РЕЧАХ К НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ» И. Г. ФИХТЕ

advertisement
19 мая 2012 года исполнилось 250 лет со дня рождения великого
философа Иоганна Готлиба Фихте.
А.Н. Муравьёв
РЕЧИ К РУССКОЙ НАЦИИ:
ПРОБЛЕМА НАЦИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
И ВОСПИТАНИЯ В «РЕЧАХ К НЕМЕЦКОЙ НАЦИИ» И. Г. ФИХТЕ
От всех гнетущих нас бед
спасти нас может одно только воспитание.
И.Г. Фихте
Через двести лет после того, как Фихте выступил с «Речами к немецкой
нации», вышли в свет их первые переводы на русский язык 1. Эти издания самой
известной и наиболее неоднозначно оцениваемой работы великого философа 2
поспели как раз к тому моменту в истории российского образования, когда в ней,
вторя всемирно-исторической коллизии отходящих в прошлое нравственных
сил, столкнулись две противоположные и дополняющие одна другую тенденции
– рационалистически-научная (сциентистская) и иррационалистическирелигиозная. Сторонники первой стремятся спешно модернизировать наше
образование по секуляризованному западному образцу, представители же
второй, напротив, стараются возродить в России старую восточную традицию
православно-церковного воспитания, прерванную в XX веке. В ситуации их
борьбы друг с другом и с философским образованием духа – борьбы, ареной и
невольной заложницей которой стала российская школа (особенно высшая, ещё
сохраняющая философские факультеты, но уже почти лишённая философии на
других факультетах и в подготовке кандидатов наук) – «Речи к немецкой нации»
обрели для нас неожиданный интерес, ибо обе эти тенденции имеют зарубежное
происхождение, а Фихте в ещё более неблагоприятных условиях иноземного
господства говорит о радикальной реформе образования и воспитания как
единственном средстве, с помощью которого немецкий народ может обрести
национальную идентичность и тем сам себя спасти.
Интерес к произведению с таким названием в наше время усугубляется
тем, что с конца минувшего столетия в России и за её пределами уже не в
См.: Фихте И.Г. Речи к немецкой нации (1808) / И.Г.Фихте; пер. с нем. А.К.Судакова. – М.:
Канон+, РООИ «Реабилитация», 2008; Фихте И.Г. Речи к немецкой нации / И.Г.Фихте; пер. с
нем. А.А.Иваненко. – СПб.: Наука, 2009.
2
См. об этом: Иваненко А.А. «Речи к немецкой нации» спустя 200 лет // Фихте И.Г. Речи к
немецкой нации.– СПб.: Наука, 2009. – С. 5-7.
1
1
первый раз выходит на первый план национальный вопрос, не имеющий, как
показывает история, простого решения. Соблазн решить его, недолго думая,
прежде всего подталкивает умы к национализму – к наиболее характерной
ошибке рассудка (в старых учебниках логики и в «Критике чистого разума»
Канта эта ошибка называется паралогизмом), который под влиянием
ущемлённого или гипертрофированного чувства народной гордости принимает
наличную особенность духа народа за его действительную всеобщность и
пытается навязать эту особенность другим народам. Ущемление
гипертрофированного чувства гордости народа в условиях монополистическиконцентрированного капитала доводит национализм до степени нацизма
(фашизма), переходящего к уничтожению других народов. Интернационализм,
желая избежать опасной националистической ошибки, допускает ошибку
противоположную, не менее грубую, ибо трактует всеобщность духа как
абстракцию, исключающую существенные особенности духа различных
народов. Поскольку национализм и интернационализм сходятся в своём
стремлении свести цветущее многообразие форм народной жизни к лишённому
различий мёртвому тождеству, постольку естественной реакцией рассудка на его
собственные крайности выступает мультикультурализм. Он настаивает на
признании особенностей культур разных народов равно существенными, однако
лежащее в основании такого признания представление о всеобщности духа как
сумме всех его наличных особенностей оказывается не исправлением, но
простым сложением националистической и интернационалистической ошибок.
Крах попыток реализации всех этих рассудочных концепций, выстроенных на
абстрактных и потому ложных посылках, вновь делает национальный вопрос
вообще, а вопрос о национальном образовании и воспитании в особенности
предметом выдающегося теоретического и практического значения. После того,
как сама история в XX веке доказала, что особенное без всеобщего, равно как и
всеобщее без особенного реально существовать не могут, понятие нации
перестало быть отвлечённой теоретической проблемой. Ныне уже нельзя – не
известно, на каком основании – полагать, что нации уже действительно есть и
сводить эту проблему к тому, чтобы аналитически выделить их общие черты, а
затем синтезировать из этих черт какую-то дефиницию нации. На повестку дня
встают два пункта: во-первых, философское понимание понятия нации и, вовторых, разработка способа реализации её понятого понятия, ибо только при
этих необходимых условиях оно может выступить как объективная реальность в
духе народа, действительно способного стать нацией.
Что дают «Речи к немецкой нации» для решения проблемы
национального самоопределения народа? Почему план национального
воспитания, предложенный Фихте, не был осуществлён? Какие уроки из этого
2
могут извлечь для себя русский народ и другие народы России? Чтобы ответить
на заданные вопросы, рассмотрим содержание фихтевских «Речей» в его связи с
понятием нации и всеобщей историей образования человеческого рода.
