тайна древнего свитка
advertisement
Геннадий Казанцев ТАЙНА ДРЕВНЕГО СВИТКА Времени Несколько историй, которые или произошли, или уже происходят сейчас, или не произойдут никогда Красноперекопск – Керчь 2005 г. УДК 821. 161. 1 (477) ББК 84.4 Укр=Рос6 Автор – Казанцев Геннадий Трифонович (Г.Попалам), крымский прозаик, публицист, поэт, член Национального союза писателей Украины. К142 Тайна древнего свитка 219 стр. ISBN 966-8065-05-0 г. Симферополь 2006г. © Издательство «Таврия» 2 ТАЙНА ДРЕВНЕГО СВИТКА (Ирреалистическая повесть) Посвящается Кристине Мальцевой. ВСЁ ПОДВЛАСТНО ВРЕМЕНИ, ОНО СПОСОБНО РАЗРУШАТЬ, СОЗИДАТЬ, БЕЖАТЬ, ЛЕТЕТЬ, СТАРИТЬ, ЗАВОДИТЬ В ТУПИК, ВОЗВЫШАТЬ, НО ТОЛЬКО НЕ МОЖЕТ ОСТАНОВИТЬСЯ. От автора Предлагаемую ниже повесть, снабжённую детективной завязкой, с большой долей сомнения можно отнести к детективному жанру. В ней есть место фантастике, но назвать её фантастическим произведением, значит, погрешить против истины. Поэтому автор, не найдя в справочниках ничего соответствующего его замыслу, в качестве подзаголовка избрал: ирреалистичекая повесть, плод воображения. Хочется подчеркнуть, что попытка взглянуть на библейские события, происшедшие около двух тысяч лет назад, ни в коем мере не носит антирелигиозный характер. Вступление. Человек в зелёной шляпе Упустить шанс, который весьма любезно предоставил Его Величество Случай, было бы непростительной ошибкой. И хотя по-летнему теплые вечерние сумерки успели вплотную подобраться к мрачным подъездам домов, похожих на хаотично разбросанные гигантские спичечные коробки, он не повернул машину к гаражному кооперативу, а, попросив спутницу немного подождать, вышел возле ближайшей остановки и затем быстро устремился за высоким человеком в длинном тёмно-коричневом пальто. Даже из салона движущегося автомобиля «вычислить» худого тонкого, словно жердь, мужчину по хорошо заметной зелёной шляпе с низкой тульей оказалось делом несложным. Такие широкополые головные уборы обычно 3 идут ко всем интеллигентным лицам, обладающими носами внушительной величины. Однако он уже знал, что владелец экзотической шляпы не отдавал дань требованиям классической моды и имел своеобразный нос, которому мог бы позавидовать любой филин… Почти у самой кромки отвесного обрыва Он остановился. Перед глазами возникла величественная панорама приморского портового города. Вдали синела беспокойная гладь морского залива с рыболовецкими сейнерами, поспешно тающими в сгущающейся туманной дымке. Чуть правее умиротворенно лежала серпообразная песчаная коса, на которой виднелись сизобурые корпуса судостроительного завода. Сверху можно было отчётливо различить, как высокий человек, осторожно выворачивая левую ступню, неуклюже опускался по щербатым каменным ступенькам, видимо, ещё скользким после чересчур затянувшейся зимы. Наверняка до них с прошлогоднего курортного сезона не прикасалась ни одна человеческая нога. Четыре пролёта лестницы уходили в глубину чернеющих масличных деревьев и дикой алычи, успевшей покрыться слабым налётом светло-салатной накипи; остальную часть спуска навсегда погребли тёмные бугры беспорядочных нагромождений грунта, представляющих собой следы давнего оползня, в мгновение ока нарушившего прекрасный пляжный пейзаж. Вследствие этого природного казуса наиболее посещаемый участок берега в одночасье превратился в узкую безлюдную полосу крупнозернистого песка, из-за скопившихся водорослей имевшего неопределённый грязный цвет. Кому захочется продираться сюда по колкому непроходимому лабиринту, созданному мощными руками безжалостной стихии? Для ленивой отдыхающей публики подобное занятие не по нраву… Но когда же появится Жердь, увенчанная комической зелёной шляпой? В голову принялась настойчиво затекать запоздалая подозрительная мысль: неужели Он сам оказался столь недальновидным лохом, позволив долговязому мужчине скрыться в корявых недрах бурелома? Однако в ту же секунду несуразная прихрамывающая фигура вынырнула из густой паутины кустарника, свернула влево и, не спеша, направилась вдоль побережья в сторону солнцезащитных навесов, покрытых серыми листами шифера, кое-где повреждённых временем. Возвращаться к машине было уже поздно. Огорчённо взмахнув рукой, Он, сломя голову, ринулся наперерез хромому человеку, скатываясь вниз по извилистой тропинке, которая затейливо кружила поперёк крутого глинистого склона, ещё не успевшего зарасти молодой травой… В лицо пахнул свежий пряный ветер, и вскоре до Его слуха стал доноситься шелестящий, ласкающий возбуждённые нервы, плеск прохладных солёных волн. 4 Море для всех шумело одинаково: для двух одиноких мужчин, пожелавших в такой поздний час преодолевать унылую протяженность песчаной отмели; для небольшой группы чаек, беспорядочно носившихся над песчаным взморьем; для обрывистого берега, критически взиравшего на залив, изрытый пенистыми гребешками волн, с каждой минутой всё тише и слабей подбиравшихся к полуразрушенным плитам волнореза. Людям обыкновенно по душе эти мягкие низкие баритоны, похожие на мурлыкание сытой домашней кошки, которые действуют на них успокаивающе. И совсем не нравятся вопли и рёв бушующей от негодования водной поверхности во время её извечного спора с крепким штормовым ветром, когда только простое обезьянье любопытство удерживает двуногих мыслящих млекопитающих вблизи моря. Берегу тоже по душе томительная монотонность, он, как и человек, боится неистового рокота волн и потому его отступление в смертельной схватке с грозным противником в такие минуты становится более поспешным. Впрочем, даже чайки, находящиеся на полном иждивении Нептуна, не всегда рады его необоснованно бранчливой вспыльчивости. И вообще, досыта ли кормит он свою крикливую родню? В последние годы голодные водоплавающие в поисках пищи всё чаще и чаще совершают налёты на крестьянские поля и городские помойки. Не от того ли их оглушительно истошный смех становится каким-то сиротливым и жалобным?… Вдоль излучины, почти рядом с отмелью, протянулась тонкая линия асфальта, по которой вполне спокойно проехала бы машина. И ему впервые пришлось пожалеть о том, что «мобильник» остался забытым в салоне автомобиля. Между тем высокая нескладная фигура принялась быстро таять в сумеречном мерцании вечера. Чтобы сократить разделявшее их расстояние, Он свернул на твёрдую ленту дороги и ускорил шаги. Справа в плотной синеве весело искрились точечные огоньки проходящего каравана судов. Стало немного прохладнее. Он зябко поёжился и машинально посмотрел на часы, но определить, сколько времени потрачено на преследование Долговязого – десять, двадцать минут, полчаса – не смог, потому что в спешке не засёк начало случайной игры в «догонялки». Впрочем, азарт погони, хаотично спутав некогда хладнокровные мысли, теперь уже полностью овладел Его существом, и никакие сроки решающего значения не имели: во всех подобных случаях они равняются среднеарифметическому между вечностью и мгновением… Вскоре монотонный плеск волн превратился в неторопливое, еле заметное шуршание. Абсолютная тишина редко успокаивает человеческие сердца. Наоборот, он вселяет в них удивительно постылую напряженность и меланхолию. Но, сла5 ва Богу, море вряд ли устанет издавать свои многообразные звуки – то чарующие, то волнующие, в любом случае благотворно влияющие на людскую психику, оглушенную стремительными ритмами компьютерного века… Как только Долговязый достиг каменной кладки строящегося молодёжного кафе, Он заметил, как в сером полумраке возникла другая, не менее одиозная фигура, которая направилась навстречу первой. Если мужчина в зелёной шляпе являл собой живую копию обыкновенного электрического столба, перемещающегося странными рывками, то новая личность, внезапно появившаяся на вечерней приморской сцене немого фантастически неправдоподобного спектакля напоминала подпрыгивающий железобетонный куб. Ему, шедшему на сравнительно небольшом удалении от аномальных фигур, ничего не оставалось делать, как проворно свернуть с асфальта к ближайшему вековому платану. Но в тот же миг чья-то невидимая, весьма могучая сила, болезненно остро резанув по груди, вдруг смогла остановить Его целеустремлённое движение вперёд всего в двух метрах от обочины. Он не расслышал звука, однако, с трудом переставляя моментально отяжелевшую ногу на землю, которая быстро уходила в неведомую глубину, интуитивно понял, что это был выстрел. Оказывается, чтобы попасть в дурное положение вовсе не обязательно родиться дураком, можно быть кем угодно – писателем, доктором, детективом. Достаточно сделать один неверный шаг. Затем в голове промелькнула последняя расплывчатая мысль: – Как безрассудно и нелепо окончить жизнь в глухом безлюдном месте! Первая часть. Оправдание Иуды Искариота РЕАБИЛИТАЦИЯ До недавних событий для старшего детектива Дивла Миара море представлялось неким огромным священным существом. После окончания рабочего дня он мог часами наблюдать за его искрящейся сине-зеленой спиной, заворожено слушая сопение этого неугомонного зверя. Иногда на ритмично колеблющейся поверхности, словно жесткие рыбьи плавники, показывались мачты проходящих прогулочных судов, и в такие моменты оно впрямь напоминало хребет древнего рыбоящера, умиротворённого лучами заходящего светила, а постоянно бегущие волны представлялись фантастически красивой чешуёй. 6 Несмотря на опасное ранение, полученное полтора года назад при выполнении чрезвычайно сложного правительственного задания, он без капли сомнения продолжал считать себя одним из счастливейших людей планеты. У него было всё: красота, молодость, приличная работа и … здоровье, которое возвращалось к нему не по дням, а по часам. Кроме этих непреложных ценностей жизни, на счету в престижном столичном банке находилась приличная сумма денег, способная обеспечить Дивлу Миару безбедное будущее. Наверное, только благодаря неравнодушному, а правильней сказать, небезучастному отношению Матушки Судьбы, старший детектив, человек очень пылкий и обладающий сложным противоречивым характером, оказался в этом благословенном и удивительном месте. Но что самое главное, и Детективное Агентство, где он теперь служил, и просторный двухэтажный особняк, приобретенный после того, как он покинул пределы известного на всю страну армейского госпиталя, расположились на берегу живописной косы, опоясывающей почти половину морского залива. Просыпаясь ранним утром, Дивл Миар привык ощущать неторопливое урчание моря, похожего на доброго, почти домашнего животного, лишь за редким исключением приходившего в неописуемую ярость. Однако даже во время его беспокойного оглушительного рёва старший детектив нисколько не сомневался, что водная стихия, кроме скорейшего наступления радости и хорошего настроения, ничего дурного ему не желает. Несмотря на бытующее мнение, что можно всю жизнь творить добро и никогда не быть добрым, если оно, это добро, конечно, делается исключительно в собственных интересах, Дивл Миар с определенной долей самолюбивости считал море неким самым добрым и разумным существом, которое наряду с ним тоже целиком отдаёт себя другим и поэтому является поистине благостным. Но и в самые тихие дни оно звучало по-разному: то возвышенно и таинственно, словно нашептывая появление в будущем каких-то особых романических событий, и тогда Дивл Миар с утра до вечера мечтал об их духовном или материальном воплощении; то озабоченно и сурово, словно предупреждая о возможных жизненных затруднениях, и тогда он беспокойно шагал по кабинету, сумрачно взирая на заходивших к нему сотрудников, ожидая открытого проявления тщательно скрываемой неприязни. Правда, последнее случалось очень редко: Детективное Агентство уже с давних пор существовало по принципу большой дружной семьи… Перед прошлой осенью врачи, наконец, позволили Дивлу Миару воспользоваться всеми благами современной жизни, и ему посчастливилось провести на берегу залива целую вечность – около двух часов, при чём, рядом с инспектором Стиной Рик, девушкой исключительной красоты. По крайней мере, согласно его личному мнению. 7 Он, в отличие от своих сверстников, оценивал противоположный пол только по наличию известного потенциала умственных способностей и, хотя считал, что Стина не вполне отвечает его личным «эталонным» требованиям, всё же замечая, как мужчины мечут на эту девушку откровенно плотоядные взгляды, немедленно приходил в непонятное возбуждённое состояние. Откуда-то изнутри, скорей всего из левой половины грудной клетки, буквально выпирала неуправляемая чувственная ярость и туманила сознание бесконечно большой дозой душевного опьянения. Наверное, это была ревность. Надо признаться, ничего путного из мимолётной встречи не получилось: прикоснувшись к горячему жёлто-зелёному песку, Стина мгновенно заснула. Её веки принялись чуточку подрагивать, а на хорошеньком личике в виде тонких постоянно меняющихся морщинок по уголкам закрытых глаз, начал проявляться весь рискованный ход проведенного накануне расследования, которое затянулось глубоко за полночь. Дивл впоследствии часто себя винил – ему надо было бы прервать тревожный сон девушки и, не мешкая, высказать вслух то, что он втайне вынашивал в своей душе и намеревался изложить во время встречи. Однако на деле старший детектив оказался способным, подобно свирепому сторожевому псу, только лишь надёжно охранять беспокойную дрёму Стины Рик. И не дай Господь, если бы какой-нибудь несчастный растяпа случайно попал в неё мячом! От неудачника не осталось бы ни единой целой косточки. Всё же за период несения добровольной вахты Дивл умудрился приготовить «шикарный» обед. Но счастье, которое сделало попытку вторично улыбнуться ему, не вышло за пределы двухчасового сна: сразу, как Стина проснулась, её вызвали на службу. Оценивать свои кулинарные способности старшему детективу моментально расхотелось, от огорчения пицца и сэндвичи с сыром оказались в мусорном баке. С тех пор Дивл Миар ненавидит все портативные видеофоны. Как он не догадался случайно наступить на хрупкое миниатюрное творение современности? Помнится, он сравнил спящую девушку со спокойной, почти зеркальной морской гладью, которая в тихие часы едва колышется под желтоватокрасным юнианским солнцем и бывает такой же тёплой и приятной, как матовая кожа Стины Рик. Кстати, её дыхание, казалось, заглушало все звуки: и сладкое трепетание залива, и всхлипы нахальных чаек, и визгливый гомон толпы, и мягкое жужжание пролетающих гравилётов… – Войти можно? Прервав заоблачные грёзы старшего детектива, на голубом экране монитора неожиданно появляется знакомое личико. У Дивла Миара мгновенно отвисает челюсть. Вот уж есть чему удивляться! 8 Стоило всего на минутку подумать о любимой девушке, как та же благосклонная Матушка Судьба вновь преподносит ему замечательный сюрприз. Несомненно, он, Дивл Миар, родился под счастливой звездой! Теперь бы не упустить предоставленную возможность и, спрятав поглубже честолюбие и врождённый эгоизм, которые в самые ответственные моменты давали о себе знать, немедленно намекнуть Стине Рик о кипевших внутри чувствах. В любви можно обойтись без всего: не спать ночами, ходить неделями под мучительным грузом несбыточных мечтаний, не есть, не пить, но нельзя жить без того, чтобы изредка, вскользь, пусть один раз в полгода не напоминать о своём бренном существовании, при этом умиленно поглядывая на объект нестерпимо жгучего желания. Дивл Миар поспешно нажимает кнопку. Белая дверь бесшумно отходит в сторону, и на пороге появляется очаровательная Стина Рик. Светло-серая униформа нисколько не портит её ладную стройную фигурку. Бездонные синие глаза надёжно охраняются пушистыми чёрными ресницами. Но лицо девушки источает неимоверно огромное количество любезности, и это сбивает с толку лирические мысли старшего детектива. – Я назначена…, – начинает петь свою утреннюю песню Стина Рик, но вдруг всего на миг выключает мелодичную музыкальную заставку к предстоящему разговору, иронически поджав пухленькие губки. Видимо, для того чтобы позаковыристей произнести очередную заумную колкость или сообщить пренеприятнейшее известие. «Боже, как она совершенна!» – успевает за это время подумать Дивл Миар и усиленно торопит черепную «коробку» выкинуть в ответ её будущей фразе какой-нибудь экстравагантный словесный «финт». В качестве весомого отпора или упреждения на дальнейшие язвительные остроты инспектора. Но мысли, как на зло, не спешат выстраиваться в одно-шереножный строй, так было бы ему удобней в любое мгновение вытаскивать самую вразумительную и самую свежую из них, они же, словно амёбы, продолжают беспорядочно толкаться в головном мозге. «Паникёры, обезумевшие паникёры! Придётся вновь пользоваться вами наугад! – на чём свет стоит костерит их Дивл Миар и незадачливо решает: – Будь, что будет!» Однако какую же головокружительную оплошность он допустил, чтобы привлечь горделивое внимание Стины, по его мнению, иногда граничащее с настоящим деспотизмом? Несмотря на сумбур в голове, Дивл Миар разряжает обойму раньше, чем девушка: – Вижу, что пора сдавать… Начало его словесной атаки шуткой назвать трудно, но выпадом на тщательно скрываемый карьеризм ретивого инспектора считать можно. Естественно, покушаться на занимаемую им должность Стине не по зубам! И эти слова – лучшее, на что он оказывается способным в затруднительный 9 момент первого этапа дуэли. «Интересно, заметила ли она разочарование, появившееся на моей кислой физиономии после банального начала произнесённых мною слов?» – огорчённо вздыхает старший детектив. – Успокойся, ты не за карточным столиком! – спокойно оборвала Стина Рик неудавшуюся автоматную очередь и даже улыбнулась. «Так оно и есть! Я – неисправимый лох. Не могу даже придумать достойный ответ», – продолжал уныло размышлять Дивл Миар. Но почему-то весёлые искорки, прыгающие в синих глазах девушки, не носили в себе насмешливого оттенка, а, наоборот, являлись загадочной смесью из «официоза» и обычной приветливости. Не дождавшись приглашения, она присела напротив Дивла, скрестив стройные ножки, которые мигом, будто два неестественно мощных магнита, притянули его внимание. – Стина, я имею в виду сдавать своё служебное кресло. Ведь, курс реабилитации прошёл, и я почту за дело че…, – он на секунду запнулся, совершив попытку поднять взгляд чуть повыше обольстительных ножек, украшенных сверхмодными каблучками с вытянутым квадратным носком и закруглёнными каблучками. – Остановись, Дивл Миар! Твоё красноречие меня нисколько не задело! – снова прервала его своенравная девушка. – Более того, оно мне кажется не логичным и неуместным. – Но… – .Я говорю о распоряжении руководства за номером семьдесят семь дробь… «Боже, сегодня первый день квартала Дождей – Всемирный День Улыбок!» – после услышанного Дивлом числа «семьдесят семь» – дьявольского числа, произносить которое остерегался даже несуеверный Керс Пок, в голове старшего детектива началось настоящее столпотворение из догадок, предположений и гипотез. И он твердо решил: «Нет! Не поддамся ни на одну из хитроумных уловок Стины. Её очередной розыгрыш не пройдёт!» Между тем любознательный взор старшего детектива достиг до естественного треугольника, образовавшегося на коротенькой юбочке Стины под воздействием восхитительных ножек и очаровательного животика. Кстати, весьма вредная привычка: смотреть, откуда растут ножки красивых девушек, появилась у него после памятного морского уикенда. К своему стыду Дивл Миар обнаружил её не сразу. Только после того, как несколько молоденьких сотрудниц Детективного Агентства во время служебных вечеринок, демонстративно подчёркивая негодование, отходили в сторону и отдавали предпочтение другим молодым людям, во многом проигрывающим Дивлу Миару. Например, при игре в ручной мяч, во время соревнований на звание лучшего рассказчика или в искусстве танца. 10 Выяснилось, что он невольно совершенствовал знания по школьной геометрии, проверяя конгруэнтны ли девичьи внутри бедренные треугольники с магическим треугольником Стины Рик. «Стоп! Но День Улыбок будет завтра!» – от удивления, которое произвела случайная мысль, Дивл Миар чуть не поперхнулся, при этом его глаза с трудом оторвавшиеся от девушки, машинально скользнули на экран специального монитора, по которому передавались приказы и распоряжения директора. Вот незадача! Прошло уже больше часа рабочего времени, а он, утонув в море личных размышлений, умудрился не включиться в «ОСУ» – Общую систему Управления. Напускная бравурность и подспудное ожидание подвоха со стороны девушки слетели с него, точно ненужная шелуха. Как раз в этот момент Стина закончила перечислять цифры длинного предлинного номера директорского циркуляра и два раза повторять его не менее длинное название, чтобы до ошеломлённого старшего детектива, наконец, дошло, о чём идёт речь. – Минутку! – извиняюще глянул Дивл Миар в глубинную синь двух продолговатых озёр, находящихся на лице инспектора, а затем, щелкнув тумблером, включающим «ОСУ», с укором проворчал. – Что же ты мне голову морочила своим назначением? – Вникни сначала в суть «ЧУДА»! – девушка указала глазами на компьютер. Когда темно-свинцовом экране засветились первые фразы, старший детектив стал чересчур громко и нарочито монотонно читать содержание «ЧУДА», так сокращенно называли сотрудники «Чрезвычайные указания директора Агентства». Он изменил голос, чтобы хоть как-то подчеркнуть своё пошатнувшееся превосходство, будто происходящее нисколько его не волнует, и он может вести себя, как заблагорассудится: – В связи с обращением группы экспертов правительства четвёртой планеты, которая находится в созвездии «Голубая спираль», именуемой в Межзвёздном Астрономическом Атласе, как планета Земля, приказываю: направить на неё исследовательскую экспедицию под руководством старшего детектива Дивла Миара. Назначить инспектора Стину Рик… – Дальше можешь не напрягать голосовые связки, – укоризненно оборвала девушка, – как я поняла, образцовый служака ещё не удосужился прочитать приказ. – Стина, зачем сразу катить на меня цистерну с ортофосфорной кислотой? Ну, каюсь! Ну, признаю! Ну, виноват. Дивл Миар служил заместителем начальника Отдела по Восстановлению Исторической Справедливости уже больше года. Прежде он находился на оперативной работе в Управлении Государственной Межзвездной Криминалистики и был переведён на «тихую» 11 должность после получения упомянутого ранения при обезвреживании преступной группировки космических хакеров в созвездии «Четырёх львов». Иными словами, по мнению директора Детективного Агентства Радла Феса, проходил курс, так называемой, реабилитации. Теперь же Дивл Миар со дня на день ожидал перевода на прежнее место работы, потому что рекомендации дотошных врачей стали более оптимистичными, во всяком случае, он недвусмысленно намекали: финал его вынужденного безделья не за горами. – Что там произошло? – со скрытой надеждой полу лениво выдавил из себя старший детектив, ему не хотелось показать свою заинтересованность, во время предстоящей экспедиции он мог бы раскрыть перед девушкой свои деловы криминалистические способности. – Ведь, ты тоже отправляешься на … на Почву? – На Землю, – поправила его Стина Рик, – кроме нас, ешё полетят двое полицейских из вашего отдела – Блона Вюс и Керс Пок. – В чем, собственно говоря, дело? Убийство важного чиновника? Коррупция? – Речь идёт о весьма уникальной находке, которая в корне меняет отношение к одной земной исторической личности. – А-а-а, – разочарованно протянул Дивл Миар, – ты уже познакомилась с документами? – Мельком. Кстати, по этой планете у меня была дипломная работа. Стина Рик, инспектор отдела Контроля над Соблюдением Принципов Невмешательства в Ход Развития Истории, повернулась за рабочей папкой, с которой она вошла в кабинет Дивла Миара. На её груди сверкнул небольшой пятиугольный орден, украшенный дорогими бриллиантами. Старший детектив не слишком уважительно отзывался о ревизорах, контролёрах, наблюдателях и прочих лицах, осуществляющих фискальный надзор за процессами исполнения обычных служебных обязанностей. Он считал эту работу алогичным архаизмом, неким бесполезным пережитком недавнего прошлого, когда люди ещё не достигли нынешнего уровня самосознания, чтобы их можно было допускать к совершению независимых общественных действий, полностью свободных от тлетворного влияния своего личного Я. Стины Рик данное замечание не касалось, недаром двадцатипятилетняя девушка получила орден «Объективной Справедливости второй степени». Дивл Миар тотчас сообразил, что Матушка Судьба вновь протягивает ему руку дружеской помощи. Конечно, он примет её новый подарок, как подобает благородному рыцарю и не снизойдёт до того, чтобы униженно вылизывать перед Стиной Рик каждую тропинку. 12 А инспектор, прищурив бархатные глазки, посмотрела на красочный календарь, висевший на стене, и удовлетворённо установила, что неизвестная дама, снятая во весь рост, удивительно похожа на неё, Стину Рик. И старший детектив с удовольствием уловил – самолюбие девушки польщено. Она отвела взгляд от цветного снимка и, загадочно улыбнувшись, проговорила: – Нам установлен очень сжатый срок – одни юнианские сутки. – Можно было бы и управиться за несколько часов! – разочарованно нахмурил брови Дивл Миар. – Зато начало операции мы устанавливаем сами, – девушка тактично не заметила досады в его голосе, – у меня есть соображения по данному поводу. – Прежде, чем делать выводы и вносить предложения, надо поговорить с Блоной Вюс. Мне известно, что она вышла замуж. – Дивл, а мне известно, что она уже второй месяц в разводе. – Не поймёшь современных женщин. Не успеют выскочить замуж… – А я не пойму нынешних мужчин, – запальчиво перебила Стина Рик и сапфиры в её глазах вспыхнули ещё ярче, – в тридцать лет превратиться в ленивых склерозных старичков!? Неужто трудно поинтересоваться судьбой одной единственной подчинённой женщины? – Хм? Керс Пок тоже один единственный. Ты, ведь, знаешь, что в нашем деле всего четыре человека. – Вот и доказательство полной душевной деградации твоего начальника Патра Фима, да и тебя тоже. В двух соснах заблудились. – Стина, – умоляюще посмотрел на девушку Дивл Миар. –Вы, наверное, даже позабыли, – продолжила обличительную речь Стина Рик, не обращая внимания на старшего детектива, – про Керса Пока. У него, ведь, пятилетний сынишка. После гибели жены Керс Пок неустанно возится с малышом! – С парнем ещё проще! Сутки где-нибудь перекантуется. Не впервые. – Бог мой, у вас, у мужчин, всё просто! – Зато вы, женщины, всё усложняете. Для вас ребёнок, что стеклянная колба. Чуть что, вы кричите: не трогать – разобьётся! Пойми, мальчишка никогда не станет мужчиной, не сделав три вещи: не расквасив носа на ступеньках лестницы, не дав обидчику сдачи во время ссоры и не отцепившись от подола матери на прогулке. – Слушай, Дивл, пустые разговоры приводят к пустому результату. Поговорим более конкретно в случае, если у тебя будет собственный ребёнок. В этот интересный момент, когда их обоюдная заносчивость достигла эпогея, они одновременно глянули друг другу в глаза и оба одновременно, как по мановению волшебной палочки, густо покраснели. Первым пришёл в себя Дивл Миар: 13 – Пойми, Стина, проблема заключается в способностях Флока Рэша. Лучше бы ему родиться женщиной и работать в благотворительной организации по защите комаров от человеческого насилия! – К чему здесь приплетён следователь Городской Уголовной Полиции? – А мой брат? Флок ведёт его дело, и мне не хотелось, чтобы в самый ответственный час, пользуясь моей занятостью, он направил документы в Окружную Полицию, где наверняка их спрятают в архив. – Извини, Дивл, извини.… Как же я могла забыть? Разве убийца до сих пор не найден? – Ежели Флока Рэша не подгонять, то убийцу не найдут вообще! У Флока не голова, а гладкое гусиное яйцо. Ни единой извилины! – В газетах писали, что твой брат был найден на рыбацкой косе, почти у твоего дома… – Вот, вот! Мне в последнее время даже стыдно смотреть на море, немого свидетеля жестокого преступления. Оно теперь, не переставая, кричит: отомсти за смерть брата! – Да, я тебя понимаю, – с грустью промолвила Стина Рик. – В данной ситуации мне нельзя терять ни минуты. О если бы мне разрешили использовать хронолёт! Я бы смог увидеть морду того подонка, который произвёл роковой выстрел. … – Но ты же отлично знаешь, такое пока невозможно. Слишком огромное количество энергии потребуется для совершения путешествия во Времени и Пространстве. Пусть даже одноминутного. Большая Межзвёздная Ассамблея на подобный шаг не решится. – Естественно. Кто мы с ним в масштабах Великого Времени? Даже на песчинку не тянем. Да и как установить точную дату гибели? Они замолчали. Очнувшись от печальных воспоминаний, Дивл Миар тихо проронил: – Ты уже заложила в свою память всё то, что касается расследуемого дела? – Дивл, я пока не страдаю раздвоением личности: не могу быть одновременно в Аппаратной Машины Всеобщей Памяти и в твоём кабинете. Я только-только успела прочитать содержание «чуда». – Тогда у меня есть к тебе настоятельная просьба. Давай, провернём операцию за три, максимум за четыре дня? Я мог бы развязать руки и целиком переключиться на дело по убийству брата. Не хочу, чтобы им занимались дилетанты, вроде Флока Рэша. Тем более, общую картину преступления мне уже удалось выяснить. Осталось немногое, развязать последний узел. – Я-то согласна, но как посмотрит шеф? – Не твоя забота, у меня есть на этот счет задумка. – Бог мой, с тобой невозможно разговаривать… – Ладно, раз уж ты призналась, что делал дипломную работу, касающуюся Почвы… – Земли, Дивл, Земли. 14 – Ну, хорошо. Пусть будет по-твоему – Земли. Но перебивать человека, в общем-то, неприлично. – Смотря, кто кого перебивает! – сердито отрезала девушка. – Стина, не будем ссориться, – умоляюще посмотрел на неё Дивл Миар, так вот, не поможешь ли ты мне составить проект проведения операции? Стина утвердительно кивнула головой и покинула кабинет, оставив в душе старшего детектива весомую тень величайшего неудовлетворения собой. Разговор с любимой девушкой, за исключением того, что касалось погибшего брата, напоминал обычную болтовню двух надоевших друг другу сотрудников и не имевших иных особенных чувств, кроме блёклого ощущения дружеского взаимопонимания. МАШИНА ВРЕМЕНИ Блестящая, тщательно отполированная поверхность хронолёта, стоявшего в испытательном отсеке Ангара Межзвёздных Путешествий во Времени и Пространстве, до неузнаваемости исказила лица навигаторов, которые с любопытством глянули внутрь помещения через светло-оранжевое стекло иллюминатора. В глаза бросилось деловитое мерцание сигнальных лампочек, – шли последние предстартовые испытания новейшей модели летательного аппарата. Главный Операционный Компьютер беспристрастным механическим голосом через каждые пять минут докладывал о ходе работ: заканчивалось подключение всех планетарных энергетических систем их родного созвездия к бортовому накопительному блоку. После этой заключительной проверки должен начаться набор схемы готовности и непосредственный запуск хронолёта в коаксиальный энерговолновой луч замкнутого криволинейного пространства Всемирного Времени. Навигаторы не спеша надели специальные эластичные костюмыскафандры серебристо-розового цвета со сверхпроводящей поверхностью и, зайдя внутрь испытательного отсека, стали с нетерпением ожидать прибытия Начальника отдела по Восстановлению исторической справедливости Патра Фима, а также директора Детективного Агентства Радла Феса с правительственными чиновниками из Департамента Межзвёздных Сообщений. – Человеческий разум – вот самая уникальная Машина Времени, – задумчиво произнесла Блона Вюс, слегка прикоснувшись к сверкающей металлической обшивке хронолёта. Она оказалась на ощупь какой-то тёплой, живой, таящей в себе заряд таинственного магнетизма, который ласково щекотал ей пальчики. Девушка отправлялась в полёт впервые, и ей было всё интересно. – Да, это так, – отозвался Дивл Миар, уже вступивший в руководство полётом, – если Путешествие во Времени и Пространстве касается только тебя одной. 15 – Зато не нужно тратить колоссальное количество средств и энергии, кроме умственной, – поддержал Блону её напарник, Керс Пок, – ведь, для того, чтобы нам побывать на Земле должен несколько суток работать в чрезвычайном режиме почти весь наш Звёздный Энергетический Комплекс. Одни сплошные убытки. – Разве можно соизмерять Восстановление Исторической Справедливости с количеством затрачиваемой энергии? – укоризненно заметила Стина Рик. Старший детектив, теперь взиравший на неё с достаточной долей превосходства, нравоучительно изрёк: – Всё подвластно Времени. Оно необходимо даже для того, чтобы сделать такой сногсшибательный вывод. Однако, заметив, как самолюбиво встрепенулись красивые брови Стины Рик, он тотчас же совершил отвлекающий маневр: – Друзья, кто не прошёл Информационно-Запоминающую Камеру? – Все! Все там побывали! – дружно вскричали навигаторы. – Хочу напомнить, что с нами отправляется самый перспективный и самый толковый инспектор отдела Контроля над Соблюдением Принципов Невмешательства в Ход Развития Истории всем хорошо известная Стина Рик. Этими словами я хочу подчеркнуть её несгибаемую принципиальность. Посему попрошу вас быть предельно осторожными и внимательными. Помните, мы смешиваемся среди людей Земли, но не вмешиваемся в их Историю, в их Жизнь. Значит… Инспектор Стина Рик немедленно подняла правую руку: – Значит, я хочу сказать пару слов. Специально для Дивла Миара. Чтобы он не слишком часто употреблял льстивое слово самый. В мире, куда мы сегодня отправляемся, бытует интересное выражение: язык мой – враг мой… – Мы выражаемся покруче, – усмехнулся Керс Пок. Стина Рик повернулась к нему: – Специально для нетерпеливых полицейских приведу слова из земной Библии, книги, которую, я надеюсь, все надёжно записали в свою память. Их произносит апостол Иаков: «Течет ли вода из одного отверстия сладкая и солёная?» И сам отвечает: «Нет!» Давайте и мы будем избавляться от двумыслия. Вы должны знать… – Всё знать невозможно! – отпарировал неугомонный Керс Пок. – Но и не знать – тоже! По крайней мере, современному полицейскому, твёрдо пробасил Дивл Миар, ставя последнюю точку в их разговоре, похожем на перепалку. Он уже давно заметил, что к Испытательному Отсеку медленно приближается начальственный кортеж. Директор Детективного Агентства был не многословен. Экспедиция на четвёртую планету звезды, входившей в созвездие «Голубая спираль» и носящей у землян невыразительное название Солнце, являлась одним из обыденных полётов во времени, которые не вызывали особых затруднений. 16 Разве что в полёте использовалась новая усовершенствованная модель хронолёта, но этот факт говорил лишь о доверии руководителей Департамента Межзвёздных Сообщений к полигонному ведомству. Больше ничего. Быстро глянув на карманный компьютер, выполненный в виде небольшого старинного блокнотика, он произнёс коротенькое тривиальное напутствие. А затем приступил к проверке подготовки Блоны Вюс, новичка экспедиции: – Э-э-э, уважаемая участница экспедиции, не будете ли любезны, э-э-э, ответить мне, какие принципы Добра существовали на Земле во времена рождения, э-э-э, – Радл Фес снова поднёс к своим глазам экран крохотной записной книжки, – так называемого Иуды Искариота? Блона Вюс, словно прилежная ученица, так оглушительно и звонко затараторила ответ, что своды Ангара Межзвёздных Сообщений сразу начали беспокойно гудеть: – Добро и во сне хорошо. Мир не без добрых людей. Доброму – добрая память. От добра добра не… – Хорошо, хорошо, хорошо. Достаточно! – замахал полными короткими руками директор, низенький седовласый старичок. – Только н забывайте, уважаемая э-э-э Блона Вюс, что там имеют место быть и другие мысли. Например, доброта – хуже воровства. А почему бы вам ни обратиться к словам э-э-э, – директор снова потянулся за карманным кондуитом, где иногда наряду с прегрешениями подчинённых записывались самые разнообразные цитаты, – которые сказал апостол Павел, живший на Земле во времена раннего христианства: «Остерегайтесь зла, прилепляйтесь к добру». Они свидетельствуют, что на так называемой э-э-э Земле не всё плохо… – Но вы же противоречите самому себе, господин директор! – горячо воскликнула слишком прямолинейная Стина Рик, уставшая слушать занудный голос и тем самым, нарушив элементарный закон субординации. – Не всё на ней так хорошо, если нам очень сложным и небезопасным путём приходится восстанавливать на Земле историческую справедливость. – Э-э-э, ну, знаете ли, – на полтона строже заговорил Радл Фес, – мы с вами э-э-э, уважаемая Стина Рик, обсуждать решения Высшего Совета не имеем права. Радл Фес остановил на девушке свой немигающий совиный взгляд. Та, раскаиваясь, что, уподобившись Керсу Поку, совершила непростительную ошибку в области применения собственного языка, сразу опустила вниз хорошенькие глазки, хотя не могла понять, в чём состояло её обсуждение каких-то неведомых руководящих директив. – А теперь, – зазвучал дальше скрипучий начальствующий бас Радла Феса, – предоставим заключительное слово многоуважаемому э-э-э Патру Фиму. 17 Начальник Отдела Исторической Справедливости деловито осмотрел навигаторов, а затем начал речь, с обращения к Дивлу Миару: – На вас, старший детектив, как на руководителя экспедиции, я возлагаю особый персональный весовой контроль. При обратном возвращении не должно быть ни одного миллиграмма лишнего веса. Вы знаете, к чему приводит несоблюдение этого основного правила пространственно-временной навигации. Не говоря уже о потере здоровья, в тяжелых случаях нарушитель может никогда не увидеть бескрайних равнин нашей Юнианы. Это главное. Далее, с осторожностью применяйте личное биополе. Для слабых землян ваше малейшее психическое воздействие может оказаться слишком великим, способным навсегда повредить их разум.… И не забывайте разницу во времени: земные сутки ровно в полтора раза короче наших… … Когда наставления начальства благополучно подошли к завершению, Дивл Миар нажал еле заметную круглую кнопочку, находящуюся на его перстне. В боковой части серебристого шара образовалось овальное входное отверстие, навигаторы заняли места, надели прозрачные бесцветные шлёмы и загерметизировали скафандры. Через некоторое мгновение Машина Времени скрылась в невообразимо ярком плазменном луче. ЭЛИЗИУМ Они приземлились в почти ту же самую точку, куда предусматривалось проектом полёта: восточнее небольшого еврейского селения Вифания на расстоянии десяти земных километров от Иерусалима. Однако отклонение от расчётного времени оказалось значительным – вместо ожидаемой середины ночи их встретило нежное сияние золотистых лучей утреннего Солнца. Оказалось, что общий срок проведения операции автоматически сократился на четверть земных суток, ибо точное время обратного вылета оставалось неизменным. Это требовало от навигаторов предельного напряжения сил. С интервалом в тридцать минут им посчастливилось встретить совсем молоденького черноглазого юношу-пастуха, лысого сборщика податей, украшенного рыжей окладистой бородой и полную женщину средних лет с небольшим кувшином, следующую за водой. Они смогли довольно быстро записать в свою память достаточное количество информации об общественной жизни и событиях происходящих В Иудее на момент посадки хронолёта. Затем до смерти перепуганные земляне были погружены в краткий оздоровительный сон, после которого каждый из них, напрочь забыв о неожиданной встрече, отправились по своим делам: пастух возвратился к овечьему стаду, сборщик податей последовал к 18 владельцу виноградника, чья усадьба виднелась невдалеке, а женщина – к каменному колодцу. Как и следовало ожидать, на Земле шёл первый день апреля тридцать третьего года по современному земному летоисчислению, что соответствовало четырнадцатому нисана иудейского лунного календаря. Навигаторы переоделись, взяли необходимые запасы пищи и медикаментов, замаскированные под пшеничные зёрна, и, окружив хронолёт мощным биоэнергетическим полем, сделавшим его невидимым для землян, отправились в Вифанию. Вокруг простиралась красивая гористая местность, которая резко отличалась от невысоких пологих холмов Юнианы, и сразу вызвала величайшее изумление пришельцев. Раньше такое они наблюдали только на снимках. В остальном же разница в природных условиях оказалась незначительной. Разве что земные облака не имели характерного для Юнианы желтоватого оттенка, отчего воздух здесь казался более прозрачным и более голубым. Дивлу Миару поневоле вспомнились слова начальника отдела: – Пространство штампует планеты по своему образу и подобию, а уж время их переделывает на свой лад. Покинув обширное плато, навигаторы по крутой каменистой тропинке небольшой цепочкой стали опускаться вниз, к Вифании, и Дивл Миар решил использовать представившуюся возможность для того, чтобы напичкать перегруженные умы товарищей последними наставлениями: – Вспомним основное содержание Проекта по Проверке Справедливости Обвинения в предательстве деятеля раннего христианства Иуды Искариота. Итак, по легенде операции я – Леввей, ученик известного пророка Иоанна Крестителя, ставший после казни учителя последователем Иуды Искариота. Большую часть времени я буду находиться в кругу учеников Иисуса Христа. … Да, чуть не забыл вас предупредить. Каждому из вас своё личное биополе я разрешаю применять только с моего личного согласия. Это – приказ!… Теперь твоя очередь, Керс Пок, какова твоя задача? – Почему именно моя? По алфавиту идет сначала Блона Вюс, – обидчиво отозвался полицейский. – Я готова, у меня задача вовсе простенькая, – застрочила, как из автоматического оружия самая юная участница полёта, – мне нужно под видом гадалки Трифены проникнуть во дворец римского наместника в Иудее и узнать, есть ли какие-нибудь связи Иуды Искариота с римлянами? А затем под вечер полностью поступить в распоряжение Керса Пока. – Правильно! Молодчина. Начинай ты, Керс Пок, замыкающий нашу крохотную колонну, выкладывай своё задание! Надеюсь, на сей раз твоя голова не засорится жгучим желанием измерить талию какой-либо местной красотке? Боже тебя упаси, посеять на Земле второго царя Соломона! 19 Керс Пок, неравнодушный ко всему прекрасному, в том числе к изящному инспектору Стине Рик, молниеносно покрылся малиновой краской негодования. За эти обидные слова, сказанные в присутствии самой Стины, он воспылал желанием немедленно съесть своего начальника вместе с потрохами м неудобно длинной земной одеждой. Полицейский догнал девушку, шедшую Дивлом Миаром, и осторожно тронул её за плечо: – Представляете, кому доверено Восстановление Справедливости за тысячи световых лет от Юнианы? – А что? По-твоему, расстояние может играть существенную роль при подборке кадров? – громко рассмеялся Дивл Миар, который давно заметил, что полицейский иногда смотрит на Стину Рик особым взглядом, не вполне соответствующим рамкам служебных приличий. – Вот видишь, Стина! Пусть сначала он сам станет образцом Справедливости! – Керс Пок возмущенно сдвинул густые светлые брови. – Впрочем, это к слову. А теперь о деле. Докладываю: мне поручено проследить за Иудой Искариотом в домах первосвященников Анны и Каиафы, потом в Гефсиманском саду вместе с Блоной Вюс присоединиться к руководителю экспедиции. Доклад окончен! Ах, да! Моя кличка – Симон, я тоже ученик из окружения Иуды Искариота. – Браво, браво! Только здесь не аудитория Полицейской Академии и твоё уставное лихачество никто не оценит. Разве Стина Рик? Ей-то и предоставим слово. – Дивл, не можешь ли ты хоть на пять минут выключить сарказм? Или вообще забыть его в укромном месте, чтобы никто не нашёл! – взъелась Стина Рик. – Лучше бы побеспокоился обнаружить жилище библейского Лазаря, которого воскресил Иисус Христос. От него мы можем узнать, где находится сам Иуда Искариот… Что касается меня, то я буду скрываться под одеждой простой еврейской женщины среднего достатка. Простым будет и мой псевдоним – Сара. Имя в переводе с еврейского означает сварливая. Может быть, хоть это тебя удовлетворит, уважаемый руководитель экспедиции? Дивл Миар молча проглотил иронию инспектора, подумав, что он и взаправду стал в последнее время слишком нудным. Вскоре старший детектив привёл навигаторов к воротам широкого двора, где их встретила полная симпатичная еврейка с пышной грудью: Дивл Миар, долго не мешкая, изложил ей суть просьбы: – Мы с братом Симоном, – кивнул он в сторону Керса Пока, – ученики Иуды Искариота, прибыли сюда из Вифсаиды, что в Галилее. Не поможешь ли милая женщина, найти нам этого достойного мужа, который, как сказывали прохожие, бывал часто в вашем жилище? 20 Сельская красавица, окинув пришедших подозрительным взглядом, продолжала безмолвно стоять около ворот, словно защищая двор от вторжения особо опасных преступников. Под её платьем угадывалось сильное и стройное тело, способное отхлестать палкой любого нахала. Вежливо кашлянув, Стина Рик решила исправить неудачное прямолинейное вступление старшего детектива: – Леввею надо передать послание и немного денег в сокровищницу. Еврейская Афродита даже не повела ухом, лишь томный взор стал более жёстким и пронзительным, а горделивая осанка какой-то настороженной. В голове Дивла Миара промелькнула испуганная мысль: «Чем мы выдали себя? Неужели в Проекте экспедиции допущены серьёзные просчёты?» – Если мы не ошибаемся, – попробовал свои силы Керс Пок, – ты – сестра Лазаря, которую звать Марфой? Мы присоединяемся к твоей огромной радости в связи со счастливейшим и чудесным воскрешением твоего любезного брата. Молчание красивой крестьянки начало напоминать глубоко эшелонированные позиции периода звёздных войн, подготавливаемые к последующему наступлению. Положение навигаторов становилось весьма щепетильным. В чём же состояла их ошибка? Вероятно, юнианцы действовали неадекватно сложившейся обстановке? – А у меня есть небольшая посылка для апостолов, сыновей рыбака Заведея, – вдруг елейным голоском запел Керс Пок. – Совсем я не Марфа, а Мария! – неожиданно отозвалась полногрудая девушка. Хотя её слова были все-таки произнесены с некоторой долей недоверия, почувствовалось, что под натиском убедительных данных, свидетельствующих о лояльности пришельцев, ледяная глыба отчуждения принялась стремительно таять. На смуглом лице Марии появилось призрачное подобие улыбки. – Стоит нашему Симону подышать на увядший цветок, он мигом оживает, – улыбнулась посветлевшая Стина Рик. Зато душа Дивла Миара мгновенно покрылась черным налётом зависти. Как он не догадался произнести такую же чушь, как его подчинённый? А Керс Пок явно вошёл в свою роль: – Сти… то есть, Сара, ты обижаешь Марию. Она даже при близком рассмотрении не напоминает цветок. Мария – настоящая драгоценность, достойная украшать пурпурные одежды царей. В этот момент во дворе появилось второе миловидное существо, точь-вточь похожее на Марию. Может быть, только чуточку постарше, но гораздо женственнее и стройнее. 21 – Сестра, – с упрёком сказала женщина, вышедшая из хижины, почему ты держишь путников за воротами? Предложи им пасхальные лепёшки. Они уже готовы. – Это – ученики Иисуса Назорея, Сына Божьего, – пояснила Мария, а Дивл Миар деловито добавил: – Нам необходимо к полудню добраться до Иерусалимского храма, чтобы послушать его проповеди. – Они ищут Иуду Искариота, – снова пояснила Мария, повернувшись к сестре. – Ещё говорят, что ученики Иисуса по вечерам собираются в Гефсиманском лесу на склоне горы Елеон, - продолжил старший детектив, - только мы из Вифсаиды и плохо знаем здешние места… – Ну и что? В нашем селении почти все – выходцы из Вифсаиды. Мы – тоже, – нахмурившись, проронила Марфа. – Зачем ждать вечера? Святые люди будут сегодня в Соломоновом притворе храма. Там и найдёте. – А вдруг Иуда не придёт? – Куда он денется? Иуда постоянно носит сокровищницу, – ещё подозрительней вымолвила Марфа, – так что идите, путники, с миром своей дорогой. – Ты что Марфа? То предлагаешь дать лепёшки, то выгоняешь добрых людей на улицу. – Враги давно ищут случай схватить Сына Божьего. Не в храме, где Иисуса все знают и защитят, а в безлюдном месте… – Я тоже поначалу подумала плохое, – возразила ей Мария, – но вижу, что они очень хорошо знают апостолов. Зачем строго судить земляков. В людях надо искать добро, но не зло. Даже курица в навозе… – Уважаемые путники! – всплеснула руками Марфа. – Вы только посмотрите на неё! С каких пор простой девушке дано учить? Наслушалась умных речей святых апостолов и туда же. Сидела бы лучше у очага и пекла опресноки. Говорят вам, путники, если, действительно, хотите увидеть Иуду Искариота, то идите побыстрей в город. Как минуете горный поток Кедрон, посмотрите направо. За селением вы увидите большую гору, на её склоне расположен большой сад, где собираются ученики Иисуса. Туда вы сможете попасть, если свернуть к саду и дойти до больших камней, за которыми можно выйти на обрыв реки… – Там стоит засохшая смоковница, – уточнила Мария пространный рассказ сестры. … Дорога из Вифании на Иерусалим пролегала по живописной долине, которая представляла собой длинный разноцветный ковёр, искусно вытканный земной природой. Уступы гор были сплошь покрыты цветущими персиковыми и абрикосовыми деревьями. От них к путникам доносился невообразимо пряный, неизвестный доселе аромат, слегка круживший им головы. 22 Чудный запах являлся одновременно приторно сладким и каким-то горьковатым. Но именно эта пьянящая горечь придавала ему своеобразный нюанс утончённо свежести, слегка холодящей дыхание. – Бесподобно! – закрыв карие глаза, прошептала Блона Вюс. Не выдержал и Керс Пок, до сих пор равнодушно взиравший на земные прелести: – Настоящий элизиум! Те жалкие ошмётки природы, которые нам показывают юнианские телекомпании – чушь собачья. Даже сравнивать кощунственно! – Совершенно верно! Здесь надо жить только таким праведникам, как ты! – снова не выдержал Дивл Миар. Он не мог простить полицейскому того, что тот ни на шаг не отставал от Стины Рик. – Дивл Миар, не надо ехидничать! К чему марать общее впечатление такими циничными заявлениями? Мы действительно попали в волшебную страну, – возмутилась Блона Вюс. Тут Стина Рик с нескрываемым восхищением заметила: – Если бы библейский рай находился на Земле, то лучшего места ему не отыскать!… … Вдоль дороги в бирюзовую вышину тянулись стройные финиковые пальмы, – на их родной планете подобных изящных деревьев не существовало. Общее впечатление усиливали молодые изумрудно-зелёные побеги винограда, которыми были увиты окружающие скалы и стены большинства жилищ. Навигаторы заворожено крутили головами, пока Дивл Миар сердито не напомнил о том, что лучшего способа привлечь пристальное внимание посторонних людей не придумать. Некоторое время путешественники шагали молча. Заметив, что полицейский, наконец, отстал от Стины Рик, старший детектив тут же очутился возле неё. – Стина, извини меня за недостойное поведение, – Дивл с нежностью взялся за её руку, – поверь, я сам не знаю, что творится в моей душе. Девушка сделал вид, будто не обратила на его слова никакого внимания: – Ты мне ещё не рассказал о своём брате. Говорят, появились новые факты? – Да. В последний день мне удалось выяснить, что он следил за главарём банды, занимающейся хищением и продажей ценных археологических находок. Полицейские уже вышли на след преступника. … Между тем народ длинными вереницами тянулся в Иерусалим. Со всех обширных израильских земель люди спешили попасть на Пасху – самый великий праздник верующих. Одни шли пешком, неся в руках свои скромные узлы с одеждой и снедью, другие ехали на повозках, запряженных лошадьми и ослами, третьи восседали на верблюдах, презрительно взирающих на бесконечную людскую суету. Внимание горделивых животных знойных пустынь 23 не привлекали ни пёстрая домашняя утварь, ни цветные палатки для ночлега, ни свёрнутые ковры, вытканные трудолюбивыми умельцами Востока. Своеобразный шум толпы, рёв ослов, цокот лошадиных подков придавали дороге, ведущей в столичный город, особый фантастический колорит. Небольшие горсточки людей, стекавшие со склонов окрестных гор, объединялись в ручейки, которые в свою очередь вдали у самого горизонта сливались в единый нескончаемый поток. Радостное предпраздничное настроение, выражающееся в ласковых приветливых улыбках и в дружелюбных шутливых фразах, всецело охватило движущуюся массу людей, и они беспрестанно шумели, громко смеялись и пели. Наконец, впереди показались высокие городские стены. И теперь внимание навигаторов переключила на себя Стина Рик. Она вкратце рассказала коллегам о трёх основных сектах, образовавшихся на территории еврейских государств, в результате мощного кризиса, расколовшего одну из крупнейших религий Земли, то есть о фарисеях, отдавших предпочтение строгому и точному исполнению священных заповедей; о саддукеях, отвергших возможность воскрешения людей; о ессеях, веривших в скорое пришествие Мессии – Христоса и ведших отшельнический аскетический образ жизни. После окончания её небольшого экскурса в библейскую историю, они достигли восточных ворот Иерусалима. С четырёхметровой высоты на них грозно взирала огромная хищная птица, вылитая из бронзы. – Орёл – пояснила всезнающая Стина Рик. – Символ могущества и непобедимости Римской империи, ведь, Иудея и Галилея – всего две из множества римских провинций. Навигаторов особенно удивил Большой Иерусалимский Храм. Громадное строение поражало своей величественностью и изяществом архитектуры. – Наверное, для древних времён, когда люди ещё ничего не знали о современных строительных машинах, воздвигнуть подобное грандиозное сооружение – задача не из легких, – задумчиво проговорил Дивл Миар, глядя на вершину храма. – На создание этого уникального культового центра понадобилось сорок шесть земных лет, – снова отозвалась Стина Рик. Однако и без её слов было понятно, даже на Юниане, при величайших достижениях в науке и технике, построить такой комплекс не очень просто. Они миновали ряд ослепительно белых колонн, увенчанных оригинальными скульптурными формами, и остановились возле Красных ворот. Дивл Миар, указав на ажурные медные створки с изображениями диковинных животных и растений, строгим беспрекословным голосом произнёс: – Встретимся снова возле этих ворот за полчаса до захода Солнца, потом отправимся в Гефсиманский сад, где должны развернуться основные события. Прошу вас, постарайтесь собрать, как можно больше информации об Иуде Искариоте. Кроме этого, ни в коем случае не забывайте, что на ваших перст24 нях есть три небольшие кнопочки. Круглая – для открытия люка хронолёта, квадратная – для подачи сигнала бедствия, треугольная – для указания точного времени. Сейчас ровно два часа пополудни. Начинаем проведение операции. Как говорят здесь на Земле, с Богом! НАРУШИТЕЛЬНИЦА ЗАКОНА Первое, на что отважилась совершить обворожительная Блона Вюс, покинув своих товарищей, так это, оказавшись возле небольшого базарчика, взять у бородатого торговца горсточку фиников. Вкус земных плодов, о которых ей кто-то рассказывал на родной Юниане, в самом деле, оказался восхитительным. «Чтобы передать его, надо попробовать!» – подумала Блона Вюс. Продавец экзотических фруктов, естественно, не заметил пропажу наисладчайшего товара: его сознание было на мгновение отключено. Однако девушка тут же почувствовала на своем затылке острый пронизывающий взгляд и быстро обернулась. Не обнаружив за спиной ничего подозрительного, она все-таки безошибочно установила: такой проницательный досмотр за её ребяческим поступком могла сделать только вездесущая Стина Рик. «Инспектор – слишком мягкое название должности для этой глазастой выскочки. Она – настоящая шпионка! – недоброжелательная мысль молнией пронеслась в юной светловолосой головке Блоны Вюс. – Само собой разумеется, инспектор не преминет доложить Дивлу Миару о нарушении табу на применение личного биополя». Не успела девушка отправить в рот очередную порцию янтарной сладости, как почувствовала лёгкое прикосновение: – Очень вкусно? – Ещё бы! Чтобы оценить вкус плодов, надо их попробовать, – вслух не слишком любезно повторила свою мысль Блона Вюс, протянув Стине несколько засахаренных фиников. Та мигом расправилась со сластью и примирительно сказала: – Я оказалась здесь не случайно. Цель моего посещения базарчика совпала с твоей. – На Земле финики называют райскими плодами. Ещё говорят, что вкус свежих фиников вообще ни с чем не сравним. – Рай у землян на небесах, поэтому правильней их называть плодами Эдема, который по преданию находился где-то поблизости. Блона огорчённо вздохнула: – А мне бы хотелось побыстрей увидеть Иуду Искариота. Интересно, каков он на самом деле? – Но тебе же надо пробраться во дворец Понтия Пилата, римского наместника! 25 – Да, – снова тяжело вздохнула Блона Вюс, – придётся плестись на окраину города в крепость Антония, где располагается резиденция Пилата и куда Искариот может прийти только завтра. Нас в это время на Земле уже не будет. – Кстати, о нём земные писатели создали не мало интересных произведений. Я успела познакомиться лишь с тремя из них, что содержались в самом начале Всемирного Банка Литературных Данных. Это рассказ писательницы Сельмы Лагерлеф, большое стихотворение Семёна Надсона и повесть Леонида Андреева. – Видимо, сплошной негатив? – Ты знаешь, да! Но по-другому и быть не должно. Сказались веками сложившиеся стереотипы. – И что они повествуют? – деликатно поинтересовалась Блона Вюс. – Шведская писательница изображает Иуду злым отвратительным мальчишкой, не имеющим чувства жалости ни к людям, ни к животным. Надсон тоже не прощает Иуде предательство Христа. А русский литератор вообще представил Искариота в виде старого кривого безобразного старца, страдающего от непонятного двойного чувства любви-ненависти к богочеловеку. – Выходит, по их мнению, Иуда – монстр, некое отклонение от нормальных людей? Стина Рик утвердительно кивнула головой. Некоторое время они шагали молча, а потом Стина продолжила развивать свою мысль: – Умная прозорливая, даже в какой-то степени ясновидящая личность никогда не изберёт своим ближайшим сподвижником старого наглеца и лицемера. Здесь Леонид Андреев явно ошибся. Иисус Христос доверит хранить общественные деньги человеку своего круга, своего возраста. – Я тоже придерживаюсь твоего мнения, любой гениальный человек не может не разглядеть притворщика. Мне в связи с этим хочется подчеркнуть, ведь, Иоанн Богослов, написавший четвёртое Евангелие, который в отличие от предыдущих апостолов видел происшедшее своими глазами, даже не упоминает, что Иуда целованием выдал своего учителя в руки фактических врагов. – Вот-вот! Христос близко бы не допустил нечестного человека к сокровищнице. Надеяться можно только на близкую испытанную личность, а уж Божий сын мог подобрать её запросто. – Стина, кроме того, согласись, тридцать серебряников не очень значительная сумма для древних евреев, чтобы на неё купиться. Иуда Искариот, ведавший казной апостолов, наверняка, обладал во много раз большими суммами. За разговорами девушки не заметили, как вышли на улицу, ведущую к резиденции Понтия Пилата. – Дорогу! Дорогу! Дорогу посланнику кесаря! – раздались вдруг громогласные возгласы, сопровождаемые неимоверным грохотом. 26 – Квадрига! – успела выкрикнуть Стина Рик и, с силой схватив подругу за локоть, потянула её за собой. Девушки еле-еле успели увернуться от мчавшегося экипажа, запряженного четвёркой белых породистых лошадей. Слух резанул звонкий цокот подков. Таких острых, проникающих до самого сердца, звуков им никогда не приходилось слышать. «Если гравилёт может таить в себе некую мифическую опасность для пассажиров, то это громыхающее средство передвижения древних представляет явную и реальную опасность для прохожих», - мелькнуло в голове Блоны Вюс. И словно в подтверждение её мимолётных предположений из небольшого узкого проулка резво выскочили два мальчика. Бежавший впереди, полуголый сорванец лет около шести, в мгновение ока был отброшен экипажем на неровную поверхность тротуара. Девушки остановились как вкопанные. Прохожие, в большинстве своём почтенные седовласые старцы, видимо, привыкшие к подобным невероятно жутким сценам, сочувственно трясли бородами, но продолжали неторопливое движение по улице. Только три человека остановились возле неподвижного тела. – Мальчик уже, вероятно, мёртв! – горестно воскликнул самый из древний из них и преспокойно засеменил дальше. – Проклятые язычники! – прошипел второй старик и погрозил удаляющейся колеснице сухоньким сжатым кулачком. – Даже не подумали остановиться, чтобы проверить, жив или нет ребёнок, – уныло отозвался третий. В это время к мальчугану подбежала Блона Вюс. Она быстро ощупала малыша и опытным взглядом определила: – У него сотрясение мозга! Мальчик потерял сознание, ударившись затылком о камень. – Нужно немедля оказать первую медицинскую помощь, – страдальчески сморщилась Стина Рик и в растерянности уставилась на подругу. Но та уже ничего не замечала. Она осторожно подняла мальчишку на руки. Второй малыш стал громко всхлипывать, размазывая слёзы по лицу тыльной стороной ладошки. – Чей он? – звонко воскликнула Блона Вюс, но поблизости никого не оказалось. Плачущий конопатый малыш подошёл поближе и, захлёбываясь слезами, пробормотал: – Это Есром... сын Вирсавы. – Говори скорей, где его дом? – Тетенька, идемте за мной, я покажу. Малыш перестал плакать и быстро-быстро пустился бежать по неровному тротуару. Если центральная улица казалась весьма узкой, то проулок, в который они свернули, можно было с уверенностью сравнить с водосточной канавой: до того в ней было сыро, темно и неуютно. 27 Блона Вюс поняла, что она попала в один из наибеднейших кварталов города. Ни зелени, ни цветов, один сплошной темно-коричневый камень. Высокие заборы с бугристыми боками отделялись друг от друга полоской булыжника шириной шагов пять. Казалось, что грубые невзрачные заграждения из глины и камня прочно удерживают не только едкий спёртый воздух, намертво зажатый в тиски между щербатыми поверхностями, но ещё больше давят на психику людей случайно очутившихся в этих грязных трущобах. Пройдя некоторое расстояние с мальчишкой на руках и заворачивая в небольшой дворик, Блона Вюс машинально оглянулась. Ни единой души! Но больше всего смутило девушку то, что исчезла Стина Рик. «Человек-надзиратель одержал верх над человеком-женщиной!» – криво усмехнулась Блона Вюс. Но тут до её перевозбуждённого сознания стал доходить изначальный смысл того, что она сама помимо своей воли натворила из-за огромного чувства сострадания к горемычному малышу. Какой несообразно нелепый случай! С одной стороны долг полицейского настойчиво требовал принятия срочных дел по спасению человеческой жизни, с другой стороны Закон Межзвёздного Устава Навигаторов Времени не менее упорно стучался в её голову, потерявшую всякий контроль над физическими действиями организма, и настойчиво укорял: – А что, если мальчику суждено умереть? – Но речь идёт о жизни! – пробовала защищаться женщина-полицейский. – Это есть вмешательство в Ход Развития Земной Истории, – ещё строже твердил Устав. – Закон – ничто по сравнению с человеческой жизнью! – отчаянно сопротивлялась женщина-полицейский. – Вдруг этот мальчик в результате твоего бездумного вмешательства выживет, окажется великой личностью и будет вершителем не одной, а сотен тысяч жизней? То ли от быстрой ходьбы с мальчиком на руках, то ли от волнения, вызванного излишней чувствительностью, Блона внезапно остановилась. Остановился и проводник –мальчуган. На веснущатом лице возникло неподдельное удивление, сменившееся на затаённую просьбу: чего же ты тётя, медлишь? Минуты колебания канули в вечность. Блона Вюс решительно бросилась в полуоткрытые ворота. Дворик оказался совершенно пустым. Она осторожно занесла мальчика в глинобитную хижину с земляным полом. Несмотря на то, что день был в разгаре, внутри помещения царил поразительно неприятный сырой полумрак. На Блону пахнуло липким холодным смрадом и ещё каким-то непонятным запахом, тревожащим её нервы. 28 Девушка не могла сразу определить, откуда он исходит, но то, что этот запах таит в себе определённое количество беспокойства, с каждой минутой становилось всё яснее и яснее. Вдруг сквозь гнилой полусумрак Блона Вюс увидела отвратительно странное лицо, обрамлённое двумя пучками седых волос. Два безжизненных остекленевших глаза, не мигая, следили за каждым её движением. Девушке показалось, что они готовят для неё то грядущее наказание, которое она, несомненно, заслужила, нарушив Основной Космический Закон Навигаторов Времени. ИУДА ИСКАРИОТ За время многочисленных космических командировок Дивлу Миару ни разу не приходилось заглядывать в таинственное чрево самых разнообразных культовых сооружений. Поэтому, ещё не увидев всего величества внутреннего убранства Иерусалимского храма, ещё не услышав приподнято-торжественных речей проповедников, он почувствовал некое неестественное благоговение. Однако, ступив на каменный отполированный временем пол Восточного притвора, старший детектив с удивлением обнаружил, что эта часть святилища напоминает юнианские крытые рынки. По его обеим сторонам виднелись небольшие столики, за которыми восседали молодые менялы, крикливыми надсадными голосами зазывавшие посетителей. Тут же рядом с ними продавались жертвенные птицы и животные – голуби, овцы и даже волы. Но по мере продвижения к центру грандиозного здания сомнения, возникшие в голове Дивла Миара в адрес пренебрежительного отношения древних иудеев к святости, постепенно улетучились. Расшитые серебром и украшенные разноцветным жемчугом большие парчовые занавеси, сияющие золотом алтари и изящные настенные украшения, изготовленные талантливыми мастерами Израиля, вызвали неподдельное восхищение не только у верующих, впервые посетивших Храм, но и у него, Дивла Миара, человека, как он сам себя считал, далёкого от всякого эстетического восприятия. Он с изумлением взирал на лица окружающих людей, которые, словно повинуясь магическому влиянию прекрасных творений человеческих рук, становились одновременно и возвышенно одухотворёнными и смиренно кроткими. Мимо его беспрестанно проходили священнослужители в длинных светлых одеяниях, на шеях некоторых из них висели нагрудники, украшенные таким множеством мелких драгоценных камней, что от них исходил яркий свет, переливающийся всем цветами радуги. 