1 В.В.Радаев, О.И. Шкаратан Социальная стратификация. М

1
В.В.Радаев, О.И. Шкаратан Социальная стратификация. М., Изд-во
Аспект-пресс, 1996.
Глава 11
СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ В СОВЕТСКОМ ОБЩЕСТВЕ
Теперь мы переходим к основаниям социальной стратификации российского общества. Сначала
рассмотрим принципиальные основы, на которых строилась социальная структура советского
общества до начала реформ второй половины 1980-х годов.
I. ХАРАКТЕР СТРАТИФИКАЦИОННЫХ ИЕРАРХИЙ В ОБЩЕСТВЕ СОВЕТСКОГО ТИПА.
Бесклассовая система
Отличить, в каких пунктах социальные науки «отражают», а в каких «конструируют»
общественную реальность, в принципе нелегкая, если вообще посильная, задача. Особенность же
официального советского обществоведения заключается в том, что реальность во многом
«конструируется» по заказу и под придирчивым контролем политических властей.
Многочисленные исследования социальной структуры ведутся в стесняющих рамках
специфической «классовой» модели, условно обозначаемой «2+1» — модели «двух
дружественных классов и одной прослойки», где под классами подразумеваются рабочий класс и
колхозно-кооператив265
ное крестьянство, а в качестве прослойки выступает «народная интеллигенция» — крайне
гетерогенная совокупность групп, в которой Председатель Совета Министров смешивается с
низшим конторским служащим. Мы не станем подробно описывать все противоречия модели
«2+1» и то, как она работала на сокрытие процессов социальной дифференциации. Все это уже
подвергнуто широкой критике. Обратим внимание на другое: несмотря на видимое сохранение
приверженности марксизму, эта модель уже не является классовой с той же марксистской точки
зрения.
Во-первых, различия в отношениях собственности между двумя классами является скорее
формальностью. Сами же советские идеологи считают колхозно-кооперативную собственность
производной, подчиненной формой и предрекают ее скорое слияние с «общенародной»
собственностью (а реально это слияние весьма успешно осуществлено уже при советском строе).
Во-вторых, ортодоксальный марксизм представляет одну из наиболее ярких версий теории
социального конфликта, в которой класс определяется как крупная социальная группа, реально
противостоящая по своему положению и интересам другим подобным группам. Что же касается
советского общества, то в нем отсутствует всякое сколь-либо серьезное противостояние
групповых интересов. Это утверждается той же официальной идеологией. Но и в
действительности с начала 1930-х годов, за редкими исключениями, уже не возникает крупных
социальных конфликтов, направленных против основ советской системы и выраженных в активно
проявляемых и организованных формах социального сопротивления. Так что советская
«классовая» идеология на деле игнорирует два основополагающих положения марксистской
теории классов.
Наш первый вывод таков: система советского типа принципиально является обществом без
классов, если под классами понимаются реальные (а не просто статистические) группы. В
советский период мы наблюдаем постепенную деструктуризацию классов, а вместе с ними и
многих других реальных профессиональных и политических групп, которая проявляется, в свою
очередь, в трех процессах: ликвидации дореволюционных классов, атомизации общества и
нарастании процессов социальной маргинализации.
Ликвидация (или, по крайней мере, подрыв условий воспроизводства) дореволюционных классов
начинается сразу после захвата власти большевиками с экспроприации крупных собственников
(землевладельческих и торгово-промышленных групп), а со временем распространяется на
большую часть мелких и средних независимых производителей. Крестьянство, составлявшее в
начале века значительное большинство населения, в ходе насильственной кол266
лективизации отчуждается от земли, от традиционных способов хозяйственной организации и
утрачивает, таким образом, свою социальную сущность. Старая дореволюционная интеллигенция
2
вместе с тонкой прослойкой высококвалифицированных рабочих лишаются своего сравнительно
высокого социального положения и привилегированных условий для воспроизводства
профессиональных и культурных ценностей. Конфликт с дореволюционными классами решается
насильственными средствами, в том числе. и путем массовых репрессий.
За этим процессом следует прогрессирующая атомизация общества. В результате уничтожения
частной собственности и огосударствления основных социальных институтов удается
деформировать, не допускать укрепления многих социально значимых независимых
горизонтальных связей между индивидуальными субъектами, а также всех действительно
добровольных негосударственных общественных, хозяйственных и политических организаций,
способных открыто защищать интересы своих членов. По крайней мере, публичное выражение
таких частных интересов становится невозможным. В своей социальной жизни человек
оказывается беспомощным перед лицом партийно-государственной машины, узурпирующей
основную массу материальных и символических ресурсов. Мощь этой машины используется
прежде всего для подрыва основ возможной консолидации каких-либо самостоятельных
общественных сил. Общество превращается в совокупность статистических групп. Исключение
составляют правящие слои, сплоченные номенклатурной организацией и артикулированной
общностью групповых интересов. Остальная часть общества советского типа пребывает в
аморфном состоянии. И большую часть его населения справедливо будет именовать «массами».
Созданное аморфное общество бесконфликтно. Хотя и гармоничным его не назовешь. Оно вообще
вне дихотомии: «конфликт — консенсус», в нем слишком слабо выражены социальные интересы.
Третий процесс заключается в растущей маргинализации многих социальных групп.
(«Маргинальность» понимается нами в данном случае не как обитание на социальном «дне», но
как устойчивое социально обусловленное расхождение между социокультурным происхождением
и нынешним общественным положением групп). Дети крестьян, продвинутые на руководящие
государственные посты, первые поколения «народной интеллигенции» — идеологизированные
интеллектуалы, зависимые от партийной бюрократии; безземельные «крестьяне»,
рассматриваемые как поденщики на государственной службе; массы неквалифицирован 267
ных рабочих с доиндустриальной психологией, оказавшиеся под гнетом полувоенной дисциплины
в промышленности: переселенные за тысячу верст от родных мест этнические коммуны — все это
разнообразные примеры маргинальности — принципиальной черты социальной структуры
общества советского типа. Существенная причина этого явления видится в последовательной
партийно-государственной политике регулируемой (в том числе, принудительной) вертикальной и
горизонтальной социальной мобильности, нацеленной, как прокламируется, на форсированное
построение социально однородного общества.
Таким образом, апологетическая и идеологизированная формула социально однородного
(бесклассового) общества на самом деле воплощается в жизнь (хотя и в совсем ином смысле,
нежели в ортодоксальных писаниях) задолго до того, как была провозглашена властями,
объявивившими о построении «развитого социализма». Вот почему для анализа социальной
стратификации в обществе советского типа необходимы другие, менее традиционные для нас
аналитические инструменты.
Этакратическая система
Какие же критерии следует избрать для анализа стратификации в обществе советского типа? В
советских социоструктурных исследованиях обычно для этой цели используются социальнопрофессиональные группировки, основанные на таких критериях, как уровень образования и
квалификации, содержание труда и соответствующие различия в доходах. Заметим, что
социально-профессиональное деление — традиционный отправной пункт для большинства не
только советских, но и западных стратификационных исследований. Однако это деление само по
себе редко является достаточным. Например, по чисто профессиональному составу мы должны
зачислить всех ученых-гуманитариев в единую категорию «научных работников», не делая
различий между младшим научным сотрудником и заведующим отделом Института,
преподавателем вуза и консультантом ЦК. КПСС. Между тем, каждый из них представляет
отдельный социальный слой.
Если критерий отношения к собственности лишается смысла, а социально-профессиональные
группировки недостаточны, встает вопрос: в чем состоит реальная основа статуса социальных
групп в обществе советского типа? Уровень образования, профессиональное положение,
материальная обеспеченность — все эти факторы здесь не более чем вторичны. Основным же
3
критерием социальной стратификации становится распределение власти, понимаемой 268
в веберовском смысле — как способность социального субъекта (индивида, группы) осуществлять
свои интересы безотносительно к интересам других социальных субьектов1. Власть означает:
• право вырабатывать и выдвигать цели развития:
• особые позиции в распределении ресурсов, готовой продукции, доходов;
• контроль за доступом к информации как особому ресурсу:
• возможность запрещать те или иные виды деятельности и диктовать правила этой деятельности;
• способность оказывать личное влияние на людей и события.
В структуре власти ключевое место, как правило, принадлежит позициям в распределении
ресурсов. Право контролировать и перераспределять финансовые и материальные средства,
рабочую силу и информацию — ключ к воспроизводству отношений субординации.
Способы формирования властных структур составляют основу любого общества. Специфика
системы советского типа заключается в том, что здесь каркас стратификационной структуры
образуют структуры государственной власти, распространяющейся на подавляющую часть
материальных, трудовых и информационных ресурсов. Мы уже указывали на принципиальную
роль этакратической системы в стратификации советского общества, пронизанного политическим
и административным контролем.
Сказанное легко проследить на примере экономики. Непосредственные производители, лишенные
собственности на средства производства, оторванные от реального потребительского спроса и от
источников
достоверной
информации,
становятся
объектами
административного
манипулирования. Оно осуществляется по каналам неформального ведомственного
законотворчества в формах директивного планирования, различного рода инструкций и указаний.
Основная часть доходов перераспределяется через систему дифференцированных цен, налогов и
платежей. И даже ресурсы, остающиеся в распоряжении производителя, могут использоваться
лишь в соответствии с установленными свыше нормами.
Бытует мнение, что правящие слои не обладают реальной властью, ибо неспособны эффективно
управлять общественными процессами. Но не следует смешивать понятия действенной власти и
эффективного управления. Управление есть способность добивать1
Weber M. The Theory of Social and Economic Organization. N.Y., 1947. P. 152.
269
ся рациональных результатов путем согласования различных интересов. Власть же
принципиально шире. Она включает в себя право распределять и тратить ресурсы, начинать и
прекращать ту или иную деятельность, невзирая на конечную эффективность принятых решений.
В обществе советского типа носители власти сплошь и рядом действуют малоэффективно с
экономической точки зрения, ибо руководствуются в первую очередь внеэкономическими целями
— целями воспроизводства собственных властных позиций. Там, где собственность и право
подавлены государственной властью, не действуют экономические законы как таковые. Ни один
министр или директор предприятия не принимает решений как субьект, движимый чисто
экономическими стимулами. И ни один не является слугой закона как такового.
Итак, в обществе советского типа все прочие типы стратификационных систем по сравнению с
этакратическим типом занимают подчиненное положение. Последний же реализуется посредством
утверждения системы формальных рангов.
Ранговая система
Власть как социальное отношение трудно поддается формализации. Однако, существуют все же
косвенные признаки, позволяющие «ухватить» эти властные отношения на «входе» и «выходе». К
такого рода косвенным признакам в обществе советского типа относятся формальные Ранги и
сопряженные с ними Привилегии.
Советская система — это ранговая система. И положение каждого индивида определяется здесь в
первую очередь его формальными рангами — утвержденными высшими властями местами в
общественной иерархии. Признаки ранговой системы сравнительно легко обнаруживаются на
поверхности при любом соприкосновении с бюрократическим миром. Они содержатся в каждой
анкете, которую заполняет советский человек при приеме на работу, выезде за границу или
получении каких-то особо дефицитных благ.
Эта непрекращающаяся формальная стратификация проводится не только в интересах
статистического учета и административного контроля за движением рабочей силы. Ранжирование
служит элементом довольно жесткой социально-дифференцирующей политики. Присвоение
формальных рангов в значительной степени предопределяет шансы конкретных групп обрести
4
более или менее влиятельное общественное положение.
270
И чем выше привлекательность позиций, тем большую роль играют формальные ранги.
Формальных рангов целое множество. Они делятся на унаследованные (ascriptive) и
приобретенные (achieved), персональные и корпоративные. К приобретенным персональным
рангам относятся:
• Трудовой путь (общий стаж работы, труд в качестве простого рабочего, работа на ответственных
должностях, «чистота» послужного списка);
• Профессиональные данные (полученные специальности, рабочие разряды, образовательные
дипломы, ученые звания);
• Должностное положение;
• Место постоянного жительства (например, наличие прописки в столичном городе);
• Социальные титулы (членство в партии, партийно-правительственные награды и почетные
звания, работа в выборных органах советской власти и так называемых общественных
организаций).
В отличие от персональных рангов, приобретенный корпоративный ранг фиксируется местом
работы или категорией учреждения (например, государственные организации ставятся выше
негосударственных, управленческие органы выше первичных организаций, оборонные отрасли
выше гражданских, промышленность выше сельского хозяйства и т.д.).
