АПОКАЛИПСИС по праву считается одной из самых

НАПЕЧАТАНО В
Экз. №
ЭКЗ.
Митрополит Стефан ((Линицкий))
СОБРАНИЕ
ЖИВОПИСНЫХ РАБОТ
ИЛЛЮСТРИРОВАННЫЙ КАТАЛОГ
Составление, подготовка текста и общая редакция М.Г.
МОСКВА
2008
2
Основные циклы работ вл. Стефана: "Апокалипсис"(1,2),
"Времена Года" (1,2), "Божественная Литургия" и др. находятся ныне
в собрании А.А. Сплошнова, с чьего любезного разрешения
они воспроизведены в этой книге.
3
От издательства.
Выпуская в свет "Собрание живописных работ" митрополита Стефана,
созданное на основе Каталога его живописи, чч. 1 и 2, мы ставим целью как
ознакомить
читателя с основным корпусом его произведений, так и
попытаться систематизировать весь тот немалый объём доступных нам
работ, выделить определённые этапы творчества, определить границы
циклов и серий, уточнить временные их привязки, технику и т.д. на основе
материалов, разысканных за последние несколько лет.
Учитывая, что начинать работу пришлось почти что с нуля, так как
практически весь архивный фотоматериал художника был в своё время
безвозвратно утрачен, в результате интенсивной деятельности удалось
воссоздать основной корпус его живописи в более или менее полном составе, и
результат этой работы мы решаемся опубликовать в виде проекта, заготовки,
черновика будущего Каталога.
Следует иметь в виду, что многие сведения из каталога "Собрания",
касающиеся их размеров, техники, датировки, названий, даже серийной
принадлежности - носят предварительный характер и требуют уточнения.
Художник в своё время не вёл сколь-нибудь систематических записей по этой
теме, а те, что делались, ныне также утрачены.
Так что при уточнении всех этих характеристик опираться пришлось на
память, а она, увы, слишком несовершенный и нестойкий инструмент, чтобы
служить надёжным источником …
Приложенная к альбому текстовая часть призвана отчасти восполнить
все эти недостатки. Мы включаем туда как отрывки из книг и интервью
вл. Стефана, объемлющие значительный временной промежуток, так и
фрагменты расшифровки магнитозаписей наших с ним бесед как в 1990-м, так
и в последние годы.
Мы будем чрезвычайно благодарны читателям за любые замечания,
уточнения, дополнения к сведениям, изложенным в этой книге, в особенности
за фотографии и слайды неизвестных работ вл. Стефана - как живописных,
так и графических.
Связаться с нами можно по тел.: 8-916-539-31-48,
либо по электр. почте: Gogless@yandex.ru
М.Г.
4
5
Митрополит Стефан (Линицкий)
Собрание живописных работ.
1. Фотография 1960-х.
2. Скит. холст, масло, ~60х80, ~1960г.
3.1. триптих к Данте. №1. Данте и три искушения. (ранний вар.) холст, масло, 150х50,
1961г.
3.2. триптих к Данте. №2. Появл. Виргилия, уход трёх искушений. холст, масло, 150х80,
1961г.
3.3. триптих к Данте. №3. Разрушенные врата ада. (ранний вар.). холст, масло, 150х50, 1961г.
3. триптих к Бож. Комедии Данте. (ранний вар.). холст, масло, 1961г.
4. илл. к Елеазару Л.Андреева. бум, темп, масло, 60х40, ~1961г.
5. илл. к Елеазару Л.Андреева. бум., темп, масло, ~1961г.
6. илл. к Елеазару Л.Андреева. холст, темп., масло, 50х80, ~1961г.
7. Искания духа. холст, масло, ~1962г.
8. Весна в городе. холст, масло, 80х60, ~ 1963г.
9. Лето в городе. холст. масло, 200х120, 1964г.
10. Композиция с листом. смеш. техн., нач. 1960-х.
11. Стопочка Матери Божией в Почаевской лавре. дсп, смеш. техн., нач. 1960-х.
12. Параманд. дсп, смеш. техн., сер. 1960-х
13. Параманд. дсп, смеш. техн., сер. 1960-х.
14. Аналав. дсп, смеш. техн, сер. 1960-х.
15. Плащаница. (самая первая). дсп, смеш. техн., 35х28, ~сер.1960-х.
16. Образ Туринской Плащаницы. холст, масло, 90х80, сер. 1960-хг.
17. Плащаница. холст, масло, сер. 1960-х.
18. Образ Туринской Плащаницы. . холст, масло, 150х110, ~сер. 1960-х.
19. Пейзаж с протуберанцами. (первая спектр. картина). холст, масло, ~150х80, 1965г.
20.1. фотопортрет конца 1970-х.
20. Смотрящий и слушающий Землю. холст, масло, 150х120, 1965г.
21. Времена года-1. 1. Осень, или Бабье Лето. холст, масло, 100х150, 1965-76, восст. в 2002г.
22. Времена года-1. 2. Зима. холст, масло, 110х150, 1965-76, восст. в 2002г.
23. Времена года-1. 3. Весна Пасхальная. холст, масло, 120х150, 1965-77, восст. в 2002г.
24. Времена года-1. 4. Лето Православное. холст, масло, 110х150. 1965-1976, восст. в 2002г.
25. Апокалипсис-1. Видение 1. Явление 7 светильников и Триипостасного Образа. х.м.
26. Апокалипсис-1. Видение 2. Престол. холст, масло, 150х110
27. Апокалипсис-1. Видение 3. Снятие 7 печатей. Раскрытие книги Жизни. х.м., 150х110
28-а. Апокалипсис-1. (ранний вар. ) Видение 4. Снятие 7-й печати. холст, масло, 150х150
29. Апокалипсис-1. Видение 5. Князь тьмы. холст, масло, 150х110
30. Апокалипсис-1. Видение 6. Армагеддон. холст, масло, 150х110
31. Апокалипсис-1. Видение 7. Новое Небо, Новая Земля. холст, масло, 150х110
32. портр. Ули (Питер Эрик Игенберс). холст, масло, ~100х80, ~1969г.
33. Успение. холст, масло, ~40х60, конец 1960-хг.
34. Калязин, храм Вознесения. холст, масло, кон. 1960-х.
35. Голгофа. лин., резьба, масло. 70х50, ~1971г.
36. Пять церквей с тайнописью. лин., резьба. масло. ~70х50. ~1971г.
37. Семь церквей с тайнописью. доска. лин., холст, масло, ~150х100, нач. 1970-х.
38. Положение во гроб. лин., резьба, масло, 100х150, 1970-е.
39. Образ Господа. лин., резьба, масло, ~1970г. ...
40. Деисус. лин, резьба, масло, 50х150, нач. 1970-х.
41. Деисус. холст, масло, 80х60, сер. 1970-х.
42. Нобелевский лауреат (Пейзаж с микроцефалом). холст, масло, 80х40, 1973г.
43. Осень. холст, масло, 40х150, сер. 1970-х.
44. Северный пейзаж. холст, масло, 50х150 ок. 1978г.
45. Нерукотворный Образ (Спас). доска, холст, масло, 200х150, кон. 1970-х.
46. из сер. Родные просторы. Явление иконы Николая Можайского (Пересылка в Торжке).
орг, масло, 30х25, 1979г.
47. из сер. Родные просторы. Лагерные странники. орг, масло. 20х16, 1979г.
48. из сер. Родные просторы. холст, масло, кон. 1970-х.
49. из сер. Родные просторы. холст, масло, кон. 1970-х.
50. из сер. Родные просторы. холст, масло. ~120х80, кон. 1970-х.
51. из сер. Родные просторы. Часовня на костях. орг, масло, 60х40, кон. 1970-х.
52. из сер. Родные просторы. доска, масло, ~80х60, ~1980г.
53. из сер. Родные просторы. орг., масло, 120х80 ~1980г..
54. из сер. Родные просторы. холст, масло, ~100х40, ~ 1980г.
55. Часовня на Костях. холст, масло, кон. 1970-х.
6
56.
57.
58.
59.
60.
61.
62.
63.
64.
65.
66.
67.
68.
69.
70.
Воздвижение Креста. холст, масло, кон. 1970-х.
Ко всенощной. орг., масло, 120х80, кон. 1970-х.
из сер. Северный скит. орг., масло, ~120х60, кон. 1970-х.
из сер. Северный скит. холст, масло, кон. 1970-х.
из сер. Северный скит. холст, масло, кон.1970-х.
из сер. Северный скит. холст, масло. кон. 1970-х.
из сер. Северный скит. холст, масло. кон. 1970-х.
из сер. Северный скит. орг, масло, 25х40, кон. 1970-х.
из сер. Северный скит. холст, масло, кон. 1970-х.
Ко всенощной на Вербное. орг, масло, 60х40, конец 1970-х.
Всенощное на Вербное. холст, масло, ~120х80, ~ кон. 1970-х.
Всенощная на Вербное. холст, масло, кон. 1970-х.
триптих Благословение в затворе, орг., масло, кон. 1970-х.
из сер. Богородичные праздники. Покров. холст, масло, 120х80, 1979г.
Распятие. доска, холст, масло, ~100х60, 1980г.
72. Ко всенощной. 120х80, 1980г.
73. Погост (Прохоровка). орг., масло, нач. 1980-х
74. Евхаристический канон. орг, масло, ~60х40, ~1980-е
75. Крестовоздвижение. орг, масло, ~1980-е.
76. Крестовоздвижение. холст, масло, ~60х60, 1980-е.
77. Нерукотворный Спас. доска, холст, масло, ~120х120, ~ сер. 1970-х.
78. Деисус. доска, холст, масло. 130х160, ~1980-е.
79. триптих Сошествие Св. Духа. орг, масло., 1980-е
80.1. Триптих. (часть 1) Образ Матери Божией. холст, масло, 120х80, 1980-е.
80.2. Триптих. (часть 2) Причастие на Вербное. холст, масло, 120х80, 1980-е.
80.3. Триптих. (часть 3) Образ Иоанна Предтечи . холст, масло, 120х80, 1980-е.
81. Рождество. холст, масло, 150х100, нач. 1980-х.
82. Явление образа Плащаницы. холст, масло, 150х80, ~1983г.
83. Явление Плащаницы холст, масло, 150х80, 1983г.
84. Параманд. холст, масло, ~100х80, нач. 1980-х.
85. Параманды. (Голгофа). холст, масло, 100х75 , 1979-84гг.
86. Шестокрылатый Серафим. холст, масло, 80х150, 1980-е.
87. Шестокрылатый Серафим. (вариант). орг., масло, 80х150, 1983г.
88.
Страстная-1., холст, масло, 150х120, 1982г.
89.
Портрет Ф.М.Достоевского . холст, масло, 120х80 , 1984г.
90.1. триптих Тишина в затворе. (часть 1). холст, масло, 90х60, 1985г.
90.2. триптих Тишина в затворе. (часть 2). холст, масло, 90х150, 1985г.
90.3. триптих Тишина в затворе. (часть 3). холст, масло, 90х60, 1985г.
91. Ко Всенощной. орг, масло, 60х40, 1980-е.
92. Неопалимая Купина. орг., масло, 80х60, 1986г.
93. Крестовоздвижение. холст, масло, 50х30, 1980-е.
94.1. триптих Свет литургии. ч.1, орг., масло, 95х80, 1986г.
94.2. триптих Свет литургии. ч.2 (Парастас). орг., масло, 150х75, 1986г.
94.3. триптих Свет литургии. ч.3. орг., масло, 95х80, 1986г.
95. Образ Туринской плащаницы. дер., масло, 156х135, 1986г.
96. Параманд-1 90х75 , орг., масло, 1987г.
97. Параманд-2 90х75, орг., масло, 1987г.
98. Параманд-3. 90х75, орг., масло, 1987г.
99. Голгофа. холст, масло, 130х100, 1980-е.
100. Параманд. (Голгофа №2). холст, масло, 108х90, 1988г.
101. Голгофа. холст, масло, ~150х110, 1980-е
102. Голгофа. орг, масло, 95х80, 1987г.
103. Голгофа. орг, масло, 95х80, 1987г.
104. Обетный крест. холст, масло, 1980-е.
105. Страстная-2. орг., масло, 120х80, 1988г.
106. Астрол. дома. холст, масло, ~ 1980-е.
107. Чистая, или Иисусова молитва. планш., масло, 150х80, 1976г.
108. Бож. Литургия. №1. Входные молитвы. планш., масло 120х80, 1977-87гг.
109. Бож. Литургия. №2. Проскомидия. планш., масло, 120х80, 1977-87гг.
110. Бож. Литургия. №3. Общие молитвы.(Литургия оглашенных). пл., м., 120х80, 1977-87гг.
111. Бож. Литургия. №4. Малый вход. Третий антифон. планш., масло, 120х80, 1977-87гг.
112. Бож. Литургия. №5. Великий вход. планш., масло, 120х80, 1977-87гг.
113. Бож. Литургия. №6. Символ веры. планш., масло, 120х80, 1977-87гг.
114. Бож. Литургия. №7. Первый член Евх. Канона. планш., масло, 120х80, 1977-87гг.
115. Бож. Литургия. №8. Второй член Евх. Канона. планш., масло, 120х80, 1977-87гг.
7
116. Бож. Литургия. №9. Третий член Евх. Канона. планш., масло, 120х80, 1977-87гг.
117. Бож. Литургия. №10. Четвёртый член Евх. Канона. планш., масло, 120х80, 1877-87гг.
118. Бож. Литургия. №11. Пятый и шестой члены Евх. Канона. пл., масло, 120х80, 1977-87гг.
119. Бож. Литургия. №12. Причастие. Причащение мирян. планш.. масло, 120х80, 1977-87гг.
120. Бож. Литургия. №13. Причастники Духа Святаго. планш., масло, 120х80, 1977-87гг.
121. Бож. Литургия. №14. Печати Духа Святаго. планш., масло, 120х80, 1977-87гг.
122. Бож. Литургия. №15. Троичный Трисолнечный Свет. холст, масло, ~100х100, кон. 1980-х
123. Никола Можайский. доска, масло, 200х70, кон. 1970-х.
124. Двунадесятые праздники. Успение Богородицы. ~150х60, кон. 70-х.
125. Двунадесятые пр. Вознесение Господне. кон. 1970-х.
126.1. фотогр. на 2-ой Двадцатке, перед Яблочн. Спасом. 1979г.
126. Двунадесятые пр., Яблочный Спас (из тетраптиха) х,м, 130х55, ~ 1979г.
126-а. эскиз Ябл. Спаса. бум., акв. , ~ 1979г.
126,5. Преображение Господне (Яблочный Спас). (ранний вариант) холст, масло, кон. 1970-х.
127. Двунадесятые пр., Яблочный Спас. вариант. доска, хост, масло, 128х55, ~1979г.
128. Двунадесятые пр., Сретенье. холст, масло, 120х80,1979г..
128,5. Двунадесятые пр. Сретенье. (поздний вариант).
129. Двунадесятые пр., Рождество Богородицы. холст, масло. 120х80, 1979г.
130. Двунадесятые пр. ( Вариант). Рождество Богородицы. доска, масло, 65х38, 1979г.
131. Двунадесятые пр. Рождество Богородицы. вариант (эскиз). орг., масло, 1979г.
132. Двунадесятые праздники. Благовещение. холст, масло, 1980-е.
133. Двунадесятые пр. Благовещение. (вариант). орг, масло. 1980-е
134. Двунадесятые пр., Крестовоздвижение. (вариант). оргалит, масло, 40х30, ~1984г.
135. Двунадесятые праздники. диптих Вербное воскресенье. холст, масло, сер. 1980-х.
136. Двунадесятые пр., Преображение Господне . доска, холст, масло, 100х80 ,1978-88гг.
137. Троица с Иерархиями. Холст, масло, 120х120, конец 1980-х.
138. триптих Благодать Святаго Духа. орг., масло, кон.1980-х.
139. триптих Явление Серафима орг, масло, кон. 1980-х.
140. Распятие (Запрест. образ для хр. Вознес. Господня в Перемилово.) х.м., 200х130 1980-е.
141. триптих Страстей Господних.(Благодать Св. Духа) орг., масло, 1980-е.
141.1. триптих Страстей Господних. часть1 (Распятие). орг., масло, 1980-е.
141.2. триптих Страстей Господних. часть 2 (Плащаница). орг., масло, 1980-е.
141.3. триптих Страстей Господних. часть 3 (Воскресение). орг, масло, 1980-е.
142. триптих с Плащаницей. холст, масло, кон. 1980-х
143. Преображеннй Свет. доска, холст, масло, 80х110, ~1990г.
144. Преображенный свет. орг., масло, ~150х50, ~1990г.
145. Евхаристич. Канон. орг., масло,120х80, нач. 1990-х.
146. Евхаристич. Канон. орг, масло, 120х80, нач. 1990-х..
147. триптих Вербное. орг., масло, нач. 1990-х.
148. триптих Праздники. орг, масло, ~50х150, нач. 1990-х.
149. Паломники. холст, масло, 30х60, 1990-е.
150. Северный скит. орг, масло, ~20х30, 1990-е.
152. Скит. холст, масло, ~40х60, 1990-е.
153. Покров. холст, масло, 1990-е.
154. Преподобный Серафим Саровский. масло, 150х80, 1991г.
155. Явление Духа Святаго (Утешитель). орг., масло, 120х80, нач. 1990-х.
156. Явление Духа Святаго. (Вербное воскресенье). холст, масло, 130х45, 1992г.
157. Крестовоздвижение. холст, масло, 80х25, 1993г.
158. В северном затворе холст, масло, ~80х150, ~1993г.
159. Образ Св. Туринской Плащаницы. доска, холст, масло, 80х60, сер. 1990-х
160. Образ Св. Туринской Плащаницы. планшет, холст, масло, 150х110, ~1990г.
160.1. печати
160.2. печати
160.3. печати
160.4. печати
160.5. печати
160.6. печати
161. Дух Утешитель. орг., масло, 30х25, 1996.
162. Катакомбы. холст, масло, 92х63, 1997г.
163. Взыскующие Града Небесного. доска, холст, масло, 100х75, 1998г.
164. Два града. орг., масло, 1999г.
165. Небесный град. планшет, холст. масло, 90х55, кон 1990-х.
166. София премудрость Божия. планшет, масло, 90х60, ~2000г.
167. Времена года-2. Осенние Праздники. холст, масло, 120х80, 1991-97гг.
168. Времена года-2. Зимние Праздники. холст, масло, 120х80, 1991-97гг.
8
169. Времена года-2. Весенние Праздники. холст, масло, 120х80, 1991-97гг.
170. Времена года-2. Летние Праздники, холст, масло, 120х80, 1991-97гг.
171. Апокалипсис-2. Видение1. Явление семи светильников. холст, масло, 130х90, 1993-99гг.
172. Апокалипсис-2. Благодать Св. Духа, явл. 1. орг, масло, 130х25, 1990-е.
173. Апокалипсис-2. Видение 2. Престолы. холст, масло, 130х90, 1993-99гг.
174. Апокалипсис-2. Благодать Св. Духа. явл. 2. орг, масло, 130х25, 1990-е.
175. Апокалипсис-2. Видение 3. Раскрытие Книги Жизни. холст, масло, 130х90, 1993-99гг.
176. Апокалипсис-2.
Благодать Св. Духа. явл. 3. орг, масло, 130х25, 1990-е.
177. Апокалипсис-2. Видение 4. Жена, облеченая в Солнце; 7 ангелов, приготовившихся
трубить. холст, масло, 130х90, 1993-99гг.
178. Апокалипсис-2. Благодать Св. Духа. явл. 4. орг, масло, 130х25, 1990-е.
179. Апокалипсис-2. Видение 5. Армагеддон. холст, масло, 130х90, 1993-99гг.
180. Апокалипсис-2. Благодать Св. Духа. явл. 5. орг, масло, 130х25, 1990-е.
181. Апокалипсис-2. Видение 6. Верный, Истинный, Слово Божие. холст, масло, 130х90, 199399гг.
182. Апокалипсис-2. Видение 7. Новое Небо, новая Земля. холст, масло, 130х90, 1993-99г.
183. Апокалипсис-1, вид. 1. Явление семи светильников. (поздний вар.), орг., масло, 80х50,
2000г.
184. Обретение мощей . холст, масло, ~2002г.
185. Дух Святый. орг, масло, 35х22, 2002г.
186. Св. Дух. орг., масло, нач. 2000-х.
187. портрет Ф.М.Достоевского. холст, масло, 200х130, 2003г.
188. Благодать Св. Духа. орг., масло, ~20x25 , ~2004г.
189.1. триптих Тишина в затворе. часть 1. орг., масло. 2004г.
189.2. триптих Тишина в затворе. часть 2. орг., масло, 2004г.
189.2. триптих Тишина в затворе. часть 3. орг., масло, 2004г.
190. Жена, облеченная в Солнце и имеющая венец из 12 звезд. орг, масло, 80х60, 2004г.
191. Свет вечерний. орг., масло, 20х15, 2005г.
192. Схимник. орг, масло, 45х30, 2005г.
193. триптих Дух Святый. орг, масло, 2005г.
194. Благодатное место. орг., масло, 45х30, 2005г.
195. Образ Державной Божьей Матери. двп, масло, 200х100, 2005г.
196. Явление Духа Св. , доска, орг, масло, 50х35, 2006г.
197. Скит. орг., масло, 25х30, 2006г.
198. Молитва. орг., масло, 30х25, 2006г.
199. Архангелы. орг., масло, 30х45, 2006.
200. Хвалите Имя Господне. орг., масло, 40х65, 2006г.
201. Архангельский Собор. орг., масло, 35х45, 2006г.
202. Явление. орг., масло, 25х30, 2006г.
203. Странники. орг., масло, 25х30, 2006г.
204. Неувядаемый Цвет. холст, масло, ~100х60, 2006г.
205. Первая Благодать. орг., масло, 120х50, 2006г.
206. СЛОН. СТОН. Архангельский хорал над Соловками. доска, масло. 170х56, 2004, 2007гг.
207. Свете Тихий. орг., масло, 2007г.
208. Познай себя. (Царствие Небесное пребывает внутри и вне нас.). орг., масло, 100х60,
2008г.
209. В свете Царствия Небесного. орг., масло, 50х80, 2008г.
250. Театр. 1. к Калигуле А.Камю. (постановка Йонуса Вайткуса в каунасском т-ре Драмы).
Кулисы. темпера, масло, 45х51, 1983г.
251. Театр. 2. к Калигуле А.Камю. Маги белый и чёрный. темп., масло, 45х45, 1983г.
252. Театр. 3. к Калигуле А.Камю. Стража и палач. темп., масло, 46х42, 1983г.
252. Театр. 3. к Калигуле А.Камю. Палач (фрагм.).
253. Театр. 4. к Калигуле А.Камю. Бутафория, кулисы. орг, темп, масло, 50х57, 1983г.
254. Театр. 5. к Калигуле А.Камю. Финальное действие. орг, масло, темп. 53х48, 1983г.
255. фотогр. конца 1970-х.
256. фотогр. начала 1980-х; около Крестовоздвиженской церкви в Лианозово.
257. фотогр. 1980-х.
258. на вернисаже с Крейгом Уитни.
259. духовник Казачьего Енисейского Войска. нач. 1990-х.
260. фотогр. работы В.В.Федосеева, 1994г.
261. на требах. 1990-е.
262. фотогр. на перс. выставке в галерее Южный крест 2002г.
263. фотогр. в облачении 2004г.
264. дома в Перемилово 2004г.
265. в окрестностях Перемилово 2005г.
9
Выдержки из
“Интервью с художником В.Д.Линицким”.
(Печатается по изданию “Вестник Русского Христианского Движения”,
№122, Париж, 1977г., стр.167-178).
\ …\
- Почему Вы работаете именно над религиозной живописью, мыслите себя как
религиозный художник, что Вы вкладываете в это понятие?
Поскольку я, как и все советские люди, воспитывался в атеистической
школе, я ничего не знал о религии, не представлял, что что-то может
существовать. К вере в Бога, к религиозным пришёл уже будучи взрослым
человеком, в 24 года я принял крещение и стал послушником ТроицеСергиевой лавры. В это время я учился на 5 курсе института. Послушание
проходил в Троицком подворье в Переделкино.
К религии привёл меня Фёдор Михайлович Достоевский - благодаря
изучению его работ я начал серьёзно задумываться над тем, что существует
Высшая Сила, Создатель мира, Спаситель мира. Внутренний переворот
произошёл быстро, в лавру я приехал уже верующим человеком, но не был
ещё крещён. После крещения естественно, что вся моя жизнь, в том числе моя
творческая жизнь, связана с Православием. Я думаю, что исповедовать одно,
а делать что-то другое по меньшей мере странно. Поэтому в творчестве я
стараюсь быть тем, кем должен быть христианин. Другое дело, что мои
человеческие качества далеки, и, возможно, очень далеки от христианского
идеала, но в творчестве я пытаюсь восполнить это, перебороть. Кроме того,
мои духовники в монастыре отправили меня в мир как художника, считая,
что тем я принесу больше пользы. В этом моё послушание.
