В поисках русской Гипербореи
advertisement
Статьи Главная Свежий номер Редакция Авторы Архив Реклама История О компании Андрей СОТНИКОВ В поисках русской Гипербореи Каргопольский район, деревня Орлово Наш автор, любитель острых ощущений и искатель идеала русской жизни, продолжает на скутере объезжать Россию. На этот раз он взял курс на Север Неожиданная встреча на дороге к Каргополю. Внизу: торговля вяленой рыбой на карельской дороге Карелия – это русская заграница. Тут все иное – небо, камни, деревья, трава – все чужое, не наше. На этой мысли ловишь себя здесь постоянно. Погулял по берегу карельского озера – чистота вокруг нереальная, даже сорить не хочется. Дороги в Карелии по российским понятиям не просто хорошие – идеальные. И по этим дорогам никто не носится как угорелый, а ездят без спешки, даже за городом не более 90 километров. Получается, что качественная дорога сама собой замедляет скорость, отпадает всякое желание лихачить, играть, так сказать, в русскую рулетку. Дорожная техника в Карелии вся европейского производства – здесь даже асфальт развозят не на вездесущих «КамАЗах», а на самосвалах «Вольво». Я грешным делом подумал, что стань сейчас Карелия вновь заграницей, внешне здесь ничего не изменится, только речь. Другими словами, Карелия давно готова войти в Евросоюз, только кто же ей позволит? Карельская обнаженка После Медвежьегорска в лесу на трассе встретил брошенный новый БМВ с помятым боком. Одни колеса с этого автомобиля стоят, как весь мой «Ниссан». Назавтра узнал историю этого несчастного. Его хозяин попытался обойти на повороте «КамАЗ» с прицепом, не получилось. «А, – махнул он рукой, – я себе другой куплю». Сел в попутку и уехал. Зато теперь весь Медвежьегорск знает, кто самый богатый человек в городе. Может, фактически он не самый богатый, но богатую известность приобрел. Въехал в поселок Великая Губа, стоящий на берегу Онежского озера. Тут мне предстоит пересесть с автомобиля на скутер. На скутере я путешествую не первый год, но на «китайца» сел впервые. На китайских скутерах у нас серьезно никто не путешествовал, потому на нас сейчас возложена великая миссия: мы не просто будем накручивать километры на колеса и жечь бензин, мы должны сломить общественное мнение о некачественном «китайце» или, напротив, окончательно его утвердить. Но каков бы результат ни был, нужно помнить, что китаец китайцу рознь, скутер с одного и того же китайского завода может продаваться в России под десятью разными названиями и иметь различное качество. Когда на китайский завод приходит оптовый покупатель из России, его спрашивают примерно так: вам нужен скутер какого качества – отличного, хорошего или нормального? Потому что от этого будет сильно зависеть конечная стоимость товара и, конечно, его качество. Думаю, что у меня сейчас скутер среднего качества, который, правда, прошел хорошую предпродажную подготовку, что сегодня делает любая уважающая себя фирма. И значит, если мы проедем этот экстремальный маршрут без серьезных проблем, у нас в стране начнется великая скутерная китайская эпоха. Правда, ничто другое нас в ближайшие годы и не ожидает: до возрождения отечественного мотопрома еще далеко, новых «японцев» или «европейцев» мы покупать не можем, на старых уже наездились, нам остается одно будущее – Китай. Машину я бросил около дома «философа» Петра П. В доме у него висит икона, а рядом с ней, извините, обнаженная баба. Когда я намекнул ему на несуразность этого соседства, он ничего не понял – на то он и «философ», чтоб не понимать таких вещей. Может, потому, что Карелия – страна северная и мужчины здесь «холодные», их бедным женщинам, чтоб привлечь к себе внимание, приходится сильно обнажаться в повседневной жизни. Такого количества обнаженных ножек, грудок, пупков и спинок я еще нигде не встречал. А только пригреет солнышко, самые молоденькие бегут на берег скидывать с себя остатки одежды. И сидит такая красавица на бережку с распущенными волосами в позе Аленушки. Недалеко от Великой Губы в тайге скрыто заповедное Яндомозеро, на нем есть остров, на острове – старинная церковь и вымершее село, где в старинном доме один-единственный