Первый юбилей теории статуса
advertisement
Антагонисты Теории статуса уже пять лет. Даже несколько больше — ее первые положения были сформулированы в феврале 2009 года. Дата не круглая, но за отсутствием другой будем отмечать ее. Отмечать, подводя некоторые итоги. Пожалуй, их можно признать оптимистическими — теория перестала восприниматься знакомящимися с ней как абсолютная ересь, постепенно переходя из стадии «Этого по определению не может быть» в «Что-то в этом есть, но заниматься этим не стоит». В то же время до широкого признания ей пока далеко. 1 Однако сама теория постепенно растет как вширь, так и вглубь. Расширяется перечень рассматриваемых вопросов, а уже рассмотренные обрастают все новыми и новыми нюансами. Поэтому мы решили написать новую статью в форме набора подразделов, каждый из которых посвящен одному, ранее рассматривавшемуся или вновь поставленному вопросу. Разделы написаны не только И. Князевым и О. Строговым, но и другими участниками команды сайта http://экономикаизобилия.рф. В силу этого им присуща небольшая стилистическая разношерстность. Разделы следуют от самых общих вопросов к частным. Такая компоновка позволит читателю лучше ориентироваться и, надеемся, поможет убедиться в соответствии теории статуса социальной реальности. А если останутся сомнения, то вспомните, что теория еще очень молода и у нее будет время ответить на все ваши вопросы. 1. Методологические принципы теории статуса Социальная теория представляет собой обобщение эмпирического опыта, а изложение методологических принципов этой теории — обобщение опыта ее создания, «обобщение в квадрате». Разумеется, все принципы использовались уже при написании первой статьи («Классы в постиндустриальном обществе, 2010 г.), но за следующие четыре года они прошли окончательную проверку и получили четкие (как мы надеемся) формулировки. Теория основана на признании существования объективных, т. е. не зависящих от одного конкретного человека и внешних по отношению к нему законов, которым подчиняется общество. В то же время эти законы не являются внешними по отношению к обществу, они не имеют космического (как в теории Гумилева) или трансцендентного (как в религиозных концепциях истории) происхождения. В основе законов лежит диалектический переход «количества в качество» от воли и действий отдельного человека к изменениям общества в целом. Таким образом, теория статуса принципиально расходится с многочисленными субъективистскими историческими концепциями, и в первую очередь с «теорией заговора». 2 Теория создана не с «чистого листа», а является дальнейшим развитием марксистского исторического материализма. Это обстоятельство можно равно расценивать как достоинство и недостаток, но оно тесно связано с личными взглядами авторов и с историческим моментом. Теория разработана для решения конкретной практической задачи, а именно поиска причин возникновения и путей преодоления социального тупика, в котором оказалась Россия в конце XX и начале XXI века. Поэтому вполне логичным представляется использование уже существующего понятийного и логического аппаратов при их необходимом обогащении. Обогащение вызвано, прежде всего, использованием для анализа социальных процессов не только и не столько политэкономии, сколько психологии и даже аксиологии. Наблюдение жизни общества показывает, что изучавшиеся марксизмом классы пока продолжают существовать как крупные, сравнительно однородные группы людей, выделяемые по их роли в процессе производства благ и находящиеся между собой в конфликтных отношения. В то же время ряд прогнозов, сделанных классиками марксизма, не оправдался, что вполне естественно для периода прогнозирования в десятки лет. Эти прогнозы и ошибочные положения, из которых они вытекали, исключаются нами из теории статуса с объяснением причин их несостоятельности. Теория статуса опирается только на доступные всеобщему наблюдению и изучению факты, обобщенные «традиционной» наукой. Любые ссылки на «тайные знания», «информированные источники» или «новую хронологию» для теории категорически неприемлемы. Как и любая социальная теория, теория статуса может быть верна только «в среднем» в силу самого характера общественных взаимоотношений, представляющих собой совокупность огромного числа взаимоотношений между отдельными людьми. Здесь существует определенная (но не полная) аналогия с термодинамикой, которая так же выводит свои законы из взаимодействия отдельных частиц. В связи с этим теория статуса не может быть ни подтверждена, ни опровергнута отдельными фактами, но лишь их совокупностью, взятой в масштабе 3 всего общества. Более того, теория статуса не просто допускает, а требует наличия отдельных фактов, на первых взгляд ей противоречащих. По сути же эти противоречия только уравновешивают другие факты, полностью подтверждающие теорию. Таким образом, необходимо ставится вопрос о принципах верификации социальной теории вообще и теории статуса в частности. Поскольку подтверждение или опровержение социальной теории отдельными фактами (или их малыми совокупностями) принципиально невозможно, а субъективное мнение даже специалистов не может выступать в качестве решающего доказательства истины, в качестве «тестов» для социальной теории могут использоваться простые, сформулированные без расплывчатости прогнозы. Прогнозы могут быть как «сильными», так и «слабыми». «Сильный» прогноз сложнее и содержит указание на события, которые произойдут на основании закономерностей данной теории. «Слабый» прогноз указывает на события, которые не произойдут. «Слабый» прогноз сделать проще, поскольку отрицаемые в нем события уже заранее сформулированы. Применительно к теории статуса «сильным» прогнозом можно считать только утверждение о неизбежности перехода к сверхиндустриальному обществу, или обществу изобилия, которое наступит когда-то и где-то. Конкретные же формы такого перехода не слишком ясны. К «слабым» прогнозам относятся: — утверждение, что первый переход к обществу изобилия состоится не в России; — утверждение о невозможности сейчас и в дальнейшем успешного повторения в развитых странах классической социалистической революции, основанной на политической активности городского и сельского пролетариата. Из этого прогноза напрямую следует, что деятельность современного российского левого движения представляет собой бесцельное расходование времени и людских ресурсов; — невозможность принципиального повышения суммарного научно- технического уровня в России, несмотря на предпринимаемые правительством усилия и вложение средств. Иными словами, страна еще сможет по отдельности построить атомный авианосец или мост через Керченский пролив или слетать на 4 Луну, но не сможет достичь этого одновременно даже при неограниченном финансировании. Кроме того, действительно прорывные проекты типа марсианской экспедиции или термоядерных электростанций не смогут быть реализованы даже поодиночке. Этот прогноз в значительной мере распространяется также и на США, Европу, Японию и Китай в силу господства там того же общества статуса, которое в более чистом виде существует в России; — малая вероятность «крушения доллара» без предшествующей потери США статуса самой сильной страны мира. Иными словами, пока Китай не займет это место в общественном сознании, все финансовые кризисы будут иметь не смертельный для западной экономики характер; — все режимы, пришедшие к власти в ходе «арабской весны», «майдана» и т. п. псевдореволюционных процессов принципиально неустойчивы и могут закончиться только двумя исходами: долговременным хаосом или возвращением к предыдущей социальной системе (более подробно данный вопрос рассмотрен в четвертой части статьи). 2. Тезисы теории Учитывая, что со времени написания предыдущих статей прошло достаточно много времени, нам показалось не лишним после формулировки методических принципов напомнить и дополнительно разъяснить основные положения теории статуса. Ее базовым понятием (вот неожиданность!) является социальный статус. Это понятие интуитивно очевидно каждому хотя бы как относительное положение человека среди себе подобных. Мы же в основу теории кладем более строгое (но и более узкое) определение статуса как признанного обществом право индивида или группы людей на долю произведенных обществом материальных благ. Здесь материальные блага понимаются в широком смысле как все, что удовлетворяет потребности человека, производится им и потребляется в том или ином виде. Материальные блага могут быть вещественными, информационными и этическими. Назначение и содержание вещественных благ очевидно и не нуждается в комментариях. Информационные блага — это доступ человека к информации 5 любого рода. Этические блага представляют собой признаки отношения к человеку со стороны общества. Понятие статуса сопровождает всю историю человечества. Можно выделить следующие варианты статуса (или статусных отношений, что равнозначно, поскольку статус и есть отношение людей к индивидууму): статус-сила, определяемый физическим и половым превосходством. Самый древний тип статуса, доставшийся человечеству в наследство от животного мира; статус-умение, зависящий от полезности человека в сложившейся системе разделения труда; статус-репутация, зависящий только от личных качеств человека. Репутация это статус, приносящий только этические блага; статус-богатство, представляющий собой общественную легитимизацию владения собственностью и получения от нее прибыли. Последний вариант заключает в себе весь спектр частнособственнических отношений, включая основанную на них эксплуатацию. В известной степени статусбогатство представляет собой противоположность остальным вариантам, т.к. он является следствием владения вещественными благами, а не причиной такого владения. Но теория статуса не может уклониться от рассмотрения статусабогатства, т.