Document 3752615
advertisement
«МОСКОВСКАЯ КЛЕТКА» ДЛЯ ЛИДЕРА «АЛАШ-ОРДЫ» (1922–1937) 1 часть «Московский период», продолжавшийся 15 лет, с декабря 1922 года по сентябрь 1937 года – еще один период в жизни и деятельности Алихана Букейхана, основателя, главы Автономии «Алаш-Орда». Его пребывние в Москве для непосвященного может показаться проявлением знака внимания и заботы со стороны новых властей о лидере «Алаш». Однако за этой «заботой» советской власти, сперва в лице Ленина, а затем Сталина, скрывалась ее попытка изолировать Алихана, стереть его имя из истории и памяти народа. Советская власть опасалась его популярности и авторитета среди казахского населения. Из-за страха потерять свою власть в Казахстане, удерживала его в Москве до последнего, вопреки его воле и желанию. Этот период А. Букейхана таит в себе также немало неизвестных, если не сказать загадочных эпизодов. Тем не менее, более внимательное изучение уже имеющихся под рукой материалов, наряду с новыми историческими документами, обнаруженными в последние годы в архивах Москвы, С.-Петербурга, Самары и других городов России, а также воспоминания родных и близких лидера «Алаш» позволяют составить целостную картину последнего периода его жизни, проведенного вдали от родных степей. Причины отказа от эмиграции Данную тему необходимо начать с поиска ответа на вопрос: почему после прихода советской власти в Казахстан, Букейхан не эмигрировал в Турцию или, еще лучше, во Францию, как Мустафа Шокай или как большинство наиболее известных политических деятелей России периода до и после Февральской революции и Гражданской войны 1917– 1920 годов? Этим вопросом задавались как в 20-е годы прошлого столетия, так и сейчас, более 95-ти лет спустя со дня захвата власти большевиками в царской России и образования Автономии «Алаш-Орда». В первые годы советской власти, некоторые представители новой волны казахской интеллигенции пытались ответить на этот вопрос. Его возникновение свидетельствует о том, что перед тем как признать и принять власть большевиков Букейхан стоял перед выбором: «уехать или остаться». Подобная просьба или требование эмигрировать исходила, вероятно, от его соратников по «Алаш-Орде». А причин и мотивов для эмиграции Букейхана к тому моменту накопилось великое множество. Взять хотя бы его деятельность в рядах русского масонства до Февральской революции 1917 года, основной целью и задачей которого являлись не только свержение царского самодержавия, но и «противодействие шайке Ленина и Бронштейна (более известного как Троцкий. – Прим. автора), являющейся сатанистской и владеющей тайными знаниями по управлению людьми и использующей их во зло, которую наняли на службу враги России». Об этом в своих воспоминаниях написал Александр Елшин, секретарь самарской группы Конституционно-демократической партии «Народной свободы». Здесь важно напомнить, что Букейхан, выступивший 10 октября 1905 года одним из инициаторов организации и руководителей Акмолинского областного и Омского городского комитетов кадетской парии «Народной» свободы», в 1908–1917 годах, уже находясь в ссылке в Самаре, становится одним из лидеров «самарской группы» кадетов, а также «мастером», т. е. главой ложи местных масонских братьев Мало того, взгляды, убеждения и основные цели казахского лидера, относительно будущего Казахстана и России в целом, его отношение к народу и народовластию вступили в противоречия со взглядами и действиями власти большевиков. Эти противоречия были ярко выражены в обращении «Памятка крестьянам, рабочим и солдатам», написанном Букейханом 1 декабря 1917 года, в котором он обличает «черносотенную сущность» новой власти, а Ленина, вождя большевиков, сравнивает со свергнутым царем Николаем ІІ: «Ульянов-Ленин, Председатель Народных Комиссар, распоряжается единолично, как царь Николай, не желает давать отчета ни перед кем, контроль народа над распоряжениями правителей называет «буржуазным предрассудком». Безответственность правителей мы видели при царе Николае. Большевистский председатель Ульянов-Ленин, как Николай, распоряжается самодержавно. Ульянов-Ленин, как Николай, считает народ за бессловесное животное. ...Большевики власть народа считают «буржуазным предрассудком». Большевики закрывают газеты, разгоняют собрания. Комиссар большевиков Ованесов, раньше собиравший объявления для буржуазных газет, свободу собрания, свободу слова назвал «буржуазным предрассудком». Большевик, никому неведомый раньше, Володарский объявил, что большевики не страдают парламентским кретинизмом. Преклонение народа перед решением народной святыни – Учредительного собрания, которому должна принадлежать власть народа, Володарский считает глупостью, «буржуазным предрассудком». Большевики заявили, что они разгоняют само Учредительное собрание, избранное всеобщим прямым, тайным голосованием народа. 28-го октября, в день открытия Учредительного собрания, большевистские депутаты не явились на заседание. Большевики само Учредительное собрание считают «буржуазным предрассудком». Запомните, крестьяне, рабочие и солдаты, большевики считают: 1) Ответственность перед народом Правителей, 2) Свободу слова, свободу печати, свободу собрания, 3) Всеобщее, прямое, тайное голосование, 4) Неприкосновенность граждан депутатов, 5) Власть народа – Буржуазным предрассудком! Большевики освободили из тюрьмы главу «Союза русского народа» Дубровина, черносотенца, слугу Николая... Запомните, крестьяне, рабочие и солдаты, с лица большевика спала красная маска революционера и обнажила его сущность черносотенца!». Отмечу, что Алихан Букейхан не изменил своим взглядам о сущности советской власти до конца своей жизни. В сентябре 1918 года он, будучи главой правительства «Алаш-Орда», учреждает «специальный казахский суд и следственную комиссию для разбора дел казахских большевиков», что могло отрицательно повлиять на его судьбу. Для того чтобы избежать кары, он должен был уехать за границу. Однако его твердое решение остаться в стране может показаться нелогичным, немотивированным безрассудством и революционным романтизмом, что и по сей день вызывает массу вопросов... Хошмухаммед Кеменгерулы (Кошке Кеменгеров), один из видных деятелей начала прошлого века, историк, писатель и драматург, в своем очерке «Из истории казахов» («Қазақ тарихынан»), его отказ от эмиграции мотивировал «безграничной любовью к своему народу». Замечу, что Кеменгерулы, прежде чем издать свой очерк в 1924 году в Центральном издательстве народов СССР в Москве, передал рукопись Алихану Букейхану для замечаний, поправок или предложений. Однако глава «Алаш-Орды» ответ на вопрос о причинах своего отказа от эмиграции оставил без каких-либо поправок или дополнений. Все же ответ, предложенный Кеменгерулы, далеко не полон и не объясняет основных мотивов поступка Букейхана. Более того, он не воспользовался и другими более поздними возможностями выехать из страны, как это сделал Заки Валидов (позднее Заки Валиди Тоган), бывший глава Башкирской автономии, сбежавший в Турцию уже после своего признания советской власти. А исходя из деятельности казахского лидера в годы советской власти и его взаимоотношений с вождями большевиков, напрашивается и другое объяснение, куда более сложное и многогранное. В отличие от Валидова, активно сотрудничавшего в 1919–1920 гг. с большевистской властью, а затем поднявшего вооруженную борьбу против нее, Алихан Букейхан, признавая и присоединяясь к советам в конце 1919 года, впоследствии не вынашивал идею вооруженной борьбы против нее. Но отнюдь не из-за любви к большевистской идее или строю, а исходя из максимально трезвой, реальной оценки сил и возможностей перед новыми властями юной Казахской автономии и его народа, обескровленного еще в период стихийного восстания 1916 года. Здесь очень трудно не согласиться с выводом исследователей из центра изучения Средней Азии Оксфордского университета: «Лидеры «Алаш-Орда» приняли это решение с некоторой тревогой: Ленин и большевики были меньшим злом, а ситуация в Степи достигла такой стадии, когда нельзя было дольше для казахов сидеть в стороне и надеяться на удовлетворительный исход». К этому выводу британских ученых нелишне добавить свое небезосновательное предположение. Еще одним важным мотивом, руководствуясь которым Алихан Букейхан остался в Казахстане, являлось то, что он пожертвовал собой, чтобы быть... гарантией того, что алашординцы не будут бороться против новой власти с оружием в руках. Поскольку после череды изнурительных, а порой даже унизительных переговоров с очередными самопровозглашенными «всероссийскими правительствами» – Комучем, Сибирской автономией, Уфимской директорией и Верховным правителем России адмиралом Колчаком (именно в такой последовательности возникали и исчезали эти правительства. – Прим. автора), большевики являлись единственной властью, которая впервые официально признала естественное право казахов на национальное самоопределение. Это воззвание лидера «Алаш-Орды» было озвучено официально в ходе переговоров с большевиками в Москве и Саратове в 1918 году. Оставив свои непримиримые идеологические и политические противоречия с вождями большевиков во имя сохранения и признания политической легитимности автономной государственности своего народа, проявив политическую гибкость, прагматичность и дальновидность, Букейхан, принял такое нелегкое для себя решение. План по «ликвидации» нелояльной части «Алаш-Орды» Теперь перейдем к теме о том, почему, по какой причине или по чьей воле Букейхан оказался в Москве. Что это означало – очередной политической ссылкой, проявлением заботы большевиков о его здоровье и благополучии или же изощренная изоляция из-за опасения его безусловного авторитета перед собственным народом и безграничного его влияния на общество? Ряд исторических документов, предоставленных Российским государственным архивом социально-политической истории (РГАСПИ), позволяет убедиться в том, что были веские основания для всех перечисленных вопросов. Если поподробнее остановиться на самих документах, предоставленных РГАСПИ, в порядке или по хронологии их появления на свет, то первым из них является телеграмма зам. Туркестанского ЦИК Султанбека Ходжанова и председателя Туркестанского Совнаркома Турара Рыскулова на имя Иосифа Сталина, отправленной из Ташкента. Судя по надписи на штампе получателя данной телеграммы, то это Бюро Секретариата ЦК РКП(б), и она получена и зарегистрирована 31 октября 1922 года. Дата же отправки не указана. Ее содержание говорит само за себя (текст публикуется с необходимыми поправками): «Москва[.] ЦК РКП[.] Сталину. Из Ташкента 4757 76 23 15 40 a [?]