М.Г. Вазянова Чувашский госуниверситет им. И.Н. Ульянова Выражение лирического мировосприятия художника

М.Г. Вазянова
Чувашский госуниверситет им. И.Н. Ульянова
Выражение лирического мировосприятия художника
в стихотворении в прозе
Исследования в области поэтического творчества требуют определения границ
между поэзией и стихотворством. Стихотворство, для которого профессионализм, т.е.
свободное владение новыми приемами стиховой речи, на первом месте, элитарно закрыто,
а для большинства - бесполезно (в соответствии с негативным восприятием «постылого»
слова «нужно»)... Возникает вопрос: «А есть ли поэзия, есть ли поэтический вымысел в
его непреходящем качестве быть причастным к трансцендентальной тайне - выразить
невыразимое?»... Поэзия и... «не поэзия». Опасность новой волны профессиональнофилологического стихотворства - в имитирующем подобии, которое активно проявляет
себя в недержании намеренно обессмысленного слова, закрепляя в читателе ощущение,
будто он попал в пустопорожний лес с буреломом сухостоя и вымирания. Черта между
поэзией и «не поэзией» то резко очерчен, то стирается до ощутимой утраты его различий.
Но тенденция к обессмысливанию традиционного стиха, к антисинтаксическому его
выражению и построчной аритмии остается стилеобразующей. Это другое, авангардное
мышление, определяющее шкалу читательских оценок. В современном поэтическом
авангарде заметно отрицание не только «постылого» слова «нужно», обязывающего к
исправлению общественных нравов... Отрицается и «натруженный» смысл стиха (по
Заболоцкому - «молекулы смысла»), и синтаксис, усиливающий гармонизирующее начало
поэзии, типологизированное в понятии «лирического героя». Объявляется война всем
атрибутам «поэзии вообще» (образность, высокий слог, лирическая обращенность к
«правде небесной против правды земной» и т.д.). Единственное, что не отрицается, - так
это читатель... Поэт даже зависит от него. Прислушивается к нему - как будто для записи
на магнитофон. Ибо в живом разговорном языке есть своя поэзия, даже отдельный его
звук в определенной степени «содержателен», т.е. не лишен смысла и воли к организации.
И это выход в иное стиховое пространство. Вместо лирического героя - это как бы
небытие, не существование авторского «Я»... Слово - как минимально самодостаточное
высказывание. Именно поэтому экспериментально-лингвистическая. Слово, взятое само
по себе, выглядит так крупно, что нужда в промежуточных связках зачастую просто
отпадает, экономя место и материал, к чему всегда, по-моему, стремится поэзия. И стихи
звучат свежее. «Конкретизм» забытовленного времени, чтобы реальность можно было
«потрогать руками», - как физиологическая примета андеграунда, с ироническим
обыгрыванием поэтики «высокого стиля», - напоминает стиль Хармса... Но есть такие
стихи и у чувашских поэтов С. Сатура и М. Карягиной удивительно светлые - как наивные
полотна художников-примитивистов:
К\ё\р
эп\
уй=х ай\н
пурн=ёна шырар=м та –
ас=рхар=м:
эп
кунта
ёуккине… халь тин =нлант=м
м\нш\н эс\ т=т=шах
шарламаннине
В эту ночь
я
под луной
искал твою жизнь заметил:
меня
здесь
нет
и только понял
почему ты часто
была молчалива
м=нтар=н!..
бедняжка!..
По «филигранной работе со словом», которая делает «наивные стихи стихами
«для всех», С. Сатур, действительно, один из самых ярких представителей поэтического
авангарда. С одной стороны, поэта как нашего современника «показывает его ирония»
(тяготение к полуподвальным слоям лексики и казарменному жаргону), с другой стороны,
стихи тяготеют к прообразу человеческого сознания, к «наиву» - в его изначальной
чистоте неосознанно произнесенного слова. Добавим, если слово - из самого корневого
звучания, которое и есть живая поэзия в первопричинном смысле своего возникновения.
Например:
Ч\рънте ёыв=ракан
Спящего в сердце
Арёынна эс ачашлат=н…
мужчину ты ласкаешь…
Тавралла салху п=хан
Вокруг печально смотришь
Ик куёра эс пытарат=н
В глазах ты таишь
Ар=н сър\к к=м=лне…
скучную надежду возбужденья
Т=п туту ёинче упрат=н
На губах своих хранишь
Ун=н вутл= тутине… -
вкус его горячих губ
Эп сан ш=пл=хна т=нлат=п!..
Я томлюсь твоей тишиной!..
