пленума и определениях Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда СССР подчеркивается, что лицо не может нести ответственности по ст. 206 УК РСФСР, если его действия вызывались не хулиганскими побуждениями, а личными отношениями с потерпевшим 1. Не все, однако, криминалисты согласны с мнением об обязательности мотива для состава данного преступления. Некоторые юристы считают, что хулиганство может быть совершено не только по одноименным, но и по другим мотивам, в частности, по мотивам личного характера, например, мести, ревности и др.2. Этот вывод не может быть признан правильным. Нам думается, он проистекает из «чистой иллюзии», вследствие неточного понимания соотношения главных и второстепенных мотивов, хулиганских и других побуждений. Побуждения личного характера, несомненно, могут играть известную роль в определении решимости совершить действие, грубо нарушающее общественный порядок и выражающее явное неуважение к обществу. Однако в хулиганстве они не имеют преобладающего значения и выступают в качестве неглавных мотивов, играющих роль дополнительных побуждений. Главным или 1 См., например, Определение Военной коллегии Верховного Суда СССР по делу Слюсаренко. Бюллетень Верховного суда СССР, 1965, № 2, стр. 45; Определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР по делу Ядкова. Бюллетень Верховного суда РСФСР, 1965, № 3, стр. 9. 2 И. С. Н о и писал: «Хулиганство от преступлений против личности отличается не отсутствием мотива, связанного с личными взаимоотношениями обвиняемого с потерпевшим, а желанием или хотя бы допускаемым проявлением явного неуважения к обществу... Суды рассматривают как хулиганство всякое проявление явного неуважения, хотя бы в основе такого неуважения лежали мотивы, связанные с личным взаимоотношениями обвиняемого с потерпевшим». (И. С Н о й О понятии состава хулиганства. Уч. зап. Саратовского юридического института. Саратов, 1957, стр. 188—189). См. также II. Ф и р и ш а и и н, В А. В л а д и м и р о в. Преступления против общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения. М, 1960, стр. 9, Ю А. К р а с и к о в Хулиганство, его сущность, причины и профилактика, Автореферат кандидатской диссертации. Саратов, 1966, стр. 9. 152 основным мотивом преступной деятельности при хулиганстве определяющим смысл и содержание противоправных действий, может быть только один мотив — мотив хулиганский. Уголовный закон (ст. 206), характеризуя хулиганство, говорит о явном неуважении к обществу, подчеркивая тем самым, что эти действия направлены не против определенной личности, а против всякого и каждого, против общественного порядка и элементарных правил социалистического общежития. Отрицая обязательность мотива для состава хулиганства, мы тем самым лишаем общественно опасное деяние такого свойства, без которого не только невозможно понять его специфику и социальную сущность, но и решить вопрос о содержании умысла этого преступления. Практически эго ведет к не обоснованному расширению состава хулиганства за счет преступлений против личности, имущественных преступлений и др. В обоснование мнения о возможности совершения хулиганства по мотивам личного порядка иногда ссылаются на постановление Пленума Верховного суда СССР от 22 декабря 1964 года «О судебной практике по делам о хулиганстве». В этом постановлении говорится, что отграничение хулиганства от других, не являющихся более тяжкими, чем хулиганство, преступлений, следует проводить в «зависимости от содержания и направленности умысла виновного лица, мотивов, целей и обстоятельств совершенных им действий Нанесение оскорблений, побоев, причинение легких или менее тяжких телесных повреждений и другие подобные действия, совершенные по личным мотивам, могут квалифицироваться как хулиганство лишь тогда, когда они были сопряжены с грубым нарушением общественного порядка и выражали явное неуважение к обществу» 1. Однако такой вывод из указанного постановления Пленума не вытекает Бюллетень Верховного Суда СССР, 1965, № 1, стр. 7 См также постановление Пленума Верховного Суда РСФСР от 11 сентября 1962 г «О судебной практике по делам о хулиганстве», с изменениями от 5 июля 1965 г (Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 3965, № 9 стр. 3—4). 