Ты ешь меня, как будто шубу моль

КРАСНОЯРСКИЙ ПАРНАС
Сорок семь пародий на поэтов Красноярского края. Попытка представить их
творческую манеру, стиль письма, поэтическую интонацию. Чтобы сказал каждый
из них, разрабатывая при этом лишь две темы, столь близкие каждому поэту, –
любви и творчества?
Ты ешь меня, как будто шубу моль.
Брошу тело я, будто шубу.
И уйду на великий зов.
О, месяц март!
…Ждать Демона в ночи.
…когда я взлететь хотела….
Татьяна Долгополова
ДУША И ТЕЛО
Когда порой мы милым любы,
Мы все изъедены, как шубы.
Сплошь в дырах – руки, уши, губы.
Почти все тело.
Такое дело.
Но я взлететь хотела в марте,
И тело сбросила на старте,
Легко, как платье.
Не нужен ветхий мне покров,
Коль слышу я великий зов.
Меня ведь Демон, дух свободы,
Ждет где-то ж.
Тем более, нет нынче моды
На ветошь.
, , ,
Все бросив, улететь с прекрасной Олей…
«Все бросим! Улетим! – нога к ноге. –
Ты – на метле, а я на кочерге»!
После долгого запоя
Мчится ведьма на метле…
…с нею – леший…
Подливай-ка мне в стакан..!
Николай Еремин
О ЧЕМ БЕСЕДОВАЛИ ТРИ ОХОТНИКА
С КАРТИНЫ ИЗВЕСТНОГО ЖИВОПИСЦА
- …Чтоб на месте провалиться!
Только сели под ветлу,
Вижу тут: летит девица,
Оседлавшая метлу.
А за нею, словно леший, И не конный, и не пеший –
Кто-то мчит, - аж страшно трошки! –
На обычной кочерёжке…
- Знать, Еремин Николай…
- Ну, давай-ка, подливай…
, . .
Ищу тебя. Вытянулся, как хорей.
Отзовись, отзовись…
Огдо Аксенова
ВЛЮБЛЕННЫЙ ОМОНИМ
Я хитрее всех зверей –
Вытянулся, как хорей.
Я ползу, бегу, иду,
Все равно тебя найду.
А заметишь ты движенье,
Все – в размер стихосложенья,
То в снегу не прячься в страхе.
Это я ведь – амфибрахий.
Или стану я, анапест,
Как олений рог, разлапист.
Вот тогда в теченье дня
Ты сама ищи меня.
___________________
Это что за чепуха:
Тундра и размер стиха?!
Просто все: для здешних мест
Ведь хорей - всего лишь шест.
. . .
Жизнь не уходит, а следит,
Как мы меняемся с тобою.
Я узнаю тебя по голосу
И по тому, как смотришь ты…
Сергей Князев
РОКОВОЙ ТРЕУГОЛЬНИК
О. жизнь – опасная игрушка!
Теперь пошла на игры мода.
И жизнь, сама уже старушка,
Следит за мной из-за комода.
Я стал таким, а ты – такой.
( Как мы меняемся с тобою!)
Пора уж всем бы на покой,
Но я отсюда – ни ногою.
Да неужели это ты?
Твой вид довел меня до комы.
Я б не узнал твои черты,
Кабы не голос твой знакомый.
И на себя глядеть мне больно:
Я – весь не я от ног до уха.
А жизнь хихикает довольно,
В ладоши хлопает старуха.
Ты, жизнь и я – вот треугольник,
Все это так и будет длиться.
И я навечно ваш невольник,
Покуда жизнь не удалится.
. . .
…все дело в том, что мы с тобой…
По той звезде ходили боги,
но обжигали босы ноги…
… пускай летят хоть вверх ногами,
все дело в том, что между нами …
Каждый день все то же, и - одно.
Боже, измени хоть что-нибудь..!
Людмила Мазурова
МЫ И БОГИ
Каждый день – одно и то же.
Но бывают исключенья:
как-то раз по воле божьей
мы имели развлеченье.
Что творилось в этот вечер
на планете на зеленой,
видел род весь человечий,
кроме нас, двоих влюбленных.
Подтвердит теперь любой:
там ходили боги босы!
Но решали мы с тобой
наши личные вопросы.
Кто-то был лишен покоя,
бога вдруг узрев в панаме.
В это время здесь такое
начиналось между нами!..
