Величко. Задачи госуд. управл
advertisement
Алексей ВЕЛИЧКО Задачи государственного управления и национальная политическая элита общества Величко Алексей Михайлович — юрист и политический публицист. Родился в 1963 году. Окончил Ленинградский государственный университет. Доктор юридических наук. Автор четырех книг и более 50 статей Спасающая роль русской гегемонии состоит вовсе не в том, чтобы русские всех эксплуатировали. Весьма ошибочная формула «Россия для русских». Это формула совсем не русская, а взятая нами у американцев. Наша истинная национальная формула совсем иная: «Россия должна устраиваться по-русски». Л.А. Тихомиров. «Спасающая личность и спасающая идея» Социальный портрет нации Вопрос о национальной политической элите вовсе не является надуманным или сугубо теоретическим. Наличие в государстве определенной группы людей, занимающихся его управлением и потому участвующих в политике, обусловлено следующими несложными рассуждениям. Никогда, вне зависимости от формы правления (идет речь о республике или монархии) невозможно представить себе реальной ситуацию, при которой высший орган государственной власти или государь непосредственно осуществляет все управленческие функции. Это невозможно физически. Или, напротив (как это в идеале видят теоретики демократизма), будто весь народ, от мала до велика, управляет деятельностью своего политического союза. Подобные предположения представлялись нереальными даже для родоначальника идеи «народной демократии» и горячего поклонника непосредственного самоуправления Ж.-Ж. Руссо (1712—1778). Противоречат им и реальные факты из политической жизни. Например, в небольших по количеству населения государствах, таких, например, как Сан-Марино, Люксембург или Швейцария, где традиционно культивировались формы непосредственного народоправства, существует такая же политическая элита или слой профессионально управляющих обществом лиц, как и в супердержавах — России, США, Канаде, Франции, Англии и Германии. Конечно, к простым случайностям эти явления не отнести: уж слишком они естественны, привычны и повторяемы, то есть закономерны. Обратим внимание на следующие явления, коренящиеся в природе человеческого социума. Общество никогда не является однородным по социальному составу, но представляет собой совокупность бесчисленного множества различных групп, объединяющих людей. При этом основания объединения могут быть самыми разнообразными: кровное родство, территория проживания, этническая близость, род занятий, единство вероисповедания и многое-многое другое. Все же, пожалуй, в контексте публичных правоотношений наиболее серьезное влияние на жизнь общества оказывают группы, объединенные по профессиональной принадлежности, или, как их называли раньше, сословия. Это очевидно. Как бы ни были крепки семейные или родственные узы, но нередко профессиональный интерес или нужды того сословия, к которому лицо принадлежит, перевешивают личные мотивы. Религиозная мотивация и духовная близость приверженцев одного и того же вероисповедания имеет порой чрезвычайное значение. Но вне Церкви, в мiру, братья и сестры во Христе (мы берем в качестве примера христианское общество) так же состоят в той или иной социальной группе или сословии и насыщены его интересами. Принадлежность к христианству не мешает им любить свою профессию, место проживания — «малую родину», и думать о благе своей территории в первоочередном порядке. Это совершенно естественные для человека мотивы и помыслы. Следует также заметить, что утверждение, будто сословное деление было присуще лишь для конкретного исторического времени, основывается на очевидной подмене понятий, когда правовые категории искусственно смешивают с социологическими. Действительно, некогда сословная принадлежность определяла объем публичных полномочий лица, поскольку права сословий были закреплены законодательно в актах государств. Позднее, под влиянием демократических идей, эта практика если и не исчезла полностью, то, по крайней мере, минимизировалась. Но в аспекте социологического портрета общества сословия никогда и не исчезали. И сегодня мы знаем военное сословие, сословия ученых, учителей, врачей и иные сословия, членов которых объединяют некие общие профессиональные интересы. И хотя термин «сословие» давно утратил свою актуальность в науке и публицистике в том содержании, который ему придавался ранее, но, очевидно, это наиболее удачное и точное определение, какое можно дать. Влияние сословий на жизнь конкретной территории и государства в целом весьма существенно. Не случайно, например, даже в настоящее время существуют так называемые «градообразующие» предприятия, от которого зависит процветание и само существование населенного пункта и его жителей: Самара, Тольятти, Ноябрьск, Норильск и многие другие. Приведем и другие примеры более масштабного свойства из современного положения дел в России. Как следует из доклада, сделанного инвестиционным банком UBS Brunswick Warburg, 85% cамых крупных российских компаний находятся в руках всего лишь восьми (!) групп акционеров. Их оборот составил в 2000 году 109 миллиардов долларов США. Из них 47 миллиардов долларов США контролируются государством, 62 миллиарда — частными лицами, обеспечивающими 25% ВВП1 . Эта картина характерна не только для нашего государства и обусловлена не только нашим беспокойным временем. Как отмечают западные исследователи, в 1960 году, например, в США каждая из пятидесяти крупнейших корпораций предоставляла работу в среднем 80 тысяч человек. Один «Дженерал моторс» давал работу 595 тысяч человек. В среднем, исходя из численности семьи в 3,3 человека, около двух миллионов людей зависело от