Получению более высоких приобретенных рангов способствуют вовлекаемые в
стратификационную систему унаследованные ранги. К ним относятся:
• Пол (мужчины в среднем имеют больше шансов занять высокую позицию, чем женщины);
• Возраст (определенные позиции принципиально недоступны для молодых поколений);
• Национальность (русские и титульные национальности в республиках стоят выше всех прочих
национальностей);
• Социальное происхождение (формально чем ниже, тем лучше).
В данной системе множество черт явно дискриминационного характера, достигаемых хотя и
полузаконными, но прочно утвердившимися методами. (Так, ни в каких законах, конечно, нет
запрета на занятие определенных должностей евреями или беспартийными, хотя реально
ограничения соблюдаются).
Вариант иерархической модели, построенной преимущественно на базе социальнопрофессиональных рангов, см. в схеме 1.
271
Эта схема построена на базе социально-профессиональных групп и не включает такие
дополнительные стратифицирующие признаки как сфера деятельности, место жительства и др.2
Власть и сама по себе является важным стимулом социального действия. Но причастность к
власти обеспечивает также множество иных благ: материальные выгоды, элитарное образование,
5
благоприятные условия труда, высокий социальный престиж.
В системе властных отношений использование денежных измерителей для сравнительной оценки
социально-экономического положения индивидов и групп вызывает явные затруднения.
Например, партийный функционер влияет на ход хозяйственной жизни, не будучи собственником
средств производства и даже не являясь формально экономическим субъектом. Его
потребительские возможности также лишь в малой степени определяются денежным окладом.
Основная часть получаемых благ поступает к нему совсем из другого источника — через систему
привилегий. Привилегия есть исключительное право социального субьекта, узако2
Радаев В.В. Властная стратификация в системе советского типа // Рубеж. 1991. 1. С. 134.
272
Ненное правовой нормой или обычаем, получать вознаграждения, обладающие ограниченной
доступностью.
По весьма распространенному, но, боюсь, ошибочному мнению, привилегиями располагают
только высшие чиновники. Это мнение проявляется в лозунгах популистского
антибюрократического общественного движения. Но по сути дела привилегии представляют
собой базовый способ распределения благ фактически для всех. Что, разумеется, не
свидетельствует в пользу социального равенства, ибо принцип единый, а привилегии разные. Что
же касается их характера и масштабов, то они зависят от принадлежности к конкретным
корпорациям.
Корпоративная система
Атомизация общества не означает, что отдельный человек сохраняет независимость или брошен
на произвол судьбы. Напротив, он насильственно включается в целую сеть огосударствленных
институтов корпоративного типа. Под корпорацией мы в данном случае понимаем иерархически
организованную и относительно замкнутую организацию, созданную с целью выражения и
отстаивания коллективных интересов. В обществе советского типа, если пользоваться терминами
Дж.Коулмена, влияние «естественных» лиц трансформировалось во влияние корпоративных
субьектов. Социальные функции и ресурсы находятся в распоряжении корпораций, а не просто
групп индивидов2.
Индивиды в основном действуют в интересах корпораций, к которым они принадлежат. А личное
влияние и престиж каждого человека в значительной мере определяется властью его корпорации.
Вовлечение индивидов в корпоративные институты становится всеобщим процессом. Работа на
государственных предприятиях и в учреждениях является для большинства единственным
способом найти свое место в социуме и обеспечить стабильные источники существования3.
В итоге отношения между социальными группами заменяются во многом взаимодействием
корпоративных субьектов. И рядом со стратификацией номинальных социальных групп возникает
стратификация корпоративных институтов. Главным вопросом ста2
3
Coleman J.S. Power and the Structure of Society. N.Y., 1974. P. 27—37.
Feher F. et al. Dictatorship over needs. Oxford, 1983. P. 117.
273
новится не «Кто ты?», а «Где ты работаешь?», «Какое учреждение представляешь?».
Корпоративная система как способ институциализации и воспроизводства властных отношений
предстает как совокупность перекрещивающихся иерархий, в которых соблюдается принцип
вертикального подчинения, а высшие по рангу институты обычно выступают по отношению к
нижестоящим в качестве монопольных распорядителей ресурсов. В советском обществе
выстраиваются четыре основных типа корпоративных иерархий:
— Структура партийных органов: от Политбюро ЦК КПСС и самого ЦК до обкомов и райкомов и
далее, до первичных парторганизаций;
— Структура административно-хозяйственных органов: от правительства, отраслевых
министерств и госкомитетов до производственных объединений и предприятий;
— Структура Советов народных депутатов и их исполкомов;
— Структура официально утвержденных общественных организаций: профсоюзы, комсомол,
творческие союзы и т.д.
В результате перекрещивания (взаимного наложения) этих иерархий каждое учреждение, является
объектом совместного контроля со стороны партийных и административных органов, советских и
общественных организаций. При этом роль ведущей интегрирующей силы принадлежит
партийным органам. Концентрация власти на верхних уровнях не означает, что высшие
корпорации контролируют все нижестоящие звенья. Они могут управлять теми, кто им подчинен
непосредственно, а последние в свою очередь распоряжаются на более низких уровнях. В
6
результате складывается нечто вроде средневековой вассальной системы. И все общество в целом
превращается в огромную разветвленную корпорацию.
Итак, если для подавляющего большинства населения доступ к социальным и экономическим
благам открывается в основном через их принадлежность к различным корпоративным
институтам, а базовой формой вознаграждения становится привилегия, то основная масса
привилегий распределяется в виде так называемых сопутствующих льгот (fringe benefits или perks
of job), предоставляемых в силу самой причастности к данной корпорации. По сравнению с
западными обществами, где сопутствующие льготы также имеют место, в обществе советского
типа система этих льгот куда более развита. И перечень их весьма обширен.
Начнем с денежных форм оплаты труда. По характеру они существенно отличаются от рыночных
доходов, ибо находятся
274
в жесткой зависимости не только от должности, но и от категории предприятия (учреждения). Это
может казаться не столь очевидным, но денежные доходы во многом превращаются в привилегии.
Но часто даже большее значение по сравнению с оплатой труда имеют источники дополнительных
благ (денежных и натуральных), и в их числе: выплаты из фонда социального развития,
предприятия (бесплатные услуги, так называемая материальная помощь, беспроцентные займы и
т.д.); зарубежные командировки, путевки в санатории и заграничные турпоездки (особенно за счет
предприятия, его профсоюзной организации). Сюда же относится сеть бесплатных услуг —
ведомственные больницы и детские сады, столовые и библиотеки, личные машины с шоферами
для начальства и бесплатный проезд в общественном транспорте для рядовых работников
некоторых отраслей и т.п.
В условиях нарастающего дефицита продуктов и ограниченности покупательной способности
денег недостающие товары и услуги распределяются через ведомственные магазины,
продовольственные заказы, закрытые распродажи (в том числе и продукции «своих» предприятий,
иногда с весомой скидкой в цене). По предприятиям и учреждениям распределяются земля
(садово-огородные, дачные участки) и предметы длительного пользования (автомашины, мебель,
телевизоры и т.д.).
Наиболее дефицитным и желанным благом в советской России всегда было хорошее жилье.
Получение жилья через предприятие или учреждение в соответствии со своим формальным
рангом — без преувеличения, важнейший вид привилегии.
С формальным рангом связаны также жесткость ограничений, накладываемых на трудовую
деятельность — например, разрешение строго определенным профессиональным категориям
оплачиваемой работы по совместительству.
Формальный статус влияет почти на все аспекты социальной конкурентоспособности индивидов.
Люди, обладающие высоким рангом, имеют массу необъявленных, но бесспорных преимуществ.
Например, они с успехом протежируют собственным детям, обеспечивая их обучение в лучших
школах и университетах, имеют лучшее медицинское обслуживание, более качественные
потребительские товары.
Итак, основная масса привилегий обеспечивается в зависимости от места работы индивида и его
профессионально-должностного статуса. Именно сопутствующие льготы в сильной степени
определяют подлинную сравнительную ценность и привлекательность рабочих мест. Они
являются особой социальной рентой, гаранти275
рованной местом в корпоративной и ранговой системах. Вознаграждение работников одной и той
же категории, занятых на разных предприятиях, различается также, как и вознаграждение
работников разных категорий на одном и том же предприятии. Так, инженер, работающий на
крупном предприятии оборонной промышленности, получает заметно большие вознаграждения,
чем такой же инженер на небольшом предприятии в легкой промышленности. Но при этом
каждый из них получает значительно меньше, чем директор его завода.
При всем своем многообразии распределение благ в форме привилегий (сопутствующих льгот)
образует целостную систему дифференцированного обеспечения базовых социальных нужд
основных слоев населения. Конечно, секретарь обкома имеет в своем распоряжении несравненно
больше благ, чем обычный бухгалтер. Но механизм распределения в принципе один и тот же.
Общая модель признаков власти в обществе советского типа представлена на Схеме 2:
7
Именно по формальным рангам и характеру привилегий мы определяем сравнительные позиции
того или иного социального слоя.
Система распределения благ «по учреждениям» во многом вытесняет и заменяет обычную
рыночную торговлю. Этому способствует и хронический дефицит множества материальных благ,
требующий особых механизмов социального самообеспечения. Одним из таких
распределительных механизмов служит карточная система — рационирование товаров для
постоянных жителей данной территории. Но она все же носит эгалитарный характер. В отличие от
нее, корпоративное рационирование выступает как инструмент стратифицирующей политики.
В заключение описания корпоративной системы следует сказать несколько слов о принципах
расслоения внутри корпораций. Несмотря на их внешнее разнообразие, в каждой из них можно
выделить три основных слоя:
1. Управляющий слой.
2. Слой полноправных исполнителей.
3. Слой депривилегированных исполнителей.
276
Главной фигурой в управлении является директор предприятия (учреждения). Он опирается на
административно-управленческий персонал, а также на подобранное руководство партийной,
профсоюзной, комсомольской организаций. Этой группе обеспечиваются лучшие условия труда и
более высокий жизненный уровень. Эти люди обычно стоят первыми в очереди при
распределении дефицитных блат.
Большинство постоянно работающих рядовых исполнителей можно рассматривать как
полноправных членов соответствующей корпорации. Чтобы располагать всеми сопутствующими
льготами, которые корпорация предоставляет рядовому исполнителю, последний должен отвечать
трем обязательным условиям:
а) иметь определенный стаж постоянной работы в корпорации;
б) проявлять послушание и личную лояльность по отношению к руководству;
в) проявлять политическую лояльность по отношению к советскому режиму в целом.
Те, кто не удовлетворяют какому-либо из названных выше условий, образуют прослойку
депривилегированных исполнителей, лишенных в той или иной степени обычных прав,
предоставляемых всем рядовым членам данной корпорации. В эту группу входят ученики,
работники занятые временно или по совместительству, а также нанятые на работу
деклассированные элементы, утратившие квалификацию, не имеющие паспорта или прописки в
данной местности. Фактически в такое же положение могут быть поставлены постоянные
работники, выражающие политическую нелояльность или нелояльность по отношению к
непосредственному начальству. В лучшем случае, их обходят своим вниманием.
Руководящий слой имеет и власть, и привилегии; обычные работники не обладают властью, но
получают некоторые сопутствующие льготы; представители низшей прослойки не располагают ни
властью, ни льготами. В целом же иерархия власти внутри корпораций фактически воспроизводит
властные структуры макроуровня.
Партиномиальная система
Итак, общество советского типа воспроизводится как система властных иерархий. Властные
отношения реализуются как господство высших слоев над низшими. Но такое господство
устанавливается не только насильственными или редистрибутивными, но и символическими
средствами. Здесь утверждается
277
особый тип легитимации власти, особая форма авторитета, которую мы, вслед за 3. Бауманом,
назовем «партиномиальной» (parti-nomial) формой5.
Именно Партия, вооруженная «передовой теорией» (теорией утверждения социализма в
результате победоносной классовой борьбы), и составляет организующее ядро и регулирующую
силу всего государственного устройства.
Важнейшим инструментом партийной работы становится стратифицирующая политика. По
отношению к буржуазному обществу она заключается в обосновании и всяческом подчеркивании
8
значимости классового деления общества, провоцировании классовой борьбы посредством
разжигания зависти и ненависти к более преуспевающим слоям, оправдания применяемых к ним
мер силового давления.