Боги сверху изучали,
как с тобой мы целовались.
Головами лишь качали,
да все больше удивлялись.
И чувство собственной вины
живет во мне перед богами:
те были так изумлены,
что улетели вверх ногами!
. . .
Ты часто меня просила
Написать твой подробный портрет…
Все краски мои застыли…
Все кисти мои завыли…
Не написать портрет.
Кисти так устали – пусть поспят.
Спит художник, спит его созданье, Спит и вечный поиск красоты.
Игорь Рак
ТАИНСТВЕННАЯ ПРИЧИНА
Мало мне было бед,
Вмешалась нечистая сила:
Твой написать портрет
Ты меня вдруг попросила.
Как написать портрет?
Задача совсем непроста.
Померк неожиданно свет,
И краски стекают с холста.
Кисти завыли, как волки.
В кране вода пересохла.
Вазы попадали с полки.
Кошка на лестнице сдохла.
Подал свой голос клозет,
Заблеявший, словно коза.
И в довершенье всех бед
Стали слипаться глаза.
Не написать портрет!
Сюжет – как в романе у Кристи.
Вот задремал мольберт,
Краски заснули и кисти.
И захрапели холсты,
Со мной проявив солидарность.
Поиск уснул красоты.
А ты мне сказала:
- Бездарность!
. .
.
О, мой рождественский улов…
Я родила себе любовь
От нелюбимого мужчины.
Крещу веселыми губами сорокалетнее дитя.
Елена Семенова
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ УЛОВ
Когда весной играет кровь,
то будет повод для кручины:
я родила себе любовь
от незнакомого мужчины.
Мне неизвестный, нелюбимый,
( что, впрочем, и не так уж важно…)
он шел себе всего лишь мимо.
Но я в тот миг была отважной.
Мужчина не сказал ни слова,
а лишь постукивал зубами,
когда – в предчувствии улова –
его крестила я губами.
О, власть весны и естества!
Он весь от страха трепетал,
и далеко до Рождества,
но дух любви уже витал!
Моя любовь теперь смеется,
бьет ножкой, плачет без причины, и это повод, мне сдается,
нам познакомиться, мужчина!
. .
.
Воровал в саду малину я…
Где же ты, белая калинушка-калина?
Черновики былых страстей
Переписать бы!
Голова-головушка в горьком сером дыме…
Пусть другому молодцу здесь поется-плачется…
… славят жизнь зорянки и скворцы!
Николай Гайдук
ВИНОВАТ ЛИ Я?
Ой, вы певцы безымянные:
гуси, скворцы и зорянки!
Славьте покосы духмяные,
сосны во ржи да полянки,
тень журавлиного клинышка,
степь, где дороженька вьется…
Ах, ты, калина-калинушка!
Как же мне, молодцу здешнему,
плачется все да поется!
Где ты, калинушка вешняя?
Голова моя головушка!
Я малину воровал.
Пел сконфуженно соловушка,
звал меня на сеновал.
Убегал домой скорехонько,
чтобы дома без затей
Переписывать белехонько
черновик былых страстей.
Голова моя повинная,
в жизни многое видал.
Только слаще той малины
отродясь я не едал.
. . .
Стихи мои – сырые, смятые.
Ну что ж теперь? Я не Ахматова.
И у меня своя идиллия,
Есть у меня своя фамилия.
Татьяна Долгополова
ИДИЛЛИЯ И ФАМИЛИЯ
Стихи мои – сырые, смятые.
В них так много бестолкового.
Если я и не Ахматова,
То уж точно Долгополова.
. . .
Я хотел быть знаменитым,
А теперь вот не хочу…
И на обочинах газет
Стихи, насупившись, стоят…
Меня обходят стороной
Шальная слава и почет.
Но есть читатель только мой –
Он обязательно прочтет…
«Ты просто Пушкин, но не тот,
а так - в значении района.
…И чудится, что скоро мне
Поставят памятник в глубинке.
… я мечтал великим
Корешком выпирать с поэтических полок…
А что в итоге?
И ощутил упругость крыл…
........................ .
Упал со стоном и разбился.
Вениамин Зикунов
РУБАИ
Все сижу, тружусь до рассвета.
Но обходят меня, поэта,
И почет, и слава шальная.
Я зову ее «Где ты, где ты?»