к., во-первых, он реально существует и, во-вторых, с ним она вбирает в себя все достижения классического марксизма. Таким образом, марксизм становится важной частью более широкой теории. Тем не менее, основное внимание мы уделяем остальные вариантам статуса, основанным только на оценке со стороны других членов социума, а не на владении чем-то. Они были как самыми древними, так и самыми длительными — господствовали на протяжении миллионов лет от появления человека до неолита. Только в самом конце каменного века или в начале века металлов зарождаются новые производственные отношения, связанные с собственностью. Параллельно с ними появляется и набирает силу статус-богатство. Производственные отношения, основанные на собственности, последовательно эволюционировали на протяжении классовых общественноэкономических формаций от античной до капиталистической. Их вершиной стал 6 монополистический капитализм с присущими ему денежным и товарным фетишизмом. Однако на этой стадии стали значимыми некоторые процессы (диффузия акционерного капитала, прямое вмешательство государства в экономику, включая полную национализацию и др.), подрывающие институт частной собственности на средства производства. Даже при сохранении видимости господства частного капитала все реальные рычаги распоряжения средствами производства в развитых странах перешли в руки наемных менеджеров, то есть бюрократического аппарата. В связи со снижением значимости частной собственности произошло снижение значимости статуса-богатства и повышение значимости статуса-умения и статуса-репутации. Поэтому отношения собственности и связанный с ними статус-богатство должны рассматриваться как временное явление, предшествуемое и сменяемое другими вариантами статусных отношений. Переход главенствующей роли от «невещественных» вариантов статуса к статусу-богатству, а затем снова к «невещественным» вариантам представляет собой иллюстрацию диалектического закона «отрицания отрицания», или спирального развития общества. Социальная жизнь современного общества имеет в своей основе борьбу за повышение благосостояния людей путем повышения их статуса. Статус может быть либо по праву заслужен, либо присвоен за счет снижения статуса другого лица или группы лиц. Именно присвоение статуса непримиримо разделяет эксплуатирующий и эксплуатируемый классы. Эксплуатирующий класс мы назвали «суперстатусным», т.к. его статус искусственно завышен. Соответственно, эксплуатируемый класс с искусственно заниженным статусом называется «субстатусным». Для определения облика суперстатусного и субстатусного классов мы возвращаемся к традиционному для марксизма вопросу о передовом способе производства, в тесной связи с которым эти классы (опять-таки в соответствии с марксизмом) должны формироваться. В таком переходе нет натяжки, поскольку в современном обществе основой производства являются информационные технологии, а статус представляет собой частный случай информации. Мы насчитали четыре передовые в части способа производства социальные группы. Первая группа, которую мы назвали «коммуникативной», производит законченную 7 товарную информацию и состоит из писателей, журналистов, ученых гуманитарных специальностей, работников СМИ, юристов, консультантов, создателей рекламы и т. п. Вторая группа, называемая «бюрократической», занимается производством нетоварной (управленческой) информации. Бюрократия бывает двух видов — государственная и корпоративная. Третья социальная группа может быть названа «научно-технической», так как состоит из ученых, инженеров и наиболее образованных рабочих и техников. Все эти люди производят информацию, необходимую для производства других товаров, имеющих вещественную форму. Четвертая социальная группа - «гуманитарная» производит такой важнейший товар, как рабочая сила. Гуманитарная группа состоит, в основном, из врачей и педагогов. Суперстатусный класс состоит из медиакратии и бюрократии. Под медиакратией подразумевается часть коммуникативной социальной группы, которая имеет возможность с помощью СМИ (включая интернет) оказывать влияние на общество в интересах присвоения статуса. Субстатусный класс состоит из научнотехнической и гуманитарной социальной групп. Общий принцип присвоения статуса — любым способом уменьшить ценность другого человека для общества и тем самым повысить свою, т.к. статус по своей природе относителен и определяется путем сравнения с положением других членов общества. Уменьшить ценность человека можно двумя способами: блокировать возможность его деятельности; занизить восприятие результатов этой деятельности в глазах общества. В первом случае человек тратит лучшие годы жизни на то, чтобы путем невероятных усилий сделать вдесятеро меньше, чем мог бы при своих способностях. Во втором то, что сделано большой кровью, оказывается ненужным. Оба способа, в конечном счете, ведут к тому, что невозвратимое время «спускается в унитаз», отнимается у человека точно так же, как и время пролетария, потраченное на создание прибавочной стоимости. Первый способ наиболее часто используется внутри бюрократических структур, второй характерен для медиакратии. Если говорить коротко, то бюрократия всеми силами затрудняет деятельность своих подчиненных, за счет чего 8 имитирует более высокую, чем у остальных, компетенцию в вопросах управления («статус-умение»). Ситуация, когда руководители на всех уровнях мешают подчиненным выполнять свои обязанности, кажется абсурдной. Но она абсурдна не более, чем массовое уничтожение товаров во время кризисов капитализма. И то, и другое является необходимостью для существования правящего класса. Избыток товаров над покупательной способностью населения приводил к финансовым потерям их владельцев. По сравнению с этой угрозой голодная смерть трудящихся была менее важным обстоятельством. Относительность статуса заключает в себе опасность повышения авторитета того, кто понимает порученной дело, но не входит в число «избранных»? Что ж, завалим дело, и весь сказ. Наверху поймут и не накажут, потому что там сидят точно такие же бюрократы. В крайнем случае, переведут на другую должность без потери статуса. Медиакратия присваивает статус-репутацию, внедряя в общество соответствующую своим интересам систему ценностей. В этой системе медиакратия наделена невероятными талантами (преимущественно вымышленными) и исключительно высокими человеческими качествами (что также не соответствует действительности). Непристойные по сравнению с зарплатой рядового врача или учителя гонорары эстрадных артистов даже средней руки являются прямым следствием такого завышения ценности медиакратии. Внедрение выгодной системы ценностей происходит через тиражирование мифов. Под мифом мы имеем в виду особым образом искаженную картину мира, в чем-то для правдоподобия схожую с действительностью. Различия мифа с реальным миром не произвольны, а целенаправленны и позволяют, занизить ценность для общества одних людей и переоценить других. В современном обществе эксплуатации со стороны суперстатусного класса подвергается не только субстатусный класс, но и практически все социальные группы, не исключая буржуазии. Но только субстатусный класс, да и то не весь, а только его часть (более подробно этот вопрос раскрыт в третьей части статьи) имеет с суперстатусным антагонистические, т. е. принципиально непримиримые противоречия. Для остальных статусная эксплуатация либо является вторичной по отношению к экономической, либо (для буржуазии) имеется возможность 9 компромисса с медиакратией и бюрократией за счет остального населения. Причина антагонизма заключена в том, что бюрократия и медиакратия не в состоянии существовать, не присваивая статус научно-технической и гуманитарной социальной групп, но не могут и обойтись без них. Поэтому неизбежны столкновения инженеров и ученых с бюрократией за право принятия правильных профессиональных решений и борьба за более выгодную субстатусному классу систему ценностей в случае с медиакратией. При рассмотрении социальной ситуации необходимо иметь в виду ее динамику. По времени формирования суперстатусный класс делится на ранний (бюрократия) и поздний (медиакратия). Точно так же в субстатусном классе научнотехническая группа («Субстатусный класс-1») сформировалась раньше, чем гуманитарная («Субстатусный класс-2»). Сойдут с исторической сцены они также не одновременно. Рано или поздно производительные силы общества обеспечат переход к экономике изобилия, т. е. к массовому бесплатному удовлетворению базовых потребностей человека. Теория экономики изобилия находится в стадии разработки, в ее основу положен фундаментальный труд ученого-экономиста Александра Юрьевича Чернова автоматических «Перспективы систем http://экономикаизобилия.рф (САС)», можно создания написанный ознакомиться самовоспроизводящихся в со 1994 г. статьей На сайте «Экономика изобилия», посвященной данному вопросу. После создания экономики изобилия бюрократия как класс исчезнет за ненадобностью распределения дефицитных благ. Вслед за ней деклассируется и научно-техническая часть субстатусного класса. При этом сами ученые и инженеры не исчезнут, как не исчезли крестьяне и рабочие после исчезновения феодалов и ослабления власти буржуазии. Наоборот, они получат куда более широкие, чем сейчас, возможности для творчества. Не следует надеяться, что вышеуказанные изменения произойдут сами собой. Вполне возможно, что они будут носить революционный характер. Собственно, сам переход к новому производственному базису уже сам по себе является революцией, вопрос заключается в насильственном или мирном характере этого перехода. Этот 10 вопрос не может быть решен теоретически, но следует учитывать, что субстатусный класс совершенно не заинтересован в сопровождающем социальное насилие разрушении инфраструктуры, т.к. только в при ее наличии возможна высококвалифицированная научная, инженерная и гуманитарная деятельность. Следовательно, мирный или наследственный характер будущих социальных изменений зависит, в основном, от силы сопротивления суперстатусного класса. 