Беззубова О.В. «Общество спектакля» и формирование проблемного поля исследований
advertisement
Беззубова О.В.1 «Общество спектакля» и формирование проблемного поля исследований визуальной культуры городского пространства Значительное влияние на формирование проблемного поля исследований в области визуальной культуры оказала французская леворадикальная мысль, и в частности, деятельность Г.-Э. Дебора. Кинорежиссер, теоретик искусства, философ-марксист и леворадикальный активист Ги-Эрнест Дебор и созданное им в 1957 г. художественно-политическое объединение «Ситуационистский интернационал» продолжали европейскую традицию художественного авангарда, со свойственной данной традиции склонностью к леворадикальным политическим убеждениям, неприятием массовой культуры, «буржуазных» вкусов и образа жизни, критикой состояния современного общества. Отметим, что свое наиболее полное теоретическое воплощение данная тенденция нашла, на наш взгляд, в критической теории философов франкфуртской школы. Однако, сам Дебор считал современную ему критическую теорию недостаточной, говоря о необходимости выработки «критической теории спектакля», обретающей истинность в практике революционной борьбы [2, 108]. При этом Дебор предостерегал от опасности вульгаризации, связанной с оторванными от реальности абстрактными построениями социологической и политической риторики, «которая бы абстрактно объясняла и разоблачала все, что угодно, и таким образом служила защите зрелищной системы» [2, 108]. Действенная же критическая теория должна «сообщаться на собственном языке» [2, 108], и именно такой язык Дебор и его единомышленники стремились выработать. Что касается идеологии ситуационизма, то она нашла свое выражение в работе «Общество спектакля» (1967), «Комментариях к обществу спектакля» (1988 г.) и других теоретических и политических текстах. «Общество спектакля» было написано Дебором в 1967 г., то есть в период наибольшей политической активности группы, и представляет собой пространный манифест. Основными понятиями концепции Дебора являются понятия «ситуация» и «спектакль». Спектакль есть следствие общественных отношений, свойственных капиталистическому обществу, порождение отчуждения и товарного фетишизма. Спектакль опосредует восприятие реальности – «жизни», фрагментирует опыт, способствует унификации общества и образует самостоятельный «псевдо-мир» - ложный мир, доступный лишь созерцанию, но не действию. Тем самым спектакль предстает как «конкретное отрицание жизни, … самостоятельное 1 Статья опубликована: Вопросы культурологии, №5, 2013. С. 12 – 16. 1 движение неживого» [2, 23]. В то же время Дебор подчеркивает, что «спектакль - это не совокупность образов, но общественные отношения между людьми, опосредованные образами» [2, 23]. Спектакль нельзя трактовать как искаженный образ реальности, так как он сам является социальной и культурной реальностью, порождаемой системой современного товарного производства. Таким образом, система образов «общества спектакля», так же как и система отношений, выстраивается вокруг товара, при этом сам товар становится зрелищем, а подлинным продуктом этой системы является производство желания: чем больше субъект захвачен спектаклем, тем меньше он осознает свое собственное существование и желания и тем с большей готовностью узнает свои собственные потребности в тех образах, которые предлагает ему господствующая система [2, 30]. Дебор развивает понятие спектакля для того, чтобы охарактеризовать новую стадию в развитии капитализма со свойственной ей социальной реальностью, перенасыщенной образами, где медиа и различные виды культуриндустрии вытесняют живой опыт и активное социальное взаимодействие, маскируя проявления капиталистического отчуждения. Критика Дебором современного общества основывалась на переживании ощущения обеднения человеческой жизни, ее фрагментации, нарастания социальной разобщенности, утраты чувства единения, которое в современной ситуации может быть вновь обретено и пережито лишь в рамках спектакля [2, 29]. Согласно Дебору, противостоять обществу спектакля