Воздушная мощь и сухопутные вооруженные силы Аллео

Аллео | Allehaut
Воздушная мощь и сухопутные вооруженные силы
----------------------------------------------------------------------Проект "Военная литература": militera.lib.ru
Издание: Аллео. Воздушная мощь и сухопутные вооруженные силы. — М.: Воениздат НКО СССР, 1936.
Оригинал: Allehaut. Etre prêts. Puissance aérienne forces de terre. — Editions Berger-Levrault, 1935.
Scan: Константин Александров (constantin_g_al@mail.ru)
OCR, правка: Андрей Мятишкин (amyatishkin@mail.ru)
[1] Так обозначены страницы. Номер страницы предшествует странице.
{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
Аллео. Воздушная мощь и сухопутные вооруженные силы. — М.: Воениздат НКО СССР, 1936. — 252
с. / Перевел с французского, сократил и снабдил предисловием и примечаниями-комментариями комбриг
Е. И. Татарченко. // Тираж 15000 экз. Цена 3 р. 90 к. /// Géneral Allehaut. Etre prêts. Puissance aérienne
forces de terre. — Editions Berger-Levrault, 1935.
Аннотация издательства: В настоящей книге известный французский военный писатель, генерал
Аллео, подвергает тщательному анализу семь постулатов доктрины Дуэ и ту роль, какую, по его мнению,
фактически сыграют в будущей войне новейшие боевые средства, — в частности авиация и
механизированные соединения. На основе этого анализа, а также условий, при которых может быть
наилучшим образом осуществлено взаимодействие наземных и воздушных средств, автор выводит
заключение о наиболее целесообразной организации их. Попутно ген. Аллео критикует некоторые из
взглядов, высказываемых по тем же вопросам во Франции, и указывает средства, благодаря которым
французская военная мощь может быть доведена до возможного совершенства.
Воздушная мощь и сухопутные вооруженные силы
Предисловие к русскому переводу
Предисловие автора{1}
Раздел первый. Воздушная мощь
Часть первая
Глава I. «Решение» войны и воздушные действия. Доктрина итальянского генерала Дуэ
Глава II. Первый постулат. «Война тотальна. Сражение не является единственным способом
действий, могущим обеспечить решение войны»
Глава III. Второй постулат. «Воздух является по преимуществу сферой для наступления»
Глава IV. Третий постулат. «Наступательные действия воздушных сил против неприятельской
территории могут одни, сами по себе, обеспечить решение»
Глава V. Четвертый постулат. «В сухопутных операциях, мощь современных боевых средств
благоприятствует более обороне, чем наступлению, причем до такой степени, что неизбежно
устанавливается равновесие борющихся сил; это не дает возможности добиться какого-либо
решения, за исключением того случая, когда на стороне наступления громадное численное и
материальное превосходство»
Глава VI. Пятый постулат. «Систематически проводимая на земле оборона, даже при наличии
ограниченных средств, обеспечивает нанесение поражения гораздо более мощным
наступательным средствам» {51}
Глава VII. Шестой постулат. «Вспомогательная авиация сухопутных и морских вооруженных
сил может и должна быть упразднена в пользу воздушной армии»
Глава VIII. Седьмой постулат. «Истребительная авиация, как чисто оборонительная, может
быть без каких-либо неудобств упразднена в пользу наступательной авиации»
Глава IX. Сущность заключений, к которым приводит критическое рассмотрение доктрины
генерала Дуэ
Часть вторая
Глава I. Положительные решения проблемы воздушных сил
Глава II. Как мощная сухопутная армия, так и мощная воздушная армия необходимы.
Следствия этой двойной и противоречивой необходимости
Глава III. Воздушная армия должна получить надлежащий состав, отвечающий ее природе и
тому, что от нее ожидается
Глава IV. Авиация в сочетании с сухопутными силами
Вспомогательная авиация
Содействие собственно воздушной армии операциям сухопутной армии
Глава V. Соотношение между различными специальностями авиации и в особенности
соотношение между самостоятельной воздушной армией и вспомогательной авиацией
Глава VI. Возникающие с появлением воздушной армии проблемы командования и
согласования действии вооруженных сил
Раздел второй. Сухопутные вооруженные силы
Часть первая. Военная система
Глава I. Проблема государственной обороны
Глава II. Военная система и международное положение
Глава III. Разоблачение некоторых софизмов
1. Софизм об оборонительной армии
2. Ненарушимость фронтов. Пулеметы и укрепленные фронты
Глава IV. О некоторых других софизмах
1. По поводу профессиональных кадров
2. Заменяет ли техника численность, массу, качество?{117}
Глава V. Еще несколько замечаний
1. Современная техника требует специалистов
2. Механизация необходима, но ограниченная
3. Война с заранее намеченным сроком, ее начало и запасы материальной чисти
Глава VI. Решения
1. Итоги выводов из предыдущих глав
2. Профессиональная армия
3. Обязательная военная служба с повышенным сроком и широкое дополнение ее
добровольчеством
Часть вторая. О некоторых вопросах доктрины применения
Глава I. Несколько вредных последствий догматизма
1. Забвение смысла и значения маневра
2. Угашение наступательного духа
3. Безумие широких фронтов
Глава II. Два слова о прикрытии
Глава III. Несколько соображений из области стратегии
1. Стратегические (оперативные) объекты
2. Наступление. Оборона
3. Влияние механизации на принятие решения
4. О стратегическом (оперативном) обеспечении в связи с прогрессом вооружения и с развитием
воздушной мощи и механизации
5. Непрерывность и прерывчатость стратегического (оперативного) фронта
6. О коммуникационных линиях
7. О пользе укрепленных районов и об иллюзиях на их счет
Глава IV. Краткие замечания по вопросам тактики
1. О тактическом обеспечении
2. Замечания о наступательном сражении
3. О знаменитом изречении: «артиллерия завоевывает, пехота занимает»
4. Об оборонительном маневре
Часть третья. Природа и структура крупных войсковых соединений
Глава I. Чем будет определяться природа и структура сухопутных вооруженных сил
1. Совершенный боец передовой линии{153}
2. Органическая децентрализация как следствие механизации
3. Во что превратятся под натиском механизации классические роды войск: пехота, кавалерия,
артиллерия
Глава II. Контуры структуры дивизий разного типа
1. Крупные механизированные соединения
2. Немеханизированные соединения
Общее заключение
Примечания-комментарии
Подстрочные примечания
Предисловие к русскому переводу
Ген. Аллео хорошо известен во французской военной литературе. Перечень его трудов читатель найдет в
примечании четвертом. Особенное внимание у нас и за рубежом привлек его труд «Моторизация и армии
завтрашнего дня».
Настоящий труд ген. Аллео характерен как реакция некоторых влиятельных французских военных
кругов на резкое изменение военно-политического положения Франции, наступившее после прихода к
власти германского фашизма. Надо иметь в виду, что книга написана в 1934 — 1935 гг., появилась в свет
в 1935 г. до открытого аннулирования Германией всех ограничений своих вооруженных сил
Версальским и Локарнским договорами.
В обстановке затруднений внутриполитического и международного характера происходит реорганизация
французских вооруженных сил. Ген. Аллео стремится теоретически обосновать необходимость полной
реорганизации всей военной системы Франции в том именно направлении, которое, как ему кажется,
более всего соответствует интересам Франции. Он затрагивает многие существеннейшие и злободневные
вопросы военного строительства и применения сухопутных вооруженных сил и воздушной армии.
Много раз на протяжении своего труда он с нескрываемым негодованием отзывается о слабости,
безрукости, недальновидности прежних демократических правительств Франции, поставивших ее, по его
мнению, в такое опасное положение, в котором она еще никогда до этого не находилась. В своей критике
он обнаруживает тенденции, более свойственные фашистской критике парламентаризма. Особенно
достается Бриану, «бриандизму», пацифистской «мистике», «демагогии», под которой ген. Аллео,
видимо, разумеет деятельность всех левых партий.
Многое при переводе мы опустили, так как не в этой критике, конечно, интерес книги. Книга
представляет интересное явление на теоретическом фронте французской военной науки благодаря своим
положительным, довольно [6] детально разработанным предложениям по организации и применению
вооруженных сил страны. Все наши замечания по частным вопросам мы сделали в примечанияхкомментариях. Здесь же остановимся на важнейших положениях, требующих к себе особенно
внимательного, вдумчивого отношения со стороны советского читателя.
Первая часть труда ген. Аллео посвящена воздушным вооруженным силам.
Ген. Аллео подвергает критике доктрину Дуэ, а затем дает свое решение воздушной проблемы. Так как
критиковать Дуэ — значит касаться принципиальных основ военного дела, то эта критика попутно
выявляет отношение к ним ген. Аллео, который высказывает, конечно, далеко не только свои мнения.
Повидимому, ген. Аллео ознакомился с теорией Дуэ не в подлиннике, а лишь во французском хорошем,
но неполном ее изложении в статье ген. Тюлан. Этого, понятно, оказалось недостаточно, и ген. Аллео во
многом полемизирует не с «настоящим», а с воображаемым Дуэ. Эволюция взглядов Дуэ также не
учтена. Ген. Аллео сводит всю доктрину итальянского генерала к семи, как он называет, «постулатам»,
вернее тезисам, и затем часть из них он признает безоговорочно, а большую часть опровергает.
В нашу задачу вовсе не входит защита доктрины Дуэ. Его учение содержит ряд принципиальных
ошибок. Но, бесспорно, следует бороться с теми положениями, которые он действительно выдвигает, а
не с теми, которые ему приписываются по недоразумению.
Ген. Аллео полностью согласен с тем, что воздух — сфера, пригодная преимущественно для
наступления. Он признает, что война тотальна (всеобъемлюща). Он согласен, что сражение — ныне не
единственный способ действия, обеспечивающий решение тотальной войны. Однако, он решительно не
согласен с тем, что воздушная армия одна и в кратчайший срок способна добиться победы. А между тем
никогда Дуэ и не утверждал, что одни лишь воздушные силы решат войну! Наоборот, его точка зрения
такова: «Воздушное оружие будет решающим, но отнюдь не единственным фактором победы» (1929 г.
— полемика с инж. Атталь и ген. Бастико).
Основой доктрины Дуэ ген. Аллео объявляет такой постулат-тезис:
«В сухопутных операциях мощь современной техники гораздо больше
благоприятствует обороне, чем наступлению, [7] причем настолько, что на земле
неизбежно установится равновесие враждебных сил, что не даст возможности
добиться какого-либо решения. Исключением является тот случай, когда атакующий
располагает огромным материальным и численным преимуществом».
Ген. Аллео заявляет, что если поколебать эту основу доктрины Дуэ, то она рушится вся, со всеми своими
надстройками. В результате длительных рассуждений ген. Аллео считает, что ему удалось разбить этот
тезис и его следствие, которое он формулирует так:
«Систематически оборонительное положение на земле обеспечивает нанесение поражения (faire échec)
сравнительно ограниченными средствами средствам наступательным, в действительности значительно
более мощным».
Но верно ли все это? Ведь не этот тезис — основа доктрины Дуэ, — это во-первых. Ее основа — тот
неоспоримый факт, что воздушные силы могут непосредственно воздействовать на все источники
военного могущества противника. Действительно, Дуэ делает крупнейшие ошибки при построении
теории на этом бесспорном положении. Но его буржуазные оппоненты не могли и не могут справиться с
ним, так как сами стоят на ложных теоретических позициях. Во-вторых, в вышеприведенной
формулировке тактический и оперативный моменты не различаются. Далее, знаменитый вопрос о
взаимоотношении обороны и наступления сводится к вопросу о наступательных или оборонительных
свойствах оружия.
На этом вопросе необходимо остановиться, так как ген. Аллео, дискутируя с «софизмом» о нерушимости
позиционного фронта, создает впечатление, что сам-то он стоит на позициях довоенного времени:
«наступление, наступление, ничего кроме наступления». Он высказывает свое убеждение, что
моторизация и механизация обязательно возвратят войне на суше маневренный характер. Известно, что
буржуазные политики и стратеги ничего так не боятся, как возникновения позиционной войны. Ген.
Людендорф в своей последней книге «Тотальная война» («Der totale Krieg», 1936 г.) тоже требует
создания таких условий, чтобы войну закончить скоро во избежание «разложения единства народа и
возникновения экономических затруднений». А для этого следует избежать позиционной войны, вести
войну [8] на сокрушение противника, на уничтожение его живых сил, В этой мысли об уничтожении
врага (Vernichtungsgedanke) Шлиффен{*1}, а вслед за ним Людендорф видят главную заслугу
Клаузевица и его труда «О войне», который (труд) в остальном Людендорф объявляет устаревшим,
особенно по вопросу о соотношении политики и войны («Тотальная война», стр. 10).
Однако и Людендорф полностью признает значение позиций, укрепленных районов, даже укрепленных
военных гаваней и т. п.
Известно, что не кто иной, как «сам» Фуллер далеко не был убежден в том, что механизация обязательно
возвратит войне маневренный характер. Наоборот, у него есть даже мысль, что именно механизация
снова вызовет стабилизацию фронтов{*2}. Отсюда, по меньшей мере, видно, что эта центральная
проблема войны на суше решается не так просто, как это кажется ген. Аллео. Ее решают к тому же не
только одни чисто технические факторы, но и другие, в том числе политические, о которых ген. Аллео
умалчивает, Напоминаем, что Клаузевиц усматривал тактическое преимущество обороны в удержании и
лучшем использовании условий местности (книга II, ч. 6). При всей старомодности его терминологии он
более основательно разобрал сущность и соотношение обороны и наступления. Он формулирует три
«принципа победы»: внезапность; преимущества, доставляемые местностью; атака с нескольких сторон».
Ген. Арманго, на которого ссылается ген. Аллео, по существу ограничивается при решении вопроса о
соотношении наступления и обороны только анализом значения местности. Иначе говоря, оба генерала
очень далеки от обстоятельности Клаузевица, ограничиваясь исследованием лишь одного элемента,
влияющего на соотношение обороны и наступления, а именно — местности. А между тем, в стратегии
Клаузевиц добавляет к трем тактическим принципам еще новых три принципа: содействие театра войны,
соответственно подготовленного устройством крепостей и другими мероприятиями; участие народа;
использование больших моральных сил. Наконец, Клаузевиц не забывает и о чисто политических
факторах (хотя уже «участие народа» и «моральные силы» суть политические факторы). От всех этих
моментов и факторов оба французские генерала [9] отвлеклись, отчего их рассуждениям нехватает
полноты, основательности и убедительности.
Любопытно, что до войны 1914—1918 гг. проповедывалась теория о том, что всякое
усовершенствование огнестрельного оружия ведет к необыкновенно быстрому росту превосходства
наступления над обороной. Вот один из многих примеров: Фош в «Принципах войны», даже во 2-м
издании, т. е. после русско-японской войны, писал: «Усовершенствование огнестрельного оружия ведет к
возрастанию силы наступательного образа действия...». Потом приводился квазиматематический расчет,
неопровержимо, якобы доказывающий, что «материальное превосходство огня с усовершенствованием
оружия быстро возрастает в пользу атаки». «Во сколько же раз — восклицал Фош, — быстрее растет
власть, превосходство атакующего над обороняющимся» («О принципах войны», изд. Петроградского
отделения Главного управления военно-учебных заведений, 1919 г.). Действительность войны 1914 —
1918 гг., грандиозные потери наступающей пехоты обеих сторон, позиционная война ясно показали,
насколько плохо даже такие выдающиеся люди, как Фош, предвидели самое ближайшее будущее.
Сейчас иногда наблюдается подобная же переоценка наступательных возможностей ряда новых боевых
средств, особенно же механизированных соединений, основанная на молчаливом допущении, что
оборона осталась на том же уровне, как в 1918 г., хотя самые мощные средства наступления на суше не
менее мощны и в обороне. Именно поэтому современное наступление, попрежнему одно лишь
решающее задачи войны, и должно достигать (и на земле, и с воздуха) необычайного сосредоточения
сил, которое требуется для преодоления обороны. Отвергая, совершенно справедливо, чисто пассивную
оборону как «глупость» (Энгельс), иногда забывают, что без обороны, которая сама должна быть
проникнута наступлением, нет и не может быть наступления, требующего громадного, вообще
относительного, но в выбранном операционном направлении абсолютного превосходства сил. Следует
ли всегда и всюду только наступать? Если так решать вопрос, то более простой тактики и стратегии
тогда нельзя было бы себе и вообразить: «вперед! и верь в победу!» Известно, что до мировой войны в
некоторых армиях, в частности во французской, проблема наступления именно так упрощенчески и
рассматривалась. Наступление рассматривалось как панацея победы, о чем ясно говорит приведенная
нами выше цитата из сочинения Фоша. [10]
Нам кажется, что у ген. Аллео в борьбе с действительно нелепыми теориями о пассивной обороне
несколько остались в тени значение и роль активной обороны в наступательных планах, а также условия
и вполне реальные возможности возникновения позиционной войны на европейских фронтах.
Как же, однако, автор разрешает воздушную проблему для Франции? Отвергая крайности доктрины Дуэ,
ген. Аллео все же считает необходимым иметь одновременно и мощную воздушную армию и мощную
сухопутную армию нового типа. О морском флоте вскользь говорится, что и он должен отвечать в
полной мере потребностям Франции. Ген. Аллео, таким образом, уклоняется от ответа на вопрос, каково
должно быть соотношение между различными видами вооруженных сил, чем это соотношение
определяется, где должен быть центр тяжести вооружений, если заведомо известно, что средства страны
ограничены. Нельзя считать ответом предложение создать министерство национальной обороны и
должность верховного главнокомандующего, которые, повидимому, должны разобраться, что к чему и
как.
Из труда ясно, что решение войны может быть получено, по мнению ген. Аллео, лишь на суше,
наземными войсками.
Что же касается состава воздушных сил, то ген. Аллео продолжает традиции сильно критикуемого им
французского генерального штаба, недостаточно серьезно учитывая воздушную опасность для Франции
и значение воздушной войны для нее. Как мы указываем в расчете, помещенном в примечаниикомментарии 87, большая часть воздушных сил снова получает задачу способствовать продвижению
пехоты, воздушная же армия едва насчитывает 25—50% от общего количества самолетов.
Соображения ген. Аллео о реорганизации военной системы Франции, об организации войсковых
соединений, об организации армии прикрытия и ее использования, об обучении и боевой подготовке
вооруженных сил в мирное время, о значении маневра и т. д. представляют для нас большой интерес.
Они не могут считаться совершенно оригинальными. Во французской литературе подобные взгляды
высказывали и ген. Дэбнэй, и ген. Камон, и ген. Шаллеа и др.
Ген. Аллео принципиально отвергает профессиональную армию. В этом отношении он выражает общее,
установившееся во Франции мнение большинства. Любопытно, что [11] отвергая профессиональную
армию по проекту де-Голя, ген. Аллео ратует за создание 6—8 тяжелых механизированных дивизий,
которые мало чем отличаются от 6 дивизий профессиональной армии де-Голя.. Последний, как в свое
время и ген. фон-Зект, вовсе не ограничивает вооруженные силы страны лишь дивизиями
профессиональной армии.
Очень интересны мысли и предложения ген. Аллео об общей реорганизации военной системы Франции и
об организации дивизий нового типа. Ген. Аллео выдвигает весьма сложную общую организацию
сухопутных вооруженных сил и требует создания Министерства государственной обороны. Во Франции
убеждение в необходимости создания Министерства («национальной») обороны распространено широко,
но практическое осуществление до прихода правительства единого фронта было затруднено
политическими соображениями. Ген. Дэбнэй писал в свое время, что «вскоре мы (французы) будем
единственными в Европе, благочестиво сохраняющими архаические учреждения пережитой эпохи».
Затем он цитирует образное сравнение одного оратора, тоже крупного французского военного деятеля.
«В настоящее время мы имеем три армии — сухопутную, морскую и воздушную, — все абсолютно
независимые друг от друга. Они все имеют свое министерство, свой высший совет, свои претензии, свою
амбицию. Это чудовище с тремя головами, которое не в состоянии двинуться. Это инструмент, у
которого нет ручки и который нельзя использовать эффективно». Только правительство Блюма
приделало, наконец, эту ручку к инструменту.
При переводе мы позволили себе несколько сократить труд, тщательно избегая при этом какого-либо
искажения мыслей автора. При переводе слова «machinisme» мы пользовались словами «техника»,
«механизация», иногда также ставя и слово «машинизм», слово «stratégique» — словами «стратегический
(оперативный). Другие особенности перевода оговорены в примечаниях.
Комбриг Е. Татарченко. [12]
Предисловие автора{1}
При рассмотрении всех вопросов войны мы берем
последний пример, последнюю войну,
свидетелями коей мы были, забывая о том, что
последний пример всегда содержит лишь
ограниченное число данных по интересующему
нас вопросу.
Арман-дю-Пик
Поскольку в настоящее время под грубыми ударами событий происходит пробуждение Франции,
начинающей сознавать, что пацифизм есть не что иное, как сон{2}, можно, наконец, не опасаясь
сарказма высоких умов, занятых возрождением человечества, предложить читателю труд, посвященный
войне — войне ближайшей. В этом труде рассматривается ряд вопросов, привлекающих пристальное
внимание тех, кто убежден, что такая война вероятна (чтобы не сказать неизбежна), и кто считает, что
старинное изречение
Si vis pacem{3}...
как бы оно ни казалось устаревшим, нимало не утратило своего значения.
Предлагаемый читателю труд не является трактатом по военной организации, по стратегии или по
тактике. Его цель — предложить для размышления некоторые вопросы, относящиеся к современным
проблемам тактики, стратегии и организации вооруженных сил. В нем затронуты проблемы, которые
должны привлекать к себе особенное внимание или потому, что они сами по себе имеют важное
значение, или потому, что вокруг них ведется особо острая дискуссия, или, наконец, потому, что они до
сих пор решались — или есть опасность, что будут решаться — спорным и даже опасным образом.
Автор постарается, как он пытался делать это и раньше, в своих предыдущих трудах{4}{*3},
противодействовать известному доктринальному направлению мыслей, — думу узкого
традиционализма, находящегося в плену устаревших образцов и формул. Автор будет бороться с теми,
кто все рассматривает под каким-то мелочным углом зрения, кто легко смешивает свои специальные
частные интересы с интересами общими. Короче говоря, он постарается устранить все, что мешает
ясному, принципиальному и широкому пониманию вещей [13] и что ставит препоны на пути
необходимой эволюции, которая не может произойти, не разбив старых рамок{5}.
Прежде всего будет занята определенная позиция по отношению к теориям ген. Дуэ. Эти теории,
зародившиеся по ту сторону Альп, — теории о решающем значении в будущей войне действий
воздушных сил, — возбудили повсюду за границей весьма острые споры, тогда как во Франции они
начали привлекать к себе серьезное внимание лишь совсем недавно.
Этот вопрос является для нашего труда существеннейшим. В самом деле, ведь если правда, что (как это
утверждал Дуэ, апостол теории интегральной воздушной войны) боевые операции в будущем должны
вестись согласно принципу «сопротивляться на поверхности, чтобы наступать массой с воздуха», то
сухопутная стратегия, сведенная к строгой обороне, в значительной степени потеряет свое значение
(хотя не так-то просто выдерживать удары на земле, оставаясь неуклонно пассивным){6}.
Уже сейчас можно предвидеть, что в этом споре предпочтение будет отдано позиции золотой середины.
А эта позиция как раз такая, которая лучше всего — как в этом, так и в других вопросах — отвечает
природе человеческих дел: последними правят условность, относительность, тогда как безусловность,
абсолют находятся с ними в непримиримом противоречии{7}.
Но сразу же после этого первого вопроса возникает и другой: какова же будет сухопутная армия
будущего, из каких родов войск она будет состоять и какова будет ее организация?
Конечно, следует подготовиться таким образом, чтобы владеть и тем орудием войны, которое
существует сейчас, и таким, какое будет завтра, если конфликт разгорится внезапно (что, к несчастью, не
является больше простым предположением).
Но если даже завтра вспыхнет война, то хорошо ли мы уверены в том, с чем именно мы встретимся?
Разве мы не знаем по опыту последней войны, что в случае затяжки враждебных действий и
материальная часть, и изобретения, и новые образцы будут быстро эволюционировать?
Нет ни малейших сомнений в том, что машинизм, который уже теперь развивается с огромной
быстротой, еще больше ускорит эту эволюцию.
Не менее вероятно и то, что наступит день, когда в игру включатся силы, которые до тех пор
участвовали в ней лишь слегка или косвенно, вроде электричества; если вчера еще оно использовалось
для вспомогательных целей, например для связи, то, может быть, завтра оно выдвинется в первый ряд,
как прямое средство разрушения.
Итак, простое благоразумие требует в настоящее время ориентировать мысль на здравое предвидение
событий. И мы видим уже, [14] что лучшие умы повернулись лицом к этим проблемам. «Не окажется ли
завтра, — спрашивает, например, ген. Дэбнэй{8}, — человек совершенно закрытым панцырем?...
Останутся ли еще различные роды войск или же все они сольются воедино?»{*4}.
Прежде чем приступить в своем труде к исследованию некоторых из этих грозных вопросов, мы можем
сформулировать такую аксиому:
«Абсолютно важно быть в состоянии использовать до предела то, что уже есть, и в то же время
подготовлять будущую эволюцию, держась наготове против внезапностей, которые на каждом шагу
будут подстерегать непредусмотрительных».
С другой стороны, читатель сам увидит, что вследствие большого значения, которое ожидается от
действий воздушных сил, применение принципа сосредоточения сил и согласования усилий должно быть
отныне поднято на более высокую ступень. Связь между собой различных родов войск уже недостаточна
для удовлетворения требований этого обязательного и важного принципа. Необходима связь между
армиями{9}, — связь между различными видами вооруженных сил: сухопутными, воздушными и
военно-морскими силами, что предполагает на вершине организации единство управления.
Если с этой высокой ступени связи между отдельными видами вооруженных сил спуститься пониже, к
сухопутной армии, то и там наше внимание привлекут различные стороны относящихся к этой ступени
вопросов.
Заграничные критики с той стороны Рейна — да и другие — насмешливо характеризуют принятые во
французской армии официальные методы образной формулой:
«Наступление на колесиках».
Одни из советских авторов в статье «Оценка основ современной французской военной доктрины»,
напечатанной в журнале «Война и революция»{10}, также отмечает преувеличенно методический и
чересчур осторожный характер работы французского генерального штаба.
Обоснованы ли такие зарубежные — заметьте, почти единодушные, — оценки? Вопрос заслуживает
внимания и изучения. Придется еще раз с огорчением констатировать искажение смысла маневра, что
является у нас, французов, наиболее характерным и наиболее тревожным явлением.
Причины этого явления уже были нами обрисованы. Нужно еще раз к ним вернуться, чтобы
одновременно указать на результаты, вызывающие тревогу не только при исследовании приемов
наступления, но также и приемов обороны, особенно же при решении проблемы прикрытия. [15]
Другая вредная тенденция такого же происхождения, но представляющая, может быть, еще более
грозную опасность, состоит в том, что в смягченной формулировке называют «теорией широких
фронтов», что на самом деле должно быть обозначено единственно-подходящим определением:
«доктриной безрассудных фронтов».
Нельзя обойти молчанием общераспространенный и весьма опасный софизм, будто бы «техника может и
должна возместить численность» («matériel peut et doit suppléer du nombre»). Как будто возможно
допустить, что массовая армия вполне обойдется без материальной части. Странная иллюзия! Лишь
единственный фактор может в некоторой мере восполнять недостаток хорошо оснащенных батальонов:
это — моральное и интеллектуальное превосходство.
Совокупность многочисленных отмеченных выше отрицательных факторов вредно влияет на молодое
поколение, так как воспитывает его в мистике глуповатого и лишающего мужественности пацифизма,
воспитывает в молодежи пренебрежение (чтобы не сказать презрение) к тем единственным
добродетелям, которые только и дают армиям силу, а народам — твердую уверенность в завтрашнем
дне.
Таким образом, машинизм, не будучи в состоянии возместить численность, мощь которой он, напротив,
сильно увеличивает, в то же время ничуть не уменьшает значения и преобладания моральных и
интеллектуальных факторов. Вследствие развития техники вечные принципы войны{11} ни в какой мере
не утратили своего значения и ценности: сосредоточение сил, наступление, экономия сил, обеспечение и
т. д. сегодня так же необходимы, как они были необходимы вчера и как они останутся верны также и
завтра. Один из этих законов — великий закон наступления (только наступление может дать
положительные результаты) — как раз и восстает против софизма, распространенного в политических и
правительственных кругах, откуда его тонкий яд распространяется даже на известные военные круги, а
именно — будто бы миролюбивый народ, вроде французского, должен иметь чисто оборонительную
армию. Может быть, это скорее словесный, чем идейный софизм, но от этого он не становится менее
опасным, а в особенности у народа, где господствует тирания слов.
По этому поводу надо напомнить, что любая армия сумеет и сможет обороняться только тогда, когда она
умеет атаковать, и если к тому же она снабжена необходимой для атаки материальной частью и, что еще
более необходимо, проникнута наступательным духом.
Но если какое бы то ни было развитие техники ничего не меняет в основных принципах войны, то,
напротив, оно должно глубоко влиять на все приемы и способы военных действий, на организацию, на
самую природу вооруженных сил и на их использование, как тактическое, так и оперативное{12}. [16]
Когда говорится, что глубокое влияние скажется даже на самой природе и организация вооруженных
сил, то не следует это понимать так, как понимают некоторые, без колебаний заявляя, что отныне
конница бесполезна и что она устаревший род войск, которому надлежит исчезнуть, пехота же как род
войск — анахронизм. На самом же деле, пока существуют различные роды войск, нужны и конница и
пехота, причем и та и другая более необходимы, чем артиллерия. Правда, сам ген. Дэбнэй со всем
присущим ему авторитетом не колеблясь писал{*5}, что «если великая война открыто провозгласила
важнейшим догматом единство родов войск, то новая война увидит слияние их». Это слияние родов
войск, конечно, повлечет за собой исчезновение каждого из них, но мы еще не достигли такой стадии
развития. Ген. Дэбнэй предвосхищает будущую эволюцию вооруженных сил.
Это предвосхищение далеко не безрассудно. Вероятно, таков и будет предел эволюции, вызванной
техникой (машинизмом). Этот предел, быть может, уже не так отдален от нас, как обычно это себе
представляют{*6}. Организация и характер вооруженных сил приближаются к этому пределу по этапам,
а если это так, то было бы излишне и опасно оставаться в плену старых форм.
Во всяком случае сохранение нынешней организации, в основе которой лежит пехотная дивизия типа
1918 г., является на сегодня кричащим анахронизмом. Поразительно и в то же время печально, что наше
высшее командование упорствует, оставаясь сторонником такого анахронизма. Пора бы уже понять, что
всякая организация, чтобы не погибнуть или чтобы не оказаться несоответствующей своему назначению,
должна эволюционировать тем же темпом, каким происходит общая эволюция.
Это справедливо не только по отношению к организации крупных боевых соединений, но и по
отношению к самой структуре различных родов войск. Поэтому, когда мы боремся с теориями тех, кто
хотел бы уничтожить конницу и кто смотрит на пехоту, как на анахронизм, мы убеждены, что эти роды
войск должны, и притом в первую очередь, совершить эволюцию, и эволюцию основательную. Конница
должна пополниться и омолодиться путем включения в свои части и соединения боевых машин; на этот
путь она, впрочем, уже и вступила, подчиняясь совершенно естественному инстинкту самосохранения.
Пехота должна поднять свою собственную мощь на более высокую ступень и стать, — благодаря
удобствам, предоставляемым вездеходными автомобилями, — легкой пехотой, гибкой и спортивной
даже в самом бою. Что касается артиллерии, то ей пора прекратить загрузку наших частей и соединений
своей тяжелой материальной частью, пригодной лишь для действий против укрепленных фронтов. [17]
Большая часть и арсенал, приспособленная к потребностям боевой линии, должна, как говорит ген.
Дэбнэй, «мало-по-малу соскальзывать» на эту линию; в то же время ее крупные калибры — численно
ограниченные и с более правильным соотношением — должны «классифицироваться как средства
общего резерва командования».
Кроме того, не подлежит сомнению, что развитие техники (машинизма) в сухопутных и воздушных
силах, несомненно, окажет влияние в оперативно-стратегическом разрезе на обеспечение, на планы
операций и маневров, на характер действий, распределение сил и выбор целей, на боевые распорядки, на
резервы и на операционные линии. В области тактики техника неизбежно будет влиять на решение,
маневрирование и охранение, на сражение в его наступательной и оборонительной формах, на развитие
боевых действий, их длительность и результаты. Наш труд может охватить лишь небольшое число этих
вопросов.
Проблеме прикрытия должно быть уделено особое внимание, причем важно остановиться на том
влиянии, какое оказывает существование укрепленных районов на решение проблемы прикрытия, а
также на оперативный замысел и на развитие операций.
Нельзя не удивляться тому очевидному факту, что техника в сухопутных войсках, наряду с возрастанием
мощи военных машин, появлением на сцене новых средств и развитием численности и мощи воздушных
сил, придаст операциям завтрашней войны активный характер, находящийся в полном контрасте с
характером операций на французском фронте во время последней войны.
Ближайший конфликт, несомненно, покажет, что маневр снова вступит в свои права.
Итак, маневр! Маневр при наступлении (это само собой разумеется), маневр также при обороне, маневр
всегда, но маневр гибкий, на ходу (allante), не имеющий ничего общего с «наступлением на колесиках», с
«атакой, как по маслу», согласно воззрениям современной французской доктрины.
Но для ведения маневренной войны нужны такие командиры, которые являются не только, как у нас,
французов, хорошими школьниками, нужны яркие индивидуальности, которые встречаются редко:
необходимы бойцы с мужественным сердцем.
Некоторые полагают и, не задумываясь, пишут, что в результате развития техники главная роль будет
принадлежать машине, что солдат превратится в шофера или механика, а командир, — в инженера.
Другими словами, сильно недооценивается испокон веков преобладавшее значение моральных сил.
Было бы нетрудно показать, что какой бы машина ни была, как бы ни была она усовершенствована и
мощна, ее истинным и основным мотором остается сердце человека. В действительности бой всегда [18]
сводится к борьбе сердец бойцов, к борьбе характеров и дарований командиров.
Такова в общих чертах сущность настоящего труда, состоящего из двух исследований. Первое
посвящено мощи воздушных сил, а второе — сухопутным вооруженным силам.
***
В тексте труда часто встречаются определения: «механизированный» и «моторизованный».
В эти определения автор вкладывает следующее содержание. По отношению к повозке определение
«механизированная» имеет в виду бронированную автомоторную повозку, которая сама по себе является
боевой машиной. Определение же «моторизованная» означает бронированную или небронированную
автомоторную повозку, используемую для перевозки боевого и небоевого личного состава, а также
материальной части; но сама по себе «моторизованная» повозка боевой машиной не является.
Расширительно эти определения используются и для обозначения вооруженных сил, соединений, частей,
использующих преимущественно машины одного или другого рода.
Механизированная повозка всегда предполагается вездеходной, а моторизованная может быть как
вездеходной, так и с проходимостью только по дорогам. [19]
Раздел первый. Воздушная мощь
Часть первая
Глава I. «Решение» войны и воздушные действия. Доктрина
итальянского генерала Дуэ
Если послушать мнения, которые высказываются стратегами из кафе, или, что то же самое, мнения и
пророчества прессы, то выходит, что воздушная война, — или, более точно, наступательные действия
воздушных сил против жизненных центров, населения и вообще против территории противника, —
якобы способна произвести такие разрушения и так терроризировать неприятельскую страну, что
будущая война неизбежно найдет свое решение в воздухе, а не в каком-либо другом месте, и притом
решение ужасающе быстрое.
Можно было бы пренебречь такого рода мнениями, если бы они не производили очень вредного влияния
на моральное состояние страны. Они заставляют население опасаться самых ужасных стихийных
бедствий и в то же время не сообщают ему никаких средств для борьбы с ними. Поэтому важно узнать
по данному вопросу мнение квалифицированных военных теоретиков.
Оказывается, что на основе только что упомянутого мнения и получила развитие настоящая военная
доктрина. Ее инициатором, а также распространителями и сторонниками являются бесспорные
авторитеты.
А раз военная доктрина имеет таких покровителей, она безусловно заслуживает полного внимания.
Кто же ее автор? Его имя еще вчера едва было известно кое-кому во Франции, в своей же стране и в
большинстве других милитаристских стран этот автор в течение ряда лет возбуждал страстную
полемику. Как говорит ген. Тюлян (Tulasne) в своем исследовании, напечатанном в 1932 г. в «Revue des
Deux-Mondes»{*7}, в 1921 г. в Риме появился труд итальянского генерала Дуэ «Il dominio dell'aria»
(«Владение [22] воздухом){13}. В 1927 г. или в начале 1928 г. эта теория превратилась в настоящую
военную доктрину. Сущность ее может быть сформулирована таким образом:
«Только наступление способно дать положительные результаты, иначе говоря,
обеспечить достижение целей войны. Воздушные силы являются наступательными по
преимуществу, если не исключительно. Следовательно, нужна воздушная армия,
которая и должна, что вполне логично, поглотить большую часть финансовых и
промышленных средств страны.
Следствием этого тезиса является уничтожение вспомогательной авиации сухопутных вооруженных сил
и морского флота, так как средства, которые идут на ее содержание, должны пойти на воздушную
армию. Сухопутная армия и военно-морской флот должны получить лишь такие средства, которые
строго необходимы им только для ведения чисто оборонительных действий.
Это положение ген. Дуэ выражает гораздо меньшим числом слов: «сопротивляться на поверхности (суши
и воды — ред.), чтобы наступать массой в воздухе»{14} («Resistere sulla superficia per far massa nell'aria»).
Во Франции эта доктрина по вопросу, имеющему столь важное значение, была достаточно полно и
серьезно изложена только в последние месяцы 1932 г. Ген. Арманго опубликовал в книжках журнала
«Revue des Forces aériennes» («Обозрение воздушных сил»){15} исследование под названием «La
puissance offensive de l'instrument de guerre de demain» («Наступательная мощь боевого средства войны
завтрашнего дня»). Это исследование ясно поставило основные пункты проблемы. Немного позже это же
исследование появилось в виде книжки под слегка измененным названием «L'aviation et la puissance
offensive de l'instrument de guerre demain» («Авиация и наступательная мощь боевого средства войны
завтрашнего дня»). На этот труд мы будем часто ссылаться, делать из него большие выдержки и
оспаривать мнения и заключений, к которым (приходит его автор. Но к большей части его выводов мы
присоединяемся.
В настоящей первой части исследования читатель найдет возможно более объективное изложение
интегральной доктрины, основанной на преобладающем значении воздушных сил. Это изложение будет
сопровождаться критическим [23] рассмотрением, которое приведет нас к заключению, что здесь, как во
многом другом, истина находится на золотой середине между двумя крайностями. Вторая часть
исследования и будет посвящена поискам этой золотой середины.
***
Доктрина Дуэ, сущность которой, как мы видели выше, состоит в простом силлогизме, заслуживает
ближайшего исследования, ибо она ставит важнейшую проблему, от разрешения которой может зависеть
полный переворот во всех основных элементах национальной обороны.
Вот ее сжатое изложение.
Прежде всего ген. Дуэ устанавливает такую аксиому: война тотальна (целостна){16}. Все силы
государства, каковы бы они ни были — военные или невоенные, — вовлекаются в конфликт.
Следовательно, не нужно думать, что сражение является единственным способом действия, которое
может решить исход войны. Несомненно, более надежно можно решить войну, нападая на самые
источники военного потенциала неприятельской страны, а это ныне сделалось возможным благодаря
воздушным силам.
С другой стороны, нет никаких сомнений, что только наступление может дать положительные
результаты, а следовательно, только оно одно и способно обеспечить достижение цели войны. А так как
воздушные силы по преимуществу являются силами наступательными, а в отношении обороны имеют,
напротив, чрезвычайно ограниченные возможности, то в воздухе наступление значительно превосходит
оборону, и воздушная армия{17} является по преимуществу средством для достижения решения войны.
Обратно, — на суше, как это доказано опытом последней войны, оборона, опираясь на прогресс техники
вооружения и на усовершенствования материальной части, значительно превосходит наступление, так
что даже при большом превосходстве в силах наступление терпит поражение от обороны. Ввиду того,
что между воюющими сторонами на суше неизбежно установится равновесие сил, добиться решения
войны на земле невозможно.
Последняя война показала также, что и на море оборона гораздо более действительна, чем наступление,
за исключением того случая, когда наступление располагает подавляющим превосходством в силах.
Принцип экономии сил, который, очевидно, имеет отношение как ко всей совокупности вооруженных
сил — воздушных, [24] сухопутных и морских, — так равно и к каждому отдельному их виду, требует,
чтобы главные ресурсы были выделены на тот вид вооруженных сил, который способен дать решение
войны, — в особенности же, как в данном случае, если он наделен этой способностью в высшей степени.
Следовательно, наибольшая часть общего бюджета, который государство может выделить на
национальную оборону, должна пойти на воздушные силы. Что же касается сухопутных вооруженных
сил, то, поскольку на земле достаточно лишь загородить дорогу, чтобы посредством чистой обороны
сорвать всякую попытку вторжения, и поскольку, кроме того, современная техника во всем
благоприятствует обороне и позволяет ей наносить поражение наступающим силам при значительном их
численном превосходстве, — можно сильно сократить бюджетное ассигнование в этой области.
Полученная таким образом экономия может быть использована для воздушных вооружений.
То же самое приложимо и к военно-морскому флоту. Сверх того вспомогательная авиация сухопутных и
морских вооруженных сил должна быть полностью принесена в жертву воздушной армии. В самом деле,
средства, которые будут выделены на эту авиацию, уменьшат мощь независимой воздушной армии, а это
было бы расточением средств, потому что тем самым были бы уменьшены шансы на завоевание
господства в воздухе. А если нет господства в воздухе, то и вспомогательная авиация бесполезна.
Так как установлено, что в воздушной борьбе, перед лицом решающего воздушного наступления,
оборона обречена на неуспех, то не следует и расточать средства на создание и содержание таких
авиационных частей и соединений, которые неспособны обеспечить действительную эффективность.
Истребительная авиация есть по существу оборонительная авиация. Следовательно, истребительная
авиация не нужна.
Кредиты, которые могли бы быть выделены на нее, бесконечно более продуктивно могут быть
использованы наступательной авиацией, ибо единственно действительный способ обороны состоит в
наступлении на неприятельскую территорию.
Точно так же и наземные средства противовоздушной обороны обладают лишь ограниченной
эффективностью. Нельзя и мечтать о таком их развитии, которое необходимо было бы для защиты всех
уязвимых пунктов территории, — тем более, что нельзя рассчитывать на хорошие результаты этих
средств ПВО, если не использовать их массированно. [25]
Поэтому в будущем следует ограничиваться защитой действительно жизненных центров, для обороны
которых и выделять возможный максимум противовоздушных средств. Для всей же остальной
территории, не пытаясь защитить все уязвимые пункты, когда поневоле средства ПВО были бы слишком
рассредоточены и лишены всякой действительности, лучше вовсе от них отказаться. Таким образом,
можно получить экономию в средствах, которая позволит еще более усилить мощь наступательных
воздушных сил. К тому же, чтобы защитить свою территорию, нет более надежного средства, чем
нападение на территорию противника.
Только пассивная защита населения и жизненных центров страны, т. е. защита посредством противогазов
и убежищ, а также посредством выселения из больших городов его жителей и т. д., должна быть развита
в наибольшей степени.
Предположим, что вся совокупность средств страны распределена так, как этого требует ген. Дуэ, между
тремя видами вооруженных сил — сухопутными, морскими и воздушными силами. Такое распределение
дает воздушной армии наибольший возможный максимум наступательной мощи. Зато две другие
категории вооруженных сил получат лишь строго необходимый минимум средств, который позволит им,
применяя систематически оборону, воспрепятствовать противнику вырвать победу на земле или на море
(а этого, как мы видели, сторонники доктрины Дуэ полагают возможным достичь применением
сравнительно ограниченных средств, благодаря предполагаемой ими оборонительной мощи
современного вооружения). Каков же будет способ действия этой мощной воздушной армии?
Ее основная цель будет состоять в действиях против жизненных центров неприятельской территории и
всякого рода сооружений — военных, политических, правительственных, экономических,
промышленных, а также против больших скоплений жителей, так как террор будет далеко не последним
фактором в деле достижения победы. Однако, несомненно, что этот результат может быть полностью
достигнут только благодаря владению воздухом. Следовательно, прежде чем атаковать жизненные
центры или же одновременно с нападением на них, необходимо разрушить базы воздушных сил
противника, его аэродромы и склады{18}.
Такие действия, произведенные внезапно до начала других военных действий и даже без
предварительного объявления войны, могут дать значительные результаты, обеспечивая сразу
бесспорное господство в воздухе. [26]
Напротив, к воздушным сражениям стремиться не следует. Тем не менее можно предположить, что они
неизбежно возникнут при действиях, организованных против неприятельской территории.
«Более мощная воздушная армия, организованная одновременно и для воздушного
сражения и для действий против наземных целей, безбоязненно вступит в такое
сражение, если оно представится. Но она не будет системагтически искать воздушного
сражения, чтобы не изматываться понапрасну в бесполезных длительных полетах».
С другой стороны,
«более сильная воздушная армия ничего не потеряет от воздушного сражения, если
оно случится, тогда как более слабая потеряет в нем, вообще говоря, все. Более
сильная воздушная армия не должна избегать сражения, тогда как более слабая будет
вынуждена это делать»{*8}.
Если такое сражение случится, то более сильная воздушная армия будет располагать с этого момента
бесспорным господством в воздухе и может все свои силы посвятить своей основной задаче: атаке
жизненных центров на земле{19}.
Можно надеяться, что такие действия быстро приведут к решению (в результате материального эффекта,
деморализации и даже терроризации населения и войск), причем это решение, несомненно, может быть
достигнуто еще до того, как сухопутные армии закончат свое сосредоточение, а, может быть, даже
свою мобилизацию.
Если же такой результат не будет достигнут, то и потеряно ничего не будет, потому что мощь обороны
на суше позволит выгадывать время.
Вся эта теория в высшей степени логична и стройна, если только будут приняты основы, на которых она
воздвигнута. Но сами эти основы состоят из некоторого числа постулатов{20}, которые необходимо
подвергнуть критическому рассмотрению, прежде чем притти к какому-либо заключению, так как эти
постулаты не имеют ни характера очевидности, ни обоснования на бесспорных фактах.
Если попробовать выделить эти постулаты, то окажется, что их можно сформулировать нижеследующим
образом:
— Война тотальна (целостна, едина, всеобъемлюща); сражение [27] не является единственным способом
действий, могущим обеспечить решение.
— Воздух является по преимуществу сферой для наступления.
— Наступательные действия воздушных сил против неприятельской территории могут одни, сами по
себе, обеспечить решение.
— В сухопутных операциях мощь новейших боевых машин настолько благоприятствует обороне, что
равновесие враждебных сил устанавливается неизбежно, препятствуя добиться решения войны.
— Как следствие, систематически проводимая на земле оборона, даже при наличии ограниченных
средств, обеспечивает нанесение поражения гораздо более мощным наступательным силам.
— Благодаря существованию мощной наступательной воздушной армии имеется возможность
упразднить вспомогательную авиацию сухопутных армий и флота.
— Точно так же может быть упразднена, в интересах наступательной авиации, истребительная авиация,
как авиация чисто оборонительная.
Каждый из этих постулатов следует подвергнуть критическому рассмотрению.
Глава II. Первый постулат. «Война тотальна. Сражение не является
единственным способом действий, могущим обеспечить решение
войны»
Идея о том, что война тотальна (всеобъемлюща), несомненно, находится в полном соответствии с
характером будущих вооруженных конфликтов; в противоположность минувшему эти конфликты будут
возникать не из династических интересов, а из глубоких жизненных интересов самих народов, причем
самое существование последних будет зависеть от исхода борьбы.
Таким образом, в будущем война будет вестись во всех областях, в которых только возможно повредить
неприятелю, и в которых, само собой разумеется, возможно защищаться против его мероприятий. Эта
борьба проявится в виде военных операций на земле, на море и в воздухе, но она будет также вестись и в
областях экономической, финансовой, [28] промышленной, политической, этнической, моральной и т. д.
С другой стороны, поскольку цель войны состоит только в том, чтобы заставить противника признать
себя побежденным, т. е. заставить его отчаяться в своем собственном деле, ясно, что всякий способ
действия будет решающим, если только он способен создать такое душевное состояние у противника.
Совершенно ясно, что эта цель может быть достигнута, даже не прибегая к чисто военным операциям, но
путем непосредственного воздействия на известные факторы, хотя и не военного, но жизненного
характера.
Вот почему ген. Дуэ с полным основанием полагает, что сражение, — особенно же сухопутное сражение,
— является только одним из средств победы среди многих других средств. А если другие средства более
действительны или попросту дают более быструю победу, то было бы безрассудно упорствовать и
требовать этого решения войны только от сражения.
Даже в прошлом
«конфликты разрешались не только сражением; достаточно вспомнить войну в
Испании 1807 г. и поход в Россию 1812 г. С другой стороны, известно не мало
случаев, когда сражения, даже так называемые «решительные», решения не давали: ни
Ганнибал после Канн, ни Фридрих II после Россбаха, ни Мольтке после Седана не
могли навязать противнику свою волю. Наполеон, несмотря на свои победы на суше, в
течение всего времени своего владычества чувствовал тяжкие результаты
уничтожения своего флота. Взятие Парижа в 1814 г. явилось запоздалым следствием
Трафальгара»{*9}.
В настоящее время к тем средствам, которые в прошлом, помимо сражения, могли обеспечивать
достижение целей войны, или которые помогали сражению обеспечить эти цели, — а именно к
средствам экономическим — блокаде, измору, пропаганде и т. д., — прибавилось совершенно новое
средство, обладающее значительной мощью, «способное воздействовать на всю страну и на все
источники национальных сил»{*10}. Это средство — самолет. Сомнение в том, что это новое средство
при ведении тотальной войны может и должно иметь крайне большое значение, давать все более и более
значительные результаты, равносильно отрицанию очевидности. [29]
Но создает ли это средство, само по себе, тотальную опасность такого рода, какой представляют себе ее
сторонники доктрины Дуэ? Ставит ли оно под вопрос, и притом с самого начала военных действий, с
одного единственного удара, возможности противника пользоваться всеми ресурсами своей территории?
Другими словами, способно ли оно одно, само по себе, давать и притом сразу и быстро — решение
войны? Эти вопросы мы исследуем далее, когда будем обсуждать второй и третий постулаты.
Глава III. Второй постулат. «Воздух является по преимуществу сферой
для наступления»
Повидимому, нельзя отрицать выдающуюся наступательную способность воздушных сил.
Воздушные силы действительно обладают в высшей степени теми свойствами, которые весьма
существенны при ведении наступательных операций: гибкостью маневра, которую им дает скорость
эволюции и способность передвигаться в трех измерениях; большою легкостью и скоростью для
достижения нужного сосредоточения сил, даже тех, которые расположены на весьма удаленных друг от
друга базах. Отсюда проистекает существенное свойство, не менее важное в области воздушных
операций, чем и во всех других областях,—-внезапность; уже на сегодня значительный радиус действия
еще более увеличится, что позволит вскоре вести операцию против всей территории противника и что
еще более будет благоприятствовать осуществлению внезапности.
С другой стороны, оборона мало что может противопоставить этим наступательным свойствам
воздушных сил.
Оборонительные действия при помощи наземных боевых средств, при помощи зенитной артиллерии и
других средств ПВО, конечно, будут приобретать все более возрастающую эффективность: зенитные
пушки будут более метки и будут вести более скорый и более надежный огонь; снаряды будут лучше
приспособлены к выполнению своей задачи; заградительные аэростаты в гораздо большем числе будут
подыматься на большую высоту; прожекторы в ночных операциях будут более мощны, будут больше
стеснять летчиков, будут лучше определять местонахождение самолетов, будут лучше определять
положение нападающих частей и [30] будут лучше помогать ведению оборонительного огня. Все это,
конечно, стеснит действия наступательных сил, а в некоторых случаях будет даже наносить им потери.
Но все это попрежнему будет неспособно остановить воздушные операции в целом, запретить
воздушным силам выполнение их задач.
Средства ПВО не смогут помешать воздушным силам реализовать максимум того, на что они способны.
Наконец, учитывая протяженность и размеры угрожаемой территории, — а именно всей государственной
территории, — нельзя и мечтать о том, чтобы защитить этими средствами все угрожаемые пункты.
Следовательно, за исключением наиболее важных жизненных центров страны, где будут сосредоточены
средства ПВО, большая часть территории будет вовсе лишена всякой наземной обороны, и нападение с
воздуха может производиться без всякой помехи, — во всяком случае без помехи этого рода.
Что касается воздушных средств обороны, то и они, без сомнения, будут усовершенствованы, но, как это
очень верно заметил ген. Арманго, самолеты, производящие атаку, тоже ведь будут совершенствоваться.
А кроме того, они будут мощно вооружены для самозащиты и будут бронированы. Воздушные части
обороны, по необходимости рассредоточенные по всей территории, не будут являться надежным
средством защиты, так как не смогут во-время ни сосредоточиться, ни создать препятствия к
продвижению противника до того, как он достигнет своей цели, ни даже иногда встретить его в воздухе.
Если они нападут на противника до своего сосредоточения, то рискуют попасть в невыгодное
положение; они рискуют или не суметь своевременно напасть на противника, или же не быть в
состоянии вообще произвести это нападение. Значительное преимущество, которым располагает
наступление над обороной в виде инициативы действия, дает роковые последствия для противника во
всех областях, но в особенности в области воздушной. Инициатива дает нападающему то преимущество,
что он заблаговременно знает, чего он хочет, и заблаговременно строит свою операцию, свои движения,
свой маневр, тогда как оборона должна подчиняться этой инициативе и может действовать только контрманевром, который часто зависит от запоздалых разведывательных данных.
Как замечает ген. Арманго, наступление воздушных сил имеет много шансов на то, чтобы
воспользоваться выгодами внезапности, которая может иметь важное значение в двух отношениях. [31]
Страной, которая стремится к войне и втайне подготовилась к ней, в особенности может быть достигнута
техническая внезапность, ибо «в такой новой области, как авиация, прогресс в материальной части
может быть весьма быстрым и поистине неожиданным»{*11}.
Возможна также внезапность организационная, в виде неожиданного количества самолетов в строю, ибо
в несколько месяцев можно построить большую серию самолетов и моторов, что является громадным
козырем в руках того из воюющих, кто решил начать войну, так как он может втайне организовать
производство за несколько месяцев до начала войны{*12}.
Как видно из вышеизложенного, все говорит за то, что второй постулат хорошо обоснован и что
действительно «воздух является по преимуществу сферой наступления».
Глава IV. Третий постулат. «Наступательные действия воздушных сил
против неприятельской территории могут одни, сами по себе,
обеспечить решение»
Этот тезис формулирует проблему, имеющую фундаментальную важность, так как в зависимости от того
или иного решения этой проблемы (предполагая, что окончательный и бесспорный ответ может быть дан
не только на основании опыта) доктрина Дуэ или должна быть бесспорно принята, или же, — если
окажется, что у нее нет основания, — она должна рушиться.
Сейчас мы приступим к ее внимательному изучению. [32]
Цели, на которые направляются наступательные усилия еоздушной армии, подразделяются на три
большие категории.
Во-первых, это — цели на земле, не являющиеся, собственно говоря, военными силами; это — центры
политические, демографические, промышленные, экономические, пути сообщения и их жизненные
органы, как-то: вокзалы, склады, искусственные сооружения, торговые порты и т. д.
Во-вторых, это — воздушные силы.
В-третьих, это — сухопутные и морские вооруженные силы, включая сюда и военные порты.
Сторонники доктрины ген. Дуэ даже не ставят перед собой вопроса о действии воздушной армии против
наземных вооруженных сил, так как допускают, что решение будет или по крайней мере может быть
достигнуто до соединения сухопутных армий. Это соединение армий будет затруднено и замедлено, если
не сорвано окончательно, вследствие предварительных действий воздушной армии агрессора против
демографических (населенных) центров, железных дорог, сортировочных железнодорожных станций,
искусственных сооружений и т. п.
Сражение с воздушными силами противника может стать необходимостью, но к нему не будут
стремиться систематически, не будут его искать. Оно может произойти только тогда, когда противник
попытается противопоставить силу вторжениям на свою территорию по воздуху. Однако, в этом
отношении не следует впадать в ошибку. Если говорят, что к воздушному сражению не будут стремиться
и что агрессор не будет его искать, то это вовсе не значит, что на неприятельские воздушные силы не
будет обращено никакого внимания. Как раз напротив, будут приняты меры по уничтожению воздушных
сил противника, но не в воздухе, а на земле, в его базах, на его аэродромах, в его складах и заводах. Там
попытаются уничтожить воздушного противника внезапным нападением. Таким образом, необходимое
господство в воздухе будет достигнуто более надежно и более полно.
Следовательно, решения войны следует искать посредством атак по наземным центрам и жизненным
органам противника, причем среди этих целей базы и аэродромы неприятельской авиации займут в
отношении очередности первое место{21}.
Что ген. Дуэ и его ученики рассчитывают добиться решения войны при помощи таких предприятий и что
они надеются получить его очень быстро, — даже до того, как будут мобилизованы и сосредоточены
сухопутные и морские [33] вооруженные силы, — это с очевидностью вытекает не только из самого
изложения их доктрины, но также из конкретного примера, придуманного самим генералом («Война 19...
г.»), а также из темы итальянских воздушных маневров в августе 1931 г.
В работе ген. Дуэ «Война 19... г.», краткое содержание которой изложено в цитированной уже статье ген.
Тюлян, предвосхищается война германцев с союзом Франции и Бельгии. Предполагается, что немцы
усвоили теории ген. Дуэ и создали мощную воздушную армию, полностью упразднив вспомогательную
авиацию. Французы же и бельгийцы, напротив, хотя и имели воздушную армию, но в то же время
держали вспомогательную авиацию, а на нее-то именно и были направлены главные усилия. И хотя
союзники имели всего около 6000 самолетов, они выделили в состав своей самостоятельной воздушной
армии только 800 самолетов и притом различных систем и небольшой мощности. Напротив, немцы, имея
в сумме значительно меньше самолетов, использовали до 1500 боевых (линейных) самолетов{22},
мощностью от 2000 до 6000 л. с., одного и того же типа, с сильным вооружением для обороны от атак
неприятельских истребителей. Эти самолеты могли поднимать суммарную нагрузку от 3 до 4 тысяч т
бомб, имея в среднем радиус действия до 500 км.
С самого начала враждебных действий эта мощная воздушная армия развивала систематические
нападения на франко-бельгийскую территорию. Такими нападениями были: атака военных центров,
перерыв сообщений на определенном направлении с целью задержки сосредоточения армий, и
разрушение четырех французских городов в виде возмездия за бомбардировку немецких городов.
Франко-бельгийские истребители пытались воспрепятствовать этим действиям: они атаковали боевые
порядки немцев и нанесли им по существу серьезные потери. Но сами они, будучи очень рассредоточены
и разбиты, не смогли воспрепятствовать налету немецких воздушных волн, и даже не смогли изменить
расписания их полетов.
В конце концов, уже на второй день, франко-бельгийцы, проникнутые сознанием своей беспомощности,
просили мира.
Итак, через 48 часов уже было достигнуто решение!
Видимо, воодушевленные данными, почерпнутыми из «Войны 19... г.», итальянские маневры в августе
1931 г. должны были, само собой разумеется, привести к заключениям подобного же рода. [34]
«Великая машина разрушения и победы готова приступить к действиям», — писала
перед началом маневров газета «Коррьере делла Сэра. — Мы увидим грандиозный и
ужасный, хотя и мнимый, спектакль сбрасывания взрывчатых веществ и ОВ на
военные цели, на железные дороги, на населенные центры... Но все, что мы увидим,
следует умножить на 10 или на 100. Это заставляет думать о беспощадном,
неотразимом, дьявольском марше не каких-то двух бомбардировочных бригад
нападающей стороны, но о 1500 самолетах большого тоннажа, которые незабвенный
Дуэ бросил с Рейна в сердце Франции в своем последнем пророческом труде «Война
19... г.».
В действительности на маневрах обороняющаяся сторона, не имевшая отвечавших концепции Дуэ
воздушных сил, рассредоточивала свои удары между несколькими авиационными базами и аэродромами,
атаковала некоторые военные фабрики и главную квартиру агрессора, тогда как воздушная армия
последнего в течение четырех дней производила сосредоточенные массовые нападения на
неприятельскую морскую базу и на важный населенный центр, сосредоточила все свои средства против
резиденции главного командования обороняющейся стороны, дезорганизовала и сорвала мобилизацию и
сосредоточение неприятеля, полностью уничтожила главную базу авиации противника, бомбардировала
и отравила столицу. В итоге до наступления вечера 4-го дня, т. е. когда не была еще даже закончена эта
последняя операция, обороняющаяся сторона вынуждена была просить перемирия, ввиду невозможности
выполнить мобилизацию и сосредоточение, а также ввиду того, что ее население было терроризовано и
охвачено паникой. Потребовалась меньше четырех дней, чтобы добиться такого результата.
Конечно, эти маневры не могут считаться показательными. Даже итальянская пресса, несмотря на
высокопарный энтузиазм, образчик которого мы привели выше, без колебания признала в маневрах
наличие известной условности, в виде, например, слишком короткого срока, потребовавшегося для
достижения победы. Это необходимо было для того, чтобы показать возможность при массовом
наступлении мощных воздушных сил обеспечить достижение цели войны в чрезвычайно короткий срок
времени{*13}{23}. [35]
Таким образом, не подлежит сомнению, что сторонники доктрины Дуэ, во главе которых стоят,
повидимому, итальянские правители, проникнуты таким убеждением.