деятельности этой компании. Во Франции в 1963 году 1400 фирм — лишь около 0,25% всех предприятий страны — нанимали около 38% всей рабочей силы. К середине 60-х годов XX века «Большая тройка» автомобильных компаний США производила 94% всех американских автомобилей. В Германии 4 компании производили 91% всех немецких автомобилей, во Франции — почти 100%. В Италии один только «Фиат» производит около 90% всех итальянских легковых машин2 . Степень влияния наиболее могущественных сословий, стоящего за сухими цифрами, можно оценить по тому, что, например, некогда американский президент Эйзенхауэр открыто заявлял о наличии в США особой группы лиц, диктующих политику государства, — так называемом «военно-промышленном комплексе». В современной России, судя по уже приводимому выше докладу, «управляемая демократия, основанная на теневом манипулировании различными элементами государственного механизма, дискредитирует и выхолащивает легальные формы государственного управления, кардинально снижает самостоятельность и ответственность государственных органов, возлагает всю ответственность на президента, а фактически создает простор для закулисных сделок и соглашений в интересах групп влияния». Основная цель этих «групп влияния», в частности, заключается в покупке голосов в федеральных законодательных органах, захвате политического пространства, сохранении «эксклюзивных» отношений с государственными органами. Они сохранили своих ставленников на всех уровнях государственного управления. «Президент в этих условиях уже не наделен функциями арбитра, и потому, можно констатировать, является слабым институтом»3 . Впрочем, и ранее высшие органы государства не были абсолютно свободны в проведении собственных решений. Крепостное право хотел уничтожить еще Павел I, но сделать это удалось лишь его внуку — Александру II. А на Западе, даже в условиях монархизма и абсолютизма, монарх вынужден был заключать либо письменные соглашения с определенными сословиями, либо негласные. Вместе с тем узкопрофессиональный интерес не является какой-то четко выраженной константой. С позиции конкретной группы и по отношению ко всем остальным слоям общества можно говорить о едином сословном интересе и сословной солидарности. Но внутри каждого сословия действуют не только центростремительные, но и центробежные силы. И поэтому в любой момент времени узкосословный интерес может быть с легкостью дифференцирован не только по подгрупповым интересам (поскольку сословие, как и любой иной общественный союз, знает свою иерархию, институт власти и подчинения), но и по территориальным. Ведь сословие редко распространено только в какой-то одной местности, но, как правило, имеет своих членов на всей территории конкретного государства и, конечно, за рубежом. В свою очередь каждая конкретная территория с точки зрения социологии представляет собой место проживания не одного, а энного количества сословий; их помимо противоречий объединяют и общие проблемы, присущие месту их постоянного жительства и деятельности. Правда, во времена доминирования натурального хозяйства существовала, если можно так выразиться, масштабная специализация, и едва ли не каждая территория была знаменита своим промыслом. Где-то наиболее известны были ткачи, где-то плотники. Некоторые города, такие как Ярославль и Великий Новгород, славились своими купцами. Но по мере укрепления социальных связей и развития государства эти традиции если и не исчезли полностью, то побледнели и перестали носить ярко выраженный «местный» характер. В результате меняется и социологический портрет территории. Он становится многоликим. Вряд ли кто-то станет оспаривать тот факт, что у жителей Москвы и Дальнего Востока не все проблемы тождественны: уж с очень разными условиями проживания и деятельности им приходится сталкиваться. И дело заключается не только в богатстве или бедности той или иной территории или бедности, здесь много других составляющих: климатические условия, удаленность от культурных центров, степень развития инфраструктуры, традиционные промыслы и род деятельности, этническая составляющая территории, привычное для нее вероисповедание и т.п. Вольно или невольно уровень развития конкретной территории предопределяет и степень ее влияния на общегосударственные дела. Это совершенно понятно. Центр государства располагается там, где аккумулированы его лучшие силы, где находятся самые квалифицированные кадры, где, наконец, собраны основные богатства государства. В свою очередь центр диктует свою волю периферии, определяет политику страны. Чем большее значение и вес имеет территория, чем она богаче и многочисленнее, тем большее политическое значение она приобретает в глазах других. Она либо становится центром политической и экономической жизни государства, либо силой, с которой невозможно не считаться. Поэтому в конкуренции территорий заложен скрытый, но мощный мотив первенства в деле управления государством. Здесь имеет место борьба за право доказать свое внутреннее превосходство и положить свои местные традиции в основу общенациональных. Такого рода конкуренцию знали все государства мира. Не случайно периодически центры политической и культурной жизни того или иного государства «мигрировали», пока не обрели стабильного места. Но и во времена сложившихся отношений конкуренция территорий не замирает. Правда, когда государство утрачивает духовное единство и его культура испытывает стагнацию, подобного рода конкуренция превращается в открытую борьбу «за свои права» под эгидой материального интереса и открытого нежелания уменьшать свой доход за счет его перераспределения в общегосударственных интересах. Сепаратизм или