Бартенев М. Привет, Рей

ПРИВЕТ, РЕЙ!
В маленьком кукольном пространстве появляется Рей.
Это пространство настолько маленькое и тесное, что если надеть на указательный
палец котелок, то он покажется долговязым господином в котелке, а надень на большой
палец кепку – и он может стать мальчишкой сорванцом или, например, ворчливым
толстяком-коротышкой.
Но сейчас в этом тесном пространстве появился Рей.
Он обустраивает его, это свое пространство, он подгоняет его под себя. Он строит
себе балкон.
А: Это не страшно… Это совсем не страшно…
Это над этим, а над этим – вот это, а сверху – бант. Это красиво.
Вы подождете минуточку, да?
А я зайду за занавес,
а потом появлюсь на балконе.
Я буду сидеть на балконе и смотреть на вас,
и рассказывать об одной вещи…
Б: О какой вещи?
А: О ящике, я буду рассказывать о ящике
и показывать, что в нем хранится.
Подождете?
Б: Нет.
Нельзя уходить надолго.
А: Всего на минуточку, ладно?
Я только зайду сюда, а выйду оттуда.
Б: Надо хотя бы включить музыку.
А: Конечно. Музыка слышна?
Б: Слышна.
А: Хорошо, через минуточку я выйду оттуда.
А пока вы будете ждать, послушайте музыку.
Такое маленькое пространство! Такой маленький Рей! Возможно, его не всем видно,
особенно тем, кто сидит на последних рядах. Поэтому лучше, если на последних рядах
будут сидеть взрослые, а дети – на первых. (Когда-то Рей не начинал спектакль, пока
самые главные люди города Свердловска не освободили первый ряд для детей. Свердловск
был очень большим городом, поэтому главные люди тоже были очень большими.) Так
будет лучше. Но еще лучше, чтобы все было видно и взрослым и детям. Поэтому хорошо
было бы взять камеру и показывать на большом экране все, что происходит на
маленькой сцене.
И тогда на экране появится Рей. Сначала кукольный – репортаж со сцены – а потом,
когда мы начнем привыкать к нему, когда мы начнем в него верить, он как-то незаметно
станет настоящим, живым (видео спектакля Рея «Коробочка на балконе). В очках и
котелке. Под неизменным зонтиком. И говорить он будет на непонятном языке –
настоящий большой воображаемый Рей. А настоящий маленький кукольный Рей будет
говорить по-русски. Словом, всем все будет понятно.
А: У меня есть слезинки – здесь в кармане –
то есть в старом ящике из-под сигар,
который я вам раньше показывал.
Б: Но в нем не всегда были слезинки?
А: Вы знаете, что там было раньше?
Б: Сигары?
А: Откуда вы узнали?
Б: Догадалась.
А: Я получил этот ящик давно.
Когда был ребенком,
Когда был таким же взрослым, как и вы.
В это время мимо моего балкона проходил
один большой, очень большой мужчина.
Б: И большой мужчина сунул в свой большой карман
свою большую руку
и вынул из кармана этот ящик.
А: Я стоял здесь и смотрел на ящик.
Ой, какой красивый.
Из чистого золота.
Не мне ли этот ящик?
Нет, не мне.
Можно еще раз посмотреть?
Ой, какой красивый.
Мне бы пригодился такой ящик:
если бы я нашел камешек или пёрышко,
я бы хранил их в ящике.
А не подарил бы ты мне этот ящик?
Б: Нет.
А: Может быть… потом, когда ты умрешь?
Б: Нет.
А: А когда же?
Б: Когда ящик опустеет.
А: Окрой его. Пожалуйста.
Б: Часто помогает, когда говоришь «пожалуйста».
И он открыл ящик.
А: Вы знаете, что там было?
Б: Сигары.
А: Вы догадливы. Да, сорок восемь сигар!
Чтобы выкурить сорок восемь сигар
нужно много времени.
Если бы я дожидался этого,
я бы умер раньше – и зачем мне тогда ящик?
Что?