Как следует его расценивать?
Прежде всего следует заметить, что как предвосхищение будущего в труде ген. Дуэ «Война 19... г.», так
и применение итальянской воздушной армии в августе 1931 г. не покоится на опытной базе. И то и
другое обосновано на чистом предположении, на гипотезе, причем на гипотезе, бесконечно более смелой
при замысле маневров.
На самом деле, в то время как, по предположению Дуэ, результат достигается применением 1 500 боевых
самолетов с мощностью от 2 до 6 тысяч л. с., перевозящих на 500 км от их базы 3—4 тысячи т бомб (что
за два дня представляет груз до 6—8 тысяч т бомб), наступающая сторона во время итальянских
маневров достигает такого же результата с числом самолетов, в 5—6 раз меньшим, причем каждый из
них может перевозить во много раз меньше бомб, чем самолеты Дуэ. Само собой разумеется, что в
действительности, когда государство решит произвести нападение, то в последние месяцы перед
назначенной датой выступления оно втайне организует производство самолетов и моторов со все
ускоряющимся темпом, с целью получить в нужное время возможно большее число самолетов для
крупной операции, которой внезапно и начнутся враждебные действия.
Но для каждого государства имеется предел финансовых и промышленных возможностей, а потому
сомнительно, чтобы даже мощная с промышленной точки зрения страна была в состоянии создать втайне
в несколько месяцев столь страшные воздушные силы, какие ген. Дуэ предполагает в наличии у немцев в
«Войне 19... г.». Поэтому ясно, что результаты маневров в 1931 г., несомненно, тенденциозны и в силу
этого теряют всякую доказательную ценность.
Подтверждением нашего заключения об итальянских маневрах может считаться и другое соображение.
Дело в том, что основная тема этих маневров была совершенно лишена конкретности, без которой
учения подобного рода не могут [36] привести к заключениям сколько-нибудь ценного в практическом
отношении характера. Достаточно, например, отметить, что никак не было уточнено, какие же
мероприятия были предприняты атакованной стороной для обороны своей мобилизации и
сосредоточения. А раз это так, то как же можно допускать, что мобилизация и сосредоточение были
приведены в расстройство?
Это лишь простое предположение, не имеющее никакого другого значения, как только то, что оно
обнаруживает тенденции и умонастроения. Впрочем, и это имеет немаловажное значение. Таким
образом, проблема возможности добиться решения войны посредством действий одних лишь воздушных
сил против территории противника остается совершенно такой же, как и до итальянских маневров 1931
г., — проблемой, обсуждать которую можно только теоретически.
***
В самом начале этого обсуждения напрашивается следующее замечание. Доктрина последователей ген.
Дуэ претендует в очень короткое время ввергнуть неприятельскую страну в бедствия путем расстройства
ее живых сил, но она не учитывает того, что в крупном государстве живые силы почти неограниченны,
тогда как, наоборот, наступательная мощь воздушной армии будет иметь пределы, причем этих пределов
она достигнет довольно быстро.
Эти пределы будут быстро достигнуты потому, что нельзя и предполагать возможности в мирное время
создать, содержать и возобновлять такую воздушную армию, которой ничто не могло бы
действительным образом сопротивляться. Для одного только создания такой воздушной армии
потребовались бы громадные кредиты, выходящие за границы всяких возможностей.
Но создать воздушную армию еще мало, — надо ее соде ржать и в особенности пополнять ее убыль.
Материальная часть быстро стареет и требует частой замены, но это ведет к невыносимым расходам.
Если же этого не делать, то придется выступить на войну с устаревшими самолетами, что едва ли
допустимо.
Поэтому представляется невозможным иметь постоянную воздушную армию, достаточно мощную для
того, чтобы ею одной добиться тех решающих результатов, на которые рассчитывает доктрина Дуэ.
На это могут возразить, что в действительности воздушная армия мирного времени будет лишь какой-то
частью, — [37] может быть, даже меньшей частью, — той воздушной армии, которая призвана
выступить на сцену в начале враждебных действий. Государство, которое решило начать войну, могло
бы за несколько месяцев до намеченного начала конфликта бистро наладить производство по готовым
образцам, и, таким образом, воздушная армия, заново организованная и вооруженная самолетами,
отвечающими всем последним требованиям, соединившись с воздушной армией мирного времени, могла
бы выполнить свою задачу.
Конечно, таким образом и поступит правительство государства, решившего взять инициативу в
развязывании конфликта. Но верно и то, что такая искренне миролюбивая страна, как Франция, рискует
попасть в очень затруднительное и даже опасное положение по отношению к беззастенчивым соседям,
если она во-время не предусмотрит и не предпримет контр-мер, способных предотвратить опасность. Что
же все это доказывает? Только то, что мирная страна должна иметь разведывательное управление,
стоящее на высоте своей задачи; что она должна иметь не настолько слепое правительство, чтобы не
подозревать и не заметить у соседа начала такого интенсивного производства, не настолько
непредусмотрительное, чтобы не иметь постоянно наготове усовершенствованные образцы, не
уступающие образцам возможного противника. Страна должна быть готова в надлежащий момент
развернуть производство с ускоряющимся темпом и иметь правительство настолько энергичное, чтобы
суметь во-время декретировать это развертывание производства, не обращая внимания на оппозицию и
на ее протесты, шум и крики{24}.
Наконец, кто же поверит, что государство, даже лишенное всякой щепетильности, — как бы ловко оно
ни было в искусстве маскировки, — может надеяться на достижение полной внезапности в делах
подобного рода.
Возможно ли, чтобы все эти самолеты, моторы, бомбы и отравляющие вещества производились,
собирались, вооружались и хранились на складах так, чтобы соседи не имели об этом никаких сведений?
А каким образом личный состав будет мобилизован, собран и обучен, не возбуждая при этом подозрений
со стороны соседей? Наконец, могут ли эти самолеты и этот личный состав сразу же образовать
многочисленные маневроспособные и уверенные в себе части и соединения?
У нас слишком легко создаются мистические представления. После войны у нас была — да и теперь еще
есть в некоторых кругах — мистическая вера в пулемет, можно даже [38] сказать, что благодаря ей-то
именно и построена та доктрина, по безумной идее которой два или три пулемета способны скашивать
целые дивизии. Не следует поэтому допускать распространения доктрины о том, что неприятельская
воздушная армия неотразима, что она в один роковой день неожиданно появится и мгновенно
распространит повсюду бедствия, хаос и безумный террор. Конечно, она воспользуется выгодами
инициативы и выбора момента, что имеет большое значение, но она не добьется истинной победы, если
только не будет иметь дело с противником, который сам от себя отрекся, а отрекшись, подготовил себя к
порабощению.
Несмотря, однако, на все это, вполне возможно, что воздушная армия агрессора будет иметь над
воздушными силами атакованной страны преимущества не только в отношении инициативы и выбора
момента удара, но и в отношении большей численности и даже качественного превосходства
наступательных самолетов. Но есть ли основание утверждать, что воздушная армия агрессора будет в
состоянии в очень короткое время уничтожить живые силы атакованной страны и что она добьется
решения войны?
Со всем убеждением следует сказать, что это невозможно, если государство, подвергшееся агрессии, не
пренебрежет самыми элементарными мерами предосторожности, которые сейчас напрашиваются более,
чем когда-либо прежде, если народы хотят жить.
При своих действиях против неприятельской территории нападающий, естественно, выберет первыми
целями наиболее жизненные центры и органы страны: базы, аэродромы и склады авиации, резиденцию
правительства, крупные населенные пункты, промышленные центры, большие торговые и военные
порты, узлы железных дорог, от работы которых зависит мобилизация и сосредоточение. Агрессор
должен натолкнуться там на сильную, организованную ПВО, сосредоточенную в этих пунктах именно
потому, что они являются для государства жизненно необходимыми.
Говорят, что ПВО не будет на месте в момент начала агрессии, ибо последняя произойдет внезапно. Но
можно ли поверить этому? Можно ли допустить, что такая буря может разразиться внезапно при
безоблачном небе? Неужели никакое возмущение атмосферы не позволило бы предугадать приближение
этой бури? А если подобное предположение невероятно, то разве не было бы правительство виновно в
том, что оно не приняло своевременно надлежащих мер обороны? [39]
Ж. М. Бурже прекрасно это выразил в своей уже цитированной выше статье, когда написал, что в
прошлом «правительства, которые говорили, что они были атакованы внезапно, были обычно виновны в
недостатке бдительности».
Но то, что было в прошлом, будет не менее верно и в будущем. Следовательно, нужно думать, что, как
бы ни была внезапна агрессия, она не будет неожиданной, и средства обороны будут на месте, защищая
наиболее важные пункты государственной территории.
Другие утверждают, что противовоздушная оборона бессильна. Что она не имеет абсолютной
действительности, это бесспорно, но что она бессильна, это — неверно. Конечно, она не сможет
полностью воспрепятствовать атакующему пролететь над пунктами, которые ей поручено защищать, но
она стеснит воздушные силы противника, затруднит им выполнение их задачи, хотя и не сможет их
остановить. Она тем больше стеснит их, чем лучше будет сосредоточена для обороны лишь пунктов
особой важности, — действительно жизненных центров.
С другой стороны, если совершенствуются самолеты, то совершенствуются также и средства ПВО —
пушки, аэростаты, прожекторы, — и не только в отношении качества материальной части, но и с точки
зрения приемов их использования. Таким образом, можно утверждать, что при атаке жизненных пунктов,
защищенных достаточно мощными средствами ПВО, нападающие воздушные силы не только потерпят
урон, уменьшающий мощь их действий, но, кроме того, должны будут соблюдать предосторожности, —
например, лететь на большой высоте, что тоже значительно уменьшит действительность атаки.
ПВО не ограничивается лишь одними наземными средствами. Истребительная авиация тоже действует
при обороне жизненных пунктов. Правда, по теории Дуэ истребительные самолеты, при применении их
лишь для обороны, дают плохой коэфициент полезного действия: они поглощают средства, которые
гораздо лучше было бы использовать для наступательных воздушных сил. Наступательные самолеты
могут не бояться, как это было в прошлом, истребительных самолетов, потому что они многоместные,
имеют сферический обстрел, с плотностью огня, превосходящей плотность огня одноместного
истребителя; кроме того, они будут бронированы{25} и защищены против атак истребителей
надлежащими строями и порядками, в которых отдельные элементы взаимно поддерживают друг друга.
[40]
Нельзя сказать, что это мнение никак не обосновано. Но доказывает ли оно, что истребительная авиация
может быть совершенно упразднена? Скорее доказано лишь то, что для действительного поражения
линейных крейсеров{*14}, из которых фактически будут состоять воздушные армии, необходимо
противопоставить им контр-крейсеры, характеризуемые своей скоростью и мощностью вооружения, как
об этом говорит ген. Арманго.
Итак, воздушные силы, угрожающие жизненным пунктам территории, будут подвергаться атакам
истребительной авиации. Не подлежит сомнению, что все же истребители будут иногда способны делать
такие операции очень дорогими для противника.
***
Ген. Дуэ возводит в принцип, что воздушная армия агрессора, которую он предполагает более сильной,
не будет систематически искать воздушного сражения, так как более слабые силы всегда будут иметь
возможность избегнуть воздушного сражения. А стремиться к тому, чтобы заставить противника
вступить в борьбу, это значит истощать себя и терять драгоценное время без каких-либо результатов.
Напротив, воздушная армия агрессора ничего не потеряет от сражения и потому она не будет избегать
его. Но атакованная сторона не может позволить без соответствующей реакции угрожать своим
жизненным центрам, она не может не попытаться отбить наносимые ей удары. К этому ее может
вынудить давление возмущенного общественного мнения. Именно воздушные силы обороны — ее
собственная наступательная авиация — будут часто искать воздушного сражения. Если агрессор
принимает бой, — а по доктрине Дуэ он к этому расположен, — то произойдет воздушное сражение. Эта
встреча иногда должна будет происходить в неблагоприятных для обороняющейся стороны условиях,
так как она не всегда будет в состоянии заблаговременно сосредоточить все свои средства; это —
невыгода, присущая всякой обороне. Хотя силы агрессора и потерпят урон, но силы обороны тоже будут
пропорционально уменьшены, что еще более усилит превосходство агрессора. Но его абсолютная мощь
будет сильно задета. Таким образом, станет под сомнение его способность к решающим действиям
против наземных объектов, — к действиям, которые одни были бы достаточны для достижения целей
войны.
Между тем, подвергшаяся нападению страна не должна стремиться к воздушному сражению, ибо только
в отчаянных [41] случаях допустимо бросаться в неравную борьбу. Отсюда еще раз видно, как велики
шансы у агрессора, использующею все выгоды инициативы операций, так как он заблаговременно
сосредоточивает свои средства и действует против более слабого противника.
Гораздо более действительный способ обороны состоит в том, чтобы самому атаковать жизненные
центры агрессора, т. е. атакованная страна должна отвечать такими же действиями, какие предпринимает
агрессор. Если даже предположить, как это делает ген. Дуэ в целях доказательства своих мыслей, — что
агрессор располагает подавляющим превосходством сил, то все же не видно, почему обороняющийся не
может произвести столь же действительных нападений, какие делает агрессор. Ничто не дает права
заранее утверждать, что результаты, полученные одним, не будут превосходить результаты, достигнутые
другим.
Но на это возражают, что такое утверждение было бы верно, если бы агрессор заблаговременно не
принял мер предосторожности, состоящих в том, что он наносит поражение воздушным силам
противника не в воздушном сражении, но путем уничтожения самолетов на земле, посредством
разрушения баз, аэродромов и складов неприятельских воздушных соединений.
Эти атаки, выполненные внезапно, в первые же часы начавшихся военных действий, способны дать
весьма значительные результаты. Действительно, нужно согласиться с ген. Арманго, что если и можно
планомерно рассредоточить базы воздушных сил, то лишь затратив очень большие суммы и сильно
затруднив управление. А при таких обстоятельствах будет ли преувеличенным считать, что тяжелые
потери, понесенные авиацией обороны, смогут ее нейтрализовать? Таким образом, агрессор завоевал бы
почти абсолютное господство в воздухе. Он мог бы более не бояться того, что серьезный воздушный
противник воспрепятствует ему атаковать объекты на земле. Одновременно тем же самым ударом
собственная страна агрессора была бы освобождена от всяких репрессий.
Это безусловно соблазнительный план для государства, которое вырабатывает проекты агрессии, —
план, выполнимый, если нация, против которой он направлен, предполагается брошенной на произвол
судьбы. Но мы не перестанем повторять, что едва ли найдется такое вялое правительство и такой не
выполняющий своего элементарного долга генеральный штаб, для которых агрессия такого рода
началась бы действительно внезапно. А раз агрессия производится [42] против бдительного противника,
то она в громадной степени теряет свою действительность{26}. С другой стороны, если известно, что без
рационального подразделения территории, без устройства бомбо- и газобезопасных баз и других
учреждений воздушных сил для последних создается исключительная опасность их уничтожения, —
опасность столь большая, что самое существование воздушных сил ставится под вопрос, — то было бы
непростительной ошибкой своевременно не принести жертв, требуемых условиями безопасности. Нужно
заблаговременно или бросить страну на произвол судьбы, или согласиться на необходимые финансовые
жертвы, — такова дилемма, при решении которой недопустимы колебания.
Если согласие на подобные жертвы дано, а находящаяся под угрозой страна будет держать глаза
открытыми, то она может надеяться, что ее воздушные силы уничтожены не будут в первые же часы
вооруженного столкновения во время неожиданной атаки воздушной армии агрессора.
А без господства в воздухе агрессор будет менее свободен при организации своих действий против
жизненных центров территории противника. Он даже подвергнется контр-атакам, в которых,
несомненно, понесет потери. В то же время его собственная территория подвергнется в виде возмездия
аналогичным атакам. В таком случае можно с полным основанием сомневаться в том, что одни только
воздушные действия смогут произвести такие разрушения и вызвать такую деморализацию, которые
решат исход войны{27}.
***
Самая возможность глубоко расстроить с помощью воздушных атак жизнь важных центров и в
особенности жизнь густо населенных городов, повидимому, ни в какой мере не может считаться
безусловно установленной. Напротив, эта возможность, повидимому, слишком переоценена.
Значительно переоценены возможные результаты действия фугасных бомб, тогда как опыт последней
войны должен был бы, напротив, побудить производить более скромные оценки.
Приведем только один пример. 12—14 сентября 1918 г. станция Конфлан-Жарни, представляющая
собою «настоящий стратегический узел путей сообщения», была атакована бомбардировочными
эскадрильями, сбросившими на нее значительное количество бомб. За один только день 14 сентября
были сброшены 4 т бомб, а всего за 6 дней — не меньше 6 т. Эта станция, конечно, сильно пострадала,
но все-таки продолжала работать{28}. [43]
Не нужно забывать, что как бы ни были велики разрушения, причиненные самыми мощными фугасными
бомбами, эти разрушения все же локализованы. Чтобы поразить целые города или же центры,
занимающие большую площадь, нужно, чтобы бомбы были равномерно распределены по всей площади,
что ни в какой мере не может быть в действительности, каковы бы ни были усовершенствования в
технике бомбардирования{29}.
Следует еще добавить, что вследствие неблагоприятных атмосферных условий результаты
бомбардировки могут быть совсем ничтожными.
Несомненно, что зажигательные бомбы более страшны, и главным образом, потому, что их действие не
локализируется на малой площади. Целые кварталы могут подвергнуться опасности уничтожения, если
только не будут противопоставлены действительные средства борьбы с распространением пожара. Но
такие средства очень быстрой противопожарной помощи вполне возможны. Нужно лишь эту помощь
организовать{*15}{30}.
Но как быть с отравляющими веществами?
Было бы слишком наивно и крайне опасно верить в то, что беззастенчивый агрессор будет соблюдать
договоры, запрещающие [44] применение ОВ. Еще не забыты клочки бумаги договоров, разорванных в
августе 1914 г.
Прежде всего нужно спросить себя, действительно ли бомбардировка ОВ даст столь ужасные
результаты, какие описываются в разговорах, ведущихся в кафе и на страницах газет.
На этот вопрос нужно без колебания ответить отрицательно. Нет, все целиком население не подвергается
риску уничтожения посредством даже самого ядовитого ОВ. Нет, боевой газ не может свести на-нет все
существующее.
По этому поводу несколько месяцев тому назад немецкий журнал «Luftschutz Rundschau» («Обозрение
ПВО») опубликовал статью, выдержки из которой помещены в газете «France Militaire». Мы читаем там
следующее:
«Нужно заметить, что охотно забывают про то, как легко ОВ уносится ветром, а
влажность воздуха быстро разлагает ОВ. Нужно иметь в виду, что для
действительного заражения местности на 1 кв. м поверхности требуется не менее 10 г
ОВ (дело идет об иприте). Если желательно отравить целый город, — такой, как,
например, Берлин, площадь которого около 300 кв. км, то нужно около 3 000 т
иприта{31}. Полагая, что каждый самолет может перевезти 1 т ОВ, понадобится 300
самолетов-бомбардировщиков большого тоннажа{32}. Эти самолеты должны
сбросить свои бомбы в одно и то же время и на одинаковых расстояниях одну от
другой. При этом температура воздуха имеет очень большое значение, а дождь и снег
полностью аннулируют действие иприта{33}. Еще не найдено более мощных ОВ, чем
те, которые были известны в последнюю войну. Американский льюизит не
превосходит немецкий желтый крест. Наконец, не существует ОВ, против которых
химики не нашли бы противоядия{34}. Можно поэтому утверждать, что заражение
целого города технически невозможно. ОВ является боевым средством,
подверженным случайностям. Если население подготовлено к возможности атак
посредством ОВ, хорошо дисциплинировано, снабжено противогазами и располагает
убежищами, то ему нечего бояться воздушного нападения»{35}.
Все это в высшей степени справедливо, и можно полностью подписаться под этими заключениями.
Но нужно иметь в виду, что население, подвергнутое воздушной бомбардировке химическими бомбами,
будет охвачено [45] самой ужасающей паникой, если не будут соблюдены перечисленные ниже условия,
а именно:
— если не будут еще в мирное время приняты надлежащие меры химической обороны
во всех тех пунктах, которые находятся под угрозой воздушно-химического нападения
(служба тревоги, коллективная защита при помощи убежищ или соответственного
приспособления построек, индивидуальная защита посредством противогазов);
— если общественные власти не выработали для каждого пункта, могущего
подвергнуться атаке с воздуха, методический и надежный план проведения в жизнь
разработанных мер; самый важный план — это план полной или частичной эвакуации
населения наиболее уязвимых городов{36};
— если население не получило точной и обязательной для всех детальной подготовки
в противовоздушном отношении и не снабжено действительными средствами
индивидуальной защиты;
— если, наконец, можно даже сказать, если особенно, — население не было
соответствующим образом воспитано; если не было сделано все для того, чтобы его
нервы имели необходимую закалку; если компетентное начальство надлежащим
образом не предупредило население об ожидающих его опасностях; если, одним
словом, ничего не сделано Для того, чтобы устранить всякий страх неожиданности,
которая больше, чем что-либо другое, способствует деморализации.
За рубежом работали и работают в этом направлении, и многое уже сделано. А у нас во Франции? Каких,
действительно, практических результатов добилась Главная инспекция противовоздушной обороны,
созданная несколько лет тому назад? По правде сказать, сделано так мало, что, собственно говоря, еще
остается сделать все{37}.
Нет сомнения, что все упирается в препятствия политического и избирательного порядка. Какую же,
однако, громадную ответственность берет на себя правительство, если оно из-за мелкой расчетливости,
дряблости и избирательных побуждений или просто по небрежности не осмеливается возложить на
страну эти тяготы мирного времени, без которых ее подстерегает опасность самых ужасных катастроф.
Но не живем ли мы в эпоху, когда у нас, вот уже много лет, предвидеть войну — значит покушаться на
священную догму пацифизма, а подготовляться к ней — святотатствовать? [46]
Как бы то ни было, но можно надеяться, что придет день, когда перечисленные выше условия будут
соблюдены, и тогда беззастенчивый агрессор, рассчитывающий на эффект ужаса перед воздушной
бомбардировкой отравляющими веществами, ошибется в своих предположениях. Ужас не подорвет
морального состояния населения, если наши правители примут, наконец, надлежащие меры по его
подготовке и воспитанию.
Если же, к несчастью, будет иначе, если пацифизм, безрассудный у одних и преступный у других, будет
навязывать Франции свои законы непредусмотрительности, неблагоразумия и неподготовленности,
тогда ужас, который постарается создать агрессор своими воздушными атаками и особенно применением
отравляющих газов, охватит не одно только население, действительно подвергшееся нападению.
Деморализация и террор распространятся во всей зоне, которая находится в пределах возможного
радиуса действия ужасных летающих машин, т. е. практически распространятся на всю Францию.
Возмездие, репрессии явятся лучшей защитой. Но ответ должен быть немедленным, что требует
заблаговременного образования максимального запаса химических бомб. Последние не станут
применяться по инициативе Франции: Франция будет выполнять взятые на себя обязательства. Но, если
ее заставят, она должна будет применить эти химические бомбы во время молниеносных,
ошеломляющих репрессий.
В заключение можно думать, что даже в том случае, если агрессор применит отравляющие вещества
против населения, ничто не даст права считать его наступательные воздушные действия
обеспечивающими достижение исхода войны, если только еще в мирное время наши правители
выполнят свой долг{38}.
***
Но если можно притти к такому заключению относительно результатов нападений на жизненные
центры, не интересующие особо и исключительно сухопутные силы, то не придется ли сделать другой
вывод, если предположить, что противник будет стремиться сорвать план мобилизации и сосредоточения
сухопутных сил{*16}.
Вопрос стоит того, чтобы его рассмотреть поближе. Как мы уже видели, первой целью воздушных сил
агрессора [47] будет наземная организация воздушных сил противника, т. е. цели специфически военные.
Дело идет, стало быть, о том, чтобы сразу же, внезапно и самым дешевым образом, завоевать господство
в воздухе.
По мнению ген. Арманго, в самом начале войны начнется борьба в воздухе и на земле авиации
враждующих сторон. При этом более сильная авиация быстро завоюет себе большую свободу действий,
что для победителя явится более или менее полным владением воздухом. Как же она использует его? На
какие военные объекты она нападет? Какие средства и какие приемы она применит? Каких результатов
будет она вправе ожидать? Каковы будут цели? Очевидно, в первую очередь это будут пути сообщения,
необходимые для проведения мобилизации и сосредоточения: железные дороги, крупные вокзалы и
станции, искусственные сооружения и т. д., а на море: военные порты, большие торговые порты, морские
силы. Способ действия? Массированные действия с применением всей авиации.
«Пути сообщения, — пишет ген. Арманго, — могут быть атакованы на всей
территории. Некоторые самолеты будут перевозить десантные отряды разрушения,
задача которых будет состоять в подрыве искусственных сооружений, вызывать сход с
рельсов поездов при входе в туннели и производить другие разрушения с расчетом на
более длительный эффект.
Другие самолеты, большие и малые, систематически действуя малыми группами или
отдельно, получат такую же задачу, атакуя цели с малых высот бомбой, из пушки, из
пулеметов».
Можно ли вместе с ген. Арманго предполагать, что 300 тяжелых бомбардировочных самолетов и такое
же число средних бомбардировщиков, получив задачу, «когда еще система ПВО железных дорог не
приведена в боевую готовность», сильно повредят сеть путей сообщения, может быть, на несколько
недель, а может быть, и на несколько месяцев? Эти результаты можно, якобы, получить в одну ночь, но
ничто не мешает, впрочем, повторять эти налеты и в следующие ночи. Можно ли думать, что таким
образом мобилизация и сосредоточение будут дезорганизованы и даже, как это думают итальянцы,
настолько дезорганизованы, что атакованная страна будет не в состоянии сформировать и соединить
свои армии и вынуждена будет просить мира?
На вопрос, поставленный таким образом, может быть лишь один, притом отрицательный, ответ. [48]
Прежде всего следует указав на малую вероятность того, что агрессор, даже самый предприимчивый и
свободный от каких-либо предрассудков, сумел бы выполнить эти воздушные операции до того, как
будут приведены в боевую готовность средства обороны важных путей сообщения. Трудно понять, в
самом деле, чтобы такая буря разразилась неожиданно, при абсолютно безоблачном международном
небе. А правительство было бы весьма виновно, если бы, имея указания на необходимость усилить
бдительность, не приняло бы этой элементарной меры безопасности, т. е. не расположило бы на
соответствующих местах средств противовоздушной обороны путей сообщения и не привело бы их в
боевую готовность. Да к тому же это приведение в боевую готовность производится настолько быстро,
что своевременно осуществить его можно при всяких обстоятельствах.
Но предположим даже, что эти меры своевременно приняты не были. Можно ли в самом деле верить в
то, что авиация агрессора способна сорвать мобилизацию и сосредоточение противника с помощью
длительного и действительного разрушения учреждении и органов, необходимых для проведения этих
операций?
Если рассматриваемые объекты являются важными центрами, как-то большими железнодорожными
станциями или пунктами группировки пополнений, то, очевидно, воздушные силы могут атаковать их не
иначе, как фугасными или зажигательными бомбами, химическими бомбами и вообще ОВ, обстрелом из
пушки или пулемета.
Но возможно ли массовое разрушение этих объектов такими средствами?
Выше мы уже видели, как следует рассматривать этот вопрос. Кроме того, следует вспомнить
упомянутый выше пример бомбардировки вокзала Конфлан в 1918 г. Этот пример имеет значение и
сейчас с учетом всех усовершенствований, внесенных с того времени в технику бомбометания
воздушных сил. Затем, как бы значительны ни были воздушные силы агрессора, все же число
находящихся в его распоряжении самолетов не бесконечно. Представьте себе то количество самолетов,
которое было бы необходимо для разрушения в течение нескольких дней важных центров такой
обширной территории, как французская или ее соседей, если известно, например, что для атаки одной
только столицы вроде Парижа, Берлина или Рима требуются минимум 250 — 300 тяжелых
бомбардировщиков{39}.
Предположим, что дело идет о таких объектах, как виадуки, мосты, входы в туннели. Атака их при
помощи [49] бомб, ввиду незначительности размеров объектов, трудна, и попадание мало вероятно.
Следует ли для этого высаживать специалистов воздушно-десантных отрядов, привезенных на
самолетах? Таково по крайней мере решение, предлагаемое ген. Арманго. Но как это трудно, если не
сказать — невозможно!
Трудность заключается прежде всего в том, чтобы найти вблизи того сооружения, которое нужно
разрушить, площадку, где могли бы сесть самолеты{40}. До тех пор, пока нет самолетов, способных
садиться и подниматься вертикально, эта трудность останется, что явится для целого ряда сооружений
лучшей защитой от такого рода предприятий. Притом совершенно очевидно, что непременным условием
является близость аэродрома, без чего попытка разрушения обречена на неуспех.
Не следует также забывать, что в подобной операции необходимым элементом удачи является
внезапность. Но днем трудно рассчитывать на выполнение такого условия, — значит это предприятие
должно осуществляться ночью. Вообразим себе многоместные самолеты или даже целые их эскадрильи
садящимися ночью в известной или мало известной местности на несколько площадок.
Многоместные самолеты или целые эскадрильи необходимы потому, что серьезные разрушения можно
осуществить лишь с помощью достаточно многочисленного личного состава.
Чтобы произвести разрушение искусственного сооружения в виде моста или входа в туннель, надо не
менее 8—10 человек. Следует перевезти их и необходимую материальную часть: взрывчатые вещества,
разные инструменты и т. д. Кроме того, нужен еще личный состав для защиты подрывников, даже в
предположении, что оборона путей сообщения еще не приведена в боевую готовность. Если же эта
система уже на месте, то понадобится заблаговременно еще до самой операции разрушения атаковать
врукопашную защитников объекта, что потребует ударных войск и вообще более многочисленный
десантный отряд.
В одной из статей, опубликованных в газете «Franco Militaire» (от 18. V. 1933 г.), Анри Поль,
рассматривая операцию по разрушению охраняемого сооружения, исследует вопрос о том, какие
средства необходимы для этой операции в отношении личного состава и материальной части. Он
приходит к заключению, что дело потребует, независимо от группы специалистов-подрывников в 10—12
человек, еще около батальона численностью в 164 человека, снабженных 75 мотоциклами [50] с
коляской и 25 ручными пулеметами{*17}. Он подчеркивает, что этот состав должен быть весьма
высоких моральных качеств и технически хорошо подготовлен еще в мирное время{41}.
Возможно, что эти требования являются преувеличенными. Тем не менее очевидно, что потребуется
достаточно сильный отряд, который нужно высадить, сосредоточить, занять места для производства
работы или для обороны и затем снова посадить его в самолеты; и все это ночью или большей частью
ночью. Следует ли еще подчеркивать всю случайность, чтобы не сказать больше, операций подобного
рода?
С другой стороны, очевидно, что подобные операции не могут повторяться много раз, как этого требует
план разрушений, действительно способный сорвать систему мобилизации и сосредоточения
противника{*18}.
Если же не удастся разрушить эти искусственные сооружения, то можно ли вызвать большие задержки в
мобилизации и в сосредоточении противника, ограничиваясь разрушением перегонов в нескольких
соответствующим образом выбранных пунктах, — срывом перевозок, что должно вызвать
закупоривание пути. Этот способ, рекомендуемый ген. Арманго, действительно требует ограниченного
количества людей и материальной части. Но зато, ограничиваясь простым перерывом железнодорожного
движения, — даже если это делается при входах в туннель, — нельзя рассчитывать на задержку
мобилизации и сосредоточения, длящуюся в течение недель, так как нельзя переоценивать достижимые
на практике результаты. Они, конечно, значительны, но было бы преувеличением думать, что
посредством них можно вызвать бесспорную задержку в приведении в боевую готовность
неприятельских вооруженных сил. [51]
Из всех предыдущих рассуждений вытекает лишь то заключение, что действия одних воздушных сил
против территории противника не способны дать решение войны. Однако, эти действия способны дать
значительные результаты. Из этого установленного нами факта мы сделаем позже важные выводы.
Глава V. Четвертый постулат. «В сухопутных операциях, мощь
современных боевых средств благоприятствует более обороне, чем
наступлению, причем до такой степени, что неизбежно
устанавливается равновесие борющихся сил; это не дает возможности
добиться какого-либо решения, за исключением того случая, когда на
стороне наступления громадное численное и материальное
превосходство»
Этот четвертый постулат представляет собою один из существенных пунктов доктрины Дуэ. Ген.
Арманго приходит к менее абсолютным выводам в своем труде «Авиация и наступательная мощь
боевого средства завтрашней войны». Ген. Арманго считает вполне установленной во время больших
сражений последней войны на Западном фронте слабую наступательную способность наземных боевых
средств. Причины, по его мнению, заключаются в следующем:
«Мощь вооружения, более действительная в обороне, чем в наступлении, мешает
продвижению и не дает достичь благоприятного исхода даже против внезапно
атакованного противника.
Воздушная разведка, более точная у обороны, чем у наступления, препятствует
достижению стратегической (оперативной) внезапности».
Он считает далее, что вооружение завтрашнего дня будет такое же, и одни и те же причины вызовут
одни и те же следствия{42}.
Рассматривая наступательную способность различных родов войск и крупных соединений современной
армии или — что более точно — исследуя относительную мощь вооружения завтрашнего дня в обороне
и наступлении, ген. Арманго утверждает, что последняя война опровергла мнение, единодушно
разделявшееся всеми до 1914 г., будто бы всякий прогресс в вооружении будет итти на пользу
наступлению. Прежде всего оборона, благодаря интенсивному использованию местности, выгодна тем.
что обороняющийся меньше, чем атакующий, видим и уязвим. Последний бывает вынужден [52]
обнаружить себя при продвижении. Отсюда бòльшая эффективность оружия при ооороне, чем при
наступлении. Затем «при наступлении труднее, чем при обороне, поддерживать связь между родами
войск в крупном войсковом соединении и руководить действиями частей и соединений в сражении».
Своевременно и в надлежащем месте мы покажем, насколько правильны эти утверждения и к каким
следствиям они ведут. Но если эти афоризмы и были верны во время последней войны, то будут ли они
верны в будущей воине? Или же, напротив, может быть прогресс вооружения будет более
благоприятствовать наступлению?
Для ответа на этот вопрос ген. Арманго исследует его с трех точек зрения:
— видимости родов войск;
— их уязвимости;
— легкости поддержания связи и вождения соединений в сражении{43}.
В отношении видимости ген. Арманго считает, что оборона всегда с большей легкостью, чем
наступление, может скрыть себя, может лучше использовать местные естественные и искусственные
прикрытия, может лучше организовать маскировку и убежища. Исключением будут являться только
такие тактические положения, когда не будет времени на принятие необходимых мер обороны, но такие
случаи будут очень редки.
Наконец, по мнению автора, оборона всегда лучше, чем наступление, обеспечена наземным
наблюдением.
Воздушный флот своей воздушной разведкой еще более обеспечивает обороне преимущества перед
наступлением. В будущем это качество обороны будет, несомненно, более высоким, чем в 1918 г.
Наступление может воспользоваться выгодами воздушного наблюдения только в том случае, если у него
значительное преимущество в разведывательной и истребительной авиации. Без этого разведка и
наблюдение с воздуха будут крайне ненадежны. Заметим мимоходом, что наступление прекрасно может
(по крайней мере в самом начале) воспользоваться выгодами такого превосходства, потому что оно
может заблаговременно сосредоточить свои воздушные силы в любом пункте.
Надо заметить, что если бы доктрина Дуэ применялась стороной, прибегнувшей полностью к сухопутной
обороне, то ее сухопутные силы не имели бы никакой вспомогательной авиации, никакой авиации
наблюдения. Следовательно, наступающая сторона без всяких затруднений добивалась бы превосходства
в этом отношении. [53]
Впрочем, продолжает автор, атакующий всегда останется видимым, как это было и в прошлой войне,
если только у него нет истребительной авиации с явным, решительным превосходством над противником
и если к тому же он не сумеет ослепить наземные наблюдательные пункты обороны, чего собственно
никогда не удавалось достичь в войне 1914—1918 гг.
В общем:
«с точки зрения видимости наступательная мощь боевых средств завтрашней войны
усилится, но не очень-то значительно. Ее усиление зависит от развития воздушного
флота во всех его отраслях. Но развитие будет направлено, главным образом, в
сторону развития самостоятельной авиации».
Во всяком случае с точки зрения видимости наступательная мощь сухопутных сил не может
рассчитывать на серьезный рост.
С точки зрения уязвимости различных родов войск в наступлении и обороне ген. Арманго приходит к
такому же заключению. Пехота будет лучше вооружена — это верно, и особенно в отношении орудий
навесного огня, но зато оборона будет лучше снабжена автоматическим оружием. Против обороны,
хорошо расположенной на непрерывном и глубоком фронте,
«вообще говоря, пехота не будет в состоянии одна при наступлении преодолеть
сопротивление, которое она встретит. А может встретиться такая местность, на
которой артиллерия и даже танки не смогут содействовать пехоте надлежащим
образом. Нередко, за отсутствием связи, артиллерия не сможет помочь пехоте как раз
в тот момент и в том самом месте, где и когда это нужно. Поддержка артиллерии
будет достаточна лишь за счет крайне большого расхода снарядов, но на это в начале
войны можно согласиться лишь в исключительных случаях».
Могут ли танки восполнить недостаточную наступательную способность пехоты? Ген. Арманго не верит
в это. После анализа недостатков и преимуществ танков он приходит к заключению, что
«танки не увеличивают возможного фронта пехотной дивизии (2—2,5 км); можно
лишь рассчитывать на более повышенную способность атаки в глубину. Но и оборона
будет организована соответствующим образом. [54] Наступающий должен сначала
последовательно овладеть линиями сопротивления обороны, прежде чем перейти к
использованию первых полученных результатов.
Следовательно, наступательная способность пехоты и танков во время первых
операций весьма скромна. Несомненно, что в течение некоторого времени увеличится
число дивизий, способных к наступлению, но к этому моменту фронты
стабилизуются».
Однако, ген. Арманго допускает, что благодаря придаче пехоте более мощного вооружения, а именно
орудий навесного огня, она способна, хотя и очень медленно, но достаточно надежно продвигаться при
атаке плохо организованной позиции, последовательно сламывая местное сопротивление даже в том
случае, когда артиллерия оказывает ей лишь слабую поддержку.
Тут уже налицо важная уступка, которую следует отметить и к которой мы еще вернемся.
По поводу артиллерии ген. Арманго говорит, что
«она является недостаточным средством ни для того, чтобы господствовать над огнем
артиллерии обороны, ни для того, чтобы загасить огонь пехоты. Артиллерия же
обороны замаскируется, спрячется в окопы, расчленится, часто будет менять место
расположения орудий и будет до начала атаки по большей части молчать».
Относительно огня пехоты из опыта прошлой войны известно, что артиллерия наступающего бессильна
его погасить, что всегда остается достаточно автоматического оружия обороны, чтобы остановить атаку
пехоты, как только нейтрализующий огонь артиллерии наступления переносится дальше. Надо добавить,
что стрельба на нейтрализацию редко применялась там и тогда, где и когда пехота нуждалась в ней.
Короче говоря, за исключением начала сражения артиллерия в деле поддержки пехотной атаки
добивалась лишь весьма посредственных результатов.
Так было в мировую войну, и то же самое окажется в будущей войне, какие бы усовершенствования ни
были введены в устройство материальной части и в способы ее использования. Лишь по отношению к
химическим снарядам ген. Арманго признает, что выгоды на стороне наступления, потому что
обороняющийся поражается ими как в окопах и убежищах, так и вне их. Но при этом требуется такой
[55] большой расход химических снарядов, какой едва ли будет возможен в начале вооруженного
столкновения.
Штурмовой бронированный самолет, приспособленный для нападения во время сражения на наземные
цели и примененный наступающим в достаточном количестве, увеличит уязвимость обороняющейся
стороны. Но такой самолет еще более действителен в обороне против открыто атакующих частей.
«В конечном счете наступательная способность крупных соединений современной
армии, повидимому, не усилится в зависимости от увеличения уязвимости обороны и
уменьшения уязвимости наступления».
Автор затем переходит к исследованию вопроса с точки зрения связи между родами войск, между
частями и соединениями и с точки зрения вождения крупных соединений в наступательном сражении.
Он утверждает, что в последнюю войну связь между родами войск, а также связь между ними и
командованием, устанавливалась с гораздо большим трудам при наступлении, чем при обороне. Авиация
улучшит связь в будущей войне. Следовательно, нужно было бы увеличить число частей
вспомогательной авиации. Однако, в начале войны можно рассчитывать лишь на ограниченное число
таких частей.
Для вождения крупных соединений необходима разведка. Авиация и здесь будет наиболее
действительным средством. Следовало бы усовершенствовать материальную часть разведывательной
авиации и увеличить число авиационных разведывательных частей.
Но «эта потребность будет плохо удовлетворена за отсутствием достаточно мощных — численно и
качественно — воздушных средств».
Если взять кавалерийскую дивизию, даже современную, частично механизированную, — то нужно
установить тот факт, что это крупное соединение еще скорее, чем пехотная дивизия, окажется при
наступлении в более невыгодном положении, чем при обороне, так как все ее составные части гораздо
более видимы, более уязвимы, связь между ними еще более трудна, а между тем, «атака должна
производиться скорее и на более широком фронте».
В конечном счете, несмотря на такие существенные преимущества наступления перед обороной, как
выбор зоны или направления атаки, выбор момента, численное превосходство в пункте удара и т. д., ген.
Арманго полагает, что [56]
«во фронтальном сражении, к которому очень быстро приведет всякий маневр, тот,
кто атакует противника, закрепившегося на хорошо выбранной и укрепленной
позиции, будет находиться, повидимому, в более невыгодном положении, чем
обороняющийся.
Отсюда следует, что прогресс вооружения чаще окажется более полезным обороне,
чем наступлению.
Следовательно, во фронтальном сражении наступление может увенчаться успехом
лишь при наличии огромного количества материальной части, которым можно
располагать только по истечении многих месяцев войны».
Приведя еще ряд соображений, ген. Арманго в общем при ходит к заключению, что с тактической точки
зрения
«наступательная мощь сухопутных вооруженных сил в ближайшей войне, как и в
прошлой, не способна обеспечить решения войны, — по крайней мере быстрого
решения, так как попрежнему эффективность оружия будет более значительной при
использовании его в обороне».
***
Но если относительная мощь вооружения является одним из элементов победы, то существует и другой
элемент, который по своему значению ни в чем не уступает первому и который может доставить
наступающей стороне, если она им воспользуется, несомненный успех: это — стратегическая
(оперативная) внезапность, в результате которой противник лишается возможности своевременно ввести
в бой свои резервы.
Точка зрения ген. Арманго по этому вопросу такова.
Известно, что в прошлую войну на Западном фронте наступающим армиям редко удавалось достигать
стратегической (оперативной) внезапности. Каждый раз резервы обороны успевали во-время прибывать
и восстанавливать более или менее нарушенный фронт. Это происходило потому, что наступление, для
подготовки которого требуются передвижения и работы, испытывало непреодолимые затруднения в
борьбе с разведкой противника, в особенности с его воздушной разведкой. Оборона испытывала в этом
отношении гораздо меньше затруднений. Но это верно лишь частично. В [57] некоторых сражениях
стратегическая (оперативная) внезапность наступающими все же достигалась, как, например, немцами 27
мая 1918 г. при Шмэн-де-Дам и французами 18 июля 1918 г. в контр-наступлений Виллер-Коттере. В
этих сражениях благодаря времени, выигранному оборонительным боем, удалось привлечь резервы и
восстановить фронт, хотя сражения начинались внезапно.
Будет ли то же самое завтра? Ген. Арманго придерживается следующего мнения.
Стратегическая (оперативная) внезапность, прежде всего, требует хорошей ориентировки, хорошего
расположения сил, а это зависит от качества и достоверности разведывательных данных, собранных о
противнике и о вероятной местности сражения. С этой точки зрения:
«можно думать, что авиационная разведка как в начале военных действий, так и в
операциях маневренной войны доставит главнокомандующему и командующим
армиями достаточные разведывательные данные... при условии, если высшее
командование сумеет обеспечить себя в мирное время средствами воздушной
разведки, способными по своей квалификации, по количеству и по организации, с
учетом воздушной обороны и моторизации армий, выполнить при всяких
обстоятельствах все требования».
Напротив, наземная разведка не даст, повидимому, лучших результатов, чем в 1914 г., потому что
разведка на земле будет натыкаться на части охранения и прикрытия, мощь обороны которых будет
усилена благодаря использованию полупостоянных фортификационных сооружений и благодаря
прогрессу вооружения. Предполагается к тому же, что фронт не будет менее непрерывным благодаря
мобилизации прифронтового населения. Впрочем, ген. Арманго признает, что новые средства —
моторизованные и механизированные войска, работающие в связи с соответствующей боевой авиацией,
с разведывательной авиацией, с бронированной авиацией наблюдения и с авиацией связи, — дадут
возможность производить более плодотворные разведки боем, если упомянутые выше моторизованные и
бронированные соединения не будут, как теперь, столь малочисленны. Во всяком случае очевидно, что
противник должен что-то противопоставить этим новым способам и средствам разведки, — в виде ли
самолетов-бомбардировщиков, используемых как противотанковые самолеты, в виде ли истребительной
авиации и противотанковых наземных средств. Но и пользу от [58] всех этих новых средств разведки
можно получить лишь тогда, когда их действия находят опору, предшествуются и, так сказать,
разрешаются и утверждаются бесспорным превосходством в воздухе.
Итак, с точки зрения «боевого расположения войск», или что то же, с разведывательной точки зрения,
ген. Арманго допускает, что командование наступательными силами будет в состоянии обеспечить себя
этими разведывательными данными при помощи воздушной и наземной разведки, если будут соблюдены
известные условия. Какие же это условия?
— «Разведывательная авиация, наилучшим образом оснащенная, организованная для
постоянного наблюдения за всем театром действий, на котором выполняется маневр, и
могущая производить быструю и сосредоточенную разведку.
— При наступлении решающих моментов использование в дополнение к
разведывательной авиации части или даже всей воздушной армии.
— Бронированная авиация наблюдения и авиация связи в распоряжении тех дивизий,
на которые возложена задача войти в соприкосновение с противником, в особенности
это касается моторизованных и бронированных, а также кавалерийских дивизий».
Но, несмотря на все это, он далее пишет:
«В общем же основной элемент успеха стратегического (оперативного) маневра, а
именно хорошая ориентировка, хорошее расположение сил и верное нацеливание
удара, в зависимости от действительной обстановки у противника, могут быть лишь с
трудом достигнуты при наступлении против неприятеля, заблаговременно
перешедшего к обороне».
Во всяком случае новая материальная часть и новые обстоятельства безусловно придадут войне
завтрашнего дня маневренный характер.
Сам генерал Арманго несколькими строчками ниже приходит к такому же заключению. Он говорит:
«Широкое использование механизированных войск, и в особенности воздушных сил,
способно, следовательно, повысить точность разведывательных данных о противнике
при организации наступления. Таким образом, командующий имеет возможность
более уверенно построить свой боевой порядок, правильнее нацелить [59] главный
удар в том направлении, которое больше всего обеспечивает успех».
Но стратегическая внезапность требует также, чтобы разведывательные органы и органиы охранения
противника были выведены из строя; иначе противник предпримет контрмеры, и внезапности не будет.
Другими словами, нужно обеспечить «тайну»{*19}.
Надо полагать, противник будет иметь в своем распоряжении для разведывательных целей такие же
современные средства, какими располагает и наступающий. Таким образом, лишь соответствующие
меры, — и главным образом широкое, почти исключительное использование ночных движений, а также
умелое и интенсивное использование превосходной авиации, — могут обеспечить выполнение этого
условия. Нельзя не согласиться с ген. Арманго, когда он утверждает, что элемент секретности в
достижении стратегической внезапности повелительно требует:
«истребительной авиации высокого качества, организованной так, чтобы вполне
обеспечить сосредоточение своих частей в зоне стратегического маневра;... весьма
мощной бомбардировочной авиации, которая дополнит боевые действия
моторизованных и бронированных сухопутных сил, получивших одновременно, а
часто и совместно с воздушными силами задачу быстро ликвидировать части
обеспечения противника».
Таким образом, можно притти к совершенно правильному заключению, что стратегическая внезапность
на суше вполне возможна.
Перейдем теперь к другому элементу внезапности — быстроте.
Быстрота необходима для достижения внезапности, сначала как один из факторов обеспечения тайны
(ибо ясно, что тайна тем меньше подвергается риску быть раскрытой, чем короче предварительное
маневрирование), а затем, когда тайна раскрыта, быстрота может быть еще более важна, потому что в
зависимости от времени, нужного для ввода в дело боевого порядка, у противника будет больше или
меньше возможности своевременно отразить удар. [60]
По этому поводу ген. Арманго высказывает ту идею, что хотя моторизация боевых средств сухопутной
войны и действует в направлении повышения быстроты маневра, зато развитие авиации, наоборот,
обеспечит атакованному противнику возможность действовать в противоположном направлении, т. е.
вызывать задержки и в подготовке и в выполнении маневра. Такое замедление может быть вызвано даже
в том случае, если тайна подготовки маневра не раскрыта, ибо, если, например, дело идет о фланговом
маневре, то противник наверняка заблаговременно предпримет все предупредительные меры, имеющие
своей целью защитить этот угрожаемый фланг от всяких случайностей. Его авиация предпримет
специальную операцию по разрушению путей сообщения, по отравлению или по поджогу наиболее
важных вокзалов и железнодорожных станций.
При этом неизбежно произойдет воздушная борьба в районе самого маневра и в его тылу, потому что
истребительная авиация, обслуживающая наступательный маневр, очевидно, будет привлечена для
обеспечения свободы этого маневра.
Кроме того, бомбардировочная авиация наступающей стороны сама будет, так сказать, симметрично
действовать против путей сообщения противника в зоне маневра, чтобы заблаговременно
воспрепятствовать ему осуществить контрмеры; ведь недостаточно, в самом деле, только обеспечить
быстроту действия своего стратегического маневра, важно, кроме того; и уменьшить быстроту действия
стратегического маневра противника.
В общем ген. Арманго приходит к следующему заключению:
«Кто будет прежде всего располагать для срыва маневра противника тяжелой
бомбардировочной авиацией, превосходящей таковую же авиацию противника, а
также высококачественной истребительной авиацией для обеспечения своего маневра,
тот и сможет обеспечить быстроту своего стратегического маневра и воспользоваться
выгодами внезапности. Внезапность же создает один из самых больших шансов для
завязки сражения в таких условиях, которые могут дать решение (войны)».
Таким образом, рассматривая вопрос с точки зрения обоих элементов стратегической внезапности —
быстроты и обеспечения тайны, — ген. Арманго утверждает, что действия сухопутных вооруженных сил
могут дать решающие результаты, [61] но только в том с случае, если принимает участие такой крупный
фактор, как мощная авиация, — мощная и абсолютно и относительно.
***
Но все ли это? Нет. Удачный стратегический маневр не окупится, если наступающая сторона не будет
располагать достаточными силами и материальными средствами для широкого использования
достигнутого внезапностью успеха, тогда он станет действительностью.
Относительно материальной мощи ген. Арманго того мнения, что она, главным образом, зависит от
организации тыла. При этом он полагает, что даже во встречном сражении сколько-нибудь
удовлетворительная организация тыла одного лишь наступающего соединения потребует от 4 до 5 дней.
Это время может возрасти до 10—12 дней, если потребуется общая организация тыла, и даже до 15—20
дней, если эта общая организация должна быть более совершенной.
Однако, он допускает, что подобные сроки «могут быть сокращены благодари более широкому
использованию автомобильного транспорта, так как последний позволяет удвоить глубину тыла армии»,
что явным образом придает сражению большую эластичность, а стало быть, значительно большую
свободу маневра. Но он спешит прибавить, что угроза действий и самые действия воздушных сил
противника заставят чем дальше, тем больше расчленять, разукрупнять органы снабжения. Отсюда
возрастут сроки, необходимые для устройства тылов, и уменьшится производительность работы. Таким
образом, в значительной степени будет аннулирована свобода маневра, которая получается за счет
широкого использования автотранспорта.
Кроме того, сама организация тылов может раскрыть проекты командования и тем самым будет в
противоречии с интересами сохранения стратегической внезапности. Это крупное неудобство
неизбежно, если наступающий не располагает мощной бомбардировочной и высококачественной
истребительной авиацией. Автор не добавляет, но это безусловно вытекает из его мысли, что и та и
другая авиация должны быть сверх того очень мощными не только абсолютно, но и по отношению к
авиации противника.
Можно было бы много сказать о концепции автора относительно материальной мощи и стратегического
маневра. Когда он поддерживает мнение, что даже встречное сражение [62] может начаться лишь после
проволочки в несколько дней, то, очевидно, его мысль представляет собою отражение официальной
доктрины, увязшей в пыли и грязи, собранной за 4 года траншейной войны, когда этой доктриной уже
утеряно понимание значения маневра.
Пора, наконец, стряхнуть эту пыль. Пожелаем, чтобы это чудо произошло не слишком поздно. А в
данный момент ограничимся установлением того факта, что ген. Арманго, даже исходя из спорной точки
зрения, признал в скрытом виде, что стратегический маневр на суше нельзя рассматривать с точки
зрения его материальной мощи, как не обеспечивающий положительных результатов. Но он поставил
одно условие: содействие воздушных сил, превосходящих по своей мощности неприятельские
воздушные силы.
Такого же мнения он придерживается и относительно использования успеха. Он допускает, что при
наличии в будущей войне крайне больших трудностей в использовании успеха в войне все же это
использование возможно при условии, «что наступающий воспрепятствует противнику производить
разрушения{44}, бомбардировку или заражение местности», чем окончательно подавит его моральное
состояние. Лучшим средством для этого является, несомненно, мощная авиация, уже завоевавшая
подавляющее превосходство над авиацией противника. «Иначе говоря, — добавляет автор, — не будет
победы на земле без предварительной воздушной победы».
Эта фраза вообще лучше всего подводит окончательный итог всем заключениям, к которым приходит
ген. Арманго в той части своего труда, которая посвящена изучению возможностей и условий успеха
стратегического маневра на суше.
Возможность успеха стратегического маневра зависит, как ему думается, от того, удастся ли
уравновесить возросшую оборонительную мощь современного вооружения. По его мнению, лишь два
боевых средства пригодны для этого: 1) быстроходный танк или бронированная механизированная
боевая машина и 2) самолет.
Он говорит:
«Может быть, гораздо лучше создать необходимые для достижения стратегической
внезапности условия, используя массированно быстроходные танки и самолеты.
Возможно, что благодаря подобному массированному использованию этих [63]
средств удастся добиться решения в сухопутном сражении»{*20}.
Ген. Арманго замечает, однако, что:
«эти оба средства одинаково дороги, так что в мирное время их едва ли можно будет
иметь в большом числе», и добавляет:
«Государство, которое решило начать войну, станет тайно строить эти машины в
больших сериях прежде, чем оно осуществит задуманное, им намерение объявить
войну{*21}».
Если по финансовым соображениям нельзя строить в равной мере те и другие машины, то свое
предпочтение он отдает, разумеется, самолету. Почему? Потому что
«самолет одновременно увеличивает наступательную мощь и сухопутной армии и,
очевидно, воздушной армии»,
тогда как танк усиливает только наступательную мощь армии. Для нас важно, минуя все недомолвки,
спорные и неясные места труда, отметить следующее общее заключение ген. Арманго:
«Сухопутные операции еще способны обеспечить решение войны».
Таково заключение, к которому неизбежно приходит всякий добросовестный ум, когда перед ним
ставится вопрос, составляющий один из важнейших постулатов доктрины Дуэ: «В сухопутных
операциях мощь современных боевых машин более благоприятствует обороне и притом в такой степени,
что неизбежно устанавливается равновесие враждебных сил, препятствующее достижению решения».
Вышесказанного уже достаточно для того, чтобы, строго говоря, опровергнуть этот постулат. Однако,
можно притти к еще более ясному и еще более категорическому мнению после анализа других
относящихся сюда вопросов.
Когда ген. Арманго приступал к своей теме, то его тайным желанием (может быть неосознанным) было,
повидимому, стремление доказать, что отныне решение войны при [64] помощи сухопутных операций
стало невозможным. А из этой невозможности, очевидно, вытекает повышенное значение воздушной
армии.
Но, приступив к решению задачи, он увидел, в силу логики самих вещей, то правильное решение, о
котором мы говорили выше. Если все же его решение не свободно от недомолвок и неясностей, то
глубокая причина этого заключается не в чем ином, как в гибельной мистике стабилизации или
позиционности.
В самом деле, он, как и многие другие, ни на минуту не сомневается в том, что завтрашняя война, как и
вчерашняя, неизбежно и быстро придет к стабилизации фронтов. Эта идея, навязчиво следуя за ним,
управляет всеми его рассуждениями и заключениями.
Можно привести множество примеров из труда ген. Арманго, которые ясно показывают, что он
представляет себе развитие наземных сражений в будущей войне точно таким же, каким оно было в
последнюю войну, т. е. фронт против фронта или — вернее — непрерывный фронт против непрерывного
фронта, где не будет ни флангов, ни интервалов и когда не останется никакой возможности для
проведения плодотворного маневра. Он убежден в том, что война будет решена в такой же
стабилизованной борьбе, какая была на Западном фронте в 1915—1918 гг. Он уверен, что эта
стабилизация фронтов произойдет неизбежно и очень быстро.
Но да позволено будет сказать, что эта отправная точка зрения, т. е. вера в неизбежную стабилизацию,
покоится на ошибочной или, во всяком случае, весьма несовершенной оценке тех условий, в которых
будет протекать ближайшая война. А эти условия таковы, что при них уже на следующий день маневр
снова войдет во все свои права. А если это так, то возможность добиться решения при помощи наземных
операций становится неоспоримой.
***
Увидит ли будущая война неизбежную стабилизацию фронтов, подобную той, которая была на Западном
театре военных действий мировой войны? И если да, то быстро ли произойдет эта стабилизация?
Это настолько важные вопросы, что на них стоит обратить особое внимание.
Сначала предложим несколько афоризмов, которые поставят обсуждение на прочную базу.
Стабилизация, или позиционность, возникает тогда, когда противостоящие фронты не имеют ни
флангов, ни интервалов. [65] Ведь если интервалы и фланги имеются, то маневр возможен.
Но когда первое условие соблюдено, т. е. когда нет ни флангов, ни интервалов, то возникает еще одно
обязательное условие: необходимо на всем протяжении фронта иметь равновесие сил, чтобы ни один из
противников не был в состоянии произвести крупное сосредоточение, расшатать оборонительную
систему противника и использовать эффект этого расстройства, прежде чем обороняющийся успеет
собрать силы для восстановления непрерывности своего фронта.
Все это в общем приводит нас к вопросу о равновесии. Не забудем, однако, что такое равновесие зависит
от совокупности и от комбинации многих факторов. Самые главные из них следующие:
— соотношение между силами и протяжением (размерами) театра, на котором эти силы действуют;
— соотношение между силами обеих борющихся сторон (с точки зрения личного состава и техники);
— соотношение между возможной быстротой действий при использовании успеха и быстротой действий
по восстановлению обороны;
— соотношение между качествами, мощью и коэфициентами полезного действия боевых машин
наступающей и обороняющейся сторон;
— соотношение между враждующими сторонами с точки зрения их умонастроений, духа
предприимчивости, понимания смысла маневра и действий командования{45}.
В подобного рода вопросах более, чем в каких бы то ни было других, все относительно.
Если взять конфликт между франко-бельгийцами и их соседями к востоку, то обязательно ли
установится такое состояние равновесия, которое вызовет стабилизацию непрерывных фронтов?
Ответ на этот вопрос прежде всего зависит от той обстановки, которая создастся у воюющих сторон.
Известно, что на французской стороне войска прикрытия будут предоставлены сами себе на весь тот
период времени, который необходим для формирования, вооружения и сколачивания резервных
дивизий. Этот период, если вспомнить заявление военного министра с трибуны парламента, измеряется
неделями: от 15 дней до нескольких недель. Это значительные, но совершенно необходимые сроки, если
принять во внимание современную французскую военную систему.
Как будут использоваться в течение этого периода, который, как всякий согласится, является в высшей
степени критическим, [66] немногие французские крупные соединения, готовые почти немедленно к
боевым действиям? Считается что они должны занимать оборонительный фронт вдоль всей границы и
сделать этот фронт непроницаемым до ввода в действие мобилизационных сил. Это решение,
несомненно, вполне соответствует догме о ненарушимости фронтов и вере в их стабилизацию.
Допустим на минуту это решение. Если ограничиться лишь рассмотрением франко-германских границ с
прибавлением границ Люксембурга, то простой расчет показывает, что в среднем на дивизию придется
20—25 км фронта, а может быть, и больше.
Имея такие растянутые фронты, хотя бы и усиленные частично постоянными укреплениями, можно ли
рассчитывать, что обороне удастся удержать за собой занятый фронт в течение нескольких недель или
хотя бы в течение нескольких дней? Иначе говоря, можно ли считать, что фронт прикрытия останется
стабильным?
Это зависит от решения противоположной стороны.
А между тем, есть основание думать, что немцы будут располагать от 500 до 600 тыс. человек, готовых
без задержки к выступлению{46}. Их готовность во всяком случае превосходит готовность французских
крупных соединений. Эта масса германских войск представит собой такое средство для удара и маневра,
ценность которого оспаривать нельзя.