обостренное чувство местечкового интереса стало широко проявляться не только в процессе развала СССР, но и в благополучных государствах Запада. И в США, и в Англии, и в Австралии, и в Германии стали громко слышны голоса тех, кто призывает бороться за права «своих» территорий, мало озадачиваясь вопросом об общенациональных интересах4 . Понятно, что в супердержавах или в условиях России как империи по своей судьбе и природе, где присутствует множество факторов, порождающих особенность жизнедеятельности каждой отдельно взятой территории, все указанные проблемы носят часто очень обостренный характер. И было бы наивным полагать, что интересы конкретных территорий и сословий и интересы государства как единого политического союза всегда и во всем совпадают. Власть и народ: задачи государственного управления Из сказанного очевидными становятся два вывода. Во-первых, что любая верховная власть (и тем более в условиях империи) должна одновременно решать несколько задач: 1) сочетание общегосударственных и местных интересов, 2) вовлечение лучших народных элементов в дело управления государством, 3) обеспечение эффективного функционирования органов центрального и местного управления и определение наилучшего порядка их формирования. Во-вторых, что верховная власть, рядом с которой действуют и иные виды общественной власти, должна найти такой способ и формы организации политической системы, которые позволили бы решать указанные выше задачи. Как мы видели, общество всегда содержит в себе силы, нередко сопоставимые с возможностями верховной власти. И вопрос заключается в том, как их использовать и куда направить. Очевидно, верховная власть должна стремиться к такому идеальному соотношению сил, когда все виды власти действовали бы сообща, на общее благо, стремясь к одной цели. Надежда, что «весь народ», совокупно, способен решать задачи государственного управления, что «кухарка может руководить государством», носит эфемернодемагогический характер и разбивается о простые, но очевидные факты. Для управления государством необходимо специальное образование, знания, опыт. Нужно и желание заниматься политическими вопросами, которое очень часто просто отсутствует в большой массе людей. Кому-то совершенно безынтересны вопросы политики, и такой человек занимается исключительно собственными проблемами. Кто-то и рад бы, но за неимением разумения и опыта совершенно не востребован верховной властью. Для кого-то политика забава. Один всецело принадлежит искусству, другой — науке и т.п. Но инстинктивно, для обеспечения собственного существования и развития само общество выделяет из себя именно тот круг людей, которые могли бы осуществлять эти специфические функции. Именно эта категория людей должна осуществлять общенациональные задачи, одновременно отстаивая интересы всего населения в целом (то есть государства) и вникая в существо местных вопросов. Уже сами по себе эти факты предполагают в качестве критерия отбора исключительные свойства лиц, входящих в круг профессиональных управленцев. Не случайно лица, профессионально участвующие в управлении государством, получили наименование политической элиты. В свою очередь, для того, чтобы указанные выше условия имели шанс быть достигнутыми, политическая элита общества отнюдь не должна сводиться исключительно к государственному аппарату управления, то есть чиновничеству. Такое положение вещей, доведенное до своего логического идеала, привело бы к самым неприглядным последствиям. История со всей очевидностью показывает, что как только рамки политической элиты ограничиваются чиновным аппаратом, то есть бюрократией, так государство неизбежно гибнет или вступает в полосу затяжного кризиса. Рано или поздно это случается всегда. Революционная Франция породила невиданную ранее для себя бюрократическую машину и в XIX веке незаметно перешла в разряд второстепенных европейских держав, едва не став провинцией Германии после совершенно позорной и бездарно проведенной ею войны5 . Справедливые нарекания в бюрократизации власти вызывал СССР и его побратимы по социалистическому лагерю. Нынешняя система управления в России также далека от идеальной. Впрочем, это совершенно очевидный итог. Всегда и везде решения верховной власти затрагивают интересы населения страны или отдельных регионов и общественных групп. И, управляя государством, верховная власть всегда опирается на сочувствующие ей элементы. Чем их больше — тем крепче власть. Чем они сильнее и самостоятельнее, чем более широкое соучастие в управлении государством они имеют, тем, очевидно, свободнее, осмысленнее и принципиальнее их поддержка верховной власти. Власть должна знать действительные народные нужды (иначе ее деятельность будет совершенно слепой), а это возможно исключительно при том условии, что народ всегда имеет возможность общаться с правительством непосредственно или через своих представителей. Лицо, наделенное верховной властью, физически не в состоянии принять всех желающих и побывать во всех местах, как бы он к этому ни стремился. Даже регулярные поездки по стране дают далеко не полное и не всегда объективное освещение событий (заранее выбранные группы встречающих, наведение искусственной чистоты на улицах). Перенесение всей тяжести принятия и исполнения решения по самым сложным или, напротив, рядовым ситуациям исключительно на плечи профессиональных чиновников являет собой самое яркое и явное свидетельство тому, что общественная инициатива ослабла, иссякла, что общество больно. Такая ситуация оправданна только в том случае, когда общество временно неуправляемо, не способно самостоятельно решать даже самые элементарные вопросы своего жизнеобеспечения. Здесь государственный аппарат играет роль некоего стержня, скелета, по выражению Л.