СТРУКТУРА И РАЗВИТИЕ АРАБО-МУСУЛЬМАНСКОГО ИСТОРИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ В VIII – XV вв.

На правах рукописи
КУЗНЕЦОВ Василий Александрович
СТРУКТУРА И РАЗВИТИЕ
АРАБО-МУСУЛЬМАНСКОГО ИСТОРИЧЕСКОГО
ЗНАНИЯ В VIII – XV вв.
Специальность 07.00.09 – Историография, источниковедение и методы
исторического исследования
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
кандидата исторических наук
Москва 2010
1
Работа выполнена на кафедре истории стран Ближнего и Среднего
Востока Института стран Азии и Африки Московского государственного
университета имени М.В. Ломоносова
Научный руководитель:
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор
Фильштинский Исаак Моисеевич
доктор исторических наук,
Микульский Дмитрий Валентинович,
Учреждение Российской академии наук
Институт востоковедения РАН
доктор исторических наук
Коновалова Ирина Геннадьевна,
Учреждение Российской академии наук
Институт всеобщей истории РАН
Ведущая организация:
Российский университет Дружбы народов
Защита состоится «
» _______________ 2010 г. в ____ часов на
заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций
Д 002.042.03 при Институте востоковедения Российской Академии наук по
адресу: 107031, г. Москва, ул. Рождественка, д. 12
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института
востоковедения РАН
Автореферат разослан «
» _______________ 2010 г.
Учёный секретарь
совета по защите докторских и
кандидатских диссертаций
доктор исторических наук
Непомнин О.Е.
© Институт востоковедения РАН, 2010
2
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Постановка проблемы.
Вскоре после появления ислама сформировалась и затем на протяжении
всех средних веков непрерывно развивалась арабо-мусульманская традиция
историописания. В ее рамках были восприняты и переосмыслены принципы
историографических школ Ближнего Востока (греко-византийской,
древнееврейской и персидской), а ее развитие отражало постепенное
формирование единой арабо-мусульманской культуры. Сегодня это богатое
наследие исторической мысли дает не только источниковый материал, но и
само по себе может быть предметом пристального исследовательского
внимания.
Научная актуальность. До сегодняшнего дня средневековая арабомусульманская историография рассматривалась, главным образом, либо как
источниковая база для исторических исследований, либо как феномен
словесной культуры, хотя существуют все основания для рассмотрения ее
как зеркала мировоззренческих представлений, что и обуславливает
исследовательский интерес к заявленной теме и ее актуальность. Сочетание
методов, разработанных представителями школы «новой интеллектуальной
истории» (Р.Анкерсмит, Х.Уайт и др.), с глубокими историкофилологическими
традициями
востоковедения
может
оказаться
плодотворным. Изучение динамики развития исторической мысли должно
стать очередным шагом на пути к реконструкции того исторического мира, в
котором себя мыслило средневековое арабо-мусульманское общество. Кроме
того, оно позволит продвинуться в разработке методологии исследования
исторического сознания.
Хронологические рамки настоящего исследования охватывают период с
начала VIII в. по конец XV в., хотя основное внимание уделяется X – XV вв.,
т.е. эпохе существования «развитого» историописания. Нижняя
хронологическая граница устанавливается по времени появления арабомусульманского историописания как такового, а верхняя приблизительно
совпадает с принятым в арабистике ограничением средневековья 1517 г. –
годом османского завоевания Египта. Эта дата при всей ее условности
указывает на время кардинального переустройства всего арабского мира,
причем не только в политическом отношении, но также и в культурном.
Цели и задачи работы. Целью диссертационной работы является
комплексный анализ факторов формирования и путей развития
средневековой арабо-мусульманской исторической мысли.
В рамках исследования ставятся следующие задачи:
- описать формы и жанры средневекового арабо-мусульманского
историописания и отследить основные этапы их трансформации;
- определить место арабо-мусульманских всемирноисторических хроник в
общей системе выражения исторических представлений;
- выявить роль арабо-мусульманского историописания в системе
формирования и выражения социальных идентичностей;
3
- описать систему отношений между политической системой и
исторической мыслью в арабо-мусульманском мире;
- проанализировать взаимосвязь между изменениями политической
системы в исламском мире и трансформацией исторической мысли;
- установить место исторической мысли в средневековой арабомусульманской системе знаний;
- рассмотреть соотношение между эволюцией системы знаний и
исторической мысли;
- выявить правила выражения исторической мысли, пути и основные
этапы их трансформации.
Научная новизна диссертации состоит в том, что она представляет собой
комплексное исследование арабо-мусульманской исторической мысли на
длительном временном отрезке. Отдельные фрагменты исследуемой
тематики разрабатывались ранее. В частности, существуют работы по
раннему арабо-мусульманскому историописанию и работы, посвященные
творчеству отдельных историков, есть также несколько монографий по
истории арабо-мусульманской историографии вообще, однако в них не
рассматривается ни ее теоретические основания, ни ее взаимосвязь с
другими сферами общественного сознания. В отечественной арабистике
данная тема практически не рассматривалась.
Практическая значимость работы заключается в том, что сделанные в
ней выводы и оценки могут использоваться для дальнейшего, более
глубокого исследования арабо-мусульманского историописания и
исторического сознания, а теоретические подходы к означенной проблеме
могут быть применены и к другому историческому материалу. Кроме того,
содержащийся в работе материал может использоваться при подготовке
учебников и учебных пособий, обзорных работ, лекционных курсов и
семинарских занятий по истории арабских стран и средневековой арабомусульманской книжной культуры.
Методологические основы исследования. Специфика поставленной в
работе проблематики предопределила необходимость детальной проработки
методологических оснований исследования. В целом, методологический
подход автора сочетает в себе черты феноменологии и позитивизма.
Утверждая своей задачей понимание Другого, автор стремится создать
достоверную и верифицируемую конструкцию, адекватную как предмету
познания, так и актуальным представлениям о нем.
Методы исследования. В настоящей работе использовались специальноисторические методы: историко-генетический, историко-типологический,
историко-компаративный и историко-системный.
Существо историко-генетического метода состоит в последовательном
раскрытии свойств, функции и изменений изучаемой реальности в процессе
ее исторического движения. Обращение к этому методу в настоящей работе
обусловлено самим характером темы: в диссертации прослеживается
эволюция исторической мысли на основе анализа ряда конкретных
4
произведений историографического характера (что предопределяет наличие
описательной части, особенно в первой главе).
При разработке периодизации развития историописания и выделении
различных его форм широко использовался историко-типологический метод,
заключающийся в разбиении совокупности объектов или явлений на
качественно определенные типы на основе присущих им общих
существенных признаков.