житель, тридцатилетний отшельник Алексей Н. На озере у него стоят многокилометровые сети, которые он проверяет через день, сдавая рыбу в Великую. Такого покоя, как у него, я давно нигде не находил. Человек живет в природе и одной природой, ничего лишнего у него нет, ни компьютера, ни даже радио. При всем том он в сотни раз счастливее любого из нас. Живет он в непрерывном мыслетворчестве и общается только с Богом, здесь этому никто не мешает. По соседству с Великой Губой уже несколько лет живет польский писатель Мариуш Вильк, пишущий книги на популярную во всем мире тему, о загадочном русском народе. У него свой подход к изучению этой темы: сначала он пять лет жил на Соловках, написал о них книгу и переехал в Заонежье. На берегу Онежского озера у него старинный огромный дом, до озера всего десять метров – не жизнь, а сказка. Одно плохо, до ближайшего магазина три километра, и зимой, чтобы достать воду, нужно рубить лед в озере. Но теперь у него заканчивается заонежский период, книга издана, и он думает перебираться в Сибирь. Когда-то я у него спросил, почему его книги не выходят в России, он ответил: мой издатель не заинтересован издавать книги на русском языке. Теперь две его книги вышли и на русском. Из Великой Губы держу путь на восток в Каргополь, затем поверну на север к Белому морю или Северному ледовитому океану. До Каргополя асфальта нет, нет его и после. Переехал один из шлюзов БеломороБалтийского канала и только попытался его снять на видео, как выскочил из будочки разъяренный охранник, от которого я тут же узнал, что «один вот такой тоже решил снять, так ему три года условно дали». И в самом деле, столько людей положили на строительстве этого канала, что на одного больше, на одного меньше, ни мы не заметим, ни они. Первый день пути, а во мне уже все восстает против езды на скутере: погода противная, льет дождь, ветер продувает насквозь, «китаец» хандрит, сопротивляется непривычным для него нагрузкам – перегорел весь свет, и теперь у него нет ни поворотов, ни освещения. Кто-то внутри меня шепчет: да плюнь ты на все это, вернись к машине, разбери скутер, положи его обратно в машину и езжай к жене, детям, зачем тебе эти испытания, живут же люди без них и горя не знают – но это говорит мое тело, а душа, напротив, жаждет новых приключений. Под Каргополем встретил дедушку из Подмосковья, путешествующего на односкоростном велосипеде. Говорит, его конечная цель – искупаться в Белом море. Цель одновременно и простая, и сложная. Простая уже потому, что для ее воплощения нужно было заиметь этот копеечный велосипед; а сложная потому, что на Белом море, в отличие от Черного, практически никто не отдыхает. Глядя на дедушку, я подумал: и зачем нам эти аэробики, фитнесы и солярии, когда достаточно несколько недель покрутить колеса на велосипеде по нашему Северу и приобретаешь тело как у Аполлона и африканский загар? А с какой великой радостью он рассказывал о своих странствиях! Часто ли мы встречаем людей, у которых счастье длится целый месяц? А для путешественников это нормальное явление. Уже дома я получу письмо от этого дедушки с отрывками из дневника последнего путешествия: «34-й день пути. На обратном пути заехал в Лавру к Сергию Радонежскому. Заезжал к нему за благословением и в начале пути. Благословение Преподобного чувствуешь физически, как легкий всепронизывающий тебя ток; Сергий на Руси везде духом пребывает; святые Божии находятся в таких измерениях, в такой силе сверхъестественной, что и мысли наши легко читают и события нашей жизни меняют к лучшему и от неминуемой смерти спасают – потому я и не боюсь путешествовать по автострадам и спокойно разбиваю палатку в диких лесах, что чувствую их покров». Кижи в Турчасово На север от Каргополя повсеместно строят новую дорогу, причем строят ее по старой технологии: асфальт укладывать не спешат, ждут, пока колеса проходящих машин сами гравий утрамбуют. Очень это удобно. Но дорогу все равно когда-нибудь достроят, хотя не факт, что ее и тогда не будут ремонтировать. А пока где-то лежит гравий, где-то голая земля, а где-то встречаются и островки асфальта. Ничего не поделаешь, наши дороги везде строят, это их