Любое творчество, будь то живопись, словесность или музыка, часто
отдаляет человека от Бога, и гордыня художника как творца становится
опасной, может погубить его - человек начинает соперничать с Богом. Из
учения Святых Отцов, из аскетики известно осторожное отношение к
искусству как к явлению сложному, трудному и часто искусительному.
Тут существует три стадии молитвенного состояния, самая грубая и
низшая из них – это состояние творческой натуры, когда желаемое выдаётся
за действительное, и творец начинает создавать свой собственный мир, жить
только грёзами, которые его захлёстывают и отдаляют от Бога.
\ ...\
Никогда не следует то, что делает художник, ставить в абсолют;
если же человеку дано какое-то видение, какая-то часть откровения, он
должен по возможности проверять его и перепроверять как можно строже,
хотя бы для того, чтобы не прельстить других. Потому что, прельстив других
своим творчеством, не только сам погибнешь уже здесь, на земле, но и многих
людей погубишь, - людей, не ведающих, не знающих этого, верящих тебе.
В этом опасность и сложность религиозной живописи.
Кроме того, обязательно нужно быть церковным человеком, потому что
только в Церкви можно освобождаться от этих искусов и соблазнов. Если
человек в центре своего творчества ставит Христа и уповает на Него, и просит
10
Его, ждёт, что не он сам, а Христос ему поможет, то Христос, если сочтёт
нужным, Сам направит творческую натуру по правильному пути.
Если слушать только себя – значит уже впасть в прелесть, а прелесть
всегда погубительна, и ни о каком “спасительном эгоцентризме” в творчестве
речи быть не может. Человек ничего истинного от себя творить не может, если
им не руководит Спаситель.
Промежуточного положения нет – художника ведёт или Господь, или
Сатана.
Многие, к сожалению, этого не знают или не хотят знать, но именно в этом
сложность религиозной живописи, особенно в наше время. Идеальный путь
для художника – приготовление и работа монаха-иконописца: пост, молитва,
бдение, затвор.
- В чём Вы видите смысл работы с религиозной живописью, почему не икона, а
живопись?
О разнице между иконой и живописью очень хорошо говорил о.
П.Флоренский: иконы пишут святые, художник-иконописец творит не от себя,
он делает прообраз, укоренён в каноне. Религиозная живопись в какой-то
мере не связана с каноном, именно с каноном иконописным, поэтому здесь
художник имеет право использовать и чисто субъективное понимание
литературных источников; но, безусловно, он должен знать и понимать, что
он делает.
Естественно, он должен быть религиозным - без этого религиозной
живописи и быть не может. Настоящих, серьёзных иконописцев сейчас
практически, может быть, даже в монастырях нет, современная серьёзная
иконописная школа у нас отсутствует в силу определённых причин, которые
многим понятны…
Попытки поисков нового иконографического стиля, будем так это
называть, невозможны хотя бы из практических соображений: у нас не строят
новых храмов; иконы, написанные в соответствии с каноном, но с попыткой
нового художественного решения, не могут даже сейчас находиться в наших
храмах, так как, с одной стороны, к этому не подготовлены люди, а с другой
стороны, они просто будут диссонировать с теперешней традиционно
васнецовско-нестеровской живописью, которая тоже не имеет отношения к
канонической иконе. Кроме того, практически никто систематически не
занимается религиозно-символическим изучением русской иконографии.
Живописец пишет не первообраз, он высказывает свои соображения, своё
мнение, - здесь, конечно, нужна не икона, а станковая живопись. Поэтому я и
пошёл по пути станковой живописи, хотя одновременно пытаюсь писать и
иконы в новом направлении.
Кроме того, религиозная живопись, особенно сейчас в нашей стране,
должна
нести
характер
информационный,
информационный
в
положительном смысле слова, потому что люди не имеют возможности
религиозного образования и развития, не имеют возможности много читать,
многого знать, развиваться духовно.
- Существует ли, по Вашему мнению, современная религиозная живопись как
течение в России?
Сформировавшегося течения пока ещё нет. Есть интерес к религиозной
тематике, интерес очень положительный, интерес очень важный и, казалось
бы, странный. Несмотря на все гонения, на все запреты, на неблагодарность
тематики с точки зрения материального положения художника, интерес
огромнейший, и не только у зрителей, но именно у художников. Я могу
11
назвать несколько авторов, которых я считаю действительно серьёзно
идущими к этому трудному, но живоносному источнику, именно - к
религиозной живописи.
Это А.Харитонов; можно говорить о серьёзном качественном скачке у
Д.Плавинского - его "Крест" на последней выставке - очень серьёзная заявка,
хотелось бы, чтобы это было не эпизодом, интуитивным всплеском, чтобы он
дальше развил тему Голгофы, тему Креста, которая совершенно
неисчерпаема. Своеобразно, с большими трудностями, иногда с издержками,
идёт к этой теме В.Калинин, его последняя работа "Лазарь" - очень спорная,
но интересная. Судя по последним выставкам, ещё несколько художников
ищут в этом же направлении.
Но наряду с очень положительным, существует и очень опасное явление
чисто отрицательного характера. Есть художники, которые под видом
религиозной тематики занимаются вещами мне чуждыми: я говорю о работах
О.Целкова. На очень шатких и сложных позициях стоит О.Кандауров,
берущий религиозную тематику за основу в последних работах, особо странна,
даже страшна его позиция, когда он в Богоявлении изображает копытца
вместо стоп у Спасителя, а вместо голубя - нечто вроде латинского креста.
Лжеинформация, обрушивающаяся на зрителя с работ некоторых
художников - ещё больший вред, чем просто обыкновенная антирелигиозная
пропаганда. Многие художники этого, к сожалению, не понимают, а
некоторые понимают и делают это сознательно, ибо считают, что они как
художники (безусловно, с большой буквы) вольны делать всё, что
заблагорассудится.
За это, разумеется, каждый понесёт ответ. Именно за своё творчество, за
совращение людей с истинного Христова пути.
- Ваши работы производят праздничное, светлое впечатление. Почему Вы не
пишете разрушенных храмов, не пишете Церковь разрушенную, притеснённую?
Не совсем верно поставлен вопрос, ведь что такое Церковь, и что такое
храм? Храм – это земное архитектурное сооружение, Дом Божий. Не нужно
путать его с Церковью Невестой Христовой, Церковь – это продолжение в
истории воплощения Иисуса Христа, святыня Божия в людях.
Несмотря на то, что Церковь у нас гонима, религия – враг номер один,
Церковь Невеста Христова, как говорится в Апокалипсисе и в толкованиях к
нему, во время империи Антихриста цветёт и благоухает, потому что это дело
рук Божиих, а не дело рук человеческих. И если динамика зла нарастает – это
не значит, что мир подёрнулся тьмой, а наоборот, что где-то для людей
воссиял свет.
Именно это и страшно врагам Церкви, главному Её врагу и искусителю –
Сатане. Поэтому я специально не пишу разрушенных храмов и сломанных
крестов. \ … \
Задача религиозной живописи – созидание, а не разрушение. Для меня
важнее Церковь цветущая, которая переживает всё человеческое, Церковь
Невеста Христова как вечный гимн Спасения.
- Расскажите, пожалуйста, о замысле цикла Ваших работ "Времена Года".
Идея написать серию картин под общим названием “Времена Года”
возникла у меня довольно давно. Аналогий подобного рода циклов мы знаем
очень много как в зарубежном, так и в русском искусстве.
Как правило, времена года ассоциируются с различными аллегориями,
типа жнеца, сеятеля, женских фигур и т.д. Первоначально я пошёл по пути
чистого язычества, изобразив аллегорические женские фигуры. Но довольно
12
быстро отошёл от такого решения – решил отобразить церковные
православные и языческие праздники, календарно приходящиеся на каждое
время года.
В основе цикла лежит годовой богослужебный круг, который начинается
с 1-го сентября. Конечно, изобразить все праздники практически невозможно,
да я и не считал это нужным. Я отобрал лишь некоторые крупные праздники,
даже не все Двунадесятые.
Граждане СССР с сарказмом относятся к советским “святцам” – день
рыбака, день химика, день строителя… Всё это порождение новой религии –
атеизма.
И вот среди раздоров, всеобщего одичания, среди безверия,
растлившего Русь – опять праздники! Но какие и что это за праздники?
Как передать неверующему человеку наше ощущение Церкви?
Ведь верить в Бога – для многих вполне допустимо, но верить в Церковь –
это нечто иное, это начало сомнения, путаницы и темноты, и это очень не
современно… Поэтому весь цикл объединён идеей Церковности, новой жизни
в Духе.
Первый холст называется “Осень, или Бабье Лето”. Бабье лето, согласно
языческим верованиям, – это прощание Матери Сырой Земли с богом
Солнца Ярилой, это грусть расставания, истома. Мать Сыра Земля надевает
свой прощальный золотой наряд, но она не умирает, когда Ярило покидает её,
а засыпает, зная, что весной проснётся обновлённой.
Отсюда вся картинная плоскость решена как тело Матери Сырой Земли,
на котором всё стоит (в левой части холста виден профиль её лица). Основная
идея этой работы – связь Матери Сырой Земли с Богородичными
праздниками – говорит об изначальности Церкви, о Её Софийности. “Если
София есть Церковь Святых, – писал о. П.Флоренский, – то душа и совесть
Церкви Святых – Матерь Божия – есть София по преимуществу. И она же –
истинная Церковь Божия, истинное Тело Христово – Дева Благодатная,
облагодатственная Духом святым: из Неё ведь произошло Тело Христово...
Она – Церковь”.
Причём Софийность включает в себя не только изначальную связь
Матери Божьей с Церковью, но и связь Её с Матерью Сырой Землёй. Об этом
в начале нашего века писали Бердяев, Трубецкой, Флоренский, Булгаков,
Аскольдов и другие. Кроме того, меня волновала проблема, поднятая
славянофилами – связь древнеславянского язычества с Православием.
Именно изучение работ славянофилов и натолкнуло меня на мысль о
создании “Времён года”.
Один из первых осенних праздников, который начинается после
окончания летних полевых работ, после праздника последнего снопа – это
Успение Богородицы (изображён слева вверху). Сразу за ним – Рождество
Богородицы (икона находится справа в окружении храмов). В центре –
Вселенский праздник Крестовоздвижения. Под крестом в окружении монахов
изображена фигура Святейшего патриарха Алексия.
У меня многие спрашивали, почему я изобразил именно Патриархачиновника. Дело в том, что это символ Патриаршества, ибо если изображать
Патриарха как человека, я изобразил бы Святейшего Тихона, но тогда
содержание картины адресовывалось бы к 1917-18 гг., а писал-то я её во
времена патриаршества Алексия, то есть в середине 1960-х.
Завершается
холст
фигурой
Покрова
(направо
вверх
от
Крестовоздвижения). В календарном смысле Покров – это снег, а в духовном
– Матерь Божия собирает всех верных под Свой омофор. Живописно картина
решена в чуть приглушённом осеннем колорите, здесь, как и в других холстах
цикла, много горящих свечей, символизирующих молитвы.
13
Второй холст – “Зима”. Система та же – языческие и православные
праздники.
Первый из них (чуть выше левого нижнего угла) – праздник преп.
Серафима Саровского; над ним – икона “Знамение Богородицы”, далее –
Рождественская звезда. Один луч падает на икону Рождества Христова,
стоящую перед Семисвечником (вверху в центре), другой – на Богоявление,
Крещение Господне.
В правом нижнем углу – фигура монахини с кутьёй – Вселенская
Родительская суббота перед началом Великого Поста.
Из языческих праздников – Солнцеворот с изображением семи идолов*
(над Семисвечником), в левом нижнем углу – прибывший к нам при Петре I
праздник Ёлки с ряжеными и колядами. Масленицу я не изобразил,
поскольку это праздник чисто языческий, довольно скверный, со всякими
последствиями: обжорством, пьянством, развратом. Церковь всегда
решительно выступала против этого праздника.
*[Речь здесь идёт о раннем варианте этой картины (Каталог работ, ч.2. №3-а).
В ходе реставрации этой работы в 2002г. данный фрагмент был убран.]
Следующий холст – “Весна Пасхальная”.
Здесь языческих праздников уже нет – с Рождеством Христовым
язычество исчерпывает себя. Как я уже говорил, изображены не все
праздники.
В этом холсте дан уже конец Великого Поста – Страстная Седмица,
которая начинается со Входа Господня в Иерусалим – Вербного Воскресения
(вербы – в левом нижнем углу).
Затем идут Страсти Господни – Распятие (слева под колоколами), Снятие
со Креста (справа под колоколами) и Погребение – Вынос Плащаницы (ниже,
под Снятием со Креста). Далее – освящение куличей и Светлая Заутреня.
В центре холста – красное яйцо, в нём лучеобразный крест и Распятый
Спаситель, благословляющий нас. На колоколах начертан пасхальный
тропарь:
“Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех
живот даровав”.
Последний холст – “Лето Православное”, в котором изображены
основные летние праздники.
Он делится на три части, имеет под тремя радугами как бы основной
алтарь и два придела: слева от зрителя – Крестовский придел с иконой
Обретения древ Честнаго и Животворящего Креста, с купельной чашей для
Крещения; и справа – Преображенский придел с освящёнными плодами
(Яблочный Спас).
Центральный алтарь открыт, здесь начало летних праздников: икона
Георгия Победоносца (в центре), ниже – Святители, в Земле Российской
Просиявшие, слева выше – Вознесение Господне. После Вознесения – иконы
Отечество (над Георгием) и Сошествие Святого Духа (правее).
Часть праздников – на иконах среди фигур и на лампадах вверху.
Заканчивается этот холст, как и весь цикл в целом, фигурой Христа,
Который как Глава Церкви с сонмом праведников идёт к нам с цветами и
преподаёт нам Своё Благословение. Цветы и купола, начавшие расцветать
ещё в “Весне Пасхальной”, полностью распускаются. Церковь цветёт и
радуется о Господе.
Этот холст полностью спектральный. Спектральностью же объединены
все холсты цикла: спектр понимается как живописный символ, поэтому он
полностью дан в “Лете”, самом бурном, самом праздничном холсте и лишь
намечен в других: в “Осени” – спектральные ореолы на свечах первого
14
плана, в “Зиме” – то же самое; и фигуры служащих, колокола, пасхальное
яйцо – в “Весне”.
С точки зрения природной весь цикл – это путь от увядания (“Осень”)
через стояние в оледенении, холоде и инее (“Зима”) – к распусканию в “Весне”
и буйному цветению в “Лете” во главе со Христом, Богом Живым,
приходящим к нам, благословляющим нас – вот, пожалуй, краткое
содержание “Времён Года”.
- Расскажите, пожалуйста, о своей работе над циклом "Апокалипсис".
Над “Апокалипсисом“ я работал в течение более 10 лет, работаю и сейчас.
По-видимому, это будет работа всей моей жизни. Боюсь, что никогда её и не
закончу – тема очень сложная, многоплановая, одному человеку поднять её
очень трудно и, наверное, невозможно.
В истории мирового искусства немного примеров, когда Апокалипсис
делался полностью. Символика А. вошла в ткань церковной жизни, в
богословие и иконографию – почти каждый храм имеет изображение
Страшного Суда, композиций “Церковь Невеста Христова” (особенно в
ярославских храмах) и иконостас как прообраз Нового Иерусалима.
Многие западные художники обращались к А., - это, прежде всего, Дюрер,
а из наших современников – Дали, сделавший для Ватикана книгу А. с
полным текстом на звериных шкурах, с подъёмным механизмом,
переворачивающим страницы, с драгоценными камнями.
В России особо
известны икона А. из Успенского Собора Московского Кремля, украшенная
миниатюрами книга А. 17 века и пр.
Но, к сожалению, всё это лобовые иллюстрации, написанные после
прямого, внешнего прочтения текста. Такое прочтение кажется мне
неправильным, поскольку А. – книга зашифрованная, написанная для
единомышленников, во враждебном окружении. Поэтому необходима
расшифровка символического языка А., перевод его для современного
понимания, то есть толкование. Мой цикл – именно живописное толкование
А. Насколько мне известно, в России, таким образом, впервые осуществлена
работа в станковой живописи не по поводу А., а как толкование его,
приближающееся к православному пониманию.
Прежде чем начать работу над живописным воплощением, пришлось
изучить много литературных материалов, прежде всего – толкования на А.
Читал по возможности всё, что удавалось достать (с этим у нас большие
трудности) из работ русских богословов, также и зарубежных, изучал
католические и протестантские (кстати, самые слабые) толковники. К
сожалению, прочитал отнюдь не всё, что хотелось бы, т.к. материалы
поступают к нам очень скудно, очень ограниченно.
Больше всего меня удовлетворяли и согревали, помогали и помогают
сейчас православные толкования. Как я говорил, я пытался приблизить
живописное толкование именно к Православию, поскольку являюсь
православным человеком, и мне это ближе и понятнее. Кроме того, ключ к А.,
правильное его понимание возможны, по-видимому, только в Православии. В
основном я руководствовался толкованием Андрея Кесарийского – наиболее
образным и изобразительным.
Сразу же передо мной встал вопрос: как и при помощи чего, какими
живописными средствами можно изобразить мир Апокалипсиса? После
долгих поисков случайно, а может, и не случайно, по предопределению, в
одном из холстов появился спектр: изображения неземного, Преображённого
Порядка подавались в спектральном ореоле, строились на разложении
спектра, на переходах его от фиолетового к фиолетовому. Так появилась
“Спектральная серия”* из 6 картин.
15
*[Имеется в виду "Возникновение, развитие и растекание спектра". Из всей
серии сохранилась фотография только самой первой из работ - "Пейзаж с
протуберанцами" ( Собрание живоп. раб., № 19)].
Это послужило началом мировоззренческого подхода к спектру, так был
найден формальный язык к А.
В понимании спектра я опирался на святоотеческую литературу и
традицию спектральных (двуцветных сине-красных) нимбов на византийских
и древне-русских иконах. Спектр как разложенный белый свет есть
символический синоним золота в иконе, это сияние вечности, Бог как Свет,
живой нимб благодати.
Седмеричный ритм, пронизывающий жизнь Церкви ( 7 дней
творения,
7 Даров Св. Духа, 7 Таинств, 7 нот в музыке, 7 цветов радуги…)
– это ритм спектра Земли. Цвет в картинах А. переходит в свет,
символизирующий облагодатственность, осиянность Светом Фаворским. В А.
спектральность, радужность, ореольность идут от достоверности, радости и
мира Духа Святаго.
В мировоззренческом понимании спектра – ключ к А. : это не
калейдоскоп “апокалиптических” ужасов (которые там действительно есть),
ужасы не должны захлестнуть самое главное – гимн радости, гимн Спасения.
Апокалипсис – это мажор от первого видения Иоанна до последнего, самого
главного – видения Нового Иерусалима, Скинии Бога с человеками.
Наша временная жизнь на земле должна быть стяжанием жизни будущего
века, Царства Небесного. Спастись, обрести радость навеки, обрести Свет
истины, родиться в жизнь вечную – именно этот настрой, эту идею я пытался
провести через все холсты цикла.
Начинается “Апокалипсис” с видения Иоанна Богослова на острове
Патмос - “Семи светильников и Триипостасного Образа”, о чём говорится в
послании семи малоазийским церквам: семь светильников – это семь
искушений, от которых должна избавиться христианская Церковь [явлены
символические изображения буддизма, магометанства, христианства в
расколе, язычества, конфуцианства, иудаизма и индуизма].
Для образа Спасителя я использовал изображение Туринской плащаницы.
Второй холст – “Престол”. Вокруг Престола – 24 старца, ветхозаветные
патриархи и новозаветные апостолы. Сам Престол располагается в
треугольнике с вершиной вверх – “Бог есть Любовь”, здесь Триипостасный
образ грядёт на крыльях Святаго Духа.
Книга Жизни, запечатанная семью печатями, семь светильников на
спектральном кольце – Дары Св. Духа, полученные при крещении, и
Четвероевангелие, изображённое в виде крестов (“Поюще, вопиюще,
взывающе и глаголюще”), исполненных очес, то есть внешнего и внутреннего
евангельского зрения.
Внизу – сонм ангелов, славящих Престол, над ним – золотая радуга-дуга,
величие и радость Престола, в центре – Благословляющая Десница.
Книга Жизни, запечатанная семью печатями, раскрывается в третьем
холсте. Наверху здесь тот же Престол, ниже – все семь печатей.
Согласно толкованию Андрея Кесарийского, апокалиптические всадники
есть символы спасительного Апостольского учения. Поэтому первые четыре
печати не похожи на те фигуры всадников, к которым мы привыкли по
гравюрам Дюрера.
Благая Весть может только спасать, а не наказывать, эти печати
направлены во спасение:
- в 1-ой – фигура апостола с книгой,
16
- во 2-ой – жертвенник и Голгофа,
- в 3-ей – Чаша, за ней Спаситель с мерой покаяния и искупления,
- в 4-ой – Воскресение Христово.
- 5-ая печать – жертвенник под Престолом Божиим с душами праведников,
убиенных за Слово Божие, получающих белые одежды и ждущих, когда
дополнится число из братии.
- 6-ая печать, самая большая по числу насельников, знаменует меченых от
Господа, не принявших на чело и на руки свои печать антихристову.
Холст делится на две части: 6-я и 7-я печати имеют непосредственное
отношение к земле, первые 5 – к Престолу.
Фон исполнен фигурами спасённых: “…и сочтут их, и паче песка
умножатся”, - говорит о них Тайнозритель.
Седьмая печать с ангелами, приготовившимися трубить, ещё не
раскрыта – для неё отдельный холст – “Снятие седьмой печати”.
На стопах Божиих – семь ангелов с трубами, седьмой ангел вострубил.
Внизу зверь, имеющий семь голов и десять рогов. Над стопами –
символическое изображение Церкви цветущей, Невесты Христовой: Престол
и 12 куполов, означающих полную Апостольскую Церковь, в глубине –
благословение Матери Божией.
В следующем холсте “Князь тьмы” изображена рентгенограмма черепа,
поражённого раковыми опухолями и полипами, с символическими
атрибутами сатанинского воинства.
Князь тьмы знает, что он обречён, отсюда его ненависть, неумолимость и
беспощадность к людям Божьим.
Я изобразил его в наиболее общепонятном облике, поскольку, как
известно, он может являться в самых неожиданных обличиях, даже в виде
ангела света, и распознать такие явления могут только праведники,
подвижники.
“Армагеддон” – предпоследний холст. Самой битвы тайнозритель не
видел, он лишь слышал шум как бы от множества вод, видел приуготовление
Церкви воинствующей к битве и собственно финал битвы – торжество
Церкви.
Окружённая на время тьмой, в центре холста – символически
изображённая Церковь Воинствующая на крыльях Св. Духа.
Внизу в огненном озере сгорают антихрист, Сатана и лжепророк, и присные с
ними; три грибовидных облака дыма – всё, что осталось от них.
Справа – ангел с ключом от бездны и цепью, которой был скован Сатана,
слева – ангел, повелевающий исполнить уничтожение Сатаны, и внизу –
приветствующие победу Церкви ангелы.
Заканчивается цикл картиной “Новый Иерусалим, или Скиния Бога с
человеками”.
Здесь – вечно цветущее Апостольское учение – Древо Жизни, Вечный
Источник Жизни – река, истекающая от Престола, обретённая Благодать Св.
Духа, Благословение Отца и Сына и соединение всех со Христом в Новом
Граде.
Сейчас, когда закончено 7 холстов, в результате сложных поисков, у меня
возникла
потребность
дополнить
цикл
ещё
пятью
холстами,
нефигуративными, беспредметно-световыми.
В АПОКАЛИПСИСЕ неоднократно говорится о том, что Иоанн “бых в
17
Дусе”, имел благодать Духа Святаго. Как это показать живописно?
Весь А., как уже было сказано, сделан спектрально для того, чтобы показать
необычность, “неотмирность” самих видений, облагодатственность Духом
Святым.
Мне показалось необходимым выразить это яснее и чётче с помощью
спектрально-световых
полотен,
которые
будут
чередоваться
с
фигуративными, предварят и заключат всю серию.
Первый холст с полным плотным спектром будет вводить в А.,
символизировать озарённость Иоанна Св. Духом. Перед видением Престола
говорится: “…и вот, дверь отверста на небе, \...\ и вот, престол стоял на небе, и
на престоле был Сидящий”, - естественно передать это “небо отверстое” в
виде белого разрыва, вспышки внутри спектра.
Таким вот образом, с увеличением белого поля в спектре, и будут идти
следующие холсты, вплоть до почти полностью залитого белым светом
последнего, двенадцатого, - после Видения Нового Иерусалима.
Символика света разрабатывается и в одной из последних моих работ "Чистая, или Иисусова молитва"(Собр. живоп. раб., № 107),
где
изображённые в нижней части картины схимники, кресты и цветы имеют
земную форму спектра, а Христос в верхней части изображён через белый
цвет, что символизирует Его иноприродность. Рама картины, с текстом
Иисусовой молитвы на ней, сделана как схима.