Профессиональная (в той степени, в какой это понятие применимо к
средневековью) историческая мысль рассматривается в диссертации как
система, находящаяся во взаимодействии с другими системами. Элементы,
из которой она состоит (будь то жанры или конкретные работы) также
являются системами, связанными между собой и вертикально, и
горизонтально. Подобный подход определил необходимость использования
историко-системного метода в диссертации.
Гораздо ограниченней область применения историко-компаративного
метода. Периодизация и вообще рассмотрение эволюционных процессов
предполагает диахронный историко-компаративный анализ, хотя в
исследовании он присутствует скорее имплицитно.
Использование описанных специально-исторических методов было бы
невозможным без применения методов общенаучных: анализа, синтеза,
сравнения, аналогии, обобщения и др.
Источники. Решение задач, поставленных в настоящем исследовании,
потребовало обращения к широкому кругу источников. В качестве основного
источникового материала были выбраны всемирноисторические хроники и
теоретические работы по историописанию. В этих текстах исторические
взгляды изучаемого общества выражаются в наиболее полной и
последовательной форме, кроме того, в них предпринимаются попытки
концептуализации исторического познания. Наконец, эти тексты оказывали
огромное влияние на развитие всего историописания в целом, и в них
наиболее ярко проявлялись тенденции, характеризующие средневековую
арабо-мусульманскую историческую мысль на том или ином этапе.
Всего для анализа было отобрано четырнадцать основных источников
(одиннадцать всемирноисторических хроник и три теоретических трактата),
каждый из которых описывается в первой главе диссертации.
Три самые ранние всемирноисторические хроники – это появившиеся
почти одновременно «Китаб ал-ма‘ариф» («Книга знаний») Ибн Кутайбы
(ум. в 889 г.) и «Китаб ал-ахбар ат-тивал» («Книга долгих известий») адДинавари (ум. в 894/895 г.), а также, возможно, чуть более поздняя «Та’рих»
(«История») ал-Йа‘куби (ум. в 897? г.).
Вслед за ними традицию универсальной хронистики развивали авторы
фундаментальных сочинений ат-Табари (ум. в 923 г.), перу которого
принадлежит «Мухтасар та’рих ар-русул ва-л-мулук ва-л-хулафа’»
(«Сокращенная история посланников, царей и халифов»), и ал-Мас‘уди (ум.
в 956 г.) – автор «Мурудж аз-захаб ва ма‘адин ал-джавахир» («Золотые копи
и россыпи самоцветов»). Две этих работы стали своего рода золотым
5
стандартом написания истории для всех будущих поколений историографов.
К ним следует добавить «Китаб ал-бад’ ва-т-та’рих» («Книга начала и
истории») ал-Мутаххара (Макдиси) (ум. после 966 г.), в которой всемирная
история рассматривается через призму религиозных идей, и «Таджариб алумам» («Опыты народов») Мискавайха (ум. в 1030 г.), в которых
предпринимается первая попытка философского и нерелигиозного
осмысления истории.
Наконец, одной из самых поздних всемирноистогрических хроник этого
периода является апологетическая по отношению к иранской истории «Гурар
ахбар мулук ал-фурс ва сийарихим» («Отборнейшие известия о персидских
царях и их жизнеописания») ас-Са‘алиби, написанная в начале XI в.
Следующие всемирноисторические хроники появляются только в конце
XII в. – это «Китаб ал-мунтазам фи та’рих
ал-мулук ва-л-умам»
(«Упорядоченная книга по истории царей и народов») Ибн ал-Джаузи (1126 –
1200) и «ал-Камил фи-т-та’рих» («Полная история») Ибн ал-Асира (1160 –
1233).
Одной из наиболее поздних всемирных историй стала «Китаб ал-‘ибар ва
диван ал-мубтада ва-л-хабар фи аййам ал-‘араб ва-л-‘аджам ва-л-барбар ва
ман ‘асарахум мин зави ас-султан ал-акбар» («Книга назидательных
примеров, собрание начала и сообщений о днях арабов, персов, берберов и
их современников, обладавших наибольшей властью») Ибн Халдуна (1332 –
1406), составной частью которой является и его прославленная
«Мукаддима».
В разделах, посвященных этим источникам, приводятся биографические
данные об их авторах, описываются их религиозные и политические взгляды,
социальное положение, творческое наследие, обстоятельства создания
рассматриваемого памятника. Количество наличных сведений о разных
авторах очень неравномерно. Так, разделы, посвященные Ибн Кутайбе, алЙа‘куби, ат-Табари, Ибн ал-Джаузи и Ибн ал-Асиру содержатся в
средневековых биографических компендиумах и справочниках; основным
источником о жизни Ибн Халдуна является его автобиография, а о судьбах и
взглядах таких авторах как ад-Динавари, ал-Мас‘уди, ал-Мутаххар,
Мискавайх и ас-Са‘алиби можно узнать только из их собственных хроник,
причем, если, например, Мискавайх дает о себе довольно много
информации, то ад-Динавари практически ничего не сообщает.
Далее описывается структура текста: принципы разделения текста на
основные составляющие его разделы, соотношение их объемов, методы
рубрикации материала внутри разделов (династийный или погодный
принцип), структуры отдельных рубрик, способы разделения частей текста
(клишированные вводные фразы, цепочки передатчиков, подзаголовки).
При обращении к содержанию всемирноисторических хроник, особое
внимание уделялось методологическим разделам, если они наличествовали.
Объем и содержание этих разделов бывают различны: в сочинениях IX- нач.
X вв. они очень лаконичны или даже отсутствуют (ад-Динавари, ат-Табари),
в хрониках же более поздних – могут занимать не один десяток страниц (Ибн
6
ал-Джаузи, Ибн ал-Асир, Ибн Халдун). Как правило, авторы в них говорят о
пользе исторических знаний, о том, что подвигло их на написание труда,
какие цели они при этом преследовали; историки останавливаются на
принципах отбора материала, критикуют своих предшественников,
описывают источниковую базу хроники. Критика предшественников
обыкновенно ведется по двум направлениям – либо за недостоверность
сообщаемой ими информации (особенно в ранних источниках), либо за ее
несоответствие нормам религиозной морали (если, например, информация
почерпнута из работ написанных немусульманами или же прославляет
немусульман). Что касается источниковой базы, то отношение к ней
меняется в середине-конце Х в., когда устные источники о древней и
раннеисламской истории оказываются вытесненными письменными. Ранние
авторы в той или иной форме ссылаются на своих информаторов (образцом
скрупулезности здесь служит ат-Табари, приводящий каждый раз полные
цепочки передатчиков), поздние же – ограничиваются сообщением во
введении основных книг, из которых они черпали сведения (Ибн ал-Асир
упоминает только ат-Табари). При описании современной истории авторы
говорят о том, что «видели собственными глазами» или знают «от верных
людей» (Мискавайх даже точно определяет момент, когда он перестает
пользоваться письменными источниками). Некоторые авторы (ад-Динавари)
вообще не упоминают, откуда им известна та или иная информация.
