Почекаев Р.Ю. Правовая ситуация в Казахстане в составе

Правовая ситуация в Казахстане в составе Российский империи.
Ч. 1: Правовые системы, действовавшие в Казахском ханстве
в конце XVIII - первой четверти ХIХ вв.
Р. Ю. Почекаев
Предметом настоящего исследования является правовая ситуация в Казахском
ханстве в «переходный период», когда российские имперские власти стали активно
вовлекать Казахстан в орбиту действия российского права. Этот процесс происходил
постепенно, и в результате в истории казахского права можно выделить этапы, когда
действовали одновременно несколько правовых систем.
Наше внимание привлек период конца XVIII – первой четверти XIX вв. – со времени
начала активного вмешательства России в дела Казахского ханства (включая смещение и
назначение ханов и первое поднятие вопроса об упразднении института ханской власти) и
до окончательного упразднения ханской власти в казахских жухах. Именно в этот период
в Казахстане можно наблюдать действие норм чингизидского права, сохранившегося со
времен Монгольской империи и Золотой Орды, обычного права кочевых племен и
российского имперского права. Как соотносились эти правовые системы? Попытаемся
ответить на этот вопрос в настоящей статье.
О чингизидском праве, т. е. правовых установлениях Монгольской империи и других
имперских образований (таких как Золотая Орда, Чагатайский улус, империя Юань) в
историографии сложилось мнение, что уже к середине XIV в. оно фактически перестало
применяться. Сначала на смену ему в различных государствах пришло право местных
народов – традиционное китайское право в империи Юань, шариат в Золотой Орде; а
после распада государств имперского типа их население вернулось к прежним правовым
обычаям тюрко-монгольских кочевых племен (Березин, 1864, С. 24, 38; см. также:
Почекаев, 2006, С. 216). Это вполне обоснованное, в общем-то, мнение нуждается, однако,
в некотором уточнении. Действительно, право Чингизидов уже к XV в. перестало быть
доминирующей правовой системой в большинстве тюрко-монгольских государств, но его
элементы сохранились и продолжали применяться во многих из этих государств еще в
течение нескольких столетий. Не было исключением и Казахское ханство.
Применение чингизидского права в Казахстане проявлялось в двух аспектах –
формальном (сохранение источников права) и материальном (действие конкретных
правовых норм). Таким образом, еще в XVIII-XIX вв. казахи применяли нормы права
Чингизидов имперского периода,
157
являясь в определенной степени правопреемниками прежних степных империй – в первую
очередь, Золотой Орды.
Как известно, основными источниками чингизидского (имперского) права являлись
древнее право торе, Великая Яса Чингис-хана и ярлыки ханов как независимых верховных
правителей. Яса Чингис-хана как источник, регулирующий статус правителей империи и
взаимоотношения имперского правительства со своими подданными, оказалась
неактуальна для казахских ханов, не имевших имперских амбиций (каковые проявляли,
например, ханы Бухары, еще в XVI-XVII вв. применявшие отдельные положения Ясы). В
отличие от свода законов Чингис-хана, ханские ярлыки издавались и казахскими ханами в
XVII-XVIII вв. – например, одну из так называемых «сыгнакских грамот», обнаруженных
В. В. Бартольдом в 1902 г., приписывают казахскому хану (или султану) сер. XVII в.