А. Тихомирова (1852–1923), который не дает окончательно распасться политическому союзу. В этом случае подчиненный верховной власти, построенный по принципу единоначалия аппарат выполняет самые непопулярные для масс решения, используя для этих целей всю силу государственного принуждения. Однако, став привычным, указанный способ организации управления государством не только не возрождает народное сознание и дух, но окончательно его разрушает. И если сравнивать государственный аппарат с механизмом (впрочем, это сравнение встречается довольно часто), то чиновничество принимает значение самодостаточной машины управления. В таких случаях начинают доминировать свои «законы» и мотивы. Карьера, жажда власти, искажение информации, признание своих интересов — вот их далеко не полный перечень. Более того, не желая зависеть ни от кого, не сдерживаемый никем и ничем, приобретая черты самодостаточности, государственный аппарат начинает покушаться на прерогативы самой Верховной власти, поскольку его существование и карьера всецело находятся в ее компетенции. В результате конкуренцию верховной власти оказывают уже не только сословия, но и сила, подчиненная по своей природе правительству и им созданная. Как следствие, раздробление власти приводит к дальнейшей стагнации общества и его умерщвлению. По этой причине верховная власть, желающая оставаться максимально верховной и безальтернативной, свободной от групповых предпочтений и личной зависимости, едва ли не вынужденно призывает к государственному служению иные, общественные слои населения. В некоторых случаях последние выступают в качестве противовеса государственному аппарату, осуществляя над ним своеобразный контроль и не позволяя игнорировать местные или сословные интересы отдельных групп населения. В других — вместе с ним участвует в реализации важнейших государственных программ. В свете сказанного проблема политической элиты (есть ли она в действительности или ее нет) принимает другую редакцию: какой она должна быть и из кого ее надлежит формировать? Национальный дух и философия нации Разумеется, проблема эффективной организации государственного управления многоаспектна. Но было бы несправедливо опустить один из них, имеющий далеко немаловажное значение, но тем не менее едва ли освещенный в нашей современной науке и публицистике, — вопрос о национальной составляющей политической элиты общества. Эта тема актуальна для любого государства в мире, тем более для России как государстваимперии, столетиями включавшей в себя сотни народностей и национальностей. Не случайно даже в настоящее время, когда идеи глобализма и создания «международного сообщества» вместо традиционно национальных обществ получают преобладающее значение, конституции практически всех европейских государств все же успешно используют термин «нация» в качестве государствообразующего фактора. Но именно в отношении России и еще нескольких государств, являющихся носителями православной культуры, любое напоминание о национальной идее в позитивном плане тут же объявляется реакционным посягательством на «общечеловеческие ценности» и «демократизм»6 . Понятно, что это представляет собой следствие определенной международной политики. Непонятно другое — как политические оценки были положены в основу научных (правовых, социологических и политологических) конструкций и заняли там свое «почетное место» неприкасаемых истин. Если исследователь пытается стать на твердую почву исторических фактов, то он неизбежно столкнется с тем обстоятельством, что во все времена и народы возникновение государств неразрывно связано с формированием титульной (государствообразующей) нации. Даже в тех случаях, когда государства возникали путем механического соединения представителей различных народностей, со временем титульная нация или ее подобие формируется и там — например, в США, Канаде, Мексике, Австралии. Нация представляет собой не только совокупность представителей одной и той же этнической группы, хотя, как мы покажем позже, и этот фактор нельзя игнорировать. Помимо кровного родства, некогда лежащего в ее основании, для нации характерна единая культура, традиция, мировоззрение. Нация строит государство именно таким, каким оно видится ей, и кладет в основу его внутренней и внешней политики ту идею, которая ей кажется наиболее справедливой. И глубоко прав Ф.М. Достоевский (1821–1881), полагавший, что нацию творит именно религиозная идея, поскольку только она предопределяет характер мировоззрения, цель жизни и содержание этических ценностей, которыми напоена каждая конкретная национальная культура7 . Об этом очень верно писал еще замечательный русский философ П.Е. Астафьев (1846–1893): «Культурный народ для того, чтобы энергично жить и устроять свою жизнь, чтобы выступить деятелем на историческом поприще, должен составить себе определенное понятие о своих силах и стремлениях, о том, что ему дорого и мило и что ненавистно, о своих насущных задачах и потребностях, о себе самом. Он должен обладать определенным самосознанием, глубоко проникающим все его мировоззрение, окрашивающим по-своему все идеалы отдельного народа, общие с остальным человечеством, и главное, приводящим эти общечеловеческие идеалы в особый, индивидуальный у каждого народа органический строй, в котором каждый из этих общих идеалов (научный, эстетический, социальный и т.п.) получает свое особое место, вес и значение, свое полное определение»8 . Его мысль продолжает другой мыслитель — Н.