Дмитриев М.В. Источники по истории Польши

110
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
УЧЕБНИК по источниковедению истории южных и западных славян
(до конца 18-го века): польская часть (М.В. Дмитриев).
(= Дмитриев М.В. Источники по истории Польши (до конца XVIII в.) // Источниковедение истории южных и западных славян. Феодальный период. Под ред.
Л.П. Лаптевой. Москва: Издательство МГУ, 1999. С. 110-156)
Приступая к рассмотрению источников по истории Польши X–XVIII вв. в
рамках курса источниковедения истории южных и западных славян, следует
прежде всего ответить на вопрос: какова цель знакомства с этими источниками?
Очевидно, что ответ мог бы быть трояким: во-первых, необходимо составить
представление об основных категориях памятников, запечатлевших прошлое
польского общества, с тем чтобы уметь ответить на вопрос, в каких источниках
мы можем найти материал для характеристики той или иной стороны польской
истории. Во-вторых, обращаясь к отдельно взятому источнику или к однородной
группе источников, нужно разобраться, какие именно вопросы можно задать памятнику, как его сведения соотнести с информацией других источников; в чем
поверить данному памятнику и в чем не доверять ему, каким образом проверить
получаемую информацию. Наконец, в-третьих, задача введения в источниковедение истории Польши видится и в том, чтобы уже при вступительном знакомстве с
памятниками польской истории понять, в чем состояло ее своеобразие, ее специфика.
В соответствии с этими тремя задачами выстроено изложение материала в
данном разделе пособия. После обзора основных категорий памятников будет
рассмотрен вопрос об «анкете», при помощи которой можно было бы проанализировать содержание источников. Отдельные памятники мы охарактеризуем более подробно, стремясь показать в них оригинальность, неповторимый колорит
польского прошлого. Такой подход соответствует и приблизительной схеме рассмотрения источников в письменных работах по источниковедению истории
Польши, которые должны быть или могли быть написаны студентами в качестве
зачетной работы по соответствующему разделу курса источниковедения зарубежной славянской истории. Эта схема предполагает ответ на следующие вопросы:
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
111
1) каков тип, вид и родовые особенности данного источника; 2) место возникновения источника; 3) время возникновения источника; 4) автор памятника;
5) источники, на которые опирается данный памятник; 6) каков информационный
потенциал данного источника, то есть о каких сторонах экономического, социального, политического, культурного развития он сообщает; 7) с какими традиционными и, может быть, нетрадиционными вопросами можно обращаться к данному источнику; 8) в чем состоит тенденциозность данного памятника при освещении той или другой стороны общественной жизни; в чем именно и насколько ему
можно верить и в чем – нельзя; 9) каковы намеренные и ненамеренные умолчания
автора источника, то есть каковы пробелы, информационные пустоты данного
памятника; 10) при помощи каких методов можно было бы изучать данный источник.
* * *
Возрастание массы источников (и не только письменных) является всегда
следствием развития самого общества, эволюции государственных и социальных
институтов, развертывания экономической жизни. Поэтому, разумеется, различные эпохи польской истории в разной степени обеспечены письменными источниками. До XIII в. общее количество письменных памятников по сравнению с
другими западноевропейскими странами весьма невелико. С XIII в. наблюдается
быстрый рост числа как документальных, так и нарративных памятников. В XVI–
XVII вв. их уже настолько много, что вряд ли возможен сколько-нибудь исчерпывающий обзор полного состава источниковой базы для изучения польской истории.
Во второй половине XVIII в. начинает принципиально изменяться и качественный состав источников. Все большую роль начинают играть статистические
данные, пресса, документация общественных организаций, книгопечатная продукция. В библиографии изданий XVIII в., составленной К. Эст-райхером, время
правления Августа III (1733–1763) отражено на 200 страницах, а время правления
Станислава Августа Понятовского (1764–1795) потребовало уже 350 страниц.
Этот отмеченный польскими авторами факт наглядно показывает количественные
изменения источниковой базы изучения польской истории этого периода. Печатная продукция типографий отныне создает громадный массив текстов, отражаю-
112
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
щих самые разные стороны общественной жизни. Правилом становится публикация различных политических и правовых документов: распоряжений правительства и местных властей, проектов законов, самих законов, дипломатических документов, протоколов работы представительных органов и т.п.
С 1761 г. регулярно публикуются не только сеймовые конституции (постановления), но и диариуши сеймов (дневники, протоколы сеймовых заседаний).
Собственно литературная печатная продукция приобретает новый облик: это уже
не только панегирики и религиозно-благочестивые произведения, но и многие
тома политических, научных, художественных сочинений. Но едва ли не самой
значительной переменой стало появление большого числа периодических изданий газетного и журнального типа. Во второй половине XVIII в. в Варшаве печаталась «Варшавская газета», в Вильно – «Виленская газета», в Торуне – «Торуньские
еженедельные ведомости», в Гданьске – «Гданьские ведомости» и пр. Число варшавских периодических изданий резко увеличилось в годы работы Четырехлетнего
сейма (1788 – 1792) и достигло апогея в период восстания под руководством
Т. Костюшко. Наряду с газетами стабильным явлением культурной и общественной жизни стали научные и научно-литературные журналы «Монитор», «Полезные и приятные занятия», «Историко-политические и экономические записки» и
др. К этому следует добавить громадное число летучих изданий пропагандистскоагитационного характера. Все эти источники служат не только памятниками культуры того времени, но и позволяют подробно проследить развертывание политических и социальных процессов в польском обществе накануне краха Речи Посполитой.
Особенность средневековых письменных источников, как и источников по
истории XVI–XVII вв., состоит в том, что первоначально грамотность была достоянием весьма узкой группы лиц, а господствующим языком письменности долгое
время была латынь (приблизительно до второй половины XVI в.). Поскольку образование получали, как правило, люди, принадлежащие к духовному сословию,
источники церковного происхождения преобладают в первые века существования
польской государственности и написаны, соответственно, по-латыни. С XVI в.
польский язык начинает преобладать в документации и нарративных памятниках,
но в XVII в. вместе с победой контрреформации, латынь на некоторое время берет
частичный реванш.
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
113
Перейдем к обзору состава источниковой базы по польской истории X–
XVIII вв. и к рассмотрению отдельных категорий памятников.
Документальные источники
Первые века польского средневековья, X–XII столетия, то есть время возникновения, развития, расцвета польской монархии Пястов, начала феодальной
раздробленности, слабо обеспечены источниками документального характера. В
XIII в., в эпоху феодальной раздробленности, этих источников становится много
больше. XIV и XV вв. в этом отношении уже вполне «благополучны». Период
XVI–XVIII столетий отмечен обилием памятников документального характера.
Какие именно группы документов находятся в распоряжении историка и в чем
состоит их «польская» специфика? Следуя принятой в настоящем пособии классификации, мы выделяем в массиве документального материала следующие подразделения: 1) документы, исходящие от главы государства, его канцелярии, центральных органов государственного управления, центральных сословнопредставительных (сейм) и судебных учреждений; 2) документы местных административных и судебных органов, представляющих как королевскую власть, так и
местное дворянское самоуправление; 3) акты учреждений церковного управления;
4) документация учреждений городского управления; 5) официальные документы
возникших в XVIII в. первых общественных организаций; 6) документы вотчинного управления, промышленных предприятий, экономических обществ, финансовая документация; 7) памятники законодательного характера*
Документы, исходившие от польских правителей до XVI в., практически ничем не отличались от аналогичных актов других западноевропейских монархов.
Это разнообразные грамоты, которые подразделяются на универсалы, эдикты,
декреты, иногда артикулы. Эти грамоты фиксировали земельные пожалования,
предоставление тех или иных привилегий, давали право на основание поселения
или предоставляли городам самоуправление, касались военных, религиозных вопросов, определяли торговые пути, размер и характер взимаемых пошлин, регулировали деятельность горнодобывающей промышленности, предписывали правила правосудия и пр. Иными словами, трудно свести содержание документов коро-
114
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
левской власти к тем или иным четким подразделениям. Они касались всех тех вопросов, к каким обращался сам правитель. Со временем таких документов становилось все больше и больше.
Вопрос о времени возникновения официальной документации в Польше является предметом дискуссий. Одни историки считают, что уже на рубеже X и XI вв. в
Польше распространились не дошедшие до нас официальные документы, имевшие
юридическую силу. Другие утверждают, что даже на западе Европы в то время письменный акт, подтверждающий то или иное юридическое отношение, не имел большого распространения, а в Польшу он проник не ранее XIII в. Так или иначе мы
должны иметь в виду, что польское общество, как и другие раннесредневековые общества Европы, долгое время могло обходиться без письменной фиксации юридических сделок, договоров, взаимных обязательств двух сторон. Устные свидетельства о
совершенном акте договора и память о нем были достаточным основанием для придания ему силы.
Хотя мы не располагаем оригиналами польских официальных документов
X–XI вв., есть много оснований предполагать, что уже с середины X в. грамоты
использовались в отношениях польских правителей с зарубежными партнерами.
Однако внутренняя жизнь польского общества еще не требовала документального
закрепления возникавших имущественных и социальных связей. Воля монарха
была высшим авторитетом, не зависящим от каких-либо правовых норм и потому
не требующим юридического оформления. Ни церковь, ни члены феодальных
родовых кланов не обладали правом свободного отчуждения земли и передачи ее
другим владельцам. Обычное, неписаное право было достаточно мощным и авторитетным регулятором всех отношений. И только центробежные процессы эпохи
феодальной раздробленности потребовали новых средств фиксации _____________________________
* Излагая сведения об основных категориях письменных источников по истории Польши, мы опирались, помимо специальной литературы, на пособия, указанные в прилагаемой библиографии.
социальных связей, более авторитетных, чем обычное право, и способных заменить непререкаемую власть монарха.
Раньше других к использованию документов стала прибегать церковь, хотя
и в этом случае первоначальные записи о дарениях не являлись документами в
собственном смысле слова, оставаясь примитивной пометкой о принятии дарения
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
115
от какого-либо лица. Правовым гарантом статуса и имущества монастырей на
первых порах выступает папство, и именно папские официальные акты становятся образцами для польских документов средневекового периода. Некоторое время
документ применялся в судебной практике параллельно с традиционными свидетельскими показаниями, этим фундаментом обычного права. Но в XIII в. писаный
юридический акт постепенно вытесняет старую практику, основанную на признании устной традиции высшим авторитетом в спорных делах. Характерно, однако,
что первые документы с их таинственными буквами и печатями имели не столько
юридические, сколько магические функции (наряду с другими символическими
элементами судопроизводства): перепрыгиванием через изгородь, бросанием на
землю пучка соломы, ударом по рукам, выпиванием кружки воды и пр.
Если в XIII в. роль частного акта в общественной жизни ничтожна, епископская грамота имеет силу только в церковном суде и лишь княжеский документ
является подлинным авторитетом для светского суда, то в XIV –XV вв. мы имеем
дело уже со многими разновидностями официального акта: королевскими грамотами, актами, выдаваемыми старостами, документами земских судов, скрепленными печатями судьи и подсудка, аналогичными актами городских властей и судебных органов, частно-правовыми грамотами, которые, правда, и в XV в. еще не
завоевали стопроцентного признания.
Так или иначе, работая с актовыми источниками X – XV вв., нужно помнить,
что общественную жизнь регулировали не только привычные для нас, людей
XX в., нормы и юридические правила, но и многие архаические традиции, восходящие генетически к обычному, неписаному праву.
Главная разновидность правового документа, исходившего от правителя, –
привилей (жалованная грамота), ибо вся система права, а вместе с ним и общественной жизни опиралась на предоставление отдельным лицам, семьям, родовым
и социальным группам, городским и сельским общинам тех или иных прав. Индивидуальные привилеи исторически предшествовали остальным. При этом первыми получателями соответствующих грамот были церковные учреждения, и
лишь потом светские феодалы. Самая же распространенная категория привилея
на ранних этапах истории польского государства – иммунитетная грамота.
Формально получателем иммунитетной грамоты выступал только феодал, но реально она определяла статус всего зависимого от данного феодала населения.
Среди иммунитетных грамот особенно важна та их группа, которая касается усло-
116
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
вий основания городского или деревенского поселений на немецком праве (локационная грамота). Земские привилеи, выдававшиеся сословиям и охватывающие
всю территорию государства, играли по сути роль нормативно-законодательных
памятников. Самым ранним из документов этого типа является привилей, изданный в 1228 г. в Чени, а также Лютомышльский привилей 1291 г. Эти и более
поздние привилеи тесно смыкаются с памятниками законодательства.
Сферы действия других типов королевских грамот очень часто пересекались. Но, как правило, эдикты касались военных и религиозных дел, универсалы
– налогов, декреты – торговли, пошлин, ординации – устройства соляных копей,
крепостей и т.д. С конца XIV в. (как плод развития сословных институтов) большое значение приобретают решения местных сеймиков (ляуда), которые не требовали королевского подтверждения, но играли роль нормативных актов в рамках
данной земли (воеводства).
По мере того, как грамот становилось все больше, а их типы – все более разнообразными, вырабатывались формуляры, то есть образцы документов того или
другого типа. Первые польские формуляры, которые позволяют довольно ясно
представить принципы функционирования обычного права и его содержание, относятся к концу XIV – началу XV в. К этому же времени относятся первые записи
судебных решений, которым сопутствуют упоминания о выступлении свидетелей,
тексты присяг, упоминания об организации судебного процесса и пр.
Как были организованы и действовали канцелярии, выдававшие документы?
Без ответа на этот вопрос трудно разобраться в происхождении отдельных групп
актов и в их функциях.
Канцелярии польского общества X – XVIII вв. представлены четырьмя основными типами: королевской канцелярией, канцелярией гродских и земских судов, городскими и церковными канцеляриями.