обязательная составляющая; от Владивостока до Архангельска у нас постоянно дороги строятся, но и ремонтируются они тоже везде. Дома на русском Севере нерусские, привычных нашему глазу пятистенок здесь нет; если в Карелии встречались преимущественно «финские» квадратные терема, то в Архангельском крае терема прямоугольные, вытянутые, но в обоих случаях и жилой дом и все хозпостройки располагаются здесь под одной крышей, то есть у каждой семьи тут свой традиционный ковчег спасения, в который она прячется на всю долгую северную зиму. Нежданно-негаданно попал под страшный приморский дождь – сначала надо мной все грохотало, как в преисподней, потом небо заволокли черные тучи, из которых полилось так, будто океан опрокинулся на тебя сверху, но через полчаса все закончилось, как будто и не начиналось. От дождя я спрятался в одном из брошенных старинных домов. Жилая часть дома в два этажа, но не большая, даже сарай и стайка гораздо больше, это и немудрено, ведь там не только жила вся скотина, но и хранилось всю зиму сено и прочие припасы. В сарае нашел ручную каменную мельницу, два огромных жернова – попробовал их выкатить во двор, чтобы сфотографировать на свету, но не смог, очень тяжелые, а чьи-то женские руки их всю жизнь вращали… Их бы в музей сдать, да разве отсюда вывезешь? Дорога размокла после дождя и представляет теперь собой один сплошной ужас: не столько еду, сколько плыву, третья часть дороги – лужи. В Плесецке решил заехать и хотя бы издали взглянуть на космодром, но тот оказался в соседнем закрытом городе Мирном. У нас всегда так: если что-то мирное, то его обязательно охраняют вооруженные до зубов военные. По этой трассе почти в каждом селе стоит бескрестовая церковь или часовенка, причем действующих церквей нигде нет. Бывает, что кресты сиротливо стоят внутри церкви, но устанавливать их никто не спешит. Сказали, что от Каргополя до города Онеги, а это более 400 километров, вообще нет ни одной действующей церкви. Удивительно, но факт. Этот район по количеству недействующих храмов можно смело включить в Книгу рекордов Гиннесса: ни одна страна в мире нашего рекорда не побьет. Местным жителям эти храмы не нужны, их столько лет от церквей отлучали. Церкви же здесь встречаются удивительной красоты. На другом берегу Онеги в селе Турчасово видел красивейший многокупольный деревянный собор, аналог знаменитым Кижам. Но о Кижах знает весь мир, а этот могут увидеть только редкие экстремальные путешественники, не считая местных жителей, которым эта лепота даром не нужна. Скутер в очередной раз отказался заводиться. Правда, нагрузки у него здесь отнюдь не скутерные, по таким дорогам впору на вездеходе ездить. Несколько часов с ним провозюкался, уже хотел плюнуть, спрятать его в кустах и вернуться за ним на машине, как он испугался и сразу завелся. А что, и у него есть какая-то своя скутерная душа. Если душа есть даже у камня, то почему ей не быть и у скутера? Отшельник Филимон Еду я по правому берегу Онеги. На противоположном берегу дороги нет, мостов и паромов на тот берег тоже нет, но деревеньки встречаются и там. Дорога идет только по правому берегу, и те, кто живет по другую сторону, на лодке переправляются сюда, пересаживаются в свои машины, ожидающие их на берегу, и едут в большой мир. Машины стоят без охраны, даже без сигнализаций. Тут настолько тяжело жить, что уголовщина до этих мест не доходит. И переправа через реку Онегу имеет чуть ли не сакральный смысл – это разделение двух миров, переправа из прошлого в настоящее, из покоя в хаос, из рая в то место, где мы все теперь находимся. Местные девушки поразили меня своей смелостью: несмотря на глушь, из деревни в деревню они ездят в одиночку на велосипеде, а расстояния здесь нешуточные. И в самом деле, кого тут бояться? Здесь от цивилизации стоят защитные «фильтры», имя которым глушь и нищета. Подъехал к здешним подросткам, дорогу спросить, а они смутились, глаза потупили, с незнакомцем говорить не привыкли, смущаются. В очередном селе зашел в заброшенный каменный храм. Стены у того толщиной в пять кирпичей, такой еще семьдесят лет простоит и без крыши, и без окон, и ему ничего не станет. Как