по следам Л.С.Выготского

С.А.Смирнов
НА ПУТИ К ПОСТРОЕНИЮ ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ АНТРОПОЛОГИИ
(по следам Л.С.Выготского)
Работа выполнена в рамках
проекта,
осуществляемого по линии
Российского гуманитарного
научного
фонда, № 95-06-17108
Вместо эпиграфа.
«...Еще вчера все было понятно и ясно: мы так сжились со
вчерашним днем. У нас выработалась и укоренилась своя философия
рабства, и вчера еще единою добродетелью была «готовность взойти
на костер». Связанному в конце концов все ясно: что делать? Но сегодня
неожиданно и внезапно, вдруг - руки развязаны, нечаянно обретена
свобода распоряжаться собой, хочется что-то делать, двигаться, куда-то
идти. Еще не создана свободная походка, еще нет свободных слов, еще
не пережит сознанием совершившийся переворот, еще старая душа в
старом теле живет, радуется, трепещет и встречает новый день. Новый
день застал нас неготовыми... (см. 6).
Содержание.
1. Вместо введения. Конспект новой антропологии.
2. “Мой Гамлет”.
3. На пути к “вершинной психологии”
а. Новая наука о новом человеке. Психотехника.
б. Сверхкомпенсация и дефект.
в. “Инструментальный метод” и “культурные средства”.
г. “Культурное развитие” и “культурный возраст”.
4. Перекличка голосов. Л.С.Выготский и “выготскианцы”.
а. От орудия - к скрипту.
б. Скрипт и миф.
в. Знак-посредник и взрослый-посредник.
5. Миф по имени Лев Выготский.
1. Вместо введения. Конспект новой антропологии.
Эта работа посвящена двум мыслителям, которые с моей точки
зрения, принадлежат к самым “локомотивным” авторам, чьи идеи
именно сейчас переживают эпоху Возрождения. С идеями именно этих
авторов, мне кажется, может быть связан прорыв в современной
гуманитарной мысли о человеке и современном образовании.
Для меня новый проект культурной антропологии связан с
именами Л.С.Выготского и М.М.Бахтина. Я попробую пройтись по следам
этих авторов и по этому пути наметить некий проект культурной
антропологии. Начну с Л.С.Выготского.
Но при этом хочется избежать двух крайностей.
Первое. Глупо идти след в след, по шагам пересказывать автора.
Не хочется Л.С.Выготского превращать в источник для бесконечного
цитирования.
И второе. Не хочется становиться автором, который использует
тексты Л.С.Выготского как материал для доказательства своих
сумасшедших идей (как это сделал, к примеру, А.Эткинд - см. 47).
Важно другое - Л.С.Выготский по-своему совершил прецедент
задавания предельной рамки человека, осуществил опыт создания
новой философии человека.
Меня не заботят точное цитирование или боязнь “улета” в
сторону от его магистральных идей. Мне важно удержание этой рамки и
важен ряд принципиальных ходов, которые Л.С.Выготский сделал, чтобы
удержать эту рамку, поскольку они как строительные леса помогают
выстраивать архитектонику этой новой антропологии.
Эти ходы следующие.
Первый ход.
Обозначение проблемы экзистенциального разрыва - как начала
самоопределения
человека
на
примере
трагедии
“Гамлет”.
Экзистенциальное безумие Гамлета.
Второй ход.
Рождение в связи с этим темы борьбы со страхом и страстью и их
преодоление. Борьба двух “гамлетов”. Тема овладения собственным
поведением. Рождение психологии как практики овладения собственной
психикой.
Отсюда - целый веер следующих ходов.
Третий ход.
Идея сверхкомпенсации как преодоления натурального дефекта и
через этот механизм сверкомпенсации вхождение человека в культуру.
Проблема аномалий натурального и культурного развития. Идея
культурной дефектологии. Дефект как социальная и культурная
проблема.
Четвертый ход.
Идея новой науки о новом человеке. Психотехника
как
психологическая практика по овладению собственной психикой, как
искусство управления собственной душой. Принципы философии и
практики в основании новой науки.
Пятый ход.
Идея инструментального метода в психологии и педологии. С
помощью чего, какого орудия-средства человек овладевает собственным
поведением и осуществляет практику культурного развития? Идея
психологического
орудия-посредника,
“культурного
средства”,
опосредующего культурное развитие человека. Развитие личности через
овладение культурным средством.
Шестой ход.
Идея культурного развития как степени овладения человеком
культурных средств-медиаторов и формирование через это высших
психических функций. Понятие интериоризации как механизма
формирования этих функций, вживления их в индивида, прохождение
функций дважды - как интерпсихических и как интрапсихических.
Седьмой ход.
Понятие личности осмысляется в терминах овладения, в
контексте архитектоники культурных медиаторов. Личность и состоит из
этих медиаторов, но уже освоенных и ставших частью второго,
культурного, “неорганического” тела. Преодоление психологизма. Выход
за пределы индивида. Социальная и культурная природа психического.
Культурное развитие, развитие личности и формирование высших,
“культурных” психических функций - все три процесса становятся
синонимами.
Восьмой ход.
Идея “культурного возраста”. Неообходимость измерить и описать
шаги культурного развития человека, отличного от паспортного,
социального и интеллектуального возрастов. Поиск “мерок”, критериев, с
помощью которых можно измерить культурный возраст.
Девятый ход.
Проблема одаренности. Природа одаренности. Натуральная и
культурная одаренность. Культурное развитие при натуральном
дефекте. Натуральная и культурная психическая отсталость.
Десятый ход.
Идея культурного опосредованного действия отрабатывается на
разном материале и выливается в ряд самостоятельных направлений
Например, игра - как тракт культурного развития человека. Или
проблема умственной отсталости.
Одиннадцатый ход.
Идея смыслового поля. Формирование аффективных качеств
личности. Единство интеллекта и аффекта.
Двенадцатый и последний ход, выходящий уже за пределы
собственно исканий Л.С.Выготского и его текстов. Это сам миф по имени
Лев Выготский. Траектория его судьбы. Парабола его личности. Страсти
по Гамлету и Спинозе - как страсти личности самого Л.С.Выготского.
Теперь по порядку.
2. “Мой Гамлет”.
В основании всяких изменений и трансформаций нашего сознания
лежит прежде всего смена образа человека. Новые идеи в гуманитарных
науках появляются в рамках новой антропологии, нового проекта
человека.
В этом смысле, как мне представляется, Л.С.Выготский прежде
всего выступал именно с новым проектом человека, он пытался
осуществить опыт построения новой антропологии. Он задавал рамку
философии человека. Это первое.
И второе. Л.С.Выготский предъявил также проект новой
“неклассической” психологии, о чем много позже в своих последних
работах напишет Д.Б.Эльконин (см. 44, с.477). Л.С.Выготский строил не
новую науку классического образца, а вырабатывал особую практику
культурного посредничества.
В этой практике он проделал большой Путь. У этого Пути было
Начало. С этого начала я и начинаю свое изложение.
Фигура Л.С.Выготского настолько многогранна и сложна, что
напрашивается необходимость разведения разных миров, в которых он
пребывал. Можно говорить о той же “причастной вненаходимости”
Л.С.Выготского , в которой находился его современник М.М.Бахтин.
И я бы хотел попробовать ухватить, во-первых, начало, обозначить
ту точку, с которой начался Путь Л.С.Выготского, а во-вторых, в этом
начале мне видится попытка Л.С.Выготского задать предельную рамку
своего Пути.
Итак, на примере его дипломной работы о Гамлете 1915 года я бы
хотел обозначить три момента.
1. Л.С.Выготский уже в 1915 году задал предельную рамку - рамку
философской антропологии. Его волновали предельные вопросы бытия
человека и вопросы становления человеческого в человеке.
2.
Задавание
этой
рамки
заключается
в
обозначении
экзистенциального разрыва - осознания человеком своей предельности,
осознания им вопроса Быть или Не быть; так рождается ситуация
Гамлета; ужас от этого осознавания толкает человека на онтологическое
самоопределение, самоопределение в бытии.
3. В этой ситуации Гамлета и рождается (уже тогда, а не в 29-30г.г.)
идея Выготского об овладении человеком своим поведением. И эта
проблема овладения порождает проблему культуры как степени
овладения человеком своей психики с помощью “культурных
медиаторов” (знаков-орудий).
То есть, идея построения новой психологии была заявлена не в
1926г. (времен работы «Исторического смысла...»), а уже в 1915 году,
причем на специфическом для тогдашней психологии материале художественном, на материале трагедии «Гамлет». И эта идея новой
психологии как практики человека по овладению собственным
поведением была заявлена в жанре задавания предельной рамки - как
осознание экзистенциального разрыва.
Теперь по порядку. Когда Л. С.Выготский был еще учащимся частной
гимназии в Гомеле, в Москву приехал знаменитый английский режиссер
и актер Гордон Крэг. Он договорился со К.С. Станиславским о
постановке «Гамлета» на сцене МХТ. Они ставили его несколько лет. В
1911 году состоялась премьера.
Гита Львовна Выгодская пишет в своей биографии отца, что
премьера состоялась в 1916 году и что этот спектакль был особенно
интересен студенту Выготскому, который часто ходил в МХТ (см. 17,
с.43). Это либо опечатка, либо просто ошибка. Премьера «Гамлета» в
постановке Г.Крэга состоялась 23 декабря 1911 года. И продержался
спектакль три сезона (см. 36). Видел ли его Л.С.Выготский? Мы не знаем
этого. Мы знаем, что он только летом 1913 года закончил частную
гимназию в Гомеле и поступил в Московский императорский
университет.
В августе-сентябре 1915 года он пишет черновик дипломной работы
о «Гамлете». А в 1917г. он возвращается в Гомель. Мы не знаем, успел
ли он посмотреть этот спектакль. Но как ни странно трактовки образа
Гамлета Г.Крэгом и Л.С.Выготским весьма созвучны.
Основная идея Г.Крэга была в том, чтобы поставить “Гамлета” как
трагедию человека, вокруг которого - мертвая материя, косная, грубая
натура, с которой он борется и гибнет. Это трагедия борьбы активной
личности и преодоления ею мертвой материи, материала. Здесь
рождается идея активной художественной формы, которая укрощает
стихию хаоса и преодолевает ее. Трагедия Гамлета - его одиночество, а
фон его одиночества - «двор», мундирный мир.
Г.Крэг говорил, что надо отойти от черного угрюмого Гамлета.
Главное в нем - это духовное мужество, это радостный человек с
открытым лицом (см. 2). Он убеждал К.С.Станиславского: ”Вами должен
овладеть экстаз. Вы должны дать себе волю. Рассудок здесь бессилен,
он - Ваша слабость...” (см. 2, с.261).
Как бы ни трактовал Г.Крэг Гамлета - ясно одно. Трагедия эта - не
про дворцовые интриги, а про космические страсти и эксзистенциальные
надрывы, не про реальную историю, не про средние века, не про короля
и королеву. Это сугубо индивидуальная личностная история человека,
который заглянул в пропасть, в черноту небытия. Это драма борьбы
Разума со Страхом, драма самоопределения и самопреодоления
человека, который осуществляет акт второго рождения. В этом смысле
трагедия эта - вне времени. Она - про общечеловеческую
экзистенциальную ситуацию борьбы человека, пытающегося стать
свободным, со своей душой-тюрьмой. Оковами его является
онтологический страх, ужас, который охватывает тебя, когда ты однажды
заглянул в пасть Небытия. Гамлет - это тема осознания страха и
страсти, тема преодоления небытия. И прежде всего проблема борьбы с
собственной душой-тюрьмой. Никакое королевство Гамлет не собирался
исправлять.
Это тема начала, обновления жизни, второго рождения. Это тема
- когда же придет настоящий день. Тот новый день, который «застал нас
неготовыми». Это писал Выготский уже в 1917 , продолжая думать над
темой «Гамлет». Об этом сказано в нашем эпиграфе (см. 6).
Так вот, тема Гамлета его волновала всю жизнь. Сквозь все его
“труды и дни” проглядывает одна тема - тема Гамлета.
Из-за недостатка места остановимся на двух отрывках, которые
выделяет Выготский.
Это эпизод дуэли Гамлета и Лаэрта и ключевой монолог «Быть
или не быть».
Что говорит Гамлет Лаэрту перед дуэлью?
“Прошу прощенья, сэр. Я был не прав.
Но вы, как дворянин, меня простите.
Собравшиеся знают, да и вам
Могли сказать, в каком подчас затменье
Бывает ум мой. Все, чем мог задеть
Я ваши чувства, честь и положенье,
Прошу поверить, сделала болезнь.
Ответственен ли Гамлет? Не ответствен.
Раз Гамлет невменяем и нанес
Лаэрту оскорбленье, оскорбленье
нанес не Гамлет, а совсем другой,
Кто ж этому виной ? Его безумье.
