Счастливы или блаженны кроткие

А. М. Камичатнов
Русская культурно-языковая традиция перевода Евангелия,
или Радостная весть о том, как свезло кротким
Так свезло мне, так свезло, — думал
он, задрёмывая, — просто неописуемо
свезло. Утвердился я в этой квартире.
(М. Булгаков. Собачье сердце)
Российское библейское общество (РБО) торжественно объявило о
завершении пятнадцатилетних трудов по новому переводу Библии на
современный русский язык. Частями этот перевод публиковался в
периодических изданиях, а в текущем году вышел в полном объеме. В
объявлении о выходе в свет Библии в новом переводе говорится, что данный
«перевод основывается на лучших изданиях оригинальных текстов Ветхого и
Нового Заветов и использует последние достижения библейских научных
исследований. Его отличает точная передача смысла Священного Писания в
сочетании с ясностью и доступностью изложения. В переводе отражено
выразительное своеобразие библейских текстов, относящихся к различным
историческим эпохам, литературным жанрам и языковым стилям.
Переводчики стремились, используя все богатство русского литературного
языка, передать смысловое и стилистическое многообразие Священного
Писания»
(http://www.biblia.ru/books/modern_bible/main.html).
Перевод
Нового завета, осуществленный РБО, вышел еще в 2000 году под названием
«Радостная Весть»; здесь в аннотации также утверждается, что главный
принцип, которому следовали переводчики, — это «передача смысла
оригинала, а не буквальное следование иноязычному тексту». В качестве
оригинальной основы был принят не Textus receptus, с которого
осуществлялся и славянский, и русский синодальный переводы, а
критическое издание «The Greek New Testament. Ed. by B. Aland, K. Aland,
J. Karavidopulos, C. M. Martini and B. M. Metzger. Stuttgart, 1993». Пришло
время оценить, насколько достигнутый результат соответствует благим
устремлениям переводчиков.
Возьмем для анализа очень известный евангельский текст, вошедший к
тому же в текст Божественной литургии, — так называемые «заповеди
блаженства»:
Синодальный перевод
Перевод РБО
Блаженны нищие духом, ибо их есть Как счастливы те, что бедны ради
Царство Небесное.
Господа! Царство Небес – для них.
Блаженны плачущие, ибо они Как счастливы те, что скорбят! Бог их
утешатся.
утешит.
Блаженны
кроткие,
ибо
они Как счастливы кроткие! Бог им
наследуют землю.
отдаст во владение землю.
1
Блаженны алчущие и жаждущие Как счастливы те, что жаждут
правды, ибо они насытятся.
исполнения воли Господней! Жажду
Блаженны милостивые, ибо они их Бог утолит.
помилованы будут.
Как счастливы милосердные! И к ним
Блаженны чистые сердцем, ибо они будет Бог милосерд.
Бога узрят.
Как счастливы те, у кого чистое
Блаженны миротворцы, ибо они сердце! Они Бога увидят.
будут наречены сынами Божиими.
Как счастливы те, что добиваются
Блаженны изгнанные за правду, ибо мира! Бог назовет их Своими сынами.
их есть Царство Небесное.
Как счастливы те, кого гонят за
Блаженны вы, когда будут поносить исполнение воли Господней! Царство
вас и гнать и всячески неправедно Небес – для них.
злословить за Меня.
(Мф. 5: 3-11)
Нетрудно видеть, что главное различие двух переводов заключается в
употреблении слов блаженны и счастливы. Действительно ли слово
счастливы более точно передает смысл заповедей Иисуса Христа?
Словом счастье обычно переводятся два греческих слова: εύδαιμονία и
μακαρία.
Слово εύδαιμονία состоит из двух корней — εύ- ‘добро, благо’ и δαίμων,
который имеет несколько значений: это ‘божество’, но чаще в смысле
божественной
силы,
в
отличие
от
θεός,
обозначающего
персонифицированного бога; это ‘рок, судьба’, ‘чей-то жребий, доля, участь’,
особенно часто в трагедии как благой или злой фатум; это
персонифицированный ‘добрый или злой гений, демон рода или человека’;
это слово часто синонимично сущ. τύχη ‘судьба, участь’, ‘случай’,
‘счастливый случай, успех, счастье’, ‘несчастный случай, несчастье’ (Liddel
& Scott, 366). Антонимом слова εύδαιμονία является сущ. κακοδαιμονία ‘беда,
неудача, несчастье; злоключение’, ‘одержимость нечистым духом’ (Liddel &
Scott, 861). Таким образом, слово δαίμων является выражением языческой
идеи рока, судьбы, фатума, во власти которых находится человек, идеи
божественной предопределенности, необходимости, понятие о которой было
сформулировано в греческой философии и выражено в термине άνάγκη.