(подстрочный перевод наш – М.В.)
«Лирика начинает свою новую жизнь, новое языковое воплощение», - это и
представляет художественную реальность поэтического авангарда
Подчинение воли самодовлеющей форме выводит художника на уровень
«безличности», почти анонимности. Форма начинает работать сама, по своим
собственным законам. Но удивительно, что такого рода анонимность не скрывает, а
проявляет автора. Делает слышным его человеческий голос, делает узнаваемым его лицо.
Это какой-то облачный знак другого человека, меняющийся, но определенный. Как было
сказано: «Стиль - это человек». Верно угаданная тенденция от «безличности» к
прояснению (как в классической поэзии) авторского лица зависит от той «формы»,
которая работает «по своим собственным законам», т.е. без пафоса, без торжественного
слога, без поучительно-судейских интонаций, неизбежно сковывающих «естественность
поэтического высказывания» (С.Гандлевский). Поэты апеллируют к тем стихам, которые
«сразу с первой строчки встают в круговую оборону: мы не рассказ, мы не исповедь, и не
рассуждение, мы Ритм и Строй, мы сами по себе». И чем последовательнее отстаивается
складывающаяся поэтика постмодернизма, тем очевиднее на наших глазах закрепляется
правомерность исканий поэтического авангарда.
Прозаический стих – это термин, которым обозначают небольшие прозаические
произведения, напоминающие по своему характеру лирические стихотворения, но
лишенные стихотворной организации речи и поэтому точнее характеризуемые термином
«лирика в прозе».
К произведениям такого рода относятся известные «Стихотворения в прозе»
Тургенева, «Поэмы в прозе» Бодлера и др. Типическими признаками является их
краткость, рудиментарный, а иногда и вовсе отсутствующий сюжет, изображение
характера в отдельном его проявлении, а не в относительно законченном кругу событий,
повышенная выразительность повествовательного строя речи и, наконец, как часто
полагают, ритмичность речи. Таким образом жанр представляется своеобразным
сочетанием признаков стиха и прозы, чем и объясняется его оксюморонное наименование:
обычно мы называем прозой как раз такие формы речи, которые по своей организации
полярны стиху. Однако нужно отметить, что, несмотря на все попытки определить
признаки «ритма прозы», такого определения найти не удалось. Ошибочность обычного
представления о стихотворении в прозе, выразившаяся и в двусмысленном его
наименовании, состоит в том, что в определении его структуры шли от внешних аналогий
со стихом, тогда как структурные особенности глубже и своеобразнее. Легко заметить,
что в этом жанре мы сталкиваемся с характерными чертами лирики. Действительность в
нем отражается не столько путем непосредственного изображения объективных явлений,
как в эпосе, сколько путем изображения субъективного переживания, вызванного тем или
иным явлением жизни. Эта характерная черта лирики полностью наличествует и в
стихотворении в прозе. Отсюда и вытекают такие структурно родственные лирике его
особенности, как рудиментарность сюжета, показ характера в его отдельном состоянии, а
не в цепи их, краткость и, наконец, специфическая лиричность авторской речи, ее
индивидуально-эмоциональная окраска. Речь произведения такого типа характеризуется
обилием и эмоциональностью пауз, относительной самостоятельностью слова, зачастую
интонационно
равного
целому
предложению,
обилием
восклицательных
и
вопросительных построений, богатством эмфазами и т. д. Стих является лишь одной из
форм такого рода поэтической речи, формой, в которой указанные особенности
сочетаются с ритмом в точном смысле этого слова. Сама же лирически окрашенная
поэтическая речь распространена и в прозе, где она дает весьма разнообразные виды,
подчас очень близкие к стиху, но не имеющие стиховой ритмической организации и
связанных с ней явлений (константы, строфы, рифмы и т. д.). Так организованная проза
может быть вкраплена в общее повествование (например, авторские отступления в
«Мертвых душах» Гоголя), но может иметь и самостоятельное значение. В последнем
случае мы и имеем дело с так называемым стихотворением в прозе, которое на самом деле
представляет собой не что иное, как лирическую прозу, лирику в прозе, явление в
известной мере переходное и возникающее на «стыке» лирики и эпоса, как двух основных
форм развертывания образов, и организации художественной речи в литературе.
Явление лиризации прозы характерно главным образом для литературных
стилей, проникнутых субъективизмом, - для романтизма, импрессионизма. От лиризации
прозы, от жанра стихотворения в прозе следует отличать искусственные попытки внести в
прозу принципы стихотворной ритмической структуры (напр. Вельтман, А. Белый), что
приводит на деле к чередованию стихотворных и прозаических фрагментов или к
фактическому превращению прозы в стих.
