В словаре Quotes About Dictionary (on
advertisement
ФГБОУ ВПО «СЕВЕРО-КАВКАЗСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» На правах рукописи Абилова Гюнай Видади кызы ОБРАЗ «ДЖЕНТЛЬМЕН» КАК ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН: КОГНИТИВНЫЙ И КОММУНИКАТИВНО-ПРАГМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ Специальность 10.02.19 – теория языка Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук Научный руководитель – доктор филологических наук профессор Грязнова Виолетта Михайловна Ставрополь – 2014 2 СОДЕРЖАНИЕ Введение ……………………………………………………………… 3 ГЛАВА I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ: ОБРАЗ В КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКЕ И ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИИ 1.1. Образ в филологической парадигме: проблематика изучения…... 12 1.2. Образ – понятие – концепт: система корреляций терминов…...… 26 1.3. Образ как проблема лингвокультурологии……………………….. 37 Выводы………………………………………………………….….……. 56 ГЛАВА II. ОБРАЗ «ДЖЕНТЛЬМЕН» В КОГНИТИВНОМ И КОММУНИКАТИВНО-ПРАГМАТИЧЕСКОМ АСПЕКТАХ 2.1. Образ «джентльмен» в когнитивном аспекте……………………... 2.1.1. Лексема «джентльмен» в английском и русском национальных корпусах………………………………………………………………….. 2.1.1.1.Лексема «джентльмен» в Национальном корпусе английского языка………………………………………...…… 2.1.1.2. Лексема «джентльмен» в Национальном корпусе русского языка…………………………………………………………… 2.1.2. Лексема и концепт «джентльмен» по данным британской и русской лексикографии…………………………….…... 2.1.2.1. Лексема и концепт «джентльмен» по данным британской лексикографии…………………………………………………………… 2.1.2.2. Концепт «джентльмен» по данным русской лексикографии…………………………………………………. 2.2. Образ джентльмена по данным лингвистического эксперимента: коммуникативно-прагматический аспект………………..……………. 2.3. Лингвокультурный феномен образа «джентльмен» (на материале произведений П.Г. Вудхауза)……….....…………………… 2.3.1. Когнитивные и прагматические характеристики образа «джентльмен» по данным текстов П.Г. Вудхауза…………………….. 2.3.2. Репрезентация образа «джентльмен» в коммуникативном репертуаре личности ……..……………………………………..……… 60 60 65 71 83 83 97 105 127 129 152 Выводы………………………………………………….…………….…. 174 Заключение………………………………………….….……………….. 179 Библиографический список…………………………...……………… 186 3 ВВЕДЕНИЕ Современная лингвистика, развивающаяся в антропоцентрическом направлении, актуализирует научные поиски в сфере изучения образа человека в языке. Сознание, мировосприятие и аксиология личности манифестирована посредством языка, что непротиворечиво описывается в категориях лингвоантропологии, прежде всего, когнитивной лингвистики и лингвокультурологии. Именно в этих сферах на первый план выдвигается моделирование образа человека через призму речемыслительной деятельности: язык в человеке и человек в языке исследуются в единстве с экстралингвистическими (этнокультурными, социально-психологическими и индивидуальными) факторами. Эти черты определяют интегративный характер, междисциплинарность, комплексные подходы и комплементаризм исследований, проводимых в этом направлении. Идея В. фон Гумбольдта об отражении национальной специфики миропонимания («духа народа») в языке находит своё продолжение в развитии исследований, направленных на установление особенностей языковой и концептуальной картин мира, вербализации смысловых универсалий – ментальных единиц (образов, понятий, концептов и пр.). Особое значение в этой связи приобретает изучение манифестирования в языке и речи внешних и внутренних качеств самого человека, его индивидуальных особенностей, социально детерминированных черт, действий, их мотивов и различных состояний. Новая аспектность когнитивной лингвистики и лингвокультурологии диктует необходимость изучения образа человека в конкретной лингвокультуре для выявления её наиболее значимых понятийных и ценностных доминант. Настоящая диссертация посвящена изучению образа джентльмена как лингвокультурного феномена с позиций выявления когнитивного и коммуникативно-прагматического потенциала данной ментальной единицы, а также её значимости для британской и русской лингвокультур. Изучение образа джентльмена на новом языковом материале актуализирует 4 представление об аксиологической детерминированности динамики развития данного феномена. Образ «джентльмен» сыграл важную роль в становлении культуры Великобритании и претерпел трансформацию в рамках английской и русской лингвокультуры, что свидетельствует о значимости различных представлений, зафиксированных в языковой и концептуальной картинах мира. В результате прагматического реализации потенциала когнитивного лингвокультурного и коммуникативно- феномена и его формирования и функционирования в лингвокультуре-реципиенте образ наделяется дополнительной коннотацией, что трансформирует его статус как ментальной единицы. Актуальность исследования обусловливается необходимостью системного многоуровневого изучения образа человека в языке, а также значимостью многоаспектного комплексного анализа разноуровневых единиц, составляющих языковую и концептуальную картины мира, в частности, тех, которые могут дать обобщенное представление об определенном социально-историческом типе личности. К таким когнитивным образованиям, вне всякого сомнения, принадлежит и образ «джентльмен». Объект исследования – образ «джентльмен», понимаемый как лингвокультурный феномен, семантика которого формируется вокруг смыслового ядра – распространенного представления об определенном социально-историческом типе личности, символизирующем европейскую культуру в целом, а также специфика рецепции и модифицирования образа «джентльмен» в концептосферах британской и русской лингвокультур. Предмет исследования – разноуровневые средства репрезентации образа «джентльмен» в британской и русской лингвокультурах в когнитивном и коммуникативно-прагматическом аспектах. Материалом исследования выступают лексикографические источники: ABBYY Lingvo 12, Encyclopaedia Britannica (2008), Longman English Dictionary (2010), Oxford Dictionary & Thesaurus (1995), Webster`s 5 Third New International Dictionary (1993), Fowler's Modern English Usage (2004), Encyclopedia of the Early Modern World (2003) и др., Словарь современного русского литературного языка в 17 т. (БАС), Словарь русского языка в 4 т. (МАС), Толковый словарь в 4 т. Д.Н. Ушакова (1996), Толковый словарь С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (1999), Большой толковый словарь русского языка С.А. Кузнецова (2000), Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка А.Н. Чудинова (1910), Полный словарь иностранных слов, вошедших в употребление в русском языке М. Попова (1906), Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка Ф. Павленкова (1907), Новый словарь иностранных слов Захаренко Е.Н., Комаровой Л.Н., Нечаевой И.В. (2003), Большой словарь иностранных слов (2005), Толковый словарь иностранных слов Л.П. Крысина (2008), Словарь синонимов русского языка З.Е. Александровой, Словарь синонимов русского языка А.П. Евгеньевой в 4х т. (1981 – 1984), Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений под ред. Н. Абрамова (1999), Словарь русских пословиц и поговорок В.П. Жукова (1991), Большой энциклопедический словарь (2002), Словарь гендерных терминов А.А. Денисовой (2002), British National Corpus, Национальный корпус русского языка, а также художественные тексты П.Г. Вудхауза, в которых содержатся контексты, раскрывающие различные характеристики и признаки, а также компоненты значения образа «джентльмен». Цель исследования состоит в выявлении и описании разноуровневых средств экспликации образа «джентльмен» для его концептуальной параметризации в когнитивном и коммуникативно-прагматическом аспектах. Указанная цель определила комплекс исследовательских задач: уточнение характеристик, определение свойств концепта и образа как ментальных единиц, участвующих в формировании специфики конкретной лингвокультуры; 6 описание динамики развития образа «джентльмен» в британской и русской лингвокультурах на основе параметрирования интегральных и дифференциальных признаков данного лингвокультурного феномена; уточнение признаков лингвокультурного феномена посредством проведения лингвистического эксперимента среди англоязычных и русскоязычных респондентов; выявление и описание когнитивных и прагматических характеристик образа «джентльмен», репрезентированных в художественном тексте (на материале саги П.Г. Вудхауза о Бертраме Вустере и Дживзе). Методы исследования: метод сплошной выборки применялся для выявления контекстов манифестирования компонентов образа «джентльмен» и сопоставления его характеристик с концептом «джентльмен» на основе анализа словарных дефиниций в различных лексикографических источниках, в British National Corpus и Национальном корпусе русского языка, а также в художественных текстах П.Г. Вудхауза как наиболее репрезентативных для данной когнитивной единицы; контекстологический и компонентно-семантический виды анализа используются для выявления интегральных и дифференциальных признаков образа «джентльмен» в английской и русской лингвокультурах; интерпретационный и компаративный методы использовались для установления специфики реализации когнитивного и коммуникативнопрагматического потенциала образа «джентльмен» в разных типах текстов; метод лингвистического эксперимента был применен с целью получения дополнительного иллюстративного языкового материала, позволило подтвердить данные других источников что – национальных корпусов, словарей, художественных текстов и пр., на основе чего были установлены универсальные и этноспецифические «джентльмен» как лингвокультурного феномена. черты образа 7 Методологическая методология основа исследования исследования. опирается на Общефилософская законы и принципы материалистической диалектики (закон перехода количественных изменений в качественные, принципы всеобщей связи явлений, причинности, категории общего, частного и отдельного, формы и содержания и др.). Общенаучная методология. Неразрывная связь языка, общественной деятельности и коммуникации детерминирована социальной природой языка. Объективное существование языка как материально-идеального феномена базируется на ведущей роли сознания субъекта речи, которое играет в языковой деятельности ведущую роль. Значимое место в общенаучной методологии отведено концепциям эстетики и аксиологии (Ю. Борев, Г.-Г. Гадамер, М.С. Каган), диалога культур в антропологическом (М.М. Бахтин) и семиотическом (Ю.М. Лотман) ракурсах, постулатам общей лингвистики (Э. Бенвенист, М.А. Гвенцадзе, В. фон Гумбольдт, Г.А. Золотова, Е.В. Падучева, Э. Сепир и др.), когнитивной лингвистики (Н.Д. Арутюнова, А.П. Бабушкин, Т.В. Булыгина, А. Вежбицкая, А.А. Залевская, И.М. Кобозева, Е.С. Кубрякова, М.В. Пименова, З.Д. Попова, И.А. Стернин, Р.М. Фрумкина, Л.О. Чернейко, А.Д. Шмелев и др.), лингвокультурологии (Е.М. Верещагин, С.Г. Воркачев, В.В. Воробьев, В.И. Карасик, В.В. Колесов, В.Г. Костомаров, В.А. Маслова, Г.Г. Слышкин и др.). Частнонаучная база исследования определена его объектом и предметом: её составляют концепции художественной речи (В.В. Виноградов, Г.О. Винокур и др.); теории текста и художественного текста (Г.И. Богин, Н.С. Валгина, И.Г. Гальперин, О.В. Евтушенко, Анна В. Кузнецова); прецедентности и прецедентных феноменов (Ю.Н. Караулов, В.В. Красных и др.); концептосферы, национальных стереотипов, образов и концептов (Н.Д. Арутюнова, С.А. Аскольдов, И.М. Кобозева, В.П. Нерознак); художественного образа, экспрессивности и образности (Ю. Борев, В.В. Виноградов, Анна В. Кузнецова), а также изучение образа джентльмена в 8 различных исследовательских ракурсах (Н.В. Арчахова, Н. Демурова, Н.М. Залесова и др.). Положения, выносимые на защиту: 1. Статус образа в лингвистической парадигме определяется в системе его корреляций со словом, значением, понятием и концептом. Взаимная детерминированность образа и концепта представляет собой центральную проблему в изучении данных ментальных единиц в когнитивном и коммуникативно-прагматическом аспектах. посредством ядерную «наслаивания» рефлективных перцептивный, на компонентов, эмпирический которые и Концепт формируется (образную) составляющую манифестируют деятельностный опыт социальный, человека. Изменчивость образных компонентов концепта обусловлена постоянной коррекцией и пополнением их объема в динамике жизни человека. Дифференциальными характеристиками образа являются его наглядность и оценочность, а также конкретность (в отличие от абстрактности концепта). Соотнесение видов концептов по критерию оценочности и наглядности с образом и концептом уточняет их специфику: суть понятия концепта наиболее четко отражена в структуре когнитивного концепта, образ может быть параметрирован в характеристиках лингвокультурного концепта. Концепт – категория ментальности и культуры, которая закреплена в естественном языке, образ – феномен вторичной моделирующей системы. Их интегральные черты состоят в том, что в образе всегда эксплицированы определенные культурные доминанты – собственно лингвокультурные концепты и особенности их осмысления личностью и нацией. Изучение образа как лингвокультурного феномена позволяет выявить двустороннее взаимодействие языка индивидуально-авторской и образа картин как мира, компонента национальной реализующегося в и тексте синтагматически ипарадигматически. 2. Изучение образа «джентльмен» с позиций лингвокультурологии позволяет выявить его значительную реконцептуализацию. Ценностный и 9 эмоциональный компоненты образа манифестируют обобщенный тип личности, который зафиксирован в языковом сознании представлением о типовом поведении лингвокультуры. человека в рамках, прежде всего, британской Сопоставление данных лексикографических источников позволяет утверждать, что модификация образа «джентльмен» направлена от отражения совокупности отражению признаков признаков реальной идеализированных социальной квазиреальных группы к персонажей художественной литературы, кинематографа, театра и далее к отражению незначительного количества признаков (в ряде случаев единичного – «человек в социуме») в обыденном сознании современного англичанина и русского. Ценностные индексы образа джентльмена как узнаваемого и распространенного представления о социально-историческом типе личности выявляют разнохарактерные векторы и в целом представляют баланс мнений и оценок различных слоев общества. 3. Данные лингвистического эксперимента позволяют сделать вывод о том, что образ «джентльмен» в британской лингвокультуре характеризуется акцентом на внешних чертах личности и её материальном и социальном положении, в то время как в русской лингвокультуре наиболее важными оказываются ценностно-смысловые личностные достоинства, доминанты этические качества образа и, «джентльмен»: прежде всего, благожелательность и учтивость по отношению к женщинам, при этом русскоязычные респонденты особое внимание уделяют характеристике эмоциональных состояний. Лингвистический эксперимент подтверждает наличие интегральных и дифференциальных черт образа «джентльмен» в британской и русской лингвокультурах, что обусловлено различиями в ценностных доминантах каждой культуры. 4. Анализ индивидуально-авторской репрезентации образа «джентльмен» в тектах П.Г. Вудхауза позволил выявить черты настоящего джентльмена в его персонажах. Образ джентльмена и его слуги дополняют друг друга до целого: Дживз усиливает достоинства своего хозяина, зачастую компенсируя 10 отсутствующие у Вустера черты. Индивидуально-авторская модификация образа описывается формулой: a gentleman + a gentleman’s gentleman = a true gentleman, в которой a gentleman – джентльмен крови, дворянин, a gentleman’s gentleman – джентльмен на службе джентльмена, камердинерджентльмен; данный образ узнаваем, соотносим с представлением об элите британской культуры, манифестирует её ценности, что подчеркивает этнокультурную специфику британской лингвокультуры. В ходе анализа репрезентации образа «джентльмен» в текстах П.Г. Вудхауза выявлена трансформация образа джентльмена как обобщенного типа личности, характерного для британской лингвокультуры, в идиллический тип, что представляет собой устойчивую тенденцию в сфере реализации когнитивного и коммуникативно-прагматического потенциала данного образа. Специфика образа «джентльмен» восстанавливается в ходе реализации различных методик анализа как в авторской, так и в персонажной сферах повествования, в частности, применительно к изучению коммуникативного репертуара личности – речевым портретам Дживза и Вустера. Научная новизна диссертационного исследования определяется тем, что в нем впервые на основе существующих концепций когнитивной лингвистики и лингвокультурологии описаны интегральные и дифференциальные черты образа «джентльмен» в британской и русской лингвокультурах, выявлены векторы реконцептуализации данного образа, отражающие основные лингвистическими и доминанты лингвокультур, экстралингвистическими сформированные факторами. Результаты параметризации образа «джентльмен» подтверждены анализом данных лингвистического эксперимента и художественных текстов, уточняющих представление о данном образе. Теоретическая значимость исследования. Диссертация вносит вклад в дальнейшее развитие постулатов теории языка, когнитивной лингвистики, лингвокультурологии, углубляя представления о структуре понятия, 11 концепта, образа, их коррелятивных связях в системе языка и мышления, прецедентных феноменах как компонентах образа, в том числе и художественного, что уточняет представление о языковой, концептуальной и индивидуально-авторской эксплицирующих картинах их мира, фрагменты. а также Уточняются о текстах, когнитивные и коммуникативно-прагматические параметры образа, его интегральные и дифференциальные характеристики в иерархии ментальных единиц лингвокультуры. Практическая ценность диссертации детерминирована возможностями использования результатов исследования в теоретических и практических курсах общего и сравнительного языкознания, когнитивной лингвистики и лингвистики текста, лингвокультурологии и теории межкультурной коммуникации. Полученные данные могут быть использованы в курсах «Теория языка», «Филологический анализ текста», «Лингвистический анализ текста», «Стилистика», «Риторика», а также в спецкурсах, посвященных проблемам идиостиля конкретных авторов. Структура диссертационной работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка. Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования практической были изложены конференции автором на Всероссийской «Художественный текст: научноварианты интерпретации» (Бийск, 2009), Международной конференции «Активные процессы в различных типах дискурса» (Москва, 2010), II-й межрегиональной научно-практической конференции «Языки культуры: историко-культурный, философско-антропологический и лингвистический аспекты» (Омск, 2011), на 55-й и 56-й научно-методических конференциях преподавателей и студентов «Университетская наука – региону» (Ставрополь, 2010; 2011); по материалам диссертации опубликовано девять статей, в том числе в журналах из перечня ВАК, – четыре. 12 ГЛАВА I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ: ОБРАЗ В КОГНИТИВНОЙ ЛИНГВИСТИКЕ И ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИИ 1.1. Образ в филологической парадигме: проблематика изучения Категория образа является одной из основополагающих в терминологических системах различных наук: философии, психологии, эстетике, социологии. Изучение образа, образности не теряет своей актуальности и в филологической парадигме. Существует множество определений и трактовок термина «образ». Обобщающие дефиниции содержат указания на применение данной категории не только в сфере эстетики, но и в других гуманитарных науках (психологии, социологии, психолингвистике и др.): «Образ – 1) физическое представление человека, животного или объекта, который изображен на картине, в скульптуре, на фотографии или каким-либо иным визуальным способом; 2) умозрительное или визуальное впечатление, вызванное словом, словосочетанием или предложением» (Dictionary of Literary Terms,1981: 195). С. Барнет подчеркивает, что «образ, как его обычно определяют, это чувственное содержание литературного произведения. Еще совсем недавно было принято считать, что образы вызывают картины, и когда-то считалось, что образы не литературны, а проистекают из образности языка. Но сегодня утвердилось мнение, согласно которому образы включают в себя все чувственно воспринимаемое и подлинные чувственные объекты, в произведении – это образы. У Китса в «Оде соловью» птица, к которой он обращается, – такой же образ, как и благоухание цветов, как и дриада, с которой она метафорически соотнесена» (Barnet, 1987: 61). Семантика лексемы «образ» как бы двунаправлена: с одной стороны, носителем языка всегда осознается воображаемость, ирреальность факта, с другой, – предметность и целостность образа, а также его осмысление, т.к. возникает необходимость ответить на вопрос «образ чего?» (значит, образ всегда имеет некий прообраз, отправную точку развития смысла). 13 Как основное средство эстетического осмысления действительности, образ выявляет некие интегральные черты определенного объекта, становясь при этом формой мышления в искусстве. Образ обладает знаковостью, т.к. устанавливает корреляции индивидуальными, между присущими общественным конкретной сознанием личности, и эмоциями. Гуманитарная парадигма продолжает широко использовать трактовку образа как отражения внешнего мира в сознании. Обладая собственной логикой развития и движения, художественный образ всегда сообщает реципиенту новое знание, эксплицируя и систему ценностей автора, его мироотношение и отчасти характеризуя личность художника. Художественный образ характеризуется комплексом функций, среди которых основными являются познавательная, коммуникативная, эстетическая и воспитательная. Рецепцию и интерпретацию любого эстетического объекта определяет структура образов, которая в целом формирует семантическое пространство текста. Художественный образ обладает когнитивным потенциалом, поскольку детерминирует направление познания и самоутверждения личности. Важно подчеркнуть, что художественный образ – диалектический по своему характеру феномен: это «индивидуализированное обобщение, раскрывающееся в конкретно-чувственной форме, существенное для ряда явлений» (Борев, 1988: 142), а также это «единство объективного и субъективного. В нем отражаются существенные стороны действительности, заключено большое жизненное содержание» (Там же: 144). В структуре художественного образа особое значение имеют интенции автора, складывающиеся под влиянием его опыта, личностных особенностей, внимания к определенным сторонам действительности – внешней и внутренней. По мнению И.Б. Роднянской и В.В. Кожинова, «образ и воплощен в материале, и как бы не воплощен в нем, потому что он безразличен к свойствам своей материальной основы как к таковым и использует их лишь 14 как знаки своей собственной природы. Образ навязан сознанию как данный вне него предмет и вместе с тем дан свободно, ненасильственно, ибо требуется известная инициатива субъекта, чтобы данный предмет стал именно образом <…> В образе всегда существует область невысказанного, и пониманию-истолкованию поэтому предшествует воспроизведение – творчески добровольное следование пониманиепо «бороздкам» образной схемы (к этому, в самых общих чертах, сводится учение о внутренней форме как об «алгоритме» образа, развитое гумбольдтовскопотебнианской школой) <…> Всякое произведение искусства иносказательно, поскольку говорит о мире в целом, в частном и специфическом материале оно дает олицетворенную Вселенную, которая вместе с тем есть личная Вселенная художника <…> Как олицетворенная Вселенная образ многосмыслен, ибо он – живое средоточие множества положений, и то, и другое, и третье сразу. Как личная Вселенная образ обладает строго определенным оценочным смыслом <…> образ – тождество иносказания и тавтологии, многозначности и определенности, познания и оценки» (Роднянская, 1984: 452-455). Исходя из вышеизложенного, выявляемые аспекты образа манифестируют его принадлежность различным онтологическим и когнитивным сферам. Образ тесно связан со своим материальным носителем. Используя возможности исходного материала как отправную точку семиозиса, образ фактически безразличен к самому материалу, например, скульптор уделяет особое внимание фактуре и оттенку мрамора, тогда как химический состав может влиять лишь на длительность и трудоемкость процесса работы над статуей: «... Внеэстетическая природа материала – в отличие от содержания – не входит в эстетический объект...», с ней «... имеет дело художник-мастер и наука эстетика, но не имеет дела первичное эстетическое созерцание» (Бахтин, 1975: 46, 47). Образу в любом виде искусства свойственна психологическая действенность, т.к. он способен конкретизировать эстетическую 15 информацию в сознании адресата при опоре на его психический опыт, ощущения, различные воспоминания, в том числе и чувственные. Рецепция художественного текста как информативного результата в любом виде искусства (в терминологии Ю. Борева) имеет конкретный характер, а восприятие и осмысление эстетической информации является активным процессом. Специфика художественного текста заключена, прежде всего, в его соотнесении с действительностью: «Осваивая бытие особым способом, художественный текст манифестирует тем самым собственную внутреннюю референтность, которая опосредованно отражает события, явления, предметы внешнего мира. Объективная реальность действительного мира лежит в основе смоделированной автором реальности, но представляет собой объективный мир авторского сознания, существующий независимо от истинности / неистинности реального события. Язык художественной литературы (поэтический язык, художественная речь, художественный дискурс) предстает как языковая система, призванная отражать эстетически значимое, словесно-образное преобразование действительности» (Кузнецова, 2012: 80). Категория «художественный образ» применяется в эстетике по отношению к различным видам искусства, в том числе, и к литературе; «само понятие художественного образа обязано своим рождением художественной литературе» (Валгина, 2004: 119). Образ и образность – неотъемлемые качества языка искусства и литературы, что обусловливает традиционное языка художественной использование данных терминов. Однако необходимо подчеркнуть, что зачастую происходит смешение понятий «словесный», «речевой», «языковой» и «художественный образ». И.В. Арнольд указывает, что в художественном тексте наличествуют «два типа информации: информация первого рода – это предметнологическая информация, она не связана с участниками и обстановкой коммуникации. Информация второго рода, будучи связанной с 16 субъективными переживаниями участников ситуации и их оценкой предмета речи, своего отношения к нему, к собеседнику и ситуации общения, имеет эмоциональный характер. Трудновыразимые оттенки имеет именно эта вторая часть информации, и именно с ней связана образность» (Арнольд, 2002: 97). Выявление особенностей художественного текста опирается на оппозитивные сущностные признаки, посредством которых возможно разграничение художественной и нехудожественной коммуникации: присутствие/отсутствие непосредственной связи между коммуникацией и жизнедеятельностью человека; отсутствие/наличие эстетической функции; эксплицитность/имплицитность содержания (отсутствие/наличие подтекста); установка на однозначность/неоднозначность восприятия; установка на отражение реальной/нереальной действительности (художественные тексты представляют не модель реальной действительности, а сознательно конструируемые возможные модели действительности) (См.: Гвенцадзе, 1986: 91). Значит, нехудожественного текста отправной точкой становится, по для продуцирования возможности, объективная сущность фактов, явлений, т.е. логико-понятийная информация, для художественного исходным пунктом служит облигаторно субъективная информация, образно-эмоциональная по своему характеру. Для художественного текста характерно наличие целого ряда особенностей, которые позволяют отграничить этот тип от других типов текста: экспрессивный синтаксис высказываний; оригинальность образности, синтез авторского и персонажного речевых планов, контаминация и синкретизация элементов различных функциональных стилей, а также использование лексем и их сочетаний в контекстуальных и переносных значениях. Е.Б. Борисова предлагает следующую дефиницию термина «образ» с позиций литературоведческой научной парадигмы: «Художественный образ – это основная единица художественной формы, система конкретно- 17 чувственных средств, воплощающая собой особое, собственно художественное содержание, то есть художественно освоенную характерность реальной действительности, которая предстает в произведении искусства как нечто конкретное и создается с помощью словесно-речевых и художественно-композиционных приемов» (Борисова, 2009: 23). И.Ф. Волков определяет художественный образ так: «Художественный образ – это система конкретно-чувственных средств, воплощающая собой собственно художественное содержание, то есть художественно освоенную характерность реальной действительности» (Волков, 1995: 70). Специфика изобразительного начала в литературе во многом предопределена тем, что образность в данном случае оформлена в слове. Посредством слова можно обозначить всё, что находится в кругозоре человека. При помощи слова литературой осваивается умопостигаемая целостность предметов и явлений. Слово является конвенциональным знаком, то есть оно не похоже на предмет, им обозначаемый. Словесные картины являются невещественными, через них автор обращается к воображению читателя. То есть в литературе присутствует изобразительность (предметность), но нет прямой наглядности изображений. Будучи невещественными и лишенными наглядности, словесно-художественные образы вместе с тем живописуют вымышленную реальность и апеллируют к зрению читателя. Эту сторону литературных произведений называют словесной пластикой. Словесными произведениями запечатлеваются в большей степени субъективные реакции на предметный мир, нежели сами предметы как непосредственно видимые. Существуют также «непластические» начала образности: сфера психологии и мысли повествователей, лирических героев, персонажей (Волков, 1995: 75). Исходя из таких исследовательских установок, понятие «художественный образ» и понятие «литературный персонаж» характеризуются гиперо- гипонимическими отношениями. Безусловная антропоцентричность любого художественного образа обусловливает наличие в произведении персонифицированных образов. Тем не менее, в художественных текстах 18 наличествуют и неперсонифицированные образы (образы эмоций, словесноречевые образы, образы-детали, образы природы, предметные / вещные образы и т.п.). Персонаж выступает как художественное изображение человека, тогда как образ – более общее понятие, репрезентирующее в художественном тексте явления природы, предметный мир, самого героя, различных сторон его жизни. Отечественное литературоведение традиционно применяет по отношению к персонифицированным образам термины действующее лицо, персонаж, характер, тип, образ. Наиболее нейтральными по отношению к роли и степени психологизма в произведении являются термины действующее лицо и персонаж, которые обозначают человека зависимости от в глубины пространстве раскрытия художественного его характера текста автором. вне Более определенной коннотацией характеризуется термин характер – о нем возможно говорить, если человек показан достаточно полно, ярко, что обусловливает и манифестирование в нем конкретной модели общественного поведения. Персонажная сфера произведения может насчитывать десяток персонажей, среди которых будет явлен только один характер. Высшей формой характера считается тип, который является результатом значительного художественного обобщения (См.: Тимофеев, 1976: 64-66). Обозначение людей, многосторонне представленных в художественном тексте, в британской филологической традиции представлено несколькими терминами: character, hero или heroine, protagonist, antagonist. Термин “character” соответствует терминам «действующее лицо», «персонаж»: “Character – any representation of an individual being presented in a dramatic or narrative work through extended dramatic or verbal representation” (Current Literary Terms, 1980: 48). Центральный персонаж, обычно с позитивной аксиологической ориентацией, способный вызвать эмпатию у адресата художественного текста, обозначается через термины “hero” или “heroine” (в соответствии с принадлежностью к мужскому или женскому полу). У героя (“hero”) всегда фиксируется традиционный набор 19 положительных качеств смелость, стойкость, высокие этические нормы): “A hero or heroine is the central character who engages the reader’s interest and empathy. A hero traditionally has positive qualities such as high ethical standards, perseverance, and courage” (Current Literary Terms, 1980: 126). Термин “protagonist” отличается от “hero” более нейтральной окраской, что позволяет его использовать более широко, вообще по отношению к любому главному персонажу произведения, вне зависимости от набора качеств его личности: “Protagonist is a neutral term denoting simply the main character of a work” (Current Literary Terms, 1980: 233). Термином “antagonist” обозначаются персонаж либо силы, противостоящие герою, противоборствующие с ним, детерминирующие возникновение и развитие конфликта: “Antagonist is the character, force, or collection of forces that stands directly opposed to the protaganist and gives rise to the conflict of the story” (Current Literary Terms, 1980: 15). Кроме того, для британской традиции важен также и термин “foil”, которым называют второстепенный персонаж, противопоставленный главному: “Foil is a secondary character who contrasts with a major character” (Current Literary Terms, 1980: 109). Термин “stock character” используется для персонажа-типажа: “(simplified stereotype) a character type that appears repeatedly in a particular literary genre, one which has certain conventional attributes or attitudes” (Current Literary Terms, 1980: 277). Дифференциальными признаками такого типажа является неоднократное, повторяющееся появление в произведениях конкретного литературного жанра, что обусловливает наличие у него ставших традиционными свойств и черт. Образы транслируют особое мировосприятие, которое характерно для конкретного текста, репрезентировано через сознание и высказывания лирического героя, персонажа, автора. Именно поэтому идейно-тематическая сфера литературного произведения реализуется через образы, они занимают важное место в структуре художественного текста. Для адекватной 20 интерпретации художественного образа необходимо его понимание, причем восприятие и истолкование сознанием данного явления прямо пропорционально его точности, а следовательно, и отчетливости значения. Интерпретация художественного контекстуальных экспрессивного значений слов потенциала. образа и основывается раскрытии их Художественный на анализе эмоционально- образ зачастую характеризуется множественностью интерпретаций, которые могут быть вызваны различного рода коммуникативными барьерами, а также возникновением особого ассоциативного пространства, которое исключает однозначность такого образа. Начиная с 20-х годов ХХ в. отечественная литературоведческая традиция двояко толкует художественный образ и его природу: с одной стороны, художественный образ в литературном произведении рассматривается как явление речевое, с другой, художественный образ предстает как система деталей, конкретно-чувственных по своей природе, которая способна сформировать содержательную сторону произведения, причем в эту систему деталей включаются не только показатели внешней речевой формы, но и предметно-изобразительные и ритмически выразительные компоненты, относимые к форме внутренней. Художественный текст аккумулирует и транслирует новую эстетическую информацию, которая содержится в подтексте произведения, при этом он обладает как внутренней, так и внешней формой: первая – это система художественных образов, вторая – специфика художественной речи, сосредоточивающая внимание реципиента, прежде всего, на звуковом оформлении текста. И литературоведение, и лингвистика акцентируют роль подтекста в структурировании и функционировании художественного образа. Как скрытый, имплицитный смысл высказывания, подтекст базируется на системе отношений лексических значений и контекста. Зачастую подтекст представляет собой прием психологизма, способствующий созданию 21 «внутреннего человека» в литературном произведении, но также подтекст может вызывать и визуальные образы. Фактически подтекст всегда находится вне семантического пространства прямых и переносных значений слов и их сочетаний. Изучение художественного образа с позиций литературоведения позволяет сделать значимые выводы о его природе: реальная действительность в художественном образе представляет собой не просто некий объект, подвергнутый оценке (авторской / персонажной либо их контаминация), но как художественная действительность, творчески преобразованная в авторском сознании и авторской аксиологической системе. Через внешний предметный план передаётся внутренний образный: таков путь создания многоплановости художественного текста. В лингвистической парадигме категория образности неразрывно связана с осмыслением образа, часто одно определяется через другое. Специфика образности традиционно изучается лингвистикой в двух направлениях: образность языковых единиц и образность на уровне текста, которая рассматривается в координатах различных типов текста. Тем не менее, образность – основная черта художественного текста, что и определяет специфику её исследования. Образность с позиций лингвистики раскрывается через категорию внутренней формы, которая была введена в научный обиход В. фон Гумбольдтом. Под внутренней формой языка он понимал понятийную систему, которая репрезентирует специфику мировоззрения, закрепленную во внешней форме языка. Для Гумбольдта внутренняя форма языка представала как мироощущение, миропонимание определенной нации (См.: Гумбольдт, 1985). А. Потебня развил теорию В. Гумбольдта: он различает внешнюю (членораздельный звук) и внутреннюю форму слова (содержание, объективируемое посредством звука): «Внутренняя форма слова есть отношение содержания мысли к сознанию; она показывает, как представляется человеку его собственная мысль. Этим только можно объяснить, почему 22 в одном и том же языке может быть много слов для обозначения одного и того же предмета, и наоборот, одно слово совершенно согласно с требованиями языка может обозначать предметы разнородные» (Потебня, 1976: 114). Так, М. Столяров подчеркивает, что «...поэтическая наглядность, или образность, не имеет ничего общего с той наглядностью, или образностью, с которой перед нами выступают предметы внешнего чувственного мира. Образ не есть предмет. Более того, задача поэзии — как раз в том, чтобы развеществить предмет: это и есть превращение его в образ. Образ переводит изображаемый им предмет или событие из внешнего мира во внутренний, дает нашей внутренней жизни излиться в предмет, охватить и пережить его изнутри, как часть нашей собственной души. В образе мы переживаем изображаемое» (Столяров, 1984: 517-520). Несомненно, образность языковых единиц присуща и текстам, не являющимся художественными: так, научная терминология оперирует, например, терминами-метафорами (горный хребет, подошва горы, рукав реки и др.). Обусловленность переносным употреблением слова не создает, однако, возможности квалифицировать такие образы как художественные, т.к. они лишены индивидуальных эстетических черт. Художественный образ имеет в своей основе не только употребление лексем и их сочетаний в переносном значении, но и определенный макроконтекст различного объема (от фразового окружения до контекста целостного художественного текста или совокупности таких текстов), который позволяет квалифицировать такой образ как индивидуализированный, манифестирующий определенную концепцию мира конкретного автора. Основной всесторонняя конститутивный реализация признак художественного образно-ассоциативных свойств текста – речи – детерминирует особое положение образа как структурного элемента такого типа текста: «Образ здесь конечная цель творчества, тогда как в нехудожественном тексте словесная образность принципиально не 23 необходима и при наличии является лишь средством передачи (объяснения) информации. В художественном тексте средства образности подчинены эстетическому идеалу художника (художественная литература – вид искусства); второстепенная роль словесного образа в нехудожественной литературе (например, научно-популярной) освобождает автора от такой подчиненности: он озабочен другим – с помощью образа (сравнения, метафоры) передать информационную сущность понятия, явления (Валгина, 2004: 115). Частным случаем функционирования образности являются тропы. Несомненно, образы могут быть выражены различными средствами. Так, одним из эффективных способов репрезентации образа является метафора, однако он не единственный: арсенал таких средств весьма широк (метонимия и синекдоха, гипербола, литота и пр.). Адекватный материалу анализ изобразительно-выразительных средств должен быть направлен не на описание отдельных способов языковой воплощения образов, а на выявление системности в этом комплексе тропов. Традиционный вектор создания образа – от конкретного смысла (наглядность, зрительность, картинность как отправная точка данного процесса) к переносному и отвлеченному, что зачастую определяет особенности многих художественных текстов, в которых такая реализация эстетической задачи является композиционным приемом. Несомненно, динамика процесса создания художественного образа обусловливается «наращением смысла» (термин, предложенный В.В. Виноградовым), что в целом создает и семантическое пространство художественного текста, и множественность его интерпретаций: «Смысл слова в художественном произведении никогда не ограничен его прямым номинативно-предметным значением. Буквальное значение слова здесь обрастает новыми, иными смыслами (так же, как и значение описываемого эмпирического факта вырастает до произведении степени нет и типического во всяком обобщения). случае не В художественном должно быть слов 24 немотивированных, проходящих только как тени ненужных предметов. Отбор слов неразрывно связан со способом отражения и выражения действительности в слове... В контексте всего произведения слова и выражения, находясь в теснейшем взаимодействии, приобретают разнообразные дополнительные смысловые оттенки, воспринимаются в сложной и глубокой перспективе целого» (Виноградов, 1971: 230). Ассоциативные связи, скрепляющие компоненты художественного текста, детерминируют практически неисчерпаемый когнитивно-семантический потенциал художественного текста. Любой феномен, изучаемый с позиции научных подходов, подлежит определенной параметризации и типологизированию, и художественный образ – не исключение. Художественные образы возможно классифицировать по двум основным критериям: реализации в их структуре принципа метонимии (признак / часть вместо целого) или принципа метафоры (соположение различных объектов на основе многоуровневых ассоциаций). Этим структурным критериям на идейно-смысловом уровне соответствуют два вида эстетического обобщения (метонимии – тип, метафоре – символ). Также одним из критериев классификации художественного образа служит тезис о том, что он представляет собой воспроизведение действительности в конкретно-чувственной форме в соответствии с выдвинутыми эстетическими задачами. Кроме того, если принять во внимание восхождение от конкретного смысла к отвлеченному и обобщенному, могут быть выявлены три ступени такой градации: образиндикатор, основанный на использовании буквального, прямого значения слова; образ-троп, т.е. переносное значение; образ-символ, реализующийся в обобщенном значении на базе частных переносных (См.: Валгина, 2004: 125). Н.С. Валгина указывает, что «на первой ступени образ рождается часто в результате «оживления внутренней формы слова» (выражение А.А. Потебни). Это образ-индикатор, проявитель смысла. На второй ступени 25 возникает переосмысление. Это система тропов, в основе которой лежит метафоризация. И наконец, образы-символы, являющие собой образы, выходящие за пределы контекста, закрепленные обычно традицией употребления» (Валгина, 2004: 125). Для лингвистики принципиально важной становится корреляция знаковой природы слова и образа, которая манифестирована, прежде всего, в их функционировании в пределах микро- и макроконтекста. Семантика образа обусловливается свойствами слова / слов, которыми он выражен. В этой связи используется терминологическое сочетание контекстуальное лексическое значение слова, под которым понимается «реализация в речи понятия или выражение эмоции, или указание на предмет реальной действительности средствами определенной языковой системы. Лингвистическая сложность контекстуального значения зависит, среди прочих причин, от объединения в нем денотативного и коннотативного значений. Последнее факультативно и может включать эмоциональную, оценочную, экспрессивную и функционально-стилистическую коннотации. Коннотации могут в одном слове встретиться все вместе или в различных сочетаниях, могут быть узуальными и окказиональными» (Арнольд, 2002: 98). Знаковая природа образа детерминирует специфику его структуры и комплекс функций. Как и слово, образ может быть «спроецирован» на означающее и означаемое, имея денотативное и коннотативное значения. Так же, как и слово, образ реализует свой семантический потенциал в контексте. Отличия образа от слова в том, что для образа экспрессивность облигаторна, а зачастую он также эмоционален и характеризуется наличием в семантической структуре оценки, тогда как у слова коннотативное значение факультативно и поливариативно. 