можно посредством «конструирования ситуаций», то есть, творчески преобразовывая окружение, создавая ансамбли впечатлений, определяющих целостность проживаемого момента. Подобное конструирование должно умножать число поэтических объектов и субъектов, организовывать «игру» этих субъектов среди данных объектов [10, 47] и может принимать различные формы, такие как «dérive» – отклонение, дрейф, «экспериментальная поведенческая установка» [2, 175], и «détournement» – переприсвоение, растрата образов и текстов, производимых масс-медиа, и их последующая интеграция в новые, революционные контексты. Идеалом для ситуационистов становится существование в серии спонтанных актов, творческая вовлеченность в переосмысление и реорганизацию окружающей действительности. При этом они придавали первостепенное значение необходимости преобразования городской среды в соответствии с ситуационистскими принципами, противопоставляя собственное видение воззрениям современных урбанистов. Отдельным значимым направлением ситуационистского проекта является «психогеография» - особый, «ситуационистский» способ освоения городской среды, тесно связанный с понятием дрейфа (dérive), подразумевающим игровую включенность в жизнь города, особый способ перемещения в городском пространстве и взаимодействия с жителями 2 города. В статье 1958 г. «Теория дрейфа» Дебор называет дрейф одной из основных ситуационистских практик [4, 201]. Дрейф может принимать различные формы, такие, как практика «возможной встречи» («Субъект пригласили прийти одного в определенное место и время. Он свободен от обязательств встречи, так как никто его не ждет» [4, 205]), ночевки в зданиях, предназначенных на снос, путешествия автостопом без остановки и без места назначения, блуждание в засекреченных, закрытых для посещения зонах. Все это лишь частные, и далеко не исчерпывающие, примеры ситуационистского конструирования. В статье «Унитарный урбанизм в конце 50-х» [14] ситуационисты в качестве предшественника идеи дрейфа называют Томаса де Квинси, тем самым отсылая к популярной в XIX в. практике «фланирования» (flânerie), воспетой Бодлером и критически осмысленной Беньямином. Впрочем, вполне в соответствии с принципами «détournement», ситуационисты подчеркивали различие между субъектом, вовлеченным в дрейф, и фигурой фланера. Если последний является порождением и воплощением буржуазного «режима видимости», то первый своим действием отвергает и опровергает ценности буржуазного общества. Результатом подобной деятельности становятся особые карты, фиксирующие психоэмоциональные состояния, переживания и оценки субъекта, перемещающегося в городском пространстве. В качестве примеров можно привести статью А. Хатиба, описывающую район рынка «Les Halles» [12], работы Ивана Щеглова, публиковавшегося под псевдонимом Жиль Ивен [9], а также проекты самого Дебора, представляющие психогеографические карты Парижа. В 1957, еще до основания «Ситуационистского интернационала» группой «Международное движение за имажинистский Баухауз» (художественным объединением, развивавшим революционные идеи сюрреалистов), была опубликована карта Парижа под названием «Обнаженный город», составленная Дебором. Публикация карты «Обнаженного города» была одной из последних самостоятельных акций Имажинистского Баухауза, члены которого в скором времени войдут в состав «Ситуационистского интернационала», наряду с членами «Лондонского психогеографического общества». Карта Дебора была составлена из 19 отдельных фрагментов, соединенных между собой стрелками. Каждый отдельный сегмент обозначал пространство, обладающее «единством атмосферы» (например, такие узнаваемые места как Люксембургский сад, рынок «Les Halles», Лионский вокзал и т.