Министерство образования и науки Российской Федерации

Министерство образования и науки Российской Федерации
федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего
профессионального образования
«ПОВОЛЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ СЕРВИСА»
№ гос. рег.:
УДК:
ГРНТИ:
«УТВЕРЖДАЮ»
Проректор по НиНИД
д.и.н., профессор
___________Якунин В.Н.
«____»___________2011г.
ОТЧЕТ
По научно-исследовательской инициативной госбюджетной работе:
«Речевые произведения в аспекте культурно-языковой идентичности»
Промежуточный этап
«Отбор, анализ и обобщения теоретического материала по проблематике триады
«Язык, культура и национальная идентичность»»
Начальник УНИ
Н.В. Стрелкова
Директор ИТиСТ
Ю.А.Тресков
Зав.кафедрой «РиИЯ»
С.П. Анохина
Научный руководитель темы
С.П. Анохина
Тольятти 2011
Список исполнителей:
Научный руководитель
д.фил.н.,проф.
Анохина С.П.
Исполнители:
Введение, реферат, заключение
Анохина С.П.
Глава1. Язык и национальная идентичность
§1 Природа национальной идентичности
Анохина С.П.
§2. Национальная идентичность и язык
Анохина С.П
Пичугина А.А.
§3. Язык, культура и национальная идентичность
Анохина С.П
Зюзина И.А.
Глава2. Знаки национальной идентичности в речевых произведениях
§1 Концепт «Приватность»
Бутахина Л.А.
§2. Концепт «Пунктуальность»
Анохина С.П.
§3. Концепт «Savoir Vivre» - «Умение жить»
Тарасова Е.В.
§4. Креолизованный текст: аспекты изучения
Филиппова А.В.
Инженер- лаборант
Халдина О.Е.
2
Реферат
Отбор, анализ и обобщение теоретического материала по проблематике триады
«Язык, культура и национальная идентичность»
Отчет состоит из 49 страниц; библиографический список составляет 68 наименований;
РЕАЛЬНАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ; НАЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК; ГРАНИЦЫ
НАЦИИ; НАЦИОНАЛЬНАЯ ОДНОРОДНОСТЬ, МНОЖЕСТВЕННАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ,
ФРЕЙМ,
СВЯЗАННЫЙ
ПРИЗНАК,
ЭТНОСОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ
ЯЗЫКОВОЕ
ХАРАКТЕРИСТИКА,
ОБОЗНАЧЕНИЕ,
ЭКСПЛИКАЦИЯ
ЛИНГВОКУЛЬТУРНОГО АСПЕКТА, СМЫСЛОВЫЕ СОСТАВЛЯЮЩИЕ КОНЦЕПТА,
ВИЗУАЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ, ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЙ ЯЗЫК.
В §1 первой главы приводятся трактовки и интерпретации понятия «нация» различных авторов,
описываются взаимосвязи нации, государства и языка в процессе конструирования
национальной идентичности на примерах становления национальных языков Италии, Испании,
Франции, Германии. Анализируется роль стандартного языка в становлении национализма.
В §2 представлена проблематика взаимосвязи языка и культуры в формировании национальной
идентичности, раскрывается суть понятия «множественная идентичность» и следствие этого –
распространение различных lingua franca.
В §1 второй главы описываются признаки концепта «приватности» в лексической семантике; §2
данной главы посвящен обозначению и выражению концепта «пунктуальности». В §3
представлены сходства и различия концепта и «умение жить» в обыденном понимании
носителями французского и
жизни, соотносимые с типами
русского языков, описываются «три позиции перед вызовом
представителей исследуемых лингвокультур, на основании
литературных источников и анализа опроса информантов представлен «портрет бонвивана».
В§4 описывается эволюция синтеза естественного человеческого языка с другими знаковыми
системами.
3
Содержание
Введение……………………………………………………………………………..…5
I. Язык и национальная идентичность…………………………………………….…7
1.1. Природа национальной идентичности……………………………………….….7
1.2. Язык, культура и национальная идентичность……………………………..…..9
II. Знаки национальной идентичности в речевых произведениях ………………18
2.1. Концепт «Приватность»……………………………………………………….…18
2.2. Концепт «Пунктуальность» …………………………………………………… 21
2.3. Концепт «Savoir Vivre» - «Умение жить» …………………………………….. 35
2.4. Креолизованный текст: аспекты изучения …………………………………… 45
Заключение ………………………………………………………………………….
49
Список использованных источников ………………………………………………. 50
Список использованных словарей…………………………………………………....51
4
ВВЕДЕНИЕ
Теоретическая мысль, обращенная к проблеме национальных отношений в современном мире, к
самому представлению о сущности нации и связанных с нею разнообразных понятий, в
последние 15-20 лет заметно активизировалась. Примечательна возросшая сосредоточенность
исследователей на значении субъективного фактора, т.е. на том, как нация воспринимает саму
себя, какую роль в осознании людьми своего национального единства играют вера и
воображение.
привычные формулировки, такие как «национальное своеобразие», «национальный характер»
вытесняются иными- «национальная идентичность», «национальный стереотип», которые
принимают во внимание то, что и называется «субъективным фактором», проявляющимся в
желании субъекта, каковым является вся нация (или диаспора, или некая «мы-группа», или
индивид), осознать свою инаковость по сравнению с другим, чужим, нередко даже
враждебным. Поднимая проблему национальной идентичности, исследователь должен
взглянуть на нацию не со стороны, а изнутри, показать что значит быть членом данного
национального сообщества, что значит смотреть на мир глазами этого сообщества, через
призму его ценностей.
Проблема национальной идентичности тесно связана с проблемой национального стереотипа.
Стереотип, в том числе национальный , тесно связан с языковым фактором и, подобно
национальной идентичности, имеет дискурсивную природу, т.е. формируется культурой.
Культура – это не только духовная конструкция. Она представляет собой также совокупность
практик и воплощается в формах общественной организации и общественных отношений,
посредством которых происходит социализация индивидов.
В данном контексте язык
исследуется как составная часть и продукт любой культурной системы, которую он
интерпретирует и посредством которой интерпретируется, изменению которой способствует и
посредством которой изменяется.
Язык и этническая идентичность могут быть тесно связаны и находиться в метонимическом
отношении, что является частью процесса, конструкции, природа которой в высшей степени
условна и исторична;процесса, посредством которого идентичность одновременно является
вопросом конструкции смысла различных практик и конструкции смысла в различных
практиках.
Cсопоставительные лингвокультурные исследования, чему и посвящена глава II, по своей
гуманитарной сущности представляют собой разновидность критической лингвистики, т.е.
науки
о
языке,
направленной
на
разоблачение
предубеждений
и
построенных
на
предубеждениях коммуникативных манипуляций. При этом рациональное объяснение различий
5
ни в коей мере не возвеличивает и не умаляет достоинства той культуры, с которой явно или
имплицитно сравниваются другие культуры. Задача состоит в том, чтобы установить системные
(причинно-следственные и другие) связи между признаками, составляющими своеобразие той
или иной лингвокультуры. Эти системные связи между признаками образуют код культуры,
который зафиксирован в знаках соответствующей культуры, в частности, в языке,
характеризуется определенной стабильностью и может быть объективно установлен на основе
анализа значений слов и выражений, коммуникативных стереотипов и прецедентных текстов.
6
Глава I
Язык и национальная идентичность
В данной главе вопросы языка, национальной идентичности и культуры рассматриваются на
материале статей английского автора Джона Джозефа и немецкого ученого Эрика Хобсбаума в
переводе на русский язык в журнале «Логос», №4(49) 2005, М.: Ино центр.
§1. Природа национальной идентичности
«Нация» - это неоднозначное по своей сути слово, иногда оно используется»
в
этимологическом смысле – люди, связанные рождением, происхождением. Но чаще это слово
используется в широком смысле - территориальное пространство, его население и
правительство, которое управляет им из единого центра, — например, британская нация.
Иногда, когда этимологическое и широкое понимания слова «нация» совпадают,
используется термин «национальное государство». Так, Ирландия считается нацией и
национальным государством, тогда как Великобритания — это только нация в широком
смысле слова, состоящая по крайней мере из четырех наций в этимологическом смысле:
англичан, северных ирландцев, шотландцев и валлийцев. Шотландию, Уэльс и другие
подобные им образования иногда называют «нациями без государства».
Проблема в том, что действительное совпадение этих двух основных пониманий слова
«нация» невозможно. Ведь для того, чтобы это произошло, национальную территорию
должны населять представители только одной нации по своему рождению и ни один
представитель нации по своему рождению не должен проживать за пределами этой
территории. Такая безупречная картина образует «идеал» национального государства.
Конструктивистский поворот в социальных науках, произошедший в последней четверти
XX века, повлиял на изучение национальной идентичности не меньше, чем на изучение
любой другой формы идентичности. Действительно, постоянное изменение национальных
границ после двух мировых войн, распад СССР и Восточного блока в 1989—1991 годах и
признание субнациональных единиц в Западной Европе в 1990-х годах способствовали
четкому осознанию текучести и произвольности национальной идентичности. И хотя
такое осознание не поколебало глубокой веры в «реальную» национальную идентичность
как нечто, связанное с нашим рождением или событиями детства и остающееся, по сути,
неизменным в дальнейшем, оно, несомненно, способствовало возникновению среди ученых
стремления рассматривать такие верования как мифические и считать идентичность чем-то, что
создается и пересматривается нами на протяжении всей нашей жизни.
Неизменной темой исследований национальной идентичности последних четырех десятилетий
было определяющее значение языка в ее формировании. Многие видные историки, социологи и
7
специалисты в области политических наук утверждали, что существование национального языка
составляет важнейшую основу националистической идеологии. Другие же уделяли большое
внимание собранным историками языка данным, которые показывали, что национальные языки не
были даны изначально, а сами были созданы в результате идеологической работы по созданию
национализма. Например, на протяжении многих веков Британские острова (термин, который сам
по себе оскорбителен для ирландских националистов, но которому не существует замены) в
языковом отношении представляли собой смешение местных диалектов, германских или кельтских
по своем}' происхождению. Только в современную эпоху люди, движимые националистическими
устремлениями, создали «языки» народов Англии, Ирландии, Шотландии и Уэльса, а также
Корнуолла и других менее крупных областей (которые более горячие их приверженцы зачастую
считают «нациями»),
В случае Шотландии сосуществование двух отдельных национальных языков (гаэльского и
шотландского, восходящих к кельтскому и германскому источникам соответственно) не
способствовало, а препятствовало развитию языкового национализма, поскольку приверженцы
обоих этих языков сосредоточили свои усилия на борьбе с притязаниями соперничающего языка,
а не на гегемонии английского. Несмотря на то что Шотландии не удалось выработать единый
национальный язык, подавляющее большинство шотландцев полагает, что стратегическая
экономическая ценность использования мирового языка перевешивает политическую, культурную
и сентиментальную ценность «унаследованных» языков. Можно заметить, что извечная борьба
между гаэльским и шотландским языками представляет собой разумный способ сдерживания
националистического пыла в приемлемых рамках.
Как показывает пример Шотландии, в отношениях между языком и национальной идентичностью
не существует ничего неизменного. Даже значение понятий «язык» и «нация» меняется в
зависимости от контекста. Однако мы можем обнаружить определенные модели, присутствующие
при языковом конструировании национальной идентичности во всем мире, они образуют
матрицу, которая позволяет объяснять и сравнивать различия в локальном конструировании.
Положительное описание волюнтаристского национализма и критика органического национализма
пришлись весьма кстати во время войны, но утратили свое значение с возобновлением борьбы
между марксистским антинационализмом и национализмом вообще. Дойч (Deutscb, 1953)
попытался исправить положение в типично модернистской манере, пересмотрев национализм с
социологической точки зрения. Отталкиваясь от определения нации как «сообщества социальных
коммуникаций», он стремился отыскать количественный метод, позволявший установить, что на
самом деле представляют собой нации — цель, которая кажется сегодня практически
недостижимой.
8
Кедури (Kedourie, 1960) отстаивал более чистую конструктивистскую точку зрения, нежели Кон,
предложив вместо национализма как «волевого акта» национализм как доктрину, причем
совершенно условную, и отодвинув ее истоки еще на несколько десятилетий назад. Рассмотрение
этой идеи в историческом контексте без всякого упоминания Маркса помогло специалистам в
области политических наук, историкам и другим исследователям признать в нациях и
национализме исторически случайные образования. Как мы увидим, некоторые очень важные
работы, многое почерпнувшие из этого сдвига, начинались с резкой критики Кедури по множеству
частных вопросов, но в то же самое время признавали, что он сыграл ключевую роль в создании
нового дискурса, обратив внимание на мыслителя, который ныне считается одним из наиболее
оригинальных и здравомыслящих теоретиков: речь идет об Иоганне Готлибе Фихте. Однако Фихте,
положивший язык в основе своего определения нации, будет рассмотрен в этой статье более
подробно далее, а пока мы должны вернуться на пять веков назад к прадеду всех языковых
(прото)националистов Данте Алигьери.
§2. Язык, культура и национальная идентичность
Очевидно, что отсутствие национального языка является одним из наиболее серьезных
препятствий, которое необходимо преодолеть при создании национальной идентичности. «Миф
национального государства» — общее представление о том. что мир естественным образом состоит
из национальных государств, — связан с предположением, что национальные языки представляют
собой изначальную данность. Независимо от трудностей, с которыми мы могли бы столкнуться
при определении того, кто является «немцами» {например, являются ли немцами дети турецких
иммигрантов и кто из эльзасцев французы, а кто — немцы), немецкий язык продолжает играть
важную роль в решении этой задачи. Гитлер пытался оправдать свои первые вторжения в соседние
страны тем, что проживавшее в них немецкоязычное население было неотъемлемой частью
немецкой нации; и, как показал Хаттон (Hutton, 1999), его политика притеснения и, в конечном итоге, истребления евреев подкреплялась идеей о том, что, хотя их язык — идиш - был
разновидностью немецкого, евреи все же были расово неполноценными, так как они не смогли
сохранить свой -родной язык». Поэтому шеи не принадлежали немецкому государству, а
паразитировали на нем.
Но принадлежность богемского, австрийского, восточнопрусского диалектов и идиш к «немецкому
языку» не была предопределена заранее, и даже лингвисты не имеют научного подтверждения
этого. Дело в том, что «немецкий язык», как и любой другой национальный язык, представляет
собой культурную конструкцию. Своим возникновением он во многом обязан Мартину Лютеру,
который в своем переводе Библии стремился создать такую разновидность немецкого языка,
которая смогла бы соединить в себе множество диалектных групп, существовавших до конца XIX
века в многочисленных малых и крупных государствах, весьма различавшихся в языковом
9
отношении. К тому же сама эта история культурно сконструирована, и хотя она соответствует
действительности, в ней присутствует значительное упрощение.