- Как Вы формулируете стиль живописи, в котором работаете?
Религиозный символизм. Это, пожалуй, не стиль, это та обычная форма, в
которой пишется религиозная живопись.
- Были ли Ваши работы оценены профессиональными богословами с точки
зрения верности Преданию?
Подавляющее большинство священнослужителей, видевших “Времена
года”, очень положительно встретили этот цикл. Толкования, положенные в
основу “Апокалипсиса”, в целом рассматриваются также положительно, и не
только нашими богословами: бывшие у меня католики и протестанты
отмечали близость работ к православному пониманию, чему я был, конечно,
очень рад.
С другой стороны, я вовсе не претендую на универсальность и
совершенство – так понимать меня не надо. Единственно: что было мне по
силам, я постарался выразить. Вообще же у нас практически нет
специалистов по Апокалипсису, которые занимались бы не только изучением,
но и систематизацией толкований и, возможно, новым его прочтением в
будущем.
К сожалению, это связано с общим положением Церкви в атеистическом
государстве и от нас не зависит. Возможности широко показать свои работы
для специалистов-богословов я ещё не имею. Слава Богу, удалось показать их
сравнительно широкому советскому зрителю, для которого вообще было
неожиданным, что у нас что-то пишется и что-то делается в этой области.
Этим, по-видимому, я выполняю послушание, данное моими
наставниками в монастыре.
(Москва, апрель 1977г).
18
19
[ Из кн.: митрополит Стефан (Линицкий) "Апокалипсис". Два
цикла живописных работ. М., "Гогла", 2007, стр. 5 ]
АПОКАЛИПСИС по праву считается одной из самых таинственных,
зашифрованных книг Нового Завета. Написанный для верных, посвящённых,
т.е. для очень узкого круга людей, - он сакрален, аллегоричен, и уяснение и
толкование его образов невозможно напрямую, как невозможно либо
затруднительно, например, буквальное истолкование притч или многих
литургических текстов.
В циклах работ “Апокалипсис” (1) и “Апокалипсис”(2) я попытался
отобразить содержание этой боговдохновенной книги средствами живописи.
Первый из них писался и переписывался с 1965 по 1978 гг., был
экспонирован на двух полузапретных выставках нонконформистского
искусства – в Доме Культуры ВДНХ (сентябрь 1975 года) и на выставке
живописной секции Объединённого комитета художников-графиков (январьфевраль 1977 года). Картины вызвали немалый интерес как у зрителей, так и
со стороны властей предержащих, возникла даже реальная возможность их
конфискации либо уничтожения, так что в 1980-м
я вынужден был
“эвакуировать” их, как и многие другие свои работы, за границу.
“Апокалипсис”(1), в частности, оказался во Франции. К сожалению, люди,
вывозившие эти работы, “немножечко” меня обманули. Пообещали, что
картины будут висеть в Шевтонском монастыре, а сами свернули холсты в
рулон, да и забросили в шкаф.
Более 10 лет хранились они в таком состоянии. Когда в 1991г., готовя
свою выставку в г.Турне (Бельгия), я приехал туда, получил эти склеившиеся
рулоны и попробовал развернуть их, краска стала осыпаться пластами. Где-то
сохранилась половина красочного слоя, где – вообще ничего… Кое-что
удалось тогда же на скорую руку отреставрировать ( полную реставрацию
сохранившихся холстов удалось сделать лишь в 2002г., когда они стараниями
крупнейшего собирателя религиозной живописи бизнесмена Александра
Анатольевича Сплошнова были возвращены на родину), а почти половина
цикла – пять больших, полностью спектральных работ – “Озарений
Благодати Духа Святаго” – восстановлению уже не подлежали. Так что цикл
этот, в том виде, в котором он существует в настоящее время, и как он будет
представлен здесь, - неполон (см. Собрание живоп. раб., №№ 25-31).
Больше повезло второму циклу – “Апокалипсис” (2) – (1993-1998гг.),
(см. Собрание живоп. раб., №№ 171-182). Необходимость его создания я
ощутил как в результате метаморфоз своего восприятия самой этой книги,
так и в связи с утратой прежнего цикла – “Апокалипсис” (1) : мало того, что
от него к тому времени осталась только половина, надежды на возвращение
даже этих остатков в страну тогда не было – не по политическим уже, а по
экономическим причинам. Структура и композиция цикла остались в
основном неизменными, а по манере – “Видения” от фигуратива ещё более
ушли в спектр.
20
21
Из “ Бесед с вл. Стефаном”.
Беседа 1.
[Расшифровка магнитофонной записи беседы вл. Стефана (тогда –
иеромонаха
о. Стефана) с редактором этой книги осенью 1990г. в
Перемилово.]
\ …\
- о. Стефан, вы несколько лет назад, я помню, рассказывали о том, как когда-то в
больнице вам явился дьявол. У меня в памяти это осталось очень смутно, а было
бы интересно всё это припомнить…
- Припомнить, как и почему это было…
- Да, и оценить с сегодняшних ваших позиций.
- Ну, с сегодняшних позиций – это очень непросто, конечно…
Но произошло это следующим образом: во время наркоза – а операция
длилась долго, где-то 6,5 часов…
- А она была по поводу чего именно?
- По поводу опухоли затылочного нерва, осложнённой полиптомией (?). То
есть эта опухоль, которая была, она дала выход полипов в среднее ухо, т.е.
затылочный нерв распространился полипами через среднее ухо. Дело в том,
что у меня среднее ухо было уже прооперировано. Когда-то очень давно, когда
мне было немногим более трёх лет, была очень тяжёлая операция. Сейчас эти
операции не считаются очень сложными, а тогда, в то время – в 37-ом,
примерно, году – тогда 90% умирало, особенно детей: антибиотиков не было,
ничего не было…
Так вот, во время этой операции было некое видение, - Но вы были в палате, или уже в операционной?
- Нет, на операционном столе уже. Так вот, во время наркоза, во время
операции было некое видение – скажем, …
будем так называть:
“превыспреннего неба”. Это некие такие, знаете, как бы…
- о.Стефан, давайте сделаем так: вы сначала расскажете, как это всё
представлялось вам тогда, а потом оцените всё это с…
- Нет, я это и делаю сейчас. Просто, понимаете, вот это видение, которое
начиналось очень интересно: в общем – золотой фон, т.е. не фон, а среда, и там
как бы – идущие подразделения небес. И мне это было открыто, и я как бы
возвышался, т.е. проходил сквозь них, поднимаясь наверх.
Ну, естественно, я понимал, – не в той степени, конечно, как сейчас – что у
меня обыкновенная светская грешная жизнь и состояние обыкновенного
греховного человека, и что за это… Что это не так просто всё, не так просто…
22
К чему-то это должно было привести, но – почти сразу в голове, в душе
возникло тревожное ощущение: что то, что мне приоткрылось, то, что
увидено, - за это мне не поздоровится, а от кого, - я сначала даже и не знал, но
– от каких-то сил. Потому что не должно было туда проникать мне – так
сказать, неочищенному сосуду…
- Но вы шли сами, или вас всё-таки влекли?
- Понимаете, я это сейчас не очень помню. Вероятно – будем так говорить
– какая-то тёплая световая сила меня втягивала туда, можно сказать…
Подробности стёрлись, давно это было – 1965 год, а сейчас 1990-й всё-таки…
И началось какое-то преследование: сначала возникла чёрная точка и начала
всюду преследовать меня, и от этой точки мне становилось очень тревожно,
тревожно и очень напряжённо. А потом меня вывели из наркоза…
- То есть это было уже после операции?
- Это в наркозе …\нрзб\...\
Меня вывели из наркоза. Причём самое
интересное – когда люди просыпаются после наркоза, врачи обычно слышат
или ругань, или мат, или прочие подобные вещи, а я почему-то говорил про
Ярило, про бога Солнца. Что именно – я сейчас точно не помню, но я
вспоминаю, что говорил о Ярило, и я видел его – над всей землёй, над всей
планетой как… - почему-то в образе человека; и врачи были удивлены, что у
меня идёт не матерщина, а разговор о Ярило. Хотя в это время я уже начинал
работать над “Временами года”… ( см. Собрание живоп. раб., №№ 21-24).
Вот такая вот ситуация возникла, и довольно скоро, когда меня перевели
в послеоперационный блок через несколько часов… Т.е. мне сделали
операцию и часа в 2-3 закончили, и уже где-то часов в 8 я посмотрел на спинку
кровати и увидел практически материализовавшийся образ рентгенограммы
черепа – т.е. князя тьмы в образе рентгенограммы черепа. (Он слишком
многогранен, в слишком разных образах является и разным людям, и святым
отцам – т.е. он может и ангелом света явиться якобы, или в образе прекрасной
женщины-искусительницы, но мне он был явлен в образе рентгенограммы
черепа).
На таких как бы присосках (т.е. тогда я присосок не видел, а - потом, в
другой раз, - во время активного ночного разговора с ним). А тогда это была
рентгенограмма черепа, которая просто показалась несколько раз – и отошла.
Так продолжалось несколько дней…
- А как часто он являлся?
- В основном по ночам, по ночам…
- Но в период бодрствования?
- Конечно. Это не галлюцинация – это нормальный, зримый образ был.
В это время у меня были очень сильные боли. Естественно, голова есть
голова, это очень тяжёлая вещь; потом – бинты: весь закрученный,
заверченный… Вдруг я стал ощущать удивительную вещь: я начал видеть
людей светлыми и тёмными – хотя все они в белых халатах были, медсёстры.
Заходит такая, смотришь, а под халатом – чернота…, и я активно
воспрепятствовал им приближаться к себе.
А на 5-е сутки я перестал спать. Раньше меня на уколах держали
обезболивающих, а так я перестал спать и … А самое любопытное, что я
начал раздавать всё что у меня было: что мне ни приносили, всё я раздавал.
23
Такие вот вещи… Приходили мои студенты из Строгановки, приносили
шоколад, я тут же всё сёстрам и нянечкам и раздавал. Подходили ко мне, я в
кармашки им и засовывал, - тем, которые светленькие, а тёмным я говорил:
вы не подходите ко мне… Меня уже перевели тогда в общую палату. А на 12й, по-моему, день должна была быть первая перевязка, но до первой
перевязки в стационаре я не дожил.
По-моему, на 7-й день под утро ( а это была осень, поздняя осень – где-то
октябрь месяц) я погрузился в сон такой тонкий, а что-то часа в три я
очнулся.
Он зримо возник опять у кровати и говорит… Собственно, “в духе”
“говорит” мне, что, мол, за то, что ты видел, ты должен понести расплату. И
начал душить меня. Это было очень тяжёлое состояние удушья, примерно
такое же, как бывает, когда вводят венозный наркоз: опоясывающее
движение по груди, сильное сжатие. И вот началось это. Я начал делать
крестное знамение, молиться – ничего не помогает. Вообще – никакой
реакции, и всё хуже и хуже…
Стал кричать. Крест, который у меня на груди был, а он был как
параманд (кипарисовый афонский крест, которым меня ещё благословили
монахи в лавре в своё время, когда я был послушником) – лопнул от
напряжения. Я так сжал его рукой, что он лопнул. А у меня всегда был с собой
сам параманд, т.е. табличка, где написано: “Аз язвы Господа и Бога моего
Иисуса Христа на теле моем ношу”.
Я взял эту табличку двумя руками и отогнал, как бы выдавил его силой.
И он ушёл. А у меня было совершенно чудовищное состояние. До подъёма – а
он обычно в больницах в 7 утра, когда зажигают в палатах свет – я не мог ни
охнуть, ни вздохнуть, как говорится. Был в очень тяжёлом, заторможенном
состоянии и к себе никого не подпускал уже.
После 10 часов подошла лечащий врач и говорит: мы тебя переведём в
другое отделение, ты не возражаешь?
- Не возражаю.
Всё. И меня перевели в другое отделение. \ ...\ Был там лечащий врач,
спросил, чего мне хочется. Я ему сказал: вы знаете, я очень хочу уснуть, я
устал, потому что много дней практически не сплю и сильно измучен
видениями, которые меня преследуют.
Он говорит: хорошо, мы вам поможем. Вы уснёте, сейчас мы вам сделаем
укол, - ну, потом-то я узнал, что именно они начали колоть, - мне ввели в
ягодицу 10 кубиков аминазина, затем положили на грелку, - у нас медицина
очень “гуманная” в этом отношении: после 3-4 дней таких уколов у человека
уже начинают течь слюни…
Вот такая вещь. Ну, не важно. В общем, положили меня на грелку, \ …\ я
закрываю глаза – и под моей кроватью разверзается бездна, и я лечу вместе с
кроватью вниз. И в этой бездне… эта бездна заканчивается как бы тупиком:
разверстая пасть змея и торчащее жало, и я со всего маху со своей кроватью
на это жало – ах!.. . Ну, я взвыл как только было можно. И очнулся. Я стою
у своей кровати, держусь за спинку – и ору. Жутким воплем.
В это время подскакивает сиделка, сестра ночная, и наотмашь бьёт меня
по лицу:
- Чего ты орёшь, негодяй?!
По окровавленной голове бьёт – пятна крови кругом просочившейся…
Я говорю: - Что же ты делаешь, милая моя? Я не сам по себе ору, - у меня
такое вот видение было. Но за то, что ты такое сделала, тебе придётся идти в
церковь на Ваганьково и ставить свечку (я не помню уж, кому), потому что ты
вот такие вещи делаешь, – а это нехорошо, нельзя так.
И действительно, как она потом говорила, она пошла и поставила свечку
– уж очень перепугалась сама, что ударила сильно…
Потом прибежал
24
дежурный врач, у меня очень болела голова, меня опять на пантапон
поставили – ведь сотрясение, удар, а только прооперировали… Вот такой вот
эпизод один.
Потом начались очень интересные вещи: включения то ли в космос – если
говорить этим языком, то ли всё-таки, видимо, в систему Света, потому что
темноты не было, было ощущение света: как бы колпак и световой луч, вот
как на работах этих вот…
- То есть, чистый астрал, вроде бы?
- Ну, я не знаю, астрал это или нет, потому что я к астралу и к Космосу
отношусь очень настороженно в этом плане, но может быть, и это, п.ч. я ещё
не дозрел до других, как говорится, сфер, - но включённость была постоянная:
я читал мысли людей совершенно спокойно, видел то, что они думают…
В один из дней ко мне пришёл Анатолий Краснов-Левитин, сначала
пришёл сам, потом – со своим теперь уже покойным, убиенным приятелем –
очень хорошим священником, о. Александром Менем. Когда он меня увидел –
а мы с ним хорошо, близко очень были знакомы, - он очень тепло отнёсся, так
сказать; поскорбели мы о кресте сломанном, я им рассказал, как всё это
было…
И очень хорошо помню (было это после 3-4-й перевязки - я в этом
отделении пролежал месяц, меня потом перевели обратно), - и второе
появление этого, как говорится, духа зла, духа тьмы; было оно уже после того,
как я на поправку пошёл. Я уже спал, - правда, на аминазине - боли были
довольно сильные, рана заживала плохо.
И понимаете, после посещений всех этих возникло ощущение какого-то
постоянного напряжённого ожидания чего-то. И в один из вечеров я лёг
спать, а в 12 проснулся – и начался “ночной диалог”, т.е. чёткого образа не
было, но шли слова: вопросы – ответы, вопросы - ответы… В общем, он (т.е.
этот дух тьмы) требовал, чтобы я его написал – и именно таковым, каким я
его видел.
Ну, я делал всё возможное, чтобы как-то с ним беседовать – как это
называется – не совсем почтительно, будем так говорить, даже агрессивно со
своей стороны ( но это по гордыне нашей: что, мол, я не боюсь тебя, что я тебя
презираю, что ты не одолеешь…). Но он требовал, чтобы я его написал,
чтобы он был материализован именно в этом образе. Но я не придал этому
значения.
\ …\
Потом меня перевели обратно – туда, где мне операцию делали, и
там я уже имел даже возможность немножечко порисовать. А раньше такой
возможности у меня просто не было – не в плане времени, а я просто не мог
ничего делать – я был почти парализован этим состоянием…
В общей сложности я пролежал больше 2,5 месяцев – это недолго потамошнему, а после этого я лет около 20 ходил в поликлинику как на работу:
плохо сделали операцию, постоянно какие-то осложнения. И даже сейчас, уже
через очень много лет, вдруг ни с того ни с сего у меня прорывается какой-то
свищ. Прямо внутри уха, в самом внутреннем ухе, там где барабанная
перепонка.
- Это из-за этого вы глухи на одно ухо?
А у меня его просто нет. После второй операции – там ничего нет, это
бутафория просто. Оно не слышит. Костями я что-то, может быть, и слышу, а
так – нет, там вырезали всё. Вскрывали череп, поднимали там что-то,
удаляли…
Опухоль, по-видимому, оказалась всё-таки доброкачественной, потому что
25
сейчас я имею возможность беседовать с вами; если бы она была другой,
естественно, меня давно бы уже не было…
И по выходе из больницы я лихорадочно начал работать над образом…
\ …\
* [ Магнитофон иногда сбоил, и часть беседы с о. Стефаном в запись не
попала, в частности – финал “ночного разговора”: в ответ на отказ написать
князя тьмы в сущем облике тот заявил художнику: - Тогда уничтожу тебя, –
и начал его душить…
Ну а художник, выведя этот образ в холсте
“Смотрящий и слушающий Землю”, придал ему возможно более
отвратительную и отталкивающую форму, лишённую и величия, и
значительности].
- Мы тут несколько сбились. Когда этот самый дух вам приказал изобразить себя
– чем дело-то кончилось? Вы говорили, что воспринимали его агрессивно и т.д., но
всё-таки, чем…
- Я и говорю, что когда вышел из больницы (я в больнице уже сделал
эскизы карандашные, рисунки), – тут же и написал его. И потом ещё второй
раз… А тогда он пропал сразу: раз – и всё!. Он отошёл и не появлялся
больше в течение 5 лет, т.е. я не ощущал его никак и ничем, и только ещё
один раз я ощутил его – когда уже работал над “Апокалипсисом”, и мне надо
было делать “Князя тьмы” – образ там, в “Апокалипсисе”. Я почувствовал
как-то утром его приближение – вот это опоясывающее сжатие.
Но
моментально всё отошло. Я понял, что он очень внимательно следит за тем,
что я делаю, тем более, что я уже начал писать его на холсте.
И всё. С тех пор больше его не было.
\ …\
Оценка того, что произошло…
- Нет, извините, вы его всё-таки изобразили до “Апокалипсиса”?
- Да, до.
- И где он?
- В Париже. А вот вы, наверное, помните, вы ведь должны были его
видеть: это Т-образный усечённый крест, там такие…
- А-а, “Смотрящий и слушающий Землю”?
- Совершенно справедливо!
- Так это же из “Апокалипсиса”!
- Нет. “Смотрящий и слушающий Землю”(см. Собрание живоп. раб., № 20)
– это не из “Апокалипсиса”.
Из “Апокалипсиса” – это такое прямое
изображение князя тьмы, который весь в полипах, в опухолях, - да, вот это из
“Апокалипсиса”. А то было как раз – причём он – спектральный! – как раз
после больницы. Я не приступал ни к одной работе – сразу его сделал.
Я ещё лежал в больнице, и ко мне бывшие мои студенты ходили. Меня же
убрали из Строгановки по статье. Но, правда, в трудовую книжку написали
очень странную формулировку: “по семейным обстоятельствам”. ( Я слышал
о людях, уходящих сейчас в отставку – из высших чинов – что один из них
ушёл тоже “по семейным обстоятельствам”… и я тут и вспомнил, по каким
26
“семейным обстоятельствам” можно уйти).
А меня так “ушли” из Строгановки по одной простой причине: если бы
мне поставили статью, кадровики бы не обращали особого внимания; а ввиду
того, что у меня было написано “по семейным обстоятельствам”, они тут же
хватались за телефон и звонили в кадры в то место, где мне это записали, и им
отвечали, по каким таким “обстоятельствам”: распространитель религиозной
пропаганды и всего, чего угодно… Вот такая вещь.
Так вот, строгановцы, которые ко мне приходили – а я преподавал на
разных факультетах – в частности, на факультете обработки дерева; ребята
были хорошие, они и плотники были, и всё на свете… Они пришли ко мне в
больницу, я им дал точные размеры подрамника, который они мне и сделали
для этой картины.
Выйдя из больницы, я тут же натянул холст и сразу всё написал. Потом я
этот холст снял, а подрамник у меня остался. Впоследствии я добавил к нему
два клейма, перевернул его вверх ногами – и у меня появилась “Страстная”
(см. Собрание живоп. раб., № 88) – помните, где вам понравился центр, вы
говорили ещё, что там пульсар? Это тот самый подрамник, но перевёрнутый
и с добавленными окошечками.
Вот. А сейчас та работа находится в Париже. Я её просто подарил туда,
уничтожать не хотел, потому что это – какой-то этап моей жизни.
И представьте, как это ни странно, лет 8 тому назад приезжали тут в
Горком люди из Азербайджана, зашёл разговор обо мне, и у них было очень
странное, дикое какое-то мнение: - а, это тот художник, который Сатану
пишет!...
- Сатанист!..
- Да уж… Так что вот такие интересные вещи…
Как к этому относиться? Относиться к этому можно по-разному, но дело в
том, что, действительно, сосуд был неочищенный в то время – естественно, он
и сейчас не очищен…
Но, медленно двигаясь вперёд (а тогда я был,
действительно, ко многому ещё не готов), находясь в состоянии очень
активной и мощной гордыни: ну как же, я на послушании был в лавре и т.д.,
что я сам смогу преодолеть что-то, двигаясь не по Божьей, а по своей воле,
что я сам смогу, что я сам преодолею…
И всякий раз в этом плане
посрамляешься, когда “сам”.
Вот вам пример другой: когда я работал над спектаклем “Калигула”
(см. Собрание живоп. раб., №№ 251-254) для каунасского драматического
театра, я опять рискнул – сам – побороться с дьяволом, которого я вывел там.
Он был у меня в спектакле, присутствовал – просто как череп и …
А в спектакле я ещё вывел на сцене весь астрологический цикл – с домами,
лунами и пр., и сам это делал, а не так как надо было – по Божьей воле; шёл
своим путём, - и получил второй инфаркт.
То есть - посрамление
моментально бывает. Если ты находишься без защиты Божьей воли, если ты
дерзаешь “от себя”, то (это лично меня касается) расплата приходит
обязательно, причём очень быстрая.
Если я спектакль закончил в мае, то в декабре уже лежал в больнице.
Хотя за это время я уже успел сделать образ Рождества Христова для епископа
Макария (Ивано-Франковского), вернувшись из Киева – всё: я получил удар,
как говорится, сняли с поезда, потом в Москве в 50-й долёживал…
Так что – вот такие пути Господни…
Поэтому: неочищенный сосуд, гордыня, несмирение, дерзание ложное –
ложное, человеческое, иногда даже не дерзание, а дерзость – приводят к таким
27
вещам.
Но, по-видимому, если говорить, рассматривая большой, очень
протяжённый отрезок жизненного пути, - всё-таки Господь и ангел-хранитель
– они хранили, потому что дали возможность и работы какие-то закончить и,
как видите, придти и к монашеству, и ко священству, и в затвор привели,
несмотря ни на что…
Мне кажется, что таким вот сложным, трудным путём, по Божьей воле,
вот такими трудными дорогами, тропинками, ухабами – и приводит Господь к
своему… И я могу сказать уверенно, что всё-таки от очень многого судьба
охранила меня. Даже падая по человеческому своему естеству, в творчестве,
которое я рассматриваю как молитву, т.е. творчество как свидетельство,
творчество как мировоззрение, творчество как исповедание, - в духовном
плане здесь компромиссов не было практически никогда.
Тем более, что в то время ни о каких выставках и речи не было и быть не
могло. Более того, ко мне… меня многие знали, но относились так: - ну,
пишет на религиозные темы, а зачем? Это же бесперспективно!
Как мне Глезер в своё время сказал: - Это бесперспективно - это никому
никогда нельзя продать, тем более на Западе. Эта тенденция и сейчас
продолжается: иконы они покупают, а живопись нет, потому что покупателей
там нет, перепродать некому. Вот такая вещь. Потому это и до сих пор
считается бесперспективным.
Но я пишу и занимаюсь этим потому, что не умею по-другому, т.е. иначе
писать я не могу, вот так вот уже…
- То есть вы рассматриваете то, что было, не как искушение, но как урок
какой-то, как…
- Понимаете, искушением это нельзя называть, потому что для того, чтобы
тебя искушали, ты должен вести какую-то брань, а брани-то я не вёл…
- Ну, не скажите. Всё-таки, у вас были обстоятельства, близкие
к экстремальным…
- Нет, всё равно это не есть брань, которую ведёт, например, монах со
своими страстями. Здесь же – чисто человеческое, это не называется брань,
это называется самоутверждение. Всё равно тщеславие, надменность стоят во
главе угла этой позиции самоутверждения художника как “творца”.