26 1.2. Образ – понятие – концепт: система корреляций терминов В сфере человеческого сознания язык представляет собой структуру означающих, репрезентированную в разноуровневых единицах, прежде всего, лексических. Коммуникативная функция языка актуализирует значение слова, т.к. язык дан человеку для сообщения информации, понимания и общения. Осмысление сообщаемого становится отправной точкой структурирования континуального по продуцирования некоего своему семантического характеру, индивидуальной пространства, создающего речи, условия которая для осуществляет символическую функцию (К. Леви-Стросс) на основе набора универсальных правил национального языка. В ходе данного сложного процесса реализуется номинация и сигнификация, при этом языковое сознание, имеющее дискретный характер, создает коммуникативно-прагматический континуум. Осмысление человеком мира невозможно представить без этапа конструирования явлений и предметов окружающей действительности, происходящего в когнитивной сфере, следствием чего является формирование устойчивых представлений о мире как совокупности смыслов, зафиксированных в сознании. Система знаний о мире предстает как концептуальная картина мира, а её структурные элементы и есть собственно концепты. Подчеркнем, что термин концепт остается одним из наиболее спорных в современной лингвистической парадигме. Это побуждает охарактеризовать его коррелятивные связи с другими компонентами терминосистемы когнитивной лингвистики и лингвокультурологии. Принципиально важным в этой связи является понятие языковой картины мира, которая является результатом языковой концептуализации. Современной наукой доказано, что основная часть знаний о мире закреплена в сознании в вербализованном виде – в языковых единицах. Языковая картина мира актуализирует творческую мыслительную и языковую / речевую активность человека, представляя собой фиксируемые языком процессы и результаты концептуализации действительности. Ю.Н. Караулов 27 указывает: «Языковая картина мира – это взятое во всей совокупности, все концептуальное содержание данного языка» (Караулов, 1976: 246). Онтологический статус языковой картины мира определяется тем, что она находится в взаимодетерминирующих отношениях с концепцией мира и с языком: «Формирующаяся картина мира, отображенная в сознании человека, это вторичное существование мира, закрепленное и реализованное в особой материальной форме – языке. Один и тот же язык, один и тот же общественно-исторический опыт формирует у членов определенного общества сходные языковые картины мира, что позволяет говорить о некой обобщенной национальной языковой картине мира. Разные языки придают картинам мира лишь некоторую специфику, некоторый национальный колорит, что объясняется различиями в культуре и традициях народов» (Маслова, 2004: 56). Языковая концептуализация не тождественна научному знанию о мире, неполно отражает действительность, сочетая в себе универсальные, этноспецифические и личностные характеристики в рамках интерпретации мира. Антропоцентрическая парадигма обусловливает новый поворот в развитии лингвистики: от изучения языка как системы, имеющей имманентно присущую ей структуру, к исследованию специфики и закономерностей речевой деятельности, которые детерминированы, прежде всего, характеристиками личности Говорящего – продуцента речи, совокупностей предположений о реципиенте (его виртуальным «портретом») и представлений о самом себе в этой речевой деятельности, о своих интенциях, стратегиях и тактиках, о конечной цели конкретного коммуникативного акта. Кроме того, важное значение в данном контексте приобретает принадлежность коммуникантов к определенным социальным стратам, их общественный статус, специфика межличностных отношений. В этой связи особое значение приобретает изучение феномена дискурса в его разноуровневых взаимосвязях с другими конструктами когнитивной лингвистики, прагмалингвистики, коммуникативистики и других отраслей 28 современной науки о языке. Таким образом, концепт приобретает некие координаты эффективного применения в поле изучения как языковой и индивидуально-авторской картин мира, так и в сфере изучения дискурсивных практик. Картина мира и дискурс – вот те рамки, в которых концепт приобретает отчетливость, естественно отграничиваясь в метаязыковой парадигме от других смежных с ним терминов. Термин концепт может трактоваться достаточно широко: так, в коллективной монографии Е.С. Кубрякова определяет его как «разносубстратную единицу оперативного сознания» (Серебренников и др., 1988: 143), указывает, что «в сознании человека многие фрагменты действительности представлены образами, и многое может попасть в поле его зрения и быть увиденным (и понятым) без наличия для него специального обозначения» (Кубрякова, 2004: 305). Широкое понимание концепта выявляет его главную особенность – способность образовывать некое ассоциативное поле, поэтому основной целью при структурировании концепта становится параметрирование ассоциативных комплексов. Безусловно, не только изучаемые лингвистикой концепты, но и сам термин концепт по своей природе обусловливает наличие ряда смежных понятий и терминов. Для уяснения сущности объекта и предмета настоящего исследования обратимся к выявлению интегральных и дифференциальных признаков образа, понятия и концепта. Данные термины иногда употребляются как синонимичные по избежание стилистических погрешностей (См.: Воркачев, 2004: 14). Анализ работ по данной проблематике выявляет неоднозначность понимания терминов, что свидетельствует о существовании различных подходов к изучению данных феноменов. В данной триаде представляется возможным рассмотрение дифференциации терминов при учете важного тезиса: «концепт, понятие и значение – это сущности, которые не поддаются прямому наблюдению. Поэтому, обсуждая любую из этих сущностей, важно помнить, что мы сопоставляем всего лишь наши гипотезы относительно того, чем, по нашему 29 представлению, могут быть или не быть концепты, понятия, значения» (Залевская, 2001: 36). Проблемное поле может быть охарактеризовано в системе корреляций «концепт – значение», «концепт – понятие» и «концепт – образ». Корреляции концепта и значения слова отражают проблематику соотношений концептуальной лингвистических и и экстралингвистических лексико-семантической информации. знаний, Когнитивная природа обоих явлений диктует их восприятие как результатов отражения и познания действительности сознанием человека, но его разных видов концептуального и языкового (Стернин, Розенфильд, 2008: – 148). Естественно, что концепт не может быть равен значению, т.к. он является единицей концептосферы, в то время как значение – единица семантического пространства языка: «Значение – это общеизвестная и коммуникативно релевантная часть концепта, выступающая в виде стороны языкового знака в актах коммуникации» (Попова, Стернин, 2004: 65). Для моделирования концепта облигаторно множество лексических единиц, которые имеют определенные значения. Данный факт определяет гиперо-гипонимические отношения между этими терминами. Как считают З.Д. Попова и И.А. Стернин, коррелятивные отношения диады концепт – лексикографическое, значение опираются представленное в на два типа толковом значений словаре, – и психолингвистическое, фиксированное в сознании носителя языка (Попова, Стернин, 2004: 97). При этом несомненно, что психолингвистическое значение имеет гораздо больший объем, нежели лексикографическое, которое в целом вписано в координаты психологически реального значения. Данная проблема связана с разграничением значения и смысла, которое в имеет давнюю научную историю (концепция Л.С. Выготского и А.Н. Леонтьева). По А.В. Кравченко, «значение языковых знаков имеет опытную природу, так как возникает в результате различных взаимодействий 30 организма со средой» (Кравченко, 2008: 155). Контакт человека с внешним миром задействует цепочку рецепторов, что генерирует «пучок» различных чувственных ощущений, ассоциированных между собой, причем к этим ассоциациям всегда присоединен слуховой образ слова. Значит, средство доступа к миру ощущений, переживаний и результатов восприятия – именно значение языкового знака. В лингвистической литературе объективированы два основные направления, в рамках которых изучаются соотношения терминов концепт и понятие. Для представителей первого подхода объем термина понятие уже, чем термина концепт (Пименова М.В., Стернин И.А., Карасик В.И., Слышкин Г.Г., Чернейко Л.О., Маслова В.А. и др.). Второй подход характеризуется отождествлением данных терминов: такое рассмотрение проблемы находим в работах Н.Ю. Шведовой, М.В. Никитина, А.П. Бабушкина, А.А. Худякова и др. Первый из указанных подходов в своей основе имеет общий феноменологический принцип лингвистики, акцентированный Р. Якобсоном в работе «Целое и части»: «Изучающие лингвистику часто сталкивались с трудностями при переходе от одного дробного множества к расширенному множеству или же к другой, меньшей части множества, что дало повод к возникновению различных изоляционистских направлений в науке о языке» (Цит. по: Колмогорова, 2006: 40). Такой исследовательский вектор предполагает представление понятия как одного из уровней в структуре концепта. Именно такой ракурс видения проблемы представлен доказывающей, что в «если работах понятие В.А. – Масловой, это последовательно совокупность познанных существенных признаков объекта, то концепт – ментальное национальноспецифическое образование, планом содержания которого является вся совокупность знаний о данном объекте, а планом выражения – совокупность языковых средств (лексических, фразеологических, паремиологических и др.). Концепты – это не любые понятия, а лишь наиболее сложные и важные 31 из них, без которых трудно себе представить данную культуру» (Маслова, 2004: 27). Сходная позиция выявляется и в работах В.И. Карасика и Г.Г. Слышкина (См., напр.: Карасик, 2002; Карасик, Слышкин, 2001). Для Н.Ф. Алефиренко понятие является стабильным пластом (содержательным ядром) концепта, который, в свою очередь, фиксирует абстрагированное знание, этноспецифичное по своему характеру (См.: Алефиренко, 2005: 54-55). В понимании Л.О. Чернейко концепт шире понятия, т.к. он «охватывает все содержание слова <…>, отражающее представление носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым в многообразии его ассоциативных связей» (Чернейко, 1997: 287-288). В.З. Демьянков указывает, что понятие – «то, о чем люди договариваются, их люди конструируют для того, чтобы «иметь общий язык» при обсуждении проблем; концепты же существуют сами по себе, их люди реконструируют с той или иной степенью (не) уверенности. Иногда референты у терминов концепт и понятие совпадают» (Цит. по: Кравченко, 2008: 148). Данный подход позволяет выявить дифференциальные признаки концепта и понятия. Так, Е.К. Войшвилло подчеркивает принципиальную безобразность, чистую рациональность понятия (Войшвилло, 1989: 98), ведь только наиболее существенные черты объекта представляют основу создания понятия (См.: Карасик, 2002: 129). Отличие концепта от понятия в том, что он представляет собой совокупность как описательно-классификационных, так и чувственно-волевых и образно-эмпирических характеристик. Как указывает Ю.С. Степанов, концепты не только мыслятся, но и переживаются (См.: Степанов, 1995). Для Д.С. Лихачева концепты, в отличие от понятий, представляют собой нечто вроде «посланий», которые могут по-разному восприниматься адресатами (См.: Лихачев, 1993). С.Г. Воркачев противопоставляет концепт и понятие по степени абстрактности содержания (Воркачев, 2004: 13). Критерий безобразности, по его мнению, обусловливает некоторые противоречия в толковании терминов: из числа понятий исключаются так называемые «общие представления» (т. е. 32 абстракции среднего уровня, (человек, дерево, птица и др.), которые схематически, в совокупности каких-то общих черт, могут быть визуально представлены, о чем даже свидетельствует их квалификация как «видов» (греч. eidos) – того, что можно увидеть. Таким образом, из числа понятий исключается понятие по определению — «мысль, отражающая в обобщенной форме предметы и явления действительности и связи между ними посредством фиксации общих и специфических признаков» (ФЭС, 1983) (Цит. по: Воркачев, 2004: 14-15). В качестве одного из возможных путей устранения данного противоречия С.Г. Воркачев предлагает тот, что был найден в средневековом (XI – XII вв.) споре о природе и онтологическом статусе универсалий, которые в западноевропейской науке и по сей день называются концептами – это понятия высшей ступени абстракции, однопорядковые с категориями (как последние понимал Аристотель), которые отправляют либо к семантическим классам, объединяемым родовым признаком (растение, животное, мебель и пр.), либо к гипостазированным свойствам и отношениям – «абстрактным предметам» (справедливость, свобода, благо, зло и пр.) (Воркачев, 2004: 14-16). Второй подход, отождествляющий концепт и понятие, базируется на выявлении их интегральных характеристик. Ср.: «Концепты — ... основная форма осуществления понятийного мышления ... понятийный инвентарь» (Худяков, 1996: 102). Считая термины концепт и понятие синонимичными, А.П. Бабушкин утверждает, что из научного обихода постепенно будет вытеснен один из них – понятие: «сегодня языковеды почти не оперируют термином «понятие» в его классическом смысле и предпочитают говорить о мыслительных структурах» (Бабушкин, 1996: 14). Для Н.Ю. Шведовой концепт представляет собой «понятие, поименованное языком в виде лексического значения слова» (Шведова, 2006: 506). При том, что понятие и концепт отождествляются в таком ракурсе изучения, представители данного направления считают понятие отражением основных признаков объекта (Войшвилло, 1967: 117; Мыркин, 2002: 46-47), 33 на котором строится и изучение концептов. Однако, исследование концептов не ограничивается только параметризацией их специфических признаков: объединяя в себе признаки, которые релевантны для характеристики объекта в определенном языковом коллективе (базовые, периферийные, универсальные, этноспецифические, индивидуально-личностные), концепт, тем не менее, шире этой совокупности, «потому что мир мыслей никогда не находит полного выражения в языковой системе» (Маслова, 2004: 27; Стернин, 2006: 490). Наиболее принципиальным для нашей исследовательской концепции является выяснение корреляций концепта и образа. Этот актуальный вопрос связан с проблемой вербальности / невербальности сознания и мышления. Невербальный характер сознания убедительно доказывается на материале эмпирических исследований (Стернин, Розенфильд, 2008: 170). Современная наука представляет сознание в виде двуслойного конструкта, состоящего из образного и рационального слоёв, которые существуют в нерасторжимом единстве. Образный слой первичен в фило- и онтогенезе по отношению к рефлексивному, который формируется позже на его основе (См.: Стернин, Розенфильд, 2008: 182). Как функциональная единица мышления, концепт объединяет в своей структуре образные и рефлективные компоненты (Стернин, Розенфильд, 2008: 170). Формирование концепта имеет в своей основе ядерную (образную) составляющую, на которую «наслаивается» рефлективная. Эти рефлективные компоненты эксплицируют социальный, перцептивный, эмпирический и деятельностный опыт, а также результаты рефлексивного обобщения этого опыта. Образные компоненты концепта, которые также изменчивы, дополнительно корректируются и дополняются в процессе жизнедеятельности человека (См.: Стернин, Розенфильд, 2008: 183). При том, что образы и рефлективные компоненты фиксированы в различных участках нейронных сетей мозга, они согласованно участвуют в процессе мышления: «В процессе концептуального мышления могут участвовать и актуализироваться как 34 образы, так и рефлексивное содержание концептов в разном их сочетании в зависимости от ситуации и цели» (Стернин, Розенфильд, 2008: 185). Итак, концепция И.А. Стернина и М.Я. Розенфильда позволяет утверждать, что образ (чувственный компонент концепта) кодирует содержащуюся в нем рациональную (рефлексивную) информацию и обеспечивает его функционирование как мыслительной единицы. В процессе мыслительной деятельности человек «прикрепленные» к оперирует образам образами, рациональные которые знания (См.: несут и Стернин, Розенфильд, 2008: 170). Рассмотренные корреляции концепта, понятия, значения и образа позволяют выделить в современной когнитивной лингвистике два направления в отношении этой терминологической проблемы: Лингвокультурологическое, представленное двумя противоположными тенденциями: а) отношения концепта – понятия, значения и образа определяются как отношения целого и его частей. Согласно данной позиции: а) рациональную содержательную часть концепта составляет понятие; б) функциональным ядром концепта является чувственный образ; в) значение являет собой репрезентированность концепта в системе языка (М.В. Пименова, И.А. Стернин, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин, Л.О. Чернейко, В.А. Маслова и др.); б) отождествление концепта и понятия (Н.Ю. Шведова, А.П. Бабушкин, А.А. Худяков и др.). Биокогнитивное, в рамках которого концепт не рассматривается как языковой феномен в традиционном понимании языка как кодовой системы коммуникации. понятие аннулируется: В понятие таком ракурсе принадлежит тождество концепт сфере языка, – концепт предстает как элементарная единица обобщения опыта, языкового и внеязыкового. Для понятия облигаторна языковая экспликация, для концепта такая экспликация лишь лингвистически опосредована. 35 Несомненно, концепт, имея неоднородное содержание, структурен по своему характеру. Существует несколько концепций, значимых для нашего исследования, прежде всего, для понимания места образа как лингвокультурного феномена. Так, Ю.С. Степанов выделяет в концепте следующие сущности: общеизвестная сущность, сущность, известная отдельным носителям языка, и исторический или этимологический компонент (См.: Степанов, 2001). По мнению В.И. Карасика, в структуре концепта представлены образно-перцептивный компонент, понятийный (информационно-фактуальный) компонент и ценностную составляющую (оценка и поведенческие нормы) (Карасик, 2002; 118). Нам близка концепция З.Д. Поповой и И.А. Стернина, согласно которой в структуре концепта различимы три базовых элемента – образ, информационное содержание и интерпретационное поле (Попова, Стернин, 2004: 75). Подчеркнем, что образ представляет собой базовый слой концепта: признаками образа является его наглядность, дифференциальными представление его в виде «картинки», его оценочность, сопряженная с наглядностью, а также тот факт, что образ, в отличие от концепта, не абстрактен. При движении от чувственного образа к концепту происходит кодирование информации, что и формирует мыслительную единицу. Корреляция концепт – образ определяет во многом понятийные акценты в типологии концептов: их виды, выделяемые современной лингвистикой, также могут быть понятийно соотнесены с концептом и образом. На наш взгляд, когнитивный концепт в большей степени отражает суть понятия концепта вообще, тогда как образ приближен в своих основных значениях к лингвокультурному концепту. В.А. Маслова с позиций понимания концепта как лингвокультурного феномена дает ему следующее определение: «это семантические образование, отмеченное лингвокультурной спецификой и тем или иным образом характеризующие носителей определенной этнокулыуры. Концепт, отражая этническое мировидение, маркирует этническую языковую картину 36 мира и является кирпичиком для строительства «дома бытия» (по М. Хайдеггеру). Но в то же время – это некий квант знания, отражающий содержание всей человеческой деятельности. Концепт не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного, значения слова с личным и народным опытом человека (по Д.С. Лихачеву). Он окружен эмоциональным, экспрессивным, оценочным ореолом. Следовательно, концепт многомерен, в нем можно выделить как рациональное, так и эмоциональное, как абстрактное, так и конкретное, как универсальное, так и этническое, как общенациональное, так и индивидуально-личностное» (Маслова, 2004: 35). Важно подчеркнуть, что и когнитивный концепт имеет образный компонент, но его функционирование осуществляется на другой основе. Многоуровневый анализ дефиниций концепта даёт возможность З.Д. Поповой и И.А. Стернину сделать значимые выводы о формировании когнитивного концепта из: а) его непосредственного чувственного опыта – восприятия мира органами чувств; б) предметной деятельности человека; в) мыслительных операций с уже существующими в его сознании концептами; г) из языкового общения (концепт может быть сообщен, разъяснен человеку в языковой форме; д) путем сознательного познания языковых единиц (Попова, Стернин, 2004: 40). Единицы универсального предметного кода (УПК, по Н.И. Жинкину(См.: Жинкин, 1998)) кодируют в сознании концепты в их идеальной форме, причем единицами УПК выступают индивидуальные чувственные образы, которые формируются на основе личного чувственного опыта. Рождаясь как образ, концепт, приобретая всё большую степень абстракции, способен, 37 постепенно превращаться из чувственного образа в собственно мыслительный. 1.3. Образ как проблема лингвокультурологии Принципиально важным, на наш взгляд, является установление приоритетов научных изысканий в координатах смежных, но не тождественных по своему объекту и предмету, сфер современной науки о языке – когнитивной лингвистики и лингвокультурологии. В нашем случае выявление общего и различного в этом проблемном пространстве связано с тем, что терминами концепт, понятие, значение, образ оперируют обе науки, проецируя результаты исследований на новые модели знания. С конца XX в. системно-структурная, статическая исследовательская парадигма постепенно когнитивной, заменяется парадигмой функциональной, динамической. Именно эти характеристики свойственны антропоцентризму как основному подходу в современной науке о языке. Исследователи переключаются с объектов познания на субъект, таким образом, анализу подвергается человек в языке и язык в человеке. Когнитивная лингвистика, изучая язык как механизм познания, помещает в центр исследовательских интересов взаимосвязь языка и мышления, лингвокультурология вскрывает специфику взаимодействия языка и культуры. Когнитивная лингвистика обращена, в конечном счете, к выявлению особенностей индивидуального концепта как единицы хранения информации в сознании конкретного человека, лингвокультурология описывает общекультурные концепты, которые репрезентируют факты национального понимание сознания. Целью механизмов когнитивной процессов лингвистики восприятия, является категоризации, классификации и осмысления мира; лингвокультурология как комплексная научная дисциплина возникает на «стыке» лингвистики и культурологиии, её целью становится раскрытие взаимосвязи и взаимодействия культуры и 38 языка в его функционировании, причем этот процесс изучается как целостная структура единиц в единстве их языкового и внеязыкового содержания при помощи системных методов и с ориентацией на современные приоритеты, отражающие новую систему ценностей (См.: Воробьев, 1996: 4). Общим объектом исследования для обеих наук является концепт, но ракурс его параметрирования различен. Для когнитивной лингвистики аксиоматичен тезис о языковой объективации концепта средствами национального языка, т.е. как единицы концептуальной системы, концепты путем вербализации фиксируют информацию о мире (См.: Пименова, 2004: 8). Однако, как отмечалось в п. 1.2, концептуальная информация может быть манифестирована как в вербализованном виде, так и в невербализованном – в образах, картинках, схемах и пр. Для когнитивной лингвистики диада «язык – человек» превращается в триаду «язык – человек – сознание». Предметом исследования лингвокультурологии также предстает концепт, но закономерно, что когнитивной линвистикой изучается когнитивный концепт, а лингвокультурологией – лингвокультурный или культурный концепт. Концепт постулируется лингвокультурологией как «культурно-ментальноязыковое» образование, своего рода «сгусток культуры в сознании человека, то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека, тот «пучок» представлений, понятий, знаний, ассоциаций, который сопровождает слово (Слышкин, 2004а: 14), как многомерное ментальное образование (Степанов, 2001: 41; Карасик, лингвокультурологических 2002: 129). дефинициях Практически подчеркивается во всех вербализация лингвокультурного концепта (Ср.: «знаменательный образ, отражающий фрагмент национальной картины мира, обобщенный в слове» (Нерознак, 1998: 81); «любая дискретная единица коллективного сознания, которая отражает предмет реального или идеального мира и хранится в национальной памяти языка в вербально обозначенном виде» (Бабушкин, Жукова, 1999: 11). Та же диада антропоцентрической парадигмы «язык – человек» в 39 лингвокультурологии модифицируется в конструкцию «язык – человек – сознание – культура». В работах последних лет наметилась устойчивая тенденция разграничения когнитивного и лингвокультурного концептов: «1) для когнитивиста одному концепту соответствует одна языковая единица; для лингвокультуролога концепт обладает свойством полиапеллируемости, то есть может и должен реализовываться при помощи целого ряда единиц языка; 2) для когнитивиста каждому слову соответствует свой концепт; для лингвокультуролога именами концептов является ограниченное число культурно значимых единиц (концептами являются лишь абстрактные сущности)» (Слышкин, 2004а: 22). С.Г. Воркачев указывает на следующие обстоятельства: «Лингвокогнитологические исследования имеют типологическую направленность и сфокусированы на выявлении общих закономерностей в формировании ментальных представлений. Интерес лингвокультурологов фокусируется на изучении специфического в составе ментальных единиц и направлен на накопительное и систематизирующее описание отличительных признаков конкретных культурных концептов» (Воркачев, 2001: 43-44). Следовательно, культурный концепт отличим от когнитивного наличием аксиологического компонента, поэтому лингвокультурологические исследования своим итогом имеют словари концептов в ценностном понимании, как основополагающих понятий культуры (Ср.: Степанов, 2001). С позиций когнитивной лингвистики и лингвокультурологии различна и структура когнитивного и лингвокультурного концептов. Полевая структура концепта в обоих манифестирования случаях слоев: представлена для различным когнитивного ядро порядком состоит из прототипических слоев, первичных, наиболее ярких образов, и периферии, включающей абстрактные признаки, а также интерпретационного поля, содержащего выводы из разных когнитивных признаков (Попова, Стернин, 2004: 12-16). Лингвокультурный концепт как многомерное смысловое 40 образование включает понятийную, образную и ценностную стороны. Понятийная сторона концепта как фиксация концепта языковыми средствами представляется его обозначением, описанием, признаковой структурой, в которой выявляются интегральные и дифференциальные черты конкретного концепта в определенном ряду концептов. Образная сторона – это характеристики предметов, явлений, событий, полученные с помощью органов чувств, которые отражены в нашем сознании в том или ином виде. Аксиологический компонент концепта свидетельствует о степени важности этой ментальной единицы для индивидуума и коллектива (См.: Карасик, 2002: 154). Поскольку для лингвокультурологии принципиально важной является ценностная составляющая, аксиологический компонент, предлагается изучать также ценностную картину мира на основе исходных постулатов: • ценностная картина мира в языке включает общечеловеческую и специфическую части; • ценностная картина мира в языке реконструируется в виде взаимосвязанных оценочных суждений, соотносимых с юридическими, религиозными, моральными кодексами, общепринятыми суждениями здравого смысла, типичными фольклорными сюжетами; • в ценностной картине мира существуют наиболее существенные для данной культуры смыслы, ценностные доминанты, совокупность которых и образует определенный тип культуры, поддерживаемый и сохраняемый в языке; • ценностная картина мира в рамках одной языковой культуры представляет собой неоднородное образование, поскольку у разных социальных групп могут быть различные ценности; • ценностная картина мира существует как в коллективном, так и в индивидуальном сознании (См.: Карасик, 1996: 5). Особый интерес представляет также изучение индивидуальных и лингвокультурных (культурных) концептов в их многообразных отношениях, которое активно разрабатывается в русле современной лингвистики. 41 Наиболее точно значение термина индивидуальный концепт передано, по нашему мнению, в дефиниции, данной А.А. Залевской (Залевская, 2002). Для исследователя концепт – «спонтанно функционирующее в речемыслительной деятельности индивида базовое перцептивно-когнитивноаффективное образование динамического характера» (Залевская, 2002: 16). Исходя из характерных признаков индивидуального концепта, которые заявлены в данном определении в качестве основных, становится ясно, что для этого вида концепта облигаторна связь с речевой и мыслительной деятельностью конкретной личности, поэтому структурация индивидуального концепта базируется на его эмоциях, опыте и когнитивном потенциале. Рецепция и эмоциональный опыт, личностная когнитивная деятельность постоянно модифицируют концепт, внося определенные коррективы в его структуру, зачастую вплоть до формирования нововй мыслительной единицы. Именно в этой связи становятся важными две основные черты концепта. Первая – его динамический характер, изменчивость, связанная с самим процессом жизни. Вторая – субъективный характер, т.к. опыт индивида всегда личностен. Для конкретного социума индивидуальные концепты не могут представлять единую систему, т.к. они детерминированы индивидуальным опытом, личностными смыслами и ориентирами. В своей дефиниции А.А. Залевская приводит и спонтанность как третью характеристику концепта, имея в виду неосознанность употребления концептов в мыслительной и речевой деятельности. Однако необходимо уточнить, что и лингвокультурные концепты употребляются нерефлексивно. Важной чертой концепта следует считать также его эмоциональность. Ю.С. Степанов подчеркивает, что «концепты не только мыслятся, они переживаются. Они – предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений» (Степанов, 2001: 43). И лингвокультурные, и индивидуальные концепты эмоциональны, но их эмоциональность имеет различную природу. Так, культурным концептам присуща «объективная» эмоциональность, 42 имеющая фиксированный характер, т.к. культурный концепт содержит аксиологический компонент, окрашенный эмоционально, что сформировано в культуре на протяжении определенного периода времени. Такие ценностноэмоциональные установки изменчивы под влиянием информации, которая поступает в сознание, и эмоций конкретной личности. Индивидуальный концепт может полностью трансформироваться на основе ассоциаций, оценочных суждений, эмоциональных в своей основе. Лингвокультурный концепт не подвержен такой детерминированности эмоциональностью: он формируется в конкретный исторический период, изменчив, но на протяжении более длительного времени, нежели концепт индивидуальный. Зачастую изменения, происходящие в лингвокультурном концепте, затруднительно зафиксировать ввиду их протяженности во времени, причем они могут отражать особенности социальных и экономических процессов, которые постепенно меняют и сам язык этноса. Отметим, что индивидуальные концепты не характеризуются узостью: напротив, их формирование происходит в самом широком контексте восприятия мира личностью. Эту мысль можно подтвердить высказыванием К. Леви-Брюля: «Когда я вижу свою собаку или свою лошадь, я вижу их, конечно, с их индивидуальными особенностями, но вместе с тем я вижу их как принадлежащих к виду собаки и лошади. Строго говоря, образ собаки или лошади может образоваться в моем зрачке и появиться в моем сознании как особь лишь тогда, когда я не обращаю на него внимания. Но как только я воспринимаю этот образ, он становится неотделимым от всего того, что вызывается в моем сознании словами “собака” и “лошадь”, т.е. от бесконечного количества других потенциальных образов, похожих на первые, но также и от того непрерывного сознания, которое имеется у меня одновременно о себе, обо всем мире возможного опыта, логически упорядоченного и мыслимого» (Леви-Брюль, 1994: 105). Такое понимание мира личности в качестве «строительного материала» данной личности подразумевает концепт. Индивидуальный концепт тем богаче, чем богаче 43 культурный, национальный, сословный, профессиональный, семейный и личный опыт человека (См.: Лихачев, 1993). Лингвокультурный концепт, в свою очередь, характеризуется тесной взаимосвязью с культурой, но не с мыслительными и речевыми структурами личности, что дает возможность рассматривать лингвокультурный концепт как основную составляющую культуры: «Культура – это совокупность концептов и отношений между ними», – указывает Ю.С. Степанов (Степанов, 2001: 40). Для В.И. Карасика и Г.Г. Слышкина (Карасик, Слышкин, 2001) корреляции концепта и культуры выступают в качестве основы тезиса о детерминированности концепта культурой, это ментальная проекция элементов культуры (См.: Карасик, Слышкин, 2001: 76). А. Вежбицкая использует термин «ключевые слова» культуры, который фактически является синонимом термина концепт: «Ключевые слова» – это слова, особенно важные и показательные для отдельно взятой культуры» (Вежбицкая, 2001: 35), они «могут анализироваться как центральные точки, вокруг которых организованы целые области культуры» (Вежбицкая, 2001: 37). Такими словами (культурными концептами), по А. Вежбицкой, являются те, изучение которых позволяет выяснить о данной культуре нечто существенное и нетривиальное. Исследователь указывает на то, что существуют различные обычаи, общественные установления, даже определенные виды пищи, у которых есть обозначения в одном языке, но нет в другом. «Уха», «борщ», «пошлость», «правда», «подлец» и т.д. – это те специфические русские концепты, которые, с ее точки зрения, могут служить прекрасным введением в целую систему установок и впечатлений русского народа. Индивидуальные концепты фиксируются в сознании индивида, культурные – в коллективном языковом сознании, которое представляет собой общенародное достояние, консервацмия которого в памяти народа происходит посредством вербализации. Д.С. Лихачев вводит в научный обиход значимый для современной лингвистики термин «концептосфера» (См.: Лихачев, 1993), это позволяет исследователю выделить различные 44 концептосферы: концептосферу конкретного человека, концептосферу национального языка, которые не изолированы друг от друга, а взаимно обогащаются. Для Д.С. Лихачева концептосфера языка и есть концептосфера русской культуры. Национальный язык манифестирует богатство культуры народа, при этом закономерным является тот факт, что концептосферы разных этносов различны, т.к. лингвокультурные концепты имеют этноспецифический характер, а близость смыслового содержания концептов наглядно репрезентирует близость и даже родственность культур. В работе Е.М. Верещагина и В.Г. Костомарова «Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, рече-поведенческих тактик и сапиентемы» (Верещагин, Костомаров, 2005) этот тезис ярко проиллюстрирован. Анализируя в одном из разделов перевод на русский язык гетевского «Фауста» Пушкиным, авторы обращают особое внимание на фигуру Мефистофеля. Аналитические методики, примененные в ходе исследования, позволили установить, что Мефистофель Гёте и Мефистофель Пушкина – совершенно различные персонажи. По Е.М. Верещагину и В.Г. Костомарову, Мефистофель Гёте – герой значительный и серьезный, раскрывающий в произведении онтологические темы. Для Пушкина Мефистофель становится мелким бесом – озорным и вовсе нестрашным: «…Русский бес – это не черт, не сатана, не злой дух, не злой демон, не лукавый, “не чернявый” и не “Господь-буди-с-нами”. Мефистофель Пушкина – это русский бес, и пушкинский Мефистофель не выдерживает никакого сравнения с германским» (Верещагин, Костомаров, 2005: 222). Одной из причин такой метаморфозы исследователи Пушкина к русской культуре, которая называют принадлежность и влияет на изображение переводчиком Мефистофеля, тогда как текст оригинала становится лишь поводом к развитию образа. Значит, художественный образ может трансформироватьсяпод влиянием национальной концептосферы, лингвокультурных концептов. Несомненно, национальная концептосфера детерминирует восприятие и интерпретацию культурных и прочих фактов 45 конкретной личностью, а разные культуры продуцируют различное понимание пусть даже и одинаково поименованных концептов. В этой же работе содержатся интересные наблюдения, полученные в ходе сравнения образов демона у Пушкина и Лермонтова. Для Пушкина демон предстает типичным русским бесом, это лингвокультурный концепт, истоки которого – в русской национальной концептосфере. Демон Лермонтова порочен и жесток, но красив, призывает к познанию, свободе: «…ясно, что демон Лермонтова – это не бес Пушкина, Евангелия или фольклора. Лермонтовский демон – это явление явно земное, он не имеет корней в национальной действительности. Источники влияний мы указали выше: они были как косвенными (Мильтон, Байрон, Гёте и др.), так и прямыми (поэма А. де Виньи “Элоа, или Сестра ангелов”)» (Верещагин, Костомаров, 2005: 262). Демон у Лермонтова представляет индивидуальный концепт, сформировавшийся на основе использования различных источников, что характеризует его как изолированный от национальной концептосферы, но впоследствии ставший также народным. Деление концептов на индивидуальные и культурные имеет по сути формальный характер. Зачастую в лингвистических работах наблюдается контаминирование этих понятий. Рассматривая культурные концепты, некоторые исследователи фактически обращаются к концептам индивидуальным, акцентируя внимание на их изменчивости, субъективности и прочих чертах именно таких концептов. Например, Г.Г. Слышкин подчеркивает, что существование лингвокультурного концепта протекает на трех уровнях (См.: Слышкин, 2004): 1) на системном: как зафиксированное в лексикографии лингвистическое достояние культуры, т.е. совокупность средств апелляции к концепту, предлагаемых носителю языка; 2) на субъектном: как арсенал языковых средств, которые консервированы в сознании индивида. «Данный уровень более узок, чем предыдущий, в том смысле, что ограниченность памяти и различия в образовательном уровне не 46 позволяют каждому индивиду овладеть всей совокупностью языковых средств, апеллирующих к тому или иному концепту. Однако он более обширен в том смысле, что в нем появляются новые единицы и связи между ними, которые еще не получили фиксации на первом уровне. Уровень системного потенциала всегда является вторичным и запаздывающим по отношению к уровню субъектного потенциала» (Слышкин, 2004б: 33); 3) на текстовом: как апелляции к концепту в конкретных коммуникативных целях. «Если предыдущие уровни воссоздаются искусственно (первый – при составлении словарей и справочников, второй – путем лингвистического эксперимента), то данный уровень является естественным существованием концепта, отражающим его свойство диалогической направленности. Но этот уровень является и наименее упорядоченным: в каждом конкретном случае текстовой реализации мы имеем дело лишь с незначительной частью концепта, которая оказывается востребована для воплощения определенной коммуникативной потребности. В рамках третьего уровня единый концепт, существующий в культурной и индивидуальной памяти, распадается на подконцепты, функционирующие в отдельных жанрах и дискурсах» (Слышкин, 2004б: 33). Для В.И. Карасика и Г.Г. Слышкина сферой фиксации лингвокультурного концепта является сознание, в то время как в языке и(или) речи концепт опредмечивается (См.: Карасик, Слышкин, 2001: 76). Отметим, что вектор здесь обратный: сохраняющийся в национальном языке культурный концепт оказывается в сознании личности посредством усвоения языка. В целом, в лингвистической научной парадигме на данный момент явно преобладает изучение культурных концептов, тогда как индивидуальные концепты (а в нашем случае, и коррелирующие с ними более тесно образы) не подвергаются детальному анализу. Ряд исследователей утверждает, что индивидуальный концепт вообще не может быть подвергнут описанию: так, Ю.С. Степанов постулирует описание лишь культурных концептов ввиду наличия в структуре индивидуальных 47 концептов интимно-личностного круга ассоциаций (См.: Степанов, 2001: 82– 83). Дифференцирование индивидуальных и лингвокультурных концептов может быть проведено следующим образом. Формирование индивидуальных концептов происходит на основе личного когнитивного и эмоционального опыта личности и в процессе усвоения языка, поэтому такие концепты изменчивы, субъективны, пребывают в сознании личности, это те концепты, которые человек оперирует постоянно. Культурные концепты экзистенциально значимы для индивида, описывающие сущностно значимые объекты; они характеризуются несколькими чертами: объективность, культурная общность, формирование в пределах исторического процесса развития этноса посредством закрепления опыта народа, консервация в языке. Однако у индивидуальных и лингвокультурных концептов есть и интегральные признаки. Индивидуальные концепты могут стать основой лингвокультурных концептов (например, так происходит в сфере художественной литературы, искусства вообще); они сами могут быть сформированы концептами, в т.к. процессе взаимодействия лингвокультурный концепт, с лингвокультурными интересуя конкретную личность, преломляется через её индивидуальное сознание, тем самым обогащая своё содержание. Наиболее значимые для личности концепты всегда представляют собой синтез индивидуального и культурного начал: так, онтологические концепты «жизнь», «смерть», «хаос», «космос», «добро», «зло» всегда имеют как культурные истоки, так и индивидуальные смыслы. Одной из перспективных сфер развития филологии следует считать интерпретацию концептов в контексте культуры через призму коллективного сознания. Другим направлением, в котором возможно взаимодействие различных филологических наук, является изучение концептов как индивидуально-авторских психические образований, которые соотносимы с 48 единицами художественного мышления – образами. Так, образ, по В.Ф. Переверзеву, имеет внерациональный, интуитивный, органический характер, эмоциональную основу, противопоставленность идее и понятию как единицам логического мышления: «Любая попытка выразить образ идеей терпит поэтому неизбежный крах: содержание художественных образов не укладывается в логические формы, не передается языком идей» (Переверзев, 1982: 444). Акцентирование в структуре образа идеологического компонента представляет собой интеллектуалистическую трактовку данного понятия, что, бесспорно, приближает его к концепту. Подчеркнем, что кроме различий по своему происхождению, образ отличим от концепта большей степенью детерминированности аналоговых «картиноподобных» репрезентаций контекстуальными связями. Именно поэтому образ синтетичен, концепт аналитичен. Несомненно, категория образа традиционно связывается с продуцированием и функционированием художественного текста. Однако, лингвистические исследования последних лет всё чаще актуализируют понимание художественного образа как лингвокультурного феномена. Данный процесс закономерен ввиду наличия лингвокультурных маркёров в художественных текстах, поскольку именно они консервируют, а затем транслируют информацию не только об авторской концепции мира, но и об этноспецифических компонентах индивидуально-авторской картины мира, всегда репрезентированных (эксплицитно либо имплицитно) в таких текстах. Языкознание «пронизано культурно-историческим содержанием, так как своим предметом имеет язык, который является условием, основой и продуктом культуры» (Маслова, 2001: 26). Именно поэтому проблема образа становится одной из сфер, в которой сходятся фокусы исследовательских интересов различных направлений лингвистики: когнитивной лингвистики, прагмалингвистики, социолингвистики, лингвокультурологии, стилистики и риторики и пр. 49 Исследования психолингвистики последних и лет в сфере лингвоперсонологии лингвокультурологии, активно рассматривают литературный персонаж в качестве одного из способов конкретизации лингвокультурного типажа: «Лингвокультурный типаж может конкретизироваться как персонаж художественного произведения. Вместе с тем типаж представляет собой обобщение реально существующих исторических лиц либо вымышленных персонажей» (Карасик, Дмитриева, 2005: 17). Совокупность таких лингвокультурных типажей как узнаваемых представителей определенной культуры и составляет культуру конкретного общества (См.: Карасик, Дмитриева, 2005: 8). Как абстрактное ментальное образование, лингвокультурный типаж в исследовательском плане – разновидность концепта, представляющая интерес для смежных с лингвистикой наук. Объем термина «лингвокультурный типаж» шире, чем терминов «литературный образ» и «литературный персонаж». Образ персонажа предстает зачастую как частный случай лингвокультурного типажа, что определяет методологию исследования: изучение данных феноменов должно проводиться с позиций комплексного анализа «словесно-речевых и художественно-композиционных способов создания образа ряда конкретных литературных персонажей» (Козеняшева, 2006: 9). При этом в такого рода исследованиях анализ должен оперировать следующими ключевыми параметрами и категориями: интродукция образа, портрет персонажа, описание его поступков, речевая характеристика, категория авторского отношения (Там же: 6). Под интродукцией образа персонажа понимается его введение художественный текст посредством определенных словесно-речевых и художественно-композиционных средств; с помощью портрета описывается комплекс физических особенностей героя (в том числе внешность, манера поведения и пр.); поступки персонажа составляют основу сюжета произведения, оказывая определенное влияние на композиционные решения автора, тем самым, направляя ход повествования и характеризуя данного героя как целостную личность; речевая характеристика 50 персонажа манифестирует индивидуальные и социально-профессиональные, социостратные черты конкретного героя. Образ реализует свой когнитивный и коммуникативно-прагматический потенциал только лингвокультурный в случае, опыт если эстетический, реципиента достаточен социальный для и адекватной интерпретации этого феномена. Каждая эпоха имеет свою систему образов – некоторый код, знание которого обеспечивает саму возможность восприятия информации. В художественном тексте немаловажное значение имеет категория персональности, которая на уровне персонажной сферы реализуется, в том числе, и в репрезентированных в данном тексте образах. Также принципиально важным в изучении образа как лингвокультурного феномена является семиотическую прецедентность. природу и Прецедентные принадлежат феномены одновременно имеют разным семиотическим системам – языку и культуре, требуя, соответственно, двойного декодирования. Прецедентные феномены – лингвокультурные сущности, что закономерно влияет на продуцирование и рецепцию текстов в пределах национального языкового сознания и конкретной культуры в целом. Ю.