. Распоряжением властей Кирреспублики 14 октября [в] Каркаралинске арестован Алихан Букейханов[.] Принимая во внимание декрет [об] амнистии АлашОрдинцам[,] слабую связ[ь] Соввласти [с] массой коренного населения Киргизии[,] атмосферу[,] создавшуюся [в] результате работ последнего съезда Советов Киргизии[,] [а] также учитывая возможность неблагоприятного отражения этого сообщения [в] массах кирнаселения, считаем необходимым просит[ь] Вас вмешаться [в] это дело и [в] случае отсутствия основания[,] предложит[ь] немедленно освободит[ь] Букейханова из-под ареста[.] 564 --Зам председателя ТурЦИКа Ходжанов. Председатель Совнаркома Рыскулов». Читая эту телеграмму можно убедиться, что первые казахские советские руководители – в те годы еще Киргизской и Туркестанской АССР – в лице С. Ходжанова и Т. Рыскулова предпринимали посильные меры с целью оградить А. Букейхана от безосновательных преследований и арестов. И самое важное – их аргументы были приняты во внимание в Кремле, о чем свидетельствуют следующие архивные документы из фонда РГАСПИ. Первый из них – пункт 39 протокола заседания Секретариата ЦК РКП (б) от 2 ноября 1922 года с рекомендацией запросить КирОбКом и ГПУ о причинах ареста А.Букейхана, вторым же документом является ответ под грифом «строго секретно» на этот запрос из КирОбКома за подписью его секретаря, некоего Коростылева, от 11 ноября 1922 года. Аргументы Коростылева, приведенные в этой секретной телеграмме в пользу ареста казахского лидера, если исходить из известных исторических фактов и сведений, вызывают, по крайней мере, определенные сомнения, но в то же время вполне соответствуют методам работы советской карательной системы начала 20-х годов прошлого века: «Строго секретно. Москва. ЦК еРКаПе. Вашу 17742-6127/? Арест Букейханова вызван систематическим неподчинением распоряжениям КЦИК[,] намерением бежать [в] Туркестан[,] ликвидацией руководящей нелояльной части Алаш-Орды [в] Семипалатинской губернии[,] имеющей связь [с] Монголией[,] разлагающей киргизскую молодежь № 75 (?!). Секретарь Киробкома /Коростылев/. «11» ноября – 22 г. гор. Оренбург[,] Советская ул. № 37[.] «КирОбКом». Ложь секретаря КирОбКома заключалась в том, что в период до и после учредительного съезда Киргиз-Казахской АССР, состоявшегося 4-12 октября 1920 года в Оренбурге, Алихан Букейхан пусть даже непродолжительное время, примерно до осени 1921 года, был занят «на административных и хозяйственных работах» в Оренбурге. Об этом говорится и в библиографической справке об Алихане Букейхане в книге «Государственная Дума Российской империи: 1906–1917. Энциклопедия», изданной в 2009 году в Москве,11 и в ряде других архивных справок из Казахстана и России. И в этот период заметить «систематическое неподчинение распоряжениям КЦИК» (имеется в виду Казахско-Киргизский Центральный Исполнительный Комитет. – Прим. автора) в действиях Алихана Букейхана крайне сложно, нельзя обнаружить ничего подобного и вплоть до его ареста 14 октября 1922 года. И вот почему. По воспоминаниям Смахана торе Букейханова, родного младшего брата казахского лидера, в связи с резким ухудшением здоровья супруги Елены Яковлевны, в 1921 году Букейхан срочно вернулся из Оренбурга в Семипалатинск, где застал ее уже тяжелобольной. По рассказам Гульнар апай, дочери Мирякуба Дулатова, Алихан свою верную спутницу жизни похоронил в Семипалатинске по-христиански, пригласив православного священника, безукоризненно выполнив, тем самым, ее предсмертную просьбу. Судя по дальнейшему развитию событий, он возвратился в родные края надолго. По крайней мере, для утверждения или предположения о том, что Букейхан вернулся Оренбург, похоронив близкого человека, нет никаких оснований. Смахан торе же утверждает, что из Семипалатинска Алихан направился в родной аул, расположенный в Токраунской волости Каркаралинского уезда Семипалатинской области, в родовой зимовке Желтау, где провел в кругу своих родных почти целый год – с конца 1921 до октября 1922 года. Версия Смахана торе о том, что лидер «Алаш-Орды» арестован 10 октября 1922 года, приблизительно совпадает с телеграммой Ходжанова и Рыскулова от 14 октября. Но эти два источника резко расходятся при указании непосредственного места его ареста: если Смахан торе утверждает, что арест брата произошел в родном ауле и только затем его доставили в Каркаралы, то в телеграмме Ходжанова и Рыскулова говорилось об аресте в Каркаралы. Хотя, справедливости ради, стоит отметить, что принципиального противоречия в этих источниках нет, поскольку в короткой правительственной телеграмме два высших руководителя Казахско-Туркестанской АССР как дату ареста лидера АлашОрды могли указать именно день доставки его в Каркаралы под конвоем – 14 октября 1922 года. Если Букейхан с июля 1920 года, то есть с момента принятия постановления ВЦИК от 3 июля 1920 года «О допуске бывших членов правительства «Алаш-Орды» к советской работе и категорическом запрете преследования их за прошлую деятельность», и до осени 1921 года привлекался к административным и хозяйственным работам в Оренбурге, а с осени 1921 до октября 1922 года находился в родном ауле не выезжая, то обвинение секретаря Киробкома Коростылева о его «систематическом неподчинении» и «намерении бежать в Туркестан» является выдумкой и откровенной ложью. Однако из его телеграммы несравнимо больший интерес должны вызывать ее последующие строки. И если при этом исходить из «строго секретного» характера этого документа, то ни в коем случае нельзя забывать, что каждое слово, каждый знак препинания – точка, запятая или тире или цифры, поставленные в них, а уж тем более непонятные для непосвященных, построение того или иного предложения и т. д. несут в себе большую, но скрытую смысловую нагрузку. Так, если внимательно вчитаться в каждое слово и каждую строку телеграммы Коростылева, то из ее содержания можно заметить зловещую тень сгущающейся тучи над лидером Алаш-Орды, да и над всеми его соратниками по правительству автономии, массовых политических репрессий. В ней, прежде всего, настораживает следующая формулировка: «Арест Букейханова вызван... ликвидацией руководящей нелояльной части Алаш-Орды в Семипалатинской губернии». Здесь не остается сомнений в том, что под «ликвидацией» подразумевается именно «физическое ликвидация», «устранение» или «уничтожение» путем ареста с последующим расстрелом, казнью и т. д. Под «руководящей частью Алаш-Орды в Семипалатинской губернии» автор секретной телеграммы и ее получатели имели в виду так называемое «Восточное отделение Алаш-Орды» под руководством непосредственно Алихана Букейхана, которое в марте 1918 года перебазировалось из Оренбурга в Семипалатинск, точнее, в Заречную Слободку, которая, согласно постановлению Второго всеказахского съезда в Оренбурге от 13 декабря 1917 года, провозглашена столицей автономии и будет впредь называться городом «Алаш». Не вдаваясь в подробности и причины разделения в 1918 году Автономии «АлашОрда» на «западную» и «восточную», отмечу, что в советских документах периода 1919– 1920 гг. руководство «Восточной Алаш-Орды» фигурировало как «группа Букейханова», и именно эта группа вызывала наибольшее опасение у большевистской власти как в Кремле, так и в Казахстане. В этом можно убедиться из следующей цитаты из протокола заседания президиума ВЦИК 6 созыва № 28 от 4 апреля 1919 года, в котором было утверждено постановление наркома по национальностям И. Сталина о созыве Всеказахского съезда: «Разрешить созыв Всекиргизского съезда в г. Оренбурге, обеспечив личную неприкосновенность всем киргизам, не исключая группы Букейханова, боровшимся с оружием в руках против Советской власти» (орфография сохранена). Из телеграммы Коростылева можно уловить, что арест Букейхана в октябре 1922 года не является личной инициативой секретаря Киробкома, он лишь исполнитель, по всей вероятности, точно такого же секретного указания Центра, точнее – наркома по национальностям Сталина о «ликвидации руководящей нелояльной части Алаш-Орды в Семипалатинской губернии». Однако «ликвидация» лидера Алаш-Орды не состоялась, т. е. он арестован, но не ликвидирован, но и не отпущен на свободу: почему? Ответ мы найдем в вышеприведенной телеграмме Ходжанова и Рыскулова. Вероятнее всего, большевистских вождей в Кремле и Казахстане отрезвило, более того – вынудило перенести осуществление своего зловещего плана о ликвидации казахского лидера на более поздний период следующие строки телеграммы: «Принимая во внимание... слабую связь Советской власти с массой коренного населения Киргизии, атмосферу, создавшуюся в результате работ последнего съезда Советов Киргизии». В телеграмме особенно следующая формулировка звучит уже явным предупреждением о вероятных нежелательных последствиях сообщения об аресте лидера нации Алихана Букейхана: «возможность неблагоприятного отражения этого сообщения в массах кирнаселения». И пока лидер Алаш-Орды еще находился под арестом в Каркаралы, Сталин принимает совсем иное решение о его дальнейшей судьбе – держать его под колпаком и как можно дальше от родных степей во избежание нежелательных для Советов последствий. До более подходящего момента. Иосиф Сталин: «Не возвращайтесь на родину и не выезжайте в степь» Знал ли или догадывался сам Алихан Букейхан о том, что его ждет после ареста? На это имеется однозначный ответ – да! Поскольку он был в курсе заявления вождя советской власти В. Ленина 1922 года «О невозможности прекращения террора и необходимости его законодательного урегулирования». И оно прозвучало уже после братоубийственной Гражданской войны, закончившейся полной победой большевиков. Догадывался и о замыслах Сталина, заботившегося лишь об упрочении своей собственной власти, готового во имя этой цели идти на любые преступления, неустанно и истерически повторявшего призывы своего вождя, Ленина, как арестовать, расстрелять, повесить. Поэтому казахский лидер нисколько не сомневался в том, что ни Ленин и, тем более, Сталин, оба маниакально мстительные, никогда не простят ему за прошлую деятельность. К тому же, у каждого из них уже имелся свой личный счет (!) к лидеру «Алаш-Орды». Но, судя по поступкам Букейхана, он был готов к любому развитию событий: имея связь с Монголией и возможность побега в Туркестан, как утверждал об этом в своей телеграмме Коростылев, но не воспользовался ими. Зато, зная авантюристскую сущность большевистской власти и ее вождей, его очень тревожила судьба своего народа. Предчувствие надвигающейся национальной трагедии его не обманет. Об этом свидетельствует небольшой эпизод, описываемый в воспоминаниях Смахана торе Букейханова: когда в аул явились красноармейцы для ареста и доставки брата в Каркаралы, то Алихан, собрав всех сородичей, доступными словами объяснил им, что скоро в стране начнутся крутые перемены, и чтобы пережить их с наименьшими потерями и страданиями, необходимо избавиться от лишнего поголовья скота и перейти как можно скорее к земледельческому ремеслу – сеять зерно, тянуть арыки, строить мельницы, дома, школы. По воспоминаниям Смахана, в ноябре из Каркаралы лидера «Алаш-Орды» со слезами и плачем провожала вся казахская общественность города. Алихан Букейхан был доставлен не в Оренбург, где будто бы помещен в тюрьму вместе с М. Дулатовым, и где его ежедневно допрашивали по 5-6 часов, как утверждает автор одной статьи. Он был под конвоем доставлен прямо в Москву, куда прибыл примерно в первой декаде декабря 1922 года и прямиком попадал в кабинет И.