Кроме этих вводных частей анализировались основные рассматриваемые
авторами сюжеты. При этом мы обращали особое внимание на временной и
пространственный охват описываемых событий, центральную сюжетную
линию доисламской истории (это могла быть история пророков,
древнеперсидская, реже – древнеарабская история и история религиозных
верований), движущие факторы описываемых процессов (Божественная воля
или Судьба (ат-Табари), человеческие деяния (Мискавайх), законы истории
(Ибн Халдун)), а также на субъекты исторического процесса (отдельные
личности, религиозные группы, народы или племена).
Наконец, чрезвычайно важна сама стилистика текста. Ряд текстов носит
беллетристический характер. Это может выражаться в стремлении авторов к
стилистическому изяществу (ал-Мас‘уди, Мискавайх), в описаниях всякого
рода чудесных вещей (известный рассказ ал-Мас‘уди о Медном граде) или
же, наоборот, в пропуске вещей важных, но с точки зрения автора скучных
или общеизвестных (у ад-Динавари нет ни ссылок на источники, ни рассказа
про миссию Мухаммада). В текстах, написанных в конце Х в. и позже
ощутимо присутствуют морализаторские и дидактические элементы,
которые выражаются в подборе специфической лексики (у Мискавайха в
заглавиях глав и разделов) и в авторских отступлениях и ремарках (у Ибн алАсира). Если в поздних хрониках авторские оценки тех или иных
персонажей и событий встречаются повсеместно, то в работах IX – Х вв. они
присутствуют только имплицитно (у ал-Йа‘куби при характеристике халифа
Мутаваккила и шиитских имамов).
7
Помимо названных хроник к основной группе источников относится три
небольших трактата по теории истории, написанные во второй половине XIV
– XV вв.: «Тухфат ал-факир ила сахиб ас-сарир» («Скромное подношение
восседающему на троне») Мухаммада Ибн Ибрахима ал-Иджи (ум. в конце
XIV в.), «ал-Мухтасар фи ‘илм ат-та’рих» («Очерк об исторической науке»)
ал-Кафийаджи (1386/1387 – 1474) и «Ал-и‘лан би-т-таубих ли манн замма атта’рих» («Открытое осуждение порицателей истории»)1 ас-Сахави (14271497).
Эти три труда, введенные в научный оборот известным английским
историком-арабистом Ф. Розенталем, по сути дела, представляют собой
(вместе с вводной частью «Мукаддимы») единственные нам известные
примеры целенаправленного и систематического изложения средневековых
взглядов на то, как надо писать историю. Фактически, в них представлена
вся сумма накопленных в средние века знаний о теории историописания.
Кроме этих основных текстов мы обращались также к ряду источников,
имеющих вспомогательное значение для настоящей работы. Они могут быть
разделены на несколько групп.
Прежде всего, это произведения «малых» историографических жанров2,
обращение к которым оказывалось необходимым при описании
специфических черт раннего историописания, при характеристике отдельных
жанров, а также для подкрепления выводов, сделанных при анализе
основных источников. К данной группе относятся локальные и династийные
хроники (авторы – Халифа ибн Хаййат (ум. в 854), ас-Сули (873/874 –
946/947), Аноним XI в., ал-Марракуши (1185 – после 1224), аз-Зеркеши (XV
в.)), сборники табакат (разряды) (составители – Халифа ибн Хаййат, Ибн
Салам ал-Джумахи (756 – 845/846), аш-Ширази (1003 – 1083), ал-Анбари
(1119 – 1181)), генеалогии, наиболее известные из которых принадлежат
перу ал-Балазури (начало IX в.), и повествования об арабо-мусульманских
завоеваниях, написанные Ибн ‘Абд ал-Хакамом (802/803 – 871) и алБалазури.
Для восстановления биографических сведений об упомянутых авторах мы
обращались к известным биографическим компендиумам Ибн ал-‘Асакира
(1105 – 1175), Йакута (1179 – 1229), Ибн Халликана (1211 – 1282), а также к
материалам, приводимым в трудах Ибн ан-Надима (ок. 937 – 987/988), алХаварезми и ас-Суйути (1445 – 1505).
Еще одна группа источников включает в себя философские труды алФараби (870 – 950), Ибн Сины (980 – 1037) и «Послания Братьев Чистоты»,
написанные в конце Х в. группой философов, чьи имена остаются
неизвестными.
Другое название этой работы: «Ал-и‘лан би-т-таубих ли манн замма ахл ат-таурих» («Открытое осуждение
порицателей историков»).
2
«Малые» жанры историографии – понятие, введенное Ф. Розенталем для обозначения историографических
работ, авторы которых строго ограничивали их тематику по хронологическим, географическим или
смысловым параметрам. «Малые» жанры противопоставляются жанрам «большим» - универсальной
хронистике, биографическим компендиумам и т.п.
1
8
Особняком среди наших источников стоит труд ал-Маварди (974 – 1058) –
«ал-Ахкам ас-султанийа» («Властные установления»), к которому мы
обращались при рассмотрении представлений о политической власти в
исламском мире.
Кроме того, в работе использовались «Тафсир» ат-Табари, «Китаб аттанбих ва-л-ишраф» («Книга предупреждения и пересмотра») ал-Мас‘уди,
«Трактат о природе справедливости» и «ал-Фауз ал-асгар» («Малое
приветствие») Мискавайха. Изучение этих источников способствовало
пониманию творчества, философских, религиозных и жизненных взглядов
историографов.
При рассмотрении семантики тех или иных средневековых понятий
широко использовался словарь ал-Манзура «Лисан ал-‘араб» (XII в.),
считающийся вершиной арабской лексикографии.
Наконец, в отдельную группу источников должны быть выделены тексты,
составляющие исламское священное наследие, – Коран и хадисы Пророка
Мухаммада.
Историография. Разработка проблематики настоящего исследования
потребовала освоения широкого круга научной литературы. Тематически она
подразделяется на следующие группы: 1) исследования, посвященные
истории арабо-мусульманского историописания; 2) исследования,
посвященные творчеству отдельных историков; 3) исследования арабомусульманской интеллектуальной культуры; 4) исследования общих
проблем историописания и исторического сознания, имеющие теоретический
характер или выполненные на не арабо-мусульманском материале; 5)
общефилософские труды.