Первые относительно ясные свидетельства о существовании княжеских канцелярий относятся к XII в., точнее к его концу, ибо вплоть до 1189 г. мы встречаем упоминания лишь о канцлерах, но не о канцеляриях как таковых. С ходом времени рядом с канцлером появляются подканцлеры, затем – сотрудники канцелярий, которые и занимаются составлением грамот, тогда как канцлеру остается
только скрепить их печатью и проверить, соответствуют ли они принятым в государстве законам. Немногочисленный персонал канцелярий состоял первоначально
из духовных лиц, но постепенно среди них появлялись и светские люди, преиму-
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
117
щественно юристы, обладатели университетских степеней. После объединения
большей части польских земель под властью Владислава Локетка и приобретения
им королевского титула краковская канцелярия становится королевской, краковский канцлер – канцлером королевства. Канцлеры других уделов, даже сохраняя
формально свою должность, теряют реальную власть. Что же касается королевского подканцлера, то его функции практически ничем не отличались от обязанностей канцлера. Он был хранителем и распорядителем малой королевской печати, в то время как канцлер заведовал большой печатью. С 1507 г. по постановлению сейма одна из двух высших государственных должностей должна была замещаться светским лицом.
Документы, выдаваемые королевской канцелярией, составлялись по приказу
короля. Самовольное составление грамот канцлером или подканцлером считалось
злоупотреблением. Со второй половины XIV в. канцлер подтверждал правильность составления документа своей собственной маленькой печатью. Первоначально было принято издавать документы с королевской печатью лишь один раз в
году, в определенное время. Со временем такая практика была отброшена, однако
продолжалось заготовление грамот-бланков, заранее снабженных подписями и
печатями, заполнять которые могли особо доверенные лица, чаще всего дипломаты, в ходе исполнения возложенных на них специальных миссий.
С конца XIV в. королевская канцелярия начала вести регистрационные книги, положившие основу коронной метрики. В сущности, это был важнейший
этап в эволюции правовой жизни общества. Регистрационные книги (книги записей) стали краеугольным камнем всей правовой и административной системы.
При этом новый тип документации, создаваемой и хранимой в канцелярии, принципиально отличался от прежних королевских грамот. В отличие от последних,
новый документ не имел самостоятельной юридической силы. Он лишь подтверждал существование некоего юридического отношения, но не создавал это отношение. Канцелярия, выдавая просителю такой документ или регистрируя его существование, как бы информировала заинтересованные стороны о существующей
правовой ситуации и закрепляла ее в «памяти» бюрократической и судебной машины.
Самая древняя из сохранившихся книг коронной метрики относится к
1447 г. В нее вносили копии древних документов, сохранявших свое значение в
XV в. и тексты текущей документации, необходимой для нормальной работы ко-
118
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
ролевской канцелярии. Позднее к книгам записей в узком смысле слова добавились книги посольств, куда вносились тексты внешнеполитических документов,
книги сигиллят, где регистрировались или копировались документы, снабженные
государственной печатью. В XVII в. книги коронной метрики стали рассматривать
как разновидность публичной документации, предназначенной для регистрации и
закрепления юридических актов, совершаемых между отдельными лицами или
гражданами и государством. Поэтому для отражения работы самой канцелярии
пришлось завести новые книги – канцлерские книги, отражавшие деятельность
канцлера и подканцлера. Они работали бок о бок, компетенция их не была разграничена. С XVI в. они руководили двумя отдельными канцеляриями – малой и
большой, несмотря на неразделенность их функций. Это положение сохранялось
вплоть до конца XVIII в.
В качестве подразделения королевской канцелярии с XVI в. работали также
отдельные судебные канцелярии – ассесорская и референдарская. В общем виде
структура книг королевской канцелярии выглядела следующим образом*:
Королевская канцелярия

|


Коронная метрика
Канцелярия декретов
_________________________
_____________





Книги Книги Книги Книги
Книги ассесорского и
записейпосольствсигиллятканцлера референдарного суда
Если первоначально всю королевскую канцелярию можно представить в виде сундука, который перевозился вслед за королем из одной резиденции в другую
и содержал копии выдаваемых грамот, то позднее, с начала XV в., деятельность
королевской канцелярии принимает гораздо более масштабный и упорядоченный
характер. В результате ее работы возникают книги так наз. коронной метрики. В
них записывались тексты всех документов, исходивших из королевской канцелярии, а также многих поступавших в нее документов. Поскольку оригиналы почти
не сохранились, то именно книги коронной метрики позволяют сегодня составить
представление о королевской политике и деятельности государства в целом. Од-
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
119
нако древнейшие книги коронной метрики пропали. Это связано, по всей видимости, с поражением польской армии и гибелью короля Владислава III, а вместе с
ним и его канцелярии в 1444 г. под Варной.
Среди актов коронной метрики следует выделить привилеи, касавшиеся как
всего дворянства, так и отдельных его родов, а также церкви и духовенства в целом и
отдельных церквей, монастырей, городов, грамоты земельных пожалований, королевского суда, копии завещаний, перечни решений королевского совета, позднее – копии
сеймовых постановлений, налоговых универсалов. Большое значение имеют сохранившиеся в коронной метрике акты, касающиеся отношений с другими государствами, копии инструкций, дававшиеся послам, документов, получаемых польским королем от других правителей.
__________________________
* Цит по.: Szymański J. Nauki pomocnicze historii od schyłku IV do końca
XVIII w. Warszawa, 1983. S. 485.
Наряду с королевской в Польше в XVI–XVII вв. существовали и другие центральные государственные канцелярии. Наиболее развита была канцелярия подскарбия (с начала XVI в.), ведавшего финансами государства. После создания в
60-е гг. XVI в. особой статьи бюджета для финансирования наемного войска возникла и соответствующая канцелярия. Позднее возникла канцелярия командующего артиллерией, канцелярия дворцовой казны, канцелярия маршалка польского
сейма. Однако все они, несомненно, играли второстепенную роль по сравнению с
королевской канцелярией.
В XVI в. документы центральной государственной власти приобретают значительную специфику. Это было связано со складыванием системы сословнопредставительных учреждений в Польше, главную роль среди которых играл
сейм. По мере того, как расширялась компетенция сейма и сужалась компетенция
королевской власти, менялся и характер исходивших от них официальных документов. Конечно, универсалы, эдикты и другие индивидуальные распоряжения
польского короля сохраняют по-прежнему некоторое значение. Но важнейшие
принципиальные вопросы государственной и общественной жизни решаются отныне, то есть приблизительно с конца XV в., сеймом или же его высшей палатой –
сенатом во главе с королем.
Деятельность этих институтов отражается прежде всего в сеймовых конституциях. Так назывались постановления польского сейма, самые старые из ко-
120
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
торых относятся к 1493 г. Конституции могли также называться статутами, декретами, постановлениями (conclusiones), ляуда. Кроме того, вплоть до XVII в.
сеймовые решения не составляли единого комплекса. Многие вопросы решались в
отрыве от других. Отдельным решением сейма проходило постановление о взимаемых налогах. Но даже тогда, когда сеймовые решения стали очень многочисленными и относительно систематичными, состав конституций продолжал оставаться очень хаотичным. С 1576 г. конституции сеймов более или менее регулярно печатались и рассылались по всем польским судам и административным учреждениям. Стоит заглянуть в известное издание «Волюмина легум» (Volumina
legum), чтобы представить себе, насколько разнообразен был спектр вопросов,
рассматриваемых польскими сеймами. Трудно найти такую отрасль общественной и государственной жизни, которая не нашла бы отражения в решениях сейма.
Некоторые документы сейма приобрели в XVI в. специфически польский
характер. Прежде всего речь идет о так называемых «пакта конвента» (pacta
conventa) и «сенатус консульта» (senatus consulta). «Пакта конвента» ведут начало
от Генриховых артикулов 1573 г. Они вслед за артикулами определяли характер
взаимоотношений сейма и короля и пределы компетенции королевской власти в
управлении польским государством. С 1573 г. все польские короли, вступая на
престол, должны были подтвердить «Генриховы артикулы» и, кроме того, согласиться на некоторые дополнения к ним, которые все более и более ограничивали
полномочия польских королей. «Сенатус консульта» – это как бы протоколы совещаний группы короля с сенаторами, которым сейм поручал постоянный контроль за
деятельностью королевской власти.
Среди книг центральных польских судов до 70-х гг. XVI в. решающее значение имели акты королевского суда как высшей апелляционной судебной инстанции в Польше. Но поскольку королевский суд явно не справлялся со своими
задачами, в 1578 г. он был заменен коронным трибуналом (книги коронного трибунала сгорели во время Варшавского восстания 1944 г.)
С 1591 г. и до конца XVIII в. действовал референдарский суд, созданный для
разбора судебных дел в королевских земельных владениях. Референдарские книги
содержат обильную документацию (судебные вызовы, свидетельские показания, протоколы разбирательств, судебные решения и пр.), дающие весьма полную картину
социальных отношений в королевщинах.
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
121
Ряд специализированных судов вел собственные книги. Это были ассесорский суд (апелляции по решениям городских судов), гетманский, маршалковский,
скарбовый, сеймовый, конфедератский, каптуровый (в период бескоролевий),
подкоморский (споры о границах земельных владений). Все эти суды действовали
в XVI – XVIII вв. В это же время теряют свое значение высшие суды немецкого
права и ленные суды, поскольку их деятельность прекращается в связи с исчезновением слоя солтысов, войтов и расширением власти старост на местах.
С XVI в. в Польше громадное значение приобретают – в силу децетрализации польского государства – органы местного дворянского самоуправления и суда, рядом с которыми действуют и представители королевской администрации на
местах (старосты). Особенно большое значение приобретают поветовые и провинциальные сеймики польской шляхты. Местные сеймы (сеймики) приблизительно с 1573 г. стали играть роль не только органов самоуправления, но и законодательных учреждений в пределах данного воеводства, дополняя таким образом деятельность сеймов и решая важнейшие вопросы в период бескоролевий.
Сеймики принимали решения двух основных видов: ляуда, то есть решения,
касавшиеся самых различных сторон жизни данного воеводства, и инструкции
для послов, отправляемых на провинциальный или общепольский вальный сейм.
Судебные и административные органы на местах имели свою сеть канцелярий, создававших и хранивших обширную документацию. Это были гродские и
земские книги записей. Эти книги получают распространение с последней четверти XIV в. в связи с деятельностью земских шляхетских судов и королевских
старост. Соответственно земские книги были книгами земского самоуправления, а
гродские книги (от слова «грод», что означает место в резиденции старосты, представителя королевской власти на данной земле или в воеводстве) отражали деятельность администрации в данной местности. Земские книги регистрировали все
дела, касавшиеся земельных владений шляхты, а гродские книги рассматривали только уголовные дела, но постепенно перенимали и многие записи из земских книг. В
XV в. более богатым источником оставались земские книги, но с XVI в. ведущая роль
переходит к гродским книгам, ибо земский суд действовал нерегулярно, а суд старосты более или менее стабильно. Функции старосты и представителя местного шляхетского самоуправления постепенно сливаются и, таким образом, функциональные
различия между гродскими и земскими книгами постепенно стираются. Функции
122
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
суда в деятельности старосты отделяются от собственно административных и соответственно книги судебные – от книг административного характера.
Канцелярия гродского суда и гродского административного управления была единой, но управление функционировало круглогодично, в то время как суд
собирался изредка. Поэтому книги административного типа стали преобладать
над судебными. Последние представляли, собственно, единственную разновидность: книгу судебных приговоров, в то время как первые распадались на три серии: книги приговоров, книги записей и книги донесений. Книги приговоров содержали записи о решениях гродского суда. Книги записей регистрировали в основном имущественные сделки. В книги донесений вносились протесты, заявления, некоторые решения сеймиков, сеймиковые инструкции, тексты королевских
универсалов, сообщения о судебных процедурах (вручение повестки, исполнение
судебного решения и пр.). Канцелярия по требованию просителя выдавала копию
записи того или другого рода, снабжала ее печатью и подписью старосты или
гродского писаря, придавая тем самым выданной справке силу официального документа. Эти справки стали важнейшим продуктом деятельности канцелярий, а
гродские и земские книги – бюрократической основой функционирования всего
административного и судебного аппарата. Основные группы этих книг можно
свести в следующую схему*:
Книги гродского суда -------------------------------- Книги земского суда


Книги
Административные книги
судебных



приговоров
Книги
Книги
Книги
административных записей донесений
решений
___________________________
* Szymański J. Op.cit., s. 486.
Земские и гродские книги – богатейший источник по истории польского
общества (и не только шляхты) XVI – XVIII вв. Они отражают самые разные стороны польской общественной жизни, от экономической до психологической.
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
123
Книги церковного управления составляют следующую группу источников
документального характера. Основой церковного управления и суда являлось общее для всей Западной Европы каноническое право, к которому добавлялись со
временем постановления провинциальных синодов польской церкви и постановления синодов отдельных диоцезий. Наряду с внутрицерковными вопросами, разумеется, эти книги отражают отношения церкви с государством и взаимодействие
церкви с различными общественными слоями.
Общие для всех католических стран сборники норм канонического права
(декрет Грациана и декреталии папы Григория IX) употреблялись в польских церковных судах уже в XII–XIII вв. Статуты провинциальных синодов известны также приблизительно с этого времени, а в 1357 г. они были впервые собраны в т.н.
синодике Ярослава. Диоцезиальные статусы известны с конца XIII в. В 1420 г. по
инициативе гнезненского архиепископа Николая Тромбы была проведена первая
кодификация польского синодального законодательства. Последующие кодификации были проведены в 1523 г. (свод Яна Лаского) и 1578 г. (свод Карнковского).
Кодификация 1578 г. имела особое значение в связи с развертывавшейся в Польше контрреформацией. Она приводила нормы польской внутрицерковной жизни в
соответствие с постановлениями Тридентского собора. Хотя свод Карнковского
не был утвержден польской церковью официально, в действительности он стал
главным юридическим руководством для польского духовенства. В 1628 г. свод
Карнковского был пополнен и частично исправлен в очередном кодификационном обобщении польского церковного права, своде Яна Венжика. Синодальное
церковное законодательство (провинциальное и диоцезиальное) в XVI – XVIII вв.
