Русский язык и культура речи:

Я.Э. Ахапкина
Русский язык и культура речи:
Критическое чтение как подготовка к академическому письму
для направления 010400.62 «Прикладная математика» подготовки бакалавра
Ридер для семинарских занятий
Читаем тексты
Задание 1. Прочитайте, пожалуйста, фрагмент пролога к книге нью-йоркского
финансиста Нассима Талеба. Сформулируйте основной тезис автора в одном предложении
и запишите. Какие нюансы мысли при этом потерялись? Выпишите в столбик ключевые
слова, по которым Вы сможете восстановить этот текст. Какие из них не попали в первую
формулировку основного тезиса?
Почему текст именно так разделен на абзацы? Можно ли разграничить иначе? Вы бы
объединили несколько абзацев в один? Хотите ли Вы разделить абзацы более дробно?
Объясните возможные решения.
Для чего нужна история о черном лебеде и почему с нее все начинается?
Прокомментируйте композицию отрывка: чем предваряется определение основного
понятия, как строится толкование, какие соображения высказываются попутно и зачем
они нужны после главного определения.
Нассим Николас Талеб
Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости. Фрагмент пролога
До открытия Австралии жители Старого Света были убеждены, что все
лебеди – белые. Их непоколебимая уверенность вполне подтверждалась
опытом. Встреча с первым черным лебедем, должно быть, сильно удивила
орнитологов, но история эта важна по другой причине. Она показывает, в
каких жестких границах наблюдений или опыта происходит наше обучение и
как относительны наши познания. Одно-единственное наблюдение может
перечеркнуть давным-давно выведенную аксиому, справедливую на
протяжении нескольких тысячелетий, пока люди любовались только белыми
лебедями. Для ее опровержения хватило одной (причем, говорят, довольно
уродливой) черной птицы.
Мне хотелось бы приложить эти философские рассуждение к нашей
повседневной жизни. То, что я называю Черным лебедем (с прописной
буквы), – это событие, обладающее следующими тремя характеристиками.
Во-первых, оно неожиданно, потому что ничто в прошлом его не
предвещало. Настолько неожиданно, что его можно назвать аномальным. Вовторых, его воздействие очень сильно. В-третьих, хотя оно и абсолютно
неожиданно, человеческая природа заставляет нас придумывать объяснения
случившемуся после того, как оно случилось, представляя событие, сначала
воспринятое как сюрприз, объяснимым и предсказуемым.
Итак,
три
признака:
исключительность,
сила
воздействия,
ретроспективная «предсказуемость». Эти редкие Чёрные Лебеди объясняют
почти все, что происходит на свете: от успеха идей и религий до смены
исторических событий и нашей личной жизни. С тех пор как мы вышли из
плейстоцена – примерно десять тысяч лет назад, – роль Черных лебедей
значительно возросла. Особенно интенсивный ее рост пришелся на время
промышленной революции, когда мир начал усложняться, а повседневная
жизнь – та, о которой мы думаем, говорим, которую стараемся планировать,
основываясь на вычитанных из газет новостях, – сошла с наезженной колеи.
Подумайте, как мало помогли бы вам ваши знания о мире, если бы перед
войной 1914 года вы вдруг захотели представить себе дальнейший ход
истории. (Вот только не надо пытаться вспомнить объяснения, которые
вложила в вашу голову Марь Ванна, учитель истории средней школы номер
117.) Кто мог знать о том, что Гитлер придет к власти и развяжет мировую
войну? А стремительный распад СССР? А вспышка мусульманского
фундаментализма? А распространение интернета? А крах рынка в 1987 году
(и уж совсем неожиданное возрождение)? Мода, эпидемии, привычки, идеи,
возникновение художественных жанров и школ – все следует
«чернолебяжьей» динамике. Буквально все, что имеет хоть какую-то
значимость.
Мы слепы по отношению к случайности, особенно крупномасштабной.
Напишите, пожалуйста, краткое резюме этого фрагмента, предназначенное для
интересующегося экономикой непрофессионала. Ваше резюме должно проинформировать
потенциального читателя, чего ему стоит ожидать от автора.
Перепишите, пожалуйста, этот текст, соблюдая следующие ограничения: 1) перестроив
все сложные предложения в простые; 2) не используя обособленных оборотов; 3) избегая
причастий и деепричастий. Что меняется при такой правке?
Подберите, пожалуйста, синонимы и антонимы к тем словам, которые это допускают. В
каких случаях замена слова синонимом в предложенном контексте оказывается
невозможной и почему?
Определите стиль и жанр приведенного отрывка. Какие элементы определяют
стилистическую и жанровую принадлежность этого фрагмента?
Задание 2. Сравните два перевода одного и того же фрагмента текста. Какие
стилистические и смысловые погрешности Вы обнаружили? Как их можно устранить?
Исправьте ошибки и неточности второго варианта в каждом пункте и запишите
полученные высказывания.
1.
Встреча с первым черным лебедем, должно быть, сильно удивила орнитологов,
но история эта важна по другой причине. Она показывает, в каких жестких
границах наблюдений или опыта происходит наше обучение и как
относительны наши познания.
Обнаружение первого черного лебедя, возможно, и вызвало удивление
орнитологов, но люди не поняли истинный смысл этой истории. А тем временем, это
событие наглядно иллюстрирует серьезное ограничение нашего способа познания
окружающего мира: через наблюдение или непосредственный опыт» и недолговечность
наших таким способом полученных «знаний».
2.
Эти редкие Чёрные Лебеди объясняют почти все, что происходит на свете: от
успеха идей и религий до смены исторических событий и нашей личной жизни.
Небольшое количество Чёрных Лебедей объясняет почти все свойства нашего
мира: успех идей, благополучие и упадок стран, динамику исторических событий, личную
историю людей.
3.
С тех пор как мы вышли из плейстоцена – примерно десять тысяч лет назад, –
роль Черных лебедей значительно возросла. Особенно интенсивный ее рост
пришелся на время промышленной революции, когда мир начал усложняться, а
повседневная жизнь – та, о которой мы думаем, говорим, которую стараемся
планировать, основываясь на вычитанных из газет новостях, – сошла с
наезженной колеи.
Более того, с ходом истории, от неолита до наших дней, частота Чёрных
Лебедей растет и жизнь становится всё более непредсказуемой. И вряд ли можно
предсказать что-либо, опираясь на прошлый опыт и чтение книг.
Задание 3. Отредактируйте фрагмент неудачного перевода. Запишите полученный
результат и сравните с тем, который представлен в конце этого раздела. Какие аспекты
содержания теряются при несоблюдении стилистических норм? Выполните задание
Нассима Талеба – напишите автобиографию, включая в нее только самые важные для Вас
события и комментируя их с точки зрения неожиданности или предсказуемости,
весомости последствий и Ваших реакций. Отредактируйте полученный текст.
Посмотрите на свою собственную жизнь, и вы увидите роль
непредсказуемых внезапных событий с огромными последствиями. Много ли
перемен пришли именно в тот момент, когда вы их ожидали? Вспомните в
своей жизни моменты выбора профессии, встречи спутника жизни, смены
места жительства, предательства, внезапного обогащения и разорения – как
часто такие вещи случались тогда, когда вы их запланировали?
Задание 4. Прочитайте, пожалуйста, фрагмент из книги австрийского экономиста
Фридриха Хайека. Назовите ключевое для автора понятие и дайте этому термину
определение, опираясь на комментарии автора.
Обратите внимание на оформление сноски и ссылки. Найдите другие определения
правозаконности (воспользуйтесь услугами библиотеки и электронными ресурсами).
Запишите эти определения, корректно указав их источник: фамилию и инициалы автора,
название справочника, монографии или статьи, полные выходные данные источника,
включая название и номер журнала или название книги, год и место издания, страницы
публикации.
Прокомментируйте композицию фрагмента. Как иначе можно разделить текст на
абзацы и что это изменит в нашем восприятии?
Фридрих Август фон Хайек
Дорога к рабству. Глава 6. План и закон. Фрагмент
Пожалуй, ничто так ярко не свидетельствует о тех особенностях жизни в
свободных странах, которые отличают их от стран с авторитарным режимом,
как соблюдение великих принципов правозаконности. Если отбросить
детали, это означает, что правительство ограничено в своих действиях
заранее установленными гласными правилами, дающими возможность с
большой точностью предвидеть, какие меры принуждения будут применять к
гражданам представители власти в той или иной ситуации. Исходя из этого,
индивид может уверенно планировать свои действия.1 И, хотя идеал
полностью воплотить невозможно (потому что те, кто принимает законы, и
те, кто их исполняет, — живые люди, которым свойственно ошибаться),
смысл принципа вполне ясен: сфера, в которой органы исполнительной
власти могут действовать по своему усмотрению, должна быть сведена к
минимуму. Любой закон в какой-то мере ограничивает индивидуальную
свободу, сужая круг средств, которыми люди могут пользоваться для
достижения своих целей. Но правозаконность ограничивает возможности
правительства произвольно вмешиваться в действия индивидов и сводить на
нет любые их усилия. Зная правила игры, индивид свободен в осуществлении
своих личных целей и может быть уверен, что власти не будут ему в этом
мешать.
Противопоставляя систему постоянно действующих правил, в рамках
которых индивиды принимают самостоятельные экономические решения,
системе централизованного руководства экономикой сверху, мы обсуждаем
частный случай, подпадающий под фундаментальное разграничение
правозаконности и деспотического правления. Либо правительство
ограничивается установлением правил использования имеющихся ресурсов,
предоставляя индивидам решать вопрос о целях, либо оно руководит всеми
экономическими процессами и берет на себя решение вопросов и о средствах
производства, и о его конечных целях.
В первом случае правила могут быть установлены заранее в виде
формальных предписаний, никак не соотнесенных с интересами и целями
конкретных людей. Их назначение — быть инструментом достижения
индивидуальных целей. И они являются (по крайней мере, должны быть)
долговременными, чтобы существовала уверенность, что одни люди не
смогут использовать их с большей выгодой для себя, чем другие. Лучше
всего определить их как особые орудия производства, позволяющие
прогнозировать поведение тех, с кем приходится взаимодействовать
предпринимателю, но ни в коем случае не как инструменты для достижения
конкретных целей или удовлетворения частных потребностей.
1
По классическому определению А. Дайси, правозаконность — «это прежде всего абсолютный
авторитет и главенство действующего законодательства, противопоставленные произвольным
распоряжениям властей и исключающие не только произвол со стороны правительства, но и саму
возможность действовать в каких-то ситуациях по своему усмотрению» (Dicey A.V. Introduction to the study
of the law of the constitution / 8th ed. London, 1927. P. 198). В Англии этот термин приобрел ныне (в
значительной степени благодаря работе А. Дайси) более узкий и специальный смысл, который нас здесь
интересовать не будет. Более широкое (и традиционное для Англии) значение понятия «правозаконность»,
или власть закона, выявилось в начале XIX века в Германии, когда там велись споры о природе правового
государства.
Экономическое
планирование
коллективистского
типа
с
необходимостью рождает нечто прямо противоположное. Планирующие
органы не могут ограничиться созданием возможностей, которыми будут
пользоваться по своему усмотрению какие-то неизвестные люди. Они не
могут действовать в стабильной системе координат, задаваемой общими
долговременными формальными правилами, не допускающими произвола.
Ведь они должны заботиться об актуальных, постоянно меняющихся нуждах
реальных людей, выбирать из них самые насущные, то есть постоянно
решать вопросы, на которые не могут ответить формальные принципы.
Когда правительство должно определить, сколько выращивать свиней
или сколько автобусов должно ездить по дорогам страны, какие угольные
шахты целесообразно оставить действующими или почем продавать в
магазинах ботинки, — все такие решения нельзя вывести из формальных
правил или принять раз и навсегда или на длительный период. Они
неизбежно зависят от обстоятельств, меняющихся очень быстро. И,
принимая такого рода решения, приходится все время иметь в виду сложный
баланс интересов индивидов и групп. В конце концов, кто-то находит
основания, чтобы предпочесть одни интересы другим. Эти основания
становятся частью законодательства. Так рождаются привилегии, возникает
неравенство, навязанное правительственным аппаратом.
Обозначенное только что различие между формальным правом (или
юстицией) и «постановлениями по существу дела», принимаемыми вне
рамок процессуального права, является чрезвычайно важным и в то же время
очень трудным в практическом применении. Между тем сам принцип
довольно прост. Разница здесь такая же, как между правилами дорожного
движения (или дорожными знаками) и распоряжениями, куда и по какой
дороге людям ехать. Формальные правила сообщают людям заранее, какие
действия предпримут власти в ситуации определенного типа. Они
сформулированы в общем виде и не содержат указаний на конкретное время,
место или на конкретных людей, а лишь описывают обстоятельства, в
которых может оказаться, в принципе, каждый. И, попав в такие
обстоятельства, каждый может найти эти правила полезными с точки зрения
своих личных целей. Знание, что при таких-то условиях государство будет
действовать так-то или потребует от граждан определенного поведения,
необходимо всякому, кто строит какие-то планы. Формальные правила
имеют, таким образом, чисто инструментальный характер в том смысле, что
их могут применять совершенно разные люди для совершенно различных
целей и в обстоятельствах, которые нельзя заранее предусмотреть. И то, что
мы действительно не знаем, каким будет результат их применения, какие
люди найдут их полезными, заставляет нас формулировать их так, чтобы они
были как можно более полезными для всех, как можно более
универсальными. Это и есть самое важное свойство формальных правил. Они
не связаны с выбором между конкретными целями или конкретными
людьми, ибо мы заранее не знаем, кто будет их использовать.
Для чего автору нужна аналогия с правилами дорожного движения? Подумайте и
сформулируйте письменно, в каких случаях аналогии проясняют смысл сказанного, а в
каких могут вредить читателю, искажая особенности явления и затемняя смысл
сказанного. Приведите конкретные примеры из научной и научно-популярной литературы
удачные и неудачных аналогий, укажите, в чем состоят их достоинства и недостатки.
Задание 5. Найдите в тексте Хайека рассуждения о механизме возникновения
привилегий. Можно ли описать этот процесс короче? Сформулируйте основной тезис
этого рассуждения в наиболее краткой форме.