Например, сделаем анализ стихотворение в прозе Тургенева «Собака».
«Нас двое в комнате: собака моя и я. На дворе воет страшная, неистовая буря.
Собака сидит передо мною - и смотрит мне прямо в глаза. И я тоже гляжу ей в глаза.
Она словно хочет сказать мне что-то. Она немая, она без слов, она сама себя не
понимает - но я ее понимаю. Я понимаю, что в это мгновенье и в ней и во мне живет
одно и то же чувство, что между нами нет никакой разницы. Мы тожественны; в
каждом из нас горит и светится тот же трепетный огонек. Смерть налетит, махнет
на него своим холодным широким крылом… И конец! Кто потом разберет, какой именно
в каждом из нас горел огонек? Нет! это не животное и не человек меняются взглядами…
Это две пары одинаковых глаз устремлены друг на друга. И в каждой из этих пар, в
животном и в человеке - одна и та же жизнь жмется пугливо к другой».[4; 56]
Данное произведение входит в цикл стихотворений в прозе И.С. Тургенева.
Повествование ведется от первого лица, и образ автора максимально близок Тургеневу.
Стихотворение представляет собой философские размышления о жизни и смерти. Тема
произведения, находящая на поверхности, рассказ автора о нем самом и его собаке.
Субтема произведения - одиночество, размышления о незначительности каждой отдельно
взятой жизни перед лицом смерти. Об этом говорит выбор автором лексики:
употребляются слова "смерть", "жизнь", "огонек" (в значении "жизнь"), "конец". В
произведении можно выделить следующие микротемы : погода ("на дворе воет страшная,
неистовая буря"), собака. Данный текст является примером художественной литературы.
Показатель этого - особый отбор средств. В частности, использование тропов. Тургенев
олицетворяет бурю: "воет страшная, неистовая буря". Описывая бурю, он применяет
прилагательное-эпитет "неистовая". Также автор олицетворяет собаку и применяет по
отношению к ней слова, обычно описывающие человека: "немая", "без слов". Другое
олицетворение - чувство "живет". Тургенев сравнивает жизнь живого существа с
огоньком, для описания которого использует прилагательное-эпитет "трепетный".
Интересны также стилистические средства, используемые для создания образа смерти.
Она предстает перед нами в образе огромной хищной птицы, которая "налетит", "махнет"
(метафора) на огонек жизни "холодным широким крылом". Даже сама жизнь у Тургенева
представлена как отдельное существо, которое чувствует приближение смерти, и "одна
жизнь жмется пугливо к другой" (метафора).
Также имеют место плеоназмы.
Словосочетания "она немая" и "она без слов" близки по смыслу, в данном случае это
также стилистический прием, используемый для усиления экспресии. Словосочетания
"нет никакой разницы" и "мы тожественны" также близки по смыслу и являются
плеоназмами, используются в качестве стилистического средства, чтобы подчеркнуть
равноценность жизни человека и собаки перед лицом смерти. Также для выявления
данной тождественности в тексте несколько раз повторяется словосочетание "один и тот
же" (одно и то же чувство, один и тот же огонек, одна и та же жизнь). Выбор автором слов
также служит основной идее произведения. Для выражения основной идеи произведения
используется также ряд синтаксических средств экспрессивной речи. Для усиления
эмфатической интонации в последнем предложении используется эпифора. В общем, при
чтении текста создается впечатление отрывистости, некоторой хаотичности. Таким
образом, Тургенев при помощи синтаксических средств экспрессивной речи передает
течение мыслей человека. Тургенев прибегает к приемам звукописи для передачи образов:
"жизнь жмется". В данном случае усиливается впечатление беззащитности жизни перед
смертью.
В чувашской литературе стихотворения в прозе впервые начали проявляться в
творчестве И.Юркина, М. Юмана, Г. Коренькова, но все же своими конями уходит в
фольклор (наговоры, заклинания, молитвенные слова, эпические слова). Последующими
распространителями этого жанра стали И. Тукташ, А. Назул, И. Григорьев, Р. Шевлепи и
другие. В настоящее время на этой ниве трудятся А. Кибеч, А. Юрату, О. Туркай, Л.
Сачкова, Н. Силпи и другие. Нужно отметить, что литературный язык стихов в прозе
необыкновенно богат и пронизан глубиной мысли. Произведения И. Тукташа «Соловей»,
«Ландыш», «Раненный солдат» небольшие, но в то же время емкие по содержанию,
богатые народной символикой, предложения инверсивные, риторичные.
