Чепурина Мария Юрьевна специальность 07.00.03 - всебщая история (новая история) АВТОРЕФЕРАТ
advertisement
На правах рукописи Чепурина Мария Юрьевна Бабёф и заговор "равных" 1796 г. (по материалам московского фонда Бабёфа) специальность 07.00.03 - всебщая история (новая история) АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук Москва, 2012. Работа выполнена в Отделе Новой истории Института всеобщей истории Российской академии наук. Научный руководитель: доктор исторических наук Чудинов Александр Викторович Официальные оппоненты: доктор исторических наук Гордон Александр Владимирович (Институт научной информации по общественным наукам РАН) кандидат исторических наук Бовыкин Дмитрий Юрьевич (Московский государственный университет) Ведущая организация - исторический факультет Саратовского государственного университета. Защита состоится « »_ _____________2012 г. в 11 час.00 мин. на заседании диссертационного совета Д002.249.01. при Институте всеобщей истории РАН по адресу: 119334 Москва, Ленинский пр-т 32а (ауд. № 1406) С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института всеобщей истории РАН Автореферат разослан « »____________________ 2012 г. Ученый секретарь диссертационного совета кандидат исторических наук Н.Ф. Сокольская I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ. Гракх Бабёф, известный также по названию одной из своих газет как Трибун народа, принадлежит к числу самых ярких и наиболее дискуссионных фигур Французской революции XVIII в. Организованный им заговор «равных» поразил воображение современников, а его идеи оказали существенное влияние на общественную мысль и социалистическое движение XIX-XX вв. И хотя с того времени минуло уже более двух столетий, история бабувистского движения до сих пор сохраняет свою актуальность. Породившие его эпохи Просвещения и Французской революции были колыбелью и современной политической культуры1. Ко второй половине XVIII в. восходят истоки не только западной демократии, но и тоталитаризма, как правого, так и левого. События 1789-1799 гг. не только заложили основу современного либерального общества, но и задали архетип революции как таковой2, который и по сей день вдохновляет радикалов в разных странах мира. Вот почему изучение истории Французской революции тесно связано и с познанием того мира, в котором мы живём сегодня. Несмотря на то, что после Перестройки и распада СССР самая влиятельная в ХХ в. коммунистическая идеология – марксизм-ленинизм советского толка – была дискредитирована, левый радикализм отнюдь не остался в прошлом. В мире по-прежнему существуют коммунистические и близкие к ним режимы: Китай, Куба, Северная Корея, Вьетнам и др. На мировой политической сцене активно действующими субъектами остаются троцкизм, геваризм, идеология «новых левых», различные национальные разновидности социализма и коммунизма. Приверженцев этих идеологий можно, в частности, встретить в рядах движения «антиглобалистов», среди членов молодежных субкультур, в различного рода левоэкстремистских группировках. Сама идея умозрительного 1 2 Берлин И. Жозеф де Местр и истоки фашизма // Философия свободы. Европа. М., 2001. С. 206-299; Он же. Противники Просвещения // Там же. С. 299-332; Берлин И. Два понимания свободы // Философия свободы. Европа. М., 2001. С. 122-185; Грей Д. Поминки по просвещению. М., 2003. С. 279-350; Проект просвещения и современное общество. Религиозно-философские чтения. Владивосток, 2007; Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. М., 1995. Rey A. «Révolution». Histoire dʼun mot. P., 1989; Генифе П. Французская революция и террор. М., 2003. С. 35-41. конструирования идеального порядка вещей и насильственного его воплощения продолжает жить как и российском обществе, и во многих других странах. Широкое применение в политической жизни находит террор, восходящий своими корнями к практике Французской революции и находивший свое теоретическое обоснование в трудах Бабёфа на определенной стадии его духовной биографии3. Все эти обстоятельства обусловливают актуальность обращения исследователей к изучению идей и практики первого революционного коммунистического движения, каковым стал бабувистский заговор «равных». Целью настоящей работы является комплексное исследование идей, стратегии, тактики и результатов деятельности «равных» во главе с Бабёфом в контексте современного им французского общества. В соответствии с этой целью в диссертации были поставлены следующие исследовательские задачи: Проанализировать и обобщить историографию заговора «равных», наметить пути для творческого развития наработок отечественных и зарубежных специалистов по бабувистике; осветить идейные поиски Бабёфа в канун возникновения заговора, выявить динамику его отношений с читательской аудиторией издававшейся им периодики; исследовать структуру заговора 1796 г. и мировоззрение его участников, принадлежавших к разным уровням подпольной организации; по материалам доносов и петиций в министерства юстиции и полиции Франции 1796 г. проанализировать представления о бабувистах широкой французской публики и ее реакцию на арест заговорщиков. Объектом исследования является идеологическая и политическая деятельность Бабёфа и возглавлявшейся им подпольной организации «равных». Предметом 3 исследования является механизм зарождения См. например: Борисов С.Н. Философско-культуралогический анализ феномена терроризма в мире традиционализма и современности. Белгород, 2007. и функционирования данной организации в современном ему французском обществе, контакты и взаимовлияния между участниками заговора и их социальным окружением, восприятие французским обществом Бабёфа и его сподвижников. Хронологические рамки диссертации охватывают период с августа 1794 г. - того времени, когда Бабёф, вернувшись к политической деятельности после тюремного заключения, начал издавать «Газету свободы печати», - по сентябрь 1796 г., когда в Гренельском лагере была подавлена последняя попытка вооруженного выступления бабувистов. На этот период приходится окончательное складывание у Бабёфа плана коммунистического переворота, формирование им подпольной организации, активная агитация бабувистов, их разоблачение, арест и общественная реакция на него. Источниковую базу исследования составляют сочинения Бабёфа и его сподвижников, оперативные полицейские документы и материалы следствия по делу «равных», тексты личного происхождения. Определяющее значение для работы имели источники из Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), где фонд 223 содержит разнообразные документы, имеющие отношения к жизни и деятельности Бабёфа, а также – к созданной им подпольной организации. В силу привычки, обусловленной профессией февдиста (специалиста по сеньориальному праву), Бабёф тщательно сохранял все свои бумаги, включая тексты речей, полученные письма и черновики ответов на них, благодаря чему корпус оставленных им документов является одним из наиболее богатых среди личных фондов деятелей Французской революции XVIII в.4 Фонд 223 сформировался в конце 20-х – начале 30-х гг. XX в. в результате приобретения Советским Союзом документов из частных французских коллекций и последующего фотокопирования относящихся к Бабёфу дел из архивов Франции. Покупка этих документов стал чрезвычайно важным событием для советской исторической науки. Первоначально архив Бабёфа 4 Сенекина О. К. К истории создания фонда Бабёфа // Бабёф Г. Сочинения. Т. 1. М., 1975. С. 36. принадлежал французскому коллекционеру Ж.П.Б. Поше-Дерошу: этим фондом в свое время и пользовался историк Адвьель, опубликовавший часть документов. В 1881 г. Поше-Дерош умер, и коллекция ушла с аукциона. Она перешла к историку и коллекционеру Этьену Шаравэ, а затем была распродана. В 1924 г., когда основная часть архива принадлежала коллекционеру А. Роллену, начались франко-советские переговоры о его продаже. Сторону СССР представлял Центральный партийный архив Института Маркса, Энгельса, Ленина. Покупка совершилась зимой 1926/27 г. В дальнейшем Институт разыскал и приобрел еще некоторые документы, оказавшиеся у других владельцев, а также сделал в Национальном архиве Франции фотокопии источников, относящихся к деятельности Бабёфа. Формирование фонда завершилось к 1930 г.5, но в научный оборот эти документы поступили далеко не сразу. До сих пор московский фонд Бабёфа нельзя считать полностью изученным. Инвентарь фонда 223 составлен в 1982 г. и включает в себя пять описей. Опись 1 содержит авторские документы Бабёфа, за исключением писем, за период с 1785 по 1797 г. – всего 315 дел. Эти документы содержат информацию как об идейной эволюции Бабёфа, так и о его многоплановой революционной деятельности. В частности, здесь находятся его философские и публицистические сочинения (фрагменты «Постоянного кадастра», мемуар о способах межевания, брошюра «Париж, спасенный продовольственной администрацией», начало «Новой истории жизни Иисуса Христа», отрывок «Системы депопуляции» и т.