Гейнс К. Пшехский отряд с 1862 по 1864 гг.(части 1-3)

ГЕЙНС К.
ПШЕХСКИЙ ОТРЯД
Три первые главы
(Вся статья "Пшехский отряд" была уже напечатана, в "Военном Сборнике" 1866-го года,
под заглавием:"Материалы для истории покорения западного Кавказа. Пшехский oтряд: С
октября 1862-го по ноябрь 1864 года". печатаемые же ныне три первые главы этой статьи
исправлены автором вновь и препровождены для помещения в "Кавказском Сборнике".
Первые две главы изменены им незначительно, третья же почти переработана вновь).
I
Краткий очерк последнего периода кавказской войны, с 1861 по 1863 год. — Колонизация. — Общий взгляд
на успехи отрядов, действовавших к востоку от Псекупса. — Сформирование пшехского и даховского
отрядов. — Несколькo слов от пишущего. — Отряды, действовавшие по р. Белой. — Сила пшехского
отряда. — Пшехская станица. — Задача зимней экспедиции. — Мелкие действия отрядов с 20-го октября по
4-е ноября. — Рекогносцировка вверх по Пшехе. — Дело тверских драгунов у Волгай-Обидова. — Занятие
ущелья Шебжз. — Рекогносцировка дороги из Аммы в ущелье Курджипс. — Кавказские фуражировки. —
Безпечность наших солдат. — Возвращение отряда в Пшехскую станицу. — Полковник Офрейн назначается
начальником отряда.
С 1861-года начался новый и последний период кавказской воины.
Если по характеру своему он и не слишком резко отличался от предыдущих, то все-таки
имел замечательные особенности, блогодаря которым нам удалось [400] блистательным
образом окончить эту трудную и продолжительную войну.
Заcеление вновь покоренных мест огромными массами охотников было одним из
капитальных дел в последние четыре года.
В 1861-м году наместник Кавказа, фельдмаршал князь Барятинский, приказал выселить за
р. Лабу весь 1-й хоперский казачий полк в полном составе и 771 семейство ейского
округа. Но так как распоряжение это, не достигнув желаемых результатов, повело к
некоторым недоразумениям, то признано было необходимым обратиться к прежней
системе и к вызову охотников, как из казаков, так, и из регулярных войск Кавказа. Однако
и этим, способом устранить затруднения было невозможно, так как Кавказ был не совсем
богатым для этого источником. Оставалось одно — обратиться к внутренним губерниям
России и, вызывать желающих оттуда.
Между тем, не было ни данных, которые могли бы объяснить переселенцам ожидавшую
их будущность, ни твердого основания, на которое опирались, бы расчеты людей,
живущих далеко от Кавказа, а потому не было и охотников. Кто пойдет в отдаленный
уголок, ловить неизвестные ему выгоды? Кто променяет свое бедное хозяйство на темные
надежды будущих благ?...Надо было осветить эту тьму — и свет вылился из того же
источника, который неослабно и до этого периода времени освещал неразъясненные
вопросы нашего отечества.
Его Императорское Величество, рескриптом Своим на имя графа Евдокимова, вполне
разрешил этот вопрос, точно: определив права, вспомоществования, даруемые
переселенцам на подъем и льготы в течение нескольких лет по водворении их на
завоеванных землях.
После этого, земледельцы тех мест, где жить было [401] тесновато, имея твердую опору в
царском документе, могли заранее расчитать выгоды, и невыгоды предлагаемого
переселения и ясно понять все, ожидавшее их впереди. И вот, целые вереницы обозов
потянулись из России, и уже к концу 1861-го года явилось на Кавказ 1763 семейства,
сгруппировавшихся в одиннадцати вновь возведенных станицах.
Введение колонизации в обширных размерах имело, в свою очередь, блоготворное
влияние на ход военных дейсвий. Заселение пространства, пройденного нашими
войсками, изменило способ войны: тыл, защищаемый жителями и казаками, на кордонах,
давал возможность войскам не повторять задов, а беспрерывно двигаться вперед. Однако,
для предстоящего, движения в горы, одной 19-й пехотной дивизии было недостаточно,
почему из Дагестана и Терской области и из мест формирования резервов начали
стягивать войска к западной части Кавказа.
1861 год был замечателен в военном отношении еще и тем, что с этого времени началась
особенно энергическая деятельность: не смотря ни на сильные летние жары, ни на
суровые зимы, войска в продолжении всех четырех лет, не сходили с боевых позиций и не
знали других жилищ, кроме палаток, перенося их за собою все далее и далее, в глубь
ущелий, ни на неделю не прекращая своих занятий, тогда как прежде отряды выступали
для военных действий только на короткие периоды времени, в так называемые
экспедиции, по окончании которых расходились по своим штаб-квартирам, сменив или
усилив предварительно все гарнизоны, стоявшие, по укреплениям. С этого же года,
вследствие местных и племенных условий еще непокорной часта Кавказа, военные
действия разделились на два театра: один к западу [402] от р. Псекупса, где главным
отрядом был адагумский, действовавший между устьем Кубани и берегом Черного моря;
другой к востоку от этой реки, где было несколько значительных отрядов, направлявших
свои наступательнае действия от Лабы к главному хребту гор. Сильнейшим из них и
действовавшим постоянно по главной операционной линии был пшехский отряд, или как
называли его часто — пшехинский.
Так как круг военных действий этого отряда не выходил из района, лежащего к востоку от
Псекупса, то я брошу предварительно самый общий взгляд на все, происходившее здесь с
1861-го до конца 1862-го года, то есть, до того времени, когда судьба сделала меня
свидетелем славного конца долголетней кавказской войны.
Если бы племена, жившие между Лабою и Белою, как-то: бесленеевцы, баракаевцы,
мохошевцы, егерукаевцы,темиргоевцы и, в горных ущельях, абадзехи, были с нами в
открытой вражде, то дествия отрядов, и в особенности колонизация, шли бы очень
медленно; но, благодаря предыдущим действиям генерала Филипсона, заключившего
почти со всеми вышеупомянутыми племенами мирные договоры, успешность того и
другого была более чем быстра.
Пользуясь этой предварительной подготовкой, частные начальники продолжали, по
наружности, поддерживать мир, стараясь даже не замечать некоторых наглых выходок
горцев, и, не теряя времени, успели трудами абадзехского отряда соединить Майкоп со
станицею Лабинскою посредством так называемой абадзехской линии, а в конце июня,
трудами войск лабинского отряда , выстроить ограды для одиннадцати станиц.
Прикрывшись таким образом лабинскою и мало-лабинскою кордонными линиями, и
заселив русскими переселенцами все пространство между Лабою и [403] Бeлою с одной
стороны, Урупом и Ходз с другой, мы так порочно установились между горскими
племенами, что и начальство наше нашло возможным прекратить прежнюю политику и,
по окончании только-что упомянутых работе объявить всем туземцам, в занятом нами
пространсте, о необходимости выселения их к известному сроку. Переселение началось.
Большая часть горцев пошла за Белую, а остальная в прикубанские степи. С абадзехами
же мир не прекращался.
Обстоятельства, в который поставлены были эти племена, показала им всю бесполезность
сопротивления, вследствие чего они молча покорились своей судьбе, кроме
многочисленного племени бесленеевцев, которое не трогалось с места. Чтобы не дать их
протесту развиться до фанатизма, и дабы избавиться от жертв с нашей стороны, утром, 20го июня 1861-го года, аулы их были внезапно окружены, и все четырехтысячное племя
выведено на правый берег Урупа, и под сильным прикрытием наших войск. Впрочем,
желавшим переселиться в Турцию дано было разрешение, вследствие которого все племя
изявило намерение к этому переселению, исключая 110 семейств, оставшихся в наших
владениях и водворенных в нижне-кубанском приставстве. Пример бесленеевцев
подействовал на медливших выселением: и вскоре вышли все беглые кабардинцы,
которым отводились места по левому берегу Ходз, близ Лабинской станицы. Часть
шахгиреевцев неуспевших выселиться в Турцию подалась вверх по ущельям, где провела
зиму с 1861-го на 1862-й год; весною же часть из них вернулась и поселилась близ беглых
кабардинцев.
По возведении станиц, около укрепления Хамкеты, 20-го июня, был собран верхнеабадзехский отряд — с целью занять все течение Фарза и приготовить места для новых
[404] поселений . Усилиями этого отряда, осенью 1861-го года, была окончена просека
вниз по Фарсу, до теперешней Нижне-фарсской станицы и устроено прямое сообщение по
Псефиру, между укреплением Хамкеты и абадзехскою кордонною линиею.
Дальнейшие зимние дествия обоих абадзехских отрядов состояли в разработке дорог
вверх по Белой, Фюнфту к Хамкетам и другим пунктам, в постройке станиц и
промежуточных постов, предположенных в этом крае.
Абадзехи видя готовность нашу перенести военные действия в горы, пришли в сильное
волнение. Численно усиленные выходцами племен, передавших уже нам все свои земли
до гор, они решились дать отпор и отмстить за изгнанных. Значительные партии убыхов и
ахчипсхойцев, прибывшие с берега, усердно поддерживали их воинственное настроение.
Смотря на все это, можно было предполагать, что абадзехи не ограничатся только
обороною своих ущелий, но будут нападать и на наши новые noсeления. Предположение
это получило тем более вероятия, что пространство между реками Белой и малой Лабой,
со стороны Ходз, не было еще замкнуто укрепленною линией, вследствие чего дорога к
передовым пунктам 8-й и 7-й бригад была для них открыта; в то же время в ущельях
Пшиша и Пшехи, Курджипса и других рек кишили огромные партии.
Еще с февраля 1862-го года начались приготовления к предстоящей горной войне. Так, из
состава обоих абадзехских отрядов, сосредоточениe которых было на Белой у Ханского
брода (где теперь Ханская станица), сформирован был пшехский отряд , назначение
которого состояло в действий по p. Пшехе; почему, он должен был открыть
предварительные работы для проложения просеки [405] от Ханской на Пшеху. Это и было
началом вторжения в горные места.
Заметив, движение наше вперед, абадзехи, после бесполезных переговоров, решились
наконец заявить враждебные к нам отношения уже не мелкими стычками, как прежде, а
открытым восстанием в значительных массах. Первая попытка была 2-го марта.
Апшеронский стрелковый батальон шел из Майкопа к устью Фюнфта по вновь
разработанной дороге. При подъеме на так называемую Семиколенную гору, его
встретила весьма сильная партия горцев. Загорелся страшно неравный бой. Штык и
шашка работали безостановочно в продолжение нескольких часов; неумолкаемая пальба
заглушала воинственные вопли горцев, до двухсот раненых и убитых своею кровью
обмывали скаты этой горы. Противник однако уступил горсти храбрецов, остатки которой
пошли дальше, оставив убитых на поле битвы, не будучи в силах подобрать их. Через
несколько времени был прислан на это роковое место отряд войск, который и подобрал
оставшиеcя трупы, изувеченные горцами самым оскорбительным образом.
Этот случай вывел нас из неопределенного положения: известие, что между нападавшими
были горцы из числа переселившихся по левую сторону Ходз, принудило наше
начальство объявить всем туземцам, жившим между верховьями рек Лабы и Белой,
требование о немедленном очищении занимаемых ими мест и о переселении на Кубань; в
противном случае им угрожали силою. Ни верхние абадзехи, ни мохошевцы, ни
егерукаевцы, ни
баракаевцы не послушались этой угрозы, почему приказано было очистить от населения
все вышеупомянутое пространство и уничтожить их жилища, хлеб и все запасы. С 8-го
марта наши войска начали приводить этот приговор [406] в исполнение, и к 27-му все
было кончено. Солдаты, которым памятен был вышеописанный случай 2-го марта, не
знали усталости, преследуя горцев по сильно пересеченной местности. Разбежавшиеся
жители частью ушли за Белую, частью подались к верховью ее, в трущобы снеговых гор.
Войска же, преследовавшие их; принялись за постройку постов и станиц, дабы
окончательно отрезать эти места от гор и не давать возможности отдельным партиям
возвращаться.
Оставалось нетронутым только одно даховское общество, да и подступы к нему не были
еще подготовлены; почему, решено было покорение его отложить до более удобного
случая, а пока заняться подготовительными работами; т. е. прорубать туда просеки.
Таким образом, к апрелю месяцу в наши руки перешла значительная полоса земли, между
малой Лабой и Белой, до самых снежных гор; вследствие того явилась необходимость
отрядить часть войск для окончательного утверждения за нами этой территории: 25-го
числа был сформирован даховский отряд , силою в 17-ть батальонов пехоты.
С весною огромные транспорты переселенцев начали прибывать из России, и к 1-му июля
все вновь выстроенные станицы были уже ими заселены.
В мае 1862-го года линия общего расположения наших войск определялась течением реки
Белой от самых снежных высот до Ханского брода. Сила в 35-ть батальонов пехоты, 19-ть
эскадронов драгун, 41 сотню казаков, при 38-ми орудиях, отделив степное пространство
от края северных отрогов главного хребта, угрожала теперь вторжением во все ущелья,
тянущиеся к юго-западу от Белой (Из приведенного числа войск, 5-ть батальонов пехоты,
12-ть эскадронов драгун, 32 сотни казаков, при 12-ти орудиях были распределены по
постам, на вновь возведенных кордонных линиях, для несения службы) . В ожидании же
сигнала к общему [407] наступлению, войска занимались окончательною отделкою станиц
8-й бригады, разработкою дорог и окончанием постройки кордонных линии. Повременам
от этой массы войск отделялись значительные отряды для нападения на сборные пункты
неприятельских партий, чтобы расстроивать их планы относительно покушений на наши
станицы и заставлять их самих, заботиться о собственной защите.
В первых числах июня, вышеозначенные работы, в районе 25-гo и в некоторых пунктах
24-го полков, настолько подвинулись вперед, что окончание их можно было предоставить
кордонной страже; действующим же войскам можно было начать наступление за Белую.
На долю пшехского отряда выпал жребий вторгнуться в ущелья раньше всех отрядов.
Просека, веденная им с февраля, по направлению к Пшехе была подвинута почти к посту
Куаго.
10-го июня, в составе 13,5 батальонов пехоты, 8-ми эскадронов драгун, четырех сотен
казаков, при 18-ти орудиях (12-ть пеших, четыре конных и два горных ), отряд выступил
из Ханской, перешеп на левый берег Белой по мосту, окончил расчистку просеки, а 16-го
главная часть eе находилась уже при впадении реки Пшекодз в Пшеху и занималась
постройкою Пшехской станицы, которая на первое время могла служить отличным
опорным пунктом для дальнейших действий вверх по Пшехе. Путь наших войск до Пшехи
был ознаменован полным поражением громадной партии, решившейся сделать нападение,
на колонну среди совершенно открытой местности. Перекрестный картечный огонь из
шести орудий, меткая [408] пальба густой линии стрелков, поражая противника,
понесшего огромные потери, не допустили его действовать холодным оружием. Это была
первая блистательная наша победа в пределах абадзехских земель, после которой войска
положили не отступать ни на шаг.
Дальнейшие занятия отряда в течение второй половины июня, всего июля, августа и
сентября состояли в возведении станичной ограды, в устройстве обеспеченного
сообщения с Ханской, в заготовлении зимней пропорции сена, в рекогносцировках и
набегах по долинам Пшехи и в обе стороны этой реки до рек Белой и Пшиша, у устья
которой находился в то время шапсугский отряд.
В начале сентября заготовленное сено было свезено в склады, а во второй половине
месяца, окончив главные работы, пшехский отряд был свободен. К этому времени и
даховский отряд окончил возложенные на него работы в paйонe 24-го полка и обеспечил
себя на зиму сеном. Таким образом, два главнейшие отряда, составлявшие почти все силы
действующих войск к востоку от Псекупса, были совершенно готовы приступить к
наступательным действиям. По общему распределению действий в горах, даховский отряд
назначался для прочного занятия долины Курджипса, а пшехский — долины Пшехи.
Огромные сборища горцев на Курджипсе могли помешать трудному предприятию занять
вход в это ущелье; поэтому, 21-го сентября предписано было пшехскому отряду, которому
удалось уже ворваться в ущелье, сделать диверсию вверх по Пшехе с целью привлечь на
себя собравшияся массы на Курджипсе и тем облегчить даховскому отряду занятие
долины этой реки. Выступив в назначенный день, пшехский отряд, рекогносцируя новые
места, рубил, между прочим, просеки и вел беспрерывно перестрелку. Так дошел он к 1му октября до реки Яш (в 20-ти верстах от [409] ст. Пшехской); 4-ro вернулся в
Пшехскую; 6-го главные силы его двинулись к Пшишу, заняли урочище Кошхо-Дечук,
передвинулись к
Шегуже-Хабль, соединились с войсками шапсугского отряда и занялись работами по
устройству дорог и кордонной линии от поста Кошхо-Дечук до Кубани .
Появление пшехского отряда, как отдельной силы, было ознаменовано рядом
блистательных дел: бой при занятии Пшехи, рекогносцировка вверх по pеке во владение
урочищем Кошхо-Дечук достойны занять лучшие места в ряду военных подвигов. Но
обстоятельства не допустили меня быть их участником, а брать на себя ответственность за
рассказ того, чего не был свидетелем, или что происходило не в период моего пребывания
в отряде я не решаюсь.
Смело можно надеяться, что кавказские товарищи не оставят этого пробела
непополненным; сочувствуя тому, что только добросовестный свидетель и может сказать
правдивое слово, и проникнутые желанием иметь полную историю славной кавказской
войны, они, вероятно, поделятся с товарищами по оружию своими воспоминаньями,
который лучше моего рассказа ознакомит публику с различными фазами кавказской
войны и дадут разнообразный материал для военных историков. Неужели официальные
документы будут служить единственным источником, например, хоть для истории
адагумского отряда, который, с 1856 по 1863 год, один очистил все пространство к западу
от Псекупса? Неужели молодецкие дела даховского отряда не будут представлены в
живых рассказах очевидцев? Ведь из истории значительных отрядов, действовавших в
последнее время, почти независимо один от другого, составится полное повествование о
славной борьбе.
Приступая к описанию боевой и бивачной жизни [410] пшехского отряда, я, конечно, не
имею в виду писать его историю. Всем служащим известно, насколько это возможно для
строевого офицера. Во время двухлетнего беспрерывного моего пребывания в отряде, я
хорошо ознакомился с трудами и лишениямя войск и пристально всматриваясь в военные
действия, успел уяснить себе общий план действий и частности исполнения, вследствие
чего кажущиеся отрывочные действия сомкнулись в одно непрерывное целое в том виде, в
каком я предлагаю его на суд публики. Личное мое присутствиe почти во всех походах,
сведения, полученные от крайне добросоввстных свидетелей о том, чего я, по своему
отсутствию, видеть не мог и журнал военных действий пшexcкого отряда — вот
источники, которыми я пользовался. Эпизоды, рождавшиеся при столкновениях между
своими и горцами, списаны с натуры и введены больше для того, чтобы этими явлениями
объяснить дух наших войск при различных обстоятельствах боевой жизни. Может быть,
незнакомым с полевою жизнью кавказских войск эпизоды эти не покажутся лишними.
__________________________________
В тот период времени, с которого начинается мой рассказ, кроме даховского и пшехского
отрядов, к востоку от реки Псекупса, действовали еще:
1) На самом левом фланге линии общего расположения войск, в шангиреевском ущелье,
небольшой мало-лабинский отряд, который, замыкая выходы из ущелий снежных гор,
прикрывал собою все течение реки Лабы. Сформированный 3-го октября 1861-го года, он
почти все время стоял лагерем выше укрепления Псебай, а силою редко превосходил три
батальона пехоты, одну сотню казаков и два горных орудия. [411]
2) Хамышейский отряд, сформированный 2б-го мая 1862-го года, из частей
мало-лабинского и даховского отрядов. 17-ть рот, сотня казаков и два горных орудия,
составлявшие его, работали капитальную дорогу вверх по Белой до хамышейской долины.
В начале дня он был усилен еще 12-ью ротами.
3) Шапсугский отряд, первый раз сформированный весною 1861-го года, на реке Супс, для
проложения удобного сообщения между укреплением Григорьевским и Екатеринодаром.
По окончании работ, он был распущен. 10-го января 1862-го года вновь сформирован был
отряд под именем шапсугского, для проложения дороги от этого поста к Пшишу. Отряд
открыл свои действия в составе 11-ти рот пехоты, двух сотен казаков и двух орудий. К
половине февраля, предполагаемая дорога от Кубани до протока Флюк была кончена, а к
20-му числу отряд двинулся вверх по Пшишу, как для рекогносцировки, так и для
отвлечения сил противника от войск у Ханского брода. 24-го февраля отряд возвратился
на Кубань и до октября занимался поправкою дороги. В октябре он опять явился на Пшиш
и вошел в состав пшехского отряда.
Пшехский же отряд в это время был на Пшехе, но не весь: часть его, около трех
батальонов пехоты, четырех орудий и одной сотни казаков, находилась у поста КошкоДечук (на Пшише), занимаясь расчисткой на ружейный выстрел оврага, окружающего
этот пункт. В скором времени эта часть, соединившись с расформированным шапсугским
отрядом, примкнула к войскам пшехского отряда, сосредоточенным в Пшехской станице,
оставив на постах по Пшишу небольшие гарнизоны (По расформировании шапсугского
отряда, начальнику пшехского отряда подчинилась пшишская линия, состоящая из постов:
Кошко-Дечук, Шегуже-Хабль, Пшечетын, Тетер-Хабль, Пшишский и Флюк. Ему же
предписывалось, с прибытием шестых резервных батальонов кабардинского, ширванского
и самурского полков, вместе с пешим казачьим батальоном, занять посты следующим
образом: на посту Кошко-Дечук — 3 роты; на Шегуже-Хабль — 1,5 батальона; на
Вабакуевском редуте, где находились склады артилерийский, винный и экстерного сена
—
3 роты; на посту Флюкском — 3 роты; по этим же редутам были расположены 6-ть легких
орудий), [412] в ожидании скорого прибытия, нескольких резервных батальонов,
долженствовавших усилить пшишскую линию. Пшехский отряд к концу октября имел
следующий состав: пехота: апшеронский, ширванский, самурский, 19-й, кавказский
гренадерский, сводно-линейный № 1-го и две роты сводно-линейного № 4-го —
стрелковые батальоны, 1-й и 5-й батальоны кубанского, 3-й, 4-й и -5-й батальоны
ставропольского, 5-й резервный батальон куринского пехотных полков, линейный № 6-го
батальон и казачий пеший № 13-го батальон ; артилерия : артилерийские взводы: два —
батарейной № 3-го батареи, три — облегченной № 3-го батареи (которые еще имели
легкие орудия), один — облегченной № 4-го батареи, один — горной батареи 19-й
артилерийской бригады и один — конно-казачьей № 13-го батареи; кавалерия: дивизион
переяславского и дивизион тверского драгунских полков и три сотни казаков. Всего 14,5
батальонов , 10-ть орудий, 4-ре эскадрона драгун и три сотни казаков.
Начальником пшехского отряда в то время был командир батарейной № 3-го батареи,
полковник Шестаков; но так как при этом же отряде находился постоянно начальник
войск, за Лабою расположенных, генерал-майор Преображенский, то и все действия
отряда производились по его личному расноряжению. Пшишская же линия, составлявшая
как бы отдельный кордонный отряд, [418] находилась под ведением старшего штабофицера из расположенных там войск.
__________________________________
Пшехская станица расположена на левом берегу реки Пшехи, в небольшом расстоянии от
впадения ее в Белую. В октябре 1862-го года она представляла характер чисто-военного
лагеря; ничто не намекало на присутствие мирных поселенцев, бывших в то время в очень
незначительном количестве. Подъезжавшему к станице,с правой стороны реки, еще
издали виднелся возвышенный левый берег, покрытый землянками различных величин,
расположенных амфитеатром; из за вала, окаймляющего изгибы возвышенного берега,
выглядывали белые ряды палаток, шатры походного госпиталя и высокие бунты
провианта и овса (Таков был вид всякой строющейся, стало быть и всякой передовой
станицы. До прибытия персселенцев, станичная ограда служила прикрытием главных
складов войск, действовавших где нибудь вблизи) . Саженях в трехстах выше станицы, на
узкой долине образованной отодвинувшимся высоким берегом от низменного, толпились
группы солдат, занимавшихся постройкою моста; над этим муравейником
покровительственно выглядывал с высоты небольшой фас отдельного маленького
укрепления, вмещавшего в себе пороховой погребок. Внутреннее пространство станицы,
огороженное для 250 семейств, было довольно обширно. Леса же, окружавшие станицу,
не были еще очищены от неприятельского населения, вслдствие чего небольшие конные
партии горцев и одиночные всадники постоянно разезжали около нее, наблюдая за нами и
пользуясь всякою оплошностью с нашей стороны.