Н. Караулов глубоко исследовал природу прецедентных текстов, что получает дальнейшее плодотворное развитие в современной лингвистике (См.: Слышкин, 2000). Для Ю.Н. Караулова прецедентные тексты – «хрестоматийные», они хорошо знакомы языковой личности, значимы для нее как в когнитивном, так и в и эмоциональном отношениях: таковы, например, тексты Библии, мифов, преданий, устного народного творчества (притчи, сказки или анекдоты), художественные и публицистические тексты историко-философского и политического характера. Прецедентные тексты имеют сверхличностный характер, т. е. известны широкому окружению личности, включая ее предшественников и современников (См.: Караулов, 1987: 216). 51 Для нашего исследования особое значение имеет концепция В.В. Красных (Красных, 1999),согласно образуют систему, детерминируя коммуникации, и включают, которой прецедентные феномены национальную помимо продуктов маркированность речемыслительной деятельности (вербальных или вербализуемых феноменов), произведения живописи, скульптуры, архитектуры, музыки и т.д., т.е. могут быть невербальными. Вербальные прецедентные феномены представлены прецедентным онимом и прецедентным высказыванием, как вербализуемый прецедентный феномен квалифицируется прецедентный текст. Основанием для такой позиции становится тот факт, что прецедентные феномены хранятся в нашей памяти не от первого до последнего слова, а как «сжатые образы», концепты, максимально уплотненные представления о сюжете, персонажах, основных событиях и т. д. Еще одним вербализуемым прецедентным феноменом объявляется прецедентная ситуация – «эталонная ситуация», имевшая место в действительности («Смутное время») или в мире вымысла (Ромео и Джульетта) (См.: Красных, 1999: 38 – 46). Г.Г. Слышкин указывает, что прецедентные тексты и прецедентные феномены плодотворно могут быть изучены с позиций формирования ими концептов в картине мира человека. Особое внимание при этом уделяется выявлению ценностного отношения к прецедентному тексту, поскольку именно оно обеспечивает вхождение прецедентного текста в систему ценностей личности (и/или группы людей) и играет роль в процессе формирования соответствующего концепта. Уникальный статус прецедентных текстов объясняется их пограничным положением – они находятся на стыке языка и культуры. Как явление культуры прецедентный текст обладает ценностной значимостью для определенной культурной группы. Как явление языка прецедентный текст является текстом и разделяет все свойства данной структурной и смысловой единицы (См.: Слышкин, 2000: 28). Прецедентные феномены и лингвокультурные концепты – тот понятийный ореол, в который непротиворечиво вписываются и образы. 52 Герои могут восприниматься как символы, если их образы имеют характеристики, свойственные не только индивидуальным, но и лингвокультурным концептам: таковы, например, Дон Кихот, Дон Жуан, Фауст, Кармен, Обломов, Ноздрев, Плюшкин. За такими прецедентными онимами стоят определенные специфические черты характера, сведения, мироотношение. Границы авторского текста в этом случае уже никак не влияют на функционирование прецедентных онимов в национальной концептосфере и культуре. Тем самым, лингвокультурные феномены, являясь по своей природе образами, формируют и реализуют свой метатекстовый потенциал: возникают понятия типа обломовщина, маниловщина, гамлетизм, донкихотство. Поливариативность изучения образа в лингвистической парадигме обусловлена многомерностью этого феномена. Образ, как указывалось в п.1.1, был и остается предметом исследования различных научных дисциплин: эстетики, поэтики, литературоведения, семиотики, лингвостилистики, теории информации. Специфика образа, выявляемая и интерпретируемая в рамках различных методологических подходов, в той или иной степени связана со сферой культуры как специфическим способом существования человека. Все конституирующие черты образа детерминированы культурой: действительность и ее фрагменты, ценности и идеалы, особенности поэтики и специфика языка как основного материального репрезентанта образа. Как справедливо считает О. В. Евтушенко, образ следует причислить к объектам лингвокультурологии, так как преобразование реальности в образе обусловлено в том числе и историкокультурными причинами (Евтушенко, 2010: 40). Изучение образов состоит, прежде всего, в установлении их особенностей, обусловленных культурой и значимых для нее, т.к. «концептуальное осмысление категорий культуры находит свое воплощение в системе образов» (Маслова, 2007: 250). С этой целью необходима реконструкция репрезентированных в образе элементов духовной культуры определенного исторического этапа. Именно здесь 53 облигаторна корреляция понятий «образ» и «лингвокультурный концепт». Концепт как «сгусток культуры в сознании человека» (Ю.С. Степанов) является ключом к пониманию и соподчиненности доминант той или иной культуры. Несомненно, концепт и образ – разнопорядковые явления: концепт – категория ментальности и культуры, фиксируемая в естественном языке, образ – феномен вторичной моделирующей системы. Интегральные черты концепта и образа выявляются в том, что образ всегда манифестирует определенные культурные доминанты – собственно лингвокультурные концепты и особенности их осмысления личностью и нацией. Лингвокультурологическое поле образа структурируется через язык как основной репрезентант культурной информации. Система культурных констант (См.: Алефиренко, 2010) для каждого исторического периода, каждого этноса и каждого этапа в его развитии своя, что отражается в наличии главенствующих в ту или иную эпоху категорий культуры (реальности или идеи, доминирующих над другими на протяжении длительного времени). Лингвокультурологический ракурс изучения образа базируется на дефиниции, данной В.А. Масловой: «Образ — это важнейшая языковая сущность, в которой содержится основная информация о связи слова с культурой» (Маслова, 2004: 44). В п. 1.1 мы подчеркивали релевантность образа и образности для филологической научной парадигмы. Здесь подчеркнем, что в аспекте изучения образа как лингвокультурного феномена образность трактуется как «способность языковых единиц создавать наглядно-чувственные действительности» представляется манифестировано представления (Маслова, реальным в их 2004: свойством «способности о 44). предметах и Действительно, языковых вызывать в явлениях образность единиц, которое нашем сознании «картинки»» (Там же). При том, что в сознании есть и обощенные, абстрагированные представления – мыслеобразы, они всё же остаются «картинкой». 54 Образ как предмет лингвокультурологии предполагает включение в исследовательскую парадигму следующих понятий, в которых культурная информация репрезентирована в языковых единицах: культурные семы, культурный фон, культурные концепты и культурные коннотации. Наиболее значимыми составляющими для изучения образа как проблемы лингвокультурологии представляются культурная традиция, ментальность, менталитет, язык культуры, установки культуры, культурные ценности, ключевые концепты культуры, культурная коннотация. В.А. Маслова трактует ментальность как «миросозерцание в категориях и формах родного языка, которые соединяют в себе интеллектуальные, духовные и волевые качества национального характера в типичных его проявлениях» (Маслова, 2004: 49), а единицей ментальности является концепт данной культуры (См.: Степанов, 2001). В целом, ментальность – определенный уровень сознания социума, на котором мысль не отделяется от приемов сознания и имплицитно наличествующих в системе культуры «привычек», «тот незримый минимум духовного единения людей, без которого невозможна организация любого общества» (Маслова, 2004: 49). Отражая внутреннюю системность и дифференциацию ментальности, менталитет представляется в самом общем виде складом ума и души народа, это «психо-лингво-интеллект» национальной культуры. Менталитет детерминирован лингвистическими и экстралингвистическими факторами (социо-культурными, географических, экномическими и пр.). Подчеркнем, что национальный менталитет репрезентирован на уровне языковой, наивной, но не концептуальной картины мира. Важным компонентом в рамках изучения образа как лингвокультурного феномена представляется также описание культурной традиции как некоего совокупного явления, которое эксплицирует групповой опыт в стереотипизированном виде, накапливаемый и воспроизводимый социумом. Сходной категорий являются установки культуры – «идеалы, в соответствии с которыми личность квалифицируется как 55 «достойная/недостойная». Вырабатываются они на протяжении исторического пути, проходимого народом, который откладывается в социальной памяти и формирует установки» (Маслова, 2004: 50). Культурные ценности в структуре образа имеют смыслообразующее значение, поскольку они информация о ценностях народа, фиксированная в языке, позволяет сделать перспективные выводы о его менталитете и этнокультурной специфике. Категории культуры всегда обусловливают функционирование культурных коннотаций как интерпретации образномотивированного или денотативного аспектов значения образа или концепта. Исследование образа непредставимо без обращения к ключевым концептам культуры: это «ядерные (базовые) единицы картины мира, обладающие экзистенциальной значимостью как для отдельной языковой личности, так и для лингвокультурного сообщества в целом» (Маслова, 2004: 50). Таким образом, изучение образа при учете корреляций различных понятий лингвокультурологической парадигмы обеспечивает помещение данного понятия в координаты языка культуры как знаковой сущности, некоего кода, с помощью которого «устанавливается координация ценностно-смысловых форм и организуются существующие или вновь возникающие представления, образы, понятия и другие смысловые конструкции. По отношению к другим этническим культурам ее язык понимается как совокупность всех знаковых способов вербальной и невербальной коммуникации, которые объективируют специфику культуры этноса и отражают ее взаимодействие с культурами других этносов» (Маслова, 2004: 50). С позиций антропоцентрической парадигмы в лингвистики материал для реконструкции данных доминант представляют тексты, при этом «образность лучше поддается изучению, когда мы обращаемся к изучению первоначального источника художественной культуры – к фольклору» (Аникин, 2004: 226). Поэтому оправданно и научно корректно параметрирование центральных фольклорных образов как культурных доминант, результатов эвристической деятельности той или иной 56 этнокультуры. Образ как лингвокультурный феномен может быть адекватно описан сквозь призму изучения аксиологической системы эпохи и её конкретных маркёров, которые репрезентированы в конкретном образе. Основанием для такого подхода выступает представление лингвокультуры в ценностно-смысловом пространстве языка как методологической доминанты лингвокультурологии (Алефиренко, 2010: поэтому 99), «в лингвокультурологии личность целесообразно описывать через систему ценностных ориентаций» (Воробьев, 2008: 160). Такой вектор изучения позволяет поместить образ в координаты когнитивного пространства культуры: исследование аксиологических концептов, которые подлежат интериоризации посредством образа, концептуального пространства художественного образа, особенностей концептов – конституентов образа. Актуальным представляется лингвокультурологической исследование перспективе, что образа позволяет в выявить взаимонаправленность движения «язык – образ»: образ выступает продуктом культуроспецифичного освоения действительности, находя свое концептуальное отражение в языке; на конкретном историческом этапе своего развития язык детерминирует особенности экспликации образа. ВЫВОДЫ 1. Интегральные черты объекта изображения в искусстве образ выявляет благодаря тому, что является формой эстетического осмысления действительности: он устанавливает систему связей между индивидуальными эмоциями и общественным сознанием. Художественный образ всегда продуцирует аксиологической системы новое и знание, концепции прежде всего, мира автора. в сфере Функции художественного образа – познавательная, коммуникативная, эстетическая и воспитательная – представляют собой целостный комплекс, который детерминирует характер рецепции и интерпретации любого эстетического объекта, формируя семантическое пространство художественного текста в 57 широком толковании термина. Когнитивный потенциал художественного образа определяется направлением познания и самоутверждения личности, реализуемых в образе. 2. Изучение художественного образа с позиций литературоведения позволяет установить его специфику: посредством представления внешнего предметного плана манифестируется внутренний образный, что составляет главный вектор формирования многоплановости художественного текста; реальная действительность в художественном образе предстает не только как объект, переосмысленный в аксиологических системах автора / персонажа либо в их синтезе, но и как творчески преобразованная в авторском сознании эстетическая действительность. Категория образа с позиций лингвистики тесно связана с образностью, которая изучается традиционно в двух направлениях: образность языковых единиц и образность на уровне текста, прежде всего, художественного. 3. Установление статуса образа в лингвистической парадигме диктует необходимость выявления коррелятивных связей образа и слова, значения, понятия и концепта. Знаковая природа слова и образа позволяет выявить их интегральные черты, которые манифестированы в их функционировании в пределах микро- и макроконтекста. Семантика образа детерминирована свойствами слова / слов, с помощью которых он продуцируется; и слово, и образ имеют денотативное и коннотативное значения, проецируясь на означающее и означаемое. Дифференциальные признаки фиксируются в сфере экспрессивности и оценочности, которые для образа облигаторны, тогда как для слова коннотативное значение факультативно и поливариативно. Соотношения концепта и значения слова эксплицируют проблематику связи лингвистических и экстралингвистических знаний, концептуальной и лексико-семантической информации. Когнитивная природа обоих явлений обусловливает их восприятие как результатов деятельности разных видов сознания человека – концептуального и языкового. Концепт отличается от понятия тем, что является совокупностью 58 описательно-классификационных, чувственно-волевых и образно- эмпирических характеристик объекта познания. Выяснение корреляций концепта и образа наиболее важно для нашей исследовательской концепции. Эта актуальная проблемная сфера связана с проблемой вербальности / невербальности сознания и мышления. Концепт объединяет в своей структуре образные и рефлективные компоненты: его формирование представляет собой «наслаивание» на ядерную (образную) составляющую рефлективных компонентов, репрезентирующих социальный, перцептивный, эмпирический и деятельностный опыт человека. Образные компоненты концепта изменчивы ввиду постоянной коррекции и дополнения в процессе жизнедеятельности человека. Дифференциальными признаками образа следует признать его наглядность и оценочность, конкретность, в отличие от абстрактности концепта. Образ, являясь базовым слоем концепта, детерминирует кодирование информации при формировании мыслительной единицы. Виды концептов непротиворечиво соотносятся с концептом и образом по критерию оценочности и наглядности: когнитивный концепт в большей степени отражает суть понятия концепта вообще, тогда как образ приближен в своих основных значениях к лингвокультурному концепту. 4. Культурная детерминированность свойственна образу на всех уровнях его структуры: действительность и ее фрагменты, ценности и идеалы, особенности материального поэтики репрезентанта и специфика образа. Для языка как корректных основного и научно доказательных анализа и интерпретации образа необходима реконструкция репрезентированных в образе элементов духовной культуры определенного исторического этапа, которая определяет обязательный характер связи между образом и лингвокультурным концептом. Различия состоят в том, что концепт – категория ментальности и культуры, фиксируемая в естественном языке, образ – феномен вторичной моделирующей системы. Черты сходства определяются тем, что образ всегда манифестирует определенные культурные доминанты – собственно лингвокультурные концепты и 59 особенности их осмысления личностью и нацией. Лингвокультурологическое поле образа структурируется через язык как основной репрезентант культурной информации. Лингвокультурологический аспект исследования позволяет установить двустороннее взаимодействие языка и образа: на конкретном историческом этапе своего развития язык обусловливает специфику экспликации культуроспецифичного образа, освоения концептуальное отражение в языке. который является действительности, продуктом находя свое 60 ГЛАВА II. ОБРАЗ «ДЖЕНТЛЬМЕН» В КОГНИТИВНОМ КОММУНИКАТИВНО-ПРАГМАТИЧЕСКОМ АСПЕКТАХ 2.1. Образ «джентльмен» в когнитивном аспекте И 2.1.1. Лексема «джентльмен» в английском и русском национальных корпусах В исследовании языка во всем многообразии его функций инвариантов исходным моментом являются языковые данные – реальные факты использования языковых единиц в речевой коммуникации. Произведения речи и модели высказываний служат основой для последующих наблюдений и обобщений теоретического характера на разных уровнях лингвистического исследования синтаксическом – фонетическом, и морфологическом, функционально-стилистическом. лексическом, Отношение к эмпирическим данным всегда считалось одним из центральных вопросов лингвистической теории (Кубрякова. 2004: 53). Бурное развитие технического прогресса и информационных технологий на современном этапе привело к формированию нового подхода в лингвистике, а также новых методов сбора языкового материала. Корпусная лингвистика – современная, быстро развивающаяся область, возникшая вследствие растущих потребностей лингвистики во внедрении компьютерных технологий для работы с большими массивами языковых данных. Корпусная лингвистика — это наука о создании и использовании корпусов – компьютерных коллекций текстов, специально подобранных и специально подготовленных для научных исследований. В основе корпусной лингвистики лежит представление о языке как о полностью социальном явлении. Как социальный феномен язык проявляет себя в текстах, которые можно записать, описать и проанализировать. По мнению В.В. Рыкова, главными целями корпусной лингвистики являются: лингвистическое описание языковой конкретного изучения коммуникации людей), системы (подход от 61 особый способ отражения речевого материала в корпусе текстов, который может использоваться в свою очередь другими лингвистическими дисциплинами (См.: Рыков, 2002). В отличие от традиционных подходов, работа с электронными корпусами открывает новые возможности и повышает уровень объективности лингвистического исследования. Е.В. Падучева характеризует специфику традиционных подходов следующим образом: «Следует сказать о языковом материале работы. Часть приводимых примеров заимствована из словарей и из цитируемой лингвистической литературы (если пример не носит принципиального характера, ссылка на лингвистический источник иногда опускается). Некоторые примеры взяты из картотеки Словаря русского языка Ленинградского отделения Института языкознания АН СССР. Литературный источник примера указывается обычно лишь в том случае, если он почемулибо представляет специальный интерес – например, если правильность предложения может быть поставлена под сомнение. Широко используются и «искусственные» примеры» (Падучева, 2004: 5). Лингвистическое описание основывается на интуитивных суждениях, а лучшим способом получения знаний считается не работа с текстами, а использование интуиции носителя языка (Френсис, 1983: 335). Задача лингвиста видится, в первую очередь, в экспликации правил, достоверно известных носителю языка, в переведении «туманных, интуитивных концептов в рациональные формы». Исследователь «описывает не множество эмпирически доступных высказываний, а, скорее, языковую интуицию, определяющую правильность или неправильность всех мыслимых высказываний вообще», что достигается путем методичного самонаблюдения и размышления (Булыгина, 1997: 439). Действительная теория познания «выявляет и затем описывает образования, имеющие собственную, естественную жизнь, продуктом которой являются наши мнения и наблюдение которой позволяет формулировать законы как необходимые отношения, вытекающие из 62 природы вещей (Мамардашвили, 1997: 19). Такое описание «собственной, естественной жизни» явлений становится возможным благодаря именно корпусной лингвистике, имеющей в качестве своего предмета корпус как унифицированный, представленный в электронном виде, обладающий большим объемом, размеченный и структурированный, филологически компетентный массив языковых данных, который предназначается для решения конкретных лингвистических задач (См.: Захаров. 2005: 4–5). На корпусах текстов можно проверять лингвистические гипотезы, теории, они могут использоваться для любых практических работ с языковым материалом, в частности, как массивы текстовых примеров на все трудные явления языка. Достаточно репрезентативный объем корпуса гарантирует типичность данных и обеспечивает полноту представления всего спектра языковых явлений. Данные разного типа находятся в корпусе в своем естественном окружении, что дает возможность их всестороннего и объективного изучения. Именно корпус позволяет получать данные, недоступные при традиционных методах лингвистического анализа (интроспекция, анкета, опрос информантов), а выводимые обобщения имеют статус не интроспективной догадки, как при традиционном подходе, но эмпирически наблюдаемого факта (Бонч-Осмоловская, 2003: 4). Корпусные исследования позволяют всестороннее рассмотреть результат речевой деятельности говорящего / пишущего, при этом необходимо отметить, что корпусная лингвистика изучает на основе речевых данных и язык, но в новом ракурсе, который детерминирован самой масштабностью примеров и всё увеличивающейся объемностью лингвистических феноменов, ими репрезентируемых. Именно здесь находит своё непротиворечивое объяснение явление, которое Ф. де Соссюр определяет как la интерпретирует этот langage (речевая деятельность). Исследователь феномен через la langue (язык) и la parole (речь), которые являются отражением двух фундаментальных аспектов речевой деятельности: язык «представляет собою социальный аспект речевой 63 деятельности, внешний по отношению к индивиду»; речь же отражает индивидуальную сторону речевой деятельности, она есть индивидуальный акт воли и разума (Соссюр, 1933: 26). Наряду с с речевой организацией и речевой системой речевая деятельность как один из трех аспектов языка может быть определена как языковой материал, представляющий собой совокупность отдельных коммунникативных актов (говорения и понимания). Многоплановый феномен, изучаемый корпусной лингвистикой, обусловлен знанием говорящим конкретного языка (competence) и его языковым поведением как члена определенного языкового коллектива и носителя определенной языковой культуры. В исследовании языка во всем многообразии его функций и вариантов исходным моментом являются языковые данные — реальные факты использования языковых единиц в речевой коммуникации. Произведения речи и модели высказываний служат основой для последующих наблюдений и обобщений теоретического характера на разных уровнях лингвистического исследования — фонетическом, морфологическом, лексическом, синтаксическом и функционально-стилистическом (Щерба, 1974). Основным методом анализа корпусной лингвистики является анализ текстов на базе корпусов (Corpus-Based Approach), что позволяет считать её одним из перспективных направлений исследований языка и его вариантов. При использовании корпусов как источника достоверных данных о фонетической, морфологической, синтаксической и семантической структуре языка речь идет о корпусном подходе как методе лингвистического исследования (Гвишиани, 2004: 9). В этом случае особое значение приобретает репрезентативность как важнейшая характеристика корпуса. Поскольку корпус – это уменьшенная модель языка или подъязыка (Захаров, 2005: 5) , его репрезентативность определяет достоверность полученных на его основе данных, поэтому вопрос можно рассматривать и «как проблему адекватного отражения, адаптации или интеграции больших массивов 64 текстов или некоторых иных фрагментов речевой деятельности в существенно меньший по объему корпус текстов» (См.: Рыков, 2002). Таким образом, надежность и достоверность корпусного подхода обеспечивается тем, что он: предполагает анализ реальных словоупотреблений в естественной языковой среде, что детерминирует его эмпирический характер; обращен к репрезентативной подборке текстов, обладающей достаточным для доказательности объемом; привлекает данные статистического и качественного анализа текста; ориентирован на практическое применение, т.е. имеет целевой характер; предполагает компьютерных активное использование специальных программ-конкордансов для анализа в автоматическом и интерактивном режимах работы. Корпусный подход позволяет исследовать не только языковые феномены (лексические / грамматические функции слов, их корреляции с другими лексемами), но и различные явления речи (частотность употребления лексем, лексических сочетаний, различных синтаксических конструкций в определенных подсистемах языка). Корпусный метод включает в себя три стадии: автоматическое извлечение сведений о языке из корпусов; обработка информации; проверка и интерпретация обработанных данных. 65 2.1.1.1.Лексема «джентльмен» в Национальном корпусе английского языка С целью анализа концепта “gentleman” в британской и русской лингвокультурах XX века в рамках нашего исследования мы использовали данные Британского национального корпуса British National Corpus (http://thetis.bl.uk ), насчитывающего около 100 млн. словоупотреблений, а также Национальный корпус русского языка (НКРЯ), представленный по адресу http://ruscorpora.ru. Для выявления и описания интегральных и дифференциальных характеристик образа «джентльмен» была определена частотность слова “gentleman”/ «джентльмен» (5072 примера), а также сферы его употребления. Рис. 1. Употребление слова “gentleman” в устном и письменном вариантах современного английского языка Полученные данные подтверждают результаты нашего анализа динамики развития концепта “gentleman”, где отмечается, что после Второй мировой войны он утрачивает свою семантику и функциональность. В разговорном варианте языка слово “gentleman” чаще всего встречается в парламентских речах, политических дебатах, теле- и радио дискуссиях, при официальных переговорах политического, юридического, коммерческого характера в качестве формального обращения (52%): 66 “He's obviously keen on structures and procedure is the Right Honourable Gentleman Must be a past experience!” (Он очевидно увлечен структурами, и процедура – Достопочтенный Джентльмен, должна быть опытом прошлого) (Thatcherism and British politics. Kavanagh, Dennis. Oxford: Oxford University Press, 1990); “Mr Chairman councillors, ladies and gentleman, as chairman of the village Association I am pleased to present the following petition”. (Господин председатель совета, леди и джентльмен, как председатель деревенской Ассоциации я рад представить следующее ходатайство) (Finding a voice: Asian women in Britain. Wilson, Amrit. London: Virago Press Ltd, 1988); “I'm most grateful to the honourable gentleman er of course these buildings are all related to the orders were discussing…” (Я являюсь самым благодарным благородному джентльмену, и, конечно, эти здания все связаны с заказами, нами обсуждаемыми) (House of Commons debate (Public/institutional). Recorded on 15 February 1999); “The remainder of the evening is at your disposal. Good evening ladies and gentleman. Good evening, Bert. Thanks for coming along tonight…” (Остаток вечера я в вашем распоряжении. Добрый вечер, леди и джентльмен. Добрый вечер, Берт. Спасибо за присутствие сегодня вечером) (One step backwards, two steps forward. Pethybridge, Roger. Oxford: Clarendon Press, 1990). На втором месте по частоте употребления, как в официальной, так и неформальной коммуникации является значение слова “gentleman” выражающее принадлежность к мужскому полу (38%): “But the melody, apparently, had been the song of a gentleman 's music club.” (Но мелодия, очевидно, была песней джентльмена из музыкального клуба) (The poisoned chalice. Clynes, Michael. London: Headline Book Publishing plc, 1993); “Was you, was er everyone in this class here when a gentleman by the name of erm Steve brought his dog here?” (Были ли Вы, были ли все в этом классе 67 здесь, когда джентльмен по имени Стив принес сюда свою собаку) (My enemy, my love. Byrne, Julia. Richmond, Surrey: Mills & Boon, 1993); “Old man Bacon was a mild, quiet-spoken gentleman . From time to time he would shoo us away from his window.” (Старик Бэкон был умеренным, тихоговорящим джентльменом. Время от времени он мог испугать вас из своего окна) (Only two can share. Murray, Annabel. Richmond, Surrey: Mills & Boon, 1993); “Confidentiality. Yes. That's er Yes alright. Yes a very nice gentleman . Yes it was John? John yes.” (Конфиденциальность. Да. Это – Да, хорошо. Да очень хороший джентльмен. Да, это был Джон? Да, Джон) (Britain's deaf heritage. Jackson, Peter. Haddington, E. Lothian: British Deaf Association, 1990). Проведенный анализ показывает, что в XX веке образ джентльмена в британском языковом сознании подвергся значительной реконцептуализации. Внутренние качества, кодекс чести и манеры, ставшие ключевыми для окончательного формирования образа и сделавшие его столь популярным во всем мире, становятся чем-то настолько архаичным, что употребляются в ироническом контексте: “… and coming David Garrick, still working under the soubriquet «A Gentleman»…”(…ожидаемый нами Дэвид Гэрри все еще работает под кличкой «Джентльмен»…).(Pamela. Morgan, Fidelis. UK: Amber Lane Press, 1987, pp. 5-77); “…will will remember being on the road side the famous tramp. The gentleman of the road.” (… я не забуду свою бродячую жизнь на обочине. Джентльмен дороги.). (Durham University: lecture (Educational/informative). Recorded on (date unknown) with an unknown number of participants); “…the hard-bitten professionals who served under him «too much of a gentleman», which is not a common criticism nowadays”(… под началом этого «слишком джентльмена» работали даже строптивые профессионалы…) (Independent, electronic edition of 19891005. London: Newspaper Publishing plc, 1989); 68 “…he was very well received, because he was an officer, he was a gentleman, he was a musician, he was a composer…” (… его очень хорошо принимали, потому, что он был офицером, он был джентльменом, он был музыкантом, он был композитором…) (Woman. London: IPC Magazines Ltd, 1991). А такие характеристики, как «он настоящий джентльмен» или «он не джентльмен» можно услышать в основном из уст англичанок, что несколько осложняет интерпретацию, так как добавляет гендерный оттенок. “ …a most benign sort of erm fellow of what one would describe as a real gentleman, mind you he used to have his paddies at times ...” (самый мягкий вид того, что можно было бы описать как реального джентльмена, возражает против Вас, он имел обыкновение иметь свой падди время от времени) (Suffolk Sound Archive: interview (Leisure). Rec. on 15 May 1989); “Field Sales Director, said, «The whole trade knew Eddie as a gentleman . He had total respect from all his accounts and great loyalty to the company…” (Полевой коммерческий директор сказал: «Целая компания знала Эдди как джентльмена. Он испытывал полное уважение от всех своих счетов и большую лояльность к компании) (Glenpatrick News.); “One in yeah. He's not a gentleman . I know. I was just lucky with a turn up though” (Один — да. Он не джентльмен. Я знаю. Я был только удачлив в своем повороте.) (60 convs rec. by `Ann'); “Your lead dear. You're a gentleman . Thank you. Eleven”. (Ваше драгоценное лидерство. Вы джентльмен. Спасибо. Одиннадцать) (60 convs rec. by `Ann'). В письменном варианте английского языка также наблюдаются подобные тенденции. Подавляющее большинство случаев употребления слова “gentleman” приходится на официальные стенографические отчёты о заседаниях обеих палат Британского парламента в качестве традиционного устоявшегося обращения к его членам: 69 “I hope that the honorable Gentleman recognises that the increase in unemployment last month was the lowest for almost a year…” (Надеюсь, что достопочтенный джентльмен признает тот факт, что рост безработицы в прошлом месяце был самым низким за текущий год…) (Hansard extracts 1991–1992). London: HMSO, 1992); “Mr. Jackson I very much appreciated the opportunity to meet some of the honorable Gentleman's constituents in a delegation.” (Мистер Джексон, я очень рад возможности встретиться с делегацией избирателей достопочтенного джентльмена) (Rapid – ESRC grant abstracts.); “I share the honorable Gentleman's concern about unemployment in Liverpool and elsewhere.” (Я разделяю интерес достопочтенного джентльмена к проблеме безработицы в Ливерпуле и где бы то ни было). (Bishop's Castle Railway Society Journal. Lucas, Keith et al. Bishop's Castle Railway Society, 1990). Однако следует отметить, что морально-этическая составляющая образа джентльмена в научной, публицистической, художественной литературе, а также в прессе Великобритании еще не утратила своих позиций. Помимо употребления для обозначения гендерной принадлежности встречаются контексты, воскрешающие «кодекс чести» и благородное происхождение: “His father, a Scotsman, had been gardener to a gentleman at Bromley before founding his own market gardening business at Deptford” (Его отец, шотландец, служил садовником у одного господина в Бромлее до того, как открыл собственное дело в Дептфорде) (Richard Baxter 1615–1691. Owen, Stuart. Kidderminster: Owen Publications, 1991) (благородное происхождение, знатность рода, состояние); “And Nick de Paul asserts that a caddie is “a gentleman's gentleman”.(А Ник де Поль утверждает, что этот мальчик является джентльменом на службе у джентльмена.) (How we won the open: the caddies' stories. Dabell, 70 Norman. London: Anaya Publishers Ltd, 1990, pp. 7-116.)(благородное происхождение, знатность, положение в обществе); “My father taught me the value of manners and being a gentleman. But my mother taught me never to give up.” (Battle of the titans: Kasparov–Karpov. Keene, Raymond. London: B T Batsford Ltd, 1991, pp. 1-123.) (Мой отец научил меня ценить манеры и быть джентльменом. А моя мать учила меня никогда не сдаваться) (кодекс чести, манеры); “William, said of him, «Oscar is a perfect gentleman. You can trust him with a lady anywhere.” (The encyclopaedia of sexual trivia. Smith, Robin. London: Robson Books Ltd, 1990, pp. 29-167.) (Вильям сказал о нем: «Оскар – безупречный джентльмен. Вы можете доверить ему заботу о леди где бы то ни было».) (кодекс чести, обращение с женщинами); “ I would like to say a big THANK YOU to you Billy. You are a true gentleman. Your kindness and sincerity really did restore my faith in human nature.” ((Liverpool Daily Post and Echo). u.p., n.d., Social material) (Я хотел бы сказать: «Большое спасибо тебе, Билли». Ты истинный джентльмен. Твоя доброта и честность на самом деле восстановили мою веру в человека) . 71 2.1.1.2. Лексема «джентльмен» в Национальном корпусе русского языка Рис. 3. Сферы употребления слова «джентльмен» (по данным Национального корпуса русского языка) В Национальном корпусе русского языка представлен материал, который отражает функционирование лексемы «джентльмен» в текстах XIX—ХХI вв. Высказывания о джентльмене содержатся в текстах художественных, публицистических, разговорных, устных. В первой группе — текстах XIX — начала XX века (до 1925 года) можно выделить следующие коннотации понятийного наполнения образа «джентльмен» (вербализованного лексемой «джентльмен» и ее производными). «особое поведение» Насколько первый был «хамоват», настолько второй ― джентльмен, с неизменной корректностью тона, языка и манеры одеваться. (П.Д. Боборыкин. Воспоминания (1906-1913)) Валентин, как истый джентльмен, не спросил профессора, откуда он и по какому делу приехал к баронессе. (П.С. Романов. Русь (1922)) Царь Александер Первый Настал ему взамен, В нем слабы были нервы, 72 Но был он джентльмен. (А.К. Толстой. История государства российского от Гостомысла до Тимашева : «Послушайте, ребята...» (1868)) Он не лев, не герой, не грозен, он строго честен, благороден, добр – словом, джентльмен, как был его отец, как был он сам, если б остался жив. (И.А. Гончаров. Опять «Гамлет» на русской сцене (1875)) (омонимия снята) Это совершенный джентльмен ― или «человек», каким был его отец, по его словам. (И.А. Гончаров. Опять «Гамлет» на русской сцене (1875)) Он был далеко не сентиментален и отнюдь не стал повязывать себя фартуком, колоть дрова, топить печь, резать кур и прочее, как это сделал бы на его месте джентльмен, взятый напрокат из какого-нибудь романа (М.С. Шагинян. Месс-Менд, или Янки в Петрограде (1923-1924)) Прежде чем стать миллиардером, Я был свинопасом, а вы – прямой, честный и благородный джентльмен, которому Я с уважением жму руку. (Л.Н. Андреев. Дневник сатаны (1919)) Я припоминаю, что один джентльмен действительно хотел проткнуть вилкой другого джентльмена. (Л.Н. Андреев. Дневник сатаны (1919)) Ты знаешь мои хорошие манеры и поверишь, что внешне я был сдержан и холоден, как джентльмен, получивший наследство, но если бы ты приложил ухо к моему животу, ты услышал бы, что внутри меня играют скрипки. (Л.Н. Андреев. Дневник сатаны (1919)) ― Да, при такой сцене, когда один джентльмен, с молчаливого согласия другого джентльмена, так оскорбляет женщину, ― вспыльчиво воскликнул Топпи и встал. (Л.Н. Андреев. Дневник сатаны (1919)) ― Я не думаю, а наверно знаю! ― улыбается джентльмен. ― В чем другом я ошибиться могу, а уж на этом меня никто не поймает. (Н.Э. Гейнце. От Москвы до Петербурга (наброски с натуры) (1912)) Красивый джентльмен стоит в дверях и смотрит на всех не то с тоской, не то с горькой усмешкой. (Н.Э. Гейнце. От Москвы до Петербурга (наброски с натуры) (1912)) 73 ― Mаdemoiselle, позвольте представиться: я ― Тишалов, брат вашей подруги, ― начинает студент в шинели и, не дождавшись, чтобы я протянула руку, сует свою лапу, к тому же еще обутую в широченную серую перчатку. Ну, джентльмен! Я неохотно подаю свою; тогда ко мне тянется лапа его спутника тоже в перчатке, но только рыжей. (В.С. Новицкая. Безмятежные годы (1912)) – Дело в том, что, как человек, Лебединский безупречен: он искренно и бескорыстно любил журнал, ухлопал на него много труда, забот и нервов, а с сотрудниками был всегда безусловно корректен, был всегда джентльмен ― в этом отношении лучшего редактора невозможно найти. (П.Н. Лебедев. Письма (1910)) – Аристократический петербургский джентльмен не утратил и после сибирской каторги своего салонного блеска. (В.В. Крестовский. Петербургские трущобы. Книга о сытых и голодных. Роман в шести частях. Ч. 6. (1867)) Настоящий джентльмен, если бы проиграл и все свое состояние, не должен волноваться (Ф.М. Достоевский. Игрок (1866)) – Джентльмен – такой же барин. – Джентльмен есть такой барин, – определил Штольц, – который сам надевает чулки и сам же снимает с себя сапоги. (И.А. Гончаров. Обломов (1859)) «внешний вид» Я джентльмен и не могу являться даме... без галстука! (Л.Н. Андреев. Дневник сатаны (1919)) Может, Но (К.К. в тебя воплотится Мефистофель – вполне Случевский. Из дневника – нашел бы джентльмен! одностороннего занятность? Тонкий – профиль! человека: «Фавн краснолицый! По возрасту ты не старик!..» (1883)) – с ласковой фамильярностью истого барства прибавил красивый джентльмен, дружески протягивая руку своему юному собеседнику. (Н.Э. Гейнце. От Москвы до Петербурга (наброски с натуры) (1912)) 74 – Красивый джентльмен потягивался под щегольским английским пледом и, покручивая свои седеющие усы, отечески посматривал на молодых гвардейцев. (Н.Э. Гейнце. От Москвы до Петербурга (наброски с натуры) (1912)) – Красивый джентльмен тоже окончил свой утренний туалет, и от него несет дорогими духами и какой-то особой барской свежестью. (Н.Э. Гейнце. От Москвы до Петербурга (наброски с натуры) (1912)) – Вечером является ко мне Фактор, – джентльмен благороднейшей наружности, – боюсь, не служил ли он даже у нас раньше. (А.В. Амфитеатров. Марья Лусьева за границей (1911)) – Ведь я, например, нисколько не удивлюсь, если вдруг ни с того ни с сего среди всеобщего будущего благоразумия возникнет какой-нибудь джентльмен с неблагородной или, лучше сказать, с ретроградной и насмешливою физиономией, упрет руки в боки и скажет нам всем: а что, господа, не столкнуть ли нам все это благоразумие с одного разу, ногой, прахом, единственно с тою целью, чтоб все эти логарифмы отправились к черту и чтоб нам опять по своей глупой воле пожить! (Ф.М. Достоевский. Записки из подполья (1864)) «джентльмен как мужчина» – Вас спрашивает какой-то красный джентльмен, сэр, – пробормотал он, переводя дух, – и с него так и каплет! (М.С. Шагинян. Месс-Менд, или Янки в Петрограде (1923-1924)) Я молчал, предоставив слово Вандергуду, и вот что сказал этот почтенный джентльмен, выпустив изо рта потухшую и мокрую сигару. (Л.Н. Андреев. Дневник сатаны (1919)) – Как джентльмен, хотя и… маленький, я не могу присутствовать при… при… (Л.Н. Андреев. Дневник сатаны (1919)) – Рыжий джентльмен из публики наседал на шофера, кричал и размахивал руками так, что казалось – у него было их, по крайней мере, четыре. (Е.И. Замятин. Островитяне (1917)) 75 Так вот кто была мистрисс Бичер-Стоу. Жена президента, джентльмен. И это так же верно, как и то, что я негр и что я свободен! (В.М. Дорошевич. Сказки и легенды (1893-1916)) – Вам, вероятно, джентльмен, приходилось встречать этих людей, мужчин и дам, – если приходилось видеть какое-нибудь несчастие. (В.М. Дорошевич. Сказки и легенды (1893-1916)) Книги, написанные кровью и слезами, не пропадают, джентльмен. (В.М. Дорошевич. Сказки и легенды (1893-1916) – Каждый джентльмен, если только он порядочный человек, сделал бы на моем месте то же самое. (Н. А. Тэффи. Кулич (1911)) – Экая глупая физиономия! – проговорил с насильственною улыбкой раненый джентльмен. – Да ступай же за водой, черт! (И.C. Тургенев. Отцы и дети (1862)) Лексема в данном значении может иметь в текстах НКРЯ денотаты иного мира, мира зарубежья. – Мистрис Смит идет по бульвару, в кафе, – ее джентльмен, с тростью в руках, уже был утром на бирже, он в курсе, как пляшут доллары, фунты и франки, он уже потрудился. (Б.А. Пильняк. Третья столица (1922)) – Это были слишком густые чернила, джентльмен, и мистрисс БичерСтоу разбавляла их своими слезами, чтобы можно было писать. (В.М. Дорошевич. Сказки и легенды (1893-1916)) «происхождение» – Проведите меня в комнату вашего сына, – отрывисто произнес пожилой джентльмен, снимая шляпу и входя в кухню. (М.С. Шагинян. Месс-Менд, или Янки в Петрограде (1923-1924)) – Отличным примером этого может служить следующий случай, бывший во время душевных эпидемий, известных под именем возрождения: «Джентльмен и леди, достаточно известные в фешенебельном обществе, были привлечены на полевой митинг. (В.М. Бехтерев. Внушение и его роль в общественной жизни (1898-1925)) 76 – Но что мне было делать, когда вдруг ко мне является джентльмен, нагруженный золотом, как… (Л.Н. Андреев. Дневник сатаны (1919)) – Вот кто такая была Бичер-Стоу, и вот почему, джентльмен, когда говорят об истинной добродетели, – негры вспоминают черную мистрисс Бичер-Стоу. (В.М. Дорошевич. Сказки и легенды (1893-1916)) – Джентльмен пристально смотрит попеременно то на нее, то на ее кольца и многозначительно улыбается. (Н.Э. Гейнце. От Москвы до Петербурга (наброски с натуры) (1912)) – Разговор происходил на французском диалекте. Джентльмен говорит не совсем шепотом. Гвардеец тревожно озирается. (Н.