Материалы по лексической семантике в этимологическом и сопоставительном аспекте. Концепт «счастье / Glück» в русском и немецком языке. Социокультурный компонент стал неотъемлемой частью семантической структуры слова, как и Лексическое экстралингвистическая обусловленность языковых явлений в целом. богатство языка дает, например, стимул для современных лингвострановедческих, лингвоэтнографических исследований, реализации межкультурного подхода в изучении иностранного языка, акцентировки коммуникации культур. При этом межкультурный заряд воспринимается чаще всего как коммуникативно-прагматический метод, профилактирующий возможные трудности в современной коммуникации. Но межкультурная коммуникация манифестируется и на диахроническом уровне, так как при знакомстве с другой эпохой человек сталкивается с не меньшими сложностями восприятия смысла. Язык и культуру связывает их знаковый и системный характер, как в языковых, так и в культурных единицах запечатлена воспринятая, переработанная, структурированная картина мира. Эти соображения служат связующим звеном к другой линии рассмотрения содержания лексем, которая освещает психологические механизмы семантических переносов (общности и различия в разных языках), универсальность законов мышления, особенности ментальности разных народов, вытекающей из образа жизни народов, способов познания мира, отношений и связей явлений, взаимовлияние внешнего мира и внутреннего мира человека. При таком подходе этимологические исследования выходят на уровень когнитологии. Они дают базу для изучения того, как в языке отражается система получения, переработки, отшлифовки знаний и опыта и формирование результата лексем, подобно отливке в семантическом содержании в надежную матрицу. Этническое мировидение изучается в процессе анализа слов как концентратов ментальной и/или эмоциональной деятельности. Для их обозначения отрабатываются разные термины, фиксирующие ту или иную сторону их значимости: концепты (В.В. Колесов, Р.М. Фрумкина, А. Вежбицка, Д.С.Лихачев), константы культуры (Ю.С. Степанов), логоэпистемы (Е.М.Верещагин, В.Г.Костомаров), фоновые психоглоссы (Ю.Н. Караулов), именованные информемы Морковкины), вербализованные кванты культуры (цит. по: Савельева, 44). (В.В. и А.В. В концепте представлена модель события, мир ощущается как совокупность фактов, соотношений, представлений, взятых во взаимодействии, представленных как модель события. Концепт – это моделирующий квант происходящего (Н.Д. Арутюнова), а онтология происходящего моделируется в виде системы концептов, реконструируемых по данным языка. Историческая семантика поставляет современному исследователю неоценимый материал по гносеологическим характеристикам типов и способов восприятия происходящего. Значимость концептов, заключенных в лексике, опирается на идею Л. Витгенштейна о том, что следует вернуть словам их истинное значение и из них извлекать философские концепты. Круг лексем, взятых для рассмотрения в этой статье, набран из лексикосемантического поля «счастье / Glück» в русском и немецком языках. Материалом послужили русские лексемы счастье, удача, успех, везение, судьба, участь, доля, удел, талан, жребий, планида, рок, фатум, фортуна, парки и их лексические соотношения в немецком языке Glück, Schicksal, Geschick, Gelingen, Erfolg, Wurf, Verhängnis, Fatum, Fortuna. Семантический потенциал русского понятия «счастье» предполагает три основные составляющие, дающие начало каждая своей линии: «удача», «судьба», «блаженство». Поиск соответствующих немецких лексем показывает, что существует единый общий концепт, семантический нуклеус, плотный сгусток семантической энергии, охватывавший в древние исторические периоды сходные представления об этом фрагменте картины мира и в германских и в славянских языках. Судя по развитию значений, приведших к современному состоянию, общий ментальный посыл разошелся в итоге по разным лексемам, но отдельные семы перекрещиваются, пересекаются, перекликаются по обоим языкам. Современное русское слово счастье возводится к древнеиндийскому su «хороший» и *cestь «часть», обозначая в общем и целом «хороший удел», при этом созвучие первого компонента с приставкой, обозначающей совместность, привела к наложению этого понятия на понятие «причастность» (позднеслав. съчастьнъ). Слово построено с приставкой значения собирательности: счастье – результат всех частей, взятых совместно и ощущение причастности к ним. Таким образом, русский концепт отличается мощным нравственным зарядом, несущим представление о том, что счастье – это часть, отдельная доля совместного участия, общего совокупного жизненного процесса, это в общем узоре бытия та ячейка, которую представляет каждый отдельный человек. Несомненно, в становлении этого концепта значимую роль сыграла православная этика и сам образ жизни православной соборности. Современное немецкое слово Glück возводится к общегерманскому ghe-lucke (прекрасно сохранившемуся в современном английском luck), имеющим общее значение „вид, способ, каким нечто получается, происходит). Уже в средние века это слово содержало в своей семантической структуре разноплановые семы: и предопределения (Geschick), и внешней силы (Schicksalsmacht), и случайности (Zufall), и удачного исхода (günstiger Ausgang), и неплохого заработка на жизнь (guter Lebensunterhalt). При этом общие коннотации положительности и удачности не всегда сопровождали это слово, поначалу оно отражало именно факт действительности, тип и способ - как всё складывается, что именно приводит к созданию того или иного положения вещей. Свидетельством тому – оставшиеся в немецком языке выражения «schlechtes Glück“, „wechselndes Glück“. На этот концепт оказались перенесены качества латинского концепта Фортуны - разнообразие в типе складывающихся обстоятельств. Происхождение и системные связи самого слова ghe- luck пока не выявлены исследователями, никаких следов по германским и индоевропейским языкам словари не выявляют. Можно, правда, выдвинуть гипотезу о наложении элемента geна распространеннейший немецкий префикс ge – (значение собирательности и законченности) и предложить версию, что слово формировалось по тем же древним законам мышления, что и русское счастье: результат сопричастности. Хотя это остается лишь предположением при полном отсутствии справочной словарной информации о связях корня luck. Рискну предложить свою гипотезу о его происхождении, аргументируя пошагово: 1) бросается в глаза первое передвижение согласных g – k; 2) в и.-е. языках корень с согласными lg отчетливо имел значение «лежать» в разнообразных оттенках и семантических переносах (слагать, налагать, полагать, лежать, положить и т.д.); 3) в германских языках передвижение g-k в этом корне не прошло: гот. lagjan (лежать), др.-исл. loga ”выдать, оставить на произвол судьбы»; двн. luog «логово зверя» и мн.др.); 3) не могло ли быть так, что в какой-либо из форм оно всё же прошло во время второго передвижения: *luock, который получил с помощью приставки ge- собирательное значение «общее положение дел; тип и вид того, как что-то сложилось» – именно это значение и отмечают словари. Дополнительным соображением по типу воплощения этических представлений народа в этом слове может быть наблюдение над словообразовательным результатом обоих слов. В русском прилагательном счастливый (так же как и в удачливый) суффикс отражает активную деятельную позицию, ср. тип отглагольных прилагательных говорливый, болтливый, брезгливый, глумливый, смешливый, торопливый и др. Это всё – качества от собственной деятельности человека, то же самое выявляет и прилагательное счастливый. Не является ли это маркировкой концепта деятельного подхода и к счастью? Немецкое же прилагательное glücklich образовано с древним суффиксом -liсk, несущим значение сущностного подобия, схожести по сути, облечения свойства в плоть (эти же согласные видим в слове Leiche). Ответственность же за это облечение не приписывается деятельности самого человека, оно представляется взявшимся извне, возможно, Божиим промыслом, предначертанием, судьбой. Общее представление русского концепта «счастье» как данной человеку части общего целого последовательно продолжается в ряду синонимов доля, удел, участь (диалектное и устаревшее часть). Эта линия развития соотносима с немецким средневековым представлением о Geluecke как о необязательно удачном исходе дел, а как о нейтральном