В исследованиях первой группы явственно выделяются три основных
подхода к арабо-мусульманскому историческому знанию. Самый ранний из
них – исламоцентристский, представленный в работах Д.С. Марголиуса,
Х.А.Р. Гибба и Ф. Розенталя, где арабо-мусульманская историографическая
традиция рассматривается как феномен религиозной культуры. Такой подход
перекликается с собственно исламскими средневековыми представлениями
об историописании (или даже был от них унаследован).
Второй подход обнаруживается в творчестве ‘Абд ал-‘Азиза ад-Дури,
Тарифа Халиди, а также чуть менее выраженно – у Фатхи Трики. Все три
автора рассматривают историописание как форму выражения арабской
этнокультурной памяти, правда, совершенно по-разному. Для ‘Абд ал-‘Азиза
ад-Дури исследование генезиса арабского историописания было
своеобразным научным манифестом панарабизма. Фатхи Трики, увлеченный
идеями французского постструктурализма, стремился применить их к арабомусульманскому материалу, и его работа – скорее философская, нежели
историческая. Наконец, Тариф Халиди пытался исследовать историописание
в контексте развития средневековых интеллектуальных практик.
Еще
большей
контекстуальностью
отличается
«Исламская
историография» Ч. Робинсона. Исследовательское внимание автора
обращено к анализу историописания как социальной деятельности, большая
9
часть труда посвящена изучению «контекстов историографии» и самой
практике написания истории.
Третий подход к историописанию может быть обозначен как
«ближневосточный», в наиболее отчетливой форме он выражен в
монографии ‘Абдесаллама Шеддади «Арабы и овладение историей». Сетуя
на узость взглядов своих предшественников, исследователь предпринимает
попытку рассмотреть арабо-мусульманскую историографическую традицию
как составную часть общей ближневосточной культуры, понимая под ней
также и позднеантичную.
Появление этого подхода, реализация которого требует глубокого знания
не только арабистики, но и целого ряда других дисциплин (антиковедения,
персологии, гебраистики и т.п.), обещает открыть новый этап в изучении
становления арабо-мусульманской культуры.
Помимо указанных к теме арабо-мусульманского историописания
обращались в ряде работ известные западные историки: Б. Льюис, Ж.
Соваже, Ж. Фонтэн, К. Каэн, Дж. С. Мейсами.
Из работ отечественных ученых, посвященных комплексному
исследованию арабо-мусульманской исторической мысли, можно отметить
труды К.А. Бойко, П.А. Грязневича и С.М Прозорова.
Ко второй группе историографических работ относятся исследования,
посвященные творчеству отдельных историков. Среди работ, посвященных
раннесредневековым авторам особо выделяются статьи А.Б. Куделина об
Ибн Исхаке, К. Жиллио и Д. Сурделя об ат-Табари, монографии Тарифа
Халиди, А. М.С. Шбуля и Д.В. Микульского об ал-Мас‘уди и монография
И.М. Хусейни об Ибн Кутайбе. Большие комплексы исследований
посвящены Мискавайху и Ибн Халдуну.
В этих исследованиях не только проводится глубокий анализ творчества
того или иного автора, но также показывается интеллектуальная обстановка,
сложившаяся в исламских интеллектуальных центрах, рассматриваются
методы работы историков, круг источников, к которым они обращались,
выявляется специфика отношения историков к описываемым ими событиям.
К третьей группе исследований относятся труды по истории арабомусульманской литературы, философии и политической мысли, а также
комплексные историко-культурологические исследования.
Среди авторов работ по истории арабской литературы необходимо назвать
И.Ю. Крачковского, И.М. Фильштинского, В.П. Демидчика, Д.В. Фролова, а
также коллективную монографию об автобиографической традиции в
арабской литературе3.
При рассмотрении проблем арабской философии мы обращались к
работам А. Бадави, Дж. Л. Крэмера, Дж. И. Лаливалы, А.В. Сагадеева, А.А.
Игнатенко, Тауфика Ибрагима. Последнему принадлежит также ряд работ по
арабской общественно-политической мысли.
3
Interpreting the Self: Autobiography in the Arabic Literary Tradition, ed. by Reynolds D.F. Berkeley. L.-A.,
University of California Press, 2001.
10
Из авторов историко-культурологических исследований необходимо
назвать Насифа Нассара, А. Меца, Ф. Роузенталя, Ш. Пелла, Д.А. Оганесяна,
А.Б. Халидова, В.В. Наумкина. Если классические книги А. Меца и А.Б.
Халидова посвящены анализу культурной жизни арабского общества
(комплексному, но хронологически ограниченному у А.Меца, тематически
узкому, но предполагающему длительную временную перспективу у А.Б.
Халидова), то другие упомянутые авторы сосредотачиваются на
исследовании нескольких концептов: умма (сообщество), ‘илм (наука) и
хабар (известие).
Кроме того, мы обращались к трудам, посвященным древнееврейскому,
древнеегипетскому,
античному,
средневековому
европейскому,
византийскому, древнерусскому, китайскому и индийскому историописанию.
Наконец, в последнюю группу вошли работы общефилософского порядка,
Э. Гуссерля, В. Дильтея, А.Бергсона, Г. Риккерта, П. Рикера, М. Фуко, Р.
Барта и К. Поппера, послужившие теоретической и методологической
основой исследования.
Апробация работы. Основные научные результаты диссертационного
исследования изложены в 3 публикациях, составивших более 5 п.л. Одна
статья, объемом более 1,5 а.л. опубликована в журнале, входящим в список
изданий, рекомендованных ВАК РФ для публикации результатов
диссертационных работ. Материалы исследования докладывались на
ежегодной конференции «Ломоносовские чтения», проводимой Московским
государственным университетом им. М.В. Ломоносова (2008 г.), на
методологическом семинаре в Институте стран Азии и Африки МГУ им.
М.В. Ломоносова (2009 г.), на семинарах и конференциях, проходивших в
Институте Востоковедения РАН (2009 г.) и в Институте всеобщей истории
РАН (2008 г.). Апробация темы происходила также в форме лекций,
прочитанных диссертантом в рамках учебного курса «История арабских
стран в средние века» в ИСАА МГУ.
Работа обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры
истории стран Ближнего и Среднего Востока Института стран Азии и
Африки Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова
(24 марта 2010 г.) и в Центре арабских исследований Института
Востоковедения РАН (27 сентября 2010 г.).
СТРУКТУРА И СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Настоящая работа построена по проблемно-хронологическому принципу,
что создает условия для многоаспектного рассмотрения феномена
исторического сознания. Диссертация состоит из введения, четырех глав,
заключения и библиографии. Таблицы и рисунки, в ней содержащиеся,
иллюстрируют аналитическую часть исследования.