д.), его газеты (номера и отрывки номеров «Газеты Конфедерации», «Пикардийского корреспондента», проспекты и извещения о выходе «Трибуна народа», отдельные статьи и черновики статей для него), разнообразные петиции и обращения, тексты речей и выступлений, конспекты и выписки, черновики и заметки, а также документы, относящиеся к Вандомскому процессу: копии судебных постановлений, прошения, протесты, тексты допросов. Подавляющее большинство документов данной описи 5 Сенекина О.К. К истории создания фонда Бабёфа // Бабёф Г. Сочинения. Т. 1. М., 1975. С. 29-39. относится к периоду до Термидора; источников 1795-1796 гг. здесь практически нет. Наиболее значимые документы из данной описи опубликованы, поэтому в данной работы они использовались при освещении предыстории в основном по советскому изданию сочинений Бабёфа, подготовленному под руководством В.М. Далина6. Опись 2 посвящена переписке Бабёфа и его семьи. Она включает 605 дел за период с 1779 по 1842 г.: 284 письма Бабёфа, 288 писем ему и 33 единицы хранения, относящиеся к переписке его сына, жены и других родственников. В этой описи содержится большое количество документов, освещающих идейное развитие, издательскую практику и общественную деятельность Бабёфа: переписка с Дюбуа де Фоссе, Ж.Ф.А. Девеном, Ж.П. Одиффре, Ж.М. Купе и другими. Значительное место занимает переписка с семьей, дающая представление о частной жизни Бабёфа и материальном положении его родных в период существования заговора. Большинство писем двух этих категорий также опубликованы в вышеупомянутом четырехтомнике. В настоящей работе использовались письма как подписанные, так и анонимные, которые Бабёф получал от читателей его «Газеты свободы печати» (дд. 539-550). Написанные не всегда грамотно и разборчиво, они порой трудны для прочтения, но позволяют понять умонастроения читательской аудитории Бабёфа в 1794 г. К сожалению, этих писем относительно немного: данная опись так же содержит документы, относящиеся преимущественно к дотермидорианскому периоду. Опись 3 включает в себя 11 биографических документов за 1772-1871 гг., относящихся к Бабёфу и его родным: записи в книгах актов гражданского состояния, брачное свидетельство, юридические документы, анонимные биографические заметки о Бабёфе. В Описи 4 представлены копии документов из архивов Франции, освещающих революционную деятельность Бабёфа, - в общей сложности 189 дел за 1790-1798 гг. Может показаться, что она охватывает меньше материалов, чем первая и вторая, но это не так: многие дела содержат не один 6 Бабёф Г. Сочинения. Т. 1-4. М., 1975-1982. документ, а целую подборку, представляя собой папки по несколько десятков листов каждая. В одном деле могут находиться документы разных лет, разного авторства, разного характера. Основная часть этих бумаг составляют материалы следствия по делу бабувистов и документы Вандомского процесса. Здесь же можно отыскать источники, касающиеся преследования и арестов бабувистов до 1796 г. Значительную часть описи составляют копии документов, захваченных у Бабёфа при аресте. В настоящее время эти материалы для исследователей недоступны, так как по техническим причинам данный фонд закрыт. К счастью, этот комплекс документов был опубликован еще Директорией и к настоящему времени уже хорошо изучен: его можно найти в списке литературы практически любой из монографий о заговоре «равных». Опись 5 включает 20 разрозненных дел, относящихся к 1787-1797 гг. Она озаглавлена «Документы, поступившие с фондом» и содержит различные источники, часто анонимные и недатированные, относящиеся к деятельности Бабёфа, Французской революции и т.д. Из данного описания понятно, что московский фонд Бабёфа огромен и, хотя значительная часть его документов опубликована, он содержит еще много источников, не введенных в научный оборот. Кроме архивных, в диссертации использовались и опубликованные источники. Те и другие целесообразно разделить на три общие категории по происхождению: Сочинения «равных». Сюда относятся, прежде всего, тексты самого Бабёфа: его периодические издания «Газета свободы печати» (затем «Трибун народа») и «Просветитель народа», учредительные документы Тайной Директории общественного спасения, инструкции революционным агентам, переписка с соратниками. Эти источники опубликованы на русском языке в ранее упоминавшемся четырехтомном издании сочинений Бабёфа под редакцией В.М. Далина. К данной категории относится и книга Ф. Буонарроти о заговоре 1796 г., трижды публиковавшаяся в СССР7. Привлечены также различные пропагандистские или служившие для «внутреннего пользования» сочинения других участников «заговора»: С. Марешаля, Ж. Гризеля и др., а также их личная переписка периода тюремного заключения: первое дается по приложению к книге Буонарроти, второе – по архивным документам. Сочинения «равных», особенно Бабёфа, незаменимы при изучении процесса выработки бабувистами своей тактики, определения ими собственного места на политической сцене Франции и той роли, которую, по их мнению, должны играть народные массы. Документы органов власти. Из опубликованных текстов сюда относятся донесения агентов Директории, описывающие, в частности, общественную реакцию на пропаганду «равных» и их арест: эти донесения изданы французским историком А. Оларом на рубеже XIX-XX вв8. Также к данной категории следует причислить сохранившиеся в РГАСПИ полицейские и правительственные документы, касающиеся преследования и ареста Бабёфа в 1794 г., а также материалы следствия по делу «равных» в 1796 г. Данная категория источников помогает реконструировать то представление о Бабёфе и его сторонниках, которое могло сложиться у властей предержащих в период развития «заговора». Тексты, содержащие французов, информацию сочувствовавших об Бабёфу, умонастроениях дискутировавших обычных с ним, осуждавших его или равнодушных к нему. Во-первых, это письма читателей, приходившие в редакцию «Газеты свободы печати», позднее «Трибуна народа». правительственные Во-вторых, органы после доносы, поступавшие в разоблачения бабувистов, где говорилось об обнаружении подлинных или мнимых ответвлений заговора. В-третьих, оправдательные петиции, направлявшиеся людьми, ошибочно причисленными к сторонникам Гракха или полагающих себя 7 8 Буонарроти Ф. Гракх Бабёф и заговор равных. М., Птг, 1923; Буонарроти Ф. Заговор во имя равенства. Т. 1-2. М.-Л., 1948; Буонарроти Ф. Заговор во имя равенства. Т. 1-2. М.-Л., 1963. Aulard A. Paris pendant la réaction thermidorienne et sous le Directoire. Т. 1-5. Р., 1898-1902. преследуемыми по данному делу. Данная группа источников представляется наименее изученной и наиболее интересной. Она позволяет предпринять попытку реконструкции как мировоззрения сочувствующих Бабёфу на разных этапах его идейной эволюции, так и восприятия «равных» в период формирования заговора и сразу после его раскрытия. Степень научной разработанности темы. Историография бабувизма чрезвычайно обширна, поэтому ее подробному обзору посвящена вся первая глава настоящей диссертации. Здесь же мы обозначим лишь общий круг проблем, которые в тот или иной период интересовали исследователей, занимавшихся заговором «равных». 