29 Дивл Миар старательно осмотрел центральную часть храма, но нигде не обнаружил Иисуса Христа или других пророповедующих людей. Однако ему показалось, что все присутствующие застыли в ожидании главного события, небезразличного каждому верующему. Тогда он снова вернулся к Красным воротам храма и обратился к пожилому еврею, сосредоточенно взиравшему на колыхавшуюся массу паломников: – Говорят, что сюда скоро придёт пророк Иисус из Назарета? – Только и слышишь – Иисус, Иисус.… Какой он пророк? Говорить можно всё, но только по нраву ли всем речь говорящего? – неопределённо высказался старик. – Но, ведь, он исцеляет людей! – Сразу видно, ты – не здешний. Первосвященник Каиафа считает как раз наоборот, что Назорей губит души человеков, что в него вселился бес. И я тебе советую, уж коли ты заговорил о хвори, обратись-ка лучше к лекарям. Возле Силоамских купален ты найдёшь любого, сообразно твоему недугу. – Где это? – осторожно поинтересовался Дивл Миар. – В Вифезде, у Овечьих ворот. Их разговор услышал стоявший рядом высокий юноша с тонкими чертами лица и живыми черными глазами: – За деньги здоровье не купишь. Иисус Назорей сначала исцеляет души, а затем плоть. У здорового духом – здоровая плоть. – Кто ты такой, чтобы поучать нас? – сразу возмутился старик. – Прежде чем суесловить, лучше хорошенько послушать Божьего сына. Разве можно судить о вкусе пищи, не отведав её? – Ну да! Теперь ты начнёшь судачить о том, что можно работать в святую субботу… – Мне понравилась одна притча, которую рассказывал кто-то из учеников Иисуса, – бесцеремонно прервал высокий юноша сердитое ворчание старого еврея. – Однажды мальчик рисовал углём на камне. К нему подошёл фарисей и ядовито заметил: «В субботу нельзя заниматься глупостями». На что мальчик сказал: «Разве ты не видишь, я рисую синагогу и священника». – А тебе, богохульник, – злобно сверкнул глазами старик, – я отвечу другой притчей: прежде, чем сказать два слова, сто раз подумай, чтобы сказанное не обернулось против тебя! После этих слов пожилой еврей неистово замахал руками, указывая на юношу: – Люди! Нечестивый молокосос восхваляет Иисуса Назорея, который берёт хлеб немытыми руками, водит дружбу с нищими и лечит в священную субботу. Окружающие недовольно загалдели и с осуждением уставились на молодого человека. Тот, не ожидая такой негативной реакции толпы и не решаясь ввязываться в бесполезный спор, стал поспешно пробираться к выходу. Дивл Миар последовал за ним. 30 – Скажи, почему сегодня в храме нет Иисуса из Назарета? – торопливо спросил он, догнав высокого и статного парня. – Он уже здесь был с утра, теперь вскоре должен появиться снова. Обычно Иисус проповедует в Соломоновом притворе. Может быть тебе, добрый человек, улыбнётся счастье, и Божий сын вылечит твою болезнь. – В общем-то, мне не надо лечиться. Я пришел из Галилеи с поручением к ученику Иисуса Назорея по имени Иуда Искариот. – Извини, добрый человек, я такого не знаю. Ведь, сейчас у Иисуса сотни, тысячи учеников.… Только будь всемерно осторожным, ты видишь, как исступленно выступают старики против проповедей Иисуса. В Иерусалиме слишком много желающих прогнать Божьего сына… или даже убить. Дивл Миар опять протиснулся в центр храма и стал терпеливо ожидать прибытия Иисуса Христа. Спустя четверть часа среди паломников прокатилось легкое оживление и старший детектив, наконец, увидел человека, внесшего свой огромный вклад в развитие иудейской религии. Он энергично шагал впереди группы молодых людей, перед которыми толпа с поспешностью открывала узкий проход. Самому младшему из окружения Христа было лет двадцать пять, старший выглядел лет на сорок. Дивл Миар обнаружил Иуду Искариота по небольшому ларцу, инкрустированному потемневшим серебром. К нему сразу подошло несколько человек, чтобы бросить пожертвования в круглое продолговатое отверстие, находившееся посреди крышки. Кто отдавал целый динарий, кто ассарий, а кто всего лишь несколько лепт. Иуда Искариот держался в стороне от своих товарищей. «Наверное, так легче собирать средства для организации проповедей Иисуса», – подумал Дивл Миар. – Смотри, смотри, – сказал один из двух молодых людей, стоявших впереди Дивла Миара, – по правую сторону от Иисуса идёт человек с чёрными, как смоль, волосами, это – Пётр, по возрасту самый старший из учеников, а рядом с ним – Андрей, его брат. Я слышал, что Пётр наиболее уважаемый и наиболее смелый апостол. Видишь, глаза у него, что два пылающих угля. – А кто те двое, по левую руку? – Иоанн и Иаков Заведеи – тоже рыбаки. При виде Иисуса Назорея некоторые менялы и продавцы жертвенных животных быстро покинули свои насиженные места и затерялись в толпе. Но тот не обратил ни них никакого внимания и так же стремительно, как появился в храме, проследовал на невысокий подиум. Вокруг него тотчас образовалось плотное полукольцо. Гул в храме начал утихать, но уже через мгновение вскипел с новой силой: возле учеников Иисуса возникла вторая группа людей, возглавляемая человеком в одежде первосвященника. 31 – Каиафа, – пояснил молодой человек, имевший небольшой рост, его курчавая голова почти касалась подбородка старшего детектива. – Новый первосвященник? – Да. Зять старого Анны. Он пришёл, чтобы лично посрамить чересчур говорливого Иисуса. Но вряд ли у него что-либо получится. Иисус слишком умён. В это время к центру протиснулся лысый толстый мужчина, который, указав пальцем на Иисуса, громко выкрикнул: – Кто тебе, Назорей, дал власть выгонять из храма менял и нас, бедных торговцев? Разве мы совершаем богопротивное? Отнюдь! Любой иудей, не затрудняя себя напрасными хлопотами, купит у нас жертву, достойную Господа Бога. Первый молодой человек снова пояснил: – Это – прозелит, грек Феофил. Ему-то грех жаловаться на бедность. Вон, какое пузо наел! Несколько фарисеев поддержали лысого торговца: – Да, скажи Назорей, кто тебе позволил выгонять добрых людей? Храм в один миг превратился в сплошное бушующее море. Людские голоса то накатывались на прочные высокие стены святилища, то уходили куда-то под самый купол здания. Иисус поднял правую руку вверх и, когда народ успокоился, отчетливо произнес: – Я отвечу, ежели кто из вас ответит на мой вопрос! – Спрашивай, – самодовольно кивнул головой Каиафа. – Иоанн Креститель, которого все почитают за пророка… – Не все, Назорей, не все! – хором загалдели старейшины, собравшиеся вокруг первосвященника. – Однако большинство иудеев знает Иоанна, как пророка, – твёрдо и решительно заявил Иисус, и установившееся молчание толпы свидетельствовало о справедливости его слов. – Ответьте мне, – с возрастающей силой в голосе продолжал говорить Иисус, – Иоанн крестил человеков в реке Иордан по собственной воле или по велению небес? Фарисеи, окружавшие Каиафу, взволнованно зашептались. Вопрос оказался явно неудобным. Если сказать, что Иоанн крестил по своему желанию, то, значит, многим верующим, присутствующим в храме, которые искренне доверились ему как посланцу Бога, наплевать в души. Если же сказать, что Иоанн совершал обряд по воле Господа Бога, то, безусловно, признать его в качестве пророка. Внимание Дивла Миара снова привлек невысокий молодой человек. Он проронил слова, которые заставили сразу прислушаться: – А теперь видишь, человека с ящиком в руках? Это – Иуда Искариот. Из 32 учеников Иисуса только он да мытарь, сборщик податей Матфей, имеют приличное образование. Искариот одно время даже учился в Риме. – Откуда у тебя такие подробности? – недоверчиво спросил его товарищ. – Разве забыл? Мой дядя – писарь синедриона. В этот момент, используя замешательство в стане оппонентов, вперёд выступил Пётр: – Братья! Они не знают, что сказать и посему молчат. Видать, их вера в Господа Бога мягче, чем вода. Она исчезает с лика земли, как дождевая влага. Зато вера всех вас воистину признающих слова Божьего сына не умрёт вовеки! Ибо вечно будет длиться жизнь ваша! Торговец, с мрачным видом взиравший на Петра, вдруг неестественно громко расхохотался: – Ха-ха-ха! А мой сосед Савл? Он тоже истинно верил в тебя, Назорей! Почему же он преставился не далее как вчера? В расцвете сил своих. Люди, не верьте Назорею! Он – не христос. Он – лжец! Первый молодой человек снова обратился к товарищу: – Вчера после очередной притчи Иисуса прошлогодний главный первосвященник Анна чуть слюной не изошёл. Кричал, словно пьяный ишак. – Криком обычно зовут на помощь.… Когда ума нет, кто поможет? – Я бы не сказал, что Анна слишком глуп. Однако, как поступит его преемник, полностью услышав очередную проповедь Иисуса? Сможет ли он дать вразумительный отпор или уйдет, как Анна, посрамлённый учениками Иисуса. Дивлу Миару не удалось до конца выслушать разговор молодых людей, толпа начала постепенно оттеснять его в сторону, но зато он заметил, что Иуда Искариот отделился от группы апостолов и стал пробираться к выходу. Старшему детективу удалось остановить ученика Иисуса только лишь на улице: – Я – Леввей, родом из Капернаума. Позволь задать тебе несколько вопросов? Они волнуют не одного меня, а многих моих знакомых следующих по стопам Божьего сына. – Чем могу быть полезен? – Сказывают, ты учился в Риме? – Учился – звучит слишком громко. Мы с дядей занимались там торговлей, но вот уж два года, как я на родине. – А где познакомился с Иисусом? – Мы с дядей ездили в Капернаум за рыбой. С той поры я постоянно следую за учителем. – Я слышал, у каждого апостола есть своя точка зрения на проповеди Иисуса. Не кажется ли тебе, что главное условие успеха в единстве воззрений? Особенно это важно здесь, в Иудее, где влияние учителя не столь велико. 33 – Конечно, у всех учеников имеется своё мнение, но между нами нет разногласий. Например, я считаю, что по приходу в Иерусалим мы совершили несколько ошибок. Одна из них – нельзя было пока изгонять из храма менял и торговцев. Здесь они являются влиятельными людьми. Ядовитые змеи не опасны, если их не тревожить. – Но если змея мешает… – Всему своё время. – Не говорится ли в Писании: «Лишь смелое дерзновение способно творить чудеса»? – Ты, я вижу, ученый человек, – улыбнулся Иуда Искариот, – и тебе должно быть ясно, что прежде, чем построить здание, возводят фундамент. Каждое дело должно меть первооснову. В Галилее знали Иисуса почти три года. Здесь совершенно другое положение: иудеи не станут покупать товар, пока хорошенько его не рассмотрят. Объяснять учение Иисуса Назорея верующим, до глубины души обманутым первосвященниками, точно Демокриту втолковывать неразумным варварам о том, что весь мир состоит из мельчайших частичек. Удивлению старшего детектива не было конца. Ничего себе! Библейский апостол является материалистом! Даже он, Дивл Миар, сомневается в материальной сущности мироздания: слишком уж в нём всё сложно и запутанно, чтобы разумная жизнь могла возникнуть в природе сама по себе, без всякого вмешательства из вне. – Хм? Интересно, – вопрошающе посмотрел Дивл Миар на Иуду, тщательно скрывая своё волнение, – нельзя ли пояснить, о каких частичках идёт речь? – Читая сочинения греческого учёного Демокрита, которые находятся в Большой Римской библиотеке, я пришёл к выводу, что Господь Бог сотворил мир не так, как об этом вещают Древние Писания. Всё исключительно сложное таится в простом и состоит из простого. Бог вначале создал небольшие маленькие частички, а уж потом они, сгустившись вместе, образовали то, что нас окружает. – Даже из них слепил человека? – продолжил игру Дивл Миар. – Ну не совсем.… Впрочем, это тема весьма обширного разговора. Короче говоря, Господь Бог не создал мула или красивую комнатную собачонку. Они, как и красивые садовые цветы, появились позже. В процессе усовершенствования мира. – И ты не боишься, открыто говорить об этом? Познание мира доступно одному лицу – Всевышнему! – Тогда давай разрушим школы, библиотеки. Даже слабый котёнок способен познавать мир. И мы все по-своему познаём его. Иисус – как Божий сын, Пётр – как рыбак, Фома – как апостол. В том-то и состоит основа истинного разума, что она предназначена объединять людей, думающих по-разному. 34 В какой мере происходит это объединение, – зависит от каждого из нас в отдельности. Пока они вели беседу, начало смеркаться. Искариот задумчиво посмотрел на покрасневшее светило, неутомимо приближающееся к горизонту. – Мне надо уходить. – Постой! – воскликнул Дивл Миар. – Я ещё не спросил о главном. Твои слова мне глубоко не безразличны и мне хочется сопровождать тебя куда угодно, лишь бы послушать твои высказывания. – Приходи сюда завтра, Леввей. Если мы не отправимся в Галилею, я с удовольствием отвечу на все вопросы. Иуда помолчал и медленно двинулся по широкой мощеной улице, ведущей к дому священника Анны. Дивл Миар, не ожидая приглашения, зашагал следом, и ему показалось, что Иуда Искариот не против подобного сопровождения. – Едины ли вы, апостолы Иисуса в своей вере? – Хм. Интересный вопрос… Единство? Оно, на мой взгляд, является одним из главных видов насилия. Мне противно любое притеснение, особенно моральное. Согласись, не всякому человеку нравится парное молоко. Есть младенцы, которые пьют только виноградный сок. Так и не может быть царства, в котором люди обладают одинаковыми мыслями. В противном случае жизнь поданных такого государя превратится в обычную тюрьму. – Однако существуют моменты, когда без единого мнения нельзя совершить ни единого значимого поступка! – Только в судьбоносное время. Иногда мои друзья подшучивают надо мной, считая мои выводы сумасбродными. Лишь Иисус Назорей может нормально воспринимать смысл моих речей. Он, конечно, не от мира сего. Но даже, если бы Иисус был рождён самой развратной блудницей Назарета, я бы и тогда без тени сомнения последовал за ним. Господь Бог подобных гениев посылает на землю раз в тысячелетие. – Каждое твое слово вызывает волнение. Скажи, Искариот, в чём заключается истина Иисуса? Истину твоих слов я немного уловил. А ещё какова, например, истина твоего сподвижника Фомы, о котором ты недавно упоминал? – Ежели ты, Леввей, ищешь истину в речах Иисуса Назорея, то обязательно постигнешь её скрытый смысл, надо только поверить Божьему сыну. Другого пути нет…. А вот Фома – умнейший из двенадцати, вообще сомневается в существовании Бога… – Во что же он верует? В идолов Рима? – Фома не так прост. Он не верит в существование Богочеловека. И его понять можно. Он несколько месяцев был ярым поклонником саддукеев, отрицавших воскрешение. Затем он также пылко защищал ессеев, ждущих скорое появление мессии, христоса, иными словами Спасителя заблудшего мира. Одно время, живя в пустыне, возле Иоанна Крестителя, он неожиданно по35 встречал Иисуса, с тех пор находится рядом с ним. Но в голове Фомы образовалась сплошная мешанина, и он начал во всё сомневаться. Теперь он считает, что человеческими душами управляет не Господь Бог, а некий Святой Дух, наподобие огромного бестелесного мозга. Он сеет на земле семена жизни и взращивает их. Причём, его Святому Духу не нужны ни храмы, ни синагоги, ни старинные обряды.… Однако эта несуразица не мешает ему следовать за Иисусом и среди мирян превозносить идеи Божьего сына. Вот в чём заключается истинный принцип единства! Выслушивать мнение товарищей и, ни в коей мере не подавляя личным суждением, постепенно склонять их на свою сторону. Таков Иисус Назорей! Иуда Искариот остановился, дружелюбно распрощался с Дивлом Миаром и направился в дом первосвященника Анны, где его должен был ожидать Керс Пок А старший детектив пошел в обратную сторону – к Иерусалимскому храму… Ещё раз вспоминая пылкие ответы молодого человека, Дивл Миар подумал: «А ведь, именно они, жители далёкой Юнианы, по сути являются настоящими современными Богами Вселенной! Кому, как не им, достигшим определённой зрелости в эволюции мироздания, всеобщий научный прогресс вручил исключительное право вершить непростые судьбы простых людей Земли? «Аз воздам!» говорится в еврейской Библии. Однако, и он, Дивл Миар, и Стина Рик, и Керс Пок и Блона Вюс призваны космическим сообществом не для того, чтобы обличать каждого, положившего бракованный кирпичик в фундамент Исторического Развития Земли. Наоборот, они, ни в коей мере не вмешиваясь в людскую жизнь, обязаны ради справедливого будущего незаметно скорректировать допущенную в прошлом ошибку. Но это произойдет по решению Всемирного Совета уже после завершения их экспедиции». И ещё подумал старший детектив, не может быть предателем этот застенчивый молодой человек. Но тут же вспомнив распространенную земную пословицу: «В тихом омуте черти водятся», решил пока не делать скоропалительных выводов. Истина может быть установлена только после тщательного расследования юнианскими учеными слуховой и зрительной памяти навигаторов, которая достоверно поведает им обо всех событиях, связанных с выполнением Проекта по Восстановлению Исторической Справедливости на планете Земля. СЫН МЯТЕЖНИКА Не теряя присутствия духа, Блона Вюс громко, ей показалось, что чересчур громко, спросила: – Здесь живёт Вирсава? Остекленевшие глаза фантастически неправдоподобного призрака, безучастно смотревшие сквозь девушку, не выражали видимых эмоций. Зияю36 щая пустота равнодушия и глубочайшей усталости облюбовала в них надёжное пристанище. Как только Блона Вюс немного пообвыкла к гнетущему полусумраку хижины, она, наконец, смогла распознать, что перед ней стоит обыкновенная старуха. Та почему-то нисколько не удивилась появлению незнакомки с мальчиком на руках, только молча вышла во двор и вскоре вернулась со старой циновкой, которую тотчас же растелила в левом углу комнаты. Остальная часть тесного помещения была наискосок отделена с помощью старого бордового полотнища. Вдруг за этой импровизированной перегородкой раздался глухой протяжный стон. Блона Вюс насторожилась. – Там кто-то есть? – спросила она у старухи, которая наподобие живой тени притихла рядом с очагом, а после вопроса Блоны Вюс поспешила скрыться за потрёпанной ширмой. Послышались слабые шорохи, а затем протяжное заунывное бормотанье, закончившееся глубоким жалобным вздохом. Девушка не выдержала. Она осторожно положила мальчика на циновку и отвернула край полога. Перед ней открылось жуткое зрелище: возле окна, прикрытого желто-серой холстиной, еле-еле пропускавшей внутрь комнаты мутные лучи света, на небольшом возвышении лежал полуголый мужчина. Он был со всех сторон обложен окровавленным тряпьём. Волосатая грудь, восковое лицо с неподвижными глазами, обрамлённое аккуратной бородкой, мускулистые руки местами тоже оказались вымазанными засохшими пятнами крови. На левом предплечье темнели две открытые колотые раны. Кроме грязной набедренной повязки на раненом ничего не было, мелкая дрожь озноба сотрясала его бледное беспомощное тело. Только впалые щеки пылали от сильного жара. Вдруг бедняга испустил неестественно дикий вопль, который до смерти перепугал Блону Вюс, а затем принялся неразборчиво нашептывать одну и туже непонятную фразу. – Что с ним? – попыталась получить от старухи какое-либо разъяснение, но не добившись результата, в отчаянии схватилась за голову. Теперь она точно установила, откуда исходило тревожное неприятное зловоние, оно представляло собой запах человеческой крови, смешанный с едкими парами мужского пота. Девушка стала задыхаться. Не зная, какие действия предпринять в первую очередь, Блона Вюс впервые в жизни по-настоящему испугалась. Но, с трудом пересиливая нахлынувшую растерянность, она сначала бросилась к мальчику. Увидав почти бездыханное худенькое тельце, Блона застыла перед ним, точно перед иконой, в ужасе закрыв глаза. 37 Из нервного оцепенения её вывели неторопливые шаркающие шаги старухи, которая внесла в комнату большой глиняный кувшин с питьевой водой. В то же время Блону Вюс перестало интересовать громадное многообразие всех существующих межзвёздных законов. Выходить из безнадежного тупика она решила с незамедлительного проведения курса ускоренной психотерапии. Ей не хватало опытной помощницы, поэтому старая женщина превратилась в первую пациентку. После пятиминутного гипнотического сеанса в старушечьих глазах возникли заметные проблески интереса к жизни, зато появилось море обычной человеческой усталости. Она произнесла первые слова: – Как тебя звать? – Трифена, – ответила Блона Вюс и в свою очередь спросила, – в доме есть лекарственные средства? Старуха отрицательно покачала головой и глухо пробормотала: – Наверное, нет. Но к соседям сейчас идти нельзя. Не хватало ещё кому-то узнать, что Вирсава притащился домой. Для всех он уже мёртв.… Надо порыться в кладовой. И старая мегера снова скрылась во дворе, а Блона Вюс наклонилась над безмолвствующим мальчиком. Она сделала компресс на ушибленное место в области затылка, потом произвела леченый массаж, перебинтовала чистым лоскутком ткани небольшую рану на локте и влила в рот несколько ложек воды, в которой растворила половину своего неприкосновенного медицинского запаса: два небольших зёрнышка – одно для успокоения нервной системы, другое для повышения иммунитета. Этого малышу было вполне достаточно. Старуха принесла плоскую деревянную чашку, в которой лежали пучки высушенных прошлогодних трав. Раздув огонь в полупотухшем очаге, она принялась готовить различные отвары. В комнате стало теплее. Затем старуха зажгла маленький светильник. – Что за беда произошла в твоём доме? – в очередной раз спросила Блона Вюс. – Это вовсе не моё жилище, а непутёвого зятя Вирсавы, который сейчас готовится отойти в мир иной. Не иначе, как в преисподнюю, в гости к самому сатане. В глазах у старухи зажглись недобрые огоньки – Ты не ответила на мой вопрос, – с настойчивостью сказала Блона Вюс, вливая в рот мальчику очередную порцию ромашкового чая. Немного поколебавшись, старая женщина сочла возможным откликнуться на твёрдые слова девушки: – Вирсава и его нечестивый братец – мятежники. Разве ты не слышала об убийстве раба – охранника на винограднике Тибурция? Это они подговорили людей разорить владения известного римского военачальника… 38 Между тем, Блона Вюс внимательно оглядела мальчишку. Его дыхание выровнялось, на щечках появился слабый розовый налет и сон, наконец, овладел слабеньким тельцем, вселяя в девушку надежду на скорейшее выздоровление. Затем Блона Вюс перенесла светильник во вторую часть комнаты и осторожно начала промывать раны Вирсавы от сгустков крови и загрязненья. Она тщательно обработала края ран, уже переставших кровоточить, отваром из змеиного корня, а когда они чуточку подсохли, присыпала их порошком из высушенной кожицы граната. Больше ничего подходящего в хижине бедняги Вирсавы не оказалось. В заключение юная врачевательница, с трудом разжав сухие горячие губы раненого, сумела вылить в рот целую кружку воды, куда предварительно высыпала оставшуюся часть медикаментов. Немного погодя, молодой человек перестал бредить и тоже забылся в беспокойном тяжелом сне. Очнувшись от несметного количества треволнений свалившихся на её бедолажную голову, Блона Вюс вспомнила о треугольной кнопочке на перстне. В разуме мгновенно зафиксировался беззвучный сигнал: заканчивался двенадцатый час ночи! Ещё не веря своему, мигом встревоженному сознанию, она инстинктивно бросилась к окну. Непроглядная темень ошеломила девушку. Блона Вюс сразу почувствовала, что дар речи может покинуть и её. Первое путешествие во времени и пространстве оказался для неё слишком неудачным, более того, роковым. Будущая карьера моментально приняла чёрную окраску. Прошла первая половина пребывания на Земле, а она не успела хотя бы на чуточку продвинуть вперёд операцию по проверке деятельности Иуды Искариота. Женщина-полицейский в Межзвёздной Детективном Агентстве с его своеобразным характером работы – большая редкость. А сколько усилий ей пришлось приложить, чтобы попасть в Полицейскую Академию! Теперь всё насмарку! Оказывается, совершать добрые поступки иногда не является добром. То, что она натворила на чужой планете, в глазах начальства будет выглядеть огромнейшей порцией зла. Не иначе!… … Старуха обеспокоено посмотрела на погрустневшее лицо Блоны Вюс. – Не волнуйся, госпожа, можешь переночевать здесь, в убогом жилище Вирсавы. Я нашла ещё одну циновку. Сейчас напеку опресноки. Ещё заварю ромашкового чая. Есть сушеная смоква. Девушка некоторое время сидела безмолвно, а потом тихо попросила: – Лучше расскажите о своём зяте и внуке. Его, кажется, зовут Есромом? Старуха наморщила лоб, поджала губы, слёзы ручьями покатились по щекам, изборождённым неимоверным числом мелких морщин, и, выдавливая из себя отрывистые, порой бессвязные фразы, начала говорить: 39 – Не думала, не гадала, что зять станет разбойником…. А ведь, чуяло моё сердце, уговаривала я своего непокорного мужа: не выдавай Федру за мытаря. От них все равно … толку не увидишь, через одного то пьяница, то мздоимец. Чего ожидать от бездельников, оторванных от хозяйства? Не послушался…. Не долго Вирсава собирал подати, через полгода с позором выгнали: лодырь не захотел по уму трудиться и на такой чистой работе Всё правды искал… А ныне честность и правда, что тонкие сухие сучья на дереве, захочешь снять спелые плоды, обязательно сорвёшься и голову разобьёшь…. Всё началось со смерти нашей любимой доченьки. Бедняжка простудилась, и Бог её забрал на небеса. Тут как раз объявился братец зятя – Варрава, который сейчас ожидает справедливого суда. Услыхав в путаной речи старухи знакомое библейское имя, Блона почемуто подумала: «Не является ли упомянутый мятежник тем самым Варравой, которого освободил Понтий Пилат вместо Иисуса Христа, выполняя требования заблудшей толпы? – Что им грозит? – спросила девушка. – Смерть – лучшее чего они заслуживают! Только жалко Есрома, мальчишке всего шестой год пошёл. Что с ним будет? – Не волнуйся бабушка! Есром завтра встанет на ноги. Относительно его отца дела обстоят намного хуже, но и он может скоро выздороветь … – Пропади он пропадом, разбойник! А мальчонку придётся забрать к себе. Пока жива буду, будет жить и Есром. Блона Вюс всё больше и больше склонялась к мысли, что непутёвый дядя Есрома является тем самым мятежником, о котором упоминали составители древней Библии. КОНКУРС ЛГУНОВ Керс Пок, прослуживший в Межзвёздном Детективном Агентстве без малого десять лет, шагал к центру Иерусалима в весьма приподнятом настроении. Именно здесь располагались роскошные владения двух влиятельных людей Иудеи – первосвященника Анны и его зятя, первосвященника Каиафы. Следуя по главной улице, он заметил пышный кортеж, двигающийся в направлении Большого Иерусалимского Храма и смог без труда установить, что в переднем экипаже находится сам Каиафа, избранный на этот год главным первосвященником. Керс Пок отлично сознавал: занимая высокий пост в церковной иерархии, зять Анны просто-напросто не принял бы Иуду, сочтя ниже своего достоинства общаться с малоизвестным учеником «лжепророка» Иисуса Назорея. И хотя в Библии прямо не указывалось, с кем вёл переговоры Иуда Искариот о выдаче своего Учителя в руки священнослужителей и старейшин, Керс Пок уверенно прошествовал в дом первосвященника Анны. 40 Впрочем, задача полицейского являлась не из разряда самых легких: ему нужно было постараться не только услышать беседу Анны с Искариотом, но и увидеть обоих за ведением самих переговоров. При расшифровке записей памяти, накопленной в ячейках его головного мозга за время пребывания на Земле, государственные следователи Высшего Совета Юнианы могут посчитать эти данные основополагающими, и тогда ему не миновать повышения по службе, а может быть и получения высокой государственной награды. Он частенько завидовал Стине Рик, уже имевшей счастье носить бриллиантовый орден, не говоря уже о Дивле Миаре, у которых наград столько, что ему впору цеплять их даже на спину. На этот раз Керс Пок своего не упустит! Не мудрствуя лукаво, полицейский решил сразу добиться встречи с первосвященником. И ему чертовски повезло: темнокожий раб-привратник, доложив Анне о прибытии молодого человека, возвратился с весьма приятным известием -–Анна готов выслушать его незамедлительно. Керс Пок был приятно удивлён, увидев вместо высохшей мумии высокого могучего старца с седой окладистой бородой. Умные проницательные глаза священника цепко скользнули по лицу Керса Пока и это оказалось достаточным, чтобы сформировать о прибывшем определённое мнение. Скорее всего, он являлось положительным, ибо Анна приветливо улыбнулся: – Что надобно от меня, Симон? Ты забыл сказать привратнику, откуда пришел в Иерусалим. – Я из Галилеи, являюсь последователем Леввея, который служит учеником Иисусу Назорею. С огромным почтением прошу позволения задать тебе вопросы, мучающие мою душу и не дающие покоя моему разуму. – Похвально, похвально.… Только не будь многословен, галилеянин. Густые мохнатые брови старца сдвинулись, и пронзительный взгляд с ещё большей настойчивостью вторично пополз по статной фигуре полицейского, застывшей в непривычно смиреной позе. Сейчас этот взгляд обладал увеличенной внимательностью. Его можно было уверенно назвать изучающим, даже исследующим взглядом, если бы он не сопровождался скрытой энергией, которая несла с собой не только огромное количество мудрости, но и дополнительно ещё нечто, подспудно затаённое, не поддающееся расшифровке. Взгляд не был простым и не являлся добрым. Наверное, он представлял собой величайшее сосредоточие опыта и хитрости. К такому выводу пришёл Керс Пок спустя несколько мгновений, которые он предоставил своему мозгу в режиме поиска оптимального ведения беседы и которые были ограничены рамками паузы, предоставленной первосвященником. «Главное, - с внутренней тревогой подумал полицейский, - не попасться в хитросплетенья слов и 41 мыслей Анны, которые очевидно будут одновременно и притворно наивными и чрезвычайно заумными». Анна удивительно точно походил на изображения святых, написанных талантливыми земными художниками эпохи Возрождения. – За мной стоят несколько молодых людей, которые начали сомневаться в мудрствованиях Иисуса Назорея, – как можно твёрже произнес полицейский в свою очередь смело и решительно посмотрел в глаза Анны, чтобы поглубже узнать, какое впечатление он сам произвёл на старца за первые минуты пребывания в его кабинете. Но морщинки возле больших умных глаз первосвященника даже не дрогнули. – Говори дальше, – лениво и равнодушно процедил Анна, небрежно кидая слова в пустоту, точно перед ним никто не стоял. Но за чересчур спокойным пустым взором Керс Пок прочитал: любое противостояние Иисусу Назорею старик обязательно использует в своих интересах. – Правда ли, что Иисус вовсе не Мессия, и что его исцеления не от Бога, а от Сатаны? – Ты-то как думаешь, сын мой? – по-отечески спросил Анна и, не ожидая ответа, продолжил. – Если бы Иисус не являлся проходимцем, стал бы он выискивать слабые места в священном Писании, составленном по желанию Господа Бога, чтобы укорять нас? А? – Но разве Божьи Законы могут быть неполноценными? – Ты правильно мыслишь, галилеянин, – легкая тень смущения пробежала по лицу Анны, – сила Божьих словес не может быть подвергнута сомнению. Может быть, я не совсем точно назвал их слабыми. Я имел в виду, что слабые духом не в состоянии постигнуть истинную суть Библии. Вот и ты, Симон, не смог предузнать иносказательность в моих речах. – Выходит, Иисус, как и я, на свой лад истолковывает премудрости Господни? – И не только истолковывает, сын мой! Он льстит толпе, называя простолюдинов источниками света, будто наиболее просвещённые люди находятся среди безграмотных бедняков. Вот ты, Симон, скажи, куда будешь ставить зажженный фонарь, чтобы осмотреть местность? На землю или поднимешь повыше? – Конечно, подниму высоко вверх, – простодушно мотнул головой Керс Пок. – Вот и Назорей, называя чернь, светочем, наводит её на мысль, что она выше власти, выше священников, выше синедриона. Превозносить, льстить и хвалить, сын мой, искони было делом легким. Не так ли, Симон? – Да, да! – Возьмём Божью заповедь: «Не убивай, а кто убьет, подлежит суду». Назорей вносит дополнение в этот незыблемый постулат. Он говорит: «Даже тот, кто скажет плохое о брате, подлежит суду и геенне огненной». Сколько 42 невинных душ судьям будет позволено в запальчивости своей отправить на тот свет раньше времени? Только основываясь на указанном суждении. А? – Но исцеление человеков? Сколько людей исцелил Иисус – не сосчитать! – Сын мой, неужели до Иисуса служители никогда не исцеляли верующих при помощи Божьего слова? Только Господь воистину способен вылечить больного человека. И духовно, и телесно. – Но многие иудеи считают Иисуса Мессией. Разве он не Христос? – Просто он так говорит! Кто ещё, кроме Иисуса может свидетельствовать об этом? – Иисус утверждает, что согласно Божьему Закону достаточно иметь два свидетельствования: его и Господа Бога. – Кто слышал свидетельствование Бога? Ты? Я? Кто ещё, кроме Иисуса. – Хорошо. Если Иисус – обманщик, то почему же вы дозволяете ему проповедовать в храме? После произнесённых слов Керс Пок глянул в окно. Над городом неумолимо сгущались вечерние сумерки. Время шло, а о прибытии Иуды Искариота никто не докладывал. Неужели Иуда отправился к Каиафе? Ведь, он, Керс Пок, рассчитал, что тот в первую очередь появится в доме первосвященника Анны. Удастся ли ему затянуть беседу с Анной на неопределённый срок? В этот момент на морщинистом лице старца появились признаки откровенного возмущения: – Галилеянин, не вы ли своим младенческим доверием вскормили Иисуса Назорея? Росток пальмы легко выдернуть двумя пальцами, а выросшее дерево не под силу сломать даже мужчине. – Назорея слушают, потому что он умён, его притчи знают во всей Галилее. Анна постарался сделать вид, что высказанная фраза задела его самолюбие, но Керс Пок всё же разглядел кислое выражение первосвященника. – Опять ты прав, Симон. Да он – умён, но не настолько, чтобы стать правителем Иудеи. Претензии на царствование выглядят, по крайне мере смехотворными. Все мы произошли от Адама и Евы, но не все навязываются им в ближайшие родственники. Тщеславие Назорея может вызвать лишь бессмысленную смуту. Сын мой, разве ты не видишь, какая упорная борьба развернулась между фарисеями, саддукеями, ессеями и прочими последователями различного толкования учения Господа? А мятеж ленивых бедняков во главе с Варравой? Хорошо, что всё закончилось благополучно. Однако эти неприятные явления разъединяют еврейский народ. Стоит теперь Назорею, незаконно называющего себя царем, подлить масло в огонь, как вспыхнет пламя, которое сожжет израильские земли и погубит нашу древнюю религию. Язычники –римляне ждут не дождутся ослабления сил, объединяющих Израиль. – Но тогда… 43 – Тогда, Симон, – запальчиво перебил первосвященник Керса Пока, – тогда, как говорит мой зять, лучше погибнуть одному во имя многих, чем погибнуть многим ради одного. В этот момент в покои разом вошли два раба. Один – знакомый Керсу Поку темнокожий привратник. Второй, вероятно, являлся личным писарем Анны, потому что в руках держал книгу в толстом кожаном переплёте, а также письменные принадлежности. Первым заговорил привратник. – Ученик Иисуса Назорея некто Иуда Искариот нижайше просит принять… Сердце полицейского радостно забилось в груди, его вынужденное словоблудие с первосвященником Анной оказалось не напрасным времяпрепровождением. – Пусть войдёт. Он уже искал встречи со мной. – Неторопливо вымолвил Анна и обратился к Керсу Поку. – Ну а тебя, Симон, я с Богом отпускаю. Надеюсь, сомнения, бередящие твою душу, рассеялись? – Много познал я, внимая твоим благочестивым словам, но ещё больше жажду узнать… – Я сказал с Богом. Ступай, ступай, – прервал красноречие Керса Пока седовласый старец, – да не забудь поведать братьям своим ту животворную истину, что извлёк из беседы нашей. – Мне бы хотелось бы хотелось продолжить разговор? – Не будь назойлив, галилеянин, – повысил голос Анна и строго глянул на второго раба, смиренно застывшего перед первосвященником, – Малх, положи книгу на стол и проводи ученика Симона до ворот. Блеск бриллиантового ордена, о котором мечтал Керс Пок, идя на встречу с Анной, после этих слов начал тихонько тонуть в лучах заходящего светила. А причина оказалась и банально простой, и очень архисложной. Дело в том, что использование личного биополя по юнианскому законодательству разрешалось при нахождении в строго конфиденциальных условиях. Присутствие второго раба не входило в его планы. Кроме того, он должен был ещё получить разрешение Дивла Миара… Пока полицейский, сопровождаемый послушным рабом, с унылым видом выходил из покоев Анны, его голова буквально разрывалась на части, работая в сложном поисковом режиме. Как же теперь всё-таки найти пути и способы решения основной задачи: если не увидеть, то хотя бы услышать разговор первосвященника с Иудой Искариотом. Угораздило же его за бесполезными разговорами прозевать программирование мозга первосвященника на своё постоянное присутствие при всех разговорах Анны. Непростительная ошибка! Но как полицейский не старался, в нервные клетки не залетала ни одна существенная идея, за исключением запоздалого вопроса: почему он не догадался попросить у Дивла Миара разрешения на чрезвычайные действия. 44 Миновав широкий двор первосвященника, видимо, под влиянием благоухающего аромата цветущих деревьев, Керс Пок немного успокоился и принялся мимоходом произвести анализ прошедшей встречи. С одной стороны, в силу служебной необходимости, выявилось внутреннее притворство Анны, но с другой стороны налицо тщательно замаскированная словесная фальшь. Первосвященник вынужден искать любых сторонников, чтобы не потерять власть, добытую в результате не легкой прогулки, а тяжелым изнурительным трудом, связанным с каждодневной борьбой с противниками, прикидывающимися лучшими друзьями. Из разговора Керс Пок вынес одно: слепое догматическое верование старых иудейских церковных иерархов уже не в состоянии справиться с молодым напористым и умным Иисусом Назореем, вносящим новое свежее дыхание в постулаты древнего Священного Писания. Дыхание, которое на несколько тысячелетий вперёд предопределило развитие Земли. И ещё: разговор ему напомнил состязание на звание лучшего лжеца. Его угнетало лишь одно обстоятельство, что в этом конкурсе выступить на равных с Анной ему не удалось. Керс Пок от огорчения встряхнул головой, и вдруг где-то в глубине сознания в виде слабой шальной искорки промелькнуло подобие надежды: а не попытаться ли втолковать сопровождающему рабу, что ему нужно вернуться назад для экстренной встречи с Иудой Искариотом? Только как выразить спасительную мысль, чтобы она первоначально выглядела убедительной и правдоподобной? ГАДАНИЕ С ПОМОЩЬЮ ТРЁХ БУКВ Раздираемая на части внутренними противоречиями, Стина Рик отправилась во дворец Понтия Пилата. Сердце ей подсказывало, что надо было бы вместе с Блоной бороться за жизнь мальчика, но долг настоятельно велел продолжать выполнение важного задания, на которое правительство Юнианы затратило колоссальные средства. Тем более, её напарница обладала всем необходимым, чтобы справиться с любыми трудностями. А в данной ситуации все, что она могла сделать, так это проследить, куда убежала Блона Вюс, а затем приступать к исполнению роли великосветской римской гадалки Трифены. Другого выхода не существовало, ибо медицинские познания Стины Рик явно уступали всем другим. Дворцовая стража не слишком долго обращала внимания на Стину Рик. Ровно столько, сколько смотрят молодые мужчины, находящиеся при исполнении важных военных обязанностей, на всех хорошеньких женщин, называющие себя гадалками самых известных личностей Рима и тем более совершающих путешествие по восточным провинциям великой империи. 45 Вскоре она оказалась в так называемой претории. Месте, где происходили массовые собрания свободных жителей города, созываемые императорским наместником, и где вершился суд над самыми опасными нарушителями Римских законов. И здесь вдруг до сознания Стины Рик дошло, что о способах гадания она знает ещё меньше, чем о способах оказания квалифицированной медицинской помощи. Если белокурая красавица Блона Вюс, обладавшая юркими карими глазами, была способна привести в замешательство любого человека, независимо от пола и возраста, то она, Стина Рик, сама частенько становилась жертвой таких цепких взглядов. Тем более, её напарница прошла специальную предполетную подготовку в Аппаратной Памяти и теперь обладала массой всевозможных способов и уловок, чтобы обмануть любого человека, не слишком сопротивляющегося обману, а Стина Рик, напротив, не могла, не покраснев, произнести хотя бы одну фразу, содержащую капельку неправды. И не приведи Господь, случайно, даже не по своей воле, «выдать» ложную информацию, тогда краской выступившей на прелестных щечках инспектора можно было бы вымазать всю юнианскую «желтую» прессу Сейчас ей оставалось лишь пожалеть о тех минутах, когда говорливая Блона Вюс пыталась на досуге рассказать о маленьких хитростях гадания. Стина Рик из огромного водопада слов не запомнила ни единого. Так, она, сходу отвергавшая и суеверие, и мистику, и предрассудки, поплатилась за свой снобизм… Через несколько минут девушку встретила юная прислужница супруги Понтия Пилата. Обратного хода уже не существовало, в противном случае обман легко мог раскрыться и неизвестно, чем бы закончилась её глупая затея с гаданием. Ведь, Стина Рик привыкла инспектировать, а не участвовать в сложной оперативной работе. Резиденция римского наместника в Иерусалиме, ни чем особым не отличавшаяся при взгляде издалека, удивила Стину Рик роскошью и великолепием внутреннего убранства. Можно только предполагать, какая роскошь царила в кесарийском дворце Понтия Пилата официально считавшемся его домом. Оказывается, за высокими, грубо обработанными стенами мощной крепости скрывалось настоящее чудо. Весь двор был выложен небольшими красно-белыми мраморными плитками, а в самом его центре располагались зелёные газоны с пышными желтыми и розовыми цветами. Бордюры этих газонов обрамляли изящные бронзовые решетки с удивительно причудливым орнаментом. Справа вдоль стен в два даже кое-где в три этажа, тянулись открытые галереи. Самые верхние из них представляли собой сады, наподобие висячих садов древнего Вавилона. Де46 ревья на галереях постоянно постригались и изображали фигуры сказочных животных. По стенам вились разнообразные цветущие лианы. Возле нижних ярусов приятно голубели небольшие водные бассейны, Отделённые от площади стройными рядами развесистых пальм. С левой стороны двора взгляд поражали своей вычурной архитектурой всевозможные подсобные строения, тоже сверкающие обилием свежих красок и позолоты. Вдоль строений, точно застывшие изваяния, виднелись ряды воинов дворцовой стражи. На их серебряных шлемах, украшенных страусинными перьями, весело играли желтые солнечные блики. Впереди возвышался сам дворец. Это был подлинный шедевр римского зодчества. Казалось, что белоснежное ажурное здание вобрало в себя достижения всех народов, покорённых могущественным Римом. В нём угадывались изысканные мотивы европейских, египетских и персидских строителей… Служанка подвела Стину Рик к одной из галерей и попросила немного подождать. «Вообще-то выход есть! – с некоторым облегчением вздохнула девушка. – Попробую гадать по руке». Она обладала прекрасной зрительной памятью и вспомнила, что Блона Вюс несколько раз пыталась ей предугадать судьбу по линиям ладони. Знатная римлянка приняла Стину Рик, полулёжа на широком диване, расшитом узорами, изображающими сцены из древних греческих преданий. Она оказалась общительной тридцатилетней женщиной, не лишенной красоты. Вопреки тревожным ожиданиям, супруга Понтия Пилата не стала расспрашивать гадалку о последних столичных новостях, о которых Стина Рик ничего не знала. – Трифена, ты мне нужна, чтобы растолковать очень неприятный сон, увиденный мною два дня назад, который унес с собой всё моё спокойствие. – Я только что прибыла из Александрии, – начала фантазировать Стина Рик, потому что её внимание давно привлекали грандиозные египетские пирамиды, и этот регион Земли она знала очень хорошо, – сейчас в моде гадания по руке. Однако твой сон я попытаюсь сначала объяснить, основываясь на простом рассказе. Только прошу тебя, госпожа, не утаивать ни одной малейшей подробности. – Мне приснилось, как рыбаки поймали в море серебряную рыбку. И что самое главное, на её голове была крохотная корона. Точно не припомню, из чего она сделана, наверное, всё же из золота, зато свет от короны струился, как от миниатюрного солнца. Рыбаки доставили рыбку в наш дворец прямо к Понтию Пилату, и супруг тотчас распорядился разделать её и подать мне к ужину. Когда блюдо поставили передо мной, рыбка широко открыла ротик и пропищала: «Отдайте кесарево кесарю». Услышав удивительный сон, Стина Рик еле сдержала свои эмоции. Она боялась кратковременным замешательством выдать себя: уж слишком вещим 47 являлся сон молодой супруги римского наместника: сама рыбка сразу напомнила Иисуса Христа, а рыбаки – его учеников. Ведь, на самом деле в повседневной жизни они в большинстве своём занимались рыбной ловлей. Чтобы выиграть время для составления легенды, Стина с заинтересованным видом спросила: – А потом что? – Я проснулась. С того дня не нахожу себе места. Одна служанка твердит, якобы сон предвещает о больших неприятностях, угрожающих моему мужу, ибо видеть во сне золотую корону, значит, потерять то золото, которое имеешь. Вторая говорит, мол, по всей вероятности Понтий Пилат не отдаёт в Рим часть податей, собираемых мытарями и, мол, это может раскрыться. Чего греха таить, она – права, врагов у Понтия предостаточно. Третья служанка, наоборот, пророчествует о больших доходах, которые получит казна от продажи рыбы. Правда, все они ничего не смыслят в гадании. – Гадание и толкование снов – не одно и тоже, – тянула время Стина Рик лихорадочно отыскивая наиболее подходящий вариант ответа, – но мне, кажется, я тебе могу помочь. Не слышала ли ты, госпожа, о неком Иисусе из Назарета и его учениках, которые проповедуют против первосвященников? – О да! Мне рассказывали ряд забавных и умных притчей этого городского плотника. Все они свидетельствуют о том, что Иисус – неординарный молодой человек. – Сколько рыбаков ты видела во сне? – Неужели я буду обращать внимание на такую мелочь? – У Иисуса – двенадцать учеников… – Постой, неужели ты хочешь сказать, что та рыбка с золотой короной на голове на самом деле является Иисусом, самозванным царём? – взволнованно перебила Стину Рик супруга Понтия Пилата. – Вот-вот! – Наверное, ему-то и грозит опасность? – Бог мой, в вашей душе, госпожа, я вижу настоящий дар! Вы – прекрасная толковательница сновидений! Ни вам, ни вашему супругу нет причины волноваться, сон не принесёт неприятностей. Он возник на основании разговоров о молодом плотнике из Назарета. Вполне возможно, что в одной из притчей, услышанных вами, произносились именно те слова, которые сказала серебряная рыбка. А как сам Понтий Пилат относится о слухах, распространяемых об Иисусе Назорее, ведь, тот выдаёт себя за мессию? – Он предпочитает не вмешиваться в дела еврейской религии. – Говорят, что некоторые из учеников Иисуса, например, Иуда Искариот, ищут сближения с первосвященниками и готовы предать своего учителя. – Милая Трифена, охота тебе забивать голову различными глупостями? Или ты желаешь произвести фурор в светских кругах Рима, рассказывая свежие провинциальные сплетни? Лучше посмотри на мою раскрытую ладонь. Ну, сколько неизвестностей скрывают от хозяйки мои таинственные пересе48 кающиеся линии. Представляешь, как это любопытно! Ладонь, линии, любопытство. Все три слова начинаются на одну и ту же букву… И Стине Рик волей неволей пришлось предсказывать словоохотливой богатой даме хлопоты на ближайшее время, дальнюю дорогу в скором будущем, а также благополучие и любовь на всю оставшуюся жизнь. Как только на холеной ладошке супруги Понтия Пилата уже ничего нового невозможно было рассмотреть, на счастье новоиспеченной гадалке снова вошла юная прислужница и певуче произнесла: – Первосвященник Каиафа хочет засвидетельствовать своё почтение. – Зови, зови, – нетерпеливо воскликнула знатная дама, мгновенно вспорхнув с дивана, а у Стины Рик эта неожиданная весть даже перехватила дыхание: «Из общения с женой Понтия Пилата можно будет извлечь определённую пользу!» Каиафа оказался симпатичным черноволосым мужчиной средних лет. Его подир сверкал ослепительной белизной, а нагрудник даже светился от обилия драгоценностей. – Слава Господу Богу за то, что он предоставил мне сегодня возможность вручить мой скромный подарок, – первосвященник, игриво улыбаясь, протянул красавице продолговатый зелёный футляр с открытой крышкой, под которой виднелось ожерелье из чёрного персидского жемчуга. Затем, самодовольно наблюдая за восхищенным взором жены Понтия Пилата, он ещё более манерно добавил: – Конечно, живое украшение дворца, что я вижу пред собой, неизмеримо краше всех сокровищ мира. – Спасибо, Каиафа, за подарок. Твои слова всегда мне кажутся мёдом и я готова вкушать их с утра до вечера. – О, ежели бы наоборот! С вечера и до утра, – наигранно вздохнул первосвященник. – Любезный друг, драгоценность никогда не будет соизмерима с пошлостью. Говори, что тебе нужно от меня на сей раз? – Уже ничего. Мы с Понтием Пилатом поладили нынче без излишней полемики. От твоего дружеского содействия я отказываюсь! Временно. – Скажи, хитренький лис, о чём идёт речь? – Сущие пустяки. Я попросил у него на сегодняшний вечер отряд офицера Марка Семпония. – Неужели многомудрый Каиафа отправляется на войну? Хочешь поменять подир на доспехи? – мило ухмыльнулась жена Понтия Пилата. – Нет, я хочу большего: раз и навсегда покончить со лжепророком Иисусом из Назарета. Видя, как неожиданно смутилась его собеседница, первосвященник участливо спросил: –Я произнес какую-то глупость? – О любезный Каиафа, любая глупость, случайно вылетевшая из твоих уст, 49 сразу становится крылатой фразой или, по крайней мере, величайшей мудростью. Но не боишься ли ты проиграть сражение с безоружным плотником? – Вот потому-то я хочу сегодня арестовать самозванного царя. Иначе будет поздно и сложно. Толпа горлохватов и чересчур болтливых лодырей, поддерживающих Иисуса, с каждым днем увеличивается и увеличивается. Ежели мы схватим Иисуса во время Пасхи, то может пролиться кровь невинных людей. Толпа совершенно слепа во гневе своём. Жена Понтия Пилата посмотрела на гадалку: – Каиафа познакомься с Трифеной. Лучшая гадалка Рима тебе совершенно точно укажет, удастся или нет твоя затея. Представляешь, она определяет судьбы людей по линиям ладони. Однако Каиафа не обратил особого внимания на гадалку: – В мире нет лучше и умней пророчицы, чем достопочтенная супруга Понтия Пилата, которая сейчас принимает человека недостойного даже стать рабом этого удивтельного создания творца. Но, даже если бы я случайно оказался язычником, то и тогда не стал бы заниматься гаданием, напрасной тратой времени. А твой уважаемый супруг всегда ценит время и не тратит его на излишества и пиры. Кстати, послушай историю, что недавно поведал мне упомянутый тысяченачальник Марк Семпоний. Встречает как-то твой благородный муж пьяного сотника из его полка. Тот еле-еле держится на ногах. «Что бы ты сделал на моём месте, увидев офицера в таком непотребном виде?» – вопрошает сотника Понтий Пилат. «Я бы? Да я бы с такой свиньёй вообще не разговаривал!» Понтий Пилат улыбнулся и не наказал сотника.… А теперь разреши поцеловать твои божественные линии на твоих божественных ладонях, разгадать которые не под силу ни одному смертному и позволь мне со смирением удалиться. Едва первосвященник вышел во двор, супруга Понтия Пилата снова обратилась к мнимой гадалке: – Теперь ты можешь приходить ко мне каждый день. Твой дар, наверное, благословил сам Меркурий. – Госпожа, я нахожусь здесь проездом, уже завтра мне нужно отправляться в Рим. – Прекрасно! По приезду в столицу зайди, пожалуйста, в дом известного агронома и писателя Колумеллы, напомни ему обещание, выслать нам свои сочинения. А теперь я приглашаю тебя на скромный ужин… …Стина Рик покинула ворота крепости, когда уже вечерний полусумрак начал окутывать Иерусалим. Настроение девушки соответствовало времени – оно было такое же сумеречное: ей не удалось узнать об Иуде Искариоте ничего существенного. Стина, отчаянно отказывалась от ужина, но железная настойчивость знатной дамы победила. Как ей хотелось в этот миг оказаться рядом с мужчинами! Наверное, они располагали какими-то важными данными. Во всяком случае, Керс Пок не 50 оплошал. Неутомимой деловитостью он произвёл на Стину Рик приятное впечатление. Но прежде всего надо разыскать Блону Вюс…. Шел десятый час. Перед её взором лежала щербатая каменистая дорога. С небольшой возвышенности, откуда спускалась Стина Рик, открылась грандиозная панорама большого столичного города. Тихий южный вечер, быстро переходящий в тёмную ночь, превращал узкие улочки Иерусалима в бесконечно длинные зигзаги, напомнившие девушке магические знаки древних заклинателей Юнианы. Неожиданно в сознании Стины Рик возникла удивительно нежная мелодия, видимо, навеянная этой густой блаженной тишиной. В изумительно приятной волшебной музыке преобладали тонкие протяжные напевы старинных песен иудеев. Песен, которые она никогда не слышала, но почему-то представляла, что именно так они должны звучать: легко, грустно и мелодично, перенося человека в ирреальный несуществующий мир. Со склонов гор в иссиня черные ленты долин стекал сочный абрикосовый аромат, опьяняющий встревоженную душу и уводящий мысли куда-то в далёкую неведомую мглу. Иногда, при еле заметном дуновении ветра, хрупкая тишина нарушалась чутким подрагиванием мягких весенних листочков каштанов, верхушки которых уходили в необъятную глубину звездного фиолетового неба. Как только она достигла более населённой части города, фантастически прекрасная музыка, вызванная слуховой галлюцинацией, исчезла, растворясь в свежем приземном слое воздуха. Глядя на тёмные альковы переулков, на квадратные тоннели городских магистралей, на неровные очертания глинобитных жилищ, Стина Рик почувствовала себя летящей птицей. И её даже стало совсем не страшно попадаться на глаза первой ночной страже. В конце концов, у неё на вооружении есть мощное современное оружие биоэнергетического века – гипнотическое внушение, которым она обязательно воспользуется. Кроме того, воины навряд ли обратят внимание на одинокую женщину, спешащую поскорей добраться до домашнего очага. Что касается строго предупреждения Дивла Миара, то в подобной ситуации не воспользоваться биополем являлось бы чрезвычайной глупостью, хотя как инспектор она всё-таки оперативно подчинялась ему. Стина Рик машинально подняла глаза вверх и неожиданно заметила необыкновенную красоту земного ночного неба. Ей показалось, что в отличие от родных юнианских небес, созвездия, наблюдаемые с Земли, располагаются не хаотично, а в каком-то неуловимо правильном порядке. К своему удивлению девушка обнаружила на небе несколько скоплений звезд, образовывавших три загадочных буквы «Л». Как чудно устроен окружающий мир! 51 И Стина подумала, на самом деле это не созвездия, а гигантские буквы космического алфавита, именно этими светящимися точечками написаны Всемирные Законы, читать которые доступно лишь одному Космическому Разуму. Однако, несколько раз споткнувшись о булыжники, Стина Рик была застигнута врасплох шальной и неприятной мыслью, опустившую девушку с высоких небес на грешную землю. А что если она окажется случайной жертвой какого-нибудь маньякаубийцы, который ради интереса может прирезать родную мать? Спасёт ли её уникальное оружие от неожиданного удара камнем по голове? Девушку моментально охватил мелкий озноб, будто она вошла в полосу вечного холода. Тотчас же красивое фиолетовое небо приобрело мрачную серую окраску, ночные звёзды побледнели, полная безжизненная луна замерла на одном месте, а листва деревьев угрожающе затрепыхалась. Ноги Стины Рик в ту же секунду потяжелели. Это были две чугунные ступы для размалывания зёрен, которые она однажды видела в антропологическом музее. В это время на улицы города стал тихо наползать бледно-молочный туман. Еще в детстве она слышала сказку о том, что туманом управляют некие бестелесные твари – Демоны Ночных Страхов. Они могут наброситься на человека и, если человек окажется слабым и трусливым, то Демоны способны задушить его своими мерзкими ледяными лапами, напоминающими холодный студень. На миг Стине Рик почудилось, что Демоны существуют на самом деле. Она оглянулась назад и воочию увидела их расплывчатые очертания. Но вот, наконец, знакомый переулок! Чепуховые страхи исчезли и она, не скрывая радости, опрометью кинулась во двор, в котором скрылась Блона Вюс с мальчиком на руках. Слава Богу! Дверь в хижину не заперта! Она рванула ручку двери и сразу попала в объятия своей напарницы. Им было, что рассказать друг другу! Но не успела девушка сообщить о хитроумном гадании с помощью трех букв, как в жилище ворвались вооружённые стражники. Изумлённая Блона Вюс не смогла даже закричать, – её истошный вопль застрял где-то в голосовых связках, а в испуганной голове Стины Рик мелькнула мысль: каким образом ночная стража оказалась в таком глухом месте? Тут она вспомнила странные силуэты ночных Демонов, беззвучно плывших по туманной улице. Несомненно, это была засада. Только чем же она, опытная космическая путешественница Стина Рик, смогла себя выдать? Неужели молодая жена Понтия Пилата раскусила неумелые уловки мнимой гадалки?… Воины разорвали грязную занавесь, и Стина Рик увидела раненого человека в беспамятстве лежащего на циновке. 52 В этот момент дерзкое и грубое поведение стражников разбудило в Блоне Вюс женщину –полицейского. Один из нападавших был мигом повержен на глиняный пол. Второй, не выдержавший серии молниеносных тщательно отработанных ударов, с грохотом повалился рядом. И только с третьим, наиболее сильным из них, завязалась упорная борьба. Она бы, безусловно, закончилась полной победой Блоной Вюс, не окажись та в какой-то роковой миг спиной к входным дверям. В комнату ворвались ещё двое вооруженных стражников. Первый нанес ей сокрушительный удар по голове тяжелым оружием, наподобие палицы, второй поразил Стину Рик ударом меча. Спустя полчаса в хижине установилось полное безмолвие, нарушаемое лишь редким потрескиванием догоравшего светильника. Он освещал жуткую картину: на полу в лужах крови лежали тела двух молодых женщин. Стражники, очнувшись от ударов Блоны Вюс, благополучно удалились в крепость, прихватив с собой раненого Вирсаву. А старуха с маленьким Есромом скрылась в непроглядной темноте узких улочек предместья Иерусалима. ВО ВЛАСТИ ТЬМЫ Как только Иисус Назорей вместе с учениками покинул храм, Дивл Миар, затерявшись среди нескольких десятков наиболее преданных последователей Христа, отправился в восточную часть города. Через некоторое время шумная, но весьма единодушная толпа остановилась подле большого старого строения и пребывала в эйфории примерно в течение двух часов. Когда ослепительно сверкающее солнце начало прятаться за плоскими крышами близлежащих домов и потускнел ласковый голубой небосклон, человеческая многоголосица сама по себе постепенно угомонилась. Люди мало-помалу стали расходиться. Пока Иисус был в этом невзрачном двухэтажном здании, Дивл Миар успел до захода светила возвратиться к Красным воротам Иерусалимского храма. В напрасном ожидании он провел около часа, но ни Блоны Вюс, ни Стины Рик, ни Керса Пока не обнаружил. При наступлении темноты он, теряясь в догадках, уныло зашагал в обратном направлении. Его волновал только один вопрос: почему же никто из его команды не появился на указанным месте встречи? Это ставило выполнение задачи под явную угрозу. Смогут ли они теперь собраться вместе, чтобы завтра не позже шести утра отправиться к месту посадки хронолёта? Он себя утешал лишь тем, что ни один из навигаторов не подал сигнал бедствия. 53 Значит, есть ещё надежда… К его возвращению около двухэтажного строения осталась небольшая горсточка успокоившихся единомышленников, которые, несмотря на полутьму, продолжали мирно обсуждать текущие городские проблемы. Из узких верхних окон жилища доносилось тихое пение учеников Иисуса. Вскоре оно смолкло, и во дворе зазвучали звонкие голоса апостолов. Первые слова, услышанные Дивлом Миаром, несомненно, принадлежали самому учителю: – Истинно, истинно вам говорю, что все вы соблазнитесь обо мне, ибо в Писании сказано: «Поражу пастыря, и рассеются овцы его» – Ежели кто соблазнится, только не я! – уверенно пробасил второй мужчина, и Дивл Миар без труда установил, что это был Пётр, выступавший сегодня в Иерусалимском храме. Фраза произносилась уже вдогонку за Иисусом, который в присущей ему энергичной манере вместе с частью учеников вышел со двора на улицу. Видимо, кто-то остановил Петра, потому как до Дивла Миара донесся вовсе незнакомый голос: – Петр, ты напрасно думаешь, что учитель подозревает всех нас без исключения. Просто-напросто он говорит о множестве совершенно других приверженцев какого-нибудь совершенного другого учителя, среди которых всегда могут найтись предатели и завистники. – Лучше не будем без толку спорить. Настало время, когда Господь Бог в любом случае обязан прославить имя самого верного Сына своего… – Но я против того, чтобы умертвлением кого-либо прославлять… Кому принадлежал этот страстный баритон, осмелившийся прервать Петра, старший детектив определить не мог, хотя стоял напротив говорящих. Их разделял высокий глиняный забор. – Только таким необычным способом Сын Божий превознесёт веру нашу! – продолжал упорствовать Пётр. – Господь Бог и без этого горестного деяния достаточно всемогущ! – снова пылко ответил второй мужчина. Дивлу Миару пришла в голову почти сумасшедшая мысль: «Уж, не о самопожертвовании ли Иисуса идет речь? Если это так, то он действительно является святым человеком, готовым отдать жизнь ради общих интересов. Тогда он – настоящий герой еврейской нации». – Чего же ты сейчас изменяешь мнение своё? Разве не вместе с Иисусом обсуждали мы? – снова раздался раскатистый бас Петра. – Теперь перепоясавши чресла ума, надо искать выход, как лучше использовать представившуюся возможность, а не уповать на милость Вседержителя. Ежели он благостен, то как допустит гибель Сына своего? – Давай, Пётр, пока не поздно уговорим братьев по приходу Иуды Искариота уйти обратно в Галилею? Ты видишь сам, Иерусалим не подготовлен к 54 слышанию Слова Божьего. Ведь, в случае потери Учителя, всё окончится поражением. – Или всеобщим возмущением человеков! А это укрепит веру и дела наши. – Мы – простые рыбаки… – Иоанн, – Дивл Миар впервые услышал имя этого учениеика Иисуса, – кто сказал, что мы останемся без поводыря? Не будет Иисуса, появится Андрей, Матфей… в конце концов, Фома. Упёрся ты в глухоте своей. Если сам Учитель предложил нам идеальный вариант, как мы можем отказываться? Слыхал ли ты историю о сидонском мятежнике Лине, который был распят дважды? Он в обоих случаях остался жив. – О моей ли глухоте вести речь! Я тебе скажу иное. Один отец спрашивает неразумного сына: «Сколько яиц снесёт за один день одна курица, если две сносят четыре яйца?» – «Два», - отвечает глупый юнец. «Правильно! Какое арифметическое действие нужно совершить, чтобы узнать об этом?» – «Слушать, когда она закудахтает». Так и здесь, где нужно употреблять разум, многие употребляют безвольный слух. – Опять ты за своё! – Петр, недостаточно слышать звон оружия, надо ещё знать, откуда он исходит! – Ты, я вижу, всерьёз заболел желанием уйти с позором в Галилею. Но в таком случае, Иоанн, угаснет огнь борьбы нашей. Почему ты закрываешь глаза на факты? Разве Иоанн Креститель своей смертью не укрепил ряды последователей Сына Божьего? То, что задумал Иисус, не только мудро, но и единственно верно. – Не смертью, а жизнью человек красен. Сколько людей мог окрестить Иоанн, коли был бы живым и доселе? – Брат мой, первосвященники никогда не оставят Иисуса в покое. Или Каиафа слеп? Не читает Священное Писание? Не ведает слов, пять минут назад повторенных Иисусом: «Поражу пастыря, и рассеются овцы его»? Не зря народ называет Каиафу хитрым лисом. Он отлично понимает, сегодняшняя ночь – последний срок. Завтра число наших сторонников возрастёт, а на Пасху – удвоится, и они ничего с нами не смогут сделать. На Пасху вся Галилея будет в Иерусалиме! – Я остаюсь при своём мнении. Однозначно! Нельзя рисковать головой Учителя, которого Господь посылает нам один раз в несколько веков, как и нельзя было посылать Иуду Искариота к первосвященникам. Это есть напрасная трата времени. Нам необходимо срочно уходить в Капернаум. Конечно, наш самолюбивый Иуда природной мягкостью и умением заговаривать зубы, может склонить на свою сторону любого человека. Не спорю, может быть, выслушав доводы этого слезливого нытика, священники 55 дадут те два дня, которые просит Иисус, чтобы в любом случае остаться на Пасху в Иерусалиме.