А если так, то Гамлет сам истец,
И Гамлетов недуг - его обидчик.
Прошу во всеуслышанье при всех
Сложить с меня упрек в предумышленье.
Пусть знают все: я не желал вам зла.
Ошибкой я пустил стрелу над домом
И ранил брата” (пер. Б.Пастернака - см. 37, с.554).
Смотрите. Обычно понимают безумие Гамлета как его игру - он
играет в мышеловку, чтобы поймать дядю-короля. Здесь же Гамлет
говорит о другом - он действительно безумен.
Л.С.Выготский особо отмечает тему безумия Гамлета:
“Гамлет страдает тяжелой болезнью... в убийстве Полония, в
схватке с Лаэртом он отрешен от самого себя... он сделал это (все
вообще), не быв самим собой; это сделал не Гамлет, а его странная
рассеянность, которая отдает его во власть какой-то силы, его безумие,
его “затменье” (см. 12, с.277). Гамлет сам не свой. Так и в оригинале - “If
Hamlet from himself” (см. 37, с.116).
И вот Гамлет признается в своем безумии. Потом, много позже, в
1929 году, Л.С.Выготский напишет - чем отличается больной человек от
здорового? Больной не ведает о своем безумии, над ним довлеет, им
управляет его болезнь, а здоровый управляет своей болезнью (см. 11 ).
Эту тему он обозначил уже здесь в 1915г. - “что Гамлет сам делает и что
с ним делается, он ли играет безумием, или оно им?” (см. 12, с.270).
Гамлет не властен над собой, “чья-то неведомая рука совершает все это
- не Гамлет. В этом все, весь смысл Гамлета.
Кстати, имя “Гамлет” происходит от древне-скандинавского Amlodi,
означающее человека, который был или притворялся сумасшедшим.
Гамлет - жертва собственного безумия, он узник своего безумия,
своей темноты. Темнота эта - от его души-тюрьмы. Он оказался в клетке
страха и страсти. Он ослеплен и скован. Попытка обрести свободу,
“легкое дыхание”, попытка выйти из тюрьмы слепой и пустой души смысл поступка Гамлета.
И теперь, перед поединком, Гамлет признается в своем безумии,
делая шаг навстречу смерти. Он совсем другой. Он, пишет
Л.С.Выготский, готов. “Быть готовым - вот все. Вот все. Этого нельзя
комментировать: это все. Таково состояние Гамлета теперь, таково его
чувство роковой минуты, катастрофического “остатка дней”. Он ощущает
под влиянием неотразимых предчувствий, такой скорбной тяжестью
залегших в его сердце, в своей душе высшую готовность. Быть готовым вот все. Гамлет готов. Не решился, а готов; не решимость, а
готовность...
Он готов: пусть будет - Let be” (см. 12, с.278).
О готовности говорит Гамлет. “Я готов” - такова же последняя
фраза самого Л.С.Выготского ночью 11 июня 1934 года. Минута пришла.
Срок исполнился. Час пробил. Гамлет готов. Готов и Л.С.Выготский. Он
это сказал уже в 1915. Потом повторил в 1934 году.
Трагедия Гамлета - о том, как он шел к этой готовности. Этот Путь
головокружителен, поскольку
в небольшой трагедии, начиная от
монолога “Быть или не быть” и кончая поединком с Лаэртом - дистанция
огромного размера.
Итак, готовность принять удел. До этого он не был готов. Не в
этом ли его болезнь? Что за природа его болезни? Чем больна его
душа? Болезнь его экзистенциального толка - страх, ужас сковывал его
члены.
Посмотрим всем известный монолог.
“...А то кто снес бы униженья века,
Позор гоненья, выходки глупца,
Отринутую страсть, молчанье права,
Надменность власть имущих и судьбу
Больших заслуг перед судом ничтожеств,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала? Кто бы согласился
Кряхтя под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли.
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться.
Так всех нас в трусов превращает мысль,
Так блекнет цвет решимости природной
При тусклом свете бледного ума,
И замыслы с размахом и почином
Меняют путь и терпят неуспех
У самой цели...” (пер. Б.Пастернака - см. 37, с.497).
Да. Кто бы согласился терпеть этот удел, если бы, о ужас!... Если
бы не страх перед небытием...
Человек, взглянувший в глазницы смерти, испытывает
неизъяснимый ужас. Немеют члены. Скован рот. Чернота и немота.
Небытие.
“Когда бы страх чего-то после смерти” - так в переводе
М.Лозинского.
“Когда бы неизвестность после смерти” - так у Б.Пастернака.
В оригинале - “But that the dread of something after death” (см. 37,
с.69 ).
Английское “dread” переводится не просто как некая боязнь, а
именно ужас, тот экзистенциальный страх, который потом волновал
С.Киркегарда - страх и трепет. Тот самый, глубинный, от осознания
которого теряешь контроль над собой, ты сам не свой, не владеешь
своими страстями, ты слепнешь и кидаешься во все тяжкие.
Раскол мира, трещина, которая проходит через сердце человека и
делает его поэтом и философом - осознание трещины рождает
ситуацию Гамлета.
И тогда следует фраза “Thus conscience does make cowards of us all” (см. 37 , с.69 )
Варианты русских переводов:
“Так всех нас в трусов превращает мысль” (Б.Пастернак)
“Так всех нас совесть обращает в трусов” (А.Кронеберг)
“Так трусами нас делает раздумье”(М.Лозинский).
“Так в трусов нас сознанье превращает”(А.Радлова).
“И эта мысль нас в трусов обращает” (П.Гнедич) (см. 37).
Более точный перевод английской кальки латинского слова
conscientia - это совесть в смысле осознания, понимания, глубинного
проникновения, ухватывания вести, голоса бытия, как тайное знание,
весть, ведание.
Именно осознание небытия после смерти, страх собственной
несостоятельности, ужас от того, что ты так и не Станешь в Бытии мысль об этом ввергает в пропасть безумия.
Кто бы решился принимать тяжесть и немоготу этой юдоли, когда
бы... Когда б не страх небытия после смерти! Осознание этого страха и
изживание синдрома труса (помните, в чем обвинял Иешуа Понтия
Пилата? В трусости!) - это рождает ситуацию Гамлета. Фактически,
трагедия Гамлета - это рассказ о поединке одного Гамлета, труса и
безумного с другим - с тем, кто осознал свое безумие.
Этим обозначением, выделением темы безумия Гамлета и его
излечения Л.С.Выготский выделяет в нем два плана. План реальный,
обыденный и план мистический. Эти же два плана он выделяет и в
трагедии.
Гамлет, отмечает Выготский, расколот. Он раздвоен. Он живет в
двух мирах, живет двумя жизнями одновременно. “Поэтому он постоянно
у самой грани этой жизни, у самого ее предела, на ее пороге, у ее
последней черты. Поэтому его бытие - это его болезненный и страстный
день, его пророчески неясный как откровение духов, сон - не
нормальное, не обычное состояние. Он точно лунатик. Его сознание
поэтому тоже двойное” (см. 12, с.270).
И его второе, ночное сознание, нельзя назвать именем. Оно
требует молчания. Остановки. В обыденной жизни мы спасаемся
завесой слов. Там, где бездна, там он, мистически живущий на краю
бездны, заглянувший в иной мир, умолкает. Остальное - молчанье.
Таковы его последние слова Горацио.
“The rest is silence”.
Эти два плана Выготский выделяет по ходу изложения всего
этюда о Гамлете.
Первый план - реальный, исторический, временной. Здесь - все
конкретные события, вся интрига, вся кровь. И здесь - первый смысл
трагедии. О нем Гамлет попросил перед смертью рассказать своего
друга Горацио. Последний расскажет потомкам об этой истории, о жизни
и смерти принца Гамлета.
Второй план - вневременной. Он сопряжен с чем-то мистическим,
религиозным. Здесь - религия трагедии, то есть момент откровения.
Этот второй смысл выходит за пределы собственно толкования пьесы.
Этот второй смысл - “в особой философии, религиозности, то есть
трагедия есть определенная религия жизни, религия жизни sub specie
mortis или, вернее, религия смерти”(см. 12, с.290).
О первом смысле все сказано. Он - в фабуле. О нем сказано много
слов. “Слова, слова, слова...”.
О втором - молчание. Его хранил ушедший Гамлет. И последние
его слова: “остальное - молчанье”. Здесь искусство кончается.
Начинается религия, у которой один образ, пишет Л.С.Выготский смерть, одна добродетель - готовность.
В готовности принять удел - вся трагедия. В этом - все. Когда
человек говорит Богу - я готов. Этим словом закончил свой Путь Гамлет.
Этими словами начал и закончил свой Путь Л.С.Выготский.
Остальное - молчанье...
The rest is silens...
3. “На пути к “вершинной психологии”.
а. Новая наука о новом человеке. Психотехника.
... После минуты молчания продолжим.
Теперь, делая следующий шаг, мы как бы спускаемся на
следующий уровень. Из метаплана предельной рамки метафизики
человека переходим в план методологии науки о человеке, “новой”,
“неклассической” психологии.
Понятно, что изучая ту или иную проблему (будь то обучение
аномальных детей или проблема высших психических функций),
Л.С.Выготский ставил и проблему построения новой науки.
В этом смысле мы должны говорить о новых идеалах психологии,
о новой парадигме в психологии, и на ее примере - о новой парадигме в
гуманитарных науках, о проблеме, которая и сейчас актуальна в связи с
“психологизацией” всей страны (см. 4; 26).
По большому счету на примере Л.С.Выготского видно, как
происходит совпадение в одном месте разных планов - предмет
психологии, природа психического и опыт конкретного исследователя
(здесь - Л.С.Выготского).
Новая психология рождается в рамках нового понимания природы
человека. Психология перестает быть только академической теорией с
одной стороны и только эмпирической наукой с другой стороны.
Происходит это благодаря некоему выверту. Психическое находится вне
человека как отдельного физического и сенсорного существа.
Фактически это означает, что психическое - вне привычного поля
психики. Психическое - за рамками психологизма отдельного индивида.
Парадоксальность классического психолога, который хочет понять
психическое средствами академической науки (построенной по
естественнонаучному образцу) - парадоксальность его позиции в том,
что он хочет построить “естественную науку о неестественных вещах”
(10, т.1, с.381).
Идея овладения человеком собственной психикой и выводит
Л.С.Выготского за пределы психологизма.
Он шел как-то по диагонали. Не вдоль каких-то школ и концепций,
не искал продолжений и приложений своим идеям, не строил саму по
себе теорию нового человека, а пытался понять идею становления
культурной природы человека, идею Пути, которая принципиально
апсихологистична.
Понять Л.С.Выготского - значит выйти за рамки психологии,
которая обречена быть эмпирической и изучающей отдельного
человека.
И понять психологию неклассическую - значит понять самого
Л.С.Выготского как человека Пути, понять сам миф Л.С.Выготского - как
он сам пытался понять миф Гамлета.
В этой связи хороши замечания А.А.Пузырея, который
провозгласил credo современной психологии, некоторые ценности, на
которых базируется его собственная практика как психолога (см. 26):
- современная психология должна иметь дело с реальным
человеком, с его реальными живыми проблемами;
- она должна иметь дело с полным человеком, с человеком Пути;
- для самого психолога его психология должна стать формой
духовного становления, работы над собой, формой личностного роста;
- новая психология должна включаться в поиск нового человека (в
евангельском смысле).
Опыт выращивания такой психологии, которая вовсе и не
психология уже, а антропология как теория и практика становления
полного, целостного человека, - такой опыт, мне кажется и
демонстрировал Л.С.Выготский.
А началось все с осознания кризиса старой психологии.
Осознание
произошло
задолго
до
написания
знаменитого
“Исторического смысла...”. Осознание шло через призму вопроса - что
управляет поведением ? Этот вопрос ставился во всех психологических
концепциях, но по-разному на него отвечали, поскольку по-разному
понималась природа психического.
И несмотря на обилие (и тогда) психологических школ их
(психологий) с точки зрения Л.С.Выготского всегда две естественнонаучная и спиритуалистическая, натуралистическая и
идеалистическая. То есть, всего есть два подхода к природе психики, и
отсюда - две непримиримые науки, две конструкции знания. И между
ними идет борьба (см. 10,т.1, с.381).
Проблема лежит не в материале, не в наблюдаемой эмпирике,
считал Л.С.Выготский. И это сам показывал. Он имел такой же
эмпирический материал, какой имели, например, Келлер или Бюлер. Но
выводы делал иные. Материал в принципе везде одинаков. Различие - в
методе, в методологии, в исходной позиции, угле зрения. Поэтому
исходный природный эмпиризм психологии распадается, говорит
Л.С.Выготский, на натурализм и идеализм (см. 10, т.1, с.383).