Прототипом
современного
национального языка был итальянский язык. Удивительно, но Италии удалось стать политической
нацией только к I860 год)', а окончательное объединение завершилось в 1870 году, за год до объединения Германии. Менее удивительно, что именно политические разногласия на итальянском
полуострове привели к возникновению языкового и культурного единства. В мире романских
языков на протяжении тысячи лет, прошедших от падения Римской империи до начала эпохи
Возрождения, слово «язык» означало «латынь», которая использовалась в официальных целях и
письме. Однако в неофициальном общении люди говорили на местных диалектах, исторически
связанных с латынью, хотя и весьма различавшихся от селения к селению.
Никакого «итальянского языка- тогда не существовало. Возникновение и осуществление его идеи
восходит – героически. И вновь лишь полумифически—к Данте, автору «Божественной комедии».
В трактате Данте «О народном красноречии» (около 1306 года), опубликованном только в 1529
году, описывается процесс открытия, а не изобретения национального языка нации, которой
понадобилось пять с половиной веков для того, чтобы обрести свое политическое существование.
§3. Язык, культура и национальная идентичность
Volgare illustre Данте, воплощенный в его «Божественной комедии» и сочинениях его ближайших
современников — Петрарки и Боккаччо, стал образцом, по которому строились другие
стандартные европейские языки эпохи Нового времени. Хотя итальянской национальной
идентичности потребовалось несколько столетий для того, чтобы обрести свое политическое воплощение, что в значительной степени было обусловлено острой заинтересованностью папы и
иностранных держав в сохранении разобщенности на полуострове, другие европейские
национальные идентичности смогли воспользоваться выгодами созданной Данте языковой модели
намного раньше. Ему, бесспорно, удалось доказать возможность существования того, что было
заявлено в названии его трактата о языке, — народного красноречия. В этом понятии
«красноречия» содержалось множество общих посылок о природе общения, познания, истины,
красоты и, не в последнюю очередь, о том, каким должен быть «народ». Пока его «естественный»
образ речи считался непокорным (и он действительно был таким в сравнении с латынью,
считавшейся искусственной после столетий упорядочения и утонченного использования), ни о
каких притязаниях на автономию народа не могло быть и речи.
Уже в «Грамматике кастильского языка» Антонио де Лебрихи, первой важной грамматике
современного европейского языка, заявленная цель состоит в превращении кастильского в основу
современного испанского языка. Вступление к его грамматике, адресованное королеве Изабелле,
10
начинается словами: «Язык всегда сопутствовал империи и следовал с нею таким образом, что они
вместе возникали, вырастали, расцветали и приходили в упадок» (Nebrija, 1946 [1492]. Р. 5-6).
Затем приводится несколько примеров языков, которые расцветали и приходили в упадок вместе с
великими империями. Далее Лебриха объясняет, почему он склонен reduiren artifiao, «сводить к
искусственному созданию» кастильский язык (Р. 9):
Грамматика Лебрихи позволит недавно покоренным подданным королевы изучить кастильский и
тем самым установить у себя законы Испании, сделав возможным существование и
функционирование испанской империи. Империя сможет расширяться настолько, насколько
широко будет простираться «сопутствующий» ей испанский язык. Это не означает, что кастильский «принадлежит» Кастилии или Испании в каком-то естественном смысле или что в нем
воплощен дух Кастилии. Лебриха приводит политические и функциональные доводы: Кастилия
победила и потому должны быть установлены ее законы и язык. Поскольку изучение кастильского
языка покоренными народами расширяет территориальные владения Испании, возвеличивание
языка и империи идут рука об руку.
«Диалог о языке» (1535—1536) Хуана де Вальдеса — это типичное произведение своей эпохи, в
котором приводились доводы в пользу отдельного народного языка или утверждалось
превосходство одного народного диалекта над другим при закладывании основ национального
языка. Но главным ориентиром всегда служили греческий и особенно латынь, не только как
священные языки, но и как языки, определяющие красноречие, устанавливающие стандарт,
которому должен соответствовать каждый народный язык. Вопреки убежденности большинства в
том, что народные языки никогда не смогут соответствовать стандарту, Вальдес мог ссылаться на
toscano, volgare illustre Данте как на пример современного языка, обладающего значительным
красноречием и связанного с классическими языками. Количество написанных кастильском
литературных произведений также позволяло говорить об очевидных эстетических достоинствах
этого языка.
Споры о том, какой язык или диалект лучше, также касались и вопросов чистоты. Нельзя было
допустить даже мысли о том, что национальный язык многое заимствовал у своих соседей,
особенно если когда-то находился под их властью. Вальдес напрямую связывает наличие
языкового многообразия с отсутствием политического единства и автономии в государстве и тем
неизбежным фактом, что периферийные области государства имеют по крайней мере столько же
общего с соседними государствами, сколько с центром и другими периферийными областями
своего собственного государства
мечтать о славной жизни после смерти, мог потребоваться мотив для того, чтобы отдать всего себя
во имя национального дела.
11
Таким образом, суть идей нации и национального языка заключалась в том, что они определяют
отличие от ближайших соседей. Англоязычные канадцы знают, «каковы они», преимущественно
благодаря чертам, отличающим их культуру и язык от культуры и языка Соединенных Штатов; то
же относится и к Шотландии с Англией, французским областям и центру, северному и южному
Китаю и так далее. Такая уверенность в существовании различий неизбежно тонкого порядка — с
учетом близости — приводит к тому, что даже малейшие различия наполняются огромным
культурным смыслом. Можно считать, что сущность нации и состоит в некоторых внешне
незначительных особенностях — сохранение гуттурального фрикативного согласного в
фонетической системе, церемониальное ношение килта или приготовление блюда, которое соседи
считают настолько отвратительным, что смеются над ним. Неудивительно, что «эссенциализм»
стал общепринятым способом понимания национальной идентичности в науке, особенно если
учесть, что такая идентичность оказывается эссенциалистской в своих основных проявлениях.
Национальная идентичность — например, «итальянская» — становится означающим означаемого,
которое существует в первом только как желание. Будучи достаточно сильным, такое желание
может достичь критической массы в предполагаемой нации, и когда это происходит, означаемое —
«итальянский народ» — становится реальным, настолько реальным, насколько таким бывает
означаемое, учитывая, что они представляют собой понятия или категории, а не действительные
физические объекты. Одним из основных изменений в европейской мысли последующих двух с
половиной веков, приведших к романтическому периоду, стало постепенное укрепление
убежденности в том, что города из-за заметного присутствия в них чужеродных элементов на
самом деле не имеют никакого отношения к нации: подлинная нация находится в деревне. Теперь
понятно, что вопрос о том, что же такое нация на самом деле, присутствовал в спорах о языке
эпохи Возрождения только в виде одного из риторических тропов в рассуждениях, связанных с
расширением функциональной сферы отдельного языка или диалекта. Во второй половине XVIII
века этот вопрос стал намного более важным, осуществившись в Америке и Франции в
революционном действии, а в Германии, по крайней мере, на первых порах, в философском созерцании. Тогда, в начале XIX века, политические события вывели его за пределы философии для
немцев и, в сущности, всей Европы. И в этой сложной обстановке конца XVIII — начала XIX веков
начали складываться современные идеи «нации» и «национализма».
Но каковы «естественные» границы нации? Это был ключевой вопрос, ответ на который казался
очевидным каждому, когда наиболее распространенное определение слова «нация» было связано с
территориальным пространством. Естественными границами были географические преграды,
морское побережье, горные цепи или крупные реки, которые делали нацию менее досягаемой для
соседей. Но, в принципе, ничто не мешало воспринимать «Европу» как нацию, а не как империю,
состоящую из наций. Ни одна из естественных преград в ней не была непреодолимой (за
12
исключением Ла-Манша). В частности, больше всего немецких романтиков беспокоило отсутствие
обширных земельных территорий или водной преграды, отделявшей их нацию от соседей на
востоке или западе.
Если право немецкой нации на автономию подкреплялось чем-то более важным для
романтического сознания, нежели простое историческое различие, чем-то негеографическим и в
то же самое время кажущимся изначальным, то необходимо было установить «естественную»
границу. Одним из решений могло стать возвращение к религии, на которой покоилась вся династическая система эпохи Средневековья. Но вся Европа была формально христианской, и
несмотря на сильные доктринальные различия в западном христианстве, прежде всего
связанные с отделением протестантов от римских католиков, немцы, is частности, не могли
играть на них, опасаясь ослабить единство Запада в условиях угрозы со стороны православных
славян на востоке. Кроме того, после эпохи Просвещения европейская мысль стала в основном
светской. Религиозные идеи относились либо к прошедшей эпохе, либо к становившейся все
более и более специализированной области богословия.
Наиболее убедительный ответ был предложен Фихте в 1806 году в его «Речах к немецкой
нации», где он утверждал, что определяющей особенностью нации служит ее язык:
Первыми изначальными и по-настоящему естественными границами государств, несомненно,
оказываются их внутренние границы. Те, кто говорит на одном языке, связаны друг с другом
множеством невидимых уз самой природы задолго до возникновения всякого человеческого
искусства; они понимают друг друга и способны и дальше развивать взаимопонимание; они
связаны друг с другом и по природе образуют единое и неделимое целое. (Fichte. 1968 [1808]. Р.
190-191)
Несмотря на контекст, в котором писал Фихте, язык ни в коей мере не был \ очевидным кандидатом
на роль основного признака нации. Считалось, что j европейские языки в большинстве своем
восходили к общему языковому предку, причем различия между ними были просто побочным
историческим результатом выделения из первоначального племени различных подгрупп,
которые осели в различных частях континента, разделенных географическими преградами —
естественными и исконными границами наций, и оставались изолированными в течение
продолжительных
промежутков
времени.
Фихте полностью перевернул традиционные
представления:
Основное значение сочинений Фихте заключалось в том, что они побудили немцев восстать
против наполеоновского правления. В чистом виде сущность нации воплощалась в ее основателе
и сохранялась на всем протяжении истории нации, составляя основу ее языка, культуры, образа
мысли и интеллектуальных и художественных достижений. Однако смешение с другими нациями
13
означает растворение этой сущности. Нация существует в умах — воспоминаниях и воле — людей, из которых она состоит. К этой идее обратился Андерсон в своем определении нации как
«воображаемого политического сообщества». Отмеченное Ренаном «наследие воспоминаний»
определило будущие философские и научные попытки анализа национальной идентичности.
Другой составляющей, коллективной «воле» людей, удалось оказать серьезное воздействие на
политику, начиная с Версаля, и она до сих пор остается общепризнанным основанием законности
политической нации.
Геллнер приступил к решению задачи, которую он определил для себя сам. Одним из наиболее
заметных факторов при создании народов, тяготеющих к национализму, было, по его мнению,
отмеченное еще Фихте наличие общего языка. В результате, современные исследователи
национализма и национальной идентичности склоны были вслед за Геллнером считать язык
основным
фактором.
Распространению
этой
тенденции
способствовал
общий
«постструктуралистский» настрой, при котором все социальные структуры рассматривались как
языковые конструкции. Предложенная Кедури альтернатива — превращение языка из изначальной
связующей силы нации в одно из идеологических общих мест националистической риторики —
встретила
благожелательный
отклик
у
тех
же
постструктуралистов,
опасавшихся
эссенциалистского придания определяющего значения языку или какому-то другому фактору.
Наиболее ярко сопряжение Ренана и Геллнера проявилось в предложенном Бенедиктом
Андерсоном знаменитом определении нации как «воображаемого политического сообщества»:
Оно воображенное, поскольку члены даже самой маленькой нации никогда не будут знать
большинства своих собратьев-по-нации, встречаться с ними или даже слышать о них, в то время
как в \*мах каждого из них живет образ их общности. Ренан в своей особой вкрадчиво
двусмысленной манере ссылался на это воображение, когда писал, что -сущность нации в том и
состоит, что все индивиды, ее составляющие, имеют между собой много общего и в то же время
они забыли многое из того, что их разъединяет». Геллнер несколько устрашающе высказывает
сопоставимую точку' зрения, утверждая: -Национализм не есть пробуждение наций к
самосознанию: он изобретает нации там, где их не существует... (Андерсон, 2001. С. 31).
Как и в случае «открытия» национального языка, важнейшей составляющей этого изобретения или
воображения нации оказывается создание веры и то, что нация не была изобретена. Иными
словами, ее изобретение забывается. Ибо, будучи изобретенной, нация была бы попросту
искусственной и случайной, а значит, необоснованной. Поэтому должен быть создан миф о
canecmeennocvui и подлинности нации. Если письменной истории данная нация не знакома, то миф
(или чаще, комплекс мифов), при необходимости. Нации являются не только воображаемыми, но
и «интерпретативными сообществами», поскольку требуется создание не только идеи нации, но и
14
всей истории, основанной на особой интерпретации описанных событий. Действительно,
идентичности связаны не только с представлениями их носителей (или потенциальных
носителей), но и с осмыслением и интерпретацией таких представлений. По утверждению группы
социологов,
Национальные идентичности, по сути, не фиксированы и не даны изначально, а во многом
зависят от утверждений, которые люди делают в различных контекстах в различное время.
Процессы идентичности основываются не только на этих утверждениях, но и на том, как такие
утверждения принимаются, то есть получают поддержку или отвергаются многими другими
(Bechhofer et al., 1999. P. 515).
Но мы не можем пренебрегать и тем, что думают о нас другие. Однако необходимо заметить, что
наиболее важным из всех утверждений касательно национальной идентичности оказывается
утверждение о том, что идентичность действительно закреплена и дана, действительно
предопределена нашим рождением и остается, по сути, неизменной на протяжении всей нашей
жизни. С точки зрения конструктивистов, эссенциалисты не способны понять прошлое мифа,
связанного с изучаемой идентичностью. В то же самое время конструктивисты и сами должны
старательно избегать возможных ошибок, связанных с отрицанием «мифа» как простого
заблуждения, которое само по себе не заслуживает внимания исследователя. В конечном счете,
такую культурную конструкцию невозможно отделить от национальной идентичности в целом.
Согласно Хобсбауму, дискурс национализма, в том числе заметная роль, приписываемая
национальному языку, скрывает другие, более глубокие интересы, и было бы ошибкой принимать
этот дискурс за чистую монету. Никто не спорит с тем, что утверждение современной идеи нации в
конце XVIII иска было вызвано политическими причинами, однако идеи естественного пряна
народа на самоопределение предполагали его обособление не только от враждебных внешних
держав, но и от правящего класса своей страны:
...Самым важным в низовом восприятии «нации-народа» было именно то, что подобная -нация»
представляла общие интересы, общее благо в противовес частным выгодам и личным
привилегиям, — о чем свидетельствует и сам использовавшийся до 1800 года термин
«американцы», позволявший говорить о единстве нации, не прибегая к слову «нация». С этой
революционно-демократической точки зрения этнические различия между группами были столь
же второстепенными, как и в восприятии позднейших социалистов. Совершенно ясно, что отнюдь
не этнические характеристики и не язык отличали американских колонистов от короля Георга и
его сторонников, и напротив. Французская республика не видела никаких препятствий к тому,
чтобы избрать в свой Конвент англо-американца Томаса Пэйна.
