теория морской войны. предвоенные взгляды на характер
advertisement
ТЕОРИЯ МОРСКОЙ ВОЙНЫ. ПРЕДВОЕННЫЕ ВЗГЛЯДЫ НА ХАРАКТЕР СТРОИТЕЛЬСТВА И ИСПОЛЬЗОВАНИЯ МОРСКИХ СИЛ Морская война и военно-морская стратегия Военно-морской флот является главным выражением морской мощи государства. Место флота в общей системе вооруженных сил и военной доктрине государства определяется, вопервых, потребностью и заинтересованностью державы использовать водные пространства, вовторых, ее богатством и экономической развитостью. Государство, чья сфера деятельности лежит всецело на суше, едва ли станет тратиться на такую роскошь, как сильный военно-морской флот; не может создать достойный флот и экономически слабое морское государство. Обладание мощным ВМФ — отличительная черта великой державы. История показывает, что развитие флота было одним из факторов, способствовавших выдвижению отдельных государств в число великих держав, ровно также с утратой военно-морского могущества государства не могли длительное время занимать это положение. Однако наличие сильного военно-морского флота само по себе не делает его эффективным военным и политическим инструментом. В основе использования ВМФ должна лежать научно обоснованная морская стратегия. Право вида вооруженных сил иметь собственную стратегию определяется не его мощью и влиянием, а способностью решать стратегические задачи, т.е. такие задачи, выполнение которых приводит к коренному изменению обстановки на театре военных действий или в войне в целом. Стратегическое применение вооруженных сил можно разделить по четырем основным объектам — это территория, вооруженные силы, население и экономика. Исход войны решается посредством воздействия, как минимум, на один из них. Спорная территория является наиболее очевидным и традиционным из всех стратегических объектов. Захватить обороняемую неприятелем территорию возможно, как правило, только после разгрома его армии, однако к мысли о том, что именно вооруженные силы противника должны стать объектом главного удара военные теоретики пришли далеко не сразу. Целенаправленное истребление враждебно настроенного населения также более характерно для варварских войн древности, но имело место и в ходе гражданских войн недавнего прошлого, когда революционная ярость была направлена не только против вооруженных сил, но против всего класса эксплуататоров; более цивилизованным вариантом является "информационная война" — действия, направленные на подрыв морального духа враждебной нации. Экономика стала полноценным объектом стратегического воздействия лишь на определенном этапе развития общества и производительных сил. В капиталистическую эпоху этот объект постепенно становится превалирующим. Морская война — это вооруженная борьба на море, направленная на решение стратегических задач и ведущаяся на основании морской стратегии. В этом смысле она не тожественна понятию "военные действия на море". Хотя водное пространство с древних веков являлось ареной кровопролитных схваток, морская война, как явление, возникла сравнительно недавно. Еще позже были научно сформулированы принципы военно-морской стратегии. Долгое время флот не имел возможности самостоятельно решать стратегические задачи. Захват территории был невозможен с помощью одних только кораблей, а для разрушительного воздействия их артиллерии была доступна лишь узкая полоска суши. Военные действия на море эпохи античности и феодализма представляли собою либо состязание армий на воде с целью 1 удалить препятствие, преграждавшее путь к побережью неприятеля, либо систему перекрестных морских набегов на это побережье. Возникновение морской войны связывается с двумя основными предпосылками: усилением роли морских коммуникаций и появлением значительного числа мореходных и способных к длительному плаванию судов. В эпоху капитализма по мере складывания мирового торгового рынка значение морской торговли возросло настолько, что некоторые государства не смогли бы существовать без нее; с появлением новых видов оружия, увеличением численности армий и размаха военных действий сильно возросла и роль военных коммуникаций. Флот, таким образом, получил возможность влиять на общую военно-политическую и стратегическую обстановку, нанося удары по экономике противника и линиям снабжения неприятельских армий. Отдельным важным элементом военно-морской стратегии, выходящим, однако, за рамки нашего исследования, является "работа флота" в мирное время. Классическое военное искусство имеет две составляющие: стратегию — искусство ведения войны — и тактику — искусство применения оружия, причем из общего круга вопросов стратегии выделяют так называемую большую стратегию, затрагивающую в равной степени и высшие военные, и высшие политические сферы, и малую стратегию (искусство ведения операций), где искусство применения оружия частично перерастает в искусство ведения войны. Стратегия флота, как и любого другого вида вооруженных сил, не должна формироваться вне связи с большой стратегией и общей военной стратегией государства, а тем более находиться в противоречии с ними. Усилия отдельных видов вооруженных сил призваны взаимодополнять друг друга, в тоже время ряд существенных особенностей морского театра военных действий определил отличия основных принципов морской и сухопутной стратегии, хотя на первый взгляд эта разница не столь очевидна, как различия сухопутной и морской тактики1. Главная особенность водного пространства, как театра военных действий, заключается в том, что его использование невозможно без плавучего средства, каким является корабль. Из этого вытекают два следствия: во-первых, завоевание водного пространства не тождественно завоеванию сухопутной территории, т.к. на море невозможно "окопаться", время плавания корабля ограничено; во-вторых, вооруженная борьба на море подразумевает уничтожение, прежде всего, материальной части (кораблей) противника, тогда как на суше и материальной части, и живой силы. Еще одна особенность морского театра состоит в неограниченности свободы передвижения. В сухопутной войне армии противников, как правило, разделены линией фронта, а основные военные и экономические коммуникации лежат в тылах, границы и направления движения в значительной степени определены дорожной сетью и рельефом местности. На морской поверхности теоретически нет ничего, чтобы ограничивало бы передвижение судов. Неограниченность свободы передвижения по морю не является, однако, абсолютной, т.к. находится под влиянием взаиморасположения сухопутных территорий, системы базирования и совершенства судов. В военно-морской стратегии это ограничение отразилось в понятии "морские позиции" — совокупность системы военно-морских баз, узлов пересечения и конечных пунктов морских сообщений. Первая мировая война обогатила военно-морское искусство опытом создания 1. Военное искусство ряда стран, в т.ч. России, считает ошибочным деление стратегии на сухопутную и морскую. Однако вопрос об отсутствии или наличии у флота собственной стратегии носит в значительной мере терминологический характер, фактическая же его суть состоит в том, насколько учитывают специфику морского театра единая стратегия вооруженных сил. 2 стационарных минно-артиллерийских позиций и противолодочных баражей. Развитие минноторпедного оружия и его носителей в XIX—XX веках привели к тому, что флот, действующий у своего побережья, обрел значительно больше преимуществ, чем в имел в парусную эпоху, и наоборот трудности, связанные с операциями в неприятельских водах, существенно возросли, однако массовое строительство воздушных сил в межвоенный период сделало небезопасным нахождение кораблей в собственной базе. Таким образом, понятия "фронт" и "тыл" на море, как в тактическом, так и стратегическом плане, если и правомерны, то являются достаточно относительными. Морские коммуникации обладают огромной протяженностью, причем маршруты перевозок воюющих сторон могут совпадать или пересекаться (так называемый "принцип общих коммуникаций"). Из этого следует, что в отличие от сухопутной войны, в которой воздействие на экономику противника возможно лишь при занятии его территории, на море оно может начаться сразу же. Степень обширности и уязвимости неприятельских коммуникаций имеет решающее значение при постановке стратегических задач морской войны. В определенных условиях войну можно выиграть посредством удушения вражеской экономики блокадой. Может случиться и так, что главные торговые пути противника находятся вне досягаемости сил флота, но под его удар попадают неприятельские военные коммуникации, а основным объектом воздействия флота прямо и косвенно становятся вооруженные силы противника. Уничтожение живой силы и техники при перевозке гораздо предпочтительнее, чем на поле боя, кроме того никакая армия не сможет эффективно действовать без регулярного подвоза снабжения. Если же все коммуникации противника лежат на суше, флот может обратить это кажущееся преимущество географического положения враждебного государства в недостаток, благодаря большей мобильности и пропускной способности водных сообщений, что позволяет высадить морской десант в наиболее опасном для противника месте, а затем более обильно снабжать свои войска, нежели это способен делать неприятель, используя сухопутную сеть дорог. Такой предстает исследователю морская война недавнего прошлого. Господство на море Формирование военно-морских учений долгое время происходило эмпирическим путем, исходя из непосредственных уроков практики, и основывалось преимущественно на здравом смысле, а в качестве предмета исследования доминировала тактика, и лишь недавно военноморская наука приобрела привычные нам черты. Так, утверждается, что понятие "господство на море" возникло еще во времена античности. В начале XVII века о важности обладания морем высказывались Уолтер Рэлей и Френсис Бэкон. К временам Нельсона классическая морская стратегия в практическом отношении сформировалась, но только в конце XIX века ее теоретические основы были сформулированы выдающимися военными мыслителями англичанином Филипом Коломбом и американцем Альфредом Мэхэном. Адмирал Мэхэн в своих теоретических исследованиях использовал исторические примеры морских войн конца XVIII — начала XIX века. В его трудах "Влияние морской силы на историю" и "Влияние морской силы на французскую революцию и империю" развит тезис, что для завоевания колоний их удержания нужен мощный флот; в свою очередь колонии нужны флоту как базы и стратегические опорные пункты. Вице-адмирал Коломб в опубликованном в 1891 г. исследовании "Морская война, ее основные принципы и опыт" на исторических примерах эпохи парусного и начального периода парового флота изложил теорию "владения морем" как основу стратегии и обеспечения морского господства Британской империи, а также определил сущность 3 морской войны. Коломбом и Мэхэном было сформулировано понятие военно-морской мощи государства, состоящей из трех главных элементов: сильный военно-морской флот, соответствующие базы и торговый флот. Главная суть выдвинутой Коломбом теории "владения морем" сводится к следующему: путь к достижению флотом стратегической цели лежит через завоевание им господства на море. Что подразумевается под этим понятием? Отечественное военное искусство трактует господство на море как "решающее превосходство одной из воюющих сторон над другой на морском театре военных действий или в отдельном его оперативно районе, которое обеспечивает ей благоприятные условия для успешного выполнения задач без существенного противодействия противника". Такую дефиницию нельзя признать удачной, ибо благоприятный баланс сил является лишь одним из условий "владения морем". Классическая морская стратегия определяет господство на море (command of the sea) как "контроль морских путей сообщения (control of maritime communications), одинаково военных или торговых". Господство на море предполагает беспрепятственность своего и невозможность неприятельского мореплавания и заключает в себе не только физическое превосходство, но и значительный элемент морального подавления способности противника как к активным действиям, так и к сопротивлению вообще. По своим стратегическим свойствам господство на море не тождественно завоеванию армией сухопутной территории, не имеет непосредственной связи с военными действиями на суше, не направлено на решение какой-либо конкретной морской стратегической или оперативной задачи, но представляет собою универсальный метод решения флотом сразу нескольких задач. В частности, Коломб на примере англо-голландских войн XVII века рассматривает ситуацию, когда борьба за обладание морем велась независимо от того, должен ли был успех в ней сопровождаться территориальными завоеваниями. Воюющие стороны имели обширную торговлю. Перед их флотами стояла двойная задача — защита собственной торговли и расстройство торговли неприятеля. Для этого нужно было разделять морскую силу на две части, одна для защиты своих коммуникаций, другая — для нарушения вражеских. Однако была найдена возможность выполнить эти две задачи одновременно — посредством уничтожения военного флота противника. Тогда морская торговля победителя велась бы беспрепятственно, а торговые суда побежденного, лишившись защиты, не рисковали бы выходить из порта. Господство на море может быть общим и местным, постоянным и временным2. Наличие в каком-то районе моря местного контроля не отрицает присутствия сильного вражеского флота в другом районе. И, наконец, господство на море, как правило, не бывает абсолютным, причем необходимая степень его полноты в контексте решаемых флотом конкретных задач различна. "Владение морем,— пишет Коломб,— может быть достаточно полным для обеспечения военной экспедиции, отправляющейся через море для нападения на территорию, от всяких препятствий как на пути, так и на месте высадки десанта, но оно может быть при этом совершенно недостаточным, чтобы обеспечить сообщение базы с пунктом высадки". В качестве редкого примера абсолютного господства Коломб приводит положение англофранцузский экспедиционных сил в Крымскую войну 1853—56 гг. "Однако,— добавляет он,— если бы у русских паровые суда имели бы такое же широкое применение, как у союзников, то очень возможно, что даже в Балтийском и Черном морях влияние враждебных России флотов могло бы быть до некоторой степени оспариваемо..." 2. Отечественное военное искусство подразделяет господство на море по масштабу на стратегическое, оперативное и тактическое. 4 Последователями теории "владения морем" стали Ю. Корбетт, С. Бридж и Дж. Кресуэлл в Великобритании, П. Дарьё во Франции, О. Джамберардино в Италии, Н.Л. Кладо в России, некоторые принципы Коломба и Мэхэна нашли отражение в трудах Р. Бернотти, О. Грооса, М. Петрова. Труды этих и некоторых других военно-морских теоретиков являются основными источниками тех взглядов, на основании которых флоты разных стран вели подготовку к Второй мировой войне, и не только ввиду их наибольшей доступности, но и потому, что в большинстве стран в то время взгляды на характер использования и строительства вооруженных сил не имели законченного выражения в официальной военной доктрине. Они складывались из отдельных замечаний высших военных чинов, в форме разрозненных указаний в уставах, наставлениях и учебных курсах, но наиболее полно были изложены в трудах теоретиков, идейно близких к руководству флота. Оформленные военно-теоретические концепции были, как правило, плодом индивидуального творчества. Некоторые из них, как, например, в трудах Корбетта и Кресуэлла являлись отражением военной доктрины Великобритании, другие, как изложенные в работах представителей британской "новой" военно-морской школы Ричмонда, Филимора, Байуотера и Экуорта наоборот противоречили ей и были отвергнуты британским адмиралтейством. Теоретические постулаты Коломба и Мэхэна оказали огромное влияние на формирования военно-морских доктрин большинства морских держав. Однако теория "владения морем" имела немало противников. Военно-теоретическая мысль континентальной Европы выдвинула несколько альтернативных военно-морских теорий, расходившихся как в вопросах выбора основного боевого корабля, так и в реализации метода сосредоточения. Но главным предметом спора стала проблема борьбы на океанских и морских коммуникациях. Теория "владения морем" давала принципиальное ее решение как в оборонительном, так и наступательном отношении, тогда как альтернативные теории частично или полностью уклонялись от этого: теория крейсерской войны — предполагала перенесение основной тяжести морской войны на коммуникации противника посредством посылки крейсерских эскадр или большого числа одиночных рейдеров и отказ от защиты собственной морской торговли; теория подводной войны — тоже самое, что и теория крейсерской войны, но с использованием подводной лодки в качестве основной ударной силы для действий на вражеских коммуникациях; теория "малых активных операций" — вытекала из теории "владения морем", исходила из возможности уничтожения флота противника по частям и достижения таким образом господства на море, предполагала временный отказ от защиты своих коммуникаций, предусматривала действия на коммуникациях противника в качестве одной из (но не главной) задач ВМФ; теория "малого" или "москитного флота" — отражала поиски способов борьбы против линейного флота противника, нарушения его коммуникаций и защиты своего побережья подводными лодками, легкими силами флота и авиацией, собственную морскую торговлю оставляла беззащитной; теория тотальной воздушной войны — считала бомбардировочную авиацию берегового базирования главным средством ведения как сухопутной, так и морской войны, из всех классов боевых кораблей признавала полезными только подводные лодки, в определенной мере подразумевала нарушение морских коммуникаций противника ударами с воздуха и из-под воды, игнорировала необходимость обеспечения безопасности своих морских перевозок; теория флота береговой обороны — подразумевала полный отказ от действий на коммуникациях, предусматривала строительство броненосных кораблей с малой осадкой и 5 миноносцев, рассредоточение морских сил вдоль всего побережья, а также наличие развитой системы береговых укреплений. Теоретические основы британской военно-морской стратегии Наибольшее признание теория "владения морем" получила в Великобритании. Этому способствовало не только островное положение страны, но и в значительной мере метафизическая философская база ее национальной военной науки. В отличие от теоретиков "континентальной школы", рассматривающих по примеру Карла фон Клаузевица военные действия как процесс, развивающийся диалектически в противоречиях, британская "морская стратегическая школа" видела свое основное предназначение в вычленении "постоянной сущности" из общей массы второстепенных деталей и случайностей, формировании и изучении "вечных" принципов войны, существовавших вне времени и пространства. В сочетании с факторами среды и технического прогресса британская теория могла находить различное выражение в конкретном историческом контексте, но ее главная суть оставалась неизменной. Следствием такой философской организации стал дуализм многих ключевых положений, заключавших в себе несовместимые качества — незыблемость принципов и сообразность обстоятельствам. Идеи Коломба получили развитие в трудах Юлиана Корбетта "Дрейк и флот Тюдоров", "Англия в Семилетнюю войну", "Трафальгарская кампания" и Сайприана Бриджа "Искусство морской войны". Теоретические положения, высказанные в этих работах, были обобщены Корбеттом в изданной в 1911 г. книге "Некоторые принципы морской стратегии" и уточнены в написанном совместно с Генри Ньюболтом многотомном труде "Операции британского флота в мировою войну". Более современным исследованием по этой проблематике являлся вышедший в свет в 1937 г. труд Джона Кресуэлла "Война на море", в котором положения классической британской военно-морской стратегии анализируются и преломляются применительно к урокам Первой мировой войны и военно-технического прогресса межвоенного периода. Великобритания стала первой из ведущих морских держав, чьи вооруженные силы получили единую военную стратегию государства. Согласно Корбетту, морская стратегия (naval strategy), наряду с сухопутной стратегий (military strategy) является частью общей "стратегии морского государства" (maritime strategy). Цель морской войны — господство на море. Однако морская стратегия не есть "вещь сама по себе", и конечная цель военных действий редко может быть достигнута одними средствами флота. Когда господство на море завоевано или потеряно, "стратегия перестает быть чисто морской". "Кроме случая, когда один из воюющих или оба находятся в исключительных условиях,— развивает эту мысль адмирал С. Бридж,— морские действия, сами по себе, не могут привести к концу или принудить одну из сторон к окончательной сдаче. Чисто морская борьба может изнурить одного из воюющих, но этот процесс будет длителен, и в то время как одна из сторон будет изнурена совершенно, другая почти наверняка почувствует, в свою очередь, признаки утомления. Следовательно, в виде общего правила морская стратегия нуждается в помощи сухопутной армии для завершения удара". Основная идея "стратегии морского государства" заключается в том, чтобы обеспечив неприкосновенность собственной территории и морской торговли посредством разгрома морских сил противника и захвата господства на море, "погрузить на корабли небольшую, но прекрасно действующую армию и высадить ее там, где она вносила бы наибольшее смятение в ряды противника". "Таким путем,— пишет Дж. Кресуэлл,— наши войска иногда достигали победы, а в 6 других случаях им удавалось отвлечь на себя огромные превосходные силы противника и, таким образом, оказать помощь союзникам на континенте". Однако последствия победы в морской войне могли, по мнению Кресуэлла, быть гораздо более существенными, нежели это определено "научной точкой зрения". Так, исход Трафальгарского сражения, мало повлиял на ход военной кампании (решение отказаться от вторжения на Британские острова было принято Наполеоном двумя месяцами раньше), однако утвердил французского диктатора в мысли, что его флот не способен соперничать с британским и привел к возникновению плана "покорения моря через сушу", континентальной блокаде, а, в конечном итоге, к кампании 1812 г. и гибели Великой армии; разгромив же флот морской державы, можно вызвать "моментальный упадок сил" враждебной нации и сломить волю к сопротивлению. В ходе Первой мировой войны вооруженная борьба на море приняла небывалый размах, традиционные средства и методы морской войны были существенно потеснены новыми, военные действия велись многих не похожих друг на друга морских театрах, отчего принимали разнообразный характер. Все это, казалось бы, должно было вызвать переворот в военно-морской теории. Однако к началу Второй мировой войны "морская стратегическая школа" осталась верной классическим принципам. Теория методов Господство на море иногда приобретается без боя и является следствием изначально значительного перевеса в силах и (или) выгодных морских позиций. Примером, этому служит Крымская война и ситуация, сложившаяся в Северном море в Первую мировую войну. Однако, как правило, начало морской войны характеризуется состоянием спорного господства (command in dispute). Согласно теории "владения морем", более сильная сторона в этом случае будет искать решения скорее покончить с таким состоянием и обеспечить себе обладание морем, слабая — избегать или отсрочивать решение в надежде со временем при благоприятном стечение обстоятельств изменить соотношение сил в свою пользу. Основными методами обеспечения (завоевания) господства на море, по мнению британских военно-морских теоретиков, являются генеральное сражение и блокада, а методами оспаривания господства более слабым флотом — действия по принципу "fleet in being" и малые активные операции (minore counter-attacks). Задачи флота, однако, не ограничиваются одним "обеспечением контроля морских коммуникаций" и, тем более, не исчерпываются им. Другой стороной морской войны являются операции по "осуществлению контроля коммуникаций". Ю. Корбетту, в частности, осуществление контроля морских коммуникаций представлялось в трех формах: а) морская оборона метрополии — недопущение подхода к своим берегам вражеского десантного флота; б) борьба на торговых коммуникациях — действия против морской торговли противника и защита своей торговли; в) борьба на военных коммуникациях — контроль путей перехода, снабжения и самого объекта военных экспедиций, а также противодействие военным экспедициям противника3. 3. В классическом понимании военная экспедиция (Military expedition) есть десантная операция по захвату колоний; применительно к войнам XX века в эту категорию относятся любые войсковые перевозки, не связанные с высадкой крупномасштабного десанта на необорудованный берег. 