Именно Фихте первым ясно осознал, что действительное национальное
самоопределение народа осуществимо только посредством его образования и
воспитания. Это основное положение «Речей к немецкой нации», раскрытое в
них настолько, насколько позволил принцип и метод фихтевского учения,
сегодня гораздо более актуально, чем два века назад, ибо в наше время проблема
национального самоопределения стоит не перед одним немецким народом, как в
начале XIX столетия, а в некотором смысле перед всеми народами, если они не
хотят быть втянутыми в третью мировую войну. Народы мира, разумеется, этого
не хотят, но без решения указанной проблемы вполне могут быть в неё втянуты,
как они могли быть и были втянуты в первую и вторую мировые войны, причём
оба раза при непосредственном участии немцев. Уже дважды немецкий народ
силился стать нацией негодным путём военной экспансии, т.е. за счёт
жизненного пространства других народов, а не единственно возможным
способом развития своего собственного духа во времени мировой истории, как
предлагал ему Фихте. Выдвигая своё предложение, мыслитель исходил из того,
что французская оккупация сделала невыполнимым его прежний проект
превращения Германии в замкнутое торговое государство, который должен был
полностью автономизировать хозяйственно-политическую жизнь немцев и тем
самым предохранить их от националистического соблазна участия в грабеже
других народов 3. Вместе с тем, благодаря оккупации перед немецким народом
возникла возможность начать одновременно четвёртую и пятую, завершающую
эпоху истории человечества – эпоху разумной науки и эпоху разумного
искусства 4. Разумной наукой Фихте считал философию в форме
разрабатываемого им наукоучения, а разумным искусством – искусство
национального воспитания и образования на основе философии как разумной
науки. Для Фихте немецкой нации по истине ещё никогда не было и нет, ибо она
может стать реальной действительностью только путём этого совершенно
нового воспитания и образования немецкого народа – его воспитания и
образования в нацию. «Любое иное обозначение единства или национальной
связи либо никогда не имело истины и значения, либо, если имело, то эти точки
См.: Фихте И.Г. Замкнутое торговое государство // Фихте И.Г. Соч. в двух тт. – Т.II. – СПб.:
Мифрил, 1993. – С. 225-358.
4
Свой взгляд на ход мировой истории, число и порядок его необходимых эпох Фихте
незадолго до «Речей» развернул в цикле лекций «Основные черты современной эпохи» (См.,
напр.: Фихте И.Г. Основные черты современной эпохи // И.Г.Фихте. Соч. – СПб.: Наука, 2009.
– С. 398-596). Краткое изложение фихтевской философии истории как предпосылки «Речей к
немецкой нации» см.: Иваненко А.А. Ук. соч. – С. 11-21.
3
3
обретения единства уничтожены и оторваны от нас теперешним нашим
положением и никогда не смогут возвратиться», – категорически утверждает он
в первой речи 5.
Философ полагает, что потеря немцами политической независимости
означает для них закономерное завершение третьей эпохи мировой истории,
когда источником всех жизненных стремлений служит лишь эгоизм, т.е. голое
чувственное себялюбие отдельных индивидов, связанных друг с другом в
общественное целое исключительно страхом за свою жизнь и надеждой на её
счастливое продолжение. Поэтому Фихте проводит принципиальное различие
между субъективным представлением о нации, которым в эпоху эгоизма
просвещённый рассудок заменил разрушенное им старое религиозное
представление о хранимом богом единстве настоящей и будущей жизни людей,
и понятием нации, которому предстоит обрести объективную реальность в
результате процесса национального образования и воспитания, поскольку он
добавит в ход исторического времени новейший – философский – элемент
самопознания разума, до четвёртой эпохи действовавшего в истории
бессознательно. Согласно рассудочному представлению, нацией считается
любая совокупность индивидов, достигших гражданского согласия в форме
государства, способного в борьбе с другими государствами отстоять свою
независимость и обеспечить своекорыстные интересы составляющих его
граждан. Этот формально-правовой модус эмпирического существования нации,
нашедший свое теоретическое выражение в теориях социального контракта от
Гоббса до Руссо, был уничтожен на территории Германии наполеоновским
завоеванием. Однако военное поражение, по Фихте, нисколько не затронуло
сущности немецкого народа. Более того, положив конец эгоистическому
существованию немцев, оно оставило для них открытым только путь истинного
национального возрождения посредством изменения всего прежнего способа
образования и воспитания, ибо объективной целью этого изменения как раз и
выступает реализация в их новой жизни понятия нации как таковой.
Реализовать понятие нации может, по Фихте, отнюдь не любая
совокупность индивидов и даже не любой народ, но только тот народ, который
ко времени возникновения этой возможности сохранил свою единую сущность.
Её единство заключается в субстанциальной связи духа народа с его родиной,
т.е. с определённым местом его рождения и дальнейшего пребывания на Земле –
Fichte J.G. Reden an die deutsche Nation // Fichte J.G. Werke in zwei Bänden. – Bd. II. – Hrsg. von
Peter Lothar Oesterreich. – Frankfurt am Main: Deutscher Klassiker Verlag, 1997. – S. 548. Ср.:
Фихте И.Г. Речи к немецкой нации / И.Г. Фихте; пер. с нем. А.А. Иваненко. – СПб.: Наука,
2009. – С. 53. В дальнейшем ссылки на эти издания будут даваться в тексте с указанием в
квадратных скобках только соответствующих страниц немецкого и русского текста,
разделённых косой линией.
