У истоков российской имперской геополитики: азиатские

А.В. Ремнев
(Омский госуниверситет)
У истоков российской имперской геополитики:
азиатские "пограничные пространства" в исследованиях М.И. Венюкова
В силу особого для Российской империи значения пространства, на котором
проживало
население
разных
национальностей
и
конфессий,
социокультурного взаимодействия с разными цивилизациями,
длительного
геополитические
проблемы довольно рано попадают в сферу внимания российских исследователей,
которые начинают использовать географические факторы в осмыслении истории и
политики. В.Л. Цымбурский говорит даже о "гипертрофии географического
символизма в нашей истории"1. Истоки геополитической мысли ощутимы в России
задолго до того, как она обособилась в отдельную отрасль человеческого знания.
Наряду с дипломатами первыми над вопросами политической географии стали
задумываться военные. XIX век в значительной мере был
веком географов и
географической науки, которая властно вторгалась во многие области знания и
политической практики. Строитель Закаспийской железной дороги М.Н. Анненков в
1890 г. на Международном географическом конгрессе в Берне сравнивал
географические события XIX века с великими географическими открытиями конца
XV - начала XVI в., когда было начато, а теперь заканчивается, "великое дело
покорения мира Европой". В его выступлении содержался призыв изучить "законы
природы", по которым совершаются исторические события: "Какую великую услугу
могли бы оказать географические общества всему человечеству, обратив внимание
на страны, которые из недосягаемых стали для нас доступны, и в которые могла бы
направиться эмиграция и колонизация"2.
В поисках прародителей русской геополитики политологи часто вспоминают
имена Ф.И. Тютчева, И.С. Аксакова, Н.Я. Данилевского, В.И. Ламанского, Л.И.
Мечникова, Д.А. Милютина, А.Е Снесарева, П.П. и В.П. Семеновы-Тян-Шанские,
однако в меньшей степени известны имена тех, кто пытался выстроить концепцию
Цымбурский В. Л. Тютчев как геополитик // Общественные науки и современность. 1995. № 6.
С. 86.
2
Анненков М.Н. О значении в XIX столетии географического образования, как основы
эмиграции и колонизации // Известия Русского географического общества. 1892. Т. 28. Вып. I.
С. 88.
1
1
российского движения на Средний и Дальний Восток3. А ведь именно на этом
направлении имперская политика во второй половине XIX века Российская империя
достигла наибольших успехов и территориального приращения.
Поражение в Крымской войне породило у определенной части российской
элиты желание компенсировать ослабление позиций в Европе за счет экспансии в
Азии. Молодой и энергичный восточно-сибирский генерал-губернатор Н.Н.
Муравьев, вошедший в историю под именем графа Амурского, мечтал об успехах на
Дальнем Востоке, где Россия способна взять реванш "за все то, что она терпит от
Запада"4. Активизация российской политики на востоке усилила географическую
доминанту в имперской идеологии. Середина XIX века ознаменовалась всплеском
общественного
внимания
к
востоку
и
формированием
новых
политико-
географических "образов" Российской Азии5. Географическое освоение зауральских
территорий в 1850-1860-е гг. переживает исследовательский бум. Начался процесс
регионального дробления ""Большой Сибири", простиравшейся от Урала до Тихого
океана с запада на восток, и от Ледовитого океана и казахских степей с севера на
юг. К концу XIX столетия на ее геоэкономической карте появляются Дальний
Восток и Степной край, административно оформленные в Приамурское и Степное
генерал-губернаторства. Империя стремительно движется дальше на юг - в
Центральную Азию, приобретая новые земли и народы, простирая свои амбиции на
Манчжурию и Корею. Вместе с тем, российское общество напряженно ищет ответ на
вопрос о смысле приобретения новых азиатских владений. Старые идеологические
формулы не могли дать удовлетворительного объяснения имперской экспансии,
которая вышла далеко за пределы очерченного прежней исторической традицией
пространства. Баланс европейских и азиатских земель все больше склонялся в
пользу последних, так же, как и уменьшался удельный вес русского народа (даже с
учетом проекта "большой русской нации") в составе подданных империи. Все это
порождало потребность в новом масштабе политического мышления, которое
Так, в статье Р.Ф. Туровского русская геополитическая традиция ограничена лишь идеологами
западного направления (Туровский Р.Ф. Русская геополитическая традиция // Вестник
Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 1996. № 5). Краткие сведения о
взглядах российских консерваторов и либералов на политику России в Азии см.: История
внешней политики России. Вторая половина XIX в. М., 1997. С. 315, 331-332.
4
Н.Н. Муравьев - М.С. Корсакову (1 дек. 1856 г.) // Барсуков. Т. I. С. 478.
5
См.: Bassin M. Inventing Siberia: Visions of the Russian East in the Early Nineteenth Century // The
American Historical Review. 1991. V. 96. № 3; Овсянников В.И. Азия и общественнополитическая мысль России // Восток. 1992. № 4.; Рязановский Н.В. Азия глазами русских // В
раздумьях о России (XIX век). М., 1996; Лукин А.В. Образ Китая в России (до 1917 года) //
Проблемы Дальнего Востока. 1998. № 5.
3
2
требовало глобального охвата мира, осмысления новой исторической роли России в
нем.
Движение
к
востоку представлялось
исторической
миссией
России,
обусловленной ее географическим и цивилизационным положением между Западом
и Востоком. П.П. Семенов (будущий Тян-Шанский) намечая пути этого движения,
писал в1855 г., что оно обусловлено "самим предопределением общечеловеческого
интереса - цивилизации Азии". В его рассуждениях проскальзывают уже явно
евразийские мотивы: "Богом избранная посредница между Западом и Востоком,
получившая крещение в столице империи Востока, проведшая свое отрочество
европейскою заложницею в плену у азиатского племени, переброшенная гениальною
волею в среду европейского развития, она имеет равное сродство с Европою и
Азиею, одинаково принадлежа обеим частям света. Оттого-то она и способнее
других наций к выполнению роли, предназначенной ей географическим ее
положением и историею…"6. Газета "Голос" через десять лет разъясняла своим
читателям,
что
наше
"тяготение
к
Западу
должно
уравновешиваться
соответственным тяготением к Востоку: на Западе, лицом к лицу с его цивилизацией
и результатами тысячелетней жизни европейских народов, мы не можем не
чувствовать некоторого неравенства сил, становясь усердными потребителями
продуктов умственного и физического труда этих народов, тогда как на Востоке мы
чувствуем превосходство сил, и должны бы, пожалуй, стать в отношении восточных
народов тем, чем стал для нас Запад"7. Российское историческое время
геополитизируется, расширяющееся к Востоку имперское пространство требует
иного научного и идеологического измерения.
От описательной географии русская военная мысль переходит к более
широкому
статистическому
методу8.
Это
потребовало
выхода
за
рамки
традиционной физической географии, расширения исследовательского поля за счет
изучения политико-экономических, демографических
и этноконфессиональных
Семенов П.П. Обозрение Амура в физико-географическом отношении // Вестник РГО. 1855.
Кн. VI. С. 254. Стереотип о посредничестве России между Европой и Азией оказался настолько
устойчивым, что его не могли разрушить явные неудачи установить прочные торговые
отношения с азиатскими странами. Мифы были сильнее реальности. См.: Сопленков С.В.
"Золотая стезя в Азию", или Российские планы XVIII - середины XIX в. относительно
сухопутной торговли с зарубежной Азией // Зарубежный Восток: вопросы истории торговли с
Россией. М., 2000.
7
Голос. 1865. № 124.
8
В 1846 г. будущий военный министр и военный реформатор Д.А. Милютин издает брошюру
"Критическое исследование значения военной географии и военной статистики".
6
3
факторов. Военная география и военное востоковедение активно стало развиваться
во многом благодаря Д.А. Милютину, возглавившему в 1861 г. Военное
министерство. В 1867 г. при Главном штабе, на правах самостоятельного
подразделения, была образована Азиатская часть, что подчеркивало возросшее
значение восточного направления имперской политики.
Становление российской геополитической мысли, особенно в Азиатской
России, напрямую связано с деятельностью Русского географического общества, его
отделов и отделений в ряде сибирских и дальневосточных городов. Так, по поводу
открытия Сибирского отдела РГО в Иркутске один из соратников Н.Н. МуравьеваАмурского
вспоминал:
"…открытие
Сибирского
отдела
Императорского
Географического общества еще раз доказало, как оно должно быть не только
географическим, но именно русским Обществом, не просто лишь ученое Общество, а
Общество учено-патриотическое"9. Географическое общество объединило самых
разных людей, охваченных стремлением изучать новые земли и народы на востоке.
Это были не только профессиональные ученые, но офицеры, чиновники и даже
политические ссыльные. Между военными ведомствами империи и Императорским
Русским географическим обществом существовала несомненная связь 10.
Из военной среды вышло несколько знаменитых российских географовпутешественников, которые наряду с решением профессиональных военных задач
занимались научными изысканиями. Служба на востоке страны открывала
заманчивые перспективы, где политика в известной степени зависела не только от
петербургских сановников, но и от взглядов и решимости местных администраторов,
занимавших иногда незначительные в бюрократической иерархии посты. Их
видение имперских задач на азиатских окраинах основывалось на
трактовке географических и климатических условий края,
собственной
этнографических
познаний, колониального опыта других стран, и даже на самостоятельном
понимании внешнеполитических условий. Служба на окраинах, особенно там, где
активно шел процесс их инкорпорации в имперское пространство, не только
Струве Б. Воспоминания о Сибири // Русский вестник. 1888. № 6. С. 119.
О постановке проблемы связи российской науки и империализма см.: Александров Д.А.