(Материалы, 1969, С. 314-315); по некоторым сведениям знаменитый свод законов Таукехана (1680-1715) «Жетi жаргы» («Семь установлений») именовался также и «Жеты
Жарлык», т. е. «Семь ярлыков (указов)» (Усеров, 2005, с. 431). Издавались ли ярлыки
казахскими ханами конца XVIII – начала XIX вв., нам неизвестно. Однако сохранились
сведения о подзаконных актах казахских ханов рассматриваемого периода, которые,
правда, в большинстве своем также не сохранились и известны преимущественно по
сообщениям переводчиков Оренбургской и Омской пограничных канцелярий (Ерофеева,
2001, С. 33-34). Весьма любопытным элементом чингизидской правовой традиции
являются также официальные акты представительниц ханского рода: такие акты
издавались ханшами Монгольской империи, Золотой Орды и Крымского ханства (см.:
Григорьев, 2004, С. 45-71; Усманов, 1979, С. 53). До нашего времени сохранилось
несколько официальных актов (посланий) казахских ханш – в частности, Урун-Казум,
супруги Нур-Али-хана и Кенжи бинг Пир-Али-хан, супруги Арингази-хана (1816-1821),
заверенных их именными печатями (Ерофеева, 2001, С. 100-103).
Ханские указы, распоряжения и послания вполне могли бы рассматриваться как вновь
введенные в оборот официальные акты, не имевшие ничего общего с чингизидскими
традициями, однако форма и реквизиты этих документов свидетельствуют об обратном.
Они создавались в соответствии с четко разработанной структурой, содержали имя и
титул издавшего их монарха, дату и место издания, а самое главное – ханскую печать
(чаще всего – нишан, т. е. перстневую печать). Аналогичные печати использовали как
золотоордынские ханы, так и крымские ханы, считавшиеся главными преемниками
правителей Золотой Орды (Усманов, 1979, С. 167-175). Сходство перстневых печатей
казахских ханов с нишанами крымских монархов представляется вполне очевидным, что
свидетельствует о преемственности чингизидских традиций Крымского и Казахского
ханств от их общего предшественника – Золотой Орды. Весьма характерно, что в
канцелярской традиции Казахского ханства для обозначения печати использовался тот же
термин, что в Золотой Орде – «ал-тамга» (алая печать) или «кок-тамга» (синяя печать)
(Ерофеева, 2001, С. 15, 19).
Еще более значительным свидетельством значения чингизидских правовых традиций в
казахском обществе рассматриваемого периода является использование конкретных норм,
позаимствованных из
158
правового опыта Монгольской империи и Золотой Орды. Как и в этих государствах,
большинство этих норм в Казахском ханстве касалось права на власть, статуса монархов и
их взаимоотношения с различными категориями своих подданных.
Прежде всего, речь идет о праве на власть, которым традиционно обладали лишь
представители «Золотого рода», т. е. прямые потомки Чингис-хана по мужской линии
(Левшин, 1996, С. 163; Магауин, 2004, С. 364-365; Джампеисова, 2006, С. 59-61).1[1] Они
в казахской правовой традиции именовались «торе», и это, на наш взгляд, позволяет
сделать вывод, что эта монополия Чингизидов на власть пришла из древнего права торе,
появившегося еще до империи Чингис-хана и широко применявшегося впоследствии
Чингизидами (см.: Ерофеева, 2003, С. 12-15). Надо полагать, еще предшественники
монгольских ханов, тюркские каганы, установили законоположение, согласно которому
только представители правящего рода имели право на верховную власть (Барфилд, 2009,
С. 215-216). Соответственно, сохранялась в полной мере и традиционная церемония
возведения в ханы: на курултае хана поднимали на белой кошме и клялись ему в
верности. Русский современник отмечает, что «обычай сей есть остаток времен
чингисовых» (Левшин, 1996, С. 347). Примечательно, что этот элемент чингизидской
традиции сохранялся даже в Букеевском ханстве, изначально находившемся под сильным
влиянием российских имперских правовых традиций: ханов Букея (1812-1815) и
Джангира (1824-1845) торжественно возводили на трон в процессе курултая, поднимая на
белом войлоке (Зиманов, 1981, С. 91; Ерофеева, 2001, С. 134).