Старую газету?
Б: Он попросил старую газету.
А: У меня в подвале была старая газета.
Б: И он взял старую газету,
положил ее на колени,
отворил ящик и…
вынул сигару.
Он положил на старую газету эту сигару…
А: И… вынул вторую… и тоже положил ее на старую газету
и… третью… четвертую…
Б: И еще и еще – он все время вынимал сигары.
И, наконец, на старой газете оказалось…
А: Сорок восемь сигар.
Б: Да, сорок восемь сигар.
Он сложил газету,
свернул ее
и сунул в карман все сорок восемь сигар,
завернутых в старую газету.
Пожалуйста, ящик пуст.
А: Спасибо!!
Б: И он ушел со всеми сигарами в старой газете в кармане.
А: А я получил ящик.
До свидания – и спасибо.
(Спасибо тоже иногда надо говорить)
Я так обрадовался, что…
показалась слезинка…
Б: Разве слезы появляются от радости?
А: Может быть, радость была такой большой,
что в моем теле ей было тесно,
и она вышла слезинкой,
маленькой голубой слезой.
Я храню ее – здесь в ящике.
Вот смотрите.
Б: Нет-нет, не надо!
Есть люди, которые не любят чужих слез.
А: Да, есть такие люди. Они сердятся в таких случаях.
Поэтому довольно трудно показывать свои слезы.
И тут засбоит изображение на экране. Начнутся помехи. И картинка зависнет –
замрет в какой-то неестественной позе большой Рей. А маленький Рей покинет свое
пространство и… Возможно, он поселится в клетке, в каких обычно держат домашних
птиц. (Эта клетка нам еще пригодится впоследствии.) А может быть, он окажется в
ящике из-под сигар…
Б: Что с ним?
А: Он умер.
Б: Какая глупость.
А: Так иногда бывает.
Б: Почему меня не предупредили заранее?
А: Взрослые умирают неожиданно.
Б: Но не рассказывать же об этом детям.
А: Почему?
Б: Не принято.
А: Рей рассказывал
Б: Рей?
А: Его звали Рей. А потом он умер.
Б: Дети этого не поймут.
А: Он рассказывал, а они понимали.
Б: «Рассказывал, понимали…» Откуда вы знаете?
А: Я помню.
И начнется «реконструкция Рея». М.б. две актрисы из подручных материалов соорудят
большую куклу Рея. А м.б. они сами наденут котелки, круглые очки и начнут
обустраивать свое пространство, строить свой балкон… Не знаю. Главное, что
история должна как-то продолжиться.
А: Когда-то очень давно…
Или совсем недавно?
Б: Недавно-давно, через черточку.
А: Да, через черточку. То, что для маленьких давно, для больших недавно.
Недавно-давно в нашем городе появился Рей.
Б: Как появился? Что значит – появился? Очень неконкретно.
А: Никто не знает.
Одни говорили, он приехал на автомобиле «Шевроле» по прозвищу Наташа.
Другие говорили, пришел пешком.
А третьи - что ползком переполз через границу.
Б: ???
А: Да-да. Потому, что он был иностранец.
Б: Иностранцы - это очень подозрительно.
Они говорят на непонятных языках.
А: Правда.
И есть люди, которым это не нравится.
Кто знает, что они там такое говорят? А вдруг, что-то обидное?
Б: Наверняка. С иностранцами всегда надо быть начеку.
А: Рей тоже говорил на непонятном языке.
Но, видимо, это был специальный непонятный язык,
потому, что его понимали.
Б: Глупости. Не может быть. Непонятный язык для того и непонятный,
чтобы его не понимать.
Для этого иностранцы на нем и говорят.
Назло.
А: Нет, его понимали. Никаких сомнений.
Нельзя же запомнить истории, если ты их не понял…
На нем были круглые очки. Котелок…
Б: Это очень подозрительно.
А: А еще у него был зонтик…
Удивительный зонтик! Когда он его открывал, на него начинал капать дождь.
Б: Очень глупо.