Наука и империализм // Империи нового времени: Типология и эволюция (XV-XX вв.). Вторые
Петербургские Кареевские чтения по новистике. СПб., 1999. С. 38-41. Имперским интересам, по
мнению одного из сподвижников Н.Н. Муравьева-Амурского, должно быть подчинено все, в
том числе и наука: "...нам надобны не жуки и кукушки, а указали бы г.г. ученые, где железо на
Амуре, где каменный уголь, где корабельный лес, где плодородная почва для земледелия, где
какие приличнее разводить растения и в каких частях Амура какая приличнейшая система
хозяйства" (Письма об Амурском крае // Русский архив. 1895. Кн. 1. С. 390).
9
10
4
способствовала быстрой карьере, но и вырабатывала особый стиль управления,
формировала особый тип государственного и общественного деятеля. Многие из
них, охваченные идеей о новой мировой миссии, предназначенной России ее
географией и историей в Азии, начинают мыслить категориями политической
географии. Один из "муравьевцев" писал из Николаевска на Амуре 29 ноября 1857 г.
о бесперспективности владения северной частью Азии и необходимости движения к
юго-востоку, в Печелийский залив, где будет основан "Сибирский Петербург".
"Естественные границы" Российской империи рисуются ему в будущем так: "на юг
от бассейнов Каспийского и Аральских озер морской берег Великого океана между
устьями Ефрата и Инда; далее река Инд до ее верховьев - рубеж России и Англии;
затем западная окраина Гобийской степи, загибающаяся к Северу и Востоку, к
вершинам Енисея, Селенги и рек Амурского бассейна; далее по восточной окраине
степи до Китайской стены, а по ней до городка Шаньхань на берегу Печелийского
залива"11.
Вызванное
имперскими
потребностями
географическое направление, однако,
новое
азиатское
политико-
далеко не всегда следовало в русле
правительственного заказа, рано проявив автономность в формировании нередко
оппозиционного власти общественного мнения. Заметную роль в оформлении
азиатской парадигмы российского движения на восток, как это ни парадоксально,
сыграли политические оппоненты самодержавной власти. Так, петрашевец Р.А.
Черносвитов ожидал оживления Сибири с присоединением Амура к России: "Этот
край ждет жизни; между инородцами, джунгарами, бурятами и даже в Китае есть
вера, что белый царь возьмет эти земли"12. По его мнению другого петрашевца, А.П.
Баласогло, сотрудничавшего с Н.Н. Муравьевым-Амурским, Восточная Сибирь уже
по своему географическому положению и естественному предназначению, "должна
служить не только самой себе, сколько своему целому, России, которой она является
неизбежною посредницею в сношениях со всеми соприкосновенными к ней
Письма об Амурском крае // Русский архив. 1895. Кн. 1. С. 385. Ротмистр Бартоломей,
захваченный грезами о блестящих перспективах Приамурского края, писал, что он должен стать
"оплотом Сибири и Русского царства на дальних пределах востока", откуда русские люди
проникнут в Манчжурию и далее "вглубь окостеневшего веками Китая", река Амур станет
"исходным пунктом русского влияния и славянского значения на востоке, как Балтийское море
и европейская граница на западе, как Кавказ на юге, служить посредником торговли и
промышленности, а может быть и племенного общения славяно-европейской Сибири и
китайско-японского востока Азии с англо-саксонскою и испанскою Америкою…" (Бартоломей.
Описание Амурского края // Военный сборник. 1860. № 8. С. 48).
12
Дело петрашевцев. М.; Л., 1937. Т. I. С. 459.
11
5
странами"13. О цивилизационном предназначении России рассуждал и М.В.
Буташевич-Петрашевский, мечтая о том, что Сибирь могла бы стать посредницей в
процессе передачи азиатским народам результатов науки и цивилизации, а, может
быть, и социалистических начал: "Сибирь по положению своему призвана добыть
нам диплом на звание народа истинно европейского..."14.
В блестящей плеяде тех, кто во второй половине XIX в. осуществлял научное
завоевание Азии, заметное место принадлежит Михаилу Ивановичу Венюкову
(1832-1901)15. Вошедший к середине XIX века в моду далекий и загадочный Амур
манил своей неисследованностью молодого офицера и начинающего ученогогеографа Венюкова, который в 1856 г. закончил Академию Генерального штаба
(при этом он параллельно посещал лекции на естественном факультете). Позднее он
напишет: "Движение началось широким потоком, увлекшим множество юных сил и
способностей"16. Уже с весны 1856 г. Венюков начинает готовить себя к службе в
Восточной Сибири: много читает, пользуясь разрешением посещать библиотеку
Академии Генерального штаба, консультируется у Г.И. Невельского, встречается с
известными востоковедами В.С. Васильевым,
К.И. Максимовичем. Огромное
влияние на него оказал восточно-сибирский генерал-губернатор Н.Н. Муравьев, по
инициативе которого он в 1857 г. совершил поездку в Уссурийский край, которая
положила начало его карьере путешественника и ученого.
В
1859-1860
гг.
Венюков
оказался
в
Западно-Сибирском
генерал-
губернаторстве, откуда шло другое направление расширения имперской территории.
В Омске он
занят подготовкой материалов для военного обозрения Азиатской
России, разрабатывает программу военно-статистического описания Западной
Сибири, которая носила комплексный характер и включала "военно-исторический
взгляд на страну", "военно-географический и топографический обзор" внутренних и
внешних
границ
Западно-Сибирского
генерал-губернаторства,
орографию
и
гидрографию, направление и состояние путей сообщения, состав населения этой
[Баласогло] Восточная Сибирь. Записка о командировке на остров Сахалин капитанлейтенанта Подушкина. С. 103.
14
Дулов А.В. Петрашевцы в Сибири. Иркутск, 1996. С.130-132, 292.
15
Биографические сведения см.: Баландин Р.К. М.И. Венюков // Русские писатели. 1800-1917.
Биографический словарь. М., 1989. Т. 1. С.417-418. См. также: Пронина В.В. Основные
проблемы изучения жизни и творчества М.И. Венюкова // Некоторые вопросы историографии и
источниковедения истории СССР. М., 1977; Сыздыкова Е.С. Вопросы присоединения
Казахстана к России в трудах М.И. Венюкова // Вестник Акмолинского университета. 1995. №
3/4.
16
Венюков М.И. Очерк географических исследований в Азиатской России // Военный сборник.
1877. № 7. С. 56.
13
6
территории. Такое описание должно было прежде всего
стратегическое
дать общий взгляд на
положение Западной Сибири относительно среднеазиатских
государств и Китая17.
Вернувшись в 1861 г. из Сибири, Венюков некоторое время служит на
Кавказе и в Польше, а в 1869-1870-х гг. совершает поездку в Китай и Японию. В
1865 г. в типографии Академии наук печатается в двух томах его "Физическая
география". Не оставляет он и занятий историей. В личном фонде М.И. Венюкова
сохранились неоконченные "Заметки о предмете всеобщей истории", также
датируемые 1860-ми годами. В них он особое внимание уделяет влиянию
географических факторов на историю, обращается к эволюционной теории Дарвина,
антропологии и сравнительной этнографии18. О своих теоретических воззрениях и
идейных учителях позднее он напишет так: "Вот уже более века прошло со времени
философского признания неотразимого влияния на судьбу людей естественных
условий стран, ими обитаемых. Три четверти столетия протекло после начала
подробной разработки учения об этом влиянии Карлом Риттером и около полувека
после введения главных руководящих идей по этому вопросу в круг высшего
образования, да не одного высшего, а среднего, даже низшего. И не только земли,
т.е. части суши, обитаемые людьми, но и моря, их разделяющие, а точнее соединяющие, как самые естественные и недорогие пути - изучены с большою
подробностью; влияние же их на ход цивилизации становится ясным не для одних
учеников Александра Гумбольдта - географа, естествоиспытателя и материалиста, но
и для последователей Вильгельма Гумбольдта - спиритуалиста, филолога и даже
дипломата, Отрицать могущество влияния географии на историю ныне просто
становится стыдно…"19.
В 1871 г. Венюкова прикомандировывают к Главному штабу, с поручением
составить военное описание азиатских границ империи. В этой связи он вспоминал:
"… передо мной открылся длинный ряд фактов, которые невольно приводили к
вопросу: имеет ли правительство ясное понятие о странах, которыми оно управляет
или с которыми находится в вековых сношениях с нескрываемою целью подчинять
их своему влиянию и даже власти? И, быв знаком с этими странами не по одной
Программа военно-статистического описания Западной Сибири // ОР РГБ. Ф. 363. Карт. 3. №
11. Л. 1-2.
18
[Венюков М.И.] Заметки о предмете всеобщей истории // ОР РГБ. Ф. 363. Карт. 6. № 6.
19
Венюков М.И. Индийский океан (Его настоящее и вероятное будущее) // Русская мысль.
1894. № 6. С. 209.
17
7
наслышке или только по книгам, а и de visu, я невольно должен был отвечать:
нет!"20. Одновременно он читает лекции о Китае и Японии в Академии Генерального
штаба, состоит секретарем Русского географического общества. В 1875 г. Венюков
представлял российскую науку на Парижском международном географическом
конгрессе, активно участвовал в подготовке III Международного конгресса
ориенталистов в Петербурге (1876 г.)21. Из-под его пера вышли многочисленные
статьи и книги по географии. Несомненно Венюков уже в 1870-х гг. стал одним из
признанных специалистов по российским азиатским окраинам22. Однако он никогда
не ограничивался профессиональными и научными занятиями, активно откликаясь
на многие животрепещущие проблемы своего времени, сотрудничая с рядом газет и
журналов: "Голос", "Русский инвалид", "Военный сборник", "Известия Российского
географического общества", "Русский вестник", "Неделя", "Русская мысль" и др.
