Свобода: в начале будет слово (виртуализация концепта свободы в современных обществах).

Л. С. Яковлев
Свобода: в начале будет слово (виртуализация концепта свободы
в современных обществах).
Свобода лишь недавно стала казаться одной из экзистенциальных универсалий. Она не была таковой ни в традиционных обществах, ни в выстроенных,
на основе монотеистических религий, средневековых цивилизациях, ни даже в
раннеиндустриальную эпоху. Но, если мы имеем дело, говоря о свободе, не с
базовым компонентом «человеческой природы», а с социокультурным феноменом, необходимым условием его понимания становится функциональный анализ.
Идея свободы оказывается значимой лишь постольку, поскольку становится адаптивным, и приобретает ценность для общества, тип личности, с ней
связанный. На протяжении большей части человеческой истории мэйнстрим
процессов социализации определялся, прежде всего, задачами оптимизации систем социальных взаимодействий. Личностное развитие выступало, скорее, как
маргинальная задача, приложимая, заведомо, лишь к отдельным индивидам, но
никоим образом не к большинству. В отношении большинства, напротив, совершенствовались механизмы социального контроля, ориентированные на стандартизацию социального поведения.
На первый взгляд, парадоксально, что изменение такого положения вещей
связано с индустриализацией. Конвейер с момента своего возникновения был
символом несвободы,1 а модель фабрики, от луддитов до М. Фуко,2 рассматривалась в качестве прототипа социального контроля.3 Но, в действительности, от-
1 Последовательным выражением этой идеи выступает первая классическая антиутопия ХХ века, роман Е. Замятина «Мы»,.нарочито артикулирующий стандартизацию, унификацию индивидов (см.: Замятин Е. «Мы»:
Текст и материалы к творческой истории романа / Сост., М.Любимова и Дж.Куртис. СПб.: Мiръ, 2011; Скалон Н. Р. Будущее стало настоящим : (Роман Е.Замятина «Мы» в лит.-филос.контексте): Тюмень: Экспресс,
2004.
2 Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. М.,1999
3 Очень характерный материал в этом плане предоставляет история бытовых коммун в Советской России 20-х
годов, характерное для которых стремление к максимальному обобществлению, превращению в фаланстеры,
отмечалось как современниками, так и современными аналитиками. См.: Бэр Ю.Коммуна сегодня. М.,1930;
На корме времени. Интервью с ленинградцами 1930-х гг. СПб., 2000; Лейзерович В. Коммуна молодежи.
носительно короткий, период раннего и классического индустриализма, вопервых, развеял иллюзии свободы, связанные со стереотипами, характерными
для Gemeinschaft, во-вторых, создал условия для дистанцирования приватного
жизненного пространства индивида от производственной деятельности и публичного пространства (точнее, для окончательного оформления последнего).
Индивидуальная свобода невозможна без окончательного разрыва с органически присущими традиционным обществам парадигмами, в которых личность физически лишена возможности опредмечивать свое бытие, как индивидуальное, не растворенное в практиках выживания и социального взаимодействия. Банальная формула, согласно которой нельзя жить в обществе, и быть
свободным от общества, воспринималась традиционными обществами в качестве безусловной догмы.
При этом игнорировался очевидный вопрос: о чем идет речь, когда мы говорим об обществе. Ведь это система высокой сложности, организованная набором многоуровневых связей. В определенном смысле, человек, разумеется, не
может быть свободен от общества, что бы с ним самим, и с этим обществом, не
произошло — просто потому, что без социализации мы имеем дело не с личностью, с «айверонским ребенком», а личность, как результат социализации, уже
не может быть отделена от системы ценностей, паттернов, установок, принадлежащих не ей, а обществу. Но в этом случае мы, говоря «общество», подразумеваем даже не макросреду, а более высокий уровень обобщения, социум, как социокультурный феномен.
Однако, совсем иначе обстоит дело в отношении компонентов микросреды. Еще в классической Греции изгнание из полиса рассматривалось почти как
эквивалент смертной казни. Здесь сохранялся стереотип, адекватный эпохам,
когда вне группы человек просто не мог выжить. Однако, уже приговоренные
народным собранием Афин к изгнанию люди вполне неплохо устраивались за
пределами сообщества, чья претензия на исключительность давно перестала
быть адекватной. В конце Х1Х столетия Вл. С. Соловьев определял свободу как
М.,1929; Хархордин О. Обличать и лицемерить. Генеалогия российской личности. СПб.-М, 2002.
возможность для человека сменить страну и вероисповедание.4 Конечно, это
ближе к свободе, нежели положение вещей, при котором человек растворен в
коллективе, или его сознание полностью подчинено некой идее. Но сколько ни
меняй своей принадлежности к различным общностям, как часто это ни делай,
ни самоидентификации, ни подлинной свободы, это, само по себе, не обеспечит.
