роман, а Дон Кихота, рыцаря Печального образа

"Дон Кихот"
В середине XX века английский журнал "Великобритания сегодня" провел международную анкету,
предлагая назвать сорок лучших книг начиная с первого века нашей эры. Ответы пришли со всего света.
На первом месте оказался "Дон Кихот" Сервантеса, а на втором - "Война и мир" Л. Н. Толстого.
В 2002 году, подводя итоги ушедшего тысячелетия, Нобелевский комитет собрал авторитетное жюри,
в которое вошли сто известных писателей из пятидесяти четырёх стран мира. Их попросили определить
лучшее произведение мировой литературы. «Книгой всех времён и народов» был назван «Дон Кихот».
Автор и его герой
Судьба автора романа о Дон Кихоте непроста и драматична. Сервантес — герой битвы при Лепанто,
инвалид (рука после ранения висела плетью), узник алжирского плена, нищий и бесправный ветеран,
униженный ложным обвинением в растрате и позорным пребыванием в долговой тюрьме. Именно в
темнице начал он писать роман о Дон Кихоте. Сервантесу в то время было пятьдесят с лишним лет,
фактически — он ровесник своего героя.
Немолодой идальго Алонсо Кихана, житель некоего села в захолустной испанской провинции Ла
Манча, начитавшись рыцарских романов, воображает себя странствующим рыцарем и отправляется на
поиски приключений. Старой кляче он даёт звучное имя Росинант, себя называет Дон Кихотом
Ламанчским, а крестьянку Альдонсу Лоренсо объявляет своей прекрасной дамой Дульсинеей Тобосской.
В оруженосцы идальго берёт хлебопашца Санчо Пансу.
Санчо Панса
Санчо Панса не менее важный персонаж романа, чем Дон Кихот. Он жалуется по любому поводу и
всего боится. Любит комфорт и постоянно хочет есть. Ему не нравится работать, зато он с большим
усердием предается отдыху и сну. Он мечтает о власти и богатстве и боится болезней и смерти. Эти
герои дополняют друг друга: первый связан с земным и смертным в человеке, второй — с
добродетелями, с божественным и бессмертным. Но, оказалось, что и в Санчо Пансе живут
возвышенные мечты. Он отправился в путь, так как Дон Кихот пообещал подарить ему целый остров.
В первой части романа герой совершает два выезда: принимает постоялый двор за замок, нападает на
ветряные мельницы и стада баранов, в которых видит злых великанов и волшебников. Родня и
окружающие принимают Дон Кихота за сумасшедшего, на его долю достаются побои и унижения,
которые сам он считает обычными злоключениями странствующего рыцаря.
Менее всех оказались готовы понять действия Дон Кихота самые близкие ему люди — родственники и
друзья. Желание стать странствующим рыцарем они приняли за сумасшествие и преисполнились
решимости 'излечить' Алонсо Кихано любой ценой, даже разрушая то, что было ему дорого.
Вторая часть начинается с хитроумной комбинации, — бакалавр Самсон Карраско
уговаривает Дон Кихота выступить в новый поход — с той целью, чтобы затем,
переодевшись странствующим рыцарем, нагнать его, завязать с ним бой,
победить в этом сражении и, по
предварительно установленному условию
схватки, заставить его сделать то, чего желает победитель — велеть Дон
Кихоту вернуться в родное село и впредь в течение двух лет никуда не выезжать.
Победить Дон Кихота можно было, только войдя в мир его иллюзий — и не иначе.
В ряду ключевых эпизодов второй части (встреча Дон
Кихота
со странствующими
актерами, с рыцарем Зеленого Плаща, спуск Дон Кихота в пещеру Монтесиноса,
кукольное представление в балаганчике Маэсе Педро, полет Дон Кихота и Санчо на
Клавиленьо и др.) особое место занимает рассказ о правлении Санчо на Острове Баратария.
В нем Санчо демонстрирует всю глубину «дурацкой
мудрости»,
контрастно
дополняющей «мудрое безумие» Дон Кихота. В финале второй части, в момент смерти Дон
Кихота-Алонсо
Кихано,
образ
Санчо
приобретает
особую символическую значимость:
он воплощает бессмертие народа и становится духовным наследником своего господина, живым
носителем донкихотовского отношения к миру.
Символика имён
Сразу после выхода в свет первой части романа имена его героев были у всех на устах.