7 В теории, успех этих операций зависит от обеспеченности "владения морем", однако, как уже отмечалось, оно не может быть абсолютным. "Никакая степень морского господства,— признает Корбетт,— не может обеспечить наши коммуникации против спорадических атак отдельных крейсеров или крейсерских эскадр". Флотоводец неизменно должен разрываться между двумя важнейшими обязанностями: борьбой с вражеским флотом и защитой своих морских перевозок. Следовательно, часть операций по осуществлению контроля коммуникаций необходимо проводить параллельно с борьбой за господство на море или даже вне зависимости от него. Именно поэтому эти операции рассматриваются британской военно-морской теорией еще как "действия в условиях необеспеченного господства". Для борьбы с флотом противника следует сосредотачивать силы, для защиты морской торговли — разделять их. Характер военных действий на море колеблется между этими двумя полюсами. Принцип сосредоточения имеет в морской стратегии такое же важное значение, как и в сухопутной, но с той оговоркой, что это "сосредоточение" (concentration) не тождественно "массированию" или "стягиванию" (mass), ибо одновременно предполагает скрытность и гибкость управления. В труде "Некоторые принципы морской стратегии" идеальное сосредоточение определяется как "кажущаяся слабость, прикрывающая реальную мощь". Целью морского сосредоточения является занять возможно больший район, но при этом быть способным быстро собрать все силы воедино у стратегического центра. На практике идея сосредоточения подразумевает постоянное противоречие между связностью и протяженностью, и правильное согласование этих двух элементов есть важнейшая задача военно-морского искусства. Популярная в континентальной Европе идея борьбы за улучшение морских позиций как реальной альтернативы борьбе за господство на море в Великобритании была оценена критически. В частности, военно-морской эксперт Брайан Тонстолл, автор книги "Мировая война на море", вышедшей в свет в 1941 г., рассматривая стратегическое положение на Средиземном море, подчеркивал: "Большая доля той чепухи, которая писалась в последние годы о морской мощи Италии, в значительной мере объяснялась привычкой военно-морских специалистов мыслить категориями стратегических "треугольников" и "четырехугольников", вместо того, чтобы мыслить категориями боевых единиц. Такой образ мысли чужд морскому делу, он отвечает скорее духу осадных войн XVII века. Воздушные и морские базы сами по себе не могут ни охранять территории и коммуникации, ни угрожать им. Что действительно важно — это количество и качество сил, действующих с этих баз, и координация их действий. Географические факторы, конечно, в значительной мере определяют возможность осуществления тех или иных операций. Но рассматривать базы так, словно они представляют собой подвижные флоты и эскадры, столь же нелогично, как думать будто достаточно выстроить вокзал, чтобы воспользоваться всеми выгодами железнодорожного сообщения". Обеспечение контроля коммуникаций Наиболее предпочтительным методом завоевания господства на море британской школой признавалось генеральное сражение (т.н. метод "отыскания противника"). Ценность этого метода заключалась не только в его радикальности, но и в высокой воспитательной значимости. Обладание морем, достигнутое путем решительного боя с флотом неприятеля — таков старый британский "символ веры", вдохновлявший на подвиги. "Нет другого принципа, который также полно выражал бы самый дух британского метода ведения войны на море, и мы не должны позволять посягать на неприкосновенность этого духа. Должна казаться опасной самая проверка 8 того, насколько основательна его притязания считаться логическим заключение нашей теории войны.— декларирует Корбетт, но далее уточняет,— доктрине "отыскания противника", несмотря на всю присущую ей моральную силу и на всю ее ценность как отражения сильного и здорового боевого духа, нельзя позволять замещать здравое суждение". Здравое же суждение подсказывало, что, во-первых, слабый флот сможет укрыться в своих базах или принять бой вблизи своих берегов, заманив предварительно преследователя на минное поле или под удар малых торпедных судов; во-вторых, при встрече противников в море велика вероятность потери контакта между ними, вследствие плохой погоды, наступления ночи или различий в скорости; в-третьих, концентрация сил для участия в генеральном сражении не могла быть полной, т.к. часть кораблей должна была осуществлять защиту морской торговли; и, наконец, в-четвертых, принятие за принцип, что первой обязанностью флота является отыскание неприятеля, означает подчинение своих действий диспозиции и движению противника. Даже с учетом тех преимуществ, которые давало более сильному флоту использование радиосвязи, радио- и гидролокации, воздушной разведки, что обеспечивало поддержание длительного контакта с неприятелем и сделало морской театр более "просматриваемым", а также возможностей палубной авиации по нанесению предварительного удара с целью снижения скорости преследуемого противника, принуждение последнего к бою оставалось делом проблематичным. Более реалистичной альтернативой генеральному сражению в качестве метода обеспечения господства на море предстает блокада. Это понятие или, вернее его трактовка в британском флоте, безусловно, требует пояснения. Во-первых, следует, различать блокаду как метод обеспечения господства (так называемая "военная блокада"), и блокаду торговли, являющуюся методом "осуществления контроля". Во-вторых, военная блокада может вестись в противоположных формах — "тесной" или "открытой" блокады. Первая из них подразумевает предотвращение выхода неприятельского флота из порта, вторая — наоборот имеет своей конечной целью выманить его в море и принудить к бою, для чего порт должен находиться только под наблюдением, но не изолироваться (приверженец открытой блокады адмирал Нельсон протестовал против смешивания этих двух понятий: "Моя система совершенно противоположна блокаде. Противнику предоставляется всякий благоприятный случай для выхода в море"). Втретьих, понятие блокады и ее методы видоизменялись с течением времени под влиянием развития старых и появления новых средств ведения морской войны. Так, тесная блокада в ее классическом понимании стала неприемлемой в XX веке из-за уязвимости блокадных сил от воздействия малых носителей торпедного оружия, а позже авиации. Признавая это, британские военно-морские теоретики считали, что противоположные идеи, заключенные в двух формах блокады, никогда не смогут быть изъяты из стратегических рассуждений, и теория военной блокады будет всегда соотносить эти две формы, независимо от того, какой вид они примут в будущем. Выражение "fleet in being" (флот в готовности) было впервые употреблено британским адмиралом Артуром Торрингтоном в 1690 г. в связи с судебным разбирательством относительно его действий в бою с французским флотом у Бичи-Хед. Суть этого метода, успешно применявшегося в эпоху парусных войн более слабым флотом в борьбе за господство на море, состоит в отказе от генерального сражения с превосходящим противником, но поддержании флота в готовности и ожидании возможности нанести контрудар. Слабый флот, таким образом, осуществляет сковывающее воздействие на неприятеля, препятствуя ему свободно пользоваться морем. Опыт морских войн позволяет выделить две формы "fleet in being": активная и пассивная. Первая из них в классическом понимании времен парусного флота предполагала нахождение на 9 видимости у неприятеля, но уклонение от боя с ним. В эпоху парового броненосного флота ведение активного "fleet in being" представлялось военно-морским теоретикам в виде демонстративных выходов и атак главными силами флота второстепенных слабозащищенных объектов. Вторая форма, состояла просто в невыходе флота из базы. Независимо от формы "fleet in being", его основная польза заключалась в моральном, сковывающем воздействии на противника. Активный "fleet in being" связан с опасностью быть принужденным к бою, требовал большего напряжения сил, но был существенно более действенным, чем пассивное отстаивание в порту. История знает немало примеров, когда находившийся в состоянии пассивного "fleet in being" флот не оказывался для противника существенной помехой при осуществлении своих замыслов. Так, в частности, было в ходе русскояпонской войны, когда нахождение в Порт-Артуре сильной русской эскадры не помешало японцам высадить свои войска на Квантунском полуострове. Это приводит к мысли, что отстаивание в порту является скорее профанацией идеи "флота в готовности", нежели ее воплощением. Первая мировая война, в ходе которой британский линейный флот, не желая рисковать, фактически не пытался нанести неприятелю решительное поражение, довольствуясь условным владением морем, достигнутым благодаря изначальному превосходству в силах и выгодным морским позициям, а германский флот, запертый в Гельголандской бухте, в свою очередь, предпринимал лишь редкие попытки изменить сложившееся положение, дала методу "fleet in being" новое содержание. Из метода слабого флота оспаривать господство на море, "fleet in being" превратился в метод более сильного его обеспечивать. Предпринятая Гранд Флитом стратегическая блокада содержала в себе значительный элемент устрашения, т.е. сводилась, прежде всего, к воздействию на оперативную волю противника. "Связав германское морское командование призраком наивысшей превосходной силы,— значится на этот счет в изданном в 1928 г. 4-м управлением РККА труде "Будущая война",— Великобритания с успехом совершала свои военные переброски из-за океанов. В новейшее время мы видим воплощение этого же принципа на примере британского развертывания военно-морских сил по "дистанциям". …принцип "флит ин биин" требует такого построения передовых частей флота, чтобы они не оказались слишком слабыми по сравнению с противником. Они должны быть в состоянии продержаться до подхода главных сил в том случае, если противник рискнет на попытку уничтожить их. Вместе с тем, на них возлагается задача подготовки театра, т.е. использования пассивных средств морской войны (мины, противолодочные сети, береговая оборона в узком смысле слова и т.п.) для максимального стеснения оперативной свободы противника. Не исключается, конечно, выполнение этими относительно слабыми передовыми флотами незначительных операций по уничтожению одиночных объектов (целей) противника". Новая трактовка "fleet in being" более приписывалась британскому флоту его недругами, нежели была принята им самим. Корбетт, высказавший подобного рода "крамольную" мысль в 3м томе "Операций британского флота в мировою войну", подвергся жесткой критике со стороны адмиралтейства за умаление значения решительного боя. Негативную оценку получила и деятельность адмирала Джона Джеллико на посту командующего Гранд Флитом — за недостаточную решительность. Впрочем, метод "запугивания неприятельской морской силы до бездеятельности" успешно применялся задолго до Первой мировой войны. Согласно Бриджу, именно так случилось в войне за независимость США, когда британский флот "удерживался правительством в водах метрополии, вместо того, чтобы быть посланным не допустить 10 французские силы пересечь Атлантический океан", а также на начальном этапе Крымской войны, в которой российский Черноморский флот не оказал никакого противодействия англофранцузским воинским перевозкам, и снова повторилось в Русско-японскую войну, когда Портартурская эскадра "лишь после небольшого сопротивления была до того обескуражена, что позволила перевозку большей части японской экспедиции на континент". Но что может сделать слабый флот, чтобы решительно воспрепятствовать превосходящему противнику завладеть господством на море? Он должен избрать своим методом малые активные операции. Этот метод состоит в разгроме сильного флота по частям. В военно-морской литературе малые активные операции зачастую отожествляются с операциями "москитного флота", что не вполне верно, поскольку, например, в ходе Первой мировой войны германский флот проводил такие операции с применением линейных крейсеров. В то же время невозможно отрицать возросшей роли легких сил. В эпоху парового броненосного флота для них открылись большие возможности участия в малых активных операций. Это произошло благодаря появлению минного и торпедного оружия, а позже подводных лодок и авиации. Легкие силы, выполнявшие во времена парусного флота только второстепенные и вспомогательные задачи, получили оружие, способное уничтожать линкоры. Отсюда же происходит еще один метод борьбы за владение морем, наиболее новаторский из всех существующих — удар по пункту базирования неприятельского флота. С первого взгляда в этом методе не было ничего принципиально нового. В парусную эпоху британский флот одерживал славные победы, сражаясь против кораблей, стоящих на якоре. Принципиальное отличие состояло в том, что с внедрением новых морских наступательных средств и существенным увеличением дальности действия оружия флоты получили возможность наносить удар внезапно, кратковременно и со значительного расстояния (корабельной артиллерией, авиацией) или скрытно (морскими диверсантами) и, как следствие, практически безнаказанно. Кроме того, неподвижный вражеский корабль на рейде, лишенный части команды, отпущенной на берег, и с незадраенными водонепроницаемыми дверями, являлся более предпочтительной целью, нежели маневрирующий на большой скорости в открытом море в полной боевой готовности. Этот метод мог быть использован в морской войне одинаково успешно как более слабой стороной при нежелании вступать с противником в открытый бой, так и более сильной при нежелании оппонента бой принять. Единственным условием было наличие адекватных средств для нанесения удара. Наиболее перспективным было использование для таких операций палубной авиации. О возможности нанесения авианосным соединением воздушного удара по ВМБ противника в британском адмиралтействе впервые заговорили в 1935 г., в связи с Абиссинским кризисом, когда штабом Средиземноморского флота был разработан план воздушного нападения на главную базу ВМФ Италии Таранто. Явное преимущество этого метода перед артиллерийским ударом заключалось в том, что авианосная ударная группа остается за пределами дальности действия средств береговой обороны. От воздушных ударов по пунктам базирования флота, теоретически, можно было защитить себя, окружив ВМБ мощной противовоздушной обороной и организовав систему дальнего обнаружения противника, однако нельзя точно предугадать место и время удара, поэтому потребовалось бы укрепить кардинальным образом все пункты базирования флота и задействовать множество патрульных кораблей и самолетов. Таким образом, удар является еще и наиболее "дешевым" методом борьбы за господство на море: при подготовке к генеральному 11 сражению, обе противоборствующие стороны несут сопоставимые финансовые потери, снаряжая боевые корабли; содержание блокадных сил обходится намного дороже, чем блокируемых; подготовка сил воздействия и противодействия при ударе наоборот предполагает большие затраты обороняющейся стороны по сравнению с нападающей. Вместе с тем действия авианосной ударной группы во враждебных водах, и особенно вблизи главной базы неприятельского флота, неизбежно связаны с повышенным риском, связанным с подводной, минной и воздушной угрозой. Еще с большим риском было связано нанесение артиллерийского удара по ВМБ противника. Хотя использование ударным соединением возросших дальностей стрельбы морских орудий, самолетов-корректировщиков, маневра, дымовых завес, благоприятствующих погодных условий и времени суток, неподвижность и скученность кораблей, обстреливаемых на якорной стоянке, ставило их в невыгодное положение, это не исключало полностью противодействия нападавшим корабельной и береговой артиллерии. К тому же в силу своей естественной защищенности (мели, скалы) некоторые базы были недоступны или малодоступны воздействию корабельной артиллерии. Поэтому, как и в Первую мировую войну, бомбардировка портов рассматривалась британскими военно-морскими теоретиками более как демонстративная мера, призванная выманить флот противника в открытое море на бой, нежели самостоятельный метод борьбы за морское господство, а для снижения риска при нанесении ударов по пунктам базирования вражеского флота в адмиралтействе сочли более разумным избирать в качестве объектов нападения слабозащищенные порты и якорные стоянки. Возможность использования для ударов по ВМБ противника морских диверсантов и малых штурмовых средств, ведущих свою родословную от брандеров эпохи парусного флота, британскими военно-морскими теоретиками всерьез не рассматривалась. Невзирая на успехи, достигнутые на этом поприще ВМФ Италии в Первую Мировую войну и собственный опыт Кронштадта, в британском флоте малые штурмовые средства получили развитие только после того, как англичане на себе испытали воздействие итальянских человекоуправляемых торпед и взрывающихся катеров. Осуществление контроля коммуникаций Осуществление контроля коммуникаций сводится британской военно-морской школой, в основном, к защите своих транспортных судов, перевозящих войска или грузы, и нападению на неприятельские транспортные суда. Бридж, рассматривая проблему защиты морских перевозок, выделяет следующие способы: а) конвоирование торговых судов боевыми кораблями; б) патрулирование крейсеров на пересечениях торговых путей и в других наиболее вероятных районах появления вражеских рейдеров; в) целенаправленный поиск истребителя торговли группами "охотников"; г) "способ заранее подготовленных путей" — осуществление предварительного поиска и уничтожения противника на коммуникации, по которой должны затем проследовать неохраняемые суда. Осуществление контроля коммуникаций предполагает рассредоточение сил, однако метод сосредоточения здесь до известной степени получил признание в применении сильных групп "охотников", что считалось более эффективным способом защиты морской торговли нежели простое конвоирование. В то же время, идея конвоя издревле лежала в основе британской теории действий на коммуникациях. Содействие флота общевойсковым операциям заключалось в: 12 а) участии в военных экспедициях, в которых флот, как правило, должен был обеспечить доставку войск морем, а в дальнейшем прикрывать их морские коммуникации в ходе последующих боевых действий на суше; б) высадке морских десантов; в) противодесантным набеговым операциям; г) артиллерийской поддержке приморского фланга действующей армии. Теория десантной операции к началу Второй мировой войны получила слабое развитие. Одной из причин этому была неудача британского флота в Дарданелльской десантной операции 1915—16 гг., но гораздо более веской причиной, на наш взгляд, являлось принципиальное нежелание "морской стратегической школы" затрагивать вопросы боевых действий на суше. Британские военно-морские теоретики считали, что основную борьбу на континенте будут вести войска союзников, при содействии британских экспедиционных сил, высаженных в оборудованных портах. Военно-теоретическая мысль Великобритании не предусматривала вторжения крупных масс сухопутных войск на побережье, обороняемое неприятелем, и ограничивала масштаб "комбинированных", как их называли в Англии, операций4, захватом небольших приморских районов или островов. Однако сразу после выхода Франции из войны были предприняты энергичные шаги для восполнения этого пробела как в теоретическом, так и в техническом отношении. По той же причине была слабо разработана и теория противодесантных действий. Оптимальным же методом защиты от вражеского вторжения на побережье считалось владение господством на море. Набеговые операции флота рассматривались, по большей части, в качестве демонстраций, провоцирующих неприятельский флот к принятию боя и воздействующих на состояние морального духа. По заявкам сухопутного командования или в рамках совместной операции флот мог применяться для истребления живой силы противника на берегу, но, по сути, артиллерийская поддержка сухопутных войск, несмотря на накопленный в ходе Первой мировой войны значительный опыт решения этой задачи, лежала за рамками британской военно-морской стратегии. Теория средств Основы классификации военно-морских сил, с которой Великобритания вступила во Вторую мировую войну, были приняты еще в XVIII столетии. Этому предшествовал долгий процесс дифференциации морской силы. Долгое время родами сил ВМФ Великобритании были боевые корабли и морская пехота. В 1937 г. они были дополнены морской авиацией, вошедшей с состав ВМФ, как отдельный род сил5. Боевые корабли подразделялись на: основные боевые корабли, крейсеры и "флотилию". 4. В советском военно-морском искусстве операция, проводимая во взаимодействии с сухопутными войсками, называется "совместной", а под "комбинированной" в те годы понималась операция с одновременным участием различных родов сил ВМФ. Деление боевых действий ВМФ на самостоятельные и совместные положено в основу их современной классификации. 5. В Первую мировую войну ВМФ Великобритании располагал собственными и достаточно значительными воздушными силами (Royal Naval Air Service), в состав которых входили самолеты как корабельного, так и берегового базирования, однако в ноябре 1917 г. британским парламентом был принял закон о создании министерства авиации и объединении всех воздушных сил страны под его началом. 1 апреля 1918 г. армейская и морская авиация слились в единые Королевские ВВС, ставшие независимым видом вооруженных сил. После слияния все самолеты, принадлежавшие флоту, стали пилотироваться пилотами ВВС, однако служба на кораблях требовала специальной подготовки, поэтому в апреле 1924 г. в составе ВВС было сформировано командование авиации корабельного и палубного базирования, названное "Морские 13 Основные боевые корабли (Capital ships) — их главная задача виделась в ведении морского боя с целью завоевания господства на море. В теории понятия "Capitalship" и "Battleship" не обязательно являются синонимами, но на практике в британском флоте они отожествлялись. Линкоры, будь то парусные корабли или броненосцы, на протяжение долгого времени считались основным классом кораблей. Несмотря на то, что в XX столетии линкор уже не обладал таким превосходством, какое имели корабли этого класса над остальными в эпоху парусного флота, концепция линейного флота по-прежнему лежала в основе национальной военно-морской доктрины. С точки зрения общей военной стратегии, истинная функция линкора вторична по отношению к задачам крейсера. Она состоит в том, чтобы "защищать крейсеры в их специальной работе" по осуществлению контроля коммуникаций. Однако лучшим способом такой защиты является уничтожение способности противника чинить помехи, т.е. завоевание господства на море. В эпоху "дредноутов" этот род сил был представлен двумя подклассами: линейными кораблями (скорость хода 20—23 узла) и линейными крейсерами (скорость хода 27—30 узлов, являлись развитием подкласса броненосных крейсеров). Уже в годы Первой мировой войны наметилась тенденция к сращиванию двух подклассов, что выразилось в постройке 25-узловых линкоров типа "Куин Элизабет" в Великобритании и закладке 26-узловых "сверхдредноутов" типа "Нагато" в Японии. Командующий Гранд Флитом адмирал Джеллико считал, что такой "промежуточный" тип линкора приносит мало пользы, и выступал за сохранение разделения двух подклассов, причем отдавал предпочтение линейным крейсерам. Следствием этого стало принятое в 1916 г. решение о постройке кораблей типа "Худ", имевших скорость 31 узел и артиллерийское вооружение, равное современным им 21-узловым линкорам типа "R" (до этого все британские линейные крейсеры при одинаковом калибре главной артиллерии имели на два орудия меньше, чем соответствующие им линкоры). Однако результаты произошедшего 31 мая того же года Ютландского боя, в котором погибли сразу три британских линейных крейсера, остудил пыл многих сторонников быстроходного, но слабо бронированного подкласса. Из четырех линейных крейсеров типа "Худ" по измененному в пользу повышения живучести проекту был достроен только головной корабль серии, вплоть до своей гибели 24 мая 1941 г. остававшийся самой крупной боевой единицей ВМФ Великобритании (водоизмещение — 42.670 тонн). Вашингтонская конференция 1922 г., установившая для линкоров и линейных крейсеров единые ограничения по водоизмещению, калибру орудий и суммарному тоннажу6, способствовала унификации данного класса, хотя на построенных Великобританией в 1922—27 гг. кораблях типа "Нельсон" скорость была принесена в жертву бронированию. Из-за принятого участниками конференции моратория на строительство линкоров, развитие этого класса приостановилось более, чем на десять лет7. Новейшие линкоры, строившиеся с середины 30-х годов, сочетали в воздушные силы" (Fleet Air Arm). Летом 1937 г. FAA были переданы в подчинение адмиралтейства. Морская авиация берегового базирования осталась в составе ВВС, но была объединена в специализированное Береговое командование. 6. Соотношение линейных флотов Великобритании, США, Японии, Италии и Франции определялось как 5 : 5 : 3 : 1,75 : 1,75, водоизмещение линкора не должно было превышать 35.000 тонн, калибр его орудий — не более 406 мм. 7. Страны-участницы конференции договорились не начинать строительство новых линкоров в течение 10 лет, и разобрать все находившиеся на стапелях корабли этого класса. Исключение было сделано для доведенных до высокой степени построечной готовности американских линкоров "Колорадо", "Уэст Вирджиния" и японского "Мутсу". Великобритания в качестве компенсации за это получило право заложить два новых линейных корабля "Нельсон" и "Родней" , т.