Сообщения Пшехской с ближайшими, уже населенными, [414] станицами производились,
по двум дорогам: одною из ст. Белореченской, находящейся не далее девяти верст и
другою из Ханской, верстах в восемнадцати, где был постоянный мост, через который, во
время полноводья, переправлялись и все желавшие попасть в ст. Белореченскую, так как,
то время против этой последней моста еще не было.
Движение по этим дорогам производилось не иначе, как под прикрытием войск: не менее
батальона пехоты и одного или двух орудий артилерии.
Военные действия пшехского отряда, по естественному ходу дел, должны были открыться
по всем направлениям от Пшехской станицы, как от центра, с целью очищения
окрестностей от абадзехов; но цель эта, при густом населении этого племени,
расселившемся среди плодородных полей, требовала не мало времени, почему
командующий войсками Кубанской области, на всю зимнюю экспедицно, то есть с 1-го
ноября 1862 г. до 1-го апреля 1868 г., предположил окончить только следующие задачи:
1) Очистить, до весны,все пространство между Белой и Пшехой до самых гор, уничтожая
аулы, запасы и захватывая, как пленных, так и имущество враждебных горцев.
2) Уничтожить все преграды, устроенные горцами для воспрепятствования движению
наших войск и очистить, те из перелесков, под прикрытием которых горцы могли бы
маскировать свои сборы и делать неожиданные нападения.
3) Употребить все усилия к скорейшему окончанию моста через Пшеху и ледорезов у
моста в ст. Ханской.
4) Окончить просеку, для прямого сообщения между станицами Пшехской и Ханской (От
начальника же войск, расположенных за Лабою, начальнику пшишской линии были
предложены следующие занятия: 1) заготовить хворост и колья для предполагаемых
станиц близь Шегуже-Хабль (Бжедуховской) и Габукай (Габукаевской); 2) заготовить
клюки для устройства подвижного моста; 3) затем, шли еще некоторые хозяйственные
распоряжения.) [415]
Вследствие этих предположений, Пшехская станица была избрана главным средоточием
отряда; из ней высылались подвижные колонны для разных предприятий, и сюда же
возвращались войска по исполнении возложенных на них поручений.
Первый шаг к выполнению инструкции; был сделан в конце октября. Предполагая
открыть действия сначала вверх по Пшехе, генерал Преобряженский счел необходимые
предварительно обеспечить станицу от нечаянных нападений значительных партий с
северной стороны. 20-го октября отряд двинулся из станицы вниз по левому берегу
Пшехи и, остановившись в восьми верстах, приступил к постройке пшехского поста;
небольшой гарнизон оставленный в опустелой станице (1 батальон пехоты; при двух
орудиях, 2 эскадрона драгун и 2 сотни казаков) занялся с следующего же дня небольшими
рекогносцировками, для открытия прямых сообщений с ст. Ханскою и постом КошкоДечук. Как ни мелки, казалось, были эти предириятия, но и для них такого числа войск
было недостаточно; почему, состав гарнизона увеличили еще двумя батальонами,
присланными из отряда. Воспользовавшись этим подкреплением, заведывающий
войсками в Пшехской станице решился сделать набег по реке Неподах.
Войска, назначенные для этого, в полночь были уже под ружьем, а к рассвету, в
совершенной тишине обошли аулы и начала уже подходить к ним, как горцы, случайно
вышедшие из сакль, заметив наш отряд, подняли тревогу. Но не для боя просыпались они.
С первым криком, возвестившим тревогу, большая часть кинулась [416] спасать самих
себя, свои семейства и пожитки. Несколько выстрелов, пущенных на авось, были
единcтвенным сопротивлением. Когда же наши подошли к аулам, то они были уже пусты,
и джигеты, населявшие их, успели скрыться. Захватив годную часть брошенного
имущества, в особенности медную посуду, и зажегши сакли, отряд отступил в станицу.
После этого движения, гарнизон не предпринимал больше ни одной рекогносцировки и
занимался окончанием станичного вала.
29-го октября, около одиннадцати часов утра, несколько хоров песенников, под
акомпанемент пискливых кларнетов, дружно отхватывавших молодецкие песни,
послышались около станицы, и вслед затем, батальон за батальоном, начали вступать в
станицу, окончив постройки Пшехского поста. Верховые и пешие офицеры запестрили по
станице; базар наполнился солдатами — стало быть, и шумом; переселенцы и
переселенки, одевшись почище, вылезли из своих землянок... Безжизненная станица
закипела.
Не тяжелы были для такого большого отряда прошедшие труды, почему генерал
Преображенский не счел нужным давать войскам отдых, тем болве, что все уже было
подготовлено для начатия разработки дороги по прямому направлению в Ханскую.
Рекогносцировки, исполненные пшехским гарнизоном, и распросы достаточно
ознакомили нас с местностью, лежащею по этому направлению. 30-го октября
назначалось выступление войск двумя колоннами: одна — из 3-х батальонов пехоты, при
2-х орудиях, под начальством командира апшеронского стрелкового батальона, должна
была направиться на редут Мишоко, другая же, из 4-х батальонов пехоты, 4-х эскадронов
драгун, одной сотни казаков, при 6-ти орудиях, подчиненная командиру 5-го батальона
кубанского пехотного [417] полка, должна была двинуться прямо от Пшехской станицы
на высоты,лежащие по правой стороне реки Пшехи;к аулу Айтак-Балатукова, отстоящему
от станицы верстах в шести. Небольшое расстояние дало возможность быстро и
неожиданно подойти к аулу. Жители бежали в лес, а оставленное имущество перешло в
собственность солдат. Войска расположились по саклям, и на другой же день, с двух
противуположных сторон, от редута Мишоко и от аула Айтак-Балатукова, началась рубка
просеки. Позиция у заднего аула была до того бедна водою, что большую часть лошадей
принуждены были отослать в станицу; оставленных же при войсках водили на водопой к
Пшехе. Оставив аул в наших руках, неприятель не пытался более появляться, и рубка шла
безпрепятственно до 3-го ноября.
В станице в это время работа моста через Пшеху подвигалась довольно успешно. Войска
же, стоявшие на реке Пшиш, занимались постройкой на постах платформ для установки
крепостных орудий, устройством дамбы и постройкой моста через проток Хорго.
Заниматься исключительно работами и оттягивать время для наступательных движении
было невозможно,тем более, что величина отряда позволяла внутренние работы
производить одновременно с наступлением, не отнимая необходимых сил от подвижных
колонн; почему, генерал Преображенский, оставив на рубке для продолжения работ
незначительную часть войск, с остальными, 3-го ноября, воротился в ст. Пшехскую, а 4го, рано утром, сОбрав-пнеся за станицею 8,5 батальонов пехоты, четыре эскадрона
драгун, две сотни казаков и 8-мь орудий потянулись вверх по левому берегу Пшехи.
Пройдя две неглубокие балки, в виду станицы, колонна дошла до ровного и довольно
широкого места, [418] окаймленного с правой стороны редким невысоким лесом, а с
левой крутым обрывом к низменности, по которой течет извилистая Пшеха. Местность
эта не блогоприятствовала горцам, потому что не маскировала их малочисленности,
еслибы им вздумалось выйдти из леса; оставаясь же в лесу, они не могли нам наносить
вреда своими выстрелами. Так как для движения нашей кавалерии не представлялось ни
малейшего препятствия, то означенное пространство было пройдено без выстрелов. Но
далее, местстность заметно изменялась: чистая роща, с правой стороны, обращалась мало
по малу в молодой лес, заглушенный густым кустарником, который все ближе и ближе
подходил к обрыву. Горцы, укрывшись в лесу, начали постепенно учащать огонь. Правая
цепь наша, заняв опушку, отвечала, по обыкновению, очень усердно. Таким образом мы
подвигались вперед. На шестой версте, отряд наш наткнулся на аул Пшипи-Хабль, из
которого жители, с имуществом, успели уже выбраться. Вскоре запылавший аул остался
позади. Беспрерывный огонь горцев много замедлял наше движение, так что на
возвышенность Волгай-Обидова (где впоследствии поставлен пост Тубинский, отстоящий
от станицы верст на восемь) мы прибыли в четыре часа пополудни. Здесь горцы особенно
усилили свой огонь, намереваясь, вероятно, помешать спуску обоза с горы; но правая цепь
наша, усиленная резервами, кинулась на них так дружно, что абадзехи подались в кусты
далее ружейного выстрела от дороги, где и были удерживаемы до тех пор, пока весь отряд
не спустился в довольно обширную, безлесную равнину, продолжая движение вверх по
левому берегу реки и оставляя высоты с правой стороны. По отступлении с горы
последней цепи, гребень высот немедленно был занят горцами, откуда они провожали нас
более салютационными, нежели [419] боевыми выстрелами, так как пули едва долетали до
колонны. Вскоре отряд дошел до места, где в настоящее время расположена станица
Кубанская, разбил лагерь, поужинал и расположился для отдыха. Вскоре залп,
раздавшийся с высот, разбудил всех; но тревоги общей не было: только цепь,
выдвинувшись немного вперед, приняла на себя обязанность обмениваться выстрелами с
противником, который не мог угомониться до самого рассвета.
Потеря прошедшего дня состояла из одного убйтого и семи раненых нижних чинов; ночь
же прошла без жертв.
На другое утро, пообедав до рассвета, наполнив патронташи патронами, надев ранцы и
навьючившись всякого рода торбочками, войска двинулись дальше. Снова визгливые
пули начали обычный концерт и провожали колонну весь восемнадцативерстный переход
до большого аула Исаак-Шуулухова. В этот день к прежним семи носилкам
присоединились еще четыре: одни с убитым и трое с ранеными.
Общее показание лазутчиков, что далее дорога будет гораздо хуже пройденной, и
неуменье их объяснить, насколько она удобна для движения колесного обоза, принудили
генерала Преображенского произвести несколько рекогносцировок.
Для этого, 6-го ноября, были назначены две колонны: одна — из четырех батальонов
пехоты, дивизиона драгун и четырех орудий, под начальством подполковника Шестакова,
двинулась вверх по реке; другая же, небольшая колонна, под начальством подполковника
Краузе, перешла на правый берег реки.
Дорога, предстоявшая первой колонне, сохраняла тот же характер: справа тянулся лес, то
приближаясь, то удаляясь от дороги, слева — обрывистый берег. [420] Перестреливаясь с
довольно сильным неприятелем, засешим в лесу, колонне часто приходилось
останавливаться, то для истребления встречавшихся на пути аулов, то для обделки
спусков через промоины. Поздно вечером прибыла она в аул Исаак-Шуулухова, с десятью
ранеными.
Второй колонне выпала более счастливая доля. С приближением ее к аулам, последние
били очищаемы без сопротивления. Истребив беспрепятственно значительное количество
аулов и набрав в изобилии фуража, колонна эта вернулась на место раньше первой.
Убедившись посредством произведенной рекогносцировки, что дорога дальше не так
дурна, как говорили, генерал решился, с большею частью отряда, двинуться далее того
места, до которого доходил рекогносцировочный отряд. Пять батальонов пехоты, при
четырех орудиях, два дивизиона драгун и сотня казаков выступили под личным его
начальством. Пройдя верст десять и найдя удобный брод, колонна перешла на правый
берег, по которому тянулась безпрерывная цепь аулов. Уничтожить эти аулы
безотлагательно было необходимо: расположенные большею частью на полугоре
высокого правого берега, они командовали дорогой, идущей по более низменному левому
берегу, и если бы эти аулы были оставлены, то при движении отряда, во время
полноводья, когда доступ к ним делался невозможным пришлось бы дорого заплатить за
такой промах. Однако, к удивлению отряда, все аулы были уже брошены; даже огромный
аул эфендия Багова, укрепленный завалами, почти не оказывал никакого сопротивления.
Генерал Преображенский, задавшись намерением осмотреть дорогу как можно дальше и
истребить по возможности больше аулов, быстро двигался вперед, не завязывая
серьезного дела с горцами, упорно продолжавшими перестрелку из леса. [421]
Пройдя версты две за реку Тыжжи, впадающую в Пшеху с правой стороны, отряд
повернул назад. Заметив, что войска наши имеют намерение возвратиться на свою
прежнюю позицию, горцы, по обыкновению, усилили огонь. Так как близь реки Тыжжи
кусты с левой стороны дороги отступали от нее далее ружейного выстрела, образуя
полукруглую поляну, то части войск, подходившие к этому месту, выходили из- под
выстрелов. Горцы, видя это, бросились опушкой обегать поляну, спеша занять то место у
реки, где кустарник опять близко подходил к дороге, чтобы оттуда сильным огнем
встретить нашу колонну; но сюрприз , готовившийся для нас, обратился, на их же голову:
дивизион переяславских драгун на рысях пошел вперед по дороге и, подойдя раньше
горцев к тому месту, куда они стремились, перешел реку Тыжжи, повернул правым
плечом, вошел в кусты, потом, сделав второй заезд правым плечом, двинулся по кустам в
тыл неприятеля, уже засевшего там. Увидев себя обойденными, горцы кинулись бежать;
но драгуны их преследовали не без успеха: кусты были очищены, четверо раненых, шесть
трупов и куча оружия остались в наших руках (Среди самых жарких дел, никто не видел,
чтобы горцы не подбирали трупов своих товарищей. Оставить убитого в руках неприятеля
— считалось у них великим бесчестием. Убитый в бою есть их знамя. Поэтому, добыча
убитыми выражает то, что неприятель бежал вполне пораженный) . После этого горцы не
тревожили больше колонны; и она, хотя и поздно, успела придти на позицию.
Остававшиеся там войска тоже не сидели без дела: перейдя на правую сторону Пшехи,
они продолжали истреблять аулы, из которых один только Худако-Хабль попытался было
оказать чтот-то в роде сопротивления. Убыль этого дня состояла из двух убитых и
тринадцати раненых, в том числе одного: обер-офицера (Переяславского драгунского
полка поручик Савицкий) . [422]
8-го ноября была назначена, под начальством Maйopa Экельна, последняя
рекогносцировка по реке Дого, кончившаяся совершенно благополучно.
Действиями нашего отряда, с 4-го по 9-е ноября, все пространство от Пшехской до
теперешней Апшеронской станицы было очищено, по прямому направлению от
множества аулов. 9-го числа, уничтожив и аул Исаак-Шуулухова, отряд тронулся обратно
в ст. Пшехскую. Ранцы, облегченные от сухарей, и повозки без провианта и фуража дали
возможность сделать большой переход. Противник снова принялся за свое дело: лес и
высоты, скрывавшиеся в густом тумане, были уже заняты горцами. С приближением же
отряда к Волгай-Обидову надо было серьезнее подумать об обеспечении подъема войск и
обоза, который, под выстрелами, мог бы нам стоить дорого; поэтому, дивизион тверского
драгунского полка, под командою мaйopa Суринова, был поведен полковником
Шестаковым вперед. Взойдя на высоту, драгуны двинулись прямо в кусты, но, не встретив
там противника, повернули налево и, пользуясь густым туманом, решились обойти
горцев. Тихо и смело пробирались тверцы разными прогалинами, среди кустов. Обходное
движение их удалось. Заняв гребень высот, горцы беспечно продолжали пускать пули в
черневшую, сквозь туман, полосу колонны... Но вдруг, сзади их грохнули знакомые им
выстрелы... Дрогнули храбрые абадзехи и кинулись назад; но было уже поздно: драгуны,
заняв все тропинки, с шашками наголо встретили спасавшихся. Горцы с отчаяния
кидались под лошадей, но и там пуля или шашка находили их: более двадцати пяти
неприятельских тел остались неподобранными; много opyжия, как на убитых, так и
брошенного во время поспешного бегства, досталось победителям.Мы потеряли
выбывшими из строя только четырех, израненых шашками. [423]
Воздавая должное подвигу драгун, нельзя забыть и услуг, оказанных двумя сотнями
донского Надурбовского полка, которых участие в этом деле хотя было и второстепенное,
однако значительно влияло на исход его.
Сотни находились внизу, при арриергарде, на поляне. Заметив движение на горе драгун и
суматоху между неприятелем, казаки бросились с левой стороны на горцев, отрезали им
выход на поляну и к следующим перелескам и оврагам — что дало возможность,
драгунам обхватить горцев с двух сторон. В происшедшей затем схватке донцы приняли
немалое участие, отхватывая бежавших в их сторону.
Не доходя пяти верст до ст. Пшехской, отряд должен было становиться на ночлеге,
потому что мост через балку Хошеруково был горцами разобран, и бревнами его завалены
спуск и подъем. 10-го ноября балка расчищена, мост построен, и войска, рано утром,
вступили в стацицу.
Пошла в ней обычная хлопотня: повезли в Майкоп раненых и больных, полетели в штаб
отряда кипы требований на провиант, рационы, патроны, артилерийские заряды и проч..
Штабные писаря снова, не разгибаясь, заскрипели перьями. Станица опять оживилась:
песни раздавались во всех ее концах; духаны обставились группами солдат, клянущихся
друг другу в дружбе или сквозь слезы рассказывающих об убитых товарищах, а вечером, в
тусклых одиночных окнах землянок, виднелись, около зеленых столов, кружки офицеров
с карточными веерами в одной и со стаканами глинтвейна в другой руке, бойко
восклицавших: "куплю! вист!..."
Так кончилось движение вверх по Пшехе. В продолжение этого времени не было ни
одного ясного дня: сырой туман и пронизывающий сквозь платье холод не [424]
сменялись. Движение это было чисто рекогносцировкой неизвестной местности, а не
предвестником скорого ее занятия, так как для этого еще не было сделано
подготовительных распоряжений, т. е. не были выбраны места для станиц и постов, из
аулов были истребляемы только находившиеся недалеко от дороги, значительное же
количество их, по сторонам, оставалось нетронутым.
Рекогносцировка как будто имела целью: осмотреть границу участка, примыкавшего
противуположною стороною к Курджипсу, третьею — к Белой, а четвертою — к горцам;
следовательно, того пространства, которое следовало очистить от враждебного населения
к концу зимы. Времени оставалось немного, сама местность была мало известна, а потому
нужно было торопиться.
После трехдневного отдыха, колонна из 7,5 батальонов пехоты, двух дивизионов драгун,
двух сотен линейных и одной сотни донских каваков, с 8-ю орудиями, под начальством
генерала Преображенского, 13-го; ноября тронулась по направлению к реке Шебжз.
Выступив из станицы очень рано, войска пошли по знакомой им дороге, левым берегом
Пшехи. Тихо шел отряд, держась подалее от леса. Может быть, этой осторожности мы
обязаны были, что во все время движения до возвышенности Волгай-Обидова не было ни
одного выстрела. Спустившись с высоты, войска быстро перешли ширину долины до
Пшехи и, переправившись в брод на правый берег ее, на минуту приостановились, чтобы
сомкнуться для дальнейшего движения. С того места до шебжзского ущелья оставалось не
более шести верст, почему, для занятия его было сделано следующее распоряжение:
дивизион драгун, под начальством полковника Шестакова, отделившись от отряда, пошел
прямо ко входу в ущелье, а все остальные войска, под начальством генерала
Преображенского, [425] приняли влево, огибая лес перед ущельем. Пройдя настолько, что,
по соображению, ущелье приходилось немного далее четырех верст, колонна сделала
привал. Два батальона пехоты и два горных орудия были посланы вперед, чтобы
захватить побольше аулов, раньше чем покажется отряд; сам же генерал, оставаясь с
остальными войсками в резерве, прислушивался, не будет ли где нибудь слышно пальбы;
но кругом было совершенно тихо, и только столбы дыма, на протяжении двух верст,
показали, что наши отдельные части уже принялись за работу. Наконец, поднялись и
остальные войска отряда. Осторожно втянувшись в лес, по арбяной дороге, отряд прошел
несколько полян и перелесков благополучно; когда же, повернув направо, войска начали
дебушировать из последней опушки, то ясно послышалась самая частая пальба в той
стороне, куда были посланы драгуны. Колонна, почти бегом, кинулась навыручку. Вскоре
поляна расширилась, и нам представилась такая картина: тверцы, заняв высокий завал,
разъезжали за ним ведя жаркую перестрелку с горцами, засевшими за другим завалом;
трое раненых лежали уже в стороне. Не доходя полуверсты, конно-казачий артилерийский
взвод отделился от головы колонны, карьером подехал к драгунам и, заняв место на
фланге завала, двумя анфиладными картечными выстрелами заставил горцев отказаться от
перестрелки и отойти в лес, находившийся за их завалом. Тем дело и кончилось. Около
этого места была выбрана лагерная позиция, совершенно замыкавшая вход в ущелье.
Сожженный при входе в него аул Басыр-бей передал свое имя и занятой позиции. Вскоре
затем прибыли отделенные прежде два батальона пехоты, с двумя горными орудиями.
Горцы, оставив завал, рассыпались вокруг нашего расположения и, постреливая со всех
сторон, решились, [426] поводимому, не позволять нам покойно разбивать лагерь.
Впрочем, не обошлось без жертвы: один рядовой был убит. Смерть его служила новым
доказательством, что у солдат, свыкшихся со всеми опасностями, является часто и дурная
сторона — крайняя безпечность и неосторожность. Вот что случилось: около одного из
фасов позиции уцелела новая сакля; солдаты кинулись было для овладения такими
отличными дровами, но несколько отчаянных абадзехов, засев с противуположной
стороны ее, открыли огонь по приближающимся. Один из солдат, менее, терпеливый,
воспользовавшись мертвым углом, подбежал к сакле, влез на крышу и начал срывать
доски: он, вероятно, расчитывал, что горцы не посмеют выйти из засады, под опасением
попасть под пули его товарищей; однако, один из них, услыхав возню на крыше, поступил
иначе: быстро выскочил из-за стены, в одно мгновение приставил винтовку к животу
смельчака и выстрелом препроводил несчастного в чистую.
14-го ноября больные и раненые были перевезены в ст. Пшехскую, а на другой день
предпринята первая рекогносцировка в шебжзское ущелье до реки Бзефиш, впадающей в
Шебжз с левой стороны. Ущелье Шебжз представляет чисто-горный характер: с обеих
сторон узкая долина Шебжза сжималась высотами, хотя не имевшими вида диких горе, но
уже значительно поднятыми, особенно с правой стороны; с левой же — высоты являли
как будто ряд сплоченных высоких холмов с отлогими скатами, поросшими местами
редким лесом, по опушке которого мелькали там и сям маленькие аулы.,
Однообразные аулы горцев походили более, на наши бедные хутора, чем на деревни.
Всякий из них состоял из сакли владельца, лучше других выстроенной, из двора, занятого
хозяйственными заведениями, т. е. из построек [427] в роде амбаров, поставленных на
четырех столбах, вышиною аршина два; круглой, обмазанной и крытой плетушки, где
часто встречались ручные мельницы; небольшой сакли в одну каморку (кунакская), а
иногда чего-то в роде сарая. Вокруг двора теснилось еще несколько таких же, только с
гораздо беднейшими постройками, принадлежащими крепостным; большие же аулы
состояли из ряда подобных хуторов.
При появлении нашем в ущельи, аулы оказались пустыми, хотя по оставленным вещам, по
большому количеству домашней птицы и изобильным запасам зерна, заметно было, что
хозяева покинули свои жилища второпях и очень недавно. Смотря на это богатое ущелье,
скаты и низ которого были покрыты множеством маленьких аулов, а промежуточные поля
сплошь запаханы, мы удивлялись, что горцы не отстаивали своих жилищ.
