Pervaya Bulgarskaya Imperia

СТИВЕН РАНСИМАН
ИСТОРИЯ ПЕРВОЙ БУЛГАРСКОЙ
ИМПЕРИИ
Перевод с английсского В.С. Мирзаянова
Принстон, США
2012 год
1
ПРЕДИСЛОВИЕ
На Балаканах воспоминания живут долго. Столетия турецкого правления
прошли как одна ночь и предыдущие века сохранили все живые страсти
вчерашнего дня. На землях, где нации вечно накладывались друг на друга и где
границы редко были естественными и никогда не оставались постоянными, дух
соперничества и связанна с ней горечь неминуемо проникали в международные
отношения и в записи о них в далеком прошлом. Балканские историки неизбежно
стали жертвой этого духа. Несмотря на все слишком разумного в той поддержке,
которая любезно история приносит в их страну, они не могут удержаться от
обеспечения доброты, от окрашивания истории в цвета, которые предпочтительны
для них. Это достаточно естественная, но ошибочная политика. Она не только
часто по существу поражает ее конечные пункты –когда славянские писатели в
унисон выливают потоки презрения на Восточную Римскую империю, потому что
она была, главным образом, греческой, совершенно забывая, что умалять своих
врагов является менее эффективным путем своего возвеличивания –но она также
давно вышла из употребления для достижения целей зарубежом. В Западной
Европе, где национальное соперничество является намного менее острым и где
наука освободилась от патриотизма, слова балканских историков более не носят их
убежденность.
Достойно сожаления, что имется много интересных отрывков в Балканской
истории и достаточно важных, заслуживающих их записи. Однако весьма малое их
количество было удовлетворительно записано. В Восточной Европе было слишком
много страсти; в то же время как Западная Европа адаптировал взгляд, который
утверждает, что в Восточной Европе ничего существенного не случилось до
возникновения так называемого восточного вопроса в восемнадцатом веке. Таким
образом Первая Булгарская Империя оставалась в качестве смутного и
малоизвестного периода, само название которой слышится как сюрприз для
большинства западноевропейцев. Тем не менее ее история заслуживает внимания,
как по ее значимости в истории Европы, так и по ее качествам и с целью изучения
великих людей, коими были ее правители. Именно в надежде привлечь внимание
на это я написал эту книгу. Следуя правилу, что не дело историка вмешиваться в
современную политику, я ограничил себя историей Первой Булгарской Империи и
не более. Однако, если ее история вызовет интерес и симпатию к стране, которая
является ее современной наследницей, я был бы весьма удовлетворен; поскольку
возможный результат будет находиться, полагаю, в пределах законных
устремлений историка.
Первая Булгарская Империя представляет одну большую изначальную
трудность для историков. Ее историю мы знаем почти исключительно из внешних
источников. За исключением ценных, но скудно датированного списка ранних
монархов, нескольких агиографических записей и нескольких надписей, в
основном, недавно открытых, мы владеем лишь сведениями, оставленными нам
летописцами Восточой Римской Империи, наряду со случайной информацией из
Западной Европы. Я остановлюсь более полно об оригинальных источниках в
другом месте; однако, все время необходимо помнить, что имеют место
2
неизбежные пробелы в нашей информации, в частности, относительно к
внутренней истории и истории границ на стороне, далекой от от цивилизованного
мира. Такое вопиющее отсутствие сведений является превосходной площадкой для
шовинистов, где их фантазия может разыграться весьма буйно; однако для
серьезного историка такой факт является очень обескураживающим, заставляя его
продвигаться боязливо или признаться в невежестве, что является для него
наиболее чувствительным ударом по его репутации. Возможно, что появятся новые
сведения, когда будут найдены новые надписи; однако это сдерживает историка
еще больше; он никогда не может надеяться сказать последнее слово по ранней
истории булгар.
Последовательно мало историков попыталось иметь дело с Первой
Империей в целом. В Западной Европе она нашла место для одной или двух глав в
историях, имеющих дело с общей историей Балкан или Булгарии; и наиболее
важной из них является работа Jireček, C., Geschichte der Bulgaren, которая уже
явно устарела. Другие работы имеют малую ценность. В Англии, однако, имеется
также глава, читаемая, но по необходимости поверхностная, в книге Cambridge
Medieval History, том IV. Лишь в книгах, имеющих дело с различными периодами
истории Константинполя, где ранняя Булгария получила концентрированное
внимание со стороны западных историков, но лишь кусками. Однако некоторые из
этих работ имеют большое значение, как, например, труд Бури History of the
Eastern Roman Empire, 802-67 (его книга Later Roman Empire, 395-800 была
написана давно, чтобы ее использовать сегодня), труд Рембо Empire Grec au X
Siecle и превосходная монография Шлумбергера об императорах позднего
македонского периода. Труды Кирилла и Мефодия дали толчок возникновению
обилия литературы, в основном, связанной с Булгарией и с различными
религиозными предрассудками. Наиболее умеренной из этих книг является
восхитительная книга Дворника Les Slaves, Byzantce et Rome. Вдобавок, такие
авторы как Buri, Jireček, Marquart и другие написали статьи и монографии на
различные темы, касающиеся истории Булгарии; я цитирую их в моей
библиографии и там, где они уместны, в моих примечаниях. Я сам в моей книге
Emperor Romanus Lecapenus дал детализированное описание последних войн
Симеона.
Тем не менее только тогда, когда мы пришли к славянским авторам, то
нашли надлежащий интерес, проявленный по отношению к ранней булгарской
истории. В течение некоторого времени русские историки, такие как Палаузов,
Дринов, Голубинский, Успенский и Василевский, написали о различных аспектах и
периодах ранней булгарской истории и провели раскопки, в результате которых
открыли надписи весьма ценного значения. В последние годы сами булгары
приступили к изучению своей истории. В частности, я должен упомянуть об
Иванове, книге которого по богомилской литературе я весьма обязан и о наиболее
важным из всех историков по ранней Булгарии профессоре Златарском. Златарский
кроме написания многих полезных коротких статей и монографий по этому
периоду, является единственным историком, который попытался создать полную
историю указанного периода; его великолепная история своей страны в двух
толстых томах охватывает период до Первой Империи. Она является трудом,
наполненным познаниями и мастерством изложения и абсолютно необходимым
3
для каждого исследователя ранней булгарской истории. Я имел смелость не
соглашаться с профессором Златарским по различным пунктам оценок и
интерпретаций событий; однако его работы вместе с личной помощью, которую он
оказал мне, поставили меня в положение обязанного ему, за что трудно даже
адекватно быть признательным. ( Автор здесь останавливается о трудностях
передачи имен и местностей на английском, что я, естественно, опускаю – В.М.).
Я во всем тексте провожу различие между названиями булгар и булгарин.
Под первым названием я имею в виду расу гуннских захватчиков, которые
образовали ядро Булгарии, а под вторым – позднюю нацию, составленной из
сплава булгар и славян. Термины империя, император и имперский, все относятся к
Восточной Римской Империи, обманчиво известной как Византия. Современному
миру эта империя была просто империей и император был Басилеусом, который
правил в Константинополе; и Востоку, во всяком случае, ситуация не изменилась
из-за появления соперничающих императоров в Германии.
Я даю краткое обсуждение оригинальных источников в приложении I; и в
конце книги добавил полный обьем библиографии.
В заключение я хотел бы сердечно поблагодарить моих булгарских друзей,
которые оказали мне большую помощь не только во время моих посещений
Булгарии, но и также предоставлением мне соответствующих карт. Единственно о
чем сожалею, это то, что я не был в состоянии лично посетить превосходные
примеры старой булгарской архитектуры в Преспе и Очриде, находящихся ныне
под владением Югославии. Я хочу также поблагодарить мисс Р.Ф. Форбс за
помощь в работе с корректурой.
СОДЕРЖАНИЕ
СТР.
КНИГА I
ДЕТИ ГУННОВ
Глава I Пять сыновей хана Кубрата
Глава II Варвары на Балканах
КНИГА II
ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ ЕВРОПЫ
Глава I Череп императора
Глава II Экскурсия на Запад
Глава III Аукцион душ
КНИГА III
ДВА ОРЛА
Глава I Император булгар и римлян
Глава II Люди бога и люди крови
Глава III Конец империи
Эпилог
5
5
17
30
30
45
65
82
82
113
132
151
4
ПРИЛОЖЕНИЯ
Оригинальные источники по истории ранней Булгарии
Список булгарских принцев
Ернах и Ирник
Христианство среди славян до девятого века
Булгарские титулы
Великая ограда Тракии
Успешные кампании Льва Армянина
Маламир и Пресиам
Кириллица и глаголица
Проект Симеона по имперской женитьбе
Мир 927 года и титул Петра
Хронология булгарских войн императора
Никифора Фокаса
Библиография
Карта Первой Булгарской Империи
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
XI
XII
155
155
160
164
166
169
170
171
172
173
175
176
178
189
5
Глава I
Пять сыновей короля Кубрата
Во времена, когда Константин был императором Византии, на берегах
Азовского моря жил король по имени Кубрат. После своей смерти он оставил
пятерых сыновей, завещав им жить в согласии. Однако, братья скоро поссорились,
как это часто случается с принцами, разделив наследство между собой, уходя
каждый по своей дороге и уводя с собой свою часть людей. Старший сын Баян,
остался там, где родился. Второй брат Кутрак, пересек Дон по направлению на
север и жил на дальнем берегу. Четвертый брат пошел далеко на запад и, перейдя
через Дунай, пришел в Панонию, где он попал под покровителсьтво аваров.
Младший брат пошел еще дальше, закончив свои дни в Пентаполисе Равенны.
Однако, третий брат по имени Аспарух пересек Днепр и Днестр и осел на берегах
нижнего Дуная.
Здесь он жил до тех пор, пока император Константин, недовольный
пристуствием этих варваров на границе своей империи, решил их вовсе
искоренить. Имперские армии прошли к Дунаю и вторглись в дикие края, где орды
Аспаруха в ужасе прятались за своими укреплениями. Однако, ноги императора
были изнеженными и заболели. Он решил отойти и дать им отдохнуть в своем
городе Мезембрии. Шпионы варваров были начеку. По его отбытию, варвары
вышли из-за укреплений и бросились в атаку. Имперские войска оказались без
своего вождя. Их император сбежал, подумали они, и поэтому им также надо
бежать. Следуя по их пятам, варвары перешли Дунай в провинцию Моезия. Эти
земли понравились Аспаруху и его народу. Они были победоносными и император
не смог им сопротивлятсья. Так они остались здесь, где их потомки живут и по сей
день.
За исключением духа легенды, эта история, написанная греческими
летописцами1, является правдивым описанием вступления булгар в Булгарию.
Однако, это было не в первый раз, когда империя сталкивалась с булгарскими
племенами. Королевство Кубрата, по-старому названию Великая Булгария (хотя и
величие его было установлено лишь в последнее время), имеет прошлое,
известное, в частности, историкам Константинополя.
Гунны и их бурный натиск на всю Европу составляет историю, которая так
часто повторяется. Однако, откуда они пришли и куда они делись, кануло в
неизвестность. Некоторые думают, что они были хиун-ну, народ, который был
страхом Китая. Однако, готы, которые знали их лучше, думают по-другому. Они
говорили, о злых колдунах, которые изгнали короля Филимора готов из его
скифского королевства, который смешался при своих блужданиях со злыми духами
1
Theophanees, pp. 546-9: Nicephorus, pp. 33-5.
6
степи и от этого родились гунны1. Их уход, также, как приход, окутан завесой
тумана. Не так давно по Европе прошла волна милитаризма и ужасающее
происхождение стало предметом хвастовства каждой воинственной нации; всеми
ими Аттила был гордо назван двоюродным братом, если совсем еще не дедом. Из
всех претензий булгарские наиболее оправданы; кровь Проклятия Бога ныне течет
в долинах Балкан, разбавленной временем и пастушескими славянами.
В то время, как проходили гунны, империя все еще была единственным
цивилизованным государством в Европе и поэтому мы должны обратиться к
имперским авторам, чтобы получить о них информацию. Они не могут рассказать
нам многого. Степи были беспокойны и весьма загадочны и не могли делать
события ясными. Тем не менее, возникают некоторые факты. После смерти Аттилы
его империя разрушилась. Его народ, который был, вероятно, лишь конгломератом
родственных племен, что он сплавил вместе, теперь вновь разделился в эти
племена и каждое из них пошел своим путем. Одно из этих племен стало
известным скоро как булгары.
Это было в 482 году, тридцать лет спустя после смерти Аттилы, когда
впервые булгары появились под своим именем. Император Зенон, воюющий
против двух Теодерихов и их готов, нашел, что необходимо позвать на помощь
булгар, племя, проживающее, по-видимому, к северо-востоку от Дуная2. Случай
научил булгар тому, что империя может послужить для некоторого использования.
В последующие несколько лет они предприняли несколько успешных вторжений
на Балканы, в частности, в 493, 499 и 502 годах3. Они также проникли в карьеру
великого Теодериха. В 504 году они были союзниками гепидов против него4. В 505
году, когда вождь разбойников по имени Мундо (родственник Аттилы, но
некоторые говорят, что он был гетом, а другие – гепидом) был атакован в Маргуме
(на слиянии Моравы и Дуная) «греками» (имперскими войсками), Питция, генерал
Теодериха, пришел к нему на помощь. Греки позвали булгар воевать за них и
булгары тогда понесли свое первое поражение5.
В 514 году мятежный Виталиан нанял булгар на помощь к себе в своей
попытке захватить власть у императора Анастасия6. В 535 году они вторглись в
Мисию. В 538 году огромное количество булгар под руководством двух королей
вторглись на Балканы, одержав там победу, захватили в плен многих имперских
генералов, включая крещеного гунна по имени Акум1. В следующем году Мундо
1
Jordanes, Getica, p. 89.
John of Antioch, Fragmenta, p. 619.
3 Marcellinus Comes, Chronica Minora, pp. 94, 95, 96. Марселлин называет их скифами в
493 г., но булгарами в 499 и 502 г.г. – Concueta gens Bulgarorum. Theophanes (p. 222),
несколько веков позднее упоминает лишь о рейде 502 года, называя его первым
вступлением булгар в историю.
4 Cassiodorus Senator, p. 160.
5 Marcellinus Comes, p. 96: Jordanes, Romana, p. 46, Getica, p. 125: Ennodius, pp. 210, 211.
6 Malalas, p. 402, называет союзников Виталиана πληθος Ουννων και Βουλγαρων:
Theophanes, p. 247, использует те же самые слова: Georgius Hamaratolus, ii, p. 619,
добавляет Γοτθων.
1 Malalas, p. 437, называет их гуннами: Theophanes, p. 338 называет их булгарами, добавляя
слова και δρουγγου, которые никогда не были удовлетворительно объяснены: Anastasius (ii,
2
7
вовсе возник известной личностью. Он теперь правил в Сирмиуме и поскольку его
старый покровитель Теодерих умер, он обратился за покровительством к
императору Юстиниану. Он оказался полезным вассалом, нанеся поражение
булгарским рейдерам так эффективно, что больше ни один гунн не отваживался
пересекать Дунай2. И таким образом на время мы больше не слышим о булгарах.
В действительности, булгары, о которых мы до сих пор слышали, были
народом небольшого значения, скитающимся, предательским отпрыском великих
народов, который располагался за ними к востоку. Это замечание относится к
историкам великих народов во времена Юстиниана, когда мир на время был в
добром порядке.
Согласно Прокопию, в областях к востоку от Азовского моря и севернее
Кавказа однажды жил народ гуннов или киммерийцев. Король этих гуннов имел
двух сыновей, Кутургура и Утургура. После его смерти они разделили народ и
Кутургур отправился завоевать новые земли. Он добился успеха в этом засчет
тетраксайтских (кавказских) готов Таманьского полуострова, крымских готов и
других племен, живущих вдоль северного берега Черного моря и его народ сделал
из этих земель базу, из которой они вторгались в страны, лежащие за ее пределами.
Утургур, однако, остался на своей старой земле3. Одноименные принцы, вероятно,
были рождены в упрощающем мозгу Прокопия, однако определенно в шестом веке
существовали два близко родственных гуннских племени, булгарская ветвь
гуннов4, расположенная по обеим сторонам Азовского моря, котригуры – к западу
и утигуры – к востоку. Дипломаты в Константинополе вынуждены были держать
их под наблюдением.
Было также и несколько гуннских племен, живущих в степях, с которыми
имела дело империя. Были сабиры, чей правитель, буйная вдова по имени Боа,
искала союза с императором5, были ултизуры и бургунды, близкие родственники
котригуров и утигуров, о которых Аагатиас упоминает по поводу их разрушения6;
были сарагури, уроги и оногури, жертвы роста власти сабиров1. Тем не менее, с
возможным исключением только одни котригуры и утигуры пользовались грозной
властью и эффективной организацией.
p. 141) в своем парафразировании Теофанеса принимает “Droggo” как имя булгарского
короля, партнера вульгаров.
2 Theophanes, pp. 339-40.
3 Procopius, De Bello Gothico, iv., 5, pp. 475ff. Он называет их кутургури и утургури или
утигури: Менандер и Агатиас называют их котригури и утигури: Феофан лишь упоминает
как котраги.
4 Не один из историков шестого века в действительности не называл котригуров или
утригуров булгарами, а идентификация была сделана определенной поздними историками.
5 John Malalas, pp. 430-1. Theophanes, p. 269, который называет ее Боарекс. Союз с
сабирами рассматривался как полезный в борьбе против персов.
6 Agathias, p. 365, говоря о котригурах, утигурах и бургундах, пишет ουτοι δε απαντς κοινη
μεν Σκυθαι και Ουννοι επωνομαζοντο.
1
Priscus, Fragmenta, p. 341.
8
В 528 году король крымских гуннов по имени Грод (Феофан первратил его в
благозвучное Гордас и Иоанн Антиохский сделал из имени даже более
сладкозвучное Гордиан), который прибыл в Константинополь принимать
христианскую религию. Его крымские гунны были, по-видимому, киммерийскими
гуннами Прокопия, иначе говоря, котригурами, которые осели на крымских землях
готов, которые сами были людьми христианской веры. Грод был определенно
обладателем некоторой власти. Его помощи уже искал император для защиты
иберийцев против персов. Однако, имперские дипломаты переиграли сами себя и
это раннее крещение было явной ошибкой. Когда Грод возвратился домой с
намерением разрушить идолы своих людей из серебра и электрума (сплав золота с
серебром), его народ возразил против этого и убил его, поставив на трон его брата
Мугела. Мугел предпочел оставаться язычником2.
Между тем власть котригуров росла в силе. Тетраксайтские готы,
побежденные котригурами, перешли под покровительство утигуров. Они были
православными христианами и в 548 году они отправили в Константинополь
просьбу назначить им нового епископа, в действительности, с целью дать знать о
тревожных сигналах в степях3. Их сигналы были оправданы. В 551 году двенадцать
тысяч котригуров под руководством своего вождя Чиниалуса, по
подстрекательству гепидов, вторглись и опустошили Балканы. Император
Юстиниан, помня об информации от тетраксайтов, поспешно направил посольство
и подарки к Сандлиху, хану утигуров с просьбой атаковать котригуров с тыла.
Сандлих с восторгом принял просьбу и сделал свое дело очень тщательно. Так,
Юстиниан с помощью искуссной византийской дипломатии сказал котригурам об
атаке на их дома и дал им денег для отступления и даже предложил им поискать
обиталище в пределах своих владений, если они при возвращении найдут себя
вытесненными. Котригуры тревожно отступили и вскоре после этого две тысячи
из них под вождем по имени Синнион, который однажды служил у Белизариуса,
пришли обратно в империю и были расселены в Тракии. Сандлих, которому
надоела переменчивая политика императора, направил длинный протест – в словах,
через послов, поскольку гунны не умели писать. Однако, Юстиниан
проигнорировал эти жалобы и просто продолжил отправлять утигурам ежегодные
платежи4. Была короткая передышка. Однако котригуры были неисправимы. В 558
году под руководством своего короля Забергана они пришли вновь и даже еще с
большей силой. Их армии разделились на три части. Одна вторглась в
полуостровную Грецию, одна атаковала тракийский Херсонес и другая, самая
большая, под руководством самого Забергана, проделала свой путь через Длинные
Стены до самого пригорода Константинополя. Император был в ужасе и был
вызван старый Белизариус для спасения империи. Его стратегия была успешной и
котригуры были обыграны и сбиты с толку: в то время как их первая армия была
задержана защитой Термоплая и их вторая армия была побита племянником
2
John Malalas, pp. 431-2: Theophanes, ad ann. 6020, pp. 269-70: John of Ephesus, Historia
Ecclesiae, p. 475: Procopius, De Bello Persico.
3 Procopius, De Bello Gothico, iv., 4, p. 475.
4 Procopius, op. cit. iv., 18-19, pp. 550ff. : Menander Protector, p. 3: Прокопиус называет
утигурского короля Сандилом, а Менандер и Агатиас (см. следующее примечание)
Сандлихом. Тетраксайтские готы отправили на помощь к утигурам 2000 человек.
9
императора Германусом на подступах Херсонеса. Между тем император вновь
обратился к утигурам. Опасаясь, что они недоверчивы после своего первого опыта
с союзом с империей, он говорил им, что котригуры унесли деньги,
предназначенные для них на этот год. Он может их возвратить сам, но
предпочитает испытать их дружбу, давая возможность это сделать им самим.
Сандлих был впечатлен этими аргументами и хотел, естественно, получить деньги
назад. Так, котригуры и утигуры энергично начали межусобную борьбу, что
поддерживала их полностью занятыми до тех пор, пока не появился на сцене новый
фактор и бесцеремонно не утихомирил обе стороны1.
В первые годы шестого века народ, известный среди держав Дальнего
Востока как жен-жен или жуан-жуан, господствовал над обитателями Туркестана.
Со временем тюркам надоел этот гнет и в последующих конвульсиях жен-жен
отправился для поиска новых миров, чтобы их завоевать на Западе. Здесь они
получили новое имя и как авары они играли свою ужасную роль в истории2. Гунны
степей находились как раз на их пути. Однако, ничего не могло противостоять
аварам и Кандиху, их кагану. Утигуры были разбиты, сабиры полностью
разрушены; котригуры были покорены и авары прошли дальше, чтобы вызвать
панику среди славян, которые спокойно жили на Балканах и чтобы разбить антов,
наиболее храбрых из них. И так они проникли вглубь Европы и проводили свои
дни то вторгаясь в Германию, то атакуя стены Константинополя. В 562 году
Кандиха унаследовал Баян, который, кажется, организовал и правил обширной
империей, простирающуюся от Дона до середины Дуная. Среди их строго
репрессированных покоренных народов были котригуры3. Между тем тюрки
подражая своим прежним хозяевам, также пошли в западном направлении для
завоеваний. Уставшие утигуры не могли противостоять им. В 568 году они пали
под тюркское господство – в первый раз, когда булгары испытали вкус своей
дальнейшей судьбы4. Таким образом, с котригурами, порабощенными аварами и
утигурами, порабощенными тюрками, закрывается занавес первого акта истории
булгаров.
Когда занавес вновь поднимется, то окажется, что сцена уже полностью
изменилась. Она была в руках Кубрата, короля старой Великой Булгарии.
До сих пор мы знаем о булгарах только как они вступили на поле зрения
имперской истории. Однако, такое является неизбежным ограничением, поскольку
империя одна была достаточно цивилизованной, чтобы производить свидетельство,
способное служить материалом для написания истории. Тем не менее, здесь
имеется другое важное свидетельство, которого ныне стоит рассмотреть. Булгары,
которые осели в нынешней Булгарии, создали в 8-ом веке Список своих
предшествующих вождей, причем с датами – работа, которая не была подвергнута
влиянию каких-либо историков империи. К сожалению, они дали свои даты на их
1
Agathias, p. 367: Theophanes, pp. 360-1.
Я полагаю, что ныне в основном принята идентификация жуан-жуан с аварами. См.
Marquart, Streifzüge, p. 43.
3 Menander Protector, p. 5.
4 Там же, стр. 55, 87. Угури и уигури Менандера должны быть неаккуратное написание
утигуров; хотя, с другой стороны, гуннские племена все использовали заметным образом
подобные названия.
2
10
старом, мертвом языке, оставив потомкам бесчисленный ряд филологических и
математических загадок. Только недавно новое свидетелство позволило историкам
придти к какому-то удовлетворительному заключению1.
Четвертым в списке мы находим хана Курта, который правил с 584 по 642
годы. Имя и дата, похоже, идентифицирют его как Кубрат или Кробатус, Король
Старой Великой Булгарии, Король булгар и их родственников котрагов. О предках
Кубрата имперские историки ничего не говорят. Однако, Список говорит нам, что
он был из семьи Дуло. Два его предшественника принадлежали к этой семье, хотя
третий, которого он непосредственно унаследовал, был из династии Ерми.
Первым упомянутым монархом был Авитохол из династии Дуло, который
правил в течение необыкновенного периода с 146 до 437 годов н.э. Его наследник,
Ирник, не совершил такой настойчивости жизни, а лишь полтора века правил (437582). Следующим пришел Гостун из семьи Ерми, правя небольшое время – 17
месяцев (582-4). И так мы переходим к Курту, который унаследовал достаточную
продолжительность жизни от своих предков Дуло, чтобы править почти 60 лет
(584-642). (Хочу обратить внимание читателя на то, что эти даты не должны его
смущать, поскольку они относятся к различным летоисчислениям, о чем речь идет
в приложении II – В.М.).
Имя Авитохол кажется бессмысленным: если мы не вспомним, что к
седьмому веку христианские, еврейские и мусульманские миссионеры
распространяли по всей степи рассказы из Старого Завета. Тюрки улучшили
Писание и рассказывали о поздней истории Джафета, чей старший сын и наследник
назывался Тюрком и имел прозвище Яфет-Оглани (сын Яфета). Яфет мог быть
легко модифицирован в Авит, означающее «предок». Таким образом, возможно,
Авитохол, предок первой царствующей семьи Булгарии, был никем иным, как
внуком самого Ноя. Определенно, ни один член августейшей семьи патриарха не
мог думать что-либо о правлении в течение каких то там трех сотен лет2.
Происхождение Ирника явно менее святое. Наоборот, его отец был Кара Господня.
Аттила, король гуннов, оставил сына, чье имя было Ернах или Гернак (греки в
настоящее время не используют свои h). Булгары, мы знаем, были гуннами и
Аттила умер в 453, когда, согласно Списку, Ирник находился на троне. Что Ирник
или Ернах были той же самой личностью, не вызывает сомнения3. Однако, Ернах
жил в Малой Скифии – в Бессарабии – и Старая Великая Булгария находилась на
берегах Азовского моря, простираясь до реки Куфис (Кубань). Потомки Ернаха
поэтому должны были иметь некоторое время для продвижения на восток.
Возможно, один из них ранее установил контроль над котригурами, когда это
1
Я принимаю датирование Златарского. см. Приложение II.
der Türkischen Donaubulgaren, p. 23. Он здесь цитирует
тюркскую надись, найденную Desmaisons в Абулгази, которая рассказывает историю
Дафета. Marquart, Die Chronologie der Alttürkischen Inschriften, pp. 75-6, идентифицирует
Авитхола просто как Аттилу. А это возможно, но я думаю, что библейский оригинал более
убедителен. См. Прил. III.
2 Mikkola, Die Chronologie
3
Zlatarski, Istoriya, i., pp. 40-2, отрицает идентичность Ирника и Ернаха. Я даю мои
доводы по несогласию с ним в Прил. III.
11
племя мигрировало в западном направлении. Однако, более вероятно во время
темных дней аварского правления это был принц династии Аттилы – чья семья
когда то приобрела прозвище Дуло и несомненно сохранила главенство над одним
из многих гунно-булгарских племен степей – который был способным снабдить
объединиящей силой, сплотившей всех гуннов и булгар и таким образом построить
королевство Старой Великой Булгарии. Этим объединителем, я уверен, был король
Кубрат1.
Список затем позволяет делать следующие дедукции. Во-первых, из трех
веков Авитохола мы можем полагать, что булгарский народ осознанно
существовал в прошлом некоторое время, возможно с 146 года – в продолжении
времени, достаточном для него, чтобы приобрести патриархальное начало: вовторых, из полутора веков Ирника, что булгары Списка принадлежали к ветви
семьи Аттилы, основанной его сыном Ернахом и что приблизительно с 453 до 582
год его потомки, известные как династия Дуло (почему, мы не знаем), были
ничтожествами, находящимися в тени памятью своих предков: наконец, с 582 до
584 год династия Дуло была смещена новой, но кратковременной династией Ерми
и ее главы Гостуна до тех пор, пока в 584 году Дуло не возвратились к власти в
лице Кубрата или Курта, Освободителя, который правил 58 лет.
Это было во времена императора Геракла, когда имя Кубрата впервые стало
слышно в Константинополе. Иоанн, епископ никийский, который писал из глубины
Египта, рассказал историю о известном по слухам союзе между вдовой Геракла,
императрицей Мартиной, и Кубратом, королем гуннов и он объяснил это
упоминанием, что Геракл подружился с гунном в Константинополе в своей
молодости. Кубрат стал христианином и затем возвратился для триумфального
правления своей собственной страной и он всегда в дальнейшем относился к семье
Геракла с великим уважением. По этой причине когда Мартина и патриарх Пирр
устроили заговор, чтобы сместить с трона ее пасынка, императора Константина III,
люди подозревали Кубрата как соучастника2.
Эфиопский епископ фантазирует, когда он описывает как Кубрат был
доставлен в Константинополь. Геракл, его добрый император, начал править в 610
году, когда Кубрат был королем уже в течение 66 лет. Тем не менее,
представляется определенным, что Кубрат прибыл в Константинополь с визитом
позднее. В 619 году, согласно патриарху Никифору, правитель гуннов прибыл сюда
с целью получить крещение. Крещение состоялось и гуннский монарх возвратился
назад, будучи уже патрицием. Через несколько страниц, после рассказа об аварах,
Никифор говорит о Кубрате, правителе уногундури, которые восстали против
аварского кагана и направили просьбу Гераклу о союзе: который поддерживался в
течение его жизни. Кубрат также был сделан патрицием3. Как Никифор, так и
Иоанн никийский, когда упоминают о Кубрате, то называют его племянником
Органы.
1
John Nikiou (см. ниже) говорит, что Кубрат сделался верховным над другими племенами.
Старая Великая Булгария была определенно составным королевством всех степных гуннобулгар.
2 Chronique de Jean de Nikou, p. 580.
3 Nicephorus, pp. 12 and 24.
12
Ясно, что две записи Никифора относятся к одному и тому же визиту.
Второй визит, действительно, датируется в районе 635 года, однако из его
контекста определенно может быть отступление назад. И рассказ Иоанна
никийского о юности Кубрата в Константинополе является определенно
украшенным улучшением описания того же визита. Таким образом, из фрагментов
в записях возникает история жизни Кубрата.
Кубрат правил 58 лет. Поэтому он, должно быть, ребенком, когда начал свое
правление и как таковой нуждался в регенте. Регентом, несомненно, был Органа,
возможно, дядя с материнской стороны. Другими словами, как взрослый член
дома Дуло, он определенно предшествовал своему детскому племяннику на
варварском троне1. Гостун был или узурпатором (самозванцем) или возможно,
назначенным аварами губернатором и именно Органа восстановил власть Дуло. В
619 году Кубрат, взяв в свои руки правление, нанес визит в Константинополь,
чтобы обеспечить помощь в борьбе с аварами, против которых он недавно восстал.
В это время он был, по-видимому, лишь гуннским вождем; его великое
королевство еще не было основано. Он обеспечил себе имперскую помощь –
император был только благодарным за союз против аваров – ценой принятия
христианства; и после своего возвращения он установил не только независимость,
но и верховенство над соседними племенами. Ко времени своей смерти он был
правителем страны, лежащей вокруг нижнего Дона и на юге до Кавказа,
королевства, назваемого Старой Великой Булгарией. И он оставил пятерых
сыновей легенды.
Немного трудно идентифицировать племена, которые составляли его
королевство. В ранние годы своей жизни Кубрат назывался властителем гуннов
или (однажды Никифором) уногундури. Теофан, говоря о его сыновьях, называет
его властителем Булгарии и родственного народа котраги (котригуры) и говорит о
оногундури, булгарах и котрагах как о составляющих членах его подданных.
Однако, расположение этой Булгарии от Дона до Кавказа является тем же самым,
что и для королевства утигуров. Мы ничего не слышали об утигурах со времени их
захвата тюрками. Тюркская волна к тому времени пошла на убыль, однако она
должна была быть достаточно сильной, чтобы полностью устранить власть
утигуров; поскольку странно, что название котригур выжили, в то время как
название утигур исчезло. Однако, принимая во внимание географию, невозможно
не видеть в булгарах Теофана основу старого народа утигуров, лишенного
несомненно, своего правящего класса, в то время как котригурская аристократия
продолжала свою непрерванную карьеру. Оногундуры или уногундуры
представляют новые трудности. Раньше до Кубрата мы никогда не слышали о них,
но во время последующих нескольких лет иперские летописцы использовали
название гунны и название булгар, определенно описывая один и тот же народ.
Вполне возможно, что слово является композитным, смесью гуннов и булгар,
изобретенных из источника, из которого как Теофан, так и Никифор вывели в
смутном конфузе с воспоминаниями о таких ранних булгарах как оногуры и
буругунды. Однако, все гуннские племена имели названия с наиболее
непредприимчивым сходством между ними и таким образом опасно видеть в
1
Кажется, совершенно не необходимо идентифицровать Органу как Гостун. Такое
неубедительно и ничего этим не достигается.
13
каждом из них искусственную композицию. Более вероятно, что оногундуры были
племенем, которым правили потомки Ернаха. Кубрат в своей юности бы лишь
властителем оногундуров, как говорит Никифор; однако, он возглавил восстание
против аваров и, расширяя свою власть к востоку над котригурами и лишенных
вождей утигурами, обосновал новое королевство. Однако, котригуры никогда не
были полностью поглощены. Они оставались на своих старых землях через Дон и
через поколение вновь отделились. Второй из пяти сыновей в легенде по имени
Котраг пересек Дон. Ясно, что он дал свое имя народу, которым правил.1
В 642 году, скоро после его, по слухам, интриги с императрицей Мартиной,
Кубрат умер в зрелом возрасте и, мы надеемся, в духе святости – но мы не слышим
более о его христианстве после визита в Константинополь; фактически, еще два
века булгары оставались безошибочно язычниками. Согласно Списку, его
наследником был Безмер, который правил три года, однако после нескольких
месяцев в феврале 643 году мы слышим о восхождении на трон Испериха – здесь
мы приходим к Аспаруху – который правил 58 лет. Однако, согласно с греческой
истории, пять сыновей Кубрата, после совместной жизни в мире в течение
некоторого времени под руководством старшего брата Баяна, разделились и
каждый отправился по своей дороге.
Возможно, что Баян (или Батбаян, как Теофан называет его) и Безмер были
теми же самыми личностями.2 С другой стороны, такое является поспешностью в
идентифицификации имен лишь потому, что это более удобно и оба имеют те же
самые начальные буквы; кроме того, было бы реально более удобно выставлять
поколение между Кубратом и его сыновьями. Аспарух, как говорит нам Список,
правил 58 лет. Сходство его правления с правлением Кубрата подозрительно, хотя
правление Аспаруха было на несколько месяцев длиннее; однако, это
недостаточная причина для того, чтобы отвергать его. Определенно и Кубрат, и
Аспарух правили долго. Тем не менее, кажется бесподобным, что сын должен был
умирать через 190 лет после восхождения на трон его отца. Более того, Аспарух,
выходит, должен был иметь младших братьев. Даже позволяя такие долгие годы
жизни засчет превосходного заквашенного молока, что обеспечивало такие долгие
годы жизни, вопрос остается неубедительным. Сыновья Кубрата были более
вероятно – некоторые, если не все из них – его внуками.3 Их отцом был Безмер;
однако, вклинившись своим жалким правлением между правлением Кубрата и
правлением великого Аспаруха, его слава никогда не достигла до
Константинополя.
1
Эти проблемы полностью обсуждаются в трудах Златарского (Istoriya, i., I, pp. 84-96).
Кратко суммируя, его выводы следующие (1), дом Дуло ничего не имел общего с Аттилой;
(2) утигуры являются основой Старой Великой Булгарии и (3) оногундуры ялвяются
композитным словом – Ουννοι και Βουλγαροι – и не описывает отдельное племя. По поводу
(1) см. мое Прилож. III. По поводу (2) я думаю, что его географические аргументы
безответны и я согласен с результатом, с легитимными модификациями, предложенных
выше. (3) я думаю неубедительным.
2 Златарский идентифицирует их, что упрощает историю; однако, он не встречает
трудности по поводу возраста Кубрата и Аспаруха.
3
Я продолжу для удобства продолжать называть их сыновьями Кубрата.
14
Скоро после восхождения на трон Безмера королевство распалось и племена
разделились между различными принцами династии Дуло. Причиной было натиск
со стороны нового тюркского завоевателя – народа хазар, чье принятие иудаизма
было странным явлением в христиано-мусульманском мире. В то время хазары
были беспощадными военными дикарями; и Старая Великая Булгария лежала на их
пути. Старший из булгарских братьев Баян стоял на свом посту; его королевство,
истощенное ужасающей эмиграцией, пала легкой жертвой хазаров и он стал их
даньщиком. Постепенно, кажется, его люди в основном абсорбированы
завоевателями, без особого труда, поскольку гунны и тюрки оба приходят из общей
туранской расы (Большинство западных историков в лице Э. Паркера, МаенхенХельфена, Р. Груссе, Ф. Хирца и др. считают, что гунны принадлежат к тюркской
расе – В.М.); и остатки народа просуществовали до тех пор, пока не были
уничтожены мадъярами. Таким образом Старая Великая Булгария тихо исчезла.1
Второй брат был известен грекам как Котраг, очевидно потому, что правил
котригурами. По-видимому, он был наместником, который объявил свою
независимость при падении центральной власти. Согласно легенде, он пересек Дон
и жил на отдаленной стороне, на северном берегу. Это пересечение едва ли было
неизбежным, когда он отправился править котригурами. Однако, позднее, когда
хазарское господство увеличилось, котригуры двинули дальше на север, обратно
пересекая Дон на продолжении его верхнего течения по направлению на восток и
оседая на середине Волги и Камы. Здесь их потомки остались на многие будущие
поколения, известные для внешнего мира как Черная или Белая («Белая» является
синонимом «Великая»), или даже Серебрянная (улучшение «Белой»), или просто
как камские булгары. Со временем они приобрели цивилизацию, по-видимому,
через хазаров; их столица, Булгар, на слиянии Волги и Камы, стал важным
торговым центром для всей волжской равнины. В начале десятого века они
приняли ислам и даже импортировали мусульманского миссионера, чьи подарки
включали строительство замков – фактически он укреплял не только их души, но и
их столицу – историка Ибн Фадлана. Их империя просуществовала до
двенадцатого века, когда она пали перед испепляющей мощью монголов. Они до
конца оставались известными и результативными рейдерами.2
Третьим братом был Аспарух, чью судьбу мы проследим далее по
греческим источникам. Четвертый брат пересек Карпаты и Дунай и прибыл в
Паннонию, где находился центр аварской империи. Он здесь стал вассалом аваров.
По-видимому, эта миграция была вызвана из-за желания соединиться с булгарами,
которые пришли вместе с аварами в центральную дунайскую равнину. То, что
здесь были булгары является неоспоримым фактом. Действительно, булгары,
которые сопровождали аваров для великой осады Константинополя в 626 году,
были почти определенно этой ветви; кубратские булгары в это время интриговали с
1
Zlatarski, Istoryia, p. 114, пишет, что Батбаян основал Черную Булгарию (на реке Кубань)
во время Константина Порфирогена. Однако, не только Константин, но такюе и арабские
географы десятого века ясно знали лишь об одной степной Булгарии, камско-волжской
Булгарии. См. Constantine Porphyrogennetus, De Administrando Imperio, pp. 81, 180: также,
Macoudi, Les Prairies d’Or, p. 16; Ibn-Foszlan, De Bulgaris, passim. Тем не менее, кажется,
что до своего исчезновения Старая Великая Булгария также назывлась как Белая Булгария.
2 См. ссылки в предыдущем примечании.
15
императором против аваров. Более того, в 630 году германские историки
рассказывают странный, трагический эпизод. В том году, они говорят, была война
в Паннонии между аварами и булгарами. Последние понесли поражение и 9 тысяч
из них, мужчины, женщины и дети мигрировали в Германию и попросили короля
Дагоберта дать им убежище. В ответ он велел им идти в Баварию, предварительно
повелев баварцам их уничтожить. Приказ был почти полностью выполнен; лишь
вождь Алсиок и семьсот из них остались в живых и бежали к вендскому Марку.
По-видимому, эта война была восстанием западных булгар в связи с успешным
восстанием Кубрата на востоке. Однако, несмотря на эмиграцию Алсиока, повидимому было еще много болгар, оставшихся в Паннонии; и это было
подкреплением к тем, которые прибыли с четвертым сыном Кубрата.
Паннонийские булгары оставались под господством аваров до начала девятого
века, когда мы вновь услышим о них.1
С 675 до 677 год крупный город Салоники был осажден булгарскими
племенами в союзе с восставшими славянами по соседству. Различные булгарские
племена упоминаются по названиям, которые встречаются только здесь и нигде
более; однако, их вождем был некий Кубер, который недавно восстал против своих
аварских господ и пересек Дунай, чтобы осесть на кормесианской долине, около
города. Как и в случае крупных осад славянами, было необходимо личное
вмешательство святого покровителя Димитрия, чтобы спасти Салоники.2
Появление Кубера и его булгар, которые пересекли Дунай в 675 году, вызывает
некоторые проблемы. Чтобы их решить Кубер был идентифицирован как
четвертый сын короля Кубрата. Он отправился в начале в Паннонию и там попал
под аварское господство; однако, разлюбя его, он восстал и пошел на юг через
Дунай и до Моравы и таким образом до Салоники.3 Это возможно, но кажется
невероятно, что четвертый сын Кубрата должен был быть таким энергичным. С
другой стороны, очевидное сходство между именами Кубрата и Кубера не должно
нас искушать на поспешную идентификацию. Тем не менее сходство может быть
не полностью бессмыслено. Кубрат был все еще единственным великим булгаром,
о котором мы до сих пор слышали. Жители Салоники может также дали его имя в
унизительной форме местному булгарскому населению; или исследователь
мучеников может быть дал просто запутанное отчество. Однако, представляется,
что лучше не заниматься украшением известных фактов и оставить Кубер
несвязанным с родством или с именем короля Кубрата. Кубер был просто
блуждающимся булгарским племенным вождем, который, возможно, находился в
авангарде рейдеров Аспаруха, но более вероятно, принимая в расчет географию
Балкан, просто пришел из Паннонии. Он, возможно, был путешествующим сыном
Кубрата или, возможно, восстал против аваров вместе с Алсиоком, или независимо
в более позднее время. Во всяком случае, после долгой, божественно
1
Fredegarius Scholasticus, p. 187: Gesta Dagoberti, p. 411, ad ann. 630, выдает нам ту же
самую историю, упуская имя Алсиокуса и допуская, что не было выживших от баварской
резни. Zlatarski (Istoriya, pp. 119-20) говорит, что имя Алсиокус было выдумкой на основе
путаницы с Алзеко; см. стр. 21.
2 Sancti Demetrii Martyris Acta, pp. 1364ff. Дата осады приблизительна; мы знаем, что она
началась между 670 и 675.
3 Zlatarski, Istoriya, pp. 121-2, 148-51.
16
разочарующей осады мы больше не слышим о Кубере. Его племена смешались и
были поглощены их союзниками - славянами и таким образом положили первый
фундамент на притязания булгар на Македонию.
Младший сын отправился в Равенну. Здесь греческие летописцы допустили
маленькую, простительную ошибку. Равенна, как они знали, была большим
итальянским городом и вокруг него в эти беспокойные времена с потерей
населения осели многие варвары и булгары были среди них;1 так, они использовали
Равенну Италии. На самом деле, младший сын пошел еще дальше. Во времена
ломбардского короля Гримоалда (662-671 г.г.) булгарский «герцог» Алзеко мирно
вторгся в Италию и предложил себя и свою армию в качестве вассалов короля.
Гримоалд направил их к Беневенто, к своему сыну Ромоалду, который назначил им
три деревни около столицы – Сепинум, Бовианум и Исерниа. Он осели здесь и «до
этого дня» - веком позднее – все еще говорили на своем языке.2 Нет причины для
сомнения, что мы видим судьбу пятого подразделения кубратских булгар – слабое,
беспорядочное подразделение к концу долгого путешествия. Имя Алзеко
подозрительно похоже на имя Алсиока. Однако, это ничего не доказвает. Два
племенных вождя были определенно не одним и тем же лицом.
Таким образом булгарская семья разделилась и была разбросана по всей
Европе, от Волги до подступов Везувия. Теперь остается лишь рассмотреть
наиболее сильную ветвь из всех, единственную ветвь, выжившую в течение веков.
Аспарух, менее беспокойный чем его младшие братья, но более предприимчивый
чем его старшие, двинулся вдоль берегов Черного моря, через крупные реки
степей, на земли лагунов и болот, где Дунай соединяется с морем.
1
2
Paulus Diaconus, Historia Langobardorum, lib. ii, p. 87.
Там же, стр. 154.
17
Глава II
ВАРВАРЫ НА БАЛКАНАХ
На протяжении веков в прошлом Балканский полуостров являлся сценой
действий варваров, краем, где жестокие племена учиняли грабежи и разрушали и
оставляли после себя одни опустошения. Однако, до шестого века ни одно из них
не могло там обеспечить свое продолжительное существование. Готы и гепиды,
сараматы и гунны, все прошли там, оставляя за собой кровавые следы и пожарища,
и ушли в поисках более богатых земель. Полуостров был оставлен для
унаследования более спокойным народом, славянами.
Спокойный здесь понимается как сравнительный термин; однако,
проникновение славян было скрытой, почти невидимой работой, достигнутой под
тенью более ужасных и зрелищных движений. В четвертом веке славяне все еще
были спокойными, кажется, прятающимися в своем доме в лесах западной России;
к началу шестого века мир, до сих пор игнорировавший их, был ошеломлен, когда
увидел, что по всей Центральной Европе, от Эльбы и Альпов до российских рек, от
Балтики до Саввы и Дуная, славяне плотно заселили все земли. Государственные
мужи империи, тревожно наблюдающие дунайские пограничные земли,
всполошились. Славянское господство было не менее свирепо, чем гуннское,
однако они были многочисленны и одно из их племен, анты, будучи теперь на
устье Дуная, возобновило свое воинствующие качества.
Во время правления Юстинана разразилась буря в виде сперва тихих,
изолированных вторжений. В 534 году славяне предприняли свой первый поход
через реку. В 545 и 549 годах они проникли в Тракию, в 547 г. – в Диррахию; в 550
г. они создали угрозу Адрианополю и крупному городу, за который он так долго
боролись и все еще тщетно – Салоникам.1 В 558 году они последовали за
котригурами к стенам Константинополя.2
В исходе столетия авары все больше и больше стали появляться на сцене; и
славяне решили искать более безопасные земли для себя за Дунаем. В 581 г.,
впервые, они вступили на Балканы и там остались.3 В последующие годы их
поселения лихорадочно умножались; между 584 и 589 г.г. произошло не менее чем
десять вторжений на греческий полуостров. 4 Авары последовали за славаянскими
беженцами и они оба даже обьединились против империи. В 597 г. Салоники
1
Procopius, Bello Gothico, pp. 329, 331, 444, 592.
Agathias, p. 367; Theophanes, p. 360.
3 John of Ephesus (trans. Schönfelder), p. 8; Michel le Syrien, p. 347.
4 Michel le Syrien, p. 361: Evagrius, p. 228.
2
18
пострадали от рук их первых крупных осад, когда святой Димитрий пришел
спасать свой город.5 В 601 император Маурис, победив авар, заключил соглашение,
согласно которого имперские границы все еще были определены по Дунаю.6
Однако это было пустым бахвальством. В последующие годы беды в связи с
узурпатором Пахосом и войны с персами оголили имперские войска; и славяне
могли делать все, что им нравилось. Они захватили Далмацию, разрушив Салону,
старую столицу, и распространились по полуострову в восточном направлении: к
четвертой декаде столетия лишь крупные военные города и албанские горы
остались нетронутыми; даже Пелепоннес имел славянские поселения.7
В тоже самое время авары обретали силу даже на Балканах для того, чтобы
достичь сосредоточиться на крупной осаде Константинополя в 626 г.: когда к ним
присоединились слваяне в качестве их вассалов.8 После неудачи при осаде аварская
сила ослабла. На дальнем севере их империи король Само дал свободу чехам и
моравам; дальше к югу балканские славяне укрепились засчет новых захватчиков,
их родственников, хорватов и сербов. По мере убывания аварского господства,
имперское господство приобретало силу; и император Геракл, после победы в
войнах с персами и аварами, вынудил славян признать свое господство. Он даже
пытался укрепить свою позицию христианскими миссионерами; однако, за
исключением побережья Далмации, где местные миссионеры из священных
латинских городов оказывали им помощь, крещение не принесло видимого
результата.9
Со времени упадка аваров до наступления Аспаруха из дельты Дуная
полуостров переживал несколько десятилетий сравнительного спокойствия.
Империя сумела установить относительный контроль положения. Прибреженые
города никогда не переходили в руки славян – хотя спасение Салоники более чем
один раз было воспринято буквально как чудо – и теперь в мирной обстановке они
были способны распространять свое торговое и, следовательно, политическое
влияние на свои соседы. В центре полуострова, в Верхней Македонии, и долине
Моравия и на греческом водоразделе славяне были намерены добиться
независимости; однако, дальше на восток, среди кряжей Гаемуса и Родопии,
империя содержала немного сухопутных гарнизонных городов для охраны дорог в
Константинополь - такие города как Адрианополь, Филлиппопол и далее в центре
варварства, Сардика (София).1 Славяне сами по себе не представляли большую
5
Sancti Demetrii Martyris Acta, pp. 1284 ff.
Theophylact Simocatta, pp. 250-60: Theophanes, p. 432 (он называет аваров булгарами,
путая их с их вассалами).
7 Sancti Demetrii Martyris Acta, p. 1361: Niederle, Slovanske Starozitnosti, ii., p. 224.
Салоники вновь был осажден ( S. D. M. Acta, pp. 1336, 1341 ff.).
8 Theophanes, p. 485.
9 См. Приложение IV.
1 Меру разрушения жизни старого города до некоторой степени можно вывести из
различных списков епископов и подписантов обращений в Советы. Они анализированы
блестяще в Dvornik, Les Slaves, Byzance et Rome, p. 74 ff. Я склонен думать, что
организованный эстаблишмент гарнизонов во внутри страны, по-видимому, датируется со
времен войн Константина V; однако, предположительно, некоторая защита всегда
поддерживалась в городах типа Адрианополь или Сардика.
6
19
угрозу. Они были грабителями и пиратами, но никогда не были организованными
завоевателями. Что касается старых антов, то только они достигли какого-то типа
политической организации; и хотя скоро хорваты и немного позднее сербы
выходили из состояния хаоса, балканские славяне были разъединены и
дезорганизованы. Они все говорили на одном языке и, по-видимому, практиковали
одни и те же языческие религии. Оданко, на этом их единство исчерпывалось. В
других отношениях они были разделены в малые племена со своими мелкими
вождями2 и были склонны к зависти к своим соседам: некоторые племена были
чисто хищными, но в основном, кажется, они были настроены мирно и
пасторальны. Они были слишком плодовиты, чтобы стать беспокойными; однако,
однажды захватив целую страну, они не находили причины, чтобы не успокоиться
и из-за своей неорганизованности вновь не попасть под восстанавливающуся
власть императоров из Константинополя. В прошлом славяне представляли
агрессивную угрозу лишь тогда, когда они атаковали в обозе котригуров или
аваров. Если бы теперь новым захватчикам не позволялось вступить на территорию
империи, славяне как политическая сила, возможно, пали бы и Балканы могли быть
сохранены для Византии.
Однако тут булгар Аспарух прибыл на Дунай и пересек его.
Это первое место отдыха Аспаруха, после того как он покинул свой дом,
всегда было загадкой. Он пересек Днепр и Днестр и пришел, наконец, на место по
названию Онглус или Оглус; однако, ни наши информаторы Никифор, ни Теофан,
кажется, не уверены на какой стороне Дуная он расположен. Последующие
поколения остались в равном сомнении, споря за или против какой-то стороны.
Ответ, вероятно, находится на обеих сторонах, однако, место это может находиться
на середине реки. Оглус был одним из островов дельты Дуная, вероятно, Пеус.3
Путаница явно помогла тем, что ни Теофан, ни Никифор, каждый выводя предмет
из одного того же потерянного источника, ни поняли ситуацию, которая, повидимому, было описано неполно; и таким образом каждый улучшал его посвоему. Во всяком случае, бесполезно пытаться достичь большой точности.
Булгары Аспаруха были многочисленным народом. Оглус ли Пеус был их
временным центром, однако, по-видимому, был и авангард в Добрудже и реаргард
– в Бессарабии. Все, что мы знаем то, что эта была земля, достичь которой было
трудно и полная крепостей, болот и скал – хотя скалы, возможно, были лишь
2
Названы ρπνες в Sancti Demetrii Martyris Acta. Рассказы об осадах Салоники дают нам
хорошее описание славян в то время. См. ссылки, данные выше.
3 Идентифицирован Златарским (Istoriya, i., pp. 123 ff. ), который обсуждает предмет
весьма убедительно. Дополнительные трудности были созданы настойчивой попыткой
иснастойчивой попыткой историков, начиная от Теофана, вывести Ονλος из славянского
agul, “угол» (ср. греческое ονλος, угол). На самом деле оно может быть равно выведено из
агул, «ограда».
20
одним из улучшений Никифора. Такое же описание может быть отнесено на счет
дунайской дельты и земель вокруг нее.1
Где бы это ни было, он был неудобно близок к землям империи, к тем
трудным балканским провинциям, где славяне постепенно культивировались. Мы
не можем точно говорить о дате перемещения Аспаруха в Оглус. Это должно было
быть постепенным делом, происходившим между 650 и 670 г.г.2 В эти годы
империя была занята кровепролитной войной с арабами в Азии, и Европе в
религиозными и дипломатическими проблемами, связанными с монотелитскими
спорами;3 и в 668 г. за убийством камергером мыльной чашой любящего запад
императора Констанца последовало кратковременное восстание. Однако, к 679 г.
трон был укреплен и арабская война завершилась. Император Константин IV,
Погонат, Борода, был в реальной опасности из-за того, что позволил новым
рейдерам в Балканы беспокоить или хуже, организовать славян. Булгарские орды
Аспаруха должны были быть отброшены или разгромлены.
И поэтому имперские армии прошли к Дунаю; и здесь была война, которая
была потеряна из-за больной ноги императора – деликатно говоря, вероятно, это
была подагра. Результат был весьма далек от надежд императора. Булгары,
победоносно отбросили назад имперских захватчиков и сами вторглись в империю.
Их орды захватили земли до Варны, грабя повсюду и захватывая бесчисленные
количества пленных. И они поселились там, куда пришли. Они покорили славян,
которые проживали в деревнях и создали угрозу для имперских городов.
Балканский мир был захвачен врасплох; он не мог оказывать никакого
сопротивления. Таким образом, быстро и неожиданно в 680 году Асапрух основал
нынешнюю Булгарию, Булгарию к югу от Дуная.
Император смирился с судьбой. Ошеломленный количеством своих
плененных людей, он поспешил заключить мир. Все земли за северным склонами
Гаемус до Дуная и аварской границы (неизвестное расстояние) была отдана
булгарскому монарху; и ему было обещана ежегодная дань, если он воздержится от
вторжений в империю – унизительная уступка, но такая, что по канонам
византийской экономики, в целом – менее дорогостоящая, чем войны.1
Точные размеры нового королевства Аспаруха невозможно установить. К
югу от Дуная его восточной границей было Черное море, на юге - южный
Гаемусский (Балканский) гряд и на западе – вероятно, река Искер; однако, имелась
также и значительная территория на северном берегу, включая Бессарабию до реки
Днестр и, вероятно, основная часть валлахской долины. Вдоль этой
1
См. Златарскй, цит.выше: Theophanes, pp. 5469; Nicephorus, pp. 33-5. Bury (Eastern Roman
Empire, p. 338) полагает, что земляные работы Преслав-на-Дунае датируются от этой
оккупации. Возможно, он прав.
2 Внешние даты 649 г. и 679 г.
3 Учение о том, как божественное и человеческое относятся друг к другу в личности
Христоса, известное как христологическая доктрина, формально возникшая в Армении и
Сирии. Это учение говорит, что Исус Христос имеет две природы и одну волю. (Прим.
переводчика).
1 Theophanes and Nicerphorus, цит. как выше.
21
неопределенной северной линии королевство стыковалось с аварской империей.2
Однако, именно теперь юг от Дуная было тем местом, куда Аспарух перевел
резиденцию своего правительства. Аспарух был не только завоевателем, но и
государственным деятелем. С первого же взгляда он видел, что успех его
королевства зависел от славянского населения. Славяне северо-восточных Балкан,
преследуемые памятью об аварах и в опасении восстановления империи,
покорились Аспаруху с большой благодарностью, почти приветствуя его как вождя
против всех опасностей. Аспарух использовал их покорность для того, чтобы их же
оргаиизовать, ставя их племена вдоль различных границ и контролируя их из
центра, где он построил свой дворец Плиска и содержал свой двор.
Плиска была не более чем укрепленным лагерем, сборищем палаток или
грубых жилищ, окруженных земляным валом. Она была расположена на низких
холмах, которые лежали внутри страны от Варны и соединияли равнину Добруджы
с вершинами Гаемуса. Эта область была сердцевиной нового королевства. Повидимому, она была свободна от славян; их работой была обеспечение
населенности вдоль границ. Отношения между булгарами и их славянскими
вассалами трудно расшифровывать определенным образом. Невероятно, что они
сразу и смешались, как это утверждают некоторые славофильные булгарские
историки. Также невероятно, что булгарских захватчиков было лишь горстка
людей, как они это утверждают. Племя, которое располагалось в Оглусе и так легко
нанесло поражение крупной, хорошо обученной имперской армии, согласно
записям имперских историков, должно было быть значительных размеров.
Невозможно наложить догму на этот предмет; однако, кажется, что вокруг краев
булгарского королевства были те славянские племена, которые сохраняли своих
старых вождей – мы скоро обнаружим славянский аристократический элемент в
булгарском дворе – но они находились под контролем булгарских
уполномоченных: когда в центре находился булгарский король, величественный
хан и его булгарские чиновники и булгарские армии. В следующем веке имперские
историки, когда будут писать о булгарских войнах, обычно называют врагами
«булгар и славян», подразумевая союз, а не сплав; и в конце века мы находим
славян, бегущих от булгар в империю в поисках убежища3 – движение, которое
предпологает, что булгары все еще не были преимущественно славянской нацией.
Что касается самих булгар, мы информированы о них гораздо лучше.
Подобно финно-тюркским племенам они имели родовую систему; и Великий хан, в
действительности, был лишь наиболее достойным их ханов, вождей родов. Отныне
династия Дуло с его славным гуннским прошлым твердо установилась в верховной
власти; однако, позднее, когда династия отцвела, опасности родовой системы стали
совершенно очевидными. Два главных министра назывались канарти (возможно,
тоже самое, что и кавкан) и таркан; последнее, кажется, был ответственным за
провинциальную адиминстрацию. Знать была разделена на два класса: верхний
состоял из болиар или бояр - в десятом веке было шесть бояров, но перед
правлением Бориса они, вероятно, были многочисленнее; нижний класс состоял из
2
Zlatarski, Istoriya i., pp. 151 ff. Не думаю, что Аспарух расширил свою власть на западе до
Искера до войны в 689.
3 Булгарские войны во время правления Константина V (см. ниже).
22
багаиинов. Были также и другие титулы, как багатур или коулоурат; однако, их
функции не известны. В девятом веке титул хан был заменен на князь,
означающий славянский принц; однако, другие старые булгарские титулы
существовали до падения булгарской империи и даже дальше – титул боярин имеет
место по всему славянскому миру.1
Аспарух прожил более чем двадцать лет после вторжения, организуя свою
власть. Причем не все время он правил мирно. В 685 году на имперский трон сел
неистовый, буйный юноша, Юстиниан II. Утомившись от уплаты дани варварам, он
скоро нарушил мирный договор от 680 г. и в 689 г. вторгся на булгарские земли – в
страну, которая ныне называлась имперскими летописцами «Склавания и
Булгария», булгарское государство и его славянская окраина. Булгары побежали
при наступлении Юстинана и он повернул назад и пришел в центр полуострова в
Салоники, доставив в своем обозе многочисленных славян, некоторые из которых
были пленными, а другие – счастливо убежавшие из-под булгарского господства.
Всех он отправил через Азию для поселения в Опсикион.2 Через несколько лет
тридцать тысяч из них под своими знаменами отправились на войну с сарацинами.
Удовлетворенный своей хорошей работой Юстинан возвратился маршем назад
через вражескую территорию; однако, на его пути булгары устроили засаду. Его
армия была окружена и он сам едва спасся бегством в Константинополь. И таким
образом, булгары были оставлены в покое.3
В 701 г. умер Аспарух, через 58 лет со времени разделения от своих
братьев. Его наследником стал Тервел из династии Дуло, его сын или, возможно,
внук. Тервел продолжил политику Асапруха, спокойно консолидируя свое
королевство: до тех пор, пока вновь в 705 г. зловещая фигура императора
Юстинана, ныне вне закона, с разрезанным носом и языком, не появилась истории
булгар. Экс-император, после своего низложения в 695 г. проживал в Херсонесе и
затем во дворе хана хазаров, на дочери которого он женился. Однако, хан стал
против него и он должен был бежать. Озлобленный и более целеустремленный чем
когда-либо, он пришел к Тервелу и попросил его помощи. Тервел был обрадован;
темные воды были приятны для абициозного рыбака. Он отдал в распоряжение
Юстинана свою армию из булгар и славянских вассалов и два монарха маршем
направились в Константинополь. Стены города поставили их в тупик и жители на
них всячески оскорбляли экс-императора. Однако, через три дня, Юстинан прополз
вдоль акведука. Его внезапное появление полагали из-за предательства или чуда,
или подрыва стен. Город охватила паника. Император Тиберий сбежал и Юстинан
быстро установился во дворце и на троне. Он помнил, что обязан своим успехом
булгарскому благодетелю; Тервел был приглашен в город и посажен рядом с
императором. Ему был присвоен титул цезаря.
Титул является весьма важным; однако, вполне вероятно, что император и
хан толковали его по-различному. Цезарь был вторым по рангу в имперской
иерархии; однако, она была имперской иерархией, состоящей при императоре.
1
Я обсуждаю булгарские титулы в Прил. V.
Opsikion, византийская военно-гражданская провинция в северо-восточной Малой Азии
(ныне Турция). (Прим. переводчика).
3 Theophanes, p. 557: Nicephorus, p. 36.
2
23
Тервел, принимая титул, возможно выглядел как возблагодаренным под
сюзернством императора, почти как наместник империи в Булгарии. Тем не менее
Тервел не имел никакого намерения стать таковым. Он не был в курсе
византийской истории и правил этикета. Он только видел то, что император желал
– почти был обязан – дать ему высокозвучный титул и место около себя; и он
принял это как дань своей власти, которая будет повышать его престиж в своей
собственной стране и во всем мире. Его взгляд на эту сделку был подкреплен тем
фактом, что Юстиниан дал ему бесчисленные подарки и уступил ему свое
владение, небольшую, но ценную область, известную как славянская Загория, «За
горами», область, которая тянется от восточного конца гаемусского кряжа до
залива Бургас. Городки на заливе, однако – Мезембрия, Анчиалус и Девелетус –
остались в руках империи. Тервелу также было обещано рука дочери императора;
однако, она все еще была ребенком и женитьба так и никогда не состоялась.
Булгария должна была ждать два столетия, чтобы заполучить иностранную
принцессу.1
Между тем Византия радовалась интересному зрелищу у булгарского хана,
распределяющего щедрый дар между своими солдатами и измерению подарков
императора с помощью своего варварского кнута.2
Мир оказался недолгим. Юстиниан, который никогда не забывал о своих
ранах, скоро позабыл о своих преимуществах. В 708 г., несомненно по причине
того, что Тервел требовал больше подарков или дани, Юстининан приготовился к
вторжению в Булгарию. Его армия сконцентрировалась в Анахилусе, в залив
которого направился и его флот. Войска почувствовали себя в безопасности и
дисциплина была слабой: в результате, внезапная атака булгар разбила их
наголову. Сам Юстиниан скрылся в крепости; через несколько дней осады он
сумел добежать до своих кораблей и с позором возвратился в Константинополь.
Однако, Тервел, кажется, ничего материального не приобрел из своей победы.
Более того, он показал странную черту великодушия; он направил три тысячи
своих булгар для сопровождения Юстиниана в его битве на Битинии в 711 г. Они
стояли с ним до тех пор, пока его положение не стало отчаянным и покинули его
после его смерти.3
Неудачи империи в последуюшие несколько лет дали Тервелу новые
возможности для вмешательства. В 712 г. , как полагают, из-за мести своему другу
Юстиниану, он вторгся в Тракию, грабя страну до самых Золотых ворот
Константинополя и отступая с трофеями и невредимым.1 В 716 г. , когда вторжение
арабов было неизбежно, недолговечный император Федосий III пытался
консолидировать свое положение, заключив договор с Тервелом, первым
булгарским договором, условий которого мы знаем. Эти условия впервые
фиксировали границу: которая должна была пройти по Мелеоне – неизвестное
место, что оно может быть пиком на большом монастырьском кряже, таким, как
1
Theophanes, p. 572-3: Nicephorus, p. 41-2: Georgius Hamartolus, ii., p. 622. См. также
Zlatarski, Istoryia, i., pp. 163 ff.
2 Suidas, Lexicon, p. 761.
3 Theophanes, pp. 575-6: Nicephorus, pp. 43-4, 47.
1 Theophanes, pp. 586-7: Nicephorus, pp. 48-9.
24
вершины Бакаджика. Вероятно граница ныне следовала по линии, укрепленной
булгарами и известной как Великая Ограда Тракии – линия, проходящая
приблизительно в нескольких милях от северного берега залива Бургаса в
направлении запад-юг-запад через Бакаджик на Марицу. Далее на запад страна
была слишком не заселена для того, чтобы ясно очертить границу. Вторая статья
договора обеспечивала ежегодную дань имперским двором хану в виде халатов и
шкур в размере 30 фунтов золота. Третья статья обеспечивала обмен пленными и
возврат беженцев, даже беженце, которые были враждебны нынешним
правительствам – имперские гражданские войны заставили многих интриганов
бежать в Булгарию. Четвертая статья предусматривала свободный обмен купцами и
торговлю между двумя странами, устанавливала, чтобы купцы имели паспорта и
печати; те купцы, у которых они отсутствовали, подлежали к конфискации
имуществ.2
Феодосий едва пережил этот договор; но его наследник Лев Исавр,
очевидно, его подтвердил, через своего посла Сисинниуса Рендакиуса. В 717 г.,
когда арабы предприняли вторую осаду Константинополя, Тервел помог
защитникам империи вторжением в арабский лагерь со значительным успехом.3
Однако, на следующий год, после того, как арабы были разгромлены, Тервел стал
менее благоприятно настроенным по отношению к императору Льву и даже был
замешан в интриге в пользу экс-императора, что исходила из Салоники и была
поддержана Сисинниусом. Однако, дело не выгорело и скоро после этого Тервел
умер в мае 718 г.4
Правление Тервела было беспокойным и его политика была изменчивой и
своенравной. Его действия были оправданы своими достижениями. Его готовность
вмешиваться с предоставлением военной помощи во внутренние проблемы
империи, несмотря на нарушения мира императором, сделала его слишком
значительной фигурой в имперской политике. В те сложные годы ни один
император не мог себе позволить политику искоренения агрессивных варваров.
Юстиниан II, который единственно предпринял короткую и катастрофическую
попытку делать это, не отваживался более повторить данный эксперимент из-за
опасения, что он вновь может оказаться неудачником и потерять свою лучшую
поддержку. Между тем незаменимый Тервел улучшил свою собственную позицию.
Его граница была расширена дальше на юг через Гаемус, чтобы включить Загорию
и доходить до родопских гор. Насколько далеко граница доходила на западе, мы не
знаем; Сардика и Филиппопол, оба были имперскими крепостями, но булгарское
влияние распространялось; было тревожным, что интриганы Салоники должны
были быть так близки к хану. Более тревожной была твердость, с которой булгары
ныне установились в своей стране. Недавние кочевники еще тридцать лет тому
назад, ныне управляли королевством, растянувшимся от задунайских земель до
2
Theophanes, p. 775. Он ссылается на это лишь ретроспективно, когда имеет дело с
войнами Крума столетием позднее. Он говорит, что договор был заключен между
Теодосиусом и патриархом Германом и Кормесиусом (Кормисош) из Булгарии. Ясно, что
имеется в виду Тервел. Отностительно Великой Ограды, которую некоторые историки
полагают, что она датируется с того времени, см. Прил. VI.
3 Theophanes, p. 611: Cedrenus, p. 790: Zonaras, p. 726.
4 Theophanes, p. 615: Nicephorus, p. 55. Дата смерти Тервила дана в Списке.
25
Тракии и правили им достаточно мирно, чтобы наслаждаться плодами торговли.
Они все еще были далеки от славян; и, за исключением вокруг своего центра –
который, кажется, был чисто булгарским – они были единственно
землевладельческой, организующей аристократией, подобные, несомненно,
норманам, которые три столетия спустя двинулись для того, чтобы править
отсталыми англо-саксами. Однако, определенное смешение между народами было
неизбежным; хотя все еще оставалось много славян, недовольных булгарским
вторжением.
Мы не особенно сведущи о деталях этой консолидации, однако, то, что она
имела место, доказывается историей следующей половины столетия. Тридцать
семь лет после последней интриги Тервела имперские летописцы не сообщали о
булгарах. Даже булгарский спискок не может дать нам имя его наследника,
который правил шесть лет до 724 г. За неизвестным правителем следовал хан Севар
до 739 г.; однако, о нем мы тоже ничего не знаем, кроме того, что подобно своему
предшественнику, он был из династии Дуло. С ним великая династия, династия
Аттилы, закончилась.1
Конец старой почтенной династии ознаменовался эрой гражданских войн.
Булгарские властелины и бояры были слишком завистливы друг другу, чтобы
согласиться на долговременное правление любого из их числа. Более того, они
разделились на две фракции. Одна, не понимая политику Тервела, были за
содружество с империей и смотрела с тоской на удобства византийской
цивилизации. Другая фракция презирала соблазнительную роскошь и имперские
концепции Византии и держала курс на войну с ней. Наследником последней
династии Дуло был бояр по имени Кормисош, из династии Вокил или Укил.
Кормисош, кажется, принадлежал к провизантийской партии; через шестнадцать
лет, поддерживая мир, он обеспечивал себе трон до тех пор, пока в 755 г.
обстоятельства не вынудили его пойти на войну.
