MEMUAARE
advertisement
ВОСПОМИНАНИЯ ЭСТОНЕЦ, ОБ ЭСТОКУЛЬТУРЕ И ВОДСКИЙ КНЯЗЬ Записки и воспоминания о школьном товарище Юри Корке Мне жаль, что «Lauljad klaasmere ääres» («Певцы у стеклянного моря») остался последним сборником стихов Юри Корка. Корк – работающий при НАСА инженер в области космонавтики... Однако его поэзия далека от дилетантства. Вовсе наоборот, она отражает шлифовку и опыт талантливого литератора, который проявляет в полном объеме свою силу в профессионализме: умение строить ритм, рифму и фразу, сдержанность звуковых узоров и поэтического синтаксиса, изобретательность поэтических сравнений. Круг тем Корка разнообразный: воспоминания времен детства и отрочества об Эстонии, военные стихи, стихи из записной книжки мирового путешественника и стихотворения о поэзии и поэте... По моему мнению, самое интересное и оригинальное стихотворение во всем сборнике – это «Meri teispool horisonti» («Море по ту сторону горизонта»). Написанное сильным белым стихом, оно рисует чарующе экспрессионистическое видение сверкающего моря за башнями доменных печей в мифическом городе Steel Town, где Lõputul pilkasel ööl põletab musta koksi me kõrgahju määratu lõõm. Leegid hõõguvad mystilis-punasel kumal nagu uus päikene kohal tundmatu horisondi. Sularaud - helendav, julm voolab kui hiiglaste veri, kes kunagi syndisid lohe hammastest. Бесконечной темной ночью сжигает черный кокс огромное яркое пламя нашей доменной печи. Лики пламени пылают на мистически-красном зареве, как новое солнце над неизвестным горизонтом. Плавленое железо, светящееся, грозное, течет, как кровь богатырей, которые родились когда-то из зубов дракона. Приведенный выше отрывок написан не мной, а критиком литературоведом Виктором Террасом, переведен и процитирован небольшими сокращениями из статьи «American-Estonian Poets».1 V. Terras, American-Estonian Poets. - Ethnic Literatures since 1776. The Many Voices of America. Proceedings, Comparative Literature Symposium. Lubbock: Texas Tech University, 1978, с. 175–192. 1 и с Юри Корк, родившийся 13 ноября 1927 года в Тарту и учившийся в учебном заведении Хуго Треффнера, был человеком с разнообразными духовными талантами: поэт, инженер в области космонавтики со степенью магистра, один из самых выдающихся представителей эстокультуры, занимавший руководящие места во многих организациях эстонских эмигрантов, в последний период жизни – член Конгресса Эстонии и два года начальник информационного отдела Главного штаба Сил обороны Эстонии в распоряжении генерала Александера Эйнсельна. Юри был и страстным путешественником, его влекли дали как в жизни, так и в поэзии. Однажды я получил от него открытку с видом зеленого моря и берега с белым песком с почтовой маркой Республики Фиджи с острова Мана в южном море Тихого океана, адресованную редактору журнала «Mana». Юри был до мозга костей эстонским националистом, но при этом подчеркнуто эстокультуристом и, кроме того, еще водским князем. Под эстокультурой я понимаю явление и позицию «Эстония на чужбине»: довоенная Эстония будто была по кусочкам привезена эмигрантами с собой и была предпринята попытка собрать ее и возродить на чужбине, как это сделала любящая мать с Лемминкяйненом. Эстокультуру нельзя полностью отождествлять с эмигрантской культурой. Последняя была в первую очередь творческой высокой культурой, и ее лучшие достижения в большинстве уже интегрировали во вновь обретшую свободу эстонскую культуру на родине. Статья о Юри Корке как эстонском поэте и является добавлением одной основной нити. А эстокультура создавалась для потребностей самих потребителей эстокультуры. Значение эмоциональной, общественной и духовной роли в ней было велико. Отблеск эстокультуры последовательно сохраняется в деятельности эстонцев-эмигрантов. Я думаю, что Юри не пропустил ни один масштабный праздник ESTO (состоялось их всего восемь на трех материках). Дополнительно к этому эстонские дни западного побережья Северной Америки через каждые два года, ежегодные дни KLENK (Общество эстонской молодежи Среднего Запада) в Чикаго или в иных местах Среднего Запада, слеты ветеранов