1 153 В постановлении Пленума подчеркивается, что действия, начатые на почве личных взаимоотношений, могут перерасти в хулиганство, если при этом было допущено грубое нарушение общественного порядка и явное неуважение к обществу. В данном случае, вместо определения хулиганского мотива Пленум указывает на специфические для этого мотива действия. В то же время представляется необходимым, чтобы этот вопрос был решен более четко с тем, чтобы исключить всякие сомнения, что будет содействовать укреплению социалистической законности в борьбе с рассматриваемыми преступлениями. В подтверждение мнения о возможности совершения хулиганства по мотивам личного характера иногда ссылаются на то, что признание хулиганских побуждений конструктивным признаком хулиганства создает такое положение, когда за пределами уголовного закона могут оказаться деяния, грубо нарушающие общественный порядок и, несомненно, являющиеся общественно опасными но совершенные из других побуждений, например, развратные действия в присутствии других лиц, половое сношение на виду у прохожих и др. На это можно ответить следующее. Ст. 206 УК РСФСР не может рассматриваться как резервная норма, заменяющая собой аналогию. Указанные действия только в том случае могут расцениваться как хулиганство, если по своему характеру они свидетельствовали о стремлении виновного выразить показное, нарочито вызывающее пренебрежение к законам и элементарным правилам общежития. Например, совершение развратных действий сопровождавшихся исключительным цинизмом и дерзостью. Если же названные действия не были осложнены подобными обстоятельствами и в их основе лежали иные стремления и интересы, то к ним нельзя применять закон, предусматривающий ответственность за хулиганство Сибатову вменялось в вину то, что он в нетрезвом виде неоднократно приходил в подъезд дома, где играли несовершеннолетние девочки, и показывал им свой поло вой орган. Действия Сибатова были квалифицированы следователем по совокупности преступлений, предусмотренных ст.ст. 120 и 206 ч. 2 УК РСФСР. В характеристике, касающейся мотивов совершения преступления, в постановлении о привлечении к уголовной ответственности 154 но, что виновный стремился удовлетворить половую страсть и поэтому совершал свои действия «из хулиганских побуждений, проявляя исключительный цинизм» 1. Совершенно очевидно, что такая квалификация не может быть признана правильной. Действия виновного хотя и носили циничный характер, однако не должны были квалифицироваться то ст. 206 УК РСФСР, так как они диктовались не хулиганскими, а иными побуждениями. Все сказанное дает основание сделать вывод о том, что мотив — конструктивный элемент состава хулиганства. Наряду с тяжестью последствий он играет важную роль в отграничении хулиганства от других преступлений, в особенности преступлений против личности и имущества, совершаемых на почве мести, ревности и других личных побуждений. Чем же характеризуются хулиганские побуждения? Каковы особенности этих побуждений, отличающие их от других мотивов? Большое значение в определении хулиганских побуждений и в отграничении их от других мотивов, например, мести, ревности, имеет, прежде всего, характер непосредственных поводов, с которыми связывает виновный свое поведение. Каждый мотив, с точки зрения его непосредственной обусловленности, как правило, имеет во вне какое-то существенное обстоятельство, которое, собственно, и служит непосредственным импульсом его возникновения. Так, непосредственным импульсом мести обычно выступает обида, обусловленная чаще всего противоправным поведением потерпевшего и существенно затрагивающая интересы виновного или его близких. Ревность, как враждебное чувство, питается сомнениями в верности и любви, возникает чаще всего между полами и характеризуется близкими, даже интимными отношениями. Хулиганский же мотив по своему характеру — мотив ничтожный, мизерный. Он не имеет во вне непосредственной причины которая бы существенно затрагивала интересы виновного. Чаще всего хулиганство возникает при незначительности или даже отсутствии повода. Так, по данным практики судебных органов Татарской АССР за 1965 г. 1 Архив прокуратуры Приволжского района г. Казани за 1965 год. 155 указанные формы хулиганства приходилось около 50% всех хулиганских проявлений. Следовательно, в каждом конкретном случае квалификации хулиганства задача сводится к тому, чтобы установить, с какими обстоятельствами связывает виновный свое поведение и в соответствии с этим определить характер мотива