В. Болдырев (1882–1929): «Нет единого человечества, двигающегося к единой цели; множество маленьких человечеств, народов, классов, партий вращается вокруг единой, неподвижной точки. Реальная история человечества — противоречивое понятие. Выступление на сцену человечества означало бы конец истории. На исторической сцене могут выступать, без опасности проломить ее, лишь отдельные народы. Нужно проникнуться мыслью, что группы, народности — единственное русло исторической действительности; они тот священный хлеб, в котором совершается таинство пресуществления идеала в действительность»9 . История представляет собой следствие, видимый результат последовательных попыток реализации различных национальных идей. Потому и можно говорить о «русском характере», «тевтонском гении» или «английской политике», что каждое национальное государство из года в год, из столетия в столетие продолжало дело своих предшественников. И совершенно верно говорят, что каждый из нас представляет собой плод деятельности наших предков: мы есть то, что они создавали. Мы — результат развития предшествующих поколений, которые создали философию нации. Соответственно этому каждый из представителей нации, рожденный в конкретной социально-культурной среде и в ней выросший и воспитанный, является носителем известного мировоззрения. И хотя человеческая воля способна прийти к Богу вне зависимости от национальной принадлежности ее носителя, но все же духовное прошлое человеческой личности обыкновенно выступает и регулятором его поведения, порой атавизмом, и тем привычным мотивом поведения, которого он старается придерживаться. Нет изначально «бесполезных» или абсолютно бесталанных людей, но история знает великие нации и знает народности, чье влияние на мировую культуру чрезвычайно мало. Кстати сказать, в свете изложенного так и напрашивается вопрос: если современная наука готова признать предопределяющее, едва ли не фатальное влияние на человеческую личность физиологической наследственности, передаваемой генным путем, то почему она отказывает в духовной наследственности, передаваемой иным способом, в частности, через культуру и религиозное воспитание? Земная жизнь — не Царствие Небесное. И противоречия, зло, царящие на земле, до времени неистребимы. Даже принадлежность к единой семье не исключает возможность братоубийства, а приверженность людей к единым религиозным ценностям не позволяет всерьез надеяться на окончательное разрешение противоречий, лежащих между различными национальными государствами. Невозможность человеку по его падшей природе непосредственно принять Истину и жить по Ней приводит к тому, что содержание истины искажается, обретает в сознании человека несвойственную ей ограниченность. Чем более полное содержание Истины имеет в себе нация, тем большую способность она имеет к тому, чтобы в высоте своего духовного развития объединить вокруг себя представителей иных культур, сгладить мировоззренческие противоречия, предложить более высокие и последовательные идеалы и традиции. Не случайно история демонстрирует нам самые разные формы отношения между великими нациями и малыми народами. В одних случаях всерьез обсуждается вопрос о том, являются ли аборигены Америки людьми и возможна ли среди них проповедь Слова Божия, в других случаях они сохраняют все права, существовавшие до вхождения в имперское тело. Живым примером может служить положение русских в таком «цивилизованном» государстве, как современная Латвия. Национальная идея этого новоявленного политического союза столь ничтожна и мелка по своему содержанию, настолько удалена от духа любви, что не способна иначе распорядиться с представителями высочайшей мировой культуры, как лишив их права на родной язык. Чем выше культура противостоящих друг другу наций и образованных ими государств, тем более масштабное противостояние возникает между ними: они не способны ассимилировать одна другую, по крайней мере — в краткие сроки. Чем большая разница между великой нацией и малой народностью, не обладающей своей государственностью и потому не ставшей нацией, тем легче и быстрее происходит ее ассимиляция в державном теле при их соприкосновении. Но способность нации к ассимиляции других народностей далеко не безгранична и имеет свои объективные границы. В частности, приобщение новых народов к своим традициям становится возможной только в том случае, когда существует сама традиция. Традиции и культура не есть величина неизменная, и их содержание варьируется в те или иные исторические эпохи и зависит от многих причин. Поскольку каждая нация в той или иной форме соприкасается с другими культурами, она испытывает на себе чужое влияние. Иногда оно бывает положительным, нередко — отрицательным и чуждым. Народность, вошедшая в состав другого государства, привносит с собой свои привычки и обычаи, свое мировоззрение и живет с ними в течение долгого времени. Понятно, что в ситуации с малоразвитыми народностями результат чужеродного воздействия, если оно вредно, минимален. Но порой и численность бьет силу. Когда процесс вливания других народностей в державное тело принимает масштабные черты, воздействие чужой культуры оказывается необычайно мощным и даже способно подорвать некоторые духовные устои нации. Хорошим примером в этом отношении служит древний Израиль. Живя по заповедям Моисея в окружении многих народов-идолопоклонников, евреи очень часто оказывались вероотступниками, перенимая те привычки инородцев, которые казались им легче и удобнее. Идея народа-мессии, историческая роль которого заключалась в сохранении истинного знания о Боге, либо забывалась, и евреи хотели жить как соседи, либо существенно искажалась, порождая веру в свою национальную исключительность. По законодательству Моисея евреям запрещалось