ГЛОБАЛИЗАЦИЯ КУЛЬТУРЫ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ

advertisement
ГЛОБАЛИЗАЦИЯ КУЛЬТУРЫ: МИФЫ И РЕАЛЬНОСТЬ
Харчевка А. С.
(ст. гр. 221701)
В одной из своих лекций о глобализации британский социолог Энтони
Гидденс рассказывает любопытную историю, случившуюся с его приятельницей-этнографом, изучающей культуру деревенской жизни в Центральной Африке. Десять назад она впервые оказалась в отдаленной африканской деревне
для проведения полевых исследований и в первый же вечер была приглашена в
гости к одному из ее обитателей. Она отправилась к нему в предвкушении
долгожданного знакомства с традиционными для жителей африканской глубинки формами досуга. Увы, ее постигло горькое разочарование. Она оказалась свидетельницей коллективного просмотра на видео нового фильма Пола
Верховена "Основной инстинкт" с Майклом Дугласом и Шэрон Стоун, который к тому времени еще не успел выйти даже на экраны лондонских кинотеатров.
В многочисленных критических высказываниях по поводу нынешних
процессов глобализации рассуждения о ее крайне негативном воздействии на
состояние культуры давно уже стали одним из общих мест. Глобализация,
утверждают ее противники, ведет к исчезновению культурной самобытности
многих не только малых, но и больших народов. Под ее влиянием якобы формируется некий общий, унифицированный культурный стандарт, отмеченный
печатью американизации, разрушающей многообразие традиционных укладов
жизни, обычаев и культурных идентичностей, вчера еще ярко расцвечивавших
палитру нашего мира.
Конечно, столь масштабный феномен нынешнего этапа мирового развития, как глобализация, порождает глубокие перемены в самых разных сферах
общественной жизни. Между тем один из парадоксов гигантских общественных изменений состоит, как говорят некоторые социологи, в том, что зачастую
оказывается крайне трудно понять, что именно меняется и в чем именно состоит суть этих изменений. И подобного рода трудности нередко способствуют появлению различных мифологизированных представлений (как апологетических, так и алармистских) о характере происходящих в мире процессов.
Похоже, что утверждения о смертельной угрозе, которой глобализация подвергает культурное многообразие мира, относятся к числу именно таких алармистских мифов, обретших немалую популярность в последнее время.
Исчезновение разделявших мир национальных перегородок и его возрастающая взаимосвязанность открывают невиданные прежде возможности
быстрого проникновения различной (в том числе и культурной) продукции
стран Запада в самые отдаленные уголки нашей планеты. Означает ли это,
однако, что мы являемся свидетелями навязывания миру неких образцов поведения и культуры, смоделированных по вестернизированным, а еще точнее,
американизированным шаблонам? И можно ли вслед за проповедниками антиглобалистских лозунгов трактовать формирование глобальных рынков продуктов культуры лишь как однозначную тенденцию превращения отдельных
стран и регионов в культурные придатки Соединенных Штатов?
Сегодняшние потоки культурной продукции текут отнюдь не в одном
направлении. Более того, если говорить о США как об одном из главных
участников глобального рынка культуры, то они, как это ни странно выглядит
в свете стереотипных тезисов об американской культурной экспансии, играют
на этом рынке не столько роль производителей, сколько потребителей. Согласно данным ЮНЕСКО, общая ценностная стоимость продуктов культуры,
импортированных, например, в 1998 г. в США (включая печатную продукцию,
произведения музыкальной культуры, изобразительного искусства, кинематографии, фотографии, радио и телевидения) составила 60 млрд. долларов, что
почти в три раза превысило стоимость экспорта соответствующей культурной
продукции из США (22 млрд. долларов).
В то же время преувеличенными выглядят и стенания антиглобалистов
по поводу "печальной участи" слаборазвитых стран, неспособных якобы противостоять натиску культурной продукции западного мира. Данные того же
ЮНЕСКО говорят о том, что доля развивающихся стран в мировом экспорте
продуктов культуры выросла с 1980 по 1998 год с 12 до 30%, а стоимость экспорта произведенной здесь в 1998 году культурной продукции составила 52
млрд. долларов, превысив стоимость соответствующего импорта (44 млрд.