3. Ценностный подход Статус в наши дни далеко не всегда передается по наследству, по сравнению с капиталистической, а тем более феодальной эпохой социальная мобильность достигла невиданных высот. Если мы говорим о вторичности отношений собственности на данном историческом этапе, то чем общим, если не собственностью обладают пробивающиеся в суперстатусный класс люди? Статус человека изменяется в процессе взаимоотношений с другими людьми. При этом понятие «взаимоотношения» включает в себя очень многое — от невинных фраз вроде «Привет! Как дела?» до научных открытий, способных принести пользу всему человечеству. Следовательно, суперстатусные индивидуумы имеют некие способности выстраивать взаимоотношения таким образом, чтобы они позволяли им присваивать статус. Что лежит в основе этих способностей? Известный американский ученый Торстейн Веблен, основатель институционализма, выпустил в 1899 г. Фундаментальную работу «Теория праздного класса. Институциональная экономика». В ней он попытался дать иное, нежели марксисты, объяснение социальному устройству капиталистического общества. Не разбирая подробно его работу, отметим, что в ней он высказал несколько преждевременную (по отношению к современному ему обществу), но интересную мысль — эксплуатирующий класс является таковым в силу ценностных отличий от других классов. Более того, эти ценности частично разделяются и угнетенными классами, которые стремятся подражать «элите», что до известной степени легитимизирует эксплуатацию. Вряд ли можно считать, что буржуазия, не говоря уже о феодалах и рабовладельцах, сформировалась за счет ценностных различий, хотя в эпоху 11 социальных перемен, когда вертикальная мобильность увеличивалась, эти различия могли служить немалым подспорьем для возвышения. Но все же основой формирования классов до появления суперстатусного служила концентрация собственности на средства производства в той или иной форме. Однако объяснение Веблена является приемлемым по отношению к современности, когда даже бюрократия, не говоря уже о медиакратии, не имеет за душой крупного капитала. Тем более что феномены ценностного поведения мы можем наблюдать на каждом шагу. Под феноменами ценностного поведения мы имеем в виду, прежде всего, такие случаи межчеловеческого общения, которые: а) не могут быть объяснены только с позиций различий или сходства рациональных убеждений б) отличаются максимальным накалом эмоций. Каждый может вспомнить следующие случаи из собственной жизни: острый конфликт по ничтожному поводу дружба людей с диаметрально противоположными убеждениями симпатия или антипатия к незнакомому человеку. Ценности изучаются многими науками (индивидуальной и социальной психологией, социологией, специальным разделом философии — аксиологией) и, соответственно, им дано множество определений. Мы также дадим свое определение, акцентированное на важных для последующего изложения аспектах. Ценности — это информация, хранящаяся в мозгу человека и связанная с социальным взаимодействием, отрицание или модификация которой приводит к реакции организма, аналогичной болевым ощущениям. В этой связи ценностей с болью нет натяжки. Нейрофизиологами уже достаточно давно установлено, что при физической боли мозг высвобождает опиоиды в пространство между нейронами, приводя к гашению болевых импульсов. Также известно, что опиоиды высвобождаются при психологических потрясениях и социальной изоляции у животных. Исследования, проведенные группой ученых под руководством Джон-Кар Зубейта (Jon-Kar Zubieta) в Медицинской школе Мичиганского университета показали, что схожий механизм защиты психики от социального напряжения характерен и для человека. Неудивительно, что раз 12 социально-обусловленная «душевная» и физическая боль воспринимаются организмом одинаково, ценностные отношения неминуемо будут иметь мощную эмоциональную составляющую. Ценностная информация иррациональна и, по всей видимости, представляет собой сложные ассоциативные цепочки. Поскольку покушение на эти ассоциации вызывают у человека аналогичные боли ощущения, ценностное поведение человека связано с поиском путей смягчить боль при столкновении с носителями других ценностей или совсем ее избежать. Этого можно достигнуть: защитой своих ценностей; распространением своих ценностей на окружающих; выбором социального окружения со сходными ценностями; постепенным усвоением ценностей окружения. Последний путь представляет собой замену острой боли от ценностного конфликта на «растянутую», но смягченную боль модификации ценностей с последующим комфортом после приведения ценностей в соответствие с ценностями группы. Несмотря на внешнее сходство, не следует путать этот процесс с конформизмом — речь идет не о согласии с навязываемым мнением большинства по тому или иному вопросу, а об изменении основы, самой сути личности. Отличие изменения ценностей от конформизма наглядно проявляется в противоположном процессе — распространении своих ценностей. Известны примеры, когда ценности целых групп изменялись под воздействием одного человека — о каком конформизме тут говорить? Каков конкретный механизм влияния ценностей на поведение человека? в социальной психологии существует понятие «социальной установки», или, в западной терминологии, «аттитюда». Согласно классическому определению Г. Олпорта, аттитюд представляет собой: а) определенное состояние сознания и нервной системы; б) выражающее готовность к реакции; в) организованное; г) на основе предшествующего опыта; д) оказывающее направляющее и динамическое влияние на поведение. 13 Для наших целей достаточно определить социальную установку короче — как готовность к социальной реакции определенного направления (прежде всего в плане дилеммы «свой-чужой», она же «приятие-неприятие»), при этом направление реакции как раз и определяется ценностями. Совокупность социальных установок человека имеет сложную структуру. В диспозиционной концепции регуляции социального поведения В. А. Ядова выделяются четыре уровня социальных установок: 1) простейшие ситуативные поведенческие установки; 2) социальные установки, действующие на уровне малых групп и в привычных ситуациях; 3) социальные установки, в которых фиксируется общая направленность интересов личности относительно конкретной сферы социальной активности; 4) система высших ценностных ориентации личности, регулирующих целостность ее социального поведения и деятельности. Таким образом, образуется субъективная иерархия социальных установок в соответствии с психологической значимостью объектов для конкретного человека. Другой взгляд на систему установок высказал Е.М. Торшинин. По его мнению, для понимания взаимоотношения установок более пригодна «двумерная» аналогия. Установки, находящиеся в центре и образующие большое количество связей, называются центральными установками (установки к знаниям, связанные с мировоззрением и моральным кредо личности). Главная центральная установка — это установка к собственному «Я», так как в процессе социализации мы всегда соотносим все значимые для нас явления с мыслью о себе. Установка самооценки собственного «Я» оказывается в пересечении всех связей системы. Изменение установки невозможно без разрушения целостности личности. Л. Росс и Р. Нисбетт также отмечали, что у индивида может существовать одновременно иерархия социальных установок. Для описанных (а также многих других, здесь не приведенных) схем организации системы социальных установок верны следующие утверждения: социальные установки (а, следовательно, и лежащие в их основе ценности) существуют в сознании человека не хаотично, а упорядоченно. 14 некоторые установки (и ценности) являются ключевыми, а другие менее значимыми; система социальных установок (и система ценностей) является согласованной, т. е. в сбалансированной психике не имеет в себе противоречий или эти противоречия минимальны. Из последнего тезиса следует существование антиценностей — т. е. пары ценностей, которые принципиально не могут совмещаться в психике одного и того же человека без ее серьезного расстройства. Вынужденное сосуществование и социальное взаимодействие носителей антиценностей чревато серьезными конфликтами. Сопоставим следующие положения, каждое из которых было ранее высказано нами по отдельности: социальная роль в современном обществе статуса в значительной, если не в решающей мере связана с системой ценностей человека; в обществе существует антагонизм, т. е. непримиримые противоречия между социальными группами; существуют антиценности, носители которых обречены вступать в конфликты. На наш взгляд, из этого следует, что антагонизм в современном обществе статуса в конечном счете (эта оговорка важна, т.к. указывает на роль социальных механизмов присвоения статуса!) обусловлен различиям в системах ценностей. Что это за различия? По-видимому, имеет смысл искать из на самом верхнем уровне иерерхии социальных установок/ценностей, т. е. на четвертом уровне по классификации В. А. Ядова. Нами были выделены четыре типа систем, различающихся ключевой ценностью. Названия этих типов условны и выбраны в соответствии со вкусом авторов. Первым и самым многочисленным является эгоистический (в лучшем смысле этого слова) тип, который из-за наибольшей распространенности также можно называть господствующим. В нем наивысшим приоритетом обладает ценность «Я». Это многозначная ценность, которую приблизительно можно определить как существование и благополучие самого индивидуума и близких ему людей. Все 15 реально эффективные этические системы построены на основе этой ценности. Если присмотреться к «10 заповедям», то становится очевидным, что они исторически сложились как комплекс моральных ограничений, призванный защитить существование и благополучие отдельного человека и семьи от покушений со стороны других членов общества. Необходимо отметить, что господствующая система ценностей является неустойчивой и на своих более низких уровнях, 1) — 3) по классификации В. А. Ядова, тяготеет к другим системам. В качестве антиценности для «Я» можно рассматривать ценность «Не Я». Такой тип систем ценностей мы назвали иноферальным, от английского «Another» — «Другой». Под «Не Я» может рассматриваться «Бог», «Другие» или, например, «Абсолютная свобода». То есть что угодно, находящееся вне данного индивидуума. В случае «Не Я» = «Бог» мы имеем дело со святым, в случае «Не Я» = «Другие» получаем чистейший случай альтруизма. А «Не Я» = «Абсолютная свобода» в результате дает маргинала, не связанного обязательствами ни с обществом в целом, ни с близкими людьми, ни даже с самим собой. Люди с высшим приоритетом «Не Я» весьма редки, и хотя зачастую оставляют яркий след в истории, но из-за малочисленности практически не влияют на положение дел в обществе и далее не рассматриваются. Господствующая система ценностей подразумевает максимальную безопасность ее носителя, но не гарантирует его полную самоактуализацию. Это логично, поскольку полное раскрытие своих способностей зачастую противоречит благополучию. На самоактуализацию направлены два следующих типа систем ценностей — созидательный и местнический, которые в силу этого мы назвали актуалистическими. Для носителей ценностей этого типа высший приоритет имеет «Созидательное самовыражение», или просто «Созидание». Эта ценность выражается в деятельности, направленной на поддержание или повышении своего социального статуса путем достижения значимого для других людей результата. В этой ценности переплетены желание создавать новое, стремление проявить себя, профессиональная гордость, долг и ответственность. 