В первой главе исследования рассматриваются основные этапы развития
средневековой арабо-мусульманской исторической мысли, определяется
периодизация ее эволюции, выделяются наиболее характерные для каждого
периода черты. За основной критерий при выработке периодизации мы
11
принимаем появление принципиально новых форм историописания,
демонстрирующих существенные сдвиги, происходившие в историческом
сознании. Эти новые формы вовсе не обязательно становились
доминирующими в количественном отношении; однако, по большей части,
труды нового типа оказывались знаковыми, программными для будущих
историографов. Характерным примером этого служат всемирноисторические
хроники конца IX – Х вв. – при том, что написано их было всего несколько,
невозможно представить себе авторов последующих веков, с ними
незнакомых и не учитывающих их в своем творчестве. Прежде всего, это
относится к трудам ат-Табари и ал-Мас‘уди, которые ценились за широкий
охват описываемых событий, скрупулезное следование правилам
историописания и прекрасное расположение материала. Сведения,
приводимые указанными авторами, по утверждению Ибн Халдуна,
безоговорочно принимали все их последователи.
Вместе с тем, некоторые сочинения, и в их числе работы ал-Макдиси, алИджи, ал-Кафийаджи, ас-Сахави, Ибн Халдуна, не оказав существенного
влияния на систему историописания, ярко демонстрируют уже
произошедшие в ней глубокие изменения. Характерным примером здесь
служит ал-Макдиси. Его работа выделяется из прочих универсальных
хроник, как своим содержанием, так и самой структурой. Три с половиной из
шести томов, ее составляющих, посвящены доисламской истории мира,
причем доминантой своего текста ал-Макдиси делает не событийный ряд, как
абсолютное большинство хронистов и до него, и после, а его интерпретацию
различными религиозно-философскими школами. Такого пристального
внимания к эпохе Сотворения и пророков нельзя встретить ни у одного
другого автора – более того, историки, писавшие позже ал-Макдиси к этой
теме проявляли интереса все меньше. «Книга начала и истории»
демонстрирует крайнюю степень развития традиционного историописания
IX-X вв. Такие тенденции, как повышенное внимание к доисламской истории
мира, скрупулезное изучение доисламских культурно-религиозных традиций,
рассмотрение истории мира как священной, т.е. через призму богочеловеческих отношений – достигают здесь своего апогея, и в конечном
счете, почти сводят на нет собственно историческое содержание трактата.
Всего в первой главе диссертации выделяется пять периодов развития
историописания, каждому из которых посвящен отдельный параграф.
На первом этапе (от проповеди Мухаммада до середины VIII в.)
расселение мусульманских завоевателей на захваченных территориях и
формирование письменных форм фиксации социальной памяти привело к
фактическому рождению исторического знания. С самого своего появления
оно отвечало потребности арабо-мусульманского общества в формировании
его собственной культурно-исторической идентичности, отличавшей его от
автохтонного населения покоренных стран. Сформировавшись в лоне
арабской культуры на основании доисламских традиций словесного
творчества, оно воплощало в себе как память о племенном прошлом, так и
память о раннем периоде существования религиозной общины.
12
Показательно в этом отношении то, что, если составить приблизительный
список ранних исламских знатоков прошлого: специалистов по генеалогиям,
знатоков хадисов, древнеаравийских преданий и т.д., то среди них окажутся
практически одни арабы4, самой очевидной причиной чего является
неарабизированность завоеванных народов. В то же время уже ранние
арабские знатоки прошлого усваивают древние ближневосточные тексты
(прежде всего, библейские) и оперируют ими в своей деятельности: так,
например, согласно Ибн ‘Абд ал-Хакаму Пророк завещал одному из первых
историков Абдаллаху ибн ‘Амру ибн ал-‘Асу (ум. 683-697) читать Тору и
Коран.
На следующем этапе (середина VIII – середина IX в.) наблюдается
усложнение системы историописания, а вместе с ней и системы культурноисторических идентичностей, что свидетельствует о постепенном
формировании общего арабо-мусульманского общественного сознания,
носителем которого является уже не узкая группа аравитян, но также и
значительная часть местного исламизированного населения. В процессе
становления историописания выделяются его основные формы, формируется
представление о легендарном «осевом времени» – эпохе Пророка Мухаммада
и праведных халифов, в которой обнаруживаются все общественно значимые
идеальные
типы,
обозначаются
три
уровня
исторической
самоидентификации. Низший из них представлен региональными или
трайбалистскими идентификациями, которые нашли свое выражение в
работах о «преимуществах» (фада’ил) тех или иных стран, городов, племен;
в переводах местных историй (напр., «Царские жития» Ибн ал-Мукаффа‘); в
племенных преданиях (ахбар) и генеалогиях (ансаб). Многие из работ этого
рода войдут в более поздние сочинения: так, целый ряд фада’ил приводят
Ибн ‘Абд ал-Хакам и ал-Мас‘уди, а Ибн Халдун, напротив, показывает их
недостоверность. Второй уровень самоидентификации – религиозногосударственный – представлен, главным образом, литературой о
мусульманских завоевания (магази) и жизнеописаниями пророка Мухаммада
и его сподвижников (сира), которые поначалу составляли единый
историографический
жанр.
Наконец,
самый
высокий
уровень
самоидентификации – ближневосточный. На этом уровне различные народы,
населяющие регион, объединяются в едином культурном пространстве. В
историографии он представлен рассказами о пророках (кисас ал-анбийа),
берущими начало в религиозной авраамистической литературе.
На третьем этапе, то есть во второй половине IX – первой половине X в.
складывается единая система исторических идентичностей, а многообразные
историографические жанры объединяются в рамках всемирноисторической
хроники. В ней сюжеты, ранее отдельно разрабатывавшиеся в произведениях
Можно назвать двенадцать наиболее известных знатоков прошлого этого периода: Вахб ибн Мунаббих
(ум. 732), Абан ибн ‘Усман ибн ‘Аффан (ум. 713-733), ‘Урва ибн Зубайр (ум. 712), ‘Абдалла ибн Аби Бакр
ибн Хазм (ум. 742-752), Мухаммад ибн Шихаб аз-Зухри (ум. 741), Мухаммад ал-Калби (ум. 763), ‘Асим ибн
Катада (ум. 737), Муса ибн ‘Укба (ум. 758), Ибн Исхак (ум. 761), Абу Михнаф (ум. 774), Ибн ал-Хакам (ум.
764), Ибн ал-Мукаффа‘ (ум. 760). Кажется, из них только Вахб ибн Мунаббих и Ибн ал-Мукаффа‘ были не
арабского, а персидского происхождения.