С одной стороны, психика понимается с точки зрения
объяснительной психологии по принципу стимул-реакция, с точки зрения
причинности условно говоря материального порядка. И здесь - вся
реактология, бихевиоризм, натурализм разного толка. С другой стороны
психика
понимается
интенционально,
как
некая
духовная
самодостаточная деятельность, причинно в материальной жизни не
обусловленная. И здесь начинается описательная психология
В.Дильтея.
Но и то, и другое, отмечает Л.С.Выготский, - учение о душе без
души. Одинаково порочно выбирать между ними или собирать их в одну
кучу. Надо менять исходную методологию. Не надо выбирать между
ними. Надо идти по диагонали.
Не там ищете, коллеги!
Ни одна из психологий не годилась в качестве основания для
новой науки о человеке. Это основание Л.С.Выготский обозначает в
конце своей работы “Исторический смысл психологического кризиса”. И
это основание он нашел давно - в лице метода К. Маркса. Отсюда “марксоидный” жаргон.
Марксизм Л.С.Выготский принял искренне. Как особую религию.
Исследователь М.Г.Ярошевский любит писать об одном эпизоде из
жизни Л.С.Выготского, о котором ему рассказала Б.В.Зейгарник. Та
вспоминала: “У Выготского была тяжелая болезнь. Он был гениальный
человек, создавший советскую психологию. Его не понимали. Он бегал, я
помню, как затравленный зверь, по комнате и говорил: “Я не могу жить,
если партия считает, что я не марксист”. Если хотите, Выготский
фактически убил себя, или, я так бы сказала: сделал все, чтобы не жить.
Он намеренно не лечился” (см. 48, с.16).
Его поиск новой науки и мечты о новом обществе соединились.
Пришел 1917 год. Год, когда он пишет слова, поставленные в эпиграфе
данной работы. Это новый день, который “застал нас неготовыми”. Он
принял новую эру как наступление тысячелетнего царства. Его
истовость, вера в нового человека и в идеалы новой науки были глубоки
и чисты. Это как первоначальное христианство - религия нищих, рабов и
проституток, бродяг и люмпенов, культурных маргиналов.
И методология К.Маркса как новое учение. И метод восхождения
от абстрактного к конкретному - как универсальный принцип
содержательного анализа, реализованный уже в “Психологии искусства”
и постоянно воспроизводимый в течение всего творчества. То есть,
психологии нужен свой “Капитал”. Не решение вопроса и даже не
рабочая гипотеза, а метод ее (гипотезы) построения (см. 10, т.1, с.420421).
Итак, его мечты о новой эре, о счастье всех людей, мечты
человека серебрянного века соединились с поисками новых идеалов
науки о человеке. Он это сам подтверждает. Новая наука не может
возникнуть в старом обществе. Старые течения не годятся для этого.
И здесь - все та же идея овладения своей психикой. “Прыжок из
царства необходимости в царство свободы неизбежно поставит на
очередь вопрос об овладении собственным существом, о подчинении
его себе” (см. 10, т.1, с. 436).
В будущем обществе психология действительно будет наукой о
новом человеке. Без этого перспектива марксизма и истории науки будет
не полной. Но и эта наука о новом человеке бедет все же психологией мы теперь держим в руках нить от нее (там же).
При этом новая наука является не отдельной наукой, она будет
общим именем целой семьи наук. Это общая наука о новом человеке.
Известно, что Л.С.Выготский был знаком с работами М.Шелера.
Но он читал его ранние вещи и, судя по всему, не был знаком с его
работой “Положение человека в космосе”, вышедшей в 1928 году (во
всяком случае, подтверждений я не нашел). В ней М.Шелер впервые
ввел в оборот термин “философская антропология”. Л.С.Выготский
называет имя “психология”, но кардинально депсихологизирует его,
меняет его значение в сторону антропологии. Ему важна идея нового
человека, понявшего себя, овладевшего собой. Ему новая наука дает
средства понимания и овладения. Психология призвана не столько
объяснить психику, сколько понять ее и овладеть ею - “овладеть правдой
о личности и самой личностью”.
Да, марксоидные уши торчат-с! Одержимость всем и до конца
овладеть, ухватить, понять. До конца. С риском свернуть себе шею. Но
разве это вина? Разве это порок? Это болезнь. Та же самая,
гамлетовская. Этот Л.С.Выготский - тот Гамлет, который был болен, до
признания с Лаэртом. До прозрения. Это потом марксоидность будет
резко исчезать. Уже в 1926 она не сильно выпячивается. А пока...
А пока - упор на принципы прикладной психологии - психотехники.
Слово опять чужое. Взятое у Мюнстерберга. Но наполненное, как и сама
психология, новым содержанием. Это и есть тот “камень, который
презрели строители, встал во главу угла”.
Л.С.Выготский выделяет
два исходных методологических
принципа, которые сейчас выглядят вполне банально.
1. Это принцип практики. Практика должна подтвердить
истинность психологии. Высокоорганизованная практика, церковь,
военное дело, политика, промышленность, которые сознательно всегда
регулировали и ориентировали психику (см. 10, т.1, с.387).
2. Это принцип философии. Именно практика, как конструктивный
принцип науки, требует философии, то есть методологии науки.
Та психотехника, которая разрабатывалась у Г.Мюнстерберга детская, несерьезная. Слишком вульгарна и прямолинейна. Ее, пишет
Л.С.Выготский, называют “дачной психологией”.
Это очень злободневно. Та же ситуация и сейчас - когда
психология вошла в каждый дом, когда предлагается психология на
каждый день наравне с жевательной резинкой и гигиеническими
прокладками.
Такая психотехника смехотворна, но это не значит, что она не
нужна вовсе. “Принцип практики и философии ...- тот камень, который
презрели строители и который стал во главу угла. В этом есть весь
смысл кризиса” (см. 10, т.1, с.388).
Связка психотехники как практики овладения психикой и
методологии становится фундаментом новой науки.
“Не Шекспир в понятиях, как для Дильтея, есть цель такой
психологии, но психотехника - в одном слове, то есть научная теория,
которая привела бы к подчинению и овладению психикой и
искусственному управлению поведением” (10, т.1, с.389).
Именно
искусственное
управление
поведением.
Сугубо
марксоидный ход. Он сам себя искусственно выстроил. Он сам был
воплощением новой науки.
Но это - один из его шагов. Его зигзаг. Если мы будем понимать
его не из перспективы собственного движения, а сугубо из 1926 года, в
котором уже было много еще другого, что вывело его на новые рубежи
(например, идея сверкомпенсации и овладения “культурным средством”
в этом же 1926 году - об этом ниже), - если понимать его узко, то выводы
его весьма прямолинейны и наивны. Например, принцип практики он
понимает в превращении прикладной психологии в естественную науку
(см. 10, т.1, с.393). И это есть. А философию свел к ее марксистской
версии. Но по факту его же деятельности все было не так.
Нам важно брать не имена и версии. Нам важно брать и держать
ту самую рамку, исходное основание. А оно остается - понимание второй
природы человека, природы культуры, через которую человек пытается
овладеть собой, то есть собой натуральным, заданным, сырым и еще не
рожденным.
Да, Л.С.Выготский метался. Он искал. Его по большому счету не
устраивала ни одна школа в психологии. Не устраивали его до конца и
классики марксизма. Их он тоже пытался преодолеть, хотя и
использовал марксоидные ходы и слова. Например: “теория
психологического материализма (!) или диалектика психологии и есть то,
что я называю общей психологией” (10, т.1, с.420).
При всей спорности его поисков - важно то, что он под наукой
понимал теорию и практику искусственного управления психикой с
помощью особых культурных орудий. Вот ключевая фраза: “... сама
попытка научно подойти к душе, усилие свободной мысли овладеть
психикой, сколь бы она ни затемнялась и ни парализовывалась
мифологией, т.е. сама идея научного строения о душе содержит в себе
весь будущий путь психологии” . (10, т.1, с.428).
б. Сверхкомпенсация и дефект.
Известно, что Л.С.Выготский на вопрос одной из анкет - где он
чувствует себя наиболее подготовленным специалистом, отвечал - в
области работы с глухонемыми детьми.
Именно в области дефектологии Л.С.Выготский формулировал
свои главные идеи и проделывал свои содержательные ходы. Именно
там черпал материал для выхода в область культурной антропологии.
Но это происходило потому, что до этого была поставлена
методологическая рамка целостного человека. И если в структуре этой
целостности возникает трещина, то это начало его, человека, второго,
культурного рождения.
Человек имеет от своего первого рождения натуральную, вещную
природу. Задача его культурного развития - в преодоллении собственной
натуральности, мертвых вещных форм и компенсации натуральных
дефектов, которые он получил от первого рождения.
Поэтому можно говорить (cum grano salis) вслед за Л.С.Выготским
о естественной и культурной истории человека (точнее, естественная,
натуральная природа просто не имеет истории).
Историю имеет личность - та вторая, обретенная форма,
построенная через практику овладения человеком своей натуральной
стихии.
Конечно, Л.С.Выготский в этой идее был не первый. Уже был
В.Штерн с идеей целостной личности, с его противопоставлением вещи
и личности. Был А.Адлер с идеей сверкомпенсации (см. 1).
У А.Адлера исходным основанием для идеи компенсации была
клиническая практика. Из наблюдений за клиникой он констатировал, что
каждый человек в своем индивидуальном опыте (отсюда “индивидуальная психология”) переживает состояние собственной
неполноценности и ущербности. Он стремится преодолеть свою
природную слабость и социальную ущербность и хочет состояться в
этой жизни, пребыть.
В основе этого стремления - исходная онтологическая интенция
человека состояться в Бытии. И если на пути реализации этой интенции
встречаются преграды, то человек испытывает состояние нецельности,
неполноценности. Отсюда - эффект компенсации, стремление жить
соответственно своей интенции, используя обходные пути (это уже
добавка Л.С.Выготского - здесь пол-шага до идеи опосредования).
Острие же интенции направлено на достижение целостности. Это
является, по А.Адлеру, конечной целью человека. Достижение это
происходит за счет механизма компенсации как творческой силы,
лежащей в основе развития человека.
А.Адлер построил некую универсальную и упрощенную схему
объяснения поведения: онтологическая интенция - преграда - чувство
неполноценности - сверкомпенсация через стремление к власти невроз.
Л.С.Выготскому важно было понять некие вершинные вещи, не
сводя их объяснение к единственной схеме. Он пошел дальше. Он берет
понятие из какой-либо школы и по-своему его обыгрывает, преодолевая
крайности и схематизм - будь то А.Адлер, В.Келер, К.Бюлер или
Г.Мюнстерберг.
В принципе, ничего особенного в этой идее нет. Человек,
рождаясь с физическим дефектом или переживая психический вывих,
стремится компенсировать его за счет социального и культурного
развития, через иные ходы, развивая в себе особые культурые качества
личности. Но в этой хрестоматийности заложен принципиальный ход.
Как устроена личность ? Какие такие содержательные процессы
происходят в культуре и как можно ухватить культуру так же предметно,
как и натуральные формы ? Имеет ли личность свое тело ? Можно ли о
ней говорить предметно, конкретно, без предыхания и эпитетов ?
Так и появляется идея конкретной психологии человека (еще
варианты - “генетическая”, “инструментальная”). Так называется одна из
переломных работ 1929 года (рукопись не вошла в шеститомник), на
основании которой создается “История развития высших психических
функций” (см. 11).
Судя по всему, 1928-29 годы были переломными. От поисков и
критики Л.С.Выготский переходит к содержательному построению
новой антропологии, шаг за шагом вырываясь вперед.
Но вернемся к идее компенсации. Проблема ведь не в самом по
себе органическом дефекте. Проблема - в его социальных последствиях
и опять же в социальном и культурном преодолении дефекта.
Дефект, во-первых, - это не только минус, но и плюс. А во-вторых,
он рождает компенсаторные силы, которые имеют уже особую природу социо-культурную.
Глухой ребенок больше хочет говорить, чем нормальный. И его
способы говорения - еще более культурные, поскольку к ним он
вынужден идти окольными путями, преодолевая органический дефект.
В этом, культурном смысле, нет никакой принципиальной
разницы между воспитанием зрячего и слепого ребенка (см. 13, с.91).
Более того, опираясь на опыт А.Соколянского, Л.С.Выготский говорит,
что учитывая мощь компенсаторного механизма, воспитание
слепоглухонемых легче, чем воспитание глухонемых, а последних легче, чем слепых, а слепых - легче, чем зрячих (см. 13, с.93).
Вывод
Л.С.Выготского прост
- натуральный дефект
одновременно и изъян, и костыль, подпорка. В нем самом мы можем
увидеть и трамплин для развития. Не надо в нем видеть только дефект.
