Культурология кандидат культурологии, ассистент, кафедра философии и социально-гуманитарных наук, факультет экономики и управления,
advertisement
Культурология Амбивалентный статус горожанки в древнерусской культуре Веселова Мария Николаевна, кандидат культурологии, ассистент, кафедра философии и социально-гуманитарных наук, факультет экономики и управления, Государственная полярная академия 190103, г. Санкт–Петербург, Рижский пр., д.11, каб. 205 тел.: 8(812)251-44-70 e-mail: ashamy@mail.ru Аннотация Статья посвящена анализу амбивалентного статуса женщины в древнерусской городской культуре, что позволяет пролить свет на ее положение в настоящее время. С одной стороны, в соответствие с церковными канонами горожанка рассматривается как неполноправный член общества, когда ее функции ограничиваются рождением и воспитанием детей, ведением домашнего хозяйства, подчинением мужчине. С другой стороны, появление прав собственности у отдельных женщин в древнерусских городах позволяет выявить их самостоятельную роль как в семье, так и в сфере государственного управления, внешней и внутренней политики, культуры, образования и науки. Ключевые слова: древнерусская культура, древнерусская горожанка, амбивалентный статус, социальная и семейная роль горожанки, права и обязанности горожанки, образ горожанки, смиренная жена, женщинаблудница, тюремная затворница. Женщина необыкновенно склонна к рабству и вместе с тем склонна порабощать. Н.А.Бердяев Положение и роль женщины в обществе на протяжении истории никогда не было однозначным и очевидным. До сих пор остается спорным вопрос о социальном статусе и правах представительниц прекрасного пола в древнерусской культуре. Каким был образ женственности? Как древнерусские мужчины относились к женщине? Какие обязанности возлагались на горожанок? Какую роль они играли в древнерусском обществе? Эти и многие другие проблемы сегодня особенно актуальны, т.к. позволяют пролить свет на смысл женского бытия, значение представительниц прекрасного пола в различных сферах культуры и, тем самым, лучше понять статус женщины в современном мире. Конечно, исследование этого вопроса во многом затрудняется тем, что в памятниках древности упоминание горожанок встречается очень редко. Женщины рассматриваются преимущественно на вторых ролях. Поэтому их деятельность описывается довольно поверхностно. Кроме того, статус представительниц прекрасного пола не остается неизменным и постоянно трансформируется в связи с политическими, экономическими и иными особенностями эпохи. В разные периоды развития культуры Древней Руси упоминаются крайне разрозненные сведения о женщине. В первую очередь следует определиться с тем, что же собой представляла древнерусская горожанка. О ее социальном положении можно было судить по внешнему виду. Он позволял выделить горожанку среди сельских жительниц. принадлежность к П.Г. Богатырев определенному писал: слою, «Костюм на указывал на национальность, на вероисповедание, экономическое положение его владельца и т.п.» [2, C.7]. Головной убор служил самым ярким показателем возраста, социального и семейного статуса горожанки. Незамужние девушки носили повязки в виде ленты с открытой макушкой, украшенные узорами, бахромой, бисером; полотенца, представлявшие собой полотнища холста с затканными краями; обручи в виде древесной коры и картона, обшитые тканью; перевязки, представлявшие собой полоску ткани с золотой вышивкой и завязками на концах и др. Традиция смены одной девичьей косы после первой брачной ночи двумя говорила о родовом начале женщины, о приобретении суженного и переплетении их жизненного пути. На нее надевалась кичка молодухи, представлявшая высокий головной убор с едва намеченным рогом (возвышением налобной части), которая полностью прикрывала волосы. В виде треугольного плетения из бисера лоб горожанки закрывала поднизь, повторявшая зигзагообразный узор. На висках по обеим сторонам находились височные кольца, под которыми крепились рясны, представлявшие собой плоские вертикальные подвески до груди. Как отмечает Н.Л. Пушкарева: «Девушка в глазах окружающих становилась женщиной не после первой ночи с женихом, а уже тогда, когда на нее надели «бабью кику» – убор замужней женщины» [18, C.163]. Важное назначение в структуре костюма горожанки принадлежало рубахе. Самым древним ее видом была туникообразная, имевшая форму прямоугольника. Она носила название сорочица или срачица. У женщин она доходила до пят. На древнерусском оплечье рубах и подоле часто изображалась знаки земного плодородия – ромбы и клетки, края рубахи расшивались зигзагообразным орнаментом. Чем знатнее было происхождение горожанки, тем большим изыском отличалась ее рубашка. У богатых дам она украшалась жемчугом и «дробницами» (мелкими металлическими пластинками в виде блесток, лапок или листочков), расшивалась золотом; у представительниц социальных низов – льняным плетеным узором. Важной частью женского костюма был передник, прикрывающий место вынашивания и выкармливания ребенка. У горожанок он также отличался изысканным орнаментом. На его верхней и нижней кромках находили свое отображение система обереговых идеограмм и знаков