долларов).Дело, однако, не только в направленности потоков культурной продукции и не только в их объемах. Не менее важен и результат потребления
продуктов чужеземной культуры. Вряд ли хоть один серьезный этнограф или
культуролог станет утверждать, что нынешний обитатель какой-нибудь африканской (как, впрочем, и латиноамериканской, индусской, арабской или же
полинезийской) деревни утратил свою культурную самобытность потому, что
носит американские джинсы, слушает американскую музыку, пьет американскую газировку и жует американские чипсы.
Глобализация способствует распространению некой общей потребительской культуры. Но под поверхностью этого в значительной мере унифицированного, общего потребительского стандарта сохраняются реальные культурные различия. Более того, именно глобализация во многих случаях препятствует их размыванию. Благодаря возросшей открытости мира, развитию новейших средств коммуникации люди разных культур получают более ясное
представление друг о друге. И это способствует их освобождению от некоторых ложных иллюзий относительно достоинств иного образа жизни, позволяет
им с гораздо большей трезвостью увидеть недостатки тех иноземных культурных моделей, которые еще сравнительно недавно воспринимались как безусловный образец для подражания. Не случайно некоторые исследователи
отмечают сегодня, что западные (и в особенности американские) стандарты
поведения и формы организации общественной жизни, еще несколько десятилетий назад служившие своеобразным ориентиром для стран Востока, утрачивают здесь былую привлекательность.
В то же время современная открытость мира способствует и большей
самостоятельности людей в оценке опасностей, исходящих от иноземных
культурных влияний. Вопреки многочисленным утверждениям относительно
угрозы, создаваемой в условиях глобализации распространением американ-
ской культуры, лишь незначительная часть жителей Западной Европы в действительности испытывает по этому поводу тревогу. В ходе проведенного несколько лет назад международного исследования только 19% опрошенных в
Италии, 24% в Германии и 27% в Великобритании согласились с тем, что американская массовая культура (музыка, телевидение, кино) представляет собой
серьезную угрозу культурам других стран мира. Только во Франции этот показатель достиг 33% опрошенных. Однако особая чувствительность французов в
этом вопросе имеет свою историю и свои причины. Она объясняется скорее
всего их болезненной реакцией на утрату былого культурного и интеллектуального лидерства в Европе и мире, связанную не столько с усилением американских позиций, сколько с культурным спадом, переживаемым самой Францией.
И тем не менее было бы глупо отрицать тот факт, что культурный ландшафт современного мира меняется и что изменения эти выражаются отнюдь
не в повышении его разнообразия. Прав, очевидно, известный перуанский писатель Марио Варгас Льоса, считающий, что мир, в котором нам предстоит
жить в наступившем столетии, будет менее ярким и в меньшей степени окрашенным местным колоритом, нежели тот мир, который остался в прошлом.
Действительно, многие обычаи, церемонии, ритуалы, формы поведения, которые в прошлом придавали человечеству его фольклорное и этнографическое
разнообразие, постепенно исчезают, тогда как основная часть общества усваивает новые, во многом сходные формы жизни, в большей степени соответствующие реалиям нашего времени. Явления эти обусловлены, однако, отнюдь
не глобализацией, а модернизацией. Глобализация же является ее результатом,
но вовсе не причиной.
Человечество давно уже переживает процессы модернизации, в ходе которых меняются привычные уклады жизни, традиционные шаблоны поведения, нравы, культурные нормы. Процессы эти неизбежны, со сколь глубокой
ностальгией по прошлому они бы ни были связаны. И обвинять в них нынешнюю глобализацию в той же степени бессмысленно, что и пытаться противостоять им. Как известно, князь Михаил Щербатов сокрушался по поводу "повреждения нравов в России" еще более двухсот лет назад, когда никакой глобализации и в помине не было. Притом не лишним будет заметить, что "повреждения" эти, случившиеся под воздействием столь нелюбимого Щербатовым и его идейными последователями-славянофилами иноземного, то бишь
западноевропейского, культурного влияния, привели не к смерти, а скорее к
расцвету российской культуры.
Примеры подобного рода могут быть приведены и из исторического
опыта других стран. В частности, Япония, которая после многовековой самоизоляции открылась в эпоху Мэйдзи внешнему миру, подверглась глубокой
модернизации, в том числе и культурной, очень многое заимствуя извне, но не
утрачивая,
тем
не
менее,
своей
культурной
самобытности.