4
5
с той внешней природой, на чьём лоне этот народ изначально располагается,
живёт и действует. Фихте, взяв на себя задачу доказать абсолютную свободу
духа, не признаёт за оседлостью народа, не говоря уже о чистоте его крови,
почти никакого значения по сравнению с сохранением народом родного языка.
При этом он вовсе не отрицает того, что в родном языке, который с развитием
народа переходит от звукового обозначения предметов чувственного восприятия
к чувственным образам сверхчувственных (мыслимых) предметов, чувственная
определённость предметного мира природы, служащего для духа народа родной
почвой и первым полем деятельности, играет определяющую роль. Напротив,
поскольку действительной свободы нет без необходимости и лежащего в
основании последней закона, Фихте специально оговаривает безусловную
необходимость этого определения. «Язык вообще, а особенно обозначение в нём
предметов путём звучания орудий языка никоим образом не зависит от
произвольных решений и договорённостей, но имеется, во-первых, основной
закон, по которому каждое понятие в человеческих орудиях языка становится
этим и никаким иным звуком, – указывает он. – Как предметы в орудиях чувств
единичного отображаются с этой определённой фигурой, цветом и т.д., так в
орудии общественного человека, в языке, они отображаются с этим
определённым звуком. Говорит не собственно человек, а в нём говорит и
обнародует себя другим, ему равным, человеческая природа. Потому следует
сказать: язык есть один-единственный и насквозь необходимый. Правда, вовторых, язык в этом своём единстве для человека просто как такового никогда и
нигде не выступает, но повсюду дальше изменяется и образуется действиями,
которые оказывают на орудие языка область Земли и более или менее частое
употребление, а на последовательность обозначения – последовательность
наблюдаемых и обозначаемых предметов. Однако и это происходит не
произвольно или приблизительно, а по строгому закону; необходимо, чтобы в
орудии языка, стало быть, определённом упомянутыми условиями, выступал не
один и чистый язык человека, а отклонение от него, причём как раз это
определённое отклонение» [598-599/112-113]. Поскольку человеческая природа
есть не абстракция рассудка, безжизненная и неопределённая, а живущее
разумной жизнью конкретное и потому различающееся в себе самом на
множество своих особенных определений всеобщее единство, постольку на
Земле по необходимости существует определённое множество особенных
языков и народов. Конкретно-всеобщее тождество человеческой природы Фихте
в «Речах» называет по-разному: то «живой жизнью» [635/155], то «изначальной
жизнью» [659/184], то «изначальным» и «изначальностью» [667-668/193-194], то,
используя популярное религиозное представление о Боге, «одной, чистой,
божественной жизнью» [635/155], «изначальной и божественной жизнью», или
5
даже просто «божественным» [667-668/193-194]. Эта всеобщая сущность, или
духовная природа человеческого рода, определённым образом сказывающаяся,
прежде всего, в родном языке народа, а через язык – во всех явлениях народной
жизни, делает народ именно этим, особенным, т.е. совершенно своеобразным,
тождественным себе народом. В отличие от народов, которые вследствие
переселения кроме матери-родины утратили родной язык и вместе с ним
самотождественность, такой народ, по Фихте, есть изначальный, коренной
народ, или пранарод. Словом, он есть просто народ – народ как таковой.
Поэтому, согласно философу, понятие народа включает в себя сохранение
народом своего изначального местопребывания и родного языка: «Находящиеся
под теми же самыми внешними влияниями на орудие языка, вместе живущие и
продолжающие образовывать свой язык в непрекращающемся общении люди
называются народом» [599/113].
Если укоренённость в родной почве, сохранение субстанциальной связи
духа народа с природой его родины позволяет народу как таковому оставаться
потенциально способным при соответствующих условиях на свой лад развиться
в нацию как таковую, то действительным залогом его национального развития
выступает сохранение им родного языка, ибо только это гарантирует народу
непрерывное единство всей жизни его духа. Именно в родном, или, по-немецки,
материнском языке (die Muttersprache) строго определённым особенным
способом являет себя всеобщая сущность всякого живого языка – та самая
единая природа человеческого рода, в силу которой индивиды этого народа
обозначают схваченное ими сверхчувственное не произвольными, а
необходимыми, непосредственно ясными и понятными всем другим его
индивидам чувственными образами. Фихте излагает открытую им
закономерность развития живого языка следующими словами: «При всех
изменениях, вносимых в продвижение языка упомянутыми выше
обстоятельствами, эта закономерность не прерывается; и именно там, где новое,
высказанное каждым единичным, достигает слуха всех, остающихся в
непрерывном общении, она остаётся той же самой одной закономерностью.
После тысячелетий и после всех изменений, которые в этих обстоятельствах
испытало внешнее явление языка этого народа, всегда остаётся та же самая одна,
изначально, стало быть, долженствующая вырваться наружу живая сила языка
природы, которая непрерывно изливалась через все условия и в каждом из них
должна была стать такой, какой она стала, в их конце – такой, какова она теперь,
а через некоторое время, значит, станет такой, какой она тогда должна стать»
[Там же]. Поэтому при неизбежно случающихся со временем мутациях внешних
звуковых форм такого самого по себе и для народа естественного языка его
сверхчувственное содержание всегда остаётся одним и тем же – изначально
6
единым и живым, из себя самого развивающимся понятием, чьё необходимое
развитие столь же выражает прошлую жизнь и уже достигнутое изначальным
народом познание, сколь в настоящем побуждает его к новой, будущей (т.е.
