Пальто из пони

Действующие лица:
Мать
Александр, старший сын
Галина, средняя дочь
Виктор, младший сын
Алексей ЕНЬШИН
ПАЛЬТО из ПОНИ
Квартира, проходная комната. Квартира старая, потолки высокие, окна огромные
смотрят прямо на заснеженный асфальт - квартира полуподвальная.
За окном темно, в комнате горит настольная лампа, правда стоит она на телевизоре,
и видна полоска света из-под двери в соседнюю комнату. Там играет музыка.
В комнате на диване лежит Мать, рядом сидит Галина, говорит очень громко. Свет
от лампы, который в больших очках Галины отражается и глаза режет, яркожелтый, больной, здесь все больны.
Галина (очень громко): Я говорю, Алина приезжала, дочка, внучка твоя приезжала,
Алина с мужем была. Ну не муж он ей там, но распишутся, собрались уже...
Виктор (из-за двери): Заткнись! Не разоряйся...
Галина: Привезли тортик, Алина с мужем привезли, говорю, посидели, ничего так.
Поели хорошо, он у нее там ветчинки достал хорошей. Муж Алинин, говорю,
привез все, фрукты там, ананас. Посидели. Я тебе тоже кусочек привезла, в
холодильнике. Лучше станет, Витька тебя покормит...
Виктор: Сама! Траванется – сядешь.
Галина: Они бизнес хотят свой, Алина там с мужем, говорю, хотят. Перевозки вроде, не
знаю, чего уж там они перевозят, сами ничего не говорят толком, перевозки, мол.
Андрей, Алинин муж, кредит хочет там, говорит залога нет, и говорит, что мою
квартиру...
Виктор: Дура! Кинут!
Делает музыку громче.
Галина: И вот думаю, вроде помочь надо, думаю, все-таки мать я ей. Витька, а ты
давление матери мерил, давление? А уколы? Ставил там, говорю, уколы, нет,
ставил?
Виктор (выходит из комнаты, он в халате, перемазанном краской): Чего из-под меня? Я
работаю! У меня давление! Вон! Раньше нее перекинусь!
Уходит в комнату. Делает музыку еще громче.
Галина: Я по-человечески говорю, чего сразу-то, как недокрутка какой-то, нервный стал.
У меня там тоже давление сегодня, ничего ведь пришла, а ты с ней в одной
квартире, трудно, что ли? Квартира потом твоя будет...
Виктор (выходит из комнаты): И козел этот не выписывается. Ждет. Привезет старухе
пряников, пенсию заберет...
Галина: Ты мать кормил?
Виктор: Кормил - ни хрена не помнит. Крыша напрочь. Кормил! Уколы ставил. По
стенке хожу, ее говно еще (Молчит) Плохо? А вчера - Карлсоном, только не
жужжала. С подоконника голубей кормила.
Галина: Я чего говорю, про Алину...
Виктор: Кинут. Родных запросто...
Галина: Сдурел, да? Она же здесь...
Виктор: Боишься? Проклянет?
Галина: Сам-то не боялся? До последнего все по квартирам бегал по съемным бегал...
Виктор: Дурак был. Поорала бы и все.
Галина: Выгнала бы.
Виктор: И нормально жил...
Галина: А чего вернулся?
Виктор: Ты тоже.
1
Галина: Плохо ей.
Виктор: Мне хорошо. Ты девочкой по лужайке.
Галина: Это как Сережа умер, так с тех пор недокрутка всякая, а до этого, пока живой,
все там нормально было.
Виктор: Дождешься, квартиру оттяпают...
Галина: Так ведь она мне дочь же.
Виктор: Да какая... (Мать на кровати ворочается, что-то бормочет) Дочь! Дочь! Кто еще.
А квартиру запросто...
За окном шум мотора, в оконную раму едва не въезжает капот иномарки, фары режут
по глазам, гаснут.
Виктор: Приперся. Рано.