Итак, с одной стороны, масса немецких войск, а с другой — кордонное расположение французских
частей прикрытия, гораздо менее обученных, чем немецкие. При этих условиях нет никакой видимой и
разумной причины, которая заставила бы противника держать винтовку у ноги и ожидать, пока, наконец,
французские силы будут готовы и соблаговолят выйти на арену борьбы.
Все это приводит нас к необходимости считать, что противник осуществит свою знаменитую внезапную
атаку, которая предусматривалась еще до 1914 г.
Наступление подобного рода в сочетании с грандиозным воздушным наступлением против французских
жизненных центров, несомненно, явится сосредоточением всех ударных и маневренных сил в выбранном
направлении.
В одной из своих речей в парламенте бывший военный министр Даладье говорил, что неожиданная атака
такой массы не заставит всю нацию сдаться на милость победителя. Это верно, но, с другой стороны,
верно также и то, что нельзя же рассчитывать на непроходимость паутины в виде войск прикрытия. [67]
В конце концов было бы безумием рассчитывать на продолжительную устойчивость фронта прикрытия.
А если фронт будет прорван, то неизбежно начнется маневренная война и притом война в
исключительных условиях.
Это показывает, между прочим, что французская военная система, основанная на законах 1927 и 1928 гг.,
не соответствует более обстоятельствам и что срочно требуется заменить ее новой организацией, которая
должна дать лучше обученную и лучше обеспеченную кадрами армию, сильное и маневроспособное
прикрытие, быстро мобилизуемые боевые формирования, оснащенные современными средствами
маневра и удара.
Этот жизненный вопрос более подробно исследуется во второй части настоящего труда.
Но в таком случае можно задать вопрос: если эта необходимая реформа будет проведена и если со своей
стороны немцы тоже закончат восстановление своей военной мощи с ускоренной мобилизацией всех
сил, то не будут ли вновь созданы условия неизбежной позиционной войны?
Нужно сказать, что как бы ни была ускорена мобилизация у той и у другой стороны, она, так же как и
сосредоточение сил, потребует нескольких дней. Этот промежуток времени может быть значительно
удлинен в результате воздушных атак.
Будет крайне соблазнительным попытаться, имея немедленно готовый к действию маневренный и
ударный кулак, а также первоклассную наступательную авиацию, начать внезапное наступление на
земле в сочетании с общим воздушным наступлением, чтобы с первых же дней враждебных действий
добиться результатов, имеющих неисчислимые моральные, а может быть и решающие последствия.
Это является особенно большим искушением для агрессора, который в заранее намеченный срок решил
начать войну и который не забыл разительного примера прошлой войны, говорящего о том, что только
короткие войны приносят окупающие себя победы.
Совершенно ясно, что операции в такой обстановке могут быть вначале только маневренными
операциями. А если предположить, что война продолжится, то из-за вынужденной спешки и
импровизированности мер, которые должно будет принять французское командование, едва ли явится
возможным создание необходимого для позиционной войны непрерывного фронта, — без флангов, без
интервалов, без слабых пунктов. [68]
***
Предположим теперь, что внезапная атака не произошла и что вооруженные силы, приведенные в
боевую готовность в указанных выше условиях, беспрепятственно вышли на передовую линию по
разработанному плану. Предположив, что численность личного состава и количество материальных
средств достаточны для создания непрерывного фронта со всеми характерными особенностями, которые
требуются при позиционной войне. Можно ли будет в таком случае утверждать, что операции неизбежно
станут и останутся позиционными?
Ни в какой мере! Это значило бы забыть, какими материальными средствами будут располагать армии
завтрашнего дня и какими они в известной мере располагают уже сейчас. В этом отношении они сильно
отличаются от армий, начавших войну 1914—1918 гг.
Как уже отмечено выше, ген. Арманго при всех сомнениях в наступательных возможностях будущих
армий все же признает, что воздушные силы и вездеходные механизированные бронированные силы
более усиливают наступление, чем оборону.
Применение большого количества вездеходных механизированных боевых машин способно даже дать
решение. Таким образом, отпадает довод, по которому стабилизация тем более будет свойственна
ближайшей воине, что новейшие достижения в вооружении якобы более благоприятствуют обороне.
Верно, что для сообщения наступлению действительного превосходства над обороной и для
воспрепятствования кристаллизации фронтов механические бронированные боевые машины — в пехоте,
в коннице, в артиллерии — должны обязательно применяться в достаточных количествах, чтобы
произвести массовый эффект. А это значит, что ничего этого нельзя будет добиться, если страна не
согласится на необходимые финансовые жертвы.
Несомненно, что широкое использование механизированных соединений окажет глубокое влияние на
формы, темпы, ритм и способы ведения будущей войны. Эта переделка боевого оружия сухопутной
войны, произведенная в надлежащей пропорции, даст будущим операциям гибкость, быстроту и
неведомую до сих пор мощь.
В настоящее время механизированные соединения, в которых органически будут объединены мощь,
броня и скорость, сделают тщетными все попытки стабилизовать фронт. [69]
Это кажется настолько очевидным, что можно только удивляться, что не все с этим согласны.
Конница, благодаря широкому снабжению ее механизированными разведывательными и боевыми
машинами, вновь обретет возможность входить быстро, мощно, глубоко, гибко в соприкосновение с
противником. При использовании успеха она также извлечет выгоды из этих качеств — силы и
быстроты{47}.
Сама пехота частично будет бронирована и механизирована. Сделавшись, наконец, легкой и спортивной,
благодаря транспортным средствам, которые возьмут на свои вездеходные машины большую часть
отягчавшего ее до сих пор снаряжения, пехота будет чаще всего вести бой при непосредственном
содействии мощных, хорошо вооруженных танков. Последние пробьют ей дорогу сквозь препятствия и
защитят ее.
Со своей стороны пушка начнет, наконец, работать для пехотинца своевременно и эффективно. Больше
не будет пехоты, предоставленной себе самой, как это всегда было в войне 1914—1918 гг. по овладении
совместными усилиями артиллерии и пехоты передовой линией позиций противника, после чего пехота
натыкалась на сопротивление внутри неприятельских позиций. Это было неизбежным явлением,
поскольку пехота и артиллерия действовали на большом расстоянии одна от другой, когда все виды
связи прекращали свою работу, а дым и пыль ослепляли наблюдательные пункты и затрудняли
наблюдение с самолетов.
Эта важнейшая проблема сражения — сочетание огня артиллерии с действиями пехоты — будет
разрешена, когда, как это пишет ген. Дэбнэй, «большая часть арсенала (артиллерии) спуститься к боевой
линии», — иначе говоря, когда пушка, поставленная на вездеходную бронированную механизированную
боевую машину, станет действовать в непосредственном контакте с пехотой.
Тогда действительно артиллерист, зная непосредственно обстановку у пехоты, будучи в курсе всех ее
нужд и видя сопротивление, на которое она наталкивается, будет, наконец, в состоянии своевременно
обстреливать и нейтрализовать сопротивляющиеся точки.
Тогда только пулеметчик перестанет быть единственным, кто располагал важнейшей в бою
возможностью — непосредственно разговаривать с командирами обслуживаемых им пехотных частей и
непосредственно получать от них приказы, а также отдавать себе отчет в происходящих за время боя
изменениях в обстановке, чтобы, в случае надобности, [70] действовать по собственной инициативе с
максимальной эффективностью.
Но не мечта ли это? Да, мечта до тех пор, пока не изменятся некоторые умонастроения, пока не стряхнут
с себя обветшалый традиционализм, пока не заставят замолчать известный партикуляризм{48}.
Как только будет осуществлена необходимая модернизация орудий сухопутной войны, тотчас же
пулемет потеряет свое всемогущество по задержке атакующих, благодаря которому в мировую войну так
часто выдыхались даже наилучшим образом организованные атаки. Тогда уже нельзя будет больше
защищать мнение, что весь прогресс вооружения гораздо более усиливает оборону, чем наступление.
Но ведь разрешением этой важнейшей проблемы современного сражения не заканчивается прогресс,
достижениями которого воспользуется наступление. По мнению ген. Дэбнэй, мы идем по пути к эпохе,
может быть не столь уже отдаленной, когда исчезнет не только то, что принято называть артиллерией
«непосредственной поддержки» (пехоты), но исчезнет и сама пехота в том смысле, в каком ее до сих пор
понимали. Тогда будет существовать только:
«одна боевая линия, которая будет образована слиянием в одно целое самой
разнообразной материальной части; эта материальная часть будет обслуживаться
просто «бойцами», а ее подразделения будут называться просто «полками» (ген.
Дэбнэй){49}.
Тоже мечта?
Ну, нет. Это слияние произойдет тогда, когда будут созданы вездеходные «ударные механизированные
дивизии». В руках умелого командира они станут страшным орудием наступления, атаки и
использования успеха. Не дадим же обогнать себя на этом пути!
В ближайшей войне воюющие дойдут до этой стадии модернизации. Трудно поверить, чтобы появление
на сцене механизированных соединений, существеннейшей чертой которых, повторяем, будет движение,
связанное с мощью и броней, привело к стабилизации фронтов.
***
Предположим, однако, что орудие наземного боя еще не закончило эволюции, конечная стадия которой
изображена ген. Дэбнэй, и что даже артиллерия непосредственной поддержки еще не «спустилась на
боевую линию». Но тогда по крайней мере пехота получит надлежащее вооружение, обладающее [71]
органически такой огневой мощью, без которой пехота не в состоянии сама разрешить в бою тысячи
частных задач и устранить тысячи местных препятствий, составляющих в сумме реальное содержание
сражения и боя.
Конечно, огневая мощь пехоты уже теперь значительна, но она является результатом действий почти
исключительно автоматического оружия настильного огня, недействительного против материальной
части. Это оружие годится только для обороны. Возмутительно, что пехоте до сих пор не дали того, без
чего она не может наступать{*22}, а именно орудий навесного огня, стреляющих снарядами,
способными уничтожать препятствия, на которые пехота обычно натыкается во время боя. Между тем,
хорошо известно, что чаще всего пехота остается в одиночестве перед этими препятствиями, ибо
артиллерия почти никогда не бывает способна помочь пехоте преодолеть встреченные последней
препятствия.
Пехоте нужно дать в достаточном числе пехотные пушки навесного огня со снарядами, могущими
поражать противника и его спрятанное за укрытиями автоматическое оружие, а также производить
достаточный материальный эффект.
Но эти пушки будут бесполезны, если их не обеспечить достаточным числом снарядов. Моторизация же
дает в настоящее время возможность, во-первых, создать практичный тип пехотной пушки,
приспособленной для сопровождения пехоты в бою шаг за шагом, а во-вторых, снабжать их снарядами.
Однако, и здесь выплывают частные интересы, самолюбие и т. п., что является главным, если не
единственным, препятствием на пути осуществления необходимых мер{50}.
С момента, когда пехота будет в состоянии сама вести наступление, вероятность того, что атака, как и до
сих пор, будет заканчиваться равновесием сил, рождающим стабилизацию фронтов, бесконечно
уменьшится.
***
В общем при существующих обстоятельствах все говорит за то, что стабилизация фронтов невероятна.
Против стабилизации будет действовать ряд факторов: соотношение действующих на фронте сил;
протяженность театров военных [72] действий; новая техника на службе наступления и использования
успеха (вездеходные механизированные соединения снабжение пехоты наступательным вооружением);
воля к наступлению и понимание смысла маневра, которые могут оказаться у вероятных противников
Франции, если, к сожалению, их не окажется у французов.
Наконец, ко всему этому надо добавить драгоценное содействие земным операциям со стороны мощной
воздушной армии.
Но если стабилизация фронтов не явится неизбежной, то маневр снова полностью вступит в свои права.
Маневр — это возможность свободного и богатого результатами сражения; это — возможность
глубокого проникновения в неприятельскую территорию и внезапного вторжения в направлениях,
имеющих Для противника жизненное значение; это — угроза неприятельским сообщениям и, может
быть, перерыв их, причем важные пункты не только захватываются накоротке, но и разрушаются
методически, точно, надежно и надолго, что неосуществимо для воздушных сил, которые, как бы они
мощны ни были, всегда дают лишь мимолетные, скоропреходящие результаты.
Отсюда напрашивается такое заключение.
Так как операции на земле не приводят обязательно к равновесию борющихся сил и так как в условиях
развертывания войны завтрашнего дня стабилизация крайне невероятна, то, следовательно, оружие
наземной войны вполне способно добиться решения.
Оно имеет существенные, отсутствующие у воздушного оружия свойства — точность и
продолжительную устойчивость действия, а потому и способность его к достижению решительных
результатов превосходит таковую у воздушных сил. Таким образом, рушится главный постулат, на
котором зиждется доктрина ген. Дуэ.
Глава VI. Пятый постулат. «Систематически проводимая на земле
оборона, даже при наличии ограниченных средств, обеспечивает
нанесение поражения гораздо более мощным наступательным
средствам» {51}
Этот постулат является следствием предыдущего. На основе приписываемого обороне свойства более
полно использовать мощь современного оружия рассчитывают на то, что войска, даже растянутее на
широких фронтах и даже не [73] имеющие глубокого расположения, но зарытые в землю и опирающиеся
на хорошо организованную систему огня, способны остановить наступление гораздо более
многочисленных масс, как бы мощно последние ни были вооружены. Предполагается далее, что оборона
может поддерживать это состояние равновесия столько времени, сколько его необходимо воздушной
армии для одержания победы.
В общем здесь мы видим отражение теории широких фронтов.
Руководствуясь ею и нимало не колеблясь, рассеивают малочисленный личный состав по
непропорционально широким фронтам в надежде на то, что все же он, этот личный состав, будет
держаться благодаря своим станковым и ручным пулеметам, а также благодаря прикрытию его
проволочными заграждениями, землей или бетоном. При этом забывается, что существует же какой-то
предел, за которым боевые средства уже не способны заменить самую суть, так сказать, душу обороны
— ее защитников.
Автор настоящего труда уже не раз поднимал свой голос и поднимает его при всяком удобном случае
против этой гибельной тенденции, чреватой смертельной опасностью.
В настоящей главе достаточно сослаться на заключение предыдущих глав, чтобы с полным основанием
отрицать разумности организации национальных сил и начального плана операций, если в их основе нет
ничего другого, кроме двух одинаково спорных положений: веры во всемогущество воздушной армии,
которой все приносится в жертву, и веры в непоколебимость обороны границ, какие бы средства
противник ни применил для наступления.
К заключениям предыдущей главы следует просто добавить несколько слов, чтобы предупредить
неверное толкование уроков мировой войны.
Исследуемый здесь постулат и теория широких фронтов (что почти одно и то же) опираются на тот факт,
что оборона, — в особенности оборона на Западном театре мировой войны, — показала себя в общем
ненарушимой. Отсюда делают заключение, что такое явление ненарушимости фронта обороны
повторится в войне завтрашнего дня и даже при гораздо меньшей плотности обороны, благодаря
использованию послевоенных достижений в оборонительном вооружений.
В особенности указывают на возросшее число и качество легкого автоматического оружия, якобы
возмещающего в значительной степени недостаточную численность личного состава. [74]
Но рассуждать так, — это значит отказаться от учета ряда факторов.
Если на оборонительных фронтах мировой войны действительно долгое время наблюдалась их
ненарушимость, то это происходило от того, что наличные силы вместе с резервами и со средствами для
их перевозки были с обеих сторон величинами одного и того же порядка, что их вооружение было почти
одинаково, что наступление не располагало боевыми машинами, которые благоприятствовали бы
осуществлению его и особенно благоприятствовали бы достижению внезапности.
Когда же наступление получило надлежащую боевую машину — танк, когда атакующий смог
использовать внезапность благодаря более подходящему оружию и благодаря лучшим — более гибким и
более быстрым — способам действий, когда кризис в численности личного состава стал сказываться в
рядах германцев более чувствительно, чем в рядах союзников, тогда фронт рушился, и даже позиции
Гинденбурга оказались не прочнее, чем карточные домики.
В настоящее время наступление на земле будет располагать значительным превосходством в силах.
Прогресс в вооружении и особенно в механизации позволяет наступлению сосредоточивать свои силы с
крайней быстротой. Отсюда — внезапность появления и плотность боевых средств на выбранных для
операций участках фронта. Благодаря этим же достижениям наступление получило новейшие
наступательные боевые средства, значительно более мощные и действительные, чем французские танки
1918 г., которые тем не менее, хотя в малом количестве и в детской стадии своего развития, дали такие
крупные результаты, как, например, в наступлении 18 июля 1918 г. Может быть, в будущем наступление
будет располагать другими боевыми машинами и будет использовать другие до сих пор неизвестные
приемы.
Наконец, существуют силы природы, которые в военном искусстве почти не использованы, — например
электричество.
Как была бы безумна та страна, которая, несмотря на все это, поручила бы численно ничтожному составу
сухопутных вооруженных сил заботу по обеспечению ненарушимости границ на все то время, которое
необходимо для достижения решения войны одними лишь столь гадательными действиями воздушных
сил.
Если даже верить во всемогущество авиации, то и тогда это значило бы доводить модную мистику до
предела. [75]
Глава VII. Шестой постулат. «Вспомогательная авиация сухопутных и
морских вооруженных сил может и должна быть упразднена в пользу
воздушной армии»
Если à priori допустить, что решение может быть достигнуто одной лишь воздушной армией, то,
очевидно, было бы весьма логично и согласно с законом экономии сил решительно пожертвовать
дополнительными средствами (в данном случае дополнительными к оборонительным сухопутным
силам) в пользу основных — в пользу наступательной воздушной армии.
Когда хотят оправдать полное принесение в жертву сухопутных сил, то ясно, что интересы сухопутной
борьбы должны рассматриваться, как совершенно ничтожные. Но сама доктрина Дуэ признает, что
ожидаемое решение от действий воздушных сил все же предполагает наличие на земле прикрытия, —
правда, сокращенного до крайней степени, но все же существующего.
Представим себе, что такое наземное прикрытие, уже сокращенное до последней возможности и, кроме
того, лишенное необходимых для современного боя самолетов-разведчиков, самолетов наблюдения и
самолетов-корректировщиков, находится лицом к лицу с противником, который, не разделяя этих
теорий, будет располагать не только мощными сухопутными силами, но также и соответствующими
вспомогательными воздушными средствами.
Ген. Дуэ, заблаговременно отвечая на это возражение, говорит, что если сухопутные силы, сокращенные
так, как он рекомендует, нуждаются во вспомогательной авиации, то пусть они ее заводят на свои
собственные средства.
Но ведь эта вспомогательная авиация не какой-то подарок неба. Ясно, что средства на ее создание
необходимо взять из общей совокупности ресурсов страны, так что вопрос в конце концов сводится к
дилемме: или же сухопутным вооруженным силам в собственном смысле этого слова должна быть
выделена часть ресурсов страны и притом выделена в строго необходимом минимуме, но тогда возлагать
на них еще расходы по обеспечению себя вспомогательной авиацией — это значит заставлять их
опуститься ниже минимума, который уже был признан крайним; или же нужно, чтобы к этому минимуму
страна прибавила необходимые средства для создания и содержания вспомогательной авиации, и тогда
эта авиация будет восстановлена. [76]
Таким образом, даже с точки зрения основ доктрины Дуэ — «сопротивляться на поверхности, чтобы
массировать силы в воздухе» — упразднение вспомогательной авиации при настоящем положении
вещей было бы бесспорной ошибкой.
Ген. Дуэ стремится оправдать упразднение вспомогательной авиации принципом экономии сил. Но это
значит извращать смысл этого принципа, если находить ему такое применение. Ведь он вовсе не требует,
чтобы все отдавали одним и ничего не давали другим. Он требует, напротив, чтобы средства были
распределены рационально, чтобы даже те, кто выполняет второстепенную задачу, все же располагали
необходимым минимумом, а, в то же время те, на кого возлагается главная задача, располагали бы
максимумом средств.
Следовательно, в данном случае дело идет о том, чтобы установить основания, по которым следует
произвести распределение средств, т. е. определить роль, какую в будущем тотальном конфликте — в
завтрашней войне — будут играть воздушные и сухопутные силы. Этот вопрос будет разобран далее.
Глава VIII. Седьмой постулат. «Истребительная авиация, как чисто
оборонительная, может быть без каких-либо неудобств упразднена в
пользу наступательной авиации»
Несомненно, если рассматривать воздушные операции в собственном смысле слова, то истребительную
авиацию можно было бы без больших неудобств упразднить в пользу наступательной авиации. Этот
тезис прежде всего поддерживается тем соображением, что действительным образом защищать свою
собственную территорию от воздушных нападений противника можно лучше всего своими нападениями
на территорию врага. Мощные репрессии всегда охладят наступательный пыл противника. Имеются и
другие доводы в пользу этого тезиса.
Одноместный истребительный самолет ни в каком случае не будет обладать завтра таким же
подавляющим превосходством над бомбардировочным самолетом, как и вчера. Вчерашний
бомбардировщик вследствие своей тихоходности и относительной тяжеловесности был неспособен
ускользнуть от атак своего более быстроходного и маневренного противника. С другой стороны, он имел
большие мертвые [77] углы, вследствие чего лишь весьма несовершенно мог отвечать на удары своего
противника. Последний же, пользуясь своей маневренностью, занимал всегда такую позицию, что, не
подставляя себя под удар бомбардировщика, сам мог наносить ему смертельные удары.
Завтра дело обернется совсем другим образом. Бомбардировщик сделался многоместным. Он может
стрелять во всех направлениях и больше не будет иметь мертвых углов; он будет более быстроходным и,
наконец, будет действовать в четких боевых порядках, обеспечивающих взаимную помощь огнем.
Этим линейным крейсерам, в которые превратятся бомбардировщики завтрашнего дня, истребительная
авиация противопоставит, как замечает ген. Арманго, более быстроходные и более мощно вооруженные
контр-крейсеры. Но
«неизвестно, будет ли разница в скорости и в мощи вооружения этих двух классов
самолетов настолько значительна, чтобы контр-крейсеры смогли легко нагонять
крейсеры, навязывать им бой и сбивать их. Тем более, что «воздушные крейсеры
наступления могут сами воспользоваться поддержкой контр-крейсеров
сопровождения».
Наконец, всегда будет трудно, а часто и невозможно даже при очень многочисленной авиации обороны
во-время вылететь, сосредоточиться и маневрировать и во-время перехватить атакующие воздушные
силы на их пути к защищаемым объектам.
Если рассматривать только самостоятельные воздушные операции, то выходит, следовательно, что как
будто истребительную авиацию можно с пользой для дела пожертвовать для усиления наступательной
авиации.
Но нужно ли ею жертвовать целиком и полностью?
Конечно, нет, так как она во всяком случае необходима для обороны наиболее важных центров.
Благодаря действиям истребительных частей наступательные операции неприятельских воздушных сил
проходят не вполне гладко, не вполне уверенно и без достаточной точности бомбардировки.
Истребительная авиация особенно необходима для того, чтобы население чувствовало себя под
защитой{52}. Это — необходимое условие для сохранения его морального состояния. Можно ли
представить себе, например, парижский район без истребительной авиации?
Таким образом, даже если ограничиться рассмотрением исключительно воздушных операций, но и тогда
все же, повидимому, [78] необходим какой-то минимум истребительной авиации.
Эта необходимость оказывается еще более повелительной, если рассмотреть участие авиации в наземных
операциях.
Каким образом при этих операциях может быть обеспечена тайна — важнейшее условие внезапности,
если командование будет вынуждено позволять разведывательным самолетам противника безнаказанно
пролетать над районами, где подготавливается маневр?
Конечно, было бы самообманом рассчитывать на абсолютное запрещение таких полетов. Всегда
найдутся смелые летчики, которые на отборной материальной части сумеют проскользнуть сквозь
истребительные патрули и посмотреть, что делается в тылу. Тем не менее истребительная авиация, как
известно, умела добиваться господства в воздухе и притом почти полного — по крайней мере в течение
некоторых фаз наступления, когда особенно важно было запретить всякую воздушную разведку
противника. Для этого достаточно напомнить примеры завоевания превосходства в воздухе французской
истребительной авиацией под Верденом и на Сомме.
Кроме того, если даже авиация и не добьется полного результата, самое присутствие агрессивной и
достаточно многочисленной истребительной авиации сильно затрудняет неприятельскую разведку.
Благодаря этому от его наблюдения ускользает та часть подготовки, которую особенно важно от него
скрыть. А это такой результат, пренебрегать которым нельзя.
Таким образом, поскольку отвергается тезис, согласно которому сухопутные операции неспособны более
обеспечить достижение цели войны, постольку истребительная авиация остается существенным
элементом этих операций, потому что она может гарантировать сохранение их секретности, что является
существенным элементом внезапности. Конечно, эта авиация не может быть очень многочисленной{53}.
Она должна поглощать относительно лишь небольшую часть воздушных ресурсов страны, так как
наибольшее усилие Должно быть, надо это признать, посвящено созданию наступательной авиации.
Кроме того, боеспособная истребительная авиация требует пилотов, одаренных редкими качествами и
исключительным боевым пылом. И уж одно это соображение заставляет ограничивать численность
истребительной авиации.
Истребительная авиация, превосходящая противника во всех отношениях, должна быть организована
так, чтобы [79] она была способна к быстрому сосредоточению своих сил. На практике следует
отказаться от использования ее в такой обстановке, которая не оправдывает ее применения. Ее нужно
давать полностью лишь тогда, когда подготавливаются решающие операции и когда для окончательного
успеха важно, чтобы эти операции не находились под наблюдением неприятельской воздушной
разведки{54}.
Глава IX. Сущность заключений, к которым приводит критическое
рассмотрение доктрины генерала Дуэ
Наступил момент, когда можно свести в одно целое все те заключения, к которым нас привело
критическое рассмотрение постулатов, лежащих в основе военной доктрины ген. Дуэ.
Первый постулат, «война тотальна (целостна, едина). Сражение не является
единственным способом действий, могущим обеспечить решение».
Это утверждение является, впрочем, лишь установлением факта, не только никем не отрицаемого, но,
наоборот, всеми признаваемого. Но истинный вопрос состоит в том, является ли именно самолет,
несомненно, тем боевым средством, которое одними своими действиями против существенных частей
территории противника обеспечивает достижение решения?
Второй постулат. «Воздух является по преимуществу сферой для наступления».
Наступательные свойства, которыми в высшей степени обладает боевое средство воздушной войны, и
крайняя трудность обороны от воздушных нападений как при помощи пассивных средств в виде
зенитной артиллерии, так и с помощью самолетов, — все это говорит за то, что этот постулат обоснован
хорошо.
Третий постулат. «Наступательные действия воздушных сил против неприятельской
территории могут одни, сами по себе, обеспечить решение».
После всестороннего рассмотрения этого вопроса напрашивается следующее заключение: [80]
Нет, этот постулат неверен, если только агрессор не имеет дела со страной, которая сама отказалась от
себя, которая сделалась жертвой пацифистской мистики, — со страной, плохо подготовленной в
материальном отношении, потерявшей всякое моральное сопротивление и управляемой без энергии, без
бдительности. Нет, действия воздушных сил против неприятельской территории не могут
рассматриваться как такие, которые одни лишь могут надежно обеспечить победный исход войны.
Но эти действия способны давать значительные результаты как сами по сабе, так особенно в связи с
действиями сухопутных вооруженных сил.
Четвертый постулат. «В сухопутных операциях мощь современных боевых средств
гораздо более благоприятствует обороне, чем наступлению, и притом до такой
степени, что неизбежно должно установиться равновесие борющихся сил; это не даст
возможности добиться какого-либо решения, если только на стороне наступления нет
громадного численного и материального превосходства».
Это — существеннейший пункт проблемы, основная база, без которой вся доктрина Дуэ рушится. А мы
видели, что такой автор, как ген. Арманго, т. е. наиболее квалифицированный представитель воздушного
оружия, сверх меры приверженный к идее, что завтрашние сражения будут еще фронтальными
сражениями, а не маневренными, — все же вынужден признать, что при некоторых условиях, а именно
при мощном содействии наступательной авиации и при умножении числа механизированных
соединений вполне возможно добиться решения путем борьбы на суше.
Но в таком случае для всякого, кто убежден, что именно благодаря появлению на сцене крупных
механизированных соединений и сочетанию сухопутных действий с действиями мощных воздушных
сил, а также благодаря другим причинам завтрашняя война будет маневренной войной, «то убежден, что
в этой войне будут фланги и интервалы, совершенно ясно, что в таких условиях решение войны не
только может зависеть, но и будет, главным образом, зависеть от сухопутных операций.
Таким образом, рушится основная база доктрины Дуэ.
Пятый постулат. «Систематически проводимая на земле оборона даже при наличии
ограниченных средств обеспечивает нанесение поражения гораздо более мощным
наступательным средствам». [81]
Этот постулат, являясь следствием предыдущего, должен быть отвергнут вместе с ним. То же самое
следует сказать про
шестой постулат. «Вспомогательная авиация вооруженных сухопутных и морских
сил может и должна быть упразднена в пользу воздушной армии».
Если, наконец, взять
седьмой постулат: «Истребительная авиация, как чисто оборонительная, может быть
без больших неудобств упразднена в пользу наступательной, авиации»,
то, как мы видели, при рассмотрении самостоятельных воздушных действий истребительная авиация
хотя и может быть сокращена, но все же она не должна быть полностью уничтожена. В ее сохранении
особенно заинтересовано правительство в целях поддержания на должной высоте морального состояния
населения, что является вопросом громадной важности.
Если же стать на точку зрения тех, кто считает, что в ближайшей войне исход конфликта будет еще
зависеть от результатов сухопутных операций, то тогда истребительная авиация оказывается еще более
необходимой, ибо без нее тщетно было бы рассчитывать на преимущества внезапности, этого главного и
решающего фактора победы.
В общем доктрина Дуэ в своих крайних положениях должна быть, как таковая, отвергнута, ибо:
— не точно, что самостоятельные действия мощной воздушной армии против неприятельской
территории способны наверняка и одни обеспечивать решение войны;
— не точно, что отныне сухопутные операции не способны дать такое решение; напротив, все заставляет
думать, что именно они дадут решение;
— не точно, что сухопутная армия, сокращенная до крайних пределов и лишенная даже вспомогательной
авиации, все-таки должна найти в обороне средство, дающее возможность отбивать даже самые
массированные атаки;
— не точно, что истребительная авиация и авиация вспомогательная могут и должны быть полностью
пожертвованы в целях развития чисто наступательной авиации.
Но зато наше исследование пролило свет на следующие положения, не подлежащие никакому сомнению.
Наступательные операции мощной воздушной армии, предпринятые с началом военных действий,
против жизненных центров неприятельской территории, против аэродромов, [82] авиаскладов,
авиазаводов, против главных органов мобилизации и против путей сообщения, от работы которых
зависит сосредоточение сухопутных вооруженных сил, — могут дать существенные материальные
результаты, оказать более или менее глубокое влияние на моральное состояние неприятельской нации и
создать громадные затруднения для последующего развития операций сухопутных сил противника.
Операции на суше приведут войну к успешному концу, во-первых, в том случае, если силы,
действующие на земле, располагают вспомогательной авиацией, обеспечивающей их разведкой, связью и
корректировкой стрельбы, а также истребительной авиацией, которая на решающих участках фронта и в
надлежащие часы обеспечит войскам внезапность их действий; во-вторых, лишь тогда, когда сухопутные
операции сочетаются с операциями мощной наступательной авиации.
Наконец, предполагая, что после первых операций война будет продолжаться, воздушная армия в период
затишья борьбы между сухопутными вооруженными силами будет играть крайне важную роль,
аналогичную той, которая ей выпадет с самого начала враждебных действий.
Теперь на основе этих установленных фактов следует сделать практические выводы. Этому и
посвящается вторая часть настоящего исследования. [83]
Часть вторая
Глава I. Положительные решения проблемы воздушных сил
Выводы, которыми закончена первая часть настоящего исследования, позволяют выделить несколько
основных положений:
— необходимо одновременное существование и мощной сухопутной армии и мощной воздушной
армии{55}; эти два требования противоречивы, пожалуй, больше с внешней стороны, чем с внутренней;
необходимо их разграничить;
— воздушные силы должны получить надлежащий состав, в соответствии с тем, что от них ожидается;
— вспомогательная авиация, работающая для сухопутной армии, необходима, и без нее современные
наземные операции вестись не могут;
— истребительная авиация необходима: она нужна как для ведения сухопутных операции, так и для
обороны территории против неприятельских воздушных операций;
— воздушная армия должна иметь самостоятельность в проведении чисто воздушных операций, но в
периоды кризиса на земле она должна полностью или частично подчиняться командованию сухопутных
вооруженных сил;
— при всякой обстановке необходима постоянная высшая военная власть, командующая совокупностью
всех вооруженных сил государства, разрабатывающая и принимающая решения по общему плану
операций, по их развитию, по сочетанию действий сухопутной армии с действиями воздушной армии в
рамках этого плана и в зависимости от его осуществления.
Это — деликатная проблема, поэтому-то ее и надо разрешить еще в мирное время.
Среди разного рода составных частей этой проблемы важное место занимает воздействие самого
правительства на ведение [84] войны. Следует решить также, из какого вида вооруженных сил — из
армии сухопутной, воздушной или морского флота — следует выбрать верховного командующего
вооруженными силами.
Это — вопрос первостепенной важности, потому что он требует предварительного ответа на другой
вопрос: какие вооруженные силы — сухопутные, воздушные или морские — должны оказать наиболее
решающее влияние на исход войны?
Прежде чем перейти к рассмотрению перечисленных вопросов, следует сделать следующую оговорку.
На предыдущих страницах особенно много внимания посвящалось вопросу о сухопутной и воздушной
армиях. Это ни в каком случае не является недооценкой роли, которая во всей совокупности операций
падает на морские вооруженные силы, на морскую армию{56}. Но если действия морских сил
очевидным образом влияют на наземные и воздушные операции и если эти действия не мыслятся без
участия и содействия авиации, то не менее ясно и то, что операции морских сил гораздо чаще стоят
рядом с операциями сухопутных армий и крупных воздушных соединений, чем комбинируются с ними в
общем едином действии.
Следует, кроме того, заметить, что — по крайней мере в настоящий момент — лишь в виде исключения
возможны действия мощной воздушной армии в сфере морских сил, в то время как совершенно
естественным случаем являются действия этой армии над сушей, т. е. над сферой действий сухопутных
армий.
При этих условиях ясно, что в силу самой природы вещей чаще будут сочетаться действия воздушных и
сухопутных сил, чем воздушных и морских{57}. Так же, повидимому, нормально и естественно, что
проблемы, относящиеся к вопросу создания воздушной армии, прежде всего рассматриваются с точки
зрения соотношений между воздушной и сухопутной армиями. Следует напомнить, что сухопутная
армия попрежнему окажет решающее влияние на судьбы войны завтрашнего дня.
Морской флот со своей стороны будет располагать собственной авиацией, которая должна оставаться в
полном подчинении флоту.
Наконец, когда обстоятельства потребуют и будет необходимо непосредственное сочетание действий
сухопутных, воздушных и морских сил, то оно должно будет регулироваться единым командованием,
проводящим единый план. [85]
Глава II. Как мощная сухопутная армия, так и мощная воздушная
армия необходимы. Следствия этой двойной и противоречивой
необходимости
Надеемся, нам удалось показать, что ничто не дает права думать вместе с ген. Дуэ и приверженцами его
доктрины (уж не говоря ни о тех стратегах, которые изощряют свои таланты на страницах газет, ни о тех,
которыми славятся кафе), будто только одни воздушные силы в силу присущих им особых свойств могут
без какого-либо иного взаимодействия с сухопутными силами, кроме строгой обороны, обеспечить цели
войны, дать решение, добиться победы.
Напротив, предложенное выше читателю обсуждение этого вопроса убедительно показало, что
изолированные действия воздушной армии, — в особенности же те, которыми начнутся враждебные
действия, — способны произвести значительный эффект. Воздушные силы могут дать результаты и
материального и морального характера, могут создать крайне тяжелую обстановку для
подготовляющихся наземных операций. Кроме того, установлено, что наступление сухопутных
вооруженных сил в будущем неспособно дать победу, если оно не воспользуется выгодами и
преимуществами взаимодействия с сильной авиацией. Решительная победа отныне не может быть
одержана без такого взаимодействия. Следствием этого установленного факта является вывод:
необходима мощная воздушная армия.
С другой стороны, автор стремился убедить читателя в том, что только сухопутные операции могут дать
решение войны, ибо только одни они способны добиваться определенных и длительных результатов в
противоположность чисто воздушным действиям, дающим лишь неопределенные и в основном быстро
преходящие результаты.
Таким образом, и мощная сухопутная армия и мощная воздушная армия необходимы.
Нет ли здесь противоречия?
Например, не является ли эта двойная необходимость нарушением одного из наиболее повелительных
принципов войны, а именно принципа экономии сил?
Ген. Дуэ неустанно указывал на этот принцип. Ссылаясь именно на него, Дуэ и рекомендовал
решительно принести сухопутную мощь в жертву воздушной мощи.
Однако, все говорит за то, что хотя решение войны и будет еще зависеть от операций на суше, но в то же
время [86] сухопутные вооруженные силы не смогут все-таки добиться этого результата, если они не
встретят поддержки не только со стороны достаточной вспомогательной авиации, но и со стороны
сильной наступательной воздушной армии.
Таким образом, сухопутная и воздушная армии действуют в тесной связи друг с другом, находясь под
единым командованием. О чем это говорит, как не о том, что военные силы и средства страны следует
распределить между обеими армиями{58}?
Возникает вопрос, посильны ли стране жертвы, которые требуются для создания и одновременного
содержания мощной сухопутной армии и мощной воздушной армии, к которым надо еще добавить
содержание флота, отвечающего государственным потребностям и задачам?
Нужно признать, что эти жертвы неизбежно должны быть тяжелы, в особенности принимая во внимание,
что сухопутная армия не может обойтись без боевых ударных и маневренных средств в виде крупных
механизированных, вездеходных соединений. А эти боевые средства, эти отборные боевые войска будут
стоить дорого во многих отношениях.
Но если необходимо иметь боевые маневренные войска, хорошо снабженные современной техникой, то
можно думать, что именно в силу их маневренных качеств число крупных механизированных
соединений будет ограничено. Для их укомплектования требуются достаточно молодые возрасты,
достаточно обученные и обеспеченные особо отобранными кадрами. Другими словами, и условия
комплектования ограничивают число таких частей. Оно будет максимальным, достигнув точки, когда
дальнейшее увеличение пойдет за счет снижения минимального качества. Во всяком случае эта часть
мобилизованного населения даже при правильном определении ее численности потребует наиболее
дорогой материальной части.
Возрастные контингенты, слишком пожилые для пополнения боевых войск, предназначенных для
маневра, должны образовать специальные части, основная задача которых будет состоять в удержании
оборонительных участков фронтов. Соединения этого рода потребуют для своего вооружения менее
дорогую материальную часть.
Таким образом, во всей своей совокупности сухопутная армия вовсе не потребует таких громадных
жертв, как это могло показаться. Впрочем, вполне возможно и желательно сэкономить на вооружении
сухопутной армии. Например, имеет полный смысл сократить состав тяжелой артиллерии в резерве
главного командования, которая является роскошью, [87] получившей непропорционально большое
развитие. Эта артиллерия стоит очень дорого и в то же время слишком сильно утяжеляет войска, что
недопустимо в маневренной войск.
С другой стороны, создание артиллерии, монтируемой на вездеходных, бронированных, боевых
машинах, само собою разумеется, связано с необходимостью исчезновения соответствующей части
дивизионной артиллерии. Отсюда видно, что экономия для уравновешивания новых расходов возможна.
Другого рода экономия может быть получена за счет замены лошади мотором.
В конце концов эта двойная необходимость создания и содержания воздушной и сухопутной армии,
повидимому, не превосходит возможности страны.
К тому же надо прямо указать, насколько было бы безумно не соглашаться теперь на жертвы, зная и
учитывая обстановку, создавшуюся на германской границе. Что значит страховая премия, как бы она ни
казалась непосильной, по сравнению с полным разгромом, от которого она гарантирует?
Глава III. Воздушная армия должна получить надлежащий состав,
отвечающий ее природе и тому, что от нее ожидается
Когда говорят, что воздушная армия должна получить надлежащий состав, отвечающий ее природе и
тому, что от нее ожидается, как следует понимать это?
Мы уже видели, что авиация в основном является наступательным оружием, в высшей степени
приспособленный для атаки, для наступления, и гораздо менее пригодным для обороны. Вот почему
лучшая оборона заключается в наступательных действиях, в репрессиях.
Что же именно потребуется от воздушной армии?
С началом военных действий она должна произвести против неприятельской территории ряд операций, в
которых будет использована вся ее мощь: атака на жизненные центры территории, разрушение путей
сообщения в их наиболее уязвимых точках с целью задержать до максимума мобилизацию и
сосредоточение сухопутных сил противника и внести такое расстройство, последствия которого могут
быть [88] весьма значительны. Воздушная армия должна разрушить базы, склады и авиазаводы
неприятельских воздушных сил.
Но следует думать, что и противник будет действовать таким же образом, а потому весьма возможно, что
эти первые операции не приведут к воздушному сражению между главными силами.
Тем не менее возможность такого сражения необходимо предвидеть. Возможно, что та или иная сторона
под давлением более или менее нервно настроенного общественного мнения потребует
непосредственных действий против неприятельских эскадр. Возможно, что ни правительство, ни высшее
командование не сумеют устоять против давления подобного рода. Таким образом, одна из сторон, а
может быть и обе, станет искать сражения. Это обстоятельство заставляет предусмотреть такую
организацию воздушной армий, которая могла бы обеспечить наибольшие шансы на успех в случае
возникновения воздушного сражения.
С другой стороны, как это будет видно далее, будет существовать, вопреки совету ген. Дуэ, и
истребительная авиация. Необходимо определить, какой же процент она должна составлять от всей
численности воздушных сил.
Самолеты, состоящие на вооружении наступательных соединений и частей воздушной армии, по своей
скорости и оборонительным данным должны или победоносно встречать истребительные атаки, или же
ускользать от них.
Наконец, нельзя пренебрегать и наземной противовоздушной обороной (DCA{59} = ПВО). Зенитная
артиллерия завтрашнего дня, несомненно, будет иметь такие достижения, которые сделают ее огонь
более действительным. Использование аэростатов заграждения тоже будет более действительным.
Ночью прожекторы станут сильно стеснять самолеты противника, ослепляя их своими лучами.
Следствием этого противодействия средств ПВО будет повышение потолка, бронирование, увеличение
скорости.
В конце концов, если рассматривать только те фазы войны, в которых воздушные силы действуют
совершенно самостоятельно или против неприятельской территории, или в воздушной борьбе, то станет
ясно, что воздушная армия прежде всего должна являться наступательной силой, но в то же время она
должна быть способна защищать себя. Она должна быть способна одновременно и атаковать
неприятельскую территорию, производя там ужасающие разрушения, и перебрасывать в тыл противника
отряды подрывников, [89] а по выполнении ими задачи перевозить их обратно и вести в наиболее
благоприятных условиях воздушное сражение, если обстановка к нему принудит. Воздушная армия не
должна бояться самой предприимчивой, самой натренированной истребительной авиации. Наконец, она
должна выполнять свои задачи, невзирая на зенитную артиллерию и другие средства ПВО, как бы
развиты и усовершенствованы они ни были.
Отвлечемся на один момент от задач взаимодействия с сухопутными силами и ограничимся теми
требованиями, которые перечислены выше, для вывода заключений о том, какова же должна быть
организация воздушной армии.
Очевидно, что основная характерная черта этой армии заключается в том, что она предназначена для
наступления. Наступательные воздушные соединения, которые до сих пор обычно назывались
бомбардировочной авиацией и которые впредь в этом труде мы будет называть «линейной
авиацией»{60}, будут являться решающей составной частью воздушной армии{*23}.
Наступательная часть воздушной армии по количеству должна быть по меньшей мере равна наиболее
сильной воздушной армии непосредственных соседей Франция, а по качеству — должна равняться
лучшей из них.
Это двойное условие ставит перед нами труднейшие проблемы: политическую, финансовую,
производства и устаревания материальной части, подготовки личного состава...
В частности, едва ли кому-нибудь придет в голова идея создания и содержания в мирное время такой
мощной воздушной армии, которая понадобится в случае вооруженного столкновения. Это невозможно
со всех точек зрения. В самом деле, создание и содержание в мирное время такой мощной воздушной
армии, которая нами определена выше, быстро превзошли бы возможности страны. Эта армия должна
непрерывно возобновлять свою материальную часть, учитывая чрезвычайно быстрый темп развития
авиационной техники. [90]
Таким образом ни с точки зрения количества, ни с точки зрения качества воздушная армия не может
быть в мирное время такой, какой она должна быть в военное время.
Между тем, возможно, что война начнется внезапным на падением воздушный сил, — следовательно,
уже с самого начала вооруженного конфликта воздушная армия должна действовать вся и с полным
напряжением.
Пополнение материальной части воздушной армии мирного времени должно производиться за счет
интенсивного производства за несколько месяцев до начала войны. Это производство, само собой
разумеется, должно итти в секретном порядке.
Миролюбивые народы, вроде французского, к несчастью, находятся в самом невыгодном положении по
отношению к агрессору, который решил начать войну через определенный промежуток времени и будет
иметь большое преимущество во времени для развертывания производства.
Значит ли это, что миролюбивые народы осуждены на невыгодное положение с самого начала войны и
что это положение чревато смертельно опасными последствиями? Конечно, нет! Однако, очень опасное
неравенство может быть избегнуто только тогда, когда правительство дальновидно, благоразумно и
достаточно сильно для того, чтобы, заготовив образцы наиболее совершенных типов самолетов и
подготовившись к быстрому развертыванию производства военного времени, оно имело смелость и волю
развернуть это производство до максимального темпа, не останавливаясь ни перед огромностью
расходов, ни перед криками партий и проклятиями пацифистов, ни даже перед представлениями
иностранных государств, как только оно получит соответствующие сведения от своей дипломатии и
разведки.
При этом условии миролюбивая страна может с уверенностью избежать опасности запоздания, которое,
несомненно, повлекло бы за собой гибельные последствия. Словом, достаточно иметь правительство,
достойное этого наименования{61}.
Как бы то ни было, но для того, чтобы воздушная армия удовлетворяла перечисленным выше
требованиям, необходимо наличие следующих условий.
— Воздушная армия мирного времени должна количественно содержаться на возможно более высоком
уровне, дозволяемом средствами страны; она должна быть отлично подготовлена и снабжена достаточно
часто обновляемой материальной частью; в ее распоряжении, кроме того, должны [91] в достаточном
числе иметься самолеты самых новых образцов для обучения и тренировки экипажей.
— Должен иметься какой-то научно-исследовательский и осведомительный орган, который в вопросах
авиации помогал бы стране быть во главе прогресса; этот орган должен состоять из
высокоосведомленных техников с предприимчивым и пылким умом, с живыми и бдительным
воображением; в его распоряжении должны быть все необходимые технические средства; кредиты ему
должны исчисляться и ассигноваться без урезки; он должен получать средства на свои конструкции, на
ориентировку в нужном направлении и на поддержание связи с авиационной промышленностью.
— Должен быть составлен план производства с ускоряющимся темпом, готовый к своему
осуществлению с того момента, когда международная обстановка, данные разведывательной службы и
сознание национального долга вызовут тревогу{62}, с этого момента, будем неустанно повторять это,
судьба страны будет зависеть от качества правительства: если оно осведомлено, благоразумно, сильно и
сумеет хотеть и действовать, то государство и страна могут с полным доверием смотреть на
развертывающуюся драму; но как не ужасаться, если судьба страны в этот критический момент будет в
хилых руках, в руках демагогов?{63}
— Должны быть предприняты надлежащие меры по укомплектованию, а затем и по периодической
подготовке летного состава, предназначенного для вхождения в состав экипажей боевых частей и
специальных служб.
— Должен иметься общий план обеспечения в случае войны мобилизованной воздушной армии
аэродромами, базами, складами, парками и т. д.; одни из этих учреждений должны создаваться в мирное
время, а другие — в момент напряженности политических отношений; все оборудование территории в
воздушном отношении должно учитывать опасность внезапного нападения неприятельской авиации.
— Должен быть разработан план мобилизации воздушной армии военного времени. Эта армия,
благодаря принятым мерам (часть из них перечислена выше) будет в состоянии мощно действовать с
момента начала конфликта. Ее мощь и наступательный дух будут в эту особенно критическую фразу
войны наилучшей защитой своей государственной территории, наиболее верным стражем высокого
морального состояния ее населения, а, следовательно, и самых судеб всей войны. [92]
Вот вкратце, в общих чертах набросанные основы насту нательной воздушной армии, которая наверное
начнет войну самостоятельными действиями, возобновляемыми затем в периоды затишья сухопутных
операций.
Будет ли воздушная армия исключительно наступательной? Конечно, нет, даже если ограничиться лишь
рассмотрением чисто воздушных операций.
Хотят, этого или не хотят, но истребительная авиация будет попрежнему необходима. Как будет видно
из дальнейшего, она особенно нужна во взаимодействии с сухопутными армиями, но даже и вне этого
взаимодействия мыслимо ли оставить жизненные пункты территории без активной обороны от
воздушных нападений противника? Моральное состояние населения не выдержало бы такого испытания.
Следовательно, нужны истребительные части и соединения для защиты этих центров и в особенности
столицы. Конечно, нельзя рассчитывать на то, что истребительные части создадут полную защиту от
воздушной опасности. Но они по крайней мере стеснят неприятельские воздушные операции и лишат их
хотя бы части их эффективности.
Особенно же они нужны для сохранения морального состояния нации. Иначе население будет
испытывать гнетущее чувство беззащитности. Это — чрезвычайно важный момент, который необходимо
особо подчеркнуть.
Нельзя обойтись и без истребительной авиации резерва. Без истребительной авиации больше не
мыслятся наступательные сухопутные операции, так как тогда была бы недостижимой скрытность
маневра.
Резервная истребительная авиация нужна и для воздушной обороны своей территории. Конечно, работа
этой авиации будет трудной и неблагодарной; было бы тщетно уповать, что она может поставить
препоны воздушному наступлению крупного масштаба.
Вследствие большого радиуса действия и подвижности наступательных соединений противника
истребительная авиация должна рассредоточивать свои средства; следовательно, она едва будет в
состоянии сосредоточиться до вступления в бой, а потому нередко будет уступать противнику в
численности.
Но линейный самолет завтрашней воздушной армии не будет уже более для истребителя легкой
добычей, как вчерашний бомбардировщик. Линейный самолет будет многоместным и мощно
вооруженным. Распорядок на нем будет такой, что он будет быстро и хорошо стрелять во всех
направлениях и даже сосредоточивать огонь нескольких самолетов [93] в опасном направлений. Нужно
предвидеть, кроме того, что он все более и более основательно будет защищаться броней{64}.
Наконец, линейные самолеты будут действовать в боевых порядках, отдельные части которых будут
поддерживать друг друга.
Таким образом, задача истребления станет более трудной, а результаты более гадательными и
случайными.
Тем не менее истребительная авиация остается попрежнему необходимой. Если даже ей и не всегда
удастся напасть на противника, то одно ее существование обяжет наступающие воздушные силы к
большой настороженности и осмотрительности, тогда как без нее воздушные нападения были бы более
смелы и более успешны.
Нет никакой надобности стремиться ни к численному превосходству, ни даже к равенству в
истребительных силах{65}. Пусть лучше истребительная авиация будет менее многочисленной, но зато
высокого качества как по своей технике, так еще более по воодушевлению, отваге, даже дерзости и
летной виртуозности ее летчиков, чем многочисленной, но без этих качеств.
А между тем, как справедливо замечает ген. Арманго, настоящих летчиков-истребителей мало, и
обучение их требует немалого времени.
Эти соображения говорят за численно ограниченную, но высококачественную истребительную авиацию.
В конце концов воздушная армия будет иметь в своем составе: линейную авиацию — авиацию
наступления — и истребительную авиацию — авиацию обороны{66}. Первая должна составлять от
общего числа самолетов гораздо больший процент, чем вторая.
До сих пор воздушная армия рассматривалась с точки зрения чисто воздушных операций. Однако,
говорить об ее организации более конкретно, не рассмотрев ее действия совместно с сухопутными
армиями, нельзя. Это было бы забвением того, что одна, сама по себе, воздушная армия призвана играть
значительную роль только в начале войны и в перерывы между сухопутными операциями.
Поэтому, прежде чем говорить об организации и численности воздушной армии, затрагивающих к тому
же еще более острый и важный вопрос о двойственности или единстве командования, логично и
необходимо сначала исследовать в общих чертах, в чем состоит взаимодействие сухопутной и
воздушной армий в совместных операциях, которые одни только могут и должны принести победу. [94]
Глава IV. Авиация в сочетании с сухопутными силами
Сочетание действий авиации с действиями сухопутных сил принимает две различные формы в
зависимости от того, идет ли дело о так называемой «вспомогательной» авиации (авиация наблюдения и
корректировки, разведывательная авиация, авиация связи) или же о самостоятельной воздушной армии
(линейные соединения, истребительные соединения).
Вспомогательная авиация
В предыдущих главах достаточно показана необходимость иметь в составе сухопутных вооруженных
сил вспомогательную авиацию. Спрашивается, из каких же частей она должна состоять?
В тактическом отношении прежде всего выявляется необходимость авиации наблюдения. Представьте
только себе, что в наши дни друг против друга стоят две стороны, причем одна имеет в своем
распоряжении зоркие глаза воздушных наблюдателей и еще более надежные, еще более острие глаза
фотографических аппаратов, а другая — лишена этих органов! Это была бы борьба слепого с
противником, имеющим хорошее зрение.
Артиллерия тоже нуждается в авиации наблюдения. Конечно, можно надеяться на то, что новые методы
стрельбы, дающие гораздо большую точность огня, когда-нибудь позволят уменьшить число
необходимых самолетов наблюдения. Но они все же всегда будут необходимы.
Артиллерия завтрашнего дня, работающая непосредственно для пехоты и для танков, может быть
благодаря бронированию и механизации продвинута туда где она действительно и во-время может дать
хорошую работу, т. е. будет продвинута к линии боя, а там она будет нуждаться лишь в ограниченном
наблюдении с воздуха. Но надо сознаться, что мы еще не находимся в таком положении и что хорошо
известный партикуляризм едва ли дает право надеяться, что такое положение наступит в ближайшем
будущем.
Пока же трудно сократить потребности этого вспомогательного оружия в воздушном наблюдении.
Таким образом, как с точки зрения командования, так и артиллерии, воздушное наблюдение является в
тактическом отношении необходимостью.
Однако трудно дать авиации наблюдения такое развитие, которое соответствовало бы потребностям.
Ведь существуют [95] другие специальности авиации, о которых мы будем говорить далее, требующие к
себе, может быть, еще большего внимания. В особенности не следует терять из виду потребности в
самостоятельной воздушной армии, которая должна быть мощна. Учитывая ограниченные общие
ресурсы страны, которые вообще могут быть выделены на авиацию, необходимо установить порядок
очередности в удовлетворении этих потребностей, существующих одновременно.
Учтя все эти моменты, нужно полагать, что части тактического назначения {67} могут получить в свое
распоряжение не более одной эскадрильи на армейский корпус.
Это чрезвычайно мало, если учесть все те разнообразные задачи, которые выпадают на долю воздушного
наблюдения, и если вспомнить ту норму придачи авиации, которая была осуществлена в войне 1914—
1918 гг.{68}.
Можно, однако, надеяться найти средство для того, чтобы до известной степени смягчить этот
недостаток авиационных средств. Можно усовершенствовать материальную часть авиации наблюдения и
и то же время освободить ее от выполнения одной, хотя и очень важной, задачи, но не являющейся,
собственно говоря, задачей авиации наблюдения, а именно — можно освободиться от задач по связи.
Качество материальной части авиации наблюдения в собственном смысле этого слова может и должно
быть улучшено. Бинокли и фотографические аппараты должны быть лучше приспособлены для своей
работы, нужно применять пленки с сверхбыстрым проявлением. Нужно использовать радиотелефон,
радиотелеграф, радиопередаточные и радиоприемные станции в одном агрегате, передачу изображений
— кроки и фотографии — по радио. Что касается самого самолета, то он должен быть мощным,
скоростным, маневренным, многоместным, с сильным вооружением, способным помериться силами с
истребительными самолетами. По возможности он должен быть бронирован. Броня должна защищатъ
его от обстрела с земли. Наконец, он должен быть оборудован для полетов днем и ночью, на малых и
средних высотах{69}.
Самолеты подобного качества будут давать гораздо больший коэфициент полезного действия, чем
применяемые до сегодняшнего дня самолеты наблюдения. Даже при меньшем числе от них можно
ожидать по крайней мере такой же работы.
Кроме того, полетные качества, мощность и вооружение этого самолета будут таковы, что он будет
взаимозаменяем с самолетами разведывательной авиации, являющейся оружием [96] высшего
командования{70}. Почему в самом деле и те и другие самолеты не одного и того же типа? Эта
унификация типа даст возможность или усиливать авиацию наблюдения крупных соединений,
потребность у которых в разведывательной авиации внезапно возросла, или же, наоборот, усиливать
разведывательную авиацию высшего командования, временно заимствуя у некоторых крупных
соединений их авиацию наблюдения.
Задачи по связи до сих пор входили в обязанность авиации наблюдения и являлись дополнительными к
их естественным задачам. Чрезвычайно важно разгрузить авиацию наблюдения от этих задач. И не
потому, что задачи по связи потеряли свое значение. Наоборот, значение этих задач все более и более
увеличивается, так как связь другими средствами часто будет невозможна. Но теперь, повидимому,
можно требовать выполнения этих задач от специальных частей. Ген. Арманго весьма правильно
рекомендует создать их. Эти специальные части связи должны состоять из реквизированных самолетов
туризма.
Таким образом, авиация, несмотря на небольшой процент эскадрилий авиации наблюдения, который
можно выделить в распоряжение дивизий, будет в состоянии обеспечить и притом лучше, чем в
прошлую войну, согласование действий различных частей, ведущих бой, и связь частей передовой линии
с командованием.
Вот в каких выражениях ген. Арманго излагает свою мысль относительно создания специальных частей
связи, формируемых из легких самолетов, способных делать посадки вблизи сражающихся частей и
поддерживать на коротких расстояниях связь с землей. Он говорит:
«Эти легкие самолеты должны в определенные моменты установить взаимную связь с
командиром пехотного полка и с его командирами батальонов, с командирами
соседних полков, с поддерживающими полк артиллерийскими дивизионами и с
командиром авиации наблюдения... От 8 до 10 легких самолетов на дивизию могли бы
сильно улучшить связь между ведущими бой частями дивизии. Такое же число
самолетов необходимо дать и армейскому корпусу... Используемые в настоящее время
самолеты туризма, снабженные легкими радиостанциями, оборудованные для
пускания ракет, для подхватывания донесений с земли и для сбрасывания этих
донесений, могли бы найти себе применение, как легкие самолеты связи. Число
самолетов [97] туризма частного использования будет, по всей вероятности,
достаточно велико, чтобы дать возможность при мобилизации создать эскадрильи
связи из расчета по одной эскадрилье на дивизию мирного времени и по одной
эскадрилье на армейский корпус{71}.
Важность этой связи по воздуху будет, повидимому, еще более велика, если
рассматривать крупные кавалерийские и моторизованные соединения. Значительно
большие, чем у обычных соединений, скорость и фронт действия создают еще
большую необходимость в установлении надежной связи между различными их
составными частями».
Можно лишь присоединиться к этой точке зрения.
Следовательно, крупные тактические соединения должны располагать самолетами наблюдения и
самолетами связи.
Следует ли, кроме того, в периоды кризиса снабжать эти соединения также «бронированным боевым
самолетом», который будет действовать на передовых линиях, в некотором роде в качестве средства
сопровождения пехоты?
Вполне учитывая большие результаты, особенно моральные, которых можно достичь, применяя такие
самолеты, все же, повидимому, нельзя считать, что этот вид авиации необходимо создавать и развивать в
первую очередь. В самом деле, хотя результаты действия такой авиации и мощны, но тем не менее они
весьма преходящи. Кроме того, очень трудно согласовать действия пехоты с действиями такой авиации,
а между тем последняя будет, несомненно, служить для пехоты вспомогательным оружием.
Следовательно, можно считать, что если средства, которые выделяются на авиацию, ограничены, то
лучше в первую очередь удовлетворить потребности в других, более бесспорных специальных видах
авиации. Если, впрочем, эти потребности будут в достаточней степени удовлетворены, то, повидимому,
можно согласиться и на дополнительные расходы, чтобы создать несколько бронированных самолетов
для участия в сражении — бронированных штурмовиков. Эти самолеты надо использовать на тех
участках фронта сражения, где производится наиболее крепкий удар. Их можно применять также и до
сражения во время сближения и соприкосновения с противником, когда, будучи в распоряжении
крупных соединений, они бесспорно сыграют весьма важную роль.
Если из области тактики подняться в область стратегии (и оперативного искусства), то, повидимому,
сразу же можно признать необходимость существования двух видов вспомогательной [98] авиации, а
именно: разведывательной и истребительной авиации. Но, кроме того, в равной мере необходимо и очень
тесное взаимодействие с линейной авиацией.