Под правлением великих изоурийцев,2 Льва III и Константина V, империя
переживала религиозный раскол, но политическая реорганизация позволила
последнему императору занять ныне позицию, с которой он мог ударить по своим
соседам. Простой народ Византии, возможно, переживал потерю своих образов и
прозвища инквизитора Копронима, навоз, однако, армия была предана императору;
и он сделал армию верховной силой государства. В 755 г. Константин переместил
большие массы армян из Феодосиопола и сирийцев из Мелитена на тракийские
границы, где он построил для них крепости, для их защиты. Булгары требовали
дань и возмещение за эти новые крепости; их строителсьтво, вероятно, являлось
нарушением мира с Феодосием.1 Однако, Константин с оскроблениями прогнал
булгарских послов и таким образом, Кормисош вынужден был уступить давлению
партии войны и вторгся в пределы империи.
Булгары победоносно дошли до Длинных Стен; однако, Константин
внезапно напал на них и полностью разгромил. Даже во время их бурного бегства
1
Даты и династии можно найти в Списке (см. Прил. II).
Изоурия, местность в нынешней центральной Турции. (Прим. В.М.)
1 Как Nicephorus, p. 66, так и Theophanes, p. 662, пишут, что булгары потребовали дань
ввиду новых крепостей, Феофан добавляет, что « в соответствии с πακτα».
2
26
император нанес им тяжелые потери.2 Рассказ о кампании является немного
трудным для расшифровки; наши информаторы Феофан и Никифор противоречат.
Рассказ первого едва лишь упоминает о великолепной победе булгар в Верегаве в
759 г., а рассказ второго более детализирован, но менее датирован, говоря о
значительной войне, которая последовала за вторжением 755 г., но закончилась к
762 г., кульминацией которой была победа империи на Марцианополе. Выходит, не
один из летописцев не слышал о другой битве. Никифор более убедителен;
необходимо наилучшим образом происследовать его записи перемежающихся дат
и катастрофы на Вергаве. Тогда представляется, что Константин был настроен
продолжить свои победы. Скоро он доставил свою армию на устье Дуная и,
высадившись здесь, победоносно прошел маршем через Булгарию, мародерствуя и
захватывая пленников на своем пути, и наконец, нанес поражение булгарской
армии около форта Марцианополя, расположенном вблизи границы.3 Событие
должно было пройти в 756 г. или 757 г. В 758 г., как мы знаем у Феофана,
Константин был занят покорением славян на пограничных зонах Тракии и
Македонии – которые, несомненно, воспользовались войной между их двумя
властителями для приобретения независимости. Константин твердой рукой привел
их в покорность. В 759 г. вполне возможно, согласно Феофану, что имело место
сражение на Верегаве. Вероятно, сам Константин там не был представлен и это
является причиной, почему Никифор его игнорирует. Никифор намекает на то, что
Константин завоевал большое количество племен в Булгарии; однако, к концу
войны становится ясным, что он все еще их не удерживал. По этой причине
похоже, что он оставил после себя оккупационную армию, которая, однако,
потерпела тяжелое поражение от булгар в то время, когда она проходила через
ущелье Верегава по дороге на Диамполис-Плиску и она была вынуждена покинуть
страну. Среди убитых были командир тракийского полка и многие другие видные
воины. Тем не менее, несмотря на эту неудачу, важность которой, вероятно,
Феофан преувеличил, война была весьма благоприятна для императора и булгары
стремились преследовать мир, возможно, теряя свою дань и определенно, отдавая
заложников.4
Во время этих конфликтов умер в сентябре 756 г. Коромисош, скоро после
первого поражения. Его наследник Винех (из той же семьи, возможно, его сын)
должен был принять на себя удары войны. Ее катастрофические результаты были
причиной его гибели. Его подчиненные в общем его поддерживали, но
унизительный мир довел их до белого каления. Около 761 г. они восстали и убили
его и всех членов династии Укил; и их место было отдано зловещему бояру
династии Угаин, по кличке Телец, вождю партии войны.1 Телец (чей возраст,
говорили, был около тридцати лет) сразу начал энергичную политику и насильно
2
Theophanes, p. 662, говорит, что булгарское вторжение было удачным, используя почти
идентичные слова, которых он использовал для того, чтобы рассказать об успешном
вторжении от 712 г. Здесь он, должно быть, ошибся; Никифор слишком положителен.
3 Bury (Eastern Roman Empire, p. 339) идентифицирует его как Карнобад. Златарский
ставит сражение на Бакаджике (стр. 204-5).
4 Theophanes, pp. 662-5: Nicephorus, pp. 66-7: Lombard, op. cit., pp. 43 ff.
1 Даты даны в Спске: Theophanes, p. 667: NIcephorus, p. 69, также его Antirrhetici, p.
508.
27
взимал солдат у своих вассалов. А это уже было неприемлимо для славян и из-за
этого около 208 тысяч из них покинули Булгарию в поисках убежища в империи.
Императоры всегда были рады смешению населения таким образом, чтобы
переломить национализм; и Константин с радостью их принял, предоставив им
земли в Битнии у реки Артанас.
Хан начал войну со вторжения в Тракию, во время которого он даже
захватил некоторые из пограничных крепостей. Затем, зная, что могут последовать
ответные действия, он предпринял предосторожности, что весьма редко
встречается среди варваров, в виде укрепления своих границ и стал ожидать
развитие событий с сильной позицией и крупной армией, к которой он добавил не
менее чем 20 000 иностранных войск, главным образом из славян. Однако,
Константин в равной мере был впечатлен серьезностью войны и империя смогла
по-лучше организовать свои ресурсы. Сперва он направил экспедиционный корпус
морем к устью Дуная (как это он проделал в своей первой войне) – в основном,
кавалерию, когда каждый корабль доставил по двенадцать коней. Затем, в то время
как его кавалерия пошла через Добруджу, он сам направился маршем через Тракию
и в июне 7632 г. армии встретились и сосредоточились у Анхиалуса, крупного
имперского города на мысе залива Бургас. Телец напал на противника 30 июня и
разразилась ужасная битва, длившаяся с восхода солнца до наступления ночи.
Резня была безмерной, но к ее концу булгары были побеждены. Имперская армия
также численно понесла большие потери; Константин возвратился в свою столицу,
чтобы отметить победу триумфальными играми в цирке и церемониально убивать
тысячи пленных.3
Катастрофа нанесла большой урон булгарам, однако, она не смогла сломить
их дух. Правительство Телеца продержалось один год и было дискредитировано.
Оно не сумело исправить положение, что в конечном счете привело к убийству
Телеца вместе со знатными людьми из его партии разгневанными
соотечественниками. Трон был отдан обратно почти уничтоженной династии Укил;
Сабин, зять Кормисоша, стал ханом. Сабин сразу попыталса вступить в переговоры
с Константином; однако, мир не мог умиротворить булгар. Обвиненный в передаче
страны империи, он нашел необходимым бежать в имперский город Мезембрию,
где он просил императора принять его под свою защиту. На его место булгары
назначили хана по имени Паган.4
Константин радостно принял Сабина и даже отправил людей за его женами
и родственниками в Булгарию, таким образом собрав всю булгарскую королевскую
семью в Константинополе. Между тем Паган убедился, что другая война
невозможна и направил посольство в имперский двор. Оно не было принято там.
Вместо этого, Константин подготовил новую экспедицию. Паган был в отчаянии;
Я согласен Zlatarski (Istoryia, i., p. 213) по датированию битвы у Анхиалуса 763 г., а не
762 г., как это дает Феофан и Lombard (op. cit., 47-8) соглашается с ним. Феофан датирует
действия Телеца и битву перед великой зимой 762-3 г.; Никифор датирует их обеих
позднее.
3 Theophanes, pp. 667-9: Nicephorus, pp. 69-70.
4 Хронологию этого периода и последовательность ханов см. в Прил. II. Уверен, что
Феофан и Никифор ошибаются и Паганус Теофануса и Кампагнанус (хан Паган) один и
тот же человек, а Баянус Никифора совершенно другая личность.
2
28
со своими боярами он, лично, прибыл к Константину просить прощения.
Константин их принял в пристуствии экс-хана Сабина, сидевшего рядом с ним и
строго клеймил их как мятежников против законного правителя; однако, он
совершенно ясно дал понять, что рассматривает их правителя как своего вассала.
Мир был заключен, но, кажется, ценой низложения Пагана. Мы не знаем,
возвратился ли Сабин в Булгарию или он назначил наместника. Согласно Списку,
он умер в 766 г. и был унаследован его родственником Умаром. Между тем
император смог справиться со славянскими разбойниками, которые
воспользовались войнами для того, чтобы по-чаще делать набеги на пограничные
зоны Тракии.1
Мир вновь оказался недологовечным. Правление Умара продлилось лишь
несколько месяцев; в конце 766 г. он был низложен неким Токтом, который, как
пишут, был братом Баяна и булгаром. Последний эпитет кажется поверхностным;
вероятно, он означает, что Токт принадлежал к националистической партии войны,
как противодействующий про-греческой династии Укил. Константин, в свою
очередь, ответил на переворот с новой экспедицией. Она обнаружила, что
пограничные крепости покинуты и покорила всю страну. Те булгары, которые
сбежали, могли найти прибежище в лесах Дуная. Токт и его брат Баян были
схвачены и казнены; хан Паган был убит своими рабами при попытке бежать в
Варну.
В продолжение нескольких лет в Булгарии царила анархия, но тем не менее
булгары все еще сопротивлялись императору. Его следующая война, очевидно,
была безуспешной; он наступал, грабя, лишь до реки Тунджа, близкой к границе и
был вынужден отступить, вероятно, из-за проблем дома. Однако он проявил
упорство с намерением нанести coup de grace (завершающий смертельный удар –
В.М.). Соответственно (вероятно в 767 г.) он провел обширную подготовку и
проник до ущелья Верегава. Однако, экспедиция оказалась не финальной
операцией, как он планировал; 2600 транспортных средств, которых он расположил
вдоль черноморского побережья для доставки дополнительных войск к Мезембрии,
были унесены северным ветром на берег залива Бургас и полностью разрушены.
Булгары и при этих обстоятельствах были рады преследовать мир и военные
действия прекратились на целых пять лет.2
В эти годы – мы точно не знаем, когда, поскольку Список прерывается на
Умаре – на булгарский трон сел новый, способный хан по имени Телериг, дата
рождения которого также не известна. К маю 773 г. Телериг хорошо укрепил свою
власть для того, чтобы вызвать тревогу у императора. Константин был верен своей
обычной тактике. Флот в количестве 2000 кораблей направился к устью Дуная, где
причалился сам император в то время, как генералы войск из тем (тема –
административное деление ) вторглись в Булгарию по суше. Когда император в
своем марше по направлению на юг достиг Варны, встревоженные булгары
попросили мира. Константин согласился и возвратился по суше в
Коснтантинополь, куда также прибыл бояр Тсигат для обсуждения условий мира.
1
Theophanes, pp. 660-4: Nicephorus, p. 70.
Nicephorus, pp. 70-3: Theophanes (p. 674), следуя своей привычке фиксировать
предпочтительно безуспешные действия Константина, говорит лишь о войне у Тунджа.
2
29
Однако в октябре, когда еще переговоры продолжались, его шпионы
информировали Константина о том, что Телериг подготавливает поход из 12 тысяч
солдат под командованием бояр против берзитианских славян, которые проживали
в Тессалии, с намерением их перемещения в Булгарию – вероятно, булгары сильно
желали увеличить численность своего населения, которое уменьшилось из-за войн
и березитианы, родственные со своими славянскими подданными, выглядели как
наиболее послушным племенем. Обманув булгарского посла, прикидываясь, что он
идет на войну против арабов, император втрогся в Булгарию форсированным
маршем и с мощью 80 000 солдат напал на булгар на Литхосории1 и позволил им
бежать без потери единого человека. По возвращению в Константинополь
состоялся праздник в честь победы и кампания была названа как Благородная
Война.2
Благородная Война, несомненно, ускорила мир. Мы не знаем об условиях,
которые спасли хана и император предпринял меры, чтобы тот более никогда не
вторгался в другую страну. Однако, мир скоро был нарушен. В начале следующего
года (774 г.) Константин планировал другую комбинированную, сухопутную и
морскую, кампанию и в этом случае он сам должен был сопровождать сухопутные
силы. Очевидно, экспедиция оказалась неудачной; вновь вмешалась погода и
разрушила некоторое количество его кораблей: хотя повествование Феофана почти
всегда говорит об универсальной катастрофе, но в данном случае, подобно
разрушению кораблей на Анчиалусе, оно выглядит убедительным. Феофан всегда
нетерпеливо стремится преувеличивать несчастья императора-еретика.3
Позднее в том же году Телериг переиграл императора. Феофан говорит, что
хан послал человека в Константинополь сказать ему, что он, похоже, вынужден
бежать в Константинополь и спросить его, кто является его наиболее верным
другом в Булгарии. Константин оказался простаком и отправил ответ Телеригу с
перечислением всех своих шпионов и агентов в стране; таким образом Телериг
легко смог арестовать и казнить их всех и тем самым полностью расстроил работу
имперского разведывательного департамента. Маловероятно, что император,
всегда низменно проницательный как Константин Копроним, должен был играть
роль наивного простака; однако, определенно является фактом, что каким то
образом Телериг сумел приобрести список имперских разведчиков и
воспользовался им для своей наибольшей выгоды.4
Император бы разгневан и сразу вознамерился приступить к ответным
действиям. Однако, когда он начал свою девятую экспедицию, его охватила
ужасная лихорадка и он умер в агонии в форте Стронгилус 14 сентября 775 г.1
Булгария вновь была спасена. Войны Константина являются славной
страницей в истории византийских армий и они низвели Булгарию до самого
низкого уровня. Армии последней вновь и вновь несли поражения, население
1
Вероятно это есть Голубая Скала на Балканских горах около реки Силвен (Zlatarskii,
Istoryia, i., p. 232).
2 Theophanes, pp. 691-2. Ее хронология невразумительна.
3 Theophanes, pp. 692-3.
4 Там же, стр. 693.
1 Theopanes, loc.cit.
30
Булгарии редело; ее ханы ненадежно сидели на своих тронах. Казалось наверняка,
что придет другой Константин или даже еще одна война и ей придет конец. И тем
не менее, предпринимался очередной завершающий смертельный удар, а Булгария,
как не странно, все еще оставалась живой. Аспарух и Тервел посадили булгар так
крепко, чтобы их можно было так легко высадить обратно. И несчастья, вероятно,
породили результат в виде связывания их ближе к славянам. Мы видели, как они
упорно пытались поощрить славянскую иммиграцию; и имело место постепенного
роста славянской аристократии, что стало очевидным в начале следующего
столетия и она вступала временами в смешанные браки с булгарами. Неудачи
произвели объединительный эффект.
Однако, хотя и булгары не могли быть выкорчеваны, они определенно стали
малочисленными; они могли быть поглощены империей, как это случилось со
многими племенами. Даже после смерти Константина заботы не убавились. В 777
г. Телериг сам был вынужден бежать из страны. Он пришел во двор императора
Льва IV и там принял христианство и в эту честь ему дали греческую невесту,
двоюродную сестру императора. Если бы император был склонен вмешаться, то
Булгария, возможно, была полностью уничтожена; однако, империя была утомлена
и все еще разрывалась между иконоборством и иконозащитничеством. Булгария
была ныне скрытой страной – даже был неизвестен наследник Телерига – было
благоразумно позволить ей продолжать существовать на временной основе до тех
пор, пока не возникнет другая возможность. Варвары могли оставаться на
Балканах; они были пренебрегаемо мало опасны.
Книга II
ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ В ЕВРОПЕ
Глава I
ЧЕРЕП ИМПЕРАТОРА
Регентша Ирина, светлая ей память, провела весну 784 года в путешествии
по северным границам. Это было удачное время. В прошлом году ее генерал
31
Ставракий покорил славян греческого полуострова, вынудив их перейти под
подчинение империи. На границах царило спокойствие; Тракия, опустошенная
войнами в прошлом веке, была заполнена населением, привезенным с востока,
армянами – впрочем, еретиками, но политически безобидными, так как они были
вдали от своих родственников. Итак, императрица, в сопровождении музыки,
совершила свой тур, посетив среди других городок Берроя, перестроив и
переназвав его в Иринопол, возвратилась назад в Анчиалус.1
Она удовлетворилась тем, что видела. Здесь уже не было никакой угрозы со
стороны Булгарии. Действительно, двумя годами позднее, в сентябре 786 г., когда
ее сын, император Константин VI, становился зрелым и был опасно популярным в
армии, она нашла, что будет как мудрым, так и безопасным лишить Тракию своей
местной армии под предлогом восточной кампании, чтобы иметь солдат под ее
другом Ставракием около себя, в Константинополе.2
Однако, в начале 789 г. случилась неприятная неожиданность. Филетус,
стратег Тракии, проводил рекогносцировку реки Струма и, кажется, вступил на
территорию, которые булгары считали своей. Он верил в силу своего
правительства и беспечно продвигался. Внезапная атака со стороны булгар его
ошеломила. Много его солдат и он сам были убиты.3
Получалось, булгары были не полностью истощены; их следовало атаковать
еще раз. В апреле 791 г. молодой император, ныне у власти и жаждущий военной
славы, с помощью которой он хотел затмить популярность своей матери, решил
вторгнуться в Булгарию. В это время на троне там сидел некий Кардам. Его
предшественники и дата его рождения не известны, но в нем, наконец, булгары
нашли человека, на которого они могут положиться. Однако, со всех сторон эта
война была сплошным фиаско. Константин прошел до форта Пробатум на реке Св.
Георга.4 Здесь он вступил в сражение с булгарами; оно началось вечером с легкой
стычки. Однако, ночью имперскую армию охватила паника и она побежала: в тоже
самое время и булгары были напуганы таким же образом и они поспешили в свои
районы.5
Константин сгорал от жажды мести и вновь отправился против Кардама в
июле следующего года. Астроном по имени Панкрат обещал ему славную победу.
Однако, Панкрат оказался неправым. Константин прошел до Маркели на границе и
отремонтировал его укрепления; но, когда он подошел ближе к булгарам, то 20
июля Кардам пошел против него со всеми своими армиями своего королевства.
Юношеский пыл императора и его самоуверенность втянули его в сражение без
всякой должной подготовки; и он был разгромлен. Он с позором поспешил обратно
в Константинополь, оставив свою казну, своих коней и снаряжение в руках врага, в
сопровождении стыдливых генералов и фальшивого предсказателя Панкрата.
1
Theophanes, pp. 699, 707. Городок был тракийская Берроя или Берое (нынешняя Стара
Загора), а не македонская Берроя.
2 Там же, стр. 715-6.
3 Там же, стр. 718.
4 Нынешняя Провадия к северо-востоку от Адрианополя.
5 Theophanes, p. 723.
32
После этой катастрофы Константин оставил булгар в покое. Между тем уже
выросли амбиции у Кардама и он в 796 г. наглым образом направил императору
требование о дани, угрожая в противном случае опустошить Тракию до Золотых
ворот. Константин ответил презрительно, что его не беспокоит, что старик дойдет
до такого; он его встретит на Маркели и Бог решит, что случится. Однако, Бог был
чрезвычайно не решителен. Константин со всеми силами прошел до Версиникии,
около Адрианополя; Кардам, предупрежденный о численности его армии,
спрятался в лесу Абролеба.1 Константин в течение семнадцати дней тщетно звал
булгар на сражение; и в конечном счете, каждый монарх возвратился домой.2
Вновь последовал период мира. Заключался ли договор, не известно.
Современные историки, единогласные в осуждении императрицы Ирины,
склонятся к тому, что она платила дань всем своим соседям.3 Что касаетя платы
булгарам, то не имеется доказательства для такого утверждения. Императрица явно
хотела мира; в 797 г. она окончательно избавилась от своего сына путем его
ослепления и такое странное материнское поведение привело к потере ее
популярности. Армия всегда была враждебной к ней и духовная поддержка, хотя
она могла канонизировать ее, не помогла ей в иностранных кампаниях. Однако,
Кардам равно стремился к миру. Его боязливость во время войн показала, как он
был неуверенным о своем положении. Булгария все еще была хаотична и слаба; он,
вероятно, полностью был занят контролированием своих бояр и реорганизацией
своего королевства. Итак, обе страны были благодарны за мир, хотя ни одна из них
не смогла извлечь дани.
Тем не менее Булгария удивительным образом восстановилась со времен
Константина Копронима. Освобожденная от концентрированных атак из-за
разногласия в семье императоров относительно своих врагов, каким то образом она
обеспечила свое спасение. Кардам, возможно, был непрочный, но, по-видимому, он
никогда не падал духом. Если бы Константин VI имел способности своего деда и
тезки, булгары, возможно, вновь впали бы в бессильную анархию. Однако победы
Кардама служили для его укрепления в собственной стране и с его укреплением
сильнее становилась вся страна. Если бы государственные деятели в
Константинополе обратили свой взор на север, вместо того, чтобы лихорадочно
гадать, кто заменит безнаследственную императрицу, они также могли быть
встревожены – ужасно встревожены тем, что последует хуже всего.
Через некоторое время после 797 году хан Кардам умер, таким же
неизвестным образом, как он взошел и на трон. Императрица Ирина умерла в 802
г.; ее белые кони больше не неслись по улицам Констанитинополя. На ее месте
находился ее добродушный, скрытый бухгалтер (logthete), ныне император
Никифор I, стремящийся играть роль энергичного правителя. Он мало представлял,
куда его это поведет.
Далеко на севере, в долинах и предгорьях Паннонии, Венгрии и
Трасильвании нынешних времен, все еще существовала аварская империя и под
аварским господством все еще жили большое количество булгар, потомки тех
1
Местности были идентифицированы Златарским (Istoryia, pp. 244-5).
Theophanes, pp. 728-9.
3 Например, Bury (Eastern Roman Empire, p. 339).
2
33
древних булгар, четвертого сына короля Кубрата и его наследников, которых
авары поработили два века тому назад. Однако, в последние годы восьмого века по
долинам центральной Европы распространилась новая власть; королевство
франков, хозяин Франции и Германии, хотело обезопасить свои восточные
границы путем установления своего влияния все дальше к Дунаю. В 791 г. и вновь
в 795-6 г.г. франкский король Карл, который скоро, в 800 г., будет коронован как
римский император, бросив вызов Византии, вторгся на земли аваров при
поддержке своих славянских вассалов. Сопротивление аваров было слабым; к
концу века франкское господство достигло до реки Тисса.
Панонийские булгары воспользовались случаем для своей выгоды. На
восточном берегу Тиссы они завершили разгром аваров. Детали не известны; но
около 803 г. аварская империя полностью исчезла с горизонта. Взамен, франки и
булгары встретились на Тиссе. Франкский император предусматривал
продвижение дальше на восток и разгром там панонийских булгар; однако, он
воздержался от этого, предполагая, что без помощи аваров они не будут
способными наносить вред его владениям. Он мог, вероятно, рассчитывать на
жителей Моравии или хорватских славян, действующих в качестве буфера для
него.
Булгарского вождя, покорившего аваров, звали Крум.1 Его происхождение
неизвестно. Из его очевидно сильно сидения на троне в продолжение всей его
жизни появляется соблазн видеть его отпрыском старой королевской породы –
поскольку лишь монархи, несомненно высшего происхождения могли так долго
установить себя над завистливыми булгарскими боярами – королевской породы
булгар в Паннонии. Он даже мог бы быть потомком четвертого сына короля
Кубрата, дитя династии Аттилы. Однако, более важными качествами, чем его
рождение, являются его амбиции и его способности. Крум не собирался оставаться
принцем лишь в Паннонии. К 808 он твердо сел на трон Плиски, верховного хана
балканской Булгарии.
Мы не можем говоритиь, как это случилось. Вероятно, балканские булгары
всегда поддерживали связи со своими родственниками. Начиная со времен
Аспаруха хан Плиски держал под своим управлением долины Валлахии и
Молдавии; и паннонийские булгары в Трансильвании были недалеко; лишь
Карпатские горы разделяли их. После смерти Кардама балканские булгары
остались без хан. Вероятно, был нетрудно Круму, за плечами которого была победа
над аварами, или даже с помощью некоторой демонстрации силы или уговоров,
пересесть на больший трон и таким образом обьединить два булгарских
королевства в одну большую империю, от Тиссы и Савы до берегов Черного моря.2
1
Его имя появляетсяв различных видах, в греческих записях как Κρουμμος , Κρουμνος ,
Κρουνις μ , Κυïμος , Κρουβος и Κρεμ; на латыни: Crumnus, Crimas, Brimas, Crumas и
Crusmas; на старославянском: Кроум, Краг, Крем, Кремл, Крумел и Агрум. На его
каменных надписях (Aboba-Pliska, p. 233 – надпись в Шумле) его огреченное имя было
Κρουμος. Следовательно, имя Крум приблизительно представляет оригинал. См. Zlatarski,
Istoryia, p. 247.
2
Этот рассказ о ранней карьере Крума является предположительным. Dvornik (Les Slaves,
Byzance et Rome, pp. 34-5) утверждает его категорически, с приукрашиваниями и датами,
34
Трудно оцеиить результат обьединения. Паннонийская Булгария была
булгарским государством а не булгаро-славяснским государством; в двойном
королевстве булгарский элемент, аристократический военный элемент, должен был
быть, соответственно, увеличиться. Однако, Крум был проницательным монархом,
чтобы не позволить аристократии пользоваться слишкой большой силой; он
вероятно, сопротивлялся подчинению Паннонии балканской Булгарии и
поощрению славянского элемента в последней. В итоге единственным важным
результатом объединения было увеличение военной мощи и характера королевства.
Балканские булгары оказали себя в войнах восьмого века слабыми – славяне,
которые составляли основную часть армии, были по природе людьми
неэнергичными и неорганизованными воинами – но в девятом веке Булгария стала
одной из крупных военных держав Европы.
Кардам и Ирина, оба хотели мира. Никифор хотел войны; и Крум, со своей
новой силой и со своими балканскими амбициями, был готов дать ему войну. Она
разразилась в 807 г. До того времени Никифор был занят войной на своей западной
границе, тем не менее в том году он нашел время пойти против Булгарии.
Кампания находилась еще в зародыше, когда он достиг Адрианополя и раскрыл
заговор против себя среди своих войск. Он жестоко подавил его, но подумал, что
будет разумно дальше не проследовать; и он возвратился в Константинополь.1 На
следующий год булгары перешли в наступление: Никифор, заподозрив их в
приготовлениях в Македонии, собрал армию в крепости Страймон. В конце зимы,
так поздно, что никакая атака не ожидалась, булгары ошеломили своей силой, убив
коменданта крепости и уничтожив много полков. Они также захватили 1100
фунтов золота, предназначенного для выплаты жалования солдатам.2
Весной 809 г. Крум последовал за своей победой с гораздо более
болезненным движением. В то время имело место мощная линия имперских
крепостей, препятствующих булгарам наступать на юге и юго-востоке в виде
Девелтус, Адрианополь, Филиппопол и Сардика. Они, вероятно, были усилены
Константином Копронимом, который предвидел их стратегическое значение. Что
касается булгар, то они всегда были раздражены, в частности, Сардикой, лежащей
поперек их дороги в Сербию и Верхнюю Македонию. В марте Крум внезапно
появился перед Сардикой. Ее фортификации были слишком для него сильными, но
но без единой ссылки. Однако, его рассказ, в основном, является последовательной
интерпретацией следующих свидетельств: 1. Авары полностью были покорены Крумом
(Suidas, Lexicon, art. “Bulgari”, p. 761). 2. Карл Великий атаковал аваров в 791 и 795-6 г.г.
(согласно Ekkehard, он сперва атаковал их в 788 г. и покорил через 8 лет). После того, как
он их покорил, он не стал нападать на булгар из-за того, что считал они безобидны, знал,
что авары (гунны) исчезли (Ekkelhard, p. 162). Поэтому логично предполагать, что
покорение аваров Крумом было до их полного исчезновения. Однако, в 796 г. Кардам все
еще являлся ханом балканских булгар; мы не слышим о Круме вплоть до 808 г. (см. ниже).
Крум, следовательно, должен был быть правителем паннонийской Булгарии до того, когда
он взошел на трон Плиски. Однако, дата его восхождения остается неизвестной.
1 Theophanes, p. 749.
2 Там же, стр. 752. См. Bury (Eastern Roman Empire, p. 340) по поводу точной датировки.
Количество 1100 фунтов эквивалентно приблизительно 50 000 фунтов стерлингов (по
курсу 1930 года – В.М.).
35
каким то образом его хитрость позволила войти в крепость. Гарнизон из 6 000
солдат был уничтожен вместе с бесчисленными гражданами и крепость разрушена.
Казалось, что Крум не намеревался аннексировать эту область, а только сделать
Сардику непригодной в качестве имперской крепости.
В четверг, перед пасхой (3 апреля) Никифор услышал эту новость и
поспешно покинул свою столицу в полном составе своей армии. Форсированным
маршем он продвигался в страну противника и в день пасхи он достиг
незащищенного города Плиски. Плиска заплатила цену за Сардику; дворец Крума
был ограблен и император написал победное письмо в Константинополь, обьявляя
свое прибытие в булгарскую столицу. Это было триумфом имперских армий;
религиозный летописец Теофан, который строго осуждал Никифора, решил, что он
лгал, когда заявлял о победе. Из Плиски, Никифор прошел к Сардике, чтобы вновь
построить крепость; намеренно или случайно, он не встретил возвращающуюся
армию Крума. В Сардике император имел некоторые трудности; солдатам не
понравилось работать в качестве каменщиков и подозревали его в увертках для
того, чтобы их заставлять делать эту работу. Тем не менее, в конечном счет мятеж
был подавлен; Сардика дешево и весьма быстро была восстановлена и император
самодовольно возвратился в Константинополь.1
Однако здесь случился более огорчающее происшествие. Несколько
офицеров из гарнизона Сардика избежали резни Крума и пришли в расположение
Никифора. Он, однако, не пообещал ни прощения, ни наказания. Видимо, он
заподозрил какую-то форму предательства; тогда, офицеры бежали на сторону
булгарского двора (таким образом определенно делая намек на свою вину), где
Крум с радостью их принял. Среди этих беженцев был известный инженер
Евматий – ценное приобретение для булгар, поскольку он учил их всем хитростям
новых вооружений. Позднее Теофан дал нам более полный и совершенно другой
рассказ об Евматии, который был арабом; Никифор нанял его в Адрианополе, но
оплачивал весьма скупо – Никифор всегда стремился делать вещи по-дешевле – и,
в дальнейшем, ударил его, когда тот пожаловался; обиженный араб быстро
дезертировал. Обе истории могут быть действительными; Евматий, который всегда
работал на ремонте крепостей, работал в Сардике во время вторжения Крума и изза своих проблем испытывал искушение на предательство. Определенно, каким то
образом из-за своей бестактности Никифор отдал в руки хана ценное
приобретение.2 Булгарские амбиции все еще беспокоили императора; и всю зиму
он осуществил обширные перевозки. Македонские славяне были ненадежны; он
стрался держать их под контролем путем расселения среди них колоний верных
1
Theophanes, pp. 752-4: Bury (op. cit., p. 341) полагает, что Теофан действовал из-за
злорадства, вызвыая сомнение в достижении Никифора Плиски; большинство других
историков – например, Златарский (как и выше, стр. 252-3) или Дворник (как и выше, стр.
36) – верят Теофану без колебаний – Дворник даже добавляет об успешной атаке булгар.
Bury должен был быть правым. Теофан пользовался любым случаем для осуждения
Никифора и, хотя он и святой, но не был выше, чтобы не рассказывать ложь, чтобы
дискредитировать императора, которого он морально не одобрял. Никифор, с другой
стороны, был не полоумным; он не стал бы ложно заявлять, что проник в Плиску, когда
вся армия назвала бы его самозванцем.
2 Theophanes, pp. 753 (он здесь называется как Еутумиус), 776.
36
крестьян из Малой Азии, спинного хребта его империи. Анатолийские крестьяне не
любили такую политику; некоторые из них предпочли самоубийство отрыву от
своих домов и могил своих отцов. Однако, Никифор был неумолим; он думал, что
положение является настоятельным и он был горд собой за придуманный выход из
него. Тем не менее перевозки не были столь масштабными, чтобы оказать реальное
влияние на положение вещей.3
Однако император уже решил разгромить Крума окончательно и навсегда.
Его приготовления были долгими и тщательными; войска были собраны из всей
империи. В то время не было угрозы со стороны сарацинов; так что части
крепостей Малой Азии также прибыли во главе со своими комендантами, чтобы
дополнить итак разбухшую армию. В мае 811 г. крупная экспедиция покинула
Константинополь под руководствой самого императора и его сына Ставракия.
В Меркиле, на границе, Никифор подождал, чтобы подошли подкрепления.
Крум был серьезно напуган и отправил посольство в Меркил, покорнейше умоляя о
мире. Император проигнорировал булгарских послов; он не доверял булгарским
обещаниям и был уверен в победе. Однако, в Меркиле в внезапно исчез с 100
фунтами золота и частью имперского гардероба один из его пажей; скоро люди
слышали, что он перешел к Круму. Предзнаменование было тревожным – было ли
это бегством крыс с тонущего корабля?
В июле имперские армии вступили на территорию Булгарии и шли на
Плиску. Крум бежал перед ними и 20 июля они достигли булгарской столицы.
Никифор был в свирепом настроении и опустошил весь город, убивая и сжигая и
даже пропустил булгарских грудных детей через молотилки. Дворец ханов исчез в
пламени – он, вероятно, был построен из дерева – и их казну Никифор запечатал,
скупо рассчитывая оставить ее для себя. Крум вновь запросил мира, сказав: «Вот,
ты завоевал. Бери что ты хочешь и иди с миром назад». Однако, победоносный
император был полон гордыни и вновь заупрямился.
Крум был в отчаянии; однако, беззаботность Никифора дал ему другой
шанс. Булгарские войска бежали в горы; и за ними поспешил Никифор. В четверг ,
24 июля имперская армия была захвачена в узком горном ущелье и булгары
ускоренно построили деревянные заграждения на обеих концах. Слишком поздно
Никифор обнаружил ловушку, в которой он оказался и знал, что разгром неминуем.
«Даже если мы были птицами», он сказал, «мы не могли бы надеяться на
спасение». В четверг и пятницу булгары сильно работали над своими
укреплениями. В субботу они взяли передышку; по-видимому, они решили
подождать и взять крупную армию измором. Однако, нетерпенье одолело их и они
поздно ночью 26 июля напали на противника.
Это было резня без сопротивления. Имперская армия, застигнутая врасплох,
позволила себя вырезать полностью. Были убиты император и почти все его
генералы и высшие чиновники – некоторые были убиты в своих палатках, другие
сожжены до смерти в подожженых заграждениях. Сын императора Ставракий был
смертельно ранен, хотя находился еще несколько месяцев в состоянии агонии. Со
своим зятем Михаилом Рангабе, одним из нескольких невредимо спасшихся, и с
крошечным остатком армии он бежал стремглав в Адрианополь. Голова Никифора
3
Там же, стр. 755.
37
была выставлена на всеобщее обозрение в течение нескольких дней на радость
булгар; затем Крум ее вычистил и покрыл серебром. Она служила ему в качестве
кубка, когда он пил со своими боярами, провозглашая славянский тост
«здравица».1 Реликвии сражения сохранились через многие века. В 1683 сербский
патриарх видел в Ескибаба в Тракии могилу некоего Николаса, который нанялся в
армию и видел предостерегающий сон. Турки поставили тюрбан на голову трупа.1
Новости о катастрофе произвели ужасающий шок на весь имперский мир.
Никогда еше со времен Валенса, на поле Адрианополя, император не погибал в
сражении. Они стали громадным ударом по имперскому престижу – по легенде о
святости императора, так тщательно выхаживаемой для того, чтобы произвести
впечатление на варваров. Более того, висиготы, которые убили Валенса, были
больше кочевниками, судьбой предназначенных идти дальше на другие земли;
булгары были варварами, осевшими на воротах и определенных – больше сейчас
чем никогда ранее – оставаться здесь. Империя никогда больше так не унизится и
не позабудет свой позор; и булгары всегда будут вдохновляться памятью о своем
триумфе.
Крум имел большой резон, чтобы ликовать. Весь эффект долгих войн
Константина Копронима был уничтожен в одном сражении. Он теперь мог
встречатсья с империей на позициях победителя императора, на равных условиях,
на такой вершине, на которой никогда не были Аспарух или Тервел. В дальнейшем
он уже больше не будет воевать за существование своей страны, а будет воевать за
покорения и аннексии. Более того, в своей стране его положение было
гарантировано; никто более не посмеет оспорить его авторитет победоносного
хана. Он не мог сделать больше для упрочения булгарской короны.2
Удовлетворенные своей победой, булгары не сразу отправились на
вторжения. Константинополю была предоставленя передышка, в то время как
умирающий император Ставрикий отдал власть своему зятю Михаилу Рангаве.3
Однако, в конце весны (812 г.) Крум атаковал имперскую крепость Девелтус,
1
Theophanes, pp. 761-5. Он датирует сражение 25 июля; однако, этот день является
пятницей. Суббота/Воскресенье ночь была 26/27. Возможно установить точно, где
сражение имело место. Shkorpil (Aboba-Pliska, p. 564) полагает, что это перевал Вербица и
ущелье, знакомое местным как Греческое Пустошь, где предания говорят, что многие
греки там нашли свою смерть; и Bury (op.cit., 344) согласен с ним. Я думаю, что это место
является наиболее убедительным. Jirecek предположил, что это был перевал Вербица на
пути возвращения Никифора домой (Geschichte der Bulgaren, pp. 45-6 и Die Heerstrasse, p.
150). Однако, кажется, что он взял другую дорогу, скорее преследуя Крума, чем
возвращаясь домой. Zlatarski (op.cit., pp. 408-12) не связывает себя окончательно с этими
местами, но думает, что сражение имело место около Плиски. Однако, он принимает
утверждение Теофана (см. выше) о том, что Никифор вступил в Булгарию лишь 20 июля.
1 Патриарх Арсен Черновиц, цитировался по Bury (op.cit., p. 345).
2 Кади-Кеуи надпись, данная в Aboba-Pliska, pp. 228-30, принадлежит где-то войне
Никифора с Крумом. Она упоминает о Никифоре, Маркеле, Адрианополе и некоем булгаре
по имени Екусоус (Εκουσοος) или (Ηκοσος). Текст серьезно поврежден. Вероятно, она
относится к первой кампании Никифора, неудавшейся капмании, которая никогда не шла
дальше Адрианополя. См. Bury, op.cit., p. 343.
3 Michael the Syrian (pp. 25-6) говорит, что Ставракий был ранен во время булгарского
вторжения после смерти Никифора. Он явно был неправильно информирован.
38
оживленный город на выступе залива Бургаса, контролирующий прибрежную
дорогу на юг. Она не могла держаться долго против булгар. Крум разрушил
крепость как это он сделал в Сардика и перевез всех ее жителей с их епископом в
центр своего королевства. В июне новый император Михаил направился против
булгар; однако, весть, что он опоздал спасти город, и ему пришлось иметь дело с
мятежом в армии, заставили его повернуть назад, когда еще он находился в
Тракии.1
Его бездействие и булгарские победы напугали жителей приграничных
городов. Они видели как противник захватывает все окружающие земли и были
полны решимости сохранить свои жизни как они только могли. Пограничные
форты размером меньше, Пробатум и тракийская Нисса, были покинуты их
жителями; даже население Анчиалуса и тракийской Берроя, чьи стены
ремонтировала императрица Ирина, бежало в округа, находившиеся вне опасности
от языческих орд. К тому же инфекционная болезнь быстро распространялась до
крупной митрополис-крепости западной Тракии, Филиппопола, который был полупокинут, и затем до македонских городов Филиппи и Стримон. В последних
городах проживали, в основном, азиаты, которые были перемещены сюда
Никифором и они бежали на радостях за возможность возвратиться в свои дома.2
Однако, Крум не воспользовался полностью предоставившейся
возможностью. Осторожно и терпимо, редким качеством для варварского
завоевателя, он вместо этого направил просьбу о мире; он хотел, кажется,
консолидировать каждый свой шаг. В сентябре 812 г. его посол Даргомир –
первый безошибочное славянское имя появляется в булгарских официальных
кругах – прибыл к императору с требованием возобновления договора от 716 г.,
который был заключен между Тервелом и Федосием III. Булгария должна была
возвратить себе пограничную Мелеону и шкуры, халаты в 30 фунтов золота;
должны были быть возвращены пленные и дезертиры и вновь должна была
открыта взаимная торговля.3
Однако Крум знал, что имеет преимущество во всем этом; он пригрозил, что
если мир не будет гарантирован для него, то он нападет на Мезембрию. После
консультаций со своими советниками император отклонил просьбу о мире; он не
смог мириться с отказом от булгарских дезертиров. Для византийской дипломатии
всегда был кардинальным вопросом подбирать и поддерживать иностранных
претендентов на трон и беженцев-государственных деятелей; и Михаил, вероятно,
надеялся, что этот пункт будет исключен из переговоров. Однако Крум стоял за
все, или ничего. Верный своей угрозе, он со всей своей силой появился в середине
октября перед Мезембрией.
Мезембрия была одной из богатейших и наиболее важных городов во всей
юго-восточной Европе. Она была не только целебным источником, но также и
крупным торговым центром, как портом для причаливания продуктов восточной
Булгарии, так и портом для всех судов, направляющихся из Константинополя на
1
Theophanes, p. 772.
Там же, p. 772-3.
3 Как я сказал выше, имя Кормесиос является явной ошибкой Феофана. Крум, очевидно,
хотел и чувствовал способным возвратиться к положению дел перед несчастьем войны с
Копронимом. Вероятно, был какой то мир с Кормисошем, что отвлек внимание Феофана.
2
39
Дунай и северные берега Черного моря. В дополнение, природа и искусство
одинаково, создали здесь великолепную крепость. Она занимала маленький
полуостров на северном подступе к заливу Бургас, соединенный с континентом
через узкий перешеек длиной около 400 м, такой узкий и низкий, что в штормовую
погоду он покрывался пеной.1
Энергичная защита могла бы сохранить город. У Крума не было кораблей;
он мог атаковать лишь по перешейку. Несмотря на все усилия булгар имперский
флот мог бы доставить подкрепления и продовольствие. Однако, изаурийские
императоры экономили на вооружениях флота; если говорить точнее, настоящего
флота и не было вовсе. Гарнизон, оказавшийся неподготовленным, должен был
рассчитывать только на себя; император не пытался даже возобновить снабжение.
Круму, с другой стороны, хорошо помогло инженерное искусство дезертира
Евматия.
Ускоренное исполнение угрозы Крумом встревожило правительство в
Константинополе. 1 ноября Михаил созвал совет. Он сам выступал за мир, однако
не был достаточно строгим, чтобы наложить свою волю на советников: а те
разделились на две партии, как это было характерно для тех времен, клерики
Федор, Аббот из Студиума выступали за войну, а патриарх Никифор, историк – за
мир. Выиграла партия войны, на тех же самых фундаментальных принципах
христианского гостеприимства и высмеивании партии мира за ее готовность
платить дань. Через четыре дня их победа была зафиксирована; осенью пришли
новости о Мезембрии.
Крум нашел свой захват весьма выгодным. Мезембрия не только была
переполнена ценностями и большим количеством золота и серебра, но там булгары
также обнаружили наибоее ценное и секретное из всех изобретений Византии
оружие, жидкий «греческий огонь» и тридцать шесть сифонных устройств для
выброса этого огня. Крум взял свои трофеи и затем, следуя своей привычной
тактике, разрушил фортификации и направился домой.2
Император был обязан планировать экспедицию мести за позорное
поражение. В феврале два христианина, которые сбежали из Булгарии, рассказали
ему, что Крум готовит вторжение в Тракию. Михаил деловито собрал войска со
всей своей империи; в мае он составил огромную армию, главным образом, из
азиатов. Императрица Прокопия проводила армию с поощрительными словам с
акведука около Геракла. Однако от проводов императрицы было мало толку.
Целый месяц Михаил медлил в Тракии, так и никогда не попытавшись возвратить
и отремонтировать Мезембрию, в то время как азиатские войска стали мятежными.
В начале июня Крум пересек границу и две армии стали лицом к лицу на
Версиникии. Здесь Кардам скрывался в лесах от Константина VI; но Крум был
храбрее и приготовился для сражения. В течение пятнадцати дней жаркого лета
каждая армия ожидала, когда другая придет в движение; наконец, генерал,
командующий тракийскими и македонскими войсками на левом фланге имперской
армии Иоанн Аплас, стал умолять об атаке. Имперская армия превосходила по
1
В нынешнее время перешеек в плохую погоду покрывается волнами, однако, тогда,
вероятно, имелась хорошая дамба.
2 Theophanes, pp. 775-8; Theophanes Continuatus, pp. 12-13.
40
численности булгарскую в соотношении 10:1; и имперские войска известным
образом могли расправиться с варварами на открытом бою. Михаил дал ему
разрешение и 22 июня Иоанн Алас начал сражение. Булгары в смятении стали
отсупать перед его атакой; когда вдруг он обнаружил, что сражается совершенно в
одиночку – остальная армия, ведомая анатолийскими войсками, побежала назад в
необъяснимой панике. Крум, говорят, был также ошеломлен и заподозрил
неладное, чтобы пуститься за беглецами, которые стремглав бежали обратно к
своей столице; однако, он скоро установил, что бегство действительное. После
уничтожения храбрых, дезертировавшихся войск Апласа, он последовал за
беглецами, когда они стремглав мчались назад к своей столице. Это была
изумительная битва: единственным обьяснением было предательство в имперских
войсках – в анатолийских полках. Командующим анатолийских полков был Лев, из
армян и именно Лев был тем, кто оказался в наибольшем выигрыше от
проигранного сражения: Михаил отказался от трона и отдал корону Льву. При
таких обстоятельствах Лев неизбежно оказался под подозрением, хотя и нечем
было поддерживать это подозрение – он очень уж хитро играл своими картами.
Однако и Крум был посвящен об этом заговоре. Он принял риск сражения против
значительно превосходщих сил на открытом поле – риск, на который не шел ни
один из булгар до этого или в течение веков; невероятно представить, что при
таком уникальном случае он мог бы пуститься на авантюру так быстро и глупо –
должен был поставить себя в положение, где только чудо могло его спасти.
Разумеется, если он не был уверен в том, что чудо совершится. Это было заранее
согласованное действие, чем неожиданность, поскольку он не сразу пустился в
погоню за беглецами.1
Победа, возможно, была договоренным делом; однако, Крум не проявлял
никакой растерянности, чтобы не воспользоваться ею. Тракия была лишена войск и
его продвижение было легким. Оставив своего брата для осады Адрианополя, он
двинулся со своей армией, целясь немало немного на самое имперскую столицу. 17
июля он достиг стен города.
Огромные укрепления запугали его; вместо приказа на атаку, он выбрал
демонстрацию своей мощи. Любопытные и напуганные жители на стенах могли
наблюдать за людьми и животными, принесенными в жертву на языческих алтарях,
они могли видеть как великий хан моет свои ноги в волнах моря и празднично
кидает брызги на своих солдат или с помпой продвигает ряды содержанок под
хриплые приветственные возгласы своих орд. Получив удовольствие от своего
варварского великолепия, он направил требование к иператору, чтобы ему
позволили прикрепить свое копье на Золотых воротах в знак своей победы.
Император, амбициозный армянин Лев, отказался от удовлетворения
оскорбительной просьбы; поэтому Крум должен был поработать более практичным
образом. Укрепив свой лагерь крепостным валом, он опустошил загородные земли
в течение нескольких дней. Затем он вновь направил к императору просьбу о мире,
1
Theophanes, pp. 780-3: Scriptor Incertus, pp. 337ff. Bury (op.cit., pp 351-2) более полно
обсуждает предателсьтво Льва. Его вывод о том, что Лев был виновным, но слишком
умным, чтобы себя не компромитировать, является абсолютно убедительным. Однако, мне
кажется, что для того, чтобы история выглядела убедительной, Крум должен был быть
вовлечен в заговор.
41
вероятно, на основе знаменитого мира Тервела, но настаивая на особенно крупной
дани золотом и халатами и набором молодых девушек для своего личного
пользования. Тут Лев увидел возможность решения своих проблем.
Эпизод, который последовал затем является глубоко огорчительным по
нашим современным понятиям о чести и патриотические историки долго видели в
нем пример вероломства и загнивания Византии. Однако мы живем ныне в
безбожное время. В девятом веке каждый истинный и преданный христианин
относился к язычникам как к животным или дъяволам, в соответствии с их
возможностью наносить зло на правоверных. В соответствии с этими стандартами
Крум, «новый Сеннакриб»,1 был архи-дьяволом; любые меры по спасению
христианского мира в борьбе с этим монстром были оправданными. Нам следует
помнить, что Крум сам не чурался использования коварства неоднократно.
Лев ответил Круму, предлагая встречу между двумя монархами на берегу
Золотого рога, за стенами города; Крум должен был прибыть по суше, а Лев – на
лодке, в сопровождении нескольких невооруженых помощников. Крум принял
предложение и на следующее утро прибыл на место встречи в сопровождении
своего казначея, одного из зятьев, греческого дезертира по имени Константин
Пасик с его племянником и сыном. Лев и его друзья прибыли на имперском судне
и началась беседа, предположительно, с Константином в качестве переводчика.
Вдруг имперский чиновник Гексабул покрыл свое лицо руками. Крум был
оскорблен и встрвожен и вскочил на своего коня. В это время три вооруженных
человека выскочили из соседнего дома и атаковали маленькую группу булгар.
Товарищи Крума вскочили на ноги; защищая своего хозяина и себя, они легко
были ликвидированы. Казначей был убит и оба Пасика были захвачены. Крум,
главный объект уловки, сбежал. Были выпущены дротики вослед, когда он сбегал,
но лишь один из них ранил его слегка. Он достиг безопасно своего лагеря,
поклявшись отомстить. Ханжеские граждане Константинополя были глубоко
разочарованы. Неудача произошла из-за их грехов, говорили они.
Следующие несколько дней Крум был занят огненной местью. Весь
пригород города, не только те, которые были за стенами, но и богатые городки и
деревни на дальней стороне Золотого рога и еврпейском берегу Босфора,
заполненные церквами и монастырями и роскошными виллами, все было предано к
огню. Дворец святого Мамаса, один из прекраснейших пригородных домов
императора, был полностью разрушен; его разукрашенные орнаментом колонны и
скультурные животные были загружены на телеги для украшения ханского дворца
в Плиске. Булгары убивали любое живоей существо. Опустошение стало более
масштабным, когда хан начал свой путь домой. На дороге на Силимбрия были
разрушены каждый городок и каждая деревня; сама Силимбрия была сравнена с
землей. Страшный разрушитель двигался все дальше. Гераклея была сохранена
блгодаря ее сильным стенам, но за стенами были все уничтожено. Булгары
сравняли с землей форт Даонин; они отправились сделать тоже самое с
Раедестусом и Апрусом. Там они отдохнули десять дней, затем направились к
холмам Гануса. Жалкие жители пригородов бежали туда; за ними была устроена
1
Theophanes, p. 785. (Сеннакриб был сыном ассирийского царя Саргона II,
унаследовавшего трон Ассирии (705-681 г.г. д.н.э.). Он завоевал Иерусалим, хотя в Библии
говорится о чуде, которое –де спасло Иерусалим. – прим. В.М.).
42
охота, мужчины были убиты, женщины и дети и животные были отправлены в
Булгарию. Затем, после короткого разрушительного похода к Геллеспонту, Крум
направился на север к Адрианополю. Крупная крепость все еще оборонялась
против брата хана. Однако, Крум доставил с собой стеноразрушающие машины.
Гарнизон голодал; он знал, что теперь помощь не придет. Из-за неизбежности он
сдался. Город был разрушен и покинут. Все жители в количестве около 10 000
были перемещены к северным берегам Дуная. Здесь они жили в рабстве; и Мануил,
их архиепископ и наиболее стойкий из всех своих людей, стал мучеником.
Имперское правительство теперь сожалело о своей черствости и уловке. Оно
умоляло о мире; однако, Крум был непримиримым. Он должен был слишком много
прощать.1
В те темные дни люди в Константинополе молились и надеялись, что
встанет из могилы Константин Копроним, чтобы покарать булгар, как это он делал
в свое время. Воскресение им не было подарено; однако, император Лев поклялся
быть достойным преемником. Он отправился со своей армией скоро после того, как
Крум отступил, однако, не пытался следовать за ним, взяв вместо этого путь вдоль
берегов Черного моря; его целью было восстановление Мезембрии. Ближе к
Мезембрии он встретил булгарские силы – вероятно, лишь подразделение армии
Крума; Крума, очевидно, там не было. Район часто опустошался в последние годы
и булгарская армия испытывала трудности со снабжением. Лев, с другой стороны,
будучи в контакте с морем и со своими кораблями, обильно снабжался. Узнав о
трудностях булгар, он выработал тактику. Он тайно отступил с отборными
войсками на холмы. Остальная часть армии внезапно увидела, что он исчез и
начала паниковать. Новость быстро облетела по рядам булгар, которые решили
пойти на атаку. Однако, Лев во время предупредил свою армию; так что они
продолжали стоять на своих позициях, когда пришли булгары. Лев оказался
способным спуститься с холмов и зайти в тыл булгар. Это было триумфом
имперской армии; ни один булгар не смог сбежать. Лев затем вторгся в Булгарию и
опустошил ее земли, сохранив жизнь лишь взрослым, но со зловещим
предвидением, убивая детей, разбивая их об камни. Булгары глубоко были
посрамлены своим поражением. Холм, где Лев устроил засаду долгое время
назывался холмом Льва и проходящие мимо него булгары, показывали на него и
печально потряхивали головами.2
Однако, успех Льва имел малое значение. Во время следующей зимы,
которая была необычно мягкой и сухой, булгарская армия численностью в 30 000
человек пересекла малые реки и опустошила Аркадиопол (Луле Бургас). При
возвращении назад домой они обнаружили, что река Ергенз из-за проливных
дождей вышла из берегов и они были вынуждены ждать спада уровня воды и затем
строить мост. Однако, во время задержки Лев ничего не предпринял, как его
1
Theophanes, pp. 785-6. Он закрывает свою историю с захватом Адрианополя: Scriptor
Incertus, pp. 342-4, сообщает более детально: Theophanes Continuatus, p. 24: Genesius, p. 13:
Ignatius, Vita Nicephori, pp. 206-7. Захват и мученичество адрианопольцев описывается в
Vita Basilii (Theophanes Continuatus, pp. 216-17), Menologium Basilii Imperatoris, pp. 276-7 и
Georgius Monachus Continuatus, p. 765.
2 По поводу дискуссии об этих кампаниях, существование которых Златарский и др.
отрицают, см. Прил. VII.
43
критики пишут, не атаковал противника. Булгары безопасно возвратились домой с
50 000 пленными и кибитками, перегруженными золотом, одеждой и армянскими
коврами.3
Скоро после этого в Константинополь пришли еще худшая новость. Крум
планировал гораздо крупную месть на город, который так предательски обращался
с ним. Он был намерен разрушить его, начав атаку на квартал Блачерна, откуда по
нему стреляли дартами и поранили его. Слухи о его приготовлениях заставляли
людей задыхаться от испуга – слухи об ордах, собранных ханом, славян из «всей
Славонии» и авар из панонийской долины; о многих машинах, которые хан строил,
катапультах всех размеров и камней и об огне, который их бросал, кроме щитов и
таранов и лестниц, предназначенных для любой крупной осады; о тысячах быков,
откормленных на ханских пастбищах и пяти тысячах кованых железом вагонахкибитках. Лев поспешил поставить свою столицу под необходимую защиту и
пострался соорудить новую внешнюю стену за пределами квартала Блачерны, где
ожидался штурм булгар и укрепления были слабыми.1 Он даже начал искать
дипломатическую помощь. Это, вероятно, было связано с новостью, что Крум
собирает войска в Паннонии, которая давала имперским сановникам полагать, что
Булгария может быть атакована с тыла, из Германии. В 814 г. послы
Константинополя отправились во двор западного императора Людовика, чтобы
просить его выступить против варварских булгар. Они прибыли к нему в августе;
однако, не получили желаемого ответа. У Людовика было предостаточно своих
варваров, против которых он должен был воевать.2
Однако, тогда опасность миновала. Вмешалась рука господня. В святой
четверг, 13 апреля 814 года в голове Крума разорвался кровеносный сосуд и он
умер.3
Крум переделал Булгарию. Кардам лишь показал, что булгары были лишь
искалечены, а не покорены в войнах против Копронима; но Крум изменил весь
статус своей страны. Его первым достижением, объединив панонийских булгар с
балканскими, было начало новой жизни для обоих народов. И затем он приступил к
карьере захватывющего триумфа. Он убил двух императоров в сражении и привел
к падению третьего. Из всех имперских крепостей на границе он захватил и
уничтожил четыре из них и принудил жителей двух других к бегству оттуда в
смертельном страхе.4 Он даже серьезно грозил имперской столице; и многократно
разбивал имперские армии. Булгария, умирающее государство всего пол-века тому
назад, ныне стала крупнейшей военной державой в Восточной Европе.
Однако Крум не только утвердил независимость Булгарии силой оружия; он
также был крупным организтором внутри страны. Детали его работ утеряны, но их
3
Scriptor Incertus, pp. 346-7.
Scriptor Incertus, p. 347.
2 Annales Laurissenses Minores, p. 122: прибытие греческого посольства последовало
немедленно после случая, датированного августом.
3 Scriptor Incertus, p. 348. Bury (op. cit.) датирует смерть 14 апреля; однако, этот день
приходится на пятницу.
4 Были уничтожены Сардика, Девелтус, Месембрия и Адрианополь, а Анчиалус и
Филипполус были покинуты людьми.
1
44
отзвуки дошли до нас в записи энциклопедиста десятого века Суидаса. Крум,
пишет он, после покорения аваров, спросил у своих аварских пленных о причине,
по которой их империя пала. Они ответили, что потеряли своих лучших людей изза различных причин, зависти и обвинений друг друга, столкновений между
ворами и судьями, пьянства, коррупции и бесчествия в их торговых делах и страсти
к судебным тяжбам. Крум был глубоко потрясен услышанным и без промедления
издал законы, препятствующие таким вещам в Булгарии: первое, когда человек
обвиняет другого в преступлении, то обвинитель должен быть подвергнут к
допросу прежде чем начнется суд и, если окажется, что он выдумал обвинение, то
он подлежал к казни; второе, оказание убежища ворам подлежало наказанию
конфискацией всего имущества хозяина в то время как ворам должны были ломать
их кости; третье, все виноградники подлежали выкорчевыванию; и наконец, люди
должны были оказывать помощь нуждающимся под страхом конфискации
имущества.1 Весьма сомнительно, что законотворческая деятельность Крума была
такой простой как пишет Суидас; однако, очевидно, что он внес свои новации в
таком смысле. Все эти законы были упрощениями патерналистского
законодательства, которые иператор обычно давал своему народу и весьма
различны в их концепциях от законов, которые имели место в аристократическом
государстве каковым была Булгария. Крум, представляя себя как один из
прогрессивных булгар, по части империи он нацеливался на теократическую
верховную власть, которой пользовался император среди своих подданных. Крум,
по-видимому, способствовал этой политике путем поощрения своих славянских
подданных как противостоящих булгарам, их аристократии. Почти всегда было
привычкой автократов отвлекать свою аристократию от политики путем
привлечения их к военным делам; византийские императоры, когда позднее
выросла в империи аристократия, следовали такой же политике; в Западной Европе
более поздние времена такая полиитика просматривалась у Ришелье. Так, булгары
должны были посвятить себя армии или военному руководству на аванпостах
империи;2 они были более лучшими воинами чем славяне и они были весьма
полезны там. Однако, в своих политических делах и для высоких постов во дворе
он использовал славян. Его единственный посол, которого мы знаем, был
славянином Драгамером; и бояры, с которыми хан праздновал, выпивали с со
славянским тостом здравица.
1
Suidas, Lexicon, p. 762.
Те солдаты, которые упоминаются в надгробных плитах, найденных на Днепре и Тиссе,
носили булгарские имена, Онегавон и Окорсес.
2
45
Глава II
ЭКСКУРСИЯ НА ЗАПАД
Внезапаное исчезновение их грозного правителя застало булгар врасплох.
Крум оставил сына по имени Омортаг; однако, Омортаг был юным и неопытным.1
Кажется, булгарская аристократия воспользовалась смертью Крума, чтобы восстать
против его династии. Мы слышим о трех боярах, которые надели на себя корону:
Дукум, который почти сразу и умер, Дитзенг и Тсок, которые были жестокими и
преследовали христианских пленных из Адрианополя. Однако, ничего больше о
них неизвестно. Вероятно они были лишь руководителями мятежных фракций и
партий, которые на короткое время контролировали правительство в Плиске.2
Во всяком случае их правление было коротким. Задолго до конца 815 г.
Омортаг прочно сидел на троне отца. Его первым действием было заключение
мира с империей. В качестве воина он не имел никакого опыта; поэтому, было
более разумным сидеть на лаврах отца и использовать их для обеспечения
выгодных условий. Он, похоже, начал предварительные переговоры, которые
ничего не дали;3 император Лев задумывал планы по войне против ослабленных
булгар – монах Саббатий, руководимый несмомненно злым умыслом, пообещал
1
Формы Ωμορταγ, Ωμουρταγ, Ωμυρταγ и Ομουρταγ встречаются на его надписях. Греки звали
его Ματραγωυ, Μορααγων и Ομβριταγος; на латыни Omortag и Omartag. См. Zlatarski op. cit.,
opp. 292-3. То, что Омортаг был сыном Крума (не братом, как говорит Dvornik (op. cit., p.
39) определенно утверждается Theophylact, Historia XV Martyrum, p. 192 и
демонстрируется надписью Маламира Шумла. Theophylact (loc.cit.) говорит, что Омортаг
прямо наследовал Крума; и Theophanes Continuatus (p. 217) подразумевает это.
2 Тсок лишь упоминается в Menologium Басила II в качестве наследника Крума и
преследователя христиан (Menologium, pp. 276-7); Дукум, который умер и Дитзенг,
который преследовал архиепископа Мануэла, упоминаются лишь в славяноском прологе
четырнадцатого века к Menologium, p. 392 (см. библиографию). Тсок, однако, вероятно
является Тсуком, который появляется в очень сильно поврежденной надписи, найденной
около Абоба и датированной 823/4 (Aboba-Pliska, pp. 226-7) – смысл надписи
нерасшифруем; она может быть записью о победе Омортага над самозванцем. Я склонен
верить вместе с Loparev (Dvie Zamietki, p. 318) тому, что все трое были лишь военными
руководителями.
3 Если Бури прав, приводя сильно разрушенную надпись Эски Джума (Aboba-Pliska, p.
228), то она смутно предполагает переговоры.
46
ему победу над ними, если бы он вновь восстановил иконоборчество.4 Тем не
менее блестяще запланированная кампания не состоялась. Вместо нее зимой 815-16
г.г. хан и император заключили мир на 30 лет.
Имперские историки мимоходом отметили договор; но хан был
удовлетворен своей дипломатией и повелел сделать надпись о его условиях на
колонне в своем дворце в Плиске. Ныне колонна пала и разбилась на куски, но она
все еще рассказывает, как Верховный хан Омортаг, желая заключить мир с
греками, отправил посольство к императору (τον βασιλεα) и как мир был продолжен
в течение тридцати лет. Граница должна была пройти от Девелтуса, между двумя
реками, и между Балтзене и Агатоники к Констанции и Макроливадии и к горам –
названия гор исчезли. Во-вторых, император должен был сохранить славянские
племена, которые принадлежалие ему до войны; другие, если даже они
дезертировали, должны были принадлежать хану и подлежали отправке обратно в
те районы, где они ранее проживали. Римские (имперские) офицеры должны были
быть выкуплены по специальному тарифу в соответствии с их званиями, рядовые
люди должны были обменяться как человек на человека и было специальное
регулирование для имперских солдат, захваченных в покинутых крепостях.1
Эти последние условия были ожидаемыми – булгары выигрывали по
дезертировскому делу, что не удалось сделать Круму. Однако, границы нуждались
в разъяснениях. Этими двумя реками, по-видимому, являются Тунджа и ЧобанАзмак; Балтзене – неизвестно; однако, Агатоника была идентифицирована как
деревня Саранти, в то время как Констанция есть деревня Костужа, обе
расположенные около гор Кавалки и Сакар. Макроливадия является нынешней
деревней Узунджова, около слияния рек Азмак и Марица.2 Полу-безымянный
горской кряж был почти определенно Гаемусом; то есть на Макроливадии граница
поворачивала резко на север к Гаемусу и Дунаю, оставляя Филиппол и Сардику за
пределами границы. Это была, как сказал Омортаг, старая граница,3 которую
Тервел точно завоевал столетием назад; действительно, весь договор являлся, в
основном, повторением известного договора от 716 г. Тем не менее здесь было и
различие. Омортаг выдвинулся на расстояние, на которое он хотел, в сторону
Тракии. Его главные интересы лежали где-то в другом месте; он лишь хотел
гарантировать сохранность своей границы. Соответственно, булгары вырыли
большой ров и на своей северной стороне построили крупный крепостной вал по
всей линии от Девелтуса до Макроливадии. По всему этому земляному валу,
названному греками Великой Оградой, и ныне известному как Еркесия, булгары
устроили постоянное наблюдение.
4
Genesius, p. 13: Theophanes Continuatus, p. 26 и более детально в Epistolae Synodicae
Orientalium ad Theophilum, p. 368. Это может относиться к кампании Льва в 813, которая
была успешной.
1 Сулейман-Кеуи надпись, которая является предемтом обсуждения статьи Златарского
(см. библиографию), дает поводы для моих аргументов по моему мнению о договоре и о
Великой Ограды в прил. VI. Греческие историки, Genesius, p. 41 and Theophanes
Continuatus, p. 31 упоминают, что был заключен мир на 30 лет – Генесиус упоминает
Омортага (Мотрагон) по имени.
2 Идентифицирована Златарским, Izvestiya, pp. 67-8.
3 περι της παλαιης ενοριας ινα εστιν…κτλ.
47
Однако, такая обширная работа не могла быть выполнена при присутствии
вражеских сил на другой стороне границы. Почти определенно, что некоторое
условие в договоре позволяло сооружение такой «ограды» без вмешательства
имперских вооруженных сил. Следует отметить, что из крупных имперских
крепостей, которые охраняли границу до войны, лишь Мезембрия и Адрианополь,
которые представляли собой торговые и военные метрополии, были
переоккупированы и реконструированы императором. Другие крепости –
Анчиалус, Девелтус, Филиппол и Сардика – хотя они и не были переданы
булгарам,4 но оставлены покинутыми и через несколько десятилетий легко были
аннексированы ханом. Великая Ограда уже пересекла главную дорогу из
Адрианополя на Филиппола; изоляция и эвакуация двух западных крепостей дала
возможность Омортагу с помощью «ограды» утвердить вдоль этой западной
границы свое булгарское королевство. Вероятно, даже сегодня булгарские
государственные деятели мечтают о расширении этой стороны; «ограда»,
построенная сегодня или завтра была бы бесполезной.1
Чтобы торжественно отметить мирное соглашение как хан, так и император
согласились закрепить свои слова в соотвстствии с обычаями веры другой стороны.
К неудовольствию благочестивых христиан Константинополя, император,
наместник бога на земле, вылил воду на землю и поклялся к мечу, внутренностям
коней и принес в жертву собак как фальшивых идолов булгар. Было еще по-хуже,
когда языческие послы загрязнили святую библию и называли имя бога. Затем
люди не удивлялись, когда чума и землетрясения последовали за этими
чудовищными безбожными действиями.2
Омортаг, однако, был искренне за мир на Балканах. Существование
Булгарии было гарантировано оружиями Крума; сейчас было время для
наслаждения дарами цивилизации, что давало близость к Византии. Через все свое
правление Тридцатилетний Договор о мире верно поддерживался ханом. Лишь
однажды булгарские армии пошли к югу от Великой Ограды; и это было сделано
для помощи императору.
В 823 году император Михаил II был осажден в Константинополе армией и
флотом архи-мятежника Фомы, так отчаянно, что он даже вооружал своих
сарацинских пленных в городе. В своем отчаянии он был рад любому, кто мог бы
ему помочь. Как раз это был случай, когда вмешался хан. Некоторые говорят, что
Михаил отправил в Плиску просьбу о помощи, что и было удовлетворено. Другие
говорили более длинную историю; это был Омортаг, который начал переговоры,
прося своего вмешательства. Михаил отказался; он не может, сказал он,
использовать язычников для проливания христианской крови. Однако, его отказ
объяснялся сплетнями об экономии; булгары хотели, чтобы им заплатили – и, во
4
Приложение VI.
Приблизительно в пол-милях от Бакаджика имеется вторая «ограда», немного к югу
обходя другую, известная как цыганская Эркесия – по преданию, якобы, оттуда были
отозваны царские войска и на их место позвали цыган; однако, цыгане беззаботно
изменили ее направление, которое исправили возвратившиеся назад солдаты (Aboba-Pliska,
pp. 542-3).
2 Ignatus, Vita Nicephori, p. 206: Genesius, p. 28: Thephanes Continuatus, p. 31. См.
Zlatarski, Istoriya, pp. 434-5.
1
48
всяком случае, это было бы нарушением Тридатилетнего Договора о мире. Тем не
менее Омортаг подумал, что возможность вмешательства и грабежа весьма
хороши, чтобы ею пренебречь; он все равно пересек границу – и Михаил,
несомненно, был посвящен в это, прощая нарушение договора в обмен на помощь
и щедро гарантируя ему сохранность трофеев, которых он мог бы захватить.
Булгарская армия пересекла Ограду и прошла маршем, минуя Адрианополь и
Аракдиопол, к столице. Мятежник Фома узнал об их приходе; неохотно увел свои
войска с осады и отправился на встречу нового врага. Булгары ожидали его на
Седукте, на акведуке, где императрица Прокопия прощалась с ее неудачливым
мужем перед сражением на поле Версиникии. В сражении на Седукте мятежники
были сокрушительно разгромлены; основная часть армии Фомы была уничтожена.
Булгары взяли дорогу домой, нагруженные трофеями. Михаил был спасен.1
Омартаг воспользовался этим редким балканским миром, чтобы соорудить
здания вне Большой Ограды. Вероятно, в последние годы царствования его отца и
в первые годы его правления был построен дворец в Плиске, руины которого мы
можем проследить в нынешние дни. Крупный четырехугольный лагерь две на
четыре мили, окруженный грубым крепостным валом и с одиннадцатью воротами,
вероятно датируется первыми годами булгарской оккупации. Однако, городок
дважды разрушался императором во время войн Крума; нынешняя цитадель, повидимому, сооружена после этих войн. Она состояла из укреплений трапецоидного
вида с круглыми бастионами на четырех углах, с двойными прямоугольными
бастионами, охраняющими четыре ворота и еще из восьми других бастионов.
Внутри находилась резиденция – дворец ханов, большой зал, почти квадратный,
разделенный колонннами, где находилась апсида для трона на возвышении.