В связи с этим преемственность казахских ханов от Чингис-хана всячески
подчеркивалась ими. Дополнительным же фактором легитимности их власти являлось то,
что их ближайшие предки также носили ханский титул. На своих актах и печатях ханы
обязательно указывали не только свое имя и титул, но и имя своего хана-отца, что должно
было повысить силу и значение ханского распоряжения в глазах подданных (Ерофеева,
2001, С. 21-23, 25). Так, например, известны печати ханов рассматриваемого периода:
«Вали-хан б. Аблай-хан» (1781-1821), «Джан-тура-хан ибн Ай-Чувак-хан» (1805-1809),
«Каратай-хан б. Нур-Али-хан» (1806-1823), «Шир-Гази-хан ибн Ай-Чувак-хан» (18121824), «Букай-хан ибн Нур-Али-хан» (1812-1815) (цит. по: Ерофеева, 2001, С. 57, 69, 73,
77, 81).
Второй элемент права Чингизидов, сохранившийся в Казахском ханстве – это
прерогативы ханов. Как известно, со времен Монгольской империи и Золотой Орды ханы
имели ряд полномочий, важнейшие из которых можно сгруппировать по следующим
направлениям: распоряжение всеми землями государства, внешняя политика (война и
мир, дипломатия), суд над подданными, законодательная деятельность (Султанов, 2001, С.
72). Сохранившиеся источники позволяют сделать вывод, что все
159
1[1] Впрочем, происхождение от Чингис-хана, с другой стороны, могло вызывать и
проблемы в вопросах обладания властью: род казахских Чингизидов был весьма
разветвлен и многочислен, и наличие практически равных прав на ханский титул у всех
его представителей приводило к тому, что нередко в Казахском ханстве правило
несколько ханов, власть которых зачастую ограничивалось каким-либо родом или даже
частью рода.
эти полномочия в той или иной степени были свойственны и казахским монархам XVIIIXIX вв.
Как мы уже убедились выше, законодательную деятельность казахские ханы
осуществляли. Кроме того, именно ханы и султаны выступали от имени государства во
внешнеполитических связях – с Российской империей, Хивинским и Бухарским
ханствами, империей Цин в Китае, впоследствии они же вели переписку с российскими
властями (Центральная Азия, 2008, С. 44). Право ханского суда в Казахстане в
рассматриваемый период существенно сократилось по сравнению не только с
золотоордынской эпохой, но и с периодом истории Казахского ханства XVI-XVII вв. Чаще
всего ханы разбирали дела либо членов ханского рода – члены рода Чингизидов имели
право быть судимыми лишь такими же Чингизидами, что также было установлено еще во
времена Чингис-хана (Рашид ад-Дин, 1952, С. 263-264) – а также споры между
представителями разных казахских родов и племен: внутриродовые или внутриплеменные
тяжбы подлежали суду местных биев. Некоторые ханы даже вошли в историю как
наиболее справедливые судьи. Например, Букей-хан, основатель Внутренней Орды,
снискал такую характеристику потомков: «… он, при своем совершенном уме и добром
характере, прилагал все старания, чтобы примирить и удовлетворить обиженных, почему
при стараниях покойного хана обиженные люди никогда не оставались
неудовлетворенными» (цит. по: Джампеисова, 2006, С. 66).2[2]
Сохранилась в период конца XVIII – первой четверти XIX вв. и традиция институтов
старших и младших ханов, также характерная для тюрко-монгольских государств
имперского типа еще со времен Тюркского каганата – по-видимому, она также была
предусмотрена положениями древнего права торе (Трепавлов 1993, С. 41; Барфилд, 2009,
С. 214). Так, например, русский военный чиновник полковник Горихвостов,
находившийся при Ширгази б. Айчуваке, хане Младшего Жуза в 1822-1823 гг., сообщает,
что к этому хану, как старшему, обратились два претендента на трон Букеевского ханства
(Внутренней Орды) – Шигай б. Нур-Али, регент Внутренней Орды (1816-1824), и его
племянник Джангир б. Букей, чтобы он утвердил их право на трон. Ширгази-хан издал
распоряжения в отношении обоих претендентов (Горихвостов, 1957, С. 112).