поистине национальной) жизни и познанию. «Эта сверхчувственная часть в
языке, всегда продолжающем оставаться живым, чувственно-образна, –
подчёркивает Фихте, – она при каждом шаге сводит целое чувственной и
духовной, в языке изложенной жизни нации в законченное единство, чтобы
обозначить одно, точно так же не произвольное, а из всей прежней её жизни
необходимо происходящее понятие, из которого и его обозначения острый
взгляд, обращённый назад, может шаг за шагом воспроизвести всю историю
образования нации» [609/124-125].
Родной язык есть неиссякающий духовный родник, исток и устье
текущей из века в век реки народной жизни потому, что он есть система речи
одного животворящего народ духа – речи устной, изначально живой и в силу
этого не сводящейся к мёртвой букве многих слов, написанных и читаемых
людьми в книгах. На том, изначально родным или изначально чужим ему
языком говорит тот или иной народ, основывается установленная в «Речах к
немецкой нации» противоположность между немцами и другими народами
германского происхождения. Поскольку, согласно Фихте, непрерывность жизни
духа народа хранит именно родной ему язык (отчего народ в сущности есть
сущий язык, как отнюдь не метафорически выразился А.С. Пушкин в одном из
хрестоматийных стихотворений), постольку перемена романо-германскими
народами своих родных, германских языков на чужой, уже развитый для
выражения сверхчувственного латинский, сделавшая из них «новых римлян»
[621/139], означает для мыслителя утрату живых корней, питающих их дух, т.е.
духовную смерть этих народов, несмотря на видимость благополучного
продолжения ими внешнего эмпирического существования. Поэтому Фихте
говорит в «Речах» большей частью не о языке народа, а о народе языка. С точки
зрения философа, каков язык, таков и народ: народ мёртвого, т.е. изначально
чужого ему языка мёртв, сколь бы живым он ни казался и сколь бы блестящие
победы над другими народами он ни одерживал, а народ живого, т.е. изначально
родного ему языка жив, какие бы невзгоды и поражения он ни терпел. Он жив
своим живым языком, поскольку тот несёт в себе постепенно отливающуюся в
понятие действительную историю особенного народа, которая выступает первым
из необходимых условий его становления настоящей, а не лишь представляемой
нацией. Эта история не совпадает с видимой временнóй последовательностью
множества касающихся народа эпизодических происшествий, тоже именуемой
его историей. По мысли Фихте, народы мёртвого языка, замкнувшего уста их
родной речи, имеют только последнюю – внешнюю, эмпирическую историю
7
многих явлений, которая служит исключительно их книжному просвещению, в
связи с чем философ называет её «плоской и мёртвой историей чужого
образования», «голой историей как просветительницей» [605/120]. Изначальный
же народ помимо этой общей для разных народов внешней истории благодаря
родному языку непрерывно переживает уникальную историю образования
своего собственного духа, т.е. генетический процесс развития своей единой
сущности, или всеобщей человеческой природы.
Действительная история народа выступает первым необходимым
условием его национального развития потому, что только стихийно
образовавшееся в ходе исторического генезиса нации этого народа необходимое
понятие, т.е. конкретное единство всеобщего (собственно человеческого,
родового), особенного (принадлежащего именно этому изначальному народу) и
единичного (свойственного его индивидам) содержания духа, может быть
сформировано совершенно по-новому – сознательно и свободно. Конец
обусловленному обстоятельствами развитию народного духа полагает сама
безусловная необходимость духовной свободы, заключённая в понятии и вполне
обнаружившая себя в ходе его стихийного развития. Свидетельством того, что
время бессознательного, генетического развития понятия нации в
действительной истории народа подошло к концу, является, по Фихте,
завершение исторического развития философии в науку духом индивида,
принадлежащего этому народу и говорящего на родном ему языке. Это событие
постольку служит вторым необходимым условием возникновения из народа
действительной нации, поскольку свободная реализация её понятия осуществима
лишь на основании философии как науки. Наличное бытие двух необходимых
условий – особенного предмета, или содержания (в себе разумной жизни народа)
и всеобщего метода, или формы развития этого содержания (разума, сущего для
себя в философии как науке) – составляет реальную возможность третьего
необходимого условия национального самоопределения народа. Третье условие
выступает решающим, поскольку оно представляет собой соединение двух
первых в сам процесс национального воспитания. Вследствие соединения в нём
предмета и метода, особенного содержания и всеобщей формы этот процесс с
необходимостью достигает своей конкретной цели – сознательной реализации
понятия нации в духе каждого единичного, чья жизнь вместе с жизнью всех
других единичных, воспитанных в том же духе, в ходе национального
воспитания становится разумной не только в себе, но и для себя. Достижение
такого конкретно-всеобщего результата произойдёт тогда, когда благодаря
разумному искусству воспитания всех и каждого философское познание и
деятельность, наука и жизнь целого народа сольются, наконец, в изначально
завершённое, систематически-развивающееся единство. Это и будет новым,
8
вторым рождением изначального народа, его действительным рождением в
качестве нации, ибо нация, согласно её понятию, есть, выражаясь по-гегелевски,
в себе и для себя сущий дух народа как такового. Иными словами,
действительной нацией выступает только тот особенный народный дух, который
завершил свою действительную историю и таким образом достиг, исходя из себя
самого, своей всеобщности – истинного начала своего бесконечного развития.
Итак, действительная нация, согласно Фихте, есть изначальный народ в
своём высшем духовном развитии – в своей истине, или в своём отечестве. «Что
такое любовь к отечеству, или, как было бы правильнее выразиться, любовь
единичного к своей нации?», – спрашивает он в начале восьмой речи [663/189].