Сталина в Кремле. Это лишнее свидетельство того, по чьему указанию он был арестован и доставлен в Москву. Далее можно привести цитату из статьи А. Зубова «Несгибаемый Алихан», опубликованной в 2009 году в газете «Страна и Мир». Ряд эпизодов, приводимый в этом материале, очень близок к истине не только потому, что автор использовал фрагменты из книги «Нельзя о прошлом позабыть» С. Букейханова, внучатого племянника лидера «Алаш», еще и потому, что в беседе со Сталиным казахский лидер использует притчу. Остроумие и обширное знание народной мудрости не только Востока, но и русской, западноевропейской и античной эпохи были характерной чертой Букейхана, который в своих бесчисленных очерках, статьях и заметках, опубликованных как при царизме, так и при советской власти, а также в переписке с друзьями, особенно в московский период жизни, часто и с успехом прибегал к помощи притчей, пословиц и поговорок. И в статье А. Зубова приводится характерный эпизод беседы лидера «Алаш» с И. Сталиным: «Беседа была долгой. Сам Алихан рассказывал с улыбкой о том, как он старался избегать прямолинейности в своих суждениях. Он просто не знал, как поведет себя наркомнац. И вот задается каверзный вопрос: «Каково положение коммунистов в ваших местах?». Букейханов немного подумал и ответил: «Вы же знаете, что на Востоке принято рассказывать притчами. Позвольте и мне рассказать одну. Конечно же, вы знаете о Ходже Насреддине. Однажды он приезжает на одно сборище и держит в руках подкову. Его стали спрашивать: «Что это у тебя в руках?». Насреддин отвечает: «Это же подкова к моему ишаку. Теперь для осуществления мечты мне не хватает только еще трех подков и одного ишака». Вот так бы и я охарактеризовал положение коммунистов в Казахстане». Сталин оценил восточный юмор и немного погодя сказал: «Побудьте пока в Москве. Я дал поручение товарищу Торекулову, чтобы он подыскал для вас квартиру и работу. У меня к вам одно требование: не возвращайтесь на родину и не выезжайте в степь». По иронии судьбы, накануне Февральской революции 1917 года Назир Торекулов работал в Инородческом отделе Земгорсоюза на Западном фронте под руководством Букейхана, а после его назначения комиссаром Временного правительства по Тургайской области, Торекулов оказался уже в Тургае. И здесь вопрос о том, не служил ли он в аппарате областного комиссара Букейхана, не покажется неуместным. Да, Торекулов, который с 1922–1928 гг. возглавлял правление Центрального издательства народов СССР, выполнил поручение Сталина и принял Букейхана на работу в Центриздат. В отзыве о работе Букейхана в ЦИН СССР приводится точная дата приема на работу и увольнения: «Гр. А. Н. Букейханов служил с 14 декабря 1922 г. по 1 октября 1927 г. литературным сотрудником Казакской секции Центрального Издательства Народов С.С.С.Р. в Москве». Первые пять лет невольного пребывания в Москве жизнь у «Сына степей» была достаточно насыщенной и весьма плодотворной в научно-исследовательской, просветительской, публицистической сферах и даже в педагогике. И в Москве, и в Ленинграде имел чрезвычайно широкий круг общения, куда входили представители научной и творческой интеллигенции – известные ученые, писатели, певцы и артисты, члены центральных органов партии и государства. Причем со многими из них Алихан был знаком еще до революции и сохранил теплые, дружеские или рабочие отношения и в советский период. Например, с академиками С. Ф. Ольденбургом, С. Швецовым, Л. Чермаком, членами Совнаркома А. Цюрупой, Н. Брюхановым и другими. А. Цюрупа являлся в 1922–1923 гг. заместителем председателя Совнаркома и СТО (Совета труда и обороны) РСФСР, СССР; в 1923–1925 гг. – председатель Госплана СССР; в 1925–1926 гг. – наркомом внешней и внутренней торговли СССР, т. е. как раз в первые годы пребывания Букейхана в Москве. Имеется очень любопытный факт: в 1905–1917 гг. Цюрупа работал управляющим фамильными имениями князя В. Кугушева в Уфимской губернии. С 1908 г. до Февральской революции 1917 г., в первой своей ссылке в Самаре, Букейхан вместе с семьей жил как раз в доме князя В. Кугушева. К этому факту еще вернемся чуть ниже. Н. Брюханов – в 1923 г. нарком продовольствия; в 1924–1926 гг. – заместитель наркома финансов и в 1926–1930 гг. – нарком финансов СССР. Важно также отметить, что из числа так называемых «старых большевиков» было немало и тех, кто с Алиханом был знаком еще со студенческих лет и по марксистским кружкам в С.-Петербурге. Чтобы не выглядеть голословным, касаясь не просто об увлечении будущего лидера «Алаш» идеями марксизма в юношескую студенческую пору, а о его твердом марксистском воззрении, приведу пару примеров. Первый из них относится как раз к его студенческим годам, о чем сообщала санктпетербургская газета «Наша жизнь» в декабре 1906 года: «Въ бытность студентомъ лесного института принималъ самое деятельное участіе во всеъ студенческихъ делахъ, всегда примыкалъ къ крайней левой. Во время разгара споровъ о марксизме, очень энергично отстаивалъ тезисы экономического матеріализма». В 1930 году С. Швецов, вспоминая о роли омской газеты «Степной край» и политических ссыльных в революционном движении в Сибири в 1895–1905 годах, пишет следующее: «А. Н. Букейхан... представлял собою марксистское направление в газете и был, несомненно, наиболее ярким его выразителем. Я бы сказал даже – единственно ярким». Владимир Ленин и Алихан Букейхан – однокашники? Если же вернуться к так называемым «старым большевикам», то одним из них был сам В. И. Ленин – основатель и вождь советской власти. С ним, когда он еще был просто Володей Ульяновым, Алихан экстерном сдал экзамены на юридический факультет С.Петербургского университета в один год – в 1891. По воспоминаниям Алимхана Ермекова, бывшего члена «Алаш-Орды», в одну из поездок казахской делегации в Москву в 1920 году ее принял сам Ленин. После встречи Букейхан и Ленин остались наедине в его кабинете. Возможно, помимо текущих дел у них было что вспомнить о студенческих годах в С-Петербурге. Вслед за этой встречи произошел весьма примечательный эпизод, который, возможно, позже сыграет роковую роль в дальнейшей судьбе лидера «Алаш-Орды». Когда Букейхан вышел из кабинета Ленина, дожидавшиеся его в коридоре Кремля члены казахской делегации, среди которых был А. Ермеков, предложили ему зайти к Сталину, комиссару по делам национальностей. Но, услышав это, Алихан как-то холодно отреагировал: «Да что он может нам сказать, что он решает?» и направился к выходу. Изумленная делегация спешно последовала за ним. Об этом эпизоде А. Ермеков рассказал репортеру Казахского радио уже после возвращения в Караганды из сталинских лагерей в 1960 г. Лишь только в 1992 г. это интервью вышло в свет отдельной брошюрой, да и то в Жезказгане. Были и «старые большевики», которые считали Алихана, и не без основания, знатоком экономического материализма марксизма и лучшим пропагандистом этой идеи в Сибири, о чем подробно расскажет С. Швецов в своей статье «Омская газета «Степной край» и политическая ссылка», опубликованной в 1930 году. И один таких большевиков потом освободит лидера «Алаш» из тюрьмы. Но об этом речь чуть ниже. Да, после преждевременной кончины супруги Елены Яковлевны в 1921 г. в Семипалатинске, Алихан Букейхан до конца своих дней остался верен ей, пережившей вместе с ним все гонения, тюрьмы и ссылки. Но в Москве он был не одинок. Рядом с отцом находились уже повзрослевшие дети – дочь Елизавета и сын Октай (по паспорту Сергей). Примерно в 1925 году его семья пополнится еще и первым внуком («жиен» – внук от дочери) Искандером – сыном четы Елизаветы и Смагула Садвакасовых, с которым любил понянчиться и как дед. Московская коммунальная комната по адресу Б. Кисловский переулок, дом 4, квартира № 15, «щедро» предоставленная советским правительством в лице наркома по национальностям И. Сталина, никак не может сравниться с теми условиями жизни и быта, когда он находился в ссылке в Самаре. Напомню, в Самаре лидер движения «Алаш» в течение 9 лет, с 1908– 1917 гг., вместе с семьей жил в доме князя В. Кугушева, сохранившемся до сего дня. И это происходило при ненавистном всеми самодержавном царизме, на свержение которого он посвятил добрую половину своей жизни. Напрашивается логический вывод: монархический царский режим относился к своим непримиримым и заклятым врагам куда более гуманно и уважительно, нежели новая пролетарско-солдатская власть к своим идеологическим оппонентам. Тем временем, крохотная московская коммуналка, где ютился со своими детьми легендарный вольный «Сын степей», нередко была полна гостями не только из числа местных «дореволюционных» друзей, знакомых и коллег. Чаще всех заглядывали сюда видный руководитель Казахстана и будущий зять Смагул Садвакасов, студенты ленинградских вузов Мухтар Ауэзов, Алькей Маргулан и другие; реже – из родных степей – свои родные и близкие, а также бывшие соратники по «Алаш-Орде», например, Ахмет Байтурсынов, Джаханша Досмухамедов, Хошмухаммед