Смерть в Сибири

advertisement
Горячая Сибирь
Когда все умирают, рождается живой человек.
Восточная пословица
Утро в администрации
Последняя неделя декабря в Центральной Сибири выдалась на редкость холодной. Даже
эйфория предновогодних дней не скрашивала общей подавленности -- жители столицы
региона, города Закутска, не скрывали своего разочарования столь диким поведением
погоды. Сотрудники местного отделения Гидрометцентра старались не слишком часто
появляться в общественных местах, а в городских блогах набирало популярность мнение
о том, что пора бы дать пинка природе, и что на референдуме, намеченном на 25 декабря,
нужно непременно проголосовать за поворот местных рек на запад.
Мрачноватым утром 23 декабря в городе не было праздношатающихся – люди как можно
быстрее скрылись в офисах, магазинах, заводских проходных и прочих местах, где они
добывали материальную поддержку для ожидания лета. Было всего лишь без четверти
десять, когда улицы опустели. Лишь редкие автомобили, скрипя снегом под шинами,
проезжали по центральным улицам, едва выходившим из рассветного сумрака, а в
окраинном Ново-Старинском районе, почти все население которого составляли рабочие
фармацевтического гиганта «Sсhmerzenbauer Закутскхимпром», известного своим
эффективным снотворным, народу на улицах и вовсе не было. Никто не видел, как у
светофора на совершенно пустынном перекрестке остановился черный джип с водителем
и двумя пассажирами, и уж тем более никто не слышал их беседу – впрочем, вполне
невинную. Говорили о кино.
-- Я не хочу сказать, что «Земля мертвых» -- полное фуфло, -- сказал совершенно лысый
крупный мужчина в полушубке. Развалившись на заднем сидении машины, он курил
сигару. – И все-таки, Райя, подумай сама -- рядом с «Рассветом мертвецов»* этот ваш
блокбастер даже не курил.
Сказав это, мужчина приоткрыл форточку и с негодованием выбросил окурок.
*«Земля мертвых», «Рассвет мертвецов» -- фильмы Джорджа Ромеро и Зака
Снайдера, голливудских режиссеров, снимающих фильмы о зомби.
-- Ты видел полную версию «Рассвета…»? – не оборачиваясь, спросила элегантная,
наделенная хищной привлекательностью женщина в черном, которую он назвал Райей.
Женщина сидела рядом с водителем, разглядывая в окно неживую улицу, вдоль которой,
почесывая бурый свалявшийся бок о решетку парка, лениво прохаживался медведь.
-- Нет. Я смотрел его в кинотеатре. -- неохотно ответил мужчина.
Светофор подал красный свет. Словно очнувшись, водитель тронул машину с места.
-- Я видела полную версию, -- продолжила Райя. – По сути, она мало отличается от
прокатной. То есть, нет там никакой сути. Понимаешь, Вадим, в кинематографе сейчас
такое правило: чем ужаснее, тем круче. Но фильмы Ромеро немножко другие. Они
наводят на мысли. Например, о том, что зомби – это не просто бизнес, и не часть
метакультурного маразма, а неизбежный финал цивилизации. Слишком узнаваемо всё:
драка за кусок мяса, жесткие заданные рамки поведения, и даже идея о воскрешении со
всеми потрохами. Словом, зоопарк. Мы могли стать людьми, но не стали, и Ромеро
снимает кино как раз об этом.
-- А по-моему, там большая метафора католического толка. Как бы, задави в себе зверя. -возразил Вадим, ибо именно так звали мужчину в полушубке. -- Кстати, тебе понравилась
идея в «Земле мертвых», что у зомби может появиться сознание? Типа, новая раса,
последний шанс?
-- А что, вполне допускаю. – Райя аккуратно положила недокуренную сигарету в
пепельницу. -- Даже такая тонкая вещь, как человеческое общение -- это скорее
психология, обусловленный набор сигналов. Разума там почти нет. Посмотри, как
общаются люди. Просто рефлексы, телевизор Павлова. Так почему нельзя предположить,
что у зомби тоже появится какая-нибудь психология? Хитрое дело, что ли? Сумма
привычек. Хотя на практике, конечно, это невозможно. Жара убьет ходунов раньше, чем
они наживут себе психологию. А зима даже тут не круглый год. О чем ты думаешь, Иван?