Δαίμων может быть добрым и злым — кому как повезет, только уклониться
от своего жребия нельзя — от судьбы не уйдешь.
Такой же языческий по существу комплекс значений выражало и
русское слово счастье. Согласно В. И. Далю, «Счастье (со-частье, доля, пай)
ср. рок, судьба, часть и участь, доля. <…> Случайность, желанная
неожиданность, талан, удача, успех, спорина в деле, не по расчету» (Даль, III,
666); не по расчету, значит, по везению. Многочисленные пословицы со
словом счастье выражают идею власти рока, судьбы над человеком:
всякому свое счастье; в чужое счастье не заедешь; кому счастье в игре,
тому несчастье в женитьбе; кому счастье, кому ненастье; счастье мать,
2
счастье мачеха, счастье бешеный волк; со счастьем на клад набредешь, без
счастья и гриба не найдешь; счастье что палка: о двух концах; счастье что
трястье: на кого захочет, на того и нападет; счастье на роду написано; не
родись красивой, а родись счастливой и др.
После разрушения языческого мировоззрения слово счастье
приобрело, условно говоря, более «светское» значение. Древнейшее
употребление этого слова зафиксировано в Бычковско-Синайской Псалтири
— рукописи XII века1, и, что весьма показательно, в гадательной приписке. О
чем обычно гадают? Конечно, о счастье.
Если в древнерусском языке слово съчастие употреблялось
чрезвычайно редко и имело всего одно значение ‘счастие, удача’
(Срезневский III, 864), то в языке XVIII века наряду со старым ‘удача,
щастливый случай, щастливое произшествие’ появляется новое значение
‘благополучие, благосостояние, благоденствие’ (САР VI, 940); ср.: «Счастье,
1) Случайная удача. 2) Благополучное состояние человека; благоденствие»
(СРЦЯ IV, 233); «Благоденствие, благополучие, земное блаженство,
желанная насущная жизнь, без горя, смут, тревоги; покой и довольство;
вообще, все желанное, все то, что покоит и доводит человека, по убежденьям,
вкусам и привычкам его» (Даль, III, 666). В советских словарях это значение
становится первым: «Счастье, 1. Состояние полной удовлетворенности
жизнью, чувство высшего довольства, радости» (БАС XIV, 1311).
В греческом тексте Евангелия (и в Textus receptus, и в остальных
греческих списках, судя по критическому изданию) в «заповедях
блаженства» слово εύδαιμονικός не используется, а употребляется прил.
μακάριος (мн. ч. — μακάριοι). Это слово не имеет убедительной этимологии,
но из его употребления можно довольно ясно очертить круг смыслов и идей,
какие оно выражает.
Прил. μάκαρ ‘благословенный, достойный славословия’ — в
древнегреческом языке это прежде всего эпитет богов, в противоположность
смертным людям; в этом смысле употребительны выражения благословенные
боги, благословенное небо, благословенная земля, благословенный Пэан (богцелитель). По отношению к человеку этот эпитет также значил
‘благословенный’ и как следствие ‘богатый, изобилующий’ (Liddel & Scott
1073). Если боги благословенны, или блаженны, по природе, то в случае с
человеком имеет место двусторонний акт: свыше, со стороны богов исходит
благословение в ответ на определенное действие или поведение человека; в
этом смысле надо понимать выражение блаженные смертные — люди,
своей смертью угодившие богам и потому достойные блага, благословения,
блаженства, поэтому у Гомера в «Илиаде» (11, 68) άνδρός μάκαρος — это
‘избранник богов’ (Shantraine, 659).
1
Приношу благодарность Р. Н. Кривко за сообщение этого факта.
3
Таким образом, уже в древнегреческом языке языческого периода
намечается если не противопоставление, то существенное различие между
понятиями εύδαιμονία и μακαρία: если первое связано со слепой игрой случая,
неизбежностью, необходимостью, властью рока и попранием свободы, то
второе означает дар свыше, наделение человека тем, что принадлежит богам,
в ответ на свободное действие человека. Собственно языческая философия и
культура никогда не могли решить противоречия между свободой и
необходимостью, свидетельством чего являются рассмотренные выше слова.
Это противоречие между свободой и необходимостью было разрешено
с приходом христианства, которое учит о человеке как об образе и подобии
Божием: в метафизической глубине человек — сын Неба, его богоподобная
личность свободна, не детерминирована природой, хотя, после грехопадения,
и зависит от природных и социальных стихий.