… Но учти, кроме кровопролития подобный шаг ни чему другому не приведёт. – Успокойся, Иоанн! Лучше поспешим за Учителем в Гефсиманию. Не будем напрасно суесловить, и положимся на милость Господню. Он нас рассудит. Пока длился разговор, Дивл Миар, как вкопанный, стоял по другую сторону забора от апостолов, боясь пошевелить хотя бы пальцем. Любое неосторожное движение могло быть замечено говорившими и расценено не в его пользу. Мало того, что он бы лишился возможности почерпнуть столь необходимую информацию об Иуде Искариоте, его запросто могли принять за обыкновенного лазутчика и тогда неизвестно, чем бы закончилось секретное пребывание среди учеников Иисуса. Инстинктивно почувствовав окончание диалога, старший детектив, упреждая последующие действия, сам надумал войти в незнакомый двор. Он решительно шагнул в раскрытые ворота, где лоб в лоб столкнулся с высоким Петром. – Я – Леввей из Галилеи, принёс Иуде Искариоту послание от братьев наших, - заторопился высказать свои мысли Дивл Миар, боясь, что Пётр не обратит на него никакого внимания. Однако он остановился и, подойдя почти вплотную к старшему детективу, подозрительным голосом произнёс: – В столь позднее время? Дивл Миар понял, что Пётр тщательно всматривается в его лицо, поэтому, придав себе больше самоуверенности, с твердостью ответил: – Как раз с временем-то мне повезло! Я еле-еле вас разыскал и завтра утром могу со спокойной душой отправляться обратно. – В таком случае тебе придётся ждать долго: Иуда ушел в город по нашим делам. – Тогда я почту за честь несколько минут побыть среди учеников Сына Божьего, ожидая прибытия Искариота, – уже смиренно проговорил Дивл Миар. – Тебе бы, путник, не ходить с нами, – хмуро заметил присоединившийся к ним Иоанн. В это мгновение появилась другая группа учениеков Иисуса, и в свете полной луны Дивл Миар разглядел, что некоторые из них были вооружены короткими мечами. – О чем разговор? Пусть идет с нами, – равнодушно проронил один из них и затем все, не сговариваясь, дружно двинулись за основной группой учеников, в направлении шумящего невдалеке горного потока Кедрон… Дивл Миар, оставшись в одиночестве, медленно побрёл следом. Над темнеющей долиной зависла тонкая полупрозрачная дымка весеннего тумана, похожая на широкую извилистую ленту вуали. С правой стороны 56 сквозь серую массу ночного воздуха проступали неясные очертания горы Елеон. Высоко в небе засветились золотые искорки мерцающих звёзд. Вдали послышался лай собак. – Вот она, Гефсимания! – кто-то неожиданно громко нарушил установившуюся торжественную тишину. В густом синем мареве не светилось ни огонька и где располагалось селение можно лишь смутно догадываться. Через полчаса неторопливой ходьбы они достигли небольшой горной возвышенности, на которой белел цветущий персиковый сад, угадываемый по пьянящему пряному запаху. Ученики миновали несколько камней, скорее представлявших собой небольшие скалы и, пройдя небольшое расстояние вдоль реки, увидели группу людей. Это были ученики Иисуса. Сам Учитель стоял под засохшей смоковницей и что-то громко говорил. Обе группы, слившись в одно целое, сначала занялись сбором хвороста, а потом разожгли костёр. Ещё немного погодя, до Дивла Миара донесся громкий бас Петра: – Учитель, скоро полночь, городские ворота будут закрыты, а Иуда Искариот до сих пор не появился! Иисус вышел на средину поляны и внимательно оглядел присутствующих: -Братья, я чувствую, что все вы ждете от меня слова, но потерпите немного, погрейтесь у костра. Мы с Петром, Иоанном и Иаковом пойдём к камням и помолимся Отцу моему Господу Богу об исполнении желаний наших. Дивлу Миару, естественно, хотелось бы услышать, о чём намерены совещаться вместе с Иисусом его наиболее близкие ученики, однако это было делом затруднительным и практически невозможным. На лицах собравшихся явственно выражалось внутренне напряжение. Все с тревогой и надеждой ждали решающего часа, связанного с приходом Иуды Искариота. В такой неясной ситуации, когда нервы у каждого человека накалились до предела, любой неверный шаг Дивла Миара мог привести к психологическому срыву приверженцев Иисуса. Чувство величайшей неопределённости усиливали неестественные тени, отбрасываемые пляшущим светом костра, которые как неведомые гигантские чудовища то неистово прыгали на верхушках деревьев, то беспрестанно блуждали по всей окраине персикового сада. Ночная пора притупляет ощущение реального времени. В такие минуты человеческое сознание не способно правильно оценивать слова и поступки даже чрезвычайно близких людей, не говоря уже о том, чтобы спокойно воспринимать обыденный вид окружающего пространства, только лишь кажущийся необычным. У большинства учеников, сидевших вокруг костра, появились пугливые огоньки слепого смятения и неуверенности. 57 Однако несколько человек все же принялись укладываться на пальмовые ветки. Они хотели немного отдохнуть перед выступлением своего кумира. Но не только для того, чтобы лучше воспринимать его мудрые изречения, возможно, им предстояла дальняя горная дорога по просторам Галилеи. Прошло около часа прежде, чем Иисус снова появился у догоравшего костра. Пётр недовольно набросился на спящих: – Как вы можете спать, когда решается судьба наша? Вдруг в отдалении послышалось торопливое шуршание приближающихся шагов, и через мгновение желтовато-красный блеск погасающего костра высветил взволнованное лицо молодого человека. То, что это был Иуда Искариот подтверждалось пренебрежительным возгласом Петра: – Наконец-то! Иуда подошел к товарищам и поочередно поприветствовал их. – Не томи нас, рассказывай! – сердитым голосом пророкотал неугомонный Пётр. И в тот же момент ночной воздух наполнился необычным гомоном и гвалтом. Показалось, будто неведомая нечистая сила покинула закоптелые своды преисподней и вырвалась из-под земли наружу. С гиканьем и свистом на поляну высыпала толпа рабов, вооружённых кольями и палками. За ними шествовали стройные ряды римских воинов. Впереди отряда важно вышагивал тысяченачальник, возле него семенил седой первосвященник, по левую и правую сторону от них шли старейшины. – Я – Марк Семпоний! – громко вскричал офицер. – Приказываю всем оставаться на местах! Ученики, окружавшие Иисуса опешили, они никак не ожидали появления римского отряда. Но сам он спокойно двинулся навстречу гогочущей и размахивавшей палками толпе. – Кого вы ищете здесь? – с достоинством проговорил Иисус. – Иисуса Назорея! – Вот он! Я – перед вами! По мановению Марка Семпония воины остановились. Однако первосвященник визгливо прокричал рабам, что бы те немедленно окружили приверженцев Иисуса. Взятые в плотное кольцо, ученики тесно прижались друг к другу. Некоторые из них, в том числе и Пётр, обнажили мечи. Наступило короткое замешательство. Вперёд продвинулись только рабы, несшие факелы и фонари, чтобы осветить место столкновения двух противоборствующих сил. Через минуту поляна зажглась зловещим сине-зеленым светом, и тотчас ещё большее количество теней, извиваясь точно в агонии, принялось корчиться на ветвях деревьев. – Так кого вы ищите? – вновь переспросил Иисус. 58 – Сказано тебе Иисуса Назорея! – ещё громче вскричал рассерженный Марк Семпоний. Рабы и воины по команде офицера наставили колья и копья на окруженных людей. К Иисусу быстро подбежали два человека – Пётр с одной стороны, Иаков с другой. Обращаясь к первосвященнику и офицеру, Иисус повелительно произнёс: – Оставьте всех! – он указал на учеников и сделал ещё один шаг вперёд. – Иисус Назорей – это я! Пять или шесть рабов бросились к Иисусу. Сверкнули мечи, и Дивл Миар увидел, что Пётр ранил одного из нападавших. Учитель мигом схватил Петра за рукав: – Возврати в ножны меч свой! Ибо все, взявшие меч, от меча и погибнут! А потом повернулся к первосвященнику: – Как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями. Я каждый день был в храме. Почему вы там не брали меня? Видимо, только когда наступает власть тьмы, вы способны творить дела свои!? – Оставь богохульство! – истошно завизжал первосвященник. – Дни твои сочтены! Марк Семпоний, прикажи воинам не трогать всех, это стадо никому не нужно. Пётр в отчаянии швырнул меч на землю и, оглянувшись, злобно посмотрел на Иуду Искариота: – Так вот к чему привело посольство твоё! Все ожидал от тебя, казнокрада, но пойти на такое неслыханное предательство…. Где клятвы, которые мы вместе с тобой давали на верность Сыну Божьему? Не сандалиями ли стражников попраны они? Сколько же серебра получил ты за измену свою? Иуда попытался что-то сказать, но во всеобщем шуме и гаме его слова не услыхал никто. Волнение, мгновенно охватившее апостола, привело несчастного в состояние близкое к истерии. Поняв, что перекричать всех он не сможет, Иуда, окружённый стеной непонимающих взглядов товарищей, судорожно принялся глотать воздух, затем, безнадёжно махнув рукой, бросился в толпу. Ученики, расступились перед ним, как перед прокажённым, после чего сами кинулись врассыпную, чтобы как можно быстрее скрыться в кромешной темноте сада. Старейшины связали Иисусу руки и повели в город. Тем временем Дивлу Миару удалось проскользнуть в шумливую ораву людей, следующих за связанным Иисусом и около двух часов ночи оказался возле дома первосвященника Анны. Толпа немного успокоилась и разошлась по огромному двору. У всех участников этого ночного суматошного действа были бледные испуганные лица, похожие на лица набедокуривших младенцев. Вместе с ними и побледнели звёзды, неистово задрожавшие в глубокой синеве прохладного предутреннего неба. 59 Рабы разожгли в углу двора, рядом с конюшнями, несколько костров и присутствующие расположились возле огня, чтобы немного погреться. Дивл Миар подошёл к одному из костров… Невиновность Иуды Искариота начала приобретать более отчетливый характер, непонятными оказались лишь упрёки Петра, ведь, по идее все происшедшие события планировались апостолами заранее. Вот, если бы сейчас собрать показания остальных навигаторов! Что же случилось с командой, подготовленной с особой тщательностью? Где они? Его невесёлые мысли прервал человек, осторожно дотронувшийся до плеча. Это был Керс Пок! – Куда ты подевал женщин? – сердито уставился на полицейского Дивл Миар, словно тот являлся виновником их отсутствия. – Почему вовремя не подошёл к воротам храма? Тебе, видимо, ничего серьёзного доверять нельзя!? – Прежде, чем с кулаками набрасываться на подчинённых, обычно принято выслушивать… – Оставь свои придирки! Где Блона? Где, наконец, Стина Рик? – С полным правом подобный вопрос я могу задать тебе самому! – Ну, хорошо, – нетерпеливо произнёс старший детектив, нервно потирая руки, – выкладывай, что тебе известно? – Давно бы так! А то сразу: где, где. Я несколько часов напрасно ожидал Блону Вюс у ворот священника Анны. Как в воду канула! Чтобы ты не тешился иллюзиями, оговорюсь сразу: разговор старика с Иудой Искариотом я не слышал. Не мог. Из-за твоего дурацкого табу. – Не надо с больной головы перекладывать вину на здоровую. Знаю я, какой ты послушный исполнитель! – Ладно, ладно, – примирительно отозвался полицейский, с незаурядным терпением выслушав упреки Дивла Миара, – мой «коробок» тоже в чём-то виноват. Признаюсь, я малость прошляпил. Может быть, мне удалось бы коечто выяснить, но на мою беду, словно снег на голову, свалился Каиафа. Он прошёл в кабинет Анны буквально на несколько секунд раньше, чем в приёмной оказался я. Ты же отлично знаешь мои биоэнергетические способности, против трех человек одновременно я их применить не в состоянии. Вот, если бы кто-то мне помог! … Короче говоря, не дождавшись Блоны Вюс я около полуночи, перед самым закрытием городских ворот, отправился в Гефсиманский сад. – Зачем говорить неправду? – Дивл, имей капельку терпения. Короче говоря, благодаря лунной ночи мне без особых приключений удалось добраться до нагромождения камней. Надеюсь, ты их видел? За ними невдалеке горел костер. В этом месте я решил подождать Иуду Искариота, чтобы лично убедиться, ведет ли он за собой первосвященников и старейшин. – Молодец! – с удовлетворением отметил Дивл Миар. – Вот то, что нужно! 60 – Внезапно среди камней я увидел тёмные силуэты четырёх спорящих мужчин. Как позже выяснилось, здесь находились Пётр, Иаков, Иоанн и сам Иисус Назорей… – Кратко обрисуй, в чём суть, подробное содержание разговора будет с точностью до буквы расшифровано на Юниане, – нетерпеливо перебил Керса Пока старший детектив. – Докладываю. Иоанн и его брат Иаков в ультимативной форме потребовали немедленного ухода в Галилею, в их родные края. Причем, они настаивали даже ни минуты не ждать возвращения Искариота. – А Иисус что? – Несколько раз пытался им объяснить, с какой целью он послал Иуду к первосвященникам… – Не торопись, меня теперь интересуют подробности. – Иисус надеялся несколько раз выступить в Иерусалимском храме, чтобы привлечь на свою сторону большее число сторонников. Поэтому-то он просил у первосвященников дать ему побыть в городе ещё два дня. – Ты забыл Петре… Как вёл себя Пётр?. – Тот вообще не вступал в спор с Иисусом, он был полностью на его стороне. Спорили только братья. Но Иисус в конце спора достаточно твёрдо им сказал, что готов пойти на смерть за благое дело и ни в коем случае не покинет Иерусалим, пока не выступит с проповедью в святой для иудеев день. – И всё? – Потом Иисус удалился в кусты и долго-долго молился. А, оставшись втроём, апостолы начали совещаться. Они говорили очень тихо. Повидимому, о чём-то важном. Записалась ли эта беседа в моей памяти – неизвестно. Сигнал шёл очень слабый…. Но однозначно, речь шла о том, как спасти жизнь Иисуса, если он попадёт в руки первосвященников. – Хорошо, оставим Иисуса в покое, – снова с нетерпением прервал разговор Дивл Миар, – нам сейчас в первую очередь нужны сведения об Иуде Искариоте. Остальное пока не должно интересовать. Скажи, вёл ли Иуда сюда римский отряд? – Нет! Он шёл один, – с уверенностью сказал Керс Пок, – толпа появилась позже на четверть часа. Ведь, первосвященникам было давно известно, где собираются ученики, чтобы послушать проповеди Иисуса. – Вот это – другое дело! Молодчина! – еще раз похвалил его старший детектив. После недолгого размышления Дивл Миар задумчиво произнес: -Нам надо бы узнать более конкретно: был ли Иуда Искариот подкуплен первосвященниками? Ответ на этот вопрос может дать только Анна, старик слишком умён и хитер. Мне, кажется, всё, что творится в Иерусалиме, он держит на своём контроле. – Вывод один: надо идти к Анне и допросить его с использованием биополя, то есть под гипнозом. 61 – Ты, Керс Пок, как всегда прав. Другого решения проблемы просто не существует. Но после разговора с Анной сразу отправимся к храму, наши барышни, наверное, уже там? Они благополучно миновали двух уставших полусонных рабов, которым уже надоело распахивать двери перед нескончаемой лентой священнослужителей, пожелавших воочию увидеть пойманного раскольника. Приёмная Анны оказалась заполненной до отказа. Посреди зала стоял Иисус со связанными руками. – Почему ты, Назорей, тайно от нас учишь? – вскричал один из священников, потрясая сжатым кулаком. – Я говорил миру явно, – хладнокровно отвечал Иисус и в его голосе почувствовался вызов беспорядочно галдящей толпе, – там, где сходятся люди, в синагогах и храмах. Тайно от Господа Бога ничему не учил. – Отвечай прямо! Не увиливай, когда тебя спрашивают! – послышался визгливый выкрик с задних рядов. – Зачем спрашиваешь меня? Спроси слышавших, о чём я говорил. – Ну да! – иронически заметил первосвященник Анна, держа руку на поясе, расшитом золотыми узорами, и шагнул вперёд. – Не хватало ещё привести сюда весь сброд, перед которым ты униженно богохульствовал и которому ты льстил. Хитрец! Один из старейшин не удержался и ударил Иисуса по щеке: – Так первосвященнику не отвечают! – Если я сказал худо, то объясни, в чём неправда? Зачем бьёшь меня? Тут подбежали два служителя с большим куском полотна и набросили его на голову Иисуса, затем один из них нанёс сильный удар в лицо. Иисус пошатнулся, но смог удержаться на ногах. Второй человек злорадно рассмеялся: – Скажи, коли ты такой святой, кто тебя ударил? И снова вперед выступил Анна. Сорвав с Иисуса грязное покрывало, он громко закричал: – Ты же говорил, что разрушишь Иерусалимский храм, а на его месте построишь новый? Иисус молчал. А Дивл Миар подумал: «На глупые вопросы ответ может дать только глупец. Свой первый камень в фундамент нового здания Иисус уже заложил». Уязвлённый молчанием, Анна схватил Иисуса за рукав: – Так кто же ты? Царь иудейский или Христос? Иисус негодующе посмотрел в старческие глаза первосвященника и, с гордостью подняв голову, произнес: – Я – и тот, и другой! И скоро вы увидите сына человеческого по правую сторону на облаках небесных! Тогда Анна в исступлении рванул на себе белоснежный подир: – Люди, какого ещё свидетельства вам надо привести против самозванца? Все слышали богохульство его? 62 – Все! Все! – хором завопили старейшины и священники, в ярости топая ногами. Первосвященник Анна с довольным видом отошел в сторону, а служители кинулись к Иисусу, стараясь наперебой, как можно сильней, ударить его. Кто-то плюнул Иисусу в лицо. Воспользовавшись поднявшейся сумятицей, Дивл Миар и Керс Пок пробрались к Анне. Тот, узнав в Керсе Поке ученика Симона, вяло улыбнулся и раздраженно кивнул на связанного Иисуса: – Ты тоже, галилеянин, явился свидетельствовать против Назорея? – Не свидетельствовать мы пришли, а узнать. – Ты же слышал, что сказал этот лжепророк? – на усталом лице Анны появились признаки раздражения. – Слышал. – Чего же ещё хочешь от меня? Сосредоточенно глядя в поблёкшие глаза первосвященника, Дивл Миар напряг своё сознание и направил лучи своего биополя на морщинистый лоб Анны. То же самое сделал Керс Пок – Кто ты такой? – успел вымолвить старик. А Дивл Миар уже повелительно произнёс: – Теперь Анна я хочу спросить тебя! – Хорошо, спрашивай, – покорно согласился первосвященник. – За сколько серебряников вы с Каиафой купили предательство Иуды Искариота? – О чём ты говоришь? – искренне удивился первосвященник и у же потом, покорённый волей Дивла Миара, глухо промолвил. – Мне неизвестно предательство Искариота. – Расскажи тогда краткое содержание беседы с ним. – Речь велась о просьбе Назорея остаться в Иерусалиме еще на два дня. – И до чего вы договорились? – Вести какие-то переговоры мы вообще не намеревались. Решение схватить лжепророка и самозванца было принято ещё неделю назад. Мы с Каиафой без всякого посредничества хорошо знали место, где по вечерам проповедовал Иисус… Как раз в это ответственное время Дивл Миар принял сигнал бедствия. Старший детектив поспешно стёр из памяти первосвященника все подробности разговора и вместе с Керсом Поком быстро вышел на улицу. Светало… Над горными вершинами показалась тонкая неровная полоска алой зари. Уже через полчаса они очутились во дворе мятежника Вирсавы, то есть там, откуда исходил сигнал бедствия. У ворот невзрачного хижины их встретила встревоженная и печальная Блона Вюс, которая, очнувшись от сокрушительного удара стражника, не 63 мешкая ни секунды, нажала на квадратную кнопку перстня. Она махнула рукой в сторону дома: – Там…. Стина… она, она… у неё не прослушивается пульс. Старший детектив, не помня себя, грубо оттолкнул Блону Вюс в сторону и опрометью кинулся внутрь, в распахнутые настежь двери. Спустя минуту он снова появился во дворе, неся на руках безжизненное тело инспектора. Несколько скупых мужских слезинок упали на бледно-желтую щеку девушки. – Я люблю тебя Стина… Я люблю тебя Стина, – шатаясь от горя, Дивл Миар, словно чудодейственное заклинание, шептал в забытье одну и ту же фразу. Казалось, кроме осунувшегося личика девушки, он никого перед собой не видел. Но заклинанье не действовало, и только тогда он, внезапно почерневший, беспомощно обратил взор на товарищей. А они не в силах ему чемлибо помочь, растерянно молчали. Наконец, Дивл Миар, точно боясь, что его горькие солёные слёзы могут повредить кожицу красивых щечек Стины Рик, осторожно вытер ладонью хрустальные капельки и поцеловал девушку прямо в тонкие розоватые губы. И вдруг, неожиданно для всех, он улыбнулся. Навигаторы испуганно посмотрели друг на друга. Они все одновременно подумали, что нервы «железного» руководителя полёта не выдержали этого тяжелого груза беды, свалившейся на их головы. А Дивл Миар почувствовал слабое дыхание девушки. Молодой человек сразу понял, его любимая и несравненная Стина Рик чудом осталась живой. В голубых глазах Дивла Миара засветились радостные блики надежды. Затем, разорвав свою рубашку, с помощью Блоны Вюс он перевязал девушку и умудрился влить ей в рот все последние достижения юнианских медиков, находившиеся в их распоряжении. В это время догадливый Керс Пок заглянул в соседний двор и вскоре вновь предстал перед друзьями, управляя большой крестьянской повозкой, запряженной гнедой лошадью. С помощью каких невероятных усилий в распоряжении навигаторов оказалось древнее транспортное средство, полицейского никто не спрашивал. По-видимому, его насильственные действия не имели чересчур опасного вмешательства в историческое развитие Земли. Они бережно положили раненую на циновку, и первый солнечный лучик легко и беззаботно скользнул по обескровленному лицу девушки. Стина Рик открыла глаза… Керс Пок посмотрел на неё и приветливо улыбнулся, а про себя мечтательно и самолюбиво подумал: «Одна ступенька – ещё не лестница, так и один поцелуй – ещё не любовь». Но все-таки сумбурные мысли полицейского в данный момент походили на зависть. Конечно, это была уже не та зависть, которую называют родной сестрой вредного эгоизма – серая скучная злая. Это была добрая светлая за- 64 висть, которая могла быть родной сестрой только лишь порядочной и честной конкуренции или серьёзной и благой соревновательности. Хотя Керс Пок заранее уже утвердился в уверенности, что в любом соревновании с Дивлом Миаром у нет ни единого шанса на выигрыш. Остаётся на уповать на судьбу, которая иногда бывает переменчивой, как юнианский ветер. А старший детектив, не подозревая о тайных мыслях полицейского, внимательно смотрел на поднимающееся земное светило, которое открывало начало новому дню. Дню, который окажется самым несчастнейшим нём в истории христианства. Ещё не были оборваны нити земной жизни двух замечательных людей Земли – Учителя и его Ученика, но Дивл Миар, радуясь счастливому спасению милого и дорогого ему человека, одновременно уже скорбел и об Иисусе Назорее и об Иуде Искариоте, ошибочно ставшем жертвой непроизвольного заблуждения товарищей, а может скорее жертвой принесённой во благо дальнейшего развития христианства. Оба они отдали свои жизни во имя спасения многих миллионов человеческих душ. Примерным образом думали и остальные навигаторы, занимая свои места в хронолёте. Они ещё раз убедились, что такой великий человек, как Иисус Христос, не мог ошибиться в выборе своих ближайших соратников… Вторая часть. Вещественное доказательство 1 2 АПРЕЛЯ 2002 г. 8.00 – 8.15 Сначала перед Владимиром возникла сплошная темно-серая пелена, но постепенно мутное облако рассеялось, и осталась одна объёмная светлая масса. В центре белесого образования сгустилось крохотное оранжевое пятнышко. Затем оно стало увеличиваться и увеличиваться в размерах, чтобы, наконец, принять форму настоящего небесного ангела с изумрудно-зелёными глазами и кудрявыми каштановыми волосами. За спиной небожителя легонько трепыхались два огромных лебединых крыла, больше похожих на паруса сказочной яхты. Ангел мило улыбнулся, его подрагивающие крылья через минуту растворились в мягком молочном тумане и, к чрезвычайному неудовольствию Владимира эфемерное райское создание превратилось в реально существующую 65 рыжеватую женщину с густыми веснушками на щеках, одетую в потёртый медицинский халат. Грудным певучим голосом она довольно громко произнесла: – Говорят, мы, женщины, живучи будто кошки. Неправда! Мы – просто не курим и не пьём. Женщина осторожно вынула иглу шприца из его кожи, коснулась ваткой, смоченной в спиртовом растворе йода до руки Владимира, где осталась маленькая красная отметинка, и вновь запела, правда, теперь уже не слишком весело, а с частичкой какого-то неуловимого укора: – Вы, молодой, человек, переплюнули нас, баб, по всем статьям. Столько крови потерять! А посмотрели бы, что у вас с головой было.… Этак угораздило удариться! – Где Стина Рик? – прервал её неприятную песню Владимир и удивился слабости произнесённых звуков. Он привык на службе разговаривать тоном, не признающим возражений, то есть объяснялся с посторонними людьми, называемыми в рабочем обиходе физическими и юридическими лицами, преимущественно на командирском языке. То, что он выдохнул сейчас, скорее сходствовало с детским лепетом. – Лежите уж! – махнула на него рукой пышногрудая медсестра. – Из-за вас ваша женушка целую ночь глаз не сомкнула. – Она вовсе мне не жена, – проворчал недовольно Владимир, или хотел проворчать нарочито недовольным тоном, сердясь не на милую Кристину, а на эту чересчур говорливую рыжую женщину. Но звуки собственного голоса вновь напомнили мягкое птичье щебетанье, будто голосовые связки принадлежали не ему, молодому человеку в возрасте Христа, а слабому заморышу, способному при малейшем движении воздуха отлететь к стене и там прилипнуть к свежей масляной краске. – Некоторые от здорового мужика удирают, а твоя, пусть эта девчонка тебе приходится хоть кем, до пяти утра проторчала здесь, – нараспев сердито продолжила разглагольствовать не понравившаяся ему пышная медсестра. А потом, еле справившись с перестановкой капельницы в дальний угол палаты, она со злостью добавила, - надеюсь, это достижение юрского периода тебе больше не понадобится? – Какое сегодня число? – Вот даёте! Если вчера, когда вас полуживого привезли в палату было первое апреля, то какое ещё число может быть сегодня? Конечно, второе апреля. – А время? – Девятый час токо пошёл. Настала пора сдавать смену. А вы, молодой человек, благодарите свою Кристину, что сумела быстро вызвать неотложку, иначе бы кровью изошли… 66 Владимир осмотрелся и обнаружил на низенькой полуоткрытой тумбочке свой мобильный телефон, вероятно специально оставленный здесь Кристиной. Он решил незаметно приподняться с кровати, чтобы дотронуться до него. Однако тотчас же от резкой колющей боли мгновенно ушел в небытие, успев встревожено произнести фразу, смысл которой остался непонятной для медсестры. – Где Блона Вюс, где Керс Пок? Почему они мешкают? Пора покидать Иудею. – Говорила ему – лежи! Видать, снова бредит, – тихо пробурчала медсестра и вышла из палаты. Несколько раз Владимир то приходил в себя, то вновь забывался, утопая в неведомом состояниии, слегка похожем на физическую невесомость. Что это было: фантастически умопомрачительное наваждение, странный болезненный сон или обычная галлюцинация – он не мог разобрать. Но с каждой минутой одно становилось совершенно ясным: постоянно меняющиеся картины космического путешествия во времени и пространстве, которые оканчивались счастливым возвращением на родную землю, удивительным образом совпадают с возвращающейся способностью объективно воспринимать существующую ситуацию. И серебристо-розовый ярко сверкающий хронолёт, и лица учеников Иисуса Христа, и Стина Рик в обличье его любимой девушки – все эти видения прерывались, как только он ощущал своё тело и немедленно возвращались внутрь головного мозга, стоило уму снова заснуть или уйти в обстановку сопредельную с действительностью. Но чем больше Владимир пребывал в здравом уме, а не во власти гипертрофированного сонмища видений, тем ярче и настойчивей перед глазами возникал пейзаж, связанный с морским побережьем. Теперь, после неудачной попытки приподнять от кровати непрестанно ноющую грудь, он вдруг обнаружил, из всей часто повторяющейся иллюзорной истории реальным было только его ранение. Владимир, наконец, понял, нужно немедленно забыть фантастический сон и разобраться, что же с ним случилось на самом деле. Это требовалось сделать на благо других, близких ему людей. Пока лишь воспринималась и осознавалась лишь одна Кристина, которую он, безусловно, любил и в скорости собирался на ней жениться. И он решил раскручивать события в обратном хронологическом порядке. Итак, прежде, чем почувствовать дикую боль в груди, он шагал вдоль песчаного взморья. Почему же он там оказался? Впрочем, если тебе суждено сломать шею в гостиной, сидя в кресле, то ты, случайно вывалившись из него, можешь пробить себе голову, да так, словно свалился с высоченной лестницы. Но почему всё же… 67 Ах да! Ведь, он должен был следить за человеком в широкополой зелёной шляпе. Но это было вчера вечером, когда он оставил Кристину в салоне «Фольксвагена». Нет, мозг, страхуя себя от нежеланных эмоций, которые принесли бы ему значимый вред, категорически отказывается размышлять. И Владимир силится совладать с непослушным органом. Что же произошло вчера утром? В первый день апреля. 2 1 АПРЕЛЯ 2002 г. 8.00 – 8.10 «Самый длинный отдых начинается после смерти», – любила часто повторять бабушка. Естественно, после того, как её в торжественной обстановке проводили на пенсию, и она навсегда поселилась в их квартире. Но именно с этого неприятного для Владимира события закончились тихие спокойные времена. Школьная жизнь из нескончаемых каникул, которые иной раз ему любезно продляло Министерство образования, а в большинстве случаев, мучимый ужасными сомнениями, Владимир представлял себе сам, в одночасье превратилась в сплошное учебное время. Кроме вышеупомянутой дурацкой фразы бабушка безапелляционно твердила: – Тебе, Вова, властью дадено право – учиться, учиться и ещё раз учиться! Как говорят, тяжело в ученье – легко в труде. Раскрывая очередной надоевший учебник, он, расстреливаемый строгим неусыпным взором бабушки, в такие минуты горестно размышлял: «Если кому-то учёба даётся с потугами, то не лучше ли тягостное право на образование вкладывать в руки тех, кто его заслуживает: отличникам, на худой конец, хорошистам? Можно привести массу убедительных примеров, когда от беспросветного «протирания штанов» даже талантливые люди теряли здоровье и сходили с ума. А кто заболел или потерял рассудок от продолжительного отдыха? О таких история умалчивает. Разве что футбольные фанаты? И не трудолюбивая ли бабушка придумала эпохальный девиз: отдыхать легко, – трудно работать?» Эти воспоминания об юношеских годах, которые теперь не стереть из головы никакими стрессами современного стремительно бегущего бытия, почему-то вновь всплыли на изменчивую поверхность памяти, когда Владимир позволил себе вольность понежиться в постели чуть больше обычного. Однако, как всегда, воспоминания закончились признанием того, что без стро- 68 гой и суровой бабушки ему бы не суждено стать таким, каков он есть – примерным работником государственной налоговой инспекции… Первый день очередного отпуска провести спокойно ему не удалось. Утренние размышления прервал резкий продолжительный звонок. Поначалу Владимир не захотел даже вставать, но звонок настойчиво повторился ещё два раза, и он, костеря, на чём свет стоит, нежданного гостя, накинул на себя длинный клетчатый халат, подарок Кристины на день рождения. Перед молодым человеком оказалась сухопарая дряблая старушенция. Когда же он включил в прихожей свет, то моментально сообразил, даже косвенно озвучивать сумасшедшую мысль о том, что в комнату вошла некая бабка, было бы огромной непростительной ошибкой. Вне всякого сомнения, появившаяся особа уделяла облагораживанию своей внешности львиную долю свободного времени. Однако Владимир с достаточной степенью точности установил: высохшая мумия не первый год содержалась за счет Пенсионного Фонда. Вернее, находилась на заслуженном отдыхе, так бы, конечно, сказала покойная бабушка… Бабушка… За тиф, перенесённый в годы Гражданской войны, за страх быть репрессированной в тридцатые годы прошлого столетия, за голод и нищету, дарованные фашизмом и сталинским «военным социализмом», свой самый длительный отдых она получила в конце «перестройки». А до того, набрав общий трудовой стаж длинною в шестьдесят пять лет и пенсию в размере тридцати американских долларов, она ещё прожила несколько хлопотливых лет, наблюдая за балбесом, именно так себя именовал Владимир, вспоминая свою бабушку. Тогда в их, в общем-то, благополучном доме, стало катастрофически не хватать уверенности в завтрашнем дне. Для бабушкиного здоровья это явилось весьма значительным ударом, после которого она уже не могла не только условно поддерживать ряды неудачных строителей светлого будущего, но даже перестала посещать малочисленные коммунистические тусовки, собирающиеся на годовщины бывших советских праздников… Но, правда, впоследствии мрачное семейное существование быстро кануло в Лету, потому что каждый член их маленького домашнего коллектива, кстати, вымуштрованный и выпестованный той же покойной бабушкой, смог найти себя в новой жизни. Владимир поступил в Университет внутренних дел на полное государственное обеспечение. Папа, заслуженный работник образования, своевременно почувствовавший предприимчивое дыхание эпохи, в отличие от своих друзей и коллег, своевременно снял кое-какие накопления в сберегательной кассе и при помощи других друзей и коллег сначала арендовал, а потом «прихватизировал» кафе в центральной части города. Так поначалу в одном лице появился изворотливый и немного везучий директор, неплохой бармен и довольно неуклюжий 69 официант. Но в конце второго тысячелетия от Рождества Христова все три ипостаси слились в одной: папа превратился в преуспевающего бизнесмена. Мама, кандидат физико-математических наук, ведущий специалист – океанолог, ушла из Южно-украинского научно-исследовательского института морского рыболовства, который папа кратко именовал «ни юг, ни рыба», и, обученная когда-то в студенческом строительном отряде варить похлёбку, стала в папином заведении первоклассным поваром, сносным бухгалтером и никуда не годной уборщицей. В последствии это не помешало ей переквалифицироваться в умелого руководителя всех папиных начинаний. Теперь папа с дрожью в голосе рассказывает об язвительных насмешках великовозрастных «школяров», а мама с ужасом вспоминает, как в горбачевские годы «горбатилась» в «рыбном» институте, направляя косяки цифр в никому не нужные бумажные моря. В последние два года их «кафейный» бизнес особым ускорением «покатился» в гору, и они не только смогли нанять контингент новых работников, но и два дня тому назад укатили на отдых во Францию… Жаль, бабушка немного не дотянула до этих светлых дней… 3 2 АПРЕЛЯ 2002 г. 8.15 – 8.20 – Эх, куда меня занесло! – прошептал Владимир, когда в голове снова возникла тупая, временами даже пульсирующая боль. – При чём бабушка и родители к тем событиям, которые принесли столько треволнений для Кристины? Он усилием воли заставил себя сосредоточиться и внушить взбудораженным мыслям не бросаться из стороны в сторону, а идти, утихомирившись и взявшись за ручки, как это делают малыши в детском садике. Ведь, если мысли начнут в панике кидаться по разным окраинам нервных окончаний, то может сучиться непоправимое – мозг не выдержит такого перенапряжения души… Итак, в его комнате появилась старушенция. А что же дальше? 4 1 АПРРЕЛЯ 2002г. 8.10 – 8.30 Вошедшая пожилая дама, так будет сказано правильней, напомнившая ему бабушку, была ухожена и одета по последнему «крику» моды. 70 Об этом красноречиво свидетельствовали нелепо расцвеченные волосы, наличие толстого слоя краски на редких ресницах, брови искусно изогнутые татуировщиком в виде коромысла, резко очерченные тонкие губы, а также обилие пудры на отвисших щеках и густые тени на дряблой коже возле глаз. Однако, после более внимательного взгляда на вошедшую женщину, Владимиру стало очевидным: и замысловатые перстни, подчёркивающие худобу желтых пальцев, которые представляли собой когти давно вымершей птицы, и блестящие белые бусы, в несколько рядов увивающие длинную шею, и огромные металлические кольца жёлтого цвета в оттопыренных ушах, и заколка торчащая из бело-сине-зеленых волос, собранных на макушке в тугой крохотный узелок – всё это являлось ни чем иным, как дешевенькими безделушками. Бабушка в подобных случаях пренебрежительно роняла: – Мишура! Об этом же говорило синее бархатное платье, чуть-чуть выглядывавшее из-под длинного черного пальто, которое с большим трудом можно было отнести в разряд кожаных изделий. Кроме того, коричневые лакированные туфельки явно принадлежали к застойным временам ускоренного падения советской власти. Данные вещи, несомненно, покупались по вторникам в магазинах поношенной одежды «Секонд хэнд», когда на все товары производилась пятидесяти процентная скидка. Пожилую даму Владимир узнал. Конечно, не сразу. «Как её звали?» – пронеслось в его голове. И имя, и отчество, и даже фамилия неожиданной утренней посетительницы были весьма оригинальными. Впрочем, вся старушенция, тщательно скрывающая размеренное падение в брезгливые объятия неутомимой старости, представлялось ему ходячей претензией на оригинальность. «Ага, – вспомнил Владимир, – Злата Менделевна Вайнребе!» Она являлась первой «наложницей», то есть первой начальницей созданной в конце восьмидесятых годов прошлого столетия городской налоговой инспекции. А он после окончания университета получил направление в налоговую полицию и несколько дней проработал под её общим руководством. «Сколько же лет с тех прошло с тех пор? – сосредоточенно наморщил лоб Владимир. – Наверное, где-то около пяти?» Уйдя на пенсию, Злата Менделевна затаилась в стенах своей квартиры, словно кем-то напуганная мышь. Как рассказывали его сослуживцы, старуха выходила лишь для того, чтобы полаяться с продавцами магазинов, по её мнению постоянно нарушавшими правила торговли. О крутом нраве бывшей начальницы в кулуарах вновь отстроенного здания налоговой инспекции до сегодняшнего дня ходили легенды, потому как, унаследовав богатый жизненный опыт «административного прошлого», она в каждом сотруднике, прежде всего, видела бездельника. 71 «Рабочие афоризмы» Златы Менделевны когда-то даже «бороздили нивы» управленческих просторов всего северо-восточного Крыма. На ум Владимира сразу пришло несколько: – «Только у немого слова не расходятся с делом», – «Работа – не отпуск, не утомляет», – «Работа голову учит, а безделье живот пучит», – «Отдых облагораживает человека, а труд превращает его в незаменимого работника». А её выражение – «Не то забота, когда есть работа, а то забота, когда её нет», потеряв первоначальный коммунистический подтекст, вдруг приобрело новое философское звучание. Теперь в прекрасное первоапрельское утро пожилая дама извинительно улыбнулась и затем поспешно открыла длинный ряд золотых зубов: – Добрый день! Вы, естественно, меня не помните? В ответ Владимир постарался выудить из запасных тайников ума нечто похожее на оригинальность, но не найдя в обоих полушариях коры головного мозга ничего путного, кроме цитаты известного американца Дейла Карнеги: «для человека звук его имени является самым сладким и самым важным звуком», придал своему голосу большую порцию любезности: – Я вас слушаю, Злата Менделевна! Проходите, пожалуйста, в комнату. То, что Владимир не забыл, как звать начальницу, которая когда-то до её ухода на пенсию в течение двух или трёх дней оказывала на молодого человека «руководящее и направляющее воздействие», произвело эффект разорвавшейся бомбы. Разумеется, если таковое террористическое событие рассматривать с точки зрения человека оставшегося в живых. Владимир никогда не стремился к агрессивным поступкам, но то, что Злата Менделевна сегодня являлась персоной «нон грата», слегка проявлялось на его лице, осклабившемся в бессмысленной вынужденной улыбке… Женщина, распахнув пальто, которое, как уже упоминалось выше, было сшито из кожи содранной со зверя, родившегося в результате перегонки нефти, тем временем присела на краешек кресла услужливо пододвинутом Владимиром. – Меня вынудили обратиться к вам м-м-м… – Владимир. – О, да-да! Совершенно верно. Меня вынудили обратиться к вам чрезвычайно важные обстоятельства. Владимир про себя подумал: наверняка, чрезвычайно важные обстоятельства состоят в том, чтобы прибить на кухне оторвавшийся карниз или переставить в гостиной рассыпавшуюся старинную мебель. Старушки вечно любят что-либо передвигать: то шкаф, то тумбочку под телевизор, то секретер. Очевидно, визиту способствовал тот факт, что он, купивший недавно квартиру почти по соседству с ней, во время редких случайных встреч относи- 72 тельно вежливо кивал головой и корректно выдавливал из себя сухое и официальное слово «здравствуйте». Злата Менделевна, почему-то запомнившая его, в ответ немного кокетливо, немного интригующе с полупоклоном произносила: «Добрый день, молодой человек». – Так вот, Володенька, – женщина положила на кресло пёстрый полиэтиленовый пакет и, сердито кивнув на него головой, сказала, – Страсть не люблю посещать наш местный супермаркет, где за прилавками стоят одни сплошные хамки.… Так вот, Володенька, вы даже представить не можете, в сколь затруднительный м-м-м пассаж втянул меня м-м-м Эмиль Фрисман. – Простите, кто? – Чему, Володенька, вы удивлены? Неужели я такая старая, чтобы не иметь никаких племянников? Эмиль приехал ко мне два дня назад. Разумеется, из Израиля. И вы не можете себе представить, от него у меня случились беспрестанные головные мигрени. – Злата Менделевна, но я… – Дорогой мой человек, – с завидной настойчивостью прервала респектабельная дама его первую попытку освободиться от уз пристального внимания к своей персоне, – только не надо на меня давить. Сейчас вы, Володенька, скажете, я – не следователь прокуратуры, я даже не работаю в милиции, что я – только обыкновенный сотрудник налоговой полиции… – Ну да! – Погодите, не перебивайте! Вы не можете себе представить, я это отлично понимаю и знаю. Володенька, никакие возражения в расчет не берутся! Представляете, я даже знаю, что вы с сегодняшнего дня – в очередном отпуске. Знаю и то, что вы, молодые люди, живёте сейчас по принципу: работой можно поделиться, отпуском – никогда! Поэтому прошу вас о малюсенькой услуге. Я прошу вас, – разыщите Эмиля. – Злата Менделевна, если он исчез, то не проще ли обратиться в органы внутренних дел? – Боженьки! Володенька, вы не представляете, какая у меня дырявая память! – женщина нацепила на сухой крючковатый нос изящные очки, а Владимир с удивлением обнаружил – и очки, и красивая сумочка, из которой они были элегантно вынуты, оказались весьма дорогими предметами, и он впервые засомневался в своей предвзятости к вкусам Златы Мендлевны, незаслуженно обвиняя её в псевдоаристократичности. После чего она достала из полиэтиленового пакета плиточку шоколада «Корона» и с торжествующим видом вручила Владимиру. – Угощайтесь! – Зачем вы? – попробовал застесняться он, хотя скорей всего в данной ситуации надо было совершить вторую попытку уйти от сомнительной просьбы Златы Менделевны. 73 Но этого не случилось, и женщина перешла на голос более твёрдый и решительный. Можно с уверенностью утверждать, что он стал не просительным, а как в прежние годы жестоким, носящим оттенок настойчивой требовательности. – Володенька, ну посуди, к кому теперь обращаться бедной всеми забытой вдове? Скажи честно, кто из молодых милицейских охламонов меня знает? А? – Вы хоть расскажите, в чём суть? – окончательно сдался Владимир. – Так уж я, Володенька, почти обо всем поведала. Из Израиля приехал мой племянник. – Ну? – Зовут его Эмиль Давидович. Эмиль Давидович Фрисман. – Так. – Не успел племянник поздороваться, тут же ушел из дому, и как результат: его нет уже второй день. – Чего же вы хотите от меня? – Володенька, я не могу двигаться – у меня больные ноги. Плюс печень, почки, легкие и сердце. В прошлом году перенесла инфаркт. Помогите, дорогой мой человек! Только, пожалуйста, не подключайте милицию. Он, ведь, иностранец. Зачем, скажите, Эмилю лишние хлопоты? Володенька, он – здесь, в городе. Соседка по этажу видела Эмиля возле Дворца Корабелов. А у вас есть машина. Проедьте разок по городу, загляните в различные кафе. Может, встретите?… Володенька? – Хорошо, хорошо, Злата Менделевна, уговорили. Проеду, посмотрю. Во что он одет? – Вы не можете представить, – несказанно обрадовалась пожилая дама, – одет он, конечно, очень изысканно. Одним словом, ин-телли-гент-но! Недаром соседка его заприметила. Боженьки! Я совсем забыла сказать, что Эмиль по профессии – археолог. Как и сам Давид, мой братик. Кратко выражаясь, на нём черный костюм, синяя рубашка.… Но вы же будете его высматривать в основном из машины, не правда ли? Поэтому запомните хорошенько. У него – длинное-предлинное коричневое пальто и зеленая широкополая шляпа с низкой тульей. Короче говоря, здешние молодые люди таких головных уборов не носят. Но самое главное, он немножечко прихрамывает на левую ногу. Мне братик почему-то не писал, видимо, не хотел расстстраивать, но они недавно попали в автокатастрофу. – Зачем же он сюда приехал, ежели не секрет? – Боженьки! Зачем в Керчь приезжают археологи? Наверное, раскопать какой-нибудь бугор или курган. Я знаю? Его отец, ещё живя в Союзе, когдато весь Митридат перелопатил. – Какие вещи могут быть при нём? – Ну, предположим, пока он лопату и кирку-мотыгу с собой не взял… – А все-таки? 74 – По-моему небольшой коричневый кейс… – Другие сведения есть? – Нет!… Ах, я же совсем забыла. Три или четыре года назад братик оставил у меня ни хранение вот эту вещь, – Злата Менделевна изящным движением положила модную сумочку в полиэтиленовый пакет, взамен появилась объёмистая книга в красивом кожаном переплёте. – Фолиант! Библия на иврите, – кратко пояснила пожилая дама. – Так вот, Володенька, вослед за словом «здравствуйте» племянник спросил: «Где наша библия?» И ещё протянул мне письмо, в котором братик просил переслать с ним эту святую книгу. – Теперь всё? – Ещё нет! Он полистал Библию и вложил в неё два листочка. Кстати на них есть какие-то пометки. Гляньте, может, они вам чем-нибудь будут полезны? Потом Эмиль соизволил позавтракать и ушел.… С той поры, я имею в виду вчерашнее утро, как сквозь землю провалился. Володенька, поищите, пожалуйста, поспрашивайте. – Успокойтесь, Злата Менделевна, что в моих силах – сделаю. – Теперь вроде бы ничего не забыла, - удовлетворённо полуприкрыла накрашенные веки пожилая дама. – Я к вам под вечер снова загляну. Договорились? – Вы же мне не сказали, каков он на лицо? – Володенька, разве вы настоящих евреев не видели? Обыкновенное лицо с чёрными курчавыми волосами. Спереди, если снимет шляпу, можно увидеть лысину. Кратко выражаясь, он похож на артиста Аланзорова. Надеюсь, вы знаете этого выдающегося комика? 5 2 АПРЕЛЯ 8.20 – 8.25 На самом интересном месте воспоминаний мозги Владимира, словно ненадёжно отштампованный блок современного электронного устройства, говоря языком инженера-электронщика «дали сбой», то есть он снова потерял связь с объективной реальностью, а когда очнулся, то никак не мог найти ту ниточку, зацепившись за которую, можно было бы последовательно шаг за шагом продолжить восстанавливать происшедшие события. Перебирая в голове десятки вариантов, он не остановился ни на одном, ведущим нить к взбалмошному иностранцу, любителю острых ощущений, чьи личные интересы оказались важнее здоровья старой тётушки. С чего же начать поисковую операцию, для которой, будь он мастистым милицейским агентом, обязательно придумал бы заковыристое кодовое 75 название, например: «дело в шляпе» или «отлов подзагулявшего племянника». Но вдруг в памяти всё отчетливей и отчетливей стала проявляться большая объёмистая сцена, представляющая собой городскую улицу, обеспокоенную вечерней суетой. 6 1 АПРЕЛЯ 2002 г. 16.00 – 20.30 Аршинцево. Автовокзал. Капканы. Затем снова автовокзал. «Сколько ещё можно колесить!? – проклинает себя Владимир за свой необоснованно мягкий характер. – В какой куче сена лежит сейчас заморская иголка, протыкая податливое сердце такой же стеблеобразной секс-бомбочки провинциального пошиба?» Неожиданно ему вспоминается отрывочный эпизод, когда под конец своего «мотания» по улицам он сворачивает влево и подъезжает к небольшой гостинице, которая находится возле керченских «Лужников». Ему приветливо улыбаются две симпатичные девчушки: – Людей с лицом кавказской национальности сегодня мы не принимали! – А вчера? – И вчера, и позавчера, и так далее, и тому подобное, - хохочет рыжая толстушка, по-видимому, дежурный администратор, - поэтому – адью! – Но подождите, я еще не обо всём спросил. – А мы не всем отвечаем. Владимир нехотя лезет во внутренний карман кожаной куртки и показывает служебное удостоверение. Девушки смущаются. – Мы налоги уплачиваем в срок! – иронизируют хорошенькие голубые глазки толстушки. – У нас всё о-кей! – вослед за подругой подаёт голос стройная брюнетка со жгучим взглядом. – Только посетителей пока маловато. – О, это мне как раз на руку! Вы не помните человека в зелёной шляпе, который звонил с вашего телефона? Он похож на артиста Аланзорова. – А в какое время? – хором спрашивает симпатичная парочка. – Сегодня утром. Приблизительно после девяти. – Извините, я тогда принимала дежурство и ничегошеньки не помню, - говорит толстушка, – а тебя, Наталка, здесь вовсе не было. Спросите Егоровну, может, она видела? – Егоровна! – оглушительно и звонко кричит жгучая брюнетка. – Иди сюда! Тут с тобой налоговик пришёл разбираться, насчет левых заработков. 76 – Какие такие разборки? – переваливаясь, точно гусыня, к стойке ковыляет уборщица, потрясывая в такт походке всеми объемистыми выпуклостями своего внушительного тела. – Мы сами могем любого налоговика на запчасти разобрать. Фигура уборщицы, похожая на фигуру знаменитого в прошлом тяжеловесаштангиста Жаботинского, безусловно, подтверждает сказанное. Женщина, хитро улыбаясь, останавливается посреди вестибюля гостиницы, заняв почти всё пространство небольшого помещения. – Сдаюсь! – шутливо поднимает руки вверх Владимир. – У меня к вам только один вопрос. Вы не заметили, чтобы кто-то утром в районе девяти часов звонил с вашего телефона, я имею в виду тот, что висит на стене возле кабинки дежурного администратора? Человек был одет в длинное коричневое пальто или чёрный костюм… – Что вы, что вы! Такого не было, – машет обеими руками уборщица. – Спасибо и на этом, – хмуро благодарит Владимир и поворачивается, собираясь уходить. – Постой! – кричит женщина- штангист и обращается к молоденьким девушкам. – Девки! А наш «москвич»? Он же около девяти звонил. Может чуток попозже. Шутник международного масштаба. Он нас всех анекдотами извёл. Животы разболелись от хохота. – Да, – вмешивается толстушка, – что, говорит, такое бардак? И отвечает: фестиваль бардовской песни на Казантипе. – Нет, мне лучше понравился вопрос: что такое увалень? Бракованный валенок. А вот еще. Чем, говорит, незамужняя баба отличается от замужней? Первая со всеми мужиками сексом занимается, а одному любовнику бутылку ставит. Вторая со всеми любовниками сексом занимается, а одному мужу рога ставит. – Это – ерунда! – уверенно смеётся Владимир. – У нас свои анекдоты, не хуже московских! Скажите, чем вдова отличается от обычной жены? – Чем, чем? – весело щебечут девушки. – Вдова своему мужу ставит свечку, а жена – рога! – видя, что девушки не в восторге от рассказанного анекдота, он хочет попрощаться с ними и вдруг его взгляд падает на створки стеклянного ящичка с ключами от номеров. – Скажите, в каком номере проживает ваш «шутник»? Хотелось бы пообщаться с таким неординарным любителем анекдотов. Рыжая девушка лениво оборачивается на шкафчик: – Видите, ключи на месте. Значит, «шутник» ещё где-то кого-то развлекает. – Мне бы только глазком глянуть на его апартаменты. Я трогать ничего не буду. Честное слово! Девушки переглядываются. Потом толстушка, наконец, смягчается, но всётаки с неудовольствием говорит: 77 – Наталка, подымись с мужчиной на втрой этаж. Он проживает в двадцать первом номере. Вместе со жгучей брюнеткой Владимир неторопливо шагает по лестнице. Юная кастелянша хитровато улыбается: – Расскажите ещё чего-нибудь? – Только самый короткий анекдот. – Давайте! – Медведь-какофонист. – Фи, в нем ничего смешного нет. Одна пошлость. – Вы на что, Наталочка, намекаете? – Кому интересны намеки на «медвежью болезнь»? – Вы не так поняли, я намекаю на то, что медведю в детстве наступили на ухо. – Все равно не смешно, – трясет кудряшками жгучая брюнетка. Они подходят к номеру, кастелянша привычными движениями открывает замок и распахивает входные двери. – Только после вас, – галантно склоняет голову Владимир. Девушка делает несколько шагов внутрь комнаты, а затем с истошным воплем кидается обратно. – Что с вами? Девушка от испуга не может вымолвить ни слова, лишь безвольно указывает глазами на серый полумрак. Но уж сам Владимир различает, что поперёк кровати лежит человек. Нет, это не Эмиль, искатель дешевых приключений. Коренастый светловолосый мужчина выглядит покруче, чем обыкновенный гражданин Израиля. На его лице трудно найти признаки интеллигентности. Ему около сорока лет. Ноги криво свешиваются на прикроватный коврик. Черные тупорылые туфли, потертые грязно-синие джинсы и серый заношенный свитер, на котором темнеют два больших пятна крови, указывают на то, что постоялец этой заурядной гостиницы с неброским названием «Курортная» не относится к вершителю судеб уголовного мира. По всей вероятности, он убит при помощи холодного оружия. Содержимое чемодана бедолаги, преждевременно покинувшего современный суетный мир, вытряхнуто прямо на пол. Дверцы шкафа и тумбочки распахнуты. Подушки, одеяло и матрац раскиданы по всему номеру, поэтому мужчина лежит прямо на панцирной сетке. Внизу под кроватью виднеется небольшая полу засохшая лужица крови. Владимир приказывает онемевшей кастелянше ни к чему не прикасаться, закрыть двери и ждать прибытия милицейского наряда. А сам он бегом спускается вниз и звонит оперативному дежурному городского отдела внутренних дел: – Это ты? Высылай «оперов» и «следака» на улицу маршала Еременко. 78 Здесь в двадцать первом номере гостиницы «Курортной» обнаружен труп неизвестного мужчины. – Кто говорит? – слышится строгий представительный голос. – Назовите себя! То есть сообщите свои паспортные данные. – Какие ещё к чертовой матери данные? Это – я, Головко. – Ну, ты даёшь! Счастье пофартит тебе на всю оставшуюся жизнь, – я тебя не узнал. – Ни хрена! Тут лежит «жмурик», а ты о счастье треплешься! – А ты их солить собрался? Рассказывай, почему попал в гостиницу? Кстати, повторяю: когда отвальная? В отпуск молчком не уходят. 7 2 АПРЕЛЯ 8.25 – 8.30 Как только Владимир вспомнил о том, что он набрал номер телефона оперативного дежурного милиции, то пережитая картина вчерашнего драматического дня заставила его разум полностью восстановить первоапрельские события, в которых не было ни одного намёка на шутку. Хотя в целом происшедшее напоминало самую неудачную жизненную комедию, которую ему подбросила искусительница Судьба. Теперь он знал абсолютно всё: и что раньше уже звонил оперативному дежурному, и что этот оперативный дежурный ни кто иной, как Игорь Тарабурин, его однокурсник по Университету внутренних дел, капитан милиции, заступивший утром первого апреля на дежурство. Итак, после упомянутого посещения городской гостиницы, он черепашьим темпом ещё раз безрезультатно объехал основные кварталы Керчи. Это первое. Затем, около восьми часов вечера заглянул в Морской технологический институт, где Кристина заканчивала чтение последней лекции для вечерников. Это второе. Потом он намеревался поставить машину в гараж и совместно с любимой девушкой посетить её родителей, благо их дом находился неподалеку от гаражного кооператива. Где напоследок Владимиру предстояло сделать самый первый ответственный шаг в жизни – объявить им о готовности рука об руку с Кристиной совершить торжественный совместный старт в неведомое… На этом месте течение его мыслей оборвалось, но уже не в результате ухудшения здоровья. Глядя в ослепительно белый потолок реанимационной палаты, он решил: «Не лучше ли всё вспомнившееся аккуратно расставить по полочкам, начиная с того момента, когда немного успокоившаяся Злата Менделевна с высоко поднятой головой гордо удалилась из квартиры?». 79 8 1 АПРЕЛЯ 2002 г. 8.30 – 16.00 Захлопнув двери за Златой Менделевной, Владимир лениво начал собираться в гараж. Ему чертовски не хотелось исполнять сумасшедшую идею хлопотливой старушки. Прошло, наверное, около часа или чуть меньше, пока он разогревал на «микроволновке» свой завтрак, читал вчерашние «Крымские новости», разгадывал хитроумный кроссворд и лишь потом стал искать одежду. Молодой человек уже почти открыл дверь, когда из кармана куртки послышалось «чириканье» мобильного телефона. Услышав глухой старческий голос, Владимир ещё тешил себя надеждой, что в первый день апреля счастье может улыбнуться ему, что блудный племянник, в конце концов, приплёлся к своей настырной тётушке. Но хрипловатый звук, раздававшийся из трубки, преподнес совершенно иную информацию: – Вы даже себе представить не можете, Володенька, до чего беспардонны нынешние мужики! Да, да, да! Вы не ослышались. Я специально говорю: мужи-ки! Мужчинами такую мразь называть нельзя. Хорошо, что в последнее время я никому дверь не открываю. Во всяком случае, незнакомым людям. – Успокойтесь, Злата Менделевна, успокойтесь. Племянник уже нашёлся? – в голове Владимира вновь с силой, как от костра из сухих прошлогодних обрезков винограда, брызнули искорки надежды. – Что вы!? У моего племянника ничего общего с подобными существами нет, и не было! – Тогда почему такой спешный звонок? – Просто хочу сообщить новость: ко мне недавно заходил ещё один сыщик. Впрочем, я неправильно выразилась. Не сочтите мои слова за обиду. Это был не сыщик в хорошем смысле слова, а натуральный отпетый хулиган, – ультимативном тоне заявила старушка. – Резонный вопрос: почему сыщик? – Потому, что он в грубой форме потребовал найти Эмиля. – А почему – хулиган? – Я ему корректно сказала: разве вы не видите, где расположен звонок в мою квартиру? Не надо, мол, барабанить в дверь. Это – не бубен! Он же мне снова в наглую кричит: открывай, старая мымра, ворота, иначе твой звонок прозвенит раньше, чем ты думаешь! Представляете, Володенька, какой 80 нахал!? Старая мымра! Хм… Естественно, после таких нецензурных выражений я открывать не стала. Он тогда снова ногой в дверь: не дури, говорит, давай срочно тяни к микроскопу Эмиля. Я ему: Эмиля нет дома. Будьте добры, убирайтесь! Милицию вызову. Тогда, говорит он, передай своему хитрозадому Эмилю, пусть найдёт быка, если не хочет в стакане баланду хлебать. Скажите, пожалуйста, Володенька, где в нашем городе можно найти быка? Я ему в ответ: не смейте обзывать моего племянника! А он: не перебивай, старая мымра, сделай, что сказано! А как стемнеет, пусть немедля на стрелку топает. Я ему снова: куда, куда, что за стрелка? Тут наглец вообще перешёл всякие границы дозволенного: перестань, говорит, кудахтать. Даже угрожать стал. Представляете, такой странный тип. Его вечером увидишь, со страху в обморок упадёшь. – Так вы его видели? – О чём речь, Володенька! Естественно. Пока тип за дверью бранился, я успела его хорошенько рассмотреть. Очень препротивная личность. Конечно, «глазок» искажает внешность, но вылитый уголовник. В квадрате. – Опишите его. – Я же говорю четырёхугольная рожа. Сплошные прямые углы. А ещё точнее, два квадрата. Один, что поменьше – лицо, второй – тело. Я за ним ещё в окно понаблюдала: идёт, точно подпрыгивает… Закончив разговор, Владимир снова вернулся в комнату, чтобы открыть форточку. И тут к своему необычайному удивлению обнаружил, что Злата Менделевна забыла в кресле принесённую Библию, реликвию родного брата. Он раскрыл кожаный переплёт и сразу увидел две статьи, аккуратно вырезанные из газет. Одна – на английском языке, а вторая, как и Библия, – на иврите. Судя по бумаге, они были довольно свежими. Владимир знал, что на воровском бандитском жаргоне слово «стакан» означает тюремную камеру, «стрелка» – место встречи уголовных элементов, а словом «бык» называют обычно руководителя шайки. Одно лишь он пока никак не мог взять в толк, какое отношение ко всему этому имеет интеллигентный племянник Златы Менделевны.? Но вывод всё-таки напрашивался: молодой человек попал под дырокол скоросшивателя, в котором хранится весьма туманное дело, связанное с преступным миром и этому молодому человеку может грозить неприятность. Уже через полчаса, прихватив с собой забытый склерозной старушкой библейский фолиант, он вёл «Фольксваген» по главной городской автомагистрали, протянувшейся вдоль морского побережья почти на два десятка километров. Владимир этот автомобильный «променад» совершал для видимости, лишь бы отвязаться от надоедливой Златы Менделевны, а также для очистки собственной совести, в дань уважения к бывшей начальнице, отдавшей государственной службе около сорока лет жизни. Нигде человека в зелёной шляпе он, конечно, не заметил. 81 Вполне возможно, её легкомысленный гость посетил достаточно большое количество «злачных мест», потому как успел зацепиться за ненадёжный сук, на котором сидели тёмные уголовные птички и вместе с которыми он мог запросто угодить в очень вонючее дерьмо. Весьма вероятен и такой вариант: Эмиль Фрисман сейчас сидит на измятой постели какой-нибудь керченской сверхмодной шлюхи и с перепою не в состоянии просунуть левую ногу в правый рукав своей синей рубашки. Короче говоря, путей у молодого повесы бесчисленное множество. А у него, у Владимира, всего четыре дороги: можно держать баранку прямо, чтобы попасть на паромную переправу через Керченский пролив, крутануть её влево или вправо и угодить на железнодорожный или морской вокзал или вообще развернуться на сто восемьдесят градусов и помчаться назад в Аршинцево. И еще. Без денег из богатенького еврейского государства в суетливый и скромный Крым никто не поедет! На уме пронырливого племянника не раскопки архаичных холмов, которые пока не успели покорить нынешние хапуги-кладоискатели, а тщательное изучение тех таинственных образований, находящихся под блузками и джинсами местных любвеобильных прелестниц, кстати, тоже похожих на древние скифские курганы. В конце концов, и гробокопатели, и путаны, питающиеся за счет подобных «исследовательских» работ, занимаются нелегитимным бизнесом, не поддающимся государственным налогообложением... «С уголовщиной шутки плохи! Пусть Злата Менделевна ерундистикой не занимается, а немедля топает в милицию и там всё подробненько рассказывает!» – заключил Владимир и решительно повернул назад. Не доезжая четверти километра до Аршинцево, он позвонил Злате Менделевне. Телефон старушки молчал. «Дурдом! – обрушил Владимир на себя крупный град обеспокоенных мыслей. – Старушенция шастает, решая пустяковые личные вопросы, а он, будто дурачок, мотается по городским окраинам. Не поймет, старая, что зарплата налогового полицейского со всеми вычетами с трудом хватает только на двести пятьдесят литров дизельного топлива. А город растянулся вдоль морского побережья на не один десяток километров. Туда сорок, сюда сорок. К тому же «телега» стала жрать почти в полтора раза больше обычного. Это ж какая арифметика получается! Да ещё «мобильник». С ума можно сойти». Но уже через мгновение его охватили совершенно другие думы: «Господи! До чего можно докатиться в мелочных рассуждениях! Копейки принялся считать. Стыд и позор! «Не хлебом единым жив человек», - говорится в Библии, которую надо отдать в руки старушки…. Или сразу решиться на твердое слово «нет». Чепухой заниматься нельзя!» Пока Владимир размышлял, перед глазами возникла его родная пятиэтажка, рядом с которой возвышалось высотное здание Златы Менделевны. Он взял книгу под мышки и поднялся на второй этаж. 82 Досадуя на беспокойную старушку, заставившую его заниматься заведомо безрезультатными поисками авантюрного племянника, Владимир легонько стукнул кулаком по оббитой дерматином двери. К необычайному удивлению она медленно подалась вперёд. Оказывается, Злата Менделевна действительно страдала склерозом: домой пришла, а входную дверь закрыть забыла. Он осторожно ступил в проём. – Злата Менделевна! Молчание… – Злата Менделевна, где вы? Ау, – полушутливо гукнул Владимир. Опять молчок. Молодой человек сделал несколько мелких шагов и очутился в прихожей. В нос ударил терпкий аромат дорогих французских духов, смешанный со своеобразными запахами украинского борща сваренного на неделю вперёд. Он настороженно проследовал в квартиру бывшей «наложницы», еле-еле сводившей концы с концами, ибо доброхотное государство наделило её такой мизерной пенсией, что выжить на неё могли одни тараканы, на истребление каковых у старушки иногда не хватало средств. Но весь парадокс современной жизни состоял в том, что бывшие подчинённые, ушедшие на пенсию немного позже, которых она раньше бранила за леность и тугодумие, теперь получали от того же государства в три раза больше, чем уважаемая Злата Менделевна… В её комнатах царила рыхлая нездоровая тишина. Владимир заглянул в гостиную и ужаснулся. Злата Менделевна полулежала-полусидела на оранжевом кожаном диване, неестественно склонив набок голову. Лицо пожилой женщины было сплошь покрыто чёрными синяками и ржавыми потеками крови. Темно-красные пятна даже усыпали даже желтый китайский халат с большими яркими цветами. На полураскрытой груди виднелись рваные колотые раны, уже переставшие кровоточить. На всякий случай он вздумал проверить пульс. Но, едва прикоснувшись к телу, моментально понял, женщина успела остыть. С трудом преодолевая внезапно возникшую оторопь, зрелище явно предназначалось не для слабонервных, Владимир всё-таки осмотрел жилище и установил, что в нем был произведён самый настоящий погром. Особенно досталось книжным шкафам и секретеру. Видимо, преступник искал вещь, из-за которой несчастная Злата Менделевна приняла столь мученическую смерть. Он подошёл к «Панасонику», телефону подаренному начальнице в день ухода на пенсию и, чтобы не стереть чужих следов и не оставить своих, авторучкой нажал кнопку включения. Владимир решил проверить, не звонил ли непутёвый племянник незадолго до убийства или после смерти старушки? В комнате тихо зазвучала запись разговора: – Квартира Вайнребе? 