15
А значит, мы не вправе задним числом приписывать идее революционной -нации» что-либо
похожее на позднейшие националистические программы образования национальных государств
для сообществ, которые определялись согласно столь горячо обсуждавшимся теоретиками XIX
века критериям — этнической принадлежности, общности языка, религии, территории и
исторических воспоминаний.. (Хобсбаум, 1998 С. 34-35).
Хобсбаум соглашается со своими предшественниками (и, в том числе, с Андерсоном) в том, что
национальные языки играют в дискурсе о национализме важную роль. Но, в отличие от
Андерсона, принимающего национальный язык как данность, образующую основу, на которой
может быть построена остальная часть национальной идентичности, Хобсбаум понимает, что
национальный язык сам по себе является дискурсивной конструкцией:
Национальные языки... представляют собой противоположность тому, чем их склонна считать
националистическая мифология, т.е. первоосновой национальной культуры и глубочайшим
истоком национального самосознания. Обычно это результат попыток построить единый
образцовый язык из множества реально отцествующих в живой речи вариантов, которые
низводятся затем до уровня «диалектов» (Там же. С. 86).
Все историки национального или стандартного языка (за исключением отьявленных фанатиков)
приходили именно к такому выводу. Но, в отличие от Хобсбаума, историки национализма, как
правило, не интересовались работами историков языка, а сами историки языка редко осознавали
значение собственных открытий. Между тем я думаю, что ни один лингвист не дал столь же
емкого и краткого определения стандартного языка, какое было дано Хобсбаумом: стандартный
язык — это «некая платоновская идея языка, которая скрыто существует за всеми его
несовершенными вариантами» (Там же. С. 92). Затем происходит «мистическое отождествление
национальности» с этой идеей языка, отождествление, которое, по мнению Хобсбаума,
«характеризует,
скорее,
идеологические
построения
националистически
настроенных
интеллектуалов (пророком которых является Гердер), нежели реальное самосознание обычных
носителей данного языка. Это чисто "литературная", а не экзистенциальная концепция» (Там же.
С. 92). Но автор возражает Хобсбауму: так как хотя исторически в момент первоначального
создания
национальный/стандартный
язык
действительно
является
собственностью
националистических интеллектуалов, а не простых людей, он перестает быть таким, как только
попадает в сферу образования и через нее получает широкое распространение. В этом случае
языковая идеология становится собственностью всей нации, и вероятность встретить ее твердых
приверженцев среди рабочих, непричастных к ее созданию, ничуть не меньше, чем среди высших
классов, которые и выступают в качестве ее создателей. В следующей главе Хобсбаум отмечает,
16
что воодушевление языковым национализмом исторически было свойственно именно низшему
разряду среднего класса:
Те группы, чья судьба прямо зависела от предоставления официального статуса письменному
языку данного народа, занимали скромное общественное положение, однако принадлежали к
образованным слоям. Сюда относились лица, которые вошли в низший разряд среднего класса
именно потому, что их профессия, не связанная с физическим трудом, предполагала специальную
подготовку и обучение (Там же. С. 186-187).
Геллнер уже говорил о том, что, хотя национализм возник как идеология в начале XIX века,
решающие события произошли в 1870—1871 годах и позднее. У Хобсбаума этот период
приобретает
поистине
решающее
значение,
поскольку
именно
тогда
идеологические
представления о нации и языке, прежде огранивавшиеся интеллектуалами и правящей элитой,
впервые спустились вниз, к широким народным массам, и, в конечном счете, достигли даже
рабочего класса. Хобсбаум отмечает, что такое развитие событий привело к серьезным
последствиям. Если прежде притязания народа на то, чтобы быть «нацией», принимались всерьез
только тогда, когда его численность превышала некий негласный порог, то с последней четверти
XIX века любая народность, которая считала себя «нацией», могла добиваться права на самоопределение... и именно вследствие увеличения числа этих потенциальных «неисторических.,
наций — все более важными, решающими (и даже единственными) критериями национальной
государственности становились этнос и язык (Там же. С. 163),
17
Глава II. Знаки национальной идентичности в речевых произведениях
Глава посвящена описанию методики и результатов исследования лингвокультурных концептов –
знаков
национальной
идентичности.
По
материалам
авторов
О.Г.Прохвачева
(концепт
«Приватность») в американской лингвокультуре, Я.В. Зубковой (концепт «Пунктуальность») в
немецкой лингвокультуре, Э.В.Грабаровой (концепт «Умение жить(с удовольствием)») во
французской лингвокультуре в книге «Иная ментальность» - Москва – Ино ЗИС, 2005, 350с.
Наряду с этим, в русле заявленной проблематики изучения взаимодействия естественного
человеческого языка с другими знаковыми системами.
§1 Концепт «приватность»
Концепт «приватность» относится к разряду концептов, которые, по определению Ю. С.
Степанова, «парят над словами», т.е. выражаются в словах не эксплицитно, а имплицитноассоциативно. В эксперименте попросили нескольких носителей языка дать определение понятия
приватности, как они его понимают, а также с какими другими понятиями они его ассоциируют. В
результате опроса удалось установить, что приватность непосредственно связывалась со
следующими аспектами:
1)личность
и
личная
сфера
(person,
oneself,
myself,
one's
busi
ness and concerns);
2)другие люди, общество (people, other people, others);
между
3)взаимоотношения
людьми
(confidence,
trust,
friend
ship);
4)состояние
одиночества
(alone,
solitude,
isolation,
being
left
alone);
5)свобода (freedom, free);
6)информация (personal information, public knowledge);
7)секретность (confidential, secrecy);
8)территория,
личная
территория
(nice
quiet
area,
own
space,
space by myself, personal space);
9)атмосфера
(relaxful,
peaceful,
quietness,
tions);
10)собственность, личные вещи (mine, diary);
11)право (right, unauthorized);
12)нарушения (unauthorized intrusion).
18
safety,
no
interrup
Далее на основе анализа словарей английского языка нами были выявлены следующие аспекты
значения слов privacy, private. Словари английского языка насчитывают до 9 значений прилагательного «private» [WNWD], сводимых к наличию следующих признаков: 1) касающийся данного
человека; 2) находящийся в чьей-либо собственности; 3) отдельный, изолированный; 4) относящийся к определенной группе; 5) неофициальный, негосударственный; 6) скрытный; 7)
секретный, тайный, конфиденциальный.
По данным словарей русского языка существительное «приватность» относится к заимствованному
прилагательному «приватный», которое является устаревшим и имеет значение «частный,
неофициальный», реализующееся в таких контекстах, как «приватный разговор, в приватном
порядке» [ТСРЯ; Даль 1994; Александрова 1986].
Таким образом, можно составить первичный список понятий, ассоциирующихся с приватностью:
личность и взаимоотношения между людьми, свобода, интимность, одиночество, секретность,
собственность.
Если обратиться к данным комбинаторных словарей, то обнаруживается, что слово privacy
выступает в типичных комбинациях to violate somebody's privacy, an invasion of one's privacy [BBI],
что подтверждается и типичными контекстами употребления слова privacy, например: unacceptable
invasion of people's privacy, better privacy protections online, the release of photographs violates a privacy
provision in the state constitution, the government's intruding too much on our privacy и т. д. (Washington
Post, 1999). Действительно, приватность часто осознается, лишь когда нарушается. Представим
себе типичную ситуацию нарушения приватности. Она скорее всего характеризуется наличием
следующих компонентов: участники ситуации, действие со стороны одного из участников (вербальное или невербальное), реакция другого участника («жертвы») на это действие, реакция
первого участника на реакцию «жертвы». Если дополнить эти данные результатами, полученными
при опросе информантов, можно составить следующий список ситуаций возможного нарушения
приватности:
1) нарушения, связанные с распространением личной информации или стремлением получить ее
(«a doctor discusses something about me without consulting me first», «personal information released»,
«I'm asked to fill out surveys», «I'm being tracked on the Internet», «telemarketing people call», «banks
share financial information», etc.);
2) нарушается
право
человека
на
одиночество
(«somebody
starts
talking to me when I don't want it»);
3) вторжение
в
чужие
дела
(«a
stranger
butts
into
what's
hap
rushes
into
my
my
home
pening to me»);
4) вторжение
home,
someone
на
is
чужую
robbing
территорию
my
house»,
19
(«someone
«someone
comes
into
without asking»);
5) нарушения,
ющими
связанные
отношение
к
с
личными
человеку
вещами
(«somebody
reads
или
my
вещами,
име
journal»,
«my
family members are going through my personal belongings»);
6) нарушения,
связанные
с
интимными
моментами,
момента
ми приватности («when I'm showering I lock the door»);
7) нарушения,
связанные
с
личными
взаимоотношениями
(«trust, friendship is broken»).
Важность изучения приватности через ее нарушения подтверждается также и тем, что некоторые
информанты определяют ее через отрицание таких нарушений; «privacy is when no one else reads my
diary», «it is freedom from unauthorized intrusion».
Итак, языковое обозначение приватности может быть представлено в виде фрейма, который
формируется за счет понятий, ассоциирующихся с приватностью. К ним относятся понятия, частично синонимизирующиеся с приватностью (свобода, секретность, интимность, одиночество,
собственность), а также те, которые включают в себя приватность как важную характеристику:
например, личность и межличностные отношения. Кроме того, ассоциативно приватность связана с
нарушениями, в связи с чем в исследуемом фрейме выделяются следующие смысловые поля:
действия, предполагающие нарушения приватности; характеристики людей, нарушающих чужую
приватность; характеристики людей, чрезмерно реагирующих на нарушения приватности. В свою
очередь вокруг каждого из этих ключевых понятий образуются некоторые смысловые поля
(частично взаимопересекающиеся), которые получают определенное лексическое наполнение.
В семантике слова признак «приватность», как и любой семантический признак, может быть
выражен отдельно (специализированное выражение признака), либо связанно с ближайшими по
значению признаками (связанный признак). С точки зрения содержания исследуемого признака
выделяются три типа признаков: специализированные, связанные, нейтральные. Специализированное выражение признака понимается как определение самого признака в дефиниции
соответствующего словозначения (в словах privacy, private). В других лексических единицах
признак выступает в связанном виде, что предполагает его компонентное выражение с различной
степенью наличия исследуемого признака в значении [Карасик 1992: 207-209). Нейтральные
признаки
часто
выступают
"как
дополнительные
признаки
значения
и
выполняют
конкретизирующую функцию.
Анализ отобранного лексического материала показал, что наиболее существенным является
связанный признак приватности, который и положен в основу построения фрейма концепта «приватность» в данной работе.
20
Связанный признак рассматривается нами в его компонентном выражении, которое по степени
выраженности может быть прямым (наличие в словарных дефинициях компонентов со значением
«личное пространство», «нарушение личного пространства» в качестве основных) или
ассоциируемым (наличие в толкованиях элементов, ассоциирующихся с приватностью или ее
нарушениями, например, указание на эмоциональное отношение, поведение и т.д.) (по модели В.
И. Карасика [там же]). Интерес в большей степени представляет'комбинаторное выражение
данного признака, т. е. в какой комбинаторике он обычно выступает. Например: trespass — a
wrongful entry upon the lands of another [RHWD]. В значении данного слова выделяется связанный
признак «чужая территория», а также связанный оценочный признак «неправомерный», непосредственно ассоциируемый с нарушением территории. Таким образом, признак приватности
конкретизируется в данном значении в направлении «нарушение приватности».
Рассмотрим еще один пример: informer — a person who informs against another especially for money
or other reward [RHWD]. Здесь связанными признаками являются «информировать», «против другого человека»; нейтральный признак «цель — за вознаграждение» уточняет основное значение.
Исследователи отмечают, что рассмотрение моделей комбинаторики признаков на материале того
или иного языка может помочь в изучении культурных норм, господствующих в данном обществе
[Карасик 1992: 21.
§2. Концепт «пунктуальность»
Концепт «пунктуальность» как многомерное смысловое образование, имеющее ценностную,
образную и понятийную составляющие, моделируется нами в виде фрейма — «модели для
измерения и описания знаний (ментальных репрезентаций), хранящихся в памяти людей» [Карасик
2002: 152]. Фрейм или концептуальная структура представляется нам в виде связанных языковых
сущностей (по Н. Н. Болдыреву, В. 3. Демьянкову, Е. С. Кубряковой).
Для определения специфики концептосфер русского и немецкого языков, для рассмотрения
немецкой и русской картин мира с точки зрения отношения к временной точности необходимо
проанализировать репрезентацию концепта пунктуальности и описать семантические признаки
данного фрейма.
Языковое обозначение пунктуальности или точности во времени может быть представлено в виде
фрейма. Культурный концепт «пунктуальность», как и другие концепты, имеет основное и
второстепенное обозначения. Основным обозначением данного концепта является собственно
«пунктуальность» и синонимы данного понятия, в то время как все остальные составляющие фрейма являются его второстепенными обозначениями.
Для определения наполнения фрейма пунктуальности используем смысловой подход толкования
понятий, а именно: словарную дефиницию. По мнению Н. А. Красавского о необходимо
21
использовать
иллюстративную часть словарной статьи для выявления обозначения концепта
[Красавский 2001], поэтому ниже приводятся примеры употребления исследуемых понятий. Эти
примеры являются речевыми иллюстрациями правил, норм употребления лексических единиц,
обозначающих концепт «пунктуальность» и его место в социальной системе ценностей немецкой и
русской лингвокультур.
Обозначение
русского
концепта
«пунктуальность»
составляют,
в
первую
очередь,
синонимизирующиеся с ним понятия: аккуратность и крайняя точность. «Пунктуальный» значит
крайне точный, аккуратный или склонный к крайней аккуратности и точности, осуществляемый с
крайней аккуратностью, точностью. Пунктуальность рассматривается так же, как крайняя
аккуратность, систематичность, неотступное следование каким-либо правилам, условиям- [ТСРЯ
193£M_067_L_B Словаре русского языка в четырех томах приводятся следующие примеры
употребления слова «пункту альный»:
Ласло был очень пунктуален. Если мы договорились завтракать в девять утра, то он уже без пяти
минут девять ждал меня в вестибюле гостиницы. Холопов. Венгерские рассказы.
[Профессор] видел, что она способна к пунктуальной и усидчивой лабораторной работе.
Либединский. Зарево.
В данном случае мы можем наблюдать отношение к пунктуальности как к норме поведения для
представителей русской культуры.
«Точный» — «действующий в строгом соответствии чему-либо» [НСРЯТС 2000: 789];
«аккуратный, пунктуальный»:
—Он положил вставать в семь часов, обедать в два, быть точным во всем. Гоголь. Невский
проспект.
Генерал Смирнов, видимо, опаздывает. — Комендант обычно бывает точен — заступился
Кондратенко за Смирнова. Степанов. Порт-Артур [СРЯ .1984: 392^393].
«Аккуратный» соотносится с «аккуратно» — «соблюдая во всем порядок, точность // Регулярно, не
нарушая графика, распорядка» [НСРЯТС-2000;.1Я]^В Словаре русского языка в четырех томах'"мы нашли следующие примеры выражения понятия аккуратности:
[Борис] уже целый год вел жизнь в пределах строгого и точного режима: аккуратность в
распределении времени, спорт всех родов и видов, хорошее питание. Куприн. Мясо.