А: А еще у него был ящик. Ящик из-под сигар.
Б: Курить вредно! Это запрещено.
А: Там уже не было сигар, там он хранил слезинки…
Б: Все! Достаточно! Хватит!
Но Рей уже готов настолько, что сам способен рассказывать свои истории дальше:
А: Когда-то я видел такой ящик,
только гораздо больше. Больше чем я,
когда был маленьким. Когда я был меньше, чем вы.
Когда я был вот таким маленьким.
Б: Не похож на тебя.
А: Эй! Ты должен походить на меня,
когда я был маленьким.
Теперь похож?
Б: Нет, не очень.
А: Подождите – у меня в кармане есть еще кое-что.
Ну, как?
Б: Теперь больше похож на тебя.
А: Да, теперь уже лучше.
Б: Только у тебя нет ногтя в затылке.
А: А у него нет волóс. Ладно…
Тогда, когда я был вот таким маленьким,
я смотрел на большой черный ящик.
Б: А на ящике было кое-что.
А: Да, на ящике был крест.
Золотой.
Б: Нет, не золотой. Обыкновенный крест...
А: …из золота.
Б: Нет.
А: Да. Просто когда ты маленький,
ты думаешь, что все обыкновенные
кресты из золота. Не помните?
Б: НЕ ПОМНЮ!.. ПОМНЮ… НЕ ЗНАЮ…
А: И я тогда смотрел
на большой черный ящик
с обыкновенным крестом – из золота.
Б: Но не один.
Там еще были шляпы.
А: Да, когда я был маленьким, шляпы всегда были рядом.
Коричневая, и черная, и зеленая, и серая.
Коричневая...
Б: Черная! И зеленая, и серая.
А: Сначала коричневая. Да, да… и черная, и зеленая.
Б: Сначала черная, а потом уже зеленая, и серая.
Какой ты нетерпеливый.
А: Это потому что я маленький.
Б: Тогда тебе можно…
А: …и зеленая.
Б: …и серая, и серая.
А: А мне не очень нравится серая шляпа.
Б: Знаю. Это каприз.
А: Просто она велика и, бывает, падает (с пальца) во время рассказа.
Б: И это раздражает?
А: Раздражает, когда тебя все время перебивают.
А я хочу рассказать историю.
Б: Вы, конечно, знаете, что большой палец не может говорить.
А: Ну, и что? Все уже поняли, что это я говорю за мой большой палец.
Так что, рассказываю дальше.
Я смотрел на большой черный ящик с крестом – из золота.
И все шляпы тоже смотрели.
Б: И они по очереди говорили: бу-бу-бу, бу-бу-бу…
А: А я не знал, зачем мне смотреть
на этот большой черный ящик
с крестом из золота.
Б: Бу-бу-бу…
А: И я спросил у шляп.
Зачем нам смотреть на…
Б: Тшш…
А: Вот, всегда так.
А я только спросил:
Зачем нам смотреть на…
Б: Тшш…
А: Надо продолжать спрашивать,
иначе ничего не узнаешь.
Б: Бу-бу-бу-бу…
А: Почему мы должны смотреть на…
Б: Тшш…
А: Тогда я стал требовать ответа.
Я требую ответа…
Б: Бу-бу-бу, бу-бу-бу…
А: Надо требовать – иначе ничего не узнаешь…
Зачем нам смотреть на этот
большой черный ящик
с крестом – из золота?
Б: Бу-бу… Тьфу!.. Это твоя бабушка.
Она очень больна.
Нельзя громко говорить, нельзя шуметь.
А: Почему?
Б: Потому что бабушка очень больна.
А: Не больна.
Б: Больна. Бабушка очень больна.
Даже хуже, она умерла.
А: Бабушка умерла?
Б: Да, мы ее сейчас похороним в черном ящике.
А: Бабушка в черном ящике?
Можно ее увидеть?
Б: Тшш…
А: Открывай-ка ящик.
Б: Тшш…
А: Бабушка, приоткрой ящик, чтобы я тебя увидел.