плодородия. Нередко на переднике размещались символы создания семьи: рождение мальчиков обозначалось рядом коней, девочек – птиц, смерть коголибо – изображением древа жизни с вершинами, направленными к западу. Явное, имеющее первостепенное значение располагалось на переднике ближе к подолу, тайное, желаемое – ближе к сердцу. Обязательным элементом костюма был пояс. У горожанок он представлял собой узкую или широкую полоску дорогой ткани, украшенную узорами из ромбов, перекрещивающихся линий, косых крестов и зигзагов. По цветовой гамме, ширине и количеству линий на поясе, можно было узнать о месте проживания хозяйки, ее социальном положении и достатке. Пояс завязывали узлом на пупе, оберегаясь тем самым от нечисти, или развязывали на роженице, чтобы облегчить приход новой жизни. В знак покорности и принятия в дом невеста отдавала свой девичий пояс семейному очагу мужа в обмен на новый. Верхняя одежда знатных горожанок отличалась дорогим материалом и яркими насыщенными цветами. Она шилась из шелка или аксамита. Зимой знатные дамы щеголяли в шубах из горностая, соболя, рыси и т.д. «У княгини в XV в. могло быть до десятка шуб, а то и больше: и «багряная», и «червчатая», и «цнвн» (сизая), и «бело-голубая», и зеленая, как свидетельствует завещание Ульяны Михайловны Холмскоп» [18, С. 160-161]. Женщины среднего достатка носили более простые шубы из меха белки, росомахи или медведя. Обувь древнерусской горожанки была кожаной. По мере развития древнерусской культуры она усложнялась. В распоряжении знатных женщин появились не только черевички и туфли, но и полусапожки и сапоги с различными украшениями. «Мягкая юфть разных цветов была не по карману простым новгородкам. Они носили обувь из сыромятной кожи — так называемые поршни» [19, С. 44]. Костюм горожанки не являлся вполне законченным без набора украшений – пряжек, застежек, булавок, накладок, пуговиц, колец, серег, ожерелий, перстней. В комплексах традиционной одежды XII–XVII вв. ведущими являлись поясные и головные украшения. Большой популярностью среди горожанок также пользовались металлические и стеклянные браслеты, ожерелья из бус ювелирной работы. Описи имущества доказывают, что у богатых горожанок имелось множество драгоценностей – перстней, гривен, серег, без которых они не выходили из дома [19]. Вообще в манере одеваться, в особом отношении к костюму проявлялось не только социально-экономическое положение древнерусской горожанки, но и ее мировоззрение и самоощущение, а также веяния самой эпохи. Что же касается представлений о роли женщины в древнерусской городской культуре, то они имели крайне противоречивый характер. С одной стороны, представительнице прекрасного пола приписывался возвышенный образ Девы Марии. В соответствии с ним она наделялась чертами святости, добропорядочности, покорности. Женским идеалом была тихая, смиренная, безмолвная, богопослушная и работящая супруга. Как отмечал Д.С. Лихачев, в древнерусском обществе «женщина неизменно выступает в обаянии нежной заботливости, проникновенного понимания государственных забот и тревог своих мужей и братьев. Дочь, мать или жена – она всегда помогает своему отцу, сыну или мужу, скорбит о нем, оплакивает его после смерти и никогда не склоняет его при жизни к трусости и самосохранению ценой позора… Любовь к мужу, отцу или сыну не притупляет их любви к родине, ненависти к врагам, уверенности в правоте дела любимого человека» [10, C. 70]. В древнерусской литературе можно найти немало примеров покорных и добропорядочных горожанок. Поэтичный образ верной и любящей Ярославны встречается в «Слове о полку Игореве» (XII в.), которая оплакивает своего мужа князя Игоря, попавшего в плен к половцам: «…полечю, рече, зегзицею по Дунаеви; омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце, утру Князю кровавыя его раны на жестоцемъ его теле» [8, C. 37-38]. В «Повести о Петре и Февронии» XVI в. Ермолая-Еразма упоминается добродетельная дева Феврония, причисленная к лику святых. Она, имея низкое происхождение (дочь древолаза), убеждает князя Петра взять себя в жены, излечив его от тяжелой болезни. Феврония становится верной супругой и помощницей князя не только при жизни, но и в момент смерти. Когда ее супруг умирает, она выполняет данное ему обещание покинуть мир вместе с ним. В «Повести о Улиянии Осоргиной» XVII в. предстает образ кроткой, смиренной, добродетельной женщины, которая отвергает все земные радости и предается служению ближнему и своей семье. Даже когда муж запрещает ей уйти в монастырь, она не изменяет своим убеждениям и изнуряет себя подобно подвижнице: спит на поленьях, подкладывает себе в обувь ореховую скорлупу. «Повесть о Марфе и Марии» рассказывает о двух сестрах, разлученных друг с другом из-за вражды мужей. В знак покорности своим супругам женщины не могли видеться и переписываться. И только после того, как овдовели, они нашли друг друга. Образ идеальной женщины встречается и в «Повести о тверском Отроче монастыре» XVII в. Дочь церковного пономаря Ксения, которой было предначертано стать женой князя Ярослава Тверского, отличается благочестием и кротостью, смирением и мудростью, соблюдает все заповеди, почитает