Венюков знакомится в Сибири со ссыльными декабристами и петрашевцами,
сотрудничает с А.И. Герценом и Н.П. Огаревым,
П.А. Кропоткиным и Л.И.
Мечниковым. Как справедливо отметил А.А. Степанов: "Изо всех русских географов
своего времени М.И. Венюков был, пожалуй, наиболее политическим!"23. Широта
профессиональных, научных и общественных интересов позволила ему высказать
целый ряд идей и положений, которые легли впоследствии в основу российской
политической географии и геополитики.
Тема азиатских границ империи была одной из главных в творчестве М.И.
Венюкова и ей он посвятил в 1872-1873 гг. серию статей в журнале "Военный
сборник", а затем и книгу "Опыт военного обозрения русских границ в Азии" 24, в
которой, насколько позволяли обстоятельства, он говорил "не раз об осмыслении
русского водворения на азиатских землях"25. Избрав в качестве главного "стратегический" принцип26, Венюков выделил в Азиатской России 11 "пограничных
Из воспоминаний М.И. Венюкова. Кн. 2. 1867-1876. Амстердам, 1896. С. 159.
История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. М., 1997. С. 84.
22
В последний раз о Венюкове в правительстве вспомнили в середине 1890-х гг., направив ему на
отзыв записку "Вопросы, подлежащие выяснению при экономическом исследовании Амурского
участка Великой Сибирской железной дороги" (См.: Пак Б.Б. Строительство Амурской
железнодорожной магистрали (1891-1916). СПб.; Иркутск, 1995. С. 21).
23
Степанов А.А. Михаил Иванович Венюков // Венюков М.И. Путешествия по Приамурью,
Китаю и Японии. Хабаровск, 1970. С. 6.
24
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1-2. СПб., 1873-1876.
Книга полностью была переведена на немецкий, и частями - на английский, французский,
итальянский и японские языки.
25
Венюков М.И. Туркестанские вопросы // Русская мысль. 1899. № 9. С. 138-139.
26
Он специально подчеркивал, что главная цель его работы не собственно географическая, а
стратегическая, и поэтому он готов пренебречь так называемыми "политическими фикциями",
20
21
8
пространств" (а не пограничных линий), дав им не узко военное описание, а
комплексную характеристику, включая военные и политические прогнозы. При
расширительном толковании в "пограничные пространства" оказалась включена
почти вся Азиатская Россия, как геоэкономический и демографический ресурс
обеспечения безопасности империи. Особо важное значение он придавал русской
колонизации, в которой видел основу прочного закрепления азиатских окраин за
Россией. С целями колонизации он связывал и ее методы, стоя на позициях
добровольного переселения, хотя и не отвергал необходимости принудительных
(или побудительных) мер в интересах укрепления государственной целостности27.
Это позволило Венюкову выявить зависимость успехов военной экспансии от
крестьянской земледельческой колонизации, соединив их в едином процессе
имперского расширения. При таком подходе имперская политика как бы обретала
народную санкцию, могла рассчитывать стать истинно "русским делом".
Сознавая ограниченные возможности для изложения своих взглядов в
официальном издании, Венюков
публикациями в прессе, и
наполненные
стремится дополнить их многочисленными
даже посылает в герценовский "Колокол" очерки,
разоблачениями
царивших
на
азиатских
окраинах
империи
беспорядков, порожденных бессистемностью и бесконтрольностью в действиях
местных властей28. Выход из сложившегося положения он видел в создании "собора
всей русской земли", на котором были бы обсуждены наиболее важные вопросы, в
том числе и расширение государственных пределов: "Тогда и завоевания будут
сознательны, тогда они и стоить будут дешевле, и обман исчезнет пред светом
гласности"29.
относя к ним, очевидно, не только официально очерченные административные, но и
государственные границы в Азии (Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в
Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 289, 441).
27
Еще в 1861 г. он принял непосредственное участие в развернувшейся в политико-экономическом
комитет ИРГО дискуссии о колонизации азиатских окраин империи, откликнувшись затем
полемической статьей (Венюков М.И. Вопрос о колонизации // Время. 1861. №. 10).
28
[Венюков М.И.] Примечания к будущей истории наших завоеваний в Азии (1 августа 1867 г.)
// Колокол. Газета А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Факсимильное издание. Вып. IX (1866-1867).
М., 1964. С. 1-10. О встречах с А.И. Герценом и Н.П. Огаревым он вспоминал, что беседовал с
ними неоднократно, хотя и не разделял их воззрений на польский вопрос (Из воспоминаний
М.И. Венюкова. Кн. 2. 1867-1876. Амстердам, 1896. С. 21).
29
[Венюков М.И.] Примечания к будущей истории наших завоеваний в Азии (1 августа 1867 г.)
// Колокол. Газета А.И. Герцена и Н.П. Огарева. Факсимильное издание. Вып. IX (1866-1867).
М., 1964. С. 9. Позднее Венюков писал, что "единственною мерою для сохранения за русским
народом его современной государственной области является создание одного, общего для всех
провинций, представительства", подкрепленные децентрализацией управления (Венюков М.И.
Исторические очерки России со времени Крымской войны до заключения Берлинского
9
Однако труды Венюкова оказались плохо востребованными теми, кто вершил
российскую политику в Азии. Разочарованный таким невниманием, в 1876 г.
Венюков (уже в чине генерал-майора) подал в отставку, но не оставил своих
научных занятий, расширяя их диапазон благодаря дальнейшему знакомству с
"европейской литературой, особенно английской, так и в следствие сношений с
разными русско-азиатскими деятелями"30. В 1877 г. в Петербурге выходит сборник
его статей, объединенных общим названием "Россия и Восток. Собрание
географических и политических статей"31. Покинув Россию, Венюков издает за
границей "Исторические очерки России со времени Крымской войны до заключения
Берлинского договора. 1855-1878", первый том которых был посвящен общему
взгляду на эпоху и "переменам в составе государства"32. Очерки вполне можно
рассматривать, наряду с публикацией в "Колоколе" и заграничной публикации
воспоминаний Венюкова, в качестве бесцензурного дополнения к "Опыту военного
обозрения…".
О российском движении на Восток Венюков рассуждал с точки зрения
"естественной истории человека", утверждая
историческое право русского народа
на
в
такое
движение,
которое
распространения арийской
заключает
себе
акт
восстановления
или
расы в странах, "которые долгое время были под
владычеством народов тюркского и монгольского корня". В экономическом же
смысле,
это
"последовательное
водворение
общечеловеческих
бытовых
потребностей и европейских способов к их удовлетворению в странах, где
тысячелетия прошли без перемен в совершенно азиатской бытовой обстановке
людей, их вкусах и приемах промышленности". Последнее утверждение отражало
господствовавшее в то время представление о застывшем характере социальноэкономического строя Востока.
договора. 1855-1878 гг. Т. 1. Общий взгляд на эпоху; перемены в составе государства;
международное положение России. Лейпциг, 1878. С. 276-277)
30
Венюков М.И. Туркестанские вопросы // Русская мысль. 1899. № 9. С. 139. Так, в 1876-1877
гг. Венюков несколько раз встречался в Париже с Н.Н. Муравьевым-Амурским, беседуя "о
современном и грядущем России, особенно азиатской" (Венюков М.И. Из воспоминаний. 188184 годы. Париж // Граф Н.Н. Муравьев-Амурский в воспоминаниях современников.
Новосибирск, 1998. С. 283).
31
К сборнику примыкает и статья М.И. Венюкова "Поземельные приобретения и уступки
России за последние 30 лет (1850-1880 гг.) // Русская мысль. 1880. № 4.
32
Особенно важны для понимания геополитических воззрений Венюкова главы: "Перемены в
составе русской государственной области"; "Заселение вновь присоединенных земель";
"Политическое объединение окраин".
10
Учитывал Венюков и национальный вызов, согласно которому, как он писал:
"Общественное мнение, очевидно, стремится к тому, чтобы народ, т.е. группа
этнографическая, и государство - группа политическая - стали понятиями по
возможности тождественными…"33. Но эффективность национального
принципа
Венюков признавал только для небольших и хорошо очерченных природой стран
(как Италия), и трудно применимым к "большим
политическим группам", как
Великобритания, Россия и Китай. Однако именно они реализуют важную
позитивную функцию в мире: "Невозможно оспаривать, что три народа, русский,
китайский и английский, своим господством над множеством самых разнообразных
племен, принесли им и вообще человечеству, самую большую пользу" 34. "Принцип
национальностей", к тому же, приложим только к народам цивилизованным,
"национальными же стремлениями рас низшего развития по необходимости должно
жертвовать интересам большинства образованного человечества". Чтобы выйти из
трудного положения и не впасть в откровенную апологетику колониальной
экспансии, Венюков вводит понятие вынужденного завоевания, "когда природа,
либо история сделали завоевание в варварской стране неизбежным". Этого, с его
точки зрения, требует благоразумная патриотическая политика, призванная
обеспечить мирное развитие цивилизованного народа.
Расширение пределов империи представляется Венюкову предопределенным
прежде всего стремлением достичь "естественных границ". "Девятнадцатый век, утверждал он, - есть век окончательного раздела земной суши между большими
народностями"35. И важно сейчас не упустить время и не сделать ошибок. Пора
перестать оценивать могущество государство только по размерам его территории,
нужно задуматься, имеет ли Россия все, чтобы "государственная и национальная
область наша могла считаться естественным целым, что всякая прибавка к нему или
отвержение от него той или другой местности влекли за собою существенный ущерб
для интересов народа русского"36. В "Исторических очерках" он определил общий
смысл территориальных задач, которые стояли перед Россией в деле окончательного
определения своих границ: на Кавказе решительными военными действиями
Венюков М.И. Очерк политической этнографии стран, лежащих между Россиею и Индиею.