будто наши предки предчувствовали, какая участь ожидает их божьи творения. Зашел в эту церковь, а в ней коровы да бычки стоят и богу «молятся». Как много в России забытых и заброшенных храмов! В некоторых церквях сохранились даже росписи на стенах, и все это со временем неизбежно уйдет в землю. Но безвыходных ситуаций не бывает: я для себя решил, на будущий и последующие годы, если будут деньги на бензин, свои экспедиции посвящу в том числе и сбору информации о забытых, заброшенных и порушенных церквях, монастырях и часовнях сельской России, информацию о которых объединю на сайте «Забытые храмы сельской Руси», а впоследствии создам о них фильм. Ведь информация – это великая сила, а наша информационная политика такова, что о состоянии сельских заброшенных храмов никто не знает и потому не может им помочь. С бензином тут тоже проблемы. Говорят, до ближайшей заправки еще 150 километров. Тут не с одним бензином, тут куда ни глянь – везде одни проблемы, и все равно люди живут без бензина, без водопровода, без центрального отопления и даже без благоустроенного туалета. Притом они смотрят тот же телевизор, что и мы, а в нем машины ездят по асфальту, женщины ходят на каблучках, Киркоров со сцены поет о красивой жизни… Как далеко отсюда находится наша жизнь, как на другой планете! Здесь тебе ни глобализации, ни европеизации, ни эмансипации – никаких этих наших новшеств они не знают. У дороги без всякой охраны висят почтовые ящики, а до самой деревни около километра. Видно, почтовая машина в деревню не заезжает: корреспонденцию по ящикам разбросают и дальше едут. Удобно, не нужно в каждую деревню сворачивать, а зимой это и невозможно. Сегодня впервые в жизни ставлю палатку, не прячась от людей. В такой глуши должны жить только святые люди или, как минимум, полусвятые. Чего не скажешь, правда, о здешней мошкаре – сущие бесы, даже чай не дадут попить, одну из кружки вынешь – две упадут, две вынешь – четыре упадут. Пока ставил палатку, чуть заживо меня не съели. Пока ты едешь на скутере, ты ими как бы «невидим», ты для них как в другом измерении, но только стоит остановиться – и все, тебя тут же начинают заживо пожирать. Я сначала удивлялся, почему здесь в деревнях такие улицы безлюдные, потом понял: выйти не дают. Потому здесь и дома такие большие – летом в них от мошкары прячутся, а зимой от лютых морозов. Запасы бензина пополнил в деревне Клещеево, в гараже, заменяющем заправку. Хозяин гаража сказал, что тут рядом живет отшельником популярный советский актер Филимон Сергеев, знаменитый по фильму «Рысь выходит на тропу». Фильма этого я не видел, но заехать познакомиться нужно: может, чаем напоит, да и аккумуляторы не мешает подзарядить. Живет тот актер в огромном старинном доме. Сначала долго до него не мог достучаться, а когда он наконец дверь открыл, полдня с ним пробеседовали. Он рано начал сниматься, потом, когда с приходом капиталистических времен он выпал из обоймы, то недолго думая купил в глубинке дом, оставил московскую квартиру и «ушел в народ». Теперь постоянно живет здесь, пишет стихи, промышляет охотой. Узнав, что я путешествую один и без оружия, вынес и показал травматический пистолет «Оса», который можно купить без лицензии, он хулиганов остановит, и медведя при случае спугнуть можно. Из Архангельской области до последнего дня я надеялся въехать в Мурманскую, но почему-то нигде нет дорог, соединяющих эти соседние области. Железная дорога есть, но по шпалам не поедешь. Будь хоть тропинка, я поехал бы и по тропинке, но и ее нигде нет. У кого ни спрошу, все говорят, что дорога должна быть, она всем нужна, но ее почему-то не строят. Я тоже надеялся до последнего, но, похоже, придется опять возвращаться и давать круг через Каргополь. Думаю, неслучайно есть мнение, что Атлантида, или Гиперборея, до Великого потопа находилась где-то на нашем Крайнем Севере. Сохранились даже старинные карты, где она показана в районе Кольского полуострова и Белого моря. Говорят, не все гиперборейцы ушли из этих мест после Потопа, многие остались жить в суровых условиях на земле предков. И по одной из версий, современные россияне, то есть мы с вами, – прямые потомки