Сам я всегда аккуратен, [прихожу] минута в минуту. Достоевский. Братья Карамазовы.
Словарь синонимов русского языка считает понятия «точный», «пунктуальный», «аккуратный»
синонимами. «Точный, пунктуальный-, аккуратный, а) О человеке: строго выполняющий, соблюдающий какие-либо требования, сроки, нормы и т. д. Слово пунктуальный указывает на большую
последовательность и точность в соблюдении, выполнении чего-либо; аккуратный обычно говорится о человеке, который не опаздывает, точен в соблюдении каких-либо сроков... б) О чьих-либо
22
действиях, какой-либо работе и т. д.: отличающийся строгим соблюдением каких-либо требований,
указаний и т.п. Слово пунктуальный указывает на большую последовательность и точность в
соблюдении каких-либо требований; аккуратный в этом значении не употребляется» [ССРЯ__1971:
559].
Примером употребления данных синонимов для первого варианта значений служат следующие
контексты, приведенные в данном словаре:
[Писатель] пошел к себе дописывать рассказ. Будучи человеком пунктуальным, он твердо решил
каждый день обязательно писать по рассказу. Ильф и Петров. Золотой теленок.
В жизни он был глубоко правдив, честен, верен своему слову, аккуратен, точен. П.В. Быков.
Силуэты далекого прошлого.
Сам же я всегда аккуратен, минута в минуту, помня, что точность есть вежливость королей.
Достоевский. Братья Карамазовы.
Для второго варианта значений можно употребить следующий контекст:
Всю свою жизнь Федот Евграфыч выполнял приказания. Выполнял буквально, быстро и с
удовольствием, ибо именно в этом пунктуальном исполнении чужой воли видел весь смысл своего
существования. Б. Васильев. А зори здесь тихие [ССРЯ 1971: 559].
Что касается обозначения немецкого концепта «пунктуальность» — «Punktlichkeit», его синонимом
выступает Genauigkeit (точность). Рассмотрим толкование данных понятий по толковому словарю
Duden в 6 томах.
Genauigkeit — a) das Genausein: die Genauigkeit einer Waage;
Die Strafaktion dauerte eine Stunde... Es geschah mit mathematischer Genauigkeit (Muthel, Baum 154);
b) das Genausem: etw. mit pedantischer Genauigkeit befolgen;
Jeden Tag wurden wir mehr und mehr dazu angehalten, nicht so sehr auf Genauigkeit als vielmehr аи/
Schnelligkeii zu sehen (Leonard, Revolution 222).
Punktlichkeit — das Piinktlichsein: iibertriebene Punktlichkeit; mit militarischer Punktlichkeit; auf
Punktlichkeit Wert legen;
Mit grofier Punktlichkeit ubeiwies er die fdlligen Raten;
Punktlichkeit ist die Hoflichkeit der Konige.
Как и в русском языке, немецкие понятия «точность» и «пунктуальность» являются синонимами,
что также отмечается в синонимических словарях. Синонимами Genauigkeit являются:
Akkuratesse (аккуратность, тщательность; точность),
Zuverlassigkeit (надежность, достоверность),
Pragnanz (меткость, четкость, выразительность, точность),
Sorgfalt, Sorgsamkeit и Sorgfaltigkeit (тщательность, точность, добросовестность),
Gewissenhaftigkeit (добросовестность),
23
Pflichtbewustsein (сознательность),
Pflichtgefuhl (чувство долга),
Scharfe (четкость; строгость),
Bestimmtheit (уверенность, точность),
Ausfuhrlichkeit (подробность, детальность, обстоятельность),
Akribie (тщательность, педантичная точность, основательность),
Exaktheit (точность, аккуратность, пунктуальность).
Genauheit (точность, тщательность).
Verantwoitungsbewufitsein (ответственность, сознательность),
Behutsamkeit (осторожность, осмотрительность: бережность),
Peinlichkeit (мелочная педантичность).
Grundlichkeit (обстоятельность),
Treffsicherheit (меткость, точность) [Buliua 1990: 317].
В данном словаре приводятся синонимы слова punktlicn — zur nchtigen/rechten/vereinbarten Zeit,
frisigeniafi. fristgerecht, fahrplan-mdfiig, bezeiten, rechtzeitig [ibid.: 510]. Значения geu-issenhaft (добросовестный) и korrekt (правильный) являются устаревшими [DDUW 1989: 1196Mit grofier
Punktlichkeit ubeiwies er die fdlligen Raten;
Punktlichkeit ist die Hoflichkeit der Konige.
Как и в русском языке, немецкие понятия «точность» и «пунктуальность» являются синонимами,
что также отмечается в синонимических словарях. Синонимами Genauigkeit являются:
Akkuratesse (аккуратность, тщательность; точность),
Zuverlassigkeit (надежность, достоверность),
Pragnanz (меткость, четкость, выразительность, точность),
Sorgfalt, Sorgsamkeit и Sorgfaltigkeit (тщательность, точность, добросовестность),
Gewissenhaftigkeit (добросовестность),
Pflichtbewustsein (сознательность),
Pflichtgefuhl (чувство долга),
Scharfe (четкость; строгость),
Bestimmtheit (уверенность, точность),
Ausfuhrlichkeit (подробность, детальность, обстоятельность),
Akribie (тщательность, педантичная точность, основательность),
Exaktheit (точность, аккуратность, пунктуальность).
Genauheit (точность, тщательность).
Verantwoitungsbewufitsein (ответственность, сознательность),
Behutsamkeit (осторожность, осмотрительность: бережность),
24
Peinlichkeit (мелочная педантичность).
Grundlichkeit (обстоятельность),
Treffsicherheit (меткость, точность) [Buliua 1990: 317J.
В данном словаре приводятся синонимы слова punktlicn — zur nchtigen/rechten/vereinbarten Zeit,
frisigeniafi. fristgerecht, fahrplan-mdfiig, bezeiten, rechtzeitig [ibid.: 510]. Значения geu-issenhaft (добросовестный) и korrekt (правильный) являются устаревшими [DDUW 1989: 1196J. Кроме того, мы
рассмотрели синонимы слова* rechtzeitig — fruhgenug, (fruh)zeitig,punktlich [Bulitta 1990: 517]. В
результате, можно говорить, что обозначением точности во времени в языковом сознании немцев
являются слова Punktlichkeit, Genausein, rechte Zeit. Отличие в значениях данного концепта состоит
в различном понимании пунктуальности как таковой, в нормах поведения, отраженных в языковом
сознании.
Фрейм является структурой данных для представления стереотипных ситуаций [Кубрякова 1996],
поэтому можно, какгтган-кажётсяГ' структурировать обозначение концепта с помощью мотивирующего контекста (из картотеки записей устной речи [КЗУР]
. Кроме того, мы рассмотрели синонимы слова* rechtzeitig — fruhgenug, (fruh)zeitig,punktlich [Bulitta
1990: 517]. В результате, можно говорить, что обозначением точности во времени в языковом
сознании немцев являются слова Punktlichkeit, Genausein, rechte Zeit. Отличие в значениях данного
концепта состоит в различном понимании пунктуальности как таковой, в нормах поведения,
отраженных в языковом сознании.
Фрейм является структурой данных для представления стереотипных ситуаций [Кубрякова 1996],
поэтому можно структурировать обозначение концепта с помощью мотивирующего контекста (из
картотеки записей устной речи [КЗУР]
и картотеки частных писем [КЧП]). Мотивирующий контекст анализируется как способ выражения
концепта. Средства языковой репрезентации или номинации концепта в виде готовых лексем,
фразеологических сочетаний, свободных словосочетаний при этом рассматриваются
обозначение концепта. Итак, при
как
исследовании концепт «пунктуальность», мы использовали
следуютлий мотивирующий контекст, составленный на основе личного опыта и знания предмета
исследования: «Что такое пунктуальность?»
«Пунктуальность» для меня — это прежде всего неукоснительное соблюдение точности во
времени. Очень раздражают опоздания в гости. Договорились на определенное время, а друзья не
считают нужным прийти точно по часам. Обязательно придут позже назначенного времени, не торопятся, знают, что их все равно подождут. Некоторые сразу договариваются не о точном,
определенном времени, а о каком-то интервале: «где-то в 17—18 часов». Они не думают, что
доставляют неудобства окружающим; им не обязательно соблюдать время, так как у них его много
25
или они делают свои дела и не обращают внимания на дела окружающих, на их распорядок дня или
расписание.
Неточные, опаздывающие люди чаще всего отличаются особым распорядком, имеют возможность
поздно ложиться спать и поздно вставать, они не могут быстро делать свои дела, быстро
собираться, даже если они опаздывают куда-то, то будут делать все. размеренно и не торопясь. Я не
люблю опаздывать и считаю, что они просто копаются. Встающие с восходом солнца люди ценят
свое время и выполняют дела по порядку. Ценят время и берегут его, прежде всего, бережливые
люди.
Быть точным — не значит быть занудой, педантом, это требование нашей жизни. Нужно все
успеть, для этого иногда делают записи в записных книжках, ежедневниках или планируют свое
время устно. Пунктуальность подразумевает аккуратность в делах, порядок К точности во всем нас
подталкивает скорость жизни, необходимость ускорять темп. Главное — не рано, а вовремя или
чтобы не поздно.
Пунктуальность — это еще и актуальность, соответствие требованиям времени, жизни. Идти в ногу
со временем значит быть актуальным, точным. Но опережать время не хорошо так же, как и
отставать от него. Хотя присутствие новизны необходимо обществу, сверхновизна не понятна,
отпугивает [КЗУР].
В
процессе
исследования
данного
мотивирующего
контекста,
посвященного
концепту
«пунктуальность» были выявлены ассоциации, являющиеся обозначением данного концепта: часы,
опоздание, договориться, определенное время, приходить вовремя, по часам, позже, торопиться, не
торопиться, точный, интервал, обязательный. расписание, распорядок, ценить время, рано,
размеренно,
копаться,
вый,
педант,
порядок,
успевать,
аккуратность
ежедневник,
в
делах,
планировать,
делать
записи,
бережли
ждать,
не
удобства, требование, отставать, опережать, новизна, актуальность.
Таким образом, можно составить первичный список понятий, ассоциирующихся с точностью во
времени: личность и взаимоотношения между людьми, ответственность, порядок, актуальность.
Для выявления обозначения немецкого концепта пунктуальности и для объективности
исследования используем мотивирующий контекст «Pünktlichkeit bei den Deutschen». Dietrich
Hailman из Мюнхена написал о немецкой пунктуальности следующее:
Pünktlichkeit bei den Deutschen
Hat sie doit noch eine Heimat? War siejemals bei ihnen zu Hause? Manchmal kommen mir Zweifel, wenn
ich beobachte, wenn Menschen nur dann аи/ die Minute genau zum Bahnhof, zum Flughafen, in die
26
Schule, aber auch zum Krankenhaus kommen, wenn sie unbedingt mtissen, weil sie sonst Nachteile
erkiden.
Wenn die Menschen mit dem eigenen Auto weg fahren oder zum Einkaufen gehen wollen. wenn sie auf
eine Behorde mussen, besteht bei vielen keine Notwendigkeit, auf die Uhr zu sehen. «hgendu:ie» lauft
dann allesmevon selbst, ob ich versuche punktlich zu sein oder ob mir dieses ziemhch gleichgultig ist.
Hinter der deutschen «Piinktlichkeit» steckt ursprunglich wohl der Versuch, die uns gegebene Zeit mit
sinnvollem Tun («Arbeit») auszunutzen, siejedenfalls mcht zu verschwenden. Daraus ist eine
bewundersu:ene Kette von Leistungen im familiaren und offentlichen Leben erwachsen. aber leider auch
eine bedauernswerte Reihe von bosen Taten, die Anderen sehrweh getan haben.
Ich habe Deutsche in Russland erlebt, die Russen haben sehr lange marten lassen, und Russen, die beinahe
uberpimktlich waren — und das alles natitrlich auch umgekehrt.
Pünktlichkeit um ihrer selbst willen, um der Disziplin willen, ist wohl nicht viel wert, aber wenn sie
gegenuber Anderen Respekt, ja sogar ein Stuck Freundlichkeit ausdruckt, trdgt sie ein bisschen zur
Heiterkeit des Lebens bei. Es ist dann nicht so wichtig, von wem sie kommt [КЧП]. В процессе
исследования мотивирующего контекста, посвященного концепту «Pünktlichkeit»,были выявлены
ассоциации, являющиеся обозначением данного концепта: auf die Minute genau, unbedingt mussen,
Nachteile, auf die Uhr sehen, punktlichsein,deutsche ilnktlichkeit, die gegebene Zeit, mit sinnvollem Tun
(Arbeit) ausnutzen, verschwenden, die Leistungen, lange, waiter:, marten lassen, uberpunktlich sein, die
Disziplin, der Respekt, die Freundlichkeit, die Heiterkeit des
Lebens.
Кроме того, для полноты эксперимента, исследовали другие тексты, описывающие немецкую
пунктуальность, и дополнили список обозначения немецкого концепта «Pünktlichkeit». Итак, в него
вошли: Pünktlichkeit ist wichtig wie privat, Tagesplane durchein-andergeraten, geplant, die Tennine,
unpilnktlich, hoflich, die Planting, das Bemuhen, die Entschuldigung, die Verabredung, zeitgerecht, die
sich Verspdtende, die Tageszeiten, die Verspdtung, reqgieren, die Zuspat-kommer, die Wartezeit,
minutenlanges Warten, fiuher, aktuell, kurz vor, noch gerade rechtzeitig, nut Geduld und Gelassenheit
[Miebs, Vehovirta 2000: 39: http://www.campus-germany.de, 2002; http://www. koelnbahn.de, 2002).
Обозначением концепта «пунктуальность» также являются понятия, зафиксированные в
Ассоциативном словаре, во времени и не быть [РАС 1994]. В данном случае можно говорить об
ассоциациях или об ассоциативных связях фрейм-структуры сознания [Красных 2002]. Используя
мотивирующий контекст для составления первичного
списка ассоциаций, были выявлены
'ассоциативно-вербальной сети фрейма предсказуемые ассоциативные связи или признаки.
В. В. Красных предлагает рассматривать фрейм-структуру как «когнитивную единицу», «единицу
составную», но «цельную, единую» [там же: 161 — 174]. При этом можно говорить о сильных и
слабых ассоциативных признаках, поскольку существуют как стереотипные ассоциации,
27
апеллирующие к какому-либо прецедентному феномену и закрепленные в виде фрейм-структуры,
и свободные, индивидуальные, единичные ассоциации, «не имеющие отношения к прецедентным
феноменам» [Красных 199J^__L4J4-Фрейм «пунктуальность» в русском языке представляется в
виде точности во времени.
Исследование фразеологизмов, отражающих порядок, аккуратность, своевременность, т.е.