к. находившиеся в постройке британские 14 себе одновременно и высокую скорость, и мощное бронирование. Несмотря на то, что их артиллерийское вооружение принципиально не усилилось по сравнению с "сверхдредноутами" Первой мировой, к началу новой мировой войны линкоры по-прежнему воплощали в себе совокупность боевой мощи, которая может быть вложена в один корабль путем комбинирования тяжелой артиллерии с защитой от попаданий снарядов, бомб и торпед. Возможность линкора успешно противостоять ударам с воздуха и из-под воды связывалась, прежде всего, с его мощным бронированием и высокой живучестью, что выражалось в формуле "никакой корабль не может быть сделан неуязвимым, но его живучесть зависит от размеров". На вопрос, может ли линкор быть заменен другими классами кораблей или самолетами, британская военно-морская теория давала однозначно отрицательный ответ: "В составе главных сил флота линейный корабль остается необходимым элементом, на котором основывается вся структура нашей морской стратегии". Крейсеры (Cruisers) — имели своим главным предназначением истребление вражеской морской торговли и защиту своих морских путей. Иными словами, если на линейные корабли возлагалась задача обеспечения контроля коммуникаций, то крейсеры отвечали за осуществление этого контроля. Успех крейсерских операций зависел, с одной стороны, от действий линейного флота, ведущего борьбу за господство на море, с другой стороны, обеспечивался повседневной боевой деятельностью "флотилии". В то же время сами крейсеры привлекались к обеспечению операций линейных сил, нуждающихся в "глазах". Служба при эскадре, и прежде всего, ведение разведки определялась альтернативной важной задачей этого класса кораблей. И, наконец, с появлением минно-торпедного оружия на крейсеры частично легла обязанность по прикрытию линейных кораблей от атак легких сил и осуществлению активных минных постановок. Хотя в стратегическом отношении крейсеры находились под защитой линкоров, в тактическом плане, "чтобы каждая легкая опасность не нарушала целостность главного флота", они должны обладать некоторой "силой сопротивляемости", т.е. способностью вести бой с кораблями своего класса. Таким образом, концепция крейсера являлась компромиссом между крейсерскими и эскадренными качествами, мощью и численностью, а их боевое применение ставило флотоводца перед выбором правильной пропорции кораблей этого класса, выделенных для осуществления контроля коммуникаций и оставленных для службы при линейной эскадре (так называемая "дилемма Нельсона"). По мнению Корбетта, "опыт и теория одинаково диктуют в качестве общего принципа, что крейсеры должны считаться предназначенными главным образом для активного занятия коммуникаций, и что назначение их для нужд флота должно быть сокращено до наименьшего предела, допускаемого разумным риском". Из этого вытекала необходимость универсальности боевых свойств кораблей данного класса. "С одной точки зрения,— рассуждает Кресуэлл,— было бы логично строить различные типы кораблей для выполнения этих двух функций, но против этого говорит тот факт, что в некоторых войнах или в известном периоде войны одна из функций может приобрести гораздо более важное значение, чем другая, и поэтому очень удобно иметь тип корабля, который может взять на себя ту роль, которая в данный момент, является необходимой". Стремление усилить боевую мощь крейсера еще во времена парусного флота привело к появлению промежуточного подкласса, среднего между фрегатами и линейными кораблями. В линкоры не соответствовали ограничениям Вашингтонского соглашения. В 1930 г. на Лондонской конференции по разоружению , в которой приняли участие Великобритания, США и Япония, перерыв в строительстве линкоров был продлен еще на шесть лет (до 31.12.1936). 15 эпоху парового броненосного флота "родословные" линкора и крейсера дважды перекрещивались в переходных классах броненосного фрегата и линейного крейсера, а после Первой мировой войны были вновь жестко разграничены Вашингтонским, а затем Лондонскими соглашениями 1930 и 1936 г., установившими максимальное водоизмещение крейсера в 10.000 тонн. Что же касается нижнего предела размеров крейсерского класса, то британском флоте эта граница определялась формулой: два малых крейсера должны иметь достаточно сил, чтобы вступить в бой с любым более крупным кораблем этого класса. Таким образом, в новых условиях круг задач, выполняемых крейсерами, существенно расширился. В тоже время одна из их классических обязанностей, а именно ведение разведки, уже не вполне соответствовала реалиям Второй мировой войны. 10.000-тонный крейсер был слишком дорогостоящим и неповоротливым разведчиком. Эту задачу с большей эффективностью теперь могли решать авиация, подводные лодки или миноносцы. Но британская военно-морская теория упорно не желала избавляться от этого анахронизма, как-будто урок, преподанный еще в начале Первой мировой войны капитан-лейтенантом Веддигеном (его подводная лодка "U9" 22 сентября 1914 г. потопила сразу три находившихся в дозоре британских крейсера), и последующий опыт Ютландского боя, когда опять три броненосных крейсера из состава несших службу при линейных силах крейсерских эскадр были уничтожены огнем германских дредноутов, ничему не научил адмиралтейство. Крейсеры по-прежнему использовались в блокадных дозорах; в боевом порядке флота, в полном соответствии с классическими канонами тактики, им отводилось место в разведывательной завесе. Эта завеса в память о временах, когда она состояла из двух эскадр крейсеров, именовалась в британском флоте "A-K-линия" (каждая литера обозначала корабль). Задачей крейсеров было двигаться строем фронта или пеленга впереди линейных сил, осуществляя поиск противника, а обнаружив его, преодолеть сопротивление неприятельских крейсеров, сблизиться, определить состав, курс и скорость вражеского соединения и снабжать флагманский линкор этими данными до тех пор, пока линейные силы противоборствующих флотов не придут на видимость, а затем занять место в голове построения за пределами линии баталии с тем, чтобы при необходимости противодействовать попыткам эсминцев противника выйти в торпедную атаку, а также для возобновление контакта с неприятелем, если тот попытается спастись бегством. Между тем, освобождение крейсера от разведывательной функции не означало утрату им эскадренных качеств. К началу Второй мировой войны из разведчика при эскадре крейсер превратился в универсальный средний артиллерийский корабль и обладал огромным боевым потенциалом в решении тех задач, которые по разным причинам не могли быть поручены или выполнены линейными кораблями. И даже консервативный британский флот вынужден был произвести некоторую ревизию своих теоретических взглядов. Уже в ходе Первой мировой войны крейсеры активно использовались в качестве основы так называемых "ударных сил" (striking forces) — соединений легких сил флота, осуществлявших набеги на прибрежные коммуникации, побережье и силы охраны водного района противника. В итальянском флоте тяжелые крейсеры признавались способными при определенных условиях выполнять роль кораблей боевой линии, и англичане были вынуждены с этим считаться. Знаменитый подводник Первой мировой и будущий Командующий Западными подходами адмирал Макс Хортон, в период Абиссинского кризиса 1935—36 гг., находился на Средиземном море в должности командира 1-й эскадры крейсеров. Он вспоминал, что первостепенной задачей вверенного ему соединения было вести артиллерийский бой с итальянскими тяжелыми крейсерами: "Основные принципы тактики линейного флота теперь одинаково хорошо применялись для крейсеров с восьмидюймовой артиллерией". 16 Прогресс авиации нашел свое отражение в начатой постройкой в 1937 г. многочисленной серии легких крейсеров типа "Дайдо" с 133-мм универсальными орудиями главного калибра, предназначенных как для ведения артиллерийского боя, так и для осуществления зональной ПВО эскадры. Кроме того, четыре старых легких крейсера типа "C" в 1935—39 гг. были переоборудованы в корабли ПВО с заменой 152-мм орудий на 102-мм зенитные и оснащением современными приборами управления зенитной стрельбой. Огневая мощь такого крейсера при отражении воздушного налета, по оценкам специалистов, "значительно превышала комбинированную силу огня зенитной артиллерии целой эскадры обыкновенных крейсеров". Позже аналогичную модернизацию прошли другие корабли этого типа. Однако основную массу британских крейсерских сил к началу Второй мировой войны составляли обычные "вашингтонские" и "лондонские" крейсеры. Легкие силы и корабли специального назначения (flotilla) — во времена парусников предназначалась для выполнения широкого круга задач, в основном обеспечивающих или оборонительных. Во времена парусного флота главной задачей британской "флотилии" являлась защита торговли в районах, опустошаемых каперами. В "флотилию" входили также бриги и куттеры, используемые для передачи распоряжений и разведки, бомбардирские суда и брандеры. Лишь последние в некоторой степени рассматривались как носители угрозы для линейного флота, однако случаи их применения по прямому назначению были крайне редки. Принципиально новым явлением эпохи парового флота стало приобретение легкими силами "боевых качеств". С развитием минно-торпедного оружия и его носителей "флотилия" получила реальную возможность поражать линкоры, а тем, в свою очередь, потребовался эскорт легких сил. Эскадренные миноносцы, сторожевые корабли, минные заградители, тральщики, мониторы и канонерские лодки, торпедные катера, равно как и подводные лодки составили в XX веке этот наиболее многочисленный род морских сил ВМФ Великобритании. Сторонники теории "москитного флота" считали, что в новых условиях "флотилия" является наиболее действенным средством ведения морской войны. Эти взгляды не нашли практического отражения в военно-морской доктрине Великобритании, базировавшейся на идее превосходства линейных сил. Так, огромные минные флоты, которыми обзавелись Франция и Россия в конце XIX века, могли сыграть важную роль при обороне от морского десанта, подводные лодки Германии в ходе Первой мировой войны успешно вели систематические боевые действия на торговых коммуникациях Антанты, но все эти силы не были способны сломить мощь британского линейного флота. А то обстоятельство, что новое морское оружие поставило под сомнение саму идею "владения морем", осталось незамеченным ее апологетами. Развитие торпеды и подводных лодок, как сформулировал это Корбетт, являлось не более, чем "новой картой, которая, будучи искусно сыграна в комбинации с оборонительными операциями флота, могла придать новое значение принципу "fleet in being". В ходе Первой мировой войны подводные лодки Германии эффективно действовали на коммуникациях союзников в условиях британского морского господства. Параллельно разрабатывались и совершенствовались методы и средства противолодочной обороны: система конвоев, противолодочные барражи, сторожевые корабли, суда-ловушки, глубинные бомбы, ныряющие снаряды, шумопеленгаторы. С принятием на вооружение гидролокатора ASDIC8 к подводной угрозе стали относиться пренебрежительно. Установленный под днищем корабля, этот прибор для обнаружения подводных лодок излучал звуковые волны и принимал их отражения. 17 Демонстрируемый исключительно в хорошую погоду обученным персоналом, "асдик" дал основания адмиралтейству в 1937 г. заявить, что с подводной угрозой покончено. Однако на самом деле он был далек от совершенства. Эффективная дальность действия "асдика" не превышала одной мили. Его сигнал искажался при прохождении сквозь слои воды, имеющие другую температуру или другую соленость, что в открытом море весьма распространенное явление9. "Асдик" не мог использовать корабль, идущий со скоростью больше 20 узлов, также он был малоэффективен при сильном волнении. В том же 1937 г., в ходе гражданской войны в Испании, представился случай испытать "асдик" в реальных боевых условиях. 31 августа, незадолго до полуночи, итальянская подлодка "Ириде", действовавшая в составе франкистских сил, безуспешно атаковала торпедами британский эсминец "Хэвок", который затем также безуспешно применил по ней глубинные бомбы, руководствуясь данными гидроакустики. Показания гидролокатора сильно отличались от доклада сигнальщиков, обнаруживших лодку визуально. В течение последующих суток "Хэвок" совместно с еще четырьмя эсминцами, оснащенными "асдиком", и крейсером "Галатея" (флаг контр-адмирала Сомервилла) бесплодно охотился за субмариной. "Ириде" осталась невредимой10. Опыт гражданской войны в Испании, в ходе которой франкистские и итальянские подводные лодки отправили на дно 16 транспортных и торговых судов общим тоннажем около 45 тыс. брт показал, что подводную опасность рано сбрасывать со счетов, однако адмиралтейство упорно выдавало желаемое за действительное. Другим направлением борьбы с подводными лодками стало ограничение их действий нормами международного морского права. Из-за энергичного французского противодействия, англичанам не удалось не поставить подводные лодки полностью вне закона, но неограниченная подводная война была объявлена военным преступлением. В соответствии с 22-й статьей Лондонского морского договора 1930 г., подводная лодка в своих действиях против торговых судов принуждалась соблюдать правила международного морского права, которым подчинялись надводные корабли: торговое судно не могло быть потоплено, если военный корабль предварительно не обеспечивал безопасность пассажиров, команды и судовых документов; корабельные шлюпки не считались средством, гарантирующим безопасность, если поблизости нет другого судна, которое взяло бы на борт пассажиров и команду. Эти правила, которые фактически сводили на нет все преимущества подводной лодки в качестве истребителя морской торговли, поддержали 48 стран, в том числе все ведущие морские державы. Однако франкистские моряки еще в 1937 г. доказали своим примером несовместимость успешной подводной войны и международного морского права. Германия нарушила правила в самом начале Второй мировой войны, когда 4 сентября 1939 г. подводная лодка "U30" потопила пассажирский лайнер "Атения", а 23 сентября полностью отказалась от их соблюдения11. 8. Сокращенное название по начальным буквам специального адмиралтейского комитета по борьбе с подводными лодками: Antisubmarine Detection Investigation Committee. 9. В частности, испытания "асдика" кораблями британского Средиземноморского флота показало, что в районе устья Нила прибор почти бесполезен из-за присутствия больших объемов пресной воды, выбрасываемых этой рекой в море. 10. Командиром подводной лодки "Ириде" был лейтенант Валерио Боргезе. Этот случай привлек внимание командования итальянского флота к молодому офицеру, возглавившему впоследствии знаменитую 10-ю флотилию МАС. 11. Тот факт, что командир "U30" старший лейтенант Лемп опознал свою цель, идущую противолодочным зигзагом и без огней, как войсковой транспорт, не снимает с него вины за совершенное военное преступление — 1103 пассажира лайнера были оставлены подводной лодкой беспомощными посреди океана. Однако, справедливости ради, следует добавить, что сами англичане немало 18 Среди классов надводных кораблей, относимых к "флотилии", в ВМФ Великобритании основное внимание уделялось развитию эскадренных миноносцев. Дилемма концепции корабля этого класса, равно как и корабельного состава "флотилии" в целом, заключалась в нахождении разумного баланса боевых и обеспечивающих качеств. В конструкции британского эсминца, в соответствии с доктриной использования ВМФ, преобладали в основном последние, тогда как в соотношении классов кораблей имелся определенный дисбаланс. Сторожевые корабли, тральщики, минные заградители строились в недостаточном количестве. Их массовое строительство предполагалось осуществить в короткие сроки незадолго до начала и во время войны, а частично потребность в кораблях этих классов удовлетворить за счет мобилизации торговых и рыболовецких судов. Эксплуатация большого числа малых кораблей в мирное время считалась нецелесообразной. Британский адмирал Уильям Джемс вспоминал впоследствии: "На заседаниях совета адмиралтейства всегда стоял вопрос о постройке современных сторожевых кораблей, сообразуясь с нашими финансовыми возможностями. Наши заседания заканчивались выводом о необходимости строительства лишь прототипов. Для этого имелось три причины, одна из которых заключалась в том, что было бы нецелесообразно, например, отдать приказ о строительстве ста кораблей определенного типа, когда на следующий год можно было бы строить значительно более совершенные корабли. Второй причиной являлась трудность укомплектования кораблей личным составом — в мирное время было невозможно иметь в строю большое число малых кораблей, которые очень быстро отживают свой век, и мы фактически просто не могли бы найти личного состава для их укомплектования. Третья причина заключалась в сознании того, что корабли этого класса можно было построить сравнительно быстро, а имевшиеся в нашем распоряжении средства мы должны были вкладывать в эскадренные миноносцы и крейсеры, на строительство которых требовалось длительное время". Авианосцы, несмотря на их внушительные размеры, классифицировались британскими теоретиками как часть "флотилии". "Они,— пишет Кресуэлл,— не играют самостоятельной роли и должны только поддерживать самолеты, находящиеся в воздухе, независимо от того, действуют ли они вблизи флота, или в каком-то другом месте, где можно применить их с наибольшей пользой". В морском бою палубной авиации отводилась второстепенная роль, состоявшая в ведении разведки, корректировки артогня и нанесении предварительного удара по кораблям противника. Другой веской причиной причисления авианосца к "флотилии" являлась его ничтожная боевая устойчивость при воздействии бомб и снарядов. Проект "бронированного" авианосца "Илластриес" в значительной мере разрешил это противоречие. В дополнение к 114-мм бортовому поясу, "Илластриес" имел бронированную полетную палубу толщиной 76 мм и, главное, 114-мм броню ангара. Такая конструкция, по мнению инициатора проекта лордаконтролера адмиралтейства контр-адмирала Гендерсона, обеспечивала авианосцу надежную защиту от атак многочисленных германских и итальянских базовых бомбардировщиков в Северном и Средиземном морях. По расчетам, "Илластриес" должен был безболезненно выдерживать попадания 500-фнт (227-кг) авиабомб. Большой вес брони привел к тому, что ангар на этом корабле имел только один уровень, и расчетная численность его авиагруппы по способствовали развязыванию противником неограниченной подводной войны, дав указание капитанам своих торговых судов таранить всплывшую для досмотра подводную лодку и оснащая торговые суда артиллерийскими орудиями, и уже 6 сентября 1939 г. "U38" едва не погибла, когда грузовое судно открыло по ней огонь, а с воздуха лодку атаковал вызванный по радио самолет. 19 сравнению с предшествующим авианосцем "Арк Ройял", слабобронированным, но несущим двухъярусный ангар, сократилась вдвое (36 самолетов против 72). Данное конструктивное решение существенно сокращало ударную мощь авианосца. Однако, каким бы парадоксальным это ни показалось, именно оно способствовало росту престижа кораблей этого класса в британском флоте и фактически дало авианосцу пропуск в род "capital ships". Накануне Второй мировой войны Великобритания строит линкоры и авианосцы в равной количественной пропорции: в 1937—39 гг. на британских верфях заложено семь линкоров (5 типа "Кинг Джордж V", 2 "Лайона") и столько же авианосцев (4 "Илластриеса", 2 "Имплейкебла" и авианосец обслуживания "Юникорн"). Что же касается малочисленной авиагруппы, то в ВМФ Великобритании не придавали серьезного значения ее размеру. Считалось, что авианосцу для выполнения возложенных на него обязанностей достаточно трех палубных эскадрилий (торпедоносносцев, корректировщиков и истребителей) по 9—12 самолетов каждая, причем наличие истребительной эскадрильи было даже необязательным. К тому же, на новейших авианосцах "Имплейкебл" и "Индефатигебл", строительство которых началось соответственно в феврале и ноябре 1939 г., и частично на "Индомитебле", последнем из серии "Илластриес", этот конструктивный недостаток был ликвидирован за счет уменьшения высоты стенок ангара и толщины бортового и палубного бронирования. Морская авиация (Fleet Air Arm) — являлась наиболее молодым родом морских сил. Его задачи сводились к следующему: а) разведка; б) корректировка артиллерийской стрельбы линейных кораблей; в) нанесение ударов по надводным кораблям; г) противолодочная борьба; д) защита от ударов авиации противника; е) нападение на торговые суда. Исходя из этих задач, основу авиации ВМФ Великобритании составляли палубные разведчики-корректировщики и торпедоносцы. К середине 30-х годов британским авиастроителям удалось объединить эти назначения в биплане Блэкберн "Шарк", что существенно повысило ударную мощь авианосца. В июле 1936 г. на вооружение был принят биплан Фэйри "Суордфиш", ставший основным палубным самолетом первого периода Второй мировой войны и использовавшийся в качестве торпедоносца, легкого горизонтального бомбардировщика, разведчика-корректировщика и противолодочного самолета. Торпеда рассматривалась англичанами в качестве главного средства поражения кораблей с воздуха, наиболее соответствующего британскому наступательному духу. В аналитической статье коммандера Х.Дж. Джонстоуна, опубликованной в ежегоднике Брассея за 1936 г., даются следующие сценарии применения двух типов боеприпасов: Торпеда — "… многие самолеты будут сбиты зенитным огнем, но это не остановит остальных. Несколько торпед попадут в цель, что приведет к гибели корабля или потере хода и тяжелым повреждениям подводной части, которые потребуют долгого ремонта". Бомба — "атака с большой высоты будет протекать довольно вяло. Самолет станет сбрасывать бомбы и не попадет в корабль, а корабль будет вести зенитный огонь и не попадет в самолет. Результатом бомбардировки станут серьезные повреждения надстроек и открыто расположенных агрегатов, однако потопить корабль будет немного шансов, равно как и снизить его скорость. Атаковавший самолет сможет уйти невредимым". 20 Возможность использования против морских целей пикирующих бомбардировщиков в статье Джонстоуна не рассматривалось. Англичане долгое время недооценивали самолеты этого типа. Заказ на разработку первого пикирующего бомбардировщика для авиации ВМФ (будущий Блэкберн "Скьюа") был выдан только в 1934 г., причем новая машина должна была сочетать в себе сразу две функции — истребителя и пикировщика. В результате такой унификации самолет получился с невысокими летно-техническими характеристиками. Несмотря на это, ему принадлежал значительный успех в Норвежской кампании — уничтожение германского легкого крейсера "Кёнигсберг",— который, однако, не был оценен по достоинству. Начатое в 1938 г. производство "Скьюа" свернулось в марте 1940 г., и в апреле 1941 г. самолет был окончательно снят с вооружения палубных эскадрилий. В дальнейшем, с началом поставок американской техники, английские адмиралы не проявили должного интереса к более совершенным пикировщикам ВМФ США12. Британское общественное мнение было также не стороне пикирующих бомбардировщиков, которые считались "антигуманным оружием террора", чему способствовало, главным образом, применение германского пикировщика Ju87 в Испании. Поэтому в открытой печати и даже официальных документах "Скьюа" предпочитали именовать "двухместным палубным истребителем", хотя этой задаче он удовлетворял еще меньше. Если состояние дел с ударной авиацией и разработанность теории ее боевого применения в ВМФ Великобритании можно охарактеризовать как "неудовлетворительное" или "не соответствующее текущему моменту", то по отношению к истребительной авиации более уместна характеристика "игнорировалась". При выдаче технических заданий на палубные истребители британский флот исходил из заведомо пораженческого посыла, что их летно-технические данные будут неизбежно ниже, чем у самолетов берегового базирования. Как следствие, такими они и получались. Находившиеся к началу Второй мировой войны на вооружении FAA истребители "Си Гладиатор", "Скьюа" и запущенный в производство в 1940 г. "Фулмар" по своим скоростным качествам уступали не только истребителям ВВС, но и некоторым современным им бомбардировщикам. Флот вступил во войну, имея в первой линии всего 36 истребителей (16% от общей численности авиации ВМФ) в составе трех эскадрилий, базировавшихся на двух авианосцах — "Арк Ройяле" и "Глориесе". Береговое командование ВВС, созданное для взаимодействия с ВМФ, вовсе не располагало истребительными эскадрильями, а Истребительное командование ВВС имело своей главной задачей защиту экономических и политических центров страны и действовало вне всякой связи с флотом. При таком положении дел ВМФ Великобритании не мог чувствовать себя в безопасности от воздушных ударов ни в море, ни в базах, не говоря уже о борьбе за господство в воздухе над морскими театрами. И это не было результатом "козней" авиаторов. Придерживаясь ортодоксальной теории, британский флот сам лишил себя высокоэффективного оружия. Считалось, что развитию теории боевого применения морской авиации Великобритании мешала ее оторванность от флота, т.к. базировавшиеся на авианесущих кораблях эскадрильи долгое время находились в подчинении командования ВВС. Однако переподчинение палубной авиации в 1937 г. командованию ВМФ не привело к изменению взглядов на характер ее использования. Этого и не могло случиться, ибо от равнодушных к проблемам морской войны 12. В конце 1943 г. 1820-я авиационная эскадрилья ВМФ Великобритании все же получила на вооружение новый американский пикирующий бомбардировщик Кёртис "Хеллдайвер", успешно использовавшийся во второй половине войны американским флотом и корпусом морской пехоты, однако после серии катастроф его признали не соответствующим нормам безопасности, приятым в британском флоте. 