Э. Гейнце. От Москвы до Петербурга (наброски с натуры) (1912)) – Молодой джентльмен, южанин, писатель, скучает в Москве без знакомых, желает познакомиться с богатой особой; не прочь жениться: Писать: Москва, 19-ое почтовое отделение, до востребования фон-Ф. (Неизвестный. Объявления (1909.03.07) // «Брачная газета», 1909) – Гость, как истый джентльмен, пил не отказываясь, пил артистически, с чувством и толком, и под конец заявил себя порядочно-таки охмелевшим. (В.В. Крестовский. Петербургские трущобы. Книга о сытых и голодных. Роман в шести частях. Ч. 6. (1867)) – Ну, джентльмен, ― с досадой поправил Обломов. – Нет, нет, ты барин! (И.А. Гончаров. Обломов (1859)) – Помните, возле нее стоял этот долговязый джентльмен, сынок какого-то лорда, – он еще так на меня потом дулся и ревновал и с достоинством бормотал в нос, точно тетерев… (И.C. Тургенев. Вечер в Cорренте (1852)) – По обыкновению у Андрея Ал(ександровича) было весело; – добродушная Лизавета Яковлевна, Григорович, Мей, Станкевич, муж m-me Lagrange, хлыщ или нечто хуже хлыща, бильярдный джентльмен. (А.В. Дружинин. Дневник (1845)). 77 Часть примеров, акцентирующих семантический компонент «происхождение», относится к английскому джентльмену. – Блистательный пример этой манеры вести себя подавал европейским принцам царственный лондонский джентльмен, издавна признанный законодатель мод и приличий, и принц Танкред был одним из удачнейших его подражателей. (Ф.К. Сологуб. Королева Ортруда (1909)). Считаем необходимым отметить текст с неологизмом того времени глаголом джентльменничать, образованным от существительного джентльмен. – если Гоголь мог говорить «обиностранились», «обравнодушили», «омноголюдили», если Достоевский мог говорить нафонзотил (от фамилии Фон Зон), наафонил (от слова Афон), лимонничать (от слова лимон), джентльменничать (от слова джентльмен), если у Короленко есть волгарить (от Волга), а у Чехова ― драконить, тараканить, почему же Маяковскому нельзя миллионнить и вихрить! (К.И. Чуковский. Ахматова и Маяковский (1921)) Во второй группе — текстах XX (с 1925 года) — XXI века выделяются следующие коннотации понятийного наполнения образа «джентльмен». «человек, выделяющийся своим поведением» – В тот же день Гуковский опять приходит ко мне. С ним какой то «джентльмен». ― Вот позвольте вам представить, Георгий Александрович, ― это наш лучший поставщик, к которому вы можете относиться с полным доверием. (Г.А. Соломон (Исецкий). Среди красных вождей (1930)) – Никаких приставаний. Ведет себя как джентльмен. Относит меня на руках на кровать и кладет. (Эдвард Радзинский. Наш Декамерон (1980- 1990)) – Не достигая до плеча, Он ей бормочет сгоряча: «Я джентльмен, и должен я, мой друг, утешить тебя. (Э.Г. Багрицкий. Веселые нищие: «Листва набегом ржавых звезд...» (1928)) 78 «порядочность» – Прежде чем объяснить вам цель моего посещения, – скажу вам, что я знаю, что вы настоящей джентльмен, хотя и состоите на службе у большевиков... (Г.А. Соломон (Исецкий). Среди красных вождей (1930)) – Если кто и подаст, считается, что нищих нет, а просто помог джентльмен джентльмену. (Александр Некрасов. Приключения капитана Врунгеля (1960- 1980)) – Несмотря на прокол своего хитроумного замысла, наши дамы были в полном восторге: вот настоящий француз, вот наследник всех д'артаньянов, вот истинный джентльмен, усвоивший с младых ногтей, что возраст женщины ― это табу, это секрет почище всех государственных секретов, это тайна покруче любой военной тайны! (Аркадий Инин. Женщина и возраст (1997)) «интеллигентность» – В результате был на нем отчасти тот неопределимый отпечаток, который мы передаем смешным словом «интеллигент»; слово столь же зыбкого содержания, как у англичан «джентльмен». (Владимир Жаботинский. Пятеро (1936)) – Ну? Мы ж с вами жентльмены. Вы дали слово. (Сергей Никоненко и др. А поутру они проснулись, к/ф (2003)) «галантность, внешний вид» – Сделавшись к сорока годам румяным и седовласым, джентльмен остается таким до конца своих дней, и уже никак невозможно определить, сколько ему лет: пятьдесят или шестьдесят восемь. (Илья Ильф, Евгений Петров. Одноэтажная Америка (1936)) – Тут подсел к нам хлыщеватый джентльмен с фасонисто завязанным галстуком, при коротких, но вроде бы с чужого лица взятых вьющихся бакенбардах и, сладостно морща лицо, будто бритвою исписанное вдоль и 79 поперек, заявил, что, если Иван поставит ему бутылку коньяка и курицу жареную к ней приложит, мгновенно заполнит наши бланки. (Виктор Астафьев. Затеси // «Новый Мир», 1999) – (Бахтин, муж) Он был одет как барин / одним словом / как человек / который напоминает джентльмена английского… Говорят / что такое джентльмен? Это человек / который надевает иногда совершенно несвежий уже / грязный воротничок / но который всегда кажется / что он в самом безукоризненном чистом воротничке. (М.М. Бахтин. Беседы с М. Бахтиным // В.Д. Дувакин. Беседы с Михаилом Михайловичем Бахтиным. М., 2002, 1973) – Подходит ко мне Абрам Борисович Шапиро. Шапиро / такой человек / это английский джентльмен. Тщательно отглаженный костюм / не только на брюках складка / но на рукавах складка! (М.В. Панов и др. Беседы с М.В. Пановым // Собрание фонодокументов имени В.Д. Дувакина (Научная библиотека МГУ им. М.В. Ломоносова), 2000) – Еще совсем недавно Костя Зырянов красовался в смокинге в качестве джентльмена года на церемонии «Честная игра». (Артем ГУСЯТИНСКИЙ. РФС последовал примеру «Комсомолки» // Комсомольская правда, 2007.12.27) – И он воспринял реплику Никулина как намёк на то, что его волосы не в порядке, хотя выглядел он как настоящий джентльмен. (И.Э. Кио. Иллюзии без иллюзий (1995-1999)) – Чтоб и стать была, и аромат, и вообще, чтоб был джентльмен? (Григорий Горин. Иронические мемуары (1990-1998)) «этикетное обращение» – (Конферансье, муж) Внимание! Леди и джентльмены! Прибыл советский комендант / майор Кузьмин (Григорий Александров и др. Встреча на Эльбе, к/ф (1949) ― Лэдис энд джентльмен! ― загундосил экскурсовод (Сергей Каледин. Записки гробокопателя (1987- 1999)) «английское дворянское происхождение» 80 Расскажите нам, пожалуйста, о черных медведях… – Мы бросали спасательный круг, но человек его не почувствовал. – Сорри… – Джентльмен снова шагнул к телефону. Нет. (Василий Песков, Борис Стрельников. Земля за океаном (1977)) – Но дома американские президенты так себя не ведут – здесь они вполне достойные джентльмены: играют на саксофоне, катаются на велосипеде, держат под рабочим столом любовниц, на худой конец, давятся бубликом и падают с дивана. (Американцы пока не осознали всей 'уникальности' // РИА Новости, 2008.02.22). – Утончённый английский джентльмен, прибывший защищать дело свободы и социальной справедливости, попадает в троцкистскую тюрьму и на фоне неба в клеточку видит трубы нашего крейсера, на борту которого прибывший по приказу Сталина то ли Дыбенко, то ли Антонов-Овсеенко интриговал против сторонников IV Интернационала и умыкал испанский золотой запас, возможно, с помощью бывшего троцкиста и тогдашнего разведчика Орлова (у последнего к рукам «прилипло» 28 тысяч тогдашних долларов, на которые он вместе с женой прожил, скрываясь, в Америке до самой смерти кремлёвского тирана). (Игорь Лалаянц. Детектор лжи на молекулярном уровне? Завтра, завтра… послезавтра! // «Знание – сила», 2003) – Из иностранцев был поощрён главный английский джентльмен мирового экрана Джереми Айронс. (Иван Даммов. Французским киношникам раздали «Сезаров» (2002) // «Известия», 2002.03.03) – Да! Это джентльмен так джентльмен! Я желаю его наградить и делаю почётным членом палаты лордов! (Григорий Горин. Иронические мемуары (1990-1998)) (Беллинджер, Иннокентий Смоктуновский, муж, 61, 1925) Я целиком полагаюсь на вашу скромность и на скромность вашего коллеги доктора Ватсона. Я взываю к вашем патриотизму / джентльмен. (Доктор Ватсон, Виталий Соломин, муж, 45, 1941) Вы можете вполне довериться нам. (Игорь 81 Масленников, Дойль Артур Конан. Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Двадцатый век начинается, к/ф (1986)) «особое поведение, отношение к женщине» Один полупрофессиональный бабник сказал мне: «Если ты истинный джентльмен, женись только на девушках, которые вдвое моложе тебя, потому что это очень жестоко ― наблюдать, как наши любимые стареют». (Евгений Евтушенко. «Волчий паспорт» (1999)) – Как истинный джентльмен, Гусев позволил даме начать гонку. (Олег Дивов. Выбраковка (1999)) – Как настоящий джентльмен, Александр оставит музыку мне, а сам займётся чем-нибудь другим. (Светлана Ткачева. Тамара Гвердцители: «Не умею учиться на чужих ошибках» (2003) // «100% здоровья», 2003.01.15) – (Надежда Николаевна, жен, 52) Это он для девочки в садик. (Смех) Пять лет. (Маша, жен, 21) Какой джентльмен! (Галя, жен, 21) Офигеть! (Вика, жен, 18) Был бы он щас таким джентльменом. (Разговор дома о студенческой конференции и о политике (2008)) – (Н.К., муж) Мальчики такие вот импотентно почти нежные / вот / в отличие от… Это / в Средние века / если джентльмен встречал даму и не изнасилует её / то он не джентльмен (смех студентов) / поэтому нормальные дамы сидели в замках и на улицу даже не выходили / причём это действительно так. (Лекция по психологии на тему: «Левое и правое полушария головного мозга» // Из коллекции НКРЯ, 2007) – Алла Сергеевна, Екатерина Васильева II, жен, 23, 1961) Я надеюсь / что Боря / как истинный джентльмен / уступит даме место. (Павел Арсенов, Кир Булычев. Гостья из будущего, к/ф (1984)) - Накипевшая за годы Злость, сводящая с ума, Злость к поборникам свободы, Злость к ревнителям ярма, Злость к хамью и джентльменам ― 82 Разномастным специменам Той же «мудрости земной», К миру и стране родной. (Г. В. Иванов. «Накипевшая за годы...» (1943-1958)) – Я все-таки джентльмен и, кроме того, в девушках более всего ценю именно скромность и чистоту. (Марина Палей. Long Distance, или Славянский акцент (1998-1999)) – (Ю.Л., жен, 21) Это откуда? (Ш., муж, 42) «Джентльмены удачи» // (Ю.К., жен, 19) Ты чё/ про таксиста-то? (Разговоры во время празднования дня рождения на острове на Волге // Из коллекции Саратовского университета, 2002) Кастаки хмыкнул. – Джентльмен. Пока может стоять, пьёт стоя. (Андрей Волос. Недвижимость (2000) // «Новый Мир», 2001) – После какой-то бойкой реплики своей дамы джентльмен в лохмотьях игриво спросил: «Ну и куда я буду тебя любить? (Дуня Смирнова. Октябрьская железная дорога (1997) // «Столица», 1997.05.13) Стоит отметить, что в русских текстах XIX века джентльмен представлен как человек наделенный воспитанием, тактом, в то время как в текстах ХХ века часто можно увидеть его в ироническом свете, чему особо способствовало распространение идиомы «джентльмены удачи». Анализ данных Национального корпуса русского языка показывает, что концепт “джентльмен” в русском языке чаще встречается в литературе художественной, а также в мемуарах. При этом самым частотным является употребление в устойчивой фразе «Леди и джентльмены», а после выхода фильма «Джентльмены удачи» в одноименном русском фразеологизме. При этом в идеологических кинофильмах советской эпохи слово «джентльмен» указывало на принадлежность к англоязычному капиталистическому миру. Для русского менталитета, который «в своих признаках есть наивноцелостная картина мира в его целостных ориентирах» (Колесов, 2007, с. 11), 83 концептуализация понятия «джентльмен» является знаком инокультуры, что проявляется при анкетировании современных носителей русского языка. 2.1.2. Концепт «джентльмен» по данным британской и русской лексикографии 2.1.2.1. Лексема и концепт «джентльмен» по данным британской лексикографии В нашей работе предпринята попытка комплексного многоаспектного анализа образа джентльмен как лингвокультурного феномена – специфичного ментального образования, репрезентирующего обобщенное представление об определенном социально-историческом типе личности в различных лингвокультурах, что не являлось предметом отдельного самостоятельного исследования. доказательность только при Данный анализ приобретает научную опоре на результаты сопоставления лексикографических данных, позволяющих выявить как константные характеристики данного феномена, так и проследить динамику развития его когнитивного и семантического потенциала. Охарактеризуем толкование лексемы джентльмен в британской лексикографии. Оксфордский словарь предлагает следующие толкования: gentleman Pronunciation: /ˈdʒɛnt(ə)lmən/ noun (plural gentlemen) 1a chivalrous, courteous, or honourable man: he behaved throughout like a perfect gentleman a man of good social position, especially one of wealth and leisure. a man of noble birth attached to a royal household: a Gentleman of the Bedchamber 2a polite or formal way of referring to a man: opposite her an old gentleman sat reading can I help you, gentlemen? 84 used as a courteous title for a male fellow member of the House of Commons or the House of Representatives: the Right Honourable Gentleman opposite Оrigin: Middle English (in the sense 'man of noble birth'): from gentle1 + man, translating Old French gentilz hom. In later use the term denoted a man of a good family (especially one entitled to a coat of arms) but not of the nobility. Первоначально именно благородная генеалогия, знатное происхождение, а следовательно, и право на родовой герб, являются основными признаками джентльмена. В более поздних дефинициях прослеживается тенденция к усилению внимания к достоинствам и заслугам личности. Британская энциклопедия даёт следующие толкования лексемы: Gentleman – a word simultaneously conjuring up diverse images, yet one so difficult to define. When we hear the term, we might think of Englishness; of class; of masculinity; of elegant fashions; of manners and morals. But we might also think of hypocrisy; of repression; of outdated behaviour befitting the characters of a Victorian novel, but which no longer holds any value in today’s society. These conflicting images make it difficult to pinpoint the term ‘gentleman’ in a definition. But where words seem inadequate, deeds can speak more clearly. When, on 15 April 1912, the Titanic sank, many of her male passengers acted out what it meant for them to be gentlemen, by refusing seats in the few lifeboats. Dan Marvin was overheard calling to his new wife: ‘“It’s all right, little girl … you go and I’ll stay a while”’; ‘“Be brave; no matter what happens, be brave”, Dr. W.T. Minahan entreated Mrs Minahan as he stepped back …’; Isidor Strauss declared that ‘“I will not go before the other men”’; the steel-heir Washington Augustus Roebling was last seen ‘leaning against the rail, light(ing) a cigarette and wav(ing) goodbye’ after helping several ladies into the boats; and the writer and editor William T. 85 Stead ‘retired to the first-class smoking room with a book’. Particularly powerful are the following examples: Benjamin Guggenheim and his secretary gave away their lifebelts and ‘now stood resplendent in evening clothes. “We’ve dressed in our best … and are prepared to go down like gentlemen”’, eyewitnesses report them explaining. And Mr. Walter D. Douglas answered his wife’s pleas to join her in a life-boat with only ‘“No … I must be a gentleman”’, a sentence which summarized all his values. These men lived and, more poignantly, died according to the rules of an ideal which had been in existence in Britain for centuries. It had changed and been modified over the ages, but it was still going strong by the time the Titanic went down, and held values which were understood, followed and admired – albeit sometimes ridiculed as well – all over the world. This book sets out to investigate the term ‘gentleman’, and in particular its manifestations in the literature of the twentieth century. Лексема «джентльмен» постепенно утрачивает семантику классовости или морали, превращаясь в форму вежливого обращения или упоминания о любом человеке. Начиная своё выступление словами «Леди и джентльмены!», оратор не подразумевает классовое происхождение или социальный статуч своих слушателей. В ряде европейских культур сложились образцы личностного поведения, напоминающие рыцарские, например, во французском языке такая модель закреплена в словосочетании “honnête homme”, в испанском – “caballero”, в итальянском – “galantuomo”. Лексема взаимодействия «gentleman» английского отражает языка с специфику исторического французским, формирование самобытной английской культуры в корреляции с центральной миссией французского языка и культуры в определенную историческую эпоху. В английской лексикографии (в лингвистических и энциклопедических словарях) слово gentleman обнаруживает следующие значения. В словаре Longman English Dictionary (London 2010): 86 GENTLEMAN 1 a : a man of noble or gentle birth (человек благородного происхождения) b : a man belonging to the landed gentry (человек, принадлежащий поместному дворянству) c (1) : a man who combines gentle birth or rank with chivalrous qualities (человек, в котором сочетается благородное рождение и галантные качества) (2) : a man whose conduct conforms to a high standard of propriety or correct behavior (человек, поведение которого соответствует высокому стандарту уместности или правильного поведения) d (1) : a man of independent means who does not engage in any occupation or profession for gain (человек независимых взглядов, который не участвует ни в каком занятии или профессии для выгоды) (2) : a man who does not engage in a menial occupation or in manual labor for gain (человек, который не участвует в черном занятии или в ручном труде для выгоды) 2 : valet (паж) — often used in the phrase gentleman's gentleman (часто используется во фразе) 3 : a man of any social class or condition (человек любого социального класса или условия) — often used in a courteous reference <show this gentleman to a seat> or usually in the plural in address <ladies and gentlemen> (часто используется в конструкциях) — gen·tle·man·like adjective — gen·tle·man·like·ness noun В лексеме выделяется три основные группы значений. В первой акцентируется семантический блок «благородный человек», во второй — «слуга», в третьей — «человек в социуме». Первая группа значений состоит из четырех значений, интегральная сема — «человек», что обеспечивается этимоном — «благородный» + «человек». Семный состав первого значения («a man of noble or gentle birth») является следующим: интегральная сема «человек» + сема «благородное происхождение». дифференциальная 87 В составе семантических компонентов второго значения («a man belonging to the landed gentry») происходит конкретизация семантического компонента «благородное происхождение» окрашенный дифференциальный и добавляется социально компонент «принадлежность к определенному социальному кругу (поместное дворянство)». Семный состав третьего значения («a man who combines gentle birth or rank with chivalrous qualities», «man whose conduct conforms to a high standard of propriety or correct behavior») представляет собой расширение первого значения: к интегральной семе «человек» и дифференциальной семе «благородное происхождение» добавляется еще одна дифференциальная сема «галантное поведение»/ «поведение высокого стандарта уместности или правильное поведение», которая является результатом ассоциативного развития семы «благородное происхождение». В семантической структуре четвертого значения («a man of independent means who does not engage in any occupation or profession for gain», «a man who does not engage in a menial occupation or in manual labor for gain») к интегральной семе «человек» и дифференциальной семе «благородное происхождение» добавляются семантические компоненты «независимость взглядов» и «невозможность ручного труда в целях выгоды», базисом для которых также послужил дифференциальный компонент «благородное происхождение». Вторая группа — значение «слуга» джентельмена, выводимое из значений устойчивого выражения (сужение первого значения). Третья группа — «любая социальная принадлежность. В словаре Webster`s Third New International Dictionary (London 1993): gentleman (ˈdʒɛntəlmən) – n , pl – men 1. a man regarded as having qualities of refinement associated with a good family (человек, наделенный качеством рафинированности, связанной с хорошей семьей) 2. a man who is cultured, courteous, and well- educated (человек, который является 88 культурным, учтивым, и хорошо образованный) 3. a polite name for a man (вежливое имя человека) 4. the personal servant of a gentleman (esp in the phrase gentleman's gentleman) (личный слуга джентльмена, особенно во фразе «джентльмен на службе джентльмена») 5. (Brit) history a man of gentle birth, who was entitled to bear arms, ranking above a yeoman in social position (человек благородного рода, который был наделен правом служить в армии, занимая место выше йомена в социальном положении) 6. (formerly) a euphemistic word for a (эвфемизм): smuggler 'gentlemanly – adj 'gentlemanliness – n Выделяется 6 значений: Первое связано с происхождением + плюс набор качеств. Второе значение — сужение — уточнение качеств. Третье связано со вторым и представляет номинацию человека любой социальной группы. Четвертое значение — номинация слуги джентельмена (сужение 1 значения) Пятое значение — архаическое значение, связанное с первым Шестое значение — эвфемистический перенос Таким образом, главное значение — человек, наделенный от рождения особыми качествами, галантность. Сопоставление проанализированных двух словарей показывает, что для словаря Longman основополагающим значением, которое подробно разрабатывается, является «благородное происхождение», а в словаре Webster`s — качества джентльмена. В словаре Quotes About Dictionary (on-line) рассматриваются высказывания, в составе которых находится лексема «джентльмен», на основе чего выводятся контекстуальные значения: Gentlemen «A true gentleman is one who is never unintentionally rude.» (Истинный джентльмен – тот, кто никогда не бывает умышленно груб) – Oscar Wilde 89 «A gentleman is a man who can disagree without being disagreeable.» (Джентльмен – человек, который может не согласиться, не будучи неприятным) – Source Unknown «Education begins a gentleman, conversation completes him.» (Образование начинает джентльмена, беседа заканчивает его) – English Proverb «Believe me, there exists no such dilemma as that in which a gentleman is placed when he is forced to reply to a blackguard» (Верьте мне, там не существует такая дилемма как та, как быть джентльменом, когда вынужден ответить подлецу) – Edgar Allan Poe «Anyone can be heroic from time to time, but a gentleman is something you have to be all the time» (Любой может время от времени быть героическим, но джентльмен – что-то, чем Вы должны быть все время) – Luigi Pirandello В целом, анализ значений лексемы джентльмен в словаре Quotes About Dictionary показывает, что в данном словаре в значении лексемы «джентльмен» фиксируются: интегральная сема «человек» и дифференциальные семы «благородное происхождение», «образование», воспитание». Проведенный анализ позволяет отразить полученные результаты графически (рис. 4): 90 Рис. 4. Понятие «джентльмен» в британской лингвокультуре (конец XVIII – начало XX века) Благородное происхождение Род деятельности: военная или государственная служба; либо отсутствие занятий Спорт: гребля, гольф, поло, бокс, велосипед и др. Личностные качества: надежность, честность, щедрость, великодушие, порядочность, отвага, смелость, храбрость, решительность, твердость, мужество, пунктуальность, сдержанность, верность слову, целомудрие, интеллект Материальное благосостояние Социальный статус: дворянин, обладатель герба Образование: Оксфорд, Кембридж, Итон, Харроу Джентльмен Увлечения: охота, скачки, театр, музыка, живопись, коллекционирование Кодекс чести: - безупречная репутация (признание, уважение, почет, слава); - духовное благородство; - непорочность, целомудрие, благородное отношение к женщине Стиль поведения: строгий этикет, изысканные манеры, галантность, аккуратность, наличие вкуса и стиля в одежде, пище, привычках Анализ показывает, что концепт «джентльмен» начинает оформляться уже в XIII в., в качестве основных имея значения «благородное происхождение» и «материальное состояние». Семантический и когнитивный потенциал концепта углубляется за счет «наращения смысла», расширения набора значимых признаков «джентльменства», основным среди которых становится понятие о манерах и внутренних качествах джентльмена. К концу XVII в. данный концепт имеет два варианта: «изящный джентльмен» и «благородный джентльмен» и, окончательно сложившись к концу XIX 91 столетия, обретает известнейших форму британских «истинный писателей джентльмен», на создание вдохновляя разнообразных литературных вариантов данного образа. Словарный состав английского языка богат разнообразными устойчивыми словосочетаниями и фразеологизмами с лексемой gentleman, что свидетельствует о том, что концепт gentleman является характерным и устойчивым в британской лингвокультуре. Назовем их: a gentleman's agreement – джентльменское соглашение; a complete / perfect / real / true gentleman – настоящий, истинный джентльмен; every inch a gentleman – джентльмен до мозга костей; a gentleman of the old school – джентльмен старой закваски; a gentleman at large – человек без определённых занятий; a gentleman in waiting – камергер; a gentleman of fortune – пират; a gentleman of the long robe – судья, юрист; gentlemen of the cloth – духовенство; old gentleman – дьявол; the gentleman in black velvet – крот; a gentleman of the three outs – «джентльмен без денег, без приличного платья и честного имени»; сомнительная личность; a gentleman of the road – «рыцарь большой дороги», разбойник ; a gentleman's gentleman – «джентльмен на службе джентльмена»; камердинер, дворецкий, лакей, слуга; the gentleman that pays the rent – «джентльмен, который оправдывает своё содержание» (шутливое прозвище свиньи) Education begins a gentleman, conversation completes him (англ. посл.) – «Образование начинает джентльмена, разговор завершает его» (ABBYY Lingvo 12). 92 Словарный состав английского языка богат разнообразными устойчивыми словосочетаниями и фразеологизмами с лексемой gentleman, что свидетельствует о том, что концепт gentleman является характерным и устойчивым в британской лингвокультуре. Назовем их: a gentleman's agreement – джентльменское соглашение; a complete / perfect / real / true gentleman – настоящий, истинный джентльмен; every inch a gentleman – джентльмен до мозга костей; a gentleman of the old school – джентльмен старой закваски; a gentleman at large – человек без определённых занятий; a gentleman in waiting – камергер; a gentleman of fortune – пират; a gentleman of the long robe – судья, юрист; gentlemen of the cloth – духовенство; old gentleman – дьявол; the gentleman in black velvet – крот; a gentleman of the three outs – «джентльмен без денег, без приличного платья и честного имени»; сомнительная личность; a gentleman of the road – «рыцарь большой дороги», разбойник ; a gentleman's gentleman – «джентльмен на службе джентльмена»; камердинер, дворецкий, лакей, слуга; the gentleman that pays the rent – «джентльмен, который оправдывает своё содержание» (шутливое прозвище свиньи) Education begins a gentleman, conversation completes him (англ. посл.) – «Образование начинает джентльмена, разговор завершает его» (ABBYY Lingvo 12). Концепт gentleman представлен не только именем gentleman, но и рядом синонимов: Brahman, Brahmin, acceptable person, archduke, aristocrat, armiger, baron, baronet, bloke, blue blood, boy, buck, butler, capital fellow, chap, chauffeur, chevalier, coachman, count, daimio, diamond, driver, duke, earl, 93 equerry, esquire, faithful, fellow, galantuomo, gardener, gee, gem, gent, gentilhomme, gillie, good fellow, good lot, good man, good person, good sort, good woman, grand duke, grandee, guy, he, hidalgo, him, his, hombre, homme, honest man, honest woman, houseboy, houseman, jewel, lace-curtain, lady, laird, landgrave, lord-in-waiting, lord, lordling, magnate, magnifico, male, male being, male person, man, man of honor, manservant, margrave, marquis, masculine, mensch, nob, noble, nobleman, optimate, palsgrave, patrician, pearl, peer, perfect gentleman, perfect lady, persona grata, prince, real lady, real man, right sort, rough diamond, seigneur, seignior, silk-stocking, squire, straight shooter, swell, thoroughbred, true blue, truepenny, trusty, upper-cruster, valet, valet de chambre, viscount, waldgrave, woman of honor, worthy. Концепт gentleman представлен также производными лексемами: gent (усечение основы) и gentleman’s gentleman (редупликация). В энциклопедии Fowler's Modern English Usage (Oxford 2004) дается подробная характеристика слова-понятия: gentleman The word gentleman, formerly a term indicating social class, has largely fallen out of use in this meaning with the gradual erosion of class distinctions. It survives as a form of address (usually as ladies and gentlemen), in the phrase gentleman's agreement (an informal agreement not binding in law) and as a term of general polite reference, especially in public (I have a question from the gentleman in the second row). The designation gentlemen is still occasionally seen on signs for public lavatories, but men is more usual. The feminine form gentlewoman, meaning 'a woman of good birth or breeding' has almost entirely fallen out of use except as an archaism or for special effect (Джентльмен — слово, прежде термин, указывающий на социальный класс, в значительной степени вышел из употребления в этом значении с постепенным разложением социальных различий. Сохраняется как форма обращения (обычно как «дамы и господа»), в джентльменском соглашении как устойчивый компонент фраз (неофициальное соглашение) и как термин общей вежливой ссылки, 94 особенно публично (у меня есть вопрос от джентльмена во втором ряду). По отношению к мужчинам употребление лексемы «джентльмен» закреплено узуально. Женская форма в значении 'женщину благородного рождения или происхождения' почти полностью вышла из употребления за исключением специального или архаичного употребления. В энциклопедии Encyclopedia of the Early Modern World (2003): Gentleman The word «gentle» is derived from the Latin word gentilis, an adjective meaning 'of or belonging to the same clan, stock, or race'. Throughout the early modern era noble birth would largely define the gentleman, but the ideal of gentlemanly behavior changed dramatically from the sixteenth through the eighteenth centuries (Слово получено из латинского слова, значение прилагательного или принадлежность тому же самому клану, роду. В течение ранней эпохи благородное рождение в значительной степени определило бы джентльмена, но идеал джентльменского поведения изменился резко от шестнадцатого до восемнадцатых столетий). From the Middle Ages to the sixteenth century, a gentleman was expected to be a warrior. Military service was the main source of ennoblement. The gentleman was to receive training in arms, and to engage in activities reflecting a martial quality. In the absence of combat, the gentleman engaged in hunting or tournaments. Private violence was acceptable within the community of nobles, who used it often to defend their honor. Recognition by peers was in many ways the foundation of noble identity (От Средневековья до шестнадцатого столетия джентльмен, как ожидали, будет воином. Военная служба была главным источником облагораживания. Джентльмен должен был получить обучение в оружии, и участвовать в действиях, отражающих военное качество. В отсутствие боя джентльмен участвовал в охоте или турнирах. Частное насилие было приемлемым в пределах сообщества дворян, которые использовали это часто, чтобы защитить честь. Признание пэрами являлось способом для благородной идентичности.). 95 The king was also a gentleman who adhered to the code of gentlemanly conduct. As a member of the society of nobles, he was considered the first among equals, or simply the most powerful of lords. Throughout the sixteenth century, kings were expected to lead troops into battle and engage in other pursuits related to combat such as hunting and tournaments (Король был также джентльменом, который придерживался кодекса джентльменского поведения. Как члена общества дворян, его рассматривали как первого среди равных, или просто самого сильного из лордов. В течение шестнадцатого столетия короли приводили войска в сражение и участвовали в других преследованиях, связанных с боем, такими, как охота и турниры.). ... Attendance at court required «civility,» and the code of gentlemanly conduct placed a new emphasis on self-discipline. A proliferation of etiquette manuals occurred in the sixteenth and seventeenth centuries, regulating behavior in a courtly environment. Claiming a monopoly on violence, the state no longer tolerated private violence between nobles. The gentleman distinguished himself through culture and refinement rather than through military prowess or political domination (Обслуживание в суде потребовало «любезности», и кодекс джентльменского поведения сделал новый акцент на самодисциплине. Быстрое увеличение положений этикета произошло в шестнадцатом и семнадцатом столетиях, регулируя поведение в изысканной окружающей среде. Требуя монополии на насилие, государство больше не терпело частное насилие между дворянами. Джентльмен отличился через культуру и утонченность, а не через военное мастерство или политическое доминирование.). The nature of the gentleman changed again in the eighteenth century in response to a new economic reality: the capitalist economy. Whereas in the past the gentleman derived his income from land or government offices, by the eighteenth century the gentleman was permitted to engage in certain forms of trade. Thus nobles adapted to the new capitalist economy, while simultaneously 96 maintaining their position at the top of the social and economic hierarchy (Природа джентльмена изменилась снова в восемнадцатом столетии в ответ на новую экономическую действительность: капиталистическая экономика. Принимая во внимание, что в прошлом джентльмен получил свой доход с земельных комиссий или правительственных учреждений, к восемнадцатому столетию джентльмену разрешили участвовать в определенных формах торговли. Таким образом, дворяне приспособились к новой капиталистической экономике, одновременно поддерживая их положение наверху социально-экономической иерархии). … A debate going back to the Italian Renaissance posed the question whether birth or virtue defined the true gentleman. The debate continued throughout the early modern era, despite major changes in the meaning of the word «virtue.» Whether he exhibited superior valor, refinement, or sensitivity, the gentleman retained his position at the top of the cultural hierarchy throughout the early modern era (Вопросы, возвращающие к итальянскому Ренессансу, изложили вопрос о рождении или достоинстве истинного джентльмена. Дебаты продолжались в течение ранней современной эры, несмотря на существенные изменения в значении слова «достоинство». Показал ли он превосходящую доблесть, обработку, или чувствительность, джентльмен сохранил свое положение наверху культурной иерархии в течение ранней современной эры). Мы видим, что энциклопедии расширяют историю происхождения понятия «джентльмен», джентльментстве, но зафиксированных в нюансы формирования подтверждают лингвистических «происхождение» + «поведение». наличие представления интегральных словарях: «человек» о сем, + 97 2.1.2.2. Концепт «джентльмен» по данным русской лексикографии В русской лингвокультуре концепт «джентльмен» возник, очевидно, в начале XIX века. Первая лексикографическая фиксация имени концепта «джентльмен» году на русском языке произошла в 1839 в Энциклопедическом лексиконе, дефиниция имени концепта демонстрирует его совпадение по своему содержанию с именем английского концепта “gentleman”. В русских лингвистических словарях лексема джентльмен была зафиксирована позже: в Словаре Даля в 1863 году и далее в Словаре Академии Российской 1895 года под редакцией Грота (с иным написанием и произношением – джентельмен). Полагаем, что фиксация лексемы «джентльмен» в Словаре Даля, который резко отрицательно относился к заимствованиям и редко включал их в свой словарь живой речи, свидетельствует об укорененности одноименного концепта в русском языковом сознании к середине XIX века. Джентльмен – образованный человек, отличающийся благородством в образе мыслей и порядочностью во внешних приемах // Человек, принадлежащий к светскому обществу. Даль, 1863, т.1, 1078. В Словаре современного русского литературного языка в 17 т. (БАС): Джентльмен, благовоспитанный, а, м. В английском порядочный человек буржуазном (в духе обществе – буржуазно- аристократической морали). Не высший, не низший, а просто круг благовоспитанных людей, то, что называется джентльменов у англичан, или порядочных людей у нас. Гонч. Лит. вечер, 2. Англ. gentlman — дворянин. В Словаре русского языка в 4 т. под редакцией А.П. Евгеньевой (МАС): ДЖЕНТЛЬМЕ́ Н, -а, м. 98 1. В Великобритании: человек, принадлежащий к высшим кругам буржуазно-аристократического общества и строго соблюдающий установленные в нем правила и нормы поведения. 2. О корректном, благовоспитанном человеке; о человеке, отличающемся строгим изяществом манер и костюма. (Серафима:) Коля, будьте джентльменом, проводите даму до трамвайной остановки. Погодин, Цветы живые. (Англ. gentleman) Лексема четко маркирована семой «Великобритания», в первом значении отмечается социальный статус и этико-поведенческие характеристики. Во втором значении — расширение: вообще человек и его этикоповеденческие характеристики. Стоит отметить, что ни в одном из центральных лексикографических исследований русского языка нет семы «происхождение». В Толковом словаре Д.Н. Ушакова (1996): ДЖЕНТЛЬМЕ́Н (мэн), джентльмена, муж. (англ. gentleman, букв. дворянин).1. В Англии – вежливое обращение к мужчине. 2. Человек, отличающийся благородством, порядочностью и великодушием (в духе буржуазно-аристократической морали). Он поступил, как настоящий джентльмен. || Человек, принадлежащий к высшим кругам буржуазно- аристократического общества и усвоивший их манеры и привычки. Он одет джентльменом. В словаре выделено два значения: первое – номинация обращение, второе – социально-этическая маркированность. В Толковом словаре С.И. Ожегова (1999): ДЖЕНТЛЬМЕ́ Н, -а, муж. 1. Вполне корректный человек, строго соблюдающий правила и нормы поведения. 99 2. перен. Человек подчёркнутой вежливости, корректности. Будьте джентльменом! Среди двух значений: первое — этический статус человека; второе значение — переносное, обобщенное. В Большом толковом словаре русского языка под ред. С.А. Кузнецова (М., 2000): ДЖЕНТЛЬМЕ́Н -а; м. (англ. gentleman) 1. В Англии: человек, принадлежащий к высшим слоям общества, строго соблюдающий установленные в них правила и нормы поведения. Английский д. Клуб для джентльменов. Одет, как д. (со вкусом, строго). 2. О отличающемся корректном, строгим благовоспитанном изяществом манер человеке; и о костюма. человеке, Будьте джентльменом! (призыв проявить благородство). В Словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка Чудинова А.Н. (М., 1910): ДЖЕНТЛЬМЕН (англ. gentleman). 1) в Англии так назыв. всякого образованного светского человека. 2) человек, принадлежащий к светскому обществу; человек порядочный, благовоспитанный. В Полном словаре иностранных слов, вошедших в употребление в русском языке Попова М. (М., 1906): ДЖЕНТЛЬМЕН Благовоспитанный, благородный светски англичанин и вообще всякий человек, относит. которого хотят подчеркнуть его нравственную порядочность и хорошее воспитание; в Англии вежливое обращение ко всякому мужчине. В Словаре иностранных слов, вошедших в состав русского языка Павленкова Ф. (М., 1907) ДЖЕНТЛЬМЕН — образованный и нравственно порядочный человек, умеющий безукоризненно держать себя с окружающими лицами. 100 В Новом словаре иностранных слов Захаренко Е. Н., Комаровой Л. Н., Нечаевой И. В. (М., 2003): дже́нтльмен (англ. gentleman) 1) в английском буржуазном обществе – вполне порядочный человек , т. е. человек, строго следующий светским правилам поведения (первонач. – человек, относящийся к привилегированным слоям общества); 2) корректный, воспитанный, благородный человек. В Большом словаре иностранных слов (М., 2005) джентльмен (мэн), джентльмена, м. (англ. gentleman). 1. В Англии – порядочный человек. 2. Человек, отличающийся благородством, порядочностью и великодушием. Он поступил, как настоящий джентльмен. Он одет джентльменом. В Толковом словаре иностранных слов Л. П. Крысина (М., 2008). джентльмен а, м., одуш. (англ. gentleman < gentle благородный + man человек). 1. В Великобритании вполне корректный человек, строго соблюдающий правила и нормы поведения, принятые в обществе. 2. Человек подчеркнутой вежливости, корректности. Он такой д. ! || Ср. рыцарь. Таким образом, в словаре Крысина интегральная сема: джентльмен — «воспитанный человек». Словарь синонимов русского языка З.Е. Александровой и Словарь синонимов русского языка под редакцией А. П. Евгеньевой не дают дефиниции лексемы джентльмен. В Словаре русских синонимов и сходных по смыслу выражений. под. ред. Н. Абрамова (М., 2008) зафиксирован следующий синонимический ряд: джентльмен, аристократ, благородный, мещанин... В то же время во многих словарях русского языка (БАС, Ушаков, Крысин, Кузнецова) фиксируются производные лексемы от слова джентльмен: прилагательные, наречия, существительные и глаголы. Так, БАС фиксирует следующие производные лексемы и подтверждает их 101 существование в лексической системе русского языка примерами из текстов художественной литературы (единственное существительное джентльменничание не сопровождается примером): Джентльменский, а я, о е. Относящийся к джентльменам, свойственный, принадлежащий им. (Артисты) отличаются обыкновенно джентльменской вежливостью. Купр. В цирке. Джентльменистый, ая, ое. В просторечии (с оттенком насмешки, иронии). Похожий на джентльмена, напоминающий его. Что ж! Офицерик джентльменистый! И мордочка у него смазливая. Бобор. «Морз» и «Юз», II. Джентльменски, по-джентльменски, нареч. Как подобает джентльмену; благородно. (Базаров Павлу Петровичу): Вам нисколько не нужно оскорблять меня. Вы можете остаться джентльменом... Принимаю ваги вызов тоже по-джентльменски. Тург. Отцы и дети, XXIV. Джентльменство, а, ср. Благородство, порядочность (в манерах, поступках, обращении и т.п.). Я не знаю другого актера, который бы так держался в театре, как Далматов. Это был образец корректности и джентльменства. Юрьев, Записки, Первые годы, 5. Джентльменничать, аю, аешь, несов., неперех. В просторечии. Изображать, разыгрывать из себя джентльмена. Джентльменничание, ье, я, ср. В Большом толковом словаре русского языка С. А. Кузнецова (СПб.: Норинт, 2000) зафиксированы: прилагательное Джентльме́нский, -ая, -ое. Д. поступок. Д-ие манеры. Джентльме́нски, нареч. Д. одет. Наречие По-джентльме́нски, нареч. Говорить по-джентльменски сухо и сдержанно. В Толковом словаре иностранных слов Л. П. Крысина (М., 2008) зафиксированы: прилагательное Джентльменский — характеризующий джентльмена по знач. 1, 2. 102 существительное Джентльменство — свойства, поведение джентльмена по знач. 1, 2. В русском языке существуют и устойчивые словосочетания на базе лексемы джентльмен. Так, БАС фиксирует следующие устойчивые выражения: держаться, одеваться джентльменом, джентльменский вид, джентльменская наружность, джентльменские манеры. • Держаться, одеваться и т.п. джентльменом. (Губернатор) был очень опрятен, держал себя безукоризненно, джентльменом. Гонч. Воспом., II, 7. I. • Приличный, порядочный, благородный (о наружности, манерах, поступках и т. п.). Какой он опрятный и скромно-уверенный, и большие мальчишеские руки чисто вымыты, ногти острижены... На брюках складочка... – Костя, – сказала Нонна, – вы выглядите просто замечательно. У вас потрясающе джентльменский вид. Панова, Кружилиха, гл. 9. Наружность он (молодой человек) имел совершенно приличную, даже джентльменскую; одет был в легкую визитку и вещей имел очень мало: небольшой ручной сак, сумку через плечо и плед. Салт. Благонам. речи, II. Кроме того, составители БАС переносные значения лексемы джентльмен определили также как фразеологизированные • О внешне корректном, хорошо одетом человеке (часто ирон.). Иван Иванович был одет по-праздничному: в сером наглаженном костюме, в фетровой шляпе, при галстуке «черная бабочка»... Глянув на Ивана Ивановича, Николай Кораблев протянул: – О-о-o! Вы просто джентльмен. Панфер. Борьба за мир, кн. II, ч. I, гл. • О лице, принадлежащем к высшим кругам буржуазно- аристократического общества. (Ильин) картинно стоял у самого оркестра, прислонясь к бенуару, у всех на виду, беспрестанно кланяясь с знакомою знатью и разговаривая во время антрактов с проходившими мимо его московскими джентльменами из первых рядов кресел. С. Акс. Литер, и театр, воспом. (IV, 19). 103 В Большом толковом словаре русского языка С.А. Кузнецова (СПб.: Норинт, 2000) зафиксировано иное устойчивое выражение: ◊ Джентльме́нское соглашение. 1. Офиц. Договор, заключаемый без соблюдения официальных формальностей, в устной форме. Заключить джентльменское соглашение о поставке сырья. 2. Разг. Договорённость между кем- л. о чём-л. Достигнуть джентльменского соглашения. В Большом словаре русских поговорок В.П. Жукова (М., 2000) отмечено многозначное устойчивое выражение джентльмены удачи, функционирующее в литературной речи и в армейском и школьном жаргоне: Джентльмены удачи. 1. Разг. Ирон. О пиратах. 2. Разг. Ирон. Об авантюристах, обманщиках, жуликах. 3. Разг. Шутл. Об удачливых людях. 4. Жарг. арм. Шутл. Дежурные на контрольно-пропускном пункте. 