Бабушка, а ты палку не забыла?
Ты же без нее не ходишь.
Бабушка, ты меня слышишь?
Б: Тишина.
А: Бабушка!..
Б: Тишина.
А: Бабушка! А твой аппарат при тебе?
Вы не забыли положить аппарат бабушки в ящик?
Б: Тшш…
А: А это важно.
Б: Тшш!
А: Важно, вам говорят.
Б: Тшш!
А: Для бабушки аппарат был очень важен.
Вы помните, глупые шляпы?
Б: Не помним.
А: Я так и думал. Вы помните только то,
что вам важно!
Б: Это правда.
А: А аппарат для бабушки действительно был очень важным делом.
У бабушки были больные уши,
она плохо слышала, и потому на животе у нее висел аппарат.
Аппарат с двумя батарейками и микрофоном.
И слова, которые говорились, входили в микрофон,
потом в аппарат, а потом по длинному шнуру в ее уши.
Б: Практично!
А: Нет, это не для бабушки было практично, а для меня.
Потому что, когда ты маленький,
можно дотянуться до живота,
но нельзя дотянуться до ушей.
Б: И ящик медленно опускался в землю,
в глубокую яму, которую они выкопали.
И все шляпы запели.
А: Они пели так странно…
Б: А-а-а-а-а… А-а-а-а-а…
А: Вы поете или плачете?
Б: Молчи! Поем. А-а-а-а…
А: А почему вы поете, когда бабушка в черном ящике лежит?
Б: Традиция.
А: А я не умею так странно петь.
Бабушка, я не умею так петь!
Б: А-а-а-а..
А: Бабушка, может, мне для тебя посвистеть?..
Но я не сумел посвистеть.
Это было слишком трудно.
Бабушка, бывало, мне говорила:
Б: «Чтобы свистеть, сначала смочи губы,
потом выпяти их,
так, чтобы рот был похож на куриную попку –
и немножко подуй. Это просто…»
А: Я попытался…
Пффррр…
Б: Замолчи же!
А: А я пытаюсь свистеть для бабушки.
Б: А-а-а-а…
А: Бабушка, я пытаюсь, как ты говорила – рот у меня как куриная задница.
Пффррр…
Б: Тихо, тебе говорят!
И, наконец, ящик дошел до дна ямы –
и все шляпы подошли к краю ямы,
и бросили на ящик землю – БУМ! БУМ! БУМ! –
а потом пошли домой.
А: Бабушка, я еще раз попытаюсь.
И я сделал так, как говорила мне бабушка.
Б: «Губы куриной задницей и тихонько подуть. Тихонько!»
А: Ф-ф-ф-фью… Фью-у-у-у! Фью-у-у-у!
И я засвистел.
И я рос
и рос
и рос.
Б: Очень глупый палец.
Так не растут.
Не только большой палец растет.
Когда растешь, и руки растут,
и ноги, и живот, и все тело растет,
и, наконец, ты становишься вот таким большим.
А: Или еще больше, если стоишь на балконе.
Я сейчас уже взрослый, но я до сих пор
умею свистеть, потому что бабушка меня этому научила.
Бабушка покинула меня, а свист остался со мной…
Э-эй! Вы где? Что с вами?
Б: Ничего.
А: Уж не хотите ли вы показать слезинку?
Б: Еще чего!..
А: Садитесь, садитесь вот здесь, рядышком…
Б: Взрослые умирают неожиданно… Это нечестно!
А: Да.
Б: То есть, совершенно не тогда, когда ты этого ждешь.
А: Совершенно.
Б: Вечером лежишь в постели,
боишься уснуть…
Прислушиваешься к шагам на лестнице:
Цок-цок-цок – а вдруг? Вдруг это мама?
Или это мама? – Шлеп-шлеп-шлеп?
Или, наконец, это? …
Нет, это тоже не мама:
мама не поет мужским голосом, возвращаясь домой…
И ты засыпаешь на мокрой от слезинок подушке,
в полной уверенности,
что мама умерла,
что ее убили грабители
или переехала машина…
Или все вместе сразу…
А утром она, как ни в чем не бывало,
приходит тебя будить, веселая и свежая.