4
13
разных жанров, объединяются в единую и, в целом, непротиворечивую
систему описания прошлого. Эта система характеризуется тремя основными
чертами. Во-первых, она универсальна: авторы всемирноисторических
хроник стремились написать действительно историю всего мира (отсюда –
множество упоминаемых народов у ал-Мас‘уди, «краткий» характер
«Истории» ат-Табари, высчитывание времени существования мира и
космогонические разделы у ал-Макдиси). Во-вторых, она претендует на
объективность, о чем свидетельствуют не только прямые указания у Ибн
Кутайбы и у ал-Мас‘уди, но и тщательно приводимые цепочки передатчиков
у ат-Табари, и демонстрация ложности немусульманских взглядов на
историю и космогонию у ал-Макдиси. В-третьих, стержнем истории
человечества для авторов этого периода являются бого-человеческие
отношения, о чем с особой очевидностью говорят разделы, посвященные
доисламской истории мира: повсюду они начинаются с сотворения и далее
организуются вокруг истории пророков, которая дополняется сведениями о
древнем Иране, греках, арабах и других народах.
Вся человеческая история в этих хрониках обретает общую
периодизацию, центральным моментом которой становится миссия
Мухаммада, систематизируется и образует определенное смысловое
единство как воплощение Божественного замысла.
Соответственно и человек начинает ощущать свои мысли, слова и деяния,
самого себя как элемент глобального проекта мировой истории, что с
необходимостью предполагает способность самоотчуждения – авторы
всемирноисторических хроник оказываются способными одновременно
мыслить себя участниками событий и вставать на точку зрения наблюдателя
за мировой историей.
На четвертом этапе, с конца X по конец XII в., модель всемирной истории,
предложенная хронистами Х столетия, претерпевает некоторые изменения, а
сама универсальная хроника временно утрачивает актуальность. Ярче всего
эти изменения заявлены в известном методологическом Введении
Мискавайха к «Опытам народов». История теперь пишется не для всех, а, как
правило, для политической элиты – Мискавайх посвящает свой труд
«величайшему владетельному господину» вазиру ‘Адуд ад-Дауле и
указывает, что полезен он, главным образом, правителям, ас-Са‘алиби
посвящает хронику Газневиду Абу-л-Музаррафу (брату и сподвижнику
султана Махмуда ибн Собоктегина), особую популярность обретают
династийные хроники. Предметом описания является теперь не весь мир, а, в
основном, локальные этно-культурные группы, которые и становятся
субъектами исторического процесса. Так, на персидской истории
сосредотачиваются и ас-Са‘алиби, и Мискавайх, хотя последний претендует
на универсальность. История утрачивает сакральность, обмирщается, и
авторы обращаются к проблемам окружающего их мира – их все меньше
интересуют доисламское прошлое человечества и период Ниспослания.
Мискавайх отказывается описывать допотопную историю, поскольку ей
«мало можно доверять», а также чудеса Аллаха и пророков, поскольку в них
14
нет никакой пользы для обычных людей. Все более популярным
историческим жанром становится биография, количество автобиографий
резко увеличивается (их насчитывается 10 в IX – X вв. и около 30 – в XI – XII
вв.). Наконец, история приобретает ярко выраженный субъективный
характер – задачей автора становится не просто сухое изложение всех
известных ему фактов, но также их критика и отбор, согласующийся с
авторской задумкой. Важнейшей функцией историописания становится
«воспитание нравов» - так, например, биографические сборники
составляются для демонстрации добродетельных примеров.
Все это отражает изменения в общественном сознании эпохи
«мусульманского гуманизма» (в терминологии Дж. Л. Крэмера), когда в
сформировавшемся городском обществе в условиях распада единой
мусульманской империи интеллектуальная мысль обратилась не к
божественному, а к постижению земного человеческого бытия.
Наконец, в последние века средневековья (XIII – XV вв.), т.е. на пятом
этапе, происходит возрождение всемирноисторической хроники, совмещение
традиций универсальной и локальной хронистики, а также появляются
теоретические трактаты по историописанию. Во многом работы этого
периода носят «постсредневековый» характер, если использовать
терминологию отечественного философа-арабиста А.В. Смирнова, –
ставившаяся историками задача обзора всего прошлого предполагает
отвлеченность от него, причем отвлеченность совершенно другого уровня,
чем та, что присутствовала в трудах Х в. Один за другим
позднесредневековые авторы утверждают окончательность своих трудов,
правда, утверждают ее по-разному. Для всемирноисторических хроник речь
может идти только о предчувствии конца. У Ибн ал-Асира история еще не
закончилась, но на нее уже можно смотреть извне, ее уже можно описывать,
потому что главное в ней известно и теперь остается механически
нанизывать факты на нить повествования – это уже «Полная история»5. Еще
более явно это проявляется у Ибн ал-Джаузи, претендующего на то, что он
описывает только важные события (свою книгу он называет зеркалом, в
котором отразился весь мир), потому что он уже может отделить важное от
неважного. Ал-Иджи, ал-Кафийаджи, ас-Сахави, а также Ибн Халдун (во
«Введении
о
достоинстве
исторического
знания»)
описывают
историографию такой, какова она уже есть – для них исторического
развития историописания, даже если оно и существовало когда-то, теперь не
существует – они имеют дело с созданной и закрепленной традицией
системой, которую можно описать, проанализировать и оценить. Это видно
из самой структуры теоретических трактатов, полностью избавленных от
какой бы то ни было диахронии и построенных на логическом
препарировании традиции историописания, где в одном ряду упоминаются
Возможен и другой перевод названия – «Совершенная история», однако во введении Ибн ал-Асир заявляет
о своем намерении окончательно исправить ошибки своих предшественников, привнесших в историю много
бесполезного.
5
15
такие древние авторы, как Ибн ал-Мукаффа‘, и относительно современные,
вроде того же аз-Захаби.
Во второй главе диссертации описанные трансформации исторической
мысли вводятся в контекст эволюции религиозно-политической ситуации в
мире ислама. Начав с общетеоретических проблем взаимосвязи
исторической мысли и властных систем, автор переходит к анализу сначала
всей системы отношений между исторической мыслью и политическими
практиками исламского мира (рассматривается теория государства алМаварди), а затем ее конкретно исторических проявлений.
Особое
внимание
уделяется
корреляции
динамики
развития
исторического знания с эволюцией систем властных отношений в халифате.
При этом взаимодействие историописания и политической власти может
быть описано двояко.