гиперборейцев. Легенда, конечно. Но я на личном опыте знаю, что чем дальше ты на наш Север едешь, тем более светлых людей встречаешь, тем более гиперборейцы там встречаются. Ведь сам Нострадамус в своих центуриях называет россиян не иначе как «народом гиперборейским». А не так давно я разговаривал на эту тему с человеком, входящим в круг «избранных», от которого узнал, что и сегодня на далеком русском севере живет народ, о котором никто не знает. А они живут, рыбу и зверя ловят и даже не подозревают о нашем существовании. Хочу в Холмогоры! Почти каждый русский человек летом стремится съездить отдохнуть на Черное море, я же еду к Белому. За селом Покровским наконец выехал к берегу Белого моря, а моря-то здесь и нет – одна песчаная отмель, и в километре виднеется скалистый необитаемый островок, за которым открывается море. Почему бы мне не стать Робинзоном этого острова, подумал я и поехал к нему по песку, благо он был сух и тверд. На острове я устроил заслуженный отдых – с купанием, помывкой и перекусом, – вода хоть и прохладная, но купаться можно. Островные чайки никак не хотели признать во мне своего Робинзона, кружили вокруг и все время хотели клюнуть. Пока от них отмахивался, прозевал отлив и мой недавний песчаный след скрыла морская вода. Пришлось буксовать, вязнуть в размокшем песке, но пробиваться к спасительному берегу, еще б чутьчуть – и пришлось бы действительно ночевать на острове, до следующего отлива. Последние сто километров дороги до Архангельска представляют собой сплошную гребенку при полном отсутствии жилья. Руль у моего скутера превратился в отбойный молоток, а руки за целый день такой тряски в одну сплошную боль – но ехать все равно нужно. От тряски на скутере открутились болты, в результате чуть не потерял багажник со всем содержимым. В советское время работавшие с отбойным молотком имели право на бесплатный курорт (что-то там с кровью происходит), а кто меня на курорт пошлет? Моя дочь пошла в первый класс, и ее там спрашивают, кто у нее родители. Она спрашивает у меня, а я и сам не знаю, кто я: журналист, писатель или путешественник. Какой же я журналист, если не умею писать так, как нужно редакции, а только так, как пишется? Может, я писатель? Но у меня не вышло ни одной книги. К тому же все настоящие писатели давно умерли с голоду, а я еще жив. Остается только, что я путешественник, но такой профессии у нас не существует. Подъезд к Архангельску был ознаменован огромной свастикой, намалеванной на дороге во всю ширину асфальта. Слышал, что в Германии, родине фашизма, за такие художества сегодня очень серьезно наказывают, а у нас, победителей фашизма, на эти рисунки давно перестали обращать внимание. В одном из архангельских сел заметил странное деревянное сооружение – то ли часовня, то ли остановка. Подъехал поближе, оказалось, колодец. Подошла женщина с ведрами, от нее узнал историю этого необычного колодца. Жил-был в советское время художник, а так как художник и советы понятия несовместимые, то его объявили тунеядцем и сослали в архангельскую глушь. Но художник и здесь стал творить вокруг себя красоту, несмотря на свое «тунеядство». Во дворе детского сада он вырезал и поставил фигуры сказочных героев (они и сейчас частично сохранились), а из стандартного поселкового колодца создал самое настоящее произведение искусства. Ему бы церковь тут поставить, да кто ж ему, «тунеядцу», это бы позволил. Я всю жизнь мечтал побывать в городе, в который стремился маленький мальчик из фильма «Сережа», на всю жизнь запомнился мне его вопль: «Хочу в Холмогоры!» И вот я в Холмогорах. Неудивительно, что тот мальчик сюда хотел: старинный город, весь в реставрируемых храмах, и при этом нет туристов (кто ж в такую даль поедет?). И самое главное, через весь город тянется многокилометровый широченный песчаный пляж Северной Двины, который весь усыпан детворой – сотни купающихся, смеющихся, орущих, визжащих детей – сотни радостей длиною в целую детскую жизнь. Свет у моего скутера давно перегорел, и в города я стараюсь не заезжать, чтоб не иметь лишних проблем. А тут заметил, что даже те гайцы, что стоят на трассе, стараются меня не замечать: когда