Что в итоге? Стою тишком
На газетных страницах стишком,
А мечтал с поэтических полок
Выпирать большим корешком.
Есть читатель, в меня влюбленный.
Он сказал, что я – Пушкин районный.
И почудилось: будет памятник
Мне в глубине весьма отдаленной.
За спиной вырастают крылья –
Я взлетел на забор без усилья.
Засмеялись дети: взбесился!
И с позором свалился в пыль я.
Очень трудно уж быть пиитом.
Вот лежу я горшком разбитым.
Просто жить на земле тоже славно.
Расхотелось мне быть знаменитым.
. . .
Мне было предназначено судьбой
Однажды повстречать тебя нечаянно.
Мой любимый, мой самый лучший,
Как до встречи мы доживем?
Я тебя придумала когда-то
От глухой девчоночьей тоски.
… а вдруг идешь с другою ты?
Людмила Колот
НЕПРОДУМАННО ПРИДУМАНО
Я сама, конечно, виновата
в том, что нынче стало личной драмой.
Я тебя придумала когда-то.
Ты – любимый мой, ты – самый-самый!
Создан ты игрой воображенья.
Собирала образ твой по крохам:
Цвет волос, глаза, телосложенье…
Получилось, вроде бы, неплохо.
Видно предназначено судьбою
( тут уж я ручаюсь головой)
повстречаться где-то мне с тобою.
Как дожить до встречи роковой?
Встретила тебя совсем случайно.
Мускулистый, с мужественным ртом,
Ты, - в тот миг красив необычайно, Шел куда-то. С женщиной притом.
Для меня померк весь белый свет,
Хуже мне еще и не бывало.
Так смотрел ты, словно меня нет…
А ведь я всегда существовала.
Говорят теперь, что всем известно:
Встреча роковая на беду, мол…
Ах, мой милый! Было бы чудесно,
Если бы и ты меня придумал.
. . .
… сочувствия нет у природы…
Я узнаю своего одичавшего брата
По полусонным, с похмелья припухшим глазам.
Но подходит пятница
и некуда мне пятиться,
и с утра я чувствую, что к вечеру напьюсь.
В магазине Глашином
Пунш вишневый водится и вино «Агдам».
Я читаю Энгельса и Дарвина,
Но вопрос – прочтет ли кто меня?
… некому – друзья мои беспечные
давятся за водкою опять.
Сергей Аринчин
ЖЕРТВЫ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Как подходит пятница – так одни мучения,
тут и выявляются все мои изъяны.
Прочитал я Чарльза Дарвина учение,
Что произошли мы все от обезьяны.
Прочитал я Энгельса любопытства ради:
потрясая луком, бегал с жутким криком
мой далекий предок в первобытном стаде.
Что-то есть знакомое в человеке диком.
Только лишь увижу продавщицу Глашку,
сразу понимаю, как судьба превратна,
ведь, пожалуй, вскорости, хлопнувши стопашку,
мы к эпохе дикости двинемся обратно.
Видно, у природы нет совсем сочувствия.
Только ли она в этом виновата,
что в мужчине каждом, пьяном до бесчувствия,
узнаю я дикого своего собрата?
Как подходит пятница – оживают пьяницы,
и река истории снова вспять течет.
Если же похмелье слишком уж затянется,
то через столетия кто ж меня прочтет?
. .
.
Богат долганский алфавит
И звучен. Буква Д трубит…
Я – Дарья…
… Не буквою одной
я связана с народом.
Огдо Аксенова
АЛФАВИТНАЯ СВЯЗЬ
В тундре долганский алфавит
из-за морозов так звучен,
и буква А в нем правит
(опыт еще не изучен).
Есть еще буква К
( мне она тоже нужна).
Хоть и слегка мягка,
но в алфавите важна.
Счастье составят мое
эти дары небес:
очень певучее Ё
и буквы Н, О, В. С.
Аксенова ( это я) –
вот торжество алфавита.
Холодная тундра моя
этим и знаменита.
Звуками полон мой рот,
можно составить фразу.
Связана с тундрой родной
я ведь не буквой одной,
а всеми буквами сразу.
. .
.
Ухнет филин…
… эхо скачет…
Иль весна случайно заблудилась..?
Стихи мои…
………………..
лежат в лесу глубокими снегами,
щетинятся стерней среди полей.
