Ранняя русская ксилография XVII

РАННЯЯ РУССКАЯ КСИЛОГРАФИЯ XVII – XVIII ВЕКОВ И
ОФОРМЛЕНИЕ СБОРНИКА № 4717 ИЗ МУЗЕЙНОГО СОБРАНИЯ НИОР
РГБ
Хромов О.Р.
Рукопись Музейное № 4717 представляет собой любопытный образец
сборника конволюта эсхатологической тематики1. Судя по записи на обороте
верхней крышки переплета, сборник в 1761 г. принадлежал «Броницкаго яму
яъмщику Ивану Ловотиеву». В составе сборника различные сочинения,
получившие широкое распространение в аналогичных сборниках. Среди них:
«Книга о вере, о антихристе и о скончании мира…», фрагменты из сочинений
Кирилла Иерусалимского, Слово Ипполита папы Римского, Житие Василия
Нового и др. Если литературная сторона сборника не отличается большой
оригинальностью, то оформление рукописи представляет безусловно
больший интерес.
В сборнике 123 миниатюры, частью листовые, частью полулистовые,
вписанные в текст. Иллюстрации к Апокалипсису, Житию Василия Нового,
Повести о Сотворении и грехопадении человека выполнены путем обводки
контура,
полученного
пространства
краской.
переводом
с
Изображения
образца,
(Жития
кистью
и
Василия
заполнения
Нового
и
Апокалипсиса) заключены в тройную линейную рамку, обведенную с
внешней стороны толстой кистью (цвета – красный и желтый). Миниатюры
Предварительные сведения об оформлении сборника были опубликованы в
Румянцевские чтения . Тез. докл. и сообщ. М., 1996, с. 147 – 149.
1
нельзя назвать тонкой, изысканной работой. В тоже время, они отличаются
хорошим вкусом и профессионализмом.
Наибольший интерес представляет цикл миниатюр к Повести о
Сотворении и грехопадении человека. Эта серия иллюстраций была не
завершена мастером, в книге оставлены чистые места для картинок, ряд
изображений представляют лишь "кальку", перевод даже с незавершенной
обводкой. Многие картинки не раскрашены. Такое состояние иллюстраций
наглядно раскрывает приемы работы мастера. Он использовал не только
"образцы" – картинки, но и в ряде случаев составлял композиции
иллюстраций путем соединения "калек" различных фигур, создавая не
миниатюры, а буквально аппликации из «прорисей» на конкретные сюжеты,
например, композиция «Убиение Авеля Каином».
Принцип аппликации мастер использовал и в ряде других композиций,
как впрочем, и в создании самой рукописи. Отметим, что в создании
миниатюр книжный мастер применял не только рукописные материалы, но и
иконописные образцы – прориси, выполненные в различных техниках:
«припороха» и «отлепа» с обводкой кистью2.
В оформлении рукописи мастер применял и гравюры: также аккуратно
вырезанные по контуру орнаментальные детали в сочетании с живописными
изображениями и целые гравированные листы.
В недавнее время традиционное определение техники «отлепа», применяемой
преимущественно для получения иконописных образцов, получило терминологическое
определение плоской печати, следуя этой логике, можно размышлять и о «припорохе» как
прообразе трафаретной печати.
2
С точки зрения разнообразных материалов, техник исполнения,
иллюстративных и декоративных элементов книги, рассматриваемый
сборник характерен для русской рукописной книжности XVIII в. В то же
время, в нем мы наблюдаем все возможные способы и приемы создания и
оформления русской рукописной книги XVIII в., что в одной рукописи
встречается не часто.
Интересен «состав» сборника с т.з. его изготовления, позволяющий
говорить о нем как о конволюте. Сборник написан на разной по времени
бумаге, разными почерками, ряд текстов вырезан из более ранней книги и
наклеен на листы тетрадей нашего сборника. В этом отношении рукопись
можно характеризовать как составную. Видимо, у мастера были книги,
возможно, ветхие, поврежденные, из которых можно было извлечь хорошо
сохранившиеся фрагменты, что он и сделал, дополнив недостающее
собственной рукой. Так, например, он поступил с текстом повествования о
Сотворении мира и грехопадении человека, где основной текст, созданный в
XVII – начале XVIII в., дополняют фрагменты середины XVIII в. В этом
смысле здесь мы наблюдаем тот же принцип «аппликации», что и в
оформлении книги.