21 авиационных начальников FAA попали под власть флотских командиров, имевших весьма смутное представление о летательных аппаратах и пренебрежительно к ним относившихся. Морская авиация продолжала оставаться тем "котом в мешке", чью роль еще только предстояло уточнить в ходе будущих боевых действий. Опыт первого года войны Второй мировой войны научил британский флот относиться к воздушной угрозе с большой серьезностью, но не повлек существенных изменений в организации собственных авиационных сил. Альтернативные направления британской военно-теоретической мысли "Новая школа" Две основные проблемы, с которыми пришлось столкнуться британскому флоту по окончанию Первой мировой войны — это становление новых средств ведения войны и изменение баланса морских сил в мире. Торпеда, уже несколько десятилетий находившаяся на вооружении флота, обретя подводный носитель, стала по-настоящему смертоносным оружием. В ходе войны 1914—18 гг. мощный британский линейный флот сковал блокировал надводный флот Германии, но это не решило целиком проблему защиты торгового судоходства. Германские подводные лодки успешно прорывали британскую блокаду. Еще большую конкуренцию традиционным средствам морской войны сулила составить стремительно развивающаяся авиация. И, наконец, вследствие экономического истощения, Великобритания была уже не в состоянии не только производить в большом количестве новые линейные корабли, но содержать все ранее построенные. Время, когда Гранд Флит строился в шесть кильватерных колон, безвозвратно миновало. Вашингтонская морская конференция 1922 г. официально закрепила отход Великобритании от "двудержавного" стандарта (иметь флот, равный по силе второму и третьему флотам мира вместе взятым), уровняв ее по суммарному водоизмещению линкоров с США и сблизив с Японией. Все это привело к расколу в стане "морской стратегической школы" и заставило некоторых британских теоретиков усомниться в правильности ключевых ее принципов. Так появилась "новая школа", требовавшая ревизии взглядов адмиралтейства на характер строительства и использования военно-морского флота, отказ от "стратегии линкоров". Представителями этого направления военно-теоретической мысли были начальник королевского колледжа обороны адмирал Ричмонд, адмирал Филимор, кэптены Байуотер и Экуорт. Последний, в частности, высмеивал в книге "Флот сегодняшнего и завтрашнего дня" гигантоманию британского адмиралтейства и ратовал за признание первенствующей роли легких сил. Он считал, что самые современные из линкоров напоминают скорее военные музеи, нежели боевые корабли; "они слишком тяжелы, их орудия слишком дальнобойны, их калибр слишком велик, в них слишком много и торпед, и механики, и общей мощности". Представители "новой школы" школы утверждали, что Великобритания не сможет защитить свою морскую торговлю теми 12—15 линкорами, которыми она располагает, так как в море ей приходится иметь одновременно до двух тысяч транспортов, и предлагали вместо дорогостоящих линкоров строить корабли других классов, способных обеспечить непосредственное охранение конвоев, прежде всего крейсеры. Адмирал Герберт Ричмонд в опубликованной в 1934 г. книге "Современная морская мощь" писал о том, что подводная угроза резко уменьшает возможность ведения боев между крупными надводными кораблями, т.к. ни один флотоводец не рискнет послать их в район, где вероятны атаки подлодок противника. Их наличие, равно как и авиации, в прибрежной зоне определяло 22 пессимистическое отношение адмирала к возможности организации совместных действий армии и флота. Особенно серьезную угрозу британским коммуникациям он видел в действиях больших подводных лодок, крейсерство которых могло не только нарушить морские сообщения, но и отвлечь крупные силы флота на борьбу с ними. Поскольку основной метод защиты от подводных лодок он усматривал в системе конвоев, то считал целесообразным сосредоточить усилия на строительстве легких крейсеров, миноносцев и эскортных кораблей, а не линкоров. Ричмонд требовал также учитывать вероятность широкого использования подводных лодок во взаимодействии с авиацией и надводными кораблями. При этом он предполагал, что влияние авиации на характер будущей войны будет значительно большим, чем подводных лодок, однако боевую ценность авианосцев считал не соответствующей огромной стоимости их постройки и эксплуатации, а также уязвимости. Предвидя массированное применение авиации в борьбе на коммуникациях, Ричмонд предлагал запретить атаки торговых судов с воздуха на том основании, что самолет в еще большей степени, чем подводная лодка, лишен возможности действовать в соответствии с нормами международного морского права. На первых порах "новая школа" получила некоторую поддержку адмиралтейства, поскольку эта линия соответствовала духу Вашингтонского соглашения, а главное — послевоенному состоянию экономики Великобритании, которая не могла выдержать предложенного США и Японией темпа строительства линейного флота. Отказ англичан от постройки части уже заложенных линкоров в известной мере сдерживал их ближайшего конкурента — США в строительстве кораблей этого класса. Взгляды "новой школы" поддерживались еще и потому, что в это время не был достаточно изучен опыт минувшей войны, отсутствовали эффективные средства борьбы с подводными лодками и возможность значительного повышения живучести линейных кораблей от оружия авиации и подводных лодок. С возобновлением в середине 30-х годов гонки морских вооружений влияние "новой школы" полностью сошло на нет, однако после начала Второй мировой войны, когда ВМФ Великобритании столкнулся с проблемой защиты морских коммуникаций, некоторые ее идеи были востребованы. Это выразилось, в частности, в отказе от закладки предусмотренных программой 1939 г. линейных кораблей "Конкуэрор" и "Сандерер", приостановке работ на однотипных "Лайоне" и "Темерере", задержке с достройкой спущенных на воду в 1940 г. "Энсона" и "Хоу", обмене 50 старых американских эсминцев на базы Вест-Индии, обсуждении возможности обмена новейшего линкора "Дьюк оф Йорк" на восемь американских тяжелых крейсеров. Стратегия непрямых действий В конце XIX — начале XX века военная стратегия большинства государств имела в своей основе идеи Карла фон Клаузевица, изложенные в его посмертно изданном труде "О войне" 13. Ими в такой же степени злоупотребляли, как и неверно истолковывали, считая, что настоящей целью войны является "уничтожение главных сил противника на поле боя". Победы Пруссии в войнах 1866 и 1870 гг. способствовали принятию этого положения всеми армиями мира, которые копировали многие характерные черты прусской системы. Теоретики "морской 13. Карл фон Клаузевиц умер в 1831 г. В 1832—1837 гг. было опубликовано десятитомное полное собрание его сочинений (Hinterlassene Werke uber Krieg und Kriegsfuhrung). Семь томов содержали исторические работы, описывающие свыше 180 военных кампаний, проведенных с 1566 по 1815, остальные три составляли незавершенное философское исследование "О войне". В нем излагаются взгляды на сущность и природу войны, формы и способы ее ведения, взаимосвязь обороны и наступления и их соотношение, вопросы подготовки командных кадров и другие проблемы военного дела. 23 стратегической школы" полемизировали с Клаузевицем, но одновременно находили в его идеях подтверждение многих собственных теоретических постулатов. Клаузевиц является признанным авторитетом в области военного искусства. Отечественная военная наука, в частности, высоко ценит его положение о связи войны с политикой и видит главную заслугу Клаузевица в том, что он впервые попытался осветить основные проблемы военной теории с позиции диалектики. Однако гораздо большее влияние на развитие военного искусства оказала его идея "абсолютной" войны, путь к успеху в которой лежит через неограниченное применение силы. К совсем иным, нежели Клаузевиц и его последователи, выводам пришел на основе анализа войн прошлого британский военный теоретик и историк Базиль Лиддел Гарт. "Выдвинутый Клаузевицем принцип применения силы без всякого ограничения,— утверждал он,— и без учета того, во что это обойдется, годен только для толпы, доведенной ненавистью до бешенства. Это — отрицание искусства управления государством и разумной стратегии, которая старается служить целям политики. Если война является продолжением политики, как об этом заявил Клаузевиц, то она должна вестись с расчетом на обеспечение послевоенных интересов. Государство, которое тратит свои силы до истощения, делает несостоятельной свою собственную политику". Кроме того, "сегодняшний противник завтра может стать покупателем, а послезавтра — союзником". Подвергнув взгляды Клаузевица критическому разбору в ряде статей, опубликованных в военных журналах, Лиддел Гарт более подробно осветил этот вопрос в изданной в 1925 г. книге "Париж или будущее войны". В ней Лиддел Гарт осудил прямолинейные методы, с помощью которых воюющие страны пытались в ходе Первой мировой войны сокрушить друг друга, но добились лишь взаимного истощения, не получив решающего результата, и высказался в пользу более гибкой стратегии, призванной заменить "стратегию сражения". Эти положения были развиты в трудах "Решающие войны прошлого", опубликованном в 1929 г., и "Стратегия непрямых действий", вышедшем двумя изданиями в 1941 и 1946 гг. Лиддел Гарт считал, что истинное совершенство стратегии заключается достижении победы без серьезных боевых действий. Стратегическая цель, по его мысли, состоит "не в том, чтобы навязать противнику сражение, а в том, чтобы создать такую выгодную стратегическую обстановку, которая если сама по себе и окажется недостаточной, чтобы привести к победе, то посредством сражения обеспечит победу наверняка". "История стратегии,— пишет Лиддел Гарт,— является, по существу, летописью применения и развития метода непрямых действий. В стратегии самый длинный обходный путь часто является кратчайшим путем к цели. Наступление в направлении, не являющемся для противника неожиданным, улучшает его положение и, таким образом, увеличивает силу сопротивления. В войне, как и в спортивной борьбе, попытка бросить противника наземь, не лишив его предварительно устойчивости и равновесия, приводит к излишней и непроизводительной трате сил по сравнению с тем напряжением, которое испытывает противник. Успех при таком способе борьбы возможен только при наличии огромного превосходства в силах, и даже при этом условии он не будет решающим. В большинстве кампаний нарушение психологического и физического равновесия противника являлось важной предпосылкой для его окончательного разгрома. Такое нарушение равновесия достигалось преднамеренными или случайными стратегическими непрямыми действиями". Автор "Стратегии непрямых действий" высказывается в пользу следующих методов военного искусства: — наличие многовариантного плана военных действий; 24 — уклонение от преждевременного боя, выжидание промахов противника и благоприятных условий для дачи решительного сражения; — сковывание основных сил противника действиями против второстепенных объектов; — нанесение ударов в неожиданный момент и с маловероятных направлений; — расчленение неприятельских сил и разгром их по частям; — удары по центрам инфраструктуры и путям снабжения противника с целью его истощения; — действия, направленные на деморализацию противника (парализование оперативной воли военачальников и снижение морального духа личного состава); — применение военной хитрости. Апеллировавший в своих рассуждениях к опыту кампаний римского полководца Фабия и византийского стратега Велисария, Лиддел Гарт, будучи неправильно прочтенным, может предстать апологетом уклончивой, выжидательной стратегии. Однако против такого толкования "непрямых действий" говорит уже один тот факт, что в Великобритании книга "Париж или будущее войны" была принята в качестве учебника по стратегии для офицеров наиболее амбициозных родов сил, а именно механизированных войск и бомбардировочной авиации. Идеи, высказанные автором "Стратегии непрямых действий", отражали прогресс новых средств вооруженной борьбы, призванных вывести вооруженные силы из "застоя" позиционной войны и вполне коррелировались с популярной в то время теорией "малых армий". Что касается флота, то новации Лиддел Гарта не повлекли существенных корректив военно-морской стратегии, которая и так содержала значительный элемент "непрямых действий" как в отношении цели (контроль коммуникаций), так и по некоторым методам ("fleet in being", малые активные операции, морская блокада), однако сохранила верность решительному методу "отыскания противника". Особенности военно-морской теоретической мысли в странах континентальной Европы и США Франция Военно-морская стратегия Франции складывалась под воздействием трех основных геополитических факторов: а) главным соперником Франции в Европе являлась Германия; как показал опыт франкопрусской и мировой войн флот в вооруженном споре между этими двумя странами не мог сыграть существенной роли; б) Франция издавна соперничала в "морской силе" с Великобританией; в) Франция являлась второй в мире колониальной державой, а с точки зрения экономики — почти таким же "островом", как и Британия, т.к. перевозила по морю 3/4 своего импорта. В силу первого фактора Франция была вынуждена в наибольшей степени заботиться об укреплении своей армии и ВВС. Военная доктрина Франции опиралась на опыт Первой мировой войны. Маршал Петен, генералы Гамелен, Кюльман и другие военные деятели, возглавлявшие в разное время вооруженные силы страны, считали позиционную войну наиболее действенным видом ведения вооруженной борьбы. По их мнению, прорыв укрепленной обороны в оперативном и стратегическом масштабах был невозможен. Франция готовилась вести затяжную войну на истощение на сухопутном фронте. В тоже времени флот имел немало сторонников, их главным доводом было: Франция — мировая держава и должна вести мировую политику, военно-морская мощь является функцией этой политики. 25 "Никогда не бывали более верными, чем сегодня, слова Ришелье "без военно-морского флота нельзя ни выдержать войны, ни пользоваться миром",— писал в 1938 г. начальник главного штаба ВМФ Франции адмирал Жан Луи Дарлан. По его мнению, мощь и состав флота находятся в зависимости от трех главных элементов: географии, мощи и состава иностранных флотов и международной политической обстановки, а значимая роль морских сил в будущей войне предопределена тем, что "океаны еще более, чем в прошлом, являются полем деятельности различных наций". Для Франции, которая ежегодно ввозит более 50 млн. т различных грузов, невозможно выдержать более чем нескольких недель военных действий против индустриальной державы, лишившись снабжения морским путем. Для того, чтобы выиграть войну на суше, сначала надо стать хозяином на морском поле боя. Поэтому надо быть в состоянии нейтрализовать флоты потенциальных противников или воспрепятствовать им наносить вред. Дарлан ратовал за строительство сбалансированного флота, в котором нашлось бы достойное место всем существующим родам морских сил, а роль "станового хребта" отводил линейным кораблям. Подводная лодка, вследствие невысокой скорости хода, представлялась ему непригодной для борьбы с крупными надводными кораблями, но благодаря большой автономности могла стать "первоклассным часовым" — поставленная в пунктах перекрещивания морских коммуникаций она способна причинить противнику большие потери, а кроме того является замечательным наблюдателем, имеющим преимущество скрытности. Относительно взаимоотношений видов вооруженных сил Дарлан считал, что они должны действовать согласованно, если не на тактическом, то хотя бы на стратегическом уровне, а их главные штабы объединены под началом единого генерального штаба, однако, за исключением некоторых десантных операций, флот должен сохранять полную свободу ведения боевых действий на морских театрах. Таким образом, теория "владения морем" в значительной мере нашла отражение в военноморской доктрине Франции. Однако мнения французских военно-морских теоретиков не были единодушными. Теоретические постулаты Коломба и Мэхэна оспаривались множеством оппонентов. Одни из них выступали против чрезмерных расходов на строительство флота и предлагали перераспределить высвободившиеся ресурсы в пользу армии и авиации, другие ставили под сомнение идею превосходства линейных сил. Порождением многовекового англо-французского морского соперничества стала теория крейсерской войны. Идея, высказанная эксцентричным маршалом Себастьеном Вобаном еще в 1706 г.: "Если бы мы имели мужество отказаться от линейного флота, который нам не приносит пользы, и вместо этого использовали бы часть наших кораблей для уничтожения морской торговли, а другую часть, сведя в эскадры, для обеспечения этих действий, то за два — три года мы смогли бы вытеснить англичан и голландцев с их широко развитой торговлей из всех частей света", не давала покоя нескольким поколениям французских военно-морских теоретиков. Морской престиж Великобритании,— иронически замечает на этот счет Корбетт,— по-видимому, так велик, что французский флот был готов принимать за успех "возможность систематического нарушения британского контроля коммуникаций без какой-либо серьезной попытки обеспечить его в своих целях". С изобретением торпеды возникли и различные "новые школы", связывающие будущее французского флота с применением миноносцев и подводных лодок. Одним из видных теоретиков этого лагеря был адмирал Рауль Кастекс. Он утверждал, что для страны, не располагающей достаточными силами, чтобы завоевать господство на море, удары по коммуникациям противника являются не второстепенным, а главным методом борьбы против сильной морской державой. 26 Наилучшим средством для активных действий на коммуникациях Кастекс считал подводные лодки. В книге "О провале подводной войны" он отстаивал точку зрения, что в годы Первой мировой войны подводные лодки потерпели не большее поражение, чем танки, самолеты или пехота. Крах германской подводной войны был предопределен большей экономической мощью Антанты. Эти взгляды нашли отражение в том, что в межвоенный период Франция всячески препятствовала попыткам Великобритании запретить или ограничить посредством международных договоров строительство подводных сил, к началу Второй мировой войны Франция почти в 1,5 раза превосходила британский флот по числу подводных лодок. Обеспечение господства на море, по мнению Кастекса, обходится очень дорого и обеспечивает достижение только оборонительных целей морской войны. Если война ведется против государства, экономика которого не зависит от морского снабжения, контроль морских коммуникаций во многом утрачивает свое значение. В тоже время в труде "Стратегические теории" (1935 г.) Кастекс признает, что в ходе Первой мировой войны крейсеры Антанты могли успешно действовать против германских рейдеров в океане благодаря тому, что главные силы ВМФ Германии были скованы превосходящими силами Гранд Флита. И только однажды, когда адмиралу Шпее удалось объединить все корабли крейсерской эскадры, достигнув мощного сосредоточения сил, торговым коммуникациям союзников грозила серьезная опасность со стороны надводных рейдеров. Кастекс высказывается в пользу метода сосредоточения. В распылении сил, вызванном стремлением быть всегда готовым к обороне против всякого нападения, Кастекс видел отсутствие фантазии и творческой способности морского командующего. В своих трудах Кастекс уделил также немало места проблеме морских позиций, и в частности, указал на опасность захвата Германией французских атлантических портов. Опасения Кастекса вполне соотносились с идеями германского адмирала Вегенера, высказанными им в книге "Морская стратегия мировой войны" (1929 г.), и полностью подтвердились весной 1940 г. Оборонительная военная доктрина Франции потерпела крах. Италия Военная мысль в этой стране характеризовалась чрезвычайным разнообразием идей, рождавших подчас самые неожиданные решения при проектировании кораблей и планировании морских операций. Например, постройка в 1876—87 гг. двух не поддающихся классификации гигантских кораблей типа "Лепанто", с тяжелыми орудиями главного калибра и водоизмещением линкоров, скоростными качествами крейсеров, почти лишенных брони, но способных принять на борт десант численностью в пехотную бригаду. Итальянский кораблестроитель Куниберти стал одним из "отцов" класса "дредноутов". В годы Первой мировой войны ВМФ Италии достиг выдающихся результатов в применении торпедных катеров и малых морских штурмовых средств. Два последующих десятилетия характеризуются бурным развитием в Италии воздушных сил и массовым строительством подводных лодок (именно с этими боевыми средствами отожествляли итальянскую морскую стратегическую идею большинство зарубежных экспертов). И, наконец, настоящим шоком для многих стала закладка в 1934 г. сверхмощных линейных кораблей типа "Литторио", ознаменовавшая начало очередного витка гонки морских вооружений и новой эры линейных сил. 27 Развитие военно-морского искусства в межвоенный период связано с именами Р. Бернотти, Дж. Фиорованцо и О. Джамберардино, являвшимися незаурядными стратегами. Однако в целом итальянская военно-морская теория была во многом вторична по отношению к британской, а на строительство флота гораздо в большей степени повлияли экономическая и политическая конъюнктура, а также стремление военно-политического руководства страны неукоснительно поддерживать военно-морской паритет с Францией, основным вероятным противником. Адмирал Ромео Бернотти по праву считается наиболее выдающимся из итальянских военноморских теоретиков. Встав в 1922 г. во главе Итальянского Военно-морского исследовательского института, Бернотти предпринял попытку ревизовать классическую военно-морскую теорию с учетом опыта Первой мировой войны, национальных и географических особенностей Италии и Средиземноморского ТВД. Конечной целью своих исследований он видел разработку "военноморской стратегии в соответствии с требованиями ведения вероятной войны между великими державами" и создание "компактных, правильно сбалансированных морских сил, обладающих хорошей защитой, мореходностью и способных соперничать с аналогичными ВМС крупных морских держав". Цель вооруженной борьбы на море определялась Бернотти следующим образом: "Действия морских сил должны быть направлены на то, чтобы отнять у противника возможность решительно воспрепятствовать свободному пользованию морем и лишить его возможности использовать главные морские пути для выполнения его главнейших задач". В тех же случаях, когда перевес в морских силах на стороне противника, и нет возможности поддерживать собственные коммуникации, следует стараться "воспрепятствовать неприятелю в его господстве на море". Таким образом, два основных классических метода теории "владения морем" — обеспечение и оспаривание господства — лежали в основе теоретических воззрений Бернотти. Он признавал значимость теоретических постулатов Коломба и Корбетта, однако идея достижения полного морского господства представлялась ему как "теоретическая, отвлеченная". Достижение "владения морем", по мнению Бернотти, связано с большими трудностями (затруднительно принудить противника к бою, равно как и полностью парализовать), которые обесценивают его практическое значение. В будущих войнах воздушная угроза еще более усложнила бы беспрепятственное пользование морскими коммуникациями. Поэтому флот должен готовиться к решению конкретных оперативных задач в условиях необеспеченного господства. Задачи морских сил в будущей войне виделись Бернотти как: а) защита морских коммуникаций, снабжения своей страны по морским путям и противодействие такому снабжению противника; б) защита войсковых перевозок между своими территориями, между метрополией и колониями, союзными странами и противодействие перевозкам войск между территориями противника; в) защита своего побережья и нападение на побережье противника. Бернотти считал, что основой флота являются линейные силы, но при этом высказывался в пользу сбалансированного флота, в котором в правильных пропорциях были бы представлены корабли боевых и обеспечивающих классов, а также десантно-высадочные средства. В отличие от большинства военно-морских теоретиков, Бернотти не был чисто "кабинетным" адмиралом и к началу Второй мировой войны был известен не только своими научными трудами, но и дерзкой бомбардировкой Валенсии, произведенной итальянскими крейсерами 7-й дивизии под его командованием 14 февраля 1937 г. и повлекшей значительные жертвы среди мирного населения этого испанского порта. Пользовавшийся большим авторитетом 28 на флоте, Бернотти тем не менее почти все время находился "в опале", а его военно-научные разработки оказались лишь частично востребованными. Одним из ключевых постулатов Бернотти, совершенно неприемлемым для военно-политического руководства страны было, в частности, утверждение о необоснованности расчетов на быстротечность войны. Как излагалось в подготовленном Военно-морским исследовательским институтом и представленном в 1927 г. на рассмотрение Муссолини меморандуме по вопросам морской политики, "ввиду широкого переплетения интересов различных стран", новый военный конфликт не будет носить локального, а военные действия — молниеносного характера. Другим предметом острых разногласий стал вопрос о строительстве авианесущих кораблей и организации морской авиации. По мнению Бернотти, отказавшись в угоду модернизации старых дредноутов от постройки авианосцев, Италия совершила непоправимую ошибку, а отсутствие собственной морской авиации вынуждало итальянский флот базировать свою учебно-боевую подготовку на устаревших методах, слепо предполагая, что противник также не будет располагать морской авиацией. Бернотти критиковал военную политику Муссолини за ее "парадную декларативность", где "хвастливые заявления в значительной мере подменяли фактическую военную готовность", за что нажил множество недоброжелателей как среди фашистской верхушки, как и в главном морском штабе и, в итоге, по приказу начальника ГМШ адмирала Каваньяри был вовсе отстранен от дел. Более благосклонно были восприняты режимом Муссолини идеи профессора военноморской академии капитана 2 ранга Джузеппе Фиорованцо. Вышедший в свет в 1930 г. его труд "Война на море и интегральная война" стал отражением прогресса новых средств ведения войны на море. Следует отметить, что экономическая и политическая конъюнктура в Италии 20-х — начала 30-х годов складывалась не в пользу строительства крупных боевых кораблей. За это же говорил и опыт, полученный итальянским флотом в ходе Первой мировой войны. Оставшиеся от нее линейные корабли типа "Кавур" и "Дулио" большую часть службы вплоть до реконструкции провели в резерве, тогда как основные усилия были сосредоточены на строительстве легких и подводных сил. Фиорованцо ратовал за развитие Италией "москитного флота", считая что на ограниченных морских театрах его роль тем весомее, чем меньше водный бассейн, тогда как океанские флоты никогда не смогут обойтись без кораблей большого тоннажа, независимо снабжены они артиллерией или самолетами. Особое предпочтение Фиорованцо отдавал торпедным катерам, доставляемым к месту боя кораблями-матками, и поплавковым аэропланам-торпедоносцам. Сравнивая достоинства самолета и надводного корабля как носителя торпедного оружия, он указывает, что миноносец, способный выстрелить шесть торпед, стоит 25 млн. лир, тогда как самолет, оснащенный одной торпедой, обходится всего в 800 тыс. лир; таким образом, при равных затратах с воздуха можно сбросить в пять раз большее количество торпед, а кроме того бороться с большим числом малоразмерных воздушных целей труднее, чем с несколькими морскими. Самолеты-торпедоносцы должны действовать большими массами, в тактическом взаимодействии с другими родами авиации и легкими морскими силами. В тоже время Фиорованцо признавал, что несмотря на всю перспективность авиации, в сложных погодных условиях крупные надводные корабли остаются единственным сохраняющим способность действовать родом сил. Еще более весома роль крупных боевых кораблей в защите морской торговли. Только они при поддержке подводных лодок и разведывательной авиации могут обеспечить эффективную защиту конвоев от атак легких сил противника. В свою очередь борьба против этих крупных боевых единиц потребует еще более мощных кораблей. 