Несомненно, в этом зале Крум установил колонны и скульптуры, которых он вывез
из дворца Св. Мамас. Близко к дворцу стояла языческий храм ханов, позднее в
искупление своего прошлого ставший христианской церковью.2
Тем не менее, один дворец был явно недостаточным для Великого хана. В
Трансмариске на Дунае, где нынешний Туртукан все еще охраняет одного из
легких переходов через реку, Омортаг соорудил дом, пользующийся широкой
известностью,3 сильную дворцовую крепость для контроля за северными
подходами к его столице. В то время он продолжал жить в своем старом дворце в
Плиске и с болезненной симметрией, на половине расстояния между земными
залами он построил третий дом, где он должен был лежать вечно – изящную
гробницу, сооружение которой он отметил на надписи на колонне, которую
позднее должны были использовать строители; и теперь чувства языческого
монарха можно читать в одной из церквей Тырново.4
1
Georgius Hamaratolus, p. 796: он сказал, что Михаил просил булгар о помощи. Genesius,
pp.41-2 и Theophanes Continuatus, pp. 64-6 дали более длинную историю, причем,
Континуат добавил об экономической причине отказа от помощи Михаилом.
2 Aboba-Pliska, pp. 62ff. Этот дворец почти определенно был построен, вероятно,
греческими мастеровыми, в начале девятого века.
3Επ(οιη)σεν υπερφ(η)μον (οι)κο(ν)ς τον ∆ανουβιν.
4 По поводу надписей Тирново см. Aboba-Pliska: Успенский, О древностях города
Тырново, стр. 5фф.: Jirecek, op.cit., 148ff.: Bury, op.cit., pp. 366-7: Zlatarski, Istoriya, pp. 32530, 444-7. Uspenski, Jirecek (скорее, неправильно) и Златарский все дали полный текст.
49
Осенью 821 году хан построил другую крепость-дворец, дальше на юг от
Плиски, охраняющую подходы от Великой Ограды. Он вновь записал о своем
создании на колонне, которая найдена в деревне Чаталар.5 «Великий хан Омортаг»,
говорится, «является божественным правителем в стране, где он родился.
Проживая в лагере Плиска, он соорудил дворец на Тутса и увеличил свою мощь
против греков и славян. И он искусственно соорудил мост через Тутсу. ...И он
установил в своей крепости четыре колонны и между колоннами двух бронзовых
львов. Пусть Бог позволит божественному правителю, чтобы он своей ногой давил
на императора столь долго, пока Тутса продолжит течение и враги булгар будут
под контролем; и пусть он он покорит своих врагов и проживет в радости и счастье
сто лет. Дата заложения фундамента по-булгарски, шогер алем и по-гречески,
пятнадцатый индикт». Название, под которым Омортаг знал этот дворец,
фундамент которого он заложил в сентябре 821 г., не дошло до нас; вероятно, оно
было типа булгарского эквивалента фразе «высокочтимый». Однако, скоро он
будет назван по-славянски и для будущей балканской истории как Преслав,
Великий Преслав, славный.1 Слова на надписи имели намерение устрашать славян
на южных границе и греков, императора и его подданных. Более того, они
показывали, что император, несмотря на тридцатилетний мирный договор, все еще
являлся традиционным ханским противником, которого он больше всех боялся и
которого он больше всех хотел покорить.
Однако, в то время хан находился в мире с империей – даже заимствовал от
него атрибуты своей культуры. Надписи, которые славят его дела, написаны на
греческом, не на элегантном греческом, который использовался жителями
Константинполя, а на грубом, грамматически неправильном греческом языке –
написанные, несомненно, пленными, которые насильственно или добровольно
оставались во владениях хана. Греческий все еще был единственным языком в
Восточной Европе, который имел свой алфавит; для письма должны были
использоваться греки или грекоязычные жители империи. Эти письмена о хане в
середине булгарских формул добавляют к титулу Великий хан, καννας υβιγη,
имперскую формулу ο εκ θεου αρχων, божественный правитель –хотя хан был
весьма далек от одобрения христианского бога.2 Архитекторами нового дворца, повидимому, были греки. От дунайского дворца не было найдено никаких следов и
первоначальные здания Плиски были утеряны под поздними разрушениями;
однако, Плиска демонстрирует весьма примечательно влияние византийской
Успенский располагает гробницу на кургане Мумджилар, но Златарский, более
убедительно, в деревне Икинли-фоунт, на нынешней границе с Румынией.
5 Aboba-Pliska, pp. 546ff.: Bury, op. cit., pp. 368-9: Zlatarski, op. cit., pp. 319-25 и особенно,
pp. 441-4.
1 Преслав является сносным переводом греческого υπερφημος или παμφημος, которые
встречаются на булгарских надписях.
2 Они, разумеется, дали ему титул αρχων. «Βασιλευς» был зарезервирован лишь за
императором и ρηξ – за западными правителями. Формула не означает, что хан не
оказывал никакого уважения к христианскому богу; она является лишь чистой формулой.
50
архитектуры, предполагая как Триконхус, так и Магнаура в большом имперском
дворце.3
Однако, поддерживая греческих мастеровых, Омортаг твердо отвергал их
религию. Подкрадывание христианства в Булгарию было наиболее тревожным для
него явлением; он относился к этому как коварному методу пропаганды по части
императора, который числился как наместник бога на земле. Лишь позднее хан
узнал, что в своих делах с Западом необязательно надо быть послушным царю. Был
ведь еще один самоназначенный наместник, который проживал в Италии; и на
севере проживали христиане, которые иногда также сомневались в наместничестве
бога. Соответственно, Омортаг преследовал христиан, как он это делал по
отошению к шпионам империи. Имперские пленники, должно быть, широко
пропагандировали христианство и среди славян (хотя не среди воинственных
булгар) было много крещенных. Уже при правлении Крума и недолгом правлении
бояр христиане серьезно пострадали. Крум депортировал христиан Адрианополя со
многими лишениями за Дунай; хотя, в целом, он был довольно терпелив. Дитзенг
калечил руки архиепископа Мануила.Тсок был более бескомпромиссным; он,
говорят, приказал христианским пленным выкинуть все религиозное, отказаться от
своей веры и когда они отказались это делать, то он их уничтожил. Омортаг, хотя и
менее жестокий, однако был настроен таким же образом. При его правлении
искалеченный архиепископ Мануил в конечном счете был убит1; и он также был
ханом, который, согласно Федора из Студиума, приказал всем христианам есть
мясо в великий пост. Четыренадцать человек отказались; тогда Омортаг в качестве
примера убил одного и продал в рабство его жену и детей. Тем не менее остальные
все еще упрямились и он всех их убил.2 Даже пленный по имени Синамон,
которого Крум отдал Омортагу и кому Омортаг был глубоко привязан, был брошен
в тюрьму за остаивание права оставаться христианином и он оставался там вплоть
до смерти Омортага.3
Как архитектурные, так и анти-христианские действия были частью
политики, усиления власти и престижа хана. В этом Омортаг продолжал дело отца
и, как Крум, вероятно, поощрял славян против булгарской аристократии. По части
внутреннего положения Булгарии при Омортаге нет сведений; однако, кажется, что
в это время происходило смешение двух народов. В низших классах славяне могли
абсорбировать немногих; что касается высшего класса, то здесь все еще было
различие. Булгарская знать, почти феодально-военная каста, была неиспорченной,
в то время как славянская знать, поставленная Крумом впереди являлась дворцовой
3
Как различие, почти иранского происхождения, в виде стеллы всадника, найденное в
Мадаре, вероятно, обязано армянскому мастеру.
1 Преселдовани Дитзенга упоминаются в Slavonic Prologue (loc. cit.), Тсока – в Menologium
(loc.cit.). Автор Menologium пишет, что у Мануила были отрезаны руки и он был убит
Крумом; после чего булгары в отвращении задушили своего негуманного правителя. Это,
возможно, относится к калечению Дитзенгом его рук и к внезапному падению Дитзенга и
другого бояра ханов. Благочестивый автор спутал и обьединил истории, чтобы придать им
моральный характер. То, что Мануил был убит Омортагом, подтверждается в работе
Theophanes Continuatus, p. 217.
2 Theodore Studites, Parva Catechesis, pp. 220ff.
3 Theophylact, op. cit., pp. 193 ff.
51
знатью с наследственным правом в угоду прихоти хана. По поводу
государственных дел за Дунаем мы даже знаем еще меньше. Там не было такой
твердой основы для славян. На равнинах Валлахии и Бессарабии и в гористой
Трансильвании проживал конгломерат смешанных племен – славяне, авары и влахи
– прилипшие местами к латинской речи и культуре, оставленной колонистами
Траяна Дакиана, но дикие и неорганизованные. Над этими людьми правил хан,
кажется, с помощью системы военных форпостов, которые держали под своим
контролем всю ближлежащую округу; и где было возможно, как в Бессарабии,
Великая Ограда защищала границу.4
Именно, на эти северные границы Омортаг уделял внимание своей
дипломатии и направлял свои вооруженные силы. Памятная доска, сделанная
ханом, говорит о его слуге жупане Окорсесе, из семьи Цанагарес, который встретил
свою смерть в водах Днепра, когда он шел к булгарскому лагерю.5 Положение в
степях изменилось, когда два века тому назад сыновья Кубрата расширили
Булгарию от Дуная до Волги и Камы. Хазарская сила была в упадке и неистовые
новые племена напирали с востока. Около 820 г. маджары достигли до земель за
Доном, нанося удар клином между двумя крупными булгарскими стволами. Армия,
которой Окорсес так и не смог достичь, направлялась за Днепр против этой
опасности. Она достигла поставленной цели. В течение нескольких лет маджары
продолжали стоять за пределами границы.
Тем не менее, основная сцена действий иностранной политики Омортага
была направлена на запад, где булгарская граница проходила от крепости Белград
до реки Тисса. Выше этой границы лежало борющееся королевство Хорватия и ее
угнетатель крупная держава Запада, франкийская империя. Правление Великого
хана была наложено на племена, которые жили на углу его владений и они искали
освобождения.
В 818 году император Людовик Благочестивый держал свой двор в
Геристале; и среди посольств, которые ожидали его благоволения был один от
славян Тимока (к югу от Белграда) и Абодрити, славянского народа к северу от
Дуная. Эти племена восстали против хана и искали помощи. Людовик не знал,
какой политики придерживатсья по отношению к Востоку; так, жители Тимока в
отчаянии объединились с Людевитом, с принцем паннонийской Хорватии, который
также был представлен в Геристале и который не был прочь овладеть землями,
свободных от франков и булгар.6 Однако, триумф Людевита была эфемерной; в 823
г. он умер в ссылке и его страна была в руках франков. Омортаг был встревожен
усилением франков. Он, кажется, перезавоевал Тимок; однако, абодриты и
преденесенты (Бранихевтци, напротив абодриты через Дунай) домогались
независимости и интриговали с франками.7 Он решил, что должен иметь
свободные руки для этих дел и решил достичь соглашения с западным
4
Aboba-Pliska, pp. 524-5. Реки также играли роль ограды. В действительности, во времена
Омортага Тисса и Днепр служили в качестве границы. В Responsa Nicolai, глава xxv, мы
узнаем, как сами булгары оценивали свои укрепления.
5 Aboba-Pliska, p. 190: Zlatarski, Edi not Pravadiiskitie Omortagovi Nadpici, pp. 94-107.
6 Einhard, Annales, pp. 205-6. Liudevit, кажется, тайно поддерживался восточными
императорами (Dvornik, op.cit., p. 49).
7 Там же, стр. 209.
52
императором. В 824 г., впервые в истории, булгарское посольство предприняло
путешествие в Германию, доставив письмо от хана с предложением демаркации
границы.8
Людовик, со своей обычной предосторожностью, отправил посольство
обратно в сопровождении своих легатов, включая баварского Махелма, для более
подробного изучения страны Булгария. Между тем он принял другое посольство от
восставших славянских племен. В конце года булгарские послы возвратились –
несомненно, с Махелмом, который уже был проинформирован о положении в
Булгарии. Однако, теперь Людовик начал склоняться в сторону мятежников; он
заставил ожидать приема булгарских послов почти шесть месяцев, прежде чем их
принял в мае в Аахене. Аудиенция была неудовлетворительной, посольство было
отправлено назад с весьма двусмысленным письмом к хану. Омортаг терпеливо
предпринял еще одну попытку. В 826 г. третье посольство прибыло к императору и
просило его или согласиться с демаркацией границы сразу, или, во всяком случае,
придти к пониманию, что каждая держава будет придерживаться своих границ –
хан явно был настроен прекратить интриги своих мятежных славян с франками.
Однако, Людовик все еще был уклончив. Он заявил, что услышал о смерти хана и
отправил людей на восточную границу, чтобы по-больше узнать об этом. Однако,
никаких вестей не поступило; так, Людовик отправил назад булгарского посла без
всякого ответа.1
Терпение Омортага было исчерпано. В 827 г. он вторгся в франкскую
Хорватию. Его лодки направились из Дуная на Дрейв, оставляя за собой
разрушения. Славяне и другие племена на его берегах были покорены и
согласились принять булгарских губернаторов.2 Его атака застала франков
врасплох. В 828 г. Балдрик из Фриули был смещен со своего поста губернатора
границы за некомпетентность, позволившей булгарское вторжение3 и в том же году
молодой король Людовик, немец, возглавил экспедицию против булгар.4 Однако,
он ничего не достиг; в 829 г., как и предыдущие два года, булгары опустошили еще
раз Паннонию.5 Хан утвердил свою силу весьма ясным образом; германский двор
ныне стал более информированным. Война продолжалась и после смерти
Омортага; мир был заключен в 832 г. к удовольствию булгар.6 Граница была
гарантирована, положение и престиж среди булгар были подкреплены.
Мы определенно рассказали лишь о булгарских кампаниях на Дрейве;
однако, булгарские армии действовали также и на суше. Другой мемориал был
сооружен Омортагом для своего таркана Онегавона из семьи Кубиаров, который в
пути к булгарскому лагерю утонул в водах Тиссы.7
8
Там же, стр. 212.
Einhard, Annales, p. 213: Astronomus, Vita Hludovici, pp. 628-9: Fuldenses Annales, p. 359.
2 Einhard, Annales, p. 359.
1
3
Там же.
4
Fuldenses Annales, p. 359.
Там же, стр. 360.
6 Annalista Saxo, p. 574.
7 Aboba-Pliska, pp. 190-1.
5
53
Омортаг не долго пережил своего таркана. Когда он построил свою
гробницу, то он повелел написать слова: «Человек умирает, если даже он живет
честно и рождается другой; и пусть он, рожденный, увидя это, вспомнит, кто это
сделал. Имя принца Омортаг, Верховный хан. Бог позволит ему прожить сто лет».8
Однако, бог не дал хану долгую жизнь. Он умер в 8319 году, после
пятнадцатилетнего правления – краткий срок для булгарских правителей; тем не
менее, в течение его он показал всему миру, Западу и Востоку, что Булгария ныне
числится среди великих держав Европы.
После Омортага остались три его сына, Енравотас, Свинице и Маламир.
Именно, самый младший из них Маламир унаследовал трон; его мать была
любимой женой хана.1 Покров тайны висит над правлением Маламира; все, что
случилось при нем и даты событий могут быть лишь построены на
предположениях. Даже возможно, что его правление состояло из двух частей и что
через пять лет он свое место уступил хану Пресиаму.2 Однако, это маловероятно.
Представляется, с другой стороны, что Маламир правил двадцать один год, т.е. в
годы величашей ответственности в истории Булгарии.
Правление Маламира началось в состоянии мира. Тридцатилетний мирный
договор с империей имел срок еще на пятнадцать лет; в Паннонии франкам был
внушен страх вторжением Омортага. О булгарской истории в эти мирные годы мы
ничего не знаем. Даже редки надписи. Все, что мы знаем, это смерть от болезни
бояра по имени Тсепа и то, что кавкан Исбул, который появляется где-то как
главный генерал хана, построил за свой счет акведук для Маламира, по случаю
которого Малмир дал серию празднеств для своей аристократии. Вероятно,
Маламир был вовлечен в сооружение пристройко к новой крепости своего отца
Преслав и акведук был необходим для снабжения водой растущего города.3
Этот открытый мир продолжался удовлетворительно в течение пяти лет;
однако, в 835-6 г.г. Булгарии и империи угрожал дипломатический кризис.
Тридцатилетний договор о мире, оказывается, нуждался подтверждении через
каждые десять лет. В 825-6 г.г. такая процедура прошла весьмо гладко; Омортаг
уделял свое внимание на средний Дунай, в то время как император Михаил II был
полностью занят религиозными проблемами дома. Однако, к концу второго
десятилетия некоторые проблемы вынудили хана и императора вплотную
заниматься ими. Когда Крум захватил Адрианополь в 813 г., он переместил десять
тысяч его жителей за Дунай на место, которое скоро приобрело название
Македония – поскольку Адрианополь был столицей настоящей Македонии. Там
все еще проживало, ныне в количествах двенацати тысяч человек, кажется,
довольные некоторым самоуправлением и выборами своего главного магистрата.
Однако, они были беспокойны в своей ссылке; ее дискомфорты и периодические
8
Тырновская надпись, заключительные слова.
Я принимаю дату смерти по Златарскому, Istoriya, p. 317, Izviestiya, p. 34. См. AbobaPliska, p. 236.
1 Theophylact, op.cit., p. 192.
2 Я обсуждаю проблему Маламир-Пресиам в Дополнении VIII.
3 Aboba-Pliska, pp. 191, 230-1. Uspenski, Zlatarski и Bury все согласны с переводом
странного слова αναβρυτον как акведук.
9
54
преследования заставляли их скучать по их старым домам. Однако, хан желал их
держать и дальше. Несомненно, искуссные мастеровые, которые были среди них,
имели большое значение для него в производстве роскоши для его двора.
Единственной трудностью было то, что Кордил, губернатор этих македонцев,
отправился в Константинополь уговаривать императора Феофила, чтобы тот
отправил свои корабли для их спасения. Они уже однажды попытались бежать
через Булгарию; однако, без помощи императора их постигла неудача. Тем не
менее Феофил поджидал временного перерыва договора перед тем, как
предпринять действия и в 836 г. он отправил некоторое количество кораблей на
Дунай. «Македонцы» двинулись к реке с тем, чтобы встретить кораблей и начали
пересекать притоки реки – вероятно, Прут.1 Местный булгарский губернатор
решил их проверить и, пересекая их дорогу, начал атаковать, но был был
разгромлен с большими потерями; и македонцы триумфально продолжали свое
пересечение. Затем булгары позвали на помощь маджаров, чья власть теперь была
распространена до булгарской границы.2 Маджары с радостью прибыли; большое
их количество перед лагерем македонцев требовали отдать все их имущество.
Требование было отклонено и начавшееся сражение с помощью Св. Адриана была
в пользу македонцев. Они безопасно проследовали к кораблям и затем – в
Константинополь после более чем двацатилетней ссылки.3
Булгары сыграли в этом эпизоде невыразительную роль. Они были слишком
заняты в другом месте. Маламир, подобно Феофилу, был намерен выполнить
некоторую работу перед обновлением договора; и его работа была более крутой по
природе. Договор 815-16 г.г. оставил крупные имперские крепости Филиппопол и
Сардику изолированными и покинутыми. Маламир теперь был намерен
аннексировать последнюю и окружающие ее земли и выдвигаться вперед дальше
вдоль дороги на Салоники. Славяне Македонии и греческого полуострова были
слишком неуправляемы в те годы для императора и он был склонен, согласится с
булгарским вторжением без особых протестов. Это наступление на Салоники,
возможно, не было направлено против богатого города, а имело намерение
покрывать работу дальше на запад. Булгары теперь начинали оседать и
устанавливать свое правление на холмах верхней Македонии, на землях, которые
должны были стать их второй колыбелью – земли, о которых они так печально
вздыхают сегодня.4
1
Bury, полагая, что эта река должна была быть Дунаем (цит. как выше, стр. 371), создал
необязательные трудности, которые искажают географию рассказа. Тот факт, что не дается
название реки, не означает, что река должна быть той же самой, что упоминается.
2 См. выше стр. 81.
3 Leo Grammaticus, p. 232: Logothete (Slavic version), pp. 101-2: Theophanes Continuatus,
p. 216. Bury, loc. cit.: Zlatarski, Istoriya i, I, pp. 339-40. Имеют место некоторые трудности с
датой события. Славянская версия называет хана Владимира, что должно быть ошибкой за
Маламира, путая его с сыном Бориса Владимиром. Бури и Златарски ставят ее на 836,
Бури, чтобы согласовать со своей хронологией жизни Василия I, а Златарски - перед тем,
как Маламира унаследовал Пресиам. Обе даты, по моему мнению, неверны.
4 Поход на Салоники упоминается в рассказе Кордилеса и его «Македонцы» (см. ссылку
выше). Аннексия Сардики является, по-видимому, потому, что по договору 816 Сардика с
55
Несмотря на эти сомнительные операции, договор был обновлен и
продолжился еще в течение десяти лет, до его срока прекращения. В эти годы
Маламир держал под своим вниманием свою западную границу. На северо-западе,
в Паннонии, он, кажется, жил в мире с хорватами и со своими грозными соседами –
франками. Однако, в 845 г., когда тридцатилетний мирный договор приближался к
своему концу, он подумал, что будет целесообразно направить послов к Людовику
в германском дворе в Падерборне, с тем, чтобы заключить постоянный мир и союз,
которые освободили бы его руки для того, чтобы их использовать против греков,
когда придет подходящее время.1 Дальше на юг у него было менее спокойно. С
аннексированием Сардики его власть расширилась в долину Моравия.
На холмах за Моравией племенной вождь по имени Властимир обьединял
пелемена вокруг себя и строил сербскую нацию. При этом булгарская угроза ему
послужила неплохо. Сербы были встревожены этой крупной империей,
расширяющуюся по направлению к их границам; они радостно пошли под защиту
Властимира. Более того, Властимир поощрялся и подстрекался его номинальным
сюзерном императором, который был достаточно далек, чтобы быть им угрозой,
однако, обрадован появлением новой колючки на боку Булгарии. Потеря
последних имперских форпостов за Родопией была бы вполне достаточно
компенсирована, если бы у Булгарии появился завистливый сосед.
То ли Властимир, то ли Маламир на самом деле спровоцировали
неизбежную войну, остается невыясненным: однако, в 839 г. булгары втроглись в
Сербию под руководством Пресиама, вероятно, отпрыска королевской семьи.
Однако, сербы знали, как воевать среди своих холмов. После трех лет войны
Персиам ничего не добился, но потерял большое количество своих людей. В 842 г.
булгары возвратились домой после поражения.2
Однако, Маламиру этот шаг назад не помешал его македонской политике.
Скоро после 846 г., когда тридцатилетний договор о мире прекратил
существование, он направил своего генерала кавкана Исбула для вторжения в
регионы Струмы и Нестоса, вновь, по-видимому, для прикрытия булгарского
проникновения дальше на запад. Имперские войска в этих темах (админстративное
деление – В.М.), вероятно, были вовлечены в сражение с восставшими славянами в
Пелопоннесе и не смогли оказать сопротивления. Однако, в качестве отвлекающего
маневра императрица-регентша Феодора укрепила свои гарнизоны в Тракии и
начала систематически опустошать тракийскую Булгарию. Это обстоятельство
заставило Исбулеса возвратиться назад, но не прежде, чем булгары не
аннексировали Филиппол и достигли Филиппи. Затем последовал мир. О его
условиях мы ничего не знаем; вероятно, булгарам было позволено их
проникновение в македонские внутренние районы – дело, которого не мог
предотвратить император.3
Филипполисом должны были быть разрушены, но не аннексированы, ко времени сербской
войны Сардика должна была быть в руках булгар.
1 Annales Fuldenses, p. 364.
2 См. прил. VIII.
3 Georgius Continuatus, p. 821: Logothete (Slavonic version), p. 103: я следую Бури (как
выше, стр. 372-3) и Златарскому (как выше, стр. 350) в предположении, что напдиси
Филиппи (Виллоисона) и Шумлы, обе, относятся к этой войне (Aboba-Pliska, p. 233).
56
Маламир прожил еще пять лет; но его последние дни были омрачены.
Вероятно, пошатнулось его здоровье – он сам лично не вел свои армии – и он был
озабочен домашними пробемами; христианство распространялось в ряды его
семьи. Хлопоты возникли из-за грека по имени Синамон. Будучи молодым,
Синамон был захвачен в Адрианополе Крумом и отдан в качестве раба Омортагу.
Он был весьма способным рабом, но упрямо оставался христианином; а это
надоело Омортагу так, что в конечном счете он его заключил в тюрьму. После
смерти Омортага Енравот, желающий владения упрямым парагоном, попросил
своего брата Маламира освободить его и отдать ему. К сожалению, Синамон
приобрел большое влияние над своим новым хозяином и постепенно Енравот стал
новообращенным в христианскую веру. Это был весьма нелепо; Енравот, будучи
принцем, занимал высокое положение в армии – греческий мартиролог
(исследователь мученичества – В.М.) называет его Боинос, по греческой
транскрипции, означаюшей славянский воин. Однако, христианство неизбежно
сочеталось с греческой пропагандой; империя была единственным христианским
государством, с которым Булгария имела интимные отношения и императоры были
рады использовать миссионеров для политических целей. Кроме того,
христианство, вероятно, распространялось среди униженных людей и иметь при
этом принца на своей стороне поощряло слишком много подданных, лояльность
которых была неизбежно сомнительна, но они были пренебрегаемыми так долго,
когда оставались смиренными и довольно рассеянными по разным местам.
Маламир умолял своего брата возвратитсья назад к своей религии – к поклонению
к солнцу и луне, как все добропорядочные булгары. Однако, слава быть первым
булгарским великомучеником преобладала Енравотом; он остался непреклонным.
Хан должен был его казнить.1
Через три года в 852 г. умер сам Маламир. Его унаследовал его племянник,
сын Свинице, Борис.2
Новый хан Борис был молодым и полным пылкой отваги. Он мечтал о
восстановлении военного престиюа Булгарии и ее ханов, которые находились в
спячке при правлении его дяди. Его первым действием был сбор своих
вооруженных сил на южной границе с намерением разрыва договора Маламира.
Однако, императрица-регентша Федора, как известно, была не хуже его. Она
направила ему весть, что если он вторгнется в империю, то она сама поведет свою
армию против него: выходило, если он победит женщину, то здесь не будет места
Надписи последней ясно показывают, что именно в это время булгары аннексировали
Филиппопол; она также упоминает о Пробатуме и Бурдизусе в условиях, которые были
фортами, мимоходом упомянутых Logothete.
1
Theophylact, Archbishop of Bulgaria, pp. 192ff. Он датирует смерть Енравота тремя
годами до смерти Маламира. Я думаю, что скорее аспект предательства чем религиозный
аспект заставил Маламира убить своего брата. Это выходит как изолированный случай
мученичества.
2 Я следую за датой Златарского (Izviestiya, pp. 45-7) по поводу наследования Борисом. Его
имя появляется у греческих историков по-различному, как Βωγωρς, Βογαρις, Βωρισης и
Βορισης, в ранних славянских переводах он появляется как Бориш и Борис. На своей
надписи он является Βορης.
57
для славы, а если он потерпит поражение, то это будет слишком унизительным.
Таким образом, молодой хан был галантно приведен в замешательство; однако,
императрица дополнила свою женскую дипломатию предложением пересмотреть
границу – ее продвижением на юг, чтобы она проходила на 25 милей южнее от
окраин Девелтуса к Железным воротам в Страния Планина и затем на западе она
соединилась бы с Великой Оградой на Сакар Планина. Это было не великим
пожертвованием со стороны императрицы; уступаемая территория включала
Анхиалус и Девелтус, но, подобно другим крепостям, которых разрушил Крум, они
оставались разрушенными и полу-покинутыми даже с того времени и вся округа
была пустынным краем со времени войны. Тем не менее уступка достигла цели
Федоры; она не могла позволить себе войну. Ее преследование павлаканов1 на ее
восточной границе причиняло ей больше забот, чем такая благочестивая политика
этого заслуживала.2
Затем Борис обратил свое внимание на северо-запад. В 852 г. он направил
посольство в Майнц к Людовику германскому, чтобы заявить о своем восхождении
на трон и обновить соглашение, заключенное его дядей. Однако, на следующий
год, несомненно, вдохновленный своим бескровным триумфом на юге и
подстрекаемый соперником Людовика – Карлом Лысым из западных франков, он
вторгся во франкскую территорию. Несмотря на поддержку местных славян, он
потерпел поражение и был вынужден отступить; и скоро мир был возобновлен.
Вероятно, что его целью была аннекския паннонийской Хорватии, которая тогда
была вассальным государством франков; действительно, победа, о которой писали
франкские летописцы, могла быть победой хорватов. Мы знаем, что он вторгся в
Хорватию безуспешно и, в конце концов, должен был отступить и заключить мир,
на чем он получил много прекрасных подарков. Тем не менее, хорваты никогда не
стали его вассалами или платили ему какую-либо дань.3
1
Секта христианских дуалистов, возникшая в Армении в седьмом веке. Они не признавали
Старый Завет и часть Нового Завета. (Прим. переводчика).
2 Genesius (pp. 85-6) рассказывает историю послания Федоры, но не называет имя
булгарского хана. Theophanes Continuatus (pp. 162-5) его воспроизводит, называя хана
Борисом (Βωγωρις) и соединяет это с крещением Бориса, благодаря чему Федора уступила
территорию. Однако, Федора пала в 836 г. – за семь лет до крещения Бориса. Имперские
записи могли бы быть более точными по поводу того, какой иператор или императрица
уступили территорию, чем сведения о булгарских полу-внутренних делах. Кроме того,
трудно представить, что послание Федоры напугало бы амбициозных булгар. Разговор о
соглашении представляет, что инцидент имел место скоро после восхождения на трон
Бориса, когда маламирское соглашение, вероятно, нуждалось в обновлении. Поэтому я
следую за Zlatarski (Izviestiya, pp. 54ff: Istoriya, i, 2, pp. 2ff) в выделении этих инцидентов от
крещения и датированием их в начале его правления – вероятно, в 852 г. Я принимаю
географию Златарского по уступленной территории (Izviestiya, loc.cit.); старая
идентификация Σιδηρα как Вергаву просто невозможно.
3 Annales Bertiniani, p. 448: De Administrando Imperio, pp. 150-1. Я верю, что эта ссылка
относится к той же войне, которой Борис пытался отнять паннонийскую Хорватию у
франков: поскольку франки зафиксировали ее как войну против них. Хорватия должна
быть паннонийской Хорватией, а не далмацкой Хорватией – королевством Ратмира, а не
Трипимира как говорят Златарски (Istoriya, i, 2, pp. 8-9) и Dvornik (p. 54).
58
На западной границе были и другие враги. Борис был полон желания
отомстить за поражение Пресиама от сербов; и он сознавал, что сильная Сербия
будет делать весьма трудной его экспансию как в Хорватии, так и в Верхней
Македонии. Последняя проблема, вероятно, стала причиной его объявления войны.
Кажется, что во все первое десятилетие своего правления Борис интенсивно
продолжал дело правления Маламира и продвигал свою границу непосредственно
к горам Албании и даже к самым северным вершинам Пиндуса. В 860 г. он
направил посольство в Константинополь. Мы не знаем ни о причинах, ни о
достижениях этого посольства кроме того, что данная ему аудиенция заставила
ждать приема арабским послом.1 Вероятно, Борис просил признания его
македонских аннексий и нейтралитета имперского правительства перед
наступлением на сербов. Однако, он был не более успешным чем Пресиам. Со
времени смерти Властимира сербский трон разделяли его сыновья Мунтимер,
Строемир и Гоиник. Они объединились для того, чтобы противостоять
посягателям, заманили его в ловушку на предательских равнинах, захватив его
сына Владимира и двенадцать великих бояр. С помощью выкупа Борис вынужден
был заключить мир. Он согласился покинуть страну и при унизительном
отступлении два сына Мунтимера действовали в качестве его эскорта до Рейса на
границе (Рачка около Нови-Базар), где они обменялись подарками, сербские
принцы отдавая хану двух рабов, двух орлов, двух гончих и девяносто шкурок. Эта
дружба с семьей Мунтимера позднее принесет свои плоды, когда сербские принцы
поспорят друг с другом. Мунтимер, который победил в этой сваре, отправил своих
братьев и их семей в Булгарию для того, чтобы там они отбывали наказание в
тюрьме и таким образом простил булгар за их вмешательство между сербами. Так,
в конечном счете, Борис восстановился от последствий своего поражения.2
Сербская война была последним эпизодом в истории языческой империи.
Уже открывалась драма, которая изменит судьбу Булгарии и половины Европы.
Что касается внутренних аспектов страны в последние дни ее старой жизни, у нас
мало информации об этом, чем о ее ранней истории. Славянский элемент в стране
ныне демонстрировал свое превосходство. Славянский язык был во всеобщем
пользовании. Греческий язык все еще был необходим для общественных надписей,
для чего не было никакого славянского алфавита; тем не менее, старый булгарский
язык полностью или почти полностью исчез.3 Ханы со времен Крума поощряли
славян, приглашая их в свой двор; сыновья Омортага даже носили славянские
1
Tabari, в Васильев, Византия и арабы, I, Приложения, стр. 57.
De Administrativo Impero, pp. 154-5. Дата войны сомнительна, некоторые историки как
Rambaud (p. 462) ставят ее на конец 887 года. Однако, Константин полагает, что она
состоялась довольно скоро после смерти Властимира (около 845-50 г.г.) и не могла
произойти в годы сразу после крещения (863 г.). С другой стороны, Борис был достаточно
стар, чтобы иметь сражающего сына (Властимир является ошибкой Константина по
поводу Владимира); принимая во внимание, что он умер лишь в 907, такое не могло быть
намного раньше 863 г. Я думаю, что лучше соедининть войну с таинственным посольством
860 года. Булгария всегда пыталась предотвратить союз между Константинополем и
сербами.
3 Сохранились лишь титулы и личные имена. Никогда не было какой-либо попытки
создать алфавит для булгарского языка.
2
59
имена подобно сыновьям Бориса.4 На обширных просторах булгарских земель за
Дунаем, которые ныне были центром империи, соотношение народов, повидимому, было довольно равным, хотя как славяне, таки и булгары были снижены
в количествах остатками бесчисленных племен, которые влачили существование на
восточных Карпатах. Однако, к югу от Дуная, там, где находился центр империи,
славяне намного превосходили в количестве булгар, в частности, в новых
македонских провинциях, на которые ханы уделяли так много внимания. Одна
лишь военная аристократия оставалась булгарской. В течение нескольких
поколений их имена оставались без следа славян в них и их старые булгарские
титулы продолжались вплоть до падения империи, в то время как титул хан, так
скоро, как только люди научились писать по славянски, был заменен славянским
князем. Власть этой знати была урезана Крумом, но под более слабым контролем
Маламира она была возрождена. Кавкан Исбул, который смог дать акведук хану,
показал своей необыкновенной шедростью какой он был грозной личностью.
Представляется, что хан был вовлечен в вечную борьбу с булгарской знатью, он
желая править как император, автократически, через безнаследственную
бюрократию и она, вероятно, с конституционным оправданием ставила целью
снижения его до роли президента совета бояр. Фаворитизм хана по отношению к
слваянам среднего и низшего класса, был, очевидно, направлен против этой
аристократии – в противовес был создан даже соперничающая славянская знать.
Вероятно, Крум и Омортаг имели дело с конституционными трудностями
назначением славян в совет бояр, которые неизбежно стали их созданиями и, в
некоторой мере, ломая наследственный принцип: когда Маламир, который был
слабее, позволил туда входить булгарам вновь и таким образом, страдать от
патронажа таких магнатов как Исбулес; и молодой Борис унаследовал проблему.
Вероятно, из среды этих бояр выбирались провинциальные губернаторы, которые
правили в десяти провинциях с помощью армейских сил, размещенных в
укрепленных лагерях.1 Подавляющая часть населения была занята сельским
хозяйством, живя свободно в крестьянских общинах и следуя простым
пасторальным методам, которые не изменились на Балканах и по сей день. Тем не
менее, ныне вырастал новый маленький торговый средний класс. Аннексия
городов, таких как Девелтус и Анхиалус, включила в булгарские доминионы
некоторое количество греков и армян, которые влачили существование в
разрушенных городах и которые, несомненно, с готовностью воспользовались
преимуществами новых торговых условий: вокруг крепостей, таких, как Сардика,
оставалось население, претендующее на римское происхождение. Более того, сама
Булгария выигрывала от торговой активности; булгарская соль из трансильванских
провинций экспортировалась в бессольные страны как Моравия; Византийский
экспорт в центральную Европу шел преимущественно через территорию Булгарии,
или по маршруту Константинополь-Адрианополь-Сардика-Белград или по
маршруту от Салоники, который соединялся в Наиссусе (Ниш). Большая часть
перевозки товаров осуществлялась, вероятно, греками и армянами; однако,
4
А именно, Маламир и Владимир.
Число провинций, на которое была разделена Булгария (десять), известна из истории
восстания знати во время крещения (см. ниже стр. ).
1
60
местные жители иногда должны были также участвовать в этой деятельности.
Непохоже, что булгары работали на шахтах, что так обогатило позднее булгарских
монархов; и такие ремесла, как строительство, были в руках греков, пленных или
вновь покоренных подданных.
В действительности, культура находилась в руках иностранцев. Отсутствие
алфавита лишило народ от всякой родной литературы; немного официальных
надписей было написано по-гречески; хан нанимал греческих художников для
рисования ему фресков во дворцах, которые греческие архитекторы построили для
него. Таким образом, здесь не процветали искусства, лишь примитивно
сохранившись среди крестьян. Даже архитектура редко была нужна. Крестьяне
жили в своих хибарах и лачугах, малочисленный средний класс проживал в старых
греческих городах; лишь знать и ханы нуждались в действительных зданиях.
Булгары были искуссными в строительстве земляных сооружений и грубых
укреплений; однако, вероятно, знатные люди следовали примерам ханов и хотели
залов и палат, построенных внутри их прямоугольных крепостных валов, для чего
они брали пример с прекрасных дворцов Константинополя.1
О личных привычках жителей этих залов мы знаем мало. Они были
полигамными, носили тюрбаны и шаровары и, вопреки ожидаемому, они любили
мыться довольно часто.2 Использование рабов в домашнем обиходе было
всеобщим явлением, как это имело место в всем Ближнем Востоке. Их религия,
очевидно, состояла из простого поклонения к солнцу, луне и звездам и другим
природным явлениям, которым они поклонялись человеческими жертвами и
жертвами из коней и собак. Конский хвост служил в качестве их штандарта и они
приносили клятвы к мечу.3 Однако, ни один из их старых храмов и алтарей не
сохранилось, за исключением прямоугольного здания в Плиске, которое в более
позднее время было превращено в церковь.4 Это была религия без большой
этнической базы; булгары оставались грубыми в их судебных процедурах пытки и
смертная казнь играли обычную роль, сочетаясь с нанесением увечья как вида
новомодного гуманизма.5
Государственные дела мало соответствовали величию империи. Борис начал
размышлять о возможности введения некоторых изменений. Однако, перед тем,
как он мог начинать их его руки были уже заняты.
Далеко к северо-западу в долинах между Богемией и западными Карпатами
жили некоторые славянские племена, известные под общим названием моравцы.
Приблизительно во второй декаде века моравцы были объединены под правлением
принца по имени Моимир, который в 833-836 г.г. покорил принца Прибина из
Нитра и расширил свое владение на восток вдоль северных берегов Дуная до того
места, где он изгибается к югу около Есзтергома. Эта экспансия встревожила
франков. Маркграф восточного марка (административное деление в Западной
1
Плиска является единственным местом, которая систематически подвергался к
раскопкам, за исключением раннего Преслава в Добрудже, который является слишком
ранним, чтобы его остаткам вызвать какой-либо интерес.
2 Nicolaus I Papa, Responsa, cap. vi., p. 572.
3 Thephylact, Archibishop of Bulgaria, p. 189: Nicolaus I Papa, op. cit., cap. xxxiii, p. 580.
4 Aboba-Pliska, pp. 104ff.
5 Nicolaus I Papa, op. cit., ixxxvi, p. 595.
61
Европе средних веков – В.М.) и епископ Пассау считал Моравию как легитимное
поле их деятельности, политической и религиозной, и им не нравилась
складывающаяся ситуация. Они подождали смерти Моимира (845); затем вмешался
Людовик германский и спровоцировал на моравцев племянника Моимира,
Ростилслава, не полагая, что Ростислав мог показать как способности, так и
неблагодарность. Скоро у Людовика открылись глаза. Ростислав для начала твердо
установился в Моравии и затем начал расширять свое влияние на соседние
племена. Чехи стали его твердыми союзниками и, вероятно, его вассалами; он
аннексировал страну аваров, которые влачили существование на среднем Дунае и
таким образом стал соседом булгар на Тиссе; и он начал угрожать славянским
княжествам, которые теснились под сюзернством франков вокруг реки Драва и
озера Балатон. Людовик германский был бессилен, чтобы их остановить. Его
крупная экспедиция в 855 г. пришла назад без всякого результата; даже его
кампании против чехов закончились ничем. Ростислав вмешался, чтобы
подтолкнуть Карломана на восстание против Людовика, хотя он мудро удержался
от помощи восставшему сыну. К 862 г. Ростислав был правителем империи,
простиравшейся от Тиссы и озера Балатон до окрестностей Вены, верхних вод
Одера, Вистулы и средних Карпат с Богемией, верно охранявшей его фланг.
Германские летописцы выразли свое благоговение, называя его королем, титулом,
которого они предназнчали лишь для крупных независимых владык.1
Теперь в Европе стало четыре великой державы, две христианские империи
на востоке и западе2 и два варварских государств между ними. Ситуация была
слишком просто и слишком деликатно балансирована для продолжения. Это был
Ростислав, который первым пришел в движение. Он долго кокетничал с
христианством; однако, встретился во многом с теми же проблемами, как и
булгары. Что касается моравцев, то их христианство было связано с франкским
влиянием; миссионеры, которые захватили страну, были любимцами епископа
Пассау и Людовика германского. И уже христианство стало желанным; оно
повышало бы его престиж и улучшило бы его культуру и может быть превратило
бы его империю в прочное единство. Однако, это должна была быть национальной
церковью, а не германским или латинским делом. Беспокойная мысль Ростислава
пыталась найти решение.
В начале 862 года отправилось посольство из Моравии в Константинополь,
прося императора, чтобы тот отправил учителя для преподавания православия на
языке славян.3
1
См. Dvornik, pp. 150ff, который дает ссылки. Исторя Моравии перед 862 моюет быть
найдена в Annales Fuldenses, pp. 365ff., passim.
2 Каролинги ныне разделились; однако, в общем, Людовик германский и сыновья Лотаира
и Италия действовали совместно.
3 Vit Constantini, pp. 199ff.
62
Глава III
АУКЦИОН ДУШ
В христианстве бушевала духовная борьба, которая определяла будущее
Европы. Капризы Провидения доставили одновременно в мир двух великих
государственных деятелей религиозной истории, двух людей, чьи амбиции и
взгляды неизбежно вели к войне. В апреле 858 г. посредством влияния
неподозеревавшего об этом западного императора Людовика II некий Николай
взошел на папский трон в Риме. Через восемь месяцев в день воскресения цезарь
Бардас, регент Востока, несколько грубым образом сместивший бывшего
патриарха Константинополя Игната, назначил в свою компанию своего друга,
превого секретаря Фотия.
Папа Николай I, который обладал неисчерпаемой энергией и
решительностью, смелостью и дальновидностью, считался своими
последователями как человек действий, а не слов; и весь его талант был направлен
на одну величественную цель, на мировое господство римского престола.
Христианство было все еще единым, за исключением далекого юга и востока, где
копты, армяне или несторианы предавались различной ереси; и его духовные
вершины были заняты пятью патриархатскими тронами в Риме, Антиохе,
Александрии, Иеурусалиме и Константинополе. Из этих патриархатов римская
епархия, престол Св. Петра, всегда пользовалась первенством. Ее юрисдикция
распространялась на всю христианскую Европу к северу и западу от Адриатики (за
исключением Сицилии и Калабрии), на обширные земли, которые увеличились в
последние века распространением цивлизации вдоль Балтийского и Северного
морей. По сравенению со своим римским соперником патриарх Константинополя
был выскочкой, созданной лишь в последнее время; однако, он всегда пользовался
большой властью через свой союз с Восточной империей, будучи духовным
правителем всех ее провинций. Другие патриархаты были малозначительными; их
престолы были на землях, контролируемых неверными. Хотя патриархаты имели
свой порядок старшинства, за исключением Рима, ни один из них не
рассматривался в качестве превосходящего других; лишь верховную канцелярию
или орган в церкви представлял Вселенский Совет, в который все направляи своих
представителей; и такие представители были даже приглашены в менее важные
63
синоды и советы в любом другом патриархате – но за исключением
константинопольского, они редко созывались; другие патриархаты, более
свободные от мирского контроля, рассматривали их как вызов на их власть.1
Николай хотел изменить все это. Он был первым епископом мира; он
намеревался стать верховным епископом. Он сталкивался с трудностями даже
среди своих собственных подданных. Германская церковь всегда была под
плотным влиянием мирской власти и потворствовал прихотям германских
монархов. Однако, Николай был равен им. Кульминация пришла в 863 году по
поводу супружеского своеволия Лотаира из Лорраина: когда папа торжественно
утвердил свою юрисдикцию и проигнорировал весь крупный каролингский клан. В
тоже самое время он обратил свое внимание на Восток, на соперничающую
империю, где нарушения во время выборов Фотия патриархом дали хороший повод
для вмешательства.
Однако, Николай мало знал человека, с которым он должен был иметь дело.
Фотий был необыкновенно образованным – слишком образованным, как некоторые
говорят, для того, чтобы вызвать колдовство; он был таким же целенаправленным и
смелым, как и римлянин, и намного хитрым, намного более вообразительным, с
гораздо большим знанием своей аудитории. Битва началась в 860 г. Николай был
первым, чтобы сторговаться и признать Фотия взамен на церковные провинции
Калабрия и Иллирикум, которые принадлежали Риму до правления императора
Льва III; однако, Фотий перехитрил папских легатов и написал Николаю письма
превосходной вежливости, однако, письма, весьма далекие от равного к равному.
Обстоятельства постоянно ухудшались. Николай становился все более и более
разгневанным и патриарх, уверенный в мирской поддержке у себя дома, все более
и более безмятежно оставался независимым. Наконец, в апреле 863 г. папа
торжественно отлучил от церкви Фотия и последний превосходно отреагировал на
это отлучением от церкви папы.
Когда послы Ростислава прибыли в Константинополь, то они оказались
посреди бури. Ростислав хорошо знал, что происходит и поэтому хорошо усвоил
свой урок. Он, подобно Басилеусу, должен поставить церковь под свою мирскую
власть. Ни Германия, ни Рим не позволят этого ему; но Константинополь,
теоретически поборник духовной независимости, практически далекий, чтобы
контролировать такую церковь, поможет ему. Более того, добрая воля империи
будет полезной в случае, если у него будут проблемы со своим сильным соседом,
булгарским ханом.
Император Михаил радостно принял посольство. Его дядя, цезарь Бардас,
который правил от его имени и патриарх вспомнили об их совместном друге
Константине Философе, грека из Салоники, лучше известного по имени, которое
он принял для своего одра смерти - о Кирилле, бывшим первоначально
проповедником, а затем ставшим известным лингвистом и филологом.
Соответственно, Кирилл и его старший брат Мефодий направились в Моравию,
1
Я не могу далье итти в сильно противоречащие детали римско-византийских церковных
отношений, которых римские историки почти всегда затуманивали, путая «первенство» с
«верховенством» и, рассматривая различные установки, которые предпочитали Рим в
качестве конечной, а других как приходящей инстанцией. Здесь я лишь даю общий обзор
того, что имело место на Востоке в девятом веке.
64
вооруженные алфавитом, с помощью которого он переведут священные писания на
славянский язык.1
Новость о посольстве и миссии всколыхнула Европу. Борис, властитель
Булгарии, сразу догадался о его политическом значении. Он предпринял
очевидные меры для своей защиты и вступил в переговоры с Людовиком
Германии. В конце года (862 г.), когда сын Людовика Карломан, губернатор
Восточного рубежа, восстал вместе с моравцами против своего отца, булгары в
качестве союзника выбрали германского короля.2 Мы не знаем об условиях этого
договора, но там, по-видимому, было одно из них, которое подтолкнуло
Константинополь к действиям. Борис, подобно Ростиславу, играл с идеей
христианства; он теперь намеревался перенять его от германского двора.3
Различные истории относятся к случаю крещения хана. Некоторые
рассказывают о греческом рабе, монахе по имени Федор Куфар, который долго
трудился, чтобы крестить своего королевского хозяина. Через некоторое время
Куфар был откуплен императрицей Федорой в обмен на собственную сестру хана,
заложницы чести в Константинополе. Однако, принцесса приняла христианство и
она также использовала свое влияние, чтобы уговорить хана. Тем не менее, Борис
был упрям до тех пор, пока не началса ужасный голод в стране и старые языческие
божества не смогли помочь людям. В отчаянии хан обратился к Богу своей сестры
и своего раба, после чего он получил помощь. В благодарность ей он стал
христианином.1 Вторая история проще. Греческий живописец по имени Методиуса
подрядился нарисовать охотничьи сцены на стенах королевского дворца; когда
Борис по внезапной прихоти сказал ему, чтобы он вместо указанных сцен
нарисовал более ужасное, чем Последний Суд; и так художник нарисовал со
страшным реализмом наказание, наложенное на грешных и награду праведным.
Хан был глубоко впечатлен и в ужасе соединился к рядам праведных.2 Другие
рассказывали лишь об Истинной Вере, которая была навязана Булгарии имперским
оружием и дипломатией.3
История с Методиусом, вероятно, недостоверна, несмотря на щедрую дань
силе искусства. Она имеет слишком подозрительный мотив по поводу монашеской
наивности. Однако, история о Куфаре, во многом, может быть правдой. Влияние,
которое имели эти образованные рабы на своих хозяев был показан на примере
принца Енравота, тогда как весьма похоже, что некоторые булгарские принцессы
должны были отбывать роль заложниц и были крещены в Константинополе. И это
использовалось в качестве аргумента для условий их возвращения. Однако,
имперские армии все же были окончательным и решающим фактором.
Идея распространения влияния каролингов на Балканы посредством
религии серьезно встревожила Константинополя. Каролингское влияние означало в
конечном счете духовный контроль Рима. Правда, в это время германские
1
Я рассматриваю вопрос о кириллице и глагольном алфавите в прил. IX.
Annales Fuldenses, p. 367 (?).
3 Annales Bertiniani (Hincmar), p. 465; Nicolaus I Papa, Epistolae, p. 293.
1 Theophanes Continuatus, pp. 162-3.
2 Там же.
3 Georgius Monachus Continuatus, p. 824: Logothete (Slavonic version), p. 104.
2
65
епископы были в мятежном настроении против строгих правил папства, но это
было жалким мятежом, не оставляющим никаких надежд на успех. Во всяком
случае император горевал бы о римском вмешательстве, так близком к его столице;
теперь с Николаем или Фотием на вершине их поединка, такие вещи были даже
немыслимы. Однако здесь был один выход, один путь, превращающий все в
выгоду империи. Император Михаил доставил свою армию на границу и направил
свой флот вдоль побережья Черного моря.
Это было хорошее время для удара. Булгарские армии были далеко на
севере, сражаясь против Карломана и моравцев. Более того, этим самым,
несомненно, оказывалось непосредственное вмешательство Провидения: в
Булгарии разразился жестокий голод. Борис был бессильным и мудро не оказывал
сопротивления. При первых вестях о вторжении он направил императору просьбу
об условиях мира.4
Михаил и его советники стремились показать себя настроенными мирно. В
качестве подачки хану, кажется, они признали его власть над Верхней Македонией
до граничной линии, идущей приблизительно от рек Черная Дрина, Девол, Озум и
Воиуса, таким образом включая все земли вокруг озера Очрида и озера Преспа.5
Однако, в обмен на это Борис должен был отказаться от наступательного союза с
германами и удовольствоваться ничем больше, чем обыкновенным договором о
мире. И, наиболее важное из всего, Борис и его народ должены были принять
христианство, причем, именно от рук Константинополя. Со всеми этими условиями
Борис согласился, даже удивляя греков своей готовностью поменять свою веру. Его
послы в Константинополе были там же крещены в качестве гарантии за намерения
своего хозяина. Наконец, в начале сентября 865 г.,1 с императором, стоящим как
крестный отец, Борис крестился и принял имя своего крестного отца Михаил.2
В этой великой революции Борис руководствовался не только духовным
импульсом и дипломатической необходимостью того времени, а также мудрой
дальновидностью по поводу политических последствий в пределах своих владений.
До сих пор государственной религией было старое булгарское идолопоклончество,
грубое обращение к небесным телам и силам природы; и славяне должны были
присоединиться к нему в лучших намерениях в качестве преданности к своим
хозяевам. Христианство было бы общей религией для всех, религией, радушно
принимающей одинаков булгар и славян. Более того, старое язычество, вероятно,
связывало старые булгарские институты с клановой системой, которую ханы так
4
Georgius Monachus Continuatus, loc. cit.: Logophete (Slavonic version), loc. cit. У
Theophanes Continuatus (pp. 165ff) это перепутано с булгарским соглашением Федоры.
5 Очрида и Преспа опредленно стали булгарскими после правления Бориса. Это было, повидимому, формальной уступкой такой территории. Я принимаю приблизительную линию
границы Златарского (Izviestiya, pp. 70ff.).
1 Дата крещения Бориса была исправлена Златарским (Istoriya, i., 2, pp. 29ff) как между 1 и
19 сентябрем 865. Фотий (Epistolae, p. 742) и Vita S. Clementis, p. 1201, дает
приблизительные даты, однако, остроумная арифметика Златарского основана на
Послесловие (стр. 98) Тодора Доксова и албанской надписи.
2 Georgius Monachus Continuatus, loc. cit.: Logothete (Slavonic version) loc. cit. В
дальнейшем летописцы обычно называют его Михаилом. Я же для удобства изложения
продолжу называть Борисом.
66
долго пытались разрушить; возможно, многие кланы претендовали на
божественное происхождение и таким образом они никогда не признали бы хана
больше, чем простое первенствование. Однако, христианство дало императору в
Константинополе священность, возвышая его над всеми его подданными. Борис
также пытался получить такой ореол; он также будет наместником Бога, на такой
вершине, которой его знатные подданные никогда уже не смогут достичь.
Борис начал процесс крещения в крупных масштабах; все его подданные
должны были подвергнуться к процедуре крещения. Однако, страна не могла быть
так просто новообращена. Булгарская знать также ценила свое положение.
Некоторые бояры, возможно, были верны к старой религии; они определенно не
хотели терять свои вековые права. В своем гневе они подстрекли население всех
десяти провинций королевства против хана и Борис скоро был осажден в своем
дворце в Плиске огромной и бурной толпой. То, что хан с помощью лишь
немногих верных сторонников, смог избежать расправы и безопасно покинуть
дворец, выглядело чудом; народ начал говорить о божественном вмешательстве и к
тому времени, когда эта история дошла до Западной Европы, это вмешательство
многократно увеличилось в размерах. Борис, говорили во Франции, с собой имел
лишь всего сорок восемь своих друзей. С отчаянной храбростью он увел их от
расправы народа, назвав имя Христа и неся крест на своей груди; когда ворота
открылись, семь священников, каждый неся в своей руке горящую свечу, шагали
перед ним. Затем, когда они пристально посмотрели, разгневанная толпа увидела
странные видения. Сзади дворец, казался, охваченным огнем и вот-вот был готов
упасть на их головы; впереди, кони королевской свиты шли на задних ногах, а
передними ударяли мятежников. Ужас охватил всех; неспособные бороться или
бежать, они пали на землю и лежали, простиравшись лицом вниз.
Как бы то ни было, мятеж был подавлен и Борис был способным отомстить
ошеломляющим для новых приверженцев христианской кротости, но
благотворным для страны образом. Пятьдесят два знатных человека, вожаки
мятежа, были казнены вместе с их детьми. Вожди кланов, соперников монарха,
таким образом были устранены навсегда. Мятежники, принадлежащие к среднему
и низшему классам, были прощены; их противостояние искренне было
религиозным, а не политическим; они не имели никаких социальных
предубеждений против их новообращения.
Тем не менее, даже после уничтожения бояр, крещение не дало такого
эффекта, на который Борис надеялся. Император твердо декретировал в
соглашении, что новая церковь должна духовно зависеть от престола в
Константинополе. Соответственно, Булгария была наводнена греческими
священиками, пришедшими сюда организовать ее структуру и учить истинной
вере: в то время как сам патриарх написал письмо к булгарскому монарху «мой
возлюбленный сын, Михаил, властитель Булгарии... справедливое украшение моих
тяжких трудов». Это было чрезвычайно длинное письмо. В начале оно содержало
полную перечень статей веры, как он был изложен во всех семи Всемирных
Советах. Затем, после ссылки на основные принципы морали, показывающей как
они возникли из двух заповедей Нового Завета, патриарх перешел к описанию
обязательств хорошего принца, в почти в стах лакированных афоризмах и
практических комментариях, выведенных из мудрости иудейских и греческих
67
философов.1 С тех пор историки изумлялись на этот поток патронизирующей
культуры и метафизическую чувствительность, которые посыпались на простых
варваров, которые искали лишь решения для них гораздо более простых проблем –
являютя ли непристойными их шаровары и могут ли считаться за шляпы их
тюрбаны. Однако, Фотий знал свое дело. Высшие власти церкви не должны были
заниматься деталями; их работой было произвести впечатление, а не снискать
доверия. Тайны Истинной Веры содержались во владениях патриарха. Церковь
показала хану лучше относительный статус его страны и статус императора, что он
не должен был понимать ни одного слова предмета из того, что было, очевидно,
общим разговором в Константинополе. Фотий имел далекоидущие взгляды; он
хранил свое достоинство неприкасаемым даже засчет нужд текущего времени.
Борис, излюбленный сын Михаила, был впечатлен, но не удовлетворен.
Оказалось, что гораздо более трудным быть христианином, чем он думал. Поток
греческого духовенства старался учить на греческом языке, метод, который был
безуспешным среди славян империи, на что булгарское правительство в некоторой
степени выражало обиду. Более того, многие из этих греков были низкой
квалификации; некоторые были из тех, кто оказался неспособным сохранить свои
посты в церкви в пределах империи и поэтому решили поискать удачи заграницей.
Проповедники различных доктрин присоединились ко вторжению. С греками
пришли армяне; некоторые, по-видимому, были больше монофизитскими
еретиками, но были и такие, которые были гораздо более зловещей и чреватой
ветви, павликаны, с целью сеять семена фатально привлекательного вероучения
дуализма.1 Между тем, на севере каролинцы, охраняемые новым союзом с
Константинополем, направили своих германских проповедников для приобретения
влияния; и во все это время папа Николай выжидал удачного времени для
вмешательства. Много престолов и государств воспылало желанием помочь;
однако, никто из них не собирался давать хану простое руководство, необходимое,
для более легкого обеспечения его страны церковью, не слишком затрагивающую
ее традиции и разумной под его мирским контролем.
Через год христианства Борис стал более мудрым человеком. Он теперь
находился в более сильном положении, с миром на своих северных границах и без
буйных бояр и голода. И он был зол на греков. Власти в Константинополе
обращались с ним как бедным варваром и стрались держать церковь под своим
строгим контролем, не позволяя передать ее под его контроль – отказывая ему даже
в епископе. Тогда Борис обратил свои взоры куда то на другое место. Борьба
между папой и Фотием достигла своей вершины; Фотий, с своей шокирующей
радостью, нашел, что папа предписывает дьяволскую и неоправданную ересь (
передача духа от Отца и Сына – В.М.) двойной передачи Святого Духа и
приготоивлся к отлучению от церкви всех верных христиан, которые возмущаются
1
Photius, Epistolae, viii, pp. 628ff.
Nicolaus I Papa (Responsa, cap. cvi., p. 599) упоминает об армянах, вероятно, о
павликанских еретиках. Это было прогрессирующим имперским обычаем поселять таких
еретиков колониями в провинциях, таких как, Тракия, откуда они легко могли
распространиться по всей Булгарии.
1
68
этим.2 У Бориса не было твердых взглядов по поводу мистической симметрии
треугольника. С другой стороны, он осозновал, что он мог бы быть полезным
фактором в борьбе. В августе 866 года булгарские послы, двоюродный брат хана
Петр, Иоанн и Мартин прибыли в Рим с богатыми и святыми подарками и просили
папу от имени Бориса назначения им епископа и священников. Они также передали
ему перечень 106 вопросов, на которые их хозяин хотел бы получить ответы.3
Борис также, на случай неудачи с Римом, направил аналогичную просьбу о
епископе и священниках в Ратисбон, к Людовику германскому. Людовик
согласился, но когда его духовники прибыли на место, они увидели, что их места
уже заняты и срочно отправились обратно в Германию.4
Николай чрезмерно радовался этой неожиданной помощи. Он сразу
отправил группу своих духовников в Булгарию, снабдив их полностью книгами,
сосудами, мантиями и всеми внешними атрибутами своей веры и поставив в ее
главе двух своих наиболее способных легатов – Павла, епископа Популонии и
Формоза, епископа Порто. Одновременно он отправил детализированные ответы на
все вопросы, однако, весьма тривиальные, чтобы хан подчинился ему.
Ответы Николая сделали документ весьма различным от гладкой,
теологической пропеведи, отправленной Фотием. Они были написаны простым
языком, полезными и весьма примирительными. Борис спрашивал о вопросах
религиозной практики, когда поститься и что одевать в церкви и являются ли
строгие формы воздержания, наложенные греческими священниками,
действительно обязательными. Имелось один или два случая для принятия мер,
когда грек, притворившийся священником, крестил огромное количество невинных
булгар; должны ли они все вновь креститься? Борис даже просил совета по
вопросам, более касающих мирских законов, таких, как наказание за убийство и по
исключительно социальным вопросам: должен ли он кушать в одиночестве и что
папа думает о его одежде? Николай глубоко беспокоился, чтобы не накладывать на
людей, все еще грубых и необученных, тяжкое бремя. Что касается воздержания, то
он осудил многих осложений, внедренных греками; было необходимо поститься в
каждую среду и пятницу, но не воздерживаться от мытья в эти дни, не
отказываться есть мясо животного, заколотого евнухами: хотя не следует есть мясо
животного с охоты христианина, но убитого язычником и в таком роде.1 Шаровары
были приемлимы; однако, греки были правы в настаивании, что тюрбаны, подобно
другим формам головных уборов, должны сниматься в церквах и женщины,
разумеется, должны заходить в церкви в платках.2 Он отменял греческую привычку
sortes biblicae (предсказание будущего на основе произвольно выбранного отрывка
из книги, в частности, из библии – В.М.) как длинный перечень языческих
2
На самом деле Фотий не отверг римскую ересь публично до 867 года, но церкви уже
взаимно отлучили друг друга и патриарх раскрыл еретизм.
3 Johannes VIII Papa, Epistolae, p. 159: Anastasius Bibliothecarius, pp. 1373-4. Подарки
включали оружия, которых носил Борис, когда он победил языческих мятежников.
Людовик Германский срочно потребовал их от папы к себе (Annales Bertiniani, p. 474).
4 Annales Fuldenses, p. 379.
1 Nicolaus I Papa, Responsa, cap. iv., v., lvii., xcil, pp. 570-2, 588, 596.
2 Ibid., cap. lviii., lxvi., pp. 588, 590-1.
69
предубеждений.3 То, что хан отказывается есть в компании, является плохим
поведением, но в действительности, не является нечестивым.4 Что касается
убийства, то оно должно быть рассмотрено по мирскому закону, однако, право
убежища в святилищах должна поддерживаться.5 Полигамия, которая есть та же
супружеская измена, является гораздо худшим преступлением; избыток жен
должен быть строго прекращен и священник должен наложить пригодное
покаяние.6 Николай также желал хану, чтобы он смягчил тяжести своих
наказаний.7 Он выделял как варварство и бесполезность получение свидетельства о
преступении с применением пыток; он упрекал Бориса за обращение с
мятежниками. Он даже считал, что хан был слишком жестоким, отрезав нос грека,
прикидывавшегося священником.8 Даже непоколебимые язычники должны
уговариваться путем религиозного убеждения, хотя общественно они должны
избегать верных. Один вид преступников должен караться безжалостно –
вероотступники, которые присягали в верности к христианскому престолу и пали
обратно в язычество. Это есть непроститeльный грех.9
Борис также спрашивал, может ли его страна когда-либо иметь своего
патриарха. Николай ответил весьма осторожно. Западная церковь, которой он
правил, была подозрительна по поводу патриархов. Вопрос Бориса возник из-за
простой надежды стать равным Восточному императору. Папа был уклончив.
Борис должен был иметь епископов и позднее, когда булгарская церковь станет
крупной – архиепископа; и затем можно рассмотреть вопрос о патриархе; так, он
пока должен был довольствоваться обещанием архиепископа из Рима.1
Определенно римское духовенство начало свою работу с наиболее
заискивающим рвением. Борис предоставил им монополию в пределах своих
владений, уволив всех других священников и проповедников. Латынь заменил
греческий как святой язык. Римляне построили церкви и организовали приходы,
доставляя свет христианского учения в темные дома и обучая одновременно
красоте повиновения мирской власти. Борис чрезмерно радовался. Держась за свои
волосы по старобулгарскому обычаю, он поклялся, что всегда будет оставаться
верным престолу Святого Петра.2 Папский двор также был весьма обрадован и
распространил благодарности хана по всему западному миру. За исключением
людей в Константинополе, все были счастливы.
Этот триумф, в основном, был обязан учтивости одного человека, Формоза,
епископа Порто. Он полностью завоевал симпатии и доверие хана; и Борис имел
его в виду для назначения на пост главы патриархата, на получение которого от
3
Ibid., cap., lxvii., p. 593.
Ibid., cap., xlii., p. 583.
5 Ibid., cap., lxxxiii., p. 595.
6 Ibid., cap., li., p. 586.
7 Ibid., cap., lxxxiii.-lxxxvi., p. 595.
8 Ibid., cap. xiv-xvii., p. 575-7.
9 Ibid., cap., xli., pp. 582-3.
1 Nicolaus Papa I, Responsa, cap., lxxii., pp. 592-3.
2 Anastasius Bibliothecarius, Preface to the Eighth Oecumenical Council, Mansi, vol. xvi., p.
11.
4
70
Рима он все еще продолжал надеяться. Через год, в 867 г., он направил в Рим
требование, чтобы Формоз был назаначен по-меньшей мере архиепископом.3
Однако, Николай не привык к диктату: Борис должен теперь узнать, чем является
римская церковь. Вероятно, если бы Борис просил кого-либо другого назначить
вместо Формоза, то его просьба могла быть удовлетворена. Однако, Формоз начал
вызывать подозрение в папском дворе. Он думал о своей пригодности для
Булгарии, в первую очередь, от своих известных презираемых греков. Однако, он
был дико амбициозен; по-видимому, поощрял мечты Бориса об автономной
булгарской церкви, чтобы самому стать ее независимым патриархом. Определенно,
Борис всегда торжественно проталкивал претензии Формоза.4 Николай был весьма
подзорителен: Формоз, он напоминал хану, был епископом Порто и его епархия
хочет его возвращения после длительного отсутствия. Он отозвал прежних послов
и вместо них отправил в Булгарию двух новых епископов, Гримоалда из
Полимарти и Доминика из Тревисо.5
Булгары, возможно, рассердятся, думал папа, однако он это теперь может
себе позволить. Европейская ситуация претерпевала изменения. В сентябре 867 г.
император Михаил был убит конюхом, которого он так экстравагантно приблизил
к себе, и Василий македонский был поставлен на место его жертвы. Василий искал
популярности: он также имел планы по Италии и Иллирикуме, которые могли
привести к взаимопониманию с Римом. Фотий имел врагов даже в
Константинополе, которые никогда не собирались прощать его обращение с
Игнатием. Василий скоро объявил о смещении Фотия и восстановлении на его
месте Игнатия. Затем он написал папе, прося его об отправке к нему легатов в
совет, на котором должно быть позабыто прошлое, утверждено первенство Рима и
указано его верховенство и никто более не должен упоминать «Filoque» (восточная
церковь не признает, что Святой Дух идет как от Сына, так и от Отца, настаивая
что он идет лишь от Отца – В.М.). Николай увидел в этом полную победу Рима и
его примирительные действия были сокращены. Он мало знал монархов, с
которыми он должен был иметь дело, в частности, выскочку Василия и бывшего
варвара Бориса.
И он никогда не смог найти правду о них. В 13 ноября 867 г., будучи все
еще победителем, он умер.1
Его наследник Адриан II был личным врагом Формоза. Теперь папство как
никогда было настроено отказать булгарской просьбе. Гримоалд и Доминик
продолжали свое путешествие; и Формоз и Павел из Популонии должны были
возвратиться к своим епархиям, оставшимся без своих пастырей. Однако, Борис
прилип к своей надежде иметь по своему выбору архиепископа – если не Формоза,
то по-меньшей мере кого-либо, кто лично приемлим для него. Например, был
диакон Марин, которого Николай отправил с миссией в разгаре конфликта с
Фотием. Император отказался принять его и он нашел убежище при булгарском
3
Anastasius Bibliothecarius, Vita Nicolai, pp. 1375-6.
Johannes VIII Papa, Epistolae, passim collectae, p. 327.
5 Anastasius Bibliothecarius, op. cit., pp. 1376-7.
1 Anastasius Bibliothecarius, op. cit., p. 1378. Игантус в действиельности не был
переназначен до 23 ноября.
4
71
дворе, где установил дружественные отношения с ханом. У него не было епархии,
звавшей его к себе; почему он не мог бы стать булгарским архиепископом? Второе
посольство, вновь под руководством Петра, отправилось в Рим в компании с
возвращающимися епископами. Однако, Адриан II был неумолим. Борис вновь
должен быть проучен так, чтобы он знал, что папа всегда будет назначать того,
кого он выберет сам для всех своих духовных владений.2
К концу 869 г. совет, известный под гордым названием Восьмой Всемирный
Совет, с легатами от всех патриархов, собрался в Константинополе. Папские
легаты – Стефан, епископ Непи, Донатус, епископ Остии и Марин, друг Бориса –
посещали совет с самодовольной определенностью в победе. Дела не пошли так
гладко, как ожидалось; император Василий имел другое мнение по отношению к
процедуре суда над Фотием. Однако, они придерживались своих инструкций и в
конечном счете вышли победителями. 28 февраля 870 г. Совет был распущен при
возрастающей враждебности со всех сторон; однако, папские легаты были весьма
довольны своими достижениями.Тремя днями позднее неустанный Петр, посол
своего двоюродного брата, хана,3 прибыл в Константинополь, чтобы спросить у
Всемирного Совета, к какому патриарху принадлежит Булгария. Василий созвал
собрание, чтобы обсудить положение. Легаты восточных патриархатов, хорошо
подкупленные Василием и стоящие вместе с греками, не любящими претензии
Рима, радостно согласились с греческими епископами и с исторической правдой в
ответе на этот вопрос: Булгария принадлежит патриархату Константинополя.
