Пирамида Хеопса

Юрий Ломовцев
Пирамида Хеопса
пьеса в двух действиях
Действующие лица:
Семенов
Семенова
А л е к с е й, их старший сын.
Т а н я, соседка по квартире.
Первое действие
Картина первая
Комната Семеновых, просторная, с двумя окнами. Одна дверь выходит в коридор, другая —
в маленькую комнату, где когда-то жил старший сын Алексей, а после него младший Юра.
С е м е н о в сидит в кресле напротив выключенного телевизора. С е м е н о в а нервно
расхаживает от двери к окну.
С е м е н о в а (говорит так, словно надиктовывает конспект). Что такое у меня с памятью
стало? Не могу вспомнить, что хотела им сказать... Остановилась посреди лекции и говорю:
"Так было всегда. Еще в древнем царстве. При Хеопсе или при Хефрене..." Тут меня девчонка перебила: "Как нам писать — при Хеопсе или при Хефрене?" Надо же было такое спросить! Да кто вообще может знать, что там было при Хеопсе и Хефрене?! Сама виновата,
приучила их все конспектировать. А иначе они смотрят в окно или совсем не ходят на занятия. Теперь пишут каждое слово. Пишут, пишут... Как мартышки! Мне кажется, начну читать им Некрасова — и они запишут! Им плевать. Такое жуткое чувство, что говоришь в пустоту... А эта — она самая старательная — спрашивает: "Писать при Хеопсе или Хефрене?"
— и смотрит мне в рот. А я забыла...
С е м е н о в (который до этого с тревогой наблюдал за женой). Постой, а что ты им сейчас
читаешь?
С е м е н о в а (на секунду задумавшись). СПИД.
С е м е н о в. Что-что?..
С е м е н о в а. Это они так обзывают. СПИД. Социально-политическая история двадцатого
века. Понял?
С е м е н о в. Ты только не раздражайся, но при чем здесь фараоны?
С е м е н о в а (все раздраженнее). Я же тебе говорю: за-бы-ла! Это какой-то
кошмар.. Я сказала им: "Так было еще в эпоху Древнего царства". Что было? Что я хотела им
сказать'" (Останавливается посредине комнаты.) Слушай, почему меня так знобит?
С е м е н о в. Простыла? (Разворачивает плед, подходит к жене и пытается накинуть ей
плед на плечи.) Я тебе говорил: не сиди у окна — там сквозняк.
С е м е н о в а (бросает плед на кресло и снова начинает ходить по комнате). А где мне сидеть, если стол у окна? Я должна где-то работать? Должна готовиться?!
С е м е н о в. Давай переставим твой стол…
С е м е н о в а. Люблю, когда на мои бумаги падает дневной свет. А значит, стол всегда будет стоять у окна!
С е м е н о в. Хорошо, только не раздражайся. Ты простудилась. Надо принять аспирин и
выпить горячего.
С е м е н о в а. Я не простудилась. Я здорова. Просто меня знобит.
С е м е н о в. Все равно надо выпить горячего.
С е м е н о в а. Ты смешной человек! Ты прекрасно знаешь, что мне нельзя много жидкости.
И без того ноги пухнут.
С е м е н о в. Тогда сядь в кресло и укутайся пледом. (Пододвигает кресло.)
С е м е н о в а (садясь в кресло). Что меня всегда в тебе восхищало — ты умеешь найти компромисс! А чай будем пить в девять вечера.
С е м е н о в. Как скажешь.
С е м е н о в а (вскакивает). Нет, не как скажу! Не старайся представить меня тираном, а себя – страдальцем.
С е м е н о в (выходит из себя). Это уж слишком!
С е м е н о в а (снова расхаживая по комнате). Мы будем пить чай в девять вечера не потому, что я так сказала, а потому, что мы его всегда пьем в девять вечера. У нас такой распорядок! А ты бы хотел уподобиться тем, кто живет как попало, кто хлещет воду, когда вздумается, в любое время суток, от скуки, лишь бы время убить? Вот как эта! (Указывает на стену, за которой находится комната соседки Тани, и откуда уже давно слышна радиотрансляция эстрадного концерта.) Кстати, у нее там опять играет музыка. У нее все время играет
музыка. Никогда не пойму этой тупости и этого жлобства! Она даже минуты не может прожить в тишине. Она и читает под музыку. Впрочем, она вообще не читает. Она веселится!
Чему она веселится? Все время музычка, все время распаляет себя пошлыми песенками про
любовь, живет в атмосфере пошлой эротики безголосых певцов и певичек!! Вот послушай,
опять этот голосок, опять этот писклявенький голосок. Это не песня, это не музыка! Это
призыв к совокуплению!! (Хватает мужа за руку и начинает трясти.) Саша, сходи скажи
ей, чтобы она немедленно выключила!
С е м е н о в. У нас нет оснований ей запрещать. Я могу попросить. Могу объяснить, что ты
больна...
С е м е н о в а (решительно распахивает дверь в коридор и кричит). Выключите вашу пошлую музыку! Немедленно выключите! Травите себя этим ядом, но не травите других!! (Захлопывает дверь, подходит к креслу и грузно опускается в него.)
С е м е н о в (устало). Зачем?..
С е м е н о в а. Она все равно не поймет. Она меня даже не услышала.
Дверь распахивается, и на пороге появляется Таня.
Т а н я (кричит привычно, не в первый раз). С семи до одиннадцати у меня полное право!
Такое правило!! Какое вам дело? Как хочу, так и живу! Вы ни разу не слышали обо мне до
семи и после одиннадцати!! Вы травите меня, словно я не человек! Чем я хуже вас?!!
С е м е н о в а (со злой иронией). Вы спрашиваете? Я могу вам объяснить.
С е м е н о в. Сейчас же прекрати, Надя!
С е м е н о в а (уже не может остановиться). Я объясню. Вы — не личность. Вы — пустота. Вы кусок пустоты. У вас в голове ни одной мысли — только мотивы модных шлягеров.
Вы сама — ходячий шлягер!
Т а н я (растерянно). Какое вы имеете право...
С е м е н о в а. Я старше вас. Я женщина. У меня есть ум и воля. Я воспитала двоих сыновей. У вас нет ничего из этого. Вы не личность! Меня ничуть не удивляет, что вы никак не
можете выйти замуж, как ни стараетесь!
С е м е н о в (становится между женой и Таней). Не слушайте ее. У нее нервы сдали. Она
не в себе! Не надо, не надо, не надо ничего отвечать!! Поймите, у нее такое горе...
Т а н я разворачивается и выбегает из комнаты.
(Жене.) Нельзя же так, ну нельзя же так!!!
2
С е м е н о в а. А сейчас она врубит музыку на полную мощность! Вот уже дошла до своей
комнаты, вот подходит... Ну же! Ну!! Ну же!!
Неожиданно музыка за стеной смолкает. Долгая тишина.
(Так, словно до этого не произошло скандала.) Я забыла, к чему я это начала говорить… И
тогда, чтобы выпутаться, я рассказала им легенду, как Изида искала тело своего возлюбленного Осириса, разрубленное на части... Саша, который час?
С е м е н о в. Без десяти девять.
С е м е н о в а. Включи телевизор, сейчас будут новости. И поставь чайник. Что-то меня
сильно знобит. Просто дрожь какая-то бьет. Нет, я не больна, но приму на всякий случай
таблетку аспирина и выпью горячего, как ты советуешь. Хотя мне совсем не хочется.
С е м е н о в берет со стола чайник и направляется к двери.
Постой. Я же просила включить мне телевизор.
С е м е н о в. Да-да, сейчас выпьем чайку, и я включу.
С е м е н о в а (настойчиво). Включи. Там будут новости.
С е м е н о в. Зачем? В мире ничего не происходит. Посмотрим лучше кинокомедию.
С е м е н о в а. Мы не выписываем газет, не слушаем радио. Ты запрещаешь мне смотреть
новости. А я обязана! Как ты не понимаешь, я преподаватель общественных дисциплин!
С е м е н о в (настаивает). Сейчас поставлю чайник и включу комедию.
С е м е н о в а. Перестань играть со мной в глупую игру! Зачем ты оберегаешь меня? Все это
глупости. Да, там будут говорить про войну. Это всего лишь информация. Я буду слушать
спокойно. Я обещаю. Саша, я обещаю тебе. (Неожиданно взрывается.) Но скажи, зачем ты
говорил обо мне при этой?!
С е м е н о в. Я ничего не говорил.
С е м е н о в а. Нет, ты сказал ей, что у меня горе. Какое ей дело до этого?! Да, у меня горе.
У меня на войне... сын... погиб.. (От напряжения срывается на крик.) Юра! Юра!! Юрочка!!!
С е м е н о в (растерянно суетится вокруг жены). Надя, не надо. Успокойся. Надя.. Сейчас
налью тебе валерьянки. (Роется в шкафчике в поисках капель.) Да где же они? Где?! Сам покупал три бутылочки... Здесь стояла... Ну где же?!! (Неожиданно бросает поиски, подбегает
к двери и кричит.) Таня! Таня, пожалуйста, сюда, я вас прошу!
На пороге комнаты появляется Таня.
Т а н я (заранее настроена на скандал). Что?!
С е м е н о в. Таня, ради Бога, я не могу найти... У вас нет валерьянки?
Т а н я (не слышит Семенова). Что вам еще надо от меня? Уже нет музыки! Может быть,
выключить свет?! Исчезнуть? Испариться? Вы задолбали меня! Юрка вам бы этого не позволил!
С е м е н о в. Ей плохо, нужно успокоительное...
Т а н я. Юрка бы заступился за меня, не позволил вам безнаказанно изгаляться!
С е м е н о в а (с появлением Тани напряглась, словно окаменела). Не говорите о Юрочке.
Даже имени его не поминайте.
Т а н я. Почему? Почему вы запрещаете мне говорить?..
С е м е н о в а (мужу). Саша, пусть она уйдет. (Еще настойчивее.) Саша, пусть она немедленно уйдет.
Таня в слезах убегает. Семенова укрывается пледом с головой. Ее бьет мелкая дрожь.
Картина вторая
На другой день вечером. Та же комната. С е м е н о в сидит, развалясь, в кресле. А л е к с е
й - за столом. Отец и сын пьют вино.
3
С е м е н о в. Я скажу одно, я старался побольше зарабатывать, чтобы в доме всегда были
деньги. Я хорошо зарабатывал, а в воспитание я не лез. В воспитание я не лез никогда. Может быть, это неправильно, сын, ты уж прости меня. Я зарабатывал деньги, а в воспитание
не лез. Никогда.
А л е к с е й. Да что ты заладил, папа. Все ерунда. Столько лет прошло, теперь уже неважно.
С е м е н о в. Важно. Я знаю, в чем была моя вина. И я бы хотел умереть с чистой совестью.
Я должен был тебе это сказать и повиниться. Прости меня, Алеша.
А л е к с е й (с циничной улыбкой). Да брось ты в самом деле замогильные разговоры. Что у
тебя со здоровьем плохо, что ли? Или что?
С е м е н о в (серьезно). Сегодня хорошо — завтра плохо. Не нам решать. Возьмет и случится. А в воспитание я не лез, этим вопросом наша мама занималась. Я доверял.
А л е к с е й. А ты попробовал бы ей возразить. Ха! Вот я бы посмотрел! (Передразнивает
мать.) Она же педагог-профессионал, у нее диплом и опыт.
С е м е н о в (внимательно смотрит на Алексея). Ты осуждаешь маму, да? Нет, ты, пожалуйста, ее не осуждай. Какая-никакая — она у нас единственная. И что ж ты думаешь, если
она в чем-то ошибалась, она не понимает этого? Прекрасно понимает. Просто она человек
гордый от природы и признаваться в ошибках не любит. А кто любит, скажи?