Как бы Вы определили ключевое для этого текста понятие? Какие еще виды
текстовых выделений, кроме приведенных здесь, вам известны (текстовым выделением
считается такое оформление слова, которое позволяет сделать его более заметным на фоне
контекста)? Приведите примеры текстовых выделений разных типов, используемых в
научном и публицистическом тексте. Почему нужны разные виды выделений? Чем они
функционально отличаются друг от друга? Какие используются чаще других и почему?
Задание 6. Прочитайте, пожалуйста, фрагмент главы из книги биолога Ричарда
Докинза "Эгоистичный ген". Напишите абзац, который мог бы предшествовать этому
отрывку, включив в него определение мема. Удалось ли Вам сделать это, опираясь только
на предложенный текст? Если Вам потребовались дополнительные источники
информации, то чем это было вызвано? Какие черты научного стиля можно найти в этом
фрагменте? Напишите краткую аннотацию этого фрагмента, предназначенную 1)
будущему покупателю книги; 2) начинающему исследователю. Чем различаются Ваши
аннотации?
Ричард Докинз
Мемы и репликаторы. Фрагмент Главы 11 из книги "Эгоистичный ген"
Не стоит думать, что гены обладают сознательностью и целеустремленностью. Однако
слепой естественный отбор заставляет их вести себя так, как будто они в самом деле
стремятся к какой-то цели. Когда мы говорим: «Гены стараются повысить свою
численность в будущем генофонде», то имеем в виду, что гены, которые ведут себя таким
образом, чтобы их численность в будущем генофонде повышалась, — это гены, результат
работы которых мы в итоге и наблюдаем. Раз удобно представлять себе гены активными
"существами", которые целенаправленно трудятся, чтобы обеспечить собственное
выживание, было бы удобно так же относиться и к мемам. Ни в том, ни в другом случае
мы не впадаем в мистику. В обоих случаях цель — всего лишь метафора, но мы уже
убедились, как плодотворна эта метафора применительно к генам. Мы даже наделяем
гены такими эпитетами, как «эгоистичный» или «безжалостный», прекрасно зная, что это
только манера выражаться. Можем ли мы таким же образом попытаться поискать
эгоистичные или безжалостные мемы? <...>
Я полагаю, что в тривиальном смысле многие идеи имеют свои «противоположности».
Но в целом мемы больше напоминают первые реплицирующиеся молекулы, беспорядочно
и свободно парившие в первичном бульоне, чем современные гены, аккуратно
расположенные в парных хромосомных ячейках. Так в каком же смысле мемы
конкурируют друг с другом? Следует ли ожидать от них проявлений «эгоизма» или
«жестокости»? Оказывается, таких проявлений ожидать можно, поскольку существует
аспект, в котором они должны вступать в конкуренцию.
Любой пользователь компьютера знает, как ценятся машинное время и объем памяти.
Во многих крупных вычислительных центрах они в буквальном смысле оплачиваются
деньгами или же каждому пользователю отводится определенное время, измеряемое в
секундах, и определенный объем памяти, измеряемый в «словах». Компьютеры, в которых
живут мемы, — это человеческий мозг. Возможно, что время — более важный
ограничивающий фактор, чем объем памяти, и что оно поэтому становится объектом
более острой конкуренции. Мозг человека и тело, которым он управляет, часто могут
выполнять одновременно лишь несколько функций (или даже только одну). Если какой-то
один мем целиком поглощает все внимание человека, то это должно происходить за счет
других мемов-«соперников». Мемы конкурируют за время на радио и на телевидении, за
площадь на рекламных щитах, на газетных полосах и на библиотечных полках.
В генофонде могут возникать коадаптированные генные комплексы. Большая группа
генов, определяющих мимикрию у бабочек, оказалась сцепленной в одной хромосоме,
причем настолько тесно, что ее можно рассматривать как один ген. В процессе эволюции
в генофонде хищных животных возникли комбинации, детерминирующие
соответствующие друг другу зубы, когти, пищеварительный тракт и органы чувств, а в
генофондах растительноядных животных сложился иной стабильный набор признаков.
Происходит ли что-то аналогичное в мемофондах? Соединяется ли, скажем, один
хороший мем с какими-то другими конкретными мемами и способствует ли такая
ассоциация выживанию участвующих в ней мемов? Наверное, мы могли бы считать
церковь с ее архитектурой, обрядами, законами, музыкой, изобразительным искусством и
письменными свидетельствами коадаптированным стабильным набором мемов,
поддерживающих друг друга.
Приведем частный пример: один из аспектов доктрины, весьма эффективный в
укреплении религиозных устоев, — это угроза адского пламени. Многие дети и даже
некоторые взрослые верят в то, что они подвергнутся после смерти ужасным мучениям,
если не будут выполнять требований церкви. Это особенно мерзкий способ убеждения,
причинявший людям сильные психологические страдания в средние века и сохранивший
свое воздействие даже в наши дни. Но он чрезвычайно эффективен. Невольно возникает
мысль, что этот способ был придуман макиавеллиевскими священнослужителями,
которых специально обучали психологическим методам воздействия. Я сомневаюсь,
однако, что священнослужители были так изобретательны. Гораздо более вероятно, что
бессознательные мемы обеспечили собственное выживание благодаря тем самым
качествам псевдобезжалостности, которыми обладают гены, достигшие успеха. Идея
адского пламени просто-напросто сама себя поддерживает вследствие чрезвычайно
глубокого психологического воздействия. Она оказалась сцепленной с мемом о Боге,
потому что они подкрепляют одна другую и способствуют выживанию друг друга в
мемофонде.
Другой член религиозного комплекса мемов называется верой. При этом имеется в
виду слепая вера в отсутствие доказательств и даже наперекор доказательствам. Рассказ о
Фоме Неверующем излагается обычно не так, чтобы заставить нас восхищаться Фомой, а
так, чтобы мы могли восхищаться поведением других апостолов, сравнивая их с Фомой
Неверующим. Фома требовал доказательств. Нет ничего более опасного для некоторых
мемов, чем поиски доказательств. Других апостолов, вера которых была так крепка, что
им не требовалось доказательств, ставят нам в пример, объявляют их достойными
подражания. Мем слепой веры поддерживает себя с помощью такой простой осознанной
уловки, как отказ от рационального исследования.
Слепая вера может оправдать все, что угодно. Если человек поклоняется другому
божеству или даже если он в своем поклонении тому же божеству придерживается
другого ритуала, слепая вера может приговорить его к смерти — на кресте, на колу, от
меча крестоносца, от выстрела на одной из улиц Бейрута или от взрыва в одном из баров
Белфаста. У мемов слепой веры есть собственные, не знающие жалости способы
распространения; это относится не только к религии, но и к патриотизму, и к политике.
Мемы и гены нередко подкрепляют друг друга, но иногда они оказываются в
оппозиции. Например, холостяцкий образ жизни предположительно не наследуется
генетически. Ген, который бы детерминировал безбрачие, обречен на провал и может
сохраниться в генофонде лишь при весьма специфических условиях, существующих,
например, у общественных насекомых. А мем безбрачия может добиться успеха в
мемофонде. Допустим, что успех мема решающим образом зависит от того, сколько
времени люди тратят на активную передачу его другим. Все время, которое уходит не на
попытки передать мем кому-то, а на что-то другое, с точки зрения мема можно считать
потерянным. Мем безбрачия передается священниками мальчикам, которые еще не
решили, чему они посвятят свою жизнь. Средством передачи служат устное и письменное
слово или личный пример. Допустим, женитьба ослабила степень влияния священника на
паству, поскольку семья стала отнимать его время и внимание. Этот факт был выдвинут в
качестве официальной причины распространения безбрачия среди священников. Если бы
это было так, то выживаемость мема безбрачия могла быть выше, чем мема вступления в
брак. Ведь если священник служит машиной выживания для мемов, то безбрачие —
полезный атрибут, который следовало бы в него встроить. Безбрачие — лишь один из
второстепенных компонентов большого комплекса поддерживающих друг друга
религиозных мемов.
Я предполагаю, что коадаптированные мемокомплексы эволюционируют таким же
образом, как коадаптированные генные комплексы. Отбор благоприятствует мемам,
которые эксплуатируют среду себе во благо. Эта культурная среда состоит из других
мемов, которые также подвергаются отбору. Поэтому мемофонд в конечном счете
приобретает атрибуты эволюционно стабильного набора, проникнуть в который новым
мемам оказывается трудно.
Мои высказывания о мемах носят несколько негативный характер, но у мемов есть и
положительный аспект. После смерти от нас остаются две вещи: наши гены и наши мемы.
Мы были построены как генные машины, созданные для того, чтобы передавать свои
гены потомкам. Но в этом качестве мы будем забыты через три поколения. Ваш ребенок,
даже ваш внук, может быть похож на вас чертами лица, музыкальной одаренностью,
цветом волос. Но с каждым поколением вклад ваших генов уменьшается вдвое. Очень
скоро этот вклад становится пренебрежимо мал. Наши гены могут оставаться
бессмертными, однако сочетание генов, имеющееся в каждом из нас, неизбежно
погибнет. Елизавета II — прямой потомок Вильгельма Завоевателя. Тем не менее вполне
возможно, что у нее нет ни одного из генов старого короля. Не стоит искать бессмертия с
помощью размножения…
Если, однако, вы вносите какой-то вклад в мировую культуру, если у вас возникла
хорошая идея, если вы сочинили песню, изобрели свечу зажигания, написали
стихотворение, они могут продолжать жить в первозданном виде в течение еще долгого
времени после того, как ваши гены растворятся в общем генофонде. Как заметил Дж.
Уильямс, никого не беспокоит вопрос о том, сохранились ли на свете хотя бы один или
два из генов Сократа. Мемокомплексы же Сократа, Леонардо да Винчи, Коперника или
Маркони все еще сохраняют полную силу.
Каким бы схематичным ни было представленное здесь развитие теории мемов, есть
один серьезный фактор, который мне хотелось бы еще раз подчеркнуть: когда мы
рассматриваем эволюцию культурных признаков и их выживаемость, мы должны ясно
указывать, о чьей выживаемости идет речь. Биологи, как мы видели, привыкли искать
преимущества на уровне гена (или, в зависимости от вкусов, на уровне индивидуума,
группы или вида). Однако никто из нас прежде не подумал о том, что эволюция данного
культурного признака происходила так, а не иначе, просто потому, что это выгодно для
самого этого признака.
Какие фрагменты этого текста можно опустить без серьезного ущерба для содержания? Что
после такого сокращения изменится в восприятии текста читателем? Какому адресату
предназначена книга Докинза? Изложите содержание этого фрагмента, адресуясь к 1) младшему
брату-третьекласснику; 2) студенту-историку; 3) соседу-пенсионеру. Чем отличаются друг от
друга эти краткие пересказы?
Какими речевыми средствами достигается образность повествования? Что такое метафора?
(Если Вы пользовались дополнительным источником при поиске ответа на этот вопрос, укажите,
пожалуйста, каким именно.) Найдите примеры метафор в тексте. Приведите свои примеры
метафорического словоупотребления в научном и публицистическом стилях.
Показался ли Вам этот текст эмоциональным? Почему? В чем специфика экспрессивно
окрашенного научного текста по сравнению с художественным и разговорным? Укажите,
пожалуйста, все выделенные в тексте слова. Как и почему именно они выделены? Какую мысль
передает каждое выделение? Согласны ли Вы с автором? Какие еще слова Вы бы выделили и
каким способом? Зачем? Найдите, пожалуйста, все слова, употребленные в кавычках. Разбейте их
на смысловые группы. Обоснуйте свое деление.
Задание 7. Прочитайте, пожалуйста, фрагмент из книги психоаналитика Виктора
Франкла "Человек в поисках смысла". Какие основные признаки логотерапии выделяет
автор? Почему пример предшествует перечню основных признаков описываемого метода
лечения? В каких случаях такая последовательность изложения предпочтительна?
Виктор Франкл
Человек в поисках смысла. Часть 2. Что такое логотерапия. Фрагмент
Ноогенные неврозы возникают не из-за конфликта между желаниями
и инстинктами, а скорее от экзистенциальных проблем. Среди них большую
роль играет крушение воли к смыслу. И очевидно, что в ноогенных
клинических случаях адекватная терапия — это не психотерапия вообще, а
скорее логотерапия: такая терапия, которая отваживается вторгаться в чисто
человеческое измерение.
Приведу пример. Высокопоставленный американский дипломат
пришел в мой венский кабинет, чтобы продолжить курс лечения, начатого
пять лет назад у нью-йоркского психоаналитика. Сначала я спросил, почему
он вообще считает, что ему необходимо такое лечение. Оказалось, что
пациент не удовлетворен своей карьерой и ему очень трудно согласиться с
американской внешней политикой. Однако психоаналитик твердил ему снова
и снова, что он должен стараться помириться со своим отцом, потому что и
правительство США, и непосредственное начальство являются не чем иным,
как "образом отца", и, следовательно, неудовлетворенность работой вызвана
ненавистью, которую пациент питает к своему отцу. В течение пяти лет
психоанализа человека все больше убеждали принять такую интерпретацию,
пока он окончательно не потерял способность видеть реальный лес сквозь
пышные кусты символов и образов. После нескольких бесед стало ясно, что
его воля к смыслу была расстроена его профессией и что на самом деле он
страстно мечтает заниматься каким-нибудь другим делом. Так как у него не
было серьезных причин держаться за свою работу и не учиться ничему
новому, он освоил другую профессию — и с самым удовлетворительным
результатом. С тех пор прошло пять лет, и он по-прежнему доволен своим
новым занятием, как он мне недавно сообщил. Вряд ли это вообще был
случай невроза, и поэтому я решил, что он не нуждается ни в какой
психотерапии, и даже в логотерапии, по той простой причине, что он на
самом деле не болен.
Не всякий конфликт обязательно является невротическим; некоторая
тревожность вполне нормальна. В этом смысле страдание тоже не всегда
патологическое явление; оно может быть не симптомом невроза, а
человеческим достижением, особенно если страдание вырастает из
экзистенциального сомнения. Я совершенно не допускаю, что поиск смысла
существования или разочарование в осмысленности жизни всегда вызваны
болезнью или приводят к ней. Экзистенциальное расстройство и даже
крушение само по себе не является патологией и не патогенно (то есть не
порождает патологию). Озабоченность человека, даже его отчаяние и
сомнения в ценности жизни — это экзистенциальное страдание, но ни в
коем случае не душевная болезнь. Очень часто бывает, что интерпретация
душевных переживаний в терминах душевной болезни побуждает врача
похоронить экзистенциальное отчаяние своего пациента под грудой
транквилизаторов. А на самом деле его задача — провести пациента через
его экзистенциальный кризис к духовному росту и развитию.