Понимаете, в этом-то и есть ошибка: - я могу! Как только сказал: - “я
могу” – всё, конец! Только Господь сможет через меня, если будет Его воля.
Вот это уже вопрос другой, это ближе к смирению.
А “я могу”!... Ну что я могу – я ничего не могу… Если бы… ведь как
говорится: если бы в нас была вера, мы бы своей верой могли двигать горы.
А что мы можем сделать? Я вот таскаю ногу, как говорится. Я себя-то носить
не могу, а уж …. То есть единственное, чего бы хотелось – это стяжать
нищету духовную. Чтобы жить по заповедям Господним.
Вот этого очень бы хотелось, но это уже вопрос другой, это другой как бы
образ мыслей, образ жизни, и развитие духа другое…
- Кстати, о болезнях: правда ли, что вы были облучены сильно? Где это, как?
- Да. В Москве. Я получил 300 рентген, тогда это так считалось. Тогда не
было этих вот измерений, которые сейчас.
- Бэры всякие…
28
- Тогда не было этих бэров. Понимаете, это же всё меняется –
гектопаскали, бэры, - а тогда этого не было, тогда просто говорили: рентгены.
А всё случилось таким образом: в 1960-м году районы у Сокола – пл.
Курчатова – тогда ещё провинцией были, отдалённым углом Москвы. И
поехал я туда писать этюды. Мне нравилось там – от пл. Курчатова в сторону
канала. Тогда и площади-то не было как таковой, в том виде как она сейчас, –
ну, дома какие-то стояли, а потом они кончались, шла какая-то рощица,
лужайки…
А почему я туда захотел – это было ближе, чем ехать в Абрамцево, да и
надоели уже все те места, захотелось чего-то нового.
Что-то повело меня туда. Забрёл подальше, написал этюд – ну, что там :
сосенки, травка, солнышко, тут же и ручеёк бежит… Я помыл кисти, вымыл
руки, умылся, пригладил волосы. Тогда волосы густые были, я же с бородой
ходил и с длинными волосами ( тогда никто почти не ходил по Москве так,
один только Федя Кастров на Кубе). Это ведь 1960-й год, я в послушниках
был – тогда только монахи и батюшки такие причёски имели. Да и те
старались куцые бородёнки носить и волосы покороче, чтоб не выделяться,
потому что очень уж время было тяжёлое – приближались 61-62гг, разгул
хрущёвщины.
И только я стал складывать уже этюдничек свой, уже крючочки
застегнул, вдруг – бегут солдаты : - Кто таков? Что такое? Ты что тут
делаешь?
Я говорю : - А вы кто такие, друзья мои? Я тут уже пятый час сижу, этюд
пишу.
- Какой этюд, что такое – этюд?! Ну-ка, показывай!
И уже бежит какой-то с лычками, потом – со звёздочкой, лейтенантик.
Тоже : - Ну-ка, показывай, что у тебя!
Ну, я показываю: - Смотрите, други мои: деревья и трава, ничего больше
нет…
- А чего у тебя волосы мокрые?
- Да вот – помылся…
- Ну-ка, пошли с нами!
Ну, пошли так пошли. И вы знаете, самое любопытное – где-то метров 30,
и ступеньки вниз, в бункер. Спускаемся, открывается дверь, вдруг – как
завопит, как заревёт всё, как замигает…
Они на меня посмотрели : - Ну-ка, паря, давай-ка бегом с нами.
Выскочили мы на поверхность, очень быстро подъехала скорая помощь, и
меня в госпиталь отвезли. Проверили. Как мне потом сказали, 300 рентген у
меня было.
Пролежал я там две недели. Ничего со мной не делали, кормили только, и
лежал я в недоумении, тем более – я ещё ничего особенно и не понимал. Потом
меня выписали.
А перед выпиской ко мне подошёл какой-то генерал – у него был
совершенно лысый череп, но ни имени, ни фамилии я не запомнил, - да и с
чего было запоминать? И он мне сказал: - Ну, дружочек мой, ты умирать
идёшь, как говорится… Хватил ты много. Учти: в поликлинику будешь
ходить, говорить об этом – тебе никто не поверит, потому что у нас никто этим
официально не занимается, так что этого, как бы, и нет.
А это ведь было время, когда рванула у нас “бомбочка” где-то в районе
Красноярска, об этом Рой Медведев писал, очень известное дело, там ужас что
было…
Короче, начал я потихонечку распадаться… Где-то через полгода я
проснулся как-то, что-то было мне не по себе, смотрю – а вся подушка в
волосах… Выпали волосы, и начались припадки – нервные, типа эпилепсии,
29
с потерей сознания. Они то усиливались, то ослабевали, и это продолжалось
очень долго, много лет; и как ни странно, мне ставили травматическую
энцефалопатию. Но они относили это не к радиации – ну естественно: этого
нельзя было делать, – а искали альпинистские мои падения, сотрясения мозга
и прочее. Объясняли этим и такую психическую возбудимость, и горячность
определённую: мол, в аффекте может и себя убить, и всё что угодно сделать…
Как у Ф.М.Достоевского во время несостоявшейся казни - его тряхнуло
нервное потрясение, ну и так далее, вот такая вещь.
Меня не столько даже большие припадки мучили, сколько мелкие – такие
точечные провалы сознания: идёшь, раз – и там! Сейчас как-то больших
припадков нет уже давно, мелкие иногда бывают – как бы какой-то удар,
провал, фоновый звук, а потом всё возвращается на место. Ну, недавно
подтвердилось всё это…
- А вы не пробовали сейчас в какую-нибудь радиологическую клинику обратиться,
теперь же это…
- Как-то сейчас это стали лечить, а сколько больных там – Господи! Мать
матушки Агнии нашей – а она со своим мужем работала от института
Курчатова в объединении Королёва в Киеве, – говорит, что у них вообще
этого не лечат, они только после Чернобыля стали этим заниматься. У них
умирали люди, сотрудники, потому что их не лечили: это ведь надо им
пенсию, ещё что-то… Нет, этого не делалось ни под каким видом.
Я тут в прошлом году пошёл к глазнику – зрение падает сильно; она
посмотрела у меня один глаз… Такая замечательная старушка, она с первого
раза определила у меня обморожение глаз – а я и не знал никогда, что такое
может быть. А она когда-то работала на севере очень долго и была знакома с
этим. А я как-то шёл из Яхромы сюда, довольно длинный путь, а было за
минус тридцать пять, и очень сильный резкий встречный северный ветер, да
ещё от очков холод идёт к тому же. Закрывайся – не закрывайся, всё
бесполезно. Ночью пришёл, утром потекли слёзы. Ну, я думал, что это из-за
печки: зола там, бывают засоры.
И чем дальше, тем больше.
Пришёл к ней, она говорит: - Э-э, батенька, да ты же обморозил глазки
себе.
И месяц я их лечил. Вот и пришёл я к ней ещё разок в прошлом году,
осмотрела она меня и спрашивает: - Облучения не было?
- Было.
- Вот оно и есть. И сделать ничего нельзя…
Ну, как будет – так и будет. Как Бог даст. Зрение падает, и довольно
сильно, но, опять же, на всё Божья воля.
Так что вот, и этого мы попробовали. Всё это – для смирения.
- о. Стефан, пожалуйста, расскажите о Двадцатке. Когда она начиналась, как
оформлялась – чисто организационно, что ей предшествовало, на фоне чего она
возникла… Возьмём вот эти штампы искусствоведческие. И вообще – во что
это всё вылилось, или переродилось – вот что интересно!
- Ну, о Двадцатке можно сказать следующее… Правда, особенно много
говорить здесь не надо, потому что, к сожалению, это, как и каждое явление в
нашей стране, очень часто из благих намерений, из благих пожеланий
приносит плоды не совсем адекватные…
Значит, в 1977г., уже во время выставки на Малой Грузинской – там были
общие выставки различные – возникло желание… Я объясню: виду того, что
30
выставки были общими, они не давали возможности представить художника
хотя ты тремя работами, а чаще – не более чем одной-двумя.
- Общие? Что значит – “общие”?
- Секционные.
- То есть уже была секция?
- Секция была, секция возникла в конце 1975года, после второй выставки
на ВДНХ. Первая выставка проходила в павильоне Пчеловодство. Она была
организована под эгидой Союза графиков. В этой группе должны были
участвовать и я, и Куркин Александр; но я в это время лежал с инфарктом в
20-й больнице, а Куркин помогал монтировать эту выставку, но его, как ни
странно, не включили. И заменили – не знаю, кем, что, чего – но там возник
вдруг какой-то товарищ Юликов Александр и ещё один человек и, в общем,
нас двоих заменили на них на этой выставке.
После павильона Пчеловодство возник ряд квартирных выставок, после
чего была организована первая “демократическая” выставка в ДК ВДНХ, где
участвовало огромное количество художников – около 150 человек, по-моему.
- А кто верховодил?
- Это была выставка демократическая. Была создана инициативная
группа, в которую входили Нагапетян, Талочкин Лёня, ещё несколько
человек – из тех, что не были связаны с официозом; и это была первая
выставка без выставкома, без отбора: кто что хотел, то тот и привёз.
Конечно, был огромный скандал – на уровне Главного Управления по
делам культуры, Министерства культуры и т.д. Я не хочу рассказывать
именно историю выставки в ДК ВДНХ. Дело в том, что я принимал как бы
пассивное участие там. Я привёз свои работы, а это 7 холстов
“Апокалипсиса”, которые к тому времени были закончены, но там началась
какая-то, скажем, серьёзная мышиная возня - ввиду того, что там принимал
участие Оскар Рабин и ряд людей из его группы.
Они хотели эту выставку сделать неким политическим актом. В это время
где-то то ли во Владимире, то ли в Горьком, я не помню: времени прошло
достаточно много, тем более что я этого художника почти не знал, и работы
его мне не нравились, – это Зеленин, который потом уехал в Париж, так вот,
он был арестован там за хулиганство на 15 суток, а должен был принимать
участие в этой выставке.
Кроме того, ребята хотели после всех квартирных выставок объединиться
и устроить общую выставку, туда хотели и ленинградцы войти, ещё люди из
других городов, но администрация Главного управления по делам культуры
этого не разрешила.
Когда выставка была смонтирована, комиссия осмотрела её и сказала, что
более половины работ должно быть снято. Художники ударились в амбицию,
естественно, было очень тяжёлое, напряжённое состояние. Выставка была
оцеплена в насколько рядов переодетыми в милицейскую форму солдатами,
которые менялись через каждые три часа – они приходили в военной форме,
переодевались в милицейскую, выходили и блокировали всё. Никто не мог
подойти и, в общем-то, речь шла о том, чтобы выставку снять. Как сказал
потом такой тов. Шкодин, а он был тогда в Управлении по делам
культуры г. Москвы, если, мол, вы не согласитесь с этой экспозицией, то у нас
готова уже другая выставка – студии Белютина. Она у нас вон в том
запаснике стоит, мы за ночь её развесим, и всё будет в порядке, так что – что
31
хотите, то и делайте…
Художники подумали и решили: мол, откроем выставку, а там – пусть
снимают, хоть силой. Т.е. пол-Москвы стояло, ждало, все радиостанции
заговорили об этой выставке. Это действительно был крупный акт после всех
бульдозерных ситуаций и всех квартирных выставок, которые прошли за это
время. А квартирных было много, шуму они наделали достаточно.
Вот. И выставку открыли. Вошли люди, заполнили залы, и тут по
команде Оскара Рабина, который сказал, что вот, мол, мы протестуем против
произвола властей, мы требуем вернуть все наши работы, воссоздать
экспозицию в том виде, как задумали художники, мы желаем
демократического показа и т.д., – художники из его группы демонстративно
сняли свои работы.
Я не мог снять свои работы: во-первых, они висели очень высоко – на
балюстраде. Дело в том, что была проделана серьёзная операция, чтобы их
повесить, рабочие ВДНХ повесили их на стальные тросы, так что я даже
физически не смог бы снять их. Это я и не знаю, что надо было делать, чтобы
хоть как-то сдвинуть их с места.
И в это время меня некоторые художники (Борух, Ника Щербакова)
предупредили, пригрозили даже: - Это тебе так даром не пройдёт…
Я им говорю: - Други мои, впервые появилась возможность показать
религиозные работы официально. Если мне не нравится советская власть, я
же не полезу сейчас на храм кресты ломать… Это же религиозная живопись.
Вы можете демонстрировать как угодно, я солидарен с вами, но снять свои
работы я не могу физически, да и вы не сможете, потому что для этого нужны
зубила, молотки, наковальня, чтобы перерубить все эти тросы…
Ну, всё было сделано быстро, выставку сразу арестовали, всех убрали, всё
опечатали, и начались переговоры. И вот как раз под этот шумок Оскар
Рабин заявил, что мы требуем, чтобы Зеленина освободили из заключения.
А к нам он, в общем-то, почти никакого отношения не имел, а из этого
делались какие-то политические акции. Но, как ни странно, буквально через
2 минуты вышел представитель то ли КГБ, то ли администрации ВДНХ –
какая разница, они там почти все были из Комитета – и объявил, что Зеленин
уже второй день как на свободе, и нечего тут копья из-за него ломать. Это не
те проблемы, которые здесь решать нужно .
Но, во всяком случае, переговоры шли два дня. Всё-таки выставку
вернули, какую-то часть работ отстоять не удалось – кстати, на мой взгляд, в
большинстве – довольно слабых, но дело не в этом. Там были разные
концепции, было всё что угодно и, во всяком случае, самый цвет был показан.
И вот когда товарищи комитетчики проанализировали всю эту ситуацию,
они очень быстро это отфильтровали и дали рекомендацию в Горком
графиков: из основного костяка в 60-80 художников создать секцию
живописи при Горкоме.
Ну а потом была первая Зимняя выставка 1976-77гг. на Малой
Грузинской.
Это была первая общая выставка там. Она имела колоссальный успех,
люди стояли по 8 часов на морозе, жгли костры, чтобы попасть в эти подвалы,
в эти залы.
В это время шла также речь о том, чтобы создать отдельную группу,
чтобы появилась каким-то образом возможность показать больше работ.
Потому что, в общем-то, по 1-2 работы только показывалось. Ну, у меня было
4 работы, и из-за них сразу скандал возник, из-за “Времён года” (см. Собрание
живоп. раб., №№ 21-24). Их там не хотели показывать, как религиозную
пропаганду и всё что угодно, но отстоять удалось. И моя фамилия сразу стала
притчей во языцех.
Так что тогда идея подобного объединения, что называется, носилась в
32
воздухе. В общем-то, Корюн Нагапетян был инициатором создания группы
“Двадцать” – из числа московских художников. В это время в группе
принимал участие и Игорь Снегур, он тоже, так сказать, занимался этим
вопросом, этой проблемой.
Основная идея Двадцатки, и как она организовывалась… Девятнадцать
человек голосуют за каждого. Если 19 не против одного, то он проходит. Вот
так группа и была образована. Ну, там было человек 30 первоначально, но
осталось 20. Некоторые люди отсеялись, некоторые отошли… Вот так
возникла группа Двадцать.
Уже на первой выставке, которая была – там, где были показаны
“Времена года”, Владимир Михайлович Ащеулов, председатель нашего
Горкома, сказал, что он хотел бы увидеть мой “Апокалипсис” на выставке
через 7-8 месяцев. Понимаете, как получилось: заканчивалась зимняя
выставка 1977г., потом были выставки Весенняя, Осенняя, там какие-то
работы были показаны, а следующая должна была открыться 3 марта 1978г.,
но открылась она 7-го.
Историю её я расскажу.
Идея была такая: совершенно разные художники, но фигуративного
направления – так сказать, экспериментальная группа, – они будут
показывать свои вещи. Ну, и коль Ащеулов пожелал, чтобы я смог показать
свой “Апокалипсис” – а был он тогда ещё не окончен, только 7 работ, я всё
оставшееся время занимался тем, что заканчивал его, и холстов стало 12.
12 больших холстов, а ведь перед этим какие-то работы я показывал и
на Весенней, и на Осенней выставках. Хочу сказать, что на протяжение 10 лет
я на всех этих выставках участвовал – и весенних, и осенних, и групповых…
А перед тем, как была открыта выставка Двадцати, в Горкоме происходят
перемены… Завезли мы работы, но перед тем, как выставку пустить, перед
тем, как с выставкой начать работать, необходимо было как-то связаться с
пресс-корпусом
зарубежным, оповестить их, чтобы хоть они дали
информацию об открытии. Этим в течение месяца занимался я. Я с
несколькими корреспондентами связывался, всё им рассказывал, как-то ввёл
их в курс дела. Многие заинтересовались, обещали свою поддержку.
Ну а у нас начались неприятности: завезли работы, а выставку не
открывают, а начинают прибивать двери в стене здания. То есть мы
привезли картины, а в зале вовсю работают отбойные молотки, летит бетон,
пыль, всё что угодно – делают новую дверь: выход на улицу, в соответствии с
правилами пожарной безопасности. Они его, якобы, раньше сделать не могли,
а сейчас вот спохватились!
И вот наступает 3 число, выставка должна открываться, народ пришёл,
корреспонденты пришли, а тут, значит, - не получается… Ну, нас собрала
администрация и сказала, что, мол, вот такие дела. А мы предупредили,
сказали, что сейчас на улице стоит пресскорпус, и действительно – всё было
запружено, кругом стояли теле и радиокорреспонденты. А нас попросили
очистить помещение, выйти на улицу. Мы заявили, что выйдем с картинами,
но нас уговорили выйти так.
Вышли, говорим, что произошла вот такая вот вещь, небольшая
накладка, просим нас извинить, но если и 7 числа выставка не будет открыта,
и работы не будут возвращены в экспозицию (часть наших работ была уже
арестована), то мы устраиваем выставку под открытым небом – прямо возле
Горкома.
Всё это было отснято, я давал интервью, а в это время один из
организаторов нашей Двадцатки, Игорь Снегур, сидел в баре, пил коньяк с
руководством и не вышел. Мы ему, естественно, сказали: ты – предатель и
провокатор, а он говорит: - а я забыл! Но как можно было забыть, когда там
кипели такие страсти, и они из окошка, из подвала, видели, что там
33
творилось, а он забыл, так сказать, выйти! Ну, испугался, или ему что-то там
посулили, но это – его проблемы…
Я видел потом фильм, который был тогда отснят, все интервью…
И вот 7-го числа в мастерской у Провоторова, которую он снимал в то
время у одного художника, мы провели повторную прессконференцию и
рассказали все наши ситуации. Дело в том, что я впервые показывал
“Апокалипсис” в полном объёме, а они его уже ни в коем случае показывать
не хотели. Я даже объяснение писал специальное по поводу того, что это
открытая религиозная пропаганда, с меня это требовали различные
инстанции – вплоть до председателя президиума объединённого Комитета всех
профсоюзов работников культуры г. Москвы и Управления по делам
культуры – все требовали объяснения, на каком основании в партийных залах
– вещи религиозного содержания. Причём – 12 штук громадных холстов
“Апокалипсиса”, вы же понимаете, в то время выставить это было довольно
трудно, это же 78 год, а не 1990-й или что-либо подобное…
Времена были, конечно, сложные и тяжёлые, но это удалось, и когда мы
давали прессконференцию в мастерской, она была блокирована чёрными
волгами-пикапами с прослушивающими устройствами. Нам от этой
мастерской на Новокузнецкой ехать до Горкома где-то полчаса было, и когда
мы приехали к открытию выставки, меня и ещё ряд художников вызвали
сразу на место – в кабинет к Ащеулову.
Там сидели представители комитета госбезопасности, а на столе у них
лежали листы расшифровки всех наших интервью, в том числе и моего.
И самая страшная претензия ко мне – в том, что я поблагодарил “господ”
за то, что они пришли, за то, что они уже дали публикации на Запад – уже
около месяца о нас по “голосам” говорили, и имена называли – и по “Голосу
Америки”, и по разным другим. Два корреспондента принимали в этом
серьёзное участие в то время, они прославились потом сильно – Крейг Уитни
и второй - … второй… Пайпер… Уже много времени прошло, зыбывается.
Ну, если он захочет – вспомнится.
Но Крейг Уитни, я хорошо запомнил его, - их ведь потом ещё хотели
осудить чуть ли не за антисоветскую пропаганду, - они же были очень хорошо
подготовленные люди, и в своих интервью они выдали вещи, о которых даже
мы ничего не знали – о том, что тогда творилось в Министерстве культуры.
Их у нас потом судили, и присудили им по 1000 долларов штрафа здесь, но
когда они вернулись к себе в Штаты, то получили чуть не миллион за те
публикации, которые были.
И ко мне были огромные претензии именно за вот эту вот благодарность.
Комитетчики ко мне подступили: - Это что такое? Как?
Я говорю: – А кого же мне благодарить, - вас, что ли? За то, что вы сейчас
с нами делаете и что делали раньше? Это не пойдёт. Поэтому мы и
поблагодарили их – за то, что они сделали нам прекрасную рекламу. Вы
сейчас увидите, что будет здесь твориться, на выставке. Вы за свою ”работу”
деньги получите, а что получим мы, кроме колотушек от вас?
Напряжение было сильное, вражда между художниками и администрацией
была очень активной. Дело в том, что Ащеулов сказал: “Тогда мы через МИД
проведём пресс-конференцию и расскажем, какие вы подонки, негодяи и
сволочи”.
Я говорю: - Хорошо, тогда мы предварительно, уже завтра, проведём свою
прессконференцию и расскажем о том, что вы сделали и намерены сделать в
МИДе.
И мы так и поступили: собрали корреспондентов и оповестили их, что
если такая вот вещь будет, то давайте устроим две параллельные прессконференции: вы будете в МИДе выслушивать их, а мы будем стоять около
МИДа и рассказывать о том, что есть на самом деле, о том, что делают с нами
34
эти люди.
То есть котёл кипел чудовищный, и это продолжалось около недели. И вот
в один прекрасный вечер, когда вокруг всё вот так кипело, всё двигалось,
меня вызывают к Ащеулову, ну, там ещё собрался ряд людей из
администрации, и говорят: - Виталий Дмитрич (тогда ещё меня так звали),
гаси костёр!
Я говорю: - Я не могу погасить костёр, - каким образом? Дайте обещание,
что никаких пресс-конференций в МИДе вы устраивать не будете, что всё
будет хорошо, что вы будете относиться к художникам должным образом, что
не будет безобразий с вашей стороны никаких, – тогда всё само собой
снимется, всё войдёт в свою колею и дальше будет двигаться. Мы ведь
художники, мы же работаем для того, чтобы показывать свои вещи, тем более
– это впервые.
А в это время в зале, там где мои работы висят, звучит духовная музыка, и
можете представить себе, что происходит? Там стоят все, как говорится, на
ушах, - страшное дело. И вот, когда мы говорим с руководством об этом, был
телефонный звонок, секретарь сняла трубку и – чуть не падает в обморок:
- Ой-ой-ой, - Щёлоков за поворотом!
А вы помните, кем был Щёлоков министром внутренних дел СССР…
Через 2 минуты по коридорам бегут мальчики – короткие, квадратные,
хорошо тренированные: охрана. Щёлоков приехал посмотреть выставку, о
которой сейчас кричат “голоса” на весь мир. Когда он зашёл туда, то увидел,
какой бардак там творился: какие-то пьяные люди валялись в коридорах, там
вообще ужас что было, туда же вообще лезло всё что угодно…
А он думал, что ему – красную дорожку, цветы. А тут – накурено, Бог
знает что творится… Он даже до кабинета Ащеулова не дошёл – Ащеулов и
комитетчики высыпали ему навстречу, они повернулись – я так вот боком
встал, Щёлоков и его зам прошли мимо, а меня сзади под ручки взяли его
телохранители и повели в зал. И мы через весь коридор вот так вот
продефилировали.
В это время из зала уже выгнали всех людей практически. Так что
спустились мы вниз, и Щёлокову показывают те фамилии, которые по
газетам и по всем радиоголосам прошли.
Он зашёл в зал, маленького роста оба они – они все почему-то маленького
роста, эти партийные функционеры. Сам в коричневом костюме и, по-моему,
в очень тёмном серо-синем костюме - его зам. Они совершенно одинакового
роста, лица без особых примет; он постоял так, окинул взглядом
“Апокалипсис”, всё осмотрел – а эти держат меня сзади – и говорит: - Это ж
открытая религиозная пропаганда!
Вы представляете – министр внутренних дел сказал такую вещь! Что
делать? Ведь это значит, что ты получаешь свой срок просто так, без
разговоров, т.е. даже и судить не надо: он уже приговор вынес!
Ну, он пошёл, там, Провоторова глянул, что-то ещё – и тут же уехал, и нам
сказали, что выставка арестована. Ну, они там пошли ещё что-то выяснять, и
потом сказали, что оставили всё это до утра.
Я не хочу дальнейшие перипетии рассказывать, но самая запомнившаяся
вещь – я спускаюсь по лестнице главного входа Горкома, думаю, доеду я
сегодня до дома, или не доеду (а мы не знали, выйдем ли мы из здания или не
будем выходить, а потом, когда они уехали, решили что выйдем, но
договорились к 10 утра быть здесь, ведь решалась судьба выставки!) – и стоит
такси.