Культурологические интерпретации свободы естественно тяготеют к смещению от «негативной», часто понимаемой, как политическая, трактовки, согласно которой свобода есть нечто противоположное несвободе, зависимости, к
трактовкам, делающим акцент на самореализации личности. На самом деле,
именно так запускается процесс, о котором Г. Белль писал: каждый день умирает частица свободы.5 Именно развитие дискурсов свободы художника, свободы
личности в сартровском понимании, сжимает, как шагреневу кожу, пространство свободы, и Г. Белль, хорошо знавший, что такое философия экзистенциализма, понимал это лучше многих.
Дело в том, что, пытаясь очертить пространство свободы творческой личности, мы, на деле, вводим ее в границы, причем, абсолютно не обязательные.
Классическая максима А. Пушкина «не продается вдохновенье, но можно рукопись продать» исчерпывает собой все, что должно быть сказано по этому поводу, на ней следовало бы остановиться, и запретить, под страхом ссылки в
сартровскую вселенную, что бы то ни было еще писать об этом. Социум может
и должен иметь дело только и исключительно с произведением, готовым продуктом творчества. Использование произведения, безусловно, социально, и может быть введено в те рамки, какие социум посчитает нужным. Его право — облагать налогами авторов, жечь книги, вручать государственные премии области
литературы и искусства. Что касается художественного производства, всякое
вмешательство в него общества не может принести ничего, кроме вреда всем
участникам этого безнравственного деяния. Отсюда понятно, что свобода автора абсолютна в силу отсутствия ограничений, кроме вводимых им самим, но за
4 См.: Ненашев М. И. Концепции свободы в философии Владимира Соловьева. Монография. Киров: СанктПетербургский институт внешнеэкономических связей, экономики и права 1999.
5 Белль Г. Каждый день умирает частица свободы, М.: Прогресс, 1989.
них он сам и несет ответственность. А все остальное, от социального заказа до
уайлдеровских и букеровских премий, лежит вне процесса творчества,
относится к социальным взаимодействиям по поводу его продуктов.
Наиболее губительным, впрочем, оказывается использование спектра
определений, связывающих понятия свободы и выбора. «Свобода - в самом общем смысле, наличие возможности выбора», пытаются уверить нас авторы философских словарей для общего пользования.6 Разумеется, ограниченность такого толкования бросается в глаза, но, парадоксальным образом, снять эту ее часто пытаются за счет сужения поля выбора. Вот достаточно типичное в этом
плане рассуждение: «Обычно мы выбираем в двухмерной системе координат
цена-качество, пытаясь найти оптимальное для себя соотношение. Ответственность свою в этой системе координат мы понимаем так: товар мне нравится,
поэтому я готов платить соответствующую цену, чтобы пользоваться им. Свобода человека в обществе ложно определена на столько, насколько он способен
взять или купить то, что хочет. Поэтому, чем больше у человека власти или денег, тем больше окружающих его людей будут думать, что он достиг свободы...
Настоящая свобода заключается в том, что мы свободны решать: я материя или
дух, сознание?».7
Все это было не ново еще в те времена, когда Шакьямуни пришел учиться
к аскетам; пробыл он у них недолго. Странно полагать, будто человек становится свободным от вещей, демонстративно отказываясь от обладания ими. Жест
— не более, чем жест; в социальном контексте он чаще всего означает попадание в еще худшую зависимость, потому что ничуть не свободнее жертв стратегий демонстративного потребления те, кто избирает стратегии, столь же демонстративного, отказа от потребления вовсе, как те аскеты, или отказа от потребления модных вещей, будто это что-то меняет.
Тем не менее, отождествление свободы, как таковой, и свободы выбора,
6 Философское понятие свободы. Свобода и ответственность // Помощь по философии.
http://studfilosed.ru/otvety-k-vstupitelnomu-ekzamenu-po-filosofii/136-filosofskoe-ponyatie-svobody-svoboda-iotvetstvennost.html
7 Свобода выбора человека // Интеллектуальный клуб Академгородка. http://who-are.ru/publ/svoboda_vybora/11-0-23
создает смысловые проблемы. Мне представляется, Ф. Шеллинг, которого
обычно рассматривают в качестве основоположника данного типа дискурсов,
имел в виду просто ситуацию первородного греха.8 Библейская антропология
опирается на представление о человеке, как подобии Божьем, получившем от
Творца право и обязанность выбора между добром и злом. Как определяет
современное православное богословие, «свобода - дарованная Богом способность человеческой воли к непринужденному избранию добра».9 Однако, как, в
свое время, показал в книге «Оправдание добра» Вл. Соловьев, люди не могут
судить об отдаленных последствиях своих поступков, а следовательно, не могут
осуществить полноценного выбора между действиями, ведущими, в конечном
счете, ко злу, или добру. Разумеется, отсюда никак не следует нравственного нигилизма. Речь просто о том, что некорректно абсолютизировать «свободу выбора».