своих родителей. «С младенчества возлюбила она Христа и следовала Его закону, слышав Святое Писание от отца своего и внимая усердно ему всем сердцем своим» [15, С. 300]. С другой стороны, древнерусской горожанке приписывают полностью противоположный, неблагочестивый образ. Это было обусловлено религиозной идеологией эпохи, согласно которой человек – творение Божье, а женщина в образе Евы – виновница грехопадения. Именно поэтому представительниц древнерусского общества нередко обвиняли в распутстве, блуде, коварстве, связи с дьявольскими силами. В поучении патриарха Константинополя Иоанна Златоуста (ок. 347-407) женщина рассматривается как воплощение греха, а ее привлекательность сбивает праведника с истинного пути. «Когда ты увидишь миловидную женщину с молниеносными очами, с весело сияющим лицом, с дивной красотой, которая сжигает твой ум и распаляет похоть.., cними кожу с лица этой женщины, и тогда увидишь все ничтожество красоты. Не останавливайся на одной внешности, а проникни мыслью внутрь, и ты не найдешь ничего другого, кроме костей, нервов и жил» [7]. Согласно Иоанну Златоусту, многие мужчины подвергались бедствиям из-за распутных женщин-блудниц. Аналогичное отношение к женскому полу прослеживается и в «КиевоПечорском патерике», написанном в XIII веке. В нем неоднократно упоминается, как монахи пытаются бороться с магической, демонической силой женской сексуальности и притягательности. Так, в «Слове 30. О преподобном Моисее Угрине» повествуется о праведнике, который сумел противостоять чарам коварной польской вдовы. Она пыталась заполучить его самыми разными способами, даже пытками не пренебрегала. Но, в конце концов, мучительницу ждала расплата: она была убита во время мятежа, а Моисей, сохранив «чистоту» вернулся в Печорский монастырь. Владимир Мономах в своем «Поучении» (XI-XII вв.) советует с «непутевыми женщинами не беседовать и избегать их, глаза держа книзу, а душу ввысь» [17, С. 147]. Образ «злой жены» можно встретить у Даниила Заточника в XIII веке. «Что такое злая жена? Приют ненадежный, бесчинница бесовская. В миру — мятеж, ослепление уму, источник всякой злобы; в церкви — таможня бесовская: греху — пособница, спасению — преграда» [21]. Непонятные с точки зрения средневекового религиозного сознания сексуальная притягательность, своеволие, строптивость женщины накладывали на нее отпечаток враждебной, злой силы. Мужчина терял свою власть перед женским обаянием. А потерпеть поражение для него было совершенно неприемлемым и постыдным. Поэтому формировалось пренебрежительное и в древнерусской уничижительное культуре отношение к женщинам, что существенно подрывало их статус. Древнерусская полноценным горожанка, членом общества. как правило, Отсутствие не у воспринималась нее возможности самостоятельно выбирать себе жениха подтверждает ее приниженное социально-правовое положение в X–XV вв. Традиционно в 13–14 лет (в XIV – XV вв. – в 12–20 лет) девушку выдавали замуж, не учитывая ее мнение. Иногда, чтобы достичь политической или экономической выгоды, браки могли заключаться еще раньше. Так, княжну Верхуславу Всеволодовну – дочь Всеволода Большое Гнездо – выдавали замуж, когда она была «млада суще осьми лет». Иван III был «опутан красною девицею» пяти лет от роду стараниями тверского князя Бориса Александровича [18, С. 75]. Брак, как правило, имел характер сделки, а девушка независимо от своего сословия превращалась в игрушку для политических интриг или орудие получения земельных владений. Окончательное решение всегда оставалось за родителями или родственниками невесты. Исключение составляли лишь случаи, когда девушка грозилась наложить на себя руки. Выдать дочь замуж было первостепенной задачей родителей. В противном случае, они облагались штрафом. «Если девушка из великих бояр не выйдет замуж, родители платят митрополиту 5 гривен золота, а меньших бояр — гривна золота, а нарочитых людей — 12 гривен серебра, а простой чади — гривна серебра» [13, С. 118]. Кстати говоря, неоднозначным было отношение к девственности невесты. Церковь в развратном поведении до свадьбы видела источник греха. Сексуальная распущенность считалась противоестественной, безнравственной. Ведь половая жизнь оправдывалась только с точки зрения продолжения рода. Однако предписания церкви нередко нарушались. Если чистота женщины до свадьбы ценилась привилегированными сословиями, то простолюдины смотрели на добрачные связи сквозь пальцы. В частности в послание игумена Памфила в начале XVI в. упоминается разгульное поведение девушек на летних «игрищах», где они, по всей видимости, теряли свою чистоту: «Когда приходит великий праздник, день Рождества Предтечи, то тогда, в ту святую ночь, чуть ли не весь город впадает в неистовство… Плескание и плясание, тайные знаки головой, непристойные крики и вопли из уст, самые непристойные песни — так угождают бесам жены и девы, и телом вихляют, и скачут, и выплясывают; во всем этом великое искушение и грехопадение для мужей и отроков» [6]. Власть мужчины над женщиной с точки зрения церковной идеологии была необходима для поддержания иерархически устроенного древнерусского городского общества. Смиренная и покладистая супруга пользовалась большим уважением. В то время как строптивая и непослушная – вызывала всеобщее осуждение. Даже социальный статус жены определялся в соответствие с положением в обществе ее супруга. Неслучайно к женщине нередко обращались, используя имя мужа: «Андреева», «Иванова», «Святополча» и т.