Цель логотерапии состоит в том, чтобы помочь пациенту найти
смысл жизни. Так как логотерапия заставляет осознать спрятанный logos
(смысл) существования, то поиск становится аналитическим процессом. До
этого предела логотерапия напоминает психоанализ. Но в своих усилиях
сделать нечто осознанным она не ограничивается подсознательными
фактами, а интересуется экзистенциальными реалиями, такими как
потенциальный смысл существования пациента и его воплощение в жизнь, а
также воля к смыслу. Всякий анализ, даже если он воздерживается от
включения ноологического измерения в терапевтический процесс, старается,
чтобы пациент осознал, к чему стремится в глубине души. Логотерапия
отходит от психоанализа в той мере, в какой рассматривает человека как
существо, главная забота которого состоит в том, чтобы найти смысл жизни,
а не в получении удовольствия и удовлетворении своих побуждений и
инстинктов, не в примирении конфликтующих требований id, ego и superego
и не в адаптации и регулировании отношений с обществом и средой.
По каким признакам видно, что это текст научно-популярный? С какими
заблуждениями потенциального читателя спорит автор? Докажите, что это полемический
текст. Сравните текст Франкла с текстами Талеба и Докинза. Что между ними общего с
точки зрения цели автора, манеры изложения, логики и композиции? Чем они
различаются? Укажите признаки индивидуального стиля каждого автора. Кто из них Вам
ближе?
Укажите ключевые слова текста (10-15 важнейших слов, позволяющих восстановить
основное содержание). Пользуясь ими, составьте аннотацию приведенного фрагмента
(объемом 5-7 предложений), чтобы ею можно было предварить публикацию этого
отрывка для студенческой аудитории. На какого читателя ориентирован текст? Как Вы это
определили? Почему текст именно так разбит на абзацы? Изложите, пожалуйста, одним
предложением основную идею каждого абзаца. Можно ли было разбить текст на большее
/ меньшее количество абзацев? Что при этом изменилось бы? Было ли вам легко читать
этот текст? Почему? Заметили ли Вы в этом тексте стилистические неправильности,
речевую неуклюжесть? Как можно улучшить текст, сохранив смысл?
Задание 8. Прочитайте, пожалуйста, отрывок из книги физика Ричарда Фейнмана
"Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!". О каких свойствах человеческого
восприятия информации идет речь? Что Фейнман называет пониманием? Какие стили
взаимодействуют в этом тексте? По каким признакам Вы это определили? На какого
читателя рассчитана книга? Перепишите любой эпизод из рассказа Фейнмана строгим
научным стилем (например, сцену с лекалом или историю со стаканом). Что меняется в
таком пересказе?
Ричард Фейнман
Кто украл дверь? Фрагмент главы
Когда я учился в Массачусетском технологическом институте, я любил
подшучивать над людьми. Однажды в кабинете черчения какой-то шутник
поднял лекало (кусок пластмассы для рисования гладких кривых — забавно
выглядящая штука в завитушках) и спросил: "Имеют ли кривые на этих
штуках какую-либо формулу?"
Я немного подумал и ответил: "Несомненно. Это такие специальные
кривые. Дай-ка я покажу тебе. — Я взял свое лекало и начал его медленно
поворачивать. — Лекало сделано так, что, независимо от того, как ты его
повернешь, в наинизшей точке каждой кривой касательная горизонтальна".
Все парни в кабинете начали крутить свои лекала под различными углами,
подставляя карандаш к нижней точке и по-всякому прилаживая его.
Несомненно, они обнаружили, что касательная горизонтальна. Все были
крайне возбуждены этим открытием, хотя уже много прошли по математике
и даже "выучили", что производная (касательная) в минимуме (нижней
точке) для любой кривой равна нулю (горизонтальна). Они не совмещали эти
факты. Они не знали даже того, что они уже "знали".
Я плохо представляю, что происходит с людьми: они не учатся путем
понимания. Они учатся каким-то другим способом — путем механического
запоминания или как-то иначе. Их знания так хрупки!
Эту шутку я повторил четыре года спустя в Принстоне, разговаривая с
опытным физиком, ассистентом Эйнштейна, который все время работал с
гравитацией. Я предложил ему такую задачу: Вы взлетаете в ракете с часами
на борту, а другие часы остаются на Земле. Задача состоит в том, что Вы
должны вернуться, когда по земным часам пройдет ровно один час. Кроме
того, Вы хотите, чтобы Ваши часы за время полета ушли вперед как можно
больше. Согласно Эйнштейну, если взлететь очень высоко, часы пойдут
быстрее, потому что, чем выше находишься в гравитационном поле, тем
быстрее идут часы. Однако если Вы попытаетесь лететь слишком быстро, а у
Вас только час в запасе и Вы должны двигаться быстро, чтобы успеть
вернуться, то ваши часы из-за большой скорости замедлятся. Поэтому Вы не
можете лететь слишком высоко. Вопрос сводится к следующему: по какой
программе должны меняться скорость и высота, чтобы обеспечить
максимальный уход вперед ваших часов?
Ассистент Эйнштейна довольно долго работал над этой задачей,
прежде чем понял, что ответ -— это просто свободное движение материи.
Если Вы выстрелите вверх так, что время, необходимое снаряду, чтобы
пролететь и упасть, составляет ровно час, это и будет правильное движение.
Это — фундаментальный принцип эйнштейновской гравитации, гласящий,
что для свободного движения собственное время максимально. Но когда я
поставил задачу в такой форме — ракета с часами, — физик не узнал этого
закона. Все произошло так же, как с парнями в кабинете черчения, но на этот
раз это не был оробевший новичок. Значит, такой вид непрочных знаний
может быть достаточно распространенным даже у весьма образованных
людей.
Когда я был студентом, я обычно ходил есть в один ресторанчик в
Бостоне. Я забредал туда один, часто по несколько вечеров подряд. Ко мне
привыкли, и меня обслуживала одна и та же официантка.
Я заметил, что официантки всегда спешат, носятся вокруг. Поэтому
однажды, просто удовольствия ради, я оставил под двумя стаканами
чаевые — обычные для тех дней десять центов, два пятицентовика. Я
наполнил каждый стакан доверху, опустил монетку, накрыл плотным
листком бумаги и перевернул, так что верхняя часть стакана оказалась на
столе. Затем я вытащил бумагу (вода не вытекала, потому что воздух в стакан
пройти не мог — ободок стакана плотно прилегал к столу).
Я оставил чаевые под стаканами, потому что знал, что официантки
всегда спешат. Если бы десятицентовик был в одном стакане, официантка,
торопясь подготовить стол для других посетителей, перевернула бы стакан,
вода вылилась бы, и на этом бы все кончилось. Но после того, как она все это
проделает с первым стаканом, что, черт возьми, она будет делать со вторым?
Не может же она взять и поднять его?
Уходя, я сказал официантке: "Осторожно, Сью. Вы дали мне сегодня
удивительные стаканы — у них донышко наверху, а дырка внизу!"
На следующий день, когда я пришел, у меня уже была другая
официантка. Моя обычная не хотела меня обслуживать. "Сью очень сердится
на Вас, — сказала новая официантка. — После того, как она взяла первый
стакан и всюду разлилась вода, она позвала хозяина. Они поразмышляли над
этим немного, но не могли же они стоять весь день, раздумывая, что делать?
Поэтому в конце концов они подняли и второй стакан, и вода опять
разлилась по всему полу. Была ужасная грязь, а потом Сью поскользнулась в
луже. Они безумно сердиты".
Я засмеялся. Она сказала: "Вовсе не смешно! А как бы Вам понравилось,
если бы с Вами так поступили? Что бы Вы делали?"
— Я принес бы глубокую тарелку и медленно и осторожно двигал бы
стакан к краю стола. Вода вылилась бы в тарелку — ей вовсе не обязательно
вытекать на пол. Тогда я взял бы и монетку.
— А, это хорошая идея, — сказала она. В этот вечер я оставил чаевые под
кофейной чашкой, которую перевернул кверху дном.
На следующий день меня опять обслуживала та же новая официантка.
— Зачем Вы оставили вчера чашку перевернутой кверху дном?
— Ну, я подумал, что, хотя Вы очень спешите, Вам придется пойти на
кухню и взять тарелку. Затем Вы медленно и сосредоточенно подвинете
чашку к краю стола...
— Я так и сделала, — призналась она, — но воды там не было!
Сформулируйте проблему, над которой размышляет автор, в виде вопроса.
Сформулируйте тезис, который отражает Ваш ответ на вопрос Фейнмана. Обоснуйте свою
позицию письменно.
Задание 9. Прочитайте, пожалуйста, отрывок из очерка академика А. Н. Крылова. Разбейте
текст на абзацы и объясните свое решение. Какого продолжения Вы бы ожидали? Составьте план
текста и перескажите текст, опираясь на план. Какова главная идея отрывка? В чем особенность
стиля автора? Как отразилась на авторском стиле эпоха (автор родился в 1863 году, а мемуары
писал во время Великой Отечественной войны, в эвакуации)? Почему кораблестроитель
обращается к истории? На какого читателя рассчитан текст?
А. Н. Крылов
Значение математики для кораблестроения
Обычно считают, что математика служит основою образования инженера и что всякий
инженер должен знать математику. Очерк посвящен рассмотрению вопроса о том, в какой
мере такой взгляд правилен или неправилен, а вместе с тем и вопросу о том, кого и как
учить математике. Математика в современном своем состоянии настолько обширна и
разнообразна, что можно смело сказать, что в полном объеме она уму человеческому
непостижима, а следовательно, должен быть сделан строгий выбор того, что из
математики нужно знать и зачем нужно знать инженеру данной специальности. В этом
выборе нам может помочь и самое общее обозрение исторического хода развития
математики и практических ее приложений. Европейские народы унаследовали свою
культуру от древних греков, населявших побережье восточной части Средиземного моря,
главным образом теперешнюю Грецию. Здесь, в особенности в Афинах, за 400 лет до
нашей эры уже была популярна философия и как одна из ее отраслей — логика, т.е.
искусство делать правильные умозаключения из данных предпосылок. При знаменитых
Платоне и Аристотеле образцовым примером логики служила геометрия, не в смысле
промышленного землемерия и определения границ земельных участков, а как чисто
отвлеченная наука, изучавшая идеальные образцы, ею самою созданные, по свойствам
своим соответствующие реальным, имеющимся в природе. Это изучение основывалось на
небольшом числе аксиом, определений и на трех постулатах. Я не буду перечислять этих
аксиом, вам известных, а приведу лишь постулаты, о которых в современных
руководствах по геометрии часто не упоминается совсем. Вот они: 1. Через две данные
точки можно провести прямую и притом только одну. 2. Ограниченная прямая линия
может быть продолжена прямою же на любую длину. 3. Когда дан радиус, один конец
которого находится в данной точке, то этим радиусом может быть описан круг. Затем все
учение, составляющее, по теперешней терминологии, элементарную геометрию,
приводится, сводя все доказательства чисто логическими рассуждениями к аксиомам и все
построения к сказанным постулатам. Таким образом возникла та геометрия, которая с
неподражаемым совершенством изложена примерно за 250 лет до нашей эры Эвклидом.