Сам
термин
в
кратком
энциклопедическом
словаре
объясняется
так:
«Стихотворение в прозе - лирическое произведение в прозаической форме. Для
стихотворения в прозе характерны все признаки лирического стихотворения, за
исключением метра, ритма, рифмы, небольшой объем, разбиение на мелкие абзацы,
подобные строфам, повышенная эмоциональность стиля, круг образов, мотивов, идей,
характерных для поэзии данного времени, обычно бессюжетная композиция, общая
установка на выражение субъективного впечатления или переживания. Стихотворение в
прозе представляет собой промежуточную форму между поэзией и прозой по
стилистическим, тематическим и композиционным, но не по метрическим признакам».
Все же форма стихотворения в прозе распространяется в эпоху Возрождения, период
романтизма. В это время были развиты новые жанры, и поддерживался культ лирики.
Главный источник формирования жанра в Европе – библейская лирика в прозе. Начиная с
Псалтыря и заканчивая молитвами и мистическими произведениями в средних веках.
Другой источник – французские традиции, которые наблюдаются в прозаических
переводах. В основном переводились стихи других стран. По-другому их называли
«мнимым переводом».
В русский язык этот термин ввел великий русский писатель И.С.Тургенев. В его
стихах наблюдаются ритмико-синтаксические конструкции, но рифм не было, потому что
все стихи были написаны в прозаическом духе. С одной стороны их можно было сравнить
с маленьким рассказом или частью одного большого произведения. Несмотря на то, что
поэты выражали свои мысли в небольших абзацах, все же эти мысли были глубокие и
нужные. Жизнь, в общем, и целом, эпоха, душевные переживания и сердечные муки – вот
главные темы, которые волновали поэтов.
Религиозная лирика у чувашского народа тоже сочинялась в форме прозы. В свое
время с точки зрения религии их отстраняли, но все же они являются образцами
художественной литературы. Это слова-отвороты, заклинания и т.д. В этих жанрах мы
видим, как близок к языку стиха: своеобразно рифмуется, по всему тексту идет
одинаковый ритм. Концы эпифора тоже рифмованы, повторы слов в каждой строке.
Такие особенности встречаются и в поэзии современных поэтов. Особенно в
произведениях О.Тургай и А.Кибеча. В них заметна гордость и в тоже время, особенность
всех чувашей, чувство вежливости и деликатности. На ниве стихотворения в прозе в
чувашской литературе плодотворно работает Анатолий Ильич Кибеч. О чем же его стихи?
Стихи в прозе он начал писать еще в 90-х годах XX века. «Книга жизни» («Пурнё=
к.неки») начинается со стихов, которые были написаны 1997 году. Далее по хронологии
вплоть до 2001 года: Правильно ли мы живем? Легко ли быть чувашом? Есть ли народ,
которого не выбрал бы Бог? Если считаешь себя умным, то почему беден? Что нужно
сделать для прогресса? Что такое счастье? Вот какие вопросы терзают известного
писателя. И, конечно, постарался раскрыть их в своих стихах в прозе. Почему? Заметьте,
автор показывает всю подноготную жизни чувашского народа, его идеи и стремления,
радости и горести, правду и ложь, подлинное лицо народа, населяющего Землю.
Таким образом, согласно исследователю В.Г. Родионова, «в поэзии всегда так
бывает: поэт, прежде всего, должен сказать свое слово. Если поэт нашел его – то стихи
прозвучали. В этом стихотворении чувствуется своеобразная рука, чувствуется
утверждение определенного звука. В каждом его стихотворении можно почувствовать его
стиль, услышать этот звук и отличить героев. Это все внутренний мир поэта, его
мировоззрение, цель жизни, вкус этики - эстетики зависит от внутреннего огня и
ритмики»[5; 46].
Список использованной литературы:
1. Краткая литературная энциклопедия. – М.: Изд-во «Советская энциклопедия», 1972. – 586 с.
2. Кибеч А.И. Книга жизни. – Чебоксары, Чув. кн. изд-во, 1991. – 164 с.
3. Любимова А. Приди в мое сердце. // Пике. 1996. № 9-10. – С. 7-8.
4. Озеров Л.А. «Стихотворения в прозе» Тургенева // Мастерство русских классиков / Под ред. Пустовайт
П.Г. – М.: Изд-во «Советский писатель», 1969. – С. 46–50.
5. Родионов В.Г. Чувашский стих: проблемы становления и развития. – Чебоксары: Чуваш. кн. издво, 1992. – 216 с.