1. Первым, что заинтересовало авторов XIX в. после того, как имя Бабёфа вернулось из небытия с выходом в 1828 г. книги Ф. Буонарроти «Заговор равных», стала сама личность Гракха и его биография. О том и другом в работе Буонарроти говорилось весьма скупо: этот соратник Бабёфа даже не знал даты его рождения. Она стала известна в 1865 г. благодаря пикардийскому историку Э. Кое, который нашел соответствующую запись в церковных книгах, равно как и запись о браке будущего Гракха. Что касается личности Бабёфа, то ее Коэ изобразил весьма непривлекательной, приписав и своему герою и даже его сыну все худшие черты, какие в представлении добропорядочных буржуа полагалось иметь революционера, не опасным смутьянам9. кровожадный и «Тип даже профессионального чувствительный, но экзальтированный»10, - так определил личность Бабёфа социолог А. Эспинас, касавшийся заговора «равных» в своей книге 1898 г. Далее он отмечал, что, несмотря на свои ошибки, Гракх заслуживает некоторого уважения и симпатии11. Настоящее превознесение и романтизация образа Бабёфа начались в России и других странах после того, как стала сильна марксистская школа 9 10 11 Coët E. Babeuf à Roye. Péronne, 1865. Espinas A. La philosophie sociale du XVIII siècle et la Révolution. Р., 1898. P. 210. Ibid . P. 266. историографии: «Великий Гракх был человеком из стали»12; «интересы революции заслонили от Бабёфа всякие заботы о домашнем очаге. И потом, подготавливая эту последнюю революцию, призванную осуществить всеобщее благо, он не работал разве во имя будущего своих детей, как и детей всех бедняков, всех угнетенных?»13; «пикардиец, стойкий, как и все они, рожденный на грубой и плодородной земле самой обычной равнины, где даже солнце стремится быть пониже, чтобы не оторваться от реальности»14. До середины XX в. из книги в книгу кочевали три легенды о Бабёфе. Первая состояла в том, что его отец был образованным человеком и даже состоял воспитателем при детях Марии-Терезии15. Вторая: умирая, Бабёфстарший велел своим детям найти себе образцы для подражания среди героев Плутарха, и именно тогда будущий коммунист выбрал своим «патроном» Гая Гракха16. Третья легенда гласила, что Бабёф участвовал во взятии Бастилии17. Одним из первых в правдивости этих легенд усомнился французский историк Ж. Вальтер18. Окончательно опроверг эти три ошибочных суждения видный советский специалист по бабувизму В.М. Далин, введя в научные оборот массу новых документов, относящихся, прежде всего, к детству и юности Бабёфа19. 2. Другим сюжетом, интересовавшим большинство исследователей заговора «равных», было содержание и характер политической программы бабувистов, а также история ее формирования. В XIX – начале XX вв. на основе изучения агитационных материалов и внутренних документов тайной повстанческой Директории такие историки как В. Адвьель, А. Эспинас, Л. Жбанков20, Е.В. Тарле21 и др. реконструировали коммунистический идеал 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 Займель В. Гракх Бабёф – борец за диктатуру трудящихся. М., Л., 1928. С. 80. Щеголев П.П. Гракх-Бабёф. М., 1933. С. 98. Montgrenier R. Gracchus Babeuf. P., 1937.P. 78. Lépine J. Graccus Babeuf. P., 1949. Р. 24; Dommanget M. Babeuf et la conjuration des égaux. P., 1922. Р. 5; Щеголев П.П. Гракх-Бабёф. М., 1933. С. 7. Dommanget M. Babeuf et la conjuration des égaux. P., 1922. Р. 6; Щеголев П.П. Гракх-Бабёф. М., 1933. С. 7-8. Advielle V. Histoire de Gracchus Babeuf et du babouvisme. Т. 1. P., 1990. Р. 53; Espinas A. La philosophie sociale du XVIII siècle et la Révolution. Р. 210; Тель. Кай Гракх Бабёф – идеолог равных. М., 1907. С. 11. Walter G. Babeuf et la conjuration des égaux. P., 1937. P. 11. Далин В.М. Гракх Бабёф накануне и во время Великой Французской революции (1785-1794). М., 1963. С. 39-48. Жбанков Л. История «Заговора равных». М., 1905. Тарле Е.В. «Дело Бабёфа» // Очерки и характеристики из истории европейского рабочего движения. СПб., Бабёфа. Среди этих авторов господствовало представление о том, что бабувизм был прежде всего продолжением робеспьеризма, а в теоретическом плане вобрал в себя идеи Ж.Ж. Руссо, Г. Мабли, Морелли и других просветителей, не представляя из себя какой-то оригинальной, новаторской идеологии. Многие писавшие о Бабёфе авторы рассматриваемого периода критиковали его крайний этатизм и склонность к насильственным методам22. Другие, особенно в первой трети XX в., отмечали наличие архаических, традиционалистских черт в его коммунистическом идеале23. С выходом на научную сцену историков-марксистов работа по изучению взглядов Бабёфа приобрела особенно интенсивный характер. В 20-30-е гг. XX в. советский специалист по истории общественной мысли Франции XVIII в. В.П. Волгин выдвинул идею о том, что ввиду неразвитости производительных сил неразвитым был и французской рабочий класс периода Французской революции, вследствие чего коммунизм Бабёфа был грубо-уравнительным, не лишенным реакционных черт и в целом «мелкобуржуазным»24. Такого же мнения придерживался А.Г. Пригожин25. Советские историки довоенного периода считали, что Бабёф заслуживает внимания прежде всего как практик, а не как теоретик26. В середине XX в. французские исследователи подняли вопрос об экономической стороне коммунизма Бабёфа. Ж. Лефевр считал этот коммунизм лишь потребительским27. Ж. Дотри обратил внимание на отсутствие в текстах Бабёфа описаний общества изобилия и заговорил о его экономическом пессимизме28. К. Мазорик придерживался мнения, что коммунизм Гракха был все 22 23 24 25 26 27 28 же производственным, но не учитывал роста потребностей и 1903. С.159-209. Тарле Е.В. Там же. С. 183, 195; Программа государственного социализма Г. Бабёфа. В кратком изложении Герцена. М., 1919.; Кропоткин П.А. Великая французская революция. 1789-1793. М., 1979. Русанов Н.С . Влияние западно-европейского социализма на русский // Минувшие годы. 1908. № 5-6. С. 6-7; Bessand-Massenet P. Babeuf et le Parti communiste en 1796. P., 1926. Р. 42; Пригожин А.Г. Гракх Бабёф – провозвестник диктатуры трудящихся. М., 1925. С. 38. Волгин В.П. Идейное наследие бабувизма // Очерки по истории социализма. М., Л., 1935. С. 213-228. Пригожин А.Г. Гракх Бабёф – провозвестник диктатуры трудящихся. С. 166. Там же. С. 168; Щеголев П.П. Заговор Бабёфа. Л., 1927. С. 162; Волгин В.П. Идейное наследие бабувизма // Очерки по истории социализма. М., Л., 1935. С. 213. Lefebvre G. Le directoire. P., 1946. P. 34; Лефевр Ж. «Разговор зашел о Бабёфе» // ФЕ. 1960. С. 17 Dautry J. Le pessimisme économique de Babeuf et lʼhistoire des utopies //AHRF. 1961. №33. Р. 215. производственных сил29. Это мнение сформировалось у французского ученого после знакомства с работой В.М. Далина, где тот сообщил о проекте так называемых «коллективных ферм», возникшем у Бабёфа еще до революции30. Кроме того, Далин настаивал на понимании Бабёфа как самостоятельного, оригинального мыслителя и неприменимости к его взглядам прилагательного «мелкобуржуазный»31. Ученица Далина Г.С. Черткова призывала не затушевывать противоречий во взглядах Бабёфа и отметила, что он был отнюдь не чужд идеи технического прогресса, а просто стремился доказать, что благоденствие возможно уже при существующем уровне развития32. К настоящему времени исследовательский интерес к бабувистской идеологии как таковой угас: эта тема выглядит исчерпанной. 3. В не меньшей степени историков интересовал характер созданной Бабёфом организации, ее тактика. Изначально, благодаря книге Буонарроти, появилась традиция говорить о начинании Бабёфа как о заговоре. Такое представление о бабувистах прочно утвердилось в историческом сознании к началу XX в., и в дальнейшем многие историки активно пытались его опровергнуть. В разное время на то, что Бабёф стремился к опоре на массы и готовил не путч, а новый революционный journée (подобный 10 августа или 31 мая) указывали Щеголев, Мазорик, Ф. Ривиаль, Ж. Брюа, Черткова и другие исследователи33. Что касается Чертковой, то в своих последних публикациях, она детально рассматривала вопрос о том, было ли предприятие Бабёфа движением или заговором, придя к выводу, что оно имело черты того и другого34. Однако несмотря на все усилия специалистов, авторы обобщающих работ продолжали на протяжении всего XX в. считать Бабёфа приверженцем 29 30 31 32 33 34 Mazauric C. Babeuf et la conjuration pour lʼégalité. P., 1962. P. 152-162. Далин В.М. Социальные идеи Бабёфа накануне революции // НиНИ. 1961. № 1. С. 52-71. Далин В.М. Гракх Бабёф накануне и во время Великой Французской революции (1785-1794). Черткова Г.С. Гракх Бабёф во время термидорианской реакции. М., 1980. С. 113. С. 89, 147. Щеголев П.П. Гракх-Бабёф. С. 91; Mazauric C. Babeuf et la conjuration pour lʼégalité. Р. 133; Riviale Ph. La ballade du temps passé. Guerre et insurrection de Babeuf à la Commune. P., 1977. P. 63-64; Bruhat J. Gracchus Babeuf et les égaux, ou le premier parti communiste. P., 1978. Р. 7-8; Черткова Г.С. Гракх Бабёф во время термидорианской реакции. М., 1980. С. 113. Черткова Г.