Галина: Сашка, что ли?
Виктор: Не видишь? (идет в свою комнату). Пусть катится - пенсия через неделю.
(Говорит из-за двери) Спроси, когда выпишется. Мне работать, не орите...
Открывается дверь в коридоре, в комнату, не снимая ботинок, входит Александр.
Одет неплохо, богат, холен, но болен. Здесь, похоже, все больны.
Александр: Здравствуйте. На улице очень холодно. Может быть, у вас есть горячий чай?
Виктор (из-за дверей): Кипятка в жопу!
Галина: А нет, чего-то не ждали мы тебя, совсем, думали, там занят, а ты откуда сам-то?
Александр: Мне позвонили и сказали, что маме плохо.
Галина: Кто?
Александр: Я был сегодня вечером в гараже. Настена прибежала ко мне, у нее глаза от
испуга расширились. Она сказала мне: «Срочно езжай к маме, потому что
позвонили и сказали, что ей плохо». Я сел в машину и приехал сюда. Маме очень
плохо?
Галина: А звонил-то кто?
Александр: Галина, я спросил: «Маме очень плохо»?
Виктор (из-за двери): Без тебя, козел, лучше!
Александр: Вы вызывали врача? Вы помните, что в прошлый раз, когда маме было
плохо, только врач помог?
Виктор: До пенсии неделя. Катись!
Александр (снимает пальто, аккуратно складывает его на спинку кресла, и садится в
кресло сам): Сколько же дней исполнилось, с тех пор как Сережа умер?
Виктор: Не орите - работаю...
Галина: Полгода позавчера отметили, Алина там с мужем приезжала, тортик привозила
там, фруктов, колбаски всякой привозила, бизнес хотят свой организовать.
Просит квартиру на нее переписать, Алина с мужем хотят, чтоб под залог... А кто
позвонил, не я ведь и не Витька...
Виктор: Телефоном по башке ему...
Александр: Будь осторожна, Галина, ведь это очень щепетильное дело. Всякое бывает.
Виктор (выходит из комнаты, в руках толстая кисть): Невозможно! Оба вон! Пенсия
через неделю, пряники не забудь!
Александр: Здравствуй, Виктор. Пожалуйста, запахни полы халата, потому что твой
половой член торчит наружу. Это неприлично и некрасиво.
Виктор: Зачем квартира? Деньги? Куда? Жрать не можешь, курить – нет, пить зашился,
на девок не стоит. Куда?
Александр: Виктор, я говорю тебе серьезно. Это твоих мальчиков возбудить может, а
меня тошнит только.
Галина: Саш, ты бы вот не орал при матери-то так...
Виктор: Ори, Сантерка! На улицу выйди. Там заорись.
Александр подходит к Виктору, рывком запахивает полы его халата, туго их
перепоясывает и садится обратно в кресло. Виктор несколько секунд стоит в
оцепенении, потом его рвет.
2
Александр: Виктор, сестренка, успокойся, ведь я не сделал ничего страшного с тобой. А
мне надо вымыть руки теперь.
Уходит в ванную. Виктор блюет, сползает по стене на четвереньки.
Галина: Витя? Витя, ты чего, я не разберу?
Александр (из ванной): Молоток лежит в кладовке, насколько я помню. Правда, сегодня
ты обещал проломить мне голову телефонной трубкой.
Галина (осторожно идет к Виктору): Витька, что с тобой? Саша, глянь, чего он там...
Виктор (через приступы): Не подходить!.. Тихо все... Я сам, сам все...
На четвереньках ползет в комнату.
Александр (выходит, тщательно вытирает руки): Галина, не беспокойся. Я думаю, что
Виктор перенял от своих друзей девичьи привычки падать в обморок.
Галина: Да чего-то ему там вроде плохо совсем.
Александр: У херова наркомана этого ломка значит! Проблюется - полегчает!
Виктор: Тихо.