83 «Это – не племянник!» – тотчас предположил Владимир. – Да, – раздался неуверенный, даже несколько испуганный голос старушки. – Позовите к телефону Эмиля. – Кто вы? Его сейчас нет дома. Вы знаете, где он? – в словах Златы Менделевны одновременно скрывались и тревога, и любопытство. Ответа не последовало. Владимир раскрыл Библию и на одном из газетных листков пометил номер телефона, откуда раздался неожиданный для старушки звонок. После чего перемотал ленту записывающего устройства в первоначальное положение и, осторожно прикрыв двери, вышел из квартиры. В милицию он позвонил из собственной машины. – Оперативный дежурный городского отдела внутренних дел капитан Тарабурин слушает вас! – Игорь, тебя Головко беспокоит. Срочно высылай свою «гопкоманду» на улицу Крымскую, что в Аршинцево за телевышкой. – Ты что? Сдурел? Неужели я не знаю, где находится твоя улица? Какое еще чрезвычайное происшествие вынудило меня потревожить? – Здесь убита женщина. Записывай адрес: дом тридцать, квартира восемь, подъезд первый. – А ты-то как очутился на месте преступления? – Опосля расскажу. – Фамилию убитой случайно не знаешь? – Злата Менделевна Вайнребе. Пенсионерка. Бывшая наша «налоговичка». – Ты, вроде, в отпуск намылился? Когда отвальная? – Как только, так сразу. – Ага, жаба заела? Темнишь. – Много будешь знать, скоро состаришься, говаривала моя бабушка. – Я тебе не серенький козлик. Зубы не заговаривай. Без бутылки нечего мозги компостировать! Понял? Ещё немного пообщавшись с Тарабуриным, Владимир тупо уставился на Библию: «Почему же я не оставил её в квартире? Ах да, там был записан номер телефона, вернее на газетной вырезке, что лежит в книге. Что теперь делать с ней и что делать вообще? Приезд племянника оказался роковым для Златы Менделевны. Хорошо, если грабители нашли, что искали. А если вдруг искомое, вероятней всего бабки, лежит в кейсе Эмиля, с которым он отправился в загул? Тогда ещё хуже! Люди, совершившие зверскую расправу над ни в чем не повинной женщиной, запросто могут ещё более изощрённо прирезать и её племянника. Надо немедля начать поиски иностранного гуляки, чтобы предупредить его о грозящей опасности… Владимир глянул на часы: шёл первый час дня. Приближался срок поездки в Морской технологический институт. 84 Вот уже несколько дней подряд они с Кристиной занимались обеденным насыщением желудков исключительно вдвоём, в обстановке почти приближенной к нирване. Её умные родители, чувствуя, как единение молодых людей переходит на более высокий уровень, тактично удалялись на прогулку в ближайший приморский парк. Возраст дочери достигал критической черты, поэтому они всяческими путями старались поддержать её неуклонное движение к законному браку. Данный факт Владимиру был по душе, значит, он им понравился, или, как в таких случаях говорила бабушка «пришелся ко двору». Кристинина мать долгое время провела в Прибалтике и в прекрасный первоапрельский день вспомнила о рецептах латышской кухни. Владимиру особенно понравилось третье блюдо: сладкий хлебный суп с изюмом и сливками. Однако сама Кристина не обращала внимания на избитую фразу о том, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Девушка уже хорошо изучила открытый непосредственный характер Владимира и давно установила простую истину: путь к сердцу возлюбленного пролегал не по прямой линии, а причудливо колесил по извилинам коры головного мозга. Поэтому она изо всех силёнок старалась быть умной. Ну и, конечно, доброй. То есть такой, какова девушка была на самом деле. Не посвящая Кристину в перипетии дня, Владимир попросил её в первую очередь перевести вырезанную газетную статью, напечатанную на английском языке. Девушка не только быстро справилась с текстом, но и набрала на компьютере небольшую публикацию из известной американской газеты «Нью-Йорк Таймс». Она носила название «Уникальная находка». Вот что в ней говорилось: «Однажды некий бедуин, пасший стадо возле Мёртвого моря, ради забавы бросил небольшой камень в одну из пещер, находившихся на склоне отвесной горы. Пастух услышал звук разбивающегося сосуда и, раздираемый любопытством, с трудом взобрался на скалу. К своему разочарованию в разбитых глиняных черепках он не нашёл ни одной золотой или серебряной монеты. Зато он обнаружил старые свитки, которые рассыпались на мелкие кусочки при одном прикосновении пальцев. Бедуин рассказал о своей находке хозяину, а тот другу, учёному. Так появилась новая мировая археологическая сенсация. Впоследствии в течение десяти лет было найдено ещё одиннадцать пещер с глиняными кувшинами, в которых хранились полуистлевшие рукописи. Таким образом, число древних манускриптов достигло восьми сотен, в основном это были апокрифы – небиблейские сочинения и псевдоэпиграфы – продолжения библейских сочинений, приписываемых неизвестным персонажам. 85 Было также установлено, что свитки принадлежали секте ессеев, располагавшихся в пустыне за рекой Иерихон, и охватывали период жизни Иисуса Христа. В числе ученых, до сих пор занимающихся расшифровкой текстов, находится самый известный в мире археолог Давид Фрисман, ранее проживавший в Советском Союзе и занимавшийся раскопками знаменитого городища Пантикапея в одном из крымских городов…» Фамилия ученого была подчёркнута жирной синей линией. Из переведённого текста следовало, что кто-то всерьёз заинтересовался «археологической» знаменитостью. «А может быть, не учёный, а его неблагонадёжный отпрыск привлёк внимание неизвестного?» – промелькнуло сначала в голове у Владимира. Но тотчас же он отбросил в сторону эту шальную идею: «С какой стати Эмилю держать газетный листок у себя?» Владимир отвёз Кристину на работу и вторично, уже с большим рвением, объехал почти все городские кварталы. В некоторых оживлённых местах он останавливал машину и спрашивал у киоскеров, не видели ли они прихрамывающего мужчину в широкополой зелёной шляпе? Но всюду получал отрицательный ответ. На обратном пути он заглянул на квартиру Вайнребе. Здесь ещё суетились три милиционера, одетые в гражданскую одежду. Один из них узнал Владимира: – Привет, Головко! Задал ты нам работёнку. – Кто-нибудь из родственников появлялся? – Слушай, какие родственники? – с ходу завёлся второй милиционер, видимо, старший по званию. – Пока нам не мешай. Работу закончим, тогда пусть родственники объявляются. Хоть толпой. – Головко, иди своей дорогой, без тебя разберёмся! Чего пристал, как банный лист? – вскипел третий и сразу набросился на напарника. – А ты, дурило, замерил, на каком расстоянии тело убитой удалено от окна?… Владимир отрешенно махнул рукой и направился к своему подъезду. Неожиданно широко разрекламированный зарубежный замок с миллионом секретов, который после покупки жилища врезал Владимир, перестал повиноваться хозяину. Он увеличил немного усилия на ключ, но тот упорно не хотел поворачиваться, пока вдруг дверь сама не поползла внутрь. Ничего себе! Его собственное пристанище тоже оказалось незапертым. «Неужели склероз начал подбираться и к моим мозгам?» – подумал молодой человек. Стоя на пороге и затаив дыхание, он долго прислушивался ко всяким возможным шорохам. Кроме тягостного безмолвия, в квартире никого не было. Картина повторилась. Как и у покойной Златы Менделевны, неизвестный Некто пытался отыскать неизвестное Нечто. Весь нехитрый холостяцкий 86 скарб оказался тщательно перевёрнутым, но не украденным. Особенно пристальное внимание досталось книжным полкам. Волей-неволей возникло предположение, что Злата Менделевна, не выдержав глумления над собой, указала его адрес и сделала это, потому что преступников интересовал, по всей вероятности, предмет, находившийся сейчас на заднем сидении «Фольксвагена» – толстая Библия в красивом кожаном переплёте. Наверняка, какое-то чрезвычайно редкостное издание, которое стоит сумасшедшие бабки. Срочно приводя своё жилище в благопристойный вид, Владимир все более и более впадал в состояние необычайного волнения. Ведь, не только жизнь непутёвого Эмиля Фрисмана была под угрозой, теперь он сам, мягкосердечный дурачок, по собственной инициативе втянулся в криминальную историю с неизвестным происхождением. Во что бы то ни стало позарез необходимо встретиться с племянником! Тогда бы хоть рассеялась дымовая завеса над событиями сегодняшнего дня. Но прежде, чем снова заняться розыском, он отправился к бывшему труболитейному заводу, где располагались бесплатные курсы по изучению иврита. «Авось, вторая газетная вырезка прольет какой-либо свет на исчезновение иностранца?» – втайне надеялся Владимир. Через час он знал и содержимое второй статьи. Не удалось лишь установить, к какой газете она принадлежала. Корреспонденция с интригующим названием «Тайны четвёртой пещеры» гласила: «Содержание известных всему свету древнееврейских свитков, найденных близ селения Кумран в 1947 году, было по мере их расшифровки опубликовано. Однако, как сообщает видный израильский археолог, приехавший на постоянное место жительства в Иерусалим после распада советской империи, и пожелавший остаться неизвестным, что небольшая группа учёных, работавших над древними рукописями, которые находились в так называемой четвёртой пещере и которые описывают отдельный период жизни Иисуса Христа, тщательно засекретила свою деятельность. Она решила не допускать к исследованию никаких посторонних лиц, пока не будут получены первые официальные результаты. Археолог особо подчеркнул, что число участников группы строго ограничено и что он сам смог попасть в неё только лишь после смерти одного ученого. В настоящее время, говорит он, группа увеличена до двадцати человек, но все равно работы идут слишком медленно, чтобы завершить их хотя бы в первом десятилетии двадцать первого века. Кроме того, ряд свитков исчезло и на «чёрном рынке» за них стали платить астрономические суммы денег. Большой интерес в ученом мире вызвало сообщение о пропаже свитка, якобы раскрывающего тайну последних дней жизни Иуды Искариота, одного 87 из учеников Иисуса Христа, выдавшего своего учителя в руки римского наместника Понтия Пилата». Точно таким же образом, как и в предыдущей статье, напечатанной на английском языке, несколько фраз кто-то тщательно подчеркнул авторучкой с синей пастой. Этими фразами были: «израильский археолог», «астрономические суммы» и «сообщение о пропаже свитка». Пометки помогли Владимиру расставить по местам все имеющиеся предположения. Очевидно, археолог Давид Фрисман в своё время выкрал наиболее ценный свиток, отвёз его к родной сестре в Керчь, предварительно надёжно спрятав в переплете Библии. Затем он выждал несколько лет и теперь отправил сына в Крым с целью получить манускрипт в собственные руки. Вероятно, за это время он подобрал надежного и состоятельного покупателя. Однако по каким-то причинам произошла утечка информации и его отпрыск, Эмиль Фрисман, попал в другой, смертельный переплёт русской или украинской мафии, то есть оказался заложником чересчур хитроумной затеи отца. «Лучше бы он сразу сунул Библию в свой кейс, – продолжал далее размышлять Владимир, – тогда бы преступники суетились вокруг него, не трогая ни в чем неповинных людей. А возможно, Эмиль, почувствовав, что кто-то «сел ему на хвост», своим исчезновением решил сбить с толку неизвестных преследователей?». Надо попытаться разыскать Фрисмана, хотя бы для того, чтобы выполнить волю покойной Златы Менделевны. Дать ему возможность выпутаться из сложной ситуации и с честью похоронить тетушку. В один момент у Владимира промелькнула совершенно другая мысль: «Не позвонить ли Тарабурину и подробно рассказать о своих смутных догадках?» Но этой мысли не суждено было осуществиться. Молодой человек, проезжая мимо центрального стадиона, как раз вспомнил, что во время «скитания» по улицам города он выяснил, кому принадлежит телефон, с которого неизвестный звонил Злате Менделевне. И Владимир повернул руль в сторону гостиницы. 9 2 АПРЕЛЯ 2002 г. 8.30 – 9.00 Владимир вторично восстановил в памяти жуткие детали своего пребывания в двадцать первом гостиничном номере. 88 Брр! Тяжким могильным холодом повеяло от нахлынувшего воспоминания, но зато мрачные события солнечного первоапрельского дня наконец-то были уложены по полочкам… … В палате снова появилась рыжая пышногрудая медсестра: – Ну что? Малость оклемался? Сейчас начнется врачебный обход, а мне пора уже домой собираться. Смена закончилась. – Сколько сейчас времени? – Полдевятого. Зачем вам время? Спите да сил набирайтесь! Медсестра ободряюще кивнула головой, и Владимир удивился, почему её большие веснушки не скатились, как горошинки, с круглых и полных щек? – Постойте, – промолвил он, – я вижу на тумбочке лежит мой телефон. Не могли бы вы положить его возле подушки? – Ишь чего надумали! – сердито взглянула на него, но, заметив умоляющее выражение лица, смягчилась и снова мелодично пропела. – Ладно. Токо много не говорите, окрепнуть сперва надо. – Понял, понял, – прошелестел в ответ Владимир и взмахнул ресницами, – до свидания…. Потом отрешенно принялся снова анализировать известные факты: « То, что за Эмилем гоняется целая шайка преступников, факт непреложный. Во-первых, это бандит с квадратной комплекцией, напугавший Злату Менделевну и шедший вечером первого апреля на встречу с Эмилем возле строящегося кафе. Кстати, он там запросто мог прикончить бедолажного гражданина Израиля, ведь, грабителей, по существу, интересовала одна лишь Библия. Без этой книги Эмиль является не только никому ненужным её владельцем, но и лишним свидетелем. Во-вторых, «Хохмач» или «Шутник» из гостиницы, тоже представитель уголовной компании, неизвестно почему зарезанный подельниками. В-третьих, главарь шайки, он же «Бык», тот, который произвёл вчерашний выстрел. Или все-таки стрелял в меня «Хохмач»? А, может быть, существует ещё и четвёртая тёмная личность… Господи! После неудачной попытки своим глупым лбом разбить придорожный камень, в голову способно забрести что угодно.… Разве мертвецы стреляют? Я же сам, собственными глазами видел тело «Хохмача»! Он мог стрелять лишь на том свете. Только глазами и только в хорошеньких ангелочков или ведьмочек. Впрочем, там, говорят, нет разделения полов. Все святые … или черти. Одно ясно, как дважды два, если в шайке-лейке начались внутренние разборки, то преступники чувствуют добычу совсем рядом. Самый лакомый кусочек всегда достаётся сильнейшему. Но если «Бык» вооружен и доподлинно знает, где находится Библия (Иначе, зачем производить такой бедлам в квартире простого налогового полицейского?), то Эмиль, вроде бы, ему совершенно не нужен! Столько «если» и «зачем», что голова идёт кругом… 89 Видимо, для того, чтобы до конца разобраться в правильности свих рассуждений, надо обратиться в милицию». Владимир, преодолевая острую боль, с трудом дотянулся до «мобильника». – Оперативный дежурный…, – бодро начал представляться всё тот же Тарабурин. – Игорь, ты ещё не сменился? – несуразным вопросом Владимир прервал его служебную ретивость. – Молчи, «герой»! Разве с тобой вовремя сменишься. Ты мне вчера столько трупов подсунул, что я за весь год дежурства не имел. Всегда нёс вахту без сучка, без задоринки… тьфу, без зазубринки. Из-за тебя этой ночью ни одного часика не «кемарнул». Сплошная телефонная нервотрёпка.… Ну, рассказывай, как ты, как Кристина? – Я-то в порядке, а Кристина сейчас домой отправляется. Увидела меня, балбеса, живым и невредимым вот и повеселела. – Голос у тебя ещё подземный. Как из глубокого колодца. – Не дождёшься! Рано мне в Аид собираться. – Чего тебе надо от меня? – Игорь, пошли опергруппу в район пляжа, что находится в Аршинцево. Знаешь, где строится новое кафе? – Где тебя подобрали? – Вот-вот! Пусть ребята местность «прочешут». Коль я не ошибаюсь, для тебя там ещё «Иван Иваныч» лежит, второй по счёту. – Кто, кто? Говори громче, ничего не слышу. – Не помнишь, на чём мы в университете учились искусственное дыхание делать? – На «Иван Иваныче». – .Так на этом «Иван Иваныче» должно быть коричневое пальто и зелёная шляпа. Худой, как иголка. – Головко, ты дашь мне смениться или нет? Ладно, ладно. Не нервничай. Высылаю… Примерно через полчаса, перед приходом докторского консилиума, Тарабурин позвонил ему сам: – Ну, даёшь! Тебе в следственном отделе работать, а не сушить мозги у налоговиков... И штаны протирать… Ты как себя чувствуешь? Голос слабоват. – Тебе самому медведь на ухо наступил. Я чувствую себя прекрасно. Наверняка, мне кровь перелили от самого сильного керченского мужика? Если точку опоры поставить рядом с койкой, то смогу перевернуть всю больницу. – Уже ходишь? – удивился Тарабурин. – Не просто хожу, а летаю, пока по всей палате. Глядишь, скоро повыше заберусь. Легкость в теле, как говорил гоголевский Хлестаков, неимоверная. Рассказывай, нашли кого-нибудь? 90 – Только-только мне позвонили с места события. Как и ты предполагал, возле кучи строительного мусора наши «мусора» наткнулись на ещё одну кучу… уголовного навоза. – Игорь, ты рассказываешь, словно пишешь. Тебе бы выдающимся прозаиком быть, но, к сожалению, ты ошибся. Это – Эмиль Фрисман, племянник Златы Менделевны, бывшей начальницей налоговой инспекции. – Какой ещё к черту Эмиль Фрисман? У тебя черепок явно не в порядке. Это – «Квадрат», местный мелкий мошенник по фамилии Влачуга… Ты привет Кристине передал, супермен несчастный? После разговора с Тарабуриным в голове Владимира начался настоящий кавардак: «Какой смысл преступникам убивать ещё одного своего подельника? Наверное, всё-таки главарь шайки уже чует добычу в собственном кармане, и поэтому не собирается делиться ею с другими ворюгами? Может статься, Фрисмана оставили в живых, чтобы с помощью его, особенно не высвечиваясь, заполучить ценную Библию?… Где же сам фолиант? Ведь, кажется, он остался лежать на квартире Кристины. Возле телевизора… Нет. Опять не то! Вчерашним вечером он видел Библию на заднем сидении «Фольксвагена». А вдруг его будущая жёнушка положила её в свой институтский портфель?… Господи! Какой я осёл! Вздумал подвергать опасности самых близких людей. Вот откуда взялось постоянное чувство беспокойства, вызывающее в сердце настоящую тревогу»… И он снова потянулся за «мобильником», но снова колкая боль молнией пронзила грудь и, заставив слабеющее тело импульсивно вздрогнуть от набежавшей волны испуга, погасла где-то в голове. Владимир снова потерял сознание. 10 ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ К ЭПИЛОГУ Сколько времени он находился в состоянии близком к обыкновенной коме установить было сложно. Волнение за жизнь Кристины, перешедшее в панический страх, сделало своё недоброе дело. Но он уже вновь чувствовал себя бодро, а главное, в полной уверенности, что сейчас, как никогда, способен повлиять на ход событий. Владимир ещё ранним утром заметил, что в полуоткрытой тумбочке лежит спортивный костюм, который всегда находился в салоне «Фольксвагена» на всякий непредвиденный случай, связанный с ремонтом или обслуживанием машины. Наверное, Кристина посчитала, что костюм может когда-нибудь понадобиться. 91 Молодой человек, пересилив ноющую боль, поднялся с постели и, полностью открыв тумбочку, к своему удивлению обнаружил там ещё и кроссовки. Конечно, рана беспокоила, но не так как прежде. Кроме того, разве он мог думать о своих пустяковых царапинах, если речь шла о жизни любимой девушки и даже всей её семьи. Для преступников чужие человеческие судьбы не имеют никакого значения! Но он должен сделать всё возможное и невозможное, чтобы предупредить планирующееся злодеяние. Владимир быстро надел костюм, распахнул окно и выпрыгнул в сад. Свежий утренний воздух удесятерил его силы, а ноги сами понесли молодое тело по улицам приморского города. Прохожие удивлённо оглядывались на полусумасшедшего парня, мчавшегося с неимоверной скоростью и бесцеремонно расталкающего их в разные стороны. Квартира Кристины находилась всего в двух кварталах от больницы. В свободное время они часто гуляли по ним, и поэтому дорога, по которой девушка должна идти домой, была хорошо известна. Она пересекала широкий тенистый парк, таивший даже в жаркие летние дни достаточно много живительной прохлады. Но именно этот парк, кроме бесчисленных укрытий от палящих лучей знойного крымского солнца, содержал в себе также множество таких уголков, где скоромные городские жители испытывали определённую не уютность. Особенно в те моменты, когда, проходя по таким тихим местам, встречали какого-нибудь прощелыгу, не говоря уже о проходимцах более крутого нрава. Надеясь догнать Кристину, молодой человек бежал, теряя последние остатки сил… Но в средине пути у него, как у спортсмена-легкоатлета, появилось второе дыхание и Владимир уже через несколько минут оказался у знакомого дома. Он единым махом преодолел несколько лестничных пролётов и, прошептав про себя слова благодарности Всевышнему, перевёл дыхание лишь у входных дверей. Затем Владимир принялся многократно нажимать кнопку звонка, он даже слышал внутри жилища его глухое дребезжание, однако дверь не открывалась. Предчувствие беды с ног до головы потрясло тело молодого человека, изнурённое ранением и продолжительным бегом. Неужели он опоздал? Владимир сделал несколько шагов назад и с размаху ударил ногой по двери: она с треском распахнулась внутрь коридора. И опять всё повторилось. Тот же беспорядок, перевёрнутая мебель и разбросанные по ковру книги. Полный ералаш… На диване лежали безжизненные тела родителей Кристины. «За что же на меня такие муки? Несправедливей наказания не придумать! 92 Способно ли сердце выдержать, если вдруг рядом в соседней комнате окажется и Кристина?» – беспокойные мысли в единый миг взорвали голову Владимира. Несчастные родители были изрешечены пулями. Повсюду виднелись следы крови. Будто кто-то нарочно из садистских устремлений вымазал ею и диван, и кресло, и стол, и даже экран телевизора. «Но где же всё-таки Кристина? Есть ли хоть единый шанс увидеть любимую целой и невредимой?» Внезапно его затылок ощутил холодное касание ствола. – Не шевелиться! – властно приказал грубый мужской голос. – Тихо, мент! Пасть раскроешь, пришью сразу. Свою сучку вообще не увидишь. Два шага вперёд! Владимир повиновался. Положение казалось безвыходным. Будь он здоровым человеком, то ещё можно было бы в самом начале применить силовой приём. Молодой человек даже немного шевельнул левой рукой, чтобы потом попытаться выбить оружие из рук преступника, но подспудно понял бессмысленность подобной затеи. Его руки походили на два скомканных продолговатых куска ваты: в них не было и тысячной доли былой мощи и ловкости. – Встань в угол и не рыпайся! – снова раздался строгий окрик неизвестного мужчины. – А теперь – повернись! И он, наконец, увидел плотного и коренастого человека. На смуглом деспотичном лице застыло выражение тупой самолюбивой решимости произвести всякий неординарный поступок. На вид ему было лет около тридцати пяти. Наверное, гримасу достойную великого Наполеона уголовник получил ещё при своём рождении. Она говорила, что её владелец способен утопить, задушить, прирезать или просто прибить любую человеческую особь, как паршивую бродячую собаку, но только не способен прощать или даровать жизнь лицу, посмевшему встать ему поперек дороги. « Бык!» – догадался Владимир. – Где Библия? – человек немигающе впёрся острыми зрачками в его глаза. Владимир стойко выдержал этот безжалостный режущий взгляд, только вспомнил свои же слова из своего фантастического сна: на глупые вопросы ответ может дать только глупец. – Не хочешь, – не отвечай. Товар вместе с твоей сучкой сам сейчас ко мне придёт. Ты знаешь, мент, отлично, что все мы живём в мире вещей, которые покупаются и продаются? В том числе, твоя сучка. Конечно, если бы человек являлся обыкновенной вещью, как, например, этот сложенный шезлонг, который не успели вынести на балкон, - преступник лениво кивнул в сторону окна, - то дать ему определение было бы чрезвычайно просто. Хотя не каждый ментяра способен дать определение даже шезлонгу. А ты знаешь, что такое шезлонг?… – преступник на минуту прервал своё идиотское красноречие. Владимир продолжал молчать. 93 – Где тебе с куриными мозгами! Шезлонг – складное деревянное или металлическое кресло с сидением и спинкой из прочного текстильного материала. Чуешь, мент? Но как я сказал, человек особенная вещь, его нельзя характеризовать подобным «макаром»… Видя, как Владимир пошевелил руками, мужчина повысил голос, и в его голосе глупое самодовольство снова уступило место железной жестокости: – Ну, ты, мудило, не расслабляться! Руки за голову! Вот так! Слушать можешь – расслабляться нельзя. Пока твоя сучка идёт, я тебе лекцию прочитаю. Так вот, человека идентифицируют, в отличие от шезлонга ещё с профессиональной стороны. Потому что он – процесс жизни. Кому-то дано ползать, кому-то управлять. И самое главное в этом процессе – башка! Она дана ему, чтобы постигнуть ис-ти-ну. Понял, мент, ис-ти-ну! Владимир слушал откровения сумасшедшего бандита вполуха. Он лихорадочно искал пути спасения, но не своего, личную жизнь он в расчет уже не брал. Главное, как спасти его любимую девушку! Что можно сделать, чтобы предупредить Кристину? Закричать? Но вряд ли она услышит такой слабый голос. Кроме того, преступник не даст даже рта открыть. У него – пистолет с глушителем. И простой хлопок не остановит Кристину за дверью… – Мент, чего побледнел? Слушай меня, а не собственную грешную душу. Но всегда ли башка ведет к разумной деятельности. Тщеславие и жадность заглушают человеческий разум. Возьмём того же профессора Фрисмана. Кто он по сути? Что ему не хватало в богатом Иерусалиме? Жадность привела его к деградации как ученого, он превратился в алчного Гобсека. Недалеко ушел и его долговязый отпрыск. А где народная мудрость о том, что жадность губит даже обезьяну? Теперь возьмём тщеславие. Пошевели извилинами, долго ли жили самые известные люди? Если кто до сорока дотянул, так это лафа. Тщеславие погубило Пушкина, Лермонтова и многих других писак. Не далеко ушли политики: Александр Македонский, Наполеон, Джон Кеннеди… Преступник подошел к окну и издали бросил шезлонг к ногам Владимира. Из криминального чрева вместе с потоком словесной шелухи, наконец, выперло великодушие: – Присядь на дорожку! Отдохни чуток, прежде, чем отправиться на тот свет. Владимир усмехнулся и гордо поднял голову, а мысль сразу заработала в одном направлении, как использовать шезлонг в качестве орудия для атаки, а не для позорного сидения. Между тем мужчина продолжал изощряться в красноречии: – Скажи, мент, почему футбольный мяч влетает в сетку ворот? Ты, конечно, сейчас думаешь, что его забил нападающий. Я же тебе говорю: гол пропустил вратарь. Так? Молчишь? Ну, молчи, молчи.… Тогда скажи, почему эти двое стариков отбросили копыта? Потому что я их замочил? Отнюдь! Они сами вследствие своего безумно-халатного отношения к жизни допустили непростительную ошибку. Как вратарь прозевал мяч в собственные ворота, так 94 и они легкомысленно пропустили девять граммов свинца в собственные лбы. А могли просто-напросто не открыть входную дверь. – Если послушать, – не выдержал Владимир бесконечный поток наглого словоблудия, – то выходит, виноваты все, за исключением тебя! – Закон Ньютона знаешь? – Да пошел ты, ублюдок! – Закон Ньютона гласит: на всякий яд есть противоядие! – вошедший в эйфорию разглагольствования, бандит пропустил гневные слова Владимира мимо ушей. – Причина, неуважаемый мною мент, лежит не только во внешнем взаимодействии стариков с окружающей средой. Она скрыта в них самих. – Чего плохого сделали тебе эти почтенные люди? – Кого ты называешь людьми? Это – послушная гнилая жижа. В такой массе настоящие люди могут лишь утонуть. Или по собственной причине, или их засосёт болотная трясина. Ты думаешь, преступник выбирает жертву? Нет, жертва сама идёт к нему, благодаря своим безвольным действиям. Наживка любого, как вы, менты, говорите, «авторитета в законе» – пьянство, стяжательство, прелюбодеяние, взяточничество, коррупция. Да, наконец, те же тщеславие и жадность. Плюс глупость. А уж рыба сама знает, что ей делать, захочет – клюнет, захочет – уплывёт на дно. И вообще, жить в современном мире: для кого-то всегда смелость и борьба, а для кого-то подлая трусость и жалкое смирение. Чтобы в нем сохраниться, надо врать, предавать… В этот момент глаза преступника, остекленевшие от множества злых и неприятных фраз, приобрели выражение хищнической радости. Они даже засветились по-особому – желчно и ядовито. – А вот как раз на мою лекцию пришла новая слушательница.… Посмотрим, с чем же ты появилась? Показывай, да живенько! В коридоре стояла растерявшаяся Кристина, которая, увидев вооруженного преступника, в ужасе закрыла лицо книгой, будто Библия могла чемнибудь ей помочь. Неожиданно у незнакомца не выдержали нервы, и он открыл беспорядочную стрельбу, целясь в Кристину. Один за другим в комнате раздались глухие негромкие хлопки, но девушка воспользовалась Священным Писанием, как неким спасительным щитом, и пули, попадая в него, с треском отскакивали в сторону, одновременно высекая из обложки яркие синеватые искорки, похожие на огни электросварки. Казалось, что переплёт книги был сделан не из кожи, а из самого крепчайшего металла. Смертоносное оружие, которое преступник сжимал трясущимися руками, оказалось бессильным, и это бессилие разожгло в его безумных глазах неукротимую ярость, которая перекосила физиономию убийцы злобной гримасой ненависти. 95 Он уже принялся стрелять беспрерывно и по Кристине, и по Владимиру. И так же беспрерывно неслись во все стороны ослепительные искры, с неприятным хрустом впивающиеся в стены. Их светящийся сноп быстро возрастал в объёме и превратился в сплошной огненный круговорот. Вскоре этот фантастический вихрь образовал огромную зияющую воронку, которая наподобие магнита начала втягивать обоих молодых людей во вращающийся феерический конус. И они оба помимо воли стали проваливаться в бесконечную крутящуюся бездну. Всё же Владимир успел левой рукой дотянуться до любимой девушки, а правой крепко ухватиться за острый край вращающегося основания этого непрерывно крутящегося перевёрнутого конуса. Но вдруг центробежная сила больно рванула его за грудь, и он, не удержав дорогое ему существо, задыхаясь от горя, со стоном полетел в сторону от ярких огней в туманное белое пространство, постепенно принимающее прямоугольные формы и затем оказавшееся обычными стенами и потолком. 11 2 АПРЕЛЯ 2002 г. 9.50 – 10.00 – Мужчина, – умоляюще позвала Владимира из мучительного небытия тонкая юная особа лет восемнадцати, – пора принимать лекарства. Давайте вашу руку, я сделаю укол с витаминами… Владимир открыл глаза. Господи! Опять с ним что-то произошло. Снова полуобморочное состояние! А может быть обычный сон? К счастью, на самом деле так оно и есть – кратковременное забытье, похожее на сон. Наверное, спорадический результат воздействия каких-нибудь психотропных таблеток, которыми, по всей вероятности, напичкали его услужливые местные лекари? Он внимательно оглядел пришедшую девушку и тихо спросил: – Вы кто? – Я сменила Анну Федосеевну, предыдущую медсестру. – Которое сегодня число? – как заведенный автомат спросил Владимир, внутренне ругая себя за дурацкие вопросы. – Второе апреля. – Опять я спросил не то. Сколько сейчас времени? Сколько часов? – Почти десять утра. Уже начался обход, ждите врачей. Она неумело сделал укол и, смущенная своей неопытностью, быстро покинула палату. Её каблучки задиристо и молодцевато зацокали по белому кафелю. 96 Владимир сразу глянул на полуоткрытую тумбочку. В ней, кроме серой полумглы, ничего не было. Никакого спортивного костюма. И мысли снова суетливо продолжили свой бег: «Значит, судя по времени, все, что сейчас случилось – сон, эфемерное наваждение. Пустая фикция. Но стоп! Кристина недавно вышла из больницы. Это произошло вполне реально. Как реально то, что в мире существуют бандиты наподобие «Квадрата», «Быка»… Чтобы завладеть Библией они способны совершить самый отчаянный, самый дерзкий поступок. Ужас, увиденный им во сне, может произойти на самом деле! Не со мной, сюда они не доберутся. Да и зачем им немощный человек? Библия находится у Кристины. По какой причине я её не предупредил!? Она должна знать, что в фолианте с изящной оболочкой скрывается раритет, который годы превратили в настоящее исчадие ада, несущее с собой зло. Нет, опять я подумал не то. Простонапросто, умное и светлое содержание древнего свитка временно оцепила темная паутина насилия. Слава Богу, отвратительные тенета никогда не отличались прочностью! Так и вся жизнь – сплошное переплетение добрых и злых дел. Но что же я пассивно валяюсь на койке? Надо поскорей помочь убрать из жизни то, что связано со злом». Владимир снова потянулся к «мобильнику». – Оперативный дежурный слушает! – пророкотал в трубке незнакомый бас. – Где Тарабурин? Он ещё не ушёл. – Даю «трубу». Через несколько секунд он услышал усталый голос товарища: – Да, Тарабурин на проводе. – Это опять Головко. Слава Богу, что я тебя застал. У меня есть огромнейшая просьба. – Что? Снова «жмурик»? – полушутливо, полу озабоченно проворчал друг. – Оставим шутки на второе. Я очень беспокоюсь за судьбу Кристины. Раз уж такая закрутилась катавасия, нельзя терять ни минуты. – Ты о своей жизни больше думай! Герой… – Слушай меня внимательно и не перебивай. И Кристине, и её родителям сейчас грозит смертельная опасность. Это я тебе говорю на полном серьёзе и за свои слова несу полную ответственность. Мне пока не удалось установить, откуда может прийти к ним беда, дело очень запутанное. Дай Бог, чтобы я ошибся. Короче. Ты можешь с нарядом милиции срочно прибыть на квартиру Кристины? Куда мы с тобой на прошлой неделе заходили. Понял? Сделай это срочно. Ради меня… Тут двери палаты распахнулись, и к Владимиру степенно прошествовал кортеж из пяти человек, одетых в белоснежные медицинские халаты. Самый пожилой из них укоризненно покачал седой головой: 97 – Что происходит в реанимационной палате? Медсестричка, почему здесь у больного находится мобильный телефон? Немедленно уберите! Юная девчушка, покраснев до корней волос, быстро выхватила из рук Владимира современное средство связи и опрометью выскочила из палаты. Молодой человек услышал, как её стройные ножки автоматной очередью прошлись по коридору, словно он явился виновником её оплошности. А старичок погрозил указательным пальцем в направлении капельницы, одиноко стоявшей в углу: – Безобразие! Таких мнимых больных надо метлой гнать из больницы. Потом он обратил взор на медицинскую аппаратуру, хаотично нагромождённую возле кровати: – А вы, больной? Как вы можете столь безрассудно вести себя? Ещё вчера вечером вы принесли нам массу огромнейших неприятностей. Неслыханная легкомысленность! И только после этого вступления врачебное светило сердито обернулось назад и испепелило взглядом заведующего отделением: – Никого к нарушителю не допускать! Даже на расстояние одного шага. Спустив пар, который в достаточно большой мере накопился в повидавшем виды организме доктора, он с вежливой улыбкой наклонился над Владимиром: – Ну, молодой, человек, как ваши делишки? 12 СПУСТЯ СУТКИ (ЭПИЛОГ) Конечно, Владимира никуда не «вытурили», но указание седого доктора было выполнено безукоризненно. По крайней мере, в течение суток. За это время острая боль покинула молодого человека, но зато появилось нестерпимое желание услышать подробности событий, прошедших без его участия. И когда на следующее утро он увидел счастливое личико Кристины, то искренней радости не было предела: – Выкладывай, был Игорь у вас дома? – Мы договорились, что обо всем он расскажет тебе лично. Сейчас он за дверью. По-моему, твой друг – очень пробивной человек. Сейчас он пробивает последний медицинский бастион. Владимир слишком хорошо знал характер напористого друга, поэтому сразу её прервал: – Ему мыла не надо. Пролезет в любое отверстие. Сломает любую преграду. А дряхлых старичков уговаривать – раз плюнуть. 98 – Нет, милый, я не о том, Главный врач нас пропустил.… А вот Игорь увидел в коридоре юную симпатичную сестричку, дежурившую в эту ночь. Короче, её невинный взгляд сразил твоего смелого друга наповал. Теперь он не может прорваться сквозь путы очарования медицинской Сандрильоны. – Почему именно Золушки? – Уж очень она мне напоминает одну старую литовскую актрису, сыгравшую когда-то роль Золушки… – Ну что вы, ребята, с кислыми минами смотрите друг на друга? – нарушая больничный этикет зычно и громко засмеялся вошедший Тарабурин. – Вам больше делать нечего, как промывать косточки несчастному капитану милиции, привыкшему влюбляться с первого взгляда? Пусть лучше больной доложит о своем драгоценном здоровье! – Ты греческую пословицу слышал? «За больным наблюдает врач, а излечивает Природа». Глянь на улицу, мне даже с койки видно: по городу шагает весна! Недаром апрель по-украински зовётся нежно и ласково – квитень. Не испытывайте моё терпение, рассказывайте всё по порядку. Сначала ты, Игорь. –Уволь! Начать должна Кристина, – загрохотал Тарабурин, – нас твои педики-медики-чудики пустили всего на пять минут. Особенно этот седой старикашка изгалялся. Будете, говорит, хамить, вообще не пропущу. – Кристина, давай, ты, – согласился Владимир, – кстати, где Библия? – Вот с неё-то я и начну. Помнишь, ты позавчера вечером, как угорелый, сломя голову выбежал из машины? – Ну да, за Эмилем Фрисманом, человеком в зелёной шляпе. – Я долго думала над твоими дневными злоключениями, о которых ты мне не особенно распространялся. Но на твоём лице, как обычно, можно было прочитать всё. Пока ты шел по взморью, я решила посмотреть, что же кроется в твоей Библии, тем паче она лежала на заднем сидении. – Узнаю чисто женское любопытство! – на всю палату всхохотнул Тарабурин. Но девушка не обратив внимания на его фамильярность, невозмутимо продолжила рассказ: – .Я взяла из «бардачка» твой перочинный ножик и надрезала ту обложку, которая мне показалась чересчур толстой. И вот что обнаружилось! После этих слов Кристина открыла портфель, где помещались конспекты лекций, и вынула тонкий пакет из прозрачного целлулоида. В нем просвечивался желто-серый кусок пергамента, сплошь исписанный непонятными знаками. Друзья поочередно осторожно осмотрели фрагмент свитка – древнюю реликвию, которая невольно вызвала у них почтительное уважение. Казалось, в их руках очутился таинственный листок земной истории, изготовленный из тончайшего стекла, который может при неосторожном обращении разбиться и тем самым нанесёт для всего мира непоправимый урон. 99 – Ты слишком долго не появлялся, и мне пришлось положить пакет в свой портфель, а Библия осталась лежать там, где лежала, на заднем сидении «Фольксвагена». Потом, отчаявшись тебя увидеть, я села за руль и спустилась по объездной дороге прямо к морю, там увидев тебя, лежавшего в луже крови, вызвала «скорую». Затем я поехала в больницу и уже ночью отогнала твою машину в гараж. С тех пор, пакет остался у меня, а Библия – в лимузине, то есть в гараже. Владимир ещё раз осмотрел свиток и зачарованно прошептал: – Уникальная вещь! – Прежде всего, это – вещественная доказательство, которое я должен по долгу службы немедля отправить в следственную часть, - пробурчал Игорь, вы должны благодарить Всевышнего и моё противозаконное молчание о том, что эта ценность до сих пор находится у вас. – Ну, теперь рассказывай ты, – Владимир повернул голову в сторону капитана Тарабурина. – Моя роль оказалась небольшой. С двумя нашими «гавриками» я на «газоне» примчался к родителям Кристины. Естественно, нашёл их целыми и невредимыми. Вот и всё! – Как всё? А человек в зелёной шляпе… – Как только я вышла из больницы, меня встретил Эмиль Фрисман, – произнесла Кристина. – В зелёной шляпе? – Никакой зелёной шляпы! Он был одет в другую одежду, а узнала я его по походке и, кроме того, он сразу мне представился. Он уже всё знал и просто поинтересовался, где находится Библия – реликвия его отца. – И что же ты ему сказала? – Правду. Ведь, Библия на самом деле лежала в твоём гараже. – Теперь слово снова переходит ко мне! – торжественно провозгласил Игорь, как будто чувствуя себя на трибуне перед огромнейшей аудиторией слушателей. – Только не тяни время и не кричи, – прошелестел Владимир, – а то сестра вас попросит из палаты. – Не беспокойся! Её сердце под прицелом, но твое ретивое моя новость может немного затронуть. Так что не особенно проявляй свои эмоции. Представляешь, возле строящегося кафе вчера был найден ещё один труп. – Я же вас предупреждал. Это – Фрисман! – попробовал Владимир изобразить звук хотя бы отдаленно похожий на крик. – Ты малость того… этого… малость, – тактично начал подбирать слова Тарабурин, чтобы не задеть самолюбие раненого друга. Однако Владимир сам понял, какую непростительную глупость он «отморозил», потому как покойники ходить не могут: – Извините, ребята, врачи такую дрянь колют, поневоле «крыша поедет». Кристина же с ним вчера разговаривала. Но тогда кто? 100 – Крутой. Один из местных керченских авторитетов. Но о нём позже. Вчера вечером наши милицейские мужики перехватили телеграмму, предназначавшуюся покойной Злате Менделевне. В ней её брат Давид Фрисман сообщал о смерти своего сына Эмиля. Бедняга был найден возле международного аэропорта в Иерусалиме. – Выходит, что человек в зелёной шляпе – вовсе не Эмиль Фрисман? – Точно так! Вчера же наши «следаки» сопоставили факты, сделали соответствующие запросы и установили, что твой мнимый Эмиль Фрисман на самом деле является крупным гангстером, живущим в Израиле. К слову, раньше он гастролировал в Союзе, неоднократно бывал в Керчи. – Но откуда они узнали о существовании Эмиля Фрисмана? – Здравствуйте, я – ваша тётя! Да мне сама Кристина рассказала в ту тревожную ночь, когда ты размышлял в какую степь податься. Или на тот свет или пока покоптить небо на этом. Спасибо, что Кристина догадалась после своего утреннего разговора с гангстером немедленно позвонить мне. Для того, чтобы взять его в твоём гараже пришлось посылать отряд спецназовцев. На счету «Лжефрисмана» такие подвиги, что герои американских кинобоевиков ему в подметки не годятся. Понял, герой невидимого фронта, умело замаскировавшийся под работника налоговой инспекции? – Иди ты со своими глупыми шуточками, – рассердился Владимир, – он, ведь, запросто мог убить Кристину. – Матёрым бандюгам это совершить большого труда не составляет, – убеждённо заявил Тарабурин. – Ну, вот что! Хватит тянуть резину, рассказывай сейчас же всё, что тебе известно. А то приходится из тебя вытягивать слова по копейке. – Хорошо. Мой знакомый, работающий в следственном отделе, сообщил мне по секрету некоторые данные. «Лжефрисмана» раскалывать не пришлось, он сразу всё выложил следствию, изобразив случившееся в виде своего небольшого приключения. Он узнал о существовании свитка от болтливого племянника Златы Менделевны, затем связался со своим бывшим знакомым керченцем Фёдором Дицем, который был известен в преступном мире, как человек, ворочающий крупными финансовыми суммами. Тот пообещал найти покупателя. Дни Эмиля Фрисмана были сочтены. Его жизненный путь закончился буквально перед вылетом на Украину. По стечению обстоятельств убийца очень походил на Эмиля. Когда бандит оказался в Керчи, Фёдор Диц запросил за свои посреднические услуги гораздо большую сумму. Но преступник его перехитрил, он сразу бросился проверять наличие покупателя. Съездив в Симферополь, где якобы проживал подпольный миллионер, «лжефрисман», естественно, никого не обнаружил. Это чрезвычайно озлобило международного гангстера. А Фёдор Диц тоже не медлил, посчитав, что гангстер решил обойтись без него, он послал Влачугу утром первого апреля к несчастной старушке, а, узнав, где находится Библия, начал действовать по собственному плану. 101 Сначала убрал с дороги некоего Ступакова, твоего «Хохмача» из Москвы, который зверски растерзал Злату Менделевну и сразу оказался лишним Когда же гангстер снова появился в Керчи, он моментально разобрался в сути происходящих событий. В результате чего появились ещё два трупа: Влачуги и Фёдора Дица. «Лжефрисман», несомненно, завладел бы свитком, не соверши он первую ошибку, оставив Библию у бедной старушки на время поездки в нашу крымскую столицу.… Теперь, пожалуй, всё… – Ты сказал о первой ошибке бандита, но не назвал вторую, – поинтересовалась Кристина. – Опять женское любопытство! Вторая ошибка состоит в том, что он вчера нарвался на существо более хитрое и более умное, чем он, которое, не будь Владимир моим другом, я бы с удовольствием отбил. – А твоя вторая плохая черта характера – отвратительная самонадеянность, – отрезала рассерженная девушка. – Какова же первая? – не успокоился Игорь. – Твоя болтливость! – не выдержал Владимир. – Столько наплёл, когда всё можно было объяснить в двух словах. Неожиданно Тарабурин зашелся в гомерическом хохоте, чем вызвал огромное удивление Кристины и Владимира. Вдоволь насмеявшись, он поясняюще объявил: – Это у меня вроде бы нервный срыв. Реакция на суету последних дней. Но и на самом деле я чертовски рад за вас. Видите, сколько может натворить один злой человек. Из его смертного списка случайно выпал один человек. Наш общий друг Владимир. Так что благодари, Володя, свою судьбу и… Кристину. – Вот бы посмотреть на растерянную рожу громилы международного класса в тот миг, когда он не обнаружил свиток! – с волнением произнесла Кристина. – Всё хорошо, что хорошо кончается, – риторически добавил Тарабурин, – как у нас на Урале говорят: не верь началу, а верь концу. Последние слова были сказаны твёрдо и уверенно, словно Игорь поставил окончательную точку в этой непростой истории… … А спустя несколько лет Владимир из окна своей кухни неожиданно заметил, что в небольшой расщелине, которая образовалась в стыке балконных плит, с завидным постоянством гнездятся скворцы. Они вдвоём с Кристиной полюбили слушать их лирические рулады и в такие минуты Владимир, с нежностью глядя на свою верную подругу, каждый раз вспоминал свой ирреальный космический полёт на родную планету с прекрасным названием Земля. В его памяти мелькали благородные лица Иисуса Христа, Стины Рик , Блоны Вюс и Керса Пока, которые почему-то очень походили на лица близких ему людей. И каждый раз он сожалел о том, что так и не узнал содержание письма одного из апостолов, начертанного на куске пергамента. 102 Кроме того, Владимир каждый раз обещал себе: надо обязательно приобрести Библию и не по рассказам местного священника, выступающего с интересными проповедями на телевидении, а самому узнать как можно больше о жизни самого известного и самого почитаемого человека за всю земную историю. Но мы-то знаем, что в отличие от наших меньших братьев по развитию и разуму, человек – существо, не отличающееся постоянством. Оно с течением времени способно забывать даже самые волнительные жизненные мгновения, а не только собственные обещания. ЗАЛОЖНИЦА (Самый короткий детектив) Посвящается дочери Инессе. «Что будет, если скрестить ужа и ежа?» – спрашивает армянское радио и само себе отвечает: «Два метра колючей проволоки». Трудно посчитать длину полосы заграждения, которая образовалась в результате брака Бориса Васильевича с Ириной Фёдоровной, происшедшего более сорока лет назад. Зато, кроме «колючки», в нём было всё: и малозаметные препятствия, носящие среди сапёров краткое обозначение «МЗП», а у супругов выражающиеся в виде едких взаимных подначек; и непроходимые завалы, в виде крупных семейных ссор с последующими продолжительными «маневрами» в молчанку; и минные поля, расставленные с дистанцией в два или три кризисных месяца, когда супруги просто-напросто разъезжались в разные стороны; и даже чудовищные эскарпы, наподобие обыкновенного обоюдного мордобоя. Правда, с годами супружеские военные игры начали носить более миролюбивый характер, инженерно-сапёрные хитрости перестали иметь режущую остроту и их совместная жизнь стала постепенно налаживаться. Зато возникли неожиданные сентиментальные проблемы со зрением, слухом, вкусом и даже обонянием. Что для слабой эгоистичной натуры Бориса Васильевича представлялось совершенно чёрным, то для неукротимой и бурной Ирины Фёдоровны, готовой к героическому самопожертвованию во имя своих праведных интересов, вдруг приобретало светлые оттенки или вовсе молочно-белый фон. 103 Стоило постороннему человеку произнести ничего не значащую фразу, то она мигом воспринималась обоими супругами абсолютно по-разному. Да что там фраза! Даже одно единственное слово, к примеру, обыкновенное русское слово «лук», для Бориса Васильевича ассоциировалось со съедобным овощным растением, а для Ирины Фёдоровны с грозным боевым оружием предков. В одночасье они охладели к горячо любимому украинскому борщу и жареной картошке с салом. Теперь супруг не мог и дня провести без кислых щей и свекольного салата, в то время как супруга постоянно готовила противный картофельный суп и пекла мучные оладьи, перемежая их скользкими, словно студень, блинами. Но, опять же к слову, отметим: последние два критические замечания на счет пищи высказывались преимущественно Борисом Васильевичем. Ещё хуже дела обстояли с обонянием. После каждого посещения седовласым мужем Ирины Фёдоровны всем известной комнаты, которой благородные французы дали не менее благородное и красивое название туалет, супруга четверть часа обрабатывала её всевозможными дезодорантами. И только спустя половину суток могла пользоваться столь необходимым достижением цивилизации. А Борис Васильевич, наоборот, едва жена открывала флакон с цветочными духами, принимался натужно чихать, показывая первые признаки наступления аллергии. Обстановка вновь стала накаляться. Но однажды в противоречивом существовании супругов произошла чудесная перемена: в хмурое ноябрьское утро у них появилось премилое худосочное создание с прекраснейшим именем Даша. Оказалось, что этот удивительно нежный земной ангел был полностью неприспособлен к нормальной человеческой жизни в условиях средней российской полосы с её холодными и снежными зимами. Несколько лет промучавшись с непреходящими простудными заболеваниями, Дашенькины родители совершили единственно правильный шаг: отвезли тепличное существо на юг к бабушке и дедушке, только-только вышедшими на пенсию. Бледнолицый «хилёныш», как критически Дашенька называла саму себя, в мгновение ока победил растущую неприязнь Бориса Васильевича и Ирины Фёдоровны к друг другу, и они перестали обращать внимание на всевозможные колкости, то и дело вылетающие из их уст. А слова любви и нежности, копившиеся в заскорузлых сердцах диаметрально противоположных по характеру людей, широким нескончаемым потоком, похожим скорее на низвергающийся водопад, полились на золотистую головку Дашеньки. Внучка моментально восприняла такую безграничную страсть. И это было вполне закономерно, потому что Ирина Фёдоровна не могла провести ни минуты без своей любимицы, а Борис Васильевич самоотверженно мастерил ей 104 различные безделушки, совершенно забыв о том, что где-то пылятся его драгоценные игральные карты. В исключительном взаимопонимании и счастливой семейной идиллии пролетело немногим более шести месяцев. Наступила средина мая, принесшая в степные районы Крыма восхитительно теплую погоду. Для Ирины Фёдоровны один из воскресных майских дней начался с праздничной суматохи. – Отец, – разбудила она супруга, укоризненно качая головой, – кончай ночевать. День рождения Дашеньки проспишь! – Чья бы корова мычала…, – попробовал по старинке высказываться Борис Васильевич в противовес словам своей чересчур хлопотливой половины, но вовремя спохватился. – Ой, и правда! Солнышко уже высоко. Мою плешь, как сковородку нагрело, впору блины печь. Когда Оксанка с мужем приезжают? – И тебе не совестно у меня спрашивать? Ну, Господь мужика дал! Ты чего? Разве не помнишь, что пригородный поезд приходит в Северокрымск в половине первого? Осталось всего ничего, – по-прежнему ворчливым голосом пробарабанила Ирина Фёдоровна, заведя старую пластинку. Но тоже скоро опомнилась и с извинительной улыбкой закончила свою тираду: – Ладно, ещё можешь поваляться. Куда тебе спешить? Добро бы на работу. Но тебя теперь только истопником примут. … И то после смерти. – Ничего, Фёдоровна, я пекло так раскочегарю, что тебе даже в зимнюю пору жарко станет! – улыбнулся в ответ супруг, прилежно поглаживая пучки седых волос, топорщившихся возле ушей. Затем он встал, быстренько умыл лицо и появился на кухне, мурлыкая под нос какую-то древнюю мелодию под названием то ли «Рио-Рита», то ли «Кумпарсита». – У тебя, отец, голова есть? – Вроде того. – Перестань орать! Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела. Дашеньку разбудишь. Вчера бедняжечка до трёх часов ночи не могла заснуть. Один раз даже кашлять принялась. Пришлось редьку с мёдом давать. – Наверное, известие о приезде родителей Даринку взбаламутило? – предположил Борис Васильевич. – Не Даринку, а Дашеньку. Сколь тебя учить можно? Даринка не звучит. – Наоборот, Дашенька напоминает змеиное шипение. Она же у нас не гадюка, а божий дар. Подарочек. Даринка!! – Тьфу! Вечно ты со своими дурацкими заскоками. Успокой извилины! Дашенька – и всё тут. Не смей искажать хорошенькое имя. Это не к добру. Лучше пораскинь мозгами, что ещё приготовить к приезду гостей? – А мне-то, какая забота? Торт ты сделала?… Кстати, знай – все лысые мужчины сексуальны. 105 – Да, испекла. Что-то твою хвалёную сексуальность по ночам совсем незаметно. – С лимоном и сметаной? В нашем возрасте сексуальность мужчины целиком зависти от сексуальности женщин. – Боже! Когда я тебя отучу соваться в женские дела, какая тебе разница с чем, ведь, все равно не ты жрать будешь? Лучше подумай, где спать будем? – Давно бы так! А то я забыл запах женского тела. – Жалкий клоун! – отрезала Ирина Фёдоровна, показывая, что дальнейший разговор для неё потерял актуальный смысл. Но всё же после небольшой паузы произнесла: – Раскладушку с гаража принес? – Притащил. – Вот и хорошо. Она – для тебя. Зятя уложим на старое раздвижное кресло. Оксана будет спать на твоём ободранном диване, а мы с Дашенькой – на своём обычном месте, в спальне. Понял? – деловито распорядилась властолюбивая хозяйка дома. В этот момент на кухню заглянуло худенькое заспанное личико Даши. – Папа с мамой приедут? – Сердечко моё, лапушка моя, драгоценность ты, ненаглядная! Чего в такую рань поднялась? Иди, котёночек в спаленку. А почему без тапочек, голубонька сизокрылая? – обеспокоено заворковала бабушка, ласково прижимая внучку к себе. – Смотри, под глазами огромнущие синяки! – с тревогой пробасил Борис Васильевич. – Ребеночек явно не выспался! – Типун тебе на язык! Чтоб у тебя самого глаза лопнули! Каркаешь, точно старый ворон! – сердито взругнулась Ирина Фёдоровна и тут же сладеньким голосочком снова запела. – Иди, дитятко, в кроваточку. Рано ещё. Видишь, птички не проснулись. Иди поспи, козлёночек ненаглядный. – Котёночек, козлёночек, ребёночек… Бабушка и дедушка, сколько раз вам говорить, что я – не ребёночек, не козлёночек и не телёночек? Я – ребёныш. – Ладно, ладно. Ребёныш так ребёныш, – примиряюще проронила Ирина Федоровна, – только долго шнуркаешься. На, возьми тапочки да быстрёхонько надевай. И – марш в постелю! – Все равно спать не буду. И птички уже давно проснулись. Я слышала, как они щебетали, – захныкала Даша. – Отец, не стой, точно трухлявый пень! Иди уложи ребёныша. Почитай ей сказочку. Может, уснёт? Время-то – девяти ещё нет. Шутка ли – девка всю ночь не спала. – Как её заставишь? Она – не игрушка! – Боже! Займи чем-нибудь. Мне ещё вареники осталось наделать. Ты, ведь, знаешь, что они для зятя – самое лучшее блюдо. – Ирочка, – дёрнула Даша свою бабушку за фартук, весь усыпанный белой мукой, – я тебя спрашиваю, а папа с мамой приедут? 106 – Боже! – умиленно всплеснула руками Ирина Фёдоровна. – Да меня за всю жизнь никто Ирочкой не называл! Даже ты, отец. Ни разу! Спасибоньки тебе, крохотулечка, солнышко моё ясное. Иди девочка, полежи с дедушкой. Твои папа и мама обязательно приедут. Мне же ещё надо несколько пельменей для себя состряпать, уже забыла, когда в последний раз пельмени ела. Или вот что: отец, накорми ребёныша манной кашей, сытая-то скорей заснёт. Но едва Ирина Фёдоровна успела замесить тесто, как раздался пронзительный звонок. – Боже! Мёртвого поднимет! – рассердилась бабушка. – Отец, иди открой. Не слышишь трезвон? Глухомань. На пороге появилась Клара Генриховна со своими детьми. Броско и вычурно одетая соседка. Когда-то она училась в одном классе третьей Северокрымской школы вместе с их единственной дочерью Оксаной. – Ирина Фёдоровна, – затараторила она от порога, – пусть мои лоботрясы у вас чуток посидят. Мне надо за хлебом сбегать, вчера забыла купить. Их одних оставлять очень боюсь. Позавчера мне Эрнст решил квартиру спалить. Он, точно загипнотизированный, за спичками тянется. Скорей бы в школу сбагрить. У самой годы бегут, – не остановишь, а у него всю дорогу пять с половиной. – Вам бы, Клара, о возрасте беспокоиться!? – с иронией промолвил Борис Васильевич, стоя, в прихожей, как неприкаянный истукан. – Отец, шёл бы ты на кухню, – строго посмотрела на супруга Ирина Фёдоровна. А соседка слегка хлопнула малыша по стриженой голове: – Эрнст, сколько тебя можно учить? Что ты должен сделать, придя в чужую квартиру? – Ну, привет! – хмуро вымолвил мальчишка и потом с укоризной добавил. – Ты же мне рта не даёшь открыть, всё сама талдычишь. В то же мгновение девочки потащили его в Дашину спальню, которая почти до потолка была напичкана всевозможными игрушками, купленными в ближайшем магазине уценённых товаров. – Иди, иди, Клара, да не забывай, что сегодня Оксана приезжает, твоя наилучшая школьная подруга! – доброжелательно проговорила Ирина Фёдоровна. – Что вы? Как же я могу забыть? Ведь, сегодня вашей Дашеньке исполняется семь лет. Только мы вас поздравим чуточку позже, я подарок ещё не купила. – Не надо нам никаких подарков, приходите с детьми на праздничный обед. Ровно в два часа. – Обязательно, – воскликнула Клара, закрывая дверь, – я быстренько в магазин слетаю. Заодно что-то Дашеньке куплю. И действительно, на этот раз беспечная соседка сдержала слово и вопреки ожиданиям Ирины Фёдоровны вернулась всего через полчаса. 107 Теперь каждый занялся своим делом. Ирина Фёдоровна с удовольствием стала готовить полюбившиеся зятю украинские вареники с творогом и вишней, не забывая и о своём пределе гастрономических желаниях, о сибирских пельменях. Клара и Борис Васильевич непринуждённо болтали в гостиной, наперебой рассказывая друг другу свежие городские сплетни и пересыпая их солёными провинциальными анекдотами. Дети неистово носились, играя в прятки. Они с шумом и хохотом перебегали из одного жилища в другое, а потом и вовсе перебрались в трёхкомнатную квартиру Клары Генриховны, где вдали от пристальных взглядов взрослых им было гораздо интересней и веселей. Но уже примерно через полчаса из кухни раздался озабоченный голос Ирины Фёдоровны: – Отец, ты бы сходил, проверил, как там детки играют!? – Что с ними станется? – успокаивающе подняла вверх тонкие выщипанные брови молодая соседка. – Они же втроём. – Ничего с ними не сделается! – эхом отозвался Борис Васильевич. – Вот и я тоже самое говорю: втроём-то легше пожар раздуть! – не унималась Ирина Фёдоровна. – То на весь город кричали, то затихли, как мышата. – Погоди, Фёдоровна, я только анекдот Кларе доскажу и сразу пойду проверять «святую троицу». – Тебе, хоть пожар, хоть потоп: ни чем с места не сдвинешь. Как был легкомысленным ребёнком, когда сорок лет назад за мной ухаживал, так и остался им, дожив до седин! – Ох, «зачем меня мамаша родила…» – саркастически улыбаясь, пропел Борис Васильевич часть куплета из старой «блатной» песенки, которая была в моде у пацанов его двора в средине прошлого века. – Вот видишь, Клара, ему всё до лампочки. Он готов простить, кого угодно за грехи, которые прощению не подлежат, лишь бы ему, как грудному младенцу, было приятно и хорошо. Ну да ладно, горбатого могила исправит. Придётся самой сходить. Только сейчас воду поставлю кипеть. Пельмешечки надо опробовать, хотя бы по пять штучек. Так, о чём ты Кларе хотел на мозги покапать? – Зачем ты так? – с обидой произнёс Борис Васильевич. – А потому как ты со мной больше молчишь, нежели говоришь, – в тон ему проворчала супруга, вытирая руки о передник. – Тогда слушай, – ухмыльнулся супруг. – Севастополь. Жена готовит на кухне ужин, а муж перед телевизором читает газету… – Какой тут анекдот? У нас каждый вечер такое происходит! – с кислой физиономией прервала Ирина Фёдоровна велеречивого супруга. – Уважаемая, половина, прошу не перебивать. Неинтересно – ступай глядеть, как варятся пельмени... Так вот, рассказываю дальше. Севастополь… 108 – Затараторил одно и тоже, что было дальше? – не успокоилась Ирина Фёдоровна. – А дальше: слышится орудийный выстрел. Жена кричит: «Иван, почему стреляла пушка? Опять по телевизору маневры показывают?» – «Начальство из Киева приехало». Через минуты две снова раздаётся звук выстрела. «Иван, что? Теперь маневры показывают?» – «Я же сказал, начальство из Киева приехало» – «А что? В первый раз не попали?» – Клара, не слушай его чепушню! Сам родом из запорожских казаков, а поукраински – ни слова, хотя язык болтается, как у пса, туда-сюда, туда-сюда. Русофоб клятый! – Фёдоровна, ты опять путаешь. Не русофоб, а русофил, - попробовал Борис Васильевич утихомирить абсолютизм супруги. – Иди ты в задницу! – Фёдоровна… – Шагом марш к соседям! Немедленно веди деток к столу. Пельмени давно готовы, – громогласно приказала вконец рассерженная супруга. Борис Васильевич нехотя поднялся с дивана и, направляясь к выходу, тихо, чтобы ненароком не услышала Ирина Фёдоровна, зашипел: – Упёртая «западянка». Знал бы, женился на нашей запорожской бабе! Но уже через минуты три он вернулся с побледневшим лицом. – Даринки там нет, – разводя беспомощно руками, пробормотал уныло супруг. – Сколько тебе разов повторять одно и то же: внучку твою зовут Да-шенькой! – отчеканила Ирина Федоровна, не поняв глухой дребезжащий голос мужа. Однако уже спустя мгновение, она пронзила его совиным взглядом: – Как это нет? Ты мне дурку из себя не строй! Где же она ещё может быть? Иди обратно и без ребёнка не возвращайся! В это время следом за Борисом Васильевичем в узкую прихожую протиснулся Эрнст. Следом появилась его сестрёнка, рослая не по годам Юля. – Куда вы, ироды, Дашеньку подевали? – напустилась на них Клара. – Мы – ничего… Мы только в прятки играли, – тонким испуганным голосочком пролепетала Юля. – Отец, кому было сказано следить за ребёнком? Тебе, старому обалдую, лишь бы лясы точить! Без того, чтобы обнюхать грязные женские колготки, обойтись не можешь? Кобелина! В ответ на замечание о колготках молодая соседка успела гневно сверкнуть глазами на Ирину Фёдоровну, на большее она пока не решилась, потому что ситуация складывалась из пренеприятных. Все не сговариваясь, ринулись к выходу. Но напрасно Ирина Фёдоровна неистово перетряхивала завалы самодельных пристроек и шкафчиков на балконе и лоджии соседки, пробиралась внутрь объёмистых шифоньеров и заглядывала под объёмистые Кларины кровати. Малышки нигде не было! 109 – Юлька! Эрнст! Куда вы подевались, шпана несчастная? Бегите сию же минуту ко мне и выкладывайте, чем занимались? – строго закричала на детей Клара Генриховна. Эрнст, младший по возрасту, покраснел с ног до головы. Юля усиленно захлопала ресницами. – Юля, я тебя спрашиваю!? – Мы… ничего… мы играли в прятки, – снова будто заводная, пискнула девочка. – Ладно. Эрнсту пять лет, но ты-то уже в школу ходишь. Первый класс, дубина, заканчиваешь. Взрослая девка. Почему я должна слова выдавливать из тебя, как зубную пасту? Где Дашенька? – Не.… Не знаю. – Эрнст, где Дашенька? Мальчик надул губы, ещё больше покраснел, крупные слёзы, словно горошины, покатились по его пухлым щекам. – Господи, сплошное божье наказание, а не дети, – истерично выдохнула Клара, – позавчера чуть квартиру не спалили, сегодня Дашеньку потеряли. – Юля, ты – большая девочка, скажи, милая, где Дашенька? – вмешалась Ирина Фёдоровна. – Где Дашенька? – вслед за супругой еле слышно повторил Борис Васильевич. – Где вы её потеряли? – Мы её не теряли… Она – сама, – первым вышел из оцепенения Эрнст. – Ребята, вы не бойтесь, мы вас не покусаем. Расскажите всё по порядку, чем вы занимались, когда ваша мама пришла из хлебного магазина? – собравшись с духом, спокойно промолвил Борис Васильевич. – Сначала мы играли в комнате у Даши, – тихо заговорила переволновавшаяся Юля. – А потом? Чем вы занимались потом? – Потом Эрнсту надоело стирать нашим куклам платья и... и… – Чего ты тянешь кота за хвост? Я не видела, чтобы вы брали воду. Не надо нам врать! – разъяренно накинулась на свою дочь соседка. – Быстренько отвечай дедушке, чем вы занимались потом? – Юлечка, – подала слабый голос Ирина Фёдоровна, вытирая выступившие слёзинки, – миленькая, скажи деточка, чем вы стали заниматься? – Она вовсе не врёт. Я стирал платья, только понарошку, без воды, – успокаиваясь, произнес Эрнст, – а потом я предложил поиграть в прятки. Один раз играли в вашей квартире, а после – в нашей. У нас места для прятанья больше. – Опять брешете, – засомневалась Ирина Фёдоровна, – кто вам двери открывал? – Не-е, я не вру. У Юлечки завсегда ключи с собой, а ваша дверь была открытой. – Отец, ты ходил за Дашенькой. Дверь была открытой? 110 – Да. – Вот ещё пример твоего безответственного поведения! Кто должен следить за дверями? Если что с Дашенькой случится, я твою лысину по лестнице размозжу. – Фёдоровна… – Молчи, старый козёл! Тысячу раз тебе повторяла: смотри за Дашенькой, смотри за Дашенькой, не упускай её из виду... Кларочка, стоит мне заняться делом, у него обязательно что-нибудь произойдёт. То девка головой о батареи брякнется, то палец дверью прищемит. Всю жизнь он мне испортил, всю жизнь. Видано ли дело: сорок лет подряд от его фокусов сердечные капли пить? – на глаза Ирины Федоровны снова накатились слёзы. – Где вы, Юлечка, прятались? – спокойно, не замечая горестных причитаний супруги, проговорил Борис Васильевич. – Сперва в квартире, потом в подъезде. – Где, где? Но едва он успел переспросить, как присутствующие суетливо ринулись на улицу. Когда-то их дом строился специально для городской руководящей элиты. На каждой лестничной клетке располагались всего две квартиры, посредине каждого пролёта были оборудованы большие и просторные подсобные помещения, которые постоянно закрывались на замки. Зато в подъезде вряд ли смогла укрыться даже крохотная мышка. – Разве здесь спрячешься? – закричала Клара на свою дочь, тряся её руками, ухватив за яркий нарядный сарафанчик. – На крыше можно, – пролепетал Эрнст, спасая сестрёнку от цепких материнских рук. Опять все, не сговариваясь, бросились взбираться по лестнице на пятый этаж, к небольшим железным дверям, ведущим на крышу пятиэтажки. Затем они тщательно осмотрели вентиляционные отверстия и технологические приспособления. Девочка словно испарилась. Тогда Борис Васильевич, боясь, что Дашенька могла просто-напросто свалиться с крыши в заросли дикой вишни, опрометью кинулся вниз. Он оббежал вокруг дома, обшарил прилегающие к зданию кусты, но тела девочки не обнаружил. Насмерть перепуганные участники поиска снова собрались в подъезде. – И долго вы играли? – обратилась к ребятишкам совсем расстроенная Ирина Фёдоровна. – Не-е, – протянул Эрнст, – мультяшки про кота Леопольда начались. – Господи, – всплеснула руками красивая соседка, – кого я просила не включать без моего разрешения телевизор? А? Ты, видать, весь в отца пошёл – такой же неслух! 