Позднее Г. Гюнтер, в программе кенограмматической логики, обосновал
скудость логики «исключённого третьего», как неспособной описать устройство реального мира.10 Разговор о свободе оказывается заведомо лживым, если
у человека изначально отнимается естественное право — выбрать отказ от
выбора, «сделать паузу», предоставить событиям просто идти своим ходом.
Подлинный смысл формулы Г. Белля
«каждый день умирает частичка
свободы», в моем понимании, есть констатация нарастания социальности,
погружения человека во все более плотную сеть социальных связей, по сути
своей лишающих его свободы. Другой вопрос, прав ли он исторически:
возможно, в сравнении с практиками фашистской Германии жизнь ганзейских
городов и представляется раем. Но если сопоставлять ее с элементарно
вменяемым современным обществом, оценки будут генерироваться иные; мы
8 Исторический процесс, как осуществление свободы, трактуется Ф. Шеллингом в терминах смены рока закономерностью, а затем провидением (когда наступит этот период, тогда будет и Бог). См. :Шеллинг Ф. Философия искусства. М., Мысль, 1966; Кричевский А. Образ абсолюта в философии Гегеля и позднего Шеллинга. М.: ИФ РАН, 2009; Гайденко П. П. Гностические мотивы в учениях Шеллинга и Вл. Соловьева (окончание) // Знание. Понимание. Умение. 2005. № 3.С. 220-229; Желнов М. В. "Cущность свободы как истина" и
"Cущность истины как свобода" (Идеи Ф.Шеллинга и М.Хайдеггера в наши дни) // Социальная теория и
современность. Вып. 21. РАГС При Президенте РФ. Москва -1996. С. 52-80.
9 Свобода // Энциклопедия изречений Святых отцов и учителей Церкви http://azbyka.ru/dictionary/17/svobodaall.shtml
10 Готхард Гюнтер // Chronos. http://www.chronos.msu.ru/biographies/lepilin_gunter.html
вспомним
о
цеховых
ограничениях,
мелочно
регламентировавших
повседневное поведение. И не надо воображать, будто такая регламентация
отвечала природе человека; будь так, люди не уходили бы в отшельники столь
интенсивно именно в обществах и в периоды, для которых высокий уровень
регламентации
повседневного
поведения
был
характерен.
По
сути,
марксистская формула «жить в обществе, и быть свободным от общества,
нельзя», верна; стоит только устранить тавтологию, не повторяя слово
«общество» в этой фразе дважды. Иначе говоря, свобода абсолютно
тождественна одиночеству. Люди не могут сосуществовать, не ограничивая
свободы друг друга; но проблема заключается в том, что именно социум есть
инструмент выживания вида.
В обыденном сознании свобода воспринимается в качестве состояния, к
которому человек стремится, преодолевая сопротивление среды. Вообще говоря, не столь давней является эта обыденность; еще в начале Х1Х века соответствующая позиция внедрялась романтизмом, отнюдь не будучи общепринятой.
Не то, чтобы раньше доминировала какая-то иная точка зрения, в обществе просто отсутствовал интерес к данной проблеме. Романтики, по сути дела, восприняли руссоистское понимание стремления к свободе как естественное проявление человеческой природы. Ж. Ж. Руссо был вполне логичен в своих представлениях о «благородных дикарях»: если стремление к свободе органично природе человека, чем меньше прессинг социума, тем оно более явно должно выражаться. Столетием спустя, однако, практики этнографических, антропологических, исторических исследований убедительно продемонстрировали несоответствие подобных представлений реальности. Понятие и идея свободы есть результат социального конструирования.
В романе Х. Мураками «Кафка на пляже» есть эпизод с дальнобойщиком,
звезд с неба не хватавшим деревенским парнем, под воздействием обстоятельств (пусть, несколько иррациональных), задумавшимся, впервые, о смысле
своей жизни. И, стоит ему этим заняться, он оказывается сначала в кафе, где
слушает Бетховена и Гайдна, потом на фильме Трюффо, а, на исходе второго
дня, начинает размышлять об увиденном и услышанном. «В голову лезло всякое, но больше – о себе, о своей жизни. И чем глубже он забирался в эту тему,
тем больше ему казалось, что в его существовании нет никакого смысла, а он
сам – всего лишь непонятно чему принадлежащая принадлежность. Вот, к
примеру, как я болел за «Тюнити Дрэгонз»! И толку-то? Ну, выиграют они у
«Иомиури Джайантс» и что? Я от этого лучше стану?».11 В эпизоде, конечно,
немало гротеска, но есть и наивная жизненная правда. Путь к себе неизбежно
оказывается путем в культуру, потому что языки принадлежат культуре, без нее
мы немы.