Автор дал имена героям не случайно. Чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить, что Дон Кихот
несколько дней выбирал имя для своего коня и неделю — для самого себя. Как пишет Сервантес, имя
было «приятное для слуха, изысканное и глубокомысленное, как и все ранее придуманные им имена».
1
На протяжении романа имя героя меняется. Алонсо Кихана, с которым мы знакомимся на первых
страницах книги, был человеком обычным, с одной только особенностью — он был Добрым. Кихот —
от исп. guijote — набедренник, часть рыцарских доспехов. Позже он стал называться доном. Дон в
Испании — приставка, подчёркивающая почтительное отношение к лицу, к которому обращаются. Она
же указывает на дворянский титул. И ещё так обычно обращались к тем, кто подтвердил свою учёность
степенью бакалавра. И действительно, как нам поведал Сервантес, Дон Кихот Ламанчский был весьма
начитан и знал немало. Попытавшись применить в жизни то, что усвоил из книг, он удостоился столь
для него желанного титула рыцаря, на первых порах — из-за несчастного вида — всего лишь Рыцаря
Печального Образа. Наибольших высот он достиг в воображаемой битве со львом и стал Рыцарем
Львов.
Его оруженосец на протяжении всего романа остаётся Санчо, даже когда воображение возвышает его
до поста губернатора «острова Баратария». «Панса» в переводе с испанского «брюхо».
Россинант
Росинант — имя коня Дон Кихота. Является составным словом: «росин» — кляча, «анте» — прежде,
впереди.
Замысел пародии на рыцарские романы
Сервантес писал свою книгу как пародию на средневековый рыцарский роман, а Дон Кихота, рыцаря
Печального образа, создавал как фигуру для осмеяния.
На протяжении всего повествования о "хитроумном идальго" Сервантес пытается убедить читателя,
что единственная причина, заставившая его взяться за перо, - желание высмеять нелепости рыцарских
романов, заполонивших Испанию. Действительно, как подсчитали исследователи, с 1508 по 1612 год в
стране, "где никогда не закатывалось солнце", вышло 120 произведений рыцарской литературы.
Как взыскательный читатель и просто здравомыслящий человек, он не мог мириться с потоком
низкопробной литературы, наводнявшей книжный рынок. Правда, не все рыцарские романы были так
уж безнадёжно плохи. К числу произведений, обладавших несомненными художественными
достоинствами, Сервантес относил романы «Амадис Галльский», «Пальмерин Английский», «Дон
Бельянис Греческий», «Тирант Белый».
С первых страниц «Дон Кихот» разворачивается как пародия на рыцарский роман. Пародийность
проявляется во всём: в структуре романа, в образах главных героев — рыцаря, его оруженосца, коня и
прекрасной дамы.
Пародия видна уже в сонетах, которыми Сервантес открывает роман, посмеиваясь над обычаем
многих авторов предварять книги высокопарными посвящениями. В этих сонетах Амадис Галльский,
Неистовый Роланд и ряд других рыцарей восхваляют Дон Кихота; Ориана, возлюбленная Амадиса,
выражает восхищение добродетелью Дульсинеи; Гандалин, оруженосец Амадиса, шлёт привет Санчо
Пансе; и, наконец, Бабьека — конь Сида — в заключительном сонете ведёт диалог с Росинантом, конём
Дон Кихота.
Читатель в романе постоянно сталкивается с традиционными чертами и ситуациями рыцарского
романа, но — перенесёнными в Испанию начала XVII века и лишёнными возвышенности. Если у
других авторов в роли героя всегда выступал знатный красавец-рыцарь, то у Сервантеса это место
занимает полный его антипод — захудалый идальго, всё имущество которого заключается в
«фамильном копье, древнем щите, тощей кляче и борзой собаке». Сервантес обыгрывал в своём
повествовании не только общую схему и традиционных героев рыцарского романа (очаровательные
принцессы, великаны и карлики, странствующие рыцари), но и отдельные эпизоды популярных книг.
Так, находясь в горах Сьерры-Морены, Дон Кихот решил подражать самому Амадису Галльскому,
который, по его словам, был «путеводною звездою, ярким светилом, солнцем отважных и влюблённых
рыцарей». Некогда отвергнутый принцессой Орианой Амадис наложил на себя покаяние и, приняв имя
Мрачного Красавца, удалился в горы. Дон Кихота никто не отвергал, однако, оказавшись среди скал, он
вознамерился повторить поступок Амадиса и, обращаясь к Санчо Пансе, сказал: «Сейчас я разорву на
себе одежды, разбросаю доспехи, стану биться головой о скалы…» На что добродушный Санчо, не
читавший рыцарских романов, заметил: «Ради самого Христа, смотрите, ваша милость, поберегите
вы свою голову, а то ещё нападёте на такую скалу и на такой выступ, что с первого же раза вся эта
возня с покаянием кончится».