подъезжаю, они всегда отворачиваются. Сначала думал, что это случайность, но когда эта «случайность» повторилась очередной раз, мне стало весело. И в самом деле, что возьмешь с бедного скутериста, у которого нет даже водительских прав? Для них мы самый низкодоходный контингент, потому и превратились в невидимок. Сами о том не мечтая, мы попали в особую касту «неприкасаемых для ГАИ», то есть грязь наших дорог к нам не липнет. На центральной площади Няндомы увидел одно из чудес света: в привокзальном озере запросто, сами по себе, растут кувшинки, а в городской речушке – лилии. Где вы сегодня еще в городе увидите лилии, для которых нужна проточная чистейшая вода естественной очистки? Может себе такое позволить Москва, Париж или Нью-Йорк? Нет. А какая-то заштатная Няндома может. Она еще много чего себе может позволить, что забыли жители мегаполисов. Да здесь, если хотите, до сих пор нет ни одного супермаркета и Макдоналдса, и люди от этого не страдают и не рвут на себе волос. Опять въехал в Каргополь, где все порабощено туризмом. В городе огромное количество старинных храмов, но что толку, паломников здесь все равно нет, одни туристы. Но в туризме есть и положительные стороны: до Каргополя от архангельской трассы идет отличная дорога. Надо бы ее тянуть и дальше в Карелию, к Онежскому озеру, но туристы туда не едут и дорогу туда оставили народной. Из Каргополя в Карелию идут две дороги: одна грунтовка на Пудож, где проехать при желании можно. Но мне эта дорога неинтересна, по ней я ехал сюда, а что ожидать от уже известной дороги? Одна трата времени, сил и бензина. Есть еще малоизвестная дорога на Вытегру. У кого из местных ни спрошу о ней, все только плюются и даже говорить о ней не хотят. Там есть тридцатикилометровый участок полного беспредела, где не то что не проехать, случись что, помочь некому, потому что жилья там нет. Говорят, если дождь пройдет, дорога останавливается на несколько дней, а сейчас как раз идет дождь. Пока в последнем поселке расспрашивал о дороге, ко мне подошел мальчуган лет семи, привлеченный скутером. Вспомнив истину, что устами ребенка глаголет истина, я спросил у него, проеду по их дороге или нет? Он сначала, конечно, помялся, попытался увильнуть, а потом так уверенно возьми и скажи: проедешь. Ну что ж, значит, действительно проеду. Ой, тегры да Вытегры... До Вытегры 230 километров. Скутер очередной раз захандрил, за ночь почему-то вытек весь бензин из бака, неполадки с карбюратором. Прямо первый раз со мной такое, благо есть запасная канистра, а то бы беда. Скут утром разобрал, продул карбюратор. Больная деталь у «китайца» карбюратор, на японце за пять лет путешествий даже не знал о его существовании. Только въехал в Вологодскую область (тут есть ее небольшой участок), как сразу началась знаменитая беспредельная дорога. Местность очень влажная, дорога идет вдоль озера, из которого вытекают ручьи и реки и пересекают дорогу, а мостов нигде нет. Но это не значит, что дорога не действует, очень даже машины по ней ходят, ездят и плавают. Когда-то в этом болоте лежали бетонные плиты, частично их растащили, потом пустоты между плитами заложили бревнами, они теперь полусгнили. Сегодня эта дорога состоит из огромных ям, встречаемых через каждые 20 метров, заполненных водой. В самом начале в одной из таких ям я встретил первый транспорт на дороге – «КамАЗ» и «УАЗ»-буханку, оба безнадежно увязли в земляной каше. Объехал их под завистливые взгляды водителей. В такие моменты понимаешь всю ценность своей супертехники. Этот участок дороги стал главным испытанием для скутера. На низком «японце» я б тут точно не прошел, а этот, как ни удивительно, все время движется вперед, еду и постоянно ему удивляюсь. Правда, у него колеса чуть ли не в два раза больше, но и эти колеса иногда полностью скрывает вода, а самое страшное, что вода покрывает и забор воздуха у скутера, то есть вода может попасть в двигатель, от чего он легко может стукнуть, но у меня выхода все равно нет; порой, кажется, скутер уже плыть должен, а он все равно выезжает из очередной реки как настоящий внедорожник; раз скутер мне дан для испытаний, то почему его здесь не испытывать? На