Прагматика общественной морали

Прагматика общественной морали
Борис Николаевич Кашников, доктор философских наук.
Государственный университет – Высшая школа экономики
bnkashnik@mail.ru
В.С. Соловьев определял мораль как деятельность по осуществлению добра.
Соответственно общественную мораль, на мой взгляд, следует понимать как
социальное действие по осуществлению добра. Такое понимание общественной
морали позволяет превратить ее из абстрактного концепта в конкретную задачу
общественного служения. Кроме того, это позволяет легко структурировать
общественную мораль в виде системы конкретных социальных действий и понятий,
если обратиться к арсеналу современной структурной социологии. В особенности к
известной концепции социального действия Т. Парсонса. Основными параметрами
общественной морали в этом случае становятся ценности, нормы, институты и роли,
понимаемые как организованное и прагматически успешное осуществление добра. Я
полагаю, что такое понимание общественной морали давно имплицитно присутствует
в рамках теоретического дискурса современной, в особенности американской,
политической философии. Даже если концепт общественной морали специально не
проговаривается. Рассмотрим теперь основные концепции политической философии
на предмет их понимания общественной морали, а также проблемы, которые с этим
связаны.
1. Либертаризм. (Нозик, Хоспер). В качестве главной социальной ценности
общественной морали здесь фигурирует свобода, основанная на формальном
равенстве прав. Система норм, лежащая в основании социального действия, сводится
главным образом к правовым нормам, которые корректируются под воздействием
главной ценности. Основные общественные институты строятся на основании модели
рынка. Допускается лишь минимальное государство, вся задача которого сводится к
защите индивидов от обмана и насилия. Главная и единственная социальная роль, в
которой выступают индивиды в этом обществе это роль рационального максимизатора
своих собственных благ. Такой общественной морали нельзя отказать в известной
интуитивной привлекательности, но есть и прямо противоположные интуиции,
которые заявляют о себе, как только мы начинаем размышлять о последствиях
утверждения такой морали в обществе.
2. Современный либерализм. (Ролз, Дворкин, Кимлика, Готиер). Современный
либерализм несколько расширил характерное для классического либерализма
представление об общественных ценностях. Его понимание общественной ценности
допускает представление о некотором подобии разделяемого всеми общественного
идеала, который определяется как наибольшая польза для наибольшего числа людей в
утилитаризме или как наибольшая польза для наименее преуспевающих у Ролза.
Таким образом понимаемая ценность приобретает пафос общественного служения, а
общество начинает рассматриваться как нечто похожее на органическую модель
Аристотеля. Система норм этого общества предполагает моральный фактор,
провозглашаемый в качестве критерия добра. Обычно это утилитаризм или
деонтология, или что-то среднее. Институты в рамках такого понимания
общественной морали приобретают куда более сложный и разветвленный характер.
Например, Ролз, говорит о необходимости общественных институтов четырех ветвей:
распределительная, трансфертная, стабилизационная, инвестиционная. Самое главное,
что либеральная общественная мораль позволяет осуществлять столь ненавистное
классическим либералам перераспределение благ, что совершенно меняет концепцию
личностных прав. Социальные роли тоже существенно видоизменяются. Примитивная
роль простого экономического актора – максимизатора собственных благ дополняется
ролью либерального индивида (у Готиера), который деятельно стремится
поддерживать благо либерализма, не надеясь более на пресловутую «невидимую
руку».
3. Социализм. Социализм, который можно рассматривать в качестве логического
завершения либерального утилитаризма, предполагает иной концепт общественной
морали. В качестве общественной ценности здесь фигурирует состояние общественноличностного совершенства, которое может потребовать существенных жертв со
стороны индивида и может оказаться весьма враждебно его правам. Соответственно
социальные нормы здесь куда менее формально и юридически определены. Зато
значительно разрастается число параморальных норм, связанных с лозунгами
служения великой цели. Основные общественные институты существенно
разрастаются, приобретая форму патерналистского государства. Провозглашаемые
общественные роли здесь весьма разнообразны. Но на поверку главными являются
две: роль мудрого чиновника и роль честного труженика, что весьма похоже на
конфуцианство.
Можно было бы рассмотреть подобным образом и другие модели общественной
морали модерна, например, фашизм, национал-социализм, анархизм. За недостатком
места от этого придется отказаться. Впрочем, основные типические черты и тупики
общественной морали модерна и так достаточно очевидны.
Базовые общественные ценности здесь имеют произвольный характер. Они не
поддаются рациональному обоснованию, а обращение к традиции и преданию претит
гордому духу модерна. Основные общественные нормы оказываются чрезмерно
рационализированными, что выводит их на грань, интуитивно понимаемую как
имморализм. Та трансформация морали, которая имела место в условиях фашизма или
сталинизма не может рассматриваться как нечто случайное, скорее наоборот,
случайным является то, что мы до сих пор еще не скатились в пропасть полного
имморализма. Есть серьезные основания полагать, что теоретическая этика модерна
занимается почти исключительно тем, что пилит сук, на котором сидит не только она
сама, но и культура в целом. Основу морали составляет по всей вероятности не
столько разум, сколько интуиция и предание, что неохотно признает современная
этика. Модерн не может дать заключение о предпочтительности тех или иных
общественных институтов и потому здесь возможен бесконечный континуум от
фашизм справа до сталинизма слева с либерализмом посередине. Государство, семья,
собственность – все может оказаться под угрозой уничтожения в рамках того или
иного модернистского проекта Общественные роли оказываются принципиально
неопределенными, что делает невозможным определение добродетелей героев
модерна. (Павлик Морозов? Скрудж МакДак? Хорст Вессел?)
Настойчивая попытка преодоления тупиков общественной морали модерна,
предпринимаемая в рамках коммунитаризма, феминизма или дискурсивной этики
Хабермаса не может быть названа успешной. Коммунитаризм это не более чем
стыдливый либерализм. Феминизм так же многообразен и неопределен как и проекты
модерна. Коммуникативная этика не имеет аргументов против использования языка
террора в общественном дискурсе, что становится очевидным, когда знакомишься с
аргументами новейших террористов.
Полагаю, что новый проект общественной морали может быть найден в какомто варианте морального прагматизма. Прагматизм, который я имею в виду, не имеет
ничего общего с расхожим употреблением этого понятия. Здесь имеется в виду этика
успешного морального действия. Полагаю, что подобный прагматизм характерен,
например, для русской этической мысли вообще (славянофилы, этикосоциологическая школа, Данилевский) и для этики В.С. Соловьева в особенности.