Сергей Штырков

Сергей Штырков
Религиозные мотивы в воспоминаниях современных крестьян о Второй
мировой войне
Вторая мировая война стала демографической катастрофой для русской
деревни. Оккупация, партизанская и антипартизанская война, угон (и
добровольный уход) сельского населения на запад… И самое главное – гибель
на фронте подавляющего большинства ушедших на войну (или, как чаще
говорят сами крестьяне, взятых на войну) мужчин. Эта демографическая
катастрофа на ряду с последствиями коллективизации нанесла сильнейший удар
деревне, от которого она так и не смогла оправиться. Масштабы трагедии
хорошо осознают свидетели произошедшего – вдовы (в том числе и
соломенные) погибших, их дети. И репрезентируется это осознание в терминах,
зачастую близких к эсхатологическим мотивам. Действительно, отсутствие
мужского населения в послевоенной деревне может показаться сбывшимися
предсказаниями конца света, одним из основных мотивов которых было как раз
непропорционально большое число женщин по отношению к числу мужчин в
последние времена («один мужик у девяти баб будет», «бабы след мужской
будут целовать», «медведь пройдет, баба скажет: вот мой муж пошел»).
В предполагаемом докладе основное внимание будет уделено анализу
рефлексии крестьян по поводу произошедшей демографической катастрофы.
Кроме того предполагается остановиться на нескольких сюжетах, связанных с
темой религиозных мотивов в нарративе о войне (во всех них, также
представлена «демографическая» тема).
Первое. Тема войны в эсхатологических рассказах. Определенный круг
крестьянских «военных» рассказов посвящен описания примет
приближающегося бедствия. Оглядываясь назад, рассказчики называют ряд
явлений, которые истолковываются как верные признаки близящейся войны.
Эти приметы можно охарактеризовать как изобилие того, чего в будущем будет
не хватать. Типичный пример: войну предвещает то, что на ее кануне слишком
много рождается мальчиков. Характерно, что даже такую распространенную
примету надвигающейся войны как изобилие грибов, можно хотя бы отчасти
объяснить фалическими коннатациями, связанные в народной культуре с
семантикой гриба. Другой пример предвоенных примет связан с темой
«мужского» поведения женщин (например, бабы на деревенском празднике
напиваются сильнее, чем мужчины). Конечно, в подобной инверсии гендерных
ролей можно усматривать семантику переворачивания, предвосхищающего
глобальные изменения (типичный мотив для современного эсхатологического
нарратива), но в наших случаях привлечение этого мотива и конкретная форма
его реализации указывает на соотнесенность примет с грядущим изменением
гендерного демографического баланса. Использование характерных гендерных
символов можно увидеть и в таких эсхатологических рассказах, в которых
вторая мировая война репрезентируется как «драка между белым и красным
петухами (конями)».
Второе. Гендерный сюжет реализуется и в рассказах о мантических действиях,
которые производились женщинами во время войны (гадания о судьбе ушедших
на фронт). Вообще говоря, в «нормальной» ситуации гадающий(ая)
интересуется своей судьбой, вернее ее переменой. Обычный исход гадания – это
получение информации о своем скором замужестве (женитьбе) или же о
близящейся смерти. Во время войны ситуация несколько меняется. Гадают
обычно уже замужние женщины, и цель их гадания состоит в том, чтобы узнать,
вернутся ли с войны их мужья ил, другими словами, не предстоит ли гадающей
скорая смена своего социального статуса – не предстоит ли ей вдовство.
Третье. Война как период социального психологического кризиса неизбежно
порождает всплеск визионерской активности. В докладе будут рассмотрены
соотношение приватного (часто, опять же связанного с изменением социального
статуса) и общественного (видения, связанные с предсказанием судьбы всей
страны) аспектов в рассказах о снах и видениях военного времени.