д. В семейной жизни тенденции женского угнетения проявлялись наиболее ярко. Так, в уставе Ярослава Мудрого (XI век) указано, что жена не имеет права «без мужня слова иметь, ходити с чюждими людьми, или пити, или ясти...» [24, С. 576]. В поучениях церковников нередко встречаются наставления для женщин: беспрекословно повиноваться супругам, следовать их наставлениям, против их воли ничего не делать. Любой невинный проступок со стороны жены мог расцениваться как причина к разводу. Мужчина же оставался практически безнаказанным за избиение женщины. Церковь могла лишь назначить ему несколько лет епитимьи (соблюдения поста). В случае изнасилования девушки, виновник должен был жениться на пострадавшей или заплатить высокий штраф. Так, князь Ярослав Мудрый наставлял: «Аще кто пошибать боярскую дочерь или боярскую жену, за сором ей 5 гривен золота, а митрополиту 5 гривен золота, а меньших бояр гривна золота,.. а князь казнитель» [24, С. 577]. При этом наказание за преступление над горожанками зависело от их статуса. Чем более знатная и богатая была женщина, тем больший штраф налагался. Иногда княгиня за моральный ущерб получала имение. От положения в обществе зависело и наказание самих женщин. Как правило, знатных горожанок, которые совершили детоубийство, церковь разрешала наказывать самим мужьям. В случае воровства или нанесения побоев представительницы прекрасного пола облагались штрафами. За словесное оскорбление им необходимо было выполнить 12 поклонов. За супружескую измену женщину пороли кнутом и отправляли на несколько дней в монастырь замаливать свои грехи [11, С. 352]. Нередко жена наказывалась за проступки супруга, например, за разграбление, политические интриги. Как полагает Н.Л. Пушкарева, женская ответственность за преступления являлась доказательством того, что к XV в. представительницы прекрасного пола стали «самостоятельными субъектами права» [18, С. 153]. Обязанности древнерусской горожанки по большому счету ограничивались необходимостью рожать и воспитывать детей, заниматься домашними делами. Семья и дом – единственные сферы, где она чувствовала себя хозяйкой. Но и здесь женщина не была свободной. Церковь давала ряд предписаний, в соответствие с которыми ей следовало действовать в быту, выполнять поручения мужа, воспитывать и наказывать детей. Однако главенство мужа вовсе не противоречило наличию в семье любви и взаимопонимания. Ярким примером проявления искренних чувств может служить любовное послание, написанное во второй половине XIV — XV вв. неизвестным новгородцем: «Како ся разгоре сердце мое, и тело мое, и душа моя до тебе и до тела до твоего, и до виду до твоего, тако ся разгори сердце твое, и тело твое, и душа твоя до мене, и до тела до моего, и до виду до моего» [4]. В летописях, литературных произведениях, народном фольклоре, актовых материалах встречается немало примеров семейного «лада и береженья». Княгиня Ольга Романовна всегда была рядом с мужем Владимиром Васильковичем и в горе и в радости. Всей душой любили друг друга Михаил Ярославич Тверской и его жена Анна Дмитриевна, Василий II Темный и Марья Ярославна и ряд других представителей княжеских династий. Поэтому приписывать горожанке несамостоятельную роль в древнерусском обществе было бы не совсем верно. Хотя церковные каноны и требовали от женщины строгого подчинения, в реальности в одних семьях жены руководили мужьями, в других – поддерживали «лад и береженье». Социальные права представительниц древнерусского общества нередко выходили за границы семейной жизни. С.М. Соловьев отмечает, что в эпоху Средневековья женщины высших слоев общества принимали активное участие в политической жизни княжеств и земель [22, С. 23, 71, 232-238]. Этого же мнения придерживался историк Н.М. Костомаров. В своем труде «Северо-русские народоуправства во времена удельно-вечевого уклада» он доказывает, что новгородки и псковитянки в Х—ХV вв. были активными членами общества [9]. В атмосфере любви и доверия женщина не только занималась созданием домашнего уюта и поддержанием благоприятного микроклимата в семье. Она нередко была верной подругой и помощницей мужа в его делах. Неслучайно в памятниках XII — XIV вв. встречаются обращения к «мужиям»: «Не лишайте собе совещания жен своих... все творите по слову с женами своими» [12, С. 119-120]. Женщины нередко участвовали в пирах вместе с мужьями, а иногда и сами их организовывали. Так, в летописях упоминается о том, что в 1143 г. князь Всеволод пришел на свадебное торжество вместе с супругой. В 1167 г. княгиня Агафья Ростиславна самостоятельно устроила пир в Чечерске. Ряд горожанок занимались активной деятельностью в сфере государственного управления, внешней и внутренней политики, культуры, образования и науки. В русских летописях можно встретить немало женщин, принимавших участие в междоусобных заговорах, интригах, войнах, достигших