111 – Шелапуты, куда вы Дашеньку подевали? – истошно заголосила Ирина Фёдоровна. – Мультфильм начался в половине десятого, а сейчас уж одиннадцатый час идёт. – Успокойся, мать, – строго глянул на неё Борис Васильевич, – ребята ни в чём не виноваты. Он подошел к Юле и погладил её по чёрным кудряшкам: – Расскажи, Юлечка, по порядку. Итак, у себя дома вы продолжили игру в прятки? – Да. – Кто прятался первым? – Эрнст. – Где? – Мы его на крыше застукали. Он за старой будкой прятался, возле входа на крышу. – Я с тобой, Эрнст, потом разберусь! Ты у меня навсегда забудешь туда дорогу или у меня самой от тебя крыша поедет! – ожесточённо пригрозила Клара Генриховна, опять наградив мальчишку увесистым тумаком. – Оставь его, Клара Генриховна, дай мне поговорить. Юлечка, а потом что? – Потом он стал голить… – Как это – голить? – Искать нас. – Где спряталась лично ты? – В спальне, под кроватью. Он меня сразу нашёл. – А Дашенька? – Даша спряталась на улице возле дверей, которые ведут в подвал. Услышав эти слова, Ирина Фёдоровна мгновенно встрепенулась, искорка надежды промелькнула в её покрасневших глазах: – Надо немедленно осмотреть подвал. Отец, беги за карманным фонариком! – Погоди, Фёдоровна, не суетись! – ещё тверже произнёс Борис Васильевич. – А ты, Юлечка, продолжай. – Эрнст побежал искать Дашу, но нигде не нашёл, поэтому вернулся домой. Тогда я побежала за ней… – И что? – Она ещё раньше мне сказала, где будет прятаться, но там её не было. Я немного поискала и вернулась. Братик уже включил телевизор и смотрел мультик. – А где Даша? Почему ты не спросила у него про Дашу? – Я спросила, но он мне не сказал, что Даша ушла домой. – Эрнст, ты, почему сказал, что Дашенька ушла домой? – А куда ещё она могла уйти? В хлебный магазин что ли? Наступило тягостное молчание, которое нарушила Ирина Фёдоровна: 112 – Ты что, старый козёл, задницу оттопырил? Бегом в квартиру за фонариком, будем подвал осматривать… Борис Васильевич и Ирина Фёдоровна с упорной тщательностью исследовали все подвальные закутки. Дом был небольшой, всего два подъезда, вскоре стало ясно, что и здесь девочки нет… – Нужно немедля звонить в милицию! – высказала своё категорическое резюме Ирина Фёдоровна и засеменила домой. Борис Васильевич уныло поплёлся за супругой. У подъезда их встретила Клара с детьми. – Ну, как? – спросила она для того, чтобы только спросить. По горестным лицам пожилых супругов было видно, с девочкой случилось нечто непоправимо страшное. Всё, что старики видели на экране телевизора, ругая современную жизнь, или узнавали из разговоров посторонних лиц, теперь непосредственно затронуло их самих. Затронуло безжалостно и жестоко. В день рождения несчастной внучки, когда вот-вот должны были появиться её родители, которые в эти минуты ещё могли радоваться предстоящей встрече. Безысходность ситуации угнетающе действовала на психику. И Борис Васильевич и Ирина Фёдоровна никогда ещё не оказывались в таком скверном положении. Невозможно было определить хотя бы самые первые меры по спасению Дашенькиной жизни. Слишком фантастической и нелепой казалась мысль о том, что их внучку кто-то мог убить или украсть. У входной двери супруг догнал Ирину Фёдоровну, которая, опустив плечи, держала в руках клочок бумаги и бессмысленно шевелила побледневшими губами. Уж не случился ли с ней очередной сердечный приступ? Или, не приведи Бог, это были признаки приближающегося инсульта? В таком возрасте всякое бывает. Супруга молча сунула под нос Борису Васильевичу исписанный листок, видимо, вырванный из ученической тетради. Он дрожащими руками нацепил очки и принялся отчётливо произносить каждое слово: «САОБЩЕНИЕ НОМЕР АДИН ТОЛЬКО ТЫСЧА БАКСОВ МОЖИТ СПАСТИ ЖИЗНЬ ВАШЕЙ ДЕВАЧКИ ЖДИТЕ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ САОБЩЕНИЙ ПРО МИЛИЦЫЮ ЗАБУДЬТЕ». В глазах Бориса Васильевича неожиданно возникли яркие жёлтые точки, похожие на летящие небесные звёздочки или, скорее всего, искорки от костра. Они скользили по уголкам глаз, хаотично прыгая то вверх, то вниз. В тот же миг в ушах раздался тонкий продолжительный писк, напоминавший звук неисправного телевизора. Борис Васильевич впервые отчётливо почувствовал неимоверную тяжесть своего шестидесятилетнего тела. 113 Из полуобморочного состояния его вывел резкий голос супруги, теперь уже равный крику о помощи: – Что делать, отец? Он не знал, какие действия обычно предпринимаются в подобных критических случаях, и ещё больше растерялся. Вдруг его взгляд невзначай упал в противоположный угол лестничной площадки, и он поспешно подобрал две скомканные бумажки, затем, разложив их в определенном порядке, огласил их содержание: «САОБЩЕНИЕ НОМЕР ДВА СОГЛАСИЕ НАДА ПДТВЕРДИТЬ НАКЛЕЙТЕ НА ОКНО ЛИСТ БЕЛОЙ БУМАГИ ЖДИТЕ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫХ САОБЩЕНИЙ» Слабеющей рукой он протянул оба прочитанных листка в руки Ирины Фёдоровны, а сам взялся за чтение третьего: «САОБЩЕНИЕ НОМЕР ЧЕТЫРЕ МЕСТО ПЕРЕДАЧИ БАКСОВ…» – Читай, читай дальше, – заворожено прошептала Ирина Фёдоровна. – Бумага оборвана. – Боже мой, ещё одной напасти не хватало на мою голову! – сказала бледная, точно первый зимний снег, Ирина Фёдоровна, оборачиваясь к подошедшей Кларе, которая поднялась вверх, услышав содержание записок. – Кларочка, я попрошу тебя, никому ни слова! Мы сами как-нибудь справимся. Борис, пошукай трошки на лестнице, может, ещё чего-то обнаружишь? Супруг, не обращая внимания на груз в груди, гнетущий тело к земле, быстро осмотрел лестницу, но кроме окурков, комьев грязи, следов недавно прошедшего дождя, ничего не заметил. Как только старики оказались вдвоём, строгая Ирина Фёдоровна вновь остановила немигающий взгляд на Борисе Васильевиче: – Что будем предпринимать? – Не окажутся ли эти бумажки простой детской шалостью? Дашенька с Юлькой могут вытворить… Буквы печатные… – Дурак? Или только прикидываешься дураком? – рассердилась опять Ирина Фёдоровна, прервав вздорные инсинуации мужа. – Разве не знаешь почерк Дашеньки? Ребёнка украли и требуют деньги. А ты – детская шалость, детская шалость… – Ну, предположим… – Не нукай! Предлагай конкретно, что делать в данной ситуации? Или ты, олух, до сего часа не понял, о чём речь? – Фёдоровна, я… – С тобой балакать – напрасная трата времени. Заладил одно: «ну» да «я». Девку выкрали, когда она вышла и спряталась за дверь, ведущую в подвал. 114 Может, там бомжи водку пили? Они и заставили нашу девочку написать эти сообщения. Тебе надо всё разжевать и в рот положить. – Но почерк… – Посмотрела бы я на тебя, если вдруг с тобой такая катавасия случилась! В штаны бы навалил и ручку или карандаш забыл бы, в какой руке держать. Дурачок! – А-а-а, – осталось супругу таким неопределённым способом выразить своё отношение к страстной и едкой тираде Ирины Фёдоровны. Но по существу примитивные звуки выражали почти полное согласие с доводами женщины, доведённой до отчаяния. К нему вновь вернулось чувство уверенности, Борис Васильевич вновь почувствовал себя сильным и крепким мужчиной, хотя бы по сравнению Ириной Фёдоровной. Но он не хотел до конца покоряться жене, которая иногда сильно угнетала его свободолюбивую натуру: – Ирина Фёдоровна, мудрость женщины состоит в том, что она не замечает глупостей, вытворяемых мужчиной. – Ну да! Для тебя я была дурочкой, дурочкой и останусь! Но не думаешь ли ты, что так говорить в настоящий момент слишком подло?… Слушай, оставим пререкания. Сейчас нужно выработать план действий, как выручить Дашеньку. – Разве план поможет? – удивлённо глянул на неё Борис Васильевич. – Перво-наперво, давай позвоним в милицию. Причем немедленно. Сколько сейчас времени? – Ты хоть один раз в жизни можешь обойтись без меня? Почти половина двенадцатого. – Мы уже потеряли полчаса! – А я с тобой потеряла полжизни! Даже больше – целых сорок лет… Детей воруют только у таких дефективных мужиков, как ты. Вздумал сейчас звонить в милицию!? Ты хоть иногда телевизор смотришь? Видел, что там делают с заложниками? – Разве в перерывах между твоими бесконечными сериалами. – Не юродствуй! По крайней мере, не пасьянсы раскладываю.… Хватит слова на ветер пускать. Бандиты, может, уже пальцы или уши у нашей Дашеньки обрезают? Душегуб ты стоеросовый! Немедленно шукай бумагу и наклеивай на все окна! – от волнения Ирина Фёдоровна стала путать русские и украинские слова, чего раньше в своей речи никогда нее допускала. – Фёдоровна прежде, чем вешать лапшу, надо всё-таки подумать… – Да пошёл ты! Если лень бумагу взять, я сама найду. Ирина Фёдоровна открыла секретер, взяла два чистых листка, и уже через минуту на кухонном окне и на застеклённом балконе белели бумажные прямоугольники. 115 А в квартире наступила неимоверно жаркая гнетущая тишина. Если бы в покои Ирины Фёдоровны в это мгновение посмела залететь какая-либо залётная муха, то можно было с полным правом утверждать ,что её надоедливое жужжание послышалось бы в самом дальнем углу её двухкомнатного жилища. Однако вряд ли это насекомое отважилось на подобный самоубийственный поступок, ибо о чистоплотности этой женщины можно смело складывать самые невероятные рекламные легенды. Короче говоря, в квартире установилась тягостная зловещая атмосфера, нарушаемая только лишь страхом перепуганных до смерти супругов. И действительно, через минут десять пятнадцать томительного, ожидания изматывающего расшатавшиеся супружеские нервы, показавшегося пожилым людям огромной вечностью, в углу тихо зазвенел телефон. Ноги, мигом налившиеся свинцовой тяжестью, не повиновались ни Ирине Фёдоровне, ни Борису Васильевичу. Многолетнее преодоление обоюдно устанавливаемых семейно-саперных заграждений, по всей вероятности, дало о себе знать. Но первой преодолела несвойственную ей немощь, конечно, Ирина Фёдоровна. В отчаянии, закрыв глаза, она тихо обронила: – У телефона. – На ваш адрес поступила телеграмма, – механически произнес мужской голос, – вам её принести или зачитать? Возможно, на почту зайдете попозже, если будет по пути? У Ирины Фёдоровны перехватило дыхание. – Слушай отец, что будут говорить! Мерзавцы на нас вышли по междугородке. Наверное, Дашеньку успели куда-то вывезти? – шепнула она Борису Васильевичу, судорожно сжимая трубку. – Я готова записывать. – Передаю текст, – снова раздался монотонный мужской голос, – «Поздравляем, целуем, готовьте праздничный обед». В глазах у Ирины Фёдоровны потемнело: – И всё? Вы что смеётесь надо мной? Чушь какая-то, ничего не понимаю. – Если не понятно, идите на почту. По выходным почтальон не работает. Желаете, ещё раз продиктую? – Фёдоровна, так это наш зять, самородок-юморист, телеграмму дал перед посадкой на поезд! – Тьфу! Я совсем забыла, – супруга в гневе швырнула трубку, чуть не разбив ни в чём не виноватый аппарат. Вскоре телефон задребезжал снова. Только этот звук был более настойчивым и даже несколько тревожным. – Опять почта. Иди к телефону, отец, разговаривай с ними сам. У меня сердце уже не выдерживает. Однако голос в трубке оказался подстать злому ворчанию звонка: – Надеюсь, у вас хватило ума не сообщать ментам? 116 – Да-да-да! – испуганно заторопился Борис Васильевич. Изобразив на лице страшную гримасу, он делал свободной рукой отчаянные жесты, зовя на помощь супругу. – Чего дадакаешь? Пару слов связать не в состоянии? Дай сюда трубку! – зашипела на него сердитая и одновременно испуганная Ирина Фёдоровна, затем властно вырвала из рук мужа допотопное средство связи. – Кто у телефона? – звонко заверещала бледная Ирина Фёдоровна. – Не ори дура! Баксы готовы? – осипшим голосом всхрипела трубка. – Но у нас отродясь таких денег не бывало! – Даём тебе четверть часа. Если за указанный срок сумма не будет собрана, через каждые пять минут мы будем от твоей долбаной внучки по одному пальцу. И не приведи Господи позвонить в «ментовку». Мы даже сами не знаем, на что станет похожа ваша сопливая девчонка. – Где мы возьмём доллары? – С каждым твоим словом сумма увеличивается. Ты уже нам должна тысячу сто баксов! – Но… – Тысячу двести! – Хорошо, хорошо. Я согласна! Только приведите мне Дашеньку. Куда принести деньги? – Куда, куда! На кудыкину гору. Готовь баксы, старая. Ровно тысячу двести. Время пошло. Жди нашего звонка ровно в двенадцать часов дня. В трубке послышались отрывистые гудки, и Ирина Фёдоровна отрешённо поставила телефон на тумбочку. – Отец, где будем брать деньги? – Фёдоровна, я уже тебе говорил, надо подключать милицию. – Отстань! – недовольно махнула рукой супруга. – Я серьёзно. Давай тихонько смотаюсь из дома, побегу к Анатолию Ивановичу Манушину, моему бывшему начальнику отдела. Он – мужик головастый, что-то скажет, что-то посоветует… Может, сам в милицию сходит. А? – Сиди! Прижми свои шарики к стулу и не возражай! У тебя запасы какиенибудь водятся? – Фёдоровна, откуда у меня? Я свои кровные до копеечки тебе отдаю. – Ну и мужик! Ну и мужик! Знала бы я, что ты – такой раззява, ни за что в замуж не пошла.… Слушай меня внимательно. У меня есть восемьсот долларов. Это я Оксане на квартиру коплю. – Тю! Разве они из России поедут в эту степь? В глухомань? В Северокрымске-то население с каждым годом уменьшается. На полтысячи голов. – Дурак. У тебя и таких денег нет. – Да ты хоть знаешь, сколько квартира в Москве стоит? Твой запас на половину квадратного метра не хватит. – Зачем я с тобой буду даром нервы портить? Восемьсот долларов, кроме того, понесу наши обручальные кольца, есть ещё три золотых цепочки с ку117 лонами, есть серьги. Думаю, всё вместе взятое на требуемую сумму потянет. Пусть бандюги подавятся. За Дашеньку я ничего не пожалею. В этот напряженный момент к ним, как всегда совершенно не вовремя, снова зашла соседка: – Ну что? – с деланным испуганным видом спросила она. – Кларочка, шла бы ты к себе. Тут такое творится, такое творится, что на душе кошки скребутся: преступники назвали сумму выкупа. – Сколько? – Тысячу долларов. Будто мы их куём. Обещали ровно в двенадцать позвонить. – Надо срочно сообщить в милицию. – Кларочка, такой советчик у меня стоит за спиной. Ты лучше не мешай, ступай пока домой. Если понадобишься, позовём. После ухода соседки Ирина Фёдоровна вынула деньги, спрятанные от пытливого взора супруга в самом надёжном и тайном месте жилища: в выдвижном ящичке шифоньера, где хранились её трусики и бюстгальтеры, собрала вместе сокровища из жёлтого металла и положила ценности в сумочку, достаточно испытанную временем. – Отец, глянь на часы. Сколько набежало? А сама почти без сил опустилась на диван. Теперь Ирина Фёдоровна уже немного успокоилась и смирилась с неизбежной утратой средств, накопленных за всю свою трудную и беспокойную жизнь. – Без десяти двенадцать. – Боже, через час приедут дети. Что я им-то скажу? Из-за твоей дури не уберегла девку! – Ирина Фёдоровна нахмурила редкие брови и по щекам, окруженным тонкой сетью еле заметных морщинок, снова обильно покатились слёзы. – Фёдоровна, ты это.… Не волнуйся, всё образуется, – Борис Васильевич сделал слабую попытку погладить жену по крашеным темно-каштановым волосам. Но она зло отмахнулась от него. – Убери руки, козёл вонючий! Это всё потому, что на каждое моё слова из твоего поганого рта вылетает десять возражений. Хуже бабы… Ирина Фёдоровна принялась плакать навзрыд. Прошло ещё минут пять и, вновь успокоив свои эмоции, она голосом, не терпящим возражений, кратко распорядилась: – Сходи за Кларой. Пусть со своими ребятами у нас посидит, пока мы с тобой деньги относить будем. Вдруг долго задержат и Оксана с Яном без нас появятся. – Не лучше ли Кларе ключи отдать? Небось, догадаются к соседке заглянуть? – Делай, что тебе говорят! Ей-богу, я от тебя устала. Заберут Дашеньку родители, мотай от меня на все четыре стороны! 118 – Фёдоровна! Ну, чего ты взъелась? Я и так в последнее время много не возникаю, – обиженно произнес Борис Васильевич и вышел из дому. На лестничной клетке стояла Юля, держа младшего брата за руку, волчком крутящегося вокруг неё. – Куда пострелы намылились? – придал он своему голосу бодрый тон. – А вот и никуда, а вот и никуда! – ещё веселей запрыгал Эрнст. – Не верю! – нарочно удивился Борис Васильевич. – А мы уже нагулялись, а мы уже нагулялись! – не унимался мальчишка, продолжая бешено крутиться. – Наверное, в нашем сквере? – Нет, – разочарованно протянула Юля, – мы ходили в общагу к маминому брату, дяде Арнольду. Теперь мама снова к нему посылает. Она сердито дернула младшего брата за рубашку: – Эрнст не мешай! Перестань баловаться, я с дедушкой разговариваю! – А где мама? – Она по телефону телефонирует, – важно произнес Эрнст, прекратив хаотичное вращение. – Скажите маме, чтобы она к нам зашла. – Вы, дедушка, сами ей скажите, а то нас будут ругать. Мама сказала: одна нога здесь, другая там. Я вам сейчас дверь открою. Мне мама пока ещё ключи доверяет, – с гордостью промолвила Юля и вставила ключ в замок. Чтобы не беспокоить Клару, которая, как утверждал её сын, разговаривала по телефону, Борис Васильевич, переступив порог, застыл в скромном молчаливом ожидании. Соседка с детьми жила одна. Её непутёвый муж, экскаваторщик по специальности, имевший золотые руки, из-за своего стойкого пристрастия к спиртному на одной работе долго не задерживался. В настоящее время он почти год находился на заработках в России и не подавал никаких признаков жизни. Борис Васильевич неоднократно наблюдал, как молодые мужчины украдкой проскальзывали в квартиру Клары, после чего та отправляла детей к своему брату Арнольду, сантехнику из местного домоуправления, жившему в общежитии, которое располагалось рядом с их домом. Хотя Клара была наполовину моложе Бориса Васильевича, у него на протяжении последних трёх месяцев спорадически появлялась взбалмошная, даже в некой мере шальная мысль: не попытаться ли самому узнать, в чём состоит прелесть головокружительных ласк тридцатилетней женщины, о существовании которых он хорошенько подзабыл. Прекрасно понимая, что время для рандеву выбрано не совсем подходящее, Борис Васильевич, тем не менее, почти отважился на отчаянный поступок: поначалу хотя бы дать Кларе только небольшой намёк. Пока же он принялся с любопытством рассматривать часть гостиной, хорошо видимую из коридора. В переднем углу заканчивали мелодичный бой старинные напольные часы, выполненные в виде большого резного шкафа с точеными ножками и узкими 119 стеклянными створками. Внутри его мерно покачивался длинныйпредлинный позолочённый маятник. Вдруг до уха Бориса Васильевича донёсся чей-то глухой неприятный голос, явно принадлежащий не Кларе Генриховне. Неужели она привела очередного любовника и отправила детишек к непутёвому братцу, с давних пор славившемуся чрезвычайно дурной репутацией? Он скромно, а вернее сконфуженно попятился назад, но вздорное мужское любопытство заставило его на миг остановиться и прислушаться. О чём мог говорить мужчина таким неестественно противным тоном, в котором почему-то проскальзывали знакомые нотки? – Не отнекивайся, старая дура, – бубнил голос из дальней комнаты, где был установлен телефон, – забирай баксы и ровно в двенадцать тридцать приходи к заброшенной котельне, она всего через два дома от вас. Внутри здания в правом углу лежит старая рваная куртка синего цвета. Деньги положишь под неё. Да смотри, если за тобой потянется «хвост», произрастающий из волосатой мильтоновской задницы, не видать тебе внучки, как своих ушей. На некоторое время в квартире Клары установилась тишина похожая на настоящий кошмар, ибо догадка, мелькнувшая в голове Бориса Васильевича, снова обдала жгучим и цепким холодом его бедное сердце. Затем хриплый приглушенный голос человека, видимо выслушавшего ответные слова, прервал эту напряжённую томительную паузу: – Не ставь нам условия! Сначала баксы, потом девчонка. Другого не будет. На минуту голос умолк, а потом приобрёл ещё более угрожающий оттенок: – Делай, как тебе сказано! Иначе.… Да ты и сама знаешь, что случится. Море крови и противный детский визг. Точнее стон, орать ей никто не позволит. По мере того, как Борис Васильевич слушал неприятный телефонный разговор, до сознания постепенно доходил чудовищный смысл происходящего. Подонки, поднявшие злодейскую руку на крохотного беззащитного ребёнка, каким-то образом проникли в квартиру Клары Генриховны и, вероятно, уже убили несчастную женщину, или насильственно принуждают её подыгрывать им. Ужаснее всего было то обстоятельство, что бандиты находились за стеной, на расстоянии всего три-четыре метра от него, а он ничего не мог предпринять, чтобы положить конец этому безжалостному насилию. Смятение и досада целиком охватили организм Бориса Васильевича, измученный ужасными событиями. Как ему, уже не молодому человеку, справиться с отъявленными головорезами, от которых зависит жизнь самого драгоценного на свете маленького существа? Но природная интуиция сама подсказала выход из создавшегося положения. Прежде всего, она заставила Бориса Васильевича успокоиться, взять себя в руки. Как только расшатавшиеся нервы с её помощью были приведены в порядок, он тихо попятился, бесшумно вышел на улицу, осторожно захлоп- 120 нул дверь и, схватив на руки ребятишек, которые к счастью ещё не успели уйти в общежитие, быстро метнулся в собственную квартиру. Будто она представляла собой неприступное оборонительное сооружение. – Ирина Фёдоровна, ты с преступниками уже переговорила? – Откуда тебе известно? – очень удивилась супруга. – Тише! – Борис Васильевич с загадочным видом кивнул на детей. – Чего ты опять выдумываешь? – Ребята, ваша мама разрешила вам побыть у нас, идите пока в спальню и поиграйте одни, Дашенька скоро придёт, – требовательно приказал Борис Васильевич, а потом обратился к жене: – Надо срочно связаться с милицией! – Неужто от одного стакана самогонки, услужливо преподнесённого Кларой, у тебя мозги поехали набекрень? По всему видно: дорвался до бесплатного спиртного. Ей, прости меня Господи, без разницы, что старик, что мужик, лишь бы в штанах было… – Ирина Фёдоровна, постыдись! Дети рядом. Я с тобой разговариваю вполне серьёзно. Сейчас к нам звонили из Клариной квартиры. – От какой? – От Клары Генриховны. – Не пойму. Зачем Кларе звонить мне? Ей-богу, ты чокнулся! – Ирина Фёдоровна, дело обстоит совсем не так, как ты думаешь. Бандиты, по всей вероятности, – здесь Борис Васильевич перешёл на шепот, чтобы ребятишки случайно не могли его услышать, – бандиты, может, убили нашу соседку и вели с тобой разговор из её квартиры. – Отец, не пори несусветную чушь! Придет Клара, и мы отправимся… – Я знаю, куда мы должны отправиться! В старую котельную. Ирина Фёдоровна в изумлении открыла рот. Она не могла взять в толк, откуда её непутевый супруг знает про котельную? Её удивлению не было предела. Вдруг снова задребезжал их старенький телефон. Супруга, словно хищная птица, кинулась к нему. Борис Васильевич тенью скользнул следом. – У телефона, – устало проговорила Ирина Фёдоровна. Из трубки раздался зычный и грубый мужской голос. Супруги его слышали впервые. – Надеюсь, баксы приготовлены? – Да я же вам только что сказала: уже выхожу, – извинительно и смущенно ответила Ирина Фёдоровна. – Как сказала, кому сказала? – с ожесточением прохрипел бас. – Вашему дружку. Восемьсот наличными, остальное золотом. –Не тяните время, мадам. Вы, я вижу, собираетесь строить выкрутасы? Так этот номер не проходит. Шутить с огнём опасно. В отличие от первых звонков, человек державший трубку на противоположном конце провода, не грубил, но говорил очень уверенно и с понимани121 ем собственного превосходства. Казалось, человек, обладающий таким голосом, слова на ветер не бросает. – Я бегу! – Не понял юмора. Куда? – Как договаривались, в старую котельную… – Мадам, мне баланду травить не надо. Деньги передадите мне лично. И хиляйте из хаты немедленно! – Но ваши люди сказали, что полпервого… – Бегом, мадам, в котельную! Немедленно! Я буду вас ждать у входа, в левой руке у меня будет полиэтиленовый пакет с изображением Бритни Спиртс. – Чего, чего? Какие бредни, какой спирт? – недоумённо пробормотала Ирина Фёдоровна. – Я сказал бегом, глупая корова! – пронзительно заорала на Ирину Фёдоровну полуразбитая телефонная трубка с обоих концов обмотанная изолентой. – На мне будут синие джинсы и такого же цвета джинсовая рубашка. Она схватила сумочку с деньгами и драгоценностями и ринулась к выходу. – Фёдоровна, умоляю тебя, постой! – жалобно простонал Борис Васильевич. – Бандиты засели в соседней квартире! – С чего это они будут там сидеть? Поди, не тюрьма. Но супруг уже занял оборонительные позиции в прихожей, намереваясь сложить старые кости, но ни в коем случае не пропустить уже достаточно взбешенную Ирину Фёдоровну. Та, долго не раздумывая, вцепилась в самое больное место всех пожилых мужчин. Туда, где возле торчащих ушей, белели клочки давно нестриженых белых волосинок. Борис Васильевич впервые не ощутил никакой физической боли, он тихо и спокойно отчеканил: – Ирина Фёдоровна, прошу вас немедленно позвонить в милицию! Повторяю: Клара, наверняка, убита в собственной квартире. И отправили её на тот свет те подонки, которые выкрали нашу Дашеньку! Чересчур уверенный голос мужа заставил Ирину Фёдоровну разжать цепкие пальцы. Редкие остатки скромной шевелюры Бориса Васильевича, легко и свободно, точно пух от одуванчика, полетели на потёртый войлочный коврик. – Прочь с дороги! – супруга с ненавистью бросила взгляд на неожиданное препятствие, не похожее ни на колючую проволоку, ни на минное поле, ни противотанковый эскарп, однако готовое во что бы то ни стало выполнить свою защитную миссию. Обстановку разрядило оглушительное визжание дверного звонка. – Говорила сто раз тебе, козёл, поменяй чёртово сигнальное устройство. Нуль внимания. Меня уже в дрожь бросает от его звука. Открывай скорее, видно, Клара за детьми пришла? 122 Борис Васильевич пропустил её возглас мимо ушей. Он тесно приник к дверному глазку, долго всматривался на лестничную площадку и лишь потом осторожно открыл двери. Если сказать, что вид у легкомысленного (с точки зрения супруги) хозяина квартиры был сконфуженный, то, значит, ничего не сказать. Он основательно оторопел и стал похожим на высохшую египетскую мумию или, в крайнем случае, на обыкновенную сушёную воблу. На пороге стояла Клара Генриховна. Целая и невредимая. – Так вы… вы, вы… живы? – наконец, прошептал Борис Васильевич. – Молчал бы, горе луковое! – с величайшей иронией проговорила Ирина Фёдоровна. – Моя бесштанная команда, случайно, к вам не заходила. Они же минуты не могут без Дашеньки провести, будто все дороги проходят через вашу квартиру, – сказала соседка и осеклась. Одно упоминание имени внучки вызвало на лице у Ирины Фёдоровны болезненный вид, но она, справившись со своими чувствами, лишь грустно улыбнулась: – Заходи, Кларочка, они в детской. Мы сейчас с мужем в одно место сходим, а ты, будь любезна, посиди с ребятами. Скоро Ян с Оксаной приедут, так их встретишь. – Нет, нет, нет! Мне нужно по делам, – категорично заявила Клара, – Юлинька откроет двери, она у меня девочка самостоятельная. Как раз в этот момент произошло то значительное событие, которое позволило подвести наше простенькое повествование к благополучному завершению. Дверь небольшого подсобного помещения, располагающегося в прихожей, медленно распахнулась, и у Клары, сразу заметившей на первый взгляд ни чем не примечательное действие, начали мгновенно расширяться глаза. Точь-в-точь, как у перепуганной сиамской кошки. Её прическа, некое подобие спины обыкновенного ёжика, вдруг на глазах изумлённых супругов превратилась в причудливый шар, словно к голове подключили высоковольтную линию электропередачи. Тонкие бордовые губы молодой соседки вовсе распрямились и некрасиво вытянулись до ушей. Заметив столь удивительные изменения, происшедшие с Кларой, и Ирина Фёдоровна, и Борис Васильевич одновременно оглянулись: сзади, протирая заспанные глазки, из кладовки выходило их горячо любимое сокровище, драгоценная внучка Дашенька. – Я же говорил: что с ней сделается? – торжествующе выкрикнул Борис Васильевич. – Просто-напросто ребёночек заснул в моей подсобке на старом кресле. Тут же выбежали шумливые дети Клары Генриховны. Юлин взгляд сразу упал на листочки бумаги, лежащие возле телефона: – Даша, вот они! – Кто они? – переглянулись пожилые супруги. 123 – Бабушка, мы с Юлей играли в заложников, а Эрнст наши секретные записки стащил… – Ироды! – закричала на своих детей Клара Генриховна. – Что же вы до сих пор молчали? – Оставь их, дети не виноваты, – сказал Борис Васильевич и бросился к телефону. Пока он долго и нудно объяснял оперативному дежурному милиции суть своих предположений, женщины нервно хохотали, по очереди обнимая ничего не понимающую Дашу. Только потом, спустя минут пять, Ирина Фёдоровна обняла свою ненаглядную малышку и принялась истерично рыдать. Недоумённо глядя испуганными глазёнками на плачущую бабушку, внучка решила составить ей кампанию. ПОСЛЕСЛОВИЕ 1 Из всей истории больше всего выиграл супруг Ирины Фёдоровны, который, преодолев смущение, через несколько дней поближе познакомился с красивой соседкой. Намекнув Кларе Генриховне, что интонации её голоса чрезвычайно удивительны и многообразны, Борис Васильевич открыл для себя новые возможности, которые не только окрылили его увядающие чувства, но и заставили терпимее относиться к строгой и требовательной супруге. Их жизнь наконец-то вошла в спокойное размеренное русло. Правда, всем известно, что даже самые спокойные и тихие реки иногда переживают бурные натиски паводков. А Клара Генриховна усвоила простенький урок, что излишняя болтливость в присутствии криминального братца и его бывшего соседа по нарам, могла обернуться пренеприятнейшими последствиями. И она на всю оставшуюся жизнь решила о любых тайных начинаниях делиться по секрету только со своим горячим сердцем. 2 А в ближайший воскресный вечер местное северокрымское телевидение под интригующим названием «Голубой экран» в рубрике «Новости недели» сообщило следующую весть: «Силами городского отдела внутренних дел возле заброшенной котельной первого микрорайона был задержан известный одесский рецидивист Р., долгое время скрывавшийся в мастерской сантехника одного из домоуправлений. Опасному правонарушителю предъявлено обвинение в ряде злостных напа124 дений на женщин с целью ограбления, а также разбойный налёт на кафе «Зодиак», в результате которого был ранен бармен. Милиция благодарит жителя Северокрымска Бориса Х., указавшего местонахождение уголовного авторитета, тем самым предотвратившего новое преступление. Ведётся следствие». ПОЧТИ УГОЛОВНОЕ ДЕЛО (Небольшая провинциальная повесть) Предисловие Утописты всех времён, всех мастей и оттенков, начиная с Сен-Симона, Оуэна и Фурье, пытались, а некоторые безуспешно пытаются и теперь, создать уникальное общество, в котором каждому человеку предоставлялись бы равные возможности. Их наиболее рьяным последователям удавалось даже сколотить, так называемые коммуны или общины, где на первых порах соблюдалось это, безусловно, заманчивое условие. Но, как только дело доходило до дележа, совместно испечённого общественного пирога, то всякий раз высокие моральные принципы уступали место низменным чувствам: жадности и эгоизму. Причём, если сами неудачные первопроходцы непроходимого болота с красивым названием Утопия ещё как-нибудь справлялись со своими разношерстными нравами, которые с трудом поддавались коллективному гребню, то их самолюбивые отпрыски, повинуясь законам известного философа идеалиста Гегеля, в большинстве случае отрицали бескорыстную подвижническую деятельность предков. Они почему-то, не особенно сопротивляясь утопической трясине, с головой тонули в вожделенческих намерениях и требовали за мизерный произведённый труд неадекватно огромного вознаграждения. Короче говоря, у людей пытавшихся установить равенство в труде, возрастало потомство, склонное к тунеядству и лени. Придя к власти в результате октябрьского переворота, российские большевики, учитывая негативный опыт предшественников, внесли коренные изменения в постулаты утопистов. В этом плане, кроме многих прочих догм, 125 они позаимствовали у ранних христиан два основополагающие принципа: «кто не работает, тот не ест» и «от каждого по способности – каждому по труду». Однако жесткие правила не смогли изменить иждивенческие настроения, постоянно рождаемые самой Утопией, что впоследствии подтвердилось неудачным семидесятилетним существованием советской власти. Правда, в восьмидесятых годах двадцатого столетия коммунистические боссы сделали попытку изменить форму обучения подрастающей молодёжи, решив ещё со школьной скамьи приобщить юное поколение к «общественно полезному труду». Так в системе государственного образования возникла сеть межшкольных учебно-производственных комбинатов. В них учащиеся старших классов начинали приобретать какую-либо простую, чаще всего востребованную жизнью не престижную специальность, которая категорически не воспринималась большинством юношей и девушек, с пелёнок мечтавших о непыльной умственной работе. Именно в восьмидесятые годы в Северокрымске, сравнительно небольшом крымском городке химиков, возник Центр профессиональной ориентации учащихся, иными словами, учебно-производственный комбинат, называемый в просторечье кратко УПК. Для того, чтобы поднять процесс трудового воспитания учащихся «на должный высокий уровень», городское партийное руководство подобрало «подходящую кандидатуру». Этим нужным, даже очень желательным человеком оказался Валерий Михайлович Бердников, директор третьей северокрымской школы, в свои пятьдесят пять лет весьма поднаторевший в воспитательном процессе, но который, тем не менее, вызывал недоумение у значительного числа родителей, считавших школу не похожей на солдатскую казарму и по этой причине частенько тревожащих властную городскую верхушку. Однако для организации нового дела ретивый администратор, естественно, пригодился. Таким образом, не уронив достоинства самого старого директора, коммуниста с внушительным стажем, городской комитет партии вышел из затруднительного положения. К чести Валерия Михайловича, имевшего «в верхах» не мало покровителей, ему удалось «в сжатые сроки выбить» под УПК двухэтажный особняк, располагающийся рядом с городской милицией. Так же быстро он подыскал секретаршу, родственницу некоего сотрудника городского отдела государственной безопасности; по рекомендации директора крупнейшего в городе химического предприятия принял на работу ещё одну женщину: специалиста по профессиональной ориентации учащихся, которой временно поручил исполнять обязанности снабженца; свою дальнюю родственницу, фигуристую симпатичную брюнетку, пристроил заведующей 126 хозяйством, иными словами назначил обыкновенной кладовщицей имущества, которое пока нельзя было обнаружить даже с помощью микроскопа. На первых порах учеников-юношей он решил загрузить специальностями электрик и слесарь-ремонтник, для девушек отводилась почётная роль поваров и химиков-лаборантов. Оставалось найти заместителя директора по учебно-воспитательной работе. 1 Велик и разнообразен русский язык. К примеру, знаменитый и непревзойдённый Владимир Даль одних только пословиц и поговорок собрал огромнейшее количество – около тридцати тысяч. Помимо талантливого лексикографа мы тоже попытались поискать одно из народных творений. Им оказалась фраза знакомого северокрымского рыболова «На рыбака и бычок плывёт». Как раз в это время в городе появился некто Антон Семенович Шилюк, стеснительный, хотя и не молодой мужчина, отслуживший в армии ровно двадцать пять лет и в чине майора запаса прибывший в родные пенаты. Три последние года своей военной службы майор преподавал тактику на военной кафедре одного из политехнических вузов страны, носившей наименование Советский Союз. Поэтому лучшего претендента на должность завуча в те годы было сыскать невозможно и начальство без колебаний утвердило отставника заместителем директора. Как выяснилось позже, Бердников и Шилюк взаимно дополнили друг друга. Если первый самым важным методом считал витиеватую брань, лежащую в пределах школьного кругозора, и жесткое принуждение, то второй, наоборот, на первый план выдвигал метод убеждения. При проведении душещипательных бесед с провинившимися учениками Шилюк обычно начинал с выяснения, кем были у шалопая дедушка и бабушка. Не приведи Бог, если дед оказывался героем гражданской войны, а бабушка закончила рабфак, тогда укорами пролившимися на голову несчастного, можно было затопить весь земной шар. После продолжительного обсуждения отдалённых предков отставной майор переходил уже к родителям и тут фантазии Антона Семёновича мог позавидовать любой учёный ментор. Примерно по истечению часа убедительных наставлений набедокуривший шалун, приведённый на экзекуцию к завучу, уже выпускал из глаз первые хрустальные слезинки чистосердечного раскаяния в совершенном проступке, чувствуя себя закоренелым и злым хулиганом, которому место только в преисподней. На деловых качествах Шилюка много останавливаться нет необходимости. 127 Каждый божий день, обивая пороги кабинетов руководителей местных предприятий всех категорий и рангов, он быстро находил взаимопонимание и вскоре материалы, инструменты и приборы, весьма нужные для налаживания учебного процесса, стали появляться в УПК в широчайшем ассортименте. Кроме того, Антон Семёнович организовал с мастерами производственного обучения, командированными в УПК директорами различных предприятий, которые были заинтересованы в притоке молодых кадров, специальные занятия. Это было нечто близкое к постоянно действующему семинару по педагогике и психологии, в результате чего неопытные «работяги» начали приобщаться к сокровенным тайнам дидактики. Имея приятную наружность, Шилюк в свои неполные сорок шесть лет выглядел статным подтянутым мужчиной, внешне похожим на бравого ротвейлера, а внутренне на благородного пуделя Артемона из известной сказки Алексея Толстого. Стоит ли удивляться тому, что весь женский персонал команды, набранной Валерием Михайловичем, незамедлительно влюбился в отставного офицера, даже несмотря на язвительные намеки одного молодого мастера обучения об его, якобы крашеных усах. Впрочем, пострижены они были всегда ровно и аккуратно. Между тем, Антон Семенович являлся человеком весьма неординарным. Не уподобившись слащавому селадону, он требовательным взором отверг тщательно замаскированные домогания женщин и лишь однажды внимательно посмотрел на хорошенькую кладовщицу. Она имела неопределённый возраст, колеблющийся между двадцатью и тридцатью годами, обворожительную грудь, несколько вздёрнутый носик и интригующее имя – Надежда. 2 В одно прекрасное утро, когда щедрое крымское солнце обдавало Северокрымск таким нестерпимо жгучим дыханием, что город скорей всего напоминал раскалённую сковородку, Бердников позвал завуча в свой кабинет. – Собирайся, мой друг! Прогуляемся. – Валерий Михайлович, а расписание занятий? – Бросай эту гнилую волокиту! Разве над тобой стоит свирепый надсмотрщик? Мой друг, должен ли я хоть один раз получить очередной отпуск? – Святое дело, Валерий Михайлович. И погода благоприятствует. Лучше спину подставлять живительным лучам светила, чем гнуть её ежедневно над бумагами. Дела – не птицы, не разлетятся. – Вот именно! – нравоучительно заключил Бердников и, когда оба руководителя степенно направились в сторону центра, продолжил развивать свою мысль: 128 – Школа, мой друг, настоящий дурдом, пациентами которого поневоле являемся мы с тобой. Для меня, старого партийца, который даже во сне не расстаётся с работой, кроме этого школа напоминает ад. Ежели ты утром перед каждой учительницей не сделаешь реверанс, считай, врагом останешься на весь рабочий день. Или, попробуй, не скажи какой-нибудь школьной Мурлен Мурло пошленький комплимент! Да, она тебя ночью поднимет, требуя помирить с мужем, ибо сама становится настоящей мегерой. Видите ли, ты стал причиной её истеричного поведения! А ученики!? Господи, сколько пакостей мне пришлось насмотреться! Я никогда не видел американских фильмов ужаса, но, говорят, там таких сцен не бывает. Впору самому «Очерки бурсы» писать. Книга, несомненно, явится бестселлером, уверяю тебя, ибо проделки нынешних юных остолопов не идут ни в какое сравнение с невинными забавами бурсаков. Представляешь, мне пришлось понаблюдать, как две девицы-девятиклассницы затеяли поножовщину из-за парня! – У молодёжи опыт накапливается. Так, сказать, поколения к поколению… Совершенствуются, – осторожно высказал своё мнение Шилюк. Ведя неторопливый разговор, они в скором времени достигли самого крупного в городе высотного здания, где располагались властные структуры Северокрымска. – Не догадываешься о цели нашего путешествия? – полюбопытствовал Бердников – Неужто начальство отпуск не даёт? – Э-э-э, мой друг, – самодовольно улыбнулся директор, – не угадал. До селе ты наводил мосты вниз, к производству, а нужно наводить мосты в более правильном направлении, к верхам. Я хочу тебя познакомить с нашим «куратором». – Совсем, как в институте, – кратко заметил завуч. – За нами догляд держит сам Владислав Сергеевич Прядко. Секретарь горкома партии…Хорошенько запомни, Прядко любит, когда его называют третьим секретарем. Сверкающий великолепным современным дизайном вестибюль здания встретил ходоков торжественностью и прохладой. Навстречу к ним по новой ярко-зеленой ковровой дорожке опускался дебелый респектабельный мужчина в светло-сером костюме. Бердников мигом почтительно остановился и, левой рукой отстранив в сторону моментально оробевшего завуча, пригнулся в приветливом полупоклоне. И они оба начали терпеливо дожидаться человека, снисходящего по лестнице в просторный светлый холл. А мужчина, казалось, никого и ничего не замечал, естественно, кроме собственного достоинства, выпирающего из его лощеной физиономии. Благородные голубые глаза пока неизвестной для Шилюка личности смотрели куда-то вверх, где чуть слышно жужжали кондиционеры. Затем он медленно 129 повернул только начинающую седеть голову и, словно невзначай заметил уважительно застывших мужчин. На холёном лице спускавшегося человека появилось слабое подобие улыбки. Ободренный ею Бердников тоже осклабил рот, наполненный двумя рядами золотых зубов: – Здравия желаю, Владислав Сергеевич! Разрешите представить моего завуча, – неестественно елейным тоном проговорил директор, – умный мужик, грамотный специалист. За месяц столько сделал, сколько я с начала создания УПК. Высокое должностное лицо, а то, что это был третий секретарь горкома партии, у Шилюка сомнений не вызывало, мельком скользнуло по статной фигуре отставного офицера. – Он, как и я, подполковник, – продолжил петь хвалебную каватину Валерий Михайлович. – Но, извините, я…, – попробовал уточнить своё настоящее воинское звание Шилюк. Но директор тут же включил зычный бас на полную мощность, загасив вкрадчивый тон заместителя: – Владислав Сергеевич, вы, ведь, отлично знаете, что вот уже несколько лет я практически работаю на износ, практически без всяких перерывов. Разве иногда недельку-две грел брюхо на Бакальской косе. А теперь хочу смотаться к сыну в Харьков… – Кто тебе не даёт? Сматывайся хоть к чёрту на кулички, – с иронической миной изрёк Прядко. – Не о себе пекусь, Владислав Сергеевич. Мало ли какие проблемы возникнут во время моего отсутствия. Так вы уж, будьте любезны, в случае чего помогите завучу. Вот он, перед вами, Шилюк Антон Семёнович. – Что он – ребёнок? По фигуре видно: из детского возраста весь вышел. – Опытный работник. Преподавал в высшем учебном заведении. – Хорошо, хорошо. О чём речь, дорогой, – развёл руками «куратор», – отдыхай во здравие. У тебя всё? Честно, признаюсь, ребята, у меня времени в обрез. … На обратном пути Шилюк осторожно поинтересовался: – Так вы, оказывается, тоже служили? – Ну да, – А где? – Где, где – по всей нашей необъятной матушке Родине, в основном на дальнем севере. Где «эскимоски бегают за моржой». Слыхал такую песенку? Чувствовалось, что Бердникову неприятны расспросы Антона Семёновича, но последнему очень не терпелось узнать, пролегали или нет их военные стёжки-дорожки поблизости друг от друга: – Так вы… 130 – Да, я тоже был ракетчиком, – прервал любопытство завуча Валерий Михайлович, – только я в основном специализировался в стрельбе по воздушным целям. Командовал, как её…. зенитной установкой или ротой. Какая разница. То дело прошлое. Давай, мой друг, подвинемся к реалиям теперешней жизни. Твоя наипервейшая задача – уволить Андрея Сумейко. – Но почему? Андрей – парень толковый. Надо простить ему мимолётный грешок. – Ничего себе грешок! Почти уголовное дело, – смуглое цыганское лицо директора приняло суровое выражение. – Слушай меня внимательно. Человек – что собака. Приласкаешь – только хуже себе сделаешь, не отлипнет. Кроме того, если сегодня простишь одного пса, завтра к тебе вся паршивая свора кинется. – Я… – Никаких я! Твоим первым приказом, мой друг, должен стать приказ об увольнении. – Однако существуют нормы законодательства о труде, – Шилюк непонимающе глянул на шефа, – я, правда, на гражданке всего третий месяц и не успел их проштудировать, но от жены слышал: прежде, чем уволить, необходимо согласно законодательным нормам применить все меры воздействия: выговор, строгий выговор и так далее. – Недоработка нашей советской юриспруденции, Семёныч, недоработка. Цацкаемся с ворами, пьяницами, лодырями и прогульщиками. Я, как юрист, тебе скажу – это только во вред социалистическому обществу, – недовольным тоном произнёс директор. – Значит, вы, кроме военного, педагогического получили ещё и юридическое образование? – Какого военного? – не понял шеф осторожного вопроса подчинённого, но тут же спохватился. – Ах, да. Естественно… Директор на минуту замешкался, а потом продолжил развивать свою мысль: – Привыкли мы чухаться со всякой швалью… Ладно, Семёныч, я сам напишу приказ, если до отъезда к сыну время найду. Только ты не забудь объявить его перед всеми работниками УПК. – Дополнительные указания будут? – Ну, ты даёшь! Здесь не армия, нечего под козырёк брать. Ты за меня практически уже целый месяц трудился… Лучше расскажи, как ты сумел молокососа расколоть? Я имею в виду Сумейко. – Очень просто. – Не скромничай. Ты, ведь, только вчера вечером полированные доски привёз. Ни одна мышь в УПК не могла знать об их существовании. Кроме тебя и меня. Правильно я говорю? – Да. Я в восемь часов вечера сам их разгрузил. Возле раздевалки. Прямо в холле. Кладовая была закрыта. 131 – Конечно, все наши работники, наверное, поужинали, некоторые пять капель от желудка приняли и программу «Время» насмотрелись. В чём же кроется твоя простота? – Хорошо. Расскажу по порядку. Как только я сегодня открыл здание и выключил сигнализацию, то сразу обнаружил – досок нет. Поскольку, первый экземпляр ключей, который всегда хранился у секретарши, вы взяли с собой… – То ты сразу решил, что доски украл я! – громогласно захохотал директор, заставив прохожих с удивлением посмотреть на полного пожилого мужчину, затрясшегося в неестественном заразительном смехе. – Второй экземпляр ключей находился у меня, поэтому я, как в детском мультфильме про сыщика, себя тоже не исключил. Теперь директор вовсе зашёлся в раскатистом гомерическом смехе, а затем, платком вытирая слёзы, сказал: – Из тебя бы, ей-богу, классный следователь получился. Это я тебе уже, как юрист, говорю. – А у меня сразу на ум набежала мысль: кому понадобились доски? Секретарше Генриетте Ионовне? Для которой самой важной тайной является её возраст? Так даже нашей приблудной собаке, которая всю дорогу крутится возле комбината, известно, что ей сорок пять и что её муж отставной чекист. Нашему снабженцу Анастасии Иосифовне? Так она ещё круче: её муж Николай Перов, личность известная. Главный энергетик «Химпрома». И та и другая в роскоши купаются. Надежда – ваша родственница, холостячка. Живёт поскромнее, но на подлость вообще не способна. – Согласно твоим рассуждениям можно оправдать всех. – Берём мастеров производственного обучения. «Химичка» Нэлли Яковлевна – интеллигентная женщина. Интеллектуальна до кончиков наманикюренных ноготочков. «Повариха» Любовь Петровна в голове имеет свои собственные опилки. Зачем же ей нужны прессованные? Наш главный «слесарь-механик», болеет зеркальной болезнью. Из-за своего огромного живота не может без зеркала на письку взглянуть. Ему за досками не нагнуться. Кроме прочего, нрав у него тюлений, которому ничего не надо. Остаётся незадачливый предводитель электриков Андрей Сергеевич Сумейко. – Какой к чертям Сергеевич?! Слишком велика честь для мерзавца, чтобы его по отчеству величать. – Но он же вполне нормальный парень. На заводе о нём отзываются, как о северокрымском Левше, народном умельце царских времён. – Только без царя в голове, – мрачно добавил нахмурившийся директор, плевать на него. Рассказывай суть дела. – А дальше – проще. Я вспомнил постоянное нытьё Андрея о затеянном в доме ремонте. Ещё одно обстоятельство. У него есть свой потрёпанный «Запорожец», которого он любит, как жену и гоняет, как тёщу, только детали на ходу отваливаются. 132 – Но мне пришлось с ним вместе идти домой! Разве это не алиби? – В каком часу? – В семь. Ты же – трудоголик до девяти часов вечера в УПК сидишь. – Валерий Михайлович, наш город можно за двадцать минут вразвалочку от края и до края обойти. – Я сдал его вчера лично молодой жене из рук в руки. Ты, ведь, знаешь, что наш «электрик» после получки превращается в сапожника. Напивается в стельку. Жена Сумейко мне перед уходом с работы звонила и просила привести под конвоем.… Тоже нашла няньку. Мне такие работнички не нужны! – категорически заключил директор. – Слушайте далее. Выяснив основной вопрос, я перешёл к рассмотрению второго: каким образом можно проникнуть в УПК, не привлекая внимания охранной милиции, которая находится совсем рядом с нашим зданием. В двух шагах. – Вздумал, кого тревожить! Дежурные там вахту несут ни шатко, ни валко, в основном дрыхнут. Ты ведь знаешь армейскую пословицу: «Солдат спит, а служба идёт». У ментов точно также. – А нашу сигнализацию кто делал? Наш умелец. Такой колокол поставил, что мёртвого поднимет, не только милицию. После открытия дверей система срабатывает, наверное, через секунды две. Чуть прозеваешь, звон поднимается на весь микрорайон. Я, словно блоха, от дверей до выключателя прыгаю каждое утро. Короче говоря, сигнализация требует замены. Надо ставить новую, более современную, и заключить договор с государственной службой охраны. То, что мы просим дежурных последить за нашим зданием – пустая фикция. Никто ответственности не понесёт. – Ты, Семёныч, очумел! Что в нашем УПК ценного есть? Кроме Надежды – ничего! Следом за произнесёнными словами директор долго и с откровенным удовольствием смотрел, как завуч заливается кумачовой краской. Валерий Михайлович успел заметить, что тот при встрече с кладовщицей ведёт себя очень странным образом – изо всех сил старается не смотреть в глаза этой сочной, симпатичной и к тому же ещё молодой женщины. Преодолев некоторое смущение, Антон Семёнович продолжил повествование: – Гораздо сложнее попасть внутрь здания. Ваша родственница купила замок с миллиардом секретов. Его запросто не открыть. Но я как-то разговаривал с Генриеттой Ионовной и выяснил, оказывается, когда меня ещё не было в УПК вы ездили в командировку и оставляли вместо себя Андрея Сумейко… – Кого же ещё прикажешь оставить? – едко прервал директор плавный рассказ Шилюка. – Склерозного толстяка Михаила Николаевича? А бабам доверять управление, – значит, потопить весь корабль. 133 – А ещё я вспомнил, что Андрей делал дубликат домашних ключей нашей «поварихе» Любови Петровне. У неё же ветер в голове. Говорят, замучилась замки менять, потому как ключи постоянно теряет. Муж у неё – местный художник, кроме кисти в руках никогда ничего не держал… Сумейко сделать третий экземпляр ключей от УПК – раз чихнуть. – Молодец! Котелок у тебя варит в нужном направлении, – похвалил завуча Бердников, - но как выключить сигнализацию в кромешной темноте? В холле нет ни одного окна. – Андрей знал, что делал: звонок работает от сетевого напряжения. Я не поленился, вышел на улицу и обнаружил, что наше здание запитано через специальный рубильник, установленный на отдельном столбе. Доступ к нему свободный. Стоит выключить уличный свет, наш звонок работать не будет. Картина стала ясной, как божий день. Сумейко поздно вечером завёл свой старый драндулет, подъехал к УПК, выключил рубильник, открыл замок и спокойно погрузил доски. Мне оставалось позвонить в гараж и узнать, брал ли Сумейко свой «Запорожец» поздно вечером? Оказалось, что брал!… На эти размышления у меня ушло час или от силы полтора. После чего я поднялся на второй этаж в класс электриков и сказал Андрею: «Вези доски взад!» Тот, конечно, сделал изумлённые глаза, отнекивался, бормотал про своего брата, работающего на заводе, но под давлением неопровержимых улик расплавился и сдался на милость победителя. Так что давайте мы проявим к нему милосердие, не будем увольнять парня с работы. Молодо-зелено. Ему ещё и тридцати нет. – Антон Семёнович, – мигом помрачнел директор, – у меня совершенно иное мнение. Я уже несколько раз твердил: собаку бить надо, а не ласкать. Только тогда она становится послушной. Золотое правило жулья: не воруй, где живёшь, и не щупай баб, где работаешь. А наш подонок оказался вороватее самой последней шпаны. Валерий Михайлович помолчал, словно ожидая, как переварит сказанное Шилюк, а затем добавил: – Я в связи с этим прямой намёк даю, открытым, так сказать, текстом. Дай Бог, чтобы в моей черепной коробке укрепилась вера, что у тебя, «женатика», с Надеждой не любовь, а лёгкие шуры-муры… 3 На следующее утро Антон Семёнович приступил к временному исполнению обязанностей директора УПК. По уже сложившейся традиции Шилюк открыл входные двери за час до начала занятий и уверенно проследовал в директорские апартаменты. Вскоре появился Андрей Сумейко. Вид у мастера производственного обучения был недовольный, но завуч всё же счел возможным внести в свои слова некоторое количество сарказма: 134 – Чего закручинился «неудачный похититель полированных досок»? – Зачем вам понадобилось поднимать такой отчаянный шум? – ответил вопросом на вопрос хмурый молодой человек и тоскливо посмотрел в окно. – Господи! Он ещё спрашивает! Да потому что из них я намеревался сделать стеллажи для Нэлли Яковлевны. Химичке негде размещать колбы, реторты, пробирки и прочую стеклянную утварь. Долго они на подоконниках стоять будут? – .Хм. Стеллажи? А вы в курсе, что ещё в апреле Анастасия Иосифовна через мужа договорилась с руководством «Химпрома» привезти к началу учебного года, то есть всего через два месяца, настоящие лабораторные столы и шкафы из заводской химлаборатории. – Ну, я, предположим, тогда здесь не работал… – Вот! – торжествующе произнёс Сумейко. – Вы не знали. Эти доски вам на заводе сунули, как подачку, чтобы вы сильно им не надоедали. Доски давно списаны. – Их можно использовать, если не стеллажи, то на другое. К примеру, для оформления наглядной агитации. Сами видите, стены в учебных помещениях полупустые. – Списанные полированные доски для наглядной агитации? Не смешите меня, Антон Семёнович. – Откуда вы, Андрей Сергеевич, узнали, что они списаны? – растерянно пробормотал Шилюк. До него только сейчас дошло, что Сумейко знает о полированных досках намного больше, чем предполагалось. – Мой брат позвонил вечером с работы, чтобы я их забрал. Он же – начальник того цеха, где вы этот хлам получили. Он хотел вам позвонить, но, видимо, не получилось. А вы меня сразу в преступники записали. Я даже опомниться не смог. Лучше бы за своим шефом следили, он любому хапуге фору даст. Тихим сапом всё ценное из УПК давно домой переправил… – Давайте не будем с больной головы перекладывать вину на совершенно здорового человека! – сердито отрезал Антон Семенович. – Надо ещё посмотреть, кого в психушке необходимо лечить. Партбилетом и должностью прикрывается ваш хвалёный директор. На самом деле он – больше, чем хапуга, он – вор! – Не надо вспоминать партбилет и должность. Я тоже – партийный. Но таскать, что плохо лежит, не буду. Как и не буду за глаза говорить дурное о человеке. Не буду и подписывать приказ, составленный самим Владимиром Михайловичем о вашем увольнении. Ибо считаю вас хорошим воспитателем, имеющим дар налаживать контакты с учащимися. Вон, Михаил Николаевич до седых волос дотянул, а с ребятами ладить не умеет. На его занятиях настоящий бедлам творится. Или взять ту же «повариху», которая через каждые пять минут ко мне шлет учеников на перевоспитание. – Скажите, а вы не знаете, за какие грехи хочет меня выгнать с работы этот хмырь? 135 – А вы как будто не догадываетесь? – Одно мне ясно: доски здесь абсолютно не при чём! Впрочем, я знаю: где-то с месяца три-четыре назад, когда мы только-только образовались, меня нечистый дёрнул над ним подшутить. – Что, что, но шутки Валерий Михайлович понимает, – не поверил Шилюк. – Да не шутка совсем. Дело хуже. Просто я в нашей импровизированной учительской назвал его Пердниковым. Бабы, естественно, в хохот. А хмырь стоял с Михаилом Николаевичем в коридоре и всё слышал. С той поры на меня со всех сторон бочки с грязью катятся. – И после происшедшего вы меня спрашиваете, за какие грехи!? – Ладно, – мигом насупился Андрей, его красивое лицо приобрело холодное безразличное выражение, а большие темно-синие глаза сверкнули фиолетовыми огоньками, – что с вами говорить? Лучше воду в ступе толочь, больше пользы будет. Вы же с директором считаете меня недотёпой, вроде сказочного Шебарши. Андрей криво усмехнулся, вышел из кабинета и, не закрывая двери, остановился на пороге, а Шилюк с сожалением в голосе произнес: – Кабы я так считал, Андрей Сергеевич, то приказ о вашем увольнении подписал сходу, прямо сейчас. В это время в приёмной появилась белокурая и стройная Генриетта Ионовна: – Антон Семёнович, вы что? Очнулись? Валерий Михайлович вчера вечером после вашего ухода домой самолично в УПК забегал, чтобы подписать приказ об увольнении Андрея. – Это старому козлу даром не пройдет! – моментально взъерепенился Сумейко и стремглав выбежал из приёмной. По коридору покатился его задиристый баритон, пропитавшийся огромной дозой гнева: – Сегодня же накатаю жалобу в горком, в обком, в Верховный Совет Украины и Центральный комитет партии. Тут же послышался другой голос, скрипучий, но спокойный и уравновешенный, принадлежащий Михаилу Николаевичу: – Андрюшка, против начальства чернилами брызгать бесполезно, сам весь кляксами покроешься. Антон Семёнович тяжело вздохнул. По своему житейскому опыту он хорошо усвоил, все жалобы, посылаемые в самые различные вышестоящие инстанции, в конечном счёте, будут решаться кабинете директора УПК. 4 Летние месяцы, что прелестные быстрокрылые птички, пролетают молниеносно, почти незаметно. И когда смотришь им вослед, остаётся чувство 136 глубочайшего сожаления: почему ты не успел, как следует, рассмотреть промелькнувшую прелесть. Отпуск директора УПК Валерия Михайловича Бердникова тоже промчался в мгновение ока. Во всяком случае, для завуча. А Сумейко за этот срок действительно написал письма. Во все имевшиеся в те годы руководящие органы, куда ему подсказало пылкое молодое воображение. Однако по истечении некоторого времени, уже перед возвращением Валерия Михайловича из продолжительного отпуска, те объёмистые скрижали, что сочинил мастер производственного обучения, легли на массивный двух тумбовый стол уже известного нам Владислава Сергеевича Прядко, который не преминул сообщить Шилюку об их возвращении «на круги своя». При телефонном разговоре высокое должностное лицо особо распространяться не соизволило: – Вернётся из отпуска Валерий Михайлович, с его помощью разберёмся, как нам поступать с безграмотными письменами вашего мастера. Хотя для вас, уважаемый товарищ Шилюк тире заместитель директора по учебновоспитательной работе, это – большой минус. С людьми надо работать, поленински, по-коммунистически, их надо знать, об них надо заботиться. Мы всегда привыкли «бить по хвостам». Хорошенько вникните в суть проблемы. Кстати, разберитесь, почему данный Сумейко сумел попасть в УПК, кто доверил ему работать со школьниками? Антон Семёнович сразу после происшедшего разговора вызвал к себе Сумейко. Тот, несмотря на существующий приказ об увольнении, продолжал исправно приходить на работу, считая, что, в конце концов, дело окончится в его пользу. Завуч не препятствовал Андрею проводить уроки с учащимися, потому что начались практические работы, и в такой момент искать другого человека было бы ошибочным действием. – Вам известно, Андрей Сергеевич, – издалека приступил к беседе Шилюк, – что случилось с вашими кляузами? – Во-первых, это не кляузы, а жалобы, а во-вторых, мне, как электрику, данный вопрос до лампочки. Пусть его решают те, кому полагается по должности. Кстати, ответы уже поступили отовсюду: жалобы получены и отправлены для рассмотрения. – Куда, Андрей Сергеевич, направлены? Если не секрет. – В соответствующие инстанции. Только пока нет вестей из Центрального комитета партии. – А мне, Андрей Сергеевич, известна та инстанция, куда попадут все ваши послания. Они сейчас находятся у третьего секретаря городского комитета партии Владислава Сергеевича Прядко. Замечу: он – куратор всех школьных учреждений города. Таким образом, жалобы терпеливо дожидаются прибытия из отпуска нашего уважаемого Валерия Михайловича. 137 – Нечего ехидничать, вам это совершенно не к лицу. Нынче в стране началась перестройка. «Каждому воздастся по делам его!» – Э-э-э, на Бога надейся… – Мне-то что терять? – прервал Шилюка молодой человек. – Уволите из УПК, буду на заводе вкалывать. Как прежде, в «химпромовском» цехе электросвязи. Электрики везде нужны. Во-вторых, где взыскания, полученные мной от вашего хмыря, где, наконец, полагающиеся две недели с момента объявления приказа до момента увольнения? Я о своих правах, Антон Семёнович, прекрасно осведомлён. Погодите, развернётся перестройка страны и ваш «старый козёл загремит под фанфары». А у меня есть ещё дополнительный козырь. Вчера открываю случайно последнюю страницу учебного журнала, куда заносятся замечания проверяющих, глазам свои не верю: чушь какая-то. Оказывается, Пердников и там успел навонять. Весь лист исписан. Мол, я тему не раскрыл, что при проведении занятий с учащимися не справляюсь. Почитаете – ухохочитесь. Но самое главное, старый пердун у меня на занятиях ни разу не бывал. Я приложу учебный журнал моей группы в качестве вещественного доказательства.… Вот куда партии смотреть надо! Где ваша коммунистическая справедливость? Шёл я сегодня на работу и вижу на крыше одного здания огромнейший транспарант: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». В какую сторону работает ум партийца Пердникова всем известно, конечно, кроме вас. А, может, и вы знаете, только молчите. Ведь, он налево отправляет столько имущества, что вам и не снилось. Благо оно поставляется шефами без всякого должного учёта. А где же совесть и честь? Да я ребят попрошу выступить, когда они видели директора на моих занятиях?… По мере обличительной речи взгляд Андрея Сумейко становился всё более злым и решительным. А Шилюк, слушая его взволнованный голос, с грустью подумал: – Сколь наивна и неопытна современная молодёжь! В нынешнее время человек – малюсенький второстепенный винтик в огромной государственной машине, от которого совершенно ничего не зависит. Сломайся он или просто выпади из механизма, слаженная работа всего агрегата существенно не изменится. Ну да ладно! Завтра выходит на работу Валерий Михайлович, пусть сам разбирается! 5 Но напрасно Антон Семёнович с самого утра с нетерпением ожидал прибытия своего шефа. Вместо него неожиданно появился плотный коренастый молодой человек, отдалённо напоминающий никогда не стареющего знаменитого певца Льва Лещенко, может быть только кожей лица чуточку темнее. Однако белые отутюженные брюки и белая рубашка, под которой угадывались мощные 138 натренированные бицепсы, делали его похожим на спортсмена, поэтому Антон Семенович, подумав, что мужчина ищет применение своим профессиональным способностям, начал уже придумывать предлог для тактичного отказа. – Вы исполняете обязанности директора? – спросил нежданный посетитель. – Исполнял. Вернее, пока исполняю. Но в любую минуту может появиться настоящий руководитель данного учреждения, так что насчёт работы вам лучше поговорить с ним, – витиевато объяснил завуч своё нежелание беседовать с прибывшим спортсменом. К величайшему удивлению Шилюка посетитель вынул из нагрудного кармана рубашки какое-то удостоверение и тут же пояснил, кто он такой на самом деле: – Я – старший лейтенант Стеблий Олег Иванович, из следственной части. А вы, если не ошибаюсь, Антон Семёнович Шилюк? – Совершенно верно, – голос завуча принял услужливую окраску. – Прошу вас подробнее изложить всё, что касается Бердникова Валерия Михайловича, вашего директора. – С ним что-то случилось? Неужели попал в аварию? – Успокойтесь, Семён Антонович, катастрофа с ним не произошла. – Собственно говоря, о чём рассказывать? Я ничего, то есть почти ничего не знаю. Говорят, долгое время был директором третьей школы.