Но всякий язык конструирует свое виртуальное пространство, в той или
иной форме. Собственно, та пауза между речью и текстом, о которой пишет Ж.
Деррида в «Грамматологии», и открывает возможность виртуализации. Однако,
чтобы виртуальные миры стали доступны не узкому сообществу «играющих в
бисер», а массам, их надо было показать. Возможно, самым показательным
эпизодом рефлексии процессов конструирования виртуальных миров, которые
можно увидеть, стал фильм Рона Ховарда, снятый в 2008 году по пьесе Питера
Моргана, Frost/Nixon. Эти 123 минуты экранного времени, едва окупившиеся в
прокате, представляют собой удивительно яркий документ, не 70-х годов, конечно, а нулевых.12 В фильме (безотносительно к тому, как было на самом деле), не
Фрост выигрывает, Никсон проигрывает ему. Мир консервативной политики и
консервативной культуры рухнул, потому что его перестали защищать. У этих
людей было все: газеты, телевидение, полиция в бронежилетах с водомётами и
тяжелые бомбардировщики. Все, кроме веры в то, что с ними правда.
Устоявшаяся, за послевоенные четверть века, система ценностей оказалась на
удивление хрупкой. Она не выдержала первого же испытания сомнением.
С другой стороны, даже когда победа сама падает в руки, надо быть в си-
11 Kafka on the Shore. См.: Мураками Х. Кафка на пляже. М., Эксмо, 2006.
12 Frost/Nixon (2008) // IMDb. http://www.imdb.com/title/tt0870111/; Where Hollywood Meets History: Frost/Nixon
//. BU Today. Boston University. November 17, 2008; Епишкина А. Фрост против Никсона // Мировое кино.
http://www.mirovoekino.ru/review.php?id=5151; Муртазин Э. Журналистика. Фильм. Фрост против Никсона
(Frost/Nixon) // Лично/общественный дневник Эльдара Муртазина. 05.01.2010 at 10:41
http://mrmurtazin.com/2010/01/05/zhurnalistika-film-frost-protiv-niksona-frostnixon/
лах ее удержать. Фрост сильнее Никсона лишь в том, что свободен от табу, не
связан, по рукам и ногам, невесть кем выдуманными правилами. Естественно,
современниками перехода от модерна к постмодерну все это воспринималось,
как безнравственность. В «Улице отчаяния» Йена Бэнкса есть тривиальный, в
общем-то, эпизод с терактом в отношении рок-певицы, чье вольное отношение
к евангельской истории возмутило фундаменталистов.13 До сих пор можно
найти сайты и книги, повествующие о «сатанинской» природе рок-музыки;14
мало кто из поколения рождения 50-х не сталкивался, хоть раз в жизни, с
неприятием, «поборниками традиционных ценностей», вошедшей в моду, во
второй половине 60-х, прически, для многих, ее носивших, в общем-то,
никакого символического смысла не имевшей, просто не каждый ведь любит
короткую стрижку. Самые важные войны за свободу ведутся, безусловно, не за
политические цели, а в пространстве повседневности.
Поэтому именно победа Фроста открывает дверь в Белый Дом для Р. Рейгана. Для политиков типа Р. Никсона превращение голливудского актера в президенты так же недопустимо, как глумление какого-то шоумэна над Президентом. И не только для политиков. Ассистент Фроста, написавший четыре книги
про Никсона, ни разу его не видав, возмущен лидерством в их команде беспринципного телеведущего не меньше, чем люди из окружения бывшего президента
— посягательствами на святой образ их хозяина. Эта реальность должна быть
сметена реальностью «общества спектакля», прежде, чем Рейган станет главой
государства, Шварцнеггер — губернатором Калифорнии, леди Ди — послом
мира, звезды шоубизнеса и профессионального спорта — национальными символами.
Разумеется, то, что мы сейчас описываем, тоже миф. Но у этого мифа есть
13 Бэнкс Й. Улица отчаяния. М.: Эксмо, СПб.: Валери СПД, 2003.