А л е к с е й (состроив гримасу). Ладно, оставим эту тему.
С е м е н о в. Теперь я понял свою вину. Но я зарабатывал деньги… Это теперь наше КБ никому не нужно, а тогда — ты мог гордиться, твой отец выполнял важный государственный
заказ. И наши самолеты были лучше американских! Честное слово. Жаль, дома я не мог рассказывать о работе. Права не имел — государственная тайна! А то ты мог бы гордиться.
А л е к с е й. Меня не очень интересовали твои самолеты.
С е м е н о в. Нет, ты меня не утешай. Я многое порассказал бы, если б мог. Особенно про
испытания. Разве это не интересно?
А л е к с е й. Нет, ты расскажи, если хочешь.
С е м е н о в (игнорирует ироничный тон сына). Мне нравилась моя работа. Я там жил. А
дома я только отдыхал. Но я в самом деле на работе выкладывался и зверски уставал.
А л е к с е й. Ну хватит оправдываться. Выпьем лучше вина. (Наливает вино себе и отцу.) Я
понимаю, ты уставал и хотелось расслабиться.
С е м е н о в. Нет, Алеша, ты сам видел, я никогда много не пил. Два-три бокала — не больше. Когда я приходил домой со службы, мне не до воспитания было — сесть бы в кресло и
немного передохнуть. Пил только сухое, и только лучшие сорта! Уж на сухое я денег не жалел. Уж если "Хванчкара" или "Киндзмараули", то настоящие "Киндзмараули" и "Хванчкара", выдержанные, специального разлива, коллекционные. Мне и подарки если дарили —
только вина. А рассказать тебе я ничего не мог — военная тайна.
А л е к с е й (неожиданно грубо). Да не нужны мне были твои рассказы про самолеты! Лучше бы разрешили завести собаку или хотя бы кота...
С е м е н о в (словно и не услышал). А мать свободного времени не жалела, все в тебя вкладывала. Ты думаешь, ей легко давались эти летние походы на байдарках? Или альпинизм? У
нее уже тогда ноги к вечеру опухали, но она хотела, чтобы ты вырос крепким и спортивным.
Здоровье у нее было слабое, но воля!..
Алексей снова подливает вина. Пьют молча.
А л е к с е й (долго не решаясь). Папа, скажи, могу я у вас пожить какое-то время?
С е м е н о в. Что?
А л е к с е й. Я бы хотел переехать к вам жить. Что скажет мать?
С е м е н о в. Помнишь, она повезла тебя в горы и там сломала ногу? Думаешь, ей нужны
были эти горы? Она для тебя.
А л е к с е й. Так можно будет или нет?
4
С е м е н о в. Что?
А л е к с е й (не скрывая раздражения). Мне надо переехать к вам пожить на время. Ты что,
не слышишь меня?!
С е м е н о в. Пожалуйста. Живи! Если дело во мне, я не против. А что скажет мать? Ты у
нее спрашивал?
А л е к с е й (почти кричит). Я у тебя спрашиваю, что она скажет!
С е м е н о в. Не знаю. Ничего не знаю. Она до сих пор в таком нервозном состоянии...
А л е к с е й (изумленно). Из-за того, что я тогда ушел из дома против ее воли?! (Ждет ответа.) А!.. Из-за Юрки...
С е м е н о в. Да. Сначала она даже не плакала, словно ничего не произошло. Держалась мужественно. Но дальше — хуже. Прошло уже два года, а она никак не привыкнет. Алеша, я не
знаю, что с ней делать...
А л е к с е й. Ну что же, если нет — я уйду.
С е м е н о в. Ты объясни, зачем тебе у нас жить? Есть же свой дом...
А л е к с е й и. Я ушел из дому.
С е м е н о в. А жена?..
А л е к с е й и. А что  жена? Что вам моя жена? Мать даже видеть ее не хотела! Я не могу
жить с женой. Я больше ее не люблю.
С е м е н о в. Так не бывает. Вы жили вместе столько лет, и ты ее любил...
А л е к с е й (нервно, возбужденно, словно хочет что-то доказать). Мы прожили семнадцать лет, и я ее любил. Да, я ее любил, действительно любил! И я женился по любви, а вовсе не потому, что хотел скорее уйти от вас, как считает мать. Любил — а теперь не люблю.
(Залпом выпивает стакан вина.) Я узнавал ее по запаху за километр. "Пуазон" — по-русски
яд, отрава. Она всегда душилась только этой отравой. Я чувствовал ее присутствие по запаху, я балдел от. этого запаха, обалдевал, у меня все поднималось внутри, и я жил в постоянном напряжении. В кармане пиджака я носил платок, обрызганный се духами. Я подносил
его к лицу, словно наркотик, — и сходил с ума! И вдруг я перестал реагировать на этот запах. Потом он стал меня раздражать, а теперь я его ненавижу!!
С е м е н о в. Пусть сменит духи...
А л е к с е й (зло). Не прерывай меня! На лбу у нее бородавка, прямо над правой бровью.
Она ее стеснялась, хотела свести — я запретил. Я любил эту бородавку больше всего на свете! Она умиляла меня, мне хотелось ее поцеловать, провести по ней языком! И вдруг мне
стало противно!! Я не могу смотреть на нее!!!
С е м е н о в. Пусть сходит в поликлинику и удалит.
А л е к с е й. Как ты не понимаешь, отец, что чувство нельзя вернуть хирургическим способом.
С е м е н о в (решительно). Живи у нас. Только ты должен все повторить матери.
А л е к с е й. Никогда! Я ничего не буду ей говорить, ничего объяснять. Да или нет? Да или
нет?! Почему я должен оправдываться? Почему я всегда виноват и должен оправдываться?
Да или нет?!! Если нет — я тут же уйду. Немедленно! (Поддавшись пафосу собственной речи, со слезой в голосе.) Я буду жить на вокзалах. Я буду жить в приютах для бомжей. Ты знаешь прекрасно, я никогда не пришел бы к вам, будь у меня деньги, чтобы снять хотя бы
угол. Но у меня этих денег нет. Я инженер! Я рядовой инженер, и ты прекрасно знаешь, что
это значит!!
С е м е н о в (спокойно, терпеливо). Послушай, Алеша, зачем ты бросаешь семью? Зачем,
когда и без того все сложно? Должен быть выход. Я уверен.
А л е к с е й. У нас нет детей, отец. Нас ничто не связывает. У нас не может быть детей! Мы
раз пытались — выкидыш. Два — выкидыш! Три — выкидыш!! Она честно пыталась родить. Но ты прекрасно знаешь, она старше меня, и до меня у нее были другие мужчины. У
нее было три аборта! Она сама призналась, врач ее предупреждал, что она не сможет потом
5
рожать, но тогда ей было наплевать. Я все понимаю. Я понимаю, как она мучается теперь.
Но я не люблю ее больше!! Она мне говорит, что иногда ей снятся се убитые дети...
В комнату входит С е м е н о в а.
С е м е н о в. Тише... Тише... Мать пришла...
С е м е н о в а (оскорбленно). Что тише-тише? Что мать? Я что, зверь? Я кусаюсь?! Это что,
заговор? Я знаю, вы считаете, что я свихнулась, что у меня не в порядке с головой. (Алексею.) Я слышала, как ты сказал: "Ей снятся убитые дети". Да, мне снятся убитые дети, но откуда это известно тебе? (Семенову.) Ведь я не объявляю об этом никому. Откуда же он
узнал? Но даже если мне и снятся дети, убитые на войне, это еще не основание считать меня
сумасшедшей и подло шушукаться у меня за спиной, как бабы у подъезда.
С е м е н о в а выбегает из комнаты, муж бежит за ней, и в комнате остается только
А л е к с е й, испуганный и растерянный. Когда они возвращаются, А л е к с е й сидит за
столом, обхватив голову руками.
С е м е н о в. Так что пускай Алеша поживет у нас...
С е м е н о в а. Когда он уходил из дома, я говорила: с этой женщиной хорошего не жди.
А л е к с е й (с болью). Но ты же совсем ее не знаешь! Ты даже ни разу с ней не встретилась!!
С е м е н о в а. Она не пожелала встретиться со мной.
А л е к с е й. Не она!!! Это я не хотел. Я боялся... Я думал, так будет лучше... Но послушай,
тогда и теперь — совершенно разные вещи. Понимаю, я у тебя неудачный, я нелюбимый, но
неужели ты откажешь мне в ночлеге? Мне больше ничего не нужно, я буду только приходить ночевать.
С е м е н о в а. Я не против, Алеша. Разве я сказала, что я против? Давай подумаем, куда тебя положить.
А л е к с е й . В Юркину...
С е м е н о в а (словно ее током дернуло). Там его вещи. Он не любит, когда трогают его
вещи.
А л е к с е й. Что с тобой, мать?! Я не буду трогать Юрины вещи.
С е м е н о в а (сама себе не веря). Постой, Алеша, а куда я тебя дену, если он вернется? Конечно, я понимаю, но если...
С е м е н о в (торопливо). Мы что-нибудь придумаем, когда вернется Юра.
А л е к с е й. Отец! Зачем ты ей подыгрываешь? Вы оба сходите с ума. Юрки нет. О чем вы
говорите? Юрку убили на войне!! Не распаляй ее глупые фантазии!
С е м е н о в а (резко). Да, Юру убили. Юрочку убили! Господи, почему Юра? Почему не
Алексей?!
С е м е н о в (смотрит в ужасе на Алексея). Алеша, ты пойми...
А л е к с е й (махнув рукой). Ай, ладно! Плевать... (Идет к двери.)
С е м е н о в а (опомнившись). Господи, что я говорю? (Зажимает рот руками.) Что я говорю! Что я говорю!!
А л е к с е й убежал, хлопнув дверью. С е м е н о в — следом, чтобы его остановить. Мать
стоит оцепенело посреди комнаты.
Картина третья
Кухня в той же квартире. Стены, выкрашенные масляной краской, цвета которой не разобрать под слоем жирной копоти. Типичная кухня квартиры, где проживает больше, чем
одна семья, и никто не торопится заняться благоустройством. Даже полки, похоже, сохранились с каких-нибудь восьмидесятых годов.
6
Т а н я стоит у двери. А л е к с е й в другом конце, у окна, курит. Разговор у них идет уже
давно.
А л е к с е й (выпускает изо рта дым и одновременно говорит). Она упрямая. Она властная.
Она хочет, чтобы все было по ее разумению, не считаясь с действительностью. Она сходит с
ума из-за Юрки. Но знаешь, это уже не упрямство, и не поза, и не желание кому-то что-то
доказать. Она в самом деле слишком болезненно переживает его гибель.
Т а н я. Не думай, я понимаю ее. Я бы тоже сошла с ума.
А л е к с е й (с нервным смешком). Ты? Ты совсем другая. Вот моя жена очень похожа на
мать. Не знаю, почему я раньше этого не замечал. Где-то я читал, что так и бывает: женятся
на тех, кто похож на мать или полная ее противоположность. Но тогда я не знал этого...
Наверное, есть законы жизни, против которых не попрешь.
Т а н я (увидев что-то родное в движениях Алексея или в его манере говорить). А ты совсем
такой, как Юрка.