характеризующих явления и ситуации, позволило отнести к фрейму пунктуальности следующие
выражения: попадать/попасть в точку, как часы, комар носу не подточит, тютелька в тютельку, в
самый раз, как раз, в самую пору, секунда в секунду, минута в минуту, час в час, в свой час.
Для выявления языкового обозначения пунктуальности необходимо выявить сочетаемость
выражения «точность во времени» по комбинаторным словарям. Тематический словарь русского
языка не приводит, однако, «точность» как одно из качеств поведения или склонностей человека
[ТСРЯ 2000]. Автор считает, что точность следовало бы отнести к разделу «Психические свойства
человека» (в первую очередь — к чертам характера, выражающим отношение человека к другим
людям, или даже к темпераменту).
В тематическом словаре немецкого языка точность во времени проявляется в различных группах
лексики, например: обозначающей время — Zeit (Jrüh, punktlich, rechter Zeitpunkt, Gelegenheit, Neu,
So fort), общество — Gesellschaft (Ausfuhrung), мысли — Denken (Wahrheit), поступки и дела —
Sorgfali. Wollen und Handeln (Vollen-den) [Dornseiff 1970].
Языковое обозначение фрейма «пунктуальность» необходимо, на наш взгляд, выявлять так же с
позиций исследования семантических признаков отдельных лексических единиц. Семантические
признаки или семы, компоненты, семантические параметры или функции (см. подробнее
[БЭСЯ_199&_438—440]) выявляются как некоторые общие черты лексики, с точки зрения
парадигматических и синтагматических отношений. Семантический признак рассматривается
нами как сложная структура, формирующая лексическое значение.
В. И. Карасик предлагает использовать семантические признаки — «статические и динамические
образования» «продуктивной научной абстракции» — для выявления «природы значения и означивания» [Карасик 1992: 168].
Таким образом. семантический признак «точность во времени» рассматривается в данной работе
как специализированное выражение признака и как связанный с ближайшими по значению
признаками. , специализированным выражением признака
понимается определение данного
признака, собственно дефиниция данного словозначения и дефиницией словозначения в составе
других словозначений как компонентное выражение признака. Это так называемое языковое
«кодирование» признака, «информации о многомерном мире» и «декодирование» признака
[Карасик 2002: 148]. Собственно семантический признак «точность во времени» и семантическое
28
согласование данного признака проявляется «во всей совокупности средств речевого общения»
[там же: 148—149].
Предлагается классифицировать семантический признак пунктуальности в компонентном
выражении по обстоятельственной, субъектной и темпоральной связанности признака. Необходимо
сразу же отметить тот факт, что данные семантические признаки не могут существовать в отрыве
друг от друга. Они взаимосвязаны и могут быть выделены лишь в конкретной ситуации, при
определенных условия.
Тем не менее, в данной работе -мы относим к обстоятельственной связанности признака точности
во времени относятся
такие лексемы, как: актуальный, современный, впоследствии,
договариваться, отставать; air. veraltet, am Anfang, wenn, sofort, spat и т. д.; к субъектной — такие,
как: беспорядок, спешка, терять, задерживаться, приблизительно; sich eilen, rasch, in einem Nujetzt и
т. д.; к темпоральной связанности признака: канун, дата, ровно, опоздать; spat kommen, Moment, die
Periode, die Stunde, die Uhr, rechtzeitig и т. д.
Следует упомянуть, что фрейм пунктуальности входит непосредственно во фрейм времени,
что дает возможность отнести в конкретной ситуации лексические единицы фрейма времени к
семантическим признакам точности во времени. Таким образом, представляется необходимым
рассмотрение связанного признака пунктуальности или точности во времени. В. И. Карасик
предлагает рассматривать связанный признак в компонентном выражении как прямой и
ассоциируемый [Карасик 1992].
Прямой связанный признак пунктуальности обнаруживается в лексике, имеющей в словарных
дефинициях, компоненты со значением пунктуальный, точный, непунктуальный, неточный в
качестве основных.
Ассоциируемый связанный признак точности во времени обнаруживается в лексике, имеющей
в словарных дефинициях, элементы, ассоциирующиеся с данным концептом. Ассоциативные
признаки рассматриваются в прагматическом аспекте значения, поскольку «отражают
связанные со словом культурные представления и традиции, господствующую в данном
обществе практику использования соответствующей вещи и многие другие внеязыковые
факторы» [Апресян 1995: 67].
Кроме того, важно отметить градуальность ассоциативных признаков, так как существуют
общие для большинства носителей определенно культуры ассоциации и предельно
индивидуальные, 1 основанные на личном опыте индивида.
По мнению автора, немецкая точность во времени имеет тесную связь с концептом «Arbeit».
Отличительной особенностью русского концепта является его связь с «ключевым концептом
русской культуры» «судьба».
29
Различия в поведении, а таким образом, и в отношении к временной точности обусловлены в
немецкой и русской культурах связями с другими концептами и различным влиянием общих концептов. Кроме того, связи концепта «пунктуальность» в качественном отношении обусловливают
наличие тех или иных норм поведения в русской и немецкой культурах.
Для проверки данных, полученных на основе анализа словарей и художественных и
публицистических текстов, был проведен эксперимент.
Некоторые характеристики концепта,
полученные в ходе данного исследования в результате анализа языковых единиц, содержащих
признак отношения к временной точности были воплощены в типичные жизненные ситуации.
Вопросы были смоделированы на основе интроспективного анализа.
Реакция респондентов позволяет выявить специфику отношения к пунктуальности немецкой и
русской языковой личности.
Кроме того, по общности реакций на те или иные виды поведения
представляется возможным
выделение норм поведения, сложившихся в определенном обществе. В результате, исследование
реакций на ситуации, подразумевающие под собой выражение отношения к точности во времени,
дает возможность выявить нормативные характеристики отношения к пунктуальности.
Респондентами, отвечавшими на вопросы анкеты, выступали русские — 50 человек и немцы — 50
человек.
Возрастные категории опрошенных составили в процентном отношении следующую картину.
Русские: от 16 до 25 лет — 33 %, от 25 до 45 лет — 50 %, старше 45 лет — 17 %. Немцы: от 16 до
25 лет - 33 %, от 25 до 45 лет - 38 %, старше 45 лет - 29 %.По половому признаку русские
респонденты поделились следующим образом: женщины составили 54% от числа опрошенных,
мужчины — 42%. Женщины немки — 44%, мужчины немцы — 56%. О своей принадлежности к
среднему классу заявили 52% русских и 67% немецких информантов.
Итак, первый вопрос, предлагаемый в анкете, предполагал выявление отношения к опозданию на
частное приглашение домой: «На сколько минут считается приличным опоздать на частное
приглашение домой?» 52% русских респондентов выбрали вариант ответа б (на 5—10 минут), 13%
— в (на 15—20 минут) и только 37% сказали, что опаздывать нельзя, выбрав вариант ответа а. Это
свидетельствует о том, что в русской культуре допустимы опоздания в гости и 65% русских
опоздали бы наверняка. Вариант г (на полчаса и более) не выбрал никто.
Большинство немецких информантов также выбрали вариант ответа
б — 62%, только 10%
опрошенных считают, что опоздание недопустимо в немецкой культуре даже на частное
приглашение. Но 14% выбрали варианты ответов в и ? Получается, что немцы иногда считают
приличным опоздание более чем на полчаса.
30
Второй вопрос, связанный с опозданием на рабочее совещание (На несколько минут считается
приличным опоздать на производственное совещание?»), дал следующие показания: 91% русских
выбрали ответ а, отвергающий нарушение точности во времени на рабочем месте. Остальные 9%
допускают небольшое опоздание 41(данной ситуации на пять-десять минут.
Результаты ответов немцев в этом случае похожи: лишь неумного меньшее количество
опрошенных считает, что недопустимо . опаздывать — 90%. Вариант б выбрали 10% немцев.
Варианты ответов
в и г не выбрал ни один русский и ни один немецкий участников
анкетирования.
Третий вопрос звучал так: «На сколько минут считается приличным прийти раньше времени на
частное приглашение домой?». Приход раньше времени на частное приглашение домой не считают
нормой 56% русских информантов. 35% выбрали ответ б (на 5—10 минут), 8% — в (на 15—20
минут).
В немецкой культуре не считается приличным приход раньше времени в гости, о чем
свидетельствуют 62% голосов, отданных варианту ответа а. 33% считают, что можно прийти минут
за 5—10, и только 5% выбрали вариант в. Последний вариант ответа (на полчаса и более)
неприемлем для представителей обеих культур.
В четвертом вопросе («На сколько минут считается приличным прийти раньше времени на
производственное совещание?») зафиксировано допущение раннего прихода как нормы для русской культуры: 76% опрошенных выбрали вариант ответа б (на 5— 10 минут). Другие варианты
также имели своих сторонников, и голоса распределились следующим образом: ответ в (на 15—20
минут) — 9%, ответ г (на полчаса и более) — 2%; ранний приход на совещание посчитали
неприемлемым в русской культуре 11% выбравших ответ а.
Немецкие респонденты — 71% считают, что на производственное совещание необходимо прийти
немного пораньше (ответ б), остальные 29% считают недопустимым ранний приход. Все участники
анкетирования считают, что в немецкой культуре нельзя приходить раньше чем за 10 минут. Эти
данные говорят о том, что ранний приход в немецкой культуре считают большим нарушением
точности во времени, чем в культуре русской.
Пятый вопрос: «Сколько времени Вы могли бы ждать человека, с которым договорились о
встрече?» Опоздание, как нарушение пунктуальности, вызвало различную реакцию русских
респондентов: при ответе на этот вопрос 15% используют санкции по отношению к
опаздывающему человеку и не станут его дожидаться; 33% готовы ждать 5—10 минут, 43% —
15—20 минут, 9% — более терпимы к опозданиям, выбирая ответ г (полчаса и более).
Немцы не выбрали при ответе на этот вопрос вариант а. Остальные голоса распределились таким
образом: ответ б — 10%, ответ в — 42%, ответ г — 48%. Полученные данные можно рассматривать
следующим образом: в русской культуре опоздания не являются чем-то необычным — всегда
31
мешают обстоятельства, а в немецкой культуре можно опоздать по какой-то уважительной причине
(см. подробнее в I главе, о нормах поведения), поэтому отношение к опоздавшему более терпимое.
78% русских, отвечавших на шестой вопрос («Удобно ли напомнить знакомому, что он взял у Вас
на время книгу, но задерживает ее?»), сказали, что прилично напомнить о том, что произошла
задержка во времени, и выбирают вариант ответа а. Оставшиеся 22% готовы забыть о временной
точности, считая напоминание неудобным.
В немецкой культуре большинство информантов — 76% посчитали такое напоминание уместным.
Таким образом, как в русской, так и в немецкой культурах точность во времени не должна нарушаться, если дело касается личных интересов, «приватности».
Следующий, седьмой вопрос состоял из двух частей: «Многие ли из Ваших знакомых имеют
ежедневник? Должен ли каждый человек иметь органайзер?» 57% русских респондентов при ответе на вопрос выбирают вариант б. 80% русских также считают, что вести записи и составлять
расписание не обязательно.
Немногим больше оказалось количество немецких респондентов, выбравших вариант ответа б, —
62%. 65% немцев (на 15% меньше, чем русских) отвечает, что ежедневник не обязателен для каждого. Одна респондентка-немка сделала следующее замечание при ответе на данный вопрос: «Ich
finde, das ist von Mensch zu Mensch unterschiedlich. Jeder muss es fur sich selbst entscheiden».
Отношение к пунктуальности выявляется и с помощью умения рассчитывать сроки, например,
рассчитать семейный бюджет. Ответы на восьмой вопрос («Как обычно относятся к тем, кто не
умеет рассчитывать свой бюджет, тратит больше, чем зарабатывает?») показывают, что это не
обязательно в русской культуре: лишь 1% выбрали вариант ответа d (резко критически). Остальные
голоса распределились следующим образом: 11 % — ответ a (доброжелательно), 39% — b
(снисходительно), 24% — в (равнодушно), 20% — г (иронически).
Немецкие респонденты к таким людям относятся недоброжелательно: вариант а не выбрал никто.
Большинство — 48% выбрали вариант в, 19% ответили, что немцы относятся к этому иронически и
24% — резко отрицательно. Вариант б выбрали 9%. Немцы посчитали этот вопрос странным,
некоторые сначала не могли понять, что от них требуется. Комментарий с немецкой стороны был
следующим: «Es ist zum Beispiel ein grofier Unterschied. Ob es sich um Studenten, Hausfrauen oder
Manager handelt, ob es einmal oder standig vorkommi. In der Regel weiss man daruber gar nicht, da es
sich in Deutschland eher nicht geziemt/gehort nach Gehalt, finanz; Situation etc. Zumindest zwischen den
Verdienten zu reden».
Девятый вопрос: «Как обычно относятся к тем, кто откладывает на потом выполнение неприятных,
но необходимых дел?» 30% русских информантов (вариант ответа — в) относятся равнодушно к
несоблюдению сроков выполнения неприятных дел, откладыванию дел на потом. Почти столько
же — 28% — снисходительно, 9% выбрали ответ а (доброжелательно), 20% — г (иронически) и
32
лишm 7% — не считают данное поведение нормой для русской культуры выбрав ответ д (резко
критически).
Более половины опрошенных немцев (52%) посчитали, что в их культуре откладывать дела в
долгий ящик не допускается обществом, выбрав ответ д. Ответ 6 выбрали 10%, ответ в — 24%, г-т
14%. Для некоторых немецких респондентов этот вопрос показался странным, так как они считают
не принятым откладывать дела} но в то же время, это дело личное. Уместно привести следующее
замечание по этому поводу: «Ich finde, das ist charakterliche Frage, keine deutsche Frage! Wenn ich
Zahnschmerzen habe und vor lauter Angst nicht zum Zahnarzt gehe, wird meine Mutter sagen: «Sei nichj
dumm, es kann doch nur schlimmer werden». Aber im Endeffekt ist es meine Sache».
Большинство русских, отвечавших на десятый вопрос («Как' обычно относятся к тем, кто забывает
о назначенных встречах?»)! заявило, что в России резко критически относятся к людям, забывающим о назначенных встречах — 76%. Остальные голоса рай пределились следующим образом:
вариант ответа а выбрали 2%j (доброжелательно), б — 2% (снисходительно), в — 11% (равнодуш-;
но), г — 9% (резко критически).
Немцы относятся к данной ситуации подобным образом: 71% выбрали также вариант д. 13%
считают, что немецкая нация иро*, нически относится к таким людям (вариант ответа г). 19%
опро* шенных немцев выбрали ответ б — «снисходительно». Варианты в; и в не выбрал никто.
При ответе на вопрос немцы отмечали, чт0: готовы снисходительно относиться к забывчивым
людям, еслир конечно, это не повторяется постоянно.
При ответе на одиннадцатый вопрос («Как обычно относятся к тем, кто любит подолгу говорить по
телефону?») выяснилось, что отношение русских к трате времени скорее отрицательное: 28%
респондентов считает, что такое поведение осуждается в русской культуре; с другой стороны,
вариант ответа а, подтверждающий допустимость траты времени в нашей культуре, выбрали 20%
опрошенных, еще 20% выбрали ответ в (равнодушно), 22% — г (иронически), 11% — б
(снисходительно).