16 Местнический тип в качестве ценности высшего приоритета имеет «Самоутверждение» за счет других людей. Самоактуализация носителя подобной системы ценностей заключается в достижении и сохранении как можно более высокого места в социуме, каким бы небольшим он ни был. Поэтому мы и присвоили данному типу ценностей название «местнического» в память о средневековой системе оценки статуса служилых людей. Но тогда положение человека в местнической иерархии («место» относительно государя) зависело только от происхождения. Современный же самоутвержденец повышает свое социальный статус путем присвоения заслуг других людей, в том числе и прежде всего за счет носителей ценности «Созидание». Очевидно, что Созидание» и «Самоутверждение» представляют собой антагонистическую пару, ценность и антиценность. Собственные способности самоутвержденцев невелики и никак не могут искупить тот вред, который они приносят окружающим. Мы пришли к выводу, что для российского социума, господствующая, то есть эгоистическая система ценностей присуща примерно 60 % людей, а созидательная и местническая имеют около 20% каждая. Доля эназэральных систем ценностей, как уже говорилось выше, очень мала. Неустойчивость господствующей системы ценностей проявляется в более или менее выраженном тяготении ее носителей к одному из актуалистических типов. Внешне это проявляется в симпатиях либо к самоутвержденцам, либо к созидателям, в стремлении в чем-то (кроме готовности рискнуть благополучием ради чего-то большего) им подражать. Поэтому можно говорить о наличии двух господствующих типов ценностей «господствующего плюс» (тяготение к созидательному типу) и «господствующему минус» (тяготение к местническому типу). По нашим оценкам, если прибегать к аналогии из физики и сравнить полюса общества с полюсами магнита, положительный и отрицательный господствующие типы примерно равны по численности, то есть каждый охватывает по 30 % социума. Процентное равенство, однако, на практике еще не означает равносильности. Местнический тип системы ценностей куда более успешен социально, нежели созидательный. Следовательно, его носители имеют в жизни очевидные преимущества, которые частично распространяются на «господствующий минус» 17 тип. Поэтому, чем сильнее в обществе статусная эксплуатация, тем многочисленнее становится «господствующий минус» и слабее «господствующий плюс». Выше говорилось, что в силу своей наибольшей распространенности господствующий тип ценностей логически другие ценностные является основой морали. Следовательно, типы являются аморальными. Аморализм местнического типа ценностей с очевидностью связан с прямым противостоянием ценностей высшего приоритета — «Самоутверждение» и «Я». Также, очевидным образом «Самоутверждение» угрожает социальному статусу индивидов с господствующим типом ценностей, что делает симпатии к нему со стороны «господствующего минус» типа как минимум противоречивыми. Аморализм созидательного типа ценностей проявляется менее остро, на уровне ценностей с относительно низким приоритетом. Примером может служит хорошо всем известное «Тебе что, больше всех надо?» Приведенные выше цифры относительной распространенности типов систем ценностей (60 %—20 %—20 %) представляют собой «среднюю температуру по больнице». В научно-технической социальной группе, наиболее знакомой авторам, картина несколько иная. Во-первых, общее соотношение ценностных типов несколько меняется: созидательный тип возрастет до 26 %, а местнический до 21 %. Во-вторых, проявилась резкая неоднородность в распределении этих типов. Практически все работники, занимающие руководящие должности, относятся к местническому ценностному типу. А наиболее квалифицированные рядовые сотрудники, обычно занимающие должности инженеров первой категории или ведущих инженеров, относятся к созидательному типу. Таким образом, существует четкая граница, проходящая на уровне менеджмента среднего уровня, выше которой относительная доля местнического типа ценностей резко возрастает, а созидательного типа падает. Это серьезный довод в пользу нашего утверждения о том, что в современном обществе статуса социальные различия продуцируются ценностными. Человеку с созидательным типом ценностей практически невозможно занять руководящий пост, а в руководители пробиваются люди без творческих способностей, но с талантом утверждения своей значимости за счет других. 18 Негативные последствия этого для научно-технического прогресса очевидны и не требуют комментариев. Отметим также, что 20 %, приходящиеся на долю носителей местнических ценностей, в несколько раз превышают относительную численность суперстатусного класса в России. Это означает, что значительная часть носителей этих ценностей вынуждена маяться в субстатусном классе и является готовыми штрейкбрехерами. Накопление носителей местнических ценностей на руководящих постах, т. е. отрицательный вертикальный отбор, делает бессмысленными любые попытки политической организации субстатусного класса в старых формах вроде партий, общественных движений и т. п., поскольку самоутвержденцы легко проникают на руководящие должности в любой иерархической системе и используют ее в качестве «стартовой площадки» для подъема к суперстатусным высотам. Поэтому необходимо искать такие формы взаимодействия людей, которые не смогут послужить «стартовой площадкой» для подобного рода «социальных хищников». Ценностная граница между наиболее квалифицированными сотрудниками и менеджментом является видимым признаком классового антагонизма. В непримиримом противоречии с суперстатусным классом находится не вся субстатусная масса, а только та ее часть, которая является носительницей созидательного и, частично, «господствующего плюс» типа ценностей. С другой стороны, часть коммуникативной социальной группы, не относящаяся к медиакратии, может содержать значительной число людей созидательного типа, находящихся в антагонистических отношениях с медиакратами. Таким образом, картина распределения антагонистических противоречий между социальными группами в обществе статуса сложнее, чем в капиталистическом. Из приведенных выше оценок следует, что в ценностном плане социум весьма неоднороден, на чем следует остановиться особо. Тут скрыт некий парадокс: несмотря на то, что личный опыт каждого человека свидетельствует о различных, зачастую противоположных ценностях людей, это различие мало отражается в социальных теориях. Теоретики либо полагают всех людей в целом одинаковыми и списывают различия в их поведении на неодинаковые условия существования 19 («Если вас назначить на высокий пост, вы тоже будете воровать»), либо говорят о возможности произвольного изменения ценностей («Мы должны создать нового человека»). Нам не до конца понятны причины такого подхода. Возможно, он проистекает из подсознательного дискомфорта от признания факта наличия «социальных хищников». Ну-ка, если каждый пятый имеет местническую систему ценностей, то в окружении любого человека штук десять таких! Поэтому гораздо проще говорить о неких единичных флуктуациях, обусловленных то ли неудачным воспитанием, то ли наследственностью. Или утешать себя возможностью исправить «социально-горбатого». Мы тоже не считаем, что система ценностей совершенно не поддается изменениям. Однако полагаем: ключевые ценности формируются у человека существенно раньше обретения дееспособности; процесс изменения ключевых ценностей долог и труден, поскольку реализуется через изменение системы социальных установок в направлении от низших уровней иерархии к высшим (или от периферийных к центральным, в зависимости от принятой модели). Все это хорошо известно практикующим психологам, особенно принадлежащим к направлению «гуманистической психологии». Однако им же известно, что даже частичное изменение ценностей высокого уровня требует огромного труда и времени, уделяемого психологом своему клиенту. Но люди, желающие изменить общество в целом, находятся в совершенно иной ситуации, нежели психологи. Во-первых, в политических процессах принимают участие вполне сформировавшиеся личности с потерявшими пластичность системами ценностей. Во-вторых, в социальных процессах приходится иметь дело с массами людей, изменить систему ценностей которых с помощью психологических практик в отведенные реальностью сроки и с реальными располагаемыми возможностями нельзя. Поэтому нам приходится: принимать ценностное деление общества таковым, какое оно есть; строить свою деятельность, исходя из него; 20 в будущем всеми силами ограничивать социальную активность носителей объективно вредоносной для всего общества и его научно-технического развития системы ценностей, т. е. местнической. Поступать иначе не только неразумно, но и бессовестно по отношению к жертвам статусной эксплуатации. Так же, как было бессовестно по отношению к рабочим XIX века поддерживать мелкобуржуазные теории, толковавшие о возможности всеобщего братства и «справедливого» классового мира между пролетариатом и буржуазией. Как выявить носителей местнических ценностей? Это первейший практический вопрос, который должен задать себе всякий, намеревающийся начать политическое объединение субстатусного класса. Социальная психология широко пользуется различными тестами для выявления аттитюдов, но использовать их в рамках политической организации нежелательно. К этому есть несколько причин. Во-первых, не стоит ориентировать людей на недоверие к своим товарищам. Вовторых, тестирование может раньше времени насторожить «засланных казачков». Втретьих, тесты