Было бы трюизмом заявлять, что выполнение функций высшего командования не мыслится в настоящее
время без разведывательной авиации и что из всех видов вспомогательной авиации она представляется
самой важной. Эта авиация имела большое значение в прошлой войне, и такое значение ее возрастает
еще более в войне завтрашнего дня вследствие того, что (в этом нельзя сомневаться) война будет
маневренной. В современных условиях оперативный маневр может оказаться ошибочным, если высшее
командование не будет иметь в своем распоряжении разведывательных данных, необходимых для
ориентировки в событиях. Эти разведывательные данные высшее командование своевременно может
получить лишь от разведывательной авиации высокого качества. Нельзя забывать, что ведь при
использовании механического транспорта расположение неприятельских сил может в будущем
полностью меняться менее, чем в 24 часа, благодаря быстрому перемещению резервов, которые до этого
заботливо могли держаться в пунктах, удаленных на сотню километров от пункта их применения. Их
местонахождение может быть выбрано таким образом, что оно само по себе будет до последнего
момента оставлять противника в неизвестности о том, в каком же пункте они в конце концов будут
применены. Это будет обычно применяемый способ использования, возможный благодаря перевозке
крупных соединений средствами транспорта, а также благодаря использованию легких и линейных
целиком механизированных дивизий.
Здесь следует особенно подчеркнуть мысль о том, что разведывательная авиация должна быть высокого
класса. Услуги, которые она окажет высшему командованию, в большей степени будут зависеть от
качества материальной части и, само собой разумеется, от качества обслуживающего ее личного состава,
чем от ее количества.
По вопросу о качестве ген. Арманго справедливо говорит, что «разведка должна быть постоянной,
непрерывной и не зависеть от атмосферных условий». Следовательно, самолеты должны быть способны
к разведке ночью, а для этого они должны получить соответствующее штурманское оборудование.
Кроме того, разведка должна производиться невзирая на неприятельскую авиацию. Это достижимо или
быстрыми внезапными ударами с использованием больших потолков (а в [99] иных случаях облаков),
или же с применением силы. Для этого производится полет группы, которая использует не только
скорость и маневренность, но и мощное вооружение. Наконец, для этого можно и нужно высаживать в
тылу противника агентов, снабженных средствами связи для передачи собранных сведений{72}.
Чтобы удовлетворить всем этим требованиям, разведывательный самолет должен быть многоместным,
тщательно и специально изученным с точки зрения важнейших задач, которые ему придется выполнять.
Какова же должна быть численность разведывательной авиации? Какой процент она должна составлять в
общей совокупности воздушных сил? Мы не располагаем нужными данными для точного определения
потребной численности. Все, что можно сделать в этом отношении, это присоединиться к мнению,
выраженному ген. Арманго. Последний же считает, что в штатном порядке каждая армия должна
получить сравнительно немного разведывательных самолетов. Зато он предусматривает создание
сильного резерва разведывательной авиации, который ему представляется в виде «настоящих частей и
соединений боевых самолетов, способных в компактных группах силой проникать в активные зоны
противника» {73}.
Такой резерв разведывательной авиации в зависимости от обстановки «может использоваться или для
сухопутных армий, или для военно-морского флота, или, наконец, для воздушной армии». Если этот
резерв составляет штатную часть воздушной армии, то в задачу верховного командования, о котором мы
скажем впоследствии, входит передача этого резерва или части его в распоряжение той из армий, роль
которой в данный момент решающая. Когда дело идет о сухопутных армиях, то главнокомандующий
сухопутными вооруженными силами сосредоточит разведывательную авиацию резерва в важнейших
зонах для разведки, в целях ли собственного наступательного маневра или в целях подготовки к
отражению наступления противника.
Нужно еще указать на то, что при определении количества разведывательной авиации, необходимой при
ведении сухопутных операций, надо учитывать, с одной стороны, возможность привлечения авиации
наблюдения крупных тактических соединений, а с другой — возможность участия самостоятельной
воздушной армии совместно со своей линейной авиацией в периоды кризиса на земле в добывании
разведывательных данных в интересах высшего командования сухопутных армий. В эти периоды она
ведь будет передаваться [100] в распоряжение главнокомандующего сухопутными армиями, а этот
последний, естественно, использует ее в зоне оперативно-стратегических маневров противника, против
тылов и путей сообщения, т. е. там, где ему важно знать, что происходит и что готовится. Когда же
линейная авиация будет совершать дневные или ночные операции, она в высшей степени будет способна
производить наблюдения и разведку. Для этого достаточно лишь, чтобы на борту ее самолетов
находились квалифицированные наблюдатели.
Все эти замечания дают право предполагать, что потребность в разведывательной авиации будет
обеспечена, не прибегая к очень большому проценту разведывательной авиации в собственном смысле
слова в общем составе воздушных сил. А это даст возможность максимум средств уделить линейной
авиации, как наиболее существенной составной части воздушной армии, которая никогда не может быть
слишком мощной.
Чтобы закончить вопрос о вспомогательной авиации, остается лишь сказать еще несколько слов об
истребительной авиации.
С точки зрения интересов сухопутных операций истребительная авиация необходима для обеспечения
секретности, — другими словами, для борьбы с воздушной разведкой противника, который стремится
разгадать наши замыслы{74}.
Совершенно очевидно, что тщетно было бы рассчитывать на получение такого результата на всем
протяжении определенного театра действий. Но нельзя ли добиться такого результата хотя бы в одном
месте и на данный период, — там, где подготовляется крупный наступательный маневр, и на время
подготовки этого маневра?
Опыт двух сражений прошлой войны говорит за положительный ответ на этот вопрос. Известно ведь, что
немцам при их атаке на Верден, так же как и французам во время сражения на Сомме, удалось завоевать
почти абсолютное господство в воздухе путем сосредоточения в высшей степени агрессивной
истребительной авиации, благодаря чему секретность операции в значительной степени была сохранена.
Правда, что ввиду прогресса в технике авиации, в скоростях, в вооружении и т. д. и т. п. позволительно
сомневаться в том, что и в будущем легко будут достижимы подобные результаты.
Тем не менее мощная истребительная авиация высокого класса (мощная, так как она сосредоточена в
зоне, которую нужно прикрыть от воздушной разведки противника) сумеет, если не полностью
воспретить всякую воздушную разведку [101] и полностью скрыть подготовляемый или уже
выполняемый маневр, то во всяком случае она сумеет стать препятствием при выполнении некоторых
разведок, спугнуть другие, поставить разведывательную авиацию противника в трудные условия работы
и нанести ей крупные потери. Таким образом, она сможет в значительно степени сохранить секретность
подготовки и проведения маневра. Возможность получения такого — даже неполного — результата
ценна{75}. Поэтому созданию истребительной авиации высокого класса необходимо уделить
надлежащее внимание.
Но роль истребительной авиации во взаимодействии с сухопутными войсками в операции не
ограничится лишь сохранением секретности подготовки и проведения крупных операций.
Истребительная авиация будет также иметь задачу по прикрытию соединения и движения
маневрирующих армий, их тылов и их путей сообщения от действия линейной авиации противника. В
этот период последняя получит задачу по расстройству, по рассеянию или хотя бы по замедлению
боевых сил противника посредством прямых атак на них, а также атак на потоки транспорта, стремясь
парализовать, разрушить, вывести из строя их коммуникации и их тылы.
Это — существеннейшая роль истребительной авиации. Достаточно ее одной, чтобы доказать
неизбежную необходимость этого рода авиации{76}.
Должна ли истребительная авиация, работающая вместе с сухопутными армиями, быть в полном смысле
слова их вспомогательной авиацией, т. е. авиацией, входящей в их штатный состав, с подчинением
командованию сухопутных сил, или же она, напротив, должна входить в состав воздушной армии? В
моменты кризиса она могла бы передаваться тогда в распоряжение сухопутных армий на все время
активных операций. Этот вопрос вызывает противоречивые соображения.
С одной стороны, трудно допустить, чтобы оперативные соединения в виде сухопутных армий в какойлибо момент своей деятельности были лишены некоторого числа истребительных самолетов, ибо без них
неприятельские воздушные разведчики почти безнаказанно производили бы разведку, что опасно. Затем
во время подготовки и проведения активных операций командующий армией должен иметь какой-то
минимум своей истребительной авиации для прикрытия маневра.
Таким образом, возникает необходимость придачи каждой сухопутной армии штатной истребительной
авиации. Впрочем, [102] не к чему давать каждой армии много истребительном авиации, так как это
уменьшило бы мощь маневренной истребительной авиации, сосредоточенные действия которой должны
дать особенно большие результаты.
Повидимому, достаточно каждой армии дать одну истребительную эскадрилью или же в некоторых
случаях, самое большее, две эскадрильи.
Как бы то ни было, надо все же признать необходимость органического включения в состав каждой
сухопутной армии некоторого количества истребительной авиации. Это не предрешает вопроса о том,
должна ли резервная истребительная авиация также в штатном порядке передаваться в распоряжение
главного командования сухопутных вооруженных сил. Повидимому, этот вопрос должен быть решен
отрицательно. В самом деле, такое положительное решение создало бы необходимость существования
истребительной авиации резерва для обороны территории. Это же повело бы к тому, что истребительная
авиация составляла бы слишком большой процент в составе воздушных сил, в особенности по
отношению к количеству линейной авиации, что противоречило бы требованию иметь наступательную
воздушную армию возможно более мощной.
Следовательно, истребительная авиация резерва должна составлять неотъемлемую часть воздушной
армии. Она должна передаваться в распоряжение главного командования сухопутных армий для
обеспечения подготовки и проведения крупных операций.
Что касается численного состава истребительной авиации резерва, то, учитывая роль этой авиации в
сухопутных, операциях, с первого взгляда кажется, что эта численность должна быть очень велика.
Однако, следует заметить, что основная ценность истребительной авиации зависит от качества
материальной части и высокого класса личного состава. Летчик-истребитель является таковым лишь в
силу своих моральных качеств, причем таких, которые не являются общим уделом. Кроме того,
моральные качества должны быть подкреплены летной виртуозностью, которой располагают не все
летчики.
Уже этого соображения достаточно, чтобы ограничить численный состав истребительной авиации
довольно узкими пределами.
В общем истребительная авиация должна составлять лишь сравнительно небольшой процент в общем
составе авиации. Но зато она во всех отношениях должна быть высшего качества{77}. [103]
Предыдущие страницы были посвящены вопросу о содействии вспомогательной авиации ведению
сухопутных операций. Теперь полезно, хотя бы вкратце, сказать несколько слов по этому же вопросу, но
в отношении использования целиком или частично моторизованных крупных соединений. Они наложат
в будущем весьма сильный и новый отпечаток на сухопутную войну и дадут ей другой ход. Если
говорить о целиком механизированных крупных соединениях — и легких, и линейных — или даже
просто о модернизированных кавалерийских дивизиях, то ясно, что их операции потребуют содействия
тех же категорий вспомогательной авиации, т. е. авиации наблюдения, связи, разведки.
Учитывая же скорость и гибкость в перемещении, в маневре, во вводе в действие, нужно признать, что
норма придачи им авиации наблюдения и связи должна быть сильно повышена по сравнению с нормой
придачи другим соединениям. Что же касается высококачественной разведывательной авиации, то она
особенно необходима легким дивизиям. Поэтому, может быть, целесообразно было бы, в отклонение от
ранее установленного правила, эту разведывательную авиацию сделать штатной в составе
механизированных соединений или — еще лучше — в составе группировок, которые они будут
образовывать. Это мероприятие оправдывается весьма своеобразным характером маневра и действий
крупных механизированных соединений и группировок{78}.
Повидимому, бронированная штурмовая авиация может играть большую роль во взаимодействии с
крупными механизированными соединениями. Это полностью оправдало бы создание для них
нескольких частей этого рода авиации.
Штурмовые самолеты дали бы очень действительные результаты прежде всего во время марша
сближения и во время вступления в соприкосновение, когда они действовали бы вместе с
бронированными боевыми машинами, а затем в самом сражении, когда они с пользой атаковали бы или
танки, или пехоту, или артиллерию. Эти действия способны расстраивать резервы противника и
иммобилизовать их, т. е. не давать им возможности двигаться{79}.
Содействие собственно воздушной армии операциям сухопутной армии
Наше внимание на предыдущих страницах было направлено на так называемую вспомогательную
авиацию и на выявление потребностей сухопутных сил в этом отношении. При [104] рассмотрении
вопросов взаимодействия этой вспомогательной авиации мы уже встретились с двумя формами
взаимодействия самостоятельной воздушной армии с сухопутными армиями: содействие резервных
истребительных соединений и содействие линейных соединений добыванию разведывательных данных в
интересах высшего командования.
Нам остается заняться еще активным участием воздушной армии в крупных сухопутных операциях,
проводимых по указаниям и приказам высшего командования сухопутных армий.
С началом враждебных действий воздушная армия начнет налеты на пути сообщения, сборные пункты
мобилизованных, важные железнодорожные узлы, железнодорожные станции, где производится посадка
и высадка войск, на искусственные сооружения, с целью замедлить сосредоточение неприятельских
армий, с целью их разъединить, беспокоить и сорвать план их сосредоточения. Такие действия, будучи
заблаговременно хорошо подготовлены, изучены и энергично проведены в жизнь с применением
мощных средств, способны дать значительный эффект.
Никакая другая страна не заинтересована более, чем Франция, в том, чтобы в этой области обеспечить
себя наиболее действительным образом. Учитывая наших завтрашних возможных противников, нужно
думать, что они, заблаговременно подготовившись к войне, постараются воспользоваться всеми
выгодами, которые дает более раннее приведение в боевую готовность вооруженных сил и более раннее
сосредоточение их. Конечно, нужно думать, что Франция будет иметь бдительное, благоразумное и
сильное правительство. Нужно надеяться, что оно, получив своевременно данные о подготовке
конфликта, что всегда возможно (стоит лишь этого пожелать), будет иметь гражданское мужество, чтобы
предпринять необходимые предупредительные меры, чем до минимума сократит, если не нейтрализует
вовсе, опасность, которую представляет для нас более ранняя готовность наших противников. Однако,
опасность в этом отношении все же бесспорно существует. Следовательно, если противнику удастся
добиться преимущества во времени приведения в боевую готовность и сосредоточения своих сил, то
будет жизненно важно замедлить его стратегическое развертывание. Мощная воздушная армия способна
вызвать такое замедление.
Из этого видно, какой глубокий интерес заставляет Францию обзавестись воздушной армией. Ее мощь,
как уже сказано, и в количественном и в качественном отношении должна [105] равняться мощи
воздушной армии противника, лучше всего обеспеченного в этом отношении.
Воздушная армия необходима не только для того, чтобы замедлять сосредоточение неприятельских
сухопутных сил. Она нужна и для того, чтобы с началом враждебных действий она могла победоносно
померяться своими силами с противником.
Ведь, если эта воздушная борьба не даст благоприятных результатов, то воздушное силы едва ли будут
еще способны воздействовать на сосредоточение противника в целях его замедления. Легко понять, что
действия по срыву или замедлению сосредоточения неприятельских сухопутных вооруженных сил
должны производиться по указаниям главного командования сухопутных сил, которое одно лишь может
правильно решить, какие операции, когда и где нужно организовать.
Так ставится проблема командования в отношении воздушной и сухопутной армий.
Эта проблема еще более повелительно требует своего разрешения, когда дело заходит о подготовке к
сражению, о самом сражении и об использовании успеха.
Во время подготовки к сражению, идет ли дело о наступательных или оборонительных операциях, на
линейную авиацию выпадает задача по замедлению и дезорганизации такого же рода, как и во время
стратегического развертывания. Здесь опять будет происходить накопление наступательных сил
противника, их движение на свое место, если делю идет о подготовке к наступлению. Если же мы сами
предпринимаем наступательную операцию, то линейная авиация должна своими энергичными
действиями затруднить перемещение и приток резервов противника. Для этого она должна произвести
сильные атаки на узлы путей сообщения и на большие железнодорожные станции с целью их
разрушения или нейтрализации, с применением отравляющих веществ или зажигательных бомб{80},
атаковать эшелоны на железнодорожных путях или автомобили на дорогах, уничтожать личный состав и
материальную часть железнодорожного транспорта и т. п., не забывая также высаживать десантные
отряды подрывников, когда это будет возможно{81}{*24}. [106]
Во время сражения линейная авиация должна будет воздействовать на резервы, чтобы массовыми
атаками рассеять их или во всяком случае замедлить их движение. Она должна атаковать артиллерию,
тылы, склады боевых припасов, пути сообщения, парки и т. п., в то время как сосредоточенная
истребительная авиация будет ослеплять противника.
Наконец, после сражения, если оно окончится победой, линейная авиация должна любой ценой
расстроить организованное отступление неприятельских сил, разъединить их и, что особенно важно,
воспрепятствовать разбитому противнику заняться широкими и систематическими разрушениями{82}.
Все эти задачи линейная авиация способна выполнить с очень большой эффективностью и лучше, чем
какое-либо другое боевое средство. Она будет действовать, однако, вместе с наиболее быстроходными
наземными частями, причем крупные механизированные соединения, само собой разумеется, сыграют
важную роль.
Если же, напротив, сражение закончится отступлением, высшее командование заинтересовано в том,
чтобы замедлить продвижение неприятеля. Наряду с применением боевых наземных частей, сильных
арьергардов и разрушений силами земных войск высшее командование прибегнет также к
использованию соединений линейной авиации, которые массовыми атаками неприятельских войск,
брошенных для преследования, постараются их разъединить, устроить на их пути химические
заграждения (если противник проявит инициативу в использовании боевых отравляющих веществ,
несмотря на международные договоры) при помощи стойких ОВ. Линейная авиация поможет также
разрушать пути сообщения.
Это прикрытие отступления может принять также форму высадки и эвакуации воздушно-десантных
отрядов подрывников после выполнения ими задач по особенно важным разрушениям.
Едва ли нужно подчеркивать невозможность взаимодействия всех этих боевых средств, если силы
воздушной армии в этот момент не будут находиться в подчинении высшему командованию сухопутных
армий{83}.
Напротив, вне периодов активных операций на земле воздушная армия может вновь получать свою
независимость для выполнения снова таких же задач, какие она выполняла в самом начале войны, когда
действия против жизненных пунктов на территории противника выступают на первый план. [107]
Глава V. Соотношение между различными специальностями авиации
и в особенности соотношение между самостоятельной воздушной
армией и вспомогательной авиацией
Теперь переходим к вопросу, какую же общую численность надлежит придать французской авиации.
Какую часть общей численности должна составлять самостоятельная воздушная армия? Какой процент
внутри воздушной армии должны составлять линейная и истребительная авиация?
На все эти вопросы автор поостережется лично от себя дать ответ в виде точных цифр, так как у него нет
многих данных для того, чтобы ввести в эти цифры необходимую точность.
Все, что можно сказать, по этому поводу, это то, что является естественным следствием
вышеприведенных соображений, а именно, что решающая часть ресурсов, выделенных на авиацию,
должна бесспорно пойти на самостоятельную воздушную армию.
Это предпочтение тем менее можно оспаривать, что самостоятельность воздушной армии ни в коей мере
не помешает ей принять участие в сухопутных операциях с того момента, когда они начнутся. Это
участие выразится в том, что резервная истребительная авиация, быстро сосредоточенная в критической
зоне, будет передана в распоряжение главного командования сухопутных армий для сохранения
секретности подготовки, развития и использования успеха сражения.
Это участие выразится в том, что линейная авиация непосредственно будет взаимодействовать целиком
или частично как в разведывательной работе, так и в нападении на неприятельские силы, на их тылы, на
их пути сообщения. Вне этих критических периодов линейная авиация, выполняя самостоятельные
операции, окажет также своими наблюдениями ценное содействие выполнению общего плана разведки,
составленного главным командованием сухопутных армий.
Таким образом, та часть ресурсов страны, которая будет выделена на воздушную армию, далеко еще не,
потеряна для сухопутных операций{84}.
Что же касается соотношения, которое необходимо установить внутри самостоятельной воздушной
армии между ее двумя основными родами авиации — линейной и истребительной, то несомненно, что
линейная авиация как авиация [108] наступления должна значительно превосходить по своей
численности истребительную авиацию — авиацию обороны.
Автор еще раз напоминает, что он остережется самолично перевести эти общие правила на язык цифр.
Он отсылает читателя к тем цифрам, которые ген. Арманго дает в своем, так часто уже нами
цитированном труде. Однако, та предполагаемая картина всей совокупности воздушных сил, которая
дана в упомянутом труде, вызывает несколько замечаний.
Ген. Арманго предполагает, что для страны, сухопутные вооруженные силы которой будут состоять из 6
армий, в составе 20 армейских корпусов и 6 кавалерийских дивизий, необходимо всего 150 эскадрилий, в
том числе 44 эскадрильи вспомогательной авиации, т. е. входящей в штаты сухопутных армий (32
эскадрильи наблюдения и разведки, 12 истребительных эскадрилий) и 106 эскадрилий воздушной
армии{85}.
Эта 106 эскадрилий распределяются таким образом:
— общий резерв истребительной авиации (ночной и дневной) — 20 эскадрилий;
— линейная авиация — 86 эскадрилий, в том числе 20 составляют общий резерв, предназначенный по
преимуществу для передачи в распоряжение главного командования сухопутных армий для выполнения
важных разведывательных заданий.
К этим цифрам следует еще добавить эскадрильи связи (из реквизированных самолетов туризма), в
общем 100 эскадрилий{86}.
Если рассматривать только основные категории эскадрилий, то мы получим следующую картину.
Вспомогательная авиация: 44 эскадрильи (не включая эскадрилий связи).
Воздушная армия: 86 линейных и 20 истребительных эскадрилий, всего 106 эскадрилий.
Таким образом, ген. Арманго рекомендует следующее соотношение: собственно вспомогательная
авиация находится по отношению к самостоятельной воздушной армии в отношении 44 : 106, т. е. в
круглых цифрах, как 2 : 5; в воздушной же армии линейная авиация относится к истребительной как 86 :
20, т. е. как 4,5 : 1{87}.
Эта соотношения, повидимому, приемлемы.
Что же касается общей воздушной мощи, которая будет достигнута на основе 86 линейных эскадрилий
наступательной воздушной армии, то по этому поводу ген. Арманго пишет следующее: [109]
«Если мы предположим, что дело идет не о стране, взявшей инициативу в объявлении
войны, то не эти только 86 бомбардировочных эскадрилий примут участие в
действиях с первых же дней войны, но значительно большее число, притом настолько
большее, насколько дольше перед объявлением войны продолжалось спешное
производство самолетов».
К этому он добавляет:
«Вот именно тогда-то и будет сформирована настоящая воздушная армия, которая
откроет враждебные действия...»
Всякий, кто заботится о национальной обороне и ясно видит опасности, которым, несомненно,
подвергнется страна в случае, если возможные противники достигнут такого воздушного превосходства,
тот не может не присоединиться к этому мнению.
Отсюда совершенно очевидна необходимость притти к следующим заключениям:
надо, не колеблясь, увеличивать в составе воздушных сил процент наступательной авиации, как только в
этом наступит необходимость по создавшейся обстановке;
особенно же необходимо иметь устойчивое правительство, которое сумеет быть в курсе подготовки к
войне, в курсе технического прогресса, интенсивности производства у противника или у возможных
противников, — правительство, имеющее достаточно воли и энергии предпринять во-время
необходимые контр-меры, чтобы уберечь нацию от двух больших опасностей: от внезапности в виде
технического превосходства противника и от внезапности в виде его численного превосходства.
Глава VI. Возникающие с появлением воздушной армии проблемы
командования и согласования действии вооруженных сил
Проблема согласования действий сухопутной армии и морского флота, когда они одни составляли всю
совокупность вооруженных сил страны, решалась легко. По существу лишь в исключительных случаях
возникал вопрос о совместных военных операциях. Когда действовали оба вида вооруженных сил,
решительно отличные друг от друга, то их операции просто проходили одна рядом с другой ввиду того,
что большинство сухопутных операций развертывалось [110] вне непосредственного содействия со
стороны морских сил, так же как в общем морские операции в целом протекали вне возможного
воздействия сухопутных сил.
Эта простота, эта легкость согласованных действий всей совокупности вооруженных сил страны,
исключительность случаев переплетения их активных операций ныне полностью ниспровергнута (и это
не слишком сильное выражение!) фактом существования третьего вида вооруженных сил — воздушной
армии, воздушных вооруженных сил.
При рассмотрении операций морского флота, сухопутных армий и воздушной армии уже не может быть
вопроса о простой их постановке рядом. Воздушная армия имеет свою собственную стихию, в которой
она производит свои эволюции, где она даже ведет бой, а именно воздушную стихию. Но ее наиболее
существенные операции имеют своими объектами как раз те стихии, которые до сих пор были
свойственны сухопутной армии и морскому флоту, а именно — сушу и море, так что наиболее
существенные операции воздушной армии против объектов на суше и на море переплетаются с
операциями сухопутных и морских вооруженных сил.
Кроме того, следует отметить, что воздушная армия одна, сама по себе, способна вести операции,
которые свойственны лишь ей одной и которые ведутся без какого-либо согласования с сухопутными и
морскими вооруженными силами В самом деле, можно представить себе воздушные сражения, которые
происходят без малейшего вмешательства со стороны поверхности земли. Можно представить себе
нападения на неприятельскую территорию, производимые исключительно воздушными соединениями.
Напротив, нельзя себе представить ни одной более или менее крупной морской или сухопутной
операции без того или иного взаимодействия с авиацией.
Итак, с одной стороны, постоянное проникновение действий воздушных сил в сухопутные и морские
операции, а с другой — независимость некоторых воздушных предприятий по отношению к сухопутным
и к морским вооруженным силам. Отсюда как следствие выявляется важность проблемы командования.
Чтобы лучше понять смысл и значение этой проблемы, надо сперва представить себе общую картину
взаимодействия различных элементов. Прежде всего при решении этой проблемы выделим из
рассмотрения так называемую вспомогательную авиацию. Сухопутная армия располагает [111] какой-то
минимальной вспомогательной авиацией, которая ей организационно придана. С момента придачи
авиации нет, собственно говоря, более и проблемы командования. То же самое надо сказать
относительно авиации, составляющей часть морского флота.
Собственно говоря, эта придача штатной авиации тоже нуждается во вмешательстве высшей власти для
решения таких вопросов: какие средства нужно выделить, каков должен быть их состав, какова должна
быть их организация, какие нужно установить нормы снабжения материальной частью, каково должно
быть обучение и боевая подготовка личного состава и т. д. Но все это — дело мирного времени.
Таким образом, для упрощения нашей задачи мы займемся только сочетанием усилий всех трех армий в
военное время, когда вопрос об едином командовании возникает неотвратимо.
Здесь следует не забыть и про то, что часть самостоятельной воздушной армии может в некоторых
случаях передаваться в распоряжение или сухопутной армии, или морского флота, как дополнение к их
штатной авиации взаимодействия. С другой стороны, нужно рассмотреть сочетание действий воздушной
армии с операциями сухопутных и морских сил.
Чтобы лучше решить нашу задачу, мы сначала перед глазами читателя развернем картину того, что же
воздушная армия призвана сделать во время войны.
С момента открытия враждебных действий начнутся наступательные операции воздушной армии,
предпринятые или по собственному решению, или же как репрессии против жизненных частей
неприятельской территории. Это одновременно будет и обороной национальной территории от
воздушных операций противника подобного же рода.
Объектами этих операций будут: ангары, склады, аэродромы, авиазаводы, пути сообщения в виде
наиболее существенных своих составных частей, как например: сортировочные станции, виадуки, мосты,
туннели и всякого рода жизненные центры страны, т. е. политические, экономические и т. п.
Но так же возможно, чтобы не сказать вероятно, что враждебные действия начнутся внезапным
наступлением на суше сравнительно малочисленных войск, но с ультра-быстрой боевой готовностью и
технически богато оснащенных. Это наступление будет скомбинировано с нападениями мощной и
инициативной воздушной армии. Если эта [112] возможность не будет заблаговременно предусмотрена,
то она немедленно же повлечет за собой, может быть, решающие результаты. Во всяком случае нужно
ожидать в стране, подвергшейся нападению, возникновения трудно устранимого беспорядка.
Следовательно, нужно быть готовым к немедленному ответу ударом за удар, к внезапному наступлению
и в особенности быть готовым к немедленным действиям своей воздушной армии, ни в чем не
уступающей воздушной армии агрессора. В сочетании с действиями своей воздушной армии атакованная
страна сможет, очевидным образом, также бросить в бой свои хотя и малочисленные сухопутные силы,
но тоже мощные благодаря своим внутренним достоинствам, своей боевой подготовке, своему
вооружению, своим моральным и техническим качествам. Отсюда видно, кстати сказать, что гипотеза о
внезапной атаке ставит в порядок дня всю организацию вооруженных сил мирного времени{88}.
С самого начала враждебных действий может также возникнуть вопрос о взаимодействии воздушных
сил и морского флота. Например, может понадобиться защита морских транспортов, морских путей
сообщений; воздушное нападение на неприятельские морские части и соединения, угрожающие этим
путям; нападение на военные порты и на большие торговые порты. Может понадобиться даже участие в
морском сражении. Не следует забывать, что благодаря большому радиусу действия самолетов такое
взаимодействие ныне стало возможным даже на больших удалениях от берегов{89}.
Когда начнутся крупные сухопутные операции, то воздушная армия примет в них непосредственное
участие.
Затем в периоды затишья снова возобновятся чисто воздушные действия против территориальных
центров противника и в особенности против его тылов.
Воздушная армия может рассматриваться как своего рода резерв, идеально перебрасываемый в
зависимости от обстановки не только между различными театрами войны в одной стране, но также и
между театрами, разделенными друг от друга неприятельскими территориями. Эта возможность в
высшей степени ценна в такой войне, которую следует ожидать, к которой следует готовиться и которая,
как и прошлая, может даже еще более приобрести характер как бы всеобщности{90}.
Ген Арманго в своем труде изображает эту ценную особенность и свойство воздушной армии, рисуя
картину, как французская воздушная армия могла бы выступить в пользу [113] чехословацких и
польских армий в их общей борьбе против Германии{91}. Он описывает также возможные действия
воздушной армии Франции непосредственно со своих французских баз против тылов германских армий,
сражающихся с армиями Польши и Чехо-Словакии, или с перенесением своих баз в Богемию. То же
самое, говорит он, может иметь место в возможном конфликте Югославии с нашими соседями на юговостоке. Он не добавляет, но это само собой разумеется, что крайне важное значение такой маневренный
резерв имел бы в том случае, если бы Франция и ее союзники должны были бы одновременно иметь дело
со своими восточными и юго-восточными соседями, усиленными их известными спутниками.
Наконец, если, к сожалению, мы, несмотря ни на что, должны будем вступить в братоубийственную
борьбу с Италией, то у кого хватит смелости утверждать, что враждебные действия не перекинутся на
французские владения в Северной Африке. В данном случае экстра-подвижной маневренный резерв,
каким будет воздушная армия, отвечающая требованиям международной обстановки для Франции, мог
бы вмешаться и там, приняв участие также и в морской борьбе, которая неизбежно разгорится в водах
Средиземного моря{92}.
Таким образом, если ограничиться лишь театрами военных действий, расположенными непосредственно
на французской территории или близко к ней, а также вблизи от ее берегов, то будет видно, что
воздушной армии придется выполнять задачи, ей одной свойственные, и что она будет работать сообща
или с сухопутными армиями, или с морским флотом. Если же, кроме того, представить себе европейский
вооруженный конфликт, а может быть, и мировой, то следует предвидеть, что на эту же самую
воздушную армию могут быть возложены задачи общего маневренного резерва, понимая этот термин во
всей широте его значения. Выполнение этих задач будет происходить не только на различных театрах
военных действий в одной стране, но и на театрах военных действий, не имеющих между собой
сухопутных путей сообщения.
Учитывая такое переплетение задач, выполняемых тремя видами вооруженных сил, и принимая во
внимание сложность и разнообразие задач, выпадающих на долю воздушной армии, как не поставить
такой существеннейший вопрос: а как же быть с верховным командованием?
Если не будет верховного командования, то кто же будет решать, когда следует применить полностью
самостоятельные [114] действия воздушных сил; когда следует всю воздушную армию или часть ее
применить для взаимодействия с сухопутными и морскими вооруженными силами в их операциях, для
чего ее нужно целиком или частично передать в распоряжение главного командования армии или флота?
Кто определит объекты независимых действий воздушной армии? Кто установит порядок очередности в
операциях этого рода? Кто распределит задачи и силы между различными национальными и
междусоюзными театрами военных действий и кто в особенности примет решение об использовании
воздушной армии на национальном театре военных действий или же на междусоюзном? Кто будет
задумывать комбинированные операции вооруженных сил, действующих на суше, в воздухе и на море, и
кто будет координировать их действия во времени и в пространстве?
С другой стороны, если рассматривать оборону территории от воздушных операций противника, то не
кажется ли, что сухопутное командование должно иметь в своем распоряжении средства обороны, так
как мобилизация, сосредоточение, подача снабжения, движение и перевозка резервов и материальной
части всякого рода как раз являются главными объектами действий неприятельских воздушных сил? Но
сейчас же напрашивается мысль, что оборона от таких действий противника прежде всего зиждется на
воздушных репрессиях против неприятельской территории, во всяком случае зиждется более на них, чем
на обороне в собственном смысле слова, т. е. на постоянной обороне, на зенитной артиллерии, на
истребительной авиации. Отсюда следствие, что оба эти способа защиты территории от неприятельских
нападений необходимо тесно увязать друг с другом через посредство единой власти. Это единство
командования тем более необходимо, что истребительная авиация предназначена не только для прямой
обороны территории, но и для обеспечения свободы действия линейной авиации.
В конце концов, под каким бы углом ни рассматривать эту проблему, возникает убеждение в
необходимости иметь верховное командование. Отрицать эту необходимость значит восставать против
здравого смысла{93}.
Чем объясняется, что ничего еще не сделано для удовлетворения этой необходимой потребности? Нужно
ли здесь усматривать слабость власти, которая не осмеливается проявить себя, боязнь нарушить частные
интересы и т. д.? [115]
Во всяком случае, какова бы ни была причина, эффект ее плачевный, так как опасности подвергаются
судьбы страны.
Тем не менее ясно, что если еще сегодня и нет никакого решения этой проблемы и если мы не находимся
даже накануне этого решения, то это вовсе не значит, что вопрос еще не был поставлен со всей
необходимой ясностью и точностью как в правительственных, так и в парламентских кругах.
Доказательством служит поистине замечательный доклад 1933 г. председателя сенатской военной
комиссии сенатора ген. Мессими относительно проекта закона об организации воздушного
министерства.
В этом докладе проблема поставлена так ясно, а решена она так логично и резонно, что лучше всего
привести здесь из него существенные выдержки.
«Возникает важнейший вопрос, на который необходимо незамедлительно дать полный
ответ. Мы имеем в виду вопрос о высшем командовании, призванном отныне в
военное время координировать операции воздушной армии с операциями сухопутных
и морских армий.
Существенный принцип, который в основном направляет проводимую реорганизацию,
зиждется на единстве и полной независимости воздушной армии. Она призвана
действовать массой в воздушном сражении в собственном смысле этого слова, по
приказам воздушного главнокомандующего, но в то же время она должна принимать
участие в комбинированных операциях с сухопутной и морской армиями и по
воздушной обороне территории».
Далее следует перечисление главных операций, в которых необходимо согласование действий
различных армий и различных вопросов, возникающих перед командованием относительно
самостоятельного применения воздушных сил и применения их в сочетании с другими армиями. Было
бы излишне повторять здесь это перечисление задач, которые известны читателю из предыдущего
изложения. Затем ген. Мессими добавляет:
«Мы видим пробел в наших мероприятиях в отношении высшего командования в
военное время и срочную необходимость внести в эту проблему необходимые
уточнения. [116]
Каждому ясно что при наличии самостоятельной воздушной армии, могущей
действовать или в интересах сухопутной армии или в интересах военного флота, или
же действовать в массе независимо, тотчас же возникают щекотливые проблемы
распределения частей воздушного флота, а также распределения, согласования и
увязки задач. Очень важно еще в мирное время ответить на эти вопросы».
Сказав это, докладчик, спрашивает, каковы должны быть отношения между правительством и
командованием{94}.
«Первым возникает вопрос: каковы должны быть отношения между правительством и
высшим командованием? Было бы ошибкой думать, что после окончания войны
очередные правительства и палаты депутатов разного созыва не занимались этой
важной проблемой. 10 января 1924 г. председатель совета министров Пуанкаре внес
проект закона об «общей организации нации на военное время». Статьи 17 и 21 этого
проекта вкратце указывают, на каких принципах должно основываться необходимое
разделение ответственности.
«7 июля 1925 г. Пенлеве, военный министр и председатель совета министров, вновь
внес тот же самый проект, на котором, кроме того, стояли подписи Бриана, Кайо,
Эмиля Бореля и Шрамека. Военная комиссия палаты депутатов поручила изучение
этого проекта Полю Бонкуру. Последний большую часть своего доклада посвятил
изучению этой деликатной проблемы. Его мнение, утвержденное голосованием
палаты, сводится к следующему:
«Правительство не имеет права отрекаться, как это было с 1 сентября 1914 г. до конца
1916 г., от своей роли и передавать свою власть в руки командования. Его долг
сохранить в своих руках общее руководство войной. Напротив, командование требует
высшей власти для того, чтобы быстро принимать решения, которые могут
потребоваться при возникновении критической обстановки и когда от быстроты
решения зависит судьба страны.
Как же, оставаясь в рамках конституции, разрешить эту трудную задачу и
действительным образом обеспечить скорость принятия решения и эффективное
руководство войной во всех областях? [117]
Решение, которое рекомендует Поль Бонкур, состоит в «сосредоточении в военное
время правительственной власти в руках немногочисленного военного комитета и в
усилении власти председателя совета министров, который и должен иметь
возможность посвятить себя исключительно руководству войной».
Сказав это, ген. Мессими добавляет:
«На основании своего личного горького опыта ваш докладчик целиком
присоединяется к этому тезису».
Однако, он спешит добавить:
«Но само собою разумеется, что ни военный комитет, ни председатель совета не будут
сами командовать воздушными, сухопутными и морскими силами. Правительство,
отвечающее за общее руководство войной, в силу необходимости должно поручить
другой инстанции выполнение этой задачи».
Эту проблему «командования» он излагает следующим образом.
«Кому же должна быть поручена задача командования в военное время всей
совокупностью вооруженных сил страны? Кому должна быть поручена задача в
мирное время подготовить вооруженные силы к общим действиям?
«Ваша комиссия, — продолжает докладчик, — долгое время решала эту задачу. Она
считает своим долгом отметить, насколько важна эта задача, насколько здесь
требуется ясное решение».
Затем следует изложение первого из предлагаемых комиссией решений:
«А) Одно из этих решений, — первое, которое приходит на ум, — состоит в поручении
ответственности за все операции на всех театрах войны верховному главнокомандующему,
назначаемому заблаговременно и еще в мирное время, получающему задание являться
«координатором и вдохновителем» военных усилий страны. В военное время он имест свою
резиденцию вместе с правительством. Если бы существовало министерство государственной
обороны, то это решение было бы легко принять, так как оно не вызвало бы никаких
затруднений. [118]
Но осуществимо ли создание такого министерства? Эфемерная попытка Тардье ведь
может повториться и завтра.
Ваша комиссия считает, однако, что создание министерства государственной обороны
вполне отвечает необходимости, которая стала еще более повелительной вследствие
появления третьего военного ведомства, а именно воздушного ведомства.
Не без удовлетворения ваша комиссия услышала то же самое мнение в недавнем
замечательном докладе докладчика{95} по воздушному бюджету в палате депутатов.
Вот что говорится в этом докладе:
«Долго ли Франция будет заставлять парламент рассматривать три военных бюджета?
Когда же и какая высшая власть по поручению правительства будет заблаговременно
распределять... между этими тремя видами вооруженных сил кредиты, выделенные на
оборону? Должна ли в мирное время продолжаться между генеральными штабами
армии, флота и воздушных сил борьба за свои прерогативы?
Долго ли будут продолжать рассматривать войну, как не вносящую морального
разложения в тыл страны спустя уже несколько часов после объявления войны, когда
начнется разрушение столиц и крупных центров промышленного производства с
воздуха при помощи огня, взрывчатых и отравляющих веществ? Будет ли флот упорно
отрицать мысль, что отныне борьба ведется между гидросамолетом и линейным
кораблем, как с 1886 г. она ведется между линейным кораблем и подводной лодкой?
Решится ли, наконец, воздушное министерство признать, что воздушная армия должна
быть результатом взаимного проникновения и взаимодействия всех живых сил
страны, — гражданских и военных летчиков, гражданских и военных самолетов,
частной и государственной промышленности?
Кто же будет тем командующим, который выслушает и исследует вопрос и который
примет решение?
Единый военный начальник, уполномоченный в своих функциях министром
государственной обороны, — вот простое, ясное, рациональное и основательное
решение.
Но принципиально возражают даже против существования министерства
государственной обороны. Попытка его создания в 1932 г. потерпела неудачу [119]
ввиду громадности и трудности задачи, порученной одному единственному
человеку{96}.
Критика неверно толкует эту неудачу. Неудача произошла вследствие ошибок,
допущенных во внутренней организации этого нового ведомства. Тардье имел
смелость попытаться объединить в одних единственных руках три военных ведомства.
Но он в то же время затруднил и усложнил задачу нового министерства, поставив
вверх дном солидную организацию военного, морского и воздушного министерств,
потому что он раздробил их на три части: командование, военно-хозяйственное и
административное дело, материальная часть.
Это расчленение обрекало попытку на неуспех. По крайней мере в самом начале
министерство государственной обороны должно сохранить существующие ведомства.
Задача министра обороны должна состоять вначале только в хорошем согласовании
того, что у них является общим в их задачах.
Но хотя и нет министерства государственной обороны, необходимо тем не менее
решить задачу о едином командующем. Нет никаких препятствий к принятию такого
решения».
Таково решение, согласующееся с природой вещей и со здравым смыслом. Тем не менее ген. Мессими
присовокупляет:
«Б) Но нельзя, закрывать глаз на следующие возражения, выставляемые против этого
решения:
«Положение такого главнокомандующего, поставленного между министрами
морским, военным и воздушным, было бы очень сложным. Легко предвидеть также и
затруднения по отношению к правительству, а может быть и по отношению к трем
главнокомандующим сухопутных, морских и воздушных сил».
Докладчик в своем докладе не уточняет эти затруднения, но можно предположить, о чем тут идет речь.
Тут весь вопрос в престиже, где выбрать верховного командующего? Это затруднение, конечно, легко
обойти. Ясно, что верховное командование должно быть вручено тому, кто лучше всего может
справиться с этой задачей. Главнокомандующий, наиболее достойный доверия нации,
главнокомандующий именно той армии, тех вооруженных сил страны, на которые будет возложена
[120] главная задача, несомненно, и должен быть верховным главнокомандующим всеми вооруженными
силами.
Если такой армией будет воздушная, то верховное командование должно быть доверено лучшему из ее
командиров. Если это будет морской флот, то верховный главнокомандующий должен быть выбран из
морских командующих.
Но если признать тезис, что решить судьбу войны должен попрежнему исход операций сухопутной
армии, то нужно возложить на наиболее квалифицированного высшего и выдающегося командира
сухопутной армии громадную ответственность за командование всеми вооруженными силами страны.
Возможно что одну из трудностей, про которые говорит ген. Мессими, он видит в том, что, как известно,
демократия не доверяет военным начальникам! Конечно, недоверие было бы особенно велико, если бы,
как это следует по проекту, в руках одного начальника сосредоточилась бы военная власть над всеми
вооруженными силами страны.
Боязнь подобного рода нелепа{97}. Ведь можно же различными способами испытать и проверить
полную лойяльность крупных военных начальников, а с другой стороны, ведь не поручит же
правительство такую власть вслепую и всегда будет иметь в своем распоряжении средства для передачи
власти другому командующему, более достойному во всех отношениях. Ведь доказано, что французские
армии вовсе не являются армиями государственного переворота. Но, несмотря на это, ген. Мессими, экая
слабость демократии в этом отношении, предлагает другое решение — более скромное, как он говорит, и
могущее натолкнуться на менее свирепую оппозицию. Это более скромное решение состоит в
следующем:
«Возложить солидарную ответственность на главнокомандующих сухопутных,
морских и воздушных сил за решения, интересующие все три театра военных
действий. Если же взаимодействие на равных правах не может быть осуществлено,
что весьма вероятно, то в обязанность правительства должно быть вменено назначение
ответственного лица (из числа трех главнокомандующих) за согласование общих
операций. Тогда организация высшего командования представится в таком виде:
1) Совет министров, с участием главнокомандующих сухопутными, морскими и
воздушными силами, отвечает [121] за общее руководство войной. В настоящее время
эту задачу выполняет «Высший совет государственной обороны».
2) Фактически же общее руководство войною должно быть поручено, под
председательством председателя совета министров, трем министрам военных
ведомств, с участием трех главнокомандующих и их начальников генеральных
штабов. Эти лица образуют Военный комитет.
3) Главнокомандующие сухопутными, морскими и воздушными силами вместе со
своими основными сотрудниками мирного времени должны образовать Высший
технический штаб. Ему поручается руководство операциями на суше, на море и в
воздухе».
Ничего нельзя возразить ни против Высшего совета государственной обороны, ни против Военного
комитета. Но что это за высший технический штаб, руководящий операциями на суше, на море и в
воздухе? Что это за организм с тремя головами, где ни одна голова не имеет другой власти, кроме власти
согласования? Опыт и здравый смысл единодушно говорят, чего стоят комитеты и «увязки» там, где
нужен командир, отдающий приказ. Следовательно, правильным является лишь единственное решение,
— это единое верховное командование, ибо оно одно только гарантирует интересы государственной
обороны.
Но надо заметить, что организация верховного командования военного времени требует создания в
мирное время соответствующей организации в виде министерства государственной обороны. Министр
государственной обороны должен иметь в своем подчинении все три существующие военные ведомства,
которые должны быть поручены государственным секретарям.
Кроме того, само собой понятно, что верховный главнокомандующий, назначенный еще в мирное время,
должен занять место рядом с министром государственной обороны, возглавляя подготовку всех
вооруженных сил к войне. [123]
Раздел второй. Сухопутные вооруженные силы
Часть первая. Военная система
Глава I. Проблема государственной обороны
Находясь, может быть, на волосок от конфликта{98}, во всяком случае под очевидной угрозой
вооруженного столкновения, в котором решится судьба французской нации, невольно задаешь себе
такой тревожный вопрос: соответствуют ли обстановке основы военной системы французских
сухопутных вооруженных сил? Или, говоря проще, действительно ли обеспечена сейчас оборона
Франции? Что в этом можно сомневаться и что такое сомнение явным образом навязчиво преследует
умы, видно из множества статей и книг, опубликованных на эту тему. Можно, например, указать на ряд
статей-исследований, появившихся в «Revue des Vivants» («Обозрение живых») под таким наводящим на
размышление заголовком: «Недомогание и тревоги армии» или на труд подполковника де-Голя,
замечательный во многих отношениях, которым этот автор увенчал свою кампанию за
профессиональную армию{99}{*25}.
Исследование этой волнующей проблемы очень сложно. Она состоит из весьма разнообразных
элементов. С одной стороны, политического характера (внешняя и внутренняя политика), а с другой —
чисто военного и в известной мере этнического характера; все они, разумеется, взаимно влияют друг на
друга и друг с другом связаны.
Первая часть настоящего второго исследования имеет, главным образом, задачей последовательно
рассмотреть различные составные части проблемы, выяснить, в чем они противоречат друг другу и как
они друг друга усиливают, чтобы в конце концов попытаться притти к определенному заключению и
выяснить те основы, на которых можно строить военную организацию, отвечающую сегодняшним
требованиям. [126]
Известно, что при французской военной системе государственная оборона покоится, главным образом,
на массе мобилизуемых запасных дивизий. Этот ее основной характер является естественным
следствием крайне сильного сокращения армии мирного времени. Современная система совершенно не
похожа на ту, которая была приведена в движение в 1914 г. Она имеет совершенно иной характер.
Приведение в боевую готовность частей и соединений, формируемых за счет мобилизованных резервов,
будучи эшелонировано во времени, растянуто на значительней срок. Во время парламентского
обсуждения закона об организации армии военный министр заявил, что лишь около 20 формирующихся
дивизий могут быть приведены в боевую готовность в течение максимум 15 дней, а остальные — в
разные сроки, от одного до двух месяцев.
Такое эшелонирование, совершенно несомненно, вызвано, главным образом, задержками в выпуске
материальной части, предназначенной некоторым из этих частей. Материальная же часть начнет
производиться на фабриках и заводах с началом вооруженного конфликта или, что было бы лучше, в
предшествующий конфликту период натянутости политических отношений.
Эта задержка необходима также и по другой причине, что и является врожденным изъяном системы.
Формируемые дивизии после приведения их в боевое положение обязательно должны иметь время,
чтобы сколотить свои части, без чего они не могут появиться на поле сражения.
Ясно, что эшелонирование неизбежно приведет к тому, что мобилизованные силы будут бросаться в бой
последовательно, по частям. Этого достаточно, чтобы осудить подобное эшелонирование.
Какова же действующая теперь система?
Задача обеспечения во время мобилизации первого эшелона вооруженных сил целости и
неприкосновенности территории (без чего мобилизация подверглась бы серьезной опасности срыва)
будет возложена на войска прикрытия, включающие в себя армию мирного времени в количестве 20
дивизий. Таковы ныне действующие законы об организации армии{*26}{100}. [127]
Впрочем, эти 20 дивизий должны обязательно заблаговременно пополниться значительным числом
запасных. Они будут опираться на систему укреплений, сейчас заканчиваемую на восточных и северовосточных границах Франции и, как говорят, дополнительно расширяемую охватом северных границ.
При учете качества личного состава войск мирного времени констатируется тот факт, что, за
исключением небольшого процента сверхсрочнослужащих, оставшихся на большие сроки, и военных по
профессии, остальной состав действующей армии, армии прикрытия, состоит из так называемых
обученных военнообязанных, призываемых на один год согласно действующему закону о воинской
повинности.
Однако, вследствие плачевного состояния заведенных порядков, призванные фактически обучаются
едва-едва лишь 10 месяцев. В течение большей части года только половина нормального контингента
может быть мобилизована, а именно — полуконтингент «старых» солдат (если только можно применять
это определение к молодым солдатам, не прошедшим даже полугодичного обучения). Это заставляет
пополнять части в значительной степени за счет запасных. Таким образом, основная масса вооруженных
сил, которая должна образоваться по мобилизации в порядке уже известного эшелонирования, будет
состоять из запасных, тоже прошедших одногодичную, или точнее, 10-месячную военную службу. Такая
служба, будучи неспособной дать частям действующей армии людей действительно обученных, тем
более неспособна выработать длительные военные рефлексы, которые только и могут из запасных,
призванных от своих домашних очагов, сразу же сделать солдат.
Что касается кадров этих сил, то громадный процент офицеров и унтерофицеров из числа запасных
(четыре офицера запаса на одного действительной службы) может по большей части после некоторой
практики в командовании сделаться превосходным командным составом. Польза же от немедленного их
использования стоит под очень большим сомнением.
Большая часть вооружения и технического оснащения этих войск, несомненно, будет заказана
промышленности, развернувшей производство с началом конфликта. Это одно потребует для приведения
вооруженных сил в полную боевую готовность срока в несколько месяцев. [128]
Такова в существенных частях картина особенностей современной французской военной системы. Она
близка к милиционной системе. Но мы сами не признаемся в этом, вследствие чего наши военные
учреждения страдают всеми недостатками милиционной системы, не имея ее преимуществ.
Французская военная система дает маломаневренную армию, посредственно обученную, посредственно
снабженную кадрами, медленно мобилизующуюся, обреченную вследствие поэшелонной мобилизации
на бросание ее в бой по частям, т. е. на грубые нарушения с самого начала высшего закона
сосредоточения всех сил.
В последующих главах будет рассмотрено, отвечают ли подобные особенности задачам государственной
обороны, которые выпадут на долю французской армии при современной европейской обстановке. Будет
сделана попытка осветить некоторые важнейшие понятия военной системы, соответствующей условиям
данного момента, и набросаны основные черты реформы, которая должна быть немедленно проведена.
Глава II. Военная система и международное положение
Военная система сама по себе не бывает ни хорошей, ни плохой. Все зависит от тех задач, которые
выпадают на ее долю, а последние определяются не только политикой, которую предполагают вести, но
прежде всего, когда дело идет о миролюбивой стране, стремлениями вероятных противников, их
умонастроением, их средствами, их военным потенциалом, их военными доктринами и т. д.{101}.
Удовлетворительна ли французская военная система с этих точек зрения? Вот кардинальный вопрос,
возникающий прежде всего.
В общем французская организация вооруженных сил задумана в предположении, что условия
Версальского договора будут строго выполняться. Предписанные Германии военные условия договора
должны были, по мысли их авторов, создать такое положение вещей, при котором затрата небольших
средств на вооружения Франции обеспечивала бы начальное превосходство в силах. Это делало мало
вероятным, если не совсем невозможным, возобновление прежней традиционной агрессивной политики
ее соседей.
Казалось, что все давало полную гарантию от агрессии Германии, для которой устанавливались: армия с
численностью [129] не более 100000 чел., система комплектования с большим сроком службы,
затрудняющая образование резервов, строго ограниченное количественно и качественно вооружение.
Впрочем, предусматривалась и возможность того, что все же Германия, вновь охваченная своей
безумной агрессивной манией, бросится в авантюру. Тем не менее, даже учитывая полностью большую
численность ее населения и ее промышленный потенциал, все же думали, что Франция благодаря
начальному превосходству без труда сдержит удар в первой фазе войны. А так как Германии
понадобится известное время на восстановление своих вооружений и на обучение личного состава,
считалось, что этого времени будет достаточно Франции как для постепенного приведения в боевую
готовность резервов (эшелонированных, главным образом, в соответствии с темпом развертывания в
начале конфликта военного производства), так и для гарантированного договором прибытия британских
и американских сил.
Таким образом, считалось, что сокращение постоянной кадровой армии до крайнего предела и принятие
системы последовательной мобилизации, растягиваемой на несколько месяцев, вполне оправдывались.
Затем произошли события, которые должны были бы раскрыть глаза на истинное положение вещей,
чего, однако, не случилось. Прежде всего американский конгресс отказался ратифицировать
торжественные обязательства, принятые президентом США, и таким образом отпала англо-американская
гарантия Версальского договора, что являлось потрясением самых его основ. Это событие оставило
Францию без территориальных гарантий, от которых она отказалась за обещанную, а затем отказанную
англо-американскую помощь.
Да позволено нам будет сказать, что французские правители обнаружили исключительную робость,
ограничившись простой регистрацией события, тогда как требовалась более мужественная реакция. Но
уже тогда Францию начала захватывать безрассудная мистика пацифизма, увлекшая ее на путь, в конце
которого мы неизбежно должны были встретить переживаемый теперь день, когда страна находится в
столь опасной, угрожающей обстановке, в какой она никогда еще до сих пор не была. Затем последовал
беспрерывный ряд очевидных нарушений Германией военных статей договора. С 1922 г. можно было
видеть подтверждение на практике неизбежных последствий военной системы, которую — по слабости
или по несознательности [130] — союзники предписали Германии под давлением ужасного путаника
господина Ллойд-Джорджа.
Именно «по слабости или несознательности», ибо каким образом тот, кто рассуждает и не совсем
невежда по части уроков прошлого, мог не предвидеть последствий? Как можно было не предвидеть
того, что навязывание Германии, под предлогом ее разоружения, армии в 100 000 добровольцев с
длительным сроком службы было не нем иным, как обеспечением ей возможности сформировать
первоклассную кадровую армию и обеспечением возможности, при помощи известных из истории
уловок, создать не поддающееся контролю количество запасных, обучая под покровом научно
поставленной маскировки призванных на короткие сроки?
Говорят, что маршал Фош выдвигал возражения против такого решения. Во всяком случае твердо
известно, что ответственные за договор авторы его, в том числе и французы, прошли мимо возражений и
подписались под условиями, выражающими пожелания валлийца{102}. Как объяснить это заблуждение,
столь чреватое будущими катастрофами?
Как бы то ни было, но с 1922 г. факты были таковы. Английский генерал Д. Морган, член
междусоюзнической контрольной комиссии, в 1922 г. разоблачил, что численность германской армии не
100 000, а 250 000 чел., что стотысячная армия представляет собою не что иное, как обширные кадры
унтерофицеров; что люди вербуются не на 12 лет, а на 6 месяцев и что образуются многочисленные, не
поддающиеся контролю резервы{*27}.
Нарушения договора с каждым годом увеличивались и усиливались. Доказательства восстановления
военной мощи Германии были в 1925 г. настолько явны, что английское правительство могло объявить в
палате общин:
«Все союзные правительства полагают крайне важным выдвинуть на первый план
свои соображения о том, что эти многочисленные нарушения и отступления Германии
от договора дадут ей возможность в конце концов восстановить армию, основанную
на принципе вооруженного народа... Из всех этих нарушений создается серьезная
угроза для мира».
В 1926 г. междусоюзническая контрольная комиссия сама официально поставила в известность о новых
и тяжелых [131] нарушениях военных статей Версальского договора и прицела недвусмысленные
доказательства методического восстановления Германией своей военной мощи.
Таким образом, к этому моменту от Версальского договора уже не осталось ничего такого, что
оправдывало бы во Франции идею о наименьшем военном усилии. Но в это время пацифистский натиск
на Францию достиг своего апогея. С гулкой женевской трибуны Аристид Бриан{103} объявлял мир
всему миру. Франция, все более и более отравляемая, дошла до того, что поверила, будто ничто не
сможет сопротивляться столь великому красноречию, будто при звуках, исторгаемых этим новым
Орфеем{104}, даже народы Германии освободятся от своих древних инстинктов и самая чистая
гармония установится, наконец, во всем мире, откуда навсегда будут изгнаны братоубийственная
ненависть и вражда. Доверчивая и милая дружба объединяла французского министра иностранных дел и
его коллегу Штреземана, этого «великого европейца».
Мы находились в полном заблуждении. Французское правительство имело наивность поверить
германскому обязательству впредь строго соблюдать военные статьи Версальского договора; оно имело
наивность без колебаний опереть все будущее страны на такую шаткую базу. Оно настояло на принятии
парламентом в 1927 и 1928 гг. законов об организации и комплектовании армии, которые до настоящего
времени определяют французскую военную систему.
Редкое явление коллективного ослепления! Правительство, парламент и даже большинство страны,
порабощенные фальшивым великим человеком, были увлечены такой идеологией, из которой могло
лишь возникнуть то, что надвигается теперь: еще более грозные опасности!
Итак, о французской военной системе, рассматриваемой в свете обстановки, существовавшей в момент
ее принятия, можно по меньшей мере сказать, что уже тогда она являлась тяжелым недоразумением.
С тех пор Германия не выполнила ни одного взятого на себя обязательства. Эвакуация до срока Рейнской
области, на которую Франция по несознательности согласилась, немедленно же сопровождалась новыми
мероприятиями наших соседей по восстановлению вооружений.
С приходом к власти Гитлера уже совершенно открыто, на виду у всего мира и со все ускоряющимся
темпом, происходит обучение личного состава, формирование частей и соединений, идет полным ходом
производство военной материальной [132] части. Мы видим, как германский народ, объятый каким-то
мистицизмом силы, напрягает всю свою энергию, и физическую и моральную, стремясь к какому-то
свирепо воинственному идеалу.
Доказывая в июне 1934 г. военной комиссии палаты необходимость отпуска кредитов для
усовершенствования оборонительной системы границ, маршал Петэн, тогда военный министр, указывал
на значительный рост численности германской армии и полиции. Подчеркнув характерную деятельность
военизированных формирований, он сказал:
«Уже Германия располагает военной авиацией, а производство военной материальной
части идет с полным напряжением. Германские фабрики и заводы в состоянии
снабдить армию в течение трех месяцев всей материальной частью. С точки зрения
численного состава Германия достигла уже довоенной мощи».
Каковы же нынешние цели Третьей империи? Каковы у нее концепции о формах операций, которые она,
вне всякого сомнения, подготовляет?
В подобного рода вещах приходится ограничиваться догадками. Ген. Кюльман считал{*28}, что
возросшее с 1914 г. население Германии может дать пополнение, достаточное на 100
дивизий{*29}{105}.
Исходя из этих данных, ген. Кюльман ставит вопрос: «Что будут делать немцы затем?» И отвечает на
него так.
Империя может действовать в духе высказываний генералов фон-Зекта и Шлейхера: рядом с имперской
армией — рейхсвером — создать милицию, обученную посредством обязательной военной службы. С
начала войны имперская армия немедленно начнет боевые действия, при поддержке, по всей
вероятности, гитлеровских охранников и других фашистских отрядов и соединений. Затем будет
приведена в боевую готовность милиция, получающая материальную часть от промышленности,
начинающей работать на полный ход с того момента, когда выяснится, что война неизбежна.
Возможно, однако, что
«официально подтверждаемая разница между имперской армией и милицией есть не
что иное, как удобная [133] маскировка для мирного времени. Возможно, что уже с
самого начала тотальной войны{106} будет выставлена такая большая масса войск,
какая только может быть охвачена кадрами имперской армии».
Подобная система требует производства и хранения еще в мирное время всей материальной части,
необходимой почти для 120 дивизий (что очень близко, вероятно, к действительной численности
германской армии). Это потребовало бы громадных расходов, — тем более, что материальная часть
рискует устареть к началу конфликта. Таково мнение ген. Кюльмана.
Но кто не понимает, что риска устарения не существует для государства, которое, желая войны,
наметило уже срок ее начала и соответственно ему организует производство{107}{108}.
На Германию наверняка никто не нападет, никто ей не угрожает. Зато, напротив, ее агрессивные
стремления очевидны. Война же с заранее намеченным сроком ее начала является вероятностью,
которую было бы безрассудно не учитывать серьезнейшим образом, тем более, что в своей тотальной,
целостной, ошеломляющей, молниеносной форме она лучше отвечает вообще германской манере
действия и особенно гитлеровскому умонастроению, чем война, теоретически разработанная и
рекомендуемая фон-Зектом и Шлейхером.