Как справедливо говорит тот же Льоса, "голословные высказывания против
глобализации и в пользу культурной идентичности свидетельствуют о приверженности статической концепции культуры, не имеющей исторической
основы". Культуру, остающуюся неизменной на протяжении длительного времени, можно обнаружить лишь среди небольших и примитивных языческих
сообществ, живущих в полной изоляции, вне всяких контактов с внешним миром и другими народами. Все другие культуры, и в особенности те, которые
могут считаться современными и живыми, претерпели изменения, впитывая в
себя элементы иных культур. Пытаться противодействовать подобным влияниям значит не только сопротивляться неизбежной модернизации, но и ратовать за архаизм культуры, за консервацию ее застывших форм, забывая о том,
что
культура,
которая
не
развивается,
деградирует.
Безусловно, не всякое культурное влияние - благо. Здесь многое зависит от
способности местной культуры к творческому восприятию исходящих извне
воздействий, от ее способности не впасть в соблазн механического копирования, от умения трансформировать заимствованное в соответствии с собственными традициями и ценностями, отсеивая при этом все то, что с этими ценностями несовместимо. Но это - проблема внутреннего потенциала, творческой
состязательности самой культуры, а не внешних регламентаций и искусственных запретов, тщетно стремящихся сохранить культурные идентичности в их
первозданной чистоте. Глобализация несет в себе свободу выбора пути развития и стимул к модернизации национальной культуры под влиянием общемировой, поэтому ее можно определить как созидательную силу. Более опасным
для культуры фактором является политическая дискриминация или запреты на
развитие культуры в определенных областях, создание границ развития культуры, которые представляют собой заказ на искусство. Но культура ,которая
обладает иррациональным характером не может развиваться по намеченному
заранее плану ей прежде всего нужна свобода, поэтому ограничения развития
по каким либо направлениям в отличие от глобализации служат сильнейшим
тормозом развития культуры.
Сегодня в качестве одного из наиболее распространенных аргументов в
культурологической критике глобализации звучит тезис об экспансии английского языка, который якобы развивается за счет иных языков, способствуя
увяданию местных и национальных культур. И в самом деле, английский язык
стал главным инструментом международного общения. Существует немало
причин экономического и политического характера, объясняющих тот факт,
что это произошло именно с английским, а не каким-либо иным языком. Вместе с тем, само превращение одного из мировых языков в средство глобальной
коммуникации - некий исторический императив, без которого глобализированный
мир
мог
бы
стать
новым
Вавилоном.
Но является ли это "возвышение" английского языка над остальными действительной угрозой для их существования? Можно ли сводить изменения, происходящие сегодня на языковой карте мира, лишь к последствиям глобализации,
словно никогда в прошлом языки (в том числе и такие великие как латынь) не
уходили в небытие? Можно ли утверждать, что языковая экспансия непременно наносит вред иной культуре (вспомним ту роль, которую играл когда-то
французский язык в жизни российского высшего класса, и те достижения, которыми, тем не менее, было отмечено развитие российской культуры, включая
и российскую словесность)? И, наконец, можно ли уповать на некие административные запретительные меры как на способ оградить ту или иную страну
от
подобного
рода
языковой
экспансии?
Специалисты свидетельствуют, что глобализация отнюдь не сопровождается
языковой унификацией. Напротив, она создает стимулы для изучения чужих
языков, поскольку в нынешнем мире способность говорить на нескольких языках стала чрезвычайно важным условием профессионального успеха. Миллионы людей во всем мире в ответ на вызовы глобализации изучают не только
английский, но и японский, французский, немецкий, испанский, русский, мандаринское и кантонское наречия китайского.
И тем не менее существует иная тенденция - огромное количество языков находится сегодня на грани смерти. В опубликованном ЮНЕСКО в начале
нынешнего года "Атласе языков мира, стоящих перед угрозой исчезновения"
(своеобразная "красная книга" языков) отмечается, что, по самым осторожным
оценкам, подобная опасность угрожает не менее чем половине из существующих ныне почти 6000 языков. Хотя языки в течение последних трех столетий
умирают на всех континентах нашей планеты, сегодня этот процесс идет, как
отмечают эксперты ЮНЕСКО, со все возрастающей скоростью.