Не надо рассматривать ребенка с дефектом как “человека на
четвереньках”.
“Нам нужны закаляющие и мужественные идеи” (13, с.96). Не
лелеять дефект, не оберегать ребенка, не загонять его тем самым в
резервации для неполноценных, а преодолевать дефект, превращая его
в ресурс. Поэтому, в отличие от рефлектологии (а все дефектологи,
идущие от физиологии - стихийные рефлектологи, не изжившие сами
дефект натурализма), где ребенок берется горизонтально, в теории
сверхкомпенсации он берется вертикально. Она выпрямляет его.
Их разговора о натуральных дефектах вытекает простой, но
принципиальный вывод. Слабость и ущербность человека в чем-то (будь
он и нормальный физически) - не есть его окончательный приговор. Она
же - его сила, ибо заставляет искать обходные пути становления и
реализации. В этом месте и рождается идея посреднического действия,
обходного маневра человека и культурных средств, с помощью
которых он совершает этот маневр - через овладение ими, независимо
от того, есть у него органический дефект или нет.
Уже в 1928 году Л.С.Выготский пишет , что в процессе
“культурного развития” ребенок овладевает особыми “культурными
средствами” - например, языком или арифметическими символами. И
через это овладение, через овладение этими знаками как средствами он
осуществляет культурные формы поведения (см. 13, с.98).
Что получается ? Очевидные на первый взгляд вещи касательно
развития и обучения аномальных детей задают методологически
принципиальный ход для построения всей культурной антропологии.
Этот ход - в задавании культурной рамки работы, в выделении практики
формирования личностных качеств - как
практики овладения
натуральным материалом через культурные средства. Культура и
понимается как практика овладения и преодоления натурально-вещных
форм.
в. “Инструментальный метод” и “культурные средства”.
Традиционно, начиная с грехопадения Адама, в психологии и в
целом в нашем сознании (в том числе научном) господствует парное
баррикадное мышление. Оно основывается на допущении парного
принципа устройства мира: бытие и сознание, материя и дух, природа и
культура, среда и человек, мир и человек и т.д.
Это же парное мышление господствует и в психологии. Отсюда либо психическое понимается как совокупность реакций на внешние
стимулы (и здесь - весь бихевиоризм, рекатология, натурализм), либо
психическое понимается как некий внутренний опыт озарений, догадок,
душевных проявлений (и здесь - интуитивизм и субъективизм разного
толка).
Эти акценты порождают разные методы. Первый - ничего, кроме
фиксаций, замеров и описания телесных реакций. Тогда формируется
лагерь описательной психологии.
Второй - самонаблюдение,
интроспекция.
Тогда
формируется
чистая
феноменология
и
понимающая психология Э.Гуссерля и В.Дильтея.
Ход Л.С.Выготского заключается не просто в преодолении
рецидивов парного мышления, не просто в замене одной пары
(например, тело-дух) - на другую пару (например, натура-культура).
Его ход - в попытке задать иной диагональный ход. Ход поперек, в
иную “оптику мышления”.
Если предельно сжато, то этот ход предельно прост: человек не
овладевает средой, и среда не овладевает человеком, а человек
овладевает своим поведенем. Еще жестче - психическое появляется как
феномен именно тогда, когда появляется акт овладения человеком
собственным поведением. Здесь рождается новая антропология и
неклассическая психология.
Эта практика овладения осуществляется через овладение внешне
по отношению к отдельному индивиду заданными культурными
средствами, имеющими собственную объективную историю - знак,
символ, миф, понятие, имя. Эти средства становятся “психологическими
орудиями” в руках человека. Психологическое орудие отличается от
технического тем, что оно направлено на овладение человеком
собственным поведением, а не на объект. Человек воздействует на свои
естественные силы и через него (орудие) он овладевает собой (см. 10,
т.3, с.106).
Проблема, кстати, в не в вещности или в знаковости орудия, то
есть не в его субстрате. Иной раз, буквально цитируя Л.С.Выготского,
исследователи считают, что овладение словом как главным орудием и
привело к качественному скачку в филогенезе и онтогенезе. Орудие
становится психологическим не потому, что оно не вещь, а потому, что
используется в иной функции. Сам способ использования его,
оперирования им - иной, нежели в техническим орудием. Об этом мы
еще поговорим ниже, когда остановимся на типологии культурных
средств или культурных медиаторов, как стали говорить американские
последователи Л.С.Выготского (Дж.Вертч, М.Коул - см. 5; 23; 34).
Кроме того, Л.С.Выготский разводит стимул-объект и стимулсредство. Объект является внешним стимулом поведения человека и
остается объектом. А стимул, к которому прибегает человек, чтобы
овладеть им и через него - своими естественными силами,
превращается в средство. И определяющий среди этих стимулов - знак
(см. 10, т.3, с. 116-117).
Таким образом, человек через психологическое орудие изменяет
не среду и не другого, а себя (там же, с.122-123). Но какого себя? Себя
натурального, естественного, не владеющего собой, себя - раба
ситуации, себя телесного и сенсорного.
Итак, Л.С.Выготский не просто преодолевал крайности той или
иной концепции. Он не занимался зряшным делом взаимного
дополнения одного другим. Хотя и это было. Но Дильтей и Павлов не
соединимы!
Важно было задать иной ход. И этот ход - по принципу своему
должен быть культурным и антропоориентированным.
А это и предполагает преодоление трех главных изъянов всякой
психологии:
- сведение психики к телесности и сенсорике;
- сведение психики к сознанию;
- сведение сознания к индивидуальному сознанию.
Все психологии мира до сих пор изучают изолированного
“робинзона”, причем, именно “двуногого без перьев”.
Неклассическая психология именно в том и заключается, что она
выводит психическое за пределы отдельного телесного индивида.
Высшие психические функции рождаются между людьми, за пределами
их сенсорики и телесности. Точнее, говоря о высших психических
функциях, мы вынуждены говорить о теле личности и теле культуры.
Крайности двух психологий, спиритуализма и натурализма,
одинаково затемняли природу человеческих культурных качеств. Первый
рассматривал психическое как проявление некоего духа. Поэтому
главным методом было самонаблюдение, чистая феноменология.
Второй натурализировал психику, считая, что психические функции
являются продолжением телесных реакций. Здесь с помощью тестов
замеряются фактически биологические свойства человека, его
натуральные качества.
В то время как базовым механизмом собственно человеческого
культурного развития является создание и использование искусственных
(с точки зрения первой природы) средств-стимулов, культурных
медиаторов, которые позволяют человеку овладевать своим
поведением и через выводят его в пространство культуры (см. также 10,
т.6, с77).
Через методику двойной стимуляции Л.С.Выготский и его ученики
пытались не просто изучать механизмы искусственной стимуляции
поведения человека, а фактически строить и тут же исследовать особое
неорганическое пространство культуры, состоящее как раз иэ
культурных медиаторов. Если человек ими овладевает, то они
становятся его высшей психической функцией, частью его, но уже
частью особого культурного неорганического тела. Через культурные
медиаторы
психические
свойства
выносятся
за
пределы
индивидуального пространства и физического тела. И они могут даже
наблюдаться!
Создавая знаковую операцию и наблюдая за ней, по ее ходу и
структуре можно понять действительную природу высших психических
функций.
Таким образом, так называемые внутренние функции становятся
для наблюдателя внешними. Они же, будучи внешними для того, кто
овладевает ими как средствами, становятся внутренними (знаменитая
идея интериоризации). На ней мы остановимся чуть ниже.
Функциональная методика двойной стимуляции давно известна и
подробно описана. В чем ее суть?
Схему бихевиористов S - R Л.С.Выготский дополнил третьим
членом - искусственным стимулом-средством. Получился треугольник,
шде А - объект-стимул, В - реакция на него, Х - посредническое действие
со знаком-средством:
А
В
Х
рис. 1.
Именно третьего члена всегда не хватало для объяснения того,
откуда, с помощью чего у человека формируются культурные качества.
Вместо прямой связи А - В есть опосредованная А - Х, Х - В. В
этом суть инструментального метода (отсюда - “инструментальная
психология”).
Человек самого себя превращает в предмет овладения. А
психологические орудия (вещь, знак, слово) сначала выступают как
внешние средства-стимулы, а потом - как части личности, ставшие
собственно продолжением ее, ее культурными формами.
Таким образом, понятие высшей психической функции, понятие
культурного
развития
и
понятие
овладения
собственными
естественными процессами поведения у Л.С.Выготского являются тремя
ключевыми и заменяющими друг друга понятиями. А в качестве
дополнения, которое имлицитно присутствует у Л.С.Выготского образование личности и является процессом овладения собственным
поведеним через культурные медиаторы.
Оговоримся еще раз. Буквально понимать и цитировать
Л.С.Выготского нельзя. Это опасно, поскольку если идти буквально по
текстам, то его можно заподозрить во всех смертных грехах, которые
совершала и совершает мировая психология. Он ведь пытался
испозовать весь мировой опыт. Его экспериментальной площадкой была
вся мировая практика.
Возьмем, к примеру, его тезис о взаимном наложении и
переплетении в развитии ребенка двух процессов - онтогенетического
культурного и филогенетического биологичекого развития. Он может
показаться слишком прямолинейным (см. 10, т. 3, с.30-31).
Если же вчитаться, то мы заметим, что речь идет о сердцевинной
идее неклассической психологии. В чем ее смысл ?
Каждый отдельный человек с рождения попадает не только в
вещный и природный мир, но и в мир культуры. Последний так же имеет
свою структуру, как и природа. Точнее, она имеет свою природу, свою
, которая определенным образом структурирована. Эта структура
состоит из набора культурных средств-медиаторов, которые человек
использует как орудия, чтобы через них войти в культуру и обрести
второе тело, уже культурное, тело личности, которое больше его первого
органического тела. И именно это второе культурное тело овладевает
первым, физическим телом. То есть одна часть человека, его личность,
овладевает другой частью человека, его телом, точнее, любым
натуральным процессом, довлеющим над ним.
Культура и личность, понятия всегда метафизические и
метафорические, у Л.С.Выготского становятся инструментальными и
конструктивными.
Личность тоже имеет свое тело, точнее, по М.М.Бахтину, свою
архитектонику. Оно тоже из чего-то состоит. Из неких кирпичиков.
Фактически, поиски Л.С.Выготским единицы психологии привели его как
раз к идее единицы личности. Полный список таких единиц у
Л.С.Выготского отсутствует. Есть только поиски, варианты. Это - знак,
значение, смысл, переживание.
Но оставим это для историко-культурных исследований. Нам
важно другое. Из чего состоит культурное тело? Из каких таких
культурных средств, которые, по Л.С.Выготскому, на сцене появляются
дважды - сначала как внешние социальные отношения между людьми,
потом как внутренние качества личности (см. 10, т.3, с.145). Сначала
человек имеет простую естественную биологически обусловленную
структуру, потом - сложное культурно построенное целое.
Правда, здесь опять проявляется марксоидность Л.С.Выготского,
его излишний социал-детерминизм. Внешнее и социальное для него
синонимы. Если его понимать буквально, то высшая психическая
функция появляется как внешнее социальное отношение, а потом как
психическая функция. Это относится и к произвольному вниманию, и к
памяти, и к воле, и к понятийному мышлению.
Конечно,
Л.С.Выготский условно взял понятие личности,
оговариваясь, что другого нет, понимая, что это понятие взято не
адекватно.
Личность
понимается
Л.С.Выготским
как
надприродное,
историческое, социальное образование в человеке. Этого, конечно, не
достаточно. Точнее, это не про то. Личность нельзя сводить к типу
социальности, хотя социотип и является одним из начал личности,
прошедших этап овладения.
Главное же в личности состоит в том, что через личностное
начало человек овладевает как естественными натуральными, “изнутри”
(условно) данными, так и социальными, “извне” данными процессами.
Овладение это происходит через культурные медиаторы, которые
становятся частями личности, определяют ее архитектонику.
Такого буквально Л.С.Выготский не говорил. Но таков смысл всех
его речей и действий, всей его биографии.
Таким образом, просто говорить о социальном происхождении
высших психических функций - это сейчас общее место. И это даже не
совсем верно. Прямого пути от социального к психическому просто нет.
Говорить о культурном происхождении личности - тоже
тривиально и уже малосодержательно.
Человек совокупностью общественных отношений быть не может.
Это схема. Даже если уточнять, как это делает Л.С.Выготский:
“психологическая природа - совокупность общественных отношений,
перенесенных вовнутрь и ставших функциями личности и формами ее
структуры” (см. 11, с. 54).
Мало фиксировать социальную обусловленность личности. Важно
ухватить механизм овладения процессами. Как организовать обучение и
развитие, чтобы запускался механизм овладения и через него процесс
образования личности? Причем, овладения не только вещными и
знаковыми орудиями, но и культурными (символ, миф)?