Само собой разумеется, что в то время геометрию изучали взрослые юноши, а вернее, в
часы досуга зрелые бородатые мужи, искушенные в словопрениях перед судилищами и
ареопагами, ибо лишь они могли оценить всю тонкость оргики Эвклида; теперь же в
Англии в буквальных переводах мучают 12- и 13-летних мальчиков, и можно лишь
удивляться, как общество «Защиты детей от жестокого обращения и покровительства
животным» это допускает. Попробуйте взять Эвклида в переводе и посмотрите, какое
умственное напряжение требуется, чтобы проследить ход его доказательств, но зато
какова изумительная логичность и строгость их и какова их последовательность. Конечно,
это изучение представляет, может быть, и превосходную умственную тренировку, но во
всякой тренировке надо соблюдать должную меру. В школе же Платона зародилось и
учение о конических сечениях (по поводу знаменитой задачи об удвоении куба), которое
впоследствии, также за 250 лет до нашей эры, было доведено Аполлонием до такой
степени полноты и совершенства, что хотя вас и мучили в курсе аналитической геометрии
изучением свойств этих кривых, но это составляет лишь малую долю того, что находится
в сочинении Аполлония и что им самим создано. Если к этому присоединить еще
сочинения Архимеда, величайшего из математиков всех времен и народов, то вы получите
некоторое суждение о том, каков был гений древних греков. Само собой разумеется, что
все в этих сочинениях излагается чисто геометрически с полною «эвклидовой»
строгостью рассуждений, не прибегая к той алгебраической символистике, к которой мы
так привыкли теперь. Хотя от древних остались гигантские по размерам и изумительные
по красоте и пропорциональности здания и сооружения, но совершенно не известно,
каким образом они разрабатывали проекты этих сооружений и оказывала ли им в этом
помощь геометрия. Многое заставляет думать, что эта помощь была ничтожна. С
завоеванием древнего мира римлянами отвлеченная, чисто логическая паука греков
постепенно приходит в упадок, сменяясь практической архитектурой, гидравликой и
землемерием, а в IV и V вв., можно сказать, всякая наука утрачивается и замирает на
целое тысячелетие. Но практика и техника как искусство, независимо от утраты
отвлеченной науки, продолжают развиваться, и создается как бы разрыв между
отвлеченною наукою и практикой. Мы теперь с понятием о математике связываем
понятие о вычислениях в самом общем и обширном значении этого слова. В древности
ограничивались лишь производством численных вычислений, причем оно входило
главным образом лишь в астрономию, в которой было доведено до значительного
совершенства, несмотря на неудобства письменной нумерации древних греков. С XVI в в
Европе зарождается пришедшее от арабов искусство буквенного исчисления и
формальная алгебра, которая, постепенно совершенствуясь, к середине XVII в достигает
значительного развития. Здесь приходится упомянуть великого философа и математика
Декарта; с одной стороны, он своим афоризмом «Cogito ergo sum» (Мыслю — значит
существую) как бы вновь наложил на математику тот отпечаток отвлеченности, который
она не только сохранила и доныне, но который особенно усилился за последние 70 лет. С
другой стороны, Декарт преобразовал геометрию введением в нее алгебры и ее
вычислительных методов, которые были совершенно чужды древним. В 1670-х годах
Ньютон создает «исчисление флюент и флюксий», т.е. текущих количеств, как он его
называет. Независимо от него в 1680-х годах это же исчисление находится и
опубликовывается философом Лейбницем и называется им «исчисление бесконечно
малых». Ньютон вместе с тем в изданном им в 1686 г сочинении «Математические начала
натуральной философии» развивает и как бы вновь создает динамику, первые начала
которой были положены за 50 лет перед тем Галилеем, и доводит эту науку до высокой
степени развития чисто геометрическим путем, по образцу древних, и прилагает
созданное им учение к установлению системы мира и познанию и приложениям закона
тяготения, им открытого, к изучению движения небесных тел. В течение XVIII в анализ
бесконечно малых доводится до высокой степени совершенства; на его основе развивается
теоретическая механика, которая сперва, по примеру Ньютона, прилагается главным
образом к изучению движения небесных тел и отчасти к баллистике. С середины XVIII в
механика начинает прилагаться к решению вопросов технических не только из области
статики, которая была создана Архимедом, но и динамики. С XIX в технические
приложения механики как в области статики, так и динамики все более и более проникают
в технику и все более и более ее охватывают. Но и математика не стоит на месте, она
продолжает развиваться в разных направлениях, которые можно характеризовать так: а)
развитие вычислительных, в обширном смысле этого слова, процессов; б) изучение
свойств функций, возникающих при вычислениях, установление строгости и строгое
обоснование самих вычислительных процессов; г) изучение свойств пространства и
обобщение их; д) изучение специально алгебраических процессов и свойств
алгебраических уравнений; е) усовершенствование способов численных вычислений,
приближенных методов их и приложения этих методов. Каждая из этих областей
разрослась так, что литература по каждой из них в отдельности составляет целую
библиотеку из многих сотен, многих тысяч, а иногда и многих десятков тысяч
журнальных статей, руководств и трактатов. Теоретическая механика также разрослась не
в меньшей степени; в нее входят: а) чисто теоретическая или так называемая
рациональная механика; б) небесная механика, т.е. приложение механики к изучению
движения небесных тел; в) так называемая прикладная механика, т.е. приложение
механики к вопросам изучения механизмов и построения их; г) теория упругости и
сопротивления материалов, изучающая вместе со строительной механикой свойства
материалов, расчеты разного рода конструкций и возникающих в них напряжений; д)
наконец, сюда же надо отнести математическую физику с ее подразделениями, каждое из
которых имеет обширные приложения в практике и технике. Литература по каждому из
этих отделов громадна и, можно сказать, практически необозрима. При нашем беглом
обзоре развития математики мы обратили внимание на то, что чистый математик,
которого мы будем называть геометр, требует от своей науки — математики — прежде
всего безукоризненной логичности и строгости суждений. Одно время в конце XVIII в
математика как бы отчасти сбилась с этого пути, но уже в первой четверти ХIХ в была на
него вновь неуклонно направлена Гауссом, Абелем и Коши; начиная же с последней
четверти XIX в, по почину Вейерштрасса, в математику вновь вводится, можно сказать,
«эвклидова строгость», а с нею отвлеченность. Математика сама создает те идеальные
образы, над которыми она оперирует, не только не прибегая при этом к наглядности, но
тщательно изгоняя из своих рассуждений и доказательств всякую наглядность, всякое
свидетельство чувств. Геометр не только не верит своим чувствам, но не признает самого
их существования; он есть декартово «мыслящее существо». Геометру нет дела до того,
есть ли в природе такие предметы, к которым его образы относятся, для него важно, что
он их создал в своем уме, приписал им определения, аксиомы и допущения, после чего он
с полною логичностью и строгостью развивает следствия этих аксиом и допущений, не
вводя при этом никаких других аксиом и никаких новых допущений, — до остального ему
дела нет. Ясно, что практик, техник, каковым и должен быть всякий инженер, смотрит на
дело совершенно иначе. Он должен развивать не только свой ум, но и свои чувства так,
чтобы они его не обманывали; он должен не только уметь смотреть, но и видеть; он
должен уметь не только слушать, но и слышать, не только нюхать, но и чуять; свои же
умозаключения он должен сводить не к робкому декартову «мыслю — значит
существую», а к твердому, практическому: «я это вижу, слышу, осязаю, чую — значит это
так и есть». Для геометра математика сама по себе есть конечная цель, для инженера —
это есть средство, это есть инструмент такой же, как штангель, зубило, ручник, напильник
для слесаря или полусаженок, топор и пила для плотника. Инженер должен по своей
специальности уметь владеть своим инструментом, но он вовсе не должен уметь его
делать; плотник ле должен уметь, выковать или напарить топор, по должен уметь
отличить хороший топор от плохого; слесарь не должен уметь сам насекать напильник, но
должен выбрать тот напильник, который ему надо. Так вот геометра, который создаст
новые математические выводы. можно уподобить некоему воображаемому
универсальному инструментальщику, который готовит на склад инструмент на всякую
потребу; он делает все, начиная от кувалды и кончая тончайшим микроскопом и
точнейшим хронометром. Геометр создает методы решения вопросов, не только
возникающих вследствие современных надобностей, но и для будущих, которые
возникнут, может быть, завтра, может быть, через тысячу лот. Вообразите же теперь
инженера, вошедшего в этот склад и желающего в нем найти нужный ему инструмент. Он
прежде всего будет поражен огромным, подавляющим количеством всего накопленного за
2500 лет материала, его изумительным разнообразием. При более внимательном
рассмотрении он заметит среди массы других вещей, кажущихся простыми, и некоторые
сложнейшие аппараты непонятного ему назначения, но изумительные по отделке их
многочисленных деталей, по тщательной их пригонке, да к тому же оправленные в
серебро и золото. Среди аппаратов новейшего изготовления он увидит множество
приборов, служащих для самой точной, самой тщательной выделки изделий, т.е.
множество разных шаберов и шлифовальных станков. Заметит он и много устарелого,
вышедшего из употребления, местами будет попадаться и просто разный хлам. Но ведь
инженер пришел сюда не затем, чтобы любоваться неисчислимыми сокровищами; не
золото и серебро ему нужны, а быстрорежущая сталь, ему нужен не столько шабер,
сколько грубая обдирка, грубое надежное зубило, ведь не шабером же будет он выбирать
шпунт у ахтерштевпя. Присмотревшись еще ближе, он среди этого бесчисленного
разнообразия заметит ряд, видимо, издавна систематически подобранных ассортиментов,
остающихся почти неизменными в течение 150 лет, к тому же кладовщик ему подскажет,
что их так часто требуют, что и не напасешься, а за остальным заходят лишь знатоки —
мастера и любители. Не отнестись ли ему с доверием к этим, еще издавна великими
мастерами подобранным ассортиментам, и не следует ли ему воспользоваться этими
готовыми и десятилетиями, если не столетиями испытанными инструментами и научиться
ими правильно и искусно владеть, а затем уже, когда он сам станет знатоком и мастером,
порыться и в остальных сокровищах и попытаться извлечь из них именно то, что ему
надо, не брезгуя и шаберами. Так вот эти систематические ассортименты — это те курсы,
которые вам читают, и те руководства, изучение которых вам рекомендуют, а кладовщики
и инструментальщики — это те профессора и руководители, которые вас обучают. Может
быть, они сами и не инженеры, но зато они хорошо знают и хорошо владеют вверенным
им инструментом, склад свой они изучили и знают, где и что в нем можно найти.
Задание 10. Прочитайте главу «Спартанские законы» из книги М. Л. Гаспарова
«Занимательная Греция». Какому читателю адресована книга? По каким признакам это видно?
Попробуйте определить специальность автора. На какие особенности текста Вы опирались? К
какому стилю тяготеет этот текст? Почему? Сформулируйте основную идею фрагмента.
Напишите краткую аннотацию этой главы (такого объема, чтобы она поместилась на карточке
библиотечного каталога).
М. Л. Гаспаров
Спартанские законы
В Спарте было два царя. Это было удобно: во время войны они могли воевать на два
фронта, во время мира они не давали друг другу слишком усилиться и притеснять народ
или знать.
Два царя выбирались из двух родов, происходивших от двух близнецов — Прокла и
Еврипонта. Это были сыновья Аристодема, того самого, который по жребию Гераклидов
получил Лаконию. Умирая, он не назначил преемника. Спросили оракул — оракул сказал:
«Власть — обоим, честь — старшему». Но который старший? Близнецы были еще
грудными младенцами. Спросили мать — она отказалась назвать старшего. Тогда
догадались подсмотреть, не кормит ли она одного сына всегда раньше другого. Так и
оказалось. Поэтому с тех пор Еврипонт и его потомки при равных правах всегда
почитались больше, чем Прокл и его потомки.
При двух царях собирался совет старейшин: 28 человек, с царями — 30. Выборы в
совет старейшин были особенные: по крику. Народ сходился на собрание перед запертым
домом, кандидатов в совет старейшин выводили к народу по одному, и народ
приветствовал каждого криком. В запертом доме сидело несколько человек с писчими
табличками: они не видели, кого выводят, а только слышали крик. На табличках они
отмечали, которому кричали громче. Кому кричали громче всех, тот и провозглашался
избранным.
При совете старейшин каждый год выбирались пять «блюстителей» — эфоров. Они
следили, чтобы народ исполнял законы, а цари не превышали власти. Раз в восемь лет, в
безлунную ночь, эфоры садились рядом и молча смотрели в небо. Если в это время
вспыхнет и скатится звезда, то эфоры объявляли, что цари правят незаконно. После этого
отправляли послов в Дельфы и успокаивались лишь тогда, когда оракул заступался за
царей.
Вступая в должность, эфоры издавали указ: «Брить усы и повиноваться законам».
Это делалось для того, чтобы спартанцы одинаково слушались властей и в малом деле, и в
большом.
При старейшинах и эфорах собиралось народное собрание. Оно только
подтверждало решения старейшин, крича «да» или «нет». Советы подавали редко.
Однажды дурной человек подал в собрании хороший совет. Ему приказали сесть, а
хорошему человеку — повторить его слова.
Спартанцы гордились своими законами. На вопрос, откуда они, спартанцы отвечали:
«От Ликурга». На вопрос, кто такой Ликург, отвечали: «Больше бог, чем человек». В
Спарте был храм Ликурга, в храме приносили жертвы.
Говорили, что Ликург был древним правителем Спарты. Он был братом
спартанского царя, прапраправнука Прокла. Он мог бы и сам стать царем, но уступил
престол племяннику, царскому сыну. Издать законы побудил его бог Аполлон. Образцом
законов послужили критские законы, изданные, по преданию, самим Миносом, сыном
Зевса.
В храме стояла статуя Ликурга. Он был изображен одноглазым, как изображают
богов Солнца. Это объясняли так. Когда Ликург издал свой главный закон — о всеобщем
воинском равенстве и простоте, — против него восстали богачи. Его избили палками, их
вождь Алкандр выбил ему глаз. Народ выручил Ликурга и выдал ему Алкандра на
расправу. Ликург взял его к себе в дом и велел себе прислуживать. Алкандр увидел, как
умеренно и мудро живет Ликург, и из врага стал его самым страстным приверженцем.
А в народное собрание с тех пор было запрещено ходить с палками.
Дав Спарте законы, Ликург позаботился, чтобы они были вечными и неизменными.
Он объявил, что едет в Дельфы спросить еще раз волю Аполлона, и взял со спартанцев
клятву не менять законов до своего возвращения. Спартанцы поклялись. Тогда Ликург
уехал в Дельфы и там, на чужбине, бросился на меч. Даже тело свое он завещал сжечь, а
пепел развеять над морем, чтобы его останки не попали в Спарту. Спартанские законы
остались неизменными навеки.
Спартанцы гордились, что их законы — самые лучшие и древние. Чужеземцев они
презирали. Уезжать за границу спартанцу запрещалось, как запрещается воину покидать
лагерь. Чужеземцев, приезжавших в Спарту, раз в несколько лет изгоняли поголовно
особым указом — чтобы спартанцы не научились плохому, а иноземцы — хорошему.
Один афинянин сказал спартанцу: «Вы, спартанцы, — неучи». «Да, — ответил
спартанец, — из всех греков мы одни не научились у вас ничему дурному».
Назойливый чужеземец докучал спартанцу: «Кто самый лучший человек в Спарте?»
Спартанец ответил: «Тот, кто меньше всего похож на тебя».
Другой чужеземец похвастался спартанскому царю: «Меня все называют другом
Спарты». Он ждал похвалы. Но царь ответил: «Лучше бы тебя называли другом твоей
родины».
Сравните этот текст с очерком А. Н. Крылова «Значение математики для кораблестроения».
Оба текста касаются истории. В чем разница между ними? Чем она вызвана? Какой текст Вам
легче пересказать и почему? В чем заключаются особенности нехудожественной литературы для
широкого читателя? Читаете ли Вы нон-фикшен? Напишите аннотацию понравившейся Вам
научно-популярной книги по технической или естественно-научной специальности.
Задание 11. Прочитайте, пожалуйста, главу из книги палеонтолога К. Ю. Еськова «История
Земли и жизни на ней». Сформулируйте основной тезис этой главы. Перечислите авторские
доводы в защиту э того тезиса. Как связано заключение главы с основным тезисом?
К. Ю. Еськов
Несколько слов о методологии науки.
Принцип актуализма, "Бритва Оккама" и презумпции.
Проверка теории: верификации и фальсификации
Принцип актуализма (термин этот был введен в 1830 году Ч. Лайелем) заключается в
том, что при любых реконструкциях событий прошлого мы исходим из того, что в те
времена должны были действовать такие же законы природы, что и ныне; сам Лайель
кратко формулировал его как "Настоящее есть ключ к прошлому". И пускай, к примеру, в
докембрии существовали экосистемы, не имеющие современных аналогов — но каменьто, надо думать, и тогда падал на землю с ускорением 9,8 м/сек 2, вода замерзала при нуле
градусов Цельсия, а молекула хлорофилла исправно поглощала кванты света... А,
собственно говоря, почему? Вопрос этот вовсе не так уж прост.