типе (виде) сложившихся обстоятельств. Достаточно нейтральным были поначалу и в русском эти доля, удел, участь, счастье. По-разному сказался оценочный вектор в развитии содержания: в русском три слова из перечисленных несут коннотации тяжести, трудности, креста, и только одно – счастье – приобрело в противовес им трем интенсивную положительную оценочность. В немецком же даже и нет такого разнообразия обозначений: и доле, и участи, и уделу соответствуют Schicksal и Geschick при основном одинаковом значении ниспосланности. Семы ”часть” в них нет, то есть нет вычеканенности идеи общего жизненного процесса. Однако следы этого – видимо, весьма древнего общеиндоевропейского представления – сохранились в другом обозначении руки судьбы: etw. ist mir zuteil geworden. (В фонетическом облике слов «доля» и «Teil» отчетливо прослеживается первое передвижение согласных). Соответствующее немецкому Schicksal русское слово судьба являет собой отчетливый дуализм (Арутюнова 618): во-первых, реализации программы внешней силы (в основном непреодолимой) – и это ставит его в ряд с доля, удел, участь; во-вторых, содержание жизни человека в перспективе, и тут оно соотносится с целым рядом сходным образом образованных от глаголов говорения слов: предначертание, предопределение, предназначение, промысел, предречение, пророчество. Само слово судьба построено как обозначение действия говорения (судить в смысле «говорить») по типу волжба, ворожба, как и другие действия - косьба, молотьба, женитьба. Так что модель этого события воплощена в соответствующем концепте как высказывание, речь, текст, произнесенный внешней силой, это то, что сказано и объективировано как речь (поддерживается такими метафорами, как на роду написано, книга судеб). С глаголами говорения, порождения высказывания связан и другой ряд, соотносимый с обсуждаемым: обреченность, приговор, судить, о(б)суждать – это выражение насилия, власти, чужой враждебной воли. В немецких же словах Schicksal и Geschick (семантическая разница в парадигматической значимости между ними несущественна в обсуждаемом контексте сопоставления с русским языком) отражена ниспосланность, даденность, адресность, ориентированность на цель, и при этом утверждается удачность, адекватность, примеренность к «адресату» (сравним с geschickt, schicklich). Внутренняя форма немецкого слова, в который облечен концепт судьбы – более прагматичная, практична, действенно направленна (посылать!), в русском же – более обобщенна (говорить!), хотя в древнем общем значении они смыкаются („послать“, „наслать“ – это и делалось путем слова, речи, текста). Сема „даденности, ниспосланности“, только что выявленная в немецком Schicksal, реализуется полностью и в русской и в немецкой системе, но в лексемах разного ряда, то есть перекрещивается не впрямую, а опосредованно. Удача (то, что дадено) семантически не равно судьбе, а равно немецким Gelingen и Erfolg, которые построены совсем по другим ментальным переносам. В первом акцентируется легкость происходящего, так как оно этимологически связано с leicht, то есть удачное протекание ситуации не связано с тем, что дано свыше, а с малостью затраченных усилий. В Erfolg подчеркивается закономерный результат (то, что следует за вложением сил, за активностью), в русском же слове удача подчеркивается даденность свыше, не всегда связанная с личной активностью. Erfolg далее соотносим по семантической параллели с успех, в котором по внутренней форме личностной активной деятельности ещё меньше: древнерусское слово спех связано с лат. spero «надеяться», spes (ожидание, надежда), перекликается с спеть (зреть, вызревать), то есть в русском слове заложено пассивное ожидание, когда плод созреет сам собой. Зато в немецких эквивалентах прилагательного удачный хорошо видна сема посланности, адресатности gut getroffen, ein treffendes Wort. Сема говорения, порождения текста хорошо видна в форме русского рок (от речи), что соотносимо с исконно античным, индоевропейским понятием Fatum (то, что корень фат- связан с говорением, хорошо видно из лингвистического термина «фатическая функция языка, то есть контактоустанавливающая). Но, думается, заимствование фатум в оба языка прошло значительно позднее, во времена средневековой латыни, когда из уже мертвой, только письменной системы латыни стали добываться корни для обозначения новых явлений, понятий или оттенков этих понятий. В системе исконно немецкого языка развилось такое соответствие русскому рок как Verhängnis. Внутренняя форма этой яркой метафоры указывает на совершенно другое восприятие – не связанное с речью - на ощущение давящей, нависающей непреодолимой силы. Негативная коннотация связывает немецкое Los и русское жребий (оба рассматриваются в значении «судьба»: оба возводятся к обычаю решать вопросы будущего наугад, положившись на судьбу, удачу, предопределенность свыше, снимая с себя ответственность в исходе, и обычно такие задачи - а тем более их решения - были трудны, запутанны и непонятны. Метонимический перенос со способа решения проблемы на самую проблему, а потом – и на всё устройство жизни объединяет механизм образования этого концепта. Оба слова этимологически связаны с обозначением резаных кусочков металла или дерева, которые нужно было бросать наугад и по их положению находить решение. В немецком языке сохранились древние обозначения, связанные с этим обычаем: удачность передается выражением das ist wirklich ein Wurf!; понятие судьбы отражено в jemandem ist etwas anheim gefallen. Общеинтернациональное Жребий брошен! Die Würfel sind gefallen! относится скорее к калькированию известного латинского выражения, чем к вызреванию концепта внутри системы языка. К таким же заимствованиям причисляется и планида в русском языке, взятое из средневековых латинских первоисточников (а и.-е. корень *pln, обозначающий понятие плоского, реализовался во множестве разнообразных слов, путешествуя по концептам и языкам, и привел в том числе к планида как пространство, лежащее перед человеком). Русское слово везение не имеет аналогов в немецком языке, если рассматривать по критерию внутренней формы. Семантическое соответствие – Glück – выработалось как полисемантическое расширение структуры слова «счастье». Ментальная форма слова везение всё же отчетливее ориентирована на внешнее стечение обстоятельств, на не зависящие от человека вмешательства, на то, что дело двигается само, без активной деятельности личности. Замечательно то, что ещё более удалое слово фарт в том же значении «везение, счастливая судьба» явно заимствовано именно из немецкого Fahrt c той же внутренней мотивацией «(само) движется» (предполагается также, что оно пришло из охотничьего языка, где обозначает «след»). При этом в стандарте немецкого языка у этого слова значения «везение» нет! В русской системе рассматриваемый концепт имеет ещё реализацию в слове талан, и формального аналога в немецком ему нет по причине внешнеполитической и географической: слово заимствовано из тюркского при татарах. Семантически оно почти сходно с русским «судьба», но имеет отчетливую сему «счастье», на этом отличии оно и закрепилось в системе, получив, правда, возвышенный и книжный стилистический регистр. И - добавим – своим случайным созвучием с греческим заимствованием «талант» создавая извечную путаницу паронимов «бесталанный» и «неталантливый». На совершенно других лексических корнях система немецкого языка создала точно такую же реализацию концепта в его аспекте «счастливая, удачная судьба» в противоположность слову Glück (любой расклад событий): это германские корни heil и saelic. Saelic (как предполагают, это слово отразило в германских языках латинское solare в значении «утешать») благословенный» + концентрирует оттенки, значения сходные с heil. «удавшийся, удачный, Последнее же было хороший, насыщено многочисленными семантическими сгустками: «счастье, счастливый случай, здоровье, лечение, спасение, помощь, счастливое предзнаменование». С ХVI века концепт унифицировался по слову Glück, оставив древним корням только некоторые исконные семы. Резюмируя, отметим, что контрастивные исследования показывают в выразительном ракурсе потенциальные возможности исторической семантики. Наблюдения за распределением сходных сем одного и того же концепта по языкам способствует пониманию ментальной и эмоциональной культуры народа. Помимо лингвоэтнографической, межкультурно-коммуникационной, когнитологической значимости обращение к истокам слова укрепляет и очищает языковые знания и речевые привычки человека, то есть способствует распространению живой ауры языковой экологии, а, значит, и общей экологии мира. Литература. 1. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.,1999. 2. Савельева Л.В. К проблеме адекватности перевода русских этнокультурных концептов. // Русский язык как иностранный. Теория. Исследования. Практика. Вып.VI.CПб, 2003, С.44-51. 3. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М.,1986-1987. 4. Duden. Das Herkunftswörterbuch. ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ ГРУППА «БРАК / EHE» В СОЦИОКУЛЬТУРНОМ АСПЕКТЕ. Внутренняя форма слова, мотивация наименования, путь образования лексемы, механизм складывания внутреннего и внешнего облика слова, исконное значение и его изменения - эти сферы изучения не замыкаются только этимологией как лингвистическим аспектом. Социокультурный компонент уже давно стал неотъемлемой частью семантической структуры слова, как и экстралингвистическая обусловленность языковых явлений в целом. Лексическое богатство языка дает, например, стимул для современных лингвострановедческих, лингвоэтнографических исследований, реализации межкультурного подхода в изучении иностранного языка, акцентировки коммуникации культур. При этом межкультурный заряд воспринимается чаще всего как коммуникативно-прагматический метод, профилактирующий возможные трудности в современной коммуникации. Но межкультурная коммуникация манифестируется и на диахроническом уровне, так как при знакомстве с другой эпохой человек сталкивается с неменьшими сложностями восприятия смысла. Язык и культуру связывает их знаковый и системный характер, как в языковых так и в культурных единицах запечатлена воспринятая, переработанная, структурированная картина мира. Эти соображения служат связующим звеном к другой линии рассмотрения содержания лексем, которая освещает психологические механизмы семантических переносов (общности и различия в разных языках), универсальность законов мышления, особенности ментальности разных народов, вытекающей из образа жизни народов, способов познания мира, отношений и связей явлений, взаимовлияние внешнего мира и внутреннего мира человека. При таком подходе этимологические исследования выходят на уровень когнитологии. Они дают базу для изучения того, как в языке отражается система получения, переработки, отшлифовки знаний и опыта и формирование результата в семантическом содержании лексем, подобно отливке надежную матрицу. Помимо лингвоэтнографической, межкультурно-коммуникационной, когнитологической значимости обращение к истокам слова укрепляет и очищает языковые знания и речевые привычки человека, то есть способствует распространению живой ауры языковой экологии , а, значит, и общей экологии мира. Контрастивные исследования показывают в выразительном ракурсе потенциальные возможности исторической семантики. Методом исследования является составление и интерпретация семантического тематического ряда (группы, поля) . Данная статья излагает результаты сопоставления тематической группы «брак/ Ehe» в русском и немецком языках. Тематическая группа составлена в соответствии с критерием соединенности в семью на основе брака, а не кровного родства, это и определяет отбор лексем. значимость брака для всех народов Универсальная не исключает опору на разные грани и аспекты явлений действительности при формировании языкового обозначения. Брак / Ehe. Русское слово брак соотносится со старославянским общим обозначением празднества, где исходной формой является праславянское *боркъ, которое в свою очередь соотносимо с корнем брать ( в форме беру особенно видно их сходство), откуда *боркъ сформирован по модели знаю - знак. У этого корня есть связи с греческим fero , лат. fero, при этом есть попытки связать это с закономерности с другими еще более древним значением «умыкание». Общие немецкими словами рассматриваемой семантической группы проявляются, с одной стороны, в сходном сужении значения от празднества вообще к конкретному обряду ( как в Hochzeit) и, с другой стороны, в связи с древним пониманием забирания невесты из дому ( как , возможно, в brutloufti). Немецкое слово Ehe возникло из сужения ewe, имевшего еще в двн. объем значений «закон, законодательство», получившее развитие по цепочке закон - обычай - брак. Многие связывают этот корень и с современным корнем ewig, предполагая, что узы брака виделись вечными, и с корнем echt, предполагая. что отношения виделись истинными и прочными. И хотя последние семантические параллели более схожи с народной этимологией, нельзя отказать им в возможности определенного влияния на комплекс сем, приведших к созданию современного слова Ehe. Таким образом, в обозначениях ядра нашего семантического поля уже видна существенная разница: в русском слове выражена внутренняя сущность брака, в немецком же - более внешняя законодательная упорядоченность. Женитьба, замужество / Heirat. Как и во многих других словах, прежде всего яркой выразительностью бросаются в глаза дифференцированные русские наименования по сравнению с унифицированным немецким словом. Женитьба образована от глагола жениться по модели «свадьба, кладьба» , а сам глагол означает активную деятельность ( в данном случае обзаведения женой). В слове замужество, напротив, отчетливо проявляется пассивная сторона, но одновременно мотивировка защиты, укрытия, чья внутренняя форма получает развитие в русском расхожем выражении « как за каменной стеной». Немецкое Heirat является сложным словом, состоящим из древнего корня hi (Hausgenosse, Gatte; Knecht) + rat, что вместе давало значимость по типу уклад дома, а затем и семейное положение. Следовательно, немецкий глагол heiraten образован как значимость стремиться к семейному укладу. По сравнению с соответствующими русскими словами нельзя не заметить также большего выражения внешней законодательной упорядоченности, нежели внутренней сути обретения второй половины. Немецкие обозначения beweibt sein (разговорное, шутливое) и bemannt sein ( устаревшее) близки к русским по внутренней мотивировке, но всё же уступают в образности. Семья / Familie. Русское слово семья обозначало в устном народном творчестве еще и жена ( этот перенос может служить показателем того, что семья воспринималась не только как кровное родство, а как единство, возникающее на основе брака). Своим обликом слово обязано слову съмь (персона, сравнимо с лат. civis - гражданин), и семия построена как собирательное понятие целостной слитности по модели «братия». Интересно, что это церковнославянское съмь является общеиндоевропейским словом, так, в готском языке оно отражается как haims (селение) , в современном немецком языке это Heim, то есть значение общности людей вокруг семейного (домашнего) очага сохранено в двух языках с древнейших времен. Попутно увидим, что из этого же корня hi ( послужившему основой слова Heirat) образовались в двн. Обозначения супругов hiwo/ hiwa, затем вытесненные современными обозначениями. Немецкое слово Familie происходит от лат. familia, а последнее - от famulus ( слуга), то есть familia - это коллективное обозначение общности слуг. В патриархальном образе жизни это воспринималось как обозначении всех домашних под началом главы семейства, при этом из обозначения следует, что статус жены и детей не отличается от статуса слуг и рабов. Слово заимствовано немецким языком в 17 в., а до этого употреблялось Weib und Kind , обозначение семьи с точки зрения мужчины, или общее слово Haus. Таким образом, в Familie заключено более неравноправное положение жены и детей, нежели в славянском слове семия, которое и семантически и морфологически равноценную значимость членов этого единства, нераздельный более ярко запечатляет общий круг связей, в определенной степени равноправие, хотя и относительное. По типу обозначения состава семьи как нераздельности родственников, слуг, рабов ( та же внутренняя форма, что и в лат. familia) в русском языке существует единица чада и домочадцы. Чадо, чадь в древнерусском языке имело значение не только дитя, но и люди, народ. Это же содержание сохраняет болгарское слово для обозначения семьи челядь, которое восходит к и.