Б.м., б.г., [1877] (Опубликовано в "Сборнике государственных знаний. СПб., 1878. Т. V). С. 2.
34
Венюков М.И. Очерк политической этнографии стран, лежащих между Россиею и Индиею.
Б.м., б.г., [1877] (Опубликовано в "Сборнике государственных знаний. СПб., 1878. Т. V). С. 2.
35
Венюков М.И. Поземельные приобретения и уступки России за последние тридцать лет. 18501880. // Русская мысль. 1880. № 4. С. 124.
33
11
необходимо закончить войну; в Средней Азии нужно идти вперед и установить
более удобную границу для охраны от вторжения "хищников с юга"; на Дальнем
Востоке предстояло решить вопрос "о судьбах этих отдаленных и почти пустынных
колоний", вернув России Амур, который даст надежный выход к Тихому океану. В
качестве примера разумной политики "естественных границ" Венюков говорит об
уступке Аляски, которую России было бы трудно охранять. Одобряет он и уступку
Японии Курильских островов в обмен на право владения Россией всем Сахалином.
Эти действия он объясняет прежде всего ограниченными возможностями наших
морских сил на Тихом океане. Поэтому лучше было добровольно и за некоторое
вознаграждение было отдать эти территории, чем потерять их при первой же войне с
морскими державами безвозмездно и с утратой государственного престижа. Из этих
же соображений, Венюков призывает ограничиться пока сугубо охранительными
задачами на северо-востоке Азии, сознавая опасность усиления здесь американского
влияния, что может породить со временем "чукотский вопрос"37.
Венюков считал абсолютно нереальной идею нейтральной полосы (Upper
Oxus State) в Центральной Азии между владениями Российской и Британской
империй. Данная теория не только оставляла российские границы "на воздухе", но и
обрекала на перманентные военные и политические конфликты, уподобляя Россию с
вассальными Бухарой и Кокандом - Турции с Египтом, Румынией и Сербией.
Венюков готов был подняться над традиционным соперничеством Британской и
Российской империй и рассуждать в глобальных геополитических измерениях,
надеясь на торжество европейского единства в азиатской политики. Более
предпочтительной ему виделась обусловленная
цивилизационным императивом
азиатская граница, непосредственно пролегающая между двумя
мировыми
державами, и, если это произойдет мирно, то "обещает великие и благодетельные
последствия для всего Старого Света"38.
Венюков М.И. Поземельные приобретения и уступки России за последние тридцать лет. 18501880 // Русская мысль. 1880. № 4. С. 124.
37
Венюков М.И. Очерк международных отношений в Азии // Русский вестник. 1877. № 6. С.
502.
38
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 381.
М. Уоллес также не разделял идею буферной зоны между Российской и Британской империей в
Центральной Азии, считая эту старую теорию несостоятельной, так как между ними здесь нет
"ничего такого, что заслуживало бы название независимого государства" (Уоллес М. Россия.
СПб., 1881. Т. 1. С. 429).
36
12
Анализируя российско-китайские отношения, Венюков не ограничивается
историей дипломатических контактов39, а выстраивает новую
геополитическую
евразийскую
конструкцию. Замысел ее заключался в следующей трактовке
мировой исторической роли этих двух соседних империй. С высшей точки зрения
Россия и Китай географически связаны противостоянием общим противникам:
англичанам и мусульманам-кочевникам, и если "которому-нибудь из них удастся
одолеть одну из двух соседних азиатских империй: другая в непродолжительном
затем времени изнеможет сама собой"40. Ради нашей же безопасности, "нам
необходимо задувать всякий революционный пожар" в Китайской империи,
разжигаемый варварским кочевым населением. При ослаблении Китая на Россию
падет "тяжкая обязанность держать в порядке этот варварский мир". В этом
заключена "несчастная доля" России, "историческое тягло", наложенное на нас со
времен нашествия Батыя, а затем и свержения татаро-монгольского ига и
дальнейшей борьбы за наследство Золотой орды. Между этими событиями
существуют "роковые связи", неизбежно влекущие нас все дальше вглубь Азии.
Отливная волна сменилась приливной, и нам нужен "прочный берег", на котором бы
Россия сошлась с другим цивилизованным народом41. В противном случае появится
какой-нибудь новый Тамерлан, "который опустошил бы и Азию и Европу". Но
сейчас Китай слаб, и мы должны поддержать его, так же, как он когда-нибудь
поддержит нас в "нашей исторической жизни" со своим четырехсотмиллионным
населением, "приняв на себя часть ударов направленных противу нас с Запада" 42.
Наше политическое и военное превосходство признано в Азии, - подводил итог
Венюков. Поэтому-то китайцы почти молча, "покоряясь величию энергии нашей и
превосходству нашей цивилизации", отдали нам Амур. Но наша задача теперь в
Азии не движение вперед, а сохранение status quo. Россия и Китай, как державы
"существенно континентальные", только в месте в состоянии будут противостоять
западным "мореходным нациям" на Тихом океане. Нам необходимы также
дружественные отношения и с Японией, которая уже стала предметом притязаний
европейских держав и Северо-Американских штатов. К подобному выводу
Венюкова приводило убеждение, что, в отличие от мусульманской Азии, "Азия
См.: Венюков М.И. Старые и новые договоры России с Китаем. СПб., 1863.
Венюков М.И. Международные вопросы в Азии // Русский вестник. 1877. № 6. С. 499.
41
Венюков М.И. Поземельные приобретения и уступки России за последние тридцать лет. 18501880 // Русская мысль. 1880. № 4. С. 135.
42
Венюков М.И. Международные вопросы в Азии // Русский вестник. 1877. № 6. С. 500.
39
40
13
буддийская
и
браминская
более
или
менее
уже
вступила
на
дорогу
общечеловеческой, т.е. европейской цивилизации"43.
В этих заявлениях уже звучала откровенная геополитическая риторика
ученого, пытавшегося определить общий смысл территориальной политики
империи. Не случайно в качестве эпиграфа к одному из разделов своих
"Исторических очерков" Венюков предпослал высказывание Карла Риттера: "Ход
истории народа определяется условиями его страны".
Выделяя основные этапы процесса имперского расширения в Азии, Венюков
осмысливает его прежде всего с позиций установления "естественных границ".
На первом этапе (XVI-XVII вв.) - главной движущей силой были казаки,
шедшие на восток, "влекомые духом предприимчивости и корыстолюбием".
Руководителей казачьих отрядов он сравнивал с испанскими конкистадорами.
Однако они не установили еще никакой границы (как линии укреплений и постов),
стихийно двигаясь к востоку и югу, возводя остроги без каких-либо стратегических
соображений, в известной мере случайно, там, где "нужда заставляла зимовать или
где они впервые выходили на большую реку". К концу XVII в. Россия достигла в
Азии естественных пределов, особенно на юге, и, как утверждал Венюков, такой
удобной границы "у нас потом не было никогда". Казаки и промышленники
остановились на Иртыше, на Алтайских и Саянских горах, на Аргуни. Степи же,
населенные кочевниками, не могли привлечь русских землепашцев и охотников за
пушниной. Это были, заключал Венюков, "в некотором смысле, естественные
пределы для нашей территории в Северной Азии, ибо охватывали собою бассейны
рек, текущих в северные моря".
С окончанием XVII века, эпоха "разгула казачьих атаманов-завоевателей"
завершилась, инициатива окончательно перешла к правительству, а Сибирь утратила
ореол вольности, наведя "бессознательный ужас" на целые поколения русских
людей. В преобладании принудительного характера переселения за Урал Венюков
видел
главную
причину
экономического
застоя
и
безлюдия
Сибири.
Административный произвол, по его словам, уничтожил всякую привлекательность
Сибири для новых переселенцев, не позволил создать собственную сибирскую
интеллигенцию, понимающую и заявляющую о потребностях Сибири. Отсутствие
значительного слоя зажиточных и образованных людей сдерживало развитие
43
Венюков М.И. Очерк международных вопросов в Азии // Русский вестник. 1877. № 4. С. 512.
14
промышленности, а огромный поток ссыльных "деморализовал значительную часть
сибирского населения". Лучшими представителями русской гражданственности в
крае он даже считал старообрядцев, во многом благодаря тому, что они "всегда
держались в стороне от официального мира и от больших дорог"44.
В качестве завоевательной силы правительство продолжало еще долго
использовать казаков, "которые суть и воины, и земледельцы вместе" 45. Однако
постепенно идет замена казаков регулярной армией, в чем Венюков видел глубокое
значение "последовательного поглощения вольностей и прав отдельных элементов
политического тела правительственным центром этого тела". Но это была перемена
не только в расстановке главных движущих сил, менялся вектор имперской
политики с востока на юг. "Роковой шаг" был сделан с принятием в российское
подданство "нелюбимого своим народом хана Абульхаира". Дело в том, как
утверждал Венюков, казахские степи не
могли стать надежной естественной
гранью, ибо в них "по свойству их обитателей, приходится следовать правилу:
ничего или все". Сделав этот шаг, нужно было идти дальше в поисках новых
"естественных границ". Изменился и характер самой границы: появляются длинные
ряды укреплений и военных постов, стремящиеся сомкнуться в одну непрерывную
линию. Однако и эти военные линии не стали настоящей границей, а послужили в
дальнейшем
лишь
оплотом
для
дальнейшего
движения
к
югу.