Николай Лухтин
НЕОБЫКНОВЕННЫЙ УРОЖАЙ
Одни стихи открыты взору.
Зимой лежат стихов снега.
А летом, в солнечную пору,
Пора стихи метать в стога.
В полях – цветенье кукурузы,
а на болоте дремлют кочки…
Все это – проявленья Музы,
все – поэтические строчки.
Дождь вдохновение рождает,
и ветерок хореем дышит.
А коль весна порой блуждает –
поэт с три короба напишет.
Вдруг филин ухнет, ветер свистнет. –
ведь это же такой сюжет!
И неба звездного повиснет
Темно-лиловый креп-жоржет.
Смородину поэт Лухтин
собрать захочет для варенья,
а в ягодах-то не пектин,
а целое стихотворенье.
Он, рифмой свежей озарен,
исследует лесные тропы.
И в лес стопы направит он –
Трехсложные созрели стопы.
И так весь год: зима ли, лето,
стихи, здоровью угрожая,
трудолюбивого поэта
зовут на сборы урожая.
. . .
Отрадно быть услышанным при жизни…
…И людям я несу свой клад…
Когда проснутся почки на веточках ольхи,
Я верю, мир услышит прекрасные стихи.
На земле я пришелец случайный…
Прилетаю в нее
Полуголой, разутой,
Позабыв бытие…
Пишу, пишу стихи бессчетно.
Возьму перо, стихи польются…
Марина Маликова
КОГДА ПРОСНУТСЯ ПОЧКИ, ТОГДА РОДЯТСЯ СТРОЧКИ
Сквозь темень – к источникам света!
Я людям свой клад несу.
Разутая, полураздета,
Стою я одна в лесу.
С какой-то планеты пришелец,
Ищу я перо в кустах,
Поэтому шорох и шелест
Во мне вызывают страх.
Но стоит к перу прикоснуться –
Польются бессчетные строчки.
И в это мгновенье проснутся
Ольхи потревоженной почки.
Услышат при жизни, - отрада! –
Ведь почки проснулись ольхи.
Чтоб стать совладельцами клада,
Мои прочитайте стихи.
. . .
Воспрянул духом авангард…
………………………………
Взошел Малевича квадрат…
Перо спешит на зов…
Хоть над строкой нависли
Огни стандартных слов…
Пиши о главном и о разном…
Потянуло меня на классику,
Потянуло меня на пасеку…
И тайна творчества, и тайна
Любви (биенье двух сердец), Меня волнует чрезвычайно…
Пишу и так, и этак… Все старо…
А в сердце – Болдинская осень
И коктебельская весна.
Поэзия, твои уроки –
Мучение и благодать,
Таинственны живые строки,
До смерти не расшифровать…
Но знать, чего узнать нельзя,
Хотят литературоведы.
Так вот о чем поэты грезили,
Пока безмолвствовал народ…
- Пора и вам на прозу перейти!
- Поэт районного масштаба,
Я покидаю свой район…
Они же, спотыкаясь, ропщут:
Куда ведешь ты нас, поэт?
… ни хорей, ни амфибрахий
Тебя уже не удивит…
И в стихи превращаются строчки…
Николай Еремин
ЧЕТВЕРОСТИШИЯ
1.
Не удивит уже анапест,
Хорей не приведет в азарт.
И вот в поэзии, как напасть,
Воспрянул духом авангард.
2.
Но меня потянула на пасеку
Почитать там спокойно классику,
Там, где пчелам внимают цветочки,
И в цветы превращаются строчки…
3.
Хоть спешит на зов души мое перо,
Так и этак напишу – все старо.
Чувства, мысли и слова – все стандарт,
Примитивно, как Малевича квадрат.
4.
Но даже то, что так квадратно,
Мучительно и благодатно.
Литературоведы бьются:
Им шифры строчек не даются.
5.
Любовь и творчество. Немало
Меня та тайна занимала.
Забыв грехи, забыв соблазны,
Я стал писать уже о разом.
6.
Поэзии оставив грезы,
Поэт, я вот что учинил:
Район оставил ради прозы.
И тут же сказку сочинил.
7
А в это время ждать устал
Безмолствовавший столько лет
Народ и громко зароптал:
«Куда ведешь ты нас, поэт?»
8.
И Музы дар на что-то годен,
Раз был положен в колыбель.
Душа моя стремится в Болдино,
А сердце рвется в Коктебель.