очень богато и доступно благодаря регулярной публикации соответствующих постановлений.
Церковные канцелярии сформировались раньше других и вели весьма разнообразный ряд книг. Епископская канцелярия вела, во-первых, книги, отражавшие ее деятельность и внесенные в епископские книги заявления, протоколы,
документы и пр.; во-вторых, хозяйственные книги (люстрации, инвентари, финансовые счета); в-третьих, книги бенефициев; в-четвертых, книги канонических визитаций и ряд других. Но церковные канцелярии не ограничивались только епископскими. Рядом с ними существовали консисторские канцелярии; канцелярии кафедральных и коллегиатских капитулов, которые вели не только книги
протоколов, но и книги распределения бенефициев и постов каноников и хозяй-
124
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
ственно-финансовые книги; наконец, в XV – XVIII вв. существовали и приходские канцелярии, занимавшиеся преимущественно метрическими книгами. Таким образом, церковная бюрократия была весьма разветвленной и громоздкой,
что и обеспечило историков большим числом актовых источников церковного
происхождения.
Схема разновидностей книг церковных канцелярий*:
Канцелярия
епископа
Канцелярия
Канцелярия Канцелярия
капитула
консистории
прихода




_______________________
________________











Епис- Хозяйст-венные
Книги бенефиКниги
книгивизиПрото-Книги Хозяйст
Конси-Метри
копские книги циев таций колы бенефивенныесторс-ческие
циев книги кие книги
книги
Среди других документальных источников, создаваемых органами церковного управления, отметим книги заседаний капитулов (акта капитулорум или акта
акторум), появившиеся уже в начале XV в. и ставшие особенно многочисленными
и богатыми по содержанию в эпоху Реформации, Контрреформации и т.н. католической реформы. Внутрицерковная жизнь, политическая, культурная, хозяйственная и социальная функции церкви находят в них разностороннее освещение.
Епископские книги известны с XV в. Наряду с административными и церковно-политическими распоряжениями епископов эти книги содержат их корреспонденцию официального и полуофициального характера.
Консисторские книги, т.е. книги епископских судов, сохранились с первой
половины XV в. Их значение особенно велико в период до 1562–1563 гг., когда
церковные суды были отстранены от разбора дел светских лиц (кроме зависимых
от церкви крестьян). Кроме судебных дел здесь имелись и другие документы, касавшиеся духовенства.
Особо следует отметить значение метрических книг, ведшихся в приходах с
конца XVI в. по настоянию Тридентского собора и фиксировавших рождения,
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
125
браки и смерти прихожан. Эти книги с середины XVIII в. приобретали значение
книг записей актов гражданского состояния. Их информационный потенциал для
демографических исследований, а также для исследований социальной структуры
и социальных связей в обществе громаден и использован в очень незначительной
степени.
_______________________
* Szymański J. Op.cit., s. 488.
С момента возникновения протестантских общин возник ряд соответствующих актовых книг, среди которых первостепенное значение имеют протоколы
синодов реформированных церквей (общепольских и региональных). По мере
вытеснения протестантизма из Речи Посполитой источников этого происхождения становится все меньше.
Особую разновидность документов составляют книги регистрационного
характера, например книги религиозных братств, которые содержали краткие
сведения об их членах. С ними были теснейшим образом связаны так наз. «книги
мертвых», в которые вписывали имена умерших членов братства. Аналогичные
книги велись в некоторых крупнейших монастырях и церквах и назывались чаще
всего некрологами или обитуариями. В них записывались имена умерших членов
клира данной церкви или монахов, членов состоявшего при церкви или монастыре братства, а также тех, кто оказывал данному монастырю (церкви) материальную поддержку.
Городское право и соответствующие типы документации практически в готовой форме были перенесены на польские земли с Запада, в основном из Германии. Наиболее распространенной разновидностью этого права было магдебургское. Однако, конечно, реальная жизнь требовала постоянных новшеств и уточнений, поэтому магдебургское право постепенно пополнялось поправками и комментариями («ортыли», ortyle) и некоторыми, так сказать, типовыми постановлениями на основе существующего права, так наз. вилькежами (wilkierze). В XIV в.
на основе ортылей Магдебурга, данных Вроцлаву и Кракову, возник обширный
свод, который нашел повсеместное употребление в Польше. Он известен в нескольких полных и сокращенных редакциях. Польский перевод этого свода, осуществленный в середине XV в., содержал 268 ортылей и приобрел большой авторитет и популярность. Каждодневная деятельность судебно-административных
органов в польских городах отражалась в книгах двух типов. Во-первых, в вой-
126
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
товско-лавничих книгах, которые содержали записи решений суда войта, королевского наместника в городе, и лавников, членов местного городского судебного
органа. Второй тип городских книг – это книги городских советов, которые составлялись в ходе деятельности этих органов городского самоуправления и возглавлявших их бургомистров. Отметим также книги приема в городские общины,
ведшиеся в городских советах и отмечавшие имена новых бюргеров, их социальное происхождение и род занятий. Схожие книги велись и в отдельных цехах для
регистрации лиц, получивших право мастера или подмастерья. Книги приема велись и в университетах. В них записывались как имена, так и страны, откуда прибывали студенты. Это давало им право пользоваться привилегиями, предоставленными университету. Не составляет большого труда представить себе спектр
городской жизни, охваченной этой документацией.
В большинстве городов одна канцелярия обслуживала все нужды управления и суда. Только самые крупные города имели две, три, иногда даже несколько
канцелярий. Как и книги гродских и земских канцелярий, городские книги служили прежде всего для фиксации тех или иных документов, как исходивших от
городских судебных органов, так и вносившихся в книги по инициативе горожан.
Выписка из городских книг скреплялась соответствующей печатью и подписью
городского писаря и получала, таким образом, силу юридического документа.
Соответствующая схема* выглядит следующим образом:
Г о р о д с к а я к а н ц е л я р и я



Войт
Лавники
Городской совет



Книги
Книги
Книги городского
войта
лавы
совета
_______________________________________________



Судебные
Административные
Книги
книги
книги
счетов
Немецкое право распространялось не только на города, но и на некоторые
сельские поселения, основанные на тех же юридических принципах, где возникла
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
127
соответствующая документация. Это были так называемые громадские (общинные) судебные книги. Их вел или солтыс с лавниками данной деревни, или феодал
– владелец данной деревни. Они сохранились преимущественно в Силезии и в
южной части Малой Польши. В них записывались не только судебные решения,
но и документы, не имеющие отношения к суду. Известны они с начала XV в. В
XVI в. появились также вилькежи (или ординации) деревенского происхождения.
Особенно они распространились, однако, в XVII – XVIII вв. в связи с развитием
магнатских латифундий. В этих документах фиксировались правила организации
управления и суда в деревне, размер крестьянских повинностей, процессуальные
нормы, принципы уголовного и гражданского права, принятого в местном сельском суде. Наиболее многочисленны были сельские ординации в Великой Польше, Королевской Пруссии, позднее – и в Малой Польше. Некоторые из ординаций
насчитывали десятки статей, а ординация, изданная городом Познанью в 1733 г.
для двух принадлежащих ему местностей, включала 118 статей.
_______________________
* Схема приведена в пособии Шиманского. См.: Szymański J. Op.cit., s. 487.
Среди книг вотчинно-поместного управления центральное место занимают описания земельных владений, которые можно разделить на три основные
группы. Первая из них – визитации и книги бенефициев, то есть описания земельных владений, принадлежавших церкви, которые составлялись в ходе инспекционного осмотра этих земель. Самое раннее из подобных описаний – Генриховская
книга, в которой отражена история складывания земельных владений цистерцианского монастыря в Генрихове, в Силезии, основанного в 1227 г. Памятник этот
много богаче по содержанию, чем заурядное описание земельных владений, потому что автор стремился превратить книгу в рассказ о прежней судьбе того или
иного зарегистрированного земельного владения. Он зафиксировал многие стороны каждодневной жизни монастыря, некоторые устоявшиеся формы деятельности
монашества и стереотипы поведения людей XIII в. Поэтому Генриховская книга
важна для историков как самый древний польский памятник, запечатлевший некоторые элементы быта, ментальности, культуры церковно-монашеской среды.
Вторая группа описаний земельных владений – так называемый инвентарь.
Инвентари представляли собой описания земельных владений светских лиц, составлявшиеся в момент продажи земли, передачи ее по наследству, дарения и пр.
Они отражали состояние хозяйства не только самого феодала, но и живших в его
128
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
вотчине крестьян. Отсюда очевидно громадное значение этого источника для реконструкции экономической жизни деревни, поземельных отношений, системы
социальных связей между крестьянами и землевладельцами.
В 60-е годы XVI в. к инвентарям и визитациям добавляется третья разновидность описания земельных владений, а именно люстрации. Так назывались
инспекционные описи земельных владений польского короля, начавшиеся по постановлению сейма с 1564 г. По типу они почти ничем не отличаются от инвентарей. В сумме же визитации, инвентари и люстрации позволяют применить к истории социально-экономического развития не только описательные, но и формально-количественные методы, что очень существенно для современной модели исторических исследований.
Система феодального землевладения и хозяйствования дала обильную документацию и иного рода: контрольно-учетную, торгово-финансовую и т.д. В
XVIII в. к этим актам добавляется документация первых возникающих мануфактур.
Финансовые документы по истории Польши X – XVIII вв. представлены
налоговыми документами городов, записями о сборе денежной ренты в частных
феодальных владениях, документацией о сборе пошлин и налогов в рамках всего
государства, записями, касающимися денежных сборов в церковных владениях.
Купеческие счета – очень редкое явление для Польши вплоть до XVI в., но в XVIXVIII вв. предпринимательская и торговая деятельность как шляхты, так и купцов
находит в них свое отражение. Финансовые документы центральных органов власти можно разделить на две группы: нормативные документы, касающиеся сбора
налогов, пошлин и других финансовых вопросов; скарбовые книги.
Издание нормативных финансовых документов общегосударственного масштаба, которые возникли в середине XV в., с момента складывания двухпалатного
польского сейма стало его прерогативой. Соответствующие решения сеймов фиксировались в виде специальных универсалов, входивших в состав сеймовых конституций. Наряду с ними вопросы налогообложения рассматривались и решались
в сенате, гетманом или в руководящих органах шляхетских конфедераций, что и
отражалось в соответствующих решениях.
Скарбовые книги образуют весьма сложный комплекс. В него входят:
а) налоговые реестры, сохранившиеся с 1472 г. Они составлены по территориальному принципу, содержат перечень налогоплательщиков (то есть землевладель-
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
129
цев), имущества, облагаемого налогами, размер взимаемого сбора, количество
обрабатываемой земли, число и характер ремесленных мастерских, возникающих
мануфактурных предприятий и пр. Из этого видно, что налоговые реестры могут
послужить и служат важнейшим источником для изучения демографических процессов, состояния экономики, распределения земельной собственности и т.д.;
б) книги сбора отдельных податей (шос, чоповое, гиберна, подводное, подымное и т.д.);
в) сеймовые счета (подскарбинские книги), отражающие поступления и
расходы чрезвычайных налогов;
г) реестры расходов на содержание наемной армии (в 1474 – 1775 гг.), которые позволяют изучать и ее социальный состав;
д) книги сбора пошлин, которые фиксировали не только размеры взимаемых
пошлин, но и номенклатуру товаров, а иногда сословную принадлежность владельца.
Особенно ценны соответствующие книги Гданьского порта.
Самые ранние счета в Польше известны в конце XIV в. Это счета королевского двора, городские счета Кракова, а также королевских соляных копей. Однако первоначально они слабо отражают состояние хозяйства, ибо фиксируют расчеты сумм, данных в долг. Другое дело – счета, появляющиеся с конца XV в., которые позволяют анализировать эффективность хозяйства, его доходность, степень рационализации хозяйственных и финансовых операций. В XVII в. в больших магнатских латифундиях различного рода бухгалтерские и учетные книги
становятся особенно многочисленными, хотя очень часто система ведения подсчетов остается запутанной и противоречивой. Лишь в XVIII в. бухгалтерская
учетность достигает той степени совершенства, которая позволяет более или менее адекватно контролировать и анализировать хозяйственный процесс.
Памятники законодательного типа являются самым надежным и простым
способом познакомиться с историей того или иного общества, настолько они существенны и многогранны.
О существовании развитой системы польского обычного права в X – XI вв.
мы узнаем из хроник Винцента Кадлубка и Козьмы Пражского. В эту же эпоху
делало первые шаги и право, устанавливаемое государством. Однако записи
обычного права и документы государственного права, дошедшие до нас, в основной массе – относительно позднего происхождения. Это объясняется не только
некоторым хронологическим отставанием в развитии польского общества по
130
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
сравнению с другими европейскими странами, но и тем, что первоначально правовые нормы передавались от поколения к поколению или декларировались монархами в устной форме. Церковные институты первыми стали пытаться закрепить то или иное правовое отношение (в основном это касалось земельных пожалований) соответствующей записью. Из этих кратких записей постепенно рождаются строго оформленные уставные правовые грамоты. Параллельно предпринимаются попытки зафиксировать и переработать сложившееся обычное право, что
и дает в руки историка источник первостепенного значения.
Самой ранней попыткой кодификации правовых норм, распространенных на
польских территориях, была так наз. Польская правда, или Эльблонгская книга.
Она была составлена, видимо, в конце XIII в., хотя вопрос о точной датировке
остается спорным. Второе название объясняется тем, что открытая в XIX в. рукопись Польской правды находилась в городской библиотеке Эльблонга. Есть мнение, что запись была сделана уже в первой половине XIII в., равно как и мнение о
более позднем происхождении памятника (около 1320 г.). Запись была осуществлена немцами по поручению руководства крестоносцев, во власти которых оказалось польское население Хелмской земли. В рифмованном тексте вступления составитель подчеркнул местное происхождение и самостоятельный характер записанного свода правовых норм. До нас дошли 29 весьма обширных статей этого
памятника, что составляет, однако, лишь одну часть его, ибо текст обрывается
буквально на полуслове. Они посвящены проблемам судопроизводства и судоустройства, уголовного права, порядку наследования, статусу зависимого от феодала населения.