и квалификацию совершенного преступления. Важную роль в разграничении хулиганских и других мотивов общественно опасных действий играет в первую очередь такое обстоятельство, как поведение потерпевшего. Характер совершенных потерпевшим действий, являющихся непосредственным поводом антиобщественных проявлений, может в каждом конкретном случае подсказать, связывает ли виновный свое поведение с хулиганскими или иными побуждениями. Если потерпевший совершил какое-либо действие, существенно затрагивающее интересы виновного, то побуждение, возникшее на его основе, не должно рассматриваться как хулиганское, хотя по форме действия виновного и совпадают с объективными признаками хулиганства. Имаев, будучи нетрезв, пришел в ателье мод за получением костюма. После примерки Имаев спросил закройщика В.: «Почему правый рукав костюма короче левого?». В. ответил: «Когда похмелье пройдет и рукава станут одинаковыми». Обидевшись, Имаев стал оскорблять нецензурно В., угрожал пожаловаться на него, а в связи с репликой кассира Н. оскорбил также и ее. Имаев был осужден по ч. I ст. 206 УК РСФСР. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Дагестанской АССР не согласилась с мнением народного суда и переквалифицировала деяние Имаева на ст. 131 УК РСФСР. При этом Коллегия отметила, что подсудимый совершил свои действия не из хулиганских мотивов, а из других побуждений, возникших в связи с действиями потерпевшего, которые виновный считал неправомерными1. Немаловажное значение в этом отношении имеют также взаимоотношения виновного и потерпевшего. Хулиганский мотив преступления определяется не характером этих взаимоотношений, а уродливым представлением о свободе своих действий, желанием показать себя и в 1 Архив Верховного Суда Дагестанской АССР за 1965 г. 156 небрежительной форме выразить неуважение к другим людям, элементарным правилам общежития. Если же общественно опасные действия лица были вызваны неприязненными отношениями, возникшими в связи с тем или иным поведением потерпевшего, то они не могут квалифицироваться как хулиганство. Особенно тщательно к решению этого вопроса следует подходить тогда, когда общественно опасное деяние, нарушающее общественный порядок, совершается в бытовых условиях, в семье, коммунальных квартирах, в отношении родственников, знакомых, а также на производстве, в служебной обстановке и т. д. В этом случае виновный, как правило, стремится скрыть ничтожный характер своих побуждений. Оценка так называемого «бытового» хулиганства должна быть особенно тщательной. Лисичкин был осужден народным судом по ст. 206 УК РСФСР за то, что, будучи нетрезв, он в правленич колхоза ударил графином председателя артели К. за то, что тот не разрешил оплатить ему командировочные расходы. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР указала по этому делу, что суд не дал должной оценки обстоятельствам, в связи с которыми непосредственно совершено преступление. Материалы дела, отмечает Коллегия, свидетельствуют, что «Лисичкин ударил К. не из хулиганских побуждений, а на почве служебных взаимоотношений, возникших в связи с отказом К. выплатить Лисичкину деньги». В соответствии с этим Коллегия переквалифицировала действия осужденного на ст. 193, ч. 2 УК РСФСР1. Следует отметить, что хулиганство не всегда связано с отсутствием или незначительностью непосредственного повода преступления. С другой стороны, повод, с которым лицо связывает свое поведение, тоже не всегда бывает четко обозначен и при совершении других преступлений. Значение непосредственного повода может быть определено только с учетом всей совокупности обстоятельств, при которых было совершено преступление. Другой особенностью хулиганских побуждений является то, что они формируются под воздействием непосредственной ситуации, определяемой обстановкой, 1 Бюллетень Верховного суда РСФСР», № 4, 1966, стр. 7—8. 