Полного
государственного поглощения новых территорий и народов не происходило и
царская власть предпочитала временно сохранять прежние порядки. Безлюдные и
безводные степи были населены такими подданными, от
которых нужно было
обороняться и держать в покорности страхом оружия. "Это было странное явление
двойной государственной границы, - подчеркивал Венюков, - действительной и
фиктивной - на пространстве от Каспийского моря до подножий Алтая"46. Но,
осуждая плохо продуманное движение в южном азиатском направлении, Венюков
Венюков М.И. Россия и Восток. СПб., 1877. С. 75. Хотя ранее он высказывался по этому
поводу иначе: "Про Сибирь можно даже сказать противное, т.е., что в ней средний уровень
нравственного развития выше, чем в европейской России. Не говорим уже про образование,
которым сибиряки обязаны опять-таки толпам ссыльных; даже собственно нравственный,
этический элемент в них сильнее, чем, например, в подмосковных крестьянах, совершенно
свободных и даже пользующихся материальным довольством" (Венюков М.И. Вопрос о
колонизации // Время. 1861. №. 10. С. 8).
45
М.И. Венюков не был адептом казачьей колонизации, подчеркивая в XIX в. ее
преимущественно принудительный характер, и призывал употреблять казаков в дело
колонизации как можно меньше (М.И. Венюков Вопрос о колонизации // Время. 1861. № 10. С.
5).
46
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 27.
44
15
оставался на позициях охранительной экспансии, утверждая ее вынужденный
характер, подчиненный географическому императиву.
С 1820-х годов47, с реформ М.М. Сперанского, начинается очередной этап
наступательного движения на юг, который характерен "завоеванием" уже ранее
присоединенной казахской степи, когда фиктивное подданство казахов было решено
превратить в действительное. Хотя, как утверждал Венюков, у России был
исторический шанс остановиться на северной окраине голодной и безлюдной степи,
но судьба влекла дальше "с какою-то роковою неотразимостью". Старший казахский
жуз присягнул на подданство России, русские войска двинулись дальше к нижнему
течению Сыр-Дарьи. Теперь империи пришлось иметь дело уже не только с
кочевниками, но и с оседлым населением Средней Азии. "Это был второй роковой
шаг", после которого уже не было поворота назад, что означало бы потерять влияние
на азиатов, "которое можно поддерживать только непрерывными успехами", "Тут
начало системы, которая привела нас за Балхаш, к Или, к Алатау и наконец в
Небесные горы и в Туркестан", - заключал Венюков48. Впрочем,
и сам он
оказывался заложником широко бытовавшего убеждения, заявляя, "что, раз ступив
на какую-нибудь почву с оружием в руках, мы не можем уже отказаться от нее без
явного ущерба своему нравственному влиянию даже на собственных подданных азиатцев"49.
Не разделяя безудержного стремления России к югу и отвечая на вопрос:
"Зачем нам Бухара, зачем Туркмения, зачем Бадакшан? Мы и без того зашли в
Средней Азии дальше чем нужно?" -
Венюков объяснял, что нас влекут туда
"законы больших исторических движений", которые также "непреложны как законы
мира физического"50. И этому "историческому движению" не силах противостоять
весьма разумные рассуждения, что пора остановиться, потому что, как убеждал сам
Венюков, тщетны "все усилия разных администраторов и дипломатов положить
предел русскому движению" к естественным границам. География будет сильнее
47
Современная историография придерживается сходной периодизации, подразделяя период
российского подданства казахов на два основных этапа: "I - период номинального подданства
(1731 г. - 20-е гг. XIX в.); II - период фактического присоединения и колониального подчинения
(30 - 60-е гг. XIX в.)" (Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы евразийских
степей. Древность и средневековье. СПб., 2000. С. 292).
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 12.
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 319.
50
Венюков М.И. Международные вопросы в Азии // Русский вестник. 1877. № 6. С. 488.
48
49
16
доводов политиков, пока российская граница в Средней Азии "остается на
воздухе"51.
Наряду с уже традиционными для политической географии естественными
факторами (моря, реки и горы), Венюков уделяет значительное внимание степи.
Тема "Россия и степь" заняла заметное место в его геополитических рассуждениях.
По его убеждению, владение степью не дает надежных границ для государства,
степняки не представляют какого-либо значительного экономического интереса
("бедность есть вечный удел массы всякого кочевого населения"52). С бедностью
кочевого населения Венюков связывал и его варварство и особое хищничество.
Оценивая опыт окраинной политики самодержавия, Венюков готов предложить и
свои рекомендации. Так, он считает, что "кавказское устройство" - "в смысле
скорейшего подавления видимой неприязни номадов" - может оказаться самым
эффективным на начальном этапе. Однако оно ненадежно с позиции отстранения от
управления туземной верхушки, что вселяет в народе недоверие к русским. В
оренбургской же системе его не устраивают действия подвижных казачьих отрядов,
которые, не носят созидательного характера, ограничиваясь лишь карательными
мерами. Наиболее оптимальной ему представлялась сибирская модель, сочетающая
действия военных казачьих отрядов с русской колонизацией степных земель. "Успех
этой системы, - подчеркивает Венюков, - дознан не только полувековым опытом в
Западной
Сибири,
но
-
и
весьма
быстрым
развитием
киргизо-русской
гражданственности в Семиречье и на низовьях Сыра"53. Впрочем, к занятию земель
кочевников под казачьи станицы он призывал относиться осторожно, не возбуждая
без необходимости недовольства коренного населения. Особенно вредно расселять
казаков мелкими станицами на небольшом между ними расстоянии, это может
побудить кочевников к нежелательным миграциям или даже к восстаниям54. Однако
метод военно-казачьей колонизации, примененный в казахских степях, неизбежно
Венюков М.И. Международные вопросы в Азии // Русский вестник. 1877. № 6. С. 490.
Западно-сибирский генерал-губернатор И.О. Дюгамель заявлял, что будет считать себя
счастливым, если ему удастся остановить новое присоединение к России степных территорий.
Служивший в то время в Омске офицер Генерального штаба И.Ф. Бабков отмечал в своих
мемуарах имевший место исторический парадокс: "Несмотря на миролюбивую политику
Дюгамеля, ни при одном Ген[ерал]-Губ[ернаторе] Зап. Сибири не было сделано столько
земельных приобретений, сколько при нем" (Бабков И.Ф. Воспоминания о моей службе в
Западной Сибири. 1859-1875. СПб., 1912.. С. 340).
52
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 264.
53
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 426.
54
Записка Генерального штаба капитана Венюкова о стратегическом положении Заилийского
края (июль 1860 г.) // ОР РГБ. Ф. 363. Карт. 3. № 3. Л. 8.
51
17
поведет нас вперед, "потому что всякая новая линия будет вызывать собою
основание передовой, сначала из укреплений, а потом станиц, селений и городов,
пока крайняя из них не примкнет к какой-нибудь естественной, трудно проходимой
преграде на окраине степи"55. Такими естественными границами, по его убеждению,
могут стать реки или горные хребты, но никак не степи. "Тогда в бюрократических
сферах наших еще не додумались до той простой истины, что владение степями есть
тягость для государства...". Поэтому ценна для государства не просто территория, а
территория, доведенная до естественных пределов. Лишь такой подход будет иметь
историческое
оправдание
убыточности
присоединение новых земель
азиатских
в Средней Азии? -
окраин.
Окупится
ли
это волнует Венюкова в
последнюю очередь, и он относит этот вопрос к области "экономических гипотез".
Помимо всего прочего, дойдя до наших естественных южных азиатских границ,
полагал Венюков, самое главное то, что мы сможем занять положение, которое
обеспечит не только их устойчивость, но и позволит России стать "в довольно
угрожающее положение относительно нашего главного врага на земном шаре Англии, и это искупит до некоторой степени теперешние убытки от завоевания
Средней Азии"56. Только уничтожение самостоятельности Бухары и туркменских
племен, т.е. выход к естественным границам, позволит уменьшить находящиеся в
крае войска и тем самым сократить дефицит Туркестана.
Отвечая на вопрос о будущей границе империи в Средней Азии ("какую
указала нам природа"), он обращается внимание "на орогидрографическую карту
Турана и его окраин", которая, по его мнению,
убеждает, "что физическая
география, согласно с этнографиею, прямо указывает, что Россия должна подчинить
себе всех туркмен, узбеков и таджиков, живущих в арало-каспийской низменности, и
что затем
соседями ее могут быть персияне, курды, джемшиды, фирузкухи,
монголы, хуарейцы, афганы и гитральцы, из которых большинство суть мелкие
горные народцы, а два главные народа, персияне и афганы, всегда могут и должны
быть сделаны "младшими братьями" России, дружба с которою прямо требуется их
собственными интересами и влияние которой естественно будет направлено к
Венюков М.И. Россия и Восток. Собрание географических и политических статей. СПб., 1877.
С. 176.
56
Венюков М.И. Исторические очерки России со времени Крымской войны до заключения
Берлинского договора. 1855-1878 гг. Т. 1. Общий взгляд на эпоху; перемены в составе
государства; международное положение России. Лейпциг, 1878. С. 153. См. также: Венюков
М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 380.
55
18
поддержанию каждым из них национальной самостоятельности"57. Если же
"эфемерная в своих основах" англо-индийская империя рухнет, то и тогда для
России не будет никакого интереса нарушать целостность и независимость
Афганистана и Ирана. Соседство с мусульманскими государствами кажется ему
опасным прежде всего из-за их возможности влиять на уже подвластных России
мусульман. Особенно это опасно там, где еще слаб "русский элемент".
Если к дальнейшему продвижению вглубь Центральной Азии Венюков
относился с некоторой настороженностью, то присоединение Приамурского края он
причислял к наиболее замечательным событиям XIX века, позволившему мирным
путем выйти к открытому морю, где Россия сможет развить свои морские силы и
приобрести мировое влияние. Это база "для всей будущей деятельности России в
восточной Азии" - писал он. Сибирь требовала естественной границы на берегах
Тихого океана, а так как суровое побережье Охотского моря не предоставляло
удобного выхода в океан для развития торговли, то России "ничего не оставалось
более, как занять опять Амур". "Это приобретение, величиною в 11000 кв. миль, есть
важнейшее из всех, сделанных русским народом не только во второй половине XIX
в., но и вообще в этом столетии, и если еще нашим современникам может казаться,
что Кавказ, Польша и Финляндия важнее, то потомки, конечно, скажут противное"58.