… Еще, говорят, находился в армии, службу окончил подполковником. – Ну, если он – подполковник, то мне смело можно представляться генералом, – иронически улыбнулся следователь. – Простите, я вас не понимаю. Во всяком случае, он – принципиальный человек, старый коммунист… – Вы видели в его кабинете радиоаппаратуру? – Поясните, пожалуйста. То, что здесь имеется – перед вашими глазами. Стол, кресло, несколько стульев, книжный шкаф и портрет генерального секретаря партии. Вот и всё! – Я имею в виду другое: магнитофон, проигрыватель, усилитель, колонки… – Нет, не видел. Если признаться честно, Антон Семёнович догадывался, о чём идёт речь. В кабинете директора когда-то стояла некая аппаратура, увезенная впоследствии Бердниковым домой, но об этом завуч слышал мельком от сотрудников и сейчас даже не помнил от кого лично. Из глубокого состояния задумчивости его вывел звонкий и настойчивый голос старшего лейтенанта: – Так, где находится названное мной имущество? – Не знаю, – сухо обронил Шилюк, давая понять, что разговор на деликатную тему полностью исчерпан. 139 Однако настырный следователь уходить не собирался: – А про школьный микроскоп тоже ничего не ведаете? О микроскопе Антон Семёнович действительно не слышал. Увидев удивлённое лицо завуча, старший лейтенант Стеблий сказал: – Тогда с вашего разрешения я опечатаю кабинет директора до его появления на работе. Кроме того, мне нужно встретиться со всеми сотрудниками вашего учреждения. Надеюсь, у вас есть другое помещение, где можно побеседовать с людьми? – Есть, – сухо и официально ответил Шилюк и поднялся с руководящего кресла. Совместно с Анастасией Иосифовной он занимал методический кабинет профессиональной ориентации учащихся, где специально для него директор распорядился поставить рабочий стол и установить телефон, подключенный параллельно своему. В коридоре его встретила перепугавшаяся секретарша: – Антон Семёнович, как мне отвечать следователю? – шепотом спросила она. – Это целиком ваша забота. Вы же в курсе, что лично я ничего знать не знаю? – Я слышала ваш разговор со следователем, поэтому говорю открытым текстом: незадолго до вашего приёма на работу, то есть месяца три или четыре назад, директор забрал домой и радиоаппаратуру, и микроскоп. По-моему, были ещё какие-то коробки то ли с мылом, то ли с содой. – Генриетта Ионовна, он же всё вернет. Зачем ему эти вещи? Необходимо срочно, когда в УПК появится Надежда, сказать ей, чтобы та, не мешкая, сообщила директору о приходе следователя. Конечно, если директор приехал из Харькова. – Но мне-то нужно давать ответ сейчас! Я – не девочка, чтобы убегать с работы. – Генриетта Ионовна, ничего конкретного посоветовать не могу, ибо сам, честно говоря, нахожусь в растерянности: откуда в милиции узнали о наших внутренних делах? – Я сама ума не приложу. Постойте! Может, Андрей «наклепал» со злости? Он, ведь, тоже видел, как Бердников грузил имущество на свой потрёпанный «газик». Следователь допросил Генриетту Ионовну, опечатал директорский кабинет и куда-то ушёл, сказав Шилюку, что расследование продолжится после обеденного перерыва. Но только стоило старшему лейтенанту Стеблию покинуть здание УПК, как, точно по мановению волшебной палочки, в коридоре возникла сияющая фигура самого Валерия Михайловича. Шилюк ещё никогда не видел шефа в таком приподнятом расположении духа. Чуть хитроватые цыганские глаза директора излучали только доброду140 шие и радость. Даже сумрачный коридор небольшого школьного здания наполнился при его появлении каким-то весёлым тёплым светом. Новые бежевые туфли, отутюженный костюм кремового цвета и белоснежная рубашка с распахнутым воротником изящно подчёркивали торжественность момента. Явление народу состоялось, и Валерию Михайловичу оставалось лишь удовлетворённо понаблюдать за произведённым фурором. Женщины, толпой собравшиеся возле приёмной, перебивая друг друга, пели хвалебные дифирамбы в честь директора, расплывшегося в довольной улыбке. В то время, как прекрасный пол источал любезности по поводу счастливого возвращения Бердникова на своё руководящее место, Антон Семёнович мучительно размышлял, возможно ли сейчас озвучить неприятное сообщение о визите следователя, не выльется ли оно в виде ложки дёгтя, в царящее медовое настроение? Шилюк знал, что при малейшем пустяковом огорчении директор хватался обеими руками за грудь и просил кого-нибудь немедленно бежать к «химичке» на второй этаж, у которой на этот случай всегда хранился запас валидола. Теперь положение казалось ему более серьёзным, чем когда-либо. Завуча выручила говорливая Генриетта Ионовна: – Валерий Михайлович, к нам сегодня следователь приходил. – Какой ещё следователь? – оторопел директор, сделав недовольное лицо. – Из милиции. – Генриетта Ионовна, я не спрашиваю вас, откуда появился следователь, мне нужно знать, зачем он приходил!? – вовсе рассердился Валерий Михайлович. Его густые чёрные брови с небольшими вкраплениями седины сдвинулись к переносице, а загорелое лицо стало ещё темнее. Мигом потемнело и всё пространство тесного коридора, прилегающего к приёмной, где столпились сотрудники УПК. – Он спрашивал о радиоаппаратуре, – смущённо пробормотала секретарша. – Какое кому собачье дело до нашего имущества? – А ещё он опечатал ваш кабинет, – добавила робко и тихо Генриетта Ионовна. – Как? Кто позволил? – выкрикнул со свирепым взглядом и стремительно рванулся к дверям, на которых было наложено табу в виде узкой бумажной наклейки с двумя подписями следователя. Директор трясущимися от негодования руками сорвал белую полоску, посмевшую официально преградить ему доступ в помещение, где находилось его руководящее кресло. – Меня, старого партийца, словно мальчишку, унизил перед всем персоналом комбината какой-то милицейский наглец! Антон Семёнович, почему вы допустили такое безобразие? Почему позволили кому-то хозяйничать в нашем учреждении? Что за позорная комедия? 141 В этот напряжённый момент раздался другой требовательный голос, более молодой и более звонкий. – А кто посмел сорвать мою печать? Валерий Михайлович мгновенно обернулся и ещё громче закричал: – Щенок! Я данный факт без внимания не оставлю! Сегодня же доложу о твоём недостойном поведении начальнику милиции. Олег Владимирович – мой старый друг и тебя по шерсти не погладит! – Вы мне, Валерий Михайлович, не тыкайте! Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Почему сорвали печать? – Я тебе – не преступник, а руководитель государственного школьного учреждения. Директор, сердито фыркая, открыл двери кабинета и обратился к завучу: – Заходите, Антон Семёнович! – Нет! – с твёрдостью заявил старший лейтенант. – Мы с вами будем беседовать тэт-а-тэт! – Здесь я хозяин! – снова загрохотал бас директора. – Заходите, Антон Семёнович. Я вам приказываю! Отныне все разговоры с этим типом, – Валерий Михайлович брезгливо ткнул указательным пальцем, чуть ли не в лицо следователю, – я буду вести в присутствии свидетеля, то есть моего заместителя по учебно-воспитательной работе. – Хорошо, Валерий Михайлович, – примирительно сказал старший лейтенант, – согласен. С данного момента я буду допрашивать вас в присутствии завуча. – Что? – округлил черные глаза директор. – Антон Семёнович, возьмите на заметку! С каких это пор руководителю советского учреждения стали учинять допросы без всяких санкций? После тирады Бердникова, снова произнесённой в повышенном тоне, в кабинете директора установилась напряжённая тишина, которую своим упорным жужжанием нарушал только лишь огромный мохнатый шмель, неизвестно откуда залетевший в самое сокровенное место учебного комбината. По всей видимости, следователь не ожидал получить столь резкого отпора. Директор вытер пот со лба и устало попросил: – Генриетта Ионовна, будь любезна, сбегай наверх за валидолом, а то меня кондрашка хватит. Затем он со злостью посмотрел на следователя и тихо произнёс: – Ну, допрашивай! Чего заткнулся? – Где находится ваша радиоаппаратура и микроскоп? – Что ты, умник, о таких вещах спрашиваешь у меня? Спроси кладовщицу. – Так пригласите её в кабинет. – Она, умник, с сегодняшнего дня в отпуске. – Как в отпуске? – удивился Антон Семёнович. – Я её не оформлял. – А я только что отправил Надежду в очередной отпуск. По семейным обстоятельствам. 142 – Без передачи имущества? – Антон Семёнович, не гони лошадей раньше батьки в пекло! Когда назреет необходимость, она передаст. И тут до Шилюка дошло, что внезапный приход следователя был известен Бердникову уже раньше, чем тот появился в УПК. «Наверное, Надежда успела сообщить?» – промелькнула в голове первая мысль. Второй мыслью стало удивление той комедией, которую перед ними разыграл директор. В это время внешний вид следователя немного изменился. Он перестал походить на знаменитого эстрадного певца, его лицо покрылось несерьёзной краснотой, и теперь Стеблия можно было сравнить только лишь с варёным представителем класса беспозвоночных, а ещё конкретнее – отнести к типу членистоногих. – Тогда вызывайте кладовщицу из отпуска! – после длительного молчания почти истерично выдохнул он. – Сейчас, разбежался, – лаконичным тоном ответствовал директор, – прошу мной не командовать! Я сам был боевым офицером, ракетчиком… При этих словах старший лейтенант даже поперхнулся: – Ежели в сказке про соломенного бычка! Но Бердников посчитал ниже собственного достоинства ответить на ироничную реплику Стеблия и продолжил развивать свою мысль: – У нас, умник, в стране демократия и советская власть. Годы, когда ваш преступный министр Берия расправлялся с такими, как я, прошли, безвозвратно канули в Лету. Кроме того, мне довелось изучать право. Запомни, умник, свои права я знаю преотлично! – Тогда пусть сюда по порядку заходят те, что находятся на работе, – сконфуженно проронил притихший следователь. – Я знаю, под чью дудку ты пляшешь. Этим горе-музыкантом является Сумейко. Только фальшивит он, ой как фальшивит. Видать, народный умелец сам себе дудку сварганил, да немного не получилось. Под звуки, которые режут слух, споткнуться можно, – ехидно улыбаясь, высказался Валерий Михайлович. Тон его голоса был весьма насмешлив и язвителен. Затем неожиданно для присутствующих Бердников издал дикий оглушительный вопль: – Во-о-он! Вон из моего кабинета, сопляк! Я с тобой разговаривать больше не намерен. Вслед за отчаянным криком последовал тот экстравагантный наигранный жест, который уже не раз проделывал Бердников. Он всплеснул правой рукой вверх, потом приложил ладони к левой части груди и, закатив глаза, простонал: – Шилюк, когда же появится Генриетта Ионовна? Вот уж поистине за смертью посылать! Проводи следователя на своё рабочее место, пусть он у тебя допрашивает, кого захочет. Да, потом загляни к Нэлли Яковлевне. Где этот проклятый валидол? 143 Стеблий помрачнел ещё больше: – Прекрасно! Я пойду к Антону Семеновичу, но учтите, у некоторых ваших подчинённых гораздо больше сообразительности, чем у вас. Тут он, выходя из кабинета, раскрыл папку и взмахнул аккуратно исписанным листком: – Вот здесь, синим по белому написано, где находится аппаратура. Посмотрим, каким тоном вы запоёте, когда у меня будет несколько свидетельских показаний. Едва Антон Семёнович успел усадить Стеблия за свой стол и вернуться к директору, как уже появилась секретарша. Она положила на стол упаковку с валидолом и дрожащими руками стала наливать воду в большой гранёный стакан. – Генриетта Ионовна, подготовьте поднос, – распорядился завуч, – я сам занесу лекарство. Он слишком перевозбуждён. – Кого допросил мент? – недовольным голосом встретил его Валерий Михайлович. – Генриетту Ионовну. Директор быстро проглотил таблетку, словно она была средством от головной боли, залпом выпил полный стакан воды и стремглав бросился в приёмную: – Генриетта Ионовна, как вы посмели меня оклеветать? Секретарша замерла, точно перепуганная мышь, а директор продолжил обличительную речь: – Спасибо! Отблагодарили. Ведь, я вас взял на работу, где вообще ничего не надо делать. Только строить глазки. А вы начали строить из себя невесть что! С завтрашнего дня вы уволены! Директор схватил книгу приказов, лежавшую на столе перед неподвижной мумией, которую на данный момент представляла собой Генриетта Ионовна, и тут же каллиграфическим почерком начертал: «Уволить Попович Генриетту Ионовну за халатное отношение к исполнению служебных обязанностей. Временно секретарём назначить Перову Анастасию Иосифовну по совместительству». – С какого числа? – побледневшая Генриетта Ионовна недоумённо приподняла редкие накрашенные брови. – А вы думаете когда? Через месяц, через год? Да за вашу подлость я попрошу не беспокоить меня своей бездеятельностью с завтрашнего дня! – директор торжествующе поставил дату, а затем размашисто подписал приказ об увольнении. – Валерий Михайлович, – скривила тонкие губы Генриетта Ионовна, – вы ещё не раз пожалеете о содеянном произволе… Между тем следователь, не спеша, допросил всех мастеров производственного обучения, которые, видимо, знали, где находится имущество, но, устрашенные истеричными криками директора, несли несусветную околесицу. 144 Только один Сумейко чётко и ясно заявил: – Я, дурак, этому Перд…, то есть Бердникову, сам весь хлам помогал грузить: магнитофон, проигрыватель, усилитель, две колонки с мощным динамиками, микроскоп в коробке, канцелярские принадлежности, мыло и разную другую ерунду… После ухода старшего лейтенанта Стеблия, не дожидаясь особого приглашения, Антон Семёнович по собственной инициативе зашел кабинет шефа. – Зачем вы, Валерий Михайлович, затеяли слишком неприглядный фарс? – Я тебя не понял? – вытаращил глаза директор. – Ежели вы были боевым офицером, то и сейчас продолжайте вести себя по-офицерски! Верните микроскоп, аппаратуру. Да и дело с концом! – Антон Семёнович, ты действительно дурень? Или только прикидываешься? Я сам знаю, как себя вести. – К чему было увольнять Генриетту Ионовну? – вконец возмутился Шилюк. – Слушай, друг, ты за кого? Мы с тобой – настоящие закалённые партийные кадры. Разве ты не видишь, что этот молокосос пытается пришить мне уголовное дело? Если хочешь знать, Стеблий и Сумейко учились в одном классе, кстати, в моей родной третьей школе. Они – корефаны. Ты-то хоть теперь меня понимаешь? – Конечно, поэтому я сразу твёрдо сказал следователю: ничего не знаю! – Молодец! Хвалю. По партийному, по-офицерски. На том и стой. Но, самое главное, мне не мешай! Занимайся планированием занятий на новый учебный год. Это у тебя получается лучше. 6 Надежда всё-таки появилась на следующий день. Только не одна, а в сопровождении старшего лейтенанта Стеблия. Растерянная и смущенная. Как уже упоминалось, Антон Семёнович в течение длительного времени не обращал на эту симпатичную молодую женщину должного внимания, вполне достойного её своеобразной красоты. Пока он занимался «налаживанием связей» с руководством северокрымских предприятий, оказывающих УПК существенную материальную поддержку в виде различных моющих средств, уборочного инвентаря и различных и ремонтных материалов, на которые городской бюджет не выделял ни копейки, пока проводил с мастерами дополнительные занятия по педагогике, Надежда выпала из его поля зрения. Но вот однажды перед закрытием УПК, когда у завуча впервые стали появляться минуты свободные от постоянной «бумажной» работы, Надежда сама зашла в методический кабинет. Впервые их взгляды встретились, и Антон Семёнович смог впервые оценить бесспорные прелести этой пышногрудой южанки. 145 Нет, Надежда не была полной, если рассматривать её с физической, а точнее, с телесной точки зрения. Истинным знатокам красоты она, вероятно, представилась бы тем нерукотворным шедевром природы, который не только изумляет своим своеобразным общим совершенством, но и преподносит удивительные тонкости отдельных чисто женских особенностей. Иначе говоря, Надежда являлась подобием прекрасно подобранного букета цветов, в котором есть своя изюминка. То есть она была, и данная мысль намного правильнее всех других, миловидным существом, переполненным неиссякаемой обаятельностью. Здесь имеется в виду те два хорошеньких холмика, которые украшали грудь северокрымской красавицы, может на мизерную величину превышающие обычные стандартные размеры любой американской секс-бомбы. Только они не портили фигуру Надежды, а всемерно подчеркивали обилие женственности. В какой-то сумасшедший миг Антону Семеновичу показалось, что посмей он только слегка прикоснуться к этому живому букету, как на него брызнет сочная тугая струя ароматов, таящаяся внутри её восхитительного тела. – Антон Семёнович, вам бумага не нужна? – мелодично прозвучал голосок прелестной кладовщицы, и завуч очнулся от минутного наваждения. – Надежда, – просиял он, – у тебя поистине фантастическая интуиция. Тащи! – Пройдемте в кладовую. Может быть, чего-нибудь ещё возьмёте? Канцелярские принадлежности, например? – приветливо улыбнулась украинская красавица, словно сошедшая с картины талантливого Тараса Григорьевича Шевченко. Её улыбка, по крайней мере, так подумал Антон Семёнович, несла в себе неопределённое чувство двусмысленности. Кладовая, подстать её хозяйке, тоже была наполнена разнообразными приятными запахами. «Почему здесь отсутствует запах красок, различных химикатов Нэлли Яковлевны или промасленной ветоши, оставшейся после занятий Михаила Николаевича?» – пронеслась непрошеная мысль в голове Шилюка, начавшей кружиться от непонятной волны мужского смущения. Надежда встала на цыпочки, дотягиваясь до коробочек с цветными карандашами, лежавших на самой верхней полке. Теперь она напоминала девушку, достающую гроздь винограда, изображенную на картине другого талантливого художника Карла Брюллова учителя украинского «Кобзаря». Антон Семёнович, как любой галантный мужчина, желая поддержать молодую женщину, левой рукой осторожно даже, пожалуй, инстинктивно прикоснулся к её талии. А может быть, ему только хотелось дотронуться до причудливо изгибающейся спины? Он даже не успел этого понять. Вдруг Надежда содрогнулась, будто её ударил сильнейший разряд молнии. 146 Падая в руки оторопевшего Антона Семёновича, она, как мягкая пушистая кошка, стремительно развернулась, а затем, крепко обняв его за шею, впилась влажными губами прямо в полуоткрытый рот завуча. Ещё ни разу в жизни Антон Семёнович не нагревался в таком стремительном темпе. Неимоверный жар исходил от Надежды, точно она на мгновение заменила жгучее крымское светило. В голове отставного майора промелькнуло, если бы сейчас представилась возможность измерить температуру тела, то, вероятно, не выдержали бы любые градусники. Они бы моментально зашкалили или полопались. – Чудак, разве можно прикасаться до женщины, которая сто лет не видела мужика? – томительно успела прошептать Надежда. Они повалились на какие-то узлы и мешки, потому что энергия их здоровых тел принялась быстро накапливаться в одном весьма укромном месте, и ноги уже не могли повиноваться разуму. Уже потом Антон Семёнович установил, что узлы были наполнены ветошью для удаления смазки с инструментов слесарей-ремонтников. Ещё стремительней и молниеносней полетело по сторонам всё, мешающее удовлетворить самое сокровенное и самое естественное желание человеческого организма… – Давай договоримся заключить сделку, – мурлыкала затем Надежда, – ты подаришь мне хотя бы парочку ночей. Придумай, например, какую-нибудь совместную командировочку. – Надежда, как я могу подарить то, что по праву принадлежит жене? – Фу! Противный. Я имею в виду любовь, а ты держишь в своей умной голове обыкновенный секс. – Разве можно договариваться о любви? Она – призрачный туман, нежное создание природы. Незаметно приходит и незаметно исчезает, помимо нашей воли. С туманом нельзя заключить сделку, как с физическим или юридическим лицом. – Ты всем такие метафоры сыплешь? – Конечно же, нет! Во-первых, я в городе толком никого не знаю, хотя здесь родился. Все-таки четверть века прошло, с тех пор как я отсюда уехал. А во-вторых, ты для меня сейчас – единственная и неповторимая. Как в кино. – А жена? – Жена-паспорт. Без него нельзя. Вообще-то, Надежда, я её тоже люблю. Но тебя сравнивать с ней – кощунство. Ты – божественный дар, вкусный как праздничный пирог или… упоительная амброзия, а жена – так… обыденная каждодневность. В то время, когда они крадучись покидали место проведения совместного любовного урока, так как интимное действо до глубокой старости является совершенствованием ранее приобретённых знаний, им навстречу неожиданно попался Валерий Михайлович, по неизвестной причине вернувшийся в УПК. 147 Он немного подпортил приятное впечатление от занятий, не включённых в школьное расписание. – Наверняка, внеплановую инвентаризацию имущества проводили? – усмехнувшись, задал им директор заведомо безответный вопрос. Что было с ним в тот предвечерний час: временная потеря рассудка или простой всплеск страстей и эмоций, Антон Семёнович установить не смог… …Погасив призрачно-красивый свет былых воспоминаний, завуч препроводил старшего лейтенанта и Надежду в методический кабинет. – Я с вашим полусумасшедшим начальником разговаривать не буду, – сердито проговорил молодой следователь, – со временем сам расколется. Гораздо лучше и интересной побеседовать с симпатичной дамой, хотя она, эта дама, – Стеблий мотнул головой в сторону кладовщицы, – чем-то очень здорово напугана. Поэтому, Антон Семёнович, я вас попрошу, не уходите. Вместе послушаем, что она скажет. Хорошо? – Я – не против, – пожал плечами Шилюк, – беседуйте. Стеблий улыбнулся и доброжелательно поглядел на кладовщицу: – Ты, Надежда, не обижаешься, что я тебя вызвал официальным образом, через участкового? – Работа есть работа, – лениво ответила та, – соседи есть соседи. – Антон Семёнович, мы с ней на одной лестничной площадке живем, – тут же пояснил следователь, – но, имея дело с вашим руководителем, я вынужден действовать по всем правилам. – Вопрос первый, Надя, брал ли у тебя Бердников аппаратуру и микроскоп? Об остальной мелочи я пока молчу. – Но я по дороге я тебе уже попробовала объяснить. И теперь повторяю в присутствии Антона Семёновича: о делах директора понятия не имею. – Как это не имею понятия? Тогда показывай, где оно, указанное имущество, и разойдёмся. Надежда нехотя открыла кладовую и очень изящно махнула рукой на то стеллажи: – Приборы стояли здесь. – Но я-то их в упор не вижу! – Не знаю. Были, – хмуро потупила взор погрустневшая кладовщица. – Надежда, – уже сухо проронил сосед по лестничной площадке, – - если радиоаппаратуры нет на месте, то я вынужден составить акт об её таинственном исчезновении. Пиши объяснительную. – .Какую? – Надежда, тебе не пять лет, как твоей Анютке. Не прикидывайся глупой овечкой. Я тебя по-соседски хочу спросить, сколько червонцев ты получаешь в месяц? – Сто рублей, – совсем уныло сказала кладовщица. 148 – Глянь в инвентарную книгу. Видишь, общая стоимость исчезнувшего имущества приблизительно составляет десять твоих зарплат. Не много ли для матери одиночки? И когда же ты эту сумму выплатишь? Глаза Надежды покраснели, она с мольбой посмотрела на Шилюка: – Антон Семёнович, что мне делать? Чего вы молчите? Скажите, пожалуйста, хоть слово! Теперь настала очередь задумчиво насупиться Шилюку, он даже немного покраснел от нахлынувшего волнения за бедную женщину. Завуч когда-то слышал, что жалость вьет гнёзда только в сердцах простых недальновидных людей, поэтому, отбросив это непрошеное чувство в сторону, он как можно участливей проговорил: – Надя, зачем тебе брать на себя финансовую ответственность? Я понимаю, конечно, Валерий Михайлович – ваш родственник… – Какой он родственник!? По моему бывшему мужу… – Соседка, так, где указанные наименования? – уже более строже и более требовательней сказал следователь, тыча указательным пальцем в раскрытую ведомость. – Их взял Валерий Михайлович, – выдохнула совсем потускневшая Надежда, – месяца три или четыре назад. Сначала заставил перенести в свой кабинет, а потом на машине увёз домой. – Где расписка? – Её нет, – растерянно пробормотала кладовщица, потеряв надежду на благополучный исход дела, а также вместе с ней утратив веру, что в таком вопросе ей может помочь мимолётная любовь. Потом она, как подбитая красивая пичужка, встрепенулась, и в её полную грудь вселилось второе дыхание: – Но, ведь, все видели, как он увозил имущество. Правда, Антон Семёнович у нас ещё тогда не работал. – Вы готовы письменно подтвердить, то о чём говорили? – Да, – еле слышно прошептала Надежда. – Видите, Антон Семенович, и Надя, и Андрей, и Генриетта Ионовна в один голос утверждают о похищении директором школьной аппаратуры. – Не слишком ли громко сказано? – засомневался Шилюк. – Бердников не отвертится, своё получит обязательно.… На сегодня моя миссия закончена. Мне остаётся поговорить с Перовой Анастасией Иосифовной. Говорят, она уехала на бромный завод? – Совершенно верно, – подтвердил Антон Семёнович. – Значит, до завтра!… Во второй половине дня Шилюк заглянул к Бердникову. Тот его встретил с негодованием: – Ну, как вела себя Надежда? Что эта сучка на меня наклепала? – Разве она могла поступить по-другому? 149 – Наконец, ты убедился! Бабы любят исполнять быстро и четко только одну солдатскую команду «ложись!» Хотя не всегда правильно. Но как знать, может, твою команду Надежда выполнила на отлично? Шилюк спокойно выдержал ядовитую реплику своего начальника. Чувствовалось, что склонность к пререканиям из бедолажной головы отставного майора давным-давно была надёжно выбита суровой действительностью армейской службы. – Что, Семёныч, замер по стойке «смирно»? Неси книгу приказов. Напишем ещё один. – Но… – Кончай, Семёныч, законником прикидываться! Закон – что дышло: куда повернул, туда и вышло. Я, один, своими собственными руками этот учебный комбинат создавал. Своим потом, так сказать, обмывал.… Где же справедливость? А ты не думаешь о том дне, когда меня сожрут? Ведь, всё полетит в тартарары. Многое ли зависело от напомаженных финтифлюшек? Скажи, какую конкретно пользу принесли они? У них ни у одной нет даже путёвой специальности. Я их породил, я их и уволю! Сдаваться, Семёныч, не буду. Не дождутся! – с этими словами директор погрозил в сторону дверей, будто они были истинной причиной его негодования. 7 Следующий день оказался точной копией предыдущего. Анастасия Иосифовна сначала попробовала притвориться простодушной незнайкой, но под давлением неопровержимых доводов молодого следователя не выдержала темпа ею же придуманной игры в наивную девчонку и, заливаясь кумачовой краской, «подняла руки вверх». Через некоторое время, оставшись один на один с Антоном Семёновичем, видимо, глубоко переживая за своё обидное поражение, она вдруг пристально посмотрела на завуча: – Как вам не стыдно, Антон Семёнович? – Я-то в чём перед вами провинился? – Если вы действительно боевой офицер, а не самозванец, как наш отныне мной не уважаемый Бердников, то вам должна быть противной комедия, которую он перед нами разыгрывает? – Но, извините, у него есть свои причины… – Не суесловьте, – настойчиво прервала Шилюка перенервничавшаяся Анастасия Иосифовна, – пока ваша совесть ещё чиста, надо остановить постыдный фарс комедианта. – Но… – Не будьте тряпкой, Антон Семёнович, – стойко продолжала гнуть свою линию Анастасия Иосифовна, – я к вам испытываю чувство глубокого уважения, поэтому хочу предложить особый вариант решения проблемы. У мужа 150 есть хороший знакомый в горкоме партии. Не простая пешка, а высокий номенклатурный работник. Речь идёт о председателе партийной комиссии. Сегодня – среда, как раз его приёмный день. Давайте, вместе с вами сходим к нему и изложим суть безобразий, творящихся в УПК. Ведь, наш идиот уже уволил Андрея, Надежду, Генриетту Ионовну, теперь очередь дошла до меня. Он – полнейший дурак, таких людей надо изолировать от общества. И, пожалуйста, не спорьте со мной. Я вижу, как вы терзаетесь в сомнениях. Ну же, действуйте посмелее! Согласны пойти на приём? Антон Семенович задумался: «А эта взволнованная женщина права. Поступки директора не поддаются логическому объяснению». … Председатель партийной комиссии, органа, призванного контролировать действия руководящих партийных работников и исправлять их ошибки, внимательно выслушал сбивчивую путаную речь Анастасии Иосифовна и твёрдые убедительные доводы Антона Семёновича. По мере беседы холёное розовощекое лицо председателя комиссии, являвшегося лет на пятнадцать моложе Шилюка, сначала расплывалось в приторно-слащавой улыбке, затем на нём появилась печать определённой серьёзности, а к концу разговора и вовсе приняло обличительно-гневное выражение. Наконец, моложавый партийный чиновник с возмущением вскочил с места и, проявляя открытую нервозность, зашагал по ковровой дорожке, как маятник, назад вперед, вперед назад. Потом он остановился напротив Анастасии Иосифовны: – Я усматриваю здесь прямое и явное нарушение наших советских законов. Теперь, когда во главу угла партийной работы заложен краеугольный камень курса на всемерную перестройку страны, таких людей надо гнать жесткой метлой со всех руководящих постов. Не волнуйтесь, товарищи, мы примем самые крутые меры. На этой же неделе. Прошло несколько дней. Бердников всё же успел написать приказ об увольнении Анастасии Иосифовны. Однако все уволенные сотрудники продолжали упорно ходить на работу, надеясь на какое-то справедливое решение. В первое утро новой учебной недели директор прибыл на работу в приподнятом настроении. Однако, едва заметив Антона Семёновича, быстро согнал с лица улыбку и ядовито заметил: – Антон Семёнович, почему вы пропускаете в комбинат Надежду, Перову, Попович и Сумейко? Разве у нас таковые ещё работают? Шилюку не понравился высокопарно-язвительный и вместе с тем официальный тон. И хотя голос был похож на некую угрозу, завуч посчитал нужным своими возражениями не портить благодушное настроение начальника. Он только глухо и осторожно выдавил из себя: – Согласно вашим приказам, естественно, нет. Но все уволенные обжаловали ваши действия в вышестоящих органах и ждут решения руководящих инстанций. 151 – Пусть ждут! – весело всхохотнул Валерий Михайлович. – Пока не побелеют или не позеленеют. Лучше, мой друг, давай обойдём учебные классы и посмотрим, чем их оснастить в процессе подготовки к новому учебному году. Склоками и жалобами заниматься легко, гораздо тяжелее работать. Тем более мы с тобой вместе их ещё никогда не проверяли. – Как желаете, Валерий Михайлович, заодно обратим внимание на наглядную агитацию, – предложи Шилюк. – Вот, вот. Я неоднократно говорил, что ваш котелок варит в верном направлении. Антон Семёнович взял в опустевшей приёмной связку ключей от помещений, и они вдвоём неторопливо поднялись на второй этаж, где располагались учебные аудитории. – Начнем с класса электриков, – предложил директор. Едва завуч открыл замок, как Бердников, словно танк, ринулся внутрь помещения и, уподобясь юному несмышлёному мальчишке, радостно захлопал в ладоши. – Смотрите, смотрите, что там лежит возле балкона? – наигранно закричал директор. Шилюк чуть не обомлел. На полу около двери аварийного выхода, которая вела на балкон с пожарной лестницей, были аккуратно сложены в ряд магнитофон, проигрыватель, усилитель и две колонки. Чуть в стороне стояла открытая коробка с микроскопом. Директор проворно бросился на нижний этаж в учительскую, а правильней сказать в комнату, где отдыхали мастера производственного обучения в свободное от занятий время. Обратно он явился в сопровождении Андрея Сумейко и Нэлли Яковлевны. – Видите, Нэлли Яковлевна! – снова закричал Бердников, обращаясь к «химичке». – Никакого имущества я не брал! Вот оно! Директор торжествующе указал на коробки. – Как оно могло оказаться в моём классе? – недоверчиво пробурчал Андрей. Шилюк подошёл к балконной двери и без особого труда распахнул её настежь: – Кто-то загодя открыл замок изнутри класса, ибо снаружи этого не сделаешь. Дверь оббита цельнометаллическим листом железа. После чего имущество можно занести в любой момент. – Надо спросить у Сумейко, он мастак открывать двери, – ехидно заметил директор, а потом ещё ехидней добавил, – что только не додумаешься сделать в погоне за полированными досками, аппаратурой… Шилюк подумал, что молодой человек с кулаками набросится на директора, и поэтому решительно встал между ними. Но Андрей настолько оказался подавлен происшедшим, что смог лишь растерянно пролепетать: – Бред какой-то! 152 Потом он, сконфуженно мотая курчавой головой, медленно вышел из класса. – Нэлли Яковлевна, вы видели, как себя повёл Сумейко? У него в башке короткое замыкание. Не только учить ребятишек, но и воровать-то, как следует, не научился. Антон Семёнович встал около приборов. – Надо отнести в кладовую. – Ничего не трогать! – истерично замахал руками Бердников. – Возможно, будут снимать отпечатки пальцев. – Чего вы порете чепуху? – вскипел Антон Семёнович. – Кто будет снимать отпечатки пальцев? И с какой целью? Одно ясно: здесь потрудилось лицо, знакомое с юриспруденцией. – Не юродствуй! Это – почти уголовное дело, – снова выкрикнул директор. – Впрочем, на что ты намекаешь? – Я имею в виду одно: пора прекратить заниматься грязной игрой и терроризировать невинных людей. – Теперь мне стало ясно, кто руководит игрой, называемой завучем грязной? – директор обернулся к работникам комбината, которые теперь уже почти все теснились возле аппаратуры, внезапно обнаружившейся в классе Андрея Сумейко. Потом он, приняв строго официальное выражение, торжественно объявил: – Прошу вас через десять минут собраться в приемной. Мы должны положить конец неприглядной истории, затеянным недоучившимся Сумейко, в которую, к моему большому сожалению, оказался втянутым весь наш здоровый коллектив комбината. И что ещё хуже, у него нашёлся идейный руководитель, видимо обладающий личными корыстными интересами. Бердников зло посмотрел на Антона Семёновича и быстро опустился вниз. – Друзья, успокойтесь! Действительно, назрела необходимость всем собраться вместе. А вас, Анастасия Иосифовна, я попрошу позвонить в парткомиссию и, если возможно, пусть её председатель пришлет к нам работников горкома партии. Когда сотрудники, руководимые завучем, появились в приемной, то оказалось, что в кабинете директора уже сидел сам Владислав Сергеевич Прядко с двумя партийными инструкторами. Шилюк снова вывел всех в коридор и громко произнёс: – Товарищи, открою вам секрет. Я в прошлую неделю был на приёме у председателя партийной комиссии и рассказал про обстановку гонения и нетерпимости, сложившуюся в последнее время на комбинате. Речь шла о незаконных увольнениях некоторых членов нашего коллектива. В ответ послышались нестройные голоса: – Правильно! Молодец! Сразу бы так! Нечего было ждать! Услышав обнадёживающий спич своего заместителя и одобрительные выкрики сотрудников, Валерий Михайлович тут же выбежал из кабинета: 153 – Не надрывайте бесполезно голосовые связки! Владимир Сергеевич специально прибыл к нам, чтобы поговорить с каждым в отдельности, с каждым разобраться и указать на недостатки в работе. Сейчас он по телефону разговаривает с начальником милиции, чтобы привлечь к ответственности следователя, посмевшего заподозрить меня в краже государственного имущества, которое сейчас лежит в классе электриков. Кстати, Сумейко и его идейные вдохновители создали в УПК нездоровую атмосферу, в результате чего персонал не может трудиться с полной отдачей сил. Цель этой неблаговидной кампании – опорочить моё честное имя, как старого коммуниста.… А теперь прошу заходить на беседу в следующем порядке: Надежда Ткачук, Генриетта Попович, Анастасия Перова и Андрей Сумейко. Потом, если пожелают, могут зайти остальные работники. Вы, Антон Семенович, остаётесь, так сказать на закуску, вернее на сладкое, то есть в последнюю очередь. …После беседы с Прядко люди выходили с покрасневшими лицами, не глядя на растерявшегося завуча. Они молчком пробирались в «учительскую». Шилюк тоже удалился в методический кабинет и стал мучительно размышлять о случившейся перемене в действиях директора: Валерий Михайлович как будто получил второе дыхание. Неужели Бердников сумел переубедить партийное руководство города? Через некоторое время перед ним, как привидение, возник Сумейко, тоже растерявшийся и весьма огорчённый. Безнадёжно разводя руками, он произнёс: – Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Эта шобла во всех грехах обвинила меня. Видимо, директор успел испортить воздух даже в горкоме партии? Неожиданно зазвонил телефон. Антон Семёнович машинально взял трубку и услышал голос, запомнившийся ему по первомайской демонстрации. Повелительный резкий, не терпящий никаких возражений. Он принадлежал самому первому лицу города, в течение двух десятков лет бессменно возглавлявшему горком партии. – Это Валерий Михайлович Бердников? – Так точно! – услужливо ответил второй голос с параллельного телефона. Антон Семёнович никогда в жизни не подслушивал чужие разговоры и уже намеревался положить трубку. Однако внутренне чувство настойчиво предложило: с тебя не убудет, если ты узнаешь немного больше о том, чего тебе знать вообще не положено. И Шилюк снова поднес трубку к оробевшему органу слуха. – Неужели ты, тёртый коммунист, – продолжал рокотать властный повелительный голос, – руководитель с таким огромным стажем, не смог сразу разобраться, что воду мутит этот… как его… – Шилюк, – льстиво подсказал директор. – Немедленно пиши на него характеристику, чтобы впредь не держать олуха на руководящей работе! 154 – Слушаюсь! Мы тут с Владиславом Сергеевичем уже заседаем по данному вопросу. – Вот и хорошо! Прядко – человек опытный, он тебе подскажет, как поступать дальше. Бывай, Валерий Михайлович. Шилюк мгновенно покрылся холодной испариной и почувствовал себя так, словно на него вылили не ведро, а огромное море помоев. Вдруг зычный бас директора уже загремел в коридоре: – Эгей, Антон Семёнович, продвигайся поближе к нам! Шилюк вошел в кабинет и остановился возле дверей. Хотя свободных стульев в просторном помещении имелось достаточно много, ему никто не предложил присесть. – Ну, – первым приступил Владислав Сергеевич, – докладывайте, почему вы, кадровый офицер, судя по личному делу, в прошлом даже возглавлявший партийную организацию управления полка, докатились до этого? – До чего я докатился? – с вызовом ответил Шилюк. – Кто вам позволил в грубом тоне разговаривать с самим третьим секретарём горкома партии? – заволновался один из инструкторов. – Что-то я о такой должности в вашем горкоме не слыхал! Первый есть, второй есть, а третьем нет даже намёка. Секретари имеются, а кто из них третий, кто четвертый, – поди разберись! – спокойно произнёс Шилюк и даже сам удивился происшедшей в нем перемене. – Да нечего с ним возиться! – вскочил с места второй инструктор. – За подобные слова надо гнать его из партии в три шеи. – Не ты меня принимал, не тебе дано исключать! – в свою очередь взорвался Шилюк. – Вы только посмотрите, как он себя ведёт с партийными руководителями города! – вновь заверещал первый инструктор. Т – т.- Действительно, ему нет места в партии! – Успокойтесь, ребята! – лениво бросил Владислав Сергеевич. – Я сам приму решение, что с ним делать. Сначала попробую наставить на путь истинный. Может быть, человек не совсем потерян для нас? Всё же двадцать пять лет отдал вооруженным силам.… Скажите, Шилюк, почему вы, умный человек, опытный специалист, не разобрались в совершенно простой ситуации? Ведь, смысл охаивания всеми уважаемого Валерия Михайловича состоит в том, чтобы развалить учебно-производственный комбинат, созданный его настойчивыми стараниями. Школьное производственное обучение – гениальная творческая задумка нашей партии. Как же вы, коммунист, имеющий приличный партийный стаж, пошли против генеральной линии партии в области народного образования? А? Видимо, вам нечего сказать… Секретарь умолк, всем видом показывая важность произнесённых слов. – Или взять другой аспект. Чему учили вас в рядах нашей славной армии? Где ваша субординация? Вместо того, чтобы поддержать Валерия Михайловича, которому партия многие годы доверяли и ещё будет доверять самые от155 ветственные школьные посты, вы принялись третировать его. Вместе с подчиненными. Это уже никуда не годится. Третье. Поневоле напрашивается мысль: уж не желаете ли вы занять его директорское место? Карьеризм... Секретарь всё говорил и говорил, а Шилюк вдруг перестал внимать звукам уверенного красивого баритона. С каждым вновь произнесённым словом завуч всё больше и больше уходил вглубь своих собственных мыслей. И в какой-то момент ему стала ясной никчёмность процедуры, затеянной горкомом. Антон Семёнович, не дослушав до конца нравоучений высокопоставленного партийца, медленно повернулся, решительно махнул рукой и, еще решительней хлопнув дверью, покинул место проведения «воспитательной работы». – Мы данный поступок без внимания не оставим! – донесся до него визгливый вскрик одного из инструкторов. Не остался в долгу и Бердников: – Посмотрим, как ты запоёшь, когда жена узнает про твои любовные похождения!… 8 Поздно вечером в квартиру Антона Семёновича позвонил высокий светловолосый мужчина. Он тотчас протянул ему заранее раскрытое удостоверение: – Я – сотрудник городского отдела государственной безопасности. Прибыл к вам потому, что ситуация, сложившаяся в межшкольном учебнопроизводственном комбинате требует пристального внимания. Согласитесь, дело доведено до полнейшего абсурда. Введите меня, пожалуйста, поподробней в курс событий… В голове у Шилюка проскользнула мысль: наверное, визит «чекиста» – дело рук белокурой секретарши Генриетты Ионовны? А потом, волнуясь, словно безусый юнец, он поведал историю о злополучной аппаратуре. – Мы это просто так не оставим, – спокойно и уравновешенно заговорил офицер государственной безопасности, – теперь, когда началась перестройка, когда во главу угла поставлена забота о каждом человеке и человеческий фактор занимает особое внимание руководящих органов, я уверен, что Бердников понесёт заслуженное наказание. Буквально через три-четыре дня всё станет на своё место. Вам не надо принимать близко к сердцу чудачество ретивого администратора. Но почему-то в сознании Шилюка вихрем завертелись сомнительные размышления: уж очень эти утешительные фразы перекликались с заверениями председателя партийной комиссии… … Вскоре он случайно встретился со старшим лейтенантом Стеблием. Следователь смущенно опустил взгляд: – Простите меня, Антон Семёнович, недооценил я старого проходимца. 156 – В чём прощать? Многие виноваты в том, что произошло, – в свою очередь сказал Шилюк, – и я, и Сумейко, и Анастасия Иосифовна, и Надежда, короче, все работники УПК. А по большому счёту – весь наш народ, забитый утопическими идеями. Следователь удивлённо посмотрел на Антона Семёновича. Рассуждения завуча показались ему алогичными и даже бунтарскими… … После беседы с офицером-чекистом миновало дней десять. Директор уже успел за это время вместо уволенных работников набрать новых людей. С завучем он почти не разговаривал. Просто не замечал. В конце концов, Шилюк не выдержал и сделал то, что по его глубочайшему убеждению необходимо было сделать давно. Сначала он зашёл в приемную горкома партии и вместе с членским билетом оставил на столе у секретарши заявление о нежелании оставаться в рядах партии, затем появился у заведующего отделом народного образования, где написал заявление об уходе с работы. Тот, зная перипетии, происходящие в УПК, спрятал радостную улыбку под хмурый взгляд и равнодушно спросил: – Куда вы теперь? – Я уже подыскал место, – бодрясь, ответил Шилюк. – И если не секрет? – Пойду слесарем в цех контрольно-измерительных приборов, на «Химпром». – Простым работягой? – чрезвычайно удивился заведующий отделом. – В наше время человеческие мозги лучше не крутить. Гораздо полезней это проделывать с рукоятками приборов. Хотя приборы не имеют разума, но они во много раз умнее людей. Ведь, если приборы начинают врать или неправильно работать, то их можно исправить, а «гомо сапиенса» исправит только могила… Уже через неделю Шилюк трудился на содовом заводе, а ещё через неделю его вызвали к самому генеральному директору. – Что же ты такое успел натворить? – испуганно спросил начальник цеха. – Не знаю, – безразлично ответствовал Антон Семёнович, – верно ошибочка вышла. Но он забыл самое простое правило рабочего, – начальство никогда не ошибается. Письмо Андрея Сумейко, направленное в адрес Центрального комитета партии, всё же встретило понимание одного из дотошных московских клерков, и из столицы прибыл специальный представитель с заданием: досконально разобраться по сути жалоб, поступивших из крымского региона. Разговор с гонцом оказался коротким, но принесшим Шилюку некоторое удовлетворение… В стране началось реальное осуществление демократических реформ. 157 А ещё спустя три месяца Шилюк зачитал своей супруге небольшую выдержку из местной газеты. В рубрике «Перестройка – дело всенародное» несколько скупых строк сообщали о снятии Бердникова Валерия Михайловича с должности директора Северокрымского межшкольного учебно-производственного комбината, В частности в заметке говорилось, что это произошло «благодаря мерам, принятым горкомом партии». ПОСЛЕСЛОВИЕ С тех злополучных событий, цепко впившихся в память Антона Семёновича, миновало лет около пятнадцати. К управлению государством пришли новые люди, да и само государство стало тоже новым. Новые управленцы не были чиновниками, зациклившимися на различных утопических идеях, имели прагматические взгляды на труд, хотя их старания из-за ошибок, допущенных в управлении страной, не принесли Антону Семёновичу огромной радости. С их появлением канули в вечность слова: ударник коммунистического труда, передовик производства, в том числе и такое понятие, как межшкольный учебно-производственный комбинат. Шилюк не только успокоился внутренне, но даже благодаря подвернувшейся оказии, переехал в другой степной городок, находящийся всего в двадцати километрах от Северокрымска. Теперь ему уже ничто не напоминало о неудачном пребывании в должности заместителя директора по воспитательной работе. Он нигде не стал искать себе новую работу, проводя основное время летом на даче, а зимой за чтением детективов. Лишь одно каверзное обстоятельство начало терзать его утомлённое сердце, ещё пока более или менее ритмично продолжающее подрыгиваться в груди. Дело в том, что квартира, которую он получил в результате обмена, оказалась совершенно бессильной перед слабенькими крымскими морозами… Но вот наступило третье тысячелетие, и новая эра привела за собой очередные выборы в государственный парламент. В это период его супруга, доселе никогда не принимавшая участие в политических обсуждениях проблемных вопросов повела себя совершенно неадекватно по отношению к своему спокойному характеру. Она принялась каждый день костерить людей, занимающихся законотворческой деятельностью: – Сидят, бездельничают, читают газеты во время сессий, а у нас в квартире – холодрыга! Ходим, точно бомжи, закутавшись во что попало. Антон Семёнович попробовал возразить ей, что депутаты Верховной Рады, высшего законодательного органа страны, совершенно не причём, что причина дискомфорта кроется в неправильном подключении дома к городским ото158 пительным системам. Куда там! Он навлёк на себя только дополнительный гнев. Однажды, возвращаясь со съестными припасами с городского рынка, супруга неожиданно заявила: – Возле площадки, где происходят сборища жителей нашего микрорайона, висит объявление, что сегодня будут выступать два каких-то кандидата в депутаты. Сходил бы ты, дед, да спросил, когда все-таки в квартирах появится тепло? Или нам до смерти такого чуда дожидаться? Только вопрос задавай громко и внятно, а то ты вечно мямлишь… Была первая половина марта. После непродолжительного потепления вновь задул холодный северовосточный ветер. Антон Семёнович отыскал старый полушубок, ещё не потерявший свой былой внушительный вид, и, нахлобучив на лысую голову огромную кроличью шапку, не спеша, направился на сходку. Твёрдо уверенный в бесполезности этой затеи, он, тем не менее, не решился перечить строгой и упрямой жене. Шилюк настырно протиснулся в первый ряд сравнительно небольшой кучки людей, окружившей круглое бетонное возвышение и послушно замер с единственной целью в голове: во что бы то ни стало выполнить указание супруги. Кандидатов в депутаты он узнал сразу. Первым слово получил представитель северокрымских коммунистов. Им оказался небезызвестный ему Валерий Михайлович Бердников. Вторым должен был выступать человек, тоже хорошо знакомый Шилюку. Владислав Сергеевич Прядко. Теперь он являлся заместителем министра в правительстве автономной республики Крым и защищал интересы блока правых партий. Антон Семёнович уже не таил какую-то злобу или ненависть к стоявшим перед ним креатурам прошлого времени. Сейчас они были даже глубоко ему безразличны. Поэтому он, не смущаясь, громко, как наказывала супруга, тому и другому задал тщательно отрепетированный вопрос. И тот и другой дали Шилюку многообещающие, но вряд ли выполнимые ответы, и оба, конечно, узнали его. Сразу после предвыборной речи Валерий Михайлович сошёл с импровизированной трибуны вниз к толпе и приблизился к Антону Семёновичу. Назидательно похлопав бывшего завуча по плечу, Бердников, брызгая капельками слюны на меховой воротник, горячо зашептал: – Мой друг, мы ещё поборемся с антинародным режимом. Старые партийные кадры позиции без боя не сдают! Мы за таких, как ты, скромных простых людей, готовых головы сложить за коммунизм. Нам с дерьмократами не по пути. Помнишь, как они смешали меня с навозом? Меня, опытного руководителя, бывшего боевого офицера! Но мы, как тот греческий богатырь Антей, не витаем в облаках, а земли держимся и от земли силу берём… 159 – Не поздновато ли в депутаты? Почти семьдесят лет, – прервал Антон Семёнович велеречивого Бердникова. Тот все же сумев разглядеть глубокое безразличие в глазах Шилюка, поднял правую руку вверх и, потрясая сжатым кулаком, стал пробираться через толпу. На прощание, зычно бросил: – Вот увидишь! Народ за таких, как я! Мы победим! Не оставил без внимания отставного офицера и заместитель министра. Он вразвалочку вальяжно подошёл к Шилюку. – Ты теперь живёшь в этом городишке? – задал Прядко свой бессмысленный вопрос и, не ожидая ответа, громко продолжил. – Да заварил ты когда-то кашу-малашу.… Но не до конца. Настоящие бойцы, сторонники перестройки, не должны уходить в кусты. А ты, точно принцесса на горошине. За людей надо бороться. У партократов существовала хорошо отлаженная машина, но ты сам видел, как она в течение трёх дней развалилась. Если бы не мы, истинные приверженцы демократии, а не коммуняки, вроде Бердникова, то неизвестно, чем бы ещё всё окончилось. Вот и теперь, ежели выберете меня, не ошибётесь. Народу нужны опытные руководящие кадры… …Антон Семёнович, как и пятнадцать лет назад, уже не внимал сентенциозному голосу замминистра. К тому же со стороны Сиваша усилился резкий леденящий сердце ветер и Шилюк, не обращая внимания на бывшего секретаря горкома партии, преспокойно направился домой… А Прядко, чтобы слышали присутствующие, вослед натужно прокричал: – Я ведь, тоже в те годы напрасно пострадал! Видели бы мою дачу! Её пришлось в период очередной коммунистической кампании сдать в пользу партократов. Даром… … Голосовал Антон Семёнович, как и его строгая супруга, за совершенного другого кандидата, молодого преуспевающего бизнесмена. Он много не обещал, но по всему было видно, являлся хозяином своих слов. А издревле известно, умный хозяин имеет весьма ценное достоинство: неукротимую склонность к расширению и преумножению богатства. 160 ЖЕНСКОЕ СЧАСТЬЕ (Мещанский детектив) 1 – Девушка, вы будете выходить? Нетерпеливо спросил он у стройной молодой особы с волнистыми каштановыми волосами, которая грациозно застыла на последних ступеньках лестницы, напомнив ему музейную редкость эпохи Возрождения: до того совершенной и изящной была её фигурка. – Выходят только замуж, – с интригующим вызовом ответила прекрасная статуя банальными словами избитого анекдота, причём, мелодичный голосок показался Дану весьма знакомым: «Неужели это та самая простоватая девчонка с первого этажа, которая приглянулась мне года три назад?» – Тогда будьте добры, сократитесь в размерах по горизонтали, – решил он на всякий случай всерьёз не отвечать на колкую тривиальность девушки, применив простенькую фразу, накопившуюся в лексиконе за годы службы в армии, но произнесёнными словами незаметно подчеркнул, что идеальные талии его нисколько не интересуют. Одновременно в голове у Дана возникла навязчивая мысль: «А вдруг на самом деле это она?» – Сокращают только в отделе кадров, – не меняя тона, быстро проронила девушка. Её каштановая лавина, похожая на поток драгоценного песка, состоящего из мельчайших кусочков темного янтаря, немного колыхнулась. От искрящегося трепета волос мрачная полумгла давно не убиравшейся лестницы мгновенно исчезла. Вместо нее появился альков, вернее таинственный уголок средневекового рыцарского замка, предназначенный для любовных свиданий. Однако Дан считал себя неудачником в романтических приключениях. Он и на этот раз не смог ничего выудить из своей памяти. «Нет, судя по приятным округлостям тела, это не она». – Ну, в таком случае просто сойдите! – решил он закончить никчемный разговор, но поневоле своей фразой только подыграл бестактной красотке. – Сходят только с ума! – получил он закономерный ответ. После чего последовала небольшая пауза. Он задумался, каким же образом, с необходимой корректностью сдвинуть девушку с места. Она, вероятно, соображала, что ещё можно сделать, чтобы пообидней для молодого человека проявить свое хамство. – Неужели армия на самом деле действует на психику всех ребят, что они становятся такими неисправимыми тупицами, – вновь услышал Дан мело- 161 дичный голосок и тот час удивился. Откуда нежное создание знает о его пребывании на военной службе? А голосок продолжал звучать дальше: – Ваше Величайшее Невежество продолжает игнорировать бывших знакомых? Это почти подло! Следом за столь укоризненными словами девушка мгновенно обернулась и с нескрываемой кокетливостью предстала перед Даном в полном своём великолепии. Конечно, она и в те незабываемые дни, когда он приехал в маленький городок в гости к своему деду, не была каким-то несуразно гадким утёнком. Но теперь Вика совершенно преобразилась. Куда подевалась её прозрачная худоба, дикая угловатость и синюшный оттенок застенчивого личика!? Раньше она и впрямь походила на необтёсанную деревянную дощечку, а дворовые мальчишки, выдумавшие ей обидное и вульгарное прозвище Рейка, каждый день доводили девчонку до слёз. Сейчас же перед глазами оробевшего Дана в сияющем безвоздушном пространстве парило никому не доступное райское создание. Красота её лица не изменилась, она, словно искусно обработанный алмаз, засверкала безупречной игрой строго очерченных линий великолепнейшего бриллианта. Эта драгоценность могла украсить не только любое столичное молодёжное общество, но и даже любое наипопулярнейшее телешоу. На миловидных щечках Вики, уже успевших немного загореть, блуждала ослепительная улыбка, а глаза светились жгучими лучами нескрываемого любопытства, украшенного искорками природной насмешливости, что придавало её облику выражение чётко выраженного превосходства. Несомненно, девушка успела ощутить невероятное наслаждение от чувства познания собственной красоты. Оторопь, рождённая неожиданной встречей, незаметно прошла и Дан после серии ничего незначащих восклицаний смог начать разговор: – Виктория, мне, наверное, придётся умереть на лестнице, потому что внезапно возникшую преграду в виде сказочно-красивой принцессы не преодолеть никогда. Или, наверное, легче сойти с ума и оказаться в дурдоме? Хотя такую возможность, пожалуй, я тебе не предоставлю: сразу грохнусь замертво у твоих прелестных ножек. – Дан… – Погоди, Виктория, дай высказаться! Боже, что время делает с людьми? Прошло всего три-четыре года, и ты превратилась в настоящего ангела. Даже не могу представить, в какое небесное существо ты трансформируешься лет так через тридцать или сорок!? – Чур, меня не трогать, – шутливо пригрозила пальчиком девушка, прервав пылкий речитатив Дана, – я тебе не рукоятка какого-нибудь электронного прибора на контрольном щитке твоего «Мерса». Ты, ведь, знаешь, мой язык настраивать не нужно… 162 – Ладно, ладно твоя взяла. Кроме того, я собственной физиомордией могу только лишь расстраивать. – Успокойся, твой чёрный юмор мне совершенно непонятен. Но уж если я стану старой ведьмой, то прежде превращу тебя в отвратительного дряхлого тритона.… Чтобы ты не отворачивался от старых друзей. Подумаешь, приехал на задрипанном лимузине и нос в потолок! – Что правда, то правда. Юморист из меня нулевой. Особенно в дневное время, когда от твоего взгляда можно заикой стать или ослепнуть. Вот бы немного потемней.… Слушай, приходи сегодня вечером в кафе «Зодиак». Поговорим о чем-нибудь, что-либо вспомним. А? – Если это шутка, то она ещё более неудачная, чем предыдущая. Что я там потеряла? – Пока не потеряла, но есть надежда найти… Может быть, истинное женское счастье? – Кто хочет много счастья, тот мало его получает, - назидательно ответила девушка на туманное высказывание Дана. – Попытка – не пытка. Я, например, тоже не хочу журавля в небе, а вот рядом бы с прелестной птичкой-синичкой посидеть хотелось бы. Даже в одной клетке, – полушутя полусерьезно уточнил он, поглядывая на короткое синезеленое платье, плотно облегающее причудливые выпуклости статного тела Виктории. – Даник, заканчивай балагурить. Мне нужно срочно бежать в аптеку за лекарствами для Веры Сергеевны, – она в очередной раз совершила попытку вернуть Дана на грешную землю. Но словесное воздействие снова было оставлено им без внимания: Дан радостно прокричал девушке вослед: – Я жду у входа в кафе в семь часов вечера! – Можешь ждать, пока борода не вырастет, – звонко рассмеялась Виктория и бодро застучала туфельками по асфальту. А он, мурлыкая слова известной в прошлом песенки: «Всё могут короли, всё могут короли», не спеша уселся за руль новенького «Мерседеса». Кажется, его пребывание в небольшом приморском городке становилось намного интереснее, чем думалось первоначально… 2 Почему именно эти светлые апрельские воспоминания вдруг всплыли в памяти Дана в первую очередь, он не мог понять. Может, оттого, что он ещё был способен по-детски наивно и глупо шутить? Сейчас его окружало нудное серое предрассветье. И он лежал на кровати не в качестве бесконечно счастливого любовника, а в качестве отвергнутого мужа. Ах да! Всё началось со злополучного посещения местного кинотеатра. Как он не хотел тащиться в это архаичное сооружение! Они с Викой намеревались сходить туда вдвоём, но по какой-то причине с ними оказался, невесть отку163 да взявшийся, здоровенный верзила со смазливой цыганской рожей. И звали высоченного дылду по-цыгански – Рома. Ему бы приличествовала кличка «Алёша Попович», именно на этого героя известной картины Васнецова походил этот парень. «Неужели с долговязым Ромой у красавицы Вики был в прошлом любовный роман?» – подумалось Дану в первые минуты знакомства, слишком уж часто взгляды дылды с Викторией, на данный момент ставшей Дану законной женой. То, что эти взгляды таили в себе определённую порцию былых взаимоотношений, было совершенно ясно. Только вот насколько глубоко они были связаны, Дан пока не представлял. Рома являлся одним из тех прямолинейных добродушных парней, для которых в силу физических особенностей снисходительность, как бы её надёжно не прятать, служила самой главной чертой характера. Природная сила заставляла считаться с ним любого забияку. А простота излучалась из всех частей тела этого наивного гиганта. Вот почему разговор с ним казался для Дана каким-то скучным и слишком прямолинейным. – Ты давно живешь в нашем доме? – спросил Дан лишь для того, чтобы спросить: они только-только покинули территорию двора и им предстояло почти полчаса тащиться по нагретым за день улочкам вечернего города. – С февраля этого года, – немногословно ответил Рома и в свою очередь тоже задал вопрос. – А ты, говорят, из столицы приехал? – Вскоре после смерти дедушки. Чертовски надоело браниться с родителями из-за каждой мелочи. Все равно квартира пустовала. – Где-то работаешь? Кстати, темно-вишневый «Мерс» твой? – Мой. Я – таксист, – с гордостью похвалился Дан. – Куда ты устроился? – Сварщиком. Встрял тут в одну частную фирму, сразу после окончания технического училища, что под Джанкоем. Мне брат помог снять квартиру у Анны Прокопьевны. – Это – твоя хозяйка? – Ну да. Наверняка ты её знаешь. Рослая высокая старушка. Через год ей семьдесят пять стукнет, а она, как ломовая лошадь, по городу рыщет. С сумками да кульками. Прежде, чем купить пару морковок, она весь рынок оббежит. Из-за каждой копеечки торгуется до умопомрачения. Лишь бы найти подешевле… – Мне подобную блажь не понять! – твёрдо заявил Дан. – Дан в наше время нельзя быть таким раззявой, как ты! – вдруг оскорбительно оборвала его Вика, несмотря на то, что с ними вместе находился посторонний человек. Но явно высказанное оскорбление – ничто по сравнению с последующими Викиными действиями. 164 Американский фильм оказался на редкость интересным и захватывающим. Ведь, в нём играла непревзойдённая актриса Шерон Стоун, а Дан еще, будучи сопливым мальчишкой, безумно влюбился в привлекательную знаменитость. Вика не только походила на неё, но и выгодно отличалась от всемирно известной кинозвезды тем, что имела огромнейшее преимущество, которое не купишь за деньги, чистую и непорочную молодость. Так пока считал законный муж Виктории – Даниил Снетков. Во всяком случае, до просмотра кинофильма. Случай, происшедший в средине занимательного сеанса, подействовал на Дана, как сокрушительный удар молнии. Он вдруг обнаружил, как маленькая Викина ладошка осторожно поползла по внушительному колену верзилы, а затем удобно разместилась на его огромной пятерне. После чего их пальцы принялись трепетно производить молчаливые комментарии к заокеанской любовной мелодраме. Боже, как он тогда не потерял сознание? Невообразимое чувство собственного бессилия внезапно охватило весь его организм, безжалостно искромсав на мелкие кусочки его волю. Но за несколько томительных секунд он всетаки справился с собой, хотя ему очень хотелось бешено завопить или вцепиться зубами в эти предательские пальчики, нашедшие взаимопонимание с руками другого человека. А ведь, с каким трудом, по каким мельчайшим крупицам собирал он это взаимопонимание, валяясь у Вики чуть ли не в ногах! Ему удалось не выдать своё головокружительное волнение, собрать остаток моральных сил и притаиться. Впрочем, Дан по другому поступить не мог: в его голове что-то шумело, гремело, звенело, вызывая приступы противной тошноты. Затем уже спустя несколько дней Дан понял, что начинает терять драгоценность, которую, видимо, приобрел, заплатив слишком низкую цену. Ради любви надо было пожертвовать более существенным и значительным, чем те запасы басков, которыми снабдил его родитель, уезжая в длительную командировку в Китай. …Отец, крупный учёный столичного технологического университета был приглашен на строительство крупнейшего в мире металлургического комбината. Вскоре и вечно недовольная мачеха улетела за ним вослед в качестве программиста… Единственное, что сделал Дан после случившегося, так перестал называть Вику принцессой и из мечтательного бесхитростного романтика превратился в замкнутого скучного реалиста. Но, наверное, Дан был не прав, сваливая всю вину на «волшебную силу киноискусства», которая внесла существенную трещину в любовные дела молодоженов. Их супружеские связи не заладились с самого начала начал: в первую брачную ночь, обернувшуюся для него из восхитительного и чарующего интима в фантастически неправдоподобное умопомрачение. Дан прому- 165 чился до раннего утра, но так и не смог совершить ничего героического по отношению к своей красавице жене. Свадебное застолье, длившееся почти до трёх часов ночи, выбило парня из привычной жизненной колеи. Возможно, он чересчур много выпил. Но больше всего повлияли на его психику шум, крики и бесконечные искусственные поцелуи с Викой, совершаемые по воле подвыпившей кампании. А может быть, виной было собственное чувство томительного ожидания той счастливой минуты, когда они должны были оказаться наедине. Как только изрядно охмелевшие местные таксисты, его новые товарищи по бизнесу, и немногочисленные Викины родственники разошлись по домам, Дан, ни слова не говоря, стремительно увлёк свою милую избранницу в таинственное место, которое весь вечер не давало ему покоя и которое в обиходе называется слишком по-мещански – спальня. Первоначально Вика не оказывала ему никакого сопротивления. Лишь потом, когда наступил торжественный черёд снимать один из самых сокровенных элементов Викиного ночного туалета, скрывавший от него цель плотских желаний, Вика неожиданно заупрямилась. Возможно, она хотела поиграть, позабавиться, но вразумительная догадка пришла к нему слишком поздно. Если учесть, что Виктория была не только хорошо слажена, но увлекалась спортивной гимнастикой, занимая призовые места на всех школьных соревнованиях, то можно себе представить, сколько усилий пришлось приложить бедному Дану, чтобы справиться непредсказуемым женским «заскоком». К тому же он рос худеньким болезненным мальчишкой, а превратившись во взрослого парня научился хорошо проявлять недюжинные спортивные достижения лишь при игре в шахматы. Там он легко передвигал тяжеловесные фигуры – короля с королевой, свободно манипулировал слонами и конями, а пешки шахматных противников «щелкал как орешки». Короче говоря, Вика была не только сильна, упряма, крепко сложена и, здесь надо признать ещё один немаловажный факт, являлась почти на голову выше Дана. В конце концов, он справился с неподатливым шелковым аксессуаром Викиного нижнего белья, однако возникла парадоксальная ситуация, ранее с молодым человеком никогда не происходившая. Организм Дана уподобился известному древнему вулкану Этна, поглотившему благородные Помпеи. Но, лишь только его огненная лава вылилась наружу, трусики вновь заняли своё обычное место. Поначалу это не смутило юношу, ставшего по документам взрослым мужчиной. Он ещё с большим рвением бросился в атаку, в результате чего повредил чрезвычайно ажурный и чрезвычайно дорогой свадебный подарок. Виктории такие действия, конечно же, не понравилось, в ответ она с ещё большей силой стала сопротивляться своему законному супругу. 