29 Сопоставляя значение различных видов корабельного оружия, Фиорованцо отмечал следующее: а) артиллерия не утратила своего значения в бою в открытом море; б) артиллерия дает большие преимущества даже подводным лодкам, лишь бы она была более дальнобойной, чем у объекта атаки; в) артиллерия должна уступить авиационной бомбе задачу поражать береговые объекты и корабли в портах; г) торпеды надводных кораблей в дневное время выполняют скорее функции запугивания, нежели разрушения, ночью имеют большие шансы на успех; д) торпеды подводных лодок эффективны только против тихоходных, идущих без охранения кораблей, однако являются немаловажной потенциальной угрозой; е) торпеды на катерах дают наибольшую результативность как днем, так и ночью, но сильно зависят от погодных условий. На ограниченных морских театрах в условиях высокой насыщенности средствами поражения корабли должны либо обладать исключительно высокой живучестью и мощной артиллерией, либо возможностью избегать попаданий благодаря маневренности и малым размерам. Следовательно, на таких театрах право на существование принадлежит только самым большим (линкоры) и самым малым (торпедные катера, подводные лодки, самолеты) средствам ведения морской войны. Крейсеры и крупные миноносцы, если по неразумению и включены в состав флота, то должны применяться с большой осторожностью. Еще более бесполезными для ограниченных театров с развитой аэродромной сетью Фиорованцо считал авианосцы. Впрочем, учитывая такие выкладки, как то, что современная бомба, сброшенная самолетом авианосца, в 10 раз дешевле тяжелого снаряда, выпущенного из орудия линкора, а 10 торпедоносцев берегового базирования при несоизмеримо меньшей стоимости способны уничтожить линкор, допустимо такое грубое обобщение, что Фиорованцо выступал против строительства любых крупных надводных кораблей. Эти идеи как нельзя лучше согласовались с требованиями текущего момента. "В те годы, когда внешняя политика Италии была сравнительно миролюбивой,— писал позже Бернотти,— ее программа кораблестроения ограничивалась постройкой легких сил и подводных лодок. Когда же на международном горизонте начали сгущаться тучи, Италия приступила к форсированию программы строительства мощного флота, не считаясь с финансовыми затратами". Новый этап строительства морских сил потребовал адекватного военно-морского теоретика. Им стал адмирал Оскар ди Джамберардино. Убежденный приверженец "стратегии линкоров", он считал, что Италия с ее ограниченными природными ресурсами и обладающая невыгодным с точки зрения безопасности своих торговых коммуникаций географическим положением может рассчитывать только на ведение молниеносной войны. Поэтому она должна иметь сильный военно-морской флот, пригодный для решительных наступательных операций. Линейные корабли, согласно Джамберардино, являются ядром такого флота, вокруг которого развертываются действия второстепенных боевых единиц и авиационных соединений. Взаимодействие линейных и легких сил он разъясняет следующей формулировкой: "В бою надо создавать действие масс, сосредотачивая их против противника, в частности линии его больших кораблей, т.к. без их поддержки все остальное рушится и рассеивается. Действие артиллерии, торпед и авиационных бомб должно быть сосредоточено против главных боевых единиц противника, энергично и одновременно, в едином общем усилии". 30 Отмечая возросшее значение авиации, как средства ведения войны на море, Джамберардино считал, что сама по себе она не способна ни завоевать господство на море, ни удерживать его. Подводные лодки в будущей войне, по мнению Джамберардино, обречены нести большие потери от прогрессирующих средств ПЛО, особенно если станут придерживаться норм международного права. Однако появление новых боевых средств не могло повлиять на методы ведения морской войны. Оно, в частности, ознаменовало конец тактической блокады, которая могла быть установлена в пределах досягаемости береговых батарей, ее место заняла стратегическая блокада. При имеющемся уровне развития оборонительных средств едва ли следует ожидать широкомасштабных атак неприятеля против побережья. Крупные десанты могут производиться только при обеспечении господства в соответствующем районе. Но вместе с тем возможны внезапные набеги легких сил, атаки подводных лодок и самолетов на опорные пункты, наблюдательные посты, торговые порты, промышленные объекты и железные дороги. Этим набегам не следует придавать слишком серьезного значения и под давлением общественного мнения или паники идти на дробление главных сил флота для защиты побережья. Разделение сил даже для слабого флота, рассчитывающего, что метод малых активных операций вынудит противника к дроблению сил и увеличит возможности использования "москитного флота" и мин, по всей вероятности, не даст большого эффекта. В вышедшем в свет в 1937 г. труде "Искусство ведения войны на море" Джамберардино подробно останавливается на обсуждении стратегических возможностей "малой войны". Используя исторический опыт, он приводит следующие доводы против такой войны: а) сторонники "малой войны" считают, что противник уязвим во многих местах и что в этих местах на него можно легко напасть, однако, главные коммуникации противника, как правило, удалены от района действий морских сил слабой стороны, а его побережье прикрывается главными силами флота; б) ошибочно мнение, что с целью противостоять всякой угрозе противник при любых обстоятельствах станет рассредотачивать свои силы; в) даже, если такое рассредоточение имело бы место, нельзя слепо верить, что в этом случае разделенные эскадры противника окажутся не слишком сильными для вступления в бой с ними; г) на всякое усиленное использование подводного оружия противник ответит тем же. д) теория "малой войны" опирается на одностороннее предположение, что противник будет ослаблен вынужденным продолжительным рассредоточением своих морских сил и плаванием в водах, наполненных нашими минами и подлодками, но это относится также и к собственным морским силам. Заслуживает несомненного внимания также экстравагантная теория генерала Джулио Дуэ, изложенная в опубликованной в 1932 г. в книге "Господство в воздухе"14. Согласно Дуэ, авиация призвана совершить революцию в способах ведения войны и стать решающим фактором победы. Сухопутная армия и флот с появлением военно-воздушных сил утрачивают свое прежнее значение. Победы в войне Дуэ мыслил добиться посредством достижения господства в воздухе. Господствовать в воздухе значит быть в состоянии воспрепятствовать неприятелю летать, сохраняя эту возможность за собой. Тот, кто обладает господством в воздухе и располагает соответствующими наступательными силами, с одной стороны, предохраняет всю свою территорию и свои моря от неприятельских воздушных нападений; с другой стороны, он может 31 предпринимать против неприятеля наступательные действия ужасающего масштаба, которым противник не в состоянии ничем противодействовать15. "Воздушная война,— считает Дуэ,— взятая в своем истинном смысле, не допускает обороны, допускает только нападение: необходимо примириться с ударами, которые наносит нам неприятель, чтобы использовать все имеющиеся средства для нанесения неприятелю еще более сильных ударов". Полное господство в воздухе достигается после того, как противник лишится всех самолетов, авиабаз и авиапромышленности. "Перевес" и "преимущество" одной из сторон в воздушных силах Дуэ считал переходной ступенью к завоеванию полного господства. Армию и флот Дуэ рассматривал как вспомогательные виды вооруженных сил, необходимые для оборонительных действий в начальном периоде войны. Следствием влияния идей Дуэ стало массовое строительство самолетов, популярность ВВС и оформление их в Италии и ряде других стран в отдельный вид вооруженных сил с созданием соответствующего министерства и главного штаба, признание высотного бомбометания основным универсальным методом поражения как наземных, так и морских целей, лишение флота собственных воздушных сил и отсутствие у Италии к началу войны торпедоносной авиации. Германия Германские военно-морские силы за сравнительно короткий период времени с момента образования единого немецкого государства и до начала Первой мировой войны претерпели эволюцию от "флота береговой обороны", затем "флота крейсерской войны" до "флота открытого моря", став вторыми по величине в мире. Германская военно-морская мысль конца XIX — начала XX века уделяла стратегии недостаточное внимание и была склонна переоценивать значение тактики, что обусловило серьезные стратегические просчеты при планировании действий флота в Первой мировой войне. Вершиной в области военной стратегии в Германии считалось учение Карла фон Клаузевица. Первый капитальный труд по морской стратегии появился в Германии только в 1928 г. Им стала книга адмирала О. Грооса "Учение о морской войне в свете опыта мировой войны". Из зарубежных военно-морских теоретиков наибольшей популярностью в Германии пользовались труды Мэхэна. В числе страстных поклонников этого автора был и сам император Вильгельм II. Мэхэновская идея мощного линейного флота как главного элемента могущества государства сыграла решающую роль в планах строительства германских военноморских сил. Характерной особенностью германской военной стратегии Первой мировой войны была стратегическая разобщенность видов вооруженных сил. В 1914—18 гг. кайзеровские армия и флот фактически вели две параллельные войны против стран Антанты. Флот оспаривал господство на море, стремясь добиться уравнивания сил с противником, чтобы затем сойтись с ним в генеральном сражении, и действовал вне всякой зависимости от происходящего на сухопутном фронте. Однако, как это не парадоксально, германская военно-морская доктрина находилась под сильным влиянием сухопутных взглядов. Генерал Клаузевиц называл бой стратегическим средством. Немецкие адмиралы считали морской бой своей главной задачей и, вследствие этого, Флот открытого моря, несмотря на ряд тактических успехов, не смог достичь каких-либо стратегических результатов. В итоге, его задачи стали сводиться к обеспечению действий 14. По некоторым оценкам, теория Дуэ очень сильно опередила свое время и стала применима только в современных военных конфликтах. 32 подводных сил, ставших главным средством нападения на морские сообщения противника. Но и это новое "состязание" между германскими подводными лодками и силами ПЛО стран Антанты закончилось в пользу последних. Негативный опыт был учтен при подготовке к новой мировой войне. Доктрина "блицкрига" (молниеносной войны) опиралась на единую военную стратегию и предусматривала согласованное использование всех видов вооруженных сил. Однако немецкая единая военная стратегия являлась по сути сухопутной стратегией. Доктрина вермахта основывалась на континентальной геостратегической сущности германского государства. В 1939 г. оно было существенно менее зависимо от моря, чем в 1914 г. Из импортных грузов, доставлявшихся морем, стратегическое значение имели только поставки железной руды из Скандинавии. Большинство вероятных противников Германии имели с ней сухопутную границу. Поэтому основные роли в будущей войне отводились сухопутным и военно-воздушным силам. Однако в грядущих событиях флот также не желал оставаться в стороне. В противоположность метафизическим принципам "британской морской школы" и вытекавшей из них универсальности военно-морской доктрины Великобритании, немецкая военная мысль опиралась прежде всего на эмпирические методы. Новая военно-морская доктрина Германии разрабатывалась на основании глубокого анализа опыта Первой мировой войны и с учетом конкретных вероятных противников. Наиболее видными немецкими военно-морскими теоретиками межвоенного периода являлись О. Гроос, В. Вегенер и В. Гладиш. Вице-адмирал Отто Гроос в трудах "Учение о морской войне в свете опыта мировой войны", "Война на море 1914—1918" и ряде статей в периодических изданиях пытался примирить сторонников крейсерской войны и линейных флотов. Опыт мировой войны показывает,— утверждал Гроос,— что крейсерская война может вестись и в будущем. Подводная война также имеет большое будущее. Однако победу одержит не та сторона, у которой больше крейсеров или подводных лодок, а та, что располагает лучшим флотом открытого моря с достаточным количеством линейных кораблей. Гроос разделял большинство положений британской теории "владения морем" и в частности то, что путь к достижению основной цели морской войны — обеспечению "контроля коммуникаций" — лежит через завоевание морского господства, но в тоже время указал на практическую относительность последнего: "Блокада даже могущественных флотов никогда не могла быть полной, а решительные морские сражения никогда не заканчивались полным уничтожением неприятельского флота. Хотя абсолютное господство на море существует только в теории, но практически оно может быть достигнуто в нужный момент и в нужном месте. В этом смысле господство на море вовсе не означает обладание всеми морскими коммуникациями, а только важнейшими морскими путями для какой-то определенной цели". Кроме того, господство на море носит совершенно различный характер для каждого отдельно взятого государства. В каждом конкретном случае оно определяется тем, в какой мере данное государство и его противник зависят от морских коммуникаций. Географические условия сами по себе могут быть настолько благоприятны, что они изначально дают одной из воюющих сторон контроль над морскими коммуникациями, как это получилось у Великобритании в Первую мировую войну. Слабейшему, считает Гроос, "не остается ничего другого, как путем выигрыша морского сражения стремиться к созданию лучших географических условий". Следовательно, стремление к решительному бою более свойственно 15. Здесь просматривается прямая аналогия с классическим коломбовским определением господства на 33 тому из морских противников, кто находится в худшем стратегическом положении. Тот же, кто сразу владеет морскими путями, не должен подвергать себя излишнему риску быть разбитым в генеральном сражении. Англичане Джеллико и Корбетт за подобного рода суждения подверглись гонениям у себя на родине. В Германии у них нашлось много единомышленников. Четыре года бездействия в "мокром треугольнике" произвели на немецких моряков воздействие гораздо более удручающее, чем почти полная потеря флота по условиям Версальского договора. Поиск выхода из стратегического тупика, в который попал германский Флот открытого моря, более всего занимал умы военно-морских теоретиков межвоенного периода. Изданная в 1929 г. книга вице-адмирала Вольфганга Вегенера "Морская стратегия мировой войны" практически целиком посвящена проблеме захвата стратегических позиций для улучшения условий боевой деятельности флота. Вегенер признавал значение господства на море, но, в отличие от Грооса, считал бесцельным "бой ради боя" (т.е. действия, имеющие своей единственной целью нанести урон неприятелю). В условиях неодинакового географического положения, численное соотношение флотов имеет меньшее значение, чем соотношение морских позиций. В основе стратегического плана войны должна лежать география. Германии надлежало улучшить свое стратегическое положение посредством захвата атлантических портов Франции, а также оккупации Дании и Норвегии. Расширение системы базирования Флота открытого моря лишило бы англичан контроля над торговыми путями и давало немцам ключ к "владению морем". Таким образом, Вегенер в противоположность Мэхэну и Коломбу предлагает отказаться от непосредственной борьбы за господства на море, но достичь его посредством решения конкретных оперативно-стратегических задач, т.е. в британской терминологии "действий в условиях необеспеченного господства". Аналогичную точку зрения отстаивал в своих публикациях и адмирал Вальтер Гладиш: не следует стремиться к "нагромождению большого числа линкоров" и "поиску решения путем боя линейных флотов", нужно "вывести морскую войну из состояния застоя и взяться за решение практических задач". Но в отличие от Вегенера, Гладиш предлагает сконцентрировать основные усилия флота на "торговой войне". Он, в частности, пишет: "До мировой войны было распространено мнение, что перевозка войск и военный транспорт возможны только после захвата господства на море. С началом войны эта доктрина была опрокинута. Также в будущем каждое государство с самого начала организует под защитой своего флота, жизненный подвоз и транспорт в возможно большем масштабе, не давая обмануть себя разными "принципами". Это влечет занятие обширных районов и наряду с тактическим воздействием авиации противника вынуждает к рассредоточению морских сил, которые раньше держались в кулаке". В целом, военно-стратегическая мысль Германии накануне Второй мировой войны характеризуется большим разнообразием взглядов на строительство и боевое использование ВМФ. В германской военно-морской литературе этого периода можно найти немало прогрессивных идей, к которым теоретики других стран пришли много позже. Однако многие теоретические наработки были не- (или не сразу) востребованными. Труды авторитетных военноморских специалистов оказали лишь опосредованное влияние на формирование национальной военно-морской доктрины, т.к. в условиях тоталитарного строя степень влиятельности военного теоретика определялась прежде всего его приближенностью к Гитлеру. Носителями официально принятой системы взглядов являлись первые лица ВМС. море. 34 Идеи Вегенера были учтены командованием Вермахта при планировании военных кампаний 1940 года, в результате которых немцы взяли под свой контроль все атлантическое побережье от Байонны до Киркенеса, однако непосредственно в германской военно-морской доктрине получили слабое отражение. Кораблестроительные программы не предусматривали строительства десантного флота. Весьма любопытно, что здесь немцы и их потенциальный противник по ту строну Ла-Манша, изучая опыт Первой Мировой войны, сделали прямо противоположные выводы, приведшие однако к одинаково негативному результату в военно-морском строительстве. Провал в Дарданеллах утвердил британских военно-морских теоретиков в мысли о невозможности вторжения крупных масс сухопутных войск на побережье, обороняемое неприятелем. Германские специалисты, руководствуясь победоносным результатом Моонзундской операции, наоборот пришли к заключению, что такая высадка может быть легко осуществлена флотом с применением подручных десантно-высадочных средств. В итоге, обе стороны вступили в новую войну, не имея десантных кораблей специальной постройки. В Норвежской кампании для перевозки морского десанта пришлось использовать боевые корабли, а при победоносном завершении Французской кампании немцы оказались не в состоянии высадиться на Британские острова на плечах бежавших с континента остатков английских войск. Широкомасштабное строительство десантных барж и паромов было начато ими только в конце 1940 г. Гораздо более благожелательно руководство ВМС относилось к идеям "торговой войны". Решение в пользу перенесения основной тяжести действий флота на коммуникации противника было принято еще при адмирале Ценкере. "Когда в середине 20-х годов были ассигнованы средства для замены старейших из допотопных линкоров,— вспоминает германский адмирал Фридрих Руге,— военно-морской флот был поставлен перед выбором: удобный путь прибрежного флота или трудный путь флота открытого моря. Было вполне возможно построить в дозволенных рамках16 монитор, небыстроходный, но с мощной броневой защитой, обладающий очень большой живучестью и пригодный для оборонительных операций в Северном море и наступательных — в Данцигской бухте. Главнокомандующий адмирал Ценкер предпочел, однако, совершенно иной тип корабля — с легкой броней и дизельной установкой…" Этот выбор едва ли оказался трудным. Флот береговой обороны, не имеющий в своем составе ни подводных лодок, ни торпедных катеров, и не поддерживаемый с воздуха, был обречен на поражение, тогда как даже одиночные океанские рейдеры могли сказать свое веское слово. В качестве основного вероятного противника Германии в будущей войне в тот период определялась Франция. Германские броненосцы должны были своим появлением в Атлантике заставить французов послать основную часть флота на охрану океанского судоходства и тем самым дать своим эскортным силам возможность беспрепятственно проводить конвои в Северном и Норвежском морях. В конструкции новых броненосцев или, как их еще называли, "карманных линкоров", идея крейсера-истребителя торговли была возведена в абсолют. Из-за финансовых затруднений закладка головного корабля "Дойчланд" состоялась только в 1929 г. — уже при новом главнокомандующем ВМС адмирале Эрихе Редере (занимал этот пост с 1928 по 1943 г.). Редер, защитивший докторскую диссертацию по боевым действиям германских рейдеров в Первую мировую войну, являлся еще более убежденным сторонником "крейсерской войны". Однако принятая при нем военно-морская доктрина не была простой реинкарнацией идей, популярных в последней четверти XIX века. Во-первых, новая концепция борьбы на коммуникациях заключала 35 в себе немалый оборонительный элемент: крейсерские операции имели целью не только истребление морской торговли противника, но косвенно и защиту собственной. Во-вторых, генеральная линия на строительство океанских рейдеров не отрицала значения "москитных" и обеспечивающих сил. В ходе Первой мировой войны немцы извлекли на этот счет немало уроков и получили значительный опыт, в частности в отношении минно-заградительной и миннотральной деятельности. Германский флот планировал улучшить свои стратегические позиции в Северном море, созданием гигантского минного заграждения, тянувшегося от побережья Голландии до норвежских вод, а с включением в круг вероятных противников Советской России использовать минное оружие для нейтрализации ее флота на Балтике. Дальнейшее развитие идей "крейсерской войны" нашло отражение в линейных кораблях типа "Шарнхорст", "Бисмарк" и в последующих нереализованных проектах "дизельных линкоров". Заключение в 1935 г. англо-германского морского соглашения позволило немцам приступить к строительству полноценных линкоров и способствовало росту германских агрессивных внешнеполитических амбиций. Вскоре в числе потенциальных противников оказалась и сама Англия. Гитлеровское руководство осознавало, что обязательным условием победы над ней является наличие сильного флота. Это вылилось в принятие в 1938 г. грандиозного кораблестроительного плана "Z", имевшего своей целью увеличить германские ВМС до размеров, достаточных для сокрушения британской морской мощи. Основной ударной силой нового флота в конечной редакции плана ''Z" должны были стать шесть линкоров с 406-мм и три линейных крейсера с 380-мм артиллерией главного калибра. Все это, однако не означало, возврата к классическим принципам теории "владения морем". Немцы не были склонны повторять ошибок Первой мировой войны и пытаться принудить британский линейный флот к сражению в Северном море, но привели теорию борьбы на коммуникациях в соответствие с постулатом Мэхэна о том, что "успешность крейсерских операций зависит от линейных сил". Они приступили к созданию единых крейсерско-линейных сил, одинаково пригодных как к рейдерским операциям, так и обеспечению последних посредством разгрома сил противодействия в морском бою или сковывания их с использованием метода "fleet in being". Таким образом, был устранен один из существенных изъянов классической "крейсерской" теории, состоявший в том, что перенос основных действий на удаленные коммуникации влечет адекватную защиту (на этот недостаток, в частности, указывал в своих трудах О. Гроос): вслед за рейдерами туда будут посланы мощные группы "охотников"; в конечном итоге, это приведет к одному или нескольким морским сражениям в океане и гибели рейдерского флота, как это случилось в 1914 г. с эскадрой адмирала Шпее. Флот, создаваемый по плану ''Z", должен был напротив превратить "торговую войну" в способ уничтожения флота противника по частям, т.