-е kulam (стадо, рой, род), отраженному в ирландском clan, заимствованное русским языком для обозначения родства по крови. В немецком языке сопрягаемое с кланом слово Sippe дало начало глаголу versippen - породниться благодаря браку. Свадьба / Hochzeit Русское свадьба происходит от сват, то есть это, собственно, сватовство. Слово образовано по древней морфологической модели, по типу слов ходьба, молотьба, косьба, кладьба (похороны), сварьба ( от ссориться, свариться). Само слово сват родственно слову свой, а восходит к и.-е. корню *svo- гость, чужой, сам по себе. Семантические переносы вполне объяснимо складываются в цепочку: я сам по себе, отдельный - своё - сват, делающий кого-то другого моим , - свадьба. Путь создания русского слова точно и четко описывает путь извечного желания людей стереть грани между «я» и «ты» при создании семьи. Семантика немецкого Hochzeit подверглась сужению, так как до XVII в. это слово означало любое празднество, имея прозрачную мотивировку « высокого времени», то есть наполненного высоким накалом внутренней эмоциональность семантики, по-видимому, и внешней жизни .Экспрессия и и послужили причиной вытеснения старого слова Brautlauf ( ahd. brutloufti) , означающего танец жениха по направлению к невесте. Однако отчетливая мотивированность brutloufti позволяет строить предположения, что здесь зафиксированы древние обычаи «умыкания» невесты, как и в славянском *боркъ. Помолвка/ Verlobung , Vermählung. Немецкое Vermдhlung до XV в. имело недифференцированное значение и помолвки и женитьбы. Корень связан с двн. Mahal (Versammlung, Gericht, Vertrag), двн. gimahalon говорить. Помолвка, таким образом, в обоих языках - это устный договор, заключаемый двумя семьями перед общим сбором народа. Поздне корень vermдhlen был вытеснен из семантической ниши помолвка, за ним осталось только значение брак. По-видимому, в древней общине договор перед собранием имел надежно закрепленный результат в виде прочных брачных уз, и не случайно двн. gimahalo означало муж, gimahal - жена. Слово verloben , означающее durch Gelьbde versprechen, geloben выходит своей семантикой в обширное родство с корнями lieb, glauben, erlauben, возможно, оно и укрепилось благодаря подспудной поддержке этой органичной сети смыслов. Другими наименованиями помолвленного мужчины в немецком языке стали различные метафорические перифразы: Zukьnftiger, где форма слова концентрирует ожидания; Erkorener Erwдhlter, где в разных стилистических регистрах актуализируется сема единственности будущего супруга, и к тому же оттенок вмешательства «перста судьбы», высших сил в выбор пары. Любопытно. что немецкие словари не приводят возможности женской формы этих слов, то есть они воспринимаются в системе языка как более соответствующие роли мужчины в организации брака, хотя, конечно, они потенциально возможны и в женском варианте. Словарь отмечает и такую форму обозначения для помолвленной женщины как die und keine Andere (не в применении к мужчине), в которой отчетливы этические, моральные ограничения, налагаемые на помолвленного мужчину. Отсутствие фиксации в словаре формы der und kein Anderer вполне симптоматично: этический кодекс исконно налагал на женщину выбор только одного, и в отдельной языковой фиксации это не нуждалось. И, кроме того, за мужчиной - прерогатива выбора. Обозначение Freier (ныне устаревшее) для жениха связано с глаголом freien (жениться) и восходит к прилагательному frei. В этой внутренней форме заключены две сливающиеся значимости: свобода мужчины до брака и тот факт, что он делает женщину свободнее и независимее, хозяйкой дома, а это более независимое положение. чем в доме отца. В русском слове суженый ( с женским вариантом) гораздо ярче воплощено уважительное подчинение высшей воле и стремление не перечить судьбе, отражена большая пронизанность жизни религиозными ценностями. Невеста, жених/ Braut, Bräutigam. Этимология слова невеста приводит к понятию не ведать, то есть это неизвестная. Это табуистическое наименование должно было отвести злых духов, снять возможность неблагоприятного будущего, ту же функцию выполняло и свадебное покрывало. Слово защищало будущую жену и семью от несчастья. Сходным образом функционировало и название жениха в русских диалектах - чужой, чуженик, то есть неизвестный. В литературном языке победило слово жених, более отчетливо воплощающее активную деятельность мужчины, так же как и слова жениться, женитьба. Этимология немецкого слова Braut затемнена. Семантически насыщенное, оно несло значение не только невеста, но и невестка, сноха, помолвленная, новобрачная. Для мужской половины к этому же корню прибавлено двн. gomo,от лат. homo - мужчина, человек. По-видимому, этот невыявленный источник мотивировки корня brut был все же достаточно силен, важен для обозначения членов создающейся семьи и , возможно, тоже нес оберегающую, хранящую древнюю силу. Венчание/ Trauung. Эти слова укрепились в языке достаточно поздно по сравнению с исконностью других рассматриваемых лексем. Церковный обряд, получивший силу с закреплением христианства, был зафиксирован в обоих языках с опорой на разные аспекты . Венец в православной церкви - символ приобщения к Богу, таинству, возвышение брака над житейской суетой, создание оси жизни в мистическом единении церкви новобрачных, и здесь же находит выражение и души органичное слияние православного христианина с Богом, миром, жизнью, универсумом. Мотивировка немецкого слова Trauung, связанная с верой, доверием, несомненно тоже несет в себе те же коннотации. Но это слово более земное, реалистичное, ориентированное не только на веру (религию), но и веру друг в друга, доверие, уверенность в своем единстве как семьи, верность. Этот же корень закрепился в современном достаточно ироническом обозначении супругов der,die Angetraute, но исконная внутренняя форма все же призывает не забывать, что супруги скреплены узами, благословленными свыше. Муж, жена / Mann, Frau. Этот сегмент рассматриваемого поля имеет много наименований, сопоставление которых интересно с точки зрения мотивировки. Нейтральное обозначение муж/ Mann восходит к общему и.-е. корню manus (человек, мужчина). Наименование дано по критерию мужского начала. Русское слово жена составляет полную симметричную пару слову муж, восходя также к и.-е. корню janis (женщина), означавшее женское начало. Гот. qino, двн. quena в значении жена имели тот же исток. Но затем это слово было вытеснено словом Weib , которое в средневековье заняло ту же симметричную позицию к слову man, и оба слова являются результатом переноса : мужской или женский пол > обозначение супругов. Есть предположения, что Weib изначально понималась как umhьllte Braut ( невеста в покрывале, неизвестная), что составляет параллель к русскому слову невеста. Но и Weib в значении жена недолго продержалось в семантической норме, перешло в разряд разговорнопросторечных или устаревших. Оно было вытеснено словом Frau , которое в исконном значении выделяло высокий социальный статус, составляло пару к мужскому обозначению fro (господин), поддерживалось именами германских богов Freyja, Freyr. Таким образом, в немецкой чете Mann und Frau соединены исконно семантически неравнозначные слова. Заманчиво увидеть здесь отражение изменения статуса жены в семье, возвышение ее от средневекового неравноправного положения до статуса слова, еще хранящего в своей истории отблеск значения госпожа. Для официального обозначения мужа и жены в обоих языках функционируют лексемы супруг(а), Gatte/ Gattin, Gemahl(in).Внутрення форма упряжки, запряженности в слове супруг говорит сама за себя: необходимость нелегкого совместного труда для содержания семьи, соединения усилий, общего долга. В немецком языке по этому же семантическому типу создано шутливо-фамильярное Ehegespons. Сходным образом оформлено и старорусское слово сужить (жена) и сужитие (брак), с приставкой, означающей связь, соединение. Немецкие Gatte/Gattin восходят к смыслам Genosse, Gefдhrte(r), zusammengehцren, воплощающие более радостные чувства соединенности, принадлежности друг к другу, где над словом и явлением не довлеет в такой степени долженствование упряжи. По аблаутному чередованию корень Gatte соотносим с gut в изначальном значении подходящий. В германском языковом ареале Gatte имело значение и других родственных связей: родственник, двоюродный брат. Gemahl - еще более официальное обозначение, модификация древнего корня mahal . Слово в древности имело нейтральное значение муж и приобрело стилистический регистр возвышенности, чопорности, официальности, видимо, общей тенденции архаизмов повышать ступень стилистической окрашенности. Собирательное обозначение супругов в русском языке дифференцировано. Одному единственному немецкому слову Paar можно противопоставить русские и пара и чета. По сравнению с довольно выхолощенной семантикой слова пара, напоминающей числительное, чета обладает более яркой образностью: происходит от сочетать, соединять для общего дела (в древнерусском чета имело значение начальном отряд, сообщники).