166 Глупая и бессильная ярость охватила Дана с головы до ног. Потеряв разум, он занялся бесполезной отчаянной борьбой, где всё оканчивалось одним и тем же: его пыл в виде раскалённой магмы стекал по упругому Викиному телу, а цель безумных желаний оставалась недосягаемой. Наваждение продолжалось всю ночь. Утром и весь последующий день он, виновато опустив глаза, ползал на коленях и вымолял у Вики прощение. Однако наступила следующая ночь, и снова брачная постель превратилась в татами, и снова победу по очкам одержал его безудержный эгоизм, и снова результат оказался весьма печальным, а сладострастные надежды приобрели горьковатый вкус. Через несколько Дан всё-таки достиг заветной цели, но его победу с полным правом можно было назвать пирровой: никакого удовольствия молодой жене она не принесла. Между тем деньги, выданные ему сердобольным отцом на безбедное существование, постепенно иссякли. Частный извоз, которым он начал заниматься, должного пополнения в домашнюю казну, не слишком сберегаемую расточительной Викторией, не произвел. Наоборот, «Мерседес», изрядно потрёпанный в результате того, что Дан с самого начала соизволил обращаться с ним, как с простой игрушкой, а не современным комфортным средством передвижения, требующим заботы и внимания, вдруг повёл себя, словно капризная норовистая лошадь. Во-первых, он стал больше «жрать» сено, поставляемое «Тюменской нефтяной компанией» с полей Западной Сибири, во-вторых, возникли хлопоты с постоянными мелкими ремонтами, возникавшими, впрочем, по собственной вине Дана. В довершение всего он совершил наезд на какого-то крутого мужика и, хотя сам отделался мелкими ушибами, а вот «любимая игрушка» оказалась разбитой вдребезги. Мало того, Дану пришлось заплатить потерпевшему предпринимателю почти всю «заначку»… … Но в настоящий момент голова Дана представляла сплошную ноющую рану совершенно по иной причине. Истоки аварии, в которую он угодил на этот раз, лежали в непроходимых горах, в одночасье образовавшихся из-за сложных семейных отношений. И сколько бы он своими беспорядочными воспоминаниями не отвлекал острую пульсирующую боль, ничего хорошего, кроме медленного погружения в тяжелое тоскливое состояние, не выходило. «Лишь бы я по-пьяни не натворил какую-нибудь из ряда вон выходящую пакость!» – подумал молодой человек, имея в виду неосторожные оскорбления в адрес Вики. Они запросто могли посыпаться после посещения забегаловки, где один знакомый подвыпивший хлыст с длинными волосами принял близко к сердцу его переживания и настойчиво посоветовал проявить должный характер, то есть хорошенько «вмазать» жене за строптивость. 3 167 В этот миг Дан вспомнил свою третью встречу с Викторией, происшедшую в уютном вечернем кафе на берегу залива. Молодой человек тогда не слишком прозорливо подумал, что свидание явилось божественной увертюрой к бесконечному счастливому спектаклю, действие которого он планировал растянуть на всю оставшуюся жизнь. Жаль, конечно, режиссер из него получился совсем никудышный и легкий радостный водевиль со временем превратился в мрачную бездарную пьесу. А в те минуты ласково шелестел морской прибой, игриво повизгивали чайки, кружась над танцующей водной лазурью, и ничего не предвещало беды для воркующих голубков, влюбившихся, можно сказать, почти с первого взгляда. – Скажи, в чём заключается женское счастье? – спросил он в конце милого непринуждённого лепета. – К чему ты клонишь? – Хочу знать на будущее. – Не знаю, – доверчиво улыбнулась Вика, – наверное, в том, чтобы жить без всяких сомнений и вопросов. А главное, жить легко, интересно и непринуждённо. Я вообще ничего не люблю делать по принуждению. В ответ на её слова он, помнится, начал разводить философские антимонии по примеру своего учёного папаши: – Человек сам по себе интересен. Ведь, по существу вся жизнь – сплошные тайны: таинство рождения, таинство любви, таинство смерти. В конце концов, даже боги, завидуя нам, приняли человеческий облик. Вспомни, какие фантастические идолы существуют у современных язычников, наверное, ещё пострашнее были в древности. Разные гидры, циклопы, харибды… – Ты говоришь очень странно, – прервала Вика его инсинуации, – чего же тайного, например, во мне? Ну, рождение – действительно тайна. Это ясно. А какая тайна кроется в любви? Отдавай себя всю, без остатка, любимому человеку. Главное, не обращай внимания на окружающую тебя суету. Вот и всё. А смерть – нечто ужасное и страшное, о ней вспоминать даже противно. – Вика, я не о том, скажи, в чем заключается простое женское счастье? – Даник, перестань. Я тебе уже ответила. – Ты блуждаешь вокруг да около. На самом деле счастье для всех людей одинаково, как для мужчин, так и для женщин: любить и быть любимым. – Я тебе говорила то же самое. Но всё же истинное женское счастье заключается в том, чтобы каждый божий день быть веселым жизнерадостным и рядом… с деньгами. – Но такое возможно лишь при наличии рядом надёжного друга. Иначе можно оказаться рядом с долгами. – А если женщина одинока? Разве она не способна быть счастливой? Баксы – вот показатель современного счастья! Учти, Даник, есть в кармане тугрики, значит, будет еда, будет приличная одежда. Нет тугриков, будешь ты несчастнее крохотной букашки-таракашки, которую может раздавить даже 168 ребёнок. Значит, счастье – очень сложный механизм. Вроде кухонного комбайна: в нем нет ни одной детальки, существующей сама по себе, а есть единый комплекс связей, предоставляющей своей хозяйке максимум удобств. Стоит купить его и живи себе в удовольствие! Так что счастье, дружок, можно получить без любимого человека. – Ну, ты даёшь! Выходит, мы, мужчины, не всякой женщине нужны? -Это не открытие! Естественно, речь идет не о мужчинах в целом, просто один человек может приносить счастье, другой – нет. Вот и женщине приходится обходиться… без вас. Видимо, Дан не уловил скрытый смысл её слов? И видимо, из-за него, Даниила Снеткова, женское счастье Виктории оказалось столь быстротечным!? И только теперь, мучаясь в тяжёлом похмелье, лежа в верхней одежде и в ботинках на диване без простыней, подушек и одеяла, ему стало ясно, что личное счастье он может иметь при наличии счастья окружающих близких людей. Не поздновато ли пришло это необходимое понимание?… … Наконец, в гостиной вовсю забрезжил румяный утренний свет. В последние дни молодые люди уже спали раздельно. Кто-то сказал, что это самый верный признак приближающегося развода. Дан никак не мог сообразить, во сколько часов он вернулся домой. Мозг вообще отказывался размышлять о вчерашнем вечере, чтобы не бередить сердце и не будоражить нервные окончания. В голове и так творилось нечто непонятное. Казалось, его серое вещество раскалилось докрасна и, сжатое черепной коробкой, вот-вот разорвется, как бомба, на сотни мелких осколков. Однако ему надо было преодолеть чудовищную боль, чтобы воспоминания, словно молодая тополиная поросль, прорвались сквозь асфальтовую оболочку безысходного состояния и помогли разобраться, куда двигаться дальше. В сторону развода или…? Дней десять назад он ещё раз перетряхнул остатки своих сбережений и купил триста граммов любимого Викой чеддерского сыра. Не взирая на необъявленную междоусобную войну, Дан ешё не мог смириться с ролью отвергнутого мужа. Искоса глядя на заманчиво желтеющий кусочек, Вика демонстративно отвернулась и не преминула съязвить: – «Вороне где-то Бог послал кусочек сыру…» На что Дан, придав голосу примирительный, почти ласковый оттенок, тихо заметил: – Тут на беду «лиса близёхонько бежала»… – Чего ты раскаркался, как петух, я – не глухая! – насупилась Вика, не приняв этот слащавый тон. – И, во-вторых, у Крылова написано: «на ту беду лиса близёхонько бежала». Грамотей фиговый. – Вика, не мог дедушка сказать «на ту беду». Какая беда в том, что вороне попался кусок сыру? – Заткнись! 169 – Я… – Как мне надоело твоё тупое настырное самодовольство! – Что я тебе сейчас сделал? – И он ещё спрашивает! На твоём бы месте я молчала. В тряпочку. – Давай поговорим начистоту, – снова примирительно предложил Дан, – ты, ведь, слова не даешь вымолвить. – Твои слова, что туалетная бумага, ими только задницу вытирать. Ты на мужика не похож! – Виктория, обратимся, наконец, к психологу. Съездим к какой-нибудь бабке на консультацию? Или к целителю? – Замолкни! – Дай сказать хоть пару слов?! – Ты мне рот словами не затыкай! – Но сначала было слово. Даже в Библии сказано… – Иди ты со своей Библией в то место, откуда мать родила! Эта фраза прозвучала заключительным аккордом, положившим финал их нормальным человеческим отношениям. Взбунтовавшееся нетерпение Вики вынудило молодых людей отказаться от всякого понимания друг друга. Едва начавшееся супружество Снетковых потерпело сокрушительное фиаско. С того дня Дан стал появляться домой в слишком веселом расположении духа. А вчера «наклюкался до отупения». «Наша совместная жизнь зашла в тупик, – с горечью проконстатировал Дан, сжимая ладонями пылающие виски, – единственный выход из этого мрачного лабиринта: сегодня же предложить ей разбежаться в разные стороны». Он, конечно, оставит ей эту двухкомнатную квартиру, завещанную дедом, а сам, получив развод, уедет под отцовское крылышко и навсегда забудет в этот приморский город, до недавнего времени казавшийся ему сказочным раем. Однако до такой степени, как вчера Дан никогда не напивался. Если не считать новогоднюю вечеринку в девятом классе, во время которой они с другом «опорожнили» бутылку какой-то липкой малиновой сладости. Потом выяснилось, что домашнее зелье было разведено медицинским спиртом. Хорошо, что у них отказали нижние конечности, иначе неизвестно, чем бы закончилось первое знакомство с горячительными напитками. Густой туман, мгновенно окутавший легкомысленные головы приятелей, помешал им пошевелить даже мизинцем. Они долго лежали на снегу в школьном парке, находясь в состоянии призрачной невесомости, и в умилительном упоении наблюдали за мягкими пушистыми снежинками, падающими на влажные лица, по которым блуждали глупые улыбки счастливой отрешённости. Интересно то, что происходящее запомнилось им до мельчайших подробностей. После этой попойки у Дана осталось стойкое отвращение ко всякой бурде, содержащей определённое количество градусов. Даже к пиву. И вот сейчас… 170 Какую же гадость он употребил вчера? Его падение началось с «Млечного пути». Кафе находилось рядом с их трёхэтажной «сталинкой», ставшей ему на некоторое время родным домом. Здание было возведено сразу в послевоенные годы трудолюбивыми пленными немцами, поэтому претендовало на достаточно большой запас долголетия и напоминало старую прусскую крепость. В те времена это строение считалось престижным и дед, имевший перед государством какие-то заслуги, получил здесь квартиру в качестве награды. Ныне архитектурный архаизм, по сравнению с многоэтажными новостройками, тесно окружившими его со всех сторон, выглядел блёкло и невзрачно. Помнится, он заказал стакан водки, а, закусив выпитое сосательной конфеткой, сразу превратился в самого блаженного и счастливого человека на всей планете. Кроме хлеба, сыра и холодной воды он в последние два дня ничего дома не употреблял, поэтому леденец показался ему вкусной и питательной добавкой к алкоголю. А пресловутый «Млечный путь» повёл его на свершение других героических подвигов. Сначала одна забегаловка, затем вторая.… В итоге он попал в «Зодиак» в сопровождении знакомого худосочного парня, ставшего в мгновение ока самым незаменимым другом. Где же он подцепил долговязого зануду? Наверное, после «Млечного пути», когда знакомые ребята из авторемонтного предприятия несколько раз рихтовавшие «Мерседес», намеревались отвести его домой? Вообще, с отцовской машиной, как и с бизнесом в местной гильдии таксистов, Дану явно не повезло. И хотя он обклеил лимузин наклейками типа: «Гони, как тёщу, люби, как жену.… Не уверен, не обгоняй… Больше скорость – меньше ям, меньше скорость – больше ям.… Все равно газ не сброшу!.. Я – кусаюсь!… Дверцы – не кувалда», - это не принесло ему ни счастья, ни удачи. Теперь в завершение всех напастей, он лежал на диване стиснутый головной болью, точно щипцами, и одеждой, точно окаменевшей обмоткой египетской мумии. Что касается денег, то оставалась ещё одна слабенькая надежда продержаться на плаву. Дед, потомственный дворянин, чудом сохранил необычно дорогой раритет: небольшие настольные часы работы неизвестного швейцарского мастера. Корпус часов был выполнен из чистого золота, а циферблат инкрустирован драгоценными камнями. Их стоимость Дан уже знал: местный ювелир обещал выплатить за редкую старинную вещицу аж тысячу баксов. Денег вполне хватило бы провести на юге ещё месяца два или три, но после обидных слов Виктории он решил половину суммы отдать ей, и только оставшуюся часть потратить на переезд в столицу. Потом дальнейшая судьба, видимо, полностью будет зависеть от отца. Самостоятельным существованием молодой человек наелся по горло… Но больше всего сейчас мучил монотонный звон в ушах и Дан 171 решил поискать остатки чая или кофе, которые, может быть, уменьшили бы последствия тяжелого похмелья. Боясь разбудить Викторию, по всей вероятности, взбешенную очередной непредсказуемой выходкой, он на цыпочках вышел в прихожую, тенью проследовал мимо спальни и осторожно открыл двери на кухню. То, что Дан увидел, заставило мгновенно забыть о мерзостной головной боли и тотчас прогнало прочь все жесточайшие душевные страдания. Оглушенный фантасмагорической картиной, напомнившей ему один из кадров современного фильма ужасов, Дан сразу почувствовал себя невольным посланцем в кошмарный потусторонний мир, представляющий какое-то нереальное десятое или даже тысячное измерение. Словно всё, что с ним произошло в этот момент, и будет происходить в дальнейшем, касалось не его лично, а совсем другого незнакомого человека. А он – по-прежнему глупый маменькин сыночек, похожий на карлика в известной сказке Гауфа, во всяком случае, имеющий точно такой же крупный мясистый носище и охваченный таким же чувством беспомощности и безысходности. Его жена, его несравненная красавица Виктория, лежала в одной «ночнушке», сплошь покрытой странными кумачовыми брызгами, уткнувшись лицом, неестественно повернутым вбок, в цветные квадратики линолеума. Боже! Их семейные отношения достигли критической точки. Но дойти до такого животного маразма, чтобы убить собственную жену?! Невероятно! Какое жестокое чудовище вселилось в его душу в момент неудачного бракосочетания? Конечно, во время ссор иной раз дело доходило до того, что в ярости сжимались кулаки, и он был готов искромсать её до полусмерти, чтобы, в конце концов, покорить строптивую гордыню Виктории. Но всё-таки властолюбивое желание являлось пустой недосягаемой величиной: во-первых, он и в самом деле настоящий слабак, а во-вторых, ему никогда бы не удалось поднять руку на любую женщину, не только Викторию. Естественно на трезвую голову. А тут?… Вот куда может завести дружба с зеленым змеем! До настоящей белой горячки... А вдруг она ещё жива? Ну, чем-то стукнул в пылу ссоры… Тут он обратил внимание на большое пятно, образованное необычной тёмно-алой жидкостью, в котором застыла неподвижная Вика. Заторможенный Дан в растерянности долго вглядывался в лужицу, пока не понял, что это кровь. Кровь его жены! В отчаянности он крепко стиснул голову руками, словно ещё надеясь выдавить из своего сознания это ужасное видение. Но напрасно. Кроме того, Дан с содроганием обнаружил, что засохшие капельки крови ведут в гостиную, где он беспечно дрыхнул, охваченный тупой пьяной бессознательностью. И в его мозги начал постепенно пробираться животных страх, на ходу принимая самые уродливые очертания, все более и более приобретая форму 172 фантастически страшных капелек крови, успевших уже засохнуть. По их следам он вновь приплёлся к дивану и заметил нож. Их обыкновенный кухонный нож с белой ручкой. Только теперь он лежал не в шкафу, а на полу возле дивана. И его лезвие угрожающе темнело узкой ржавой полосой. Так что же с Викторией? Теряя рассудок, Дан кинулся снова на кухню и начал нащупывать у жены шейную артерию, чтобы убедиться в правоте своей спасительной мысли, но только лишь по локоть вымазался в липкой кровяной массе. Не найдя следов живого биения, он схватил небольшое Викино зеркальце, всегда лежавшее на холодильнике и поднёс к полураскрытым губам, однако и это не принесло желанного результата – на нём не оказалось ни каких намёков на запотевание. Тогда молодой человек в замешательстве бросил ненужный кусок стекла в угол и лишь тут догадался посмотреть на часы. Они показывали без четверти пять утра. После этого голова заработала в более спокойном режиме, мысли сами по себе упорядочились, и откуда-то издалека явился сакраментальный вопрос. Что делать? Если бы Виктория не нарушила его суверенное существование в ранге мужа, если бы она проявила капельку терпения, то Дан, естественно, в первую очередь схватился бы за трубку «мобильника». Однако его капризная жена ради своего личного благополучия пренебрегла благополучием, считай счастьем, своего мужа. Ведь, он, Даниил Снетков, до женитьбы был совсем другим человеком, в меру тихим и спокойным, в меру весёлым и общительным, в меру интеллигентным. Можно сказать даже и так. А в какое подобие человека он превратился всего за полтора месяца? В нервного нытика и пьянчужку, доведённого до истерии. И его успокоенный мозг, точно обычный бездушный компьютер, взялся рассудительно и трезво искать пути выхода из создавшегося положения. Изменить ситуацию уже было невозможно, надо попытаться спасти от неминуемой катастрофы свою собственную жизнь. Если быстро уехать из города, прихватив с собой дорогую реликвию деда, которая на первых порах до приезда отца из командировки в состоянии обеспечить ему сносное житьё, то можно отдалить наказание или сосем обойтись без него. В конце концов, попытаться поменять внешность, затаиться где-нибудь в уральской или сибирской глуши. Наверняка, соседи в течение двух-трёх дней не станут поднимать шум. Впереди целый субботний день, за ним – воскресенье, уйма времени. На выходные дни люди обычно выезжают, кто – на море, кто – к родным в село. Итак, на первом этаже проживает Вера Сергеевна, дальняя родственница Виктории. Раньше Вика постоянно забегала к старушке, где всегда получала и нежный приют, и необходимую ласку. Теперь после перенесённого паралича Вера Сергеевна еле-еле встаёт с кровати и к ней на час в день приходит 173 только одна специально нанятая сиделка. Она навряд ли догадывается о существовании Дана. Справа обитает Ольга Цыпина, реализатор, иными словами обычная базарная торговка, которая вчера собиралась уехать за товаром, а вернуться лишь через неделю. На втором этаже напротив его квартиры живут два пожилых человека – муж и жена. Им «до лампочки» любые потрясения в доме, правда, старик не прочь выпить, но в целом обычная ничем не интересующаяся серость. На третьем, последнем этаже трёхкомнатную квартиру слева занимает неугомонная Анна Прокопьевна с постояльцами. Один из которых – Николай, находится на заработках, второй – тот самый верзила Роман, даже переставший здороваться с Даном, видать, чует кошка, чьё мясо съела. Наверняка, дрыхнет, как сурок. Справа арендует жилище мужчина со странной фамилией Стильве. Он вообще – тёмная лошадка, лишь изредка появляющаяся в своём двухкомнатном жилище. Из этого следует, что самую большую неприятность может причинить нездоровое любопытство семидесятипятилетней Анны Прокопьевны. Так что шансы незаметно улизнуть из дома, у него весьма высоки. Лишь времени в обрез! Поэтому первая задача: вымыть следы крови, убрать подальше чертов кухонный нож, при каждом взгляде вызывающий внутренне содрогание мышц, завернуть тело в покрывало и, пока полностью не рассвело, попытаться его затащить в подвал. Через минуту Дан приступил к практическому исполнению задуманного. Сперва он выключил свет, горевший, где надо и где не надо. Быстро затер на кухне брызги крови, но едва он вытащил из шифоньера цветную простыню, как остановился, будто пронзённый молнией. Стоп! Подвал – место постоянного обитания бомжей! Тогда он с трудом затащил тело в кладовку, быстро переоделся, собрал небольшую спортивную сумку с туалетными принадлежностями и бросился к секретеру, на котором стояли золотые швейцарские часы. К своему дикому ужасу он их не обнаружил. В поисках драгоценности Дан принялся лихорадочно переставлять фарфоровую посуду, хрустальные вазы, различные Викины безделушки. Бесполезно. Раритет исчез. Вдруг он инстинктивно почувствовал, что кто-то за ним следит. Дан захлопнул створки секретера и медленно обернулся. В комнате стояли два милиционера и безмолвно наблюдали за его действиями. Кровь прилила к лицу Дана. Каким образом блюстители порядка оказались в его квартире? Неужели он, сумасшедший лох, к тому же ещё не закрыл двери? 174 – По какому праву, – попробовал было возмутиться Дан, но ретивые служители не обратили на его жалкий лепет никакого внимания. Первый, более сильный и высокий, грубо толкнул Дана к стене. – Руки за спину! Звонко щелкнули наручники. Второй милиционер быстро юркнул сначала в спальню, затем на кухню. – Никого нет, – разочарованно пробормотал он. – Проверь в туалете, ванной, в шкафах, под кроватью! Дан уже понял, блюстители закона уже знали, что им искать. Через некоторое время тот же человек, как попугай повторил одну и ту же фразу: – Никого нет! – Балконы проверил? – Ты что? Больной? Где ты видел балконы? В этих домах их отродясь не бывало. – А туалет? – Заладил одно и тоже. Русским языком говорю тебе: никого нет. Однако постой, здесь в стене, вроде, есть ещё одна дверь, – донёсся из коридора раздражённый голос. У Дана внезапно закружилась голова. Его стошнило. Затем очередная волна страха перед приближающейся мрачной неизвестностью, словно клейкий холодный студень, облепила слабеющее тело. 4 Эту прекрасную бабёнку Виталий упустить не мог. Он ощущал присутствие подобных представительниц слабого пола, вечно ищущих здоровую мужскую физическую силу, на расстоянии, как, например, охотничья собака чувствует запах затаившейся в траве перепёлки. Достаточно мимолётного фривольного взора, брошенного в его сторону, и Виталий Моментально улавливал тайное желание любой «сладенькой» красотки. Однако одна из очередных дамочек, недвусмысленно посмотревшая на него, была замужем. И тщедушный лох, которому всевышний совершенно напрасно оказал громадную милость, отдав в руки неземное сокровище редкостной красоты, жил почти рядом: этажом ниже. Виталий ранее не знал хилого заморыша, да и не особенно сожалел об этом, но когда магический взгляд местной Шерон Стоун сумел привлечь его холостяцкое внимание, то сразу решил зайти к Ольге Цыпиной, старой знакомой, жившей на первом этаже, чётко державшей на прицеле всё, что творилось во всём микрорайоне. – Как дела на торговом фронте? – молодой человек начал издалека подступать молодой человек к интересующей его проблеме. – Хм. Ты же был «ментярой». Сам знаешь. Не дела, а сплошные делишки. 175 Одним словом – мытарство. – Тебе ли обижаться? Ты на торговле ни одного бульдога съела… – Прекрати ехидничать! Что я – «корейка»? Собак жрать. Говори сразу, зачем пожаловал? А насчёт рынка скажу одно: чертовски обрыдло ежедневное стояние под ветром, солнцем, дождём и снегом, получая при этом жалкие гроши, то есть практически жить в нужде. – Ну, прямо «новая украинская» нищенка! – Виталий повёл глазами по суперсовременному телевизору, рядом с которым удобно расположились видеомагнитофон и большой музыкальный центр. – Ты же, Виталий, помнишь, что я практически начинала в городе частную торговлю? С нуля. Практически в числе первых. Думала – вот будет лафа! А потом как пошли поборы: то братва, то налоговики, то ваш милицейский брат. Поневоле оказалась простым реализатором. – Кто у тебя хозяин? – Да пошёл он! Я скоро сама возьмусь за дело. Вот поеду к сеструхе в Киев, погощу у неё недельку. Обнюхаюсь, как следует в большом городе. Хотя я практически раньше все ходы и выходы знала… – Не тяжела ли шапка Мономаха? Ты – всё-таки представительница слабого пола. Как бы шея не сломалась? – Кого мне бояться, Виталий? Я практически повидала то, что мужикам даже не снилось. Срок отмотала, трёх баранов замужем держала. Теперь практически живу одна-одинёшенька и в ус не дую. Говори, зачем пожаловал? Мне с тобой бодягу разводить не досуг. Я – баба деловая, мне ещё предстоит дальняя дорога. – Так ты сегодня уезжать намылилась? – А когда же? – Ольга, не знаешь ли случайно соседей сверху? – Зачем тебе? Снова в «ментовку» вернулся? – Нет. Просто самому интересно. – Просто только у собак… случается, – едко улыбнулась Ольга. – Сама твердишь: времени в обрез… Цыпина поджала губы, сохранившие обилие сочности, затем отправилась на кухню и принесла на изящном подносе две чашечки ароматного кофе. Для своих сорока пяти она выглядела великолепно. Солнце и зимняя перекопская стужа не смогли негативным образом воздействовать на смуглое лицо южанки, а продолжительные сивашские ветры закалили чрезвычайно гладкую кожу. Её синие глаза по-прежнему сверкали неподдельным сиянием сапфира, румянец на щеках с каждым годом становился всё ярче и привлекательней, аккуратная тёмная челочка надежно закрывала первые набольшие морщинки, волосы феерически красиво переливались на покатых загорелых плечах. На ней был накинут простенький халатик с зелёными и алыми цветочками. 176 – Учти, для таких мужиков, вроде тебя, моё время может остановиться. В любую минуту. Заметив, как почти незаметно дрогнули пушистые ресницы Виталия, она тут же добавила: – Шучу, конечно. Малость для тебя постарела. – Старое поле легче пашется, – без всякого энтузиазма проронил Виталий. – Да ну тебя на фиг! Балаболка… Ты хоть знаешь, в чём женское счастье заключается? – Выскочить успешно замуж! Истина, не требующая доказательств. – Дурачок. Своё поле баба и сама сумеет вспахать. Ласка ей нужна и нежность. Не всякая замужняя женщина их имеет.… Впрочем, ты, Виталий, не обращай внимания на заскоки старой холостячки. Лучше пей кофе, а то остынет. – Так насчёт соседей… – Живёт в этой квартире Даниил Снетков. Таксистом работает. Вернее, работал… – Значит, помятый «Мерседес»… – Его, – утвердительно кивнула Ольга, отхлёбывая маленькими глоточками благоухающую жидкость, сущность которой была заложена на далёких берегах Бразилии, – говорят, родители Снеткова – очень богатые люди. А здесь он оказался потому, что в конце прошлого года умер его столетний дедушка, заслуженный у прежней власти человек, хотя и из дворянского племени. Перед кончиной старик всё: квартиру, дачу, гараж – внуку отписал. По завещанию. Тот как раз осенью из армии вернулся… – Не может быть, – недоверчиво перебил Виталий обстоятельный рассказ женщины, претендующей на достойное звание «ягодки», – у крутых отпрыски в армии не служат. – А вдруг Снетков двухгодичником был? Офицером? – Если таковые ещё имеются. – Короче, шут его разберёт кем он мантулил. Он, ведь, поди, верхнее образование имеет? – Ладно, Ольга. Бог с ней, с армией. Он – женатик? – притворился Виталий совсем несведущим человеком. – Слушай дальше. Несколько лет назад Снетков приезжал к деду в гости. Тогда и снюхался с этой кралей, с Викторией, родственницей Веры Сергеевны, что параличом разбило. – Кстати, как старушка сейчас чувствует себя? – Отходит. Уже пыталась несколько раз самостоятельно вставать с постели. Правда ещё плохо получается.… Так вот, слушай дальше. Мать у этой Виктории давно померла, а отец – пьянь бессовестная, за девкой никакого догляда не держит. Поэтому она частенько околачивалась у старушки. Короче 177 говоря, как только Снетков сюда снова приехал, то почти сразу с ней сошёлся. – Женился что ли? – для надёжности спросил Виталий. – Ну да! Только брак, по-моему, получился слишком скороспелый. Понимаешь, все скороспелые продукты портятся с быстротой молнии. Он появился в начале или в средине апреля, а уже в конце мая, практически через месяц, свадьбу сыграли. – Эпоха цифровых технологий. Люди по нескольку раз сочетаются, – отрезюмировал на эти слова Виталий. – Они что? Ссорятся? – Шут их поймёт. Вначале, вроде всё ладно было, потом, вроде, медовый месяц закончился. – А ты-то откуда знаешь? – Паренёк уж слишком простой и открытый. У него на морде всё написано. Поживешь с моё, сам поймёшь откуда. – Ольга хватит прибедняться. Я тебя всего лет на десять-пятнадцать моложе. – Ни фига себе! Да ты мне в сыновья годишься. Вон, нынче девки в двенадцать лет детей рожают.… Но я ещё самое главное не рассказала. Ездюк из Снеткова получился практически никудышный. Говорят, раза три или четыре за такой короткий срок успел машину гробануть. А неделю назад наехал на местного «нового русского». В прямом смысле этого слова. То есть «поцеловал» бампер лимузина нашего рыночного предпринимателя Пашу Хохлюка. В результате молодые сидят практически без финансов и каждый божий день грызутся. И не только по мелочёвке. Иной раз даже мне ночью спать мешают. Такие вот пироги… – Может, Виктория рассчитывала выйти замуж за деньги, но вместо них получила недотёпу? – Не знаю, не знаю… Постой ещё есть малюсенький нюансик. До Снеткова у Виктории уже был хахаль. И тоже из нашего дома. Он – постоялец Анны Прокопьевны. Парень с виду интересный. На морду. Но лишь пасть раскроет. Боже упаси – настоящий бандюга. Через слово мат-перемат, меня запросто переплюнет. Николаем звать. Как видишь, эта Виктория зря времени не теряла. По крайней мере, так судачат наши дворовые бабы. Теперь практически всё. – Спасибо тебе, Ольга, за исчерпывающую информацию. За мной дело не станет, долг платежом красен. – Ты опять за своё! Прекрати. Просто иногда забегай на чашку кофе.… Ещё чего-нибудь расскажу. Гораздо интереснее. Только не по утрянке, как теперь, а в более интимное время. – С бутылкой? – За вечерний визит я сама ведро водяры поставлю. Не каждой бабе выпадает честь принимать такую видную персону. Но только недели через полторы или две. Я же тебе говорила, что после обеда за товаром еду. 178 Покидая уютное жилище предприимчивой женщины, Виталий тотчас подумал: «Так вот из-за чего Виктория стреляла в мой огород. Неужто красотка подыскивает подходящую замену?» Он, Виталий Стильве долгое время являлся сотрудником отдела по борьбе с экономическими преступлениями, но, имея весьма вольнолюбивый и вспыльчивый характер, граничащий, как выразился кто-то из бывших коллег, с хроническим недержанием нервной струи, неожиданно попался на обычную провокацию. Дело в том, что самолюбие молодого капитана ущемило фамильярное поведение довольно крупного должностного лица. Во время очередного допроса Виталий не справился со своими разбушевавшимися эмоциями и физически оскорбил коррумпированного служаку. Иными словами ударил его в весьма болезненное место. Как часто бывает в жизни, чиновник вышел из грязи, в которой уже чуть было не утонул, совершенно чистым. Наоборот, благодаря своему не менее коррумпированному протеже, засевшему так высоко, что его начальственное сияние просматривалось с провинциальных низов в виде звезды первой государственной величины, кстати, такое явление для начала нового тысячелетия было в Украине не редкость, проштрафившийся администратор вскоре оказался на самом ответственном городском посту. Вскоре всё милицейское руководство было смещено, а новый начальник отдела, видимо, получил несложное указание: превратить службу незадачливого капитана в настоящую каторгу. В результате всех пертурбаций Виталий очень быстро пополнил ряды службы охраны одного из местных предприятий, уверенно державшегося на плаву рыночной экономики. Неприятный оборот событий вовсе не сломил упорство молодого человека. Промучившись несколько месяцев на однообразной и скучной работе, он при помощи своих друзей-однокурсников по университету внутренних дел подыскал должность следователя в прокуратуре соседнего города, где, кстати, провёл ранние детские годы. Собеседование с прокурором, пообещавшим принять его на службу, должно было состояться в понедельник следующей недели и, когда сексапильная красотка слишком откровенно посмотрела в глаза, Виталий решил использовать оставшееся время с пользой для себя. Игра стоила свеч. Своей ослепительной красотой жена Даниила Снеткова могла сравниться с любой современной кинозвездой из Голливуда, не только с увядающей Шэрон Стоун. Разговор с Ольгой Цыпиной состоялся в пятницу утром, а поздним вечером того же дня Виталий неожиданно увидел хлипкого мужа Виктории. Он восседал в кампании каких-то отвратительных подонков, причем, совершенно в невменяемом состоянии. Этот лох, напялив на свою нескладную фигуру чёрный смокинг с серо-зелеными шелковыми отворотами, которые почему-то напоминали продолжение соплей, выглядывающих из его внушительного но179 са, произвел на Виталия жалкое впечатление. Снетков походил на комедийного актера из театра абсурда. Встреча произошла в кафе «Зодиак», куда Виталий забрёл, чтобы пропустить ещё одну порцию спиртного, прежде чем окончательно и бесповоротно отправиться домой. Он гостил у товарища по бывшей службе в милиции, работника оперативного отдела Павла Вургафта, который делал отличное виноградное вино. Однако, будучи по натуре глубоко русским мужиком, хотя отец рассказывал ему ещё в детстве, что в их жилах течёт какая-то заморская прибалтийская кровь, Виталий не мог пройти мимо питейного заведения, тем более расположенного почти рядом с жилищем. Видя, что Снетков, как и его тощий напарник, в обнимку с которым он сидел, надолго вывел себя из нормального состояния, молодой человек не стал долго сопротивляться весьма лукавой мысли: не будет ли благородным делом попытаться утешить прелестную женушку упившегося слюнтяя. Кроме того, сейчас Снетков смахивал на старого длинноносого еврея, для которого собственное благополучие, прочно затуманенное хмелем, гораздо важнее, чем любовные чувства молодой супруги, оставшейся в скучном одиночестве. Около двенадцати часов ночи Виталий вышел из шумного кафе. Июньская свежесть слегка взбадривала уже возбудившиеся чувства: он вновь и вновь представлял собой прелестное улыбающееся личико Виктории, призывно и мило толкающее на свершение самых невероятных подвигов. По мере таких волнительных видений его шаг становился быстрым и решительным. Однако, приближаясь к «сталинке», дому, где располагалась арендуемая им квартира и жила Виктория, решимость молодого человека начала угасать с необычайно огромным ускорением. Наконец, он замер, охваченный весьма непонятным напряжением, и затем долго курил, скрываясь в кустах возле раскрытого подъезда, глядя, как мириады огней загадочно мерцают в далёкой небесной синеве. Виталию ещё не приходилось поступать таким сомнительным образом: до сих пор он обходился услугами юных незамужних девиц. Но вот, энергично взмахнув рукой, он пересёк сквер и очутился у входных дверей. Зачем ему сомневаться? Весь мир движется на заманчивых колёсах секса. И ничего дурного не случится, если он внесёт в это напористое движение свою маленькую лепту. Немного не доходя ступенек, ведущих на первый этаж, он заметил длинную призрачную фигуру, больше смахивающую на тень, которая быстро мелькнула возле жилища новоиспечённой коммивояжёрки, а потом куда-то исчезла. Скорей всего юркнула обратно внутрь квартиры. «Может, мне всё это показалось? Неужели Цыпина ещё не уехала? – возникла первая мысль во взбудораженной голове Виталия. Тут же, как бы в 180 дополнение, появилась вторая, более реальная. – Жить без мужика для женщины её возраста – добровольное сумасшествие!» Но как бывшего работника отдела по борьбе с экономическими преступлениями Виталия посетила ещё третья более осторожная мысль: «Надо бы на всякий случай завтра заглянуть к ней. Ведь, Цыпина просила последить за жильём. Значит, предлог есть. А вдруг всё-таки коммерческая поездка отложена?» Виталий остановился, отступил несколько шагов назад и пристально всмотрелся в чёрный квадрат окна: не было даже намека, чтобы кто-то находился в помещении. – Показалось! Наверняка, уехала, – вслух обронил Виталий и окончательно установил причину своей мнительной неопределённости: рюмка водки, опрокинутая в кафе «Зодиак» явно была лишней, Весь подъезд освещался с третьего этажа. Только одной тусклой лампочкой, периодически устанавливаемая самими жильцами Анны Прокопьевны, правда, под её непосредственным руководством. Внизу же, в коридоре первого этажа и в подъезде, всегда витал такой мрачный полумрак, что в нём могли почудиться не только тени, а самые невероятные привидения, выдумать которые под силу лишь пылкому воображению ск5азочника. В конце концов, Виталий, отбросив ненужные сомнения, с решимостью шагнул внутрь подъезда и, постоянно спотыкаясь на каждой выбоине давно не ремонтировавшейся лестницы, стал медленно подниматься на второй этаж. На площадке ноги сами свернули направо. Сердце немного дрогнуло в ожидании приятной встречи. Ему оставалось нажать на кнопку электрического звонка, и в этот момент Виталий заметил, что двери квартиры полуоткрыты. «Держать вход в жилье незакрытым – довольно рискованный поступок для любой смазливой мордашки. – Про себя отметил молодой человек. – А может, предприимчивая Виктория уже успела подцепить ухажёра? Может, я здесь – персона нон грата?» Однако ноги не слушались справедливых предостережений и сами повели его в прихожую. Свет горел во всех комнатах, но навстречу ему никто не вышел. Это не произошло даже после того, как Виталий нарочито громко хлопнул дверью. Не помогли и первые попавшие на ум слова: – Доброй ночи, к вам в гости бессонный полуночник! На языке у молодого человека завертелся очень интересный дежурный анекдот, и если бы Виктория сейчас появилась в прихожей, он ни в коем случае не позволил ей скучать. Но в квартире царила непонятная тишина. Чувство интуиции на всякие непредвиденные обстоятельства, приобретенное за годы службы в органах 181 правопорядка, заставило его мгновенно насторожиться: Виталий понял, здесь случилось нечто из ряда вон выходящее. Он осторожно распахнул двери в гостиную. Никого. Потом, не решаясь заглянуть в святая святых каждого жилища – спальню, проследовал сразу на кухню. К своему ужасу именно там он обнаружил то, что настойчиво подсказывало ему поднаторевшее милицейское чутьё. На своём ещё сравнительно невеликом отрезке жизненного пути, ему приходилось наблюдать довольно страшные насильственные картины, однако такой кошмар он увидел впервые. Перед ним лежала Виктория! Но в каком виде! Ночная рубашка из-за множества ран, видимо, произведённых ножом, была сплошь покрыта кровавыми пятнами. В приступе дикой нечеловеческой ярости преступник надругался над прекрасным личиком Виктории, исполосовав его хаотичными порезами. И хотя она упала навзничь, голова с длинными распущенными волосами оказалась неестественно повёрнутой вбок. Под Викторией уже образовалась лужица крови, и часть волнистых прядей попала в неё, усиливая жуткое впечатление. Нестройной чередой понеслись взволнованные мысли, путаясь и набегая одна на другую. «Какая тварь могла учинить над Викторией такую жестокую расправу? Неужели пьяный до умопомрачения Снетков успел раньше его прийти сюда, чтобы зверски истерзать свою красивую жену? Он, ведь, по словам Ольги, каждый день устраивал ей сцены. Может быть, подонок только притворялся в «дымину косым»? А теперь, вероятно, уже скрылся? Иначе, как не ревностью, чем ещё объяснить Викино изуродованное лицо?» – Нет, только не это, – громко произнёс Виталий и тотчас испугался звука своего голоса: отгоняя прочь явную несуразицу, он, как помешанный, стал разговаривать сам с собой. Снетков никак не мог опередить его или пройти незамеченным, даже в момент бесцельного рассматривания им мерцающих небесных светил. Первое, что попытался сделать Виталий Стильве в данной критической ситуации, так схватился за мобильный телефон. Он уже почти набрал номер оперативного дежурного милиции, но вдруг строгий внутренний голос остановил его прыть: – А как поездка на собеседование? Деловая встреча намечена на понедельник. Чтобы в намеченный срок, в девять утра, появиться в прокуратуре соседнего города, надо, как минимум, приехать в воскресенье. Снять номер в гостинице.… Нет, даже не так. Надо поехать уже завтра в субботу, снять номер в гостинице и посидеть с друзьями-рекомендателями в ресторане, причём в самом шикарном. Разве они зря старались? Чрезвычайно умные слова интуиции буквально шокировали психику молодого человека. Спина в тот же миг покрылась мелким холодным потом. Стать 182 свидетелем преступления и на несколько дней оказаться привязанным к местной милиции не входило в честолюбивые планы. Тем более, к его бунтарской персоне, несомненно, будет направлен особый интерес. А любая непредвиденная задержка могла сравнять с землёй все возвышенные стремления сделать карьеру на поприще юриспруденции. Ему очень не хотелось пополнить многочисленные ряды вечных неудачников. Всё это молнией пронеслось в сообразительной голове Виталия. «Единственный выход из создавшегося положения – незаметно улизнуть со злосчастного места, – решил молодой человек и тут же ругнул себя трёхэтажным матом. – Боже, до чего можно докатиться, спасая свою задницу! А Виктория? Может, ей требуется медицинская помощь?» Стильве быстро нагнулся над неподвижным телом Виктории и попытался нащупать пульс. Она уже остывала. Стало ясно: убийство произошло сравнительно недавно, от силы час или два назад, а то и того меньше. Надеясь, что Снетков протрезвеет, скоро появится в своей квартире и, несмотря на скотское состояние, разберётся, как поступать дальше… …Виталий поднялся к себе на третий этаж и только тут глянул на часы. Почему он сразу не засёк время? Для работника милиции, хотя и бывшего, такое не простительно. Заканчивался первый час ночи. Он провёл в квартире Снеткова минут пять-десять… Затем Виталий долго не мог заснуть. Происшествие выбило его из привычной жизненной колеи, и молодой человек засомневался, правильно ли он поступил, не позвонив в милицию. Перед глазами стояла улыбающаяся Виктория, красивая, прелестная и стройная. Почему именно с ней должна была произойти такая несуразная смерть? Горькие тягостные размышления заставили его снова одеться и выйти на улицу. В лицо пахнула необыкновенная свежесть. Звёзды ещё ярче заблестели в далёкой потемневшей вышине. Безмолвие окружало этот крохотный уголок ночного города, окружённый остроконечными тополями. На душе было неспокойно и сумрачно. Он курил сигарету за сигаретой. Вдруг послышались чьи-то неровные шаркающие шаги. Это был Снетков. Инстинкт самосохранения вёл незадачливого, шатающегося из стороны в сторону, супруга убитой Виктории домой, где его ожидала страшная картина, способная привести в чувство даже огромную глыбу льда. Пусть теперь столичный лох пошевелит мозгами, что ему надо делать… Виталий докурил сигарету и не спеша направился к себе… …Его разбудил чирикающий звонок «мобильника». – Это Павел, – услышал Виталий бодрый голос капитана Вургафта. – Чую, вроде, не американский президент. Какого рожна тревожишь в такую глухую рань? – Дрыхнешь, словно сурок. Уже девять утра. У Даля сказано: много спать – добра не видать. Живо одевайся, жду тебя у подъезда твоего дома. 183 – Не темни… – По телефону говорят с уха на ухо, а слышно с угла на угол. У меня времени в обрез, так что до встречи! Уже через полчаса друзья обменялись рукопожатиями. – Выкладывай, что случилось? – хмуро произнёс Виталий. Смутные предчувствия уже начали обуревать его душу. – Это я у тебя должен спросить о ночных событиях, происшедших в вашем доме. Виталий решил недоумённо пожать плечами. – Ладно, я – человек не гордый, – продолжил Вургафт. – Сатана гордился да с неба свалился. Если не желаешь говорить, я сам расскажу. Естественно, что знаю. Потому как тороплюсь на совещание.… Этой ночью убита Виктория Снеткова, она живёт в вашем доме на втором этаже. Вернее жила. Я её не видел, но, говорят, редкой красоты была женщина. Пока ты дрыхнул весь подъезд, говорят, рыдал. Хотя по мне: ценна баня паром, а жена нравом. Красавицы редко обладают смиренным характером и потому всегда рискуют попасть в какую- нибудь криминальную историю. –А кто…? – Муж потерпевшей. Уже задержан. В общем, я изложил тебе все известные факты, но… – Но к чему меня на улицу вызвал? – ещё больше насупился Виталий. – Не перебивай, когда старшие говорят! Я тебя на целый месяц раньше родился, – недовольно проворчал Вургафт. – Вся загвоздка в том, что позвонивший человек назвал твою фамилию. – Не понял. Откуда Снетков меня знает? – Причем тут Снетков? Он не мог позвонить, ибо намылился смыться из города. – Зачем ты «муму» тянешь? Павел, говори прямо, речь идёт обо мне? – Да! Позвонивший назвал твою фамилию. Он видел, как ты выходил из квартиры Снетковых около часу ночи. А предварительная экспертиза установила, Виктория была убита в период с нуля до часу ночи, то есть в то время, когда ты находился на месте преступления. Какого хрена ты там забыл? Конечно, ты мне можешь не отвечать, но следователь обязательно задаст подобный вопрос. Ну, чего молчишь? Было такое? – Было, – уныло подтвердил мгновенно побледневший Виталий. Его лучезарные надежды приехать в понедельник на собеседование к прокурору начали превращаться в призрачный туман. Друзья помолчали. Вургафт зачем-то снял форменную фуражку, пристально осмотрел околыш, после чего с решимостью нахлобучил головной убор на свою лысую голову. – Лады. Не хочешь говорить, не говори… Меня машина ждёт. – Погоди, Павел, когда поступил звонок? 184 – Оперативный дежурный записал сообщение в четыре часа тридцать пять минут. – А что Снетков? – Я же тебе русским языком сказал, Снетков собирал манатки. – Павел, я действительно туда заходил и видел убитую. Мракота. Такое не часто увидишь. Но я попал в квартиру по чистой случайности. – Неужели тебя прямо все жаждут обвинять? Муж погибшей, этот нигде не работающий охламон, уже признался в совершенном преступлении. – Павел, ты, ведь, отлично знаешь о моих планах на понедельник. – Потому-то я здесь, а ты выкобениваешься. И кто на понедельник что-то планирует серьёзное? Молчишь… – Как мне быть? Меня же задержат в качестве свидетеля. – Хорошо, сделаем так. Следователь, которому поручено дело, мне давно известен. Как, впрочем, и тебе. Я попрошу, чтобы он тебя пока не трогал. Твоя задача – за это время дозвониться до прокуратуры или до своих друзей и объяснить ситуацию. Попроси, наконец, отложить встречу! – В аналогичных случаях я бы даже самому себе отказал. Паша, прокуратура – не детский садик. – Понимаю, но разве существует иной выход? – Не надо было встревать. Как говорится, берегись бед, когда их нет. – Да иди ты со своими дурацкими пословицами! Достал уже, – обозлённо огрызнулся Виталий. – А вдруг за день-два всё утрясёшь? – не унимался Вургафт. – Дело усложняется тем, что Снетков вовсе не убивал свою жену! – Как это не убивал? – друг удивлённо вытаращил свои маленькие глазки, окружённые редкими длинными ресницами. – «Синяя борода» признался. Нечего мне ерунду пороть! – Я на сто процентов уверен в невиновности этого дурачка. – Тебе-то какой резон сомневаться? Парень покаялся, теперь пусть отвечает по закону. Вина голову клонит! – Он не виновен! – уже более твёрдо заявил Виталий. – Ну, не знаю. Значит, ты хочешь сам себя посадить в дерьмо. Поступай, как тебе заблагорассудится. Если нужна будет помощь, звони. Я завтра с утра заступаю на дежурство. У тебя же в нашей парафии уйма недоброжелателей. Короче, давай действуй! Может, что-то выяснишь, и всё образуется. На собеседование приедешь в назначенный срок. Счастье придёт и на печи найдет.… Даю тебе гарантию: следователь тебя до понедельника тревожить не станет… Единственная твоя ошибка – зря оперативному не позвонил. В общем, удачи тебе. Я поехал… Павел Вургафт, недовольно качая головой, побрёл к милицейской машине. Оперативники закончили свою работу только к полудню Тело Виктории было отвезено в городской морг, а несчастный Даниил уже с утра сидел в камере предварительного заключения. 185 5 Роман приехал в этот небольшой приморский город, с одной стороны граничащий со степью, а с другой – живописным морским проливом, вскоре после окончания технического училища. Он обладал огромным запасом радужных надежд в голове, определённым количеством оптимизма в душе и довольно скромным наличием денег в кошельке. Зато в его распоряжении находилось немаловажное средство для достижения всех имеющихся желаний: девственно здоровая и упорная молодость. Кроме того, он имел самую важную и самую замечательную мире профессию сварщика, которая без особенных хлопот позволила получить рабочее место в частной ремонтно-строительной фирме. Благодаря настойчивым стараниям старшего брата он избежал плачевной участи всю жизнь прозябать в селе, выслушивая нескончаемую материнскую воркотню и тяготясь мелочной опекой отца. Тот же брат помог Роману снять комнату у рослой и деловитой старухи Анны Прокопьевны, несмотря на свои семьдесят пять лет державшейся ещё молодцевато и представительно. С утра она, точно атакующий солдат, мелкими перебежками передвигалась по крикливым базарным рядам, затем заглядывала во все городские магазины, потом варила неизменный украинский борщ и лишь после этого занимала место на деревянной скамейке возле подъезда, чтобы оставшуюся часть суток бдительно рассматривать каждого проходящего мимо человека или часами перемывать косточки жильцов дома, чем-то не угодивших её своеобразному характеру. Особенно тщательно она оглядывала своих постояльцев, надеясь на, что в результате строго воздействия бдительного хозяйского ока, они, как загипнотизированные, сразу потеряют способность совершать глупые фривольные поступки.. Вообще-то Анна Прокопьевна держала всегда только одного постояльца. Для Романа было сделано исключение лишь потому, что она давно намеревалась отказать первому постояльцу – Николаю, работающему строителемплиточником. Слишком уж неуживчивый и грубый нрав был у шустрого парня, за короткое время поменявшего ни одно место работы. Но пока старушка принимала решение, Николай успел ещё в начале года уехать на заработки и обещал вернуться только в августе. Роман, спокойный уравновешенный юноша, сразу пришелся ко двору, и Анна Прокопьевна на все лады расхваливала знакомым его многочисленные достоинства. Добродушный черноволосый здоровяк в отличие от Николая в сомнительные кампании не встревал, к спиртному не притрагивался, в курении сигарет замечен не был, зато вместе с хозяйкой мог часами сидеть у экрана телевизора, терпеливо выслушивая её восторженные комментарии в адрес очередной мексиканской или бразильской «мыльной оперы». 186 Но однажды, кажется, это случилось в средине марта, Роман повстречал очень красивую девушку, в которую безнадёжно влюбился с самого первого взгляда. Девушка носило одно из расчудеснейших имен на свете: её звали Викторией. Она иногда приходила навещать Веру Сергеевну, парализованную старушку, жившую на первом этаже. Эта любовь обещала быть чистой платонической безответной, ибо природная застенчивость, наверное, не позволила бы Роману даже намекнуть о своих возвышенных чувствах ни одной представительнице слабого пола. Однако, то ли девушка сама обнаружила пытливые взоры Романа, в которые он пытался вкладывать всю имеющуюся в наличии молодую пылающую энергию, то ли судьба проявила желанную благосклонность, но через некоторое время молодые люди встретились. И не только встретились, но и завязали многообещающее знакомство, вскоре подкреплённое закономерным поцелуем. Именно этот момент возле Виктории очутился какой-то киевский хмырь, ростом почти на полметра ниже Романа, вытянутой, как у слона мордой, посреди которой «красовался» хоботообразный отросток, называемый носом. В общем, ни кожи, ни рожи. Но в отличие от Романа блеклое создание, отдалённо напоминающее мужчину, сорило везде баксами и ездило на собственном «Мерседесе». Известие о свадьбе Виктории с носатым коротышкой долго не доходило до его сознания: как прелестная девушка могла променять его на деньги?!… Конечно, Роман очень переживал утрату первой настоящей любви, но всё же, словно любой добродушный человек, постепенно смог справиться со своим несчастьем. А пережить период душевной слабости ему помог случайно подслушанный разговор хозяйки с неизвестной ему женщиной, вроде, живущей на первом этаже. Речь шла о связях Виктории с Николаем, постояльцем Анны Прокопьевны, уехавшем на заработки. Обе наперебой рассказывали друг другу пикантные подробности о непристойном поведении красотки обожаемой Романом. Оказывается, Анна Прокопьевна даже застукала развратную «парочку», когда они занимались любовью на пыльном и грязном чердаке их трёхэтажного дома. Прошло время и, видимо, в скоропалительном браке Виктории и Даниила, так звали её невзрачного мужа, наступили какие-то изменения. А совсем недавно Виктория вновь призывно посмотрела на Романа и умудрилась не только пригласить его в кинотеатр, на премьеру широко разрекламированной американской мелодрамы, но сидя рядом с мужем, сунуть свою маленькую тепленькую ладошку в накалившуюся до предела пятерню огромного парня, еле уместившегося в кресло. Обида на красавицу исчезла, словно дым от костра, который, после того как в него подбросили вязанку сухого хвороста, опять вспыхнул ярким огнём обновлённой и безрассудной любви. 187 В силу упомянутого робкого характера Роман теперь не искал встречи с Викторией, он впал в состояние чувственной мечтательности. Само собой разумеется, если бы она в этот момент попросила его сделать какую-нибудь отчаянную глупость, парень совершил бы её без тени сомнения. Противоречивая ситуация длилась вплоть до злополучной субботы, когда он лежал на кровати, мучительно переживая и размышляя о нелепой беде, произошедшей в их доме. Внезапно дверь с шумом распахнулась, и в комнате нежданно-негаданно появился Николай. Что это был именно он, Роман узнал по описанию словоохотливой хозяйки. Его лицо перекосила ужасная гримаса неукротимой злобы. Наверное, Николай был в курсе кровавых событий прошедшей ночи и кипел диким желанием излить свой свирепый гнев на первом попавшемся человеке. – У тебя, мурло, нос тоже в пушку! – сразу язвительно закричал он, уставившись на Романа светящимися, точно угли, глазами. Симпатичное лицо Николая приобрело вид морды рассвирепевшего экзотичного животного. – Знал бы я о её шашнях раньше, приехал бы и прикончил вместе с хахалем! Николай громко скрипнул зубами, как будто перерезая строительную облицовочную плитку тупым стеклорезом. Он в сердцах швырнул дорожный баул на кровать и, резко обернувшись к молчаливо стоящему Роману, с угрозой прорычал: – Говори тушканчик, чего застрял на задних лапках? – О чём? – хмуро вымолвил Роман. Он поначалу испугался чересчур напористого постояльца, но теперь пришёл в обычное состояние. – Кто это за падла и откуда появилась? Роман уже догадался, что речь шла о Данииле Снеткове, однако вместо ответа уселся перед телевизором и молча стал смотреть выступление знаменитой певицы Аллы Пугачёвой. – Я тебя, сучара, спрашиваю! – рванул его за рукав пижамы совсем озверевший Николай. Роман молча выпрямился и, сжав кулаки, хладнокровно посмотрел с высоты своего роста обнаглевшему плиточнику прямо в серые глаза. Он возвышался над Николаем спокойный и уверенный в своей силе. – Ладно, – вдруг утихомирил себя Николай, поняв, что дразнить здоровенного медведя бесполезно и небезопасно, – не хочешь раскалываться, не надо. После этих слов неравноувешенный постоялец гордо повернулся, и, не сомневаясь в своей чрезвычайной исключительности, удалился искать более подходящий объект, на который можно вылить любое количество злобы. А Роман подумал: «Если Анна Прокопьевна не покажет хаму, где находятся двери, то мне самому придётся хлопнуть дверью! С таким буйно помешанным дураком нельзя иметь ничего общего». 188 Спустя четверть часа к нему зашёл ещё один «темный» обитатель дома – Виталий Стильве, о котором Роману было ничего неизвестно, кроме того, что тот снимает квартиру на третьем этаже. – Я вижу, ты – парень порядочный, – начал издалека излагать свои мысли вошедший мужчина, на вид ему было лет около тридцати, – мне нужно выяснить у тебя кое-какие детали. – Что вам нужно? – насупился Роман, весьма недовольный всей этой мрачной историей, случившейся в доме, кроме того, он ещё не полностью успокоился после встречи с Николаем. – Ты хорошо знаком со Снетковым? Меня интересует Виктория. – Нет. Не совсем, – соврал Роман, ему не хотелось, чтобы посторонние люди затрагивали светлую память о Вике, теперь почти им обожествляемую. – А вам-то, какое дело? Убийцу, вроде арестовали, хотя… – Что хотя? – Ничего, – ещё более замкнулся юноша. – Понимаешь, Роман, ситуация явно складывается не в мою пользу… – Что? – раскрыл большие красивые глаза высокий черноволосый парень. – Вы тоже… тоже каким-то образом связаны… тоже причастны… – Перестань! Я никакого отношения к убийству не имею, иначе мне бы не пришлось сейчас стоять перед тобой. Но повторяю, ситуация складывается не в мою пользу. Так уж сложились обстоятельства, мне нужно принимать контрмеры. Видя, что слова с трудом доходят до сознания молодого верзилы, Стильве принялся объяснять своё противоречивое положение открытым текстом: – Я – бывший работник городского отдела милиции по борьбе с экономическими преступлениями Виталий Стильве. В результате некой неприятности мне пришлось получить не только кучу забот на собственную голову, но и целую армию недоброжелателей. Им будет на руку любая информация, затрагивающая мою честь, чтобы полностью втоптать человека в грязь. Теперь уразумел? – А я-то здесь причём? – недовольно буркнул Роман, хотя недоброжелательность по отношению к гостю немного уменьшилась. – Где ты был вчера в ночь убийства? – До часу смотрел телевизор, а потом улёгся спать. Так что извиняйте, никак не могу помочь. – Хорошо, я буду откровенен с тобой до конца. Мне сейчас позарез необходим единомышленник, который бы мне помог избежать плачевных последствий одного ошибочного поступка. Они грозят всей моей дальнейшей карьере. – О каком поступке идёт речь? – В прошлую ночь я заходил в квартиру Снеткова. – Зачем тогда беспокоитесь, если не виноваты? – в голосе Романа послышались нотки настоящего сомнения, а не простого мещанского любопытства. 189 – По дурости я не доложил оперативному дежурному милиции обо всём, что видел в ту ночь. Я имею в виду мёртвую Викторию. Однако на это были свои причины, хотя меня оправдать, сам знаешь, очень сложно. По-детски подумал, обойдется.… Но случилось непредвиденное: меня кто-то видел на месте преступления и позвонил в милицию. – Так чем конкретно я могу помочь? – У Виктории врагов не было? – Но разве сам Снетков… – В том-то и дело, – нетерпеливо перебил Виталий, – он – не виновен! Данный факт я установил с точностью до микрона. Хотя их семейный симбиоз располагал к фатальному исходу. – Тогда кто? – подозрительно уставился на него Роман. – Теперь я вижу, ты сам понял, что первым и самым главным подозреваемым автоматически приходится быть мне. Выгораживая Снеткова, я сам себя загоняю в непроходимое болото. Скажи, пожалуйста, кто из жильцов дома способен на такое зверское убийство? Я здесь живу всего ничего. – Да никто! За исключением этого придурка Николая. У него уж точно крыша повёрнута не в ту сторону. Набекрень, – чуточку поколебавшись, заключил Роман. – Но ведь я слышал, что тот находится на заработках, в Киеве. – Уже нет. Однако Николай по вашей милицейской терминологии имеет чугунное алиби. Он только сейчас, перед вашим приходом вернулся из столицы. – Как его фамилия? – Новицкий. Николай Новицкий. – Надеюсь, мы с тобой встречаемся не в последний раз? А пока о нашей беседе никому ни слова! Договорились? – Хорошо. Всё, о чём рассказал Стильве, человек больше похожий на штангиста, а не на бывшего работника милиции, показалось Роману сущей правдой. Единственным моментом, о котором почему-то умолчал Стильве, было то, что Роман в ту злополучную ночь собственными глазами видел, как он вытирал носовым платком дверную ручку собственной квартиры. А какую жидкость, кроме крови, можно вытирать в час ночи в доме, где произошло убийство? Накануне он вместе с Анной Прокопьевной, как обычно, до полпервого смотрел телевизор, затем хозяйка попросила его вынести на помойку корзинку переполненную мусором. Возвращаясь обратно, Роман глянул вверх, и ему хорошо было заметно, как бывший милиционер достал носовой платок и тщательно обрабатывал им дверь. При тусклом свете единственной на подъезд электрической лампочки, которая как раз висела возле квартиры Стильве, не заметить широкоплечего соседа было невозможно. И Роман без труда определил род его занятий, хотя осознание того, что вытиралась кровь, пришло к 190 нему гораздо позднее, вслед за получением шокирующего известия о смерти Вики. «Значит, сосед с третьего этажа всё-таки замешан в преступлении, – с предубеждением подумал молодой человек, когда за Стильве закрылась дверь, – ведь, любые недомолвки таят в себе самые неординарные и самые невероятные секреты. В некоторых случаях пьедестал в виде железного алиби оказывается более шатким, чем старые деревянные подмостки. И если кто-то из следователей будет меня допрашивать, то надо обязательно рассказать об этом многозначительном эпизоде». Пока он раздумывал, из прихожей донеслись звонкие голоса Анны Прокопьевны и Николая Новицкого. – Чего раньше времени вернулся? – спросила строгая хозяйка. – Обещал в августе. – Прокопьевна, прямо говорю, мне здесь надо кое с кем свести счеты! – загрохотал на всю квартиру необузданный бас постояльца. – И я это сделаю, потому что слова на ветер не бросаю! 6 Его земное существование подчинялось отпечатанному на пишущей машинке и тщательно сберегаемому «Учебному пособию по облицовыванию стен глазурованной керамической плиткой с помощью штырей, шнура и плиточных маяков». Весь нехитрый инструмент Новицкого: стеклорез, молоток и мастерок являлись основными составляющими этого жизненного процесса. И конечно, он сам, достигший в своей профессии удивительных результатов. Остальной мир не представлял для него сколь ни будь значительного интереса. За исключением, пожалуй, одной симпатичной, но ветреной особы. Но о ней чуточку позже. Своим острым природным зрением, привыкшим к скрупулезному определению горизонтальности и вертикальности линий, он мог различать только два колера – тёмный, почти черный, и светлый, почти белый. А лучше конгломерат из этих двух красок. Слух Николая также воспринимал лишь два диапазона звуков: один, что ублажал его буйный нрав, второй, что приводил в неописуемую ярость. Слова при этом существенного значения не имели. В первом случае он склонялся к мирному решению возникающей проблемы, во втором – незамедлительно бросался в атаку. Кроме того, посчитав себя однажды вершиной некой человеческой исключительности, он никогда уже не сомневался в обоснованности изредка появляющихся сомнений, отрицая любые мысли и суждения посторонних людей, то есть обладал прочным потенциалом скептицизма. 191 Наверное, поэтому в облике молодого человека превалировал только один смешанный цвет, на всю оставшуюся жизнь избранный категоричным хозяином. Возможно, ещё с того момента, как он находился в утробе матери. Его глаза, его волосы, даже его лицо имели серую окраску. К данному утверждению надо добавить ещё то, что Николай приобретал серые брюки, серые рубашки и серые ботинки. Однако он никогда не был «серым кардиналом». Манипулировать какими-нибудь марионетками его натура не могла и не хотела: внешние мышиные качества ни коим образом не гармонировали с прямолинейным вспыльчивым характером. В спорах он всегда загорался ослепительно жгучим пламенем без всякого присутствия серого вонючего дыма. Заключая сказанное, необходимо отметить, что молодой человек беспощадно подминал под себя всё, оказывающееся гораздо глупее и слабее и с должным почтением относился к другим людям, превосходящим его по силе и авторитету. По этой причине Николаю удалось избежать целого ряда неприятностей и жизненных затруднений, которые часто возникали в силу слишком неуравновешенного характера. Когда он впервые заметил Викторию, то своим немногочисленным «дружбанам» твёрдо заявил: – Ребята, эта курочка будет моя! Друзья не сомневались в правдивости сказанных слов, потому что видели, как глуповатые юные «хохлатки», правда, несколько обделённые красотой, понесли от него яйца, от которых впоследствии избавлялись весьма болезненным путем… Виктория действительно вскоре стала его. Сам Николай редко задумывался над значением слова любовь. Однако то, что он почувствовал по отношению к смазливой девчонке, обжигало внутренности и частенько приводило в состояние близкое к умопомрачению. Виктория же, оправдывая своё имя, привыкла побеждать во взаимоотношениях с противоположным полом, во всяком случае, любой крутой парень из её школы мог запросто стушеваться, если она вдруг начинала применять своё второе оружие – колкие и меткие шутки. Первое оружие – красота было вне конкуренции. Николаю девушка подчинилась безоговорочно, и хотя в сексуальном отношении новый ухажёр оказался не столь искусным, как в грубости и напористости, она согласилась его ждать, узнав о намерении уехать в столицу на заработки. Правда, обещать – не значит сделать, и легкомысленная любовница серьёзно не задумывалась о своём обязательстве. Известие об измене любимого человека привело Новицкого в неописуемое бешенство. Он немедленно выехал на место происшествия с родной единственной целью, навести в отношениях с Викторией жесткий порядок, соответствующий его жизненным принципам. 