успехов в астрономии, математике, медицине. Так, в «Повести временных лет» появляется образ мудрой правительницы княгини Ольги, которая отомстила древлянам за жестокую расправу над своим мужем. Ольга вела активную внутреннюю и внешнюю политику, установила успешные взаимоотношения с Византией, учредила порядок в государстве. Более того, она задолго до крещения Руси приняла христианство, что способствовало значительному развитию древнерусской культуры. За годы княжения Ольге удалось существенно повысить силу и авторитет государства. Евпраксия – дочь Всеволода Ярославича также была втянута в водоворот политической жизни. Сбежав от своего мужа Генриха IV в Каноссу, она совершила отважный в то время поступок — подала в церковный суд на мужа жалобу за жестокое обращение. В результате Генрих IV был отрешен от престола. Известна также жена князя Андрея Боголюбского Улита Кучковна, которой удалось организовать заговор против своего мужа в 1155 г. Супруга черниговского князя Святослава Всеволодовича обладала настолько сильным влиянием на мужа, что по ее наставлению в 1180 г. начали междоусобную войну со смоленским князем Давидом Ростиславичем. В начале XIII в. жена князя Романа Мстиславича Анна после смерти супруга вела длительную борьбу за престол и добилась этого путем политических интриг и войны. В XII–XIII вв. появляются фигуры горожанок, самостоятельно управлявших своими княжествами. У В.Л. Янина даже встречается обозначение периода 30—50-х годов XII в. в истории «полоцким матриархатом». Об этом свидетельствуют именные свинцовые печати, представлявшие непременный атрибут государственной власти. Среди женщин-правительниц этого времени известны княгини Софья (после пострига Евфросинья), жена некоего князя Михаила, властвовавшая на Полоцкой земле. По свидетельству В.Л. Янина, административные функции выполняли также жена великого князя киевского Святополка Изяславича (1093—1113 гг.) Ирина; Олисава-Гертруда — жена туровского князя Изяслава Ярославича (1078—1086 гг.); жена великого князя Мстислава Владимировича Христина (мать деятельных Дибродеи, Ингеборг, Евфросиньи; 20-е годы XII в.); жена великого князя Всеволода Ольговича Мария (1126—1139 гг.) и др. [25]. В XV в. на исторической арене появилась фигура новгородской боярыни Марфы Борецкой, сыгравшей значительную роль в политической жизни. Она возглавила антимосковскую коалицию, предлагая передать Новгородскую феодальную республику во власть Литовского княжества. Однако смута была подавлена московским князем Иваном III, а Борецкая была отправлена в заточение. «В памяти народной долго сохранялся ее образ – властной правительницы, карающей самодержицы» [18, С. 53]. Известно также, что московская княгиня Софья Палеолог оказывала большое влияние на своего мужа Ивана III, участвовала в дипломатических приемах и придворных интригах. Именно по ее настоянию Иван III в 1480 г. отправился вместе с войском к реке Угре, после чего удалось полностью освободить Русь от монголо-татарского ига. Как дальновидный политик и успешный дипломат проявила себя дочь Ивана III княгини Елена Ивановна, ставшая женой литовского князя. Она нередко поддерживала политику своего отца, благополучно разрешала конфликты между древнерусским государством и Литвой. В конце XV века на политической арене заявила о себе еще одна активная личность – княгиня Анна Васильевна. За годы ее правления Рязанская земля достигла небывалого расцвета и существенно увеличилась в размерах. В период Московской Руси активную позицию занимала Елена Глинская. После убийства мужа Василия III в 1533-1538 годах она возглавила государство на правах регентства. В годы правления Елена Глинская способствовала сплочению Московских земель, заключила перемирие с Литвой и Швецией, объявила войну Казанскому ханству, содействовала интенсивному градостроительству в Москве, провела унификацию монетной системы. Представительницы прекрасного пола показывали свой бунтарский характер и самодостаточность даже тогда, когда превращались в объект захвата и насилия. Женщины были порой готовы на самые безрассудные поступки, чтобы не потерять лицо. Княгиня Евпраксия Рязанская, после смерти своего мужа предпочла броситься с сыном с крыши терема, чтобы не оказаться в плену у монгольского хана. Так же поступила и жена черниговского князя Домникея. Владимирская княгиня Агафья, чтобы не попасть в руки татар, вместе с внуками заперлась в одном из соборов и была сожжена там захватчиками заживо. Археологические находки позволяют утверждать, что образ активной, самоотверженной, предприимчивой женщины был характерен не только для представительниц привилегированного сословия, но и для простых горожанок- ремесленниц. К сожалению, их имена не дошли до нас. Но сам факт внедрения представительниц древнерусского общества в мужскую сферу доподлинно известен. Так, среди горожанок нередко встречались литейщицы [3]. Полноправное положение обществе определялось их отдельных женщин экономической в древнерусском самостоятельностью и независимостью. Историк И.