Представители папы были в явном меньшинстве; они лишь смогли заявить свой
протест. Затем они, проклятые, возвратились к своим хозяевам; насмешливое
провидение на пути задержал их на девять месяцев, в основном, в тюрьмах
далматских пиратов. Едва папские легаты уехали, как 4 марта Игнатий был
посвящен в архиепископы и епископы - для Булгарии, предположительно, люди по
выбору Бориса.1
Перестановки были завершены. Граница теперь была закрыта для римских
священников; римские епископы с позором были отправлены назад в Рим.2 Вместо
латыни чаще греческий язык был слышен в храмах. Борис был очень доволен. Он
преподал урок великим иерархам обращаться с ним с уважением и греки, более
сговорчивые чем римляне, усвоили также свой урок. Тем не менее булгарская
церковь все еще была под константинополским патриархатом; однако, ярмо не
висело так тяжело. Архиепископ Булгарии по рангу был первым после патриарха; и
булгарскому монарху молчаливо были позволены аналогичные с императорским
права по отношению к высшим духовным санам. Таким образом, мечта Бориса об
автономной церкви была практически реализована; однако, Константинополь
сохранил номинальный контроль, чтобы в отдаленном будущем он мог бы остаться
полезным.
2
Anastasius Bibliothecarius, Vita Adriani, pp. 1393-6.
По поводу любоопытного перечня булгарских послов см. прил. V.
1 Theophanes Continuatus, p. 242: Anastasius Bibliothecarius, Vita Adriani, pp. 1395-6:
Idem, Praefatio in Synodum VIII., p. 148; ibid., pp. 20ff.
2 То же самое, Vita Adriani, loc. cit.
3
72
Новости об этом произвели на Рим ужасный шок; папа никогда не
испытывал такое неповиновение, такую неблагодарность варвара или такое
коварство и самонадеянность со стороны кроткого старого патриарха, которого,
как жертву Фотия, он удостоил своим доверием. Он написал с тоном
шокированного Василию, прося его, что все это означает.3 Василий, хотя и весьма
дружественно, был совершенно неуступчивым. Когда Адриан умер в декабре 872
г., трещина никак не была устранена.
Тем не менее, Рим все еще не терял надежды. Он никак не верил, что эта
победа, это расширение его владений почти до ворот города ненавистного
патриарха, была эфемерной. Вся его энергия была посвящена к возврату хваленой
страны. Даже на севере чувствовались отголоски борьбы. Теперь прошло
десятилетие, как македонские братья отправились крестить моравцев. С помощью
своей славянской литургии и доброй воли моравских монахов – великий король
Ростислав и Косел, принц земель вокруг озера Балатон – их работа была завершена
с успехом; однако, для того, чтобы гарантировать ее результаты Кирилл решил, с
заметным либерализмом для друга Фотия, что она должна быть утверждена Римом.
Константинополь был слишком далек с основной частью Булгарии, лежащей
между ними, чтобы осуществлять контроль и защиту. Инициативы Кирилла,
однако, несколько смутили двор папы. Папы не моги от всего сердца одобрить
проповедническую деятельность, не исполняемую на латыни. Тем не менее, в
отчаянии от своей борьбы против Фотия, папа Николай был готов принять такую
великую цену, если даже она означала признание славянской литургии. Чтобы
убедиться о будущем он пригласил братьев в Рим. Однако, он умер перед тем, как
они прибыли туда и его наследник Адриан был менее готовым итти на
компромиссы. Тем не менее в виду поддержки, данной им моравцами в виде их
полномочий и с Константинополем на заднем плане, Адриан не мог поделать, чем
принять их с почестями1 и дать им свое одобрение всему, что они проделали. К
молчаливому возражению, он имел дело с учениками, которые были посвящены
известным анти-греком, Формозом. Когда они стояли в Риме, Кирилл, более
молодой, но более блестящий из всех братьев, умер и Мефодий должен был
выполнить всю работу.
Мефодий был отправлен обратно в Морвию, с полномочиями использовать
славянскую литургию, где бы только он не хотел. Адриан был намерен найти ему
епархию, но все еще не был уверен в деталях, когда пришла жуткая новость о
побеге булгар. Адриан сразу отдал под контроль моравца булгарскую политику.
Надеясь использовать орудие славянской литургии для захвата булгар, он возродил
для Мефодия старую епархию Сирмиум, которая находилась на краю их владений
и чья юрисдикция распространялась вдоль их северных границ. Однако такому
соблазнительному проекту не было дано даже попытки его осуществления; по
возвращению назад Мефодий обнаружил, что его патрон пал; его племянник и
наследник Святополк, хотя и приобрел независимость и владения, превышающие
владения своего дяди, был, все равно, глубоко увлечен германской культурой и
3
Hadrian II Papa, Epistolae, p. 1310.
Почетный прием, в основном, был обязан тому факту, что Св. Кирилл доставил с собой
мощи Св. Клемента.
1
73
ненавидел славянскую литургию как плебейскую и безвкусную. Под его
патронажем германские епископы были способны взять в заключение храброго
проповедника как дерзкого самозванца. Перед тем как его протесты достигли Рима,
умер папа Адриан и на его место был поставлен Иоганн VIII.2
Иоаган III не впал под влияние разочарования булгарами. Традиции
Николая были преданы к забвению; Рим возвратился к оружию
бескомпромиссности. Иоганн явно полагал, что может устрашением добиться
послушания булгар. Одним из его первых дел было то, что он написал письмо к
Борису, в котором он угрожал булгарам и всему греческому духовенству
отлучением от церкви, что «таким образом они могут присоединиться к дьяволу,
которому они подражали».3 Между тем, безразличный влиянию Мефодия и
доверяя любви Святополка к латинскому языку, он освободил первого из
германской тюрьмы, но запретил ему использовать славянскую литургию.
Мефодий был в отчаянии; чтобы сохранить христианство, он проигнорировал
приказ; но ситуация была не такой, чтобы ему можно было помочь в преодолении
своих соседей, стоящих за Рим.
На громы и молнии папы Борис остался непреклонным, в частности, как в
Хорватии и вдоль далматийского берега латинское влияние умирало и местные
государства обсуждали о своей независимости или перехода под патронаж
восточного императора. Опыт подсказал Иоганну, что он должен действовать более
мягко. В феврале 875 г. он написал вновь булгарскому двору, все еще строго
запрещавшему булгарам получать причастие у греческих священников под угрозой
наказания быть обьявленными раскольниками.1 В ответ Борис отправил посольство
в Рим, чтобы выразить свое уважение и продолжал поощрять греческое
духовенство. Одновременное письмо от папы к императору с просьбой, чтобы
Игнатий стал перед судом в Риме, произвело мало эффекта.2
Однако, Иоганн был неутомим. В апреле 878 г. его легаты – Евгений,
епископ Остии, и Павел, епископ Анконы – направились в Константинополь с
инструкциями остановиться на пути в ханском дворе. Иоганн теперь пробовал
новый способ. Легаты доставили четыре письма для Булгарии. Первое было
адресовано греческим епископам в Булгарии, категорически приказывая им
оставить в течение тридцати дней епархию, принадлежавшую Иллирикуму и таким
образом, Риму.3 Второе письмо было для Бориса. В нем Иоганн перешел на тон
Николая. Бориса он приветствовал с большой сердечностью; папа лишь желал его
предостеречь об опасности к примыканию к Константинополю, колыбелю
раскольничества и ереси. Он напоминал хану о судьбе готов, крещенных греками и
скоро ставшими жертвами смертельного арианизма.4 Третье письмо было
адресовано к Петру, родственнику Бориса, который уже дважды посетил Рим.
2
По поводу истории Мефодия, см. Dvornik,op. cit., pp. 209 ff.
Johannes VIII Papa, Fragmenta, Ep. 7, p. 277.
1 Johannes VIII Papa, Fragmenta, Ep. 37, pp. 294-5.
2 Ibid., Fragmenta, Ep. 40, p. 296.
3 Ibid., Ep. 71, pp. 66-7.
4 Johannes VIII Papa, Ep. 66, pp. 58ff. В этом письме он жаловался также на вмешательство
Георга, греческого епископа из Белграда, в Сербии или в паннонийской Хорватии.
3
74
Иоганн обращался к нему, как близкому другу и умолял его использовать свое
влияние на хана для того, чтобы возвратить его в алтарь Святого Петра.5 Четвертое
– было для другого булгарского знатного человека, очевидно, брата Бориса,
возможно, монаха Дукса, с обращением сделать все возможное, что он может, для
дела Рима.6 Доставив письма булгарам, епископы направились в Константинополь
с письмом для Игнатия, повеливающего ему на том же жестком языке, на котором
получили письмо греческие епископы в Булгарии, удалить свое духовенство из
Булгарии в течение тридцати дней под угрозой отлучения от церкви.7 В письме к
императору Василию содержится просьба оказывать помощь папским легатам в их
работе.8 Увы, все письма были написаны слишком поздно. 23 октября 877 г. старый
патриарх Игнатий умер. Сразу после смерти Василий заставил весь мир открыть
свой рот от назначения яростного соперника папы, бывшего патриарха Фотия в
свою команду.9
В Риме и Константинополе ситуация полностью претерпела изменения.
Однако, в Булгарии дела шли своим чередом по старому. Ни хан, ни его знатные
люди не ответили на письма папы; греческое духовенство также не покинуло
Булгарию. Тем не менее, папа не отказался от своих надежд. Он должен был
выработать новую политику по отношению к Константинополю. А это, в свою
очередь, помогло бы вновь перехватить Булгарию. Еще раз он в 879 г. написал
Борису и его боярам, Петру, Зергобулу и Сондоку. На этот раз письма были
отправлены с Иоанном Пресветром, его легатом в Далмации и Хорватии. Там, как
он писал, небо светлеет; Здеслав, назначенный Византией принц Хорватии, только
что был смещен Бранимиром, приверженцем римской партии. Бранимир примет
меры, чтобы Иоанн Пресветер безопасно добрался до Булгарии. Тон папы в письме
Борису был еще более просительным и примирительным; он просит прощения,
если хан был недоволен чем-либо у его прежнего посольства.1
Между тем, его всемирно приветствовали за ведение дел с патриархом.
Фотий нагло и нелогично, чтобы угодить императору, искал одобрения папой свое
назначение. Иоганн, с таким несчастливым рвением в торге, известном в Риме как
реализм, предложил свое согласие при условии, раскрывающем самое большое
желание своего сердца – чтобы Константинополь отказался от церкви Булгарии. К
его радости, патриарх быстро согласился. Еще раз папские легаты отправились в
Константинополь, чтобы принять участие на миротворческом совещании.
Совещание открылось в ноябре 879 г. и шло без заминки. Император
Василий, оплакивающий своего старшего сына, отсутствовал; Фотий делал все, как
хотел. Римские легаты, не знающие греческого языка, не были осведомлены, что
самооправдание Фотия, радостно встреченное присутствующими 383 епископами,
5
Ibid., Ep. 67, pp. 60ff.
Ibid., Ep. 70, pp. 65-6ff. По поводу идентичности получателя см. Zlatarski, Istoriya, i., 2, pp.
168-70.
7 Ibid., Ep. 68, pp. 62-3.
8 Thephanes Continuatus, p. 276.
9 Ibid., Ep., 69, pp. 63-5.
1 Johannes VIII Papa, Ep. 182; 183, p. 147. Он писал вновь через месяц (июнь 879) в
равнодружественном тоне (Ep. 192, p. 153).
6
75
просто шло от неправильно выполненного перевода письма папы; они также не
осознали, что они предписали решение, отказывающее желанию папы запретить
номинацию непрофессионалов в епископаты и накладывать анафему против всех,
кто примкнул к престолу Никии – иначе говоря, против интерполяции всей
западной церкви по поводу Filioque. Вопрос о булгарской церкви был передан
императору, который соблаговолил решить его в пользу Рима. Рим в своем
удовлетворении, как рассчитывал Фотий, не будет оспаривать престиж решения:
несмотря на то, что устанавлением, что за императором остается право решать,
Константинополь получил гарантии на будущее.2
Теперь легаты возвратились со счастливой невинностью в Рим и Рим
праздновал свою победу. Однако, папа беззаботно позабыл о том, что наиболее
вызывающими опасения людьми являются сами булгары. В начале 880 г. в папский
двор прибыло посольство из Булгарии. Иоганн был полон надежд, однако,
булгарский посол, бояр по имени Фрунтик просто выразил уважение своего
хозяина и объявил, что все в Булгарии идет весьма любезно; и это было все.
Однако, Иоганн не мог иначе, чем считать это за положительный знак; он направил
письмо, полное надежд3 и написал также императору Василию, чтобы выразить
свою удовлетворенность.4 Однако, никакого ответа из Булгарии не последовало.
Иоганн недоумевал и огорчался. Он написал вновь ближе к 880 г., чтобы спросить
что за оказия, что не было отправлено никакого посольства; хорватский епископ
Федосий из Ноны, дал ему знать, что ответ ожидается. Однако, вновь было лишь
молчание; и молчание встретило его последующее письмо, написанное в 881 году.1
Иоганн не мог понять, что случилось. Наконец, к концу года епископ Марин,
бывший друг Бориса, возвратился из миссии в Константинополь и открыл ему
глаза на то, что в действительности произошло на совещании 879 году. В своем
гневе Иоганн уволил двух легатов, которые участвовали на совещании и отлучил
от церкви Фотия.2 Однако, как он писал, правда пробивала свет у него; он начал
понимать, почему Фотий так с улыбкой отдал свои права над Булгарией. Фотий не
позабыл о булгарах. Он просто сознавал, что Борис не мог желать идти обратно под
римское ярмо; пути Восточной церкви гораздо более подходили для него. И Борис
умел хорошо позаботиться о себе.
Рим проиграл. Иоганн был обманут своей победой, переигран патриархом.
Булгария, страна, за которую наследники Святого Петра бились так сильно, ушла
из-под их власти навсегда. Однако, папе Иоганну не было суждено так долго
вынашивать свое горькое унижение на земле. 15 декабря 882 г. он умер от
отравления, как говорят, его врагами. Епископ Марин вступил на его место –
однако, здесь, несомненно, было что-то таинственное и зловещее во всем этом
деле.3
2
Council of 879 in Mansi, xviii, pp. 365-530.
Johannes VIII Papa, Ep. 198, pp. 158-9.
4 Ibid., Ep. 259, pp. 228ff.
1 Ibid., Ep. 298, p. 260; pp. 266-7.
2 Stephanus V Papa, Ep. I, pp. 786-9: Hergenröther, Photius, Patriarch von Konstantinopel, ii.,
pp. 576-8.
3 Annales Fuldenses, pp. 395, 398.
3
76
Борис вместо запада выбрал восток; и его выбор был почти неизбежным. На
первый взгляд здесь может быть некоторое преимущество в предпочтении
отдаленной роли Рима по сравнению с ближней ролью Константинополя; однако,
Рим не мог в действительности дать ему то, чего он хотел или он не имел те же
самые привлекательности для него. В Константинополе император был верховным
и его верховенство было санкционировано церковью. Он был не только царем, но и
также наместником Бога и, следовательно, все дела, царя и Бога одинаково, могли
быть предоставлены ему. На Западе, с другой стороны, всегда имело место двойной
преданности. Римская церковь отказалась признать свою зависимость от любой
временной власти. Ее амбиции были интернациональными и ее полным автократом
был римский первосвященник; и он не только не запретил вмешательство любого
из земных правителей, но имел своей целью держать под контролем даже их
недуховные действия. Независимо оттого, что было первоначальной целью Бориса
в принятии христианства, он определенно был намерен использовать крещение для
своих собственных нужд в объединении своей страны и совершенствования своей
автократии. Для этого примером служил император; имперское цезарепапство
должно было быть скопировано для Булгарии. Поскольку Константинополь не
проявлял желания позволить ему независимость, которую он хотел, он обратился к
Риму; но скоро он узнал, что Рим всегда нацеливался на более строгий контроль.
Он был лишь выгоден ему как дамоклов меч, подвешанный над головой
Константинополя.
Затем, кроме практических соображений, Константинополь определенно
гораздо больше впечатлял булгар. Их память не простиралась так далеко назад,
когда Рим был повелителем мира и Константинополь был лишь Византией,
безызвестной в его дальней провинции. Они видели Рим как он выглядел в их
время, как грязный город на желтой реке, изобилующий лишь церквами и
священниками и обширными, разрушающимися руинами. Как было возможно
сравнивать его с богатейшим городом мира, Константинополем, городом искусства
и знаний, с башнями и блестящими куполами и нескончаемыми стенами,
торговыми кораблями, заполнявшими гавани, дворцами, изобилующими
мозаиками и гобеленами и с императором, сидящим на своем золотом троне? Все
это величие существовало с тех пор, когда они впервые пересекли Дунай. Зачем им
пересекать мрачные албанские горы и вихревое море для того, чтобы сотворить
почтительный поклон в умирающем городе, когда столь много блестящей жизни
было у собственных ворот? Рим не мог соперничать с Константинополем в энергии
и совершенстве своей цивилизации; и уже булгары попали под влияние греков.
Греки построили им дворцы в Плиске и Перславле, дали им письменный язык, с
помощью которого они могли хранить свои записи, нарисовали им картины и ткали
им материи. Римляне ничего им не сделали подобного, за исключением
неразборчивой латинской речи и издания для них категорических приказов.
Поэтому было естественно и мудро, что Борис сделал такой выбор.
Если бы Борису позволили удержать у себя Формоза или Марина, история
могла бы пойти другим путем: хотя, вероятно, они, подобно ему, стали бы
возражать папскому вмешательству. Тем не менее судьба запретила эти амбиции
прелатов развивать свои карьеры в Булгарии. Оба они достигли вершин папского
77
трона, Марин – через отравленный труп и Формоз – через бури и хаос, которые
разрывали его даже в своей могиле.
Между тем греческое было модой в Булгарии; греческие мастеровые
пришли вместе с греческими священниками, чтобы строить церкви и дома,
пригодные для христианских дворян. Булгары даже стремились получить
некоторую часть известных знаний греков. Знатные люди отправляли своих
сыновей в Константинполь для совершенствования своего образования.1 Туда
среди других прибыл и принц Симеон, младший сын самого хана. Борис был
хорошо информирован о событиях в имперском дворце. Он знал, что здесь рос
принц, младший сын императора Василия, которому его отец предназначил трон
патриарха. Борис думал, что это является превосходной идеей; и идея отражала
действительное цезаропапство. Его младший сын тоже должен идти в
Константинополь и должен возвратитсья назад в соответствии с этой идеей и
вооруженный греческими знаниями, чтобы стать архиепископом и примасом
Булгарии.2
Однако, моды были подвержены к изменениям. Булгария не должна была
стать рядовой провинцией Византии. Благодаря, в основном, их великому хану,
булгарские подданные имели также сильные национальные чувства, чтобы
страдать от ассимиляции; и имперские государственные деятели, дальновидные в
своей умеренности и преследуемые призраком Рима, решили не оказывать
слишком много давления на Булгарию. Ныне их единственной целью было
распространение христианства в Булгарии вдоль линий, которые, в основном,
помогут христианству, а не империи. Это была альтруистская политика,
рожденная, в основном, в чисто проповедческих целях, которая, возможно, в
конечном счете оправдана.
К концу 881 г., когда папа и патриарх официально все еще числились в
друзьях, в Константинополь прибыл известный гость – Мефодий, спасшийся
апостол славян.1 Он долго мечтал совершить вновь визит в свою родину; и
император Василий и Фотий, его старый друг, имели для обсуждения много общих
тем. Он возвратился в Моравию в следующую весну, однако Василий
приторомозил славянского священника и диакона и некоторых литургических
книг, которых братья написали на славянском языке. Имперское правительство
получило урок с уст своего великого проповедника о его опытах; оно восполнилось
решимостью следовать его примеру. Рим долго извлекал пользу из работы
македонских братьев; однако, Константинополь направил их вперед; теперь он
должен извлекать выгоду. И он имел большое преимущество над Римом. Римляне
не могли потерпеть литургию на другом, чем латынь, языке. Греки не имели таких
предубеждений; они видели грузин, молящихся Богу на грузинском, абасгианы –
на абасгианском; и как грузинская, так и абасгианская церкви были признаны и
были приняты под константинопольским патриархом. Василий и Фотий решили
внедрить у себя литургию Святого Кирилла. Славянская школа была основана в
1
Photius, Ep. xcv., pp. 904-5. Он поставил булгарских знатных людей под руководство
игумена Арсения.
2 Liudprand, Antapodosis, p. 87.
1 Визит Методиуса описан лишь в Vita Methodii (Pastrneck, pp. 234ff.), но его бесполезно
относить как к его апокрифической, так и делающим революцию в его карьере.
78
Константинополе, возможно с идеей использования ее как подготовительную базу
для крещения русских и определенно, для помощи в работе в Булгарии.2
885 г. был поворотным пунктом в истории славянского христианства. В
этом году умер Мефодий в Моравии и вся его работа оказалась на краю неудачи.
Иоганн VIII в конце своей жизни поддерживал его, но Марин вновь его отверг, а
Адриан III и Стефан V продолжили такое отношение против него, обращали
внимание на оптовые подделки Вичинга, латинского епископа из Нитры и отказ
Мефодия присоединиться к Риму в обвинении в ереси и подделке никийского
престола. Смерть Мефодия означала конец славянской литургии в Центральной
Европе. Он назвал в качестве наследника своего способного ученика Горазда;
однако, способности Горазда были бессильны перед потоком латинских и
германских интриг, подкрепленными мирскими властями, королем Святополком.
Руководители славянской церкви – Горазд, Клемент, Наум, Ангеларий, Лаврентий
и Сабба – были арестованы и заключены в тюрьму вместе со своими
последователями. Пока они находились в тюрьме, был вынесен приговор. Многие
из низшего духовенства также держались в заключении; более известные были
приговорены к вечной ссылке. В один день зимой малая группа правоверных во
главе с Клементом, Нахмом и Ангелгарием была доставлена под охраной на Дунай
и здесь их оставили на произвол судьбы.3
Той зимой посольство императора Василия совершало визит в Венецию.
Когда посол проходили мимо киосков еврейских купцов, то его внимание
привлекли некоторые рабы. При знакомстве он узнал, что они были славянскими
священниками, проданным моравскими мирскими властями как еретики. Он знал
об интересе своего хозяина к таким личностям и поэтому выкупил их и доставил
вместе с собой в Константинополь. Василий обрадовался и принял их с почестями
и даже снабдил их приходами.1 Некоторые отправились скоро, вероятно, по
распоряжению императора, в Булгарию, снабженные славянской литургией.2
Однако, они не только были новичками в Булгарии. Клемент и его
последователи пришли на Дунай в поисках достичь страну, которые казались им
Обещанной Землей настоящей православной веры. В один день они прибыли в
Белград, крупную пограничную крепость, где губернатор, Таркан Борис3 радостно
приветствовал их и отправил ко двору в Плиске. Добродушный прием хана был
даже более теплым чем таркана; Борис был обрадован увидеть опытных и
известных проповедников, которые сделают его менее зависимым от греческого
духовенства: в то время как имперское правительство, преследуя альтруистскую
политику, не могло иметь возражений. Дворовая знать последовала за своим
хозяином; чиновники государства поспешили предложить гостеприимство для
2
Существование этой школы нигде не зафиксировано, однако, о ней говорили рабы в
Венеции. Вероятно, она находилась под присмотром игумена Арсениуса, как это
подтверждает письмо Фотиуса к нему.
3 Vita S. Clementis, pp. 1220-1.
1 Житие Св. Наума, под ред. Лаврова, стр. 4-5.
2 Там же, стр. 5.
3 Βοριτακανω τω τοτε φυλασσοντι. Боритакнус должно быть, я думаю, Таркан
(провинциальный губернатор) Борис.
79
святых посетителей. Екатч, sampses, развлекал Клемента и Наума, в то время как
Ангелгарий поселился вместе с некоторым Чеславом.4
Греческое духовенство в Булгарии было мало обрадовано. Оно было итак не
в особенно сильном положении; Василий и Фотий поощряли славян. Однако, было
всегда вероятным, что Василий и Фотий будут протестовать и принимать меры,
если дела пойдут слишком плохо. Тем не менее, греческое духовенство должно
было быть лишено своей потенциальной поддержки. 29 августа 886 г. умер
император. Его наследник Лев V ненавидел Фотия и сразу его сместил;
восемнадцатилетний юноша, брат императора Стефан был поставлен на
патриарший трон. Лев, чья юность была омрачена сомнительным происхождением
и печальной женитьбой, был апатичным и вялым государственным деятелем; он
никогда не решался сходить со своей дороги для вмешательства зарубежом. И
патриарх, в своей юношеской неопытности, был равным образом ломаным
тростником. Однако, греческое духовенство имело одну поддержку; сам Борис
чувствовал неудобство при его возрастающем неудовольствии. Ситуация была
немного трудной для него. Низшие классы, славянские крестьяне, кажется,
принимали христианство охотно, если даже не с энтузиазмом; однако, булгарская
знать, хотя и сильно уменьшенная в размере после ее мятежа против Бориса, вновь
поднималась. Эти булгарские знатные люди, естественным образом презирающие
новую религию, были далеки оттого, чтобы радоваться славянскому духовенству.
Они могли спасовать перед греческими духовниками с их величественным
фундаментом культуры и самоуверенностью, иерархами, чей образ жизни был
заполнен изысканностью и чьи умы видели тонкости, которых грубый булгарский
интеллект никогда не мог постичь. Борис взял единственный выход; греческое
духовенство оставалось при дворе, а славянское духовенство было отправлено
проповедывать в провинициях. Скоро, вероятно в 886 г., Клемент отправился
установить свою резиденцию в Македонии.
Македонские славяне были новыми подданными хана; однако, они,
очевидно, приняли его правление с удовольствием. Однако, они были трудно
управляемы; они присоединились к Булгарии, будучи крупным славянским
государством и, возможно, не были довольны правлением губернаторов из старой
булгарской знати. Борис решил связать их к своему правлению средствами
славянского христианства. Христианство еще едва достигло их одиноких долин, но
желание креститься привело в волнение весь славянский мир. Борис торговал их
душами против империи, своего единственного политического соперника на югозападе, который только и дал им греческое христианство из побуждений укрепить
греческую часть населения. Затем, славянское христианство, прочно
установившееся в Македонии, со временем могло быть введено во всех булгарских
владениях; греческое духовенство, в настоящем полезное, должно было быть
заменено славянским, до тех пор, пока старая мечта хана не была реализована.
Булгарские магнаты будут утоплены в море славянства и хан будет соперником
императора в Византии и должно быть установлено правление, подобное великой
империи с двумя прочными узлами – с общей верой и с общим языком.
4
Vita S. Clementis, pp. 1221, 1225.
80
Таким образом, все это было лишь прелюдей обширной новой политике,
которая отослала Клемента. В ее преследовании Борис изменил правление
Македонии. До сих пор она была провинцией, известной как «колония»1; Борис
отсоединил от нее районы дальше к юго-западу (где национальная пропаганда и
проповедческая работа будет наиболее полезной), известными как Кутметчевица и
Девол2 и, отозвав местного булгарского губернатора, направил управлять им
мирского чиновника по имени Домета – вероятно, славянина; - одновременно он
отправил Клемента вместе с Дометой, чтобы тот действовал как духовный
советник и, очевидно, как начальник Дометы.3 Клементу были предоставлены три
резиденции в деволском округе и дома в Очриде и Главенице. Клемент приступил
к работе по-настоящему в свеой цивилизационной миссии; и Борис чувствовал
удовлетворение от нее, видя, что его проект в первой стадии начал работать.
Через год или два, Борис показал свои намерения более открыто. Никифор I
во время своих перемещений людей, которых он предпринял для укрепления
греческого или анатолийского элемента в Македонии, передвинул много жителей
из Тибериопола в Битнию; и они с собой принесли необходимое для их нового
Тибериопола, города около нынешней Струмицы, приблизительно в шестидесяти
милях к северу от Салониик, в том числе много своих святых реликвий, как Святой
Герман и других святых, мучеников Юлиана Апостата. Теперь Тибериопол был
частью ханских владений. Приблизительно в тоже время сообщалось о чудах;
видения Святого Германа и его последователей были видны на улицах
Тибериопола и их кости сотворили чудеса. Борис услышав об этом, сразу приказал
местному губернатору, булгарскому «графу» Таридину, возвести церковь для
реликвий в епархии Брегалница и поместить их там. По-видимому, церковь должна
была украшать город Бреганлицу, расширяющую славянскую деревню, которая
была резиденций булгарского епископата. Жители Тибериопола были разгневаны
таким грабежом своего имущества, столь чтимого и такого полезного; они восстали
и не позволяли его увозить. Таридин должен был использовать всю свою
предприимчивость и такт, чтобы воспрепятствовать расширению недовольств.
Наконец, был согласован компромисс. Святому Герману было позволено
оставаться спокойно в Тибериополе; три его святых последователей были отняты –
Тимоти, Комасиус и Еусебиус. Их мощи были отправлены с почетом в Брегалницу,
сотворяя по пути чудеса. Там они был помещены в новую церковь и была
назначена литургия на славянском языке по этому случаю.1 Новое христианство
надвигалось на Булгарию.
Борис был весьма удовлетворен. Он видел свою страну, прошедшую через
множество обширнейших изменений в ее истории; он унаследовал ее как крупную
державу и превратил ее в крупную цивилизованную державу. Он мог соперничать
теперь на равных основаниях с франкскими монархами, даже с самим
императором. И церковь его страны находилась под его контролем; он дал это
1
του κοτοκιου: думаю, что это должно быть адаптация греческого слова καταικια, колония.
Девол должен быть округ между озером Очрида, рекой Девол и рекой Озум;
Кутметчевица растянулась, по-видимому, к востоку и немного к югу от Девола – крайнее
юго-западное владение Бориса.
3 Vita S. Clementis, loc. cit.
1 Theophylact, Archibishop of Bulgaria, Historia Martyrii XV Martyrum, pp. 201-8.
2
81
признать миру. Гибкая торговля и упорная настойчивость в конечном счете
обеспечили победу. И теперь его проекты пошли еще выше и еще успешнее. Скоро
Булгария будет иметь одну национальную церковь, чтобы объединить всех вместе
и возвысить славу хана. Теперь Борис не мог позволить себе отдыха. Его крещение
было искренним; это было от подлинного благочестия, чем даже от политики, что
он построил так много церквей и монастырей, и чистота и строгость его жизни еще
долго будет предметом восхищения всего христианского мира. Теперь, больной и
слабый, он решил уйти от мира, чтобы отдаться полностью к набожной жизни. В
889 году он отрекся от трона в пользу своего старшего сына Владимира и ушел в
монастырь, вероятно, основанный Наумом, по названию Святого Пантелеймона в
Преславе.2 Весь христианский мир получил пример назидания; люди говорили
хорошее о короле Борисе в Германии и Италии.3
Однако, Борис сделал гораздо большее, чем новообращение своей страны;
он сформировал ее предназначение навсегда. Со времен Крума Булгария стояла
перед двумя вызовами. Должна ли была она расшириться на западе до середины
Дуная, где германская культура была фильтром и где не было продолжительной
власти, чтобы противостоять ей, были лишь эфемерные княжества славян? Или
оставаться на Балканах, глядя на Восток и воююя против вечных стен Нового
Рима? Омортаг склонялся к западу и Борис, играя с римской церковью, почти
сделался центрально-европейским властителем. Однако в конечном счете он
выбрал христианство Византии, которое наиболее лучшим образом подходило для
его страны. И этим актом он прикрепил Булгарию на все времена к Балканам.
2
По поводу монастыря Св. Пантелеймона, руины которого ныне называются Патлеина, см.
Zlatarski, Izviestiya na Bulgarskiya Archeol. Institut, vol. i., pp. 146-62. Я думаю, что
передвижение столицы в Преславе Симеоном было продиктовано близостью своего отца.
3 Thephylact, Archishop of Bulgaria, op. cit., p. 201: Regino, p. 580: Manegold of Lautenbach,
p. 364: Sigebert, p. 341.
82
Книга III
ДВА ОРЛА
Глава I
ИМПЕРАТОР БУЛГАР И РИМЛЯН
Борис имел шестерых детей от своей крещеной жены Марии– Владимир,
Гавриил, Симеон, Якоб, Евфраксия и Анна.1 Вероятно, Гавриил умер молодым и,
возможно, Якоб – тоже; Евфраксия стала монахиней и Анна, несомненно, вышла
замуж – возможно, за человека из моравской королевской семьи2; Симеон вступил
в церковь; и Владимир должен был унаследовать трон своего отца.
Владимир был престолонаследником слишком долго. Он должен был
теперь приближаться к своим сороковым годам, поскольку сопровождал своего
отца на сербской войне в старые языческие годы. И, подобно всем нетерпеливым
принцам, он был полон возражений по отошению к политике своего отца. Мы мало
знаем о внутренней истории его правления, за исключением того, что он принял
посольство от германского короля Арнулфа в 892 г.3 Представляется, что как
только Борис спокойно закрылся от мира в своем монастыре, так новый хан сразу
нарушил все его реформы. Старая булгарская аристократия, которую Борис так
жестоко порезал, вновь поднималась на эффективную высоту; и Владимир впал
1
Имена членов правщей семьи даны в примечаниях к евангелии от Сивидали как
покровители какого-то монастыря (Racki, Documenta Historiae Chroaticae, pp. 382-3).
Владимир здесь назывался как Росате, вероятно, по своему предхристианскому имени.
2 Анонимный венгерский историк пишет, что король Саланус (Святопулк II) из Моравии
был связан через женитьбу с булгарским королем ( в это время Симеон). Такое
утверждение должно приниматься условно; однако, если было такое соединение, оно
должно быть почти определенно через одну из сестер Симеона, вышедших замуж за
моравского короля. Не похоже, что первая жена Симеона могла быть моравской
принцессой (Anonymi Historia Ducum Hungariae, p. xli.).
3 Annales Fuldenses, p. 408. Послы вступили в Булгарию по реке Сава. Владимир назывался
как Ландимир или Лаодомир.
83
под ее влияние. Бояры не любили христианство Бориса, с его строгими и
автократическими тенденциями. Как контраст этому, жизнь двора стала
экстравагантной и развратной, и там даже была официальная попытка восстановить
старые языческие обычаи и идолопоклонение.
Однако, Владимир и бояры напрасно думали, что они без Бориса. Хотя он
был замурован в своем монастыре, но знал все, что происходит за его пределами.
Четыре года он позволил им быть так, как они хотели; затем, когда увидел, что вся
работа его жизни находится в серьезной опасности, то он возник вновь. Его
престиж как грозного святого, был огромным; с помощью нескольких старых
государственных деятелей он легко завладел правительством. Вновь у власти, он
пожертвовал своими родительскими чувствами ради блага своей страны; в итоге
Владимир был низложен и ослеплен, и таким образм исчез из истории.1
Это была последняя попытка паганского возрождения – его предсмертными
схватками. Оно было обречено на падение; никто не мог рассчитывать, что низшие
и средние классы возвратятся к более жестокой и более угнетающей религии по
воле полу-иностранных магнатов, которые руководствовались скорее
политическими, чем религиозными мотивами. Борис должен был лишь появиться
вновь, как все это дело провалилось. Однако, ситуация для Бориса была весьма
деликатной. Низложением своего сына он спас христианство, но поставил под
угрозу его естественные следствия. Он действовал осторожно. Созывом конгресса
от всего своего королевства (как он был составлен, мы не можем говорить –
вероятно, из знати двора, провинциальных губернаторов или их представителей,
духовных властей и других заслуженных граждан) он оправдал свое вмешательство
на основе религии и затем повелел принять в качестве монарха своего младшего
сына, монаха Симеона.2 В тоже самое время он воспользовался конгрессом для
завершения своих последних крупных реформ. Семена, которые Клемент посеял в
Македонии – работа, прерванная правлением Владимира – и то, что Наум посеял
ближе к столице, успешно распустили корни; настало время заменить греческий
язык славянским по всем церквам Булгарии.3 Имелось несколько причин для таких
действий; вероятно, что появилась вакансия для булгарского архиепископата;
возможно, что греческое духовенство было слишком тесно связано с
императорской аристократией; и определенно настало время для мер, которые
расстроят империю – Василий и Фотий были уже мертвы, а император Лев и его
брат патриарх были слишком безразличны и слабы для того, чтобы противостоять
исполнению мероприятия, которое даже их великие предшественник считали
неизбежным. Более того, Борис рассчитал, что внедрение славянского как единого
национального языка Булгарии утопит навсегда убеждение в исключительности
1
Regino, p. 580: Manegold, p. 364: Sigebert, p. 341: Theophylact, Archibishop of Bulgaria,
Historia XV Martyrum, p. 213; Chudo Sv. Georgiya, pp. 19-20.
2 Regino, loc. cit. Борис пригрозил Симеону, что он будет обращаться с ним подобным
образом, если он споткнется – ненужная угроза благочестивому монаху, но, вероятно,
рассчитанная показать, что только по религиозным причинам монарх мог бы быть
низложен и лишь Борис как экс-монарх мог осуществить низложение.
3 См. Zlatarski, Iistoriya, i., pp. 254ff. Весьма вероятно, что изменение произошло теперь и
его аргументы были окончательными, хотя я думаю, что процесс шел более постепенно
чем он позволял; греческий язык не исчез полностью из пользования.
84
старых булгар. Дети гуннов должны были потерять свою идентичность; булгарин
ныне означал одинаково как булгар, так и славянин, любой подданный булгарского
монарха, который отныне был не ханом, а князем, славянским принцем.
С изменением языка, вероятно, организация булгарской церкви
завершилась, чтобы соответствовать статусу нового государства. На некоторое
время страна теперь была разделена между семью митрополитствами под
архиепископом Булгарии – митрополитства Дристры, Филиппополя, Сардики,
Провадии, Маргума (или Моравы), Брегалницы и Очриды. Большинство этих
епархий было организовано ранее, в частности, западные; епархия Брегалницы
было организовано в 889 г. Епархия Очриды, вероятно, еще не появилась на свет,
поскольку Македония была слишком дикой. Однако, миссионерская работа
Клемента продвинулась ныне достаточно хорошо, чтобы для него был организован
епископат. Он стал епископом двойного престола Дебрицы (Дрембица) и Белицы,
двух маленьких городов между Очридой и Прилепом.
В связи с этими духовными реформами подошли и другие изменения.
Иосиф, теперь архиепископ Булгарии, имел свой архиепископальный престол не в
Плиске, а в Преславе. Столица была также передвинута туда. Плиска, гуннская
столица с ее памятью о великих языческих ханах, была более непригодна.
Христианский принц должен был жить в Преславе, ближе к монастырю
Пантелеймона и христианской семинарии Наума.
Когда все было проделано, Борис возвратился в свой монастырь. Его работа
ныне была действительно завершена. А до этого он слишком рано отправился на
покой; Владимир был сломанным тростником. Однако в это время он был
уверенным. Он теперь мог посвящать себя навсегда к религии; никто вновь не
будет помогать его стране, за исключением его молитв. Он уже помог достаточно –
достаточно для того, чтобы его имя было вечно почитаемо как величайший из всех
ее благодетелей.
Новый принц Симеон был гораздо лучшим сыном чем Владимир. Ему было
около тридцати лет.1 Большая часть его жизни прошла в Константинополе,
прибывая в пределах дворца и учась, кажется, не только в славянской семинарии
Фотия, но также и в университете. Определенно, он стал опытным греческим
исследователем с направлением работ Аристотеля и Демосфена. Действительно,
иногда он был известен как полу-Аргус, полу-грек.2 В последние годы он брал
монашеские обеты, будучи, возможно, предназначенным своим отцом для
булгарского патриархата и проживал в булгарском монастыре, возможно, со своим
отцом в Пантелеймоне. Его христианское рвение не подлежит к сомнению. Тем не
менее, были неблагоприятные высказывания, когда он отказался от своих клятв и
возобновил весьма мирскую жизнь для восхождения на трон.3
Если государственные мужи в Константинополе надеялись, что
восхождение на трон «полу-грека» означает возрождение их влияния на Булгарию,
то они печально разочарованы. Посвященность Симеона к греческой литературе
1
Nicholas Mysticus (Ep. xxix, pp. 181) высчитал в 923, что Симеону было тогда более 60
лет.
2 Liudprand, Antapodosis, p. 87.
3 Liudprand (loc. cit.) говорит об инциденте с неодобрением; однако, он собрал свой
материал о Симеоне в Константинополе после войн Симеона против империи.
85
имел лишь результат, что он желал переводить ее на родной язык. Десятилетнее
следование официальной адаптации славянского языка и алфавита родило
удивительный урожай в литературе. Булгарские люди, долго ограниченные в их
письмах греческими буквами и языком или, возможно, несколькими руническими
знаками4, внезапно нашли способы самовыражения. Однако, расцвет был не во
всем спонтанным; языческая неграмотная страна, тем не менее великая, не будет
сразу превращаться в твердую почву для расцвета культуры. Булгарская
литература дала естественные ростки лишь через столетие, когда христианство и
письменность имели достаточно времени, чтобы проникнуть повсюду.1 А в
настоящее время она находилась даже под активным патронажем принца. Симеон
желал своему народу пользоваться сокровищами византийской цивилизации; он
поощрял переводы не только святых и святоотеческих работ, но и также
подходящую лирику. Последовательно, первые булгарские писатели были, в
основном, переводчиками; и их работа была в некоторой степени искусственной,
когда сюжет казался более утонченным, чем язык.
Тем не менее, это было заслуживающим доверия началом для любой
литературы. Уже, с тех пор как он осел в Македонии, Климент живо занимался
переводами. Он нашел себя ограниченным обычным повсеместным незнанием
греческого языка; и люди были очень глупыми.2 Единственная надежда была на
обширные переводы. Однако, Климент был неутомим. Он мог основываться на
работах своих великих учителей Кирилла и Мефодия и дополнять их, как только он
мог. К концу века он сделал Очриду одним из наиболее известных центров
распространения христианства и культуры; и когда он начал уходить от активной
жизни, его работа была во многом продолжена его старым другом-учеником
Наумом, который прибыл из Преслава принять епископство Очриды.3
Однако, в то время македонская школа Климента была в тени королевской
школы Преслава. Здесь переводы делались по всем направлениям. Сам Симеон
даже руководил сборником обьяснительных извлечений из Отцов; и введение
является лестным вкладом в его патронаж, называя его «новым Птолемеем,
который как трудолюбивая пчела собирает нектар со всех цветков, чтобы его
разбрызгать над боярами».4 Епископ Григорий перевел некоторые проповеди на
святых днях и работы Святого Анастасия; Пресветр Григорий перевел летопись
Иоанна Малалы и также романтическую сказку Троя для «книголюбителя
принца».5 Иоанн Экзарх по распоряжению королевского монаха Дукса, брата
Бориса, перевел Иоанна Дамасцена и написал Шестодниев, адаптацию
Гексамерона Святого Василия. Иоанн, писавший, вероятно, немного позднее чем
другие, был более смелым и написал главы собственного сочинения. К своему
4
Khrabr предполагает, что славяне использовали такие знаки, но определенно не
сохранилось никаких их следов на Балканах.
1 Предания Богомила действительно представляют первую стихийную литературу.
2 Vita S. Clementis, p. 1229.
3 Vita S. Clementis, loc. cit. and ff. : Zhitiya Sv. Nauma, pp. 4-5: Zlatarski, Istoriya, i., 2, pp.
351ff.
4 Сборник на Царь Симеона, введение.
5 Kalaïdovitch, Ioann Eksarkh, pp. 138ff.
86
Иоанну Дамасцену он написал введение, где дает краткую историю славянских
букв и высказывается по поводу трудностей переводчика – что делать в случаях,
когда слова относятся к различным родам на греческом и славянском языках? – и к
своему Шестодниев он добавил эпилог, хваля славу двора Симеона в Преславе.6
Даже королевская семья произвела писателя, Тудора, сына Дукса; однако,
сохранился лишь маленький пролог.7
Однако, все эти переводы были бесценными без того, чтобы
общественность могла быть убеждена, что славянский язык является подходящей
средой для литературы. Именно для оправдания его применимости была написана
первая оригинальная булгарская работа. Скоро после адаптации славянской
литургии монах Храбр написал малую апологию на славянском алфавите, в
которой он подчеркнул, что хотя иврит, греческий язык и латынь были языками,
освященными их использованием в Письменах и Отцами, это не исключает
приемлимость славянского языка; поскольку, в конечном счете, греки однажды
использовали финикийский алфавит и, во всяком случае, греческий алфавит был
создан язычниками, в то время как славянский был создан христианским святым
Константиным или Кириллом.
Трактат является отрывком добросовестного полемического письма,
местами наивного по стилю и аргументам, лишь местами носящего знак того, что
дает почувствовать, что лед был тонким. Однако, он должен был служить цели
хорошо, помогая защитникам нового алфавита чувствовать, что они имеют за
собой божественное позволение для его адаптации.1
Однако, имелась одна дополнительная трудность по новому алфавиту; но
она, кажется, должна была исчезнуть по естественной причине. Оригинальный ум
Святого Кирилла вывел два алфавита, известных в настоящее время как кириллица
и глаголица. Первый был основан на греческом алфавите, дополненном ивритом и,
вероятно, представляет его первую попытку, предназначенную для балканских
славян около его дома в Салониках. Однако, когда он прибыл в Моравию, где все,
что предполагало греческую пропаганду, было под подозрением, он нашел свой
алфавит ответствнным и начал вновь, произвольно искажая греческие буквы,
чтобы маскировать их происхождение, и фундаментально разрабатывая все дело в
целом. Это был алфавит, на котором был обучен Климент; он доставил его с собой
в Булгарию и на нем были написаны некоторые булгарские рукописи. Однако, там,
где греческая культура не находилась под подозрением, но, наоборот, был весьма
модной, там не было причины для существования глаголицы. Кириллица, алфавит,
который преподавался, несоменно, в славянской семинарии в Константинополе,
была гораздо простым и более практичным. Глаголица, неизбежно, ей уступала;
6
7
Idem, op. cit., p. 138: John the Exarch, Shestodniev.
Горький и Невоструев, Припискато на Тудора Черноризетс Доксов, стр. 32-3. Его
отношения с Симеоном исследованы Златарским, Кои е бил Тудор Чернорзетс Доксов (см.
Библиографию).
1 Khrabr, in Kalaidovitch, op. cit. pp. 190-2 passim. Zlatarski, Istoriya, i., 2, pp. 853ff.
обсуждает его идентичность, решая, что он не был ни Иоанном Экзархом (теория
Ильинского), ни учеником школы Очриды (теория Мазона).
87
однако, была ли победа кириллицы ускорена официальными действиями, нам
неизвестно.2
Грамотность была балансирована ростом искусств и роскоши. Симеон видел
в Константинополе ореолы величия, которые окружали императора и подчеркивали
его священность как наместника Бога; он понимал их значение для самодержавия.
В своей новой столице Преславе, Великом Преславе, он пытался восхвалять себя
подобным образом. Город начал процветать с церквами и с дворцами,
построенными придворными, которые следовали за принцем. Однако, королевский
дворец был центром всего; величие сияло от Симеона. Эффект был более чем
потрясающим в том, что он был так внезапно создан; ничего подобного в Булгарии
еще не видали. Иоанн Эксарх в предисловии к главе Шестодниев попытался
описать как поражался увиденным посетитель их провинции, как он наполнялся
восторгом при виде всех крупных зданий, с их мрамором и фресками – «видами
вселенной, украшенной звездами, солнцем и луной, землей с травами и деревьями
и морскими рыбами всех видов - увидел все это и растерялся. Затем он приходит
обратно домой, презирает свой собственный дом и хочет построить для себя также
возвышенное, как небо».1 В центре всего сидел Симеон «в одеянии, покрытом
жемчугами, с цепью орденов вокруг его шеи и браслетами на его на его запястьях,
опясанный пурпурным кушаком и с золотым мечом на его боку».2 Красноречие
Иоанна прерывается под давлением описания всего в общем; он может жаловаться,
что он виновен в преувеличении. Его посетитель отбывает, чтобы воскликнуть
своим друзьям, что «невозможно рассказать о великолепии, красоте и порядке и
каждый из вас должен увидеть все это сам».3 Поставленные Симеоном цели,
кажется, были достигнуты; однако, сомнительно, если под поверхностью
великолепия было то, что для глаз Константинополя все это выглядело как простой
стандарт цивилизации и комфорта.4 Более того, за пределами столицы было
невозможно найти никакой роскоши; посетитель Иоанна Экзарха жил в доме из
соломы. Даже в Очриде старые церкви, построенные из камня, датируются веком
позднее.5 Однако, это, по-видимому, не было непреднамеренным. Симеон хотел,
чтобы Преслав стал центром Булгарии, даже как Константинополь для империи.
Его надежда была тщетной; его столица, подобно его литературе, была
искусственно форсированным мероприятием. Географически то, что сделало
Константинополь крупейшим портом и рынком среднекового мира, не было дано
маленькой части долины среди низких гор, где располагался Преслав. Сегодня от
крупного города, который даже через три века6 покрывал площадь, намного
2
По поводу кириллицы и глаголицы см. прил. IX.
John Exarch, Shestodniev, p. 47
2 Ibid., p. 46.
3 Несомненно, в 927 году Мария Лисапен взяла с собой в Булгарию всю свою мебель и пр.
4 John Exarch, op. cit., p. 46.
5 Вероятно прибережные города, как Анчиалус или Девелтус, построены и все еще в
основном заселены греками и армянами, имели более высокие стандарты; и бывшие
имперские крепости, вероятно, имели несколько зданий; Красная церковь в Филипполисе,
кажется, датируется по-меньшей мере с начала девятого века. Первые очридианские
церкви датируются со времен правления Самуила.
6 Во времена Nicetas Acominatus (p. 486).
1
88
большую, чем любой другой балканский город, остались лишь несколько
незначительных руин.
Действительно, хотя и путешественник сегодня может все еще любоваться
великолепием этой местности,7 тем не менее трудно представить ее прошлую
славу. От обширного дворца Симеона найдено весьма мало, раскопки выявили
лишь фундамент и несколько мраморных колонн. Город в течение веков служил в
качестве каменоломни турков, точно как он сам был построен из камней старых
римских городов, таких, как Марцианополь.1 Раскопанные церкви во внешнем
городе Симеона и в Патлеине Бориса, носят следы большего великолепия. Для
любого из Константинополя их размеры не впечатляют и их украшения кажутся
грубыми. Они состояли из мраморных плит и мозаик, обработанных, насколько мы
можем судить, без излишней деликатности; однако, их главной характеристикой
является обширное использование кермаических плиток, некоторые плоские,
другие украшены простыми узорами, необыкновенно свободными от
византийского влияния, напоминающими скорее крестьянское искусство, которого
можно найти повсеместно во всем мире. Однако, в Патеине была найдена
керамическая икона Св. Теодора, довольно византийская по духу и показывающая
высокий уровень техники исполнения. На сегодня она остается уникальной,
однако, была ли уникальной вершина искусства в золотой век Симеона, нам не
известно.2
Хотя литература и изящества нуждались искусственного стимулирования,
булгарская торговля и коммерция процветали естественным образом. Главным
занятием страны было сельское хозяйство и, вероятно, булгарские злаки и
животные помогали кормить имперские города прибережья и сам
Константинополь. Работали шахты и от их продукции росли королевские доходы.
Более того, булгарские владения лежали на великих торговых путях. Оживленная
торговля, которая проходила между степями России и Константинополя шла как
правило, морем вдоль западного берега Черного моря; однако, некоторая ее часть
должна была идти по суше через Преслав и Адрианополь или по прибережной
дороге, а некоторая часть – через Дристру на Салоники. Был еще другой, равно
важный торговый путь, который не мог обойти Булгарию; это был путь из
Центральной Европы, который вступал на Балканский полуостров в Белграде и,
подобно нынешней железной дороге, разветвлялся в Нише, одна ветка шла через
Сардику (София) и Филипполь на Адрианополь и Константинополь, другая –
срезала прямо на юг через Салоники. Это означало постоянный поток товаров,
7
Город имел приблизительно форму пятиугольника со сторонами что-то около 2 км
длиной. Великий дворец или внутренний город занимал около 1/8 всей площади. Сегодня
можно обозревать стены обоих городов, остатки внешнего города местами все еще стоят.
1 Определенно, мрамор происходит из Малой Азии. Симеон, возможно, добавил его из
своих запасов, сделаных во время набегов на пригороды Константинополя.
2 Икона теперь хранится в музее Преслава. Работа кажется принадлежит местному
мастеру. Обстоятельства ее нахождения ясно указывают на то, что она датируется от
первого монастыря, т.е. до 900 н.э.
89
проходящий через Булгарию и обогащение на своем пути булгарских купцов или
греческих и армянских подданных принца.3
Симеон заботился о благополучии коммерческого благосостояния; и в
начале своего правления его вмешательство в торговые дела казались временами
рарушающими Булгарию и всю ее новорожденную культуру и которое в конечном
счете послужило для утверждения навсегда балканской судьбы, которую
запланировал Борис для своей страны. Даже со времен Тервелла торговля между
Булгарией и империей была тщательно организована и теперь булгарины (Так в
тексте, чтобы подчеркнуть, что булгары смешались со славянами. Переводчик для
удобства все же будет использовать название булгары – В.М.) имели свои
расчетные конторы в Константинополе (вероятно, в квартале Св. Мамаса, наряду с
русскими конторами), где они распределяли свои товары по имперским торговцам.
В 894 г.1 интрига в имперском дворе привело к тому, что два греческих купца
Старакиус и Космас монополизировали булгарскую торговлю. В этой связи они не
только наложили тяжелые таможенные сборы, но и настаивали в передвижении
расчетных контор в Салоники – коррупцию можно было переносить легче вдали от
столицы. Все это, естественно, сильно расстроило булгар и они пожаловались
Симеону. Он сразу сделал представление перед императором. Однако, нечестные
греческие купцы находились под защитой Заутзеса, Басилопатора,2 всесильного
тестя императора; Лев поэтому проигнорировал посольство Симеона и разразился
скандал. С этого времени Симеон решил прибегать вооруженным силам и
приготовился для вторжения в Тракию. Главные имперские армии под
командованием Никифора Фоки, героя итальянских войн, были далеко на Востоке,
сражаясь против сарацинов; Лев мог отправить лишь армию необученных солдат
против захватчиков под командованием Прокопия Кренитиса и армянина
Куртикуса. Эта армия, несмотря на ее подавляющую численность, не составила
какой-либо трудности для полного разгрома; два генерала были убиты в сражениии
и пленные лишились своих носов. Булгары затем пошли в наступление через
Тракию на столицу.
Лев теперь полагался на дипломатию. Он отправил в том году посольство в
Ратисбон к королю Арнулфу – вероятно, перед тем как началась война, в качестве
контрмеры к посольству Арнуфа к Владимиру в 892 г. – однако, его посол был
принят не так хорошо.3 Тем не менее теперь он имел более лучший план. Со
времен Омортага дикие мадьяры установились в степях прямо перед булгарской
границей на реке Днестр, если сейчас уже не на Пруте. В 895 г. он направил
патриция Нисету Склеруса к мадьярам и предложил вождям мадьяров Арпаду и
Курсону вторгнуться в Булгарию; он обещал, что пришлет корабли для того, чтобы
3
Торговые пути даны в Constantin Porphyrogennetus, De Administrando Imperio, pp. 79,
177.
1 Об этом расскажу дальше.
2 Буквально, отца императора. Этот титул был учрежден между 891 и 893 г.г. императором
Львом VI Мудрым для Стилианоса Заоутзеса, отца долговременной любовницы Льва и
затем второй его жены. – Прим. переводчика.
3 Annales Fuldenses, p. 410. Посол имел лишь одну аудиенцию и в тот же день отбыл. Было
второе и более успешное посольство в 896, но сомнительно, что оно имело дело с
булгарской войной (там же, стр. 413).
90
их переправить через Дунай. Мадьяры радостно согласились, в особенности,
потому, что чувствовали себя под давлением на своих восточных границах со
сторон еще более дикого народа, печенегов; они отдали заложников и было
заключено соглашение. Лев затем вызвал Никифора Фоку из Азии и направил
имперский флот под адмиралом Евстафием. Эти приготовления
действительно имели намерение лишь внушить страх на булгар. Теперь, когда
Симеон должен был иметь дело с мадьярами, Лев предпочел не воевать; он не
хотел усилить мадьяров засчет булгар и, кроме того, его кроткий христианский ум
делал его нерасположенным воевать против единоверцев. Он отправил квестора
Константинакуса предупредить Симеона о будущем мадьярском наступлении и
предложить соглашение о мире. Однако, Симеон был подозрительным и
агрессивным; он еще в Константинополе узнал, какой коварной может быть
имперская дипломатия и, вероятно поэтому не поверил в историю о мадьярах.
Константинакус был взят под стражу и никакого ответа не было предложено.
Симеон скоро был разочарован. Как только он приготовился встретить
Никифора Фоку, пришла весть о прибытии мадьяр. Он поспешил на север, чтобы
их встретить, но был разбит. В отчаянии он отступил к сильной крепости Дристра.1
Мадьяры наступали, грабя и разрушая. На воротах Преслава они встретились с
Никифором Фокой, которому они продали тысячами булгарских пленных. Булгары
были в отчаянии. Они отправили людей к Борису в его монастырь за советом;
однако, он только посоветовал три дня поста и молиться за страну. Ситуация была
спасена гораздо менее почтенным средством – дипломатической хитростью
Симеона.
Когда он поверил в серьезность своего положения, то отправил через
Евстафиия просьбу к императору о мире. Лев радостно ее принял. Он приказал
Фоке и Евстафию отступить и направил магистра Льва Чоеросфактуса обсудить
условия мира. Это было точно то, чего добивался Симеон. Когда магистр прибыл,
то он был взят под стражу в крепости Мундрага: в то время как Симеон
освободился от угрозы половины своих врагов, он направился атаковать
оставшихся, мадьяр. В крупном сражении он достиг победы над ними и отбросил
их за Дунай. Битва была такой кровепролитной, что даже булгары, говорят, что
потеряли 20 000 рыцарей. Одержав победу над мадьярами, Симеон информировал
магистра Льва о том, что его условия ныне включают освобождение всех
булгарских пленных, недавно выкупленных Фокасом у мадьяр. Несчастный посол,
который между тем не был способен связаться со своим правительством,
возвратился в Константинополь, вместе с неким Федором, приближенным
Симеона, чтобы наблюдать, как все это будет сделано.
Лев желал мира и был готов отдать пленных. Он никогда не рассматривал
войну с энтузиазмом и даже недавно позволил себе потерять услуги Никифора
Фоки, другой жертвы его злого гения Заоутзеса. Узнав об этом, Симеон решился
воевать. Он подождал, пока его пленные возвратятся к нему, затем, заявив, что
некоторые из них были удержаны, он вновь появился с полной силой на
тракийской границе. Новый имперский командующий Катаколон не имел
способностей Фоки. Он прибыл с главной имперской армией против Симеона к
1
Доростолум, современная Силистрия.
91
Булгарофигону и там был полностью разбит. Его заместитель Протовестарий
Феодосий был убит; он сам едва спасся вместе с немногими беглецами. Битва была
такой страшной, что один из имперских солдат решился отречься от мира и ушел
для получения блаженства под именем Луки Стайлита.2 Это произошло в году 897.
Симеон вновь стал хозяином положения; и Лев Чоеросфактус вновь был
назначен для выработки лучшего мирного соглашения, какое только он мог. Это
была неблагодарная задача. Большинство его корреспонденции с Симеоном и со
своими правительством сохранилось и показывает испытания, которые ему
предстояли. Симеон, в свою очередь, хитрил, был высокомерным и
подозрительным; он чувствовал, кажется, что его враги были чокнутыми
властелинами и поэтому не доверял ни одной их жести без подозрения, что она не
содержала бы какое-либо губительное условие, которое он пока еще не может
расшифровать. Его письма содержат фразы на краю оскорблений; он заявил, что
«ни ваш император, ни его метеоролог не могут знать будущее» - замечание,
весьма раздражающее монарха, который гордился своими предсказаниями.1
Главной трудностью было то, что Симеон не хотел отдать обратно за выкуп 120
000 пленных, которых он захватил недавно. «О Магистр Лев», писал он, «я ничего
не обещал тебе насчет пленных. Я никогда так не говорил тебе. Я не должен их
отправлять обратно, поскольку неясно вижу будущее».2 Тем не менее пленные в
конечном счете были возвращены назад и посол обеспечил лучшее соглашение о
мире, чем ожидалось. Император согласился платить ежегодную субсидию
булгарскому двору, вероятно, небольшую, но мы не знаем о ее размере;3 однако
Симеон, не захотевший новых аннексий, отдал обратно тридцать крепостей,
которые были захвачены его помощниками в провинции Дюррахиум;4 и булгарские
расчетные конторы остались, очевидно, в Салониках.5
Причину такой сдержанности далеко не приходится искать. Арабский
историк того времени Табари рассказал историю, как «греки были на войне со
славянами» и греческий император был доведен до уровня целесообразности
вооружения своих мусульманских пленных, которые нанесли поражение славянам,
но после этого они скоро были разоружены.6 История, очевидно, причудлива;
самое большее император, возможно, снабдил оружием для продолжения
чрезвычайного положения в поселениях азиатов в Тракии. Симеон пребывал в
состоянии сдержанности по причинам весьма далекого характера. Когда император
позвал мадьяр против него, Симеон решил, что он также будет вести дипломатию и
дал взятку печенегам, которые находились за мадьярами, чтобы они атаковали
2
Vie de Luc le Stylite, pp. 200-1.
Leo Choerosphactus, Ep. iii. (Symeon to Leo), p. 381. Император Лев предсказал правильно
о правлении своего брата и имел репутацию за свои предсказания, от чего и его прозвище
«Мудрый».
2 Ibid., Ep. v. (Symeon to Leo), p. 382. Это было полное письмо.
3 То, что существовала дань, мы знаем от отказа Александра продолжать договоренности,
сделанные Львом (Theophanes Continuatus, p. 378, and Nicholas Mysticus, Ep. vii., p. 57). Он
предложил, чтобы задолженности уплачивались.
4 Leo Choerosphactus, Ep. xviii. (to the Emperior Leo), p. 396.
5 В De Administrando (loc. cit. ) торговые пути рассчитывались от Салоники.
6 Tabari в Васильев, Византия и арабы, т. 2, Приложения, стр. 11.
1
92
последних с тыла. Результа в конечном счете был не таким, которого он хотел.
Когда мадьяры, понесшие поражение в Булгарии, возвратились в свои дома – на
земли через Днестр, которых они называли Ателкуз – он нашли, что их дома
оккупированы печенегами, народом, которого они смертельно боялись. Они
должны были мигрировать; и так со всеми своими семьями и со всем своим
имуществом они перешли реки еще раз и затем двинулись на запад, через
карпатские горы в центральную дунайскую равнину, к берегам Тиссы, границе
между булгарскими и моравийскими владениями. Время было на их стороне.
Великий король Святополк умер в 894 г., его наследники были слабыми и спорили
между собой. Их сопротивление было преодолено легко. К 906 г. мадьяры были
властелинами всей долины, от Хорватии до австрийских болот и Богемии.7
Симеон не мог пропустить все это без последствий. Трансильвания и долина
Тиссы были не особенно важной для него ценностью, за исключением их соляных
шахт, чья продукция была крупной частью булгарского экспорта. Однако, ни один
гордый король не мог пережить потерю обширных провинций без
сокрушительного удара. Однако, хотя мы знаем, что его войска сражались с
мадьярами, но ничего не знаем о масштабе войны. Согласно мадьярам, греки
помогали булгарам, но оба были побеждены.1 Вероятно после нескольких
безуспешных стычек Симеон прекратил свои потери и ушел из страны. Его
обширная задунайская империя была сокращена до долины Валлахии.2
Приход мадьяров имел далекоидущие последствия для Булгарии и всей
Европы. В то время и почти весь век их присутствие казалось их соседям –
славянам, франкам и грекам, одинаково – явной неприятностью; они, главным
образом, были известны со своими эффектными и неисправимыми набегами.
Однако, дальновидные франкские и греческие государственные мужи
рассматривали их как избавление и благословение. До сих пор здесь имело место
прочное и плодовитое славянское рассредоточение от Греции и Италии до Балтики.
Если бы они объединились – и это было непостижимо – их господство в Европе
было бы обеспечено. Однако, теперь вбивался клин среди них; северные и южные
славяне навсегда разделились. Каждый из них теперь пойдет своим путем. С этим
новым противником среди них, они не смогут расширяться дальше. Соседние
народы были спасены.
Тем не менее, хотя славянский мир, в конечном счете, должен был потерять
на этом, но для Булгарию мадьярский прорыв послужил в качестве стимулятора.
Борис установил, что Булгария должна быть восточной державой. Теперь не
оставалось никакой альтернативы. Она была отрезана от среднего Дуная и Запада;
было бесполезно сокрушаться по безнадежным амбициям. Булгарские послы более
не должны были путешествовать в Аахен или Ратисбон; дорога была
заблокирована и таким образом они об этом просто позабудут. Мечты Симеона о
7
Constantine Porphyrogennetus, De Administrando Imperio, pp. 168 ff.
Anonymi Historia Ducum Hungariae, p. xli.
2 При отсутствии какого-либо определенного утверждения представляется, что лучше
предположить, что Симеон лишь удержал Валлахию, которую он потерял через несколько
лет в пользу печенегов. Мадьяры определенно приобрели себе булгарскую Трансильванию
и Паннонию; Молдавия, которую удерживал Симеон, была слабой, вероятно, тоже попала
в руки печенегов.
1
93
великой державе должны были находить выход на Балканах. Он обратил свои
голодные взоры на Сербию и Хорватию и больше всего на Восточную империю. И
определенно странные вещи творились там.
Годы после войны были прошли достаточно мирно в украшении Преслава и
расцвете литературы, которой покровительствовал Симеон; но отношения между
Булгарией и империей временами становились напряженными. Это, главным
образом, было связано со второстепенными действиями булгарской агрессии в
Македонии. Булгары заставили греческие города македонской долины платить
дань и привыкли к грабежу сельских районов, если дань не поступала. 3 В 904 г.
арабский пират Лев триполийский, уже известный по своим набегам на прибережье
Эгейского моря, скоро появился напротив крупного города Салоники.
Организовать сопротивление уже времени не было; город был захвачен и
опустошен и большое число жителей было убито или захвачено в плен. Так
случилось, что в это время имело место два официальных проезда через Салоники:
один, когда евнух Кубикулар Родофил, вез золото для войск в Сицилии, а другой,
когда Асекрет Симеон, вез золото, предназначенное для булгар в качестве дани от
македонских городов. Во время вышеназванного несчастья они спрятали свои
золотые грузы. Родофил был захвачен сарацинами и ему приказали указать место
тайника; но, отказавшийся стать предателем доверия, оказанного ему, он быбрал
смерть мученика. Симеон был менее героем, но более мудрым. Он предложил весь
тайник Льву триполийскому при условии, что он более не будет разрушать город и
уйдет, подняв паруса. Торг был успешно заключен и выполнен и асекрет (видимо,
секретный агент – В.М.) был награжден императором.1
Однако, булгары в Македонии оказались без своей дани. В отместку они
направились в долину и начали там оседать. Греческое население было ослаблено и
сокращено этим ужасным опытом; оно обратилось в Константинополь. Посол
Чоеросфактус вновь отправился в булгарский двор, чтобы заявить протест. Симеон
не хотел войны, поэтому согласился вывести своих людей.2 Однако, он настаивал в
новой демаркации границы; новая линия проходила в пределах пятнадцати милей
от города Салоники.3
3
John Cameniates, De Excidio Thessalonicae, p. 496.
John Cameniates, op. cit., pp. 569 ff., Vita Euthymii, pp. 53-4: Theophanes Continuatus, p.
368: Cedrenus ii., pp. 262-3. История немного запутана; лишь Vita Euthymii (которая,
кстати, является одним из доверительных источников) упоминает, что Симеон вез золото
булгарам, другие едва соединяют Симеона с Родофилом, который держал путь в Сицилию.
Кажется ясно, что два чиновника путешествовали вместе. Тот факт, что Симеон был в
Салониках, показывает, что это была не ежегодная дань Преславу, но местная дань,
которая, выплачивалась из Константинополя.
2 Leo Choerosphlactus, Ep. xviii. (to Emperor Leo), p. 396.
3 Это было подтверждено двумя колоннами, датированными 904 г. и найденными в реке
Нариш (в 22 км от Салоники). Колонны были поставлены Олгу Таркан Федором.
(Успенский, в Известия русск. археолог. инст. в Константинополе). Златарски (Istoriya, i, 2,
pp. 340 ff.) дает грубую линию границы, но основывает ее на перечне епископатов во время
правления Льва VI: что является неубедительным – т.е. Девелтус в это время был включен
как имперский епископат, хотя он определенно был булгарским городом. Вероятно его
1
94
Эта сдержанность Симеона, возможно, была обязана влиянию его отца;
однако, скоро Симеон потерял его советы навсегда. 2 мая 907 г. умер Борис.4 За
пределами Булгарии никто этого не заметил; он отошел от дел так давно и
Германия, где люди говорили о нем со страхом, была с тех пор далека и между ней
и Булгарией блуждали мадьяры, а в Константинополе занятые греки думали о
других делах. Тем не менее это было концом одного из великих людей в истории.
Климент пережил своего великого покровителя на девять лет, скончавшись за
повседневной работой в 916 году. Наум, который покинул Преслав, уходя в
монастырь, умер в 906 году.5
Мир продолжался несколько лет, с перывым лишь малый набег мадьяр
через западную Булгарию в Дюррахиум1; между тем Симеон с интересом наблюдал
любопытные дела во дворе Константинополя. Император Лев Мудрый был очень
несчастен в своих женитьбах. Его первая жена, святая, которую он не любил,
умерла без зачатия ребенка; его вторая жена, дочь Заутезеса и его любовница в
течение многих лет, умерла, оставив лишь дочь. Один из его братьев, патриарх
Стефан, умер в 893 г., а другой, со-император Александр, был бездетным и
развратным. Третья женитьба была против духовного закона и Лев ее отменил в
своей кодификации; но при некоторых обстоятельствах он чувствовал для себя
оправданным находиться над законом. Однако, его третья жена также умерла, не
оставив ребенка; и скоро, кажется, и его единственная дочь последовала в могилу.
Лев в отчаянии, возможно и сдался перед неизбежностью исчезновения династии –
как наказание за его запачканное кровью, прелюбодейное происхождение; но
внезапно появился другой фактор. Он влюбился в черноглазую знатную женщину
по имени Зоя Карбонопсин, из семьи Святого Феофана. Сперва он взял ее во
дворец как признанную любовницу; но в конце 905года она родила ему сына,
Константина с прозвищем Порфирогенет. Лев решил, что теперь обязан жениться
на Зое и узаконить ее. Однако, со стороны Николая Мистика, друга, которого он
посадил на патриарший трон, он встретил непреклонное возражение; Николай, как
патриарх, не мог мириться со скандальной четвертой женитьбой. Наконец, он
предложил компромисс. Его условия, предлагающие крещение и признание
мальчика при условии, что мать покинет двор, были приняты, однако, затем были
нарушены императором. Через три дня после крещения, в январе 906 г. Лев тихо
женился на своей любовнице и короновала ее как Августу. Это было прямым
вызовом; и Николай – гордый, выскомерный и бесстрашный – принял его. Все
попытки залатать мир, пали. Лев обеспечил себе поддержку папы и других
восточных патриархов, которые все завидовали престолу Константинополя;
однако, Николай остался непреклонным и в день рождества закрыл ворота храма
Святой Софьи перед носом императора. Лев ответил через несколько недель его
греческое население соблюдало греческие обычаи и поэтому не нуждалось в булгарском
архиепископе, а подчинялось прямо патриарху.
