Диссолюция древнерусского православного богослужебно

Густова Л.А.
Кандидат искусствоведения, доцент,
докторант БГАМ,
доцент БГУКИ
Диссолюция древнерусского православного богослужебно-певческого чина
в греко-католическом богослужебном обряде Великого княжества
Литовского
Богослужебный обряд западнорусской греко-католической церкви стал
результатом множества модификаций православного богослужебного чина.
В древнерусской Церкви в кафедральных соборах или епископских церквях
совершались песенные последования Великой константинопольской церкви,
затем, после увеличения количества монастырей
и храмов, – по СтудийскоАлексиевскому уставу, введенному в Киево-Печерской Лавре в 1062 г., который
соединил соборно-приходское богослужебное песенное последование с
монашеским келейным правилом.
К XV в. в Русской Церкви Великого Княжества Литовского (особенно в
монастырях) сложились локальные богослужебные традиции, которые
укрепились как «уставное правило» и стали восприниматься как самобытное
явление православной религиозной жизни.
Традицией стали упрощения и даже сокращения. Например, не исполнялись
стихиры «на хвалитех», что допускалось из-за незнания певческих традиций, т.е.
неведения «как петь». Не только богослужебное пение, но и чины
кадиловозжигания и каждения, поведение в храме монашествующих и мирян не
соответствовало уставным указаниям, а совершались «по обычаю». Некоторые
действия, давно ставшие традиционными, были прямо запрещены правилами
церковными. Такими действиями были внесение для пасхального освящения в
святой алтарь любых продуктов, или пребывание в освященном храме скота
В ту эпоху устоявшихся богослужебных традиций и началась реформа
русского богослужебного устава. Введение Иерусалимского устава (в его
константинопольской редакции) в Русской Церкви протекало по-разному. В
одном случае старые богослужебные традиции переплетались с новыми
богослужебными порядками, и тогда строгие уставные предписания растворялись
местными вариациями, обычаями и привычками. Временами реформа
приобретала достаточно острый характер, когда прежние порядки
«сталкивались», по выражению выдающегося литургиста Н.Д.Успенского, с
новыми.
1
К 1596 году – времени введения трагической для западнорусской
Православной Церкви Унии – реформа устава, либо была успешно завершена,
либо была прервана. Русская Церковь усвоила Иерусалимский типикон, однако
исполняла его в рамках и обычаях прежнего Студийско-Алексиевского устава.
Документы Брестского собора 1596 г. провозглашали неизменность
православной обрядовой жизни при объединения Православной и Римскокатолической Церквей. Документально было засвидетельствовано, что в условиях
Унии греческая вера, греческий обряд остаются без изменений, т.е.
декларировалось сохранение православной литургической традиции, берущей
начало в Византийской церкви.
Богослужебный чин, его наполнение должны были остаться неизменными.
Естественно, все молитвы и песнопения богослужений на церковно-славянском
языке сохранялись почти без изменений. Изменился только Символ веры – в него
была добавлена филиокве, и добавлены молитвы, поминающие главу
католической церкви – римского Папу.
Итак, de jure, в православной богослужебной культуре после 1596 года,
кроме ее названия, (она стала Греко-католической, или униатской) почти ничего
не менялось. Чин богослужения, его певческое наполнение должны были
оставаться прежними.
Однако, de facto, соединения, согласия, декларируемые в документах
Брестской унии, не получилось. Наоборот, как отметила С. Морозова, уния стала
чужеродной для православного сознания культурой. Эта чужеродность не
позволила в целом сохранить в униатской церкви восточный богослужебный чин.
С 1596 года подавляющая часть православного населения Великого
княжества Литовского и Речи Посполитой стало в большинстве своем
невольными или, что встречалось реже, доброхотными униатами. Иерархическое
подчинение униатов Папе римскому невольно привело к достаточно сильному
влиянию западной латинской культуры на восточный богослужебный чин и
обряд. При этом православная богослужебная культура полвека сохранялась в
униатской церкви практически без изменений. Богослужения в униатских церквях
совершались по старым православным книгам. И только со 2-й половины XVII в.
(после 1720 г. – Замойского собора) постепенно происходит полонизация и
латинизация богослужебного обряда, вследствие чего в недрах униатской церкви
формировался синтез культур, который функционировал по принципу скорее
взаимоисключения, чем диалога1.