п.), а стрелки указывали «спонтанные изменения направления, предпринятые субъектом, движущимся через данные окружения, пренебрегая практическими взаимосвязями, обычно определяющими его поведение» [13, 60]. При этом отдельные фрагменты карты не имеют правильной ориентации относительно друг друга и сторон света, их расположение не отражает существующие расстояния между отдельными районами. В статье 1955 г. «Введение в критику городской 3 географии», говоря о возможности создания психогеографических карт, фиксирующих городские маршруты и связанные с ними переживания, Дебор определяет цель психогеографии как «изучение точных законов и специфических эффектов территориального окружения, сознательно организованного или нет, оказывающих действие на эмоции и поведение индивидуума»[3, 241]. Определяющими моментами при этом являются не «качественно или количественно различающиеся влияния многообразного городского дизайна» [3, 244], такие как архитектурный стиль или эпоха, а эмоциональные состояния индивидов, «обживающих» городское пространство, вступающих друг с другом в разнообразные взаимодействия. При этом само собой разумеется, что различные участки городского пространства оказываются поразному окрашены, а какие-то вообще выпадают из поля внимания субъекта. Психогеографические карты в данном случае должны отражать те паттерны, посредством которых обитатели воспринимают город, тогда как практика дрейфа призвана расширить опыт взаимодействия с городской средой и наполнить его новыми смыслами. Используя готовые и хорошо узнаваемые фрагменты стандартного плана Парижа, ситуационистская карта с помощью техники коллажа стремится наглядно представить фрагментированность и противоречивость восприятия городского окружения. Кроме того, ситуационистскую карту можно рассматривать как выражение протеста против «османизации» Парижа - создания однородного контролируемого пространства индустриального города. Разрывы между отдельными фрагментами в данном контексте могут символизировать вызов «скопическому режиму модерна», характеризующемуся паноптизмом. Как отмечает Т.Ф. МакДоноу, карта Дебора одновременно отражает фрагментированный город как результат многочисленных реструктуризаций капиталистического общества и представляет собой критику этого общества [13, 68]. Психогеографические штудии ситуационистов имеют много точек пересечения с такими динамично развивающейся в последние десятилетия областями исследований, как социальная география и социология города. Основоположниками данного исследовательского направления как правило называют Ж.-Ж. Элизе Реклю, М. Вебера, П.-А. Шомбар де Лова, М. де Серто. Осмысление городского пространства Дебором, несмотря на существенные различия, во многом близко концепции А. Лефевра, развиваемой в 60-е гг., и предложенной им системой тройственного пространства [5]. Много общего с концепцией Дебора можно обнаружить и в представлении Ф. Джеймисона об «эстетическом и когнитивном картировании», предложенным в статье «Постмодернизм или культурная логика позднего капитализма» [11]. Сегодня различные виды визуального анализа используются в целом ряде исследований, посвященных осмыслению городского пространства, в частности, в рамках визуальной антропологии. В отечественной научной литературе данной проблеме посвящен, в частности, 4 сборник «Визуальная антропология: городские карты памяти» [1]. Как отмечает В. Семенова, пространство современного города приобретает все более сложные, фрагментированные формы, что отражается на его визуальном восприятии: «из непосредственного, доступного глазу пространства образ города превращается в абстрактные схемы – своеобразное символическое поле, где каждый вычерчивает собственные субъективные карты «своего» городского пространства» [6, 69]. Анализ индивидуального и коллективного восприятия городского окружения осуществляется с помощью создания «ментальных» или «когнитивных» карт, отражающих восприятие городского пространства в коллективном или индивидуальном сознании. Другим значимым направлением являются попытки использовать ментальные карты как инструмент исследования «пространственной идентичности» (например, в работах Дж. Роуэлс) [6, 76]. В этом случае картирование понимается как символическая форма презентации себя, а исследовательские усилия направлены на расшифровку и интерпретацию заложенных в ментальных картах субъективных смыслов. Согласно определению, данному