14 Тема запущена с нелегкой руки Жана Поля Рожембаля. См.: Сатанинская музыка // ИноФорум > Клубы по
интересам > Kино. Музыка. Театр. http://www.inoforum.ru/forum/index.php?showtopic=2656&st=195; Мартанов Г. Е. Рапсодия дьявола.http://crusader.org ; Девятьяров Е. Музыка которая убивает. // Youtube.
https://www.youtube.com/watch?v=kUIX3AcL2mQ Рок — это ритуальная озвучка сатанистов. // Youtube
https://www.youtube.com/watch?v=mzmOY8Pr5jU Рокеры и сатанисты. // Youtube.
https://www.youtube.com/watch?v=PdXm3bKP9Xs Оккультная Индустрия Музыки 1/11 | Проданные Души //
Youtube.https://www.youtube.com/watch?v=Xj9aw3cqo7A Городенцов Г. Сатанизм под прикрытием Православия // Русская народная линия. 22.02.2011.
http://ruskline.ru/news_rl/2011/02/22/satanizm_pod_prikrytiem_pravoslaviya/&?print=y:
одно очень существенное свойство: мы в нем живем. Постмодерн не разрешил,
разумеется, противоречий модерна, вылившихся в две мировые войны. Их и нельзя было разрешить, только снять. Модерн принимал, как постулаты, неизбежность и абсолютную необходимость конкуренции, сведение смысла жизни к
достижению некой цели; в условиях ограниченных ресурсов и пространства,
такая система ценностей кажется эффективной, потому что обеспечивает мобилизацию, высокий уровень агрессивности, но не может не быть самоубийственной для социума в среднесрочной перспективе. Постмодерн открывает путь, в
конце которого — бесконечное разнообразие виртуальных миров для каждого.
Собственно, это, всего лишь, вопрос угла зрения. Можно видеть мир глазами героев «Матрицы», а можно — глазами персонажей рассказа Алексея Свиридова, программистов, уходящих из унылого «реала» в мир игры, где они занимаются, всего-навсего, тоже разработкой компьютерных игр — но там, в виртуальности, перед ними открыта свобода дизайна своего жизненного пространства. И неудивительно, что, увидев на полке в реальном магазине диск с
игрой, в разработке которой он сам в виртуальности участвовал, герой, вместо
того, чтобы оглядываться в поисках белого кролика, на последние деньги оплачивает счет у провайдера и возвращается в виртуальный офис — к ненастоящим
деньгам,
коллегам-аватарам,
работе
«понарошку».15
В
искусственный,
сконструированный мир. Мир, где он может быть самим собой. Один из миллионов миров, которые позволяет создать виртуализация.
Очень показательно развитие ощущения прикосновения к этой бесконечности, фиксируемое С. Лукьяненко. В «Звездной тени» он играет со своими сомнениями: да, ни одно общество не выдержит соприкосновения с такой возможностью. Но безусловно отвергает «дар Тени» лишь неприемлемый для С. Лукьяненко мир-пародия на социализм, что заставляет задуматься о критериях
оценок.16 В «Императорах иллюзий» те, кто защищает право реальности на
15 Свиридов А. Новая компьютерная игра // Фантастика. 2002. Вып.3. М., АСТ, 2003.. Примечательно, что сам
Алексей Свиридов в 1998 году отказался от карьеры профессионального литератора, начав работать сценаристом в «Нивал Интертеймент». См.: http://www.kulichki.com/tolkien/esgaroth/alexey_swiridov.chat.ru/
16 Лукьяненко С. Звездная тень. М., АСТ, 1998.
жизнь против поглощения виртуальностью, вряд ли могут вызывать симпатию.
«Клинч-командор» Шегал, тот, чьей воплощенной мечтой стала новая вселенная, оказывается способен лишь придумать мир, наполненный ненавистью и насилием, где он сам окажется, всего-навсего, послушным исполнителем воли
придуманных им же персонажей. «Слуга остается слугой. Так? Даже в
грезах?».17 И, сколь ни странно на первый взгляд, наиболее органичным, в мирах С. Лукьяненко, оказывается восприятие виртуальности героями трилогии о
Диптауне, людьми, с самого начала знающими, с чем имеют дело.18
Понятие виртуального, чаще всего, либо применяется в узко операциональном смысле, относясь к использованию виртуальных машин для создания
сред разработки и запуска программных продуктов, либо связывается с видеоиграми. На первый взгляд, действительно, игровые миры представляют собой
наиболее адекватные модели виртуальных пространств. Слоган популярного, в
90-е годы, журнала «Навигатор игрового мира», «мы верим, этот мир реален»,
как будто, точно отражает восприятие геймерами происходящего по ту сторону
монитора. Однако, очевидно существенное ограничение. Игровое пространство
создается именно по законам игры, применительно к игровой деятельности.