В обществе «реального социализма» данная политика становится более тонкой. Проповедуются
сразу две программы (чисто логически они исключают друг друга) — программа социальной
однородности общества как внешнее прикрытие и программа стратификации по схеме «Вожди —
Партия (ее Аппарат) — Народ — Антинародные элементы» как основа реальных действий.
Ресурсы, мобилизуемые Партией (точнее, ее вождями и аппаратом) для оправдания порядка и
легитимации собственной власти, достаточно мощны и разнообразны. Важной точкой опоры для
правящих слоев является использование психологии масс (низших слоев). Сначала
разрушительные инстинкты масс используются как таран в революционной борьбе против
буржуазных элит, а после победы — как орудие сдерживания наиболее активной части средних
слоев. Этот союз правителей и «народа» против средних слоев становится важным способом
стабилизации иерархических порядков.
Привлечение масс и навязывание им необходимых иерархических представлений осуществляется
с помощью целого ряда мобилизующих средств.
1. Утверждение иерархий планирующих и направляющих партийно-государственных органов,
объявляемых временными средствами переустройства общества, которое освобождает человека
массы от всякой ответственности за происходящее.
2. Разжигание утилитарных, грубо материальных интересов масс. Рисуются, хотя и утопические,
но привлекательные картины быВашпап Z. Officialdom and Class: Bases of Inequality in Socialist Society. / Parkin F. (ed.) The Social Analysis of Class
Structure. L., 1974.
3
278
стрых и радикальных изменений — освобождения масс от тяжелого отчужденного труда,
достижения всеобщего материального благополучия.
3. Культивирование идей справедливости, понимаемой как равенство положения социальных
групп, стремления к социальной однородности, при которой исчезают все существенные формы
неравенства, кроме физико-генетического и профессионального неравенства.
4. Утилизация авторитета позитивной науки для придания социальным проектам черт
объективности, характера непреложного закона. Хотя реально рационализация систем действия
проводится более гибкими, отнюдь не научными методами, что дает возможность более быстрой
адаптации, изменения точек зрения в целях более успешного манипулирования массовым
сознанием.
5. Несмотря на воинствующий атеизм, успешно удерживаются все черты религиозного учения.
Фактически объявляется идея всеобщего спасения перед лицом надвигающегося буржуазного
апокалипсиса.
6. Наконец, организуется жесткая система органов насилия. Опасения лишиться тех или иных
формальных рангов подкрепляются страхом перед угрозой полного лишения гражданских прав и
физического уничтожения.
Таким образом, в арсенале средств поддержания иерархического порядка «Вожди — Партийный
Аппарат — Народ — Антинародные элементы» сочетаются элементы научного обоснования и
религиозного верования, морализаторства и технократического утопизма, материального
принуждения и физического насилия.
Одни низшие группы благополучно приспосабливаются. Другие, поддаваясь идеологической
обработке, начинают расценивать навязанные интересы как свои собственные. Третьи, в силу
своей пассивности и безразличия, просто позволяют собой манипулировать.
Патерналистская система
Власть партийно-государственных органов ни в коей мере не является абсолютной. Говоря о
господстве высших правящих слоев, нельзя забывать о том, что власть представляет собой
социальное отношение и потому не может быть односторонней. Насилие эффективно лишь
постольку, поскольку оно не встречает сопротивления. Ни страх перед репрессиями, ни
идеологическое воздействие неспособны подавить сопротивление низших слоев, хотя
279
это сопротивление чаще всего носит пассивный неорганизованный характер и крайне редко
переходит в фазу открытого конфликта.
Низшие слои, насколько бы бесправными они не казались, имеют в своем распоряжении
достаточно средств, чтобы противостоять господству верхов. Низкая производительность труда,
9
растрата ресурсов, приворовывание материалов и готовой продукции, намеренные проволочки,
показное повиновение, фальсифицированная информация — все эти формы пассивного
противодействия успешно используются рядовыми исполнителями на протяжении многих веков
при вынужденном невмешательстве начальства. Наделенные властью вынуждены вступать в
договорные отношения со своими подчиненными. И на этой основе развивается система
неформальных отношений и взаимных обязательств, регулируемых более сложными механизмами
чем прямое господство6. Важный источник легитимации власти в системе советского типа,
помимо все более угасающей веры в будущее справедливое «коммунистическое» общество,
обеспечивается своеобразной системой партийно-государственного патернализма.
Патернализм понимается нами как система строгой субординации социальных групп, в рамках
которой нижестоящие могут рассчитывать на защищенность и заботу со стороны вышестоящих.
Правящие слои, обладая намного более весомыми привилегиями, обязаны гарантировать
исполнителям минимум средств существования, независимый от их трудового вклада. Социальная
защищенность обеспечивается всеобщей занятостью и низкими требованиями к выполняемой
работе, а также гарантированным минимумом заработной платы, товаров и услуг (многие услуги
вообще предоставляются бесплатно). Бесплатное образование и медицинское обслуживание,
дотирование низких цен на продукты питания и поддержка убыточных предприятий — список
примеров патерналистской политики можно продолжать достаточно долго. Это явление
распространено и на макро- и на микроуровнях, порождая неформальные связи между
работниками и руководством, сочетающие в себе отношения субординации и отеческого
покровительства.
Патернализм является основой для механизмов своеобразного социального обмена. Власть
предстает здесь уже не просто как «выкручивание рук», но как возможность предоставления
определенных благ (услуг), требующего от получателя соответствующих от6
Lenski G. Power and Privikdge: a Theory of Social Stratification. N.Y., 1966. P. 53.
280
ветных действий (уважения, повиновения). На макроуровне низшие слои обменивают свой
производительный труд и политическую лояльность на устойчивость и неуязвимость своего
положения. При таком патерналистском обмене в наиболее невыгодных условиях оказывается
более квалифицированная часть средних слоев — специалистов и рабочих. Их неоформленные
стремления подавляются, как мы уже говорили, «большой коалицией» партийно-государственных
властей с массой работников средней и низкой квалификации.
Использование силовых методов также ограничено тем, что правящие структуры не в состоянии
управлять без обратной связи, без учета интересов «низов». Сколь-либо эффективный контроль из
единого центра в этом случае оказывается просто немыслим. К тому же партийноадминистративные органы никогда не обладают полной и достоверной информацией о
происходящем на местах. Поэтому окончательные решения принимаются в результате «торговли»
между вышестоящими и нижестоящими корпоративными структурами.
«Торговля» за план, фонды, штат, зарплаты распространяется по всем уровням экономической
иерархии: отраслевые министерства торгуются с Советом Министров и ЦК КПСС; предприятия и
обьединения ведут переговоры с министерствами и местными партийными комитетами; рабочие
входят в неофициальные сделки с начальством и т.д. Возможности участвующего в «торговле»
определяются в основном силой представляемой корпорации, а также личными неформальными
связями с партнерами по переговорам. Руководители приоритетных с точки зрения интересов
государства предприятий, имеющие связи «наверху», могут получать больше дефицитных
ресурсов, занижать плановый объем производства, пользоваться скидками с налогов и платежей,
обеспечивать своим работникам более внушительный набор сопутствующих льгот7.
В процессе торговли за ресурсы создаются скрытые лоббирующие группировки, являющиеся
реальными социальными группами, отстаивающими свои групповые интересы. Эти группы
мобилизуются, чтобы оказывать давление на административные и партийные органы. Любое
крупное предприятие имеет в отраслевом министерстве и Госснабе «своих людей», которые могут
предоставить полезную информацию и поддержать предприятие в переговорах с руководством. Во
всяком городе есть группировки, образованные представителями горкома партии,
7
См., например: Корнай Я. Дефицит. М.: Наука. 1990.
281
горисполкома и крупных предприятий, проводящими свою линию. А внутри каждого предприятия
управляющие часто стараются заключить союз с частью работников, чтобы обеспечить поддержку
своих требований.
10
Каркас «вертикальных» обменных связей между вышестоящими и нижестоящими звеньями
иерархий скрепляется «горизонтальными» связями как между корпорациями, так и отдельными
работниками того же уровня. Через неформальные сделки осуществляется систематический
натуральный (бартерный) обмен находящимися в дефиците материальными ресурсами,
информацией, готовой продукцией и услугами.
Таким образом, в рамках патерналистской системы власть являет собой сложное сочетание
механизмов господства и обмена. Хотя преувеличивать роль обмена, придавая ему черты
эквивалентных рыночных отношений, все же не следует, так как высшие слои имеют в этом
обмене изначальные преимущества. Представители власти с легкостью и вполне сознательно
закрывают глаза на многочисленные нарушения порядка. Но они сохраняют за собой неоспоримое
право в любой момент вмешаться и прекратить практически любую деятельность, которая будет
сочтена нежелательной. Привилегированное положение партийно-государственных органов
определяется уже одним тем, что они могут манипулировать кадрами, снимая с должности тех,
кто не удовлетворяет их требованиям. На каждого имеется «личное досье». И любой директор
государственного предприятия или даже обычный рабочий могут быть уволены, если отклонятся
от формальных и неформальных правил, предписанных «начальством». К тому же низшие
социальные группы вынуждены конкурировать за дефицитные ресурсы между собой, что
ослабляет их позиции в процессе обмена.
В итоге воспроизводство социального расслоения в обществе советского типа принимает форму
асимметричного социального обмена, основанного на различиях в персональных и корпоративных
рангах, из которых вытекают различия в присваиваемых привилегиях.
2. ТЕНДЕНЦИИ ИЗМЕНЕНИЙ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ СОВЕТСКОГО ОБЩЕСТВА
Советское общество не оставалось неизменным в течение семи десятилетий. Оно прошло, по
крайней мере, два крупных этапа, водоразделом между которыми послужила «хрущевская
оттепель» середины 1950-х годов. Первый этап часто называют «казарменным социализмом», а
второй — «патерналистским социализмом».
282
Для казарменного этапа характерны большая централизация властных полномочий в центре и
более жесткие административные иерархии. Самостоятельность отдельных политических,
хозяйственных, культурных корпораций существенно ограничена.
Частая ротация, периодические чистки кадров обеспечивают довольно высокую социальную
мобильность в верхних слоях общества. Низшие слои удерживаются в подчинении угрозой
карательных мер. Распространяется административное прикрепление рабочих рук к предприятиям
и учреждениям.
Существенных различий в стиле жизни разных страт еще не наблюдается. Это не только
свидетельство бедности и уравнительности, но, может быть, даже в большей степени, результат
полувоенного единообразия, дополняющего строй полувоенной дисциплины.
Не допускается поступление неотфильтрованной информации как извне, так и изнутри страны,
что облегчает задачи идеологического манипулирования, рационализации проектов предлагаемого
будущего устройства, поиска врагов, мешающих реализации этих проектов.
Что же касается второго, патерналистского этапа, то он характеризуется общим размягчением
иерархических порядков, переходом от прямого принуждения к социальному обмену.
Бюрократизация эшелонов власти приносит им желанную стабильность. Вертикальная социальная
мобильность принимает более умеренные и более зарегулированные формы. В результате
невозможности перепрыгивания, как раньше, через несколько карьерных ступеней, постепенно
наступает господство геронтократии в правящих слоях.
В ранговой системе утрачивается дискриминирующая роль социального происхождения (из
дворян, буржуазии, рабочих, крестьян-бедняков и т.д.). Возрастает значение образовательных
аттестатов и дипломов.
Раньше на высшие позиции выбивались партийные жрецы, способные к «истинно научному»
толкованию событий. Теперь в процессе бюрократизации партийных структур происходит
своеобразное оборачивание. Обладание символической властью все менее зависит от личных и
профессиональных качеств, но в большей степени определяется принадлежностью к корпорации
определенного ранга (горком, обком, Центральный Комитет). Партиномиальный авторитет
отделяется от отдельных личностей и принадлежит партийно-государственным институтам как
таковым.
Организационная структура общества в целом становится более гибкой, а власть — более
11
фрагментарной. Собственность госу283
дарства постепенно переходит в руки отраслевых и региональных корпораций, крупнейших
предприятий и объединений, отвоевывающих все больше фактических распорядительских
функций.
Ширятся и множатся сети неформальных обменных связей. Торговля за ресурсы принимает более
открытый характер. Расцветают «черные» и «серые» рынки, через которые перекачивается
возрастающая часть государственных ресурсов. Соответственно, повышается материальное и
социальное положение групп, причастных к распределительным процессам в сферах торговли,
снабжения, транспорта.