Между тем указываемые экспертами причины этого процесса лишь отчасти могут быть отнесены к фактору глобализации. Наряду с разрушением
традиционных местных общин в результате вторжения на их земли чужеземцев, добывающих там минералы, древесину и нефть, в качестве важнейшей
причины отмирания языков называется государственная политика ряда стран,
применяющая санкции против использования языков национальных меньшинств в школах, органах местной власти, в средствах информации. Не менее
важной причиной является и стремление представителей малых народов добиться включенности в экономическую жизнь своих стран, требующей от них
полноценного знания главного языка страны. Именно это обстоятельство играет важнейшую роль в таких странах как Австралия, Бразилия, Камерун, Нигерия, Индия, Индонезия, Мексика и Папуа Новая Гвинея, на долю которых
приходится более половины всех существующих в мире языков, используемых
иногда очень узкими группами людей (в Австралии, например, осталось лишь
двое аборигенов, говорящих на языке вануи). Как полагает, например, один из
крупнейших мировых экспертов в данном вопросе американец Д.Уолен, возглавляющий Фонд защиты подвергающихся опасности языков (Endangered
Language Fund), наибольшую угрозу малым языкам представляет не "международный язык", а региональные языки, которые скорее всего могут заменить
национальным меньшинствам их родные языки.
Все это говорит о том, что сохранение языкового многообразия мира
может быть достигнуто не запретительными мерами, противодействующими
экспансии английского языка, а изменением дискриминационной по отношению к языкам национальных меньшинств политикой. Любой, а тем более
крупный, язык представляет собой некий живой организм, развитие которого
отражает социальные и экономические реалии использующего его общества.
Поэтому тщетными выглядят попытки административного языкового протек-
ционизма, к которым прибегают некоторые страны - в частности, Франция.
Хотя многие муниципалитеты приняли здесь жесткие постановления, например, о наложении крупных штрафов за использование англицизмов в уличной
рекламе, подобные меры вряд ли способны сохранить стерильную чистоту
языка Мольера.
Столь же сомнительными выглядят и последствия, к которым могут
привести попытки наших законодателей взять на вооружение французский
опыт борьбы с засорением родного языка. Предложенный минувшим летом
для рассмотрения в Госдуме законопроект, разработанный депутатами от
фракции "Единство", предполагающий наказание за использование журналистами, учителями и сотрудниками правительственных учреждений иностранных, в основном англоязычных слов и выражений, наводнивших российский
лексикон (число их, по некоторым оценкам, достигает 10 тысяч), не способен
повлиять на реальную жизнь языка. Как справедливо считают некоторые эксперты, подобные меры бесполезны. "Русский язык, - говорит президент Института Русского языка академик Виталий Костомаров, - менялся на протяжении столетий в процессе наших контактов с внешним миром. В сегодняшнем
глобализированном мире он не может не меняться еще быстрее. Единственный
способ остановить этот процесс - уйти в полную изоляцию. Хотим ли мы этого?"
Этот риторический вопрос может быть поставлен и применительно ко
всей проблеме "глобализация и культура". Единственный способ сохранить
первозданность национальных культур - вернуться к национальной и государственной автаркии. Именно за это ратуют выступающие под флагом антиглобализма националисты. Желает ли этого человечество? И принесет ли это
пользу культуре?
В силу существования множества негативных последствий глобализации, некоторые из которых перечислены выше, в мире образовалось движение
антиглобалистов. Одни из них выступают вообще против глобализации, как
таковой, считая государство – важнейшей силой в обществе, другие говорят о
несогласии с американскими условиями, с пропагандой американского образа
жизни, американской массовой культуры.
Антиглобализм родился в апреле 94-го года, когда на юге Мексики в
штате Чиапас, где поднял индейское восстание субкоманданте Маркос. В университете Мехико он закончил философский факультет, печатался как прозаик
и переводчик, покинув родину, несколько лет работал в Сан-Франциско программистом, потом разобрался в жизни окончательно, взял в руки оружие и
фактически отделил от остального мира свой партизанский район с главной
базой в Лакандонском лесу.