В связи с этим наблюдается интересное явление: данные словаря
G. W. H. Lampe «Patrictic Greec Lexicon» показывают, что во всей
святоотеческой письменности ни разу не употреблено слово εύδαιμονία и его
производные, зато слово μάκαρ и его производные получили необычайно
богатую семантическую разработку. Так, сущ. μακάριος ‘благословение,
блаженство’ имело следующие значения: 1) это эпитет Бога и Иисуса Христа;
2) это эпитет всего созданного Богом; 3) это образ Божий в человеке,
являющийся в мистическом созерцании; 4) это эпитет тех, кто исполняет
заповеди Христовы, особенно святых и праведников, а также священных
писателей, и всего того, что им свойственно; 5) это познание и исполнение
воли Божией; 6) это обозначение тех, кто по положению или призванию
трудится на ниве Божией; 7) это обозначение всего того, что приносит
человеку спасение, например, смерти Христовой; 8) это обозначение
будущей жизни тех, кто скончался в вере, почивших императоров и пр.; 9) в
переносном смысле обозначение каких-то предметов (μακάριοι λίθοι —
блаженные камни и пр.). Μακάριος ‘блаженство’ связано с такими
понятиями, как άρετή ‘доблесть, храбрость, мужество’, ‘слава, честь’,
‘добродетель’ (Lampe 821-823).
Таким образом, в святоотеческой письменности слово εύδαιμονία
«отменяется», потому что, как известно, тот, кто верит в случай, тот не верит
в Бога. Слово же μακαρία оказалось вполне пригодным для выражения
христианских понятий: это то, что принадлежит Богу и подается людям в
ответ на их свободное произволение к исполнению воли Божией.
Славянский язык стал, как говорил еще Ломоносов, наследником
«греческого изобилия», для выражения которого отчасти были использованы
прямые заимствования, отчасти кальки, отчасти собственные средства, одним
из которых был корень благ-. У него нет надежной этимологии (см. ЭССЯ 2,
173); возможно, он связан с праслав. компаративом *bolьjь, который «давно
получил убедительную этимологию как форма, родственная др.-инд. bála-m
4
ср. р. ‘сила, насилие’. <…> (кроме др.-инд. слова относит сюда же
приставочное лат. de-bilis ‘бессильный, слабый’)» (ЭССЯ 2, 193).
Корень благ- наряду с корнем добр- использовался при калькировании
греческих слов с первым корнем εύ-: εύσέβεια — благочьстие, доброчьстие,
εύλάβεια — благобоязнь, εύφροσύνη — благовеселие, εύδοκία — благоволение,
εύεργεσία — благодать, благодѣяние и т. п. Этот же корень регулярно
использовался для перевода греч. μάκαρ и его производных.
Слово μακάριος (мн. ч. μακάριοι) в И. п. в Новом завете употребляется
40 раз. Во всех этих случаях этот эпитет относится 1) к Богу или Иисусу
Христу, 2) к тому, что так или иначе связано с Богом или Иисусом Христом,
3) к человеку или людям, исполняющим заповеди Христовы. В славянском
тексте μακάριος / μακάριοι последовательно переводятся словом блаженъ,
блажени.
В древнерусском языке слово блаженыи употреблялось в значениях
‘благословенный, достойный почитания, восхваления’, ‘благополучный’,
‘праведный, святой’, ‘относящийся к благополучию, блаженству’ (Сл. РЯ XIXVII вв. 1, 232); этим же словом обозначали юродивых Христа ради, самым
известным из которых является московский юродивый Василий, прозванный
Блаженным: он был погребен в храме Покрова на Рву, отчего в народе этот
Покровский собор до сих пор называют храмом Василия Блаженного. Едва
ли жизнь юродивых можно назвать счастливой в обывательском смысле
слова, но очевидно, что за свою ревность в вере они были удостоены от Бога
даров прозорливости и чудотворения, а после блаженной кончины –
прославлены Им в лике святых.
Наследником славянского языка стал русский литературный язык,
которым мы пользуемся до сих пор. Гетерогенная, славяно-русская природа
русского литературного языка никем не ставится под сомнение, хотя
теоретические модели синтеза двух начал могут между собой сильно
различаться (сравни концепции А. И. Соболевского, А. А. Шахматова,
С. П. Обнорского,
Б. А. Ларина,
Г. О. Винокура,
В. В. Виноградова,
Ф. П. Филина, Б. А. Успенского и других; см.: Камчатнов-2005, 24-58). Слово
блаженный вошло в русский литературный язык из славянского с присущим
этому языку комплексом значений, которые стали основой русского
литературного узуса. Вот несколько примеров.