Впрочем и пара в значении тоже было образным: восходит к лат. par- равноположенный, равноправный, и этой семой из глубины веков акцентирует равноценность, равнозначимость обоих элементов. Для обозначения единства и слитности супругов оба языка выработали сходные фразеологические единицы, причем в русском это более экспрессивно из-за крепкого, одновременно опасливого и лихого образа - муж да жена - одна сатана, а в немецком варианте это звучит более констатацией, чем экспрессией: Mann und Weib ist ein Leib. В современном русском и немецком языках существует множество наименований супругов, и многие выражают разное восприятие народов. Так, в немецком языке слово Ehehдlfte применимо для обоих ( в чем можно усмотреть более выраженную демократичность), а в русском половина употребляется только для жены, да еще с шутливыми определениями лучшая или дражайшая, что и в немецком тоже есть - bessere, schonere .Аналогичная «неравноправная» асимметрия прослеживается и в фамильярном русском словцо старуха для жены ( но не старик для мужа), а в немецком языке der/die Alte, Olle применяется для обозначения обоих супругов. Более четкую демократичность и другие немецкие слова: Lebenskamerad(in) (устаревшее), Ehepartner(in), Lebenspartner(in), и даже вошедшее в обиход в последнее время шутливое, акцентирующее недолговечность современных связей Lebensabschnittspartner(in). Для обозначения жены словари фиксируют много иронических обозначений, в основе которых лежит тем не менее уважение к значимости жены в доме: Hauszierde, Hauskrone, Hausehre, Angetraute. Однако система языка оставляет место и сетованиям мужчин в случае неудачно выбранной супруги: Hauskreuz, Ehekreuz, Drache, Xantippe. Для мужа отведены и радостное Gцttergatte ( тут очень заметна значение фонетических преимуществ для закрепления слова), и пренебрежительное Gatterich, морфологически суффиксом -rich низводящее роль супруга до биологического уровня ( модель Enterich). Русские фамильярные наименования другого рода: пренебрежительное мой/моя; насмешливое, но с оттенком галантного реверанса тому, что «браки совершаются на небесах» благоверный(-ая); уважительное хозяин/ хозяйка; грубое мужик/баба; разбитное супружник/ супружница; уважительное, но и опасливо-подобострастное сам (только для мужа). Несимметричность обозначений возникает во многом, так для обозначения мужа в новоиспеченной семье в русском есть два варианта : молодой муж и молодожен, а для жены лишь один, как впрочем, и в немецком языке: Flitterwцchner не имеет лексической пары. Оба языка имеют интернациональное обозначение, сейчас ироническое, но имевшее отчетливую историческую подоплеку неравноправия: господин и повелитель, Herr und Gebieter, женской пары, конечно, не имеющее. Зато так же сходную семантическую мотивировку имеют и подкаблучник и Pantoffelheld, образования более позднего времени. Интересно. что лингвистические связи в языках вызывают возможности игры слов в одном языке по сравнению с другим, хотя внутренняя мотивировка начальных обозначений совпадает. Так, спутник/ спутница жизни в русском языке не подвергается никаким параллельным образованиям, а немецкие der, die Lebensgefдhrte получили шутливую аллитерационную параллель Lebens- und Leidensgefдhrte. Подводя итог, констатируем, что запечатленное в лексемах поля «Брак» содержание дает основания к размышлению о психологических, культурологических , когнитологических особенностях двух народов. Как древний пласт лексики , так и современные обозначения выявляют много схожего, перекличку семантического содержания и в системе одного языка и в сопоставлении с другим. Но при этом внутрення мотивировка многих лексем свидетельствует о разном видении и выделении разных стержневых аспектов. Библиографический список. 1.Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. М.., 1986-87г. 2.Dornseiff F. Der deutsche Wortschatz nach Sachgruppen. Berlin, New-York,1970. 3. Duden. Etymologie. Herkunftswörterbuch. Bd.7. Mannheim, 1997. 4. Duden. Sinn- und Sachverwandte Wörter. Mannheim, 1986. 5. Kluge F. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. Berlin, New-York, 1975. 6. Paul H. Deutsches Wörterbuch. Halle/Saale, 1956. 7. Synonymwörterbuch. Leipzig, 1973. Названия зимних религиозных и народных праздников в русском, немецком и английском языках. В предлагаемом материале внимание обучаемых иностранному языку концентрируется на воплощении во внутренней форме слова элементов культуры народа. Лексемы с религиозным смысловым содержанием координируют к духовной жизни общества в целом, и закрепляют не только философские смыслы, а и регуляцию повседневного поведения. В способе их образования отчеканивается и история слова, и система верования, мораль, право, образ жизни, в них осмысляются компоненты социальной структуры, словом, духовной, предметной и социальной составляющей “картины мира”. В религии упорядочиваются нормы, ценности, значения, знания, которые вырабатываются в различных сферах и получают культурное преломление. Впечатывание культурной составляющей в этимон слова придает исторической семантике гносеологический и когнитологический статус. В этом аспекте отчетливо проявляются кумулятивная, сигнификативная и прагматическая функции языка. В задачи лингвокультурологического подхода к обучению языку не входит, конечно, анализ и осознание всего конгломерата тысячелетних духовных и философских исканий христианства и особенностей мировоззрения разных его направлений. Преподавательская интенция здесь куда скромнее: показать студентам, как при сопоставлении трехязычных лексем, имеющих отношение к одной и той же сфере жизни, выявляется своеобразное видение сходных, а иногда одних и тех же реалий. * Advent / advent / Филиппьев пост. В обоих западноевропейских языках для периода духовной подготовки к приходу в мир Христа закрепился путь номинации от латинского adventus (“пришествие”), это обозначение относится к каждому из четырех воскресений перед Рождеством. Типологическая черта немецкого словообразования – продуктивность сложных слов – сказалась в возникновении дополнительного слова Adventszeit для обозначения всего четырехнедельного времени ожидания Пришествия. Английское же слово получило расширение значения при неизменной форме от “рождественского поста” ко “второе пришествие” (XVI в.) и далее к “важный визит” (XVII в.). Название рождественского поста Адвент встречается и в русском церковном обиходе, но более как научное чужеродное заимствование. Более известно это время как Филиппьев пост, как более принято обозначать важные вехи именами святых. Nikolaustag / St.-Nicholas‘ Day / Никола Зимний. Все три наименования восходят к культу Святого Николая (в жизни - епископа Николая, жившего в Малой Азии), покровителя детей, * Первым указано немецкое слово, вторым – английское. рыбаков, моряков, всех путешествующих, купцов. Но содержание праздника и его дополнительные составляющие – и, как следствие, лексическое оформление – в разных странах получило разные коннотации. В Германию культ Св. Николая пришел из северной Франции в X – XII вв. и постепенно трансформировался в детский праздник с подарками, поскольку по времени (с 6 на 7 декабря) совпадал со школьным праздником. Св. Николай, которого звали еще Zinterklos (диалектное обозначение с измененным Klaus, измененной формой от Nikolaus) или heleje Man (“святой человек” с отчетливо диалектной фонетической формой) разносил подарки детям. Сопровождал его представитель злых сил в немецкой мифологии Knecht Ruprecht (Pelznickel, Polterklas, Rugbelz, Schmutzei) – все обозначения так или иначе связаны с отрицательной коннотацией. Не исключено, что в этом заложены представления о двусторонней природе темных сил. (“Часть вечной силы я, всегда желавшей зла, творившей лишь благое”, как представил себя гетевский Мефистофель в переводе Н. Холодковского). После распространения