157 поводом, способом проявления хулиганства и другими обстоятельствами, при которых совершается преступление1. Связь мотива с обстановкой, целью и содержанием действия существует, разумеется, в любом преступлении. Каждое преступление характеризуется единством объективных и субъективных свойств. В хулиганстве эта связь выражена более отчетливо, можно сказать, наглядно. В этом случае почти отсутствует сложная борьба «за и против», которая обычно предшествует совершению преступления. Волевой процесс здесь протекает быстро, а иногда стремительно; мотив формируется под влиянием конкретных обстоятельств дела, с учетом которых виновный избирает соответствующую форму, чтобы как-то проявить себя и выразить показное пренебрежение к законам и элементарным правилам поведения: представился удобный случай окно разбить разбивает окно; увидел на пути прохожего — ударил прохожего; встретил женщину — совершил циничное действие и так далее Выбор повода и форма выражения хулиганских действий обусловливаются главным образом стремлением произвести своими действиями как можно больший эффект. Отмеченное обстоятельство и объясняет нам то, что хулиганство — самое многоликое преступление, как многолико и само хулиганское побуждение, его вызывающее. Хулиганский мотив может приобретать самую различную форму выражения. Этим мотивам соответствует и своя, особая форма хулиганских «проявлений. Обстановка совершения преступления, способ нарушения общественного порядка иногда могут объяснить, связывает ли виновный свое поведение с хулиганскими мотивами или иными побуждениями. Связь мотива и особенностей действия в составе хулиганства бывает настолько тесной, что на практике встречаются случаи, когда определение мотива заменяется характеристикой способа и обстановки совершения 1 Н. Ф К у з н е ц о в а рассматривает способ и обстановку совершения преступления как один из основных признаков (наряду с тяжестью последствий и мотивом деятельности), которые разграничивают хулиганство и преступления против личности. (Н Ф. Кузнец о в а . Уголовная ответственность за нарушение общественного порядка М., 1963, стр. 15). Однако способ и обстановка совершения преступления важны не сами по себе, а как обстоятельства, характеризующие мотивы совершения преступления. 158 хулиганских действий, что, разумеется, нельзя признать правильным. Как ни важна внешняя форма грубого нарушения общественного порядка сама по себе она не может служить бесспорным доказательством наличия хулиганских побуждений. Помимо этого необходимо учитывать и другие обстоятельства, характеризующие как преступление, так и личность виновного лица, его совершившего. Некто Абдулхаков, будучи нетрезв, взял лом и направился к дому Ш., где взломал замок, а затем начал бить мебель, радиоприемник и другие домашние вещи, разбил все стекла и рамы в доме. Мотивом преступления послужило то, что потерпевший систематически распространял клеветнические измышления о том, что жена Абдулхакова сожительствует с Г. Народным судом действия Абдулхакова были квалифицированы по ст. 206, ч. 2 УК РСФСР. При этом в качестве довода в пользу такой квалификации суд указал на способ совершения преступления. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Татарской АССР переквалифицировала действия виновного на ст. 149 УК РСФСР 1. Такое решение следует признать совершенно правильным. В данном случае ошибка суда заключалась в том, что определение мотива он подменил характеристикой способа совершения преступления. Наконец, существенной особенностью хулиганских побуждений, отличающей эти побуждения от других мотивов, является наглядность их проявления. При этом имеется в виду не легкость распознавания указанных мотивов, а их явная очевидность. В процессе расследования дела в силу ничтожного значения побудительных причин виновный, как правило, не признается в своих действительных мотивах. В момент же совершения преступления хулиган не прячет своих побуждений. Он не просто стремится нарушить общественный порядок, но и показать свое отношение к. другим людям, окружающему. Хулиган всегда действует так, чтобы выставить «очевидное для каждого пренебрежение общественными интересами, противопоставление этим интересам своих собственных, нарочито показное 1 Архив Советского районного народного суда г, Казани за 1966 год. 159 отрицание законов и норм коммунистической нравственности»1. Стремление показать себя, открыто противопоставить свои эгоистические интересы интересам других людей — это основной стимул, которым руководствуется лицо, совершая хулиганские действия. Отмеченные особенности хулиганских побуждений не только проливают свет на разграничение хулиганства и других преступлений, но и дают возможность более конкретно решить вопрос о содержании отдельных признаков состава, в частности, о роли таких обстоятельств в характеристике хулиганства, как место и публичность действий. Материалы