Однако авторитет ханской власти в рассматриваемый период в Казахстане
значительно снизился, что было связано с той легкостью, с которой русская
администрация вмешивалась в дела управления в Казахском ханстве, смещала и назначала
ханов. В связи с этим наблюдается и существенный отход от принципов чингизидского
права. Так, например, если раньше ханские ярлыки и распоряжения касались особо
важных вопросов, то в первой четверти XIX в. ханы стали издавать распоряжения,
касающиеся частных споров и тяжб – о взыскании штрафов, наказании
2[2] В подобном отзыве нельзя не увидеть параллель с восхвалением первого хана Золотой
Орды Менгу-Тимура, который «был царем справедливым, умным, великодушным; в
период своего султанства он укрепил справедливостью и правосудием основу ханства и
правила правления, так что в его правление все обиженные благодарили его природу, а
обидчики жаловались» (История Казахстана, 2006, С. 393). Думается, что такое значение,
которые придавали справедливости Букей-хана в судебных делах также свидетельствует о
важном значении судебной функции ханской власти, унаследованном от имперской
чингизидской правовой традиции.
160
за набеги и пр. – то есть, стали пытаться регулировать частноправовые отношения, в
которые их предшественники, ханы Монгольской империи и Золотой Орды, традиционно
не вмешивались, оставляя их на усмотрение родовых предводителей.3[3] Причем нередко
ханского авторитета не хватало на то, чтобы добиться исполнения таких решений – так,
например, тот же Ширгази-хан откровенно признавался полковнику Горихвостову, что не
имеет сил и возможностей обуздать непокорного султана Арингази (Горихвостов, 1957, С.
108; Джампеисова, 2006, С. 68).
Имели место и совершенно курьезные случаи, когда российская администрация
пыталась возродить определенные нормы и институты чингизидского права. Наиболее
известный пример – попытка воссоздания ханского совета. Как известно, еще при Чингисхане и его преемниках, помимо курултая, существовал также более узкий «семейный
совет» Чингизидов, членами которого были ханы, султаны, представительницы ханского
семейства и ханские зятья (см. подробнее: Почекаев, 2009, С. 98). К концу XIV в. этот
орган трансформировался в совет карачи-беев – наиболее влиятельных племенных
вождей, которых, как правило, было четверо. Такие советы существовали как в поздней
Золотой Орде, так и в государствах – ее преемниках (см.: Schamiloglu, 1984). И вот, на
рубеже XVIII-XIX вв. примерно такой же совет попытались ввести в Казахском ханстве
представители российской имперской администрации – в составе хана, султанов и
наиболее влиятельных племенных биев (Левшин, 1996, С. 278-279; Зиманов, 1981, С. 114,
119). Несмотря на то, что он, по сути, представлял собой традиционной чингизидский
институт власти, среди казахов он был воспринят как навязанный внешней властью и
поэтому не стал эффективным органом власти: сами султаны и бии уклонялись от участия
в нем, и он в течение длительного времени существовал лишь формально (Горихвостов,
1957, С. 111; Левшин, 1996, С. 373).
Ослабление ханской власти в Казахстане одновременно привело к дальнейшему
усилению влияния племенных предводителей и судей – биев, на полномочия которых в
рассматриваемый период российская администрация пока не предпринимала активного
наступления. И хотя расцвет суда биев приходится на более ранний период XVII-XVIII
вв., в рассматриваемую эпоху они также играли важную роль в судьбе ханства. До нашего
времени сохранились передававшиеся из поколения в поколение сообщения о судебной
деятельности таких биев этого времени как Байдалы, Кегенбай, Байготан, Кыдыралы,
Жалбы, Шон, Монке, Болтырык и др. (Казактын ата зандары, 2004, С. 303-376).