Александр: Я привез пряники и положил их на стол. И леденцы, которые мама на днях
просила привезти, тоже оставил на столе.
Виктор: В жопу себе сунь!
Александр: Как же похолодало! Синоптики обещали, что ночью будет минус сорок
градусов по шкале Цельсия.
Галина: Ты с Настеной расписываться будешь, нет?
Александр: Сейчас я поеду домой. Если увидишь Алину, то передай ей от меня привет.
Выходит.
Виктор: Карамельки свои соси!
Галина: Детский сад... Наблевал зато сегодня, а чего тоже там неплохо (идет в ванную,
не включая свет, находит тряпку и ведро, наливает воду). Новое опять же, ну.
Так-то там у тебя стулья летали, хорошо обычно запускаешь стулья. Молоток
еще...
Виктор: Погода нелетная.
Галина (в ванной): А? Ну да, а вчера вот голубь на тротуар упал при мне вчера. Иду там
по улице, а он – хлоп – передо мной...
Виктор: Птичий грипп. Скоро сдохнем.
Галина (выходит из ванной): Отдохнем?
Виктор (выходит из комнаты, в руках шприц, ампула, окровавленный комочек ваты): Со
школы: покормите птиц зимой. Кормушки делаешь? Вот и дохнут.
На улице заводится машина, глохнет.
Виктор (смотрит в окно): Кто бы бомбу ему под жопу...
Галина (трет пол рядом с лужей рвоты): Детский сад... Своих нет, так сами там, как
дети...
Виктор: Ты мать-героиня.
Галина: Хоть какую, а вырастила сама.
Виктор: Молодец. Катись!
Галина (бросает тряпку в лужу рвоты): Я-то уйду, сам-то взвоешь ведь потом, как уйду.
Она там ведь под себя ходит.
Виктор: Год уже. Удивила. Серега не помер - не явилась бы. Страшно одной?
Машина делает еще одну попытку. Неудачно.
Галина: Квартира-то Сережина, не моя ведь, под него пристроилась. Да еще со зрением
у меня, то на косяк какой лбом, то дверью там защемлюсь, и ведь помню, при
Сереже ничего такого, там полки не падали, двери опять же... Я бы ее и
разменяла, а зачем она такая, недокрутка, Алине вот перепишу и разменяемся.
Виктор: На богадельню.
Галина: Она дочь моя. Дочь! Ты матери крови выпил сколько, так она все равно там
нормально с тобой, а Алина всегда ко мне: «Мама! Мама!»
Виктор: Стограма...
Машина за окном издает странный вздох и замолкает навсегда.
3
Виктор: Ах ты ё... Есть бог.
В замке двери щелкает ключ, в квартиру возвращается Александр.
Александр: Моя машина не может завестись из-за такой низкой температуры. Это
просто невероятно.
Виктор (выходит с молотком): Точно, в кладовке. С возвращением.
Александр: Виктор, ты поправился быстро.
Виктор: Сейчас получшает. По лбу.
Галина: Витя...
Виктор: Сидеть.
Александр: Виктор, я хочу только позвонить в службу эвакуации.
Виктор: Я сам. В труповозку.
Галина: Витя...
Александр: Галина, скажи Виктору...
Галина (идет осторожно к Виктору, вытянув руки): Вить, ну ты давай, там брось, ты не
делай ладно, не молотком...
Виктор: Пакли!..
Александр рывком бросается в дальнюю комнату захлопывает дверь, на дверь
налетает Виктор. Александр пытается задвинуть шпингалет изнутри, но
Виктор прорывается к нему. Шум, удары молотка.
Галина: Ой, мама! Ой... Убили, мама...
Мать (зашевелилась): И-и... мы... вздря-а...
Шум в комнате обрывается. Вбегает Виктор с молотком.
Виктор: Что? Что сказала?
Александр (в комнате): Дебил!!!
Из комнаты летит разбитый телефонный аппарат. По частям: провод, диск, трубка...