е. в способ борьбы за господство на море. Англо-германское соглашение 1935 г. сняло с Германии ограничения Версальского договора, запрещавшие иметь подводные лодки, торпедные катера и самолеты. Это позволяло существенно увеличить боевой потенциал флота за счет включения в его состав новых родов морских сил. Вместе с тем излишняя увлеченность военно-морского руководства идеями "крейсерской войны" привела к недооценке возможностей "москитного" флота. Выделение ВВС в самостоятельный вид вооруженных сил способствовало их бурному развитию, но одновременно негативно сказалось на судьбе германской морской авиации. . По Версальскому договору Германии запрещалось строить надводные корабли водоизмещением свыше 10.000 тонн. 36 16 Разработка теории применения авиации над морем находилась в Германии в компетенции руководства военно-воздушных сил и была сопряжена с острыми разногласиями между гроссадмиралом Редером и главнокомандующим ВВС рейхсмаршалом Германом Герингом, переходившими в открытую вражду, в которой последний, как правило, брал верх, поскольку пользовался большим доверием Гитлера. Благодаря этому Геринг смог добиться исключительной централизации руководства воздушными силами, лишив флот контроля даже над авиацией корабельного базирования. С другой стороны, командование ВМФ перед войной вопросам боевого применения авиации уделяло недостаточное внимание. Редер отдавал предпочтение традиционным средствам ведения войны на море — крупным артиллерийским кораблям — и был склонен недооценивать возможности воздушных сил. Формирование доктрины ВВС происходило под влиянием идей "неограниченной воздушной войны" Дуэ, с учетом опыта Первой мировой и гражданской войны в Испании и без оглядки на достижения военных теоретиков потенциальных противников. Германские ВВС, в отличие от британских, где имелась специализация различных родов авиации по выполнению самостоятельных воздушных, фронтовых или морских задач, создавались как универсальный вид вооруженных сил, одинаково хорошо пригодный как к решению стратегических задач, заключавшихся в завоевании господства в воздухе и нанесению бомбовых ударов по политическим и промышленным центрам противника, так и к поддержке операций других видов вооруженных сил. Из этого вытекали различия по методам и средствам. В качестве наиболее эффективного средства поражения целей, как наземных, так и морских, рассматривалась бомба, тогда как в британской морской авиации предпочитали торпеду. Англичане, хотя и рассматривали возможность проведения авианосных рейдов против пунктов базирования флота противника, готовили свою авиацию прежде всего к обеспечению действий линейных сил. Немцы наоборот связывали большие надежды с бомбардировкой портов силами авиации берегового базирования. Считалось, что таким образом германские военно-воздушные силы смогут если не разгромить флот противника, то во всяком случае внести большой вклад в борьбу за улучшение морских позиций. Один из уроков испанской войны заключался в том, что республиканцы несли тяжелые потери от воздушных налетов на порты, но, как правило, избегали попаданий при бомбардировке в открытом море. По имевшимся данным, от воздействия авиации в ходе гражданской войны в Испании погибло 166 республиканских и нейтральных торговых судов, кроме того ударами с воздуха был выведен из строя линкор "Хайме I" и еще несколько крупных боевых единиц. Подавляющее большинство — в портах. Даже принимая во внимание завышенность (по торговым судам — вдвое) этих донесений и очевидную слабость противовоздушной обороны республиканцев, представляется вполне логичным сделанный вывод: флот уязвим от бомбардировок ВМБ с воздуха. Первые месяцы Второй мировой войны подтвердили этот, хотя своему успеху — изгнанию британского флота из Скапа-Флоу — германские ВВС были в значительной мере обязаны пренебрежительному отношению англичан к укреплению ПВО своей главной ВМБ17. Большие надежды в Германии связывались с применением пикирующих бомбардировщиков. Дебютировавший в испанском небе, одномоторный пикировщик Ю-87, в целом, оправдал их в ходе норвежской и французской кампаний. Однако ему недоставало радиуса действия для атак кораблей в открытом море, бомбовой нагрузки для поражения крупных 37 бронированных морских целей и скорости для уклонения от атак истребителей. Желание министерства авиации получить дальний скоростной пикировщик было лишь отчасти реализовано в конструкции двухмоторного Ю-88. Но "заставить" пикировать дальний бомбардировщик Хе177, над чем долго бились его конструкторы, не получилось. Сам же самолет из-за этого был принят на вооружение с большим опозданием. В итоге, немцам пришлось вступить в войну, не имея ни полноценной торпедоносной авиации, ни авиации дальнего действия. Первое сильно суживало их возможности в борьбе с крупными боевыми кораблями, второе исключало применение авиации на удаленных коммуникациях противника. Существенным немецким достижением следует считать развитие практики минных постановок с воздуха. Однако этот успех принадлежит скорее военно-морским специалистам, разработавшим авиационную донную мину с магнитным взрывателем, нежели теоретикам ВВС. Несмотря массовое производство авиационных мин и наличие в составе ВВС специальных эскадрилий гидроторпедоносцев, германская минно-торпедная авиация, зародившаяся еще в годы прошлой войны, к началу Второй мировой находилась все еще в зачаточном состоянии. Разобщенность морского и воздушного командований имела своим следствием слабую разработанность вопросов взаимодействия двух видов вооруженных сил. В частности, не была решена проблема организации истребительного прикрытия кораблей в открытом море. Это же обстоятельство сдерживало строительство авианосцев. Ни моряки, ни авиаторы не придавали этому классу кораблей большого значения. Командование ВМФ рассматривало авианосец как обеспечивающий корабль при эскадре линкоров. Руководство ВВС видело в нем опасную затею, грозящую потерей полного контроля над всеми летательными аппаратами, а также неприятную обязанность разработки самолетов палубных типов. Кораблестроительный план "Z" предусматривал пополнение флота авианосцами, причем один из них ("Граф Цеппелин") к началу войны находился в высокой построечной готовности, но, в итоге, так и не был закончен. Как средство ведения "торговой войны" авианосец всерьез не рассматривался, хотя у немцев уже имелся успешный опыт использования на удаленных коммуникациях самолетов корабельного базирования (в 1917—18 гг. на вспомогательном крейсере "Вольф"). Объяснение этому видится нам не только в недостаточной разработанности теории применения морской авиации, но и в приверженности флота к классическому морскому праву, которое запрещало кораблю применять против торгового судна оружие (в т.ч. самолет), не обеспечив предварительно безопасность пассажиров, команды и судовых документов. В оценке эффективности подводных сил большинство немецких военно-морских теоретиков ориентировалось на опыт заключительного этапа подводной войны в Атлантике 1918 г., когда изза повсеместного введения системы конвоев и роста численности сил охранения действия подводных лодок давали небольшие результаты. Считалось, что с появлением "асдика" возможности подводной лодки еще более сузятся. Что касается громких успехов подводных сил в Первой мировой войне, то их признавали значительными только из-за вынужденного бездействия основной части германского надводного флота. При этом не принимался во внимание огромный косвенный эффект подводной войны, состоявший в отвлечении военных сил и материальных ресурсов противника. Оригинальные взгляды высказывал командующий германским подводным флотом капитан 1 ранга Карл Дениц, утверждавший, что с тремя сотнями подлодок поставит Англию на колени. Он считал, что вследствие неблагоприятного географического положения Германии и развития . К 31 октября 1939 г. противовоздушная оборона Скапа-Флоу включала всего восемь тяжелых зенитных 38 17 авиации, прорыв ее надводных кораблей на оперативный простор стал еще более проблематичным, чем в Первую мировую войну. Нахождение германских рейдеров в открытом море и ведение ими боевых действий осложняется еще и тем, что в результате повреждений и снижения боевой мощи они могут оказаться в гораздо большей опасности, чем их противник, имеющий лучшую систему базирования. С этой точки зрения, подводные лодки были гораздо более пригодны как к скрытному развертыванию в океане, так и к действиям в условиях неприятельского морского господства. Еще большим архаизмом командующий германскими подводными силами считал теорию Мэхэна и Коломба. Однако в теоретических взглядах Деница имелось одно существенное заимствование из "классиков": он видел цель подводной войны не в нарушении конкретных морских перевозок, а уничтожении торгового флота противника. Дениц связывал будущее вверенных ему сил с применением ночной групповой тактики, известной впоследствии как тактика "волчьих стай", и с совместными действиями подводных лодок и морской авиации. Отработка групповых действий подводных лодок началась в конце 1935 г., вскоре после сформирования первой германской подводной флотилии "Веддиген". Тактика "волчьих стай" явилась ответом на оснащение англичанами своих кораблей гидролокатором и была призвана преодолеть недостатки дневной одиночной тактики, выявленные еще в ходе Первой мировой войны. Вместе с тем она практически не учитывала новейших достижений в области радиолокации, сделавших впоследствии самоубийственными не только выход в атаку, но даже боевое развертывание лодок в надводном положении. Существенным фактором, ограничивающим применение подводных лодок в борьбе с неприятельской морской торговлей, являлись нормы международного морского права, запрещавшие лодкам атаковать торговое судно без предупреждения и принятия мер по спасению его команды. Предвоенная боевая подготовка немецких подводников в значительной мере игнорировала правовые нормы. Немцы изначально готовились к действиям в условиях "неограниченной подводной войны", хотя первоначально их лодки и получили приказ строго следовать букве 22-й статьи Лондонского морского договора. Жизнеспособность этих норм не вызывала у подводников больших иллюзий, тогда как германский надводный флот готовился воевать строго по законам "призового права". В отношении выбора оптимального типа подводного корабля Дениц выступал против развития класса подводных крейсеров и ратовал за строительство большого числа лодок среднего водоизмещения. "Следовало учитывать то обстоятельство,— писал он,— что подводной лодке исключительно редко приходится вести бой с себе подобной. Поэтому при определении размеров и величины боевой мощи проектируемой лодки полностью отпадает чрезвычайно важный вопрос, учитываемый при строительстве кораблей других классов: какой мощью обладает соответствующий класс корабля у потенциального противника? При строительстве подводных лодок вовсе не обязательно было подражать тому соперничеству, которое развернулось в наше столетие в отношении надводных кораблей между всеми державами, каждая из которых неустанно следила за вооружением противника. Боевая мощь подводной лодки не возрастает прямо пропорционально ее размерениям, как у других боевых кораблей. Напротив, если превысить определенную границу, некоторые особенно ценные боевые качества подводной лодки ухудшаются". Наряду подводными лодками, по мнению Деница было необходимо строить корабли обеспечивающих классов: эскадренные миноносцы, тральщики и прорыватели заграждений. орудий и одну истребительную эскадрилью авиации ВМФ. 39 Большинство идей командующего подводными силами до начала войны не находили поддержки ни у главного командования ВМС, ни у руководства страны. Когда в конце 1938 г. Гитлеру были представлены два варианта плана "Z", он, по рекомендации Редера, отверг вариант, где основной упор делался на строительстве крейсеров и подводных лодок. Сам Гитлер питал к крупным надводным кораблям патологическую привязанность, характерную правителям тоталитарных государств. Однако с началом военных действий ему пришлось изменить свою позицию в этом вопросе. План "Z" был еще очень далек от претворения в жизнь, и подводные лодки оказались единственным родом сил, способным эффективно бороться с морской торговлей противника. В этих условиях германское военно-политическое руководство приняло решение закончить достройку только тех крупных надводных кораблей, которые находились в высоких степенях готовности, а высвободившиеся судостроительные мощности и ресурсы обратить на строительство подводных и легких сил флота. Хотя из-за неготовности судостроительной промышленности к такой переориентации "мобилизационный" план постоянно недовыполнялся, а подводные лодки, по признанию самого Деница, в первые месяцы войны зарекомендовали себя не столь хорошо, как на блестящих маневрах летом 1939 г., это решение стало еще одним и последним поворотным пунктом в развитии германской теории "крейсерской войны". Подводная лодка заняла в ней место основного "наступательного" средства, оставив за надводными кораблями второстепенную обеспечивающую роль. Значительное место в германском военно-морском искусстве заняла разработка вопросов повседневной боевой деятельности. Зародившаяся в ходе русско-японской она включала ведение разведки на театре и целый комплекс оборонительных и обеспечивающих мер. Опыт Первой мировой подтвердил: морская война — это не только походы и бои, но и несение дозорной службы, траление, противолодочное патрулирование и прочая повседневная "рутина". Наряду с использованием малых боевых кораблей специальной постройки, к выполнению этих задач планировалось привлечь большое число мобилизованных судов. Сделанные в предвоенное время технические наработки в этой области, вкупе с разработкой теории их боевого применения, позволили немцам в короткие сроки создать многочисленный и эффективно действующий флот береговой обороны. Советский Союз Исторически в основе строительства российского флота лежат две основные стратегические идеи: флот прибрежного действия и океанский флот, способный отстаивать интересы страны за пределами омывающих ее морей. Именно океанский флот, состоявший из мощных эскадренных броненосцев и крейсеров-рейдеров, на рубеже XIX и XX веков определял место России в числе ведущих военно-морских держав и отсутствовал у нее к началу Второй мировой войны. Наша страна являет собою пример континентального государства, способного, с определенными допущениями, довольствоваться самыми незначительными морскими силами. Такого мнения, в частности, придерживался видный советский военачальник М.Н. Тухачевский: "Мы находимся в положении прямо противоположном Японии и Англии. Морскими операциями даже самых мощных мировых империалистов нельзя нарушить ни нашей экономической, ни политической целостности. У нас нет такой внутренней коммуникации, которой могли бы угрожать морские флоты противника. Правда, нам может угрожать десант. Но, во всяком случае, не морская операция угрожает нашим тылам, а те сухопутные действия, которые будут развиваться в результате десанта. С точки зрения задач обороны, морской флот играет чисто вспомогательную роль при выполнении наших операций. Сухопутная армия и воздушный флот — 40 вот основные киты, на которых фактически зиждется наша оборона страны. Чем больше средств мы здесь сосредоточим, тем больше выиграет дело обороны". Эта точка зрения нашла отражение в приказе Реввоенсовета СССР № 390 от 22 июля 1926 г. о преобразовании Управления ВМС СССР в Управление ВМС РККА, т.е. ликвидации флота как самостоятельного вида вооруженных сил. Именно отсюда берет начало характерная для нашей страны тенденция к унификации сухопутного и морского военного искусства, механического переноса на море методов и приемов сухопутной войны. С другой стороны, отказ от флота ставил крест на великодержавных амбициях. В условиях разрухи 20-х годов молодое Советское государство было не в состоянии не только закладывать новые корабли, но и поддерживать в удовлетворительном состоянии имеющиеся. Однако по мере роста производительных сил и укреплению обороноспособности, позволившего СССР с середины 30-х годов перейти к активной внешней политике, наметились экономические предпосылки и политическая необходимость обладания "морской мощью". Этот же период ознаменован полной победой И.В. Сталина над своими противниками в верхушке ВКП(б) посредством массовых репрессий и окончательным отказом партийного руководства страны от иллюзий в отношении "классовой солидарности трудящихся разных стран", "мировой революции" и переходом к прагматичному политическому курсу. Развитие советской военно-морской теории в межвоенный период происходило под влиянием следующих факторов: а) развитие экономики СССР; б) тоталитарная политическая система; в) военно-географические особенности, характеризующиеся континентальной геостратегической сущностью государства, суровыми климатическими условиями, разобщенностью и удаленностью морских театров; г) многочисленность потенциальных противников из числа капиталистического окружения; д) дефицит грамотных военно-морских специалистов; е) кризис теорий Мэхэна и Коломба, лежавших в основе прежней военно-морской доктрины. Процесс формирования новой теории советского ВМФ проходил тяжело. Первоначально обсуждение ключевых проблем военно-морской теории происходило в форме публичных дискуссий, результаты которых широко освещались в военной периодике. Первая такая дискуссия "Какой РСФСР нужен флот?" состоялась в 1922 г. В ходе этой дискуссии впервые был поставлен вопрос о разработке теоретиками РККФ собственной концепции "малой войны на море" в качестве альтернативы классической англо-американской теории, неприемлемой на тот момент для Советской республики как по своему военно-техническому, так и по социальнополитическому содержанию. Решение данной задачи вылилось в новую продолжительную дискуссию. Непосредственное участие в ней приняли начальник Учебно-строевого управления УВМС РККА М.А. Петров, начальник Военно-Морской академии Б.Б. Жерве, начальник штаба дивизии линейных кораблей Балтийского моря К.И. Душенов, адъюнкты Военно-Морской академии А.П. Александров и А.М. Якимычев. Вовлеченными в дискуссию оказался весь высший командный состав ВМС, а также командование РККА во главе с М.Н. Тухачевским и В.К. Триандафилловым. Доктрина "малой войны на море" была утверждена в качестве официальной на расширенном заседании Реввоенсовета СССР 8 мая 1928 г., но споры не утихали и после этого. Само утверждение, что решающие действия в предстоящей войне будут вестись на суше, не вызывало возражений ни у одной из сторон дискуссии, но имелись расхождения во взглядах на 41 роль и место в вооруженной борьбе на море различных родов сил флота и классов кораблей, а также степени необходимой боевой активности. Идея использования "москитного флота" в борьбе с превосходящим противником была ненова. Минные суда заявили о себе еще в русско-турецкую войну 1877—78 гг. Многие элементы теории "малой войны" нашли отражение в опубликованном в 1897 г. труде С.О. Макарова "Рассуждения по вопросам морской тактики". В ходе Первой мировой войны русский флот добился значительных успехов в применении минного оружия и устройстве минноартиллерийских позиций. В советское время идея замещения "москитным флотом" линейных сил была впервые высказана профессором Военно-морской академии Б.Б. Жерве в докладе, сделанном в 1923 г. на заседании военно-морского научного общества. В прошлом сторонник теории "владения морем", Жерве предпринял попытку обратиться к концепции "малой войны" в поисках выхода из сложившегося тупика, связанного с невозможностью строить крупные боевые корабли. Жерве рассматривал "малую войну на море", как "операции против неприятельского флота, производимые миноносцами, подводными лодками, минными заградителями и воздушными силами, имеющие целью, в своей совокупности, всемерное ослабление главных сил противника, дабы этим добиться более выгодного соотношения между ними и главными силами своего флота, подготовляя таким образом обстановку для перехода последнего к борьбе за спорное владение морем". М.А. Петров предлагал рассматривать "малую войну" как совокупность боевых действий ВМС, проводимых по единому замыслу и плану, и как альтернативу генеральному сражению в условиях решающего превосходства в силах на стороне неприятельского флота. Творчески развив классическую морскую идею "малых активных операций" как метода оспаривания морского господства, он предложил отказаться от борьбы за "общее владение морем" и сосредоточиться на достижении оперативного господства у своего побережья с использованием легких сил флота, подводных лодок, авиации и минно-позиционных средств. Оба теоретика считали, что "становым хребтом" флота являются линейные корабли, без которых флот не может быть эффективным военным и политическим инструментом. Теория "малой войны" виделась им "промежуточной ступенью" к созданию мощного океанского флота. Тогда как строительство новых линкоров стране было не по средствам, непосредственным практическим отражением их идей стала широкомасштабная модернизация старых дредноутов (первым ее в 1928–31 гг. прошел "Марат"). На них заменили котлы, полностью переведя корабли на нефтяное отопление, дизель-генераторы, демонтировали не оправдавшие себя турбины крейсерского хода, изменили архитектуру надстроек и носовой трубы, усовершенствовали системы связи и навигации, установили новые приборы управления стрельбой. Оппоненты Жерве и Петрова, которыми являлись как армейские теоретики, так и "рабочекрестьянские" выпускники Военно-морской академии, отрицали по существу возможность ведения флотом действий не только стратегического, но даже оперативного масштаба, ставили под сомнение целесообразность активных, наступательных операций. Теория "малой войны" в их понимании превращалась в теорию "береговой обороны". Спор между профессорами и адъюнктами Военно-морской академии известен как дискуссия "старой" и "молодой" школ18. "Моряки-коммунисты", как называли себя представители . Термин "старая школа" был впервые употреблен И.М. Лудри в опубликованной в 1927 г. в журнале "Морской сборник" статье "Красный флот в составе Вооруженных сил Республики" по отношению к его оппонентам из числа бывших офицеров царского флота. 18 42 последней, яростно критиковали старых "спецов" за приверженность буржуазным идеям Мэхэна и Коломба и доказывали, что основное назначение Красного флота, состоит не в оспаривании морского господства, а в "защите завоеваний революции", т.е. политических и экономических центров от ударов с моря. Они считали, что развитие подводных лодок и авиации свело на нет ценность всех ранее существовавших военно-морских теорий, строительство крупных боевых кораблей стало неоправданно, основу ВМС должны составлять подводные лодки. Фактически же, критике "новой школы" подвергалась сама идея активных морских операций. "Лозунги "в открытое море", "навстречу врагу",— писал в одной из своих статей К.И. Душенов,— ведут к разделению наших сил и облегчают этим противнику возможность разбить нас по частям. Как это, на первый взгляд, ни парадоксально звучит, зерна пораженчества, в худшем понимании этого слова, скрыты именно в этих сверхактивных лозунгах, несоразмерных с действительностью". Оценивая теоретическое наследие "молодой школы", необходимо отметить, что взгляды ее представителей более соответствовали военно-политической и экономической конъюнктуре конца 20-х — начала 30-х годов. Есть и еще одно, важное, обстоятельство ставившее под сомнение приложность "классической морской идеи" к советским условиям, а именно слабость командных кадров и несоответствие образовательного и культурного уровня призывного контингента требованиям флотской службы. В то же время теоретические положения "старой" и "молодой" школы имели много общего — отчасти из-за необходимости увязывать свои взгляды с фактором среды, а отчасти — ввиду того, что представители последней, будучи неспособными к самостоятельному оперативному мышлению, одновременно с критикой широко практиковали заимствования теоретических наработок "старой школы". Взгляды "молодой школы" были в значительной мере вторичны не только по отношению к "старой школе". Другим своим "флангом" они смыкались с точкой зрения сухопутного командования, считавшего морские силы пригодными для решения ограниченного круга тактических задач. В частности М.