С. От Бабёфа к Буонарроти: движение во имя равенства или заговор равных? С. 265-266. См. также: Tchertkova G. De la place de Babouvisme dans lʼhistoire de mouvement révolutionnaire européen // Les Historiens russes et la Révolution française après le Communisme. P., 2003. P.155-158. заговорщицкой тактики35. 4. Еще одной важной проблемой, привлекавшей внимание многих историков была корреляция между робеспьеризмом и бабувизмом и личное отношение Бабёфа к якобинцам. Ряд исследователей XIX в. вообще не разделял эти два политических направления, считая второе продолжением первого или прямо именуя Бабёфа якобинцем36. К тому времени, как заговор «равных» стали изучать историки-марксисты, накопленный фактический материал очевидно демонстрировал, что отождествлять бабувизм и якобинизм нельзя. Более того, сразу после 9 термидора Бабёф обрушился на Робеспьера и людей II года с яростной критикой, объявив себя союзником таких деятелей, как Тальен и Фуше. С точки зрения марксизма, это был очень «скользкий» момент, ведь как Неподкупный, так и Бабёф трактовались в качестве выразителей народной воли, «положительных героев». Разнообразные объяснения и оправдания этому необычному эпизоду идейной биографии Гракха пытались подыскать и Щеголев, и Пригожин, Домманже37 (подробнее об этом речь пойдет в первой главе диссертации). А вот А. Матьез считал Бабёфа просто платным рупором термидорианцев, который на самом деле никогда не был ни искренним антиробеспьеристом, ни коммунистом38. Во 2-й половине XX в. тему отношения Бабёфа к якобинцам вновь поднял К. Теннесон. Он полагал, что Гракх был искренен, и когда ругал и Робеспьера, и позже, когда хвалил его. По мнению норвежского историка, после 9 термидора Бабёф принял сторону секционных деятелей, для которых падение Комитетов означало шаг к санкюлотской демократии; - сторону, ряд лозунгов которой формально совпадал с лозунгами термидорианцев39. Примерно в то же время с несколькими статьями о личном отношении Бабёфа к некоторым Калашникова В. Бабёф и «заговор равных» // Исторический журнал. 1939. № 8. С. 112; Ревуненков В.Г. Очерки по истории Великой Французской революции. Л., 1985. С. 442. 36 Тьер А. История Французской революции. СПб., М., 1878. Т. 4. С. 149; Espinas A. La philosophie sociale du XVIII siècle et la Révolution. Р. 196. 37 Щеголев П.П. Заговор Бабёфа. С. 65, 91-92; Он же. Гракх-Бабёф. С. 40; Пригожин А.Г. Гракх Бабёф – провозвестник диктатуры трудящихся. С. 64. Dommanget M. Babeuf et la conjuration des égaux. P., 1922. Р. 14. 38 Mathiez A. La réaction thermidorienne. P., 1929. Р. 89. 39 Tønnesson K. Lʼan III dans la formation du babouvisme // AHRF. 1960. №162. Р. 411-425. 35 якобинцам выступил Далин, подчеркнувший противоречивость отзывов Гракха о Неподкупном40. Американский историк Р. Роуз в своей книге 1978 г. высказал мнение, что на самом деле Бабёф никогда не симпатизировал Робеспьеру 41. Специально занимавшаяся термидорианским периодом жизни Бабёфа Черткова подчеркнула независимость своего героя по отношению ко всем политическим группам и показала, как его мнение о якобинцах могло поменяться на противоположное в ходе написания одного всего лишь одного текста42. Ж-М. Шьяппа попытался обобщить все наработки предшественников, предложив целый комплекс причин по которым Бабёф после Термидора сделался критиком идеологически близких ему якобинцев: это и иллюзии в отношении новой власти, и недостаток информации, и личные черты характера и т.д 43. Но говорить о единой, удовлетворяющей всех трактовке взаимоотношений Бабёфа и якобинцев пока нельзя. 5. В XX в. историков заинтересовал также вопрос о социальной принадлежности и личном мировоззрении соратников Бабёфа. Так, в 1933 г. Щеголев отмечал, что в состав заговорщиков входили и бывшие робеспьеристы, и эбертисты, и «бешеные», а задача руководства сводилась к тому, чтобы ассимилировать их44. Позже на разнородный состав и некоммунистические взгляды тех, кого бабувисты считали своей опорой, указал А. Собуль45. Тему идейных противоречий внутри ядра заговорщиков поднимали А. Саитта, К. Мазорик, Ж. Брюа, Ж.-М. Шьяппа46. Однако данный сюжет нельзя считать исчерпанным, так как специального исследования по нему не проводилось. Исследователей интересовали и многие другие аспекты заговора «равных»: влияние идей Бабёфа на социалистические доктрины XIX века, его 40 41 42 43 44 45 46 Далин В.М. Бабёф и Марат в 1789-1790 гг. // ВИ. 1956. № 8. С. 45-58; Он же. Робеспьер и Бабёф // НиНИ. 1958. № 6. С. 88-97; Он же. Первый отзыв Бабёфа о Робеспьере // НиНИ. 1960. №3. С. 120-121. Rose R.B. Gracchus Babeuf. The first revolutionary communist. Stanford, 1978. P. 158. Черткова Г.С. Гракх Бабёф во время термидорианской реакции. С. 48-49, 89-90. Schiappa J.-M. Gracchus Babeuf avec les égaux. P., 1991. Р. 78. Щеголев П.П. Гракх-Бабёф. С. 133. Собуль А. Секционеры и бабувисты, их социальный состав // ФЕ. 1960. С. 210-226. Saitta A. Autour de la conspiration de Babeuf // AHRF. 1960. №4. Р. 426-435; Mazauric C. Babeuf et la conspiration pour lʼégalité. Р. 124, 135-136; Bruhat J. Gracchus Babeuf et les égaux. P. 156; Shiappa J.M. Gracchus Babeuf avec les Egaux. P. 136-137. педагогические и иные взгляды, характер его отношений с различными политическими деятелями, причины предательства и поражения заговорщиков и т.д. (подробнее см. ниже). Даже по столь краткому обзору видно, что деятельность и взгляды Бабёфа и его соратников исследовались по большей части как бы «изнутри» заговора, в определенном отрыве от социально-политической среды, в которой тот вызрел. Но как воспринимали бабувистов их друзья и недруги? Как влияло на Бабёфа его социальное окружение? Какое место в его жизни занимали контакты с представителями других идеологий и какое место занимал он сам на политической карте Франции? Ответы на эти вопросы и предполагается дать в настоящей работе. Если они в той или иной степени и затрагивались предшественниками, то весьма бегло. Именно поэтому рассмотрение истории заговора «равных» под таким углом предполагает новизну и научную актуальность. К тому же источники, выявленные в РГАСПИ в ходе работы над диссертацией, дают хорошую возможность вписать историю «заговора» в социально-политический контекст пост-термидорианской Франции. Методологическую основу данного исследования образует сочетание подходов социальной истории, истории повседневности, биографической истории и интеллектуальной истории. Определяющее значение для работы имела теория коммуникативного действия Р. Козеллека47 и Ю. Хабермаса48. Согласно этой теории, именно на периоды Просвещения и Французской революции приходится такое принципиально важное для создания гражданского общества явление как рационализация действия, направленного на взаимопонимание. Другими словами, появляется ряд практик, приздванных создавать социальную реальность, воспроизводствить солидарность, идентифицировать личность в качестве члена социальной или политической группы. Эти практики тесно связаны с так называемыми институтами социабельности, своего рода 47 48 Koselleck R. Krutik und Krise. Freiburg, 1959. Habermas J. Strukturwandel der Öffentlichkeit. Neuwied, 1962; Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность; Он же. Моральное сознание и коммуникативное действие. С.-П., 2000. узловыми точками общественной ткани: в XVIII в. ими были театры, салоны, масонские ложи, газеты, места общественных сборищ (такие, как кофейни или сады для гуляний), политические клубы. Принциальными чертами института социабельности является равенство участников и возможность обмена информацией, ведения дискуссии, критики. Именно в таких институтах формируется и формулируется личное, а затем коллективное и общественное мнение по какому-либо значимому вопросу; кроме того, вокруг них возникают группы активных граждан, могущие в дальнейшем представлять собой альтернативную государству силу и быть опорой того или иного политического движения. Опираясь на наработки Козеллека и Хабермаса, французский историк Р. Шартье показал, как и в каких институтах создалась общественная сфера, породившая социальные и интеллектуальные явления, сделавшие возможной Французскую революцию49. Но с той же точки зрения можно рассматривать зарождение и развитие различных группировок уже после 1789 г., в частности, бабувистов. На мой взгляд, теория коммуникативного действия – это очень удобная схема для осмысления как личных шагов Бабёфа, направленных на создание заговора, так и коллективных практик, объединявших его соратников. Что касается конкретных методов, использованных в диссертации, то важнейшее значение для неё имел критический дискурсивный анализ. Он состоит в том, чтобы вычленить техники, речевые стратегии и тактики, посредством которых создаётся интеллектуальный конструкт (в данном случае это могут быть сочинения Бабёфа или его соратников, письма сторонников или противников заговора, доносы или обращения к властям). Литературные приёмы автора, использованные им фигуры речи, клише и слова-маркеры, эмоциальная окраска разных частей текста и даже его оформление, структура, внешний вид помогают выявить социокультурные характеристики адресата и создателя, неявные смыслы, вложенные в исторический источник50 49 50 Шартье Р. Культурные истоки Французской революции. М., 2001. Денисов Ю.