Кеменгеров и другие. К 1930 г. часто встречался и поддерживал теплые отношения с Тураром Рыскуловым, Ныгметом Нурмаковым, занимавшим к тому времени высокие партийные и государственные посты в Москве. Уже в 1930-х годах московская коммуналка лидера «Алаш-Орды» невольно «служила» неким «перевалочным пунктом» для своих родных и близких, бывших соратников по Автономии, Ахмета Байтурсынов, Миржакыпа (Мирякуба) Дулатулы, Магжана Жумабайулы и др. Жены и дети осужденных алашордынцев обычно останавливались у него на ночлег, чтобы затем следовать либо в лагерь, либо – после лагеря – в Казахстан. Об этом свидетельствует короткое письмо Букейхана от 26 сентября 1934 г., адресованное М. Дулатулы в Тунгутское отделение (Соловецкий лагерь особого назначения, где он в октябре 1935 года скончался в центральном лазарете. – Прим. автора): «Тунгутское отд. Центральный Лазарет Мир-Якубу Дулатову Родной мой Мадияр! Гая, Альтай, после двух ночевок, сегодня выехали. Проводив их, пишу тебе об этом...» (Ориг.: «Шырақ Мадиярым! Гая, Әлтай екі түнеп, бүгін жүріп кетті. Шығарып салып жазып отырмын...»). К этому письму мы чуть ниже вернемся еще раз. Пока же продолжим повествование. По мере возможности Букейхан вел оживленную переписку со своими бывшими соратниками по «Алаш-Орде», даже тогда, когда они находились в ГУЛАГах, «разбросанных» по окраинам СССР. Предпринимал всевозможные попытки оправдать и освободить их, или хотя бы облегчить их наказания, или помочь им продуктами и всем, чем было можно, отправляя им из Москвы посылки. Между тем, жизнь и деятельность самого «Сына Алаш» в период с декабря 1922 по октябрь 1927 гг. не ограничивались помощью своим соратникам или лишь работой в Центриздате. Научно-исследовательская, просветительская, публицистическая и педагогическая деятельность, которой А. Н. Букейхан занимался параллельно работе в Центриздате, была очень насыщенной и весьма плодотворной. По воспоминаниям академика Алькея Маргулана, опубликованных в 1994 году, в 1925–1926 годах Алихан Букейхан преподавал в должности профессора в Ленинградском государственном университете. По рекомендации С. П. Швецова, С. Ольденбурга и ряда других известных ученых, академиков АН СССР, в июле 1926 г. член президиума АН СССР и председатель Особого комитета по исследованию союзных и автономных республик академик А. Ферсман приглашает Букейхана в состав этого комитета «на правах постоянного эксперта по вопросам казахстанской экспедиции». Летом 1926 г. в составе антропологической экспедиции Особого комитета АН СССР он направляется в Адайский уезд Казахстана, ныне Мангыстауская и Атырауская области, возглавив ее отряд по экономическим исследованиям. Между тем, итоги и объем проделанной им работы в период всего лишь 5-летней деятельности в качестве литературного сотрудника Казахской секции ЦИН СССР наглядно покажут поразительную работоспособность и его стремление, во что бы то ни стало, служить своему народу. В 1923 году организует издание казахского литературно-публицистического журнала «Темірқазық» («Полярная звезда»), который по неизвестной причине был закрыт после выхода третьего номера. По его предложению и настойчивости с августа 1925 года в Кызыл-Орде начал выходить «Жаңа мектеп» («Новая школа») – педагогический и научнометодический журнал для учителей средних школ и вузов, который продолжает выходить и сегодня под названием «Қазақстан мектебі»; с января 1926 года появился первый номер общественно-политического и литературно-художественного журнала для казахских женщин «Әйел теңдігі» («Равноправие женщин»), который продолжает пользоваться популярностью среди казахских женщин как «Қазақстан әйелдері». Сам Букейхан активно сотрудничает со всеми этими изданиями, часто выступая в роли их ведущего автора. В целом, в период с 1922 по 1927 гг. на страницах практически любого казахского периодического издания можно было обнаружить статью, перевод художественного произведения и других важных материалов, литературную критику или хотя бы заметку за подписью «Қыр баласы» («Сын степей»), «Ғ. Б.» (Г. Б. или Галихан Букейхан) или «V». С 1923 по 1926 год совместно с Ахметом Байтурсыновым и др. издает лучшие произведения казахского устного народного творчества – эпосы «Ер Сайын», «Ер Тарғын», один из вариантов «Қозы Көрпеш – Баян сұлу», записанного В. Радловым, «Жиырма үш жоқтау» («23 причитания»). Из переводов художественной литературы стоит перечислить повесть «ХаджиМурат», рассказ «Кавказский пленник» Л. Толстого, «77 басен» Толстого и Эзопа и др., изданные отдельными книгами в Центриздате в Москве. «Сын степей» также перевел на казахский язык многочисленные рассказы для детей И. Тургенева, В. Короленко, Д. Мамина-Сибиряка, из представителей западной литературы – Ги де Мопассана, О. Уайлда и др., которые были опубликованы в 1923–1927 годах в газетах и журналах Казахстана. Алихан Букейхан в этот период также переводит и издает школьные учебники и научно-популярную литературу по астрономии, истории происхождения Земли, животного и растительного мира. Собственно из научно-исследовательских трудов ученого-энциклопедиста Алихана Букейхана можно привести очерки «1916–1926», «Казаки Адаевского уезда» и «Сельское хозяйство Кара-Калпакской области». Первый очерк был посвящен 10-летию вооруженного восстания казахского народа 1916 года против призыва на тыловые работы Западного фронта, второй – написан по материалам антропологической экспедиции АН СССР в Адайском уезде Казахстана и издан в сборнике трудов экспедиции и, наконец, третий очерк появился после изучения сельского хозяйства Каракалпакской области Казахской АССР в течение 1927 года. Важно отметить, что все это еще далеко не полный перечень работ, проделанных и изданных Букейханом с 1922 по 1927 годы. Жизнь в «московской клетке» И судя по разнообразной, насыщенной и плодотворной деятельности казахского лидера в Москве, может сложиться впечатление, что его жизнь вдали от родных степей протекала безоблачно, что его нисколько не тяготило пребывание в далекой Москве. Но его считанные письма, сохранившиеся лишь в архивах НКВД-КГБ-КНБ Казахстана и ФСБ России, что легко объяснимо, написанные в разные годы и адресованные как своим прежним соратникам по «Алаш-Орде», так и многим другим, позволяют хотя бы слегка приоткрыть внутренний мир «Сына степей»: как он себя чувствовал, что его тревожило, над чем размышлял или к чему стремился. Из письма в адрес Динше Абилулы от июля 1923 года: «Родной Динше! Почему не пишешь в «Шолпан» и «Темірқазық»?33 Если не ты, такой образованный, так кто же будет писать? Нам позволено служить Алашу лишь обучая детей, публикуясь в журналах и газетах или написав и издав учебники на казахском. Ведь иной путь для нас же закрыт!» (Ориг.: «Бауырым Дінше! «Шолпанға», «Темірқазыққа» неге мақала жазбайсың? Сендей білімі бар жазбаса, кім жазады? Не балаларға сабақ беріп, не жорналға, газетке мақала жазып Алашқа қызмет қылмасақ, не қазақ тілінде кітап жазбасақ, өзге жол бізге бөгеулі ғой!»). Из письма в адрес Ахмета Байтурсынова от 23 июня 1925 года: «Тов. Мендешев накатал жалобу на меня о том, что «Букейханов пишет статьи в «Еңбекші қазақ». 15 июня его жалоба поступила в издательский отдел при ЦИК. По этой жалобе татары, сидящие в том отделе, пропустили меня словно сквозь сито. Московские коммунисты всюду трезвонят, что «казахи – националисты», что сами казахи доносят на своих же казахов, и насмехаются» (Ориг.: «Меңдешев жолдас «Бөкейханұлы «Еңбекші қазаққа» мақалалар жазады» деп шағымданыпты. Бұл шағым 15маусымда Орталық Комитет жанындағы Баспа бөліміне түсіпті. Мені әлгі шағым бойынша онда отырған татарлар тиесінше тезден өткізді. Мәскеу коммунистері: «қазақтар – ұлтшылдар!» – деп жалпыға жар салып айқайлап жүр. – Өздерің өздеріңе шағым жасап жүрсіңдер... өз қазақтарың», – деп айтады»). Из письма в адрес М. Дулатова в Соловецкий лагерь особого назначения от 26 сентября 1934 года: «Гая, Альтай, после двух ночевок, сегодня выехали. Проводив их, пишу тебе. Супруг М-а в Алматы. Что толку от мирной жизни в стране, если собственные сапоги жмут. В мысль пришла именно эта поговорка» (Ориг.: «Гая, Әлтай екі түнеп, бүгін жүріп кетті. Шығарып салып жазып отырмын. М-ның күйеуі Алматыда. Өз етігің тар болса, ел бейбітінен не пайда. Осы мақал қаламға орала кетті»). Эти и другие письма А. Букейхана, а также редкие воспоминания его родных и близких свидетельствуют, что лидер «Алаш-Орды» в 1923–1925 годах неоднократно приезжал в родной аул вместе с детьми, несмотря ни на какие запреты или прихоти советских вождей. По рассказу ныне покойного Раимжана Букейханова, его родного племянника, однажды он приехал из Москвы вместе с одним видным членом Совнаркома (по воспоминаниям Смахана торе, это был, предположительно, Н. Брюханов, по сведениям журналиста и писателя Жаика Бектурова – А. Цюрупа. Об этом ныне покойный Ж. Бектуров подробно написал в своей статье «Үш Әлекең», опубликованной в 1989 году в карагандинской областной газете «Орталық Қазақстан»), тяжелобольному сыну которого требовались чистый сухой воздух и кумыс. Последний его приезд в родной аул датируется летом 1925 года – июль-август месяцы, что подтверждается сразу двумя источниками. Если Смахан торе сообщает, что в последний раз родные виделись с Алиханом летом 1925 года, то в письме А. Байтурсынулы от 23 июня 1925 года Букейхан сообщал, что 30 июня выезжает в Казахстан («30-маусымда елге қарай шығамын»). Судя по другому письму, датированному уже 2 октября 1925 года и адресованному народному комиссару земледелия Казахстана Алиаскару Алибекову, А. Букейхан не просто спешил на свидание с родными, но, прежде всего, изыскивал любую мало-мальскую возможность окончательно вернуться в родной Казахстан: «Т[оварищ]. Али! Ты от имени Казнаркомзема напиши мне бумагу с приглашением в Кзыл-Орду к 15 октября. На основании этой бумаги я поставлю перед ЦИЗ вопрос об освобождении. Без такого основания ЦИЗ [ЦентрИЗдат] меня не отпускает. А так я буду освобожден, вопреки его желанию. И, таким образом, наши взаимоотношения определятся, тем более что задерживать меня и для меня и для него нет необходимости. Если напишешь такую бумажку, то пошли ее мне через Смагула [Садвакасова]». Соблюдал ли лидер «Алаш-Орды» требование И. Сталина «не возвращаться на родину и не выезжать в степь»? Архивные документы, личная переписка, а