Виктор: Теперь сам.
Александр: Хер в зубы!
В комнате трещит бумага, под ноги Виктору летят куски ватмана, ярко
разрисованные цветочками и цветными буквами, видно даже заголовок
«Стенгаз...»
Виктор: Сука! Два дня! Мне отдавать завтра! Я работаю...
Виктор не знает, куда ему броситься: то ли брата убивать, то ли пасть на колени
перед разодранной стенгазетой. Падает на колени.
Мать: Не-е-и... Саша!
Александр (тоже выбегает, точнее быстро ковыляет, из комнаты): Мамочка! Что? Что с
тобой случилось? Что ты хочешь мне сказать? Мама? (Мать сопит) Мама, не
молчи, пожалуйста? Тебе очень плохо? Мама, не молчи? (рыдает в подушку)
Мать сопит, начинает всхрапывать. Александр пытается заглушить рыданием храп.
Виктор(собирает клочки в кучу, пытается утащить их в комнату, не получается): Спит,
не ори.
Александр: Все равно она не слышит ничего, потому что она оглохла давно.
Виктор: Надо - услышит.
За окном на машину Александра падает серый комок, включается сигналка.
Галина: Что там? Что? Машина чего, Саша, твоя там?..
Виктор: Птица. Замерзла. Упала.
Александр залезает на подоконник, высовывает руку с ключами от машины в
форточку, в комнату клубами валит морозный пар. Выключает сирену.
Галина: Вчера тоже иду по улице вчера, и голубь прямо там передо мной шмякнулся...
Голубь вчера... Замерз. И здесь холодно.
Александр: Поскольку в этом доме стоят старые трубы, то они совсем не обогревают
помещения. Я хотел поменять их летом.
Виктор: Но жаба, да?
Александр: А вы помните, какая жара была в квартире сорок шесть лет назад? Мы в
течение всей зимы держали окна открытыми настежь...
4
Виктор: Почему спросил?
Александр: Я же сказал тебе, что была жара, потому что трубы отопления очень сильно
нагревали помещение...
Виктор (бросается на Александра с молотком) : Мудак!
Александр (прячется за Галину): Галя, уйми его!
Виктор: Спросил по-человечески...
Александр: Кто спросил по-человечески? Ты? Ты цедишь слова постоянно, и никто не
понимает тебя толком! Или тебе разговаривать со мной противно? (подумав) Чмо
высокомерное!
Галина: Да хватит оба уже, недокрутки там забодали совсем... (Виктору) Чего ты его там
уже спросил, чего он не понял?
Виктор: Жаба задавила. На ремонт. Труб. Его?
Александр: А как же мама? Ей нужен покой, тогда как во время ремонта пьяные
монтеры начнут резать трубы, и будут проводить сварочные работы, и нанесут в
помещение грязь.
Виктор: Задавила. Или мать ждешь?
Александр: Куда? Почему задавила... По-твоему мнению, я жду, когда мама умрет?
Мать: Ждешь...
Все (бросаются к кровати): А? Что такое? Мама? Мама? Мама?
Мать молчит, сопит, начинает всхрапывать.
Александр: Она – что? Она ведь бредит? Ну у покойников бывает... Ай, да что я... Руки
после смерти дергаются, тут ведь такое же?
Виктор: Еще живет.
Александр: А недолго осталось! Мозги не варят, язык не слушается, бредит, все, капут
близок... Ну чего уставились? Вы-то здесь чего ждете? Больные-кривые,
приперлись сегодня, да? Зачем?
Виктор: Живу здесь.
Александр: Живи пока. Пока она живет, и ты живи. А ты, Галина, сестренка?..
Галина: Плохо ей.