Как и ханы или султаны, наиболее влиятельные бии также получили право
взаимодействовать с российскими властями – хотя, конечно, их полномочия в этой сфере
были значительно уже. И использовавшиеся ими атрибуты власти и управления – в
частности, печати – были гораздо скромнее и подчеркивали принадлежность биев к
сословию «кара суйек» («черная кость») (Ерофеева, 2001, С. 21).
3[3] Собственно, эта тенденция нашла отражение уже в «Жеты Жарлык», в котором
наряду с установлениями политического характера присутствовали нормы и частного
права (см.: Султанов, 2001, С. 233-243).
Представители русской администрации в Казахстане в своих отчетах центральному
руководству отмечали, что даже ханы вынуждены считаться с влиятельными биями:
«Самые ханы боятся старейшин многочисленных
161
семейств и стараются жить с ними в дружбе» (Левшин, 1996, С. 366). И имперские власти
сделали соответствующие выводы. Прежде всего, при воссоздании ханских советов в
Жузах и Внутренней Орде они сочли целесообразным включить в число их членов также
и наиболее влиятельных биев; в той же Внутренней Орде даже появился специальный
орган – совет 12 биев (Зиманов, 1981, С. 117). Кроме того, в ряде постановлений о
судебной власти в Казахстане за биями были закреплены значительные полномочия по
разбору различных категорий дел, которые мы сегодня назвали бы гражданскими или
уголовными. Согласно отчетам русских чиновников, бии даже занимались толкованием
ханских законов – в частности, законов Тауке-хана (Добросмыслов, 1904, С. 7).
Русские чиновники, находившиеся в Казахстане в рассматриваемый период, отмечают,
что законы прежних ханов, в том числе и законы Тауке (которые в народной памяти
являлись своего рода эталоном справедливости) в это время уже находились в
забвении.4[4] А жизнь казахского общества регулировалась нормами обычного права,
которое воспитанные в европейских традициях авторы сравнивали с правом
средневековых государств Европы. Так, согласно одному отзыву такого чиновника, у
казахов «суда… не было, а был какой-то дикий самосуд – право сильного». Дела чаще
всего кончались барантой, причем «не барантовал только сирый и убогий»
(Добросмыслов, 1904, С. 8, 23). Однако и эти уничижительные отзывы не могли
поколебать авторитета биев в казахском обществе. Думается, что одной из причин их
влияния и доверия к ним со стороны населения могло быть то обстоятельство, что
правовые обычаи, на основе которых бии выносили свои решения, были просты, логичны
и известны практически всем – в отличие от права Чингизидов, знатоками которого
являлись лишь избранные лица. Наличие собственных обычаев у отдельных племен, равно
как и судей-биев, выносивших решения на основании этих обычаев, препятствовало
централизации Казахского ханства, и это вполне отвечало интересам российской
имперской администрации, которая стремилась расколоть единство казахов, чтобы
облегчить их дальнейшее включение в общеимперскую систему.
Надо полагать, что это, а также и влияние биев, возраставшее по мере ослабления
значения и могущества ханов и султанов, обусловило то, что российская администрация
начала в рассматриваемый период натиск в первую очередь именно на институт ханской
власти.
Первая попытка ликвидировать ханскую власть в Казахстане, как уже отмечалось,
была предпринята еще в 1790 г., после смерти хана Нур-Али б. Абу-л-Хайра (1748-1786).
Однако в тот момент авторитет ханского рода был еще достаточно велик, и российская
администрация отказалась от столь радикальной политической реформы. Однако с этого
4[4] По мнению некоторых исследователей, «Жетi жаргы» применялись казахами в
течение XIX в. (обзор мнений см.: Султанов, 1982, С. 76-77).