войны, скаутские лагеря и пр. На этих мероприятиях Юри разгуливал в рубашке с водской вышивкой, вместо галстука – брошь-сыльг с ленточкой с водским узором. Его стали называть водским князем. Водская атрибутика связана, очевидно, с тем, что предки Юри происходили из Пыхья-Тартумаа, из древнего Вайгаского уезда, в населении которого присутствовал, по мнению ученых, водский компонент, о чем Юри был, очевидно, осведомлен. Об обширной общественной деятельности его и деятельности в национальном движении написано в других материалах. Также о его профессиональной работе, о которой он сам пишет в автобиографии: «Я вычислил траектории, грузоподъемность, орбиты и т. д. 212 спутников».2 В прошлом году я написал для второго тома «Биографического словаря эстонской науки» статью об Юри Корке. Юри был в семейной линии по меньшей мере третьим Юри Корком (форму имени Jyri он стал использовать еще школьником в духе обновления языка, J. Kork, Pooleliolev elulugu. -A. Plaks (ред.), Geislingeni Eesti Gümnaasiumi õpilaste ja õpetajate elulugusid. Nassau Bay, Texas, 2002, с. 70-72. 2 проводимого языковедом Иоханнесом Аавиком). Его дед Юри Корк был владельцем хутора в Ваймаствере, в северной части Тартуского уезда. Отец, Юри Корк, участвовал в Освободительной войне, был отмечен Крестом Свободы II/3, изучал в Тартуском университете математику, вступил в Эстонское студенческое общество, работал в штабе Тартуской дружины Кайтселийта. Умер он молодым, когда Юри было семь лет. Юри, как и отец, участвовал в войне и изучал математику, вступил в Эстонское студенческое общество, служил в Штабе Сил обороны. У него также был сын Юри и дочь от брака с Май-Кая Ауле, а также сын и дочь от брака с Пирет Паррест – дочерью литературного критика Харальда Парреста и актрисы Реэт Аарма. В Эстонии у Юри есть родственник и тезка – Юри Корк, который был членом Верховного Совета Эстонской Республики (1990–1992) и членом Конгресса Эстонии. Его брат Тоомас Корк был в годы обновления (1988–1990) первым секретарем Раквереского райкома Компартии Эстонии и членом Верховного Совета Эстонской Республики (1990–1992). Третий брат, Андрес Корк, был председателем Таллиннского городского собрания (1989–1992), министром здравоохранения (1992), председателем Союза врачей Эстонии, а с 2003 года является членом Рийгикогу. В семье агронома Рудольфа Корка, отца братьев, хранили тайну места хранения флага Эстонского студенческого общества, который был освящен в Отепяэ в 1884 году. Историческую национальную ценность спрятал при оставлении родины тогдашний председатель Эстонского студенческого общества Карл Аун на хуторе своего отца в Ваймаствере. Последний доверил перед смертью место хранения Рудольфу Корку. С восстановлением независимости флаг был извлечен из тайника. Сейчас он находится в Эстонском национальном музее. Деды Юри Корка и Рудольфа Корка были братьями и родом с хутора Казе в Ваймаствере. Также, говорят, и красный генерал Аугуст Корк, казненный в сталинские времена, происходил из одного рода с Корками. О родстве с генералом Корком упоминал мне и сам Юри, но публично он, ярый антикоммунист, не хотел об этом говорить. Однако упоминать о родстве с генералом не боялся проживавший в Торонто Арви Тинитс, который в качестве литературного псевдонима использовал девичью фамилию своей матери – Кыркья. Под именем Арви Корка он опубликовал более шести книг с прозой. Советские пропагандисты иногда путали Юри и Арви Корков. Призывники года рождения Юри были мобилизованы летом 1944 года во вспомогательную службу авиации, а сам Юри был принят через организацию «Eesti Noored» («Молодежь Эстонии») на трудовую службу в Германию. В ее составе он попал в Латвию, где с приближением фронта его группе выдали оружие. Случилось так, что, когда после отступления в Германию в сентябре 1944 года преобладающее большинство молодых людей из вспомогательной службы авиации направили в находящийся в Дании полк запаса, Юри послали в учебный лагерь в Нойхаммере, где воссоздавалась 20-я гренадерская дивизия СС. С ней он отправился в 1945 году на фронт в Силезию и вошел в состав 46-го полка, которым командовал