А л е к с е й. Я? (Начинает смеяться.) Ни капли не похож. Мы разные. Ты знаешь, нас мать
перепутала. Из меня она хотела сделать супермена. Летом таскала в походы, на байдарках. С
нами были такие же ненормальные дяди и тети. Мне они казались сумасшедшими. Песни
под гитару у костра, разговоры о политике до середины ночи. Мать тогда свято верила в ленинские принципы социализма! Глупая романтика... Ей казалось, она ведет яркую, наполненную жизнь, и упивалась этим. Но, заметь, она считала, что все эти походы предпринимает исключительно ради меня. Она заставляла лазать по деревьям, и ей плевать было, что я с
детства боюсь высоты! А я, я притворялся довольным и молчал, чтобы не злить ее. Потом
повезла меня на зимние каникулы в горы с какими-то альпинистами. Там она сломала ногу.(Смеется, но не слишком натурально.) Когда мы возвращались, это было уморительное
зрелище! Она на костылях, я сзади, напуганный, волоку по земле наши неподъемные рюкзаки. Она все время хотела что-то из меня сделать — то спортсмена, то артиста, то врача — и
так расстраивалась, что из ее затей ничего не выходит, так кричала... А потому что мне было
наплевать.
Т а н я. Что же отец?
А л е к с е й. Он сидел в кресле и попивал вино. В наших затеях участия не принимал. В отпуск он ездил в санаторий от работы. Всегда один. Мать категорически отказывалась от санатория — только в лес, где дикая природа, преодоление трудностей. Ха! Отец просто ловко
устроился! У него была своя, обособленная, жизнь. По-моему, у него была любовница, возможно, даже не одна. Просто он это умело скрывал...
Т а н я (неожиданно перебивает Алексея). Расскажи мне про Юрку.
А л е к с е й (смотрит на Таню вопросительно). Ты же знала его.
Т а н я (настаивает). А я хочу, чтобы ты мне рассказал.
А л е к с е й. (пожимает плечами). А что Юрка? Поздний ребенок. Я уже ушел из дому, когда она его родила. Мне показалось дикостью, рожать в таком возрасте. Но это она в отместку мне за то, что я ушел! Шесть лет я у них вообще не появлялся, только изредка встречался
с отцом, а если звонил, — она вешала трубку. Потом наладилось кое-как, но с моей женой
она так и не пожелала встретиться! (Понимает, что снова завелся, и старается говорить
бесстрастно, но это у него плохо выходит.) А Юрка нормальный был парень. Но тут она
снова попала пальцем в небо! У него был совсем другой темперамент, из него мог бы выйти
классный авантюрист или бандит. А она заставляла его играть на виолончели! (Смеется.) А
все потому, что тогда было в моде говорить о Ростроповиче! Лучше бы она мне сунула в руки виолончель, честное слово, я бы терпеливо перепиливал ее по двенадцать часов подряд.
Но Юрка был не такой — он взбунтовался, продал виолончель и на эти деньги сбежал из
дому! Его поймали в Воронеже!! И можешь представить, она ни слова ему не сказала. От
всех его проделок приходила в восторг и терпеливо ходила в милицию. А если она начинала
7
зудеть, он говорил: "Ты устарела, мать, со своими взглядами на жизнь". И она это кушала! А
если бы я сказал ей такое, она налетела бы на меня с кулаками.
Т а н я. А девчонки были у него?
А л е к с е й. Да что ты все про Юрку и про Юрку? Девки ходили за ним табунами! Но к чему этот допрос? Разве ты не видела его? Ты же въехала сюда за год до того, как его забрали
в армию!
Т а н я. За шесть с половиной месяцев...
А л е к с е й (постепенно переходя на крик). Тогда зачем ты расспрашиваешь меня о нем?
Зачем?! Да, он мой брат. Да, он погиб на войне, но почему я должен отвечать за это? Почему
вы заставляете меня жить так, словно нет ничего кроме этой смерти? Я не знаю, что такое
война, но я убежден, что туда невозможно заставить пойти — туда идут сами. Самоубийцы!
Я не был там. Война — это миф, это какая-то телеигра, шоу с бездушными лицами! Я не верю в нее, и не хочу верить. Мне на нее наплевать!!
Т а н я. Что с тобой? Ты что говоришь?
А л е к с е й (стихает и снова взрывается). Для меня это тоже потеря. Я думал, когда он
повзрослеет, мы станем настоящими друзьями. Он мой брат, я верил, что он лучше поймет
меня. Лучше, чем они! Но его нет, его нет уже скоро два года, и пора бы отплакать свое и
жить, как мы жили раньше! Как мы жили всегда!!
Т а н я. Что с тобой, Леша? Что? Почему ты кричишь?
А л е к с е й (подбегает к Тане и обнимает ее). Таня, милая! Я сам не понимаю... Ты самый
близкий мне человек. Мне тяжело. Пожалей меня. Обними! (Требовательно.) Погладь меня
по голове.
В кухню входит С е м е н о в а. Она с улицы, в руках авоськи с продуктами. Увидев мать,
Алексей быстро отходит от Тани.
С е м е н о в а. Не помешаю?
А л е к с е й. (оправившись от неловкости). Зачем ты таскаешь эти сумки? Я бы принес.
Сколько раз говорил... Но мне нужен список. Список. Я без списка запутаюсь, я не знаю...
С е м е н о в а (бросив взгляд на Таню). Докатился.
А л е к с е й. Ну перестань. Перестань!! Перестань!!!
Т а н я (глядя Семеновой в глаза). Зачем же, пусть она говорит. Это ведь не для тебя, а для
меня сказано. Это ведь я ничто, пустое место. Что, разве не правда?
Семенова молчит.
А вот, оказывается, пустым местом можно увлечься, с ним можно говорить, даже любить...
А л е к с е й (перебивает). Таня, прекрати! Ну что же вы, как с цепи сорвались!!
Т а н я (не обращая внимания на Алексея) Я тоже человек, вам ясно? И Юрка это знал. Он не
позволил бы...
А л е к с е й (пытаясь ее перекричать). Таня!!!
Т а н я. Что Таня? Разве бы я стала молчать и терпеть это? Только лишь потому, что вы —
его мать...
Т а н я выходит из кухни. Алексей идет было следом за ней, но останавливается не дойдя до
двери.
С е м е н о в а (долго, выжидательно смотрит на сына). Я не понимаю, кто ты и что
ты.(Ставит сумки с продуктами на пол.) Но в конце концов неважно, что у тебя внутри. Я
уж лучше сама буду таскать эти сумки. Я должна знать, что тебе тепло, что ты не болен и не
испытываешь голода. Я только должна тебя накормить. Об остальном позаботятся другие.
А л е к с е й (мрачно). Проще было бы сказать: "Уходи!" И я бы ушел. Но ты предпочитаешь
меня вытравить.
С е м е н о в а. Связался со шлюхой?
А л е к с е й. Не смей так говорить.
С е м е н о в а. Но почему же, если это правда?
8
А л е к с е й. Это неправда.
С е м е н о в а (гневно). Что ты знаешь? Что ты видел? Она только приехала сюда, мне было
все ясно. Комната от жилконторы! Разве за так бы дали? Пряный запах духов. Пустая музычка. Табуны дебильных подружек. Хохот и визги за стеной! А Юрке не было еще и восемнадцати. Как она холила себя! Лежала в ванной по полтора часа — пены, кремы, притирания! Дорвалась!! Она ходила по квартире в розовом халатике выше колена, и сиськи вываливались наружу! А Юрка... Юрка все это наблюдал. Но не могла же я прикрыть ему рукой глаза, как в детстве. И он смотрел — и смеялся. Да, смеялся! Он был чистый мальчик —
он смеялся'!
А л е к с е й. Но даже если было так, она теперь другая.
С е м е н о в а. С чего бы вдруг?
А л е к с е й (с горячностью защитника). Пойми, этот коммунальный техникум, семь лет в
общаге. Что она видела? Ради этой комнаты ей пришлось работать с пьяными сантехниками,
с дворниками, с алкашами. Но она добилась, ушла из общаги, вырвалась! Она хотела жить
по-другому!
С е м е н о в а. Откуда ты все это знаешь?
А л е к с е й. Я вижу. Я чувствую. Нельзя знать людей, мать, их можно почувствовать. От
нее исходит тепло! Чутье, понимаешь? Тебе, наверное, было в нем отказано, иначе бы...
(Плачет.)
Увидев слезы на глазах Алексея, Семенова растерялась и не знает, что предпринять.
С е м е н о в а. Что с тобой, Алексей?
А л е к с е й. Жизнь задолбала. Я слишком рано, мама, стал самостоятельным...
С е м е н о в а. Ты сам так хотел.
А л е к с е й. Слишком рано. Я работаю, работаю, работаю... Коплю, коплю, коплю... Надо
то, надо это... Себе, жене... И что же скоплено, что собрано? Ничего! Столько усилий — и
жалкий результат. А жизнь уже съедена наполовину.
С е м е н о в а (растерявшись). Зачем ты, Леша? Ты плачешь... Ты же мужчина.
А л е к с е й. Да, я мужчина! И поэтому я плачу.
С е м е н о в а. Ну, перестань. Перестань.(Обнимает сына за плечи.) Ты просто переутомился. Нелады в семье. Это пройдет. Ну, хочешь я буду дружить с твоей женой? Хочешь?
А л е к с е й (взвыв от обиды). Зачем?!! Я же ушел от нее!!!
С е м е н о в а. Успокойся, родной. Ну что ты, как маленький... (Дует Алексею в лицо, чтобы
высушить слезы. Как в детстве.) Не надо плакать, все образуется. Не надо плакать, Юрочка.
А л е к с е й (вырывается из объятий матери, словно ошпаренный). Юрочка?! Вот как ты со
мной... Ты или в самом деле свихнулась, или ты... сука! Злобная, изощренная...
Алексей быстро уходит из кухни. Слышно, как хлопнула входная дверь.
С е м е н о в а (вслед сыну). Леша! Алексей!! Это случайно... Я оговорилась! Я в каком-то
странном состоянии, сама ничего не пойму... (Сжимает виски руками.) Я оговорилась!
Картина четвертая
Все та же кухня. А л е к с е й у плиты заваривает себе кофе. Одет он по-домашнему в
спортивный костюм, и по всему видно, что переехал к родителям и уже успел обжиться.
Раздается щелчок входной двери — это с улицы пришла Т а н я. Прямо в пальто она проходит в кухню. Вид у нее какой-то странный, отрешенный. Таня останавливается перед•Алексеем.
Т а н я. Как хорошо, что ты дома, Алексей. Мне надо тебя спросить... Скажи, хоть ты знаешь, кто я?
А л е к с е й (изумленно). Что такое? Таня, не дури...
9
Т а н я (задумчиво). Таня? Ах да, Таня. Мне двадцать семь лет, закончила коммунальный
техникум, работаю в жилконторе диспетчером, комнату получила от работы в этой квартире... Меня подселили. Я подселенка.
А л е к с е й (встревоженно). Что, снова мать назвала тебя подселенкой? Опять поцапались?
Господи, ну сколько можно! Но ты не бери в голову, я больше ей не позволю. Она человек
резкий, несдержанный, а сейчас она просто невменяемая.
Т а н я. Мама? При чем тут твоя мама. С моей мы вообще редко ругались. Она добрая... Мама живет в деревне Чибириха под Псковом, работает в совхозе. Она радовалась за меня, когда я уезжала. Вырвалась дочка к цивилизации!
А л е к с е й (раздраженно). Ты издеваешься надо мной, что ли? Думаешь, мне мало матери
и ее штучек? Так вот имей в виду, я терпеть не стану. Лучше прекрати!