По мнению ген. Кюльмана, наиболее благоприятным периодом с точки зрения производства
материальной части и обучения достаточного числа запасных в целях ведения тотальной войны будут
годы 1940—1944. Но нет ничего невероятного, что благодаря обучению в военизированных обществах и
формированиях, а также благодаря ряду других способов, используемых Германией для военного
образования молодежи, этот благоприятный момент наступит и раньше 1940 г.
Если же Германия будет проводить систему фон-Зекта, то она будет готова к войне в 1935 или 1936 г.
Даже отвлекаясь от относительного качества военного обучения и подготовки во Франции и в Германии,
хотя это тоже важнейший момент, можно теперь задать вопрос, каково будет положение современной
французской военной системы перед лицом германского тотального наступления или даже просто перед
внезапным вторжением мобилизованной имперской армии, ее 40 или более дивизий, при немедленной
поддержке почти стольких же гитлеровских [134] дивизий, а затем поддержке национальной
милиционной армии, увлекаемой самым горячим воинственным пылом{*30}.
Простого сравнения двух военных систем достаточно, чтобы видеть, насколько необоснованно мнение
тех, которые считают, что французская стратегия ожидания способна дать желательные и необходимые
гарантии во втором случае. Кроме того, ничто не дает права утверждать, что французская армия будет
иметь дело с системой фон-Зекта, а не с тотальной системой. Элементарное благоразумие говорит за
подготовку к худшему случаю.
Но софизмы, на которые опираются сторонники системы наименьшего усилия, отражаемой
современными французскими военными установлениями, столь зловредны, что они даже доходят до
затушевывания опасности в виде массы в 120, а может быть, большего числа дивизий, оснащенных
наиболее мощной и современной техникой, — в виде массы, ужасающая тяжесть которой будет давить
на французские границы с первых же недель войны.
Необходимо критически рассмотреть эти зловредные софизмы, являющиеся обычными доводами
политиков и распространенные ныне до такой степени, что начинают отравлять даже известные военные
круги.
Глава III. Разоблачение некоторых софизмов
1. Софизм об оборонительной армии
«Такая глубоко и искренне миролюбивая страна, как Франция, должна иметь чисто
оборонительную армию».
В согласии с этим тезисом, столько раз развивавшимся с трибуны парламента, в статьях прессы и в речах
французских политических деятелей и членов эфемерных правительств, разработана принятая ныне
военная система Франции. Ни один официальный военный голос не был при этом публично поднят
против такого принципа.
А между тем, этот принцип является отвратительным софизмом. Прежде всего надо заметить, что он
находится [135] в очевидном противоречии не только с системой союзов, но и с системой гарантийных
пактов, т. е. с системой чистой женевской ортодоксии.
Как, в самом деле, оказать помощь жертвам агрессии, если сами располагают только вооруженными
силами, способными к обороне за крепостными окопами, но неспособными действовать наступательно?
Таким образом, несмотря на внешнюю видимость, французская военная чисто оборонительная система
находится в формальном противоречии с основами политики Франции, базирующейся на женевских
гарантийных пактах. А эти пакты требуют не только армии, которая умеет лишь защищаться, но и таких
сил, которые способны оказать помощь жертвам агрессии, т. е. они требуют volens nolens (хочешь или не
хочешь) армии маневренной.
Когда в парламенте и в политических листках пишут об армии оборонительной, то дело идет о такой
армии, которая ни по своему вооружению, ни по своей организации, ни по своей подготовке, ни по
своему духу не способна к наступлению. Понимать иначе значило бы употреблять слова, лишенные
смысла.
Оставим пока в стороне фактор вооружения. Дебаты в Женеве показали, что авгуры конференции по
разоружению бесконечно долго рассуждают о том, как различить наступательное вооружение от
вооружения оборонительного{*31}. Между тем, совершенно ясно, что такие дебаты не приведут ни к
какому решению, ибо вооружение, оружие само по себе не является ни наступательным, ни
оборонительным. Оно становится или тем, или другим в зависимости от характера его использования, а
не от его собственных свойств{*32}.
Более серьезное значение имеет вопрос о том, каковы организация и обучение, так как несомненно, что
такая милиционная армия, как французская, без достаточных кадров, с бесконечным сроком приведения
ее в боевую готовность, не способна ни к наступлению с точки зрения тактической, ибо у нее нет
необходимых маневренных качеств, ни к наступлению с точки зрения оперативно-стратегической,
поскольку [136] она никогда не будет готова во-время, и обречена на потерю инициативы перед лицом
более готового противника.
Что же касается наступательного духа армии, то бриандизм и интернационализм работали и продолжают
еще работать (особенно в школах) не только над тем, чтобы погасить во Франции всякий воинственный
пыл, но и подавить даже простой инстинкт самосохранения{109}. Только атавистические добродетели
французской расы дают надежду на то, что преследуемая этой пропагандой цель не будет достигнута.
В общем, как видим, можно сделать армию чисто оборонительной. Нужно, однако, пожелать, чтобы эта
цель не была достигнута. Возникает вопрос: для чего годится чисто оборонительная армия? На этот
вопрос существует только один ответ: «Чтобы ее били».
Здесь не может быть никаких сомнений. Армия, которая не умеет атаковать, не способна и, защитить
себя, т. е. не способна обороняться. Чисто статическая оборона недостаточна. Всегда приходит момент,
когда пассивная оборона, как бы мощна она ни была, обязательно — в том или другом пункте —
прорывается противником, и только местная контр-атака или контр-наступление, — в зависимости от
того, идет ли дело о более или менее крупном прорыве в системе обороны, может восстановить
положение, т. е. восстановить непрерывность фронта.
Но контр-атака — это тоже атака. Начать контр-наступление это то же, что наступать, однако с тем
оттенком, что эти действия становятся более сложными и трудными. Когда атакуют или ведут
наступление, то при этом используют преимущества инициативы, преимущества выбора момента и
места атаки или наступления. Контр-атака и контрнаступление с этой точки зрения имеют тот
недостаток, что они находятся в тесной зависимости от результатов, полученных по инициативе
противника.
Всякий, кто участвовал в военных действиях или просто размышлял об истории всех времен, или, еще
проще, всякий, кто соображает и размышляет, тому ясно, что только очень маневроспособная, очень
приспособленная к наступлению армия способна защищаться с шансами на успех.
Нужно даже добавить, что эта истина выступает с еще большей очевидностью, если учесть, что
численность войск обороны обычно всегда невелика по отношению к той территории, целость и
неприкосновенность которой необходимо защищать. Тем более оборона не может претендовать [137] на
то, чтобы быть одновременно повсюду сильной. Более верно, что неприятель, сосредоточив свои
средства во времени и в пространстве и захватив инициативу, сумеет прорвать оборону. И только при
активном вмешательстве маневренных войск можно рассчитывать на успешное сопротивление
неприятельским действиям. Наполеон в своей бессмертной кампании во Франции, несомненно, добился
бы конечной победы, если бы не была так велика разница в силах. Во всяком случае ясно, что если бы
Наполеон при тех средствах, которыми он располагал перед концентрическим на него наступлением,
использовал пассивную оборону, то с ним было бы покончено в бесконечно более короткий срок. Под
давлением с фронта охватываемые и обходимые с флангов силы императора быстро были бы вынуждены
к капитуляции, как это позже произошло с Базеном под Метцем.
Следовательно, для обороны необходимо иметь маневренную армию. Эта необходимость тем более
повелительна, чем относительно меньше численный состав войск обороны. Но раз это является
абсолютной истиной, то что же нужно сказать, изучив этот вопрос с точки зрения французских северных
и северо-восточных границ, которые как будто самой природой созданы с единственной целью —
облегчить агрессору вторжение и подчеркнуть бессилие чисто пассивной обороны! «Только маневрируя,
можно прикрыть Францию», превосходно написал подполковник де-Голь в своей уже цитированной
работе.
Нет более разительной истины! Но против нее незамедлительно выставляются софизмы: говорят, что в
наполеоновскую эпоху и даже во времена Базена на полях сражений еще не появилось автоматическое
оружие; что тогда и не возникал еще вопрос о неприступности фронтов, возникшей вследствие
появления автоматического оружия; говорят, что если мировая война доказала ненарушимость даже тех
фронтов, защита которых состояла из временных укреплений, то теперь, когда к мощи огня
автоматического оружия и современной артиллерии прибавилось сопротивление бетона, эта
ненарушимость будет обеспечена еще более. Надо разоблачить все эти софизмы.
2. Ненарушимость фронтов. Пулеметы и укрепленные фронты
Неудачи, которыми неизменно оканчивались все попытки прорыва фронтов, предпринимавшиеся той и
другой стороной на Западном фронте в 1914—-1917 гг., как будто оправдывают [138] эту догму о
ненарушимости фронтов, на которую опираются доктрины оборонительной армии, как это, между
прочим, делают и сторонники концепции ген. Дуэ, о чем мы немало говорили в первой части этого труда.
Но вот что при этом забывают. Возьмем 1918 г. Крушение британского фронта было 28 марта таково, что
британские армии были бы неизбежно и полностью отделены от французских армий, если бы немецкое
командование, при виде успеха, который превосходил его ожидания, сумело проявить больше
маневренной гибкости, инициативы и таланта импровизации и если бы оно в этот момент располагало
несколькими кавалерийскими дивизиями, чтобы сорвать плод, который ему предлагался{110}.
27 мая 1918 г. французский фронт был сам накануне полного крушения, дорога на Париж была открыта.
В 1918 г. германский фронт под непрерывными мощными ударами Фоша был бы разбит
последовательными толчками. Наконец, в 1918 г. последнее наступление, подготовленное в Лотарингии,
несомненно, вывело бы французские армии на коммуникации германских армий, если бы
преждевременное перемирие не спасло последние от капитуляции, по сравнению с которой капитуляция
под Седаном{111} казалась бы детской игрой.
Если обратиться к восточным театрам военных действий мировой войны, то сколько же можно там найти
примеров, как прорывались фронты! Достаточно упомянуть про крушение балканского фронта.
Как после всего этого можно, опираясь на опыт мировой войны, говорить: «Оборонительные фронты
ненарушимы».
На это можно лишь ответить: «Оборонительные фронты ненарушимы до тех пор... пока они больше не
ненарушимы».
Этот каламбур не так смешон. как кажется. Он ясно показывает то, чего не видит доктрина, а именно —
что война далеко не представляет собою область абсолютного и что в ней в конце концов все сводится к
соотношению между средствами воздействия. То броня более сильна, чем снаряд, то снаряд превосходит
броню. Также и средства обороны: то они превосходят средства наступления, то уступают им.
А все приводит к тому, что в будущем наступающий будет по преимуществу применять
механизированные боевые бронированные машины, а также смертоносные газы и неизвестные еще
средства агрессии, использующие силы [139] природы, до сих пор неиспользованные, т. е. будет
пользоваться средствами, превосходящими средства обороны{112}.
Но как быть с ужасающей заградительной мощью пулемета, в особенности укрывшегося за железной
проволокой? Конечно, никто не станет отрицать этой мощи, ибо не скоро еще будут забыты
гекатомбы{113} мировой войны. Но вчера дело шло об открытом незащищенном человеческом теле, — о
войсках, атакующих в открытую, о войсках слишком часто путавшихся и застревавших в неразрушенных
или плохо разрушенных окопах противника. Завтра способы атаки будут другие. Там, где необходимо
произвести атаку, первую волну составят бронированные боевые машины — мощные, подвижные,
быстроходные и во всех отношениях усовершенствованные. Они заменят пехотинца, первыми проникнут
в укрепления противника и предпримут очистку их в то время, когда другая волна машин —
бронированных транспортеров — доставит на захваченную местность пехотинцев, которые и завершат
захват, займут местность и обеспечат удержание ее за собой.
Возражают, что сам танк, когда он попадет под обстрел пулемета, не будет достаточно мощным для того,
чтобы пройти через блиндажи, укрепления, противотанковые сооружения и боевые средства, пушки,
мины и т. д., которыми, в этом нет сомнения, обильно будет снабжена в будущем оборона?
Можно ли с этим согласиться? Ведь надо же учесть, что это оружие должно уничтожить быстроходные
бронированные машины, а это не так легко, как легко было пулеметам на полях сражений в 1914—1918
гг. косить пехотинцев, подставлявших под пули открытую грудь. Не думают ли, что обороне удастся так
же легко вывести из строя хорошо бронированные, быстроходные и действующие в массе танки, как это
удалось 16 апреля 1917 г.{114} сделать несколькими хорошо расположенными пушками при нападении
тихоходных неповоротливых танков?
Кроме того, завтра защита танков, производящих атаку, не будет доверена одной лишь артиллерии,
расположенной далеко в тылу и не способной своевременно и в нужном месте оказать поддержку.
Завтрашние танки, более мощно вооруженные, будут, кроме того, непосредственно поддерживаться
бронированной же артиллерией — артиллерией на гусеничном ходу. Такая артиллерия способна
сопровождать танки и отвечать на кинжальный огонь пушек и пулеметов противотанковой обороны. А,
наконец, почему же сами [140] танки не могут нести на себе свою собственную артиллерию?
Но говорят, что этот довод годится лишь тогда, когда дело идет об оборонительных фронтах, более или
менее импровизированных. Но что получится, если рассматривать хорошо укрепленные фронты,
организованные еще в мирное время, бетонированные и бронированные, какие созданы на восточной
границе Франции?
Но если ограничиться рассмотрением вопроса фронтальной атаки укрепленных позиций, то следует
разоблачить с самого начала еще одну мистику, которая при своем развитии угрожает большой
опасностью.
«Говорят и пишут, что наши укрепления, когда они будут закончены, обеспечивают Франции полную
безопасность», пишет псевдонимный автор «XXX» в брошюре под названием «Конец вооруженной
нации». Далее он продолжает:
«Если под этим подразумевают, что безопасность гарантируется одними только этими
постройками, одними укреплениями, то это громадная ошибка, потому что никогда
простые стены не гарантировали ни страну, ни имущество частного человека.
Фортификационные сооружения — это только средства; их мощь черпает свою аилу
из войск, которые, уменьшая свою численность, усиливают свои действия
укреплениями. Что же касается нападающего, будь то налетчик, вор, или же
вооруженный человек, то одно из двух: или встреченное им препятствие инертно и
плохо охраняется, тогда он делает себе проход силой, или же он считает, что
проделать себе проход трудно, и тогда он находит другое место, где, по его мнению,
произвести нападение легче.
Автор заключает свое рассуждение такими словами:
«Следовательно, укрепления имеют своей целью создать устойчивый фронт с
минимальным количеством войск. Но сами по себе они не обеспечивают абсолютной
безопасности».
Выражение «сами по себе», очевидно, должно обозначать, что, кроме войск обороны, страна располагает
для защиты своей безопасности местными и общими резервами, — другими словами, располагает
маневренными войсками.
С этим мнением автора можно вполне согласиться. Но что он подразумевает под выражением
«устойчивый [141] фронт?» Что это за устойчивость? Конечно, не может быть и речи о какой-либо
окончательной, полной устойчивости фронта, которая не была бы в конце концов ненарушимостью
фронта, что противоречит предпосылке автора, лежащей в основе его заключения.
Дело идет, следовательно, о стабильности на некоторое время, — на несколько недель, может быть дней,
а может быть даже и часов, — но конечно, не о стабильности абсолютной. Было бы безрассудно верить в
то, что даже под защитой бетона и брони ничтожное количество автоматического оружия и несколько
пушек могут претендовать на остановку на долгое время нападающего, который сосредоточил
(благодаря мотору сосредоточил очень быстро) на сравнительно небольшом участке фронта все средства
агрессии. Ясно, что наступающий сумеет всегда, когда он этого захочет, замаскировать, нейтрализовать,
ослепить некоторые группы пулеметов, получивших задачу вести перекрестный огонь на интервалах от
укреплений в 500 м и более, а затем форсировать эти интервалы с помощью бронированных машин,
танков атаки и танков-транспортеров пехоты, танков-пушек.
Конечно, при данной ширине фронта наступающий должен ввести в действие больше средств,
употребить больше усилий и больше времени, чтобы овладеть организованным фронтом, состоящим из
постоянных укреплений, чем при овладении укрепленного наспех фронта; также верно и то, что оборона,
занимающая постоянные укрепления, может обойтись меньшей численностью, чем оборона,
опирающаяся на импровизированные позиции. В этом, несомненно, и состоит ценность постоянных
укреплений.
Но и сопротивление позиций, состоящих из постоянных укреплений, все же является функцией, с одной
стороны, численности и качества войск, составляющих гарнизон, а с другой — способности к
восстановлению обороны на тот случай, когда укрепленная позиция в каком-либо месте все же будет
прорвана. Эта способность предполагает глубину расположения и наличие подвижных резервов. Все это
только ряд истин, покоящихся на здравом смысле и опыте.
В самом деле, ведь недостаточно распределить по местности и прикрыть бетоном некоторое количество
автоматического оружия, теоретически достаточного, чтобы сделать недоступными подходы и
промежутки, обстреливаемые перекрестным огнем.
Если желательно располагать в нужный момент постоянным и повсюду действительным заграждением,
без разрывов, [142] то необходимо требовать значительно большего числа боевых средств, чем это
представляется необходимым по теоретическим подсчетам. Ведь известно из опыта, что большой
процент боевых средств может быть нейтрализован или ослеплен, а это тем более облегчит производство
атаки, что при постоянных укреплениях система огня заблаговременно наносится на местность и... на
планы противника...
Кроме того, не надо забывать, что действительность настильного огня автоматического оружия в
большей или меньшей части пунктов будет сильно уменьшена вследствие того, что местность будет
разрушена артиллерийским огнем противника во время подготовки наступления.
Затем било бы неблагоразумно скрывать от себя, что гарнизон постоянного укрепления, состоящий всего
из нескольких защитников, в высшей степени подвержен упадку духа как вследствие самой этой
малочисленности и малого числа командного состава, так в особенности и вследствие того, что эта кучка
людей, запертая в сооружении, подвергаясь невыразимым испытаниям — бомбардировке, отравлению
газами и т. п., — испытывает чувство изоляции, одиночества, а это худший фактор, причиняющий
деморализацию.
Следовательно, необходима численность войск обороны, превосходящая тот минимум, который
получается на основании теоретических расчетов полезной отдачи боевых средств обороны. Нужно
учитывать также материальные потери, которые неизбежно возникнут в результате наступления.
Когда говорится о потерях в результате внезапного упадка сил, то нужно ясно понимать, что они
возможны даже в том случае, если войска надежны. Что же сказать в этом отношении об обороне
укреплений, когда последняя поручена частям, недостаточно подготовленным к испытаниям,
считающимся самыми суровыми на войне? Таким образом, с полной очевидностью возникает
необходимость поручать оборону укрепленных фронтов только войскам, хорошо и основательно
обученным, хорошо сколоченным, с сильными, многочисленными кадрами. Все ли хорошо это
понимают?
Но если даже гарнизоны удовлетворительны в отношении своей численности и качества, то этого всетаки недостаточно, если расположение не имеет глубины. Опыт мировой войны с удивительной
рельефностью показал, что самая мощная оборонительная позиция наверняка обречена [143] на
крушение, если у нее нет глубины. Только одна глубина обеспечивает восстановление непрерывности
фронта в случае прорыва передовой линии. Не стоит и настаивать на таких истинах, которые так часто и
так явно были доказаны на опыте войны. Возвещение их кажется просто трюизмом. А все-таки...
Однако, такова ли глубина укрепленных фронтов, какой она должна быть?{115}
Наконец, даже при наличии достаточного гарнизона и при наличии глубокого расположения надежных
войск обороны, все же необходимо оборону дополнить еще частично подвижными резервами, задачей
которых является восстановление положения при местных прорывах фронта.
Если все эти требования удовлетворены, то можно ли гарантировать, что наступление, располагающее
всеми средствами, применяющее все приемы и все боевые машины завтрашнего дня, не сумеет в конце
концов форсировать оборону?
Было бы безрассудно утверждать это.
Таким образом, возникает повелительная необходимость иметь в своем распоряжении мощные,
подвижные, быстроходные, гибкие, маневренные современные вооруженные силы, способные отвечать
контр-наступлением на победное внезапное вторжение неприятельских сил. Не будет преувеличением
сказать, что в общей совокупности системы обороны роль этого маневренного средства будет поистине
решающей.
Все это пока говорилось о том случае, когда противник решил атаковать непосредственно укрепленные
фронты и ему удалось их прорвать. Понятно, что подобные фронты прикрывают наиболее опасные
направления. Но они все же имеют интервалы, имеют фланги. Их можно обойти, а следовательно, по
существу их ни в коем случае нельзя не считать косвенно нарушимыми, если даже предположить, что
прямо в лоб их взять нельзя.
Впоследствии мы рассмотрим вопрос о влиянии этих флангов и интервалов на. проблему прикрытия.
Сейчас же достаточно отметить, что если при фронтальной прямой атаке нельзя рассматривать эти
укрепленные фронты как ненарушимые, то тем более это справедливо, если учесть наличие у них
флангов и интервалов.
Таким образом, еще раз подтверждается существеннейшее значение мощных маневренных сил для
наиболее действительной обороны территории. [144]
Что же следует сказать теперь относительно наших современных военных учреждений, установленных с
точки зрения ненарушимости фронтов? Как по этому поводу говорит автор «XXX» в брошюре «Конец
вооруженной нации», надо решить двойную задачу:
«Сначала нужно обеспечить сбор сил вооруженной нации, это — проблема
прикрытия, а затем обеспечить безопасность страны, — ее должна обеспечить
объединенная вооруженная нация».
Сначала о проблеме прикрытия. Ее определяют так: прикрытие имеет задачей обеспечить безопасность
военного производства, формирований, приведения в боевую готовность и сбора вооруженной нации.
Другими словами, прикрытие должно гарантировать целость и неприкосновенность границ во время
выполнения упомянутых действий. Этот отрезок времени, как известно из заявлений с трибуны
парламента, определяется неделями и даже месяцами. Мы уже видели раньше, что может дать
существующая военная система с точки зрения прикрытия. Поэтому было бы просто неразумно
рассчитывать на длительное сопротивление, в особенности же располагая войсками недостаточно
обученными и надежными, подвергаясь внезапному мощному нападению современных средств войны.
Несомненно, что еще до окончания мобилизации укрепленная полоса в нескольких местах будет
преодолена. С этого момента борьба будет неизбежно вестись в открытом поле, причем для
восстановления положения потребуются мощные маневренные средства. Но такие средства
предполагают наличие достаточной численности войск, их вооружение современными боевыми
средствами воздействия и особо основательного обучения войск.
Как же можно обеспечить себя таким средством, если в результате безрассудной веры в догму о
ненарушимость фронтов и непонимания того, что одногодичная служба не способна дать
подготовленные и надежные гарнизоны для постоянных укреплений (без которых они рушатся, как
карточные домики), войска прикрытия заранее распределены по укреплениям и по импровизированным
оборонительным сооружениям в интервалах между укрепленными районами?
И каким образом могли бы маневренные силы получить настоящие маневренные качества, поскольку
одногодичная (а фактически 10-месячная) служба явно не в состоянии [145] обеспечить настоящее
обучение людей, а тем более подготовку резервов, на которые можно рассчитывать?{116}
С какой бы стороны ни смотреть на вопрос, никто не может поверить в то, что войска прикрытия при
современной французской военной системе, — какова бы ни была внутренняя ценность укрепленных
фронтов, — были бы способны гарантировать неприкосновенность французских границ в течение всего
того значительного отрезка времени, который необходим для сбора вооруженных сил нации. Для этого
было бы необходимо, чтобы и наши противники приняли подобную же систему эшелонирования.
Но тот, кто знает, какой дух воодушевляет германскую нацию, понимает, что наши противники делают
все, чтобы с самого начала нанести самые мощные, самые быстрые удары с максимумом своих сил.
А если прикрытие рушится, то вместе с ним рушится все: компрометируется выполнение плана военного
производства, ставится вверх дном методическая мобилизация вооруженной нации, создается
необходимость бросать в огонь, по мере их сосредоточения, наспех сформированные части и
соединения. И тогда возникает во всем своем ужасе смертельная опасность постепенного истощения.
Глава IV. О некоторых других софизмах
1. По поводу профессиональных кадров
Почти всегда удивляются, когда говорят такую истину: чем больше сокращена численность армии
мирного времени, тем относительно больше в ее составе должно быть офицеров и унтерофицеров,
сделавших военную службу своей профессией.
Не парадокс ли это? На самом деле парадоксально то. что вопреки здравому смыслу, большей
популярностью пользуется противоположный тезис, так часто защищаемый с трибуны парламента, на
столбцах газет, на избирательных собраниях. По этому тезису выходит, что пропорционально
уменьшению числа частей и общей численности должна уменьшаться и численность кадров. А без этого,
говорят, французская армия превратится в армию великого герцога Герольштейна, в которой генералов
было больше, чем солдат. [146]
Во имя этого тезиса беспощадно сокращали и продолжают до сих пор сокращать постоянные кадры
французской армии.
Здравый смысл говорит, что чем менее испытана (confirmée) войсковая часть, тем лучше она должна
быть обеспечена кадрами.
А что мы видим в системе вооруженной нации, какая учреждена во Франции? Наряду с чрезвычайно
небольшим по численности постоянным составом мы имеем массу, состоящую из милиционных частей,
из запасных, получивших за время своего краткого пребывания на действительной службе в армии
поверхностное обучение, которое не в силах пустить глубокие корни. Эти массы в момент призыва не
будут иметь тех стойких рефлексов, благодаря которым запасный только и может тотчас же
превратиться в солдата.
Как этим аморфным массам дать внутреннюю связь и вдохнуть в них жизнь?
Как без потери времени восстановить в них минимум военных знаний и сноровок, когда-то усвоенных,
но, конечно, забытых?
Одним словом, как иначе сделать из толпы войсковую часть, если не путем обеспечения армии смелыми,
крепкими, высококачественными кадрами с большим опытом и количественно достаточными?
Нечего обманываться на этот счет: высококачественные кадры, способные выполнять такую трудную
задачу, могут быть только профессиональными кадрами.
Конечно, офицеры запаса вербуются в настоящее время в лучших чем прежде условиях. Их образование
также проходит успешно, благодаря установлению специального режима и высшей военной подготовке
за время их действительной военной службы. Но когда они возвращаются к своим очагам, когда снова
начинают выполнять свои гражданские профессиональные обязанности, то большинство их, будучи
поглощено тысячами забот повседневной жизни, почти не в состоянии сохранить приобретенные
военные знания и привычку к командованию.
Школы усовершенствования, несомненно, дают прекрасные результаты, если офицеры запаса усидчиво,
прилежно занимаются в них.
Но много ли таких прилежных офицеров запаса? Известно, что таких офицеров ничтожно мало.
Даже и там, в школах усовершенствования, действительной тренировки в командовании мало. [147]
Унтерофицеры запаса из контингента одногодичной службы вовсе не имеют опыта в командовании, что,
однако, от них потребуется в военное время. Школы усовершенствования унтерофицеров ничего не
могут изменить: они работают плохо, число обучающихся в них мало.
По мобилизации почти все эти унтерофицеры могут быть лишь тем, чем они являются сейчас:
галуноносцами (porte-galons). Эти кадры, и офицеры, и унтерофицеры, сделаются отличными
командирами после некоторой практики в командовании, ибо это — высококачественный людской
материал. Все дело в том, чтобы не дать себя побить, покуда кадры научатся. Многие еще помнят,
сколько неприятностей причинили резервные дивизии в 1914 г., — и вовсе не потому, что их рядовой
состав и даже унтерофицеры были плохого качества (они были гораздо основательнее подготовлены, чем
запасные завтрашнего дня), а просто потому, что они слишком недостаточно были обеспечены
офицерами и унтерофицерами действительной службы, а их офицеры запаса не имели опыта.
Способность крупных формируемых соединений к достойному участию в начальных операциях войны
неразрывно связана со значительным повышением в их кадрах процента профессиональных офицеров и
унтерофицеров.
Можно предположить, что из общего числа офицеров и унтерофицеров в этих частях не менее одной
трети должны быть профессионалами.
Ясно, что мы всегда будем иметь меньшее соотношение, если только общая численность офицеров, и
унтер фицеров-профессионалов будет определяться лишь лимитами, установленными для самой
кадровой армии.
В конечном счете видно, до чего неразумно существующее положение, когда численность постоянных
кадров уменьшается вместе с уменьшением числа частей мирного времени.
Ведь это значит, что увеличивается число частей, которые будут сформированы по мобилизации, а
следовательно, в них уменьшается и без того уже недостаточный процент офицеров и унтерофицеровпрофессионалов, что сильно снижает их первоначальную боевую ценность.
Кстати сказать, кажется, в высших инстанциях еще не учли всего значения этого фактора, ясного
обыкновенному здравому смыслу, так как после 1933 г., когда министерством Даладье был нанесен
сильный удар кадрам, снова подготовляется снижение численности кадров, несмотря на [148] то, что по
ту сторону Рейна раздается недвусмысленный звон оружия.
В войсковых частях кадры так малочисленны, что это печально отражается на несении службы и на
боевой подготовке. Между тем, по бюджетным расчетам кадры в изобилии. Эта аномалия объясняется
очень просто: большое число офицеров и унтерофицеров постоянно отсутствует, потому что находится в
командировке по многочисленным основаниям. По большей части они проходят курсы в бесчисленных
школах, которые во множестве народились после 1919 г.
Что же, может быть, надо упразднить эти школы?
Ни в коем случае, ибо все они, за малым исключением, нужны и полезны; больше того — они являются
главным средством, дающим возможность избежать праздности, незанятости сверхкомплектных кадров,
которые необходимы в системе вооруженной нации. Такая система требует, чтобы кадры офицеров и
унтерофицеров-профессионалов содержались в значительно большем числе, чем это необходимо для
обеспечения кадрами сокращенного числа частей мирного времени. Благодаря школам очень легко
занять всех, частично посылая поочередно сверхкомплектных офицеров и унтерофицеров в школы,
центры и т. п., а частично используя их в школах усовершенствования офицеров запаса, унтерофицеров
запаса и т. д.
Таким образом, можно будет постоянно иметь налицо полный штат офицеров и унтерофицеров и в
войсковых частях и в школах по обучению новобранцев, о необходимости создания которых будет
сказано ниже.
2. Заменяет ли техника численность, массу, качество?{117}
Одни, заботясь о возможном уменьшении «налога кровью», заявляют, что «техника заменяет
численность». Они стремятся доказать, что Франция спокойно может поручить свои судьбы
малочисленной армии за счет самоновейшего, наиболее совершенного вооружения. Другие, под
влиянием значительно меньшей численности населения Франции по сравнению с Германией, пытаются
успокоить свою патриотическую озабоченность утверждением, что «техника заменяет численность».
Эта формула сделалась во Франции ходячей истиной. Надо лишь удивляться, как люди, в обычной жизни
здравомыслящие, не видят ложности этого утверждения. Как можно не замечать, что, противопоставляя
таким образом технику [149] численности, молчаливо признают постулат, что численность сама по себе
не может быть усилена техникой и притом наилучшей?
Поразительная бессмыслица! Непонятно, почему обязательно, как очевидную догму, надо принимать за
истину положение, что если наши восточные соседи и собираются привести в боевую готовность столько
войсковых соединений, сколько им позволяет численность населения, то это, якобы, возможно лишь за
счет снижения качества техники, которой они будут вооружены?
Что это, вопрос финансовых возможностей? Страна, мол, не может вынести финансовых тягот, чтобы
одновременно использовать преимущества и численности и высокого качества техники?
Германия ясно обнаружила, что, несмотря на свои далеко не блестящие финансы, она не склонна
скаредничать по части расходов на военную технику. Известна мощь ее военной промышленности.
Тогда, какой же смысл имеет эта формула: «техника заменяет численность?»
Точный ответ: никакого! Напротив, как справедливо утверждение ген. Дэбнэй:
«эра снаряда все более и более поднимает значение фактора численного
превосходства...»
В тактическом отношении численное превосходство на службе современного вооружения составляет
большое преимущество, ибо большее число орудий дает более глубокие и широкие, более плотные и в то
же время болев смертоносные завесы и огневые шквалы{118}.
Он совершенно справедливо замечает, что
«пренебрежение численностью, охотно проповедуемое в мирное время, но никогда не
в военное, берет свое начало в рассказах о колониальных экспедициях, где
малочисленные войска одерживают победы над туземными массами».
Он приходит к заключению, что «в современной войн: действительность обходного маневра и
необходимость поддержки подтверждают как со стратегической, так и с тактической точек зрения
значение численного превосходства».
«Техника» и «численность» суть термины, далеко не взаимоисключающие, а наоборот, как техника, так и
численность обоюдно увеличивают боевые возможности друг друга. [150]
Иногда говорят также, что качество заменяет численность и что лучше иметь сравнительно небольшое
войско, но зато хорошо обученное и подготовленное, чем многомиллионные армии без спайки и без
надлежащего обучения.
В подобных вещах нет ничего абсолютного; такие задачи не решаются, как уравнение, у которого
элементы постоянны. Нельзя признать, что понятая «качество» и «количество» обязательно должны быть
противоречивы{119}. Нет ничего абсурдного в предположении, что малая армия может быть плохо
обучена, а численно значительные армии — хорошо.
Таким образом, сторонники наименьшего усилия совершенно без всякого основания рекомендуют
создание военного организма ограниченной численности. Такая малая армия, якобы, обязательно должна
реально превосходить по своей обученности, маневренности, мощи и совершенству своего вооружения
массы, которые ей могут быть противопоставлены. Но ведь нет никаких гарантий, что сами эти массы не
будут хорошо обучены, маневренны, вооружены наилучшей техникой?
Истина состоит в том, что в войнах нашего времени, когда сталкиваются друг с другом нации и
расы{120}, никакое соображение, никакой софизм никогда не помешает стране, желающей жить,
бросить все свои живые силы в борьбу, от исхода которой зависит ее свобода и даже само
существование.
Вооруженная нация еще не скоро сойдет с кровавой сцены. Нация призовет завтра всех своих сынов под
знамена.
Она постарается внедрить в них наилучшие военные качества, снабдить наиболее действительными
боевыми техническими средствами.
Несмотря на вышесказанное, нельзя отрицать, что можно во всей совокупности вооруженной нации
иметь некоторый процент отборных частей и соединений.
Такие соединения получат лучшую боевую подготовку, чем по ряду причин могут получить все
вооруженные силы. Они будут полностью или частично вооружены вездеходными, бронированными
боевыми машинами, применение которых не может и не должно, по военным и экономическим
причинам, распространяться на все вооруженные силы. Наконец, эти отборные, быстроходные, мощные,
в высшей степени маневренные соединения явятся в руках высшего командования, умеющего их
использовать, маневренным [151] боевым средством, далеко превосходящим по своей эффективности и
боеспособности все, что до сих пор был придумано.
Несомненно, что именно это боевое средство имел в виду ген! фон-Зект, когда он рекомендовал
содержать рейхсвер из профессионалов в сочетании с восстановлением в Германии обязательной
военной службы. Возможно, что именно на этих основаниях правители Третьей империи
восстанавливают цельную всестороннюю военную мощь Германии{121}.
Точно так же и во Франции необходимо произвести реформу военных учреждений и военной системы с
учетом особенностей, свойственных стране и ее международному положению.
Глава V. Еще несколько замечаний
1. Современная техника требует специалистов
Прежде чем перейти к заключениям по высказанным ранее идеям, необходимо сделать еще несколько
замечаний.
Нужно хорошо усвоить следующее положение: все более и более широкое использование технических
средств, требующих тщательного и умелого ухода за собою и сложных в применении, неизбежно требует
и опытного личного состава. Но очевидно, нельзя требовать подготовки специалистов (рядовых и
младшего командного состава) при службе в течение нескольких месяцев. Отсюда двойное следствие:
чем короче срок службы, тем больше должно быть число военнослужащих с длительным сроком
службы, чем больше механизирована какая-либо часть, тем больше в ней должен быть процент
длительно служащих.
Французская армия встала на этот путь. Но эта дорогая система только частично отвечает всем
потребностям, потому что она едва удовлетворяет потребностям армии мирного времени, между тем
специалисты потребуются и для мобилизуемых частей.
Выход в том, чтобы увеличить срок службы, например до двух лет, что является минимумом{122}. Тогда
большую часть специалистов можно подготовлять из призываемых рядовых. Они, сделавшись
запасными, удовлетворят почти всю потребность в специалистах частей, формируемых по мобилизации.
Это дает экономию за счет специалистов-профессионалов и обеспечит потребности мобилизованной
[152] армии. Следовательно, возвращение к более длительному сроку службы является необходимой
реформой. Она стала необходимой по многим причинам, — в том числе и как неизбежное следствие
внедрения в войсковые части и соединения все более и более сложной техники.
2. Механизация необходима, но ограниченная
Автор убежден, что влияние крупных механизированных и моторизованных соединений на формы
войны будет весьма значительно.
Благодаря им в завтрашней войне маневр не только вновь вступит в свои права, но и будет отличаться,
кроме того, гибкостью, скоростью и силой, оставляя за собой все, что в прошлом было известно в этом
отношении, не исключая даже наполеоновских кампаний{123}.
Механизация и моторизация создают значительные возможности для достижения и использования
внезапности. Но для этого необходим великий полководец, с современными идеями, со смелыми и
широкими концепциями, с неукротимой волей, с пылким воображением, — короче говоря, полководец,
одаренный самыми лучшими и самыми редкими качествами командира. Надо лишь пожелать, чтобы во
Франции доступ сильных личностей к высоким командным постам не был закрыт завистью,
мандаринством, рутиной, протекционизмом и тому подобными вещами.
С глубоким удовлетворением читаем мы в последнем произведении блестящего офицера и выдающегося
писателя подполковника де-Голя{*33} следующие строки:
«Завтра она (внезапность) при наличии отборного войска, соответственно
вооруженного и организованного, будет уж не исключением, а правилом».
«Перевозка и переноска всего необходимого в район операций не будет больше
производиться медленно, по каплям, человеческими руками и на животных..., а
быстро — транспортными средствами на гусеничном ходу. В 1917 г. для доставки на
место 10000 т разной материальной части, необходимой для боя одной дивизии,
требовалось шесть суток. Теперь же дивизия нового типа выполнит подобную работу
в одну ночь. Кроме того, с того момента, когда атакующий эшелон будет состоять из
бронированных боевых машин, над [153] ним не будет тяготеть необходимость
находиться вплотную к неприятельским позициям.
Бронированные боевые машины, скрыто расположенные вне досягаемости самого
плотного артиллерийского огня, будут производить окончательное сближение в самый
последний момент под покровом ночи или под прикрытием искусственных туманов.
Располагая, наконец, грозной артиллерией, способные сами раздавливать, разрушать
оборонительные сооружения, они прекрасно будут обходиться без предварительного
разрушения позиций противника.
Все признаки подготовки атаки, ранее оставляемые и видимые на местности, впредь
будут ускользать от обороняющегося.
Он будет находиться в полном неведении до того последнего момента, когда
бронированные машины ворвутся в окопы{124}.
Внезапность, старая царица военного искусства, сданная в архив с тех пор, как силе
нехватало скорости, вновь найдет подходящее боевое средство и, следовательно,
вновь обретет свои права».
Этим страшным боевым средством Франция должна обзавестись, пока еще не слишком поздно.
Однако, не надо забывать, что развитие этого средства должно происходить в известных границах. По
многим причинам нельзя допускать неограниченного развития механизации вооруженных сил.
Вот эти причины{125}.
— денежные соображения, так как подобные соединения стоят очень дорого (подготовка и содержание
специалистов, производство материальной части, периодическое ее возобновление вследствие
устаревания; расходы на эксплоатацию).
— экономические причины, — эти соединения потребуют очень много горючего, больших его
запасов{126};
— условия местности, — притом местности далеко не малого стратегического значения — нередко не
благоприятствуют ни движению, ни маневру, ни бою механизированных частей, а, следовательно,
требуют сосуществования немеханизированных войск;
— военное соображения, ибо сама местность тоже далеко не потеряла своего значения: захват и оборона
ее не могут быть обеспечены ни сухопутным линкором, ни сухопутным крейсером; последние все
перевернут вверх дном, — они разрушат, проникнут куда нужно, раздавят [154] сопротивление, — но
занять и удержать за собой захваченное способна только пехота.
Таким образом, механизированные соединения никогда не смогут быть ни всей совокупностью, ни
основной массой армии. Даже маневренные войска не будут состоять только из них. Но зато в их состав
обязательно должны войти механизированные соединения.
3. Война с заранее намеченным сроком, ее начало и запасы материальной
чисти
Ген. Дэбнэй в своей уже цитированной статье «О требованиях технической (материальной) войны»
показывает, как «материальная война чревата войной с намеченным сроком», т. е. войной, которую
агрессор решил начать в заранее намеченный срок. Он отмечает все выгоды, которые агрессор извлекает
из такой войны{127}.
Для примера предположим, что правительство решило начать войну через срок в три года.
«В течение этих трех лет, — пишет ген. Дэбнэй, — оно возобновит и пополнит запасы
своей материальной части, свое вооружение мирного времени с целью иметь на
снабжении к назначенному сроку наиболее усовершенствованные; наиновейшие
образцы».
Оно может заблаговременно производить материальную часть, не боясь ее устаревания; оно будет
наверняка запасаться сырьем, заблаговременно подготовлять мобилизацию промышленности,
устанавливать на заводах специальное оборудование и, наконец, за один или за два месяца до
выбранного срока пустит в ход военное производство{128}.
В результате огромное качественное и количественное упреждение с самого начала конфликта и
отражение преимуществ этого упреждения в течение всего развития операций.
В тактическом отношении также будут преимущества, ввиду того, что спокойно, хладнокровно будет
подготовлено надлежащее применение новых боевых машин.
Без обиняков ген. Дэбнэй говорит по этому поводу так:
«Упреждение, выигранное вследствие тайной подготовки к войне, скажется, вероятно,
с первых же дней войны в виде качественного превосходства запасенной
материальной части, затем — в виде более быстрой промышленной мобилизации,
притоков более многочисленной и, вероятно, лучшего качества материальной [155]
части. Наконец, упреждение окажется в виде превосходства приемов боя, что внесет
на поля сражения решающий элемент. Преимущества подобного рода могут быть
уравновешены лишь ценой сверхчеловеческих усилий и кровавых жертв».
Опасность для такой решительно миролюбивой нации, как Франция, весьма велика. Но нет ли средств
предотвратить ее?
Полностью этой опасности избегнуть нельзя, но до известной степени уменьшить ее — можно. Степень
уменьшения опасности зависит от бдительности, предвидения, решительности и авторитетности
правительства, от инстинкта самосохранения нации и понимания ею обстановки.
Агрессор, решающий начать войну через заранее намеченный им срок, будет иметь основное
преимущество в скорости приведения в боевую готовность своих вооруженных сил и в качественном и
количественном превосходстве своей техники, своей материальной части. Следовательно, существенной
мерой отражения будет ускоренная мобилизация всех сил страны. А для этого необходимо выполнить
ряд условий:
— в стране должна быть организована такая подготовка запасных, при которой у них создавались бы
длительные военные рефлексы; тогда они могут без задержки сразу же с успехом участвовать на полях
сражений;
— запасы материальной части должны тщательно содержаться; материальная часть ценой тяжелых
финансовых жертв должна быть первоклассной и в достаточном количестве, чтобы избавиться от
эшелонированного на длительные сроки растянутого ввода в бой войск;
— промышленная мобилизация должна быть не только разработана до деталей, но и постоянно готова
быстро и продуктивно развернуть производство военного времени.
Кроме того, поскольку очевидно, что Германия готовится к войне с заранее намеченным сроком ее
начала, постольку дипломатия и генеральный штаб имеют возможность приблизительно предвидеть
начало войны, а промышленность сумеет сделать практические выводы в отношении военного
производства.
Но несмотря на все это, все же оборона будет страдать от некоторого неизбежного запаздывания. Чтобы
запаздывание не имело роковых последствий, надо выиграть время, — другими словами, надо суметь
продержаться в начале войны с меньшими силами. [156]
Эта проблема частично разрешается укреплениями на французских границах. Другим элементом
решения данной проблемы будет маневренная армия прикрытия, большая часть которой должна быть
всегда готова к боевым действиям. Ее пополнение (запасными) должно производиться исключительно
быстро. Сила этой армии, — армии мирного времени, — будет состоять в качестве обучения войск, в
обеспечении их командным составом, в превосходстве вооружения, в маневроспособности, поднятой на
более высокую степень благодаря использованию в разумной пропорции крупных механизированных
соединений, и в едином верховном командовании, свободном от расслабляющего догматизма{129}.
Глава VI. Решения
1. Итоги выводов из предыдущих глав
Прежде чем приступить к формулированию основных руководящих положений, на которых могла бы
быть воздвигнута военная система, удовлетворяющая требованиям государственной обороны Франции,
небесполезно подвести краткий итог всем заключениям, выявившимся в результате нашего
исследования.
Прежде всего выявлено, что при теперешней международной обстановке военные учреждения,
созданные законами 1927 и 1928 гг., более не обеспечивают надлежащим образом безопасности страны
ни с точки зрения качества (рядовых действительной службы, запасных, командного состава запаса), ни с
точки зрения количества войск прикрытия, ни с точки зрения темпа приведения в боевую готовность
мобилизованных вооруженных сил нации.
Перед лицом Германии, спешно восстанавливающей свою военную мощь, мобилизовавшей своих
специалистов на изыскание и изобретение новых — еще неизвестных и ужасных — боевых средств,
одушевленной, как никогда, агрессивными намерениями, становится совершенно очевидной
необходимость реформы французской системы.
Надо иметь хорошо обученные контингенты, иметь основательное прикрытие, всегда готовое к действию
и опирающееся на приграничные укрепления, но в то же время обеспеченное современными мощными
боевыми средствами. Надо иметь быстро формируемые по мобилизации соединения, где кадры опытны
и численно достаточны для охвата [157] запасных, хорошо обученных на действительной службе,
способных мгновенно вновь делаться солдатами.
Эта армия мирного времени не должна быть исключительно оборонительной. Армия сумеет обороняться
лишь в том случае, если она умеет наступать и атаковать.
Догма о ненарушимости фронтов является одним из многих софизмов. Существует софизм в виде веры в
заградительное всемогущество автоматического оружия. Эта мощь несомненно ужасна, но у нее есть
границы: стоит только нападающему к искусному использованию местности добавить наступательную
мощь вездеходных боевых бронированных машин завтрашнего дня, чтобы эти границы стали ясны.
Рядом с предыдущими софизмами стоит и такой: укрепленные районы, якобы, гарантируют полную
безопасность. На самом деле нет таких — даже самых усовершенствованных — укреплений, которые
были бы застрахованы от прорыва. Как можно заранее знать, какие будут завтра у противника средства
для атаки? С другой стороны, бетон и броня стоят не больше того, чего стоят защитники. А твердо ли мы
уверены в крепости нервов гарнизонов укрепленных районов? Наконец, пограничные укрепленные
районы имеют интервалы и фланги, т. е. создают условия для атак и маневра. Отсюда следствие: прежде
всего надо иметь боевой инструмент, опирающийся на те укрепления, гарнизоны которых будут
составлять часть войск прикрытия; этот инструмент должен быть способным вести наступательную
оборону, быть маневренным, наносящим молниеносные удары, — в том числе и внезапные удары для
захвата на неприятельской территории залога в виде военных, экономических и этнических объектов.
Впоследствии в составе всей совокупности сил вооруженной нации это орудие, находясь в руках
верховного командования, будет наносить очень мощные удары, вследствие чего вновь появятся на
полях сражений события, создающие развязку. Рядом и под прикрытием этого — маневренного по
преимуществу — боевого средства будет происходить быстрое приведение в боевую готовность всей
массы соединений вооруженной нации. Быстрота боевой готовности необходима, так как пулемет вовсе
не имеет сверхъестественной заградительной, останавливающей мощи, которую ему иные приписывают,
а фронты даже постоянных укреплений ни в какой мере не являются неприступными.
Большая часть мобилизованной армии должна быть способна к ведению маневренной войны.
Укрепленные районы [158] сыграют свою роль лишь при условии, что у них будут высококачественные
гарнизоны. А это также требует хорошо обученных войск, усиливаемых надежными запасными, в числе
которых должно быть не мало профессиональных солдат, в особенности специалистов.
Чем слабее подготовлены запасные, т. е., иначе говоря, чем короче срок службы, тем больше должен
быть процент офицеров и унтерофицеров действительной службы. Следовательно, неразумно постоянно
сокращать численность профессиональных офицеров и унтерофицеров под тем предлогом, что
сокращенная армия мирного времени не должна иметь столько офицеров и унтерцфицеров, сколько их
понадобится в военное время действующей армии.
Технику так же, как и качество, нельзя противопоставлять количеству. Между техникой, материальной
частью и численностью нет противоречия. Нет смысла считать, что большая численность обязательно и
принципиально обречена на вооружение ее худшей материальной частью, худшей техникой. На примере
Германии особенно хорошо видна несостоятельность такого представления. Нам нельзя отказываться от
большой численности, поскольку у нас не обеспечено превосходство ни в технике, ни в качестве состава.
Мы должны стремиться к созданию первоклассной техники и основательно обученных войск. Последнее
требует более длительного срока службы.
Стремление к армии большой численности и в то же время возможно лучше обученной и технически
оснащенной не исключает необходимости и возможности иметь отборные войска, составляющие в руках
высшего командования маневренное средство, способное создать развязку сражения.
Все большее и большее схватывание современных армий техникой требует каждодневного повышения
процента специалистов в личном составе — в том числе специалистов сверхсрочной службы и
специалистов-профессионалов.
Крупные механизированные соединения будут по преимуществу средством для достижения внезапности
и нанесения мощных ударов. Но по ряду соображений нельзя до бесконечности увеличивать их число.
Вероятность агрессии с заранее намеченным сроком ее начала обязывает создать такую военную
систему, которая обеспечивала бы возможность:
— иметь постоянно готовое к действиям прикрытие, очень быстро доводимое до численности военного
времени [159] и в высшей степени приспособленное к сочетанию активной обороны с неподвижной;
— мобилизовать армию ускоренным темпом, причем она должна обладать хорошей боевой подготовкой
и иметь сильные кадры;
— иметь большие запасы материальной части и методические программы возобновления этой
материальной части, а также детально разработанный план мобилизации промышленности.
2. Профессиональная армия
Является ли профессиональная армия решением той задачи, которая изложена на предыдущих
страницах?
Одним из наиболее талантливых сторонников профессиональной армии является подполковник де-Голь,
автор цитированной книги «К профессиональной армии».
Однако, несмотря на всю убедительность многих его положений, нельзя разделять всех заключений
этого автора.
Де-Голь — сторонник маневренной армии прикрытия в виде высококачественной профессиональной
армии, а в то же время он высказывается за сохранение принципа вооруженной нации, создающей всю
совокупность вооруженных сил путем формирований при мобилизации.
«Пришел момент, — пишет де-Голь, — когда к массе запасных и рекрут, этому
главному элементу национального сопротивления... надо добавить еще боевое
маневренное средство, способное действовать без задержки, т. е. постоянное по своей
силе и спайке и хорошо владеющее оружием».
Но ведь наряду с отборными контингентами профессиональной армии может быть только милиционная
армия, ибо профессиональные войска будут стоить дорого и потребуют таких финансовых жертв от
страны, что ей придется урезать средства, выделяемые на армию второй очереди. Надо учесть, что
французы по своему умственному складу и по своим наклонностям никогда не смогут сделаться
хорошими солдатами милиционной армии.
Если же, наоборот, рассмотреть с этой точки зрения наших восточных соседей, то, несомненно, они
сумеют и смогут использовать на войне и качество, и количество. Можно ли надеяться на то, что наша
маленькая профессиональная армия, плохо поддержанная неустойчивыми массами, не будет неизбежно
раздавлена подавляющими превосходными массами? [160]
Говорят, что пример высоких военных качеств профессиональной армии вызовет у призванных
контингентов дух плодотворного соревнования. Однако, правильнее предполагать, что перед лицом
такого как бы недоступного идеала они скорее будут испытывать безропотную покорность судьбе, и
неизвестно, до чего они могут дойти в этом отношении.
Кроме того, известию, что во Франции демократия не доверяет профессиональной армии, которая будет
рассматриваться как преторианская армия {130}, армия государственного переворота. О ней ни за что не
захотят даже слушать. Значит, чего ради выдумывать систему, основанную на положении, которое
неприемлемо с точки зрения внутренней политики?
Но предположим даже, что это препятствие устранено. Все же остается тот недостаток, что Франция не
одарена военным духом, который один только и обеспечивает существование профессиональной армии,
как это показывает зарейнский пример. В Германии отмечается любовь к дисциплине, что создает
обеспеченность профессиональной армии в отношении надежного, отборного рекрутирования. Во
Франции же ничто не дает права утверждать, что списки личного состава профессиональной армии
всегда будут заполнены.
Говорят, что цифра в 100000 профессиональных военных, т. е. количество, требуемое де-Голем для его
профессиональной армии, уже достигнуто и даже превзойдено в современной французской армии, в
которой, однако, эти военные рассеяны понемногу по всей стране. Говорят, что достаточно
сгруппировать их в однородное целое, чтобы достичь преследуемой цели. Но на это легко можно
ответить, следующим возражением: так как рядом с профессиональной армией должна существовать
милиционная армия, то потребуется еще значительное количество профессиональных военных и
военных специалистов, так что в итоге по проекту де-Голя потребуется, несомненно, гораздо большее
число профессиональных военных, чем их имеется в настоящее время.
Затем, нужно учесть, что условия вербовки в настоящим момент, когда свирепствует экономический
кризис, позволили достичь известного благополучия в этом отношении, но что произойдет в тот день,
когда безработица станет уменьшаться или совсем исчезнет?{131}
Наконец, нельзя забывать еще одной вещи: именно принцип национальной армии, — единой и
однородной армии{132}, [161] — порождает дух самопожертвования и самоотверженности, что
позволило вписать в книгу истории незабываемые страницы Марны, Вердена, Соммы, Шампани и мн.
др.
Этот принцип, принесший такие плоды, показал также, что он удивительно хорошо приспособлен к
национальным особенностям французов. Принцип равенства, лежащий в основе этой системы, отвечает
глубоким стремлениям страны, и, несомненно, объясняет в основном, почему система национальной
армии дает такие блестящие результаты с точки зрения моральной и социальной.
Создавать из контингентов вооруженной нации армии второй очереди — это значить лишать ее
поддержки мощного военного фактора, прежде всего основывающегося на сознании каждого солдатагражданина, что лишь от его собственных доблестей зависит спасение нации, защита его домашнего
очага, его гражданских прав, его чести и независимости.
3. Обязательная военная служба с повышенным сроком и широкое
дополнение ее добровольчеством
Отказавшись от системы профессиональной армии, неизбежно приходится остановиться на решении об
обязательной военной службе с более продолжительным сроком службы в сочетании ее с широким
использованием вербовки добровольцев на более или менее длительный срок службы и сверхсрочников.
Ниже мы рассмотрим последовательно различные стороны этого решения и возможные практические
результаты его.
Качество обучения и продолжительность военной службы. Опыт показал, и никто из компетентных в
военных вопросах людей не станет отрицать, что современная продолжительность службы в течение
одного года (по закону, а на практике всего лишь в течение 10 месяцев) абсолютно не позволяет дать
призванному контингенту основательного и полного обучения, в особенности же не дает возможности
привить будущим запасным стойкие рефлексы {133}.
Часто противники всякого увеличения срока службы приводят такой довод: «Молодые солдаты,
призванные в 1915, 1916 и т. д. гг., — говорят они, — посылались в огонь спустя несколько месяцев
после призыва в армию. Опыт показал, что они вовсе не были плохими солдатами». Этот довод [162]
просто показывает, что люди, высказывающие подобные мнения, или совершенно не знают вопроса, или
обнаруживают удивительный недостаток соображения. Достаточно отметить, что действительно во
время войны призывные посылались в передовые линии, имея очень слабую военную подготовку, но
возложенная на молодых солдат задача хорошо выполнялась только потому, что они посылались на
фронт в виде пополнений, т. е. включались в соединения и части, состоявшие из солдат с боевым опытом
и с командным составом, прошедшим суровую школу на полях сражений. Эти молодые солдаты
восполняли недостаточное обучение тем, что брали пример с опытных старых солдат. Кроме того, этот
довод ни в какой мере не затрагивает основного вопроса о стойких рефлексах, которые необходимо
привить будущим запасным.
Опыт показал, а размышление подтверждает его выводы, что только продолжительность службы в
течение по крайней мере двух лет способна дать надежные натренированные войска и подготовить
кадры унтерофицеров, без которых не может существовать хорошая армия и без которых не могут
существовать резервы.
Кроме того, все бóльшая и бóльшая механизация современных армий и все бóльшее усложнение боевой
подготовки армии не дают возможности подготовить нужных специалистов в течение 10 или 12 месяцев
службы, — особенно, если учесть их дальнейшее использование в качестве специалистов запаса. Служба
же в течение двух лет позволяет обучать специалистов в армии, что даст возможность менее широко
использовать профессиональных специалистов, которые обходятся государству слишком дорого. Кроме
того, в период призыва неполноценных контингентов, соответствующих годам войны 1914—1918 гг.,
когда контингент будет на половину меньше контингентов, призываемых теперь{134}, только 2годичная служба способна обеспечить минимальным постоянным составом войска прикрытия. Принятие
2-годичного срока службы является, следовательно, мерой, требующей самого срочного проведения.
Качество обучения. Как обучать призванные контингенты? До сих пор предполагалось и принималось
за аксиому, что корпоративный дух{135}, — один из наиболее плодотворных факторов, создающих
боевую ценность войск, — может появиться и развиваться только в том случае, если каждый солдат
будет получать свое военное обучение в той самой части, в составе которой со дня мобилизации он будет
участвовать в сражениях. [163]
Отсюда берет начало то упорство, с которым заставляют полки заниматься обучением своих
контингентов, отсюда же и плачевное качество обучения. Дело в том, что обучение сделалось весьма
сложным и с каждым днем становится все более сложным. Между тем, при современных порядках редко
удовлетворяются те требования, которые необходимо соблюдать, чтобы дать контингентам хорошую
боевую подготовку. Ниже мы перечисляем эти основные требования.
— Необходимы отборные кадры инструкторов. Совершенно очевидно, что это требование
несовместимо с манерой обучения по-ротно и по-батальонно.
— Необходимы полные штаты. Это — категорическое условие для обучения и тренировки различных
частей, начиная от боевой группы до полка. А известно, что происходит на самом деле.
— Невозможно обучать войска, не имея различных учебных полей и полигонов. В действительности же
очень многие гарнизоны не имеют ни учебных полей, ни полигонов, достойных этого наименования.
— Не может быть хорошего обучения без личного воздействия на него командира. А между тем,
сколько полков разбросано по-батальонно по пунктам, очень удаленным друг от друга, что не дает
возможности проводить более или менее часто совместное обучение{136}. К тому же подразделения,
предоставленные сами себе, малокровные по своему штатному численному составу, без
соответствующей материальной части и без соревнований друг с другом, не всегда хорошо обеспеченные
командным составом, неизбежно скатываются к убогому, унылому, жалкому существованию. Эта жалкая
растительная жизнь дает как раз те самые результаты, которые только ей и свойственны: всегда
посредственные, а очень часто и близкие к нулю.
— Различные роды войск должны обучаться совместной работе, вырабатывать рефлексы согласования
и тот общий боевой дух, без которого в бою усилия не могут быть сосредоточены в одной точке. А
между тем, для скольких полков и в особенности отрядов такая общая работа в настоящее время
невозможна, за исключением весьма кратких периодов пребывания в лагерях.
Вот к чему привела современная система обучения в полках. Между тем известно, что в войне 1914—
1918 гг. на пополнение боевых частей поступали контингенты различного [164] возраста и из различных
частей государства. Опыт показал, что корпоративный дух может прекраснейшим образом развиваться и
в этих условиях, но что прежде всего и даже, можно сказать, исключительно он зависит от качеств
командира части. В памяти сохранилось не мало толков, представлявших собою смесь бретонцев,
пикардийцев, бургонцев, овернцев, парижан и т. д., различного возраста и различного общественного
положения, которые под командованием достойных этого наименования командиров буквально
электризовались корпоративным духом. Кто не знает, что подобный же корпоративный дух существовал
и в других частях — таких, как батальон и рота, — когда во главе их находились батальонные и ротные
командиры, которых солдаты любили, которым доверяли и которыми гордились?
Таким образом, падает главный и единственный аргумент тех, которые под влиянием устаревших
представлений еще защищают принцип обучения призывных контингенгов в полках.
Итак, обучение, сделавшееся столь сложным и с каждым днем все более усложняющееся, не может быть
высококачественным, если самым решительным образом не отделить органы обучения от той части,
которая призвана использовать обученные контингенты.
Предлагаемая система в общих чертах может быть изложена таким образом: с одной стороны,
существуют учебные центры, учебные полки, учебные группировки — не важно, как назвать их, а с
другой — полки из обученных солдат, полки, сгруппированные в крупные соединения.
Молодые солдаты — в учебных центрах, старые — в полках. Следовательно, при 2-годичной
продолжительности службы один год должен проводиться в учебных центрах, другой — в полках{137}.
Учебные центры. Учебные центры должны быть распределены по всей территории. Пункты их
расположения должны определяться исключительно соображениями наличия в данной местности
условий для организации хорошего обучения, т. е. имеются ли учебные поля разного назначения,
хорошие полигоны, так чтобы можно было с легкостью сочетать частые совместные учения различных
родов войск.