Вторую попытку кодификации обычного права и соединения его с новыми
правовыми нормами представляли собой так наз. статуты Казимира Великого в
середине XIV в. Первоначально это были своды норм, принятые для Великой
Польши, потом к ним были присоединены предписания, касающиеся Малой
Польши.
Малопольские статуты насчитывали более 100 статей, великопольские – около
50. Точный объем и структуру первоначальной редакции объединенного свода
установить невозможно, так как рукописи относятся к XV в., а число статей в отдельных манускриптах различно. Кроме того, по мере возникновения новых редакций статутов, содержание отдельных статей подвергалось некоторым изменениям. В частности, наиболее распространенная в XV в. редакция (т.н. дигесты),
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
131
охватывая в единообразном порядке все малопольские и наиболее существенные
великопольские статьи, по содержанию иногда весьма серьезно отличалась от
первоначального текста времен самого Казимира Великого. Еще более значительные изменения содержания статей обнаруживаются в польских переводах, которые в свою очередь распределяются по нескольким редакциям. Прослеживаемая
по ним постепенная унификация права, выработка устойчивых общепольских
норм позволяет судить о прогрессе процесса централизации государственной
жизни.
Важно обратить внимание на дальнейшую судьбу статутов Казимира. К малопольской части статутов были присоединены тексты небольших уставных грамот, изданных Казимиром и его преемниками. Эти добавления получили название
экстравагантов. К этому прибавлялись отдельные статьи, освещающие тот или
иной казус судебной практики. Со временем эти добавления стали восприниматься как органичная и изначальная часть статутов Казимира. Аналогичным образом
стали расширяться и статьи великопольского статута. На базе обоих статутов
складываются обширные своды, в результате чего статуты Казимира составили
ядро много более поздних компиляций польских правовых норм. Впитав с себя
все эти нормы, статуты стали основой всего польского права вплоть до эпохи разделов Польши. В центре внимания статутов Казимира, конечно же, были вопросы
суда и нормы правосудия. Наряду с этим статуты определяли многие стороны
взаимоотношений шляхты и короля.
Статуты Казимира отразили процесс централизации польского государства в
XIV в., однако и позднее некоторые польские земли сохраняли существенные
правовые отличия. Существовало так наз. Мазовецкое право и право Ленчицкой
земли.
Для более позднего времени большое значение в качестве источника имеют
статуты, утверждавшиеся вальными сеймами и продолжавшие законотворческую
деятельность Казимира Великого. Среди них следует особо выделить Вартский
статут 1423 г., 30 статей которого развили и отчасти изменили положения казимировских статутов. Фактически ту же роль играли и издававшиеся королем привилеи, когда они касались территории и населения всего государства, например
Кошицкий привилей 1374 г., Нешавские статуты 1454 г., привилей 1550 г.
Особенностью польской правовой и политической истории было и то, что
вплоть до утраты независимой государственности не удалось создать единого
132
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
свода действующих на польской территории правовых норм. Предпринимались
попытки как бы механического объединения распространенных правовых предписаний. Например, в начале XVI в. в так наз. статуте Лаского были объединены все принимавшиеся прежде королевской властью правовые постановления.
Этот шаг был предпринят по инициативе Радомского сейма 1505 г., составителем
выступил коронный канцлер Ян Лаский. Первая часть этого свода включала статуты, привилеи и другие памятники польского права. Утвержденные по представлению Лаского польским королем, эти документы приобрели официальноправительственный характер. Вторая часть свода носила другой характер, складываясь из некоторых памятников немецкого права и одного западноевропейского юридического трактата.
Хотя статуты Лаского не исчерпывали всего польского правового наследия к
началу XVI в., они охватывали все важнейшие установления польского права. В
этом отношении Польша опережала большинство западных стран, тем более, что
попытки кодификации права не остановились на своде 1506 г. Сейм 1520 г. создал
для этого специальную комиссию, которая под руководством того же Яна Лаского
подготовила в 1523 г. обобщающий свод судебно-процессуальных и судебноисполнительных норм, закрепленных к началу XVI в. сложившимися юридическими традициями. Сейм утвердил этот свод, и комиссия приступила к обобщению других разделов польского права, подготовив к 1532 г. т.н. корректуру Ташицкого, значительно расширившую и уточнившую нормы статутов Лаского.
Этот свод был опубликован. Он включал 929 статей, определявших судопроизводство, а также процессуальное, уголовное, имущественное право, юридические
основы семейных отношений, сословные привилегии и пр. Этот свод мог бы стать
эффективным средством упорядочения юридических отношений в Польше. Однако сейм 1534 г. из политических соображений (корректура Ташицкого укрепляла
правовые позиции короля, церкви и магнатов) отказался его утвердить в качестве
обязательного для польских судов и администрации.
Тем не менее попытки кодификации продолжались. В 1553 г. Якуб Пшилуский опубликовал новый проект свода польского права, ориентируясь на древнеримские принципы классификации. В последней трети XVI в. аналогичные попытки предпринимали Ян Гербурт, Станислав Сарницкий, Ян Янушовский. Хотя
в некоторых случаях речь шла о выполнении сеймовых поручений, официальная
кодификация польского права так и не состоялась.
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
133
В XVII в. возникали очередные компендиумы права, дополнявшие издания
XVI в. законами, принятыми в XVII в. Но вопрос об официальном утверждении
систематизированного польского права уже не вставал. В 30-х годах XVIII в.
Юзеф Залуский и Станислав Конарский предприняли издание, получившее в широком обиходе название Волюмина легум. шесть томов этой публикации (расширенные позднее и переизданные в середине XIX в. в Санкт-Петербурге) охватывали все законодательные решения сейма и короля с XIV в. по 1736 г.
Эпоха реформ второй половины XVIII в. принесла еще одну серию попыток
упорядочить, обобщить, закрепить в законодательном порядке юридические основы польской общественной жизни. Работа шла с переменным успехом. Самым
большим ее достижением был свод судебных норм, подготовленный по поручению сейма специальной комиссией во главе с А. Замойским, одним из лидеров
прогрессивно и реформистски настроенной магнатерии. Проект был опубликован
в 1778 г. и вызвал резкое сопротивление консервативных сил. Сейм не только отказался обсуждать предложения Замойского, но и запретил возвращаться к дискуссии по этим вопросам.
Последняя попытка кодификационных работ, предпринятая в годы Четырехлетнего сейма, не была доведена до конца. В какой-то степени ее отражением стали
нормативные юридические акты этих лет (прежде всего Конституция 3 мая 1791 г.) и
времени восстания под руководством Т. Костюшко.
Конституция 3 мая 1791 г. представляла собой беспрецедентный в польской
истории правовой акт. Она определяла правовой статус отдельных групп населения (шляхты, городского населения, крестьянства), структуру основных органов
государственной власти, соотношение полномочий короля и сейма, характер и
принципы деятельности судебной власти, а также структуру вооруженных сил и
статус господствующей католической религии.
Правительство Костюшко издавало универсалы, решения Временного замещающего совета и Высшего национального совета, постановления воеводских
«комиссий порядка», а о своих программных принципах заявило в «акте восстания», который и стал основным законом для Речи Посполитой в этот краткий период борьбы за независимость Польши.
Говоря о памятниках польского законодательства, нельзя забывать, что
жизнь армянских и еврейских общин регулировалась специальными сводами пра-
134
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
ва и суммой королевских привилеев, данных этим общинам. Галицкая Русь до
1434 г. имела собственное (древнерусское в основе) право.
Во второй половине XVIII в. источниковая база польской истории пополняется и такой категорией документов, как уставные акты польских политических
групп (например, группы польских якобинцев), а также общественных организаций, например обществ друзей наук.
Нарративные источники X – XV вв.
Нарративные источники служат как бы визитной карточкой, представляющей национальную историю для последующих поколений. Особенно важны в
этом отношении первые хроники, рассказывающие о возникновении и первых
шагах государственности в истории того или другого народа. Для русских, украинцев и белорусов такой хроникой является «Повесть временных лет», для чехов
– хроника Козьмы Пражского, для поляков – хроника Галла Анонима. Однако все
эти памятники, в том числе и хроника Галла Анонима, возникают обыкновенно
много позже описываемых событий. Так, хроника Галла Анонима возникла в
начале XII в. Предшествующий же период в истории польского общества и государства обеспечен преимущественно иностранными письменными источниками и
таким жанром польских повествовательных текстов, как рочники.
Среди иностранных нарративных источников, рассказывающих о польских
племенах, особенно знамениты следующие: 1. «История готов» Иордана (VI в.),
коснувшаяся и истории западных славян, в том числе древних польских племен.
2. Так называемый «Баварский географ», памятник середины IX в. 3. «Житие
Мефодия» (составлено около 885 г.), которое сообщает о могущественном князе
«на Висле». 4. Описание Центральной Европы английского короля Альфреда Великого (871–899 гг.). 5. Сообщение арабского писателя Аль-Масуди о славянах,
в том числе о польских племенах. 6. Сочинение византийского императора Константина Багрянородного (905–959 гг.) «Об управлении империей». 7. Так называемый «пражский документ» 1086 г., в котором упоминаются силезские племена
славян. 8. Сообщение о Польском государстве князя Мешко Ибрагима ибн Якуба, относящееся к 60-м годам X в. 9. Сочинение Видукинда Корвейского, 70-х
годов X в. Существует и ряд других сочинений иностранного происхождения,
рассказывающих о древнепольских племенах.
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
135
Что касается рочников (кратких погодных записей важнейших событий), то
вопрос о хронологическом первенстве в ряду памятников этого сорта остается
спорным. Можно, однако, считать, что первым рочником, создававшимся на
польской территории, был так называемый Познанский рочник. Его основой послужили записи в пасхальной таблице из немецкого монастыря в городе Фульда,
которые попали в Польшу через Чехию. Около 10 записей были созданы уже позже, в Познани, охватывая период с 965 по 990 гг. В начале XI в. к этим записям
задним числом были добавлены еще несколько, посвященные событиям 981 –
999 гг. Этот первый польский рочник в 1039 г. был увезен в Чехию, однако его
следы счастливым образом сохранились в группе других польских рочников.
Схожей была судьба и второго польского рочника, составленного на основе
пасхалий, привезенных в 1013 г. Рихезой, женой князя Мешко II. Записи были
продолжены членами краковского капитула. Выписки из этого рочника попали и
в следующие по времени аналогичные памятники, в частности в знаменитый
Свентокжижский рочник, составленный около 1120 г. Знаменит же этот рочник
тем, что он был первым польским рочником, сохранившимся в оригинале. Впоследствии число рочников становилось все больше и больше, их взаимосвязи – все
сложнее. Всего сохранилось около 40 польских средневековых рочников, многие из
которых постепенно перерабатывались в хроники. После того, как польская средневековая традиция исчерпала себя в XV в., рочники составлялись в отдельных местностях и были посвящены локальной истории, их источниковое значение невелико.
Хроники, выросшие из рочников и заменившие их, относительно многочисленны.
1. Хроника Галла Анонима – основной источник по истории раннефеодального
Польского государства. Она возникла при дворе польского короля Болеслава Кривоустого (1102–1138 гг.) и представляла собой исторический панегирик в его честь. Автор ее неизвестен, достоверно лишь то, что он был иностранцем и монахом-бенедиктинцем. Он происходил из романского мира, по пути в Польшу посетил
Венгрию. Привычное для историков и читателей имя – Галл Аноним – была дано
польским историком Мартином Кромером в XVI в., назвавшим автора Галлом, чтобы
обозначить его этническое происхождение, устанавливаемое из содержания хроники.
Хроника складывается из трех книг. Первая охватывает период от легендарных
времен до рождения князя Болеслава Кривоустого. Вторая книга рассказывает о детстве и молодости Болеслава, его сопротивлении и соперничестве с братом Збигневом.
136
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
Третья книга описывает правление Болеслава после изгнания Збигнева в 1107 г. и
обрывается на событиях 1113 г. Соответственно последнюю дату можно рассматривать как указание на время создания хроники.
Источниками для Галла Анонима послужили не дошедшие до нас придворная
летописная традиция, сведения, собранные самим автором, некоторые утерянные
позже польские жития и документы. Естественно, наиболее подробно освещены времена Болеслава Кривоустого, при дворе которого служил автор хроники, возможно,
исполняя функции священника и одновременно работая в княжеской канцелярии.
Оригинал хроники не сохранился. Она дошла до нас в трех рукописях, самая
старшая из которых относится к XIV в. Как и все другие памятники этого жанра, хроника Галла Анонима сосредоточена преимущественно на политической истории, и
другие стороны общественной жизни освещены в ней как бы попутно. Однако именно эти «попутные» сведения оказываются иногда важнее, чем канва политической
борьбы в польском государстве.
2. Едва ли не самая знаменитая польская хроника – принадлежит перу Винцента Кадлубека. Ее автор – поляк, выходец из рыцарской семьи, учившийся за границей (в Париже или Болонье), ставший одним из первых поляков – обладателей университетской степени магистра. Винцент Кадлубек был тесно связан с двором польского великого князя Казимира Справедливого (1177–1191 гг.), исполнял здесь канцелярские обязанности. В 1207 г. Винцент Кадлубек стал краковским епископом, а в
1218 г. ушел на покой в монастырь цистенцианцев.
В композиционном отношении «Польская хроника» Кадлубка неоднородна.
Первые три ее книги рассказывают о легендарном прошлом и о польской династии Пястов до 1173 г. Этому рассказу придана форма диалога между краковским
епископом Матвеем и гнезненским архиепископом Иоанном. Четвертая книга
написана в виде прямого непрерывного повествования и имеет много более достоверную фактическую базу. Хроника в целом доведена до 1202 г.
Винцент Кадлубек был в Польше очень популярным автором. Об этом говорят 27 полных списков хроники и 5 фрагментарных. В XV в. она активно изучалась и интерпретировалась в Краковском университете и оставалась до времен
Яна Длугоша каноном исторических знаний о Польше.