дают верные ответы тогда, когда ими пользуются специалисты, а не дилетанты. Прежде всего, стоит обратиться к тому, что называют «интуицией» и что является всем жизненным опытом человека, накопленным и «спрессованным» в подсознании. Миллионы лет социального существования научили людей быстро оценивать других, как минимум, по критерию «свой-чужой». Разумеется, для того, чтобы не впасть в ошибку, надо честно и нелицеприятно ответить себе на вопрос, какой тип ценностей характерен для вас самих. Это самый быстрый, но и самый грубый метод отсева носителей противоположных ценностей. Более точно можно определить местнический тип, если пообщаться с человеком хотя бы пару недель. Для носителя этого типа ценностей характерны следующие черты: т. н. «элитарное сознание», т. е. отнесение себя к «элите», обычно интеллектуальной; избыточный критицизм по отношению к большей части окружающих, причем направлен этот критицизм, как правило, в адрес людей с низким статусом и нередко 21 совмещается с подчеркнутым пиететом к высокостатусным (при этом он часто активно поддерживает социальный миф о «тупых исполнителях и гениальном руководстве»); горячая поддержка хотя бы одного из нравственных или интеллектуальных уродств (лженауки всех видов, ревизионистов, вроде Резуна (Виктора Суворова), откровенных мерзавцев из числа медиакратии и т. п.); категорическое нежелание признавать свои ошибки; паталогическая лживость, способность врать в лицо, нимало не смущаясь, если это выгодно для подъема своей репутации или общественного статуса (причем встречается как вранье, направленное на повышение/обеление своей репутации, так и вранье, направленное на понижение репутации или общественного статуса своих оппонентов). По нашему опыту, любые три признака из пяти однозначно характеризуют человека как самоутвержденца. В свете аморальности как местнической, так и созидательной систем ценностей с точки зрения господствующего эгоизма, и их относительно большой распространенности особое значение приобретает вопрос о существовании норм взаимоотношений между ними. «Социальные хищники» не скованы моралью по отношению к своим жертвам, однако от носителей созидательных ценностей общество ожидает выполнения всех этических ритуалов. Более того, среди субстатусного класса также распространено убеждение, что «мы не должны уподобляться» своим угнетателям. Верно, не должны. Мы должны защищать свои созидательные ценности, объективно ценные для всего общества, невзирая на то, чего от нас хотят носители противоположных местнических ценностей. Мы не должны отказываться ни от своего мировоззрения, ни от своего заслуженного достижениями статуса. Требовать этого означало бы требовать от нас самоубийства, а на это ни у кого в мире нет прав. Притом самоубийства даже не социального, а физического — статусная эксплуатация не хуже капиталистической подрывает здоровье человека (прежде всего его нервную систему) и сокращает жизнь. Нет и не может быть этического равенства между угнетателем и угнетенным. 22 4. Революция, контрреволюция и антиреволюция В области терминологии, как и везде, не следует «умножать сущности сверх необходимого». Но иногда приходится. А именно тогда, когда имеющиеся сущности-термины не позволяют адекватно описать происходящие события. Или, что еще хуже, если существующая терминология используется для сознательного обмана людей. Например, так происходит при обсуждении событий на Украине. Практически все политические обозреватели говорят о «революции», чем уравнивают киевский шабаш с Октябрьской революцией 1917 г. (собственно, в неё прежде всего и метят!), а также с российскими буржуазно-демократическими революциями 1905 и 1917 г. г., Великой Французской революцией и другими выступлениями угнетенных. В классическом марксизме понятие революции имеет однозначно положительный оттенок. Под ней понималось коренное изменение общественного строя, совершенное при активном участии широких народных масс и ведущее к переходу общества в следующую, более прогрессивную формацию. После революции положение трудящихся, пусть и не сразу, улучшается. Характерно, что марксизм не постулирует обязательный вооруженный характер революции, но только указывает на его соответствие опыту всех успешных революций прошлого. Именно такое понимание революции, примененное к множеству социальных потрясений прошедших веков, и сформировало перечень революций, которым пользуются не только сами марксисты, но зачастую и их противники. Впрочем, для принижения роли Октябрьской революции ее часто именуют и «переворотом», сохраняя термин «революция» только за февралем 1917 г. Под контрреволюцией в марксизме понимают изменение социального бытия, противоположное революции по всем признакам. А именно, оно: а) не является столь же радикальным, как предшествующая революция, т. е. не полностью отменяет ее достижения; б) совершается при пассивности народных масс или при их сопротивлении; в) направлено на возвращение к предыдущей формации. После контрреволюции жизнь трудящихся становится, обычно, хуже, чем после революции, но лучше, чем в дореволюционную эпоху. Противники марксизма 23 понятие контрреволюции не жалуют и предпочитают трактовать ее как неизбежное логическое продолжение революции, когда та «пожирает своих детей». От революций и контрреволюций отличаются перевороты, которые совершаются без изменения общественной формации и приводят только к перераспределению власти между различными группировками правящего класса. Однако со времен классиков марксизма в мире несколько раз происходили масштабные события, которые полностью не вписываются ни в понятие революции, ни контрреволюции, имея признаки как той, так и другой. К таким событиям можно отнести приход к власти в Германии национал-социалистов в 1933 г. и крушение социалистической системы в 1990—91 г. г. С одной стороны, в данных политических потрясениях напрямую (в ходе акций протеста) и косвенно (через выборы в органы власти) участвовали десятки миллионов человек, что вполне соответствует понятию революции. С другой стороны, в результате общество оказывалось отброшено в некоторых аспектах к Средневековью, а положение трудящихся значительно ухудшалось. Так, в гитлеровской Германии народу вместо масла предлагались пушки в комплекте с пушечным мясом из рабочих и крестьян. То есть налицо имелись типичные последствия контрреволюции. То же самое, но в еще более уродливой форме мы можем наблюдать сегодня на Украине. По-видимому, для описания подобных явлений понятия революции и контрреволюции являются недостаточными. Необходимо как-то терминологически объединить масштабное изменение общества, совершаемое при активном участии трудящихся, с приходом к власти их антагонистов. Среди современных «левых» часто говорят, что «трудящиеся были обмануты», то есть о случайности. Конспирологи твердят об очередном «заговоре», чем сводят историю к субъективному фактору. Однако теория статуса видит за масштабными историческими событиями в первую очередь объективную закономерность. Следовательно, для них необходимо соответствующее содержанию название, например «антиреволюция». На термине следует остановиться подробнее, прежде чем выбрать «антиреволюцию», мы рассматривали и «псевдореволюцию», «лжереволюцию» и т. п. Эти термины как будто точно отражали одну из черт обсуждаемого явления — 24 возможность спутать его (особенно при большом желании) с настоящей революцией в ее марксистском понимании. Но «антиреволюция» лучше, поскольку отражает альтернативность антиреволюции и революции на базе единой революционной ситуации и невозможность их соседства на одном отрезке истории. Механизм антиреволюции вытекает из двух особенностей социогенеза: передовые классы формируются в недрах предшествующей формации и в дальнейшем существуют попарно, при исчезновении эксплуатирующего класса эксплуатируемый перестает существовать как класс (деклассируется); новый эксплуатирующий класс формируется быстрее и обретает единство раньше, чем эксплуатируемый. Ускоренное формирование нового эксплуатирующего класса представляет собой эмпирический факт, наблюдаемый, по крайней мере, со времен Великой Французской революции. Объяснений этому может быть множество. Вот самое простое — формирующийся класс эксплуататоров численно меньше, чем класс эксплуатируемых. В результате информационные связи в нем короче, а потребность в консолидации выше. Соответствующая этой схеме картина расстановки классовых сил в Германии 1933 года и в СССР 1991 г. приведена на рисунке ниже. Пунктирными линиями очерчены классы, частично или полностью принимавшие участие в соответствующей антиреволюции. Частичный охват класса означает его неполное участие или не полностью сформировавшееся классовое сознание. Под «субстатусным классом-1» понимаются инженеры и ученые, под «субстатусным классом-2» учителя, врачи и другие составляющие гуманитарной 25 социальной группы. Сплошными стрелками показаны антагонистические отношения между соответствующими парами эксплуататоров и эксплуатируемых. Рисунок иллюстрирует, что в 1933 г. в условиях кризиса капитализма в Вестфальской республике за его преодоление боролись, с одной стороны, часть буржуазии (преимущественно средняя и мелкая, но и некоторые представители крупной), а с другой — обескровленный мировой войной и подавлением революции 1918 г. пролетариат и избежавшее превращения в фермерство крестьянство. Неудивительно, что эксплуатирующие классы имели существенное превосходство и направили недовольство трудящихся не по революционному, а антиреволюционному пути. В результате было создано самое чудовищное из всех существовавших до сих пор обществ статуса. В СССР в 1991 г. была похожая картина — исчерпавшее свой ресурс общество статуса («развитой социализм») стесняло, с одной стороны, как часть бюрократии, так и только что народившуюся медиакратию. С другой стороны, субстатусный класс впервые стал осознавать свои противоречия с бюрократией и придал «перестройке» характер массовой политической борьбы. Но субстатусный класс был слабее союза бюрократии, медиакратии и выползшей с их помощью из подполья криминальной буржуазии. В результате последним удалось направить события по нужному им руслу и свести революционную ситуацию к перестройке