Александр: А-а, «плохо ей», слетелись, падальщики, смерть почуяли... Смерть что ли ни
разу не видели? Никто у вас не умирал до сих пор? А ты, Галя, помнишь Наташу,
подружку мою? Помнишь, в десятом классе мы с ней... Убили ее потом,
помнишь? А в день, когда ее убивали, праздник был, понимаешь? Мы там пели,
веселились, гуляли, а ее убивали? Я водку пил, а ее резали. Я какую-то подстилку
трахал, а Наташка кровью своей харкала... Она умерла, а я живой до сих пор. А
ведь любил ее, так любил, думал с ума сойду от любви. Только в ту ночь, когда ее
убивали, взобрался на подружку ее. И ничего во мне не екнуло, ничего не
почувствовал, она сдохла, а я живой и жить хочу, и с матерью также будет. Вот
пойду чайку попью, а она...
Виктор (вдруг бьет Александра ладонью по лицу, тот только прикрывается руками,
повизгивает): Мне (оплеуха) жить (оплеуха) негде (оплеуха). А тебе чего?
(оплеуха) Тебе чего? Тебе...
Виктор остановился, смотрит на свои руки. Александр забился в угол, скулит там.
Виктора снова начинает тошнит. Он бежит в ванную.
Александр: Бьешь, как баба... Да ты и есть...
Галина: Так значит не звонил тебе там никто не звонил? Сам пришел? А Настена чего?
Александр: Ничего же... Ушла Настена... Убежала неделю назад или две даже, сказала...
Нет, ничего не сказала, даже записки не оставила, деньги взяла за месяц и ушла.
Виктор: Платил? Ну и мудак...
Александр: А мне плохо стало. Сегодня. Пару часов назад так... Думаю, хоть кого бы
увидеть, хоть ваши рожи...
Виктор: Мы рады. Саша приехал.
Александр: Вчера докатился: сел детям письма писать.
Виктор: Всем сорока?
5
Галина: Витя, хватит уже, плохо ему, видишь, плохо...
Виктор: Самая добрая, Галочка...
Александр: Их пятеро всего.
Виктор: «Привет, детки!..»
Александр: Марина в Норильске, Сережа в Нягани...
Виктор: «...Я ваш папа из Усральска!..»
Галина: Витька!
Виктор: «...Двести лет меня не видели, а я вот прорезался».
Александр: Нина в Нижневартовске, Паша в Ханты-Мансийске, Света в Москве...
Виктор: «...Не сердитесь, ведь я угрохал на вас кучу алиментов...»
Галина: Витька, прекрати!
Виктор: Терпи, Сантерка, а то мамой будешь.
Александр: Ну да, верно, все верно, Галя, нельзя слабость показывать. Сожрут. Ты,
Витек, за квартиру спрашивал? Плохо мне, когда добро пропадает. Нехорошо это.
Ты, помнишь, парк был в детстве, там за домом, там сейчас ДК стоит...
Виктор: Детская травма? Парка жалко?
Александр: Нет, не помнишь. И ты, Галка, не помнишь, ты маленькая была, а это еще
совсем не родилось. Красивый был парк, потом на его месте Тракторный завод
ДК построил. В форме трактора. А когда парк был, летом мама нас туда водила,
Галя, в парк, колесо обозрения, не помнишь? Цепочки? Колокольчики? А еще
пони с тележкой, помнишь? Лошадь маленькая. Странно, правда? Все лошади как
лошади, а эта дурочка маленькая. Грустная все время, глаза под челкой, я на ней
любил ездить, оттащить нельзя было, до визга хотелось. Дурак, конечно, полный.
И как раз только из парка, сели в автобус, а там объявление... читать рано начал,
зря наверно... Объявление: «Продаю пальто из пони». Понятно? Вот пони, бегает
по кругу, челкой трясет, сахар ест с ладошки, маленькое, грустное, у него и без
того не жизнь, захерье голимое. И приходит сука, и снимает с него шкуру, и
делает из него пальто! Из маленького! Из грустного! С челкой! И пальто! Ой, как
меня тогда колотило, мать из автобуса под мышкой волокла, боялась, что я в
припадке язык проглочу.