П. Катеригия "дискурс" в историческом познании // Историческая наука сегодня: теории, методы, перспективы. М., 2012. С. 165-181. Также большое значение для работы имел сравнительный анализ, необходимость которого была обусловлена использованием нескольких групп однотипных источников (писем Бабёфу, связанных с его делом прошений в органы власти, доносов). Выявление общих тем, настроений, явных и неявных сообщений в этих документах позволяет воссоздать субъективные представления рядовых французов о бабувистах и их месте на политической сцене. Поскольку, говоря о заговоре «равных» невозможно обойти молчанием фигуру Бабёфа и его персональную биографию, в работе использовались подходы, свойственные современной биографической истории. Они состоят в том, чтобы рассматривать личность в интеллектуальном и социокультурном контекте эпохи, учитывать пределы возможностей героя, показывать, в какой мере его поведение определяли традиции, воспитание, стереотипы, а в какой – личный выбор51. Также нужно уточнить некоторые использованные в диссертации понятия. Термин «бабувисты» применен здесь как обобщающее наименование соратников Бабёфа, входивших в его тайную организацию 1796 г. При этом в идеологическом смысле далеко не все они были единомышленниками Бабёфа, полностью разделявшими его коммунистические принципы. В данном отношении их не следует смешивать с «бабувистами» и «необабувистами» XIX в., являвшимися именно идейными последователями вождя заговора «равных». Применение понятия «заговор» по отношению к подпольной организации Бабёфа носит условный характер. Как выше отмечалось, сугубо заговорщицкая сущность начинания Бабёфа многими историками оспаривается, поскольку оно имело черты не только заговора, но и народного движения. Однако так же как мои предшественники, я использую термины заговор «заговорщики», следуя историографической традиции. Научная новизна работы обусловлена тем, что: 51 Репина Л.П. Историческая наука на рубеже XX-XXI вв. М., 2011. С. 285-324. «равных» и производится комплексное историографическое исследование существующих к настоящему моменту работ по биографии Бабёфа и заговору «равных»; предпринимается не проводившийся ранее дискурсивный анализ сочинений Бабёфа: с помощью этого анализа демонстрируются эволюция его взглядов на роль народных масс и их вожаков в политической жизни Франции; впервые исследуется восприятие бабувистов французской публикой и рассматривается общественный разонанс, произведённый разоблачением «равных»; более подробно, чем раньше, анализируются малоизвестные неопубликованные источники: например, текст показаний вовлечённого в заговор полицейского Ж.Н. Барбье, документы, касающиеся преследования и ареста Бабёфа, протокол допроса группы лиц, схваченных в связи с распространением «Трибуна народа», позволяющий, в частности установить, в какой типографии печаталась эта газета; в научный оборот вводятся новые источники, а именно: письма Бабёфу от читателей его газеты, поступившие в министерства юстиции и полиции доносы на настоящих и мнимых приверженцев «равных», прошения людей, ошибочно причисленных к заговорщикам. Практическая значимость работы состоит в возможности использования ее результатов при написании школьных и вузовских учебников по истории Нового времени, подготовке соответствующих лекционных и семинарских занятий. Диссертация может быть также полезна при разработке специальных курсов по истории Французской революции XVIII в., революционного и социалистического движения в Европе, общественно-политической мысли, журналистики, социальной истории Франции. Апробация работы. Положения настоящей диссертации были отражены в четырех научных статьях, опубликованных в периодических изданиях «Французский ежегодник» и «Новая и новейшая история», а также в докладах автора на XXI Международном конгрессе по историческим наукам (Амстердам, 21-28 августа 2010 г.) и на международной научной конференции «Французы в научной и интеллектуальной жизни России XVIII-XX вв.» (Москва, 16-17 сентября 2010 г.). Работа была обсуждена на заседании отдела Новой истории Института всеобщей истории РАН. Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав и заключения. Первая глава состоит из шести параграфов и посвящена историографии заговора «равных». Во второй главе, которая включает четыре параграфа, рассматривается период с лета 1794 г. по осень 1795 г., в течение которого Бабёф приобрел широкую известность в качестве публициста и претерпел значительную идейную эволюцию, в результате которой пришел к идее организации вооруженного переворота во имя осуществления своего коммунистического идеала. В третьей главе, состоящей из трех параграфов, анализируется деятельность Бабёфа в период, непосредственно предшествовавший созданию заговора. В четвертой главе, состоящей из трех параграфов, речь идет о создании и структуре заговора, взаимодействии его участников с обществом, общественной реакции на разоблачение бабувистов и об оценках ими политической ситуации после их ареста. Диссертация включает в себя список использованных источников и литературы. II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ. Во введении обосновывается актуальность темы, формулируются объект и предмет, цель и задачи исследования, определяются научная новизна и методология исследования, раскрывается источниковая база, даётся краткий историографический обзор. Первая глава «Гракх Бабёф и заговор «равных» в исторической литературе» имеет обзорный характер и посвящена отечественной и зарубежной историографии бабувистского движения. В первом параграфе рассматривается образ «равных» в публицистике начала - середины XIX в. В этот период бабувисты всё ещё оставались объектом не исторических исследований, а политических дискуссий. Главным событием в этот период стала книга Ф. Буонарроти «Заговор по имя равенства», вышедшая в 1828 г. Во втором параграфе речь идёт о бабувистике середины XIX - начала XX вв. На это время приходится творчество таких историков как Э. Флери, Э. Коэ, В. Адвьель, А. Эспинас, Г. Девилль, Е.В. Тарле и др. Благодаря им были введены в научный оборот и опубликованы многие источники из департаментских архивов и частных коллекций. Ученые составили более или менее четкое представление о содержании взглядов Бабёфа и его плана по преобразованию Франции. Однако дальше пересказа событий, изложения замысла бабувистов и рассуждений о том, мог ли он реализоваться, исследователи пока еще не шли. Вместе с тем многие работы по-прежнему несли на себе оттенок публицистичности: исследователей интересовало не мировоззрение Бабёфа само по себе, а то, как оно соотносилось с современными им левыми идеями. Третий параграф посвящён историографии бабувизма в период с 1917 г. по середину XX в. За это время историческая наука существенно продвинулась в изучении заговора «равных». Бабёф занял важное место в «пантеоне» деятелей Французской революции, его стали отличать от якобинцев, начались дискуссии о характере его коммунистической доктрины: являлся ли бабувистский коммунизм сугубо распределительным или же предполагал также обобщение сферы производства, предполагал ли он технический прогресс. Ученые изучали идейное влияние различных просветителей на Бабёфа и анализировали эволюцию его мировоззрения. При этом нередко отмечалось, что теория Трибуна народа не слишком оригинальна и не имеет столь же важного исторического значения, как его практическая деятельность и планы революционной диктатуры на переходный