общества статуса в пользу, прежде всего, медиакратии. Кстати, стремительный рост влияния советской медиакратии за неполное десятилетие до 1991 г. демонстрирует, какими опережающими темпами может консолидироваться новый класс- эксплуататор. Из предлагаемой схемы классообразования можно сделать следующий важный вывод. «Втаскивая» общество в процессе антиреволюции буквально за волосы в новую формацию, новый эксплуатирующий класс имеет под собой шаткий базис производительных сил, поскольку его антагонист не полностью сформирован. Более того, в борьбе за политическое господство новый эксплуатирующий класс может искать союзников не только среди предыдущего господствующего класса, с которым он напрямую конкурирует, но среди «позапрошлого». Для бюрократии это будут феодалы, для медиакратии — буржуазия. В нацистской Германии 26 воскрешение феодализма носило больше культурный характер — замки СС в горах и т. п. В России до и после 1991 г. медиакратия напрямую поддерживала и, можно сказать, на пару с бюрократией воскресила буржуазию (поэтому на приведенном выше рисунке буржуазия не рассматривается как самостоятельный класс на момент 1991 г.). Но обращение к социальному прошлому отнюдь не помогают решать насущные технологические задачи. В частности, сильный буржуазный сектор нацистской экономики не позволил ей выиграть производственное соревнование с советской промышленностью в годы Великой Отечественной войны, даже несмотря на лучшие стартовые позиции. Чудовищный погром, которому подвергся российский субстатусный класс в 90-е годы ХХ столетия, в значительной мере подорвал возможности союза медиакратии с буржуазией и позволил бюрократии в первом десятилетии XXI века почти полностью вернуть утраченные позиции. Антиреволюция, в отличие от революции и эволюционной смены формации (США и Западная Европа во второй половине прошлого века), экономически несостоятельна. Поэтому завоеванные скороспелым классом-эксплуататором позиции непрочны и могут привести только к двум исходам: долговременному кризису или постепенному полному или неполному (более вероятно) восстановлению позиций прежнего господствующего класса. Пример первого исхода мы наблюдаем в странах «арабской весны». пример второго — в России после 1991 г. и в Германии после краха нацизма. В части Украины можно считать, что на момент написания статьи оба варианта равновероятны. Суммируем наши выводы в расширенном определении антиреволюции. Она представляет собой незавершенное изменение общественной формации, которое: реализуется в период революционной ситуации, порожденной накопившимися в обществе проблемами; представляет собой альтернативу революции из-за слабости эксплуатируемых классов по сравнению с эксплуататорскими; управляется новым эксплуататорским классом, берущим себе в помощники «позапрошлых» эксплуататоров в той или иной форме; направлено, прежде всего, против господствующего класса эксплуататоров; 27 не создает эквивалентного новому господствующему классу экономического базиса и, в силу этого, непрочно; ведет к ухудшению положения эксплуатируемых классов и, прежде всего, самого передового из существующих в данный момент. Каково должно быть отношение субстатусного класса к антиреволюции? Несомненно, она не выгодна нам, хотя и может порождать иллюзии использовать в своих интересах борьбу новых эксплуататорах со старыми. А уж затем мы и новых ка-а-к жахнем! Увы, не получится. Перетекания очередного «майдана» в революцию, на которое надеются некоторые левые, невозможно в силу самой причины антиреволюции — неблагоприятного для эксплуатируемых классов соотношения сил на момент ее начала. А вот экономический коллапс, к которому субстатусный класс особенно уязвим из-за органической связи с техноструктурой, вполне реален. Поэтому правильной линией будет использование ситуации назревания антиреволюции и самой антиреволюции для борьбы с ее разжигателями, т. е. на текущем этапе с медиакратией путем демонстрации на наглядных примерах ее истинных целей и задач. Но никакой помощи бюрократии — спасать одних хищников от других мы не намерены. Наша задача в возможной антиреволюции — уберечь субстатусный класс от напрасных жертв на алтарь чужих божков и не дать ему израсходовать силы до того момента, кода социальная ситуация сделает возможной его победу. 5. Новый политический спектр Если уж говорить о революции и антиреволюции, то надо четко разделить в терминологии силы, стремящиеся и к той, и к другой. А с этим сейчас просто беда. Правыми и левыми называют кого угодно, разные представители и тех, и других призывают к совершенно противоположным вещам. Очевидно, традиционная политическая классификация изрядно устарела. Но прежде чем разбираться с политическим спектром, необходимо четко разделить политику и контркультуру. Дело в том, что, например, социалистами могут называть себя как действительно люди социалистических убеждений, так и 28 опереточные фигурки, для которых социализм — только имидж, способствующий присвоению статуса. Любой политический лозунг превращается ими в средство обоснования своей повышенной ценности в ущерб всем прочим — «пассивной массе», «толпе» и т. п. Действительная борьба за права тех или иных ущемленных социальных групп подменяется «перформансами» под прикрытием феминизма, анархизма, национализма. И все это широко освещается СМИ. По этому признаку политическую контркультуру вполне можно отнести к медиакратии или, по крайней мере, к коммуникативной социальной группе, из которой медиакратия черпает свои резервы. Возвращаясь к настоящей политике, отметим, что начиная с XIX века термины «левый» и «правый» характеризовали отношение к базовой идее: необходимости отказа общества от эксплуатации человека человеком, основанной на владении частной собственностью. Такое политическое деление было естественным для капитализма, когда наличие/отсутствие частной собственности на средства производства действительно однозначно относило человека либо к эксплуататорам, либо к эксплуатируемым. В то же время сейчас, когда эксплуатация заключается в прямом присвоении статуса, появляется необходимость в новом критерии политического размежевания. В качестве такого критерия предлагается отношение к основе следующей формации — экономике изобилия. Политические силы, которые против изобилия для всех, можно однозначно считать «новыми правыми». К ним относятся как те, кто и так считается сегодня правыми (националисты и консерваторы всех мастей), так и многие деятели современного левого движения вплоть до коммунистов. Они искренне, но необоснованно полагают, что изобилие «испортит» людей, превратит их в паразитов и тунеядцев. Сама идея изобилия, впрочем, напрямую не отрицается, но оно переносится в бесконечно отдаленное будущее, когда путем воспитания якобы будет выведен гомункулус — «новый человек», лишенный эгоизма, тщеславия, зависти и покрытый слоем золота толщиной 10 мкм для вящей уверенности, что эти качества к нему никогда не пристанут. Увы, товарищи, по актуальной политической классификации вы стремительно превращаетесь в господ. 29 На правом же фланге вполне естественно находятся бюрократия и большая часть медиакратии (меньшая часть перешла на крайне правые позиции). Бюрократия не хочет изобилия в силу связанных с ним плохих перспектив для себя, любимой. Медиакратия опасается «упадка духовности и расцвета потребительства», а по сути того же самого. Политическая организация бюрократии представляет собой классические политические партии. Медиакратия предпочитает не связывать себя иерархией и участвовать в политической жизни опосредованно, путем формирования с помощью СМИ общественного мнения. Впрочем, часть «звезд» не отказывается от роли свадебных генералов в заведомо успешных бюрократических организациях типа «Единой России». Кстати, если соотнести «Единую Россию» со всеми сторонниками экономики изобилия (революционными и эволюционистами), то численное превосходство нового правого фланга над центром и левым флангом выглядит просто чудовищным. Хорошо еще, что мы не из пугливых! Новый крайне правый фланг занимает контркультура, выходя за пределы политического спектра точно так же, как за него выходят традиционные «ультрас». Стандартным признаком принадлежности к крайне правым является элитаризм, т. е. деление общества на избранных и «толпу» при неявном или явном отнесении себя к избранным. Элитаризм априорно не сочетается с экономикой изобилия. Следовательно, в новой классификации он все так же может считаться атрибутом крайне правых, как и в старой. Граждане контркультурные анархисты, экологисты, технофашисты! Вы в одной компании с ложей «П2» и Ку-Клукс-Кланом, сечете ситуацию? К крайне правому же флангу примыкают те, кто сегодня называет себя «либералами». Они не имеют никакого отношения к историческому либерализму. Тот был эгалитарным, то есть требовал, прежде всего, установление равных прав для всех граждан. Современный «либерализм» является строго элитарным, разница между его ответвлениями только в том, кто формально назначается на роль «более равного» — женщины, сексуальные меньшинства или люди с медицинскими отклонениями. По сути же элитой «либералы» (а более правильно — «элитаристы») считают только самих себя, да и то не всех. Самые яркие представители отечественного «либерализма» (например, небезызвестная В.