1
Столкновение православной оппозиции, которая исповедовала традицию и верность Константинополю, и
обновленцев-униатов, которые тоже уважали старину, породили раскол в обществе, который выразился
практикой гонений и изоляции православной части населения Великого княжества Литовского.
2
Таким образом, в XVI в. храмах ВКЛ на православных богослужениях
использовались требники, служебники и другие богослужебные книги
византийской традиции. Вместе с тем, в православных монастырях и церквях
ВКЛ распространялся новый тип богослужебно-певческих сборников, появление
которого было обусловлено распространением новой пятилинейной нотации. Эти
сборники, характерной чертой которых была полижанровость назывались
Ирмолои (Ермалои, Ярмолои). Мелодический фонд песнопений Ирмолоев
представлял собой «перевод» (или переложение) древней знаменной монодии,
которая ранее фиксировалась посредством знамен безлинейной нотации, на
новую пятилинейную с квадратной нотой. Мелодии песнопений Ирмолоев
достаточно близки древнерусскому знаменному оригиналу.
Униатские Ирмолои, которые создавались после 1720 г., несмотря на
сомнительную «литургическую чистоту» (по выражению Г.Пикардо) сохраняли
мелодический фонд древней Русской Церкви – древнерусскую знаменную
монодию в западном (западнорусском) варианте.
Однако, обращают на себя внимание отдельные приемы записи нотного
текста в некоторых Ирмолоях, которые свидетельствовали о постепенной
латинизации православной богослужебной культуры и до Замойского собора 1720
г. Например, в Ирмолое иеромонаха Тарасия (написан до 1643 г.) встречаются
латинские обозначения звуков, записи богослужебных церковно-славянских
текстов латинскими буквами.
Латинизация православной певческой культуры привела к рождению
нового стиля в области певческой литургической практики – многоголосного
партеса и нового вокально-хорового жанра – многоголосного барочного
партесного концерта, которые быстро стали популярными. Первые
многоголосные композиции в партесном стиле зафиксированы в Ирмолое
Супрасльского монастыря 1639 г., а опись библиотеки того же монастыря 1668
года свидетельствует, что в ней находилось уже сорок четыре певческих
сборника, в которых песнопения были изложены в партесном стиле.
Униатское богослужение все чаще сопровождалось звучанием органа и
инструментальных капелл, хотя униатский епископ Милетий Пегас не позволил
использовать «бездушные органы». В конце XVIII в. зафиксировано
использование органа в Жировицком монастыре. В начале XIX в. во многих
церквях сел и местечек по настоянию священника прихожане складывались и
покупали орган.
Разложению византийского богослужебно-певческого чина в грековизантийском
обряде,
несомненно,
значительно
способствовала
распространяющаяся протестантская культура. Подобно тому, как в
протестантской кирхе на богослужении пели псалмы, переработанные и
3
изложенные доступным языком, понятным всем, в том числе и малограмотным, в
греко-католический обряд включались подобные песни и псальмы. Например,
утреннее и вечернее молитвенное правило верующие должны были совершать с
добавлением в привычное им чинопоследование так называемые «набожные
песни». Тексты этих песен имели ярко выраженный латинский катехизаторский
характер: их содержание было направлено на утверждение и укоренение в
православное сознание новых католических догматов. Например, латинский
догмат о непорочном зачатии Пресвятой Богородицы. Такой прием, когда в
вероисповедальных книгах прописывалось одно, а народу через понятные им
песни внушалось другое, являлся обычным для униатов.
В белорусской народной среде в период кон. XVII в. – нач. ХХ в. активно
создавались и распространялись печатные униатские сборники молитв, в которых
немалое место отводилось «набожным песням. Распевались такие «набожные
песни» на любую подходящую мелодию».
Диссолюции византийского богослужебно-певческого чина, бесспорно,
способствовала латинизация богослужебного языка. Еще в первой половине XVII
в авторитет церковно-славянского языка для униатов был довольно высоким.
Этот факт выявил А. Наумов, проследив процесс отхода от традиционного
церковно-славянского языка на материале униатской гимнографии. Примером
тому служат тексты богослужения в память И. Кунцевича, составленные после
его гибели (в 1623 г.), которые написаны в лучших традициях церковнославянского языка.