Источники сведений у Винцента Кадлубека приблизительно те же, что и у
Галла Анонима. Но метод их обработки во многом различен. Винцент Кадлубек
не только получил образование за границей, но и был по всей видимости чрезвы-
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
137
чайно горд им. Это видно из его стремления всячески продемонстрировать свою
эрудицию и владение хорошим стилем. Литературные достоинства хроники, ее
своеобразие как памятника польской культуры обратно пропорциональны ценности этого текста как источника. Хроника Винцента Кадлубека по праву заслужила
репутацию «книги легенд», свода национальных преданий.
3. Так называемая Великопольская хроника в своей основной части возникла
в конце XIII в. Однако точное время ее создания и личность автора остаются до
сих пор предметом дискуссий. По мнению одних историков, ее написал познанский епископ Богуслав, по взглядам других – кустош Познанской епископской
кафедры Годзислав Башко, с точки зрения третьих, автором выступил Янко из
Чарнкова, хронист конца XIV в.
Во всех девяти списках хроника входит в более обширный свод, в так называемую Великую хронику поляков. Изложение в хронике доведено до 1273 г. До
1202 г. оно опирается на хронику Винцента Кадлубека, но вводит одновременно и
многие элементы великопольской исторической традиции, которые были плохо
известны Кадлубку, ибо он ориентировался в первую очередь на историю малопольских территорий. Повествование, охватывающее период между 1202 и
1273 гг., вполне самостоятельно, что и определяет особую ценность Великопольской хроники.
4. Хроника Янко из Чарнкова занимает важное место среди историографических памятников XIV в. За исключением некоторых фрагментов она охватывает
период от 1370 до 1384 г. Автор хроники, Янко, был сыном войта (королевского
наместника) великопольского города Чарнкова. Не исключено, что он был горожанином по происхождению, учился праву в Италии, позднее занимал церковные
посты в Германской иерархии, затем – в Польше. Здесь он обосновался в 1360 г., а
с 1366 г. занимал высокий пост подканцлера королевства. Янко из Чарнкова был
политическим противником венгерской династии Анжуйских, получивших польский престол после смерти короля Казимира Великого. Поэтому он был обвинен в
различных преступлениях и сослан. Позднее, однако, ему позволили вернуться на
церковную службу в Гнезно, где и была написана хроника. Биография автора объясняет тенденциозность его произведения; Янко был противником короля Людовика Анжуйского, правившего в Польше с 1370 по 1384 г., и поклонником Казимира Великого.
138
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
Четыре названные хроники являются наиболее знаменитыми памятниками
польской летописной традиции до Яна Длугоша, однако их сведения дополняются
рядом других хроник этого периода:
5) хроника Межвы, или Джезвы (конец XIII в.);
6) так называемая «Польско-силезская хроника» (конец XIII в.);
7) хроника конфликта с крестоносцами времен короля Владислава Ягайло
(начало XV в.);
8) «Оливская хроника» (XIV в.);
9) «Хроника польских князей» (силезская хроника конца XIV в.);
10) «Краковская кафедральная хроника» (конец XIV в.).
Большое значение для освещения польской политической истории XI–
XV вв. имеют и иностранные летописные памятники: хроника Титмара Мерзебургского, «Повесть временных лет», хроника Козьмы Пражского, «Славянская
хроника» Гельмольда, польско-венгерская хроника XIII в., галицко-волынские
летописи, хроника Петра из Дуйсбурга, сочинения Виганда из Марбурга.
Неоспоримая вершина польской средневековой летописной традиции – сочинение Яна Длугоша «Анналы, или хроника славного польского королевства»,
чаще известное под названием «История Польши». По своему масштабу это сочинение превосходит все написанные прежде него хроники и не имеет аналогов в
Европе. Автор этого поистине монументального труда, Ян Длугош, родился в
1415 г. в Бжезнице и был сыном польского рыцаря, отличившегося в битве под
Грюнвальдом. В 1428 г. Ян Длугош начал учебу в Краковском университете на
факультете свободных искусств. Однако образование свое он не закончил, а в
1431 г. был направлен на службу в канцелярию краковского епископа Збигнева
Олесницкого. Здесь он проявил большие административные способности, отличался талантами при исполнении дипломатических поручений, составил уникальное описание земельных владений краковской епископии, стал каноником краковского капитула. Личная преданность и тесная связь со Збигневом Олесницким,
одним из лидеров магнатских олигархических группировок в Польше XV в., – едва
ли не решающий фактор в биографии Яна Длугоша и в его позиции как историка
польского государства. По всей видимости, именно Збигнев Олесницкий побудил
Яна Длугоша заняться сбором материалов по польской истории и создать общепольский исторический свод. Во всяком случае, Ян Длугош отнесся очень ответственно к своей задаче. Он использовал для составления «Истории Польши» все
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
139
доступные ему источники как польского, так и иностранного происхождения.
Кроме того, его сочинение впитало в себя и устную традицию, и сведения, которые он получал от окружавших его людей. Несомненно, пригодилось и общение
Яна Длугоша в ходе выполнения разнообразных дипломатических поручений с
иностранными дипломатами. В 60 – 70-е годы XV в. Ян Длугош стал заметной фигурой в польской политической жизни, участником переговоров с крестоносцами,
воспитателем сыновей польского короля Казимира Ягеллончика, кандидатом на
должность краковского архиепископа, от которой он отказался. Умер Ян Длугош в
1480 г.
«История Польши» складывается из 12 книг. Первые 10 открываются подробным географическим описанием, равного которому нет в современных Длугошу исторических и литературных памятниках. Эти 10 книг основаны на разных
источниках, привлеченных Длугошем, что придает его сочинению особую ценность, ибо некоторые доступные ему источники, приведенные в Хронике (в подробном пересказе либо в прямом цитировании), не дошли до позднейших историков. Последние книги, непропорционально большие по сравнению с 10 предыдущими, основаны на личных знаниях Яна Длугоша и доступной ему исторической традиции.
Длугош был плодовитым автором. Помимо упомянутого описания земельных владений краковского диоцеза, он составил «Житие святого Станислава» –
епископа Кракова, жившего в XIII в., а также «Житие», или биографию Збигнева
Олесницкого, «Житие блаженной Кинги». Кроме того он подробно описал используемые в Польше гербы и знамена, добытые в качестве трофеев у крестоносцев под Грюнвальдом в 1410 г.
Творческая манера Яна Длугоша предопределяет степень односторонности
освещения им исторических событий и процессов. Опираясь на доступные источники, Ян Длугош обыкновенно перерабатывал их информацию и расширял их,
стремясь придать повествованию драматический характер. В этом сказывались
его литературные склонности. Некоторые из этих «расширений» превратились, по
существу, в интерпретации и дополнения, которые ставят под сомнение само фактическое ядро того или иного фрагмента «Хроники». Особенно большое недоверие должны вызывать мотивации поступков, предполагаемые Яном Длугошем, а
также попытки автора установить причинно-следственные связи, также нередко
встречающиеся в его сочинении. Несомненна и политическая тенденциозность
140
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
автора. Здесь он полностью разделяет линию Збигнева Олесницкого и рассматривает события польской истории с точки зрения политических и институциональных интересов католической церкви. Нет области польской истории, которая не
отразилась бы в той или иной степени в сочинениях Яна Длугоша. Особенно ценны собранные им сведения о польской истории с 1384 до 1480 г., то есть за целое
и очень значительное столетие, полное драматических событий и коллизий, современником которых он был. Освещение истории до 1384 г. не имеет такой исключительной ценности и потому, что источниками этой части его труда Яну
Длугошу послужили уже известные нам польские средневековые хроники.
Ян Длугош замыкает средневековье в польской историографии. Историки,
писавшие историю польского средневековья после Длугоша, смотрели на нее через призму «Истории Польши», пересказывая, сокращая, видоизменяя содержавшиеся в ней сведения. Так обстояло дело вплоть до Адама Нарушевича, то есть до
создания в конце XVIII в. первых произведений научно-критической историографии. Ян Длугош не только завершает, но и исчерпывает традицию средневекового
летописания. Для изучения истории XVI–XVIII вв. хроники имеют скорее периферийное значение, поскольку общее количество исторических источников, в
первую очередь актового материала, стало чрезвычайно велико.
Наряду с хроникой важное значение для историка-медиевиста имеют жития
и другие памятники средневековой литературы. Однако эти источники требуют
еще большей осторожности при обращении с ними, более тонкого и осторожного
подхода, чем хроники или рочники.
В агиографических памятниках можно различить три их основные разновидности: мартирологи, жития и «чудеса». Мартирологи не получили широкого
распространения в Польше, но житийная традиция польской средневековой литературы довольно богата. Она представлена тремя житиями св. Войцеха, житием
пяти братьев-отшельников, тремя житиями Оттона Бамбергского, двумя житиями
краковского епископа Станислава, житиями Ядвиги, Анны, Саломеи, Яцека и рядом других. Вторая половина XVI и XVII в. принесли новый взлет в истории
складывания агиографического комплекса литературных источников, порожденный развертыванием контрреформации и католической реформы в польских землях. Если для истории X – XV вв. мы используем жития не только как памятники
религиозной культуры, но и как источники сведений о политической, иногда социальной и экономической истории, то жития XVI – XVIII вв. интересны прежде
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
141
всего своей религиозно-культурной функцией. Среди них особенно известны
«Жития святых», составленные Петром Скаргой, знаменитым польским иезуитом, которые приобрели огромную популярность в эпоху Контрреформации и
Барокко не только в Польше, но и в других странах, и книга Флориана Ярошевича «Польша – мать святых, или жития святых и благославленных поляков и
полек» (1766 г.).
Наряду с рочниками, хрониками и житиями в средневековой письменности
получили распространение так наз. каталоги, или же генеалогии – произведения,
представляющие собой список предков или же предшественников на данной государственной или церковной должности, составленные в хронологическом порядке и содержащие более или менее подробную информацию о деятельности каждого из упомянутых лиц. Число таких памятников весьма велико. Польша их насчитывает около 180. Каждая династия, каждый древний или богатый шляхетский
род, епископство имели свои каталоги, иногда несколько каталогов, и в Польше
этот жанр благодаря победе Контрреформации сохранял свое значение вплоть до
конца XVIII в. Однако наиболее заметен их удельный вес в средневековых источниках, прежде всего в период феодальной раздробленности, когда возникают
многочисленные каталоги местных правителей и епископов. В XV в. появляются,
наряду с новой волной церковных генеалогий, разветвленные генеалогии можновладских родов.
Среди прочих средневековых литературных источников заслуживают внимания также богослужебные тексты, которые могут быть использованы для характеристики истории польской средневековой религиозной культуры, а иногда и
для освещения иных сюжетов и сторон истории общественной мысли того времени; в качестве примера назовем цикл религиозных гимнов в честь краковского
епископа Станислава, созданных в XIII в. на основе фрагментов его «Жития».
Мистерии, т.е. представления на библейские темы, дававшиеся в церкви по
случаю больших религиозных праздников (например, Пасхальная игра XIII в.),
стали важным памятником религиозной культуры позднего средневековья и периода Контрреформации.
Рядом с этими памятниками стоят памятники апокрифической письменности. Апокрифы, представляющие нам неканонический образ Христа и христианства, являются важными источниками для характеристики сознания рядовых верующих, ибо именно среди них они имели хождение.
142
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
Средневековые письма по своему характеру мало чем отличаются от литературных произведений, настолько незаурядным событием было в то время составление письма другому человеку. Характернейший пример – письмо княгини
Матильды к князю Мешко II, написанное в 1030-х годах, в котором она восхваляет добродетель, ученость, справедливость и благочестие польского правителя.
Памятники светской литературы чрезвычайно редки для X–XV вв. В качестве исторического источника среди них заслуживает внимания так называемая
«Кармен Маури» – литературно-эпическое произведение, описывающее подвиги
Петра Властовица, палатина польского короля Болеслава Кривоустого. Правда,
рядом с писаной литературой стоит фольклор. Однако использование фольклора в
качестве исторического источника – сложная и специфическая проблема научной
историографии.
Нарративные источники XVI – XVIII вв.
Нарративные источники этого периода изобильны. Однако их значение не
так велико, как при изучении предшествующего периода, так как они соседствуют
с не менее обильными актовыми источниками. Тем не менее для некоторых аспектов истории они имеют громадное значение, например для истории культуры,
ментальности, идеологий, политической борьбы. В массе этих источников можно
выделить следующие рубрики: историографические сочинения; географические
описания Польши, к которым примыкают картографические источники; так называемые диариуши, а также дневники, мемуары, автобиографии, публицистика и
агитационные сочинения; памятники религиозной проповеди; научные и околонаучные трактаты (по праву, философии, теологии, естественным и точным
наукам, медицине, астрологии, алхимии); каталоги библиотек; трактаты по сельскому хозяйству и техническая литература; учебники и энциклопедии; зарождающаяся в XVII в. и расцветающая во второй половине XVIII в. пресса; богатая
корреспонденция этой эпохи; наконец, собственно литературные памятники самых разнообразных жанров.
Выделим наиболее известные памятники из отдельных групп, помня о том,
что они представляют лишь незначительную часть общей массы однородных по
типу источников.
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
143
Среди исторических сочинений XVI–XVIII вв. к числу самых заметных относятся «Хроника поляков» Матвея Меховского, изданная в 1519 г. и продолжающая изложение истории Польши вслед за Длугошем до 1506 г.; сочинения Мартина Кромера, варминьского епископа, «Польша» и «О происхождении и деяниях
поляков», созданные в середине XVI в.; «Хроника всего мира», написанная Мартином Бельским и представляющая собой попытку охватить историю всех известных к тому времени стран; «Хроника польская, литовская, жмудская и всей
Руси», принадлежавшая перу Матвея Стрыйковского, особенно интересная тем,
что она представляет польскую историю в ее непосредственном сцеплении и переплетении с историей соседних восточноевропейских народов. Все эти памятники отражают культурный подъем Польши в XVI в., в эпоху Возрождения.