2
Сердобольное замечание Санчо, продиктованное здравым смыслом, сразу
же
выявляет всю крайнюю надуманность книжной романтики Дон Кихота. К этому приему
"приземления" книжной рыцарской романтики Сервантес неоднократно прибегает в этом
романе. Условные, подчас совершенно неправдоподобные образы и похождения как
бы "переводятся" на язык житейской прозы, и
тогда
сказочные
великаны
оказываются
ветряными
мельницами,
войско
могущественного
волшебника
стадом
баранов
и
т.п.
Только
в
расстроенном
воображении
Дон
Кихота
выдуманный мир рыцарского романа сохраняет свою "реальность".
Превращение пародии в великую и печальную книгу
Однако пародия как избранный Сервантесом жанр исчерпывается уже в шестой главе, когда
истребляется библиотека Дон Кихота. Далее роман приобретает несколько иные черты, в которых
многие увидели трагико-комическое преломление судьбы самого автора.
Конечно, Дульсинея Тобосская существовала только в воображении ламанчского
фантазера, но ведь придумать Дульсинею мог лишь тот, кто поэтизировал женщину,
благоговел перед ней, для кого любимая, будь она даже простой крестьянской
девушкой, превращалась в блистательную принцессу. Вспомним также, что Дон
Кихот
любил
слушать
песни
и стихотворения, знал уйму старинных народных
романсов и сам при случае сочинял стихи.
Но Дон Кихот не только поэт, он, при всем своем безумии, еще и
благородный мыслитель, человек большого ума. По замечанию священника,
"добрый этот идальго говорит глупости, только если речь заходит о пункте
его помешательства, но, когда с ним заговорят о чем-нибудь другом, он
рассуждает в высшей степени здраво и высказывает ум во всех отношениях
светлый и ясный..." Так цель военного искусства, по словам Дон Кихота, - "мир", а мир
есть "наивысшее из всех земных благ".
В прекрасной речи, обращенной к козопасам, Дон Кихот сказал: "Блаженны, - сказал он,
- времена и блажен тот век, который древние называли золотым, - не потому, чтобы
золото, в наш железный век представляющее такую огромную ценность,
в
ту
счастливую пору доставалось даром, а потому, что жившие тогда люди не знали двух слов:
твое и мое. Тогда всюду царили дружба, мир и согласие". Но с течением времени "мир
все более и более полнился злом", пока, наконец, не наступило "наше подлое время,
которое по справедливости может быть названо железным веком".
Для него странствующий
рыцарь - самоотверженный борец за справедливость, обязанный "защищать обиженных и
утесняемых власть имущими". В железном веке истинный гуманизм должен облечься в
латы и вооружиться острым рыцарским мечом.
Дон Кихот настоящий подвижник. Он служит Дульсинее Тобосской, но, пожалуй, с
еще большим рвением служит он справедливости, на которую ополчился железный век. Все
свои силы готов он отдать людям, нуждающимся, как он полагает, в его бескорыстной
помощи. Трудно в литературе эпохи Возрождения указать другого героя, который бы с таким
же энтузиазмом сражался за общее благо, хотя усилия его и оказывались тщетными.
Только человек очень умный и образованный мог, например, столь проникновенно судить о
поэзии, храбрости, любви, красоте, неблагодарности и многих других вещах.
Замечательны
наставления,
с
которыми
Дон
Кихот обратился
к
Санчо,
отправлявшемуся в качестве губернатора на
остров Баратарию. Эти наставления одно из самых удивительных свидетельств недюжинного ума ламанчского рыцаря. В основе
этого наставления лежит мысль,
что
подлинное
величие правителя
измеряется
не
знатностью
происхождения,
не
стремлением возвыситься над людьми, но справедливыми и
добрыми делами.
Граф с графиней из желания поразвлечься не пожалели усилий и средств, чтобы
разыграть героя и его оруженосца. Были устроены инсценировки с участием Мерлина и
Дульсинеи Тобосской, лжеграфиней Трифальди, волшебным конем Клавиленьо и т. п. Ко
всему прочему они устроили так, что Санчо Панса, в соответствие
с
давним
обещанием
Дон
Кихота,
стал-таки губернатором, и губернатором неплохим —
справедливым,
мудрым
и
не мздоимцем.