4 Tudor Doksov, pp. 32-3.
5 Vita S. Clementis, p. 1236. Zhitie Sv. Nauma, ed. Lavrov, p. 41.
1
Мадьярские вожаки сбились с пути и никогда не возвратились назад ( Anonymi Historia
Ducum Hungariae, p. 46). Nestor, p. 19 упоминает этот набег, как достигший до пригорода
Салоники.
95
арестом и отправкой в ссылку. Его место занял мягкий, более услужливый монах
Евфимий Синсел.
Лев торжествовал, но с силой, перед лицом благочестивого общественного
мнения. Было много таких, которые верили, что наместник бога император
находится выше закона, но многие другие верили, что даже он связан с законами
церкви бога. Еще раз был поднят общий вопрос о церкви и государстве и
Константинополь был полон противоречий. Триумф Льва был эфемерным и
поверхностным. Ссылка Николая для половины города было мученичеством и его
сторонники этим были воодушевлены. Кроме того, здоровье Льва было плохим; он
скоро должен был умереть. Александр, его брат, ненавидел его и все его дела.
Однако, он утопал в беспутстве и также должен был скоро умереть. Даже
маленький мальчик, на котором зависела судьба, был в очень деликатном
положении. Куда бы не смотрели люди, небо было покрыто мраком; надвигался
шторм.1
Симеон, в своем вновь построенном дворце в Преславе, был хорошо
информирован о том, что случилось. Он ожидал, когда воды станут беспокойными;
и через его голову пронеслись проекты и амбиции.
В 11 мая 912 г. скончался император Лев Мудрый и во главе правительства
стал император Александр. Все с этого момента пошло вспять. Николай
возвратился со ссылки и Евфтимий был отправлен на свое место; новое
мученичество взяло верх над старом и озлобило конфликт. Императрица Зоя ушла
из дворца; ее сын был спасен от кастрации друзьями, наставивших на плохом его
здоровье. Все министры старого режима были уволены, некоторые из них умерли в
тюрьме. Между тем Александр наслаждался жизнью, выпивая и идолопоклонствуя,
играя в азартные игры, проводя время со своими фаворитами.2
Через несколько месяцев после восхождения на трон Александра в
Константинополь прибыло булгарское посольство. Симеон, весьма корректно
прислал поздравления новому императору и просил его об обновлении договора,
заключенного си Львом. Александр принял посольство непосредственно сразу же
после очередной оргии и с пьяным бравадо выслал его обратно, коротко заявив, что
он отказывается от платы дани. Послы возвратились к Симеону, чтобы сообщить
ему об их приеме. Он нисколько не расстроился; у него теперь появилась
превосходная причина для разрыва мира и империя под умирающей пьяницей
никогда не будет в состоянии противостоять ему. Он приготовился к войне.3
Не было нужды для спешки; империя шла от плохого к худшему.
Александр умер 4 июня 913 г., оставив правление в руках регентского совета, где
господствовал патриарх Николай.4 Все это был в пользу Симеона. Николай,
бесстрашный противник, хотя и близкий к императору, но всегда был озабочен по
поводу умиротворения Симеона; он никогда не забывал о том, что являлся
всемирным патриархом, духовным вождем булгарской церкви; он был настроен
1
Theophanes Continunatus, pp. 360 ff.: Nicholas Mysticus, Ep. xxxii, pp. 197 ff. : Vita
Euthymii, passim.
2 Theophanes Continuatus, pp. 377 ff.: Vita Euthymii, pp. 61 ff.
3 Theophanes Continuatus, p. 378.
4 Ibidl., p. 380: Vita Euthymii, pp. 69, 70.
96
покинуть патриархат не менее слабым, чем его принял. Определенно, поэтому он
будет умиротворять булгарского монарха и удерживать его от соблазнов
независимости или Рима. Именно такой тревоге мы обязаны длинным сериям
писем, адресованных двору Преслава – писем с деликатно меняющимся тоном,
образующих главный источник истории тех годов.
В августе 913 года Симеон с всей своей мощью вторгся в империю. Николай
тщетно пытался уговорить его, обращаясь к лучшей черте его характера, не
атаковать маленького ребенка и к худшей – предлагая отправлять долги по дани
сразу в Девелтус.5 Однако, никакое обращение уже не могло тронуть булгара. Его
цели были намного далекоидущими.
Его вторжение последовало за военным мятежом1 и имперское
правительство было не в состоянии противостоять ему. Быстро пройдя через
Тракию, он появился перед Константинополем и растянул свою крупную армию
вдоль линии земляных валов от Золотого рога до Мраморного моря. Однако, вид
огромных укрепелений города обескуражил его; впервые он видел своими глазами
противника и убедился, как он был неприступен. Он решил начать переговоры.
Николай обрадовался. Последовали серии дружественных встреч. Сперва
Симеон отправил своеог посла Федора в город для встречи с регентством. затем
регентство и юный император лично развлекали сыновей Симеона на празднике в
Блачерне2; и наконец, Николай сам отправился с визитом к Симеону и был принят
с заметным уважением. Между тем были обсуждены условия мира. Симеон был
умеренным в своих требованиях; он получил долги по дани и великое количество
подарков и обещание, что император женится на одной из его дочерей. С тем он и
возвратился в Булгарию.3
Эти условия требуют некоторого разъяснения. Их ключ лежит в факте, что,
я полагаю, Симеон впервые сформулировал для себя абициозный план, который
скоро стал довлеть над ним. Он нацелился немало, немного стать императором.
Уже один его отказ удовлетвориться обычной данью показал, что он надеется на
более великие вещи; и ныне, через эту женитьбу он собирался легитимизировать
прочное положение во дворе. Идея не такая фантастическая, как можно видеть.
Империя все еще была универсальной международной концепцией; люди многих
различных народов поднялись на трон. Никто, правда, не сидел на иностранных
тронах; однако, это, несомненно, будет работать для их преимущества. И
настоящее пробуждало надежды для будущего времени. С имперской семьей,
доведенной до уровня деликатного мальчика, будущее, казалось, должно
находиться в руках сильного человека. И никто не мог бы быть сильнее, чем
Симеон, с дочерью, установленной во дворце, с патриархом в качестве друга и с
5
Nicholas Mysticus, Ep. v. – vii., pp. 45-60, esp. pp. 53, 57.
Мятеж Константина Дукаса, смотрителя школ.
2 Scylitzes (Cedrenus, ii., p. 282) говорит, что Симеон сам развлекался на этом празднике,
но более ранние летописи согласны лишь с тем, что пришли туда сыновья Симеона.
Византийский этикет редко позволял иностранным монархам вступить в Константинополь.
Даже Петру из Булгарии, который женился на Марии Ликапене, было позволено короткая
встреча в пределах города и только во дворце Блачерна, примыкающему к стенам.
3 Theophanes Continuatus, p. 385. Logothete (Slavonic version), p. 126. Я обсуждаю вопрос
о женитьбе (которая определенно датируется от этих переговоров) ниже в прил. X.
1
97
его огромными армиями, готовыми в любой момент спуститься к Тракии; и,
однажды Константинополь став его, империя будет также его, поскольку
Константинополь был империей. Это была по любым мерам невозможная амбиция.
Удача не благоволила ему: хотя тем самым Булгария была удачной. Поскольку эти
мечты были предательством политики Бориса. Булгария Бориса, с ее
национальным языком и национальной церковью была также незрелой, чтобы
протиовостоять против поглощения империей. Через столетие она была другой;
Булгария была установившейся нацией. Однако тогда различные славянские
племена и булгары будут отброшены назад и греческий дух восторжествует. Работа
Бориса будет загублена.
Однако, эти рассуждения были пустыми; потому что Симеон просчитался.
Он не осознавал, каким опасным было правительство патриарха. Николай был
регентом ребенка, чью легитимность едва признавал и хотя он был патриархом, но
был лишь руководителем группы. Другая группа имела руководителя, чьи
претензии на регентство было гораздо более сильными и более логичными.
Императрица Зоя, мать императора, хотя находилась в насильственном отчуждении
как монахиня, имела много своих последователей; и скоро коллеги-регенты
Николая устали от его диктата и перешли на другую сторону. Симеон не успел
возвратиться в Булгарию, как Зоя вышла из своего пристанища и взяла правление в
свои руки.1
Зою не одолевали никакие заботы Николая. Ее ничуть не беспокоило то, что
он мог потерять свое титулярное руководство над булгарской церковью. И она
приняла решение, что ее мальчик не должен жениться на дочери варвара. Николай
остался на своем патриаршем троне, но теперь он не имел голоса в правительстве.
Вся умеренность Симеона и его умасливания пропали зря. Он должен был еще раз
прибегнуть вооруженной силе. В отчаянии Николай писал ему, напоминая о его
обещании мира. Симеон считал себя свободным от своих обязательств; новое
имперское правительство напрочь позабыло условие о женитьбе.2
В сентябре 914 г. булгарские вооруженные силы появились перед
Адрианополем; и армянский губернатор крепости был побужден к предательству в
их пользу. Однако, императрица была энергичным правителем. Она сразу
направила людей и денег, чтобы возвратить город; и булгары пришли к выводу, что
будет более разумно отступить.3 История о двух последующих годах весьма
туманная. Симеон не предпринял никаких шагов по отношению к
Константинополю; однако, в 916 г., если не в 915 г., его войска были активно
вовлечены в рейды на провинции далеко к западу, Дюррахим и Салоники.4 В 916 г.
они дошли до залива Коринт и с перерывами оставались там в течение десяти лет.
1
Theophanes Continuatus, p. 383: Vita Euthymii, p. 73.
Николай никогда не напоминает об этом в своих письмах к Симеону до момента
восхождения Романа на трон, когда мы услышим, что Симеон требовал это задолго перед
этим.
3 Theophanes Continuatus, p. 384. Губернатора подстрекал архиепископ Стефан Биис,
Epidromai Boulgaron, pp. 368-9.
4 Nicholas Mysticus, Ep. ix, p. 76.
2
98
Их присутствие не создавало уюта; даже Святой Лука Младший, знаменитый
своим аскетизмом и смиренностью к мясу, ушел в это время в Патрас.5
Однако, Константинополь был реальной целью Симеона. К 917 г. он уже
концентрировал армии на тракийской границе.6 Он даже попытался получить
поддержки у печенегов, его друзей по ранней войне; но его послы были
перекуплены имперским агентом Иоанном Богасом, финансовые ресурсы которого,
несомненно, были по-больше. При таких обстоятельствах императрица решила
выступить первой. Кажется, время было выбрано правильно; она была
воодушевлена победами своих войск в Армении и Италии; и теперь пришла
новость, что печенеги приготовились вторгнуться в Булгарию с севера. Ее флот
направился к Дунаю, чтобы перевезти их через Дунай и полная имперская армия
прошла маршем через Тракию к границе.1
Симеон оказался схваченным врасплох. Печенеги были гораздо хуже чем
мадьяры и он мог с трудом рассчитывать на повторение своей хитрой дипломатии
двадцати годов тому назад. Однако, удача была на его стороне, так неожиданно,
что мы едва ли сомневаемся, что он поддержал удачу взяткой. Иоанн Богас прибыл
на Дунай, ведя с собой печенегских орд; но он поссорился с имперским адмиралом
Романом Ликапеном и в результате последний отказался перевозить варваров. А те,
в свою очередь, утомленные задержкой, не могли больше ждать; после
опустошения и, вероятно, полу-оккупации Валлахии, он возвратились в свои дома.
Мнение современников заподозрило Романа в каком-то двойном игре. Ничего не
было доказано. Роман был определенно амбициозным и нескрупулезным в своих
амбициях; следует предположить, что золото Симеона также содействовал его
действиям.2
Спасенный от печенегов Симеон мог смотреть на будущее более уверенно.
Правда, он потерял свою последнюю преддунайскую провинцию, однако, потеря
была без особых последствий; Дунай сделался гораздо лучшей границей. Все еще
целая армия империи никак не относилась к разряду пренебергаемых опасностей.
Однако, удача еще раз была на стороне Симеона. Императрица была солдатом со
слабым рассудком. Ее главнокомандующий, смотритель школ Лев Фока, сын
великого солдата Никифора, был без талантов своего отца. Его кампания была
хорошо запланирована. После фиаско на Дунае имперский флот подошел к берегу
у Мезембрии, порта на полуострове за линией фронта, все еще удерживаемого
империей. Фока туда направил свою армию в надежде на подкрепления, которые
должны были подойти перед штурмом Преслава.
5
Vita S. Lucae Minoris, p. 449. Св. Лука жил десять лет в Патрасе и возвратился лишь после
смерти Симеона. Однако, я не думаю, что десять лет должно пониматься буквально;
поскольку булгарские армии были заняты в 917 в войне за Ачелоус и в 918 в Сербии.
6 Nicholas Mysticus, loc. cit., p. 672.
1 Theophanes Continuatus, p. 387. По поводу успешной иностранной политики Зои см. мой
труд Emperor Romanus Lecapenus, p. 53.
2 Theophanes Continuatus, loc. cit., and ff. Не имеется никаких средств, чтобы определенно
говорить, когда Булгария потеряла Валлахию, но кажется, что она была захвачена
печенегами задолго до смерти Симеона; в 917 г. печенеги, можно полагать, приблизились
близко к Дунаю.
99
Симеон выжидал на холмах в надежде на благоприятную возможность. Она
пришла, когда импереские войска обошли выступ залива Бургас и повернули на
северо-запад по направлению к Мезембрии. Здесь была маленькая речушка по
названию Ахелоус, вблизи от Анахиалуса. 20 августа Фока здесь задержался,
беспечно оставив свои войска неприкрытыми. Симеон внезапно набросился с
холмов на беспечную армию. Что точно случилось, никто не знает, за исключением
того, что там разразилась паника и почти вся имперская армия была вырезана.
Кости лежали открытыми на поле боя на протяжении полу-века. Лишь Фока и
несколько жалких беглецов достигли Мезембрии. Многие солдаты бежали на
берег; однако, флот, который должен был помочь их спасти, поднял паруса, взяв
курс на Босфор.3
Триумф Симеона вновь возродила его амбиции. Он прошел маршем через
Тракию прямо к столице. Зоя собрала другую армию, но во главе ее вновь
поставила Льва Фоку. Фока вновь привел ее к катастрофе. Когда она находилась в
Катасырте, пригороде города, булгары атаковали ее ночью и уничтожили.1
После второй победы Симеон почти сразу же мог успешно атаковать город,
но не посмел этого делать; и даже греки верили, что их стены проницаемы.
Переговоры были невозможны; Симеон требовал то, что Зоя не могла дать. И
Николай, хотя во имя сохранения патриархата отмежевался от политики Зои,
считал его условия немыслимыми.2 Однако, никаких дальнейших атак не было
предпринято. Это было концом года и Симеон возвратился для зимовки в
Булгарию.
918 г. прошел в Константинополе печально и бурно. Зоя теряла власть. Она
всегда имела врагов и теперь ее несчастья стоили ей потерю любви со стороны
населения. Случилась также стычка во дворце. Для Симеона это было бы
превосходной возможностью для появления перед городом; и в атмсофере
недоверия и интриг он вполне легко мог добиться доступа в город. Однако, Симеон
так и не появился там. Зоя, несмотря на ее неудачи, достигла крупного триумфа;
она заставила Симеона завязнуть в другом месте. Почти пол-века Булгария мирно
жила со своими сербскими соседями. В эти годы Сербия получила выгоды
христианства и рассматривала Булгарию как источник своей культуры. В
результате, под своим принцем Петром она увеличила свою территорию в Боснии и
достигла некоторого стандарта в благосостоянии. В 917 г. почти после Ахелоуса во
3
Theophanes Continuatus, pp. 388 ff.: Cedrenus, ii, p. 286: Zonaras, iii., p. 465 Scylitzes
(Cedrenus) говорит, что Лев Фока в это время принимал ванну и его конь без всадника
стал причиной паники войск, которые подумали, что их генерал мертв. Такое вполне
возможно. Ясно, что армия была застигнута врасплох. Leo Diaconus (p. 124) рассказывает,
что кости можно было видеть в его время. Славянский вариант Logothete (p. 12) называет
реку Тутхонестия. Глупо полагать, что Ачелоус является ошибкой за Анчилаус, только
потому, что река Ачелоус имеется в Греции.
1 Ibid., p. 390. Не дано никакой даты сражения, но оно, очевидно, произошло вблизи
Ачелоуса.
2 Nicholas Mysticus, Ep. ix., p. 69. Он говорит, что с ним не консультировались по поводу
кампании, но заявляет, что она была оправданной. Тем не менее, он кажется, относился к
возможности достижения соглашения на условиях как невозможной и весьма в
подавленном тоне.
100
двор Петра прибыло посольство от императрицы, которое указало на опасности,
грозящие ему от Булгарии. Петр убедился в правильности этих аргументов и
предпринял атаку с тыла на неожидавшего этого Симеона. Однако, Петр имел
соперников; рост Сербии встревожил родственных морских княжеств, ныне
находящихся под гегемонией Михаила, принца Зачлумии, неразборчивого пирата и
разбойника, чьи территории растянулись вдоль берега к северу от Рагуса. Михаил
уже однажды продемонстрировал свою враждебность к империи захватом в плен
сына венецианского дожа при его возвращении с визита вежливости из
Константинополя и его отправкой к Симеону, у которого венецианцы должны
были выкупить его.3 Теперь он услышал о союзе и сразу перепроводил
информацию к Симеону. Симеон решил ударить первым; соответственно, в 918 г.
его генералы Мармаем и Сигриц вторглись в Сербию. Они успешно захватили
страну; и когда Петр пришел к ним с предложеним о мире, они предательски
захватили его и повезли в Булгарию. На его место они поставили его двоюродного
брата Павла, принца, который долгое время находился заложником при булгарском
дворе.1
Как долго продлжалась сербская война, мы не можем говорить; однако,
очевидно, она заняла весь военный 918 год. Симеон с войсками, занятыми на
западе, ничего не мог поделать против Константинополя. Возможно также, что он
был озабочен печенегами; возможно, он был плохо информирован об отчаянном
положении в имперском дворе. Определенно, только в следующем году он был в
состоянии вновь пойти со своими армиями в южном направлении. И тогда уже
было поздно. Роман Ликапен вышел победителем в борьбе за власть. В марте 919
г. он завладел имперским дворцом; в апреле его дочь Елена вышла замуж за юного
императора. Он назвал себя Басилопатором (тестем императора – В.М.); позднее, в
сентябре, он принял титул цезаря; и до конца года стал императором.
Война был проиграна. Все победы Симеона не принесли ему пользы. Роман
Ликапен, дискретировавший себя адмирал крестьянского происхождения,
пробрался на трон шагами, которых Симеон мечтал использовать.2 То, что было бы
3
Dandlo, Chronicum Venetum, p. 198.
Constantine Porphyrogennetus, De Administrando Imperio, pp. 156-7. Constantine не
датирует войну, но говорит, что имперские переговоры с Петром имели место в Ахелоусе.
Переговоры, возможно, начались до катастрофы, но кажется мне, что невозможно
объяснить бездействие Симеона против Константинополя в 918 г. из-за сербской войны. И
хотя сам Симеон не пошел в Сербию (он никогда не отправлялся на войну на западе
персонально), я не думаю, что он мог послать армию в Сербию, достаточно большую для
победы над страной в 917 г.
2 Zlatarski (Istoriya, i., 2, pp. 399 ff.) говорит, что в 918 г. Симеон принял имперский титул
и повысил булгарский архиепископат до уровя патриархата. Я не могу найти, на чем он
основывает это. Невозможно, чтобы мы не увидели сведения о таком акте в обширной
корреспонденции Николая. Письма Романа к Симеону, протестующие против его
имперского титула, датируются временем, после переговоров двух монархов; и ясно из
оскорбительного выпада в шутке Симеона, что он все еще рассматривает Николая как
официального духовного отца Булгарии. Вполне возможно, как Златарский полагает, что
архиепископ Иосиф умер в 918 г. и архиепископ Леонтий унаследовал его; однако, если
даже Леонтий был назначен Симеоном патриархом, мы не должны полагать, что это
случилось в момент назначения.
1
101
для Булгарии благом, Симеон принял за свою неудачу и пытался заключить
наилучший договор о мире, какой только был возможен. Роман дал бы с радостью
весьма предпочтительные условия; он с готовностью искал мира, чтобы
консолидировать свое положение. Однако, Симеон более не проявлял умеренности
своей юности. Честолюбие, питаемое его победами, теперь довлело над ним и
притупляло искусство управлять государством. Он был очень зол и полон
решимости взять реванш над узурпатром; и таким образом разразилась война.
В конце лета 919 году Симеон вторгся в Тракию еще раз и проник до
Геллеспонта, сосреточившись напротив Лампсакуса. Николай написал письмо с
предложением, что если его здоровье позволит, то он может прибыть для
переговоров с Симеоном; предложение было принято. Булгары не встречали
сопротивления; после опустошения сельских районов. они зимой возвратились в
Булгарию.3
Весь 920 г. Николай писал тревожные письма, адресованные булгарскому
двору, не только Симеону, но также булгарскому архиепископу и главному
министру Симеона, в которых он обращался с миром. В июле он написал, чтобы
сказали Симеону о конце разлада, связанного с четвертой женитьбой Льва – он
тактично предполагал, что Симеон будет обрадован услышать об этом триумфе
правительства Романа – и указать, что Роман не имеет никаких связей с
предыдущим правительством (Зои) и не ответственен за его глупости.1 В
дальнейшем он коснулся старого желания Симеона о брачном союзе ; Роман, он
сказал, очень желает такого союза. Он притворился игнорированием факта, что
только женитьба, о которой мечтал Симеон, теперь не возможна.2 Симеон не
ответил. Тем не менее, он в том году не вторгался в Тракию. Его войска еще раз
были заняты в Сербии. Роман отправил сербского принца Захария, беженца в
Константинополе, создать проблему для булгарского фаворита принца Павла.
Захарий был разгромлен из-за вмешательства булгар и в качестве пленного был
отправлен в Булгарию для того, чтобы его использовать в дальнейшем в случае
неповиновения Павла.3 Поощренный занятостью Симеона в Сербии, Роман начал
говорить о возможном своем походе в Булгарию; но ничего такого не произошло.4
В 921 г., после отправки Николаю своих условий, включая смещение
Романа5, Симеон вновь отправился походом в Константинополь; однако, в
Катасирте, где он одержал внушительную победу четыре года тому назад,
имперские войска во главе с неким Михаилом, сыном Моролеона, ошеломили его.
Булгары, вероятно, не понесли большие потери, но они решили отступить в
Гераклею и Селимбрию.6 В ответ на следующее письмо от Симеона Николай
3
Nicholas Mysticus, Ep. xcvl, p. 301, написано Роману, когда он был цезарем (сентябрьдекабрь 919): Ep. xi., p. 84, адресованное к Симеону.
1 Nicholas Mysticus, Ep. xiv., p. 100.
2 Ibid., Ep. xvi., p. 112.
3 Constantine Porphyrogennetus, loc. cit.
4 Nicholas Mysticus, Ep. xvii., pp. 113 ff.
5 Ibid., Ep. xviii., pp. 121 ff.
6 Theophanes Continuatus, p. 400.
102
предложил встречу между ними7; однако, Симеон ничем его не порадовал. Он дал
ясно понять, что он не желает ни золота, ни дорогих подарков или даже
территории8; он настаивал на смещении Романа. Это то, что можно легко
исполнить, утверждал он, не то, чтобы поднять его мертвых булгарских солдат
живыми из их могил.9 Однако, не было похоже, что Роман собирался сместить
самого себя; и патриарх понял, что его высмеяли.10 После проведения лета в
Тракии, Симеон возвратился на зиму в свою страну.
В 922 г. Симеон вновь появился у ворот Константинополя. Роман
позаботился, чтобы сохранить свой дворец в Пеге на Босфоре; он направил армию
для его защиты; однако, поскольку он находился на узкой долине, то булгары
налетели на него и учинили там бойню. После этой победы Симеон задержался на
все лето в Тракии; однако, в конце года греки осуществили успешную вылазку и
разрушили его лагерь.1 Он вновь должен был отступить, ничего не оставив за собой
для постоянного присутствия. Зимой его письма становятся немного
миролюбивыми; он даже просит Николая прислать ему аккредитированного посла.2
Однако эти жесты, были лишь отражением более унылых моментов
Симеона. Даже во время написания писем он вооружался.3 Весной 922 г. он вновь
был готов для войны и осадил Адрианополь. Крупная крепость отважно защищал
его губернатор Моролеон, однако из Константинополя не подошли какие-либо
войска для помощи; голод заставил гарнизон сдаться. Вслед за этим Симеон впал в
отчаянный гнев против империи; Моролеон был подвержен к жестоким пыткам и
убит.4 Однако, Симеон не был в состоянии наступать дальше. Вновь возникли
неприятности в Сербии. Всегда было легко доказывать греческим дипломатам
каким неестественным является союз между Сербией и Булгарией; и принц Павел
видел в этом правду. Однако, его попытка уйти из-под булгарской опеки потерпела
неудачу; армии Симеона низложили его и на его место поставили принца Захария.5
Отвлечение сделало Симеона более склонным к переговорам, в то время как
люди в Константинополе, соответственно, приветствовали это. Романи постепенно
переходил к новой политике, хорошо продемонстрированной на примере неудачи с
Адрианополем. Он будет позволять Симеону вторгатсья в Тракию так часто,
насколько он захочет, уверенный в неприступности стен Константинополя и
надеясь, что, в конце концов, Булгария истощит себя в своих усилиях. Между тем,
его главные армии были отправлены сражаться с большей выгодой на востоке; он
наймет иностранные войска против Симеона. Сербы, правда, всегда терпели
поражение, но он вел переговоры с любым шансом в успехе, с русскими (ныне
прочно уставновившихся до устья Днепра), с печенегами и мадьярами. При таких
7
Nicholas Mysticus, Ep. xix, pp. 125 ff.
Ibid., Ep. xviii., pp. 121 ff.
9 Ibid., loc. cit.
10 Ibid., Ep. xix, pp. 125 ff.
1 Theophanes Continuatus, pp. 401-3.
2 Nichols Mysticus, Ep. xxii., pp. 148-9.
3 Ibid., Ep. xxi, pp. 137 ff.
4 Theophanes Continuatus, p. 404.
5 Constantine Porphrogennetus, loc. cit., p. 157.
8
103
обстоятельствах он был менее тревожным по поводу мира чем патриарх. И даже
Николай, рассказывая об этих переговорах и разгроме сарацинского пирата Льва
триполийского, принял новый, покровительственный тон.6 Однако, после разгрома
Сербии, Симеон возвратился к своей старой дерзкой политике. Он просил посла, но
ясно дал понять, что придерживается невозможных условий7.
Тогда Николай решил испытать новый метод. Поскольку с падением Зои
отношения между Римом и Константинополем стали напряженными, но в 923 г.
папа, в конце концов, согласился направить двух легатов, Феофилакта и Каруса, в
Константинополь и затем в Булгарию, то стоило использовать их влияние в пользу
мира. Николай в своей озабоченности позабыл о гордости патриарха настолько, что
приветствовал такое вмешательство и написал письмо Симеону, умоляя его оказать
уважение папским представителям.1 Однако, у Симеона на этот счет были свои
планы. Он знал о хрупкости союза между старым и новым Римами. Так, он
приветствовал Феофилакта и Каруса достаточно сердечно, но его беседы
показывают весьма существенное отличие от того, что от них ожидал Николай. И
между тем он был занят планированием наиболее крупного похода против
Константинополя.2
Атака была назначена на лето 924 г.3 Теперь Симеон был гораздо мудрее; он
понял, что стены города непроницаемы. Однако, у Булгарии не было флота и
поэтому она должна была искать союзника. Фадимидский халиф Африки был на
войне с империей и владел многими кораблями. Симеон отправил посольство во
двор Мехдии с предложением о союзе, посредством чего необходимая морская
сила могла быть ему одолжена. Дело было успешно закреплено без его знания со
стороны греков и булгарские послы возвращались с афиканскими
представителями, когда корабль, на котором они плыли, был захвачен у берегов
южной Италии имперской эскадрой. Император направил халифу выгодное ему
предложение о мире, которое с радостью было принято – поскольку для
африканцев не было никакого смысла воевать на дальнем северо-востоке; и он
задержал булгарских пленников.4 Тем не менее, серьезно озабоченный
6
Theophanes Continuatus, p. 405: Nicholas Mysticus, Ep. xxiii., pp. 149, 156. Он говорит,
что это произошло через семнадцать или восемнадцать лет после победы Льва в
Салониках.
7 Ibid., Ep. xxvii., p. 173. Прежние письма Симеона в ответ на письма Николая (Ep. xxiv –
xxv, pp. 157 ff), по-видимому, были более ободряющими.
1
Nicholas Mysticus, Ep. xxviii, p. 176.
Согласно Maçoudi (Prairies d’Or, ii, p. 14), черные булгары в 923 г. втроглись в империю
до «Фенедии» на «греческом море», где они встретились с арабскими захватчиками из
Тарсуса. Если такое вероятно, то Фенедия была греческим городом на Эгейском море и
черные булгары должны были проходить через балканскую Булгарию. Однако, пришли ли
они в Булгарию как захватчики или как союзники своих дальних родственников, мы не
можем говорить. Вторжение, кажется, было весьма малого значения: хотя оно вдохновило
проф. Васильева (Византия и арабы, ii, p. 222) видеть Симеона, состоящего в отношениях
с арабами из Таруса.
3 Об обоснованности этой даты см. мой труд Emperor Romanus Lecapenus, pp. 246 ff.
4 Cedrenus, ii, p. 536, не датировано, но ясно, что перед кампанией 924 г.
2
104
приготовлениями Симеона, он послал человека также и в Багдад, к другому
халифу, чтобы заключить перемирие, чтобы его главные армии могли возвратиться
в Тракию.5
В сентябре Симеон в своих доспехах прибыл к стенам Константинополя.
Еще раз они его напугали. Вероятно, тогда он узнал, что африканский флот
никогда сюда не прибудет и что, вместо него имперская армия шла маршем с
востока. Еще раз, как и одинадцать лет тому назад до этого, когда город ожидал его
штурма, он лишь отправил просьбу увидеться с патриархом.
Был произведены обмен заложниками и Николай поспешил увидеться с
ним. Симеон, удовлетворенный таким раболепием, потребовал ныне, чтобы сам
император явился вместо него. И даже, если пришел бы император, тем не менее
его императорское величество не будет спешить и запланированные приготовления
будут идти своим чередом. Был сооружен мощный, укрепленный пирс на Золотом
роге в Космодиуме и была построена стена по середине; через стену должны были
переговариваться монархи. Однако, задержка сделала Симеона нетерпеливым.
Чтобы показать, каким он является грозным, как мало он считается с почтенностью
империи, он проводил время, опустошая пригороды и даже сжигая старую церковь
Богоматери в Пеге.
Встреча произошла в четверг, 9 сентября. Симеон прибыл на пирс по суше,
окруженный блистательным эскортом, часть которого для его охраны, часть – для
испытания работ греков – потому что Симеон помнил об опыте Крума – а
остальные в качестве переводчиков; поскольку Симеон не будет бросаться
пустыми словами с использованием имперского языка. Когда произошел обмен
заложниками, он пошел к стене. Здесь его ожидал император. Его прибытие было
контрастирующим; он прибыл с патриархом по воде, на своей яхте со скромным
видом, одетый в святой плащ девы Марии и с немногими адъютантами – поскольку
он знал, что он здесь принимает участие в мероприятии со всей славой и
традициями имперского Рима.
Через стену монархи поприветствовали друг друга. Симеон начал говорить
непочтительно, дразня патриарха за его неспособность сдерживать свою пастьбу от
ссор.1 Однако, Роман перевел разговор на более высокий уровень, адресовав
небольшую речь булгарам. Это было любезной проповедью для глупого
подчиненного, говорящего об обязанностях христианина и наказаниях для
грешника. Симеон ныне был староват 2; «завтра вы будете пылью», предупредил
император: «как вы встретитесь с грозным справедливым Судьей?». Моральные
соображения настаивали, чтобы Симеон должен был прекратить пачкать свои руки
кровью братьев христиан; тем не менее, в тоже самое время Роман указывал, что
мир будет финансово благоприятным булгарскому принцу.3
Симеон был весьма впечатлен. Действительно, мир ныне был единственно
практикуемой политикой. Он одержал много побед; от стен Коринта и Дюррахиума
5
Ibn-al-Asir (Васильев, как и выше, приложения, стр. 106).
Nicholas Mysticus, Ep. xxxi, p. 189.
2 Согласно Nicholas (Ep. xxix, p. 151), написанному в зимой 923-4 г.г., Симеону тогда было
более 60.
3 Я привожу речь полностью в моем труде Emperor Romanus Lecapenus, p. 92.
1
105
до стен Константинополя он контролировал сельскую местность. Однако, город
был сильным и у него не было кораблей. Он исчерпал запас успеха в пределах
своей досягаемости, но этого ему все еще было мало. И, встречаясь лицом к лицу с
императором лично, он на время был побежден величием империи и вечностью
нового Рима. Полуаргус, полу-грек, в своей юности он узнал великолепие, в
концепции и исполнении, имперской идеи, которые продолжались через столетия
перед тем, как булгары услышали о ней; однако, он теперь понял, что никогда не
сможет быть больше чем полу-греком или полу-империалистом. Другая его часть
была неискоренимым булгаром, недавно поднявшимся из варварского язычества.
Борис был мудрее и более удачен; он никогда не пытался быть более чем
булгарским принцем; его цели были совершенно противоположными
симеоновским, национальными, а не интернациональными. В своих делах с
империей он был подобно ребенку, но раскованным ребенком, который надеется
вырасти скоро и между тем старается помочь себе наилучшим образом,
самостоятельно или с помощью своих старших. Симеон был подобен умному,
шаловливому ребенку, который знал, что творит неприятности себе и как старшие
стараются держать его в покое, но он видит их средства и понимает их слабость и
чрезвычайно радуется своей надоедливостью, тем не менее все время осознает, что
он ребенок и они старшие обладают чем-то таким, чего он никак не может постичь;
и таким образом, он чувствует себя поставленным тупик и обманутым и
обиженным. Аналогично, как шаловливый ребенок внушается страхом достойным
выговором, так и Семеон был напуган речью Романиа. Однако, немного погодя,
этот эффект исчез и сознательная шаловливость проявлялась вновь.
Между тем, как монархи беседовали, провидение прислало символ. Высоко
над их головами встретились два орла и затем опять разошлись, один, чтобы
облетать высокие башни Константинополя, а другой – направившись к горам
Тракии. Это было извещение как для Симеона, так и для Романа, чтобы им сказать,
что отныне будут две империи на Балканах – по-меньшей мере, пока; но орлы
умрут.1
Отныне вынужденные признать независимое существование друг друга,
Симеон и Роман согласились с условиями для мира. Вероятно они даже обсудили
их лично на этой встрече, но более вероятно, что детали были согласованы
дипломатами. В ответ на большое количество слитков золота и других ценных
подарков и ежегодно представляемых 100 скарамангии – богато расшитых халатов,
наиболее роскошных предметов, производимых в Константинополе – Симеон,
согласился освободить имперские территории, в особенности, укрепленные города
на Черном море, которых он захватил, Агатополис и Созополис и, возможно, даже
Девелтус и Анхиалус, чтобы позволить императору окружить землями свой город
Мезембрия.2 После всех этих урегулирований Симеон мирно возвратился домой.
1
Theophanes Continuatus, pp. 405-4: Georgius Monachus, pp. 808-9: Georgius
Harmartolus, pp. 824 ff., etc.: Nicholas Mysticus, Ep. xxx, xxxi, pp. 185 ff.
2 Romanus Lecapenus, Ep. i, ii (ed. Sakkelion, pp. 40-5): Zlatarski, Pismata na Romana
Lakapena, pp. 8 ff., 10 ff. Названия черноморских крепостей никогда не перечислялись.
Самым легким решением является сказать, что они были Агатополис и Созополис,
которые, возможно, были захвачены Симеоном в 924 г. или где то после 917 г. Однако, я
склонен думать, что Девелтус и Анхиалус были возвращены империи в 927 г. Агатополис
106
В некоторой степени мир был постоянным; Симеон более не вторгся в
Тракию. Однако, не спешил отдать свои завоевания на Черном море. Роман писал
несколько раз, требуя их возврата и даже отказался отправить большую партию
подарков, пока вопрос не будет решен; однако, он был готов платить ежегодную
партию скармангии, если Симеон будет сдерживаться от свои вторжений. Симеон
полностью согласился с этим. Его удерживание черноморских крепостей было
более чем жестом; моральный эффект от встречи ичезал; и он хотел показать себя
личностью, незашоренной империей. В действительности, его политика была
полностью изменена. Отныне он может быть не только балканским монархом, но и
императором Балкан. До сих пор как человек, мечтавший сидеть на имперском
троне, он был пунктуальным в своем использовании титулов и желал лишь
признавать духовное превосходство патриарха; его будущее правительство будет
избегать таких сложностей. Отныне он не имел никаких ограничений. Он решили
стать имперским, если даже не мог править в Константинополе. В какое то время
925 г. он объявил себя императором римлян и булгар1, титул, задуманный для
своей славы и оскорбления врагов. Император Роман был чрезвычайно разгневан и
написал письмо с протестом; однако, Симеон не ответил.2 Вместо этого он послал в
Рим запрос для своего утверждения; и Рим, недавно взявяший верх над интересами
греков в Иллирикуме, согласился – папы никогда полностью не теряли надежду на
вовращение Булгарии в свое лоно. В 926 г. папский легат, Мадалберт, прибыл в
Преслав, доставив папское признание Симеона в качестве императора. 3 Это было
результатом визита Феофилакта и Каруса, на который Николай имел такие
оптимистические надежды. Однако, Николай был уже разчарован. Встреча
пошатнула его веру в сердце Симеона и он понял, что Симеон более для него
бесполезен. Он дважды написал Симеону после встречи, но оба письма были
сердитыми, горькими, свойственными старому человеку. Затем в мае 925 г.
милосердное провидение подобрал его к своим отцам прежде, чем он узнал о
дальнейших гнусностях, которых сотворил его возлюбленный сын.4
Император римлян и булгар, чей громоздкий титул был сокращен его
народом до славянского слова «царь», был настроен иметь своего собственного
патриарха5. Его переговоры с Римом задержали назначение – поскольку ожидалось,
что едва ли папа это одобрит – следовательно, вероятно, лишь после отбытия
Мадалберта в конце 926 года Симеон возвел архиепископа Булгарии Леонтия
преславского в ранг патриарха. Это предприятие прошло незамеченным в
и Созополис не имели никакого значения для него; однако, из Девелтса предприимчивый
враг легко мог ударить по Преславу.
1 Βασιλευς και αυτοκρατωρ των Ρωμαιωυ και Βουλγαρων.
2 Romanus Lecapenus, Ep., loc. cit.
3 Innocentius III Papa, Ep. cxv, pp. 1112-3, ссылается на просьбу Симеона, Петра и Самуила
о предоставлении имперских корон от Рима: Farlati, Illyricum Sacrum, iii, p. 103, пишет о
посольстве Мадалберта. Мадалберт созвал синод в Спалато в 927 г. на пути домой.
4 Nicholas Mysticus, Ep. xxx and xxxi, pp. 185 ff.: Theophanes Continuatus, p. 410.
5 Слово царь выведено из слова цезарь, но, вероятно, вошло в употребление среди славян
запада, когда цезарь или кайзер обозначали того же императора. В Константинополе он
был меньшим титулом.
107
Константинополе. Патриарх Николай был мертв; его наследник Стефан был
инструментом императора Романа, которого все это мало интересовало.6
Новая политика Симеона естественно напугало сербов. Было очевидно, что
Симеон ныне будет пытаться расширятьса в западном направлении. На это
указывает его отказ освобождать северную Грецию, где булгарские мародеры
оставались до его смерти, совершая набеги на побережье Адриатики и даже,
вторгаясь в Пелопоннес и занимая его части.7 При таких обстоятельствах была
необходима совсем немного дипломатии, чтобы провоцировать Захария сербского
перейти в наступление в 925 году. Симеон отправил своих генералов Мармаема и
Сигрицы, прежних завоевателей страны, против него; однако, Захарий был
удачливее чем его предки. Булгары были побеждены и генеральские головы были
отправлены в качестве подарка в Константинополь. Симеон не привык такому
опыту и не позволил этому пройти без последствий. Здесь еще был другой
сербский принц, проживающий в Булгарии в качестве заложника, а именно,
Цистлав (Чеслав), у которого матерью была булгарка. В 926 г. была организована
вторая экспедиция во главе с Цистлавом. Этого оказалось уже слишком много для
сербского принца; он бежал, найдя убежище за горами Хорватии. Сербские
магнаты и жупаны, созванные булгарами, признали Цистлава в качестве своего
принца. Под обещанием гарантии безопасности они пришли лишь для того, чтобы
быть захваченными и вместе с принцем были отправлены в плен в Булгарию.
Булгарские армии затем захватили всю страну без всякого сопротивления и
опустошили ее. Работа была проведена тщательно; страна превратилась в дикую
местность и пустыню. Кто мог, тот бежал через границы; оставшиеся были
уничтожены. Симеон добавил к своей империи новую, но безжизненную
провинцию.1
Теперь пора бы взять передышку, но Симеон никогда не знал, когда надо
остановиться. Аннексия Сербии привела его к непосрественному контакгу с
королевством Хорватия. Хорватия была хорошо организованным государством с
крупной армией наготове; ее король Томислав был фигурой международного
масштаба. Он не ссорился с Симеоном; его отношения с Константинополем были
прохладными, когда он состоял в близких отношениях с другом Симеона, папой.
Возможно, там было немного сербских беженцев, но они не были опасными; горы
образовали удовлетворительную линию границы. Однако, Симеон, по-видимому,
6
Основание патриархата порождает трудную проблему: Синодик на Цар Бориса ясно
показывает, что Леонтий был первым патриархом и имел свою резиденцию в Преславе;
однако, согласно Перечню булгарских архиепископов, первым был Дамиан из Дристры.
Как я объясняю ниже, Дамиян был первым патриархом, признанным Константинополем в
927 г. Поэтому, получается, что Леонтий был назначен Симеоном ранее.
7 См. Bees, op. cit. passim, цитирующего биографию Св. Петра из Аргоса. Он также,
несомннено, прав в установке здесь эпизода вторжения в деревню Галаксиди (в заливе
Лепанто), что имело место во время «императора Константина Романа» - т.е., императоров
Константина VII и Романа I. Sathas, Chronique de Galaxidi, ставит рейд приблизительно на
996 г., но ввиду имен императоров его аргументы не верны.
1 Constantine Porphyrogennetus, op. cit., pp. 157-8. Именами генералов второй экспедиции
были Ченус, Гемнекус и Етзбоклия. Никаких дат не дано, но дата 925-6 г.г. кажется
правильной.
108
был ревнивым; он ненавидел соседа за его силу. Его воображение всегда было
слишком грандиозным и теперь оно граничило на грани бессмысленной мании
величия. Намеренный разбить своего соперника, он приказал своему генералу
Алогобатуру осенью 926 г. вести булгарские армии в Хорватию. Алогобатур
пересек горы, но изношенные войной войска не составили достойного противника
для крупных хорватских ополчений. Разгром был сокрушительным; генерал был
убит с большинством своей армии. Малочисленные беглецы спаслись побегом
назад и рассказали о своей судьбе Симеону.2
Весть о поражении явилось сильным потрясением для Симеона. Его
здоровье ухудшалось и нервы сильно расшатались. С непривычным благоразумием
он искал мира. Легат Мадалберт проходил через Хорватию на свом пути из
Преслава и он предложил свои услуги и добрую волю. Мир был установлен, повидимому, на условиях статус кво.1 Однако, Симеон никогда более уже не
выздоровел.
В то время люди верили, что каждый имеет неодушевленного двойника: что
имелся некоторый объект, кусок статуи или колонны, который таинственно связан
с человеческой жизнью, так что любой вред, нанесенный на него воспроизводится
на его живом партнере. В мае 927 г. астролог сказал императору Роману, что
двойником Симеона является некая колонна на Форуме. 27 мая Роман в своем
патриотическом раже и опытном уме обезглавил колонну. В тот же час сердце
старого царя остановилось и он умер.2
Как будто весь свет погас и Булгария была оставлена шарить в потемках.
Симеон предвидел, что может последовать хаос и пытался привести дела в такой
порядок, который был бы продолжительным. Он оставил после себя четырех
сыновей от двух жен. Своего старшего сына от первой жены Михаила он
рассматривал непригодным на свое место; возможно, мать Михаила была низкого
происхождения или возможно, что Михаил сам напоминал чем-то своего дядю
Владимира. Во всяком случае, он был отправлен в монастырь. Наследником
Симеона должен был быть Петр, старший во второй семье, но все еще ребенок; его
дядя по матери Георгий Сурсубул должен был действовать как регент для него и
как защитник его младших братьев Иоанна и Бенджамина. Завещательные
пожелания Симеона прошли без возражений; Петр сел на трон и Георгий Сурсубул
принял на себя правление.3
2
Constantine Porphyrogennetus, op. cit., p. 158: Georgius Monachus, p. 904. Theophanes
Continuatus, который писал позднее, соединяет войну со смертью Симеона. Хорватская
война, очевидно, случилась ближе к дате завоевания Сербии, по-видимому, в тот же год,
поскольку Мадалберт был в состоянии заключить мир определенно перед вторым синодом
Спалато (927 г.) и, очевидно, до смерть Симеона (май 927 г.).
iic. Prirucnik, p. 222. Farlati, loc. cit.
Thophanes Continunatus, p. 412, говорит, что Симеон вел свою армию в Хорватию сам
лично и едва сбежал и скоро умер после возвращения. Ни один из старых летописцев не
упоминает о двойнике и поэтому эта история должна быть отвергнута как вымесел более
позднего времени.
3 Theophanes Continuatus, loc. cit. Все летописцы говорят нам, что Иоанн и Бенджамин
«уже носили булгарские халаты». Значение этой фразы весьма туманно. Возможно, слово
1
2
109
Положение регента ни в коем случае не было завидным. В продолжение
всей своей жизни личность Симеона и его авторитет внушали страх на всех его
врагов зарубежом и заглушали всю оппозицию дома. Однако, теперь каждый знал,
что грозный царь более не может сделать им боль; он был мертв и его империя
является трупом для растерзания стервятниками. Соседние народы – хорваты,
мадьяры и печенеги – собрались на границе и угрожали вторжением; даже
император Роман, говорят, готовился к походу. Георгий собрал войска и отправил
их провести демонстрацию в Тракии; однако, после четырнадцати лет
непрырывных военных действий, маршируя туда и обратно через дикие балканские
горы, и после катастрофы в Хорватии лишь несколько месяцева тому назад,
булгарская армия, хотя и она захватила немного жертв, но в общем, она уже не
представляла угрозу. Георгий понял, что он должен искать мира.
Очевидно, все еще существовала партия войны в Булгарии. Вероятно,
остатки старой булгарской знати главным образом были заняты удерживанием
своих постов и боялись за существование в мирное время. Во всяком случае регент
действовал осторожно и направил своего первого посла, армянского монаха в
полнейшем секрете в Константинополь для предложения мира и брачного союза.
Император согласился и была созвана мирная конференция в Мезембрии.
Имперское посольство направилось туда морем и встретилось с представителями,
Георгия, который действовал теперь открыто. Был объявлен мир и его условия
были согласованы; затем конференция должна была состояться в Константинополе,
где договор должен был быть ратифицирован императором и регентом лично.
Имперские послы возвратились по суше, через Булгарию при сопровождении
Стефана булгарского, родственника царя; Георгий Сурсубул в сопровождении
Симеона, зятя покойного царя, Калутаркан и Сампсес и многие из его знати, скоро
последовали за ними. В Константинополе Георгию было разрешено повидатсья с
Марией Ликапен, старшой внучкой Романа, дочерью со-императора Христофера.
Доволъный ее видом Георгий вызвал юного царя. Петр сразу отправился туда и при
его приближении к городу его встретил с почестями патриций Никита, дед Марии
по матери. Ему разрешили вступить в квартал Блачерна, где его встретил Роман и
приветствовал поцелуем.
Королевская женитьба состоялась 8 октября 927 г. в церкви Богоматери в
Пеге – в новой церкви, которая была построена вместо разрушенной Симеоном
церкви три года тому назад. Службу проводил патриарх Стефан; свидетелем со
стороны новобрачного был его дядя регент, а со стороны невесты –
Протовестиарий Феофан, главный минстр империи. В тоже самое время Мария
была перекрещена в Ирину в качестве символ мира. После церемонии невеста
возвратилась с Феофаном в Константинополь; царь, с другой стороны, не был
допущен в пределы города. Однако, через три дня состоялось воссоединение;
Роман устроил роскошную свадьбу в Пеге, где Мария воссоединилась со своим
мужем. Когда свадьба закончилась, он простилась со своими родственииками; ее
родители и Феофан сопровождали ее до Хебдомума и там оставили ее полностью в
распоряжении ее мужа. Прощание было весьма печальной; ее родители
печалились, когда она уходила и она плакала, что должна покидать их за странную
«булгарские» использовалось для контраста с халатом царя, который носил «римский» или
имперский халат и два принца одевались как жест против политики Петра.
110
страну. Однако, она вытерла слезы, помня, что ее муж является императором и она
сама является царицей булгар. С собой она взяла огромную партию добра, роскоши
и мебели, чтобы не скучать дома по комфорту.1
Женитьба была триумфом для булгарского престижа. Впервые за половину
тысячелетия дочь императора выходила замуж за пределы империи; перед всем
миром Булгарию продемонстрировали, что она более не является варварским
государством и связываться с его людьми отныне не является неподобающим.
Старомодные политики в Константинополе сожалели об этом как о признаке
деградации имперской крови; о том, что император согласился, тут уж и нечего
было и говорить.2 Мирный договор, подписанный одновременно с женитьбой,
также увеличил значение и чувство собственного достоинства Булгарии. Его
конечные условия, работа, в основном, Протовестиария Феофана1, определяли три
направления – территориальное, финансовое и титульное.
Территориальные урегулирования включали мало изменений. Возможно,
булгары приобрели несколько городов в Македонии, но империя возвратила себе
Созопол и Агатопол и, очевидно, всю прибережную линию к реке Дитцина, за
Мезембрией: хотя, по-видимому, Девелтус, прямо на выступе залива Бургас
остался во владениях царя.
О финансовых регулированиях трудно открыть правду. Император, повидимому, решил направлять некоторый вид ежегодного дохода к булгарскому
двору – возможно, подарк из 100 сарамангий, обещанных Симеону. И они,
очевидно, доставлялись до правления императора Никифора Фоки, чей
произвольный отказ выполнять доставку вызвал войну. Однако, во время войны
булгары не были агрессорами; император атаковал Булгарию с помощью своих
русских союзников.2 Другой рассказ того времени, не упоминая в особенности
войну, говорит, что Петр после смерти своей жены, направил смиренную просьбу
об обновлении мирного договора с Константинополем.3 Поэтому вероятно, что
подарки или дань отправлялись лишь во время жизни царицы – т.е. ежегодное
поступление непосредственно направлялось имперской принцессе, чтобы помочь
ей поддерживать свое достоинство, подобающее ее происхождению; и Петр
поставил себя в ложное положение, требуя продолжения оплаты после ее смерти. В
связи с финансовыми регулированиями император возвратил назад огромное
количество пленных. Были ли они выкуплены, мы не знаем; Константин
Порфироген говорит, что они были освобождены царем как подарок Роману в
ответ на руку своей внучки.4
1
Theophanes Continuatus, pp. 412-5: Georgius Monachus, pp. 904-6: Logothete (Slavonic
version), pp. 136-7.
2 Constantine Porpherogennetus (De Administrando Imperio, pp. 87-8) сожалеет о женитьбе
и говорит, что она была из-за отсутствия образования Романа; такое не должно
повториться. В действительности, однако, она создала прецедент; две внучки Константина
Романа аналогично вышли замуж – одна за Отто II с запада, а другая – за Владимира из
Руси.
1 Theophanes Contiunuatus, p. 413.
2 Leo Diaconus, pp. 61, 80.
3 Cedrenus, ii, p. 346.
4 Constantine Porphyrogennetus, op. cit., p. 88
111
Регулирование вопроса о титулах было решено весьма
удовлетоворительным образом для булгар. Имперский двор согласился признать
Петра в качестве императора и главы булгарской церкви в качестве автономного
патриарха. Тем не менее настоял на некоторых модификациях. Патриарший
престол не должен находиться в Преславе, а в другом духовном центре. Таким
образом, булгарский патриархат был отсоединен от булгарского имперского двора
и таким образом, он, как надеялись в Константинополе, потеряет несколько свой
национальный характер и во всяком случае, немного избежит контроля царя.
Можно даже сказать, что на Балканском полуострове было два патриарших
престола, не потому, что Булгария настояла на духовной независимости, а потому,
что возросшее количество цивилизованных христан нуждалось в таком устройстве.
Таким образом, Леонтий из Преслава был лишен своего домашнего патриархата, а
Дамиан из Дристры был возведен в сан патриарха, чье достоинство и автономию
признали во всем восточном христианстве.
В некоторой степени оправдание было предоставлено Константинополем в
отношении императорского титула Петра. Император Роман Ликапен был
великодушным в своем предоставлении имперского достоинства. Его зять был
императором перед ним, но он возвысил не менее чем трех своих собственных
сыновей и созерцал возвышение внука. Поэтому не было причины, почему он не
должен был возвысить своего внучатого зятя: и факт, что внучатый зять уже
являлся важным независимым монархом, следует трактовать как неимеющее к делу
отношения. Роман также рассматривал оправданным, в случае неподобающего
поведения Петра, отмену данного титула; действительно, он так и поступил
позднее.1 Однако, булгары не видели вещи в таком свете. Он лишь знали, что он
был первым и единственным иностранным властителем, признанным как
император нового Рима; и, даже если он подтвердил титул своей женитьбой на
дочери императора, в этом не было ничего унизительного.
Третьей уступкой было то, что булгарские послы в Константинополе будут
иметь первенство перед другими послами. Это было естественным следствием
императорского титула; и оно больше будет ублажать булгар и ничего не будет
стоит для империи: хотя позднее оно прозвучит как оскорбление для слишком
чувствительных франков.2
Таковы были плоды долгих войн Симеона. Булгария приобрела мало земель
и мало материального богатства, но она была не обязана теперь зарубежному
первосвященнику и ее правитель был императором, признанным равным среди
помазанных Римом автократов, стоя по рангу гораздо выше всех других принцев,
даже франкских монархов, мнимых императоров на Западе. И все это были плоды;
стоили они этого? Императорская мантия является обременительной вещью, чтобы
ее накидывать на свои плечи, которые были обессилены.
Потому что она была оплачена тяжелой ценой. Война продолжалась
четырнадцать лет; в течение четырнадцати лет булгарские солдаты тащились с
1
То, что Роман признал титул теперь, доказывается словами, почти идентичными у всех
летописцев о том, что Мария обрадовалась в ответ, что она собирается выходить замуж за
Βασιλευς. Я буду рассматривать вопрос о гораздо сложного харкатера, поднятого De
Ceremoniis, о том, был ли отнят титул в прил. XI.
2 Liudprand, Legatio, p. 186.
112
одного поля войны на другое, пока, наконец, они не забрались в свою смертельную
ловушку в Хорватии. То, что ныне осталось от армий Симеона, было почти
посмешищем.3 Война, должно быть, также нанесла урон булгарской торговле;
купцы, многие годы торгующие в черноморских портах или отправляющие свои
караваны с Дуная в Салоники, должны были остановиться или вообще прекратить
свой бизнес. Империя, с ее обширными интересами, могла позволить себе такие
потери; но Булгария нуждалась в торговле.4 И теперь, когда настал мир, вся страна
была слабой и недовольной. Симеон силой своей личности накладывал свою волю
на своих подданных; несмотря на его распущенность, никто даже не поднял палец
против него. В итоге, он был мертв, его наследник - ребенок, а регент даже не
королевской крови; и каждому было очевидно, какой выгодной была война. Перед
царем Петром стояла тяжелая задача. Его отец заплатил за эти почести очень
тяжелую цену.
3
Появление Георгия Сурсубула в Тракии в 927 г. был совершенно неэффективным и
булгары не попытались противостоять сербскому восстанию в 931.
4 T.e. забота Симеона о торговле в его раннем периоде правления – идти на войну в ее
интересах.
113
Глава II
ЛЮДИ БОГА И ЛЮДИ КРОВИ
В течение долгих сорока лет на балканском полуострове царил мир. Однако,
это не был мир, изобилующий счастливым, спокойным процветанием; это был мир
истощения. Булгария не воевала, поскольку она не могла этого делать; в тоже
время правительство в Константинополе было вовлечено в грандиозные интриги на
востоке. Эти годы перемежались вторжениями и восстаниями, которым никто не
мог противостоять. Зарубежнаш история Булгарии во время правления Петра
является меланхолическим рассказом.
Тем не менее, она могла быть гораздо хуже. За исключением стороны с
империей, границы были сильны, а горы защищающали страну от славянских
народов дальше на запад и Дунай охранял ее от мадьяров и печенегов.
Кардинальным принципом иностранной политики Петра было сохранение хороших
отношений как с империей, так и с печенегами. Каждый знал, что печенегские
союзники неприкосновенны, поскольку все боялись их; даже мадьяры пасовали
перед ними. Однако, разрыв с империей слишком сильно означал разрыв с
печенегами. Когда вопрос касался подкупа, то империя могла всегда переплатить
подкуп Булгарии и Булгария находилась соблазнительно близко к печенгеским
землям. Даже во времена Симеона лишь некомпетентость и продажность
имперских чиновников спасла Булгарию; теперь эта опасность была гораздо
большей. Таким образом, это проводилась осознанная политика под влиянием
греческой царицы, вынудившей булгар подчиниться повелительному обращению
императора.1
В действительности, Роман часто вел себя недружественно по отношению к
мужу своей внучки, которого временами он отказывался называть его
императорским титулом. В 933 г. принц Цистлав сербский сбежал из своей
булгарской тюрьмы и возвратился в Сербию. Его возвращение вдохновило всех
сербских ссыльных выйти из своих убежищ и собраться вокруг него для
восстановления своего королевства. Страна лежала пустынной в течение семи лет,
с тех пор как ее завоевали булгары и перед Цистлавом стояла трудная задача для
1
Constantine Porphyrogennetus, p. 71 рассказывает, как булгары старались поддерживать
хорошие отношения с печенегами.
114
того, чтобы в нее вдохнуть жизнь. Однако, любой шанс, который мог бы быть
использован Петром для разгрома восстания, был предотвращен действиями
императора. Роман не только поощрил Цистлава подарками из одежды и другими
предметами, но он также принял на себя роль покровителя нового государства.
Петр должен был смириться с потерей Сербии.2
В остальном, история иностранных дел является историей вторжений в
Булгарию захватчиков по пути в Константинополь. В апреле 934 г. мадьяры
предприняли крупное вторжение на Балканы. Их целью был Константинополь, но
они при этом использовали Булгарию как проходной пункт. Детали вторжения
трудно расшифровывать, но, кажется, что они достигли Девелтуса и количество их
пленных, которые, в основном, должны были быть булгары, было так велико, что
можно было купить женщину за шелковое платье.1 В апреле 943 г. они вновь
прошли через Булгарию, направляясь в Тракию. Как долго на этот раз булгары
страдали от них, мы не можем говорить; империя сразу заключила с ними мир.2 В
944 г. Булгария подверглась вторжению печенегов, приведенных в движение
мстительным беспокойством со стороны русских. Все эти инциденты показывали
жалкую участь Булгарии. Русские, из своего центра в Киеве, ныне стали постоянно
растущей силой; они были многочисленным народом и контролировали Великий
торговый путь от Балтики к Черному морю. В 941 г. они ворвались через печенегов
для атаки морем Константинополя, однако, хотя император провел бессонные ночи
в страхе, все же они были разбиты. Их князь Игорь горел огнем мщения. В 944 г.
он подбил печенегов присоединиться к нему в крупном вторжении по суше.
Новость об этом достигла Булгарии; булгары были в ужасе и переправили новость
в Константинополь. Император Роман с обычной предусмотрительностью с ходу
отправил посольство, нагруженное подарками на Дунай и успешно уговорило
русских вступить в переговоры. Однако, печенеги отказались быть обманутыми;
так, они пересекли реку и осуществили свирепый и выгодный рейд в Булгарию.
Каждый был удовлетворен, за исключением булгар, которыми не считались.3 После
унизительного урока наступила передышка на несколько лет; однако, в 958 г.
возвратились мадьяры и они пришли вновь в 962 г.4, пока, наконец, в 965 г. Петр,
2
Ibid., op. cit., pp. 158-9 датирует это как событие, произошедшее через семь лет посля
булгарского завоевания.
1 Я имею дело со вторжением в моей книге Emeror Romanus Lecapenus, pp. 107 ff, где лишь
слегка упоминается венгры (de Thwrocz, p. 147: Petrus Ranzanus, Index IV, p. 581); о них
особенно упоминается в Theophanes Continuatus, p. 422 и в других греческих летописях
(датированныe апрелем 934 г.) и с деталями, которых нельзя игнорировать, хотя некоторые
из них не возможны (датированные 932) в Maçudi (tr. Barbier de Meynardi, ii, p. 58).
2 Theophanes Continuatus, p. 430.
3 La Chronique dite de Nestor, p. 35.
4 Theophanes Continuatus, pp. 462-3, 480 – не датировано, но их положение в летописи
полагает именно эти даты, когда первая оказывается почти определенной, поскольку в 943
г. перемирие было заключено на пять лет, после чего мадьярские принцы прибыли в
Константинополь для заключения дальнейшего перемирия, которое, естественно, должно
было быть на десять лет. Оба вторжения были остановлены имперскими силами в Тракии.
115
помня методы своих предков, не стал искать союза с Отто, великим королем
Германии в качестве средства их остановки5.
Какой ущерб нанесли эти вторжения Булгарии, мы не можем сказать. Мы
лишь знаем о них, поскольку они проникли в империю и в круг знаний греческих
летописцев. Возможно, были и те вторжения, которые прямо были направлены
против булгар.
Жалкая беззащитность питалась внутренним положением страны. Симеон,
хотя и был гибельным в своей политике, однако он был также достаточно великим
и достаточно полно персонифицировал стремления своего народа, чтобы их
претворять в жизнь и не терпеть ослушания. Под правлением Петра составляющие
части Булгарии разлетелись по кускам. Характер Петра был мирным и блаженным,
его здоровье было хрупким6 и он принял правление еще слишком молодым –
поскольку, кажется, что как только мир был заключен, то Георгий Сурсубул
уволилса от регентства; - он не был личностью, чтобы наводить страх и управлять
народом, который был разочарован и разделен неудачами. В старые времена хан
утверждал свое положение, играя со славянским крестьянством против булгарской
знати. Петр даже в этом не преуспел. При его правлении дворовая партия стала
отдельно фракцией, которой остальная часть страны не доверяла. Кроме
правительства в Преславе, она, вероятно, включала купцов, которые, естественно,
были заинтересованы в мире и официальную иерархию. Двор, несомненно,
принимал стиль поведения от самой царицы Марии-Ирины, которая унаследовала
все черты своей семьи и должна была легко господствовать над своим мягким
мужем. Мы знаем, что она была весьма близка с Константинополем, сперва часто
путешествуя туда: хотя, после смерти своего отца Христофера в августе 931 г. она
лишь однажды отправилась туда со своими тремя детьми.1
Булгарская знать, которую так часто били ханы, все еще не исчезла; хотя,
по-видимому, теперь она потеряла свое национальное отличие и было
славяноговорящим и подкреплена более сильными славянами. Политически она
появилась ныне как партия войны. Ее неудовлетворенность двором было
продемонстрирована в ранний период правления Петра, когда в 929 г. он раскрыл
заговор, устроенный с целью его замены его братом Иоанном. Заговор был
подавлен и знатные люди, вовлеченные в него были сурово наказаны. Сам Иоанн
был заключен в тюрьму и вынужден был принять монашество. Затем Петр
известил Константинополь о счастливом исходе события. Однако, император
Роман был намерен выжать для себя выгоду из него; его посол прибыл в Преслав и
каким-то образом, несомненно за большую цену, спас мятежного принца. Иоанну
был выделен дворец в Константинополе и очень скоро император освободил его от
монашеской клятвы и женил на армянской невесте. Имперские дипломаты любили
держать под своим контролем иностранных претендентов на трон; Роман теперь
мог держать Иоанна в качестве дамоклова меча над головой Петра.2 После этой
5
Ibrahim-ibn-Yakub, цитируется в Zlatarski, Izviestieto na Ibrahim-ibn-Yakub za Bulgaritie,
pp. 67-75.
6 Согласно Leo Diaconus , он умер от эпилепсии (Leo Diaconus, p. 78).
1 Theophanes Continuatus, p. 422. Доказательством влияния царицы является то, что после
ее смерти Петр пал под влияние партии войны.
2 Ibid., p. 419.
116
неудачи партия войны притихла до конца его правления, когда она взяла под свой
контроль правительство.
Низшие классы также были беспокойны. Временами они проявляли свои
настроения в открытом беззаконии, как это случилось в деле другого принца.
Михаил, старший сын Симеона, нервничал под монастырской строгостью за то, что
его отец наложил на него такую долю; и около 930 г. он бежал и скрылся в горах
западной Булгарии, где он присоединился к большому количеству славянских
недовольных. Здесь он жил как предводитель разбойников; и после его смерти его
банда все еще держалась вместе, демонстрируя силу и удаль, достаточных для
внезапных набегов в империю и грабежа города Никополис.3 И подобные банды,
по-видимому, существовали во всех западных провинциях.1 Скоро недовольство
основной части населения приняло совершенно другую и намного существенную
форму.
Те, которые были разочарованы, потеряли терпение и боялись за свое
будущее. Они часто находили утешение в религии; так было и с булгарами. После
войн Симеона волна религиозной активности захватила всю страну. Среди ее
зачинателей был сам царь, хорошо известный со своей набожностью и
религиозным рвением, с которыми он искал святости. Многие его подданные
последовали за ним. Толпы ринулись вступить в монастыри; другие добивались
даже большей святости, становясь отшельниками и отправляясь жить в горьких
тягостях. Выдающимся среди них был некий отшельник по имени Иоанн, который,
как Святой Иоанн из Рила (Иван Рилский), заслужил высокого положения как
святой покровитель Булгарии. Иван Рилский много лет жил в уединении в дупле
дуба; однако, когда дуб упал, то он вынужден был найти покой в пещере высоко в
горах Рилы. Здесь он приобрел значительную известность; и царь, когда охотился
по соседству с этим местом, посетил его. Петр не был доволен поучениями,
которые святой адресовал к его охотникам; однако, при встрече лицом к лицу
глубоко впечатлила его святость и он с готовностью согласился оказывать ему
покровительство. Когда Иоанн умер в 946 г., его тело было с помпой похоронено в
Сардике (София); однако, позднее оно было перенесено обратно в горы, в большой
монастырь, который носит его имя.2
Однако, эта религиозность имела и другую сторону. В своей перевернутой
форме она выступила в случае брата царя Бенджамина, который был
единственным, кто стоял вне политических интриг. Жизнь Бенджамина была
отдана для изучения черной магии; и он стал таким искусным волшебником, что
мог превратиться в волка или другого животного.3 Многие его товарищи булгары
проявили большой интерес к предсказанию будущего и сатанинской силе4, однако,
3
Ibid., p. 420.
В 426 г., перед подписанием мира, итальянский посол, путешествуя в Константинополь,
попал в руки славянских разбойников на границе у Салоники (Liudprand, Antapodosis, p.
83). Мир, по-видимому, сильно повлияло на здешние условия.
2 Zhivot Jovana Rilskog (ed. Novakovitch), passim, esp. pp. 277 ff. (рассказ о встрече с
Петром): Иванов, Св. Иван Рилски, стр. 1-20.
3 Liudprand, Antapodosis, p. 88.
4 Козма яростно выступает против широко распространенной склонности к предсказанию
будущего.
1
117
немногие надеялись достичь совершенства как он; но никогда не смог привлечь к
себе достаточно мнгого последователей. Гораздо более влиятельным и
прискорбным, как политически, так и доктринально, был простой поп или
деревенский священник Богомил.
Поп Богомил, величайший еретик всего средневековья, является фигурой,
потерянной в неизвестности. Мы не можем говорить, где или когда он жил, или
кем он был. Все, что мы знаем, это то, что «во время правления православного царя
Петра был священник по имени Богомил, который был первым, кто посеял ересь на
булгарском языке»5, который, следуя обычаю своей секты, взял также имя Еремей
и ему приписывается авторство нескольких притчей и доктринальных проповедей
и его ересь процветала перед 956 г.1 Даже доктрины (учения), которые он
проповедовал, трудно поддаются к расшифровке. Из писаний Богомила ничего не
сохранилось, за исключением, нескольких преданий библейского характера или
литургий, таких простых, о которых трудно говорить как о ереси.2 По поводу
деталей их веры и деятельности мы должны обратиться к свидетельству их врагов;
однако, большая его часть относится к более позднему периоду – и ереси, подобно
православной религии, могут изменяться и дополнить свои догмы существенным
образом за век или два. Однако, имеются два исключения, два документа,
написанные против Богомила самого во время его жизни или сразу после его
смерти.
Патриарх Феофилакт Ликапен из Константинополя, дядя царицы, прелат,
которого можно было видеть чаще в своих конюшнях, чем в своем кафедральном
соборе, был достаточно шокирован ростом богомилской ереси, чтобы написать об
этом царю Петру – по-видимому, около 950 г.; в 954 г. Феофилакт имел несчастный
случай при наездке коня, который сделал его инвалидом на все оставшиеся два
года жизни.3 Феофилакт распорядился, чтобы все распространенные ереси следует
придавать к анафеме и он не делал различия между учениями Павла и таковыми
Богомила; однако, некоторые его заметки определенно имеют намерение для того,
чтобы сделать это позднее. Более важной является работа значительного обьема,
написанная, вероятно, около 975 г. булгарским священником Козма (Косма), чисто
антиеретического характера.4
Из источников Феофилакта и Козмы, также, как и из всех поздних
свидетельств, вытекает одна фундаментальная доктрина. В то время ересь
5
Слово Козмы, стр. 4. Синодик на царь Бориса, стр. 32 содержит одно короткое
аналогичное предложение.
1 т.е. до смерти патриархя Теофилакта из Константинополя. См. Иванов, Богомилские
книги, стр. 22.
2 См. Иванов, как и выше, где даны теологически важные писания; см. также Leger,
L’Heresie des Bogomiles, passim, and La Litterature Slave on Bulgarie au Moyen Age: Les
Bogomiles, где даны некоторые их более популярные предания.