До сих пор именно избирательные интересы, с великим ущербом для обучения, для тренировки и для
командования войсками, диктовали выбор гарнизонов и распределение войск. Этого больше не должно
быть. [165]
Кадры инструкторов учебных центров, — как офицеров и унтерофицеров, — должны строго отбираться
и всегда содержаться в полном штате. Число учебных центров для каждого рода войск должно
определяться по количеству молодых солдат с таким расчетом, чтобы всегда иметь полный состав для
формирования учебных подразделений различного порядка, как-то: боевых групп, взводов, рот и т. д.
Не должно быть никаких увольнений, никаких отлучек со двора во время обучения, что представляет
сейчас немалое препятствие на пути методического прохождения учебной программы. Но могут
существовать каникулы, — ведь дело идет о школах. Эти каникулы нужно выбирать с расчетом, чтобы
призванные могли принять участие в полевых работах, требующих большого количества рабочей
силы{138}.
Полки должны получать уже обучавшихся в течение одного года старых солдат. Отдельные,
формируемые таким образом войсковые части образуют дивизии. Эти последние группируются на
границах и в приграничных округах. Число дивизий устанавливается в зависимости от размеров
контингентов таким образом, чтобы штатный наличный состав войсковых частей и соединений не
спускался ниже определенного минимума, который необходимо установить.
В этих войсковых частях одиночное обучение и обучение в мелких подразделениях должно
тщательнейшим образом поддерживаться на достигнутом уровне, причем этот уровень должен быть
постоянным, т. е. нужна постоянная тренировка. Кроме того, производится тщательное обучение в
масштабе батальона, полка и высших соединений. Постоянное внимание должно уделяться
взаимодействию отдельных родов войск. Войсковые части должны распределяться по гарнизонам с
таким расчетом, чтобы можно было производить совместное обучение разных родов войск. Не должно
быть никаких удаленных отрядов, ускользающих от непосредственного воздействия командира части
или соединения.
Некоторое число войсковых частей, обязательно укомплектовываемых старыми солдатами, должно быть
специализировано в обороне укрепленных фронтов. Эти войсковые части не должны сводиться в
дивизии, но объединяться в «оборонительные группы», во главе которых стоит генерал, ответственный
за оборону определенного укрепленного сектора.
Подготовка мобилизации. Ни учебные центры, ни войсковые части из старых солдат ни в какой мере не
[166] должны отвлекаться от своих задач по обучению и тренировке. Подготовка к мобилизации должна
попрежнему оставаться на ответственности военных округов, в распоряжении которых должны иметься
специальные мобилизационные органы, наподобие существующих сейчас мобилизационных
центров{139}.
Вольнонаемные и специалисты. Двухгодичный срок военной службы обеспечит достаточное число
людей для вспомогательных служб, в том числе — ряд лиц, занимающих в настоящее время должности
по вольному найму. Это даст значительную экономию и, кроме того, освободит государственную
оборону от несомненной опасности, которую представляют собою в ее составе гражданские лица,
подчиняющиеся профессиональной и политической дисциплине.
С другой стороны, двухгодичная служба даст возможность подготовить хороших специалистов, притом
обучить их настолько основательно, что даже по возвращении их к своим домашним очагам они по
мобилизации будут способны немедленно приступить к выполнению обязанностей по изученной
специальности. Опять-таки здесь страна будет иметь значительную экономию, так как известно, как
дорого ей обходятся специалисты-профессионалы.
Обеспечение командным составом. Из предыдущего понятно, какое громадное значение для
формирования частей при мобилизации имеет обеспечение этих формирований надежным и опытным
командным составом, способным с первых же дней надлежащим образом выполнять свои обязанности.
Показано также, что при отсутствии у командного состава таких качеств крупные соединения могут
выдержать огонь лишь после довольно продолжительного периода тренировки и сколачивания их, что
несовместимо в условиях быстроты, грубого натиска и тотальности, которые несомненно будут
проявлены в начале войны нашими противниками. Несомненно также, что совершенно недостаточен
процент командного состава действительной службы. Этот процент должен быть значительно повышен
(надо перейти от одной пятой состава до одной трети приблизительно).
Это приводит нас к необходимости не только прекратить сокращения личного состава профессионалов
офицеров и унтерофицеров (а эти сокращения производятся по соображениям внутренней политики), но,
наоборот, — увеличить численность этого состава до уровня, диктуемого определенными выше
потребностями. [167]
Таким образом, профессиональный командный состав требуется не только для различных частей и
учреждений мирного времени, как-то: учебных центров, войсковых частей, мобилизационных органов и
т. д., но еще в мирное время в интересах обучения и тренировки войск, которые будут созданы по
мобилизации. Этот командный состав должен держаться в полком штате. Таким образом в мирное время
в частях и учреждениях необходимо содержать некоторый излишек штатов, который следует определить.
Этот излишний командный состав не будет бездельничать: большая часть этого излишка будет
находиться в школах, в учебных центрах, на курсах усовершенствования, применения в школах
различных специальностей. Они же будут использованы и для обучения молодых солдат и в войсковых
частях.
***
Благодаря той военной системе, контуры которой нами выше очерчены, страна будет обеспечена
следующими средствами:
— она будет иметь сильное прикрытие, активное, всегда готовое к действию; под защитой этого
прикрытия будет производиться мобилизация вооруженной нации;
— мобилизация будет ускорена; она даст в короткие сроки боеспособные, спаянные формирования,
хорошо обеспеченные командным составом, способные с честью участвовать в сражении.
Прикрытие будет состоять, с одной стороны, из специальных войск сектора, занимающих укрепленные
районы и их интервалы. Эти войска в момент наступления политического напряжения должны быть
пополнены запасными, проживающими постоянно вблизи границы{140}. С другой стороны, прикрытие
будет состоять из постоянных кадровых дивизий мирного времени. Их боевой состав будет пополнен в
течение нескольких дней, — по возможности в период политического напряжения, — посредством
влития в них небольшого процента запасных более молодых возрастов или некоторого числа молодых
солдат, лучше всего уже к этому времени обученных, если мобилизация произойдет через несколько
месяцев после призыва.
Из общей совокупности всех этих дивизий некоторую часть будут составлять механизированные —
ударные и маневренные — дивизии, а также войдет туда и легкая дивизия, о которой будет сказано в
третьей части этого труда. Кроме того, будут иметься и немеханизированные дивизии нового типа, о
которых речь будет также впереди. Многие [168] подразделения этих дивизий будут моторизованы,
причем должны быть созданы автомобильные части большой эффективности с достаточным
количеством транспортных средств для удовлетворения нужд других составных частей дивизий армии
прикрытия.
Некоторые дивизии будут составлять частные резервы секторов, но большинство других, — очевидно, с
включением всех механизированных дивизий — будет находиться в распоряжении высшего
командования и представлять собою мощное средство маневра, способное не только парировать контратаками наносимые противником удары, но и захватывать у противника своего рода залоги
территориального, экономического и стратегического значения, а также вести собственные операции с
целью вносить расстройство в первоначальное расположение сил противника.
С точки зрения их состава механизированные дивизии должны будут содержать большой процент
военнослужащих, находящихся в войсках более положенного по закону срока. Этот состав должен
вербоваться на 4 или 5 лет и более. Нужно ожидать, что такая вербовка будет возможна без особых
затруднений ввиду того влечения, которое подобные формирования создадут у молодежи.
Не подлежит сомнению, что, кроме того, следует предоставить особые преимущества служащим в этих
соединениях.
Войска боевого назначения (линейные войска){141} должны будут состоять из дивизий, формируемых по
мобилизации. Они должны мобилизоваться и сосредоточиваться в короткие сроки благодаря тем мерам,
о которых было сказано выше. Эти меры должны дополняться еще устройством надлежащих складов
материальной части. Если мобилизация произойдет в то время, когда молодые солдаты уже пробыли
несколько месяцев в учебных центрах, то большая или меньшая часть их может являться ядром, вокруг
которого произойдет формирование, а некоторая часть будет направлена в полки из старых солдат.
Учебные центры будут продолжать вести обучение остальных и будут подготовлять пополнение:
Молодые солдаты, которые с началом военных действий не подлежат призыву по мобилизации, и
запасные младших возрастов, не вошедшие в формируемые по мобилизации части, должны проходить
обучение в учебных центрах. Из них будут формироваться пополнения.
Может быть, целесообразно было бы ограничить число формируемых частей, предназначенных для
усиления маневренных войск. Это ограничение должно определяться [169] тем соображением, что
количество не должно получаться за счет снижения определенного минимума в отношении качества
войск.
Таким образом, в линейные войска вошли бы только запасные молодых возрастов. В самом деле, было
бы неблагоразумно рисковать, вследствие включения в маневренные соединения слишком старых
возрастов, понижением боевой ценности целого.
Кроме того, из более старых возрастов запаса должны быть сформированы части, специально
предназначенные для удержания оборонительных фронтов и промежутков между ними, а также для
охраны открытых флангов и т. п.
Наконец, излишек должен призываться по старшинству классов запаса с целью прохождения
переподготовки, с дальнейшим формированием из них пополнений как для многочисленных частей в
тылу, так и по всей территории страны.
Линейные войска не должны состоять из одних крупных соединений, формируемых по мобилизации, о
чем только что шла речь. В их составе должны быть также отборные войсковые части и соединения, а
именно, надлежащим образом пополненные механизированные и моторизованные дивизии, которые по
выполнении своих задач прикрытия должны войти в состав боевых (линейных) войск и будут являться в
руках высшего командования по преимуществу ударным и маневренным средством. Это средство будет
особенно пригодно для внезапного нападения на фланг, на тыл и на коммуникации неприятельских
войск, а также для прорыва даже сильно организованной обороны противника, если прорыв фронта
необходим.
***
Изложенная выше в общих чертах военная система, несомненно, обеспечит стране сильное и активное
прикрытие в виде маневренной армии, быстро готовой к военным действиям, что и требуется
современной международной обстановкой.
Могут возразить, что, учитывая необходимость существования мощной воздушной армии и морского
флота, подобная военная система вызовет такие финансовые расходы, которые превзойдут возможности
страны. На это возражение может быть только один ответ.
Если Франция хочет жить, то она должна согласиться на жертвы, которых требует настоящая
обстановка. Последняя же такова, что далеко превосходит по своей опасности и [170] трагичности все,
что когда-либо до сих пор Франция переживала.
Надо или согласиться на жертвы, или же согласиться на самое худшее.
Несмотря на все это, нужно иметь мужество не скрывать от себя, что как бы ни были велики жертвы,
принесенные национальной обороне, все же тщетно было бы надеяться, что мы с успехом можем один на
один померяться с нашими соседями за Рейном. Если мы сравним Францию и Германию, то увидим как с
одной, так и с другой стороны, генеральные штабы высокого класса, увидим наилучшие военные
доблести с обеих сторон, за Рейном — больше методичности, во Франции — больше упругой
инициативы.
С точки зрения качества армий оба народа равноценны.
Но если французская промышленность мощна, то промышленность ее соседей еще более мощна. Если
военные доблести по меньшей мере равны у обеих сторон, то по ту сторону они систематически
развиваются, тогда как во Франции они погашаются. Дух дисциплины и спайки присущ германскому
населению, в то время как во Франции господствует самый неистовый индивидуализм. Там полное
отсутствие щепетильности, что является у нас большим затруднением во всем, что имеет отношение к
искусству убивать. Во Франции глубокое желание мира, а там — неумеренная любовь к войне и воля
начать в свое время войну, что является несомненным преимуществом.
Но в особенности надо подчеркнуть, что, с одной стороны, 40 миллионов французов, а с другой стороны
— 60 миллионов германцев, причем там значительно больший про цент молодых мужчин{142}. О чем
это говорит, как не о том, что никогда мы не должны в одиночестве вступать в борьбу с нашими
зарейнскими соседями, и как не о том, что такая дипломатия, которая не обеспечила бы в минуту
опасности наличие союзников для восстановления по крайней мере равновесия, наверняка вела бы
страну к катастрофе{143}.
Конечно, одно лишь слово «союз» раздражает слух наших демагогов и пацифистов. Тем не менее дело
идет ни о чем другом, как о жизни и смерти. Пусть, как этого требует женевская идеология, это называют
«пактами взаимопомощи». Важна лишь сущность, т. е. военный союз — само собой разумеется, союз
оборонительный, который застрахует нас от смертельной опасности подавляющего невыгодного для
французов численного соотношения сил. [171]
Часть вторая. О некоторых вопросах доктрины применения
Глава I. Несколько вредных последствий догматизма
1. Забвение смысла и значения маневра
Временное наставление от 6 октября 1921 г. о тактическом использовании крупных войсковых
соединении возвело в догму утверждение о преобладании огня.
Никто не сомневается, что результаты огня будут подавляющи и что всякое движение незащищенных
войск в зоне, поражаемой более или менее плотным огнем, или вовсе неосуществимо практически, или
же должно окончиться громадными бесполезными потерями. Отрицать это значило бы неразумно
восставать против поразительных и столь трагических уроков последней войны, между тем как
наверняка известно, что завтра мощь огня колоссально возрастет.
Но эта бесспорные (к тому же никем не оспариваемые) истины используются узким догматизмом для
того, чтобы под их прикрытием вывести гораздо более спорные заключения, а именно, о
непоколебимости фронтов, о возможности растягивать эти фронты до невероятных размеров, о
неизбежности стабилизации фронта. Все это завершается тем, что совсем искажается понятие о
наступлении, погашается наступательный дух и забываются значение и смысл маневра.
Особое внимание необходимо остановить на забвении смысла и значения маневра, причем прежде всего
надо ясно установить, какое значение следует придавать термину «маневр».
Здесь дело идет не о том жалкое маневре, который связан с чисто фронтальными атаками: это —
расширение мешка, перенос последовательных усилий с одного пункта оборонительного фронта
противника на другой. Здесь также [172] не имеется в виду и то маневрирование огнем, которым
хвалятся артиллеристы.
Нет, маневр, о котором стоит говорить, это есть сочетание быстрых, гибких, живых движений, имеющих
своей задачей отыскать слабый пункт у противника — фланг, тыл, интервал, сообщения — чтобы затем,
используя секретность и скорость, молниеносно и внезапно нанести огневой удар или угрожать огнем.
Одним словом, это такой маневр, который создает развязку.
Но четыре года позиционной войны на Западном фронте создали во французской армии известный склад
ума, в котором подобное понимание маневра совершенно выпало. Отсюда происходит смешение двух
понятий: громадной мощности огня со всемогуществом огня, что нашло отражение во временном
наставлении 1921 г. Это наставление посвящает почти все свои правила и указания вопросу о
позиционной войне и только робко рассматривает случай маневренной войны.
Такая установка вызывает, к сожалению, небезосновательную критику за границей. Критика указывает
на излишнюю методичность и благоразумие французского генерального штаба; это ведет к тому, что
«французская армия неспособна к нанесению первоначального решительного удара,
который необходим в столкновении с Германией... но который предполагает
подвижную и маневренную армию, в значительной степени моторизованную и
механизированную»{144}{*34}.
Могут возразить, что подобная маневренная война предполагает наличие флангов, интервалов и т. д., т.
е. того, что будет отсутствовать в будущем, потому что, якобы, под влиянием всемогущества огня и
вследствие непоколебимости фронтов неизбежно установится непрерывный сплошной фронт. Таким
образом, фронт не будет иметь ни флангов, ни интервалов, короче — возродится позиционная война. Но
на это легко ответить тем доводом, что это является лишь менее всего доказанным постулатом.
Истина состоит в том, что как ни была продолжительна позиционная война 1914—1918 гг., но все же она
явилась исключительным случаем.
Эта истина тем более справедлива, что даже в мировую войну часто происходили операции, имевшие
формы операций маневренной войны. [173]
Относительно неизбежной стабилизации фронтов достаточно сказано в первом исследовании{145}, где
показано, что, напротив, в будущей войне, по крайней мере в начале, нужно ожидать активных
маневренных операций. Это есть следствие двух факторов: соотношения между численностью
враждебных сил к началу конфликта и величиной театров операций и появления на сцене совершенно
нового фактора в виде крупных механизированных соединений, — иначе говоря, всеобщее, массовое и
систематическое использование бронированных боевых машин.
Нужно ли здесь еще раз повторять, что эти механизированные соединения характеризуются не только
своей огневой мощью и бронированием, но также их способностью к передвижениям. Эта подвижность
как стратегическая (оперативная), так и тактическая, несомненно, даст возможность армиям, имеющим в
своем составе механизированные части и соединения, обнаружить такие маневренные свойства, которые
в настоящее время даже не подозреваются. Можно утверждать, что обязательным следствием
механизации будет подвижная, маневренная война.
Но всеобщее использование боевой машины скажется не только на характере предварительных перед
сражением операций, но оно придаст также совершенно другую физиономию самому сражению по
сравнению с тем, что известно из времен позиционной войны 1914—1918 гг. Поэтому можно смело
предполагать, что благодаря боевой машине будущие сражения станут развиваться ускоренным темпом
и что решение вследствие возрождения «развязки» будет достигаться гораздо скорее.
Наконец, следует напомнить, что даже в том предположении, что одна из воюющих сторон сумеет
создать непрерывный фронт без флангов, ввод в дело механизированных сил позволит прорвать полевые
укрепления и быстро использовать прорыв как вширь, так и вглубь. После того как непрерывность
фронта будет нарушена, появятся фланги, и позиционная война вновь уступит свое место войне
маневренной.
Между прочим, все это начинают, повидимому, все больше и больше понимать во Франции. Эволюция
заметна даже в кругах, более всего зараженных парализующим догматизмом.
Нужно надеяться, что вскоре уставы, являющиеся базой нашей доктрины, порвут связь с традициями
1921 г. и будут в основном посвящены маневренной войне, придавая позиционной войне то значение,
которого она заслуживает, [174] и тщательно остерегаясь делать основой для нашей военной доктрины
позиционную войну, которая на самом деле является частным случаем, хотя и важным, но не основным.
2. Угашение наступательного духа
Не только наставление от 6 октября 1921 г. возвело в догму утверждение о преобладании огня, но и
уставы различных родов войск объявили, что наступление есть не что иное, как «огонь, который
продвигается», и что атака не имеет иной цели, как только «все дальше продвигать огонь, чтобы сделать
его более действительным».
Эти утверждения в высшей степени смелы; они приносят даже самую очевидность в жертву святейшей
догме о преобладании огня и решительно забывают о том, что, напротив, движение вперед пехоты
уменьшает полезную отдачу огня. Причины этого состоят в следующем:
— когда пехота продвигается, то интенсивность ее огня значительно уменьшается, ограничиваясь огнем
того эшелона, который может стрелять, пока другой бросается вперед;
— в силу самого факта продвижения пехота подвергается потерям, что уменьшает абсолютную
плотность огня;
— уязвимость пехоты увеличивается гораздо скорее, чем уязвимость обороняющихся войск; ее
плотность огня относительно уменьшается гораздо скорее;
— огонь пехоты, ведущийся с импровизированных стрелковых позиций плохо защищенными частями,
главным образом вследствие этого теряет свою действительность по сравнению с теми частями, которые
ведут огонь с хорошо защищенных и оборудованных стрелковых позиций.
Таким образом, обороняющийся подвергается огню, плотность и действительность которого все больше
уменьшается по мере продвижения наступающей пехоты. К этому надо добавить, что оборона
избавляется также и от артиллерийского огня, поддерживающего атаку, как только артиллерии
приходится переносить огонь вглубь. Это перенесение огня частично необходимо с того момента, когда
наступающая пехота доходит на расстояние приблизительно 500 м до передовой линии противника.
Полностью огонь должен быть перенесен, когда пехота находится от передовых линий противника в 300
м.
Это все такие истины, что просто краснеешь, излагая их.
Отсюда естественное логическое следствие состоит в том, что у французской пехоты усыпляются ее
традиционные [175] боевые достоинства, ее наступательные достоинства. Ведь ясно, что в конце концов
пехота, производящая атаку, чтобы получить максимальную действительность своего огня, должна не
приближать его все более к линии противника, но, наоборот, организовать его в виде системы хорошо
налаженного, откорректированного, хорошо наблюдаемого огня. Одним словом, чтобы выполнить
требования устава, пехоте лучше всего не атаковать.
Великолепный результат парадокса, состоящего ни в чем другом, как в отрицании (в интересах догмы о
преобладании огня) эффективности движения!
Конечно, еще раз повторяем, никто и не думает отрицать всю громадную действительность огня,
сокрушающую всякое движение незащищенных войск. Но было бы неразумно отказывать движению в
признании его внутренних, ему присущих положительных качеств. Тот, кто участвовал в пехотных боях,
никогда не забудет чувства леденящего ужаса, который возникает у обороняющегося при внезапном
вторжении атакующего Это объясняется вовсе не возросшей действительностью огня последнего.
Наоборот, известно, что при прочих равных условиях действительность огня по мере уменьшения
расстояния до атакующего меняется в пользу обороны. Но страх возникает оттого, что противник
продвигается, несмотря на свои потери, несмотря на все препятствия, несмотря ни на что. Он кажется
именно поэтому более сильным. Поэтому-то и ужасает встреча с ним с глазу на глаз в рукопашной
борьбе.
Вот чего не понимают, так как они этого не пережили, господа теоретики, которые считают возможным
видеть в бою только борьбу техники, тогда как человеческое сердце всегда будет играть в нем наиболее
существенную роль{146}.
Следует поэтому оказать движению все то уважение, которого оно заслуживает, и дать ему то место,
которое ему свойственно, признать в нем внутреннее положительное свойство, единственное решающее
и действительное. Без этого душа французской пехоты окончательно будет опустошена.
Но ведь существует новый фактор. На сцене появилась боевая механизированная машина, —
наступательное оружие, мощное не только благодаря своему огню, но и своей способности двигаться
вперед, ибо бойца ужасает угроза близкого боя с неуязвимой для его ударов боевой машиной, один вид
которой производит такое ужасное впечатление. Отсюда такое следствие: механизация части боевых сил
и [176] более или менее значительная моторизация остальных войск, создавая тактическую и
оперативную подвижность, необходимым образом восстанавливает и значение маневра.
Механизированные соединения ныне выдвигают идею движения, стремящегося к бою на близких
дистанциях, врукопашную.
Из этого понимания должен черпать новую силу наступательный дух, который один только может дать
положительные результаты.
3. Безумие широких фронтов
Все разобранные выше софизмы и догмы ведут к тому, что дивизии дается фронт от 20 до 30 км и при
этом ей предъявляют требование суметь успешно отбивать атаки не только в течение часов, но даже
дней, если не недель.
Более того, в ряде статей, опубликованных в «Temps» в 1933 г. под общим названием «Доктринальная
подготовка войны», анонимный автор среди других теорий выдвигает мнение (между прочим, верное),
что боевая дивизия, получившая оборонительную задачу, заставляет оставаться неподвижными части,
мало приспособленные для такой формы боя, и что лучше и экономнее было бы для обороны границ
создать части, специально приспособленные для подобной роли. Это мнение вполне приемлемо. Но,
исходя из этой правильной предпосылки, автор ударяется в такие исчисления. Он полагает, что
отделение пулеметчиков может дать непреодолимое заграждение на фронте, примерно, в 400 м, причем в
случае обороны он считает достаточным иметь в этом отделении 7 человек. Таким образом, у него
получается, что батальон из трех пулеметных рот, каждая в составе трех взводов из двух отделений,
плюс одно отделение противотанковых орудий, сможет при благоприятной местности удерживать фронт,
примерно, около 7 км, насчитывая в передовой линии огня максимум 250 человек!
Потрясающий вывод! После него невольно задаешь себе вопрос, понимает ли автор смысл слов, которые
он употребляет? Вот прекрасный образец того, до чего может дойти человек с умом, поистине
деформированным математикой, человек, готовый ко всему подходить с цифрами и трактовать бой, как
какую-то абстракцию, где будут учитываться какие-то члены уравнения и куда не вторгнутся ни
случайные, ни практические, ни просто человеческие элементы.
Но порассуждаем и мы, не пренебрегая при этом, однако, этими моментами. [177]
Опыт войны учит: нас, что даже при мощно оборудованных позициях батальон способен организовать
надежную оборону участка, не превосходящего 1000 м; а так как для оборонительной системы
необходима глубина и частные резервы, без которых нельзя обойтись, то для обороны от сильной атаки
необходимо иметь войска (батальоны первой линии и резервы) из расчета 1 батальон на 400 м фронта.
Если же дивизия получит 20—30 км, причем 2 или 3 батальона она должна держать в резерве, то на
каждый батальон передовой линии ляжет задача обороны участка протяжением в 3000—4500 м.
Даже если считать, что все батальоны дивизий используются в передовой линии, то и тогда на каждый
батальон придется 2200—3000 м.
Достаточно сопоставить эти цифры с цифрами, полученными из опыта войны, чтобы решить вопрос,
даже с учетом возросшей мощности огня автоматического оружия, происшедшей после 1918 г. (в
особенности вследствие принятия на вооружение ручного пулемета), а также с учетом и того факта, что
атакующий, по всей вероятности, не будет располагать, особенно в начале войны, ни такой материальной
частью артиллерии, ни таким изобилием снарядов, каким отличались сражения 1918 г.
Пусть дело идет уже не о дивизии, но о частях, специально организованных для обороны и вооруженных
преимущественно пулеметами. Это будут пулеметные батальоны. Опыт войны снова говорит, что
никакие позиции, как бы хорошо они ни были организованы с точки зрения плотности перекрестного
огня, никогда не могут считаться абсолютно обеспеченными от случайности, стоит только противнику не
пожалеть сил и средств.
Опыт показывает также необходимость глубины, которая требует создания нескольких
последовательных позиций. Кроме того, необходимо иметь части для контр-атаки в случае местного
прорыва позиции.
Отсюда ясно, что совершенно неразумно рассчитывать на неприступность фронта в 7000 м,
удерживаемого только одним пулеметным батальоном. Этот батальон не способен ни принять глубокого
расположения на таком фронте, ни восстановить его, если он в каком-либо месте будет прорван.
Что касается случайностей, то их множество. Упомянем хотя бы об уничтожении или неизбежной
нейтрализации того или другого автоматического оружия обороны. При [178] оборонительной системе,
достаточно плотно оснащенной огневыми средствами, случайности подобного рода, конечно, неприятны,
но они сравнительно легко исправимы. Когда же система обороны растянута так, как это рекомендуют
сторонники широких фронтов, то каждое автоматическое оружие, напротив, становится существенной
частью системы. Небольшое количество этого оружия ведет к тому, что когда некоторые точки
ослепляются, нейтрализуются, то образуется прорыв, а так как боевой порядок не имеет глубины или она
недостаточна, то этот прорыв вскоре ведет к крушению оборонительной позиции.
Надо учитывать еще такую случайность, как образование артиллерийским огнем при подготовке атаки
воронок на местности, — вспахивание местности снарядами. Это обстоятельство при настильной
траектории автоматического оружия лишает его огонь действительности и делает возможным
просачивание неприятельской пехоты. А средством для борьбы с таким просачиванием является
пехотинец, противоставляемый пехотинцу, который проник в оборонительное расположение.
Математика ничего не может изменить в этом отношении. Прав полк. Шовино, когда он пишет, что если
стабилизовавшиеся фронты в 1918 г. не могли более удерживаться, то лишь потому, что пехота не имела
достаточной численности. Сколько раз случалось, что атакующие, которым удалось ворваться в
неприятельские окопы в качестве победителей, вскоре становились пленными. А почему? Только
потому, что, когда они считали уже победу одержанной, они вдруг замечали пехоту противника,
вылезавшую из всех щелей.
После всего этого сотрудник «Temps», сокративший число обороняющихся до 250 чел. на фронте в 7 км,
прекрасно показал, что одни математические подсчеты недостаточны для установления здравой
доктрины в такой области, куда решающим образом вторгаются многие элементы и где мало что можно
сделать с одними абстракциями.
Некоторые возражают, что достигать нейтрализации автоматического оружия обороны и создания на
местности условий, благоприятствующих просачиванию противника, не очень-то легкое дело, особенно
в начале войны, так как наступающий не будет располагать тем изобилием технических средств и
снарядов, какое было в 1918 г. На это следует ответить, что это ни в какой мере и ничего не доказывает.
Наоборот, неразумно было бы опираться на гипотезу подобного рода, так как наши завтрашние
противники — в этом можно быть уверенными — не забыли [179] уроков 1914 г., а их методический
склад ума не дает права ни на одно мгновение допускать мысль, что они начнут войну (начало которой
ими же будет заблаговременно определено) без запасов всякого рода материальной части и без
необходимого количества снарядов. Кроме того, наступающий, имея инициативу, всегда будет в
состояния в нужный момент и в нужном месте сосредоточить все свои огневые средства для получения в
атакованном пункте артиллерийской мощи, требуемой для достижения достаточной нейтрализации и
разрушения местности, что особенно затрудняет оборону. Между прочим, для получения такого
результата потребуется значительно меньшая плотность артиллерийского огня, чем та, какая требовалась
на полях сражений весной и летом 1918 г. за исключением, само собой разумеется, укрепленных
районов. Это правильно потому, что оборонительная позиция прикрытия, по необходимости
импровизированная, будет гораздо менее способна к сопротивлению, чем это было на французском
фронте в 1918 г.
Переходим к факторам морального порядка.
Как мыслится управление на растянутых фронтах, где будут рассеяны ничтожные кучки номеров,
обслуживающих автоматическое оружие? Как можно поверить, что эти мелкие подразделения сумеют
избежать тягостного впечатления оторванности, которое действует даже на опытные войска, на войска,
обстрелянные и обеспеченные хорошим командным составом. Что же думать тогда о новичках, о
войсках необстрелянных, с посредственным обеспечением командным составом?
В общем поддерживать теорию чрезмерно широких фронтов — это значит строить боевую доктрину на
абстракциях.
На самом же деле нужно при определении норм на дивизию в обороне исходить из следующих
максимальных цифр:
— дивизия, которая должна выиграть время, продолжительностью в несколько часов, максимум одни
сутки, должна получить фронт не более 8—10 км;
— дивизия, перешедшая в маневренной войне к обороне, должна получить фронт не более 5—5,5 км;
— если дивизия входит с остальной частью в систему хорошо организованной обороны в позиционной
войне и если ожидается массовая атака, то ее участок не должен превышать 4—4,5 км{147}; при этом
следует подчеркнуть, что эти максимальные нормы учитывают большие усовершенствования [180] в
технике автоматического оружия и возросшее его количество.
В отношении специальных частей обороны можно допустить, что максимальный фронт одного
пулеметного батальона при благоприятной местности будет равен, примерно 3—4 км, при условии, что
он усилен до известной степени некоторым (в зависимости от обстановки) числом пехотных частей,
предназначенных для местных контр-атак.
Глава II. Два слова о прикрытии
Под прикрытием следует, вообще говоря, понимать меры, предпринятые для того, чтобы обеспечить
развертывание сил при подготовке оперативно-стратегического маневра. Это выражение более узко
применяется к мерам обеспечения мобилизации и сосредоточения вооруженных сил. В дальнейшем мы
будет говорить лишь об этом прикрытии.
Сразу же напомним, что прикрытие должно быть одновременно и наземное и воздушное.
Что касается наземного прикрытия, то войска, которые будут выделены для этой цели, по необходимости
всегда будут иметь небольшую плотность по отношению к протяжению защищаемых границ. В
конкретном случае конфликта на северо-восточной и восточных границах Франции эта плотность будет
особенно мала в первые дни войны. Какую же систему прикрытия нужно принять в этих условиях?
Если даже учесть укрепленные приграничные районы, то и тогда поле непрерывного сражения приводит
к очень значительным боевым фронтам. К тому, что сказано об обороне дивизии на фронте в 20—30 км и
о системе обороны при помощи пулеметных батальонов на широких фронтах, нужно добавить, что было
бы неразумно не учитывать того, что наступающие войска будут располагать бронированными
машинами и даже крупными механизированными соединениями, которым войска прикрытия,
растянутые на чересчур широких фронтах, не способны будут оказать серьезное сопротивление.
Кроме того, надо еще отметить, что качество войск, которыми мы будем располагать для организации
прикрытия войск не обстрелянных, мало пригодно для проведения [181] в жизнь системы, требующей
распыления малых подразделений; тогда, влияние командования уменьшается до такой степени, что
становится почти недействительным, мелкие же подразделения подвергаются ужасному моральному
испытанию, оказываясь лишенными поддержки со стороны соседей.
Было бы чистым безумием претендовать на возможность заблаговременно установить на наших
границах непрерывный, ненарушимый фронт обороны, как бы эта мысль ни прельщала тех, кто
рассчитывает на китайскую стену подобного рода.
Система прикрытия, которая подходит к нашей обстановке, должна основываться на совершенно других
началах.
Прежде всего примем как аксиому положение, что чем более ограничена численность имеющихся в
распоряжении войск, тем более необходимо избегать их распыления и тем важнее их подвижность. Это
полностью осуждает всякую систему кордонного прикрытия и указывает, что решение проблемы состоит
в маневре.
Такое заключение поддерживается еще тем фактом, что наступательные действия, которым могут
подвергнуться наши войска прикрытия в первые дни враждебных действий, не будут производиться
значительными массами. Скорее всего они будут иметь характер сильных ударов, производимых
сравнительно ограниченными средствами, но зато сосредоточенными на одном направлении или на
небольшом числе направлений{148}. При такой обстановке легко понять, что было бы невыгодно
заблаговременно распределять ограниченные средства прикрытия на всем протяжении фронта; это не
имело бы иного эффекта, как только тот, что большая часть войск неатакованных фронтов была бы
неиспользована, тогда как на атакованных участках можно было бы противопоставить сосредоточенным
силам только тонкую завесу.
Лишь один способ обороны при такого рода агрессии может быть действительным: сосредоточенным
силам нужно противопоставить сосредоточенные же силы, что еще раз приводит нас к необходимости
маневра.
На французской границе между укрепленными районами имеются интервалы, которые в свою очередь
имеют фланги. Агрессор может также нарушить нейтралитет соседних стран. Все это говорит за то, что
система прикрытия должна отвечать следующим основным требованиям.
Сектора, соответствующие интервалам между укрепленными районами, должны иметь [182] войска
прикрытия, обладающие большой мобильностью, хорошо расчлененные и правильно распределенные в
целях быстрого сосредоточения. Эти войска должны обслуживаться органами охранения и
предупреждения, опирающимися на воздушную разведку и наземное наблюдение{149}. Они должны
быть в известной мере способны к задержке агрессора. Когда пункт атаки определится, подвижные силы
соответствующего сектора сдерживают наступающего. Ведется оборонительный бой, и отход
производится по-эшелонно. Как правило, эти войска сектора усиливаются по распоряжению высшего
командования частью подвижных войск других секторов.
Укрепленные районы{150} обеспечивают наиболее жизненные направления и зоны, где недопустимо
никакое отступление без тяжелых последствий в экономическом, промышленном, политическом и
военном отношениях. Мощь заграждения этих укрепленных районов в виде постоянных сооружений и
войск обязательно должна дополняться организацией обороны в глубину, что является необходимым
требованием всякой оборонительной системы. Подвижные резервы также необходимы на случай всегда
возможного прорыва части укрепленного фронта, когда необходимо восстановить целость и
непрерывность позиции.
В распоряжении главного командования должен быть маневренный резерв с большой стратегической
(оперативной) и тактической подвижностью, чтобы вступать в сражение с силами наступающего,
которые будут задержаны подвижными войсками соответствующего сектора. Это сражение будет не
пассивным, но агрессивным, наступательным, причем оно произойдет по меньшей мере при равном
соотношении сил и с обеспеченными флангами, опирающимися на укрепленные фронты.
Такой маневренный резерв в значительной степени должен состоять из крупных механизированных
частей и соединений, легких и ударных. В его состав также войдут частично моторизованные
кавалерийские дивизии и линейные дивизии. У последних большее число их обслуживающий и боевых
составных частей, а в особенности артиллерия и службы, будут моторизованы. Часть состава дивизий
будет перевозиться автомобильными частями.
Нужно добавить, что войска прикрытия, опираясь на укрепленные районы, часто с очень большой
пользой могут вынести свои действия на территорию противника. Кроме завоевания территориальных и
экономических выгод это обеспечило бы и другие не менее ценные преимущества. [183]
Борьба вне национальной территории подняла бы энергию, укрепила бы (моральное состояние страны и
позволила бы захватывать стратегический пункты, имеющие большое значение для ведения дальнейших
операций.
В общем прикрытие должно быть активным, динамическим.
А это требует маневра.
Глава III. Несколько соображений из области стратегии
1. Стратегические (оперативные) объекты
Стратегические (оперативные) объекты можно подразделить на три больших категории:
1) вооруженные силы противника;
2) его операционные линии;
3) его жизненные центры.
Объекты третьей категории, а в некоторой степени и объекты второй, представляют собой
географические объекты.
Хороша ли доктрина, которая ставит целью стратегии захват географических объектов?
До сих пор обычно эти цели не ставились под тем предлогом, что целью военных операций должна быть,
якобы, дезорганизация неприятельских вооруженных сил и что стратегический (оперативный) маневр
обязательно должен вести к сражению. А отсюда следствие, что ставить себе целью можно
исключительно армии противника.
На самом же деле этот довод теряет всякую доказательность, если учесть, что в действительности-то
географические объекты приводят к сражению так же, как и военные. Они приводят к нему, правда,
косвенным образом, но тем не менее столь же надежно. Угроза жизненному географическому пункту
противника неизбежно заставляет последнего противопоставить наступающему свои силы. К этому надо
добавить, что в большинстве случаев заблаговременный выбор географического объекта позволяет
осуществить сражение в чрезвычайно выгодных условиях.
Война 1914—1918 гг., между прочим, полностью доказала действительность маневра, предпринятого с
целью захвата географических объектов. Неизвестно, какой оборот приняли бы операции в сентябре
1914 г., если бы правый германский фланг не повернул решительно от такого географического [184]
объекта, как Париж, пытаясь произвести охват французских армий.
Повидимому, в отношении захвата географических объектов вопрос должен быть решен положительно.
Этот тезис подкрепляется еще и тем обстоятельством, что в будущую войну, как в войну материальную,
техническую, жизненные центры и операционные линии будут представлять собой все больший и
больший интерес. Появление на сцене крупных механизированных соединений и большая их
стратегическая подвижность позволяют рассчитывать на возможности, далеко превосходящие все, к
чему можно было стремиться в войнах прошлого.
Наконец, следует отметить и то, что эти же объекты будут по преимуществу объектами действий
воздушных сил, и, следовательно, при соответствующих обстоятельствах такие действия можно вести
совместно с сухопутными вооруженными силами.
2. Наступление. Оборона
Завтра, как и, вчера, командование должно будет или само выбирать наступательный или
оборонительный образ действий, или же наступление и оборона будут диктоваться обстановкой.
Если командир принял решение наступать, то, как и в прошлом, он должен выбрать или маневр на
фланге, или фронтальный прорыв, или маневр на сообщения противника, на его жизненный центр, или,
наконец, маневр по внутренним операционным линиям.
Если он решил обороняться, то ему придется выбрать одно из положений: или остановиться на месте,
или отступить на заготовленные позиции, переходя последовательно с одной позиции на другую, или же
произвести один отскок в благоприятном для стратегического восстановления направлении.
Таким образом, общие формы маневра останутся такими же, какими они были и в прошлом, несмотря на
продолжающееся возрастание мощи и дальности огневых средств, несмотря на развитие авиации и на
широкое использование механизированных и моторизованных боевых средств. Наоборот, эти новые
факторы, в особенности же механизированные и моторизованные соединения, окажут глубокое влияние
на маневр.
Повидимому, нет сомнения, что стратегический (оперативный) маневр скорее примет форму флангового
маневра, [185] маневра охвата, маневра на сообщения противника. Этому способствуют следующие
факторы:
— все более и более возрастающие мощь и дальность огневых средств армий все более будут
благоприятствовать применению концентрического огневого воздействия;
— механизированные и моторизованные войска с большой тактической и стратегической (оперативной)
подвижностью дают возможность быстро производить переброски и ввод в действие сил в условиях
большой внезапности; секретность операции обеспечивается тем, что переброски в большом масштабе
возможны на 100, 150 и даже 200 км в течение 24 часов; следовательно, до последнего момента
маневренные войска могут находиться в районах ожидания вдали от пункта, где они в конце концов
будут применены, что не позволяет противнику заблаговременно предугадать пункт удара;
— воздушные силы (линейная авиация) будут в состоянии лучше сочетать свои действия с действиями
сухопутных войск, усиливать их боевой эффект во времени и продолжать его в пространстве.
Здесь следует отметить, между прочим, что увеличение мощи и дальности огневых средств, позволяя
расширять фронты, еще более благоприятствует фланговому маневру, так как дает возможность
выделять на данный стратегический (оперативный) фронт (именно тот, где хотят держать и сдержать
противника) гораздо меньше средств, за счет чего усиливается мощь флангового маневра. Однако, как
уже мы видели, необходимо остерегаться заходить слишком далеко по пути растяжки оборонительных
фронтов. То же самое следует сказать и про фронты для наступления, которые небезопасно растягивать
до бесконечности даже при фронтальных атаках, рассчитанных на сковывание неприятельских сил,
которые стремятся обойти в другом месте.
3. Влияние механизации на принятие решения
Основные принципы, на которые должно опираться стратегическое (оперативное) решение, в будущем
останутся теми же, которыми руководствовались и раньше. Вот основные элементы и принципы
принятия оперативного решения:
— единство действия, следствием которого является объединение сил, т. е. их способность целиком
содействовать выполнению одной и той же задачи в условиях времени и пространства, которые следует
определять [186] в зависимости от обстановки; другим следствием единства действия является
совпадение усилий по времени;
— экономия сил;
— стремление к внезапности, используя скрытность и быстроту;
— соответствие цели средствам.
Но, кроме этих принципов, глубокое влияние на оценку своих и неприятельских возможностей (что
является основным элементом в принятии решения) окажет в будущем применение механизированных
соединений и увеличение маневренности войск вследствие более широкой моторизации крупных
соединений. Особенно большое влияние на решение окажут необыкновенная тактическая и
стратегическая (оперативная) подвижность механизированных соединений, их значительный радиус
действия, внезапность их вступления в действие и их мощь. Недооценивать всего значения этих
факторов в принятии решения невозможно.
Большое влияние на решение окажет также знание боевого порядка противника, его сообщений и
устройства его тыла, знание основных данных местности, дорожной сети, препятствий в виде водных
преград и т. п.
То огромное влияние, которое оказывает на решение оценка возможностей той и другой стороны,
подчеркивает всю важность разведки.
Дело это не новое. Если вспомнить план № XVII{151}, то станет ясно, что он был бы совсем другим,
если бы мы больше знали о составе и боевой ценности крупных резервных соединений наших
противников и если бы мы умели лучше истолковывать разведывательные данные, которые у нас
имелись. В свете того, что нам было известно об умонастроении германцев, мы должны были понимать,
что германцы, допуская в принципе возможным нарушение нейтралитета Бельгии, неизбежно должны
были полностью использовать бельгийскую территорию для крупной обходной операции.
Но если разведка всегда играла решающую роль в процессе принятия решения, как основной элемент
последнего, то в будущем новым обстоятельством будет повелительная необходимость быстрой
передачи разведывательных данных, что является следствием подвижности и быстроты
механизированных и моторизованных соединений. Здесь опять-таки мотор дает решение проблемы:
легкая механизированная дивизия и частично моторизованные кавалерийские дивизии дадут
возможность добывать сведения на больших [187] расстояниях, а затем быстро и своевременно их
доставлять командованию, особенно же в связи с воздушными разведывательными органами.
4. О стратегическом (оперативном) обеспечении в связи с прогрессом
вооружения и с развитием воздушной мощи и механизации
Стратегическое (оперативное) обеспечение можно определить как совокупность мероприятий,
обеспечивающих, несмотря на действия противника, выполнение того, что решено сделать. Другими
словами, стратегическое (оперативное) обеспечение, когда принято решение о маневре, состоит в том,
чтобы развивать этот маневр, начиная с сосредоточения сил, вплоть до сражения и использования его
результатов в соответствии с генеральной линией, установленной планом и проводимой, несмотря ни на
какие действия противника.
Стратегическое (оперативное) обеспечение, так же как и тактическое, покоится на:
— разведке;
— прикрытии или охранении в тесном смысле слова;
— расчленении и расположении сил (боевом порядке).
Но следует заметить, что в стратегии еще более, чем в тактике, обеспечение (или свобода действий
командира) в основном зиждется на способности вступать в сражение в условиях желательной
обстановки; поэтому особые мероприятия для обеспечения боевого охранения или прикрытия
необходимы только в той мере, в какой силы не находятся в благоприятных для действий условиях.
Таким образом, прикрытие необходимо до и во время сосредоточения сил, подготовляющихся к маневру.
Но, как только силы соединились, расчленились, развернулись в соответствии с задуманным маневром и
начали этот маневр, так сейчас же стратегическое (оперативное) обеспечение всецело переходит на
боевой порядок. Представляет большой интерес определить, какое влияние прогресс вооружения (а
именно увеличение мощности и дальности огня, развитие мощи авиации, развитие моторизации и в
особенности механизации) окажет на каждый составной элемент обеспечения, а именно на
стратегическую разведку, на прикрытие, на боевой порядок.
Стратегическая разведка. Воздушные силы стратегической разведки и силы наземно-стратегической
разведки имеют одну и ту же цель, но располагают различными [188] средствами и возможностями. Они,
естественно, должны работать по общему плану разведки, который точно определяет, что должны делать
одни и что другие, с целью так согласовать усилия, чтобы получить дополняющие друг друга
результаты. Это — задача руководства со стороны высшего командования.
Воздушные средства способны разведывать районы, где наблюдается большая плотность расположения
неприятельских сил и районов или где, наоборот, неприятельских сил мало или их нет совсем. Крупные
же соединения наземной стратегической разведки (частично моторизованные кавалерийские дивизии
или легкая механизированная дивизия) способны своей разведкой определять лишь видимые внешние
очертания, но зато они имеют части, благодаря бою которых можно добыть положительные и точные
разведывательные данные о противнике. Общие разведывательные данные, собранные авиацией,
естественно, должны давать необходимые указания для того, чтобы применять боевые силы наземной
стратегической разведки сознательно и в нужном месте, т. е. не растрачивая их понапрасну во времени и
пространстве.
Отсюда видно, что чем более мощны и более приспособлены к своей задаче воздушные силы
стратегической разведки, тем более действительны и менее дороги согласованные усилия наземных сил
стратегической разведки.
Следует подчеркнуть к тому же, что стратегическая (оперативная) подвижность, т. е. величина и
скорость перемещения, дает возможность и противнику, систематически используя механизированные
силы, железнодорожный транспорт и транспорт автомобильный, в очень короткие сроки производить
важные изменения на своей стратегической шахматной доске. Отсюда вытекает необходимость того,
чтобы воздушные разведывательные соединения имели достаточную численность и были бы
качественно на такой высоте, чтобы непрерывно вести разведку, а наземные силы стратегической
разведки способны были бы своевременно действовать в пунктах, указанных воздушной разведкой.
Отсюда же вытекает обязанность командования не давать легким соединениям неопределенных во
времени и пространстве разведывательных задач. Задачи им нужно давать, имея постоянно в виду
целеустремленное, вполне сознательное их использование.
Легкие дивизии при выполнении стратегической разведки, благодаря развитию и количественному
увеличению мощи и дальности своих огневых средств, в особенности [189] же благодаря все более
широкому использованию вездеходных боевых машин, все более и более развивают свои возможности
производить эти разведки с применением силы, т. е. боем. Их подвижность облегчает достижение
внезапности, а их способность к бою позволяет им добиваться необходимых результатов в короткие
сроки.
Прикрытие. Как сказано выше, под прикрытием вообще понимают меры, предпринятые для обеспечения
сбора сил, подготовляющихся к выполнению стратегического маневра.
Это прикрытие будет принимать различные формы и будет более или менее плотным в зависимости от
обстановки у главных сил.
Увеличение мощи огневых средств обеспечивает возможность удерживать за собой широкие фронты,
соблюдая экономию в силах. Тем не менее командир прикрытия не должен рассредоточивать, распылять
свои силы в желании быть сильным повсюду. Он не должен растягивать свои фронты более того, чем это
указано выше. Он всегда должен сохранять в своих руках очень подвижные резервы, с помощью
которых он или будет усиливать угрожаемые участки оборонительных фронтов, или же при помощи
отступательных боев будет сдерживать противника, причем огонь на большие расстояния и
целесообразные своевременные отступления будут играть решающую роль. Иначе говоря, войска
прикрытия должны состоять, главным образом, из частей с очень большой подвижностью: из легких
дивизий, из крупных механизированных частей и соединений, из вездеходной моторизованной
артиллерии.
Между прочим, сдерживающая, замедляющая мощь линейной авиации найдет себе особенно
благотворное применение в операциях подобного рода.
Наконец, механизация и моторизация, преимуществами которых, очевидно, воспользуется и противник,
заставят командование войсками прикрытия методически и систематически использовать неровности
почвы, как-то: пересеченную местность, водные преграды, непроходимые или трудно проходимые для
механизированных соединений. Иначе говоря, механизация потребует еще более глубокого изучения
местности и умения ее использовать, особенно же в операциях по прикрытию.
Боевой порядок главных сил. С точки зрения стратегического (оперативного) обеспечения боевой
порядок должен сохранять свободу действия командира. Для этого он должен: [190]
— подготовить внезапность (сначала благодаря скрытности, а затем быстроте действия), иначе
противник предпримет контрмеры, что стеснит свободу действий;
— подготовить и обеспечить в определенных командиром условиях времени и пространства
согласованный ввод в действие всех сил, участвующих в сражении;
— иметь гибкое расчленение, гарантирующее командиру возможность приспособлять формы
использования своего маневра к тому изменению обстановки, которое получается вследствие действий
противника, выдерживая при этом генеральную линию, установленную планом маневра.
Не выходя из рамок настоящего труда, нельзя развить вышеперечисленные пункты. Здесь следует лишь
заметить, что в будущем, благодаря прогрессу вооружения и массовому использованию мотора и
вездеходных боевых машин, облегчается удовлетворение вышеперечисленных требований.
Стратегическая (оперативная) подвижность механизированных соединений вместе с перевозками на
автомобилях и по железным дорогам позволяет маневренные резервы располагать до последнего
момента в центральном пункте, что способствует сохранению скрытности маневра. Скорость же
перемещения резервов позволит выполнить и другое условие — осуществление внезапности.
Возрастание мощи и дальности огня легких дивизий, гибкость и быстрота их перемещений дадут им
возможность организовать весьма действительные завесы и создавать непроницаемые зоны, обеспечивая
таким образом скрытность подготовляющегося или уже выполняемого маневра.
Между крупными соединениями первого эшелона — армиями и армейскими корпусами — можно будет
поддерживать интервалы, так как механизированные или моторизованные части дадут возможность в
случае необходимости своевременно закрыть эти интервалы. Возможность же иметь интервалы между
крупными оперативными соединениями первого эшелона будет сильно способствовать гибкости боевого
порядка.
Благодаря мощности огня могут быть заблаговременно устроены в известных интервалах, с помощью
ограниченных по количеству средств, завесы, способные обмануть противника относительно обстановки.
В этом случае увеличение мощности огня будет способствовать стратегическому (оперативному)
обеспечению. [191]
Что касается единства действия (которое состоит в согласованном взаимодействии всех сил для
достижения одной и той же цели в желательных условиях времени и пространства), то ясно, что скорость
перемещения и ввода в действие механизированных или моторизованных соединений в виде
маневренных резервов в значительной степени облегчает его достижение.
По отношению к воздушным силам едва ли нужно напоминать, что истребительные соединения должны
обеспечивать оперативную внезапность, борясь с неприятельской авиацией, так как воздушная разведка
противника является самым опасным врагом сохранения секретности операции.
Между прочим, можно требовать от линейной авиации, чтобы она господствовала в интервалах, в
которые противник будет пытаться проникнуть. Таким образом, воздушный флот будет содействовать
возможности иметь интервалы в боевом порядке, без которых у всякого соединения не будет
достаточной гибкости{152}.
Моторизация снабженческих органов, менее тесно привязывая войска к железным дорогам, будет
способствовать свободе маневра армий, а тем самым усиливать стратегическое (оперативное)
обеспечение.
5. Непрерывность и прерывчатость стратегического (оперативного) фронта
Как мы видели, стратегическое (оперативное) обеспечение при движениях, подготовляющих сражение,
не мыслится без гибкости боевого порядка, при котором интервалы между крупными соединениями
необходимы. Следовательно, нельзя принимать за правило непрерывность оперативных (стратегических)
фронтов.
Само собой понятно, что благодаря интервалам получается прерывчатость фронта, которая, однако, не
должна позволять противнику использовать их для расстройства всего боевого порядка.
Чтобы этого не случилось, в руках командования имеются следующие средства:
— маневренные резервы с большой стратегической (оперативной) подвижностью, позволяющие
своевременно закрывать угрожаемые интервалы;
— в других случаях мощность огня, которая позволит устраивать действительную завесу, вводящую
противника в заблуждение, что даст возможность выиграть время, необходимое для организации
сопротивления; [192]
— наконец, линейные воздушные силы, могущие господствовать в угрожаемых интервалах или, во
всяком случае, сдерживать противника до вмешательства наземных резервов.
Надо к этому добавить, что интервалы должны сообщать гибкость крупным соединениям первого
эшелона, но они не должны быть настолько велики, чтобы исключалась возможность взаимодействия
между соседними крупными соединениями. Прогресс в вооружении, развитие воздушных сил и
моторизованных и механизированных соединений позволяют поддерживать эту прерывчатость фронта,
без которой стратегический (оперативный) маневр не будет достаточно гибким.
Кстати надо заметить, что прерывчатость фронтов, понимаемая так, как об этом сказано выше, ни в
каком случае не противоречит необходимости соблюдать единство действий. Непрерывность же фронтов
можно допустить лишь на театре столь малом по отношению к действующим на нем силам, что они
полностью его заполняют. Примером может служить французский фронт 1914—1918 гг. Но этот пример,
по всей вероятности, не повторится, — по крайней мере в первые фазы будущего вооруженного
столкновения.
6. О коммуникационных линиях
Излишне подчеркивать всю жизненную важность коммуникационных линий. В будущем важность
коммуникационных линий еще более возрастет, вследствие тех огромных потребностей, которые создает
машина в отношении ее питания, ремонта, пополнения. Между тем, со временем коммуникационные
линии будут несравненно более подвержены ударам, чем это когда-либо было в прошлом.
В будущем, как это совершенно очевидно, крупные механизированные соединения будут использоваться
для нанесения ударов по коммуникационным линиям противника с целью парализования его боевых сил.
Но воздушные силы создадут еще другую опасность, о которой гораздо менее думают. Однако было бы
неблагоразумно недооценивать эту опасность. Воздушные силы в будущем наверняка сумеют внезапно
высаживать на землю, в тылу неприятельского расположения, отряды и затем обеспечивать их
снабжением и всем необходимым для их действий. Эти десантные отряды создадут большую опасность
для коммуникации, для тыловых учреждений и для крупных штабов. Во всяком случае они способны
настолько нарушить работу [193] этих учреждений, что создадут крайне тяжелое положение, в
особенности при применении их в критические моменты. Оборона этих учреждений не должна
импровизироваться. Она должна быть организована заблаговременно, или ее не будет вовсе.
В случаях нападения как механизированных сил, так и воздушных десантных отрядов нельзя
ограничиваться только пассивной обороной. Конечно, придумают способы обороны линии сообщения и
тыловых учреждений, используя естественные препятствия на местности, а в особенности водные
преграды. По мере возможности будут создавать также новые препятствия, но особенно необходимы
части, обладающие большой подвижностью и способные померяться оружием в равных условиях с
силами наступающего. Попыткам охватывающего маневра до достижения коммуникационных линий
нужно противопоставить контр-действия резервов, состоящих также из механизированных соединений.
Еще раз подтверждается положение, что крупные соединения подобного рода так же необходимы для
обороны, как и для наступления.
Что касается обороны от воздушно-десантных отрядов, то ясно, что им могут противопоставлять себя
лишь моторизованные отряды, находящиеся постоянно в положении тревоги и расположенные в
тыловой зоне таким образом, чтобы можно было в очень короткий срок произвести сосредоточение
средств в любом пункте зоны, который может подвергнуться нападению.
7. О пользе укрепленных районов и об иллюзиях на их счет
Создание укрепленных районов полностью оправдывается значением, которое имеет государственная
территория с точки зрения моральной, экономической, промышленной, этнической и военной. Без
укрепленных районов в случае упреждающего наступления пришлось бы эвакуировать более или менее
значительную часть национальной территории, а зону сосредоточения отнести далеко от границы. Но
воображать, как это делают даже в кругах, которые должны бы быть лучше осведомлены или, как это
можно читать в статьях, принадлежащих более или менее авторитетным авторам, что, якобы, эти
укрепления способны обеспечить полную безопасность государственной территории — это значит
обманывать самих себя и убаюкивать бдительность страны. Об этом мы уже говорили раньше и еще раз
повторяем, что как бы ни были прочны укрепления, [194] стоит лишь противнику не пожалеть людей и
материальной части для атаки, они будут прорваны. Но говорят, «ведь Верден же не был захвачен?». Да,
это верно, но была захвачена его главная линия обороны. И если Верден держался, то только потому, что
его оборона имела глубину, и потому, что он мог для обороны использовать многочисленные
обстрелянные войска, обладавшие боевым опытом и постоянно возобновляемые.
А разве наши укрепленные районы имеют глубину? Разве у них имеются достаточные по численности
гарнизоны с надежными поддержками? Разве у них имеются защитники с боевым опытом?
К этому надо еще добавить, что нападающий сосредоточит свои средства к выбранной для удара точке,
что у него, возможно, будут боевые весьма усовершенствованные машины для атаки, может быть и
такие, которые еще неизвестны. Надо учесть к тому же, что он заблаговременно в совершенстве будет
знать организацию и расположение обороны. Все это в высшей степени облегчит его работу по
разрушению или нейтрализации, тем более, что он применит войска с очень хорошей военной
подготовкой. Надо помнить при этом, что неразумно рассчитывать на всемогущество заградительного
огня автоматического оружия, когда вся местность будет изрыта подготовительным огнем артиллерии,
что в сильной степени уменьшит боевую ценность этого оружия с настильной траекторией.
Из всего сказанного выше совершенно ясно, что можно рассчитывать на укрепленные районы, как на
средство для выигрыша времени, но было бы безрассудно считать их неприступными, неодолимыми.
Но, кроме того, между укрепленными районами имеются промежутки, для защиты которых в начале
войны могут быть выделены лишь очень незначительные силы. Такие силы не могут создать
действительного препятствия на пути вторжения неприятельских сил, сосредоточивших свои удары на
небольшом числе пунктов. Только гибкая, активная, маневренная система прикрытия способна дать
решение задачи, которая в основном в этот начальный период операции будет состоять в том, чтобы
выиграть время, необходимое для приведения в боевую готовность и для сосредоточения своих
вооруженных сил.
Никаким образом нельзя допускать мысли, что благодаря укрепленным районам можно было бы на
границах установить непоколебимый оборонительный фронт, защищающий государственную
территорию от всякого нападения. Но [195] зато благодаря укрепленным районам, благодаря тем
опорным пунктам, каковыми они являются, благодаря обеспечению флангов, которое они дают, наконец,
благодаря экономии в численности войск, необходимых для их удержания, рекомендуемая в этом труде
действительная система прикрытия возможна.
Итак, укрепленные районы далеко не бесполезны. Операции в начале конфликта развернутся не только
на пространстве государственной территории. Единственное средство избавить население прифронтовых
районов от испытаний подобного рода состоит в том, чтобы решительно перенести прикрытие на
неприятельскую территорию. Как раз укрепленные районы прекрасно обеспечивают выполнение такого
плана, потому что они дают отправную базу и пункты опоры маневров. Маневр этот будет нацелен на
зоны, представляющие особый интерес с точки зрения экономической, промышленной или чисто
военной. Маневр будет состоять из небольших операций, объекты которых будут строго ограничены.
Для этого не потребуется войск более того, сколько необходимо выделять для обороны интервала. Но
эти операции потребуют плана и точной, весьма детальной и хорошо изученной подготовки, а также
весьма активного, энергичного командования. Такие операции создадут неоценимые преимущества, дав
возможность захватить известные пункты, имеющие значение для продолжения операций, защитить
государственную территорию, проявить свою волю и показать, что у страны нет намерения отказаться
заблаговременно от инициативы действий.
Такой отказ был бы чреват неприятными последствиями, особенно в моральном отношении.
По поводу этих небольших операций нужно сделать следующие замечания. Они станут возможными
сразу же благодаря существованию укрепленных районов, которые, как уже сказано, обеспечат
отправную базу и точки опоры, а также благодаря существованию крупных механизированных
соединений и линейных, частично моторизованных дивизий, немоторизованные части которых будут
перевозиться средствами автотранспорта.
К несчастью, такой способ прикрытия предполагает упреждение во времени начальных операций. А это
условие едва ли будет соблюдено, раз дело идет о такой миролюбивой стране, как Франция.
Как бы то ни было, укрепленные районы сыграют в высшей степени важную роль. [196]
Позже, когда главные силы выйдут на передовую линию, укрепленные районы станут базами
наступательных операций и точками опоры для фланговых контр-наступательных маневров.
Итак, пользу их отрицать нельзя. Но что следует исключить, так это иллюзорные представления,
согласно которым укрепленные районы — это, якобы, несокрушимый костяк чисто оборонительной
системы. Пассивное положение даже при опоре на укрепленные районы может привести лишь к
поражению. Только наступление способно обеспечить положительные результаты путем достижения
победы. К этому надо добавить, что имеется только один способ защитить государственную территорию:
это — произвести наступление на территорию неприятеля...