судебной практики говорят о том, что большей частью хулиганство совершается в общественных местах: на улице, в клубах, кинотеатрах, трамваях, на работе и т. д. В Татарской АССР в 1965 г. на указанные виды приходилось 67% всех хулиганских проявлений 2. Такое положение полностью соответствует специфике хулиганских побуждений. Вместе с тем советское уголовное право — теория и практика — исходят из того, что место совершения преступления не является обязательным признаком хулиганства. Хулиганство может быть совершено в любом месте, в том числе и в коммунальной квартире, если только обстановка позволяет проявить себя и выразить показное пренебрежение к законам и правилам общежития. Несколько иначе в свете указанных особенностей хулиганских мотивов должен решаться вопрос о публичности хулиганства. Поскольку хулиганство основано на перечисленных выше стремлениях, оно не может совершаться в такой обстановке и в таких условиях, когда эти действия не становятся и не могут стать известными комулибо, например, потерпевшему, другим людям, и их никто не наблюдает. А. В. К у з н е ц о в . Хулиганство и борьба с ним. М., 1962, стр. 25. 2 См. М. Х а б и б у л л и н , А. Л е в ш и н. Борьба с хулиганством— важная задача судебных органов. «Советская юстиция», 1966, № 8, стр. 8 По данным практики Ленинского районного суда I. Москвы эти виды хулиганства составляет 50%. (См Н. Д ь я ч к о в , Н. К у з н е ц о в а . О чем говорят обобщения судебной практики по делам о хулиганстве. «Советская юстиция», 1964, № 1, стр. 9). 1 160 Другими словами, хулиганство не может не носить открытый, публичный характер 1. Выставить свои действия напоказ, наглядно продемонстрировать их — вот в чем весь расчет, вот во что одевается ничтожный эгоизм. В качестве примера, на который обычно ссылаются, когда хотят доказать необязательность признака публичности для состава хулиганства, приводится тот случай, когда виновный тайно совершает какое-либо действие с тем, чтобы его могли наблюдать другие (например, виновный ночью делает на заборе нецензурную надписи, порочащую потерпевшего). Однако этот вывод основывается исключительно на искусственном разделении отдельных актов, из которых слагается данный хулиганский поступок. В приведенном случае расчет виновного на публичное восприятие совершаемых им действий выражен даже сильнее, нежели в иных хулиганских проявлениях. Публичность — это свойство хулиганского мотива и обусловленных им действий. Если общественно опасное действие было лишено публичности, оно не может рассматриваться как хулиганство. При этом в отличие от оскорбления, для наличия публичности хулиганства не требуется обязательное присутствие в момент совершения хулиганского поступка третьих лиц. Хулиганство должно быть признано публичным и в том случае, если указанные действия мог наблюдать хотя бы один человек, в том числе и потерпевший. Сложность проблемы в определении хулиганского мотива заключается главным образом в том, что в содеянном данный мотив не всегда выступает в качестве единственного побуждения совершения преступления. Нередко эти мотивы дополняются и осложняются иными мотивами и стремлениями, личными отношениями. Другими словами, действие, начатое «а почве личных отношений, может перерасти в хулиганство. Спутниками хулиганских побуждений при совершении действий, грубо нарушающих общественный порядок, могут быть мотивы, порожденные сугубо личными. Признак публичности — «существенный для состава хулиганства» (М. И с а е в . Судебная практика по делам о хулиганстве. «Советская юстиция», 1941, № 13, стр. 6). См. также А. В. К у з н е ц о в Указ работа, стр. 28. 1 161 неприязненными отношениями: месть, ревность, ненависть и т. д. (Например, совершение виновным исключительного по цинизму действия в отношении потерпевшего, к которому он питает чувство ненависти или мести, или даже ревности). По материалам практики судебных органов Татарской АССР около 50% хулиганских действий, являвшихся предметом судебного рассмотрения, были в той или иной степени связаны с личными или даже семейными отношениями. Именно смешанные мотивы противоправного поведения и затрудняют в каждом конкретном случае оценку и квалификацию хулиганских действий. Игнорирование отмеченных особенностей в мотивации волевого поступка приводит иногда к неправильным выводам о содержании субъективной стороны хулиганства. Основываясь