Виктор: Андерсент-Экзюпери. Мы в ответе...
Галина: Витька! Недокрутка тебя... Когда было такое-то, Саша, ты же вроде всегда там
спокойный такой, мать все время в пример тебя, мол, спокойный, умный, далеко
пойдет...
Александр: Давно. Только вот что... От них же пользы больше никакой, понимаешь?
Они же уроды, карлики, может Дауны лошадиные, дебилы. Только сопляков
катать. А шкура у них хорошая, пальто теплое получается. И вот (берет свое
пальто с кресла, трясет им) Да! Купил! Ношу! Хорошо!
Виктор: Не Андерсен. Просто Саша Усральский.
Александр: От всего, Витя, польза должна быть. Ничего просто так не должно
пропадать.
Галина: Саша!
Виктор: От тебя какая?
Александр: А я слежу за тем, чтобы польза была от всего. Ведь ты просрешь
жилплощадь, с дружками своими, художник ты сраный, стенгазетчик, творческая
личность, ты не бережешь добро, потому что ты пони, Витя, только из тебя даже
пальто не выйдет.
За окном серыми хлопьями с неба падают птицы. Ровным слоем покрывают снег, дома,
машины. Машины не воют, машины тоже умерли. Откуда-то снизу доносится
глухой протяжный рык.
Александр: Слышишь, мамуля, воют уже. Заждались!
Галина: Ты, недокрутка ты с прослойкой, тварь же ты какая, она же тебя больше всех
любила тебя она, на тебя ничего не жалела, ты воровал у нее пенсию у нее, а она
все в окошко там: где же Саша? И ты сейчас вот так вот...
6
Александр: Совесть прорезалась? Сколько лет ты врала ей про Алину? Мама ведь до сих
пор не знает?
Мать: Нет...
Галина: Не моя это вина! Я не как ты пятерых нарожала да выбросила, как ты, не моя
это вина, что не доносила.
Александр: А в том, что залетела, тоже не виновата? Он сам залез? А в том, что ты
родила бы без мужа?..
Галина: А на кой мне там дворовые дебилы сдались, я родить хотела, а не с этими
недокрутками жить. Одна бы вырастила, так ведь не дали...
Виктор: Даже с Виталькой?
Галина: А ему детей не надо было, и крыша у него была снесенная далеко. Был бы он
нормальный, ты бы его у меня не отбил.
Виктор: А не ты?
Галина: А может и я, я могла, я любого могла увести, и уводила. Я была сильная и
красивая была, и город этот мой был город этот, и когда по улице шла, все бабы
мне в ножки падали: не погуби там, не трогай там моего, не уводи там, детки там
у нас, квартира там... А я говорила: покажи своего, может и побрезгую, вдруг
повезет тебе. И ведь не брезговала, ни одним не брезговала... Может, за это Бог и
наказал, а?
Виктор: Есть Бог? Новость...
Галина: Есть. К нему дочка моя ушла, я видела. Маленькие следочки, наискосок по
окну, пяточки босые на стекле, на окне замерзшем в автобусе. Когда из
больницы. Автобус пустой и я, пустая я, и следы на окне от детских ножек,
наискосок от меня вверх следы бегут. Автобус едет, я смотрю, а их изморозь
затягивает, исчезают. Это дочка моя, Людочка, от меня на небо убегала...
Александр: Значит врачи сделали тебе аборт в салоне автобуса?
Галина: В больнице...
Виктор: А к Богу из автобуса.
Александр: Таким образом люди забавляются. Они прикладывают кулак к стеклу,
покрытому изморозью...
Галина: Я не скоблилась...
Виктор: Делать не хер.
Александр: Да. Это разные бездельники, которым нечем занять свой досуг, оказывают
негативное влияние на нервную систему женщин, сделавших аборт...