вступать в браки с идолопоклонниками и допускать их проживание на своей территории. Как видно, эти жесткие меры были далеко не случайны и имели своей целью предотвратить процесс разложения основ древнееврейской государственности. Человек, попавший в иную духовную среду, далеко не сразу способен воспринять чуждую ему культуру, как бы он к этому ни стремился и сколь бы превосходной она ему ни казалась. Над ним довлеют старые привычки, всосанные с молоком матери. И совсем не обязательно, что мировоззрение, господствующее на его новой родине, затронет чувственные стороны его души. Он является подданным государства, но не является носителем национальной идеи. Здесь уместно обратить внимание на некоторые штампы, незаслуженно получившие права гражданства в нашей современной публицистике и науке. Видимо, не желая обострять национальный вопрос, некоторые исследователи необоснованно отождествляют такие разнокачественные понятия, как «гражданин» или «подданный государства» с понятием «национальная принадлежность» и «нация». Получается, что нация представляет собой не что иное, как арифметическую совокупность всех граждан, и национальный вопрос оказывается «разрешенным», еще и не возникнув. Подмена обнаруживается просто, если мы учтем, что понятие «гражданин» относится к сфере правовой науки, а понятие «нация» гораздо шире и охватывает как вопросы культуры, то есть духа, так и многие другие. Можно быть подданным и жить довольно долго в какой-то стране, но считать себя чуждым ей, отделяя свои исконные интересы от интересов нации. Очень показательным примером является массовая эмиграция в 70-х и последующих годах XX столетия из России лиц, которые признали Израиль или Германию своей исторической родиной. Понятно, что человек, в глубине души отдающий себе отчет в том, что это государство представляет собой лишь временное пристанище для него и его детей, вряд ли может быть отнесен к числу носителей национальной философии и национального духа. Он всего лишь подданный государства. Более того, себя он признает представителем совершенно другой нации и связывает свою будущность с ее становлением и развитием. Иногда говорят (второй штамп) о том, что принадлежность к нации и национальной элите следует определять по этническому признаку. Но куда, например, деть старообрядцев, встречавших хлебом-солью Наполеона в Москве, баптистов, совершенно категорически не желающих с оружием в руках защищать отечество? И хотя они этнические русские, но разве параллелизм их существования с титульной нацией вызывает сомнения? Так называемая проблема «украинского сепаратизма» тоже возникла не столько вследствие этнических причин, сколько по причине масштабной пропаганды антирусских и антиправославных настроений, итогом которых явилось формирование группы сепаратистов, объявивших себя «украинской нацией»10 . О том, насколько этот процесс явился закономерным и естественным, довольно красноречиво свидетельствуют слова лидера этого государства: «Украину мы создали, осталось создать украинскую нацию». Поэтому нацию правильно было бы определять как органический сплав этноса и духа, который им движет. Дух миротворящий, созидающий, творческий, христианский дух любви к ближнему своему способен демонстрировать чудеса, объединяя в рамках единого имперского тела представителей самых различных национальностей и народностей. Не случайно гениями России являются шотландцы Барклай де Толли и Лермонтов, грузин Багратион, татарин Кутайсов, потомок «арапа Петра Великого» Пушкин. Как отмечают исследователи, крепкой основой православной монархии часто выступали остзейские немцы11 . На автора этих строк в свое время сильнейшее впечатление произвели публикации замечательного русского публициста М.О. Меньшикова (1859–1918) о русскояпонской войне. В числе героев несчастной Цусимской битвы, названных им, отмечены десятки фамилий лиц, чьи предки 100–150 лет перед этим эмигрировали в Россию. Спустя годы их потомки явили примеры высочайшего мужества и любви к родине, то есть подлинного патриотизма. Великорусская народность уже более тысячелетия не знает как такового вопроса крови. Русским у нас считается любой, кто живет рядом, говорит со мной на русском языке (хотя бы и на своем диалекте), соблюдает такие же традиции, как и «я», для кого Православие есть единая и истинная вера, с кем делишь и радость, и горе. Доказательность этого тезиса подтверждается самой историей Русского государства, которое создавалось именно таким путем12 . Национальная элита общества и необходимость ее формирования Поэтому национальная принадлежность лиц, входящих в круг политической элиты общества, в конечном итоге предопределяет тот путь развития, который выбирает для себя государство и способы его достижения. Можно солидаризироваться с мировоззрением нации, можно быть к нему равнодушным, а, как нередко бывает, можно быть ему враждебным. Соответственно этому решаются и многие вопросы, имеющие чрезвычайное значение для существования государства: взаимоотношения самой элиты и верховной власти, содержание тех политических рецептов, которые предлагаются ею верховной власти, эффективность и правильность реализации принятых верховной властью решений, благосостояние общества. Бьющая в глаза неэффективность нашего государственного управления вызвана не только плохой его организацией, отсутствием единой идеологии и политического идеала, которые власть могла бы предложить нации, расплывчатостью этических понятий и едва ли не полным отсутствием кадровой политики. Самое главное — в основе своей оно не нуждается в здоровых национальных элементах общества. Симптоматичный момент, свидетельствующий о том, кто в большинстве