Глава IV. Краткие замечания по вопросам тактики
1. О тактическом обеспечении
Так же как и в стратегическом (оперативном) обеспечении, элементами тактического обеспечения
(охранения) являются разведка, отряды охранения или обеспечения, боевой порядок (или расположение
войск).
Надо заметить, что здесь выражение «обеспечение» должно применяться в двух различных пониманиях.
С одной стороны, это обеспечение сил от всякой возможности наступления для них внезапности, — в
виде ли внезапных атак, или же в виде внезапного огня. С другой стороны, это — свобода действий
командования, которая должна сохраняться полностью, каковы бы ни были мероприятия и действия
противника.
Важность разведки очевидна. Разведка требуется от авиации и от разведывательных наземных сил.
Данные, добытые воздушной разведкой и собранные войсковыми частями, будучи по природе
различными, дополняют друг друга.
Отряды обеспечения (охранения), которые по существу вызывают распыление сил, должны тщательно
определяться с точки зрения их размеров в зависимости от того времени и пространства, которые
необходимы главным силам для перехода в боевой порядок. Силы, которые готовы немедленно к бою, а
также те, которые по плану маневра, как предназначенные для парирования намерений противника, [197]
не нуждаются ни в каких отрядах обеспечения (охранения). Основной элемент обеспечения для главных
сил состоит в том, что они способны сражаться, а это в конечном счете сводится к их боевому порядку.
Чем более боевой порядок обеспечивает способность войск к сражению, — другими словами, чем
меньше нужно времени и пространства для того, чтобы начать действия, тем больше может быть
сокращена численность войск, выделяемых для обеспечения (охранения).
Здесь необходимо рассмотреть некоторые новые факты, влияющие на тактическое обеспечение, в
котором главную роль играют авиация, мощность и дальность действия огневых средств, а в
особенности появление механизированных сил.
Вследствие развития авиации и интенсивности действия воздушных атак на наземные войска, а с другой
стороны, вследствие возрастания мощности и дальности огня артиллерии, обеспеченность войск и
свобода действий командования будут постоянно находиться под угрозой — даже тогда, когда данное
соединение будет еще очень далеко от наземных войск противника.
С авиацией следует бороться путем захвата господства в воздухе. Но действительность этих воздушных
действий даже при лучших условиях может быть весьма неполной и непрочной. Необходимы пассивные
меры обороны, которые, кстати, одновременно отвечают также и требованиям борьбы с огнем
артиллерии большой дальности, а именно — частое использование перебросок и притом ночью, что
вызывает, однако, сильное утомление войск. Возможно меньшее использование больших дорог и особо
хорошо видных путей; тщательные меры маскировки во время движения и на стоянке; максимальное
рассредоточение, как во время марша, так и при расположении на месте, насколько это соответствует
тактической обстановке.
Гораздо большее влияние оказывает появление механизированных вездеходных сил. Обеспечение войск
при расположении на месте и на марше даже на большом расстоянии от противника (в нескольких
переходах) потребует также принятия надлежащих мер по обеспечению коммуникаций тыловых служб и
штабов. Такими мероприятиями будут: воздушное наблюдение, создание специальных войск охранения,
заграждения на дорогах, использование местных препятствий в виде водных преград и болотистых зон.
Что касается марша для боевого сближения, то нужно ежеминутно ожидать там, где местность не создает
непреодолимого [198] препятствия для движения машины, неожиданных атак механизированных частей
или же частей, перевозимых на автомобилях. Расстояние в сотню километров и даже более не явится
препятствием для выполнения предприятий подобного рода в течение одного и того же дня. Скорость
механизированных сил будет так велика, что их действия начнутся тотчас же, как только будет замечено
их движение. К какому же заключению необходимо притти по этому поводу? Эти заключения таковы:
— при марше для участия в сражении войска должны принимать меры охранения гораздо раньше, чем
это было необходимо прежде;
— командование всех степеней должно иметь в своем распоряжении средства связи и информации,
обладающие большей скоростью по сравнению со скоростью перемещения моторизованных и
механизированных сил противника, — иначе разведывательные данные придут слишком поздно. Это
указывает на важность разведывательной авиации. Но одной авиации недостаточно: необходимо, чтобы
все тактические группировки первого эшелона и в особенности те, которое находятся на флангах или в
интервалах между крупными соединениями, располагали разведывательными наземными органами,
составленными из весьма подвижных, весьма быстрых и весьма гибких боевых машин, в виде
разведывательных вездеходных, полубронированных машин, имеющих хороший обзор и большой
радиус действия.
Эти органы разведки должны иметь надлежащие средства связи: радио, мотоциклеты и быстроходные
легковые автомобили.
Отряды охранения — авангарды, боковые отряды охранения, арьергарды, — которым поручается задача
прикрытия главных сил, будут выполнять эту задачу благодаря, с одной стороны, расстоянию, которое
отделяет их от главных сил, а с другой стороны, благодаря их способности к бою. Нельзя рассчитывать
на большое увеличение дистанций между ними и главными силами в соответствии с быстротой переезда
и внезапностью появления механизированных сил. Следовательно, способность отрядов охранения к
бою должна быть усилена, в чем и состоит решение задачи. Они должны быть способны вести бой с
механизированными и моторизованными силами. Следовательно, каждый отряд охранения должен
состоять из тактической группировки в составе не только пехоты, но и моторизованных частей,
артиллерии и боевых механизированных частей. [199]
Они сами должны иметь разведывательные средства и надежные и быстроходные средства связи, в том
числе легковые автомобили, мотоциклеты и мотоциклеты с коляской.
Отряд охранения при выполнении своей задачи должен искусно использовать местность, естественные
препятствия и в особенности водные преграды. Эти отряды должны продвигаться скачками,
определяемыми особенностями местности, позволяющими задержать продвижение бронированных
машин противника.
Боевой порядок главных сил, в свою очередь, должен быть чрезвычайно гибок, расчленен на тактические
группировки, снабженные всем, что необходимо для ведения полного боя, т. е. не обязанные ждать
вмешательства высшего соединения, которое неизбежно запоздает, учитывая скорость
механизированных соединений. Эти соображения заставляют произвести глубокие изменения в составе
крупных тактических соединений.
2. Замечания о наступательном сражении
Часто можно слышать доводы за сражение, получившее название «сражения на измор». Опыт показал,
что, кто хочет истощить противника, тот сам истощается и притом еще скорее, чем противник. Еще не
забыто знаменитое «я их прогрызаю», — неудачное выражение, которое в глазах участников войны
ничего не прибавляет к славе ген. Жоффра.
Совсем другое понятие о сковывающем сражении, имеющем целью связать максимум неприятельских
сил на данном фронте или в ожидании развязки, или же для облегчения подготовляющейся или уже
начатой операции на другом фронте, или, наконец, для выигрыша времени и для обмана противника,
провоцируя его на принятие ненужных мер.
В такого рода действиях основное правило состоит в экономии личного состава, в максимальном
действии огня, в большом использовании инженерных работ, в широком использовании помощи
воздушныхсил.
Кроме этого сдерживающего, сковывающего сражения, всякое наступательное сражение является
решающим по своим целям и по своим формам, т. е. оно должно стремиться к достижению цели маневра,
определенного планом, стремиться подавить волю противника, расстроить его и в возможно большей
мере уничтожить его силы. [200]
Возникает вопрос о продолжительности современного сражения. В прошлой войне сражения
продолжались в течение недель и месяцев. Это были сражения позиционной войны, но были также и
сражения, где исход наступал через несколько дней и даже через несколько часов (таково сражение на
границах, сражения на Марне и большое число сражений на русском и балканском фронтах). Каковы же
будут сражения со временем? Было бы слишком смело давать на этот вопрос категорический ответ.
Все, что можно сказать по этому поводу, — это то, что укрепленные фронты или хорошо
организованные фронты обороны с примкнутыми флангами могут вызывать еще длительные сражения.
Вне этого случая, — т. е. всякий раз, когда имеется налицо несоответствие между протяжением по
фронту театра действий и общей численностью действующих на нем сил, становится возможным маневр,
причем разведка сражения может произойти в гораздо более короткое время, — даже если отвлечься от
нового фактора в виде крупных механизированных соединений. Если же учесть участие
механизированных соединений, то оно несомненно наложит на различные фазы сражения характер
быстроты, могущей создавать трагические неожиданности. Значит ли это, что стало менее важным
предвидеть и подготовлять мероприятия по обеспечению войск материальной частью, личным составом,
всевозможными предметами снабжения?
Ни в какой мере: если и допустимо предположение, что мощные удары будут развиваться с большой
скоростью, то это еще не значит, что невозможна значительная длительность операций во всей их
совокупности. Может быть, снова вслед за ударами будут наступать периоды затишья. Борьба, от
которой будет зависеть самое существование воюющих государств, никогда не прекратится до тех пор,
пока не будут исчерпаны все ресурсы и пока не исчезнет всякая надежда на победу.
С самого начала враждебных действий будут предприниматься крупные воздушные операции против
неприятельской территории в сочетании с внезапными операциями на земле крупных механизированных
частей с целью сломить моральное сопротивление враждебного государства. Гипотеза о короткой войне,
оканчиваемой в течение нескольких, может быть, дней, не должна быть отвергнута, но эта гипотеза
предполагает, что наступающий вооружен превосходно, имеет твердую волю, его войска и население
находятся в блестящем моральном состоянии и действуют против [201] страны, которая не вступила
решительно на новые пути, открытые быстрой эволюцией военной техники, которая не принесла
необходимых жертв и с мирного времени не воспитала население к перенесению воздушных и наземных
наступлений подобного рода.
3. О знаменитом изречении: «артиллерия завоевывает, пехота занимает»
Известии, что эти знаменитое изречение было произнесено в 1915 г. Известно также, что при
реорганизации армии после войны, в согласии с этим изречением, артиллерия получила
непропорционально большое развитие, вызвав шее нарушение естественного равновесия целого в ущерб
пехоте, что сильно понизило наступательные и маневренные способности французской армии.
Даже с точки зрения грамматической трудно согласиться с этим изречением. Слово «завоевать» имеет
совершенно точное значение: «приобрести, вступить во владение силой оружия». Какая бессмыслица
приписывать способность к завоеванию такому роду войск, который далеко не в состоянии овладевать
чем-нибудь, потому что он способен только разрушать и притом разрушать с расстояния, что, впрочем, и
удается ему весьма несовершенно?
Но грамматическая точка зрения не так важна, — гораздо серьезнее сама концепция. Надо удивляться,
как после такого разнообразного кровавого опыта великой войны можно еще поддерживать мысль, что
артиллерия выполняет решающую роль в завоевании местности, тогда как, наоборот, все без исключения
говорит об обратном? На самом же деле разрушающие или нейтрализующие действия артиллерии были
необходимы и были действительны только в начале атак, предпринимавшихся против укрепленных,
хорошо изученных позиций противника. Но когда проходил этот первый акт, то бой неизменно и
неизбежно превращался в целый ряд многочисленных местных боев, где пехота весьма часто должна
была обходиться собственными средствами и где в очень редких случаях она могла действительным
образом, т. е. во-время и в нужном месте, воспользоваться неоцененной помощью артиллерии.
Отказываться признавать эту истину, подтвержденную опытом, это значит доказывать свое плохое
знание действительного положения вещей на поле сражения. Правда, это знание может быть только у
людей, которые сами близко наблюдали бой пехоты. [202]
Значит ли это, что при завоевании территории, которое выпадает на долю пехоты, она может обойтись
без пушки? Никто из участников войны не станет поддерживать этой мысли.
Но какое значение для сражающегося в передовой линии может иметь целый поток снарядов, которые
падают ни там, где нужно, ни тогда, когда нужно. Нужно же, чтобы эти снаряды, может быть в меньшем
числе, падали своевременно, в нужном месте и в течение нужного периода времени.
Может быть, все дело в связи между бойцами передовой линии и артиллерией, всегда находящейся в
отдалении в тылу? Разрешима ли эта проблема?
Как уже указывалось в этом труде, существует одно действительно верное решение. О нем более
подробно будет сказано в третьей части настоящего труда.
4. Об оборонительном маневре
Раньше было изложено, как и почему представляется маловероятным, что в ближайшей войне снова
возникнут оборонительные фронты такого характера, какой нам известен из войны 1914—1918 гг. на
Западном фронте. Это были фронты позиционные, не позволявшие маневра, казавшиеся
непоколебимыми, не имевшими ни интервалов, ни каких-либо слабых пунктов, благодаря
использованию резервов создавалась как бы уверенность в постоянной возможности восстановить
непрерывность фронта прежде, чем наступающий успеет использовать начальный успех. По этому
вопросу необходимо сделать несколько замечаний.
Прежде всего надо отметить, что войска, на которые будет возлагаться оборонительная задача, окажутся
в состоянии удерживать фронт приемами позиционной обороны только в том случае, если размеры
фронта не будут непропорционально велики с точки зрения численности войск и их вооружения.
Чтобы сделать наши соображения более конкретными, возьмем такой случай, когда дивизия (подобное
же рассуждение пригодно и для армейского корпуса и для армии) получила задачу оборонять в течение
более или менее продолжительного времени фронт протяжением не более 6 — 7 км. Она выполнит эту
задачу при условии, что оба ее фланга будут примкнуты к непроходимым препятствиям Иначе она
явится жертвой охватывающего маневра. [203]
Если же, напротив, ширина порученного ей фронта обороны будет значительно превосходить ее
возможности, — например, взяв крайность, предположим, что этот фронт достигает или даже
превосходит 50 км, — то несомненно она даже и не будет пытаться защищать весь этот фронт, оставаясь
на одном месте. Она ограничится тем, что будет удерживать минимумом своих сил несколько наиболее
важных пунктов, а на остальном пространстве ограничится наблюдением. Зная хорошо, что противник
будет пытаться обойти ее с флангов или пройти в промежутки, она оставит в своем распоряжении
большую часть своих средств, чтобы иметь возможность активно сорвать всякую попытку
проникновения.
Таким образом в первом случае — в случае чистой обороны — большая часть дивизии будет
непосредственно в ней участвовать, опираясь на артиллерийский огонь.
Во втором случае большая часть состава дивизии будет в резерве, ибо в этом случае только движением и
огнем можно сорвать наступательные попытки противника.
Поэтому здравый смысл говорит: чем более ограничены средства, тем менее позволительно
рассредоточивать их заранее. Чем больше размеры обороняемой местности, тем больше возможности
для наступательного маневра и тем больше оборона должна прибегать к подвижности, т. е. использовать
маневр.
Как бы это ни показалось кому-либо парадоксальным, можно сказать, что чем более ограничена
численность сил обороны, тем большая часть этих сил должна быть в резерве, или, иначе говоря, тем
более возрастает роль динамической (подвижной) обороны то отношению к обороне статической
(неподвижной). В крайнем случае статическая оборона, оборона позиционная полностью аннулируется в
пользу обороны динамической, обороны подвижной.
С этой точки зрения особенно следует обратить внимание на крупные механизированные соединения.
В будущем, как только появятся фланги, позволяющие предпринять маневр, в крупных
механизированных соединениях маневр обхода и охвата найдет для себя средство несоизмеримо
большой действительности. Когда окажутся где-либо интервалы, то те же самые соединения благодаря
своей скорости и мощности всегда будут использоваться для маневра, который в этих условиях
становится возможным.
Более того, если даже не будет ни интервалов, ни флангов, то всегда можно будет крупные
механизированные соединения [204] использовать для прорыва оборонительных сооружений в одном
или в нескольких слабых пунктах. Для этого будет использована ударная мощь этих соединений. После
же прорыва, для использования начального успеха, будет применяться их скорость.
Во всех этих случаях оборона рушится, если она не в состоянии ответить на маневр атакующего своим
маневром. Не нужно забывать того, что даже при самых благоприятных условиях, которые имели место
на Западном фронте мировой войны, оборона никогда не была сама по себе надежна, если она
независимо от войск передовой линии, не располагала еще маневренными резервами. Завтра же главным
образом потому, что на сцену появятся механизированные силы, важность этих маневренных резервов
возрастет до такой степени, что на первое место несомненно выйдут маневренные силы динамической
обороны.
Ведь, в самом деле, очевидно, что чем больше риск, что оборона будет прорвана или обойдена, тем
большее значение приобретает контр-атака, к которой неспособна пассивная оборона.
С другой стороны ясно, что если оборона будет прорвана механизированными силами, то для
производства контр атак понадобятся тоже механизированные силы. Таким образом крупные
механизированные соединения обязательно должны входить в состав маневренного резерва обороны.
Таким образом, еще раз обнаруживается истина, что механизированные соединения необходимы как для
обороны, так и для наступления. [205]
Часть третья. Природа и структура крупных войсковых
соединений
Глава I. Чем будет определяться природа и структура сухопутных
вооруженных сил
1. Совершенный боец передовой линии{153}
На маневрах осенью 1934 г. одно из весьма авторитетных лиц высказало мнение, что вся проблема
сражения сводится к вопросу о взаимодействии пехоты с артиллерией. При настоящем положении вещей
это неоспоримо.
Но следует уточнить его и оказать, что нет и не может быть действительного взаимодействия между
пехотой и артиллерией, если боевая работа этих двух родов войск не совмещается сразу и в пространстве
и во времени. Иначе говоря, артиллерия должна класть свои снаряды точно в тот момент и в том месте,
где это нужно пехоте. Однако опыт слишком часто показывал, что это двойное условие —
своевременность и надлежащее место — никогда не удовлетворялось во время боя и что единственное
средство для восстановления от времени до времени действительного взаимодействия обоих родов войск
состояло в том, чтобы на неопределенное время останавливать атаку, чем прежде всего пользуется
противник.
В чем же причина? Причина в том, что пехотинца от артиллериста отделяют несколько тысяч метров и
что в таких условиях переговоры между тем и другим во время боя становятся практически
невозможными.
Следовательно, вопрос в средствах связи. Да, несомненно. Но до сих пор никакое средство связи никогда
не разрешало проблемы, а потому можно сомневаться, что такое средство будет когда-либо найдено.
Имеется одно обстоятельство, которое не все точно себе представляют. Дело в том, что при развитии боя
продвижение пехоты задерживается не какими-либо большими [206] крупными препятствиями,
оправдывающими применение интенсивного артиллерийского огня большой плотности и длительно
подготовляемого. Продвижению пехоты мешают, главным образом, тысячи мелких препятствий, из
которых каждое можно устранить несколькими снарядами, но при условии, что воздействие на них будет
отдельное для каждого и притом без задержки. Но как добиться этого отдельного и в высшей степени
точного во времени воздействия со стороны удаленной артиллерии, которая не отдает себе отчета об
обстановке и действует только по указаниям с поля боя, — по указаниям, часто искаженным вследствие
плохой связи, по указаниям, не соответствующим непрерывно развивающейся обстановке.
Затем, когда снаряды сумели заглушить огонь гнезда сопротивления, чаще всего на короткое время,
необходимо, чтобы пехотинец немедленно же использовал результат нейтрализации. Но как это сделать,
когда громадное расстояние отделяет пушки от пехотинца, который никогда уверенно не знает, в какой
момент он должен бросаться вперед, а когда он не может продвигаться, не подвергаясь опасности
попасть под обстрел в спину своей же артиллерии?
Требовать артиллерийской подготовки от находящейся вдали артиллерии — это значит воспрещать
всякое продвижение.
Если же огня не будет, то это значит обречь себя на неподвижность в течение часов. Наконец, если во
время этого бесконечного ожидания сопротивление само собой исчезнет, — например, благодаря
продвижению соседей, — то рискованно воспользоваться этим обстоятельством.
Но представим себе, что нет более ни пехотинца, ни артиллериста, а имеется «боец передовой линии»,
который сочетает в своем единстве все способы действия: движение, огонь на разрушение или
нейтрализующий удар, или угрозу удара, захват территории. Тогда все трудности или исчезнут вовсе «ли
же сильно смягчатся.
Задача таким образом решается.
Совершенно очевидно, что задача была бы решена еще лучше, если бы к мощи вследствие движения и к
мощи вследствие огня прибавить еще защиту, броню, т. е. прибавить если не неуязвимость, то по
крайней мере весьма значительное уменьшение уязвимости.
Итак, крупное механизированное соединение, состоящее из бронированных боевых машин,
вооруженных пулеметом и пушкой, и пехотные подразделения, перевозимые к месту [207] боя на
бронированных машинах, полностью отвечают определению данного выше понятия «боец передовой
линии».
Такая часть (или соединение) действительно представляет собой боевую часть, обладающую скоростью
и возможностью преодолевать сопротивления, обладающую мощью удара, могущую своим огнем
воздействовать на личный состав и на материальную часть, а в особенности против огневых средств,
предназначенных как раз для нее. Сверх того, такая часть (соединение) одновременно же несет ни себе и
с собой свою собственную защиту — броню.
Такая часть (соединение) имеет, следовательно, все, что необходимо для атаки, чтобы самой и
непосредственно устранять все встретившиеся препятствия, чтобы, наконец, захватить и оборонять
завоеванную территорию с помощью пехоты, которую она перевозит. Только она способна доводить до
конца ближний бой. Кроме того, благодаря своим пушкам, она способна и к действиям с расстояния.
Таким образом, крупная механизированная часть (соединение) лучше всего решает эту основную
проблему боя — сочетание и совпадение движения с огнем, — что позволяет разрушать и
нейтрализовать препятствия движению.
Но, несмотря на такие свойства механизированных частей и соединений, одни они не дают
исчерпывающего решения по многим уже высказанным раньше соображениям. Механизация
сухопутных сил страны может быть только частичной и распространяться лишь на весьма малую часть
этих сил. Искусство командования в более или менее крупном сражении будет состоять в том, чтобы
применить механизированные части и соединения в наиболее важных точках, а именно там, где должна
произойти развязка. Но, кроме того, нужно иметь возможность атаковать и с помощью
немеханизированных соединений, т. е. с помощью пешего бойца. Этот боец будет сопровождаться
танками всякий раз, когда это будет возможно. Но это будет возможно не всегда и не везде. С танками
или без них все же проблема разрушения или нейтрализации местных сопротивлений с помощью пушки
всегда останется в силе.
В данном случае проблема будет решена, если боевая часть передовой линии будет состоять не только из
пеших бойцов, снабженных огневыми средствами настильного и навесного действия против личного
состава, но и из пушек, способных по своему количеству и по своим свойствам разрешать на месте без
посредников и без потери времени разнообразные задачи, которые возникают на каждом шагу и
ежеминутно в виде местных сопротивлений. [208]
Иначе говоря, боевая часть передовой линии должна иметь в своем составе тяжелое оружие — пушки —
и против личного состава в окопах и против материальной части — танков.
Возможно ли это? Можно ли придвигать пушку непосредственно к полю боя? Можно ли обеспечить
тогда ее питание снарядами?
Вездеходная механическая повозка решает эту задачу. Боевая часть передовой линии в этом случае будет
так же, как и механизированная часть, иметь в своем непосредственном распоряжении все, что
необходимо для ведения ближнего боя, артиллерия же останется родом войск, ведущим бой с больших
расстояний. А кроме того, она, конечно, будет участвовать в общей подготовке или в начале
наступления, а также во время самого сражения, если остановка продвижения вновь потребует, чтобы
командование всей совокупностью сил перешло в руки высшего начальника.
2. Органическая децентрализация как следствие механизации
В предыдущей главе «Краткие замечания по вопросам тактики», говоря о тактическом обеспечении, мы
показали, почему и как система обеспечения, начиная с марша и кончая сражением, потребует
организации частей охранения в составе тактических группировок, обеспеченных всем необходимым для
боя, с подобными же частями и для задержки их продвижения путем искусного использования
естественных препятствий, в особенности водных преград.
Механизированные силы могут внезапно и мощно атаковать в любом пункте, особенно же во фланг и с
тыла. Очевидно, необходимо, чтобы местное командование имело в своем распоряжении все средства,
нужные для боя, в самых трудных условиях, не обращаясь ни к каким посредникам за помощью.
Современная организация пехотной дивизии, конечно, не отвечает этим требованиям. У нее нет
гибкости. Ее подразделения слишком громоздки{154}. Она слишком централизована. В руках командира
дивизии находятся мощные огневые средства. Следовательно, командир дивизии будет по большей части
неспособен своевременно реагировать на воздействие даже немехамизированных войск противника. В
случае же применения противником механизированных войск командир дивизии совершенно не может
во-время применить свои средства. [209]
Таким образом совершенно очевидна необходимость децентрализации командования. Необходимо
расчленение дивизии, но совсем не такое, какое наблюдается у современной французской дивизии.
Кроме того, необходимость децентрализации командования вызывается не только атаками
механизированных сил. Сражения прошлой войны, когда в бою участвовали только прежние роды войск,
много раз показали, что бой велся не командиром дивизии, но местными начальниками.
Тем не менее, всегда будет вновь возникать необходимость централизованного командования дивизией,
для чего в руках командира дивизии должны быть необходимые средства.
Из сказанного видно, что дивизия не механизированного типа должна подразделяться на две основные
части:
— несколько тактических группировок, способных вести полный бой своими собственными средствами;
— боевые средства в распоряжении командира дивизии: авиационная часть, пехотный резерв,
дивизионная артиллерия.
Основные — самые общие — черты организации дивизии будут изложены в следующей главе.
3. Во что превратятся под натиском механизации классические роды
войск: пехота, кавалерия, артиллерия
«Великая война провозгласила догму единения родов войск. Новая война увидит
слияние родов войск... Мы считаем, что на полях сражений будущей войны не будет
больше ни пехоты, ни инженерных войск, ни артиллерии, ни кавалерии. Будет лишь
боевая линия, состоящая из своего рода амальгамы технических средств различного
рода, обслуживаемой просто «бойцами» и подразделяемой просто на «полки»{155}. В
тылу будет находиться еще более разнообразная, еще более подвижная и мощная
техника, которая составит общий резерв (резерв главного командования) и будет
применяться командованием для воздействия на те или иные пункты в соответствии с
идеей маневра».
« Это слова ген. Дэбнэй. По его мнению, следствием механизации будет исчезновение различных родов
войск, — все они сольются в один род войск», — говорит он.
Как мы видели выше, это не является лишь смелым предвосхищением еще неясного будущего.
Наоборот, как мы видели, необходимо без всякой задержки создавать целиком [210] механизированные
соединения, состоящие из боевых машин, объединяющих в себе движение, ударную мощь, огневую
мощь и бронирование. С этим мнением ген. Дэбнэй нужно согласиться. Он задает вопрос: «В войне
завтрашнего дня будет ли человек полностью прикрыт броней?» На этот вопрос может быть только
отрицательный ответ, как об этом сказано выше.
Завтра даже целиком механизированные соединения будут нуждаться в помощи пехоты, хотя и
перевозимой на бронированных повозках. Но она оставляет эти бронированные повозки и выполняет
свою задачу без всякой брони. Как мы видели, механизированные соединения будут составлять лишь
некоторую часть вооруженных сил страны, а следовательно, еще останутся пехота, артиллерия и
кавалерия. Спрашивается, какую же эволюцию они претерпят под влиянием механизации.
Пехота. Некоторые думают, что с воцарением техники пехота стала анахронизмом. Но тот, кто
выражает это мнение, конечно, серьезно не думал над вопросом. Завоевать местность — это значит не
только победоносно вторгнуться в нее. Это значит, что нужно очистить ее от противника, вцепиться в
нее и обеспечить владение ею. И если боевая бронированная машина в высшей степени способна к
наступательному вторжению на неприятельскую территорию, то она неспособна оборонять захваченную
местность. Она становится в высшей степени уязвимой, как только у нее отнимается ее главное
оборонительное свойство в виде скорости передвижения. Только пеший человек может зацепиться за
местность, только он может до минимума свести свою уязвимость благодаря тому, что он один только
может зарываться в землю и поэтому он один способен владеть территорией. В данном случае роль
пехоты, главным образом, оборонительная. Но так как механизированные соединения будут составлять
лишь меньшую часть вооруженных сил страны, то на долю пехоты выпадут также и наступательные
задачи. Конечно, нужно иметь пехоту, приспособленную к новым условиям, созданным развитием
техники. Весьма интересно поразмыслить о том, во что должна превратиться пехота. Можно ли
согласиться с ген. Дэбнэй, когда он пишет по этому поводу следующее:
«Со вторжением техники именно пехота первая изменит свой характер... Мы идем к
бронированной пехоте, обслуживающей многочисленные орудия навесного и
настильного огня, противотанковые пушки, зенитные пулеметы, бронированные
самолеты». [211]
Нет никаких сомнений, что пехота должна изменить свои характер, но вовсе не ясно, что она должна
первая подвергнуться превращению. Артиллерия тоже должна подвергнуться глубокому изменению.
Совсем нельзя согласиться с утверждением, что пехота будущего будет вся целиком бронирована. Выше
мы показали, почему это именно так.
Пехота будущего действительно будет обслуживать новые боевые машины, в особенности тяжелые
пушки, благодаря которым она сумеет сама, не рассчитывая более на поддержку издалека, устранять
местные препятствия ее продвижению. Пехота завтрашнего дня будет обслуживать не только зенитные
пулеметы, не только противотанковые пушки, как говорит ген. Дэбнэй, но и пехотную гаубицу.
Несомненно, что это сильно усложнит организацию и задачи пехоты. Правда, что пехота уже и сейчас
является наиболее трудным родом войск с точки зрения управления. Несомненно, что он сделается еще
более трудным. Пехота должна получить соответствующую подготовку. Ее кадры должны быть
поистине отборные.
Говорят, что трудно обеспечить снабжение всех этих боевых машин в передовой линии во время боя. Но
вопрос хорошо решается применением вездеходных автомобилей. Известно, что в июне 1918 г. у леса
Виллер-Коттерэ немцы с успехом доставляли снаряды для своих минометов с помощью обычных
грузовиков, которые они продвигали в непосредственную близость к передовым линиям. Ясно, что
гораздо большего можно достигнуть при применении специальных вездеходных автомобилей.
Говорят, что тяжелые орудия и тяжелые боевые машины при работе в передовой линии будут слишком
уязвимы. С одной стороны, вездеходные тракторы и вездеходные повозки другого рода дают
возможность сильно уменьшать уязвимость. А с другой стороны, можно ли вести войну без риска
потерь?
Пехота все более и более будет сражаться в связи с танками. Последние вместе с своей собственной
артиллерией будут ей пробивать дорогу и устранять часть препятствий на ее пути. А взаимодействие с
танками требует, чтобы пехота была легкая, ловкая, спортивная. Эти качества, кроме того, весьма ценны
и нужны пехоте при всех обстоятельствах, а не только при действиях вместе с танками.
До сих пор это было невозможно сделать. Приходилось соглашаться с тем, чтобы пехотинец нес на себе
все, что ему необходимо для сражения и для жизни{156}. Он нес на себе большое число патронов,
продовольствия и даже обмундирования. [212] Во время боя подача патронов была трудна, а то и совсем
невозможна. Невозможна была подача продовольствия, и если пехотинец оставлял свой багаж в тылу, то
через какое время по окончании боя мог он снова получать свои вещи. Вездеходные автомобили должны
все это изменить. Благодаря им возможно будет питание бойцов в самый разгар боя. Личные вещи и
продовольствие бойцов могут без задержки доставляться по всей передовой линии, даже во время боя.
Благодаря этому личная нагрузка пехотинца может быть сильно уменьшена. Нужно лишь удивляться,
что спустя столько лет после начала моторизации армии пехотинец продолжает сгибаться под тяжестью
своего ранца. Широкое применение моторизации не только облегчит положение пехотинца в бою, но
моторизация освободит его также и от длительных, истощающих маршей.
Артиллерия. Следует ли возлагать на артиллерию задачу по поддержке пехоты, — эту так называемую
задачу непосредственной поддержки», — несмотря на то, что опыт всех сражений мировой войны
показал несовершенства, недействительность такой поддержки, за исключением фазы подготовки и
начала атаки против противника, хорошо разведанного и остановившегося? На этот вопрос мы дали уже
ответ на предыдущих страницах, где показали, что проблема сражения будет решена лишь тогда, когда
«боец передовой линии» соединит в себе все способы действия, в том числе, воспользуется и пушкой,
чтобы на месте ликвидировать местные препятствия. Пушки непосредственной поддержки пехоты
должны сделаться составной частью пехоты. Это пожелание лучше всего выполняется в
механизированных частях, благодаря вездеходной боевой машине, несущей в себе пулеметы и пушки.
Моторизация позволяет давать пехоте пушки и обеспечивать их снабжение снарядами.
Что же тогда останется от артиллерии? Какие задачи она будет выполнять? Она будет выполнять очень
важные задачи: подготовлять начальную или вновь возобновляемую атаку, обрамлять огнем поле
сражения, ослеплять наблюдательные пункты, обстреливать резервы, бороться с воздушными
соединениями, обстреливать бронированные подвижные цели, вести контр-батарейный огонь, — словом,
выполнять все задачи дальнего действия и противовоздушной обороны.
Кавалерия. Кавалерия, несомненно, является родом войск, вызывающим в настоящее время больше всего
споров. [213]
Для одних, вследствие вторжения техники, кавалерия кажется анахронизмом, и они говорят, что час ее
исчезновения наступил. Не кто иной, как ген. Дэбнэй — правда, не для настоящего времени, но для
будущего — предсказывает, что «кавалерия сохранит лошадей только для дивизионных эскадронов».
Для других же, напротив, кавалерия незаменима до тех пор, пока нужно шарить по местности, искать
противника, разведывать его. Они считают, что было бы безумием требовать от механизированных
соединений выполнения тех задач, к которым машина неспособна настолько же, насколько способна
кавалерия.
Что же следует думать по этому поводу?
Прежде всего, повидимому, сторонники уничтожения конницы (а под конницей в данном случае следует
понимать крупные соединения, кавалерийские дивизии) состоят, во-первых, из тех, кто полагает, что
войны будущего будут иметь позиционный характер, вестись на непрерывных фронтах, без флангов; вовторых, из тех, кто стоит за армию, предназначенную исключительно для обороны, и, наконец, втретьих, из тех, кто считает, что армии будущего будут целиком механизированы.
Повидимому, ген. Дэбнэй относится к первой категории, когда он пишет: «После первых столкновений
на свободной местности, если таковая случится, она (кавалерия) будет принуждена...». Здесь
подчеркнутые слова открывают нам совершенно недвусмысленно взгляд ген. Дэбнэй на этот вопрос.
Правда, что в такой войне, какой была война 1914—1918 гг. на Западном фронте, роль конницы для
поверхностного наблюдателя была настолько ничтожна, что самое существование конницы казалось
неоправданным. Но автор думает, что в этом исследовании ему удалось хорошо доказать всю неверность
теории о неизбежной стабилизации фронтов в ближайшей войне. Отсюда ясно, что неверны и следствия
из этой теории, — в том числе и требование уничтожить конницу. Но даже, если допустить на
мгновение, что стабилизация фронтов в будущей войне случится, то можно ли не видеть того, как много
могла сделать кавалерия при известных обстоятельствах во время прошлой позиционной войны? В
особенности, разве можно не оценивать громадного значения конницы в марте 1918 г., если бы германцы
при прорыве британского фронта располагали несколькими кавалерийскими дивизиями?
Теория о чисто оборонительной армии имеет своим есественным следствием признание малой
полезности, если не [214] полной бесполезности конницы. Но раньше мы уже показали, что эта теория не
выдерживает критики.
Наконец, раньше тоже было доказано, что полная механизация сухопутных сил невозможна. Отсюда
невозможно и уничтожение конницы.
Если же для войны завтрашнего дня, — войны подвижной, маневренной, — будут необходимы наряду с
механизированными соединениями также и немеханизированные войска, хотя и сильно омоложенные по
своему составу, но все же по своему существу классические, — то ясно, что для этих
немеханизированных войск, которые будут составлять больший или меньший процент в составе всей
совокупности вооруженных сил, необходимо будет производить разведку, подготовлять сражение и
использовать его результаты. Некоторые думают, что эти задачи могут выполнить легкие дивизии,
дивизии механизированные. Другие же считают, что только кавалерийские дивизии способны находить
противника, обыскивать местность, открывать противника, разведывать его. Как всегда, истина
находится на золотой середине между этими двумя крайностями.
Чтобы разведать опушку леса или околицу деревни, чтобы обыскать местность, промчаться через поля,
скользнуть в леса, перейти через реку, куда-либо пробраться, или где-либо проскользнуть, обойти
препятствие, во мгновение ока сделать полуоборот, подсмотреть, подслушать, — для всего этого
кавалерия незаменима; она гибка, текуча, имеет хороший глазомер, тонкий слух и может проникнуть
почти всюду.
Крупные кавалерийские соединения, модернизированные и усовершенствованные приданием к ним
моторизованных частей и даже танков, должны быть сохранены так долго, пока существуют еще другие
сухопутные немеханизированные силы. А известно, что полная механизация сухопутных армий не
только невозможна, но и нежелательна.
С другой стороны, ясно, что кавалерийская дивизия не в состоянии брать на себя задачи обеспечения
маневренного и ударного средства главного командования в составе механизированных дивизий. Поиск
противника, стратегическая разведка, служба охранения и обеспечения этих сил, способных в один день
покрывать данное расстояние, хотя бы и очень большое, может быть обеспечена лишь соединениями,
которые сами вооружены боевыми машинами, позволяющими им двигаться с бóльшей скоростью, чем
главные силы. [215]
Таким образом, возникает необходимость одной или нескольких легких механизированных дивизий для
маневренного средства главного командования в составе ударных механизированных дивизий.
Но до тех пор пока в составе вооруженных сил государства большая часть их будет немеханизированной,
в таком же положении должны быть и легкие дивизии, которые в большинстве своем должны остаться
конно-автомобильными. Конница так же, как и пехота, не является устаревшим родом войск{157}.
Глава II. Контуры структуры дивизий разного типа
1. Крупные механизированные соединения
Анализ факторов, господствующих в настоящее время при решении проблемы о военной системе,
которая должна быть принята во Франции, показал нам, что наряду с формированиями, создаваемыми
при мобилизации, необходимо иметь высококачественные соединения, способные к маневру и к удару.
Исследование некоторых пунктов доктрины, которой посвящена вторая часть этого труда, выявила, что
этим средством маневра и удара в основном должны быть механизированные силы. Исследование также
показало, что эти механизированные силы одинаково необходимы как для обороны, так и для
наступления. Оно подчеркнуло также глубокое влияние, которое окажет появление на сцене этих
соединений на все стороны военного дела: на стратегию и оперативное искусство, на тактику, разведку,
охранение, наступательный маневр, маневр оборонительный, на ведение и развитие сражения, на
использование результатов сражения. Наконец, это исследование установило, что проблема сражения, а
именно координирование движения и огня, найдет свое решение в «бойце передовой линии»,
снабженном всем, что необходимо для ведения полного боя, т. е. движением, огнем и ударом, и что это
условие лучше всего может быть выполнено в бронированной механизированной части.
Но по различным ранее изложенным мотивам число крупных механизированных соединений должно
быть невелико. Это число трудно с точностью установить. Но во всяком случае можно остановиться на
цифре от 6 до 8 линейных механизированных дивизий. Эти цифры, повидимому, соответствуют
выявленным выше потребностям. [216]
Эти крупные соединения могут передаваться в распоряжение маневренных (ударных) армий,
выполняющих главные задачи, причем дивизии могут группироваться по-парно. Дивизии, не переданные
в распоряжение армий, целиком или частично, должны держаться в резерве главнокомандующего, или
же заблаговременно получать задачи по охвату, по действиям против сообщений и по тылу противника
вообще и т. п. Для этих различных задач можно создавать группы механизированных дивизий в две или
в большее число дивизий. Можно также представить себе объединение их всех вместе в одну единую
группу. Группа такого рода большого состава способна была бы добиваться ужасающих результатов. Но
возможно, что было бы слишком сложно управлять такой группой, что она была бы слишком тяжела.
Это такой вопрос, ответ на который можно дать лишь на основании опыта.
Что касается вопроса о том, должна ли или не должна создаваться наряду с крупными
механизированными соединениями этого типа еще легкая механизированная дивизия, то этот вопрос
является спорным.
Можно поддерживать мнение, что линейная механизированная дивизия, принимая во внимание ее
оперативную и тактическую подвижность, сама справится со всеми задачами по разведке, по
собственному охранению и то обеспечению операции. В защиту этого тезиса приводят то соображение,
что противник в будущем несомненно обеспечит свои передовые части орудиями, специально
приспособленными для борьбы с боевыми повозками, и что если последние не будут снабжены
действительно надежной броней, то они не будут в состоянии выполнить свою задачу. Добавляют, что
именно это и случится с разведывательными машинами, у которых вследствие погони за легкостью и
скоростью, неизбежным явится принесение в жертву некоторой доли брони. Отсюда приходят к
заключению, что танки, из которых будет состоять механизированная линейная дивизия, будут в
состоянии вследствие своей огневой мощи и бронирования проходить там, где легкие машины были бы
уничтожены.
Но зато можно думать, что стратегическая разведка, задачи по поиску противника на больших
расстояниях и на широких фронтах, удары для определения состава сил противника, производимые
быстро и во многих направлениях, требуют скорее подвижности и скорости, чем мощи. Поэтому,
повидимому, линейная механизированная дивизия, по [217] преимуществу состоящая из мощно
бронированных машин, мало пригодна для выполнения этих задач.
Здесь мы по этим соображениям останавливаемся на мнении, что легкая механизированная дивизия, если
и не необходима, то, по крайней мере, весьма полезна при операциях крупного масштаба — охвате,
действиях по неприятельским тылам. Мы полагаем, что подобные операции будут поручаться группам
линейных механизированных дивизий.
Следовательно, в дальнейшем мы будем считать, что на каждые 6—8 линейных механизированных
дивизий будет добавляться одна легкая механизированная дивизия.
Как представлять себе состав и структуру каждой из этих дивизий обоих типов — легкой и линейной?
Этот вопрос с точки зрения технической занимает весьма важное место, но в данном труде он будет
затронут с технической точки зрения лишь в общих чертах. Мы ограничимся только определением
наиболее важных тактико-технических требований.
Легкая механизированная дивизия, предназначенная для операций совместно с группой линейных
механизированных дивизий, должна иметь совершенно другие данные, чем те, которые необходимы
легким дивизиям, призванным к выполнению задач по содействию немеханизированным армиям. Это
означает, что они вовсе не будут похожи на те легкие механизированные дивизии, которые были
предложены автором настоящего исследования в одном из своих предыдущих трудов{*35}. Тот тип
дивизии был задуман для прикрытия автомобильной перевозки крупных немеханизированных
соединений.
Боевые машины, входящие в состав легкой механизированной дивизии, должны обладать как на дорогах,
так и вне дорог, значительно большей скоростью, чем та, которая необходима машинам, входящим в
состав линейной механизированной дивизии. Это условие совершенно естественно вытекает из задачи,
которую выполняет легкая дивизия. Отсюда следует, что по крайней мере один эшелон этого крупного
соединения должен частично принести в жертву скорости свою броню. Следовательно, бронировка этого
эшелона должна быть сравнительно легкой. То же следует сказать и о вооружении. Эшелон, о котором
идет речь, будет «эшелоном поиска и разведки». [218]
Эшелон поиска будет состоять из разведывательных быстроходных машин со сравнительно легкой
броней. Эти боевые машины должны иметь хороший обзор, даже во время хода и должны иметь мотор с
глушителем. Вооружение должно состоять из пулеметов. Некоторое количество пушек будет все же
необходимо для преодоления не очень большого сопротивления противника, для очищения важных
пунктов на местности и т. п. Повидимому, для этого выгодно иметь пушку калибра, примерно, в 50 мм.
При разведке, производимой для механизированных соединений, недостаточно лишь смотреть и
слушать. Часто необходимо проникнуть туда, куда боевая машина не может пройти. Для этого
необходима пехота. Для развитая операций дивизии некоторые местные предметы должны в течение
некоторого времени удерживаться методами обороны, а это также предполагает наличие пехоты в
составе эшелона.
По этим соображениям эшелон поиска должен иметь в своем составе пехоту, перевозимую на
вездеходных бронированных машинах, сопровождающих разведывательные отряды.
Наконец, можно предположить, что легкая механизированная дивизия, действующая в интересах группы
линейных дивизий, должна иметь возможность выполнять свою разведывательную задачу на фронте до
30 км, а иногда более. Для этой же задачи бригады из двух разведывательных полков не будет слишком
много.
Можно предполагать, например, что каждый полк будет состоять из двух или трех батальонов плюс одна
или две роты мотоциклов с коляской — для связи.
Батальон должен будет состоять из 4 рот, в том числе и 3 рот разведывательных машин, каждая в составе
3 взводов по 3 броневика, вооруженных пулеметами, плюс одного взвода из 3 пушечных автомобилей и
одной возимой пехотной роты, в составе 3 взводов по 4 автомобиля. Каждый автомобиль способен
перевозить боевую группу в 6 или 8 человек. Инженерная моторизованная рота с вездеходными
машинами и материальной частью, необходимой для преодоления препятствий, также должна войти в
состав эшелона поиска.
«Боевой эшелон» дивизии должен быть способным вести бой наступательный и по форсированию
неприятельских оборонительных линий, а также удержанию некоторых важных пунктов, т. е. он должен
выполнять задачи, аналогичные задачам линейных дивизий, но требующие большей легкости, [219]
большей подвижности и большей скорости. Поэтому структура этого эшелона может быть аналогичной
боевому эшелону линейной дивизии. Однако, боевые машины, входящие в его состав, должны быть
менее сильно бронированы и быть более быстроходными.
Едва ли нужно напоминать, что в состав легкой дивизии организационно, т. е. в штатном порядке,
должны входить одна разведывательная эскадрилья и зенитные пушки.
Линейная механизированная дивизия. Каков должен быть ее состав? Следует, прежде всего, точно
установить, что именно следует понимать под термином «линейная механизированная дивизия».
В своем предыдущем труде автор этого исследования наметил контуры моторизованной дивизии,
основной характеристикой которой являлась переброска на вездеходных машинах пехоты, которая после
высадки должна была бросаться в атаку, — правда, с мощной поддержкой танков. Этот тип дивизии был
назван «моторизованной», потому что в значительной своей части она состояла из автомоторных
повозок, приспособленных для перевозки, но не для боя. Прогресс техники и развитие оперативных идей
ныне гораздо более направлены в сторону механизированных дивизий, т. е. в сторону дивизий,
состоящих в основном из бронированных вездеходных повозок, соединяющих в себе два существенных
элемента мощи — движение и огонь, к которым еще прибавлена броня.
Состав линейной механизированной дивизии:
— эшелон разведки, обеспечения и преодоления препятствий;
— эшелон атаки;
— эшелон очищения и удержания местности;
— эшелон ремонта;
— службы и обозы;
— разведывательная авиация.
Можно предположить, что авиационные части группы из нескольких механизированных дивизий будут
объединены и подчинены командующему группой.
Мы не будем разбирать детали организации этих эшелонов, в особенности, с технической точки зрения.
Необходимость эшелона разведки и обеспечения совершенно очевидна.
На этот эшелон падает задача определения свободных для движения направлений и зон. Впрочем, когда
эти элементы поиска натолкнутся на сопротивление, которое им нужно преодолеть, чтобы увидеть то,
что скрывается за [220] ними, то может оказаться, что их броня частично принесена в жертву скорости и
что поэтому они не смогут преодолеть огонь противотанковых орудий противника. Отсюда следует, что
разведывательная задача должна быть передана тогда частям боевого эшелона.
Как бы то ни было, но роль первого эшелона будет заключаться не только в добывании
разведывательных сведений о противнике, но также и в разведке местности с точки зрения проходимости
ее другими эшелонами. Но так как недостаточно то, что возможные маршруты были во-время
установлены, а придется, кроме того, предохранять боевые эшелоны от задержек и затруднений всякого
рода при преодолении встреченных ими препятствий, то первый эшелон должен быть снабжен
средствами, позволяющими ему устранять эти препятствия.
Вот почему первый эшелон назван нами «эшелон разведки, обеспечения и преодоления».
Его состав:
— орган поиска и разведки в составе батальона, соответствующего аналогичному эшелону легкой
механизированной дивизии, но без пехотной возимой роты;
— орган разведки местности и преодоления препятствий, в составе инженерной роты и материальной
части для преодоления препятствий — все это моторизовано. Эшелон атаки должен состоять из
пулеметных и пушечных танков.
К этому эшелону должны предъявляться такие требования:
— мощь движения и удара в соединении с огневой мощью, т. е. скорость, масса и вооружение (легкие
пулеметы, пушки калибра 70 — 75 мм), — иначе говоря, полное осуществление требований к боевой
части передовой линии. Таким образом, немногочисленные танки разнообразных типов,
сконструированные для удовлетворения тех или других специальных требований боя, но относительно
небольшое число танков одного типа; отсюда — однородность, легкость командования (управления),
простота и экономия;
— возможность поддержания связи между танками, чтобы можно было осуществлять управление во
время боя; в настоящее время эта проблема разрешается радиосвязью.
Но нужно заметить по этому поводу, что во избежание неразрешимой для радио задачи число танков,
могущих работать вместе в одном и том же районе, должно быть ограничено. Это соображение еще
более подтверждает необходимость принятия на вооружение боевого эшелона единого мощного танка;
[221]
— способность вести бои против бронированных боевых машин, которые, как можно предполагать,
будут столь же мощны, быстроходны и хорошо защищены броней;
— бронирование, защищающее от всех ударов, от всех снарядов, кроме прямых попаданий
артиллерийских снарядов; было бы желательно, чтобы спереди танк мог выдерживать прямые попадания
снарядов полевой артиллерии; пусть техника решает, какая толщина брони отвечает этим требованиям;
— газонепроницаемость;
— большая способность к преодолению препятствий и к разрушениям: танк должен преодолевать рвы
шириной в 2,5 м, проходить сквозь стены обычно встречаемых построек и по лесу среднего размера;
нужно заметить, что важно незамедлительно добиться создания такого танка, который мог бы
преодолевать реки и другие водные пространства своими собственными средствами в таких пунктах, где
глубина не превосходит определенной величины;
— скорость — 40 км/ч по дороге, и 20 — 25, может быть,30 км/ч на местности;
— большой собственный радиус действия: повидимому, 150 км не слишком преувеличенное требование:
может быть, можно требовать и большего;
— возможно больший и свободный обзор; уничтожение или, по крайней мере, сильное уменьшение
шумов, особенно шума от мотора{158}.
Некоторые из этих характеристик могут показаться противоречивыми, — например, бронирование, мощь
вооружения и радиус действия, с одной стороны, скорость — с другой. Но было бы удивительно, если бы
на достигнутой ныне ступени индустриального прогресса, нельзя было осуществить приемлемый
компромисс между этими желательными данными.
Можно думать, что танк весом в 20—25, а может быть, и в 30 т удовлетворит всем этим требованиям.
Во всяком случае, положение в области международных вооружений сейчас таково, что элементарная
забота о безопасности Франции заставляет срочно осуществить такой танк и вооружить им крупные
механизированные части, без которых мы больше не можем обходиться.
Если, с одной стороны, допустить, что возможный фронт действий упомянутого выше танка будет около
100 м, что является вполне, повидимому, приемлемым, а с другой стороны, учесть, что нормальный
боевой фронт механизированных [222] дивизий будет равен 2500 — 3000 м, то следует считать в одной
линии до 25—30 танков.
Хотя танки, вооруженные пушками и пулеметами, должны уметь сами устранять препятствия,
встречающиеся им во время боя на близких расстояниях, все же следует иметь позади второй — огневой
— эшелон, задача которого состоит в обеспечении первого эшелона от артиллерийского огня и от
притока резервов противника. Этот второй эшелон тоже может быть аналогичного состава. Наконец,
необходим резерв в предвидении танковой контр-атаки противника. Это ведет к назначению третьего
эшелона. Таким образом, мы получаем три эшелона, или, вернее сказать, три подэшелона. Все они
взаимозаменяемы, что имеет, очевидно, громадное значение.
Три эшелона по 25—30 танков в каждом составят 75 — 90 танков. Эти силы можно объединить в один
танковый полк из трех батальонов, причем в каждом батальоне будет по три роты в составе трех взводов,
а в каждом взводе по три танка. Это составит 81 танк, к которым нужно еще добавить танки командира
полка, командиров батальонов и рот. Следовательно, всего будет 94 боевых танка{159}.
Возможно, что линейная механизированная дивизия будет вынуждена на короткое время занять
оборонительное положение, — например, когда она захватила важный пункт на местности, который
необходимо удержать до прибытия на автомобилях сил, предназначенных для занятия этого участка. На
этот случай механизированная дивизия должна иметь в своем составе пехотные части, которые могли бы
образовать оборону на фронте, прикрывая и самую дивизию.
Ширина этого оборонительного фронта, — учитывая длину колонны дивизии, которую, как мы увидим
дальше, можно считать равной 10—12 км, — должна, примерно, равняться этой же величине.
Такая ширина фронта требует значительной численности пехоты, с достаточной плотностью и глубиной
расположения. Иное решение возможно лишь в том случае, когда оборона заключается, главным
образом, в контр-атаках, производимых самими танковыми частями, которые в высшей степени
способны восстанавливать положение там, где оборона прорвана. В этом частном случае можно
допустить, что оборонительное расположение пехоты, в виде исключения, может быть по глубине
незначительным. Тогда в передовой линии потребуется лишь расположение пулеметов, ведущих
перекрестный огонь. Для этого достаточно одного [223] усиленного пулеметного батальона из 4—5
пулеметных рот, усиленных таким же числом стрелковых взводов (вольтижеров){160}.
Возникает вопрос, следует ли предусмотреть также пехоту для очистки от противника местности,
захваченной механизированной дивизией, и для занятия, а возможно, удержания и наблюдения этой
местности? Лично автор считает, что этот вопрос следует разрешить утвердительно.
Можно предполагать, что для такой задачи достаточно двух пехотных батальонов. Эти батальоны, кроме
того, могут взаимодействовать с пулеметными батальонами фронта обороны. Повидимому, возможно
перевозить часть этой пехоты на прицепках, буксируемых самими танками. В предположении, что
численность пехоты будет ограничена одним пулеметным батальоном, надо думать, что этих прицепок
хватит. Если же предположить, что нужно будет перевозить большое количество пехоты, то понадобятся
специальные автомобили, числом до 70—80. Это должны быть полубронированные вездеходные боевые
повозки.
Наконец, будут необходимы одна или две зенитные батареи{161}.
Не считая моторизованных повозок, входящих в состав обозов и различных служб дивизии, можно
считать, что боевая ее часть будет, примерно, состоять из 250 боевых машин, включая сюда два
пехотных батальона для очистки захваченной у противника территории.
Длина дивизионной колонны по дороге составит примерно 12 км. Эта длина сократится до 10 км, если
состав пехоты ограничить пулеметным батальоном, который, вероятно, может полностью перевозиться
на прицепках.
Само собой разумеется, что однородность всех боевых частей дивизии необходима с точки зрения
скорости на дорогах и вне дорог, гибкости перемещения и маневра, радиуса действия. Разведывательный
эшелон, однако, должен отвечать более повышенным требованиям со всех этих точек зрения.
2. Немеханизированные соединения
Легкая мото-конная дивизия. Как мы видели в предыдущей главе, легкая мото-конная дивизия останется
необходимым соединением в составе немеханизированных армий до тех пор, пока они еще существуют.
Но крупные мото-конные части и соединения должны быть модернизованы, сделаны более мощными и
более пригодными к тем ролям, которые на них отныне возлагаются. Эта цель будет [224] достигнута
благодаря значительной моторизации и даже механизации, путем введения в штатный состав
кавалерийских частей и соединений танков.
Впрочем, это — тот путь, на который французская конница уже решительно вступила, подчиняясь
инстинкту самосохранения.
Автор не предполагает обсуждать мероприятия, уже осуществленные в этом отношении. Но,
повидимому, легкая мото-конная дивизия, предлагаемая ниже, лучше удовлетворяет современным
требованиям, выявленным в настоящем исследовании. Ее общая организация, в основном, излагается
ниже.
Эшелон поиска. Одна кавалерийская бригада; один эскадрон полубронираванных, вездеходных
броневиков; один эскадрон мотоциклов с коляской; один дивизион полевой артиллерий, тракторной тяги
или самоходной.
Боевой эшелон. Одна кавалерийская бригада; одна или две батареи пушек сопровождения, самоходных
или тракторной тяги; два артиллерийских дивизиона (из них один тракторной тяги); одна зенитная
батарея; одна рота быстроходных легких танков, способных ходить по дорогам и по местности; одна
моторизованная инженерная рота, тоже смешанного хода.
Резервный эшелон. Полубригада возимых стрелков на вездеходных машинах; батарея пушек
сопровождения самоходной или тракторной тяги; одна зенитная батарея. Кроме того, дивизия должна
иметь в своем составе одну наблюдательную эскадрилью.
Линейная дивизия. Можно считать, что в предыдущих главах доказана непригодность современной
французской дивизии, как не отвечающей ни с какой точки зрения новым условиям, созданным
механизированными соединениями. Она должна быть обязательно заменена дивизией совершенно
нового типа, сущность которой заключается в децентрализации командования.
Децентрализация командования имеет целью осуществление того «полного бойца передовой линии»,
благодаря которому не будет больше нужно требовать от артиллерии, действующей где-то далеко
позади, поддержки, и защиты для сохранения мощи движения и удара. Артиллерия, находящаяся далеко
позади, не способна своевременно дать эту поддержку.
Реорганизация дивизии должна сделать дальнейший шаг в этом направлении и решить великую
проблему боя: согласовать движение и огонь. [225]
Далее мы приводим организацию дивизии нового типа, отвечающей в основном новым требованиям.
Кроме штаба, дивизия должна состоять из следующих подразделений.
Разведывательный дивизион (группа): один кавалерийский эскадрон; дивизион из 6 вездеходных
разведывательных броневиков; пехотная рота, возимая на вездеходах; дивизион из 12 мотоциклов с
колясками.
Три тактических группировки или бригады, в составе каждая: разведывательный взвод (один
кавалерийский взвод, 3 вездеходных разведывательных броневика, 3 мотоцикла с коляской); один
пехотный полк (3 батальона), одна пулеметная рота из 8 тяжелых (крупнокалиберных) противотанковых
пулеметов и 4 крупнокалиберных зенитных пулеметов; одна батарея из 4 противотанковых пушек; одна
батарея из 6 пушек сопровождения; один дымообразующий взвод; один артиллерийский дивизион
тракторной тяги (одна 100-мм гаубичная батарея, две 75-мм батареи).
Одна рота легких танков.
Дивизионная артиллерия в составе двух 100-мм гаубичных дивизионов; одного 75-мм дивизиона (все или
часть из этих дивизионов тракторной тяги); дивизиона из двух зенитных (самоходных) батарей.
Пехотный резерв: 2 или 3 батальона, перевозимых на грузовиках, которые предоставляют в случае
необходимости в распоряжение командира дивизии.
Две дивизионных инженерных роты: часть из них имеет грузовики для перевозки личного состава.
Один или два батальона вспомогательных рабочих.
Службы, парки и обозы — все моторизованные.
Вопрос об авиации для работы по заданиям дивизии обсуждается в первом исследовании о воздушной
мощи.
Оборонительные группировки и части для защиты тыла. Как уже отмечено раньше, было бы
неэкономно систематически использовать для длительного удержания оборонительных фронтов крупные
соединения вроде пехотной дивизии или линейной дивизии, ибо часть этих соединений не используется
в такой обстановке. Отсюда возникает концепция о частях, специально предназначенных для обороны и
которые могут выполнять свою задачу с меньшими издержками. Прежде всего — это оборона границ, а
затем — выполнение в течение операций оборонительных задач такого рода, как например, оборона
флангов, занятие промежутков и т. п. [226]
Пулеметный батальон решает эту задачу. Все же следует заметить, что оборона не может обойтись без
частей, способных к маневру и к контр-атаке. Эта роль несвойственна пулеметной части. Поэтому при
удержании подобными частями позиций их нужно дополнять пехотными частями в таком размере,
который меняется в зависимости от обстановки и от данных местности.
Таким образом, оборонительная группировка должна будет состоять из пулеметных частей и частей
пехотных. Ее состав будет дополняться артиллерией и инженерными войсками в том размере и в таком
составе, который будет зависеть от обстоятельств. Это значит, что нельзя будет точно зафиксировать
какой-то неизменяемый тип оборонительной группировки. Каждая группировка получит специальный
состав, который определяется особой данной ей задачей.
Что же касается частей, предназначенных для обороны тылов, то следует различать два случая:
— когда дело идет о защите тылов против нападения механизированных войск; в этом случае должны
быть использованы резервы, причем по мере возможности требуется выделять войска такого же состава,
т. е. механизированные;
— когда дело идет о защите тылов от воздействия отрядов, высаженных воздушными соединениями; в
этом случае следует располагать моторизованными, а частично и механизированными отрядами,
имеющими в своем составе элементы для поиска и разведки противника, пехоту, танки, артиллерию и
инженерные войска. Эти отряды, заблаговременно распределенные между узловыми пунктами тыловых
путей сообщения, должны быть способны по тревоге в кратчайшее время сосредоточивать свои усилия
для действия по пунктам выездки воздушных десантов противника, атаковать и уничтожать их.
Учитывая особый характер их задач, можно думать, что эти отряды противодесантной обороны{162}
необходимо специализировать.
Общее заключение
В настоящее время над всеми военными соображениями господствует единственный фактор: идет ли
дело о борьбе на суше, на море или в воздухе, все большее и большее прямо гигантское — развитие
приобретает использование машины. [227]
Под этим натиском механизации (машинизма) все старые формы рушатся; приемы вчерашнего дня
становятся недействительными; привычки, навыки, рутина исчезают; догмагические утверждения
теряют под собой почву.