Н. Тухачевский утверждал, что в войне с сильным капиталистическим государством или блоком государств советский флот неизбежно будет заперт в Финском заливе и не сможет сыграть сколько-нибудь существенной роли в войне; все наступательные задачи должны решаться сухопутными войсками, а оборона побережья в тылу действующей армии обеспечиваться, в первую очередь, подвижной береговой артиллерией, запасными и резервными воинскими частями, которые "обеспечат фланги и смогут опрокинуть производящиеся десанты", с помощью бомбардировочной авиации берегового базирования, и лишь, в последнюю очередь, самим морским флотом, "рассчитанным в своем развитии для участия в общем комплексе береговой обороны". Памятником военно-научной деятельности "старой школы", помимо большого числа книжных и журнальных публикаций, стал созданный М.А. Петровым и введенный в действие в 1930 г. первый советский "Боевой устав ВМС РККА" (БУ-30). Взгляды "молодой школы" в значительной мере воплотились во "Временном боевом уставе морских сил РККА" 1937 г. (БУМС-37)19. Трагично, что введение в действие этих документов оба раза практически совпадало по времени с репрессиями против сформировавших их "школ". "Боевой устав ВМС РККА" 1930 г. на стратегическом уровне ограничивал флот выполнением второстепенных, оборонительных задач, но на оперативном и, особенно, . Правда, самим представителям "молодой школы" написание боевого устава оказалось не под силу. Непосредственным автором "БУМС-37" стал начальник командного факультета ВМА контр-адмирал С.П. Ставицкий, бывший офицер царского флота, но отлично приспособившийся к новым реалиям. 43 19 тактическом уровнях он предоставлял широкие возможности активных действий. Следует заметить, что такая постановка задач отчасти согласуется с постулатом С. Бриджа, что "морская война, как бы, сильно ни проникало в ее методы наступательное начало, имеет в действительности своим прямым назначением оборону". В тоже время первый советский боевой устав ВМС во многом противоречил классической военно-морской теории. Например, линейные корабли, хотя и названные в "БУ-30" "основой боевой мощи флота", имели два варианта использования в морском бою: "в составе главной атакующей части", либо для обеспечения и поддержки легких сил, тогда как во всех зарубежных флотах, наоборот, легкие силы предназначались для обеспечения всех видов обороны и поддержки линкоров, решающих главную задачу. Принципиально важной особенностью "Боевого устава ВМС РККА" 1930 г. стало требование совместного и сосредоточенного использования сил и средств. Особое внимание в уставе уделялось основам ведения десантных и противодесантных операций. Им посвящены две большие главы. Резко контрастирует с этим небрежение борьбой на торговых коммуникациях. Задача защиты собственной морской торговли, в силу ее незначительности для СССР, флоту не ставилась. Действия по нарушению неприятельских сообщений (посвященная им глава 22-я глава умещается всего на одной странице) рассматриваются как элемент малых активных операций, вне связи с их влиянием на экономику и боеспособность противника. Гораздо большее внимание в "БУ-30" уделялось набеговым действиям против неприятельских баз и побережья. Главную же роль в борьбе с вражескими морскими перевозками должны были играть подводные лодки "в порядке особой, рассчитанной на длительный период времени операции". Принятие в 1937 г. нового "Временного боевого устава морских сил РККА" было связано с необходимостью приведения морского устава в соответствие с утвержденной в 1935 г. сухопутной "Инструкцией по глубокому бою". Принципы теории "глубокой операции" требовали добиваться массированного применения войск, поражения противника на всю глубину его оперативного построения, стремиться к изоляции главного объекта действий, сковыванию противника на второстепенных направлениях. Принцип "единства советской военной доктрины" нашел свое отражение в максимальной унификации положений нового военно-морского и действующего полевого устава Красной Армии. Линкорам и другим крупным артиллерийским кораблям во "Временном боевом уставе" 1937 г. отводилась исключительно скромная роль. Их применение признавалось целесообразным лишь "в условиях, обеспечивающих действительность и быстрый результат артиллерийского огня и сохранение своей живучести". Решение же основных боевых задач в прибрежных районах возлагалось главным образом на легкие силы флота, а в отдаленных районах морских театров — на авиацию и подводные лодки. Положения "БУМС-37" отразили переворот во теоретических взглядах на роль авиации как морского ударного средства. Если в "БУ-30" возможность нанесения главного удара силами морской бомбардировочной авиацией только рассматривалась, то "БУМС37" утверждал способность последней к самостоятельному нанесению мощных бомбовых и минно-торпедных ударов по кораблям вражеского флота, торговым коммуникациям, морским и воздушным базам противника. "В дневном бою маневренного соединения,— значится в изданной ВМА ВМФ им. К.Е. Ворошилова брошюре "Введение в общую тактику морских сил",— линейные корабли наиболее пригодны для использования их в качестве поддержки отдельных тактических групп с цель. создания устойчивости всего соединения и лучшего направления ударов легких сил, авиации и подводных лодок, в условиях нахождения флагманского командного пункта соединения на 44 линейном корабле". Впрочем, такому "обесценению" крупных артиллерийских кораблей немало способствовали конструктивные недостатки старых линкоров типа "Марат", которые даже в свои лучшие годы не покидали пределов минно-артиллерийской позиции, созданной в устье Финского залива, а по прошествии времени, несмотря на модернизацию, уже вовсе не отвечали "мировым стандартам". Хуже, что на основании этого в ранг "обеспечивающих сил" перевели весь класс линкоров, в том числе и новых проектов. Отказ от линейного корабля как основы боевой мощи флота потребовал более тщательной разработки принципов массирования и взаимодействия сил и средств. В "БУМС-37", в отличие от "БУ-30", указывалось, что для разгрома противника недостаточно просто совместного и сосредоточенного использования морских сил, а необходимо их четкое и непрерывное взаимодействие "на всю глубину боевых порядков". Оптимальной организационной формой для сил, взаимодействующих в морском бою, признавалось маневренное соединение, состоящее из корабельных и авиационных тактических групп и боевых единиц. Анализ руководящих документов ВМФ СССР, введенных в действие в 1930—40 гг., позволяет говорить о стремлении детально регламентировать тактические действия как о ведущей тенденции в развитии системы официальных взглядов на применение морских сил. Низкий уровень подготовки командных кадров требовал этого. Вместе с тем исследования советских военно-морских теоретиков межвоенного периода не имели своим результатом создание цельной теории оперативно-стратегического применения ВМФ. Основная причина этого состояла, на наш взгляд, в разобщенности военно-научных и командных кадров ВМФ, некомпетентности последних. За рубежом люди, занимавшие высшие командные посты в ВМФ, являлись, если не непосредственно разработчиками доктрин и теорий, то носителями определенных сформировавшихся взглядов на строительство и применение морских сил. Отечественная военноморская наука дала немало оригинальных и разумных идей, однако первые лица военно-морского ведомства не смогли, или не захотели их осознать, усвоить и развить. С середины 30-х годов все важные решения, связанные с флотом, стали приниматься лично И.В. Сталиным или его ближайшим окружением. Степень увлеченности советского вождя военноморским строительством находилась в очевидной связи с развитием социалистической экономики. Не проявлявший поначалу никакого интереса к военно-морским проблемам, Сталин приступил к созданию сначала "малого", а потом "большого морского и океанского" флота, однако делал он это, подчас опережая реальные возможности кораблестроителей, и не советуясь с военно-морскими специалистами, из-за чего и те, и другие то и дело попадали в нелегкое положение. Сама идея флота как атрибута мощного индустриального государства и инструмента активной внешней политики в конце 30-х годов уже ни у кого не вызывала возражений. Но вот конкретные методы реализации этого инструмента остались неясными. Значительная часть военно-морских специалистов предпочитала вообще не касаться вопросов стратегического применения ВМФ, посвятив себя более нейтральной оперативно-тактической тематике. Из-за этого, советская военно-морская мысль оказалась не способной в краткие сроки ни адаптировать классическую англо-американскую морскую стратегию для российских условий, ни разработать альтернативной собственной. В итоге, вопросы стратегического применения ВМФ накануне войны оказались наиболее слабым (а по сути, отсутствующим) элементом советского военноморского искусства, а строящийся флот ни по своему теоретическому обоснованию, ни по техническим заданиям не стал "океанским". На уровне "большой стратегии" этот изъян советского военно-морского искусства удалось ликвидировать только в 70-е годы, ознаменованные новым 45 взлетом российского военно-морского могущества. Взгляды командования ВМФ СССР на эту проблему были отражены в книге адмирала флота Советского Союза С.Г. Горшкова "Морская мощь государства". Не следует, однако, недооценивать достижений советской военно-морской мысли межвоенного периода, многие из которых, хотя и не были в полной мере востребованы в нашем флоте, могли бы быть с успехом использованы во флотах ведущих морских держав. Это относится, прежде всего, к разработке теории оперативного искусства. Еще в 1924—25 гг., работая над академическим курсом морской тактики, М.А. Петров выявил существование нового элемента теории применения ВМФ, пограничного между стратегией и тактикой, который он охарактеризовал как "боевая деятельность флота". Последующие исследования теоретика были направлены на развитие теории ведения операций флота в качестве альтернативы теории "владения морем". Петров рассматривал искусство ведения операций как проблемное направление морской тактики наряду с искусством ведения боя, тогда как в зарубежных флотах, оно являлось частью стратегии (так называемая "малая стратегия"). В качестве самостоятельного элемента теории применения ВМФ оперативное искусство в СССР обособилось в середине 30-х годов, значительно раньше, чем в других странах. Введение в действие в 1940 г. "Временного наставления по ведению морских операций" (НМО-40) окончательно закрепило это обособление. Основную работу по подготовке наставления выполнил заместитель начальника ВМА капитан 1 ранга В.А. Петровский, опираясь на труды начальника кафедры оперативного искусства ВМА контр-адмирала В.А. Белли, а редактировал документ И.С. Исаков. Операция как форма военных действий появилась еще в Первую мировую войну. Но сам термин "операция" в рассматриваемый период обычно употреблялся в качестве синонима боевым действиям, и лишь течением времени эволюционировал до современного определения операции, как "совокупности согласованных и взаимосвязанных по цели, задачам, месту и времени сражений, боев, ударов и маневров разнородных сил (войск), проводимых по единому замыслу и плану". "Временное наставление по ведению морских операций" трактовало операцию как "сумму боев и маневров, направленных к достижению оперативной цели", без указания на то, что бои и маневры должны проводиться по единому замыслу и плану, однако это вытекало из текста последующих глав. Наряду с этой дефиницией "НМО-40" вводит еще одну исключительно важную: "оперативный режим на театре". Это понятие было призвано стать альтернативой англоамериканскому "владению морем". "Оперативный режим,— значится в наставлении,— должен поддерживаться как повседневной боевой деятельностью флота, так и операциями основных сил флота, причем достижение этого режима не должно превращаться в самоцель, а наоборот самообеспечивать решение главных задач флота". Несмотря на очевидную аналогию с господством на море, эта категория трактовалась советским военно-морским искусством значительно шире, нежели просто "контроль морских коммуникаций". Оперативный режим складывался из обеспечения своих прибрежных районов и баз от ударов противника, обеспечения пользования своими коммуникациями, обеспечения своего развертывания и передвижения, систематического наблюдения за противником, затруднения и стеснения действий противника. Налицо смешение двух форм: операций по уничтожению морских сил противника и повседневной боевой деятельностью флота — с явным акцентом в пользу последних и полной утратой стратегического содержания. 46 Подразумевало ли "Временное наставление" возврат советского военно-морского искусства к идее "владения морем"? Безусловно, нет. Вполне недвусмысленно высказался на этот счет вицеадмирал С.П. Ставицкий, сделавший на совещании руководящего состава ВМФ 1940 г. доклад о применении надводных кораблей: "Часто ставится такой вопрос: куда направлять главный удар — на силы которые мешают решать поставленную задачу или на достижение поставленной задачи? Правильнее бывает в большинстве случаев стремиться решать задачу, т.е. идти прямо к цели. Это обязывает противника сосредоточить туда же свои силы и этим показать, чем он может помешать решению задачи. Если хорошо подготовлен сосредоточенный удар в бою, то противник обязан поставить свои силы под этот удар, и тут вопрос может быть решен успешно". Хотя "НМО-40" называло "уничтожение или парализацию флота противника" самым решительным методом вооруженной борьбы на море, основные усилия боевой деятельности ВМФ оно нацеливало на решение конкретных задач: "борьбу за морские сообщения" и "борьбу за берега". В соответствии с этим были определены основные типы морских операций. В зависимости от поставленной задачи и выбора главного направления проведения они подразделялись на: а) самостоятельные, проводившиеся исключительно силами флота (против морских сил противника, на морских сообщениях, против баз и береговых объектов, по захвату шхерных и островных районов); б) совместные, которые предстояло проводить во взаимодействии с сухопутными войсками (поддержка фланга армии, десантные и противодесантные операции, удары по береговым объектам); в) обеспечивающие (повседневные), направленные на обеспечение оперативного режима на морском театре. В зависимости от других признаков "НМО-40" подразделяло морские операции на: а) в зависимости от повторяемости — на систематические и эпизодические; б) в зависимости от постановки задач — на наступательные, оборонительные и встречные; в) в зависимости от очередности проведения — на последовательные и параллельные; и излагало особенности двенадцать типов морских операций, а именно: разведывательных, по уничтожению неприятельского флота в море, набеговых против береговых объектов противника, на неприятельских коммуникаций и по ведению морской блокады, по обеспечению своих коммуникаций и прорыву вражеской блокады, минно-заградительных, тральных, десантных, противодесантных, по поддержке фланга армии, в шхерном районе, в зимних условиях. При рассмотрении сил флота, которые должны привлекаться к участию морским операциях, "Временное наставление" делает выбор в первую очередь в пользу крупных надводных кораблей: "Учитывая значение артиллерийского оружия, как главного и универсального, ядром флота, в общем случае, являются надводные корабли, обладающие сильным артиллерийским вооружением — крейсера и линкоры". Это положение "НМО-40" находилось в коренном противоречии с действующим "Временным боевым уставом морских сил РККА". Вместе с тем "НМО-40" отдавало должное и легким силам флота как "наиболее универсальным в современных условиях войны". В случае, если главной задачей флота является нарушение неприятельских морских сообщений, основным и наиболее пригодным для действий на коммуникациях родом сил флота являются подводные лодки. В остальных операциях использование подводных сил "должно быть основано на оперативном взаимодействии с надводными кораблями, морской авиацией и береговой обороной. Морская авиация является "одним из главнейших и обязательных средств, 47 обеспечивающих операции и повседневные действия флота. Она может использоваться в морских операциях как во взаимодействии с кораблями и береговой обороной, так и самостоятельно". Расхождение между "НМО-40" и "БУМС-37" в вопросе о роли крупных артиллерийских кораблей обуславливается стремлением в полной мере реализовать боевые возможности линкоров и тяжелых крейсеров, предусмотренных программой "Большого морского и океанского флота". Однако начавшаяся война помешала осуществить строительство этих кораблей. Что же касается самого "НМО-40", то его положения были слабо реализованы в годы Великой Отечественной войны как по причине ограниченности масштабов вооруженной борьбы на море, так и из-за трудности их усвоения командным составом ВМФ. В послевоенные годы с учетом накопленного боевого опыта теория морской операции была существенным образом скорректирована, прежде всего, в пользу приоритетности совместных с сухопутными войсками боевых действий. Еще одним несомненным достижением отечественного военно-морского искусства межвоенного периода стала разработка теории "сосредоточенного (комбинированного) удара". Первые попытки обоснования этой формы оперативно-тактических действий в качестве альтернативы классическому морскому бою встречаются опять-таки в ранних в публикациях М.А. Петрова. Метод "комбинированного удара" был разработан в конце 20-х годов А.М. Якимычевым и заключался в одновременной атаке противника надводными кораблями, подводными лодками и авиацией, с использованием береговой артиллерии и минно-позиционных средств. Фактически "комбинированный удар" представлял собою генеральное сражение, в котором "москитный флот" сражается с линейным флотом противника (описание подобного сражения можно найти и в опубликованной в 1930 г. книге итальянского военно-морского теоретика Джузеппе Фиорованцо "Война на море и интегральная война"). Однако реальность успешного единовременного применения столь разнородных сил небезосновательно вызывала сомнения даже у самых убежденных сторонников "малой войны". Помимо трудности организации тактического взаимодействия, существенно различались условия для эффективного боевого использования: подводным лодкам необходимы глубины, крейсерам и миноносцам — простор для маневра, торпедным катерам — сравнительная близость к свои базам. В итоге, по здравому размышлению, единым остался только сам объект боевого воздействия, тогда как наносящие по нему удар силы и средства должны были вводиться в бой последовательно, в оптимальных для каждого рода сил условиях. Эта оперативно-такическая форма получила название "сосредоточенный удар". Вместе с тем не утратило силу положение о "комбинированном ударе", который был признан "высшим уровнем сосредоточенного удара". К концу тридцатых годов "сосредоточенный удар" представлял собой переходную форму боевых действий, которая по способам боевого применения сил и средств могла быть отнесена к одной из разновидностей морского боя, а по целям и по масштабу — к морской операции по уничтожению неприятельского флота в море. Данный метод подразумевал переход от эпизодического взаимодействия разнородных морских сил к признанию взаимодействия в качестве важнейшего из принципов военно-морского искусства. По опыту операций Первой мировой войны в Рижском заливе и Дарданеллах, наиболее перспективным считалось нанесение "сосредоточенного удара" на заранее подготовленной минно-артиллерийской позиции. Такие позиции планировалось создать в Финском заливе, горле Белого моря, на подходах к Владивостоку и Севастополю. Основными недостатками метода "сосредоточенного удара" являлись: а) сильная зависимость от минно-позиционных средств; 48 б) несоответствие существовавшему уровню технического совершенства средств разведки и связи; в) сомнительное положение о свободе маневрирования силами и средствами стороной, наносящей сосредоточенный удар в условиях необеспеченного господства на море; г) непомерно высокие, с точки зрения существовавшего уровня грамотности командных кадров и боевой выучки личного состава РККФ, требования по организации боевого взаимодействия между различными родами сил флота; д) зацикленность морского командования только на этой форме их боевого применения, повлекшая неподготовленность к другим как в отношении общей сбалансированности по родам сил и классам кораблей, так и по боевой подготовке, отчего РККФ оказался бессилен противостоять применению методов "малой войны" противником. Весьма высоко может быть оценен вклад советской военной науки в развитие теории десантной операции. Высадка морских десантов в течение всего межвоенного периода рассматривалась как один из важнейших видов совместных боевых действий армии и флота. В "Временном наставлении по ведению морских операций" этому вопросу посвящена отдельная глава. Сущность морской десантной операции, согласно "НМО-40", заключалась в "осуществлении маневра сухопутных сил через море с целью воздействия на фланг, войсковой или глубокий тыл противника или с целью перенесения войны на территорию противника". В зависимости от масштабов и значения десантной операции наставление классифицировало десанты на стратегические, оперативные, тактические и диверсионные. Существенной новацией явилась разработка высадки воздушного десанта в интересах морской десантной операции. Высадки морских десантов отрабатывались на маневрах, учениях, а также в ходе оперативных и штабных игр. Однако отсутствие десантных кораблей и десантно-высадочных средств не позволяло на практике реализовать прогрессивные военно-теоретические взгляды. Фактически в ходе учений и маневров высаживались небольшие десанты (силою рота—батальон), которые условно обозначали более крупные десанты. В следствие этого, многие теоретические постулаты не получили практического подтверждения. Их апробация состоялась уже во время войны. Соединенные Штаты Америки Начиная с 90-х годов XIX века США строили океанский линейный флот под влиянием идей адмирала Мэхэна. Американская морская стратегия базировалась на принципах теорий "морской силы" и "владения морем". Основными формами боевого применения флота считалось генеральное сражение и блокада. Первой книгой Мэхэна, сразу принесшей ему мировую известность было исследование "Влияние морской силы на историю (1660–1783)", опубликованная в 1890 г. и впоследствии переиздававшаяся в США и Великобритании более тридцати раз, а также переведенная на все европейские языки. Четыре годя спустя вышла в свет вторая книга Мэхэна: "Влияние морской силы на Французскую революцию и Империю (1793—1812)", являющаяся продолжением первой работы и выдержавшая в Англии и США семнадцать изданий и также переведенная на многие европейские языки. В 1897 г. появилась "Жизнь Нельсона", далее последовали: "Жизнь адмирала Фаррагута", и "Флот США в Гражданской войне", и "Уроки войны с Испанией", и "История войны в Южной Африке (1899—1900)". И наконец, в 1911 г. Мэхэн опубликовал академический 49 труд "Морская стратегия", в основу которого лег его лекционный курс в Военно-морском колледже. Теоретические взгляды Альфреда Мэхэна явились воплощением идей маринизма, согласно которым мировой океан есть совокупность коммуникационных линий, связывающих "разъединенные морем" страны, и судьбы человечества решаются на океанских просторах. Причину многих войн Мэхэн видел в "столкновении интересов, noрождавшем попытками добиться большей доли в выгодах морской торговли, если не захватить ее полностью" и рассматривал "морскую силу" в качестве важнейшего фактора достижения мирового господства. Для выражения понятия "морской силы" (точнее "морской мощи") он использовал формулу: морская мощь (sea power) есть военный флот (navy), плюс торговый флот (merchant marine), плюс морские базы (naval bases). Систему базирования Мэхэн считал исключительно важным элементом морского могущества. Особо много внимания этому вопросу было уделено в его книге "Морская стратегия". Наиболее выгодным, по мнению автора, являлось островное положение государства, стремившегося к морскому могуществу, с протяженной береговой линией, изрезанной заливами, бухтами и гаванями, особенно расположенными в устьях судоходных рек, где можно развернуть строительство портов и военно-морских баз. Мэхэн доказывал, что США обладают всеми чертами островной страны, поэтому должны обладать "морской силой". Уязвимый элемент американских морских позиций он видел в необходимости разделения флота на атлантический и тихоокеанский. Рассматривая борьбу на океанских коммуникациях, Мэхэн писал: "Не захват отдельных кораблей и конвоев неприятеля, хотя бы и в большом числе, расшатывает могущество нации, а подавляющее превосходство на море, изгоняющее с его поверхности неприятельский флот или дозволяющее появление последнего лишь как беглеца; такое превосходство позволяет установить контроль над океаном и закрыть пути, по которым торговые суда движутся от неприятельских берегов и к ним". Законы военно-морской стратегии Мэхэн считал вечными и неизменными. Он писал: "От времени до времени здание тактики изменяется или всецело сносится, но старые основания стратегии остаются столь непоколебимы, как будто они покоятся на скале". Однако после окончания Первой мировой войны эта точка зрения нашла множество оппонентов, подвергших критике классическую военно-морскую теорию. В США тон задавали авиаторы. Наиболее заметной фигурой среди них был генерал Уильям Митчелл, поставивший под вопрос саму целесообразность строительства ВМФ. Митчелл утверждал, что военно-воздушные силы должны стать независимым и отныне основным видом вооруженных сил; авиация будет господствовать над морскими пространствами, оперируя с баз, расположенных на суше, и никакие надводные корабли, независимо от того, базируются на них самолеты или нет, не в состоянии с ней конкурировать. Поэтому Митчелл настаивал на упразднении военно-морских сил, за исключением подводных лодок. Контроль над морскими пространствами не может осуществляться надводными кораблями в такую эпоху, когда существуют такие непобедимые противники, как авиация и подводные лодки; авиация полностью заменила военно-морской флот или армию в качестве нашей первой линии обороны; главным оружием войны на море является подводная лодка, наилучшим средством обороны от атак подводных лодок являются также подводные лодки",— таковы основные положения теории Митчелла, высказанные в опубликованной в 1928 г. статье "Строительство бесполезного флота". 