Галина: Я не скоблилась! Не моя вина! Не скоблилась! ( Виктор срывает с Галины очки,
кидает их Александру, Галина бросается к тому, но очки уже у Виктора, Галина
мечется между братьями, те смеются, перебрасывают очки) Не моя вина! Не моя
вина! Не моя... не я... не моя.... Отдайте (садится на пол, плачет).
Виктор: Возьми.
Хлопает в ладоши, словно играет в жмурки.
Галина: Да, Саша, нельзя слабость показывать... Только вы и доброту за слабость
принимаете... И доброй быть нельзя? Один раз дала слабинку, пожалела
Сереженьку. Чего мне – не родить уже, а у него дочка, хоть по ошибке «мамой»
назовет... А он всю жизнь меня – пустая, скоблилась, тварь... Всю жизнь меня!
Всю жизнь! А я не виновата!
Виктор разбивает очки Галины.
Виктор: А кто? Ты. Виталька меня бы в Москву, ему обещали. Ты его забрала! И
правильно он тебя...
Галина: А? Витя? Правильно? Меня?
Александр: Вы говорите о Нековом Виталии? О художнике...
Галина: Как меня правильно? Что меня правильно?
Александр: Он имел интимные отношения как с тобой, так и...
Виктор кричит страшно, бросается на Александра. Но тот толкает ему навстречу
Галину.
7
Александр: Я хотел сказать вам, что видел его в телевизионной передаче. Он работает в
Москве...
Виктор: Тварь! Тварь! На перо посадил правильно! Нет! Насмерть тебя! Насмерть надо!
Галина: Виталечка, да за что...
Александр подскакивает к Виктору, бьет его в лицо. Виктор падает.
Александр: Пидор! Правильно мать тебя бортануть хотела!
Виктор подсекает Александра, тот тоже падает. Оба лежат на полу, дышат
тяжело, подняться не могут. Видно, что они старые, очень старые, может
старше Матери. Галина воет в голос.
Виктор: Витя-пони... Мать хотела выкидыш, а родился я... Папа-скот не дал ей
бортануться, и сам помер. Суки!.. А я вас позорил, мешался... И вот Виталька,
псих, красавец, рыжий, картины, Москва на горизонте, хорошо художникам. Не
на завод, как вы! С ним смог бы. А без него – стенгазетки, цветочки... Ненавижу!
Уроды! Скорей бы сдохла, изнутри запрусь, окна заткну, лишь бы не видеть вас,
никого не видеть...
Александр: А есть как будешь, продукты...
Виктор: Сдохну. Вас не видеть хоть (встает, идет к матери). На хрена нарожала! На
хрен приехала в дыру эту! Все было! Из деревни сбежала, в Москве жила и все
бросила! В прислуге не понравилось? Проще захотелось? Другие на это жизнь
убивают, а ей на блюдечке...
Александр следом встает, подходит к нему, обхватывает его руки, зажимает рот.
Виктор пытается освободиться, потом его начинает рвать, но Александр
ладонь держит крепко. Виктора бьют судороги, рвота течет из носа, тело
повисает, Александр разжимает руки. Виктор падает на пол. Галина воет в
голос.
Александр: Что вы с ним не поделили? Кого...
Галина: Виталька... Учился со мной... Думала ко мне ходит, а он к этому, оказывается. А
я же так просто не могу, гордость там и все, взяла да переспала с ним, когда
Витька в деревню ездил... От Витальки наверно и залетела... Вот он между нами и
метался, между мной да Витькой, видно дометался... У меня четвертый месяц
был, тут-то меня на перо... Виталька, значит... А я не разглядела кто, он меня в
гаражи затащил, думала, трахнет, да и хрен с ним, не девочка там уже... А он так
вот, ножом трахнул...
Александр: Он, говорят, в психушку потом угодил... Вот как оказывается...
Галина: Не знаю... Витька его в Москву поехал искать, ты не знал, ты тогда на Севере
был. Он его искал по всяким таким же, ну и доискался на свою голову...
Александр: Чего?