протестантизма культ Святого Николая поблек, в образе дарителя предстал Христос, и одаривание было перенесено на Рождество. Позднее Христос, Св. Николай и Кнехт Рупрехт слились в единый образ, получивший название обобщенное наименование Weihnachtsmann (“рождественский человек”). в католических землях культ Св. Николая сохранился, как и трогательное ожидание появления подарков в выставленной накануне обуви. На Британнские острова этот же праздник англиканской церкви пришел из Европы вместе с христианством. На Руси же еще до принятия христианства началось почитание Николая Угодника, что принесли из Византии купцы, считавшие его своим покровителем. Русская Православная церковь празднует его день по Юлианскому календарю 19 декабря, этот праздник назван Никола Зимний или холодный. Наименование выражено словосочетанием с согласованным определение, что составляет типологическую черту русской номинации, когда речь идет о сложных наименованиях. Heiligabend / Christmas Eve / Сочельник. Вечер накануне Рождества отразился в трех языках в словах с совершенно разной внутренней формой: сложным словом с качественным определением, отражающим духовную сущность этого дня, “святой, священный вечер” - в немецком; словосочетанием с констатацией фактической временной информации “канун Рождества” - в английском; ярким архаизмом с затемненной для неспециалиста мотивировкой – в русском. В немецких диалектах бытует и другое название кануна Рождества Vullbuksawend (“вечер с полным животом”) Dickefretensobend или (“вечер обильной еды”). Русское же Сочельник восходит к сочиво – сухие зерна, размоченные в воде, которыми должны питаться в тот день верующие. То есть русское слово акцентирует не столько сущностную характеристику священного праздника, как это зафиксировано в немецком слове, а скорее те действия, покаяние, пост, который надлежит производить. Суффиксация прошла по модели других дней недели (понедельник, вторник). Пост считался оконченным с появлением первой звезды, затем наступал обильный ужин, за что в неофициальном обиходе этот праздник получил название Щедрый или Богатая кутья, так как обязательным блюдом на столе была кутья, сваренная из зерна и меда. Таким образом, в диалектном выражении немецкий и русский языки выявляют сходную семантическую мотивировку, по признаку вкусной еды. По признаку временной информации в русском языке, как и в английском, есть обозначение священнослужения Навечерие, с таким же значением “канун Рождества”. Weihnachten / Christmas / Рождество. Немецкое слово Weihnachten с этимоном “святые ночи” фокусирует как сущностный духовный признак праздника, так и временную соотнесенность. Интересна форма множественного числа при обозначении ночи, хотя по всем канонам Рождество празднуется в одну ночь рождения Христа. На поверхностном уровне можно предположить, что праздник традиционно продолжался несколько суток. Приняв во внимание, что множественное число может выражать семантический признак интенсивности и обширности в немецком, как и в русском (“сильные боли”), логичнее считать форму множественности выражением этой семы. Английское Сhristmas – это усеченная форма сложного слова среднеанглийское Сhrist maesse со значением “месса Христу”. На Руси Рождество долго было частью одного большого праздника Богоявления, посвященного воспоминанию и о рождении Христа, и о его крещении, то есть вообще явлению Бога во плоти. Только к началу Средневековья выделился отдельный праздник с церковнославянским обозначением и мотивировкой факта появления на свет младенца Иисуса. Таким образом, один и тот же фрагмент христианской культуры воспринимался, судя по способу номинации, у разных народов разными гранями. Интересно, что в английской культуре есть понятийная лакуна по отношению к русскому и немецкому языкам: второй день Рождества называется Boxing day, согласно народной этимологии возникшее от box “коробка” (второй день посвящен раздаче подарков, которые принято упаковывать). При этом, как часто бывает, не учитывается фактическое положение дел, ведь подарки дарят не на второй день, а вечером при празднестве. Этимология Boxing day связана с другим значением слова “коробка”: емкость для сбора денег в церкви, куда надлежало бросать пожертвования при посещении церкви на второй день Рождества. Die Zwölften / Christmas Period / Святки. Время от Рождества до Богоявления в немецком языке получило название по признаку временного промежутка 12 святых дней; внутренняя форма названия отражает уникальную особенность немецкого языка к образованию множественного числа количественных числительных, тип слова выглядит как “двенадцатки”. Есть и другое название этого периода Rauhtage („Rauhnächte“) . В зависимости от этимологической трактовки это либо “суровые дни/ночи”, что связывалось с суровым зимним климатом, либо, и это более вероятный грамотный вариант, - восходит к средневековому написанию слова Rauch (одно из значений – “воскурение”). Этот период посвящался прославлению появления Христа и, соответственно, курению фимиама. Русское наименование выражает так же, морфологической формой множественного числа, как и немецкое, множественность дней этого периода, но лексическое наполнение выгодно отличает его от западноевропейских слов. Английский же вариант обозначения двенадцатидневья после Рождества совсем сухо констатирует множественность формальным обозначением period. Neujahr / New Years‘ Day / Новый год. Семантические объемы названий этого праздника одинаковы, и отражают универсалии человеческой психологии и мышления: членение времени на промежутки и восприятие начала и конца определенного промежутка. Единство углубляется и тем, что и немецкое neu, и английское new, и русское “новый” восходят к одному индо-европейскому корню *neuja. Во всех языках к тому же полисемантичность прилагательного дает основания для выделения сем “свежесть”, “смена”, “надежды на изменения”. Но таким удивительным единством восприятие этого праздника все же не характеризуется. В немецкой культуре и языке день перед Новым годом, последний день старого года, носит название Silvesterabend, в честь папы Сильвестра, почитаемого 31 декабря. Напротив, русская культурная традиция отдельно выделяет 1 января нового года – Васильев день, посвященный памяти Св. Василия Великого. Итак, с одной стороны, названия носят вполне светский характер, с другой – каждая религия фиксирует на вехе смены лет имя своего знаменитого деятеля. Dreikönig / Epiphany / Крещение. Завершает двенадцать святых дней после Рождества праздник, посвященный явлению, откровению во Христе Божественной благодати. Этот фрагмент христианской культуры отражается в трех языках с трех разных граней. В немецком это Dreikönigstag (Dreikönig) “День трех королей” . Основной семантической составляющей служит библейская легенда о трех волхвах, которые пришли поклониться Младенцу. Позднее их стали считать королями. В протестантских землях Германии закрепилось заимствование из греческого слова epiphaneia („крещение“) – Epiphanias. Это же греческое слово отразилось в английском Epiphany. Наряду с этим словом в английском языке закрепилось обозначение по чисто временному признаку Twelfth-Day, Twelfth- Night (“Двенадцатый день”, “Двенадцатая ночь”), так как этот праздник выпадает на двенадцатый день после Рождества. В русском языке существует официальное название Эпифания, но более традиционным и распространенным является Богоявление и Крещение. Здесь закреплен другие элементы этого же события: согласно библейскому преданию, Дух Божий в виде голубя спустился на Иисуса после крещения в реке Иордан. Канун Богоявления называется Крещенский Вечер или Голодный вечер или Голодная Кутья, поскольку начинался строгий пост. В синониме Богоявления Водокрещи отчетливо проявляется основная сема сущностного действия крещения водой, в синониме Иордань виден семантический и метафорический и метонимический перенос (иорданью (ерданью) называется широкая прорубь для крещения): “река”> “прорубь для той же функции” > “праздник”. Mariä Lichtmess / Candlemas / Сретенье. На февраль приходится праздник принесения Христа во храм по истечении сорока дней после его рождения. По древнему еврейскому обычаю этот день считается днем очищения матери, это и определило облик слова в немецком языке Маriä Lichtmess (“месса света”, поскольку шествие в этот день проводилось со множеством свечей) или Маriä Reinigung (“очищение Марии”). В английском Candlemas (“месса свечей”) также запечатлена традиция совершать торжественное шествие. Русское Сретенье является калькой с греческого „встреча“, это фиксация в содержани слова главного символического смысла предания: встреча Младенца Иисуса с праведником Симеоном в храме, куда Мария принесла сына. Их встреча ознаменовала собой встречу Старого и Нового заветов. В народном сознании праздник воспринимался еще и как встреча зимы с весной. Перекличка названий с западноевропейской культурной традицией – шествием со свечами видна и здесь: на Руси Сретенье совпало с языческим праздником Громницы, а Громницей называли свечу, которую изготовляли и чествовали в тот день и хранили в доме весь год. Не менее достойным материалом для сравнения могут быть и названия других праздников, при этом пути формирования слов уже можно поручить самим учащимся, предоставив им только сам материал, за который автор благодарна выпускнице ФИЯ КГПУ Е.