период. Предпринимались попытки объяснить, почему столь радикальный деятель мог нападать на Робеспьера и выступать союзником термидорианцев. Некоторые исследователи пытались доказать, что заговор «равных» был, собственно, и не заговором вовсе, а попыткой организовать всенародное восстание. Исследования по бабувизму все больше монополизировались историкамимарксистами – французскими, советскими, итальянскими. В научный оборот было введено много новых источников, сочинения Бабёфа начали выходить отдельными изданиями. В то же время, хотя ЦПА ИМЛ и стал обладателем ценнейшего архива Бабёфа, советские историки, похоже, не имели туда доступа, либо не спешили его осваивать, хотя интересовались Гракхом намного больше, чем их дореволюционные предшественники. Показательно, что, чем прочнее в СССР утверждались сталинский режим и марксистские каноны историописания, тем более «положительным героем» представлялся Бабёф: если в 20-е гг. он еще только «мелкобуржуазный эгалитарист», то в 30-е он уже представитель «передовой идеологии». В четвертом параграфе рассматривается историография заговора «равных» с конца 1950-х по начало 1980-х гг. Это время оказалось самым плодотворным для бабувистики, что было связано и с 200-летним юбилеем Бабёфа, и с ростом влияния коммунистической идеологии в мире, и с налаживанием международных, в частности франко-советских, научных связей, и с появлением плеяды блестящих исследователей, искренне увлеченных фигурой Трибуна народа: В.М. Далина, Г.С. Чертковой, К. Мазорика, А. Собуля, М. Домманже и ряда других. В этот период среди деятелей Французской революции Бабёф был одним из наиболее популярных у историков. Книги о нем выходили не только в СССР и Франции, но и в США, Италии, Испании, Германии. Наконец, началось освоение его архива в ИМЛ, которое принесло немало открытий. Крупнейшим событием стал предпринятый международной группой ученых проект публикации сочинений Бабёфа, который, увы, был доведен до конца лишь в русском варианте. Имели место и другие, не столь масштабные публикации источников по истории заговора «равных». Тогда же вышел в свет и ряд фундаментальных монографий, многие из которых по сей день сохраняют свою научную актуальность. В пятом параграфе анализируются посвящённые бабувистам работы конца XX в., начиная с периода Перестройки. В это время многие исследователи по привычке пользовались марксисткой методологией, но она всё больше выглядела устаревшей и подвергалась критике. Хотя исследования о «равных» и продолжали выходить, они по большей части опирались на наработки предыдущего периода. Ко второй половине 90-х гг. эта инерция постепенно сошла на нет, и тема заговора 1796 г. ушла из поля зрения ученых. В целом перестроечный и постперестроеный периоды истории можно оценить как временя упадка бабувистики. В шестом параграфе даётся обзор самых новых работ о «равных» и намечаются перспективы развития бабувистики в ближайшем будущем. Об историографии XXI в. пока нельзя говорить как о чём-то цельном, работ мало, но само их появление после молчания 1990-х гг. - отрадный факт. Кроме того, по инициативе французской стороны начались переговоры о возобновлении работы над неизданными томами сочинений Бабёфа в оригинале. Вторая глава «Мировоззренческие искания Бабёфа» посвящена развитию взглядов Гракха в период между Термидорианским переворотом и тюремным заключением 1795 г., во время которого Бабёф начал собирать вокруг себя будущих соратников по заговору. В первом параграфе даётся краткий рассказ о жизненном пути, пройдённом Бабёфом к лету 1794 г. Этот параграф написан на основе работ исследователей и носит вводный характер. Второй параграф посвящён такому интересному и неоднозначному периоду в жизни Бабёфа как первые месяцы после термидорианского перевота. В это время будущий вожак леворадикальной группировки яростно критиковал якобинцев и Робеспьера, демонстрируя единодушие с новыми термидорианскими властями. Свои взгляды он выражал в издании под названием «Газета свободы печати». Именно это издание, вскоре переименованное в «Трибун народа», а также письма читателей в его редакцию послужили основными источниками для данного параграфа. Антиякобинская позиция Бабёфа осени 1794 г. может показаться странной, только если рассматривать ее сквозь призму распространенного стереотипа о Робеспьере как центральной фигуре Французской революции и единственном воплощении «демократизма». Робеспьер и при жизни, и после смерти имел множество политических оппонентов, в том числе среди радикалов и городских «низов». Если учесть, что многие из этих радикалов, в частности, эбертистов, в дальнейшем стали друзьями и единомышленниками Бабёфа, его негативное отношение к Робеспьеру вполне закономерно. Кроме того, простонародье было именно тем слоем, который пострадал от террора в первую очередь. Тем не менее, Бабёф был сыном своего времени, и его критика «террористов» не выходила за рамки якобинского дискурса. Да и сам факт, что Бабёф приветствовал переворот 9 термидора и, не мешкая, примкнул к людям, его свершившим, отнюдь не противоречит тому мировоззрению, какое сформировали у французов события 1789-1794 гг.: непрерывное движение вперед, к общественному благу, выражавшееся в череде революционных journée, предполагало постоянное развенчание старых идеалов. Подобно якобинцам, Бабёф верил в существование единой народной воли, неизменно направленной к общественному благу. Однако, создав демократическую газету, призванную стать общедоступной трибуной для выражения общественного мнения – «воли народа», он постепенно стал приходить к мысли о несамостоятельности народа, которому настоятельно необходимы «просветители» и «вожди». Причиной такой перемены отчасти могли стать приходившие в редакцию письма, разочаровывавшие своей вторичностью, наивным пересказом мыслей самого Бабёфа, слепой верой в доброту Конвента и крайне низким уровнем общей культуры корреспондентов. В третьем параграфе раскрываются причины и механизм сближения Бабёфа с якобинцами. Это сближение происходило на фоне его разочарования в политике термидорианских властей и тяжёлой экономической ситуации. Кроме того, новые политические термидорианского реалии, переворота, сложившиеся требовали от во Бабёфа Франции быть не после только революционером, но и политиком: ему необходимо было лавировать, искать союзников и выстраивать коалиции. Судя по всему, умение находить общий язык с представителями других политических течений ради общей цели было характерной чертой Гракха. К сближению именно с якобинцами Бабёфа могло подтолкнуть разочарование в творческих способностях масс и логически вытекающая из него идея необходимости революционной диктатуры; кроме того, с бывшими робеспьеристами Гракха роднили политический монизм, мышление бинарными оппозициями, стремление воплотить умозрительный идеал в реальности и связывание политического идеала с моральным. Впоследствии Бабёф стал связан с якобинцами и организационно: с помощью протокола допроса группы лиц, связанных с распространением «Трибуна народа» удалось установить, что его номера, начиная с №29 выходили в типографии Донье и Рамле, которую, судя пол ассортименту её продукции, вполне можно назвать якобинской. В четвертом параграфе рассматривается история преследования Бабёфа, его ареста в феврале 1795 г. и последующего тюремного заключения. Любопытно, что, судя по сохранившимся документам, это преследование успело породить свою собственную мифологию и как минимум один скандал в полицейской среде: это говорит о том, что Бабёф уже пользовался определённой известностью в качестве опасного для правительства человека. История его тюремного заключения излагается в основном по работам Г.