Непосредственно в прошлое заглянуть невозможно, машина времени — это
несбыточная мечта человечества. Любые наши суждения о прошлом есть лишь более или
менее вероятные предположения, основанные на интерпретации фактов и событий
современности. Динозавры (столь полюбившиеся широкой публике после "Юрского
парка") — это, вообще-то говоря, лишь куски песчаника, напоминающие своей формой
кости современных рептилий; все же остальное — чистые домыслы. Понятное дело, что
цена домыслам режиссера С.Спилберга и академика от палеонтологии Л.П.Татаринова
несколько разная, однако экспериментально проверить нельзя ни первые, ни вторые — ни
сегодня, ни в будущем. Поэтому для начала нам следует решить для себя
принципиальный вопрос: познаваемо ли прошлое вообще? При этом необходимо
признать, что на логическом уровне проблема неразрешима, то есть это вопрос не разума,
а веры.
Если ответ будет "нет", то мы можем дальше по собственному усмотрению населять
прошлое атлантами и лемурийцами, разумными спрутами и крылатыми огнедышащими
драконами, а можем, наоборот, отрицать существование всего, что не упомянуто —
черным по белому — в Ветхом Завете. Пожалуйста; мы теперь находимся в сфере
мифологии, можно ни в чем себе не отказывать. Отправившись по этому пути, мы с
неизбежностью должны придти к отрицанию существования Хеопса, Ивана Грозного, а то
и товарища Сталина — чем они в этом смысле лучше динозавров?
Если же мы примем, что прошлое принципиально познаваемо (а подавляющее
большинство людей решают для себя этот вопрос именно так), и останемся при этом на
позициях рационального мышления (то есть будем полагаться не на "откровения свыше",
а на свои собственные наблюдения и умозаключения), то упомянутый выше кусок
песчаника немедленно превратится в бедренную кость тиранозавра. Структура ее
поверхности позволит нам сделать выводы о местах прикрепления мышц, и
соответственно, о типе походки, скорости передвижения и возможных способах охоты;
внутренняя структура кости — о характере кровоснабжения, и соответственно, о
возможной теплокровности этих существ. Ископаемая древесина с годичными кольцами
позволит заключить, что климат в этом месте тогда был сезонным, а ископаемый
коралловый риф — что температура окружающей его морской воды превышала 20
градусов. Все эти выводы будут основаны на аналогиях — на том, как ведут себя кости
позвоночных, древесина и коралловые рифы в наши дни. Но вправе ли мы исходить из
такой предпосылки? Не только вправе — мы обязаны поступать именно так, и вот почему.
Мы уже оговорили, что действуем в сфере рационального мышления. Рациональный
тип мышления — отнюдь не единственно возможный; бывает мышление художественное,
мистическое, религиозное, и т.п. Надо отчетливо осознавать, что ни одно из них не "хуже"
и не "лучше" остальных — они просто разные, и имеют свои собственные "своды
законов". Мы вольны в выборе типа мышления — но, раз выбрав, обязаны будем в
дальнейшем подчиняться определенным правилам.
Одним из фундаментальных принципов рационального мышления является "Бритва
Оккама" (по имени английского философа XIII века); сам Оккам формулировал его как
"Не умножай сущностей сверх необходимого". Применительно к правилам научного
исследования это означает следующее: выбирая одну из нескольких гипотез,
объясняющих некое явление, надо начинать с самой простой из них, и только убедившись
в том, что она "не работает", переходить к более сложной, повторяя эту процедуру до тех
пор, пока не будет найдено простейшее удовлетворительное объяснение.
Приведем такой пример. На тихоокеанском острове Пасхи имеются циклопические
статуи, которые, казалось бы, не могли быть воздвигнуты примитивным племенем,
населяющим остров в наши дни. Можем ли мы высказать гипотезу, что статуи эти
поставлены пришельцами с другой планеты? Конечно, можем. Однако, находясь в рамках
рационального подхода, мы вправе принять подобное объяснение лишь после того, как
будут исчерпаны все более простые — "земные" — гипотезы. Тур Хейердал, сделавший
успешную попытку установить пасхианскую статую с помощью лишь тех средств, что
есть в наши дни в распоряжении тамошних аборигенов, действовал строго в рамках
"Бритвы Оккама" — хотя наверняка не задумывался над этим. Последнее весьма
существенно: дело в том, что принцип "Бритвы Оккама" (и впоследствии развившийся из
нее принцип парсимонии) для любого ученого, по крайней мере, в сфере естественных
наук, настолько фундаментальны, что обычно его просто не замечают — как мы не
замечаем воздуха, которым дышим.
Возвращаясь к методам реконструкции картин далекого прошлого, отметим, что с
этой точки зрения актуализм — стремление в исторических реконструкциях
отталкиваться от современных аналогов — совершенно корректен. Существование же в
прошлом принципиально иных, чем ныне действующие, законов природы будет той самой
"избыточной сущностью", которую и отсекает "Бритва Оккама". Собственно говоря,
прошлое вообще познаваемо ровно настолько, насколько точные аналогии былым
ситуациям существуют в современности. Однако в следующих главах мы регулярно
будем сталкиваться и с такими совокупностями фактов, для объяснения которых нам
придется предполагать, что в природе существовали и ситуации, ныне совершенно
немыслимые, как-то: экосистемы, не имеющие в своем составе хищников; ландшафты,
которые не являются ни сушей, ни морем, а чем-то средним; атмосферная циркуляция,
при которой число конвективных ячеек отлично от нынешнего. Являются ли такие
реконструкции отступлением от принципа актуализма? Нет, не являются, и вот почему.
Дело в том, что принцип актуализма не является аксиоматическим утверждением.
Аксиома — это принимаемое без доказательств положение, на основе которого строится
внутренне непротиворечивая система взглядов. Если мы принимаем аксиому "Через
точку, лежащую вне прямой, можно провести одну и только одну прямую, параллельную
данной", то получаем внутренне непротиворечивую геометрию Евклида. А если принять,
что через такую точку можно провести несколько прямых не пересекающих данную, то
возникнет геометрия Лобачевского, столь же внутренне непротиворечивая, что и
"нормальная", евклидова.
Выше мы уже сталкивались с одним аксиоматическим утверждением — законом
напластования ("если один слой горных пород лежит на другом, то верхний слой
образовался позднее, чем нижний"), на котором основана такая внутренне
непротиворечивая система взглядов, как стратиграфия. Поэтому если бы вдруг удалось
доказать (напрягите воображение!) что вышележащий слой может образоваться прежде
нижележащего — это означало бы полное разрушение картины Мира, что создана
стратиграфией.
Принцип же актуализма принадлежит к совершенно иному типу утверждений —
презумпциям. Всем известна используемая в юриспруденции презумпция невиновности.
Она может быть сформулирована так: поскольку большинство людей не являются
преступниками, то каждый отдельно взятый человек должен считаться невиновным до тех
пор, пока не доказано обратное. Последнее — чрезвычайно важно: в презумпции
изначально заложена возможность опровержения; она лишь устанавливает очередность, в
которой следует рассматривать соответствующие гипотезы (применительно к презумпции
невиновности это означает, что обвиняемый не обязан ничего доказывать — это дело
обвинителя).
Палеонтолог А. П. Расницын показал, что этот тип утверждений используется в
естественных науках чрезвычайно широко, хотя практически всегда — в неявном виде.
Например, постоянно практикуемое биологами определение степени родства организмов
по степени их сходства — не что иное как презумпция, которую можно сформулировать
так: "Более сходные между собой организмы должны считаться более близко
родственными между собой до тех пор, пока не доказано обратное (т.е. конвергентное
возникновение этого сходства)". В дальнейшем мы будем часто сталкиваться с этим
типом логических конструкций. Одной из презумпций и является принцип актуализма,
который может быть переформулирован таким образом: в процессе исторического
исследования мы должны исходить из того, что любые системы в прошлом
функционировали так же, как их современные аналоги, до тех пор, пока не доказано
обратное.
Раз уж зашла речь о научном мышлении, то следует рассказать о взглядах одного из
крупнейших философов XX века, математика по базовому образованию — К.Поппера. Он
одним из первых задался вопросом: когда теорию можно считать научной? Поппер сразу
уточняет: "Меня интересовал не вопрос о том, "когда теория истинна?" [...] Я поставил
перед собой другую проблему. Я хотел провести различие между наукой и псевдонаукой,
прекрасно зная, что наука часто ошибается, а псевдонаука может случайно натолкнуться
на истину". Издавна существует стандартный ответ: наука отличается от псевдонауки (или
от "метафизики") своим эмпирическим методом, т.е. исходит из наблюдений и
экспериментов. Однако такой ответ вряд ли можно счесть исчерпывающим: например,
астрология (которая, очевидным образом, наукой в строгом смысле не является)
оперирует громадной массой эмпирического материала, опирающегося на наблюдения —
гороскопами и биографиями.
Поппер вспоминает, что в 1919 году, когда он начинал учиться в Венском
университете, все были увлечены новыми, поистине революционными, концепциями:
теорией относительности Эйнштейна, а также историческим материализмом Маркса и
новейшими психологическими теориями — психоанализом Фрейда и так называемой
"индивидуальной психологией" Адлера. Быстро ощутив — сперва на каком-то
подсознательном уровне — некое принципиальное различие между двумя этими группами
теорий, Поппер попытался сформулировать для себя: чем марксизм, психоанализ и
индивидуальная психология так отличаются от физических теорий — например, от теории
относительности? Ясно, что дело тут было не в математическом аппарате (или отсутствии
такового), а в чем-то ином, более серьезном.
"Я обнаружил, что те из моих друзей, которые были поклонниками Маркса, Фрейда
и Адлера, находились под впечатлением некоторых моментов, общих для этих теорий, в
частности под впечатлением их явной объяснительной силы. Казалось, эти теории
способны объяснить буквально все, что происходило в той области, которую они
описывали. Изучение любой из них как бы приводило к полному духовному
перерождению или к откровению, раскрывающему наши глаза на новые истины, скрытые
от непосвященных. Раз ваши глаза однажды были раскрыты, вы будете видеть
подтверждающие примеры всюду: мир полон верификациями теории. Все, что
происходит, подтверждает ее".
Итак, главная черта этой группы теорий — непрерывный поиск верифицирующих их
эмпирических результатов (наблюдений): чем больше, тем лучше. Более того: невозможно
представить себе, например, такую форму человеческого поведения, которая не
укладывалась бы в рамки соответствующей психологической теории. В примере,
рассматриваемом Поппером, один человек толкает ребенка в воду с намерением утопить
его, а другой жертвует жизнью в попытке спасти этого ребенка: "Каждый из этих случаев
легко объясним и в терминах Фрейда, и в терминах Адлера. Согласно Фрейду, первый
человек страдает от подавления некоего комплекса (скажем, Эдипова), а второй достиг
сублимации. Согласно Адлеру, первый человек страдает от чувства неполноценности
(которое вызывает у него необходимость доказать самому себе, что он способен
отважиться на преступление); то же самое происходит и со вторым (у которого возникает
потребность доказать самому себе, что он способен спасти ребенка)." С такой же
легкостью обе эти теории переинтерпретируют и любые другие человеческие поступки.
С теорией относительности дело обстоит совершенно иначе. Как раз во время,
описываемое Поппером, А.Эддингтону впервые удалось подтвердить одно из
предсказаний, сделанных Эйнштейном. Согласно его теории гравитации, большие массы
(такие, как Солнце) должны притягивать свет точно так же, как они притягивают
материальные тела. Поэтому свет далекой фиксированной звезды, видимой вблизи
Солнца, достигает Земли по такому направлению, что звезда кажется смещенной по
сравнению с ее реальным положением. В обычных условиях этот эффект наблюдать
невозможно, поскольку близкие к Солнцу звезды совершенно теряются в его
ослепительных лучах. Однако эти звезды можно сфотографировать во время полного
солнечного затмения, а затем сравнить их положение с тем, что наблюдается ночью, когда
масса Солнца не влияет на распространение их лучей. Именно это и проделал Эддингтон,
получив в итоге тот самый эффект, что был ранее предсказан Эйнштейном.
"В рассматриваемом примере, — пишет Поппер, — производит впечатление тот
риск, с которым связано подобное предсказание. Если наблюдение показывает, что
предсказанный эффект определенно отсутствует, то теория просто-напросто отвергается.
Данная теория несовместима с определенными возможными результатами наблюдения —
с теми результатами, которых до Эйнштейна ожидал бы каждый. Такая ситуация
совершенно отлична от описанной мною ранее, когда соответствующие
[психологические] теории оказывались совместимыми с любым человеческим
поведением, и было практически невозможно описать какую-либо форму человеческого
поведения, которая не была бы подтверждением этих теорий."
Все это и привело Поппера к заключению о том, что подтверждения (верификации)
теории недорого стоят — их при желании можно набрать сколько угодно, почти для
любой теории. Собственно говоря, принимать во внимание подтверждающее
свидетельство следует лишь в тех случаях, когда оно является результатом реальной
"проверки теории на прочность" — попытки ее опровергнуть, которая оказалась
безуспешной. Теория же, которая не опровергаема никаким мыслимым событием,
является ненаучной; принципиальная неопровергаемость представляет собой не
достоинство теории (как часто думают), а ее порок. Итак, критерием научного статуса
теории
является
ее
проверяемость
и
принципиальная
опровергаемость
(фальсифицируемость). Иными словами, наука (в отличие от псевдонауки) должна делать
проверяемые предсказания ("Будет так-то и так-то, в противном случае я съем свою
шляпу"), причем предсказания эти должны быть рискованными, не очевидными априори
(не типа — "Солнце завтра по-прежнему взойдет на востоке").