дороге стоит джип, едущий из Вытегру. Стоят и думают: ехать им дальше или лучше вернуться? И как спасительный воздух ловят любую информацию о дороге впереди. Ну что вам сказать, дорогие мои, там «КамАЗ» в луже плавает. На обочине валяется масса шин. Такого количества шин я еще нигде не встречал. По их числу можно догадаться, сколько здесь мучений приняли люди и их техника за эти пятьдесят лет. А чиновник, от которого зависит ремонт дороги, сидит сейчас в своем уютном кабинете, в чистом костюмчике или едет по асфальтированной городской дороге… И еще хвалят вологодского губернатора – уверен, что он здесь ни разу не появлялся, потому что если бы появился, живым бы не ушел. Самое удивительное, что каждый божий день здесь идут машины. Все знают, что это за дорога, и все равно по ней едут, – а что им еще остается? Я здесь прошел всего один раз, а кто-то всю жизнь проходит через эти испытания, посылая на головы государственных чиновников весь мат и проклятия. А еще удивляются, что в русском языке так много мата: какая жизнь, такой и язык. За 18 километров до Вытегры в селе Палтога встретил истинно русское чудо света: старинную падающую деревянную церковь 1733 года. Рядом с ней стоит каменная церковь, эта уже XIX века постройки. Все кто ни едут по дороге, как один останавливаются, выходят, фотографируют – зрелище действительно потрясающее. Столько лет стоял этот храм, служил Господу и людям, столько пережил, столько видел и только в наше безбожное время завалился. Со всего света едут в Италию посмотреть на падающую Пизанскую башню. А о русском чуде, которое через пару лет окончательно рухнет и превратится в труху, никто даже не знает. В Вытегре зашел в музей подводной лодки – во всем мире не более десяти подобных музеев. Зашел, чтобы понять, что подводника из меня не получится при всем желании, ростом не вышел, все углы я здесь своей головой просчитал. При подъезде к Великой Губе случилась еще одна встреча. Здешнее село давно вымерло, даже следов от села не осталось, у дороги стоит только отреставрированная часовенка – такое только в Карелии возможно – двери у часовни не заперты, и каждый может в нее зайти, помолиться, к иконам приложиться, свечку поставить, и никто тебе не помешает. Дальше все просто: разобрал скутер, положил его в машину и поехал обратно на четырех колесах в далекий Томск. Назад еду по новой для меня трассе через Оренбург. В Оренбургской области бортовой компьютер показывает 38 градусов. Как здесь живут люди? Мы в Сибири страдаем от холода и завидуем южанам, они страдают от жары и завидуют нам. Кондиционер у меня не работает, потому я использую народный кондиционер, разделся до трусов, в тапки налил воды и постоянно смачиваю майку. Жара стоит такая, что пластмассовая японская ручка, лежавшая на панели у лобового стекла, согнулась в дугу, но при этом все равно пишет. Бензином я стараюсь заправляться только на самых дешевых заправках. В Башкирии еду до последнего, все никак не могу найти дешевый бензин – цена везде одинаковая и стабильно завышенная. Наконец, пришлось заправляться и таким. Спрашиваю у заправщицы: у вас что, одна цена на всю республику? Говорит: «Да, здесь рынка быть не может, это закон». Если рынка на бензин быть не может, то почему он у вас такой дорогой? Под Тольятти вчера цена была на четверть ниже, и это без всяких законов. В Новосибирской области на одной из заправок стоит памятник славному советскому прошлому – старый вертолет. От него, конечно, все кому не лень откручивают понемногу, а чтобы не растащили совсем, кто-то повесил табличку: «Люди добрые. Не делайте худо вертолету, чтоб не было худо вам». Такие охранные таблички – прекрасная характеристика людей, здесь проживающих. Помнится, в Туве на них писали: кто сделает плохо, будет наказан Богом. В России Бог давно отменен, у нас боятся только закона, и то все меньше. 26 августа, после двух месяцев пути и 15 тысяч километров пройденных дорог, под звуки воображаемых фанфар въехал в Томск. Земной шар в окружности имеет 39 тысяч километров, так что почти половину земли я незаметно для себя уже проехал. Великая Губа – Каргополь – Архангельск – Холмогоры – Томск