3 Это письмо, рукопись которого находится в библиотеке Амросия в Милане, напечатано в
Известия от. русс. языка и слова, т. xviii, книг. 3, стр. 356.
4 Slovo Sv. Kozmy Presbiteria na Eretiki (ed. Popurzhenko). Козма ссылается на правление
Петра так, будто оно закончилось, однако, он был ознакомлен с духовенством во времена
Симеона.
118
Богомила была названа манихеанской5; Богомил был искренним дуалистом,
противопоставляя бога с сатаной, добра со злом, свет с темнотой, дух с
материальным и, принимая обе силы равными, хотя, кажется, в конце концов бог
одержит победу.6 Дуализм всегда был естественной и привлекательной религией;
однако, поп Богомил был вдохновлен павликанами, которые проживали на
границах Булгарии. Павликаны были армянской сектой, которая настаивала, что
дуализм присущ Новому Завету во всем его обьеме, вкладывая великую веру в
слова Евангелия от Св. Иоганна (xii. 31 и xiv. 30), которые приписывают дъяволу
правление этим миром. Они отвергали обряды православной церкви или даже
армянской монофиситной церкви и вместо них они имели свои обряды и свои
духовные организации1. Они долгое время были источником неприятностей для
империи, временами организуя даже свои политически независимые общества2; и
одним из методов для борьбы с ними было их перемещение в Европу, в
особенности, в Тракию. Однако, их миграция никак не привела к умиротворению
их страсти; уже во времена Бориса их проповедники работали в Булгарии.3
Однако, павликанцы были сектой некоего образования, основанной на
теологии. Гений Богомила лежит в его адаптации этой замысловатой армянской
религии для удовлетворения нужд европейского крестьянства. По-видимому, он
преподавал павликанизм, как он понимал его; тем не менее в его преподавании
было ничто новое и что-то такое, которое подходило для его цели, которая за два
века распространилась до гор Испании. Кроме дуалистической основы их престола,
кажется, что богомилы верили, что мать бога не есть Мария, дочь Иоахима и Анны,
а Верхнего Иерусалима и что жизнь и смерть Христа являются фантазией –
поскольку бог никогда не мог принять такое зло как материалистическое тело; и
они отвергали Старый Завет, как моисеевы законы, так и пророков, и они
ограничивали свои молитвы магической формулой; или они никогда не будут
креститься – поскольку, это будет бестактным напоминанием о дереве, на котором
бог, казалось бы, страдал. Что касаетса Сатаны по имени Сатанаил или Самаил, то
существовали два направления мысли: была ли она всегда злом или не является ли
она падшим ангелом? За первую мысль выступала павликанская теория,
выведенная из зороастрианизма и из павликанских поселений, которая пользовлась
значительной популярностью на Балканах, в особенности, в греческих областях;
5
Во все времена средних веков на Западе, как и на Востоке, название манихеанство
использовалось как синоним дуализма.
6 Theophyliact’s letter, p. 364: Конечная победа бога была предсказана в Секретной Книге
(Тайная Книга), Carcassone MSS, printed in Benoest, Histoire des Albigeois, p. 295 and in
Ivanov, op. cit., p. 86.
1 Павликанские принципы можно найти в Conybeare, The Key of Truth и также в
обличительной речи Петруса Сикулуса.
2 Напр., их республика Тефрис, с захватом которой Василий I имел сложности в 871 г.
Собственная семья Василия была перевезена из Армении в Адрианополь и, возможно, он
сам первоначально был павликанцем.
3 Nicolaus Papa, Responsa, p. 1015.
119
последняя мысль была той, которой учил сам Богомил.4 Существовали также
теории о том, якобы, сатана была старшим или младшим сыном бога и братом
Христа. Была равное разделение по поводу происхождения Адама и Евы, дата
рождения которых, между прочим, был 5500 год до н.э., с вопросом, были ли они
падшими ангелами, превращенными в людей или созданы богом или сатаной.
Также ходили слухи, что Ева была неверной; Абель был ее сыном от Адама, но она
родила Каина и дочь Каломелу от сатаны.5 Из этих рассказов вышел цикл
народных преданий. Поп Богомил, якобы, сказал о таких субъектах «как много
частей стали Адамом» и «как Иисус Христос стал попом» или «как он трудился с
плотью»; и он, возможно, был автором истории, которая рассказывает, как святой
Сисинни встретился с двенадцатью дочерями царя Ирода на берега Красного моря
и они говорили ему, что они придут, чтобы доставить болезни в мир1.
До сих пор богомилская ересь, хотя и расстраивающая, была теологической
и не вызывала забот для властей. Однако, вера, которая учит, что все материальное
является злом, связана с возможными серьезными социальными последствиями.
Многие обычаи богомилов были замечательными; в противоположность к
православным булгарам, которые пили, плясали и пели свои гоуслы дни и ночи,
они были скромными, благоразумными, тихими и бледными от поста; они никогда
громко не смеялись или говорили тщеславно; еда и напитки пришли от сатаны,
говорили они, поэтому они их принимали весьма умеренно, не прикасаясь ни к
мясу, ни к вину. Однако, когда они запирались в своих домах на четыре дня и ночи
для молитвы2, работодатели на это смотрели искоса. Более того, убежденные в том,
что их тела от дъявола, они твердо отговаривали от женитьбы или от других менее
законных метгодов рамножения расы. Действительно, их сдержанность по
отношению к женщине была так показательна, что наряду с их поздними
учениками во Франции, часто называемых педерастами (от булгарского названия
этой доктрины), это вызвало подозрения о похотливости православной церкви; и их
название в переводе на английский все еще сохраняет значение об альтернативной
форме порока. Поп Богомил не настолько надеялся, чтобы все его последователи
прибегли к расовому самоубийству; поэтому, следуя практике павликанов, он
отправился в сторону некоторых личностей, известных как избранные, чье
воздержание от секса было полным, и от телесного питания и комфорта, насколько
это возможно, тоже; они были аристократами среди богомилов и их духовно
слабые братья прислуживали им.3 Их демократические инстинкты делали
вызывали отвращение у властей. В начале они даже не имели никакого духовенства
– Богомил и его главные ученики Михаил и Федор, Добр, Стефан, Василий и Петр
не имели никаких официальных постов – однако, позднее они, кажется, признали
4
Константинопольская богомилская школа имела, кажется, больше последователей чем
павликанская школа, которая была т.н. драговитцанской церковью, по названию деревни
около Филиппопола, в павликанском районе.
5 Thephylact’s letter, pp. 364 ff: Slovo Kozmii, passim: Euthymius of Acmonia in Ficker, Die
Phundagiagiten, passim: The Secret Book (in Ivanov, op. cit).
1 Цитируется по Leger, op. cit.
2 Slovo Kozmy, pp. 36 ff.
3 Ivanov and Leger, loc. cit.: Ivanov, p. 123 n.
120
распоряжения дьяконов, священников и епископа4; и в тринадцатом веке в
Булгарии существовал владыка, известный по всему христианскому миру как
черный поп5. Однако, то, что делало Богомила неизбежной угрозой для государства
и вызывало необходимость его преследования, был их взгляд, основанный на
нелюбви к вещам, которые были временными и то, что богу не нравилось, когда
слуга работал на своего хозяина или подданный работал на своего принца.6
Метод и степень преследования, использованные правительством для
борьбы с такой опасной ересью нам также не известны, как и детали истории
Булгарии в эти годы. Патриарх Феофилакт рекомендовал применение мирской
власти для их разгрома и его совету непременно последовали. Однако, богомилство
было верой, для которой ее приверженцы были готовы идти на мучения; и это
увеличило его силу. Его успеху сильно помогла политическая и социальная
атмосфера страны. Это было выражением недовольства бедных классов, славян,
части народа, которые всегда имелу демократические склонности. Люди долгое
время выступали против аристократии, которая все еще была чужеземной по
происхождению, если уже не по языку; они потеряли общение со своим старым
союзником – ханом, который ныне как цезарь храбро имитировал автократию и
роскошь Нового Рима. Православное булгарское духовенство проявляло
неудовлетворенность; оно было, по-видимому, под контролем двора, чьи интересы
оно преследовало и, в противоположность грекам, чьи культура и знания сперва
ослепили булгар, средние священники были ленивыми и развратными и немного
лучше образованными, чем свои приходы – богомилы называли их слепыми
фарисеями – в то время как высшее духовенство было вне пределов досягаемости
народа. Богомил Избранный представлял собой заметный и внушительный
контраст, почти как все рядовые богомилы – так Козма должен был признаться –
весьма предпочтительный по манерам по сравнению с православными мирянами.
Едва ли было удивительным, что лучшая часть раздавленного и разочарованного
крестьянства должна была чувствовать мир как злое место и дел сатанаила и
поэтому она должна следовать за попом Богомилом, который был из ее числа и
понимал ее души. Не могла такая подходящая вера долго оставаться в пределах
Булгарии; она распространилась на юг до самого Константинополя и провинций
империи, на восток в Сербию, Боснию и Хорватию, и через Ломбардию и Альпы,
находя себе второй дом на земле лангедуков между Севеннами и Пиренями: пока,
наконец, бедная страна не была очищена кровавыми банями де Монфорта и огнем
Святого Доминика.
Однако, история богомилов во Франции и Италии в последующие века или
их губительное влияние на Балканские страны, которое продолжалось вплоть до
оттоманского завоевания, находится за пределами нашего исследования. Во
4
Ivanov, op. cit., pp. 29-30. Имена ерисеархов даны в списке Синодик на цар Бориса, как
выше. Однако, его действительное существование неопределенно – в основном, было
неправильно понято на Западе, что каждая деревня имеет своего священника под
названием поп. ( На английском языке названия поп и папа пишутся и произносятся
одинаково – прим. переводчика).
5 Он упоминается в письме легата Конрада, написанном в 1223 (Gervasii Praemonstratensis,
ep. 120, p. 116).
6 Slovo Kozmy, pp. 40-1.
121
времена Петра и в последующие за ними годы, они все еще не достигли свою
полной известности; однако, хотя и они работали невидимо и смиренно, их работа
была типа червя, подтачивающего сердце Булгарии. Упадок и падение ее первой
империи пришли, в основном, из-за непрерывных усилий и возрастающей силы
последователей попа Богомила.
В остальном жизнь в Булгарии при управлении Петра, кажется, прошла без
особых приключений. По-видимому, торговля с заключением мира возобновилась
и процветала, и, несомненно, шахты работали. То, что по всей стране были
построены дворцы, церкви и монастыри, это определенно факт: хотя мы не можем
уверенно причислить сохранившиеся здания именно к этому периоду. Из искусств
в деталях мы ничего не знаем; ничто не сохранилось. Литература был чрезвычайно
модной; священник Козма горько жаловался, что каждый пишет книгу, вместо
того, чтобы их читать. Эти книги, в большинстве, были переводами из греческих
религиозных работ или небылиц; но работа самого Козмы показывает прогресс в
славянской литературе, который был достигнут во второй половине столетия. Она
не только является первой оригинальной работой, написанной на булгарском
общепризнанном языке, но и имеет зрелую форму и гибкость языка, далеко
превзошедшую сочинение времен Симеона, Храбра или Иоанна Экзарха1. Более
того, богомилы ввели в обиход популярную литературу, рассказывая легенды,
которые скоро или позднее были записаны. Они также, в основном, были
переводами или адаптациями с греческого, некоторые из которых содержали даже
следы индийской мифологии, однако, некоторы были оригинальными
сочинениями. Тем не менее, несмотря на такую активность, культура и удобства
были низки. Даже во дворе они, вероятно, не выходили за пределы мебели и
украшений, которых греческая царица привозила с собой из своих поездок домой.
Когда после ее смерти дочери посещали Константинополь, они путешествовали не
на экипажах с рессорами, что делали все дамы соответствующего ранга в Европе, а
на грубых колясках. Булгарский посол в Константинополе в 968 г. был даже менее
цивилизован; он брил свою голову как венгр и надевал бронзовый ремень,
очевидно, чтобы поддерживать свои штаны и совершенно был неумытым. Епископ
Лиудпрант из Кремона, посол Отто I, был разгневан таким чудищем, имеющим
первенство над ним – и если даже в десятом веке сами северо-итальянцы не
чистили себя2. По-видимому, этот посол был членом партии войны – бояр, который
презирал упадочные чистые привычки во дворе.
Таким образом, в течение четырех десятилетий в Булгарии царила бледная
пародия на мир. Наконец, в 965 г. умерла царица Мария-Ирина, лидер партия мира.
Годы не принесли Петру большую силу характера и почти сразу, лишенный
влияния миролюбивого характера своей жены, он попал под влияние воинственных
бояр, которые советовали ему занять смелую, агрессивную позицию против
Константинополя. В последнем тоже произошли изменения. Император Роман
Ликапен, противник Симеона, давно лишился власти и умер как раскающийся
монах; Константин Порфирогенет, восстановленный на его месте, теперь тоже был
1
Вероятно, Козма написал после смерти Петра, но я рассматриваю его здесь в качестве
ученика преславской школы времен Симеона, как он сам считал себя.
2 Liudprand, Legatio, pp. 185-6. Ибрагим ибн Якуб описывает булгарского посла в дворе
Отто I в 965 как одетого подобным образом.
122
мертв; даже его сын, второй Роман, внук старого Лккапена, умер. Имперскую
корону теперь надели на двух маленьких мальчиков, сыновей Романа II – младший
праздный мальчик по имени Константин, старший сын Василий, который позднее
будет носить кличку, ужасно звучащую в ушах булгар. Их мать, милая
императрица Феофано, встревоженная судьбой Зои Карбоспины, утвердила себя у
власти со своей второй женитьбой; ее муж был главнокомандующим Никифором
Фокой, внуком первого Никифора Фоко и племянником жертвы Ахелоуса.
Никифор, пользуясь своей доблестью и этой женитьбой, ныне твердо сидел вместе
со своими приемными сыновьями на имперском троне, являясь со-императором и
регентом империи.
Было бы мудрым, чтобы не провоцировать воинсвенного императора,
который отобрал Крит у неверных и завоевывал восток. Однако, Булгария
надеялась, что Никифор будет полностью занят со своими проектами против
сарацинов, чтобы не уступать требованиям Булгарии, если она решится показать
воинственный дух. Поэтому когда Никифор возвратился на зиму 965-6 г.г. в
Константинополь в бодром духе от захвата Тарсуса, к нему обратилось посольство
от царя с тем, чтобы получать «обычную дань».1
Эта дань была старым доходом, которого империя согласилась выплачивать,
согласно мирного договора от 927 г. при жизни царицы. Требование Петра
продолжать плату после ее смерти было актом неоправданной агрессивности; и
призвать платить то, что практически было приданым, как дань, явилось
непростительным оскорблением. Прием посла был кратким и болезненным.
Никифор был разгневан; он спросил риторически своего отца, цезаря Бардаса, что
бы значило требование дани от римского императора. Он затем повернулся к
послам и вылил на них оскробления, называя их народом грязных нищих и их царя,
не императором, а принцем, одетым в шкуры2. Его отказ был категорическим;
несчастные булгары, среди выкриков низших дворецких, были отпущены из
пристуствия.
Это была аудиенция, почти незнающая параллели в истории имперского
этикета, аналогичной лишь той, которая была дана Александром послам Симеона в
913 г. Однако, Петр был не Симеоном; также Никифор не был Александром. Его
гнев был реальным, а не результатом пьяного бравадо и он не выбирал слов. Затем
он сразу двинулся с большой армией к границе и даже захватил несколько
булгарских фортов, которые все еще охраняли Великую Ограду; однако, он никак
не намеревался вести военные действия в Булгарии, в такой трудной стране, где
было убито так много имперских высших чинов и солдат – он все еще имел много
дел на востоке. Он полагал, что будет намного легче иметь дело с Булгарией
методом традиционной византийской дипломатии. Русские были подвижным
народом и проживали за Булгарией. Они вполне могли делать работу за него. У них
пока никакой работы не было. Петр был испуган результатом своего агрессивного
жеста. Он поспешно направил миссию с предложением о мире, отказываясь, можно
полагать, от требования о «дани» и вручая своих двух сыновей Бориса и Романа в
качестве заложников у императора – акт, который не рассматривался
1
2
Я даю мои доводы по распутыванию войн Нисефоруса с Булгарией в прил. XII.
Leo Diaconus, p. 62.
123
унизительным, как можно бы полагать; молодые люди просто уходили, как уходил
Симеон, чтобы закончить свою учебу в Константинополе, где они получали
образование, достойное для цивилизованных принцев. Этот вопрос можно
рассматривать лишь как побочную проблему.
Тем не менее случившийся эпизод дал пищу для размышлений Никифору. В
течение сорока лет империя игнорировала Булгарию; однако, Булгария, выходит,
не потеряла своего агрессивного характера. Ее в покое можно будет держать лишь
усталостью; если ей дать время для восстановления, то времена Симеона не
замеллят придти вновь. Никифор дал добро на переговоры с русскими3.
Имперским послом, направленным в русский двор, был патриций
Калокрикас, сын главы магистрата в Херсоне, имперской колонии в Крыму,
который служил в качестве стартового пункта миссий в степи. Калокрикас,
который жил большую часть своей жизни в своей родном округе, был превосходно
подходил для ведения дел с дикими соседными племенами, хорошо зная их языки и
привычки. Более того, он взял с собой огромную сумму денег для тех времен с
целью подкупа народов – 1500 фунтов золота. Русский монарх, языческий
варяжеский князь Святослав, пал легкой жертвой денег посла и его лести. Он был
молодым человеком, только недавно выпущенным из-под опеки своей строгой
христианской матери, великой княжны Ольги; он уже успел успешно провести
войны против своих соседей в степях и был амбициозным и готовым
продемонстрировать свою силу и дальше на поле боя. Летом 967 г. русские уже
были готовы отправиться в Булгарию.
В июне 967 г. император Никифор отправился на инспекцию защищенности
границы – полезная предосторожность, когда война должна была разразиться за ее
пределами. В тоже время он хотел спасать свою душу за натравливание языческих
варваров против христианской страны, с которой он состоял в мире. Поэтому с
границы он написал письмо царю, обвиняя его в том, что позволил пересечь
мадьярам Дунай и проникнуть в пределы империи. Петр не ответил. Он бы с
радостью воспрепятствовал мадьярам вторгаться в свою страну, если бы был
достаточно сильным; тем не менее, когда они втроглись, то он поощрял их
проходить быстрее на территорию своего правителя. Его ответ неизбежно был
неудовлетоворительным; и Никифор мог считать себя оправданным1. Уверенный,
что русские сделают за него работу тщательным образом, он вновь перевел свое
внимание на восток.
В августе Святослав пересек Дунай с Калокрикасом в качестве провожатого
и с шестнадцатью тысячами людей. Булгары были предупреждены и отправили
дважды большую армию, чтобы отстаивать переправу на южный берег; однако,
они были сильно побиты и бежали в крепость Дристра. Святослав захватил север
страны, двадцать четыре городка там и остался на зиму в округе Онглус, где в свое
время жил Аспарух, держа свой двор в Преславе на Дунае, Малом Преславе, в
3
Я думаю, что предположение Златарского о том, что Нисефорус призвал русских напасть
на Булгарию было связано с их прекращением атак на Херсон, является неверным. Херсон
все еще можно было защитить приглашением это делать печенегов.
1 Zonaras, iii, p. 512-13, пишет, что Никифор был побужден вторжением мадьяр. Cedrenus
(Scylitzes), однако (ii, p. 372), на котором основывается Зонарас, представляет, что это
было главным предлогом.
124
крепости, контролирующей дельту реки. Император отправил туда
дополнительные субсидии; и следующей весной он вторгся в южном направлении
вновь, опустошая страну даже более жестоко, чем ранее.
Булгары были в отчаянии. Здоровье царя Петра было подорвано этими
несчастьями; с ним случился апоплептический удар, от которого он никогда
толком не поправился. Его правительство, однако, сохранило свою голову лишь
для того, чтобы обратиться за единственным средством, которого звали
печенегами. Печенеги только и были рады вмешаться; русская сила соперничала с
их силой и уже их престиж падал по сравнению с более лучше организованными
ордами варягов. Более того, Святослав нарушил границы их территории при
проходе к Дунаю; они все еще скитались по валлахской равнине и степям
черноморского побережья. Летом 968 г. они собрались вместе и на полной мощи
двинули против Киева. Великая княгиня Ольга защищала город как только могла,
однако ее силы были превзойдены и к тому же вмешался голод. Новость достигла
Святослава и он неохотно решил, что должен возвратиться. Он возвратился
вовремя, чтобы спасти свою столицу: поскольку люди упрекали его за авантюру в
чужеземных странах и пренебрежение своей страной. Хотя Булгария таким
образом выиграла передышку, но его сердце было настроено отправиться туда
вновь.
Больной царь предпринял вторую меру предосторожности. Этим же летом
он, подавив свою гордость, смиренно направил посла в Константинополь –
немытого патриция, чье первенство так раздражало Лиудпранта из Кремона.
Никифор принял его уклончиво; он еще не решил, какой политики
придерживаться. Однако, к концу года пришла тревожная весть из Руси. Патриций
Калокрикас преуспел не только в выигрыше доверия Святослава; он теперь
планировал использовать его против своего императора. Он безустанно уговаривал
русских вторгаться вновь на Балканы, надеясь или с помощью русского оружия
сесть на имперский трон или более вероятно, так направить императора, чтобы он
мог возвратиться в свой родной Херсон и установиться там независимость.
Святослав с готовностью разделял его планы. Его манил юг; он хотел держать
свой двор навсегда в Преславе-на Дунае; поскольку, он говорил, там был центр его
земель; туда приходили все богатства из Греции, серебро, материя и фрукты и
различные вина, из Богемии и Венгрии – серебро и кони, из Руси – меха, воск, мед
и рабы1. Действительно, это место было прекрасным для столицы, таким близким к
устью великой реки и воротами к богатому балканскому миру. Только его мать
Ольга могла удерживать его в Киеве до своей смерти; поскольку она была сильно
больна2.
Никифор узнал от своих шпионов, что ситуация является действительно
серьезной; про себя он думал, что война с Русью неизбежна. Он поспешно
направил силы для укрепления имперских владений в Крыму и одновременно
инструктировал патриция Никифора Эротикуса и Филотеуса, епископа из Еучайты,
отправиться в булгарский двор и предложить союз. Булгары радостно их приняли;
они сказали, что срочно нуждаются в имперской помощи. Все было договорено для
1
2
Chronique dite de Nestor, pp. 53-4.
Ibid., loc. cit.
125
общей защиты полуострова. По предложению Никифора союз в дальнейшем был
подкреплен предложением о женитьбе между двумя маленькими булгарскими
принцессами и двумя юными порфироносными императорами. Условие было с
энтузиазмом принято; и две принцессы на военных колесницах направились в
Константинополь на учебу для вполнения своих будущих высоких обязанностей.
Однако, эти женитьбы никогда не имели место; и мы лишь однажы услышим о них.
Ночью в начале декабря, когда императрица Феофано и ее муж Никифор были
убиты, она пришла поговорить с ним о воспитании этих чужеземных девочек и
затем покинула его, чтобы сделать некоторые распоряжения по ним3. После этого
ничего не известно о них. Они скоро потеряли политическое значение; вероятно,
были выданы замуж за уважаемых людей в Константинополе4.
В ходе этих приготовлений умер царь Петр 30 января 969 г. Он правил
приблизительно сорок два года, как хороший человек, но как плохой царь. Его
задача была почти невозможной; он унаследовал слабое королевство и не был
достаточно сильным, чтобы его удержать в целости. Если он сохранал мир, то
ценой недовольства своих бояр; однако, демонстрация воинственности в конце
концов привело к настощему несчастью. И все время он должен был встречать
пассивную, но все увеличивающую враждебность со стороны крестьянских
еретиков. Жизнь у него не была счастливой; даже в своей юности он был
разочарованным человеком, шептавшим Святому Ивану из Рилы, что, хотя
мечтаешь о богатстве и славе, они не принесут тебе мира1. И Петр не прожил даже
в славе. Смерть была доброй к нему, поскольку она спасла его от горя, которая
постигла его страну.
После смерти Петра император отправил его сыновей назад домой из
Константинополя; и старший сын Борис взошел на трон. Борис был, вероятно, в
середине своих двадцати годов. По характеру и способностям он был
посредственным; единственным отличительным его качеством была густая красная
борода2. Его восхожение на трон не принесло никакого изменения в политике.
Действительно, при имеющихся обстоятельствах ничего нельзя было
предпринимать, за исключением установки страны под положение защиты и затем
ждать нападения со стороны русских.
Буря разразилась ранней осенью 969 года3. Летом умерла великая княгиня
Ольга и Святослава теперь ничто не удерживало в Киеве. Он со своей армией,
состоящих из русских, печенегов и мадьярских подданных или наемных,
направился в свою новую столицу Преслав-на Дунае и оттуда прошел в центр
Булгарии. Все, что было организовано для защиты Борисом, разлетелось в куски
перед русскими ордами4. Они пронеслись через северные провинции на Великий
3
Leo Diaconus, p. 86.
Такая же судьба постигла принцесс из семьи Самуила.
1 Zhivot Jovana Rilskog, p. 279.
2 Leo Diaconus, p. 136.
3 По поводу даты см. прил. X.
4 Нестор говорит, что русская армия насчитывало лишь 10 000 человек (стр. 56); поздние
греки, однако, рассматривали ее как состоящую из 300 000; Zonaris, iii, p. 524: 308 000;
Cedrenus, ii, p. 384). Численность Нестора, по-видимому, относятся к чисто русскому
4
126
Преслав; после острой битвы столица пала в их руки и они взяли в плен царя, его
брата Романа и всю его семью5. Из Преслава они двинулись к Филиппополю,
крупнейшему городу юга. Филиппополь, кажется, оказал самоотверженное, но
беспомощное сопротивление; Святослав в отместку за это заколол двадцать тысяч
его жителей6. К зиме русские захватили и прочно удерживали всю восточную
Булгарию до тракийской границы империи. Они приостановили военные действия
на зиму. Калокрикас все еще был с ними и давал советы. Его амбиции ныне стали
безграничными; русские должны его внести в Константинополь и там, как
император, он наградит их своей провинцией Булгария7.
В Константинополе создалась тревожная обстановка; и она не была связана
с великой трагедией во дворце. 10 декабря 969 г. император Никифор был убит по
приказу своей жены Феофано и ее любовника, его лучшего генерала Иоанна
Цимисхия. В возмездие содеянному, императрица была покинута и отправлена на
ссылку; и Иоанн, дважды предатель, стал императором1. Иоанн был превосходным
солдатом и способным государственным деятелем, более молодым и менее
скруплуезным чем его предшественник. Империя не имеля никакого повода
сожалеть по поводу его восхождения на трон. Однако, для Булгарии это было
менее удачным событием.
Иоанн попытался вести переговоры со Святославом. Он направил ему
предложение о завершении оплат, обещанных Никифором – они, по-видимому,
были прекращены, когда Никифор вошел в союз с Булгарией; и он просил его
освободить то, что, как он сказал, было законным владением империи. Эти слова,
должно быть, странно прозвучали в ушах булгарских пленных во дворе Великого
князя. Однако, ответ Святослава звучал приказом Иоанну отправиться в Азию; он
только будет обдумывать мир, который дает ему все европейские земли
императора и если он их не отдаст, он сам придет и возьмет их. Несмотря на эту
свирепость, Иоанн отправил второе послание, более строгое, тем не менее все еще
примирительное, по-видимому, с целью выигрыша времени. Святослав вновь
передал оскорбительное сообщение имперским послам. Таким образом, обе
стороны настроились на войну2.
Это была печальная война для Булгарии. Булгары, слабые и разделенные, в
конечном счете, встретились с судьбой, долгое время тому назад заговорчески
определенной дипломатами в Константинополе; они стали жертвой варваров из
степей. И теперь они должны были наблюдать войну между варварами и
имперскими армиями на своих землях, зная, что кто бы не победил, никто и
никогда более не возвратит им их независимость. Они представляли собой
грустную картину – царь сидит в своем дворце как пленник, его солдаты взяты для
составу армии; однако, там были дополнительные силы из печенегов, мадья и, позднее,
булгар. Вероятно оценка Leo Diaconus (p. 109) в 30 000 человек, является справедливой.
5 Cedrenius, ii, p. 383: Chronique dite de Nestor, p. 55.
6 Leo Diaconus, p. 105.
7 Cedrenus, loc. cit.
1 Leo Diaconus, pp. 84 ff.
2 Leo Diaconus, pp. 105 ff, после дачи грубой и неточной истории ранних булгар: Chronique
dite de Nestor, pp. 55 ff, все излагает в приукрашенном виде в пользу русских: Cedernius, ii,
pp. 383 ff.
127
того, чтобы заполнить ряды русских, в то время как купцы и фермеры обозревали
разрушенные дороги войны и еретические крестьяне пребывали в дурной
праздности. Лишь на западе, куда русские никогда не проникали, все еще шла
какая-то активная национальная жизнь, что впоследствии даст свои плоды.
Летом 970 г. русские вступили в Тракию. Император направил против них
своего шурина Бардаса Склеруса. После предварительных стычек состоялось
крупное сражение в Аркадиполе, ныне носящее название Луле-Бургас. Это было
затянувшаяся проба сил, полная героических рукопашных боев; в конечном счете
русские были побиты и отброшены назад, в печально уменьшенном количестве в
Булгарию. Однако, имперская армия не воспользовлась достигнутым
преимуществом. Вероятно, год прошел с успехом; и Иоанн Цимисхий хотел
провести более полную подготовку перед тем, как отправиться в рискованный
поход в балканские горы3.
Однако, задержка продолжилась дольше, чем надеялся император. В
продолжение осени и зимы 970 г. он собирал войска и готовил свой флот; но в
начале весны 971 г, в Константинополь пришла весть о серьезном мятеже
племянника покойного императора Бардаса Фоки в Амассе. Армии Иоанна должны
были идти маршем в Азию, вместо того, чтобы направиться на север. Таким
образом, сезон был потерян и русские остались, сохраняя тяжелое бремя на
Булгарии. По происшетвии года они приобрели некоторую часть своей
уверенности и осенью провели несколько рейдов вокруг Адрианополя. Их задачей
была облегчена большой некомпентеностью местного имперского губернатора,
двоюродного брата императора, Иоанна Куркуаса, человека, ненормально
пристрастившего к еде и пьянству1.
В 972 г. мятежник Бардас Фока был разбит и корабли и солдаты были почти
готовы для булгарской кампании. Когда пришла весна, император, благославенный
святейшими реликвиями города, покинул Константинополь во главе огромной,
хорошо обученной и богато снабженной армии. Между тем его флот из
стреляющих огнем галер поднял паруса по направлению на Дунай, чтобы отрезать
путь к отступлению русских. Русские шпионы под видом послов ожидали
императора в Раедеструсе, но он позволил им бежать. Он маршем прошел через
Адрианополь и в последние дни великого поста пересек границу и начал свой путь
через ущелье Верегава и другие теснины Балканских гор по направлению к
Преславу. По странной счастливой случайности русские оставили эти ущелья
незащищенными. То ли, как предположил сам Иоанн, они не ожидали, что
император будет идти на войну на святой неделе, то ли, что более вероятно,
население Булгарии было мятежным и русские не имели достаточных войск, тем не
менее, они определенно пренебрегли хорошей возможностью остановить
наступление Иоанна.
3
Ibid., pp. 108 ff.: Cedrenus, ii, pp. 384 ff. Попытки русских авторов (а именно, Дринов,
Южные славяне и Византия, стр. 101) доказать, что это была действительно русской
победой являются скандальным моментом ложного патриотизма, как это показал
Schlumberger (L’ Epopee Byzantine, i, pp. 57-9): хотя, разумеется, цифры, данные
греческими летописцами о жертвах были преувеличены из-за аналогичного патриотизма.
1 Leo Diaconus, p. 126. Вероятно, этот Иоанн приходится внуком генерала Романа, Иоанна
Куркуаса.
128
В среду, 3 апреля, император прибыл к предместью Великого Преслава.
Город защищал третий по команде Святослава, Свенгел, варяг огромного роста и
большой отваги2 и предатель Калокрикас. Сам Святослав находился в Дристре, на
Дунае, вероятно, пытаясь сохранить коммуникации с Русью перед угрозой
имперского флота. Русские сразу дали бой, но после ужасного и долгого
нерешительного сражения были жестоко побиты и скрылись за стенами города. На
следующее утро, в святой четверг, пришли подкрепления для императора, включая
его последние машины, стреляющие огнем. В этой связи он дал приказ для начала
наступления на город.
Ночью Калокрикас, который заметил имперский герб среди атакующих сил
и который знал, что ожидает его судьбу, если он будет схвачен и опознан,
выскользнул из города и бежал в лагерь Святослава в Дристре. Свенгел, однако,
защищал стены города как только мог; однако русские, ослабленные первыми
днями сражения, не могли обеспечить людьми огромную крепостную ограду
должным образом против превосходящих сил наступающих и никоим образом не
могли противостоять против греческого огня. Через несколько часов отчаянного
боя они отступили во внутренний город, крепость-дворец царей.
Императорские войска ворвались во внешний город, убивая всех русских,
которых они повстречали. Также было убито много булгарских жителей, виновные
или подозреваемые в помощи языческим варварам. Посреди кровавой бойни они
пришли к царю Борису и его жене и двум детям, находящимися в течение двух лет
в плену у русских. Эта жалкая семья была приведена к императору. Иоанн
соблаговолил принять их любезно, приветствуя Бориса как принца Булгар1 и
говоря, что он прибыл отомстить за раны, нанесенные Булгарии русскими. Однако,
хотя и он освободил булгарских пленников, его действия придали любопытную
интерпретацию к его словам.
Между тем его солдаты осадили дворец, обширную, хорошо укрепленную
группу зданий, образующую, подобно Великому дворцу в Константинополе,
городок в пределах города. Русские сопротивлялись с некоторым успехом до тех
пор, пока императоро не доставил для атаки греческий огонь. Пламя охватило
дворцовые здания, сжигая русских воинов и вынуждая их бежать на открытое
пространство навстречу смерти. Свенгел с малой группой телохранителей бежал
через ряды имперской армии в Дристру. Таким образом, к вечеру весь Преслав
оказался в руках императора.
В пятницу наступило хорошее утро над дымящимися руинами и улицами,
заполненными трупами. Это было концом Великого Преслава, города, который
лишь несколькими годами ранее был крупнейшим и богатейшим городом
Восточной Европы, за исключением Константинополя. Император Иоанн провел
пасхальную неделю здесь, восстанавливая порядок и силы своей армии. Он
отправил посольство к Святославу в Дристре с требованием вступить в переговоры
или сложить оружие и просить прощения, или встретиться с имперской армией и
2
Σφεγκελος. Дринов (там же, стр. 104) идентифицирует его с Свиеналдом Нестора,
варяжеского вождя, который служил под Игорем и который упоминался в мирном
договоре от 972 г., однако, согласно Льву Диакону, он был убит перед Дристрой,
1 Κοιρανον, a не βασιλεα Leo Diaconus (p. 136). Однако, Leo говорит о нем как βασιλευς и
Cedrenus говорит, что Иоганн называл его βασιλεα (ii, p. 396).
129
быть уничтоженным. Через несколько дней он со всей своей мощью двинулся к
Дристре. Перед тем как покинуть, он восстановил укрепления Преслава и
перекрестил его по своему имени как Иоаннопол. С того времени он должен был
оставаться малым провинциальным городом империи, отличающимся лишь своим
обширными разрушениями.
Святослав в Дристре в бешенстве услышал о катастрофе своих войск. Здесь
находилось большое количество булгарских заложников или невольных
дополнительных солдат его армии и он направил свой гнев на них. Подозревая
предательство от их земляков, зная, что даже имперское правление лучше в их
глазах, чем его, он заковал в цепи булгар и отрубил головы всем богачам и боярам
в количествах около трехсот человек2. Позднее, когда туда прибыл император, он
освободил смиренных булгар и зачислил их в свою армию; однако, приказал
заколоть своих печенегских союзников без всякой жалости, если они предпримут
попытку к предательству или побегу.
Из Преслава Иоанн прошел к Плиске, древней столице и оттуда по дороге
городка Диния к Дристре. Он прибыл к городу в день святого Георгия; и сразу две
армии встретились лицом к лицу на равнине вне городских стен. Это было другое,
тяжелое, героическое противоборство, однако, к ночи русские с большими
потерями были отброшены за их укрепления. Однако Иоанн не мог сразу
приступить к осаде; его флот все еще не прибыл сюда, чтобы отрезать путь к
отступлению русских на другой берег реки. 24 апреля он провел в укреплениях
своего лагеря на пригорке поблизости, но 25 апреля он нетерпеливо приказал
начать атаку. Атака закончилась неудачей, как и вылазка русских; однако, утром
император увидел свой великий флот, прибывший на Дунай. 26 апреля, после
третьего крупного сражения началась осада Дристры. Иоанн надеялся взять город
штурмом, но почти сразу догадался о невозможности этого. Удерживая порыв
своей армии, он ждал, крепко охраняя все доступы к городу. Прошли недели с
волнующими эпизодами. Русские предприняли много самоубийственных вылазок,
но они ни разу не смогли прорваться через ряды осаждающих; не могли их стрелы
спасти их корабли от греческого огня. Булгары были уверены, что все сейчас
является лишь вопросом времени. Многие их северные города, включая Констанцу,
направили депутации к императору, вручая ему свои ключи и предложения о
помощи. Тем не менее, когда Иоанн сидел перед Дристрой, фортуна почти
разуршила всю его карьеру; беспокойная и мстительная семья Фоки еще раз
подняла восстание в самом Константинополе; и лишь энергия евнуха Василия
Паракимомен (постельничий – В.М.), сына Романа Ликапена и булгарской
женщины, спасли трон Иоанна.
Когда наступил июль, то положение русских стало отчаянным. Они
потеряли много своих лучших героев, включая Свенгела, защитника Преслава, и у
них заканчивалось продовольствие. Наконец, 21 июля, Святослав созвал совещание
со своими генералами, на котором, после долгой дискуссии, они решили, по
призыву Великого князя, предпринять последнюю попытку прорыва осады. 24
2
Эта численность была дана Scylitzes (Cedrenius, ii, p. 400), который, однако, имел
неизменное качество к преувеличениям численностей. Он также пишет, что булгарских
пленников в Дристре насчитывалось до 20 000 человек.
130
июля они выскочили из города со всей силой так, что имперские подразделения
почти дали им прорваться через свои ряды; и на время установилось равновесие.
В Констатнинополе каждый с нетерпением ожидал новостей с Дуная.
Ночью 23 июля благочестивая монахиня видела сон; она видела Богоматерь,
защитницу города, как она вызвала святого Федора Стратилата, солдата, чтобы он
отправился на помощь к своему возлюбленному слуге Иоанну. В Дристре во время
боя люди заметили знатного воина на белом коне, сокршающего языческие орды.
Впоследствии император попытался поблагодарить его, но не смог его найти.
Святой Федор, может быть, спас империю. Сражение, определенно, было полно
странных случаев; Иоанн даже предложил Святославу одиночный поединок между
ними. Однако, имперская победа была обусловлена главным образом применением
старой парфянской тактики с ложным отступлением. К ночи русские были
побеждены, на этот раз без всякой надежды на восстановление своего положения.
Утром 23 Святослав покорился судьбе и направил послов к императору. Он
лишь просил теперь позволить ему переправиться через реку без атак со стороны
стреляющих ужасным огнем кораблей и доставить немного продовольствия
остаткам его голодающих людей1. В ответ со своей стороны он обещал отдать всех
пленных, освободить Дристру и Булгарию навсегда и никогда не вторгаться в
Херсон. Он также умолял, чтобы ранние торговые соглашения и регулирования
русских с Константинополем были обновлены. Иоанн Цимисхий, почти таким же
образом уставший от сражения, принял его условия; и таким образом закончилась
война. Булгария не имела никакого голоса в соглашении.
Перед тем как отправиться к своей северной стране варяжеский князь
попросил о встрече с императором. Монархи встретились на берегу великой реки.
Иоанн ехал одетым в свои золотые доспехи и с великолепной свитой; Святослав
прибыл в маленькой лодке, вместе с другими гребцами, отличавшийся лишь своим
белым халатом, который был слегка чище чем у других; и на одном его ухе висели
золотые серьги двумя жемчугами и рубином и с его бритой головы висели два
длинных пучка волос, обозначающие его ранг. В остальном, он был среднего роста,
хорошо сложенным, со светлыми волосами, голубыми глазами, орлиным носом и
длинными усами – выглядел как настоящий норвежец. Их беседа была очень
короткой, но два смертельных врага смогли увидеть друг друга – швед, который
правил Русью, встречался с армянским императором римлян после долгого
противоборства за земли булгар2.
И так, Святослав печально возвращался по направлению к Киеву, подняв
паруса своих маленьких судов вниз по течению Дуная и вдоль побережья к устью
Днепра. Затем он начал свое трудное путешествие вверх против течения через
земли печенегов. Здесь его настигла зима, холод и голод дополнили его унижения.
Между тем печенеги, позабыв о войсках, которых он отправили к нему на помощь,
и радуясь его падению, голодно поджидали его приближение; они не могли
поверить, что он не вез с собой сокровищ с войны. Старый имперский посол
1
Leo Diaconus (p. 156) говорит, что осталось в живых 22 000 русских, а 38 000 было убито
во время войны. Эти данные могут быть правильными.
2 Главным источником кампании является Leo Diaconus (pp. 105-159), чей рассказ весьма
полони и он сам жил в это время. Рассказ Скилитзеса (Cedrenius, ii, 392-413) менее
подробен, но дополняет одним или двумя фактами.
131
Филотеус из Еучайты находился во дворе Коруии, главного князя печенегов, для
заключения сепаратного мирного договора, по которому они обещали никогда не
пересекать Дунай. Однако, когда он попросил их от имени императора проявить
милосердие по отношению к русским и позволить им пройти через их земли, они с
гневом отвергли это предложение. Ранней весной Святослав двинулся вверх по
Днепру. На большом водопаде печенеги устроили засаду и когда он подошел туда,
они напали и закололи его. Из его черепа они сделали кубок для вина, точно как
Крум, который поступили таким же образом с черепом императора3.
Возвращение Иоанна было совершенно другим. Он отдохнул в Дристре,
перекрестив ее как Федорополь, по имени святого, который сражался на его
стороне; затем он триумфально путешествовал по направлению на юг с царской
семьей, следующей за его колонной. Вся восточная Булгария пала под его
правление, от Преслава-на Дунае и нового Федорополя до Филиппополя и от
Великой Ограды до моря. Скоро, он надеялся, что может утвердить свою законную
власть на беспокойных нищих провинциях запада. В тоже время он праздновал
свой триумф в Константинополе. Длинная и блестящая процессия протянулась от
Золотых Ворот по Триумфальной дороге до храма Св. Софии. После рядов воинов
и пленных, проследовала золотая колесница с наиболее ценным трофеем, иконой
невинной Богоматери Булгарии. Откуда пришла эта икона, мы не знаем, однако
император чрезвычайно ее почитал и украсил имперской мантией царей. За
колесницей на белом коне следовал император Иоанн; и за ним пешим шел царь
булгар. В храме Иоанн возложил икону и корону Булгарии на алтарь мудрости
бога; корона сама представляла вещь поразительной красоты. Двор затем
проследовал в дворец и там, перед всеми знатными сановниками империи царь
Булгарии Борис отрекся от трона.1
Отомщение пало на семя Крума и Симеона. В конце концов, империя
завоевала Булгарию. Император обращался с падшим монархом любезно; ему
присвоили титул магистра и он получил себе дворец среди имперской знати. Его
брат Роман был сделан евнухом.2 Отреченеи от трона освободило империю от ее
легальных обязательств; император мог обьявить, что Булгария
самоконфисковалась. В тоже самое время он упразднил независимость булгарской
церкви. Мирный конец пришел патриархату Преслава, куда его престол был
перемещен после смерти Дамияна из Дристры. Отныне Булгария как любая
провинция империи, должна была зависеть от Всемирного патриарха
Константинополя.
В восточной Булгарии, со старыми столицами балканских захватчиков,
люди были слишком подавлены войной, чтобы протестовать. Однако, булгары все
еще жили на склонах Витоша и Рилы и в долинах и на берегах озер Албании и
Верхней Македонии. Туда никогда не доходили русские, сея разрушения, ни
император со всей его мощью, чтобы воевать с ними и пожинать урожай, которые
3
La Chronique dite de Nestor, pp. 59-60, атаку спровоцировали греки. Cedrenius, ii, p. 412,
показывает, что дело обстояло наоборот.
1 Leo Diaconus, pp. 158-9: Cedrenus, ii, pp. 412-13.
2 Ibid., loc. cit. Когда Роман был схвачен и кастрирован, неизвестно. Он появился как евнух
через несколько лет, кастрированным Иосифом Паракимоменом (Cederenus, ii, p. 435).
Двое детей Бориса, по-видимому, были девочками, но мы ничего о них не знаем.
132
они посеяли с кровью. Здесь булгары были гордыми и непокоренными, презирая
декреты, изданные на Босфоре. Династия Крума отцвела бесславно; однако, когда
вечер переходит в ночь и исчезают тени, небо на западе озаряется золотым и
красным светом.
Глава III
КОНЕЦ ИМПЕРИИ
На западе Булгарии во времена русских вторжений жил граф или
провинциальный губернатор по имени Николай. От своей жены Римсимы он имел
четверых сыновей, которых он назвал Давид, Моисей, Арон и Самуил; в мире они
были всем известны как комитополы, дети графа. Губернатором какой провинции
он был, мы не знаем, также как, когда он умер. Ко времени отречения царя Бориса
его сыновья были под его влиянием; и они рассматривали западных булгар как
предназначенных сохранить свою независимость.
Об истории революции мы тоже ничего не знаем. Император Иоанн
Цимисхий, очевидно, не был обеспокоен печалями в Булгарии после своей победы
в Дристре. Его внимание, в основном, было занято делами на восточной границе.
Мы слышли лишь о том, что следуя старой имперской политике1, он переместил
большие массы армян, павликанских еретиков, вокруг Филиппополя и у границы
Тракии.1 Это делалось в целях ослабления и разбавления славян; тем не менее,
ослабляя их таким образом, благочестивый император мог лишь сожалеть,
поскольку таким образом он увеличивал силу дуалистической ереси. А на
провинции дальше на запад он вообще не обращал внимания. Только после его
смерти в январе 976 г. государственные мужи в Константинополе полностью
признали тот факт, что не были покорены не только большие количества булгар, но
они беспокойно и агрессивно домогаются своей независимости.2
Они уже начали искать иностранной поддержки. В пасху 973 г. старый
западный император Отто II был в Куедлинбурге, где он принимал послов
1
Cedrenius, ii, p. 382.
Cedrenius, ii, p. 434 говорит, что Комитополы подняли мятеж когда умирал Цимесхий;
однако, мы не знаем, были они независимыми в 973 г.
2
133
различных стран; и среди них были послы от булгар. Однако, Отто умер, а его сына
заботили другие проблемы. Из миссии ничего не получилось.3
Между тем дома Самуил, самый младший из комитополов, взбирался на
самый верх власти. Каким образом братья организовали независимое королевство,
неизвестно; возможно, каждый из них получил четверть страны и правил ею как
частью конфедерации, во главе которой стоял старший сын Давид. Фортуна,
однако, повернулась благоприятно к Самуилу. Давид скоро был убит влахскими
разбойниками на месте по названию ярмарка дубравой рощи между Касторией и
Преспой, на крайнем юге королевства. Моисей отправился осаждать имперский
город Серра (Серес), вероятно, в 976 г. по получению вести о смерти императора
Иоанна; здесь случайный камень, брошенный защитниками города закончила его
жизнь. Арон имел более мягкий характер, чем его братья, что, в конечном счете,
погубила его. В то время он намеревался играть вторую скрипку у Самуила,
который в 980 г., если не раньше, носил титул царя.
Со времени мирного соглашения в Дристре до своей смерти в 976 г.
император Иоанн игнорировал запад, хотя, возможно, он был намерен иметь с ним
дело позднее, когда наступит время для этого. После его смерти молодой Василий
II, уже тринадцать лет являвшимся номинальным императором, унаследовал
полную власть. Однако, четыре года руки Василия были связаны с крупным
восстанием Бардаса Склеруса в Азии. Даже вплоть до 985 г. его положение не было
гарантированным; он сам был геем и беззаботным, в то время как его министры и
генералы вынашивали заговор против него.
Эти годы дали Самуилу свои шансы. Уже в 976 г. комитополы были
достаточно агрессивны, чтобы атаковать Серес; и, хотя атака не удалась, под
прикрытием таких действий они были способны установить себя над всей бывшей
империей Петра к западу от линии, проведенной к югу от Дуная и к востоку по
направлению к Софии; хотя Филипполь оставался к востоку от нее. В тоже время
Самуил пытался добавить престиж и духовную силу к своему владению отказом
признать упраздение независимого патриархата. Старые резиденции Дристра и
Преслав уже были недоступны; однако, кажется, патриарх по имени Гавриил или
Герман, был посажен сначала в Софии и затем был переведен в Водену и оттуда в
Моглену и в Преспу; после его смерти его наследник Филип имел свою
резиденцию в Очриде. Эти странствования, возможно, совпали с передвижениями
двора Самуила, который после визита в Софию и Водену, осел на последние
пятнадцать лет века в Преспе и скоро после 1000 г. переехал в Очриду, священный
город Климента и Наума, являющимся действительным центром западной
булгарской цивлизации. Присутствие патриархата под его строгим контролем
должно было усиливать власть Самуила, в особенности, с учетом того, что Самуил,
не как Петр, не мог подозреваться в склоненни в сторону греков. Однако, Самуил,
также кажется, должен был иметь дело с богомилами весьма тактично. У нас нет
прямого свидетельства; однако, в течение всей своей карьеры он, кажется, никогда
не шел на конфронтацию со своими людьми. Вероятно, аристократия его владения
была больше славянским, чем булгарским, и следовательно, здесь было меньше
повода для трений, чем это имело место при правлени Петра в старых булгарских
3
Annales Hildesheimenses, p. 62. Посольство из Константинополя прибыла в тоже самое
время.
134
столицах. Также возможно, что богомилская ересь никогда не проникала в
Македонию, где Климент установил православню веру на более народной основе.
Консолидация Самуила почти потерпела крах неловкой авантюрой сыновей
Петра. Скоро после смерти императора Иоанна экс-царь Борис и его брат Роман
сбежали из Константинополя и засели во дворе Самуила в Водене. Должно быть
было очень трудно Самуилу решить, как принимать своего бывшего властелина; и
Борис, по-видимому, не осознавал, что он ищет убежища у мятежника. Однако,
вмешался случай. Когда братья достигли леса на границе, то булгарская застава
приняла их за шпионов империи; и Борис был убит выстрелом булгарской стрелы.
Роману удалось сохранить свою жизнь, поспешно объяснив, кто он такой. Сперва
солдаты приняли его с энтузиазмом как своего царя. Однако, их пыл исчез, когда
они узнали, что он является евнухом и его доставили к Самуилу. Всегда
существовал кардинальный принцип, согласно которому евнух никогда не мог
садиться на трон. Так что, Роман не представлял болеее никакой проблемы. Самуил
принял его на свою службу и назначал на различные почетные должности.
Обеспечив безопасность своих владений, Самуил скоро предался к
дальнейшим агрессивным действиям заграницей. По всей границе, в Тракии,
Македонии и на Адриатическом побережье происходили непрерывные и
разрушительные булгарские вторжения. Однако с 980 г. он сосредоточился на
греческом полуострове, обращая свое главное внимание на город Ларисса в
Тессалии. Каждой весной, перед тем как поспевал урожай, он вел свою армию в
плодородную долину и устанавливался перед городом. Однако Лариссу защищал
хитрый защитник. В 980 г. некий Секаменус армянского происхождения, был
назначен стратегом Хелласа, в который входила и Ларисса. Каждый год, как только
прибывал Самуил, Секауменс поспешно выражал ему свою покорность: до тех пор,
пока не был собран урожай и город не был обильно снабжен продовольствием;
затем Ларисса повторно объявляла о своей верности императору, который высоко
ценил такой маневр. Самуил, который не мог или не хотел штурмовать город,
разгадав такой обман, решился на длительную осаду города. В 983 г. Секаменус
был отозван и новый стратег был не столь мудрым и честным в своей верности.
Когда следующей весной Самуил вторгся в Тессалию, то он обнаружил страну
совершенно враждебной к нему; он тогда полностью уничтожил весь урожай.
После трех сезонов такой тактики в 986 г. Тессалия более или менее оказалась в
положении голода; и когда тем летом он начал блокаду Лариссы, то городу уже
угрожал голод. Такое положение довело жителей до того, что была обнаружена
женщина, которая ела куски от своего умершего мужа, после чего власти города
решились на капитуляцию. Самуил расправился с населением весьма жестоко,
продавая всех как рабов, за исключением семьи Никулитсов, из местной знати. По
каким то причинам Никулитсам, которые имели связи с Секаменусом, сохранили
жизнь и даже взяли на службу у Самуила.1 Среди пленников была маленькая
девочка по имени Ирина, чья красота позднее возвысит ее на смертельную
известность. Вместе с народом Самуил перевел святейшие реликвии города, кости
1
Cecaumeni, Strategicon, ed. Vasilevsky and Jernstedt, pp. 65-6, написанный внуком
стратега.
135
их епископа Св. Ахилла для украшения и освящения своей новой столицы в
Преспе.2
Захват Лариссы вызвал скандал в Константинополе. Здесь уже росло
беспокойство по поводу булгарской угрозы. В 985 г., когда большая комета
пронеслась по небу, поэт Иоанн Геометр написал оду, названную с мрачным
каламбуром «К Комитополу», в которой он предсказал горе и призвал своего
великого героя, императора Никифора Фоку встать из своей могилы и спасти
иперию.3 Однако, Никифор ушел навсегда, а император Василий был готов
действовать как заместитель своего приемного отца. В 985 г. он отправил в опалу
великого Паракимомона Василия по подозрению о заговоре, секрет которого
навсегда остался не раскрытым.4 Ядовитое семя от этого события навсегда и
полностью изменил характер молодого императора. Теперь он был в возрасте
двадцати семи лет. До сих пор Василий был геем, распутным и праздным; а с этих
пор он все это выбросил в сторону и обучал себя для полного аскетизма,
невиданного в Византии, за исключением среди святых. Он закалил свое тело,
чтобы оно легко переносило неудобства, и очерствело свое сознание, чтобы не
доверять культуре. Отныне его энергия была неослабной; он не опасался войн в
любой сезон, когда армии оставались на зиму в своих зимних квартирах; его
невозможно было сбить с толку ужасами или горем. Он стал грозной фигурой,
строгим и жестоким, редко принимая пищу и сон, одеваясь в монотонные темные
одежды, никогда не надевая пурпурный плащ и корону на свою голову. Он
сосредоточился лишь на одном, в установлении и консолидации своей личной
власти как император, для согласия в империи. Царь Самуил, булгарский мятежник
в глазах императора, возможно, сильно опасался такого противника, несмотря на
свою храбрость и беспощадность. Но до сих пор изменения в стиле жизни Василия
не принесли результатов. Император был молодым и неопытным.
Более того, его первая попытка пробы сил против Булгарии было
катастрофической. Летом 986 г., как только вести из Лариссы достигли его, он
отправился с крупной армией в центр Балкан вдоль старой римской дороге после
Филиппополя. Его целью была София, захват которой препятствовало бы
булгарской экспансии в их старые восточные провинции. Приближение
императора заставило поспешить Самуилу обратно из Тессалии и с Ароном и
евнухом-принцем Романом он ускоренно шел маршем для защиты города.
Имперские войска успешно пересекли реку Марица и через Ворота Траяна (ущелье
Капулу Дербент) проникли в равнину, где стоит София; здесь они встали в лагерь у
деревни Стопониум, сразу после ущелья, в приблизительно сорока милях от Софии
в ожидании своего реарграда. Между тем Самуил имел время, чтобы занимать горы
около города. Наконец, в конце июля Василий вновь двинулся вперед и достиг стен
Софии. Однако, его попытка осады ознаменовалась с неудачей. Из-за плохого
руководства или летаргии – дело было в середине лета – или просто из-за
предательства, его солдаты вели себя нерешительно: в то время как внезапная атака
булгар на его фуражные отряды оставила армию почти без продовольствия. После
2
Cedrenus, ii, p. 436.
Joannes Geometrus, Carmina, p. 920.
4 Этот эпизод с восхищением рассказан в Schlumberger, op. cit., pp. 573ff.
3
136
двенадцати дней Василий отдал приказ для отступления. Уже обескураженный и
расстроенный, он услышал недовольные слухи. Он оставил своего магистра Льва
Мелиссена для защиты ущелей, через которых он пришел. Доместик Контостефан
теперь распространил сообщение о том, что Мелиссен, которому он отчаянно
ревновал, дезертировал с охраны ущелей и предал императора. Мелиссен недолго
до этого уже сыграл двусмысленную роль в Сирии; и таким образом, подозрения
императора легко обратились против него. Василий не будет рисковать своим
троном, оставаясь в глубине Булгарии.
Первый день отступления прошел достаточно спокойно; однако имперская
армия, расположенная на ночь в лесу, была доведена почти до паники слухами, что
булгары завладели переходами и падением яркого метеорита через все небо. На
следующий день, т.е во вторник, 17 августа, когда армия вступила в ущелье,
Самуил внезапно налетел на нее с гор. Кровавая бойня была ужасной и был
захвачен весь имперский обоз. Писатель Лев Диакон спасся лишь благодаря
быстроте своего коня. Это были лишь жалкие остатки его армии, когда император
Василий достиг Филиппополя. На своем пути он он установил, что Мелиссен
оставался на переходах с великой верностью и что вероломным заговорщиком был
Контостефан. Униженный и рагневанный Василий достиг Константинополя,
поклявшись, что в один прекрасный день он будет отомщен. Выражая
разочарование империи, Иоанн Геометр написал другую оду под названием « К
несчастью римлян на булгарском ущелье».1
Мы мало что знаем о следующем годе. Очевидно, Самуил после своей
победы захватил Восточную Булгарию, взяв под свой контроль старые столицы
Преслав и Плиску и установив свою власть до побережья Черного моря.2 Скоро
после этого он сосредоточил свое внимание на западе, против крупного имперского
города Диррахий. Как или точно когда он пал в его руки, мы не знаем; вероятно,
это произошло перед 989. Правление городом было передано тестю царя Иоанну
Хриселу. Захват Диррахи дала Булгарии выход на Адриатическое море и поставил
страну под непосредственный контакт с Западом. Самуил, кажется, уже получил
утверждение своего императорского титула от папы – вероятно, от некоторых
креатур саксонских императоров, как Бенедикт VII, во времена войн императора
Отто II против Восточной империи в 981 г. или в 982 г.; определенно папа не мог
настаивать, чтобы признание должно было сопровождаться декларацией его
духовного сюзернства.3 Тем не менее Самуил тогда не мог надеяться даже на
1
Joannes Geometrus, Carmina, p. 934. Лев Диакон сам участвовал в кампании, о которой
он дает живой рассказ (стр. 171-3), хотя он не упоминает о предательстве Контостефана.
Об этом рассказал Scylitzes (Cedrenus, ii, pp. 436-8). Упущение Льва упомянуть об этом
случае, думаю, не вызывает сомнения в рассказе. Василий определенно постарался
сохранить на время это предательство от своих солдат. Более того, Лев упоминает, что
имело место слух о том, что переходы находятся в руках булгар. Asoghic упоминает о
кампании, однако с вымышленными подробностями.
2 Василий вновь захватил их в ходе своей кампании 1001. В это время Самуэл был занят в
войне на востоке.
Иннокентий III (Ep., p. 1112) обращается к Самуэлю как к императору,
признанного папой.
3
137
незначительную помощь Запада. Правителем Запада был грек, императрица-мать
Феофано, сестра Восточного императора Василия.
Василий не имел возможности воспрепятствовать экспансии Самуила. С 986
по 989 г. он был отвлечен вновь крупными восстаниями в Азии со стороны Бардаса
Фоки и Бардаса Склеруса. 989 год был наиболее мрачным из всех годов в
Константинополе. 7 апреля северное полярное сияние залило небо ужасными
столбами огня, предвещая горе; и скоро пришла новость, что русские захватили
Херсон и булгары захватили Беррегию.4 Скоро русские сдали обратно свое
завоевание, что совпало со временем их крещения и они были счастливы подарком
в виде имперской невесты для своего Великого князя – собственная сестра Василия
была принесена в жертву, выдачей ее замуж за Владимира, сына свирепого
Святослава. Однако Василий так легко не мог отвести булгар от завоеванного.
Беррегия, расположенная среди холмов Македонии, была одной из мощных
крепостей, охраняющей подходы к Салоники; и скоро стало ясно, что крупный
морской порт являлся целью нынешних амбиций Самуила. После Беррегии
булгары под руководством помощника Самуила, Дмитрия Полемарха, смогли с
хитростью захватить крепость Сербии (Селфидже);1 и булгарские мародеры начали
занимать сельские местности вдоль Эгейского моря. События стали такими
серьезными, что Василий вынужден был предрпринять новые меры. В 988 г. он
уже попытался защититься от булгар установлением колоний армян на
македонской границе; однако, эти меры оказались неэффективными. Тем менее, к
концу 990 г. его проблемы в Азии и с русскими были решены и он мог планировать
более решительные меры.
Ранней весной император отправился в Салоники. В конце февраля он
прошел через тракийскую деревню Дидимотихум, где старый мятежник Бардас
Склерус проживал ныне после своей отставки. Василий встретился с ним и
пригласил его участвовать в предстоящей войне; но Бардас отказался, сославшись
на свой возраст и немощь – к его оправданию, он скончался через несколько дней,
7 марта.2 Между тем Василий достиг Салоник, где он принес клятву на алтаре
Святого Дмитрия, покровителя города и одного из наиболее полезных из всех
святых, которые охраняли империю. Он также добился поддержки местного
святого по имени Фотий, который молился за него всенощно во время всех его
кампаний.3
Однако, об этих кампаниях мы ничего не знаем, за исключением того, что в
течение четырех лет император оставался в Македонии, захватывая многие города,
сравнивая некотырые из них с землей и устанавливая в некоторых из них
гарнизоны. В конечном счете он возвратился в Константинополь с огромным
числом пленных и трофеев. Тем не менее весьма сомнительно, что Василий провел
все четыре года на полях сражений; вероятно он делал частые поездки в свою
4
Leo Diaconus, p. 175.
Cecaumenus, Strategicon, pp. 28-9 – без даты, но должно быть наиболее вероятным
случаем. Деметриус застал имперских командиров, принимавших ванны за стеной
крепости.
2 Yachya, p. 27.
3 Encomium of Saint Photius of Thessalonica, цитириванный в Василевский,
, стр. 100-1.
1
138
столицу для руководства правительством. Мы также знаем, что различные
армянские воины принимали на себя командование в отстуствие императора.
Видимо все сражались отважно, но к концу дела были испорчены булгарами.
Прежде всего среди них были принцы низложенной династии Тарона, которые в
прошлом породнились через женитьбу с аристократией империи. Действия
Самуила в эти годы были весьма неясными. Вероятно он держался горных мест,
следуя старой булгарской традиции избегания сражений на равнине, за
исключением случаев, когда противник был застигнут врасплох в трудном для него
положении на равнине или ущелье. Однако Василий, ныне более хитрый, больше
никогда не предоставил им такого случая. Тем не менее такая предосторожность не
позволяла Василию завершить его работу. Он никогда не рисковал наступать в
дикую страну, где Самуил держал свои штаб-квартиры4; и поэтому, несмотря на
все его трофеи и захваченные крепости булгарская угроза была лишь очень
незначительно снижена, когда в 955 г. император вновь был вызван для срочных
дел на восток.
Василий оставил за себя в качестве командира салоникийского фронта
Григория, принца из Таронов.1 Получив новость об отъезде императора, Самуил
спустился со своих гор и прошел к Салоники. Обманутый незначительными
силами, которых Самуил намеренно продемонстрировал перед стенами, Григорий
отправил своего молодого сына Ашота с незначительным отрядом для встречи с
ним. Отряд попал в засаду из главных сил булгарской армии и его основная часть
была истреблена; сам Ашот был взят в плен живым. Григорий, услышав об этом,
потерял голову и помчался спасать своего сына. Однако он также пал в булгарскую
ловушку и почти вся его армия, сражавшаяся отважно, была вырезана.2
Это несчастье гарнизона была весьма серьезным, но Самуил не рискнул
атаковать сам город Салоники. Вместо этого, после опустошения пригорода и
захвата вновь Беррегии, он увел своих пленных назад в свою столицу. Василий был
слишком занятым, чтобы самому прибыть в Европу; но он отправил одного из
своих способнейших генералов для войны с булгарами, а именно, Никифора Урана,
который прибыл с подкреплениями в Салоники в течение 996 года.3
Самуил проводил сезон 996 г. на греческом полуострове. Он удерживал его
ворота, крепость Лариссу, в течение десяти лет и был способным наступать без
сопротивления в долину Темпа и через Термопилию, Битию и Аттику на мыс
Коринта. В Пелопоннесе возникла паника; даже стратег Апокаук пал ее жертвой и
заболел с горя и от неопределенности по поводу того, как организовать оборону. А
это, в свою очередь, потребовало такт и духовные дары Святого Никон Метаноита,
4
Ibn-al-Asir (Rosen, op. cit., p. 246) говорит, что Василий достиг центра Булгарии. Это, повидимому, относится к его предыдущей кампании против Софии, известной тогда как
Средетс (центр).
1 Cedrenus, loc. cit.
2 Cedrenus, ii, p. 449.
3 Ibid., loc. cit.: Беррегия, вновь занятая Василием в 991 г., должна была быть опять
перезавоевана в 1003 году. Самуил, должно быть, ее взял вновь в это время.
139
чтобы успокоить его расстроенные нервы. Однако, когда все ожидали со страхом
атаку, пришла новость, что булгарская армия полностью отступала на север.4
Никифор Уран последовал за Самуилом в полуостров и вновь занял
крепость Лариссу. Оставив свои тяжелые снаряжения здесь, он прошел через
Фарсалию и холмы Отриса в долину Сперехус. На далеком берегу реки стояли
булгары, нагруженные со своими трофеями из Греции. Река вышла из берегов из-за
летних грозовых дождей; и Самуил подумал, что он находится в безопасности.
Однако ночью имперские войска пробились сквозь поток воды и напали на его
лагерь. Булгары были вырезаны во время сна. Самуил и его сын Гавриил-Радомир
были ранены и едва смогли сбежать с несколькими соподвижниками. Их потери
были ужасными; все их трофеи были перехвачены и все пленные были
освобождены. Уран с триумфом возвратился в Салоники и затем для празднования
победы и освобождения от захватчиков Греции – в Константинополь.5
Тем не менее, несмотря на свою победу, Василий не мог провести
заключительную сокрушительную кампанию; он все еще сильно был занят в Азии.
И таким образом следующие несколько лет остались, видимо, наиболее
блестящими в карьере Самуила. После первого шока от своего поражения он
написал императору предложение о покорности на условиях; однако скоро он
отказался от своего предложения, убедившись, что он в это время не подвергнется
к нападению. Согласно слухам в Антиохе, он вел переговоры, когда услышал, что
законный царь (Роман, сын Петра) умер в плену в Константинополе. Он сразу
прервал переговоры и объявил себя царем. Однако Роман, до сих пор будучи
далеким оттого, чтобы быть пленником в Константинополе, просто находился в
качестве евнуха на службе у самого Самуила и так жил там много лет. Повидимому сейчас есть смысл здесь вставить рассказ Скилицы об Ароне, брате
Самуила. Арон более миролюбивый чем Самуил, настаивал на условиях, которые
должны были быть включены в договор с империей и вероятно добился их
поддержки со стороны огромного большинства булгар. Его влияние и его политика
были одинаково неприятными для Самуила; и он был арестован и казнен вместе со
всеми его детьми, за исключением одного сына, Ивана Владислава, который был
спасен его двоюродным братом Гавриилом-Радомиром. Таким образом, Самуил
был оставлен единственным и неоспоримым царем; однако эта новость достигла
восточной границы империи в весьма смутном виде, которую местные историки
поправили по своеобразному способу.1 Беспощадность Самуила запугала партию
мира; и так, когда он вновь решил разорвать отношения с императором, то уже
никакого возражения не последовало.
История о внутренних делах правления Самуила для нас не известна. Мы
лишь знаем о его системе налогообложения, а именно то, что каждый человек,
4
Ibid., loc. cit.: Nicon Metanoite, ed. Lampros, pp. 75-5. Этот инцидент должно было
случиться теперь (а не в 986 г., как Шлумбергер говорит) – единственная возможность,
благодаря которой мы знаем, что Самуил наступал на мыс Коринт.
5 Cedrenus, loc. cit. Sathas, Chronique de Galaxidi, and Schlumberger (op. cit., ii, pp. 139 ff)
вставляет здесь рассказ о булгарской атаке на деревню Галаксиди в заливе Лепанто.
1 Yachya (in Rosen), p. 34: Cedrenus, ii, p. 435. Не думаю, что Яхия заслуживает больше
доверия по поводу булгарских дел. Рассказ Скилицы, похоже, выглядит более
правдоподоным. Мы знаем, что Арон жил в 986 г.
140
владеющий волами, был обязан платить ежегодную партию кукурузы, просы и
большую бутыль вина.2 Это была, несомненно, очень старая булгарская система.
Кажется, что народ, богомилы, как и православные, не жаловались против его
правления или из-за безразличия, или из-за страха. Его помощники, с другой
стороны, слишком часто использовали все, чтобы его предать. А это, в свою
очередь, происходило из-за больших возможностей материального комфорта и
роскоши, которых им предлагала империя; поскольку двор Самуила в македонских
горах не имел никакой изысканности. Комитополы, кажется, не оказали
покровительства над письменностью и культурой, как это делала династия Крума.
С другой стороны, Самуил был великим строителем. Он не только соорудил
крупные укрепления около своих крепостей, но и построил несколько церквей, все
еще стоявшие в нынешние дни. Около Преспы построил церковь Св. Германуса и
на острове – церковь для хранения мощей Св. Ахилла из Лариссы, а в Очриде,
которая стала его столицей в начале века – церкви Св. Константина и Елены и Св.
Софии демонстрируют его архитектурную страсть. Опустошения и реконструкции
последующих поколений привели к тому, что ныне трудно определить их стиль.
Они, кажется, принадлежат по характеру к провинциальной византийской школе,
противопоставленной к имперской школе Константинополя – школе, близкой с
армянской архитектурой. Возможно архитекторы Самуила были армянскими
пленными из колоний в Македонии; но более вероятно, что эти церкви
предсталяют первые амбициозные художественные усилия отечественных булгарславян.