Д. Беляев на основании нормативных актов и законодательных источников доказывает наличие материальных и правовых полномочий представительниц знатного сословия в XI—XV вв. В их распоряжении нередко оказывались целые города. Первое упоминание об имущественных полномочиях женщин появляется в Договоре Олега с Византией 911 г., в котором утверждается, что жена имеет право на часть общей с мужем собственности. В ХI-ХII вв. также встречается немало примеров, когда представительницы привилегированных сословий могли свободно распоряжаться имуществом. Берестяные грамоты свидетельствуют о том, что княгиня Мария Мстиславна (жена великого князя Всеволода) использовала владела на большими строительство денежными церкви во средствами, Владимире (XII которые в.). В Лаврентьевской летописи (XIII в.) упоминается закладка церкви Спаса Преображения женой тверского князя Ярослава Ярославича Ксенией Юрьевной. Известно также и о жене Святополка Окаянного, которая «...много раздала богатьство монастырем и попом, и убогим...» [16, С. 233]. В XIV в. встречается упоминание о том, что Иван Калита наделил свою дочь Фетинью собственным имуществом: «…дал дочери своем Фетиньи 14 обручи и ожерелье матери ее, монисто новое, что есмь сковал...» [18, С. 115]. Знатные женщины могли владеть не только денежными средствами и драгоценностями, но и земельными угодьями и людьми. «Суд Пскова, разбирая наследование без завещания («ряда»), т.е. по закону, утверждает, что, если после смерти «которого человека» останется «отчина», жене пользоваться ею пожизненно, если только она не выйдет замуж» [18, С. 112]. В летописях упоминается о том, что жена князя Владимира Ольга в 1288 г. получила земельное наследство. Супруга Василия Дмитриевича – литовская княгиня Софья после смерти мужа стала собственницей огромных московских вотчин. Боярыня Марфа Борецкая владела значительной территорией Новгородской феодальной республики, что укрепило ее положение на политической арене. Немало земель приобрела для себя княгиня Елена Литовская. «В конце XIII в. даже незаконная жена могла претендовать на «прелюбодейную часть» в имуществе умершего, чтобы прокормить общих с ним детей, и даже вести тяжбу с его законной женой (и даже с ним самим при его жизни!), требуя «дати урочнаа чясть на оскуду» [18, С. 112]. В XIV-XV вв. количество женщин-собственниц из знатного сословия существенно увеличилось. Об этом свидетельствуют акты на недвижимое имущество, так называемые «данные» и «вкладные». Правами собственности обладали даже представительницы низших социальных слоев, ремесленницы. Хотя подобные случаи встречались не так часто. Особой самостоятельностью наделялись женщины-вдовы вплоть до правления Ивана Грозного, т.к. в их распоряжение попадали все владения мужа. На хрупкие женские плечи перекладывались все мужские дела и обязанности. Нередко овдовевшим женщинам приходилось участвовать в совете бояр, принимать послов, заключать экономические сделки и т.д. Так, великий князь Василий Васильевич все права старшинства после своей смерти передал жене. Однако в середине XVI века указы Ивана IV изменили имущественное положение женщин привилегированных слоев. По указам 1551, 1562 и 1672 годов земельные угодья можно было получить только за верную государственную службу, а вдовы и дочери вотчинников лишались прав наследования собственности. Для того чтобы осознавать свои права, древнерусская горожанка, безусловно, должна была владеть грамотой. Памятники письменности подтверждают тот факт, что представительницы привилегированного сословия получали хорошее образование. К примеру, князь Ярослав Мудрый всячески заботился о просвещении своей семьи. Его жена и четыре дочери владели несколькими иностранными языками, знали основы философии, математики, геометрии, астрономии и риторики. В летописи упоминается, что в 1089 году Анна Вселовдовна или Янка (внучка Ярослава Мудрого) в одном из киевских монастырей открыла школу для девочек. Там она «младых девиц неколико обучала писанию, тако ж ремеслам, пению, швению и иным полезным им занятиям» [23, С. 95]. Внучка Владимира Мономаха Ингеборг Мстиславна, выданная замуж за датского короля, не только всегда была в курсе политической жизни, но и помогала супругу в решении спорных вопросов. Упоминание о ее просвещенности и активной жизненной позиции можно встретить в «Истории датских королей» («Кнутлингасага» XIII в.) и хронике Гельмольда. Незаурядными способностями отличалась еще одна внучка Владимира Мономаха – Евпраксия-Зоя. Она занималась народной медициной и изложила свои знания в трактате «Алимма» («Мази»), написанном на греческом языке. В нем рассматривались вопросы по общей гигиене, правильному питанию, уходу за новорожденными, лечению различных заболеваний. А княгиня Мария Михайловна в XIII в. написала «Житие», в котором подробно изложила историю жизни и гибели своего отца Михаила Черниговского в Золотой Орде. Московская княгиня Софья Палеолог воспитывалась в Риме, отличалась прекрасным образованием и хорошим вкусом. Она сыграла огромную роль в развитии культуры Московской Руси. Во время княжения Софьи из Италии привлекались самые лучшие мастера. Распространение в Древней Руси грамотности среди городских особ подтверждает и житийная литература. Известно, что княгини, которые посвящали себя