При опросе немецких информантов, выяснилось, что доброжелательного отношения к тем, кто
долго говорит по телефону, ожидать нельзя: вариант ответа а — 0%. Большинство голосов отдано
за ответ в — 48% (равнодушно). 19% считает, что немцы снисходительны к долгим разговорам по
телефону, 24% — относятся иронически, 9% — резко критически.
Таким образом, совпадение в поведении представителей русской и немецкой культур выявилось
при ответе на семь вопросов. В процентном отношении это выглядит следующим образом:
1 вопрос:
52% русских
-
62% немцев:
2 вопрос:
91% ' -
90%;
3 вопрос:
56%
-
62%;
4 вопрос:
76%
71%;
33
6 вопрос: 78% —
76%;
7 вопрос: 57%/80%
62%/65%
10 вопрос: 76% 71%.
Итак, в результате проведенного эксперимента было выявлено очень сходное отношение к
пунктуальности или точности во времени в немецкой и русской культурах. Различия проявляются
лишь mi да, когда речь идет о терпимости к людям, нарушившим правила, нормы поведения. О
немецкой нации в результате можно говоригь как о более терпимой к нарушениям пунктуальности
по сравнению с русской.
Культурный концепт «пунктуальность» в немецкой и русской лингвокультурах является
многоуровневым смысловым образованием с предметно-образной, понятийной и ценностной
составляющими.
Концепт «пунктуальность» моделируется в виде фрейма. Языковое обозначение фрейма
«пунктуальность» представлено в виде основного и второстепенного обозначений. Обозначение
фрейма
«пунктуальность» различно в немецкой и русской лингвокульту-рах. Основное
обозначение или ядро фрейма «пунктуальность» в русской лингвокультуре составляют понятия
«пунктуальность», «аккуратность», «крайняя точность»; в немецкой лингвокультуре —
«Punktlichkeit»,
«Genausein»,
«Rechtzeitigkeit».
Второстепенное
языковое
обозначение
исследуемого фрейма составляют понятия, содержащие признак точности во времени в своем
прямом или ассоциативном значении.
Существенная часть фрейма «пунктуальность» представлена понятиями, обозначающими
нарушение временной точности. В немецкой культуре нарушение точности во времени
характеризуется следующими смысловыми полями: а) опоздание; б) ранний приход; в) приход без
приглашения. В русской культуре выделяются следующие поля, выражающие нарушение
точности во времени; а) опоздание; б) приход в неудобное время, не к месту; в) сознательное
нарушение точности в соответствии с социальным положением в обществе.
Характеристики отношения к пунктуальности в сопоставляемых языковых картинах мира
отличаются определенной спецификой, что отражается на количественном составе лексических
единиц, относящихся к данному фрейму. В русском языке количество лексем, содержащих прямой
связанный признак временной точности, меньше, чем в немецком языке на 44%. Различная семантическая плотность смысловых полей фрейма «пунктуальность» в немецкой и русской
лингвокультурах свидетельствует о большей значимости концепта «пунктуальность» для немцев.
Отношение к пунктуальности диктует определенные нормы! поведения в культуре, таким образом,
выявляются
концепты,
связанные
с
концептом
34
«пунктуальность».
Немецкий
концепт
«Рünкtlichkeit» связан с концептами «Ordnung», «Disziplm», «Zeit», «Gewissenhaftigkeit»,
«Verantwortung», «Arbeit». Русский культурный концепт имеет тесную связь с концептами
«порядок», «дисциплина», «время», «добросовестность», «ответственность», а также с ключевым
концептом русской культуры «судьба».
Метод эксперимента позволил выделить «терпимость» как дополнительную характеристику
отношения к точности во времени в немецкой культуре, а именно — отношения к нарушению
временной точности.
§3 Концепт «Savoir Vivre» - «Умение жить»
Лингвокультурный концепт savoir vivre, или «умение жить», в обыденном сознании можно
рассматривать под разным углом зрения: с позиции носителя французской лингвокультуры, с
точки зрения представителя русской лингвокультуры, не знающего французского языка, и с
позиции носителя русской лингвокультуры, владеющего французском языком (то есть через
призму другой культуры).
Проведенный опрос русских и французских информантов и его анализ позволяет не только
выявить характерное понимание представителями трех вышеуказанных категорий людей рассматриваемого концепта, но также дает нам выход на смежные с исследуемым понятием
лингвокультурные концепты.
В качестве основных понятий, к помощи которых прибегли информанты для экспликации
лингвокультурного концепта «savoir vivre» («уметь жить»), представляются:
1. обобщающие (родовые) понятия, характеризующие положительное отношение к данному
феномену — «искусство жить», «радость жизни», «жизненный успех», «гармония», «счастье»;
2. обобщающие (родовые) понятия, характеризующие отрицательное отношение к данному
феномену
—
«прожигать
жизнь»,
«растрачивать жизнь», «бесполезность жизни»;
3. номинации субъекта, носителя определенной жизненной позиции — «бонвиван», «баловень
судьбы», «счастливчик», «везунчик», «удачливый»; «карьерист», «выскочка»; «невезучий», «не
удачник», «изгой»;
4. жизненные ценности, установки, цели, объединенные по различным аспектам:
5. интеллектуальный — «работа», «учеба»;
6. материальный
—
«достижение
материального
благосостоя
ния», «трудовая деятельность (труд)»;
7. социальный
—
«достижение
социального
«признание в обществе», «положение в обществе»;
35
успеха»,
«власть»,
8. физический — «здоровье», «физическая форма»;
9. духовный — «семья», «друзья», «любовь»;
10. эмоциональный
—
«получение
удовольствий
от
жизни»,
«развлечения», «наслаждение жизнью», «физическая любовь»;
11. самореализация как личности — «самопознание», «душевная гармония».
Говоря об обыденном понимании лингвокультурного концепта savoir vivre представителями
французской лингвокультуры, необходимо отметить, что во французском сознании выделяют два
тесно взаимосвязанных, но не тождественных концепта — savoir vivre и le savoir-vivre. В качестве
русского коррелята для первого понятия представляется калька «уметь жить», однако во
французском языке смысловая загруженность данного понятия конкретизируется «знаниями
хорошего тона» как неотъемлемой частью «искусства жить». Второй лингвокультурный концепт
является специфическим для французской лингвокультуры, не имеет точного эквивалента в
русском языке и представляется нерелевантным для представителей русской лингвокультуры.
Понимание лингвокультурного концепта savoir vivre франко-говорящими информантами можно
условно разделить на две большие группы в соответствии с вышеуказанными понятиями savoirvivre и le savoir-vivre: 1) «получение удовольствия» и 2) «знание и соблюдение правил хорошего
тона, этикета». Подобный вывод позволяет говорить об отношениях включения: концепт savoir
vivre шире по своему смысловому содержанию и включает в себя концепт le savoir-vivre,
представляющийся в виде руководства к действию, свода правил, следование которым в
определенной степени позволяет овладеть «искусством жить». К двум вышеуказанным группам
можно добавить еще одну: 3) «стремление к гармоничным отношениям с окружающими людьми».
В каждом представленном компоненте прослеживается определенная векторная направленность:
получая удовольствия от жизни, человек ориентирован, прежде всего, на себя, зачастую
пренебрегая другими; установка «жить для других» непосредственно определяет третью
составляющую концепта; похожая ориентированность («жить для других») характеризует и второй
компонент, однако здесь она в некотором роде ограничена и опосредована выполнением неких
предписаний, следование которым выходит на первый план. Можно сказать, что данная
составляющая объединяет два векторных направления (первое и третье), так как установка на
следование правилам подразумевает как «жить для себя», так и «жить для других».
Общим элементом для трех составляющих является понятие «уважение», однако в первом случае
оно приобретает несколько иной оттенок (если только можно считать эгоизм проявлением
уважения к себе).
Принимая во внимание тесную взаимосвязь двух лингвокультурных концептов savoir vivre и le
savoir-vivre и определенную сложность выявления смысловых составляющих непосредственно
относящихся к тому или иному концепту, приведем представленные лексические единицы,
36
объективирующие данные ментальные образования в обыденном сознании представителей
французской лингвокультуры без разграничения.
Человек, который умеет жить, по мнению французов, должен поступать следующим образом и
обладать следующими качествами: optimiste, discret, sociable, attend/, souriant, poll, aimable envers les
autres (sans but commercial evidemment), respecre, autrui; suit obtenir chaque jours des satisfactions et en
procure a son entourage; salt rester leger et agreable; profile de ce qua la vie lui apporte; a Vintage de
savoir-vivre chez ses relations; jouie la vie; a les egards envers les autres; s'epanouit en apportant du positij
a autrui; connait la bienseance; tolerance, respect; Vinteiligence du cceur; generosite; sensibilite; tact;
amour des autres; savoir aller vers les autres; un homme qui ouvre la /юпе a une femme pour la laisser
passer.
В свою очередь человек, который не умеет жить, определяется как: apathique, ego'iste, egocentrique,
grassier; qui не dit pas «bonjour» ijuand il arrive quelque part; manque de tact; qui ne pas satis fait ni de
lui, ni des autres; ne sail pas faire plaisir aux autres et term compte des autres; manque de courtoisie; ne sail
pas crier une image dans ses relations; se brouille facilement avec des autres; n'a pas d'egard pour Vatrui;
qui s'eloigne du bonheur pour lui et autrui.
В качестве основных характеристик человека, который умеет жить, представители русской
лингвокультуры предлагали следующие варианты: целеполагание, целедостижение — знает, чего
хочет в жизни (умеет ставить перед собой конкретные цели, стремится к их достижению); знает
пути достижения поставленных целей; соотносит свои способности с реальностью и возможностями; умеет действовать и принимать решения согласно обстоятельствам; характеристики и качества,
присущие человеку, который умеет жить — оптимист, добрый, счастливый, мудрый, гармоничный,
жизнерадостный, дружелюбный, оптимист, целеустремленный, умный, находчивый, свободный,
добросовестный,
работоспособный,
коммуникабельный,
образованный,
воспитанный,
самостоятельный; не боится трудностей; уважительно относится к людям; с устроенной личной
жизнью (дружная семья); стремящийся к самопознанию; не боится жить; живет не для себя;
обладает интуицией.
Вышеперечисленные
смысловые
составляющие
концепта
«уметь
жить»
маркированы
положительной оценочностью. Однако следует отметить, что в русской лингвокультуре
исследуемый лингвокультурный концепт чаще оценивается отрицательно, и в данном случае
характеризующим подобную установку становится выражение «Хочешь жить — умей вертеться»
(«Хочешь жить хорошо — умей быстро вертеться» (реплика информанта). В отличие от
французской лингвокультуры, где «умение жить» связано в большей степени с получением
удовольствий от жизни, наслаждением жизнью во всех ее проявлениях, для носителей русской
лингвокультуры на первый план выступает не «умение жить», а «умение выживать». Данные
отличия объясняются отчасти социальными и социально-экономическими факторами жизни.
37
Большинство русскоязычных респондентов отмечают такие негативные характеристики, связанные
с понятием «уметь жить», как нечестность, неискренность, подлость, предательство, развязность,
беспринципность, прагматизм, расточительность, расчет, обман, ложь, и дают следующие
определения человеку, действия и поступки которого определяются именно данной установкой:
старается подмять все и всех под себя; делает карьеру за счет других (карьеризм в негативном
смысле); обманывает, не считается с интересами других; поступает нечестно, плетет, интриги,
строит ~ козни; живет за чужой счет; манипулирует людьми; старается подчинить окружающих
своим интересам; наплевательски относится к другим; слишком развязное поведение; стремится
достичь своих целей любой ценой, переступая через других, пренебрегая их интересами.
чет в жизни (умеет ставить перед собой конкретные цели, стремится к их достижению); знает пути
достижения поставленных целей; соотносит свои способности с реальностью и возможностями;
умеет действовать и принимать решения согласно обстоятельствам; характеристики и качества,
присущие человеку, который умеет жить — оптимист, добрый, счастливый, мудрый, гармоничный, жизнерадостный, дружелюбный, оптимист, целеустремленный, умный, находчивый,
свободный, добросовестный, работоспособный, коммуникабельный, образованный, воспитанный,
самостоятельный; не боится трудностей; уважительно относится к людям; с устроенной личной
жизнью (дружная семья); стремящийся к самопознанию; не боится жить; живет не для себя;
обладает интуицией.
Вышеперечисленные
смысловые
составляющие
концепта
«уметь
жить»
маркированы
положительной оценочностью. Однако следует отметить, что в русской лингвокультуре
исследуемый лингвокультурный концепт чаще оценивается отрицательно, и в данном случае
характеризующим подобную установку становится выражение «Хочешь жить — умей вертеться»
(«Хочешь жить хорошо — умей быстро вертеться» (реплика информанта). В отличие от
французской лингвокультуры, где «умение жить» связано в большей степени с получением
удовольствий от жизни, наслаждением жизнью во всех ее проявлениях, для носителей русской
лингвокультуры на первый план выступает не «умение жить», а «умение выживать». Данные
отличия объясняются отчасти социальными и социально-экономическими факторами жизни.
Большинство русскоязычных респондентов отмечают такие негативные характеристики, связанные
с понятием «уметь жить», как нечестность, неискренность, подлость, предательство, развязность,
беспринципность, прагматизм, расточительность, расчет, обман, ложь, и дают следующие
определения человеку, действия и поступки которого определяются именно данной установкой:
старается подмять все и всех под себя; делает карьеру за счет других (карьеризм в негативном
смысле); обманывает, не считается с интересами других; поступает нечестно, плетет, интриги,
строит ~ козни; живет за чужой счет; манипулирует людьми; старается подчинить окружающих
своим интересам; наплевательски относится к другим; слишком развязное поведение; стремится
38
достичь своих целей любой ценой, переступая через других, пренебрегая их интересами. Только
для 7 % от общего числа опрошенных русских информантов «умение жить», связанное с
получением удовольствия для себя, а также стремлением доставить удовольствие другим, не содержит негативных характеристик, а воспринимается как исключительно положительное явление
(сравним: у французских респондентов этот показатель достигает 43%).
В понимании «неумения жить», существующем в русском обыденном сознании, акцентируется
личностная неспособность человека достичь жизненного счастья, зависящая от его внутренних
качеств: делает что-то против себя самого; не радуется жизни, не занимается любимым делом;
боится показать себя; неуверен в себе; закомплексованный; безвольный, слабый, бесхарактерный;
погружен в несущественные проблемы; прожигающий, растрачивающий жизнь попусту; у него
ничего не клеится в жизни; не может найти дело по душе; непостоянен; не использует
существующие возможности; не хочет прилагать усилий, инертен; несамостоятельный, боится
принимать решения; рохля, маменькин сынок; ленивый; злобный; пессимист.
Помимо «уважения» при исследовании лингвокультурного концепта savoir-vivre во французской
лингвокультуре мы выходим на такие смежные с данным понятием концепты, как ответственность,
свобода, власть.