И. Новодворская) 30 договорились до необходимости ограничения избирательных прав для людей, не согласных с «общемировым путем развития России». Иными словами, пришли к требованиям, прямо противоположным либеральным! По своему персональному содержанию «либеральная» тусовка в России представляет собой красочный набор неудачников суперстатусного класса. Этим неизвестным детям известных в узких кругах родителей не хватило места во власти из-за отмеченного выше превышения числа носителей местнической системы ценностей над ее экологической нишей. В силу хронического лузерства «либералы» испытывают самые теплые отношения к андеграунду и охотно сливаются с контркультурой в ультраправом (по новой, а то и по старой классификации) экстазе на различных «болотных» и «белоленточных» акциях. Кстати, именно из патологического элитаризма проистекает патологическая нелюбовь «либералов» к России. Для ее объяснения зачастую привлекаются анекдотические версии о поголовной вербовке «либералов» зарубежными спецслужбами, их столь же поголовном нерусском происхождении и т. п. Действительность куда банальнее. Их элитаризм достиг такого накала, что требует признания всех остальных, с ними несогласными, «быдлом». Соответственно, правоверный «либерал» должен быть противоположен «быдлу» во всем, разве что правый ботинок на левую ногу не должен одевать по причине явного неудобства. Поскольку испокон веков патриотизм был достоянием самых широких масс россиян, «либералы» подчеркивают свое пренебрежение к России, ее культуре и традициям. Точно так же они постоянно нападают на православную церковь не потому, что возвысились до таких титанов атеизма, как Гольбах, Мелье, Маркс и Ленин. А только потому, что православное христианство, как не крути, прочно вошло в культурную традицию России и большая часть «быдла» относит себя к православным, даже если годами не бывает в церкви. В общем, «либералы» упорно стараются отморозить себе уши назло матери-России. И не исключено, что при достаточном упорстве однажды им придется с ушами распрощаться. «Новыми левыми» (действительно новыми, а не теми, кого так называют с 60-х годов XX века) являются сторонники революционного перехода общества к 31 новой формации. «Новыми центристами» — сторонники эволюционного перехода к обществу изобилия, например, трансгуманисты. Новых крайне левых нам пока что обнаружить не удалось, но и без них предлагаемая градация позволяет более эффективно анализировать политические тенденции современности. 6. Будущий класс-эксплуататор Центральным социальным противоречием общества изобилия станет конфликт между медиакратией и гуманитарной социальной группой за и против присвоения того, что останется в этом обществе от статуса, т. е. этических благ (вещественные и информационные будут общедоступными). Иными словами, будет решаться вопрос о репутации тех или иных людей и групп в контексте борьбы за нравственные основы социума. Это, конечно, гораздо более мягкие противоречия, чем сегодняшние или, тем более, имевшие место в XIX и XX веках, что наглядно демонстрирует социальный прогресс. Медиакратия общества изобилия будет существенно отличаться от современной — примерно так же, как «сталинские наркомы» отличались от бюрократии Российской империи. Вопрос облика нового класса-эксплуататора является весьма интересным, поэтому мы здесь упомянем о некоторых своих выводах, которые требуют дальнейшего уточнения. В качестве исходного пункта в соответствии с методическими принципами теории (см. Приложение 1, любезно составленное нашими товарищами) принимается, что классы могут формироваться только в процессе общественного производства, т. е. производства, ориентированного на удовлетворение не только собственных потребностей, но и потребностей других людей. При этом в настоящее время должны рассматриваться, в основном, потребности высоких уровней «пирамиды Маслоу» — информационноэстетические и самоактуализация. Также принимается, что новые классы формируются на основе отношений, существующих в самой передовой области общественного производства. Для следующей формации в качестве таковой предполагается «создание человека», включающее в себя: физические аспекты (медицина, биотехнология, нейропсихология); 32 образование и педагогика; искусство. Наиболее естественным методом присвоения репутации в рамках «создания человека» является попытка объявить себя сверхчеловеком. Общий принцип присвоения репутации — выделение неких качеств, которые присущи меньшинству, гипертрофированная оценка их важности для общества и перетекание репутации от тех, кто этими качествами не обладает, к их владельцам. Разумеется, это присвоение будет возможно только на основе широкого использования СМИ. Необходимый для формирования нового эксплуатирующего класса выбор качеств не может быть произвольным. Он должен удовлетворять, как минимум, двум из трех условий: встречаться не слишком редко (иначе получится курьез, а не сверхчеловек) и не слишком часто; передаваться по наследству (необходимо для самовоспроизведения класса); не поддаваться или плохо поддаваться имитации. Ниже рассматриваются несколько наиболее вероятных вариантов выделения упомянутых качеств: физические и физиологические отличия от основной массы людей; обладание некими способностями; определенный образ жизни. Физические отличия от основной массы людей (вариант «люден») могут появиться в результате развития медицины, генетики, биотехнологий и биоинженерии. Индивидуальные способности кадавра, действительно, могут превосходить способности обычного человека, а продолжительность жизни может стать, теоретически, безграничной. С передачей по наследству также нет проблем, поскольку вмешательство в человеческий геном не за горами. Однако, рано или поздно, преимущества кадавров сойдут на нет из-за невозможности сдержать распространение соответствующих технологий. Обладание сверхспособностями (вариант «индиго») удобно в том смысле, что медиакратия может доказать сверхважность любых способности — от музыкального слуха до умения показывать карточные фокусы. Недостатками варианта являются: 33 невозможность гарантированно передать способности по наследству; возможность имитации некоторых способностей (например, к «экстрасенсорике»). Оба препятствия не являются фатальными. Первое преодолевается уже намечающимся предпочтением духовного родства перед реальным физическим. В сущности, класс может самовоспроизводиться через назначенных, а не биологических наследников, подобно произвольному назначению наследников престола первыми российскими императорами. Второе препятствие преодолевается выбором способностей для причисления к «избранным» и соответствующими процедурами верификации. В настоящее время претензией на особо важные способности отличились весьма многие — от поэтов до пресловутых «детей индиго». Вспоминается, что «поэт в России больше, чем поэт» и на порядок больше, чем инженер. Особый образ жизни (вариант «богема»). Весьма удобен из-за неопределенности и этим же неудобен в смысле конкуренции. Кроме того, образ жизни может быть легко имитирован. Тем не менее, вариант весьма перспективен при условии удачного выбора соответствующего образа жизни. В качестве составляющих такового могут выступить личное знакомство или наследственные связи с определенными «знаковыми» фигурами, что прекрасно коррелирует с корпоративным характером присвоения статуса. В настоящее время мы наблюдаем постепенное нарастание роли семейных кланов в самых различных областях — от эстрады («клан Пугачевой») до науки («наследственные научные школы») и даже космонавтики (появление «потомственных космонавтов»). Раскрутка данного варианта со стороны медиакратии отлично отработана, что также повышает вероятность его реализации. В связи с этим наиболее вероятным вариантом нам в настоящее время представляется сочетание «индиго» с «богемой», когда новый класс эксплуататоров будет формироваться как множество родственных кланов «особо одаренных» (а на деле вполне ординарных во всем, кроме присвоения репутации) людей, занятых в области культуры и искусства, ведущих свою историю от «звезд» эстрады, литературы и гуманитарной науки, а также от их ближайших прихвостней. К этим 34 кланам в качестве «домашних учителей» или «семейных врачей» присоединится часть гуманитарной группы, уже в наши дни обслуживающая элиту и, по сути, отколовшаяся от субстатусного класса. Члены кланов, при малейшей возможности, также будут претендовать на наличие сверхспособностей, но отсутствие таковых не станет фатальным препятствием в принадлежности к клану. Весьма интересен также вопрос о возможной численности нового эксплуататорского класса. Если мы говорим о присвоении им репутации, то какое конечное воплощение получит присвоенная репутация в обществе изобилия? Опираясь на сегодняшний опыт, можно предположить, что будет использоваться нечто вроде сложной системы рейтингов — профессиональных, местных, сетевых и объединительных. Эти рейтинги не будут влиять на обеспечение вещественными благами, но могут приниматься во внимание при избрании на общественные должности и т. п. (здесь мы априорно выражаем уверенность, что в обществе будущего сохранятся демократические институты управления). Однако участие в рейтинги имеет смысл только в том случае, если твое место в нем общеизвестно и не слишком позорно. Увы, человеческая память вряд ли может хранить сведения о более чем нескольких сотнях рейтинговых персон, а прилагать старания в части присвоения репутации для продвижения на следующую ступень где-нибудь в начале десятого миллиона захотят немногие. В связи с этим можно предположить, что следующий эксплуатирующий класс будет куда малочисленнее существующего. Следовательно, и конкуренция в нем за первую тысячу рейтинговых позиций будет куда острее. Тем не менее, радоваться рано. Помимо собственно правящего класса, всегда существовала определенная масса оппортунистов, т. е. эксплуататируемых, по разным причинам поддерживающих своих врагов. При этом от формации к формации можно наблюдать, что ряды оппортунистов неуклонно ширятся. В рабовладельческом обществе их число было минимальным, поскольку трудно сохранить хотя бы нейтральное отношение к человеку, для которого ты не человек, а «говорящее орудие». В феодальном обществе оппортунизм значительно упрочнился и приобрел форму царистских иллюзий. Крепостные крестьяне искренне верили, что главный феодал — царь, король или император — хочет им помочь вопреки злой воли 35 остальных феодалов. В капиталистическом обществе рабочие начали массово верить в «деловое партнерство» с капиталистом. А сейчас оппортунизм принял настолько большой размах, что большая часть субстатусного населения полагает, будто «строгий, но справедливый начальник», он же их угнетатель-бюрократ, это правильно и не уважать его могут только заведомые лентяи. Нетрудно предположить, что в будущем число искренних сторонников рейтинговых фигур превысит их собственную численность на несколько порядков. Это наблюдается уже сейчас — у каждого актера и певца толпы фанатов, готовых порвать на кусочки любого, кто скажет против «звезды» хоть слово. Даже если принимать в расчет только самых активных, то для нового эксплуататорского класса в несколько тысяч человек получим несколько миллионов добровольных и бесплатных клакеров. Это вполне соответствует сегодняшней ситуации, когда, по самым скромным расчетам, бюрократия и медиакратия вместе с семьями составляют в России от 5 до 10 миллионов человек. 