также воспоминания родных и близких Алихана Букейхана не оставляют никаких сомнений в том, что лидер многомиллионного народа не считал это требование чем-то обязательным к исполнению. Поскольку, во-первых, оно не имело четких временных рамок. Во-вторых, требование это было не более чем личной прихотью наркомнаца Сталина, и поэтому он озвучил его скорее как настоятельную просьбу с подтекстом, что неисполнение может иметь тяжелые последствия, в чем позже убедится «Сын степей». В-третьих, личное требование Сталина еще не решение наркомата по национальностям или постановление ВЦИК. Никак нельзя сбрасывать со счетов и такой исторический факт. Сталин образца 1922 года, образца 1926–1929 гг. и образца после 1937 года – это была фигура абсолютно разных политических «весовых категорий» и влияния. Услышав из уст Сталина подобное при первой московской встрече, А. Букейхан, по всей вероятности, оспаривать это или требовать взамен какие-то привилегии и материальное благо, посчитал унижением собственного достоинства. Возможно, это была еще одна роковая ошибка казахского лидера. Но он, как и его соратники по «Алаш-Орде», ни при царизме, ни при новой диктатуре – никогда и ни перед кем не заискивал, не угождал, и уж тем более, для личного благополучия. Как можно убедиться из приводимых здесь примеров, при личных встречах со Сталиным, да и со всеми остальными большевистскими вождями, начиная с Ленина, А. Букейхан был всегда подчеркнуто вежлив, ничем не выказывая своего истинного отношения к нему или своего мнения о нем. Пока доподлинно неизвестно, что конкретно ответил наркомзем Казахстана Алибеков на письмо лидера «Алаш» от 2 октября 1925 года. Но, судя по показаниям С. Каратлеуова, допрос которого состоялся 6 июля 1929 года в Алматы, «относительно приглашения Букейханова в Наркомзем на работу были разговоры». II. Возможно, первая решительная попытка Алихана Букейхана вернуться в Казахстан была так или иначе связана с «избранием» осенью 1925 года на пост первого секретаря ЦК компартии Казахской АССР Филиппа Голощекина, будущего инициатора и проводника чудовищной операции под названием «Малый октябрь», поставившего более 6-миллионный казахский народ на грань исчезновения. Голощекин и тревожное предчувствие «Сына степей» Букейхан знал, что Голощекин ставленник Сталина, затеявшего очередное коварное политическое «игрище», с заменой партийных руководителей ряда союзных и автономных республик на «своих», с одной лишь целью – сохранить за собой пост генерального секретаря единственной правящей партии. Живя в Москве и поддерживая связь со «старыми большевиками», лидер «Алаш» следил за ходом и последствиями внутрипартийной борьбы в Кремле, усилившейся особенно после смерти Ленина. Хорошо разбираясь в «политической кухне» Кремля, зная о властолюбии и коварных замыслах Иосифа Сталина, благодаря которым тот стремительно набирал вес и влияние в партии и по всей стране, он предчувствовал, что может грозить Казахстану с приходом его ставленника Голощекина, одного из организаторов чудовищной казни царской семьи. Историк революции В. Бурцев, знавший Голощекина лично, характеризует его как «типичного ленинца», которого кровь не остановит: «Палач, жестокий, с некоторыми элементами дегенерации». Забегая вперед, напомню, что в результате последних «игр», Сталин добился желаемого – на очередном пленуме партии 1 января 1926 года он снова утвержден на посту генсека ЦК ВКП (б). Кстати, Букейхан следил за событиями, происходящими в родном Казахстане по газетам, которые получал регулярно, письмам, рассказам членов компартии Казахстана, часто приезжавшим в Москву. Например, в письме, адресованном Ахмету Байтурсынулы от 23 июня 1925 года, он высмеивает неуклюжие попытки «новых казахов» походить на Ленина. И, как обычно, используя притчу (на этот раз древнегреческую) о быке, мечтавшем стать богом Юпитером: «В русских книгах, оказывается, часто цитируют статьи Ленина. В наших казахских книгах подобных вещей ни у кого нет, кроме бедного Сакена [Сейфуллина]. Об этом мне недавно рассказал один из коммунистов. Я напомнил ему одну притчу, как однажды Юпитер в образе быка спустился на землю, и как обычный бык задумал стать богом. И когда я его спросил: «Если казахские коммунисты желают стать Лениным, скатертью им дорога. Но как казахи- коммунисты, больше похожие на того бычка, могут ли стать Лениным?», мой «торе» серьезно расстроился и даже обиделся». (Ориг.: «Орыстың... кітаптарында Лениннің мақалалары толы болады екен. Ондайлар біздің қазақ кітаптарында байғұс Сәкендікінен басқаларда жоқ. Мұны маған жақында болған коммунистің бірі айтты. Мен оның есіне мынадай мысалды түсірдім: «Юпитер бұқа кейпінде жерге төмен түсіп, сиырлардың арасында ұрпақ өндіру қамымен жүреді екен. Бірде жай ғана кәдімгі бұқа Юпитер құдай болуды ойлапты... Қазақ коммунистері Ленин болуды қаласа, жол ашық. Әлгі бұқаның кебін құшып жүрген қазақ коммунистері Ленин бола ала ма? – дегенімде, мына «төрем» көңілсізденіп әрі өкпелеп қалды»). Хотя первая и все последующие попытки вернуться в Казахстан с тем, чтобы как-то повлиять на дальнейший ход событий, и не увенчались успехом, но он все же побывал в Кызыл-Орде – новой столице республики, причем именно накануне 5-й партийной конференции, состоявшейся в декабре 1925 года. Приезд Букейхана в Кызыл-Орду подтвердил небезызвестный Салимгерей Каратлеуов, сообщивший на допросе от 2 июля 1929 года, что «Швецов сказал мне, что он привез с собой в К-Орду А. Букейханова. Это было перед пятой партконференцией в 1925 году». В своих показаниях М. Дулатулы, допрошенный следователями НКВД на следующий день, уточняет цель приезда лидера нации: «В 1925 году, во время приезда Букейханова и Швецова, мы были у АКААВА [?] в гостях. Помню один случай приглашения нас Ходжановым. Были: я, Дулатов, Букейханов, Байтурсунов, Кадырбаев». По этим отрывочным сведениям нетрудно понять, с какой целью лидер «Алты Алаш» стремился и спешил в Кызыл-Орду. Основной его целью была не работа в наркомземе или в любой другой должности. Его возвращения с нетерпением ждали в высшем руководстве республики. Где-то скрыто, где-то открыто содействовали его скорейшему возвращению, в чем убедимся чуть ниже. Поскольку его авторитет среди высшего советского руководства республики и даже среди тех, кто видел в нем «лидера буржуазных националистов», по-прежнему был очень высок и незыблем. Об этом очень хорошо знали в Кремле и лично Сталин. Вспомним телеграмму Ходжанова и Рыскулова. Никто не смел перечить ему в лицо. И многие из них, приезжая в Москву или живя там, считали за честь навестить его. И это позже будет инкриминировано им как преступление и сотрудничество с контрреволюционным центром в Москве. Лишь редкие карьеристы, наподобие С. Мендешева, тайно или явно будут доносить на Алихана в Кремль. Писатель Сабит Муканов, один из «идеологических» оппонентов идеи «Алаш», со своей женой Мариям был в Москве на кремации тела Смагула Садвакасова, умершего в кремлевской больнице в 1933 году. Мариям Муканова, увидев А. Букейхана впервые в 1933 году, в своих воспоминаниях, изданных отдельной книгой в 2000 году, с нескрываемым восхищением напишет: «Букейханов оказался привлекательным человеком... Внешний вид его мне показался царственным. Высокомерный, с непроницаемым лицом». (Ориг.: «Бөкейханов келбетті адам екен. ...Кескін-кейпі патшадай боп көрінді маған. Тәкәппар, суық жүзді»). Покойный Смагул Садвакасов был родным зятем Алихана Букейхана, мужем его дочери Лизажан, и отцом единственного на тот момент внука Кенки (так ласково называли Искандера в семейном кругу). Сегодня в академическом справочнике о нем написано: «Неординарная и талантливая личность, обладавшая непоколебимыми жизненными принципами и прекрасными качествами характера, Смагул Садвакасов вобрал в себя талант яркого публициста, незаурядного писателя и критика, деятеля культуры, организатора казахского театра, оратора-трибуна и наставника молодежи». В 1925 году, ставший наркомом просвещения Казахстана в 25 лет, Смагул Садвакасов в 1926 году одним из первых вступает в резкую конфронтацию с Голощекиным, новым партайгеноссе республики. Их разногласия касались как раз вопросов насильственного перевода казахов к оседлости, проведения массовой коллективизации казахского аула, с конфискацией имущества у зажиточных семей. Замечу, что непримиримая конфронтация между Садвакасовым и Голощекиным являлась еще и невидимым и безмолвным противостоянием двух личностей – лидера «Алаш» Букейхана и вождя большевистской власти Сталина, борьбой Добра и Зла. Если одни из них действовали, исходя из коренных интересов своего народа, и во благо которого были готовы на самопожертвование, то другие руководствовались авантюрными, античеловеческими замыслами, опираясь на мощь и карательную систему огромной империи. В итоге, в 1928 году С. Садвакасова отзывают в распоряжение ЦК ВКП (б) в Москву, где бывшего наркома Казахстана зачисляют в студенты первого курса Московского института инженеров железнодорожного транспорта. Вслед за ним в Москву будет отозван и Ныгмет Нурмаков. Теперь и бывший председатель Совнаркома зачислен на так называемую учебу в коммунистический университет при ЦК ВКП (б). Стоит ли напоминать, кто за всем этим стоял, если после окончания института С. Садвакасов по личному распоряжению Сталина направлен на строительство железной дороги МоскваДонбасс. Работая под Воронежем осенью 1933 года, он, по официальной версии, заразился брюшным тифом и 16 декабря 1933 года умер в московской больнице. После кремации его прах до 2011 года будет находиться на Донском кладбище в Москве. Там, спустя несколько лет, появится «братская» могила, в котором будет тайно похоронен и прах родного тестя. Но все эти события произойдут чуть позднее. Пока же вернемся к главной теме. Если исходить из показаний М. Дулатулы и С. Каратлеуова от июля 1929 года, то участие А. Букейхана в декабрьской партконференции в Кызыл-Орде, приехавшего в город накануне и именно с целью попасть на нее, не покажется уже чистым вымыслом. Судя по тому, что ему предоставили место в президиуме, о чем свидетельствует случайно обнаруженная в Казахстане в 2011 году кинохроника того форума, партийное руководство Казахстана если и не ждало Букейхана, то уж точно относилось к нему с большим уважением. Но выступление на этом форуме Голощекина, заявившего, что «до его приезда в республике никакой советской власти не было», превзошло самые пессимистические предчувствия лидера «Алаш-Орды». Однако дальнейшие события, развернувшиеся уже по диктату и сценарию ставленника Сталина, свидетельствуют, что лидеру «Алаш» в Кызыл-Орде не удалось добиться желаемого – преодоление разногласий и разлада между казахскими руководителями страны, разделенными групповыми противостояниями, а значит, предотвратить надвигающиеся гонения и репрессии. Голощекин, еще больше способствуя этому разладу, натравливал эти группы друг против друга и использовал их разногласия для расправы над ними поочередно. Первая карательная реакция Сталина Летом следующего года, в 1926 году, Букейхан предпринял вторую попытку примирения и объединения рядов казахских коммунистов в партийно-государственном руководстве страны. Воспользовавшись поездкой в Адайский уезд в составе антропологической экспедиции Особого комитета АН СССР, он приехал в Кызыл-Орду вместе с ленинградским ученым С. Руденко, руководителем экспедиции. Сам же Алихан возглавлял группу по экономическому исследованию этого уезда. Нет смысла гадать, с кем он встречался в Кызыл-Орде и какие задачи или проблемы с ними обсуждал. Незамедлительная и карательная реакция Сталина свидетельствует, что лидеру «Алаш» в ходе этой поездке удалось добиться определенных успехов. По возвращении в Актобе А. Букейхан был арестован и, как в 1922 году, под конвоем доставлен в Москву и сразу заключен в Бутырку. Дальнейшая судьба лидера «Алаш» теперь полностью зависела от настроения и прихоти Сталина, ставшего уже к этому времени почти полновластным хозяином Кремля и всей страны. Не исключено, что вождь в этот момент пришел к мысли, что наступил долгожданный час для того, чтобы, наконец, осуществить план октября 1922 года по «ликвидации руководящей нелояльной части Алаш-Орды». В этом случае Букейхан находился на один шаг от верной смерти. Боялся ли он смерти? Его последующие действия говорят, что нет. Его больше всего тревожила судьба своей страны и народа, которая, как и он предчувствовал, в недалеком будущем их ожидает. И в который раз, самые тревожные предчувствия его не обманули. Обвинения Голощекина молодых и талантливых руководителей страны в лице председателя Совнаркома Н. Нурмакова и наркома просвещения С. Садвакасова в «национал-уклонизме» и «садвакасовщине» ничего доброго не предвещали. Вслед за ними подверглись гонениям, казалось бы, самые «преданные» коммунисты, такие как С. Сейфуллин, М. Мурзагалиев, С. Мендешев и многие другие видные политические деятели. Тем временем дочь Букейхана, с маленьким Искандером на руках, была бессильна что-либо сделать для освобождения отца, когда вся власть в стране, в том числе и судебная, была сосредоточена в руках одного человека. И все же, в этот раз ее отца спасла счастливая случайность. Случайностью это было или нет, это не так важно. Но об этом случае автору этих строк рассказал Раимжан Букейханов, племянник лидера, не раз гостивший у дяди в Москве. Когда Лиза, придя к своей подруге, начала со слезами рассказывать ей о постигшем ее семью горе, отец подруги, услышав ее плач, вмешался в их разговор. Им оказался один из «старых большевиков», Василий Андреевич Шелгунов, потерявший зрение из-за долгого пребывания в сибирской ссылке. Он вспомнил ее отца, легендарного пропагандиста учения марксизма А. Букейхана и вызвался ей помочь. Сразу же напросился на прием к Сталину. Присутствовала ли на этой беседе со Сталиным сопровождавшая его в Кремль Лиза, доподлинно неизвестно. Но в статье Ж. Бектурова от 1989 года описываются некоторые подробности этой встречи. Войдя в кабинет Сталина, «старый большевик» с порога набросился на него: «Коба, ты хоть знаешь, кого арестовал? Он же убежденный марксист! Это ведь он нас учил марксизму. Немедленно прикажи освободить его!». Сверхосторожный Сталин, видимо, осознавал, что его позиция на посту Генсека Политбюро ЦК ВКП (б) еще не столь всемогуща и надежна, чтобы проигнорировать слова «старого большевика» из так называемой «ленинской гвардии». И по телефону распорядился освободить А. Букейхана из Бутырки и доставить его в свой кабинет. Вторая встреча и беседа лидера «Алаш» со Сталиным прошли в гнетущей обстановке. На этот раз И. Сталин предстал не в образе наркома по национальностям, а главы государства, и тон его разговора был подобающим. Он напомнил ему о своем первом требовании, которое повторил еще раз, но уже голосом, не терпящим возражений и тем более неисполнения. По разговору И. Сталина нетрудно было догадаться, что он хорошо подготовился к этой встрече и знал, о чем будет беседа. Вдруг он, хитро прищурив глаза и слегка улыбаясь, сказал: «Если вы скучаете по своим конским блюдам и кумысу, почему бы вам не поехать в Башкирию? Там ведь употребляют те же блюда и кумыс?». Этим самым он еще дал понять собеседнику о своей прекрасной осведомленности. Но, судя по архивным документам, даже в этом случае, несмотря на свое давление, И. Сталин не смог заставить лидера «Алаш» пересмотреть свое решение вернуться в Казахстан, что похоже не раз вызывало раздражение, а иногда и ярость «отца всех народов». Ярким подтверждением тому могут служить новые архивные документы, предоставленные РГАСПИ в 2010 году. Более того, эти документы свидетельствуют и о том, что через несколько месяцев глава огромной империи был вынужден лично заниматься трудоустройством... Алихана Букейхана. Из двух образцов одной и той же секретной телеграммы, больший интерес представляет первый. Поскольку и отличие их как раз состоит в том, что первый образец – рукописный, составленный и подписанный лично рукой И. Сталина, второй – отпечатанный на машинке. Телеграмма, адресованная Ф. Голощекину и Н. Нурмакову, датируется 17 мая 1927 года. Если внимательно изучить телеграмму не только по содержанию, но и чисто визуально, то и по ее содержанию, и по размашистому почерку нетрудно уловить настроение ее составителя. Она составлена человеком, находившимся в состоянии раздраженности или даже ярости. Возьмем только содержание: «Сообщите немедля[:] возражаете ли против временной поездки Букейханова в Казахстан или постоянной его работы у вас. № 11064/с – 3837/ш. СТАЛИН». А теперь обратим внимание на то, как тонкий психолог Сталин сформулировал вопрос: «ВОЗРАЖАЕТЕ ЛИ?» – как будто диктует своим адресатам предпочтительный ответ на него: «ДА». В случае правильной постановки вопроса: «НЕ ВОЗРАЖАЕТЕ ЛИ?» – вероятнее всего, последовал бы нежелательный для Сталина ответ: «НЕТ, НЕ ВОЗРАЖАЕМ». Теперь что касается личности адресатов сталинской шифрованной телеграммы и их вероятного ответа на нее. Филипп Голощекин в то время был секретарем Казахского крайкома ВКП (б), а Ныгмет Нурмаков – с 1924 года председателем Совнаркома Казахской (Киргизской) АССР и оставался им до апреля 1929 года. Ответные телеграммы Голощекина и Нурмакова на зашифрованный запрос Сталина от 17 мая 1927 года пока обнаружить не удалось. Но очередные архивные документы и справки свидетельствуют о том, что Нурмаков опередил «отца всех народов» Сталина в «заботе» по трудоустройству казахского лидера. Вполне допустимо, что прямо «под носом» у Голощекина, Нурмаков пригласил Букейхана из Москвы и принял на работу в Наркомзем. «Под носом» говорится условно, т. к. будучи секретарем Казахского крайкома ВКП (б) с 1924 по 1933 гг., Ф. Голощекин «царствовал» (сарказм Льва Троцкого в его адрес: «Что, барчук, все царствуешь?»), сидя в теплой и уютной Алма-Ате, в то время когда все центральные органы власти республики находились в Кызыл-Орде. И решение Нурмакова, принявшего Букейхана на работу без согласия Голощекина и одобрения Сталина, было очень смелое и рискованное. Работа в Наркомземе Казахстана Между тем, письмо «временно исполняющего дел» Наркомзема (ВРИДНАРКОМЗЕМ) КазАССР за подписью Букейхана, адресованное в Совет народных комиссаров КазАССР, то есть Н. Нурмакову, подтверждает тот факт, что лидер автономии уже в июле 1927 года занимал в там ответственную должность не ниже заместителя наркома. Из письма также следует, что Букейхан исполняет обязанности наркома Султанбекова временно, в связи с нахождением того в Москве и просит «разрешения на выезд в Москву 6-го июля сего года и возложить временное исполнение обязанностей Наркома на Члена Коллегии Наркомзема тов. Алимбаева».6 Как видно из письма, в нем год не указан, но то, что оно написано в июле 1927 года, подтверждается нижеследующими документами. В частности, справка, предоставленная в свое время ЦГА МВД КазССР в распоряжение НКВД СССР, подтверждает, что Букейхан выехал в Москву и участвовал на заседаниях профильного комитета ВЦИК: 1. В материалах фонда «Народный комиссариат земледелия Казахской АССР» в «протоколе заседания рабочей комиссии по выработке норм земельного обеспечения по Казахской АССР, выработанных на основании Положения о сплошном землеустройстве Казахской АССР» от 2-3/VIIІ-1927 г. проходит Букейханов, как представитель Казахской АССР».7 2. В «протоколе заседания президиума Федерального комитета по земельному делу при Президиуме ВЦИК от 24/VIIІ-1927 года проходит Букейханов, как представитель Казахстана». Имеется и четвертый документ из того же фонда «Народный комиссариат земледелия Казахской АССР» – это письмо в адрес Сыр-Дарьинского ГЗУ от 1927 года, под которым стоит подпись «Букейханова» как «Нач. Центр. Упр. Зем-ства» («Начальник Центрального Управления Землеустройства». – Прим. автора). В письме указан лишь 1927 год, а день и месяц составления письма отсутствуют, поэтому сложно определить, когда лидер «Алаш» занимал должность «Нач. Центр. Упр. Зем-ства» – до поездки в Москву или после. Пока также остается загадкой, до какого года Букейхан работал в Наркомземе Казахстана и при каких обстоятельствах был уволен. К примеру, 1 октября 1927 года «Сыну степей» был выдан «отзыв» о его работе в Казахской секции ЦИН СССР, где сообщается, что уволен с 1 октября того же года «в виду общего сокращения штатов». Но исключительно положительный характер отзыва склоняет к мысли, что его увольнение произошло все же по его собственному желанию. Относительно его работы в Наркомземе в период, когда он еще числился литературным сотрудником Казахской секции ЦИН СССР, особых вопросов нет, так как он параллельно и весьма успешно преподавал, будучи профессором, в Ленинградском