Заканчивается эпоха полувоенного френча и казенной мебели. Элементарное разнообразие в
потреблении влечет за собой и развитие престижного потребления у правящих слоев.
При невозможности удержать просачивающуюся неофициозную информацию, допускается
возникновение зачаточных контркультур и альтернативных стилей жизни и поведения.
Размывание веры в проповедуемые социалистические ценности и одновременно снижающаяся
роль мер силового принуждения заставляют использовать более гибкие способы стимулирования
— через жилье и прописку, прибавки к зарплатам и сопутствующие льготы.
Все эти сдвиги и привели в конечном счете к тому, что позднее было названо «перестройкой».
Эволюция общества советского типа привела его к состоянию стагнации. При попытке нарушить
это состояние, разразился экономический, политический и социальный кризис. Разрушается
система устоявшихся культурно-нормативных ориентации и структура привычных социальных
ролей. Усиливается общая экономическая и политическая нестабильность. Для целого ряда групп
возникает опасность потери гарантий жизненного минимума средств существования. Возросшая
преступность лишает граждан их былого спокойствия. В результате под угрозой оказывается сама
коалиция между высшими и низшими слоями населения, которая побудила социальные изменения
— процессы многоступенчатой смены правящих элит и частичное переструктурирование средних
и низших слоев.
Нарастающая социальная динамика современной постсоветской России привела к усложнению и
без того непростой стратификационной картины, которую теперь еще труднее уложить в один-два
простейших стратификационных типа. В этой структуре, безусловно, сохраняются черты
прежнего этакратического общества, построенного на властных иерархиях и формальных рангах.
Одновременно происходит возрождение основ экономических классов
284
на базе приватизированной государственной собственности. Заметно прогрессирует
дифференциация
доходов.
Рядом
с
властными
иерархиями
появляется
особая
«предпринимательская» структура5, включающая в себя следующие основные классы:
1. Крупные и средние предприниматели (с регулярным использованием наемного труда).
2. Мелкие предприниматели (собственники и руководители фирм с минимальным использованием
наемного труда или основанных на семейном труде).
3. Самостоятельные работники (self-employed).
4. Наемные работники.
Неизбежный конфликт между этакратической и классовой структурами в сильной степени
смягчается растущей социальной мобильностью между государственным и негосударственным
секторами экономики. В негосударственные структуры переливается, в первую очередь, более
квалифицированный умственный и физический труд. При этом многие работники предпочитают
находиться сразу в двух секторах, оставляя за собой места в государственных учреждениях и
рассматривая их как форму социального страхования.
В былом правящем слое произошел очевидный раскол. Одна часть партийно-государственных
функционеров продолжает сохранять свои места в подновленных аппаратных структурах. Другая
их часть «обуржуазивается». Они используют свою монополию на распоряжение
государственными ресурсами и информацией, а также общее несовершенство хозяйственного
законодательства, чтобы овладеть негосударственными формами организации хозяйства и
конвертировать государственное имущество в частную собственность. Третья часть функционеров
— наверное, менее удачливые — предъявляют запасенные впрок ученые степени, чтобы обрести
статус профессиональных специалистов.
Вместе с верой в «социалистические ценности» подорван «пар-тиномиальный» тип авторитета. А
с выходом из игры основного разыгрывающего — компартии — государственные структуры
12
утратили многие интегрирующие функции. Впрочем, они еще сохраняют под контролем
достаточную часть ресурсов. И в результате оказываются объектом привычного давления снизу.
Только осО плюрализации иерархических структур, см.: Radaev V. Power Distribution and Social Stratification in a Soviet-type
System /S.Kozyr-Kowalski, J.Tittenbrun (ed.) On Social Differentiation: A Contribution to the Critique of Marxist Ideology. Vol.
2. Poznan, 1992. P. 128-130.
8
285
новным предметом «торгов» становятся уже не столько сами производственные ресурсы, сколько
основные правила хозяйственной деятельности.
Одновременно многие социальные субъекты (крупные предприятия, регионы) пытаются
построить собственные системы обеспечения, самозащиты и развития на локальном и
корпоративном уровнях.
Изменения коснулись содержания практически всех стратификационных систем. В ходе
перестройки и развала Советского Союза активизируется кастово-этническая сегрегация
представителей нетитульных национальностей, которые сдвигаются на относительно более низкие
ступени общественных лестниц (это в первую очередь касается стран «ближнего зарубежья»).
Усложняется набор профессий, изменяется их сравнительная привлекательность в пользу тех,
которые обеспечивают более солидное и быстрое материальное вознаграждение. Удлиняется
список-«альтернативных профессий» (например, ширятся ряды биржевых брокеров, мелких
торговцев-«челноков» или профессиональных нищих). Происходит оформление «нового класса»
— безработных, лишенных и собственности, и стабильных рабочих мест. Внедряется двойной
стандарт в систему доступных образовательных сертификатов — российских и западных
(имеющих западную валидацию).
В культурно-символической иерархии на поверхность поднимаются группы, успешнее других
толкующие о содержании рыночных реформ, в особенности те из них, кто знаком с какой-нибудь
западной теорией и практикой.
А в культурно-нормативной иерархии появляются новые высокопрестижные группы. Одни
объявляют себя «избранниками народа» и под лучами телекамер вершат судьбы России. Другие
называют себя «бизнесменами» и выделяются из толпы дорогими машинами, шумными
презентациями и полетами на Канарские острова.
Изменения не обходят стороной и физико-генетическую стратификационную систему. Так,
наблюдается сильная коммерциализация групп, обладающих особыми физико-генетическими
данными (формируются наемная армия и профессиональный спорт, самостоятельными сферами
занятости становятся проституция и рэкет). Возрастает также социальная значимость возрастных,
поколенческих различий.
Более подробно изменения стратификационной картины постсоветского общества будут
рассмотрены в следующей главе.
286
Глава 12*
СОЦИАЛЬНАЯ СТРАТИФИКАЦИЯ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ:
ОТ СОСЛОВНО-СЛОЕВЫХ К КЛАССОВЫМ ОТОШЕНИЯМ
Эта глава написана летом 1996 г., когда экономические и социальные перемены в российском
обществе, начавшиеся свыше 10 лет назад, более или менее закрепились. Каковы же новые черты
социальной действительности, те социальные инварианты, которые предопределяют характер
складывающейся стратификационной иерархии? Начнем рассмотрение этой непростой проблемы
с анализа подспудных процессов предыдущего периода, разрушавших изнутри советскую
(этакратическую) систему.
1. АДМИНИСТРАТИВНЫЙ РЫНОК, НОМЕНКЛАТУРНАЯ ПРИВАТИЗАЦИЯ И
ИЗМЕНЕНИЕ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
После нескольких лет дискуссий, сводившихся к развенчанию всех и всяческих советских мифов,
наступило время серьезных размышлений о природе социальной системы советского типа в
периоды ее расцвета и упадка. Что касается основных черт системы в годы ее расцвета, то они
были охарактеризованы в предыдущей главе. Автору, пишущему эти строки, долгое время
представлялось, что и на этапе упадка свойства системы оставались, пусть в деформированном,
«нечистом» виде, но теми же. Однако исследования экономистов В.А. Найшуля и Е.Т. Гайдара
доказали надобность пересмотреть эту точку зрения.
С начала 90-х годов стало общеупотребительным высказывание: «Номенклатура обменяла власть
13
на собственность». Это выражение неверно хотя бы потому, что ныне, став частными
собственниками, представители господствующего слоя не перестали быть и властвующей элитой.
Но, кроме того, номенклатура (или по другой терминологии, более точной — этакратия) в
условиях расцвета системы при Сталине, обладая властью, тем самым владела и собственностью,
ибо владела государством, которому, в
Данная глава подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (Грант № 95-0617582, н/о по теме «Переход к новой системе стратификации в посткоммунистической России»).
287
свою очередь, принадлежала почти вся собственность в стране. Правда, эта собственность была не
индивидуально-частной, а совокупно-частной. Индивидуальная собственность действительно
была загнана в глубокое подполье, почти полностью уничтожена. В этом, кстати говоря, и было
одно из качественных отличий современного этакратизма от традиционного государственного
(«азиатского») способа производства.
Е.Т. Гайдар справедливо вспоминает одно чрезвычайно точное наблюдение Л.Д. Троцкого:
«Привилегии имеют лишь половину цены, если нельзя оставить их в наследство детям. Но право
завещания неотделимо от права собственности. Недостаточно быть директором треста, нужно
быть пайщиком. Победа бюрократии в этой решающей области означала бы превращение ее в
новый имущественный класс.» Другими словами, потребность в частной собственности связана с
таким безусловным инстинктом, как родительский1.
Не случайно, по критерию К. Маннгейма, наследуемость собственности служит критерием,
является ли социальная группа классом в точном смысле слова. Тот факт, что правящая элита
всячески стремилась устранить это ограничение (на что обращает особое внимание М. Восленский
— автор знаменитой книги «Номенклатура»), доказывает реальную значимость данного
ограничения.
Как только репрессивный режим перестал давить на этакратию, как только господствующие слои
получили гарантии личной и имущественной безопасности, неприкосновенности жилища и т.д., на
первый план вышла проблема собственности. Началось личное накопление. Номенклатура,
торговые работники, теневики, руководители военно-промышленного комплекса, пригретые
политическими лидерами работники искусств — вот хозяева первичных пред-капиталов,
начавших складываться с середины 50-х годов.
Но ключевое значение в начавшихся процессах имело изменение системы управления
государственной собственностью2. Жесткую иерархическую командную систему управления
экономикой из единого центра шаг за шагом сменяет административный (бюрократический)
рынок, весьма своеобразная система экономических отношений, которую справедливо называют
«экономикой согласований», сложный бюрократический рынок, построенный на
Гайдар Е. Государство и эволюция. М., 1995. С. 114.
- См. Найшуль В. Высшая и последняя стадия социализма//Погружение в трясину. М., 1991; его же. Брежневизм как
источник наших свобод//Знание — сила. 1992. № 9. С. 63—65; его же. Б/н//Посткоммунистическая трансформация:
опыт пяти лет. Сб. докладов. Научные труды ИЭППП. № 2 P.M., 1996.
1
288
обмене — торговле, осуществляемой как органами власти, так и отдельными лицами. В отличие от
обычного денежного рынка товаров и услуг на этом рынке происходит обмен не только
материальными ценностями, но и властью, исключениями из правил, престижем, т.е. всем, что
имеет какую-либо ценность. Особенно ценился на этом своеобразном рынке социальный статус,
который давал неизмеримо больше, чем любые деньги. Директор завода или института понимал,
что получить потребные ресурсы будет неизмеримо легче, если он (она) станет депутатом
Верховного Совета, Героем социалистического труда или лауреатом Ленинской премии.
Директора предприятий из «винтиков» государственной машины, беспрекословно выполнявших
приказы начальства, превратились в активных субъектов торга. Но «торговали» они не столько
между собой, что было бы залогом нормального рынка, а с вышестоящими начальниками. Этот
торг шел по всей вертикали — от рядового рабочего до членов Политбюро за принятие наиболее
выгодных условий. Так, согласие директора предприятия на увеличение плана можно было
обменять, например, на улучшение его служебного положения или на средства для строительства
заводского жилого дома. Поскольку в Центр пробиваться становилось все труднее, то стали
усиливаться горизонтальные связи. Их основные субъекты — директора и чиновники — начали
осознавать себя самостоятельной социальной силой с особыми интересами.
Относительная стабильность положения директоров, министров, других высших чиновников,
руководивших подведомственными им заводами, отраслями, регионами в течение многих лет,
14
накопивших за это время и авторитет, и связи, и средства, значительно изменила их психологию,
реальную практику управления. Высшие номенклатурные бонзы почувствовали себя достаточно
уверенно, сделали крупный шаг по переходу от роли управляющих (при отсутствующем
владельце) к положению реальных хозяев.
Таким образом, в 1953—1985 гг. при внешнем господстве все той же тотально-государственной
собственности развивались своеобразные латентные процессы зарождения «квазичастной»
собственности, шел процесс преприватизации собственности и складывания протокласса крупных
собственников.
В 1985—1991 гг. подспудные процессы предыдущего периода вышли наружу. Началась открытая
номенклатурная приватизация. В этом был социальный смысл реформ Рыжкова — Горбачева, вся
выгода от которых досталась «своим» — хозяйственному и партийно-комсомольскому аппарату.