Некоторые пользуются этим обстоятельством и утверждают, что в будущих войнах машина до такой
степени повысит свою роль, что военная наука не будет более отличаться от науки инженерной, а боец
— от хорошего рабочего.
Странное заблуждение, когда, наоборот, все говорит за то, что завтра интеллектуальные и моральные
силы будут играть ни с чем несравнимую, решающую роль. С одном стороны, развитие механизации
(машинизма) поставит перед начальниками бесконечно более обширные, более сложные, более тонкие
задачи, чем стояли перед их предшественниками. С другой стороны, невыразимо ужасающие условия
борьбы потребуют от бойца кроме совершенного знания своего солдатского ремесла, полного
самоотречения и сверхчеловеческого владения своими нервами.
Нужно создать таких командиров и таких солдат, а для этого необходимо использовать и развить
прирожденные военные добродетели.
Делается ли во Франции все, что нужно для этого?
Командиры. Не является ли в настоящее время Франция еще такой страной, где, как перед 1914 г.,
высшие командные посты замещались в зависимости от политических соображений, а не в силу
моральной и интеллектуальной ценности, характера и военных добродетелей командиров?
Не засорены ли военные посты в армии так же, как это было в августе 1914 г., всякого рода военнобесполезными, нестроевыми людьми, попавшими на свои места благодаря политическим интригам или
вследствие болезненного страха перед военной службой — этого бедствия всяких демократий? При
первом же соприкосновении с грубой действительностью войны эти нестроевые люди лопнули, как
слишком надутые пузыри, опали, как бурдюки, из которых выпущен воздух. Но эта слепота правителей
обошлась стране очень дорого: она была оплачена поражениями и пролитой кровью.
Но даже не принимая во внимание политического влияния, твердо ли мы уверены в том, что не
находимся более в стране, где не будь великой войны, Фош не был бы, вероятно, допущен даже в
высший военный совет, Петэн вышел бы в отставку в чине полковника, в Файоль закончил [228] бы свое
существование в том состоянии, в каком его уже застала мобилизация, т. е. в чине бригадного генерала в
запасе? Станет ли, наконец, характер цениться выше, чем ловкость, а сильная личность выше, чем
покорность благонравного школьника?
Дай бог, чтобы это было так, хоть в будущем! Ибо все говорит за то, что война завтрашнего дня —
машинная война — потребует командиров с сильным характером, стремящимся к независимости,
командиров с неукротимой волей, с пылким воображением и с умом, свободным от предрассудков.
Словом, командир должен в конце концов обладать такими качествами, которые теперь обычно все еще
закрывают ему доступ к высшим командным должностям.
Солдаты. В настоящее время, когда за границами Франции, и не только за Рейном, молодежь
официально и систематически воспитывается в духе обостренной любви к отечеству и гордости
военными подвигами; когда ей прививается культ расы; когда все обучение в школе направлено к тому,
чтобы с самого раннего возраста выковать душу будущих солдат, выковать в ней презрение к опасности,
самоотречение, жертвенность, военный энтузиазм, экзальтацию военной славы, — в это время что мы
видим во французской школе?
Один из представителей высшей школы пишет по этому поводу следующее:
... «Посмотрим на вещи открытыми глазами... Во французской школе существует или
молчаливое безразличие, или суеверный ужас по отношению к таким жгучим темам,
как «Франция», «Родина». К счастью, пока еще очень мало людей, которыми
руководило сознательное желание уничтожить у наших детей этот природный
инстинкт любви к родине и восхищения ею»{*36}.
Ряд других свидетельств говорит за то, что во французских школах плохо поставлено патриотическое
воспитание детей.
Мы должны сделать немедленное, героическое усилие, чтобы выправить далеко зашедшее зло.
Но будущая война потребует не только истинных командиров, не только храбрых солдат. Она принесет с
собой такие большие испытания для населения всей страны, выдержать которые ему позволит лишь
чрезвычайно высокое [229] политико-моральное состояние. А между тем пацифизм, антимилитаризм, и
доктрины, претендующие на гуманность, то скрыто, то явно работают соединенными силами над
моральным разложением глубоких слоев населения.
Франция находится в очень опасном положении. Ее соседи чудовищно вооружаются, — очевидно,
против нее. В это время теории о разоружении позорны и смертельно опасны. Всякий разумный человек
понимает, что мощные вооруженные силы лучше всего обеспечивают страну от войны.
Чтобы обеспечить безопасность Франции, необходимы жертвы. Наряду с прекрасным флотом, которого
требует мировое и географическое положение Франции, создадим же мощную воздушную армию и
современную сухопутную армию. И превыше всего будем ревниво оберегать моральное состояние
нации... [230]
Примечания-комментарии
{1}Предисловие значительно сокращено.
{2}Генерал Аллео написал книгу до открытого восстановления в Германии всеобщей воинской
повинности, воссоздания воздушных сил и т. д., т. е. до отмены почти всех военных статей Версальского
договора (март 1935 г.). Здесь, поэтому, «под грубыми ударами судьбы» имеется в виду международное
положение Франции, созданное приходом к власти германских фашистов, обнаружившейся
непрочностью английской поддержки, изменой Польши и т. д.
{3}Латинское изречение: «Si vis pacem para bellum», т. е. «если хочешь мира, готовь войну».
{4}Генерал Аллео — автор ряда брошюр и книг, начиная с 1909 г., а именно: 1) Французская пехота
перед лицом германской армии (97 стр., 1909 г.); 2) Опыт исследования сражения (242 стр. 1914 г.); 3)
Бой пехоты (184 стр., 1924 г.); 4) Бой пехоты (2-е издание дополненное, 1928 г.); 5) Война — не
промышленность (168 стр., 1925 г.); 6) Элементы общей тактики (213 стр., 1929 г.); 7) Моторизация и
армии завтрашнего дня (267 стр., 1929 г.); 8) Быть готовыми. Воздушная мощь. Сухопутные
вооруженные силы (XVI + 268 стр., 1935 г.).
{5}«Кадры» и «рамки» по-французски выражается одним словом — «cadres». Поэтому получается нечто
вроде игры слов.
{6}Отсюда начинается не совсем точное, а иногда неверное изложение доктрины Дуэ. Русский читатель
может теперь хорошо познакомиться с ней по переводу т. Винаград сборника важнейших трудов Дуэ под
общим названием «Господство в воздухе», изд. Военгиза, 1935 г.
{7}Автор во всем труде придерживается этой позиции золотой середины, что является его методом.
Метод, следовательно, открыто эклектический.
{8}Генерал Дэбнэй или правильнее Дебнэй (Debeney) — бывший начальник французского генерального
штаба. В мировой войне — командарм I французской армии.
{9}По-французски (так же, как и по-итальянски) отдельные виды вооруженных сил называются
«армиями» (армия сухопутная, армия морская, армия воздушная). У нас слово армия так же, как на
многих [231] других языках, имеет два значения — вид вооруженных сил (напр., Красная армия) и
высшее оперативное соединение (например «7 армия» «I Кончая армия»).
Воздушная армия, о которой дальше так часто будет говориться, в понимании ли Аллео или Дуэ, гораздо
чаще имеет первое значение, т. е. это понятие равнозначно понятию «воздушные вооруженные силы».
При этом следует иметь в виду, что существующая французская воздушная армия является воздушными
вооруженными силами страны, однако, пока с несколько искусственным и непрочным единством. Она
состоит из автономной (самостоятельной части и частей вспомогательной авиации. Последние же
действуют под единым командованием лишь в начальные фазы войны, по миновании которых должны
войти в штатный состав высших сухопутных соединений (корпусов, армий, фронтов).
В специальной литературе происходит постоянная путаница обоих понятий слова в выражении —
«воздушная армия», которая чаще всего ограниченно и неверно рассматривается лишь как некая
организационная форма, исходя из предположения, что подобно и наряду с конной армией, мехармией,
может или должна существовать и «воздушная» армия.
{10}В подлиннике явно ошибочная ссылка на несуществующий номер журнала «Армия и революция»
1912 г. (?). Дело же идет о статье в «Войне и революции», № 5—6 1932 г., (где имеется статья Л. В. Б.
«Основы современной французской оперативной доктрины».
{11}Почти вся буржуазная военная наука, почти все современные уставы буржуазных армий как до
войны, так и после нее, стоят на платформе признания вечных, неизменных в своей сущности принципов
или законов войны и военного искусства. Вот характерный образец (Английский полевой устав 1929 г.),
§ 7): «Принципами войны необходимо руководствоваться как при составлении плана войны в целом, так
и при действиях любой войсковой части на поле боя». Далее в этом же § 7 перечисляются следующие
принципы: 1. Сосредоточение сил; 2. Экономия или правильное распределение сил; 3. Внезапность; 4.
Подвижность; 5. Наступательные действия; 6. Взаимодействие; 7. Обеспечение безопасности. Жомини
был первым, кто выдвинул стройную теорию принципов военного искусства, с указанием на факторы,
влияющие на бесчисленные комбинации, возникающие при применении принципов на практике. Его
принципы — результат огромного личного опыта и критического исследования истории войн Фридриха
и особенно Наполеона. Марксистско-ленинское учение о войне отвергает идеалистическую теорию
вечных принципов войны, не считающуюся с социально-экономическими и техническими условиями
конкретных эпохи, страны, армии. Оно отвергает такую теорию, где принципы военного искусства суть
формальные, выведенные из мышления, а не из внешнего мира, основоначала, [232] по которым должны
направляться и природа войны, и техника, и человек.
«Принципы правильны постольку, поскольку они согласуются с природой и историей. Это —
единственное материалистическое понимание дела», как говорит Энгельс (Анти-Дюринг, 6-е изд. 1934 г.,
стр. 24) вообще о принципах.
{12}Здесь генерал Дэбнэй и генерал Аллео, как и многие другие буржуазные военные теоретики,
выступающие после войны, переоценивают влияние техники, как, якобы, единственного фактора
развития военного дела, не учитывая или не понимая того, что сама техника есть продукт общественного
производства и только один из элементов войны как социального явления. Все же дальнейшие
критические и положительные высказывания ген. Аллео делаются исключительно с технической и узковоенной точки зрения.
{13}Этот труд ген. Дуэ, как и некоторые другие, переведен и издан в 1935 г. Военгизом в виде сборника
(Джулио Дуэ, «Господство в воздухе»). В 1926 г. у нас был издан перевод упоминающегося здесь труда
Дуэ 1921 г., сильно искаженный неумелыми или сугубо тенденциозными вольностями редактора
перевода.
Тогда же был применен по существу неверный перевод названия труда, искажающий смысл основного
понятия доктрины Дуэ. Итальянское выражение «Domini del'aria» (так же как французское «La maîtrise de
l'air», немецкое — Luftherrschaft, английские адэкватные синонимы — Air Supermacy? Command of the
Air Mastery) собственно значит «воздушное господство» или «господство над воздухом», еще точнее —
«владение воздухом», т. е. такое положение вещей, при котором один из противников в состоянии летать
над всей неприятельской территорией и над всеми морскими пространствами для атаки любых объектов,
расположенных на ней (или в них), не позволяя этого делать своему противнику в основном тем, что
уничтожает его летные средства на земле и лишь изредка — в воздухе. Термин же «господство в
воздухе» времен мировой войны, когда воздушная война действительно велась почти исключительно в
воздухе, когда действительно господствовали в воздухе, правда, в течение короткого времени и на
ограниченном участке фронта, весьма сравнительно редко прибегая к атакам аэродромов и почти не
отваживаясь, не имея для этого сил, на атаку авиабаз, авиазаводов. Учитывая, что термин «господство в
воздухе» у нас привился и что в него у нас вкладывают обычно верное содержание, мы его и используем
в дальнейшем наравне с термином «владение воздухом».
{14}Это весьма затруднительное для точного перевода положение доктрины Дуэ. Мы берем здесь
перевод т. Винограда из цитированного выше сборника трудов Дуэ.
{15}Теперь этот журнал называется «Обозрение воздушной армии». Из этих ссылок ген. Аллео на
источники, по которым он ознакомился [233] с доктриной Дуэ (статьи ген. Тюлянь и Арманго) а также из
его дальнейших ссылок и критических рассуждений видно, что ген. Аллео, повидимому, недостаточно
известны ни доктрина Дуэ, ни громадная литература, накопившаяся о ней. См. об этом в предисловии.
{16}«Война тотальна или всеобъемлюща» — это значит, что в нее вовлекается вся страна со всеми
своими ресурсами.
{17}См. примечание 9.
{18}Здесь, как и раньше, как и в дальнейшем, налицо неточное изложение сущности доктрины Дуэ.
Например, в данном случае, на самом деле Дуэ предусматривает еще с 1921 г. возможные случаи, когда
следует вовсе пренебрегать воздушными силами противника и действовать прямо против его жизненных
центров. Затем здесь ничего не говорится про атаку авиазаводов, важность чего отмечает Дуэ.
{19}Здесь опять-таки неточно излагается мысль Дуэ. В общем доктрина Дуэ изложена достаточно
объективно, но не точно, а главное без учета ее эволюции с 1921 г. по 1930 г. Этого едва достаточно для
ознакомления с нею, но недостаточно для ее критического рассмотрения.
{20}Постулат — это математический и философский термин, имеющий немало значений. По-латыни он
значит — «требование», (то, что требуется для обоснования чего-то). Ген. Аллео понимает здесь
постулат в смысле положения, принимаемого за истину и необходимого для построения научной теории.
Тогда следует упрекнуть ген. Аллео в том, что он, во-первых, недостаточно верно и полно отобрал эти
постулаты, во-вторых, недостаточно верно передал смысл их, в-третьих — частично приписал Дуэ
положения, взятые им у Клаузевица, и, наконец, — положения и их следствия поставил в один ряд. См.
также предисловие.
{21}См. примечание 18.
{22}См. примечание 60. Здесь «appareils de bataille» соответствует понятию «линейный корабль». Сам
ген. Аллео затем предлагает термин «линейный».
{23}Совершенно верная оценка одной из вредных и ложных сторон доктрины Дуэ. (OCR: примечание
переводчика относится к подстрочному примечанию).
{24}В настоящее время эта задача не так-то легко разрешается, если не отвлекаться, как ген. Аллео, от
конкретной международной обстановки. Здесь нет возможности полностью осветить вопрос с точки
зрения всеобщей, коллективной безопасности, которая гораздо лучше (правда, при известных условиях)
сможет обеспечить страну от внезапной агрессии с помощью воздушных сил. Кстати сказать, Франция
уже стоит на этом правильном пути. См. также примечание 26. [234]
{25}Вслед за Арманго ген. Аллео называет здесь боевые или линейные воздушные корабли почему-то
«крейсерами». Падение эффективности истребительной авиации, с чем, в конце-концов, ген. Аллео
соглашается, происходит не только вследствие того, что боевая мощь отдельных истребительных машин
или группы их уступает мощи бомбардировщиков, но еще и потому, что при современных скоростях,
при современных высотах полета, притом полета в разных условиях метеобстановки, оборона не
успевает или не может противопоставить равные или превосходные силы агрессору, использующему все
преимущества инициативы.
{26}См. примечание 24. Здесь снова видна недооценка значения хорошей действенной организации
коллективной безопасности. Такая организация коллективной безопасности имеет два явные
преимущества: сдерживание агрессора, которому надо семь раз примерить, чтобы один раз рискнуть
«отрезать»; если же он рискнул, то он не сумеет извлечь особой пользы из своего упреждения. Ведь
сразу, против всех воздушных флотов всех держав, входящих в систему коллективной безопасности,
нельзя добиться внезапности!
{27}Ген. Аллео не считает за «постулат» следующее центральное положение доктрины Дуэ: ...
«Основная мысль, руководящая воздушной войной, следующая: согласиться переносить удары, которые
может нанести неприятель, чтобы использовать все средства для нанесения ему еще более сильных
ударов» (Дуэ, «Господство в воздухе», стр. 58, изд. Военгиз, 1935 г.). Разбирая случай, когда две страны
имеют воздушные армии, он советует обеим, в иных случаях не обращая внимания друг на друга,
стремиться лишь к тому, чтобы самим нанести врагу наибольший урон на земной поверхности в
кратчайший срок, так как именно число тонн (взрывчатых и отравляющих) активных веществ и решает
исход войны в пользу того, кому удастся сбросить их больше и в наиболее короткий срок» (Там же, стр.
59). Поэтому у ген. Аллео предусмотренная самим Дуэ возможность обоюдной атаки с воздуха
неосновательно превратилась в довод против возможности решить исход войны с воздуха.
{28}Пример совершенно недоказательный. Нельзя сравнивать тогдашние мелкие бомбы, весьма
несовершенной конструкции, сбрасываемые почти что неприцельно, с современными бомбами тяжелых
самолетов, к которым добавились еще ОВ и весьма эффективные зажигательные бомбы.
{29}Слишком смелое утверждение. Наоборот, сейчас можно считать общепринятым мнение, что уже
при существующей материальной части при соответствующих условиях, создать которые дело
воздушного оперативного искусства, воздушные силы способны производить действительные
разрушения и заражения больших площадей при сравнительно небольшом наряде самолетов. [235]
{30}Зажигательные бомбы — средство несомненно мощное и не только вследствие нелокализованности
его действия. Отравляющие вещества в этом отношении (т. е. в отношении нелокализованности
действия) превосходят зажигательные бомбы. Господствующая сейчас оценка действия различных
средств поражения с воздуха такая: самое действительное средство — фугасная бомба, затем —
зажигательная и ОВ. Есть отдельные мнения об особой действительности снарядов авиационных пушек
при обстреле средних и малых объектов на земле. Средства защиты, перечисленные здесь, неполны, так
как в Германии и других странах хорошо разработан вопрос о строительных мерах защиты от фугасных
и зажигательных бомб, частично эти меры осуществлены и осуществляются. (О Германии см., напр.,
Шоссбергер «Строительные меры ПВО», 1934 г. Берлин. Баувельт-Ферлаг. Ее содержание см. в моей на
нее рецензии, опубликованной в журнале «Книга и Пролетарская революция» № 10, 1935 г.).
{31}OCR: См. прим. ниже.
{32}OCR: См. прим. ниже.
{33}OCR: См. прим. ниже.
{34}OCR: См. прим. ниже.
{35}31, 32, 33, 34, 35. Этот затасканный расчет, впервые пущенный в оборот немцами, чуть ли еще не с
1926 г., неверен по существу и арифметически неверно используется ген. Аллео. Очевидно, надо три
тысячи самолетов, а не триста. На самом деле даже при данной норме заражения нет никакой
надобности обязательно заразить все 300 кв. км сплошь. Известно, напр., что даже нестойкий фосген, в
количестве 8 куб. м случайно выпущенный в окрестностях Гамбурга в 1928 г. почти при безветрии, дал
поражения на удалении до 7 км и в некоторых направлениях до 14 км от места выпуска. Гораздо больше
можно доверять мнению знаменитого французского ученого физика Ланжевэна, когда он говорит
«Сегодня достаточно 100 самолетов, из которых каждый несет по 1 т химбомб, чтобы заполнить слоем
ОВ толщиной в 20 м Париж, Берлин или Лондон. Эта операция может быть выполнена в один час»
(«Zeitspiegel», 1936 г., стр. 22, Базель). Лефебюр и многие другие авторитеты военной химии
единогласно говорят о том, что нормы ОВ для заражения городов-гигантов, где плотность населения
достигает от 30 до 250 тыс. человек на 1 кв. км, во много раз меньше, чем в цитируемом ген. Аллео
примере.
{36}Проблемы защиты населения и войск от воздушно-химических атак весьма трудны для разрешения,
хотя это вовсе не значит, что они вообще неразрешимы. Предлагаемое в иностранной военной печати
«радикальное средство химической защиты населения городов» — его эвакуация — не решает задачи, а
лишь ее усложняет.
{37}Должность «Генерал-инспектора ПВО территории» была создана 9 февраля 1931 г. Первым генералинспектором был маршал Петэн. Задачи генерал-инспектора: составление плана воздушной обороны,
общая организация ПВО, проверка проведения различными министерствами установленных мер ПВО и
т. д. Гражданская ПВО возглавляется «Высшей комиссией по воздушной защите» [236] при
министерстве внутренних дел, осуществляется губернским (департаментскими) и городскими ПВОкомиссиями. Неоднократно в печать проникали сведения о плохой работе всех этих гражданских
комиссий ПВО. Ген. Аллео, вероятно, не без основания порицает и работу генеральной инспекции ПВО.
{38}Т. е. в конечном счете дело решится тем, чья подготовка к войне будет лучше, чьи нервы будут
крепче, кто скорее нанесет врагу непереносимые более потери (а это одно из положений Дуэ). Ген. Аллео
все же не удалось ни доказать, ни показать, ни почему такие действия не могут дать решения войны, ни
почему и когда они его дать могут.
{39}Та же арифметическая ошибка, как и выясненная в примечании 31—35.
{40}Советский читатель, военный в особенности, понимает, что не всегда нужны такие площадки, куда
обязательно самолеты должны садиться, так как возможен чисто парашютный воздушный десант.
Кроме того, сейчас в нескольких государствах строятся многоместные тяжелые автожиры, способные
садиться и подниматься при наличии ничтожных площадок.
{41}Все эти затруднения, конечно, существуют, но они разрешаются довольно экономно при умелых
организации и тактике высадки и обратного вылета при наличии надлежащей материальной части.
{42}Ген. Арманго лишь расширил аргументацию Дуэ, рассмотрев и применение мех. соединений.
Однако, этот четвертый постулат, как об этом говорится в предисловии, далеко не выдуман одним Дуэ.
{43}См. в предисловии о соотношении обороны и наступления.
{44}У ген. Арманго («Воздушная армия и ПВО страны», ГВИЗ, 1935) эта, весьма интересная, мысль
мотивируется так (стр. 50—51): «Конец войны показал... что разбитые армии оказывались в состоянии
остановить преследование победителя, если им удавалось не оставить за собой в тылу, на глубине свыше
100 км, ни одной жел.-дор. линии в годном для эксплоатации состоянии. Для восстановления путей
сообщения необходимо было иметь примерно в 10 раз больше людей и в 100 раз больше материалов и
времени по сравнению с тем, что требовалось для разрушения».
{45}Постановка вопроса об условиях возникновения позиционных, стабилизованных фронтов снова
носит характер чисто военно-технический. Берутся два определяющих фактора: непрерывный фронт без
флангов и равновесие сил. Это верно, но недостаточно. Не учитывается, по крайней мере — явно, фактор
политический.
{46}Цифра преуменьшена.
{47}Намек, видимо, на план Шлиффена 1905 г.
{48}О необходимой эволюции конницы и пехоты подробнее см. во втором исследовании ч. III, гл. I и II.
[237]
{49}Идеалистическое объясненне технического отставания умонастроением (mentalité),
традиционализмом и т. д. Далее идет утверждение, что одна лишь модернизация средств сухопутной
войны обязательно поведет к маневренной форме войны, создаст превосходство средств, наступления
над средствами обороны. Забыт боец, забыты массы, которые имеют не последнее слово в решении
вопроса.
{50}Т. е. не будет «пехотных», «кавалерийских» и т. д. полков, а будут вообще полки единого рода
войск, — не будет пехотинцев, кавалеристов, артиллеристов и т. д., а будут просто универсальные
бойцы. Это упрощенческое представление ген. Дэнбэй, разделяемое ген. Аллео, вряд ли когда-нибудь
осуществится. Известное разделение труда, специализация всегда будут необходимы.
{51}Один из многих намеков на атмосферу борьбы частных интересов, создающуюся во Франции, как и
во всяком другом капиталистическом государстве, вокруг армии, вокруг вооружений. Борьба различных
групп буржуазии за военные заказы обычно маскируется какими-либо благовидными соображениями.
Так, например, при обсуждении в Палате вопроса о коннице и ее судьбах представители фабрикантов
мотоциклов усиленно склоняли депутатов заменить лошадь мотоциклом. Была устроена даже
демонстрация такой «мотоциклетной конницы». Депутат, связанный с коннозаводчиками, наоборот,
требовал всяческого развития конницы, а депутат, связанный с автопромышленностью, требовал полного
упразднения конницы, как бесполезной, замены ее метомехвойсками. Кроме того, артиллеристы не
желают делаться пехотными артиллеристами, а кавалеристы — танкистами и т. д.
{52}В этой формулировке нет различения между тактической и оперативно-стратегической обороной.
Дуэ к тому же вовсе не отрицал необходимости наступления для достижения победы, но утверждал, что
оборона на земле, в особенности же оборона Италии, организованная в Альпийских горах, будет
эффективна; потребует гораздо больших усилий от агрессора, чем от обороняющегося.
{53}Такое отношение характерно для всех капиталистических государств.
В мировую войну на некоторых парижских домах, на Эйфелевой башне, на Триумфальной арке и т. д.
были расставлены пулеметы, совершенно почти бесполезные. Кап. Мораш, тогдашний начальник ПВО
Парижа, хотел убрать их. Ген. Галлиени, командующий Парижским укрепленным районом, не только
запретил убирать пулеметы, но и велел увеличить их число, так как «наличие пулеметов внушало
населению доверие».
В том же Париже по тем же соображениям днем постоянно вылетали по тревоге истребители обороны,
хотя немцы на Париж днем не летали. В сводках же говорилось, что доблестные летчики отбили [238]
нападение немцев. Когда Париж стал обстреливаться 23. 3. 1918 г. из сверхдальней парижской пушки (с
расстояния 120 км), то официальное сообщение военных властей гласило, что это — бомбардировка с
неприятельских самолетов, летающих на большой высоте и что истребители обороны немедленно же их
атаковали. (См. I. Poirier, «Bombardements de Paris»). Истребительная авиация в ПВО Парижа и других
центров генералу Аллео тоже нужна преимущественно для «морали».
{54}Характерно, что ген. Аллео согласен с тем, что истребительная авиация должна составлять
небольшой процент от наступательной («бомбардировочной») авиации, что обозначает большую
эволюцию взглядов влиятельных военных кругов. О количестве истребительной авиации в конце
мировой войны см. примечание 68. Еще недавно истребительная авиация во Франции составляла
большую часть воздушных сил (в 1918 г. 41%, в 1926 г. по закону о кадрах — 38,5%», в 1930 г. — 28%).
Та же эволюция произошла во всех воздушных флотах. Однако, как видно из главы V (части второй), по
ген. Аллео истребительная авиация должна все еще составлять до 21% (по числу эскадрилий), что по
числу самолетов составит не менее 25%.
{55}Следует обратить внимание на решительное изменение задач истребительной авиации по
представлениям ген. Аллео, вполне согласующимся с мнением большинства буржуазных авторитетов.
Если раньше в той же Франции истребительная авиация имела двойную задачу: 1) обеспечивать свободу
действия своему воздушному флоту и 2) препятствовать работе воздушного флота противника, то теперь
ей ставится задача более узкая: в целях сохранения внезапности (скрытности) маневра бороться с
разведкой противника в некоторых зонах и обеспечивать немногие лишь важнейшие центры страны от
налетов воздушного противника.
{56}О значении термина «воздушная и морская армия» см. примечание 9.
{57}Эта мысль недостаточно обоснована. Наоборот, во Франции, особенно в Средиземном море, вполне,
казалось бы, созрели условия для наиболее тесного взаимодействия воздушной и морской «армий» как в
чисто морских операциях, так и в операциях по обеспечению морских путей, необходимых для
непрерывной связи с французскими колониями, особенно же с Сев. Африкой.
{58}Морские силы Франции вообще остались вне поля зрения ген. Аллео.
В этом мы видим неполноту исследования, позволившую ему обойти щекотливый вопрос, который Дуэ
ставит в упор: как наиболее эффективно (т. е. насколько неравномерно) распределить ресурсы страны
между тремя элементами вооруженных сил страны, кому дать больше? Кто решает войну, ведущуюся
всеми силами? Ген. Аллео ограничивается тем, что констатирует равное право на [239] существование
сухопутной и воздушной армий, с явным перенесением центра тяжести вооружений на сухопутную
армию.
{59}DCA — Défense contr aéronefs, собственно значит — «оборона против воздушных судов». Термин
времен мировой войны. Во Франции в эту организацию входя, только наземные средства и аэростаты
заграждения. Неоднократно ставился вопрос о включении ее в состав воздушных сил, чтобы затем, по
образцу Германии, всю ответственность за ПВО страны возложить на воздушное командование. Недавно
подобная реорганизация произошла.
{60}Термин «линейная авиация», «линейный самолет» нельзя признать удачным. Он выдуман ген.
Арманго (см. «Уроки использования авиации по опыту Марокканской кампании 1925—1926 гг.», ГВИЗ,
1931 г.) и применен был в этом труде для обозначения того, что в бою земных войск надо применять всю
наличную авиацию без различия специальностей. Упомянутый труд содержит много путаницы и ошибок
в принципиальных вопросах. От них ген. Арманго вскоре сам отказался.
Совсем уж неудачно называть, как это делает ген. Аллео, универсальный боевой самолет воздушной
армии «линейным», а главную, наступательную часть воздушной армии — «линейной авиацией». Этот
термин, отброшенный самим его творцом — ген. Арманго, используется еще только поляками, но совсем
для другой цели, для обозначения своей боевой авиации, взаимодействующей с войсками.
{61}Эта труднейшая проблема, конечно, почти неразрешима, если разрешать ее так, как делает ген.
Аллео. Только действенная система коллективной безопасности, хорошо организованная всеми
миролюбивыми державами, способна в западноевропейских условиях дать удовлетворительное решение.
{62}Обстановка, создавшаяся после 7.3.36 (ремилитаризация Рейнской области), весьма близка к той, о
которой здесь говорится. Но разве самому сильному правительству легко принять решение, если оно не
уверено в коллективной поддержке его решений?
{63}Сильно критические нотки! Они в изобилии рассеяны в труде ген. Аллео, но, за редкими
исключениями, выброшены нами.
{64}Весьма сомнительно, что боевые (линейные) самолеты будут бронироваться сколько-нибудь
основательным образом, пока в области авиационной брони не будут сделаны решающие успехи
(легкость ее при достаточных защитных свойствах).
{65}Эти соображения о роли истребителей, сильно расходятся с прежними французскими
представлениями (см. примечание 55). Верное замечание о трудности отбора и обучения истребителей
при современных скоростях порядка 500 км/ч.
{66}Если уж отказаться от универсальности самолетов воздушной армии, то, очевидно, надо добавить
еще разведчиков (их признает даже Дуэ) и транспортные самолеты как для снабжения воздушной [240]
армии, так и для десантов. Несмотря на требования универсальности, даже Дуэ полагал возможным
немедленное использование самолетов гражданской авиации.
{67}Это пех. дивизии, армейские корпуса и им соответствующие соединения.
{68}Когда 21.3.1918 г. началось германское наступление, в 3-й и 5-й английских армиях (32 п. д. и 3 к.
д.) было всего 579 самолетов, из них 261 истребитель (45%.). Всего была 31 эскадрилья. У немцев в 17-й,
2-й и 18-й армиях (62 дивизии в 15 корпусах), всего было 730 самолетов, в том числе 326 истребителей
(ок. 45%).
В июле 1918 г. при наступлении французов максимальное насыщение (10-я армия Манжена)
характеризовалось: 40 эскадрилий на 4 армейских корпуса и 1 кавалерийский корпус, т. е. 8 эскадрилий
на корпус. Эти примеры показывают, что ген. Аллео считает, что теперь достаточно придавать войскам
авиации от 3 до 8 раз меньше, чем в 1918 г. (См. The War in the Air/ By Jones, том 4, стр. 273, откуда
взяты данные об авиации сторон в мартовском наступлении).
{69}Многоместный самолет наблюдения, да еще бронированный, это самолет типа среднего
бомбардировщика. Весьма сомнительна необходимость таких требований к нему. До сих пор таких
самолетов не строили. Самое большее строили 3-местные разведывательные (сухопутные) самолеты.
{70}Во Франции до сих пор различают авиацию наблюдения (observation) от разведывательной
(reconnaissance). Первая ведет войсковую разведку, корректирует огонь и поддерживает связь, а вторая
ведет разведку армейскую, фронтовую и главного командования.
{71}Авиация туризма здесь ни при чем. Дело идет о частичной замене более легкими самолетами
самолетов авиации наблюдения. Если в первые месяцы войны и можно еще обойтись реквизированными
самолетами туризма и мобилизованными летчиками-спортсменами, то потом все равно придется
выделить в ущерб наступательной авиации громадные ресурсы, людские и материальные, для
поддержания боеспособности этой многочисленной вспомогательной авиации. О ее численности см.
примеч. 87.
{72}Высадка агентов-разведчиков («шпионов») с самолетов в тылу противника началась с первого же
года войны и получила сильное развитие к концу войны. Использование современных парашютов
(раньше в 1914—1918 гг. самолеты, как правило, садились для высадки агентов) и автожиров позволяет
такую операцию производить значительно проще. Поэтому надо ожидать самого широкого
использования авиации в агентурной работе.
{73}Резерв разведывательной авиации здесь мыслится использовать для разведки по принципу силы, с
боем. Повидимому, это самолеты боевой авиации? Вся концепция ген. Арманго основана на [241]
убеждении в неизбежности позиционной войны. Ген. Аллео соглашается с ней, считая неизбежной
маневренную войну.
{74}OCR: см. ниже.
{75}74, 75. См. примечание 55. Совершенно непонятно, как истребительная авиация сможет выполнить
эту задачу, если вспомнить, что даже в 1918 г., когда истребительная авиация составляла 45% всей
авиации, и то не могли прекратить разведки противника? Теперь при уменьшении числа истребителей и
необыкновенном усовершенствовании авиаразведки эта задача для истребителей вряд ли разрешима
даже в тех скромных пределах, о которых ген. Аллео говорит ниже.
{76}Без владения воздухом или без господства в воздухе эти задачи, как известно, невыполнимы. Одна
истребительная авиация и подавно не в состоянии решить такой задачи.
{77}Вопрос не решается противопоставлением качества количеству, как об этом в другом месте
правильно говорит сам ген. Аллео, разбирая вопрос о замене массовой армии качественной малой
профессиональной армией.
{78}В дальнейшем ген. Аллео предлагает сводить две линейные механизированные дивизии в 1
группировку или группу с придачей ей 1—2 разведывательных эскадрилий.
{79}Штурмовая или по ген. Аллео «боевая авиация» (aviation de bataille), о которой вскользь упомянуто
выше, где сказано, что без нее обойтись можно, здесь рекомендуется тоже весьма сдержанно. Во
Франции никогда не было штурмовой авиации, а задачи штурмовиков возлагали на дневных
бомбардировщиков и одноместных истребителей.
{80}Непонятно, почему зажигательные, а не фугасные в основном, бомбы рекомендуется применять по
жел.-дор. станциям? См. примечание 30.
{81}Здесь и в примечании в тексте дается в общем верная, но не полная оценка возможностей
посадочных и парашютных десантов. По данным прессы во Франции только недавно открыто несколько
военных парашютных школ.
{82}См. примечание 44. Неясно, как же тяжелая линейная авиация будет мешать противнику заняться
разрушениями тыла?
{83}Освещение вопроса о взаимодействии воздушных сил с сухопутными войсками оставляет
впечатление, что старая установка французского генерального штаба об использовании всех воздушных
сил для помощи продвижению пехоты оживает здесь на новой базе; что попрежнему недостаточно
серьезно оценивается значение воздушной войны и ее требований.
{84}«Утешение» для сухопутной армии, подтверждающее еще раз, что недостаточно серьезно
учитываются опасности воздушной войны на небольших западно-европейских пространствах, при
крайнем сосредоточении населения и промышленности и в немногих центрах. [242]
{85}Ген. Арманго не учитывал мощной германской авиации и его данные нельзя было брать
некритически.
{86}Очевидный расчет таков:
60 п. див.
20 арм. корп.
6 кавдив.
6 армий
Всего
Это всего дает
60 эск.
20 эск.
6 эск.
6 эск.
98 эск.
до 1000 сам.
{87}Так как расчет ведется по-эскадрильно и почему-то вовсе не принимается во внимание авиация
связи, то неверны и заключения о соотношении родов авиации. Эскадрилья истребительная, вероятно и
разведывательная, имеет 15 самолетов, линейная (тяжелые многомоторные самолеты) и авиации связи —
по 10 самолетов. Это дает такие цифры:
32 разведыв. эскадрильи
100 эскадрилий связи
32 эскадрильи истр. авиации
86 эскадрилий линейн. авиации
Всего
480 самолетов.
1000 самолетов
480 самолетов
860 самолетов
2820 самолетов
Следовательно, опять очень низкий (30%) процент наступательных самолетов; опять, как в мировую
войну, предлагается держать разведывательно-истребительный воздушный флот. Мы еще не считали
вспомогательной авиации морского флота. Предполагая, что она насчитывает лишь 500 самолетов,
получим, что наступательная авиация будет составлять только 1/4 всей авиации, т. е. на решающую
исход воздушной войны часть авиации дается в 3 раза меньше средств, чем на. подсобную. Если учесть
бóльшую мощь боевых кораблей, то и тогда наступательная авиация составит только 1/2 всех воздушных
сил.
{88}Теория о внезапной войне в последние годы особенно разрабатывается в Японии, Италии и
Германии. Внезапная война — национальная военная доктрина Японии, не раз с 1904 г. примененная на
практике. Теория поддерживалась и разрабатывалась германским большим генеральным штабом и
графом Шлиффеном, идеи которого в 1914 г. получили неполное осуществление и возрождаются в
фашистской Германии. В Италии майор Гваданини разработал и опубликовал новый вариант внезапной
войны с применением новой техники. Ген. Дуэ наиболее подробно разработал теорию внезапной
воздушной войны. Разновидностью внезапной войны является война с заранее намеченным сроком ее
начала.
{89}Это место внутренне противоречит, тому, к которому дано примечание 57. [243]
{90}О потенциальных возможностях воздушной войны и войны с воздуха государств, не имеющих
общих границ, впервые писал покойный Н. А. Яцук в 1919—1922 гг.
{91}Здесь снова некритически берутся положения ген. Арманго, несмотря на сильно изменившуюся
международную обстановку.
Франция со своей воздушной армией берется изолированно, вне системы коллективной организации
безопасности, в которой она играет выдающуюся роль.
{92}В последние годы в порядок дня поставлены «воздушные пакты» о ненападении или о
взаимопомощи, в том числе и «западный воздушный пакт», которым, в частности, Германия хотела бы
развязать себе в воздухе руки против СССР и ее лимитрофов.
{93}В настоящее время вопрос о верховном главнокомандующем сливается с вопросом об едином
министерстве национальной обороны. Он стоит в порядке дня всех империалистических держав и коегде получил разрешение (в Италии, в Германии, Чехо-Словакии). В Англии — заместитель премьера
выполняет некоторые функции министра обороны (координация усилий). Во Франции вопрос
поднимался много раз, но положительно решен только правительством народного фронта.
{94}Это вопрос, мучающий всех буржуазных военных теоретиков. В мировую войну, в особенности в
Германии, обнаружился разлад между главным командованием и главой правительства. Не в столь
резкой форме разлад существовал и во Франции, Англии, Италии, в царской России. У союзников
проблема осложнялась известными трениями, обычными между воюющими союзными государствами.
Во Франции трудность решения проблемы увеличивается тем, что сильные фашистские тенденции в
некоторых слоях армии заставляют многие партии справедливо бояться слишком усиливать
единоличную военную власть, особенно после исторического опыта узурпации государственной власти
Наполеонами I и III.
{95}Докладчиком был депутат Делесаль, докладчик воздушного бюджета в Палате депутатов.
{96}В феврале 1932 г. известный реакционер Тардье, будучи премьером, создал министерство обороны,
объединившее военное, морское и воздушное министерства. С падением кабинета Тардье (в мае 1932 г.)
новый премьер — Эррио — восстановил прежнее положение, упразднив министерство обороны.
{97}См. примечание 94.
{98}События после 7 марта 1936 г. (ремилитаризация Рейнской области) показывают правильность
оценки обстановки ген. Аллео.
{99}Русский перевод «Профессиональная армия», изд. ГВИЗ, 1936 г.
{100}На сев. и сев.-вост. границах Франции построена линия укрепленных районов. После 7.3.36 в
прессе было сообщение о проекте срочной постройки второй линии укрепленных районов (OCR:
Примечание относится к подстрочному примечанию). [244]
{101}Военная техника, орудия и средства борьбы зависят от общего уровня развития техники и
промышленной базы. Учет социально-экономических особенностей вероятных противников, их
военного потенциала, их военных доктрин и т. д. несомненно влияет на доктрину применения,
организацию вооруженных сил и их задачи, но нельзя считать, что это учет «прежде всего» (avant tout)
определяет задачи и военную систему.
{102}Т. е. Л.-Джорджа.
{103}Известно, что А. Бриан не пользовался симпатией правых, которые в противовес ему всячески
поддерживают Тардье и Лаваля.
{104}Довольно злая и остроумная насмешка над А. Брианом в виде этого сравнения его с Орфеем, под
звуки арфы которого сбегались к его ногам свирепые хищные звери, становясь ручными.
{105}Ген. Аллео писал до 16.3.35, когда Германия объявила о введении всеобщей воинской повинности,
об отмене почти всех ограничений Версальского договора. Фактически лихорадочные темпы
вооружений, но проводившихся тайно, начались вскоре же после прихода фашизма к власти.
Цифры ген. Кюльмана и Аллео устарели, но они говорят о том, что оба в свое время достаточно трезво
оценивали обстановку. Окончание восстановления военной мощи Германии, т. е. выполнение первой
программы-минимума вооружений, ожидается в 1936/37 г.
{106}См. по этому поводу книгу ген. Людендорфа, о тотальной войне (1936 г.).
{107}Это так называемая «guerre à échéance».
{108}OCR: Примечания под этим номером в книге нет.
{109}Во Франции очень усилилась кампания за более основательную военную и патриотическую
подготовку молодежи в школах. Ген. Вейган (зам. председателя Высшего совета нац. обороны) в одной
официальной речи требовал, чтобы молодой солдат приходил в полк настолько военно-подготовленным,
чтобы ему оставалось лишь овладеть техникой по своей специальности.
{110}У Германии остались к этому моменту только 3 кав. дивизии, застрявшие на Украине. Не имея ни
конницы, ни танков, германское командование заведомо не имело средств для использования
первоначального тактического успеха, для превращения его в успех оперативный, а может быть, и
стратегический.
{111}Под Седаном в 1870 г. во Франко-прусской войне немцам сдалась в плен французская 100.000-я
армия во главе с Наполеоном III.
{112}Как уже отмечалось, неверно ставить отвлеченно вопрос о том, превосходят ли средства
наступления средства обороны, чтобы в зависимости от ответа затем доказывать или что война будет
позиционной или что она будет маневренной.
{113}Гекатомбы — в древности торжественное принесение в жертву богам сотни быков. Фигурально это
означает теперь предание смерти множества людей. [245]
{114}16 апреля 1917 г. началось пресловутое наступление Нивеля на участке между Реймсом и
Суассоном с участием 200 танков, окончившееся поражением и вызвавшее восстание во французской
армии (под большим влиянием также февральской революции в России).
В будущем танки встретят весьма мощную систему ПТО (противотанковой обороны). Есть немало
мнений, что эта система будет столь же действительна против атакующих танков, как система
пулеметной обороны была в 1914—1918 гг. действительна против атакующей пехоты.
{115}После ремилитаризации Рейнской области во Франции поставлен вопрос о постройке кроме
существующей линии Мажино 2-й линии укрепленных районов для создания глубины обороны. Все
чисто военные замечания ген. Аллео об обороне границ показывают его высокую компетентность и
глубокое понимание возможностей современной армии в наступлении и обороне.
Интересно мнение об укрепленных районах докладчика военного бюджета в Сенате. Эмиля Сари,
высказанное в интервью («Франс Милитэр», 16.7.1935). Он считает, что укрепленные районы окажут
собственно непреодолимое (insurmontable) сопротивление, и сообщает такие данные о них: это —
подземные галлереи и казармы, с совершенной газо- и водонепроницаемостью, прекрасная вентиляция; в
мирное время войска все же живут наружи в лагерях; у входа в подземное сооружение строятся бараки;
постоянный комсостав гарнизона укрепленных районов получает дополнительное вознаграждение.
Комсостав живет со своими семьями.
{116}Вокруг срока службы во Франции ведется большая политическая борьба. В марте 1935 г. в порядке
временной меры солдаты задержаны на 2-й год службы. В Палате же закон о 2-годичной службе еще не
прошел. Ген. Вейган, Ниссель, маршал Лиотэй и многие другие требуют 2-летней службы на те 5 лет,
когда будут призываться родившиеся во время войны, так как число рождений в среднем упало тогда
вдвое и, начиная с 1936 г., вместо требуемого контингента в 255 000 человек будет поступать только
112000 человек. Но это скорее предлог, чем причина, в ведущейся политической борьбе.
В Германии пока введена одногодичная служба в целях ускорения подготовки резервов. Но с учетом
допризывной подготовки в лагерях трудовой повинности военная служба фактически длится минимум
полтора года.
{117}Нами пропущен раздел этой главы под названием: «Есть милиционная и милиционная армия», где
утверждается, что современная одногодичная служба делает из французской армии милиционную
армию, но гораздо менее боеспособную, чем милиция у немцев, ввиду различия национального
характера, воспитания и т. д. [246]
{118}Неверная, чисто техническая и циничная мотивировка необходимости масс.
{119}Ген. Аллео хочет доказать, что качество и количество не противоречивы, а надо было сказать, что
они не исключают друг друга, что возможно единство этих категорий, к которому следует стремиться.
{120}Советский читатель прекрасно знает, что если в Европе еще и могут теперь быть национальные
войны, то расовые войны — это лишь выдумка фашистских мракобесов.
{121}Надо отдать справедливость ген. Аллео, что мысли фон-Зекта он понимает более верно, чем многие
другие, считавшие, неизвестно почему, что последний проповедует малую профессиональную армию и
только.
{122}См. примечание 116. С чисто военной точки зрения доводы ген. Аллео резонны, хотя можно
представить себе организацию подготовки и в течение 1 года при лучшей допризывной подготовке.
Сторонники 2-летней службы приводят такие цифры: в среднем свеохсрочно-служащий стоит
государству 27 франков в день или 10000 франков в год, а призванный — 9 франков в день или 3.200
франков в год. Всего на сверхсрочно-служащих и профессионалах можно, якобы, сэкономить при 2годичной службе почти полмиллиарда франков и уменьшить безработицу (ген. Ниссель, «Франс
Милитэр» 6.12.35).
{123}Неверное объяснение характера и формы войны одними лишь техническими условиями.
{124}Здесь налицо смешивание тактической внезапности с оперативной. Явная недооценка современных
разведывательных средств, и в особенности воздушных.
{125}Почему-то «денежные» и «экономические причины» в разных пунктах, причем в последних
фигурирует только горючее.
Видимо на определение степени механизации окажут влияние задачи мех. войск и степень механизации
противника.
{126}Жидкое горючее — узкое место не только Франции, но и Германии, Италии, Японии,
ограничивающее масштабы механизации, моторизации армии, развитие воздушных и морских сил,
затрудняющее ведение войны без обеспеченного подвоза извне огромного количества нефти и ее
производных.
В этих странах химики особенно усиленно работают над синтетическими горючими и над получением
газообразного и жидкого топлива из каменного угля, сланцев, дерева и т. д.
{127}См. примечание 88.
{128}Это картина, как будто срисованная с натуры в Германии и Японии!
{129}Ген. Аллео опять-таки совершенно забывает о значении активной, быстро действующей системы
коллективной безопасности. [247]
{130}Преторианцы — лейб-гвардия римских цезарей, превратившиеся в центр и очаг государственных
переворотов. За профессиональную армию во Франции выступают фашисты.
{131}Эти-то опасения преувеличены! Безработица — неизбежное зло капитализма.
{132}Конечно, в капиталистическом обществе лозунг единой, однородной национальной армии есть
лишь обман масс, демагогия.
{133}См. примечание 116.
{134}Численность призываемого контингента и общая численность рождений, изменяются во Франции и
Германии так (в тысячах):
Годы призыва Численность контингента
Франция
Германия
1933
252
—
1934
226
—
145
1935
—
112
1936
305
122
1937
200
141
1938
210
162
1939
215
1940
260
320
Годы Число рождений
Франция Германия
1906 858
1760
1913 790
1606
1914 753
1588
1915 480
1207
1916 382
899
1917 410
817
1918 470
829
1919 503
1173
Подчеркнутые годы — как раз критические (creuses — пустые) для Франции года, соответствующие
годам войны 1914—1918 гг. (Данные доклада военной комиссии Палаты депутатов, 28.6.1927).
{135}Esprit de corps.
{136}Часто полки разбросаны по-батальонно исключительно по избирательным соображениям. Убрать
батальон из какого-либо пункта — это значит лишить прибылей местных жителей-лавочников,
избравших депутата. Было время, когда из 56 полков 46 были рассредоточены по-батальонно.
{137}Это предложение весьма интересно то существу. Только вряд ли оно удешевит подготовку,
поскольку учебные поля, полигоны, классы необходимы и учебным центрам и полкам. Однако,
поскольку в военное время полки все равно не могут заниматься подготовкой пополнения, постольку
надо иметь особую организацию по подготовке. Если эта организация будет постоянной, например в
виде учебных центров, то от этого дело может только выиграть.
{138}Вполне разумное предложение, однако, остается опасность, что при внезапном нападении
агрессора будет трудновато собрать людей, в особенности учитывая расстройство жел.-дор. сообщения
неприятельской авиацией.
{139}Хорошее предложение, собственно давно уже частично осуществленное во Франции. Части не
будут загромождены мобработой, требующей и специальных познаний и соблюдения большой
секретности. [248]
{140}Фронтальеры — запасные приграничных округов, могущие призываться в случае необходимости
постановлением правительства (военного министра).
{141}Здесь они называются «corps de bataille», т. е. боевые войска, но дальше ген. Аллео сам же их
называет «линейными».
{142}Малый прирост населения во Франции объясняется исключительно капиталистической системой,
обнищанием эксплоатируемых масс. Торез на VIII съезде КПФ сказал: «Через несколько десятилетий мы
превратимся в нацию стариков... Рабочие и крестьяне боятся обременить общество беспомощными
существами», которым грозит или нищета или смерть на полях сражений за сундуки своих хозяев.
{143}Ген. Аллео и здесь стоит на точке зрения союзов, притом, военных союзов, видимо, не системы
коллективной безопасности.
{144}См. примечание 10.
{145}См. I часть, гл. V.
{146}Еще Фош в «Принципах войны» (1905) писал, что «началась новая война и отныне всегда будут
считаться с сердцем солдата».
Однако, в действительности этот учет свелся к тому, что недостаток техники вооружения старались
заменить этими обманутыми сердцами, посылая их под расстрел пулеметов позиционной обороны.
{147}По ПУ29 § 139 при наступлении в маневренной войне на оборудованные позиции противника
стрелковая дивизия своими артиллерийскими средствами может организовать прорыв до 2 км. При
обороте ширина полосы стрелковой дивизии — 8—12 км.
{148}Относительно вероятности действий больших масс ген. Аллео, может быть, был бы другого
мнения, если бы писал после введения в Германии всеобщей воинской повинности.
{149}Спрашивается, что может сделать воздушная разведка в раскрытии готовящейся внезапной
агрессии? Летать, ведь, к противнику нельзя? Когда враждебные действия начнутся, тогда другое дело.
{150}См. примечание 115.
{151}Тот вариант плана войны, который начал проводиться в 1914 г.
{152}Тут ген. Аллео даже воздушную армию хочет использовать как артиллерию непосредственной
поддержки пехоты (!!!), что, конечно, неверно.
{153}Un combattant complet de première linge.
{154}См. мою критику органического состава французской дивизии в «Войне и революции» 5—6, 1932
г. Во французской дивизии бойцы составляют по весу (расчет велся для десанта) менее 21%, вооружение
менее 4,5% (!!) и т. д. Словом, 2/3 ее составляют лошади, мулы, повозки, фураж. Это не боевая, а скорее
потребительская организация. Известно, что сейчас происходит реорганизация французской армии, о
чем говорит и ген. Вейган в цитированной уже речи. [249]
{155}См. примечание 50.
{156}Действительно, пехотинца загружают беспощадно. Даже в американской армии стрелок тащит на
себе 24 кг, а автоматчик 27 кг, иногда этот вес поднимается до 38,5 кг.
{157}Ген. Аллео обошел важнейший вопрос для конницы — воздушно-химическое воздействие на нее
авиации.
{158}Нельзя сказать, чтобы требования были преувеличены. Наоборот, требования очень скромны. Все
же по этим требованиям видно, что ген. Аллео предвидит прорыв танками очень устойчивых позиций,
предвидит использование танков в позиционной войне, что не согласуется с его воззрениями на
маневренность будущей войны.
{159}При 6—8 мех. дивизиях, о которых ген. Аллео говорит, это дает 752 боевых танка. Не так уж
много!
{160}Вольтижеры, особый род пехоты, появившийся во французской армии с 1870 г.; это небольшого
роста солдаты, отличные стрелки, разведчики и т. д., сводимые в особые роты.
{161}Слишком мало зенитной артиллерии для такого соединения, которое будет магнитом для
неприятельской авиации!
{162}В иностранной литературе впервые встречается упоминание о серьезной обороне тыла от
воздушных десантов противника.
Комбриг Е. Татарченко
Подстрочные примечания
{*1}В предисловии Шлиффена к 5-му изданию Клаузевица, см. также ген. Гренер «Testament des Grafen
Schliffen», 2-е изд., 1929 г., стр. 13.
{*2}«Supremacy of Air Power», RAF Quarterly, № 2, 1930 г.
{*3}«La guerre n'est pas une industrie» (1925) et «Elements de Tactique générale» (1927). Berger-Levrault
éditions.
{*4}«Требования технической войны», «Revue des Deux-Mondes», 15.3.1933.
{*5}«Les éxigences de la guerre de matériel» («Требования материальной войны», «Revue des DeuxMondes», 15.III.33.
{*6}OCR: Здесь стояла вторая ссылка на примечание переводчика №12.
{*7}В номере от 15 мая.
{*8}Ген Тюлян (цитированная выше статья).
{*9}Ген. Тюлан.
{*10}Ген. Тюлан.
{*11}Ген. Арманго, Авиация и наступательная мощь боевого средства войны завтрашнего дня.
{*12}Проволочки, возникающие при приведении в действие громоздкого аппарата Лиги наций, уже сами
по себе наруку нации, которая решила начать войну. Этот факт весьма справедливо отмечает Ж. М.
Бурже в своей статье «Авиация в национальной обороне» («Aviation dans la défense nationale», 16. III. 32).
«Существование Лиги наций и установленные в ней для урегулирования разногласий, могущих
произойти между государствами, членами лиги, плохо уточненные порядки благоприятствуют в
настоящее время удлинению периода дипломатического напряжения: между тем моментом, когда
женевские органы соберутся, и тем, когда их задача будет закончена, может пройти несколько месяцев.
Этой проволочкой воспользуется не кто иной, как агрессор, чтобы докончить свои вооружения». В какой
же, как не воздушной области легче всего воспользоваться этим преимуществом?
{*13}Нужно признать вместе с Ж. М. Бурже («Revue de Paris», 15. III. 32) всю опасность, которая с
международной точки зрения скрывается в этой вере в сверхкороткую войну. Ж. М. Бурже писал:
«Заслуживает внимания то, что проповедуется идея, будто бы воздушная воина может и должна
обеспечить решающие результаты в очень короткое время. Это — исключительно опасная пропаганда с
международной точки зрения». «Идея, что война будет короткая, может способствовать расширению
национальных притязаний и взгляду на легкую возможность вооруженного конфликта, так как он будет
оплачен быстро и выгодно. Если бы такая концепция не была общепринятой у немецких правителей, то
мировая война могла бы быть, но всей вероятности, избегнута». (OCR: С этого примечания идет ссылка
на примечание переводчика №23).
{*14}OCR: Здесь стояла вторая ссылка на примечание переводчика №25.
{*15}В газете «France Militaire» от 18/V — 33 г. помещены следующие сведения о мероприятиях
Германии по борьбе с воздушной опасностью:
«Организация борьбы с результатами действия зажигательных бомб требует мер двоякого рода:
необходимо образовать группу пожарных по охране недвижимого имущества (по одной группе на
здание) и группы по тушению пожара. В Германии считают, что в момент воздушной тревоги вся
система обороны должна приводиться в действие автоматически. Эта тревога немедленно же мобилизует
все упомянутые выше группы. В каждом здании должна быть своя организация в составе службы
наблюдения (задача — наблюдение за небом и нахождение очагов пожара). Эти пожарные должны быть
в совершенстве знакомы с особенностями дома (знать, где водопровод, газ и т.д.), уметь в совершенстве
владеть приборами для тушения пожара и иметь в своем распоряжении необходимые для тушения
материалы: ящики с песком, бочки с водой, топоры, фонари, и т. д., у каждого должен быть противогаз.
Группы по тушению пожара составляются исключительно из местных групп пожарных по охране
зданий. Заблаговременно назначается начальник, который командует общей работой групп. В его
распоряжении должно находиться имущество, необходимое для тушения пожара и рассчитанное на
целую группу зданий (в частности, рукава, тележки для перевозки материалов и т.д.). Выгодно
организовать эти группы на манер небольших пожарных рот, привлекая в них профессионалов и давая
им специальную подготовку».
{*16}Очевидно, что такие же проблемы возникнут и у морских сил.
{*17}Пункты посадки самолетов, принимающих участие в одной и той же операции, по необходимости
будут рассредоточены в пространстве.
Поэтому автор статьи считает, что сосредоточение отряда невыполнимо в короткое время без
применения быстроходных траспортных средств, возимых с отрядами.
{*18}Правда, по мнению некоторых авторов, достаточно разрушить очень ограниченное число
важнейших точек железнодорожной сети, чтобы сорвать весь транспорт по сосредоточению. Число этих
пункттов для французской территории не превзойдет, якобы. 15. Эту цифру следует проверить. Но даже
допустив, что достаточно 15 пунктов, можно ли думать, что разрушение 15 жизненных точек будет
произведено легко и надежно? А затем разве не ясно, что чем меньше число важных пунктов, тем легче
их защитить наиболее действительным образом?
{*19}Напомним, что, по Клаузевицу, внезапность является сочетанием двух элементов: секретности и
быстроты. «Это два мощных крыла хищного орла, который готовится стремглав броситься на свою
добычу».
{*20}В подлиннике эта фраза не подчеркнута (прим. автора).
{*21}Он отмечает, что это создает грозную опасность для такой миролюбивой нации, как французская.
Это исключительно верно! Наблюдая за тем, что происходит по ту сторону французских границ, не наш
ли долг заявить, что мы, увы, полностью переживаем эту фазу войны?
{*22}Нельзя рассчитывать на серьезные результаты действия нескольких данных пехоте мортир. Это во
многих отношениях недостаточное средство. К тому же до смешного слабо обеспечение их снарядами.
{*23}Ген. Арманго совершенно правильно замечает, что это название «бомбардировочная авиация» не
подходит для воздушных сил, которые далеко не предназначены действовать лишь посредством бомбы,
но используют также и другие боевые средства, как-то: пулеметы, пушки. Кроме того, воздушные силы
должны вести воздушное сражение и атаковать наземные цели, перевозить и высаживать
воздушнодесантные отряды. Ген. Арманго считает, что более подходящим названием было бы название
«боевая авиация» (aviation de bataili). Это уже лучше, но все же слишком ограничительно. Предлагается
более общее наименование: «линейная авиация».
{*24}В этом отношении реальные возможности появятся лишь тогда, когда самолеты почти совсем
освободятся от своей зависимости от местности в отношении взлета и особенно посадки. Пришло время,
когда необходимы большие усилия в этом направлении, чтобы не дать себя обогнать другим. (OCR: Не
нашел этой ссылки и она проставлена по смыслу).
{*25}Подполковник Де-Голь. Профессиональная армия.
{*26}Проект закона, доложенный Сенаком (Sénac) и находящийся на рассмотрении палаты депутатов,
меняет в этом отношении закон 13 июля 1927 г. В будущем число дивизий мирного времени будет неопределенным. На практике оно будет еще меньше, чем сейчас. Зато будут существовать войска, на
обязанности которых лежит занятие укрепленных пунктов (вернее, укрепленных районов).
{*27}Из статьи ген. Моргана в «Quarterly Review» (октябрь 1924 г. ), выдержках в газ. «France Militaire»
от 31. V. 1934 г.
{*28}«Германские вооружения и формы войны», «France Militaire» от 15.V.1934 г.
{*29}В действительности Германия может обеспечить людьми 200, если не более, дивизий.
{*30}Не надо забывать, что эта армия будет приводиться в боевую готовность все ускоряющимся
темпом, благодаря интенсивному развертыванию производства, начиная с периода, предшествующего
конфликту. Мощь же германской промышленности известна.
{*31}Из всех государств, представленных на конференции, Соединенные штаты Америки, конечно,
больше всего придерживаются абсурдного мнения, тем самым показывая что их идеология значительно
уступает их реалистическому здравому смыслу, которым и мы их наделяем и который они сами себе
великодушно приписывают.
{*32}Исключения не составляют даже укрепления, которые, так же как и щиты, могут служить опорой
для наступления.
{*33}«Профессиональная армия».
{*34}«Армия и революция», май 1932 г. (OCR: Не нашел этой ссылки и она проставлена по смыслу).
{*35}«Motorisation et l'armée de demain» («Моторизация и армия завтрашнего дня»).
{*36}Из статьи «Параллельно», напечатанной в последней книжке «Кружок Фюстель-де-Куланж».