Причём там никогда почти не стояло машин, стояла иногда машина
Высоцкого, а тут – стоит такси с зелёным огоньком. Я спускаюсь вниз,
открывается дверца, сидит дама за рулём и говорит: - Виталий Дмитриевич,
поехали в Бибирево!
35
Я спокойно сел с ней рядышком, и не говоря ни слова всю дорогу, довезла она
меня прямо до моей двери в Бибирево. Я ей дал 5 рублей, сказал спасибо и
ушёл домой.
Вот так прошла эта эпопея с выставкой, много там было всего…
Что же произошло в дальнейшем? После этой выставки Двадцатки как-то
резко всё изменилось в группе. Раньше была какая-то солидарность, но в
дальнейшем этой солидарности не стало, т.е. меня, например, никто не
защищал, не поддерживал, м.б. потому, что я как-то выступил резко, сказал,
что на выставку нужно давать вещи выставочные, не халтурные, продавать с
выставки ничего нельзя (потому что ребята начали вести торг уже в зале),
вы, мол, можете это делать у себя дома, в мастерских, где угодно, как угодно,
но это должны быть действительно ударные, боевые вещи; что это надо
выдерживать.
К сожалению, после второй Двадцатки в этом плане всё кончилось.
Начались коммерческие вещи. Двадцатку начало лихорадить, стало всё
трещать по швам.
Меня ни разу не отстаивали, за исключением одного раза. Только лишь. А
так – я привозил 8 работ, оставляли 2, и никто никогда меня не защищал. Это
не значит, что я должен против них что-то иметь, но вот такие факты
происходили.
Единственно когда меня пытались защитить и, в общем, защитили – да
там и висело-то только три работы, и не очень значительных – это 1983год.
- Это “Голгофа” тогда была, нет?
- Да, и “Голгофа” тогда была, но небольшая. Это 83 год, когда я лежал в
больнице со вторым инфарктом – в 50-й больнице в Москве. Выставка в это
время шла, работы мои вешать не хотели, и тогда Корюн Нагапетян сказал:
- Если вы снимете сейчас хоть одну его работу, и он умрёт там, в больнице, мы предъявим вам обвинение в преднамеренном убийстве.
Ну, и они испугались возможного скандала и не стали этого делать.
А указание раньше было такое, что вот приезжают они на выставку, ещё не
видели, что там есть, идут по коридору и говорят: - Вот у Линицкого надо
снять три работы, если у него пять привезено…
В основном снимали у меня и кое-что у Провоторова и Гордеева снимали.
Вот так вот там было. Поэтому у меня отношение к Двадцатке из-за её
коммерческой направленности в дальнейшем резко изменилось.
- Что значит “коммерческой”? Это было эпигонство, или что?
- Нет, это была продажа просто, это была продажа картин напрямую на
выставке. Я был категорически против – иначе чем мы отличаемся от
бульвара и всего прочего? Потом даже художники начали обвинять нас в
этом: - Ну, Двадцатка – значит тут рынок, коммерция, а не искусство…
Понимаете, не было серьёзного поиска, а было желание, как бы сделать,
чтобы продать.
То есть очень быстро после второй Двадцатки всё
определилось. И, конечно, уже никаких желаний выставляться не было.
Мои работы обычно на выставках смотрелись скверно, потому что у меня
коммерческих задач не было – раз, а во-вторых, меня всегда показывали в
усечённом варианте: я привозил серию, а от неё оставались 1-2 работы, по
которым мало что можно было понять.
Я не утверждаю, что я хороший художник, но, действительно, мои работы
ведь смотрелось нелепо – на фоне задниц гордеевских… И ведь всегда,
словно нарочно, развешивали их напротив: кресты-Христы, а напротив тут
36
идёт мир такой разбойно-разгульный. И все зрители стоят и рассматривают
задницы, естественно.
В другую сторону они уже не поворачиваются…
- И самое главное – у вас, помнится, всегда снимали названия ваших картин,
оставалось только : Композиция 1, Композиция 2…
- Да, на протяжении 8 лет названий – никаких, только - композиции 1,2 и
т.д. И в каталогах то же. Так что было запрещено всё. Персональных
выставок не могло быть, потому что меня терпели только “в массе”: в числе
картин Двадцатки – 2-3 мои работы, и всё.
Более того, были даже вещи более жёсткие, более серьёзные. Даже вот
работа “Шестокрылатый Серафим” (см. Собрание живоп. раб., № 87) – её
пробила туфлей бывшая председательша, такая Галина Борисовна, фамилию
я уже забыл. Это было в 80-е годы, она с размаха ногой пробила эту работу –
туфелька острая такая была у неё. Или вот “Погост” – вы помните? – такой
фиолетовый…
- “Парастас”!
- Да, “Парастас”, точнее - "Погост" (см. Собрание живоп. раб., № 73 “Погост” (Прохоровка), с украинскими этими вот крестами – её тоже потёрлипобили основательно, как бы наждаком по ней прошлись, пришлось мне
восстанавливать это.
В общем, очень неприятные были ситуации, но как-то через это мы
прошли. Ветхий порядок, внешний порядок, но у меня просто другого выхода
не было: это единственная точка в Москве, где можно было показывать
религиозную тематику.
А единственный раз, когда я увидел свои работы на хорошем
пространстве, на должном расстоянии – это на выставке в Строительных
павильонах ВДНХ в 1987г.
Вот там был отдельный блок, где большие работы висели, и всю
“Литургию” можно было видеть в один ряд. И действительно, впечатление
было очень интересное, я впервые увидел её цветосветовую символику: она
была перламутровая вся – от сиреневого до всего остального; довольно
любопытно это всё смотрелось…
И сейчас – кроме наших подвалов, выйти никуда нельзя по одной простой
причине: потому что сейчас залы кооперативные, и всё очень дорого, поэтому
собрать людей и выставиться уже невозможно.
Это вот то, что касается Двадцатки. Время было тяжёлое, трудное. Более
того, сейчас выставка на Крымской набережной идёт – “60-70-е гг.”, и как ни
странно, ни Куркина, ни меня, ни многих других нет, причём висят
фотоматериалы, где все мы присутствуем, а работ – нет, хотя Леня Талочкин
прекрасно знает и меня, и всё остальное. Причём он спасал мои работы: когда
меня высылали из Москвы, он прятал их у себя, и они долго хранились у него,
но – изменились времена…
Со времён Оскара Рабина блокада – после выставки в ДК ВДНХ – с меня
не снята. Она по сей день остаётся! Мне об этом совсем недавно сказали
компетентные товарищи, что из-за рубежа идёт постоянное давление, чтобы
здесь “его не выпускать никуда”.
Ну, посмотрим, что будет дальше, меня это не волнует сейчас. На всё
Божья воля. Я даже где-то рад: я свободен от них, не общаюсь с художниками
фактически и то, что делаю, делаю свободно, ни от кого не зависимо. Никаких
соцзаказов, никаких давлений… То, что Господь даёт, - …
37
- о. Стефан, насколько помню, около 80-го года вас исключали один или два раза,
или…
- Меня исключили за экстремизм. Была выставка, куда я дал
несколько красивых работ, в частности, резную Плащаницу – “Положение во
гроб” (см. Собрание живоп. раб., № 38), и категорически было запрещено
показывать эту работу. Когда выставку открыли, я собрал подписи примерно
80 человек (а всего выставлялось больше 100), и 80 человек подписали
письмо, что они в знак протеста от выставки отказываются и снимают свои
работы. Вот выставку открыли, я письмо зачитал вслух всем и снял свои
работы. Единственный, – все остальные 80 участников моему примеру не
последовали.
А через день меня исключили. Потом я написал объяснение о том, что…
Я не каялся ни в чём, а написал, что был не согласен с экспозицией выставки
и что в дальнейшем обязуюсь не нарушать устав Объединённого Комитета
Графиков. И меня восстановили. Ну, наверное, потому, что – неординарная
фигура была тогда в Горкоме… Поэтому меня восстановили и, кроме одной
работы, вернули всё. И стенка так и оставалась пустой. В общем, только
резную “Плащаницу” не повесили, а все остальные работы вернули, и они до
конца довисели.
Вот такие эпизоды со мной, было очень забавно…
А исключали с
треском!
- Я помню, что в то время вы даже выставлялись под именем своей жены.
- Почему – под именем? Она как соавтор выставлялась.
- Да, но на этикетке она значилась одна, т.е. В.Линицкая – и больше ничего.
Вашего имени там не было!
- А это её работы – отдельно. Это её работы для приёма в Горком.
- Нет, она висела на стенке – отдельно…
- Ну, может быть, но у нас ещё была выставка – отдельная – тех, кого в
Горком принимали. Но её – не приняли, потому что товарищи из КГБ
сказали: - Нам и одного Линицкого достаточно, а двоих уже, как говорится, –
вот так вот!
Да, и было тоже один раз, что сняли мою работу, а её работу – оставили.
И она висела, хотя и не имела права выставляться, потому что она – не член
секции Горкома. До сих пор.
Так что много таких смешных и детских историй было…
- А вот как пропустили вашего Дудко?!
- А с о. Дмитрием было любопытно… Это было в 1980 году. Ну, вы
помните, как я писал эту картину, один эскиз к ней у вас есть ( см. Собрание
живоп. раб., № 130), а большая работа была написана как раз к марту 1980г. и
называлась “Рождество Богородицы” ( см. Собрание живоп. раб., № 129).
Там были изображены все: и о. Глеб Якунин, и о. Владимир Русак, но они
все ко кресту шли, а о. Дмитрий уже приложился и шёл к зрителю… Кстати,
портретное сходство было очень высокое. Не знаю, куда делись фотографии с
неё - у меня пропали все фотографии, т.е. нет ни фрагмента, где он там идёт,
ни самой её – нигде найти не могу. Наверное, придётся звонить Лёне
Талочкину, чтобы он напечатал.
38
Повесили мы эту работу. “Рождество Богородицы” висит, всё очень
хорошо, всё чудно, всё прекрасно, – а о. Дмитрий уже в лефортовском
изоляторе в это время находится…
Через неделю меня вызывают: - Срочно в Горком!
Я приезжаю, а в кабинете у Ащеулова сидят комитетчики:
- Что ты там сделал?
- Где? Что?
- Кто у тебя там изображён?
- Да это, говорю, – автопортрет…
- Какой ещё автопортрет? Это же Дудко! ( Вернее, они его не так называли :
- “Это же Дудка там!”).
Я говорю: - Это ваше дело, как считать, а я себя писал.
- Немедленно убрать!
- Я не собираюсь ничего убирать!
Ну, неделю работа провисела, и как-то пошёл я в зал, а ко мне опять
подходят эти ребята и говорят: - Знаешь что, ты смотри: выставка сегодня
вечером закроется, утром ты придёшь – а в картине окошечко будет, а его мы
унесём… То есть вырежем лицо, порежем работу. Я промолчал, ничего не
сказал. Утром прихожу – вроде, не вырезано окошечко.
Тогда ко мне уже Ащеулов приходит и говорит: - Слушай, ну не дразни
ты гусей – а я тогда не знал ещё, что за мной гласный надзор идёт – затонируй
лик, только и всего!
- Только и всего?
- Да.
- Ну хорошо. Сейчас я не могу, тут люди же ходят, я не могу же сейчас сесть
и… А завтра утром пораньше приеду и сделаю. Договорились?
- Договорились.
Всё хорошо. Пошли, коньячку выпили там немножечко в буфете с ним.
Он был доволен: всё хорошо.
Тут приезжает французское телевидение. Они снимают о. Дмитрия,
переводят его в луч, потому что там следующая работа была –
“Благовещение”: такая длинная, крест и… (см. Собрание жив. раб., № 132).
- “Яблочный Спас”, по-моему, рядом был.
- “Яблочный Спас”(см. Собрание живоп. раб., №№ 126, 127) ? Нет, это
было раньше. “Покров” (см. Собрание живоп. раб., № 69) и “Яблочный Спас”
были перед этим на второй Двадцатке. “Сретенье” (см. Собрание живоп. раб.,
№ 128) было. Были: “Сретенье”, “Рождество Богородицы” и “Благовещение”.
Значит, “Благовещение” – это крест, здесь, снизу, вот такая часовенка и
схимничек один идёт. Ну, вы помните.
Они, значит, берут лик о. Дмитрия Дудко, вводят его в луч и уводят в
крест туда. И что-то там рассказывают, объясняют.
На следующий день утром я приезжаю к половине десятого – а выставка
открывается в десять – и акварелькой тонирую лик о. Дмитрия. И тут опять
приезжает французское телевидение и снимает... человека без лица! У меня
где-то есть… Кто-то на полароид отснял замазанный лик.
Более того, приходят духовные чада о. Дмитрия, и что же они делают?
А каждый идёт и на пальчик – тьфу! И пальчиком этим мокрым,
наслюненным – к лику прикладывается. А акварелька-то, она смывается…
И через пару часов он опять таков, каков был. И вот мне практически
каждый день приходилось его, бедного, тонировать…
Вот такая история была с о. Дмитрием.
Ну, а потом он выступил по телевидению и покаялся… Так что же потом
со мной делали!
39
Лето, идёт Олимпиада, я заехал в Горком не помню по каким делам.
Пьяный Владимир Михайлович Ащеулов, председатель, вызывает меня и
говорит:
- Ну, Виталий Дмитрич, что же этот твой Дудка-то сделал?! Мы же за него
боролись тут, мы же за него кровь проливали, а он взял, негодяй, и предал
Христа… \…\
40
41
[ из кн.: митрополит Стефан (Линицкий). "Свет Литургии."
" Божественная Литургия ".
цикл живописных работ,
М., "Гогла", 2006, стр. 5-6 ].
\ …\ Прежде, чем сделать краткую аннотацию к серии картин
“Божественная литургия”, необходимо уяснить изобразительный язык или
ключ, при помощи которого раскрывается это главное богослужение.
Основой цветосветовой символики этих работ является спектральность,
идущая от понятия Фаворского, “белого света”: образы трансцендентального
плана подаются в спектральном ореоле, строятся на разложении спектра ,
переходах от фиолетового до фиолетового.
\ … \
При всей важности седмеричности цветового числа, когда цвет
Горний, невидимый, проявляется в физический мир и обретает видимость,
проблема визуализации и символического отображения его плохо ещё
разработана в богословии и иконографии. Так, цвета праздников, церковные
облачения не всегда соответствуют традиционный иконографии.
Цветовая символика совершенно необходима для выражения Горнего и
дольнего, для изображения семи даров Святаго Духа, Небесных Иерархий.
Небесные Иерархии являются украшением Троицы, Её “отражёнными
светами”. Иерархи-духи и несут в себе этот свет, и испускают его, и отражают,
и даруют; они украшены нескончаемой светлостью, красотой и, по св.
Дионисию Ареопагиту, имеют 3 тройственные ступени.
Так, первая ступень, Серафимы, Херувимы и Престолы – это сплошной
солнечный, огненный спектр, символизирующий полноту знаний Бога. В
спектре Престолов больше небесно-голубого.
Вторая ступень – Власти, Господства и Силы – проявлена в основном в
голубом.
И последняя ступень – Начала, Архангелы и Ангелы проявлены через
сиреневый, сиренево-голубой – цвет покаянный, великопостный,
аметистовый и фиолетовый – цвета Страха Божия. Этими цветами Иерархи
соединяются с Трисолнечным светом – светом
Св. Троицы, являясь
отражением этого света.
Литургия совершается в Царствии Божием, которое затем наступает в
доме Божием, в храме, и вечность упраздняет время. Дух Святый объединяет
небо и землю.
А в плане человеческом – дар Страха Божия и дар покаяния стяжают
Святаго Духа и получают печати Его. Двигаясь от покаяния к очищению, в
литургии верных, укреплённые силою Святаго Духа, приближаясь к
Преображённому порядку, сподобляясь причастия Святых Тайн и небесного
царствия, празднуем мы Пасху. Цвет фиолетовый, очищаясь, осветляясь,
переливается спектрально в Пасхальное светолитие любви Христовой. Это
озарение сидящих во тьме сени смертной Божественным Светом, Светом
любви Христовой.
Такова конспективно цветовая символика, которая является ключом к
восприятию цикла картин “Божественная литургия”.
Этот цикл – первая попытка изобразить храмовое действо средствами
станковой живописи, отобразить
цветовую символику Преображённого
Порядка Евхаристического Канона и получение печатей Благословенного
Неба, сорастворение во Господе принявших животворящие Христовы Тайны,
причастников Божьего Естества. \ …\
42
43
Беседа 2.
( Перемилово, 26.03.2007)
- Владыка, некоторые важные моменты становления вашей личности остались у
нас за кадром. Какие ещё событья в прошлой жизни вы считаете значимыми для
себя? Давайте попробуем на эту тему поговорить.
- Хорошо. Дело в том, что подлинная творческая жизнь, да, пожалуй, и
жизнь как человека вообще началась у меня с послушания монастырского.
- Это 1960 год?
- Это 1958 год.
- А вообще в монастыре вы сколько времени пробыли?
- Три года я в монастыре был – в основном, в Переделкино, это Троицкое
подворье Троице-Сергиевой лавры. У о. Поликарпа и о. Иосифа, который
потом в схиме был Иосия; он так, как Иосия, и скончался. Но это было
довольно давно.
Ну а самое главное – тяга была именно самому принять монашество, однако
когда дело уже почти подошло к реализации этого замысла, оказалось, что
наши советские законы сего не предусматривают. А именно: молодой
специалист, заканчивающий учебное заведение, обязан отработать 3 года по
распределению.
Ну, это и произошло со мной, хотя я всеми силами хотел всего этого
избежать.
Но духовники сказали: - Иди в мир пока что, а дальше будет видно. Говорили
много и приятных, и ласковых слов – что, мол, в миру ты пока принесёшь
больше пользы…
- Но духовником у вас кто был – о. Иосиф или…
- Иосия. Он давно уже умер.
Так что тогда меня никто бы в монастырь не принял, потому что я сперва
должен был отработать свой срок. Вот тут как раз и началась самая, как
говорится, мирская чехарда.
Я по распределению поехал в Тверь, начал преподавать в университете.
Преподавал живопись, рисунок и композицию, а ещё вёл факультативно
историю искусств. Ну а, как вы сами понимаете, история искусств – это в
основном религиозные сюжеты, но студентам… А студенты университета –
это народ особый, тем более – в отдалённых местах, а Тверь – это отдалённое,
глухое место было тогда, хотя обладала совершенно уникальной библиотекой.
Но она была практически закрытым фондом. Хотя ввиду того, что я был
преподавателем, и ко мне там хорошо относились, я имел доступ ко многому
тому, с чем нигде больше и никогда не смог бы ознакомиться и прочесть, и
впитать в себя.
Так вот, студентам нужно было рассказывать о религиозных сюжетах, тем
44
более, что я серьёзно очень готовился к этим лекциям – с показом
диапозитивов и просто репродукций – через эпидиаскоп.
Ну и, разумеется, на меня сразу посыпались доносы в “оные
организации”. Меня вызывали туда несколько раз на беседы. А один раз
вызвали, и желание местных властей было меня арестовать. Они связывались
по прямому проводу с Москвой, но им сказали: - Да пустяки всё это, пускай
погуляет ещё, вес наберёт…
Кроме того, у меня уже были очень плохие отношения с местным
Горкомом партии, хотя я никогда не имел отношения к этим организациям.
Это после первой персональной выставки в Твери и после того, как
Никита Сергеевич устроил дебош в Манеже. Ну и нужно было как-то местным
властям реагировать и отыграться на ком-то, и они выбрали меня. Тем более,
что в это время я только-только закончил “Сон смешного человека”(см.
Каталог работ, ч.4, №№ 18-25) – он на выставке был как раз там.
Там вообще был большой шум. Но приехали из Москвы три человека из
Союза Художников – серьёзных представителя, из администрации. Сказали :
- Не трогайте его. Это – хорошо заряженный аккумулятор, и в принципе мы
будем его продвигать дальше.
- Что они имели в виду?
- В Союз Художников! Но, тем не менее, меня не оставили в покое, а
начали публиковать статьи в газетах, причём – друзья писали… Статьи были
чудовищные совершенно.
- А что вам ставилось в вину? Вот “Сон смешного человека” – что можно было
здесь найти крамольного?
- Реакционность! Реакционер, формалист и всё, что угодно…
- Нет уж, извините, формалистом вы тогда не были!..
- А я и сейчас не формалист. Вы поймите простую вещь – что
Ф.М.Достоевский в провинции… Когда в столице за полгода до того с меня
чуть не сняли голову за Ф.М., за “Братьев Карамазовых”(см. Каталог работ,
ч.4, №№ 37-80), а я опять вернулся к нему, я продолжал эту линию,
понимаете? Ну, вот это и значит – реакционер.
Вот вызывают меня на заседание горкома партии…
- Не члена?
Не члена. Ну, я решил пойти, потому что – под конвоем ведь приведут,
прямо так и было сказано: если не пойдёшь, то… Ну, а мне и так хватало
весёлых забот, и я пошёл туда. Выслушал там всякую гадость, всякую
нелепость – то, что касается искусства и всего остального: что, мол, а где же
здесь советская действительность, а где же наш патриотизьм… Ну, сами
понимаете, люди говорили лозунгами; слава Богу, сейчас как-то почти
забытыми, хотя иногда и проскакивают: в плане – патриотизм, ещё что-то…
Но тогда это звучало очень грозно. Ну, и то, о чём говорил Никита
Сергеевич… А тогда ещё были снесены палаты 14 века министром обороны
Малиновским в Москве. (Слава Богу, покойный Серёжа Чехов, внучатый
племянник Чехова – очень толковый парень, он был в архитектурном
управлении и успел хоть обмеры сделать, а так – ничего же не осталось). Но,
конечно, обмеры и есть обмеры, да что толку, восстановить уже невозможно.
А это были купеческие палаты, совершенно великолепные. А Малиновский
45
решил их уничтожить… Ну, поднялась вся московская интеллигенция, и
сутками люди стояли. И техника подошла – военная, конечно.
- А где стояли эти палаты в Москве?
- На Герцена это было. Приехало крупное военное начальство, сказало:
мы ничего трогать не будем, по приказу Малиновского всё остаётся как есть.
Всё будет хорошо, расходитесь по домам.
Вы ведь люди мирные,
законопослушные, так что ступайте себе… Люди пошли домой – в 8 часов
вечера, а в 12 ночи палаты взорвали…
И вот на фоне этого тверской горком партии решил показать и своё
усердие в этом деле. Ну, взорвать меня они не могли, но пригрозили, что здесь
мне больше не жить и не работать.
А я говорю: простите, но по закону я обязан отработать у вас три года, и
вы не имеете права меня трогать. Ну, посыпались тут самые нелестные,
самые – как у них говорят? – обличительные фразы, на что я им сказал: - Ну
что же, Никита Сергеевич сказал то-то и то-то, мы всё это уже слышали,
знаем, но ведь вы поймите, что Никиты Сергеевичи приходят и уходят, а
искусство пребывает вечно.
Там людям стало плохо. Притихли. Вы представляете – такое им
услышать!
И ведь, был бы я даже комсомольцем, - с меня бы сняли штаны и
неизвестно, что бы со мной сделали, а я – никто! Но они уже очень скоро
нашли выход из положения. Они закрыли факультет! И я из-за этого должен
был уволиться оставить Тверь.
И уехал. Собрался, переехал в Москву и начал заниматься обустройством
своих дел.
Поначалу я решил – стану кочегаром или дворником, или ещё кем-либо,
сунулся в 2-3 места. На меня смотрят большими глазами и говорят: да ведь у
вас высшее образование! А я в это время уже находился на пансионате в
Академии Художеств – на 3 года.
Там тоже была большая неприятность со Шмариновым по поводу темы
моих работ, потому что Иогансон требовал, чтобы я продолжил “Белые ночи”
(см. Каталог работ, ч.4, №№7-17), а Шмаринов заявил: - Кроме меня – никто
Достоевского делать не имеет права! Пусть он берёт современную тему. И
лучше всего, если поэзию…
Ну, и сказал: - вот, Расула Гамзатова!
Сделал я ему Расула Гамзатова в эскизах (см. Каталог работ, ч.3, №№ 8790) – не понравилось: мало патриотизма!
Тогда мне посоветовал кто-то из академиков: - Знаешь что, мы видим, что
происходит, мы видим, что тебя давят, да и есть за что тебя удавить… Возьми
Георгия Владимова – “Большую руду”. (см. Каталог работ, ч.3, №№ 94-100).
А в это время меня берут на должность преподавателя в Строгановку.
Я начинаю принимать приёмные экзамены и узнаю, что факультет в Твери
открыли… Т.е. они избавились от меня – и вернули всё на свои места,
пригласили преподавателя-методиста - того, что раньше там работал, до меня,
который даже яблока нарисовать не мог! Но это было неважно: он знал
методику, как это делается…
Я же шёл по методически совершенно другому пути.