Б. Пелерен в своей книге «Individualisme et savoir-vivre» ставит ответственность прежде свободы,
объясняя это так: имея власть, обретаешь некоторую свободу в поступках, однако эта свобода
появляется только при сознании ответственности за каждый свой жест, слово, поступок.
Поднимается вопрос о различии двух понятий — эгоизм и индивидуализм. Делать все, чтобы
получать выгоду только для себя, стремиться только к своему удовольствию и личным интересам,
не принимая во внимание других, — одна из характеристик эгоизма. В восприятии личности как
высшей ценности заключается индивидуализм. И если человек хочет чувствовать себя свободным,
быть им, его долг уважать свободу других. /Чанную мысль можно выразить простой истиной:
поступай с людьми так, как хотел бы, чтобы они поступали с тобой. Известно, что во Франции
savoir-vivre и вежливость относятся к числу добродетелей. Автор подчеркивает, что во
французской культуре понятию [iavoir-vivre отводится важное место: «Vous savez, si plus de gens
ivspectaient ce pent principe bien ordinaire, mais qui en merae temps
contient l»essentiel, ca irait probablement beaucoup mieux ici-bas. A 1 tout le moins, on aurait plus
souvent 1'impression de vivre dans un a pays ou le savoir-vivre et la politesse sont des vertus honorables» |
[Pellerin 2004: wwwj.
Стремление гармонии с окружающими, как и желание наслаждаться жизнью, получая максимум
удовольствий, сводится в конечном итоге к стремлению достижения счастья в жизни.
В монографии С. Г. Воркачева «Сопоставительная этносемантика телеономных концептов
"любовь" и "счастье" (русско-английские параллели)» представлен детальный анализ лингвокуль-;;|
39
турного концепта «счастье» как на уровне научного и обыденного представления о данном
феномене, так и на уровне языковой репрезентации концепта с точки зрения его трехслойной
структуры: ценностной, образной, значимостной составляющих.
Понятие счастья наряду с такими феноменами человеческого бытия, как благо, смысл жизни,
смерть, желание и любовь, «покрывает центральную часть аксиологической области личностного
сознания», а «отношение к счастью входит в число определяющих характеристик духовной
сущности человека, представления о нем образуют древнейший пласт мировоззрения» [Воркачев
2003:__95].
Интересный взгляд на жизнь вообще и на проблему счастья в частности представлен французским
теологом и натуралистом II. Тейяром де Шарденом. Задаваясь вопросом о том, возможно '; ли
определить, в чем заключается истинное счастье, рассматриваемое как общая категория для всех
людей, а не как нечто неопределенное, предполагающее «бесконечное количество частных
решений», он предлагает свою, по мнению автора, достаточно упрощенную схему.
Описывая разные ситуации с путешественниками, решающими покорить вершину горы, автор
говорит о трех типах отношения к жизни, на которые, по его мнению, «подразделяется Человечество вокруг нас».
Рассмотрим эти «три изначальные фундаментальные позиции, которые люди выбирают перед
лицом Жизни» [Тейяр де_Щадден"" 1.991: 109], и попытаемся выяснить, какая из них более
характерна для представителей французской и русской лингвокультур.
Существование, бытие (жизнь) как таковые воспринимаются J первой категорией людей как
«заблуждение» или «неудача», «плохая игра», в которую они невольно оказываются, втянуты и где
главным становится нахождение наилучшего способа выхода из нее. Такое положение дел
перекликается с пессимистическими воззрениями Шопенгауэра на жизнь (см. подробнее
[Шопе,нгауэр_ 1992]). В обыденном сознании эта идея присутствует в различных, зачастую
расхожих суждениях о бесполезности человеческих стремлений, постановки целей и приложения
усилий для их осуществления, о ненужности прогресса, в конечном счете — о ненужности,
бессмысленности самой жизни. Имплицитно все рассуждения подобного рода содержат в себе
мысль: «лучше быть меньше, чем больше, а лучше не быть вовсе» [Тейяр де Шарден 1991: 109].
Вторая категория людей, бонвиваны, или искатели наслаждений, предпочитает быть. Однако
«быть» в их понимании приобретает совершенно особый смысл. «Быть», «жить» для людей данного типа не означает «действовать» — главной идеей для них становится «наполниться текущим
мгновением», насладиться каждой минутой жизни, каждой вещью, не упуская ни малейшей детали. Главный же принцип здесь — не заботиться о переменах, поэтому и будущее для этой
категории несущественно: риск в будущем и ради будущего неоправдан. У людей этой категории
40
проявляется особое отношение к опасности. Риск допускается лишь для того, чтобы «испытать
трепет от сознания своей дерзости или чтобы почувствовать озноб от испуга» (там же: 109].
Подобные идеи отражены, например, в творчестве французского писателя А. Жида, в его
произведении «Яства земные». Нужно отметить, что книга пронизана глубокой «пылкостью»,
жаждой жизни, которую автор рассматривает как «единственное благо». Как и все размышляющие
о жизни, А. Жид естественным образом сталкивается с ее изнанкой — смертью, считая, что «ни
одна самая постоянная мысль о смерти не стоит самого маленького мгновения [...] жизни», но для
того чтобы каждое мгновение стало ослепительно сияющим, оно должно «оттеняться темными
глубинами смерти», ведь «ожидание близкой смерти увеличивает ценность каждого мгновения!»
[Жид 1_998: www].
Что касается времени — прошлого, настоящего и будущего — то существенным для бонвиванов
представляется только настоящее мгновение, тот миг, в котором они находятся здесь и сейчас. А.
Жид призывает своего героя: «Никогда не пытайся, Натанаэль, найти в будущем утраченное
прошлое. Лови в каждом мгновении неповторимую новизну и старайся не предвкушать свои
радости или знай, что на подготовленном месте тебя застигнет врасплох совсем другая радость».
Из такого отношения ко времени вытекает! и отношение к выбору, необходимость которого
становится невыносимой. Выбор воспринимается не как отбор, а как отказ от всего того, что не
выбирается. Линейность времени ограничивает, тяготит — «эту линию мне бы хотелось видеть
пространством, а на ней мои желания постоянно набегали друг на друга» [Жид 1998: www]. П.
Тейяр де Шарден определяет идеал жизни искателей! наслаждений так: «пить, никогда не утоляя
жажды, но скорее увеличивая ее, ни в коей мере не с целью обретения силы, но с единственной
заботой быть готовым всегда наклониться над каждыми новым источником с еще большей
жадностью» [Тейяр де Шарден'; 1991: 109].
К третьей категории относятся люди, для которых стремление; к чему-то большему, чем просто
«быть», становится принципом; жизни. Для них жизнь — это «восхождение» и «открытие».
Если соотнести вышеперечисленные типы отношения к жизни : с временным разделением на
прошлое, настоящее и будущее, то четко прослеживается векторная направленность каждого из
них/ на тот или иной отрезок жизни: первая категория (пессимисты); направлена в прошлое; вторая
(бонвиваны) пребывает в определенном моменте настоящего (в отличие от первой и третьей, данная категория именно зафиксирована во времени); люди, придерживающиеся третьей позиции,
устремлены в будущее [там же: 110].
Подобная «темпоральная» дифференциация применима не только к людям, но и к культурам в
целом. «Культуры рассматриваются как: 1) ориентированные на прошлое (ценность прошлого
опыта, упор на традиции, передача мудрости от поколения к поколению, цикличное повторение
событий — прошлое повторяется в: настоящем), 2) на настоящее (простые радости сегодняшнего
41
дня; без заботы о завтрашнем) или 3) на будущее (текущие события важны не сами по себе, а как
потенциал, вклад в достижение будущих целей)» (цит. по: [Леонтович 2002: 126]). Русской
культуре! свойственно линейное восприятие времени, и настоящее в боль-1 шей степени
рассматривается в связи с прошлым. Ориентир на; настоящее («жить одним днем») в большей
степени присущ французской лингвокультуре.
Каждой из трех жизненных позиций соответствует свой тип? счастья:
1) «счастье покоя» — тихое замкнутое существование, без усилий, без риска, с постоянным
ограничением запросов и потребностей («Счастлив тот, что будет думать, чувствовать и желать как
можно
меньше»).
Данному
типу
удовольствия»
-
счастья
чужды
порывы
(напри
мер, французский elan).
2) «счастье
сменяющие
одно
другое
непрекращающиеся,
наслаждения,
радости,
постоянно
желания,
чувства.
Не в действии и созидании, а в потреблении состоит главный принцип, цель жизни бонвиванов
(«Счастлив
тот,
кто
умеет
насладиться
в полной мере тем мгновением, которое у него в руках»).
3) «счастье роста, развития» — постоянное движение «по восходящей» — предполагает собой
направленное в будущее стремление к высшей цели, высшим идеалам. Ценностью становится не
счастье
кто
само
"не
по
ищет
себе,
а
процесс
непосредственного
его
счастья,
достижения
но,
(«Счастлив
продвигаясь
тот.
вперед,
неминуемо находит радость в самом достижении полноты и завершенности действия"») [Тейяр де
Шарден 1991: 110].
Итак, основываясь на трех вышеперечисленных «позициях перед вызовом жизни», соотнося их с
типами представителей исследуемых нами лингвокультур, можно причислить носителей французской линтвокультуры ко второй категории — бонвиванам и говорить о распространенности
первого типа жизненной установки среди представителей русской лингвокультуры. На наш взгляд,
/люди, придерживающиеся принципа «роста», «развития» в жизни (третий тип жизненной
установки), встречаются как среди французов, так и среди русских. Данное положение касается
отчасти и первых двух категорий, так как в любой лингвокультуре (в данном случае речь идет о
русской и французской) найдутся, приверженцы всех трех типов жизненных установок. При
перечислении французов и русских к определенным категориям, имеется в виду усредненный тип
представителей соответствующих культур.
Рассматривая смысловые составляющие понятий savoir vivre и bon vivant как субъект-носитель
«умения жить с удовольствием», необходимо отметить, что они отличаются значительной
степенью диффузности и объемностью значений.
42
Основные характеристики, позволяющие создать образ «бонвиваиа» находим у Ги де Мопассана:
«Ога I'appelait Saint-Antoine, parce qu'il se nommaii Antoine, er aussi peut-etre parce qu'il etait: bon
v'want, joyeux. farceur, puissant mangeur er fort buveur, et vigoureux trousseur de servantes, bien qu'il
eut plus de soixante ans» (Мопассан. Contes de becasse) (Его назвали Святой Антуаи, потому что
имщ у него было Антуан и, может быть, еще потому, что он был бонви% ваном,
жизнерадостным, большим любителем поесть и выпить, неисправимым волокитой за
служанками, даже несмотря на свои шестьдесят лет. Перевод автора).
Характеристика, данная графу Остерману в «Записках английского резидента Рондо о некоторых
вельможах русского двора», J позволяет выявить некоторые смысловые составляющие понятияJ
bon vivant, также относящиеся и к лингвокультурному концепту i savoir vivre, в своем
отрицательном значении, а именно — ловкость,?! изворотливость, лукавство: «Никак нельзя отнять
у него ума и ловкости; но он преисполнен изворотливости и лукавства, лжив и обманчив; в
обращении угодлив и вкрадчив; принимает личину чистосердечия и низкопоклонен; это качество
считается вернейшим залогом успеха у русских, а он превосходит в нем даже Русских. Он любит
пожитъ (he is a bon-vivant). довольно щедр, но неблагодарен» (Толстой: www).
Другой пример позволяет добавить к перечисленным характеристикам такие, как умение
общаться, вежливо, любезно, обходительно вести себя, что оценивается положительно: << Старик
А.О.Жонес [...] был очень популярной фигурой. У него не было врагов в Нижнем Тагиле. Он
всегда был со всеми вежлив, любезен, говорил о делах, делал предположительные распоряжения,
обещал всем потом написать и оформить, никогда не исполняя то, что говорил, полагаясь во всем
на волю Управляющего. Но фигура этого bon vivant была так приятна, обращение так любезно и
обходительно} что "Жонса", как его звали рабочие, положительно любили в Тагильских заводах»
(Грум-Гржимайло: www).
В качестве еще одной неотъемлемой черты bon vivant необхо-j димо отметить и неиссякающий
оптимизм: «Соси optimiste ou bon vivant est celui qui voit tout en beau, s'amuse des intrigues de sa
femme, ■ boit a la sante des cocus et trouve a s'egayer la ou d'autres s'arrachem Г des poignees de cheveux.
N'est-il pas Ie plus sage?» (Fourier. Tableau analytique de cocuage) (Рогоносец-оптимист, или
весельчак, — это тот, кто во всем, видит только прекрасное, забавляется интригами своей жены,
пьет за здоровье рогоносцев и может веселиться в тех ситуациях, где другие рвут на себе волосы.
Перевод автора). Понятие «бонвиван» находит свое отражение и в сознании представителей
русской лингвокультуры, однако при переходе лингвокультурного концепта из одной культуры в
другую происходит естественное искажение, утрата некоторых смыслов.
Характеризуя в данных понятиях свою манеру жить, свое мировоззрение и жизненные установки,
человек
с
помощью
одной
языковой единицы транслирует многочисленные смыслы, заключенные в рассматриваемых
43
концептах. Однако несмотря на то, что адресат в некоторых случаях не испытывает особых
затруднений при их понимании, иногда даже умея дать достаточно точное определение понятиям,
он имеет перед собой лишь весьма размытое представление о предмете разговора. К подобным
выводам привели результаты опроса русскоязычных информантов.
В отличие от французской лингвокультуры, где понятия savoir !
vivre и bon vivant
являются лингвокультурными концептами, в значительной степени определяющими и
характеризующими особенности национального характера, в русской лингвокультуре
данные концепты представляются недостаточно релевантными именно в тех значениях,
которые они имеют во французской лингвокультуре. Конечно же, более или менее
адекватное осмысление французских концептов присутствует и у отдельных представителей русской культуры, однако оно не является преобладающим. В качестве примера
приведем отрывок из интервью Артемия - Троицкого, считающего, что в жизни главное —
удовольствия:
—Тогда вопрос: «Кто вы, мистер Троицкий?» вполне уместен...
—Есть
такое
хорошее
французское
слово
«бонвиван»
(bon
I vivant), обозначающее человека, который любит хорошо пожить.
В первую очередь бонвиваном я и являюсь.
— Это род занятий или мировоззрение?
—
Это,
я
думаю,
тот
счастливый
случай,
когда
мировоззрение
превратилось в род занятий. Очень многие люди вынуждены жить совершенно иначе: для
них на первом месте стоит работа, карьера, продвижение и развитие в какой-то
определенной сфере. Соответственно, какие-то мелкие жизненные удовольствия стоят на
втором месте. Но у меня получилось так, что мелкие жизненные удовольствия стоят на
первом месте.
На работе, чтобы выглядеть серьезным, я делаю вид, что на втором. По всем гороскопам я
человек поверхностный. и надо сказать, что мне удавалось именно поверхностным,
образом делать много интересных и полезных вещей, И в то же время интересно проводить
жизнь.