Из рассмотренных выше теорий критерию фальсифицируемости отвечает лишь
теория относительности: даже если в период ее выдвижения существующие
измерительные инструменты не позволяли осуществить проверку, принципиальная
возможность опровержения этой теории существовала уже тогда. Случай с астрологией —
обратный; астрологи попросту игнорируют неблагоприятные для них свидетельства, а в
своих прогнозах прибегают к обычному трюку всех прорицателей: предсказывают
события столь неопределенно, чтобы предсказания всегда сбывались, то есть чтобы они
были неопровергаемыми. (Помните, в "Ходже Насреддине": "Буду ли я счастлива в своем
новом браке?" — трепетно спрашивала какая-нибудь почтенных лет вдова и замирала в
ожидании ответа. "Да, будешь счастлива, если на рассвете не влетит в твое окно черный
орел, — гласил ответ гадальщика. — Остерегайся также посуды, оскверненной мышами,
никогда не пей и не ешь из нее." И вдова удалялась, полная смутного страха перед черным
орлом, тягостно поразившим ее воображение, и вовсе не думая о каких-то презренных
мышах; между тем, в них-то именно и крылась угроза ее семейному благополучию, что с
готовностью растолковал бы ей гадальщик, если бы она пришла к нему с жалобами на
неправильность его предсказания.")
Сложнее ситуация с марксистской социологией. В ранних своих формулировках она
действительно давала проверяемые предсказания (например, Марксов анализ движущих
сил и сроков грядущей "социальной революции"), которые все оказались опровергнутыми
(революции происходили не в промышленно развитых, а в самых отсталых странах, и
т.п.). Однако последователи Маркса, вместо того, чтобы признать это опровержение,
переинтерпретировали и теорию, и свидетельства так, чтобы привести их в соответствие.
Таким путем они "спасли" свою теорию, но при этом сделали ее неопровергаемой — и тем
самым лишили ее научного статуса (в Советском Союзе марксизм превратился уже в
чистое богословие — т.е. в комментирование священных текстов). Что же касается двух
упомянутых психоаналитических теорий, то они являются изначально непроверяемыми и
неопровергаемыми. Как подчеркивает Поппер, "это не означает, что Фрейд и Адлер
вообще не сказали ничего правильного [...] Но это означает, что те "клинические
наблюдения", которые, как наивно полагают психоаналитики, подтверждают их теорию,
делают это не в большей степени, чем ежедневные подтверждения, обнаруживаемые в
своей практике астрологами". Итак, по Попперу: теория относительности — научная и
правильная, т.е. не опровергнутая, несмотря на все усилия; марксизм (ранний) — научная,
но неправильная; психоанализ — правильная (в смысле — дающая позитивные
практические результаты), но ненаучная.
Разумеется, Поппер нарисовал умышленно упрощенную картину. Ведь согласно его
методологическим правилам, если теории противоречит некий факт, то она становится
фальсифицированной и должна быть немедленно отброшена. Однако в реальности
научное
сообщество
сплошь
и
рядом
вынуждено
сохранять
заведомо
"фальсифицированные" теории до тех пор, пока не появятся новые, более совершенные —
"За неимением гербовой..."; с этим был вынужден согласиться и сам Поппер.
Попперовский фальсификационализм пережил пик своей популярности в шестидесятыесемидесятые годы, а ныне уступил место более утонченным методологическим
концепциям. Тем не менее, главные попперовские положения (что цена непроверяемой
гипотезе, сколь бы красива она ни была — пятак в базарный день, и что суть научного
исследования не в том, чтобы подбирать примеры, подтверждающие теорию, а чтоб
искать всё новые способы для ее критической проверки) остаются в силе. Тем из вас, кто
собирается в дальнейшем заниматься наукой, следует иметь это в виду.
Как связаны между собой части этого текста? Каковы средства связи между абзацами? Как
автор вводит в текст чужую речь? Зачем он это делает? Найдите в тексте термины. Дайте
определения каждому из них. Как строится определении е понятия?
Напишите конспект этого текста (попробуйте сократить при этом исходный фрагмент в два
раза) и сравните с вариантом в конце раздела.
Найдите в тексте признаки разговорного стиля. Зачем автор прибегает к нему? Кто
такие "мы" в этом тексте? Какие еще нетипичные употребления этого местоимения Вам
знакомы?
О каких областях знаний идет речь в тексте? Автор проводит множество параллелей
и приводит ряд аналогий для того, чтобы его рассуждения стали яснее читателю.
Сохраняется ли при этом основная мысль автора? Какими средствами достигается
сохранение основной идеи? Что этому мешает? Напишите короткое эссе на тему:
"Междисциплинарный подход в науке: преимущества и недостатки". Приведите не менее
трех аргументов "за" междисциплинарность и трех "против". Оцените их весомость и
убедительность.
Задание 11. Прочитайте, пожалуйста, последнюю главу третьей части из книги
М. О. Чудаковой «Егор», посвященной Егору Тимуровичу Гайдару. Кому адресована книга? По
каким признакам это видно? В чем ее сходство с «Занимательной Грецией» М. Л. Гаспарова и в
чем отличия? Сравните заключения глав «Спартанские законы» и «Канун перестройки»: как они
построены? Почему? Как связан заключительный фрагмент этих текстов с основным тезисом
главы?
М. О. Чудакова
Канун перестройки
«Мы подготовили программу умеренных, постепенных реформ советской
экономики, основанную на гипотезе, что у власти есть желание провести их до
наступления катастрофы, – вспоминал Гайдар. – Модель, взятая (с учетом советской
специфики) за основу, была комбинацией венгерских и китайских реформ… Потом ее
представили руководству…» – то есть директору института Д. Гвишиани. Он,
поддерживавший своих молодых сотрудников, показал их программу либо премьеру, либо
генеральному секретарю компартии, то есть год как занявшему этот главный в Советском
Союзе пост (президента у нас тогда не было) М. С. Горбачеву.
Каков, как вы думаете, был ответ?
«“Вы что, хотите рыночный социализм построить? Забудьте! Это за пределами
политических реальностей”.
Это была весна 1986 года, начало правления М. Горбачева» (Е. Гайдар, 1996).
То есть – власть все продолжала думать о политике. Вернее, о том, что у нас
считалось политикой, – о верности идеям марксизма-ленинизма…
А давно пора уже было задуматься о другом – об экономической катастрофе, к
которой неуклонно приближалась страна.
Сравните заключение этой главы и другой главы из той же книги. Определите сходство и различие
в построении глав.
1989–1991. Полумеры. Скольжение вниз
На исходе восемьдесят девятого года: "Мы развязали языки, но это не значит, что
мы развязали свободу деятельности человека, свободу избирать поле работы, которое он
хочет. Создать ему другие условия – это ведь мы не торопимся сделать. И наоборот,
чувствуется, что хочется будто новые одежки надеть, а сущность оставить ту же самую. Я не
верю в плодотворность этих кустарных, маленьких, я бы сказал даже, отчасти лицемерных
попыток возродить какую-то там аренду и так далее. Тут может быть только откровенное
признание провала марксистских теорий, и надо переворачивать страницу. Надо опять
переходить на испытанные хозяйственно-экономические структуры… Во всяком случае, без
этой нищеты и унижения в очередях, которые мы уже, слава Богу, столько лет терпим. Я
думаю, это самое главное. Потому что нельзя больше, надо отказаться от попыток опять еще
дальше говорить о каких-то плюсах социализма. Их нет нигде. Да и не было. Что такое
социализм – никто даже по-настоящему сказать не может".
Олег Васильевич Волков, российский дворянин,
отсидевший 27 лет в сталинских лагерях,
автор книги «Погружение во тьму», – в беседе с Андреем Битовым.
Партия отмирает, как государство по Энгельсу. Кто бы мог подумать, что так
вот беззвучно начнут распадаться эти ткани. На чем все держалось? На трусости тех, кто
теперь из партии бежит?..
Сопровский, 1990
…Горбачев отменил 6-ю статью Конституции, говорящую о руководящей и
направляющей роли партии в нашей стране. И вся номенклатура заволновалась,
почувствовав близость конца…
И в то же самое время он говорил, что он не может отказаться от социалистического
выбора, потому что этот выбор сделал когда-то его дед. Именно поэтому он не может
пойти на возвращение к частной собственности…
Мы слушали с недоумением. Причем тут выбор чьего бы то ни было деда?..
Ясно как день – перемены, начатые в политической жизни, требуют перемен в
социально-экономическом укладе.
Большой новацией казалась тогда программа Явлинского «500 дней». Она
раскладывала положительные изменения в экономике по дням!..
«Разумеется, – писал Гайдар, вспоминая ее спустя пять лет, – к экономике это
никакого отношения не имело, невозможно по дням расписать такой процесс, как
масштабные социально-экономические реформы, особенно в условиях распадающейся
экономики». Но дело было, подчеркивает Гайдар, не в экономике, а в политике –
программа обещала «выбитому из привычной колеи российскому обществу простые
рецепты создания рыночного счастья. Притом – малой ценой!»
Здесь самое время вспомнить Маркса – отроческое увлечение Егора Гайдара – и
слегка перефразировать его: «…Даже ложная идея, овладевшая массами, становится
материальной силой».
Что же получается, спросите вы меня, Гайдар готов был обманывать людей? Но ведь
обманывать кого бы то ни было – нехорошо. А целые массы – и подавно!
Прочитайте тогда внимательно вот этот его абзац. Он, может быть, слишком сложно
построен. Но зато, если вы сумеете его понять – вы поймете всю тогдашнюю (да во
многом и сегодняшнюю…) ситуацию:
«Представление о том, что крушение социализма отнюдь не равнозначно появлению
развитой, эффективной рыночной экономики, что родимые пятна социализма придется
выводить десятилетиями, что предстоит огромная, тяжелейшая работа для того, чтобы
создать хотя бы предпосылки нормально функционирующего рынка – далеко за
пределами экономических идей, доминирующих в массовом общественном сознании».
Вот эту выделенную нами мысль можно бы, конечно, выразить и попроще. Типа:
большинство людей ни черта не понимают в экономике, а просто хотят жить спокойной и
обеспеченной жизнью!
Летом 1990 года Гайдар обсуждал программу и с Явлинским, и с его соавторами –
замечательными экономистами Е. Ясиным, Борисом Федоровым и другими. Он уверен,
что «большинство из них ни в малой степени не сомневалось в ее утопизме». Тогда –
зачем она была нужна?..
Да хотя бы затем, чтобы Ельцин и Горбачев, приняв эту программу, какое-то время
проводили согласованную линию в экономике. Чтобы хоть что-то делали с экономикой! С
экономикой, которая разрушалась на глазах.
Но советские функционеры уговорили Горбачева оставить в экономике все как есть.
План «500 дней» навсегда остался на бумаге.
Между тем, пока мы в СССР медлили расставаться с «социалистическим выбором»,
в «социалистическом лагере» события, стимулированные нашей Перестройкой, уже шли
полным ходом.
В 1989 году прошла «бархатная революция» в Чехословакии; через несколько лет
страна мирно разделилась на Чехию и Словакию.
В ноябре 1989 года рухнула Берлинская стена – и граждане ГДР смогли пойти в
западную часть Берлина (то есть в ФРГ) свободно, а не под выстрелами пограничников.
Но примечательно, что еще за несколько недель до этого начался массовый уход граждан
ГДР в ФРГ…
Поразительные события происходили в Польше. «Результаты выборов 4 июня 1989
года для всех стали неожиданностью. Успех “Солидарности” превзошел все
ожидания…Впервые после войны у антикоммунистической оппозиции появился шанс
получить по крайней мере часть власти» («История «Солидарности» 1980–1989», 2010).
Первого января 1990 года перестала существовать ПНР, возникла Польская
Республика – «страна совершенно иная, со свободным рынком, осуществляющая
внешнюю политику, ориентированную на Запад (а не на СССР, как в течение почти
полувека. – М. Ч.). В 1990 году на всеобщих президентских выборах победу одержал
лидер “Солидарности” Лех Валенса. Через два года территорию Польши покинули
последние советские солдаты» («История “Солидарности” 1980–1989», 2010).
То есть – Польша, подвергшаяся еще в 1939 году почти одновременному нападению
с Запада (Гитлер) и с Востока (Сталин), а после победы над Гитлером полностью
подчиненная Сталиным, стала наконец независимой.
А в Советском Союзе, где внутри страны очень заметно обозначился поворот к
свободе, в январе 1991 года стремление литовцев к независимости стали подавлять
танками.
Это сильно повредило мнению о Горбачеве, хотя, похоже, он и не отдавал об этом
приказа.
Какую роль в приведенных фрагментах играют цитаты? Как включается в текст чужое слово? Для
чего еще могут служить цитаты? Что изменится, если вместо цитирования привести
пересказ источника? В каких случаях уместна точная цитата, а когда нужен пересказ или
краткая отсылка к источнику?
Задание 12. Прочитайте, пожалуйста, фрагмент предисловия к сборнику переводов
«Математика в современном мире» В. А. Успенского. В чем особенность жанра предисловия? Для
чего пишут предисловия? Каков основной тезис автора? Каким стилем написан текст?
В. А. Успенский
Математика в современном мире. Предисловие к сборнику переводов
Современный мир неожиданно обнаружил, что математика уверенно расположилась в
самых разных его частях и уголках. Несмотря на то, что вторжение математики
продолжается и со всё возрастающей интенсивностью, удивление по этому поводу скорее
даже убывает: математическая экспансия стала привычной. Сейчас уже все смирились со
словосочетаниями: «математическая биология», «математическая лингвистика»,
«математическая экономика», «математическая психология»; и какую бы дисциплину ни
взять, вряд ли кому-нибудь покажется невозможным присоединение к её наименованию
эпитета «математический». Распространение математики вширь сопровождается её
проникновением вглубь; математика занимает теперь видное положение в жизни
общества. Изменилось и традиционное представление о математиках: место
паганелеобразных чудаков заняли в этом представлении молодые люди в ковбойках,
занимающиеся лыжным спортом. Всё большее число родителей желает определить своих
детей в школы с математическим уклоном: математика стала модной профессией.
Исчерпывающие причины такого стремительного (в течение последних десятипятнадцати лет) изменения роли математики в современном мире, конечно, легче будет
установить будущим историкам науки, чем нам, современникам этого изменения. Однако
уже сейчас можно, пожалуй, сказать, что основная причина заключается не только и не
столько в конкретных успехах математики за последние годы, сколько в осознании
необъятных возможностей применения математики и в появлении возросших
потребностей в использовании этих возможностей. Тем не менее повсеместное
проникновение математики некоторым кажется загадочным, а некоторым
подозрительным. В самом деле, не вызывает сомнений право на всеобщее признание,
скажем, физики или химии: физика открывает нам новые мощные источники энергии и
новые средства быстрой связи, химия создаёт искусственные ткани, а сейчас покушается и
на создание искусственной пищи. (Сказанное не претендует, разумеется, на какое_либо
определение и тем более ограничение роли физики и химии.) Не удивительно, что эти
науки, помогающие человеку в его извечных поисках силы, связи, одежды и еды, прочно
и почётно вошли в нашу жизнь. А ведь математика проникла даже в науки, традиционно
считающиеся гуманитарными. И хотя, например, в языкознании пользуются физическими
приборами для исследования устной речи, никто не говорит о «физической лингвистике».