университете, и привлекался к работе в качестве эксперта в Особый комитет АН СССР, выезжал в научную экспедицию. Во всех этих случаях он мог попросить отпуск «без содержания» на длительный срок, что широко практиковалось в творческих организациях СССР. Порождают массу вопросов причины его увольнения из ЦИН СССР именно в октябре 1927 года, а не позже или раньше, например, когда его пригласили на работу в Наркомзем, о чем он убедительно просил наркома А. Алибекова в письме еще от 2 октября 1925 года. Было ли это увольнение связано с его намерением окончательно вернуться в родную степь или с появившейся, наконец, возможностью для этого – остается загадкой. Хотя, если исходить из содержания шифрованной телеграммы И. Сталина, такой вопрос все же стоял в повестке дня Генсека ВКП (б) и, похоже, он его серьезно рассматривал, предварительно прощупав точку зрения Голощекина и Нурмакова (шифрованной телеграммой от 17.05.1927 г.). Более того, академик С. Швецов, соратник «Сына степей» еще по революционному движению в Сибири и Степного края и коллега по научным экспедициям 1904 и 1927 годов, в январе 1928 года написал характеристику на А. Букейхана, дав высокую оценку его научно-исследовательской деятельности. На характеристике, датированной 5 января 1928 года, проставлена печать Постоянного представительства КазАССР в Москве. Исключительно положительный отзыв с последующим увольнением от ЦИН СССР и характеристика, которую смело принимать и за рекомендацию, с высокой оценкой своей научно-исследовательской деятельности от действительного члена, академика АН СССР – для каких целей они понадобились А. Букейхану: для защиты научной диссертации или для возвращения и занятия высокой должности в Казахстане? Есть однозначный ответ на то, что и отзыв, и характеристика были предназначены для поездки в Казахстан. Но для чего? Это очень важный и большой вопрос, на который и по сей день – нет убедительного ответа. Нельзя обойти и такой весьма существенный момент. Работая отрывками в структурах народного комиссариата земледелия Казахстана в 1920–1921 и 1927 годах, Букейхан успевает изучить состояние и перспективы сельского хозяйства некоторой части своей страны, ранее малоизученной им самим, например, как Каракалпакская автономная область, которая, как известно, была отделена от Казахской АССР лишь в марте 1930 года и передана в состав Узбекистана в 1936 году. Его научно-аналитический очерк под характерным заголовком «Сельское хозяйство Кара-Калпакской области» был опубликован в «Народном хозяйстве Казахстана» в 1928 году в Кызыл-Орде. В нем он дает рекомендацию на акцентированное развитие в Каракалпакии «интенсивного поливного земледелия с уклоном в сторону хлопководства и семенного люцерноводства», а для традиционного животноводства он видит в наличии все условия развития каракулеводства: «Только нужно по отношению его (каракулеводства. – Прим. автора) иметь систему мероприятий протекционисткого характера, как и в отношении хлопка», – отмечает ученый. Тем временем, смелый поступок председателя Совета народных комиссаров Казахской АССР или, выражаясь современным языком, премьер-министра Ныгмета Нурмакова, пригласившего Алихана Букейхана на работу в народный комиссариат земледелия без согласия на то Филиппа Голощекина и одобрения Иосифа Сталина, имел и для него, и для лидера «Алаш» серьезные последствия. Замечу, что этот поступок был лишь поводом – не будь этого, непременно нашелся бы другой. И в апреле 1929 года он был освобожден от занимаемого поста и отозван в Москву в распоряжение ВКП (б) под предлогом учебы в коммунистическом университете при ЦК ВКП (б). А уже в мае месяце Букейхан был приглашен на допрос в Алма-Ату. Единственный допрос состоялся 27 мая 1929 года, в протокол которого занесен короткий ответ лидера «Алаш» «О деятельности «Алаш-Орды» со времени ее организации и до распада я давал показания т. Каширину». В том же году было арестовано большинство его соратников по правительству «Алаш-Орда» во главе с Ахметом Байтурсынулы. При допросах следователи НКВД особо интересовались и обстоятельствами приглашения А. Букейхана на работу в Особый комитет АН СССР и его участия в антропологической экспедиции АН СССР в Адайском уезде. В этом можно убедиться из показания С. Каратлеуова от 2 июля 1929 года: «Когда Академия приняла работу от Казахстана, она сразу же через Швецова пригласила на работу хорошо знакомого Швецова – Букейханова, как исключительного знатока Казахстана». На допросе от 6 июля тот же С. Каратлеуов дал следующее показание: «В какой степени влиял Букейханов на экспедицию, мне не известно, но знаю, что Букейханов влиять мог». Из этих документов видно, что безжалостная карательная система, выстроенная советской властью и лично И. Сталиным, серьезно взялась за Алихана Букейхана. Тем более к 1929 году лидерство и власть И. Сталина в партии и стране настолько укрепились, что позволяли ему действовать уже без оглядки на «старых большевиков» «ленинской гвардии». Уже не осталось людей, называвших его по кличке «Коба», зато начали появляться, кто называл его «хозяином», хотя еще только за его спиной. «Опасный» авторитет лидера «Алаш» Что спасло бывшего основателя и главу Национально-территориальной автономии «Алаш-Орда» Алихана Букейхана от первой волны массовых репрессий 1928–1929 годов, когда практически все его бывшие соратники во главе с А. Байтурсынулы, М. Дулатулы и Х. Габбасовым арестованы и несли различные сроки наказания в сталинских лагерях? На это тоже нет однозначного ответа. Вероятнее всего, Сталин не решился на «крутые меры» в отношении лидера «Алаш», опасаясь последствий в Казахстане. Иного объяснения нерешительности «вождя всех народов» в отношении него просто не существует. Поскольку, с подачи своего ставленника Ф. Голощекина, он владел точной информацией об истинной ситуации в Казахстане, о шатком положении коммунистического правления в стране. Он так же, как никто другой, был хорошо осведомлен о сохраняющемся безграничном и безупречном авторитете и ничем незапятнанной репутации А. Букейхана перед своим народом и в целом в стране как подлинного вождя, лидера казахов. Доподлинно известно, что в народе его называли «Ұлт көсемі», «Алты Алаш көсемі», «Біздің ханымыз» («Вождь нации», «Вождь Шести Алаш», «Наш хан»). Более того, в среде казахоязычной творческой интеллигенции современного Казахстана и по сей день принято называть Букейхана «Ұлт көсемі» и даже «Нағыз тұңғыш президент». «Вождь всех народов» Иосиф Сталин внимательно отслеживал из секретных донесений НКВД каждый, пусть даже и редкий приезд лидера «Алаш» в Казахстан, который сопровождался ликованием и подъемом настроения простого народа во всех регионах страны. Так, например, в 1926 году в Адайском уезде, куда он приехал с антропологической экспедицией, вся общественность с торжеством и ликованием встретила и потчевала Букейхана, как «подлинного вождя нации». Об этом случае позже напишет академик Алькей Маргулан в своем дневнике, опубликованном лишь в 1994 году. Он был очевидцем этой славной встречи, будучи членом этой экспедиции, и в своем дневнике выразит искреннюю благодарность адайцам за то, что они не забыли заслуги лидера «Алаш» перед народом. Весьма любопытно, что десятью годами раньше, в 1916 году, вожди рода Адай встречали Букейхана восторженно, со знаменем и возгласами: «Явился наш хан!». В ответ Алихан потребовал прекратить восстание. Тогда он приезжал к ним для разъяснения бессмысленности и губительности безоружного их восстания против регулярных войск Российской империи. Эти и другие его аргументы оказались неоспоримыми, и он убедил вождей рода Адай подчиниться указу русского царя «25 июня» и отпустить джигитов от 19 до 35 года на фронт, пообещав им быть с ними. И сам, как всегда, неукоснительно выполнил свое обещание, отправившись вслед за ними на Западный фронт. И весьма печально, что ученые-историки и вся общественность Казахстана до сих пор верят в миф о восстании 1916 года якобы «под предводительством Амангельды Иманулы (Иманова)», созданный писателем Габитом Мусреповым. Подлинным же предводителем восстания в Тургае был вовсе не он, а известный хан Абдугаппар. В советской историографии его имя не указывалось только из-за того, что он был из рода торе – султанов (чингизидов). Более печальный факт в том, что современные идеологи Казахстана не спешат восстановить истину национальной истории всего-то 100-летней давности. И это происходит при наличии неопровержимых исторических фактов и архивных документов. Одним из очевидных фактов является то, что весной 1917 года А. Букейхан, будучи комиссаром Временного правительства в Тургайской области, пригласит к себе хана Абдугаппара и Амангельды Иманулы на беседу. И убедив их в том, что русский царь, против кого они подняли бунт, свержен, а предстоящее Учредительное собрание установит в стране подлинное народовластие. В ответ оба бунтаря обязуются больше не будоражить народ. Документальные свидетельства этой встречи хранятся в Государственном архиве Казахстана. Но свое обязательство нарушит лишь один из них – Амангельды. Сталин не решался на арест и, тем более, физическую ликвидацию «Сына степей» еще и по тем основаниям, которые перечисляет Голощекин, секретарь Казахского краевого комитета ВКП (б) в 1925–1933 годах, в статье, опубликованной в журнале «За партию» в начале 1930 года: «Это время [1920–1925 гг.] характерно не партийным строительством, а господством группировок, господством идеологии Алашорды вне партии, господством идеологии ходжановщины, рыскуловщины и садвокасовщины, отражавших тогда алашординскую идеологию внутри партии. Это время, когда руководство было в руках всех этих группировок националистов… Я утверждаю, что в то время трудно было найти коммуниста-казаха, который не принадлежал бы к какой-либо группировке…». Если проследить за логикой и ходом действий Сталина и датами событий в Казахстане, то заметим, что все казахские коммунисты Т. Рыскулов, С. Садвакасов, Н. Нурмаков, С. Ходжанов, обвиненные Голощекиным в «национал-уклонизме», будут отозваны в Москву под «благородным» предлогом – учебы. Но в будущем всех их ожидал более изощренный сталинский метод расправы, за исключением С. Садвакасова. Последний арест и заключение в Бутырку лидера «Алаш» произошли 26 июля 1937 года, о чем свидетельствует ордер за № 