Благодаря централизации госсобственности и раздаче ее в «полное хозяйственное ведение»
соответст289
вующих должностных лиц (1987—1990 гг.) принцип владения ею из исключительно
корпоративного превратился в корпоративно-индивидуальный. Подоспевшая приватизация (с
1992 г.) облекла ту же номенклатурную собственность в разного рода смешанные,
полугосударственные формы и таким способом еще надежнее закрепила ее за номенклатурой,
укрыла от притязаний других социальных групп. В итоге и власть, и собственность остались в
руках прежних хозяев России, которые только укрепили свои позиции.
Это объясняет бескровность «антикоммунистической» революции. Поскольку этакратия с
дочерним отрядом комсомольского бизнеса открыто превратилась в крупную буржуазию, некому
было организовывать гражданскую войну за реставрацию старых порядков. Привилегированное
меньшинство стало открыто богатым, господствующим и правящим классом, кровно
заинтересованным в стабильности и мирном закреплении номенклатурно-бюрократического
государственного капитализма.
Номенклатурная собственность не была единственным источником складывания буржуазных
слоев. Был еще один канал преемственности в системах социального расслоения между
«коммунистическим» прошлым и буржуазным настоящим. Нельзя забывать о гигантских
масштабах теневой экономики в бывшем СССР, в которой к концу 80-х годов было задействовано
(по разным расчетам) 20—30 млн. человек как полностью (вероятно, до 3 млн.), так и по большей
части — от случая к случаю. Слои необуржуазии, действовавшие в этом секторе экономики,
богатели за счет спекуляций, хищения сырья и готовой продукции. По подсчетам А. Кочетова,
примерно 5—6 млн. человек имели доходы от этого бизнеса, превышавшие среднюю по стране
заработную плату примерно в 10 раз. Если же оценивать доходы «хозяев» теневой коммерции,
входивших в хозяйственную номенклатуру, то с учетом высокой заработной платы, привилегий и
скрытых коммерческих поступлений их доходы соотносились со средней заработной платой как
100:1. По схеме А. Кочетова, обладатели этого типа доходов относились к трем «классам»:
правящему, управляющим специалистам в сфере услуг и к работникам сферы услуг3.
Все, быстро выраставшие, начиная с 1987 г., новые формы экономической активности
(кооперативы, малые и совместные предприятия и т.д.) создавались почти исключительно для
торгоКочетов А. Истоки «новой» социальной структуры//Свободная мысль. 1993. № 9. С. 66—73. См. также: Ршиашевская
Н.М., Римашевский А.А. Равенство или справедливость. М., 1991. С. 57 и др.
290
во-посреднической деятельности. В них-то и легализовались хозяева и хозяйчики прежней
теневой экономики.
По мнению И.А. Гольденберг, специально занимавшейся проблемой судеб теневой экономики в
период реформ, две прослойки буржуазии — легально-административная и теневая — вступили в
противоборство за овладение собственностью и каналами получения доходов. Борьба
разворачивалась за распоряжение средствами производства и за контроль над сферами
распределения и обращения. Занимая выгодные исходные позиции в сфере обращения и частично
в сфере распределения, теневая прослойка стала постепенно наращивать позиции в сфере
распоряжения средствами производства. Легально-административная прослойка была вынуждена
делать уступки, корректируя законодательно-правовую основу бизнеса и в то же время сохраняя
свои преимущества в административно-государственной сфере. В итоге борьбы обе прослойки к
середине 90-х годов практически слились4. Но, следует добавить, слились на основе сохранения
15
власти и собственности прежде всего у номенклатуры.
Однако административный рынок повлиял не только на трансформацию господствующих
социальных групп. Он воздействовал на всю систему социальных отношений, на реальное
экономическое поведение всех слоев населения. В этакратическом обществе при Сталине
масштабы неравенства были несопоставимы ни с каким другим современным обществом;
существовала длиннейшая иерархическая лестница статусов и социальных групп — от самого
низа пирамиды, где находились миллионы умиравших от голода заключенных — до мигрантарабочего в первом поколении, исполнявшего тяжелый непрестижный труд, а от последнего — до
министра, человека особой породы, жившего на уровне преуспевающего западного лидера
корпорации, располагавшего благами, которые не купишь ни за какие деньги.
Под влиянием потребительского рынка и проторынка рабочей силы эта иерархия начала лопаться.
Особенно повлиял дефицит рабочих рук. Рынок, даже такой извращенный, выступил в роли эгалитаризирующего фактора. Резко уменьшилось количество зэков как рабской бесплатной рабочей
силы, оставшимся пришлось что-то платить, как-то их кормить; крестьяне получили паспорта и
возможность относительно свободной миграции, в колхозах начали выдавать заработную плату;
рабочим стали строить отдельные квартиры и т.д. Другими словами, резко уменьшилось
неравенство.
4
См. Гольденберг И.А. Хозяйственно-социальная иерархия в России до и после перестройки//СОЦИС. 1995. № 4.
291
Новое, пусть и меньшее по размерам, неравенство самим населением стало восприниматься как
его увеличение, ибо оно не укладывалось в привычное статусно-иерархическое мышление. Стало
возможным сравнивать и сопоставлять себя и соседа, себя и начальника, у которых, скажем,
помимо служебной автомашины теперь появилась собственная.
С точки зрения теории административного рынка, Россия в период, предшествовавший реформе,
представляла собой совокупность офисов, контор, предприятий, которые были связаны сложной
системой взаимных отношений и взаимных обязательств. И эта система стала постепенно
разрушаться. Ведь чем сложнее становилось хозяйство, тем чаще не срабатывали вертикальные
связи, эффект давали только горизонтальные. Центр потерял всякую экономическую
функциональность. Инстинкт самосохранения понудил власть начать перестройку.
Задача долговременной трансформации состояла в том, чтобы раскрепостить отношения между
предприятиями, ведомствами, дабы они могли стать агентами на рынке, заключающими между
собой сделки, исходя из рыночных интересов. Этот процесс мог пойти по-разному: свестись к
ремонту существующей системы, повышению ее эффективности или ее демонтажу. В первом
варианте на выходе мы получаем государственно-монополистический корпоративистский
капитализм; во втором — демократический, социально ориентированный.
Т.И. Заславская попыталась интегрировать размышления ученых и публицистов об
альтернативных путях развития России. В этой связи она выделила три типа развития социальноэкономической системы капитализма, возможных в России:
1. «Социал-демократический капитализм европейского типа» с ориентацией на рациональное
сочетание государственной, смешанной и частной собственности, с активной антимонопольной
политикой, первоочередной приватизацией малой и средней государственной собственности,
поощрением малого и среднего бизнеса, социальной защищенностью граждан, интенсивным
формированием среднего класса. Очевидно, что этот тип развития имел и имеет массовую
поддержку среди населения.
2. Либеральный капитализм латиноамериканского типа с минимальным вмешательством
государства в экономику, концентрацией бывшей государственной собственности в руках
политической и экономической элиты, разделом внутреннего рынка между крупными мафиозномонополистическими группами, значительной и возрастающей социальной поляризацией, слабой
социаль292
ной защищенностью трудящихся, медленным развитием среднего класса, маргинализацией
десятков миллионов людей.
3. Возврат к государственно-монополистическому капитализму советского типа с ликвидацией
свободы экономической деятельности, ограничением и даже запрещением частного бизнеса,
воссозданием бюрократического квазирынка, многосторонними, но низкими социальными
гарантиями, восстановлением социально замкнутого высшего класса, слабой стратификацией
остального общества («равенство в нищете»)5.
16
Такое качественное расхождение вариантов развития, казалось бы, предполагает и серьезное
противоборство социальных сил, стоящих за каждым из них, в том случае, если эти варианты
действительно стояли (и стоят) как реальные перспективы перед страной. Как же, на наш взгляд,
развивались события на самом деле?
Сама природа того общества, из которого вышла перестройка и последующие реформы, такова,
что социальные слои образовывали некоторые размытые множества, у которых не было даже в
интенции осознания своих групповых интересов, специфической системы ценностей, единства
образа жизни. Исключение составляла властвующая элита, которая обладала всей системой
групповых признаков, включая самоидентификацию. Поэтому именно элита (эта-кратия,
номенклатура), а совсем не интеллигенция (как пишут некоторые авторы), оказалась локомотивом
социальных изменений. Права Р.В. Рывкина, когда подчеркивает, что партийно-советский аппарат
«инициировал перестройку 80-х годов, в его руках находились все «командные высоты» советской
экономики и от него зависели перспективы — какая экономическая система будет формироваться
в стране, какой будет судьба «старых» классов (рабочих, крестьян, интеллигенции) и какие новые
будут возникать, в каком направлении будет развиваться вся социальная система»6.
Описание происходящего в 1985—1996 гг. у большинства авторов примерно совпадает. Совсем
другое дело — оценка состоявшейся приватизации и социальных последствий перераспределения
собственности. При анализе складывающихся социальных отСм. Заславская Т.И. Трансформация российского общества как предмет мониторинга//Экономические и социальные
перемены. Мониторинг общественного мнения. 1993. № 2. С. 6—7; она же. Социальный механизм трансформации
советского общества//Социол. журнал. 1995. № 3.
6 Рывкина Р.В. Формирование новых экономических классов в России//Со-циол. журнал. 1994. № 4. С. 40.
5
293
ношений понимание и объяснение этого процесса имеет особое значение. Т.И. Заславская
убедительно доказывает, что в условиях современной России «пространство стратификации имеет
тенденцию свертываться чуть не до одного измерения — капитала, дохода, собственности»7.
В социологической науке традиционно признается наилучшим для любой страны вариант
развития, при котором максимально обеспечивается равенство условий жизненного старта вне
зависимости от имущественного положения, места во властных отношениях, социального статуса.
Многие социологи настаивали и настаивают на том, что в России были все предпосылки для
совершения на переломе 80—90-х годов «подлинной и действительно народной приватизации»,
что были условия для проведения демократической революции, для осуществления комплекса
коренных, радикальных реформ, направленных на возвращение народу власти и собственности, на
решительное расширение сектора малого и среднего бизнеса за счет крупного (номенклатурного)8.
Однако, на наш взгляд, более правы те авторы, которые, исходя из факта реального распределения
собственности в дореформенный период, утверждают, что сложившееся к концу 80-х годов
соотношение сил сделало неизбежным захват номенклатурой контрольных позиций в
приватизирующейся экономике. Это был единственный путь мирного решения вопроса о
собственности. Коль скоро есть шанс отделить собственность от власти, то есть и перспектива
сформировать свободный рынок, на котором собственность все равно будет перемещаться из рук в
руки, подчиняясь закону конкуренции. И вопрос сводится именно к разрыву связи «власть —
собственность». С того момента, когда владение собственностью не освящается властью,
наступает (пусть и не сразу) нормальная обстановка для формирования отношений
демократического конкурентного капитализма.
В 1988—1991 гг. состоялась раздача собственности в номенклатурные руки, сохранившие и
властные полномочия. В итоге сложился беспримесный номенклатурный капитализм в
чрезвычайно выгодном варианте — лжегосударственной форме деятельности частного капитала.
Это была келейная паразитическая приватизация без смены юридических форм собственности.
Процесс выхода номенклатурных чинов на коммерческую стезю начался в 1987 г.
Заславская Т.И. Структура современного российского общества//Эконо-мические и социальные перемены: мониторинг
общественного мнения. 1995. № 6. С. 7.
8 Буртин Ю. Оборотень//Октябрь. 1994. № 11. С. 172—179. 294
7
со специального решения ЦК КПСС о комсомольском движении в рыночную экономику.
Координационный комитет этого движения возглавил второй человек в партии, член политбюро и
секретариата, Е.К.Лигачев. Началось создание разнообразных коммерческих центров, контроль за
которыми и реальное руководство осуществляли высшие чиновники. Эти организации
практически не платили налоги, они имели право перекачки безналичных денег в наличные, они
покупали валюту в Госбанке по смехотворному официальному курсу (0,56 руб. за 1 долл.) и тут же
17
перепродавали по коммерческому курсу (от 20 до 150 руб. за 1 долл.). Им были доступны все
государственные фонды, запасы сырья и готовой продукции, которые они сразу продавали за
рубеж огромными партиями. Им же было передано множество зданий, санаториев, домов отдыха.