– Райя бросила взгляд на водителя – худого, дерганого, с пегой клиновидной бородкой.
-- Думаю, там уже началось, -- тихо произнес Иван.
Черный джип остановился у дверей облицованного мрамором барака с колоннами, где
находилась администрация Ново-Старинского района. Райя передала Ивану помповую
«тозовку», зарядила дробовик РМБ-93. Вадим вынул из подмышечной кобуры пистолет
Макарова, снял с предохранителя. Затем двое мужчин и женщина в черном покинули
машину, скрыв оружие в полах одежды.
Они энергично вошли в коридор, не сбавляя темпа, протиснулись к кабинету номер пять и
остановились, почти вплотную прижатые к двери. Судя по табличке, в кабинете
принимали заявления о приватизации квартир.
Несмотря на скверную погоду, присутственное место было до отказа наполнено людьми.
Просители нервничали. Немолодая женщина в заношенном каракуле кричала:
-- Совсем стыд потеряли! Битый час тут стоим, а они заперлися! Всю кровь уже выпили!
Вадим бросил короткий взгляд на Райю, Райя – на Ивана. Тот с внезапной для его
тщедушной фигуры силой оттолкнулся ногой от стены и упал спиной в толпу. Тотчас
несколько яростных рук швырнули его обратно, и, вылетев из народа как камень из
рогатки, он попутно выбил плечом дверь.
Преграда в заветный кабинет повисла на одной петле.
В облаке рухнувшей штукатурки открылась удивительная картина. Посреди комнаты
растеклась густая лужа, припорошенная мелом; в ней залип лист бумаги с подписью. Изза стола, перегородившего доступ к сейфу и окну, встала женщина со строгой служебной
выправкой. Если бы читатель в ту минуту оказался в кабинете номер пять, его наверняка
насторожило бы то, что женщина поднялась не со стула, как все честные чиновницы, а с
пола. Однако внешность квартирмейстерши настораживала еще больше.
Серая, протокольного цвета кожа хранила печать крайнего упадка сил. Взгляд ничего не
выражал, словно душевная болезнь или новая инструкция из министерства стерли с ее
лица все живое. Особенно выделялись губы, жирно измазанные то ли помадой, то ли
кровью. Стянутые в пучок волосы растрепались, кончики светлых прядей измазаны
красным и липким, а взгляд удивленно-сосредоточенный.
Учуяв гостей, чиновница оскалила рот. Иван вскинул ружье, выстрелил. Русая головка
взорвалась и в потоке раскаленного свинца вылетела в окно, разбив стекла и забрызгав
оконную решетку. Пасшийся за окнами медведь шарахнулся в сторону.
Вадим обогнул стол с плоским монитором. У сейфа на полу, захлебываясь кровью, лежал
мужчина преклонных лет. Он извивался, будто пытаясь выскользнуть из дубленки. Вадим
аккуратно выстрелил ему в лоб. Райя слегка отодвинула Вадима, ланцетом отрезала
кусочек кожи с обезображенной шеи мертвеца и положила в маленький контейнер,
который спрятала в сумочке, переброшенной через плечо.
Лишь когда трое вернулись в машину, в коридоре поднялся визг.
Пробуждение героя
Для меня эта история началась утром, обычным подлым утром. Чувство отчаяния
выбросило меня из постели за минуту до звонка будильника. Чувство было несколько
истеричным, но я привык. Уже не помню, когда просыпался от радостного предвкушения
дня – вероятно, это случалось когда-то в детстве, точнее, в тех разрозненных обрывках
воспоминаний, которые мы считаем детством, ведь должно же оно быть.
Холод скользнул по ногам. Дисплей температурного датчика, установленного на крыше,
показывал минус сорок один. Ну и где ваше глобальное потепление? Где пальмы?
Я быстро оделся, кофе допивал на ходу. Мой Audi Q7 завелся с первого оборота. Слава
богу, хватило ума провести отопление в гараж.
Живу я за городом, в деревне. Здесь ветер и простор, ограниченный лишь сосновым лесом
на горизонте. Двухэтажный дом из бруса с баней и гаражом я купил недорого, но
пришлось вложиться в разные усовершенствования. Теперь здесь можно жить.