3640. И арест последовал аккурат после появления резолюции «Об антисоветских элементах», подписанной Сталиным 2 июля 1937 года, на основании которой 30 июля 1937 года новый глава НКВД Н. Ежов подписал оперативный приказ НКВД № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». Для ускоренного рассмотрения тысяч дел широко и повсеместно стали применяться внесудебные репрессивные органы, т. н. «комиссия НКВД и генерального прокурора СССР» (в нее входил сам нарком внутренних дел Н. Ежов) и трагически известная «тройка» НКВД СССР на уровне союзных, автономных республик и областей. До своего третьего и последнего ареста в Москве, в 1928–1937 годах, как уже говорилось выше, «Сын степей», судя по редким и отрывочным сведениям, основное время проводил в своей коммунальной квартире, воспитывая своего внука Искандера. В декабре 1933 года потерял своего единственного зятя С. Садвакасова, на похоронах которого присутствовали Т. Рыскулов, Н. Нурмаков, занимавшие тогда высокие партийногосударственные посты в Москве, писатель С. Муканов с супругой и другие. Три письма как свидетельство 10 лет жизни Сохранились всего три письма, датированные 1934 годом. Автором-отправителем первого из них, датированного 27 февраля 1934 года, является В. Бонч-Бруевич, близкий соратник «вождя пролетариев» В. Ленина, в тот год директор Центрального музея художественной литературы, критики и публицистики (ЦМЛ). В письме Бонч-Бруевич просит А. Букейхана помочь в «организации литературных фондов» ЦМЛ. Поиски как следов самого ЦМЛ, так и «помощи» А. Букейхана в организации его фонда, как об этом просил Бонч-Бруевич, в виде «писем, взаимной переписки, дневников, записных книжек, мемуаров и всяких воспоминаний, рукописей, книг, фотокарточек, редких уникальных книг, книг, запрещенных цензурой или издававшихся в крайне ограниченном количестве» и много другого, пока не увенчались успехом. ЦМЛ, находившийся изначально по адресу: Москва, 31, Рождественка, дом 5, 1-й этаж, давно ликвидирован, все его фонды распределены между другими музеями и архивами Москвы, значительная часть фондов досталось РГАСПИ. Два других письма написаны самим «Сыном степей», одно из которых датируется 26 сентября 1934 года и адресовано бывшему соратнику М. Дулатулы, отбывающему наказание в Соловецком лагере особого назначения, который спустя 10 дней трагически скончался в Центральном лазарете. Он был первым из лидеров «Алаш-Орды», погибшим в сталинских лагерях или застенках, но не последним. И, наконец, последнее письмо, написанное 17 октября того же года, адресовано Ельдесу Омарулы. Оно было обнаружено в личном архиве Сарсена Аманжолова, что свидетельствует о том, что адресат получил его. Из содержания письма можно ясно понять, что А. Букейхан продолжал работать над научными темами, в частности, темой истории казахов и Казахстана, в чем обязался еще в 1913 году. Однако ни одна из его рукописей периода 1928–1937 годов не сохранилась. Вероятнее всего, они были конфискованы при его аресте и уничтожены после расстрела. Рукописи его ранних литературных переводов (1922–1927 гг.), хранящиеся в настоящий момент в фонде бывшей Центральной научной библиотеки НАН РК, впрочем, как и рукопись одного незаконченного романа С. Садвакасова, могли попасть в Казахстан через М. Ауэзова, который нередко бывал в коммунальной квартире лидера «Алаш» в Москве до 1937 года. Рукопись романа обнаружил в Доме-музее М. Ауэзова и издал в сборнике собраний сочинений С. Садвакасулы профессор Д. Камзабекулы. Эпизод, описываемый С. Букейхановым, внучатым племянником «Сына степей», в книге «Нельзя о прошлом позабыть», где для ареста А. Букейхана прибыл наряд сотрудников НКВД во главе с самим Н. Ежовым, имеет все основания быть истиной, если иметь в виду пристрастность чекиста № 1 присутствовать при допросах и пытках известных личностей. Он любил хранить пули, еще одна страсть, которыми были расстреляны личные враги И. Сталина. Но то, что дочь А. Букейхана «училась с ним [Н. Ежовым] в гимназии» далеко не бесспорен. Исследователь его биографии А. Павлюков установил, что в годы проживания семьи Ежовых в Мариамполе (ныне Республика Литва) Коля Ежов отучился три года в начальном училище, а в 1906 году, живя у родственника в Петербурге, учился портняжному ремеслу. И это все образование будущего кровавого наркома НКВД. Куда интересней другой факт, что за 10 лет до назначения главой НКВД Н. Ежов работал в Казахстане: в 1925–1926 годах, под началом Ф. Голощекина, он занимал должность заместителя ответственного секретаря Казахского крайкома ВКП (б). Вполне правдоподобно, что в эти-то и годы он мог заглядывать в коммунальную квартиру лидера «Алаш», как об этом пишет С. Букейханов в своей книге. Лидер «Алаш»: «Советскую власть не любил, но признал» Если верить заместителю начальника ЦОС КГБ СССР А. Карбаинову, который в своем ответном письме от 26 сентября 1991 года на запрос автора этих строк утверждал, что «после ареста Букейханов на единственном допросе, еще до предъявления ему обвинения, признал себя виновным, а в суде подтвердил свои показания, данные на предварительном следствии». Не подвергался ли он «на единственном допросе» пыткам в присутствии Н. Ежова, об этом не сообщается. Но фотокарточка А. Букейхана из Бутырки, приложенная к ответному письму ЦОС КГБ СССР от 26.09.1991 года, лучше любого ответа. Из этого письма также следует, что «обвинение Букейханова в антисоветской деятельности было основано лишь на его показаниях на предварительном следствии, где Букейханов в общей форме указывал о проводимой им работе в националистических целях». По признанию ЦОС КГБ СССР, «свидетели на следствии и в суде не допрашивались, не имеется в деле и иных объективных данных, свидетельствовавших о наличии в Казахстане и в городе Москве так называемого террористического центра». Но вот следующая строка из этого письма вызывает недоумение и сомнение: «Изъятая при аресте личная переписка Букейханова утеряна». Если эта переписка была подшита к делу А. Букейхана в качестве улики его преступной деятельности, то каким образом она могла быть «утеряна»? Более того, судя по копиям протокола заседания Военной Коллегии Верховного Суда СССР от 27 сентября 1937 года, где рассматривалось дело А. Букейхана, утверждение ЦОС КГБ СССР о том, что обвиняемый «признал себя виновным, а в суде подтвердил свои показания, данные на предварительном следствии», не подтверждается. Копии протокола были предоставлены уже ФСБ РФ (в том году еще ФСК РФ – Федеральная служба контрразведки Российской Федерации. – Прим. автора) в марте 1995 года. Согласно этому протоколу, в своем последнем слове, предоставленном обвиняемому судом перед оглашением своего постановления, А. Букейхан признал лишь: «СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ НЕ ЛЮБИЛ, НО ПРИЗНАЛ»! После чего Военная Коллегия Верховного Суда СССР огласила свой стандартный вердикт, по которому он признан виновным по всем статьям предъявленного обвинения и приговорен к смертной казни через расстрел. Приговор приведен в исполнение в тот же день – 27 сентября 1937 года, о чем свидетельствует справка, предоставленная ФСБ РФ. В этот же день был также вынесен смертный приговор Ныгмету Нурмакову, бывшему председателю Совета народных комиссаров Казахстана в 1924–1929 годах, который в тот же день был приведен в исполнение. Здесь трудно не согласиться с мнением ученых Общества исследования Центральной Азии Осфордского университета, которые в 1985 году утверждали: «Эта выдающаяся казахская элита того периода исчезла в кровавой пурге 30-х годов, вместе с большинством казахских коммунистов, включая тех, кто были жестокоми врагами Алаш-Орды». Все же, в это утверждение исследователей необходимо внести небольшую, но очень важную корректировку. В массовых репрессиях 1930 годов из числа алашординцев выжили двое. Один из них Алимхан Ермеков, который, правда, вплоть до 1950 годов подвергался гонениям, и Мухтар Ауэзов. Первый из них впоследствии станет первым казахским профессором математики, второй – лауреатом Ленинской премии за роман-эпопею «Путь Абая». Однако ни в письме ЦОС КГБ СССР от 1991 года, ни в документах, присланных ФСБ РФ, являющейся правопреемницей КГБ СССР, не сообщалось подробностей того, где похоронен лидер казахского народа начала ХХ века после расстрела. Место вечного покоя легендарного «Сына степей», национального лидера казахского народа начала ХХ века обнаружится спустя 80 лет со дня его расстрела случайно, благодаря настойчивым поискам потомков Н. Нурмакова. Им при помощи фонда «Мемориал» удалось выяснить, что А. Букейхан и Н. Нурмаков не только осуждены и расстреляны в один день, но и похоронены, точнее, их прахи покоятся рядом в братской могиле на Донском кладбище в Москве. Алихан Букейхан вел скромный, аскетический образ жизни как при царизме, так и при новых властях. После его ареста и расстрела, дочери Елизавете и внуку Искандеру из «роскоши» достались – одна комната в коммунальной квартире в Москве, книги, фотоальбом, некоторые рукописи и... кисет с насыбаем, который сейчас хранится у внучатого племянника С. Букейханова в Алматы. Лидер «Алаш» пользовался непререкаемым авторитетом как в России, так и Казахстане, даже среди тех, кто считал его «классовым врагом» или «буржуазным националистом». Вызывал искреннее уважение, восхищение и трепет. По воспоминаниям Смахана-торе, в кругу родных Алихан нередко говорил, что после смерти ему достаточно всего три аршина («Өлгенде 2,5 кез жер керек»), чтобы быть похороненным в родной земле. Однако, ни отцу – признанному лидеру нации, ни его дочери, ни внуку Искандеру не суждено было найти вечной покой на земле предков. Всем трем поколениям Букейхана не нашлось и клочка земли в бескрайних степях казахов. Они нашли ее в Москве. Где покоится прах сына Букейхана – Октая (по паспорту Сергея), в 1937 году проявившего себя как талантливый ученый и руководитель промышленности Казахстана и стоявшего у истоков освоения Жезказганского месторождения цветных металлов, до сих пор не известно. По сведениям ныне покойного Ж. Бектурова, журналиста-исследователя жизни и деятельности Алихана Букейхана, Октай ушел из жизни примерно в 1944 году при загадочных обстоятельствах, но это уже другая история… Султан-Хан АККУЛЫ Прага, декабрь 2012 года. 1.Статья ранее опубликована в № 5-6 журнала «Мысль» за 2013 год.