Оно может быть выстроено, как довольно точная имитация обыденной жизни, в
целом, как в случае Sims, или в существенных фрагментах, как во многих ролевых играх, но, при этом, модели социальных взаимодействий остаются лишь
моделями. Перенос результатов игры в реальность (монетизация бонусов, репликация престижа) не только не опровергает наличия выделяемого различия,
но, напротив, подчеркивает его значимость: именно потому, что все участники
игры отчетливо сознают разделенность пространств, в которых взаимодействуют, такой перенос вообще оказывается возможен. Замена реальности, вообще
говоря, не является целью игры; ее функции вполне успешно интегрируются в
систему социальных взаимодействий, как компенсаторные, тренинговые, учебные, рекреативные. Если отдельные геймеры на самом деле живут в игре, это
17 Лккьяненко С. Линия грез. // Лккьяненко С. Императоры иллюзий. М.: Локид, 1996
18 Лккьяненко С. Лабиринт отражений. М.: АСТ, СПб.: Terra Fantastica, 1997
отнюдь не норма. Собственно, обществом подобное воспринимается в качестве
девиантного поведения, и интерпретируется в терминах игровой зависимости.
Игровые миры не могут служить полноценными прототипами виртуальности в силу своей дополнительности, несамостоятельности. Они представляют
собой надстройки к реальности, не способные существовать без нее. В тех же
случаях, когда (чаще всего, на основе гипертрофии компенсаторной функции)
игровая реальность для индивида становится самодовлеющей, его социальное
поведение переходит в разряд дезадаптивного, подвергается коррекции.
Природа виртуального может быть понята только исходя из логик его
конструирования. Поиск альтернатив предполагает, как исходное состояние,
неудовлетворённость значимыми параметрами социальной среды. В основе
этой неудовлетворённости лежит осознание чрезмерности цены, заплаченной за
упорядочивание мира. При всей тривиальности предложенной три с лишним
века назад Гоббсом схемы, она отражает реальный механизм складывания описанных, позднее, М. Фуко властных отношений. Страх перед хаосом делает людей готовыми принять тоталитаризм. Но создаваемые системы оказываются несбалансированными, для них очевидна тенденция к полному стиранию личности, как конечной форме упорядочивания социальных отношений. Какую-то
часть общества устраивает и это, но для многих отказ от собственного «Я» оказывается слишком дорогой платой за предсказуемость социального бытия (не
говоря уже о том, что предлагаемое тоталитаризмом равновесие, на деле, оказывается весьма хрупким).
Виртуальные миры созданы, разумеется, не компьютерами. Компьютер,
вообще говоря, создать ничего, что не было бы, в принципиальной схеме, доступно человеку, не может, его очевидные, и огромные, преимущества над человеческим мышлением состоят в другом. Что до виртуальности, она существовала всегда, во всяком случае, в эпохи, когда люди занимались литературной,
изобразительной, музыкальной творческой деятельностью. Проблема лишь в
том, что создание художественных миров никогда не было основным содержанием
повседневной
деятельности
для
большинства
человечества.
Для
большинства людей определённые сложности представляет даже освоение
мироощущения, создающего предпосылки творческой деятельности. «Когда
просыпаешься и открываешь глаза в темноте, кажется, что весь мир теперь придется сотворять заново. Себя же при этом себя ощущаешь так, будто залез в чужое тело и живешь чужой жизнью. И нужно изрядно повозиться, чтобы
спроецировать себя на эту жизнь – и снова в нее вернуться. Странное, вообще,
занятие – рассматривать свою жизнь как жизнь кого-то другого. Сама мысль о
своей жизни отдельно от себя самого крайне плохо переваривается сознанием»,
размышляет главный герой «Охоты на овец».19 Очевидно, что, если не можешь
даже этого, претендовать на роль демиурга оснований маловато.
Естественно, для самого Х. Мураками «рассматривать свою жизнь как
жизнь кого-то другого» настолько не представляет проблемы, что он может
даже ощутить себя в шкуре человека, не способного решить эту задачу вовсе.
На то он и писатель. На протяжении всей человеческой истории, вплоть до конца ХХ столетия, деление на творческую элиту и способную лишь к восприятию
художественных ценностей, да и то, ограниченно, читательскую, зрительскую
массу, казалось незыблемым. И вот здесь Internet на самом деле, меняет все.
Можно спорить, является ли рекомбинация образов творчеством, но, так, или
иначе, Internet дал возможность миллионам людей создавать виртуальные миры
и жить в них.
Концептуализация виртуальных миров как фронтира Эдвардом Кастронова (Synthethic Worlds Initiative, Indiana University)20 основывается на пространственной метафоре. Разумеется, эта метафора может по-разному использоваться. В программе информационного редукционизма, берущей начало от О.
Тоффлера, она сводится к концепту «глобальной деревни», у М. Хардта и А. Негри маркирует переход к «имперскому модусу» управления; в схеме М. Кастельса служит инструментом описания перехода к сетевым взаимодействиям. Нам
представляется важным выделить нечто общее для всех этих подходов: про19 Мураками Х. Охота на овец. СПб.: Азбука, 1998. См. также: Мелихов А.. Стрижка овец. // Октябрь 2004,
№11; Касаткина. Т. Русский читатель над японским романом. // «Новый Мир 2001, №4.