времени ханы стали фактически утверждаться российскими властями, тогда как
неутвержденные имперскими властями ханы (даже если их вступление на трон
совершалось в соответствии с чингизидскими традициями провозглашения на курултае и
поднятия на белом войлоке) не считались таковыми российскими чиновниками. Так,
например, игнорировались ханские титулы Каратая и Арингази (см., напр.: Левшин, 1996,
С. 283-
162
284).
Вместо прямого упразднения ханской власти российская администрация начала
постепенно умалять права ханов. Так, например, еще в 1783-1786 гг. был нанесен
значительный удар по судебным полномочиям ханов и султанов: появились первые
пограничные суды и расправы, выносившие решения на основании русского права.
Правда, это начинание уже к 1799 г. вызвало отрицательные отзывы русских же
чиновников, и в 1804 г. указом императора Павла I эти судебные органы были упразднены
(Добросмыслов, 1904, С. 11-16; Воропанов, 2003, С. 142, 146, 154).
Однако отмена этих первых судебных российских органов в Казахстане вовсе не
означала, что имперские власти смирились с неудачей – напротив, они продолжили
разработку и реализацию мер по внедрению норм российского законодательства
казахских степях. Ярким документом, отражающим политику имперской администрации
в этот период является «Собрание киргизских законов и положение на оные Омского
временного комитета», изданное в 1824 г. Этот акт представляет собой свод основных
норм права и суда казахов (включая как относившиеся к чингизидскому законодательству,
так и к обычному праву), и к каждому из них прилагалась рекомендация, сохранять ли его
действие или заменить на законы Российской империи. В результате было выделено 208
нормативных положений казахов, из которых только 54 были оставлены в действии как не
противоречившие имперскому законодательству: «статью сию оставить на принятых
киргизами правилах» (иногда с некоторыми корректировками). Остальные было
рекомендовано отменить и применять вместо них нормы Соборного уложения 1649 г.,
воинского артикула (установленного при Петре I), ряда императорских указов, а также
Устава о киргизах, либо же положения и определения самого Омского комитета
(Материалы, 1998, С. 36-91).
Стремясь еще больше продемонстрировать неэффективность ханской власти,
имперская администрация неоднократно санкционировала одновременное правление в
одном и том же жузе нескольких ханов. Так, например, в 1817-1819 гг. в Среднем Жузе
ханами одновременно признавались русскими властями Вали б. Аблай (1781-1821) и
Букей б. Борак (1816-1819), причем ни один из них не считался по отношению к другому
младшим ханом, что отвечало бы нормам права торе и чингизидских правовым
традициям. В результате два равноправных и признанных как собственными подданными,
так и российскими властями хана только ослабляли друг друга и одновременно –
авторитет ханской власти в целом (Джампеисова, 2006, С. 80).
В результате к началу 1820-х гг. российская администрация сочла казахское общество
достаточно «подготовленным» к упразднению ханской власти: в Среднем Жузе в 1819 г.
скончался хан Букей, а в 1821 г. – Вали-хан, после смерти которых император отказался
утвердить нового хана, и ханская власть в жузе была ликвидирована, а сам жуз поделен на
несколько округов под управлением ага-султанов. Официальное закрепление этого
нововведения состоялось путем издания «Устава о сибирских киргизах», разработанного
сибирским генерал-губернатором М. М. Сперанским в 1822 г. (Центральная Азия, 2008, С.
48). Еще более радикально произошла отмена ханской власти в Младшем Жузе:
российские чиновники даже не стали дожидаться смерти хана – в 1824 г. они просто
вызвали хана
163
Ширгази в Оренбург и оставили его там на постоянное жительство, присвоив звание
«первоприсутствующего в Оренбургской пограничной комиссии», а сам жуз, на
основании Устава, разработанного в 1822 г. генерал-губернатором П. К. Эссеном и
«Утвержденного мнения Комитета азиатских дел относительно преобразования
управления Оренбургским краем» 1824 г., был также разделен на три части во главе с
султанами-правителями (Крафт, 1898б, С. 41; Утвержденное мнение, 2005, С. 362-363;
Джампеисова, 2006, С. 96).