Среди историографических сочинений XVII в. выделим «Хронику правления
польского короля Сигизмунда III», созданную П. Пясецким, объемное сочинение
литовского магната Альбрыхта Станислава Радзивилла под названием «Дневники», хотя по сути это хроника жизни Речи Посполитой в первой половине
XVII в.
Вторая половина XVII в. – первая половина XVIII в. - время упадка польской
культуры, что сказалось и в оскудении историографической традиции, в рамках
которой в это время появлялось мало достойных внимания историков произведений.
Во второй половине XVIII в. хроникальные памятники как жанр теряют свое
значение в связи с приходом эпохи Просвещения и зарождением научной историографии.
Среди самых известных географических описаний Польши можно назвать
описания Шимона Старовольского и А. Гванини. К ним примыкают и карты
Польши, созданные в XVI–XVII вв., среди которых некоторые приобрели особенную известность: карта Бернарда Ваповского 1526 г., карта В. Гродецкого, приложенная к сочинению М. Кромера о Польше, и особенно карта Польши и всей
Украины, составленная французским инженером и географом Бопланом в середине XVII в. В XVIII в. круг картографических источников стал еще шире.
Наряду с большим количеством историографических сочинений эпоха Ренессанса и Барокко в Польше принесла и ряд значительных биографических
произведений. Они написаны в основном под влиянием античных и западноевропейских ренессансных образцов. Наиболее характерным является сочинение
144
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
Филиппа Каллимаха «О жизни и нравах Григория из Санока, архиепископа
львовского» (1476). Его же перу принадлежит, по всей видимости, и биография
Яна Длугоша, написанная до 1478 г. Этот жанр был развит писателями эпохи
Контрреформации, среди произведений которых отметим «Житие Станислава
Гозия» (1587) Станислава Решки. В XVII–XVIII вв., в эпоху Барокко, биография
как таковая превращается или в панегирик, или в похоронную речь, которые в
изобилии возникают в польской письменности во второй половине XVII – первой
половине XVIII в. Несмотря на неоригинальность каждого отдельного такого памятника, вместе взятые они могут послужить интереснейшим просопографическим источником. Отметим также, что автобиография, которая, казалось бы,
должна соседствовать с биографией, почти не получила развития в польской
письменности. В какой-то степени исключением являются «Жизнь и дела Николая
Рея из Нагловиц», написанные знаменитым польским поэтом XVI в. около 1567 г.
XVI – XVIII вв. оставили огромное число дневников, мемуаров, автобиографических записок, сочинений, отражавших участие автора в том или ином важном политическом событии. Среди этих памятников особенно интересны диариуш Люблинского сейма 1569 г., ряд дневников, связанных с интервенцией в России в начале XVII в., записки иезуита Я. Велевицкого конца XVI – первых десятилетий XVII в., отражающие историю Контрреформации в Малой Польше, записки гетмана Станислава Жолкевского, повествующие о войне Польши с Русским государством, и дневники канцлера Ежи Оссолиньского. Середина и вторая
половина XVII в. изобилуют большим числом дневников и автобиографических
записок представителей рядовой польской шляхты, среди которых наибольшую
известность приобрели записки Яна Хризостома Пасека, написанные с большим
литературным талантом и являющие собой типичную картину обычаев, образа
мыслей и жизни польской шляхты XVII в. В начале XVIII в. сходную картину для
своего времени воспроизвел Эразм Отвиновский. Середина XVIII в. отражена в
записках Е. Китовича, сельского священника, запечатлевшего в своем взгляде из
провинциальной глубинки процесс постепенного разложения старошляхетской
культуры и появления ростков новых отношений.
Наряду с дневниками в собственном смысле слова следует выделить несколько других разновидностей близкого жанра. Это раптулярии, складывавшиеся из коротких записей, посвященных тем или иным событиям в семье (рождение
детей, свадьбы, смерти) и в меньшей степени – в общественной жизни. Пример
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
145
такого рода раптулярия – записки Теофилии Собеской, матери польского короля
Яна Собеского. Иной характер носят «silva rerum» – компендиумы материалов,
освещающие жизнь и общественную роль той или другой семьи или рода. В них
попадали и донесения о работе сейма, и копии писем, и постановления и инструкции сеймиков, и диариуши вальных сеймов, и генеалогические заметки. Однако
все это было в известной степени упорядочено и собиралось на протяжении многих десятилетий. Известный памятник такого рода – это книга семьи Михаловских, состоящая из 7 объемистых фолиантов, частично опубликованных к настоящему времени, а также компендиумы Франтишка Медекши, семьи Опалиньских и др. Последние десятилетия существования Речи Посполитой отражены в
сочинениях многих деятелей того времени. Здесь стоит упомянуть записи самого
короля Станислава-Августа Понятовского.
Диариуши и серии связанных друг с другом донесений о событиях общественной жизни составляют еще одну разновидность памятников мемуарнодневникового характера. Диариуши содержат сообщения о последовательности
важных событий, группирующихся вокруг какой-либо единой центральной проблемы, например сессии польского сейма или деятельности шляхетской конфедерации. Некоторые диариуши могут носить нерегулярный характер, фиксируя
только то, что автору казалось особенно важным. Серия донесений, дающая в
хронологическом порядке описание тех или других событий, служила как бы
предвосхищением современной газеты. Такого рода памятники создавали или
дипломаты, или политические и военные деятели, или участники событий. Примером могут послужить письма Яна Петровского, объединяемые в «Дневник похода Стефана Батория», донесения Яна Кочановского «Письма времен Яна III и
Августа II», Казимира Сарнецкого «Донесения 1691– 1696 гг.».
Среди нарративных памятников XVI–XVIII вв. следует выделить описания
путешествий. Для истории Польши интереснее записки иностранцев, посетивших страну. Однако и путешествия поляков за границу – важнейший источник по
истории культуры и по проблеме, сравнительно недавно получившей признание
историков, а именно – по истории представлений народов друг о друге и стереотипов, складывающихся в процессе их общения и в значительной степени влияющих на культуру и общественную жизнь. Одной из самых ранних разновидностей этого источника были описания путешествий в Святую землю, среди которых были и польские: Ансельма Поляка 1512 г., Яна Горыньского (около
146
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
1570 г.) и особенно Николая-Кшиштофа Радзивилла (1595 г.). Любовь к путешествиям в XVI–XVII вв. подарила историкам много ярких памятников. Например, анонимный «Диариуш путешествия в Италию, Испанию и Португалию»
1595 г., путевые записки Станислава Решки (1583–1589), Якуба Собеского
(начало XVII в.), Теодора Билевича (1677–1678).
Режим «шляхетской демократии» в XVI–XVIII вв. способствовал бурному
росту публицистики и агитационной литературы. Два периода отличались особенно большим числом публицистических произведений – середина и вторая половина XVI в., время ожесточенной борьбы вокруг проектов политических, религиозных и социальных реформ, а также середина и вторая половина XVIII в., когда перед Речью Посполитой снова встал вопрос о необходимости коренных преобразований. Среди авторов XVI в. выделим Анджея Фрича Моджевского,
предложившего кардинально изменить основы политического, государственного,
общественного строя Польши (особен-но ясно эти идеи прослеживаются в его
книге «Об исправлении Речи Посполитой»), а также запоминающиеся работы
Станислава Ожеховского – публициста совершенно иной, по сравнению с Анджеем Фричем Моджевским, ориентации, но не менее яркого таланта. Станислав
Ожеховский в многочисленных произведениях, в частности в книге «Квинкункс»
(«Quincunx, то есть Образец Короны Польской, в пирамиде воплощенный»), явил
блестящий пример апологетики золотых вольностей времен шляхетской республики в Польше, проповедуя необходимость соединения «шляхетского народоправства» с торжеством католицизма и изгнанием любых ересей из Польского
государства. Знаменитыми публицистами середины – второй половины XVIII в.
были Шимон Конарский и Гуго Коллонтай, предводитель польских якобинцев.
XVI и XVII вв. были временем религиозных потрясений и конфликтов, что
вызвало к жизни богатую полемическую и проповедническую литературу. Блестящие памятники религиозной пропаганды были созданы как протестантами, так
и католиками. Среди последних – образцом публицистической силы были работы
идеолога польской Контрреформации Петра Скарги, чьи «Сеймовые проповеди»
стали ярким памятником польской литературы и квинтэссенцией идеологии польской Контрреформации.
Что касается разнообразнейших жанров польской литературы и ученых
трактатов, то было бы невозможно в двух-трех строках дать представление о ее
характере и источниковом значении. Отметим только, что решения философских
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
147
и правовых вопросов нужно искать не только в юридических и философских
трактатах, но и в памятниках теологического характера. А взгляд общества на
естественные и точные науки реконструируется в огромной степени по сочинениям, посвященным астрологии и алхимии.
Легко предположить, что в Польше были особенно распространены трактаты,
посвященные организации фольварка и помещичьего хозяйства в целом, среди которых особенно известны книги Ансельма Гостомского «Хозяйство» (1578), Эразма
Гличнера и К.М. Дорогостайского «Порядок, которого должна придерживаться
моя супруга и состоящая при ней прислуга» (1615). В XVII–XVIII вв. многочисленными становятся инструкции владельцев больших латифундий, даваемые управителям
отдельных имений.
Педагогические трактаты сходной практической ориентации позволяют
зафиксировать перемены в представлениях общества о воспитании, о семейной
жизни, о детстве. Ряд таких сочинений открывает книга Иеронима Балиньского
«О воспитании благородных юношей» (1598). К ней примыкают наставления о
правилах хорошего тона, о поведении за столом и в обществе. Отметим также, что
в Польше до середины XVIII в. сохраняли значение средневековые по типу трактаты энциклопедического характера, например, книга Бенедикта Хмелевского
«Новые Афины, или Академия, полная всяческой премудрости» (1745), которая
давала польскому шляхтичу представление о всех необходимых, как считалось, отраслях современного знания.
Корреспонденция – богатый и разнообразный источник по истории XVI –
XVIII вв., в некоторой степени - и предшествующего периода. Наряду с перепиской делового и политического характера тут можно выделить и собственно
эпистолографию как особый жанр, возникший в эпоху Возрождения под влиянием античных примеров. Создателями обширного эпистолярного наследия были
Ян Дантышек, Мартин Кромер, Николай Зебжидовский, Станислав Ожеховский,
Станислав Гозий, оставивший около 10 тыс. писем. Однако со временем, по мере
огрубления польского языка, эпистолография становится все более и более бесцветной. Корреспонденция же в целом сохраняет, безусловно, свое большое значение как
исторический источник.
Уже в XVI в. предпринимались первые попытки издавать периодику. В
частности, во времена короля Стефана Батория появились «новины» – летучие
издания, извещавшие о победах над противником в Ливонской войне. В 1661 г.
148
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
была предпринята попытка издавать первый журнал под названием «Меркурий».
Однако подобные попытки были спорадическими и заканчивались неудачно.
Только в середине XVIII в. наметился перелом в истории польской прессы. Именно тогда стали регулярно публиковаться журналы, посвященные экономическим
проблемам и научным новостям, и первые периодические издания газетного типа:
«Польский патриот», «Монитор» и другие. Однако вплоть до XIX в. польская
пресса, хотя уже и существовала, но еще не играла самостоятельной роли как исторический источник.
«Допрос» источника
Тот список вопросов, с которым мы можем обратиться к источникам, следует разбить на четыре основных подразделения. Первое касается экономической
жизни общества. Здесь нас будет интересовать состояние и эволюция сельского
хозяйства, промышленности (ремесла), торговли. Второе подразделение – социальное развитие общества. Рассмотрение источников в этой перспективе логично
начать с обращения к демографическим характеристикам. За ними следуют вопросы, касающиеся основных ячеек и уровней социальной структуры общества, –
от семьи до класса. Разнообразные отношения и связи, возникающие между социальными группами, от элементарных форм взаимодействия индивида и группы до
отношений между классами и социальной борьбы, составили бы еще одну группу
вопросов в этой части нашей «анкеты». В третий разряд вопросов можно отнести
пункты, отражающие политические структуры данного общества, внешнюю и
внутреннюю политику государства. Наконец, четвертое подразделение охватывает огромный спектр вопросов истории культуры. Речь идет не только о развитии
науки, искусства, литературы, общественной мысли, но и о сложившейся в обществе системе воспитания, просвещения, образования, а также о тех или иных аспектах материальной культуры и быта. Разумеется, этот перечень вопросов составляет вовсе не модель, а только схему, которая помогает нам упорядочить
имеющуюся в источниках информацию.
Какие же традиционные и нетрадиционные вопросы мы можем поставить
перед документальными и нарративными источниками по истории Польши X–
XVIII вв. во всей их совокупности?
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
149
Сведения о состоянии и эволюции сельского хозяйства можно получить
прежде всего из описаний земельных владений и других документов вотчиннопоместного управления. Существенную помощь окажут в этом случае и финансовые документы из государственных и частных архивов, например росписи тех или
иных поземельных поборов. Если же мы захотим поставить вопрос о причинах
тех или иных сдвигов в состоянии сельского хозяйства и о воздействии на него
других факторов общественной жизни, то непременно обратимся как к постановлениям сословно-представительных центральных и местных учреждений, так и к
документам королевской и местных канцелярий, ибо именно они сохраняли документы, отражавшие политику землевладельцев и государственных структур в
деревне. Приведем такой пример. Подъем сельского хозяйства в Польше XIII–
XV вв. необъясним вне рассмотрения политики колонизации на немецком праве.
Эта колонизация всячески стимулировалась королевской властью в XIV в. Поэтому локационные грамоты, выдававшиеся королевской канцелярией Казимира Великого, помогают нам составить ясную картину причин и хода освоения новых
земель и реструктуризации старых феодальных вотчин. Документы городского
управления позволяют при этом увидеть, как взаимодействовали сельский и городской секторы хозяйств, насколько горожане продолжали оставаться сельскохозяйственными производителями и насколько крестьяне в их производственной
деятельности втягивались в орбиту городских товарно-денежных отношений.