Итак, мы видим, что мажорное отношение к жизни, умение по-детски радоваться жизни, ценить
сиюминутные простые удовольствия, составляющее сущность ежедневного бытия здесь и сейчас,
свойственное французам, присуще отчасти и русским. Различие между сравниваемыми культурами
применительно к этому «умению жить» заключается в том, что для французов такое отношение к
жизни более значимо, чем для русских, оно более детально отражено в характеристиках типичного
французского поведения. Может возникнуть вопрос: в какой мере мы вправе так считать, если,
например, А. С. Пушкин как выразитель сущности русской ментальности постоянно подчеркивает
44
в своих стихотворениях радость и удовольствие от жизни. На наш взгляд, А. С. Пушкин в
определенной мере выражает не только общекультурные русские черты поведения, но и
характеристики дворянского поведения, которое в XVIII и XIX веках в значительной мере
испытывало влияние французского аристократического стиля жизни в целом.
Говоря о мажорной доминанте французского отношения к жизни и минорной доминанте русского
мировосприятия следует отдавать себе отчет в том, что 1) эти предположения построены на
субъективных оценках и самооценках и не могут рассматриваться как научно обоснованные
факты (лингвокультурный анализ в определенной мере превращает такие предположения в
научно доказанные факты либо опровергает их), 2) эти предположения должны опираться не
только на данные этнопсихологии, но и на исторические сведения о жизни народа. Более того,
правильно было бы; разграничивать два типа мажорного отношения к жизни: 1) мажор,
соответствующий умению радоваться жизни, и 2) официальный мажор, свойственный жизни в
условиях тотального контроля государства или организации над своими членами (вспомним, что
самым тяжким грехом в православном христианстве считается уныние). В известной мере
минорное отношение к жизни является следствием как недостаточной свободы людей, так и навязанного и часто неискреннего мажорного восприятия действительности.
§4. Креолизованный текст: аспекты изучения
За последние годы интерес к невербальным средствам письменной коммуникации,
информационная ёмкость и прагматический потенциал которых нередко выше, чем у
вербальных средств, значительно возрос. Некую среднюю семиотическую единицу в этом
плане представляют собой креолизованные тексты.
Существование и развитие двух равноправных культурных знаков - слова и изображения происходит на протяжении большей части истории человечества.
Слово может быть и истинным, и ложным, тогда как изображение противополагается ему как
средство выражения, неспособное быть средством визуального обмана. Эта способность часто
используется в коллажах для создания сатирического эффекта, основанного на обыгрывании
двух значений устойчивого выражения: изображение является отражением одного значения, а
вербальный контекст подразумевает другое.
Синтез естественного человеческого языка с другими знаковыми системами не является
продуктом современной культуры. За последние годы в рамках современной лингвистики
интерес к невербальным средствам коммуникации, так называемой "визуальной информации",
значительно возрос, что отмечается в большинстве исследований, посвященных не
традиционной
лингвистике
текста,
а
лингвистике
семиотически
осложненного,
"нетрадиционного", видеовербального, составного, поликодового, креолизованного текста.
45
Рост интереса к проблеме визуализации обусловлено самими требованиями современной
коммуникации. Как справедливо отмечает В. М. Березин, "иллюстрирование ныне все шире
становится элементом текстообразования. Уровень интегрированности всех изобразительных
средств, равно как и других знаковых образований, в единое текстуальное пространство
печатных и электронных изданий весьма высок" [2, С.13]. Несомненно, что эскалация
изображения не только знаменует собой качественно новый процесс развития речевой
коммуникации, но и отвечает первостепенным потребностям современного общества. Таким
образом, понимание того, что глобальный мир, мир постсовременности, ориентируется на
визуальный способ представления информации, привело к обоснованию необходимости
выделения в рамках современной науки понятия визуальности.
По мнению социального теоретика М. Надина, глобальный масштаб нашей деятельности и
существования подталкивает нас к созданию интернационального языка, которым может стать
язык визуализации. Этот язык, как считает исследователь: во-первых, отвечает потребности
оптимизировать человеческое взаимодействие для достижения более высокого уровня
эффективности; во-вторых, он отвечает потребности преодоления скрытых стереотипов языка
литературного; в-третьих, он может способствовать нелинейному, более открытому характеру
новых человеческих опытов. Язык способен придать вещам знаковую функцию, не присущую
им по их сути, а невербальным высказываниям - лишь добавочные значения.
В работе А. А. Бернацкой "К проблеме креолизации" текста: история и современное состояние"
(2003) представлен краткий обзор развития отношений языка и изобразительного искусства.
Так автор пишет: письменность генетически связана с изобразительным искусством.
Первоначально
письмо,
или
предписьмо,
имело
"рисунчатый
характер",
было
пиктографическим. На ранней стадии (первобытное искусство, наскальные росписи) живопись
оперировала контрастной линией и локальным цветом, в ней не было живописи в современном
понимании, а была изобразительная речь.
Антагонизм слова и изображения возникает лишь на стадии формирования феномена "чистой
эстетичности", когда происходит специализация: изобразительное искусство развивается в
особую систему, а так называемое "предписьмо" сближается с языком. Уже иероглиф
становится, параллельно звуковой оболочке слова, планом выражения единого плана
содержания.
В настоящее время паралингвистические средства, их содержательные и прагматические
потенции интенсивно исследуется в русле параграфемики как особом разделе лингвистики о
письменном языке.
Начало
научному
осмыслению
креолизованных,
или
семиотически
осложненных,
видеовербальных, поликодовых текстов было положено в работах по семиотике, что было
46
обусловлено исследованием изображения как особой знаковой системы, а также возможных
контекстов ее применения.
В 2009 г. Ю.Я. Герчук писал: "И каждое сообщение существует не изолированно, все они
составляют единую сложно организованную знаковую среду - семиосферу. Дело будущего,
продолжает ученый, выяснить и сформулировать законы, управляющие семиосферой, пути ее
формирования и развития, характер взаимного влияния ее разнородных элементов. "Шаг от
изучения отдельных знаковых систем к познанию их целостности пока не сделан".
"Неязыковые объекты становятся по-настоящему значащими лишь постольку, поскольку они
дублируются или ретранслируются языком" - утверждает знаменитый лингвист Р. Барт.
Действительно, значения зрительных образов в кино, рекламе, комиксах, журнальной и
газетной фотографии и т.д. обычно подкрепляются языковыми сообщениями. Нередко часть
иконического (визуального) сообщения оказывается избыточной, дублирующей языковую
составляющую. Графическая норма входит в качестве компонента в более широкое понятие
коммуникативно-прагматической нормы, объединяющее языковые и неязыковые правила
построения текстов в определённой типовой ситуации с определённой интенцией для
достижения
оптимального
прагматического
воздействия
на
адресата.
Контуры
коммуникативно-прагматических норм нередко едва ощутимы, вместе с тем они являются
достаточно устойчивыми ориентирами для производства и восприятия паралингвистических
активных текстов, так как в них отражаются и закрепляются речевые и визуальные стереотипы
передачи информации в типовых условиях общения. Знание этих норм позволяет
коммуникатам
безошибочно,
не
вникая
в
содержание
текста,
отличить
по
паралингвистическому оформлению газетный текст от стихотворного или текста рекламы.
Язык способен придать вещам знаковую функцию, не присущую им по их сути, а
невербальным высказываниям - лишь добавочные значения.
Но, в современной семиотике существует и иная точка зрения, согласно которой иконический
(визуальный) язык принципиально не отличается от вербального: "…любое созданное
непосредственно человеком изображение абстрактно, ибо оно обозначает выделенные
отвлеченные человеком свойства объекта. В этой своей функции изображение не отличается от
слова. Как слово, так и изображение могут выражать понятия разных уровней абстрактности"
[6, С.174]. Хотя большинство исследователей всё же сходятся в том, что изображение не
является такой же чётко выраженной единицей, как слово, а его семантика по сравнению с
последним характеризуется значительно меньшей определенностью, расплывчивостью,
размытостью своих границ.
Для текстов, организованных комбинацией естественного языка с элементами других знаковых
систем
или
упорядоченных
множеств,
еще
47
не
выработалось
единое
общепринятое
терминологическое обозначение. Широко известен метафорический термин " креолизованные
тексты", который принадлежит Сорокину Ю.А. и Тарасову Е.Ф.: это - "тексты, фактура которых
состоит из двух негомогенных частей (вербальной языковой (речевой) и невербальной
(принадлежащей к другим знаковым системам, нежели естественный язык)" [7, С.120].
Исследователи, принимающие в своих трудах в качестве рабочего данный термин [4, С.4],
отмечают, что креолизованный текст предстает сложным текстовым образованием, в котором
вербальные и невербальные элементы образуют одно визуальное, структурное, смысловое и
функциональное целое, нацеленное на комплексное воздействие на адресата.
Бернацкая А. А. в своей обзорной работе «К проблеме "креолизации" текста» проводит
разграничение между вышеперечисленными терминами, которое принимается большинством
современных исследователей. Итак, термины "поликодовый", "семиотически осложненный"
текст представляются наиболее предпочтительными для обозначения родового понятия
негомогенных, синкретических сообщений (текстов), образуемых комбинацией элементов
разных знаковых систем при условии их взаимной синсематии, то есть при одинаковой
значимости всех знаковых систем, участвующих в оформлении данного сообщения (текста),
при невозможности замены или пропуска одной из них. Для обозначения же той или иной
степени и самого факта участия в создании текста элементов разных семиотик, разных
знаковых систем целесообразно сохранить метафорический термин, предложенный Ю. А.
Сорокиным и Е. Ф. Тарасовым, - "креолизация". Мы принимаем точку зрения Бернацкой А. А.,
и в дальнейшее наше исследование будет посвящено рассмотрению понятия именно
креолизации.
48
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Наше время часто называют эпохой этнического ренессанса. Четкое осознание своей
национально-культурной идентичности является закономерной реакцией на известное
обезличивание человека в условиях глобализации. Понимание своей этнокультурной ценности
может произойти только при сопоставлении своих норм, ценностей, стереотипов поведения с
другими аналогичными образованиями.
Сравнивая свое и чужое, люди выделяют значимые сходства и различия и дают различиям
эмоциональную оценку. В этом смысле все свое признается нормой, и все чужое на обыденном
уровне получает критическую оценку как странное, недостаточное, преувеличенное, опасное,
смешное, уродливое и т.д. Сталкиваясь с непониманием в межкультурном общении, мы
понимаем, что участники общения строят свое речевое и неречевое поведение на основании
различных культурных аксиом.
Культурная аксиома – это ценностная установка, которая не нуждается в объяснении и
признается естественной и единственной. Существуют нормы поведения, которые свойственны
представителям определенного этноса либо регионального этнического сообщества ( не
случайно говорят о русской щедрости, французской галантности, немецкой точности,
английской сдержанности).
Описанные в главе II этноспецифические концепты в концентрированной форме выражают
ценности английской, немецкой и французской лингвокультур. Эти
концепты являются в
определенном смысле культурогенными для англоязычного мира, Германии и Франции
соответственно.
,
49
Литература
Список использованных источников
1. Апресян Ю.Д. Избранные труды.Т1.:Лексическая семантика. М.:Школа «Языки русской
культуры» 1995. 72с.
2. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. - М., 2004 - с. 384-391
3. Березин В. М. Массовая коммуникация: сущность, каналы, действия. М., 2003.
4. Бернацкая А. А. К проблеме "креолизации" текста: история и современное состояние //
Речевое общение: Специализированный вестник / Краснояр. Гос. ун-т; Под редакцией А.П.
Сковородникова. Вып. 3 (11).
5. Бойко М.А. Функциональный анализ средств создания образа страны (на материале
немецких политических креолизованных текстов) (10.02.04 - Германские языки): Автореферат
дисс. к.ф.н. - Воронеж, 2006.
6. Воркачев С.Г. Сопоставительная этносемантика концептов «любовь» и «Счастье» (русскоанглийские параллели). Волгоград: Перемена, 2009 164с.
7. Герчук Ю.Я. Художественная структура книги. - М., 2004.
8. Карасик В.И. Язык социального статуса. М.: институт языкознания РАН, 1992, 330с.
9. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002,477с.
10. Колеватов, В. А. Социальная память и познание [Текст] / В. А. Колеватов. - М.: Мысль,
2004. - 190 с. - Библиогр.: с. 174-188.
11. Красавский Н.А. Эмоциональные концепты в немецкой и русской лингвокультурах:
Монография Волгоград: перемена, 2001.495с.
12. Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная вертуальность? (Человек. Сознание.
Коммуникация) М.: Диалог – МГУ, 1998. 352с.
13. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лшингвокультурология М.: Гнозис,2002. 284с.
14. Кубрякова Е.С. Концепт// краткий словарь когнитивных терминов. М.: Изд-во Московского
университета, 1997. с.90-93
15. Леонтович О.А. Русские и американцы: парадоксы межкультурного общения: монография.
Волгоград: перемена 2002. 435с.
16. Сорокин
Ю . А ., Тарасов
Е . Ф . Креолизованные тексты и их коммуникативная
функция // Оптимизация речевого воздействия.- М., 1990.
17. Тейяр де Шарден П. О счастье // Человек 1991. №2 с.108-115
18. Шопенгауэр А. избранные произведения / Сост. авт. вступ. ст. и примеч. И.С. Нарский. М.:
Просвещение,1992. 479с.
19. Pelerin B. Individualiste et savoir – vivve //le quebecois libre, montreal, 6 mars
2004№139//http://www. quebecois libre. org / index. htm
50
Список использованных словарей
1. Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка М.: Сов. энциклопедия, 1986
2. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка М.: Терра, 1994
3. Большой энциклопедический словарь. Языкознание (Под. ред. проф. В.Н. Ярцевой)-М.:
Большая Российская энциклопедия. 1998.690с.-БЭСЯ
4. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный6 В Эт.М.:
Рус. язык., 2000 - НСРЯТС
5. Русский ассоциативный словарь. В 6т. М. : Помовский и партнеры. 1994-1998 - РАС
6. Словарь русского языка: В 4т. (Под. ред. А.П. Евгеньевой М.: Рус.яз. 1981-1984 - СРЯ
7. Словарь синонимов русского языка: В 2-х т. Л.: Наука, 1971 - ССРЯ
8. Толковый словарь русского языка: В 4-х т. /Под ред. проф. Д.Н.Ушакова. М.: ГИЗ ин. и нац.
словарей, 1935-1940. - ТСРЯ
9.Bulitta Erich u. Hildegard. Wörterbuch der synonyme und Antonyme. Fischer Taschenbuch Verlag
Frankfurt am Main, 1990
10.Dornseiff E. Der deutsche Wortschatz nach Sachgruppen. Berlin; Y., 1970. 922c.
11.Duden. Deutsches Universalbuch. Dudenverlag: Mannheim; Wien; Zürich, 1989 S. 119b - DDUN
12.Random House Webster’s Elektronik Dictionary and Thesaurus. Reference Software International,
1992. - RHWD
51