В этом корень. Вопрос вопросов, отвечая на который мы будем
отвечать и на вопрос - как устроена культура и в чем архитектоника
личности ?
Но теперь дальше. Как устроено тело личности? Какие
существуют в культуре медиаторы? Каков оптимальный их список?
Возможна ли их типология?
И главное - через какую практику задается культурный медиатор?
Как они предьявляются человеку? Как он делает некий предмет
культурным медиатором или что делает этот предмет таковым ?
Понятно, что от идеи знака-посредника естественный ход - в
сторону человека-посредника, который
организует культурное
пространство и задает ребенку (или любому неофиту, не овладевшему
культурным средством) зону ближайшего развития.
Человек, не овладевший культурным средством и через это какой-то частью своей личности, - это тот же “ребенок”, которому другой,
“взрослый”, овладевший, демонстрирует образец действия с
медиатором:
посредник
медиатор
зона
актуального
опыта
зона
ближайшего
развития
рис. 2
То есть, схема, конечно, сложнее, чем просто треугольник
Л.С.Выготского (который активно использует М.Коул при построении
методики опосредованного чтения - см. 34).
Впрочем, у Л.С.Выготского есть более развернутый вариант (см.
11, с.58) :
S
O
S
орудие
S
знак
процесс интериоризации
рис.3
Л.С.Выготский фиксирует акт интериоризации, согласно которому
объект из внешнего знака становится внутренним знаком-средством.
Понятно, что пафос Л.С.Выготского был направлен прежде всего
против реактологии. Он в себе самом выжигал пятна этого учения. Идея
овладения натуральными процессами и была посвящена этой борьбе. И
главным сторонником в ней был, конечно, К.Маркс. Л.С.Выготскому
важно было показать, что центры психической жизни рождаются не в
коре головного мозга, а в социальных отношениях.
Но схема этого рождения, конечно, сложнее. Фактически, мы
постепенно переходим к другому шагу - проблеме “культурного
возраста”, культурного развития. Но об этом в следующей главе.
Пока же зафиксируем принципиальную позицию.
Традиционная психология и современная (будь то академическая
или так называемая практическая) сводят формирование психических
функций либо к дрессуре, наработке навыка, либо к интеллектуальным
операциям, неким усилиям и озарениям. Психологи все дружно
замеряют по тестам либо некий интеллект, либо натуральную
одаренность, либо навык, либо некое “качество личности”, которое,
якобы, уже есть где-то внутри (где?) человека. Но как измерить степень
овладения своими натуральными процессами? И можно ли это сделать в
принципе?
И последнее. По-хорошему, отвечать на вопрос - какие
существуют медиаторы и какова их типология, - значит перерыть всю
историю культуры, всю мифологию, всю историю религии, философии и
искусства.
Но пока я могу предложить уже некий набор культурных
медиаторов, оставив ответы на вопрос “откуда они?” для других
исследований. Эти медиаторы следующие.
- вещь;
- знак (виды знаков: - знак-понятие;
- знак-образ;
- знак-символ;
- знак-имя).
- сценарий (скрипт) (вариант - миф) (см. подробнее о природе этих
медиаторов - 32; о необходимости проработки вопроса касательно
природы таких культурных медиаторов, как символ, миф, образ, и их
роли в культурном развитии, писал В.П.Зинченко - см. 19; 20).
У каждого медиатора - своя история, свой тип овладения. И у
каждого - свои реперы, свои характерные черты, с помощью которых их
можно узнать, выделить, описать, положить как образец. И степень
овладения каждым медиатором, показатель овладения - тоже свой.
Показать практику овладения медиатором - значит проделать
следующую работу:
1. Выделить природу данного медиатора, отличную от всех других,
и зафиксированную в культуре (например, отличие природы понятия от
природы символа).
2. Описать базовую практику оперирования медиатором
(например, символизация).
3. Выделить ключевые реперы, показатели, по которым узнается
тот или иной медиатор .
4. Описать культурный код, согласно которому происходит
овладение медиатором и который формируется в процессе обучения и
развития.
Тем самым мы выходим за пределы объемов данной работы в
область крупных междисциплинарных исследований и разработок. Пока
же остановимся еще на некоторых главах из жизни Л.С.Выготского и
параллельно - еще на некоторых идеях, которые могут быть положены в
основание культурной педагогической антропологии.
г. “Культурное развитие” и “культурный возраст”.
Именно работа в области дефектологии, с аномальными детьми
натолкнула Л.С.Выготского на идею культурного развития и культурного
возраста.
Культурное развитие есть главная сфера, где возможна
компенсация недостаточности, писал Л.С.Выготский (см. 10, т.3, с.302). А
проблема возраста не только центральная для всей
детской
психологии, но и является ключом ко всем вопросам практики (см. 10,
т.4, с.260).
Отталкиваясь от идеи окольных путей культурного развития для
аномальных детей, Л.С.Выготский делает вывод о необходимости
разработки техники особых окольных путей для развития высших
психических функций в принципе для любого человека.
В этом культурном развитии человек проходит определенные
этапы. Таким образом, мы приходим к идее культурного возраста.
Последний понимается Л.С.Выготским как стадия культурного
развития человека, которой он примерно достиг (см. 10, т.3, с.305).
Суть культурного развития заключается в том, что человек
овладевает процессами собственного поведения (там же, с.316).
Но необходимой предпосылкой для овладения, добавляет
Л.С.Выготский, является образование личности. И поэтому развитие той
или иной психической функции всегда производно от развития личности
в целом и обусловлено им (там же).
Все, вроде бы, правильно. Но при этом Л.С.Выготский допускает
не вполне корректный ход. Мы, пишет он, прослеживали развитие
каждой отдельной функции. А их развитие есть производное от развития
личности в целом. Следовательно, прослеживая развитие каждой
функции, мы прослеживали тем самым и развитие личности. Например,
прослеживая развитие речи, мы тем самым прослеживали и развитие
личности и тем самым - культурное развитие. Получается, таким
образом, ряд дублирующих друг друга планов, которые как бы замещают
друг друга.
Видимо, однако, это не вполне корректный ход - по развитию
отдельных функций судить о развитии личности, которая не сводится к
сумме функций. Она состоит из особых образований, у нее особое тело.
Л.С.Выготский это чувствовал. Поэтому последние годы жизни
посвятил проблемам смысла, личности, аффекта. Но об этом отдельно.
Теперь же более предметно попробуем составить разговор о том,
что же такое культурный возраст, чем он отличается от паспортного,
интеллектуального, социального ? Можно ли его измерить ? Какие
можно выделить стадии культурного развития ?
У самого Л.С.Выготского были разные содержательные заходы на
проблему культурного развития и культурного возраста.
Например, сам процесс интериоризации может быт представлен
как некий культурный рост:
- сначала знаковое средство выступает в качестве средства
социальной связи, в функции интерпсихической;
потом
знак
выступает
средством
индивидуальной
психологической организации, средством по овладению собственным
поведением, в функции интрапсихической;
- затем знак становится органом личности, частью собственно
психологической структуры человека (см. 10, т.6, с.56).
По этой схеме у Л.С.Выготского выстраиваются различные
варианты “взросления” или культурного развития.
1. Все культурное развитие проходит три стадии:
- в себе;
- для других;
- для себя.
2. Или выделение трех стадий развития:
- интерпсихическая стадия. Воздействие на человека извне.
- экстрапсихическая стадия. Я сам себе объект.
- интрапсихическая стадия. Искуственная функция становится
естественной (см.10, т.1, с.130).
3. Или на материале проблемы развития мышления и речи:
- синкреты (неупорядоченное множество, мифологический
синкретизм);
- комплексы (ассоциативный, коллекции, цепной комплекс,
диффузный комплекс, псевдопонятие).
- понятие(см. 10, т.2).
4. Или в плане овладения знаковыми комплексами выделяются
следующие этапы:
- натуральные вещи-орудия;
- знаковые комплексы как внешние орудия;
- знаковые комплексы как внутренние орудия (в их значении);
- знаковые комплексы как внутренние психологические орудия ( их
смысловое употребление).
При всем кажущемся разнообразии Л.С.Выготского волновала
одна проблема. Центральным моментом и при процессе образования
понятий, и при развитии воображения, и при развитии памяти является
овладение человеком течением собственных натуральных психических
процессов с помощью функционального употребеления знаковых
средств.
Но что выступает в качестве побуждающей силы, что является
началом процесса овладения ? Для Л.С.Выготского - это культурная
среда, пространство обучения. В его время этого было бы достаточно.
Теперь - нет. Важно ухватить сам механизм становления культурного
возраста.
Для Л.С.Выготского было важно выделить проблему генезиса
знаковой операции как процесса интериоризации. Затем эту схему
каждый на своем материале отрабатывали А.Н.Леонтьев (механизмы
памяти), Л.С.Сахаров и Ж.И.Шиф (процессы мышления) и другие.
Отдельно можно было бы обсуждать проблему возраста не как
проблему индивидуального развития человека, а как проблему
самостоятельной истории знаковых средств. Эта проблема уже не могла
решаться в пределах индивидуальной психологии. Мы вынуждены
выходить в социальный план. Это пытался делать уже Г.П.Щедровицкий
(см. 36), простраивавший самостоятельную историю знаковых
культурных средств-образцов.
Если же ставить проблему культурного возраста как проблему
формирования культурного тела личности человека на материале
культурных медиаторов, то этот аспект до сих пор слабо разработан,
поскольку:
а) не построена в духе культурной антропологии концепция
личности;
б) не задана исходная принципиальная схема формирования
структуры личности;
в) не прослежена логика ее выстраивания из неких определенных
единиц - новообразований, а точнее - культурных медиаторов,
становящихся частями тела личности.
Более того. После того, как Л.С.Выготский переходит от своей
методологии к педологии, он опускается на паспортный возраст и
прослеживает сугубо онтогенез ребенка. В этом плане теряется особая
тема культурного возраста. Выстраивается периодизация детского
развития с ее этапами и кризисами (младенчество и т. д.). Эта схема
стала классической. По ней пошли потом Д.Б.Эльконин, Л.И.Божович и
другие.
Но при этом психология периодически теряла главное культурное развитие человека определяется не наличным возрастом и
актуальным развитием, а его зоной ближайшего развития (далее - ЗБР).
Именно ее надо уметь диагносцировать, считал Л.С.Выготский.
Возникает, таким образом, самая сложная и самая слабо
проработанная проблема - проблема измерения шага развития и
проблема мерки, средств измерения.
Сам Л.С.Выготский успел предложить только самый простой
способ. Например, два 8-летних ребенка умеют решать задачи своего
возраста. А умеют ли они решать задачи, предназначенные для более
старшего возраста, но с помощью взрослого ? Один, умеющий это
делать, решает задачи, например, 12-летнего возраста, а другой - 9летнего. Тогда ЗБР одного - 4 года, а ЗБР другого - 1 год.
Можно и так. Но прежде, чем бросаться измерять ЗБР, давайте
еще раз разберемся в том, что такое культурный возраст и какая
принципиальная схема может быть здесь положена как отправная. Ведь
мы ее не имеем до сих пор.
К слову сказать, понятие ЗБР Л.С.Выготский излишне
буквализировал - как способность ребенка решать задачи с помощью
взрослых. Предполагается, таким образом, что ребенка в его развитии
тянет взрослый, а не некие объективные законы культурного развития.
Для А.В.Брушлинского это любимая тема для критики Л.С.Выготского.
Последнего тот критиковал за то, что он излишне социологизировал
понятие ЗБР. И это произошло потому, считает А.В.Брушлинский, что в
основание всех своих допущений Л.С.Выготский положил идею
интериоризации (от внешнего - к внутреннему, от социального - к
индивидуальному) (о понятии зоны ближайшего развития см. обзор 25).
На самом деле, конечно, все не так. ЗБР - это и зона, в которой
человек может работать в сотрудничестве с более опытным, и,
одновременно, ближайший шаг его культурного развития. В этом шаге
слиты и внешний, и внутренний факторы. И спорить сейчас об этом уже
бессмысленно.
Это опять - к вопросу о точности цитирования Л.С.Выготского и
полноте его понимания.
Но мы опять пришли к тому, что если ЗБР - это ближайший шаг
культурного развития человека, фиксирующий его культурный возраст,
то важно уметь его определять, предвидеть, диагносцировать. Мы опять
приходим к проблеме мерки.
Просто сама по себе способность ребенка решать задачи
повышенной сложности - это не совсем адекватный способ измерения
культурного возраста. Если личность развивается сразу в разные
стороны, если она состоит из разных своих частей, то можно сказать, что
и культурных возрастов у нее может быть несколько.
Мы вынуждены опять говорить о необходимости выстраивания
архитектоники личности и обозначении ее культурных возрастов.