Однако, уже в первой половине XVII в. начался кризис церковнославянского языка: в среде его традиционного использования происходило
мощное наступление польского и латинского языков. В результате – произошла
демократизация богослужебного языка, которая сказалась на его интонационном
строе: произошло сближение интонаций богослужебного церковно-славянского
языка с интонациями народного произношения. Кроме того, в произношении
церковно-славянских слов стали проявляться налеты просторечия, полонизмы, а
затем – произошло вытеснение церковно-славянского языка (и местного варианта
русского) из употребления.
А. Суша свидетельствует, что с XVII в. униатское церковное руководство,
духовная интеллигенция и базилианское монашество все более использовали
польский язык и латынь; в XVIII – нач.XIX вв. польский язык употребляли на
всех уровнях униатской иерархической лестницы2.
Обращает на себя внимание тот факт, что в библиотеках униатских
монастырей больше всего было литературы на латинском языке. В середине XVII
К XIX в. проповедь в униатских церквях произносилась только на польском языке, а если люди приветствовали
друг друга на белорусском, то униатский священник говорил своим прихожанам, что это для него – «нож в
сердце».
4
2
– XVIII вв. большинство униатских историков, теологов, филологов писали свои
труды на латинском и польском языках. Униатские монахи-базилиане даже
гордились перед белым духовенством своим неумением читать по-славянски.
Борьба за чистоту богослужебного языка развернулась нешуточная. Римокатолики обвиняли греко-католиков в поддержке научно неразработаного языка3.
Православные, в свою очередь, обвиняли униатов в отступлении от чистоты
совершéнного церковно-славянского языка к латыни или “несовершенному
лядскому” (т.е. польскому) языку.
Несомненно, главным фактором в приоритете того или иного языка,
определяющим направление богослужебной и обрядовой жизни, являются
богослужебные книги. Мы упоминали, что униатское богослужение до
Замойского собора 1720 г. проводились по старым православным книгам.
Подтверждением тому служат перечни имущества той или иной церкви.
Например, в богослужебном обиходе Покровской церкви4 села Киевец, сгоревшей
в 70-е гг.XVIII в., использовались: Евангелие (1574 – 1575 гг.), Месяцеслов (1583
г.), Часослов (без даты издания, однако этот сборник атрибутируется по
отсутствию филиоквы), Анфологион или Пентикостарион (или Цветослов, или
Трифолог), Триодион (трипеснцы Великого Поста), Октоих (1686 г., Львовская
типография), Псалтирь (1699. г.Львов, Братская типография), Требник (1645,
Львовская типография), Минея Праздничная (1756 г., Московская типография).
Все книги, по свидетельству историка Владимира Татарова, строго православные,
без догматических искажений.
Замойский собор 1720 г. постановил печатать малый и великий катехизис
на «посполитой» мове5, издать единый для всех епархий требник на церковнославянском языке6 и запретить использовать православную богословскую и
богослужебную литературу, особенно изданную за пределами Речи Посполитой
(т.е. в Москве). После Замойского собора богослужения в униатских храмах
совершались по рукописным церковно-славянским молитвенникам, в которые
записывались и «набожные песни». Литургия служилась по тетрадям, в которых
славянские слова были написаны латиницей.
К началу XIX в. в униатском богослужебном обиходе использовался так
называемый «Богогласник» с «набожными песнями, изданный предположительно
в Почаевской Лавре. «Богогласник» активно вытеснял богослужебные книги из
приходского литургического обихода.
В типографиях Вильно и Супрасля печатались латинизированные
богослужебные книги: Приведем в пример собрание богослужебных книг,
На церковно-славянском языке в то время несуществовало ни науки, ни грамматики, ни риторики.
Названная церковь в народе называлась Дмитриевской.
5
Просторечной.
6
Лев Кишка (униатский митрополит, который созвал Замойтский собор) в 1722 г. издал «Лексикон» - учебник со
словарем для изучения церковно-славянского языка.
5
3
4
которое принадлежало Покровской церкви д. Киевец, восстановленной в 1835 г.:
Литургиконы7, Божественная Литургия, Требник , Апостол, Апограф или слог
чинный на праздник Тела Господня и Служба священномученнику Иосафату.