Если рассматривать историописание как инструмент центральной
политической власти, то его роль изменялась следующим образом. На
первом этапе (622–750 гг.), когда власть в халифате осуществлялась
посредством доисламских институтов (византийских, персидских или
арабских), а единство империи поддерживалось исключительно
беспрерывной ее экспансией, историческая мысль сводилась к письменной
фиксации коллективной памяти, бытовавшей ранее лишь в устных формах.
На втором этапе (750–850 гг.) формируется развитая государственность,
пытающаяся обеспечить свое существование, в том числе, и посредством
выработки универсальной идеологии. Однако неоднородность политической
элиты, борьба различных группировок за доступ к власти и к распределению
экономических благ (приток которых извне резко сократился вследствие
прекращения экспансии) и продолжающееся становление государственного
аппарата приводят к активному использованию исторической памяти всеми
заинтересованными сторонами в политических схватках, что, в свою
очередь, ведет к быстрому развитию историописания в самых разных его
формах. Наконец, к середине IX в., то есть на третьем этапе (850 – 950 гг.),
определяется единая универсальная идеология (суннитское правоверие,
установленное халифом Мутаваккилем, провозгласившем догмат о
несотворенности Корана), служащая обеспечению власти халифа –
формального руководителя всего исламского мира. Уникальность положения
халифа, символизируемое им единство исламского мира и универсальность
государственной идеологии отражаются в это время в появившихся
всемирноисторических хрониках, описывающих единую и универсальную
историю всего мира. На четвертом этапе (950-1171), вместе с появлением
множества халифатов (и других государственных образований)
преумножаются и государственные идеологии, в результате чего получают
развитие локальные и династийные хроники. Наконец, в XIII – XV вв. вновь
утверждается символическое единство исламского мира, что проявляется
главным образом в восстановлении его идеологического единства –
выражением этого в исторической мысли становятся новые универсальные
хроники и сочинения по теории историописания.
16
Однако, будучи формой выражения определенной части общественного
сознания, историческая литература оказывает влияние и на формирование
моделей поведения как политической элиты, так и масс.
Следовательно, архаичные методы управления, применявшиеся
Омейядами (особенно ранними), могут быть объяснены своеобразным
мировоззрением элиты (включающем в себя исторические представления), в
котором доминировал доисламский арабский взгляд на реальность.
Возникновение нескольких противоречащих друг другу исторических картин
мира стало причиной широкой религиозно-политической дискуссии при
ранних Аббасидах. Наконец, последовавшее за этим утверждение
теоретически безусловной власти халифа и суннитского правоверия было
следствием нахождения общественного консенсуса в вопросе о прошлом.
На четвертом и пятом этапах наблюдается активизация местных
исторических представлений, а затем нахождение нового компромисса, в
котором местные истории сочетаются с глобальным исламским
историческим проектом. Все это находит отражение и в политических
пертурбациях позднего средневековья.
Несколько иной была взаимосвязь общественно-политической системы и
исторического сознания в таких периферийных областях Обители ислама как
страны Магриба и Иран – специфика сложившейся там ситуации
предопределила отсутствие универсальной хронистики.
Сравнение политических и исторических традиций североафриканских и
восточных регионов исламского мира показывает, что местная историческая
традиция в них оказывалась важнее общемусульманской для легитимизации
власти правителя. Это и делало невозможным здесь развитие арабомусульманской всемирноисторической хронистики. В то же время в Египте,
Сирии и Ираке таких проблем не существовало – Аббасидский халиф
никогда не переставал здесь восприниматься как один из основных
участников политического процесса, а после восстановления суннитского
правоверия и как главный источник легитимности всех местных династий.
Описанные сценарии взаимодействия властных отношений и
исторического знания частично объясняют изменения политического и
исторического дискурсов, однако для понимания трансформации
исторической мысли необходимо учитывать не только ее связь с политикой,
но также ее включенность в систему знаний рассматриваемого общества.
Этой теме посвящена третья глава работы.
Если в первых двух главах историописание описывалось в универсальных
принятых в современной исторической науке терминах, то здесь
предпринимается попытка встать на позицию самих средневековых авторов.
Три параграфа главы посвящены соответственно анализу понятий,
выражавших идею истории, классификации жанров историописания и
рассмотрению места этих жанров в средневековых классификациях наук.
В рамках средневековой системы знаний арабо-мусульманская
историческая мысль стремилась обрести право на познание мира. Это
наблюдается и в постепенном формировании классификаций наук и
17
определении в них места исторических знаний; и в эволюции жанровой
системы – от устного повествования к разнообразию жанровых форм и далее
к их интеграции в рамках единого исторического нарратива; и в самом
становлении понятия «историческая наука» – ‘илм ат-та’рих. Несмотря на
подобные трансформации понятие та’рих даже в осеннюю пору
средневековья означало, главным образом, вид литературы, посвященной
датированному описанию исторических личностей и событий прошлого, и
лишь некоторые авторы разумели под ним определенную область знания,
впрочем, и ей с трудом находилось место в классификациях наук, а если и
находилось, то совершенно второстепенное.
В большинстве классификаций историописание либо вообще не
представлено (ал-Фараби, Ибн Сина), либо отсутствует в явном виде (алХаварезми), либо занимает подчиненное положение по отношению ко всем
прочим видам наук. В тех классификациях, где исторические дисциплины
упоминаются (Братья Чистоты, Ибн ан-Надим), они все же рассматриваются
вне какой-либо целостности и в лучшем случае объединяются в рамках
некоего более общего знания – ‘илм ал-ахбар, или «науки известий»,
посвященной всем знаниям об обстоятельствах существования дольнего
мира (Ибн ан-Надим, ал-Иджи). Они рассматриваются либо как техническое
подспорье традиционных наук, либо как составная часть прикладных, или
наук адаба. Вместе с тем в позднесредневековый период намечается
выделение историописания в отдельный вид познания, что выражается в
появлении ‘илм ат-та’рих у ал-Иджи и у Ибн Халдуна (у последнего не в
самой классификации, а в тексте «Мукаддимы»), однако его место в
гносеологической системе все же остается неопределенным (подчиненное
положение у ал-Иджи и системообразующее у Ибн Халдуна).
То, что история не рассматривалась в средние века как средство для
постижения мира объясняется самим характером средневековой
гносеологии, отрицавшей истинность индивидуализирующего познания. Вся
научная, религиозная и философская мысль устремлялись к пониманию
единого глобального принципа мироздания, данного человечеству в
Божественном Писании, и потому борьба, о которой идет речь, была
неосознанной – это была борьба истории, но не историков. Никто из
средневековых авторов, за исключением самых поздних (да и то лишь
единиц из них) не претендовал на нечто большее, чем простое
иллюстрирование реальности.
Впрочем, даже такие скромные амбиции не помешали историкам создать
целую систему правил, регулировавших их деятельность.