на отдельных случаях хулиганства, осложненных личными взаимоотношениями виновного и потерпевшего, некоторые криминалисты утверждают, что специфика хулиганства не связана с определенными мотивами, что оно может быть совершено и по личным мотивам и, следовательно, не только при наличии прямого, но и косвенного умысла. Так, авторы Комментария УК РСФСР (изд. 1963 г.) утверждают, что виновный при хулиганстве не только может желать грубо нарушить общественный порядок и выразить явное неуважение к обществу, но и допускать, что совершаемые им действия носят такой характер, причем в последнем случае «мотивы возникают обычно на почве личных отношений между виновным и потерпевшим» 1. Этот вывод основан на неправильном соотношении мотивов преступления и, следовательно, является неточным 1Комментарий УК РСФСР. М., 1963, стр. 442. М. И с а е в также считал, что «сведение личных счетов в общественном месте, например, в театре, на общем собрании, свидетельствует о проявлении виновным неуважения к обществу и должно рассматриваться как хулиганство». М. И с а е в . Судебная практика по делам о хулиганстве. «Советская юстиция», 1941, № 13, стр. 7. См. также Я. Г у р в и ч. Ответственность за хулиганство по советскому уголовному праву. «Социалистическая законность», 1955, № 5, стр. 33; М. Х а б и б у л л и н , А. Л е в ш и н Указ, статья; И. С. Н о и. О понятии состава хулиганства. Уч. записки Саратовского юридического института, 1957, стр. 188; Е. А. Ф р о л о в , А. К. Щед р и н а. Ответственность за хулиганство. Свердловск, 1957, стр. 14; П. И. Г р и ш а е в. Преступления против порядка управления и общественной безопасности, 1957, стр. 66. 162 Мотивы личного порядка, если даже они и имели какое-то значение в возникновении решимости совершить, хулиганские действия, не могут рассматриваться как основные мотивы этого преступления, поскольку они обусловлены иными, не совместимыми с хулиганскими побуждениями, целями 1. При совершении хулиганства эти мотивы могут выполнять только роль дополнительных, неглавных побуждений. Специфика хулиганства, как уже было сказано, выражается не только в содержании объективных свойств деяния, но и в особенностях мотива преступления. Хулиганство всегда вызывается одним и тем же стремлением - стремлением в нарочито вызывающей форме показать себя и выразить в неуважительном виде свое пренебрежение к законам и правилам общежития. Такому мотиву соответствует и особая цель — совершить действие, которое бы грубо нарушало общественный порядок и выражало явное неуважение к обществу. Признак — явное неуважение к обществу — выступает в хулиганстве как последствие, как основное свойство, социальный элемент преступления, как цель действия. Действие, в любом его содержании, всегда желанно, поскольку желанна цель, определяющая содержание этого действия. Вывод о возможности совершения хулиганства с косвенным умыслом противоречит содержанию мотива и цели этого преступления и по существу ведет к его неосновательному расширению 2. С этой точки зрения многие посягательства против личности, имущества и др., совершенные в общественном месте и сопровождавшиеся нарушением общественного порядка, независимо от мотивов, пришлось бы квалифицировать как хулиганство. Хулиганство мыслимо лишь как деяние, обусловленное специфическими sui generis побуждениями и совершаемое «Хулиганская цель действия исключает другие цели и, наоборот, наличие какой-либо иной цели исключает хулиганскую цель». Щ. С. М а т ы ш е в с к и й . Ответственность за преступления прошв общественной безопасности, общественного порядка и здоровья населения. М, 1964, стр. 84). 2 «Признание возможности совершения хулиганских действии с косвенным умыслом... приводит к полному стиранию граней между хулиганством и преступлениями против личности» (М. И Б а ж а н о в , В И. Г к а ч е п к о. Квалификация хулиганства по советскому уголовному праву. «Советское государство и право», 1958, № 11, т. 134). 1 163 исключительно с прямым умыслом. Такая характеристика субъективной стороны хулиганства дает возможность четко отграничить это деяние от других сходных с ним преступлений. Таким образом, и в этом случае правильное понимание соотношения мотива, цели и субъективной стороны является необходимым условием правильной квалификации преступления и строгого соблюдения социалистической законности в борьбе с преступностью 164 165