50 Поддержанный группой депутатов конгресса и прессой, Митчелл превратил теоретическую дискуссию в широкую пропагандистскую кампанию, имевшую целью настроить общественное мнение против военно-морского флота. Это стало серьезной угрозой финансированию последнего. В отличие от Великобритании, где необходимость содержания сильного флота никогда не ставилась под сомнение, мощь ВМФ США в значительной мере зависела от настроений налогоплательщиков. В этих условиях флот не мог позволить себе игнорировать очевидный прогресс воздушного оружия. Тогда как Королевский ВМФ, уподобившись страусу, прятал голову в песок консервативных традиций, ВМФ США избрал более действенный метод защиты: "то, что нельзя запретить, нужно возглавить". "Самым важным и выдающимся мероприятием в период между Первой и Второй мировыми войнами,— пишет американский историк Самуэль Морисон,— было создание морской авиации и включение ее в состав военно-морского флота". Сформированное летом 1921 г. Управление воздушных сил ВМФ стало, с одной стороны, эффективным противовесом кампании Митчелла, с другой стороны, способствовало внедрению на флоте новых средств ведения морской войны. Возглавивший это подразделение контр-адмирал Уильям Моффет быстро доказал, что не уступает генералу Митчеллу как организатор и публицист. Теоретическая дискуссия о роли авиации в морской войне будущего сопровождались практическими опытами. Для выявления эффективности воздушного оружия при поражении кораблей в 1920—23 гг. были проведены испытания, в ходе которых потоплены трофейный германский линкор "Остфрисланд" и старые американские броненосцы "Алабама", "Вирджиния", "Индиана" и "Нью Джерси". В ноябре 1924 г. ВМФ США провел серию опытов на новейшем линкоре "Вашингтон". Этот недостроенный "сверхдредноут" подлежал к уничтожению в соответствии с параграфами Вашингтонского договора. Корабль подвергался воздействию авиационных торпед и бронебойных бомб, но в конце концов, был потоплен артиллерийским огнем. Комиссия флота, изучавшая результаты экспериментов, заключила: "Современный линкор уже не является неуязвимым от воздушных атак, хотя, как показал эксперимент с "Вашингтоном", все еще обладает достаточно эффективной защитой. Линейный корабль будущего можно спроектировать, так распределив броню по палубам и бортам, что атаки с воздуха не нанесут ему смертельных повреждений, особенно при улучшении подразделения корпуса на отсеки. Поэтому нельзя сказать, что появление авиации сделало линкор устаревшим". Даже наиболее убежденные сторонники морской авиации, например, командующий Атлантическим флотом США адмирал Майо или президент военно-морского колледжа контрадмирал Уильям Симс не были готовы предоставить самолету главную роль в операциях флота. Беседуя в 1919 г. с британским адмиралом Перси Скоттом, видным специалистом по артиллерии, который заявил, что линкор мертв и авиация станет решающим фактором в новой войне, Симс ответил, что "все корабли мира, несущие самолеты, не смогут нанести удар по вражеской территории, если не будут поддержаны линейным флотом, превосходящим линейный флот противника". Целесообразность включения в состав флота авианесущих кораблей никогда не вызывала сомнений у американских военно-морских теоретиков. Однако реальные возможности палубной авиации вплоть до начала Второй мировой войны оставались предметом дискуссий и экспериментов. Принципы боевого применения авианосцев и морской авиации опробовались и отрабатывались на военно-стратегических играх, проводившихся в военно-морском колледже, и в ходе больших маневров флота по двум основными направлениям: а) использование авианосцев против береговых объектов; 51 б) морской бой между кораблями во взаимодействии с морской авиацией. Морская авиация получила "боевое крещение" во время больших маневров 1923 г., когда поплавковый самолет с линейного корабля "Оклахома", имитирующий собою эскадрилью палубных бомбардировщиков, нанес учебный удар по Панамскому каналу. ПВО канала и армейские самолеты оказались не в состоянии отразить это нападение. На учениях 1928 г., проводимых в районе Гавайских островах, бомбардировщики авианосца "Лэнгли" совершили налет на Перл-Харбор. В ходе маневров 1929 г. с разных сторон приняли участие новые авианосцы "Лексингтон" и "Саратога". Авиагруппа "Саратоги" успешно атаковала Панамский канал, но сам авианосец вскоре после запуска ударной волны был последовательно трижды "уничтожен": артиллерией линкоров, подводной лодкой, и, наконец, палубными самолетами с "Лексингтона", который, в свою очередь, также не избежал "гибели", будучи по ошибке атакован береговой авиацией, защищавшей канал. В 1930 г. учения проводились в Карибском море. Самолеты "Лексингтона" "вывели из строя" противостоявшие ему "Саратогу" и "Лэнгли" и "повредили" несколько линкоров, показав, сколь существенно палубная авиация может уменьшить силу неприятельского флота. В 1938 г. самолеты "Саратоги" провели неожиданную атаку укреплений армии и флота вокруг Перл-Харбора20. Авианосцы "Лексингтон" и "Саратога", перестроенные в 1921—27 гг. из корпусов линейных крейсеров, имели орудия калибра 203 мм и довольно мощное для своего класса бронирование (127—178-мм броневой пояс и 51-мм палуба), но специалисты Управления воздушных сил ВМФ на основании проведенных исследований считали, что главным наступательным оружием авианосца должны были стать самолеты, а устойчивость в обороне обеспечиваться истребительным прикрытием и оперативной свободой маневрирования. Это мнение нашло отражение в последующих проектах. Боевые качества первых палубных самолетов были невысоки, однако по мере совершенствования летно-технических характеристик этот род морских сил приобретал все новых сторонников. Наиболее выдающимся американским достижением межвоенного периода в этой области является создание палубного пикирующего бомбардировщика, способного нести 1000фнт (454 кг) бомбу. Применение такого самолета обеспечивало одновременно высокую точность бомбометания и сильные разрушения при попадании бомбы. К началу Второй мировой войны ВМФ США рассматривали авианесущие корабли как силу, способную самостоятельно решать важные задачи, однако ведущая роль морской войне американскими военно-морскими теоретиками отводилась традиционным боевым средствам, и прежде всего, линейным кораблям. После истечения срока ограничений Вашингтонского договора на строительство кораблей этого класса, в США приступили к созданию новых линкоров. К 10 июня 1940 г. на американских верфях находились в постройке шесть линкоров и только один авианосец, в следующий год было заложено еще четыре линкора и один авианосец21. 20. Многие впоследствии усмотрели в этом прообраз японского нападения на главную базу Тихоокеанского флота США 7 декабря 1941 г., которое на основании полученного на маневрах опыта американцы обязаны были предвидеть. Однако принципиальное отличие состояло в том, что в ходе учебных ударов по ПерлХарбору палубная авиация атаковала сухопутные объекты: фортификационные сооружения, аэродромы, портовую инфраструктуру. Авиационные торпеды считались американцами неприменимыми на мелководном рейде, а бомбы пригодными для поражения только слабо бронированных кораблей. 21. Описание достижений ВМФ США в области развития палубной авиации и теории боевого применения авианосцев в американской военно-исторической литературе приводится в качестве доказательства того, что уже в межвоенный период американцы считали авианосцы главной ударной силой своего флота. Приведенные данные свидетельствуют, что накануне и в начале Второй мировой войны ВМФ США попрежнему отдавал предпочтение линейным кораблям. В итоге, несмотря на то, что ограничения 52 Другими направлениями развития американской военно-морской теории в межвоенный период стала разработка и теории амфибийных операций "стратегии больших расстояний". Основные принципы амфибийных операций военно-морским флотом и корпусом морской пехоты США изложены во "Временном уставе по ведению десантных операций" (1934 г.), и меморандуме "Доктрина морских десантных операций военно-морского флота США" (1938 г.), который был введен во флотский устав. Положения этих уставов предусматривали совместные действия корпуса морской пехоты, его авиации и корабельных сил флота на всех этапах десантной операции: при посадке на суда, переходе морем, высадке па берег и захвате плацдарма. Начиная с 1933 г. в США ежегодно проводились учения по высадке десантов. На них отрабатывалась перевозка войск на боевых кораблях, переброска десантных войск с корабля на берег, высадка частей первого эшелона, обеспечение огневой поддержки и прикрытия с воздуха. Кроме того, американская морская пехота получила большой опыт ведения боевых действий в тропическом климате в Никарагуа. Основная особенность океанских театров военных действий состоит в их огромной протяженности. Флот, действующий около своего побережья, имеет огромные преимущества. Однако для достижения решающего успеха необходимо приблизиться к вражескому побережью. Для этого флот должен обладать, во-первых, громадным превосходством в силах, во-вторых, эффективным тылом. Одним из достижений ВМФ США в этот период стало создание системы подвижного снабжения (так называемый Fleet Train). В ее состав входили танкеры, транспорты, плавучие мастерские, госпитальные суда, плавбазы эскадренных миноносцев, подводных лодок и гидроавиации, словом все, что необходимо флоту для действий длительное время в отрыве от своих баз. Проблема основного боевого корабля В Первую мировую войну и два с половиной столетия до нее линкоры являлись тем классом кораблей, который, как считалось, определял истинный баланс морских сил, независимо от соотношения в других классах. К началу Второй мировой войны линейный корабль, по признанию большинства военно-морских специалистов, максимально удовлетворял требованию быть в состоянии вести решительный бой с себе подобными, равно как с любым другим классом надводных кораблей, обладал максимальной среди прочих классов кораблей броневой защитой и живучестью, но... был практически бессилен, против подводной лодки, находившейся в подводном положении. Именно этим бессилием объясняется триумф германских подводных лодок, поставивших своими действиями в 1917 г. под сомнение саму идею господства на море. Боевая устойчивость линкора, отожествляемая военно-морскими теоретиками с живучестью, также не была абсолютной. В особенности это касалось подводной защиты. Линкор "Ройял Оук" погиб 14 октября 1939 г. от попадания трех торпед германской подводной лодки "U47", а одиночная торпеда или мина, хотя и не могла уничтожить такой корабль, влекла его выбытие из строя на длительный срок. Кроме того, не все жизненно важные агрегаты линкора прикрыты броней. Приборы управления стрельбой, радио- и радиолокационное оборудование могли быть выведены из строя снарядом любого калибра. Вашингтонской конференции определили превосходство США над Японией в суммарном водоизмещении авианосцев (135.000 против 81.000 тонн), к началу войны на Тихом океане имела место обратная картина — ВМФ США уступал противнику по числу авианосцев. Строительство массовой серии авианосцев 53 Авианосец с помощью своих самолетов способен эффективно бороться с кораблями любых классов, в т.ч. и подводными лодками, а его боевая устойчивость, в отличие от линкора, зависит не от брони, а от способности нанести воздушный удар по противнику, и самому уклониться от удара. В поединке двух авианосцев истинной "броней" такого корабля являлось истребительное прикрытие. Но в поединке с крупным артиллерийским кораблем авианосец с его ничтожной броней вынужден убегать до тех пор, пока тот не будет потоплен или полностью выведен из строя. Вызывала сомнения и сама способность палубной авиации уничтожить линкор. Мнение одного из горячих сторонников авианосцев американского адмирала Бредли Фиска, заявившего еще в начале 20-х годов, что если бы в море произошел бой между одним авианосцем и двумя линейными кораблями, он предпочел бы находиться на авианосце, а не на линкорах, как нам представляется, опередило свое время. Встретившись с линейным кораблем в открытом море, авианосец мог нанести ему повреждения, в т.ч. подводной части в случае удачного применения авиационных торпед, но едва ли был в состоянии потопить, между тем как сам при определенных условиях мог оказаться добычей артиллерийского корабля. Это подтверждали результаты маневров ВМФ США и трагическая судьба британского авианосца "Глориеса", потопленного 8 июня 1940 г. германскими линкорами "Шарнхорст" и "Гнейзенау"'. Первый опыт участия авианосцев в противолодочных патрулях оказался также негативным: "Корейджес" 17 сентября 1939 г. отправлен на дно подводной лодкой "U29", "Арк Ройял" тремя днями раньше едва не погиб от торпед "U39". Но эта неудача, произошедшая вследствие слабой разработанности противолодочной тактики авианосцев, не отражала их истинных возможностей, так же как и знаменитый таранный удар "Дредноута", прервавший боевую карьеру Отто Веддигена, не означал способности линкора противостоять подводной опасности. Авианосцу предстояло стать самым страшным врагом субмарин. Важным "козырем" авианесущих кораблей было и то, что из-за продолжительного моратория на строительство линкоров авианосцы в общей массе были современнее и более приспособлены к реалиям новой войны, нежели модернизированные "сверхдредноуты" Первой мировой. Например, авианосцы типа "Лексингтон" в полтора раза превосходили по скорости любой из линкоров ВМФ США, которыми располагала эта страна в межвоенный период, и этим в значительной мере были обязаны своими достижениями в флотских маневрах. Возобновление ведущими морскими державами строительства линкоров дало возможность привести боевые свойства кораблей этого класса в соответствие с возлагавшимися на них задачами, но 35.000 тонн водоизмещения, ограниченных международными соглашениями, для этого было недостаточно. Большинство специалистов-кораблестроителей сходилось во мнении, что его нужно увеличить хотя бы до 50.000 тонн. Но это делало линейный корабль фантастически дорогим оружием. В итоге, строительство таких гигантов осилила только одна Япония: линкоры типа "Ямато" (вступило в строй две единицы и еще одна перестроена в авианосец) имели стандартное водоизмещение 62.315 тонн. Другие страны предпочли построить большее количество единиц меньшего водоизмещения и соответственно с более скромными характеристиками. Большая дороговизна строительства и содержания крупных боевых кораблей привела некоторых военно-морских теоретиков к мысли об отказе от них в пользу более дешевых средств ведения боевых действий на море. Однако идея сторонников "москитного флота" заменить тяжелые корабли на большое число малых торпедных не выдерживает критики. Эти корабли "Эссекс", не считая головного корабля, началось только во второй половине 1941 г., уже с учетом опыта 54 сумели создать определенную опасность для линкоров, их "защитой" на тактическом уровне являются малые размеры, высокая скорость и маневренность, а на стратегическом — способность к быстрому воспроизводству, но их основное оружие — торпеда — не предназначена для поединков друг с другом. Успех малых торпедных кораблей зависит от наличия крупнотоннажных целей, поэтому "москитный флот" является оружием слабого и действенен только в борьбе с сильным противником. В поединке же двух "москитных флотов" исход боя определяет, прежде всего, превосходство в артиллерийском вооружении и живучести кораблей. Чтобы достичь этого превосходства нужно строить все более крупные миноносцы — в абсолюте мы возвращаемся к идее линейного корабля, как олицетворению боевой мощи. Подводные лодки, еще в меньшей степени, чем миноносцы, пригодные к противоборству с себе подобными, могли стать основным боевым кораблем только во флотах континентальных держав, которые мало заботились о защите морских коммуникаций, а именно в Советском Союзе и отчасти в Германии. Однако усилия этих стран в развитии подводного флота одновременно вели к снижению боевой ценности линейных кораблей во флотах их потенциальных противников. Таким образом, начало 40-х годов стало периодом "междуцарствия", когда ни один класс кораблей не подходил на роль "основного". Жизнестойкость теории в такой период зависело во многом не только от ее правильности, но и от стремления действующих сторон ей следовать: линейные корабли одной из сторон остаются "становым хребтом" флота до тех пор, пока противник считает свои линкоры таковыми же, а ее авианосцам недоступна роль "основного корабля", если противоборствующая сторона использует их для решения второстепенных задач или не имеет вовсе, тогда как массовое строительство подводных лодок наоборот перераспределяет роли в пользу авианосцев. Существенную роль здесь также играло исторически сложившееся численное соотношение "конкурирующих" классов. Ограничения Вашингтонской конференции закрепили для Великобритании и США двойное превосходство класса линейных кораблей над авианосцами по численности и почти четырехкратное по суммарному водоизмещению. Несмотря на то, что в кораблестроительных планах этих стран конца 30-х — начала 40-х годов наметилась тенденция строить линкоры и авианосцы в равной количественной пропорции, этот перевес еще некоторое время сохранялся. "Прогнозы относительно якобы неизбежной "переоценки ценностей" отдельных категорий морского оружия и утверждения, будто линкоры утратят свое значение..., не оправдались,— констатировал, подводя итоги первого года "империалистической" войны на море, ведущий советский специалист по морской политике и вооружениям академик Л.Н. Иванов,— и опровергаются на практике возобновлением строительства линкоров. ...артиллерия по-прежнему является главным оружием флота, линкоры, как мощные артиллерийские корабли, составляют основу боевой мощи каждого большого флота". Воздушная мощь как альтернатива и дополнение военно-морской мощи На примерах Дуэ и Митчелла мы убедились, что бурный рост авиации в межвоенный период привел к появлению новых теорий ее боевого применения, в т.ч. самых максималистских. Теоретики ВВС считали, что в будущей войне основная ставка должна быть сделана на массированные бомбовые удары по политическим и промышленным центрам, вызывающие падение морального духа, хаос в экономике противника и в, конечном итоге, вынуждающие его двух лет войны в Европе. 55 сложить оружие. Идеологами "стратегических бомбардировок" являлись в Великобритании — генерал Тренчерд, во Франции — генерал Вотье. Их энтузиазм подогревался бурным прогрессом в самолетостроении. За период с 1918 по 1939 г. материальная база и техническое оснащение военно-морских флотов почти не изменились, тогда как авиация стремительно двигалась вперед: все более тяжелые и скоростные машины несли все больше возраставшую бомбовую нагрузку. Это позволяло сделать вывод, что авиация не только во взаимодействии с другими видами вооруженных сил, но самостоятельно сможет решать стратегическую задачу. Но как это ни парадоксально, ни британские, ни французские ВВС не были готовы к решению этой задачи из-за отсутствия на вооружении соответствующего ей тяжелого бомбардировщика и адекватного ему истребителя сопровождения. Еще более фантастичной на том момент представляется проводимая в жизнь итальянскими и германскими ВВС идея Дуэ об "основном боевом самолете" — скоростном бомбардировщике. Опыт гражданской войны в Испании и первые месяцы Мировой войны показали, что современные бомбардировщики не способны эффективно действовать без истребительного прикрытия, а горизонтальное бомбометание с большой высоты, выбранное в качестве главного способа поражения целей, как наземных, так и воздушных, не обеспечивало необходимой точности. В числе убежденных сторонников стратегических бомбардировок первоначально был и Базиль Лиддел Гарт, видевший в разрушении экономических и политических центров противника хорошую возможность достижения "прямой цели непрямым путем". Позже он изменил свое мнение и утверждал обратное: "воздушное нападение на промышленные центры не может дать немедленный результат и вероятнее всего приведет к появлению новой формы продолжительной войны на истощение, которая, возможно, принесет меньше жертв, но будет более разрушительной, чем война 1914—1918 гг". Лиддел Гарт указал также на "вредные социальные и моральные последствия" стратегических бомбардировок. Однако наиболее веским аргументом против энтузиастов самостоятельной воздушной войны было то, что главные цели ВВС находятся не в воздухе, а на земле или на море. Не может быть чисто воздушных операций,— считали теоретики ВМФ,— только легкие воздушные силы — истребители — способны сражаться друг с другом за господство в воздухе. Но это господство, хотя и способствует достижению стратегической цели, не тождественно господству на море. Теория "владения морем" основывалась на существовании морской торговли и мореходных судов; объем же воздушных перевозок и автономность воздушных судов не может сравниться с морскими. С этой точки зрения, воздушная война не могла иметь самостоятельного значения и должна была рассматриваться как часть сухопутной или морской войны. Фридрих Руге приводит аналогию: "Сейчас происходит примерно то же самое, что при появлении артиллерии полторы тысячи лет назад. Последняя также поражала значительно более удаленные мишени и производила гораздо большие разрушения, чем применявшееся до того оружие, но она не стала самостоятельным видом вооруженных сил, хотя прошло немало времени, пока она была интегрирована как на суше, так и на борту корабля". Немецкий адмирал был не первым, кто применил это сравнение в качестве аргумента в споре со сторонниками всесильности военно-воздушных сил, однако в его изложении затрагивается одна долго остававшаяся без внимания военно-морских теоретиков деталь, а именно чрезмерная задержка с интеграцией авиации в морскую войну. К концу 20-х годов действенность и необходимость авиационной поддержки была безоговорочно признана армейскими полевыми уставами, тогда как на флотах продолжали недооценивать новое оружие. В этой связи напрашивается еще одно сравнение. Представим себе морской бой XVII века, в котором один из противников не имеет пушек и 56 рассчитывает только на абордажную схватку. Велики его шансы на успех? Конечно, история того времени знает примеры морских побед, одержанных почти без помощи артиллерии, однако ее отсутствие делало корабль бесполезным в боевой линии. Но еще большим упущением большинства сторонников "стратегии линкоров" была недооценка способности военно-воздушных сил увеличивать военно-морскую мощь. До Первой мировой войны соотношение сил на море всецело зависело непосредственно от состава ВМФ и системы его базирования. Мощь сухопутной армии, если только ей не удавалось создать реальной угрозы оккупации неприятельских морских баз, оказывала незначительное влияние на это соотношение — в части береговых фортификационных сооружений, лишенных всяких наступательных качеств. Появившиеся на вооружении флота еще в период Первой мировой войны летательные аппараты, как корабельного, так и берегового базирования, в свете вышеизложенного могут рассматриваться лишь как разновидность оружия кораблей и береговой обороны. Принципиально новым явлением Второй мировой войны стала возможность задействования в вооруженной борьбе на море не только специализированной морской авиации, но и огромных масс авиации сухопутного назначения. Особенно это касалось Германии и Италии, стремившихся претворить в жизнь идею единых универсальных военно-воздушных сил. Степень пригодности сухопутной авиации для действий над морем является одним из предметов нашего исследования. Но если выполнение некоторых задач морской войны и должны были остаться целиком прерогативой авиации ВМФ, то завоевать господство в воздухе над морским театром она могла только во взаимодействии с сухопутными ВВС, ставшими неотъемлемой частью военно-морской мощи. Следует также иметь в виду, что влияние сухопутной авиации на баланс морских сил тем меньше, чем на большем удалении от побережья ведутся боевые действия. Оно незначительно на океанском ТВД, но сильно ощутимо на закрытом морском театре. Таким образом, мощь шести итальянских линкоров и сотни подлодок, противостоявших британскому Средиземноморскому флоту в 1940 г., дополнялась пятью воздушными эскадрами. 57