Четвертая глава работы посвящена представлениям историков об их
труде. Рассматриваются вопросы объекта историописания, его целей и задач,
требований, предъявляемых к описываемому материалу – именно они
представлялись существенными самим средневековым авторам.
Как показывает анализ источников, предметом историописания считалось
все, что происходит во времени и касается человека как существа
социального. Это самое общее положение, по-своему интерпретировавшееся
18
каждым автором, было окончательно сформулировано только в
позднесредневековых трудах, однако и ранние работы ему фактически
соответствовали.
Во всех рассмотренных историографических трудах огромное внимание
уделяется целям историописания. Всего выделяется два больших блока – в
один включены религиозные задачи, в другой – воспитательные и
развлекательные. История является знанием не только дидактическим, но и
философским – способствующим интеллектуальному росту читателя,
помогающим человеку преодолеть время. Вместе с тем – это религиозная
наука и техническое подспорье для других религиозных наук.
Названные цели были впервые заявлены в сочинениях Х в. и более из
историописания не исчезали, все они демонстрируют синтетический
характер ‘илм ат-та’рих, его связь со всеми основными областями
деятельности человека (социальной, политической, религиозной, культурной
и т.д.).
Для позднесредневековых авторов характерно обращение к проблемам
отбора фактического материала и профессиональных качеств историка. Из
последних наиболее значимыми оказываются честность, нравственность и
высокая эрудиция. В то же время используемая им информация должна быть
достоверной, оцениваться в соответствии с авторитетностью информатора и
здравым смыслом, а также соответствовать требованиям религиозной
морали.
Превалирование
этических
требований
над
узкопрофессиональными являлось следствием слабости профессионального
сообщества историков, почти полного отсутствия общей для них
профессиональной самоидентификации.
Динамика изменений описанных принципов историописания, в общем,
согласуется с предложенной периодизацией, а сам характер этих изменений
объясняется
политическими
и
гносеологическими
контекстами
существования не только исторической мысли как таковой, но и конкретных
ее носителей – историков. Включенность исторической мысли в
интеллектуально-политическую жизнь, отражение в ней перипетий этой
жизни, предопределили появление и сосуществование двух основных
историографических направлеий. Первое из них – традиционалистское,
связанное в политическом отношении с идеей халифата, а в
интеллектуальном – с религиозным знанием, представлено Ибн Кутайбой,
ат-Табари, Ибн ал-Джаузи, Ибн ал-Асиром, ас-Сахави. Второе –
и
рационалистическое, в политическом отношении связанное с идеей
локальной государственности, а в интеллектуальном – со знанием
философским. Оно представлено трудами Мискавайха, ал-Иджи, Ибн
Халдуна.
В заключении содержатся выводы и обобщения, сделанные в процессе
работы над темой диссертации, позволяющие подвести итоги проделанному
исследованию и наметить перспективные направления дальнейших
исследований средневекового арабо-мусульманского исторического знания.
19
Учитывая соответствие форм репрезентации прошлого способам его
восприятия изменения исторического сознания, происходившие на
протяжении всего средневековья, равно как и трансформации политической
системы, могут быть объяснены в терминах анализа и синтеза.
Первый, третий и пятый этапы (622 – 750 гг., 850 – 950 гг., 1171 – 1517
гг.) – это периоды синтеза, когда наблюдается единство и исторического
знания, и политической системы. Впрочем, характер этого единства менялся.
В историческом знании наблюдается движение от восприятия истории как
единого переживания (ему соответствует устное историческое предание) к
формированию исторической картины мира в универсальных хрониках X в.
и далее – к ее переосмыслению и обнаружению не только исторического (у
хронистов и биографов), но также метафизического (у Ибн Халдуна) и
феноменологического (у теоретиков историописания) единства прошлого.
Одновременно изменяется политическая система. В раннемусульманской
экспансионистской империи концепция власти выражена очень слабо, а
инструменты ее осуществления только разрабатываются. Во второй
половине IX в. определяется верховная власть халифа как религиозного
главы исламского мира, чей авторитет легитимизирует административные
полномочия всех государственных чиновников. В позднее же средневековье
халиф совершенно утрачивает какую-либо реальную власть, но обретает всю
полноту власти символической – после восстановления позиций суннизма
его фигура превращается в символ единства Обители ислама.
Три описанные периода синтеза перемежаются двумя периодами анализа
(750 – 850 гг. и 970 – 1171 гг.), когда историческое знание характеризовалось
многообразием форм историописания, а политическая система –
сосуществованием нескольких политических идеологий, обосновывающих
притязания разных центров силы.
Если рассматривать всю представленную картину в цельности, то
обращает на себя внимание системность развития арабо-мусульманской
исторической мысли, выявляющаяся в диалектике чередования периодов
анализа и синтеза и в поступательном движении к выделению
историописания из общей системы знаний.
Историческое знание представляет собой воспоминания общества о его
прошлом и в этом отношении служит способом выражения общественного
сознания. Оно меняется не только под воздействием таких внешних
факторов, как трансформация системы политических отношений или
системы знаний, но также и в силу самой структуры исторической мысли. В
его развитии наблюдаются постепенные переходы от непосредственного
переживания события к его осмыслению, затем к формированию и развитию
образа этого события, и наконец, к определению его места в общественной
памяти.
Исходным толчком к появлению этих воспоминаний послужили
проповеди Мухаммада, и вплоть до X в. вся историческая мысль была
направлена на осмысление и понимание этого «первособытия», результатом
чего стало появление универсальной исторической картины мира,
20
отраженной в ранних всемирноисторических хрониках. Следующие два века
были посвящены уже осмыслению этой картины, ее интерпретациям,
формированию альтернатив. И наконец, на последнем этапе весь этот
разрозненный поток мнений был приведен к некоему «общему
знаменателю», превратившись из живой исторической реальности в факт
нарративного творчества.
1.
2.
3.
Основные положения диссертации изложены в следующих
публикациях:
Кузнецов В.А. Написать мир: структуризация прошлого в ранней
арабо-мусульманской историографии // Диалог со временем. Вып.
21. М., 2007. С. 52-85.
Кузнецов В.А. Мискавайх – «возвышенные» исторические опыты //
Восхваление: Исааку Моисеевичу Фильштинскому посвящается… /
Под ред. М.С. Мейера. М.: «Ключ-С», 2008. С. 234-263.
Кузнецов В.А. Единство и множественность мира в арабомусульманских историко-политических дискурсах X – XV веков //
Образы времени и исторические представления: Россия - Восток Запад / Под ред. Л.П. Репиной. М.: "Кругъ", 2010. С. 502-537.
21