Огонь уже начал уничтожать осиротевшие аулы, как показалась сзади
рекогносцировочной колонны другая, вышедшая позже на фуражировку. Часам к
одиннадцати обе колонны кончили свое дело. Более тысячи лошадей, навьюченных сеном,
зерном, котелками, ручными мельницами, вязками живых и убитых куриц, сапетками
меда, кукурузой и другим добром, потянулись в лагерь.
На позиции Басыр-бей отряд наш простоял довольно долго, так как обилие фуража
обеспечивало наше пребывание на значительное время; отличная погода ускоряла рубку
просеки к Волгай-Обидова, оконченной 18-го числа, после чего назначено было движение
вперед.
Прибывший в наш отряд, навремя, начальник штаба резервной дивизии, подполковник
Ц*, еще до рассвета, 19-го ноября, взяв часть кавалерии, двинулся для рекогносцировки
ущелья. За кавалерией, рано утром, выступили остальные войска и в полдень пришли на
новую позицию, [428] где река Амма принимает слева небольшую реченку. Часам к трем
возвратился отряд подполковника Ц*, не встретив неприятеля. Быстрое исчезновение
горцев из своих сакль, с семействами и имуществом, действительно, было явлением
замечательным, удивлявшим даже старых Кавказцев, которым подобные сцены были не
новы. Иногда колонна, назначенная для сожжения аулов, повидимому, неожиданно
появлялась в другом месте, и что же? никого не заставала в аулах. Приближение такой
колонны, как бы тихо она ни шла непременно встречалось пронзительным
перекрикиванием бдительных горских пикетов. Это "гю!" передаваемое визгливой
фистулой, было так резко, что мало чем уступало сигнальному рожку. "Ишь, заиграли
горнисты нехрещеные!" говаривали обыкновенно при этом солдаты, а через четверть часа
после сигнала, на расстоянии по крайней мере пяти верст, сакли оказывались уже
пустыми, и жители их готовыми к бою. Иногда только издали можно было заметить
уходящие семейства горцев.
На другой день по прибытии на позицию, предпринята была рекогносцировка в ущелье
Курджипс. Еще на позиции Басыр-бей лазутчики сообщили генералу Преображенскому,
что из ущелья Аммы в ущелье Курджипса есть прямая арбяная дорога. Один из горцев
обещался провести туда отряд, уверяя, что войска в тот же день могут сходить туда и
вернуться, и что вообще дорога хорошая. Открытием этим генерал остался доволен
решился исследовать дорогу.
С рассветом 20-го ноября, колонна из трех стрелковых батальонов , четырех орудий, двух
дивизионов драгун и двух сотен казаков, была уже готова к выступлению. Начальник этой
колонны, подполковник Ц*, взяв с собою всю кавалерию, отправился вперед, а пехота,
под начальством подполковника Полторацкого, [429] поплелась одна, взяв сухарей только
на один день, в ожидании скорого возвращения.
Пройдя вверх по Амме версты три, мы повернули налево, на аул Куано-Хабль, откуда,
подемом градусов в 35, начиналась обещанная хорошая дорога; потом, сделав два
крулных поворота направо и налево, дорога пошла дальше по глубокой и крутой
промоине. С первых шагов вера в достоинство дороги сильно поколебалась: взвод легких
орудий, под прикрытием роты, должен был вернуться. Далее дорога становилась все хуже
и хуже. Узкая вначале, она впоследствии еще более сжималась густым лесом,
беспрерывно подымаясь все выше и выше; местами проходила по узким гребням гор,
имея по бокам глубокие пропасти, поросшие сплошными старыми лесами. При такой
обстановке, изгибаясь с одного кургана на другой, дорожка обращалась наконец в
тропинку, по которой можно было идти не иначе, как поодиночке. Растянувшись на
огромное пространство, колонна подвергалась большой опасности. Счастье наше, что
горцы не знали об этом движении а то, перегородив тропинку прочным завалом из
поваленных деревьев — на что было нужно минуть пять времени, человек сорок могли бы
не только нанести нам много вреда, но, может быть, заставить вернуться, во избежание
необходимости ежеминутно штурмовать завалы. На самом же деле, мы не встречали
горцев и, покрякивая, продолжали взбираться с одного бугра на другой, и только поздно
вечером спустились к курджипскому ущелью, недалеко от расположения даховского
отряда. Радушный прием, сделанный даховским отрядом пришедшим боевым братьям,
заставил нас позабыть усталость.
Движение это не обошлось однако без происшествий. В одном из глухих мест, когда
кавалерия только и могла идти в один конь, снизу, из глубины щели, [430] раздался, за
весь переход, один только выстрел, и казак, как сноп, упал с коня. Рассказывали также,
что, кончая тяжелое странствование, драгуны встретили едущую навстречу арбу. Старик,
сидевший в ней, увидав так неожиданно перед собою русских, быстро скрылся в лесу, а
молодой горец, ведший быков, остался на месте, выжидая приближения драгун.. Когда
они подошли на хороший ружейный выстрел, он, в каком-то безумном исступлении,
выхватил из-за плеч винтовку и единственною рукою выстрелил, но дал промах; затем,
подпустив драгун еще ближе, безрукий горец дал из пистолета другой промах, но
сдаваться не хотел и пал, как фанатик, под ударами драгунских шашек.
Открытие дороги, пройденной нашими войсками, по мнению большинства, ни в каком
случае не могло иметь особенных, результатов, потому что она не соединяла важных
сообщений; вся польза ее могла заключаться в том, что путь этот сокращал расстояние
между средними течениями Курджипса и Пшехи, однако почти неудобопроходимость ее
лишала дорогу и этого значения. Генерал Преображенский, узнав о вновь открытой
дороге, ни к каком случае не мог оставить ее без внимания: если она была неудобна для
наших сообщений, то можно было надеяться, с помощью ее, проникнуть в новые места,
заселенные горцами, а следовательно иметь возможность точнее выполнить очищение
края от населенья. Движением этим, конечно мы не могли произвести на горцев
значительного впечатления: если их и удивило неожиданное появление наших войск в
столь диких местах, то, вероятно, каждый из них пожалел только о том, что не знал о нем
раньше и дал слово быть готовым иначе нас встретить и проводить, еслибы мы захотели
вторично появиться в этих трущобах. Как опасно было для нас повторять движение [431]
по такой дороге, видно было из того, что общее мнение решительно его не допускало. О
горских же лазутчиках можно сказать, между прочим, что они всегда отличались
неспособностью определять удобство дороги для движения наших войск: по их мнению,
если арба, запряженная: парою волов, может хоть кое-как пробраться по какому нибудь
месту, то оно уже делалось доступным и для наших войск. Не принимая в расчет тяжести,
которую носит на себе солдат, и зависимости движения солдата от этой ноши по
крутизнам, не имея никакого понятия о степени подвижности нашей артилерии, и не
соображая опасности дороги в военном отношении, лазутчики нередко путали
предположения наших начальников. Еслибы, в вышеприведенном случае, горцы описали
эту дорогу точнее; то разве мог последовать приказ о взятии выступающими войсками
провианта на один день и об оставлении палаток на позиции?
Переночевав в лагере даховского отряда, колонна наша тронулась в обратный путь,
круговою дорогой, через Майкоп, Ханскую и Пшехскую. В течении четырех суток она
прошла не очень большое расстояние, не более ста верст; но если взять в расчет
утомление первого дня от частых крутых подъемов, потом две ночи, проведенные без
палаток и теплой пищи в сильный холод — отчего солдаты, вместо отдыха, еще более
утомлялись — то выйдет, что движение это стоило войскам больших усилий.
Первый ночлег, после проведенного в даховском отряде, был сделан не доходя семи верст
до Майкопа. Конечно, войска устали; но смею предполагать, что еслибы заставили их
преодолеть усталость и пройти остальные семь верст,то ночлег около самого укрепления,
если не в ограде его, был бы удобнее: ротные командиры, по крайней мере, нашли бы
возможность достать спирт и все необходимое [432] для варки пищи; согретые и
подкрепленные, войска могли бы без заметного утомления пройти еще два перехода на
сухарях и спирте. Блогодаря же сделанному распоряжению, голодная, прозябшая и
утомленная колонна должна была только нравственно подкрепляться словами
подполковника Ц*, который постоянно произносил: "спасибо, братцы! Молодцами
идете!" Невольно с каким-то умилением смотришь на кавказского солдата: непонятною
сносливостью и непобедимостью духа он напоминает сказочных героев. Как часто ни
испытывали его в этом свойстве и природа и люди, однако он всегда оставался
несокрушимым.
Долго стояли мы на позиции при впадении Аммы в Шебжз. С прибытием на нее, дни
становились холоднее; потом выпал снег, ударили морозы, сковались льдом наши
маленькие реченки, и улеглась отличная зима.
Ущелья Аммы и Шебжза были для нас неистощимыми источниками всякого рода фуража.
Чтобы судить, какое огромное количество аулов было истреблено за это время, стоит
только вспомнить, что с 15-го до 28-го ноября, почти ежедневно, около половины отряда
назначалось для сожжения их, которое производилось без всякого препятствия со стороны
горцев — стало быть, и без потери времени на овладение ими. Посылаемые войска по
целым дням только и делали, что подкладывали пучки горящей соломы под крыши сакль.
B ясные дни нередко скрывалось солнце от бесчисленных пожаров.
Нередко упоминая о произведенных нами фуражировках, считаем нелишним сказать
несколько подробнее о том, как он производились.
Рано утром, колонна, назначенная для прикрытия фуражиров, собиралась перед лагерем;
но прежде чем показывались первые роты этой колонны, уже все [433] пространство у
cборного пункта покрывалось кавалериею, состоящею из фурштатских рядовых, на
казенно-подъемных лошадях, оседланных вьючными седлами. Прибытие каждой части
колонны непременно сопровождалось покрикиванием на них из рядов: "эй, вы,
хвараоново войско, расступись, дай место!" Пока собиралась колонна, толпа фуражиров
продолжала увеличиваться, и затем: выступали все вместе. Прикрытие во время
фуражировок редко превышало два батальона пехоты, сотню казаков и взвод артилерии;
за то, редко отправлялось и меньше, потому что в пшехском отряде не бывало никогда
менее тысячи фуражирных лошадей. Почти каждому из батальонных командиров
приходилось водить такие колонны, но ни один из них не изобрел еще средства
удерживать фуражиров в порядке. Возня с ними открывалась, с первого шага: желание
каждого быть впереди своих товарищей, чтобы скорее захватить лучший стог сена, делало
то, что задние незаметно начинали протискиваться вперед, a передние, чтобы избегнуть
опасности очутиться сзади, прибавляли шаг, и все это кончалось тем, что на второй версте
похода все промежутки между батальонами и орудиями наполнялись "архаровцами", как
тоже называли фуражиров., Покрикивания офицеров и даже солдат, которых начинали
они стеснять, заставляли их убираться назад, где слышались всегда споры за места, и
через несколько времени опять повторялось тоже самое. Среди таких приливов и отливов
нетерпеливых фуражиров, колонна подходила наконец к месту фуражировки. Не было
начальника, который бы не составлял хитрые планы для удержания запальчивости
"фараонова войска", но лишь приходили на место — не мог удерживать их даже за цепью.
Порядком доставалось подчас фуражирам за подобные беспорядки; да это ни к чему не
вело; им овладевала [434] во время фуражировки какая-то запальчивость, которая мешала
им даже рассуждать: о каком бы то ни было препятствии, при виде хорошего стожка сена,
они не хотели и знать. Один, на скаку зацепив своими вьючками за ногу офицера, не
смотря на крики последнего, продолжал скакать во всю прыть, и офицер по
необходимости должен был нестись за ним; не останавливаясь ни на секунду, фурштат
тащил его дальше, до тех поре, пока, выведенный из терпения, офицер, воспользовавшись
превосходством своей лошади, не догнал его и ударами нагайки не заставил
безжалостного льянероса освободить свою ногу от безпокойного лассо. Что же
происходило при расхватывании сена — отгадывал каждый, заметив у некоторых, после
фуражировки, завязанные разными тряпицами глаза.
Гораздо труднее было сохранить порядок, если фуражировка происходила около аулов,
только-что брошенных жителями: тогда уже все старались ворваться в сакли. Через
несколько времени можно было заметить бродящие партии, из которых одни, постукивая
прикладами о землю, отыскивали ямы, в которых горцы зарывают на зиму зерно; другие
копались уже в разбитых амбарах; третьи бродили в окрестностях аула, отыскивая в
кустах спрятанные пожитки бежавших жителей; четвертые все отпирающим ключем —
прикладом, открывали найденные сундуки и т. д. Замечательнее других искателей
абадзехского добра, по своей энергии, были так называемые "курятники", специально
занимавшиеся ловлею кур. Случалось, что в опасных местах начальник, раскинув цепь,
успокоивался совершенно, видя, что даже фурштаты не решаются переходить за нее, и
потом бывал неожиданно встревожен криком кур в окрестных аулах, за которыми из
сакли в саклю перебегали солдаты. Не всегда даром обходилась им такая дерзость.
Рассказывали, что [435] однажды команда, назначенная для того, чтобы прогнать солдат,
прорвавшихся за цепь, услышала в одном ауле крик, призывающий на помощь, кинулась в
тот аул, откуда он раздавался, и наткнулась на сцену странного содержания: горец, делая
разные усилия, вытаскивал из амбара за ноги заблудшего сына кавказской армии. При
появлении помощи, конечно, горец убежал; но обстановка этой, чуть-чуть некончившейся
плохо, драмы произвела всеобщий смех.
Как-то странно воспитала нашего солдата кавказская война. Опасность понимал он только
тогда, когда она была перед носом, но думать о ней предварительно он никогда не
пытался.
Один офицер на Шёбжз предложил своему деньщику сходить вместе с колонной на
фуражировку, и если будет иметь возможность, то принести ему меду. Деньщик охотно
согласился. Часа через два он вернулся, таща с собою мед, несколько кур и мешок зерна.
— Как — спросил его офицер — разве колонна уже вернулась?
— Никак нет, отвечал деньщик.
— Так как же ты возвратился один без прикрытия?
— Я пришел не один, а с пятью человеками солдат.
— Да как же тебя выпустили из колонны?
— Кабы я ходил с колонной, так пришел бы только вечером и наверно с пустыми руками.
— Где же ты ходил без колонны? спросил, встревожившись, офицер.
— Вышел-то я с колонной, да как заметил, что проку из этого не будет, сговорился с
молодцами, да и обдул колонну: она пошла, значить, в правую щель, а мы засели в кусты,
пропустили их, да сами и пошли в щель, что идет прямо. [436]
Хотя эти молодцы и проходили лишний раз не в очередь на работу, а все-таки плохо
поняли свою вину и все-таки остались при своем убеждении, что колонна ими была
обманута. Об опасности же, которой могли подвергнуться, они не допускали мысли ни
раньше, ни после.
В таких занятиях проходило время до 28-го ноября, когда отряд вернулся в Пшехскую
станицу.
Из всего времени последующих походов это было самое лучшее: работы для людей были
не тяжелы — прочистка дороги к Пшехской станице и сожжение аулов не утомляли
солдат; отличная зима, с немногими дурными днями и без слякоти, не наводила уныния, а
изобилие фуража было причиною, что за позицией этой осталось название "богатой";
лошади справляли свою последнюю масляницу, не подозревая, конечно, что через год, в
это время, они будут падать от голодной смерти.
В Пшехской станице мы были встречены известием, что начальник отряда, генерал-майор
Преображенский вследствие упразднения места начальника войск, за Лабою
расположенных, оставляет нас, и что вместо него остается не полковник Шестаков, а
полковник Офрейн, потому что велено было принять отряд старшему штаб-офицеру.
Частая смена начальников пшехского отряда настроила и отряд так, что при этом известии
задавались уже вопросы: "а кто будет после полковника Офрейна?"
Как-бы то ни было, только 8-го декабря уехали — генерал-майор Преображенский в одну,
а полковник Шестаков — в другую стороны, и в тот же день в вечернем приказании было
сказано, что на 4-е число назначается движение туда, где были недавно, и с тою же
целью...
II
Движения для истребления аулов. — Завал горцев на реке Четук. — Чем увенчался этот поход. — Разлив
Пшехи и снесение моста. — Фуражировки по Даргаю, к северу от Пшехской станицы, 22-го и 24-го декабря.
— Движение к реке Пшиш: первая позиция на реке Урус-Нако; вторая позиция на той же реке. —
Фуражировка 30-го декабря. — Бой 31-го декабря. — Дальнейшая стоянка на той же позиции. —
Возвращение в Пшехскую станицу. — Начало просеки к Пшишу. — Фуражировка 16-го января. —
Окончание просеки. — Начало постройки Бжедуховской станицы. — Экспедиция по pеке Пшехе для выбора
мест под станицы и посты. — Набег по реке Амбошь. — Возвращение. — Начало постройки Кубанской
станицы. — Ожидание нового наместника - Его Императорского Высочества.
Истребление аулов между Пшехою и Белою было далеко не кончено: еще оставалось
много населенных ущелий. Для выполнения данной инструкции, на зимний период, отряд
наш снова открыл действия для очищения страны от враждебного населения и для
истребления запасов неприятеля. .
Первое движение, которое совершили мы под командою нового начальника, было вверх
по реке Шекоц. Отряд, назначенный для этих предприятий, состоял из семи батальонов
пехоты, пяти эскадронов драгун, двух сотен казаков и пяти орудий, и был разделен на две
колонны: одна, большая, поступила под начальство полковника Офрейна, другая,
меньшая, под начальство навремя прибывшего к отряду подполковника Новоселова.
(Первая колонна состояла: из стрелковых батальонов — апшеронского, самурского,
сводно-линейного № 1-го, сводно-ширванского ( из двух рот ширванского стрелкового и
одной роты сводно-линейного № 1-го батальонов ), сводно-линейного № 4-го
полубатальона, 1-го 2-го и 4-го эскадронов тверского драгунского полка; надеждинской и
михайловской казачьих сотен; взвода облегченной № 3-го, взвода конно-казачьей № 13-го
и одного горного орудия горной батареи. Вторая колонна состояла: из гренадерского
стрелкового батальона, 5-го резервного батальона куринского пехотного полка, двух рот
6-го резервного батальона ставропольского пехотного полка, 1-го и 2-го эскадронов
переяславского драгунского полка.) [438]
Рано утром, 4-го декабря, первая из них выступила сначала к реке Шекоц, потом
поднялась вверх по реке Четук, впадающей в Шекоц с левой стороны. 5-го числа вторая
колонна двинулась к реке Фене и, остановившись в семи верстах от устья ее, направилась
навстречу отряда полковника Офрейна.
Отсутствие всяких военных действий и забавных эпизодов, могущих веселить походных
людей, исчезновение жителей, разбегавшихся по лесам, однообразная местность,
состоящая из холмов, поросших кустарником и мелким лесом - все это, в соединении с
дурною погодой, стоявшей во время похода, делало его каким-то безцветным и особенно
скучным. Для последовательности рассказа не буду пропускать и этих движений.
Первый день нашего похода - не был, впрочем, лишен некоторого интереса: там, где
ущелье реки Четук суживается, стоял крепкий завал, перегораживавший его и
упиравшийся своими концами в обе лесистые высоты; почти прямолинейная фигура
завала ограждалась спереди, вместо рва, рекою Четук, делающею в этом месте поворот от
главной высоты к другой, почти перпендикулярно к направлению ущелья; густые леса по
краям его могли служить отличными прикрытиями для фланкирующих стрелков, а будучи
укреплены засеками, не позволяли бы иначе овладеть ими, как посредством значительного
обхода через верх гор, причем необходимо было бы оставить тяжести внизу. Завал был
устроен из ряда вбитых в землю брусьев, скрепленных между собою плетнем, и из
таковой же задней стенки; промежуток между [439] стенками был завален землею и
каменьями; вдобавок, фронт завала быль усилен рядом засек или деревьев,
прикрепленных толстыми комьями к брусьям передней стенки. Разобрать подобный
стенки под выстрелами нельзя было и помышлять. Bсe эти приготовления кончились
однако, ничем: завал явился перед нами таким же сиротой, каким стоявший за ним аул,
принадлежавший, вероятно, строителю этой фортификации. Привольно, должно быть,
когда-то жил этот хозяин: аул его, где остановился отряд лагерем, расположен былсреди
фруктовой рощи; сакля его была хорошо выстроена и разукрашена резьбою и разными
вычурами.
На другой день начались обычные занятия. Часть отряда, назначенная на фуражировку, не
без удивления встретила незнакомого, только-что приехавшего нового колонного
начальника, подполковника Г*. Войска в первый раз увидели; выглядывавшее из под
башлыка, которым он был закрыт его доброе, красивое лицо, незагорелое еще ни от
солнца, ни от ветров. Обменявшись обычным приветствием, колонна двинулась, по его
команде, к реке Четук.
Пройдя возвышенности, покрытые кустарником и терновником, колонна наша опять
вступила в обширную долину, покрытую брошенными аулами, с оставшимися стогами
соломы; сена почти не было. Сделав тут фуражировку, два с половиною батальона
пехоты, при двух легких орудиях, возвратились в лагерь, а три эскадрона драгун и одна
сотня казаков, с подполковником Г*, отправились дальше отыскивать себе добычи, и
только в пять часов пополудни прибыли на позицию.
Весь следующий день оба отряда занимались истреблением аулов и фуражировками.
7-го декабря отряд наш оставил реку Четук и [440] перешел на позицию к реке Шекоц,
отстоящей от Пшехской станицы верст на тридцать.
Не смотря на то, что увидеть горца в этих местах было для нас большою редкостью,
однако глушь и неизвестность этих мест заставляли отделять для рекогносцировок
довольно значительные колонны. Ничто не развлекало нас и на этой позиции; даже
встречавшиеся аулы имели скучный вид: брошенные своими хозяевами, сакли были
настежь отворены и занесены снегом. Только раз как-то нам едва не удалось накрыть
жилой аул. Это было 9-го числа.
Отправив в Пшехскую станицу обоз всего отряда, под прикрытием шести рот пехоты и
четырех орудий, полковник Офрейн, с остальными войсками и горным орудием, двинулся
в глушь, попрежнему истребляя брошенные аулы. Углубляясь дальше, отряд услышал
наконец сигнальный выстрел, который скоро передался по горам. Минут через десять мы
подошли к огромному аулу Мартуко-Хабль, но жителей там уже не застали. Огни в
саклях, разбросанные вещи, разсыпанные сушеные груши и яблоки, изобилие домашней
птицы, все это говорило, что жители только-что успели выбраться. Редко когда
встречались нам такие огромные аулы, как Мартуко-Хабль: он походил более на
обширное село, чем на горский аул. Здесь войска переночевали, а на другой день прямою
дорогою пошли на Пшехскую станицу. Колонна же подполковника Новоселова, не
встретив ни одного горца, отступила к редуту Мишоко.
Походы с 4-го ноября по 11-е декабря имели целью уничтожение всех аулов между Белой
и Пшехой. Во все это время, переходя из одного ущелья в другое, не теряя времени на
изгнание неприятеля силой, не производя никаких работ, войска только и занимались
истреблением [441] жилищ горцев. Спрашивается: окончена ли была эта экспедиция по
инструкции? Истреблены ли все аулы, и истребление их произвело ли на горцев такое
впечатление, за которым следует почти поголовное переселение?
Еслибы наши последние походы сопровождались стычками с неприятелем, то мы могли
бы хотя приблизительно догадываться о степени нашего успеха; но так как отряды ходили
ощупью и прекратили экспедицию больше потому, что надо же было когда нибудь
кончить ее и обратиться к другим предприятиям, то точные ответы на эти вопросы дать
очень трудно. В кавказской войне сплошь и рядом приходилось узнавать о результатах
предприятий спустя долгое время.