А потом, через много лет,
а на самом деле совсем и не через много,
когда ты ничего такого не ждешь,
совершенно неожиданно,
ВДРУГ…
Тихо! Тишина!
А: Что случилось?
Б: Там кто-то есть…
А: Нет. Не бойтесь. Бабушки в этом ящике нет.
Б: Я знаю. Конечно, нет. Нельзя хоронить бабушек в ящике из-под сигар.
Они для этого слишком большие.
А: В маленьком ящике из-под сигар
можно хоронить только муху, птичку или… мышку…
Б: Только хвостик мышки надо аккуратно класть рядом,
чтобы его не прищемило крышкой.
А: Но только после того, как они уже умерли.
Б: Что?
А: Только мертвых можно хоронить. Муху, птичку, мышку…
Б: Да… Да… Или, например, ежика…
А: …если кто-то наехал на него,
и он стал совсем плоским!..
Б: Но сейчас мы никого хоронить не собираемся.
А там, все-таки, кто-то есть.
А: Там мои слезинки. Я как раз собираюсь их показать.
То есть, это не мои слезинки, это его слезинки, слезинки Рея.
Ведь это его ящик, его истории, значит и слезинки его.
А свои слезинки очень трудно показывать.
Ну? РАЗ, ДВА, ТРИ!..
Б: Там… там нет слезинки.
А: А что там?
Б: Там флажок.
А: Французский?
Б: М-м-м… Наверно…
А: Французский. Потому, что это история про французскую слезинку…
Б: О-ла-ла?
А: Не знаю. Все слезинки немного печальные.
Б: Но не французские же?
А: Посмотрим. Так. Надо подготовить сцену для французской слезинки.
Смотрите-ка сюда.
Я расскажу вам историю,
которую, как рассказывал Рей,
ему рассказал Мариус…
Б: Какой долгий путь!
А: Любая хорошая история проходит долгий путь.
Эта история о французской птице.
Б: Птица – не слезинка.
А: Я знаю. Мариус рассказал Рею о птице,
а после рассказа осталась слезинка…
Это что?
Б: Птица. Не похоже?
А: Да, смотри-ка. Спасибо.
Рей советовал иногда говорить «спасибо».
Жила-была во Франции птица…
Б: Вообще-то, это, конечно, не птица.
Перчатка. Две перчатки.
Нельзя же сунуть в карман
настоящую живую птицу,
чтобы рассказывать о ней.
А: Это даже грешно.
Жила-была во Франции одна птица…
Б: И непрактично – она уделает весь карман.
А: ЖИЛА-БЫЛА ВО ФРАНЦИИ ОДНА ПТИЦА…
И она так красиво пела,
что люди хотели слушать её всё время.
Они открывали окна и говорили:
«Прилети, птичка, спой-ка для нас».
Б: А птице не хотелось петь в домах.
Ей хотелось петь, только пока она летала.
А: «Птица – глупица», - говорили люди.
Б: А ведь они могли бы ходить за ней,
и наслаждаться ее пением.
А: Но они не хотели. Они хотели сидеть на своем диване
и слушать птицу. Как телевизор.
Б: И в следующий раз, когда прилетела птица,
люди подкрались к ней,
поймали и посадили в клетку.
А: И они сели на диван и сказали:
«Ну, что ты нам споешь, птичка?»
Б: А птица не пела.
А: Она заболела. Так заболела,
что, ее пришлось выпустить из клетки,
чтобы она не умерла.
«Птица – глупица, - сказали люди.
Почему она не хочет петь в нашем доме?»
И у людей возникла странная мысль.
Они сделали маленькую клеточку. Совсем маленькую.
Б: Слишком маленькую.
А: Я же говорю, что мысль странная.
И они стали ждать птицу.
Когда птица прилетела,
люди спрятали клетку за спину,
а потом на цыпочках пошли за ней.