«Исполнен я веселья ныне,
Что вновь дела мои растут, —
Вещает Петр к Екатерине, —
Твои советы все цветут.
Блаженны Дщерью мы своею;
Рука Господня буди с Нею;
Блажен тот год, тот день и час,
Когда Господь ущедрил нас,
Подав Ее нам на утеху
5
И всех трудов моих к успеху».
(Ломоносов. Ода на прибытие Ея Величества великия Государыни
Императрицы Елисаветы Петровны из Москвы в Санктпетербург 1742 года
по коронации)
В сей день, блаженная Россия.
Любезна небесам страна,
В сей день от высоты святыя
Елисавет тебе дана,
Воздвигнуть нам Петра по смерти,
Гордыню сопостатов стерти
И в ужас оных привести,
От грозных бед тебя избавить,
Судьей над царствами поставить
И выше облак вознести.
(Ломоносов. Ода на день рождения Ея Величества Государыни
Императрицы Елисаветы Петровны, Самодержицы Всероссийския, 1746
года)
Блажен, кто к злым в совет не ходит,
Не хочет грешным вслед ступать
И с тем, кто в пагубу приводит,
В согласных мыслях заседать…
(Ломоносов. Переложение Псалма 1)
Он был велик душой своей
И миру жизнию полезен;
Любил Природу и людей, Природе, людям был любезен;
Гремящим гласом прославлял
Величие творца вселенной
И бедных смертных утешал
Надеждой вечности блаженной.
(Карамзин. Надгробная песнь Боннету)
Блажен народ, который полн
Благочестивой веры к Богу,
Хранит царев всегда закон,
Чтит нравы, добродетель строгу
Наследным перлом жен, детей,
В единодушии — блаженство,
Во правосудии — равенство,
Свободу — во узде страстей!
(Державин. Вельможа)
О милое воспоминание
6
О том, чего уж в мире нет1
О дума сердца — упование
На лучший, неизменный свет!
Блажен, кто вас среди губящего
Волненья жизни сохранил
И с вами низость настоящего
И пренебрег и позабыл.
(В. Жуковский. Мотылек и цветы)
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Он их высоких зрелищ зритель,
Он в их совет допущен был И заживо, как небожитель,
Из чаши их бессмертье пил!
(Тютчев. Цицерон)
И распростясь с тревогою житейской,
И кипарисной рощей заслонясь, —
Блаженной тенью, тенью элисейской,
Она заснула в добрый час.
(Тютчев. Итальянская villa)
Эпитет элисейская тень значит то же, что и блаженная, так как
образован от античного элизиума — места пребывания праведных душ.
В сентименталистской и романтической поэзии происходит
обмирщение понятия блаженства, которое связывается с земными благами,
но даже здесь нет полного тождества семантики слов блаженный и
счастливый.
Блажен, кто мог на ложе ночи
Тебя руками обогнуть:
Челом в чело, очами в очи,
Уста в уста и грудь на грудь!
Кто соблазнительный твой лепет
Лобзаньем пылким прерывал,
И смуглых персей дикий трепет
То усыплял, то пробуждал!..
Но тот блаженней, дева ночи,
Кто в упоении любви
Глядит на огненные очи,
На брови дивные твои,
На свежесть уст твоих пурпурных,
7
На черноту младых кудрей,
Забыв и жар восторгов бурных,
И силы юности своей!
(Н. Языков. Элегия. Татьяне Дмитриевне)
Или у Пушкина:
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N. N. прекрасный человек.
(Евгений Онегин. VIII, 10)
Однако и здесь блаженство не тождественно счастью: это некое
высшее счастье, не столько результат игры случая, сколько плод некоторых
личных усилий: созрел, умел вытерпеть, не предавался, не чуждался,
освободился, добился.
Не лишним будет указать также на то, что некоторые литературные
герои совсем не случайно носят имя Макара: вспомним хотя бы Макара
Девушкина («Бедные люди») и особенно Макара Ивановича Долгорукого
(«Подросток»).
В русском синодальном переводе Евангелия в соответствии с русской
культурно-языковой традицией греч. μακάριος (μακάριοι) последовательно
переводится словом блажен (блаженны), например: «Иисус говорит ему: ты
поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие
(Ин. 20: 29); «Но если и страдаете за правду, то вы блаженны (1Пет. 3: 14) и
др.
Почти столь же последовательно в «Радостной вести» μακάριος
(μακάριοι) переводятся прилагательными счастлив, счастливы: «Но даже
если вы страдаете за свою праведность, вы счастливы!» (1Пет. 3: 14). В
русском языковом сознании под влиянием христианства уже тысячу лет
увязаны понятия страдания и блаженства, но не страдания и счастья.