В начале и в конце сборника помещено несколько гравюр,
отпечатанных с деревянных досок и раскрашенных. Как и сама рукопись, они
различны по времени издания и могут быть датированы рубежом XVII –
XVIII и серединой XVIII в.
Две гравюры иллюстрируют притчу о слепце и хромце. Они
выполнены в манере, напоминающей русские ксилографии конца XVII –
начала XVIII в., с характерными короткими линиями – «щеточками»,
деревьями в виде стволов с зубчатыми кронами, головами фигур с волосами,
переданными
параллельными
прямыми
штрихами,
зрачками
глаз,
прижатыми к верхнему веку. В них можно заметить некоторые общие черты
с гравюрами Василия Кореня, однако в целом они значительно грубее. Эти
произведения хорошо вписываются в ряд известных лубочных ксилографий
XVII – XVIII вв.3 не только стилистически, но и по манере гравировки и
палеографии подписей.
Судя по содержанию, тексту подписей они представляют собой два
последних листа в цикле гравюр на сюжет притчи о слепце и хромце. В
собрании лубка Государственного литературного музея (ГЛМ) мной
обнаружен третий лист на этот сюжет. Судя по подписи, он является первым
в этом цикле. Теперь можно констатировать, что серия ксилографий на
сюжет о хромце и слепце, состоящая из трех листов (два – в сборнике РГБ,
один – ГЛМ), является новым неизвестным памятником ранней русской
ксилографии.
Четыре другие гравюры, помещенные в сборнике, тоже не описаны в
литературе. Все они обрезаны по контуру изображения и вклеены в
рукопись. Судя по тому, что гравюры выполнены в одной манере, близки по
размерам и посвящены одному сюжету – евангельской притчи о богатом,
3
Мишина Е.А. Русская гравюра на дереве XVII – XVIII вв. СПб., [1997], № 92, 93, 97, 98.
можно предположить, что эти картинки составляют части, возможно, клейма
одного большого листа под названием «Притча о Богатом». Косвенно это
подтверждает
факт
наличия
более
раннего
иконографически
соответствующего нашему изображению лубка из притчи о богатом на
сюжет «построения житницы»4, который представлял собой фрагмент
большого листа. По двум сторонам его сохранилась рамка. Близкие размеры
нашего листа и описанного в литературе подсказывают мысль о том, что все
четыре гравюры сборника РГБ составляли части одного большого листа.
Однако лубок, опубликованный и описанный в монографическом
исследовании Е.А. Мишиной, и наша картинка отличаются не только
некоторыми иконографическими деталями: в нашем лубке внизу у лестницы
изображена еще одна мужская фигура, вверху слева вместо снопов показано
стилизованное изображение куста-цветка. Отличие заключается и в
стилистике и манере гравировке – более плавной, не столь резкой, в ином
принципе моделировки изображений, построении фигур и лиц (особенно в
изображении глаз). Эта манера достаточно оригинальна и, одновременно,
близка стилистически группе лубочных ксилографий середины XVIII в.5
В картинке «Пир в шатре Богатого» внизу справа на горле кувшина
видна монограмма мастера, которая должна читаться так: «iпв» или «iов»,
или с «фитой» вместо «в».
4
5
Мишина. Указ. Соч., № 97.
Там же, № 217, 218, 219 – 226.
Таким образом, сборник из собрания НИОР РГБ представляет нам два
новых произведения на сюжет притчи о слепце и хромце XVII – начала XVIII
в. и вариант (впрочем, полный вариант неизвестен) «Притчи о Богатом»
середины XVIII в.