Что аулы, были истреблены далеко не все, за это могла ручаться сильно пересеченная
местность, где вдоль каждого ручейка, на значительное протяжение, тянулись горские
поселения. Истребить все аулы - значило буквально осмотреть все уголки, что
невозможно было сделать даже в полгода, действуя отрядом в полном составе; дробить же
в таких местах войска могло быть не всегда безопасно. Относительно впечатления,
произведенного нами на горцев, можно сказать, что, по сведениям, полученным из
частных разговоров с абадзехами, они в ту зиму далеко не все выходили на переселение к
другим племенам; на это же заключение наводит, впрочем и самый характер экспедициии:
как ни грустили горцы о потере крова в позднее время года, но это не было еще такое
чувство, которое заставляло бы бояться нашего присутствия; страх же мог быть им
внушен только хорошим поражением, в роде того, какое они испытали при занятии
Пшехи, а случай к этому, вследствие принятой горцами системы действий, встретиться не
мог. Оставляя нам свои аулы на сожжение, ясно, что горцы заранее условились принесть
подобную жертву; [442] отдавая нам свои жилища, они выигрывали в том отношении, что,
не представляя нам никаких преград, держали нас в полном заблуждении о их сборах и
новых убежищах, основательно расчитывая в то же время на скорейшее наше удаление; а
блогодаря умеренной зиме, они могли кое-как перебиваться в лесах. Вследствие всего
этого, оставалось предполагать, что значительное число горцев, после нашего ухода,
снова поселилось на прежних же местах.
Прошло месяцев пять, и догадка подтвердилась: в течение лета 1863-го года, именно в
этих местах собирались значительные партии, которые около Ханской станицы отбивали
целые транспорты. Конечно, все это не имело значительного вляния на успех наших
действий, почему вновь посылать туда войска, отрывая их от успешных наступательных
действий, было бы крайне нерасчетливо, тем более, что горцы, населявшие эти места,
движениями войск вверх по Пшехе и по Курджипсу были отрезаны от жителей главного
хребта и береговых поселений.
Пока происходили движения по рекам Шекоц, Четуку и Фене, в Пшехскую станицу
прибыли резервные батальоны кабардинского, самурского и ширванского полков, откуда
отправлены были на Пшиш для постройки станиц, близь урочищ Шегужо-Хабль и
Габукай.
В Пшехской станице, между тем, происходили все те же работы. Мост через Пшеху был
уже наполовину готов, как вдруг, 12-го декабря, река до того уничтожила все труды, что
не осталось ничего напоминавшего о его существовании. Несколько дней до этого
времени стояла отвратительная погода: сплошные тучи, закрывавшие горы, разрежались
беспрерывным дождем; холодный, сырой и пронзительный юго-восточный ветер дул
постоянно; вскоре [443] затем, непогода вдруг разразилась страшным ливнем в горах, а
вместе с ним и разливом рек.
Как часто удивляют вновь приезжающих на Кавказ внезапные перемены в течении
прихотливых горных речек? За минуту своего разлива, Пшеха не представляла ничего
особенного: вода стала мутнее и поднялась немного в берегах; затем, без всякого
перехода, с верховой стороны показалась быстро приближавшаяся волна, высота которой
означала новый уровень воды, и в одно мгновение все изменилось: мостовые сваи,
вбитые, по словам сапер, на сажень в землю, были вырваны, как негодные щепки; отлоги
правый берег далеко покрылся водою, и самая река представляла одну кипящую грязь с
желтою пеною, от цвета снесенной горной глины.
Зрители, окоймившие берег, потешались только, смотря на переполох жителей
прибрежных землянок; смеялись, как застигнутые врасплох в кухнях, пекарнях, банях
выскакивали из них одетыми и нагими, с недоумением посматривая на бешенство реки;
над хлопотавшими о спасении своего имущества, над беследно пропавшим мостом, над
какими-то вещицами, быстро несущимися по течении и безпрерывно ныряющими в
грязных волнах, и над появившимися островками с землянками, которые за нисколько
минут до того стояли далеко от берега.
Страшно было бы такое наводнение в местах населенных; но среди безлюдья и среди
семьи, которая почти всю жизнь не имела понятая о прочной собственности, готовой при
одном слове начальника "вперед" отдать и последнее свое имущество - жизнь, это было
лишь небольшим представлением бушующей природы.
Снеся мост, Пшеха наделала еще и другие беды: отделила Пшехскую станицу от
Белореченской и от Ханской. Колонны, отправленные туда еще до 12-го числа, не [444]
могли попасть в станицу обратно и столпились на правом берегу биваком.
К счастью, вслед за разлитием настали сильные морозы. На третий день после разлива,
беспокойная река сковалась льдом, и в одном месте образовался удобный переход.
15-го декабря опять послана была колонна в священный лес (На левом берегу реки Белой,
против станицы Белореченской, был прежде прекрасный чистый лес, теперь почти
совершенно вырубленный, состоявший из прямых высоких чинар, белолисток, карагучей
и проч. Лес тот был святыней для горцев, которые рассказывают о нем следующую
легенду:
Около урочища, при реке Белой, известного у нас под именем Каменного моста, жил
некогда очень богатый и влиятельный старик, князь,имевший единственную дочь
Сшхагуаше. Красота ее была известна далеко по Кавказу. Как только стала она невестой,
по возрасту, старик кликнул клич по всей окрестности, сзывая всю молодежь на
трехдневный пир, который он давал с целью найти для своей дочери приличного жениха.
Сошлись. Пир начался. Открыли джигитовки; на них молодежь наперерыв выказывала
свою удаль. Внимательно осматривая публику, Сшхагуаше заметила одного бедного
пастуха, поразительной красоты, пришедшого, вероятно, из любопытства! Впечатление
было сильное! К концу дня ее не занимали уже молодецкие забавы желавших получить ее
руку: молодой красавец-пастух отвел ее глаза от всего. Прошел день, и отец
полюбопытствовал узнать о ее выборе, но не получил удовлетворительного ответа.
Прошел другой день пира, и когда отец начал распрашивать дочь более настоятельно, она
поняла, чем могло кончиться ее признание, и залилась слезами: не нашла влюбленная
красавица подобного своему избранному и в последний день пира.Со страхом ожидала
она приближения вечера, в который должна была окончательно назвать того, кого
избирает своим женихом. Снова явился к ней отец с тем же вопросом; бедняжка не скрыла
в этот разу своего выбора. Гнев отца был страшен: в припади бешенства, он приказал
принесть бурдюк, зашив в него пастуха с своею дочерью, бросил его в реку. Поплыли
влюбленные по Белой; но, к счастью, оригинальное судно это было прибито водою к
левому берегу реки, против теперешней Белореченснкй станицы. Освободившись кое-как
из бурдюка, молодые люди вышли на берег и поселилось недалеко от этого места, среди
необитаемого леса, вдали от людей, которые считали их погибшими.
Прошло поcле того много лет; отец Сшхагуаше сильно заболел. Лучшие знахари
советовали ему пить оленье молоко, как единственное средство для выздоровления; для
отыскания его были разосланы нарочные во всеконцы; некоторые из них захали в лес,
обитаемый только молодыми отшельниками и их детьми. Встретив тут людей, они
обратились к ним с просьбою о том, нельзя ли достать оленьяго молока, обясняя, что
князь их болен, и что единственное спасение его — в этом напитке.
По имени князя, Сшхагуаше узнала, что дело идет об ее отце. Подоив самку ручного
оленя и наполнив сосуд, она завязала его в платок, подаренный ей отцом во время
последнего пира. Посланные вернулись к своему господину, обрадовав его находкой.
Взглянув на привезенный сосуд, старик узнал платок своей дочери; по распросам
убедился, что приславшая ему молоко была действительно его Сшхагуаше. Сильно
заговорило сердце старика. Выздоровевши, он отправился в тот же необитаемый лес, где
жила любимая его дочь, и решился продолжать свою жизнь в ее семье.
В счастливом спасении молодых людей, в трудно-допускаемой возможности жить среди
такого безлюдья и в самой спокойной жизни этого семейства, куда переселился
уважаемый всеми старик, видели горцы вмешательство провидения; поэтому, и лес, где
ясно для них была выказана благодать аллаха, назван священным, а реке передано имя
Сшхагуаше.) приготовить бревна для нового моста и для [445] постройки временного на
козлах; но майор Беляев, начальник колонны, встреченный неожиданным залпом из леса,
вернулся в станицу.
В пять часов, после полудня, прибыла из набега колонна, едва передвигавшая ноги от
усталости. Набег, как говорили, был произведен вследствие полученного известия о том,
будто некоторые из изгнаных горцев, во время последнего движения, поселились опять в
уцелевшем ауле Масако-Хабль. Для сожжения его была назначена колонна из четырех
эскадронов драгун и одной сотни казаков, при трех орудиях, которая выступила в ночь с
14-го на 15-е число, под начальством подполковника Новоселова. Хорошо ли досталось
горцам, разбежавшимся при появлении наших войск, неизвестно; но нашим выпало на
долю опять испытывать свое геройское терпение: с полуночи и до пяти часов пополудни
солдаты бродили по глубокой грязи и размокшему снегу, тщетно отыскивая горцев.
Небольшое количество отбитой скотины, [446] как трофей пригнали в станицу. Это был
последний поход подполковника Новоселова.
Мирные занятия,тем временем, шли своим чередом; повременам делались фуражировки
но всем направлениям; две из них останутся надолго в памяти нашего отряда.
Пшехская станица, блогодаря частым движениям вверх по Пшехе и ее притокам,
освободилась от непиятноro соседства горцев с южной и восточной стороны; но
оставались еще аулы на близком расстоянии с северной и западной — что и вызвало
необходимость посылать туда колонны. С этою целью, 22-го декабря, командиру
ширванского стрелкового батальона была поручена колонна из семи стрелковых рот, трех
эскадронов драгун и двух сотен казаков (Три роты 19-го и четыре роты ширванского
стртлковых батальонов ; три эскадрона тверского драгунского полка, михайловская и
надеждинская казачьи сотни) . С зарею, 22-го декабря, колонна двинулась к сверу от
станицы и направилась к реке Даргай, где стоял аул Басыр-бей-Хабль. Чтобы добраться до
этого аула, необходимо было пройти лес, а потом довольно обширную поляну, на которой
находился завал. Неприятель не предвидел нашего движения : лес был пуст, завал не
занят, и колонна, быстро пройдя все это пространство, приступила к фуражировке. Вскоре
вьюки были наполнены и потянулись обратно, под прикрытием спешенных драгун и
казаков. Начавшие собираться к этому времени горцы открыли, местами, слабый огонь. В
преследовании вьюков горцы действовали нерешительно, опасаясь оставшейся на
позиции пехоты; когда же, поджегши соседние аулы, начали отступать и последние части,
именно две роты ширванцев и рота 19-го стрелкового батальона, тогда скопившаяся масса
горцев уже решительно начала [447] наседать на цепь, подбегая повременам к ней шагов
на пятьдесят. Самое отчаянное гиканье, которым они ободряли друг друга, не умолкало во
все время, и пальба участилась до того, что походила на барабанную дробь. Отступать
быстро было невозможно: поминутное подымание раненых; и густой кустарник
замедляли наше движение, а горцы наседали все сильнее. Два раза сам подполковник
Полторацкий кидался с цепью на "ура", один раз, чтобы заставить противника немного
осадить назад, другой раз — чтобы отбить раненого, упавшего между кустами, о котором
узнали отойдя уже шагов пятьдесят. В это время было отдано приказание драгунам и
казакам занять завал, находившийся на поляне; арриергардные роты, между тем,
продолжая отвечать на огонь, наводили неприятеля прямо на него. Не доходя двухсот
шагов, они начали поспешно открывать место для действия из-за завала; горцы-же,
приняв ускоренное движение нашей цепи за робость, в натиске превзошли себя: горячка
была полная; но - прохладительный залп из-за завала и учащенная пальба рот,
остановившихся по флангам его, оказали свое действие: вдруг, ослабел гик абадзехов,
пальба их почти прекратилась, и вскоре они совершенно отказалась от преследования, не
выражая даже желания воспользоваться и тем удобным случаем, который им
представлялся при отступлении нашем от завала по поляне. Расплата за полдневную
перестрелку заключалась в трех убитых и четырнадцати раненых нижних чинах.
Рассказывают что горцы, на прощанье, махали нам папахами и приглашали приходить
снова. Узнавши, во время этого движения, что еще есть гостеприимные аулы, которых не
истребил пожар, и которые расположены в очень близком расстоянии от пшехского поста,
мы должны были ответить на их приглашение. 24-го декабря, вторично, под начальством
[448] подполковника Полторацкого, была составлена колонна из трех стрелковых
батальонов, двух взводов артилерии, дивизиона драгун и двух сотен казаков. (Самурский,
ширванский, 3 роты 19-го — стрелковые батальоны и стрелковая рота кавказского
линейного № 1-го батальона; взводы: батарейной № 3-го батареи и облегченной № 3-го
батареи; дивизион тверского драгунского полка, михайловская и надеждинская казачьи
сотни). Движение вперед пришлось делать по той же дороге; но горцы были менеебезпечны, чем в прошлый раз: несколько выстрелов из передовых пикетов показали нам,
что мы не нечаянные гости. Пройдя около версты за сожженный аул Басыр-бей-Хабль,
пехота остановилась на Даргае и начала фуражировку, а кавалерия была отправлена
вперед для осмотра местности около аула Шазано-Хабль, находившегося немного впереди
того места, где фуражировала пехота, и недалеко от пшехского поста. Подполковник
Полторацкий имел мысль, для избежания потери, по истреблении всех аулов, выйти к
посту, а оттуда по дороге двинуться в станицу, имея неприятеля только с правой стороны.
Драгуны, дойдя до назначенного аула, вытеснили оттуда горцев, зажгли аул и тронулись
дальше. Вскоре они должны были вернуться к начальнику колонны с известием, что
топкие балки и густые перелески, непроходимые для кавалерии, затруднять движение
пехоте, почему путь этот может сделаться опаснее пройденного. Тогда подполковник
Полторацкий, принужденный отступить по той же дороге, повторил в главных чертах
pacпopяжeниe 22-го декабря. Пользуясь большим числом войск в сравнении с прошлым
разом, он назначил две роты ширванцев и два орудия занять завал, и затем начал общее
отступление.
С первого шага, пули визобилии посыпались на нашу [449] цепь. По всему видно было,
что горцев собралось гораздо больше, чем два дня тому назад. Кроме арриергарда, и вся
правая цепь имела перед собою значительные партии. Горцы в этот день не кидались в
атаку с прежним азартом, за то пальба их усиливалась с каждою минутой. Наши орудия и
цепь кое-как отгрызались в леcy, медленно отступая на завал. Вскоре против левой цепи
appиepгарда появилась вновь прибывшая сильная партия. Это обстоятельство; опять не
вовремя ободрило горцев, и они, в запальчивом своем наступлении, снова забыли про
завал, и снова ружейный и картечный огонь из-за него напомнил им прошлую
фуражировку. Действие этого огня было однако не совсем удачно, потому что цепь не так
скоро очистила место, и удобный момент был пропущен. По этой причине горцы не
отказались от дальнейшего преследования, как прошлый раз, а подавшись навремя назад,
в лес, снова окружила нашу колонну, когда она отступала от засеки, и, не ослабляя огня
продолжали провожать частым огнем арриергард через всю поляну и ближайшие
перелески. Но по мере нашего приближения к станице, пальба их становилась все реже и
наконец умолкла чуть-ли не около станичной ограды. Во всем этом движении выбывших
из строя было: два убитых, и восемь раненых нижних чинов.
Результат действий был очень хорош: изгнанное небольшое население, находившееся до
сих пор в таком близком соседстве со станицей, конечно не могло уже сделать вторичной
попытки поселиться между ею и постом; вслдствие этого, и окрестности Пшехской
станицы освободились от неприязненного населения с трех сторон.
Дела 22-го и 24-го декабря были очень похожи друг на друга, и если была разница, то от
введения в бой артилерии 24-го числа. [450]
Приходилось иногда слышать мнение некоторых офицеров, что в кавказской войне
артилерия не нужна. Мнение это, конечно, неосновательно: случалось часто, что во время
боя и отчаянного натиска горцев сами распространители этой мысли требовали к себе
орудия и даже, при редкой пальбе, просили учащать ее. Причина тому была
обыкновенная: кавказские артилеристы, бывавшие долго в походах, так наловчались
метко стрелять из своих орудий, что совершенно неожиданно поражали горцев там, где
они считали себя в безопасности. Всякий наблюдательный кавказец скажет, что горцы
питали уважение к артилерии, и где только заклубится белая масса дыма — там они
всегда отступали на почтительное расстояние. То же самое случилось и 24-го декабря:
пальба в этот день производилась гораздо сильнейшим противником; наших войск, то есть
цели, неприятелю было больше; преследование его продолжительнее, чем 22-го числа;
наконец, и орудия действовали картечью очень слабо, вследствие того, что неприятель
держался все время на расстоянии плохого разлета ее и за прикрытием. Но, не смотря на
все это, потеря наша была гораздо меньше той, которую понесли мы 22-го числа, потому
что горцы не смели так близко подходить к нашей цепи, как прошлый раз.
Итак, после этих двух движений, оставалось очистить пространство к западу от станицы и
устроить прямое сообщение с Пшишем.
Во все время пребывания отряда в станице погода стояла сырая: мокрый снег слегка
прикрывал глубокую грязь; редий день обходился без туманов. Солдаты, как сурки,
сидели в своих землянках, занимаясь починкою обуви и платья, вылезая из них либо на
службу, либо на свидание с землячком, назначенное в духане.
Наступило 27-е декабря. 7 батальонов пехоты, [451] 4 эскадрона драгун, 2 сотни казаков и
8 орудий (Стрелковые батальоны: апшеронский, ширванский, самурский, 19-й и
кавказский гренадерский; 6-й батальон кубанского, 5-й резервпый батальон куринского
пехотных полков; два эскадрона тверского и два эскадрона перяславского драгунских
полков; михайловская и надеждинская казачьи сотни; артилерийские взводы: батарейной
№ 3-го, облегченной № 3-го, конно-казачьей № 14-гo батарей и горной) , снова, с
примкнутыми штыками и заряженными ружьями, выступили из станицы под начальством
полковника Офрейна, и двинулись прямо к урочищу, называемому анапской переправой
(Анапскою переправою называлось это урочище потому, что находившиеся на Пшехе
броды лежали на дороге, называемой анапскою. Рассказывают, что, современно
генуэзским колониям на кавказском берегу, сообщение живших на месте нынешней
Кабарды с берегом производилось по Кубани. Когда же впоследствии времени, русские,
укрепив Кубань, как военную границу, сделали ее неудобною для путешествий
враждебных племен, тогда горцами была проложена другая дорога, направление которой
определяется теперь оконечностями северо-восточных отрогов: так, через Пшеху она
проходит около Пшехской станицы, через Пшиш — у нынешней Пшишской (анапская
переправа); далее, близь укрепления Георгиевского, откуда дорога на укрепление
Ильское; еще далее, через Азипс, на урочище Абин; по серебряковской просеке в
неберджайское ущелье; потом, через константиновский перевал, по ущелью Цемес, дорога
подходит в форту Раевскому, а оттуда идет в Анапу.
Прежде шла эта дорога немного иначе: начиная от неберджайского ущелья, она доходила
только до впадения реки Гюйан в Адагум, а оттуда по баканскому ущелью направлялась
тоже к форту Раевскому и Анапе). Не пройдя и двух верст от станицы, колонна вошла в
невысокий лес, заглушённый густым кустарником. Пробираясь с одной поляны на
другую, едва заметными дорожками, пробитыми горскими арбами, мы добрались,
наконец, до балки, образованной рекою Урус-Нако. Во время движения горцы не
беспокоили нас выстрелами, а только партиями следили за нами в некотором отдалешнии;
беспрепятственно дали они нам занять аулы на р. Урус-Нако, где расположился отряд,
сожегши те из хуторов, которые выходили за черту лагерного расподожения. [452]
Неизвестно однако, какими судьбами уцелел довольно большой аул, отстоящий от
южного фаса нашего расположения не далее 200 саженей. Целую ночь скрипели там арбы;
лаяли собаки и кричали куры. Ясно было, что жители выбирали все до последней нитки.
Ночь была лунная и морозная; но абадзехи не умели или боялись сделать ночное
нападение. После дел, происходивших при занятии Майкопа, никто не помнил подобных
нападений; а потому, если офицеры и напоминали тогда часовым на пикетах, чтобы были
как можно осторожнее, то сами все-таки не предполагали нападения горцев. Ночь прошла
благополучно. На другой день было произведено два поиска: один утром, который сделал
полковник Офрейн версты на четыре вверх по реке Урус-Нако, истребляя по дороге вce
могущее быть полезным для неприятеля; другой поиск был произведен после обеда полковником Вибергом, вниз по течению той же реки, причем было уничтожено все
попадавшееся как по этой реке, таки по некоторым из ее притоков с правой стороны. В
этот день был только один раненый, который и умер к вечеру.
Заря 20-го числа уже не застала нас на той же позиции, и рано утром мы были на краю
высокого берега, окаймляющего низкую и болотистую долину Пшиша, с его
многочисленными притоками. Под ногами нашими протекал один из них, известный у
горцев под йменем "Этерток"; для осмотра его спущена была кавалерия с небольшою
частью пехоты.
Прекрасен вид на долину реки Пшиш с высоты правого берега. Охватывая глазом сразу
обширное пространство, невольно любуешься им, как картиною, снятою a vol d'oisean:
бесчисленные рощи и поляны, обвитые самыми прихотливыми извилинами реки и ее
притоков, рисуясь в миниатюре, представляют [453] причудливо-узорчатый ковер,
оканчивающиеся вдали темною бахромою лесов.
Дождавшись возврата посланной вниз колонны, отряд наш двинулся вдоль высокого
правого берега по течению р. Пшиш небольшие конные партии без выстрела продолжали
следить за нами на довольно близком расстоянии. Некоторые из них рысью обгоняли
колонну, огибая ее с правой стороны; но как только стали спускаться в ущелье р. УрусНако, горцы открыли небольшую персстрелку, кончившуюся одним раненым с нашей
стороны. Не доходя версты четыре до поста Кошко-Дечук, отряд вторично расположился
лагерем на этой реке. На другой день назначена была фуражировка, под прикрытием
девяти рот пехоты, дивизиона драгун и двух сотен казаков.
Командир апшеронского стрелкового батальона, подполковник Сидоров, которому
вверена была колонна, поднялся с нею на высоту левого берега р. Урус-Нако по лощине,
впадающей в это ущелье и заросшей густым кустарником; потом, пройдя плоскую
возвышенность, отделяющую р. Пшиш отр. Урус-Нако, спустился в долину Пшиша к
притоку Этертоки у аула Шегухако-Хабль начал фуражировку. Большая часть прикрытия
была размещена по гребню высокого берега, откуда лучше можно было наблюдать за
неприятелем; когда же вьюки начали вытягиваться на гору, а горцы, по обыкновению,
наседать на хвост колонны, подполковник Сидоров, предоставив вьюки покровительству
рабочих и двух рот, спустил вниз семь рот и всю кавалерию, которая, сбросив с лошадей
вьюки сена, угрожала неприятелю атакой за всякое покушение его на отступающих; когда
же цуг вьюков отошел на значительное расстояние от гребня высоты, он тоже поднялся с
прикрытием наверх, и, шаг за [454] шагом, отступил в лагерь. Результатом этих
распоряжений был только один раненый, которого нужно было взять на носилки. Не то
случилось на другой день.
Хотя корм для лошадей, добытый фуражировкою, и был в достаточном количестве, но,
имея в виду предстоящий праздник, надлежало обеспечить войска на большее время,
почему 31-го декабря назначена была фуражировка.
Вся кавалерия, два с половиною батальона пехоты и два горных орудия ( Дивизион
переяславского драгунского полка, надеждинская и михайловская казачьи сотни, три роты
19-го, две роты апшеронского стрелковых батальонов, три роты 6-гo резервного батальона
кубанского и две роты 5-го резервная батальона куринского пехотных полков, взвод
горной батарей) , под начальством подполковника Адлера, выступили по той же дороге к
Пшишу; только при подъеме из ущелья Урус-Нако обойдена была, заросшая кустами,
промоина, затруднявшая накануне подъем на гору. Когда водораздельная плоская
возвышенность была пройдена, то часть войск, из шести рот пехоты и одного орудия,
оставлена была на гребне высоты; остальные же войска - вся кавалерия, четыре
стрелковых роты и одно орудие — спустились вниз к аулу Шегухако-Хабль и начали
фуражировку на полуверстном пространстве между этим аулом и Эдико-Хабль, причем,
конечно, оба аула запылали по примеру прочих. Дым пожара дал знать бжедухам и
абадзехам, что мы уже открыли серьезные действия и на берегах Пшиша. Дружно
приняли они наш вызов: на соседних горах раздался гик, и загремели призывные
выстрелы, а в ауле Эдико-Хабль загорелись сигнальные столбы; по этим знакам со всех
стороне показались конные и пешиe горцы. В особенности, значительные партии вышли
из укрепленного аула, находившегося против станицы Бжедуховской и заключавшего в
себе постоянно ноготове [455] человек до двухсот отборных хаджиретов. Собравшиеся
горцы направлялись на зажженные нами аулы, как на маяки.