Однако, как видим, отдельные элементы чингизидского права – как, например,
монопольное право на верховную власть потомков Чингис-хана – оказались настолько
живучими и устойчивыми, что даже образованные по постановлению российских
имперских властей административные единицы на территории бывшего Казахского
ханства возглавили представители Золотого рода (Султанов, 1996, С. 23). Нормы
обычного права, применявшиеся в повседневных отношениях казахов и в судах биев, попрежнему сохраняли свое значение и в глазах населения обладали куда большей
привлекательностью, чем законодательство Российской империи (см.: Крафт, 1898а, С.
151-152; Крафт, 1898б, С. 40-41; Почекаев, 2008, С. 56).
В завершение стоит отметить, что в настоящем исследовании не было сказано о роли в
казахском праве норм мусульманского права – шариата. Однако, несмотря на то, что
шариат стал внедряться в правовую жизнь казахов еще в конце XVIII в., и некоторые ханы
рассматриваемого периода даже имели репутацию рьяных его приверженцев – как,
например, неоднократно упоминавшийся выше Арингази (Фукс, 2004, С. 622-623) – все
же наибольшее развитие его нормы получили уже после упразднения ханской власти.
Однако анализ правовой ситуации в период 1820-1860-х гг. – уже предмет другого
исследования.
ЛИТЕРАТУРА И ИСТОЧНИКИ:
Барфилд Т. Опасная граница: кочевые империи и Китай (221 г. до н. э. – 1757 г. н. э.) / Пер. с англ. Д. В.
Рухлядева, В. Б. Кузнецова; науч. ред. и пред. Д. В. Рухлядева. СПб.: Ф-т филологии и искусств СПбГУ;
Нестор-История, 2009.
Березин И. Н. Очерк внутреннего устройства Улуса Джучиева. СПб., 1864.
Воропанов В. Судебные реформы в Младшем казахском жузе в последней четверти XVIII – начале XIX
века в контексте международных отношений // Вестник Челябинского университета. Сер. 10. № 1 (2). 2003.
С. 139-158.
[Горихвостов А. З.] Журнал полковника А. З. Горихвостова // Известия АН Казахской ССР. Алма-Ата.
1957. № 2(5). С. 106-127.
Григорьев А. П. Сборник ханских ярлыков русским митрополитам: Источниковедческий анализ
золотоордынских документов. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2004.
Джампеисова Ж. Казахское общество и право в пореформенной степи. Астана: ЕНУ им. Л. Н. Гумилева,
2006.
Добромыслов А. И. Суд у киргиз Тургайской области в XVIII-XIX вв. Казань. 1904.
Ерофеева И. В. Родословные казахских ханов и кожа XVIII-XIX вв. Алматы: Print-S, 2003.
Ерофеева И. В. Символы казахской государственности (средневековье и новое время). Алматы: Аркаим,
2001.
Зиманов С. З. Россия и Букеевское ханство. Алма-Ата: Наука, 1981.
164
Казактын ата зандары. Древний мир права казахов. Т. III. Алматы: Жетi жаргы, 2004.
Крафт И. И. Сборник узаконений о киргизах степных областей. Оренбург. 1898.
Крафт И. Судебная часть в Туркестанском крае и степных областях. Оренбург, 1898.
Левшин А. И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. Алматы: Санат, 1996.
Магауин М. Казак ордасындагы хан сайлау дәстYрi // Казактын ата зандары. Древний мир права
казахов. Т. II. Алматы: Жетi жаргы, 2004. С. 362-370.
Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII вв. (Извлечения из персидских и тюркских
сочинений). А.-А., 1969.
Материалы по казахскому обычному праву. Алматы: Жалын баспасы, 1998.
Почекаев Р. Ю. Основные этапы эволюции казахского суда биев (XV – начало ХХ вв.) // Зангер. Апрель
2008. № 4 (81). С. 51-58.