5. Жарг. шк. Шутл. Ученики, которых не вызвали отвечать. Выражение связано с романом Р. Л. Стивенсона «Остров сокровищ» (1883), популярности его в русском языке способствовала кинокомедия «Джентльмены удачи» по сценарию В. Токаревой и Г. Данелия (1971). В русских энциклопедиях приводится подробная информация по поводу истории формирования заимствованного слова джентльмен. В Современной энциклопедии (on-line): ДЖЕНТЛЬМЕН (английское gentleman), 1) в Англии – «вполне порядочный человек», т.е. человек, строго следующий светским правилам поведения (первоначально - относящийся к привилегированным слоям общества). 2) Корректный, воспитанный, благородный человек. В Большом энциклопедическом словаре (2002): ДЖЕНТЛЬМЕН (англ. gentleman) – 1) в Англии – «вполне порядочный человек», т. е. человек, строго следующий светским правилам поведения (первонач. – относящийся к привилегированным слоям общества). 2) Корректный, воспитанный, благородный человек. В Словаре гендерных терминов Денисовой А.А. (М., 2002): 104 Джентльмен – особый тип маскулинности в гендерной системе, обладающий джентльменским этосом. В XVIII в., когда значительное количество представителей третьего сословия и младших сыновей джентри уходят в коммерцию и бизнес, возникают теории «джентльменства», в рамках которых предпринимаются попытки выявить этическую систему этого общественно-культурного феномена при четком отграничении его от социальной принадлежности представителей. Несомненно, одним из компонентов, наиболее адекватно отражающим специфику образа джентльмена, является его отношение к женщине и карьере. Женщина сопровождает джентльмена на выездах, принимает в его доме его друзей, поддерживает его репутацию, рожает ему детей, читает для него книги и газеты, занимается благотворительностью. Она обязана выполнять обязательства джентльмена, на которые ему не хватает времени, фактически жить его жизнью и только ради него. В свою очередь, джентльмен ради такой женщины готов на многое, однако на всё он готов только ради своей карьеры и для другого джентльмена. Заметим здесь, что именно идеологии «джентльменства» женщина XIX в. обязана тем, что она попадает в домашнее «закрепощение», лишаясь собственных, даже естественных, прав, т.к. именно джентльмен создает и поддерживает культ «нежной и беззащитной», которую неоходимо беречь от ужасов и подлости мира. Как человек публичный. маскулинный тип джентльмена четко разграничивает сферы жизни и деятельности по гендерному принципу с явной дискриминацией по отношению к женщине. Однако необходимо подчеркнуть, что именно такой тип джентльмена и сегодня исключительно популярен, экплицируясь в моделях мужского поведения определенных социальных слоев. Следовательно, по данным энциклопедических словарей, в русской культуре, как и в английской, джентльмен – это понятие, отражающее основные качества маскулинности благородного происхождения. и являющееся знаком знатного, 105 Таким образом, сопоставление лексико-семантического наполнения концептов gentleman/джентльмен посредством обращения к лексикографическим данным, отражающим русскую и английскую традиции, указывает на: 1) более нагруженную и информативную понятийную основу (слой) в английском языке, так как концепт сформировался в английской лингвокультуре; 2) общее в английской и русской лингвокультурах — это такие когнитивные признаки, как «человек» + «хорошее воспитание» + «манеры». 3) в английской культуре подчеркивается когнитивный признак «происхождение»; 4) в русской лингвокультуре имя концепта называет человека с особыми качествами (благородства, галантности), но не указывает на его происхождение и социальный статус; а производные лексемы и устойчивые выражения, вербализующие русский концепт «джентльмен», могут иметь статус просторечных и называть лиц, относящихся к субкультурам общества. Можно говорить о том, что концепт gentleman/джентльмен в современной британской и русской культурах входит в макроконцепт «благородный человек»/»порядочный человек», что представляет перспективу настоящего исследования. 2.2. Образ джентльмена по данным лингвистического эксперимента: коммуникативно-прагматический аспект Анкета 1. Опрос англоязычных и русскоязычных респондентов «Кто, по вашему мнению, «джентльмен»: его образ, поведение, одежда, ценности.» Эксперимент проводился с помощью интернет-анкетирования среди русскоговорящих и англоязычных респондентов в возрасте от 18 до 50 лет (всего – 400 человек, 200 из которых – русскоязычные, 200 – говорящие на британском английском и живущие в Великобритании) разного социального 106 статуса и рода занятий: пенсионер, студент, рабочий, государственный служащий, научный сотрудник, сотрудник коммерческих организаций, домохозяйка, неработающий. Русскоязычным респондентам был также предложен вопрос: «Опишите, какими качествами должен обладать настоящий джентльмен?». Англоязычным испытуемым было предложено ответить на вопрос: «Describe what qualities of a true gentleman?» Анализ исследования показал, что большинство русских респондентов делало акцент на таких качествах, как «отношение к женщинам», «эмоциональное состояние», «черты характера, моральные качества и ценности». А английские респонденты при описании образа джентльмена, делали акцент на таких качествах, как «схожесть с образом кинозвезды», «материальный достаток» и «физические качества» от общего числа характеристик соответственно (см. табл. 1). Таблица 1 Характеристики образа «джентльмен» (в количественных соотношениях) Характеристики Русскоязычные Англоязычные респонденты респонденты Внешность, физические качества 13 44 Отношение к женщинам 74 10 Материальный достаток 5 52 Черты характера, моральные качества и 42 23 ценности Эмоциональное состояние 37 7 Умственные способности 23 4 Схожесть с качествами, сформированными 6 60 образом кинозвезды Собранный материал показывает, что характеристики образа джентльмена неодинаково представлены в русскоязычных и англоязычных мирах, что свидетельствует о различной ценности, которую они имеют в глазах носителей русского и английского языков. 107 Рассмотрим подробно ответы русскоязычных и англоязычных респондентов. 1) Ответы англоязычных респондентов (в речи респондентов встречаются просторечные и жаргонные лексемы и грамматические конструкции, которые представлены без изменений). Далее проанализируем ответы англоязычных респондентов, в которых выделяются следующие доминанты — схожесть с образом кинозвезд, материальный достаток джентльмена, благородное происхождение, физические качества и внешность, черты характера, моральные качества и ценности, умственные способности. Мнение английских респондентов сводится к тому, что эталоном красоты являются не только красивые и опрятные мужчины, но и мужчины, поведением схожие на кинозвезд и материально обеспеченные. Наибольшее количество ответов при определении образа джентльмена входит в тематический блок «Схожесть с образом кинозвезды», которую можно охарактеризовать как приоритетную: as 007 «как агент 007»; it's Sylvester Stallone «это Сильвестр Сталонне»; Brad Pitt «Бред Питт»; suave as Jean Reno «учтивый, как Жан Рено»; decent like Van Damme «порядочный, как Ван Дамм»; quiet as Russell Crowe «спокойный, как Рассел Кроу»; as strong as Arnold Schwarzenegger «сильный, как Арнольд Шварценеггер»; funny like John Travolta «веселый, как Джон Траволта»; cute like Tom Cruise «симпатичный, как Том Круз»; Vulnerable as Daniel Craig «ранимый, как Дэниэл Крейг»; Adults like Dustin Hoffman from Hollywood «взрослый, как Дастин Хофман из Голливуда»; The same black as the Forest Uaytekker «такой же темнокожий, как Форест Уайтеккер»; Is a courageous Laurence Fishburne «это мужественный Лоуренс Фишборн»; Soft like Michael Madsen « нежный, как Майкл Мэдсен»; A man in years Paul Newman «мужчина в годах, – Пол Ньюман»; Charming like Sean Penn «обаятельный, как Шон Пенн»; Funny how Charlie Sheen «смешной, как Чарли Шин»; Contemporary like Donnie Wahlberg «современный, как Донни Уолберг»; A conservative as James Spader 108 «консервативный, как Джеймс Спейдер»; Beautiful as Jason Priestley «красивый, как Джейсон Пристли»; Fantastic as Joseph Lawrence from Hollywood «неповторимый, как Джозеф Лоуренс из Голливуда»; Such as Ben Stiller in the film «такой, как Бен Стиллер в фильме»; Like Woody Harrelson «похож на Вуди Харрельсона»; Funny how Joseph Mcintyre «забавный, как Джозеф Макинтайр»; Best Actor as Judd Nelson «лучший актер, как Джадд Нельсон»; A decent like Steve Buscemi «порядочный, как Стив Бушеми»; Good as Jason Beytmen « добрый, как Джейсон Бейтмэн»; Skaters like Rob Lowe «фигуристый, как Роб Лоу»; As a Hollywood actor Hayden Christensen «как голливудский актер, Хайден Кристиансен»; Honest as Matt Dillon « честный, как Мэтт Диллон»; Who knows how to love like Kevin Bacon «умеющий любить, как Кевин Бэйкон»; like Luke Perry «как Люк Пери»; Talent like Matthew Broderick «талантлив, как Мэттью Бродерик»; Creativity like Kirk Cameron «творческий, как Кирк Камерон»; Beefy as Mark-Paul Gosselaar in the film «мускулистый, как Марк-Пол Госселаар в фильме»; Young like Leonardo DiCaprio «молодой, как Леонардо ДиКаприо»; Beautiful as Matthew Broderick «прекрасный, как Мэттью Бродерик»; Resourceful as Will Smith «находчивый, как Уилл Смит»; Attractive as Forest Uaytekker in the film «привлекательный, как Форест Уайтеккер в фильме». В ответах английских респондентов преобладают слова и выражения: «in the film» – как в фильме, «film-star» – кинозвезда, «from Hollywood» – из Голливуда. Описанные в ответах английских респондентов кинозвезды в основном герои американских фильмов, а не английских, возможно, это свидетельствует о том, что американская культура влилась в английскую и стала общей. Также из вышеперечисленных ответов видно, что образ джентльмена, обладающий определенным набором черт характера и, соответственно, выдержка / лексико-семантическим сдержанность, честность, наполнением (благородство, бескорыстиие, независимость), постепенно уходит в прошлое среди англоязычного населения. Для них этот образ становится историей и отображается в основном в фильмах и сериалах. 109 На характеристику «материальный достаток джентльмена», у англоязычных респондентов ответы были таковы: the one who more richly «тот, кто побогаче»; son, MP «сын депутата»; Rich Handsome «богатенький красавчик»; has a very expensive suit «имеет очень дорогой костюм»; status of a rich society «статус богатого в обществе»; has secured friends «имеет обеспеченных друзей»; carries a lot of cash «носит с собой много наличных денег»; «His expensive car and many money « у него шикарная машина и много денег; «The one who has a villa» тот, у кого есть вилла; «He can afford to go to secular parties» он может себе позволить ходить на светские вечеринки; «The one who flies business class» тот, кто летает бизнес-классом; «A gentleman's house expensive furniture and a swimming pool» у джентльмена дома дорогая мебель и есть бассейн; «Uses expensive perfumes» пользуется дорогими духами; «His rich friends» у него богатые друзья; «It stands out from the crowd of his security» он выделяется из толпы своей обеспеченностью; «One who fully meets the woman» тот, кто полностью обеспечивает женщину; «Is a successful businessman, have a мoney» это успешный бизнесмен, имеет деньги; «Gentleman has a factory or a shop» джентльмен имеет либо завод, либо свой магазин; «He has an expensive car» у него дорогое авто; «Is the one who traveled the entire world» это тот, кто объездил все страны мира; «Gentleman is very influential in society, man and rich» джентльмен очень влиятельный в обществе человек и богатый; «Someone who will book a hotel for you» тот, кто для тебя забронирует гостиницу; «He pays all the expenses» он оплачивает все расходы; «Gentleman pays for all his friends at a restaurant» джентльмен платит за всех своих друзей в ресторане; «Who is resting in Hawaii, he is rich» тот, кто отдыхает на Гаваях, он богатый. Очень часто упоминаются такие слова, как «money» – деньги, «rich» – богатый, «expensive» – дорогой, что говорит о видоизменении изначального концепта образа джентльмена в английской культуре. Необходимо отметить, что такая характеристика образа джентльмена, как «благородное происхождение», в современном мире практически 110 полностью утрачивает свою значимость. Данный компонент образа раскрывается посредством следующих значений: «отсутствие необходимости работать» «право на герб», «принадлежность к знатному роду / нетитулованному мелкопоместному дворянству / аристократии», которые очень редко встречаются в ответах информантов, причем лишь имплицитно: son, MP «сын депутата», status of a rich society «статус богатого в обществе». Англоязычные респонденты, описывая физические качества и внешность джентльмена, отвечали следующим образом: «a flirtatious smile» «Кокетливая улыбка»; «Do not the old younger than 35 years» «Ни в коем случае не старый – младше 35 лет»; «He has alluring eyes» «У него манящий взгляд»; «inflated» «Накачанный»; «Tanned» «Загорелый»; choose the right costume elements «правильно подобраны элементы костюма»; «Anyone who looks striking» «Тот, кто внешностью бросается в глаза»; «The gentleman is very strong» «Джентльмен очень сильный»; «has enduring body» «Имеет выносливое тело»; «has big muscles» имеет большие мышцы; «he has broad shoulders» у него широкие плечи; «It is very inflated» он очень накачанный; «Very strong» очень сильный; «he has the power capacity» у него силовые способности; «he has a heavy blow» он имеет тяжелый удар; nice and neat looks «красиво и опрятно выглядит»; «a weight not less than 100kg.» весом, не меньше 100кг.; «he is an athlete» он спортсмен; neat and tidy опрятен и аккуратен; «gentleman hardy» джентльмен выносливый; «the one who engaged in sports» тот, кто занимается спортом; «he can walk on his hands» он умеет ходить на руках; «a very long arm of a gentleman» очень длинные руки у джентльмена; «is a very hardy body» очень выносливое тело; «actively engaged in physical exercise» активно занимается физкультурой; «is a large man, weighing 90 -– 120 kg.» это большой мужчина, который весит 90 – 120 кг. Такие ответы, как: choose the right costume elements «правильно подобраны элементы костюма», neat and tidy опрятен и аккуратен, nice and neat looks «красиво и опрятно выглядит» очень редки. Преобладают довольно странные ответы, направленные на силу, красоту и выносливость тела 111 «джентльмена». Это говорит о том, что национальные стереотипы мышления англичан поменялись, уходят в прошлое их традиции, национальные костюмы, консервативный внешний вид, принципы одеваться по определенным правилам и т.п. При описании характеристики «черты характера, моральные качества и ценности» респонденты дали такие ответы: happy as a bird ‘веселый, как птица’; «gentleman can learn from the way he says» «Джентьмена можно узнать по тому, как он говорит»; brave as a lion ‘мужественный, как лев’; «A gentleman has a gentle nature» «Джентльмен имеет мягкий характер»; «A gentleman should not deceive» «Джентльмен не должен обманывать»; the reputation of a gentleman is always important репутация джентльмена важна всегда;; pious and pure as doves ‘благочестивый и чистый, как голуби’; a gentleman to be intelligent джентльмен должен быть умен; is not afraid to risk only a gentleman не боится опасности только джентльмен; if you have no money, then up to the gentleman you away если у тебя нет денег, то до джентльмена тебе далеко; «A gentleman should respect the people and society» «Джентльмен должен уважать людей и общество»; timid as a deer ‘робкий, как косуля’; «A gentleman is sensitive and not offend people» «Джентльмен чувствителен и не обидит человека»; «He respects the people» «Он уважает людей»; tender as lamb ‘ласковый, как овечки’; «He must be such as were men 15 – 20 years ago, more respectful and cultural» «Он должен быть таким, как были мужчины 15 – 20 лет назад – более почтительным и культурным»; «He must not see me as just the body and appearance» «Он не должен видеть во мне только тело и внешность»; as constant as a dove ‘верный, как голубка’; «Gentleman would want to have a family, or at least meet with just one girl and not to deceive her» «Джентльмен должен хотеть иметь семью, или хотя бы встречаться только с одной девушкой и не обманывать ее»; «This is someone who is very kind and flexible, both from the series» (называли различные сериалы, в том числе и Берти Вустера)» «Это человек, который очень 112 добрый и покладистый, как из сериала»; «I think that such has long been extinct and will not appear» «Думаю, что такие уже давно вымерли и не появятся» Выявлено, что при описании характера джентльмена респонденты – англичане часто для сравнения использовали представителей животного мира: as constant as a dove ‘верный, как голубка’, timid as a deer ‘робкий, как косуля’, pious and pure as doves ‘благочестивый и чистый, как голуби’, brave as a lion ‘мужественный, как лев’, tender as lamb ‘ласковый, как овечки’, happy as a bird ‘веселый, как птица’. Ответы на характеристику «отношение к женщинам» следующие:; «He must respect women» он должен уважать женщину; «a good attitude towards women» хорошее отношение к женщине; «a gentleman loves a woman» джентльмен любит женщину; «gentleman knows how to care for a woman» джентльмен умеет ухаживать за женщиной; «a woman of values» женщину ценит; «wants to marry a woman» хочет жениться на женщине. Характеристика «эмоциональные состояния» была описана так: «Gentleman does not show emotions»джентльмен не проявляет эмоций; «he is very funny» он очень веселый; «sympathetic» сочувствует; «controls emotions» контролирует эмоции; «natured and emotional» добродушный и эмоциональный. Самая низкая статистика среди английских респондентов была при описании характеристики «умственные способности». Рассмотрим ответы подробно. Англичане отвечали при описании умственных способностей джентльмена так:; «He is stupid, because women are ordered about them» «Он глуп, так как женщины им помыкают»; «A gentleman is building himself a fool for a woman to feel smarter» «Джентльмен строит из себя глупого, чтобы женщина чувствовала себя умнее»; «Yes, he is very stupid and naive» «Да, он очень глупый и наивный»; «Gentleman you can push around, so he is not clever» «Джентльменом можно помыкать, значит. он не умен» Из вышеперечисленных данных следует вывод, что образ джентльмена в англоязычных странах отличается более поверхностным подходом, чем в 113 русскоязычных ответах, а именно акцентируются только внешние и материальные качества личности, и упускается из виду большинство человеческих качеств. Из ответов русскоязычных респондентов складывается образ такого джентльмена, который сам по себе личность, не бросающаяся в глаза, а имеющая главные свои достоинства – это моральные и этические качества, а также положительное и учтивое отношение к женщинам. Концепт джентльмена англичан почти противоположный – мужчина, обязательно с яркой внешностью и материально обеспеченный, остальные его качества оказались не так важны. Следующий эксперимент был проведен среди 200 русскоговорящих и англоязычных респондентов в возрасте от 18 до 50 лет, из них 100 русскоязычных и 100 англоязычных, разного социального статуса и рода занятий: пенсионер, студент, рабочий, государственный служащий, научный сотрудник, сотрудник коммерческих организаций, домохозяйка, неработающий. Русскоязычным респондентам был задан вопрос: «Читали ли вы произведения Вудхауза о Дживзе и Вустере? Соответствует ли образ джентльмена образу Вустера? Почему?». Англоязычным испытуемым было предложено ответить на вопрос: «Have you read the story of Wodehouse's «Jeeves and Wooster? Does the image of the gentleman proper with the image of Wooster? Why?» Ответы русскоязычных респондентов на вопрос: «Читали ли вы произведения Вудхауза о Дживзе и Вустере?» следующие: 1) Нет, не читал – 32%: я читаю в основном русские повести; не читал, так как говорят, что не интересно. 2) Читал, но не помню – 7% читал вроде, но не помню; читал, помню кое- что. 3) Да, читал – 20% понравилось; не сильно понравилось. 4) Не читал, я смотрел этот фильм – 41 % фильм интересный, но я не досмотрел; смотрел фильм, но про что не помню; хороший фильм. 114 Ответы англоязычных граждан на вопрос: «Have you read the story of Wodehouse's «Jeeves and Wooster ?» следующие: 1) Of course, I was reading and movie watching /Конечно, я и читал и фильм смотрю – 43%: a very interesting story about gentlemen of those times/очень интересная повесть про джентльменов тех времен; watched all the series, very much/смотрел все серии, очень понравилось; in the film are well matched by the story characters/в фильме хорошо подобраны герои под повесть. 2) Yes, I've read/Да, читал – 35%: Yes, I liked it/ да, понравилось; read several times/читал несколько раз; read and reread/читал и перечитываю; readlong/читал давно. 3) No, I have not read, watching a movie, only /Нет, не читал, смотрел только фильм – 20%: not read, I think to read after watching the film/не читал, думаю прочесть после просмотра фильма; watched a movie and do not need to read/посмотрел фильм, и читать не нужно; maybe so – and as interesting as the film/наверное, такой же интересный, как и фильм. 4) I have not read/ Не читал – 2%: heard, but not yet read/слышал, но пока не читал; my friends have read, I do not/мои знакомые читали, я нет; not read, but I think I read or watch a movie/не читал, но думаю прочесть или посмотреть фильм. Тем, кто читал повесть либо смотрел фильм, далее был задан следующий вопрос: «Как Вы считаете, является ли Вустер джентльменом?» /»Does the image of the gentleman with the image of Wooster?» Ответ русскоязычных респондентов следующий: 1)Нет, не думаю, он не джентльмен – 30%: «Он не джентльмен, так как он на него не похож»; «Нет, он не джентльмен, у него не тот образ»; «Нет, не джентльмен, так как обманывает часто»; «Не думаю, так как джентльмен должен быть другим» 2)Скорее всего – 30%: «Может быть, так как имеет хорошие манеры»; «Скорее всего, так как в то время были все джентльменами»; « 115 Наверное да, ведь он ведет себя очень правильно»; « Наверняка он джентльмен, так как очень благородный» Да, джентльмен – 40%: «Ну конечно же, он джентльмен, так как умен и хитер»; «Он джентльмен, опрятно одет, правильно говорит»; «Да, Вустер настоящий джентльмен, и актер подобран под этот образ»; «Вустер истинный джентльмен, – он уважает старших и коллег»; «Он джентльмен, такой, как были раньше мужчины». Из опроса русскоязычных стало ясно, что количество респондентов, считающих, что Берти является джентльменом и не является джентльменом, примерно одинаковое. Тем, кто Вустера джентльменом не считал, был задан вопрос: «Почему Вы считаете, что Вустер не джентльмен?» Последовали следующие ответы: 1) «Так как он слишком мягкотелый и женоподобный» 2) «Джентльмена не должен учить слуга, а Вустера слуга постоянно поучает» 3) «Джентльмен должен за себя уметь постоять, а Вустер часто убегает, если сделал что-то не так» 4) «Вустер боится серьезных отношений с женщинами» 5) «Он на протяжении всего фильма никого не полюбил из женщин, это ненормально» 6) «Он нечестный с девушками и никого из них не любит» 7) «Вустер не разбирается в людях, он глуп» 8) «Берти слишком расхлебанный и несерьезный» 9) «Так как джентльмен, это состоявшийся мужчина, а не расхлябанный парень» 10) «Он не джентльмен, так как морочит голову многим особам женского пола» 11) «Вустер несамостоятельный и не может прямо отказать» 12) «Берти трусливый, а трусливых джентльменов не бывает» 116 13) «Берти имеет хорошие манеры, но они кажутся неестественными» А тем, кто считал Вустера джентльменом, был задан вопрос: «Почему Вустер – джентльмен?» Ответы таковы: 1) «Он джентльмен, так как является потомком благородных кровей» 2) «Вустер по-джентельменски помогает своим друзьям» 3) «Берти очень вежлив и почтителен» 4) «Весь образ Вустера соответствует образу джентльмена» 5) «У него джентльменские манеры» 6) «Берти всегда безукоризненно одетый, как и любой джентльмен» 7) «Он ведет себя сдержанно» 8) «Он неэмоционален и культурен» 9) «Вустер живет светской жизнью, значит он джентльмен» 10) «Его поведение раскрывает образ человека конца 1920-х – время, соответствующее пику образа «джентльмена» 11) У него хороший этикет. Ответы же англоязычных респондентов на вопрос: «Does the image of the gentleman with the image of Wooster ?»/ «Как Вы считаете, является ли Вустер джентльменом?» были следующими: Of course, he was a true gentleman /Конечно же, он истинный джентльмен – 75%: as very good/ так как очень добрый; Bertie does not say offensive phrases and words /Берти не говорит обидных фраз и слов; Wooster is very soft and good-natured/ Вустер очень мягкий и добродушный; because he knows the etiquette/так как он соблюдает этикет; with respect for others /с уважением относится к другим; with women polite /с женщинами вежлив; has the formalities relating to the appearance and mode of action /имеет формальности, касающиеся внешности и образа действий; it has its good manners /ему присущи хорошие манеры; respectful to elders (in this case her aunt) /уважительно относится к старшим (в данном случае к своей тете); neat and tidy /опрятен и аккуратен; as Bertie leads a secular life/так как Берти ведет 117 светскую жизнь; helping my friends and my aunt /помогает своим друзьям и тете; on an equal communicates with a servant /на равных общается со слугой; Gentleman strive to help everyone is Bertie/джентльмен стремится всем помочь — это Берти; he has cultural and expressly denies/культурный и прямо не отказывает; he has good manners/у него хорошие манеры; as from a wealthy noble family/так как из богатой знатной семьи; Bertie does not offend anyone and is very soft in dealing/Берти никого не обижает и очень мягок в общении Maybe / Может быть – 15%: he appreciates the seniors and friends «он ценит старших и друзей»; his manners a gentleman «у него манеры джентльмена»; Wooster has the moral qualities «Вустер имеет моральные качества»; as Bertie is trying to appear a gentleman «так как Берти пытается казаться джентльменом»; He thinks of how to behave in society «он задумывается над тем как себя вести в обществе»; sometimes he is a gentleman, and sometimes not/ иногда он джентльмен, а иногда и нет; most of the film he is a gentleman, as he is polite, cultured and tidy/большую часть фильма он джентльмен, так как он вежлив, культурен и опрятен; No, he's not a gentleman /Нет, он не джентльмен – 10%:; because they do not like not one of the girls/так как не любит ни одну из девушек; as he had friends more important than the love of women/так как у него друзья важнее женской любви; Bertie is constantly questioned and does not have confidence/Берти постоянно сомневается и не имеет уверенности; as always getting into trouble in/так как постоянно ввязывается в неприятности; not have its own independent opinion/ не имеет собственного независимого мнения; he frustrated in my life/он несостоявшийся в жизни; as he slacker/так как он бездельник; Bertie frivolous/Берти несерьезный. Большинство склонялось к тому, что Берти истинный джентльмен. Далее было решено задать следующий вопрос, для того, чтобы окончательно были видны различные стороны образа джентльмена – Вустера: «Какие моральные качества присущи Берти?» / «What moral qualities inherent in Bertie?» 118 Наиболее частотными ответами русскоязычных респондентов на этот вопрос были следующие: 1) Бесхитростность: «он никогда не обманывал девушку, говоря, что любит, не любя»; «он не может прямо отказать своей тете»; «не думает, что окружающие его могут обмануть» 2) добрый нрав и отзывчивое сердце: «стремление помочь друзьям в любых затруднениях»; «прислушивается к советам своего слуги, уважает его»; «имеет лучшего друга слугу» 4) он рыцарь в душе: «помогает своей тете даже по пустякам»; «выслушивает женские рассказы»; «пытается угодить женщинам» 5) он великодушен: «он уважает старших»; «помогает друзьям»; «не отказывает ни одной из девушек в свидании». Ответы англоязычных респондентов на вопрос «Какие моральные качества присущи Берти?» / «What moral qualities inherent in Bertie?» в некоторой степени отличались: 1) he can not just refuse a girl who wants to marry him to his/ он не может прямо отказать девушке, которая хочет женить его на себе; goes to endless goodbye «ходит на бесконечные свидания»; Wooster girl leaves some hope «Вустер оставляет девушке какую-то надежду»; Bertie wants to please his aunt, finding a wife «Берти хочет угодить своей тете, найдя себе жену» 2) Wooster funny and kind/ Вустер смешной и добрый: falls into the ridiculous turmoil «попадает в смешные неурядицы»; is not shy about the fact that he is cheating when others will know about it «не стесняется того, что он обманывает, когда об этом узнают другие»; he is so naive that down in trouble «он такой наивный, что попадает в неприятности» 4) Bertie character last gentleman, now those are gone» Берти — персонаж джентльмена, которые были в прошлом, сейчас таких уже нет»: it behaves like a gentlemen were walking past, all manner of secular meetings, visits «он ведет себя, как вели джентльмены себя раньше – ходит на всякие светские встречи, свидания»; as now, gentlemen engaged in business, but had 119 messed around like ordinary gentlemen «так как сейчас джентльмены заняты делами, а раньше бездельничали, как обычные джентльмены»; he is not old, but today there were only old gentlemen «он не стар, а в наше время остались только старые джентльмены»; Bertie is very cultured, civilized before were men «Берти очень культурен, раньше мужчины были культурнее». 5) he has a taste/ он имеет вкус: choose the right costume elements «правильно подобраны элементы костюма»; nice and neat looks «красиво и опрятно выглядит»; like luxury apartments and transport «любит роскошные апартаменты и транспорт». Замечено, что часто в ответах респондентов, как русскоязычных, так и англоязычных присутствовало слово «Этикет»/ «Etiquette». Именно джентльмену в первую очередь присущ этикет: «Вустер соблюдает этикет». 2)Ответы русскоязычных респондентов: Какие качества ценят русские? Исследуя такое качество, как «отношение к женщинам», мы выявили, что востребованными в современных условиях у русскоязычных респондентов оказались следующие частные реализации отношения к женщинам (в порядке убывания): душевная и эмоциональная привязанность, нравственность и порядочность, умение ухаживать, материальная поддержка, предоставление свободы выбора. 1) душевная и эмоциональная привязанность – 37%: «дарение и готовность разделить с любимым человеком все, что у тебя есть»; «Он должен женщину любить»; «Джентльмен отдается весь своим чувствам»; «У него на первом месте любовь»; «Он не скрывает своих нежных чувств к женщине в обществе»; «Готов поддержать в трудную минуту»; «Джентльмен – опора и поддержка в семейной жизни»; «Джентльмен защищает и оберегает слабый пол»; «Истинный джентльмен привязан к своей семье и хочет всегда быть рядом»; «Глубокий интерес к женщине»; «Постоянство в отношениях»; «Интерес к продолжению рода»; «Не имеет придирок к женщине»; «Испытывает 120 глубокие чувства»; «Жаждет всем сердцем жить с женщиной»; «Женщина для джентльмена – лучший друг»; «Готов жертвовать собой»; «Отдан полностью своим чувствам»; «Полностью доверяет женщине»; «Вносит гармонию в отношения с женщиной»; «Не ставит что-то выше чувств женщины»; «Джентльмен очень эмоционален с женщиной»; «Он очень привязан к женщине»; «Душевная связь с женщиной у него на первом месте»; «У него эмоциональная связь с женщиной»; «Любит женщину такой, какая она есть»; «Постоянно скучает по своей женщине»; «Беспокоится по поводу ее проблем»; «Готов долго ждать женщину»; «Джентльмен быстро привыкает к обществу любимой женщины»; «Он любит женщину, как родственник»; «Умеющий прощать и стойкий»; «Отрешен от материального соблазна, в отношениях только духовность»; «Очень надеется на взаимные чувства женщины»; 2) нравственность и порядочность – 30%: «Имеет устоявшиеся обычаи по отношению к женщине»; «Он соблюдает этикет по отношению к женщине»; «Джентльмен не способен обидеть женщину»; «Джентльмен честен с женщинами»; «Джентльмен уважает женщин»; «Морален»; «У него этика по отношению к женщине на основе разума»; « Высокий уровень правдивости»; «Врожденное чувство ответственности по отношению к женщине»; «Никогда не будет иметь несколько связей с женщинами одновременно»; «Джентльмен готов защищать женщину»; «Не пытается показывать, что женщина не права, даже если это и так»; «Контролирует свои желания так, чтобы не обидеть женщину»; «Не причиняет женщине боль»; «Очень постоянен и предан»; «Джентльмен – это однолюб»; «Не ищет в женщине недостатков, а только достоинства»; «Умеет внимательно слушать»; «Умеет улаживать неурядицы»; «Он очень культурен с женщиной»; «Джентльмен поступает с женщиной по совести»; «Никогда не обидит женщину»; «Поступает по совести»; «Всегда справедлив в отношениях»; 3) ухаживание – 20%: 121 «Джентльмен всегда дарит цветы»; «Только джентльмен способен заботиться о женщине»; «Джентльмен пытается угодить женщине всем, чем можно»; «Джентльмен всегда говорит комплименты женщине»; «Джентльмен водит женщину в красивые рестораны»; «он приглашает ее на светские вечеринки»; «Джентьмен носит сумки и другие тяжести»; «Следит, чтобы девушка не споткнулась, когда ходит»; «он подает женщине руку»; «Умеет поддерживать светскую беседу с девушкой»; «Постоянно хвалит женщину»; «Когда ухаживает, то платит за женщину»; «Он очень сильно хочет заботиться о женщине»; 4) материальная поддержка – 7%: «Он дарит подарки»; «Джентльмен должен обеспечивать женщину»; «Джентльмен угощает женщину»; «Джентльмен одевает женщину»; «Деление расходов пополам»; «Он создает финансовую базу семьи»; «Он обеспечивает семью полностью»; «Это кормилец»; «У него может быть женщина на содержании»; «Джентльмен должен дарить цветы»; 5) предоставление свободы выбора – 5%: «Джентльмен дает свободу выбора женщине»; «Он никогда не заставит что-то делать без решения женщины»; «У джентльмена не нужно спрашивать разрешения что-либо сделать»; «Джентльмен за тобой не следит, он дает свободу»; «Женщина ему ничем не обязана»; «С ним решения принимаются совместно». Преобладают такие качества, как душевная и эмоциональная привязанность, нравственность и порядочность (отмечали и мужчины, и женщины). Это говорит о том, что русскоязычное общество не потеряло этих качеств и стремится видеть их в окружающем мире. Особо выделяются следующие ценностно-смысловые доминанты у русскоязычных респондентов при описании такого качества джентльмена, как «черты характера, моральные качества и ценности»: – дорожит честью и моралью – 25%: 122 «Джентльмен не покидает товарища в нужде, опасности или беде»; «Он никогда не нарушит клятву верности»; «Ценит любую поддержку общества и благодарит за это»; «Джентльмен не преуменьшает свои возможности и способности»; «Имеет собственные принципы»; «Дорожит своей честью»; «Стремится не совершать ошибок»; «Верен своим целям» – имеет положительные черты характера – 20%: «Общительный»; «Он никогда не жалеет о вчерашнем дне»; «Он не пытается понравиться окружению просто так»; « Большая настойчивость в достижении созидательных целей»; «Имеет ценность для общества»; «Высокая самооценка»; «Очень смелый»; «Высокая степень владения собой»; «Хорошо развитая способность к планированию и выполнению действий» – характеризуется обществом следующим образом – 13%: «Его очень хорошо понимают окружающие»; «Благодаря рационализму, творческому энтузиазму и жизненной энергии приобретает поддержку других людей»; «Отличный друг»; «Люди уважают джентльмена»; «Способен быстро, четко, уверенно и полно изложить свои и понять чужие мысли и убеждения» – обладает искренностью – 11%: «Джентльмен не обманывает»; «При разрешении неурядиц джентльмен найдет правду, так как сам честен»; «Искренность джентльмена- это искренность ребенка»; «Готов говорить о своих глубоких убеждениях и взглядах»; – делает жизнь женщины проще и легче – 9 %: «В нужный момент джентльмен бежит на помощь к женщине»; «Джентльмен берет на себя ответственность за судьбу женщины и ее детей»; «Джентльмен облегчает жизнь женщины, уводя от быта»; «В трудную минуту всегда поможет»; 123 – гордится своей работой – 7%: «Джентльмен любит работать»; «Джентльмен восхищается своей работой»; «Он радуется с гордостью тому, что имеет работу»; «он любит работать и хвастается ею»; – доброта – 7%: «Джентльмен добрый и преданный»; «Только джентльмен может быть добрым и ласковым»; « Такие люди всегда добры душой»; «Очень дружелюбный»; – возвращается домой после странствий на чужбине – 4%: «Он никогда не покинет свою семью после путешествий»; «Джентльмен возвращается домой, а не в другое место»; « Джентльмен любит свой дом и очаг и приходит туда»; – учит детей уму-разуму – 2%: «Дети могут подражать образу своего отца- джентльмена, и он должен показывать пример»; «Джентльмен учит людей, особенно детей, как себя вести»; «Только джентльмен может объяснить ребенку что правильно, а что нет»; – создает собственный очаг – 2%: «Джентльмен заботится об уюте жилья»; «Это человек, который заботится о семье»; «Он всегда будет стремиться создать комфортные условия для своих близких». Анализ показал, что русскоязычные респонденты представляют образ джентльмена как нравственного, порядочного, общительного, почтительного и доброго мужчины. Следующая группа — «Эмоциональные состояния»: 1) Скрывание негативных эмоций – 32%: «В ущерб себе угождает человеку»; «Не высказывает негодование»; «Невыраженное раздражение»; «Способен полностью контролировать свои эмоции»; «Контролирует свои эмоции» 2) Сдержанность – 30%: «Он сдержанный»; « Умеренный интерес»; «не тревожится по пустякам»; « Готов возместить потерю»; «Проявляет монотонность» 3) Веселость – 25%: «Он всегда доволен»; « Шутит и веселится во благо другим»; «Смеется, не причиняя вреда другому, без насмешек»; 124 «Пытается развеселить других»; «У него жажда жизни» ; «прекрасное настроение» ; «Джентльмен проявляет живость»; «Всегда воодушевлен»; «очень радостный»; « Безмятежность существования» 4) Умеет сочувствовать – 13%: «Джентльмен очень отзывчивый»; «Сопереживание чужим проблемам»; «Ответные эмоции сочувствия»; «Чувствует сожаление»; «Иногда проявляет жертвоприношение»; «Никогда не поступит жестоко, так как умеет сочувствовать». Собранный материал показывает, что носители русской традиции большее внимание уделяют характеристике эмоциональных состояний. В образе джентльмена ярко выражены положительные эмоции: с одной стороны, это свидетельствует о том, что русскому мужчине-джентльмену свойственны эти эмоции, а с другой, о том, что проявляется нехватка этих качеств у мужчин, так как изначально само слово «Gentleman» английского происхождения, и логично предположить, что большее количество представителей этого образа находится в Англии. Ответы русскоязычных респондентов при описании характеристики «внешность, физические качества» таковы: «Должен быть в шикарном костюме»; «У него опрятный вид»; «Прическа модная»; «Мужественная фигура»; «Здоровый»; «Имеет красивый голос»; «Внешность не всегда шикарная, но всегда аккуратная и чистая»; «У джентльмена хороший вкус»; «У него одежда подобрана гармонично»; «Cильный»; «Джентльмен всегда с портмоне»; «Если мужчина в галстуке, значит он джентльмен»; «Выносливый»; «У джентльмена строгая походка»; «Подтянутый»; «Зрелый мужчина». Описывая характеристику «Умственные способности», русские респонденты дали следующие ответы. 1) Джентльмен умен: джентльмен обязательно умен; он очень умный; если бы он был глуп, то не был бы джентльменом; только умный может стать джентльменом; тот, кто умный и есть джентльмен; он такой 125 умный, что можно позавидовать; я хочу стать джентльменом и для этого учусь, чтобы стать умнее; мой муж джентльмен и он очень умный 2) Джентльмен не обязательно умен: Может быть он и умен; Не глупый; может он и умен, не знаю; он может быть и не умный; главное, как он себя ведет, а не его ум; Тот, кто умный, не обязательно джентльмен; Развитие умственных способностей не играет важности у джентльмена; ум должен быть, но не обязательно; наверное, важнее что-то другое, а не ум. Ответы показывают, что в образе джентльмена для русскоязычнопрошенных ценностно наличие ума, но оно не стоит на первом месте. Немногочисленными являются ответы, интерпретирующие характеристику: «схожесть с кинозвездой» таковы: это Питер О’Тул; Мел Гибсон, конечно же; джентльмен похож на Дэниела Крейга. Среди русских респондентов ассоциаты, описывающие схожесть образа джентльмена с образом кинозвезды очень редки, тогда как среди англоязычных респондентов этот ответ составляет большую часть из всех вышеперечисленных ответов. То, что русские при ответе обращались к образам английских кинозвезд, говорит о том, что они связывают образ джентльмена с британской культурой и ее американским вариантом. Опрос по характеристике «материальный достаток» дал следующие ответы (их немного): он может быть как богат, так и нет; не обязательно богатый; наверное, джентльмен не беден; джентльмен хорошо выглядит и себя ведет, но это еще не значит, что он богат; главное в джентльмене не деньги Результаты анкетирования показали, что русскоязычные респонденты обращают внимание на другие характеристики в образе джентльмена. Таким образом, в опросе отразилась антропоцентрическая ориентация современной лингвистики: исследовательское внимание сосредоточивается 126 на взаимосвязи языка и культуры, языка и личности, что детерминирует обращение к эвристическому потенциалу лингвокультурологии на рубеже XX – XXI вв., а лингвокультурное моделирование языкового сознания и коммуникативного поведения становится одним из ведущих направлений. Культурный концепт как основная единица лингвокультурологии – многомерное смысловое образование, в котором выделяются ценностная, образная и понятийная стороны (См.: Карасик, 2002: 129). Концепты соотносимы с понятиями, но, кроме рационально-логических компонентов, включают в свою структуру также и эмоционально-эмпирические. Критерий конкретности – абстрактности позволяет оценить неоднородность концептов и выявить тяготеющие к тому или иному концу данной шкалы: более конкретные / более абстрактные. Атропоцентрическая парадигма современной лингвистики диктует необходимость обращения к изучению языковой личности как индивидуальной или типизируемой сущности в совокупности динамических и статических характеристик. Гуманитарные науки создают необходимую широту охвата научной проблематики языковой личности: она изучается также с позиций социологии, культурологии, психологии, при этом описание данного феномена с лингвокультурологических позиций дает возможность привлечения данных других наук. Языковая личность, типизируемая в культурологическом аспекте, – лингвокультурный типаж, некое обобщенное представление о человеке, которое осуществляется на основе релевантных объективных социально значимых этно- и социоспецифических характеристик поведения (См.: Ярмахова, 2005). Таким образом, лингвокультурный типаж – это легко квалифицируемый образ представителей определенной культуры, совокупность которых и составляет культуру того или иного общества (См.: Карасик, Дмитриева, 2005: 8). Исходя из всего вышеперечисленного, можно сделать однозначный вывод: носители русской и английской культур воспринимают джентльмена не как обычного мужчину, а как особо воспитанный и выдержанный тип 127 мужчины. Джентльмен в сознании русских и англичан наделен особыми качествами, причем они отличаются в зависимости от ценностей каждой культуры. В то же время джентльмен в обеих культурах обладает лучшими качествами, отделяющими и выделяющими его от обыкновенного мужчины. Подобный тип мужчины – Берти Вустер, главный герой повести «Дживз и Вустер», является джентльменом. 2.3. Лингвокультурный феномен образа «джентльмен» (на материале произведений П.Г. Вудхауза) Трудно найти лингвокультуры, другой как образ такой пример «джентльмен», феномена конкретной влияние которого распространилось так широко не только в обществе, где он возник, но и за его пределами, преодолевая классовые и национальные барьеры, возвышая престиж Великобритании. Данный феномен привлекал внимание ряда современных исследователей и изучался в их работах. В исследованиях Н.В. Арчаховой осуществлена интерпретация концепта «джентльмен» в романах Э.М. Форстера, на основе чего установлено, что концепт «джентльмен» используется писателем для выявления особенностей межнациональных отношений между представителями различных национальностей (Арчахова, 2009). В фокусе исследовательского интереса Н.М. Залесовой – образ джентльмена, процесс его формирования и восприятия в языке и культуре США (Залесова, 2009). Изучение формирования и восприятия образа джентльмена в американской лингвокультуре автор начинает с истоков образа джентльмена в американской лингвокультуре XVIII в. (Залесова, 2007б). Особого внимание заслуживает обращение исследователя к репрезентации образа джентльмена в творчестве Н. Готорна на примере рассказа «Feathertop: A Moralized Legend») и в творчестве Р. Тайлера (в частности, в пьесе «The Contrast». Исследование образа джентльмена в 128 американской лингвокультуре XIX века происходит на основе анализа образа джентльмена в осмыслении У. Д. Хоуэллса в романе «The Rise of Silas Lapham» и в концепции Г. Джеймса, репрезентированной в романе«The American». Анализ образа джентльмена в американской лингвокультуре XX века проходит на материале произведения Т. Вульфа «А Man in Full». В работах Н. М. Залесовой также изучается гендерная специфика концепта «джентльмен» в американском языковом сознании. В том же русле лингвокультурологического анализа С.