Альфонс Ребане. Сразу в первый день пребывания на фронте Юри был так тяжело ранен осколком минометного снаряда, что в лазарете пришлось ампутировать ногу ниже колена. Было ему тогда 17 лет. В госпитале он находился в Чехии, в Карловых Варах. К счастью, до окончания войны Юри был эвакуирован в Германию, иначе он оказался бы в руках жаждущих мести чехов или попал бы в плен к русским. В конце войны он остался в американской оккупационной зоне. Прервавшееся из-за войны обучение в гимназии Хуго Треффнера Юри продолжил осенью 1945 года в третьем классе Эстонской гимназии в Гайслингене. В Гайслингене, в Южной Германии, располагался самый большой лагерь эстонских беженцев – более 4000 человек. Школа была высокого уровня, с хорошим преподавательским составом, набирала в параллельные классы с 7-го по 11-й ежегодно более 250 учеников. Многие известные люди из эмигрантских кругов – музыканты, художники, писатели и общественные деятели – являются воспитанниками школы. Юри Корк учился в школе три года и окончил ее в 1948 году. Юри Корк шел классом впереди меня, но был на два года старше. Я помню его прогуливающимся по улицам живописного города пяти долин. Из-за ранения во время войны он хромал, но был всегда жизнерадостным. Поскольку мы активно участвовали в школьных мероприятиях и интересовались литературой, то вскоре подружились. Я чувствовал, что, несмотря на свой шутливый тон, Юри в своем основном отношении к жизни и ценностных оценках – человек серьезный. Его шалости и проделки заключались в предлагавшихся, часто необычных, идеях и начинаниях. Его любимым видом «спорта» была игра словами и мыслями. В некоторых кратких и своеобразных выражениях он мог выразить имеющее большую символическую ценность обобщение или комический эффект. Эту игру словами и мыслями школьных времен он продолжал и позднее. Многие жаловались, что они не понимали, когда Корк говорил серьезно, а когда подшучивал. В упомянутых выше биографических записках самого Юри в связи с Гайслингеном встречается буквенная комбинация PKV, обозначающая какое-то объединение, в которое он входил. Это необходимо обязательно отметить, потому что PKV было достаточно распространенным прозвищем Юри как в школе, так и позднее. Сам он также с удовольствием использовал это прозвище. Он лично ввел его в обиход в значении определенного братства. PKV могли невинно толковать, например, как Pühapäeva Kasulikult Veetjaid («Полезно проводящие воскресенье»). На самом деле слова были более острыми, но не настолько, чтобы в интересах исторической правды здесь нельзя было бы их высказать: Persse Kukkunud Vennad («Оказавшиеся в заднице братья»). Как мне известно, это выражение использовалось уже в довоенной Эстонии. Каким бы оттенком оно ни обладало, для нас это было скорее выражением юношеского задора и черным юмором, чем отражением разочарования в жизни. Советуясь с другими, Юри выбирал членов в это братство из числа соучеников и иных сверстников. И у меня имелось свидетельство о вхождении в PKV, написанное Юри на картонной подставке под пивную кружку. Юри издавал и печатный орган PKV – размноженный через копировальную бумагу на печатной машинке составляемый одним человеком журнал «Kriiskav Hääl» («Пронзительный голос»). Юри Корк очень похож на многих других лириков в том, что его талант блистал только в молодости. Его первые стихотворения можно было прочитать в «Kriiskav Hääl». Печатный дебют – четыре стихотворения в вышедшем в 1949 году альбоме «Geislingeni Eesti Gümnaasium 1945–1948» («Гейслингенская эстонская гимназия 1945–1948»), а перед более широкой публикой – в редактируемом Хенриком Виснапуу литературном альбоме «Koguja II», изданном в 1949 году обществом Ülemaailmne Eesti Kirjanduse Selts в Гейслингене. Учитель литературы гимназии, известный критик Харальд Паррест, знакомый с поэзией Юри, порекомендовал опубликовать целый цикл стихотворений Корка, однако Виснапуу выбрал только одно, состоящее из семи строф «Ikka kaugemale» («Всё дальше»). После эмиграции в США последовали публикации в литературном журнале «Tulimuld» (1951, 1954, 1957) и в журнале «Vaba Eesti» (1955, 