Они же создавали благотворительные фонды, неподконтрольные налоговой инспекции и позднее в
большинстве своем таинственно исчезнувшие. И, наконец, все они «свои» люди — были
полностью ограждены от правоохранительных органов. Примером успешного включения
«зачинателей» этого движения в настоящую, крупную даже по мировым масштабам, коммерцию,
может служить финансовая империя «МЕНАТЕП», и поныне пользующаяся особой
благосклонностью уже новых властей.
К началу 1992 г. в России официально было приватизировано 107 магазинов, 58 столовых, 36
предприятий службы быта. А на самом деле практически вся сфера народного хозяйства была уже
поделена. Стране с неизбежностью грозил вариант застойного государственномонополистического капитализма.
Начало открытой приватизации (с 1992 г.) означало ненасильственное изменение отношений
собственности без ( в большинстве случаев) смены владельца. В этом отношении позитивную роль
сыграл переход к свободным ценам. Фиговый листок лжегосударственности стал спадать с
номенклатурной собственности. Директора, министерские и другие чиновники продолжали
пользоваться доходами по своему усмотрению, но государство уже не платило по их долгам, а
рабочим было необходимо выдавать заработную плату. Другими словами, начался переход от
лжегосударственной формы собственности к подлинно частной, к чисто рыночному
перераспределению собственности.
Процесс этот далек от завершения. По мнению профессора Е.Т. Гайдара, «лишь на несколько
градусов удалось повернуть стрелку от номенклатурной к демократически-рыночной
приватизации»9.
9
Гайдар Е.Т. Указ. соч. С. 192.
295
До сих пор не существует системы достаточно развитой частной собственности, отделенной от
государства. Цель бюрократии — законсервировать отношения «ничейной собственности, чтобы,
не неся за нес ответственности, пользоваться доходами с нее как с частной»10. Эта
незавершенность, неопределенность отношений собственности сказывается решающим образом и
на социальной стратификации.
Другой источник (помимо номенклатурной приватизации) формирования крупных капиталов, а,
соответственно, и крупной буржуазии — льготные кредиты, скрытые экспортные субсидии и
дотирование импорта. Эти способы обогащения «новых русских» возникли в 1988 г. и приняли
небывалые масштабы в 1992 г. По мнению Андерса Ослунда, экономического советника
правительства при Е. Гайдаре, «в выигрыше оказались банкиры, имевшие большие связи в верхах»
и сосредоточившие субсидируемые кредиты промышленным и аграрным предприятиям. А на
разнице в ценах на внутреннем и мировом рынках (нефть, металл, сырье), благодаря экспортным
квотам и лицензиям, сколотили огромные состояния, как выразился тот же превосходно
информированный Ослунд, «люди с большими связями — должностные лица компанийпроизводителей, торговцы сырьем, коррумпированные чиновники». Также воздействовали на
складывание феерически возникавших состояний и субсидии на импортные поставки в 1992 г.
продовольствия. Импортеры платили всего лишь один процент действовавшего обменного курса
при покупке валюты у правительства. Продукты продавались в России по обычным рыночным
ценам, а субсидия пошла в карман импортерам. И Ослунд считает, что именно такими путями «в
прошедшие несколько лет в России появились по-настоящему богатые люди. В их числе банкиры,
представители нефтегазовой промышленности, торговцы и ряд высших чиновников. Некоторые из
этих людей сумели сделать более одного миллиарда долларов». Основная часть их вышла из рядов
прежней советской номенклатуры. (Андерс Ослунд. Новых русских обогатили три основных
источника//Финансовые известия. 20 июня 1996 г.)
Однако и в пределах предопределенного варианта развития были возможности увеличить долю
неноменклатурной приватизации. Такой авторитетный и реформистски ориентированный автор,
как Н.Шмелев считает, что в этом отношении самой тяжкой ошибкой
Плискевич ЕМ. Что же мы делим?//Общественные науки и современность: 1995. № 4. С. 33-36.
296
была конфискация всех сбережений населения и предприятий в первые месяцы 1992 г. в
результате отпуска цен на свободу без всякой компенсации по вкладам в банках и сберкассах. На
18
момент реформ у населения и предприятий на счетах имелось около 1 триллиона рублей. Все
основные фонды страны оценивались тогда в сумме 2 триллионов рублей. Многие специалисты
расценивали готовность владельцев этих денег вложить свои средства в акции или в прямой выкуп
осударственных предприятий в 300—400 млрд рублей. Иными словами, если бы не конфискация,
«15—20% всей государственной собственности могло бы быть в 1992—1993 гг. выкуплено, т.е.
приватизировано нормальным путем не задаром, а за деньги...». Но когда нормальные накопления
были одним ударом ликвидированы, остался только один путь приватизации крупной и средней
государственной собственности — раздача ее задаром директорату и чиновничьим кланам.
«Но это только часть вопроса. Другая же состоит в том, что сосредоточившись на приватизации
наших промышленных монстров, реформаторы в то же время вот уже пять лет проводят политику
не поощрения, не поддержки, а, наоборот, удушения истинного частного предпринимательства,
мелких и средних частных предприятий. Вытолкнув частную инициативу преимущественно в
«Лужники» и отчасти в банки, реформаторы упорно и, по всему видно, преднамеренно не пускают
ее в главную сферу экономики — в производство.
<...> власть отказывается понимать, что будущее России — это не только и даже не столько
Уралмашзавод, сколько миллионы мелких и средних частных предприятий, давно уже ставших во
всем мире главной движущей силой научно-технического прогресса, конкуренции, развития рынка
и главным работодателем для всех, кто идет на рынок труда». (Шмелев Н. Пять лет реформ —
пять лет кризиса // Свободная мысль. 1996, № 7. С. 65—67.)
Совершенно очевидно, что тот путь, на который с неизбежностью встала Россия, означал
отсутствие равенства условий жизненного старта для граждан вне зависимости от их
имущественного положения, места во властных структурах и т.д. Мечтам демократов о
совершении подлинной и действительно народной приватизации, а соответственно и о
немедленном складывании демократического капитализма и конкурентного рынка с динамично
развивающимся малым и средним предпринимательством не довелось сбыться. Этот проигрыш
был запрограммирован всей историей нашего тоталитаризма, авторитаризма, «азиатчины»,
существовавших в России многие поколения.
297
2. ФОРМИРОВАНИЕ КЛАССА КРУПНЫХ СОБСТВЕННИКОВ
Для переходного периода, в котором живет российское общество с середины 80-х годов, наиболее
радикальным процессом явилось формирование социальных групп собственников — крупных,
средних и мелких, которые получают доход в виде прибыли, ренты, поступлений от денежных
операций. Здесь наиболее интересен и важен процесс трансформации прежней правящей элиты в
класс доминирующих собственников.
В литературе (пока еще весьма скромной) акцент перенесен на изучение правящих элит. Как
очевидно, элиты и господствующие классы — не одно и то же. Во втором случае речь идет о
социальной группе, владеющей собственностью, занимающей привилегированное материальное
положение, обладающей престижными профессиями, реально контролирующей производство,
распределение и обращение, формирующей и определяюще влияющей на деятельность правящей
элиты.
Что касается элиты, то (если оставить в стороне разночтения в определении этого понятия) к ней
обычно относят высший привилегированный слой общества, осуществляющий функции
управления, являющийся властвующим меньшинством, принимающим решения со значимыми
для окружающих последствиями. Ее членами являются представители высших кругов,
управляющих главными институтами в трех основных сферах жизни общества — экономике,
политике, армии. В составе элиты выделяют следующие группы: политическую, экономическую,
военную. Реже добавляют административную, профсоюзную, информационную (масс-медиа) и
научную.
Таким образом, элита выделяется по критерию позиции во власти, а господствующий класс — по
генеральному критерию — обладанию собственностью. Именно пересечение и взаимодействие
институтов власти и собственности предопределяет характер отношения «элита —
господствующий класс».
Как известно, в обществах советского типа институты власти и собственности не были разделены.
На основе отношений «власть — собственность» сложился господствующий и в экономике, и в
политике единый, целостный слой этакратии (номенклатуры). Этот слой был одновременно и
социальной единицей в стратификационной иерархии, и властвующей элитой в государстве и его
институтах. В предыдущем параграфе мы попытались раскрыть те механизмы (административный
19
рынок), благодаря которым еще в период упадка этакратического общества стала рушиться цепь
взаимосвязи «власть — собственность». Пришедшее к власти ельцин298
ское руководство не столько создавало новую систему государственности, отключенной от
собственности, сколько реорганизовывало старую власть. А потому прежние властные структуры
и люди интегрировались в новые институциональные образования. Другими словами, старая элита
не ушла с национальной сцены, а в значительно части сохранила свои властные полномочия и
привилегированное положение.
Однако свою целостность прежняя элита не уберегла, ибо произошло, прежде всего, отделение
властвующей элиты от господствующего в экономике протобуржуазного класса. Процесс этот
далеко не завершен, идет он крайне болезненно, но, тем не менее, банкир и промышленник, с
одной стороны, крупный чиновник-администратор и лидер политической партии, с другой
стороны, — это теперь не просто разные персоны, но и разные единицы в структуре общества.
Одни выходцы из номенклатуры, отбросив старый хлам уже не нужных лозунгов и идей, сменив
внешний имидж, сумели занять устойчивое положение на верхних этажах законодательной и
особенно исполнительной власти. Другие, ориентированные не столько на политическое
лидерство, сколько на свое реальное материальное благосостояние, заняли ведущее положение в
новых рыночных структурах, став крупными предпринимателями и банкирами.
Включение бывшей номенклатуры в новые социальные и политические институты проходило
сравнительно медленно; это были годы исторической паузы, необходимой для того, чтобы
правящий слой убедился в своей защищенности, а его представители смогли найти свои
«экологические ниши». В этих условиях любое резкое движение в сторону перераспределения
власти могло привести к необратимому конфликту с непредсказуемыми последствиями. Не
случайно вернулись в политическую элиту активные противники новой власти: и организаторы
августовского путча 1991 г., и октябрьской смуты 1993 г.
Характерны данные исследования российской элиты 1993 г. В административной элите Центра
60,1 % сохранили свой статус, имевшийся до августа 1991 г.; 27,2 % — повысили его; снизился
статус у 12,7%. Еще меньше изменений произошло в составе дипломатической элиты: здесь
сохранили статус 79,0%, повысили — 17,7%. Генералитет, верхушка армии в своем большинстве
либо сохранили прежние позиции (35%), либо были повышены в чинах и званиях (47,5%). Так же
выглядят и перемены в положении политической элитной группы: сохранение статуса — у 76,6 %;
его рост — у 10,3 %. Высока была стабильность и региональной элиты: сохранили свой статус
52,5%, повысили — 40,0%.
299
Анализ показывает, что политики, прошедшие школу партийной карьеры (в КПСС), прошедшие
все ступеньки номенклатурной лестницы, занимают ключевые позиции в региональной элите —
на уровне президентов республик, губернаторов краев и областей. В 1992—1995 гг. резко возросла
роль «старых» кадров и в правительстве России, и в парламенте11. Современная политическая
элита более, чем на 60%, состоит из бывшей советской номенклатуры; лишь около 22% — новые
люди. Но немалое число этих неофитов в политических верхах вышло из семей, принадлежавших
к элитарным группам в прежней властной иерархии12. Эту завершающую свое формирование
политическую и административную элиту вполне можно рассматривать как автономную часть
господствующего класса.
Обратимся к собственно господствующему классу — владельцам крупной собственности. В
исследованиях обращают внимание на то обстоятельство, что происхождение российских
капиталистов во многом определило особенности их сознания и поведения. Главное качество их
— в сочетании черт бывших партийно-советских аппаратчиков со свойствами обычных
предпринимателей. Сохраняющиеся аппаратные качества позволяют ориентироваться в сложной
российской ситуации, что делает их конкурентоспособными. Старые связи, навыки управления
помогают решать новые задачи, хотя далеко не всегда наилучшим образом (поскольку они
накоплены в других условиях). Но, как отмечает Р.В.Рывкина, иных кандидатов в капиталисты в
России не было. «Быстрая и успешная трансформация бывших партийно-советских руководителей
в бизнесменов говорит сама за себя: победителей не судят»13.
Это апологетическое суждение известного социолога не бесспорно. Есть немало примеров
неэффективности номенклатурных бизнесменов, их стремления сохраниться в тени
неконкурентного квазирынка. Пожалуй, главное состоит в сопротивлении определенной части
номенклатурного капитала становлению малого и среднего, особенно венчурного бизнеса.