Я говорил в Строгановке: - Дорогие мои друзья-студенты, если вы будете
знать только методичку… (А это книжечка такая вот – как обучать детей
рисованию).
Я говорю: эта книжечка очень вредная, после неё дети вообще перестают
рисовать в школах, и вы, наверное, это знаете.
- Да, знаем…
46
- А для меня самое главное, чтобы вы научились хоть немножечко рисовать
самостоятельно и фантазировать в работах, только тогда вы сможете учить
чему-нибудь других – ваших маленьких учеников… (учебные эскизы для
студентов-строгановцев – Каталог работ, ч.3, №№ 117-120).
Всё это студенты прекрасно поняли, но начальство сказало: - Надо
методике учить!
Я говорю: не буду!..
Ну, я работал, писал, всё время что-то такое делал, но мысль о монастыре
меня не оставляла, хотя я уже знал, что монастыря мне не видать. Потому что
как-то раз вызван был в органы КГБ и мне объявили, что ни один
уполномоченный меня не пропустит – никуда!
Тем более, что я уже в это время был связан с диссидентами многими…
- Каким образом, где познакомились, пароли, явки? Как они на вас вышли? Или это
вы на них?
- И я, и они. Первый человек, с кем я познакомился, это Анатолий
Эммануилович Краснов-Левитин (мы потом с ним, правда, очень сильно
разошлись), затем – о. Дмитрий Дудко, а дальше – пошёл снежный ком…
Нет, вру: первым был Вадим Шавров. Это, по-моему, правнук Тургенева,
морской офицер, капитан 1-го ранга. Человек верующий, в Патриархии он
работал фотографом. Чудесный совершенно человек. А с КрасновымЛевитиным они писали книгу “История церковной смуты” – об
обновленчестве. И он очень часто приезжал в Переделкино. Ещё будучи
студентом, я был хорошо знаком с ним и через него познакомился с
Красновым, а дальше пошло всё как нарастающий ком: Григоренко,
Литвинов, ну я не буду перечислять всех, потому что… Ну, вот недавно
умерла дивная совершенно девочка, которая в 68-ом выходила на Красную
площадь по поводу Чехословакии. Наташа…
Ну, вспомнится. Потом
Людмила… Людмила…
-Богораз?
Нет, Лариса Богораз – это жена Марченко, а я имею в виду из Общества
защиты прав человека – Людмила Алексеева, она жива сейчас, ещё на
“Свободе” говорит. А вот Наташа… - вот фамилия вылетела из головы,
причём я же с ней дружил, она очень хороший человек, такой милый… [Речь
идёт о Н.Горбаневской].
Была ещё такая Софья Алексеевна Кузмицкая, - я не знаю, жива ли она
сейчас, где-то в районе Филей жила, я с ней был знаком ещё с 64 года, она ко
мне и на операцию приезжала в больницу, туда же приезжал и КрасновЛевитин, и о. Александр Мень, и многие ещё.
Как раз готовились подписи собирать с Орловым… Фамилия знаменитая
– Орлов. Был знаком с Ивановым, а вот с Кочумасовым я знаком не был.
Иванов был посажен, потом вышел, слава Богу, с ним обошлось, а вот
Кочумасов пропал, то ли погиб – потому что на Белом Лебеде был – там где
Марченко сидел. Оттуда уже не выходили… Так что людей была масса, и со
многими я состоял в очень хороших отношениях, через них и книги имел, и
встречались мы часто – очень интересная, насыщенная была жизнь.
Но всё это как бы – жизнь мира, ну а монашество меня не оставляло в
покое, говорил я с о. Алексием Казаковым, он мою историю очень хорошо
знал. После Иосии и о. Феодорита он был благочинным в Троице-Сергиевой.
И он мне сказал: тебя никуда не пустят.
Я говорю: - о. Алексий, а что же мне делать?
47
- Ну что же, давай я тебя постригу…
Что и было в конце концов сделано. Не в Лавре – он уже не был в Лавре,
его убрали оттуда. Это было под Пензой.
- Это было уже в 81 году?
- Да, где-то в то время. А из Строгановки меня убрали уже давным-давно,
я работал в промграфике – это единственная область, где меня не трогали.
Давали благодарственные грамоты, но в трудовой книжке не отмечали.
Почему? – по той же причине: человек верующий, нельзя.
Но, слава Богу, там начальство было – сплошные евреи, и они почему-то
как-то очень бережно ко мне относились. И когда со мной произошла
неприятность – с 71 по 73гг., когда я в Москве отсутствовал…
- А что это за неприятность такая? Вас высылали из Москвы? А почему?
- Религиозная пропаганда!
- Тогда расскажите, пожалуйста, этот эпизод.
- Я сейчас не хочу трогать это. Трогать не нужно, потому что много там с
этим накручено…
- Ничего страшного, расскажите, пожалуйста!
- Ну, что тут рассказывать, ГБ и раньше уже приходило за мной, ещё
когда я был студентом. Меня тогда проф. Маторин спас. Это профессор такой
был у нас, он меня очень любил и считал одним из лучших графиков в этом
плане.
Приехал он ко мне в общежитие и сказал: - Если у тебя что-то из книг есть,
даже Евангелие, немедленно спрячь: через полчаса у тебя будет обыск.
Я собрал всё – получился большой мешок, и отнёс на второй этаж, к
музыкантам. У меня там были знакомые, я говорю: - Ребята, вы это куданибудь в чуланчик суньте, ближе к коменданту, хотя бы на денёк…
- Да какие проблемы!
Только я спустился вниз – ко мне приходят…
- Какой это год был?
- Это был 60-й.
- Ах, ещё тогда?
- Да, уже тогда это было. Я тогда ещё собирал ребят, читал им Евангелие…
- Да это ведь целый кружок с религиозной пропагандой!
-
Ну, конечно… \...\
\ …\ Мы остановились на том, что вы организовали религиозный кружок в
общежитии – где-то году в 60-м, и как к вам пришли комитетчики…
- Да, и за это, конечно… Тем более, что меня не допускали до защиты и
всё остальное.. Всё было довольно трудно…
48
- В общем, к вам пришли с обыском…
- Посмотрели, ничего не нашли. Ну, побеседовали, поговорили. Сказали,
что у меня будут очень большие трудности с дипломом. Посмотрели работы,
сказали: странно, вот тут – что-то похожее на “Братьев Карамазовых”, а здесь
– что-то совершенно другое… Я им говорю: а я, по сути дела, готовлю два
диплома.
-Как? Вы умудряетесь два диплома делать?
- Да, вот – “Белые ночи” и “Братья Карамазовы”.
- Вот как…
Ну, “Белые ночи” мне потом просто не разрешили показывать.
Всё-таки я защитился, поехал преподавать в Тверь, потом преподавал в
Строгановке. Здесь тоже были проблемы, и тоже – религиозного характера:
меня увидели студенты во время крестного хода на Пасху. И тут же донесли.
Уже на следующий день меня из Строгановки убрали. Куда деваться – я
даже и не знал, и совершенно случайно наткнулся на Росглавигрушку.
Проработал я там несколько лет, потом её стали расформировывать, а один из
моих знакомых работал во ВНИИХИМПРОЕКТе, он и предложил мне прийти
туда.
Пришёл, а у них есть место только для лаборанта. Я согласился,
полгода проработал лаборантом, выполняя работу художника. Потом меня
делают сразу старшим художником, потом – помощником главного…
Очень хорошо было работать во ВНИИХИМПРОЕКТе, потому что не
нужно было ездить на работу каждый день, а раз в неделю приходить,
приносить свои эскизы, а так – делать свою работу дома, в свободное время
общаться с друзьями и всё остальное.
И вот наступает 1971 год. На меня доносят, что у меня книги и всё прочее,
в общем – было всё очень и очень серьёзно. Меня лишили московской
прописки.
- А после чего – после обыска? На каком основании лишили? Какой юридический
акт был?
- А тогда актов не было – просто вызывает начальник паспортного стола и
ставит штамп – “изменение прописки”.
Всё! Вы – не человек, вы не
существуете в этой стране уже. Дают 72 часа. А куда деваться?
Выручил меня мой студент из Строгановки. Он отвёз меня в г. Зубцов к
своей матери. А мать его опекала одного престарелого священника на покое,
о. Василия. И у него был собственный дом.
Приехали мы вечером, зашли к батюшке, я ему всё рассказал. Он
протягивает руку, а у него диван – как вон тот, только выше, кожаный такой,
а над ним – полка. Он протягивает руку к полке, вытаскивает такую
амбарную домовую книгу: иди прописывайся! И вот я на следующий день
пошёл прописываться.
А как?
Пришёл в отделение милиции, начальница паспортного стола говорит:
- У вас ничего не получится, потому что, чтобы вам прописаться, нужно
сначала встать на военный учёт, а чтобы встать на учёт, вам нужно
устроиться на работу. А кому вы тут нужны такие? Так что идите в
военкомат.
Пришёл я в военкомат с приятелем. В военкомате выходной день, всё
закрыто, никого нет, а у меня истекают мои 72 часа…
- Ну хорошо, а по истечении этого срока – что?
- Тюрьма!
49
- Ну да? А за что, собственно?
- А за нарушение паспортного режима! Статья такая была. Вот так…
Сели мы на ступенечки, сидим. А военкомат там – барак такой длинный. И
идёт пьяный офицер:
- Вы что тут делаете?
- Да вот, товарищ капитан, такие вот дела: у меня проблемы…
- А что за проблемы?
- Вот, мне нужно устроиться на работу, встать на военный учёт, тогда я
получу прописку. А у меня кончается время – 4 часа остаётся. На работу меня
никто не возьмёт здесь, это всё не так просто – устроиться, время на это
нужно, чтобы бегать, искать…
- Ну-ка, пошли…
А всё заперто! Он вынимает ключ, отпирает военкомат и идёт прямо в 4
часть – это был начальник 4 части! А там секретарша сидит его. Сидит,
работает – у неё там свои дела. Я не помню как её звали, он ей через окошечко:
- Ну-ка, дай-ка там печати!..
Ну а перед этим разговор с ним был следующий:
- Ты кто такой?
- Ну, я художник, окончил Академию…
- Слушай, а ты голую бабу нарисовать сумеешь?
- Я, говорю, - профессиональный художник, 11 лет только тем и занимался,
что рисовал их…
- Так нарисуешь?
- Ну не сегодня же, мне не до этого сейчас…
- Но нарисуешь?!
- Буду стараться.
В общем, берёт он печать: - Давай военный билет!
Я даю ему военный билет, и он ставит печать “взят на учёт”. Всё!
- А теперь, говорит, у тебя есть 20 минут времени, бегом в милицию!
А там сравнительно недалеко, вниз нужно к реке бежать. И вот мы с моим
приятелем как сумасшедшие несёмся по Зубцову, влетаем в милицию.
Начальница паспортного отдела стоит, вот так на меня смотрит, а рядом –
конвой!
- Ваш конвой?
- Конечно. А как же? Я подаю ей военный билет и паспорт. Она
открывает военный билет, изучает его и говорит: - Конвой, отбой!
И ставит печать временной прописки.
И вот так – три года…
- Временная – это что, раз в полгода её нужно было продлевать?
- Нет, временная – это просто не постоянная прописка, а так: чтобы на
работу устроиться, то, сё… Потом она начала шутить: - А, старик умирает,
наверное, вот его родственники и едут, хотя она листала мой паспорт, а там –
такого понаписано на 4 страницах, что ни о каких родственниках и речи быть
не может. Вот так вот в шутку она и свела всё это. И мы так три года и
бродили туда-сюда.
- И вы всё это время – два-три года – жили в Зубцове?
50
- Нет, гораздо меньше. Я просто приезжал туда время от времени. Дело в
том, что как раз вот появилась матушка, мы договорились, что будем жить
вместе – и начались хождения по мукам в связи с получением разрешения на
регистрацию брака. Я – иногородний, да притом ещё поражённый в правах…
Это всё через городской ЗАГС решалось. Городской ЗАГС всё-таки дал
разрешение в районный, ну и зарегистрировали нас.
На следующий день мы идём в отделение милиции, в паспортный стол,
чтобы получить прописку. Сидит там татарин – такой упитанный, хороший,
повертел наши бумажки, откинул их в сторону: - Ну что ж, поздравляю вас с
законным браком, можете брать свою жену и – по месту жительства, в Зубцов!
Я говорю: - А почему?
- А кто вас тут на работу возьмёт? Я вас не пропишу!
- А вы писали в своё время заявление об увольнении с работы?
- В том-то и дело, что когда меня высылали, то забыли сообщить туда о
том, что меня – нет! А я говорил тогда главному художнику, что у меня такие
вот проблемы.
А он – алкаш такой ещё, ногу пропил свою – на ВДНХ замёрз, и ногу
ампутировали, но парень очень хороший. Говорит: - Да поезжай ты, не
беспокойся, мы за тебя тут поработаем, денежки твои получим, а ты там живи
как живётся.
Так что у меня удостоверение было в кармане, что я работаю.
Я и говорю: - Как это – не возьмут на работу? Да я работаю в Москве!
- Как?!
- А я езжу из Зубцова в Москву на работу.
Вынимаю удостоверение и кладу ему на стол. Он его хватает и бежит к
начальнику отделения на второй этаж. И полтора часа мы с матушкой
сидели, а они по всем прямым телефонам…
Приходит – морда перекошенная, но ставит штамп, прописывает.
Я говорю: - Скажите, ну где же справедливость: вот члены Союза
Художников, они живут где хотят, сколько хотят, и никто у них ничего не
спрашивает…
А он так исподлобья смотрит: - До поры до времени!
Вот такие эпизоды происходили в нашей жизни. И, конечно, я уже знал,
что никакого монашества, никакой церкви официально мне не видать - со
всеми моими досье…
Но о. Алексий Казаков постриг меня, потом удалось рукоположиться
через Ташкентскую епархию, но тогда это всё шло уже в основном в русле
ИПЦ.
Ну, что такое ИПЦ, я уже знал, будучи послушником в монастыре, ещё в 58
году, когда приехали туда из Хельсинки Валаамские старцы. Их обманным
путём затащили сюда, сказали, что всё будет хорошо, а на самом деле их очень
быстро по-тихому угробили.
Они сначала жили в Троице-Сергиевой лавре. Но я рассказывал, наверное,
в своё время, как, например, насельник сидит в келье, на двери – замок, а
около двери стоит такой амбал-послушник. Старичок стучится: - Дорогой
мой, мне бы в туалет. Тот отпирает замок, берёт его под ручку, ведёт в
туалет, тот делает свои дела, потом его так же ведут обратно и запирают на
замок.
Но очень скоро их убрали в Псково-Печерскую лавру, и там они очень
быстро исчезли, погибли… Ну, угробили их просто – такая, как говорится,
история…
51
Вот, я и говорю, что несмотря на все мирские передряги, меня тянуло и
тянуло в затвор. Тем более, что в своё время я дал себе слово… Ну, я вам
говорил, что у меня, если не считать промграфики, почти ни одной работы нет
не на религиозную тему, кроме книжки “Мальчик из Бетты”( см. Каталог
работ, ч.3, №№ 101-108).
- А тому капитану-то голую бабу нарисовали?
- Нет, я не видел его с тех пор.
- Обманули человека…
- Нет, не обманул. Во-первых, он был слишком пьян, а потом – я не хотел
появляться там, потому что это – опять гебешники… Я вообще старался
никуда не высовываться, только где-то там на околицах ходил иногда, писал
этюды. Но чтоб меня никто не видел – чаще всего на кладбище. И когда
уезжал – тоже скрывался, чтобы меня как можно меньше видели.
- Ну хорошо, а вот когда вас в 71 году из Москвы выслали, работы ваши где
оставались всё это время?
- У кого-то они были…
- То есть вы их забрали и у кого-то… Может быть, у Талочкина?
- Да, скорее всего, у Лёни они были. Потому что у меня, в общем-то,
близких и надёжных людей, кроме Лёни, и не было. И оставить работы было
негде. Потом часть работ переехала к матушке, в её коммуналку.
Ну а потом мы начали уже выбираться из всех этих сложностей, и
действительно вот – пути Господни неисповедимы – но хорошо ли, плохо ли,
но уже приличное количество работ сделано, они не похожи на работы других
художников, хотя тематика у них одна идёт… Это – с одной стороны.
С другой – я ведь никогда не оставлял мысли о том, что я всё-таки буду у
престола, буду в Церкви. Церковь я нашёл, выдержал все испытания,
которые были, расколы и всё остальное, и сейчас вот “добегался” до
митрополита… \ …\
А сколько пришлось претерпеть за это за всё…
Ну и с матушкой то же, потому что из-за меня у неё тут были неприятности,
вплоть до того, что её убрали из храма. И старушки, которые ещё живы, они
так горюют о ней… Говорят – так хорошо было, так чудно, не то, что сейчас.
Но так вот сложилась жизнь. \ … \.
52
53
Беседа 3.
( Перемилово, 09. 04. 2007г.)
- Владыка, давайте поговорим о двух ваших циклах “Времена года”. Вспомните,
пожалуйста, как возник у вас замысел такого рода, почему вы предпочли
раскрыть эту тему в виде цикла работ, ведь никогда прежде циклов вы не
писали, почему замысел стал реализовываться именно в 1965г., что этому
способствовало?
- Дело в том, что первоначально у меня возникло желание просто
изобразить основные церковные праздники в станковой живописи. В
основном – Двунадесятые, а ведь кроме них там ещё и Богородичные, и
праздники наиболее почитаемых святых, и икон и пр.
И вот как-то само собой пришло решение разбить этот огромный материал на
четыре части и расположить в календарном порядке.
Начал я с осени, потому что и церковный календарь с неё начинается, и
потому ещё, что уж очень красивая была в тот год осень…
- Это было именно в 1965г.?
- Да, цикл был начат в 65-ом. Хотя сначала, за некоторое время до этого,
я попробовал сделать нечто подобное – написал “Лето в городе”( Собрание
живоп. раб., № 9), большую картину, которая погибла потом, сгорела. Но
здесь в основе было не духовное начало, а делалось всё через человеческую
фигуру. У писателя Иванова в “Руси изначальной” были запомнившиеся мне
образы – лето жаркое, лето сладкое и т.д., а я очень любил эту вещь, тем более,
что был с ним очень хорошо знаком, с Валентином Ивановым, он всё время
тогда болел, потому что сидел долго.
И вот когда я рассказал ему о ещё только зарождающейся идее
“Времён года”, он говорит: - Нет, нужно смотреть на это иначе, - “зековским
глазом”: выбитые окна в бараках и прочие такие тяжёлые, страшные вещи. А
я даже Соловки (Собрание живоп. раб., № 206) не стал писать так. И уже
потом написал “Родные просторы”(Собрание живоп. раб., №№ 46-54), это
было ближе к тому, чего хотел Иванов. Он, кстати, незадолго до смерти успел
увидеть эти работы.
Но я пошёл по другому пути и сделал “Времена года” в том ключе,
который казался мне более правильным, а что послужило толчком…
Пожалуй, операция, которую провели на моей злополучной голове…
- Операция операцией, но цикл-то вы начали писать ещё до неё?
- Нет, этот цикл был после. И основным толчком к нему послужил тот
странный образ в период пробуждения после наркоза, когда я говорил о
Ярило.
А ещё в это время ко мне от друзей попадает книга – сейчас она у меня есть
собственная, а тогда единственный доступный экземпляр был в читальном
зале МГУ – это Забылин, “Русский народ, его обычаи, обряды, суеверия и
поэзия”, и там как раз было и про Ярило, и о Матери Сырой Земле, и обо всём
прочем.
И у меня возникла идея – связать их, – Ярило и Мать Сыру Землю – в
54
единый круг.
Первый вариант “Осени, или бабьего лета” начинался с язычества –
здесь в качестве основы всей композиции была выведена лежащая женская
фигура, олицетворение Матери Сырой Земли. Голова – справа, и слегка
изогнувшаяся фигура тянулась через весь холст. Но когда я начал
прописывать детали, то всё это изменил, убрал, пошёл по пути изображения
праздников : Успение, Крестовоздвижение, Рождество Богородицы, Покров…
И это увязалось в такую вот систему, тем более, что на Крестовоздвижение
именно такой был колорит в природе, удивительно было хорошо.
А
неподалёку от того места, где я жил, росли роскошные рябины, я сломал пару
веток и “вставил” их вот сюда, в угол, и они замечательно там смотрелись.
А в пейзаж я ввёл иконографические изображения праздников, вывел их и
на лампадах, и в других местах. Вот, например, Покров и Нерукотворный
Образ Господа нашего Иисуса Христа. Кстати, и в дальнейшем я всегда, когда
писал Покров, старался ввести туда Нерукотворный Образ. А вот тут я
специально изобразил фигуру патриарха Алексия I, чтобы дать картине
временную привязку.
А писалась она очень долго и трудно, потому что очень уж необычным
оказался этот цикл для меня, не писал я раньше таких больших станковых
многоплановых работ, тем более в цвете.
Следующей работой была “Зима”. Здесь также присутствуют и языческие
моменты, но превалируют уже православные. А язычество ушло, тем более,
что я переписал её в дальнейшем, когда она вернулась из Бельгии. А раньше
было – вот, вверху – семь идолов, это ведь капище! Связь с язычеством. И вся
эта система свечей и прочего – всё это имело отношение к нему; а в позднем
варианте идолов уже нет, только семисвечник, и очень ярко – иконы
Рождества, Богоявления. А здесь Родительская суббота (монахиня с кутьёй),
преподобный Серафим Саровский и очень любимая нами с матушкой икона
Знамения Матери Божией.
И единственное, что от язычества здесь осталось тут – это ёлочки и
ряженые с колядой . И на этом заканчивается уже связь с язычеством.
И вот – “Весна Пасхальная”.
Гудящие, благовестящие колокола,
Пасхальное Яйцо в сиянии, в центре которого – Спаситель. Вербное
воскресенье, далее идут иконы праздников на лампадах и просто иконы:
Распятие, Положение во Гроб, Плащаница, а дальше уже идёт служба
пасхальная. И Яйцо как символ новой жизни, Воскресения Христова.
А язычества уже нет – с приходом Господа нашего Иисуса Христа всё ветхое
отходит.
- Владыка, а не припомните ли различий между первым и последующими
вариантами этой картины?
- А тут их почти нет. Ну, с фоном поработал, лучи пробил, а так – просто
обновил, усилил цвет, где-то кракелюр убрал. На колоколах поярче прописал
тропарь пасхальный – “Христос воскресе из мертвых…”.
Ну и последняя работа этого цикла, “Лето православное”. Здесь – все
летние праздники: во-первых, на лампадах - изображения праздничных икон,
радуга – тут их несколько…
- А что она символизирует?
55
- Открытое Небо, нисхождение Благодати, прощение грехов. На переднем
плане – Спаситель с цветами, свечи, цветами увитые – это Троицкая служба.
Вверху в центре – икона Отечество. Я специально ввёл её сюда, чтобы
подчеркнуть, что всё это имеет отношение непосредственно к нам. Ниже –
икона Всех Святых, на Земле Российской Просиявших, есть у нас такой очень
чтимый праздник. А перед иконой – горящая лампада.
В правом углу картины – Алтарь и крещенская купель, в левом –
Преображение Господне, Никола летний и очень красивый фигурный резной
крест. За основу я взял тут пермскую деревянную скульптуру. В Перми ведь
процветала в своё время резьба по дереву – и иконостасы там делали, и всё на
свете… И по всему полю картины размещены изображения и атрибуты
Праздников: тут и Никола с городом – видите, у него в руке церковь, и
Запрестольный Образ Крестовоздвижения, купельная чаша, Нил Сорский,
Георгий Победоносец над иконой Всех Святых. А на лампадах вверху –
Нерукотворный Образ, Троица, там много всего написано, но все они
объединены
и
смотрятся таким
очень
мощным
спектральным
поддерживающим фоном.
Но надо сказать, что если в “Осени” бог Ярило прощается с Матерью
Сырой Землёй – она засыпает, ожидая будущей встречи, то “Зима” – это
стояние в оледенении. После чего, в Весне, идёт расцветание. Это ещё не
цветение – обильное, полное, как в Лете, а именно расцветание – толькотолько, намёком…
А здесь идёт уже полное цветение всего. Есть и последний летний праздник –
Преображение Господне, с освящением плодов земных, Спас. Здесь даже три
Спаса, с освящением овощей, яблок с виноградом, а есть и освящение где –
мёда, а где и мака – Маковей. Это особенно на Украине распространено, у них
даже есть специальные чаши для мака – макитры. Но я не стал всего этого
писать.
Картина долго писалась, более 3 лет. Она такая “рукодельная”
получилась. Потом переписывалась…
- Как у вас шло создание картин этого цикла – последовательно, или вы
параллельно над ними работали? И в каком порядке?
- Параллельно невозможно было, ведь каждая чуть ли не по три года
писалась, а я же ещё работал. Но параллельно могли идти какие-то этюды,
другие серии и прочие вещи. Так что в таком порядке они и были написаны –
сначала “Осень”, затем “Зима” ну и так далее.