Т а н я (словно очнувшись). Что ты кричишь на меня? Я не буду с тобой разговаривать, просто уйду. Ругайся со своей женой, если хочешь. У тебя есть жена, чтобы ругаться. А я твоя
любовница, понимаешь? Любовница. Любовницам дарят цветы и носят их на руках.
А л е к с е й. О, Господи! (Отходит к окну, закуривает, упирается лбом в оконное стекло.)
Т а н я (подходит к нему сзади и дергает за рукав). Что случилось, Леша? Я хотела тебе
рассказать одну вещь... Одну странную вещь. Но я не стану, если ты не хочешь слушать.
А л е к с е й (поворачиваясь). Я слушаю, слушаю! Говори.
Т а н я (медленно, сосредоточенно). Понимаешь, я сегодня шла по улице и вдруг забыла, кто
я... Забыла, кем я работаю, с кем живу... Можешь себе представить, стою, верчу головой по
сторонам — и ничего не помню... А началось с того, что я забыла слово. Я проходила мимо
булочной, где всегда продают очень вкусный яблочный пирог на развес. И мне вдруг до
смерти захотелось этого пирога. Я встала в очередь, но забыла слово" пирог"! Смотрю на него и не помню, как это называется. Рядом лежат эклеры, буше — эти слова я помню, помню
даже миндальное пирожное "Лотос" с безе, а возле "этого" даже ценника почему-то нет.
Очередь подошла, и вдруг мне сделалось так стыдно!.. Хотела уже спросить эклер или буше,
но подумала, зачем, если я хочу "э т о"?! Я преодолела стыд, показываю пальцем и говорю:
"Это!" — а у самой слезы текут из глаз. "Пирог?" — спросила продавщица. "Да, говорю, вот
глупость какая: слово забыла". А она мне отвечает: "Бывает, сейчас это со многими происходит..." А потом я вышла на улицу и... Вот.
А л е к с е й (улыбнувшись). Это от усталости. У тебя чертова работа. Все время с людьми, с
людьми...
Т а н я. Я не боюсь людей. Я никогда не боялась людей. Они меня не раздражают.
А л е к с е й. К черту эту работу. Ты уйдешь с нее! Я что-нибудь придумаю, я тебе обещаю.
Т а н я. При чем здесь моя работа? Не в ней дело.
А л е к с е й. А в чем?
Та н я. Я не знаю.
А л е к с е й. Значит, это все-таки мать! Мать, да? Я сразу почувствовал. Почему ты хотела
меня обмануть? Ты все скрываешь от меня, но почему? Разве я твой враг? (Хватает Таню за
руки.)
Т а н я (вырываясь). Пусти меня! Я запуталась... Ты, Юрка, мать... Пусть так... Да! Это твоя
мать!.. Но в конце концов неважно, что она про меня думает, я взрослый человек и сама отвечаю за свои поступки. И ты не вмешивайся, ты здесь ни при чем. Ты ничего не можешь
поделать. Ничегошеньки!
А л е к с е й (обнимает Таню). Почему же? Я буду говорить с ней. Я вот соберусь, подберу
нужные слова... Ну прости, Таня. Прости меня за нее. Это все из-за гибели брата. Он у нее
был поздний. Ее любимец. Меня она так никогда не любила! Ну да Бог с ней, плевать. Я не
нуждался в ее любви! Но Юрка...Я очень переживал его смерть, а представляешь, каково ей?
Мальчишка, любимый... Эх, если бы мы могли уехать отсюда с тобой!..
10
Т а н я (плачет). Это уже ничего не изменит. Не в словах же дело и не в характере твой матери, как ты не понимаешь! После гибели Юрки вокруг меня образовалось какое-то странное поле... Я чувствую, как оно засасывает меня.
А л е к с е й. Поле?
Т а н я. Ну да, напряженное поле, круг. Я сама не понимаю, что это такое, но меня затягивает
в этот круг!
А л е к с е й (растерянно). Это фантазии. Бред. Ты устала. И я в этом тоже виноват. Нельзя
постоянно прятаться, скрываться. Все! Выбрось все из головы. Нет никакого поля, нет никакого круга.
Т а н я. Ты думаешь? Я тоже так себе иногда говорю. Устала, нервы. Может быть, это мое
положение. Ты знаешь, Леша, я, кажется, забеременела...
А л е к с е й. Это правда, Таня? Правда?
Т а н я. Я не могу сказать точно. Бывают задержки. Но, кажется, да...
А л е к с е й (в припадке радости). Таня, да? Да?! Да!! Все сразу изменилось. Это какое-то
чудо! Я теперь знаю, что надо делать и как дальше жить!! Танечка, я возьму тебя на руки и
буду носить на руках. (Подхватывает Таню на руки.) Я сильный! Нет, я такой сильный, что
мне даже боязно к тебе прикасаться. Чтобы ничего не нарушить в тебе, ничего не сломать...
Вот только так, осторожно, словно пушинку... (Качает Таню на руках как маленького ребенка.)
Т а н я. Не надо, Алексей. Пусти! Чему ты радуешься?
А л е к с е й (не выпуская Таню, которая барахтается в его руках). А ты не радуешься? Ты
не понимаешь? Смысл, смысл! Понимаешь? Смысл!! И уверенность в своей правоте. (Опускает Таню на пол). Теперь я разведусь с женой, я оставлю ей все наше барахло — ничего не
возьму. Я буду жить здесь, с тобой — теперь у меня на это есть полное право!
Т а н я (изумленно смотрит на него). Чему ты радуешься? Какое право?! При чем здесь ты?!
А л е к с е й. Танечка! Я люблю тебя!! Хорошая моя, милая моя, мое чудо! Я буду всегда с
тобой, рядом. И у нас будет сын.
Т а н я (настойчиво). Чему ты радуешься?!
А л е к с е й (обескуражен). Что с тобой, Танюша? Забудь все свои страхи. Тебе захотелось
яблочного пирога? Ну и что? Ты же знаешь, беременным часто хочется селедки или соленого огурца. Говорят, иногда смертельно хочется выпить водки. У всех свои странности и причуды. У тебя по-своему. В булочную зашла, слово забыла...
Т а н я (крайне раздраженно). Да, конечно. Я поняла. Забыть кто ты — это все равно, что
хотеть селедки или огурца!
А л е к с е й. Я же серьезно. Не придирайся...
Т а н я. Я тоже серьезно. Как ты не понимаешь, во мне сын... Мне нужно рожать сына, а я в
себе запуталась... (Неожиданно кричит.) Я потеряла себя!
Таня рыдает, сидя на полу, а Алексей стоит подле нее и никак не может сообразить, что
ему делать.
Картина пятая
В комнате Семеновых. Вечер. Включен телевизор — передают программу новостей. А л е к
с е й играет в шахматы с отцом, оба сидят на диване. С е м е н о в а в кресле, в напряженной позе, не отрываясь, смотрит в экран.
С е м е н о в а. Почему они все время танцуют? Алексеи, объясни мне, почему они все время
танцуют? Положили друг другу руки на плечи, ходят по кругу и кричат: ху-ху-ху-ху!
С е м е н о в (отрываясь от игры). Не заводи себя. Мы не знаем их обычаев.
С е м е н о в а. Это они возбуждают себя? Копят злобу, чтобы потом убивать?
А л е к с е й. Просто народный танец.
С е м е н о в а. Но ведь мы не берем друг друга за плечи, не ходим по кругу вприпрыжку, не
кричим "ху-ху-ху!"
11
А л е к с е й. Это ритуальный танец, не более.
С е м е н о в а. Это так кажется, но это другое... Они накапливают злобу, чтобы убивать
наших детей.
А л е к с е й. Тебе мат, отец.
С е м е н о в (поднимается с дивана). Хватит! Выключи телевизор. (Не дожидаясь ответа,
подходит к телевизору и выключает его.)
С е м е н о в а. Почему ты выключил телевизор? Их танец меня непосредственно касается.
С е м е н о в. Потому что ты опять сама себе портишь нервы. И если хочешь знать, войны
без злобы вообще не бывает. Если есть армия — должен быть враг. Это закон.
А л е к с е й. Сейчас-то времена изменились.
С е м е н о в. Знаешь, Леша, времена меняются — суть остается. Суть она одна, что у нас,
что у американцев, что у этих...
С е м е н о в а. Включи телевизор. Я должна видеть их танец. Я хочу знать, что означает их
танец!
А л е к с е й. Ты уже ничего не изменишь. Точно такой же танец, как у африканских племен.
Смотри телевизор, и тебе объяснят, что это ритуальная магия или что-то в этом роде. Но я
вижу оргию. Секс.
С е м е н о в а. При чем тут секс? Ты заговариваешься, Алексей.
А л е к с е й (назло). Потому что война — это секс.
С е м е н о в а (выходя из себя). Замолчи!
А л е к с е й (насмешливо). Почему? Я вычитал это из книг. Борьба за самку, за продление
рода, за территорию, за место, где можно плодиться. Самцы всегда дерутся за территорию и
за самок.
С е м е н о в а. Замолчи! Ты начитался пошлых книжонок.
А л е к с е й. На войну идут самоутвердиться, чтобы почувствовать силу, а значит, в основе
лежит неуверенность в себе. На воину идут лермонтовы и байроны.
С е м е н о в а. Не смей! Твой дед погиб на войне, твой брат...
А л е к с е й (уже вошел в раж). На войну идут от тоски и одиночества, от чувства собственной заброшенности, ненужности, от неумения найти себя.
С е м е н о в а. Ты оскорбляешь память Юры.
А л е к с е й. Ему, как и мне, не хватало ласки. Он не нашел себя!
С е м е н о в. Алексей! Ты знаешь мать, зачем же ты...
С е м е н о в а. Пусть говорит.
А л е к с е й. Нет уж. Лучше я пойду покурю. (Выходит из комнаты с видом победителя.)
С е м е н о в а (вслед сыну). Ты очень много куришь! (Мужу.) Он очень много курит.
С е м е н о в. Но ты же сама затеяла этот разговор.
С е м е н о в а. Пусть курит в комнате. В форточку. Он каждую минуту выскакивает туда,
чтобы видеть ее!
С е м е н о в (взрывается). Пусть курит, где ему хочется! Он взрослый человек. Пусть курит, сколько хочет и где хочет!
С е м е н о в а. Что ты выходишь из себя?
С е м е н о в. А я сказал, пусть курит, где хочет! Пусть читает любые книжки, раз ему нравится! Пусть говорит, что хочет! Пусть спит, с кем хочет!!
С е м е н о в а. Война — это секс! Какой бред. Или ты тоже считаешь, что война — это секс?
С е м е н о в. Нет, я так не считаю. И точка!
(Несколько раз проходит из одного угла комнаты в другой. Потом успокаивается, садится
на диван, расставляет фигуры на шахматной доске.)
С е м е н о в а. Но если ты так не считаешь, зачем же ты защищаешь его?
С е м е н о в (уже спокойно). Он имеет право думать все, что ему заблагорассудится.
С е м е н о в а. Меня это оскорбляет!
12
Наступило затишье. Семенов возится с шахматами, Семенова выдвигает ящик письменного стола и достает из него фотографии Юры, раскладывает на столе, рассматривает.
С е м е н о в. Зачем ты достала фотографии?
С е м е н о в а (выбирает одну большую фотографию в рамке, залезает с ногами на диван и
пытается повесить фотографию на гвоздь). Она должна здесь висеть.
С е м е н о в. Не стоит... Ты сама говорила, что когда смотришь на его фотографию, тебя
душат рыдания. У тебя и так астма, ты подорвешь здоровье.
С е м е н о в а. Хватит беречь себя. Она должна висеть на стене. Пусть меня душат рыдания.
Пусть я когда-нибудь задохнусь и умру.