7. Гражданская защита Мы можем предположить, каков будет следующий класс-эксплуататор. Но что с ним делать? Какие методы борьбы можно изобрести уже сегодня? Прежде всего необходимо отметить, что переход к следующей формации, вне зависимости от его мирного или насильственного характера, может произойти только при условии распространения в обществе нетерпимости к присвоению статуса. Если этого не будет, то бессмысленно беспокоиться обо всем остальном. Если же присвоение статуса окажется неприемлемым для значительного процента населения, то часть носителей местнической системы ценностей при изменении формации неминуемо пострадает. Это неизбежно, т.к. вытекает из самой сути статусной эксплуатации. Успешность в ней проистекает из системы ценностей, а система ценностей изменяется с большим трудом или вовсе не изменяется. Следовательно, борьба с присвоением статуса сведется, прежде всего, к воздействию на самих носителей соответствующей системы ценностей. И степень жесткости этого воздействия будет прямо пропорциональна их упорству в присвоении статуса. В последние десятилетия самоутвержденцы совершенно 36 обнаглели от безнаказанности, поэтому им не стоит особо надеяться на снисхождение со стороны тех, чей статус они присваивают. Поэтому для уменьшения числа эксцессов понадобится введение нетерпимости к присвоению статуса в определенные правовые рамки, иными словами, создание целой системы защиты общества от самоутвержденцев и их самих от пострадавших. Иначе мы рискуем получить неконтролируемую бойню, что вовсе ни к чему. Создание такой системы, далее условно именуемой «гражданской защитой», приведет как к подавлению сопротивления остатков нынешнего суперстатусного класса, так и к ограничению активности следующих претендентов на роль элиты. Относительно продолжительности действия гражданской защиты можно сказать, что ее минимальный срок равен 20—25 годам для формирования хотя бы одного поколения, твердо усвоившего — присвоение статуса путь не столько к социальному успеху, сколько к большим неприятностям. Гражданская защита будет действовать на двух уровнях — юридическом и информационном. На юридическом уровне гражданская защита предусматривает, во-первых, введение в законодательство такого уголовного преступления, как присвоение статуса и, во-вторых, выделение дел о нем в отдельную категорию судопроизводства. Этого требуют некоторые особенности присвоения статуса, с которыми лучше всего ознакомиться на примере типичнейшего случае присвоения — клеветы. В настоящее время судебная система, формально преследуя клеветников, на самом деле не столько препятствует, сколько помогает им присваивать статус оклеветанных. В рамках презумпции невиновности клеветник априорно считается невиновным, а истец обязан доказать несоответствие истине заявлений ответчика. Иными словами, истец оправдывается, как будто суд обвиняет его и на истца де-факто не распространяется презумпция невиновности — в клеветнических материалах он заранее «признан» виновным! Как известно, общество любые оправдания склонно воспринимать по принципу «дыма без огня не бывает». Поэтому, даже если процесс о клевете выигран пострадавшим (что бывает отнюдь не всегда), то его статус-репутация существенно понижается. Клеветник же обычно отделывается штрафом и 37 обязательством официально опубликовать (на последней странице мелким шрифтом) опровержение клеветы, ранее напечатанной аршинными заголовками. Это не слишком огорчает мерзавца — в силу относительности статуса если у истца его убыло, то ответчику прибыло. Так появляются «смелые корреспондентыразоблачители» и назначенные виновными жертвы, которые теперь до конца жизни могут потрясать решениями суда в их пользу. Все равно первое, что будет приходить людям в голову при виде пострадавшего от клеветы — «А, это тот, про которого писали, будто он… (подставить нужное клеветнику)». Очевидно, что такая ситуация требует изменения системы судопроизводства по делам присвоения статуса. В ведение специального суда гражданской защиты отойдут, как минимум, дела о: клевете; диффамации; необоснованной оценки социальной роли; насилии, связанном с противодействием присвоению статуса. Понятие клеветы должно быть существенно расширено, поскольку его сегодняшнее толкование допускает присвоение статуса за счет необоснованных обвинений в адрес, скажем, исторических деятелей прошлого. Соответственно должен быть расширен и перечень лиц помимо прямых наследников, близких родственников и т. п., которые могут подать в суд за оскорбление давно почившего. Под необоснованной оценкой социальной роли мы подразумеваем бездоказательные высказывания типа «Композитор гораздо важнее для общества, чем инженер N». Если инженер N за последнее утверждение врежет обидчику по физиономии, т. е. совершит вышеупомянутое насилие, то гражданская защита будет рассматривать его дело не как мелкое хулиганство, а как самооборону. А чтобы не плодить «профессиональных оскорбленных», такая скидка может быть сделана гражданину N только один раз в жизни. На информационном уровне гражданская защита должна максимально затруднить присвоение статуса и, по возможности, облегчить выявление виновных. Для этого придется пойти на непопулярные меры, например, отмену сетевой 38 анонимности. К сожалению, украинские события последних месяцев продемонстрировали, что неконтролируемая сетевая активность авторитетных блоггеров и армии поддерживающих их пользователей может способствовать не то что присвоению статуса, а даже массовому кровопролитию. Поэтому гражданская защита будет предусматривать полную деанонимизацию информационного пространства. В целях предупреждения злоупотреблений в качестве компенсации ужесточиться ответственность за незаконную огласку конфиденциальной информации. Деанонимизация является первым барьером на пути присвоения статуса с помощью электронных сетей. Вторым должен стать комплекс технических средств, предназначенных для самостоятельного составления пользователем информационной картины без помощи журналистов, обозревателей и других лиц, которые могли бы обратить потребность человека в информационных благах в средство присвоения статуса. Уже сейчас можно с помощью поисковой системы на любой запрос получить множество ссылок с интересующей вас информацией. Но эти ссылки, как правило, представляют собой мнения тех или иных лиц, СМИ и т. п. В поисках «сырой» информации — от статистики до цитат — требуется перелопатить немалый объем информационного мусора. Поэтому большинство пользователей просматривает 10—15 наиболее часто цитируемых ссылок на информационные агентства или блоггеров, которые, к тому же, зачастую ссылаются друг на друга. Достоверность подобной информации стремится к 0, а вот ее использование в качестве способа присвоения статуса весьма вероятно. Здесь уместно сделать небольшое отступление и продемонстрировать на примере механизм формирования информационного поля. Для наглядности возьмем какую-нибудь яркую тему, к которой постоянно обращаются СМИ. Пусть это будет т.н. «проблема НЛО». Как поступает стандартный журналист (в упрощенном варианте копирайтер), которому поручено написать очередную статью про пришельцев? Прежде всего он проводит поиск в интернете и получает на выходе кучу ссылок на публикации других СМИ, научно-популярные фильмы, сайты «уфологов» и блоги «контактеров». Из этой мутной жижи он стряпает собственный материал, перестановкой слов стараясь избежать обвинений в плагиате. В 39 соответствии с исходным набором информационных экскрементов новый опус пестрит фразами типа «консервативные ученые закрывают глаза на свидетельства очевидцев НЛО». Не исключено, что в журналисте на минуту проснется добросовестность и он сам возьмет коротенькое интервью у первого же «уфолога», чье имя ему выдаст «Яндекс». Завершенный титанический труд рано или поздно попадет все в тот же интернет и начнет сам служить источником «информации» об НЛО. Круг замкнется и еще немного снизит статус настоящих ученых, которые якобы «закрывают глаза» в пользу лжеученых и правдорубов-журналистов. Как разорвать этот круг? Во-первых, постараться обойтись без журналистов и блоггеров. Во-вторых, проверять достоверность получаемой информации с помощью отслеживания динамики ее циркуляции в Сети. Это потребует разработки высокоинтеллектуальных (по сравнению с существующими) поисковых систем, способных не только подбирать информацию в соответствии с заданными требованиями, но и реферировать ее, исключать смысловые (а не только текстовые) повторения, а также оперировать информацией на разных языках. По возможности, поисковая система должна выдавать пользователю оригинал запрошенной информации, т. е. первое по времени сообщение в Сети. Подбор информации должен сопровождаться оценкой ее достоверности, например, на основе методики И. С. Ашманова (см. его статью «Под властью ментального вируса, или Как отличить вброс от новости» за 2012 г.). Разумеется, система должна быть способна к самообучению. В результате пользователь получит компьютерного секретаряреферента, пусть поначалу и низкой квалификации, ориентированного на его запросы и интересы. По предварительным оценкам, это позволит минимум на 2/3 сократить посещение различных аналитических сайтов и блогов, что ограничит их возможности по присвоению статуса. В заключение отметим, что гражданская защита будет представлять собой не только средство давления со стороны общества на любителей самоутвердиться за чужой счет. Одновременно она будет служить защитой нового эксплуатирующего класса в целом путем наказания отдельных его представителей. Причем защищать этот класс она будет, прежде всего, от него же самого. Это несколько напоминает 40 запреты дуэлей во времена абсолютной монархии, когда жестокостью по отношению к нарушителям запрета короли спасали дворянство от самоистребления. Д. Князев, О. Строгов и команда сайта http://экономикаизобилия.рф strogov1980@yandex.ru 41