192 Во вспыльчивой голове парня и в самом деле витала взбалмошная мысль – расправиться с теми, кто вызвал в гордом самолюбивом сердце величайшую обиду на своенравную красавицу. Бунт на корабле должен быть подавлен, несмотря ни на какие жертвы и любыми средствами! Он убеждённо считал, что Виктория рождена именно для него и должна принадлежать только ему. Иначе к чему эта дурная затея с заработками? Ведь, прежде чем предложить девушке руку и сердце он намеревался сколотить определённый первоначальный капитал. До встречи с ней деньги ему нужны были лишь на выпивку да на приличный закусон. Не вполне удачно поговорив с новым постояльцем Анны Прокопьевны, Николай разложил в прикроватной тумбочке весь походный скарб и, рассерженный внушительным отпором со стороны Романа, вышел на улицу. Строгая старушка не разрешала ему «дымить» в квартире. А сейчас нестерпимо хотелось одного: успокоить расшалившиеся нервы. Такой поворот событий явно не укладывался в голове. В это время к нему подошёл человек с накаченными бицепсами: – Я – твой сосед с третьего этажа. Но не успел «спортсмен» досказать свою фразу, как был встречен виртуозным матом, этажность которого намного превышала высоту их дома. Грубый приём не смутил настырного соседа, тот с твёрдостью довёл свою мысль до логического завершения: – И меня зовут Виталий. Поняв, что подошедшего словами не запугать, Новицкий немного смягчил горячий пыл, к тому же ещё разожженный сложившимися обстоятельствами: – Где у тебя свербёж? Могу почесать. – Я хочу поговорить об убийстве жены Снеткова. – Кто ты такой, тушканчик, чтобы совать нос в чужой вопрос? Вали отсюда пока в хлебало не заехал. – Давай лучше отойдём в кусты, чтобы не нервировать окружающее население не нужной истерикой, – миролюбиво высказался Виталий. Предложение было принято, и мужчины скрылись в глубине зарослей сирени у деревянного столика, где в свободное время рабочий люд «забивал козла». – Пидор, чего ты хочешь из-под меня? – грубо переспросил Николай. – Успокойся, мне известно твоё отношение к Виктории, так что советую хорошенько подготовиться, когда будешь отвечать на вопросы «следаков». Или ты ещё надеешься продефилировать мимо «ментовки»? – Не надо на меня телегу катить! Её «пришил» недоделанный муженёк. Все об этом базарят. – А ты как думаешь? – заинтересованно поглядел Виталий прямо в серые глаза Николая. 193 – Иди ты на хутор! Меня вообще здесь не было.… Пускай другие думают. – Тогда скажи, Чингачгук, на каком коне ты из «большой деревни» прискакал? На том, который пришёл сегодня ночью ровно в двенадцать или на том, что свистнул у дверей вокзала минут десять назад. Других в нашей Тмутаракани нет. Не ездиют. – Может, я самолётами летаю? – Ага. С оборванными крыльями. На боковой верхней полке у туалета, – съязвил Виталий, – кроме того, интересная картина получается: некий господин Новицкий провёл в комнате для приезжих время, начиная с двух часов ночи до восьми утра. На нашем родном железнодорожном вокзале. Неужто шалавы в городе перевелись? – Да какое твоё свинячье дело, пидор поганый? – Взревел в мгновение взбесившийся постоялец Анны Прокопьевны. Его правая рука мгновенно взметнулась в воздухе. Но ещё быстрей мощная грудь Виталия качнулась влево, а ответный удар, нанесённый в самый болевой участок тела строителя-плиточника, где меньше всего остаются какие-либо следы, оказался неотразимым. Новицкий, согнувшись в три погибели, повалился на шаткую самодельную скамейку. Виталию Стильве даже пришлось немного похлопать его по щеке, чтобы тот поскорее приходил в себя. – Ты изволишь расколоться в этом прекрасном саду, и мы вместе обмозгуем, что делать дальше? Или всё-таки предпочитаешь разговориться в «ментовке»? – Да иди ты «мильтон» вонючий! – с трудом выдохнул Николай. – Разве нельзя было сразу «ксиву» показать? «Пусть пока Новицкий думает, что я действительно работаю в органах», – спокойно подумал Стильве и не стал докладывать о себе. Только внушительным голосом спросил: – Значит, ты сюда ночью приходил? – Ну, приходил. Только к убийству я отношения не имею. Вы бы лучше черномазого допросили, Романа. Какого хрена он делал в квартире этого… – Снеткова. – Вот-вот. Я цыганскую морду сразу вычислил, как только утром пришёл домой. Фигура у мудака своеобразная. Не спутаешь… От удивления Виталий чуть не раскрыл рот. «Поистине прав Вургафт, который говорил: кто тихо ходит, тот густо месит. Неужели Роман, внешне спокойный рассудительный увалень способен на большее, чем неприкаянно сидеть перед телевизором?» – Вот увидишь, я пидору обязательно харю начищу, не посмотрю на его метраж. Пока ваши мужики расшевелятся сучару взять, ещё сто лет пройдёт. Он думает, что Виктория была обыкновенной парфюмерной дурёхой. Нет, она являлась настоящей красивой бабой. 194 Николай замолчал и нервно закурил сигарету. Через минуты две Виталий прервал его упорное молчание. – Ты мне, Новицкий конкретно скажи, видел ли Романа на месте преступления? Он – убийца? – Хм. Откуда мне знать? Вам нужно, вы и конкретно разбирайтесь! – Опиши мне подетальней, что ты видел? – твёрдо потребовал Виталий. – Честно признаться, я приехал навести порядок в отношениях с Викторией. То есть отшить Снеткова, короче, указать ему, где висят двери. Кстати я этого «шизика» в глаза не видел. Говорят, его по утрянке отвезли на вашу фабрику. – О каком разборе может идти речь, если они состояли в браке? – Хе. Я не таких уговаривал. Сейчас, правда, уж поздно. Видимо, не судьбина, – с откровенной горечью проговорил Новицкий. – Вернёмся к нашему разговору. – Так вот, получив письмо от кореша, который мне подробно описал обо всех финтах, выкинутых Викторией, я немедля сел на поезд и сегодня ночью уже был здесь. Захожу в подъезд, а внизу – темень непролазная, я нащупал первую ступеньку. Гляжу вверх, а там какая-то длинная фигура метнулась в нашу квартиру, аж дверь загремела. Я уже знал из письма, что Анна Прокопьевна приняла нового постояльца, который положил глаз на Викторию, знал его имя, знал, что он – амбал, но не видел его в лицо. Физиономия у него, вообще-то, не уродливая. Мне Виктория как-то призналась, мол, очень обожает черномазых мужиков. Слаба она, между прочим, на передок, слаба. Я это сразу усёк. Однако допустил промашку, – оставил одну. Таких баб надо с собой в кармане возить. Впрочем, все они одинаковые, клянутся в любви, обещают ждать, но стоит чужому мужику твою кралю полапать за одно место, тают как сливочное масло… – А потом что было? – Виталию надоело выслушивать нудные разглагольствования Новицкого. – Я сразу вскипел и быстренько – на второй этаж. Мне кореш сообщил, что муж её извозом занимается, а извозчики, известное дело, днём и ночью на колёсах. Думаю, Снетков подался на своей классной тачке ночной поезд встречать, а долговязый хмырь уже Викторию обхаживает. Короче, всякий бзик в голове. Я не знал, что Снетков лимузин профукал… Дверь в квартиру оказалась незапертой. Я скорей в хату, чтобы по горячим следам с Викторией разобраться. Оказалось – уже поздно. Кровища кругом. Она своё уже получила. Есть такое правило, где живёт смазливая мордашка, там всегда существует повод для драчки с «мокротой». Разве я не прав? – Ты можешь назвать точное время? – Слушай, мильтон, я на часы и в спокойное время внимания не обращаю. А тут такая заварушка, сам себя забудешь. Где-то около часу ночи. Посчитай. Поезд приходит в двенадцать. Автобус от вокзала отходит в половине первого. Ехать минут двадцать да идти сколько-то нужно.… Прикинь. 195 – Что ты делал в её квартире? – Я – не сумасшедший, чтобы оставаться рядом с убитой. Как увидел бедняжку на кухне, моментально слинял. Картинка не для слабонервных. – Почему же в милицию не заявил? – Ты чего? Разве я на фискала похож? Я по всем нотам сам могу разобраться. Без ваших соплей. – Зачем тогда уехал на вокзал? Тебе, ведь, она была не безразличной? – Зачем, почему. По кочану. Просто на душе было муторно. Вышел на главную улицу, а там такси. – Ну и твоё резюме? – Чего? – Ты считаешь Романа убийцей? – А кто ещё? Из-за ревности на любые крайние меры пойти можно. Или он, или муж. О Снеткове судить не берусь. Вообще его не видел. А Роман – только с виду полоротая тюня, а внутри у подобных пидоров сидит то, что делать их страшнее упыря. Кто, как не он, мог располосовать Викторию? Тут сила необходима, и она, несомненно, у него в достатке… В завершение своей беседы Виталий Стильве придал лицу строгий вид и негромко, но внушительно промолвил: – У меня к вам, Николай Новицкий, убедительная просьба: о нашей встрече никому не говорить. Пока даже «следакам». Для пользы дела… 7 Субботнее солнце стремительно уносилось к горизонту, а в голове у Виталия не было даже крохотного намёка на разгадку логической задачи с несколькими неизвестными. Вероятно, она даже не имеет стройного связного решения? Когда в преступлении замешаны человеческие эмоции, трудно в нём искать какую-нибудь классическую закономерность, подчиняющуюся определённым правилам. Большей частью происшествия подобно рода происходят спонтанно. И Виталий решил для начала переговорить со всеми жителями подъезда, вдруг кто-то из них случайно прольёт свет на ночное кошмарное событие? Первой на глаза Виталия попалась вездесущая Анна Прокопьевна, с которой он был знаком уже давно. Старушка некоторое время работала уборщицей в милиции, она же и помогла ему подыскать подходящее жильё. – У меня к вам, Анна Прокопьевна, есть несколько щепетильных вопросов, – полуофициально проговорил молодой человек, подойдя к старухе, сидевшей на лавочке возле подъезда. – Кажись, снова вернулся в отдел? – Что вам известно об убийстве Снетковой? – уклонился от ответа Виталий. Старуха часто заморгала глазами, пытаясь выдавить хотя бы пару слезинок: 196 – Я, Виталик, всё кумекала и кумекала, откуда у такого хлюпика мог взяться шакарный автомобиль? Видать, надёжно замаскировал свою образину под честного человека. Только пьянка раскрывает душу любого преступника. Нажрался до макушки, даже не помнит, как изрезал законную супругу, - старуха горестно сжала губы и замолчала, показывая, что ей больше нечего сказать. – Может, что слышали? – Мне на неё, горемычную, даже взглянуть не дали, хоть я в милиции десять лет проработала. Правда, сказывают, ещё кто-то замешан… – Анна Прокопьевна, это мне и нужно! – Видать, не он один убивал Викторию, сообща. С напарником… – Кто говорит, Анна Прокопьевна? – Да я самолично у следователя спрашивала. Ты, ведь, знаешь, сколь уважительно ко мне в милиции относились. Я на втором этаже уборку делала и его кабинет тоже мыла, он тогда вовсе молодым был. – И что следователь сказал? – Да он, вроде, ничего не говорил, токо головой мотал. – Как фамилия следователя? – Знаешь ты, Виталик, его. Знаешь. Тебе этот молчун известен. Бибиков Семён Семёныч его фамилия. – А кто о напарнике убийцы говорил? – Может и никто. Просто мне из ихних разговоров показалось. Вроде, кого-то ещё видели. Ты же знаешь, служивый народ не любит, когда мешают. Кто со мной со старухой зря болтать будет. Была бы помоложе, тогда бы лясы разводили. Лично меня о Виктории тоже спросили. Я сказала, что ничегошеньки не знаю. Так оно и на самом деле. Вот и всё. – Анна Прокопьевна, а наши жильцы? О чем они болтают? – продолжал настойчиво расспрашивать Виталий. Старуха только пожала плечами. – Анна Прокопьевна, вы часто к Вере Сергеевне заглядываете? – Милок, она же после инсульта. Как можно с ней разговаривать? Еле-еле губами шевелит. Ходить заново учится. Виктория – её дальняя родственница, так я про убийство пыталась Вере Сергеевне втолковать, но уж не знаю, поняла ли она меня. – С ней кто-то живёт? – Кому мы, старухи нужны? Пока бегаем ещё терпят, а как слягем, то придушить готовы. Виктория к ней поначалу заходила. Что было, то было. Про покойников худое не говорят, но она, бесстыдница, больше внимания моему Николаю стала уделять, чем больной старой родственнице. Когда же Виктория переехала к Снеткову, одной ногой больше не ступала к Вере Сергеевне. Бог её за это и наказал. У Веры Сергеевны, правда, сын ещё имеется. Живёт в нашем городе. Так он – подстать Виктории, бывает только по великим праздникам. И то спасибо нужно сказать, догадался ей Вальку в сиделки 197 взять. Есть такая наркоманка из соседнего дома. Боже мой, до чего люди у нас докатились! От матерей, как от прокажённых отворачиваются. Мои вот тоже – ни слуху, ни духу… – А сиделка постоянно возле Веры Сергеевны находится? – перебил Виталий словоохотливую старуху. – Какое! Утром в девять приходит. На часок. В обед – на полчаса. А вечером, как её левая нога захочет. В квартире вонизма – не продохнуть. Полы моет да пылесосит только раз в неделю. Совсем стыд потеряла. А деньги Вальке платят не малые… – Что ещё вам известно? – Милок, я почти ни с кем не встречалась. Ольга ещё вчера вечером умотала за товаром. Егора Дмитриевича видела, мусор выносил, дак я с ним ни за какие пироги общаться не стану. Его выдра последние волосья выдергает. Сам видишь, их у меня с гулькин хвост. – Постойте, а Ольга точно уехала? – Конечно, ключи лежат у Веры Сергеевны. Она же тебе велела квартиру дозирать. Уже под вечер после столь продолжительной, но мало результативной беседы с Анной Прокопьевной молодой человек поднялся на второй этаж и нажал кнопку соседей Снеткова по лестничной площадке. К нему вышел сам хозяин. – Егор Дмитриевич, разрешите задать вам пару вопросов? – Хоть миллиард! Два мужика поспорили. Первый говорит: «Спорим, что я отвечу на один из любых твоих вопросов любой трудности и сложности». Второй отвечает: «Согласен. Спорим. Сколько звёзд на небе?» - «Миллиард!» - отвечает первый. «Откуда ты знаешь?» – говорит второй. «А это уже твой второй вопрос. Спор шел об одном вопросе». Вдоволь насмеявшись над рассказанным затасканным анекдотом, хозяин вытер слёзы и озабоченно посмотрел на Виталия: – Чего тебе? Заходи к нам. А может, лучше поболтаем у тебя? При этих словах Егор Дмитриевич подозрительно оглянулся на распахнутую дверь в гостиную и таинственно прошептал: – У меня есть полбутылки. Оприходуем? – Оставьте её в качестве неприкосновенного запаса. Армянского коньячка попробовать не хотите ли? Правда, не знаю, настоящий он или нет: цена уж слишком не соответствует звёздочкам. Купил по дешевке. – Господи! Какая разница? Лишь бы звездочки, в смысле градусы, были настоящими. Как говориться, це два аш пять о аш и в Африке спирт. Поди его не на воде разбавляли? Виталий нарезал мелкими ломтиками сыр, колбасу, открыл банку с маринованными огурчиками, купленную на местном базарчике. – Закусь классическая, – зажмурился от предвкушаемого удовольствия Егор Дмитриевич, – за что пьём? Давай, первый тост за баб? Конечно, не за 198 таких, как моя мегера, а за таких, как Виктория. Это – шедевр. Произведение искусства. Кстати, один художник предлагает девушке нарисовать её портрет. «Сколько будет стоить?» – спрашивает она. «Для вас, красавица, ничего!» – «О нет, это слишком дорого…» Егор Дмитриевич, в продолжение своего спича внимательно смотревший на искрящуюся влагу, налитую в ажурный хрустальный бокал, снова затрясся в продолжительном по-детски радостном смехе. Однако, встретив непонимающий взгляд Виталия, на мгновение осёкся. – А что? Хороший анекдот. Надо будет завтра Виктории рассказать. – Егор Дмитриевич, разве вы не знаете? – Чего? – уже с долей некоторого испуга обронил сосед. – Виктория сегодня ночью убита. – Да иди ты! Не может быть! Ведь, я ещё вчера видел её живой и жизнерадостной, – растерянно пролепетал Егор Дмитриевич и тут же сориентировался. – Тогда выпьем за упокой. Они, не чокаясь, опрокинули содержимое бокалов, после этого Виталий налил ещё и мужчины, не сговариваясь, залпом выпили снова. Затем оба долго и упорно молчали, не решаясь заговорить: каждый вспоминал прелестную и миловидную красавицу Викторию. Первым почувствовал действие коричневого змея с пятью звёздочками, якобы имеющего армянские корни, раскрасневшийся Егор Дмитриевич: – На скамье подсудимых – убийца. Судья: «За что вы убили невинную старушку? У неё в кошельке только один рубль». Убийца: «Ну и что? А три бабы – уже хватит на бутылку!» Однако теперь прежде, чем рассмеяться, сосед озабоченно смотрел на Виталия. У того на лице не дрогнул ни один мускул. Тогда Егор Дмитриевич решил сдержать свои эмоции и без всяких вопросов рассказал Виталию о своих героических приключениях вчерашнего дня: – А я в пятницу получил пенсию. И на радостях заскочил в забегаловку. Ту, что рядом со сбербанком. Моя же мегера, придя домой с работы, взялась меня пилить. Хоть беги из дома. Пилила, пилила.… Вот я и ушёл. В кафе «Зодиак». Вернулся поздно вечером. Думаю: всё, амба, загрызёт меня моя старуха. Она под старость поехала малость: к каждой юбке ревнует. Гляжу: на кухне стоит наливка с пивом. Я, Виталий честно признаюсь, от этой адской смеси не мог отвести глаза. Решился капельку попробовать и с копыт свалился. А утром – бог ты мой! Опять экзекуция. Сплошное море брани, то есть бурный поток ругани. Совсем баба сдурела. Виданное ли дело: спиртное без присмотра оставлять! И я же виноватым вышел. Даже опохмелиться не дала. Виталий, ну не издевательство ли над человеческой личностью, над моим, так сказать, мужским достоинством? С одной стороны, конечно, бабу понять можно. День-деньской с десяти утра до десяти вечера у плиты простоять! Она поваром в кафе работает, поневоле накалишься, а до пенсии ещё год мантулить надо.… Ну что, Виталий, ещё по одной. Давай, выпьем за налаживание 199 наших связей? Соседи всё-таки, а хороший сосед, вроде родной матери, - и совет даст и поможет при случае. – Я – всегда «за», голосую обеими руками, – согласился Виталий и тут же спросил, – разве вы с женой не заметили приезд милицейских машин? – Откуда мне знать, с утра голова трещала, как старая хата. А жена лаялась, лаялась, пока ей дурно не стало. Теперь на диване валяется. Я, правда, на помойку выскакивал, но ничего подозрительного не обнаружил. Мне действительно, словно кто на мозги солью посыпал. Самого себя не видел, покамест у тебя не подлечился… Прежде чем заснуть, Виталий долго сопоставлял факты, мучительно размышлял. Иной следователь, взявшись за сложное уголовное дело, путается в дебрях криминалистики, спешит, часто ошибается и, в конце концов, приходит в тупик. Или, наоборот, второпях натыкается на правильное решение и быстро завершает свою работу. Однако Семён Семёнович Бибиков, человек старой закалки, наверняка, даже сейчас ни минуты не дремлет. В силу закоренелой медлительности, до мозга костей закомплексованный на свинцовой усидчивости, он шаг за шагом, точно улитка, будет упорно продвигаться к достижению намеченной цели, ни разу не допустив ни одного неверного хода. Его чиновничьей душонке наплевать на личные проблемы какого-то Виталия Стильве. «Как я проворонил, как умудрился забыть предупредить Вургафта, чтобы тот не лез к Бибикову с подозрительными просьбами!» – отчаянно ругал себя молодой человек. Семён Семёнович, без всякого сомнения, начнёт сразу скрести бесполезный подкоп под репутацию бывшего опального коллеги. Естественно, это тщетное и ненужное занятие закончится крахом, но под обвалом окажутся честолюбивые мечты Виталия. И он вновь и вновь пытается проанализировать свои шансы незапятнанным выкарабкаться на чистую поверхность. Если расставить по времени известные факты, обернувшиеся для него сплошными неприятностями, то по всему выходит, что он, наверное, первым обнаружил мертвое тело Виктории. – Сколько же минут я находился в квартире Снетковых? – исступлённо рылся в памяти молодой человек, но точных сроков установить не мог. Как и прежде, выходила довольно обширная временная разность – до десяти минут. Почему он, увидев труп, по старой милицейской привычке не засёк время? Видимо, волнение сыграло свою негативную роль и, лишь немного успокоившись, Виталий обратил внимание на часы. Если быть строго пунктуальным, они показывали без двух минут час ночи. Приблизительно в это же время Анна Прокопьевна заставила черноволосого красавчика вынести мусор. Верзила ничего подозрительного не видел, зато другой постоялец почему-то указывает на Романа. 200 Но кто позвонил? Кто заметил именно его, Виталия, и сообщил в милицию? Телефон есть у Веры Сергеевны и у Ольги. Но ни первая, ни вторая не могли им воспользоваться. Одна уехала из города, вторая – лежит, разбитая параличом. Есть ещё «мобильник» Снеткова. Но сам владелец был, как говорит в подобных случаях Вургафт, «в отрубе», и маловероятно, чтобы кто-то другой воспользовался его телефоном. Кроме того, позвонивший должен знать его, Виталия, в лицо. Значит, жить с ним в одном подъезде. Только опять – кто? Вопрос за вопросом ломились в уставшие мозги, вызывая в сознании молодого человека настоящий сумбур. Преступление редко совершается незаметно от других людей. Прямо или косвенно оно затрагивает весьма обширный круг. И тайное почти всегда становится явным. От этой истины никуда не уйти. По всей вероятности, на свете есть иные неведомые силы, может быть даже духовные или силы высшего Разума, которые метят шельму, творящую зло. Иначе все земные самые жесточайшие прегрешения так бы и не смогли быть преданы огласке. Надо же было такому случиться, чтобы и Николай, и Роман, и он, Виталий, не исключена возможность кто-то четвёртый, совсем посторонний человек, в одно и то же время очутились в одном и том же месте! Настоящая мистика. Но с другой стороны противоправные действия происходят именно там, где для их свершения имеется малейшая причина: Виктория забыла закрыть дверь, и печальной оплошностью вдруг сумел воспользоваться какой-нибудь сумасшедший маньяк-насильник. Не исключено и это. Но не видел ли кто-то из жильцов весьма подозрительную личность? Надо ещё раз опросить всех соседей. Тут Виталий вспомнил, что Анна Прокопьевна всегда до темна сидит на лавочке. Он мигом натянул на себя спортивный костюм и бросился на улицу. Несмотря на поздний час, старушка ещё занимала свою боевую позицию. – Анна Прокопьевна, я совсем забыл спросить вас: посторонних людей, крутящихся возле нашего подъезда, вы не замечали? – Милок, да меня об этом уже сам Семён Семенович опрашивал. Да, я вчера сидела допоздна с Екатериной Степановной, женщиной из соседнего подъезда. Уверяю тебя, ни единая подозрительная блоха мимо моего поста не проскакивала. – А из наших? – Только Софья, супруга Егора Дмитриевича. Она шла с работы перед девятью часами.… Да, забыла. Ещё забегал к нам друг Егора Дмитриевича. Но тот, как пришёл, так и ушел. Десять часов примерно времени было. – И всё? – Русским языком тебе говорено: не видела ни-ко-го! После безрезультатного разговора с Анной Прокопьевной размышления Виталия превратились в сплошное наваждение. О чем он только не передумал! Звено, которое помогло собрать воедино цепь событий прошлой ночи, не находилось… 201 Из кошмарного состояния его вывел мелодичный щебет телефона. Виталий посмотрел на часы. Неужели восемь утра! Опять он провалялся на диване, как человек, не отягощенный никакими заботами. Непростительно! Голос Семёна Семёновича Виталий узнал сразу. – Коли гора не идёт к Магомету… – Значит, Магомет идёт к горе, – с горечью продолжил он фразу Бибикова, а про себя подумал: «Старая черепаха, кроме неприятностей, ничего путного не скажет». – Вот именно, – сухо проскрипел следователь, как бы подтверждая правоту подспудных мыслей Виталия, – решил позвонить к тебе вот по какому поводу… – Я уже в курсе событий, – молодой человек нетерпеливо перебил скрип медлительного Семёна Семёновича, выдавливающего из себя слова, словно засохшую краску старого тюбика. Очень уж не хотелось выслушивать нудное описание происшедшего преступления, детали которого он всю ночь прокручивал в памяти. – Не лезь в пекло попереж чёрта, – недовольно заворчал следователь, – разговор – не телефонный. Жди меня через полчаса. Мне ещё в вашем криминальном подъезде кое с кем надо побеседовать. Виталий быстро принял холодный душ, взбодривший его мозги, затуманенные долгой ночной бессонницей, приготовил завтрак: яичницу с ветчиной, и добавил коньяк в хрустальный графинчик, оставшийся с вечера на столе… … – Я поутру, за исключением за исключением чаю и воды всякую дрянь не употребляю, – сразу отказался от угощения сутулый, изрядно поседевший Бибиков, – учти, я приехал только из-за того, что знаю тебя, как толкового работника. Не в пример нынешним салажатам, которые сейчас рулят неизвестно куда. Виталий скромно потупился, ему льстила похвала заслуженного ветерана милиции. Но он с огромной надеждой ожидал другого – действенной помощи. И опять, точно угадывая его невесёлые мысли, Бибиков продолжил: – Чего приуныл? Помогу, как смогу. Коли ты действительно не виновен. – Это произошло… – Погоди. Мне Павел вчера вечером всё подробно объяснил. Можешь не повторяться, – в третий раз предугадал мысли Виталия чересчур умный Бибиков, несомненно, накопивший в уголовно-розыскных делах весьма громадный опыт. – Факты Виталий, упрямее всякого упрямого осла, похожего на меня. – В чём состоят ваши сомнения, Семён Семёнович? – Не сомнения, а факты. Один человек звонит оперативному дежурному в половине пятого утра и сообщает, что видел тебя ночью выходящим из квартиры Снеткова, и что там произошло убийство. Факт номер раз. Совершенно 202 другой человек свидетельствует, что ты вытирал кровь с дверной ручки. Факт номер два. Как ты на это смотришь? Да меня с работы попрут, коли я умолчу об них. Хотя бы сутки. Я обязан сейчас на предстоящем утреннем совещании поставить в известность начальство. Понял? Почему ты сразу не позвонил оперативному? Объясни доходчиво. Кстати, это факт номер три. Три ноль не в твою пользу. – Семен Семенович, виноват я, кругом виноват. Мне и в голову не приходило, что так обернётся. Уж очень не хотелось в свидетели попасть. Могло и без моего участия всё завершиться. Мне же надо на собеседование… – Знаю, знаю, – с участием вздохнул Бибиков. – Как прекрасно складывалось! Прокуратура. Родной почти город. Я там в детстве жил. А тут… – Виталий в отчаянии махнул рукой. – Конечно, попал ты… только в лужу с помоями. Не знаю даже, чем тебе помочь. Но ты сам себя в этой луже топишь. Зачем суёшься в дела следствия? Оставь эти штучки! – А как мне поступать? Иного выхода нет. – Не знаю. Из лужи я могу тебя вытянуть прямо сейчас. Но тогда твоё место.… Ну, ты сам понимаешь, куда я тебя должен временно определить. По закону. Имея на руках перечисленные мной факты. – С какого номера звонили оперативному дежурному? У вас же «Панасоник» с определителем. – Виталий, я тебе сказал, в следствие не вмешивайся. Сам себе навредишь. Кто дал тебе право допрашивать людей? А? Прекрати. – Но… – Советую, звони своим друзьям, как говорит Вургафт. Проси перенести встречу с прокурором, а в понедельник – в мои пенаты. Можешь использовать для этой цели время величиной в целые сутки. Ясно? – Понятно, – уныло пробормотал Виталий, словно самому себе подписывая смертный приговор. Однако надежда в сердце молодого человека умирать не собиралась. У неё оставалось в запасе двадцать четыре часа. За Бибиковым захлопнулись двери, и в квартире установилась почти зловещая тишина. Но именно она помогла Виталию максимально сконцентрировать своё внимание на двух ключевых моментах, оставшихся в стороне от ночных размышлений. Во-первых, тень, замеченная им возле дверей Ольги Цыпиной, могла иметь не призрачную, а вполне реальную основу. Только неизвестно, как её материализовать за столь короткий срок. Во-вторых, ведь, Егор Дмитриевич явно соврал насчёт вечернего прихода в «Зодиак». Пенсионеру с нынешними ценами там делать нечего, кроме того, Анна Прокопьевна о нём обязательно бы доложила. Вполне логично предположить, что его путешествие ограничилось квартирой Виктории. Ну, конечно же, тогда Егор Дмитриевич мог видеть многое, если только сам не явился 203 первопричиной преступления. Трудно судить, на сколько он заводится и свирепеет, находясь в состоянии крепчайшего опьянения. Уж не он ли позвонил с уличного таксофона, который недавно установлен на углу дома? И если первое предположение показалось молодому человеку слишком фантастическим и недосягаемым, точно легкое перистое облачко в небесной синеве, то с Егором Дмитриевичем он мог поговорить в любое время. 8 За свои законные пятьдесят шесть лет Егор Дмитриевич редко задумывался о трёх категориях: над смыслом жизни, над значением каждого произнесённого слова и над выбором подарка для драгоценной половины. После выхода на пенсию жизнь его сама по себе мало-помалу превратилась в сплошное приятное времяпрепровождение, в основном за чтением телевизионных программ самой дешевой крымской газеты «Телемир», где он каждый раз находил для расширения своего кругозора что-то новое и интересное. Ассортимент слов, которым он пользовался для объяснений с супругой, не не очень соответствовал фигуре, полнеющей день ото дня, и, в основном, ограничивался лексиконом из примитивным рабоче-крестьянских анекдотов, услышанных им в заводской курилке. Что касается подарков, если бы кто-то из сумасшедших добровольцев вздумал Егору Дмитриевичу приплачивать деньги за каждую купленную Софье Николаевне безделушку, то он бы и тогда засомневался в целесообразности приобретения презента. Ибо драгоценность супруги, по его мнению, имела стойкую тенденцию к уменьшению и к моменту выхода Егора Дмитриевича на заслуженный отдых приобрела нарицательную стоимость. Но появились два интересных занятия, которым он стал посвящать всё своё свободное время. Первое состояло в том, что, прочитав в старой «Домашней энциклопедии хозяйства» статью «Уход за кожей лица», Егор Дмитриевич немедленно увеличил минутное утреннее стояние перед зеркалом в полуторачасовое. Он принялся каждый день тщательно разглядывать своё отражение, исследуя малейшую морщинку или пупырёчик, вскочивший на коже, делал лечебно-оздоровительные процедуры, в том числе продолжительный массаж, затем украдкой от Софьи Николаевны наносил на лицо различные кремы и мази, которым она иногда пользовалась. Сколько бы препятствий «зловредная» супруга не чинила ему, всё напрасно. Уже давно энциклопедия, оказавшая тлетворное влияние на Егора Дмитриевича, нашла приют на помойке, уже и кремы и мази были надёжно спрятаны в самое недоступное место, в шкаф с нижним женским бельём, но только супруг от вредной привычки не отказался. Даже, наоборот, стал тратить на дорогие парфюмерные изделия сомнительного производства общие кровные пенсионные денежки. 204 Однако к неудовольствию Софьи Николаевны лицо Егора Дмитриевича, до конца отстоявшего вахту в самом вредном цехе металлургического комбината, заиграло более яркими здоровыми оттенками и вместо землистого цвета неожиданно приобрело некий румянец. Данная метаморфоза отразилась на супруге весьма и весьма негативно. Она тоже проработала почти во вредных условиях лет около сорока, но жар плиты, в отличие от других женщин, не сделал кожу её лица пышной и здоровой, она вопреки женской логике превратилась в оболочку высохшего абрикоса. Сообразно с лицом, видимо, от зависти, изменился и характер Софьи Николаевны, из в меру крутого и властного он трансформировался в деспотический. По крайней мере, с точки зрения мужа. Но добродушный и спокойный Егор Дмитриевич постепенно приспособился к её изменившемуся нраву. В домашних условиях он начал называть супругу не иначе, как «уважаемая генерал-фельдегерша», а на людях – «моя любезная повелительница», что со стороны Софьи Николаевны воспринималось снисходительно, без особых возражений. А вот к тому, что она умудрялась ревновать его почти к каждой «дешевой юбке», с которой приходилось вести какой-то разговор, Егор Дмитриевич привыкнуть не мог. Говорят, ревнует, значит любит. Но он придерживался иного мнения: ревнует, значит, сходит с ума. И действительно, эта ревность походила на затяжную неизлечимую болезнь, ибо лицо самого Егора Дмитриевича не носило признаков какой-либо привлекательности, не говоря уже об интеллигентности... Второе занятие супруга в той или иной мере характерно почти для каждого русского человека. Только он в этом занятии не знал никакой меры. Имеется в виду склонность Егора Дмитриевича к употреблению спиртных напитков. Но тут строгая жена была на высоте положения – любые попытки Егора Дмитриевича водить дружбу с «зеленым змеем» тщательно пресекались. Тем более боевые позиции Софьи Николаевны являлись на порядок сильнейшими, чем позиции Егора Дмитриевича. Она выигрывала по всем статьям: в три раза превосходила его по объёму, в два раза по весу, и, кроме того, её голосовые связки представляли нечто сравнимое разве с иерихонской трубой… Появление Виталия в раннее воскресное утро чрезвычайно обрадовало Егора Дмитриевича. Он без слов по-своему понял намерения соседа и поэтому по-ребячьи радостно закричал: – Моя любезная повелительница, уважаемая Софья Николаевна, здесь сосед с третьего этажа домогается. Просит помочь исправить водопроводный кран, так я скорехонько сделаю и быстрёхонько вернусь. Не дожидаясь реакции супруги, он незаметно вытащил из внутреннего кармана пиджака, висевшего в прихожей, бутылку, до половины заполненную жидкостью неопределённого цвета, и в стремительном темпе выскочил на лестничную площадку. 205 – Долг платежом красен! – торжествующе пояснил сосед своё торопливое поведение. – Баба увидела бы, башку отвинтила. – Не стоит беспокоиться, надо доделать то, что следовало сделать вчера. – Виталик, мне твой «клоповник» по барабану: для русского мужичка нет ничего важней первачка!… Они уселись за стол. Стильве пододвинул соседу остывшую яичницу и тарелку с нарезанными огурцами. Егор Дмитриевич взял в руки собственное зелье. – Сколько градусов? – ради интереса спросил Виталий. – Не меряно. За шестьдесят будет. Фирма гарантирует. – Мне такую тяжесть на грудь принимать нельзя. – Ну, как хочешь, – быстро согласился Егор Дмитриевич, – я глушу свою, ты – свою. Мужчины выпили и громко захрустели огурцами. – Закусывайте смелее, Егор Дмитриевич, а то жена впрямь шкуру спустит. – Как-то раз возвращается пьяный мужик домой. Жена ругается: «Опять полведра вылакал?» – «Да нет, совсем немного – бутылку на троих» – «Почему же такой пьяный?» – «Двое не пришли». Сосед уставился на Виталия, в очередной раз ожидая, когда тот засмеётся. – Вы ешьте, ешьте, – вместо смеха настойчиво повторил Виталий, слышавший анекдот, наверное, в тысячный раз, – еда для человека – самое главное удовольствие. Эксклюзивный опрос показал: даже секс с хорошими молодыми бабенками стоит на втором месте. При этих словах Виталий внимательно посмотрел на пенсионера, за свой ударный труд на химическом заводе, получившего от государства ежемесячную стипендию на пять раньше обычных граждан. Но ни один мускул не дрогнул на розовощекой физиономии соседа. – Что это я? – вдруг спохватился Егор Дмитриевич. – Между первой и второй рюмкой анекдоты травят только желудочники. Виталий кивнул головой в знак согласия с таким логичным утверждением. Для его крепкого организма, брызжущего силой, энергией и здоровьем, глоток коньяка – капля в море. Егор Дмитриевич приподнял хрустальную рюмку: – Тосты будем произносить перед третьей. Некоторое время они снова усиленно работали челюстями, затем Егор Дмитриевич не выдержал и потянулся за своим личным «огненным драконом», от которого, правда, остались только капли, еле хватило, чтобы на половину заполнить дорогую «стеклотару». – Давай, выпьем за баб? – предложил он. – В прошлый раз мы как-то скомкали сей важный тост. Выпьем за Викторию, царствие ей небесное, я где-то читал, что её имя по-нашему значится, как победа. Красивая баба любой самый ржавый человеческий организм приведёт в действие. Поэтому не мы 206 одерживаем победу над жен6ским полом, а они над нами. Так за победу слабой половины человечества! За Викторию! Чувствовалось, что хмель начинает действовать на Егора Дмитриевича не лучшим образом и, боясь, что следом за этой околесицей сосед понесёт ещё большую чушь, Виталий заторопился задать ему заранее подготовленные непростые вопросы. – Егор Дмитриевич, ты почему вздумал вчера мотать на мои уши излюбленную итальянскую пищу? – Виталик, истинный крест, всё сказанное мной, – сущая правда. Зашёл в кафе, выпил рюмку… – … Выпил две, зашумело в голове, – продолжил с недоброй усмешкой Виталий Стильве. – Но… – Егор Дмитриевич, вы же знаете, в каком учреждении я раньше работал? – Знаю, Виталик, знаю. Во время такой приятной встречи не лучше ли поднимать полные рюмки, чем пустые вопросы? – Уважаемый сосед, поверь, я умею быть не только компанейским парнем, но и быстро раскалывать самых упёртых мужиков… Виталий немного помолчал, а потом придал голосу металлические нотки: – Ещё мне хорошо известны, где у этих мужиков самые болевые места. «Зелёный змей», который поначалу принялся наводить туман в бесталанной пенсионерской голове, на время отступил. Глаза Егора Дмитриевич заискрились нервным блеском приближающегося испуга: – Виталик, – уличённый в нечестности Егор Дмитриевич заторопился более правдиво изложить новый вариант рассказанной вчера истории, – что тебя интересует? Я поведаю всё до последней копейки. – Где вы были позавчера вечером? Мне доподлинно известно, что ваша нога в кафе не ступала, – вежливость снова вернулась в твёрдую речь молодого человека. – Это не секрет, Виталик, это не секрет, – успокаивающе заморгал белесыми ресницами перепугавшийся пенсионер, – просто малёхонькая тайна. Не хочется порочить имя нашей красавицы Виктории, царствие ей небесное. Небось, бедняжечке икается, столь часто вспоминаем мы её имя. Так сказать, всуе. – Не тяните резину, – уровень строгости в словах Виталия, утомлённого болтливостью соседа, снова возрос. – Хорошо, хорошо, хорошо! Позавчера мой знакомый корешок принёс сей бутылёк, что я сейчас, так сказать, оприходовал. К слову, он весьма классный первач гонит, мне с ним вместе на химзаводе пришлось ишачить. В одном, так сказать, цеху. – Да на хрена мне ваш товарищ, Егор Дмитриевич? Рассказывайте, что делали у Виктории. Только без выкрутасов. 207 – Я всегда говорю только по делу, – в свою очередь обиженно заворчал сосед, – с этой ёмкостью я пришёл к Виктории. Моя зараза, ведь, выпить не даст: либо бутылку разобьёт, либо ценную жидкость в унитаз спустит. А я деньги уплатил. Свои кровные, из заначки. – Когда вы пришли к Снетковым? – Минут пятнадцать одиннадцатого. – Почему так поздно? – Корешок со мной пожелал по стопарику врезать, а моя, как назло, минут на пятнадцать с работы раньше явилась-незапылилась. Она его хорошо знает, поэтому цап за шиворот и на улицу. Она у меня вон какая – необъёмная… Благо еще, ёмкость успел спрятать. – А дальше что? – Она меня давай пилить. Ну, я молчал-молчал. Плюс бутылка тут спокою не даёт, Ну я схватил её, сунул под рубашку и к Виктории. Ой, вру! Я, ведь, значит, к этому, Снеткову, решил податься. Он в последнее время бухать начал по черному. На Викторию мне наплевать, упокой Господи её душу. Молодая супруга оказалась в доме совсем одна. Виктория мне никогда не отказывала: что есть, всегда на столе. Ни грамма не жалела, не скупердяйничала... – Егор Дмитриевич, мне вас за язык тянуть? – Мы с ней малость покалякали. О том, о сём. По правде сказать, большую часть ни о чём. Короче, говорил я. Пару анекдотов, то да сё. Однако заесть на сей раз у красавицы ничего не обнаружилось. Вот мне и сразу по башке стукнуло. Шутка ли, свыше шестидесяти градусов без крошки хлеба? Смотрю: домой надо. Мою меру Софья определяет сходу. Не стал я собак дразнить… Супругу, то есть. – Сколько было? – Полбутылки, ты же сам видел! – Егор Дмитриевич, я о времени говорю, – снова начал сердиться Виталий, чувствуя, что длинный рассказ соседа заводит его в тупик. – Ей-богу, не знаю, сколько пробило. Короче, около полуночи. Часов-то у меня с собой не было. – А потом? – Я уже рассказывал. Домой пришёл. Гляжу на кухонном столе – наливка. И бутылка пива. Не помню, то ли я сам догадался, то ли мне супруга разрешила, что маловероятно, но попробовал я стакашек.… Того и другого. Потом меня баба принялась ругать. Это хорошо помню. Мол, кобель, ко всяким проституткам лезешь. Она про Викторию так непотребно выражается. Я, мол, для тебя, дурака, наливку купила. Врет, конечно, ни в жизнь не поверю, чтобы она мне спиртное купила. Ругалась, ругалась, пока голова кругом не пошла. Я уже тебе говорил, что для меня наливка с пивом – кайф необыкновенный. Через пять минут с копыт долой валит. Потолок надо мной завертелся, закружился, будто юла. И я оказался в отрубе. Полнейшем… 208 Сама она – дура! Вздумала ревновать к ребёнку. Что я – Аполлон?… Когда ушёл Егор Дмитриевич, на душе Виталия стало ещё тоскливее. Он понял, что этот пожилой розовощекий человек, красавцем и сердцеедом которого не назовёшь даже с большой натяжкой, к убийству не причастен. Разговор с соседом оказался напрасной потерей времени. Впрочем, в квартире Егора Дмитриевича и телефона нет, и куда-либо звонить он был просто не в состоянии. Долговязого Романа рассматривать в качестве убийцы тоже смешно, по всему видно, парень не способен обидеть даже назойливую муху. Оставалось снова вернуться к мифической первой догадке, то есть проверить реальность существование тени, показавшейся ему возле квартиры Ольги Цыпиной. Виталий спустился на первый этаж, и ему чрезвычайно повезло. У Веры Сергеевны находилась сиделка, с которой он очень хотел пообщаться, но которая никакой ясности не внесла. На все задаваемые вопросы отвечала односложно: «Нет. Не знаю. Не была. Не видела». Сама Вера Сергеевна говорила с трудом, но всё-таки Виталий узнал, что с её телефона никто не звонил. Он попросил у старушки ключи и отправился проверять квартиру негоциантки. И тут судьба, обернувшаяся несчастьем для женщины, занимавшейся бизнесом, подарила Виталию маленькую искорку надежды. Тень действительно существовала в виде реального громилы, потому как вся мебель в уютной гостиной Ольги оказалась перевернутой. И не только перевёрнутой, но и побитой. У небольшого банкетного столика были оторваны две ножки, у кожаного кресла распорота спинка, на ковре валялась груды осколков – остатки разбитых хрустальных ваз. Складывалось впечатление, что женщину хотели не столько обокрасть, сколько напугать. Как работнику, занимавшемуся раскрытием экономических преступлений, Виталию Стильве сразу стало ясно: кому-то очень не хотелось, чтобы обыкновенный реализатор превратился в самостоятельного предпринимателя. Кажется, Ольга Цыпина занималась продажей бижутерии? Почему она не назвала фамилию своего хозяина? Сейчас легче было бы «взять след». Значит, в то время, когда произошло убийство, в доме находился представитель уголовного мира! Вот это удача! Это всё круто меняет. И телефон у Цыпиной в квартире есть, никуда ходить не надо. Но разве будет преступник таиться в квартире Цыпиной почти до утра! И знает ли он Виталия в лицо? Опять долгая дорога в тупик. Правда, появились слабые признаки, где искать ключ к сложнейшей разгадке. Не взирая на категорическое предупреждение Бибикова, он с ходу ринулся к Анне Прокопьевне. Виталий уже отбросил свои необоснованные обвинения в адрес постояльцев, но решил с ними ещё раз переговорить. 209 Оба парня валялись на старых раскладных креслах. Николай, видимо, узнал, что Виталий не служит в уголовной милиции, поэтому язвительно заметил: – Ты, мужик, на какую разведку работаешь? – На Голду Меир и Моше Даяна. – Что не мог сразу сказать, темнило? – Кто из вас, ребята, видел позавчера в тот пресловутый вечер, когда была убита Виктория, нечто подозрительное? – Вали отсюда! – вполне определённо высказался плиточник, зло прищурив свои серые глаза. – Мы уже всё рассказали следователю, – добавил черноволосый сварщик. – Что? За задницу схватили? – язвительно и злорадно усмехнулся плиточник, нагло глядя прямо в глаза Виталия. – Кроме вас, я ничего подозрительного не видел, – тихо и скромно присоединился к нему сварщик. – Даже если бы я знал, все равно тебе, гаду, не сказал, так что заткнись и убирайся из комнаты, – ещё определённей и громче заявил Николай Новицкий. – Спасибо и на этом. Я вижу, вам обоим человека затоптать в грязь – сплошное удовольствие, – заметил Виталий. – Человека мы бы пожалели, а вот бывшего ментяру – другое дело. – Ну, чем я сейчас от тебя отличаюсь? – обернулся Стильве к Новицкому и, не дожидаясь ответа, продолжил, – ты занят одним делом, я – другим. Ты облагораживаешь дома, я оберегаю их от хапуг и грабителей… – Кончай нас агитировать! Кто это сделал уже на нарах сидит, – промолвил Николай и сердито упёрся взглядом на подбородок Стильве. – А я вам говорю, что Снетков чист перед законом! – Тогда кто её отправил на небеса? Святой дух? – спросил Роман, поднимаясь с кресла. – Нужно, прежде всего, разобраться. Здесь даже мелкое, на первый взгляд, незначительное событие, играет огромную роль. Я, например, видел чью-то тень возле дверей Цыпиной и до сих пор ругаю себя, почему сразу не проверил, кому она принадлежит. А сегодня утором открываю квартиру и вижу: там основательно поработали. – Обчистили? – удивлённо сказал Новицкий и вослед за Романом поднялся с постели. – На мой взгляд, кто-то хотел её только припугнуть. – Её-то зачем? – Николай, это уже совсем иная история. – В таком случае, какой резон тебе в чужие дела нос совать? – Как правильно Роман подметил, в этом преступлении частично замешан и я: видел убитую Снеткову и не позвонил в милицию. По правде говоря, струсил. Но в результате сейчас может пострадать невинный человек… 210 Виталий огорчённо вздохнул и, поняв, что парни ничего нового не скажут, вышел из комнаты. Уже почти у порога его догнал Новицкий. – Ладно, я – не злопамятный, могу оказать тебе услугу. Вернее, не тебе, ради правды. Только пообещай, чтобы не тягали в «ментовку». Сам знаешь, из меня собеседник хреновый. – Даю слово, всё останется между нами. – В ту ночь я тоже переволновался. Выбежав из квартиры Виктории, бросился в сквер. Сколько там сигарет искурил – не считанное количество, но не об этом речь.… Наш подъезд посетил Хлыст. – Это что ещё за тип? – Он – карманник, Петька Хлыст. Его все фраеры в нашем микрорайоне знают. Я про него следователю ничего не сказал, потому как Петька по характеру на мокрое не способен. К тому же не в моих правилах знакомую братву закладывать. – Где его найти? – Не представляю. Вообще-то я в его приятелях не состою. Просто знаю, что он привык пить «нашармака». Я тоже раза два Хлыста угощал. Вот и всё. – Ты можешь его описать? – Долговязый и худой, как спичка. Больше ничем не приметный. В этот момент в прихожей появилась Анна Прокопьевна. – Вы не встречали позавчера вечером возле нашего дома длинного худого парня? – спросил её Виталий. – У него волосы длинные, как у попа, – пробасил Николай. – Ребята, отстаньте! Язык уже стёрся повторять: никого не видела, ничего не замечала! – накинулась на них рассерженная старуха… … Стильве вспомнил, что Павел Вургафт заступил сегодня на дежурство, в приятный воскресный день, с самого утра брызжущий на всех нормальных людей летним теплом и негой. Только ему, Виталию, не до нежностей. Надо срочно позвонить в милицейскую дежурку, пусть Павел постоянно держит его в курсе событий. Но прежде, чем связаться с ним, следует расставить все точки над «и», то есть поговорить с человеком, который до сих пор оставался вне логических рассуждений. Это была супруга Егора Дмитриевича. И Виталий снова опустился на второй этаж. Едва распахнулись двери, как Стильве моментально попал под сильнейший артиллерийский обстрел. На этот раз огонь вёлся из тяжёлых орудий, во всяком случае, на то указывал издаваемый шум. – Если я тебя, гада, увижу здесь ещё раз, то знай: твой петушиный гребень будет выщипан без всякого сожаления! – намёк относился к модной причёске Виталия. Супругу Егора Дмитриевича он видел только мимоходом, нигде с ней не заводил каких-либо разговоров и тесно не соприкасался, за исключением разве узкой лестничной клетки, когда разойтись с ней, не задевая огромного живота, было делом немыслимым. 211 Уперев огромные ручищи в место, где подразумевалась талия, следом за небольшой вступительной филиппикой она принялась осыпать Виталия обыкновенной дворовой бранью. Голос Виталия отличался чрезмерной мощностью и он включил его на полную громкость: – Успокойтесь, Софья Николаевна, лучше смотрите за своим мужем! – Чего смотреть-то? После вашего ремонта он уже невменяемый! – Я тут совершенно не причём! Обратите внимание, откуда он достаёт самогонку, способную свалить с ног даже слона! – Как объяснить тот факт, что муж ошивается у тебя второй день? – Уважаемая Софья Николаевна, запомните, я в отличие от вас из собственной квартиры людей не выталкиваю. А приглашал я Егора Дмитриевича, чтобы задать несколько вопросов, касающихся убийства несчастливой Виктории Снетковой. – С каких это пор проститутки попадают в разряд несчастных женщин? – Я про всех женщин не говорю. У каждой из них счастье очень разное… – Да ты хоть имеешь представление, в чём наше женское счастье заключено? – запальчиво перебила Софья Николаевна. – Наше счастье в том, чтобы собственный муж не опозорил. Будет мужик нормальным человеком, не будет гоняться за каждой шелестящей юбкой, счастье само в дом придёт, без твоего спросу. Кто Виктории мешал, чтобы счастливой быть? Каждому встречному поперечному глазки строила. Правильно Бог делает, что от таких шлюх землю очищает. И мне кажется, он им давно место определил: гореть в геенне огненной на веки вечные.… Но скажи, по какому праву ты занимаешься расследованием? По моим сведениям, тебя из милиции с позором выгнали! Анна Прокопьевна зря болтать не станет. – Я здесь по просьбе следователя. – Не ври, следователь от меня минут пять, как ушёл. Зачем рассказывать разные сказки? Говори, чего тебе надо? – Я хотел спросить, вы не замечали в эти два дня возле нашего дома высокого длинноволосого парня? – Как я могла увидеть, коли целыми днями больная на нервы лежу? Благодаря твоему добренькому участию. Вопросы ещё есть? – Нет. – Тогда убирайся! И прекрати спаивать моего оболтуса. Я этого… Но Виталий уже не стал выслушивать бранчливую женщину, поскорей захлопнул двери и поднялся к себе. Снова логика подсказывала начать поиски наиболее вероятного способа решения головоломки. Несомненно, одно. Преступник, носящий кличку Петька Хлыст, выполняя заказ по запугиванию «зарвавшейся» торговки Ольги Цыпиной, каким-то образом попал на второй этаж и увидел раскрытую дверь. Вероятно, Виктория совершила роковую ошибку: выпуская Егора Дмитриевича, забыла захлоп212 нуть входную дверь. В наше время открытая дверь привлечет внимание любого нечестного человека. Нечего говорить о закоренелом преступнике! И вероятно, Виктория уже спала, когда Петька Хлыст появился в квартире. Но и уголовник совершил непростительную ошибку в своей профессии: случайно поднял шум на кухне. Наверняка, пополз в холодильник за водкой или снедью. Именно там он был обнаружен проснувшейся Викторией. Когда та стала оказывать сопротивление, Хлыст убил её первым попавшимся под руку оружием. Им оказался обыкновенный кухонный нож. Это привело его в дикую ярость, впав в состояние звериной злобы, он искромсал лицо жертвы до неузнаваемости… Может быть, Хлыст находился под действием наркотиков?… Виталий набрал номер оперативного дежурного и, услышав бодрый голос Павла, сразу изложил свои просьбы: – Поясни, пожалуйста, кто такой Петька Хлыст? Возможно это не фамилия, а просто кликуха. Узнай, по возможности, как его найти. Вот тебе первое задание. Второе – попроще. Зайди в камеру к Снеткову, она же от тебя недалеко, узнай: не обнаружил ли он утром пропажу каких-либо вещей. – Не думаю, чтобы он мог, находясь в состоянии аффекта, заметить даже отсутствие стены или потолка. – На всякий пожарный случай. – Хорошо. Узнаю – позвоню. Какие ещё будут приказания? – Пошёл к черту! Нечего издеваться. Я сам на тебя через полчаса выйду. Небольшой промежуток времени, всего каких-то тридцать минут, показался для Виталия огромной нескончаемой вечностью. Несколько раз он порывался набрать на «мобильнике» служебный номер телефона Павла, но благоразумие всё-таки рало верх и заставило позвонить в точно назначенный срок. Вургафт, отличавшийся пунктуальностью и обязательностью, выполнил обе просьбы товарища, попавшего в сложный переплёт событий: – Во-первых, у Снеткова действительно пропала редкостная вещь, на которую он рассчитывал. Это золотые швейцарские часы, доставшиеся в наследство от деда. Они представляют миниатюрную композицию, похожую на средневековый театр. Снетков обнаружил потерю сразу, но никому не сказал. – А что, во-вторых? – Не волнуйся, я и вторую задачу решил. Где Хлыст проживает на самом деле – неизвестно. Но я узнал, в каком микрорайоне он пасёт кошельки и сумочки своих невнимательных и полоротых домохозяек. Как ни странно, опять же в вашем. Мне оставалось позвонить участковому и выяснить, что Петька Хлыст ныне обретается у сожительницы, Ящук Любови Александровны. Или просто Любки. Они там вместе или наркоманят или пьют горькую – шут их разберет. – Адрес узнал? 213 – Ну, ты даёшь! Неужели я похож на лоха. Её дом почти рядом с твоим. Записывай точный адрес. 9 Петька Хлыст, он же Петр Иванович Бадьянов, не имел богатую уголовную родословную, уходящую в глубины истории российского мошенничества. Но даже будь среди его предков самый знаменитый «вор в законе» или настоящий «медвежатник», на худой конец, какой-нибудь хакер, тоже ворочающий кругленькими суммами баксов, все равно данный факт остался бы невыясненным. Потому что он являлся обыкновенным подкидышем, воспитывался в обыкновенном детдоме, затем к годам пятнадцати стал обыкновенным бродяжкой. По ходу странствующей жизни он сперва овладел профессией домушника, но потом из-за физического недостатка бросил это тяжёлое занятие: уж слишком было неудобно протягивать своё длинное тело, похожее на обыкновенную нитку, сквозь ушко окна, давшее некогда название благородной воровской профессии. Волей неволей ему пришлось переквалифицироваться в «карманника». Правда, на этом поприще он преуспел больше. Хотя незаконное ремесло не приносило ему заметного дохода, однако на «жратву» и выпивку вполне хватало. К восемнадцати годам фортуна, наконец, смилостивилась и повернулась к нему весьма объёмистым животом: его приютила любвеобильная Любка, с лихвой оправдывавшая своё прекрасное имя. Таким образом, Хлыст постепенно начал овладевать новой специальностью – преуспевающего «альфонса». Любку не интересовало ни его прошлое, ни настоящее. Её вполне удовлетворяло то, что находилось у Петьки в штанах. В этот воскресный день Хлыст уже успел опохмелиться, опробовать все Любкины коронные блюда и деликатесы и в весёлом настроении духа приготовился ублажать желания тридцатилетней хозяйки, в отличие от него имеющей весьма округлые формы тела, которые с полным правом можно назвать пышными. В таком возрасте женщины начинают понимать толк в мужчинах, и их пылкий любовный романтизм уступает место спокойному уравновешенному практицизму. Петька Хлыст уже протянул руки, чтобы натренированными конечностями приступить к утончённой и нежной любовной игре, как кто-то к величайшему неудовольствию партнёров настойчиво постучал в двери. – Любка, не смей открывать! Это опять шастают цыганки, – прошептал он в розовое ушко любовницы. – Ох, до чего мне надоел первый этаж! Каждая сволочь суётся. Тому дай, этому дай. У самой денег нет. На заводе опять зарплату задерживают. Говорят, сахаром будут платить. 214 Однако стук повторился с большей настойчивостью. Любка с сожалением убрала тонкие пальцы бродяжника-ловеласа со своих сочных полушарий. – Кто там безобразничает? – неистово заверещал Петька. – По хрюкальнику не хочешь? Стук не унимался. – Вот падла! – удивилась Любка. – Сама напрашивается, чтобы в харю вмазали. Пусти, я этой черноте скажу пару ласковых. Сидели бы у себя в Индии, так нет – по всему свету, точно клопы расползлись. Но едва Любка открыла замок, как дверь молниеносно распахнулась, и её округлости оказались плотно прижатыми к стене. Это был неутомимый Виталий Стильве. – Мужик, я тебе щас ребра-то поотламываю, – с ходу завёлся Петька и в одних трусах хищной птицей в то же мгновение налетел на вошедшего. К своему крайнему удивлению он ещё быстрее очутился лежащим на полу. – Да я…, – по наигранному сценарию попробовал заорать Хлыст, поднимаясь на колени, хотя острая боль продолжала жечь низ его живота. Второй удар привёл «карманника» в чувство. – Чего тебе надо, мужик? Виталий отодвинул остолбеневшую Любку от стены и молча захлопнул дверь. – Женщина, иди на кухню и не пробуй пикнуть. У нас с Петькой будет мужской разговор. Потом он обернулся к Хлысту, который с трудом вскарабкался на диван, заваленный смятыми постельными принадлежностями. – Как ты, Петька, думаешь, о чем будем с тобой «балакать»? – Если вы насчёт часиков, что я позавчера случайно нашёл, то уже сам Бог позабыл, где они теперь тикают. Они потерялись. Виталий достал мобильный телефон и, пока Петька вытирал кровь со своего небритого подбородка, дозвонился до Бибикова: – Товарищ майор, это Стильве. Извините, что звоню к вам домой, но дело серьёзное. Приходите, как можно скорей, в малосемейку судостроительного завода, на первом этаже обитает некая Любовь Александровна Ящук. Вы услышите весьма забавную историю. – Гад буду, если я вам, «ментам», расколюсь! – истерично выкрикнул Хлыст. Следующий удар Виталия явился настолько неожиданным и болезненным, что из глаз Хлыста непроизвольно брызнули слёзы. Не в силах вдохнуть в себя ни единого глоточка воздуха, пропитанного запахами жареной картошки с луком, он долго и отвратительно мычал. – Рассказывай, идиот, по порядку. Что ты делал позавчера вечером? – Чего вам надо? – Мне, гнида, нужно поконкретней узнать, чем ты занимался в ночь с пятницы на субботу. 215 – Я на мокрое дело не пойду. – Лжешь! – Сука буду, если брешу. Разве мне у Любки плохо? Какой дурак согласится добровольно поменять диван на нары? Разве я похож на чокнутого? – Назвал бы я, на кого ты похож, да у Любки уши повянут. Не выпендривайся, рассказывай! – Вы об Ольге Цыпиной? Ничего не расскажу. Кому охота в ящик сыграть? За тот шмон, который я у неё навёл, мне уже дали, а ваши мужики много не дадут. – Мне Цыпина до лампочки. Колись, как и за что прикончил Викторию Снеткову? – Гражданин начальник, – вытаращил испуганные глаза Петька Хлыст, – не убивал я её. Гад буду, не убивал! – Подонок! – взревел вконец взбесившийся Виталий. Ему не столько был противен гнусавый голос Хлыста, сколько возможность в своем противозаконном расследовании, которое только- только набирало силу, вновь оказаться в глухом тупике. – Ежели сейчас толком не расскажешь, что ты делал в квартире Снетковых, я из тебя отбивную сделаю. Не сходя с места. – Что вам нужно? Я ничегошеньки не знаю, – со слезами на глазах заканючил совсем растерявшийся первоклассный «карманник» и неудачный «альфонс» средней руки. – Ты знал, кто там живёт? – Конечно. Таксист. Его зовут Даник. Но познакомился я с ним совершенно случайно недели две назад. В кафе «Зодиак». Тут Виталий отчётливо вспомнил недавний визит в это вечернее увеселительное заведение. Перед глазами всплыл пьяный Снетков и парень, сидевший рядом за одним столиком. Это был Петька Хлыст, сейчас безмолвно размазывающий по кулаку свои нюни. – Значит, ты случайно познакомился со Снетковым? – Ну да, – потупился Петька Хлыст, но, вспомнив увесистые кулаки Стильве мигом, встрепенулся, – то есть, нет, не случайно. Мне один верный человек наводку дал: Снетков узнавал у него цену той золотой вещицы, что стояла позавчера на секретере… – И ты залез в квартиру, уверенный, что Снетков валяется в стельку пьяный под каким-нибудь забором, стибрил часы и заодно остановил время для Виктории? – Совсем не так! – истошно выкрикнул Петька Хлыст. – Я на «мокрое» не пойду! – Боже, дураку ясно: ты на «мокрое» не потянешь. Но, ведь, наверняка, ты в кафе даром не сидел, а, будучи под кайфом, с любым делом можно «зашиться». Ты по неосторожности разбудил Викторию, она прибежала на кухню, начала орать.… Это привело тебя в ярость… 216 – Повторяю, – снова завизжал Петька, – я её не «мочил»! Нечего мне «шить» лишнее… – Тогда говори правду, как было. – Недавно я получил заказ – попугать Ольгу Цыпину. Узнал, где её халупа и в подъезде встретил совершенно случайно того самого Снеткова, у которого жёлтые часики. Мне его тот человек, о котором я тебе раскололся, показал ещё раньше. Тут у меня в башке возник план… – Хотел за двумя зайцами погнаться? Напоить Снеткова, украсть часы и навести бардак в квартире Цыпиной? – Так. Я оставил в дупель пьяного Даника в кафе и прямиком через территорию детского садика добежал до ихнего дома. В первую очередь меня лично интересовали часы. Я сразу на второй этаж, света в окне не было, и я подумал, что жена уже храпит. – Когда это по времени случилось? – Заполночь. Может, в начале первого.… Смотрю и глазам не верю. Вдруг из ихней квартиры выбегает огромная горилла. Голова маленькая, волосы в разные стороны. Живот, словно пивная бочка, а ручищи, что брёвна. На фартуке – кровь. Не успел я глазом моргнуть – обезьяна скрылась в двери напротив. А из квартиры Снетковых почудились какие-то слабые звуки и вскоре всё стихло. Я, конечно, сразу понял, что дело пахнет керосином, сначала затаился, но через минут пять решил проверить, в чем состоит весь этот «шухер-мухер». Не надо было мне, конечно, соваться в это болото, но часы-то всё же – не простые, из драгметалла. Большие бабки стоят. Вижу – кругом тишина. Вот я и попёрся. А у них замок без защелки и дверь захлопнуть невозможно, обязательно нужен ключ. С прихожей сразу видно кухню. Жена Снеткова лежала на полу. Я тихо подошёл. Смотрю: лицо располосовано, горло перерезано, везде – кровянка, голова, как у курёнка, - набекрень. Меня страх взял. Конечно, возникла мысля – не брать часики, но, как правильно говорят, жадность фраера сгубила. Такое же нынче не выпускают… – А дальше? – Потом двери прикрыл и – на первый этаж. Вы, ведь, в курсе, для меня замки – плёвое дело. Тем более уже кто-то заходил в подъезд. Мне минут пять хватило пошуровать вещи у Цыпиной и дальше податься – к Любке. – Так что же за существо ты видел? – Да какая-то старая баба, но уж больно здоровенная. Как шкаф. Лица я не видел, точнее не рассмотрел. У них в подъезде одна лампочка, да и та на верхнем этаже. Эта горилла и прикончила жену Снеткова. Если бы я не стоял на лестничной площадке, может быть, ещё живой застал эту… Викторию. Но все равно, она была бы не жилец… В это время в квартире Любки появилось ещё одно действующее лицо – Семен Семенович Бибиков. – Товарищ майор, послушайте историю, которую сейчас нам поведает Пётр Иванович Бадьянов. 217 – Коли для пользы дела, то, – пожалуйста. – Польза будет, по крайней мере, для меня. Но прежде вы мне скажите номер телефона, с которого позвонили об убийстве Виктории Снетковой. – Зачем он тебе? Телефон-то уличный. – А кто звонил? Мужчина или женщина? – Женщина… Впервые за двое суток Виталий улыбнулся, по-детски весело и беспечно. Напряженность, многотонным грузом сдавливающая его плечи, исчезла без следа. Он тут же начал набирать на «мобильнике» код своего родного города, Виталий хотел сообщить другу, что он временно откладывает намеченную вечернюю встречу в ресторане, но к началу собеседования появится обязательно. ЭПИЛОГ Через несколько месяцев, в канун Нового Года, благодаря подвернувшейся оказии, Павел Вургафт смог навестить товарища. Ему очень не терпелось посмотреть, как Виталий устроился на новом месте службы. Друзья зашли в небольшое уютное кафе, где было много прекрасной музыки и мало подвыпивших посетителей. За окном, как в доброй старой сказке Андерсена, большими хлопьями медленно падал снег. До вечера было ещё далеко, и они от души радовались представившейся возможности вспомнить волнительные перипетии прошедшего лета. Павел первый притронулся к изящному графинчику, наполненному хорошей русской водкой: – Ну, Виталий, с Новым Годом! С новым счастьем! Ведь, без него даже в лес по грибы не ходят. – Постой, мы ещё успеем выпить и за Старый Год и за Новый Год. Давай лучше выпьем за красивых дам, счастье которых зачастую бывает таким коротким? Я имею в виду бедную Викторию Снеткову. – А ты знаешь, какая у неё была девичья фамилия? – Нет. – Небылица. Виктория Небылица. – Да… Фамилия соответствует красотке. Пусть земля ей будет пухом! Вургафт молча кивнул головой и приподнял рюмку: – Я её, к сожалению, живую не видел, но, зная твой разборчивый вкус, представляю, какой красавицей она была. – Не то слово. Она запросто могла заткнуть за пояс Шерон Стоун, разумеется, в дни, когда знаменитая американка была молодой, – с убеждением проговорил Виталий Стильве. – Красота, что калач в меду, всё пристаёт, – согласился Павел, – в том числе и несчастья. 218 – А ты знаешь, что мне говорила старая ведьма, отправившая Викторию на тот свет?… Женское счастье она видела в том, чтобы её не позорил собственный муж. – Это и довело старушенцию до безумия. Еве повезло, когда змей дал первой женщине мира испробовать вкус запретного плода: яблоко оказалось спелым и сочным. Оно таило в себе любовь. Ревность же делает его кислым и несъедобным. – Видать, старая баба объелась гнилыми яблоками, – криво усмехнулся Виталий. – И ещё говорят, что ревность – слепая спутница любви. – Павел, какая ревность и любовь в пятьдесят четыре года? Правильно ты сказал: это – обыкновенная старушенция с буйным помешательством. Сколько ей дали? – Не знаю, и знать не хочу. Вроде в психушке сидит… – А где теперь Снетков? – Укатил обратно в столицу, под крылышко родителей… Виталий, давай поговорим о чем-то более интересном? Что нам женское счастье? Неужели нам безразлично своё, мужское? – Ну, раз уж об этом зашёл разговор, по моему мнению, счастье – главная характеристика человеческой жизни, – голос Виталия впервые приобрёл некий философский оттенок. – В радости и веселии жил человек, значит, был счастливым. В бедах и горе, значит – несчастным. – Э-э-э, нет, – возразил ему Вургафт, – что толку вспоминать, каким ты был. Счастье – величина сиюминутная. Он – как птица, куда захотело, туда и село. Вот мы сейчас сидим с тобой в кафе, пьём водочку. Значит, мы счастливы. А наступит скоро Новый Год, – нам будет ещё лучше, ещё радостней. Так что, с Новым Годом, с новым счастьем! За окном продолжал падать мягкий пушистый снег. Сгущались скороспелые зимние сумерки. 219 СОДЕРЖАНИЕ 1. Тайна древнего свитка……………………………………… 3 стр. 2. Заложница…………………………………………………… 103 стр. 3. Почти уголовное дело……………………………………… 125 стр. 4. Женское счастье ……………………………………… 160 стр. 220