Так что же даёт людям математика, такая теоретическая наука, которая не открывает ни
новых вещей, как химия, ни новых средств движения (движения вещей или сигналов), как
физика? И почему появление в какой-либо отрасли науки математических методов
исследования или хотя бы просто математического осмысления соответствующей
системы понятий и фактов всегда означает и достижение этой отраслью определённого
уровня зрелости, и начало нового этапа в её дальнейшем развитии? Наиболее
распространённый в недавнем прошлом ответ состоял в том, что математика умеет
хорошо вычислять и тем самым позволяет находить в нужных случаях требуемые
цифровые данные. Однако при всей важности вычислительного аспекта математики | и
особенно в последние годы, ознаменованные столь бурным развитием вычислительной
техники, | этот аспект оказывается и второстепенным, и вторичным при попытке
объяснить причины математизации современного мира. Любая попытка дать краткое
объяснение этих причин неизбежно приведёт к неполной и неточной формулировке. Если
всё же заранее согласиться на это, то можно сказать следующее: математика предлагает
весьма общие и достаточно чёткие модели для изучения окружающей действительности в
отличие от менее общих и более расплывчатых моделей, предлагаемых другими науками;
действительность же так усложнилась (как за счёт познания новых её сторон, так и за счёт
создания человеком новых её форм), что без упрощающих, огрубляющих,
формализующих, охватывающих лишь одну сторону явления моделей ныне не обойтись.
Появление таких моделей в какой-либо отрасли науки свидетельствует о том, что система
понятий этой отрасли уточнилась настолько, что может быть подвергнута строгому и
абстрактному, т. е. математическому, изучению. Такое изучение в свою очередь играет
решающую роль в дальнейшем уточнении понятий, а следовательно, и в успешном их
применении. Математическая модель нередко задаётся в виде особого «языка»,
предназначенного для описания тех или иных явлений. Именно так, в виде языка,
возникли в XVII в. дифференциальное и интегральное исчисления. Важнейшим примером
математического языка, описывающим количественную сторону явлений, служит «язык
цифр»; вот почему упомянутый выше вычислительный аспект математики как
производный от её основного языкового аспекта мы назвали «вторичным». Замечательно,
что хотя математическая модель создаётся человеческим разумом, она, будучи создана,
может стать предметом объективного изучения; познавая её свойства, мы тем самым
познаём и свойства отражённой моделью реальности.
Разбейте текст на абзацы и обоснуйте свое деление. Чему может быть посвящен следующий
абзац? Напишите краткий конспект этого фрагмента. Какие части Вы сочли возможным опустить,
объединить, обобщить? Почему?
Как, с Вашей точки зрения, математика влияет на другие науки и почему? Для чего
нужна формализация знаний? Каковы прикладные аспекты точных наук?
Задание 13. Прочитайте, пожалуйста, фрагмент статьи историка и социолога А. Г. Левинсона
«Города и пробки». В чем отличие публицистического стиля от научного? Найдите признаки этих
стилей в тексте. Какие слова употреблены автором в непрямом значении и с какой целью?
Сформулируйте основной тезис автора и перечислите доводы в защиту этого тезиса.
А. Г. Левинсон
Города и пробки
Всякое пространство, где есть люди, становится социальным. Городские улицы —
конечно, социальное пространство, место протекания городского социального процесса,
или иначе, — социального времени. В учебниках социологии прошлых лет правила
дорожного движения предлагались как пример кодифицировнных норм: у кого приоритет,
кто уступает, что разрешено, что запрещено, кто кого должен принимать во внимание при
маневре. В автошколах помогали выучить наизусть эти правила. Тот, кто это сделал,
выражаясь социологическим языком, считался социализированным, пригодным для
участия в том социальном взаимодействии, которое разворачивается на дорогах. Теперь
хорошие инструкторы по вождению учат начинающих автолюбителей еще одному
важному предмету. Он называется “поведение в потоке”. Как и полагается большинству
социальных норм, нормы поведения в потоке не кодифицированы. Они находятся в
сложных отношениях с правилами дорожного движения как писаной нормой. Они вводят
дополнительные правила. Разумеется, формальные структуры всегда дополняются
неформальными, и движение на дорогах любой страны регулируется не только
международными едиными правилами, но и местными нравами, местной культурой
поведения на дороге и поведения вообще.
Если пробка по сложности и длительности превышает некую норму, к которой
притерпелись водители в данном месте, начинаются признаки своеобразной аномии или
автомобильного отклоняющегося поведения. Начинаются коллективные нарушения
официальных правил дорожного движения. Поток, который слишком долго держали на
светофоре и вот пустили, не остановится, даже если зеленый сменился на красный.
Правила поведения в пробках разрешают эти и другие подобные нарушения. И
автоинспекция, если оказывается рядом, с этим мирится, это признает.
За рулем в российских городах все больше женщин, но все же автомобильная культура
в большей мере остается мужской. Именно мужская культура в нашем обществе
построена на праве силы и иерархии статусов как главном законе для любого
взаимодействия. Напротив, женская культура построена на силе права, на представлениях
о единых правилах для всех, на понятии справедливости, и из этого вытекает
соответствующее поведение в потоке. Разумеется, есть множество мужчин, считающих
себя обязанными строго соблюдать правила и быть предупредительными по отношению к
другим
участникам
движения.
Есть
множество
женщин,
стремящихся
продемонстрировать агрессивную и высокомерную манеру водительского поведения,
начинающих любое выяснение отношений с отборного мата. Когда рост числа водителей
на дорогах прекратится, сложится находящаяся пока в стадии становления отечественная
культура водительского поведения. Мужской и женский стили сблизятся. Станет менее
выраженным и статусный фактор. От весьма примитивных, одномерных статусных
иерархий “чья тачка круче, у того и приоритет”, дело будет переходить к
ролевым/стилевым вариантам поведения, благо богатство языка, на котором
высказывается дизайн автомобилей, уже сейчас очень велико и сравнимо с богатством
языка одежды.
Есть обнаруженная отечественным исследователем Григорием Гольцем константа.
Размеры города (и по площади, и по числу жителей) обычно определяются тем, что
средний горожанин при своих регулярных перемещениях в среднем за час достигает места
назначения. Поэтому, например, для многих автомосквичей тратить два часа на дорогу
“туда” и “обратно” пять раз в неделю — приемлемо, но три — многовато, а четыре может
оказаться слишком, и они уйдут с трассы. Пробки уменьшатся, они вернутся… и так
много раз. Аналогичным образом любое хорошее градостроительное решение лишь на
время будет исправлять ситуацию. Но в том не очень отдаленном будущем, когда все в
России, кто хочет купить какой-то автомобиль, смогут это сделать, и режим станет
стационарным, тогда те или иные технические решения смогут приносить облегчение. Но
час на дорогу в один конец останется средним значением.
Что будет с пробками? Если сказать коротко, они останутся, пока будет идти рост
числа машин. А рост до поры будет сдерживаться (если не говорить об экономических
факторах) пропускной способностью дорог и порогом приемлемости временных издержек
для каждого данного участника дорожного движения. Прирост числа автомобилей в год
сейчас в шесть раз обгоняет прирост протяженности дорог. Что касается самих дорог, то,
по экстравагантным соображениям одного специалиста, их низкое качество помогает
сдерживать нарастание парка автомобилей. Наши дороги успешно уничтожают “их”
автомобили и тем охраняют “нашу” среду.
Между тем, именно эти, “их”, импортные автомобили, которые, как пугали нас
советские идеологи социализма, будут рушить коллективизм, отгораживать человека от
других людей, оказались на деле средством, укрепляющим солидарность. Именно
автомобилисты образовали одно из самых сильных движений нашего потихоньку
нарождающегося гражданского общества.
Как связан финал текста с основным тезисом? К какому читателю обращается автор? Какими
средствами связаны между собой абзацы в тексте? Какие фрагменты текста получили логическое
ударение и какими средствами это достигается?
Сравните тексты А. Г. Левинсона и В. А. Успенского. Что их сближает? По каким признакам
их можно противопоставить?
Задание 14. Прочитайте, пожалуйста, страницу из учебника под редакцией
А. Н. Колмогорова. В чем особенность учебной литературы по сравнению с научной и
публицистической? Как построено начало параграфа? Сравните приведенный ниже параграф из
учебника и следующий текст.
Показательная функция — это такая функция, которая может быть задана
формулой у = ах, где а — любое положительное число, не равное единице.
Свойства показательной функции
Область определения показательной функции — множество всех
действительных чисел. Ведь положительное число а можно возвести в
степень с любым показателем х. Это значит, что график
показательной функции простирается вдоль всей оси абсцисс.
Область значений показательной функции — множество всех
положительных чисел. Ведь при возведении положительного числа а
в степень с показателем х не может получиться ни нуля, ни
отрицательного числа. Это значит, что график показательной функции
не может иметь общих точек с осью абсцисс и не может иметь точек в
третьей и четвертой четверти. График показательной функции
простирается над всей осью абсцисс. Из сказанного следует, что
показательная функция сохраняет один и тот же знак на всей
области определения — всегда положительна.
В каком издании был бы уместен такой текст? В чем его отличие от учебника? Для чего нужны
такие издания? Кому они предназначены? Сравните предыдущий текст, параграф из
учебника и следующий текст. В чем заключается стилистическая и композиционная
разница между ними? Какие аспекты этого текста сближают его с учебником, а какие –
противопоставляют учебнику?
В Древней Греции пользовался большой популярностью рассказ о крокодиле
и матери, совпадающий по своему логическому содержанию с парадоксом
«Протагор и Еватл». Крокодил выхватил у египтянки, стоявшей на берегу
реки, ее ребенка. На ее мольбу вернуть ребенка крокодил, пролив, как всегда,
крокодилову слезу, ответил: — Твое несчастье растрогало меня, и я дам тебе
шанс получить назад ребенка. Угадай, отдам я его тебе или нет. Если
ответишь правильно, я верну ребенка. Если не угадаешь, я его не отдам.
Подумав, мать ответила:
— Ты не отдашь мне ребенка.
— Ты его не получишь, — заключил крокодил. — Ты сказала либо правду,
либо неправду. Если то, что я не отдам ребенка, — правда, я не отдам его, так
как иначе сказанное не будет правдой. Если сказанное — неправда, значит,
ты не угадала, и я не отдам ребенка по уговору. Однако матери это
рассуждение не показалось убедительным.
— Но ведь если я сказала правду, то ты отдашь мне ребенка, как мы и
договорились. Если же я не угадала, что ты не отдашь ребенка, то ты должен
мне его отдать, иначе сказанное мною не будет неправдой.
Кто прав: мать или крокодил? К чему обязывает крокодила данное им
обещание? К тому, чтобы отдать ребенка или, напротив, чтобы не отдать его?
И к тому и к другому одновременно. Это обещание внутренне
противоречиво, и, таким образом, оно не выполнимо в силу законов логики.
Миссионер очутился у людоедов и попал как раз к обеду. Они разрешают
ему выбрать, в каком виде его съедят. Для этого он должен произнести какоенибудь высказывание с условием, что, если это высказывание окажется
истинным, они его сварят, а если оно окажется ложным, его зажарят. Что
следует сказать миссионеру? Разумеется, он должен сказать: «Вы зажарите
меня». Если его действительно зажарят, окажется, что он высказал истину, и
значит, его надо сварить. Если же его сварят, его высказывание будет
ложным, и его следует как раз зажарить. Выхода у людоедов не будет: из
«зажарить» вытекает «сварить», и наоборот. Этот эпизод с хитрым
миссионером является, конечно, еще одной из перефразировок спора
Протагора и Еватла. У знаменитого софиста Протагора, жившего в V в. до
нашей эры, был ученик по имени Еватл, обучавшийся праву. По
заключенному между ними договору Еватл должен был заплатить за
обучение лишь в том случае, если выиграет свой первый судебный процесс.
Если же он этот процесс проиграет, то вообще не обязан платить. Однако,
закончив обучение, Еватл не стал участвовать в процессах. Это длилось
довольно долго, терпение учителя иссякло, и он подал на своего ученика в
суд. Таким образом, для Еватла это был первый процесс. Свое требование
Протагор обосновал так: — Каким бы ни было решение суда, Еватл должен
будет заплатить мне. Он либо выиграет этот свой первый процесс, либо
проиграет. Если выиграет, то заплатит в силу нашего договора. Если
проиграет, то заплатит согласно этому решению. Судя по всему, Еватл был
способным учеником, поскольку он ответил Протагору: — Действительно, я
либо выиграю процесс, либо проиграю его. Если выиграю, решение суда
освободит меня от обязанности платить. Если решение суда будет не в мою
пользу, значит, я проиграл свой первый процесс и не заплачу в силу нашего
договора. Озадаченный таким оборотом дела, Протагор посвятил этому
спору с Еватлом особое сочинение «Тяжба о плате». К сожалению, оно, как и
большая часть написанного Протагором, не дошло до нас. Тем не менее,
нужно отдать должное Протагору, сразу почувствовавшему за простым
судебным казусом проблему, заслуживающую специального исследования.
Еще одна формулировка. Некто совершил преступление, караемой смертной
казнью. На суде ему представляется последнее слово. Он должен произнести
одно утверждение. Если оно окажется истинным, преступника утопят. Если
же оно будет ложным, преступника повесят. Какое утверждение он должен
высказать, чтобы привести судью в полное замешательство? Подумайте
сами.
Задание 15. Прочитайте, пожалуйста, отрывок из книги математика П. Л. Чебышева «Теория
сравнений». По каким признакам видно, что это не современный текст? Найдите в тексте
признаки научного стиля. Кому адресована книга? Сравните текст П. А. Чебышева и фрагмент
учебника под редакцией Колмогорова. В чем разница между ними? Переформулируйте
предложения, которые кажутся Вам устаревшими по форме изложения, современным языком.
Объясните предложенное абзацное членение текста. Можно ли разделить его иначе?