своем стоит сегодня у кормила власти. Применительно к сфере государственного аппарата это проявляется в появлении таких лидеров, которые ради демократических идей и личного благосостояния бросили страну на разорение первых попавшихся проходимцев. И на других уровнях власти так же возникают люди, открыто выступающие за интервенцию в России. Они ставят во главу угла своих управленческих доктрин, реализуемых в жизни, не уровень благосостояния народа, а степень либерализации внешнеэкономической деятельности или валютных операций, возможность безцензурно нести всякую чушь и пускать в средствах массовой информации разлагающие общество материалы невиданными тиражами. Очевидно, используя свой статус, они неизменно работают во вред государству. Но отсутствие национальных элементов в сфере экономики так же не менее трагично для нации и государства. Например, как указывается в цитированном выше докладе, собственность современных российских олигархов очень часто оформлена на иностранных юридических лиц и главным образом потому, что в коллективном понимании олигархов иностранный собственник защищен лучше российского. Семьи большинства олигархов живут за границей, там же учатся их дети. Стоит ли удивляться, что большинство олигархов не связывают личные и семейные интересы с Россией как геополитической и этнокультурной сущностью? Их стратегия, выражающаяся, в том числе, в выводе капитала за рубеж, тесно связана с Западом, но не с Россией. Важными элементами их ценностей, как справедливо пишут авторы доклада, является культ денег как орудия власти и нарочито пренебрежительное отношение к людям, находящимся вне олигархических корпораций. По их мнению, интересы большинства народа вообще не следует учитывать при решении глобальных вопросов13 . О том, насколько такая «элита» способна озаботиться проблемами нации, свидетельствуют многие факты, самым красноречивым, пожалуй, из которых является письмо одного «знаменитого» писателя своему этническому соотечественнику — бизнесмену. В долгих рассуждениях о характере отношений последнего с верховной властью автор, убеждая не перегибать палку, то и дело приводил целый ряд убедительных доводов о том, насколько хороша современная ситуация для «них» и «их» проживания в России. Примечательно, что вопрос о том, насколько хорошо русскому населению живется при «них», не стоял вовсе. Подобными примерами невозможно бросаться. Уж, казалось бы, какие прирожденные демократы американцы. Но что-то не видно, чтобы в Государственном департаменте или в Администрации президента сидели люди, не сочувствующие США как государству. У нас это становится нормой. Для того чтобы подобные примеры не повторялись, верховная власть просто обязана предпринимать некоторые действенные шаги, одним из которых является формирование своей национальной элиты. Служение отечеству знает разные формы, но в основе своей оно содержит идею жертвенности, любви. Лицо, привлекаемое к управлению государством, должно, как минимум, знать и понимать свой народ, сопереживать ему. Если представитель верховной власти, чиновник либо общественный деятель холоден, равнодушен к судьбам нации, если свой подвиг служения он оценивает как труд менеджера, временно нанятого для управления «большим предприятием», то личные и сопутствующие им мотивы неизменно возобладают над интересами государства. Государство обязано находить, выявлять людей, способных стать по своим личностным и духовно-мировоззренческим качествам представителями национальной политической элиты. Некогда это решалось довольно просто: коренная аристократия представляла собой круг людей, объединенных культом служения государю и получавшие за свое служение определенные материальные блага. Иначе, верховная власть культивировала идею долга, создавала условия для того, чтобы во главе государства стояли люди, из поколения в поколение ставившие национальные интересы выше личных. Конечно, сословная принадлежность лица не определяет по примеру причинноследственной связи его духовность и патриотизм. Далеко не всегда аристократ по рождению или лицо, монопольно владеющее природными ресурсами является образчиком народного духа. Но и совсем не обязательно, что уровень благосостояния человека неизбежно приводил бы его в стан олигархов14 . С усложнением социального портрета нации простой способ выбора управленцев из одного сословия оказывается явным анахронизмом. В том-то и заключается искусство и мудрость управления со стороны верховной власти, чтобы загодя определять те неизвестные ранее способы формирования национальной элиты, которые бы соответствовали новым потребностям государства. При этом она должна иметь в виду одно важное обстоятельство: уровень благосостояния общества, его культура определяются качеством политической элиты и ее количеством. И перечень способов, которые могли бы быть в арсенале правительства, очень широк. Это и правильно построенное школьное обучение, которое дает основу национальной православной культуры. Это и создание специальных учебных заведений, которые готовили бы управленческие кадры для государства. Нельзя оставить в стороне и правильное регулирование национальной экономики, которая должна ориентироваться не только на арифметические показатели, но и качественные: кому именно принадлежат в государстве экономика и национальное богатство? На какие цели они используются и как? В свое время М.