А. Титовой. Немецкий язык Английский язык Русский язык Fastnacht, Fasenacht, Fasnet, Shrovetide Масленица, Широкая/Веселая, Честная/Сырная неделя, Faselnacht, Karneval Проводы зимы Fetter/schmatziger Donnerstag, Shrove Tuesday, Встреча, Заигрыши, Лакомки, Pfaffenfastnacht, Herrenfastnacht, Meat Monday, Широкий четверг, Funkensonntag, Torkeltage, Bannocks/ Pancacke Day, Тещины вечерки, Rosenmontag, Aschermittwoch Ash Wednesday Золовкины посиделки, Прощеное воскресенье / Целовник Karwoche, Stille/Heilige Woche, Holy Week, Palmsunday, Страстная неделя, Вербное Palmsonntag, Blauer Montag, Maundy Thursday, Good воскресенье, Великий/Чистый Gründonnerstag, Karfreitag, Friday четверг, Страстная пятница, Великий пяток Stiller Freitag Ostern, Auferstehung, Passah Easter Пасха, Светлое Христово Воскресенье Christi Himmelfahrt, Auffahrt Ascension Вознесенье Pfingsten, Heilgeisttag, Trinitatis, Whitsunday, Whitsun, Whit Пятидесятница, Патикостии, Духов день, Троица, Dreifaltigkeit Русальная/Зеленая неделя, Семик, Зеленые Святы Johannistag, St.John‘s Day, Иванов день, Иван Купала, Sommersonnenwende Midsummerday Иван Гулящий Mariä Himmelfahrt, Maria‘s Ascension, Успение Пресвятой Богородицы, Mariä Kräuterweih, Mariä Würz, Lammas Day, Госпожинки, Госпожин день, Buschelfrauentag, Erntefeste, Harvest Festival Госпожа первая, Пречистая первая, Спожинки, Опожинки, Kirchweih Дожинки Allerheiligen, Allerseelen, Allhallows, Allhallowmas, Всех Святых, Радоница, Totenfest, Totensonntag All Saints‘ Day, Halloween, Вселенская родительская All Soals‘ Day суббота, Троицкая родительская суббота. Даже краткое изложение интерпретации внутренней формы номинации одного и того же фрагмента культуры дает основания для поиска как универсальных компонентов, так и осознания индивидуальности языка и культуры. Направления резюмирования, эксплицируемые для студентов, могут быть следующими: при одном и том же лексическом содержании по-разному оформляется морфологическая форма слова (простое слово/ сложное слово/ словосочетание с согласованным или несогласованным определением); западногерманские языки более естественно интегрируют латинские или греческие заимствования, что неизбежно при сохранении римско-католической традиции и латинского алфавита; в русской православной церкви и русском языке превалирует перевод и формирование понятного по мотивировке слова; сигнификативная функция языка как закрепление смысла, таким образом, более отчетливо выявляется в русском языке; кумулятивная функция языка отчетливо проявляется при таком этнокультурном сопряжении слов и сущностей (как материальных, так и социальных, так и духовных); прагматическая функция языка представлена в возможности передать следующим поколениям опыт, ценностные ориентации и ожидать соответсвующего поведения людей в рамках этих традиций; выявляются отчетливые перекрестья мотивировки номинации, - либо в полном объеме, либо с опорой на отдельные грани референциальной ситуации, - но и не менее отчетливая специфика по языкам. Источники. 1. Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы, конец XIX – начало ХХ в.: Зимние праздники. – М., 1978. 2. Колесникова В.С. Русские православные праздники. - М., 1996. 3. Панкеев И.А. Русские праздники. - М., 1998. 4. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. – М., 1986. 5. Duden. Bd.7. Etymologie: Herkunftswörterbuch der deutschen Sprache. Dudenverlag, 1985. 6. Kluge F. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. De Gruyter, 1975. 7. Longman Dictionary of English Language and Culture. – Longmann, 1992. 8. Partridge E. Origins: a Short Etymological Dictionary of Modern English. – London, 1977. 9. The Barnhart Concise Dictionary of Etymology. – New York, 1994. ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКОЕ ПОЛЕ КАК СПОСОБ АКТУАЛИЗАЦИИ И СОПОСТАВЛЕНИЯ «КАРТИНЫ МИРА» В ЯЗЫКАХ На материале исторической семантики и этимологии исследуются изменения значения слов и факторы, определяющие эти изменения. Поскольку факторы бесконечно разнообразны, общим знаменателем служит широкое понятие экстралингвистической информации. Это направление современных исследований интегрирует историческую лингвистику, социолингвистику, прагматику, межкультурные контакты. Тема охватывает различные подходы в сопряжении феноменов языка и культуры: системность; когнитивная основа формирования лексики; межкультурная соотнесенность / несоотнесенность (при этом, как правило. Не имеются в виду заимствования); изучение элементов исторических процессов и их результатов в современной культуре; отражение фрагментов «картины мира» в лексике как элемент антропологической культуры; культурные исторические экстралингвистических контакты; факторов; пути изменения философская основа значения под языковых влиянием изменений; психологические процессы восприятия мира и когнитивной деятельности; социологические, этимологические, субкультурные факторы. В современной культурной антропологии культура понимается как система концептов, убеждений, установок, ценностных ориентаций, которые проявляются и в поведении, действиях людей и в производимых материальных и духовных продуктах. Дискуссию может вызывать вопрос, не является ли понятие «русской» или «немецкой» культуры слишком гомогенными. С одной стороны, лингвистический подход к закрепленной в языке культуре действительно высвечивает именно эту перспективу: одному стандартному литературному языку соответствует одна культура как достаточно отграниченная гомогенная система, возможный аналог к понятию «общество». С другой стороны, антропологический подход разрабатывает теорию универсальности социальных и культурных практических данностей, применимых к общеевропейской культуре, которые выявляют более выраженную глобальность, чем язык. К тому же на синхронном уровне возникает противоположная градация: соотношение субкультур одного языка и соответствующих им фрагментов лексического наполнения слов. Историческая семантика поворачивается в направлении от этимологии к исторической прагматике. Этимоны слов помогают выявить когнитивные процессы при номинации, мыслимые результаты употребления слов и разницу/сходство восприятия мира в языках. Направлениями интерпретации «картины мира» в денотативном содержании слова может быть несколько. Во-первых, это выявление по словарям тех лексем, в содержании которых, в денотативном аспекте, закрепился отпечаток ментальной, эмоциональной деятельности человека, особенности социальной сферы, политических и экономических изменений, следы дохристианских представлений о мире, а также стилистические особенности функционирования лексем в определенных типах текстов. Во-вторых, продуктивным оказывается составление лексико-семантических полей и сравнение их компонентов по языкам. Поле составляется из слов, отражающих центральные концепты языкового сознания. Интерпретация восходит к линиям формирования внутренней формы слова. Так, поле «чувства/эмоции» включает в себя лексемы: Любовь / Liebe / love Ненависть / Hass/ hate Страх / Angst * Furcht / fear * fright * dread Стыд / Scham / shame Зависть / Neid / envy Ревность / Eifersucht / envy Жалость * сострадание / Вeileid * Mitleid (Mitgefühl) / pity * compassion * sympathy Радость / Freude / joy Раскаяние / Reue / remorse Гнев / Zorn / anger * rage Удивление / Verwunderung * Erstaunen * Überraschung / surprise * astonishment Отчаяние / Verzweiflung / despaire Ярость / Wut / fury Негодование / Empörung * Entrüstung / indignation Скука / Langweile / boredom Восторг / Begeisterung / delight Волнение / Aufregung / agitation * excitement Обращение к типам формирования внутренней формы слов, прослеживание когнитивных особенностей носителей разных языков показывает разный тип содержания лексем, на первый взгляд считающимися эквивалентами. По языкам можно увидеть семантическую необъединимость, неполное пересечение содержания. Предлагаемый междисциплинарный подход дает экстралингвистический ключ к детализированному восприятию семантики изучаемых языков и лингвистический ключ к открытию истории, ориентированной на человека. Этот метод созвучен современной интеграции дисциплин в формировании целостного взгляда на мир. За собранный практический материал автор благодарит выпускницу ФИЯ КГПУ А.