Первые же публичные заявления и открытые письма Маркоса, адресованные всем более или менее известным людям планеты, вызвали восторг левых. Партизан приговаривал к смерти империю ТНК, утверждал, что идет четвертая мировая война (третья закончилась разрушением СССР и уничтожением соцлагеря), развязанная ТНК, международной оргпреступностью и ее легальным прикрытием против человечества. Поскольку правительства, военное
руководство, спецслужбы и масс-медиа большинства стран мира являются
марионетками вышеперечисленных поджигателей войны, постольку эта война
является гражданской и партизанской. На первый же съезд поддержки в Испанию приехали пять тысяч добровольцев, за каждым из которых стояла та или
иная группа. Сапатистская армия освобождения (Сапата - народный герой
времен гражданской войны 1917 года) быстро доказала, что умеет воевать.
Несмотря на 70-тысячную правительственную армию и давление США,
занятый ею район остается автономным. В апреле 2001 года Маркос, демонстрируя свою силу и решимость, возглавил мирный поход на Мехико. К этому
маршу присоединились режиссер Оливер Стоун, нобелевский лауреат Хосе
Самаранго, вдова президента Миттерана, редактор "Монд Дипломатик" Игнасио Рамоне, несколько модных писателей, в т.ч. Г.Г.Маркес, и ряд депутатов
Европарламента. В такой компании Маркос собрал в мексиканской столице
митинг в триста тысяч человек и заявил, что не намерен довольствоваться
компромиссами. С чем и отбыл обратно в Чиапас.
Помимо войны и политики, субкоманданте изучает индейский фольклор
и пишет стихи. Именно с Маркосом в середине 90-х ассоциировали себя те,
кто попал потом в антиглобалисты.
В 1996 году по инициативе сапатистов была проведена первая встреча, в
которой приняли участие представители движений и организаций, выступающих за справедливое и гуманное мироустройство. А в 1998 году было создано
Глобальное народное действие - широкая неформальная и децентрализованная
коалиция гражданских инициатив и социальных движений. В мае 1998 года
прошли первые скоординированные акции в разных странах. После успешных
акций протеста в Бирмингеме и Женеве все последующие встречи ВТО, МВФ,
ВБ, правительств стран Большой Семерки сопровождались активным вмешательством со стороны противников глобализации. 18 июня 1998 года - Всемирный карнавал против капитализма прошел более чем в 40 городах мира. 30
ноября 1999 года - саммит Всемирной Торговой Организации в Сиэтле был
парализован демонстрациями и фактически сорван. Это были наиболее активные и массовые протесты в США с начала семидесятых годов, долгожданное
возвращение прямого действия: анархисты, выступавшие отдельной колонной,
громили офисы крупных корпораций, "Макдональдсов" и т.д. 16 апреля 2000
года, Вашингтон - массовые выступления против МВФ и ВБ. В демонстрациях
приняло участие около 20 тысяч человек. 1 мая 2000 года - всемирный день
борьбы против капитализма, проходивший повсеместно. В Лондоне и Париже
антиглобалисты устроили беспорядки рядом со зданиями Всемирного банка и
Международного валютного фонда. 11 сентября 2000 года - Мельбурн - многотысячные протесты во время очередной встречи Международного экономического форума, демонстранты снова достаточно успешно пытались заблокировать все подходы к месту проведения форума. В Праге осенью 2000 года
антиглобалистам удалось прорваться к зданию, где заседали мировые олигархи, в результате чего последним также пришлось наглотаться слезоточивого
газа. И наконец - Генуя, 2001 год. Сюда собрались уже 200000 антиглобалистов!
Постоянно проводятся персональные кампании против отдельных "монстров". Наиболее успешной была борьба с Nike, в результате которой фирма
улучшила рабские условия труда и копеечную оплату своих двенадцатилетних
рабочих в Малайзии, приносящих Nike основной доход. В настоящее время
ведется борьба, в т.ч. судебная, с "Кока-колой", которая обвиняется в найме
бандитов для подавления забастовки на одном из своих заводов.
Параллельно банкирским саммитам регулярно проводятся альтернативные форумы, самый значительный из которых - "Антидавос" в бразильском
Порто Алегро. После первой встречи пресса утверждала, что "больные утописты" обсуждали методы введения двоевластия и обменивались опытом "распространения нестабильности" по всему миру.