Если мы представим себе набор выше названных медиаторов как
части личности и движение по ним как культурное развитие, отложим их
на четырех осях, то графика личности будет представлена как
своеобразный 4-угольник:
символ
имя
образ
понятие
рис. 7
Углы этого 4-угольника показывают степень развития той или иной
части структуры личности. Но что откладывается на осях личности?
Точнее, какие шаги развития, с помощью каких мерок?
Итак, подытожим все вышесказанное.
1. Под культурным развитием имеется в виду формирование
неорганического тела личности человека.
2. Это формирование происходит на основе предметного
процесса овладения человеком культурных медиаторов, из которых и
состоит тело личности.
3. Медиатор, которым человек овладевает, становится частью
культурного тела личности.
4. Степень овладения медиатором является показателем
культурного возраста человека.
5. У человека может быть несколько культурных возрастов
одновременно - в зависимости от того, о какой части личности идет речь,
о каком медиаторе. При одном паспортном возрасте у одного человека
могут быть разные культурные возраста. Не одна ЗБР в 4х-летнем
возрасте, а разные степени овладения разными медиаторами.
6. Одновременно с этим можно говорить о степени
функциональной зрелости разных сфер человека - физического тела
(soma), сенсорного поля, деятельностных способностей, ментальных
способностей. А значит - и о разных возрастах: о физическом возрасте, о
сенсорном, социальном, ментальном и личностном (культурном)
возрастах.
Л.С.Выготский методологически прав, говоря, что “культурное
развитие - это процесс врастания в культуру” (см. 10, т.3, с.305).
Идея сказана. И в самой этой идее даже Л.С.Выготский выше
самого себя.
Но теперь надо идти дальше. Если культурный возраст - это
возраст личности, и если именно он определяет все остальные
возраста, поскольку он определяет степень овладения человеком
собственными натуральными психическими процессами, своим телом,
своей памятью, своим воображением, то условно можно представить
графику тела личности по-другому:
личностное начало
медиаторы
физическое
тело
сенсорное
тело
ментальное
тело
деятельностное
тело
рис. 8
На каждой из четырех стрелок, обозначающих одну из осей - тел
человека (физическое и т.д.) откладывается степень овладения им
человеком. Эта степень и будет показателем его личности (на каждой
оси - свой показатель).
При этом, на каждой из осей человек овладевает своим телом с
помощью различных медиаторов (имени, образа, понятия, символа).
К сожалению, я не имел возможности ознакомиться с письменным
докладом В.П.Зинченко, который он сделал в Голицино под Москвой в
1995г. на одной из последних конференций, посвященных
Л.С.Выготскому, которую он провел совместно с Д.Вертчем.
Сокращенный вариант он представил на конференцию в 1996г. в
Москве, посвященную 100-летию Л.С.Выготского (см. также 19). В этих
докладах он предлагает рассмотреть развитие человека как Путь движение его по духовной вертикали, состоящей из культурных
медиаторов - знак, слово, смысл, символ, миф, образ, деяние
(последнее представляет единство внутреннего, внешнего и собственно
медиатора). То есть, в духовной вертикали выделяются семь ступеней,
каждая из которых представляет собой ячейку, состоящую из
внутреннего и внешнего миров в человеке и медиатора, опосредующего
их друг через друга. Через медиацию человек из внутреннего реального
мира переходит во внешний идеальный мир. Происходит тем самым
трансформация субъективной формы.
Вернемся теперь к типологии медиаторов и попытаемся ответить
себе на вопрос - как соотносятся друг с другом: формирование
личностного культурного тела человека, типология медиаторов и возраст
человека ? Мимо паспортного возраста нам все равно не пройти.
Правда, точнее было бы говорить о возрасте физическом, сенсорном и
проч. (см. выше). Но ясно то, что необходимо говорить не просто о
культурном возрасте как о степени овладения медиатором, но и как об
определенной ступени развития, периоде сформированности структуры,
структуры новообразований.
Попробуем с учетом всего вышесказанного наметить в первом
приближении вариант такого онтогенеза принципиального субъекта, в
котором пока скрыты индивидуальные различия. Понятно, что в каждом
конкретном человеке реализация будет различной, поскольку она как раз
и зависит от конкретной траектории личности, от конкретной практики
овладения.
Причем,
условно
данная
возрастная
периодизация
принципиальная для всякой новой деятельности, для всякого нового
этапа развития.
№
п/п
Тип “возраста”
Основной вопрос
возраста
1.
Возраст открытий
Что это ?
2.
Возраст
именований
Возраст
сенсорного опыта
Возраст
предметной
деятельности
Как это называется ?
Единица практи- Вид
базовой Тип мышления
ки в данном
практики
возрасте
Вещь
Действие с
Натуральное
вещью
Имя
Именование
Мифо-именное
Как это выглядит ?
Образ
Возраст
откровения
Возраст личности
Что за этим стоит ?
3.
4.
5.
6.
Что с этим
сделать ?
можно Понятие
Символ
Как все друг с другом Целостные
взаимосвязано ?
феномены
Обращение к
Образное
сенсорному опыту
Предметное
Понятийное
действие в проблемной ситуации
Символизация
Символическое
Работа с целостными структурами
Целостное
Теперь - в качестве комментария несколько слов.
Как в целом в онтогенезе, так и в каждой новой деятельности, как
отдельный человек, так и группы людей, - все они проходят ряд
возрастов. Каждый возраст означает определенный этап овладения
своим поведением и складывание врезультате этого новообразования в
структуре личности. Если же речь идет об освоении человеком новой
деятельности, то каждый этап является своеобразным “возрастом” этого
освоения. В этом смысле можно говорить о “возрасте” в любой
профессиональной деятельности.
У каждого возраста выделяется базовая практика, отвечающая на
базовый “детский” вопрос возраста. В этой практике выделяется
единица деятельности, формирующая основной тип мышления,
соответствующий тому или иному возрасту.
По таблице при этом видно, что в основании развития как смены
возрастов положено базовое движение от более натуральных к более
культурным процессам, от мира натурального, от зависимости человека
от “зрительного поля” и от своего привычного опыта - ко все большей
эмансипации его от своего опыта, к способности работать с символом и
понятием.
Первый этап всякой деятельности и первый возраст в онтогенезе
начинается с вопроса “что это?” Человек здесь пытается принять мир
предельно близко. Он для него понятен через телесный натуральный
контакт, как вещь. И весь мир, любое явление, в том числе и
ненатуральное он воспринимает как Вещь, Вещность. Человек здесь внутри натуральности, внутри вещности, и сам выступает как вещь. Это
период натурального мышления, соответствующий возрасту открытий.
Вторым вопросом становится вопрос - “как это называется?”
После принятия мира как вещи человек хочет дать ему Имя, назвать,
выделить эту вещь среди других вещей. Тем самым он занимается
работой по наименованию мира. И сам получает свое Имя. Это период
мифо-именной.
После принятия мира как вещи и его именования человеку
интересно задать вопрос - “как это выглядит?” Человек все дальше
отходит от натурального мира. теперь он научается оперировать
образами. работает в плане восприятий и представлений. У него
формируется “сенсорное” мышление. Понятно, оно формируется и
раньше, как и все другие типы мышления. Речь идет о доминирующей,
базовой практике.
Отойдя от натурального поля, эмансипируя своя созания от
вещности, человек задает следующий вопрос - “что можно с этим
сделать?” Он пытается работать в проблемной ситуации, осуществляет
предметное действие. Тем самым у него формируется понятийное
предметное мышление.
Чем дальше человек идет по логике культурного развития, тем
дальше он выходит, что называется, за пределы протянутой руки, за
видимый горизонт. Теперь от задает следующий вопрос - “что за этим
стоит?” Что стоит за этим предметным миром ? Что он означает? Каков
глубинный смысл в нем? Что он символизирует? Человек занимается
практикой символических форм в жанрах искусства, философии,
религии. Тем самым он попадает в возраст культуры.
И наступает момент, когда человек задает вопрос - “как это все
взаимосвязано друг с другом?” Он пытается соединить миры в единое
целое.
Последний возраст (“возраст личности”) является условным
(впрочем, как и все другие возраста, поскольку хронологические границы
между ними плавают). Он означает некую определенную зрелость
субъекта деятельности (будь то ребенок или взрослый, индивид или
группа). Зрелость эта заключается в способности субъекта оперировать
целостными образованиями - феноменами, в способности быть гибким и
пластичным в выборе базовых практик и выборе базовых вопросов.
Поэтому в этом возрасте нельзя говорить о доминирующем типе
мышления.
карта
Таким образом, проходя эти этапы овладения как практику
ответов на базовые вопросы, человек формирует в себе особую
“неорганическую” структуру личности, состоящую из единиц этих
базовых практик - имя, образ, понятие, символ. Вещь, понятно, может
выступать и в качестве собственно вещи на первом этапе, и в качестве
указанных единиц-медиаторов. Все они объединяются в целостную
структуру, сердцевиной которой является феномен личности.
4. Перекличка голосов. Л.С.Выготский и “выготскианцы”.
Теперь попробуем развить идеи, высказанные в связи с
Л.С.Выготским, с помощью ряда его последователей, пытающихся
достраивать здание антрологии, которое начал строить Л.С.Выготский.
а. От орудия - к скрипту.
В свое время на примере рудиментарных форм Л.С.Выготский
рассматривал генезис высших психических функций. Жребий, счет на
пальцах, узелки на память для него выступали в качестве
рудиментарных форм счета (счет на пальцах), воли (жребий), памяти и
письменной речи (узелки на память).
Например, жребий. Когда на человека действуют одинаково
сильные два противоположных внешних стимула, то он попадает в
ситуацию буриданова осла. И чтобы сделать выбор, он бросает жребий,
выступающий как вспомогательное средство.
Жребий стоит в одном культурном ряду, что и карточная игра,
кости, всевозможные гадания, различные вырожденные ритуальные
формы мантики. За набором карт или костей лежит определенная
культурная сила, магическая по своему предназначению. Чтобы ее
разгадать, узнать эту силу, надо владеть культурным кодом, уметь
разгадывать культурный шифр. Карта - это код, знак, указывающий тебе
как поступать. Человек, не имеющий в себе самом опоры,
передоверяется божеству, подающему этот знак в виде набора карт, в
виде определенного знамения. Эти знаки находятся за пределами его,
человека, личной территории. И он может только доверяться
потусторонней силе. Она буквально “по ту сторону”, поскольку ею
человек не владеет, то есть не включает ее в часть своей личности.
играющийпосредник
зона
актуального
опыта
зона
ближайшего
развития
рис. 4
Так вот, карта или любой другой культурный знак-медиатор,
становится посредником между профанным миром и сакральным, между
(условно) некультурой и культурой. И чтобы попасть в культуру человек
должен быть посвященным, пройти пограничную область с помощью
посредника. Таким образом, появляется фигура посредника, знающего,
ведающего культурный код и осуществляющего обряд посвящения,
прохождения через пограничную область.
Л.С.Выготский пишет, что вывод, сделанный человеком при
бросании жребия, был возможен не под действием внешнего стимула, а
под
действием
искусственно
введенного
средства-жребия.
Л.С.Выготский считает, что человек сам определил свою рефлексию при
помощи искусственного стимула (см. 10, т.3, 69).
На самом деле сильнее человек не стал. Он набирает себе ряд
таких культурных костылей, удлиняя тем самым свое органическое тело.
Он передоверяет решение не себе, а той силе, которая скрыта за
жребием, за знаком. Да, эта карта становится медиатором, но решение
сам человек не принимает. Точнее, он действует согласно культурному
коду, заложенному в наборе знаков. То есть, он стал сильнее, удлинив
свое органическое тело, но решение принял не он, а случайная
конфигурация знаков.
К чему я все это говорю. К тому, что идея сценирования
поведения человека на основе знакового кодирования и действия его
через посредника, идея введения человека в культуру через
посвященного посредника - эти идеи интенсивно обсуждаются в
современной культурологии и антропологии. Мы перешли тем самым от
самой по себе практической психологии к культурной антропологии.
Майкл Коул, опираясь на американскую антропологию, предложил
расширить ряд культурных медиаторов, включив в него ключевое
понятие скрипта (или формата) (см. 23).
Прежде всего М.Коул рассматривает мир культуры как
совокупность артефактов, приспособлений, орудий, в которых в
свернутом виде сняты способы освоения и преобразования мира и
своего поведения.
Л.С.Выготский использовал понятие артефакт, но оно не стало
для него рабочим. Артефакт для него - искусственное приспособление
(см. 10, т.3, с. 88). Он в большей степени писал об опосредующей роли
знака как орудия.
М.Коул ссылается на М.Вартофского, выделяющего в культуре три
уровня артефактов (см. 23).