Удобства, возможно, были грубыми, но также приключилась любовная
история в булгарском дворе. Царь по своей жене Агата Хрисилии имел несколько
детей, чьи дикие страсти доставили любовь в булгарскую историю. Самуил привез
в свою столицу Ашота, пленного принца из таронов, и держал его в качестве
пленного. Однако, Мирослава, старшая дочь царя, увидела его и влюбилась в
невольника. Поклявшись, что покончит собою, если не станет его невестой, она
сумела добиться его освобождения. После их женитьбы Ашот был отправлен
тестем на помощь в правлении Диррахией. Они затем предали царя.1
Почти в тоже время, возможно в 998 г., Самуил задержался на время на юге
и востоке, намеренный расшириться на северо-запад вдоль Адриатического
побережья; владение Диррахией показало ему значение быть Адриатической
державой. Он был слишком осторожным, чтобы попытаться, как его
предшественники, завоевать долины континентальной Сербии; вместо этого он
придерживался побережья, где возникла для него превосходная возможность.
Княжество Диоклия, современное Монтенегро (Черногория) страдала от слабого
правления ребенка Владимира. Самуил вторгся в его страну, захватив город
Дулкигно и лично молодого принца без всякого действенного сопротивления.
Владимир был отравлен в заключение в Преспу и Самуил пошел на северо-восток
и сделал себя сюзерном Тербунии, княжества, которое лежало вдоль берега.
Вследствие этого булгарского расширения император Василий, который не мог
2
1
Cedrenus, ii, p. 530. Василий продолжил эту систему.
Cedrenius, ii, p. 451: Prokic, p. 29.
141
себе позволить держать своих эскдронов в таком дальнем краю, формально
поручил охрану Адриатики своему верному вассальному государству Венеция.2
Вновь вмешались дочери Самуила. Подобно ее сестре, принцесса Косара
зажглась чувствами по поводу смазливого юного пленного; и недавно она
влюбилась в диоклеанского принца. Самуил прислушался к мольбам Косары;
Владимир был освобожден и восстановлен на своем троне с Косарой в качестве его
жены. В тоже самое время дядя Владимира, Драгомир, был установлен в Тербунии.
Оба принца признали господство булгар и Владимир должен был соблюдать
верность вассала перед своим феодалом.3
Слава о силе Самуила дошла до мадъяр; и их король Святой Стефан
направил предложение о союзе с Булгарией. Условия договора были в некоторой
степени смутны, но они были подкреплены через союз с женитьбой; Стефан
отправил свою дочь в качестве невесты для сына и наследника Самуила ГавриилаРадомира. Однако, венгерская девушка не была столь удачливой как ее
свояченицы. Во дворе в Очриде была рабыня по имени Ирина, которая была
захвачена еще ребенком при падении Лариссы, создание поразительной красоты.
Принцесса, возможно, была слишком хорошо наделена чертами расы ее отца, расы,
которая дала свое имя угорам, но не оставила надежд на соперничество с
лучезарной греческой рабыней. Гавриил-Радомир забыл о высоком происхождении
своей жены и о том, что ее отец был королем, а ее мать принцессой имперской
крови Запада. И он покинул ее ради восплавшей любви к Ирине. Самуил, всегда
симпатизирующий страстям своих детей, смирился с произошедшим и признал
женитьбу на Ирине – венгереский союз имел весьма малое значение. О дальнейшей
судьбе принцессы ничего не известно. Покинутая и разведенная в этом диком
дворе, далеком от ее дома, она, по-видимому, пыталась найти утешение в
монастыре. Один сын от этой женитьбы, Петр Делеан, по-видимому, умер
молодым; много лет спустя, после падения всей своей династии он был
«возрожден» амбициозным самозванцем, безуспешным мятежником против
императора.1 Тем не менее, в то время как эти любовные драмы все еще были
далеки от завершения, по-видимому, даже еще до венгерской женитьбы
императори Василий вновь появился на поле действий. Около 998 г. дело Самуила,
казалось, процветало так, что несколько европейских знатных людей империи
подумывали о дезертирстве на его сторону. Василий был хорошо информирован и
арестовал двух из них в Салониках, магистра Павла Бобуса и Протоспафария
Малаекенуса и депортировал их – первого – в Константинополь, а второго – в
Азию, после чего замышлявшие предательство в Адрианополе Вататсес и Василий
Глабас бежали к Самуилу. Василий заключил в тюрьму на три года сына Глабаса,
но не смог предпринять другие акции.2 Возможно Никифор Уран продолжал
руководить ежегодными экспедициями против булгар, но мы ничего об этом также
не знаем. Весной 1001 года Василий заключил мир на восточной границе и смог
2
Presbyter Diocleae, pp. 294-5. Не датированo, однако это, возможно, было случаем
формальной уступки Василием Адриатики Венеции (Dandolo, p. 227).
3 Ibid., loc. cit.
1 Cedrenius, ii, p. 529: Prokic, pp. 31, 36.
2 Cedrenius, ii, pp. 451-2.
142
обратить все свое внимание на запад. В течение четырех лет он регулярно воевал
во владениях Самуила.3
Первая из этих кампаний в 1001 г. была направлена против Софии. Сделав
своим исходным пунктом Филиппополь, он оставил его с сильным гарнизоном во
главе с патрицием Федороканом, прошел маршем через Ворота Траяна и захватил
много замков вокруг Софии, хотя не атаковал сам город перед тем, как отправиться
на зиму в Мосинополь, нынешний Гумулджин на юго-востоке Тракии. Целью этой
кампании было отрыв Самуила от его восточных провинций. С этой целью на
следующий год Василий отправил крупную армию под командованием
Федорокана и Протспатария Никифора Ксифия завоевать области между нижним
Дунаем и Черным морем, старого центра Булгарии. Он сам, по-видимому, ждал
около Софии, чтобы отрезать любую помощь, которую Самуил мог направить.
Маневр удался; бывшие столицы Малая Преспа, Плиска и Великий Преслав еще
раз пали в руки императора.4
В 1003 году Василий ударил в Македонии. Как только его крупное
формирование приблизилось к Берроии, Добромир, булгарский губернатор,
испугался и сдался без боя. Василий всегда пытался присоединить к империи
бывших булгарских командиров путем раздачи им титулов и иногда должностей в
провинциях, достаточно далеких, чтобы они не могли нанести какой-либо ущерб.
Добромир был награжден достоинством Антипата и отправлен в Константинополь.
Из Берроии император атаковал Сербию. Город защищался Никулитзесом,
предателем, которого Самуил пожалел в Лариссе. Никулитзес оказал храброе
сопротивление, но в конце концов город был взят. Василий обращался с
защитниками города снисходительно; несмотря на прошлое Никулитзеса его
сделали патрицием и он сопровождал императора по пути в Константинополь гдето летом 1003 г., когда Василий подумал, что будет разумно после его последних
успехов ненадолго побывать в своей столице.
Однако неистовый предатель не мог быть подкуплен титулом. Через
нескольких дней он бежал и возвратился обратно к Самуилу. Самуил по
булгарскому православному обычаю оставался в горах во время вторжения
императора, решительно обходя любые сражения на равнине. После отъезда
Василия он спустился с гор со своей армией и с Никулитзесом попытался
возвратить Сербию. Однако Василий был хорошо информирован и двинулся
весьма быстро. Форсированным маршем он возвратился к границам Тессалии; и
Самуил и Никулитзес еще раз бежали. Последний скоро вновь был пойман в засаде
и отправлен на заключение в Константинополь. Через несколько лет он опять
бежал. Император потратили следующий месяц или два в Тессалии, перестраивая
замки, которые разрушили булгары и захватывая тех, которые удерживались.
Булгарские гарнизоны были отправлены для колонизации области Волерус, где
река Марица втекает в Эгейское море. Из Тессалии Василий повернул на север по
направлению к крупной крепости Водена, расположенной на краю высокогорного
македонского плато, где река Острово падает через крупные водопады в долину.
3
В труде Cedrenius (ii, p. 452) первая кампания датирована 999 г.; но мы знаем из Yachya
(in Rosen, p. 42), который весьма компетентен в восточных делах, что Василий до 1001 г.
еще не покинул восток.
4 Cedrenus, loc. cit.
143
Булгар по имени Драксан оказал героическое сопротивление, но в конце концов
был вынужден сдаться, по-видимому поздней осенью. Гарнизон был отправлен,
чтобы заполнить колонию в Валерусе, но Драксан получил разрешение осесть в
Салониках. Здесь он женился на дочери одного из главных священников, который
прислуживал храм святого Дмитрия. Его последующая история весьма странна.
После того как от этой жены родились два ребенка, он внезапно сбежал в
булгарский двор. Затем он скоро был перехвачен и амнистирован из-за
вмешательства своего тестя. Однако, скоро он вновь повторил свой побег с тем же
результатом. После этого он дождался, когда у него появятся опять двое детей,
после чего он вновь совершил побег. На этот раз терпение императора иссякло.
Когда он был пойман еще раз, то был посажен на кол.
В 1004 году Василий был полон решимости завершить завоевание
дунайской Булгарии и в самом начале года направился осаждать Видин на Дунае,
самую восточную крепость, оставленную Самуилу. Против этих хорошо
организованных и тщательно руководимых экспедиций Самуил ничего не мог
противопоставить, однако, теперь он попытался провести отвлекающий маневр,
который почти удался, с целью снятия императором осады. 15 августа, когда
жители Адрианополя праздновали Успение Пресвятой Девы, булгары внезапно
напали на город. Адрианополь был полностью застигнут врасплох; никто не
ожидал, что он Самуил будет наступать так далеко от своего центра. Он устроил
резню и разрушал город без всякого сопротивления, а затем внезапно отступил с
длинной цепью пленных и трофеев. Однако этот блестящий набег был слишком
поздним; Видин, после восьми месяцев осады был на краю падения. Василий
подождал до подходящего момента, когда он может штурмовать город, вероятно, в
начале сентября; затем, оставив там сильный гарнизон, он поспешил на юг, чтобы
перехватить возвращающихся булгар. Его марш, до Тимока и Моравы, через
враждебную, незавоеванную страну был смелым достижением под стать захвата
Адрианополя Самуилом.
Император перехватил царя и его армию около Скопле (Ускуб), на берегах
Вардара. Река была в состоянии наводнения; и Самуил недостаточно усвоил урок,
преподанный ему на Сперхеусе. Две армии расположились на противоположных
берегах, имперские войска с предосторожностями, а булгары – в
пренебрежительной беззаботности, уверенные, что река непреодолима. Однако
греческий солдат нашел брод, который был проходимым; и император перешел
реку тайно во главе своих войск. Булгары были застигнуты врасплох и поспешно
побежали с Самуилом среди них. Палатка царя была захвачена также, как и весь
лагерь с трофеями из Адрианополя.
После сражения булгарский губернатор Скопле пришел вручать ключи
императору. Это был Роман, сын-евнух Петра, последний отпрыск династии
Крума.1 Василий принял его нежно и даровал ему ранг патриция. Он закончил
свою странную карьеру как губернатор Абидоса.
От Скопле Василий направился на восток для атаки замка Перник, который
занимал командную позицию верхней долины Струмы. Однако Перник был
расположен неприступно и великолепно защищался одним из способных
1
Мы слышали, что его звали также Симеон в честь его деда; однако, здесь нет причины
для подозрения, что он не был сыном-евнухом Петра, Романом.
144
генералов Самуила Кракрой. Василий, после потери многих своих людей и находя,
что Кракра неподкупен, снял осаду и отправился назад в конце зимы 1004 г. к
своим штаб-квартирам в Филиппополе. Оттуда он скоро возвратился в
Константинополь.2
Таким образом в течение четырех лет Самуил потерял половину своей
империи. От Железных Ворот на Дунае до Салоники весь восток Балканского
полуострова находился в руках императора, за исключением лишь Софии и
Струмицы и нескольких замков вокруг Перника и Мелника на западных склонах
Родопии; и имперские гарнизоны были установлены на границе Тессалии и вдоль
реки Вардар. Кампания была одной из славных в истории византийской армии; она
показала, что имперские войска, когда они находятся под умелым руководством,
все еще были отличной машиной военных действий, какой только мир знал в эти
дни; она показала также, что булгары, со всей их отвагой и с их энтузиазмом, с их
хитростями и ловушками, теперь никак не составляли им достойного противника.
Самуил, как каждый великий полководец булгар, уклонялся от сражений, уповая на
скорость и засады и внезапные атаки; однако теперь ему противостоял противник,
который мог делать форсированные марши через дикую страну неприятеля и
больше никогда не допустил, чтобы его застали незащищенным в долине или на
горном перевале – противник, который избавился от отвлечений и который был
полон решимости не прекращать борьбу до тех пор, пока не станет Булгарии.
Даже последователи Самуила начали видеть истинное положение вещей. В
998 г. имперские магистраты отказались от клятвы верности к нему; однако теперь
с предательской предусмотрительностью его собственные чиновники начали
переводить свои службы под контроль императора. Каждое дезертирство было для
него тяжелым ударом; его вся сила базировалсь на его губернаторах и генералах и
солдатах. Обычные люди, кажется, были слишком бедны или слишком
безразличны, или, как богомилы, слишком сознательно пассивны, чтобы помочь
или препятствовать его делу.1 Самуил, хотя и не имея никакой иностранной армии
достиг высоких озер, где он держал свой двор, возможно, он вполне мог опасаться
за свое будущее.
В 1005 г. язва предательства проникло в сердце его семьи. Его дочь
Мирослава и ее муж Ашот из таронитов, бежали из Диррахия, где он был
командиром, в Константинополь. Ашот долгое время стремился возвратиться в
свой бывший дом и уговорил принцессу, говоря, что долг жены превалирует перед
долгом дочери. Однако, Мирослава была не единственной предательницей в семье.
Ашот доставил с собой письмо к императору от тестя царя Иоанна Хрисела,
который был оставлен ответственным за крепость. Иоанн предложил отдать
Диррахий имперским войскам в обмен на деньги для себя и титул патриция для
обоих его сыновей. Предложение было принято; и патриций Евстафий Дафномел
направился с флотом в Адриатику и возвратил город. Ашот был сделан магистром
2
Cedrenius, ii, pp. 452-6, за всю кампанию.
Вся внутренняя история правления Самуила настолько неизвестна, что даже такое
обобщение должно быть квалифицированным. Однако представляется, что Самуил
никогда не стал популярным национальным героем, каковым был Симеон: хотя Симеон
нанес своей стране бесконечно больше ущерба.
1
145
и Мирослава – опоясанной патрицией, ставшая таким образом одной из больших
леди в имперском дворе.2
Потеря Диррахия сильно ударило по Самуилу, как по его привязанности, так
и по его власти. Теперь он не имел выхода к западному морю, за исключением
через Диоклею, территорию его верного зятя Владимира.
История о последующих девяти лет потеряна. С 1006 г. кажется, что
император Василий ежегодно вторгался в Булгарию3; и в 1009 г. состоялось
сражение около деревни Крета, вероятно где-то поблизости к Салоники, где он
нанес жестокое поражение Самуилу. В продолжени всех этих годов имперские
войска теснили булгар все ближе и ближе к центру царских владений. Лишь горы
Верхней Македонии и Албании оставались в руках Самуила и долина Верхней
Струмы, где держался Кракра. Возможно от Кракры Самуил узнал, что император
путешествовал каждый год по пути на войну через тесное ущелье Симбалон или
Слидион, которое ведет от Сереса в верхнюю равнину Струмы. Самуил задумал
план по занятию этого ущелья, что включало перехват императора на пути туда
или в вынуждении его сделать обход, что заставило бы врага сильно закрепиться
сзади. В1014 г. Самуил стал исполнять свой проект и завладел ущельем, укрепив
вход туда деревянным частоколом. Между тем он отправил другие войска под
командованием Нестортицы провести диверсию около Салоники. Однако
Нестортица был разгромлен имперским стратегом Теофилактом Ботентиатом,
который затем смог присоединиться к императорской армии, когда она
прибижалась к Симбалону.
При виде сильных булгарских частоколов Василий заколебался и после
нескольких тщетных атак впал в отчаяние. Однако его помощник стратег из
Филиппополя генерал Никифор Ксифий предложил провести отряд войск через
покрытую лесом горную сторону и атаковать Самуила с тыла; он думал, что такой
план вполне выполним. Василий согласился с предложенным планом и Ксифий
отправился через лес Балатисты (нынешняя Султанина Планина) и в конечном
счете зашел за тыл булгарской армии. 29 июля Василий устроил крупное
наступление на частоколы. В тоже самое время Ксифий неождианно напал с тыла.
Булгары были застигнуты врасплох и заперты. Многие были убиты и еще больше
попали в плен. Сам Самуил спасся благодаря своей выносливости и отваге его сына
и сбежал в свою крепость Прилеп. Пленных было четырнадцать или пятнадцать
тысяч человек. Василий, чьему милосердию пришел конец, решил преподать
горький урок царю. Всех пленных лишили зрения, за исключением одного из
каждой сотни, которому оставили лишь один глаз. Затем под руководством
одноглазых вожатых остальных вели обратно к своему хозяину.1
Между тем Василий направился на север для очистки районов западной
Родопии, где Кракра отважно защищался. Он достиг Струмицы и захватил
соседний замок Матрукиум. Оттуда он направил Ботениата с некоторым
количеством войск сжигать частоколы, которые булгары устроили поперек дороги
2 Cedrenus,
ii, p. 451. Он рассказывает об этом вне текста, после рассказа о пленении
Ашота и женитьбы.
3 Cedrenus, ii, p. 457, говорит, что Василий вторгался в Булгарию ежегодно. Matthew of
Edessa (p. 37) рассказывает об открытии долгой войны против булгар в 1006 г.
1 Cedrenus, ii, pp. 457, 459.
146
на Салоники. Ботениат успешно выполнил порученную задачу, но на обратной
дороге попал в засаду, где и был убит со всеми своими людьми. Эта победа
обрадовала булгар, но она была малозначительна. Император продолжал военные
действия в районе – которого многие называют Загорье – и даже его сильнейшая
крепость, неприступный замок Мельник, добровольно сдался ему. После его
захвата он на время ушел в Мосинополь; и там 24 октября его достигла радостная
новость.2
Слепые жертвы Симбалона, наконец, нашли путь к царю. Самуил находился
в Преспе, больной от тревог и страха. Страшная процессия его бывшей великой
армии оказалась для него слишком большим ударом. Он упал на землю от
апоплексического удара. Стакан холодной воды привел его на время в сознание,
однако он вновь потерял сознание и через два дня, 6 октября 1014 г. умер.3
Теперь это было концом. Последняя красная полоска вечерной зари
просияла над Булгарией в ущелье Симбалона. Затем наступили сумраки и смутные
фигуры поспешили туда и сюда, чтобы предотвратить неизбежную темноту. Через
девять дней после смерти Самуила его сын Гавриил-Радомир, которого греки звали
Гавриил-Роман, был объявлен царем; он, по-видимому, был в отъезде с армией во
время смерти своего отца и потребовалось некоторое время, чтобы достичь двора.
Гавриил-Радомир, несмотря на свою отвагу и великолепные физические данные, не
имел величие своего отца. Он не умел командовать под таким же трепетом и
уважением; и почти сразу же его трон зашатался.1
По получению вести о смерти царя, Василий сразу возобновил свою
кампанию. Оставив Мосинополь, он маршем прошел в долину Черна до крупного
города Битолия (Монастир), где Гавриил-Радомир имел свой дворец. Разрушение
этого дворца было единственным актом насилия, которого совершил император. Из
Битолии Василий повернулся назад – наступать далее на высокогорье глубокой
зимой было бы неразумно – и он спустился к Черне, в то время как его войска
захватили Прилеп и Шчип (Иштип, Стипеум). Отсюда он возвратился по дороге от
Водены до Салоники, куда он прибыл 9 января 1015 г.
В начале весны он вновь отправился на войну. Из-за предательства булгары
возвратили себе Водену; поэтому Василий сразу бросил свою армию на нее и
терроризовал ее до сдачи. Вновь ее гарнизон был перемещен в колонию в
Волерусе, в то время как для ее удерживания и нагнетания страха он построил два
замка, назвав одного из них Сардия, а другого – Св. Илья. Затем он отправился
назад в Салоники. Здесь греческий солдат по имени Хиротмет (он был без одной
руки) пришел к императору с письмом от царя с обещанием своей покорности ему.
Однако Василий, побоявшись уловки, отпустил солдата без ответа. Вместо этого он
направил армию под командованием Никифора Ксифия и Константина Диогена
осаждать Моглену, одного из наиболее укрепленных городов, оставшихся за
булгарами в Македонии. Моглена находилась под командованием местного
губернатора Элитзеса и кавкана Дометияна, одного из наиболее близких
2
Ibid., ii, p. 460.
Ibid. ii, p. 458. Дата смерти дана в Bishop Michael’s MS (Prokic, p. 30).
1 Cedrenus, ii, p. 458-9. Он сказал, что Габриел-Радомир был объявлен царем 15 сентября
1015.
3
147
советников царя. Крепость защищалась так сильно, что сам Василий должен был
прибыть сюда и руководить боевыми операциями. Только тогда, когда он направил
течение реки, которая окружала город, на его стены и оно разрушило их, гарнизон
вынужден был сдаться. Император подверг его к депортации к границам с
Арменией; город был разрушен и сожжен и такая же участь постигла соседний
замок Енотия.2
Через пять дней после падения Моглены, в августе 1016 г., Хиромет вновь
предстал перед императором, в это время с еще более сенсационной вестью. Царь
Гавриил-Радомир был убит во время охоты около деревни Петриск на озере
Острово своим двоюродным братом, принцем Иоанном-Владиславом, сыном
Арона, чью жизнь он однажды спас; и Иоанн-Владислав был хозяином остатков
Булгарии. Вместе с Гавриилом-Радомиром была убита также и его жена, милая
Ирина из Лариссы. Хиротмет привел с собой различных слуг нового царя и письма
с признанием покороности. Василий сперва был почти поверил, но в тоже самое
время другой кавкан, брат Кавкана Дометияна, присоединился к императору,
который был принят им хорошо; и, возможно, он объяснил двойственность писем.
Василий сразу направился в страну врага и передвинулся к возвышенностям
Македонии, прошел Острово и Соск, лишая зрения каждого захваченного булгара.
Смерть Гавриила-Радомира бросила страну в дальнейший беспорядок.
Иоанн-Владислав был самозванцем, вероятно, немного больше чем руководитель
партии; и в хаосе каждый булгарский генерал начал подумывать о своем интересе.
Однако Иоанн-Владислав имел значительную безжалостную энергию. Он отступил
к северо-западу перед императором, в албанские горы, для сплочения своих сил.
Здесь он вызвал Владимира из Диоклеи в качестве своего вассала для
консультаций; он, вероятно, хотел обеспечить свой безопасный отход сюда и был
рассержен от того, что осторожная натура Владимира склонялась к миру с
императором. Хороший принц хотел уйти, но его жена, Косара, дочь Самуила, не
доверяя убийце ее брата, и, опасаясь за жизнь своего мужа, решила идти в его
команде. Иоанн-Владислав принял Косару с такой середечностью, что наконец под
гарантией Давида1, булгарского патриарха, Владимир отправился в царский двор.
Когда он туда прибыл, то скоро был обезглавлен 22 мая 1016 г. и его тело не
выдавали для захоронения до тех пор, пока не было устроено так много чудес,
которые произвели впечатление на убийцу. Косара получила разрешение
похоронить его в Краине, у озера Скутари; и она сама от отчаяния ушла в
монастырь по близости. Убийца отодвинул опасность предательства, но это дало
очень мало, за исключением того, что увеличило общий беспорядок. Скоро
булгары потеряли Диоклею.
Между тем император проник в центр македонских гор, в эту таинственную
страну выскогорных озер и долин, где Самуил держал свой двор. В начале осени
1015 г. он достиг Очриды, столицы. Однако едва он занял город, когда он услышал,
что Иоанн-Владислав атаковал Диррахий. Василий сразу оставил гарнизон в
Очриде и маршем направился спасать крупный морской порт. Имперские войска
2
Ibid., ii, pp. 461-2.
Патриарх Давид, который несколько раз фигурирует у Седеренуса, не находится в списке
Дуканге, но он почти определенно тот Иоанн, который унаследовал Филипа.
1
148
захватили огромное количество людей и стада рогатого скота и овец – главное
богатство страны. Пленные были разделены на три группы; одна была оставлена за
иперскими войсками, одна пошла к русским вспомогательным войскам – начало
известной варяжеской гвардии – и третья – к самому императору. От Лонгуса
Василий направился к югу для осады Кастории. Однако, как только они
расположились у прочных стен, он получил письмо от стратега Дристры о том, что
Иоанн-Владислав и его наместник в Родопии Кракра пытаются вести переговоры с
печенегами, которые бродили за Дунаем. Василий не стал рисковать. Он сразу снял
осаду и поспешил на север, чтобы быть начеку на всякий случай. Мимоходом он
штурмовал и сжег замок Босоград или Вишегард и приказал восстановить
разрушенные стены Беррои и затем, достигнув Острово и Молискуса, разрушил
каждый булгарский замок, которого только он обнаружил. Когда он прибыл на
назначенное место, то услышал, что союз царя с печенегами не состоялся; печенеги
не взяли на себя риск вызова гнева со стороны грозного старого императора.
Василий вновь направился на юг и захватил город Сетаена (нынешняя
деревня Сетина на Броде на краю долины Черны). Самуил здесь имел свой дворец;
и Василий нашел здесь большие запасы продовольствия. Дворец был сожжен и
продовольствие было распределено между войсками. Царь и его армия поспешно
прибыли в соседний район, чтобы посмотреть что можно было бы предпринять:
после чего Василий отправил Константина Диогена найти его и войска
европейских округов. Однако Константин попал в засаду, установленную
Иоанном-Владиславом и был на одном шаге от смерти, когда Василий каким то
образом услышав об этом, внезапно прискакал с отборной командой солдат и
присоединился к битве. Булгары, почти победившие, были в ужасе: «Бегите,
бегите! Император!», кричали они и они последовали совету. После разгрома
многие остались мертвыми на поле; двести полностью вооруженных кавалеристов
было захвачено со всем грузом царя и его племянника.
После своей победы Василий двинулся в Водену и подкрепил ее гарнизон;
затем в январе 1018 г. он возвратился в свою столицу.
С каждым сезоном года император все более твердо закреплялся в Булгарии;
однако Иоанн-Владислав со своей неиссякаемой энергией не впал в отчаяние. Как
только Василий покинул поле боя, он спустился с гор и атаковал со всей своей
оставшейся мощью город Диррахий. Это было его последнее усилие. Когда он
сражался перед стенами воин атаковал его, в котором он внезапно узнал
Владимира из Диоклии, святого, которого он умертвил. В бешеном безумии он
кричал о помощи, но никто не смог его достичь. И таким образом, неизвестный
воин, то ли призрак или простой грек, или даже булгарский предатель, нанес ему
смертельный удар.1
Его смерть означала конец Булгарии. Его сыновья были молодыми и
неопытными и даже наиболее пламенные булгарские руководители начали видеть,
что дальнейшее сопротивление было безнадежным. Император, получив новость,
сразу отправился в путь. Когда он проезжал через полуостров, различные его
старые противники пришли просить мира. В Адрианополе он встретился с сыном и
братом Кракры, которые доставили ему новость о согласии генерала на покорность
1
Cedrenus, pp. 466-7: Presbyter Diocleae, p. 266, пишет о чудесном вмешательстве
Владимира.
149
и о сдаче его неприступной крепости Перник. Василий принял их вежливо и дал им
высокие имперские звания; Кракра был сделан патрицием. В Мосионополе пришли
легаты из Витолы, Моровзида и Липляна, вручив ему ключи от своих городов. В
Сересе сам Кракра присоединлся к императору с командирами тридцати пяти
замков, которых он удерживал; за ним скоро последовал Драгомуж, губернатор
Струмицы. Драгомуж доставил с собой Иоанна Халдея, который был захвачен
Самуилом двадцать два года тому назад, когда были побеждены тарониты.
Император подарил Драгомужу звание патриция и направился к Струмице. Когда
он приблизился к городу, к нему пришло новое посольство во главе с Давидом,
патриархом Булгарии.
После смерти Иоанна-Владислава его вдова Мария взяла в свои руки
правительство и по совету патриарха решила сдаться на условиях безопасности
своей семьи. Ее старший сын Прусиан и два его брата возражали против такой
политики и покинули Очриду, направившись в горы; однако, основная часть двора
согласилась с ней. Теперь Давид нес ее письма к императору. В тоже самое время
прибыл высокопоставленный сановник по имени Богдан; он был командиром
внутренних замков и предпочел имперское дело до такой степени, что его
воинственный зять был казнен. В качестве награды он стал патрицием.
От Струмицы Василий прошел к Скопле, где он установил сильный
гарнизон с Давидом Арианитом. А сам в своем триумфальном шествии отправился
назад в Шчипу и оттуда в Просек на Вардаре и прошел в южном направлении, а
затем в западном до Очриды. На воротах города сама царица встретила
императора, доставив туда всю свою царскую семью, которая находилась во дворе
– трех сыновей и шестерых дочерей, незаконного сына Самуила, и двух дочерей
Гавриила-Радомира и его пятерых сыновей, один из которых был ослеплен.
Василий принял их любезно и принял их покорность. Он нашел здесь также казну
царей, которую он не имел времени открывать во время своей прежней оккупации.
Она была полна золотых вещей и одежды, шитой золотом, здесь также были
золотые диадемы, украшенные жемчугами. Деньги до сотни центенариев, он
распределил среди своих войск. Затем, оставив город с сильным гарнизоном под
командованием Евстафия Дафономела, он направился на юг. Еще больше булгар
присоединилось к его лагерю – Несторица и молодой Добромир, все со своими
людьми. Даже Прусиан и его братья, старшие сыновья царицы спустились с
высоких склонов горы Томор, куда Василий направил войска для их
преследования, и вручили свою судьбу на милость императора. Василий принял их
в Преспе. Прусиану он дал ранг магистра, другим – патрициев. То было уже в
середине августа.
В Преспе Василий принял другого заслуженного, но менее готового
просителя. Генерал Иваца проживал в гордой независимости в замке Девол,
окруженного прекрасными садами. Приблизительно два месяца император вел с
ним переговоры, добиваясь его бескровной покорности; однако Иваца имел
грандиозные амбиции стать царем и лишь тянул время. В августе Иваца, как всегда
он это делал, пригласил своих друзей и родственников праздновать с ним праздник
Успения Пресвятой Богородицы. В то время как переговоры все еще продолжались
Евстафий Дафномел просил разрешения прибыть к нему. Иваца удивился, но был
польщен, что враг должен был довериться ему и сердечно приветствовал Евстафия.
150
После того, как праздник закончился, Евстафий потребовал личной встречи с
Ивацой. Она состоялась в дальнем саду, ради секретности. Здесь, когда они были
одни, грек неожиданно свалил булгара, вставил кляп в его рот и выколол ему глаза.
Двое слуг Иваци услышали его первые подавленные крики и вызвали людей.
Булгары поспешили в ярости от злоупотребления гостерприимством против своего
друга. Однако Евстафий ожидал их спокойно и когда они приблизились, обратился
к ним, пылко утверждая, что совершенно глупо сопротивляться империи. Его слова
и самоуверенность произвели на них сильное впечатление и они поверили в свое
конечное бессилие против могучего императора. Они разумно покорились судьбе и
сопроводили Евстафия и слепого Ивацу обртно к императору в Преспе. В качестве
награды Евстафий был сделан стратегом Диррахия и ему были отданы все
владения Ивацы.
В тоже время Никулитес, предатель из Лариссы, который прятался в горах и
теперь нашел себя покинутым своими последователями, от усталости сдался
императору. Однако, Василий не захотел его видеть, а велел отправить его в
тюрьму Салоники.
От Преспы Василий совершил обход, чтобы привести в порядок вещи в
Диррахии, Колоне и Дриполе в Эпирусе и зате прибыл в Касторию. Здесь он нашел
двух дочерей царя Самуила, которых привел в свой лагерь. Когда они здесь
увидели царицу Марию, их гнев вышел из границ. Было трудно удержать их
оттого, чтобы они не нанесли увечья царице. Чтобы освободить себя от
дальнейших мрачных сцен, Василий отправил царскую семью в Константинополь.
Царица была назначена, как принцесса Косара, опоясанной патрицией. Сам
император путешествовал в южном направлении, поскольку его работа была
завершена, чтобы нанести визит в провинцию Геллас. Когда он проходил через
Тессалию, то там увидел кости булгар, отбелевающихся на берегах Сперхеуса, где
Уран поубивал их тысячами, и он восхищался крупными укреплениями,
сооруженными после той битвы для защиты ущелий Термопилии; и затем через
Боетию он прибыл в славный город Афины.1
Между тем Ксифий принял визит покорности оставшихся свободных
булгар. Он укрепил гарнизоны Сербии и Соска и когда он находился в Стаги в
Тессалии, к нему явились последний из непокоренных генералов Елмаг из Берата
(Белград) для выражения покорности. Булгарская независимость была мертва, за
исключением лишь дальнего севера, где Сермон, губернатор Сирмиума, установил
себя как независимый принц на несколько месяцев, даже чеканкой своих монет.
Однако в 1019 году Константин Диоген погасил этот послений очаг2; и даже
принцы Сербии и Хорватии поспешили объявить о своих вассальствах.3
Император Василий увидел, что его дело жизни завершено. Все свое
правление, почти больше чем сорок лет, он посвятил разрушению империи булгар.
Наконец, это было совершено и он будет на все времена впредь известным как
булгароктонус, т.е. убийца булгар. Здесь в Афинах, в церкви Богоматери, он принес
свои благодарности к своему создателю – в церкви, известной ранее как Парфенон.
1
Cedrenus, ii, pp. 470-6.
Ibid., ii, p. 477. По поводу монет Сермона см. Schlumberger (op. cit., p. 417).
3 Ibid., p. 476: Lucius, p. 297.
2
151
ЭПИЛОГ
Булгарская иперия закончилась. Изношенная своей внутренней слабостью и
по продолжительности, никогда не повторив Римскую империю, она в конечном
счете исчезла; и в продолжение последующих почти 170 лет Булгария будет
числиться в рядах имперских провинций. О ее истории в то время мы знаем весьма
мало и она не является предметом настоящего исследования. Император Василий, с
мудрой умеренностью, характерной для великих государственных деятелей
Византии, которые предпочитали уважать местные обычаи и институты, провел
немного изменений, которые могли бы отразиться на простом булгарском народе.
Страна была разделена на две темы1: Булгария и Паристрион. Первая содержала в
себе основную часть империи Самуила, вторая – дунайские провинции и старые
столицы; вероятно бывшие пограничные крепости, такие как Филиппополь, уже
были включены в существующие имперские темы. Губернатор булгарской темы
пользовался титулом Проноит и был, очевидно, одним из губернаторов, которые
получали свои зарплаты из местных налогов. Однако, Василий приказал, чтобы
налоговая система Самуила – натуральная оплата сохранилась; и, хотя поздние
губернаторы провоцировали восстания из-за попыток изменить ситему, она в
действительности выдержала все время имперского правления. По отношению к
церкви Булгарии Василий пошел на уступки, неизвестные в других его
провинциях. Вся духовная организация была пересмотрена и ликвидирован
патриархат. Однако архиепископ Булгарии, установленный в Очриде на месте
патриарха, был обязан лишь формальной верностью патриарху Константинополя;
1
Административное деление в Византии (прим. переводчика).
152
тридцать епископов и 685 священников подчинялись только ему. Мы не знаем, как
далеко эти тридцать епископов, установленных Василием, соответствовали старым
епископатам Булгарской империи; однако их резиденции находились в булгарских
городах времен расцвета Самуила. Василий до сих пор полагался на верность
булгарской церкви к новому правительству так, что в нескольких епархиях он
увеличил ее юрисдикцию засчет епархий прежних имперских провинций,
несомненно в округах, главным образом населенных славянами, которые
предпочитали славянскую литургию. Как далеко он сам полагал контролировать
церковь или это делать через патриарха Константинополя, мы не знаем. Он
сохранил булгарского патриарха Давида в качестве архиепископа Булгарии; однако
после смерти Давида имперское правительство установило обычай назначения
греков на архиепископство – за исключением случая, когда они назначили
новобращенного еврея – таким образом сохраняя всю структуру в тесном контакте
с Константинополем. Среди архиепископов, назначенных таким образом был
Феофилакт из Эфбеи, который тратил свое время в этой дикой стране написанием
истории жизни ее великомучеников и ее великого святого Климента.
Булгария, в целом, согласилась на свою аннексию. Аристократия,
изношенная своим сопротивлением, была рада погрузиться в роскошную службу
империи. Торговый класс, как всегда, приветствовала мир. Те крестьяне, которые
придерживались политических взглядов, были почти все из ереси Богомила и
равным образом, но пассивно, были против всех правителсьтв. Дважды во время
последующих шестидесяти лет плохое управление провоцировало булгар поднять
серьезное восстание; однако оба восстания были быстро подавлены; и, до тех пор
пока правление было компетентным, Булгария было склонна оставаться в мире: до
тех пор, пока к двенадцатому веку вся империя не впало в состояние хаоса под
правлением слабой династии Ангелов (Ἄγγελοι”) в сочетании с ударом в ee спину со
стороны Западной Европы.
Что касается действующих лиц финальной сцены, принцов и принцесс
Булгарии и крупных генералов, то они превратились в функционеров Византии.
Они шествовали впереди императора при его триумфальном вхождении в
Константинополь; затем мужчины были наделены имперскими постами и
титулами, женщины – мужьями из аристократии. О нескольких выживших
потомках царя Самуила ничего не написано; однако многие из семьи ИоаннаВладислава пользовались некоторой известностью. Из его сыновей Прусиан,
старший из них, был сделан магистром при его сдаче и он стал стратегом важной
темы Буселларии, до тех пор, пока он не поссорился со своими коллегами
настолько дурно, что его сослали в ссылку. Арон, Катепан из Васпуракана, позднее
играл известную роль в армянских кампаниях империи. О Радомире Траджане,
младшем сыне мы не располагаем сведениями; однако Алусян, второй сын, после
того как его сделали патрицием (при его сдаче Василию) и затем – стратегом темы
Теодосиопола, был позорно вовлечен в булгарское восстание 1048 г. – восстание,
поднятым самозванцем, который заявил, что является Петром Делеаном, сыном
царя Гавриила –Радомира и принцессы Венгрии. Алусян сначала предал
императора ради него и затем предал его ради императора. Что касается шестерых
дочерей Иоанна-Владислава, то одна из них вышла замуж за Романа Куркуаса,
который был замешан в распрях Прусиана и затем был лишен глаз; другая,
153
принцесса Катерина, на время сидела на имперском троне в качестве жены
нервного императора Исаака Комнина. Из последующего поколения сын Алусяна,
Вестарх Самуил-Алусян, сражался отважно в отчаянной манзикертской кампании
Романа Диогена, в то время как его дочь была первой женой того несчастного
императора. Сын Арона, Федор, стал стратегом темы Тарона в Армении; тогда же
дочь Траджана, Мария, вышла замуж за Андроника Дуки. Одна из их дочерей,
Ирина Дукаин, стала женой императора Алексея Комнина и прародительницей той
великой династии. И так, после долгих странствований, через Анджели и
Хохенстауфен и династий Кастилии, Габсбургов и Бурбонов, кровь последнего
царя первой булгарской империи течет в венах первого царя современной Булгарии
и его нынешнего наследника.
Первая булгарская империя завершила свою жизнь. Ее конец не был
неизбежным или предопределенным судьбой – если не все предопределено.
Однако история так полна случаев, импровизированных причудливым
провидением, что следует ожидать исследования путей, что могло бы иметь место.
Тем не менее, Первая Булгарская Империя была спланирована судьбой в ее
величайшем, наиболее широком масштабе. Там имеется небольшое начало, когда
кочевники вступают за пределы балканского полуострова и постепенно, благодаря
способностям ханов династии Дуло, устанавливают себя здесь с возрастающей
силой: так, что даже хаос и несчастья, которые последовали с исчезновением
династии, не могли их вытеснить отсюда. Затем мы пришли к Кардаму, к его
быстрому возрождению, к величию Крума и его наследников, когда Булгария была
зачислена в ряд великих держав Европы, став головной болью и страхом Востока и
Запада, и затем к Борису, христианскому принцу, величайшему из всех, который
переиграл папу и использовал патриарха для обеспечения своей страны церковью,
в которой она нуждалась. После Бориса был Симеон и переговоры на высшем
уровне. Симеон был героем греческой трагедии, слишком успешным, слишком
победителем, слишком вызывающим Немзиду, изношившим Булгарию из-за
слишком многих побед и умирающим в разочаровании. Кривая отклоняется вниз в
долгом полудне правления Петра: когда поп Богомил вручил форму недовольства
разочарованному народу. Первые тени вечера были ужасными среди русских
штурмов; однако заход солнца был залит блеском перед тем как наступила,
наконец, ночь. Тем не менее трагедия не превосходна. Булгария не смогла вынести
все семена своего упадка и падения. Булгарская история всегда должна читаться на
свете Константинополя. Это была Византия, империя, которая решила ее судьбу.
Булгары пришли на Балканы в то время, когда империя была слабой, когда
римской мир все еще был потрясен первыми внезапными ударами ислама; и они
устроились здесь перед тем, как империя была восстановлена. Однако с середины
восьмого века империя постепенно приобретала силу, хотя и ее рост был затенен
прогрессом Булгарии и периодическими откатами, обычно более зрелищными, чем
реальное несчастье. Это было в зените карьеры Симеона и целой Булгарской
империи, на встрече Симеона с Романом Ликапеном, когда эта правда раскрылась.
Император, со всеми поражениями своих армий, оказался победителем. После
этого конец был неизбежен, как для всего на этом свете; и, хотя еще много крови
должно было пролиться перед исчезновением Булгарии, продолжительность
154
борьбы была обусловлена скорее гением Самуила и имперскими откатами, чем
неопределенностью конечного результата.
Нет никакой причины, чтобы Булгарии было стыдно. Это есть награда за
величие ее правителей, которые смогли, как никто из других захватчиков,
построить нацию у самих ворот могущественной империи христанства. Византия
была не только величайшей среди своих соседов по материальному богатству и
организации, но как наследник Рима, она сохранила неизменной концепцию и
престиж Всемирной империи; и ее цивилизация была высочайшей в этом
полушарии. Рано или поздно она уверенно проглотила бы близких обитателей
Балканского полуострова, однако, несмотря на это, череда блестящих ханов
создала совместную связку славян и булгар и со всеми остатками других народов,
сплотилив их в одну нацию. Временами великие монархи, соблазненные вызовым
сирен Константинопля, пытались осуществить адсорбцию со своей стороны, но
тщетно – и к счастью также; для этого они пошли неправильным путем, как это
было оценено как величайшее преступление в истории и крестоносцы опустошили
христианский город в 1204.
И, в действительности, абсорбция была неплохой вещью для Булгарии;
поскольку она не наступила так скоро. Булгарские монархи имели время
установления в своей стране самосознания, которое было достаточно сильным для
выживания. Между тем, мир и проникновение имперской цивилизации пришли как
благо в утомленную страну и обучили булгар больше чем они могли научиться в
ходе долгой борьбы за независимость. Но теперь они имеют свою память и, еще
больше, свою славянскую церковь для напоминания им, кем они являются; учения
Богомила и его последователей не смогли разрушить все это. Итак, когда пришло
время и империя более не была мудрой и полезной, Булгария была готова вновь
собраться вокруг знамени независимости, поднятого благородной династией Асена
в Тырново.
Так это было целесообразно – целесообразно также для стран вне предлов
Булгарии. Булгары принесли порядок славянам и вызволили их состояния хаоса,
установив пример для всего славянского мира. Сербские племена смогли выиграть
от этого; и, более того, если бы Булгария не лежала между ними, то они никогда не
смогли бы освободиться от влияния Константинополя, чтобы образовать гордую
нацию, пока было не совсем поздно: в тоже время, аналогично, тот же бастион
сохранил империю от многих губительных вторжений варваров. Однако великим
подарком Булгарии Европе является ее готовность продолжить наследство Кирила
и Мефодия, так беспечно выброшенного моравианами. Эта работа была
иниицирована в Константинополе и получила большую помощь со стороны
патриарха Протия и императора Василия, с такой странной смесью филантропии и
политической хитрости, характерной для Византии. Однако, это был царь Булгарии
Борис, который довел его до завершения и таким образом сделав весь Балканский
полуостров и всех русских своими должниками. Его руководству они обязаны
своими собственными церквами, церквами, которые хорошо подходили для их
нужд – церквами, которые сохранили их гордость через темные дни, которые
выпали на их долю из-за воинственных и неверных захватчиков.
Хотя тучи сходят со временем с лица Булгарии, она может быть довольна
своей историей. Первая империя оставила в память богатую славу. Она является
155
превосходной вереницей, которая простирается назад в далекую темноту, проходит
Самуила и его пылкий двор возле высокогорных озер Македонии; проходит
Симеона на его золотом троне, его шелковую одежду, нашитую жемчугами;
проходит Бориса, вещавшего из своего ореолного дворца с ангелами для своего
сопровождения; проходит Крума, с преклоненными рядами заложниц, кричащих
«Здравица» его боярам, кода он пил из черепа императора; проходит Тервела,
едущего в Константинополь рядом с безносым императором; проходит Аспаруха и
его братьев и его отца, короля Кубрата, и проходит принцев гуннов через смутные
века туда, где дикая женитьба родила ее расу1, женитьбу странствующих скифских
ведьм на демонах песков Туркестана.
Приложение I
ОРИГИНАЛЬНЫЕ ИСТОЧНИКИ ПО ИСТОРИИ РАННИХ БУЛГАР
Оригинальные источники для истории Первой Булгарской Империи не
представляют, в целом, большую проблему, за исключением их недостаточности,
что обязывает нас помнить, что почти для каждого события мы имеем лишь
односторонний расказ, и что мы должны поэтому их использовать осторожно, быть
готовыми исключить предубеждения и неосведомленность. Главными источниками
были историки, летописцы, составители жизнеописания святых и авторы писем
Константинополя и империи, написанные, в основном, на греческом языке (после
седьмого века). Действительно, с одним важным исключением Списка булгарских
принцев, которого я обсуждаю в прил. II, мы абсолютно зависимы от них вплоть до
исследования событий девятого века. По поводу пред-балканской истории булгар
мы имеем случайные ссылки в богатой массе историй, написанных во время или
скоро после правления Юстиниана I, таких, как Прокопия, Агатия, Менандра,
Малалаы и др. Что касается булгарской истории, они не нуждаются в
комментариях; другие проблемы, которые они поднимают, превосходно
подытожены в прил. I Bury к четвертому тому его редакции труда Э. Гиббона
Упадок и Падение Римской империи. С середины седьмого до девятого века мы
почти полностью обязаны двум греческим историям, написанным патриархом
Никифором и Св. Феофаном, которые трудились в начале девятого века.
Представляется, для этого периода, они должны были использовать некоторый
источник или источники, ныне потерянные для нас. Весьма скорбно, что оба имели
сильные анти-иконоборческие взгляды. История Никифора заканчивается в 769 г.;
1
Автор явно имеет в виду одну из легенд о происхождении гуннов в результате женитьбы
одного из китайских беглых принцев на женщине из народа гиен-ну. См. например, Э.Х.
Паркер. Тысяча лет из истории татар, Казань, изд. Идель-Пресс, 2003, стр. 6. (Прим.
переводчика).
156
она является плохим отрывком работы, написанной с целью удовлетворения черни;
она также ценна лишь из-за нехватки материала по тому времени. Феофан является
намного способным историком; хотя последняя часть его Хронографии, которая
охватывает период до 813 г., сильно окрашена его анти-иконоброческими
взглядами в качестве ухода от описания событий, отражающих значение его
опонентов. Масштаб его широкоизвестной нечестности в те последние годы
сопоставим с тем, что дано в отрывке Scriptor Incertus de Leone Armenio, работы
дополнительной важности для исследователей булгарской истории, где речь идет о
последних войнах Крума. Датировка событий Феофана также
неудовлетворительна; он использует систему, напоминающую Annus Mundi, год
индикта (15 годичный цикл налогообложения – В.М.) и год царствования
императора или халифа (ранее персидского короля). Поскольку каждый год
начинался с различного дня, то результаты не всегда совпадаютэ с теми, какими
они должны были бы быть.
Переходя к девятому веку, наша информация становится полнее, поскольку
приобретают значение как латинские, так и булгарские записи. Оставив их
временно в стороне, следует отметить возрастающую активность греческих
летописцев к концу девятого и началу десятого веков, имевших дело с историей
девятого века. Старейшим из них является монах Иоанн, который основывался на
работе Феофана, но продолжил свою историю вплоть до 842 года; однако его
духовные интересы заставили игнорировать события, связанные с иностранной
политикой. Тем не менее основными источниками за этот век являются две группы
летописей, написанных в середине десятогов века. Одна состоит из истории
Генесиса, которая простирается до 886 года – важная работа, но с предубежениями,
носящая очевидные признаки официального покровительства – и другая работа,
известная как Продолжение работ Феофана, книг I –V, написанных также по
указанию императора Константина Порфирогенета, который туда внес главу о
своем деде Василии I; другая группа летописей состоит из записей обзорных
летописцев, основанных на летописи таинственного Логотета, который писал труд
об истории вплоть до 948 года. Эта работа не опубликована, но ее перевод на
славянский язык и редакции Льва Грамматика и Феодосия Мелитенского,
вероятно, представляют ее оригинальную форму с удовлетворительной точностью
и Продолжение труда монаха Иоанна является близким к ней. Книга vi
Продолжения Феофана является, что касается 948 года, основана на Логотете с
несколькими добавлениями о текущих событиях.
После 961 г. летописцев становится меньше. За периоды правления
Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия и за ранние годы правления Василия II мы
имеем ценное свидетельство современника Льва Диакона. Иначе за период
правления Самуила и булгарской войны Василия II мы исключительны зависимы
от летописи, написанной Иоанном Скилицей в середине одиннадцатого века,
имеющей дело с периодом с 811 до 1079 г.г. Он вывел свой материал из всех
предыдущих летописей, которые покрывали период, но заявил, что игнорировал их
предубеждения, т.е. он сам ввел свежие предубеждения. Он также использовал
один или более других источников, которые ныне утеряны для нас. Его работа (до
1057 г.) была скопирована слово в слово (около 1100 г.) Седренусом в его
компиляции. Однако здесь имеется также рукопись Скилицы, скопированная
157
булгарским епископом Михаилом из Девола, который внес различные дополнения
в виде дат и имен, имеющие большое значение для булгарских историков, без
которых мы были бы несведущими1. Другие греческие летописцы, как Зонарас,
Манассес, Гликас и др., которые покрывали период Булгарской Империи, не
являются для нас столь важными.
Кроме летописей имеются греческие жизнеописания святых. Наиболее
важными из них являются работы Феофилакта, греческого архиепископа
очридского в конце одиннадцатого века. Феофилакт писал работу о ранних
булгарских великомучениках и редактировал жизнеописание Св. Климента,
известного последователя Кирилла и Мефодия. Для написания обеих этих работ он
должен был использовать местные булгарские легенды и возможно, письменные
источники; поэтому они должны оцениваться как первые примеры булгарской
исторической литературы. Имеются также чисто имперские работы, которые
случайными ссылками бросают весьма важный свет на булгарскую историю –
жизнеописания патриархов, таких как Vita Nicephori Игнатия, Vita Igantii Никиты
или весьма важная работа анонимного автора Vita Euthymii или местных святых,
как Vita S. Lucae Junioris, Vita S. Niconis Metanoeite, Vita S. Mariae Novae и др.
Случайный характер их свидетельств делает ее более доверительной: хотя все
местные биографы скудны в датах. Даже более важными, хотя и в малом
количестве, являются сборники писем, написанные различными греческими
духовными лицами и государственными деятелями – письма патриархов Фотия и
Николая Мистика (последний имеет неоценимо большое значение по карьере
Симеона), Феофилакта императора Романа Ликапена и, наиболее интересными из
всех, корреспонденция имперского посла Льва Магистра, которая включает
некоторые ответы Симеона булгарского. В отношении этих писем следует
помнить, что их авторы были вовлечены в политику и придерживались своих
твердых позиций и хотели добиться определенных результатов; по этим причинам
их свидетельства весьма пристрастны. Это особенно справедливо по отношению к
великим патриархам. Наряду с жизнеописаниями они включали список булгарских
архиепископов и декреты Василия II по поводу булгарской церкви после его
завоевания страны. Наконец, имеются различные греческие трактаты, из которых
наиболее известными и наиболее важными являются работы императора
Константина Порфирогеннета, в особенности, тот страный справочник по истории,
этнографии и дипломатическим советам, известный под названием De
Adiministrando Imperio. К сожалению, Константин непосредственно никогда не
имел дело с Булгарией, однако по которой он имел обильную информацию1. Почти
такими же важными для освещения скрытого периода правления Самуила
являются два трактата, обьединенные вместе под названием Strategicon Секаменуса
или одного из Секаменусов и его родственника с псевдонимом Никулитзес. Об
авторах мы знаем мало, за исключением того, что они играли значительную роль в
булгарских войнах Василия II. Трактаты содержат большое количество главных
наставлений с частыми цитированиями исторических примеров и прецедентов.
1
Эти весьма важные дополнения табулированы в труде Prokič Zusätze in der Handschrift
des Johannes Skylitzes и далее обсуждены в его Jovan Skilitza.
1 По работам Константина Порфирогеннета см.комментарии Бури, трактат De
Administrando Imperio и The Ceremonial Book.
158
Имеются также ссылки на булгар в любопытном Lexicon, составленном в десятом
веке Суидасом2.
Несколько восточных источников должны быть взяты в связи с греческими.
Арабские географы проявил мало интереса на Булгарию на Балканах; и арабские и
армянские летописцы лишь повторяют, весьма случайно, вопросы, которые
просочились к ним из империи: хотя армяне проявили ясный и трепетный интерес
к приключениям армянских солдат в булгарских войнах Василия II. Лишь двое из
восточных летописцев были реально заинтересованы в балканских делах. Евтихий,
патриарх Александрийский, как христианин, внимательно наблюдал за событиями
в имперском дворе.3 Его летопись заканчивается в 937 году и он сам умер в 940
году. Продолжатель его дела Яхья (Yachya) антиохский, который умер в 1040 г.,
более важен. Когда он писал, Антиох был христианским городом под правлением
империи; поэтому он был в курсе дел современной истории империи. Он делает
частые и важные ссылки на булгарские войны Василия II; однако значение его
работ, уверен, преувеличено. Наша озабоченность по поводу дополнительного
свидетельства по этому темному периоду не должна нас отказаться от того факта,
что Яхья бесспорно был путаником в булгарских делах, т.е. в отношениях между
Комитополом и сыновьями Петра, о которых, очевидно, он не имел представления;
его информация, вероятно основана на слухах и претерпела изменений пока
достигла Антиоха. Самая большая ценность Яхьи заключается в его точности в
освещении восточных кампаний Василия, в его ясном датировании, которые дают
нам возможость уточнять датировку булгарских кампаний.
Латинские источники отсутствуют до девятого века: за исключением ранних
имперских историков – а именно, Еннодиуса или готта Джродана – которые
местами упоминают пред-балканских булгар. В девятом веке экспансия Булгарии в
западном направлении привело к связям с Западной Европой. Каролингские
летописцы начали делать простые, тем не менее хорошо датируемые ссылки на
булгарские войны и посольства. После прихода венгров в конце века эти ссылки
практически прекратились. Однако, крещение Булгарии и духовная политика
Бориса доставили страну в тесные отношения с Римом и на время папская
корреспонденция освещает булгарскую историю. Более важным в ней является
длинное письмо Николая I с ответом на вопросы Бориса по поводу допустимости
булгарских привычек и обычаев. В тоже самое время булгарские дела были
записаны в официальных жизнеописаниях пап. После того как Борис повернул в
сторону Восточной Церкви эти папские источники прекращаются, но время от
времени делаются упоминания о булгарах у итальянских летописцев, а именно, у
Лупа Протоспата, который писал в имперском городе Бари, и у венецианских и
далмацианских писателей, в особенности, когда во время правления Самуила
булгарское влияние расширилось до Адриатики и позднее, ретроспективно, у
венгерских историков. Кроме этих летописцев и религиозных писателей, имеется
один латинский автор, который со своим опытом в политике на Востоке
заслуживает особого внимания, а именно, Лиудпрант, епископ кремонский, чьи
2
Здесь также имеется неудовлетворительная, но определенно важная ссылка на булгар в
описании Камениатеса об опустошении Салоники.
3 Именно его интерес к проекту Симеона по женитьбе. См. прил. X.
159
родственники и он сам часто направлялись в составе посольств в Константинополь.
Лиудпрант был болтливым и ненадежным историком с уклоном на сенсационные
слухи; однако он был современником событий, он любил живые детали и до своей
второй миссии, был заинтересованным и непредубежденным человеком. По этой
причине он числится в ряду наиболее важных авторитетов.
Славянских источников немного, но большинство из них имеет имеет
существенное значение. Я ниже имею дело со Списком принцев; помимо этого мы
не имеем никакого славянского свидетельства по булгаской истории до времени
крещения. Литература по крещению Моравии, жизнеописания Кирилла и Мефодия
затрагивают булгарские дела и являются началом потока славянских писаний о
святых, составляя значительную ценность. Для Первой Булгарской Империи я
цитирую в частности Жизнь Святого Наума и, в меньшей степени, Чудеса Святого
Георгия. Рождение булгарской литературы естественно добавляет ценный новый
элемент, хотя большинство работ были лишь переводами из греческого. Однако
предисловия и послесловия снабжают нас не только случайными датами, но также
оригинальными работами большого значения. Таковыми являются работы Храбра
и Козмы. Более полно я имел дело с ними в этой книге выше. В дополнение к этим
источникам имеется важная русская летопись, известный определенно ошибочно
как Летопись Нестора. Она частично была выведена из перевода на булгарский
летописи монаха Григория (George Hamaratolos был монахом при правлении
Михаила III – В.М.) и продолжателя его дела, частично из различных греческих и
славянских записей, частично из устной информации и русских отчественных
записей.1 Там, где она касается булгарской истории, ее значение очевидно; однако
она также нуждается во внимании по отношению к датированию событий, о чем я
буду говорить в связи со Списком принцев. Отечественные записи богомилов, хотя
они, в основном, касаются событий более позднего времени, также важны,
поскольку бросают свет на то, что они внесли сами в политическую ситуацию.
Кроме литературных источников имеются различные археологические
раскопки, предпринятые в раличных важных частях Булгарии. Они в Преславе на
Дунае произвели мало результатов, однако в Плиске эта работа сильно высветила
цивилизацию ханов девятого века. Работа в Великом Преславе еще не произвела
результатов такого значения, на которое надеялись. Я также включаю в эти
источники надписи, выполненные на грубом греческом языке, с помощью которых
ханы девятого века записали на колоннах или камнях о различных важных
событиях. Значение этих источников очевидно.2 Всегда можно надеятсья, что
новые раскопки и открытия других надписей могут вызвать значительные
поправки в наше нынешнее знание о ранней истории булгар.
1
По поводу летописи Нестора см. предисловие к работе L. Leger, La Chronique dite de
Nestor.
2 Раскопки в Плиске и большинство этих надписей были полностью описаны в AbobaPliska Успенским и Шкропилом.
160
Приложение II
СПИСОК БУЛГАРСКИХ ПРИНЦЕВ
Список булгарских принцев является документом такой важности для
ранней истории булгар, что заслуживает отдельного обсуждения. Он существует в
двух практически идентичных рукописях, один в Ленинграде, а другой в Москве,
написанные на старославянском языке и содержит список булгарских правителей
от Авитохола до Умара с датами; однако его большое значение в той записи, ясно
указывающей на дату каждого возвышения на трон, заключается в том, что он
исполнен на неизвестном языке, который должен быть старым булгарским языком.
Переведенный на английский язык, список выглядит следующим образом:
“Авитохол жил 300 лет, его народ Дуло и его годы dilom tvirem: Ирник жил
100 лет и 5 лет, его народ Дуло и его годы dilom tvirem: Гостун в качестве регента 2
года, его народ Ерми и его годы dokhs tvirem: Курт правил 60 лет, его народ Дуло и
его годы shegor vechem: Безмер 3 года, его народ Дуло и его годы shegor vechem.
Эти принцы со стрижеными головами сохранили свое правление на другой стороне
Дуная 515 лет; и затем пришел принц Аспарух на эту сторону Дуная, где они и
сейчас. Аспарух, принц, 60 лет и 1 год, его народ Дуло и его годы ber enialem:
Тервел 21 год, его народ Дуло и его годы tekuchitem tvirem: … 28 лет, его народ
Дуло и его годы dvansh ekhtem: Севар 15 лет1, его народ tokh altom: Кормисош 17
лет, его народ Вокил и его годы shegor tvirem: этот принц сменил народ Дуло, т.е.
Вихтум2: Винех 7 лет, его народ Укил и его годы shegor alem: Телец 3 года, его
народ Угаин и его годы somor altem, он тоже из другого народа: Умор 40 дней, его
народ Укил и его год [годы] dilom tutom”.
Здесь, очевидно, следует делать одно исправление; чтобы сделать правление
первых принцев 515 лет, мы должны изменить продолжительность правления
Ирника на 150 лет3. Однако ничего больше невозможно сделать до тех пор, пока
мы не раскроем значение булгарских слов. Пока они как стоят, не имеется никаких
средств нахождения их значений: хотя булгарин Тодор Доксов, писавший в начале
десятого века, очевидно использовал ту же систему. Однако, хотя несколько
исследователей пытались привлечь для их трактовки тюркскую и монгольскую
филологию, но они не смогли вывести определенное уравнение между этим и
любым известным датированием. Так было до тех пор, пока около тридцати лет
тому назад, русские археологи не открыли надпись Чаталара, которая является
точкой контакта; основание Преслава Омором было датировано 15 индикта (
пятнадцатилетний цикл исчисления годов – В.М.) (т.е. сентябрь 821 г. – сентябрь
822 г.) или булгарской датой σιγορελεμ, shegor alem.
Подробный рассказ об этих результатах, которые были развиты учеными из
дополнительных источников, займет слишком много места. Поэтому я буду иметь
1
Из фотографии я прочел «ει», что должен означать 15; однако Бури, Маркуарт и Миккола
все принмают как 5.
2 Этот перевод немного сомнителен; после «Дуло» по тексту идет «Vrekshevi Khtun».
3 Jirecek, Geschichte, pp. 127 ff.: Bury (op. cit. ниже) считает изменение не необходимым.
161
дело, в основном, с главными исследователями. Бури был первым серьезным
исследователем. В 1910 г. он опубликовал ключ к булгарским словам1, которые,
как он заявил, подходили ко всем известным фактам, хотя он исправил текст по
отношению к последним принцам, чтобы его лучше согласовать с данными
греческих летописцев. Его теория потребовала цикл из 60 лунных лет – цикл,
неизвестный среди восточных племен – первые серии данных – например, dilom –
представляют единицы, вторые – десятки. Он заявил, что система была свободной
от опасной ловушки лингивистических аналогий. К сожалению данные, которые он
развил, находятся в противоречии с известной историей, как на это указал
Маркварт2. В частности, булгары должны были пересечь Дунай на 20 лет ранее.
Критика Маркварта была дискредитирующей, а не конструктивной. Тем не
менее, в 1914 г. профессор Миккола из Хельсингфорса обратился за помощью к
филологии и выявил ключ3, который предложил двенадцатилетний цикл, в котором
каждому году было дано название животного – следовательно, первое булгарское
слово было названием, а не числом – предположение, которое уже было выдвинуто
Петровским. Аналогии между тюркскими и куманскими словами (напр.,
dvash=тюркский davšan, заяц; tokh=по-кумански taok, курица) и порядок лет в их
цикле позволил Микколе переводить те булгарские имена и зафиксировать их
порядок в цикле. Вторые булгарские слова он принял как порядковые числа
месяцев и по аналогичным лингвистическим сравнениям он достиг установления
их порядка.
Филиологические аргументы Микколы убедительны и ныне, в основном,
всеобще приняты. Однако его даты не соответствуют датам, известным из наших
греческих источников, в частности, по отношению к жизнеописаниям ханов во
времена Корпронима. Для того, чтобы получить более удовлетворительные
результаты Миккола сделал одну или две поправки, однако безуспешно4.
Златарский, который сперва принял модифицированную форму теории
Бури5, теперь6 последовал за первым ключом Микколы: напр., somor=крыса, 1-ый
год цикла, shegor=бык, 2-ой: beri=волк, 3-ий; dwansh=заяц, 4-ый; dilom=змея, 6-ой;
tokh=курица, 10-ый; etkh=собака, 11-ый; dokhs=свинья, 12-ый. Месяцы были alem,
1-ый; vechem, 2-ой; tutom, 4-ый; altom, 6-ой; ekhtem, 8-ой; tvirem, 9-ый. Эти слова
влекут собой одно или два изменения в тексте, все весьма внушающие доверия,
напр., tekuchitem был сокращен до etkh. Bekhti Тодора Доксова должно быть
принято за 5-й месяц. Однако Златарский должен был сделать два важных
исправления в теории Микколы и предыдущих авторов. Первое, он возвращается к
системе лунных годов; второе, он начинает новую эру в 680 году н.э., когда
булгары поселились на юге от Дуная.
Детальное обсуждение его аргументов займет много времени. Я могу лишь
сказать здесь, что они кажутся мне звучными и оправданы полученными
1
Byzantinische Zeitschrift, vol. xix, pp. 127 ff.
Marquart, Die Altbulgarische Ausdrücke, pp. I ff.
3 Mikkola, Tyurksko-Bolgarskoe Lietochislenie, pp. 243 ff.
4 Mikkola, Die Chronologie der Türkischen Donaubulgaren, p. 11.
5 Zlatarski, Imali li sa Bulgarite sboe Lietobroenie.
6 Zlatarski, Istoriya, i, I, pp. 353-82, полное обсуждение его взглядов и аргументов.
2
162
результатами. До 680 года н.э. он принимает эру циклов, начинающихся в году
Перевоплощения: напр., Авитохол начал править в лунном году 150 н.э., который
является 6-ым годом цикла. Из сведений Иоанна из Никии мы можем определить
смерть Кубрата около 642 г., т.е. 665 лунного года. Следовательно Безмер
скончался в 665 лунного года; и, если мы отнимем 515, за продолжительность 5
правлений, мы достигнем год 150 по лунному календарю. Совпадение первого года
цикла с рождением Христа мне представляется довольно случайным; хотя это и
весьма любопытно, что 679 году н.э. по солнечному календарю (год
Вторжения)=700 н.э. по лунному календарю – мистическое число, которое
определенно привлекает внимание греков; и Златарский убедительно показал, что
Список первоначально был написан на греческом языке, вероятно скоро после
смерти Умара и почти определенно греком. Златарский также отметил, что
продолжительности правлений были вычислены неточно, но из циклических годов,
в которых случились восхождения на трон и смерти. Возникает сложность с
восхожденим на трона Аспаруха. Если Безмер правил 3 года с Аспарухом в
качестве его наследника, то правление Аспаруха начнется не в году beri, а в 5-ом
годе. Златарский решает это идентификацией Безмера с Баяном и тем, что Аспарух
разорвал с Безмером за два года перед смертью Безмера. Это может быть
приближенным решением, хотя лично я предпочитаю держать Безмера и Баяна
раздельно. Баян является хорошим булгарским именем и не особенно похож на
Безмера; более того, хронология, кажется мне, требует поколения между Кубратом
и Аспарухом.
С годом 680 начинается новый цикл. Здесь Златарский идет назад от даты
восхождения на трон Телетса, которое нам известно от Феофана, произошло в 7612 г.г. н.э.1 Наша интерпретация Списка располгает его на ноябрь 761 г. н.э. Первой
трудностью, которая возникает при этом, является то, что согласно Списку, период
между Вторжением и восхождением на трон Телетса равен 232 +21+28+15+17+7+
111 лунным годам, что слишком много. Поэтому мы должны обходить, как
неточные, некоторые из заявленных продолжительностей правления. Более того,
поскольку продолжительности Списка противоречат Списку дат, как мы их
интерпретируем, представляется уместным исправлять указанные
продолжительности, где они не согласуются с датами. Измеряя годы с помощью
системы Списка, Златарский уменьшил правление Тервела до 17 лет,
продолжительность правления неизвестного лица – до 6 лет: продолжительность
правления Севара было увеличена до 16 лет, Кормисоша оставил неизменной,
Винеха уменьшил до 6 лет. Все это добавило до 85 лунных лет, т.е. около 82
солнечных лет – 679-761 г.г. После Телетса Златарский вводит 2 года для Сабина, о
существовании которого мы были проинформированы греками; это делает год
Умара dilom, как и есть в Списке. Без введения правления Сабина, он был бы
dvansh.
1
2
Theophanes, pp. 667-8.
Продолжительность правления Аспаруха после Вторжения.
163
Конечные результаты Златарского выглядят следующим образом:
Авитохол
начал править
Ирник
Гостун
Курт
Безмер
Аспарух
Его отделение:
Начало булгарской
эры:
Тервел
начал править
Неизвестный
Севар
Кормисош
Винех
Телетс
(Сабин
Умар
Март 146 год н.э.1
Март 437 год
Сентябрь 582 год
Февраль 584 год
Апрель 642 год
Февраль 643 год
Январь 645 год
Январь 680 год
Декабрь 701 год
Май 718 год
Январь 724 год
Октябрь 739 год
Сентябрь 756 год
Ноябрь 761 год
Октябрь 764) год
Июль 766 год
Эти результаты не могут быть объявлены как абсолютно определенными;
однако аргументы, с которыми Златарский поддерживает их, представляются мне,
убедительными.
Златарский хочет показать, что Тодор Доксов и его современники также
вычислили свои необъяснимые иначе даты булгарской эрой. Поставив Создание на
год 5505 д.н.э., они начали булгарскую эру с А.М. 6185; однако для своих дат после
этого они использвали лунные годы. Таким образом Обращение Булгарии
датируется как А.М. 6376, так и А.М. 6377, но Тодор Доксов называет год как Etkh
bekhti. Теперь, 6376-6185=191, который даст 11-ый год 12-тилетнего цикла. Более
того, арифметика Златарского показывает, 5-ый месяц лунного года
191=солнечный год от 184, 62 до 184, 71 г.г., что равняется сентябрю 865 г.
Златарский также пытается показать, что якобы русский летописец, известный как
Нестор, датирует имперские события той же системой. Существенно вероятно, что
этот якобы Нестор вывел свою информацию по империи из булгарских переводов.
Однако, в то время как Златарский делает ясным интересный факт, что Нестор
использовал систему лунных лет, я не думаю, что возможно поверить в то, что
Нестор определенно принял эту систему.
Имеется еще один аргумент, который выигрывает от разъяснения. 515,
число годов, которые отданы первым пяти ханам, от Авитохола до Безмера,
принимается просто, чтобы представить как годы, которые булгары провели в
степях перед первой миграцией Аспаруха. Однако весьма вероятно, что они не
оставались на одном месте на весь такой период. Число 515 имеет другое значение.
Согласно хронологической системе Африкана, используемой в Константинополе,
680 год н.э., первый год булгарской эры=А.М. 6180 г. Однако 6180 годы
1
Месяцы, естественно, приблизительны, поскольку лунные месяцы не совпадают с
солнечными.
164
представляют 515 циклов из 12 лет. Грек, осведомленный о булгарской системе из
12 циклов, однако неосведомленный об ее использовании лунного года, возможно
информировал булгар, что 515 циклов прошли перед тем, как они пересекли Дунай.