1957, 1958), пока в 1958 году в Стокгольме не вышел в издательстве Vaba Eesti 80страничный сборник стихотворений «Lauljad klaasmere ääres» («Певцы у стеклянного моря»), который я помог Юри составить и порекомендовал издательству. Издатель Имант Ребане издал книгу красиво напечатанной и в отличном переплете. Обложку оформил художник Отто Паю. На титульном листе указано, что сборник содержит стихи 1947–1957 гг. Вызывающее некоторое удивление название автор взял из Библии. Мы читаем в «Откровении святого Иоанна» (15, 2–3): «И видел я как бы стеклянное море, смешанное с огнем; и победившие зверя и образ его, и начертание его и число имени его, стоят на этом стеклянном море, держа гусли Божии, и поют песнь Моисея, раба Божия, и песнь Агнца». Название книги можно было объяснить и более прозаично. Когда мы организовали вечер по случаю издания сборника в Нью-Йорке в Эстонском доме, то после ухода гостей на столах осталось море пустых пивных кружек и винных бокалов, как отметил Юри. А во время застолья исполнялись и песни. Из стихотворения, по которому получил название сборник, я приведу две строфы: Tea, tormid ja kaljurahud ei rebi meil viise suust. Me hulkurikannel on tahut igielavast kadakapuust. ------------------------------------------------------Ka timukas laulab, kui kirve on virutand puhkele taas. Yle klaasmere tumeda virve inimpeadki laulavad maas. Знай, штормы и скалистые рифы не вырвут у нас напевов из уст. Наш каннель бродяг вытесан из вечно живого можжевелового дерева. ----------------------------------------------------И палач поет, когда топор отбросит в сторону. Через темную зыбь стеклянного моря и людские головы поют на земле. Когда в западном мире оценивали вышедшие в 1958 году литературные произведения на эстонском языке, то сборник «Lauljad klaasmere ääres» получил премию литературного фонда имени Хенрика Виснапуу, о чем было объявлено в 1959 году. В состав жюри входили Малл Юрма, Виктор Кырессаар, Олев Парло, Алексис Раннит и Воотеле Васка. В мотивации упомянули о появлении нового таланта и о четкости, образности и визионерстве его поэзии. Критика приняла сборник стихотворений более прохладно. Харри Ази опубликовал коллегиально доброжелательный отзыв в патронизирующем тоне в Торонто в газете «Meie Elu» (7. VIII 1958) и в Стокгольме в газете «Teataja» (28. VI 1958). Арво Мяги подвел сборник Корка под неопределенное понятие «солдатская поэзия». Журнал «Tulimuld» проигнорировал сборник. Рецензии не последовало, даже не было приведено решение жюри, несмотря на неоднократные публикации стихов Корка ранее. Политико-культурный журнал более молодого поколения «Vaba Eesti» напечатал пространный отзыв Пауля Лаана (4–6/1958). Отзыв был достаточно прохладный. Лаан утверждал, что поэт не может предложить ничего нового, за исключением белых стихов заключительных циклов. Он и рекомендовал Корку продолжать в этом стиле. Более благоприятной была рецензия Ивара Грюнталя в журнале «Mana» (3/1958). Известный критик и поэт нашел удачи в сборнике и закончил в оптимистическом духе: «Опубликованием своего первого сборника он приступил к несению поэтической ответственности, и вексель на его будущее можно подписать со спокойной душой». Подписанный же Грюнталем вексель поэта остался Юри невыкупленным. Возможно, что разочарование в приеме сборника стихотворений посодействовало затуханию лирического порыва. Написанию стихов не способствовало и постоянно растущее участие в общественной и политической жизни эмигрантов, чему сопутствовало всё большее принятие эмигрантских догм. Также и в беседах изначально свежее словоупотребление Юри стало исчезать и переходить в манерность. Его обычно остроумный разговор временами становился иногда нудным. Дальнейшее поэтическое творчество Юри осталось скромным. В журнале «Mana» (1/1959) опубликовали еще два стихотворения в прежнем духе. Лишь спустя десять лет в журнале Mana (35/1969) вышел новый цикл, а позднее еще и в журнале «Tulimuld» (3/1973). Но их тон уже совершенно другой, одни из них надуманно сатирические, а другие – неудачно панегирические. Поэтичности, ранее характерной