Другой пример. Одна из нерешенных проблем польской аграрной истории
XIV–XV вв. – причины возникновения огромного количества пустошей в польской деревне. Масштабы этого явления помогают установить церковные визитации, озабоченность государства этой проблемой видна из королевских грамот,
некоторые же частные акты, в которых речь идет о «пустующих» землях, засеянных пшеницей или льном, помогает догадаться, что вовсе не все пустоши были
таковыми на самом деле.
Еще одна важнейшая проблема истории польской деревни – возникновение,
развитие и воздействие на польскую экономику барщинно-фольварочной системы
в XVI–XVIII вв. Источники кадастрового и налогового типа позволяют нам обрисовать процесс складывания фольварков, магнатских латифундий, их распространения по территории Речи Посполитой. Если мы хотим выяснить вопрос об экономическом эффекте аграрной перестройки в Польше XV–XVI вв., то следует обратиться и к городским документам, прежде всего к сведениям о торговле хлебом
150
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
и другими сельскохозяйственными товарами в Гданьске, которые позволяют проследить динамику вывоза сельскохозяйственной продукции из Польши и определить степень обогащения польского шляхетства. Однако еще важнее вопрос, действительно ли шляхетско-магнатский фольварк был причиной упадка экономики
Речи Посполитой в XVII–XVIII вв.? Тут нам на помощь приходят и хозяйственные документы громадных магнатских латифундий, и документы налогообложения. Первые показывают, что магнатская латифундия оказалась во второй половине XVII–XVIII вв. не только фактором экономического упадка, но и носителем
новых социально-экономических отношений в польской деревне, которые имели
много общих черт с крупными квазикапиталистическими сельскохозяйственными
предприятиями. Вторая группа документов позволяет поставить вопрос: внутренняя эволюция фольварка или военные разорения, причиненные временем «потопа» и «руины», а позднее Северной войной стали истоком кризиса конца XVII –
первой половины XVIII в. Наконец, обращаясь к шляхетским инвентарям XVI–
XVII вв., мы можем испытать некоторый шок, сопоставляя стереотипные представления о губительном воздействии фольварка на крестьянское хозяйство и о
богатстве самих шляхетских владений с реальной картиной, запечатленной в этих
актах. Тут мы обнаруживаем, с одной стороны, крестьян, у которых в хозяйстве
имеется по 5-6 коров и которые при этом не являются исключением на фоне
обедневших соседей; с другой стороны, шляхетские фольварки, крытые соломенными крышами, огороженные хворостяными плетнями, состоявшие из небольшого зернового клина, огорода, засаженного капустой и морковью и двух-трех темных помещений с земляными полами, в которых хранится отнюдь не сказочное
богатство местного землевладельца. Конечно, не стоит доверять таким «зрительным» впечатлениям. И особенность актовой источниковой базы по истории польского сельского хозяйства позволяет историку перепроверять частные наблюдения, ибо число актов достаточно велико, чтобы их данные были обобщены статистически.
Обращаясь к проблемам развития ремесла и промышленности, мы используем, конечно, в первую очередь документы городского происхождения. Однако без
документов королевской канцелярии мы не можем восстановить масштабы и характер городской колонизации XII –XVI вв.; без документов сеймов XVI–
XVIII вв. мы не поймем причины упадка городской жизни и характер участия
шляхты в развитии торговли и промышленности. Они демонстрируют нам все
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
151
негативные последствия монополии на цены и некоторые виды торговли и государственного регулирования экономики в шляхетской Польше. В то же время
нельзя забывать, что ремесло развивалось не только в городе, но и в деревне, особенно в крупных магнатских латифундиях XVII–XVIII вв., которые включали в
себя едва ли не целые ремесленные слободы, а шляхта играла в торговле роль не
менее важную, чем купечество. Соответственно документы вотчинного происхождения дают представление о первых шагах польской мануфактурной промышленности в XVIII в.
Изучая польскую феодальную экономику, нельзя забывать, что экономическая история – это не самодвижение производительных сил, а история развертывания и изменения форм хозяйственной деятельности людей. Если мы взглянем
именно с этой точки зрения на экономические процессы, то станет ясно, что и
нарративные источники необходимы при изучении истории сельского хозяйства,
ремесла, торговли. (Не говоря уже о том, что на ранних этапах истории мы не
располагаем достаточным количеством актов, чтобы восстановить адекватную
картину экономической жизни польского общества.) Нарративные источники обладают и тем достоинством, что они дают целостное и «очеловеченное» представление о характере экономического развития, то есть то, что раздроблено на мелкие и мельчайшие детали в документальных текстах. Так, записи арабских путешественников рисуют картину цветущего состояния польских городов раннего
средневековья, что, однако, нуждается в скептической проверке, так как очень
плохо согласуется в другими данными. Записки путешественников XVI в. ясно
свидетельствуют о подъеме как сельского хозяйства, так и городских экономических центров, а реляции XVII или середины XVIII вв. лучше, чем любые другие
источники, дают понять, насколько катастрофическим был экономический упадок
Речи Посполитой в эту эпоху. Чтобы понять побудительные мотивы, подвигавшие
польского шляхтича к созданию фольварка, мы вряд ли пройдем мимо упоминаний об изменении стандарта потребления в нарративных источниках, например у
Мартина Кромера. Ведь именно меняющиеся потребности составляют главнейшую пружину подъема производства. Если мы заинтересуемся представлениями
самого польского шляхтича об его экономической деятельности, обратимся к хозяйственным инструкциям или к трактату Ансельма Гостомского «Хозяйство»,
который удивительно ярко и порой неожиданно рисует накопительскопредпринимательские наклонности польского шляхтича второй половины XVI в.
152
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
Из каких источников, как и какую информацию получаем мы о социальной
жизни польского общества X–XVIII вв.? Для раннего периода исследователь не
располагает надежными источниками, которые позволили бы создать полную и
адекватную картину демографического развития общества. Только более или менее систематические податные реестры XVII–XVIII вв. позволяют ставить вопрос
о плотности населения, его миграциях, масштабах колонизации восточных земель
Речи Посполитой, демографических потерях второй половины XVI – начала
XVIII вв. Однако и для средневековья – при помощи актовых источников, а также
хроник и памятников законодательства – можно составить представление о структуре
семьи, приблизительном количестве детей, отношениях между супругами, среднем
возрасте заключения брака, уровне смертности. Положение историка становится легче, когда он переходит к характеристике более крупных социальных групп: общины,
шляхетского рода, городской коммуны, сословий и внутрисословных слоев. Нет такого источника, который не дал бы той или другой информации по этим вопросам.
Памятники законодательства, особенно Польская правда, дают нам возможность заглянуть внутрь крестьянской общины, рассмотреть ее отношения с феодальными землевладельцами, проникнуть в сложный комплекс ее социальных
связей. И в этом случае возникают вопросы как традиционные, так и нетрадиционные. Под нетрадиционными вопросами следует понимать, например, проблему
соотношения формально-юридических и реально-жизненных отношений в той
или другой социальной среде. С этой точки зрения описание ритуалов общения,
например ритуалов пиров в средневековых польских хрониках, для нас не менее
важно, чем тексты привилеев, выданных польской шляхте, ибо именно пиры и
некоторые другие ритуалы средневекового общества закрепляли личные, неформальные и невещные отношения между отдельными социальными группами. К
примеру, пенегтрик рыцарским достоинствам того или другого воина, дает нам
понять, на чем основывалась иерархия внутри рыцарской среды. Вскользь оброненное упоминание, что некий могущественный можновладелец имел большое
число коней в табунах, позволяет догадаться, что в раннее средневековье не
столько земля, сколько скот и лошади были мерой богатства в глазах знати. Крестьянские жалобы в суде, как и вообще документы судебных разбирательств, позволяют не только выявить возникавшие между сословиями и внутри сословий
социальные противоречия, но и характер социального самосознания и правосознания тех или других слоев.
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
153
Задавшись целью создать социальную историю польской шляхты, мы вряд
ли пройдем мимо такого уникального памятника, как так называемая «Книга хамов». Она была написана польским шляхтичем Валерианом Некандой Трепкой
в 1624 – 1640 гг. и именовалась первоначально «Книга плебейского рода». Новое
название это сочинение получило из-за того, что в нем содержатся сведения о нескольких тысячах шляхтичей и шляхетских династиях, которые (по сведениям
Трепки) ведут свою родословную не от наследственного рыцарства, а от мещан,
крестьян и других «хамов», живших во второй половине XVI – начале XVII в. Источником информации для автора этого произведения послужили устные сообщения, судебные книги, гербовники, некоторые хроники. В значительной степени
это были непроверенные слухи, сплетни, клеветнические вымыслы. Поэтому достоверным генеалогическим источником «Книга хамов» служить не может, однако она сохраняет большое значение как ценнейший источник по истории социальной структуры, ментальности, обычаев польской шляхты, поскольку отражает
такое существеннейшее явление польского общества, как массовая узурпация
шляхетства в XVI–XVII вв. По утверждению Валериана Неканда Трепке, среди
польских шляхтичей начала XVII в. встречается множество людей, чьи потомки
еще в прошлом поколении были или мещанами, или крестьянами, или сельскими
ремесленниками, или мелкими служащими в судах. Среди них – дети портных и
солеваров, писарей и кузнецов, дровосеков и алхимиков. Способы, которыми эти
люди добывали себе шляхетство, рисуют нам внутренние механизмы функционирования шляхетского суда того времени, ибо самым надежным способом незаконного приобретения шляхетства было устройство процесса, в котором подкупленные плебеем свидетели из числа шляхты давали показания о «прирожденном
шляхетстве» заведомого парвеню.
Важнен вопрос о том, как охарактеризовать состояние польского духовенства в эпоху Контрреформации, после принятия решений Тридентского собора.
Ответить на него, в частности, позволяют «книги экзаменов» конца XVI в., когда
польская церковь стремилась поставить под строгий контроль образовательный и
моральный уровень духовенства. Для этого специальные представители епископов проводили собеседования с кандидатами в священники, результаты которых
коротко фиксировались в «книгах экзаменов». В результате эти книги позволяют
судить о количестве духовенства, не имеющего приходов, о степени подготовлен-
154
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
ности клира к исполнению пастырских обязанностей, о социальной рекрутации
духовенства.
Другой важнейший вопрос социальной истории – проблема социальной мобильности и проницаемости социальных перегородок. Как ее решить? Для этого
нужно использовать, во-первых, книги записей в городское право, которые отмечают социальную принадлежность вновь прибывших горожан и их статус в новой
городской общности; во-вторых, акты нобилитации или же судебные акты,
ставящие под сомнение принадлежность того или иного лица к шляхетскому сословию; наконец, записки и сообщения современников, хотя они чаще всего не
дают никаких количественных показателей (книга В. Неканды Трепки составляет
в этом отношении исключение). Внутрисословные деления и внутрисословную
мобильность охарактеризовать еще сложнее, поскольку они нигде не отражаются
напрямую, формальным образом. Однако фиксируемая актами практика реальных
отношений между магнатами и шляхтичами позволяет ясно видеть их социальную разделенность.
Как можно использовать книги приема в городское право? Внешне их информационный потенциал кажется ограниченным. Однако как показывают исследования (например, С. Гершевского), они могут дать материал для изучения не
только социальной структуры городского населения, но и экономического развития городов, показывая, например, профессиональную специализацию горожан,
очерчивая сферу экономического и социального влияния данного города. Но в
наибольшей степени они характеризуют социальную мобильность, причины миграции населения (экономические, политические или религиозные), степень ее
добровольности или вынужденности. В некоторых случаях эти книги дают возможность анализировать национально-этнические и религиозные отношения в
городской среде. В эпоху разложения феодальных структур они ясно отражают
распространение прав городского гражданства на большое число переселившихся
в город крестьян, все большее смешение горожан и шляхты. Однако, если задаться целью установить на основе книг приема в городское право численность населения городов, то можем легко ошибиться, ибо города всегда включали большое
число лиц, не обладавших полноправным статусом и потому не зарегистрированных в этих книгах. Например, городские книги Кракова говорят о постоянном
сокращении числа горожан в XV – XVI вв., в то время как из других источников
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
155
мы достоверно знаем, что в XVI в. численность краковян постоянно росла прежде
всего за счет населения предместий.
Церковные документы метрического характера и акты позволяют ставить
вопрос об отношениях между сословиями в польской деревне, ибо они выявляют,
что польский шляхтич не считал зазорным быть крестным отцом в крестьянской
семье или пригласить в качестве свидетеля на свадьбу зажиточного крестьянина.
Неотъемлемая черта всякой социальной группы средневекового общества и
даже общества нового времени – его религиозность. Как ее охарактеризовать? На
основе завещаний, религиозной поэзии, проповедей, которые, будучи обращены к
верующим, не только навязывали им определенные религиозные представления,
но и отражали их; наблюдений путешественников над поведением людей в церкви и, конечно, на основе переписки и собственно религиозных сочинений. Протоколы же протестантских общин позволяют увидеть религиозные искания польского общества XVI – XVII вв., зафиксировать трансформацию господствующего
типа религиозных представлений и религиозности как психологической реальности.
Обращаясь к социальной структуре, нельзя забывать и о мелких категориях
населения, которые стоят как бы вне сословий или между ними. Например, особый слой общества составляли артисты, врачи, художники, которые не вписывались в существующие ячейки. О них мы узнаем из редких сеймовых постановлений, нарративных источников, их собственных сочинений. Из каких источников
узнать, например, о королевских секретарях XVI–XVII вв.? Ведь это была небольшая численно, но очень влиятельная в политической и культурной жизни
группа. Ее характеристика, как и характеристика канцелярских сотрудников и
судебных чиновников раннего нового времени, позволяет показать возникающую
бюрократию как особый социальный слой. Естественно, в этом случае в нашем
распоряжении не окажется единого комплекса источников. Следует обратиться к
собираемым по крупицам сведениям о биографиях королевских секретарей, канцеляристов, подсудков, судебных писарей, и актам, в которых они фигурируют
действующими лицами, и распоряжениям, их касающимся, а также их собственным запискам и сочинениям.