Философ именно потому строго различает в «Речах» значение слов родина (die
Heimat, das Mutterland) и отечество (das Vaterland), что отечество есть для него
не что иное, как реализованное народом понятие нации, т.е. «народ в высшем
значении слова, с точки зрения взгляда на духовный мир вообще: целое
продолжающих жить друг с другом в обществе и всегда продолжающих
природно и духовно производить себя из себя самих людей, которое без всякого
исключения находится под действием одного известного особенного закона
развития божественного из него. Общность этого особенного закона есть то, что
в вечном и именно поэтому также во временном мире связывает это множество в
одно естественное и самим собой проникнутое целое. <…> Этот закон, закон
развития изначального и божественного, совершенно определяет и вполне
заканчивает то, что назвали национальным характером народа» [667-668/193194]. Если свести воедино все рассмотренные положения Фихте, то получится,
что нация есть внутренняя цель исторического развития особенного народа,
реализующая себя в результате основанного на философской науке процесса
воспитания его всеобщей самости, или национального характера. В том-то и
состоит необходимость национального самоопределения народа, что народ
нарождается, т.е. в определённых природных условиях исторически становится
народом как раз для того, чтобы заново родиться в своём духе и истине, стать
действительной нацией. Вот почему действительная нация есть нация единого
народа, а не множества обособленных друг от друга граждан. По ходу своего
развития народ, стало быть, сначала обретает родину-мать и лишь затем –
отечество. В отечество он вступает только тогда, когда потенциально всеобщая
особенность его духа сознательно развивается им в актуальную всеобщность его
разумного отношения к природе, к себе самому и к другим народам. Лишь
выступая как нация, народ сам себе выступает отцом, отчего и отец нации может
быть только один – сам народ.
Продолжая мысль Фихте, следует сказать, что для того, чтобы обрести
отечество, в истинной мере выказав свой национальный характер, народ должен
9
совершить революцию в способе образования своего духа. Для этого ему
необходимо свободно (а не произвольно, как народы мёртвого языка) прервать
своё непрерывное историческое развитие – обратить поток своей жизни вспять и,
пустясь восвояси, вернуться к себе самому как её истинному истоку.
Переродиться, возродиться, т.е. родиться заново, во второй раз, или, как иначе
говорят по-русски, родиться свыше значит по-новому продолжить течение
жизни духа народа в русле, каким эта жизнь изначально стремилась углубиться в
себя, чтобы найти в себе самой своё всеобщее основание и раскрыть его. Из
этого ясно, что известное положение Христа «Если кто не родится свыше, не
может увидеть Царствия Божия» (Ин. 3:3) обращено не только к единичным
индивидам, но и к особенным народам. «Если кто не родится от воды и Духа, не
может войти в царствие Божие: Рождённое от плоти есть плоть, рождённое от
Духа есть дух. Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться
свыше» (Ин. 3:5-7). Только такое коренное, действительно революционное
преобразование всего способа жизни народа в состоянии спасти то единое
сверхчувственное содержание, которое было выработано народом в его
протекшей истории, ибо сохранить особенное содержание можно, лишь развив и
тем самым преобразив его, т.е. придав уже свойственному в духу народа
понятию всеобщую форму путём его сознательного систематического
образования, развёрнутого на основании философии как науки. Переворот в
способе развития понятия венчает, стало быть, не только действительную
историю образования духа народа, но и мировую историю образования
человеческого духа, замыкая ту и другую в вечный круг развития всеобщего
через особенное и единичное к себе самому. Но если в ходе стихийной истории
человечества всеобщая природа человеческого рода, по необходимости
прокладывая себе дорогу через условия жизнедеятельности особенного народа к
духу единичного, достигала своей реальности в каком-то народе и индивиде
случайно, только в виде исключения, что оставляло их одинокими среди иных,
ещё не достигших человечности народов и индивидов, то в ходе этой
национальной и вместе с тем мировой революции человечность со временем
осуществится без каких-либо исключений. Случайность исключается этой
действительной революцией потому, что процесс свободного воспитания
всеобщности духа начинается с единичного и охватывает сперва всех
единичных, принадлежащих одному особенному народу, а затем и все другие
особенные народы, причём каждый из них вступает на путь национального
самоопределения в свой срок, т.е. по достижении его духом необходимой ему
для этого степени зрелости, и образует себя в нацию так, как того требует его
духовное своеобразие.