20 Кастронова Э. Бегство в виртуальный мир. М., Феникс, 2010.
странство может кому-то принадлежать, а может не принадлежать никому.
Фронтир, идет ли речь о реальных практиках американского Запада, перифериях классических колониальных империй, населённых казачеством округах России, есть зона самоуправления, причем с не сложившимися формальными
структурами. Конечно, результатом может быть вполне хаотическая модель, но
здесь, определенно, открывается перспектива самоопределения индивида. При
этом набор потенциальных инструментов ограничения свободы в виртуальных
мирах не сопоставим с имеющим место в реале. Показательный анализ Ю.
Кюклихом процессов становления иерархий в многопользовательских играх
(прежде всего, фарминга)21 показывает лишь степень зависимости сознания их
участников от ситуаций в реале. Речь не только об элементарных уровнях
воздействия (не может внести в игровое пространство реальные деньги тот, у
кого их нет), но и о характере продуцирования ценностных систем. По сути,
имеет место тот же механизм, что был описан Т. Вебленом как демонстративное
потребление: сами по себе условия виртуальности не требуют воспроизводства
социальных отношений реала. Напротив, такое удвоение представляет собой
сознательное ограничение потенциала виртуальной реальности. Она может
содержать в себе бесконечное множество принципов организации мира,
ограниченное только способностью человека их конструировать.
Действительно творческое применение возможностей виртуальных миров
имеет место в экспериментах типа реализуемых Робертом Блумфилдом (Cornell
University), строящим игровые экономики для лабораторной апробации тех или
иных концепций.22 Опираясь на иные методические приемы, но исходя, по сути,
из аналогичных методологических принципов, разрабатываются и реализуются
проекты маркетинговых исследований в игровых мирах. Starwood Hotels апробирует дизайн помещений в Second Life.
По мнению Ричарда Бартла, многопользовательские виртуальные миры
21 Kücklich Julian , Virtual Worlds and Their Discontents: Precarious Sovereignty, Governmentality, and the Ideology
of Play, // Games and Culture, October 2009 4: 340-352.
22 Практическое воплощение теорий ... в онлайне! // Менеджер = Профессионал Управления.
http://profftest.ru/article.php?id=362
соединяют в себе игру, времяпровождение, спорт, развлечение. При этом, однако, он выделяет преобладание той или иной функции для конкретной группы
пользователей.23 Из этого, однако, с необходимостью следует признание, вопервых, функционального тождества виртуальных и реальных вселенных, вовторых, наличие потенциальной возможности персонализации первых. Аналогичное представление заложено в промо-тексте на портале Second Life: «Если
вы дизайнер/конструктор/архитектор, то в вашем распоряжении мощные средства для создания 3D объектов ; если вы программист, можете создавать скрипты на встроенном языке LSL (Linden Script Language), разрабатывать новые сервисы интегрируя Web и SecondLife.; вы любите играть в компьютерные игры?
Second Life - это мир, в котором можно создать любую игру. Гонки, стрелялки...
Хотите заработать? В Second Life функционирует настоящая экономика, а внутреннюю валюту (Linden Dollars) свободно можно обменять на $.; Любите общаться? Тут вы найдете собеседников на любую тему и на любом языке». (По
данным проведенного на портале опроса, для большинства участие в игре выступает развлечением, но более, чем каждый пятый, видит и возможность заработка). Разумеется, это — приглашение к игре, но и приглашение к жизни.24
И здесь стоит подчеркнуть принципиально важный момент: понятие
«игра» имеет далеко не единственный общепринятый смысл, но спектр смыслов, от максимально широкого, по сути, охватывающего все человеческое бытие, у Й. Хейзинги, до предельно узкого, сводящего игру к жестко ограниченному набору технологий. Для нас существенным представляется, в рассматриваемом контексте, рассуждение Дж. Ритцера о диснейлендизации, как продуцируемом, определёнными интересами, и, в то же время, имеющим объективную природу, жизненном стиле, локализованном в «соборах потребления».25 Шопинг —
вполне конкретный вид поведения, но с определённого момента рост его
23 Бартл Р. Черви, трефы, бубны, пики: игроки виртуальных миров // dtf.ru
http://dtf.ru/articles/read.php?id=44593&page=6
24 secondlife.ru.Главная страница. http://secondlife.ru/?act=vote&show=3;; FAQ для начинающих
http://secondlife.ru/?act=articles&id=33 Что делать в Second Life? // Мультимедийные презентации.
http://prezentation.ru/articles/what_you_can_do_in_sl_25_09_07.html
25 Ritzer G. Enchanting a Disenchanted World: Revolutionizing the Means of Consumption. Thousand Oaks, Pine
Forge Press, 1999. P. 8.