С е м е н о в (отнимает у нее фотографию). Дай мне. Ты все равно не дотянешься. (Вешает фотографию на гвоздь.)
С е м е н о в а (отходит и смотрит на фотографию). Он так сказал, потому что у него самого на уме один секс. Он выбегает из комнаты каждую минуту, чтобы взглянуть на эту
сучку! Она заразила его своим сексом.
С е м е н о в. Не вздумай сказать этого при Алексее.
С е м е н о в а. Почему?
С е м е н о в. Он и без того на нас обижен. Он уйдет от нас навсегда. Уйдет жить на вокзал.
С е м е н о в а. Но я говорю правду. Пусть уходит. (Садится, нервно стучит костяшками
пальцев по поверхности стола, готовясь к объяснению с сыном.)
Семенов растерян, ждет. Когда возвращается Алексей, атмосфера в комнате накалена до
предела.
(Алексею.) Покурил? (Ждет ответа.) И она выставляла тебе напоказ свою грудь?
А л е к с е й (передернулся). Перестань, мама.
С е м е н о в а. Она всех соблазняет своей грудью. И тебя тоже?
А л е к с е й. Ты мне можешь говорить все, что угодно, но зачем ты оскорбляешь человека, о
котором совсем ничего не знаешь?!
С е м е н о в а. Она шлюха.
С е м е н о в. Да прекратите же вы этот базар!
С е м е н о в а (настойчиво). Для таких, как она, жизнь исчерпывается сексом. Ничего другого в голове у нее нет. Она и не подозревает, что существуют другие вещи, кроме секса.
Секс, секс, секс!
А л е к с е й (стараясь выглядеть спокойным). Не трогай Таню. Она мне не посторонняя.
Она ждет от меня ребенка.
С е м е н о в а (ошарашено). Что?
А л е к с е й. Ты прекрасно расслышала. Она ждет от меня ребенка.
С е м е н о в а (сникнув). Этого не может быть... Как она могла? Зачем же тогда... Господи,
Юрочка!..
А л е к с е й. Это правда, что бы ты теперь ни делала.
С е м е н о в а. Не верю. Приведи ее сюда. Пусть она сама мне об этом скажет.
А л е к с е й. Никогда! Я не позволю тебе устраивать Тане сцены. Хватит того, что ты пыталась тогда избить мою жену, хотя даже ни разу с ней ни о чем не говорила!
С е м е н о в а (направляясь к двери). Я сама к ней пойду.
А л е к с е й (вставая у матери на пути, испуганно). Стой! Я тебе запрещаю.
С е м е н о в а. Ты не можешь мне запретить.
А л е к с е й. Хорошо. Не двигайся с места. Я попрошу, чтобы Таня зашла. (Выбегает из
комнаты.)
Нависла зловещая пауза. По Семеновой видно, что еще чуть-чуть и с ней случится истерика.
С е м е н о в. Только держи себя в руках.
С е м е н о в а. Отстань.
13
Семенов подходит к жене и пытается силой усадить ее в кресло.
(Вырываясь.) Отпусти меня! С чего ты перепугался? Я что, зверь, я на людей бросаюсь?
Почему ты смотришь на меня так, словно я буйная сумасшедшая?
Входят Алексей и Таня. Семенов отпускает жену, она стоит неподвижно.
Это правда, Таня? Алексей сказал мне правду?
Т а н я. Да.
С е м е н о в а. Как же ты могла? Я не понимаю... Я ничего не понимаю. Как ты могла?! Ты
ходила перед моим сыном в коротком халатике, ты выставляла на показ свои бедра и грудь,
ты его завлекала... Для чего? Он распалялся, он тяжело ворочался во сне, но он был чистый
мальчик и смеялся! Он смеялся!! Но как же ты после всего могла? Шлюха!
А л е к с е й (готовый к тому, что мать набросится на Таню). Мать! Я тебя предупреждал!
Т а н я. Плевать на слова, они ничего не значат. Я счастлива. У меня будет сын. Я чувствую,
как он шевелится во мне.
С е м е н о в а. Сын? Нет...
Т а н я. Да! Он бьется во мне, я это чувствую.
С е м е н о в а. Нет. Нет! Шлюха!
А л е к с е й (полный решимости). Не смей кричать на Таню! Ей нельзя нервничать. Не
травмируй ее. Я не хочу, чтобы мой сын родился весь в родинках, как звездное небо.
Т а н я (Семеновой). Он уже бьет ножками мне в живот. Он там. (Показывает на свой живот.) Он рвется наружу, скорее, в мир.
С е м е н о в а. Почему ты знаешь, что сын?
Т а н я. Я так хочу. У меня обязательно будет сын. Я беременна сыном. Я рожу сына. Я рожу сына и назову его Юрочкой.
С е м е н о в а (растеряна). Вы слышите? Она хочет назвать его именем моего сына, моего
Юрочки...
С е м е н о в (Тане). Вы что, специально, что ли? Договорились? Вы же доведете ее опять до
истерики! Вы что, не понимаете, она не в себе! (Надвигается на Таню, отодвигая ее к. двери.)
Т а н я (испуганно). Оставьте меня. Не прикасайтесь ко мне!
С е м е н о в а. Не трогай ее. Все уже свершилось. Он в ней.
Семенова и Таня стоят и странно смотрят друг на друга.
Значит, вот так. Значит, такая вот лотерея, и теперь ей достался счастливый билет.
А л е к с е й (обеспокоенно). Таня, ты лучше уйди.
Т а н я. Почему ты вдруг меня прогоняешь?
А л е к с е й (настойчиво). Уйди, Таня! (Отцу.) Отец, мне тоже уйти? Мне лучше уйти или
остаться? Отец, я не знаю. что делать.
С е м е н о в а (смотрит на Алексея не то удивленно, не то с презрением). Ты не знаешь,
что делать? Ты разведешься с женой, женишься на Тане, переедешь к нам окончательно.
Комната у вас есть. Со временем останутся и две остальные. Все хорошо. Никаких проблем.
С е м е н о в (Тане и Алексею). Уходите, уходите, пожалуйста, я вас очень прошу. Оставьте
ее одну. Уйдите.
Алексей берет Таню под руку, и они выходят из комнаты.
С е м е н о в а. Вот так... У нес будет сын. (Долго смотрит на фотографию Юры.) Но ведь
это у Юрочки должен был быть сын...
Второе действие
Картина шестая
14
Комната Семеновых преобразилась — светлее стало, уютнее, на столе в вазе появились
живые цветы. И беспорядка прибавилось: книги разбросаны, появились какие-то чемоданы,
коробка со старыми детскими игрушками.
Семенова возле приоткрытого чемодана перебирает детские вещи. Таня за столом строчит на швейной машинке.
С е м е н о в а. Юрочка смеялся надо мной: "Внуков ждешь? Захотят ли они носить этот
хлам". Нет, детские вещи — это не хлам, и тут я оказалась права. Детские вещи не устаревают и не выходят из моды. Они только изнашиваются. (Вздыхает.) Вот дождалась — пригодились...
Т а н я (разглядывает шов распашонки). Опять перепутала! Забыла, что надо строчить швом
наружу...
С е м е н о в а. Что ты, обязательно наружу! Чтобы не терло, не раздражало кожицу. И не
надейся, что Алексей хоть чем-то поможет тебе. Я его знаю: не захочет и не сумеет. Мать —
всегда одна. Всегда одиночка. Мне муж тоже ничем не помогал, только смотрел испуганными глазами и ничего не мог понять.
Т а н я. Это дело десятое. Главное родить.
С е м е н о в а. Но я все-таки боюсь, как вы сживетесь с Алексеем. (С привычным раздражением.) Выучился бы он хотя бы на доктора, а то выбрал самый бездарный из всех институтов
— холодильный! Лишь бы наверняка, лишь бы не идти в армию. Лишь бы скорее от матери!
Теперь сам мается... А я хотела, чтобы у Алеши была благородная профессия.
Т а н я (увлечена шитьем). Инженер тоже неплохо.
С е м е н о в а. А ты? Я понимаю, что это вынужденно. Но ты же не слышишь ничего, кроме
грубости и хамства, так можно и самой...
Т а н я. И это тоже не имеет никакого значения. Родился бы Юрочка.
С е м е н о в а (вздыхает). Юрочка...
Т а н я. Я чувствую, что он лежит внутри меня. Живой! Шевелится, дергает ножками. Он
хочет скорее вырваться наружу, а я пока не хочу. Страшно... Боюсь его выпускать. Так спокойно, когда он внутри...
С е м е н о в а. Да, страшно... (Вдруг что-то вспомнив и переменившись в лице.) Страшно!
Опять перед глазами это кровавое пятно на снегу! Снова видела его во сне. С детства предчувствовала, боялась, всю жизнь боялась этого красного пятна!!
Т а н я (перепугана). Что с вами? Я принесу валерьянки, да?
С е м е н о в а. Не надо, Таня. Не надо. Старое воспоминание. Это уже давно.
Таня смотрит внимательно на Семенову и ждет объяснения.
(Начинает рассказ, с каждой последующей фразой все более взволнованно, так что к концу
рассказа она приходит в состояние нервного возбуждения.) После войны мы жили с мамой
возле Волковского кладбища, окна выходили на пустырь. Мне было восемь лет тогда, заморыш, после блокады, жили как нищие, отец погиб на фронте, но я его не помнила почти... На
пустыре стояла цирковая клетка, в ней жил медведь. Когда-то он работал в цирке, его списали. Зверей там списывают так же, как капитанов с кораблей, как старые изношенные вещи, и
Щеголя списали. Щеголь... Медведя звали Щеголь. Его списали, сняли с довольствия. Зоопарк от него отказался, там и своих зверей нечем было кормить и тогда один старичок, бывший служитель цирка, взялся его кормить, чтобы медведь не подох с голоду. Ему разрешили, клетку поставили у нас на пустыре. Щеголь прожил в ней больше года, а у старичка у
самого едва хватало на жизнь, и медведь был тощий. Дети со всей округи ходили смотреть
на него, кидали ему хлебные корки — кто что мог. Мама мне тоже иногда давала ломоть
черного хлеба для Щеголя. А Щеголь по старой памяти кланялся, получая кусок, вставал на
задние лапы и начинал кружиться. Мы аплодировали ему в восторге. (Лицо ее просветлело,
и она стала совсем похожа на девочку.) Потом старичок умер. Клетку некому стало убирать, уже издали от нее пахло. Щеголь голодал, ему не хватало наших детских корок. Он все
15
чаще злобился и рычал. Однажды ночью кто-то сбил с клетки замок и выпустил медведя на
волю. Идти ему было некуда, ведь он и не знал, что такое воля. Он прибился к домам, подбегал к прохожим и клянчил подачки. Люди с криком убегали от него, даже те, кто знали, что
это Щеголь, боялись. Мужчины решили загнать его обратно в клетку. Они шли толпой, кто
с топором, кто с ножом, били палками в пустые ведра — Щеголь перепугался до смерти и
выбежал на пустырь. Он так и не понял, чего от него хотят и зачем травят. Потом приехала
милиция и Щеголя пристрелили. (Смахивает слезы с лица.) Я не видела, как его убивали.
Мама соврала, что медведя отвезли в лес и выпустили. Она не подпускала меня к окну. Я не
поверила ей. Труп увезли, но на следующий день я увидела кровавое пятно на снегу и все
поняла... После этого я несколько ночей не могла заснуть, перед глазами все одно — кровь
на снегу. Страх преследует меня с тех пор. Страх потери. Словно тогда уже было предрешено. Словно я знала уже тогда про Юрочку...