именно для Корка, в них мало. Однако он стал использовать свой поэтический дар для написания песен настроения. Для поэзии Корка характерен высокоромантичный идеализм. По форме его стихотворения безупречны, часто мастерские. По словесному оформлению совпадают с темой. Встречаются смелые, новаторские образы. Используется как рифмованный, так и белый стих. Образцом стихотворений со связной речью и четкой формой были, очевидно, стихи поэтов литературной группировки «Arbujad» («Волхвы»), особенно Аугуста Санга и Керсти Мерилаас, но чувствуется также влияние стихов, написанных Бернардом Кангро в начальные годы эмиграции. Стихотворения Кангро «Lõikuskuul» («Месяц жатвы») и «Hiiglased laulavad» («Богатыри поют») в изданном в 1947 году сборнике «Seitsmes öö» («Седьмая ночь») звучат очень знакомо, если знать поэзию Корка. Из легендарного полета чаек Хейти Тальвика через звенящие дюнные пески он взял слово «легендарный» и совпадающее с этим настроение. Многие стихотворения Юри полны теплоты и подлинного чувства: Kes oli too tundmatu tüdruk? Ta naeratus meeles vaid on. Ta ulatas rukkililli, kui seisma jäi ešelon. Кто была та незнакомая девочка? Я помню только ее улыбку. Она протягивала васильки, когда остановился эшелон. Из стихотворений в традиционной форме по материалу и по словесному оформлению более свежими являются стихотворения на военную и солдатскую тему. Их основной тон героический, но они свободны от патетики и политической программы. И если в стихотворных строках «Kord sammuvad endised kompaniid / läbi mürskude Tartu poole» («Однажды бывшие роты зашагают / сквозь снаряды в направлении Тарту») в советской печати видели злые намерения «отъявленных эсэсовцев в отставке», то из злости или страха не заметили, что в этом стихотворении Корка «Hauasalm Sileesiast» («Надгробный стих из Силезии») речь идет о погибших, мертвых мужчинах, потому что предшествуют строки: «Tea, relvavend, ükski meist jäädavalt / siia võõrasse mulda ei koole!» («Знай, товарищ по оружию, никто из нас навечно / в чужой земле не останется!»). Стихотворений с изображением войны насчитывается чертова дюжина. Мундиры солдат походно-серые. Они в степи под Изюмом и на холмах Синимяэд. Или идет «Pidu vene külas» («Праздник в русской деревне»): «Rinnale on kogund raudseid märke, / sydamesse tuska. / Las nyyd voolab keset tulivärke / kyynilävel puskar». («На груди собрал железные знаки / в сердце же – горечь. / Пусть теперь течет среди фейерверка / самогон на пороге сарая»). Материал позволяет и предлагает не использованные в эстонской поэзии образы: «Me kompaniid üle loendab julm maksimivalang! («Нашу роту пересчитывает грозная очередь “Максима”»), или «Kaugel metsade taga lõhkusid / raskekahurid myrskude halge» («Далеко за лесами кололи / тяжелые пушки поленья снарядов»), или «Öö aeglaselt marssis metsadest / nagu pataljon sõjavange» («Ночь медленно шагала из лесов, / как батальон военнопленных»). Строфа из стихотворения «Lahing» («Битва»: Mürskude terast külvav plahvatus kaevikuis ringi trambib, sügisepäeva udus kahvatus põlevad majad kui lambid. Сеющий сталь снарядов взрыв топчется по окопам, в бледном тумане осеннего дня горят дома, как лампы. Корк обладает поэтической силой для создания основанных на драматической риторике великолепных видений, каковыми являются состоящие из нескольких частей «Meri teispool horisonti» («Море по ту сторону горизонта») и «Teraslaevade legend» («Легенда стальных кораблей»). Из последней процитирую одно космонавтическую и одну аргонавтическую строфу: Kord kannab me sõidukeid sätendav koit Однажды наши повозки сверкающая заря вознесет siit maapealsest kitsast piirist! Meid ammukustunud päikeste loit seal viipab veel valgusekiirist. ------------------------------------------------------------------------------Näe, karidel algab taas surmatants! Kas meistki jääb murdmata vall, mis ees taevale kerkib kui uhke Bytsants? Kas merest saab muinasloo võitmatu kants, myyr sydaöö mustavast malmist? из этих узких земных границ! Нам зарево давно погасшего солнца еще машет там лучами