Когда же герои романа покинули герцогский замок, Дон
Кихот
с облегчением
сказал: "Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот, которые небо изливает
на людей; с нею не могут справиться
никакие сокровища: ни те, что таятся на дне
земли, ни те, что сокрыты на дне морском.»
Дон Кихота действительно воспринимают как странствующего рыцаря. Дон Диего де
Маранда, человек полностью вменяемый, образованный и умный, который стал свидетелем
3
сражения Дон Кихота со львом, представляет своей жене Дон Кихота без тени иронии
как «странствующего рыцаря, самого отважного и самого просвещенного, какой только
есть на свете».
Худой, нескладный, в нелепом
облачении, непрестанно попадающий в комические и
унизительные положения, влюбленный в глупую деревенскую девицу, вознесенную его
восторженным воображением на высоту "дамы сердца", во славу которой совершаются подвиги,
он вдруг самым непостижимым образом сделался в мировой культуре идеалом рыцарственности
и крепости духа.
Но золотого века ламанчскому рыцарю,
конечно, так и не удалось воскресить. Только
крайняя наивность могла
подсказать
ему мысль, что своим рыцарским мечом,
унаследованным от предков, нанесет он сокрушительный удар всемогущей кривде. Он все
время был во власти иллюзий, которые, с одной стороны умножали его силы, а с другой делали
его
усилия бесплодными.
Не
только
ветряные
мельницы
принимал
он
за
сказочных великанов, но и людей часто видел совсем не такими, какими они были на
самом деле. Поэтому нередко его порывы приводили к результатам прямо
противоположным. Достаточно вспомнить эпизод
с
пастушонком, которого Дон Кихот
вырвал из рук жестокого хозяина.
Освобожденные им каторжники забросали его камнями. Мельничные крылья чуть было
не разлучили его с жизнью. Ему изрядно досталось от пастухов, защищавших своих овец
и баранов. Над ним издевались слуги и господа. В довершение всему стадо
хрюкающих свиней прошлось по доблестному рыцарю.
Кто же такой Дон Кихот
Он считает своим долгом помогать страждущим. Избитый и поверженный теми, кому хотел прийти
на помощь, он поднимается, вновь садится на своего тощего коня и вновь отправляется в путь —
помогать всем, кто, как он считает, нуждается в его участии. О себе он думает меньше всего, его мысли
и дела направлены на бескорыстную помощь людям. И вот уже четыре столетия подряд человечество
пытается разобраться, кто же такой Дон Кихот — мудрец или безумец?
Великий критик В.Г.Белинский, замечал: «Каждый человек есть немножко Дон Кихот; но более всего
бывают Дон Кихотами люди с пламенным воображением, любящею душою, благородным сердцем,
даже сильною волею и с умом, но без рассудка и такта (понимания) действительности».
Аргентинский писатель Борхес, к примеру, говорил, что Сервантес создавал своего героя, "беззлобно
подшучивая над собой" Его соотечественник Рохас утверждает, что это автобиографическая история
благородного человека, истоптанного свиньями, посаженного в клетку стражниками и осмеянного
бакалаврами и трактирщиками. Американец Фолкнер, по его словам, перечитывающий "Дон Кихота"
ежегодно, в одном из интервью сказал: "Это вечная, печальная и комичная картина - Рыцарь,
вышедший защищать человека, а тот не хочет, чтобы его защищали, да и не нуждается в его защите. Но
это прекрасное свойство человеческой души. Я надеюсь, что оно останется у человека".
Роман
Сервантеса
вызвал
к
жизни
такое
понятие
как
«Донкихотство».
Дон Кихот давно встал в ряд «вечных образов», зажил «самостоятельной» от своего создателя
жизнью.
Воплощения в искусстве
Пророческие слова произносит Дон Кихот во второй главе первой книги: «Счастливо будет то
время… когда, наконец, увидят свет мои деяния, достойные быть запечатлёнными в бронзе,
высеченными из мрамора и изображёнными на полотне на память грядущим поколениям».
Образ Дон Кихота имел множество воплощений в разных видах искусства.
В Мадриде на площади Испании находится памятник Сервантесу. Перед сидящим в задумчивости
писателем — бронзовые статуи Дон Кихота и верного Санчо Пансы - бессмертные символы испанского
духа.
4