Т а н я (очень взволнована, прижимает руки к животу). Что же мне делать? Я не хочу его
выпускать, а он рвется. Я боюсь!
С е м е н о в а. Это неизбежно произойдет. И ты ни на кого не рассчитывай, ты должна уберечь сына сама, должна защитить его, чтобы у него тоже родились дети, чтобы у тебя в душе
не осталось потом чувство неизгладимой вины. Нельзя, чтобы мальчики умирали, не успев
продлиться. Ты меня поняла?
Т а н я. Мне кажется, теперь я вас полностью понимаю. Раньше — нет, а теперь — да.
С е м е н о в а. Потому что ты сама скоро станешь матерью. Что было — то было. Ты меня
прости. Но теперь мы должны держаться друг за друга, потому что есть веши, которые только мы понимаем и никто другой не захочет понять. Мы должны помогать друг другу, да?
Т а н я (не очень понимая, что хочет услышать от нее Семенова). Да...
С е м е н о в а. Скажи, когда вы сошлись с Алексеем?
Т а н я. На поминках.
С е м е н о в а. Это я виновата... Но пойми, я не могла не позвать Алексея на похороны брата!
Т а н я (решительно прерывает Семенову). Это я. Это только я. Алеша ни в чем не виноват.
С е м е н о в а (возбужденно). Таня, пойми, я ему все простила. Для меня он такой же сын.
(Повторяет, убеждая себя.) Такой же, такой же... Но почему он все скрыл от меня? О том,
что он женился, я узнала случайно, нечаянно заглянула к нему в паспорт. Он ничего нам не
сказал. Значит, он готовился уйти из дому, молча, тайно! И он ушел. Это было как предательство...
Т а н я. Но ведь Юрка тоже убегал из дому!
С е м е н о в а (поражена). Откуда ты знаешь?
Т а н я (с нежностью). Я о нем все, все знаю.
С е м е н о в а. У Юрки это было мальчишество, а не заранее обдуманный и спланированный шаг, как ты не понимаешь! А Алексей... Он всегда смотрел как-то исподлобья или отводил глаза, и мне казалось, что он исподтишка смеется, издевается надо мной. Я злилась... Но
я всегда желала ему только добра, я ничего плохого не сделала ему. Зато, когда он предательски ушел из дому, я вычеркнула его! (Останавливается, чтобы перевести дыхание.) А
Юра — это его полная противоположность! Да, я не скрываю, я его любила больше. Нет,
нельзя любить больше, нужно делить пополам, но я любила Юрку больше, чем Алексея! Я
поплатилась за это. Боже, как я за это поплатилась! (Закрывает лицо руками.) Юрочка...
Т я в я (шепотом, прикрывая живот руками.) Тише, не зовите его, он заснул. Но вы рассказывайте дальше про него.
С е м е н о в а. Он был красавец, правда, Таня? Правда? И сорванец! (С восторгом.) Меня
Алексей в детстве просил купить ему собаку или взять с улицы — я запретила.
Т а н я (перебивает). Почему?
16
С е м е н о в а. Ну, мы так жили, нельзя было. К тому же к живому сильно привязываешься,
потом так трудно расставаться... Это не игрушка. И Юрка тоже просил собаку, ему я тоже
вынуждена была запретить, и в тот же день он притащил с улицы голодного лохматого щенка. И все! Мне уже нечего было сказать. Это же было наслаждение смотреть, как они возятся
со щенком — один и другой ребенок. Потом щенка сбило машиной, Юрка рыдал, ходил потерянный целую неделю... Осталась фотография со щенком. Танечка, а как у него задорно
светились глаза!
Т а н я. Да, правда, у него светились глаза!
С е м е н о в а. Ты тоже видела?
Т а н я (восторженно). Я все видела!
В это время с улицы приходит А л е к с е й, прямо в пальто проходит в комнату, ставит на
пол кейс, садится в кресло.
А л е к с е й. Устал что-то. А хорошо, когда в семье мир. Идиллия! О чем вы говорили?
Т а н я. Так, про пеленки, про ползунки. Готовиться надо. А ты как?
А л е к с е й. А я вот после работы сходил в ЗАГС. Оставил заявление на развод.
С е м е н о в а. Ты был вместе с ней?
А л е к с е й (смотрит на мать недовольно). Нет... Я не могу... Не хочу ее видеть. Нас разведут заочно, через суд. Так можно, если нет детей. Ей пришлют бумагу. Сложностей не
должно быть.
Т а н я. Ты что, даже не предупредил свою жену?
А л е к с е й. Да ладно уж...
С е м е н о в а. Это в его стиле!
А л е к с е й. Опять ты! (Вынимает пачку папирос.)
С е м е н о в а. Только не закуривай в комнате. Ты должен понимать. (Указывает на Таню.)
А я молчу. (Выходит из комнаты.)
А л е к с е й (скомкал в руках папиросу). Куда она?
Т а н я. Не знаю.
А л е к с е й. Слушай, пойдем к тебе... (Поправляется.) К себе. Зачем ты здесь сидишь, разве
было мало?
Т а н я. Здесь машинка...
А л е к с е й. А!.. (Махнул рукой.) Не нужно тебе здесь, поверь.
Т а н я (пристально вглядывается в Алексея). Скажи, а у вас с женой была собака?
А л е к с е й. Нет.
Т а н я. Почему? Ты сам говорил, что мечтал завести собаку.
А л е к с е й. Я купил щенка афганской борзой, но оказалось, что у жены аллергия на собачью шерсть. Пришлось усыпить.
Т а н я. Понятно.
А л е к с е й (смотрит подозрительно). Что тебе понятно? О чем вы говорили без меня? Я
взрослый человек, и не надо меня обсуждать, слышишь? (Кричит.) А вы... Вы обсуждаете
меня, моете мне кости, как будто я болванчик!
Семенова появляется в дверях уже в пальто.
С е м е н о в а. Не смей кричать на Таню!
А л е к с е й. Ты что же, подслушивала под дверью?
С е м е н о в а. Это скорее в твоем вкусе.
А л е к с е й. Мать, ты не начинай!
Т а н я. Алексей! Мы не говорили о тебе, правда! Мы вспоминали Юру.
А л е к с е й. Юрку! Опять Юрку! Сколько можно!
С е м е н о в а. Что ты кричишь? У тебя будет сын, а ты кричишь. А у Юры... (Плачет.) У
Юры никогда не будет сына! (Выбегает из комнаты.)
Т а н я (вслед Семеновой). Не уходите. (Идет к двери.) Ее надо успокоить.
17
А л е к с е й. Не обращай внимание! Она безумствует, кочевряжится. Мне иногда начинает
казаться, что она это делает нарочно. Не надо поощрять ее, Таня. Пусть побегает, на улице
апрель, слякоть — пусть вымокнет под дождем и успокоится. Пусть! Пусть побегает и успокоится!
Таня долго смотрит на Алексея и ничего не отвечает. Потом молча выходит из комнаты,
тихо закрыв за собой дверь.
(Сжимает виски руками). Дурдом!
Картина седьмая
Ни Тани, ни матери дома нет. В комнате только С е м е н о в и его сын. Между ними откровенный разговор.
А л е к с е й. Она звонит мне на работу. Я к телефону не подхожу. Наши девочки врут,
что я вышел. Уже неловко становится перед ними.
С е м е н о в. Ты объяснил бы ей все.
А л е к с е й. Нам не о чем говорить. Я оставляю ей все. Все, что мы нажили вместе. Даже
квартиру. Что выяснять? И вообще, когда начинают выяснять отношения, это верный признак, что никаких отношений давно уже нет.
С е м е н о в (разводит руками). Тогда терпи. Жди, пока ей надоест тебе звонить. Хотя я,
честное слово, тебя не понимаю.
А л е к с е й. Тут понимать нечего. У меня с ней все кончено. Не нужно никаких слов, сама
должна понять! (Закуривает.) Вчера стояла возле моей работы... Стояла еще двадцать минут
после того, как все разошлись. Ей сказали, что я уже ушел, а иначе мне бы пришлось там заночевать. На письменном столе.
С е м е н о в (тяжело вздыхает). Понимаю... Расставания, объяснения, слезы... Я сам этого
никогда не любил.
А л е к с е й (кивает). Она и сюда приходила!
С е м е н о в. Когда?
А л е к с е й. Не знаю. Я понял это по запаху. На лестнице пахло ее духами.
С е м е н о в. Странно... По лестнице мог пройти кто угодно.
А л е к с е й (явно разнервничался). Может быть, может быть... Но это была она. Она боится
позвонить в дверь. Из-за матери. Помнит еще, как мать кричала тогда у нас под окнами и
размахивала кулаками.
С е м е н о в. Только, ради Бога, не напоминай матери об этом!
А л е к с е й. Почему?
С е м е н о в. Она тогда была в особом напряжении. Потом жалела...
А л е к с е й. Ты сам себя убеждаешь, что она такая особенная! Конечно, проще все списать
за счет чувствительности ее натуры, чем признать ее чудовищный эгоизм.
С е м е н о в (качает головой). Как ты не любишь мать...
А л е к с е й. Можно подумать, она меня сильно любила.
С е м е н о в. Да, любила. Она старалась найти контакт с тобой.
А л е к с е й (иронично). Это ей только чудилось! Она старалась навязать мне свою волю. Но
я не кусок пластилина, чтобы из меня что-то лепить. Я личность! Как можно любить и при
этом не уважать личность?
С е м е н о в (хмыкнул). Теперь я вижу, что ты личность. Бегаешь от жены.
А л е к с е й. А что ты иронизируешь? Ты хочешь сказать, что я дерьмо, тряпка?! Нет, это из
меня хотели сделать дерьмо, тряпку! И в том числе "наша мама".
С е м е н о в. Не трогай мать.
А л е к с е й (не унимается). Можно подумать, ты сам ее сильно любил!
С е м е н о в. Да, любил!
А л е к с е й. Врешь!
18
С е м е н о в (настойчиво). Любил и люблю по сей день.
А л е к с е й. Но у тебя при этом были на стороне бабы!
С е м е н о в (вскакивает с кресла). Нет.
А л е к с е й. Зачем ты врешь? Мне не тринадцать лет, ты бы мог говорить со мной откровенно.
С е м е н о в. Нет! Тебе я могу сказать только "нет".
А л е к с е й (торжествуя). С тобой все ясно.
С е м е н о в (разволновавшись). Слушай, лучше уйди.
А л е к с е й. Да и пожалуйста!
Алексей направляется к выходу, в дверях сталкивается с матерью, пропускает ее и выходит.
С е м е н о в а. Куда он?
С е м .е н о в. Не знаю. И знать не хочу. (Немного успокоившись.) Курить.
С е м е н о в а. Что тут у вас, а?
С е м е н о в. Ничего... Ты что-то слышала?
С е м е н о в а. Да нет, ничего.
С е м е н о в. Поспорили из-за одной шахматной партии. (Вздыхает с облегчением.) А ты
почему так рано? По-моему, у тебя вечерние занятия.
С е м е н о в а. Я больше ничего не преподаю.
С е м е н о в. Как?..
С е м е н о в а. Ушла с работы. (Снимает пальто, вешает его на распялку.) Ну что ты смотришь на меня, как на помешанную? На вот, возьми мое пальто. (Отдает пальто Семенову.)
Я ушла с работы и больше никогда ничего не буду преподавать.
С е м е н о в (стоит растерянно с пальто в руках). Я сам тебе давно говорил — уходи. Но
получилось как-то неожиданно...
Из коридора слышен звук открывшейся входной двери — это пришла Таня. Потом доносятся возбужденные голоса Тани и Алексея.