света. ------------------------------------------------------------------------------Глянь, на рифах вновь начинается пляска смерти! Неужели и после нас останется несокрушимый вал, который встанет перед небом, как гордая Византия? Станет ли море непобедимой крепостью сказания, стеной из чернеющего чугуна полуночи? Кредо своей поэзии Корк высказал в коротком эссе «Mõttekilde luule olemusest» («Размышления о сущности поэзии»), которое вышло в журнале «Vaba Eesti».3 Однако он передает кредо и на языке поэзии, в более пространственном произведении «Luule metamorfoosid» («Метаморфозы поэзии»), из которого я процитирую два отрывка: Luule on kesköine katedraal või seitse kasepuust risti. Luule on haua hämar saal, needus ja õnnistus neile maal, kelle ase kuust kisti. ------------------------------------------------------------Luules kõnnivad kõrvu mõistuse talvised tähed ja südame leegitsev laas. Trotsides enesemõrvu põlevast Troojast lähed. Merd sõuad. Ja laulad taas. Поэзия – полуночный кафедральный собор или семь березовых крестов. Поэзия – сумрачный зал могилы, проклятие и благословение для тех на земле, чье ложе от луны оторвали. ------------------------------------------------------------В поэзии рядом идут зимние звезды разума и пылающий дремучий лес сердца. Пренебрегая самоубийствами, оставляешь горящую Трою. Плывешь по морю. И поешь опять. Отсюда, от метаморфоз поэзии, легенды стальных кораблей и моря по ту сторону горизонта можно было бы пойти своим путем дальше и заложить для своей поэзии в истории литературы более широкую и прочную основу. Юри этого почему-то не сделал, ограничившись случайной поэзией и текстами песен настроения. В эстонской же литературе относящиеся к его поколению Лаабан, Лепик и Грюнталь, старше его на 3–7 лет, уже осуществили 3 J. Kork, Mõttekilde luule olemusest. - Vaba Eesti 1960, № 7. модернистское обновление поэзии. Рядом с этими тремя мастерами трудно было выдвинуться в первые ряды и завоевать более широкое внимание. В переводе Юри Корка вышли избранные стихотворения латышского поэтаэмигранта Гунарса Салиньша («Tulimuld» 1/1972). Он написал также около ста текстов песен настроения, среди которых как его собственные, так и переводные. Их исполняли и записали в Северной Америке известные эстонские певцы и музыканты: Элл Табур, Лейда Ярви, Олаф Копвиллем, Андрес Раудсепп, Ану Ойнас, Рене Уфер и Харри Вердер. Сочинением популярных песен Юри занялся особенно в 1960-е годы, когда два инженера космонавтики и друга уже с геслингенских дней – музыкант Рене Уфер и поэт Юри Корк – выиграли все три первых места на конкурсе эстрадных песен, проведенном эстонской фирмой грампластинок Merit Co., расположенной в Торонто. Олаф Копвиллем, товарищ Юри по школе, записал с большим успехом две победившие песни (романтическую «Sügisüksildus» («Осеннее одиночество») и ритмичную «Rio Grande») на своей второй пластинке «Viise ja vinte». Ностальгический, одновременно трагичный и жизнеутверждающий характер поэзии Юри чудесно подходил для написания песен настроения. Теперь он мог, не боясь слащавости, выразить в более легком жанре склонность к сентиментальности, непозволительную в серьезной поэзии. Одновременно это означало и отступление от литературы в мир поп- и фолкмузыки. Поп-певец и музыкант Андрес Раудсепп оценивает песенные тексты высоко и считает их равноценными текстам знаменитого и известного в Эстонии Хельдура Кармо, с той только разницей, что у Кармо их больше. «Если при выборе песен возникали трудности, то Юри спасал положение, – рассказывает Раудсепп. – Поступали новые переводы, например «Kaskede all» («Под березами»), в них Юри смог сохранить чувства и картины природы, которые представляет известный в Квебеке шансонье Феликс Леклерк в своей мелодичной “Notre sentier”».4 Из наиболее известных песен в переводе Юри упомянем также «The Green Leaves of Summer» Дмитрия Темкина (у Корка «Kesksuvine aas») и «Bobby McGee» и «Sunday Mornin' Comin' Down» («Kui ma pyhapäeval ärkan, kõnnin vaikselt, / sest et valutab mu pea./ Hommikeineks võtan õlut, / mis ka magustoiduks maitseb mulle hea. / [—] Hommikvaikseil kõnniteedel / soovid taas et saabuks