20
Для понимания происходящего с «номенклатурными капиталистами» следует учесть
наметившееся в 80-х годах разделение власть имущих на партийную и технократическую элиты.
Последняя достигла к середине 80-х годов вершины своего влияния, но после
См. подборку статей: Политическая элита России//Мир России. 1995. № 3-4.
Ершова НС. Трансформация правящей элиты России в условиях социального перелома//Куда идет Россия. М., 1994.
13 Рывкина Р.В. Формирование новых экономических классов в России... С. 42.
11
300
первых же лет перестройки эти профессионально грамотные и идеологически индифферентные
хозяйственники потерпели поражение в борьбе за политическую власть. Им не удалось
осуществить первоначальный замысел «социалистической модернизации» экономики; их позиции
в политбюро и ЦК КПСС были ослаблены.
Зато ими стихийно был найден гораздо более эффективный путь реализации своих социальных
интересов, с чем было связано ослабление их прямого участия в политике в начале 90-х годов.
Ведь именно эта часть советской элиты организовала «номенклатурную приватизацию», стала
ядром формирующейся крупной буржуазии. Главной из вырванных ими себе привилегий
становится «разрешение на прибыль», включая такие способы ее получения, как создание
совместных предприятий, получение льготных кредитов, привилегий в экспортно-импортных
операциях, превращение министерств в концерны, приватизация рентабельных производств и т.д.
Главным же достижением директората и высшей отраслевой бюрократии стало обеспечение уже
при правительстве Ельцина — Гайдара наилучшего для себя варианта приватизации. Они сумели
избежать как либерального варианта (массовой свободной распродажи госсобственности на
открытых аукционах), так и популистски-демократического (равномерный раздел между всеми
гражданами). В результате директора добились возможности приобретать крупные пакеты акций
своих предприятий (до 15—25%) по закрытой подписке, а в некоторых случаях становиться их
полными владельцами.
Практически весь директорский корпус остался на своих местах, а лидеры министерств и ведомств
либо получили крупные посты в исполнительных органах власти, либо возглавили концерны и
банки национального масштаба. Постепенно директорат добился контрольных позиций в Совете
Министров России, где на июнь 1996 г. и председатель, и его первые и не первые заместители
плюс многие министры вышли из директорского корпуса (В. Черномырдин, В. Каданников, Ю.
Яров и другие)14. Мэрии обеих столиц также возглавили выходцы из директората (в Москве — Ю.
Лужков, в Петербурге — А. Яковлев).
Одновременно с вхождением на властный Олимп эти люди продолжают контролировать мощные
финансово-промышленные группы: нефтегазовым комплексом, ядро которого образует Газ14
Николаев А. Технократическая элита и политическая трансформация//Сво-бодная мысль. 1996. № 5. С. 61—63.
301
пром — одна из крупнейших монополий в мире, руководит В. Черномырдин; так называемую
Московскую группу, имеющую доступ к огромному финансовому и промышленному потенциалу
Москвы, возглавляет Ю. Лужков; прозападно ориентированный бизнес группируется вокруг
бывшего первого вице-премьера А. Чубайса, который по-прежнему контролирует
Госкомимущество и тесно связан с международными финансовыми организациями; группа,
руководимая до сих пор лицами из президентского окружения, контролировала военнопромышленный комплекс, ювелирную промышленность и производство стратегических
материалов15.
Все попытки покуситься на интересы директората никогда и ни к чему не приводили. Все годы
реформ любые законы трансформировались в их интересах. Но против законов рынка не устояли и
всесильные директора. Их доля в акционерном капитале составила в апреле 1994 г. 9%, а в июне
1996 г. — 16%. Как видим — рост, и при том ощутимый. Но за эти же годы доля сторонних
акционеров («аутсайдеров») выросла с 21% до 45%, в том числе крупных — с 11% до 32%, мелких
— с 10% до 13%. Уменьшилась доля акций у работников предприятий (с53до35%)иу государства
(с 17 до 4%)16. Это говорит о том, что директорат не смог существенно увеличить свой пакет
акций и превратиться в подлинного хозяина национальной экономики. Молодые коммерческие
банки, страховые компании, пенсионные фонды, брокерские дома и т.д., возглавляемые
неофитами коммерции и бизнеса (включая высокий процент выходцев из комсомола), с
исключительной быстротой занимают контрольные позиции в акционерном капитале
большинства предприятий. К чему это приведет, покажет будущее. Пока вопрос об экономически
эффективном собственнике остается ключевым, все еще не решенным для судеб России.
21
3. СРЕДНИЙ КЛАСС В ПОРЕФОРМЕННОЙ РОССИИ
Многие авторы пишут о судьбе среднего класса в России. Вопрос, действительно, имеет
первостепенное значение для перспектив развития страны. К среднему классу зрелого
индустриального и информационного обществ обычно относят группы самостоятельно занятых,
т.е. мелких предпринимателей, коммерсантов, ремесленников. Но наряду с ними все большее
значение приобретают и группы хорошо оплачиваемых работников наемного труда: менеджеры,
лица свободных профессий, научные
15
16
Грэхем Т. Новый российский режим//Независимая газета. 1995. 23 ноября.
Данные А. Радыгина. 302
работники, работники в сфере информатики и массовой информации, работники искусства, врачи,
административные, торговые и инженерно-технические работники предприятий. Они образуют
верхний слой среднего класса. К среднему классу относят также учителей школ, средний
медицинский персонал и работников социальных служб, служащих государственных учреждений,
техников, торговых агентов и т.д.
В России все эти профессиональные категории есть, но, как пишет В.И. Умов, «они почти всегда
взаимоизолированы и не образуют общность, обладающую собственной идентичностью. Центры
кристаллизации среднего класса рассеяны в общественном пространстве и весьма слабо
просматриваются на фоне социально и политически активных номенклатурных, корпоративных и
мафиозных структур... Среднего класса как такового в России нет, но есть огромная проблема:
некому исполнить важнейшую для обеспечения прогрессивного развития функцию социального
стабилизатора, смягчающего силовые действия классов-оппонентов, препятствующего лобовым
столкновениям их политических представителей»17.
Однако большая часть авторов, исходя из наличия сходных с западными обществами
профессиональных категорий, доказывает, что еще в СССР сложился средний класс, который в
ходе реформ стал исчезать. Так, А.С. Орлов пишет, что «пренебрежение социальными
закономерностями со стороны экономических материалистов (т.е. правительства Гайдара —
Черномырдина. — О.Ш.) спровоцировало стремительное хаотичное размывание среднего
класса»18. По его оценке, средний класс «советского типа» составлял 25% населения. И реформы
«разрушили прежние слои среднего класса и не смогли создать социальную базу для ожидаемого
нового»19.
Наиболее полно эта точка зрения выражена в статьях Л.А. Беляевой. По ее мнению, из процесса
формирования
российского
среднего
класса,
по
сути
дела,
исключается
высококвалифицированный слой работников науки, культуры, образования, «служб
воспроизводства и попечительства», технической интеллигенции. При всех издержках советская
модернизация обеспечила формиУмов В.И. Российский средний класс: социальная реальность и политический фактор//Полис. 1993. № 4. С. 29.
Орлов А.С. Социально-политические очерки о среднем классе//Круглый стол бизнеса России. М, 1994. С. 22.
19 Там же. С. 9-10.
303
17
18
рованис уникального социального объекта — массовой интеллигенции с се огромным
интеллектуальным потенциалом. Именно интеллигенция, и прежде всего, ее «ядро» —
«тончайший высокоинтеллектуальный слой общества» подготовили преобразования России. Но в
рамках избранной модели реформ эти группы были вытеснены в бедные слои»2". «Стали
формироваться крупные собственники и массовый слой мелкой буржуазии компрадорского типа...
Начался массовый исход из интеллектуальной сферы»21.
Если оставить в стороне разбор повинных лиц и причинных обстоятельств, то остается мысль об
исчезновении уже существовавшего социального класса, что весьма сомнительно. Хотя трудно
отрицать, да и нужды нет, факт ухудшения статуса многих потенциальных кандидатов в средний
класс.
Среди критериев отнесения к среднему классу бесспорно есть уровень образования и его качество.
Последний момент в условиях реформ многие социологи стали упускать из виду, хотя в 60-80-х
годах было немало научных публикаций и дискуссий (в частности, в «Литературной газете») об
избыточности производства инженеров, об иллюзорности заочного и вечернего образования, о
вузах без профессоров и профессорах, не способных научить чему-либо студентов. Поэтому
отнести всех, кто занимал должности, требующие высшего и среднего специального образования,
всех, кто имел это образование, к потенциальному резерву среднего класса и тем более — к уже
существовавшему, но размывавшемуся в процессе реформ среднему классу — нет никаких
оснований.
22
Действительно, рынок даже в своем начальном состоянии повысил требования к качествам и
работодателя, и работника. Поэтому изменилась и слоевая идентификация населения. Так, по
специальному исследованию в Нижнем Новгороде к среднему классу относили себя: в 1988 г.
70,4% респондентов, в 1993 г. — 52,7%; в 1995 г. — 38,2%22. Частично здесь сказались и
негативные факторы нисходящей мобильности. Но преобладает влияние приведения иллюзорного
социального статуса к реальному. В.Е. Гимпельсон и B.C. Магун приводят данные
представительного опроса Госкомстата России (май-июнь 1992 г.), из которого следует, что среди
Беляева Л.А. Россия перед историческим выбором//Свободная мысль. 1993. № 15. С. 61-66.
Беляева Л.А. Общие направления стратификации в переходный переиод// Социальная стратификация современного
российского общества. Отв. ред. Л.А. Беляева//Круглый стол бизнеса России. М., 1995. С. 15—18.
22 См. Балабанов С.С. Социальные типы и социальная стратификация//Соци-ол. журнал. 1995, № 2. С. 116.
304
20
21
уволенных и вновь устроившихся на работу доля групп с низким социальным статусом возросла
за счет более высокостатусных. В итоге, например, доля научных сотрудников сократилась по
выборке с 2 до 0,5 %, специалистов — с 23% до 19%, зато процент рабочих при смене места
работы вырос с 63 до 68, а служащих — с 5 до 7 ( все данные приведены по мужчинам)23.
Очевидно, что члены общества, оказавшиеся в этой ситуации, испытывают состояние депрессии,
ущемленности, фрустрации. Им не просто найти место в новой жизни, где они
неконкурентоспособны в своих притязаниях на «членство» в среднем классе.
Возникает самый важный вопрос: есть ли перспективы у среднего класса в России, какие группы
складывающегося классового общества могут стать центрами кристаллизации среднего класса?
Отвечая на этот вопрос, социолог из Финляндии М.Кивинен отмечает, что многие русские
исследователи связывают проблему среднего класса в первую очередь с собственностью. Но, по
опыту Запада, сегодня средний класс — это прежде всего наиболее привилегированная группа
наемных работников. Ресурсы власти нового среднего класса связаны не с собственностью, а с
профессиональными навыками и стратегиями.
Однако в России до реформы использование ресурсов власти, представляемых
профессионализацией, было ограничено. Здесь никогда не было национального рынка по
профессиональным сегментам. Профессии функционировали внутри основных бюрократических
организаций. Многие профессии, к тому же, находились в зависимом отношении к доминирующей
идеологии. Традиционный образ мышления и этос русской интеллигенции были далеки от
профессионализма, от специализированного труда («ремесла»).
Поэтому в России становление среднего класса определяется перспективой формирования
профессий как социального института, связанного с предпринимательством. Социальные
интересы ядра новых групп среднего класса не находятся в противоречии с интересами капитала.
Прежде всего они стремятся сохранить значение умственного труда. Но в этом отношении их
интерес согласуется с тенденцией капиталистического развития24.
Шанс пополнить средний класс имеют группы специалистов высшей и средней квалификации
промышленности и науки, инГимпельсон В.Е., Магун B.C. Уволенные на рынке труда. Новая работа и социальная мобильность//Социол. журнал.
1994. № 1. С. 138.
24 Кивинен М. Перспективы развития среднего класса в России//Социол. журнал. 1994. № 2. С. 134-142.