Не сильна была перестрелка во время фуражировки; но все мы чувствовали, что
противник, собравшийся в значительном количестве, может не позволить вернуться в
лагерь, без значительной потери.
Отступление началось часов в десять утра. Открытая местность при подъеме на гору не
позволяла горцам начать атаки, почему они, обойдя скрытно арриергард , взошли на
высоту и заняли все кусты. Не обнаруживая себя, они пропустили хвост вьюков и затем,
самым сильным огнем встретили четыре арриергардные роты; в ответ им, пули и картечь
посыпались в кусты — и завязалась самая жаркая перестрелка. Бой начинался. В это
время получено, было приказание — отступать не прежней дорогой, а другою,
пролегающей по более открытой местности. Пока роты могли развернуть значительный
фронт, до тех пор и горцы в открытых местах держали себя на расстоянии хорошего
ружейного выстрела; но, к несчастью, с каждым шагом назад местность становилась
неблагоприятнее для наших стрелков; поле действий постепенно суживалось и
оканчивалось тропинкой, сжатой непроходимым кустарником, по которой нужно было
отступать всей колонне и арpиeprapдy. Не доходя до этого места, апшеронская стрелковая
рота была расположена в балке, поросшей кустами и тянущейся с правой стороны
параллельно нашего отступления. Еслибы противник успел ее занять прежде нас, то мог
бы сильно поражать войска наши во фланг.
По мере уменьшения нашего фронта, горцы, ободряемые ежеминутно прибывавшими
подкреплениями, становились более и более дерзкими. Гиканье, которым они
поддерживали свое ожесточение при атаках, раздавалось кругом нас. Пальба арриергарда
сначала была еще достаточно [456] сильна. Медленно подходя к дефиле, чтобы дать
возможность свободно пройти войскам, арриергард начал, в свою очередь, убирать цепь с
флангов; наконец, и последняя рота 6-го резервного батальона кубанского пехотного
полка, находившаяся при орудиях, тоже начала отступать, но, подойдя ближе к дефиле,
увидела, что оно было битком набито стеснившимися там войсками. Несколько ошибок,
сделанных при распоряжении, отозвались в этот момент на последних ротах. Главнейшая
ошибка состояла в том, что о существовании крепкого завала, преграждавшего дефиле,
арриергард не имел ни малейшего сведения в то время, как уже около получаса две роты
19-го стрелкового батальона употребляли отчаянные усилия, чтобы, развалив хоть один
край его, сделать проход сколько нибудь возможным. Не укрылось от горцеве это
замешательство: распалившись предварительно собственным криком, они
воспользовались ослаблением нашего огня и начали заметно наседать все сильнее и
сильнее; когда же и последняя рота повернула назад, горцы, выхватив шашки, с воплем
кинулись на артилерию. Уже близко были они от орудий, уже видны были их оскаленные
зубы и вытаращенные от ярости глаза; еще минута — и... Но молодецкий горный взвод, не
смотря на близость противника, остановился, быстро дослал картечь — причем, как на
ученьи, был сменен другиме чуть не в упор убитый, нумер с банником - и двумя
картечными выстрелами, повалив передних, остановил натиск остальных и тем дал
возможность кубанской роте опять занять свои места. Но войска, столпившиеся при
подъеме на гору, не давая свободный ход арриергарду, ставили его в очень опасное
положение; роте кубанцев и горному взводу не под силу становилось удерживать натиск
многочисленной толпы разъяренных горцев. Пока происходила эта свалка, усилием роты
19-го [457] стрелкового батальона проход у завала был несколько расширен и войска
начали понемногу протискиваться. В это время поручик Грасман, находясь с ротою в
одной балочке проходящих на флангу отступления нашего appиepгарда и прикрытой
кустарником, увидя, как ожесточенно насели горцы на отступающих и даже схватывались
по местам в рукопашную, крикнул своим молодцам:
— Неужели мы, апшеронцы, потерпим, чтобы на наших глазах могли пропадать другие?
Такого срама мы не наберемся! крикнули одни.
— Ведите, ваше благородие! отзывались с разных сторон.
— Хоть всe пропадем, а имя честное оставим, нервным криком разносилось по роте.
Начались подготовительные распоряжения — и все притихло.
Поручик Грасман избрал лучший исход: он решился озадачить горцев сначала залпом, а
потом, воспользовавшись замешательством противника, бегом миновать опасное место.
Задумано — сделано. Раздался залп — и рота выскочила из кустов; но пробежать было не
так легко: разбросанные толпы горцев с разных сторон кинулись на стрелков — и
закипела рукопашная схватка. Стрелки взяли свое, пробились сквозь толпу вынеся с
собою одиннадцать человек убитых и раненых — что можно считать тоже подвигом
немаловажным (Если предположить восемь человек таких раненых, которых нужно было
нести на носилках, то, полагая по четыре человека к носилкам, выйдет из строя 32, а 28
человек останется только для прикрытия). Увязавшись за войсками, горцы нарвались
также на завал и были сильно озадачены огнем с фронта и почти с тыла подоспевшего из
лагеря кавказского гренадерского стрелкового батальона. Горцы отступили с
значительною потерею. [458]
К концу боя, на высотах Кошко-Дечук показалась колонна, следовавшая из Пшехской
станицы с провиантом, спиртом и другими продуктами. Заметив ее, горцы задумали на
ней выместить свою неудачу, почему подались не назад, а налево, и, скрывшись в лесу и в
кустах, начали прокрадываться к берегу ущелья реки Урус-Нако. Это движение объяснило
нам их намерение, почему наши войска тоже подвинулись вправо или, точнее, вниз по
ущелью, где, соединившись с прикрытием колонны, приготовились к отпору.
Действительно, как только началась по колонне пальба, тучи пуль и картечь из трех
орудий снова засыпали кусты и сразу отбили у горцев охоту надоедать нам.
Небо было безоблачно, и зогорелые лица вернувшихся молодцов были покрыты потом. Не
героями ли показали себя в этот день взвод горной батареи и рота апшеронского
стрелкового батальона? Да и горцы дрались с редким ожесточением: кидаясь то на одно,
то на другое место нашей колонны, они невольно открывали наши ошибки и пользовались
ими, как умели. Слабый арриергард ободрял их больше всего, а отсутствие кавалерии,
которая, навьючившись сеном, шла с обозными вьюками, сделало то, что конные партии
противника подскакивали к пехоте нашей шагов на пятьдесять, спешившись перед ее
носом, и кидались в шашки.
Распоряжения подполковника Сидорова, 30-го числа, оставившего в арриергарде всю
кавалерию, можно было применить и к делу 31-го декабря. Кроме отсутствия кавалерии в
арриергарде и неизвестности о существовании завала, была еще одна ошибка, именно та,
что арриергард, состоявший из трех рот различных батальонов , не имел при себе в это
время общего начальника, вследствии чего каждый из ротных командиров действовал по
своему [459] соображению. Конечно, не мало из нападавших горцев отправились на
седьмое небо, но и мы потеряли в продолжении нескольких часов четырех убитыми и
двадцать одного ранеными, из которых многие не встретили нового года.
Замечательнейшие из убитых у неприятеля были: один почетный старшина, который
часто приезжал в наш лагерь для разного рода переговоров; другой, из фамилии АллоЦсемуковых, имевший огромное значение между абадзехами. Великолепное платье,
бинокль,часы, оружие и другие вещицы найденные при нем, указывали на его богатство.
Так кончился 1862 год для пшехского отряда.
__________________________________
Прежде описания событий следующего года, необходимо заметить, что переселение
абадзехов в закубанские степи уже началось в 1862 году, с того времени, когда нашим
правительством было объявлено, что все холопы, вышедшие из гор, делаются свободными
и будут поселяемы на удобных местах. К концу года многие из них, уже служили в наших
войсках милиционерами, хотя все это было далеко не в той степени развития, в какой
проявилось в следующем году.
После рождественских праздников, попрежнему продолжались фуражировки, и
преимущественно по правой стороне р. Урус-Нако. Перестрелки были очень редки и
ничтожны. Хотя горцы и показывались на окрестных высотах большими массами,
угрожая нападением, но слышанный нами скрип арб, неумолкавший по целым ночам,
высказывал другую их деятельность и другое намерение. Впрочем, в ночь с 5-го на 6-е
января, совершенно неожиданно мелькнули с соседней горы яркие огоньки, [460] раздался
залп, и кто-то заохал в передовых постах. Неприятелю, должно быть, так понравилась эта
штука, что и на следующую ночь повторилось то же; но солдаты даже не отходили от
костров, не прерывали песен и вообще, выказали полное пренебрежение к огню горцев.
Неделя, проведенная нами, с 1-го января на этой позиции, тянулась как-то невесело.
Невольно, бывало, сходишь посмотреть, как драгун, устроив кукольный театр, показывал
своих невзрачных марионеток и вывизгивал что-то спрятавшись за плетушку,
заменявшую ширму.
7-го января мы поднялись с позиции и в один nepeход прибыли в Пшехскую станицу,
провожаемые издали конвоем горцев, следивших за каждым нашим шагом. В станице
кипели все те же работы. 11-го января послана была помощь к рабочим отрядам: на
Пшише — четыре роты, для предстоящей постройки Бжедуховской станицы, и полтора
батальона для скорейшого окончания прямой дороги в Ханскую и поста Кудокурт.
Движением от Пшехи к Пшишу и истреблением по дороге аулов, отряд наш далеко не
обеспечил сообщение между этими двумя реками. Высокий и густой кустарник, местами
переходящий в лес, мог всегда поставить нас в невыгодное положение от скрытных
действий противника; почему, 11-го числа, пять батальонов пехоты, с двумя сотнями
казакове, при двух орудиях, приступили к вырубке по этому направлению широкой
просеки. Что в лесах постоянно скрывались партии, выжидавшие удобных случаев для
нападений и грабежей, может служить доказательством первый день рубки: лишь только
казаки въехали в лес, как наткнулись на партию человек в тридцать.
С этого дня рубка просеки, на которую выходило приблизительно вышеупомянутое
количество войск, шла [461] безостановочно; только 16-го числа отряд был раздtлен на
две части: одна отправилась в священный лtс за сваями для моста, другая-на
фуражировку. К этому времени фуражировки стали затруднительны: по близости станицы
не находили более сена, и надлежало ходить за ним уже далеко, отыскивая запрятанное по
лесам. Редко кто сумел так хорошо спрятать сено в большом количестве, как горцы.
Война чему не выучит! Иногда несколько раз случалось нам миновать одно и тоже место,
не замечая, сложенных там стогов сена; случалось видеть стожки в таких местах, куда мог
проникнуть,только пеший человек, но куда ни в каком случае было нельзя провести вьючную лошадь.
Фуражировка 16-го января была особенно богата нечаянными встречами. При начале
движения тверские драгуны, заметив свежие колеи повозочных колес, усилили шаг. Не
теряя из вида следов, они вошли в лес, и там, действительно, заметили две воловьи
русские повозки. "Марш-маршй"- и повозки достались в руки драгун, а перепуганные
горцы едва успели скрыться в трущобе леса. В том же роде была и другая встреча. Видно
было по всему, что мы очутились тут совершенно неожиданно для местных жителей;
озадаченные, они даже не собрались с духом, чтобы, сделать нам обычные проводы. 17-го
января следовало опять приняться за продолжение просеки, которая была уже доведена
верст на пять от Пшехской; но так как приходилось теперь ежедневно водить войска
довольно далеко, теряя время, на переход в ущерб работе, то сделано было другое
распоряжение: часть пшехского отряда (2 роты кавказского гренадерского, 3 роты 19-го,
апшеронский, самурский, 3 роты сводно-резервного № 2-го, 2 роты сводно-резервного №
3-го cтрелковых батальонов и команда пластунов, артилерийские взводы: конно-казачьей
№ 13-го и горной батарей, дивизион переяславского драгунского полка, михайловская и
надеждинская казачья сотни) должна была выступить в этот день [462] по направленно
просеки и, остановившись на позиции между Пшехою и Пшишем, оставаться там до
конца рубки и делать повременам набеги в разные стороны для истребления аулов и для
фуражировок.
Назначенный отряд дошел до реки Даргай и остановился. Расположив части войск на
позиции и дав им трехчасовой отдых, начальник отряда велел всей кавалерии, семи
стрелковым ротам и двум горным орудиям подняться на фуражировку. Было уже два часа
пополудни. Пехота выстроилась перед южным фасом и тронулась по поляне, окруженной
с трех сторон густым лесом. Не прошла она и версты, как кавалерия небольшою рысью
обогнала ее и проследовала дальше, торопясь, быстрым появлением перед неприятелем,
не позволить ему уничтожить свои запасы; но пламя за лесом показалось раньше, чем:
кавалерия успела пройти поляну. Ускоренною рысью кинулась она через лес на пожар.
По отданному раньше приказанию, три роты стрелков и взвод артилерии должны были
следовать за кавалерией; но орудия почему-то были задержаны и оставлены на позиции с
остальною пехотою у аула Батыр-Хабль, на перешеек между лесом и оврогом, которым
соединялась пройденная поляна со следующей кавалерией, между тем, пройдя это узкое
пространство и впереди лежащую поляну, успела переправиться через Даргай и кинуться
на загон, где зимовала баранта окрестных аулов. Видя быстрое приближение нашей
кавалерии, горцы начали поспешно собираться, чтобы не дать завладеть стадом; но,
атакованные с одной стороны драгунскими наездниками, под командою прапорщика
Хубова, с другой — казаками, под начальством штабс-ротмистра Далгиева, принуждены
были, не [463] дождавшись удара, отойти в лес; только некоторые из них, решившись
помериться силами, погибли под шашками.
Окружив баранту, кавалерия начала отступление; горцы же, рассыпавшись по опушке,
окружавшей ту поляну, где находилась кавалерия, открыли пальбу со всех сторон. С
переходом кавалерии на другую поляну, горцы продолжали преследовать ее
сосредоточенным огнем; но так как некоторые поляны соединялись с соседними, только
арбяными дорогами, проложенными среди леса, где горцы, могли бы останавливать наше
отступление и вынуждать на серьезные стычки, то трех рот оказалось недостаточно,
почему послано было за орудиями и двумя стрелковыми ротами. До тех пор горцы не
пропускали посланного хорунжего Штригеля к аулу Батыр-Хабль, пока он не обеспечился
приличным конвоем. Приказание было передано, и подкрепление, присоединившись к
ротам 19-го стрелкового батальона, настолько усилило прикрытие, что оно могло
обстреливать все опушки, обеспечивая совершенно переход кавалерии с одной прогалины
на другую.
Выйдя, наконец, на предпоследнюю поляну перед лагерем, пехота с артилерией должны
были приостановиться, потому что из леса, с правой стороны, выходили фуражиры с
вьюками. Заметив нашу остановку, горцы начали снова собираться, и, при дальнейшем
отступлении, не отставали от нас до самой позиции; быстро перебегая балки и залегая на
возвышениях, они, от времени до времени, выводили из строя людей на перевязочный
пункте. В лагерь пришли мы уже в половине шестого. Легко раненых было достаточное
количество, на носилках же только трое.
Два следующих дня совершенно мирно шли фуражировки и рубка леса. К 20-му числу
очищенного пространства, в обе стороны от лагеря, считалось версты на три. Полковник
Офрейн, взяв в этот день сотню казаков, [464] отправился осматривать работы по реке
Данжу. Отъехав от лагеря не более версты, начальник отряда заметил до ста человек
горцев, рассыпавшихся по балке и, как видно, имевших намерение сделать на него
нападение. Вероятно, подозревая, что в лесах скрывается гораздо большая партия,
полковник Офрейн не атаковал, а послал в лагерь приказание о присылке ему двух
стрелковых рот и одного горного орудия. Через полчаса подоспело и подкрепление. По
первому орудийному выстрелу, горцы подались назад, а от прикрытия у просеки
отделились еще две роты со взводом конных орудий. Прапорщик Столбовский, оставив
прикрытие, карьером подскакал к позиции горного орудия и пустил по горцам еще
несколько гранат.
21-го января дорога между Пшехскою станицею и анапскою переправою была кончена, и
войска возвратились домой, в свои землянки. В этот период времени, именно 17-го числа,
началась постройка Бжедуховской станицы, на правом берегу реки Пшиш, в пяти верстах
ниже поста Кошко-Дечук, на отличном местоположении. Назначенный для этого отряд
состоял из десяти рот.
Приближалась весна, а с нею началось и появление переселенцев. Между тем, очищенное
нами пространство по Пшехе было еще не занято войсками, и не были отведены места под
станицы и посты, потому, пользуясь свободным временем, 24-го января была наряжена
для этой цели экспедиция из 6,5 стрелковых батальонов , команды пластунов, шести
орудий, двух сотен казаков и дивизиона драгун. (Две роты кавказского гренадерского, три
роты 19-го, апшеронский, ширванский, самурский, сводно-резервные №№ 2-го и 3-го
стрелковые батальоны, стрелковая рота линейного № 6-го батальона, артилерийские
взводы: конно-казачьей № 13-го, батарейной № 3-го и горной батарей, казачьи сотни
михайловская и надеждинская, дивизион переяславского драгунского полка) . [465]
Известная местность по левому берегу Пшехи уже сама за себя говорила, откуда
неприятель мог стрелять по колонне и горцы не упускали удобного случая, чтобы хотя
сколько нибудь повредить нам; но перестрелка была ведена не местными жителями, а
пришедшими верст за десять, чтобы отвести сердце около пепла своих саклей. Потому и
стрелявших было немного. Даже у Волгай-Обидова пальба была крайне ничтожна, и
войска спустились с него благополучно. Здесь назначено, было построить пост Тубинский,
а место ночлега, близ реки Нахако, было выбрано под станицу Кубанскую. На другой день
перестрелка была ведена оживленнее и заметно усиливалась но мере движения нашего
вперед. По дороге определены были места под посты! Эчепчокский и Яшский. Часам к
пяти колонна остановилась по правой стороне Тхухи. В эти два дня было раненых два
казака и два стрелка.
Большая перемена замечена была нами; в этой долине: уцелевшие от последнего
движения аулы были заброшены совершенно; леса не сторожились, как прежде,
бдительными жителями; на соседних горах не виднелись их пикеты, и толпы молодецких
наездников не гарцевали более в виду колонны. Казалось, что не следовало было жечь
аулов, а оставить их новым переселенцам, как отличный материал для постройки домов,
но на самом деле оставлять их было крайне опасно. Если горцы и бросили свои аулы, то
потому, что ожидали скорого их истребления; но если бы они заметили, что мы не
уничтожаем жилища их, и что колонны наши часто ходят по этой дороге, то, пользуясь
возможностью скрывать людей от непогод, выбрали бы один из аулов своим постоянным
сборным пунктом, откуда легко могли бы следить за действиями наших отрядов и, в
случае оплошности с нашей стороны, мгновенно воспользоваться ею, имея для того [466]
готовых людей. Вот почему истребление аулов было мерою необходимою. Во время этих
занятий, до прибытия на позицию близь устья реки Тхухи, получено было известие, что по
реке Амбошь находится очень много нетронутых аулов, из которых жители еще не
выселялись, и между которыми замечательнее других был Нахако-Хабль, как сборный
пункт вооруженных партий. Цель сборов, как говорили, состояла в том, чтобы прикрыть
от наших внезапных нападений всю долину и множество скота, зимующего в ней.
Не зачем было откладывать рекогносцировку долины Амбошь в долгий ящик. На другой
день по прибытии на позицию, за час до рассвета, 10-ть стрелковых рот, два орудия,,
дивизион драгун и две сотни казаков (Три роты 19-го стрелкового, три роты своднострелкового резервного № 3-го, апшеронский стрелковый и одна рота линейного № 6-го
батальонов , взвод батарейной № 3-го батареи и вся кавалерия) , под командою
начальника отряда, отправились на ревизию оберегаемой горцами долины. Как ни
осторожно шла наша колонна, но на третьей версте от лагеря была замечена, и ряд
сигнальных выстрелов, огласил долину. Рассвело. Пехота прибавила шагу, а чтобы не дать
противнику собраться и приготовиться к встрече, кавалерия пошла на рысях. Успех был
полный: горцы, захваченные врасплох, из передних аулов бежали в следующие, оставив
около ста штук рогатого скота. Кавалерия, не довольствуясь этим, пошла дальше и, по
пятам бегущих, явилась перед аулом, в котором собрались отступившие горцы. Здесь, как
видно, они хотели дать более сильный отпор, но плохо поправили первую неудачу: не
выдержали дружной атаки драгун и, потеряв несколько человек, отступили к следующим
аулам. Кавалерия опять захватила порядочное количество рогатого скота. [467]
Увлекшись леностью движения вперед, кавалерия как будто упустила из вида, что вся
суть наших дел заключалась в отступлении; когда же она опомнилась, то тот-час начала
подвигаться назад. Горцы встрепенулись: с необыкновенною поспешностью обложили
они окрестные перелески и открыли беглый огонь. Кавалерия должна была теперь без
пехоты отступать шаг за шагом и перейти через высоту из балки Залуко в другую балку —
реки Амбошь. Видя, что нашей пехоты еще нет, противник, вероятно, хотел
воспользоваться этим и, выдвинув из леса много конных и пеших партий, начал угрожать
атакой. К счастью, скоро появилась наша пехота. Не теряя времени, пять стрелковых рот,
с горным орудием, двинулись против партий, которые не замедлили показать свое
блогоразумие, скрывшись в лесе.
Отступая далее, колонна должна была постепенно втягиваться в узкое лесное дефиле. Три
роты, оставленные в арриергарде, заняв опушку леса, едва могли удерживать натиск
горцев, которых собралось уже достаточное количество; повременам они так шибко
налезали на appиepгард, что вынуждали его несколько раз кидаться в штыки; когда же
арриергард отступил из кустов на поляну, то тут присоединились к нему еще две роты и
два батарейных орудия. Не хорошо почувствовали себя горцы, набежав на этот огонь, и
сочли за лучшее прекратить преследование до первого удобного случая Следующие затем
попытки их были уничтожаемы самым чувствительным образом.
К полудню колонна возвратилась в лагерь с шестью пленными и большим стадом
рогатого скота. Потеря с нашей стороны состояла в раненых: одном штаб, одном оберофицерах и 80-ти рядовых. (Подполковник Адлер был ранен легко в руку, и
командовавший наездниками переяславского драгунского полка прапорщик Никошидзе).
Послеобеденная [468] фуранжировка увеличила нашу потерю еще одним убитым
стрелком.
Выбрав место нашей стоянки под станицу Апшеронскую отряд двинулся в обратный путь
27-го января. Неприятель ожидал нашего общего отступления и был в сборе. С первого
шага перестрелка закипела с трех сторон. Преследуя значительными силами с тыла ; и со
стороны леса, горцы заняли еще высоты правого берега и стрельбой оттуда не позволяли
колонне отодвинуться далеко от леса. Впрочем, по расстоянию, нa котором они держались
от цепей, видно было, что но потеряли еще уважения к нашему нарезному оружию: ему
только мы и были обязаны незначительною потерею в сравнении с потерями пятидесятых
годов. Продолжая усердствовать в перестрелке, горцы густо занимали все исходящие
углы леса. Всякий раз, как только замечали остановку appиepгардa, задерживаемого
обозом, они немедленно приближались на хороший ружейный выстрел, залегая за все
возможные закрытия. Желание их кинуться на арриергард было слишком заметно; но едва
они пробовали выходить из-за закрытий, как опытом убеждались, что дорого может
обойтись такая дерзость. Однако, раз-таки пришлось цепи нашей кинуться в одну из
опушек, откуда стрельба была особенно сильна. Новых шесть человек раненых были
принесены на позицию близь нынешней станицы Кубанской, где остановились войска для
возведения ее ограды. 28-го числа, все раненые препровождены были в Пшехскую
станицу, с колонною, назначенною за провиантом.