öö. / Pole iial pyhapäeva, / mil sind yksildus ei löö. [—] linna tyhjund kõnniteele / langeb vaikselt pyhapäev." – «Когда я просыпаюсь в воскресенье, я хожу тихо, / потому что у меня болит голова. / На завтрак принимаю пиво, которое мне по вкусу, в качестве десерта. / [—] На по-утреннему тихих тротуарах / желаешь опять, чтобы наступила ночь. / Никогда нет воскресенья, / когда тебя не бьет одиночество. [—] на опустевшие тротуары города / падает тихо воскресенье»). Известную мелодию Мориса Жара «Somewhere My Love» из фильма «Доктор Живаго» Юри использовал как напев, на который создал по мотивам Пастернака песню с совершенно новыми словами «Kuuvalgel ööl» («Лунной Выражаю благодарность Андресу Раудсеппу и Элл Табур за информацию, касающуюся легкой музыки. 4 ночью»). Таким образом он использовал свое творчество в отношении многих известных мелодий. Оригинальные тексты Корка имеются также на нескольких грампластинках, представляющих музыкальное творчество Рене Уфера. Юри создал и ряд задорных скаутских песен. К шести из них музыку написали композиторы Валдеко Лойгу, Юри Мандре и Эндель Штафенау. Когда Элл Табур пригласили выступить на открытии ESTO-84 в Торонто, она обратилась с просьбой к Юри, чтобы тот написал слова к известной мелодии Аманды МакБрум «Роза». Она просила не перевод, а совершенно новый текст с эстонской тематикой. Был создан один из лучших песенных текстов Юри Корка «Kuldne leib» («Золотой хлеб»), где поэтическое чувство сочинявшего настоящую поэзию облагораживает чувствительность национальной и народной музыки, не говоря уже о том, что автор уловил тогдашнее настроение тысяч эстонцев-эмигрантов, присутствовавших на открытии. Meenub aeg, mil polnud leina rukkipõld ja pilvemäed, lapsepõlv, kui kuldset leiba murdsid kord mu memme käed. Kuldne leib ja kuldne päike, naerud näol ja juustes tuul. Oli hea kord olla väike vabal maal ja kuldsel kuul. Mööda läind nüüd rasked aastad, kasvab hein mu koduteel. Idatuul neid põlde laastand, ei me tea, mis ootab eel. Sygisööl all tähistaeva kaugel kaob üks rändav lind. Kuigi viind mind veed ja laevad, armsaks jääb mul Eesti pind. Talvel maa kaob nõidusunne, saabub kylm, kesköine tund. Idatuult ja tuisku tunneb rukkipõld all kylma lund. Вспоминается время, когда не было скорби – ржаное поле и горы облаков, детство, когда золотой хлеб когда-то отламывали руки моей мамы. Золотой хлеб и золотое солнце, улыбки на лице и ветер в волосах. Было хорошо когда-то быть маленьким на свободной земле и золотой луне. Минули трудные годы, трава растет на родной дороге. Восточный ветер разорил эти поля, не знаем мы, что ожидает впереди. Осенней ночью под звездным небом вдали теряется перелетная птица. Хотя увезли меня воды и корабли, дорогой остается мне эстонская земля. Зимой земля погружается в колдовской сон, наступает холодный, полуночный час. Восточный ветер и метель чувствует ржаное поле под холодным снегом. Eestimaa ei hauda lange, meeste meelt ei murra lein. Allpool lund ja kylma hange sirgub uus ja kuldne leib. Эстония не упадет в могилу, дух мужчин не сломит скорбь. Под снегом и холодным сугробом вырастает новый и золотой хлеб. По моим сведениям, поэзия Юри Корка издавалась в Эстонии только один раз, но в очень достойном издании. А именно, семь его стихотворений включены в третий том антологии поэзии «Sõnarine», составленной Карлом Муру. Краткие биографические данные Юри Корка приведены также в справочном издании «Eesti kirjanike leksikon» («Лексикон эстонских писателей»). Юри умер 22 августа 2001 года в Гринбелте, штат Мэриленд, США. Поэзию Юри Корка следовало бы снова издать в Эстонии, добавив к его единственному сборнику не включенные в него и изданные позднее стихотворения. Выборочно можно было бы включить и созданные им самим или переведенные тексты песен настроения. Организации, в деятельность которых Юри внес большой вклад, например Национальный комитет Эстонии в США, Всемирный центральный совет Эстонии и Балтиморское эстонское общество, могли бы в сотрудничестве с Эстонским культурным капиталом финансово обеспечить составление и издание книги. ХЕЛЛАР ГРАББИ