О. Меньшиков писал: «Мне часто приходится касаться почти мистического значения аристократии… Говоря об аристократии, я разумею избранных людей, где бы они ни родились, с векселем на благородство или на честное слово. Пушкин бесспорно аристократ, ибо он был гений, но разве нежная душа Кольцова не аристократична? Рассуждая об истинной аристократии, будемте иметь в виду и Суворова, и солдата Рябова, и дворянина Глинку, и мещанина Рубинштейна. Я настаиваю на том, что все народы во все времена выделяли повелителей и вождей; но поклонялись охотно только истинным победителям и вождям… Считают героическим и священным добровольное подчинение истинным великим людям. Они — очарователи. От них веет кислородом, они зажигают огни в беспросветной ночи!.. Ищите истинной власти, выдвигайте искренние таланты, создавайте — как в древности — сословие благородных, и природа общества быстро переродится, обновится… Потребность в первосортных людях, к счастью, еще очень сильна — и она одна борется с одичанием общества»15 . Очень верные слова. Величайшей ценностью государства, стержнем национальной культуры и носителем национальной философии является далеко не все его подданные, но известный круг лиц, аристократы духа, чьей волей, энергией, духом движется общественнополитическая жизнь страны. Не случайно расцвет и само существование национальных государств как политических союзов, претендующих на авторитет и значимость в международных отношениях, напрямую связывались с наличием или отсутствием национальной политической элиты. Бюрократизация и постепенный упадок Франции после ее «великой» революции вызывался не только неудачной административной реформой революционного правительства, но и тем, что в течение двух-трех лет она лишилась почти ста тысяч своей аристократии, если понимать этот термин не только в качестве сословной принадлежности казненных лиц, но и духовной. Дух старой Франции угас. Англия переродилась после войны Алой и Белой роз и Кромвеля, физически уничтоживших цвет нации. И место служивого сословия заняло мещанство. Гражданская война и коллективизация в России привели к физическому уничтожению стержня нации и, как следствие, породили неслыханное падение культуры. Общество, выражаясь словами М.О. Меньшикова, одичало. Издавна известно: первый и верный способ уничтожения государства, нации является истребление его элиты и, как следствие, понижение духовного и интеллектуального уровня населения. Развитие национальной идеи невозможно без группы лиц, являющихся ее двигателем, квинтэссенцией ее духа. Политическая элита России должна быть первосортной, благородной, героической и жертвенной. И это становится возможным только в случае, когда она национальна. 1 Олигархи готовят переворот в России? //Комсомольская правда. 3 июня 2003. С. 12. 2 Тоффлер Э. Третья волна. М., 1999. С. 105, 106. 3 Олигархи готовят переворот в России? С. 12–13. 4 См.: Тоффлер Э. Третья волна. С. 502–507. 5 Об этом много писал известный русский правовед А.Д. Градовский (1841–1889). См., напр.: Градовский А.Д. Государство и провинция //Градовский А.Д. Сочинения. СПб., 2001. С. 223–224. 6 Об этой особенности политических взаимоотношений государств, принадлежащих к различным культурам, написано немало книг. Наиболее интересной работой, вышедшей в последнее время по данной тематике, можно назвать работу Н.А. Нарочницкой. См.: Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. М., 2004. Гл. 4. 7 Достоевский Ф.М. Дневник писателя. СПб., 1999. С. 691. 8 Астафьев П.Е. Национальность и общечеловеческие задачи //Астафьев П.Е. Философия нации и единство мировоззрения. М., 2000. С. 28–29. 9 Болдырев Н.В. Смысл истории и прогресс //Болдырев Н.В., Болдырев Д.В. Смысл истории и революция. М., 2000. 10 Этому вопросу посвящен очень интересный сборник, подготовленный современным русским историком и публицистом М.Б. Смолиным, обстоятельные и доказательные статьи авторов которого не оставляют сомнений в искусственности этого процесса разложения единого национального русского тела на ряд псевдосамостоятельных и инородных образований. См., напр.: Романовский Ю.Д. Украинский сепаратизм и Германия //Украинский сепаратизм в России: Сборник статей /Ред. М.Б. Смолин. М., 1998. С. 300–307. Обстоятельный анализ католического влияния на этот процесс дан в другой интересной работе — Воейков Н.Н. Церковь, Русь и Рим. Минск, 2000. С. 380– 450. 11 Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. С. 156. 12 Интересные статистические данные приводил И.Л. Солоневич (1891–1953). В частности, за 500 лет (с 1480 по 1895 год) население России выросло более чем в 50 раз. За это же время численность татарского населения уменьшилась до 1,7% от общего числа подданных Российской Империи. Очевидно, рождаемость здесь мало что могла бы дать, хотя бы потому, что детская смертность всегда была в России чрезвычайно велика, да и количество детей в мусульманских семьях, конечно, никак не меньше, чем в русских. Скорее (и этот довод напрашивается сам собой), с течением времени все большее количество инородцев начинали идентифицировать себя в качестве русских, а не, к примеру, мордвы, пермяков, комяков, башкир или татар. Характерно, что за это же время население Австрии выросло в 5 раз, Англии— в 10, Франции — в 2 с небольшим, Италии — в 3 раза, Испании — чуть более чем в 2 раза (См.: Солоневич И.Л. Народная монархия. М., 2003. С. 175, 181, 182). 13 Олигархи готовят переворот в России? С. 12. 14 Нельзя не отметить, что в настоящее время часто используют — и не по назначению — термин «олигарх», относя к нему всех достигших определенной планки благосостояния. На самом деле со времен древности было известно, что неотъемлемым признаком олигарха является не только богатство, но и стремление подчинить себе верховную власть. В противном случае к олигархам следовало бы отнести и Строгановых. 15 Меньшиков М.О. Тирания таланта //Меньшиков М.О. Национальная империя. М., 2004. С. 311–313.