В это время, отброшенный далеко, неприятель не беспокоил нас нападениями больших
партий; мелкие же тревоги касались только тех частей войск, близь которых они
производились. Блогодаря этому обстоятельству, все вновь предпринятые работы шли
быстро: не по дням, а [469] по часам подымались ограды Кубанской и Бжедуховской
станиц.
Около этого времени распространились слухи о скором приезде Его Импегаторского
Высочества Великого Князя Михаила Николаевича. Никто в отряде не сомневался, что до
приезда в Тифлис Главнокомандующий пожелает посмотреть результат кровавых
подвигов и трудового пота той части войск, которая поканчивала почти вековую борьбу.
Вслдедствиe этого, улучшались дороги, Пшехская станица украшалась новыми
мостиками, вновь строющиеся посты и станицы обеспечивались поставленными на
барбетах полевыми орудиями, в ожидании подвозки чугунных.
Среди таких хлопотливых занятий, забота отряда заключалась еще и в добывании фуража.
Обеднели окрестности запасами сена, да и экстренный склад казенного сена в Пшехской
станице уже истощался. Положение частных и казенных лошадей делалось понемногу
хуже и дошло наконец до того, что принуждены были отослать дивизион переяславского
драгунского полка в штаб-квартиру на поправку, а взамен его вызвать тверцов. Рыская в
окрестностях чуть не по целым дням, драгуны повременам отыскивали уцелевшие сенные
склады горцев. Отдаленные же фуражировки, производимые значительными частями
войск, как напримр, 3-го, 8-го и 9-го февраля, приносили своего рода пользу:
захватывание фуража, скота и даже пленных, в районе горских поселений, не только не
позволяло горцам собирать партии для нападений на наши кордонные посты, но
заставляло их заботиться о собственной безопасности и даже выселяться в более
отдаленные места.
В таких занятиях провели мы февраль месяц, до 26-го числа.
III
Bыступлениe отряда для встречи Его Императорского Bысочестваa. Отыскивание бродов на Псекупсе.
Движение 1-го, 2-го и 3-го марта. Атака полковника Крым-Гирея Гусарова с милиционерами. Овладение
завалом у Пшиша 1-й ротой 19 стрелкового батальона. Молодец Алексеев. Два главных сбора войск. Работы
в каждом из них по 27-е апреля. Рекогносцировка дороги от Апшеронской до Самурской станицы.
Движение к Магомет-Аминовским аулам и ряд главных дел в течение этого дня. Отступление отряда.
Результаты рекогносцировки. Приезд генерала Зотова. Приезд графа Евдокимова. Переговоры генерала
Зотова с горцами. Рубка дороги от Апшеронской станицы на Хадыжи в Пшишскую станицу. Оставление
укрепления 8-го июня. Молодецкое дело, апшеронцев. Работы отряда. Переход войск вверх но Пшишу к
бывшему аулу Шауш-Хабль, для устройства дороги.
Ожидания сбылись. Его Высочество Наместник, прибыв в Ставрополь, немедленно
направился в район действий адагумского отряда, а оттуда намеревался побывать во всех
отрядах. Чтобы принять Его Высочество и проводить по своему району, войска пшехского
отряда 26-го февраля оставили Пшехскую станицу и направились к реке Псекупс. 28-го
числа отряд, переночевав на позиции при pеке Пчас, выступил на другой день, рано
утром, без палаток и лишних тяжестей, оставленных на позиции, под прикрытием четырех
батальонов и двух орудий. (Сводно-стрелковый № 1 -го, сводно-стрелковый резервный №
2-го батальоны, 3-й батальон кубанского пехотного полка, 5-й резервный батальон
ширванского пехотного полка, взвод облегченной № 4-го батареи. Колонна же состояла:
пехоты — 3 роты 19-го, ширванский, апшеронский, самурский, кавказский гренадерский,
3 роты сводно-резервного № 3-го-стрелковые батальоны; 4-я рота 2-го кавказского
саперного батальона и команда пластунов; кавалерии — туземной милиции, части коннолабинского иррегулярного эскадрона; конных №№ 7-го и 9-го полков кубанского
казачьего войска, дивизион тверского, дивизион переяславского драгунских полков; 1-я и
2-я сотни кубанского казачьего полка; артилерии — 3 ракетных станка конно-ракетной
батареи, взвод конно-казачьей № 13-го, взвод горной, взвод облегченной № 3-го) . [471]
Часу в десятом, войска прибыли к правому берегу Псекупса, против того места, где
ожидали найти брод; но его там не было: сильные проливные дожди, шедшие перед тем в
горах, подняли реки. Отыскать брод было необходимо; поэтому, отряд начал подниматься
выше по течению реки, измеряя повроменам глубину ее. Отряд приближался к аулу
Хасай-Хабль, где знавшие эти места хотели указать несколько бродов, почти никогда не
уничтожающихся, как вдруг, неприятель, отгадавший нашу нужду, самым сильным огнем
встретил войска с противуположного берега — чем и определил места бродов. Чтобы
поверить эту находку, необходимо было выгнать горцев из кустов занимаемого ими
берега; а для этого,в свою очередь, приходилось занять правый берег значительным
числом наших войск в несколько раз сильнейшим огнем заставить их уступить нам и
левый берег. Подполковник генерального штаба Скобельцын, желая скорее привести это
решение в исполнение, приказал милиции, шедшей во главе авангарда, быстро подскакать
к берегу и открыть по неприятелю живой огонь. С гиком понеслись наши горцы к берегу,
но, встреченные залпами, повернули назад; еще несколько раз повторяли они свои атаки,
но всякий раз не выдерживали сильного огня противника. Тогда подполковник
Скобельцын, крикнув одной из подошедших сотен: "вперед!" сам поскакал к гребню
берега и остановился в виду всеx, буквально осыпаемый пулями. Конечно, сотня,
побуждаемая и собственным самолюбием, и боязнью бесчестия - оставить одного
начальника в таком положении, быстро рассыпалась по берегу и открыла пальбу. Недолго
после этого кусты оставались убежищем горцев. Вскоре казаки подкреплены были
стрелками, которые, приняв , на себя завязавшуюся перестрелку, не удовольствовались
тем, что горцы очистили берег, но продолжали поддерживать [472] ее с противником,
подавшимся уже выше этого места, и, с своей стороны, не подпускали их на ружейный
выстрел к бродам. Пока цепь вела перестрелку, отряд успел расположиться на правом
берегу биваком.
Часа в два пополудни, за Псекупсом послышалась отдаленная горячая орудийная пальба,
обяснившая нам, почему, вместо того, чтобы увидеть Его Императорское Высочество в
десять часов утра, как ожидали все, пришлось встретить Его гораздо позже. Звуки
выстрелов, между тем, становились все громче, наконе раздались за ближайшими
высотами левого берега; в четыре часа показались войска адагумского отряда, которые
расположились лагерем на противуположном берегу, окружив ставку наместника.
На нашей стороне обстояло не все благополучно: захотели построить мост и целый вечер,
чуть не целую ночь, бились над этой выдумкой. И чего-чего только не происходило; в
борьбе с необыкновенно быстрым течением: то срывало каюки при постановке, то
лопался канат, то кто-нибудь обмакивался в студеной водице, в которой окунулся и сам
саперный офицер, — и все это кончилось тем, что на другой день Его Высочество
переехал на правый берег в брод, который стал доступнее, благодаря прояснившейся в
горах погоде.
С зарею следующего дня, отряд был выстроен для встречи Великого Князя в следующем
порядке: пехота в линиях ротных колонн; на левом фланге ее два взвода артилерии, левее
ее — дивизион тверского драгунского полка, а под прямым углом к этой линии дивизион
переяславского драгунского полка; затем, взвод конной арритилерии, три ракетных
станка, наконец, все сотни казаков и милиция, — причем артилерия находилась во
взводных колоннах из середины. По обезде Наместником всей [473] линии, войска
тронулись обратно к Пшишу (Порядок следования был: авангард, под начальством
командира тверского драгунского полка, полковника Барковского, состоял: из туземной
милиции, части лабинского конно-иррегулярного эскадрона, двух сотен казаков, трех
ракетных станков, дивизиона тверского драгунского полка, взвода конно-казачьей № 13го батареи, трех рот 19-го стрелкового батальона, сапёрной роты и всех пластунов. Правая
цепь (с более опасной стороны), под командою командира апшеронского стрелкового
батальона, майора Скворцова, состояла: из апшеронского стрелкового, трех рот своднорезервного № 3-го стрелкового батальонов и взвода горных орудий. Левая цепь под
начальством командира самурского стрелковаго батальона, полковника Солтана, состояла
из этого же батальога. Арриергард под командою командира переяславского драгунского
полка, полковника Джемарджидзе, состоял: из дивизиона переяславского полка,
кавказского гренадерского стрелкового батальона и взвода облегченной № 3-го батареи)
.Местность от реки Псекупса к реке Пшиш идет почти совершенно ровная, покрытая во
многих местах кустарником и небольшими лесами; с обширными промежуточными
полянами, перерезанными неглубокими балками; в некоторых же местах она переходит в
незначительные возвышенности, служащие водоразделами реки Псекупса от реки Пчас,
этой последней от Марте, Марте от Цыце и Цыце от Пшиша.
При обратном движении, 2-го марта, приеутствие в отряде Наместника Кавказа
производило впечатление и на горцев. Конные партии виднелись кругом: то мелькали они
между окрестными кустарниками, то гарцуя, рисовались вдали на открытых равнинах;
абадзехам хотелось показать, кроме удали, и свою численную массу, но им не удавалось
проявить свою храбрость, так как местность не благоприятствовала их желанию. Не
отошли еще наши и двух верст от Псекупса, как на совершенно открытом пространстве,
которое тянется до первых высот, замечена была авангардом значительная конная партия,
выжидавшая нашего приближения . Полковник Крым-Гирей Гусарове, начальник [474]
бжедуховcкого округа, принял на себя обязанность прогнать горцев. Присоединив
казаков, с шестилинейными винтовками к милиции, он начал подвигаться вперед, открыв
перестрелку: дальность полета наших пуль заставила неприятеля подаваться назад.
Заметив нестойкость горцев, Крым-Гирей Гусаров гикнул на них с милициею; но, следя за
движениями неприятеля, он не заметил впереди себя небольшого ровика, в котором
несколько человек выжидали приближения увлекшегося начальника, скакавшего далеко
впереди своей команды: окруженный только восемью человеками, шагах в полутораста от
него раздался залап — и Крым-Гирей Гусаров, близ него несшийся офицер и три человека
упали с коней.
Этот неожиданный залп так подействовал на неохотно скакавших и отстававших от
Крым-Гирея Гусарова милиционеров, что они повернули назад. Две сотни казаков,
дивизион драгун, с двумя конными орудиями и тремя ракетными станками, а также
Абдуррахман, с кабардинскою милициею, полетели к ним навыручку. Труп полковника,
раздетый уже горцами, был отбит в одно мгновение, вместе с обнаженными трупами его
сподвижников; неприятель, не выждав атаки, подался в лес, лежавший с правой стороны
нашего пути. Затем, кавалерия опять заняла свое место в авангарде. Но недолго она шла
спокойно: проходя около того места, где лес выдавался мысом, почти к самой дороге,
снова послышался залп, данный но войскам авангарда; кавалерия пронеслась карьером
через опасное пространство, предоставляя очищение его от неприятеля следовавшей за
нею пехоте. Дойдя до обширной поляны, кавалерия совершенно неожиданно встретилась
опять с конною партией. Передние части завязали с горцами перестрелку; казаки
немедленно спешились, потому что густой кустарник мешал действиям в конном строю;
[475] ракетные станки и конные opyдия открыли огонь. В это же время, к выше
упомянутой выдающейся части леса подошла авангардная пехота: три роты 19-го
стрелкового батальона, ширванский стрелковый батальон, к которым присоединился
артилерийский горный взвод из правой цепи, и завязала перестрелку со скрывавшеюся
пешею партией. В скором времени, как кавалерия, так и пехота, осадили своих
противников в глубь леса и двинулись дальше.
Как часто бывает, что самые незначительные случаи в делах с неприятелем имеют
сильное влияние на состояние духа войск! Кто из находившихся в бою начальников не
радовался, заметив улыбку на лицах солдат, только-что за минуту перед тем мрачно
посматривавших на кровь своих товарищей, и кто с искреннею веселостью не передавал
подобных случаев в своих воспоминаниях?
Один такой случай встретился нам во время описанной перестрелки; конные партии,
прогнанные, после смерти Крым-Гирей Гусарова, в лес, услышав перестрелку впереди,
решились идти к своим на помощь. Лес был густой, непроходимый для кавалерии; но
такие отчаянные головы, как горцы, решились проскакать по опушке, мимо огня нашей
пехоты, и, действительно, один за другим, начали проноситься во весь дух в пятистах
шагах перед нашею цепью. Артельные собаки, гонявшиеся до этого за пулями, не могли
вынести такой дерзости горцев: подзадориваемые быстро несущимися всадниками, они
начали кидаться на лошадей, хватая их за хвосты. В скором времени солдаты увидели
перед собою уже не людей, грозящих смертью, а каких-то акробатов, за которыми на
хвостах лошадей неслись по воздуху по одной и по две собаки. В цепи послышались смех
и ускоренная пальба по наездникам, которым собаки не давали полного хода. Тяжелое
[476] впечатление от только-что понесенных потерь как будто поизгладилось. Горцы, в
этот день больше уже не делали попыток подстерегать нас, хотя встречалось много очень
удобных к тому позиций, как например — берега речки Шатуко. Вагенбург, оставленный
на реке Пчас, и прикрывавшие его войска присоединились к отряду (Таким образом,
сводно-стрелковый линейный № 1-го батальон и взвод облегченной № 4-го батареи
назначены были для усиления авангарда; правая цепь усилена была сводно-стрелковым
резервным № 2-го батальоном ; арриергард увеличился присоединением 3-го батальона
кубанского пехотного полка; 5-й же резервный батальон ширванского пехотного полка
был назначен для следования при обозе и занятия караулов у ставки Командующего
войсками кавказской армии и лиц сопровождавших Его Императорское Высочество) .
Затем, колонна совершенно благополучно дошла до реки Марте, на правом берегу
которой разбила лагерь и ночевала.
Потеря 1-го марта у милиционеров состояла из убитых: одного штаб-офицера, одного
обер-офицера, двух всадников и раненых четырех; в остальных войсках выбыло из строя
ранеными: обер-офицер один (Апшеронского стрелкового батальона прапорщик Колендо)
и казак один. Остальные не оставляли строя. Здесь надо заметить, что в милиции
Абдуррахмана, кроме кабардинцев, были еще армяне, которые прежде жили в горах и по
выходе оттуда поселились близь Прочного-Окопа, в сел. Армавир. Занимаясь заведением
табунов лошадей и стычками с черкесскими партиями, покушавшимися повременам
овладевать лошадьми их, армяне долго не теряли ни боевого духа, ни горского костюма. В
настоящее же время, с новыми ycлoвиями их жизни, они ничем уже не отличаются от
прочих армян: занимаются главным образом скупкою хлеба, а черкеску, бурку давно уже
заменили костюмом самых галантерейных приказчиков.
Предстоявший 23-верстный переход от Марте до реки Пшиша совершался в таком же
порядке; только части [477] войск были перемещены (Авангард составляли: та же
милиция, те же две сотни казаков, три ракетных станка, дивизион переяславского
драгунского полка, взвод конно-казачьей № 13-го батареи; стрелковые батальоны:
кавказкий гренадерский, апшеронский, 3 роты сводно-резервного № 3-го батальона; взвод
облегченной № 3-го батареи, рота сапер и команда пластувов, под начальством
полковника Джемарджидзе. Правая цепь состояла: из трех рот 19-го, самурского,
ширванского стрелковых батальонов , при двух горных орудиях, под начальством
полковника Полторацкого. Левая цепь состояла: из одного только 5-го резервного
батальона ширванского пехотного полка, под начальством командира того же батальона.
Арриергард составляли: дивизион тверского драгунского полка, сводно-стрелковый
резервный № 2-го батальон , сводно-стрелковый линейный № 1-го батальон, при двух
орудиях облегченной № 4-го батареи) . Удобнейший путь для перехода колонны сначала
имел направление почти перпендикулярное к реке Пшиш, по линии, упиравшейся верст на
восемь ниже Бжедуховской станицы. Местность до поворота к этой станице была
решительно повторением пройденного пространства от Псекупса, только местами
перерезывалась топкими балками; но от поворота дорога ухудшалась на много: левый
низменный берег весь состоит из топей, от частых разливов реки, и покрыт густейшим
кустарником, едва доступным проходу пехоты врассыпную. Все это затрудняло движение
особенно кавалерии, артилерии и обоза; между тем, такая дорога тянулась на расстоянии
трех верст.
Во время движения отряда от реки Марте до поворота дороги к переправе через Пшиш,
неприятель ограничивал свои действия только одними наблюдениями, держась далее
действительного ружейного выстрела; с приближением же к переправе оказалось, что
неприятель находился во всей опушке леса с правой стороны. В особенности сильно были
им заняты кусты, тянувшиеся параллельно дамбе. Здесь, для усиления своей позиции,
горцы устроили даже завал, упиравшийся в две соседние опушки [478] леса. Дорогой, в
воспоминании бывшего 19-го cтрелкового батальона и всех участников описываемого
похода, полковник Экельн так рассказывал о занятии этого завала:
Как только отряд стал подходить к перелескам, показались горские разъезды, и вслед за
ними явилась конная napтия. Kaвалерия завязала перестрелку; взвод конных орудий
выехал на позицию и открыл картечный огонь. Но горцы не смутились. Подошли два
стрелковых батальона: гренадерский и самурского полка. Гренадеры выслали густую цепь
и начали перестрелку. Самурский батальон послан был занять лес и завал, находившиеся
над дорогой. Самурцы приняли несколько влево и заняли только часть леса, — завал и
угол леса, примыкавшие к нему, остались незанятыми. В это время приближался 19-й
стрелковый батальон . За завалом было большое движение ; много горцев выскакивали изза него в незанятый угол леса. Командир 19-го батальона послал 1-ю роту занять завал без
выстрела и без "ура". Хотя можно было послать и другие две роты, но это было маленькое
щегольство, позволительное с людьми испытанными и, с частью надежною. 1-й роте, как
самой заслуженой в батальоне, оказана была эта честь.
Рассыпав роту, ротный командир указал только людям место у завала, к которому
следовало им сбегаться. Дружно и уверенно тронулись молодцы, дружно посыпались на
них пули, но вреда в рассыпном строе сделали мало. Шагов за 70 до завала, стрелки
бросились бегом. Подскакал офицер на лошади. Две пули свалили лошадь, другие две
пробороздили сюртук. Стрелки навалили и дружно полезли. Завязалась короткая схватка...
завал остался в руках наших. Тринадцать заколотых горцев, да человек четырнадцать
убитых и раненых из роты заплатили собой за пять спорных минут. Когда стрелки [479]
полезли на завал, подбежали к ним офицер и человек пятнадцать самурского батальона и
приняли участие наряду с ними.
Один частный случай не лишен интереса.
В 1-й роте 19-го стрелкового батальона состоял рядовой Алексеев, из белорусов, солдат
бедный, не мастеровой и немножко неряха, но сухой, крепкий, одаренный железным
здоровьем. В глухих лесных перестрелках, где не раз доводилось участвовать роте,
Алексеев обратил на себя внимате тем, что никогда не ухватывался выносить раненых, но
лез при всяком случае вперед, и при отступлениях всегда из последних показывалась его
сухая фигура и улыбающееся лицо. Его, что называется, безответная служба стала,
наконец, известною батальоному командиру. Недели за две до вышеописанного
движения, в батальон выслан был один георгиевский крест. Командир батальона
затруднялся, какой роте его назначить, так как крест был доставлен за несколько дел. В
это время мимо палатки проходил Алексеев — и случай решил затруднительный вопрос:
крест дан был ему.
По кавказскому обычаю, раздачу крестов поручают преимущественно выбору рот. Роты
хотя и выбирают всегда людей хороших, но держатся за непременное правило —
выбирать одних старослуживых, которые обязаны, после оказанной им чести, угостить
роту водкой. На такой расход избранный должен, конечно, обладать некоторыми
средствами, и это побочное обстоятельство не может входить в расчеты выбора рот.
Алексеев, солдат молодой и круглый бедняк, не соответствовал условиям выбора, и рота,
оставшись недовольною наградой Алексеева, встретила нового кавалера недружелюбно.
Алексеев терпел и ждал только случая показать несправедливость товарищей. Движение
роты на завал представило ему этот случай. [480] Как только цепь тронулась, он опередил
ее шагов на двадцать и, не смотря на останавливание товарищей, все шел впереди. Когда
рота бросилась к завалу, Алексеев, сохранив тоже расстояние, подскочил к завалу один.
Трое горцев перетаскивали в это время раненого товарища за завал. К счастью, у двух из
них ружья были уже разряжены. Третий дал по смельчаку выстрел в упор, но пробил ему
только шинель и ранец. Алексеев смело бросился на троих: одного застрелил, другого
заколол, а третий поторопился сам убраться. Раненый, конечно, остался на месте.
Подбежавшая рота застала Алексеева у своих трофеев, и он первым же полез на завал, где,
вместе с другими, выдержал несколько горячих минут. Когда рота остановилась, и
Алексева спросили, почему он не попользовался оружием своих жертв — им
воспользовались другие — молодец отвечал: "ваше дело рвать, а мне стыдно — я
кавалер". После этого случая положение Алексеева в роте становилось иначе: придя на
позицию, рота, без его угощения, пила порционный спирт за здоровье кавалера.
По изгнании неприятеля из леса и занятии, сплошною цепью из нескольких батальонов,
противуположной опушки леса, немедленно открылось движение остальных частей войск
и обоза по двум дорогам к дамбе и мосту. Когда часть обоза переправилась через мост,
Его Императорское Высочество, под прикрытием двух сотен казаков, двух рот своднострелкового линейного № 1-го батальона, при двух горных орудиях, кратчайшею дорогой
отправился через лес к дамбе и благополучно прибыл в станицу Бжедуховскую, около
шести часов пополудни. Оставшиеся на позиции войска продолжали перестреливаться с
горцами, которые все еще думали как нибудь прорваться и наделать кутерьму на
переправе, но, видя [481] безполезность своих усилий, прекратили огонь. Войска наши
вслед за обозом двинулись через мост. Последние батальоны прибыли на место
расположения отряда часов в восемь. Потеря этого дня состояла из одного убитого и 24
раненых нижних чинов. Войска расположились, для ночлега внутри ограды Бжедуховской
станицы, исключая казаков, дивизиона драгун, кавказского гренадерского стрелкового
батальона, двух горных орудий и пластунов, которые остались на низменном правом
берегу, чтобы удобнее можно было следить за горцами, еслибы они задумали сделать
ночное нападение.
Ночь прошла спокойно.
Наступило 3-е марта. В такоме же порядке (Описанный порядок при движении 1-го и 2-го
марта дает понятие о cтpoе, в котором находились войска 3-го марта, а так как
числительность авангарда, арриергарда и боковых цепей не изменилась, то и характер
размещения войск остался без изменения) войска, с рассветом, выступили из
Бжедуховской станицы и направились к Пшехской. Пройдя овраг под самою станицею и
небольшой лес, который тянулся потом только с правой стороны, отряд заметил партии
горцев, довольно долго державшуюся далее ружейного выстрела; но когда правая цепь
начала спускаться в балку, где протекала речонка Даргай, тогда около ста конных и пеших
абадзехов открыли огонь по нашим стрелкам. Чтобы не изменить хорошей кавказской
тактике — не оставлять опушку в распоряжении неприятеля, подполковник Евдокимов,
командовавший правою цепью, кинулся с нею в лес, занял опушку и, отогнав противника
далее, заставил его прекратить пальбу.