Они хотели узнать, где жила птица.
И когда узнали, они увидели…
Б: Гнездо.
И в гнезде – яйцо.
И из яйца вылупился птенчик.
А: Тогда люди вынули птенчика из гнезда,
посадили его в клеточку и понесли домой.
Дома они сели на диван и стали ждать.
«Ты никогда не летал.
Когда ты подрастешь, ты будешь петь».
Б: А старая птица скучала по птенчику.
Она влетела в окно и постаралась
открыть клетку.
А: Но не смогла.
Б: Конечно, клетки для этого и делают. В этом их смысл.
Птица видела, что птенчик голоден,
и она полетела на большое поле,
чтобы найти пищу.
Она была очень осторожна,
потому что на поле росли
и ядовитые растения.
Птица взяла только хорошее, полезное, вкусное,
вернулась в дом и накормила птенчика.
Вечером она, как обычно,
хотела согреть птенца,
но не смогла войти в клетку.
А: Конечно. Клетки для этого и делают.
И тогда она легла спать прямо на клетку.
Б: Это так неудобно!
А: Но это истинная правда.
Рей говорил, что так рассказывал Мариус.
На другой день птица снова
полетела на большое поле…
И снова она была очень осторожна,
не брала ничего ядовитого…
Б: Прошло много дней,
птенчик подрос,
и старой птице казалось,
что настала пора учить его летать.
Она расправила крылья и показала…
показала… показала…
А: И только под вечер старая птица поняла,
что птенчик никогда не будет летать.
Б: И она опять полетела на поле.
Но в этот раз она не была осторожна.
Нарочно.
А: Она вернулась к клетке и…
накормила птенчика…
И птенчик сразу умер.
Тогда старая птица улетела далеко-далеко от людей,
чтобы гнездиться и класть новые яйца.
Б: И так надеялась, что люди никогда не найдут новое гнездо!
А: А люди дома сидели у пустой клетки,
смотрели друг на друга и говорили:
«Этих птиц, кажется, не заставишь петь в клетке».
Они похоронили птенчика…
Б: В ящике из-под сигар…
А: …и выбросили пустую клеточку.
…
Б: Хотите… я вам кое-что покажу?
А: Что?
Б: Ну-у, так… Слезинку.
А: Вынимайте ее на свет.
Слезинки смотрятся лучше,
когда вынимаешь их на свет.
Французская слезинка?
Б: И ВОВСЕ НЕТ! Она появилась когда…
когда я открывала окно.
А: Да-да, так бывает.
Только не надо брать ее пальцами.
Б: Вы не хотите, чтоб я ее показала?
А: Но не пальцами, она испачкается.
Слезы не надо пачкать.
Их лучше нанизывать на шнурок
и тогда уже вынимать на свет.
И появятся разные цветá.
Б: Я никаких цветов не вижу.
А: Надо очень хорошо посмотреть – и увидите.
Б: Действительно, как будто радуга!
А: Если заботишься о своих слезах, и о чужих тоже,
они блестят. И переливаются разными цветами.
Б: Это трудно – показывать слезы.
А: Но иногда надо.
Б: Эта слеза появляется,
когда кто-то говорит тебе глупость.
Обидную глупость.
Закройте-ка мне уши,
и скажите…
А: Почему-то я не могу сказать ей обидную глупость…
Может быть, вы сможете?
Б: Уже сказали?
А: Нет, еще нет.
Б: Поторопитесь.
А: Нет, я не могу.
Давайте, как будто бы мы уже сказали?
Б: Ну как? Это же так просто.
А: Сказали, сказали.
Б: Вот.
А: Ваша слезинка такая красивая.
Можно ее подвесить под зонтиком?
Б: Пожалуйста, но не забудьте потом мне ее вернуть.
А: А я могу показать вам…
…слезинку от газированной воды.
Или больничную слезинку…
Б: …или велосипедную…
или…
С какой начнем?
А: Когда пьешь минеральную воду слишком быстро,
в носу щекочет и на глазах могут показаться слезы.