Тексты
этих
богослужебных
книг
свидетельствуют
о
пренебрежительном отношении униатских священнослужителей к православной
традиции. В Требнике, например, в чине таинства крещения, заклинательные
молитвы были перечеркнуты как ненужные. Замечания и правки в
богослужебном тексте сделаны на латинском и польском языках; в текстах
молитв Служебника: на проскомидии упоминается не 5 хлебов, а один; в ектениях
– поминается Папа римский. Отпуст в униатских служебниках содержал фразу:
«всех вас, православных христиан», однако, как заметил В. Татаров, реально
священники за богослужением произносили: «всех вас, благочестивых (или
«кафолических») христиан».
Очевидно, что формальной отмены восточного канона в униатском обряде
не было, но фактически он терял всякое значение для униатов. Многое в
восточном богослужении униатскому духовенству, воспитанному в католических
семинариях, казалось диким и неосновательным. Поэтому даже низшее
духовенство считало себя вправе изменять, урезать, дополнять тексты
богослужений тем, чем считали нужным. Этот факт является небывалым и
страшным в истории христианства.
В маленьких приходских церквях, в часовнях, где совершались
богослужения после закрытия церквей или, пожара, базилианский Богогласник,
стал чуть ли не важнейшею богослужебною книгой – понятной и
молограмотному духовенству, и народу. В.Татаров отметил, что народ привык к
разным «ружанцам», «шептухам» или «тихой имше»8.
Происходило «кассование» праздников, т.е. замена дней памяти восточных
святых на дни памяти западных святых, или вовсе отмена почитания восточных
святых. Появились и новые традиции – и мужчины, и женщины, например,
входили через Царские врата иконостаса «уклякать» возле Престола. Во время
причастия прихожане стояли на коленях и священник с чашей подходил к
каждому из них поочередно и, причащая прихожан, должен был наклониться.
Невольные западнорусские униаты отличались благочестием, знания народа
были проникнуты церковностью, прихожане знали содержание каждого
Евангельского чтения. Религиозное усердие западнорусских христиан-униатов
проявлялось в частом поминании усопших. Кроме уставных поминальных
Литургий беспрестанно совершались частные панихиды (требы). Составлялись
«субботники», или «помянники», в котором поминались усопшие с
7
8
Служебник
Шептание молитвы.
6
православными (на церковно-славянском языке) и католическими именами
(польском языке).
Ко времени включения белорусских земель в состав Российской империи
практика униатского богослужения сильно отличалась от богослужебной
практики Православной Церкви в Российской империи. Поэтому, воссоединение
церквей
проходило
болезненно.
Первые
православные
священники
воспринимались местным униатским населением как враги Христа, пишет в
Холмско-Варшавских епархиальных ведомостях священник Владимир Татаров.
Со второй половины 1820-х годов богослужебный язык белорусской
униатской церкви приводился в соответствие с великорусской редакцией.
Повысились требования к униатскому духовенству по владению церковнославянским языком. Например, в 1927 г. до монашеского звания в базилианском
ордене допускались только умеющие читать по церковно-славянски.
С 1834 года в униатские приходы начали поступать богослужебные книги
московского издания. Но многие священники не понимали «московскославянский» диалект и продолжали служить по старым книгам с текстами,
написанными на местной версии церковнославянского. Эти старые книги были
Святейшим Синодом признаны ошибочными и конфискованы.
Музыкальную сторону греко-католического богослужебного обряда
составляли следующие компоненты: сакральная монодия, изложенная знаменным
распевом, многоголосные хоровые или вокально-инструментальные композиции,
а также полуфольклорные религиозные песни, которые требовали различного
состава исполнителей. Монодийные песнопения исполнялись 1 – 2 певцамимонахами, псаломщиками. Многоголосные партесные хоровые композиции –
многоголосным хором, а религиозные песни пели прихожане, которые наполняли
храм.
Очевидно, что за богослужением разные по способу исполнения
музыкальные элементы использовались в разных по статусу и величине храмах.