Около речки Хостаке, другая партия, по уверению начальника авангарда, в несколько сот
человек, заняв балку, хотела задержать движение наших войске, но была [482] выбита
одними драгунскими наездниками и казаками, которых, в случае нужды, могла
поддержать вся кавалерия авангарда. Драгуны преследовали их довольно долго. Три
изрубленных тела остались в наших руках. Затем, при дальнейшем движении,
продолжалась легкая перестрелка с правой, лесистой стороны.
Часа в четыре пополудни, салютационные выстрелы из шести орудий Пшехской станицы
приветствовали нового Наместника Кавказа. Войска же прибывшего отряда обошли
станицу и расположились в версте выше ее, по дороге в Кубанскую, куда предполагалось
дальнейшее движение .
Так прошел и этотдень, принеся свои жертвы: убитым одного драгуна и ранеными одного
обер-офицера и пять нижних чинов.
Горцы, которым не удалось до сих пор нанести нам значительный вред, и которым
приходилось только терпеть одни неудачи, узнав, что Его Высочество желает продолжать
движение вверх по Пшехе, начали собираться по дороге в Кубанскую станицу. Лица,
находившиеся на Тубинском посту, передавали, что за несколько дней до того они
замечали в соседних лесах сбор огромных парий, и что 5-го числа горцы начали с утра
появляться перед постом, а к полудню густые массы их были растянуты от ВолгайОбидова до балки Хошерукова; при этом, они так близко подошли к посту, что гарнизон
его вынужден был сделать выстрела два картечью, чтобы осадить горцев в лес.
Заведывающий войсками в Пшехской станице также доносил рапортом о значительных
сборах неприятеля.
Вообще, по собранным тогда сведениям, можно было предсказать с некоторою
достоверностью, что если бы мы пошли вверх по Пшехе, то недостало бы даже носилок
для раненых, потому что сильно пересеченная местность [483] могла дать горцам
отличное закрытие и препятствовать действию нашей кавалерии, а местами и
сосредоточению артилерии; но Его Императорское Высочество изменил свой маршрут.
Согласно этому изменению маршрута, сначала предполагалось подняться вверх по Пшехе,
а потом перейти на Курджипс к даховскому отряду; однако, 4-го числа было обявлено, что
Наместник переезжает в Майкоп, а оттуда уже отправляется по другим отрядам. Этим
распоряжением было спасено много людей; горцы же, с стесненным сердцем, даром
прождали опасного противника.
В семь часов утра, колонна, назначенная для сопровождения Его Высочества в Майкоп,
была уже выстроена и вскоре потянулась по так называемой прямой дороге в Ханскую.
Вечером Майкоп осветился иллюминащей, а на соседней горе заблестела гигантская буква
М. сложенная по всему скату из огромных кострове. Проводив Наместника, отряд наше
собрался в Пшехскую станицу, где был дан ему отдых до 9-го марта.
__________________________________
Военные операции зимней экспедиции были уже кончены; оставалось только сильнее
закрепить за ними очищенные места постройками станиц, к чему и было приступлено 10го марта. Уничтожив накануне пост Куаго, одна часть войск, более значительная, была
послана на пшишскую линию для окончания Бжедуховской станицы; остальные же
войска: восем с половиною батальонов пехоты, одна рота сапер, шесть орудий, две сотни
Казаков, двинулись 11-го числа в Апшеронскую станицу. Вследотвие этого, образовалось
два главных средоточия войск — пшишское и апшеронское ; остальные войска занимали
станицы Кубанскую, Пшехскую и посты. В каждой из названных [484] частей закипели
работы, перемежавшияся стычками с неприятелем.
Работы по пшишской кордонной линии. С прибытием, присланных войск, именно с 11 -го
марта, в Бжедуховскую станицу, приступлено было к рубке леса по правому берегу
Пшиша, чтобы отдалить от станицы то естественное прикрытие, которое давало
возможность горцам близко подходить к работающим и потом делать нападения так
быстро, что войска едва успевали разбирать ружья. Абадзехи решились было в первый же
день помешать этой рубке, но тотчас же исчезли, выбив у нас из строя двух нижних
чинов.
Рубка продолжалась пять дней; 16-го же числа войска занимались очисткою внутреннего
пространства станицы. На слдующий день, сводно-линейный № 13-го, две роты своднолинейного № 3-го стрелковых батальонов и три роты кабардинского резервного
батальона, под начальством подполковника Ильинича, передвинулись к месту,
назначенному для постройки станицы Габукаевской; в Бжедуховской же станице остались
две роты самурского резервного батальона, одна рота кабардинского резервного и одна
сводно-стрелкового линейного № 3-го батальонов . 18-го марта начали заготовлять колья
и лес для ограды Габукаевской станицы. Работа шла успешно, и неприятель не делал
нападений. Ко 2-му апреля Габукаевская станица была уже обнесена оградою.
Работы войск в Апшеронской станице. Войска, выступившие 11-го числа, в один день
успели прибыть на позицию около предполагаемой Апшеронской станицы. На другой
день, 12-го марта, отправлена была колонна для конвоирования обоза всего отряда в
Пшехскую, чтобы дать возможность лошадям находиться ближе к запасам сена.
Значительная неприятельская партии долго шла за [485] арриергардом, но, удерживаемая
артилериискими выстрелами, продолжала следить на значительном отдалении. Пули ее
едва долетали до цепи, почему и было у нас только два человека раненых.
В этот же день случилось несчастье и в лагере, на позиции близь Апшеронской.
Несколько человек горцев залегли в промоину на значительной высоте правого берега
реки Пшехи и открыли пальбу из нарезных ружей, подвезенных, вероятно, услужливыми
иностранными эмисарами. Сначала они стреляли по солдатам-рыболовам, унизавшим весь
берег; когда же, видя безпечность импровизованных рыболовов, офицеры разогнали их,
тогда горцы направили выстрелы против линии палаток. Одна из первых пуль впилась в
грудь офицера, безпечно пившего чай; затем, были ранены еще два солдата. Несколько,
удачно посланных, картечных гранат нашли, кажется, виновного, потому что пальба
прекратилась. К вечеру пластуны переправились на правый берег, поселились в одном из
сожженных аулов, и затем, охотников стрелять по лагерю более уже не встречалось.
13-го марта началась постройка Апшеронской станицы, а вместе с тем и рубка леса по
направлению к станице Кубанской. К 25-му числу вал был поднят до грудной высоты; к
концу же месяца ограда была кончена.
Нельзя не заметить быстроту в действиях пшехского отряда. С июня 1862 и по апрель
1863 года, войска этого отряда успели выстроить: Пшехскую, Кубанскую, Кубанскую,
Бжедуховскую, Габукаевскую и Апшеронскую станицы, и все это обширное пространство
окружить постами и очистить от горского населения. Не смотря на значительное развитие
работ, они были ведены без утомления солдат; вдобавок, работы были не только хороши,
но даже щеголеваты, как, например, ограда Апшеронской станицы. [486]
К началу апреля, все вновь предполагаемые станицы были уже обнесены валом. Но работа
не прекращалась: насыпались барбеты, апшеронский вал обкладывался дерном, строились
платформы, ворота и мосты. В течение этого времени происходили иногда и стычки с
неприятелем: горцы нападали то на небольшие команды, то на сплошных одиночных
людей. Конечно, не обходилось без убитых и раненых; но все это проявлялось в виде
военных мелочей. Работы подвигались уже к окончании, как в средних числах апреля,
получено было приказание от командующего войсками Кубанской области: начать
постройку дороги вверх по Пшехе на Аминовский аул, а оттуда открыть сообщение с
даховским отрядом, который находился в это время вблизи Самурской станицы.
Чтобы привести в исполнение приказание графа Евдокимова, все работы были
прекращены, и 27-го числа назначена рекогносцировка, долженствовавшая
предшествовать дальнейшей разработке дороги.
В назначенный день, пять батальонов пехоты, дивизион драгун, две сотни казаков,
команда пластунов и саперы, при двух конных, двух облегченных и двух горных орудиях,
выступили, в шесть часов утра, из станицы Апшеронской (Кавказский гренадерский, 19-й
и ширванский стрелковые батальоны; 3-й и 4-й батальоны кубанского пехотного полка, 2й дивизион тверского драгунского полка, некрасовская и петропавловская казачьи сотни;
артилерийские взводы: конно-казачьей № 13-го батареи, взвод горной и взвод
облегченной № 4-го батарей) .
По прибытии на равнину Xиач, лежащую в десяти верстах от станицы, вся кавалерия, со
взводом конных орудий, 19-й и ширванский стрелковые батальоны, под начальством
подполковника Полторацкого, направлены были вверх по реке Дынь-Шекодз, для
раззорения аулов, [487] которые виднелись среди лесов, на отлогих высотах, замыкающих
эту равнину.
Дынь-Шекодз течет по узкой долине, между пологими покатостями, покрытыми
кустарниками, которые далее переходили в густой лес. По левому берегу ее, на
расстоянии двух верст от окраины равнины Хиач, расположены были четыре аула. Казаки,
посланные по левой стороне этой речонки, скоро доскакали до крайнего аула,
называвшегося Ночумко-Хабль, Пехота, между тем, продолжала двигаться вперед, имея
по обыкновению в авангарде роты 19-го стрелкового батальона; две роты того же
молодецкого батальона были отделены вправо, как для занятия густого леса на фланге
движения , так и для розыска в нем скота и овец. Вторая задача удалась вполне.
Среди этой глухой лесной чащи, спасая, вероятно, от бедствий войны, горцы
сгруппировали свои семьи, с имуществами, скотом в виде большего кочевья. Едва
показалось в этом месте первое звено цепи, горцы, прикрывавшие табор, открыли пальбу;
упавший раненый солдат вызвал озлобление товарищей, и передние звенья кинулись в
штыки на стреляющих. Произошла неприятная сцена: в рукопашной схватке не щадились
и женщины, прикрывавшие собою мужчин. Когда, минуту спустя, подбжавший офицер
остановил резню — уже лежало между убитыми абадзехами три женских трупа. Захватив
в плен всех и весь скот, роты направились к колонне. Эта стычка имела серьезный
результат: смерть жены одного старшины и сына другого довели раздражение горцев до
высшей степени которое не замедлило высказаться в течении того же дня.
Пока происходила описанная перестрелка в лесу, передние две роты стрелков 19-го
батальона были двинуты на левый берег, куда звали выстрелы, раздавшиеся со стороны
аулов, занимаемых кавалерией. Пальба усиливалась [488] быстро. Стрелки кинулись
бегом. Горнистам приказывалось о твремени до времени сигналами давать знать
кавалерии о подходящей помощи. Наконец, подбежав к оврагу, увидели, как горцы
отстаивали свой аул против спешенных казаков и драгун; прибывшие стрелки, раскинув
цель правее осаждающих, вместе, всей линией, кинулись в аул.
Брошенные богатые пожитки жителей вознаградили труды солдат. Погуляв вдосталь,
нужно было наконец присоединиться к своим. Дав достаточное время отступить
кавалерии, стрелки, в свою очередь, начали быстро отходить от зажженного аула.
Ожидание, что горцы употребят все усилия отплатить за раззорение его, сбылось: не
отошли и версты, как с тылу и флангов посыпались на стрелков пули. Разжигаемые
горячей пальбой и гиканьем, горцы два раза кидались на испытанных в боях стрелков 19-
го батальона и два раза отбрасывались назад. Упрямое наседание и многочисленность
горцев, заставляя поминутно останавливаться, могло обойтись нашим очень дорого, но
присланное подкрепление помогло стрелкам присоединиться к общей колонне, принеся на
носилках до двадцати человеке, между которыми был один из лучших наездников есаул
Лабада. Из этого молодецкого набега приведено было около двадцати трех человек
пленных, шестьдесят восемь штук рогатого и сто шестьдесят мелкого скота.
Отянув все свои части, пришедшие с добычей, отряд, отдохнув немного на равнине Хиач,
должен был продолжать свое движение . В томе же порядке, переправившись через ДыньШекодз, недалеко от его верховья, заканчивающегося лесистым хребтом и курганами,
войска стали подвигаться к упомянутому лесистому кряжу (В заметках полковника
Экельна, который он давал мне для прочтения, как командовавшего тогда авангардом, ход
этого дела описан более основательно, чем в моей статье, отпечатанной в "Военном
Сборнике", почему, дальнейший рассказ буду основывать на упомянутых заметках,
приводя некоторые места их дословно) . [489] Тревога, поднятая нашими войсками,
заставила озлобленных горцев, сбежаться в огромном количестве, и когда голова колонны
приблизилась на ружейный выстрел к гористому берегу Дынь-Шекодз, то из -за курганов
раздался залп. Подполковник Экельн крикнул "ура!" и его 19-й стрелковый батальон ,
составлявший с ширванцами авангард, дружно подхватил эту кавказскую песню.
Подбежав к подошве крутого ската горного отрога, образовавшего мертвое пространство,
солдаты немного перевели дух и с тем же криком начали карабкаться на высоту.
Ширванцы же, находившиеся в правой цепи, поднявшись на гору гораздо правее головы
колонны, ударили на неприятеля с фланга в то время, как он занимался перестрелкою с
появлявшимися перед ним стрелками 19-го батальона. Боясь быть сброшенными в реку,
горцы подались по гребню отрога на хребет. Кряж был занять, и авангард снова
остановился, потому что на расстоянии двух верст грязной дороги повозки стали
оттягивать, а одна даже завязла. Местность была покрыта поросшими лесом курганами.
Горцы заняли их и начали осыпать пулями арриергард и обоз. Стрелковые части были
впереди. Правая цепь, держась одной высоты с авангардом, выдвинулась также вперед, и
в арриергарде остался один 4-й батальон кубанского полка, которому и пришлось драться
в самом невыгодном положении. Нагруженные повозки, не смотря на усилия людей и
лошадей, едва подвигались по вязкому грунту. Как только зогорелось дело, взвод
облегченной № 4-го батареи принял самое живое участие в нем: но горцев не смущали ни
гранаты, ни картечь, и взвод поплатился [490] порядочно за свою молодецкую службу.
Наконец, видя оборонительное положение невозможным, две роты сомкнулись и дружно
бросились на противника. Сбитые с бугров, горцы скрылись, и арриергард больше не
тревожили.
Едва дело кончилось в арриергарде, и не прошло получаса, как новое закипело в правой
цепи. У Магомет-Аминовских аулов долина Пшехи суживается, и с правой стороны
окаймляют ее высоты, поросшие густым лесом. Колонна шла дорогой у подошвы, правая
цепь высотой. Следуя на значительном расстоянии от колонны и стараясь не оттягивать от
авангарда — в лесу, изрезанном оврагами — правая цепь не могла не растянуться.
Гренадерский стрелковый батальон , шедшей впереди, успел подтянуться, и как только 3я стрелковая рота кубанского полка вступила в самую изрезанную часть леса и стала
переправляться чрез небольшой, но весьма обрывистый овражек, на нее напали горцы с
величайшим азартом. Рота эта была последней в цепи, и потому ей пришлось отбиваться с
двух сторон. Завязалась горячая схватка. Ротный командир стянул роту к обеим сторонам
оврага и отал отбиваться наславу. Несколько раз кидались горцы, но встречали отпор.
Оправившись от первой внезапности, солдаты дрались с неодолимым спокойствием.
Раненых и убитых спускали по оврагу, дно которого было вне поражаемости
неприятельских выстрелов. Несколько человек, гренадер, с офицером, прибежали
поддержать кубанцев; но их было так мало, что помочь они не могли. Перестрелка шла
местами на расстоянии двадцати шагов. Поручик граф Менгден был убит в упор, с
солдатским ружьем в руках. Все дрались, от офицера до солдата.
3-я стрелковая рота кубанского полка, потеряв 29 человек — что составило половину
всего наличного числа [491] людей — без всякой посторонней помощи выдержала этот
молодецки бой, заставила горцев уйти и вынесла своих раненых и убитых (Кроме одного
убитого. При обратном движении, проходя место боя этой роты, назначен был один
полувзвод обшарить местность и вынести наши тела, которых предполагали несколько.
Не допуская вероятия, чтобы рота могла вынести такую массу людей, думали, что о телах
оставленных не хотели заявить; но нашли, как и показывал ротный командир, одно только
тело убитого пулей около носа) .
Местность была до того закрыта и изрезана, что из колонны было трудно даже определить
место боя роты кубанского полка. Многочисленность неприятельскихе выстрелов и
громкий гик давали знать, что дело нешуточное, и потому, из авангарда поторопились
послать роту на помощь; но рота сначала попала правее оврага, где происходило дело, а
пройдя к месту, застала дело оконченным. Оно длилось всего четверть часа. Дежурный по
отряду, собравши вечером сведения в частях о потере, отрапортовал о 14 убитых и 86
раненых (Из офицеров убит был гренадерского стрелкового батальона поручись граф
Менгден; ранены: 6-й бригады кубанского казачьего войска есаул Лабада и 4-го батальона
кубанского пехотного полка поручик Коробка) .
После этого отряд стянулся и тронулся дальше. Уже начало темнеть, когда стал он
лагерем при реке Феэбчу, отстоящей от Апшеронской верст на восемнадцать.
На следующий день мы выступили очень рано, по направлении к Самурской станице, но,
пройдя немного, были остановлены глубоким, узким и лесистым оврагом. Начальник
отряда опасался идти далее, чтобы избегнуть повторения прошедшего. Тогда
заведывавший штабом пшехского отряда, подполковник Скобельцын, имея в виду
исполнить в точности предписание командующего войсками Кубанской области, которым
приказывалось открыть сообщение с даховским отрядом, взял, с согласия начальника
[492] отряда, всю кавалерию, перебрался кое-как через глубокий овраг, вышел на
открытое место и, переправившись на правую сторону Пшехи, достигнул до места, где
должна была быть возведена Самурская станица. Разузнав все, что было нужно, он послал
к начальнику отряда казаков с известием, что броды через Пшеху очень глубоки, что на
месте Самурской станицы стоит пока небольшой редут с соответствующим гарнизоном, а
что остальная часть даховского отряда находится верстах в двенадцати выше, у
Маратуковского поста, и занимается рубкою леса. Получив это известие, начальник
отряда велел поспешно собираться в обратный путь, а к подполковнику Скобельцыну
послал приказание присоединиться к отряду.
По возвращении к месту ночлега на реку Феэбчу, предстояло отступать через изрытый лес
— место вчерашнего побоища. Все ожидали преследования горячего. Группы горцев,
расположенных на высотах, как бы поджидали нашего вступления в лес. В левую цепь на
высоты вперед посланы были два батальона, чтобы, под прикрытием их, свободно могла
пройти колонна. Трудная роль эта досталась 19-му стрелковому и 4-му кабардинскому
батальонам. Люди протерли ружья и улыбались самодовольно, сознавая, что на их плечах
лежало отступление отряда. С песенниками тронулись стрелки в лес, весело и бодро
заняли первую высоту и стали ждать движения колонны; но мелкий накрапывавший
дождь перешел в крупный, холодный, который разрушил намерение горцев и остудил
наше разгоряченное воображение. Промокшие до костей, собрались мы на равнине Хиач,
где сделан был большой привал, и к вечеру дотянулись до станицы Апшеронской.
Кавалерия, вернувшись, уже не застала отряда на позиции. Спасаемая от бед одним Богом,
она на рысях [493] миновала стоявшую в стороне значительную парию и затем, не
встретив более препятствий, догнала колонну.
Уже второй день лил дождь, и отряд шел тихо по скользкой дороге. Горцы в этот день не
сделали ни одного выстрела.
Не смотря на то, что пшехский отряд не испытывал еще такой потери, какую понес 27-го
числа, большинство было уверено, что мы могли потерять несравненно больше, еслибы не
явились к нам на помощь: дождь, который всегда служил большим препятствием для
производства стрельбы из кремневых ружей горцев, и упадок духа нашего противника.
Если мы, как победители, могли сказать: "хотя рожа в крови, да наша взяла", то какое же
впечатление вынес неприятель после вчерашней закуски? Можно было думать, что не
очень скоро явится у него желание взяться опять за оружие. Приходившие лазутчики
сообщали нам, что в одном Аминовском ауле насчитывалось до сорока человек убитыми,
между которыми были лица весьма почетные (Илиас-эфенди ( из аула Гиммоев), НагайМукаев-эфенди (из аула Чингой-Хабль), Надок-эфенди ( из аула Бауш) и др.) . Всех же
раззоренных аулов было более десяти.
Рекогносцировка эта показала, что лес начинается в полуверсте от станицы Апшеронской
и тянется по ровной местности более чем на девять верст до равнины Хиач, перемежаясь
небольшими полянами; далее от реки Дынь-Шекодз местность принимает уже гористый
характер и от Могомет-Аминовского аула изрезана глубокими балками и покрыта
густыми лесами на значительном пространстве, а потому могут представиться большие
затруднения при разработке дороги по левому берегу реки Пшехи. После этого движения
снова настал длинный период [494] мирных занятий: войска отряда, разбросанные по
станицам, как ни в чем не бывало, продолжали прежние занятия.
В конце апреля весь отряд ждал приезда нового начальника отряда, о котором говорили
уже более месяца. Генерал- майора Зотова давно знали многие. Те из офицеров, которые
еще кадетами слушали у него тактику, с уважением вспоминали о нем, как об умном и
добром учителе; бывавшие с ним в Чечне говорили, как о внимательном к своим
подчиненным и даровитом начальнике. Одним словом, сложившееся в отрядн мнение об
ожидаемом начальнике внушало полное доверие и уважение к нему. 2-го мая прибыл
генерал Зотов, и в самое короткое время успел показать всем, что репутация знавших его
прежде не была еще полною оценкою его прекрасных качеств.
По призде своем, генерал- майор Зотов застал дела в следующем виде: по занятии течения
реки Пшехи до Самурской станицы, пшехский отряд окончил свои труды по этой линии:
возведением Бжедуховской и Габукаевской станиц было упрочено за нами обладание
низовьями реки Пшиша, и прямое сообщение с Кубанью сделалось безопасным. Ясно, что
поприще действий нашего отряда должно было быть перенесено на реку Пшиш, которая с
этих пор сделалась главною операционною линиею на восточной стороне театра военных
действий и главною дорогою через горы к ущелью Туапсе и к морю.
Приняв дела и, как говорится, поосмотревшись, генерал Зотов собрал в станицу
Пшехскую: восемь батальонов пехоты, два дивизиона драгун, четыре сотни казаков, два
батарейных, четыре горных и два конных орудий (Кавказский гренадерский, 19-й,
самурский, апшеронский, ширванский, сводный № 3-го — стрелковые батальоны; 3-й и 4-
й батальоны кубанского пехотного полка; дивизионы тверского и переяславского
драгунских полков; четыре сотни казаков, вновь пришедших из разных полков Терской
области; взводы артилерии батарейной № 3-го батареи, конно-казачьей № 13-го батареи,
горной батареи 19-й артилерийской бригады и горный взвод 20-й артилерийской бригады,
пришедший, вместе с казаками, из Терской области) , и 9-го мая выступить с ними к
анапской переправе. [495]
Знакомая уже просека была нашею дорогой, и отряд довольно скоро пришел к краю
высокого берега Пшиша. Чтобы обезпечить позицию от нечаянных нападений, приказано
было занять, как броды через реку, так и подходящее к скату леса; почему, тотчас же, по
прибытии отряда на место, кавказский гренадерский стрелковый батальон, две сотни
казаков и дивизион драгун были спущены вниз ; из них батальон и одна сотня были даже
переведены на левую сторону реки. Все было исполнено при незначительной перестрелке,
и отряд спокойно разбил свои палатки на месте теперешней Пшишской станицы.
Прочное занятие этого места открывало нам всю долину реки Пшиша, потому что, с
окончанием Бжедуховской станицы, мы могли только сторожить долину этой реки, не
выше поста Кошко-Дечук. Далее Пшиш удалялся от нас, маскируясь ущельем реки УрусНако, которое, как передовой пункт неприятеля, могло служить для него постоянным
сборным местом, а при случае и хорошею позицией. С выбором нашей позиции под
Пшишскую станицу, ущелье Урус-Нако должно было остаться в тылу нашего поселения.