В. Кончакова изучает репрезентацию и функционирование концепта «джентльмен» в английском национальном сознании, прежде всего, на материале романа Ч. Диккенса «Большие надежды» (Кончакова, 2011). Г.Б. Безкоровайная рассматривает формирование концепта «джентльмен» как становление идеи и идеологии «английскости» (Бескоровайная, 2013). В качестве материала для изучения репрезентации образа «джентльмен» в британской лингвокультуре нами избрано творчество Пэлема Грэнвила Вудхауза (1881 – 1975), одного из ярких представителей английской литературы, который стал классиком еще при жизни. Ивлин Во писал: «Вудхауз создает идиллический мир, … который снова и снова будет спасать грядущие поколения от неволи, быть может, худшей, чем наша». Джон У. Олдридж в статье «П.Г. Вудхауз: урок молодого мастера» (P. G. Wodehouse: The Lesson of the Young Master, 1958) называл Вудхауза самым оригинальным автором легкого юмора (light social comedy), а также наиболее плодовитым и популярным. Джон У. Олдридж считал, что цикл произведений о Дживзе и Вустере – это бесценный вклад Вудхауза в искусство прозы. Как и во всех романах с продолжением, персонажи переходят из книги в книгу, читатель вместе с ними переживает все их приключения. Популярность рассказов Вудхауза о Дживзе и Вустере была подготовлена многовековой историей сюжета об отношениях хозяина и слуги. Британский джентльмен, светский лев, принадлежащий к кругу праздной аристократии (“idle rich”), член клуба 129 «Трутни» (The Drones Club) появляется на страницах вместе со своим «персональным джентльменом» (gentleman’s personal gentleman) Дживзом (Jeeves), которому благодаря своей гениальности удается вытаскивать своего хозяина или кого-то из его друзей из множества неловких ситуаций. А. Зверев заметил об этих персонажах: «Простодушный, неунывающий, подчас лукавый, но в серьезных испытаниях неизменно рыцарственный Берти Вустер и его слуга (а также наставник, опекун, не обучавшийся в университетах философ, когда мудрец, а когда и шантажист) Дживз – сразу вызывают ассоциации с мистером Пиквиком и его незаменимым Сэмом, а если отступить еще на два века — с Дон Кихотом и Санчо Пансой» (Зверев, 1999: 25). 2.3.1. Когнитивные и коммуникативно-прагматические характеристики образа «джентльмен» по данным текстов П.Г. Вудхауза Образ английского джентльмена как составляющая одноименного концепта отражает признаки как реально существующих людей (персонажей британской истории), так и героев художественной литературы, театра и кинематографа. В настоящем параграфе мы рассмотрим образы Вустера и Дживза в творчестве Вудхауза, опираясь на выявленные нами выше характеристики образа «джентльмен» как лингвокультурного феномена. Предваряя анализ, укажем, что Вудхауз не высмеивал высший класс и таких его представителей, как джентльмен и его слуга, а защищал высший класс в свойственном для представителя британской культуры стиле – самоироничном и полусерьезном. В образах Вустера и Дживза мы находим узнаваемое и широко распространенное представление о джентльмене, которому свойственны определенные понятийные и ценностные характеристики по следующим параметрам: 1) благородное происхождение и социальный статус; 2) материальное благосостояние; 3) род занятий; 4) образование; 5) увлечения 130 и спорт; 6) личностные качества; 7) отношение к женщине; 8) манеры и привычки. Рассмотрим эти характеристики подробнее. Благородное происхождение и социальный статус. Вустер несомненно принадлежит к древнему роду. Он часто упоминает об этом: “… after all the Woosters did come over with the Conqueror and were extremely pally with him…” (« … в конце концов Вустеры пришли вместе с Завоевателем (Вильгельмом, герцогом Нормандским, XI в.) и были чрезвычайно дружны с ним…» (здесь и далее перевод автора) (The Code of the Woosters: 161). В рассказе ”Geeves and the Yule-tide Spirit” Берти с гордостью говорит о том, что Вустеры внесли достойную лепту в крестовые походы. Как представитель знатного дворянского рода Берти имеет два имени (Bertram Wilberforce Wooster, “Bertie”). Хотя, по утверждению тети Агаты, он и получил второе благодаря отцу, который выиграл крупную сумму, поставив на лошадь по кличке Вилберфорс на скачках «Гранд нэшнл» (the Grand National) за день до рождения сына, и настоял на том, чтобы Берти носил это имя (Much Obliged, Jeeves). Берти – сирота. Покойный отец Бертрама имел много родных братьев (Henry Wooster; Willoughby Wooster; George, Lord Yaxley) и сестер, в текстах произведений в основном фигурируют две из них: Далия (Aunt Dahlia) и Агата (Aunt Agatha). Все они богаты и имеют высокое положение в обществе. Материальное благосостояние. Сначала Берти был материально зависим от дядюшки Виллоуби, который исправно выплачивал племяннику ежемесячное содержание, но после его смерти стал наследником огромного состояния. О принадлежности семьи Вустеров к аристократии также свидетельствуют возможность содержать многочисленную прислугу, наличие загородных резиденций, дорогостоящие увлечения, изысканная кухня. Род занятий. Берти Вустер, как и его родственники, не состоит на государственной службе, и принадлежит к числу так называемых «прожигателей жизни». Как истинный английский дворянин он даже не 131 думает о возможности что-либо делать руками, которые, в свою очередь, часто его подводят. Пролитый на кого-нибудь соус, случайно прихваченный чужой зонт становятся угрозой для репутации Берти. Образование. Берти получил превосходное образование, начиная с частной начальной школы Молверн Хауз на северном побережье Англии (Malvern House Preparatory School (“Jeeves in Offering “)) и заканчивая колледжем Святой Магдалены в Оксфорде (Magdalen College College, Oxford (“Stiff Upper Lip, Jeeves”)). Кроме того в рассказе “Thank You, Jeeves” упоминается Итон (Eton). Необходимо отметить, что школа Молверн, основанная в 1865 году, расположена в графстве Херефорд-энд-Вустер. Возможно, этим автор также хотел подчеркнуть принадлежность своего героя к древнему аристократическому роду. Берти с нежностью вспоминает годы учебы в университете, обнаруживая знание латыни и французского. Его речь полна крылатыми выражениями и цитатами. ”I agree with you in toto” – «Я полностью с тобой согласен» (The Code of the Woosters, p. 34). “I have said that that sojourn of mine in the Turkish bath had done much to re-establish the mens sana in corpore what not” – «Я сказал, что мое временное пребывание в турецкой бане многое сделало для восстановления здорового духа в моем теле и тому подобное» (Там же: 28). Часто встречаются отдельные слова фразы на французском (espieglerie – беззлобный шаловливый характер, ребячество, frapper – бить, поражать, au monde – в мире и др.). Обычно Берти употребляет латинские слова, желая блеснуть своими знаниями, особенно перед теми, кто считает его недалеким: “Latin joke”, I exclaimed. “Quis – who – custodiet – shall guard – ipsos custodies – the guardians themselves?” – ««Латинская шутка!», – воскликнул я. «Quis – кто – custodiet – будет сторожить – ipsos custodies – самих сторожей?» (The Code of the Woosters: 191). 132 Берти стремится говорить «красиво», его речь образна. При этом он едва знаком с творчеством Шекспира, но события, изложенные в Библии, знает превосходно. Так, говоря о своем самочувствии утром, Берти вспоминает одного из библейских персонажей: “Indeed, just before Jeeves came in, I had been dreaming that some bounder was driving spikes through my head – not just ordinary spikes, as used by Jael the wife of Herber, but red-hot ones” – «Действительно, пока не вошел Дживз, мне снилось, как какая-то скотина забивает мне в голову железные колья, но не обыкновенные, каким пользовалась Хеверова жена Иаиль (пронзая череп Сисаре), а докрасна раскаленные (The Code of the Woosters: 8). Иаиль, жена Хербера, часто фигурирует в романах Вудхауза для описания мук похмелья. Берти свободно цитирует как Старый, так и Новый Завет, Псалтырь и Апокалипсис, Послание к Римлянам и Деяния Апостолов. В словаре цитат (Brewer's Dictionary of Phrase and Fable, 1898) на первом месте стоят два источника: Библия короля Иакова и Шекспир. Поэтому цитаты Берти Вустера можно назвать «школьными», взятыми из произведений, входящих в школьную программу. Кроме того, Берти утверждает, что еще в начальной школе выиграл главный приз в «соревнованиях» на знание Святого Писания (the Scripture Knowledge price). Закончив обучение, Берти постарался поскорее забыть все неприятные воспоминания, связанные с ним. Джентльмен обязан получить соответствующее образование. Но образование и образованность не одно и то же. Образованность не обязательна для джентльмена. Зачем держать в памяти кто, что, когда сказал, если есть Дживз? – You remember that fellow you’ve mentioned to me once or twice, who let something wait upon something? You know who I mean – the cat chap. – Macbeth, sir, a character in a play of that name by the late William Shakespeare. He was described as letting “I dare not” wait upon “I would”, like the cat i’ th’ adage. 133 – Ты помнишь парня, ты упоминал его пару раз, который давал возможность чему-то стать результатом чего-то? Ты знаешь, кого я имею в виду – кошачьего парня. – Макбет, сэр, герой одноименной пьесы Вильяма Шекспира. Его описывали как человека, позволяющего «Я не смею» стать «Я сделаю», как в афоризме про кошку (The Code of the Woosters: 40-41). Вопросы искусства не очень интересуют Берти. Для него достаточно знать имена, а то, о чем он действительно задумывается, имеет отношение к комфорту и легкому времяпрепровождению. – I don’t know what the Mona Lisa would have done in my place. Probably just what I did. Jeeves, – I said. Brandy! Very good, sir. Не знаю, что бы сделала на моем месте Мона Лиза. Вероятно то же, что и я. Дживз, – сказал я. Бренди! Хорошо, сэр. (The Code of the Woosters: 220). Берти любит театр, он знаком с классической драматургией, однако серьезная литература ему не понятна. Свое мнение он высказывает прямо: “Her story impressed me profoundly. I knew Chekhov's Seagull. My Aunt Agatha had once made me take her son Thos to a performance of it at the Old Vic, and what with the strain of trying to follow the cock-eyed goings-on of characters called Zarietchnaya and Medvidenko and having to be constantly on the alert to prevent Thos making a sneak for the great open spaces, my suffering had been intense” – «Её история глубоко потрясла меня. Я знаю «Чайку» Чехова. Моя тётушка Агата, однажды заставила сводить её сына Тоса на это представление в Олд-Вике, что за мучение пытаться следить за бестолковыми событиями и персонажами по имени Заречная и Медведенко, постоянно находясь в боевой готовности, чтобы предотвратить попытки Тоса тайком ускользнуть на глазах у всех, мои страданья были невыносимы» 134 (Jeeves in the Offing: 15). Берти — представитель «золотой молодежи», у него доброе сердце и слабый интеллект. Он не в состоянии понять «интеллектуальные» пьесы. Зато мюзиклы, водевили, скетчи вызывают у Бертрама Вустера полный восторг. Среди его знакомых масса никому не известных актеров, режиссеров и сценаристов. Однажды он даже чуть не женился на актрисе. Берти не способен воспринимать серьезную научную или философскую литературу. Так, Флоренс Крайе после помолвки с Берти хотела «подтянуть» его до своего интеллектуального уровня (“to boost up a bit nearer her own plate of intellect”) и давала ему книги философов XIX века, в том числе и Ницше. Берти добросовестно читает, но не понимает ни слова. Увлечения и спорт. Настоящий джентльмен обязан заниматься спортом. В самых престижных британских университетах издавна культивировались такие виды спорта, как футбол, регби и академическая гребля. Общеизвестно, что бокс получил развитие в Англии благодаря поддержке аристократов. Берти Вустера можно назвать хорошим спортсменом. В текстах Вудхауза упоминается его участие в различных спортивных состязаниях (cycle race, boat racing, riding), в которых он защищал честь класса, школы или колледжа. Однако после окончания своего “education” (образования) он предпочитает скачки (flat races), а именно игру на тотализаторе. Из всех видов спорта для физических упражнений он выбирает гольф (golf). Берти не прельщают чисто «мужские», требующие грубой силы занятия (он не любит бокса, охоты). Бертрам Вуcтер увлечен приключенческими романами и детективами. И часто упоминает любимых героев Конана Дойля и Агаты Кристи. “You follow me, Watson?”– «Вы следите за ходом моих мыслей, Ватсон?» “I mean, imagine how some unfortunate Master Criminal would feel on coming down to do a murder at the old Grange, if he found that not only was Sherlock Holmes putting in the week-end there, but Hercule Poirot as well”. – 135 «Представь, как какой-нибудь злосчастный Мистер Преступник чувствовал бы себя, собравшись совершить убийство где-то на Старой Ферме, если бы обнаружил, что там проводит свой уикенд не только Шерлок Холмс, но и Эркюль Пуаро» (The Code of the Woosters: 44)). В отличие от истинного английского джентльмена Берти не читает за завтраком свежий номер «Таймс», что, впрочем, естественно для молодого человека, ведущего легкую и праздную жизнь. “It seemed to me that the thing to do here was to get hold of The Times and see what it had to offer in the way of enlightenment. It's a paper I don't often look at, preferring for breakfast reading the Mirror and the Mail…” – «Мне показалось, что в данной ситуации следовало взять в руки «Таймс» и посмотреть, что она может предложить для моего просвещения. Я редко обращал свой взгляд на эту газету, предпочитая читать за завтраком «Миррор» и «Мейл»« (Jeeves in the Offing). Личностные качества. По мнению самого Берти, он генетически унаследовал от своих предков лучшие мужские качества, довольно часто Берти говорит о себе в третьем лице, ассоциируя себя со славными предками: “The Woosters are brave, but not rash”. – «Вустеры отважны, но осмотрительны». (The Code of the Woosters: 94). “Bertram Wooster is a man who knows when and when not to be among those present. When Bertram Wooster sees a lion in his path, he ducks down a side street” – «Бертрам Вустер – человек, который знает, когда и где не быть в присутствии таких людей. Когда Бертрам Вустер видит льва на своем пути, он сворачивает на боковую улицу» (The Code of the Woosters:147). “Rely on me. You will observe me bowling up in the Wooster sports model tomorrow afternoon with my hair in a braid and a song on my lips”. – «Положись на меня. И завтра в полдень ты будешь иметь возможность созерцать меня в хорошей вустеровской форме с тесьмой на волосах и песней на устах» (Jeeves in the Offing). 136 “No one can call me an unreasonable chappie…” – «Никто не может назвать меня неблагоразумным парнем» (Jeeves and the Hard-Boiled Egg). “I'm not much of a lad for the merry chit-chat the good old noblesse oblige of the Woosters couldn't lower itself to the extent of pleading with the man”. – «Я не из тех, кто любит сплетни, старое доброе вустеровское «положение обязывает» не может опуститься до того, чтобы умолять кого-то» (Jeeves and the Chump Cyrcil). “Bertram Wooster is not a babbler. No spiller of the beans he”. – «Бертрам Вустер не пустой болтун. Но он и не лгун» (The Code of the Woosters: 28). “At the Drones Club and other places I am accustomed to frequent you will often hear comment on Bertram Wooster's self-control or sang froid, as it's sometimes called, and it is generally agreed that this is considerable. In the eyes of many people, I suppose, I seem one of those men of chilled steel you read about, and I'm not saying I’m not. But it is possible to find a chink in my armour, and this can be done by suddenly springing eminent loony-doctors on me in the guise of butlers” – «В клубе «Трутни» и других местах, где я имею обыкновение часто бывать, вы всегда услышите отзыв о самоконтроле Бертрама Вустера, или хладнокровии, как иногда его называют, кроме того, все признают, что оно значительное. Я думаю, что кажусь одним из тех людей, выкованных из стали, о которых вы читали, и я этого не отрицаю. Но если и можно обнаружить брешь в моей броне, то только при виде знаменитых психиатров, представших передо мной в облике дворецких» (The Code of the Woosters: 14). “We Woosters are intrepid”. – «Мы, Вустеры – неустрашимы» (Jeeves in the Offing). Говоря о мужестве и бесстрашии предков (и, соответственно о своей отваге) Берти боится собак и даже лебедей. Но его едва можно считать трусом, поскольку боится он не животных, а агрессии, которые те проявляют. 137 “I'm a quiet, peaceful sort of chappie who has lived all his life in London…” – «Я мирный парень, который всю жизнь прожил в Лондоне …» (Jeeves and the Unbidden Guest). Гораздо страшнее для Бертрама любая ситуация, которая может вызвать гнев тети Далии, и тогда она может не пригласить племянника на дегустацию божественных произведений кулинарного искусства, созданных её поваром Анатоля, либо он ненароком объяснится в любви не той девушке. “Bertram Wooster is a man who likes to go through the world with his chin up and both feet on the ground, not to sneak about on tiptoe with his spine tying itself into reef knots” – «Бертрам Вустер – человек, которому нравится идти по миру с высоко поднятой головой на двух крепких ногах, а не красться на цыпочках со скрученной как рифовые узлы спиной» (The Code of the Woosters: 158). Произнося все это, Берти вполне серьезен. Он считает себя смелым и мужественным, но, действительно, зачем навлекать на себя неприятности (“to get into the soup”)? Это постараются сделать другие, и вот тогда-то Берти придется применить все свои знания и ловкость, чтобы ускользнуть от опасности. Однако чувства собственного достоинства он не теряет никогда. Он же Вустер. Он просто обязать идти вперед с высоко поднятой головой, что бы ни случилось, он всегда готов сразиться с очередной ветряной мельницей и заступиться за ближнего. Выручая коголибо из беды, Берти воображает себя благородным рыцарем, освобождающим жертву из мрачной темницы (to get (somebody) out of his dungeon-cell) (Jeeves and the Chump Cyrcil). Заметная самоирония и самокритичность, характерная для Берти, – яркий признак его живого ума: «I know perfectly well that I've got, roughly speaking, half the amount of brain a normal bloke ought to possess». – «Я очень хорошо знаю, что, грубо говоря, обладаю лишь половиной тех мозгов, которые должен иметь нормальный парень» (The Code of the Woosters:139). «...girls on entering my presence are mostly inclined to give me the rised eyebrow and the twitching upper lip». – «… девушки при моем появлении 138 имеют склонность поднять бровь и судорожно дернуть верхней губой» (The Code of the Woosters: 153). Берти Вустер – в целом славный парень, он всегда готов прийти на помощь любому в ней нуждающемуся, принимая близко к сердцу беды других. Его отличают щедрость и великодушие, порядочность и доброта. “I patted his shoulder silently. My sympathy for the poor old scout was too deep for words”. – «Я потрепал его по плечу. Мое сочувствие к бедному старому скауту было слишком глубоко, чтобы выразить словами» (Leave It to Jeeves). “My heart bled for Bicky. I went and dressed sadly”. – «Мое сердце кровью обливалось за Бики. Я пошел и печально переоделся» (Jeeves and the Hard-Boiled Egg). Кодекс чести. Берти строго придерживается главных положений своего кодекса, который во многом придумал сам. Однако были и источники. На основные постулаты “The Code of The Woosters” (кодекса Вустеров) повлияли социальные нормы, нормы поведения, принятые в привилегированных учебных заведениях, в которых учился Берти, а также прочитанная им литература (как Библия, так и детективы). Самое главное для Берти, вынесенное из литературы – это, прежде всего, нравственный урок, убеждающий читателя в неизменном торжестве добра над злом, которое не остается безнаказанным. Не только нравственная сторона привлекает Берти в детективах. Сложность неожиданно разрешаемой логической задачи, а также оригинальность личности, которая ее разрешает – все это не только ему интересно, но и зачастую воспринимается как образец для подражания и руководство к действию. Не зная, что делать и как поступить в создавшейся ситуации, он берет книгу в руки и находит ответ. “I think it would help if we did what they do in the thrillers”. – «Я думаю, что нам помогут триллеры, посмотрим, как это в них делается» (The Code of the Woosters: 106). 139 Идеал Берти – это детектив, способный докопаться до сути любого запутанного дела, а то, что впоследствии выяснится, что аксиома «женщины всегда все прячут на шкафах» не подтвердится, покажется ему досадным недоразумением, исключением из правила «все, что написано в детективе – истинно». Бертрам Вустер дорожит своей репутацией, при этом именно репутация чаще всего страдает из-за его ребячества или сомнительных авантюр, в которые его втягивают родственники и друзья. Когда его просят за кем-нибудь «присмотреть», он чувствует глубокую ответственность (“I kind of responsible for you”) не только перед просителем, но и перед «подопечным» и мучается угрызениями совести, если не оправдывает лучших надежд. Одной из важных составляющих кодекса чести джентльмена является его отношение к женщине. С дамами Бертрам учтив, проявляет о них заботу. Истинный джентльмен по-настоящему обращает на женщин внимание лишь в случае, если ему надо жениться, составив хорошую партию во всех отношения, однако финансовая подоплека зачастую не стоит в этом вопросе на первом месте. Следовательно, отношения с женщиной для джентльмена всегда заключены в рамки законного брака. Поэтому его любовь имеет благородный характер, обещая защиту, она дружественна и спокойна. Если добродетель девушки доказана, он готов вступиться за её честь. Главные ценности в женщине для джентльмена: добродетель, невинность, покорность, мягкость, нежность, благородство, причем красота здесь лишь на последнем месте. Женщина обязана обеспечить джентльмену спокойную, уютную обстановку, в которой он отдохнет от опасностей и грязи публичной жизни. Поэтому по определению женщина и жена для джентльмена являются синонимами. “Romantic, if you know what I mean. I'm not much of a ladies' man, but on this particular morning it seemed to me that what I really wanted was some charming girl to buzz up and ask me to save her from assassins or something”– «Романтик, если вы знаете, что я имею ввиду. Я не 140 дамский угодник, но именно в это утро мне казалось, что единственное чего я хочу, чтобы очаровательная девушка позвонила и попросила спасти ее от убийц или что-нибудь в этом роде» (Jeeves in the Springtime). Бертрам Вустер не собирается жениться, хотя оказывается помолвленным практически в каждом рассказе или повести. В одних случаях Берти передумал жениться, пересмотрев свое восторженное мнение об их непорочности и «чудесном профиле» («lovely profile»), узнав девушек получше. В остальных случаях он оказывается помолвленным, стремясь помочь друзьям, при этом он всегда готов жениться «как благородный рыцарь» (a preux chevalier). Первая заповедь «кодекса чести» Вустеров гласит: «Не оставь друга в беде». Именно из-за друзей Берти и попадает в самые нелепые ситуации, заканчивающиеся помолвками для спасения друзей. Лексика, которую использует Берти, говоря о женщине (“a damsel”, “a knight”, “a dragon”) также указывает на то, что Берти – рыцарь, и в связи с этим вторая заповедь «кодекса чести» Вустеров гласит: «Не презирай влюбленную женщину» (Thou shalt not scorn a woman’s love). Безусловно, Берти уважает женщин, с вниманием относится к их чувствам. “I don’t suppose there is a man in the W1 postal district of London more readily moved by a woman’s grief than myself». – «Не думаю, что в нашем почтовом округе Западного Лондона найдется человек, который будет тронут женским горем скорее, чем я» (The Code of the Woosters: 167). Если девушка плачет, он чувствует себя обязанным как-то ей помочь. И все же он прекрасно понимает, что мотивы их поступков далеко не безупречны, в основном, женщины используют его. “I stared at the young pill, appalled at her moral code, if you could call it that. You know, the more I see of women, the more I think that there ought to be a law. Something has got to be done about this sex, or the whole fabric of Society will collapse, and then what silly asses we shall all look”. – «Я уставился на юную мокрицу, повергнутый в ужас ее нравственными нормами, если можно 141 это так назвать. Знаете, чем больше я вижу женщин, то больше думаю о принятии особого закона. Что-то обязательно нужно делать с этим полом, иначе все устои общества рухнет, и на кого же тогда мы, глупые ослы, станем глядеть». (The Code of the Woosters: 90). Скорее всего, что именно эта способность видеть отрицательные стороны в женщинах и мешает ему жениться. Женское коварство, хитрость, предательство возмущают Берти каждый раз до глубины души. Так, например, в романе “The Code of the Woosters”, когда Стиффи шантажирует его, прячет у него в комнате каску, украденную у полицейского, подвергая его опасности, настаивает на краже серебряного сливочника в форме коровы, негодованию Берти нет предела. Тем не менее он смотрит на все по-философски. “A man thinks he is being chilled steel – or adamant, if you prefer the expression – and suddenly the mists clear away and he finds that he has allowed a girl to talk him into something frightful. Samson had the same experience with Delilah” – «Люди думают, что он тверд, как сталь или алмаз, если вы предпочитаете это выражение, и вдруг туман рассеивается и он понимает, что позволил девушке уговорить его совершить что-то ужасное. У Самсона был такой же печальный опыт с Далидой» (The Code of the Woosters: 95). Берти неизменно вежлив: если девушка принимает что-либо близко к сердцу, надо отнестись с уважением к ее чувствам. Поэтому когда Мадлен Бассет рассказывает ему о синьоре Джефри Руделе, влюбленном в жену короля Триполи, то сравнивает Берти с Руделем, считая, что он страдает от неразделенной любви к ней. Она рассказывает долго и пространно историю Джефри, не имея ни малейшего понятия, что Берти не в состоянии понять его страданий. Во-первых, Берти не был люблен в Мадлен, но, как уже было сказано выше, у него совсем другой идеал: герой-сыщик, а не геройвлюбленный. Мадлен говорит, что, когда Рудель приплыл на корабле, ему было так плохо, что слуги несли его на носилках. Берти недоуменно произносит: “Not feeling so good?” – I said groping. “Rough crossing?”... 142 «Terrific», I said, feeling I had to say something, though personally I didn’t think the story a patch on the one about the traveling salesman and the farmer’s daughter.“But it’s different, of course, if one had known the chap” – «Не очень хорошо себя чувствовал?» – сказал я осторожно. «Бурное море?» … «Потрясающе», – сказал я, чувствуя, что должен что-то сказать, хотя мне лично эта история понравилась гораздо меньше, чем анекдот про коммивояжера и дочь фермера. Но, если ты знаешь людей, тогда, конечно, другое дело» (The Code of the Woosters: 56). Несомненно, Берти – настоящий джентльмен, т.к. он доброжелателем, способен к сочувствию, эмоционален, но свободен от неумеренности и страстей. Поведенческие черты его личности репрезентированы следующим образом: он скромен, но не принижает себя, искренен, но без панибратства, готов помочь, но не угодлив и не подвержен унынию. Манеры и привычки. Бертрам привык к роскоши. В Лондоне он проживает в своей большой уютной квартире на Баркли-Стрит (the cosy old flat in Berkeley Street) и, даже путешествуя по Америке, он не отказывается от своих привычек к комфорту, снимая в Нью-Йорке роскошную квартиру (luxurious flat) стоимостью 250 английских фунтов. Берти – гурман, он знает толк в изысканных блюдах и любит обедать в лучших ресторанах или у тетушки Далии, чей повар-француз Анатоль всякий раз превосходит сам себя в кулинарном искусстве, подавая в качестве “plat du jour” (дежурного блюда) Supremes de fois gras au champagne или Mignonettes de Poulet Petit Duc. На завтрак джентльмен Берти предпочитает яичницу или омлет с беконом (sizzling eggs and b. on the breakfast table), а на ужин виски с содовой (nightly whisky-and-soda). Единственными несоответствиями образу истинного джентльмена у Берти Вустера являются его манеры выражаться и одеваться. В общении с приятелями и любимой тетей Далией Берти предпочитает молодежный послевоенный сленг, разбавляя свою речь такими словами и фразами как «What ho!», «pipped», «bally»,” Toodle-oo!”, “Pip-pip!”, “Halloa!” и т.д.. Он 143 часто сокращает слова и даже целые фразы, например, “eggs and b.”, “a stiff b.- and- s.“,“a doubtful l.b.w. decision” др. С другой стороны, во всех историях, за исключением одной, Берти Вустер выступает в роли рассказчика. И несмотря на то, что, по мнению Дживза, его хозяин недалекого ума («mentally negligible»), его стиль повествования свидетельствует о приличных знаниях в области классического английского языка. Одежда и внешность героя являются постоянным предметом дискуссий со слугой. Берти обожает яркие и кричащие цвета. Фиолетовые носки (purple socks), розовато-лиловые рубашки (mauve shirts), белый костюм в красную полоску (а white suit with red stripes), брюки в разноцветную клетку (chequered trousers), розовый галстук (а pink tie) никак не сочетаются с обликом истинного джентльмена. “Country Gentleman hat, pink tie I tell you that I near as a toucher put on a white tie with dinner-jacket…” – «Эскваерская шляпа, розовый галстук, говорю тебе, я был на волосок от того, чтобы надеть белый галстук со смокингом» (Jeeves and the Unbidden Guest). “Right ho! Then bring me my whangee бамбуковая трость, my yellowest shoes, and the old green Homburg. I’m going into the Park to do pastoral dance”. – «Твоя взяла! Принеси мою бамбуковую трость, мои самые желтые туфли и старый зеленый хомбург (мужская фетровая шляпа с узкими, немного загнутыми полями и продольной вмятиной на мягкой тулье), я собираюсь в парк на пастушьи танцы» (Jeeves in Spring Time). “I had decided – rightly or wrongly – to grow a moustache and this had cut Jeeves to the quick”. – «Я решил – верно или нет – отрастить усы, это уязвило Дживза до глубины души « (Jeeves and the Hard- boiled Egg). Дживз тщательно заботится о гардеробе Берти, о том, чтобы его одежда всегда была подобрана со вкусом и сидела на Берти надлежащим образом. Берти же, хотя частенько полагает, что вкус изменил Дживзу, в итоге всегда признаёт, что вкус его камердинера безупречен. 144 Охарактеризуем понятийные и ценностные составляющие образа слуги Берти, Дживза, как составляющей концепта «джентльмен» в представлении Вудхауза. О родословной Дживза ничего неизвестно, хотя в одном из ранних рассказов цикла о Вустере и Дживзе есть упоминание о том, что предки Дживза прибыли в Англию с викингами. Возможно, его семья принадлежала к «среднему классу» мелкопоместных дворян, не имевших право носить звание «джентльмен», но воспитывавших своих детей в духе благородства и заботясь об их образованности. “Oh, Jeeves,” I said, as he shimmered in to clear the table, “you never went to a preparatory school on the south coast of England, did you?” – “No, sir, I was privately educated.”– «О, Дживз», – сказал я, когда он появился, чтобы убрать со стола, – «ты никогда не учился в начальной школе на южном побережье Англии, не так ли?» – «Нет, сэр. Я получил домашнее образование» (“Jeeves in the offing”). Дживз предстает перед читателем как начитанный и эрудированный человек. “I was not asleep. It is my practice, on retiring, to read a few pages of some instructive book» Jeeves poured silently in”. – «Я не спал. Я имею обыкновение перед сном прочитывать несколько страниц из какой- нибудь познавательной книги» (“Jeeves and the Chump Cyril”). “No, sir. It is my practice at this hour to read some improving book; but, if you desire my services, this can easily be postponed, or, indeed, abandoned altogether” – «Нет, сэр. В это время я привык читать полезные книги, но если вы нуждаетесь в моих услугах, это можно отложить или, конечно же, оставить на потом» (“Jeeves and the Chump Cyril”). Дживз проявляет свою осведомленность в широком круге вопросов, начиная с философии (его любимый философ – Спиноза), а также энциклопедические знания в области поэзии, науки, истории, психологии, географии, политики и классической литературы. “Jeeves – my man, you know – is really a most extraordinary chap. So capable. Jeeves gives you just the same impression of omniscience”. – «Знаете, 145 Дживз – мой слуга – на самом деле экстраординарный парень. Такой талантливый. Он производит впечатление всезнающего человека» (“Leave It to Jeeves”). Дживз также большой знаток (“bit of a whizz”) во всем, что касается азартных игр, ремонта автомобилей, этикета и женщин. Но самым впечатляющим является его безупречное знание английской аристократии. В лондонском клубе дворецких, членом которого Дживз является , есть особая книга, куда слуги записывают все деликатные подробности из жизни своих господ в назидание тем, кто будет к ним наниматься на работу. Дживз – идеальный камердинер, слегка чопорный, неизменно предупредительный и тактичный. “Jeeves seems to know when I'm awake by a sort of telepathy. He always floats in with the cup exactly two minutes after I come to life”. – «Кажется Дживз узнает о том, что я проснулся, телепатически. Он всегда вплывает в мою спальню спустя ровно две минуты после моего пробуждения к жизни» (“Jeeves and the Chump Cyril”). Он появляется в тот момент, когда его больше всего ждут, он предугадывает мысли и желания хозяина. “He put the good old cup of tea softly on the table by my bed, and I took a refreshing sip. Just right, as usual. Not too hot, not too sweet, not too weak, not too strong, not too much milk, and not a drop pilled in the saucer. A most amazing cove, Jeeves. So dashed competent in every respect”. – «Он мягко поставил старую добрую чашку чая на столик у моей кровати, и я сделал освежающий глоток. Отличный чай, как всегда. Не слишком горячий, не слишком слабый и не слишком крепкий, не слишком много молока, ни единой пролитой на блюдце капли. Изумительнейший парень – этот Дживз. Чертовски компетентен во всем» (“Jeeves and the Chump Cyril”). Особенно изумляет Берти манера Дживза появляться в комнате, для её описания он употребляет такие глаголы как to float, to project one-self, to slide, to be discernible, to glide, to materialize, to shimmer, to emerge etc. 146 “Sir?” said Jeeves, kind of manifesting himself. One of the rummy things about Jeeves is that, unless you watch like a hawk, you very seldom see him come into a room. He's like one of those weird chappies in India who dissolve themselves into thin air and nip through space in a sort of disembodied way and assemble the parts again just where they want them”. – «Сэр?» – сказал Дживз, проявив этим свое присутствие. Самое странное в поведении Дживза то, что его появление в комнате невозможно заметить, даже имея соколиное зрение. Он похож на тех таинственных парней в Индии, которые, растворив себя в воздухе, бестелесные мотаются в пространстве, а потом собирают себя по кусочком именно там, где они нужны» (“Leave It to Jeeves”). “I rely on him absolutely in every crisis, and he never lets me down”. – «Я полагаюсь на него в любой критической ситуации, и он никогда меня не подводит « (“Jeeves and the Hard-Boiled Egg”). Предпочитая носить коричневый костюм (brown suit, drown dressinggown) и котелок (a bowler hat), Дживз тщательно заботится о внешнем виде и гардеробе хозяина, следит, чтобы его одежда была подобрана со вкусом и сидела на Берти безупречно. Берти же, хотя часто полагает, что вкус изменил Дживзу, в итоге всегда признает его правоту и позволяет избавиться от недостойных джентльмена предметов туалета, таких, как фиолетовые носки или белый в красную полоску пиджак, делающий Берти похожим на официанта. “Injudicious, sir,’ he said firmly. “It will not become you.”…. “Unsuitable for you, sir”. – «Неблагоразумно, сэр», – сказал он твердо. «Вам это не подойдет»… «Вам это не к лицу» (“Leave It to Jeeves”). “…in certain matters of dress Jeeves's judgment is absolutely sound and should be followed, it seemed to me that it was getting a bit too thick if he was going to edit my face as well as my costume”. – «… в определенных вопросах, касающихся одежды, суждения Дживза абсолютно здравы и достойны того, чтобы им следовать, но мне казалось, что он начал преувеличивать, пытаясь 147 отредактировать мое лицо так же, как и мой наряд» (“Jeeves and the HardBoiled Egg”). Одной из весомых причин нежелания жениться для Берти является неприятие кандидатуры Дживзом, который часто настаивает на расторжении помолвки, считая невесту недостойной стать хозяйкой дома Вустеров. Дживз свято оберегает целомудрие своего хозяина, разрывая сложные взаимоотношения, иногда против воли Берти. Тетушка Агата не одобряет влияние лакея на своего племянника, называя его «хранителем» (“keeper”) и очередным подтверждением «личностной недостаточности» и «нежелания брать на себя ответственность» (“self-insufficiency”, “unwillingness to take responsibility”). Дживз также выступает основным источником знаний своего хозяина. Часто при обсуждении какой-либо проблемы слуга ненавязчиво рассказывает об исторических событиях и научных открытиях. Например, когда речь идет о внезапном озарении, Дживз говорит: “The mathematician Archimedes is related to have discovered the principle of displacement quite suddenly one morning, while in his bath…A gifted man, I believe, sir. It has been a matter of general regret that he was subsequently killed by a common soldier”. – «Считают, что математик Архимед открыл свой закон случайно, пребывая утром в ванне… Одаренный человек, по моему мнению, сэр. Большим предметом всеобщих сожалений был факт его последующего убийства простым солдатом» (“The Code of Woosters”: 107). Несмотря на то, что мотивная структура сюжета, заключающаяся в реализации модели «слуга умнее хозяина»», воплощается в мировой литературе со времен античности (например, Санчо Панса и Дон Кихот, Фигаро и граф Альмавива, Сэм и мистер Пиквик и др.), Дживз представляет собой новую интерпретацию Вудхаузом классической схемы. Умница Дживз – лакей и Высший Разум в одном лице: a corker (потрясающий экземпляр), a genius (гений), a bit of a marvel (удивительный феномен), a most amazing cove 148 (изумительнейший парень), a life-saver (спаситель), the brains of the establishment (мозг знати). Так же, как и хозяин, Дживз великодушен и готов прийти на помощь по первому зову с неизменной фразой на устах: “I shall endeavour to give satisfaction”. Дживз обладает качествами истинного джентльмена, самообладание и невозмутимость, мужество и смелость восхищают Бертрама. “He walked straight into the sitting-room, the biggest feat since Daniel and the lions' den, without a quiver. What's more, his magnetism or whatever they call it was such that the dashed animal, instead of pinning him by the leg, calmed down as if he had had a bromide, and rolled over on his back with all his paws in the air”. – «Он направился прямо в гостиную, это самый великий подвиг со времен Даниила в логове льва. Более того, его магнетизм, или как бы это ни называли, был настолько силен, и чертово животное, вместо того, чтобы схватить его за ногу, успокоилось, перевернулось на спину и замахало всеми лапами в воздухе, как будто его угостили бромидом» (“Jeeves and the Unbidden Guest”). “Jeeves had projected himself in from the dining-room and materialized on the rug. Lady Malvern tried to freeze him with a look, but you can't do that sort of thing to Jeeves. He is look-proof”. – «Дживз спроектировался из столовой и материализовался на ковре. Леди Малверн пыталась заморозить его своим взглядом, но с Дживзом такие штучки не проходят. Он – взглядоустойчив» (“Jeeves and the Unbidden Guest”). Дживз немногословен и сдержан: фраза “Most disturbing, sir” отражает у него высшую степень обеспокоенности. Читатель понимает, что Дживз полностью и всесторонне оценил ситуацию, даже если он лишь слегка приподнял бровь и произнес: “Highly suggestive, sir” либо “Indeed, sir?”. Берти так говорит о своем слуге: “It beats me sometimes why a man with his genius is satisfied to hang around pressing my clothes and whatnot. If I had half Jeeves's brain, I should have 149 a stab, at being Prime Minister or something”. – «Меня иногда поражает тот факт, что такого гениального человека удовлетворяет работа по глажке мой одежды и тому подобное. Если бы у меня была хотя бы половина мозгов Дживза, то на меня нашло бы озарение, и я стал бы премьер-министром или чем-нибудь в этом роде» (“Leave It to Jeeves”). Дживз вполне доволен службой у Берти Вустера, что объясняется сходством их мировоззренческих позиций: так же, как и хозяину, ему совсем не нужен «жизненный успех» в его общепринятом понимании. В этом смысле основные черты персонажей коррелируют с известным афоризмом «мудрый человек не стремится к счастью, он стремится к покою». Оставляя Дживзу достаточно свободного времени для самосовершенствования, служба у Берти представляется ему достойным применением его способностей. Он живет частной жизнью, не выделяясь, посещает свой клуб The Young Ganymede (какой же джентльмен без клуба?), читает книги, размышляет о человеческой природе (“psychology of individual”). Кроме того, Дживз просто незаменим, если бы не он, как бы Берти ни храбрился, а никому бы помочь не смог. Дживз как герой уникален, он один из многочисленных героев Вудхауза понимает в полной мере все происходящее и владеет ситуацией. Он свято придерживается кодекса истинного джентльмена, безукоризненно соблюдает все предписания этикета, держит слово и хранит чужие тайны. ““Sir?” Business and cold respectfulness. And he shimmered off to his lair. There really is nobody like Jeeves”. – ««Сэр?». Деловитость и холодная уважительность. И он растворился в воздухе. На самом деле, этот Дживз неподражаем» (“Jeeves and the Unbidden Guest ”). “Jeeves made a long arm and opened the front door”. – «Дживз галантно распахнул переднюю дверь» (“Jeeves and the Hard-Boiled Egg”). “It is hardly my place, sir, to criticise the facial peculiarities of your friends”. – «Мое положение едва ли позволяет мне критиковать лицевые особенности ваших друзей» (“Jeeves and the Chump Cyril”). 150 Хотя Дживз не намного старше своего хозяина, он относится к Берти по-отечески (parenttially), а тот, в свою очередь, считает слугу своим другом. “Right from the first day he came to me, I have looked on him as a sort of guide, philosopher, and friend”. – «С самого первого дня как он появился у меня, я считал его своего рода консультантом, философом и другом» (“Jeeves and the Chump Cyril”). Таблица 2. Образ «джентльмен», представленный в цикле произведений П.Г. Вудхауза о Дживзе и Вустере Образ джентльмена английской лингвокультуре Bertram Wilberforce Jeeves – в Wooster – a real gentleman gentleman a gentleman’s Благородное происхождение + ? Материальное благосостояние + – Социальный статус + дворянина – Род занятий - камердинер Образование Молверн, Итон Образованность + +++ Членство в клубах The Drones Club The Young Ganymede Спорт + – оперетта детективы, приключения ; классика, научная философская литература the Times + Увлечения: театр литература - пресса - азартные игры Кодекс чести:; Оксфорд, частные самообразование the Mirror, the Daily Mail + уроки, и 151 репутация; духовное + благородство; ++ целомудрие + + +; Манеры, +; привычки: этикет; одежда; + «высокий» английский +++ +++ +++ Личностные качества: - надежность - честность - щедрость - великодушие - порядочность - смелость, - решительность - самообладание - твердость - пунктуальность - верность слову - высокий интеллект - сдержанность -рассудительность + + + + + +; + +; +; +; +++ + + + + +++ ++ +++ +++ +++ + +++ +++ +++ +++ Проведенный нами анализ соответствия главных героев классическому образу английского джентльмена показывает, что Дживзу, как и Вустеру, присущи черты истинного джентльмена. Образ слуги не противопоставляется образу хозяина, а дополняет его, демонстрируя отсутствующие у дворянина личностные качества или усиливая достоинства. Образ джентльмена, созданный П.Г. Вудхаузом, можно описать в формуле: a gentleman + a gentleman’s gentleman = a true gentleman, 152 в которой a gentleman – джентльмен крови, дворянин, a gentleman’s gentleman – джентльмен на службе джентльмена, камердинер-джентльмен в единстве образуют целостный образ истинного джентльмена. Этот образ является узнаваемым образом представителя высшего общества британской культуры, выражающим ценности элиты британского общества, подчеркивающим национально-культурное своеобразие британской лингвокультуры. В то же время анализ саги о Дживзе и Вустере показывает следующую лингвокультуры: тенденцию, превращение характерную реального для образа британской джентльмена как обобщенного типа личности в идиллический, иллюзорный тип, в фикцию. 2.3.2. Репрезентация образа «джентльмен» в коммуникативном репертуаре личности В создании образов главных героев цикла о Дживзе и Вустере особое значение имеет коммуникативного речевой портрет репертуара персонажей личности. Наш как анализ экспликация показал, что специфичными характеристиками речи Вустера являются: 1) клише; 2) окказиональные преобразования фразеологизмов и словосочетаний; 3) возникновение новых переносных смыслов в результате нарушения лексической синтагматической сочетаемости; 4) новообразования окказионального характера; 5) перифраз; 6) лексические повторы и ретроспекция; 7) вводные конструкции; 8) аллюзии и цитаты; 9) столкновение стилей. Речь главного клишированными реализуется персонажа фразами. посредством П.Г. Вудхауза Коммуникативный приемов языковой Берти потенциал игры с пестрит иронии помощью словосочетаний, построенных, прежде всего, по структурной схеме N of N (как вариант: N of AN): angel of mercy, crown of thorns, heart of gold и т.