. .
.
Что вокруг произошло?
Солнце первый раз взошло.
……………………………
Хейро! Хейро!
Ненец, энец и долган,
Эвенк, русский, нганасан –
Все пустились танцевать.
Это мы, Таймыра дети
Любовь Ненянг
СОВРЕМЕННАЯ ПЕСНЯ
ХЕЙРО
Что вокруг произошло?
Вдохновенье снизошло.
Стало быть, весны пора!
Есть работа для пера.
Хейро! Хейро!
Ненец, энец и долган,
Эвенк, русский, нганасан –
Не хотят уже плясать,
А хотят стихи писать.
Хейро! Хейро!
Это мы, Таймыра дети,
Сочинили строчки эти.
Поручиться можно смело:
Все мы делаем умело.
Хейро! Хейро!
Мы песца добыть умели,
И стихом мы овладели.
Солнце дали озарило,
Эту песню подарило.
Хейро! Хейро!
. . .
Лист золотой с дубов, когда светает…
Шуршит листва…
Вечерних сумерек растрава-синева…
Я слышал: сумерки – особый час души.
Мне это не могло присниться.
Так долго и нежно светало,
Как будто бы наше светило…
… жизнь зверей и трав
Второй Гомер со временем прославит.
Я жить среди гармонии привык.
Все неясно, смутно, зыбко…
Дай, золотко, ручку. Тебе погадаю.
«Все суета сует»...
Все преходяще, как огни вагонов.
Душа страшится перемен.
Что, мол, слава? Пустая морока…
Роман Солнцев
СЛУЧАЙ В МАТВЕЕВСКОМ БОРУ
( в еще неназванное время суток)
Мне не могло присниться, присниться именно это:
Вечерних сумерек долгих – особого часа души –
Стояли столбы золотого и синего света,
Казалось, что всюду ложились тени рассвета, –
Словно по белому – белые карандаши.
И от Урала – по небу всему - до Курилов
Дымка неясная, как ощущенье, курилась.
Это, листвою шурша, ночь втихомолку курила.
Листья шуршали, нет, это мне не снилось.
От листьев шуршащих повсюду лежали пятна.
Пятна лежали, горели то красно, то серо.
Свет под листвою струился. Мне было понятно,
Что все ожидает явленья второго Гомера.
Скалы, и склоны, и солнце закатное сделались красны.
Гроза начиналась, повсюду зажглися молнии.
Что-то смешалось в природе – все зыбко, смутно, неясно.
Ветер свистел. А я привык жить средь гармонии.
Кто же покой возмутил? Может, вдруг заявилась она,
Слава, пустая морока? Сомнением темным полна,
Страшилась душа перемены. Но прямо с вокзала
Цыганка пришла, за руку взяла и сказала:
«Все слепящее, как огни вагонов,
Все шелестящее, как листья кленов,
Все угасающее, как звезды утром,
Все оглушающее, как дробь по уткам. –
Суета сует.
Есть одно настоящее:
То, что ты – поэт!»
. . .
…Просят сердце твое не скупиться…
Меня стихам учил известный физик…
Пока сижу над строчками, над буквами…
А где же тот всадник на белом коне?
Пока меня не предал лучший друг
И лучший стих не искромсал редактор.
Всю жизнь вишу на волоске…
Не в словесных пустых пируэтах –
… на земле мое право и долг.
Да, горько мне.
…Она плюет на твой куриный почерк…
Дисциплину слова – вот что я ценю.
Вы возьмите меня ученицей,
Подмастерьем возьмите, прошу.
Аида Федорова
КРЕДО-ПРОСЬБА
Я клянусь – не стихи сочинять
На земле мое право и долг.
Стихам физик учил меня,
Но, наверное, в этом был толк.
Дисциплину слова ценю,
Хоть им трудно повелевать.
Что же слава? Ее не виню –
На куриный ей почерк плевать.
Горько мне, очень горько мне:
На одном волоске все вишу.
Где ж тот всадник на белом коне,
Не о нем ли стихи я пишу?
И пока я над буквой сижу
( А в алфавите сколько-то их !),
Друг-редактор, посеяв вражду,
Искромсал самый лучший мой стих.
Но в работу втянувшись, теперь я
Ваше сердце прошу не скупиться.
Вы возьмите меня в подмастерья!
Кто возьмет меня в ученицы?
. . .