Политическая история – едва ли не самая традиционная отрасль исторических исследований. Однако и здесь современные потребности исторического знания заставляют ставить вопросы, которые прежде казались даже неуместными.
156
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
Это вопросы, продиктованные проекцией исторической антропологии на политическое развитие общества и требованием многогранности и системности в изображении исторического процесса. Первое означает, что в источниках мы стремимся найти не только сведения о результатах политической деятельности правителей или общественных сил, но и ответ на вопрос о побудительных мотивах, об
установках политической деятельности, об особенностях мировоззрения и менталитета, предопределявших характер политической жизни общества. Второе требует видеть не только воздействие экономики на политику, политики – на социальную структуру, но и зависимость политического развития от господствующих
в обществе представлений и ценностей, то есть от культуры, или устанавливать
связь между политической деятельностью и психологическими характеристиками
индивида в разные эпохи истории. В источниках мы ищем в этом случае не только ответ на вопрос, какую политику, например, Владислав IV проводил в отношении Турции и России, но и на вопрос о том, какое воздействие на его политику
оказывали представления об идеальном христианском правителе, о воинской доблести как необходимом достоинстве каждого монарха, о турках не только как о
политических противниках Речи Посполитой, но и врагах всего христианского
мира. Внешнеполитической и внутриполитической ориентации отца Владислава –
Сигизмунда III Вазы – вряд ли можно дать всестороннюю характеристику, не
приняв во внимание его религиозных убеждений, его твердой уверенности в
необходимости обеспечить торжество католицизма. Польскую же интервенцию в
России, выпавшую также на правление Сигизмунда III, можно понять, только рассмотрев богатую полемическую и публицистическую литературу этого времени,
которая показывает, что в представлениях польских шляхтичей поход в Россию
являлся как бы эквивалентом испанских завоеваний в Америке. Соответственно
если мы задаемся целью изучить политическую историю Речи Посполитой первой
половины XVII в., то должны обратиться не только к дипломатическим документам, постановлениям сейма, корреспонденции короля и его государственных советников и противников, но и к литературным памятникам этого времени, которые Владислв IV мог читать в детстве или которые создавали в общественном
мнении в пору его зрелости определенный образ турок и Турецкой империи. В
случае же с Сигизмундом III мы должны непеременно обратиться к памятникам,
выразившим политическую доктрину и религиозные воззрения польских иезуитов, выступивших главными идеологами и организаторами польской контрре-
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
157
формации, и поставить вопрос о том, как эти религиозные установки превратились в определенный политический курс правительства Сигизмунда III. Что же
касается польских шляхтичей, выступивших в московский поход, то здесь совершенно необходимо рассмотреть корреспонденцию, публицистику, воспоминания
с точки зрения отражения в них стереотипов образа России, русского в польском
сознании и убеждения шляхтича в том, что он как носитель высшей «сарматской»
культуры не только имеет право, но и обязан подчинить «варварские» страны рыцарской доблести и благородству защитников истинных ценностей.
Задавшись целью описать систему политических институтов польского общества, мы можем пойти не только традиционными путями, но и непроторенной
дорогой. Для этого нужно задаться вопросом: как реально складывались властные
отношения в польском обществе и насколько они соответствовали или противоречили законодательно предписанной системе отправления власти. И в этом случае мы обнаружим, что правосудие, существуя на бумаге, в сеймовых конституциях и юридических компендиумах, подменялось правом сильного в реальных отношениях. При этом речь идет не о насилии одного сословия над другим, а о
насилии могущественного и богатого магната над своим слабым соседом, имевшим формально одинаковые с магнатом права и употреблявшего в официальном
обращении формулу «пан-брат». Это обращение фиксировало формальную принадлежность обоих к сословию «равных», но находилось в кричащем противоречии с практикой реальных отношений, когда даже терминология документов
шляхетских судов и канцелярий достаточно строго различала реальные ранги
шляхты данного воеводства и когда шляхтичи оказывались по временам в той же
феодальной зависимости от крупных землевладельцев, что и крестьяне, имея в
отличие от последних лишь право носить саблю и голосовать на шумных шляхетских сеймиках. Выясняется же это не из нормативных актовых документов, а из
обильных частных актов в гродских и земских книгах. Например, только учтя
неформальные рычаги осуществления власти и утверждения авторитета, мы можем понять, каким образом польским королям до конца XVII в. удалось сохранять
в своих руках немало рычагов реальной власти, вопреки распространенному представлению о полном параличе монархии в это время. Только выявление неформальных механизмов взаимодействия групп влияний и интересов в среде польской шляхты и магнатерии, что отражается в частной корреспонденции, воспоминаниях, дневниках, позволяет понять, как реально функционировала власть в Речи
158
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
Посполитой, каким образом принимались решения на сеймиках, как распределялись политические функции между отдельными группами шляхты.
Для уяснения специфики политической культуры раннего польского средневековья оказывается необходимым использовать не только прямые сведения хроник и актов о деяниях польских правителей, но и, казалось бы, посторонние сведения о тех или других ритуалах, сопровождавших политическую жизнь. Будучи
поставленными в сравнение с аналогичными символическими системами в культуре других народов, эти описания позволили установить много нового о характере власти и представлении о власти в польском обществе.
Диариуши и записки, отразившие работу сейма, полемика, ведшаяся в ходе
политической борьбы, записки современников и иностранцев позволяют также
ставить вопрос о механизмах пропаганды и обмена информацией в Польше XVI–
XVII вв., но, разумеется, такого рода вопрос требует и разработки особых методик
анализа источника.
История культуры в современных исторических исследованиях занимает
значительно больше места, чем прежде. Это связано с тем, что, представляя историю как результат деятельности людей, объединенных в разнообразные группы и
связанных многообразными интересами, мы понимаем, в какой степени громадным было влияние именно культурных установок, господствующих в обществе
представлений и ценностей на общий ход исторического процесса. Сведения же о
культуре содержит буквально всякий источник. Судебный акт отражает господствующие в обществе представления о нормах и аномалиях, справедливости и
преступлении. Королевское распоряжение содержит такие формулы, которые позволяют понять, как формировались представления общества о данной сфере жизни. Описания земельных владений дают возможность ярко представить себе материальные условия жизни. Документ о заключении торговой сделки, например,
дает возможность судить о степени рационализации экономического поведения.
Даже обращаясь к привычным для историков культуры источникам, вроде ученых
трактатов, можно поставить непривычные вопросы. Например, трактаты и об астрономии, математике, химии, логике, философии XV–XVII вв. служат основой
для реконструкции не только развития науки и накопления научных знаний в
польском обществе, но и для характеристики того места, которое в мировоззрении и культуре этого времени занимали астрология, алхимия, оккультные науки.
В целом источники по истории культуры неотделимы от источников по социаль-
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
159
ной истории. Например, если мы хотим дать характеристку польской шляхте XV–
XVII вв., мы обязаны обратиться к изучению представлений шляхты о самой себе
и об окружающем мире. Эти представления вылились в идеологию так называемого «сарматизма». Сарматские представления оказывали детерминирующее влияние на многие формы поведения и политической деятельности шляхты. Поэтому
выявление представлений шляхтичей-сарматов о самих себе из полемических сочинений, литературных памятников, корреспонденции, формулировок судебных документов, сеймовых речей, описания поведения шляхты в той или иной ситуации совершенно необходимо для реконструкции истории польского общества раннего нового времени.
Важнейшая характеристика всякой культуры – ее отношение к другим культурам, к обществам, лежащим за границами данного государства. С этой точки
зрения очень любопытен опыт реконструкции представлений польской шляхты о
Востоке (имеется в виду прежде всего турецкий Восток) и о Западе на основе записок польских путешественников, полемических и публицистических текстов,
корреспонденции, поэзии, исторических и географических сочинений, юридических и религиозных трактатов. При таком подходе обнаруживается, например,
что в XVI–XVII вв. в польском обществе среди шляхты имела место так сказать
«ориентализация вкусов», что сказалось в манере одеваться, в гастрономических
пристрастиях, во взгляде на порядки, существовавшие в Турции. Источники того
же типа позволяют установить, что польский шляхтич чувствовал себя равным
партнером по сравнению с западноевропейцами, осознавал огромную роль Польши в экономической и политической жизни Западной Европы и не был чужд идеи
о превосходстве поляков над Западом в некоторых отношениях, например в
смысле развития политических прав и свобод дворянства и господства религиозной терпимости в Польше. Представления же о соседях, о других народах были
неразрывно связаны с национальным самосознанием и поэтому они позволяют
ставить и решать вопрос о степени развития и содержании этнического самосознания польской шляхты.
Источники позволяют ставить также вопросы, выпадающие за пределы привычного деления на экономическую, социальную, политическую историю, культурную сферу. Так, например, польский историк С. Тышкевич анализирует взаимоотношения польского средневекового общества с природой, имея в виду как
степень зависимости от ландшафта, климата, плодородия почв, так и влияние гео-
160
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
графических факторов, болезней, характера питания, эпидемий на историческое
развитие.
А из каких источников можно узнать о любви в польском обществе X–XVIII
вв.? На этот вопрос отвечает З. Кухович. Тут на помощь приходят не только поэтические трактаты, корреспонденция, дневники, изобразительные источники, но
и, например, медицинские трактаты, судебные акты, касающиеся случаев супружеской неверности, разводов. Правовые источники позволяют установить и некоторые неожиданные факты, например то, что на восточных землях Речи Посполитой в XV–XVI вв. еще далеко не полностью церковный брак утвердился как норма
жизни. Некоторые источники позволяют увидеть и самые интимные стороны семейной жизни того времени, даже характер сексуальных отношений. Это, например, покаянные книги – пенитенциалии, которые предписывали налагать на
грешников ту или иную епитимью (церковное наказание), в зависимости от степени нарушения предписанных церковных норм сексуального поведения.
Литература
по вопросам источниковедения Польши до конца XVIII в.
Специальное пособие по источниковедению истории Польши указанного
периода до сих пор не написано. Однако в следующих изданиях можно почерпнуть более или менее систематически изложенные сведения об отдельных группах источников по польской истории:
1. Szymański J. Nauki pomocnicze historii od schyłku IV do końca XVIII w. Warszawa, 1983.
2. Kutrzeba S. Historia źródeł dawnego prawa polskiego. T. 1–2. Lwów, 1925–
1926.
3. Wyrozumski J. Historia Polski do roku 1505. Warszawa, 1979.
4. Gierowski J. Historia Polski. 1505–1764. Warszawa, 1979.
5. Gierowski J. Historia Polski. 1764–1864. Warszawa, 1979.
6. Historia państwa i prawa Polski do roku 1795. Pod red. J. Bardacha. T. 1–2.
Warszawa, 1957.
7. Historia Polski. T. 1. Cz. 1–2. Pod red. H. Łowmiańskiego. Warszawa, 1957.
Издания источников
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
161
по истории Польши на русском языке
Галл Аноним. Хроника. Пер. Л.М. Поповой. М.,1961.
«Великая хроника» о Польше, Руси и их соседях XI–XIII. М., 1987.
Генрихова книга // Средневековье в его памятниках. М., 1913. С. 78–85 (отрывки).
Длугош Ян. Грюнвальдская битва. М.-Л., 1962.
Дневник второго похода Стефана Батория в Россию (1580) Яна Зборовского
и Луки Дзялынского // ЧОИДР (Чтения в имп. об-ве истории и древностей
российских). 1897. Кн. 1. С. 1–68.
Дневник Марины Мнишек. Перевод В.Н. Козлякова. Спб., 1995 (Studiorum
Slavicorum Monumenta. IX).
Допросы Костюшко, Немцевичу и прочим и их показания // ЧОИДР. 1866.
Кн. 3. С. 38–54; Кн.4. С. 185–230; 1867. Кн. 1. С. 60–130.
Жолкевский С. Записки о Московской войне. СПб., 1874.
Избранные произведения прогрессивных польских мыслителей. Т. 1. М.,
1956.
Кохановский Я. Избранные произведения. М.– Л., 1960.
Кохановский Я. Лирика. М., 1970.
Кохановский Я. Стихотворения. М., 1980.
Литовский канцлер Лев Сапега о событиях Смутного времени. 1611–1613 гг.
/ Изд. М.К. Любавский // ЧОИДР. 1901. Кн. 2. С. 1–16.
Меховский Матвей. Трактат о двух Сарматиях / Пер. С.А. Аннинского. М.
Л., 1936.
Охотский Я.Д. Рассказы о польской старине. Записки XVIII в. Т. 1–2. СПб.,
1874.
Показания польского шляхтича Кшиштофа Граевского о поездке в Москву в
1575 г. // ЧОИДР. 1905. Кн. 1. С. 1–16.
Польская поэзия. Т. 1. М., 1963.
Польские мыслители эпохи Возрождения. М., 1960.
Польская поэзия XVII в. Л., 1977.
Польская правда // Греков Б.Д. Избранные труды. Т. 1. М., 1957. С. 411–439.
Польские народные легенды и сказки. М., 1965.
Польские народные сказки. Л., 1980.
162
Источники по истории Польши (до конца XVIII в.)
Польские фрашки. М., 1964.
Суворов А.D. Документы. Т. III. 1791–1798 / Под ред. Мещерякова П.Л. М.,
1952.
Хрестоматия по истории южных и западных славян. В 3-х т. Т. I. Эпоха феодализма. Под ред. М.М. Фрейденберга. Минск, 1987.
Хрестоматия памятников феодального государства и права стран Европы
/ Под ред. В.М. Корецкого. М., 1961.
Хрестоматия по истории средних веков. Т. 1–2. / Под ред. С.Д. Сказкина. М.,
1961–1963.
Хрестоматия по всеобщей истории государства и права. М., 1973.
Хрестоматия по истории средних веков / Под ред. Н.П. Грацианского. Т. 1–
2. М., 1938-1939.
Щавелева Н.И. Польские латиноязычные средневековые источники. М.,
1990.