п. Такие словосочетания в этимологическом ракурсе представляют собой клишированные речевые метафоры, утратившие свою первоначальную 153 яркую образность. Однако они, употребляясь в новых контекстах, могут обретать образность, хотя и совершенно иного характера. Продуцирование образа джентльмена возможно с помощью стереотипных словосочетаний именно потому, что в их семантической структуре сохранены следы различных устойчивых контекстов употребления, в том числе и характерных для диахронии языковой системы. Однако степень эмоциональности таких контекстов различна, при этом «на первый план тут выходит обобщенное восприятие этих сочетаний как: а) когда-то образных; б) книжных; в) вызывающих, пусть и не всегда определенные, историко-культурные ассоциации» (Походня, 1989: 19). Значит, если в связи с выражением a crown of thorns (терновый венец) у читателя возникает ассоциация с библейским сюжетом и текстом, этого вполне достаточно для декодирования. “He started off on his errand of mercy” («Он отбыл, чтобы исполнить миссию милосердия») (“The Code of the Woosters”). Так выражается Бертрам, котрый поручает своему камердинеру добыть сведения, порочащие честь одного из отрицательных персонажей, с дальнейшими намерениями шантажа. “You have not forgotten that man of wrath, Jeeves? A hard case, eh? “ – «Ты не забыл того почтенного человека, Дживз? Тяжелый случай, не так ли?» (там же). Данный пример репрезентирует употребление высокого стиля при отсылке к ситуации, произошедшей в прошлом: Бертрам вспоминает о судье, который подверг его штрафу в пять фунтов за снятие шлема с полицейского. Довольно часто в речи Берти встречаются не только книжные, но и газетные штампы, в основном из хроник происшествий, в том числе криминальных. “He looked like one of those bodies that had been in water for several days” — «Он выглядел так, словно его тело несколько дней пролежало в воде» 154 “She snorted with a sudden violence which twenty-four hours earlier would have unmanned me completely. Even in my present tolerably robust condition, it affected me rather like one of those gas explosions which slay six.” – «Она громко фыркнула внезапно, что двадцать четыре часа ранее могло бы меня полностью лишить самообладания. Даже в мое настоящее крепкое состояние это повлияло на меня, как взрыв газовой смеси, которая унесла жизни шестерых» “I had fallen into the clutches of the Law for trying to separate a policeman from his helmet. Apart from the mere intellectual pleasure of chewing the fat with her, there was the glittering prospect that I might be able to cadge an invitation to lunch”. «Я попался в лапы закона за попытку изъятия полицейского шлема. Не говоря уже о простой интеллектуальной радости от болтовни с ней, в чем я мог узреть блестящую возможность напроситься на ланч» “By forking out that fiver, I had paid my debt to society”. «Раскошелившись на «пятерку», я выполнил свой долг перед обществом» “The whole situation seemed to me essentially one of those where you just clench the hands and roll the eyes mutely up to heaven and then start a new life and try to forget”. – «Для меня вся ситуация по существу выглядела как одна из тех, когда сжимаешь кулаки и молча закатываешь глаза до неба, затем начинаешь новую жизнь и пытаешься все забыть» “A human drama was developing in the road in front of me”. «Человеческая трагедия разворачивалась на улице передо мной» “Winged creatures of the night barged into me, but I give them little attention”. «Я наткнулся на ночных летающих тварей, но не придал этому особого значения». 155 Иногда стереотипные словосочетания, не являющиеся для конкретного персонажа клишированными и банальными, представляют собой в этом случае реализации речевую характеристику героя. Продуцирование преобразований окказиональных фразеологических структурно-семантических единиц и стереотипных словосочетаний не является инновационной в английской и русской лингвокультурах. Вудхауз в этом смысле уникален: он находит самые неожиданные способы использования устойчивых выражений и идиом, фактически расширяя их когнтивный и семантический потенциал. Самым частотным представляется здесь прием замены одного из компонентов лексемой либо сочетанием лексем, не включавшихся в структуру идиомы. “I found my old flesh-and-blood up to her Marcel-wave in proof sheets”. «Я обнаружил свое старое тело глубоко в карикатуре» Выражение up to his ears/eyes/neck в узуальном употреблении имеет значение very deeply. Вудхауз использует вместо одного из ожидаемых слов (ears/eyes/neck) наименование вида химической завивки. “I was sorry to have to insert a spanner in her hopes and dreams”. «Мне не по себе от того, что я вынужден был разрушать ее надежды и мечты». Spanner in the works – a cause of confusion or ruin to a plan or operation. Works, используемое в переносном значении и в этой идиоме означающее hopes and plans, заменено лексемами, при узуальном употреблении лишь имплицитно присутствующими в семантической структуре высказывания. В ряде других случаев также использован такой прием замещения: “I don’t think I have ever seen a dog who conveyed more vividly the impression of being rooted to the spot and prepared to stay there till the cows – or, in this case, his proprietress – come home” – «Я не думаю, что я когда-либо видел собаку, которая имела настолько отчетливое ощущение преданности своему месту и хозяйке и была готовой остаться там до бесконечности». Прием языковой игры реализован по отношению к устойчивому выражению till the cows come home в значении for ever. 156 “This room of Stiffy’s, I should have mentioned, in addition to being equipped with four- posted beds, richly upholstered chairs and all sorts of other things far too good for a young squirt who went about biting the hand that had fed her at luncheon” – «Эта комната Стиффи, следует отметить, вдобавок к кроватям с пологами на четырех столбиках, роскошно обтянутые стулья и еще много других вещей, были слишком хороши для молодой нахалки, которая проявляла черную неблагодарность по отношению к своим благодетелям». В идиоме to bite the hand that feeds one – to harm someone who has treated one well абстрактное food заменено конкретным luncheon, что влечет утрату метафоричности устойчивого выражения, поскольку лексемы употреблены в прямом значении: герой действительно кормил эту «молодую нахалку» ленчем. Заменяя в выражении to have one’s hair stand on end слово hair на perm (permanent) (стиль прически), автор дает в речи героя предельно точную характеристику ситуации: “I had expected to freese her young – or, rather, middle-aged – blood and have her perm stand on end”. (“Jeeves in the Offing”). «Я ожидал отпустить ее молодой – или, по крайней мере, в зрелом возрасте и когда уже волосы встают дыбом». Зачастую общеупотребительная идиома приобретает дополнительную семантику. Например, устойчивое сочетание cold feet – loss of courage or confidence употреблено в следующем контексте: “I don’t mind telling you that the more I contemplated the coming chat, the colder the feet became”. – «Я не прочь тебе сказать о том, что чем больше я размышлял о предстоящей беседе, тем больше я терял уверенность в себе». Сходным образом обыгран фразеологический оборот to pull someone’s leg – to make playful fun of someone by encouraging him to believe something untrue. “With a firm hand this girl had pulled my leg, but why – that was the point that baffled – why had she pulled my leg?” – «Эта девушка упорно морочила мне голову, но зачем? – это меня и приводило в тупик – зачем она меня дурачила?». Воздействие языковой игры усиливается посрдеством 157 противопоставления словосочетания with a firm hand и идиомы to pull someone’s leg. Вудхауз многообразно использует устойчивые выражения. Одним из его излюбленных способов является мена позиций компонентов в составе идиомы: “This was not the first time she had displayed the velvet hand beneath the iron glove – or, rather, the other way about – in this manner”. – «Это уже не в первый раз, когда она скрывала твердое намерение под своей мягкой внешностью, или может совсем наоборот, в своем поведении». Ср. the iron hand in the velvet glove – a very firm intension hidden under a gentle appearance (твердое намерение, скрытое под мягкой внешностью). Другим способом является акцентирование внимания читателя на имплицитности идиомы в тексте, которое осуществляется посредством ведения только одного из её компонентов: “…a cupbord or armoire in which you could have hidden a dozen corpses”. (“Jeeves in the Offing”). – «Буфет или шкаф, в котором можно припрятать дюжину тайн». Данное описание шкафа создает реминисценцию с известным выражением a skeleton in the cupbord – скелет в шкафу (т.е. a family secret). Здесь Берти использует устойчивое выражение для описания реального предмета мебели. “The oil seems to have gone off the boil. Yes sir, if that was the language of love, I’ll eat my hat”, – said the blood relation, alluding, I took it, to the beastly straw contraption in which she does her gardening” (“Jeeves in the Offing”) – «Казалось, что масло остыло. Да, сэр, если это был язык любви, то я очень удивлюсь, сказал кровный родственник, намекая, как я понял, на хитроумное соломенное изделие, которое она надевала работая в саду». В данном примере идиоматический компонент I’ll eat my hat = I’ll be very surprised (я очень удивлюсь) изолирован от общего контекста, что в целом определяет новый когнитивный вектор, hat предстает как конкретная шляпка, в противоположность некоему обобщенному образу в семантическом наполнении устойчивого выражения. первоначальном 158 Изменение структуры словосочетания может быть изучено с позиций деформации идиомы. Речь Берти содержит множество примеров реализации приема присвоения семантики лексемы тому объекту, с которым такое значение не может быть соотнесено. Этот процесс обусловливает функционирование лексем, их сочетаний, целы высказываний в новых коммуникативных ситуациях. Детальный анализ таких случаев позволяет установить неслучайный характер такого использования языковых единиц, поскольку продуцент, решая эстетические задачи, уточняет и расширяет коммуникативно-прагматический потенциал таких единиц. Несомненно, таковы случаи создания индивидуально-авторских метафор и других изобразительно-выразительных средств. Вудхауз разнообразно использует охарактеризованный прием в своих текстах, поэтому такие контексты многочисленны. Приведем лишь некоторые, наиболее очевидные, примеры. “Smallish girl of about the tonnage of Jessie Mattews” – «Малюсенькая девушка с габаритами Джесси Мэтьюз». Лексема tonnage (the size of a ship or the amount of goods it can carry, expressed it tons) в контексте, описывающем внешность девушки весма субтильного телосложения, оказывается весьма занимательным и привлекающим внимание читателя. Примечательно, что при внимательном рассмотрении данного случая прозрачной становится логико-семантическая словосочетаниями) связь между понятиями (и устойчивыми size of a person (размеры человека) и size of a ship (габариты корабля). “Some species of a butler appeared to be at the other end” (“Jeeves in the Offing”). – «Некоторые представители дворецких оказались в другом конце». Узуальным считается употребление лексемы species (a division of animals, which are alike in all important ways) в контексте, характеризующем представителей фауны, однако в данном примере данная лексема применена в характеристике дворецкого – представителя конкретного социального класса. 159 “She turned to the dog Bartholomew.”Is lovely kind curate going to pinch bad, ugly policeman’s helmet for hes muzzer, zen, and make her very, very happy?” she said. Or words to that general trend. I can’t do the dialect, of course”. «Она повернулась к собаке по кличке Варфоломей. «Неужели этот добрейшей души викарий собирается выкрасть этот уродливый шлем полицейского для нее, как ее там, чтобы порадовать ее? Сказала она. Слова, типичные для этого направления. Само собой разумеется, я не могу употреблять такие слова». Комический эффект достигается посредством характеристики «сюсюканье» (baby-talk) через научный термин диалект. “I saw that I had been too abrupt, and that footnotes would be required”. «Я понял, что я был слишком не сдержан и что с меня потребуют объяснения» В данном контексте реализован прием замещения: лексема footnotes употребляется вместо ожидаемой explanations, что отсылает читателя к характеристикам письменной речи, но не устной, как в этой ситуации. Зачастую подобные метафоры возникают как результат окказионально реализованной лексической сочетаемости не только самих лексем, но и целых клишированных выражений. “Spode’, I said, unmasking my batteries, ‘I know your secret!” «Спод, – сказал я, – выкладывай свои намерения. Я знаю твой секрет» Или: “Spode may have ceased to be a danger to traffic, but that doesn’t alter the fact that Stiffy still has the notebook”. – «Спод мог бы перестать быть угрозой, но это не меняло факта о том, что у Стиффи все еще была та самая записная книжка». В макроконтексте охарактеризована ситуация, связанная не с тем, что персонаж Spode представляет угрозу дорожному движению, а с тем, что он не будет создавать помехи в осуществлении планов другого героя. В другом случае, опасаясь укуса собаки, герой просит надеть на неё поводок: “Would it be asking too much of you to attach a stout lead to his collar, thus 160 making the world safe for democracy?” – «Не доставит ли Вам особых хлопот накинуть поводок на собаку, чтобы сохранить демократию в стране?» Тексты Вудхауза отличаются эмоциональностью и экспрессивностью, которые создаются за счет реализации различных приемов языковой игры. Автор сближает самые различные предметы и явления, отчасти обращаясь к приему обманутого ожидания. Тем самым, образы Вудхауза обладают практически неограниченным когнитивным потенциалом. В частности, метафоры, свойственные индивидуально-авторскому стилю писателя, предстают как микромодель его концептуальной картины мира. Частотны для текстов Вудхауза окказиональные неологизмы: “… on the morrow, after a tossing-on-pillow night…”; «В след за боем подушек…» “I wasn’t surprised. I have already alluded to the effect that over-the-topof-the-pince-nez look of old Bassett…”; «Я не был удивлен. Я уже упоминал то впечатление от старого Бассета, которое мне довелось получить через пенсне» “…What you noticed more was his face, which was square and powerful and slightly moustached towards the center”; «Что больше всего меня привлекло, так это его квадратное, мощное лицо с ухоженными усами» “I mean to say, I remembered now that I had come out without my umbrella, and yet here I was, beyond any question of doubt, umbrellaed to the gills”. «Я имею в виду, что сейчас вспомнил, что уходил без зонтика, а сейчас вне всякого сомнения, полностью экипирован». При анализе текстов нами встречены лексемы и выражения, отличающиеся особой экспрессивностью за счет нарушения лексикосемантической сочетаемости, характерной для узуса: to de-chair oneself – выбраться из обломков стула, который сломался под вами; 161 to de-helmet policemen – стянуть с головы полицейского шлем (обесшлемить); to find oneself de-Wickhamed – обнаружить, что человек по фамилии Wickhame больше не находится с вами в одной комнате; to re-snitch – стащить вещь, которая уже была стащена. Подобные слова, их сочетания и целостные высказывания создают определенные трудности в адекватном переводе на русский язык текстов Вудхауза: то, что в оригинале представляется лингвистической находкой, в русском переводе становится непонятным и странным для восприятия. Например, для русского языка почти не применима конверсия, тогда как в английской языковой системе это весьма продуктивный способ словообразования. Именно поэтому словообразовательные инновации – окказиональные неологизмы Вудхауза невозможно адекватно перевести на русский язык, не нарушив жесткие правила словообразовательных моделей. “What makes you think that?’ I asked, handkerchiefing my upper slopes which had become considerably bedewed” (“Jeeves in the Offing”). «Что заставляет тебя думать так?» — спросил я, вытирая лоб» “There was a distant sound of eh- yes- here- I- am- what- is- it- ing…”; “I tut- tuted sympathetically…”; “So you informed me”, he said, pince- nezing me coldly”. «Слышался отчетливый звук эй-да-я-здесь…» «Вот еще…» «Так ты мне сообщил», — сказал он невозмутимо, глядя на меня через пенсне» Довольно частотны случаи, когда Вудхауз использует продуктивные модели английского языка для создания окказиональных неологизмов. “A glance up and down the passage having apparently satisfied him that it was, for the moment, Spodeless” (т.е. в коридоре не было персонажа по имени Spode). – «Оглядев проход сверху вниз, это, очевидно, удовлетворило его, так как в тот момент Спода не было рядом». 162 Представляется, что такие индивидуально-авторские неологизмы являются своего рода микротексты благодаря компрессии информации, репрезентированной с их помощью. С их помощью читатель имеет возможность судить о лингвистических и писательских способностях Берти Вустера. Одним из излюбленных приемов Вудхауза следует считать перифраз, который представляет собой замену номинации предмета, человека, явления указанием на его, как правило, наиболее характерные признаки, благодаря чему усиливается Экспрессивный выразительность потенциал перифраза и изобразительность почти всегда речи. достаточен для осуществления суггестии в коммуникативном акте, однако Вудхауз придает насыщенную экспрессивность данному распространенному приему, применяя его при создании неожиданных коммуникативных ситуаций, характер которых закономерно влияет на речевое оформление. Одним из показательных случаев использования перифраза в текстах Вудхауза служат контексты, характеризующие манеру обращения Бертрама Вустера к своей тете Далии. Каждый раз, обращаясь к ней, Вустер использует перифраз: “I understood, aged relative, that you wished to confer with me…”; «Я понял, мой старый родственник, что ты хочешь переговорить со мной…» “Push along into the dining-saloon, my fluttering old aspen’, I said”.; «Пойдем в столовую, моя дрожащая осинка, – сказал я» “Frightfully sorry I couldn’t come and see you, old ancestor’, I said”; «Я дико извиняюсь за то, что не смог Вас навести, мой старый прародитель» “I took her hand and pressed it soothingly. “Tell me, old fever patient”, I said, “what, if anything, are you talking about?”; «Я нежно взял ее руку и крепко ее сжал: «Скажи мне, больной, зараженный лихорадкой, — сказал я, — если уж на то пошло, то о чем ты говоришь?» 163 “I winced a little. ‘No need to make a song about it, old flesh and blood”; «Я вздрогнул. Ничего особенного здесь нет, моя плоть и кровь» “Say on, old thicker than water,’ I said”. «Продолжай, закадычный друг» — сказал я. Вудхауз обычно использует перифраз с нейтральной экспрессией в случаях, подобных приведенным выше. Иногда такие перифразы реализованы посредством устойчивых клишированных словосочетаний, закрепленных в узусе. “Whether Madeline Bassett, on entering the marital stage, would go to such an awful extreme, I could not say…”; «Пойдет ли Мэделин Бассет на такую ужасную крайность, вступая в брак» “I thought you had gone to the Working Man’s Institute, to tickle the ivories (to play piano); «Я думал, что ты уехал в Институт Воркин Мэн, чтобы хорошо играть на пианино». “That Harold Pinker, a clerk in Holy Orders, a chap who buttons his collar at the back…” «Этот Гарольд Пинкер, клерк из Холли Ордерз, парнишка, который застегивает воротник сзади». Для английского джентльмена характерна склонность к эвфемизации речи, которая реализуется в смягчении выражений или даже замалчивании. Подтверждением данному тезису служит следующий пример, в котором вместо имплицитно присутствующих в семантическом пространстве лексемы crazy (чокнутый) и выражения to be sent to a mental clinic, употреблены два перифраза с тем же значением. “Тhen you’ll be in a position to go to Upjohn and tell him that Sir Roderick Glossop, the greatest alienist in England, is convinced that Wilbert Cream is round the bent and to ask him if he proposes to marry his daughter to a man who at any moment may be marched off and added to the membership list of Colney 164 Hatch” (“Jeeves in the Offing”). – «Потом у тебя будет возможность поехать к Апджону и рассказать ему, что сэр Родерик Глоссоп, самый знаменитый психиатр в Англии, убежден, что Уилберт Крим не в своем уме и спроси его, неужели он даст согласие на то, чтобы его дочь вышла замуж за человека, которого в любой момент могут отправить в Колни Хэтч». Оборот round the bend, характерный для разговорного стиля и закрепленный в узусе, имеет значение mad (сумашедший), фраза be marched off and added to the membership list of Colney Hatch, в которой упомянуто расположение известной психиатрической клиники недалеко от Лондона, отсылают читателя к совершенно определенной интерпретации конкретной коммуникативной ситуации, создавая, тем самым, ассоциативное пространство контекста. Таким способом автор акцентирует внимание читателя на имплицитном смысле высказываний, используя ограниченный набор экспрессивынх средств. “What ghastly garbage he used to fling at us when we were serving our sentence at Malvern House!” – «Какие отвратительные слухи он о нас распускал, когда мы учились вместе в Молверн Хауз». Устойчивое выражение to serve sentence означает undergo a period of imprisonment имеет значение «отбывать наказание в тюрьме». Поскольку Вудхауз с его помощью характеризует школьные годы, читателю становится понятно, что время, проведенное в Маlvern House, не представляет собой радостное детское воспоминание. В текстах Вудхауза нередки случаи контаминации различных приемов языковой игры для достижения максимального экспрессивного эффекта. Яркой иллюстрацией может служить следующий фрагмент, в котором описана комната: “…for at Brinkly, as at most country houses, any old nook or cranny is considered good enough for the celibate contingent”. — «Дом Бринкли, как и большинство загородных домов, хорошее место для неженатого гостя». 165 Перифраз лексемы room создается с помощью использования части идиоматического выражения search every nook and cranny (искать повсюду), сelibate contingent составлено из слова celibate (неженатый мужчина, обычно священник, давший обет безбрачия) и contingent (воинское подразделение, эскадра кораблей)и предстаёт как перифраз single guest (одинокий гость). Сочетание элементов различных функциональных стилей и сфер употребления тех или иных слов и их сочетаний создают необходимый коммуникативный и эстетический эффект: в данном случае один из компонентов представляет собой религиозный термин, второй – военный, в сочетании они создают карикатурно-возвышенный эквивалент сочетания unmarried guest (неженатый гость). Речь Бертрама Вустера характеризуется частотным употреблением вводных конструкций, которые обладают экспрессивным потенциалом ввиду возможости выразить определенную субъективную модальность и, тем самым, подчеркнуть отношение персонажа или автора к определенной сюжетной ситуации (уверенность, сожаление, сомнение и пр.). “As it turned out, I was one of his (мирового судьи – прим. авт.) last customers for a couple of weeks later he inherited a pot of money from a distant relative and retired to the country. That, at list, was the story that had been put about. My own view was that he had got the stuff, by striking like glue to the fines. Five quid here, five quid there – you can see how it would mount up over a period of years”. – «Как оказалось, я был один из его мировых судей на несколько недель, затем он унаследовал деньги от своего дальнего родственника и уехал за город. По крайней мере, так рассказывают. Но я лично считаю, что он получил эти деньги благодаря своей бережливости. Пять фунтов здесь, пять фунтов там – вот и увидишь, сколько можно насобирать за столько лет». Берти Вустер с помощью вводной конструкции at list выражает недоверие к честности мирового судьи. Ситуативная ирония и комизм становится более ясной ввиду того, что говорящий был оштрафован этим судьей, как он считает, несправедливо. 166 Портрет героя Вудхауз создает с помощью приемов лексического повтора и ретроспекции: «Ретроспекция является, в сущности, своеобразным повтором – повтором мысли. Она порождается содержательнофактурной информацией, дает возможность переосмыслить эти факты в новых условиях с учетом того, что было сказано до ретроспективной части. В процессе ретроспективного анализа событий и фактов происходит изменение субъективно-оценочного плана» (Походня, 1989: 70-71). Бертрам Вустер всегда характеризует себя (нередко даже в третьем лице) разнообразно, но только с позитивной оценкой. “…it would have taken a far less astute observer than Bertram to fail to read what was passing in Pop Bassett’s mind”; «…не обязательно быть проницательным наблюдателем, чтобы не понять, какие мысли были в голове у Попа Бэссета». “I was astounded at my keenness of perception…”; – «Я был поражен своей остротой восприятия» “The Woosters are brave, but not rash”; – «Несмотря на то, что Вустеры храбры, они не безрассудны» “I gave him one of my looks”; – «Я посмотрел на него в привычной для себя манере» “It has often been said that disaster brings out the best in the Woosters”; – «Часто говорили о том, что беда на руку была Вустерам» “I turned to the intruder and gave him long, level stare, in which surprise and hauter were nicely blended”. – «Я повернулся к незваному гостю и долго и пристально смотрел на него, с удивлением и навязчивой идеей во взгляде». Для создания образа джентльмена П.Г. Вудхауз использует многочисленные аллюзии и цитаты, которые относимы к трем группам: 1) библейские и мифологические аллюзии (… not just ordinary spikes, as used by Jael the wife of Heber…); 2) аллюзии к литературным текстам (…some great moment in a Greek tragedy, where somebody is stepping high, wide and handsome, quite unconscious that all the while Nemesis is at his heels…); 3) аллюзии к известным личностям и событиям истории и современности (…he 167 was getting was a sort of a cross between Robert Taylor and Einstein…). При этом библейские аллюзии характерны, в основном, для речи Бертрама Вустера, две другие группы аллюзий присущи речи Дживза. К цитациям, аллюзиями и реминисценциями по своим сущностным признаками примыкают контаминирование в одном контексте лексем, их сочетаний и целостных высказываний, которые относимы к различным функциональным стилям, а также смешение речевых регистров. Сочетание элементов различных функциональных стилей – излюбленный прием Вудхауза. Индивидуально-авторский стиль данного писателя основан на смешении различных стилей, что, прежде всего, отражается в уникальной способности Вудхауза создавать точные речевые портреты своих героев. Наиболее яркие случаи находим в диалогах Вустера и его камердинера Дживза, т.к. именно в этих фрагментах эксплицированы неформальная манера речи хозяина и формальная – его слуги. ‘You agree with me, Jeeves, that the situation is a lulu?’ ‘Certainly, a somewhat sharp crisis in your affairs would appear to have been precipitated, sir.’ «Ты согласен со мной, Дживз, что ситуация превосходная?» «Конечно, небольшой кризис в Ваших делах будет выглядеть вполне форсированным». Лексика текста постоянно претерпевает то возвышение, то снижение в диапазоне от сленга до поэтизмов. В речи Вустера также нередко встречается столкновение стилей. Например, к владельцу антикварной лавки он обращается так: “Learn, O thou of unshuffled features and agreeable disposition,’ I said, for one likes to be civil, ‘that the above Travers is my uncle. He sent me here to have a look at the thing. So dig it out, will you? I expect it’s rotten.” — «Учись ты на очевидных деталях и на соответствующем положении, — сказал я, — так как каждому хочется быть образованным, как, например, мой дядя Трэверс, о котором я уже говорил. Он послал меня сюда, чтобы я присмотрелся к некоторым 168 вещам. Беги отсюда со всех ног. Как мерзко это». Герой, начав с высокого поэтического “Learn, O ,thou” , переходит затем к нейтральному стилю (“He sent me here…”) и заканчивает разговорным “so dig it out…”. Другой пример: “At the sight of this bespectacled bird, a pang of compassion shot through me, for a glance was enough to tell me that he was not abrest of stop-press event. There were visible in his demenour none of the earmarks of a man to whom Stiffy had been confiding her plans. His bearing was buoyant, and I exchanged a swift, meaning glance with Jeeves. Mine said ‘He little knows!’ and so did his”. – «При виде девушки в очках сострадание пронизывало меня, одного взгляда было достаточно для меня, что он не был в рубрике сенсации. Его поведение ничем не отличалось от человека, которого Стиффи посветила в свои планы. Его манера держать себя не оставляла никаких сомнений в этом, Дживз и я обменялись быстрыми, но выразительными взлядами. Мой взгляд говорил: «Он мало что знает» и так оно было на самом деле». В данном примере представлено многоуровневое взаимодействие элементов различных стилей: высокое книжное слово в сочетании со элементом сленга – despectacled bird; литературно маркированный фразеологизм a pang of compassion; профессионализм stop-press event, принадлежащий к сфере газетного бизнеса; американизм demeanour; поэтическая инверсия ‘He little knows’. Рассмотрим специфику речи Дживза как речи a gentleman’s gentleman – «джентльмена на службе джентльмена, камердинера». Для образа Дживза характерны следующие черты его речевого портрета: 1) использование только литературного языка; 2) обилие книжной лексики; 3) неопределенность речи; 5) обилие эвфемизмов; 6) наличие цитат. Опишем названные черты подробнее. Речь Дживза создает возможность представить его характер: это человек широко образованный, начитанный, это внимательный и вежливый камердинер, в любое время готовый помочь своему хозяину. Отрывок из диалога Дживза и Берти Вустера репрезентирует эти качества: 169 “Jeeves”, I said, “Do you know what?” “No, sir.” “Do you know whom I saw last night?” “No, sir.” “J. Washburn Stoker and his daughter, Pauline.” “Indeed, sir?” “They must be over here.” “It would seem so, sir.” “Awkward, what?” “I can conceive that after what occurred in New York it might be distressing for you to encounter Miss Stroker, sir. But I fancy the contingency need scarcely arise.”(1) «Дживз, — сказал я. — Знаешь что?» «Нет, сэр» «Ты знаешь, кого я видел прошлой ночью?» «Нет, сэр» «Дж. Уошборна Стоукера и его дочь, Паулину.» «В самом деле, сэр?» «Они, должно быть, живут где-то здесь поблизости» «Похоже на то, сэр» «Неловко правда, но от чего?» Я могу понять, что после того, что произошло в Нью-Йорке, поэтому для Вас может быть это печально встретить мисс Строукер, сэр. Но я догадываюсь, что случайность не совсем подходящее здесь слово». Внимательно выслушав своего хозяина, Дживз оценивает встречу Берти Вустера с бывшей невестой и ее отцом с собственных позиций. Употребление в его речи лексемы “encounter” и фразы “contingency need scarcely arise” свидетельствует о качественном уровне образованности камердинера, о его приверженности к книжной лексике как отличительной черте речи начитанных людей. Однако именно это качество создает 170 неопределенный и уклончивый характер речи Дживза, что подталкивает Берти Вустера к переспрашиванию слуги, т.к. возникает определенное недопонимание между коммуникантами. Вустер обычно просит своего камердинера передать ту же мысль более просто и понятно. Ситуативная ирония и комический эффект создаются здесь за счет мены коммуникативных ролей и обманутого ожидания читателя: Дживз изъясняется утрированно английским языком, правильным, педантичным литературным тогда как его хозяин зачастую использует весьма специфический «society slang» («слэнг высшего общества»). Примечательно, что Вудхауз прибегает к сопоставлению коммуникативного репертуара этих героев в каждой из ситуаций их общения: любая реплика, произнесенная одним, тут же «переводится» другим на более понятный последнему язык. Так, в одном из диалогов Берти и Дживз обсуждают камердинера одного из родственников мистера Стокера:“I saw a good deal of his personal attendant when we were in New York. A man named Benstead.” “He was potty, wasn’t he?” “Certainly extremely eccentric, sir.” (“The Code of Woosters”: 40) «В Нью-Йорке мне предоставилась хорошая возможность присмотреться к его личному сопроводителю, которого звали Бенстенд. – Он помешанный, не так ли? – Он невероятно эксцентричен, сэр». Характеристика слуги, данная Берти, имеет оттенок разговорности (potty), Дживз же употребляет литературное выражение “extremely eccentric”, тем самым переключая стилистические регистры и усиливая экспрессию и суггестию данного диалога. Обсуждая чувства лорда Чаффнелла к Паулине Стокер, слуга и хозяин также реализуют коммуникативные стратегии, задействуя компоненты различных функциональных стилей. Дживз считает, что пока лорд Чаффнелл находится в худшем финансовом положении, чем его предполагаемая супруга, он никогда не предложит Паулине Стокер заключить с ним брак. 171 Реакция Берти, который называет своего друга “silly ass”, смягчена камеринером с помощью слова, принадлежащего к другому функциональному стилю – “hyper-quixotic”: “I would not have ventured to employ precisely that term myself, sir, but I confess that I regard his Lordship’s attitude as somewhat hyper-quixotic.” (“The Code of Woosters”: 42). – Я бы сам не отважился использовать именно этот термин, сэр, но хочу признаться, что я расцениваю отношение его светлости как чересчур идеалистическим. Речь Дживза в целом характеризуется употреблением книжной лексики и структур, которые применимы, прежде всего, в письменной речи. О решении Паулины Стокер искать помощи у Берти в доме он оценивает так: “She had already decided to seek refuge in your house, sir. I did nothing more than hazard the opinion that you would do all that lay in your power to assist her.” (“The Code of Woosters”: 104). – «Она уже решила искать убежище в Вашем доме, сэр. Мне ничего другого не оставалось, как осмелиться предположить, что Вы сделаете все, что в Ваших силах, чтобы посодействовать ей в этом». Присутствие в данном фрагменте книжных выражений “to seek refuge”, “hazard the opinion”, “ all that lay in your power to assist her” демонстрирует усиленное внимание героя к манере и смыслу собственной речи, что в целом уточняет характеристику этого персонажа как обладающего хорошим уровнем образования и использующего только нормативный вариант английского языка. Кроме того, для речи Дживза характерны усиленная метафоризация и эвфемизация, поэтому одной из важных черт его языковой личности становится некоторая уклончивость и неопределенность речи. Такой экспрессивный эффект создается за счет особых синтаксических структур и словосочетаний с нарушенной узуальной лексико-семантической сочетаемостью. Так, вместо прямого наименования чувства влюбленности лорда Чаффнелла в Паулину Стокер, Дживз подробно и витиевато описывает эту эмоцию: 172 “I am, of course, aware that his Lordship is experiencing for the young lady a sentiment deeper and warmer than that of ordinary friendship.” (“The Code of Woosters”: 39). –Конечно, я знаю, что его светлость испытывает более глубокие и теплые чувства, чем просто чувство дружбы. Другой случай употребления Дживзом поэтических речевых средств зафиксирован нами в его повествовании о разрыве помолвки сэра Родерика и тети лорда Чаффнелла: “The affection which her Ladyship felt for sir Roderick was instantaneously swept away on the tidal wave of injured mother love.” (“The Code of Woosters”: 157). – «Та привязанность, которую ее светлость ощущала к сэру Родерику, мгновенно исчезала из-за травмированной материнской любви». Эвфемизмы в речи Дживза служат для смягчения выражений, что в целом характерно для английской лингвокультуры. Например, когда Берти жалуется своему камердинеру на то, что одна из горничных не пустила его в дом, Дживз отвечает: “And by an unfortunate coincidence she and the cook, at the moment of your arrival, had just been occupying themselves with the Ouija board – with, I believe, some interesting results.” (“The Code of Woosters”: 150). – «Но к печальному стечению обстоятельств, она и повар занимались любовными утехами, когда ты приехал». Читателю совершенно ясно, что повар и горничная вряд ли были заняты спиритическим сеансом, например, когда Берти постучал в дверь поместья. Но обозначить ситуацию прямой вербализацией не позволяют камердинеру его вежливость и воспитанность, что обусловливает использование эвфемизма “had just been occupying themselves with the ouija board”, который дополнительно акцентирует комизм и реализует потенциал языковой игры. Характеристика речевого портрета Дживза была бы неполной без анализа процесса цитации в его коммуникативном репертуаре. Это один из продуктивных способов реализации принципов языковой игры и комического эффекта в текстах Вудхауза. С одной стороны, эти принципы базируются на контрасте контекста и самой цитаты, с другой – на эффекте 173 «неузнавания» Берти Вустером самых разных цитат, употребляемых постоянно его камердинером. Именно цитаты создают ситуативную иронию, отсылая читателя к осмыслению уровня общей культуры и образованности Дживза. Например, на реплику своего хозяина “what’s done is done” Дживз отвечает пространной цитатой из известного стихотворения персидского поэта Омара Хайяма: “The moving finger writes and, having writ, moves on, nor all your piety and wit can lure it back to cancel half a line, nor all your tears wash out a word of it.” (“The Code of Woosters”: 159). – «Написав однажды, они продолжают писать и ни благочестие, ни ум не могут стереть последнюю строку и даже слезы смыть слова из строк». Цитация дополнена в речи Дживза частотным употреблением латинизмов (arbiter elegentiarum, sine qua non, in statu quo, minutae и т.п.), которые характеризуют данного героя как бы с двух сторон – как глубоко начитанного человека и как образ, который создается с помощью гротеска. Один из диалогов камердинера и его хозяина, в котором они обсуждают поведение Родерика Глоссопа и внезапную перемену, произошедшую в его отношении к подопечному тетушки лорда Чаффнелла, Дживз употребляет крылатое латинское выражение “tempora mutantur, nos et mutanur in illis”(“The Code of Woosters”: 152), что означает: «времена меняются, и мы меняемся вместе с ними». Итак, соответствие речи камердинера Дживза всем нормам литературного языка иногда не способствует реализации коммуникативных целей высказываний: обилие книжной, поэтической лексики и сложных синтаксических структур зачастую делает речь данного персонажа неясной, требующей дополнительных разяъснений для других героев. Цитация, латинизмы и элементы литературного стиля манифестируют образованность Дживза, его ум, приверженность ценностям английской лингвокультуры, его коммуникативные компетенции, причем его языковая личность может быть охарактеризована как склонная к эвфемизации, с помощью которой Вудхаузу удается создать ситуативную и авторскую иронию по отношению к данному персонажу. С помощью этих приемов автор создает образ слуги, во многом 174 гротескный, более умного и образованного, чем его хозяин. Такая интерпретация образа слуги, во многом классическая, дополняет образ джентльмена, выявляя важные черты его личности и уточняя его семантику в сферах британской и русской лингвокультур. ВЫВОДЫ 1. Изучение динамики развития образа «джентльмен» позволяет утверждать, что в период Второй мировой войны он утрачивает свою семантику и функциональность. В разговорном варианте английского языка лексема “gentleman” чаще всего встречается в парламентских речах, политических дебатах, теле- и радио дискуссиях, при официальных переговорах политического, юридического, коммерческого характера в качестве формального обращения (52%). На втором месте по частотности употребления как в официальной, так и неформальной коммуникации является значение слова “gentleman” выражающее принадлежность к мужскому полу (38%). В ХХ в. образ «джентльмен» как лингвокультурный феномен претерпевает значительную реконцептуализацию: качества личности, кодекс чести и манеры, ставшие ключевыми для окончательного формирования образа и сделавшие его столь популярным во всем мире, постепенно приобретают ироническую оценочность, т.к. становятся архаичными. 2. Материал, представленный в British National Corpus, Корпусе английского языка, позволяет судить о функционировании образа «джентльмен» и его семантическом наполнении в текстах художественных, публицистических, разговорных, устных, датируемых XI – ХХI вв. В первой группе — текстах XIX — начала XX века (до 1925 года) можно выделить следующие коннотации понятийного наполнения образа «джентльмен» (вербализованного лексемой «джентльмен» и ее производными): «особое поведение» и «джентльмен как мужчина». Часть примеров, акцентирующих семантический компонент «происхождение», относится к английскому 175 джентльмену. Во второй группе — текстах XX (с 1925 года) — XXI века выделяются следующие коннотации «джентльмен»: «человек, «порядочность»; «интеллигентность»; понятийного выделяющийся наполнения своим «галантность, образа поведением»; внешний вид»; «этикетное обращение»; «английское дворянское происхождение»; «особое поведение, отношение к женщине». Изучение материала, представленного в Национальном корпусе русского языка, показывает, что образ «джентльмен» в русском языке частотен в художественных и мемуарных текстах. Русская языковая картина мира квалифицирует образ «джентльмен» как маркёр инокультуры, что проявляется при анкетировании русскоязычных респондентов. Образ «джентльмен» как основа лингвокультурного концепта начинает оформляться уже в XIII в., ядерными значениями в нем выступают «благородное происхождение» и «материальное состояние». Семантический и когнитивный потенциал образа углубляется за счет «наращения смысла», расширения набора значимых признаков «джентльменства», основным среди которых становится понятие о манерах и внутренних качествах джентльмена. Концепт gentleman представлен именем gentleman, а также рядом синонимов и производными лексемами: gent (усечение основы) и gentleman’s gentleman (редупликация). 3. В русской лингвокультуре концепт «джентльмен» возникает, по всей видимости, в начале XIX в. Лексема четко маркирована семой «Великобритания», в первом значении отмечается социальный статус и этико-поведенческие характеристики. Во втором значении присутствует расширение: вообще человек и его этико-поведенческие характеристики. Стоит отметить, что ни в одном из центральных лексикографических исследований русского языка не фиксируется сема «происхождение». В русском языке существуют и устойчивые словосочетания на базе лексемы джентльмен: держаться, одеваться джентльменом, джентльменский вид, джентльменская наружность, джентльменские манеры. 176 Сопоставление характеристик образа gentleman/джентльмен с 4. помощью лексикографических данных, отражающих компоненты русской и английской национальных конептосфер, указывает на: более нагруженную и информативную понятийную основу 1) (слой) в английском языке, так как лингвокультурный феномен первоначально сформировался в английской лингвокультуре; общим в английской и русской лингвокультурах является 2) семантический комплекс «человек» + «хорошее воспитание» + «манеры». в английской культуре подчеркивается семантический 3) компонент «происхождение»; в русской лингвокультуре имя концепта и образа называет 4) человека с особыми качествами (благородства, галантности), но не указывает на его происхождение и социальный статус; а производные лексемы и устойчивые выражения, вербализующие русский концепт «джентльмен», могут иметь статус просторечных и называть лиц, относящихся к субкультурам общества. 5. Данные лингвистического эксперимента позволяют сделать вывод о том, что образ джентльмена в англоязычной лингвокультуре более поверхностен, чем в русской, т.к. акцентируются только внешние и материальные качества личности, и упускается из виду большинство индивидуальных черт характера и специфики воспитания. Русскоязычные респонденты отражают в своих ответах образ такого джентльмена, который сам по себе личность, не бросающаяся в глаза, а имеющая главные свои достоинства – это моральные и этические качества, а также благожелательное и учтивое отношение к женщинам. Образ «джентльмен» англоязычных респондентов фактически противоположен в своей коннотации: это мужчина, обязательно с яркой внешностью и материально обеспеченный, остальные его качества оказались не такими важными. Исследуя такое качество, как «отношение к женщинам», мы выявили, что востребованными в современных условиях у русскоязычных респондентов 177 оказались следующие частные реализации отношения к женщинам (в порядке убывания): душевная и эмоциональная привязанность, нравственность и порядочность, умение ухаживать, материальная поддержка, предоставление свободы выбора. Особо следует выделить ценностносмысловые доминанты образа «джентльмен» в ответах русскоязычных респондентов при описании черт характера, моральных качеств и ценностей. Данные лингвистического эксперимента показывают, что носители русской лингвокультуры большее внимание уделяют характеристике эмоциональных состояний. В целом образ «джентльмен» характеризуется некими особыми качествами, различающимися в зависимости от ценностных доминант каждой культуры. В то же время джентльмен в обеих культурах обладает лучшими качествами, отделяющими и выделяющими его среди обычных мужчин – «не-джентльменов». 