Почекаев Р. Ю. Особенности формирования и эволюции правовой системы Улуса Джучи //
Тюркологический сборник. 2005: Тюркские народы России и Великой степи. М.: Восточная литература,
2006. С. 301-322.
Почекаев Р. Ю. Право Золотой Орды. Казань: Фэн, 2009.
Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. I. Кн. 2 / Пер. с перс. О. И. Смирновой. Примеч. Б. И. Панкратова
и О. И Смирновой, ред. А. А. Семенов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1952.
Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья в XV-XVII вв. М.: Наука, 1982.
Султанов Т. И. Поднятые на белой кошме. Потомки Чингиз-хана. Алматы: Дайк-Пресс, 2001.
Султанов Т. И. Россия и Казахстан: история и проблемы взаимодействия (XVI –начало ХХ века) //
Россия, Запад и мусульманский Восток в колониальную эпоху. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. С. 8-26.
Трепавлов В. В. Государственный строй Монгольской империи XIII в. (проблема исторической
преемственности). М.: Восточная литература, 1993.
Усеров Н. Структура и содержание «Жетi Жаргы» // Казактын ата зандары. Древний мир права казахов.
Т. IV. Алматы: Жетi жаргы, 2005. С. 430-453.
Усманов М. А. Жалованные грамоты Джучиева Улуса XIV-XVI вв. Казань: Изд-во Казанского ун-та,
1979.
Утвержденное мнение Комитета азиатских дел относительно преобразования управления Оренбургским
краем // Казактын ата зандары. Древний мир права казахов. Т. V. Алматы: Жетi жаргы, 2005. С. 361-366.
Фукс С. История казахского права по русским источникам XVIII-XX вв. // Казактын ата зандары.
Древний мир права казахов. Т. II. Алматы: Жетi жаргы, 2004. С. 607-628.
Центральная Азия в составе Российской империи / Отв. ред. С. Н. Абашеев, Д. Ю. Арапов, Н. Е.
Бекмаханова. М.: Новое литературное обозрение, 2008.
Schamiloglu U. The Qaraçï Beys of the Later Golden Horde: Notes on the Organization of the Mongol World
Empire // Archivium Eurasiae Medii Aevi. 1984. Vol. 4. P. 283-297.
Түйін
Автор Қазақстанның Ресей империясының құрамына кірген сәтіндегі құқықтық жағдайын қарастырады.
Мақалада орыс билеушілердің XVIII ғ. Соңында Қазақстандағы хандық басқаруды жою туралы алғашқы
мәселеден бастап 1822-1824 жж. дейінгі аралықтағы толық жойылған кезеңді қамтиды. Қарастырылған
кезеңде Қазақ хандығында қатарынан бірнеше құқықтық жүйелер, яғни Ресей империясының заңнама
ережелері, көшпенділердің құқықтық дәстүрі және Монғол империясы мен Алтын Орда уақытында
қалыптасқан Шыңғысханның құқықтық негідері қатар жүргенін автор анықтап отыр. Автор қазақтардың
әлеуметтік-саяси өмірінде аталған құжаттық жүйелердің қандай рөл атқарғанын, империяның құқықтық
жүйесіне қазақтарды енгізуді көздеген Ресейбасшыларының саясатын талдайды.
Summary
The subject of article is legal situation in Kazakhstan during the Russian imperial rule – from the first attempts
to liquidate khan’s power (end of the 18 th century) to the final liquidation of it (1822-1824). During this period there
were several legal systems in Kazakhstan with different legal power – elements of Genghis Khanids’ law (law of
the Mongol Empire and Golden Horde), nomadic custom law and Russian imperial law. Author attempts to reveal
the significance of each system in Kazakh state and society and observe the Russian imperial policy of supplanting
of Kazakh national law by imperial rules.
// Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. 2009. № 2. С. 156-165.