Первый уровень - артефакты непосредственно даны в вещах.
Например, молоток, топор - вещи с явно заданной функцией.
Второй уровень - артефакты как описания способов действий,
технологии, стандарты, модели, существующие для воспроизводства.
Третий уровень - артефакты, существующие для преобразования
мира. Инструменты, данные для изменения окружающей практики. Они
существуют в области игровой активности, среди воображаемых миров.
Благодаря этим артефактам культура становится средой, и эта
среда обладает структурой. Поэтому напрашивается необходимость
выделить в ней эффективные единицы культуры. Р.Д’Андрад предложил
их называть “культурными схемами” (см. 23). Одним из видов этих
культурных схем являются сценарии (скрипты), то есть схемы событий,
их описания. Признак культурного развития в этом случае с точки зрения
американских исследователей - это наличие набора таких культурных
схем-сценариев. Человек должен иметь набор таких скриптов, но всякий
раз он должен решать сам - какую схему использовать в какой ситуации.
Шагом развития является приобретение очередного сценария.
Таким образом, самой элементарной составляющей культуры
является артефакт-медиатор, считает М.Коул.
Переводя эти идеи в план обучения, М.Коул говорит, что главным
механизмом обучения и развития является механизм пролепса
(prolepsis, лат., - упреждение). Он означает, что скрипт переносится в
упреждающем режиме как представление о будущем акте развития в
настоящее. Через видение будущего в настоящем происходит
культурное развитие.
Свои идеи о культурно опосредованном развитии М.Коул пытается
проиллюстрировать на примере практики обучения осмысленному
чтению (см. 23; 31). Эта методика известна. Она описана и
опубликована. Но в широкой педагогической практике она не
используется либо используется в редуцированном виде. Но это уводит
нас из плана культурной антропологии в план конкретных техник и
методик обучения. Оставим это для специального разговора.
б. Скрипт и миф.
Известный специалист по мифологии и религии культуролог
Мирча Элиаде, разумеется, не относится напрямую к “выготскианцам”.
Но его идеи относительно природы мифа, относительно специфики
сознания человека религиозного (homo religiosus) достаточно точно
ложатся в русло культурной антропологии (см. его работы 41; 42; 43).
Особенно это касается (как нельзя кстати!) особой посреднической роли
человека мифа, жреца и шамана.
Но все по порядку. Я попытаюсь сделать содержательную
выкладку из работ М.Элиаде, причем, в контексте всего вышесказанного.
Как и в случае с Л.С.Выготским мне важен не текст М.Элиаде, а
его культурный ход. Не его знание мифов и религий, а методологический
метаплан, в котором выделяется природа мифа, характеристика
религиозного человека.
Для человека мифа, для религиозного человека важно - чтобы
жить в мире, надо его сотворить (см. 42, с.23). Акт сотворения при этом
понимается как повторение первого Акта Творения, прецедента, который
однажды свершился во Время Оно. Бог-творец, первопредок, однажды
совершил акт творения мира как акт творения Космоса из Хаоса. И с тех
пор все поколения богов и героев повторяют этот акт. Миф есть в этом
смысле рассказ об этом акте, который постоянно должен повторяться из
поколения в поколение.
И человек мифа должен приобщаться к этому прадействию архетипу. В этом акте творения происходит явление священного,
иерофания. Мир тем самым освящается. Мирской мир, одномерный и
плоский, тем самым обогащается и становится действительным,
обретает действительное бытие. В этом смысле любой акт и любой
предмет освящаются через включение их в ритуал иерофании. Через
иерофанию предмет или любое бытовое действие, оставаясь самими
собой (постройка дома, уборка урожая и проч.) становятся освященными
тем самым действительными, приобщаются к первому бытию, к
первобытности.
Явление священного в знаке - камне, дереве, молнии, дожде,
ветре и проч. - события одного ряда. Это явления Бога-первопредка,
освящающего все наличное бытие, делая его действительно реальным.
Без освящения мир остается нереальным, не имеет должной полноты и
глубины.
При основании городов, постройке жилищ, при расширении
жизненного пространства иерофания задает онтологический статус
новой территории, и вообще расширяет ойкумену человека. Через
иерофанию выделяется территория, отличная от окружающего,
неосвященного и чужого, нереального мира.
Тем самым бесформенный Хаос организуется, структурируется и
в нем обнаруживается действительная, первая реальность, первобытие.
Тем самым творится онтология как точка отсчета, как ось мира, от
которой ведется ориентация.
Человеку мифа нужна точка отсчета, спасающая его от
случайностей, хаоса, неопределенности. Без ориентира на прадействие,
проявляющееся в иерофании человеку мифа трудно определиться в
мире, стать в мире. Ему надо совершить акт приобщению к священному,
чтобы стать реальным, обрести бытие через приобщение к первобытию.
Начало такого становления организуется как поиск точки опоры,
без которой человек чувствует себя неуверенно. Через знак (голос,
предмет, звук) человек мифа получает указание - здесь начало (Hic,
Rodos, hic salta!).
Начало при этом осознается как проход в узкую дверь, через
порог. Из мира бесформенного и чужого человек мифа находит узкое
место, через которое можно перейти в мир первобытия, мир священный
и реальный, свой. Эта Дверь, Порог указывают на грань, на разрыв в
пространстве, и является символом перехода.
Этот переход осуществляется в ритуалах перехода, ритуалах
посвящения, инициации, через которые мальчик, еще не полноправный
член сообщества, становится своим, входит в священный мир. Тем
самым он взрослеет. И его “паспортный” возраст фактически совпадает
с культурным возрастом, то есть со степенью овладения культурными
медиаторами. Традиционное общество фактически, условно говоря,
“возрастное” общество. Об этом говорят и другие исследователи (см.
45).
В ритуалах перехода и совершается повторение первичного акта
Сотворения Мира, преобразования Хаоса в Космос.
Жизнь каждого человека мифа есть акт второго рождения, акт
вторичного сотворения мира, сотворения заново. Этот акт осуществляет
именно сам человек мифа. Никто за него этот акт не совершит. Мир
рождается для него и через него, через приобщение его к миру
первобытия. Он несет за этот мир ответственность. Без его активных
ритуальных действий мир не будет вновь сотворен.
Человек мифа обуреваем “онтологической жаждой”, жаждой
бытия. Он испытывает ужас перед небытием, перед Хаосом. Он не
просто верит в духов и богов. Он обуреваем жаждой состояться в Бытии,
найти точку опоры, ясный ориентир в мире, причем в мире первобытия,
реальном и действительном, а не иллюзорном и случайном.
Есть сильный мировоззренческий и личностный смысл во всем
этом. М.Элиаде пишет: “Желание восстановить Время Начала - это
желание пережить время, когда Боги присутствовали на земле, обрести
сильный, свежий и чистый Мир. Это порождает уверенность в
возможности вновь вернуться к началам, вновь обрести мир, вновь
родиться. Всегда есть шанс обрести утраченное бытие” (см. 42, 63).
Это очень понятно и близко любому человеку культуры, который
хочет состояться в Бытии, обрести истинную реальность. Это своего
рода “онтологическая одержимость”, ностальгия по совершенству, по
Началу, стремление жить и пребывать в присутствии первого рождения,
быть у истоков, в сердцевине мира, у начала времен.
Это характерно для всякого времени и для всякой эпохи. В этом
смысле человек мифа - это человек культуры, задающий некую точку
отсчета, оптику, точку опоры в этом мире.
То есть, миф - это не просто сказки о богах и героях. Это рассказ,
история про то, как начинается Мир и как он постоянно вновь рождается.
И он рождается всякий раз заново и всякий раз через твои усилия, через
твой рискованный шаг в пустоту. Миф - это рассказ о первичном
Событии. Этот рассказ передается в ритуале посвящения и перехода.
Постичь миф - значит узнать великую тайну о сотворении мира и
передать ее другому.
Миф в этом смысле - Слово о бытии. Это и есть первая онтология
как осознание первобытия, рассказ о рождении и обретении полноты
бытия, обоснование этого бытия.
Мирской человек, не ставший еще в этом мире, в культуре, не
имеет этого знания мифа, у него нет знания образца. А потому он не
реален, иллюзорен и случаен в этом мире. Чем более религиозен
человек, то есть погружен в первобытие, тем более у него образцовых
моделей-мифов (см.42, 64).
Таким образом, говорит М.Элиаде, миф, повествующий об этой
священной онтофании (явлении бытия), об этом победном проявлении
полноты бытия, становится образцовой моделью всякой человеческой
деятельности.
Тем самым, главной функцией мифа является установление
образцовых моделей для всех значимых деятельностей человека
(питание, работа, половые отношения, воспитание и др.).
Ключевую роль в ритуалах перехода, ритуалах посвящения,
конечно, играет носитель священного знания, мифа - жрец, шаман,
брахман (в разных культурах). Это и есть тот культурный посредник,
который приобщает мирского человека к миру священного, к миру
образцов. Он владеет образцом, ему передан священный опыт
осуществления бытия в культуре. И он всегда находится на границе
между профанным и сакральным миром, между натуральным и
культурным. Шаманы и брахманы - первые в мире педагоги,
выполнявшие роль Харонов, перевозящих человека на тот берег, из
мира мирского и плоского в мир глубокий и священный.
Итак, смотрите, что получается. Перейдем в метаплан. Культура
существует как реальное бытие человека, его истинное бытие. Стать
человеком - значит стать в культуре. Культура в свою очередь есть не
идеологема и не красивая фраза, а плотное и полное бытие человека,
определенным образом организованное и структурированное. В истории
культуры миф впервые продемонстрировал это обретение полного
бытия и задал прецедент отношения человека к миру, его стремление
состояться в бытии через культуру. С тех пор этот образец заложен в
культуре по принципу. Он никуда не исчез. Культура как система
образцов, через приобщение к которым человек становится
действительно реальным и обретает бытие - такой сценарий
воспроизводится в дальнейшем в разных версиях. И речь идет не о
рационализации мифа, а о глубинном культурном смысле мифа как
первом опыте рождения человека культуры.
Почему мы понимаем Платона или Лао Цзы (или, во всяком
случае, нам так кажется)? Мы понимаем культурный текст не из него
самого, а через третий план, который объединяет современного
читателя и Платона. Опыт художника и философа, как и опыт шамана это опыт иерофании, опыт освящения мира, это опыт вторичного
порождения Космоса из Хаоса через осуществление посреднического
действия. Это Путь Харона, в котором выплавляются культурные
формы-медиаторы, образцы, помогающие приобщаться к этому опыту и
проделывать его всякому другому неофиту.
Теперь
попробуем
зафиксировать
все
сказанное
в
принципиальной схеме. Фактически, структура рождения Космоса из
Хаоса всячески обыгрывается позже во всех практиках осознания
рождения культуры. Условно, это и есть графика посреднического
культурного хода.
ХАОС
КОСМОС
посредник
поставка
образцов
демонстрация образцов
мир
мир
культуры
натуральных
процессов,
мир
медиаторы
природы
ритуалы
перехода
образцыпервой
этапы зон развития - фиксация культурных возрастов
овладение образцами
и через это - расширение
культурного тела территории личности
рис. 5
Таким образом, посредническое действие Л.С.Выготского и ритуал
перехода отражаются друг в друге. Их структуры изоморфны и схожи по
своему культурному предназначению.
Ритуалы перехода знаменуют собой этапы культурного развития
человека, фиксируют его “культурные возраста”.
в. Знак-посредник и взрослый-посредник.
Теперь естественным продолжением разговора будет обсуждение
предложенной Б.Д.Элькониным идеи о посреднике между взрослым и
детским сообществом и о структуре посреднического пространства
(понятно, что речь идет о собственно психолого-педагогической версии
культурологической концепции - см. 34; 45; 46).
Б.Д.Эльконин совершенно справедливо считает, что от идеи
опосредования, разрабатываемой в школе Л.С.Выготского, надо
переходить к идее посредничества.
Ведь что отстаивал Л.С.Выготский ? Человек вводит
искусственные стимулы для овладения своим поведением. И эти
стимулы играют роль автостимуляции. Через этот механизм знаковой
автостимуляции человек осуществляет свое культурное развитие.
Да, эти средства автостимуляции вводит человек. Но какой ? И где
он их берет ? Созданием культурных средств занимается взрослыйпосредник, человек культуры. И берет он их из пространства культуры.
Эти средства, разумеется, не органического происхождения. Но они
также окружают всякого появившегося в этом мире человека. Они для
него также внешни и объективны, как и любое явление первой природы.
Точнее, любое внешнее явление (будь то солнце, ветер или орудие
труда, или текст - могут стать для него культурным медиатором,
опосредующим его культурное развитие). Значит, важен культурный ход,
задаваемый посредником, обеспечивающий подключение неофита к
миру культуры. Значит, дело не в самих по себе медиаторах, а в их
использовании, в их культурной функции. Молоток для обезъяны не
является молотком. Стихи для дурака не являются стихами.