Самые мощные антиглобалистские проекты в данный момент:
Европа
"Глобальное действие людей": заявило о себе раньше всех - в 99-м году,
знаменито регулярными столкновениями в Лондоне и по всему миру, издает
бюллетень "Следим за корпорациями";
"Аттак" - наибольшие интеллектуалы, в лидерах французский фермер
Жозе Бове, прославившийся тем, что рушил "Макдональдсы" на личном тракторе, и писательница Сюзен Джордж, в романе "Рапорт Лугано" предсказавшая мрачное будущее, в котором ТНК избавляются от большинства населения
Земли как от ненужного им балласта. Требуют для начала списать все долги
"третьего мира" и России и обложить биржевых спекулянтов такими налогами,
которые позволят уравнять уровень жизни во всех "мирах" (проект Нобелевского лауреата экономиста Тобина,);
"Ya Basta" - самый воинственный отряд движения, напоминающий армию, есть даже своя униформа. Если поезд с "ябастовцами" задерживают на
границе, они захватывают и поезд, и вокзал и "отменяют границу";
США
"Антикапиталистический блок", который чаще называют "черным блоком" из-за преобладания в нем анархистов;
Радикальные экологи считают, что избежать тотальной экологической
катастрофы, неизбежно ждущей "общество растущего потребления", можно
только при помощи антирыночной революции. Их лидер Ральф Найдер и теоретик Мюррей Букчин пользуются огромной популярностью среди молодежи;
Маоистский интернационал, призывающий срочным и насильственным
образом выровнять "стандарты труда и оплаты" для всех стран и опрокинуть
мировую корпоративную власть, заменив ее "народным социализмом";
"Редскинс", т.е. та часть бритоголовых, которая далека от расизма и
больше озабочена восстановлением классовой справедливости;
"Хактивист", объединение хакеров, во время последнего Давосского
форума ими были легализованы номера кредитных карточек всех участников,
включая Билла Гейтса и Клинтона, что вызвало настоящую панику среди банкиров.
Из авторитетных и многотиражных газет антиглобалистскими считаются
"Монд Дипломатик" и "Нью-Лефт ревю" (Франция).
Программа-минимум антиглобалистов:
списать долги развивающихся и бывших коммунистических стран;
выработать новые правила международного кредита, запрещающие выдвигать условия, ограничивающие суверенитет;
заменить МВФ и Мировой банк системой региональных банков, построенных на демократической основе, подотчетных всем странам-участникам в
равной степени;
поскольку международные финансовые институты являются общественными, необходимо разделить общественный интерес и частные прибыли - ни
цента, ни копейки общественных денег частному сектору;
отказаться от уничтожения цивилизаций, альтернативных западной;
обложить налогом финансовых спекулянтов;
повысить заработную плату в странах с зависимой экономикой.
В заключение я хочу сказать, что глобализация – конечно реальность,
сближение экономик, открытие границ – эти явления мы можем наблюдать.
Однако если посмотреть повнимательнее, то обнаружится, что все эти блага
распределены в небольшом, относительно остальной части планеты, регионе
мира – Западной Европе и США. Например, Шенгенские соглашения хоть и
открыли границы стран Западной Европы друг для друга, однако плотно закрыли для остальной части мира. Создаются новые технологии, позволяющие
связываться с любой точкой планеты в считанные секунды, однако и они доступны только населению развитых стран, для населения же развивающихся
стран все еще актуальна проблема голода и нехватки чистой питьевой воды.
Мы говорим о повышающейся роли международных организаций, однако
США могут запросто, даже не поставив в известность ООН, начать военную
операцию против суверенного государства. Из вышесказанного можно сделать
вывод, что глобализация – это процесс длительный, неоднозначный. Если понимать глобализацию, как слияние общемировой экономической, политической и культурной жизни, то процесс этот еще только на начальном своем этапе. Объективно глобализация сейчас существует только для стран Западной
Европы. Развивающиеся страны мира демонстративно отстранены от участия в
процессе принятия важных решений. Например, Россия, которая воспринимается западными державами, видимо, как развивающаяся страна, была принята
в «Большую Семерку», но при этом все экономические и политические вопросы обсуждаются без участия России (в соответствии с решением о принятии
России в «Большую семерку» в 1997 году в Денвере). Итак, на мой взгляд,
глобализация на данном этапе своего развития – очевидно факт, но только для
развитых стран.
Download