Среди
гравированных
иллюстраций
сборника
укажем
гравюру
голландского мастера Николы де Брюина с изображением морских рыб,
иллюстрирующую сюжет пятого дня Творения из повествования о
Сотворении мира и грехопадении человека. Цикл иллюстраций-миниатюр к
этому сюжету в нашем сборнике представляет особый интерес для истории
гравирования в России. В них мы впервые видим повторение композиций
уникальной "Библии" Василия Кореня, награвированной в 1692 – 1696 гг.
Отметим, что как и в случае с гравюрами, помещенными в конце сборника,
здесь мы также сталкиваемся с разновременными произведениями. Речь не
идет о гравюре голландского мастера и уже упоминаемых вклеенных частях
текста, а о миниатюрах, ряд которых также вырезан из другой рукописи и
вклеен в сборник, по стилистике они могут быть отнесены к началу XVIII в.
Итак, обратимся к циклу иллюстраций. Наибольший интерес вызывают
картинки к дням творения. Именно в них изображение творящего Саваофа
соответствует известным композициям «Библии» Кореня. Отметим, что
изображения соответствуют не только композиционно, но и по размерам
фигур.
Иллюстрация к первому дню Творения иконографически очень близка
«Библии» Кореня. В ней отсутствует изображение сияния внутри сферы (как
и в иных иллюстрация). Немного изменено положение рук, формы одежд. Во
втором дне видим аналогичные изменения, но при этом, более детальное
изображение горок в поземе. То же наблюдаем и в иллюстрации к третьему
дню Творения. Кроме того, в этой картинке мы видим стилизованные
изображения деревьев в виде древ-цветов, отсутствующие у Кореня, но
идентичные
изображениям
второй
части
цикла
иллюстраций
к
повествованию о Сотворении и грехопадении человека, вклеенным в сборник
из более ранней рукописи. Особо отметим, что в этой миниатюре изменено
содержание: фигура Бога (ангела у Кореня) изображена без крыльев по типу
Эммануила при практически идентичном изображении фигур. Миниатюра,
посвященная четвертому дню Творения не соответствует иконографии
Кореня, она относится ко второму типу миниатюр в нашем сборнике, и
иконографически основана на ином источнике, получившем развитие в
русской книжной графике XVII – XVIII вв. Иллюстрация пятого дня
Творения основана на гравюре Василия Кореня, но здесь изменено
расположение животных в поземе. Деревья имеют форму уже известных нам
древ-цветов.
На полях листов 60 об, 61 изображены животные, близкие тем, что в
иллюстрации пятого дня Творения. Далее следуют иллюстрации, основанные
на рукописной традиции не связанной с иконографией гравированной книги
Кореня.
По-рассмотрении иллюстраций возникает вопрос: почему мастер не
использовал в своей работе все гравюры книги Кореня, почему соединил
стилистически разные изображения, а ряд композиций заимствовал из иных
источников (иконописных образцов).
Отметим, что появление западноевропейской гравюры на меди в этом
ряду указывает лишь на то, что у создателя этой книги была эта гравюра,
поскольку она могла дополнить любой полный единый цикл миниатюр, т.к.
гравюра на металле у русских книжников того времени пользовалась особой
любовью и нередко почиталась изящным, диковинным украшением книги.
Наличие в одном цикле миниатюр нескольких стилистических групп
объясняется, очевидно, тем, что часть изображений уже была у мастера, и он
не хотел или не мог по каким-то причинам от них отказываться. Очевидно и
то, что мастер стремился сблизить стилистически старые миниатюры и
новые, основанные на изображениях Кореня,
вводя в них декоративные
элементы из старых миниатюр. Очевидно и то, что «Библия» Василия Кореня
в середине XVIII в. была известна русским иконописцам и книжникам,
использовалась в качестве иконографического образца, ярким и пока
единственным свидетельством чему служит сборник из Музейного собрания
НИОР РГБ № 4717.
Хромов Олег Ростиславович, доктор искусствоведения, зав. Отделом
НИИ РАХ, с.н.с. НИОР РГБ.