Рассмотрим еще один показательный случай.
Синодальный перевод:
«И сказал мне Ангел: напиши: блаженны званые на брачную вечерю
Агнца» (Откр. 19: 9).
8
«Радостная весть»:
«Потом он говорит мне::
— Запиши: “Счастливы те, кто позван к Ягненку на свадебный пир!”»
(Откр. 19: 9).
Переводчики «Радостной вести», очевидно, полагают, что Агнец и
Ягненок
семантически
тождественны,
не
разумея
одной
из
основополагающих лингвистических истин о том, что «чистой» семантики в
слове нет, что она всегда стилистически окрашена. Если в греческом языке
одно слово άρνίον обозначает и барашка, и ветхозаветного жертвенного
ягненка, и Иисуса Христа, принесшего себя в жертву за грехи мира; если в
славянском языке слово агня, агньць также имеет эти три значения, то
русский язык устроен иначе: благодаря заимствованию из славянского здесь
возникла семантико-стилистическая трехчленная структура: ягненок
‘детеныш овцы’ — агнец ‘ветхозаветный жертвенный ягненок’ — Агнец
‘Иисус Христос’. Даже в сказке едва ли допустима фраза Ослик Иа-Иа,
Межвежонок и Пятачок были позваны на свадьбу Ягненка, так как Ягненок
— это все-таки еще детеныш и не дорос до того, чтобы жениться, то в
новозаветном тексте фраза переводе Счастливы те, кто позван к Ягненку на
свадебный пир! представляет собой верх языкового безвкусия и непонимания
семантико-стилистической системы русского языка.
Как же охарактеризовать перевод под названием «Радостная весть»?
Вероятно, правильнее всего отнести его к типу катехизирующих переводов;
такие переводы св. Писания делаются для новокрещаемых младописьменных
народов, не имеющих традиций ни литературного использования языка, ни
устойчивой терминологии для выражения духовных евангельских понятий.
Но Россия — не Гвинея-Биссау: здесь уже тысячу лет назад прозвучало слово
Божие и начал формироваться литературный язык.
Вероятно, переводчики РБО были движимы сознанием, что одичавший
в эпоху отделения Церкви от государства постсоветский человек нуждается в
новом крещении, новой катехизации, для целей которого и создается новый
перевод. Смеем, однако, не согласиться с такой позицией. Как ни старалась
отделившаяся от Церкви советская власть отделить от нее и народ, до конца
сделать это ей не удалось. Кроме того, в распоряжении подсоветского
человека оставалась русская классическая литература и русский
классический литературный язык, откуда можно было узнать основное
содержание Евангелий, причем в той языковой форме, которую оно
приобрело в синодальном переводе. Таким образом, создавая перевод
Библии, переводчики РБО сами показали себя варварами, не укорененными в
русской культурно-языковой традиции, не владеющими, вопреки их
заверениям, всеми семантическими и стилистическими богатствами русского
литературного языка. В контексте русской культурно-языковой традиции
этот перевод является обывательским опошлением Вечной Книги в духе
9
булгаковского Шарика: свезло этим нищим, плаксам и кротким, так свезло,
просто неописуемо свезло: утвердились они в Царстве Небес.
10
Цитированная литература
БАС — Словарь современного русского литературного языка. Т. 1-17. М.,
1950-1965.
Даль — Толковый словарь живого великорусского языка. Т. I-IV.
Репринтное воспроизведение издания 1903-1909 гг., осуществленного под
редакцией профессора И. А. Бодуэна де Куртенэ. М., 1994.
Камчатнов-2005 — Камчатнов А. М. История русского литературного
языка. М., 2005.
САР — Словарь Академии Российской. Ч. I-VI. СПб., 1792-1794.
СРЦЯ — Словарь русского и церковнославянского языков. Т. I-IV. СПб., 1847.
Сл. РЯ XI-XVII вв. — Словарь русского языка XI-XVII вв. Т. 1-28. М., 19752008.
Срезневский — Срезневский И. И. Словарь древнерусского языка. Т. I-III. М.,
1989.
ЭССЯ — Этимологический словарь славянских языков. Вып. 1- 36. М., 19742010.
Lampe — Lampe G. W. H. A Patristic Greek Lexicon. Clarendon Press, Oxford, 1961.
Liddel & Scott — Liddel H.G. & Scott R. Greek-English Lexicon. Clarendon Press,
Oxford, 1996.
Shantraine — Chantraine P. Dictionnaire etymologique de la langue grecque. Paris:
Éditions Klincksieck, 1970.
11