305
23
теллектуалы, руководители высшего и среднего звена управления, преподаватели университетов и
средних школ. Но это еще не сам средний класс. Следует учесть, что вектор мобильности
определенной части представителей этих групп все еще направлен вниз, т.е. нет автоматизма
между профессиональной принадлежностью и классовой идентификацией, а есть весьма
болезненный процесс перехода от принадлежности к размытой межслоевой группе —
интеллигенции — к вхождению в состав профессионалов (professionals) как ядру будущего
среднего класса.
К среднему классу относимы и вновь появившиеся лица свободных профессий, предприниматели
в мелкопромышленном секторе и сфере услуг, работники информационного сектора, системы
частного образования, специалисты и консультанты в финансово-банковской сфере, фермеры,
менеджеры из работающих на частных и акционерных предприятиях.
Для формирования среднего класса помимо экономических предпосылок (характера
экономической активности) необходимо складывание определенных стереотипов поведения,
установок, системы ценностей, ассоциации с себе подобными, самоорганизация как общности.
23
4. ОБЩИЕ НАПРАВЛЕНИЯ СТАНОВЛЕНИЯ НОВЫХ ФОРМ СТРАТИФИКАЦИИ В
РОССИИ
В большинстве публикаций преобладает отрицательная оценка стратификационных изменений в
российском обществе, происходивших в конце 80-х и первой половине 90-х годов. Авторы обычно
отмечают стремительное расслоение и массовую нисходящую социальную мобильность. При
этом, как правило, данных, подтверждающих этот тезис, не приводят, либо ограничиваются
отдельными примерами. Что бесспорно очевидно, так это соответствие данной позиции широко
распространенному в обществе, особенно в интеллигенции, восприятию происшедших изменений.
Одним из первых высказал и пытался обосновать эти идеи М.Ф. Черныш. По данным 1992 г. он
оценил долю слоя бедняков в Петербурге и Москве в 80% населения ( по официальной статистике
в целом по России — 40%)25.
Тогда же по этому поводу выступил М.Н. Руткевич. Он отметил социальное значение идущей
поляризации доходов, неправо" См. Черныш М.Ф. Социальная мобильность в обществе переходного типа// Социально-стратификационные процессы в
современном обществе. Кн. I M ИС РАН. С. 85-120.
306
мерное обнищание при непрекращающемся профессиональном труде, который остается
единственным источником существования. В связи с этим М.Н. Руткевич не соглашается с
мнением об идущих процессах люмпенизации большинства россиян26.
Более взвешенный подход содержится в коллективной работе под редакцией Л.А.Беляевой27.
Авторы отмечают, что в переходный период формируются группы собственников.
«Определенную роль продолжает играть причастность к перераспределительным процессам, и
хотя, видимо, их значение уменьшилось, выдача чиновником лицензии, выделение квоты и т.д.
дают шанс (и не малый) получить взятку» (с. 8). Основная часть населения получает доходы от
работы по найму в государственном, частном или смешанном секторе. Наемные работники
дифференцированы в зависимости от социального сектора занятости, отраслевой принадлежности
предприятия и региона проживания. Глубокий кризис государственного сектора привел к
снижению жизненного уровня и социального статуса занятых в нем людей. Авторы выделяют
работников частного сектора, сосредоточившего, по их мнению, людей, «готовых рисковать,
активных, энергичных, зрелых»; здесь преобладают мужчины в расцвете сил, в 2,5—3 раза меньше
(чем в государственном секторе) молодежи до 30 лет. Отличительной особенностью работников
частного сектора является то, что среди них до 30% заняты в нем частично, это — их вторая
работа. Отраслевая структура смещена в сторону коммерции и обслуживания (с. 13).
Данные и оценки этой группы исследователей совпадают с позицией В. Дубина. По его мнению,
«лучше всего чувствуют себя сегодня молодые люди, особенно мужчины с высоким уровнем
образования. Их стартовый уровень (обучение, качество жилья, потребительская среда и др.) во
многом ... обеспечен родителями. Сегодняшний день это «время молодых», время открытых
возможностей, интенсивной работы, высоких заработков. В своих потребительских запросах они
ориентируются на Запад и соответствующие нормы трудовой достижительской мотивации. Это
поколение прошло период социализации в момент острого разложения и развала системы,
некоторые даже позже. Закат «великой идеи», крах патерналистской культуры, так задевающие их
родителей, ими, скорее всего, даже не замечены и не составили для них событий».
Особенности ресурсной базы разных поколений при включеРуткевич М.Н. Социальная поляризаипя//СОЦИС. 1992. № 9. С. 3-16.
Социальная стратификация современного российского общества. Отв. ред. Л.А. БеляеБа//М. Круглый стол бизнеса
России. 1995.
307
26
27
нии в рыночную действительность, различия стартовых возможностей для изменения социального
статуса очевидны по итогам представительного опроса (ВЦИОМ, июнь 1994 г).
Собственно цивилизационный перелом накапливался даже не от поколения к поколению, а через
поколение, так что максимум разницы тут — между «дедами» и «внуками». Уровень нормы,
достигнутой «отцами» в сферах, обеспечивающих жизнедеятельность, отвоеванный их усилиями и
воспроизводимый изо дня в день порядок существования выступает для следующего поколения,
опять-таки, естественным положением вещей, чем-то само собой разумеющимся28. У молодого
24
поколения — иная самооценка, иная трудовая мотивация, иная мера успеха, иные критерии
общественного признания.
Строение современного российского общества как системы групп и слоев, являющихся либо
активными субъектами реформ, либо адаптирующимися к ним и(или) страдающими от них
«объектами», — цель исследования Т.И. Заславской и ее коллектива. Согласно предположениям
автора, российское общество ныне состоит из верхнего (политическая и экономическая элита,
крупные и средние предприниматели, высшая бюрократия, генералитет, лидеры «директорского
корпуса»); среднего (мелкие частные предприниматели, представители бизнес-профессий —
работающие по найму коммерсанты, финансисты и пр., интеллигенция (специалисты); базового
(полуинтеллигенция (помощники специалистов), работники массовых профессий торговли и
сервиса, квалифицированные рабочие и крестьяне); нижнего (технические служащие, люди без
квалификации и профессии, а также люмпены).
В исследовании используются данные «Мониторинга экономических и социальных перемен в
России», проводимого ВЦИОМ с марта 1993 г., что обеспечивает высокую репрезентативность
данных, а наличие большого числа аналогичных массивов, полученных на независимых выборках,
дает возможность изучения групп, составляющих малые доли выборок.
2S
Дубин Б.В. О поколенческом механизме социальных сдвигов//Куда идет Россия. Альтернативы общественного развития.
Вып. II. М., 1995. С. 237—247. 308
Для эмпирической идентификации групп каждая из них первоначально выделялась по
теоретически обоснованным признакам. Затем строился «статусный портрет» группы с задачей
шаг за шагом получить однородную совокупность опрошенных. При этом использовались 10
статусных характеристик (уровень образования, основная профессия, социальный сектор и
отрасль занятости, размер предприятия, профессионально-должностная группа, уровень
благосостояния, самооценка квалификации). Разные социальные группы выделялись по разным
наборам признаков.
В итоге была получена довольно сложная реалистическая картина социальной дифференциации и
стратификации россиян. Так, бизнес-слой был разделен на: собственников предприятий,
самозанятых, наемных менеджеров, имеющих собственный бизнес, менеджеров-совладельцев
акционированных предприятий, а также полупредпринимателей, не выполняющих
управленческих функций29. Такая дробная классификация несомненно полезна при решении
многих специальных исследовательских задач.
Чтобы ознакомить читателя с некоторыми основными тенденциями в социальной стратификации
россиян, мы далее используем результаты исследования, проведенного под руководством автора
главы в 1994 г. Опрос охватил 3200 человек из 11 районов России30. Таблица 1 дает сведения о
социальном положении респондентов на момент опроса, а также из нее видно, что в 1990 и 1995
годах 3,2% активного населения открыто признали себя ведущими свой бизнес. На самом деле
этот процент был значительно больше. Многие из представителей малого бизнеса и поныне
продолжают числить себя и инженерами, и рабочими; по инерции и, боясь политической
нестабильности, держатся за «государственную должность». Плюс к зачислившим себя в
безработные следовало бы добавить находящихся в длительных отпусках без сохранения
содержания. Можно внести и ряд других корректив. Тем не менее, таблица 1 по итогам
общенационального опроса отражает первые серьезные перемены в стратификации общества.
Открыто отнесшие себя к буржуазным группам респонденты за десять лет до опроса, в 1985 г.,
были представителями всей гаммы тогдашних социальных позиций. Но больше всего среди
Заславская Т.И. Структура современного российского общества//Экономи-ческие и социальные перемены:
мониторинг общественного мнения. 1995. № Ь
(20). С. 6-13.
30 Описание исследования см. в статье: О.И. Шкаратан, НА. Тихонова. Занятость в России: социальное расслоение на
рынке труда//Мир России. 1996. № 1.
29
309
25
Таблица 1. Динамика социальной стратификации в России
них — выходцев из работников с высшим образованием (21,4%), из студентов (26,4%). Последняя
цифра еще раз демонстрирует активную роль молодых специалистов в создании отечественного
бизнеса: ведь в 1994 г. студенты 1985-го года таковыми уже не являлись. Высокий
образовательный уровень предпринимателей служит гарантией их адаптивности и динамизма.
Таблица 2 демонстрирует, как глубоко собственнические отношения проникли в повседневную
жизнь почти всех социальных слоев россиян уже к 1994 г.
Подведем некоторые итоги. В силу слабой изученности «старой» модели стратификации в
советской системе и недостаточных данных о состоянии социальных отношений в современной
России наши выводы по необходимости носят предварительный характер. Трудности понимания и
объяснения связаны также и с тем, что процессы изменения не имеют ясной инвариантной модели
будущего. Многочисленные попытки принимать в качестве таких моделей социальноэкономические системы, сложившиеся в других странах (Швеции, США, Китае, Бразилии) и
обсуждать на этой основе варианты развития России с положительным или отрицательным знаком
оценивания, конечно, в чем-то продвигают понимание собственных проблем. Но такие сравнения
не есть ответ на главный вопрос: какова модель именно российского капитализма, именно
российского классового строения складывающего310
Таблица 2. Распространенность владения собственностью (1994 г.)31
26
ся собственническо-демократического общества с учетом культурного своеобразия, накопленных
человеческих и материальных ресурсов.
Очевидно, что переход от старого типа стратификации к новому в России происходит
эволюционно, путем постепенной трансформации. Существующая стратификационная иерархия
носит транзитивный характер, сплавляя воедино старые и новые группирования. Наблюдается
единение властных структур Центра с крупным финансовым капиталом. Слабо представлены в
социальной мозаике средние слои. Идут сложные процессы социальной мобильности на фоне
изменяющейся отраслевой структуры экономики и профессионального состава занятости.
В ходе этих перемен преобразуются ранее существовавшие социальные группы. Переход к
рыночной экономике, по-видимому, подвел черту под историческим феноменом российской
действительности второй половины XIX и большей части XX века —
Ваучеры в расчет не принимались.
311
31
интеллигенцией: как особое межслоевое образование, во многом влиявшее на социальную и
политическую жизнь страны, она исчезает, распадается на подлинных профессионалов — ядро
среднего класса и на деклассирующуюся, переходящую в низшие общественные слои часть. Идет,
в том числе и за счет бывших интеллигентов, формирование слоя малых и средних
предпринимателей.
Становление частного предпринимательства изменило и социальное положение рабочего класса,
превратив его из квазикласса, «ведущей силы общества», в реальную социальную общность
наемных работников, имеющих право бороться с работодателями за улучшение условий своего
существования.
Крестьянство существенно расширило свободу своей экономической деятельности. Отмерли
прежние ограничения на ведение личного подсобного хозяйства, появилась возможность прямых
связей с потребителями продукции, с одной стороны, и с производителями техники, удобрений и
т.д. — с другой; стало возможным создать свое фермерское хозяйство. Серьезным ограничением
является незавершенность приватизации земли.
Переход от стратификации иерархического типа, в которой позиции индивида и социальных групп
определялись их местом в структуре государственной власти и степенью близости к источникам
централизованного распределения, к доминирующей в цивилизованном мире классовой
стратификации совершается с исключительной быстротой. Властные отношения все в большей
мере уступают собственническим. Устойчива ориентация, особенно молодой части россиян, на
предпринимательскую деятельность или, по крайней мере, на работу в частном секторе. Таким
образом, можно признать состоявшимся выбор населением России своего социальноэкономического будущего.