Исключительная значимость для России дальневосточных территорий, заключалась,
по мнению Венюкова, прежде всего в том, что "это есть единственная часть всей
русской империи, где мы стоим у открытого моря, при том не полярного, а
распространяющегося до экватора, т.е. до богатейших на земном шаре южной Азии,
Зондского архипелага, Австралии
и Америки. Если русскому народу суждено
остаться полноправным членом общей семьи образованных и сильных наций, то ему
пока нет другого пути к достижению этой цели, как прочное утверждение на берегах
Японского моря, на Сахалине и даже, отчасти, в Камчатке. Потеря владений на
берегах Тихого океана или даже оставление их незанятыми "сильным, свободным и
промышленным населением русского корня были бы равносильны отречением от
великой исторической будущности"59. Однако мы преступно мало обращаем
Венюков М.И. Очерк политической этнографии стран, лежащих между Россиею и Индиею.
Б.м., б.г., [1877] (Опубликовано в "Сборнике государственных знаний. СПб., 1878. Т. V). С. 21.
58
Венюков М.И. Исторические очерки России со времени Крымской войны до заключения
Берлинского договора. 1855-1878. Т. 1. Общий взгляд на эпоху; перемены в составе
государства; международное положение России. Лейпциг, 1878. С. 155-156.
59
Венюков М.И. Россия и Восток. Собрание географических и политических статей. СПб., 1877.
С. 94-95.
57
19
внимания на эту далекую нашу окраину и при первом же военном столкновении
здесь можем потерять и Камчатку, и Сахалин, на которые уже давно зарятся
англичане и американцы. Уступка же им русского побережья Тихого океана грозит
России новым восточным вопросом, "едва ли не хуже Босфорского". В
воспоминаниях Венюков высказывается еще определеннее: "Вот где! Не на Босфоре
Константинопольском, а на Босфоре Восточном должно со временем воспоследовать
радикальное разрешение восточного вопроса"60. Хотя он скептически относился к
преждевременным восторженным наименованиям Тихого океана -"Средиземным
морем будущего", или Амура - "азиатским Миссисиппи". Так, нереальным ему
представлялся в тех условиях проект железной дороги от Байкала до Амура,
экономически притягивающий Восточную Сибирь к Тихому океану. Хотя он и сам
писал, что без выхода к океану "Сибирь бессмысленна", и "не из портов же
Охотского моря сносились бы мы с южною Азиею, с Китаем, с Америкой, не через
пустыни Гоби и покрытый льдом Северный океан прокладывали бы пути своему
политическому влиянию на соседей… Разумеется, при этом я удивлялся "глупости"
китайцев… и не сомневался ни минуты, что мы, представители цивилизации Запада,
ничего подобного не повторим, что через 10-15 лет по Амуру протянется "золотая
цепь цветущих колоний". Пусть это произойдет и не так быстро, как это делают
американцы. Однако с отъездом Муравьева-Амурского, для Амурского края
"наступила почти непроглядная ночь", и "поэзия амурского дела кончилась"61. В
Петербурге не спешили разумно распорядиться новыми землями и, как отмечал
Венюков,
правительство опасалось, что железные дороги в Сибири дадут ей
"самостоятельную жизнь экономическую, а с нею, конечно, и политическую" 62.
Важно не только достигнуть "естественных границ", но и эффективно их
охранять. А это нельзя сделать лишь путем международных соглашений и
усилением военной мощи. Нужны более действенные механизмы, главным из
которых должна стать русская колонизация азиатских окраин. Мало включить земли
и народы в границы империи, нужно их еще действительно сделать неотъемлемой
частью государства, и мы еще слишком мало сделали для того, чтобы действительно
прочно укрепиться в Азии. С этой точки зрения, доказывает Венюков, особое
Цит. по: Кубалов Б.Г. А.И. Герцен и общественность Сибири (1855-1862). Иркутск, 1958. С.
23.
61
Из воспоминаний М.И. Венюкова. Кн. 2. 1867-1876. Амстердам, 1896. С. 225, 230, 252, 277.
60
20
значение приобретает дальнейшее освоение Сибири, которая становится в
политическом отношении "базой русского влияния на важнейшие государства
восточной Азии". Необходимы серьезные и срочные меры по ее научному изучению,
нужны в самой Сибири научные центры, университет,
настоятельно требуются
меры по улучшению коммуникаций. Нам нужны серьезные усилия по заселению
русскими побережья Тихого океана, ибо, как гласит
доктрина международного
права, указывал Венюков, "только действительно прочное занятие страны известною
нацией
даст
ей
территориальное верховенство"63. Существовала
для
него
геополитическая аксиома - только тогда можно считать, что та или иная территория
действительно присоединена, когда колонизована русскими. С этой точки зрения,
мы все еще не стоим прочно даже в Охотско-Камчатском крае и на Сахалине, и
происки англичан и американцев могут грозить потерей этих наших важных
владений. Колонизации он придавал не только важное экономическое значение, но
видел в ней прежде всего политический смысл. Закрепление территорий за Россией,
по его убеждению, невозможно без крестьянской колонизации, которая только и
сможет обеспечить "прочный покой" на новых землях.
У России есть богатый колонизационный опыт, утверждал многократно
Венюков, способность "к достижению самых высоких целей, какие только может
преследовать, при расширении своей территории, нация, цивилизованная и имеющая
нравственное право на влиятельный голос в общей семье человечества" 64. Отдавая
пальму первенства Англии в колониальной политике и "расширении области
европеизма"65, Венюков сразу после нее ставит Россию. Однако, если Англия
превосходит Россию по масштабам своих колониальных владений, то Россия может
указать миру на наиболее эффективную политику в реализации цивилизационной
миссии. Той миссии, которую не смогла, к примеру, выполнить Испания. Он
заявляет о нравственном и гуманном превосходстве русского колониста перед его
европейскими
собратьями
в
других
частях
света.
Отношение
русских
Венюков М.И. Исторические очерки России со времени Крымской войны до заключения
Берлинского договора. 1855-1878 гг. Т. 1. Общий взгляд на эпоху; перемены в составе
государства; международное положение России. Лейпциг, 1878. С. 271.
63
Венюков М.И. Россия и Восток. Собрание географических и политических статей. СПб., 1877.
С. 295.
64
Венюков М.И. Россия и Восток. Собрание географических и политических статей. СПб., 1877.
С. 114.
65
Венюков не скрывал своего негодования по поводу "эгоистического" образа действия
англичан на Востоке, но не думал и "порицать те великие общечеловеческие результаты,
которые ими достигнуты при этих своекорыстных действиях" (Венюков М.И. Очерк
международных вопросов в Азии // Русский вестник. 1877. № 4. С
62
21
к
присоединяемым к империи народам носит кардинальные отличия: "Туземные
племена северной Азии не истребляются русскими, сливаются с ними; за
сибирскими дикарями русский человек не охотится с ружьем и собакой, как
англичанин за маорисами в Новой Зеландии, он их не спаивает спиртом и не
расстреливает из винтовки как северо-американец краснокожих индейцев, не
обращает в рабочий скот, как те же американец, англичанин, испанец и португалец
негров, не делает из них племен крепостных, обложенных барщиной, как голландец
из малайцев Зондского архипелага. Религиозная нетерпимость совершенно чужда
русским людям… Ни о какой
племенной, ни о социальной
вражде в
разноплеменном населении Сибири нет и речи. Полное политическое спокойствие
царствует на всем обширном пространстве от Урала до Тихого океана, несмотря
даже на прилив туда стольких элементов беспорядка в лице ссыльных преступников.
И в общегосударственном смысле северная Азия является не мятежною колонией,
которая истощала бы свою метрополию усилиями на поддержание политических уз,
а простым продолжением великой империи, политическое могущество которой
только черпает в завоеванной стране новые силы"66. Мы должны держаться в Азии
не силой оружия, или многочисленностью русского населения, и даже не
экономическим и политическим превосходством, а силой нравственного и
умственного превосходства. "Мы проглядели, что из всех завоевательных сил самая
прочная есть общение побежденных с победителями на поприще умственного
развития, как было в Римской империи, как отчасти есть теперь во владениях
Англии"67. Несмотря на наши политические противоречия с Англией, утверждал
М.И. Венюков, у нас с ней одна общая историческая миссия - "цивилизовать далекий
Восток".
Взор Венюкова обращен не только на внешние государственные границы, но
и на политико-административную организацию внутреннего пространства империи.
Благодаря трудам Венюкова
был поставлен вопрос об основных теоретических
принципах определения внутренних административных границ и степени властных
полномочий местных органов управления68. 21 октября 1872 г., выступая в Русском
Венюков М.И. Россия и Восток. Собрание географических и политических статей. СПб., 1877.
С. 114-115.
67
Венюков М.И. Россия и Восток. Собрание географических и политических статей. СПб., 1877.
С. 160.
68
Подробнее об административно-территориальной реорганизации Сибири во второй половине
XIX в. см.: Ремнев А.В. Самодержавие и Сибирь. Административная политика во второй
половине XIX - начале XX вв. Омск, 1997. С. 70-94.
66
22
географическом обществе, он
сформулировал главную цель административных
преобразований в Азиатской России: "Создать такие большие административные
группы, которые бы наиболее соответствовали естественным, т.е. физикогеографическим, этнографическим и экономическим условиям различных частей
Азиатской России, в том убеждении, что только такие группы могут быть полезны и
долговечны"69. При этом он предупреждал не увлекаться созданием новых генералгубернаторств, чтобы "не обособлять таких местностей, которые давно уже имеют
все данные для окончательного слития их с Россиею собственно".