10
Фихте считает, что начать национальное воспитание своего духа суждено
немецкому народу, ибо несчастное политическое положение Германии
вынуждает, а место, занимаемое немцами во всеобщей истории образования
человеческого рода, обязывает их решиться на этот шаг, сделать который они
могут с помощью наукоучения, поскольку оно завершает историю философии,
имеет автором немца и излагается им на чистом немецком языке, не засорённом
латинизмами и другими словами иностранного происхождения. Воспитание
нации как таковой есть, по Фихте, «совершенно новое» [563/69] воспитание, ибо
оно впервые должно стать воспитанием как таковым, т.е. единством его формы и
содержания. Исторически человечность человека только возникала и как
всеобщее содержание воспитания исподволь формировалась самой человеческой
природой, отчего старое воспитание могло опираться лишь на тёмное чувство
этой «не обязанной рассчитывать тёмной силы» [565/72]. Её чувство само по
себе в состоянии поднять дух единичных только до массового эгоизма и
своеволия, т.е. воспитать в них свободную по форме, но ещё отнюдь не
безусловно добрую волю, которая помимо воспитания спорадически появлялась
лишь у немногих людей в силу их естественного благорасположения. Прежнее
воспитание было, по Фихте, отличным от образования человечности
формальным
механизмом
государственного
искусства
«воспитания
общественного человека» [566/73], воспитывающим в человеке только
гражданина, т.е. внешне законопослушного члена гражданского общества. Этот
механизм с помощью чуждых действительному воспитанию средств достигал
чуждой ему цели – делал индивида частью столь же формального общественногосударственного механизма, отлаженное рассудком функционирование
которого обеспечивало сохранение существующего порядка вещей. «При таком
способе воспитания, – замечает философ, – внешне ставший безвредным или
полезным гражданин внутренне остаётся плохим человеком, ведь скверна
состоит в том именно, что любят только своё чувственное благополучие и могут
приводиться в движение лишь страхом или надеждой на него, будь то в
настоящей или в некоторой будущей жизни» [Там же]. Национальное
воспитание, напротив, есть «искусство совершенно и полностью образовывать
целого человека в человека» [584/95]. Истинная цель воспитания достигается
тем, что оно образует дух каждого индивида не путём исторического знакомства
с существующим порядком вещей, а на основании философского познания
закона развития всеобщей природы человека и мира, в котором он живёт.
Поэтому в своём конечном итоге это образование есть философское образование
у воспитанников самой способности познания «законов, по которым стало
необходимо такое существующее состояние вещей» [569/76]. Кроме философии,
в дело национального воспитания в каждом человеке настоящего человека
11
активно включается настоящая поэзия, свойственная живому языку. Она вливает
«мышление, начавшееся в индивидуальной жизни, во всеобщую жизнь»
[618/135-136]. Только так из народа, порождённого своим прошлым, может быть
воспитана нация, которая по-новому продолжает его действительную историю,
непрерывно порождая в настоящем своё будущее. Она представляет собой уже
не просто особенный народ, а выросший из этой своей особенности всеобщий
человеческий род, который как реальная causa sui производит себя самого, ибо
орудием духовного воспитания нации выступает сам дух. Дух есть отнюдь не
зависимый от государственного механизма мёртвый член, как для зарубежья,
проводником тлетворного влияния которого на немцев в эпоху Просвещения
стала зарубежная философия, верящая не в вечную жизнь, а в вечную смерть – в
бесконечный хоровод явлений истории, в постоянное возвращение того же
самого. Для «подлинно-немецкого искусства государства», указывает Фихте, дух
есть «из самого себя живущий и вечно подвижный движитель», воспитывающий
нацию из «ещё неиспорченной юности», а не из «уже упущенной взрослости»
[651/174], от которой подрастающее поколение, по его убеждению, следует
строго изолировать. Поскольку цель и средство здесь совпадают, постольку
основанное на философии образование духа воспитанников есть их «воспитание
к новейшей немецкой философии, которая является воспитательницей» [593/106]
потому, что именно она «научно постигает вечный прообраз всей духовной
жизни» [613-614/130].
Вследствие нового воспитания действительная нация будет сплошь
состоять из хороших людей, т.е. из людей доброй воли, в то время как
подавляющее большинство народа составляли лишь законопослушные граждане.
Благодаря этому государство перестанет быть машиной, приводящей в движение
как руководителей, так и руководимых. В нации государство, как и народ,
впервые по необходимости выступит в своей истине – как «воспитание
человеческого рода, продолженное на лицах своих родных граждан» [651/174].
Национальное воспитание станет главным, если не единственным делом
государства, предрешающим все иные его задачи. Тем самым осуществится
истинное назначение особенного государства – его самоопределение во
всеобщую государственность. Каким государство случайно было у древних
греков, таким оно по необходимости должно стать у немцев. Основанное на
новейшей немецкой философии «немецкое и самое новейшее искусство
государства становится, напротив, самым древнейшим; – подчёркивает Фихте, –
ведь и у греков оно основывало гражданственность на воспитании и
образовывало таких граждан, каких никогда больше не видели следующие
эпохи. Немцы будут делать по форме то же самое, по содержанию же – не в духе
чёрствого превосходства и исключительности, а во всеобщем и всемирно12
гражданском духе» [651/175]. Национальное воспитание немецкого народа
выступит, иными словами, новой пайдейей – поистине космополитическим
воспитанием в каждом гражданине человека как такового, свободного от любых
ограничений места и времени 6.