служению Богу, занимались в монастырях переписыванием книг. Так, Предслава Святославна – дочь полоцкого князя, принявшая монашеский постриг, «начат книги писати своими руками» [14, С. 174], а также занималась обучением девочек. Многие образованные княгини в XI—ХШ вв. создавали даже собственные библиотеки. Известно, что Анна Ярославна, выданная замуж за французского короля Генриха I, перевезла с собой библиотеку. Польская княжна Гертруда (Елизавета) – жена старшего сына Ярослава Мудрого Изяслава, являлась собственницей Трирской псалтырьи («Кодекса Гертруды»), в которую она включила свой молитвенник и миниатюры в византийском стиле. Впоследствии сборник передавался по наследству по женской линии. Согласно новгородским берестяным грамотам, даже ремесленницы в XIII-XIV вв. были грамотными и вели повседневные записи по хозяйству. С помощью писем они общались со своими заказчиками. Таким образом, на протяжении X-XV вв. положение горожанок в обществе и семье не только ограничивалось домашним хозяйством. Женщины нередко играли огромную роль в политической, хозяйственной и культурной жизни страны наряду с мужчинами. Утрата экономической независимости изменила социальное и семейное положение горожанки не в лучшую сторону. В середине XVI века протопопом Сильвестром был сформулирован свод правил поведения, советов и наставлений во всех сферах жизни человека – «Домострой». Основным принципом сборника являлось распределение мужских и женских обязанностей: «...на ком какая обязанность и кому какое дело ведено вести» [5, С. 13]. В «Домострое» явно указывалось на то, что женщина должна заботиться о домашнем хозяйстве: «И комнаты были бы выметены, и горницы, да прибраны, а образа на стене развешены по чину как положено, а столы бы и скамьи были вымыты и вытерты, и ковры по лавкам расстелены. А уксус, рассол огуречный да лимонный да сливовый были бы отцежены через сита, огурцы же, лимоны и сливы очищены и перебраны, на столе было бы чисто и опрятно» [5, С. 13]. Покладистая и покорная женщина считалась настоящей наградой для мужа. Она «и встанет средь ночи, и даст пищу дому и дело служанкам. От плодов своих рук преумножит богатство… не беспокоится о доме своем ее муж: самые разные одежды нарядные приготовит и мужу своему, и себе, и детям, и домочадцам своим» [5, С. 17]. В «Домострое» женщине также отводилось подчиненное положение по отношению к мужчине: «что муж накажет, с любовью и страхом внимать и исполнять по его наставлению» [5, С. 23]. Представительницы прекрасного пола из привилегированных сословий не имели права ничего делать без ведома супруга. Посещение церкви, гостей, выход на прогулку неустанно контролировались мужем. Даже у себя дома женщина не могла в тайне от мужа есть или пить, получать или дарить подарки. Супруг постоянно поучал жену и своих детей с помощью побоев. В «Домострое» были даже особые наставления, как мужу следует правильно бить: «ни по уху, ни по глазам не бить, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колотить, ничем железным или деревянным не бить… Плетью же в наказании осторожно бить: и разумно и больно, и страшно и здорово.., а в прочих случаях, рубашку задрав, плеткой тихонько побить, за руки держа». К тому же наказывать супругу следовало только в тайне от общественности: «не перед людьми, наедине поучить» [5, С. 29]. Мужчина, который не применял силу, считался плохим семьянином, не заботящимся о благополучии своего дома. Жестокое обращение с женщинами становилось необходимым условием крепости семьи. С появлением «Домостроя» княжны и боярыни утратили возможность участия в политических, экономических, культурных делах. Они оказались отрезанными от внешнего мира. Неслучайно в записках путешественников конца XVI-XVII веков встречаются упоминания о «теремной жизни» русских княгинь и боярынь. А вот на статусе незнатных женщин «Домострой» практически не отразился. Простым горожанкам приходилось трудиться наравне с мужем на благо семьи. В основе их самостоятельности и независимости лежали трудовые идеалы. В целом неоднозначное понимание роли женщины в древнерусском городском обществе было связано с бинарностью самой культуры. Как отмечал М.М. Бахтин, люди в это время жили «как бы двумя жизнями: официальной, монолитно серьезной и хмурой, подчиненной строгому иерархическому порядку, полной страха, догматизма, благоговения и пиетета, а другой амбивалентного − смеха, карнавально-площадной, кощунств, профанаций вольной, всего полной священного, непристойностей, фамильярного контакта со всеми и со всем» [1, С. 220]. Антитеза земного и небесного, сакрального и профанного, божьего и дьявольского воплощалась в образах «злой» и «доброй» супруги. Если первая наделялась чертами деятельной, независимой, бунтующей женщины, которая отстаивала свои права и принимала активное участие во всех сферах жизни, то вторая – была верной, покорной, благодетельной, послушной женой, чье пространство ограничивалось домом и семьей. Б.