Как член межведомственной комиссии, созданной в 1873 г. для выработки
проекта нового административно-территориального устройства Азиатской России,
Венюков в
специальном докладе
"Об общих основаниях административных
делений и в частности о группировке провинций под генерал-губернаторским
управлением" затронул многие теоретические проблемы, впервые поставив их на
солидную научную основу. Он отметил, что потребность в группировке нескольких
провинций исторически осознана давно. В Римской империи существовали
проконсульства, в Испании, Голландии и Англии - вице-королевства и генералгубернаторства. При этом, заметил Венюков: "Власть генерал-губернаторов,
наместников и вице-королей, всюду превосходя власть обыкновенных губернаторов,
нигде однако же не получила такой юридической определенности, которая отличает
последнюю"70. Права и обязанности генерал-губернаторов, констатировал он,
разнообразны в разных частях империи, что проистекает из особенностей местных
условий.
Самодержавие,
предоставляя
региональным
властям
известную
самостоятельность, открывало возможности для административно-политического
эксперимента, что привело к сосуществованию разных моделей имперского
управления на окраинах.
Базисные условия, согласно которым устанавливалась особая форма
административно-территориальной организации, считал Венюков, должны быть
следующими: 1) географическая отдаленность (или даже отдельность) региона; 2)
пространство и физико-географические условия; 3) состояние коммуникаций и
надежность связи с центром государства; 4) особенности пограничного положения и
взаимоотношений
с
соседними
странами;
5)
численность
населения;
Венюков М.И. О новом разделении Азиатской России // Известия Русского географического
общества. 1872. Т. 8. № 8. С. 322.
70
РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4272. Л. 15.
69
23
6)
этнографический и конфессиональный состав населения,
а также степень его
политической благонадежности; 7) уровень правового развития населения и
состояние органов местного управления;
8) экономический и интеллектуальный
потенциал края; 9) военно-стратегические интересы.
Фактор отдаленности, отмечал Венюков, не должен иметь самодовлеющего
значения, и там, где отдаленность неравносильна отдельности, сохранение особого
порядка управления в виде центральных местных учреждений ведет лишь к
искусственному
обособлению
края,
чреватому
вредными
политическими
последствиями. У сильной местной власти, предупреждал он, может возникнуть
желание "обособить край от прочих частей государства". Нужно сохранить баланс
между обеспечением жителям провинции близости местной высшей власти и
правительственной уверенностью, "что дела в далеких окраинах идут с должным
единообразием и по заданному направлению". Венюков призывал в большей степени
учитывать физико-географические особенности, определяющие особый строй
"местной гражданской цивилизации" и условия экономической деятельности
населения, как это было в случае с Кавказом или Финляндией. При этом Венюков
соглашался с тем, что, если территория края слишком большая и разделена на
области, то будет необходима и местная центральная власть. Затрудненность же
коммуникаций, по его мнению, уже утратила свое значение и может вызывать лишь
некоторое расширение прав местной администрации. Пограничное же положение не
должно иметь самодовлеющего значения, если, правда, край не граничит с
"полуварварскими странами", отношения с которыми требуют, помимо обычных
дипломатических мер, постоянного вооруженного противодействия. При этом было
бы важным сосредоточить в руках одного высшего местного начальства управление
всеми пограничными областями, прилегающими "к иноземным территориям одного
политического типа".
Большое значение Венюков придавал и единству управления "пограничными
пространствами", упрекая центральную власть в разделении в 1867 г. командования
войсками на границе с западным Китаем между западно-сибирским и туркестанским
генерал-губернаторами71.
Он
признавал
политическую
целесообразность
достижения "единства внешней политики на окраинах, предоставив в ведение
каждого генерал-губернатора такой район, чтобы он мог вести пограничные дела в
71
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 269.
24
одном направлении без вмешательства других генерал-губернаторов и без
разделения с ними власти по решению пограничных вопросов"72. Так, например,
казахи оказались в трех генерал-губернаторствах (западно-сибирском, оренбургском
и туркестанском), что уже само по себе порождало управленческие модификации.
Хотя, как отмечает Венюков, "быт киргизского народа повсюду один и тот же, а
потому и отношения наши к этим людям должны быть единообразны"73.
Сильной и самостоятельной местной власти, доказывал М.И. Венюков, могут
требовать факторы этнический и конфессиональный. Это связано прежде всего с
тем, что на местную администрацию возлагается важная задача по слиянию
коренных народов "с господствующей народностью посредством водворения среди
них языка, гражданской цивилизации и учреждений господствующего племени". В
его
рассуждениях
по
этому
поводу
содержался
господствовавший
в
правительственных кругах взгляд на цель этнической имперской политики: "В
государствах, подобных России, могущих стремиться только к установлению
господства одной расы над прочими – в противоположность Австрии, Турции и
Английской Индии, где это условие недостижимо, - провинции с инородческим
населением,
конечно,
требуют
особенного
внимания
администрации
для
направления их к скорейшему этнографическому объединению. При этом разумная
политика обязывает, чтобы там, где есть несколько инородческих племен,
господствующая раса прежде всего не допускала взаимного их сближения и
объединения, в ущерб собственному значению"74. Не забывал он и старого
имперского принципа "devide et impera", отмечая, что "калмыки суть исконные враги
киргизов", или призывая не оставлять без внимания антипатию, существующую
между узбеками и таджиками75. "Всякое взаимное истребление средне-азиатцев, - с
известным
политическим
цинизмом
рассуждал
Венюков,
-
есть
для
нас
положительная выгода, лишь бы их столкновения происходили не на наших землях
и не вредили прямо нашей торговле"76. Пока кочевники, разделяющие Россию с
Китаем, остаются "невежественными и неискусными в военном деле", а, главное,
разъединенными, они не представляют большой опасности.
Венюков М.И. О новом разделении Азиатской России // Известия Русского географического
общества. 1872. Т. 8. № 8. С. 323.
73 73
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 426.
74
РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4272. Л. 17-18.
75
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 258,
358.
76
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 32.
72
25
Существенным он считал учет степени готовности инородческих племен к
слиянию с господствующею расой, замечая, что "инородцы необразованные
ассимилируются скорее, чем те, у которых есть зачатки своеобразной цивилизации,
или которые могут поддерживать свою национальность, опираясь на соседние
чужеземные влияния".
Инородческое население, имеющее свою цивилизацию,
прогнозировал Венюков, потребует местной сильной и самостоятельной власти,
"пока искусная политика не сделает тождественными важнейшие экономические,
социальные и умственные интересы обеих рас, господствующей и подчиненной"77.
Для
проведения
на
окраинах
обрусительной
политики
генерал-
губернаторская власть будет более эффективна: "Руководя водворением среди
инородцев представителей главного племени, поощряя преданность иноплеменников
интересам государства, направляя молодые их поколения в общегосударственные
училища, давая образованным инородцам долю участия в высшей административной
деятельности, она может гораздо вернее, чем общепровинциальное управление,
всегда поглощенное мелкими текущими заботами, повести дело так, что мало-помалу иноплеменность в стране ослабеет, если не исчезнет совсем"78. Не сбрасывал со
счетов М.И. Венюков и традиционные мотивы
направленного
против
"мусульманского
христианского миссионерства,
изуверства,
и
следовательно
к
освобождению человеческой личности от поглощения ее узкими требованиями
ислама". Исламское влияние представлялось ему одним из наиболее опасных, и он
подчеркивал, что "мусульманский фанатизм есть такое начало, которое всегда будет
враждебно относиться к европейской цивилизации, которой представителями в
Средней Азии являемся мы"79. С точки зрения приверженности исламу он оценивал
и политическую лояльность разных народов, выделяя в Средней Азии узбеков, как
отличающихся "изуверством религиозным" по сравнению с казахами и таджиками
(последние, по его мнению не являются столь убежденными исламистами)
80
.
Мусульмане Туркестана мало чем отличаются, по мнению Венюкова, от
мусульманского населения заволжских губерний империи, и, если пока в крае
необходимо такое количество войск здесь, то только из-за "вредного влияния",
которое оказывают исламисты из Бухары ("признанный центр среднеазиатского
РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4272. Л. 18.
РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4272. Л. 18.
79
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 356.
80
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 356,
360.
77
78
26
ислама, который вместе с религиозным изуверством сообщает Узбекам и Таджикам
фанатизм
политический
против
господства
"неверных"
завоевателей")
или
Джитышара во главе с Якуб-беком, а также происки англичан, которые подстрекают
против России туркмен81. Религиозные настроения, полагал он, могут иметь
политическое значение только в случае наличия обширных территорий, заселенных
сплошь иноверческим население.
Важно придерживаться в отношении народов и конфессий единства в
направленности мер религиозно-политического свойства. Неодинаковое положение
инородцев в разных областях империи может стать источником недовольства. Там
же, где "господствующая народность" уже численно преобладает, утверждал он,
генерал-губернаторской власти не требуется, так как она создает дополнительные
политические трудности, поскольку между местной администрацией и центральным
правительством "становится лишняя и весьма влиятельная инстанция, нередко
руководствующаяся политическими видами и убеждениями, несогласными с
действительными потребностями страны и пользами местного населения"82.
Из собственных наблюдений он заключал, что лучше всего христианизации
поддаются язычники, хуже ламаисты и мусульмане", по отношению к которым "вся
тяжесть дела племенного объединения падает на одну светскую власть". Так, в
отношении
бурят,
он
полагал
более
полезным
ограничить
христианскую
миссионерскую деятельность и действовать более осторожно и с известной
последовательностью:
способствовать смешанным бракам, привлекать бурят к
службе в армии, снизить значение влияние родовых тайшей и т.п.83
Важное
значение может иметь устройство хороших дорог, особенно в местностях
населенных кочевниками, а также водворение между ними "русских оседлостей". В
отличие от бурят, например, по отношению к киргизам он призывал "присоединить
искусную пропаганду религиозных понятий, взамен очень шатко знакомого каракиргизам ислама", что позволит "надеяться на скорое перерождение многовековых
хищников в народ совершенно мирный и невраждебный нам"84.