На другой день по прибытии войск на позицию, сделана была начальником отряда
рекогносцировка вниз по Пшишу до поста Кошко-Дечук и вверх верст на шесть.
11-го числа два стрелковых батальона, дивизион драгун, две сотни казаков и взвод конноказачьей № 13-го батареи выдвинуты были опять к посту Кошко-Дечук, для встречи и
препровождения в отряд графа Евдокимова. [496]
Осмотрев место, предполагаемое под станицу, граф одобрил выбор начальника отряда и в
тот же день предпринял дальнейшую поездку в даховский отряд. Оставив необходимое
число войск для постройки станицы, именно: четыре батальона пехоты, два дивизиона
драгун, две сотни казаков, два батарейных и два конных орудия (Батальоны пехоты были
следующие: кавказский гренадерский, самурский, 3-й сводно-стрелковый и 3-й батальон
кубанского пехотного полка) , генерал- майор Зотов приказал остальным отправиться для
конвоирования командующего войсками Кубанской области. 12-го числа прибыли они в
Апшеронскую станицу, а 13-го, встретившись с даховским отрядом, в семи верстах выше
станицы, вернулись назад.
Всем известно, что вторжение войск в горные страны возможно только по ущельям рек,
как единственным удобным путям сообщения. Постепенное завладение этими ущельями
может заставить жителей, обитающих между соседними реками, находящимися в руках
наступающего неприятеля, оставить свои места; поэтому, стратегические дороги в диких
горах суть долины рек. Но если между реками, занятыми неприятелем, будут xopoшиe
источники, отличные леса и сильно пересеченная местность, способствующая держаться
слабейшему, то в таких местах воинственные племена, как наши горцы, могли бы
удерживаться довольно долго; почему, при этих условиях, подвигаясь по ущельям рек
отдельными линиями, неимеющими между собою сообщения, покорение страны может
производиться иногда медленнее желаемого; а отсюда, как следствие, выходит, что, при
необходимости скорейшего достижения результатов, нужно было отклониться от общего
способа и изыскать другой, удобнейший. Один из таковых был употреблен нашим
начальником отряда.
Зная о тех интригах, посредством которых [497] действовала Турция против России,
возбуждая горцев посредством эмисаров, и имея в виду, что берег еще далек, генералмайор Зотов решился сразу шагнуть верст на сорок, перерезав поперек пространство
между Пшехою и Пшишем. Воспользовавшись тем, что значительная часть отряда была в
сборе у станицы Апшеронской, он присоединил к нему находившиеся там еще три
батальона и выступил 15-го мая вверх по Тхухе, с смелым планом — прочною дорогою
прорубиться на Пшиш и, став там твердою ногою, окружить горское население, жившее
ниже проложенной дороги, между Пшехою и Пшишем, цепью постов и станиц.
Отряд из семи батальонов пехоты, команды сапер, двух сотен казаков и четырех горных
орудий, расположившись лагерем в шести верстах от станицы, при аул Цей-Хабль, в тот
же день начал рубку леса.
В день расположения на позиции, часов в пять после обеда, прибыли к генералу Зотову
несколько старшин для совщаний; после ответа генерала, что он будет рубить просеки в
направлении, необходимом по обстоятельствам, не изменяя ршения, будут ли они
высказывать мирное настроение или пытаться препятствовать нашему предприятию,
старшины просили прекратить рубку хоть на время их совщаний по этому делу. Не
согласившись на прекращением работ, генерал согласился на перемирие — с условием,
что горцы не будут препятствовать проложению просеки.
19-го мая, на высоте за Тхухой, с утра колыхалась масса в 4000 горцев. Почти весь день
длилось у них совещание. К вечеру, приехавшие старшины объявили начальнику отряда,
что с завтрашнего дня решили открыть военные действия, с целью не пускать русских
дальше.
На 20-е мая было назначено две колонны: одна для рубки леса к стороне Апшеронской,
другая, под [498] начальством подполковника Экельна, для того же — по направлению к
Пшишу.
С раннего утра почти вся колонна из семи рот пехоты дружно застучала топорами, и
беспрепятственно вырубив дальний участок, отодвинулась к следующему; для прикрытия
же впереди вырубленного леса, рота апшеронцев и две роты 19-го стрелкового батальона,
с двумя горными орудиями, назначались занять самую чащу леса, откуда скорее всего
можно было ожидать нападения. Но до появления противника роты эти продолжали
участвовать в общей работе. С раннегоутра уже замечали местами подползающих горцев.
В восемь часов раздались три выстрела и, словно по сигналу, загичал весь лес.
Назначенные в прикрытие бросились навстречу атакующим, но немедленно густые толпы
обхватили крайний полувзвод четвертой роты 19-го стрелкового батальона, и подбежав к
нему шагове на пятнадцать, дали залп: два ближайших звена были буквально
расстреляны. За новым воплем горцев уже засверкали шашки, но подоспевший к этому же
времени штабс-капитане Дурново, стоявший в резерве со взводом, кинулся на массу.
Горцы, озадаченные появлениеме подкрепления, не разобрав за густотою леса его
малочисленности, осадали назад; тем временем, подбежала остальная часть роты,
артилеристы протиснули туда же орудие и общими усилиями окончательно отбросили
отчаянный натиск горцев. В десять минут молодецкого дела не стало 20-ти человек и
унесенного раненого штабс-капитана Дурново.
Размашисто, бойко поведен был генералом Зотовым дальнейший ход дела.
Как бы для убеждения горцев, что их нападение нам развязало только руки, 21-го сделан
был набег: действуя все время среди стреляющих и повременам сильно наседавших
горцев, особенно на роту апшеронцеве, [499] прикрывавшую отступление из оврага, наши
почти без потерь вернулись назад.
Стоя на этой позиции до 28-го числа, войска прорубали просеку от Тхухи на Яш и от Яш
на Дагуа (Даго). Ходить на рубку было уже порядочно далеко, и каждое движение на
работу и с работы сопровождалось перестрелкой с горцами; на большее они не
отваживались. Когда же генерал- майор Зотов, воспользовавшись праздником, 26-го
числа, взамен работ, отправил колонны для сожжения аулов, лежавших по обоим берегам
реки Тхухи, то широкий размах дествий наших колонн, смелое вторжение войск в аулы,
распоряжения в окрестных трущобах, как у себя дома, и десятки пылавших аулов должны
были озадачить горцев — чем только и можно было объяснить незначительную потерю из
15-ти человек раненых, при большой добыче, между тем, как горцы виднелись на всех
возвышенностях.
27-го числа были сделаны приготовления к дальнейшему движению: раненые и больные, а
равно весь колесный обоз, были отправлены в Апшеронскую, а оттуда прибыли в состав
отряда сводно-стрелковый № 4-го полубатальон , самурский стрелковый батальон,
дивизион переяславского драгунского полка, две сотни казаков и два горных орудия. На
другой день отряд поднялся и в один день перешел на Пшиш (Отряд, с которым генералмайор Зотов двинулся с Пшехи на Пшиш, состоял из 8,5 батальонов пехоты, а именно: 19й, апшеронский, ширванский, 2-й сводный, самурский, сводный № 4-го полубатальон —
стрелковые батальоны, 4-й батальон кубанского пехотного полка, ставропольский и
куринский резервные батальоны; дивизион переяславского драгунского полка, две сотни
казаков Терской области, взвод горных opyдий 19-й и два взвода 20-й артилерийских
бригад). Высоты обоих берегов покрылись любопытными горцами, смотревшими на
появление нашего лагеря при реке Хадыжи. [500]
30-го числа, мы показали здесь себя хозяевами. Рекогносцировочный отряд, из 4,5
батальонов пехоты, всей кавалерии и двух горных орудий (19-й стрелковый,
ашперонский, ширванский, сводный № 2-го батальон , сводный № 4-го полубатальон и
горные орудия 20-й бригады) , пошел осматривать новые наши владения по обоим
берегам реки, вверх по течению верст на шесть, до того места, где ущелье суживается и
принимает горный характер. Окрестные аулы на плоскости и по скатам, ожидавшиие
подвергнуться горькой участи, может быть, еще месяца через два, запылали
преждевременно. Раздраженные обитатели погибших жилищ не оставляли отряда в покое:
во время рекогносцировки, два раза они кидались в атаку, оба раза поспешно отбегали
назад, причем наша потеря состояла из двух убитых и 16-ти раненых нижних чинов. В
этот же день было выбрано место около позиции под укрепление Хадыжи и произведена
разбивка его.
Оставив, для устройства укрепления, 3,5 батальона пехоты, при четырех горных орудиях
(4-й батальон кубанского, 5-й резервный батальон куринского полка, сводный № 2-го и
сводный № 4-го полубатальон и четыре горных орудия) , генерал-майор Зотов
предположил перейти с остальною частью отряда к анапской переправе. Часа за четыре до
зари, назначенные к выступлению войска поднялись без шума и, прикрывшись темнотою,
обманули бдительность противника. Выступить позже — значило дорого покупать
каждый шаг. Хотя горцы и узнали о нашем отступлении, но было поздно: колонна уже
скрылась. Пройдя верст шестнадцать, войска остановились для привала. Пока люди
обедали и отдыхали — на что дано было пять часов, горцы понемногу начали собираться.
Нас преследовали до привала крайне слабо; теперь же, нужно было ожидать чего-нибудь
посерьезнее.
Отряд поднялся и тронулся далее, придерживаясь все [501] время к подошве высокого
правого берега. Через четверть часа пути, с обоих берегов реки и сзади раздались
выстрелы. Левая цепь, двигаясь по совершенно ровному и открытому месту, могла,
пользуясь большею досягаемостью своих пуль, держать противника в отдалении по левую
сторону реки; но гораздо труднее приходилось бороться с горцами правой цепи,
состоявшей из ширванского и апшеронского стрелковых батальонов . Идя по полугоре,
изрытой промоинами, балками и заросшей кустами, правая цепь едва удерживала напор
противника, который, усиливаясь постоянно прибывающими толпами, приходил все более
и более в воинственный азарт, наконец не выдержал и ринулся на арриергард; но
ружейный огонь и картечь из орудий осязательно убедили горцев, что это самый слабый
пункт. Противник еще раз попытал счастье: поднявшись на гору, он подкрепил
нападавших на правую нашу цепь и повторил то же нападение; но и теперь горцы
достигли одинакового результата, благодаря испытанной стойкости ширванского и
апшеронского батальонов . Жители этих месть, вероятно, не любили далеко отходить от
своих домов, потому что значительная часть их вернулась, после неудач, и преследование
почти прекратилось.
Не доходя шести верст до станицы Пшишской, крутой правый берег реки Пшиша
приближается почти к самой реке, оставляя промежуток не более десяти саженей. Здесь
горцы, ожидая нас, перегородили дорогу завалом и встретили крайне неудачным залпом.
Подполковник Экельн, шедший в авангарде с 19-м стрелковым батальоном, немедленно и
почти бегом направил две роты на высоту и, обогнув таким образом завал с правой
стороны, приказал кинуться на него одновременно с фронта и фланга. Горцы бежали.
Мосле этой атаки, колонна без выстрела прошла оставшееся расстояние до Пшишской
станицы. [502] Потеря этого дня была опять значительна: два раненых обер-офицера, один
убитый и 29-ть раненых нижних чинов.
Вообще же, вся наша потеря, со дня движения от реки Тхухи, через Хадыжи, до анапской
переправы, то есть с 20-го по 31-е мая, состояла: из трех раненых обер-офицеров, семи
убитых и 87 раненых нижних чинов. Относительно наличного числа людей, эта цифра
сама по себе значительна; но если взять в расчет важность движения и частые стычки, то
выйдет, что убыль в течении десяти дней была крайне незначительная.
Движение из Апшеронской станицы на Хадыжи сильно озадачило горцев. Они не
ожидали так скоро русских в своих пределах, и все виденное нами показывало, что горцы
не были готовы для хорошей боевой встречи: пространство от Апшеронской до Хадыжей
было вспахано; пересеченная местность не была укреплена засеками; жители окрестных
аулов далеко не были вооружены все, а потому, во время каждой перестрелки можно было
замечать на соседних высотах безоружных зрителей. Военные границы наши так быстро
подвинулись вперед, что новые соседи не успели пропитаться таким воинственным духом,
как прежние, у которых не было ни одного вооруженного человека.
Вера горцев в то, что где начали мы рубить просеку, там уже им нельзя жить, получила
особенную силу между жителями, занимавшими земли от Апшеронской до Хадыжей, и
они так скоро очистили эти места, что во время движения полковника Виберга, 5-го июня,
не было видно по пути ни одного горца.
Но, может быть, некоторые заметят, что войска, долженствовавшие находиться в
Хадыжах, по отдаленности своей от Пшишской станицы и по неудовлетворительности
сообщения с Апшеронскою, могли быть отрезаны и [503] подавлены силой раньше, чем
подоспеет помощь, а повременам могли сидеть без провианта. В ответ на это можно
сказать, что снабжение провиантом оставленного в укрплении малочисленного гарнизона
было бы незатруднительно даже на 15 дней, после которых свжей гарнизон, сменяя
прежний, мог без затруднения привозить с собою всю полумесячную nponopцию. Частое
движение наше между Пшехою и Пшишем вызвало бы необходимость улучшить эту
дорогу, на что потребовалось бы мало времени, потому что расстояние от Апшеронской
станицы до Хадыжей не превышаете 16 верст.
Опасность, угрожавшая войскам, была тоже мнимая: если партии, бродившие вокруг
только-что начавшегося строиться укрепления, не осмелились кинуться на гарнизон,
неприкрытый валом, то что они могли бы сделать с укреплением, обороняемым тремя с
половиною батальонами пехоты и четырьмя орудиями, при известной неспособности
горцев к операциям такого рода? Подкрепление же с нашей стороны могло явиться не
позже четырех часов после первого орудийного выстрела.
Из всего приведенного видно, что сообщение с Апшеронскою станицею было обеспечено.
Мнение, что Хадыжи отстояли далеко от главного сбора войск, занимавшихся
постройкою Пшишской станицы, тоже неосновательно.
В октябре месяце, когда войска, выступив из Хадыжей, заняли всю сорокаверстную длину
ущелья реки Пшиша до Гойтх, было сделано следующее распоряжение:из опасения
оставлять в тылу такое большое пространство незанятым, отряд был разделен на пять
частей и растянут по всему ущелью. Такая же мера могла быть применена и к этому
случаю, именно: разделить весь отряд на пять отдельных колонн, расположить их между
[504] Пшишской станицей и Хадыжами на десятиверстных интервалах, назначить им
участки для разработки той дороги, которую необходимо было проводить впослдствии, а
вместе с тем поручить попечению их транспортирование обозов, которые могли бы
двигаться во всякое время, исключая ночи.
Но важнее всего то, что, имея в виду дальнейшее движение , можно было с раннего лета
начать подвозку провианта и всевозможных запасов в Хадыжи. Войска принялись бы
охотно за дело, по случаю отличной, сухой дороги; по этой же причине, перевозочная
цена провианта и всякая хлопотня с подрядчиками и фурщиками сильно уменьшилась, да
и на Гойтхе были бы мы несравненно раньше.
Впрочем, высказывая здесь наше предноложение, мы основываемся на данных, так
сказать, очевидных, не принимая в расчет неизвестных нам соображений. Быть не может,
чтобы командующий войсками Кубанской области не имел постоянно в виду
вышеприведенных обстоятельств; но, вероятно, планы, неизвестные нам, побудили графа
Евдокимова приказать вывести войска из Хадыжинского укрепления.
Согласно этому приказанию, была наряжена колонна из четырех батальонов пехоты, двух
сотен казакове (Кавказский гренадерский, сводно-резервный № 3-го, апшеронский и
сводно-линейный № 1-го стрелковые батальоны и две сотни казаков Терской области) ,
под командою полковника Виберга, которая, сосредоточившись в Пшехской станице,
выступила, и 4-го июня прибыла в станицу Апшеронскую. Усилившись там 13-м пешим
казачьим батальоном, она прошла 5-го числа до Хадыжей без выстрела. Здесь застала она
гарнизон, занятый толками об ожидаемом нападении, потому что [505] вокруг укрепления
появлялись значительные партии горцев, а лазутчики сообщали о их непременном
намерении сделать нападение. Конечно, это была одна угроза противника, неумевшего
брать укрепления.
7-го ионя, полковник Виберг, взяв с собою весь гарнизон со всеми тяжестями, бросил .
укрепление и направился вниз по Пшишу к анапской переправе, как было приказано
генерал-майором Зотовым. Путь этот были збран с тою целью, чтобы, остановясь около
аула Абидо-Хабль (места, избранного для устройства нынешней Тверской станицы),
произвесть подробную съемку этой местности и исследовать, нет ли от этого аула
удобного подъема на высоты правого берега Пшиша. Колонна, выступившая из Хадыжей,
шла в таком порядке: авангард составляли казаки, два батальона пехоты, при двух горных
орудиях облегченной № 7-го батареи; арриергард — два стрелковых батальона, при
взводе горных орудий легкой № 8-го батареи; правая цепь (как самая важная) — два
батальона; левая — один батальон пехоты; полубатальон был назначен для прикрытия
обоза.
Часов до семи утра неприятель не беспокоил колонны; но с этого времени подошедшая
партия завязала перестрелку одновременно с арриергардом и с правою цепью. Отступая
залогами и перекатною цепью, мы удерживали противника все время на расстоянии 22-х
верст. У Абидо-Хабль сделан был привал и велено готовить обед. Едва котлы начали
закипать, как мы увидели огромные партии, тянувшияся вниз по левому берегу реки в
обход нам. Догадываясь, что горцы намеревались занять все находившиеся на пути
нашего следования балки, полковник Виберг приказал вывернуть котлы и поспешно
двинулся вперед, чтобы не позволить неприятелю привести в исполнение свой план,
который мог стоить [506] нам больших жсртв. Заметив наше движение, горцы кинулись
на колонну и завязали жаркую перестрелку. Вдали и вблизи послышались воинственные
их крики; видно было, что они решились предпринять серьезный бой. Все более и более
сгущалось кольцо, охватывавшее нашу колонну; подбадривающие их крики, среди частой
пальбы, распалили горцев до того, что, с шашками наголо, два раза кидались они на
арриергард, но
подоспевавшие вовремя резервы откидывали их назад. Пройдя версту от места привала,
апшеронцев, как выдерживавших на себе сильный напор горцев, велено было заменить
другим. Потеря у этих прославленных молодцов Кавказа была настолько значительна, что,
с целью не ослаблять силу действующих в арриергарде, потребовались от казаков рабочие
для выноса раненых. Сдав раненых, апшеронцы снова были готовы к бою, и пройдя овраг,
поросший сухим лесом, остановились, поджидая приближения appиepгарда; среди
гремящей кругом пальбы, колонна продолжала свой путь. Временно пальба притихла,
точно намекала на окончание перестрелки.
К оврагу, за которым остановились апшеронцы, подходил лесистый отрог. Когда
арриергард стал спускаться в овраг — весь лес на упомянутой возвышенности опоясался
белыми клубами дыма и огласился раскатом от сильной пальбы и пронзительного гика;
туча пуль засыпала подходящих к отрогу, и арриергард от этой неожиданности бросился к
реке; раненый ротный командир не мог остановить его, — произошло замешательство. В
это время сзади раздался крик: "держись! апшеронцы идут!" и первая стрелковая рота, с
неподражаемою уверенностью, дружно нырнула в овраг и, выскочив из него, кинулась на
горцев, часть которых уже с радостным криком начала подвигаться за отступающими.
Дружно встретил [507] неприятель бесстрашных апшеронцев, но не устоял:
покушавшиеся атаковать наш овраг снова поднялись на горный выступ, но, не дав им
сгруппироваться для отпора и в этом лесу, ашперонцы сбили их с высот. Загнав горцев за
высоту, рота вернулась из лихого дела, и заплатив еще восемнадцатью молодцами,
примкнула к ротам своего батальона, снова составившим арриергард, и своею грудью
прикрывавшим движение отряда. Однако, горцы продолжали свое преследование; но
когда толпы, увязавшиеся за отрядом, вышедшим на более ровное место, очутились на
открытой площади, почтенный начальник отряда нашел необходимым — самому, во главе
кавалерии, кинуться в атаку. Отчаянный, смелый удар опытного воина полковника
Виберга не мог быть ослаблен тучами пуль. Опрокинутые и прогнанные, горцы, потеряв
всякую надежду даже на возможность какого нибудь успеха, после этого отстали, должно
быть, подбирать своих раненых, дав отряду спокойно донести свои 54 носилки. Так
закончилось последнее славное молодецкое дело.
Занятие Хадыжей и отступление отсюда были последние боевые действия, после которых,
за исключением дела 2-го ноября, не происходило ни одного серьезного столкновения с
горцами до хакучинского похода. Впрочем, отряду предстояли теперь другие занятия:
подвозка npoвиантa, покос, постройка Пшишской станицы и проложение дороги до поста
Кошко-Дечук.
Предвидя дальнейшие движения, генерал-майор Зотов приказал, чтобы все части войск
подготовили для себя npoвиант в Пшишской станице на месячную пропорцию, и тем
приблизил к войскам часть провиантского склада.
В конце мая уже расцвел буркун — и "трава плакала по рабочим". Заведывающий делами
штаба пшехского отряда, которому поручено было отвести покосные места, [508]
решительно не находил места для такого огромного количества лошадей, которое
считалось в отряде: наконец, после многих розысков, отведено было все пространство
между линией, соединяющей Пшехскую и Пшишскую станицы, реками Пшехою,
Пшишем и Белою. Зазвенели косы на всем этом пространстве, и вереницы повозок
потянулись сначала в пшехский сенник, а потом в отрядный, на реке Белой, западнее
устья Пшехи.
Жары становились сильные; они доходили до 30°. Лихорадка с большим ожесточением
пошла выдергивать солдат из рядов и наполнять ими лазареты. У частных начальников не
хватило хины для подавания первоначальной помощи.
В это время громадные вереницы воловьих повозок, с полотняными будками и без будок,
подвозили переселенцев из России на вновь отгороженный места. В Кубанской,
Апшеронской, Бжедуховской и Габукаевской станицах начали подыматься остовы
домиков и временных землянок. Но надо сказать, что первое горе, которое встречало у нас
переселенцев, была лихорадка. От непривычки, мнoгиe из них не выносили ее, и к новым
местам их поселения тотчас же присоединялось кладбище. Заболевших было до того
много, что иногда трудно бывало встретить лицо, неискаженное худобою и бледностью.
Через год, новые жители освоились с климатом, а теперь они ничем не отличаются от
жителей старой линии.
Войска же отряда, замещая выбывших косцов, в свою очередь, развозили лихорадочных
по всем госпиталям. Горцы не тревожили нас. Они начали сеезжаться на сатовки, а
начальников отряда осаждали разными переговорами.
К 22-му июня, окончена была станица Пшишская настолько, что в ней оставалось сделать
лишь дополнения [509] и поправки, которые могли быть исполнены меньшим числом
рабочих. Дорога от этой станицы до поста Кошко-Дечук была тоже к этому времени
совершенно готова. Стало быть, держать здесь войска было уже бесполезно; почему,
оставив в гарнизоне Пшишской станицы стрелковые батальоны — кавказский
гренадерский, самурский, и дивизион тверского драгунского полка, с двумя конными
орудиями, генерал-майор Зотов, с восемью батальонами пехоты, двумя сотнями казаков и
двумя горными орудиями (19-й, апшеронский, ширванский, сводно-линейный № 1-го,
сводно-резервные № 2-го и 3-го стрелковые батальоны; 3-й и 4-й батальоны кубанского
пехотного полка; сотня лабинской бригады и сотня Терской области, взводы горных
орудий 20-й артилерийской бригады) , 22-го июня, перешел на позицию к бывшему аулу
Шауш-Хабль, с целью рубить просеки и разрабатывать дорогу вверх по правому берегу
Пшиша, к будущей Тверской станице. Неприятель не препятствовал нашему движению.
Лишь изредка, вдали, раздавались одиночные выстрелы.
К. Гейнс.
Текст воспроизведен по изданию Пшехский отряд // Кавказский сборник, Том 8. 1884