Н. Сорокиной, «когнитивная карта – это визуальный образ пространства, опыт субъекта, представленный в виде рисунка, схемы» [8, 83]. Исследование же практик картографирования помогает понять, каким образом индивиды интерпретируют и структурируют городское пространство. Анализ городского пространства и его восприятия с помощью методов изучения визуальной культуры представляет собой лишь один из возможных аспектов применения данной методологии в современных культуральных исследованиях. Другими областями, где обращение к осмыслению роли образов оказывается несомненно плодотворным, являются исследования в области кино, телевидения, фотографии, масс-медиа и массовой коммуникации в целом, гендерные исследования и др. При этом, несмотря на частые умолчания или открытую критику, работы основоположников данного направления, среди которых, несомненно, значительное место занимают произведения Дебора и ситуационистов, помогают осознать интенции и проблемы, неизменно присутствующие в поле визуальной культуры, такие, как критика идеологии, проблема идентичности в постиндустриальном обществе, производство социальных различий в условиях массовой культуры. Литература: 1. Визуальная антропология: городские карты памяти / Под редакцией П. Романова, Е. Ярской-Смирновой (Библиотека Журнала исследований социальной политики). М.: ООО «Вариант», ЦСПГИ. - 2009. – 312 с. 2. Дебор Г. Общество спектакля. Пер. с фр. С. Офертаса и М. Якубович / Г. Дебор. – М.: Логос (Радек). – 2000. – 184 с. 5 3. Дебор Г.-Э. Введение в критику городской географии // Анархия. Антология современного анархизма и левого радикализма. В 2-х т.т. Т. 1: Без государства. Анархисты. М.: Ультра-культура. - 2003. - С. 241 - 246. 4. Дебор Г.-Э. Теория дрейфа // Анархия. Антология современного анархизма и левого радикализма. В 2-х т.т. Т. 1: Без государства. Анархисты. М.: Ультра-культура. - 2003. С. 201 – 206. 5. Лефевр А. Социальное пространство // Неприкосновенный запас. – 2010. - №2 (70). Интернет-публикация: http://magazines.russ.ru/nz/2010/2/le1.html (Дата обращения: 12.09.2012) 6. Семенова В. Картирование городского пространства: основные подходы к визуальному анализу // Визуальная антропология: городские карты памяти / Под. редакцией П. Романова, Е. Ярской-Смирновой (Библиотека Журнала исследований социальной политики). М.: ООО «Вариант», ЦСПГИ. - 2009. - С. 67 – 81. 7. Соколова М.Е. По следам Ги Дебора. Развитие представлений об обществе спектакля в современной социологии и урбанистике. Сводный реферат. // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Серия 11: Социология. Реферативный журнал. – 2008. - №4. – С. 21-39. 8. Сорокина Н. Субъективные маршруты: когнитивные карты транспортных путей современных горожан // Визуальная антропология: городские карты памяти / Под. редакцией П. Романова, Е. Ярской-Смирновой (Библиотека Журнала исследований социальной политики). М.: ООО «Вариант», ЦСПГИ. - 2009. - С. 82 – 96. 9. Щеглов И. О новом урбанизме. Свод правил. // Анархия. Антология современного анархизма и левого радикализма. В 2-х т.т. Т. 1: Без государства. Анархисты. М.: Ультракультура. - 2003. - С. 189 – 194. 10. Debord, G. Report on the construction of situations and on the terms of organization and action in the International Situationist tendency. // McDonough T. (Ed.). Guy Debord and the Situationist International: Texts and documents. Cambridge, MA: MIT Press. - 2002. - Pp. 29 – 50. 11. Jameson F. Postmodernism, or the Cultural Logic of Late Capitalism // New Left Review. –No. 146 (1984). - P. 53 – 92. 12. Khatib А. Attempt at a Psychogeographical Description of Les Halles // Internationale Situationniste. - No. 2 (December 1958). Интернет-публикация: http://www.cddc.vt.edu/sionline/si/leshalles.html (Дата обращения: 12.09.2012) 13. McDonough Th. F. Situationist Space // October. - Vol. 67 (Winter, 1994). - Рp. 58 – 77. 14. Unitary Urbanism at the End of the 1950s // Internationale Situationniste. – No. 3 (December 6 1959). Интернет-публикация: http://www.cddc.vt.edu/sionline/si/unitary.html обращения: 12.09.2012) 7 (Дата