В этом пункте мы подходим к границе того, что открылось Фихте в
понятии национального воспитания. Если с понятием нации великий философ
справился вполне, то понятие национального воспитания осталось для него до
конца не решённой проблемой. Будучи и здесь прав в принципе (в том, что
национальное воспитание является разумным искусством, которое может
выполнить свою задачу только на основании философии как науки), он не был и,
более того, не мог быть прав в деталях своего плана, оставшегося
нереализованным. На то были две причины. Первая – несовершенство
фихтевского наукоучения. Несмотря на титанические усилия Фихте, оно ещё не
могло стать системой философской науки и благодаря этому выступить
основанием системы национального образования и воспитания. Но даже если бы
система философии и была создана (на немецкой почве это, как известно, вскоре
удалось сделать Гегелю), немецкий народ всё равно не мог быть воспитан в
действительную нацию. Второй причиной того, что план Фихте остался на
бумаге, было объективное положение немецкого народа во всеобщей истории
образования человеческого рода. Надо признать, что оно было определено Фихте
весьма точно: немецкий народ вышел на арену мировой истории образования
человеческого духа именно для того, чтобы «завершить всю историю
образования нового мира» [639/160]. Если, однако, взглянуть на всеобщую
историю образования человеческого рода с учётом того, чего Фихте не мог знать
и потому несколько иначе, чем он, то станет ясно, что немецкий народ был
призван завершить только вторую её эпоху – эпоху рефлексии, т.е. распадения,
раздвоения этой единой истории на древний и новый миры. Именно поэтому
Фихте в «Речах» говорит лишь о двух потенциальных нациях, выступивших к
его времени в мировой истории. Первой из них является древняя нация,
раздвоенная на греков и римлян. Усилиями древних римлян человеческий дух
переходит от стихийного разума, присущего древним грекам, к рассудку. Второй
потенциальной нацией является новая нация – тоже раздвоенная, но уже на
новых римлян, выходцев из единой родины всех германских народов, и
собственно немцев, оставшихся в её пределах. Романские народы были
предназначены к тому, чтобы вместе с латинским языком перенять у римлян
Уверенность Фихте в способности немецкого народа быть воспитанным на греческий лад
разделял выдающийся филолог и историк образования Вернер Йегер. См.: Йегер В.
ПАЙДЕЙЯ: Воспитание античного грека. – Т.1. – М.: Греко-латинский кабинет
Ю.А.Шичалина, 2001. – С. 16-17).
13
6
рассудок, а немцы – к тому, чтобы развить рассудок до самосознательного
разума и тем самым «продолжить образование человеческого рода на пути
древности» [625/144]. Немцы начинают, таким образом, развитие разума ещё
отнюдь не из него самого, а только из рассудка, который они посредством
романских народов наследуют от древних римлян. Продолжив своей
Реформацией дело, начатое романским Ренессансом, немцы, согласно Фихте,
образуют с романцами «общую нацию» [625/144]. Вот почему немецкое
национальное воспитание, имея целью истинную философию, оказывается
одновременно и воспитанием к истинной религии: «Воспитание к истинной
религии есть тем самым последнее предприятие нового воспитания» [582/92].
Если характеризовать эту религию по форме, то она есть религия разума,
возникающего из рассудка. По содержанию же истинная религия совпадает с
лютеранством, ибо в том, что свободные люди не ищут блаженства вне себя и за
гробом, Лютер, по Фихте, «стал прообразом всех будущих эпох и полностью
закончил для нас все» [635/155]. Церковная Реформация есть «последнее великое
и в известном смысле законченное мировое дело немецкого народа» [629/148],
отчего Фихте полагает, что основой истинной религии вместо старого учения
церкви должно стать его наукоучение. Оно должно было лечь в основание
нового вероучения, но в действительности этого не произошло, ибо даже
совершенная рефлексия мышления в наукоучении Фихте не могла положить
конец эпохе рефлексии мировой истории человеческого духа. Она лишь
сознательно выразила в философской форме эту объективную рефлексию духа –
то состояние мира, в котором дух ещё не достиг абсолютного единства с собой.
Поэтому и самое радикальное искусственное мероприятие, предлагаемое Фихте
для начала нового воспитания – полное отделение по-новому воспитываемых
детей от воспитанных по-старому родителей и передача воспитанников в руки
учёных, получивших специальную философскую подготовку – было бы не в
состоянии помочь делу национального воспитания каждого немца в
полноценного человека. Самим необходимым процессом всеобщей истории
образования христианство у немцев было поставлено в связь лишь с рассудком
Древнего Рима, а не с разумом Древней Эллады. Поскольку новая пайдейя из
этой связи произойти ещё не могла, постольку свести конец с началом всеобщей
истории образования немцам было не суждено. Значит, не случайно немецкий
народ оказался невосприимчивым к учениям Фихте и Гегеля, а то, что говорили
Гитлер и Геббельс, большинству немцев пришлось по вкусу.
Даже из столь краткого анализа положения немецкого народа во
всеобщей истории образования ясно, что эта история не могла быть закончена
им. Поэтому в действительности «Речи» Фихте обращены не к немецкой, а к
иной потенциальной нации. К какой же именно? Надо думать, что их предстоит
14
воспринять, прежде всего, русской нации. Почему именно ей? Потому, что после
Фихте горизонт всеобщей истории образования человеческого духа очевидно
расширился с Запада на Восток. В круг этой истории вошли как абсолютный
Восток мира, включающий Китай и Индию (что было признано уже Гегелем),
так и относительный Восток Запада и, по совместительству, Запад Востока, т.е.
Россия, что демонстрирует пока лишь реальный ход мирового исторического
процесса, только начинающий осознаваться современной философией истории 7.
Как всякое реальное всеобщее, мировая история образования человеческого рода
в себе конкретна и поэтому отнюдь не сводится к истории Запада от древних
греков до немцев. Эмпирия истории (решающая роль России в разгроме
наполеоновской Франции, решающая роль СССР в разгроме нацистской
Германии, его активное участие в образовании ООН и КНР, роль учения
Л.Толстого в формировании мировоззрения М.Ганди и обретении суверенитета
Индией) без каких-либо натяжек подтверждает ключевое положение России в
истории образования конкретно-всеобщего единства всего человеческого мира.