515 циклов ошибочно стали 515 годами, которые, вновь, во имя большого
реализма, были отданы пяти булгарским ханам, чьи имена были известны; и
первые два хана получили хорошо округленные, но долгие годы правления 300 и
150 лет, соответственно.
Все это еще раз увеличивает трудность, связанную со Списком, трудность,
которую должен имет в виду каждый исследователь. Он почти определенно был
написан для булгар греческими рабами и объединяет Восточную систему
датирования с идеями, основанными теми неграмотными греками на суеверии и
случайном совпадении. Таким образом не имеется ни одной удовлетворительной
теории интерпретации и по этой причине галантное умственное упраженение Бури
потерпело неудачу.
Приложение III
ЕРНАХ И ИРНИК
Невозможно не поражаться созвучием имени Ирник, второго принца в
Списке, с Ернахом или Ернаком, младшим и любимым сыном Аттилы. Однако,
всегда опасна игра в идентификацию личностей, чьи имена случайно аналогичны, в
частности среди полу-варварских племен, где часто несколько личных имен
выведены из общего корня; хотя, с другой стророны, чрезвычайно редко, что две
особые личности имели бы одно и тоже имя, как это случается в более
цилизованном обществе.
Профессор Златарский рассматривает это как ошибочным и бессмысленным
делать идентификации на этой основе.1 Определенно следует признать, что мы
очень мало знаем о карьере маленького Ернаха после смерти Аттилы (453 год н.э.).
Приск лишь говорит нам, что он со своим братом Денгизич, правил над остатками
империи Аттилы в Малой Скифии (современная Бессарабия), откуда они
совершали вторжения в империю; и во время таких вторжений Денгизич был убит.2
Златарский отмечает, что 1) согласно Списку, Ирник начал править в 437 г., а не в
453 г.; 2) балканские булгары происходят от восточной ветви утигуров, которые
жили к востоку от Дона; 3) если Ернах является Ирником, то как он, так и Аттила
должны принадлежать династии Дуло, в то время как мы никогда не слышали имя,
упомянутое в связи с ними.
Аргументы Златарского не представляются эффективными для обсуждения.
1) и 3) находятся на краю абсурда. 1) Где принц был предназначен править 150 лет,
поэтому слишком легковерно полагать, что дата его восхождения на трон должна
быть точной. Ошибка в 16 лет при некоторых обстоятельствах совершенно
простительна. 3) Не имеется причины, по которой мы должны знать прозвище
Аттилы. Прозвища варварских семей не только часто меняются в течение
1
2
Zlatarski, Istoriya, i, I, pp. 40-42.
Priscus, Fragmenta, p. 587.
165
поколений, но мне кажется, что аргумент был бы убедительным только тогда, если
мы были бы определенно информированы, что Аттила не принадлежал к династии
Дуло. 2) Здесь аргумент является сильным; я определенно согласен с тем, что
королевство Кубрата имело утигуров в качестве своего ядра. Однако здесь я
думаю, что сюда вошли оногундри. Они были остатками империи Аттилы,
которую Ернах и его семья сумели сохранить; и под давлением аварского
правления, они или насильно были передвинуты на восток, или сами мигрировали
в попытке бежать за аварские границы. Вероятно это был один из их принцев,
который возглавлял восстание булгар против аваров и таким образом приобрел
командование над объединенным булгарским королевством. Резиденция
королевства, естественно, находилась в утигурской территории, будучи частью
королевства, наиболее безопасной от аварских атак. Мне представляется, что эта
теория не только согласуется с аргументом Златарского, но и также объясняет
известность названия оногундри, которое не может быть составным или
искаженным названием, но должно представлять определенное племя.
При таких обстоятельствах, в особенности принимая в расчет заметное
подобие названий, это, конечно, излишне придирчиво, чтоб отказать в
идентификации Ирник с Ернахом и не проводить булгарскую правящую линию от
Аттилы.
Теперь возникает вопрос, должен ли Аттила идентифицироваться как
Авитохол. Если Ернах является Ирником, то вторая идентификация не суть важна.
Лично я осторжен; я отношусь к Авитохолу, подобно к Аттиле, как
модифицированной форме Авит, тюркского предка, который получил новое
значение, когда библейские истории достигли степи и тюрки, хазары и гунны,
решили утверждать свои происхождения от Джапета.1 (Между прочим венгерские
историки модифицируют обычно это происхождение, поставив тридцать четыре
поколения между Джапетом и Аттилой2). Результирующее подобие имени с
именем Аттилы, возможно, хорошо было зафиксировано в умах булгар; однако
действительно я верю, что Авитохол был далеким предком, первым основателем
народа. Мы должны помнить, что Аттила принимает преувеличенные размеры, в
основном, в нашей истории потому, что его карьера, главным образом, была
направлена на завоевание Запада. Ернах, чье правительство было определенно
восточным, возможно, предавался восточным завоеваниям, о чем мы ничего не
знаем и может быть, он был фигурой, более крупной чем Аттила в восточной
традиции. (Здесь я намеренно пропускаю прил. IV о христианстве среди славян
девятого века – В.М.).
1
Вероятно Аттила является уменьшительным от Авит; Охол определенно является огул,
сын.
2 напр., de Thwrocz.
166
Приложение V
БУЛГАРСКИЕ ТИТУЛЫ
Через названия нескольких булгарских титулов можно было немного
узнать об администрации Булгарской империи; хотя и из них невозможно вывести
много заключений, поскольку трудно говорить, какие титулы относятся к
канцелярским и какие являются лишь декоративными рангами.
Правитель во всех его описаниях является ханом или Верховным ханом –
κανας или καννας, с эпитетом υβιγη или υβƞγƞ – слово, которое на куманском явно
выглядит как öωeghü=высокий, прославленный1. Надписи часто добавляют титул ỏ
εκ θεου αρχων, возможно введенные греческими писарями, которые думали, что для
каждого принца необходимо указать их квалификации. Титул хана исчезает после
введения христианства и славянского алфавита, вместо которого приходит князь
или позднее царь.
Главным классом благородности был бояры – βοιλαδες или βοηλαδες –
название, которое стало основным среди восточных славян. В десятом веке
существовало три класса бояр, шесть великих бояр, внешние бояры и внутренние
бояры2; в середине девятого века было двенадцать Великих бояр3. Вероятно,
Великие бояры составляли тайный кабинет хана; внутренние бояры, вероятно,
были чиновниками дворца, внешние бояры – провинциальными чиновниками4.
Многие личности, упомянутые на надписях девятого века, были боярами. Кавкан
Исбулес и Багатур Тсепа, оба, были боярами; однако я склонен думать, что бояры
были гражданскими чиновниками. Второй класс благородности, вероятно нижний,
багаины (bagaïns). Они, я полгаю, были военной кастой; однако их название
встречается лишь на надписях, коллективно (Омортаг дал своим боярам багаинам
подарки по одному случаю), или отдельно там, где оно сочетается с титулом
багатур.5 В дополнение к этим рангам, почти каждый булгарский подданный,
упомянутый на надписи, был θρεπτος ανθρωπος хана. Последние были, несомненно,
грубым орденом рыцарства, номинальными телохранителями ханов.6
Титул багатур – βαγατυρ или βογοτορ –несколько раз был найден на
надписях; когда булгарский генерал, который был разбит в Хорватии в 927 г. был
назван Константином αλογοβοτουρ, очевидно вместо αλο-βογοτουρ7. Это слово
является тюркским багадур, найдено на русском языке как богатырь=герой. Оно,
1
Marquart, Die Chronologie, p. 40.
Constantine Porphyrogennetus, De Ceremoniis, i, p. 681. На приеме булгарских послов
было корректно справляться об их здоровье.
3 Там же, De Administrando Imperio, p. 154. Они были захвачены вместе с наследным
принцем Владимиром сербами.
4 Я следую решению Златарского – Kvi sa Vatrieshini i Vunshni Bolyari, passim.
5 напр., те, которые цитируются в Aboba-Pliska, pp. 201-2, 190-2. Енравотас, брат
Маломира, который также назывался как Боинос, может быть был багаином (Theophylact,
Historia XV. Martyrum, p. 193).
6 Aboba-Pliska, pp. 204 ff. Успенский пришел к этому заключению.
7 Aboba-Pliska, pp. 190-2: Constantine Porphyrogennetus, op. citl, p. 158
2
167
видимо, представляло военный ранг. Приставка αλο означает «главный» или
«головной» ( Bang равняет его с тюркским alp, alyp1) или просто личное имя. Титул
vagantur, найденный в списке булгарских легатов в Константинополе 869-70 г.г.,
является определенно тем же bagatur.
Colobrus – καλοβρος или κουλουβρος –найденный лишь на надписях, был,
вероятно, титулом ранга, выведенный из тюркского golaghuz, вожатый2. Бояр Тсепа
был colobrus, также как и bagatur.
Zhupan, однажды как ζουπαν и в другой раз как κοπανος, встречается на
надписях. В обоих случаях упоминается семья носителя ранга. Среди южных
славян, в основном, zhupan означает главу племени; так Успенский и Бури
правдоподобно приняли его как главу одного из булгарских кланов.3
Sampses – σαμψης – отстутствует на надписях, однако хозяином Св.
Климента в Плиске был Ешатзес, σαμψης το αξιωμα, два легата 869-70 г.г. были
sampses и шурин Симеона, посол в 927 г., был ουσαμψος или ουσαμωις, что, очевидно,
является иным видом указанного ранга. Предположительно sampses занимали посты
во дворе.
Титул тархан, вероятно представлял высший военный пост. Он был
тюркского происхождения; тюркский посол во дворе императора Юстиниана II
(570 н.э.) назывался как тагма, αξιωμα δε αυτω ταρχαν4. Онегавон , который был
утонул в реке Тисса, был тарханом; таковым был и Жупан Охсун5. Когда Св.
Климент прибыл в Белград, то его там приветствовал Боритакан τψ τοτε φυλασσοντι,
υτοστρατηγος хана Бориса6. Боритакан должен означать тархан Бориса; его
положение было определенно эквивалентно стратегу империи, напр., он был
военным губернатором провинции. Я рискую, говоря, что тархан может быть равен
имперскому стратегу. Булгарские провинциальные губернаторы – их было десять
во время правления Бориса – назывались греческими и латинскими авторами
(counts) графами. Мы не можем говорить, представляет ли это перевод некоторого
булгарского титула или булгары адаптировали слово κομης. В 927 г. посол sampses
Симеон, покойный шурин царя, также назывался как καλουτερκανης: когда
ставились вежливые вопросы булгарским послам десятого века по поводу здоровья
«сыновей» их правителя, ο καναρτι κεινος και ο βουλιας ταρκανος.7 Я думаю, что мы,
очевидно, должны равнять καλουτερκανος к καναρτικεινος; оба kalutarkan и
buliastarkan были офицерами во главе тарханов и их посты были, по-видимому,
зарезервированы за членами правящей семьи. Bulias возможно соединен со словом
бояр; однако его идентификация не имеет существенного значения.
Наиболее важным военным офицером владения был кавкан. При правлении
Маламира кавкан Исбулес, παλαιος βοιλας хана (старший бояр?) определенно был
наиболее важной личностью у хана в Булгарии. Он строил хану акведук за свои
1
Marquart, op. cit., p. 40 n.
Там же, стр. 41.
3 Aboba-Pliska, p. 199: Bury, Eastern Roman Empire, p. 334.
4 Menander, Fragmenta, p. 53.
5 Aboba-Pliska, pp. 190, 191.
6 Vita S. Clementis, p. 1221.
7 Theophanes Continuatus, p. 413: Constantine Porphyrogennetus, De Ceremoniis, p. 681.
2
168
средства и сопровождал хана на битву, очевидно, как главнокомандующий8. В 922
году мы слышали о Симеоне в сопровождении своего кавкана1. Столетием позднее
было два кавкана, Дометиян и его брат; однако они не были таковыми
одновременно. Дометиян был схвачен Василием II и его брат скоро после этого
дезертировал с булгарского дела. Дометиян был συμπαρεφδρος царя ГавриилаРадомира2.
Титул табаре или, возможно, илтабары (старый тюркский ältäbär) 3,
встречается лишь среди послов 869-70 г.г. Имя Μηνικος встречается более чем раз.
Симеона в 922 г. сопровождал αμα καυκανφ και μηνικω. В 926 г. булгарские
генералы Сненус, Хемнекус и Етзбоклия вторгнулись в Сербию. В 927 г.
булгарское посольство, кроме Георгия Сурсубула и Калутаркана Симеона,
включало царского родственника Стефана и Маготинуса, Кронуса и Меникуса4.
Златарский делает из Хемнекуса личность, а из Меникуса – титул.5 Лично я думаю,
что первый отрывок должен выглядеть как αμα καυκανω Μηνικω – Меникус,
ошибочно названный Константином Хемнекусом, который в то время был
кавканом. Другие имена, которые появляются в течение истории Первой
Булгарской империи, мы должны принимать, из-за отсутствия свидетельства
противоположного, за личные имена, а не за титулы.
В связи с этими титулами следует сказать несколько слов о списке
Анастасия Библиотекаря булгарских легатов на Совете 869-70 г.г. в
Константинополе. Согласно ему, они были “stasizerco borlas nesundicus vagantur il
vestrannatabare praesti zisinas campsis et Alexius sampsi Hunno6”; “…zerco borlas” и
“nesundicus” определенно являются Сербулой и Сундикой, булгарскими
государственным деятелями, которым папа Иоаганн VIII написал письмо и
которые в проповеди Сивидаля звучат как Зерогобула и Сондоке – «borlas” не
является ошибкой в печати слова «boëlas»7; «vagantur» является «bagatur», титулом
Сундики. «il vestrannatabare”, по-видимому, Vestranna, iltabare. Campsis и sampi
оба явно являются sampses. Список, следовательно, должен выглядеть как «Stasis,
Cerbula, bagatur Sundica, iltabare Vestranna, sampses Praestizisunas и sampses Alexius
Hunno”. Hunno, по-видимому, является фамилией.
8
Aboba-Pliska, pp. 230-1, 233.
Theophanes Continuatus, p. 401.
2 Cedrenus, ii, p. 462.
3 См. Marquart, op. cit., p. 41.
4 Theophanes Continuatus, loc. cit., and p. 413: Constantine Porphyrogennetus, De
Administrando Imperio, p. 158.
5 Zlatarski, Istoriya, i, 2, pp. 421-2, 475-6, 523-4.
6 Anastasius Bibliothecarius, Praefatio in Synodum VIII, p. 148.
7 Zlatarski, loc. cit., pp. 794-800.
1
169
Приложение VI
ВЕЛИКАЯ ОГРАДА ТРАКИИ
Большая линия земляных работ, которая протягивается через северную
границу Тракии от Девелтуса до Макроливады и все еще, в основном, заметной,
задает проблему историкам по датированию ее строительства. То, что это было
булгарской работой, мы знаем из преданий, археологии и исторической
вероятности и мы знаем также, что она должна была строиться между Вторжением
в 679 г. и Новообращением 869.
Линия ограды идет приблизительно вдоль того, что известно в булгароимперских соглашениях как Мелона граница. Эта граница впервые была дана
Булгарии соглашением между Тервелом и Феодосием III в 716 г.; и, по-видимому,
она была вновь подтверждена в договоре между Кормисошом и Константином V1.
Златарский полагает, что Ограда была сооружена во время договора Тервела2, а
Шкорпил - во время Кормисоша3. Оба предположения правдоподобны, однако, как
отметил Бури4, они оставили неразъясненными условие договора между
Омортагом и Львом V в 815 г. Договор, который записан на надписи СулейманаКени, подтверждает пограничную линию Мелона ( с возможно одной или двумя
поправками), и затем в его второй статье говорится о некоторой мере по поводу
различных округов на пограничной линии, по которой были сделаны «εως εκει
γεγονεν η οροθεσια», т.е. до тех пор, пока не будет завершена демаркация.
Добавлением слов «Απολειφειν» и «φρουρια» в двух сомнительных местах – чтение
которых мне представляется более убедительным чем слова Златарского – Bury
показывает, что имперские войска должны были покинуть пограничные форты в то
время как шло строительство пограничной линии. Это может означать лишь, что
действительные строительные операции должны были иметь место на границе –
т.е. должен был строиться защитный вал. Эта работа определенно нуждалась в
пассивном сотрудничестве имперских пограничных гарнизонов, которые, если бы
они решились на это, то могли вмешаться и разрушить все. Поэтому они на время
должны были быть удалены.
1
Theophanes (p. 775) упоминает договор между Феодсием и Кормисошом (Cormesius).
Вероятно было два соглашения.
2 Zlatarski, Istoriya, i, pp. 179-80, 300.
3 Aboba-Pliska, p. 568.
4 Bury, The Bulgarian Treaty of 814, passim.
170
Приложение VII
УСПЕШНАЯ КАМПАНИЯ ЛЬВА АРМЯНСКОГО
Историки не хотят отдать должное Льву V за его успешную кампанию
около Мезембрии в 813. Эта кампания была отмечена лишь в работах Генезиса,
Феофана Континуата (Продолжатель) и в поздних летописях, выведенных из них;
рассказ Континуата является более подробным трудом. Феофан, Скриптор Инсерт,
Игнатий, биограф Никифора и Георгий Хамартол, четыре современника или почти
современники, историки, ничего о ней не упоминают. Их молчание убедило Хирша
и других современных авторов в том, что рассказ является мифом, выдуманным
источником, которого использовали Генезиус и Континуат для того, чтобы
объяснить название места Βουνος Λεοντος – Холм Льва5.
Однако, как отметил Бури1, Феофан закончил свою летопись на захвате
Адрианополя, что определенно имело место перед этой кампанией; Георгий
Хамартол никогда не интересовался внешними делами: когда все были жестоки
против иконоборчества и поэтому так не любил Льва, что их молчание о событии,
так похвальное для него, может быть легко понимаемым. Игантий и Скриптор
Инсерт были особенно мстительны по отошению к нему. С другой стороны,
подробный отчет у Феофана Континуата не выглядит как поздняя выдумка.
Златарский принял факт проведения кампании, но ставит ее на Бурдизусе
(Баба-Ески) в Тракии, не около Мезембрии и датирует ее как событие после смерти
Крума. Его аргументы выглядят как: 1) лишь Континуат упоминает о местности в
связи с кампанией и все рассказы представляют, что она имела место на имперской
территории; 2) даже Континуат говорит, что она имело место на имперской
территории; 3) Мезебмрия и ее округа были захвачены Крумом в 812 г.; 4) едва ли
было возможным для Льва и его армии достичь Мезембрии так скоро, когда
незадолого до этого войска были в Аркадиополе2.
Эти возражения зависят от предположения, что Мезембрия была в руках
булгар. Однако не имеется никакого свидетельства, что Крум оставил какой-либо
гарнизон в Мезембрии после ее захвата; он, кажется, разрушил и покинул ее – его
обычная праткика с крепостями противника – напр., Адрианополь. Мезембрия где
и когда бы не появлялась в истории, она всегда была имперским городом. Более
того, прибрежная линия залива Бургаса не полностью была уступлена Булгарии до
правления Федора. Мезембрия была важным городом империалистов: которые
придпримут раннюю попытку ее возвращения; и кампания Льва, очевидно, была
предпринята с этой целью и дополнительно с намерением атаковать Булгарию с
фланга; и войска были продвинуты морем, что обеспечивало быстроту их
продвижения, особенно тогда, когда этого позволяла погода. Более того, войска,
взаимодействующие с Мезембрией в качестве своей базы, были в хорошем
контакте с Константинополем по морю и не испытывали никакого недостатка: в то
5
Hirsch, Byzantinische Studien, pp. 125-6.
Bury, Eastern Roman Empire, pp. 356-7.
2 Zlatarski, Istoriya, i, I, pp. 425-32, в особенности, p. 429.
1
171
время как пригородные районы, опустошенные Крумом в предыдущем году и,
вероятно, незасеянные в том сезоне, возможно не производили никакой провизии
для булгарской армии. Поэтому я думаю, что возражения Златарского могут быть
легко отражены и они необязательно могут быть усилены из-за того, что
Континуат уже дал исчерпывающий отчет об этой кампании. Наиболее вероятной
датой является осень 813 г., перед смертью Крума.
Приложение VIII
МАЛАМИР И ПРЕСИАМ
Была начата дискуссия между двумя крупными авторитетами по истории
Булгарии девятого века Златарским и Бури по поводу номенклатуры и
продолжения правления хана Маламира. Согласно Бури, который следовал
тщательно неразработанной теории Jireček, он правил со времени смерти Омортага
приблизительно в 831-2 до 852 г.г. (восхождение на трон Бориса) и также имел
булгарское имя Пресиам, от которого он отказался в течение своего правления;
согласно Златарскому, он правил от 831 до 836 г. и был унаследован своим
племянником Персиамом, который правил до 8521 г.
То, что существовал Маламир, мы знаем не только из надписей, но и из
рассказов, оставленных Феофилактом из Очриды, единственным историком,
который попытался соединить рассказ о правлениях и взаимоотношениях ханов
семьи Крума; он определенно имел доступ к некоторым старым источникам,
которые ныне утеряны. Он говорит, что Омортаг имел три сына, Енравотаса,
Звенитзеса и Маламира (Μαλλομηρος); Маламир наследовал своего отца и был
унаследован своим племянником, сыном Звенитзеса; несколькими строками ниже
этого второго пункта он говорит о булгарском хане как «οριθης Βωρισης»2 – фраза,
которая обычно исправляется как «ο ρηθεις Βωρισης». Маламир также упоминается
как Балдимер или Владимир в сообщении Логотета о ссыльных Адрианополя: в
котором несколькими строками ниже внезапно упоминается Михаил (Борис) в
качестве хана. Однако вся информация Логотета является туманной; Балдимером
назывался отец Симеона.3
Это свидетельство не встречает никакой трудности для предположения, что
Маламир был наследником Омортага и предшественником Бориса. Однако
надпись4, найденная в Филиппи говорит о « - ανος εκ θεου αρχων», который
упоминался наряду с Кавканом Исбулесом; и Константин Профирогеннет говорит,
гораздо более тревожно о «Πρεσιαμ ο αρχων Βουλγαριας», который сражался против
сербов около 840 г. Борис-Михаил был, говорит он, сыном Персиама или более
1
Bury, op. cit., pp. 481-4: Zlatarski, Izvestiya, pp. 49ff. Istoriya, i, I, pp. 447-57 (ответ на
возражения Бури по поводу его предпложения в Izvestiya).
2 Theophylact, Historia XV. Martyrum, pp. 193, 197.
3 Leo Grammaticus, pp. 231-2 (Βαλδιμερ): Logothete (славянской вариант), pp. 101-2
(Владимир).
4 Надпись Villoison или Филиппи.
172
вероятно, Пресиана или Прусиана (хорошо известное булгарское имя),5
следовательно, должен быть определенно ханом, ανος на надписи в Филиппи.
На этом свидетельстве Бури и Златарский сформулировали свою теорию и
каждый поддерживал ее своей интерпретацией надписи в Шумла, где упоминается
Маламир. Златарский отверг чтение «ρηθεις» у Феофилакта, говоря, что поскольку
имя Бориса еще не упоминался, оно не может быть «ρηθεις»; Маламир был
унаследован своим племянником определенно, но это был Пресиам: поскольку
Борис, как говорит Константин, был сыном Персиама.
Я также сомневаюсь о принятии ханом Пресиамом официального
славянского имени Маламир. Правители обычно не меняют свои имена в середине
своих правлений, за исключением случаев, когда подобно Борису, они принимают
новую религию. Я верю, что Персиам был высокопоставленным офицером
владения, вероятно, отпрыском королевской крови; однако ему была дана корона
принца лишь в неграмотных представлениях сербов.
Приложение IX
КИРИЛЛИЦА И ГЛАГОЛИЦА
Не все самые ранние славянские рукопис написаны на одном алфавите; тем
не менее некоторые исполнены кириллицей, на которой сегодня основаны все
алфавиты православных славян, в то время как более усложненная писменность,
известная как глаголица, ныне выживает последние дни в деревнях Хорватии.
Профессор Миннс показал1, что из того факта, что Св. Кирил допустил
игру слов, в ошибочной печати версии иврита об Исаии, следует, что он должен
был знать иврит – ранняя попытка Snoj о том, что он знал коптский язык, следует
признать ошибкой2. Если он знал иврит, то легко понять, из какого источника были
очерчены буквы кириллицы, поскольку греческий алфавит здесь явно не
использовался: единственными исключениями является несколько гласных звуков,
которые вносят свежий воздух в произвольное изобретение. Поэтому
представляется необоснованным полагать, что Кирил не изобрел кириллицу.
Однако весь вопрос был затуманен предположением, основанным, главным
образом, на стертых текстах, что глаголица должна была быть изобретена до
кириллицы и по искренней и до некоторой степени неуместной тоске сделать ее
разработкой из греческого или латинского или рунического алфавитов3 – из чего
угодно, за исключением определенно и независимо созданного алфавита.
Первенство глаголицы доказывается отрывком в рукописи жизнеописания Св.
Климента4, где говорится, что Климент изобрел алфавит, отличающийся от
5
Zlatarski (loc. cit.) с готовностью показывает, что Пресиам является наиболее вероятным
Пресианом
1 Minns, Saint Cyril Really Knew Hebrew, passim.
2 Snoj, Staroslovenski Matejev Evangelij, passim.
3 Taylor и Jagič вывели его из курсивных греческих, Wessely (Glagolitisch-Lateinische
Studien) из курсивных латинских букв.
4 Найден Григоровичем в 1825 году.
173
алфавита Св. Кирила – следовательно говорится, что Климент изобрел кириллицу.
Однако подлинность этого отрывка весьма подозрительна.
Мы должны учитывать историческое свидетельство. Когда моравиане
ходатайствовали об учителе, то император отправил им Кирила. После весьма
краткого времени, очевидно, святой перевел отрывки из Евангелия и написал
сборник лекций, кроме того, что изобрел алфавит. Однако версия Библии Кирила
написана, что ныне общепринято, на диалекте македонских славян и оба алфавита,
кириллица и глаголица, были адаптированы для того, чтобы они подходили этому
диалекту. Лишь одно возможное заключение может быть достигнуто, что Кирил,
который был предприимчивым филологом, уже экспериментировал со славянским
языком, чтобы его использовать вокруг своего дома в Салониках и для этого вывел
алфавит кириллицу. Когда он прибыл в Моравию, то он обнаружил, что алфавит,
который имеет такое тесное родство с греками, встречает мощное сопротивление;
так что он замаскировал его, изменяя большинство греческих букв, но сохраняя
большинство своих изобретенных букв, после чего он привел его в неопределенное
единообразие со свободным использованием петель1. Из всего этого видно, что
имперское правительство уже планировало с помощью Кирила обращение
Балканских славян в православие, также и булгар как своих подданных, когда
неожиданные события вызвали на сцену крупное миссионерство и изменили всю
ситуацию2.
В Булгарии найденные рукопис на глаголице датируются тринадцатым
веком и главным образом они происходят из округов Очрида и Рила. Почти
определенно Климент доставил алфавит с собой из Моравии; и если имеется какоелибо доверие рукописи Атоса, то она ссылается не на его изобретение кириллицы,
а на его введение алфавита, который был отличным от того, что знали местные
жители под видом кириллицы. Булгары, обученные в славянских школах
Константинополя, очевидно использовали кириллицу; которая стала официальным
алфавитом, используемым в Преславе – трактат Храбра ссылается на нее, а не на ее
соперницу – и которая из-за ее большей простоты и пригодности, добилась успеха
со временем в замене глаголицы – алфавита, чьим единственным преимуществом
было то, что она была пригодна лишь для частного политического кризиса.
Приложение X
ПРОЕКТ ИМПЕРСКОЙ ЖЕНИТЬБЫ СИМЕОНА
В течение второй войны Симеона с империей мы слышали о проекте
женитьбы для объединения своей семьи с имперской семьей. Имеюшиеся лишь две
ссылки на него весьма туманны, однако они показывают, что он, по-видимому, был
предметом большой важности. Евтихий Александрийский, написав несколькими
годами позднее краткий искаженный очерк о детстве Константина VII,
происследовал декларацию Симеона о войне в ответ на отказ императора, за
1
Я следую за объясенением Миннса, что соответствует здравому смыслу.
Brückner (Thesen zur Cyrillo-Methodianischen Frage, p. 219) проталкивает эту теорию до
той степени, что отвергает миссию Ростислава. Бури принимает более умеренную
позицию.
2
174
которого правила его мать Зоя, дать согласие на женитьбу сына булгарского
монарха на сестре императора.3 Зимой 920-1 г.г. , когда Роман прочно сидел на
троне, Николай написал Симеону письмо, напоминая ему о том, что он
первоначально добивался союза через женитьбу императора, но в то время
имперское правительство отказало ему в этом. Теперь, он сказал, это возможно;
Роман хотел жениться сам или женить имперского принца на булгарской
принцессе и т.п. Николай сделал боьшое ударение на факте, что Симеон ныне мог
добиться удовлетворения своего желания. Однако Симеон, очевидно,
проигнорировал данное предложение. Его требованием было низложение Романа.4
Евтихий был неправильно информирован о тех личностях, которых
касалось предложение о женитьбе. Единственной сестрой Константина была
сводная сестра Августа Анна, родившаяся до 892 году н.э., которую Лев короновал
как императрицу-затычку после смерти ее матери и которой он предложил выйти
замуж в 898 г. за Людовика из Прованса. Эта женитьба не состоялась, однако, мы
более не слышали об Анне; и это молчание, с учетом важности в то время каждого
живого члена императорской семьи, оправдывает наше предположение о том, что
она скоро после эгого умерла. Едва ли возможно, что эта принцесса была
предметом матримониальных предложений Симеона. Однако, кроме нее в то время
неженатым членом императорской семьи, жившим в 913-9 г.г., был сам император.
Следовательно, целью Симеона была женитьба юного императора на одной
из его дочерей. Это более убедительно; как тесть императора, он мог бы быть в
состоянии, с которого он мог бы достичь имперского трона – почти как Роман,
который на самом деле проделал это. И это объясняет, почему предложение
Николая было пренебрежительно проигнорировано в 920-1 г.г. Тогда это было уже
слишком поздно; Константин уже женился на Елене Ликапене и ее отец был
императором. Симеону оставалось лишь гневно требовать отречения Романа.
Возникает вопрос, когда Симеон выдвинул свое предложение. Очевидным
случаем является его встреча с Николаем в августе 914 года; и вероятно его
предложение было благосклонно получено и дано неясное обещание. Николай в
своем желании мира все это приветствовал чем отверг вовсе. Однако Зоя, мать
императора, определенно имела свое мнение по этому поводу. Ее восхождение на
трон было оправданием Симеона за отказ прибегнуть к силе оружия. Это объясняет
молчание Николая по этому поводу то тех пор, пока вопрос не стал историей;
учитывая свое собственное обещание и отказ правительства, с которым он хотел
смириться. Симеон планировал взобраться на имперский трон сначала выдав замуж
своей дочери его владельцу; и Николай полу-обещал осуществить его план. Только
материнская любовь Зои и тот факт, что такая же идея возникла у гросс-адмирала,
спасла императора и империю.
3
4
Eutycius of Alexandria, Greek translation, p. 1151.
Nicholas Mysticus, ep. xvi, p. 112.
175
Приложение XI
МИР В 927 ГОДУ И ТИТУЛ ПЕТРА
Мы знаем, что миром 927 года имперское правительство согласилось
признать Петра как императора Булгарии (Βασιλευς). Лиудпранд из Кремона был
информирован таким образом имперской канцелярией, когда он пожаловался на
первенство, предоставленное булгарскому посольству1; и нам известно, что Мария
Ликапен обрадовалась за то, что выходит замуж за императора2. По этому поводу
нет проблем, поскольку имеется отрывок в De Ceremoniis. Здесь среди
предписаний, которые должны были быть выполнены на приеме иностранных
послов имеется одно, которое относится к «духовному внуку (πνευματικος εγγονος),
принцу (Αρχων) Булгарии и здесь нет никакой ссылки на булгарского монарха как к
Басилеусу. Немного ниже, среди предписаний, которые должны были выполняться
императорами при адресовке писем к иностранным властителям, имеется одно от
«Константина и Романа, императоров, к Архону Булгарии»; за которым следовало
примечание о том, что последнее было написано (το αρτιως γραφομενον)
«Константин и Роман к их духовному сыну императору Булгарии (τον κυριον ο δεινα
βασιλεα Βουλγαριας)».1 В прежнем предписании по обращению имена императоров
почти определенно были интерполированы – они должны относиться к
Константину Профирогеннету и Роману II, которые только применяли второе
предписание. Однако фраза «духовный внук» в предписании приема не так легко
объясняется. Если учитывать более ранние поколения, эпитет «духовный» звучит
нелепо; однако должно быть некоторое значение за словом внук.
Бури2 предположил, что монархами, связанными с этим отношением, был
Лев VI и Симеон, сын Бориса, крестника императора. Однако крестным отцом
Бориса был Михаил III; почему должны учитыватсья поколения по поводу булгар,
и они не должные учитывать имперскую сторону? Рембо3 искал решение в
физическом взаимоотношении; Петр был внуком, через свою жену, Романа
Ликапена. Имперский титул должен был быть присвоен ему или после падения
Романа или Роман отобрал его у него. Рембо, думаю, прав, настаивая на
физическом родстве; и возможно, что Роман отобрал титул у Петра, чтобы
отметить свою неудовлетворенность по какому то случаю или он зарезервировал
такую формулу, чтобы использовать ее при желании. Однако из факта, что не
имеется никакого предписания по поводу именования Петра как Басилеус, я
склонен думать, что формула «духовный сын» является смесью двух формул, одна,
имеющая дело с «духовным сыном Архоном», а другая – с «духовным внуком
Басилеусом». Путаница лишь показывает, что придворные Византии, обычно
1
Liudprand, Legatio, p. 186.
Theophanes Continuatus, p. 415.
1 Constantine Porphyrogennetus, De Ceremoniis, pp. 681, 682, 690. Здесь же имеется
формула для приема, называющая Архона из Булгарии духовным сыном императора.
2 Bury, The Ceremonial Book, p. 226.
3 Rambaud, L’Empire Grec, pp. 340 ff.
2
176
весьма пунктуальные, относились к предположению императорского титула для
любого монарха за пределами империи как смешному явлению, что они могли
обращаться с ним с презрительным пренебрежением; и они никогда не
удосуживались записывать его систематически или не брали на заметку, за
исключением, когда они хотели вызвать раздражение мнительных послов от
выскочек Запада.
Приложение XII
ХРОНОЛОГИЯ БУЛГАРСКИХ ВОЙН ИМПЕРАТОРА
НИКИФОРА ФОКИ
Хронология булгарских войн Никифора Фоки часто запутана
настоятельными попытками историков идентифицировать сообщения, данные
Львом Диаконом и Скилицой, которые вместе с «Нестором» являются их
фундаментальными источниками. В действительности, каждый летописец имеет
дело, в основном, лишь с отдельными событиями. Согласно Льву, булгарское
посольство, требовавшее дань, прибыло в Константинополь скоро после
триумфального возвращения Никифора из Тарсуса (что имело место в октябре 965
года). Никифор скоро после отказа принять это посольство устроил демонстрацию
на границе и захватил один или два форта на ней; однако, он не стал начинать
серьезную кампанию в Булгарии. В тоже самое время он начал дипломатические
интриги с русскими, которых он продолжил дальше.1 Затем Лев возвращается к
гланому интересу правления – к восточным кампаниям. Позднее, после того как
русские вторглись в Булгарию (в 967 г., согласно «Нестору»), Никифор отправил
посольство в Булгарию с предложением женитьбы булгарских принцесс на
молодых императорах и булгары молили об имперской помощи против русских.
Однако Никифор отправился на Восток и при возвращении оттуда был убит.2 У
Скилицы, который через все правление ясным образом использует некоторый
потерянный источник, мы сперва находим параграф, описывающий, что Петр
после смерти своей жены направил предложение об обновлении мирного договора
и отдал своих сыновей императору в качестве заложников; затем он описывает о
его смерти и о смерти Комитопула – эта часть определенно является
интерполяцией.3 Позднее мы слышим, что в июне 967 года Никифор жаловался
булгарскому двору, что он позволил венгерским захватчикам пройти через
Булгарию в пределы империи; в тоже время он прибыл на границу (к Великой
Ограде) и инспектировал защиту тракийских городов. Скоро после этого в
Булгарию вторглись русские – Скилица здесь включает запись миссии Калокираса
– в авгусгте 968 года и они вновь пришли на следующий год.4
Однако из другого источника (Ludiprand, Legatio, p. 185) мы знаем, что
булгарское посольство было в Константинополе в июне 968 года. Это должно было
1
Leo Diaconus, pp. 61-3.
Ibid., pp. 77-81.
3 Cedrenus, ii, p. 346.
4 Ibid., p. 372.
2
177
произойти после русского вторжения; поэтому скорее дата «Нестора», чем дата
Скилицы, должна быть правильной. Вторжение несомненно продолжалось в
сентябре 967 года, т.е. индикт XI; Скилица перепутал индикты.
Ключ к хронологии лежит в факте, который ни Лев, ни Скилица не могли
прояснить, что Никифор дважды обьявлял войну; в 965 году он был разъярен
булгарскими требованиями; в 967 году он просто хотел быть оправданным за то,
что позвал русских. Табулированная вкратце, последовательность событий
выглядит следующим образом:
965 год (после октября): Булгарское посольство в Константинополе
требует дани (Лев). Это произошло после смерти царицы (Скилица).
966 год (начало весны): Никифор вторгся в южную Булгарию (Лев).
(скоро после этого): Петр просит мира и отправляет своих сыновей в
качестве заложников (Скилица).
966 год дальше: Калокира интригует с русскими (Лев и Скилица).
967 год (июнь): Имея русских готовыми для вторжения, Никифор затевает
спор с булгарами и укрепляет свои границы во избежание проникновения русских
(Скилица).
967 год, август: Русские вторглись в Булгарию («Нестор», Скилица и Лев).
Заболевает Петр (Лев).
968 год (конец весны): Возобновление русского вторжения (Скилица –
через год после вторжения).
(Июнь): Булгарское посольство в Константинопле (Лиудпранд). Оно
безрезультатно.
969 (Январь): Смерть Петра.
(в течение года): Становится очевидным предательство Калокира.
(осень): Никифор отправляет посольство в Булгарию с предложением о
союзе с женитьбой. Это происходит около времени захвата Антиоха, т.е. в октябре
969 года (Лев). Новое русское вторжение («Нестор» и Лев).
(Декабрь): Смерть Никифора.
Впредь хронология не представляет больших трудностей и мы можем
читать без помех о войнах, которые потрясали Первую Булгарскую Империю.
178
БИБЛИОГРАФИЯ
Примечание: Я не пытался цитировать каждую современную работу,
касающуюся истории Первой Булгарской Империи, а ограничил себя теми
работами, которые мне помогли и которых я рассматривал как интересных и
имеющих значение. Дальнейшие библиографии даны Златарским (Istoriya, i, I & 2)
и Дворником (как цитируется ниже). Я не был в состоянии иметь дело с работами,
опубликованными с конца 1929 года.
Что касается греческих оригинальных источиков, то я ссылался, где это
возможно на издания Bonn Corpus, как наиболее легко доступных. Однако, текст
Феофана был пересмотрен De Boor (Leipzig, 1883), с изданием которого следует
консультироваться при всех сомнительных отывках.
Я использовал следующие сокращения:
A.S.P. : Archiv fur Slavische Philiologie, Leipzig, 1879 ff.
B.P. : Bulgarski Priegled, Sofia, 1894 ff.
B.Z. : Byzantinische Zeitschrift, Leipzig, 1892 ff.
C.S.H.B. : Corpus Scriptorum Historiae Buzantinorum, Bonn, 1828-97.
I.A.D.S. : Izvestiya na Arkheol. Druzhestvo v Sofia, Sofia, 1911 ff.
I.B.A.I. : Izvestiya na Bulgarskoto Arkheol. Institut, Sofia, 1924 ff.
I.I.D.S. : Izvestiya na Istoricheskoto Druzhestvo v Sofia, Sofia, 1907 ff.
I.R.A.I.K. : Izvestiya Russkago Arkhelog. Instituta v Konstantinopolie,
Constantinople, 1895 ff.
I.R.Y.S. : Izvestiya Otdeleniya Russkago Yazyka i Slovesnosti Petrogradskoy
Akad. Nauk, Petrograd, 1897 ff.
M.G.H. : Monumenta Germaniae Historica (Ss.=scriptores; a.a.:=auctores
antiquissimi), Hanover, 1826 ff.
M.P.G. : Migne, J.P., Patrologia Graeco-Latina, Paris, 1857-66.
M.P. L. : Idem, Patrologia Latina, Paris, 1844-55.
M.S.H.S.M. : Monumenta Spectantia Historiam Slavorum Meridionalium,
Zagreb, 1868 ff.
R.E.S. : Revue des Etudes Slaves, Paris, 1921 ff.
S.B.A.N. : Spisanie na Bulgarskata Akad. na Naukitie, Sofia, 1911 ff.
S.N.U.K. : Sbornik za Narodni Umotvoreniya i Knizhnina, Sofia, 1885 ff.
S.R.H. : Scriptors Rerum Hungaricarum, Vienna, 1746.
S.V.Z. : Sbornik v chest na Vasil N. Zlatarski, Sofia, 1925 ff.
S.Y.D. : Spisanie na Yuridicheskoto Druzhestvo, Sofia, 1901 ff.
V.V. : Vizantiiski Vremennik, Petrograd, 1894 ff.
Z.M.N.P. : Zhurnal Ministerstva Narodnago Prosvieshcheniya, Petrograd.
Z.R.A.O.: Zapiski Russkago Arkheol. Obshchestva, Petrograd, 1885 ff.
ОРИГИНАЛЬНЫЕ ИСТОЧНИКИ
А. ГРЕЧЕСКИЕ
179
Agathias, Historiae, C.S.H.B.
Anna Comnena, Alexias, C.S.H.B.
Attaliates, Michael, Historia, C.S.H.B.
Basil II, Emperor, Sigillia ad Archiepiscopum Ochridensem, edited in Gelzer,
B.Z. vol. ii, pp. 42-6.
Cameniates, Joannes, De Excido Thessalonicae, C.S.H.B.
Cecaumenus, Strategicon, ed. W. Wassiewsky and V. Jernstedt. St. Petersburg,
1896.
Cedrenus, Georgius, Compendium Historiarum, C.S.H.B.
Chronicon Paschale, C.S.H.B.
Codinus, Georgius, De Offciis, C.S.H.B.
Constantine VII Porphyrogennetus, Emperor, De Ceremoniis, C.S.H.B.
------- De Thematibus et De Administrando Imperio, C.S.H.B.
Ecloga Leonis et Constantini, ed. Monfereatus. Athens, 1889.
Encomium ad sanctum patrem nostrum Photium Thessalum, ed.
Vasilievski, Z.M.N.P., pt. ccxlviii, pp. 100-1.
Epistola Synodica Orientalium ad Theophilum Imperatorem, M.P.G., vol. xcv.
Euthymius Zigabenus Patriarcha, Opera, M.P.G., vol. cxxx.
Evagrius, Historia Ecclesiastica, M.P.G., vol. lxxxvi.
Genesius, Historia, C.S.H.B.
Georgius Acropolita, Historia, ed. Heisenberg. Leipzig, 1903.
Georgius Monachus Continuatus, Chronicon, C.S.H.B.
Ignatius Diaconus, Vita Nicephori, appendix to Nicephorus, Opuscula Historica.
Joannes Antichenus, Fragmenta, ed. Muller, in Fragmenta Historicorum
Graecorum, vol. iv, pp. 535-622. Paris, 1885.
Joannes Geometrus, Carmina, M.P.G., vol. cvi.
Leo Diaconus, Historia, C.S.H.B.
Leo Grammaticus, Historia, C.S.H.B.
Leo VI Sapiens Imperator, Opera, M.P.G., vol. cvii.
Leo Magister, Anthypatus Patricus, Epistolae, ed. Sakkelion, in Deltion, vol. i,
pp. 377- 410. Athens, 1883.
Liber de Re Militari, Incerti Scriptoris Byzantini Saeculi X, ed. Vari. Leipzig,
1901.
Malalas, Joannes, Chronographia, M.P.G., vol. xcvii.
Menander Protector, Fragmenta, ed. Dindorf, in Historici Graeci Minores, vol.
ii, pp. 1-131. Leipzig, 1871.
Menologion Imperatoris Basilii, M.P.G., vol. cxvii.
Miracula Sancti Demetrii Martyris, M.P.G., vol. cxvi.
Nicephorus Patriarcha, Opuscula Historica, ed. de Boor. Leipzig, 1870.
Nicetas Acominatus, Chronica, C.S.H.B.
Nicolaus Mysticus Patriarcha, Epistolae, M.P.G., vol. cxi.
Petrus Siculus, Historia Manichaeorum, M.P.G., vol. civ.
Photius Patriarcha, Opera, M.P.G., vols. ci-iv.
Priscus, Fragmenta, ed. Dindorf, in Historici Graeci Minores, vol. ii, pp. 275-352. Leipzig, 1870.
Procopius, Opera, C.S.H.B.
180
Psellus, Michael, Chronographia, ed. Sathas. London, 1899.
Romanus I Lecapenus Imperator, Epistolae, ed. Sakkelion, in Deltion,
vol. i, pt. 4. Athens, 1884.
Scriptor Incertus, De Leone Armenio, C.S.H.B.
Scylitzes, Joannes, Historia, copied in Cedrenus, C.S.H.B.
Suidas, Lexicon, ed. Gaisford. Oxford, 1834.
Symeon Magister (pseudo-Symeon), Chronicon, C.S.H.B.
Theodorus Studites, Parva Catechesis, ed. Auray. Paris, 1891.
Theodosius Melitenus, Chronographia, ed. Tafel. Munich, 1859.
Theophanes, Chronographia, C.S.H.B. (revised text, ed. de Boor.Leipzig, 1883).
Theophanes Continuatus, Chronographia, C.S.H.B.
Theophylactus, Archiepiscopus Bulgarus, Historia Martyrii XV. Martyrum.
M.P.G., vol. cxxvi.
Theophylactus Patriarcha, Epistola ad Petrum Regem Bulgariae, ed. Petrovski,
I.R.Y.S., vol. xviii, 6 K. 3, pp. 361-72.
Vita S. Euthymii, ed. de Boor. Berlin, 1888.
Vita S. Lucae Junioris, M.P.G., vol. iii.
Vita S. Lucae Stylitis, ed. Vanderstuf, Patologia Orientalis, vol. xi.
Vita S. Mariae Novae, ed. Gedeon, in Byzanticon Heortologion.
Constantinopole, 1899.
Vita S. Niconis Metanoeite, ed. Lampros, in Noes Hellenomnemon, vol. iii, pp.
131-223. Athens, 1906.
Vita S. Petri Argivi, ed. Costa.- Luzzi, in Novae Patrum Bibliothecae ab Card.
Maii, pt. iii, ix.
Vita Theodorae Augustae, ed. Regel, in Analecta Byzantino-Russica. St.
Petersburg, 1891.
Zonaras, Joannes, Epitome Historiarum, C.S.H.B.
Zosimus, Historia, C.S.H.B.
Б. ЛАТИНСКИЕ
Adrianus II Papa, Epistolae, M.P.L., vol. cxxix.
Anastasius Bibliothecarius, Historia de Vitis Romanarum Pontificorum, M.P.L.,
vol. cxxviii.
-------- Praefatio in Synodum VIII, M.P.L., vol. cxxix.
Annales Bertiniani, pars II. Prudenti, pars III. Hincmari, M.G.H., Ss., vol. i.
Annales Fuldenses, M.G.H., Ss., vol. i.
Annales Hildesheimenses, M.G.H., Ss., vol. iii.
Annales Laurissenses, M.G.H., Ss., vol. i.
Annales Quedlinburgenses, M.G.H., Ss., vol. iii.
Annales Weissenburgenses, M.G.H., Ss., vol. iii.
Annalista Saxo, Annales, M.G.H., Ss., vol. viii.
Astronomus, Vita Hludowici, M.G.H., Ss., vol. ii.
Cassiodorus, Variae, M.G.H., a.a., vol. xii.
Dandolo, Chronicum Venetum, in Muratori, Scriptores Rerum Italicarum, vol.
xii.
Diocleae Presbyter, De Regno Slavorum, in Lucius, De Regno Dalmatiae.
181
Einhardus, Annales, M.G.H., Ss., vol. i.
------------Vita Caroli Imperatoris, M.G.H., Ss., vol. ii.
Ekkehhardus, Chronicon Universale, M.G.H., Ss., vol. iv.
Ennodius, Panegyricus Regi Theodorico, M.G.H., a.a., vol. vii.
Fredegarius Scholasticus, Chronica, M.G.H., Scriptores Rerum Merovingicarum,
vol. ii.
Gesta Dagoberti I, M.G.H., Scriptores Rerum Merovingicarum, vol. ii.
Herimannus Augiensis, Chronica, M.G.H., Ss., vol. iv.
Innocentius III Papa, Epistolae, M.P.L., vols. ccxiv-xv.
Joannes VIII Papa, Epistolae, M.G.H., Ep. vol. vii.
Jordanes, Romana et Getica, M.G.H., a.a., vol. v.
Liudprandus Cremonensis, Opera, ed. Bekker. Hanover, 1915.
Lupus Protospatharius, Chronicon, in Muratori, op. cit., vol. v.
Manegoldus, Ad Gebehardum Liber, M.G.H., Ss., vol. i.
Marcellinus Comes, Chronicon, M.G.H., a.a., vol. xi.
Monachus Sangalensis, De Gestis Karoli Imperatoris, M.G.H., Ss., vol. ii.
Nicolaus I Papa, Epistolae, M.G.H., Ep., vol. vi.
-------------------, Responsa, ibid.
Paulus Diaconus, Historia Langobardarum, M.P.H., Scriptores Rerum
Langobardarum.
Ranzanus, Petrus, Indices, in S.R.H.
Reginonis Chronicon, M.G.H., Ss., vol. i.
Restius, Georgius, Chronica Ragusina, in M.S.H.S.M., Ss., vol. ii. Zagreb, 1893.
Sigebertus, Chronographia, M.P.H., Ss., vol. viii.
Stephanus V Papa, Epistolae, M.P.L., vol. cxxix.
Thwrocz, Joannes de, Historia, in S.R.H.
В. ВОСТОЧНЫЕ
Asoghic, Stephen, Histoire Universelle, trans. Dulaurier et Macler. Paris, 1883.
Al-Makin, Histoire Mahometane, trans. Vattier. Paris, 1657.
Eutychius of Alexandria, trans. Pocock, in M.P.G., vol. iii.
Ibn-Foszlan, De Bulgaris, trans. Fraehn. St. Petersburg, 1822.
John of Ephesus, Historia Ecclesiastica, vol. ii, trans. Schönefelder, Die
Kirchengescichte es Johannes von Ephesus, Munich, 1862. Unedited extracts,
trans. Nau, in Revue de l’Orient Chretien, vol. ii. Paris, 1897.
John of Nikiou, Chronique, ed. and trans. Zotenberg. Paris, 1883.
Maḉoudi, Les Prairies d’Or, trans. Barbier de Meynard. Paris, 1861.
Mattew of Edessa, Chronique, trans. Dulaurier, in Recueil des Historiens des
Croisades, Documents Armeniens, vol. i. Paris, 1869.
Michael the Syrian, Chronique, trans. Chabot. Paris, 1899-1910.
Vartan, called the Great, Vseobshchaya Istoriya, trans. Emin. St. Petersburg,
1864.
Yachya of Antioch, Historie, trans. (up to A.D. 976) Krachkovski et Vasiliev, in
Patrologia Orientalis, vol. xviii. Paris, 1924. Also extracts in Rozen, Imperator
Vasili Bolgaroboïtsa (см. ниже).
182
Г. СЛАВЯНСКИЕ
Bulgarian Princes’ List, facsimiles of MSS. in Zlatarski, Istoriya, i, I, pp. 379-82.
Chudo Sv. Georgiya, ed. Loparev. St. Petersburg, 1894.
Gregori Presbiter, preface to the Chronicle of Malalas, in Kalaïdovitch, Ioann
Eksarkh.
John the Exarch, Shestodniev, in Miklosich, Chrestomathia Palaeoslovenica.
Vienna, 1861.
Khrarbr, O Pismenikh, in Kalaïdovitch, op. cit.
Konstantin, Bulgarian bishop, Proglas, in Ivanov, Bulgarski Starini, pp. 72-4.
Kozma, Slovo Kozmy, ed. Popuruzhenko. St. Petersburg, 1907.
“Nestor”, La Chronique dite de Nestor, ed. and trans. Leger. Paris, 1884.
Simeon Logothet, Khronika, ed. Sreznevski. St. Petersburg, 1905.
Sinodik Tsarya Borisa, ed. Popruszhenko. Odessa, 1899.
Tudor Doksov, Pripiska, ed. Gorski i Nevustroev. Moscow, 1859.
Vita Constantini, in Pastrnek, Dejiiny Slovenskych Apostolu. Vita Methdii, in
Pastrnek, op. cit.
Zhitiya Sv. Nauma Okhridskago, ed. Lavrov, I.R.Y.S., vol. xii, bk. iv. (1908).
Zhivot Jovana Rilskog, ed. Novakovitch, in Glasnik Srbskog Uchenog Drushtva,
bk. xxii, Belgrade, 1867.
СОВРЕМЕННЫЕ РАБОТЫ
Abicht, R., Der Angriff der Bulgaren auf Konstantinopel im J. 896, A.S.P., vol.
xvii.
Aboba-Pliska: Materialy dlya Bolgarskikh Drevnostei, I.R.A.I.K., vol. x.
Anastasijevič, D.N., Hipoteza o Zapadnoj Bulgarskoj, Glasnik. Skopskog
Nauchnog Drushtva, vol. iii. Skopie, 1928.
Antony, Archbishop, Iz Istorii Khristianskoi Propoviedi. St. Petersburg, 1895.
Avril, A. d’, Saint-Cyrille et Saint-Methode. Paris, 1885.
Balaschev, G., Bulgaritie prez Poslednitie Desetgodishnini na Desetya Viek.
Sofia, 1929.
------------, Klementi Slovenski. Sofia, 1898.
----------, Novyya Dannyya dlya Istorii Greko-bolgarskikh Boin pri Simeonie,
I.R.A.I.K., vol. iv.
-----------, Otgovor to Mutafchev’s review of Bulgaritie prez Poslednitie etc.
Sofia 1929.
Banescu, N, Bulgarie et Paristrion, in Bulletin de la Section Historique de
l’Academie Roumaine. Bucarest, 1923.
Bees, N.A., Epidromai Boulgaron epi Tsaron Symeon Hellinikon, vol. i. Athens,
1928 .
Blagoëv, N., Besedata na Presbiter Kozma protiv Bogomilite, Godishnik na
Sofiskiya Universitet, vol. xviii. Sofia, 1905 ff.
------------, Krumovi Zakoni, S.Y.D., vol. iv.
------------, Pravni I Sotsialni Vzgledi na Bogomilite. Sofia, 1912.
Bobchev, S.S., Bulgaria under Tsar Simeon, S.R., vols. vii and viii, Nos. 21, 22.
183
-----------, Znachenieto za Bulgariya na Sv. Ivan Rilski, in Godishnik na
Sofiskiya Universitet, vol. i. Sofia, 1922.
-----------, Nachträge zu den Notitae Episcopatuum, Zeitschrift für
Kirchengeschichte, vols. xii and xiv. Gotha, 1891-4.
Boor, C. de, Vita Euthymii. Berlin, 1888.
----------, Zu Johannes Skyiltzes: Weiteres zur Chronik des Skylitzes, B.Z., vols.
xiii and xiv.
Brehier, L., Les Missions Chretiennes chez les Slaves au IX Siecle, Monde Slave,
vol. iv. Paris, 1927.
Brooks, E.W. The Age of Basil I, B.Z., vol. viii.
-----------, The Chronology of Theophanes, B.Z., vol. viii.
Brückner, A., Thesen zur Cyrillo-Methodianischen Frage, A.S.P., vol. xxviii.
Bury, J.B., History of the Eastern Roman Empire from Arcadius to Irene.
London, 1889.
------------, History of the Eastern Roman Empire, 802-67. London, 1912.
------------, History of the Later Roman Empire. London, 1923.
------------, The Bulgarian Treaty of A.D. 814, English Historical Review, vol.
xxv. London, 1910.
------------, The Ceremonial Book of Constantine Porphyrogennetus, ibid., vol.
xxii. London, 1907.
------------, The Treatise De Administrando Imperio, B.Z., vol. xv.
Cambridge Mediaeval History, The, vols.i, ii and iv. Cambridge, 1911, 1913,
1923.
Conybeare, F.C., The Key of Truth. Oxford, 1898.
Diel, C., Choses et Gens de Byzance. Paris, 1926.
----------, Figures Byzantines. Paris, 1906.
Drinov, M.S., Iistoricheski Priegled na Bulgarskata Tsurkova. Sofia, 1911.
--------------, Novy Tserkovno-Slavyanski Pamyatnik, Z.M.N.P., pt. ccxxxviii.
--------------, Yuzhnye Slavyane i Vizantya v X Viekie. Moscow, 1875.
Ducange, C. du F., Familiae Augustae Byzantinae. Paris, 1680.
Duchesne, L., Les Premiers Temps de l’Etat Pontifical. Paris, 1911.
Dümmler, L., Über die Aelteste Geschichte der Slawen in Dalmatien. Vienna,
1856.
Dvornik, F., Les Slaves, Byzance et Rome au IX. Siecle. Paris, 1926.
Farlati, D., Illyricum Sacrum. Venice, 1751.
Feher, B., Bulgarisch-Ungarische Beziehungen in dem V-XI Jahrhunderten.
Budapest, 1921.
----------, Vliyanie na Bulgarsata Tsurkva v Madzharsko, S.V., vol. ii.
Ficker, G., Die Phundagiagiten. Leipzig, 1908.
Finlay, G., History of Greece. Oxford, 1877.
Gay, J., L’Italie Meridonale et l’Empire Byzantin. Paris, 1904.
Gelzer, H., Der Patriarchat von Achrida. Leipzig, 1902.
184
-----------, Ungedruckte und Ungenügend Veroffentliche Texte der Notitae
Episcopatuum, B.Z., vols. i und ii.
Gibbon, E. Decline and Fall of the Roman Empire, ed. Bury (with appendices).
London, 1909-14.
Gilferding, A., Istoria Serbov i Bolgar. St. Petersburg, 1868.
Golubinski, E., Kratki Ocherk Istorii Pravoslavnykh Tserkvey. Moscow, 1871.
Gospodinov, Y.S., Razkopki v Patleïna. Sofia, 1915.
Grot, K., Konstantin Bagranorodny o Serbakh i Khorvatakh. St. Petersburg,
1882.
Herzengröther, J., Photius, Patriarch von Konstantinopel. Ratsibon, 1867-9.
Hirsch, F. Byzantinische Studien. Leipzig, 1876.
------------, Kaiser Konstantin VII. Porphyrogennetos. Berlin, 1873.
Howorth, H., The Spread of the Slavs: Pt. iv., The Bulgarians. Journal of the
Anthropological Institute, vol. ii. London, 1882.
Hubert, H., Observations sur la Chronologie de Theophane, B.Z., vol. vi.
Ilinski, G.A., Gramoty Bolgarskikh Tsarey. Moscow, 1911.
--------------, Kto byl Chernorizets Khrabr? Vizantiskoe Obozrienie. vol. iii.
Yriev, 1917.
Ivanov, I., Aksios-Velika-Vardar, Makedonski Pregled, vol. i. Sofia, 1917.
------------, Bogomilski Knigi i Legendi. Sofia, 1925.
------------, Bulgarski Starini iz Makedoniya. Sofia, 1925.
------------, Proizkhod na Tsar Samuiloviya Rod, S.V.Z.
------------, Sv. Ivan Rilski. Sofia, 1917.
Jagič, V., Cyrillo-Methodiana, A.S.P., vol. xxviii.
----------- , Entstehungsgeschichte der Kirchenslavischen Sprache (2nd ed.).
Berlin, 1913.
------------, Grafika u Slavyan, Entsiclopediya Slavyanskoi Filologii. St.
Petersburg, 1911.
Jireček, C., Archäololgische Fragmente aus Bulgarien, Archäolog. Epigraph.,
vol. x. Vienna, Mittelungen aus Oesten Ungarn, 1888.
-----------, Das Fürstentum Bulgarien. Prague, 1891.
-----------, Die Heerstrasse von Belgrad nach Konstantinopel. Prague, 1877.
-----------, Geschichte der Bulgaren. Prague, 1876.
-----------, Geschichte der Serben. Gotha, 1911.
Jorga, N., Formes Byzantines et Realites Balkaniques. Paris, 1922.
-----------, Le Danube d’Empire, in Melanges offerts a G. Sclumberger. Paris,
1925.
----------, Les Plus Anciens Etats Slavo-Roumains, R.E.S., vol. v.
Kalaïdovitch, K., Ioann Eksarkh Bolgarski. Moscow, 1824.
Khvolson, D., Izvestiya o Khazrakh i t.d. Ibn Dasta. St. Petersburg, 1869.
Krumbacher, K., Geschichte der Byzantinischen Litteratur. Munich, 1897.
Katsarov, G., Die Gesetzgebung des Bulgarischen Fürsten Krum, B.Z., vol. xvii.
185
Kuun, G., Relationum Hungarorum cum Oriente Historia Antiquissima.
Claudiopolis, 1897.
Kuznetsov, I., Pismata na Lva Magistra i Romana Lacapina, S.B.U., vols. xvi
and xvii.
Leger, L., Cyrille et Methode. Paris, 1868.
-----------, La Bulgarie. Paris, 1885.
-----------, La Litterature Bulgare au Moyen Âge, Revue des Cours Litteraires,
vol. vi. Paris, 1869.
-----------, L’Hérésie des Bogomiles, Revue des Questions Historiques, vol. viii.
Paris, 1870.
Le Quien, M., Oriens Christians. Paris, 1740.
Lombard, A., Constantin V, Emperuer des Romains. Paris, 1902.
Loparev, K.M., Dvie Samietki pro Drevney Bolgarskoy Istorii, Z.R.A.O., vol. iii.
Lucius, J., Re Regno Dalmatiae et Croatiae. Amsterdam, 1666.
Lüttich, R., Ungarnzüge in Europa im 10 Jahrhundert. Berlin, 1910.
Malyshevski, I., Svyatye Kirill i Methodi. Kiev, 1886.
Marquart, J., Die Altbulgarische Ausdrüke in der Inschrift von Catalar,
I.R.A.I.K., vol. xv.
------------, Die Chronologie der Alttürkischen Inschriften. Leipzig,1893.
------------, Osteuropäische und Ostasiatische Streifzüge. Leipzig, 1903.
Mazon, A., Le Moine Chrabe et Cyrille, S.V.Z.
Mikkola, J.J., Die Chronologie der Türkischen Donaubulgaren, Journal de la
Societe Finno-Ongrienne, vol. xxx. Helsingfors, 1914.
-----------, Tyurksko-Bolgarskoe Lietoschislenie, I.R.Y.S., vol. xviii.
Miklosich, F., Chrestomathia Palaeoslovenica. Vienna, 1861.
Miletich, L., i, I.R.A.I.K., vol. iv.
Milev, N., Kubrat ot Istoriyata i Kuber v Chudesita na Sv. Dimitiya, in
Bulgarskoto Knizhovno Druchestvo, Spisanie, bk. lxxi.
Miller, W., The First Bulgarian Empire, in the Cambridge Mediaeval History,
vol. iv.
Minns, E. H., Saint Cyril Really Knew Hebrew, in Melanges publies, en
l’honneur de M. Paul Boyer. Paris, 1925.
Muralt, E. de, Essai de Chronographie Byzantine. St. Petersburg, 1855.
Muratori, L. A., Rerum Italicarum Scriptores. Milan, 1723-51.
Mutafchev, P., review of Balaschev, Bulgarite prez Poslednite etc., in
Makedonski Priegled, vol. v., bk. ii. Sofia, 1929.
Niederle, L., Slovanske Starozitnosti. Prague, 1906.
Novakovitch, S., Legenda o Vladimiri i Kosari. Belgrade, 1893.
Palauzov, S. N., Viek Bolgarskago Tsarya Simeona. St. Petersburg, 1852.
Panaret, Archimandrite, Zhivotut na Ivana Eksarkha. Stanimaka, 1914.
Pastrnek, F., Dejiny Slovanskych Apostou Cyrilla a Methoda. Prague, 1902.
Platonov, N. V., Patriarkh Photii. Moscow, 1891.
186
Popov, N. A., Imperator Liev Mudry. Moscow, 1891.
Prokič, B., Jovan Skilitsa. Belgrade.
------------, Die Zusätze in der Handschrift des Johannes Skylitzes. Munich, 1906.
Rački, F., Bogomili i Patereni. Zagreb, 1869-70.
-----------, Documenta Historiae Croaticae Periodum Antiquam Illustrantia,
M.S.H.S.M., vol. vii. Zagreb, 1877.
Rappoport, S., On the Early Slavs, The Narrative of Ibrahim Ibn Yakub, S.R.,
vol. viii, No. 23.
Rozen, V. P., Imperator Vasili Bolgaroboïtsa. St. Petersburg, 1883.
Rösler, R., Rumänische Studien. Leipzig, 1871.
Runciman, S., The Emperor Romanus Lecapenus. Cambridge, 1929.
Safarik, F., Slovenske Starožitnosti. Prague, 1837.
Schlumberger, G., L’Epopee Byzantine a la Fin du X Siecle. Paris, 1896-1905.
-----------, Sigillographie de l’ Empire Byzantin. Paris, 1884.
-----------, Un Empereur Byzantin au X Siecle. Paris, 1890.
Shkorpil, K., Bieliezhki za Starata Bulgarska Stolitsa Preslav, I.A.D.S., vol. iv.
-----------, Pametnitsi iz Bulgarsko, I Trakia. Sofia, 1888.
-----------, Purvata Bulgarska Stolitsa do Aboba. Sofia, 1901.
-----------, Starobulgarski Pametnitsi, in Dobruzha. Sofia, 1918.
Shopov, A., Edin Dokument za Bulgarskata Istoriya, S.N.U.K., bk., ii.
Šišič, F., Geschichte der Kroaten. Zagreb, 1917.
-----------, Prirucnik Izvora Hevatske Historije. Zagreb, 1916.
Snoj, Staroslovenski Matejev Evangelij. Ljubljana, 1922.
Snopek, F., Die Slavenapostel. Kremsier, 1918.
Sobolevski, A. I., Cherkovno Slavyanskitie Stikhotvoreniya, V., IX-X Viek,
S.N.U.K., bks. xvi-xvii.
------------, Episkop Konstantin, S.N.U.K., bk. xviii.
Sokolov, M., Iz Drevnney Istorii Bolgar. St. Petersburg, 1879.
Tafel, T., De Thessalonica Ejusque Agro. Berlin, 1839.
Tougard, S., De l’Histoire Profane dans l’ Actes Grecs des Bollandistes. Paris,
1874.
Trifonov, I., Besieda na Kozma Presbitera, S.B.A.N., bk. xxx.
Tunitski, N. L., Sv. Clement Episkop Slovenski. Sirgiev Posad, 1913.
Uspenski, F. I., Nadpis Tsarya Simeonie, I.R.A.I.K., vol. iv.
-------------, Pogranichnyi Stolb mezhdu Vizanteiei i Bolgariei pri Simeonie,
I.R.A.I.K., vol. iii.
------------, Rusi Vizantiya v X Viekie. Odessa, 1888.
------------, Staro-bolgarskaya Nadpis Omortaga, I.R.A.I.K., vol. iii.
Vasiliev, A. A., Arabski Sinaksar o Bolgarskom Pokhodis Imperatora Nikifora,
in Novoi Sbornik v chest V. I. Lamanskogo. St. Petersburg, 1905.
------------, History of the Byzantine Empire. Madison, 1928.
187
------------, Istoriya Vizantii. Petrograd, 1917.
------------, Proiskhozhdenie Imperatora Vasiliya Makedonyanina, V.V., vol. xii.
------------, Slavyane v Gretsii, V.V., vol. v.
Vasilevsky, V. G., K Iistorii 976-986 Godov, Z.M.N.P., pt. clxxxiv.
-------------, Khronika Logoteta na Slavyanskom i Grecheskom, V.V., vol. ii.
-------------, O Mnemom Slavyanstvie Gunnov, Z.M.N.P., pp. 222, 226.
-------------, Odin iz Grecheskikh Sbornikov Moskov. Sinod. Biblioteki, Z.M.N.P.,
pt. ccxxviii.
------------, Soviety i Razkazy Vizantiiskago Boyarina XI Vieka, Z.M.N.P., pt.
ccxii.
Vogt, A., Basile I, Empereur de Byzance. Paris, 1908.
Vondrak, V., Zur Frage nach der Herkunft des Glagolitischen Alphabets, A.S.P.,
vols. xviii and xix.
Wessely, C., Glagolitisch-Lateinische Sprache. Leipzig, 1913.
Westberg, F., Ibrahim’s Ibn Jakub’s Reisebericht über die Slawenlande. St.
Petersburg, 1898.
Zachariae von Lingenthal, K. E., Beiträge zur Geschichte der Bulgarischen
Kirche. St. Petersburg, 1864.
Zlatarski, V. N., Bulgarski Arkhiepiskopi-Patriarsi priez Pervoto Tsarstvo,
I.I.D.C., bk. vi.
-------------, Dva Izviestny Bulgarski Nadpisa, S.N.U.K., bk. xv.
-------------, Die se Namiral Grad Dievol, I.I.D.C., bk. v.
-------------, Die Bulgarische Zeitrechnung, Journal de la Societe FinnoOngrienne, vol. xl. Helsingfors, 1924.
-------------, Istoriya na Bulgarskata Durzhava. Sofia, 1918, 1929.
-------------, Izvestiyata za Bulgaritie v Khronikata na Simeona Metaprasta,
S.N.U.K., bk. xxiv.
-------------, Izviestieto na Ibrahim-ibn-Yakuba, S.B.A.N., vol. xxii.
-------------, Koi e bil Tudor Chernorizets Doksov, V.P., bk. iii.
-------------, Koi za bili Vatrieshni i Vunshni Bolyari, in Univ. Sbornik v chest
Bobchev. Sofia, 1921.
-------------, Kum Istoriyata na Otkritya v Mistnostata Patleina Munastir,
I.B.A.I., bik. i.
-------------, Novi Izviestiya za Nai Drevniya Period na Bulg. Istoriya, S.N.U.K.,
bk. ii.
-------------, Pervy Pokhod Simeona na Konstantinopol, in Recueil d’Etudes
dediees a M. Kondakov. Prague, 1926.
-------------, Pismata na Nikolaya Mistika do Simeona, S.N.U.K., bks. x-xii.
-------------, Pismata na Romana Lacapina do Simeona, S.N.U.K., bk. xii.
-------------, Poslanie na Photiya do Borisa v Slavenski Prevod, B.S., bk. v.
------------, The Making of Bulgaria, S.R., vol. iv, Nos.
188
189
Рис. 1. Карта Булгарии во время Первой Империи.
190
191
192