П. Л. Чебышев
Теория сравнений. Фрагмент
Все числа разделяются на два рода: простые и составные. Простым называется такое
число, которое может делиться только на 1 и самого себя. Составным называется такое
число, которое может делиться на другое число, большее 1. Так, 2, 3, 5, 7, 11 и проч. суть
числа простые, а 4, 6, 8, 9, 10 и проч. суть числа составные. Не трудно убедиться в том,
что простых чисел бесконечное множество. В самом деле, допустивши противное и
называя через N наибольшее из простых чисел, мы должны допустить, что все числа
большие N суть составные и следовательно происходят от перемножения 2, 3, 5, 7, 11, ...
N, взятых в некоторых степенях. Но несправедливость этого обнаруживается числом
1X2X3X4X5X...X(N - 1)XN + 1, которое, очевидно, не делится на числа 2, 3, 5, 7, 11 .... N и,
следовательно, перемножением их степеней не может быть составлено. Итак, нельзя
допустить, чтобы простых чисел было не бесконечное множество.
Для определения всех простых чисел, меньших данного предела N, способ самый
простой состоит в том, чтобы в ряде 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, ... N - 1, N
выкидывать последовательно числа, кратные 2, 3, 5, 7 и т. д. А это, очевидно, может быть
выполнено зачеркиванием в ряду 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, ... N – 1, N чисел
через 1, считая от 2, через 2 ,считая от 3, через 4, считая от 5, и вообще через п – 1 чисел,
считая от числа п. Таким образом, в этом ряду исключатся все числа составные и
останутся одни лишь простые числа.
Два или несколько чисел называются относительно простыми, если они не имеют
общего множителя. Так, числа 10 и 21 суть относительно простые. Из сказанного нами о
числах относительно простых следует, как частный случай, что если А, будучи само по
себе простым числом, не делит В, то А и В суть числа относительно друг друга простые. В
самом деле, в этом случае числа А и В не могут иметь общим делителем ни числа,
отличного от А (ибо А, будучи простым числом, не может делиться на другое число), ни
самого А (ибо В, по положению, на А не делится). Замечая, что если В меньше А, то В на
А делиться не может, мы по предыдущему заключаем, что при В меньшем А и А простом
числа В и А будут относительно друг друга простыми. Это свойство чисел может быть
выражено так: «Всякое число, меньшее данного простого числа, есть относительно его
простое число». Так, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10 суть простые относительно 11. Отсюда не
трудно вывести такое заключение: два числа, не равные между собою и сами по себе
простые, суть относительно друг друга простые.
Задание 16. Прочитайте фрагмент рецензии филолога Р. М. Фрумкиной на книгу биолога
Н. Н. Воронцова об известном математике А. А. Ляпунове. В чем состоит особенность рецензии
как жанра? Кому адресованы рецензии? В чем отличие рецензии от аннотации? Какие
особенности публицистического стиля обнаруживаются в этом тексте?
Р. М. Фрумкина
Феномен Ляпунова. Фрагмент
Счастлив тот, кому выпало «входить» в науку во времена ее подъема! Даже если
судьба потом выполнила не все свои обещания... Ведь подъем осуществляют люди,
оставляющие о себе память как герои своего времени. Среди них немногие останутся в
памяти просто как герои; Алексей Андреевич Ляпунов именно из этой когорты. Он жил и
работал на абсолютном максимуме своих возможностей — здесь, впрочем, стоило бы
добавить — и невозможностей.
Алексей Андреевич всегда видел дальнюю перспективу — в отдельных задачах, в
больших научных направлениях. А главное — в людях. Он постоянно был готов начать
что-то новое: открыть физматшколу, отделение на факультете, поставить новую задачу,
встретиться с новыми людьми. Вот уж кто был «награжден каким-то вечным
детством»! В книге известного биолога Н.Н. Воронцова о Ляпунове эта сторона жизни
Алексея Андреевича замечательно описана.
А вот что, как мне кажется, в рамках собственно биографического очерка невозможно
описать, — так это сам «феномен Ляпунова». Сказать, что Алексей
Андреевич много работал — значит ничего не сказать. Это как если бы попытаться
сказать о неугасимой лампаде, что она «постоянно горела». Неугасимость — это ведь чтото совсем иное, не правда ли?
В предисловии Е.А. Ляпунова упомянула о том, почему эта книга дошла до нас с
таким опозданием.
Н.Н. Воронцов был не только крупным биологом — он был ученым большого
масштаба. Именно поэтому он не готов был подробно писать о заслугах Алексея
Андреевича в математике и предложил сделать это ученице и сотруднице Ляпунова О.С.
Кулагиной. То, что было ею представлено, никак не могло быть соединено с текстом Н.Н.
Воронцова. В результате книга о Ляпунове задержалась и выпала из
плана редподготовки издательства «Наука» (сегодня уже надо объяснять, что это значило
в 70-е годы), а текст в дальнейшем печатался только в виде сильно сокращенных
«выжимок».
О.С. Кулагина в эти годы и вплоть до своей кончины была моей ближайшей подругой.
Ее бескомпромиссность не знала границ в такой мере, что при самих благих намерениях
соавторство с ней могло стать, — а применительно к книге об Алексее Андреевиче не
могло не стать, — нереальной задачей.
Напомню, что написанное Н.Н. Воронцовым жизнеописание уникального человека,
каким был А.А. Ляпунов, было ориентировано на публикацию в академическом издании
70-х.
Удивительно, как много при этом сумел сказать нам автор этой книги.
Какими речевыми средствами пользуется автор для выделения важных суждений? Что
это за суждения? Почему они важны автору? Каковы функции курсива, кавычек,
шрифтовых выделений?
Как автор обращается к читателю?
Сформулируйте значение слова "редподготовка". Какие еще сокращения Вам
известны? С какой эпохой они у Вас ассоциируются? Чем они отличаются от аббревиатур
в узком смысле слова? Приведите примеры аббревиатур.
Почему для понимания текста важно понимать цитаты?
Приложение
Вариант для самопроверки по тексту Талеба
Возьмите собственную жизнь. Перечислите значительные события,
технологические усовершенствования, происшедшие с момента вашего
рождения, и сравните их с тем, какими они виделись в перспективе.
Сколькие из них прибыли по расписанию? Взгляните на свою личную жизнь,
на выбор профессии или встречи с любимыми, на отъезд из родных мест, на
предательства, с которыми пришлось столкнуться, на внезапное обогащение
или обнищание. Часто ли эти события происходили по плану?
Конспект текста К. Ю. Еськова
Принцип актуализма заключается в следующем: при реконструкциях событий мы
исходим из того, что в прошлом действовали те же законы природы, что и ныне. Камень
всегда падал на землю с ускорением 9,8 м/сек2, вода замерзала при нуле градусов Цельсия,
молекула хлорофилла поглощала кванты света. Любые наши суждения о прошлом -- это
вероятные предположения, основанные на интерпретации фактов и событий
современности.
Нам следует решить: познаваемо ли прошлое? При этом необходимо признать, что
на логическом уровне проблема неразрешима. Если непознаваемо, мы можем населять
прошлое вымышленными существами или отрицать существование всего, что не
упомянуто в Ветхом Завете. Если же мы примем, что прошлое принципиально познаваемо
и останемся при этом на позициях рационального мышления, то ископаемая древесина с
годичными кольцами позволит заключить, что климат был сезонным, а ископаемый
коралловый риф — что температура окружающей его морской воды превышала 20
градусов. Эти выводы будут основаны на аналогиях с современностью.
Рациональный тип мышления — не единственно возможный; бывает мышление
художественное, мистическое, религиозное. Ни одно из них не "хуже" и не "лучше"
остальных — у них разные "своды законов". Мы вольны в выборе типа мышления — но,
выбрав, обязаны в дальнейшем подчиняться правилам.
Одним из фундаментальных принципов рационального мышления является "Бритва
Оккама": "Не умножай сущностей сверх необходимого". Применительно к правилам
научного исследования это означает следующее: выбирая одну из гипотез, объясняющих
явление, надо начинать с самой простой, и только убедившись в том, что она "не
работает", переходить к более сложной, повторяя эту процедуру до тех пор, пока не будет
найдено простейшее удовлетворительное объяснение.
Принцип актуализма не является аксиоматическим утверждением. Аксиома — это
принимаемое без доказательств положение, на основе которого строится внутренне
непротиворечивая система взглядов. Принцип актуализма принадлежит к особому типу
утверждений — презумпциям. Используемая в юриспруденции презумпция невиновности
может быть сформулирована так: поскольку большинство людей не являются
преступниками, то каждый отдельно взятый человек должен считаться невиновным до тех
пор, пока не доказано обратное. В презумпции изначально заложена возможность
опровержения; она лишь устанавливает очередность, в которой следует рассматривать
соответствующие гипотезы.
Этот тип утверждений используется в естественных науках широко, хотя
практически всегда — в неявном виде. Например, постоянно практикуемое биологами
определение степени родства организмов по степени их сходства — презумпция, которую
можно сформулировать так: "Более сходные между собой организмы должны считаться
более близко родственными между собой до тех пор, пока не доказано обратное". Одной
из презумпций является принцип актуализма, который может быть переформулирован
так: в процессе исторического исследования мы должны исходить из того, что любые
системы в прошлом функционировали так же, как их современные аналоги, до тех пор,
пока не доказано обратное.
К. Поппер одним из первых задался вопросом: когда теорию можно считать
научной? Существует стандартный ответ: наука отличается от псевдонауки эмпирическим
методом, т.е. исходит из наблюдений и экспериментов. Однако такой ответ не
исчерпывающий: астрология (которая, очевидным образом, наукой в строгом смысле не
является) оперирует эмпирическим материалом, опирающимся на наблюдения, —
гороскопами и биографиями.
Чем марксизм, психоанализ и индивидуальная психология отличаются от
физических теорий — например, от теории относительности? Главная черта этой группы
теорий — непрерывный поиск верифицирующих их эмпирических результатов
(наблюдений). Более того: невозможно представить себе, например, такую форму
человеческого поведения, которая не укладывалась бы в рамки соответствующей
психологической теории.
С теорией относительности дело обстоит иначе. Большие массы (такие, как Солнце)
должны притягивать свет так же, как они притягивают материальные тела. Поэтому свет
далекой фиксированной звезды, видимой вблизи Солнца, достигает Земли по такому
направлению, что звезда кажется смещенной по сравнению с ее реальным положением. В
обычных условиях этот эффект наблюдать невозможно, поскольку близкие к Солнцу
звезды теряются в его ослепительных лучах. Однако эти звезды можно сфотографировать
во время полного солнечного затмения, а затем сравнить их положение с тем, что
наблюдается ночью, когда масса Солнца не влияет на распространение их лучей. Именно
это и проделал Эддингтон, получив в итоге тот самый эффект, что был ранее предсказан
Эйнштейном.
"В рассматриваемом примере, — пишет Поппер, — производит впечатление тот
риск, с которым связано подобное предсказание. Если наблюдение показывает, что
предсказанный эффект определенно отсутствует, то теория просто-напросто отвергается.
Данная теория несовместима с определенными возможными результатами наблюдения —
с теми результатами, которых до Эйнштейна ожидал бы каждый."
Это и привело Поппера к заключению о том, что подтверждения (верификации)
теории недорого стоят — их при желании можно набрать сколько угодно, почти для
любой теории. Принимать во внимание подтверждающее свидетельство следует лишь в
тех случаях, когда оно является результатом реальной "проверки теории на прочность" —
попытки ее опровергнуть, которая оказалась безуспешной. Теория же, которая не
опровергаема никаким мыслимым событием, является ненаучной; принципиальная
неопровергаемость представляет собой не достоинство теории, а ее порок. Итак,
критерием научного статуса теории является ее проверяемость и принципиальная
опровергаемость (фальсифицируемость). Иными словами, наука (в отличие от
псевдонауки) должна делать проверяемые предсказания, причем предсказания эти должны
быть рискованными, не очевидными априори.
Из рассмотренных выше теорий критерию фальсифицируемости отвечает лишь
теория относительности: даже если в период ее выдвижения существующие
измерительные инструменты не позволяли осуществить проверку, принципиальная
возможность опровержения этой теории существовала уже тогда. Случай с астрологией —
обратный; астрологи попросту игнорируют неблагоприятные для них свидетельства, а в
своих прогнозах прибегают к обычному трюку всех прорицателей: предсказывают
события столь неопределенно, чтобы предсказания всегда сбывались, то есть чтобы они
были неопровергаемыми. Сложнее ситуация с марксистской социологией. В ранних своих
формулировках она действительно давала проверяемые предсказания (например, Марксов
анализ движущих сил и сроков грядущей "социальной революции"), которые все
оказались опровергнутыми (революции происходили не в промышленно развитых, а в
самых отсталых странах). Однако последователи Маркса, вместо того, чтобы признать это
опровержение, переинтерпретировали и теорию, и свидетельства так, чтобы привести их в
соответствие. Таким путем они "спасли" свою теорию, но при этом сделали ее
неопровергаемой — и тем самым лишили ее научного статуса. Что же касается двух
упомянутых психоаналитических теорий, то они являются изначально непроверяемыми и
неопровергаемыми. Как подчеркивает Поппер, "это не означает, что Фрейд и Адлер
вообще не сказали ничего правильного [...] Но это означает, что те "клинические
наблюдения", которые, как наивно полагают психоаналитики, подтверждают их теорию,
делают это не в большей степени, чем ежедневные подтверждения, обнаруживаемые в
своей практике астрологами". Итак, по Попперу: теория относительности — научная и
правильная, т.е. не опровергнутая, несмотря на все усилия; марксизм (ранний) — научная,
но неправильная; психоанализ — правильная (в смысле — дающая позитивные
практические результаты), но ненаучная.
Поппер нарисовал упрощенную картину. Согласно его правилам, если теории
противоречит факт, то она становится фальсифицированной и должна быть отброшена.
Однако в реальности научное сообщество вынуждено сохранять "фальсифицированные"
теории до тех пор, пока не появятся новые, более совершенные; с этим был вынужден
согласиться и сам Поппер. Но главные положения его теории (что непроверяемая гипотеза
не имеет ценности и что суть научного исследования не в том, чтобы подбирать примеры,
подтверждающие теорию, а чтоб искать всё новые способы для ее критической проверки)
остаются в силе.