Сам процесс мировой истории выразительно указывает на то, что первым
завершить её, прежде других народов став действительной нацией, предстоит
именно русскому народу, ибо его место рождения и распространения соединяет
оба континента, на почве которых исторически развивалось воспитание
человеческого рода, а духовные способности имеют характер универсальной
одарённости.
Какие же уроки следует извлечь русскому народу и другим народам
России из закономерной неудачи фихтевского проекта национального
образования и воспитания? Первый, спекулятивно-теоретический урок состоит
в том, что в образовании вообще и в философском образовании в особенности
требуется преодолеть точку зрения рефлексии, на которой ещё по
необходимости стоит Фихте. Это означает, что в основание системы
национального воспитания нельзя положить ни одно из классических
философских учений, включая гегелевское, не говоря уже о современных
философских концепциях, ибо все единицы этого множества не являются
философской наукой как таковой 8. Необходимо завершить начатое Гегелем
снятие исторической формы развития философии в логической форме
философии 9, всеобщее содержание которой только и может стать основанием и
См. об этом: Ломоносов А.Г. Возвращение к себе. Опыт трансцендентальной философии
истории. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007.
8
См. об этом: Муравьёв А.Н. О философии, философах и философской задаче нашего
времени // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2009. Том 10. Выпуск 4. –
С. 100-109.
9
См. об этом: Муравьёв А.Н. К вопросу об истории философии как о науке // Вестник
Ленинградского государственного университета им. А.С.Пушкина. №1. – СПб.: 2006.
15
7
результатом всего процесса воспитания действительной нации 10. Второй,
практически-педагогический урок состоит в том, что так, как предлагал Фихте,
воспитание действительной нации начать нельзя. Национальное воспитание,
вопреки его убеждению, не может быть совершенно новым воспитанием.
Предыстория нации должна остаться при ней, ибо действительный исторический
опыт народа, как признаёт сам Фихте, есть вовсе не чистый лист, а готовящийся
к новому рождению зародыш понятия. Делать решительный разрез в истории
народа, искусственно отделяя подрастающее поколение от взрослых, ни к чему.
Необходимо, напротив, на философской основе сознательно развивать эту
потенцию всеобщего до тех пор, пока из духовного опыта народа его понятие
само не явится как понятие. Для этого нужно, конечно, запастись терпением и
энергично трудиться на ниве образования, но только такой процесс
национального воспитания русского народа, а затем и национального
воспитания других народов России может быть по праву назван новой пайдейей
– своеобразной и неповторимой у каждого из её особенных народов 11. Поэтому
третий, практически-политический урок заключается в том, что
действительный процесс национального самоопределения русского народа ни в
коем случае не требует ни отделения этого народа от других народов России, ни
их русификации. Напротив, этот процесс выступает закономерным
продолжением предшествующей истории Руси-России, включая СССР, с
необходимостью ведущим все её особенные народы к всеобщему благу. Только
способом национального образования и воспитания может быть осуществлено
священное право особенных народов на действительное национальное
самоопределение без противного всеобщей человеческой природе их
обособления и отделения друг от друга. Лишь на этом пути, впервые указанном
Фихте, Россия когда-нибудь станет республикой действительных наций, которой
уже никогда не будет грозить распад на этнические государства и война с
другими народами мира.
ЛИТЕРАТУРА
1. Иваненко А.А. «Речи к немецкой нации» спустя 200 лет // Фихте
И.Г. Речи к немецкой нации.– СПб.: Наука, 2009.
См. об этом: Муравьёв А.Н. Философия и образование (Историко-философский анализ) //
Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И.Герцена. 2005.
№5 (10).
11
См. об этом: Муравьёв А.Н. Борьба за логос, настоящую философию и образование //
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2010. Том 11. Выпуск 3.
16
10
2. Йегер В. ПАЙДЕЙЯ: Воспитание античного грека. – Т.1. – М.:
Греко-латинский кабинет Ю.А.Шичалина, 2001.
3. Ломоносов А.Г. Возвращение к себе. Опыт трансцендентальной
философии истории. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007.
4. Муравьёв А.Н. Философия и образование (Историко-философский
анализ) // Известия Российского государственного педагогического
университета им. А.И.Герцена. 2005. №5 (10).
5. Муравьёв А.Н. К вопросу об истории философии как о науке //
Вестник Ленинградского государственного университета им.
А.С.Пушкина. №1. – СПб.: 2006.
6. Муравьёв А.Н. О философии, философах и философской задаче
нашего времени // Вестник Русской христианской гуманитарной
академии. 2009. Том 10. Выпуск 4. – С. 100-109.
7. Муравьёв А.Н. Борьба за логос, настоящую философию и
образование // Вестник Русской христианской гуманитарной
академии. 2010. Том 11. Выпуск 3.
8. Фихте И.Г. Замкнутое торговое государство // Фихте И.Г. Соч. в
двух тт. – Т.II. – СПб.: Мифрил, 1993.
9. Фихте И.Г. Речи к немецкой нации (1808) / И.Г.Фихте; пер. с нем.
А.К.Судакова. – М.: Канон+, РООИ «Реабилитация», 2008.
10.Фихте И.Г. Речи к немецкой нации / И.Г.Фихте; пер. с нем.
А.А.Иваненко. – СПб.: Наука, 2009.
11.Fichte J.G. Reden an die deutsche Nation // Fichte J.G. Werke in zwei
Bänden. – Bd. II. – Hrsg. von Peter Lothar Oesterreich. – Frankfurt am
Main: Deutscher Klassiker Verlag, 1997.
17
Download