Значит, - дело в исходном культурном ходе, действии, которое
заставляет человека использовать медиатор культурно, как средство
культурного развития.
Здесь и возникает фигура педагога-посредника. Он и задает
скрипт поведения, через который передаются мифы-сценарии.
Б.Д.Эльконин указывает, что главной задачей и является
необходимость простраивания структуры посреднического пространства
между детским и взрослым сообществом. Каковы принципиальные идеи
Б.Д.Эльконина ?
1. Взрослый мир представлен детскому миру в виде идеальной
формы взрослости - идеального образа взрослого (добавим, в духе
всего вышесказанного - в виде набора мифов-скриптов, культурных
медиаторов, носителем которых является идеальный взрослый педагог-посредник).
2. Проживание этой идеальной формы совершается как событие.
Она (эта форма) является ребенку как событие, ключевое в его жизни.
Кризис детства заключается прежде всего в кризисе событийности,
поскольку ему не предъявляется эта идеальная форма взрослости.
Событие не происходит.
3. Преодоление границы между детским и взрослым мирами
происходит как событие и организуется через посредническое
дейтствие. Посредником является тот, кто полагает и олицетворяет
границу между реальным детским и идеальным взрослым мирами и
олицетворяет переход между ними.
4. Кризис детства заключается в отсутствии представленной
идеальной формы. Последняя не представлена потому, что само
взрослое сообщество теряет эту форму.
Принципиальная схема связи детского и взрослого миров может
быть представлена следующим образом.
идеальная форма
взрослыйпосредник
реальный
мир
детское
сообщество
событие
идеальный
мир
взрослое
сообщество
рис. 6
В процессе перехода и переживания события происходит
“преображение героя”, его взросление, становление его культурного
возраста. Как Иванушка-дурачок вошел в одно ухо кобылицы и вышел в
другое и обернулся Иванушкой-царевичем. Сказочные метаформы в
данном контексте из просто метафор становятся культурыми кодами,
шифром,
который
при
разгадывании
открывает
устройство
посреднического пространства.
Б.Д.Эльконин при этом указывает, что социально фиксированного
посреднического действия нет. Его надо строить.
Я бы дополнил. Жестко социального места для посредника нет.
Но оно есть в культуре. Я бы развел эти два плана. Фигура посредника
была всегда зафиксирована в культуре. Оно всегда видоизменялась. Но
прав Б.Д.Эльконин в том, что она не задана, ее надо всякий раз
искусственно создавать.
Что необходимо добавить еще (не в качестве исправления
выверенной и даже красивой концепции Б.Эльконина, которая мне
кажется одной из самых продвинутых и , главное, рабочих, действенных,
а в качестве определенных методологических ходов).
1. Граница идет не столько между детским и взрослым
сообществами, сколько между натуральным и культурным мирами.
Человек рождается дважды - натурально и культурно. Второе рождение
и обеспечивает посредник, приобщая неофита к культуре. Педагогпосредник (антропоном) демонстрирует новым поколениям не сами по
себе снятые социальные формы взрослой жизни, а культурные образцы,
то есть траектории движения в культуру, образцы работы по овладению
сырого материала первой природы (не важно, какого она
происхождения, натурального или социального). Но вместо этого
доминирует прямое непосредственное общение и демонстра форм
взрослой жизни, пример в ее квазиформ. Ребенок тогда снимает
превращенные квазиформы, разного рода суррогаты - наркотики,
курение, алкоголь, разного рода формы самоутверждения и
квазивзросления).
Тогда
со
стороны
взрослого
в
случае
непосредственного общения идет давление и насилие, что, в свою
очередь, встречает агрессию и сопротивление со стороны детей.
Как раз в зоне посреднического действия ребенок должен
снимать разного рода образцы действия с медиатором, образцы
действий по овладению собственным поведеним, начиная с простых
обыденных вещей (есть, пить, ходить) и кончая сложными культурными
ходами (понимание, овладение аффектом и интеллектом и проч.).
Если опустить разговор на класс, то видно - в любом конкретном
классе при одном и том же паспортном возрасте есть дети разных
культурных возрастов. И к какой такой идеальной форме взрослости их
надо приобщать ? Тем более, если она отсутствует.
2. Фактически, Б.Эльконин равняется на традиционное общество,
в котором культура и является возрастной. В нем взросление и освоение
форм культуры (образование) были параллельными и переплетенными
процессами. Сейчас (и давно) такая образовательная модель просто
отсутствует. В то время как в истории культуры их было по меньшей
мере пять (см. 31).
3. Б.Эльконин прав, утверждая, что надо проектировать именно
эти пространства перехода через опыт посредничества. Да, но перехода
не от детства к взрослости, а перехода от натурального к культурному.
4. Необходимо особо отметить, что ход посреднического действия
является принципиально игровым ходом. Пространство между взрослым
и детским сообществом, между натурой и культурой - это принципиально
пространство пограничное и игровое. Об этом я писал отдельно, и это
известно в теории и практике игры (см. 33).
Посредник и есть тот играющий (vates), который в игре
осуществляет переход из мира социального в мир культуры.
С феноменом игры происходит то же самое, что и с феноменом
детского сообщества, отмеченного Б.Д.Элькониным. Сейчас дети не
играют. Или играют в квазиигры, которые не развивают, а являются
квазизаменителями - чтобы напрямую, сразу, быть признанными во
взрослом сообществе. Отстутствие идеальных образов-медиаторов в
игре и отстутствие самой игры - показатель кризиса игры и кризиса в
культуре вообще
5. Необходимо выстраивать типологию посредничества - как
разные траектории движения в культуру.
6. Б.Эльконин пишет, что
детство утеряло событийность,
поскольку само взрослое сообщество утеряло событийность. Добавим само взрослое сообщество утеряло событийность, поскольку культура
утоньшилась, стала площе. Мир священного (по М.Элиаде) сделался
площе. Являть оказалось нечего. Мир культурных медиаторов оказался
обедненным. То есть само бытие оказалось ущербным. И это было
понято еще авторами Ветхого Завета.
Парадоксально, что структура посреднического действия
Л.С.Выготского, структура посредничества между детским и взрослым
мирами, структура мифа М.Элиаде, структура игры - все они
принципиально дублируют и замещают друг друга. Они все - из одного
культурного корня. Все они кладутся в основание культурной
антропологии, поскольку говорят по сути об одном - о феномене
культурного развития человека.
5. Миф по имени Лев Выготский.
Вернемся к началу. Проблема второго рождения, культурного
развития начинается там, где начинают выяснять отношения два
Гамлета - темный и светлый, ночной и дневной. Она там, где человек
стремиться выйти из темноты и немоты.
Это
и
пытался
сделать
Л.С.Выготский,
собою
продемонстрировавший опыт обретения экзистенциальной силы.
Он, переживший войну, оккупацию, голод, болезнь и смерть
братьев, печать еврея и непризнанного марксиста. Он выращивал в себе
своего Гамлета, пытался понять миф Гамлета, его историю как
мистическую реальность, особую действительность, которая ставит
человека с веком наравне. Это реальность космического поединка,
дуэли со своим черным человеком. “Мне днем и ночью не дает покоя
мой черный человек...”. Он посещал Л.С.Выготского. Как раньше
посещал Моцарта и А.С.Пушкина. Как потом будет посещать
В.Высоцкого.
Ситуация Гамлета - первая в акте культурного развития и базовая.
Рождение Гамлета - акт второго культурного рождения.
Л.С.Выготский сам выстроил свой собственный миф. Не вымысел,
не утопию, а миф как личностную историю, историю приобщения к
правде мира и человека. И ключевой темой в этом мифе была тема
постоянной борьбы с косной мертвой материей, натурально данными
мертвыми формами, с собственными страхами и страстями,
преодоление собственных слабостей , овладение собой. В этом, всегда
активном залоге, личностно и культурно ориентированном векторе залог вечности его Гамлета, его собственного мифа - мифа по имени
Лев Выготский.
Остальное - молчание ...
Литература.
Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. М., 1995.
Бачелис Т.И. Шекспир и Крэг. М., 1983.
Братусь Б.С. Аномалии личности. М.,
Василюк Ф.Е. От психологической практики к психотехнической
теории. // “Московский психотерапевтический журнал”. 1992. № 1.
Вертч Д. Голоса разума. М., 1996.
Выготский Л.С. Аводим хоину. // Новый путь. - 1917. - №11-12.
Выготский Л.С. Игра и ее роль в психическом развитии ребенка. //
“Вопросы психологии”, 1966, № 6.
Выготский Л.С. К проблеме психологии шизофрении. // Хрестоматия
по патопсихологии. МГУ. 1981.
Выготский Л.С. Проблема умственной отсталости. // Хрестоматия по
патопсихологии. МГУ. 1981.
Выготский Л.С. Собрание сочинений. т.т.1-6. М., 1982-1984.
Выготский Л.С.Конкретная психология человека. // Вестник МГУ,
серия 14, № 1, 1986.
Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1987.
Выготский Л.С. Проблемы дефектологии. М., 1995.
Выготский Л.С. Лекции по педологии. Ижевск. 1996.
Выготский Л.С. Педагогическая психология. М., 1996.
Выготский Л.С., Лурия А.Р. Этюды по истории поведения. М., 1993.
Выгодская Г.Л., Лифанова Т.М. Лев Семенович Выготский. Жизнь.
Деятельность. Штрихи к портрету. М., 1996.
Громыко Ю.В. Выготскианство за рамками концепции Л.С.Выготского.
М., 1996.
Зинченко В.П. От классической к органической психологии. М.,
1996г.
Зинченко
В.П.
Культурно-историческая
психология:
опыт
амплификации. // “Вопросы психологии”, 1993. № 4.
Зинченко В.П., Мамардашвили М.К. Проблема объективного метода
в психологии. // “Вопросы философии”, 1977. № 7.
Карпей Ж., Урс Б. ван
Дидактические модели и проблема
обучающей дискуссии. // “Вопросы психологии”, 1993. № 4.
Коул М. Культурные механизмы развития. // “Вопросы психологии”,
1995. № 3.
Леонтьев А.А. Л.С.Выготский. М., 1990.
Накамура К. Вокруг толкования понятия зоны ближайшего развития.
// “Психологический журнал”, 1996, том 17, № 4.
Психология и новые идеалы научности (материалы “круглого стола”).
// “Вопросы философии”, 1993, № 5.
Самухин Н.В., Биренбаум Г.В., Выготский Л.С. К вопросу о деменции
при болезни Пика. // Хрестоматия по патопсихология. МГУ. 1981.
Слободчиков В.И., Цукерман Г.А. Интрегральная периодизация
общего психического развития. // “Вопросы психологии”, 1996, № 5.
Слободчиков В.И. Категория возраста в психологии и педагогике
развития. // “Вопросы психологии”, 1991, № 2.
Смирнов С.А. Игра - как культурная форма образования человека. // “
Мастер-класс”, № 1, 1996.
Смирнов С.А. Образовательные модели в истории культуры. //
“Человек, интеллект и образование”. Новосибирск. 1995.
Смирнов С.А. Опыты по философской антропологии. Новосибирск.
1996.
Смирнов С.А. Мастерская педагога-гуманитария. Новосибирск. 1995.
Социально-исторический подход в психологии обучения. Под
редакцией М.Коула. М., “Педагогика”, 1989.
Фрумин И.Д., Эльконин Б.Д. Образовательное пространство как
пространство развития (“школа взросления”). // “Вопросы психологии”,
1993, № 1.
Чушкин Н.Н. Гамлет-Качалов. М., 1966.
Шекспир У. Гамлет. Избранные переводы. М., 1985.
Щедровицкий Г.П. Избранные труды. М., 1995.
Щедровицкий П.Г. “Трагедия о Гамлете, принце Датском”
Л.С.Выготского. // “Вопросы методологии”, 1991, №4.
Щедровицкий П.Г. Истоки культурно-исторической концепции
Л.С.Выготского. М., 1992.
Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1995.
Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994.
Элиаде М. Космос и история. М., 1987.
Эльконин Д.Б. Избранные психологические труды. М., 1989.
Эльконин Б.Д. Кризис детства и основания проектирования форм
детского развития. // “Вопросы психологии”, 1992, № 3-4.
Эльконин
Б.Д.
Л.С.Выготский
Д.Б.Эльконин:
знаковое
опосредование и совокупное действие. // “Вопросы психологии”, 1996, №
5.
Эткинд А.М. Еще о Л.С.Выготском: забытые тексты и ненайденные
контексты. // “Вопросы психологии”, 1993, № 4.
Ярошевский М.Г. Л.Выготский: в поисках новой психологии. С.-Пб.,
1993.