С. Чертковой. Особое внимание обращается на то, как целенаправленно Бабёф пропагандировал свои идеи и искал соратников. Третья глава «На пути к заговору равных» посвящена интеллектуальной жизни и организационной деятельности будущих «равных» накануне создания ими заговора, то есть в конце 1795 - начале 1796 г. В первом параграфе излагается содержание возобновившегося после выхода Бабёфа из тюрьмы «Трибуна народа» и выявляются изменения в мировоззрении его автора по сравнению с предыдущим периодом. Из текстов газеты явствует, что к концу зимы – началу весны 1796 г. идея организации вооруженного переворота уже полностью овладела Бабёфом. Теперь он больше не считал народ самостоятельным творцом истории и воспринимал его в качестве пассивной массы, неразумного существа, объекта, а не субъекта политики, восприимчивого к лживой пропаганде и нуждающегося в наставнике-вожде. Таким вождем Бабёф считал себя. Свою задачу и задачу других левых активистов он видел в том, чтобы привлечь симпатии народа к своей программе и снискать его поддержку. Окончательное принятие идеи диктатуры и тактические соображения толкали Бабёфа не просто к сближению, а уже к полноценному союзу с бывшими якобинцами, в частности, робеспьеристами. Во втором параграфе анализируются письма читателей, приходившие автору «Трибуна народа» в рассматриваемый период. Несмотря на перебои с доставкой и путаницу с ценой на подписку, отразившиеся в текстах писем, в конце 1795 – начале 1796 г. круг читателей «Трибуна народа» географически существенно расширился по сравнению с предыдущим периодом. Значительную долю среди подписчиков теперь составляли военнослужащие действующих армий. Распространены были также коллективная подписка и коллективное чтение. Судя по корреспонденции читателей, некоторые из них полностью поддерживали идеи Бабёфа, другие – частично, третьи считали их опасной химерой. Но то, что кто-то из них не разделял бабувистских представлений о будущем человечества или о тактике политической борьбы, отнюдь не мешало им заявлять о поддержке его антиправительственной борьбы. Третий параграф посвящён идейному и организационному формированию костяка будущего заговора. Его формирования, имевшее место на рубеже 17951796 гг., происходило при меньшем, чем можно ожидать, участии Бабёфа, зато под явном влиянием якобинской идеологии. Ни один из институтов, объединявших будущих бабувистов, не был идейно замкнутым: напротив, в них во всех был очень силен якобинский элемент. Если в обществе Пантеона и комитета Амара ближайшие друзья Бабёфа достаточно активно проповедовали его доктрину, то в парижских кафе, где собирались не вожди заговора, а их будущие помощники и рядовые приверженцы, писания Гракха интересовали публику лишь в той мере, в какой отвечали ее якобинским пристрастиям. Четвертая глава «Заговор «равных» изнутри и снаружи» посвящена собственно заговору «равных» и его разоблачению. Бабувистское движение рассматривается в ней не как цепочка событий, а как структура, при чём с ярко выраженными центром и периферией. В первом параграфе речь идёт о ядре заговора - Тайной повстанческой директории, которая образовалась 30 марта 1796 г., и Военном комитете, возникшем 7 мая. Члены этих структур руководили деятельностью всей организации, разрабатывали тактику восстания, писали агитационные тексты и составляли планы переустройства страны. Все источники свидетельствуют о том, что между руводителями заговора не было единства, и все их собрания проходили в дискуссиях то по одному, то по другому поводу. Важнейшим предметом споров был вопрос об отношении к якобинцам, а точнее - бывшим депутатам Горы, которые организовали параллельный повстанческий комитет. Незадолго до разоблачения бабувисты приняли решение объединиться с этим комитетом: таким образом, последние дни существования их заговора были посвящены переговорам с монтаньярами и делёжке будущей власти. Во втором параграфе анализируется деятельность бабувистких агентов, двенадцать из которых были направлены в округа Парижа, а пять - в расквартированные в нём военные части. Агенты не знали руководителей заговора лично и обрались с ними через связного - Ж. Б. Дидье. При этом на них было возложено множество функций - сбор информации о военных и экономических ресурсов вверенного участка, составление списков благонадёжных и неблагонадёжных граждан, ведение записей о состоянии общественного мнения, распространение бабувистских текстов, агитация патриотов и одновременное удержание их от того, чтобы выступить раньше времени. И воспоминания Буонарроти, и циркуляры повстанческой Директории указывают на то, что агенты не могли справиться с этой работой настолько быстро и качественно, как того хотелось руководителям заговора. Дополнительную трудность создавали для них постоянные «качания» руководства, которое то писало о монтаньярах с осуждением, то заявляло о союзе с ними, то приказывало готовиться к скорому выступлению, то вновь его откладывало, а то и вовсе по несколько дней не давало о себе никаких вестей. Обращает на себя внимание то, что обязанности бабувистких агентов совпадали с обязанностями агентов государственных, название штаба заговорщиков – «директория» – копировало название правительства. Это указывает на то, что, несмотря на все противоречия, и «патрицианское» правительство, и заговорщики-«равные» были детьми одной и той же политической культуры. В третьем параграфе исследуется восприятие заговора «равных» его рядовыми участниками, в частности солдатами полицейского легиона. Созданный в прериале III года для борьбы с повстанцами, он состоял из трех батальонов пехоты и кавалерийской части. Из-за брожения среди легионеров, вызванного левой агитацией, Директория приняла решение отправить полицейских в армию. Те отказались подчиниться. Бабувисты решили использовать эти волнения как искру, чтобы разжечь пламя своего переворота. Интереснейшим источником является признание 22-летнего солдата 2-го батальона полицейского легиона Ж.Н. Барбье. Барбье сообщает о том, как, сидя в тюрьме, познакомился с одним из приверженцев Бабёфа, после освобождения взялся доставить его письмо к другому приверженцу, от того, в свою очередь, получил агитационные материалы, и не успел оглянуться, как оказался втянут в орбиту бабувисткого влияния. Любопытно, что в признании Барбье ни словом не упоминается о том, что заставило его сотрудничать с бабувистами, а также ничего об их и об его собственных политических взглядах. Нет и указаний на то, что Барбье разделял коммунистические идеи и воспринимал Бабёфа как своего предводителя. Источник оставляет ощущение, что для полицейского, как и для его коллег, существовали лишь собственные интересы, да непонятная группировка, решившая оказать им поддержку. Может показаться, что Барбье решил специально отмежеваться от бабувистов, чтобы смягчить своё наказание. Однако по сообщению Буонарроти, во время Вандомского процесса он отказался свидетельствовать против обвиняемых и не побоялся выразить им своё уважение. Не исключено, что Барбье стал истинным приверженцем Бабёфа именно после его разоблачения и громкого дела, которое сделало Гракха гораздо более известным, чем раньше. Таким образом, о сторонниках заговора «равных» невозможно говорить как о некой консолидированной группе, поддерживающей единую программу общественного переустройства. Даже верхушка «равных» не могла прийти к общему мнению по ряду принципиальных вопросов. А уж чем дальше от ядра заговора – тем меньше было ясности во взглядах его участников, меньше понимания происходящего и своей роли в нем. В четвертом параграфе анализируется восприятие деятельности «равных» государством и обществом. Источники - полицейские документы и сообщения правительственных агентов - свидетельствуют о том, что предатель Ж. Гризель не был единственным информатором правительсва: Директория получала и другие предупреждения о заговоре. Но эта информация была путаной, искаженной. Каждый из сохранившихся доносов и рапортов содержит, наряду с реальными фактами, ошибки или неточности: информаторы недооценивали роль в заговоре «равных» одних людей и преувеличивали роль других; включали в число участников комплота посторонних людей; отождествляли сторонников Бабёфа то с одной, то с другой далекой от них политической группировкой; принимали на веру и воспроизводили самые разные слухи о повстанцах. Это вполне соответствует восприятию бабувистов французской публикой: несмотря на их активную пропаганду, в обществе не было сколько-нибудь четкого понимания того, что именно они из себя представляли. Публика явно знала о подготовке нового революционного выступления, но это не значит, что она поддерживала заговорщиков или хотя бы четко понимала, кто те и чего хотят. Отчасти это было результатом необразованности масс, отчасти – пестроты политических сил, действовавших во Франции на протяжении всей революции. Но несомненна и «вина» самого Бабёфа, стремившегося обрести союзников и сгладить острые углы своей коммунистической программы. Пятый параграф посвящён общественной реакции на разоблачение и арест