Б: Велосипедная слезинка.
Большая или маленькая?
А: Маленькая.
Б: Когда сидишь впереди на велосипеде,
и ветер сильный,
на глазах иногда показываются
маленькие слезинки.
А: А большие?
Б: Когда пытаешься ехать
на двухколесном велосипеде
и все время падаешь,
тогда появляется
большая велосипедная слеза.
А: А иногда большая слеза появляется,
когда очень-очень грустно.
Б: А бывает, что показывается большая слеза,
хотя только совсем немножко грустно.
А: Да, потому, что так легче добиваться своего.
Б: Но бывает и так,
что тебе очень-очень грустно,
а слезинка совсем маленькая.
А: Это чтобы ее было легче спрятать от других.
Б: Большая и маленькая,
вот они вместе, на одном шнурке.
А: А здесь у меня странные слезинки.
Это мужская слезинка и женская слезинка.
Но нельзя узнать, какая здесь мужская,
а какая женская.
Они совсем одинаковые.
Б: Жили-были муж и жена,
Они очень любили друг друга –
но в один прекрасный день они разлюбили друг друга,
и муж пошел в одну сторону,
а жена в другую.
А слезинки остались вместе –
тоже на одном шнурке.
А: А бывает целый град слезинок.
Целый водопад!
Который очень трудно скрыть.
Это когда кто-то уходит.
Б: Когда кто-то уходит,
чтобы долго не возвращаться.
А: Когда ты прощаешься с кем-то,
а хочешь, чтобы он не уходил…
Или, хотя бы, поскорее вернулся.
И тут возможно достать куклу Рея. И положить его в ящик из-под сигар. Или он давно
уже в ящике из-под сигар. И пронести по залу, чтобы дети могли сказать «Прощай,
Рей!». Но это слишком грустно – говорить «Прощай!» Лучше сказать «Привет, Рей!»
Но ведь так говорят, когда здороваются? Так говорят, и когда прощаются, надеясь, что
не надолго. «Ну, привет!» - говорят. Привет, Рей! Привет! И снова заработает экран. И
Рей снова окажется на экране. И начнется эпилог – про улыбку.
Это маленькая улыбка.
F.7 : Да.
R:
Ты не должна прятать в подвале улыбку.
Надо показывать ее.
F.7 : Нет, спасибо. Тогда они подумают,
что я хочу за них выйти замуж.
R:
Не обязательно ходить замуж, если показываешь улыбку.
F.7 : Это я знаю, и это ты знаешь.
А большинство сразу думают,
что надо выходить замуж.
R:
Можно показать здесь твою улыбку?
F.7 : Если мне не придется выходить замуж.
Только хочется иногда передохнуть
в твоей большой тёплой руке.
R:
Нет места. Твоя улыбка занимает слишком много места.
F.7 : Дай-ка сюда слезинку.
R:
Какую?
F.7 : Любую.
R:
Сейчас есть место.
F.7 : Когда ты отдаешь слезинку,
для улыбки освобождается место.
R:
Сейчас я могу показать вам улыбку…
Я возьму ящик и стул…
и сяду там у дверей.
S. 35)
А когда вы будете выходить,
я буду сидеть на стуле и…
Ой, стул стоит. Видишь, Якобсен?
H. 7 : Когда получаешь улыбку, всё идёт полегче.
R:
Я ставлю столбик-фонарик на ящик и…
у меня два было. Один в подвале и один в кармане.
Нет света… батарейка села.
Сейчас я сяду у дверей, и когда вы будете выходить,
вы посмотрите-ка на улыбку и на слезинки.
Но не вынимайте их, пожалуйста,
а то надо их почистить,
и моя любимая кукла не любит, когда долго щекотно.
И можно посмотреть на бабушку Йоргенсен,
но не наступайте на ковер ногами,
потому что бабушка Йоргенсен иногда метет ковер,
а ее метелка такая маленькая.
Подойдите-ка и посмотрите на улыбку.