Например, в монастырских и небольших приходских церквях песнопения
распевали одноголосным знаменным распевом, а в крупных городских храмах
использовался и монодийный (на буднях), и многоголосный партесный певческие
исполнительские стили (на праздничных богослужениях). Для всех певческих
стилей использовалась одинаковая пятилинейная нотация.
Т.о., музыкальный и лексический элементы богослужения наиболее ярко
отразили процесс латинизации православной культуры в униатской церкви.
Пародоксально, но декларируемые в законах 1596 года требования сохранения в
греко-католическом обряде всех элементов византийской традиции,
способствовали сохранению древнерусской мелодической формы богослужебных
песнопений в певческих сборниках Ирмолоях.
7
Мощная латинизация древнерусской православной культуры в грекокатолическом обряде привела к тому, что в политико-административных
условиях Российской империи невозможно было использовать традиционные
западнорусские обрядовые формы православной культуры. Поэтому произошла
неизбежная реформа – унификация западнорусского богослужебного обряда и
языка православного богослужебния с российским языком и обрядом в его
петербургской редакции.
Литература.
1.
Артыкулы, якія наледжаць да злучэння з Рімскаю Царквою // Царква, 1996.
- № 3-4 (7-8).
2.
Беднов, В.А. Православная Церковь в Польше и Литве.– Мн.: «Лучи
Софии», 2002.
3.
Густова, Л. Реформы богослужебного устава Православной Церкви
Великого Княжества Литовского в XVI столетии // Исторический поиск
Беларуси. Альманах. – Мн.:Экономпресс, 2006. – с.390 – 398.
4.
Демьянович, М. М. О духовных стихах, употребительных в Брашевичском
приходе Кобринского уезда / М. М. Демьянович. – Вильна : Губернская
типография, 1892.
5.
Зноско, К. Краткий очерк церковной унии, ее происхождение и характер.–
М.: Московский патриархат; Мартис, 1993
6.
Лихач, Т.В. Музычнае мастацтва уніяцкай царквы ў Беларусі // Актуальные
проблемы мировой художественной культуры: мат-лы межд.научн.
конференции 25-26 марта 2004 г. /Редкол: У.Д.Розенфельд (отв.ред.) и др. – в 2х
ч. Ч.1. – Гродно, 2004.
7.
Марозава, С.В. Уніяцкая царква ў этнакультурным развіцці Беларусі (1596 – 1839 гады) – 07.00.02 – аўтарэферат... –доктара гістарычн.навук – Мн. – 2002.
/Нац.Акад.навук Беларусі/ Ін-т гісторыі.
8.
Письмо супрасльского архимандрита Сергия Кимбара к киевскому
митрополиту Макарию II, около 1536 г.// Архив Юго-Западной России,
издаваемый комиссией для разбора древних актов, состоящей при Киевском,
Подольском и Волынском генерал-губернаторе, ч.1, т. VII. –рипр.:тип.
Г.Т.Корчак-Новицкий, 1887.
9.
Суша, А.А. Царкоўнаславянская ва ужытку уніяцкая царквы / Мовы
Вялікага княства Літоўскага / пад агульн.рэд. М.М.Аляхновіча. – Брэст:
Акадэмія, 2005.
10. Татаров, В. Историческое описание Киевецкой церкви Седлецкой губернии
Бельского уезда // Холмско-Варшавский епархиальный вестник, издаваемый при
Холмско-Варшавской архиерейской кафедре: за 1879 гг. – Варшава: Тип.
Варшавского учебного округа, 1879.
11. Уния в документах: сборник / сост.В.А.Теплова, З.И.Зуева. – Мн.:Лучи
Софии, 1997.
12. Успенский, Н.Д. Православная вечерня: Историко-литургический очерк.
Чин Всенощного бдения на Православном Востоке и в Русской Церкви. –
М.:Издательский совет Русской Православной Церкви, 2004.
8
13.
«Хлеб душе»: зборник молитов и набожных песен для русского народу //
Александра Духновича (в переробце). – Винтерберг: Изд-во Штейнбренера,
1837. – 383 с.
14. Щавинская, Л.Л. Литературная культура белорусов Подляшья XV – XIX вв.
– Мн., 1998.
15. Naumov, A. Wiara i historia. Z dziejow literatury cierkiewnoclowianskiej na
zieniach polsko-litewskich. – Krakow, 1996. – 215 s.
9