бабувистов. Эта реакция стала своего рода индикатором того, насколько народ готов был принять очередных своих «спасителей». Её можно изучить благодаря рапоратам правительственных агентов, а также дошедшим до нас доносам и оправдательным письмам, касающимся процесса «равных». Именно арест и суд сделали Бабёфа и его соратников по-настоящему знаменитыми. Сначала в заговор не поверили. Но уже несколько дней спустя место неверия занял страх. Можно сказать, что общество разделилось на две части: одни боялись заговорщиков, другие боялись быть к ним причисленными. В результате в полицию хлынул поток доносов: в одних письмах содержалась действительно полезная для полиции информация, в других реальность смешивалась с вымыслом, третьи вообще напоминали бред сумасшедшего или таковым и являлись. Неудивительно, что за доносами последовали петиции с оправданиями: их посылали несправедливо заподозренные граждане или те, кто под впечатлением от происходящего возомнил себя таковыми. Обращает на себя внимание то, насколько первые представления французов о «равных», проявившиеся в мае 1796 г., отличаются от позднейших, ставших результатом исторических изысканий. Общественность не интересовали ни Жермен, ни Дарте, ни Буонарроти. Кроме Бабёфа, из вождей заговора упоминался только Друэ, известный народу по событиям в Варенне. Заговор воспринимался прежде всего как якобинский, в пользу конституции 1793 г. При этом «равных» нередко смешивали с роялистами и орлеанистами: судя по текстам некоторых доносов, для их авторов все антиправительственные группировки, правые или левые, реальные или мнимые были на одно лицо и в равной степени могли быть связаны с Бабёфом. Что касается коммунистической доктрины «равных», то она, похоже, не была известна в обществе и не воспринималась как специфическая черта, отличающая именно данный заговор от любых других. Очевидно, Бабёф понимал, что его радикальные взгляды не найдут отклика в обществе, поэтому от их проповеди перешел к их затушевыванию, выставив на первый план популярный лонзунг возвращения Конституции 1793 г. и объединившись с монтаньярами. Это и привело к восприятию его как якобинца, «анархиста», а также к тому, что в бабувизме были заподозрены люди, ностальгировавшие, быть может, по II году, но никак не связанные с «равными». В шестом параграфе идёт речь о последних попытках активности оставшихся на свободе бабувистов. После ареста верхушки заговорщиков они какое-то время пытались продолжать свою деятельность, но она быстро затухла, не принеся результатов. Вожаки «равных», сидевшие в тюрьме, горячо интересовались как делами оставшихся на свободе товарищей, так и своим политическим реноме, общественным мнением, направленной против них пропагандой правительства. Что касается Бабёфа, то он ожидал, что после ареста его дело продолжат не только люди, непосредственно связанные с заговором, но и другие революционеры. Когда этого не произошло, он почувствовал себя преданным. Так стремление создать максимально широкое объединение патриотов, даже претензия на обязательность участия в нем всех приверженцев левых взглядов, привели к тому, что Гракх собрал вокруг себя людей, зачастую не разделявших или даже не понимавших его взглядов. Странно было бы ожидать от этих чужих для коммуниста и его идеологии людей каких-то революционных подвигов после разоблачения заговора разочарование Бабёфа было закономерным итогом его стратегии. Вскоре к вождю заговорщиков пришло понимание того, что разнородная коалиция патриотов, именуемая «равными», держалась на нем одном. В заключении диссертации на основе изученного материала излагаются основные выводы исследования. Коммунистическая доктрина Гракха Бабёфа и предпринятая им попытка реализовать умозрительную систему на практике ярко отличают его от других деятелей Французской революции. Однако современники не признавали за ним уникальности, смешивая бабувистов с другими политическими группировками. Это произошло не случайно. Практически на всех этапах своей деятельности будущие бабувисты так или иначе были связаны с якобинизмом. Сформировавшись как общественные деятели в период Революции, многие из них имели опыт службы в вооруженных силах Республики, работы в комитетах секций или народных обществах, затем были активистами Электорального клуба, клуба Пантеона, комитета Амара, завсегдатаями кафе Кретьена и Китайских бань - политических объединений, носивших по преимуществу якобинский характер. Примечательно, что Бабёф лично не принимал участия в работе большинства этих сообществ, а его сочинения интересовали их членов лишь в той мере, в какой отвечали их ностальгии о режиме революционного правления. По крайней мере, часть сторонников поддерживала Бабёфа не за его коммунистические взгляды, а вопреки. Таким образом, к моменту создания Тайной директории большинство тех, на кого она опиралась, были людьми, находившимися внутри якобинского сообщества, говорившими якобинским языком и мыслившими якобинскими категориями. Формально бабувистская организация, не включавшая людей, связанных с якобинизмом, просуществовала всего месяц - с 10 апреля по 14 мая 1796 г. После этого «равные» заключили союз с бывшими монтаньярами, осознав невозможность действовать только своими силами. Но даже в тот краткий отрезок времени, когда бабувисты официально отказывались от объединения с якобинцами, в их рядах находилось немало тех, кто желал такого союза. Вопрос, вступать ли в союз с бывшими монтаньярами, вызвал внутри верхушки заговорщиков бурную дискуссию. Иименно этой дискуссии, а не составлению планов восстания и переустройства страны была посвящена значительная часть времени на заседаниях Тайной Директории. Таким образом, на протяжении всего рассматриваемого периода сторонники Бабёфа пребывали в поле притяжения якобинской политической культуры, и чем дальше от ядра бабувистской организации они находились, тем более сильным оказывалось это притяжение. Даже если ограничиться хронологическими рамками только весны 1796 г., говорить о заговоре «равных» как абсолютно самостоятельном по отношению к якобинизму, в принципе невозможно. Такое положение дел было обусловлено тем, что Бабёф на протяжении всего посттермидорианского периода старательно и целенаправленно занимался вербовкой союзников и проявлял большую гибкость в отношениях с ними. Очевидно, он понимал, что его коммунистический идеал не найдёт отклика у широкой публики. Самым продуктивным оказался для Бабёфа союз с якобинцами, наследниками режима II года, подкреплённый и идейно, и организационно. Отмечая политическое «родство» бабувизма и якобинизма, не следует забывать, что и взгляды тогдашних властей сформировались на той же почве и стали результатом того же политического опыта. В революционной Франции конца XVIII в. не могло существовать легальной политической оппозиции в силу все того же руссоистского отрицания многопартийности, и бабувисты не могли восприниматься правительством иначе как враги и преступники, возможно даже связанные с вражескими державами. Столь же бинарными оппозициями мыслило и французское общество: те, кто хотел выступить против правительства, считались посягателями на народный суверенитет и, следуя революционной логике, ничем не отличались от шуанов. Хотя политический проект Бабёфа и сформировался в рамках современной ему революционной культуры, она же вынуждала Трибуна затушевывать уникальную специфику его идей, дабы он смог пристроиться в кильватер к более сильному общественному движению. А после того, как Бабёф потерпел неудачу, эта же политическая культура монизма обусловила его отторжение обществом и гибель. Основные публикациях: положения диссертации отражены в следующих Публикация в издании, включённом в перечень ведущих рецензируемых журналов и изданий, рекомендуемых ВАК: Чепурина М.Ю. О новом проекте публикации сочинений Бабёфа. // Новая и новейшая история. 2011. №6. С.170-175. Публикации в прочих изданиях: Чепурина М.Ю. Бабёф в российской и советской историографии // ФЕ. 2008. С. 27-294; Чепурина М.Ю.. «Заговор равных» 1796 г. во французской историографии // ФЕ. 2009. С. 348-366; Чепурина М. Ю. Термидорианец Камилл Бабёф и его читатели // ФЕ. 2010. С. 237-273; Чепурина М.Ю. Издание сочинений Гракха Бабёфа: необычный опыт франко-российского научного сотрудничества // Французы в научной и интеллектуальной жизни России XVIII-XX вв. М., 2010. С. 366-370.