- Хорошо, а откуда у вас в “Лете Православном” такое обилие цветущих крестов,
или это что-то иное?
- Да, это цветущие кресты, их тут, действительно, довольно много – и на
куполах, и везде. И они действительно расцветают! Ведь когда Матерь Божия
вошла в Святая Святых – там жезл расцвёл, ну так как же не расцвести
кресту, когда Сам Господь здесь? Тут всё ликует, всё цветёт, благоухает, всё
преображается!
- Владыка, вот вы говорили, что “Времена года” в известном смысле выросли из
“Лета в городе”. Это работа 1964г. А ведь где-то за год до того была ещё
написана картина “Весна в городе”!
- Да, была такая работа. Тоже погибла! Очень красивая картина была…*
56
- Но её тоже можно считать предшественницей цикла?
- Пожалуй, да.
- А не возникала ли у вас тогда мысль сделать ещё и “Зиму в городе”, и…
- Дело в том, что эта серия была оборвана операцией. А во время операции
возникла уже другая тема, в совершенно ином русле. А после этого и Забылин
ко мне попал, и я уже абсолютно твёрдо, даже как бы в шорах, шёл уже по
этому пути.
- А вот “Весна” и “Лето в городе”, они были спектральны?
- Я бы сказал, что “Весна в городе” была не совсем спектральна, а вот
“Лето” – активно спектральная вещь. Но, к сожалению, ни того, ни другого
увидеть мы уже не сможем… *
Слава Богу, пока хоть это всё живо.
* [Эти картины, как и несколько больших живописных полотен раннего
периода, а также несколько десятков великолепных графических работ,
иллюстраций к “Братьям Карамазовым” (см. Каталог работ, ч.4, №№3780) и “Униженным и оскорблённым” (см. Каталог работ, ч.4, №№33-36) и
др. были варварски уничтожены актрисой Л.Максаковой в начале 70-х].
Вот так, долго ли, коротко ли, но цикл этот был написан. Картины
выставлялись потом на квартирных выставках, на Малой Грузинской – ещё
перед “Апокалипсисом”, который был к тому времени уже почти закончен.
- Вы чередовали один и другой циклы в процессе написания?
- Я хотел сначала закончить “Времена года”, а потом уже браться за
“Апокалипсис”, но, что называется, не утерпел, тема распирала меня, и
“Апокалипсис” шёл почти параллельно. Да и поиск и изучение специальной
литературы отнимали огромное количество времени – я имею в виду то, что
касается “Апокалипсиса”.
А ни о каких выставках я в те годы и думать не мог, да и не думал об этом
особенно, а просто писал всё это как видел, как понимал, как чувствовал. И
показать эти работы я толком так и не успел: после пары групповых
выставок пришлось отправить их “в изгнание” за рубеж, чтобы уберечь от
конфискации – уж очень тревожным было положение, очень нехорошим…
Надо сказать, что основа и тема всех картин цикла “Времена года” (1) –
это земля. Здесь отсутствует Небо. Есть праздники, иконы, всё прочее, но Неба
здесь нет как такового…
Видно, я тогда ещё сам не дорос до иного понимания. Приезжал, помню, ко
мне тогда о. Глеб Якунин, посмотрел картины и примерно такую высказал
фразу: здесь православие очень крепко, на четырёх ногах, стоит на земле. И
действительно, православие так примерно и понималось мной тогда.
Прошло время. “Времена года” (1) уехали во Францию. Я очень долго их
не видел. Потом, когда они вернулись, я переписал их, многое изменив. Но
ещё лет за десять до этого, поскольку и сам я изменился, и понимание многих
важнейших вещей претерпело метаморфозы, пришла мне мысль написать
совершенно новую серию, тоже под названием “Времена года”.
57
Но подход к теме был уже совершенно иным. Если старая “Осень, или
бабье лето” – картина горизонтальная и в основном это – земля, то “Осенние
праздники” нового варианта – это в основном Небо. Небо, нисходящее на
землю в виде Печатей Божественных Энергий. Проявлены иконы праздников
- Владимирская, Казанская, Рождество Богородицы, Введение во Храм,
Успение, София Премудрость Божия. А завершается “Осень” Покровом с
Нерукотворным Образом Господа нашего Иисуса Христа.
И сам пейзаж, он сильно отличается от того, что было в прежнем варианте
– довольно чёткий, ясный, в совершенно иной цветовой гамме. И само Небо
опускается в нашу земную юдоль! И те замершие странники, которые
являются свидетелями этого чуда.
И пейзаж осенний – спокойный,
умиротворённый…
- А вот это – не радуга?
- Нет, это радугой не назовёшь. Это скорее аура Благодати Св. Духа.
Потому что если вот это – аура храма, то, что вверху – Благодать,
снисходящая туда, когда спускаются на землю все Небеса с Матерью Божией.
Крестом. Мы уже говорили недавно, что Вселенная проявляется Крестом. Вот
она и проявилась здесь…
А это у нас “Зима”. Здесь тот же принцип, что и во всех работах этого
цикла – Небо спускается на землю. И если в первом варианте было стояние в
оледенении, то здесь – стояние в Духе Святом. Вот – Архангел, вот преп.
Серафим Саровский, Казанская, Сретенье, Рождество Христово и
Богоявление. А внизу – зимний пейзаж. Неяркий, благостный, молитвенный,
как на Валааме.
Понимаете, принцип совершенно разный что в той серии, что в этой. Мне
ближе вот эта. Те работы – выставочного плана, они более зрелищны, но в
духовном отношении значительно проигрывают. Более, что ли, церковное
понимание, - конечно, во втором цикле.
Но к великому моему сожалению, наша церковь не воспринимает такой
трактовки по той причине, что всё здесь решается через белый цвет, а не в
рамках обычных иконописных традиций. И не воспринимает она “Времена
года” целиком как комплекс божественных икон, в которых явлены
Божественные Энергии Господни, которые нисходят и окормляют землю.
“Весна”. Ну, с чего начинается весна у нас? В природе – на Вербное,
иконографически и энергетически это – Благовещение, это последнее чудо
Спасителя на земле – воскрешение Лазаря, Вход Господень в Иерусалим,
шествие Его на вольные страдания, Тайная Вечеря, Распятие, Снятие со
Креста, Положение во Гроб, Сошествие во Ад. Ну и венец всего – Воскресение
Христово.
- Владыка, в предыдущих работах четко прослеживаются два плана: земля и
Небо. А вот в двух заключительных композиция выстроена не так…
- Да здесь то же самое!
- Но ведь здесь нет ни земли, ни Неба!
- А вербы – это разве не земля?
- Нет, это, скорее, символ. А земля у вас здесь не просматривается, да и Неба
тоже не видно…
58
- Так вот же оно, это всё – Небо! Всё Небо идёт сюда! И Воскресением
Христовым оживотворяется всё, т.е. Небо село на землю, Небо прочно стоит на
земле!
- Небо, сошедшее на землю и преобразующее всё…
- Совершенно верно. Это Преображённый Порядок!
Ну и наконец – “Лето”. Здесь опять иконография: Сергий Радонежский,
Троица, Илия, Пётр и Павел, Никола летний, Владимирская летняя,
Сошествие Св. Духа, Вознесение и Преображение.
А вот и земля, уже преображённая. Здесь крестильная купель, Сам
Господь с Чашей, двое Предстоящих – Деисусный чин. И Троицкое начало –
всё в цветах…
Здесь, кстати, появляется зелёный цвет, чего раньше в работах я старался
избегать.
- А что он означает?
- Лето! И облачение зелёное на Троицу. Вот поэтому я и ввёл его сюда.
Очень долго не решался, но потом всё-таки сделал это. Я не люблю зелёный
цвет просто…
Вот таков конец “Времён года” – Преображённый Порядок по всей земле,
радость о Господе, Сам Христос посреди нас…
Вот так я выполнил свой замысел, возникший, когда не было ещё
надежды на возвращение этих циклов из Бельгии в Россию. Да и, приехав
туда, посмотрел я на них, а ведь минуло больше 10 лет и сам я изменился
очень сильно… Вот и захотелось мне пересмотреть всё своё творчество, всё
что было до того. Тем более, что был я уже в священном сане, и точка зрения
очень на многое стала совершенно иной.
Но, к сожалению, этот цикл, так же как и вторая версия
“Апокалипсиса“, почти нигде так и не выставлялся, разве что как-то раз в
галерее “Вместе” на Трёхпрудном. Люди их не увидели.
Картины были написаны и сразу перевезены к Елене с Алёшей. Это ведь
здесь было написано, в Перемилово. А всё, что я здесь написал, вообще мало
кто видел... Кроме “Литургии” – она последний раз висела в Доме Русской
Духовности.
- Вот ведь как интересно получается: вы начинали свои цикловые работы со
“Времён года” и “Апокалипсиса”, и ими же закончили. Такой вот своеобразный
круг получился.
- Но в этот период были написаны и все “Двунадесятые праздники” (см.
Собрание живоп. раб., №№ 124-136), и “Богородичные” (см. Собрание живоп.
раб., №№ 69,
)… От них тоже ничего не осталось, все они уехали.
Некоторые фотографии только сохранились.
- Ну, мы о них ещё поговорим как-нибудь. Но интересно всё-таки, почему у вас всё
начинается и заканчивается “Временами года”, этим вечным круговоротом
Природы? А сами “Времена года”, не есть ли это аллегория жизни человеческой,
59
символ Миропорядка, что ли…
- Совершенно верно, Миропорядка, потому что сам человек не может
вместить в себя Миропорядок…
- Отображением того, как Миропорядок проявляется в дольнем, нисходя к нам.
- Да! И вот, действительно, – то, что Небо сходит на нас – это уже понятие
духовное. Если Времена года (1) – это, в сущности, человеческое понимание
красоты земли, созданной Господом, то Времена года (2) – это Господь Сам к
нам приходит со всеми Своими Дарами, со всеми Своими святыми…
Вы же видите: всё цветёт, всё благоухает. Его Энергии – они ведь
животворящи, они не только процветают, но и вводят нас в Преображённый
Порядок. Даже эти вот цветы – они ведь несут в себе его! Спектр есть и там, в
прошлом цикле, но совершенно иного качества. Давайте два “Лета” возьмём
и посмотрим, сравним: например, вот эти цветочки и те…
- Да, те – неотмирные совершенно…
- Абсолютно! Совсем другое – это уже Преображённый Порядок пошёл.
Давайте посмотрим на иконы: видите, тут тёмные какие? А те, что здесь?
Ну вот же, Свет идёт! И опять же: Вселенная проявлена Крестом. Пусть эти
работы несколько механистичны, но тем не менее, это оправдано: вот вам,
пожалуйста, - Свет пронизывает всё!
Вот почему они не хотят принимать такие вещи: они же воспринимают
всё - тельно! И по-другому – не могут…
Это сказал один церковный иерарх, когда увидел моё "Распятие" в нашем
Перемиловском храме ( см. Каталог работ, ч.1, № 105).
Он сказал: - Господь на кресте был - тельно, а здесь он у вас как на небе.
Переделать!
Вот так. А ведь это просто неграмотно! Он ведь в преображённом теле,
“в Духе” был там! Дело-то в том, что Он и в жизни был такой, его просто
видели другим! Только три ученика один раз увидели и сказали: - Господи,
как нам здесь с Тобой хорошо! А Он всегда был таким, но у людей закрыты
были глаза, а если бы они увидели Его таким, устрашились бы, это был бы
страх перед Силой Его. Поэтому Он и явлен был для них в человеческом
Своём естестве. Но на Кресте – когда Он взошёл на Крест – Он был уже
совершенно другим. \ …\
Понимаете, мы немножко хотим и исторически всё это увязать, но опять
же: какими глазами мы смотрим? Вспомните: Христос воскрес, на 9-й день
Он приходит к ученикам , и в это время появляется Фома, который говорит,
что не поверит, пока не вложит свои персты в Его гвоздильные раны. А
появляется Христос – сквозь стену! Это говорит о чём-нибудь? Ему дают
поесть – рыбу и пчелиные соты – и всё это видно в Нём. И тогда Фома
подошёл, вложил персты свои в отверстые раны и сказал: - Господь мой и Бог
мой… Это было как бы очищение человеческого в Фоме.
Но ведь Его же не узнали и на третий день, в путешествии в Эммаус – в
другом теле был! Просто мы – слепы, мы не видим…
И очень трудно пребывать в Духе и в Преображённом Порядке. Очень
сложно. Для этого нужна совершенно особая ситуация, определённая точка
зрения духовного, тогда всё встанет на место.
Это не значит, что мы будем просто смотреть, и всё вокруг преобразится,
как если к глазам приставить призму, и всё начнёт разлагаться на составные
части спектра. Так тоже можно, но одно дело – увидеть и забыть, и совсем
60
другое – идти этим путём. И в самом деле, что важнее – быть на земле слепым,
ничего не видя, хотя и любоваться её красотами и прочим, или хотя бы раз
увидеть открытое Небо, когда ангелы спускаются к тебе, но за это… Что
важнее? И как этого достичь? Но это уже вопрос другой, это вопрос аскетики
и прочих духовных практик…
Вот и я приехал из Бельгии именно с таким твёрдым намерением. И ведь
у меня к тому времени уже была сделана такая программная работа – “Преп.
Серафим Саровский” (см. Собрание живоп. раб., №153).
Это ведь
Преображённый Порядок полностью. Так что мне было легче всё это делать.
Я знал уже, что и как буду писать.
Другое дело – каким путём идти сейчас.
Ну, вот эта, например, старая работа – разве это не Преображённый
Порядок? Хотя когда я её делал, то не понимал ещё этого.
Я даже помню, тогда на Углической мы снимали маленький домик, и я
некоторое время ничего не писал, а как одержимый брал дощечки и
спектрально их расколеровывал. И не знал ещё, для чего, во что всё это
выльется потом.
А в это время “Апокалипсис” был уже практически завершён, и вдруг
появляются ещё пять больших полностью спектральных холстов! И когда я
это сделал и посмотрел, то ахнул, насколько переменилась вся серия. А когда
это выставили на Малой Грузинской… Я не хочу хвастать, но одну фразу
приведу, не ту, что Щёлоков сказал: -“Это же открытая религиозная
пропаганда”, а ту что хором крикнули зарубежные корреспонденты,
пресскорпус. Они вошли в зал, и я услышал: - Браво!
Так постепенно всё у меня и двигалось, и пришёл я вот к этому. Что будет
дальше, пока не знаю, но стараюсь всё время пробовать: вот такая вещь, вот
иная. Надеюсь, что это всё-таки какое-то движение вперёд.
- Владыка, в чём всё-таки состоит новизна вашей манеры? А тот новый тип
пейзажа, что вы разработали, о чём и Маркус в своё время писал, и Роман, - как
вы к нему пришли? Как это всё в вас выкристаллизовывалось в начале 60-х?
- Сначала я писал нормальные, добротные работы. Крепкие, обычные
пейзажи. Особенно когда преподавал в Твери и ездил со студентами по тем
местам. Они копали картошку, а я писал этюды. Это были неплохие,
грамотные работы, я тогда ещё “Сон смешного человека”(см. Каталог работ,
ч.4, №№ 18-25) доканчивал. Я ведь Достоевского не оставлял в покое – потом
пришли “Бедные люди” ( см. Каталог работ, ч.4, №№ 26-30), они очень трудны
были в техническом отношении. Потом я вернулся из Твери обратно в Москву
и стал преподавать в Строгановке, а в свободное время, особенно в период
экзаменов, я брал одеяло и шёл на канал – загорать. Лежал, смотрел на небо,
на солнышко…
И тут я начал видеть какие-то радужные оболочки вокруг окружающих меня
предметов, причём они не исчезали потом, т.е. я закрывал глаза и продолжал
видеть мир в радужном сиянии! Это было очень необычно, красиво очень, и я
подумал: а вот не это ли тот новый путь в живописи, по которому нужно
идти?
И я начал пробовать. Сначала это были беспредметные вещи. Первая
большая спектральная работа - “Пейзаж с протуберанцами” (см. Собрание
живоп. раб., № 19). Была даже целая серия подобных вещей ( “Возникновение,
развитие и растекание Спектра”), и я уже не сходил с этого пути. Не потому,
что это выделяло меня из общей массы живописцев, из общего строя
“грязной” станковой живописи. А если брать иконопись, так ведь она вообще
вся землёй написана…
Это много позже я пришёл к понятию Белого цвета, уже Христа стал
61
писать белым, а тогда всё это были первые, робкие ещё попытки. Постепенно
ко мне пришло серьёзное понимание Спектра, и постижение это продолжается
и по сей день. И как это будет двигаться дальше, пока я буду жив, не знаю.
Знаю только одно – что мне знакомо и близко понятие Преображённого
Порядка в цвете.
- Да, безусловно. Но особенности вашего творчества, вероятно, обусловлены
особенностями вашего восприятия. Нельзя ли узнать, что такого вы видели
когда-то, а может быть, и продолжаете видеть по сей день, недоступное другим
людям, но находящее отражение в ваших работах?
- Понимаете, выразить это очень сложно. Да и нежелательно хотя бы
потому, что тут же обвинят во всём чём угодно: ах, он видит ауру, столбы
молитвенные, внутренность человека…
А ведь за это приходится очень
серьёзно расплачиваться, и не картинками, а собственным здоровьем…
Почему? Да потому, что тот господин, что в “Апокалипсисе” изображён, не
оставляет без внимания подобные вещи. Он не проявляется самостоятельно, а
– в склерозах, операциях, болезнях, ещё в чём-то. И я прекрасно это понимаю
и чувствую.
Но зато я твёрдо и точно знаю, что есть белое и что есть чёрное, что есть Свет
и что есть тьма.
Правда, самая большая тьма – это Великий Свет. Ещё Дионисий
Ареопагит писал, что Свет может быть настолько силён, что нам он
покажется тьмой. Мы просто перестаём видеть, слепнем, мы во тьме – вот
насколько силён Свет Господень.
Подобные мысли часто посещают меня, и я стараюсь как-то
реализовывать их на холсте. Другое дело, что сил уже немного, к сожалению
А почему – “к сожалению”? Сделано довольно много, и я бы сказал, не так уж
и плохо… Что-то новое было открыто. А если мы будем рассматривать все
поиски такого рода, я не имею в виду средневековье, а, к примеру, прошлый
век, когда работали и выстраивали свои конструкции Кандинский, Малевич
и прочие, то цветовая гамма там – чистой воды земля. Земля, и никуда от
этого не денешься…
И хоть и написал Кандинский книгу “О духовном в искусстве”, но всё это
был по преимуществу формальный поиск, здесь не было Духа.
А вот если бы Малевич взял хотя бы призму и посмотрел на свой чёрный
или красный квадрат!.. А ведь у меня тоже был написан чёрный квадрат.
- Интересно. Это когда же? Где он?
- Это на Белякова уже. Я не знаю, где он – то ли в Америке, то ли где-то
ещё.
Но это был чёрный квадрат и в нём – чисто спектральный треугольник. Это
было хорошо исполнено технически и смотрелось поразительно! Он прямо
гудел весь, это было интересно…
А может быть, он у Сергея Маркуса остался, потому что они очень
дружили с Фильштейном, у которого было несколько моих работ такого рода.
Но когда он уезжал в Штаты, то увёз только одну картину, а остальные, помоему, отдал Сергею. Но с Сергеем я не контактирую, потому что не знаю его
нынешних данных и всего остального. Ну а потом, я слышал, он перешёл в
мусульманство, ну да Бог с ним, пусть ищет… Так что, может быть, эта
работа у него. Сам он давно не появляется – наверное, ему не нужно это, хотя
у нас с ним были очень тёплые, очень приятные отношения…
Но всё это был по преимуществу формальный поиск, здесь не было Духа.
62
- Кстати, тот же Сергей Маркус писал о каком-то случившемся с вами
“преображении” после рождественской службы, когда вы вышли из храма – и мир
для вас изменился… Не припомните этого случая?
- Ой, миленький мой, давно это было. Да и, Господи, сколько бывало
таких моментов преображений…
- А как происходит это включение в Преображённый Порядок?
- Начинаешь просто видеть другими глазами. Вот поставьте перед глазами
призму…
- А разве меняется только зрительный образ?
- Я и говорю, что зрительно преобразить окружающим мир можно при
помощи обыкновенной призмы, а тут ведь у тебя всё это духовно проявляется,
и ты начинаешь воспринимать и Спектр безо всякой призмы, и …
Иногда вот пишешь, написал почти гризайль, однотонную работу, и вдруг в
неё входит цвет, разлагаясь на спектр, и уже совершенно чётко видишь, во что
всё это может превратиться.
Вот я сейчас прорисовываю лик Христа, потом ещё что-то делать буду.
Цветы, например, и вдруг - глядь… Я уже знаю, что Христа буду делать
спектральным, но сначала я должен Его прорисовать, потому что сразу в
спектре я не могу вывести Его, собью рисунок, будет не то, что нужно. Это всё
впереди ещё…
В общем, всё шло таким вот образом: впервые я Спектр увидел, глядя на
солнце – вот такие радужные круги. И потом такое часто бывало. Даже
совсем недавно – правда это уже от давления, болезнь так проявилась… Я
принимал манинил против диабета, и вдруг у меня начинает всё плыть в
глазах. Правда, я неправильно принимал его – до еды, а нужно было после.
Вот давление и скакнуло, и я попал в итоге в реанимацию: сахар – 0, и всё, кома…
- А вот ещё, как вам удавалось передавать в пейзажах, например, такое
состояние напряжённого ожидания, ощущение, что вот-вот сквозь этот мир
проявится иной. Пространство прямо звенит от напряжения как ткань
натянутая: вот-вот прорвётся!
Как вы смогли поймать эту границу
взаимопроникновения двух миров?
- Не знаю… Это само собой получалось, я над этим и не думал даже…
- Это как будто бы занавесь, и сквозь неё проступает …
- Я понимаю, о чём вы говорите, но сказать что, вот, я всё это так и вижу и
переношу в свою картину – нет, это не так всё…
- То есть никакого приёма технического у вас нет?
- Нет, конечно, это идёт само собой. Вероятно, идёт это от понимания и
чувствования Преображённого Порядка, его внутреннего ощущения, когда
внутренний человек перестроен духовно. Только тогда это может быть, а так
– пейзаж как пейзаж.
Даже если это чёрно-белое. Вот вам, пожалуйста: тёмная работа, но в ней
63
чувствуется, прямо дрожит – Свет.
Это и есть понимание Преображённого Порядка…
Ну, закончим?
- А что, устали?
- Есть немножко, потому что, Мишенька, это непростой разговор очень…
\ … \
64
65
[ Из кн.: митрополит Стефан (Линицкий) "Апокалипсис". Два
цикла живописных работ. М., "Гогла", 2007, стр. 29 ]
\ …\ Цикл картин “Апокалипсис”(2) состоит из 7 больших (130х90)
спектральных работ –
“Видений Иоанна Богослова”, между которыми
размещены узкие вертикальные (130х25) вставки – “Явления Благодати Св.
Духа”. Каждое “Видение” даётся Тайнозрителю, когда он пребывает в
состоянии Благодати, а “Явления Благодати Св. Духа “– те светоносные нити,
которые и вводят его туда, и поддерживают в этом состоянии.
В центре каждой из вставок – образ Духа Св. и исходящие от него
лучи – в горнее и дольнее. Каждое из “Озарений Св. Духа” имеет
индивидуальную свето-цветовую гамму, связующую между собой соседние
“Видения”. \ …\
66
67
Беседа 4.
(Перемилово, 30. 04. 2007.)
\ …\ - Владыка, а почему вы покинули Москву в конце 80-х, или когда это было?
Почему избрали местом своего жительства именно Перемилово, и каково вам
здесь?
- Это начиналось всё году в 1983. В Москве жить мне было очень трудно.
Мы с матушкой ещё задолго до того переехали с её старой квартиры на Новой
Бодрой в новый район – Бибирево.. Но район этот тогда ещё был почти не
заселён, не телефонизирован, дорог не было, с транспортом что-то
невозможное творилось: добираться до ближайшего метро – ВДНХ –
приходилось больше часа.
Но самое главное – дома там построили настолько плохие, что обычные
жильцы, очередники, просто отказывались заселять их, и в них пришлось
устраивать главным образом общежития для лимитчиков. Так что жилось
там “весело”: окна нельзя было открыть – отовсюду, днём ли, ночью, гремела музыка, пьяные вопли и прочие “пролетарские звуки”; шли
постоянные скандалы и драки: дом на дом шёл, с кольями, с дубинами…
В общем, жить там было очень и очень тяжко и даже опасно, и поэтому
через какое-то время мы с матушкой большую часть времени стали
проживать в Ларинском посёлке – рядом с платформой Лианозово. Это
посёлок бывших полярных лётчиков – Белякова, Байдукова и др., и мы там
снимали жильё. Был такой очень милый человек, Фёдор Фёдорович, и мы у
него почти бесплатно прожили три года, и там я писал основные свои работы:
потолки были высокие, помещение отапливалось, и очень спокойно и тихо
было там.