Галина: Того... С чего, ты думаешь, он обратно вернулся, здесь подохнуть проще...
Нормально, здесь все больные...
Александр смотрит на свою ладонь, плюет на нее, трет о штаны, бежит в ванную,
моет там руки. Выходит очумевший совершенно, шепчет «Пидор! Сука!
Больной он! Все здесь»... Заходит на кухню, открывает духовку газовой плиты,
включает газ, ложится головой в духовку. Бормочет что-то...
Газ свистит, откуда-то снизу опять доносится утробный вой, трещат стекла, мороз
за окном разрывает деревья. Галина встает, осматривается, понятно ничего не
видит, ходит наощупь по комнате, вокруг тела Виктора.
Галина: Витя! Саша!.. Я задремала чего-то... Ну чего вы, опять разбежались, что ли
опять? Саша? Витя?.. Ну хватит, ну сколько уже, собачитесь, собачитесь,
грызетесь, а? И чего вам квартира, Саш, ну отдай же ты Витьке квартиру, а? Мне
вот там эта квартира ну совсем вот никак. Пусть живет он тут, а? Нельзя же так,
всю жизнь собачиться, нельзя же, не собаки же... Мамочка, господи, за что?
Зачем ты нас родила, мамочка? Что мы такого сделали?
Мать: Господи...
Галина: Мама? Витька, Сашка, с мамой что-то... Мама, подожди я...
8
Она подходит к дивану, наощупь садится рядом с матерью.
Галина: Мама, я здесь, ты чего, принести там чего?
Мать: Мама...
Галина: Мама, ты что, я же дочка твоя, Галина, щас Сашка с Витькой...
Мать: Мама...
Галина: Да что ж ты... Сашка! Скорую надо...
Мать: Мама...
Галина: Тварь ты старая, смеяться, да?! Знаешь сама, нет у меня детей, Алина приемная,
ты же все знаешь, только притворяешься, а сама там...
Мать: Мама... Люда...
Галина: Люда... Людочка... Маленькая моя, где ж ты... Как же без меня-то... маленькая
моя, пропадала... Что ж ты маму бросила, маленькая...
Мать: Больно... Холодно... Нож...
По изморози оконного стекла, за спиной Галины, наискосок, вверх, к Богу, убегают
крохотные следочки.
По этим следочкам стекло раскалывается, окна со звоном разлетаются и в комнату
клубами пара вваливается безумный холод. Вой подземный становится
невыносим, и старый радиатор в комнате разрывается, сметая кусками чугуна
рыдающую Галину, кипяток заливает квартиру. Пар заволакивает все.
Тихо становится. Пар рассеивается. Среди кусков чугуна и переломанной мебели ктото шевелится, и встает на четвереньки Пальто. То самое пальто из пони,
которое Александр бросил на пол. Пальто обходит комнату, подходит к
лежащей на диване старухе, трется воротником о ее плечо.
Старуха открывает глаза, садится, достает из кармана леденец, сует его под
воротник Пальто. Пальто хрустит «сосалкой», снова трется о руку старухи.
Но старуха встает, идет на кухню, приносит на руках Александра, садит его на спину
Пальто, туда же садит Галину. Виктору места не хватает и она оставляет его
у себя на руках. Так впятером они выходят из квартиры на улицу.
А на улице не зима, и не ночь, и не город. Лето там, жаркий-жаркий июнь, и поле,
стрекочущее, пахнущее богородской травой, и лес вдали.
И не старуха идет по проселочной дороге, а молодая крепкая женщина, несет на руках
кроху в пеленках. Рядом трусит лоснящийся, задумчивый пони, в его тележке
серьезный мальчик лет десяти и веселая девочка лет пяти.
Идут они в деревню, которая видна на горизонте, которая никогда больше не сгорит
дотла, где все можно начать сначала, над домами, огородами и овинами
которой никогда не заходит яркое июньское солнце.
Конец.
9