Русская власть должна постоянно демонстрировать, включенным в империю
азиатским народам, свое гражданское превосходство, преимущество европейской
системы управления и суда перед азиатским деспотизмом, уравнивая перед законом
Венюков М.И. Международные вопросы в Азии // Русский вестник. 1877. № 6. С. 490-491.
РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4272. Л. 10.
83
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 195.
81
82
27
все
народы,
вводя
рациональную
систему
налогов
и
покровительствуя
экономическому преуспеянию края. Все это должно указывать туземцам на "высоту
нравственного уровня их повелителей"85. Он рекомендует привлекать на свою
сторону степную аристократию, "чем иметь дело с народом, возбуждая в нем
демократические наклонности". Вместе с тем, Венюков признает и ограниченность
такой политики, потому что народные массы, недовольные своими правителями,
видят, что последних поддерживает русская власть, у которой они могли бы найти
защиту и покровительство. Опора на местную верхушку нередко приводит к тому,
что население следует за своими биями, у которых, однако, могут быть цели,
противоположные интересам России86. И если в дальнейшем российские власти
будут укреплять народное доверие к себе путем упрочения "личной независимости
новых граждан русской земли от мелочной полицейской опеки", предоставлением
гарантий местному самоуправлению, строгой справедливостью и открытостью в
действиях русских властей, то этим будут созданы действительно основательные
условия для прочного положения России в Азии. Военно-народное управление, он
признавал далеко не совершенным, но и при нем "туземцы, без сомнения, замечают
в условиях своей теперешней жизни резкий поворот к лучшему", и народ, "рядом с
пристрастием, алчностью и беззакониями туземных правителей, будет смотреть на
русских как на своих избавителей от тяжкого ига, и тем самым станет желать
распространения русской власти". Туземцы, привыкшие традиционно уважать
только силу, с сочувствием и пониманием, допускал Венюков, отнесутся к русской
власти, которая не всегда отвечает в своих действиях требованиям европейской
свободы87.
С экономической точки зрения, административная обособленность с сильной
местной властью скорее вредит делу, чем ему способствует.
Развитие
гражданственности и экономики вызывает необходимость в специализации
отраслевого управления, отделения суда от администрации, что является "внешним
критериумом
рациональности
оснований
для
организации
провинциального
управления". В окраинной экономической политике также имеются свои подводные
течения, способные направить правительственную деятельность в ложное русло.
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 306.
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 377.
86
Записка Генерального штаба капитана Венюкова о стратегическом положении Заилийского
края (июль 1860 г.) // ОР РГБ. Ф. 363. Карт. 3. № 3. Л. 5.
87
Венюков М.И. Опыт военного обозрения русских границ в Азии. Вып. 1. СПб., 1873. С. 373.
84
85
28
Венюков предупреждал, что слабая осведомленность в центре о реальных
возможностях окраины может привести к серьезным политическим просчетам.
Современный колониальный опыт, по мнению Венюкова, подсказывает, что чем
меньше будет административной опеки в хозяйственной сфере, чем меньше будут
экономические условия отличаться в метрополии и колонии, тем теснее они
окажутся связанными. Обращаясь к мировой практике управления колониями, он
отмечал, что интересы отдаленных провинций вообще редко бывают адекватно
поняты в центре. Это приводит к тому, что колонии, испытывая неудовлетворение от
экономической и административной политики метрополии стремятся отделиться от
нее, как это произошло с североамериканскими владениями Англии. Новая
колониальная политика, разъяснял он, выработала другой подход, сущность
которого заключается в предоставлении колониям большей экономической свободы
и избавлении от жесткой административной опеки метрополии. В России, признавал
он, правительство давно понимало это, не допустив в свое время распространения
крепостного права на Сибирь, установив для некоторых окраинных территорий
режим рorto-franco и разрешив такую свободу в частной золотодобыче, которой не
знают даже Северо-Американские Штаты. Но он же признавал, что существовали и
серьезные просчеты в этой сфере. Прежде всего это касалось стеснения частной
инициативы на окраинах. В этом смысле генерал-губернаторская власть скорее
вредила, нежели помогала.
В военном отношении Венюков выделял два типа окраин. К первому типу он
относил окраины, где государственная власть недостаточно еще укрепилась, и
существует угроза восстаний. "Очевидно, - подчеркивал он, - в таких провинциях
принцип разделения властей, усвоенный теориею и практикою европейского
государственного управления, оказывается неприменимым, и соединение в лице
главного начальника прав и обязанностей по всем частям управления делается
абсолютно необходимым"88. Ко второму типу принадлежат окраины, соседствующие
с "народностями, не имеющими
правильного политического устройства", где
многое зависит от безопасности границ. Здесь будет необходимо соединение
военного и гражданского управления. Особо он оговаривал положение морских сил,
которые призваны решать местные политические и военные задачи, и потому не
могут быть руководимы губернатором и должны зависеть от наместника или
88
РГА ВМФ. Ф. 410. Оп. 2. Д. 4272. Л. 12.
29
генерал-губернатора. Но соединение в одних руках разных отраслей управления,
вызванное военными потребностями, призывал понимать Венюков, неизбежно будет
вредить успеху деятельности отдельных учреждений, так как "на практике самые
существенные интересы того или другого ведомства нередко приносятся в жертву
личным взглядам главного местного распорядителя". Хотя он и соглашался передать
на морских окраинах власть адмиралам, но видел при этом опасность подчинения
морским интересам всех прочих интересов края, как это произошло во французских
заморских колониях в силу слияния морского и колониального управления в одно.
Он признавал политическую целесообразность достижения "единства внешней
политики на окраинах, предоставив в ведение каждого генерал-губернатора такой
район, чтобы он мог вести пограничные дела в одном направлении без
вмешательства других генерал-губернаторов и без разделения с ними власти по
решению пограничных вопросов"89.
Важнейшим побудительным мотивом к местной централизации управления
Венюкову виделась не обширность территории, не удаленность ее от центра страны
и даже не этнический состав населения, а степень гражданского развития. Только
там, где гражданские отношения неразвиты и экономические силы слабы, единая
местная административная власть может быть полезна, только благодаря ей высшее
правительство будет способно на месте контролировать деятельность местных
государственных агентов, которые при отсутствии местного надзора "могут дойти до
весьма резких отступлений от требований закона в прямой ущерб местным и
государственным интересам". Но там, где введены хорошие судебные и земскохозяйственные учреждения, ответственность чиновников перед судом или перед
народным представительством, генерал-губернаторская власть потеряет всякий
смысл.
Несомненно
Венюкову
принадлежит
видная
роль
в
актуализации
геополитических факторов, активное их внедрение в российский имперский дискурс.
Ему было тесно в рамках традиционного военно-статистического описания, и уже в
ранних его сочинениях мощно зазвучали новые геополитические мотивы, уносящие
читателя в прогностическую область грядущего мирового порядка в Азии,
основанного на системе военно-политического равновесия трех современных ему
мировых империй (Российской, Британской и Китайской), конфликтности и
Венюков М.И. О новом разделении Азиатской России // Известия Русского географического
общества. 1872. Т. 8. № 8. С. 323.
89
30
сосуществовании разных цивилизаций. Анализ международных отношений с
азиатскими народами Венюков предпочел вести, опираясь не столько на
международные трактаты (сознавая их ограниченность в условиях Азии), сколько на
реальную историю, так как традиционные отношения имеют "более прочные корни
на азиатской почве, чем вопросы, созданные договорами с Европой"90. Такое
толкование азиатской политики существенно усложняло исследовательскую задачу,
потребовало ввести в исследовательское поле новые историко-географические и
этноконфессиональные факторы.
Венюков скорее был приверженцем континентальной политики, чем морской,
и только в последние годы жизни внимательнее отнесся к морской теме, заявив, что
география морей еще не написана. Однако и тогда он будет отдавать Индийскому
океану приоритет перед Тихим91. Примечательно, что его рассуждения о
политической морской географии появляются почти синхронно книге А. Мэхена
"Влияние морской силы на историю"(1890 г.), работам Х.Д. Маккиндера
"Гографическая ось истории" (1904 г.) и А.И. Воейкова "Будет ли Тихий океан
главным торговым путем земного шара?" (1904 г.).
Выйдя на уровень глобальных мировых проблем, Венюков свое политикогеографическое видение обратил и во внутрь имперского пространства, на его
управленческую организацию, основанную на многомерности и разнофакторности
процессов интеграции и дезинтеграции этого пространства. Сочетание военногеографического подхода с демографией и политической этнографией (термин,
употребляемый самим Венюковым) позволили ему выйти на иной уровень оценки
значения азиатских окраин, выявления интегрирующих и дезинтегрирующих
факторов в обеспечении безопасности России и создании условий для эффективной
организации имперского политического пространства.
Венюков М.И. Очерк международных вопросов в Азии // Русский вестник. 1877. № 4. С. 513.
Венюков М.И. Индийский океан (Его настоящее и вероятное будущее) // Русская мысль.
1894. № 6. С. 3. Примечательно, что его рассуждения о политической морской географии
появляются почти синхронно книге А. Мэхена "Влияние морской силы на историю"(1890 г.),
работам Х.Д. Маккиндера "Гографическая ось истории" (1904 г.) и А.И. Воейкова "Будет ли
Тихий океан главным торговым путем земного шара?" (1904 г.).
90
91
31