А матушка служила неподалёку в Крестовоздвиженском храме, сначала
пела, потом стала регентовать, я в том же храме пономарём, алтарником
служил. Сейчас не помню, какие произошли изменения, но как-то бывший
регент позвал её приехать в Перемилово, в храм Вознесения, и попеть там. И
она действительно приехала туда, ей очень понравилось, вот только ездить
обратно в Москву после служб, особенно вечерних – довольно трудно было. И
однажды она позвала меня приехать сюда вместе – просто полюбоваться
окрестностями.
Я приехал, место мне очень понравилось, вот только жить здесь было
негде, снять помещение – невозможно. Но мы оставались, ночевали поначалу
у прихожан или где придётся, потом нас пустил к себе один алкоголик с
огромным стажем, какое-то время у него проживали. И тут совершенно
случайно подвернулась возможность обосноваться здесь – меня познакомили с
хозяйкой вот этого помещения, Тамарой Ивановной. Сама она жила под
Волоколамском и решила от этого жилья избавиться.
Мы его вначале арендовали, потому что запрещена была тогда здесь купляпродажа недвижимости, и только к 1991г., когда район стали газифицировать,
разрешено было купить это жильё официально, что мы и сделали, и стали уже
перебираться сюда основательно, обустраиваться тут.
- Но переезд этот был следствием того, что вы ушли в затвор?
- Конечно, но не только, а для того ещё, чтобы матушка – а она уже
68
монахиней тогда была – не ездила каждый день в Москву, потому что это и
опасно, и тяжело, и далеко, изматывало; а тут – две минуты ходьбы до храма.
Ну, и решили мы с ней окончательно здесь обустроиться, тем более, что
какие-то деньги у меня ещё были, выставки на Малой Грузинской только
закончились, что-то там покупали. А я и раньше ещё вкладывал всё сюда, в
реконструкцию дома, полностью всё переделал, перестроил, а то тут от
ветхости даже терраса рухнула…
Вот, например, в помещении, где мы сейчас находимся, раньше был
подвальчик маленький, где хранились дрова и торф, а теперь это –
архиерейская приёмная.
А первое, что мы сделали – образовали домовый храм, где и служили. А в
свободное время я работы писал и кроме того, ещё задолго до этого, – был
пономарём в местном храме.
\ … \
- Но вы были тогда под омофором Зарубежников?
- Не совсем, там была такая история: сначала я был в ИПЦ, но
рукополагал меня человек из Московской Патриархии – вл. Варфоломей,
епископ Ташкентский и Среднеазиатский – сразу как бы за штат; но владыки
из ИПЦ приняли меня и в Москве передали владыке Исакию, и потом с
о. Алексием Власовым мы служили в районе м. Аэропорт в его домовом
храме.
Прошло некоторое время, я познакомился с вл. Лазарем, и он мне
понарассказывал, что ветвь схимитрополита Геннадия-Григория-Феодосия –
это якобы самозванцы и т. д.
И он подал рапорт по этому поводу в Зарубежную церковь, и Зарубежная
церковь не приняла ИПЦ. По недомыслию, по незнанию, не знаю, по чему
ещё, но Лазарь сделал очень нехороший в этом плане ход, но зато стал
епископом…
И когда я с ним познакомился, то поспешил подать прошение в Синод
Зарубежной церкви, чтобы соединиться с ними. И меня приняли в сане
сущем. На Пасху в г. Обаяни как раз в кафедральном соборе, где находился
тогда вл. Лазарь, и произошла хиротесия , и место служения было определено
мне в Москве, в домовом храме в Старосадском переулке. Какое-то время я
прослужил там.
После этого одно время был я настоятелем в Марфо-Мариинской обители,
а после смерти матери – а она долго болела – буквально на следующий день
после похорон ко мне приехал о. Тихон Козушин ( а служил он в Алексине,
недалеко от Тулы) и говорит: - Давай, батюшка, поедем и будем служить
вместе.
Ну и стали мы так ездить, два года я там прослужил, и всё было очень
хорошо.
Потом у меня появилась возможность служить в морге здесь, в Москве, да и
ездить стало уже сложно. А в 1996г. была официально зарегистрирована
ИПЦ, и я вернулся туда уже в сане архимандрита.
\…\
А через некоторое время, уже на Украине, в Тернополе, по благословению
тамошнего патриарха Дмитрия Яремы, я был хиротонисан во епископы.
\ … \.
69
“…И постигнешь тайну Божию”.
( фрагменты беседы Вл. Фёдорова с иеромонахом о. Стефаном (Линицким).
Публикуется по: ж. “Социум”, 1992г., №7, стр. 74-77.)
\ ...\ Есть такое выражение – движение к Преображённому Порядку.
Ведь для того, чтобы продвигаться, скажем, в искусстве, нужно в первую
очередь продвигаться в самом себе – человеке внутреннем. Моя задача и
заключается в поиске и реализации Преображённого Порядка, более того, это
стояние в Свете, в Столпе света.
Из религиозной литературы известно, что молитву, идущую от
праведника вверх, к небу, в виде столпа света, видели многие, и не только
очами духовными, но и физическими. Видел и я, как от деревенской церковки
восходит Свет молитвенный, и такое это сильное впечатление производит, что
стоишь как заворожённый, оторваться не можешь.
Помните, как у старца Силуана сказано об афонских старцах: тихий,
тёплый вечер; взойди на горку и узришь, как из кельи струится лучами к небу
молитва праведников. Это просто поразительно.
Не каждому это увидеть дано, но и монаху, и мирянину может открыться.
Самое главное – откройте сердце для Бога, и Он сойдёт в сердце ваше. Ведь
как в Евангелии сказано: “Царство Божие внутри нас есть”.
И вот когда Царство Божие войдёт человеку в сердце, то и рай для него
наступит на земле – в сердце его, сию же минуту. Мирянин вы или монах –
это не важно, если Господь в сердце вашем.
И чем больше человек отрекается от всего земного, суетного ради
Господа, тем он ближе к благу. Если всё будет освящаться Богом через вас,
даже самое бытовое - оно будет уже Преображённого Порядка. Причём к
этому нужно стремиться постоянно, а не так - сейчас я живу материальными
интересами, а через час - духовными. Из этого ничего не получится, это
неправильно и, более того, опасно, так и повредиться можно. Вот если всё это
будет цельным, если вы будете цельным человеком, то тогда никаких
разногласий, внутренних противоречий, терзаний у вас не будет.
Сейчас многие художники решили попробовать христианскую тематику.
Что ж, время покажет, что из этого получится. Я же считаю, что нужно
работать над этой темой не эпизодически, а постоянно, от начала и до конца.
И жить только этим. Ведь Господь требует всего человека. Мы должны
отдавать Ему всего себя. Не в жертву, упаси Господи! Ему нужна только
наша любовь, и мы должны полюбить Его.
Человеку, который решил посвятить себя Богу, нужно начинать отсекать
от себя пласты своего греха, тем самым поднимаясь. Я очень мало видел
художников, которые работали в поисках Господа, а не себя как творца. Ведь
любое творчество, будь то живопись, словесность или музыка, могут зачастую
отдалить человека от Бога; и гордыня художника как творца становится
опасной, может погубить его, ибо человек начинает соперничать с Богом.
70
Если человек в центр своего творчества ставит Христа и уповает на Него,
и просит Его, ждёт, что не он сам, а Христос ему поможет, то всё будет хорошо.
Если же слушать себя - значит, уже впасть в прелесть, а прелесть всегда
погубительна и ни о каком "спасительном эгоцентризме" в творчестве речи
быть не может.
А искусство с точки зрения искусствоведения меня не интересует, это всё –
в стороне от попыток свидетельствовать о Боге.
Должен сказать, что меня всегда волновала одна старинная гравюра. На
ней человек через твердь земной сферы заглядывает в небесное мироздание.
Вот это-то меня интересует больше всего: заглянуть туда, где ангельский мир.
Человек по природе своей трёхчастен: плоть – душа – дух. Заметьте, это
всё возрастающее восхождение, сопровождаемое большим тёплым позитивом,
но никак не колючим негативом.
Когда мы в миру, всё бытие вокруг нас жёстко, динамично, зачастую
жестоко. И в конце концов – безысходность. А самое страшное – это небытие.
Нам нужно другое: плюс-бесконечность-БЫТИЕ.
Вот как нам войти в Бытие? Как нам Бога Живаго обрести?
Не сконструировать самому плод воображения своего, а обрести и
полюбить Живого Бога, соединиться с Ним? Он нас любит и примет нас
любых, но как нам Его обрести? Вот ведь в чём задача из задач. Как нам
сделать, чтобы искусство стало подобно молитве… Ведь как аскеты говорят:
“Молящийся ум не мыслит, но живет”.
\ ...\ То, что я сейчас делаю, - это попытка поиска нового, попытка, как я
уже говорил, достижения Преображенного Порядка. Это требует, как
минимум, выполнения одного условия: встать в Преображенном Порядке, а
уж потом заниматься искусством.
Трудно, очень трудно быть в Преображенном Порядке, как пребывал в
нём Серафим Саровский. Мы должны помнить, что душа каждого человека –
это образ и подобие Божие. А то мы видим человека во грехе его, а души его не
видим.
Вот когда мы сможем с этим разобраться, значит, мы на верном пути к
Преображённому Порядку. А искусство… оно должно быть исповедальным.
Это само собой.
Всякое творчество должно быть молитвой – это прежде всего, и
свидетельством, - не своим, но Господа.
(1992г.)
71
“ Радость о Свете Христовом “.
(Фрагменты беседы с вл. Стефаном (Линицким)
в редакции ж. “Наука и религия”)
печатается по: “Наука и религия”, 2000г., №2, стр. 28-30
- Владыко! Когда мы слышим о священнослужителе-живописце, первая мысль,
которая приходит в голову: наверное, он пишет иконы. Но ведь ваше искусство –
это нечто иное?
Да, это не живопись, это не совсем икона…
Работы мои складываются в несколько больших серий. Первая по
времени создания серия называется “Времена года”: речь идёт о всех
православных праздниках, которые “календарно” приходятся на год.
Есть серия из двенадцати картин на тему “Откровения” Иоанна Богослова.
“Откровение” – это очень сложное произведение, к его прочтению
необходим ключ: текст полностью зашифрован. \ ...\
Если идти прямым путём непосредственного восприятия, то “Откровение” –
это прямо-таки “море крови”; таким его увидел, например, Дюрер.
Я же иду другим путём \ …\ Написавший его тайнозритель Иоанн был
сослан на остров Патмос и пребывал “в Дусе”, когда писал его: то есть зрение
его было тогда совершенно другое. Ключ же – это начало текста
“Апокалипсиса” и его последняя глава.
\ …\
Попробуйте сами взглянуть на “Откровение” с помощью этого ключа – и
увидите, что это радостное, жизнеутверждающее – в духовном смысле –
произведение.
Мой “Апокалипсис” очень литургичен. \ …\
- Но это не иконы?
А вообще, что такое икона? Кое-кто пытается называть мои работы чуть
ли не “иконами III-го тысячелетия”… Вопрос в подходе к проблеме. Западное
понимание иконы – одно; вайшнавское, например, совершенно другое (тут
допустимы самые различные изображения, вплоть до фотографии). У нас в
православии тоже ведь менялось представление об иконе, и православные
образа подчас очень не похожи друг на друга…
Много лет назад я занимался и иконой. В процессе её изучения мне
открылось то, что прекрасно выразил о. Павел Флоренский в своей книге
“Иконостас”: Первообраз всегда пребывает в трансцендентном; спускаясь же
в дольняя из горних, он преобразуется, в соответствии с греховной природой
72
всего дольнего, - и получается уже совсем не тот образ.
Естественно, можно сказать: когда небесное пишут по-земному,
получается что-то “не то”; но ведь даже Богоматерь и святые находились, как
говорили Отцы Церкви, “в поврежденном естестве”, во плоти.
К великому сожалению, в ХХ веке мы пришли к одному-единственному
эталону – Владимирскому собору в Киеве. Он-то и стал образцом для всего
религиозного искусства советской эпохи. Теперь мы рванулись к иконе XV
века, – но время-то новое. Храмы строятся новые, а живопись?
На Западе проще: в церковной культуре там всё соподчинено архитектуре,
и получается единый организм; мы же пока от этого далеки.
О себе могу сказать с уверенностью, что я занимаюсь “богословием в
красках”. Это не икона, но религиозная живопись – богословие, раскрытое в
цвете. Можно, кстати, выразить его в ином материале, в камне, например:
это будет богословие храма. Но всё это есть служение Богу.
При этом, если нет знаний, получается фальшь; если их слишком много,
может выйти рассудочный примитив, - что не соответствует богословию
“мира и земли”.
Если мы о чём-то знаем, что-то ведаем, - мы должны об этом
свидетельствовать. Человек, конечно, должен быть церковным, но
воцерковленных много. Невелико достоинство просто наложить на себя
крестное знамение, важно понести Крест, вместить его. Особенно это важно
сейчас. \ …\
- Но это не мешает вашей вере?
Конечно, я остаюсь православным пастырем! Человек должен исполнять
“ветхий закон”, заповеди Моисея, - но он должен жить и по заповедям Христа,
по “Слову о Законе и Благодати” митрополита Иллариона. Это очень важно.
Давно идут споры: что есть нищета духовная? А всё просто: Господь – это всё,
я же – ничто; Он создал меня и мир.
К великому сожалению, светское искусство обычно заключается в
самопрославлении. Вот тут-то и кроется различие между истинно верующими
и просто пишущим на религиозную тематику. \ …\
- “Апокалипсис” ведь экспонировался и в конце 70-х?
Да, в 1978 году, - все 12 работ… Потом в 1980 году я всю серию отправил к
друзьям во Францию, а они меня немножечко обманули: сказали, что
картины будут постоянно висеть в Шевтонском монастыре; я поверил.
И вот когда в 1991г. мне предложили организовать выставку в Бельгии, я
дал на неё шесть новых работ, а остальные решил взять из Франции. И их
оттуда привезли – но не полотна, а рулон: почти двенадцать лет они лежали
свёрнутые; были большие утраты красочного слоя.
И когда я приехал в Бельгию – всего на 4 дня, - то не ложился спать, а пил
крепкий кофе и реставрировал картины. Теперь те, что удалось спасти, - в
хорошем состоянии, висят в Турне (в 40 километрах от Брюсселя), в доме
директора муниципального театра, где их многие видят, а часть работ – на
даче его матери (она их так любит, что не отдаёт сыну).
Когда же я вернулся в Россию, то решил заново написать и
“Апокалипсис”, и “Времена года” – чтобы в картинах было больше радости,
чтобы они стали гимном Свету, гимном Христу (кстати, недавно обе эти
73
новые серии выставлялись в московской галерее “Вместе” в Трёхпрудном
переулке). И сама световая символика идёт у меня от понятия Фаворского,
“белого света”.
- Владыко, в ваших картинах с 1970-х годов часто возникает очень глубокий, на
мой взгляд, образ: ангел, стоящий на столпе света. Он не вполне похож на
традиционные изображения. Может быть, этот образ связан с вашим
индивидуальным духовным опытом?
Принято считать, что ангел – это человек с крыльями.
А как
представить, например, ангела, пребывающего в служении? У Отцов Церкви
можно прочитать, что ангелы – это “отражённые светы”, отражённые сияния
Пресвятой Троицы. Вот отсюда и столпы света в моих картинах (облачен же
ангел в обычную священническую фелонь). Столп света – это и есть образ
ангела светоподобного.
А то ведь у некоторых художников иногда получается просто какой-то
гусь с крыльями… И важно, что это именно свет, отражённый от Бога: ангел
и несёт в себе этот свет, и отражает, и испускает его, и дарует.
Он и сам – всегда из света. Это мы с вами из плоти и костей…
И такой светоносный ангел-хранитель над каждым храмом стоит.
Над храмом порушенным он закрывает лик и скорбит, а над
восстановленным храмом он ликует…
- \ …\ Вы и в наступающее тысячелетие смотрите с такой же радостной
молитвой?
Я прекрасно вижу, что в новый век мы входим с идеологией ларька.
Люди бросились в “исповедание денег”, и им неважно, в каком веке они
живут. Очень жалко их, жалко нашу страну – но она выберется, по милости
Божией… Мало православных в России, да и те в основном пенсионеры.
Однажды я служил в Алексине, под Тулой. И довелось там слышать от
прихожан, что не ходят они в церковь, потому что свечку не на что купить.
Да кому нужна твоя свечка? Приходи в храм с молитвой!
Сейчас идёт “пир во время чумы”. На это не надо обращать внимания: всё
рассосётся… Я думаю о том, как в душу людям вложить понятие Креста:
главное, чтобы вы его понесли, чтобы вместили его, - остальное не важно.
Войдёт Христос внутрь сердца – это и есть Евангелие, Благая Весть… \ …\
- Может быть, это поиски своих корней, в том числе православных?
В этих поисках нельзя забывать, что Господь есть любовь. Господь – всё, а
мы – Его чада. Именно “чада”: “раб Божий” – не совсем православное
понятие (есть, кстати, ещё и понятие веры за плату, но это совсем особый
разговор). Мы от Бога родились (читайте Евангелие от Иоанна, первую
главу), мы действительно хотим быть чадами Божиими, - а для этого прежде
всего нужна любовь.
Если мы не любим мир, сотворённый Богом, мы скатываемся к тому, что
сейчас нередко видим вокруг. А если мы пребываем в Свете, если при этом
74
ещё и получаем Свет, - это величайшее благо.
На переломе тысячелетий и эпох совершенно необходима радость,
необходима уверенность души в том, что она – частица Бога, что Бог есть всё,
и что мы Его любим. Тогда мы будем истинно верующими, тогда мы можем
ждать прощения и отпущения грехов. Если же грехи возвращаются после
исповеди, можно грустно констатировать: нам не прощено. Мы тогда “в суд
осуждаемся”, а не спасаемся.
Уходить от мира надо, полностью уходить, - и нужно при этом жить в
миру, но любить мир Божий, а не наш, рукотворный и несовершенный.
Да, мы трудно идём. Но если полюбим Бога, - прейдут все тысячелетия,
а мы на них посмотрим сверху…
Я очень люблю мир Божий. Это не мы, это наше божественное “я”, храм
нашей души. Мне как-то сказали, что в моих картинах святые часто спиной
к зрителю повёрнуты и “куда-то идут”. Это же они в Храм идут!
И я очень хочу, чтобы вы научились радоваться. Чтобы редакция ваша и
читатели научились радоваться!...
( 2000г.)
75
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Виталий Дмитриевич Линицкий родился 19 июля 1934г. в г.Сумы в
семье военнослужащего Д. В. Сопова, впоследствии оставившего семью,
вследствие чего уже в юношестве Виталий Сопов принял фамилию матери –
Е.А. Линицкой.
С 1942 по 1955гг. находился за колючей проволокой - в лагере
спецпереселенцев под Алма-Атой. После 7-летки поступил в Алма-Атинское
театрально-художественное училище. Окончил его с отличием и был
направлен в МГХИ им.Сурикова.
В 1961 г. окончил и его с отличием по
факультету книжной графики и был определён в Калининский университет,
где 2 года преподавал на ф-те подготовки учителей нач. и ср. школы.
После закрытия факультета перешёл преподавать в Строгановку, на
кафедру рисунка. Через 2 года по идеологическим мотивам был уволен и
оттуда.
Далее работал в обл. рекламы и дизайна в РОСГЛАВИГРУШКЕ и
ВНИИХИМПРОЕКТЕ, где и дослужил до пенсии.
Будучи ещё студентом Суриковки и избрав темой своего дипломного
проекта иллюстрации к “Братьям Карамазовым” Ф.М.Достоевского, Виталий
Линицкий в процессе работы над ними постепенно начал проникаться
религиозным сознанием, “обратился к теме Бога, а потом – и к Самому Богу”.
В итоге поехал в Загорск, в Троице-Сергиеву лавру, где, 24 лет от роду, принял
крещение и, параллельно с учёбой в институте, стал послушником. Сначала –
там, затем – в Троицком подворье в Переделкино. Хотел совсем остаться в
монастыре, но духовник благословил его на служение в миру – в качестве
религиозного художника.
Долгие годы В.Линицкий нёс это послушание, свидетельствуя Слово
Божие в своих полотнах, с течением времени всё дальше и дальше уходя от
этого мира в область религиозной символики, занимаясь “богословием в
красках”, но мысли о церковном служении не оставляли его. Он служил
келейником и алтарником в нескольких московских храмах и, наконец, в
декабре 1981г. игуменом Алексием (Казаковым) был пострижен в
монашество, приняв имя Стефан, а в декабре 1982 поставлен во иеродиаконы
схимитрополитом Геннадием (Секачом).
В мае 1983г. он был поставлен во иеромонахи еп. Ташкентским
Варфоломеем.
В 1991 г. в сущем сане принят под омофор еп. Лазаря Одесского (Русская
Православная Церковь За Рубежом), служил в домовом храме в Старосадском
переулке, некоторое время был настоятелем в Марфо-Мариинской обители в
Москве, служил также и духовником Казачьего Енисейского Войска.
В 1996 г. переходит в ИПЦ, поставлен сперва в архимандриты, а затем в
декабре 1996 г. в Тернополе еп. Мефодием (Кудряковым) и еп. Иоанном
(Модзалевским) – во епископа Санкт-Петербургского и Старорусского.
В июне 1997 г. он становится архиепископом Дмитровским (РИПЦ).
В марте 2000г. – митрополитом Московским (АПЦ ).
С 2004г. и доныне он – митрополит Крутицкий и Можайский,
член Св. Синода ИПЦ.
76
77
Участие в выставках.
Дебютировал в 1958г. на 4-ой выставке молодых художников г.Москвы.
С тех пор принял участие в общей сложности более чем в 70 отечественных и
зарубежных групповых выставках: в середине 70-х – в квартирных у
О.Рабина, В.Сысоева, М.Одноралова и др., во всех выставках объединения
“20 московских художников” (1978-1999гг.), межсекционных Осенних и
Весенних выставках в МОКХГ и т.д.
Персональные выставки:
1961г.
1961г.
1961г.
- июнь 1991г.
1992г.
1992г.
- февр. 1993г.
- март 1998г.
- окт. 1999г.
- май 2002г.
2004г.
78
Выставка в Доме Художника в г.Калинине (графика)
В Доме-музее Ф.М. Достоевского в Москве (графика)
В МГУ на Лен. горах (графика)
Выставка в г. Турне (Бельгия)
Выставка в Белом Доме в Москве
Галерея “М`арс” (М. Филёвская)
Выставочный зал в Чертаново (Сумской пр.)
Галерея “Вместе” (Б. Садовая)
Галерея “Вместе” (Трёхпрудный пер.)
Галерея “Южный Крест” (на Каширке)
Выставка в “Доме Русской духовности” и др.
79
Библиография
- Интервью с художником В.Д.Линицким “Вестник Р.Х.Д.” № 122
Париж, 1977, стр. 166-178 ( частично перепечатано в ж. “Астрология” 2003,
№4, стр. 24-27 )
- Е.Владимирова “В северном затворе” - ЖМП 1989, № 5, стр. 15-16
- В.Линицкий “…И постигнешь тайну Божию” ( беседа с В.Линицким,
записанная Вл. Фёдоровым) – ж. “Социум”, 1992, №7, стр. 74-77
- “Радость о свете Христовом” (беседа с вл. Стефаном (Линицким) - ж.
“Наука и религия”, 2000, №2, стр. 28-30
- Р.Багдасаров “Видящий Бога” - ж. “Эгоист”, 2003, №3, стр. 170-180
- Р.Багдасаров “Цветотональное богословие: Линицкий” глава из кн. “За
порогом. Статьи, очерки, эссе”, - М., “ЮС-Б”, 2003, стр. 218-228.
- митр. Стефан (Линицкий). “Свет литургии”. “Божественная литургия”.
цикл живописных работ. М., “Гогла”, 2006.
-
митр. Стефан (Линицкий). “Апокалипсис”. 2 цикла живописных работ.
М., “Гогла”, 2007.
-
митр. Стефан (Линицкий). "Времена Года". 2 цикла живописных работ.
М., "Гогла", 2007.
-
Каталог работ митр. Стефана (Линицкого) чч. 1-5. М., “Гогла”, 2007.
80
81
Содержание
От издательства ………………………………………………..
5
Собрание живописных работ (каталог) ……………………
7
Интервью с художником В.Д.Линицким …………………… 11
из кн. "Апокалипсис" ………………………………………..
21
из "Бесед…" беседа 1 ………………………………………..
23
из кн. "Божеств. Литургия" ………………………………… 43
из "Бесед…" беседа 2 ……………………………………….. 45
из "Бесед…" беседа 3 ……………………………………….. 55
из кн. "Апокалипсис" ………………………………………... 67
из "Бесед…" беседа 4 ……………………………………….. 69
"…И постигнешь тайну Божию" …………………………… 71
"Радость о Свете Христовом" ………………………………. 73
Биографическая справка
82
……………………………………. 77
83