С е м е н о в а. Не вижу смысла в работе. Они — портнихи, зачем я буду их смущать? Они
запутаются только, разучатся видеть и понимать. Зачем им знать, что говорил Кропоткин,
что говорил Плеханов, что говорил Заратустра?! Им надо замуж и рожать детей. Когданибудь они увидят людей, танцующих по кругу — и сами все поймут. Они должны увидеть
это сами, без подсказки. Возможно, они будут знать, что надо делать.
В комнату влетает Таня, следом за ней А л е к с е й.
Т а н я. А это я. Вернулась с прогулки.
А л е к с е й (удерживает Таню за руку). Ну пожалуйста, Танюша, пойдем к себе!
С е м е н о в (Алексею). Мать уволилась с работы...
С е м е н о в а (продолжает с того места, на котором ее прервали). Жизнь узнают не по
теориям, а чувством. Двадцать пять лет я отработала преподавателем общественных наук,
читала все: обществоведение, эстетику и даже атеизм. Я рисовала на доске прямоугольник и
в нем писала — "базис", а потом пририсовывала сверху треугольник и писала в нем —
"надстройка". Я думала, что этим рисунком можно объяснить, как устроено общество. Я так
думала, пока не погиб мой сын. Всю жизнь я рисовала на доске эти нелепые пирамиды, всю
жизнь заблуждалась. Теперь в моих рассуждениях железная логика: я потеряла сына, а если
мать потеряла сына, — значит, она жила неверно! Это железная логика.
С е м е н о в. Ушла — и слава Богу. Чего переживать.
С е м е н о в а. Не надо успокаивать меня. Тогда мне Юрка позвонил из армии, он сказал:
"Мама, я поеду туда. По контракту". Он сказал: "Мама, я вернусь, привезу много денег". Я
ответила: "Да, Юра". Я думала, это продлится месяц, два — не более. Я ничего не видела и
не понимала. Я обманула саму себя. (Тихо, про себя.) А что же я могла сказать? Стань дезертиром, трусом?..
19
А л е к с е й (увидев замешательство матери). Нет, не оправдывай себя. Если ты начинаешь что-то понимать, не иди на попятный.
С е м е н о в (цыкает на Алексея). Не подливай же масло в огонь!
С е м е н о в а. И вот я стала что-то говорить — и сбилась. Около трех месяцев назад. И вместо лекции я рассказала им, как Изида искала тело своего мужа Осириса, как она собирала
разрубленное тело по кускам... Зачем я это рассказала им? Не знаю. Не объяснить... И я сказала: "Девочки, лекций больше не будет". Они не поняли. Я им сказала: " Не бойтесь, зачет
получат все. Вы просто подойдете ко мне с зачетками, и я поставлю вам любые оценки, какие захотите". Они не поверили и по-прежнему приходили на занятия. И я сказала: “не бойтесь, я сдержу слово". Кто-то донес директору...
А л е к с е й (оживившись). Значит, к тому же ты не сама ушла? Тебя выгнали? Вот это да!
Лучший по профессии, заслуженный педагог — поздравляю!
С е м е н о в а. Я написала по собственному желанию.
А л е к с е й. А чем же ты собираешься заниматься, прости?
С е м е н о в а. Нянчить внука. И ты знаешь. я подумала, я пойду... я поведу его на собрание
матерей.
А л е к с е й. Вздор! Ты даже и не думай трогать моего ребенка.
В коридоре звонит телефон.
С е м е н о в а. Иди, это тебя.
А л е к с е й (испуганно). Почему меня? Меня здесь нет. Никто не знает, что я здесь живу.
Подойдите же кто-нибудь к телефону.
С е м е н о в а (настойчиво). Это звонят тебе.
А л е к с е й. Нет, мне не могут, мне не должны сюда звонить!
С е м е н о в а. Хорошо, подойду я. (Выходит.)
С е м е н о в (после того, как закрылась дверь за женой). Зачем ты опять цепляешься к матери? Разве ты не видишь, не понимаешь, что у нее тяжелый период в жизни? Пощадил бы.
Ну что ты за человек!
А л е к с е й (отмахивается). Ты бы хоть помолчал! Таня, пойдем. (Берет Таню за руку.)
Что нам здесь делать? Это не кончится добром.
Т а н я. Я не пойду.
А л е к с е й (тянет за руку). Пойдем!
Т а н я. Никуда я не пойду!
А л е к с е й. Танюша, почему? Тебе приятно слушать этот вздор? Нет, я не понимаю — ты
все время здесь, все время с ней. О чем вам говорить? Что она тебе говорит? Ты здесь торчишь с утра и до вечера. Что все это значит? Она же всегда ненавидела тебя, как ты не чувствуешь?! Ты сколько здесь уже живешь, ты что, забыла, как она оскорбляла тебя, измывалась, устраивала сцены?
Т а н я. Ты совсем не понимаешь и не любишь свою мать.
А л е к с е й (поражен ее словами). Что-что?
Т а н я. Ты не понимаешь мать, я сказала.
А л е к с е й. Хочешь сказать, ты понимаешь ее?
Т а н я. Да. Теперь я очень хорошо ее понимаю.
А л е к с е й. Вот! Этого следовало ожидать. Она запудрила тебе мозги. Какой же я дурак,
ведь она все время настраивала тебя против меня! (Умоляюще.) Таня, пойдем, я прошу…
Т а н я. Нет.
Из коридора возвращается С е м е н о в а.
С е м е н о в а. Это звонили тебе.
А л е к с е й. Не могли мне звонить! Мне не должны сюда звонить!!
С е м е н о в а. Она опять долго дышала в трубку. Она звонит тебе, ждет, когда ты сам подойдешь к телефону.
20
А л е к с е й. Никогда! Нам не о чем говорить.
С е м е н о в а (печально). Алеша, это малодушие.
А л е к с е й (выходит из себя). Не знаю такого слова и не хочу знать! Я живу так, как считаю нужным. Ты можешь называть меня малодушным, неудачником, ты можешь говорить,
что я никчемный, никому не нужный инженер — мне наплевать! Ты бы хотела видеть меня
другим? Нет! Будешь смотреть на такого, какой есть! Мне наплевать!! (Захлебывается от
негодования и жалости к себе.) Да, я жил скучно, серо, бездарно. Да, я копил деньги, чтобы
купить эту чертову квартиру! Радуйся — я оставляю ее жене! Да, я годами сидел на месте и
ждал копеечной прибавки к зарплате. Да, я не артист, не великий спортсмен, я закончил всего лишь холодильный институт и дослужился до начальника проектной группы, которому
ни черта не платят! Говори что хочешь — мне наплевать!!! Я даже не смотрю программу новостей по телевизору, мне наплевать, что там происходит наверху и что внизу. Мне наплевать на другие страны и континенты, наплевать, что где-то пухнут с голоду или идет война!
И всем вокруг наплевать! Да, и на войну мне наплевать!! На-пле-вать!!! Я просто хочу жить,
и не мешайте мне жить, как хочу!
С е м е н о в а. Ты сам в себе запутался.
А л е к с е й (агрессивно). Нет, это вы запутались. Это ты запуталась и хотела запутать нас
всех. Ты села в лужу со своими высокими идеалами — сама же призналась .в этом — и теперь злишься на весь свет! Я не знаю, что ты хотела из меня вылепить, — нечто безжизненно правильное, книжное — чтобы руки всегда поверх одеяла, голова в холоде, ноги в тепле.
А я хочу ходить в меховой шапке и руки держать под одеялом, ясно?!
С е м е н о в а (сражена монологом Алексея, тихо). Сынок, я, наверное, ошиблась с тобой...
А л е к с е й. Поздно теперь. Я ушел, и меня не вернешь. Но вы жили во лжи. Сознайся, вы
жили во лжи. Или, может быть, ты не знала, что отец изменяет тебе, что на стороне у него
другие бабы?
С е м е н о в (несколько театрально). Алексей! Немедленно извинись и... И выйди вон!
С е м е н о в а (Алексею). Я знала. Я знала, что у него другие женщины.
С е м е н о в. Это ложь!
С е м е н о в а (мужу). Он спросил, знала ли я. Да, я знала. Я стирала твои рубашки, а от них
пахло чужими духами. (Алексею.) Почему я молчала? Щадила тебя, не хотела рушить семью.
К тому же я изучила мужскую природу — это неизбежно. Даже когда к нам въехала Таня, он
пытался приударить за ней. Все ходил вокруг, распускал хвост.
Т а н я (смеется вспоминая). Это было так смешно. Глупые мужики... Но я приняла как
шутку.
С е м е н о в а. И что же мне было делать? Кричать? Устраивать сцены ревности? Недостойно!
С е м е н о в. Это неправда...
С е м е н о в а. Успокойся, Саша. Сиди и молчи. Тебе ничего не грозит. Или выпей вина.
А л е к с е й. Опять получается, что ты героиня, все сделала ради меня. Пощадила! Но, может быть, все-таки ради себя? Боялась разрыва? Боялась остаться одна? Почему, когда я
ушел из дому, ты снова поторопилась родить? Нужна была новая игрушка? В сорок с лишним лет — и ведь не испугалась! Не для того ли, чтобы снова можно было всем говорить: "Я
терплю ради сына!" Боялась потерять все разом. Или подумала обо мне и решила подарить
братишку?
С е м е н о в а. Юра тебе только наполовину брат. У него другой отец.
С е м е н о в. Что?! (Растерялся и ждет поддержки от Алексея.)
А л е к с е й. Папа, погоди...
С е м е н о в а. Да. А ты упрекал меня, что я боюсь правды.
А л е к с е й. Юрка мне не брат? Ты что? Что ты говоришь?!
Семенов в садится на диван и хватается за сердце.
21
Отцу плохо!
Вокруг Семенова возникает суета. Семенова наливает в стакан воду, Алексей подкладывает ему под голову подушку.
Я вызову "скорую".
С е м е н о в (едва справляясь с одышкой). Не надо. Всю жизнь обходился без врачей.
А л е к с е й. Дай-ка я пощупаю твой пульс.
Пока Алексей считал пульс отца, в комнате наступила тишина. На Таню слова Семеновой
произвели сильнейшее впечатление. Она стоит, потерянная, и вглядывается то в лицо
Алексея, то в фотографию Юры на стене. Потом Таня подходит к книжному шкафчику и
снимает с него плюшевого медведя, прижимает к груди и начинает плакать.
С е м е н о в а (смотрит на Таню с удивлением). Первая игрушка Юрочки. Плюшевый мишка. Когда-то он был с ним одного роста.
Т а н я. Юрки нет, а игрушка осталась. Как же так?
А л е к с е й (удивлен). Танечка, что случилось? Я говорил, нам надо уйти. (Матери.) Из-за
твоей правды все теперь сходят с ума! Твои переживания — это только твои переживания, и
не надо нас втягивать в них!
С е м е н о в а (всем и никому конкретно). И представляешь, с рождением Юрочки отец переменился. Алешу он почти не замечал, мало интересовался им, а тут вдруг отцовское чувство проснулось в нем...
С е м е н о в (повысив голос). Отойдите от меня вес! Дайте прийти в себя. Уйдите!!
Но никто не уходит.
А л е к с е й. Таня, пойдем в нашу комнату. Здесь нам нечего делать.
С е м е н о в а. Но он в. самом деле был особый ребенок, ты уж, Алеша, прости... Теперь мне
предлагают за Юрочку компенсацию. Правительство предлагает. Я никогда не возьму этих
денег! Мне не нужен выкуп за смерть сына. Мне нужно, чтобы изменился этот мир, чтобы в
нем прекратили убивать детей. Я не возьму этих денег, хотя нам не на что поставить памятник на могиле сына...