А. Романов, занимавшийся вопросами внутрисемейного быта и нравов Древней Руси, полагает, что появление непокорных жен было вполне естественным явлением [20]. Представительниц прекрасного пола нередко выдавали замуж по расчету. Более того, в глазах церковников строптивые и независимые горожанки всегда оказывались виновны во всех грехах: на них очень удобно было переложить социальную и нравственную ответственность. Мужчины же в данном случае оставались «не при делах». Кроме того, появление имущественных прав укрепляло положение горожанки в обществе в X-XV вв. Она приобретала в социальной среде и в семье определенный вес, могла защищать свою честь и достоинство, заниматься самообразованием, а не только выполнять все прихоти супруга. Правда следует отметить, что полноправный и самостоятельный статус в обществе занимали только представительницы привилегированных сословий. Они отличались высоким уровнем образованности, определенным имущественным достатком, что позволяло им проявлять себя на политической, дипломатической или культурной арене. Однако становление самодержавной централизованной монархии существенно повлияло на статус женщины в обществе и семье. Имущественные и социальные права горожанок, которых они добились в X-XV вв., были практически сведены на нет в XVI в. Женщины превратились в «тюремных затворниц», полностью подчиненных власти мужа. Представление о положении горожанок в период Древней Руси во многом позволяет пролить свет и на роль женщины в современном обществе. Наряду с феминистическими тенденциями в нем нередко можно наблюдать отголоски домостроевских традиций и неоднозначный образ женственности. Литература 1. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. − М.: Худож. лит., 1972. – 470 с. 2. Богатырев П.Г. Знаки в театральном искусстве // Труды по знаковым системам. Т.7 / Отв. ред. З. Минц. – Тарту: ТГУ, 1975. – С. 7-36. 3. Голубева Л.A. Женщины-литейщицы (к истории женского ремесленного литья у финно-угров) // Советская археология. – 1984. – № 4. – С. 75-89. 4. Грамота №521 // Древнерусские берестяные грамоты. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://gramoty.ru. 5. Домострой / Под ред. В.В. Колесова и В.В. Рождественской. – СПб.: Наука, 1994. – 400 с. 6. Игумена Елиазаровой пустыни Памфила слово поучительное о дне Иоанна Предтечи к наместнику христолюбивого города Пскова и всему православному христианству. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://lib.pushkinskijdom.ru. 7. Иоанн Златоуст. Слово 14 о женщинах и красоте // Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского в русском переводе. Т.12. Кн. 2. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.ispovednik.ru/zlatoust/index.htm. 8. Ироическая пѣснь о походѣ на половцовъ удѣльнаго князя НовагородаСѣверскаго Игоря Святославича, писанная стариннымъ русскимъ языкомъ въ исходѣ XII столѣтія съ переложеніемъ на употребляемое нынѣ нарѣчіе. – М.: Сенатская Типографія, 1800. – 46 с. 9. Костомаров Н.М. Северо-русские народоуправства во времена удельно-вечевого уклада. Т. 1. – СПб.: Типография Трантовля, 1863. – 454 с. 10.Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. – М.-Л.: Изд-во АH СССР, 1970. – 186 с. 11.Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. – СПб.: Изд-е А.С. Суворина, 1906. – 582 с. 12.Памятники древнерусской церковно-учительной литературы / Под ред. А.И. Понамарева. Вып. 3. – СПб.: Изд-е журнала «Странник», 1897. – 330 с. 13.Памятники русского права: научное издание. Вып.1. Памятники права Киевского государства. X-XII в. / Сост. А.А. Зимин; Под ред. С.Ю. Юшкова. – М.: Госюриздат, 1952. – 287 с. 14.Памятники старинной русской литературы. Вып. 4 / Под ред. Н. Костомарова. – СПб.: Изд-е Г. Кушелева-Безбородко, 1862. – 221 с. 15.Повесть о Тверском Отроче монастыре // Изборник: Повести Древней Руси. – М.: Худож. лит., 1987. – С. 300- 309. 16.Полное собрание русских летописей. Т. I. Лаврентьевская летопись. 2-е изд. / Под ред. И.Ф. Карского. – Л.: Изд-во АН СССР, 1926-1928. – 733 с. 17.Поучение Владимира Мономаха // Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси) / Перевод и примечания Д.С. Лихачева. – М.: Худож лит., 1969. – С. 146-171. 18. Пушкарева Н.Л. Женщины Древней Руси. – М.: Мысль, 1989. – 286 с. 19. Рабинович М.Г. Древнерусская одежда IX — XIII вв. // Древняя одежда народов Восточной Европы / Отв. ред. М.Г. Рабинович. – М.: Наука, 1986. – С. 40-111. 20. Романов Б.А. Люди и нравы Древней Руси. Историко-бытовые очерки XI –XIII вв. – М.-Л.: Наука, 1966. – 240 с. 21.Слово Даниила Заточника, которое он написал своему князю Ярославу Владимировичу Л.В. Соколовой. / Подготовка [Электронный текста, перевод ресурс]. – и комментарии Режим доступа: http://www.pushkinskijdom.ru. 22. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. В Кн. 2. Т. 3–4. – М.: Голос, 1993. – 768 с. 23.Татищев В.Н. История Российская. В 7 тт. Т. II. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1963. – 352 с. 24.Церковный устав великого князя Ярослава // Макарий (Булгаков) митрополит Московский и Коломенский. История русской церкви. Кн. 2. История Русской Церкви в период совершенной зависимости ее от Константинопольского патриарха (988-1240). – М.: Изд-во СпасоПреображ. Валаам. Монастыря, 1994. – С. 576-578. 25.Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. в 2-х тт. Т. I. – М.: Наука, 1970. – 326 с.