6. Проведенный нами анализ индивидуально-авторской репрезентации образа «джентльмен» показал, что и Дживзу, и Вустеру присущи черты истинного джентльмена. Образ слуги не противопоставляется образу хозяина, а дополняет его, демонстрируя отсутствующие у дворянина личностные качества или усиливая достоинства. Образ джентльмена, созданный П.Г. Вудхаузом в художественных текстах, возможно описать формулой: a gentleman + a gentleman’s gentleman = a true gentleman, в которой a gentleman – джентльмен крови, дворянин, a gentleman’s gentleman – джентльмен на службе джентльмена, камердинерджентльмен, что позволяет представить целостный образ истинного джентльмена. Этот образ узнаваем, соотносится с представлением об элите британской культуры, манифестирует её ценности, что подчеркивает этнокультурную специфику британской лингвокультуры. В то же время анализ текстов о Дживзе и Вустере показывает характерную для британской лингвокультуры тенденцию: трансформацию реального образа джентльмена как обобщенного типа личности в идиллический тип, в фикцию. 178 В ходе анализа речевого портрета Бертрама Вустера были 7. выявлены следующие черты: 1) клише; 2) окказиональные преобразования фразеологизмов и словосочетаний; 3) возникновение новых переносных смыслов в результате нарушения лексической синтагматической сочетаемости; 4) новообразования окказионального характера; 5) перифраз; 6) лексические повторы и ретроспекция; 7) вводные конструкции; 8) аллюзии и цитаты; 9) столкновение стилей. Речевой портрет Дживза как a gentleman’s gentleman – «джентльмена характеризуется на следующими службе джентльмена, чертами: 1) камердинера» использование только литературного языка; 2) обилие книжной лексики; 3) неопределенность речи; 5) обилие эвфемизмов; 6) наличие цитат. Цитация, латинизмы и элементы литературного стиля манифестируют образованность Дживза, его ум, приверженность ценностям английской лингвокультуры, его коммуникативные компетенции, причем его языковая личность может быть охарактеризована как склонная к эвфемизации, что определяет наличие как ситуативного, так и авторского видов иронии в текстах Вудхауза. Образ слуги джентльмена, зачастую гротескный, уточняет и акцентирует специфику его личности, что углубляет когнитивный и коммуникативнопрагматический потенциал образа «джентльмен» в британской и русской лингвокультурах. 179 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Определенные представления о мире, конкретные обстоятельства, знаниия о социокультурных и исторически значимых событиях в жизни конкретного этноса и человечества в целом детерминируют возникновение и функционирование различных мыслительных образований, прежде всего, образов и концептов. Этнокультурный компонент является обязательным в структуре образа, что экстралингвистических феномена. диктует факторов обращение в к изучению рассмотрении различных лингвокультурного В настоящем исследовании образ изучается с позиций лингвокультурологии, прежде всего, как репрезентация наиболее значимых, ценностно и эмоционально окрашенных компонентов лингвокультурного концепта. Кроме того, лингвокультурологический аспект исследования даёт возможность прогнозировать развитие той или иной мыслительной структуры в целом, её место и роль в национальной и универсальной картинах мира. В этом смысле неоспорима актуальность изучения концептов как составляющих концептуальных картин мира, а образов – как компонентов национальной и индивидуально-авторской концептосфер. В ходе исследования установлено, что образ «джентльмен» представляет собой лингвокультурный феномен, в котором приоритетным слоем является образный слой. Это связано с тем, что образ «джентльмен» репрезентирует обобщенный тип личности, поведение которого, в том числе и речевое, выражает яркие и узнаваемые характеристики определенной социальной группы, свойственной, прежде всего, Образ британской культуре. «джентльмен» репрезентирует коллективные представления о личностях, о собирательных образах, аксиологически и эмоционально значимых для нации и человечества в целом. В когнитивной лингвистике исследование проблем образа как составляющей концепта связано с определением набора иерархически упорядоченных образоформирующих систем — под образом понимают ментальную единицу сознания, обобщенное представление некоторого 180 объекта или класса объектов. Процесс развития образа условно может быть представлен как два взаимообусловленных этапа: сенсорно-перцептивное отражение действительности и представление, в котором образ обретает три важных свойства – обобщенность, дифференцированность и устойчивость. На уровне понятийного мышления образы вербализуются и находят свое выражение в концептах, которые фактически «классифицируют» действительность, сводя разнообразие наблюдаемых и воображаемых явлений к чему-то единому. Как только сознание фиксирует выделенный признак, а предмет познания получит имя, которые приложимо к любому члену родового класса, за самим именем закрепляется знаковая функция – внутренняя форма его значения. Таким путем происходит мгновенная, скачкообразная перекодировка образа в концепт. Образ «gentleman» начинает складываться в XIII в., в обязательном порядке включая в свой состав характеристики «благородное происхождение» и «материальное состояние». Динамика развития образа на протяжении следующих столетий закономерно предполагает обогащение его содержания новыми семантическими компонентами, ключевым среди которых является понятие о манерах и внутренних качествах джентльмена. К концу XVII в. образ представлен двумя основными вариантами: благородный джентльмен и изящный джентльмен и, окончательно сложившись к концу XIX столетия, обретает форму «истинный джентльмен», вдохновляя известнейших британских писателей на создание разнообразных литературных вариантов данного образа. Исследование показывает, что в гендерной системе джентльмен – это особый тип джентльменский маскулинности, транслирующий так называемый этос. Как и образ рыцаря, образ джентльмена имеет социальные корни, поскольку его первоначальный смысл связан с представление о человеке благородном, «из хорошей семьи». Сопоставление лексикографического образа джентльмена в русской и английской традиции указывает на следующее: 181 1) имя концепта «джентльмен» представлено в английском языке более полисемантичным словом, так как имя концепта и слово сформировались в английской культуре; 2) общее в семантической структуре имени концепта «джентльмен» в английской и русской лингвокультурах — это семантические компоненты «человек» + «хорошее воспитание» + «манеры»; 3) в английской культуре в семантической структуре имени концепта «джентльмен» подчеркивается семантический компонент «происхождение»; 4) в русской лингвокультуре в семантической структуре имени концепта «джентльмен» подчеркивается семантический компонент «благородство», «галантность», а семантические компоненты, указывающие на происхождение и социальный статус, нивелированы. Одной из важных составляющих в ходе изучения образа и концепта является метод изучения корпусов текстов, позволяющий выявить специфику лингвистических феноменов в языке и речевой деятельности: грамматические, лексические функции слов, коррелятивные связи с другими лексемами и пр., с одной стороны, и частотность определенных речевых репрезентаций в определенных жанрах, с другой. С целью анализа концепта “gentleman” в британской и русской лингвокультурах ХХ века в рамках исследования использованы данные Британского национального корпуса British National Corpus, а также Национальный корпус русского языка. Полученные данные подтверждают результаты нашего анализа динамики развития концепта “gentleman” по данным лексикографии, где отмечается, что после второй мировой войны он утрачивает свою семантику и функциональность. По данным British National Corpus в разговорном варианте языка слово “gentleman” чаще всего встречается в парламентских, речах, политических дебатах, теле- и радиодискуссиях, при официальных переговорах политического, юридического, коммерческого характера в качестве формального обращения (52%). На втором месте по частоте 182 употребления, как в официальной, так и неформальной коммуникации является значение слова “gentleman”, репрезентирующее такой когнитивный признак, как «принадлежность к мужскому полу» (38%). Анализ показывает, что в ХХ в. образ джентльмена в британском языковом сознании подвергся значительной реконцептуализации. Внутренние качества, кодекс чести и манеры, ставшие ключевыми для окончательного формирования образа и сделавшие его столь популярным во всем мире, становятся чем-то архаичным. В письменном варианте английского языка также наблюдаются подобные тенденции. Подавляющее большинство случаев употребления слова “gentleman” приходится на официальные стенографические отчёты о заседаниях обеих палат Британского парламента в качестве традиционного устоявшегося обращения к его членам. Изучение корпуса текстов русского языка показывает, что образ «джентльмен» частотно представлен в художественной литературе, а также в мемуарах. При этом самым частотным является употребление в устойчивой фразе «леди и джентльмены», а после выхода фильма «Джентльмены удачи» — в одноименном русском фразеологизме. В идеологически окрашенных кинофильмах советской эпохи слово «джентльмен» указывало на принадлежность к англоязычному капиталистическому миру В ходе исследования проведены лингвистические эксперименты среди русскоговорящих и англоязычных респондентов. Анализ данных, полученных в ходе экспериментов, показал, что большинство русскоязычных респондентов делало акцент на таких качествах, как «отношение к женщинам», «эмоциональное состояние», «черты характера, моральные качества и ценности». Англоязычные респонденты при описании образа джентльмена делали акцент на таких качествах, как «схожесть с образом кинозвезды», «материальный достаток» и «физические качества». Материал показывает, что характеристики образа джентльмена различным образом представлены в лингвокультурах, что свидетельствует о 183 разной ценности, которую они имеют в глазах носителей русского и английского языков. Носители русской традиции большее внимание уделяют характеристике эмоциональных состояний. В образе джентльмена ярко выражены положительные эмоции: с одной стороны, это свидетельствует о том, что русскому мужчине-джентльмену свойственны эти эмоции, а с другой, о том, что проявляется нехватка этих качеств у мужчин, так как изначально само слово «Gentleman» английского происхождения, и логично предположить, что большее количество представителей этого образа находится в Англии. В ответах англоязычных респондентов выделяются следующие доминанты — схожесть с образом кинозвезд, материальный достаток джентльмена, благородное происхождение, физические качества и внешность, черты характера, моральные качества и ценности, умственные способности. Мнение английских респондентов сводится к тому, что эталоном красоты являются не только красивые и опрятные мужчины, но и мужчины, поведением схожие на кинозвезд и материально обеспеченные. Наибольшее количество ответов при определении образа джентльмена входит в тематический блок «Схожесть с образом кинозвезды», которую можно охарактеризовать как приоритетную. В ходе исследования установлено, что практически полностью утрачивает свое значение в современных условиях характеристика образа джентльмена «благородное происхождение», которая включает такие дополнительные значения, как «право на герб», «принадлежность к знатному роду / нетитулованному мелкопоместному дворянству / аристократии», «отсутствие необходимости работать», которые очень редко встречаются в ответах информантов не в прямом виде, а только намеками. Ответы англичан незначительно отличаются от ответов русских при описании эмоций джентльмена и его отношения к женщине, просто их было 184 значительно меньше, чем у русских. Это качество для англичан имеет значительно меньшее значение. Образ английского джентльмена как лингвокультурный феномен отражает признаки как реально существующих людей (персонажей британской истории), так и героев художественной литературы, театра и кинематографа. В образах Вустера и Дживза (произведения П.Г.Вудхауза) мы находим узнаваемое и широко распространенное представление об английском джентльмене, которому свойственны определенные понятийные и ценностные характеристики по следующим параметрам: 1) благородное происхождение и социальный статус; 2) материальное благосостояние; 3) род занятий; 4) образование; 5) увлечения и спорт; 6) личностные качества; 7) отношение к женщине; 8) манеры и привычки. Анализ соответствия личностных особенностей героев Вудхауза традиционному образу английского джентльмена показывает, что Дживзу, как и Вустеру, присущи черты истинного джентльмена. Образ слуги не противопоставляется образу хозяина, а дополняет его, демонстрируя отсутствующие у дворянина личностные качества или усиливая его достоинства. Образ джентльмена, созданный П.Г. Вудхаузом, можно описать в формуле: a gentleman + a gentleman’s gentleman = a true gentleman, в которой a gentleman – джентльмен крови, дворянин, a gentleman’s gentleman – джентльмен на службе джентльмена, камердинер-джентльмен в единстве образуют целостный образ истинного джентльмена. Этот образ является узнаваемым образом представителя высшего общества британской культуры, выражающим ценности элиты британского общества, подчеркивающим национально-культурное своеобразие британской лингвокультуры. В то же время анализ саги о Дживзе и Вустере показывает следующую лингвокультуры: тенденцию, превращение характерную реального образа для британской джентльмена как 185 обобщенного типа личности в идиллический, иллюзорный тип, а в конечном счете – в фикцию. П.Г. Вудхауз не высмеивает высший класс и таких его представителей, как джентльмен и его слуга, а, напротив, защищает их в свойственном для представителя британской культуры стиле – самоироничном и полусерьезном. Материал словарей, национальных языковых корпусов, художественной литературы показывает, что оценочные характеристики концепта «джентльмен» как в британской, так и в русской культурах представляют собой баланс различных оценочных векторов, идущих от разных социальных групп (элита общества и народ) и этнокультурных сообществ (британского и русского). 186 Библиографический список 1. Алефиренко Н.Ф. Концепт и значение в жанровой организации речи: Когнитивно-семасиологические корреляции // Жанры речи: Сборник научных статей. Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 2005. Вып.4. Жанр и концепт. 438 с. 2. Алефиренко Н.Ф. Лингвокультурология. Ценностно-смысловое пространство языка. М.: Флинта, 2010. 288 с. 3. Алефиренко Н. Ф. Спорные проблемы семантики: Монография. М.: Гнозис, 2005. 326 с. 4. Аникин В.П. Теория фольклора: Курс лекций. 2-е изд., доп. М.: Университет. Книжный дом, 2004. 432 с. 5. Апресян Ю.Д. Избранные труды: В 2-х т. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. Т. I. Лексическая семантика. 472 с. Т II. Интегральное описание языка и системная лексикография. 767 с. 6. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания // Вопросы языкознания. 1995. №1. С. 37-67. 7. Арнольд И.В. Стилистика современного английского языка. Учеб. для вузов. 4-е изд., испр. и доп. М.: Флинта: Наука, 2002. 384 с. 8. Арутюнова Н.Д. Аксиология в механизмах жизни и языка // Проблемы структурной лингвистики. М.: Наука, 1984. С. 5-23. 9. Арутюнова Н.Д. Образ: (Опыт концептуального анализа) // Референция и проблемы текстообразования. М.: Наука, 1988. С. 117-129. 10. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999. 896 с. 11. Арчахова Н.В. Интерпретация концепта «джентльмен» в романах Э.М. Форстера // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2009. № 2 (4). C. 42-44. 12. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. М., 1997. С.267-279. 187 13. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка. Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 1996. 104 с. 14. Бабушкин А.П., Жукова М.Г. Перевод реалий в свете проблем когнитивной семантики // Проблемы культурной адаптации текста. Воронеж, 1999. С. 11-13. 15. Баранов А.Н. Аксиологическая стратегия в структуре языка (паремиология и лексика) // Вопросы языкознания. 1989. № 3. С. 74-91. 16. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М.: Худож. лит., 1975. 502 с. 17. Бенвенист Э. Общая лингвистика / Под ред., с вст.ст. и комм. Ю. С. Степанова. М.: «Прогресс», 1974. 446 с. 18. Бескоровайная Г.Т. «Джентльмен» как ключевое слово в романах английских писателей XIX века и его роль в раскрытии семантического поля // Homo communicans III. Под ред. Кристины Янашек, Йоланты МитурскойБояновской. Szczecin (Польша), 2013 С. 39-45. 19. Богин Г.И. Модель языковой личности в её отношении к разновидностям текстов: Автореф. … докт.филол.наук: 10.02.19. Л., 1984. 310 с. 20. Богин Г.И. Переход смыслов в значения // Понимание и рефлексия. Ч.2. Тверь, 1994. С. 8-16. 21. Борев Ю.Б. Эстетика. Изд. 4-е, доп. М., Политиздат, 1988. 496 с. 22. Борисова Е.Б. О содержании понятий «художественный образ» и «образность» в литературоведении и лингвистике // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 35 (173). Филология. Искусствоведение. Вып. 37. С. 20-26. 23. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Концепт долга в поле долженствования // Логический анализ языка. М., 1991. С. 14-21. 24. Валгина Н.С. Теория текста: учебное пособие. М.: Логос, 2004. 280 с. 25. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Языки русской культуры, 1999. 780 с. 188 26. Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М. : Языки славянской культуры, 2001. 288 с. 27. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М.: Русские словари, 1996. 412 с. 28. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова. М.: Русский язык, 1980. 320 с. 29. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Национально-культурная семантика русских фразеологизмов // Словари и лингвострановедение: Сб.ст. М.: Русский язык, 1982. C.89-98. 30. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, рече-поведенческих тактик и сапиентемы / Под ред. и с послесл. Ю.С. Степанова. М. : Индрик, 2005. 1040 с. 31. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 1971. 240 с. 32. Виноградов В.В. О языке художественной прозы: Избранные труды. М.: Наука, 1980. 33. Виноградов В.В. Слово и образ // Стилистика, теория поэтической речи, поэтика. М.: Изд-во АН СССР, 1963. С. 94-129. 34. Винокур Г.О. О языке художественной литературы. М.: Высшая школа, 1991. 448 с. 35. Винокур Г.О. Филологические исследования: Лингвистика и поэтика. М.: Наука, 1990. 452 с. 36. Войшвилло Е.К. Понятие как форма мышления: логико-гносео- логический анализ. М.: Изд-во МГУ, 1989. 239 с. 37. Волков И.Ф. Теория литературы. М.: Просвещение, Владос, 1995. 256 с. 38. Воркачев, С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы Филологические науки. М., 2001. № 1. С. 64-72. в языкознании // 189 39. Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт. М.: ИТДГК «Гнозис», 2004. 236 с. 40. Воробьев В.В. Лингвокультурология. М.: РУДН, 2008. 336 с. 41. Воробьев В. В. Лингвокультурологическая парадигма личности. М.: Издво РУДН, 1996. 196 с. 42. Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. 367 с. 43. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.: Едиториал УРСС, 2004. 320 с. 44. Гвенцадзе М.А. Коммуникативная лингвистика и типология текста. Тбилиси: Изд-во Тбилисского ун-та, 1986. 324 с. 45. Гвоздев В.В. Парадигматические отношения в пословичном фонде // Филологические науки. 1982. № 4. С.44-49. 46. Глухих В.М. Приемы лаконичности в пословицах и поговорках // Русский язык в школе. 1996. № 2. С.76-80. 47. Гумбольдт Вильгельм фон. Избранные труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1984. 369 с. 48. Гумбольдт В. Язык и философия культуры. М.: Прогресс, 1985. 452 с. 49. Демурова Н. М. Портрет английского джентльмена между двумя мировыми войнами (рассказ У. С. Моэма «В львиной шкуре») // Одиссей. Человек в истории. 1994. С. 219-231. 50. Евтушенко О.В. Художественная речь как инструмент познания. М.: Языки русской культуры, 2010. 552 с. 51. Жинкин Н. И. Язык. Речь. Творчество. М.: Лабиринт, 1998. 366 с. 52. Залевская А.А. Концепт как достояние индивида // Психолингвистические исследования слова и текста. Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 2002. С. 5–18. 53. Залевская А.А. Психолингвистический подход к проблеме // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / Под. ред. И.А. Стернина. Воронеж: ВорГУ, 2001. С. 36 – 46. 190 54. Залесова Н.М. Гендерная специфика концепта «джентльмен» в американском языковом сознании (ассоциативный эксперимент) // Вестник Челябинского государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение. Выпуск 19. № 9 (110), Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 2008а. С. 40 -45. 55. Залесова Н.М. Динамика национально-когнитивной посвященный 10-летию концепта картине «джентльмен» мира филологического // в британской Филология. факультета. Сборник, Благовещенск: Амурский государственный университет, 2008б. С. 73-82. 56. Залесова Н.М. Концепт «джентльмен» в языке и культуре американцев XIX века // Россия-Восток-Запад: Проблемы межкультурной коммуникации: Материалы 3-й международной научной конференции, посвященной Году русского языка в России, Году Китая в России, 200-летию российскоамериканских дипломатических отношений. Владивосток, 5 – 7 апреля 2007 г. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 2007а. С. 11-13. 57. Залесова Н.М. Концептуальное поле лексемы «джентльмен»: исследование ядерного слоя // Образовательное пространство России: проблемы взаимодействия языков и культур. Материалы региональной научно-практической конференции. Благовещенск, 2006а. Благовещенск: Изд-во АмГУ, 2006. С. 50-52. 58. Залесова Н.М. Репрезентация концепта «джентльмен» в американской лингвокультуре // Вестник АмГУ, № 34, Благовещенск: Изд-во АмГУ, 2006б. С. 60-62. 59. Залесова Н.М. Специфика концепта «американский джентльмен» (по данным анализа художественных произведений второй половины девятнадцатого века) // Современные проблемы взаимодействия языков и культур. Материалы международной научно-практической конференции. В 2-х ч. Ч.1. Благовещенск: Изд-во АмГУ, 2008в. С. 162-166. 60. Залесова Н.М. Формирование и восприятие образа джентльмена в языке и культуре США. Автореф….канд.филол.н.: 10.02.04. М., 2009. 23 с. 191 61. Залесова Н.М. Формирование образа джентльмена в лингвокультуре США XVIII-XIX вв. // Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики: теоретический и методологический аспекты: материалы научно-практической конференции. В 2-х ч. Ч. 1. Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2007б. С.195-198. 62. Зверев А. Вудхауз, Берти, Дживз и я // Книжное обозрение. 19 июня. М., 1999. C. 25. 63. Змиевская Н.А. Оценочность в языке и речи // Стилистические стратегии текстообразования: Сб.науч.тр. Вып. 399. М., 1992. С.51-56. 64. Золотова Г.А. Коммуникативные аспекты русского синтаксиса. М.: Наука, 1982. 366 с. 65. Каган М.С. Философская теория ценности. С.-Пб.: ТОО ТК «Петрополис», 1997. 205 с. 66. Карасик А.В. Лингвокультурные характеристики английского юмора: Автореф. дис. ... канд. филол. Наук: 10.02.04. Волгоград, 2001.23 с. 67. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность: культурные концепты. Волгоград – Архангельск. 1996. С. 3-16. 68. Карасик В.И. О категориях лингвокультурологии // Языковая личность: проблемы коммуникативной деятельности. Волгоград, 2001. С. 3-16. 69. Карасик В.И. Лексические индексы социального статуса человека в английском языке // Функционально-семантические аспекты языковых единиц разных уровней: Сб. науч. тр. Брянск, 1992. С.30-44. 70. Карасик В.И. Оценочная мотивировка, статус лица и словарная личность // Филология. 1994. № 3. С.2-8. 71. Карасик В.И. Язык социального статуса. М.: Ин-т языкознания РАН, 1992. 330 с. 72. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002. 477 с. 192 73. Карасик В.И., Дмитриева О.А. Лингвокультурный типаж: к определению понятия // Аксиологическая лингвистика лингвокультурные типажи / Сб. науч. тр. / Под ред. В.И. Карасика. Волгоград, 2005. С. 5-25. 74. Карасик В.И., Слышкин Г.Г. Лингвокультурный концепт как единица исследования // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / Под. ред. И.А. Стернина. Воронеж: ВорГУ, 2001. С. 75-79. 75. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М.: Наука, 1976. 355 с. 76. Караулов Ю.Н. Предисловие. Русская языковая личность и задачи её изучения// Язык и личность. АН СССР, Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова; отв. ред. Д. Н. Шмелев. М.: Наука, 1989. С. 3-8. 77. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. 264 с. 78. Кобозева И.М. «Смысл» и «значение» в «наивной семиотике» // Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991. С. 183-186. 79. Кобозева И.М. Немец, англичанин, француз и русский: выявление стереотипов национальных характеров через анализ коннотаций этнонимов // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, Филология. М., 1995. № 3. С. 102-116. 80. Кожинов В.В. Слово как форма образа // Слово и образ. Сб. статей. Состав. В. В. Кожевникова. М.: Просвещение, 1964. 286 с. С. 3-52. 81. Козеняшева Л.М. Лингвопоэтические средства создания образа слуги в английской литературе XIX–XX веков. Автореф. …канд. филол.наук: 10.02.04. Самара, 2006. 22 с. 82. Колесов В.В. Концепт культуры: образ-понятие-символ // Вестн. СПб. унта. Сер. 2, История, языкознание, литературоведение. СПб., 1992. Вып. 3. С. 30-40. 83. Колмогорова А.В. Языковое функционально-семиологическое значение исследование и речевой смысл: прилагательных – обозначений светлого и тёмного в современных русском и французском языках: Диссертация ... докт.филол.наук : 10.02.19. Иркутск, 2006. 412 с. 84. Колшанский Г.В. Соотношение субъективного и объективного факторов в языке. М.: Наука, 1975. 230 с. 193 85. Кончакова С.В. Проблема национальной идентичности в позднем творчестве Ч. Диккенса. Дисс. … канд. филол.наук: 10.01.03. Тамбов, 2011. 224 с. 86. Кравченко А.В. Когнитивный горизонт. Иркутск: Издательство БГУЭП, 2008. 320 с. 87. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах: Монография. Волгоград: Перемена, 2001. 495 с. 88. Красных В.В. Структура коммуникации в свете лингвокогнитивного подхода (коммуникативный акт, дискурс, текст): автореф. дис. ... д-ра филол. н. М.: Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова, 1999. 74 с. 89. Кубрякова Е.С. Когнитология, «антропоцентризм», «языковая картина мира» и проблемы исследования лексической семантики // Этнокультурная специфика речевой деятельности: Сб.обзоров. М.: ИНИОН РАН, 2000. С. 822. 90. Кубрякова Е.С. Об одном фрагменте концептуального анализа слова память // Логический анализ языка. Культурные концепты / Под ред. Н.Д. Арутюновой. М., 2008. С. 85-91. 91. Кубрякова Е.С. Язык и знание. М.: Рос. академия наук. Ин-т языкознания. М.: Языки славянской культуры, 2004. 560 c. 92. Кузнецов А.М. От компонентного анализа к компонентному синтезу. М.: Наука, 1986. 128 с. 93. Кузнецова Анна В. Феномен билингвального художественного текста: семантико-прагматический статус // Вестник ПГЛУ. Пятигорск, 2012. № 1. С. 80-84. 94. Кузнецова Анна В. Художественный текст в когнитивной парадигме: семантическое пространство и концептуализация // European social science journal. Рига. Москва. 2011, № 5. С. 155-161. 95. Кулагина (Муравьева) М. Г. Английская аристократия первой половины XVIII века: класс или сословие? // Вестник всеобщей истории. СПб., 1997. С. 31-52. 194 96. Кулагина (Муравьева) М. Г. Рождение и воспитание детей в среде английской аристократии в XVII-XVIII веках // Вестник всеобщей истории. СПб., 1999. С. 64-93. 97. Кульба А. Заговор снобов // Первое сентября. № 34. М., 2004. C.5. 98. Куркина Л.Я. Герменевтика, эстетика, язык // Филос. и социол. мысль. Киев, 1990. № 2. С. 91-102. 99. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогика-Пресс,1994. 608 с. 100. Леонтьев А.А. Психологическая структура значения // Семантическая структура слова. М.: Наука,1971. С. 7-19. 101. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // ИАН СЛЯ. 1993. Т.52, № 1. С. 5-12. 102. Логический анализ языка. Языки эстетики: Концептуальные поля прекрасного и безобразного/ отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: Индрик, 2004. 720 с. 103. Лосев А.Ф., Шестаков А.П. История эстетических категорий. М.: Искусство, 1965. 374с. 104. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М: Искусство, 1970. 384 с. 105. Маковский М.М. Язык – Миф – Культура. Символы жизни и жизнь смыслов. М.: Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова, 1996. 330 с. 106. Маслова В.А. Когнитивная лингвистика. М.: ТетраСистемс, 2004. 256 с. 107. Маслова В. А. Лингвокультурология. Учебное пособие для студ. высш. учеб. заведений. Изд. 2-е, стеротип. М.: Издательский центр «Академия», 2001. 208 с. 108. Маслова В.А. Homo lingualis в культуре. М.: Гнозис, 2007. 320 с. 109. Мыркин В.Я. Понятие vs. концепт; текст vs. дискурс; языковая картина мира vs. речевая картина мира // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Материалы 195 Междунар. науч. конф. / Отв. ред. Т.В. Симашко. Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2002. 185 с. С. 46-47. 110. Нерознак В.П. От концепта к слову: к проблеме филологического концептуализма // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Омск, 1998. С. 80-85. 111. Одинцова М.П. Человек как вселенная: образ «целого» и «части» в языковой картине мира // Человек. Культура. Слово: Мифопоэтика древняя и современная. Омск, 1994. Вып.2. С. 73-80. 112. Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке). М.: Языки русской культуры, 1996. 464 с. 113. Палашевская И.В. Концепт «закон» в английской и русской лингвокультурах: Автореф. ... канд. филол. наук: 10.02.20. Волгоград, 2001. 24 с. 114. Переверзев В.Ф. Основы эйдологической поэтики // Переверзев В.Ф. Гоголь. Достоевский. Исследования. М.: Советский писатель, 1982. 515 с. 115. Пименова М. В. Предисловие // Введение в когнитивную лингвистику / Под ред. М.В. Пименовой. Кемерово, 2004. Вып. 4. 208 с. С. 3-10. 116. Пименова М.В. Эволюция функциональной системы лексических средств выражения эстетической оценки // Человек и его язык: антропологический аспект исследований. Н. Новгород, 1997. С. 58-63 117. Попова З.Д., Стернин И.А. К проблеме унификации лингвокогнитивной терминологии // Введение в когнитивную лингвистику: Учебное пособие / Отв. ред. М.В. Пименова. Кемерово: ИПК «Графика», 2004. 207с. (Серия Концептуальные исследования». Вып. 4). С. 12-43. 118. Попова З.Д., Стернин И.А. Семантико-когнитивный анализ языка. Воронеж: Изд-во “Истоки“, 2007. 252 с. 119. Постовалова В.И. Мировоззренческое значение понятия «языковая картина мира» // Анализ знаковых систем. История логики и методологии науки. Киев,1996. С.31-32. 196 120. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. М.: Наука. 1968. 405 с. 121. Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. 614 с. 122. Походня С.И. Языковые виды и средства реализации иронии. Киев: Наукова думка, 1989. 128 с. 123. Савицкий В.М. Английская фразеология: проблемы моделирования. Самара: Изд-во Самарск. ун-та, 1993. 172 с. 124. Свиридов Я. Приемы комического в языке произведений П.Г. Вудхауза // www.wodehouse.ru 125. Сентенберг И.В. Языковая личность в коммуникативно- деятельностном аспекте // Языковая личность: проблемы значения и смысла. Волгоград, 1994. С. 14-24. 126. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М.: Прогресс,1993. 656 с. 127. Сепир Э. Положение лингвистики как науки // Звегинцев В.А. История языкознания XIX века в очерках и извлечениях. Ч.2. М., 1960. С.231-255. 128. Серебренников Б.А., Кубрякова Е.С., Постовалова В.К., Телия В.Н., Уфимцева А.А. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. М.: «Наука», 1988. 216 с. 129. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов. М.: Academia, 2000. 141 с. 130. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты и метаконцепты. Дисс. …докт. филол.наук: 10.02.19. Волгоград, 2004а. 323 с. 131. Слышкин Г.Г. Лингвокультурный концепт как системное образование // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия “Лингвистика и межкультурная коммуникация”, 2004б. № 1. С. 29-34. 132. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе. М.: Academia, 2000. 128 с. 197 133. Слышкин Г.Г. Текстовая концептосфера и её единицы// Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики: Сб. науч.тр. Волгоград: Перемена, 1999. С. 18-26. 134. Степанов Ю.С. «Слова», «понятия», «вещи». К новому синтезу в науке о культуре // Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов. М., 1995. С. 5-25. 135. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: Семиотические проблемы лингвистики, философии, лингвистики. М.: Наука, 1985. 335 с. 136. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М.: Языки русской культуры, 2001. 990 с. 137. Степанов Ю.С. Концепт «причина» и два подхода к концептуальному анализу языка - логический и сублогический // Логический анализ языка. М., 1991. С. 5-14. 138. Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Смена «культурных парадигм» и её внутренние механизмы // Философия языка: в границах и вне границ. Харьков, 1993. С. 13-36. 139. Стернин И.А. Значение и концепт: сходства и различия // Языковая личность: текст, словарь, образ мира. Сб. статей. М.: Изд-во РУДН, 2006. 544 с. С. 485 – 495. 140. Стернин И.А., Розенфильд М.Я. Слово и образ. / Под. ред И.А. Стернина. Воронеж: «Истоки», 2008. 243 с. 141. Телия В.Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокультурологический аспекты. М.: Языки русской культуры, 1996. 288 с. 142. Фреге Г. Мысль: логическое исследование // Философия, логика, язык. М., 1987. С. 18-47. 143. Фрумкина Р.М. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца 20 века. М., 1995. С. 74-117. 144. Фрумкина Р.М. Концепт, категория, прототип // Вопросы политологии. М., 1992(2). С. 28-43. 198 145. Фрумкина Р.М. Концептуальный анализ с точки зрения лингвиста и психолога: (Концепт, категория, прототип) // НТИ / ВИНИТИ. Сер. 2, Информ. процессы и системы. М., 1992. № 3. С. 1-8. 146. Худяков А.А. Концепт и значение // Языковая личность: культурные концепты. – Волгоград – Архангельск: Перемена, 1996. С. 97-103. 147. Цивьян Т.В. Концепт языкового союза и современная балканистика: Науч. докл. д-ра филол. наук. РАН. Ин-т славяноведения и балканистики. М., 1992. 46 с. 148. Черимисина М.И. Лингвистика и культура// Наука и её место в культуре. Новосибирск, 1990. С. 180-190. 149. Чернейко Л.О. Базовые понятия когнитивной лингвистики в их взаимосвязи // Язык, сознание, коммуникация: Сб. статей / Отв. ред. В.В. Красных, А.И. Изотов. М.: МАКС Пресс, 2005. . Вып. 30. . 260 с. С.43 – 73. 150. Чернейко Л.О. Лингво-философский анализ абстрактного имени. М.: Изд-во МГУ, 1997. 349 с. 151. Шведова Н.Ю. К определению концепта как предмета языкознания //Языковая личность: текст, словарь, образ мира. Сб. статей. М.: Изд-во РУДН, 2006. 544 с. С. 506 – 510. 152. Шейгал Е.И, Арчакова Е.С. Тезаурусные связи и структура концепта // Язык, коммуникация и социальная среда. 2002. Вып. 2. С. 19-24. 153. Шмелев А.Д. Виды эстетической оценки в представлении русского языка // Логический анализ языка. Языки эстетики: Концептуальные поля прекрасного и безобразного/ отв. ред. Н.Д. Арутюнова. М.: Индрик, 2004. С. 303-312. 154. Щедровицкий Г.П. Смысл и значение // Избранные труды. М., 1995. С. 546-576. 155. Яковлев Д.Е. Философия эстетизма. М.: Изд. центр науч. и учеб. прогр., 1999. 187 с. Литература на иностранных языках 156. Barker E. Traditions of Civility. Cambridge, 1948. 458 p. 199 157. Beard Geoffrey W. The Complete Gentleman: five centuries of aristocratic life. New York, 1993. 158. Brauer G. C. The Education of a Gentleman: theories of gentlemanly education in England, 1660-1675. N. Y., 1959. 159. Bruner Jerome (1990). Acts of Meaning. Cambridge, Mass.: Harvard University Press. 160. Charlton, W. Moral beauty and overniceness // Brit. j. of aesthetics. L., 1980. Vol. 20, N 4. P. 291-304 161. Clark S. State and Status: The Rise of the State and Aristocratic Power in Western Europe. Montreal, 1995. 162. Croft William. Typology and Universals. Cambridge: Cambridge University Press, 1990 163. Dewald J. The European Nobility 1400 –1800. Cambridge, U.K., 1996. 164. Garrison D.H. Who’s Who in Wodehouse. N.Y.: International Polygonics, 1989. 279 p. 165. Goodman Nelson. The Structure of Appearance. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1951. 166. Halliday M.A.K. Language as Social Semantic. London, 1987. 256p. 167. Moravcsik, J.M. Beauty in art and in nature // Philos. studies. Dordrecht, 1980 Vol. 38, N 4. P. 325-339. 168. Morris J.H.C. Thank you, Wodehouse. L.: Weidenfield and Nicolson, 1981. 152 p. 169. Thompson K. Wooster Proposes, Jeeves Disposes. N.Y.: James H Heineman, 1992. 390 p. 170. Wierzbicka A. Lingua mentalis. The semantics of natural language. Sydney, ets.: Acad. Press 1980. 367 p. 171. Wierzbicka A. Semantics, Culture and Cognition. Universal Human Concepts in Cultural-specific Configurations N.Y. Oxford, 1992. 209 p. 172. Young L. Language as behaviour, language as code: A study of academic English. Amsterdam; Philadelfia: Benjamins, 1990. 304 p. 200 173. Young J.P. The standpoint of eternity: Schopenhauer on art // Kant-Studien. B., 1987. Jg. 78, H. 4. P. 424-444. Словари и справочники 174. Абрамов Н. Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений: Около 5 000 синонимических рядов. Более 20 000 синонимов. 7-е изд., стереотип. М.: Русские словари, 2008. 667 c. 175. Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка. 11-е изд., перераб. и доп. М.: Русский язык, 2001. 568 с. 176. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М.: УРСС: Едиториал УРСС, 2004. 571 с. 177. Большой словарь иностранных слов. М.: Центрполиграф, 2005. 815 с. 178. Большой толковый словарь русского языка / Под ред. С.А. Кузнецова СПб.: Норинт, 2000. 1536 с. 179. Большой энциклопедический словарь. Гл. ред. акад. А.М. Прохоров. 2е изд., перераб. и доп. М.: Большая Советская энциклопедия, 2002. 1456 с. 180. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М.: ТЕРРА, 1994. Т. 1-4. Репр. воспр. изд.: СПб.; М.: М.О. Вольф, 1880-1882. 181. Жуков В. П. Словарь русских пословиц и поговорок. М.: Русский язык, 1991. 534 с. 182. Захаренко Е.Н., Комарова Л.Н., Нечаева И.В. Новый словарь иностранных слов. М.: Азбуковник, 2003. 784 с. 183. Крысин Л.П. Толковый словарь иноязычных слов. М.: Эксмо, 2008. 944 с. 184. Кунин А. В. Англо-русский фразеологический словарь. М.: Русский язык, 1984. 944 с. 185. Мясников А. Образ // Словарь литературоведческих терминов. М.: Просвещение, 1974. С. 241-248. 186. Национальный http://ruscorpora.ru/ корпус русского языка. Режим доступа: 201 187. Новый большой англо-русский словарь: В 3 т. / Ю.Д. Апресян, Э.М. Медникова, А.В. Петрова и др.; Под общ. рук. Ю.Д. Апресяна и Э.М. Медниковой. 5-е изд., стереотип. М.: Русский язык, 2000. Т.2. 832 с. 188. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В.В. Виноградова. 4-е изд., доп. М.: «Азбуковник», 1999. 944 с. 189. Павленков Ф. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Изд. 2-е. М., 1907. 190. Попов М. Полный словраь иностранных слов, вошедших в употребление в русском языке. Изд. 2-е. М.: Т-во И.Д. Сытина, 1906. 458, 136 с. 191. Роднянская И.Б., Кожинов В.В. Образ художественный // КЛЭ. Т. 5. Стлб. 363-369. 192. Словарь гендерных терминов / Под ред. А. А. Денисовой / Региональная общественная организация «Восток-Запад: Женские Инновационные Проекты». М.: Информация XXI век, 2002. 256 с. 193. Словарь иностранных слов. М.: Дрофа, 2008. 832 с. 194. Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А . П . Е в г е н ь е в о й . 4-е изд., стер. М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999. 195. Словарь синонимов русского языка. В 4-х т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; Под ред. А. П. Евгеньевой. 2-е изд., испр. и доп. М.: Русский язык, 1981– 1984. 196. Словарь современного русского литературного языка в 17 т. / Под ред. В.И. Чернышева. М.: Изд-во АН СССР, 1950 – 1965. 197. Словарь употребительных английских пословиц / Буковская М. В., Вяльцева С. И., Дубянская З. И. и др. М.: Русский язык, 1988. 240с. 202 198. Столяров М. Образ (в поэзии) // Литературная энциклопедия: Словарь литературных терминов: В 2х т. М.; Л.: Изд-во Л.Д. Френкель , 1925, Т. I. Стлб. 517-520. 199. Толковый словарь русского языка: В 4-х тт./ Под. ред. проф. Д. Ушакова. М.: Терра, 1996. 200. Чудинов А.Н. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Спб., 1910. 201. Эпштейн М.Н. Образ художественный // ЛЭС. М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 252-257. 202. Ярцева В.Н. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 2002. 709 с. 203. Abbyy Lingvo 12 (Электронный ресурс). 1 электрон. опт. диск (CDROM). 204. Barnet S., Berman M., Burto W. Dictionary of Literary, Dramatic and Cinematic Terms. Boston, 1987. 96 p. 205. British National Corpus . Режим доступа: http://thetis.bl.uk/. 206. Collins Cobuild English Dictionary. London: Harper Collins Publishers Ltd, 1995. 207. Cuddon J.A. The Pinguin Dictionary of Literary Terms and Literary Theory. Oxford, 1982. 208. Cuddon J.A. The Pinguin Dictionary of Literary Terms and Literary Theory. Great. Britain: Penguin Books, 1999. Print. Davie, Donald. 209. Dictionary of Literary Terms / By H. Shaw. New York: McGraw-Hill, 1972. 210. Encyclopaedia Britannica 2008 / Deluxe Edition (Электронный ресурс). 1 электрон. опт. диск (CD-ROM). 211. Europe 1450 to 1789: Encyclopedia of the Early Modern World (Six Vol. Set) by Philip Steele. Jonathan Dewald, 2003. 3200 p. 212. Longman Dictionary of Contemporary English (Электронный ресурс). Pearson. Longman. 2 электрон. опт. диска (CD-ROM). 203 213. Morier H. Dictionnaire de poétique et de rhétorique, PUF, Paris, 1989. 4 édition. 214. Online Etymology Dictionary. http: //www.englspace.com 215. Oxford Dictionary & Thesaurus. Oxford University Press, 1995. 216. The New Fowler's Modern English Usage. Oxford University Press, 2004. 899 p. 217. The Oxford Dictionary of English Etymology, OUP, 1996. 218. The Oxford Dictionary of English Proverbs. Oxford University Press,1999. 219. The Penguin Dictionary of Proverbs. Over 6000 proverbs. London: Claremont Books, 1995. 220. The Wordsworth Dictionary of Quotations. Wordsworth Reference Ltd., Ware, Herefordshire, 1998. 670 p. 221. Webster`s Third New International Dictionary of the English Language. Unabridged. By Meriam-Webster, Incorporated, 1993. 2670 p. Источники языкового материала 222. Теккерей У. Книга снобов. Собр. соч. в 12. тт. M., 1975, Т. 3. С. 7-314. 223. Теккерей У. Ярмарка тщеславия. Собр. соч. в 12 тт. М., 1976. Т. 4. 832 с. 224. Wodehouse P.G. The Code of the Woosters. Harmondsworth (Mx): Penguin books, 1978. 237 p. 225. Wodehouse P.G. Jeeves in the Offing. Harmondsworth (Mx): Penguin books, 1963. 215 p. 226. Wodehouse P.G. Jeeves takes charge // The World of Jeeves. N.Y.: Harper & Row, 1998. 654 p. 227. Wodehouse P.G. A Note on Humor// Plum Pie. L.: Herbert Jenkins, 1966. 285 p. 228. Wodehouse P.G. Performing Flea. Harmondsworth (Mx): Penguin books, 1961. 300 p. 204 229. Wodehouse P.G. Leave It to Jeeves // My Man Jeeves / P.G. Wodehouse . Project Gutenberg Literary Archive Foundation. Oxford, http: // www.gutenberg.net/donation.html. 230. Wodehouse P.G. Jeeves and the Unbidden Guest // My Man Jeeves / P.G. Wodehouse. Project Gutenberg Literary Archive Foundation. Oxford, http: // www.gutenberg.net/donation.html. 231. Wodehouse P.G. Jeeves and the Hard-Boiled Egg // My Man Jeeves / P.G. Wodehouse. Project Gutenberg Literary Archive Foundation. Oxford, http: // www.gutenberg.net/donation.html. 232. Wodehouse P.G. The Aunt and the Sluggard // My Man Jeeves / P.G. Wodehouse. Project Gutenberg Literary Archive Foundation. Oxford, http: // www.gutenberg.net/donation.html. 233. Wodehouse P.G. Jeeves and the Chump Cyrcil // Death at the Excelsior and Other Stories/ Wodehouse P.G. Project Gutenberg Literary Archive Foundation. Oxford, http: //www.gutenberg.net/donation.html. 234. Wodehouse P.G. Jeeves in the Springtime // Death at the Excelsior and Other Stories/ Wodehouse P.G. Project Gutenberg Literary Archive Foundation. Oxford, http: //www.gutenberg.net/donation.html. 235. Wodehouse P.G. Jeeves Exerts the Old Cerebellum // The Inimitable Jeeves / P.G. Wodehouse. The Russian Wodehouse Society, http: // lib. ru/~moshkow/. 236. Wodehouse P.G. No Wedding Bells for Bingo// The Inimitable Jeeves / P.G. Wodehouse. The Russian Wodehouse Society, http: // lib. ru/~moshkow/. 237. Wodehouse P.G. Bingo Has a Bad Goodwood // The Inimitable Jeeves / P.G. Wodehouse. The Russian Wodehouse Society, http: // lib. ru/~moshkow/. 238. Wodehouse P.G. Without the Option // The Inimitable Jeeves / P.G. Wodehouse. The Russian Wodehouse Society, http: // lib. ru/~moshkow/. 239. Wodehouse P.G. The Inferiority Complex of Old Sippy // The Inimitable Jeeves / P.G. Wodehouse. The Russian Wodehouse Society, http: // lib. ru/~moshkow/. 205 240. Wodehouse P.G. Jeeves and the Yule-tide Spirit // Very Good, Jeeves / P.G. Wodehouse. The Russian Wodehouse Society, http: // lib. ru/~moshkow/. 241. Wodehouse P.G. Jeeves and Impending Doom // Very Good, Jeeves / P.G. Wodehouse. The Russian Wodehouse Society, http: // lib. ru/~moshkow/. 242. Wodehouse P.G. Much Obliged, Jeeves / P.G. Wodehouse. The Russian Wodehouse Society, http: // lib. ru/~moshkow/. 243. Wodehouse P.G. Ring for Jeeves / P.G. Wodehouse. The Russian Wodehouse Society, http: // lib. ru/~moshkow/.