С е м е н о в (слабым голосом). Уйдите. Уйдите все, я прошу...
С е м е н о в а (ничего не слыша, сама с собой). А нужен ли этот памятник на могиле? Если
бы камни могли выразить степень боли. я должна была воздвигнуть пирамиду из камней
выше самой высокой египетской пирамиды...
А л е к с е й. Господи, какой бред! (Настойчиво.) Таня, пойдем!
Т а н я. Оставь, я никуда не пойду.
А л е к с е й. Таня, и без того тяжело на душе. Пойдем. Ты — единственное, что у меня есть.
Больше ничего. Пойдем, Таня.
Т а н я (очень спокойно, выдержано). Постой, Алексей. Прости меня. Я должна это сказать...
Алексей, я никогда тебя не любила.
А л е к с е й (наивно). Почему? Почему, Таня?
Т а н я. Я любила другого.
А л е к с е й. Кого?
Т а н я. Юрку... Я все перепутала. Я любила его, а не тебя. Леша, оставь меня, я вдова...
А л е к с е й (растерялся). Ты с ним спала?
С е м е н о в а. Не будь же ты пошляком.
А л е к с е й (указывает пальцем на мать). Господи, это все она с тобой сделала!
Т а н я. Не она. Война. Я просто все перепутала.
С е м е н о в а. Ты должна была мне сказать. Давно должна была сказать...
Т а н я. Я боялась признаться даже себе...
А л е к с е й (пытаясь быть решительным). Все, Таня, хватит! Приди в себя. Пойдем.
Т а н я (отталкивает Алексея). Нет.
А л е к с е й. Вы затравили меня! Вы обложили меня, словно волка!!
22
Алексей рыдает, но никто не подходит успокоить его.
Картина восьмая
Все ушли на кухню, из-за двери доносятся едва различимые звуки повседневной домашней
жизни, разговоры. С е м е н о в в комнате один, он полулежит на диване, укрытый пледом, и смотрит на дверь. Они там — он здесь.
С е м е н о в. Где они все? Куда они так надолго ушли? Шепчутся небось за моей спиной.
Думают, я могу умереть. Нет, я не собираюсь еще умирать. Просто теперь мне не надо ходить на службу и вообще не надо никуда ходить. А жить я собираюсь долго. (В сторону двери, громко.) А жить я собираюсь долго, слышите? Я не собираюсь помирать! Просто теперь
стало скучно. Раньше меня раздражало, когда все дома, теперь меня раздражает, когда дома
никого нет. Парадокс. Но сил у меня еще предостаточно. И наверняка у меня где-то еще есть
сыновья. И, может быть, не один и не два. (Громко.) Слышите? Не один и не два! А то, что
она сказала, — это я сразу не поверил. Этого не могло быть, я ведь прекрасно тебя знаю. Абсурд! Вы слышите? Я ни единому слову не поверил!! Можете не убеждать меня, что это
ложь, я и сам знаю. Она все в пику Лешке сказала! Чтобы позлить. Сумасшедшая, брякнет
что-нибудь не подумавши! Она всегда такая была. Мы еще когда познакомились, она говорила: "За мной парни бегают, не отвязаться". Никто за ней не бегал. Не было ни одного. Ей
просто стыдно было, что она влюбилась в меня по уши, вот она и хорохорилась. И теперь
она тоже соврала. Из-за Лешки. Обо мне она даже не думала! (Силится встать.) Вы поймите, я сам не знаю, почему ваши слова так на меня подействовали. Нервы ослабли. Такое чувство, словно в штопор вошел... Всегда мечтал сесть за штурва, а теперь уже не по силам...
Это я понимаю. Всему проходит время. Не по силам... (Вздыхает и задумывается. Потом
снова обращается к жене и сыну, которые где-то там, за дверью.) Сумасшедшая! Даже
сердиться на нее не могу. Она же не знала, что это выбьет меня из колеи. Слышите? Я даже
не сержусь. А с ней мне все равно — вместе. Вместе жили, вместе и помрем. Еще неизвестно, кто раньше. Еще неизвестно, кто раньше! Может, мне придется хоронить, а может, она
меня похоронит. Ну и пусть хоронит! Я старше ее, да и жизнь не бывает вечной. Хорохорились, хорохорились — и вот два старика. (После раздумья.) Смешно цепляться за жизнь, когда она уже прожита. И даже лучше, если я помру первым. Пусть хоронит! Мне меньше
хлопот, спокойнее... Надо сказать ей об этом, не забыть.
Картина девятая
В комнате Семеновых кавардак, следы каких-то спешных сборов, как при отъезде. По столу разбросаны лекарства, стоит раскрытый аппарат для измерения давления, тут же
чашки с недопитым чаем, грязные тарелки. С е м е н о в а в волнении расхаживает по
комнате. Входит А л е к с е й.
А л е к с е й (взглянув на мать, не в силах удержаться, чтобы не уколоть). Ушла с работы и
не знаешь, чем себя занять? Я предполагал, что этим все и кончится.
С е м е н о в а (не обращая внимания на выпад). Обедать будешь?
А л е к с е й. А кто готовил?
С е м е н о в а. Я.
А л е к с е й. Хлеб у Татьяны отбиваешь? А ведь раньше говорила, что ненавидишь готовку.
От скуки и на стену полезешь, а не то что обед...
С е м е н о в . Не хами. Обед в кухне на плите.
А л е к с е й. Ну ладно, ладно. Тебе и слова нельзя сказать...
С е м е н о в а. Почему от тебя несет женскими духами?
А л е к с е й. От меня?! Не выдумывай.
23
С е м е н о в а. От кого же еще.
А л е к с е й (принюхивается). Не чувствую.
С е м е н о в а. У женщин всегда чутье острее.
А л е к с е й (недовольно). А где Таня? Ушла в консультацию? Вчера вроде ходила...
С е м е н о в а. Алеша, Таню срочно увезли в больницу.
А л е к с е й (растерялся). Как?!
С е м е н о в а. У нее начались схватки.
А л е к с е й. Почему? Еще рано. (Вдруг кричит.) Так что же ты мне сразу не сказала?!
С е м е н о в а. Тише! Родит раньше срока. Ты не волнуйся, в этом нет ничего страшного.
Тебе надо ехать туда.
А л е к с е й. Ехать? Ах, да... Надо ехать. А куда? Дай мне адрес.
С е м е н о в а. Вместе с Таней поехал отец. Меня дома не было. Он оттуда позвонил.
(Спохватившись.) О Господи, я забыла спросить, в какую больницу они ее отвезли!
А л е к с е й. Куда же я поеду?
С е м е н о в а. Жди, когда вернется отец. Он обещал еще позвонить.
Какое-то время проходит в молчании. Потом звонит телефон.
А л е к с е й (рефлекторно). Меня нет! Я не живу здесь.
С е м е н о в а. Это же отец из больницы звонит! Беги скорее.
А л е к с е й (с сомнением). Ах да, отец... Из больницы. (Страшно смутившись.) Подойди,
а?
С е м е н о в а. Да... (Выходит из комнаты.)
Когда С е м е н о в а возвращается, Алексей меряет комнату шагами.
Опять дышат в трубку. Садись, будем ждать известий.
Какое-то время сидят молча. А л е к с е й первым прерывает молчание.
А л е к с е й. Отец не поверил. Он так и сказал: "Очередной ее бзык".
С е м е н о в а. Он немолодой человек, ему нужен покой. А я дура! Когда уходила из техникума, девчонки говорили за моей спиной: "Вот идет чокнутая старуха!"
А л е к с е й. Или ты в самом деле решила пощекотать ему нервы?
С е м е н о в а. Пусть будет так.
А л е к с е й. Мне можешь сказать правду. Единоутробный, родной — какая мне теперь
разница? Его уже нет.
С е м е н о в а. Господи, как я устала от вашего равнодушия!
А л е к с е й (махнул рукой). От вас ничего не добьешься!
Хлопнула входная дверь. И Алексей и Семенова в нерешительности — бежать встречать
отца или нет. Входит С е м е н о в. Выглядит он уставшим и потерянным.
(Бросается к отцу.) Что там? Как она?
С е м е н о в. Родила.
С е м е н о в а (радостно). Вырвался сынок. Прорвал окружение!
С е м е н о в (мрачно). Состояние у нес нормальное.
А л е к с е й. Ну вот, камень с души...
С е м е н о в а. А как мальчик?
С е м е н о в. Алеша, только держи себя в руках... Таня родила мертвого ребенка.
А л е к с е й. Как же? Так не должно быть... (Сникая, матери.) Ты, ты во всем виновата...
Семенова отходит к окну. Томительное молчание.
Что же мне теперь делать? Я должен поехать в больницу?
С е м е н о в. Тебя к ней не пустят сейчас. Скоро она вернется домой. Дня через три-четыре.
А л е к с е й. И что?
С е м е н о в. Ты должен быть с ней очень внимательным. Для женщины это большое горе.
А л е к с е й (покорно). Да-да. Ты скажешь, что мне нужно делать.
С е м е н о в. Нельзя ей давать сидеть дома. Будете много гулять. Купишь билеты в театр.
24
А л е к с е й. Я плохо сейчас понимаю. Ты мне повторишь это потом еще раз.
С е м е н о в а. Я могла бы предвидеть, потому что так не бывает. И я опять видела кровь на
снегу. Кровавое пятно! Так не бывает!
С е м е н о в. Что ты?
С е м е н о в а. Она хотела ребенка от Юры. А сынок мой погиб. Юрочка!
А л е к с е й подходит к матери, и кажется, вот-вот он ударит ее.
С е м е н о в (в ужасе). Ты что! Не тронь мать!!
А л е к с е й (опускает руки, кричит). Это моя беда! Это я должен выть, а не она!! Это мой
ребенок родился мертвым!!!
С е м е н о в а. Она хотела родить, но так не бывает... Сыночек мой!
А л е к с ей. Он был бы моим, а не ее сыном! Моим, только моим!
С е м е н о в а. Я мать всех детей, и любая их боль во мне отзывается болью. Любая смерть
— это еще одна моя рана. Я вся изранена, я превратилась в решето.
А л е к с е й. Прекрати!
С е м е н о в а. Что я должна была им сказать? Вот пирамида, нарисованная на доске, у основания ее всегда трупы и кровь. Так было и в древнем царстве Хеопса, так есть и теперь.
Раздается звонок в дверь. Все вздрагивают.
С е м е н о в. Кто бы это мог быть
А л е к с е й. Сходи открой.
С е м е н о в. Конечно, конечно. Я прекрасно тебя понимаю, сам никогда не любил этих
слез, объяснений...(Уходит, но очень скоро возвращается.) За дверью стоит твоя жена. Я
сказал, что она ошиблась.
А л е к с е й (с каменным лицом). Все верно.
С е м е н о в (смотрит то на жену, то на Алексея — оба они стоят не шевелясь, словно
окаменели). Ничего-ничего! Будете много гулять, сходите в театр. Все развеется, рассосется.
Купишь ей духи или помаду... Или еще лучше цветы. Они любят цветы. Пустая трата, но это
производит особое впечатление. Роскошь.
Снова раздается звонок в дверь.
Ну вот опять. Я открою. Что бы ей сказать... (Алексею.) Придумай, что ей сказать.
А л е к с е й. Я пойду поговорю с ней сам.(Садится в кресло.)
С е м е н о в (удивленно смотрит на сына). Пойдешь?
А л е к с е й. Пойду.
Занавес
25