Н. Прудывус. Konzept „Wissen“ im Vergleich Deutsch-Russisch Ausgangsimpulse. In der inneren Form (Etymon) der Wörter sind die Fragmente des Weltbildes verankert, wie Insekten in Bernstein. Die Lexik wurde im Laufe der Jahrhunderte im gesellschaftlichen Bewusstsein geschliffen. Die innere Form des Wortes ist das uns objektiv gegebene reale Dokument der Zeit. Je mehr Fragmente (Lexeme) unter diesem Blick gezeigt werden, desto weiter wird die Rekonstruktion der Vergangenheit fortschreiten. In einer lexikalischen Bedeutung verbergen sich die Vorstellungen des Weltbildes in einer impliziten Form. Indem man die Vokabeln benutzt, nimmt man das Weltbild an. Der historischen Linguistik wird auf solche Weise der gnoseologische Status zuerkannt. Im Bewusstsein unserer Vorfahren war das Wesen der Dinge in lexikologischen Formen widergespiegelt, parallel zur Erkenntnis dieses Wesens. Die Umrisse der neuen Begriffe in der Welt wurden durch das Finden und Fixieren der Merkmale, Eigenschaften und Quantitäten von Gegenständen und Begriffen deutlich gemacht. Die Lexik ist gerade die Stimme der vergangenen Epochen, die verzauberte Welt der Umgebungs- und Wirklichkeitsdeutung. Es geht darum, diese Welt zu entzaubern. Forschungsinteresse und Forschungsgegenstand. Das vorgeschlagene Verfahren steht an der Schnittstelle der historischen Lexikologie, Geschichte, Philosophie, Soziologie, Psychologie, Cultural Studies, Ethnologie, Semiotik, Interkulturalität. Die historische Lexikologie wird zum Mittel der Herausbildung der „language and culture awareness", bringt den interkulturellen Ansatz auf 2 Ebenen: diachronische (gegenwärtige und vergangene Kultur) und synchronische (Kulturen verschiedener Sprachen). Als Forschungsobjekt tritt das Konzept „“ auf. Konzept wird als Konzentrat der mentalen oder emotionellen Tätigkeit, eine kulturelle Konstante, ein Ereignismodell, ein modellierendes Quantum definiert. Unter diesem Blickwinkel wird in diesem Beitrag die Behandlung des Konzepts „Wissen“ im Russischen und Deutschen vorgestellt. Im Konzept „Wissen“ wurden in Synonymwörterbüchern die folgenden Komponenten gefunden. Das Verzeichnis mag nicht vollständig sein. Deutsch A. Wissen, Kenntnis, Russisch (mit Transliteration) A. Знание ( snanije), знания (snanija), познание Kenntnisse, Erkenntnis, (posnanije), познания ( posnanija), премудрость Weisheit, Lehre, (premudrost’), сведения (swedenija) ,информация Auskunft, Information, (informazija), ноу-хау (nou-hau). Know-How. B. Informiertheit, B. Информированность (informirowannost’), ведение (wedenije), ученость (utschonost’), Erudition, эрудиция (erudizija), эрудированность Gelehrsamkeit, (erudirowannost’), образование (obrasowanije), Gelehrtheit, Ausbildung, образованность (obrasowannost’), компетенция Kompetenz, Belesenheit, (kompetenzija), компетентность (kompetentnost’), Verständnis просвещенность (prosweschtschonnost’), начитанность (natschitannost’). Linien der kontrastiven Betrachtung. 1. In beiden Sprachen verzweigt sich dieses Konzept in zwei große Teile: A. der Inhalt des Wissens (das Wissen selbst) und B. die Eigenschaft des Wissensträgers. Im Deutschen weisen dabei die Lexeme B Synkretismus auf, es gibt nur einen Begriff (z. B. Kompetenz) für die Bezeichnung dieser Eigenschaft. Im Russischen entsteht eine proportionelle semantische Reihe nach dem Modell Kompetenz / „Kompetentheit“ oder Kompetentsein; Ausbildung / „Ausgebildheit“ oder Ausgebildetsein; Erudition / „Erudiertheit“ oder Erudiertsein. 2. In beiden Sprachen wird das Wissen mit Verklärung in Einklang gebracht. Im Deutschen aber ist das Wort Verklärung synkretisch: bezeichnet sowohl den gesellschaftlichen Prozess als auch die Eigenschaft der Menschen. Im Russischen ist die Eigenschaft просвещенность (prosweschtschonnost’) nach dem Modell „Verklärtheit“ oder Verklärtwerden gebildet. Das russische просвещение (prosweschtschenije) = Verklärung bleibt nur ein gesellschaftlicher Prozess. 3. In beiden Sprachen fungieren Internationalismen, z. B. Know-How oder Erudition. Dabei haben sie eher einen stilistischen Wert: im Deutschen wird Erudition als „veralternd“ vermerkt, im Russischen gilt es als ein gegenwärtiges Wort mit dem intellektuellen Anklang. Das KnowHow trägt im Russischen eine stilistische Färbung der supermodernen high-tech Kenntnissen. 4. Im Deutschen wurde in der Sprachgeschichte die Differenz zwischen wissen und kennen fest verankert. Die innere Form der Herausbildung dieser Lexeme zeigt den Unterschied: Das mhd. wissen, ahd. wissan geht auf das idg. *ueid, lat. Vīdī zurück und trägt die eigentliche Bedeutung “erblickt, gesehen haben“ (Bedeutungsentwicklung über „gesehen haben und daher wissen“). Das ahd. chennan, mhd. kennen ist eine Kausativbildung zu können in dessen ursprünglichen Bedeutung „wissen, verstehen und verstehen machen“. Daher trägt kennen einen praktischeren, pragmatischeren, handlungsorientierten Wert im Vergleich zu dem betrachtenden wissen. 5. Im Russischen gab es im Mittelalter genauso zwei Begriffe, ausgedrückt in zwei Verben: das heute veraltete und gehoben-poetische ведать (vedat’) und знать (snat’). Bедать (vedat’) hat dasselbe Ereignismodell wie wissen: vom idg. *ueid, lat. vīdī, gr. Υίδα, altind. Vēda. Es beinhaltet den Stamm mit der Bedeutung der geheimen esoterischen Weisheit und bleibt heutzutage in solchen Historismen wie ведун (vedun) – „Hellseher, Zauberer“. Das für heute neutrale Verb знать (snat´) geht auf das idg. *gen (geboren werden) zurück, altind. Jñātās, lat. Ignōtus, gr. Γνωτός. In diesem Lexem bleibt also die kulturelle Konstante des impliziten, eigentlichen, wesentlichen Wissens erhalten. 6. Unterschiedlich ist das verteilen in Singular- und Pluralformen. Wissen ist ein SingulariaTantum, ein Begriff in purer Form. Kenntnisse dagegen sind mehr gegenständlich, lassen sich pluralisieren. Die weitere Entwicklung der Begriffe führt zur Wortbildung Erkenntnis – zwar mit einer Pluralform, aber meistens im Singular als Bezeichnung des Begriffs gebraucht. Das entsprechende russische Äquivalent познание (posnanije) hat auch die gleiche Präfixform und die Pluralform, die schon einen ironischen Hauch in seiner Stilfärbung hat. 7. Beide Sprachen bedienen sich breit des lateinischen Wortes Information. In beiden Sprachen gibt es auch herkömmliche ideographische Synonyme dazu: im Deutschen kommt das Wort Auskunft vom praktischeren kennen (das vom können stammt); im Russischen сведения (swedenija) – vom betrachtenden wedat’ (das vom sehen stammt). 8. In beiden Sprachen haben sich die Bezeichnungen des Wissens durch Weisheit herausgebildet. Im Russischen aber ist daraus noch dazu ein ironischer Begriff премудрость (premudrost’) entstanden, der so etwas wie „zu viel verwickelt, dunkel, unverständlich“ beinhaltet. Fazit. Die Semantik des Wortes ist eine der Quellen zur Erforschung der kulturellen Mechanismen. Sie trägt zum Werden einer Sprachpersönlichkeit bei, zur Wahrnehmung der Sprache nicht nur als pragmatisches Konversationsmittel, sondern als einen Organismus, mit tausend Faden mit Kulturtraditionen verknüpft. Das Wort ist die Aufbewahrung des ethnischen historischen Gedächtnisses, die Deutung der Lebensweise, Psychologie, Glauben, ethischer und ästhetischer Werte, sittlicher moralischer Traditionen, Verhaltensmodelle. Das sprachgeschichtliche Denken zeigt auch die Gemeinsamkeit der Sinnverwandlungen in verschiedenen Sprachen, den Einfluss der intralinguistischen Faktoren, allgemeine psychologische Gesetzmäßigkeiten, formt das Weltbild.