масштабов придает ему значение катализатора, изменяющего стилистику поведенческих стратегий, связанных со все более широким набором аспектов бытия.
Точно так же и опосредование процессов социализации виртуальными игровыми взаимодействиями существенным образом меняет облик поколений, которые, в свою очередь, придают новый облик обществу.
Общество еще не отрефлексировало, в полной мере, природы виртуальных миров. Они продолжают восприниматься большинством, как нечто вторичное, производное, игровое. Помимо прямой стигматизации реализуемых в них
форм деятельности (демонизация хакеров, выдвижение инициатив, связанных с
запретом тех или иных игр), обществу настойчиво навязываются представления, в которых предпочтение виртуальных форм деятельности «реальным» маргинализируется. Между тем, создание виртуальности представляет собой важнейший шаг общества к самопознанию как коллективного субъекта, ключевая
характеристика которого состоит в способности и потребности к продуцированию искусственной среды. Человечество, как вид, адаптируется к среде посредством ее преобразования, создания техносферы, развития системы знания о
мире. Создание виртуальных миров есть один из важнейших шагов на этом
пути.
В виртуальности обретается свобода, несравнимая с тем, что могут дать
творчество, с одной стороны, игра, с другой. Творческий процесс подчинен результату, и результатом интегрирован в действующие системы ценностей, а игра
подчиняется заданным искусственно правилам. По мере эмансипации виртуальных миров, их освобождения от прямой зависимости, интегрированности в «реальный» мир, человек получает шанс на действительную свободу, свободу
спонтанной деятельности, эксперимента, варьирования жизненными стилями.
Литература:
1. Асадуллин Э.Ф. Виртуальный подход в истории (основные положения концептуальной модели) // Клио. 2007. № 1. С. 138-145.
2. Афанасьева В. В. Виртосфера // Известия Саратовского университета. Новая серия.
Серия: Философия. Психология. Педагогика. 2009. Т. 9. № 2. С. 3-8. Бычков
В.В.,
Маньковская Н.Б. Виртуальная реальность в пространстве эстетического опыта // Вопросы философии. 2006. № 11. С. 47-59.
3. Батов В.И., Муромцев В.В., Муромцева А.В. Виртуальная коммуникация как феномен
культуры // Философские науки. 2008. № 7. С. 98-108.
4. Гасилин B., Тягунова Л. Виртуализация современного общества // Власть. 2007. № 1.
С. 60-62.
5. Ефимова Е.А. Грани виртуальности: формы и способы справочно-информационного
обслуживания // Библиотечное дело. 2008. № 6. С. 28-31.
0
6. Иванов Д.И. Виртуализация общества. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2000.
7. Ильина Н.Б. Способы виртуализации социального дискурса // Вестник Удмуртского
университета. 2006. № 3. С. 26-34.
8. Калмыков А.А. О виртуалистической природе коммуникации // Философские науки.
2007. № 8. С. 76-87.
9. Крайнов А.Л. Феномен отчуждения как атрибут глобализации: социокультурный аспект // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Философия. Психология. Педагогика. 2008. Т. 8. № 2. С. 31-36.
10. Листвина Е.В., Афанасьева В.В. Виртуальное пространство культуры // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Философия. Психология. Педагогика.
2008. Т. 8. № 1. С. 108-109.
11. Ненашев А.И. Развитие социального виртуального пространства в сети Интернет //
Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2008. № 73-1. С. 335-338.
12. Строев С.А. Постисторическая виртуальность как итог глобализации // Философия хозяйства. 2007. № 1. С. 146-158.
13. Схаляхо З.Ч. Виртуальность как социально-философское понятие и фактор трансформации экономической сферы общественной жизни // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2008. № 1. С. 51-55.
14. Устинченко Е.В. Трансформация понятия пространства и зарождение концепции «киберпространства» в художественной культуре ХХ века // Архитектон: известия вузов.
2008. № 23.
15. Федотова О.С. Виртуальная реальность в контексте проблем анализа дискурса // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена.
2009. № 92. С. 170-177.
16. Фролова С. М. Онтологический анализ виртуальной реальности через идеи «конкретной метафизики» П.А. Флоренского // Вестник Поволжской академии государственной
службы. 2009. № 3. С. 199-206.
17. Черняк Л. На пути к тотальной виртуальности // Открытые системы. СУБД. 2009. № 5.
С. 60-62.
18.Яцюк О.Г. Культурологический аспект компьютерной виртуальности: мультимедиа
как современный этап генезиса технических искусств // Вопросы культурологии. 2008.
№ 09. С. 70-72.