До офиса полчаса езды. Десять минут гонишь по прямой, по чистому полю, где
перебегающие дорогу зайцы встречаются чаще, нежели авто. Сразу после покупки дома я
обкатывал по выходным окрестные дороги. Просто путешествовал. Потом бросил это
занятие. Надоело. Дорога не отвлекает от мыслей.
То утро не стало исключением – тяжелые мысли вновь одолевали. Мне уже сорок, и
невозможно прятаться от самых главных вопросов и отсыпаться в выходные вместо того,
чтобы думать. Зачем я еду на работу? Чтобы и дальше избегать ответов? И что я надеюсь
получить от моей работы? Все, что я хотел доказать людям, я уже доказал, но на душе не
стало спокойней. Возможно, я куплю новый джип – скажем, Mercedes GL450, а отпуск
проведу на Желтом море, или в Испании, или махну в Черногорию. Не исключено, что
наконец-то посещу Иерусалим. Но что дальше? Я желал свободы, а добивался денег и
уважения. Так было безопасней.
Я где-то читал, что логика жизни проста: чем жертвуешь, то и получаешь. При этом
важны только средства, ведь к тебе вернется все. Отвечать за это придется -- тебе или
твоим детям…. Мой дед был живой иллюстрацией этой доктрины. Он начал войну под
Сталинградом, дошел до Германии, был трижды ранен и не жалел ни о чем. Не
задумываясь, он жертвовал собой ради страны, и хотя страна, на сто процентов состоящая
из моральных прокуроров, ничего не дала ему, жизнь вознаградила в полной мере: с
осколком, застрявшим в груди, дед прожил до девяноста лет, ни в чем себе не отказывая.
Скольких он убил?.. Об этом я задумался, когда погиб мой отец, опер. Ему не было и
тридцати пяти.
Я, мои знакомые, все эти бесполезные поколения… Мы тоже отдаем все – время,
здоровье, силы -- одним словом, жизнь. Но ради чего? Ради процветания страны? Не
смешите меня.
От размышлений меня отвлек пьяный пешеход. Он топал прямо по встречной,
раскачиваясь и как будто пытаясь поймать мою машину руками. Я ударил ногой в педаль
тормоза.
Поздно. Голова прохожего стукнула в лобовое стекло, отскочила как мяч. Тело мягко и
как-то окончательно шлепнулось на дорогу.
Я почувствовал себя будто во сне. Вот и получили вы путевку во взрослую жизнь, Борис
Палыч. Убийство по неосторожности.
Тело пешехода лежало на боку. Его голова находилась в трех метрах от шеи, в кустах на
обочине.
Мысли как ветром сдуло. Я выполз из машины, стоял и смотрел на покойника. Одет
вполне прилично. Пальто за четыреста долларов. Кашне, рубашка, галстук – все
забрызгано кровью и какими-то коричневыми сгустками. Я подошел к его голове, хотел
поднять и доставить к телу, но передумал. Вместо этого набрал номер «скорой» на
мобильном. Линия занята. После четвертой попытки решил вызвать гаишников. Без
ответа.
Ничего не понимаю.
Я застрял в низовьях улицы Танталова. Отсюда начинается цепочка разнокалиберных
бутиков, пересекающая городской центр. Обычно здесь полно гаишников – место это
гиблое для водителей. А сегодня, как назло, такой холод, что даже мытари дорожные
попрятались в тепле.
В петле.
На хрен каламбуры. Я забрался в машину. Снял перчатки. Пальцы подрагивали. Немного
согрев руки, я закурил и принялся жать на кнопки мобильника. Минут через десять
оставил эти попытки. Все как будто вымерли.
Посидел еще немного, подумал. Возможно, какие-то проблемы со связью. Когда на улице
минус сорок, жди любых подлянок. Можно дойти до офиса и позвонить оттуда. Но я
околею, пока дойду. К тому же появится отягчающее обстоятельство: оставил место ДТП.
Впрочем, я уже попал.
В зеркале заднего вида показался автобус.
В клетке
Потасканный сарай корейского производства не был приспособлен к сибирским
температурам. В его салоне было едва ли теплее, чем на улице. Повсюду царил полумрак
– стекла наглухо затянул грязно-серый иней. Я уже забыл, когда в последний раз
пользовался услугами городского транспорта, и терпение пассажиров меня поразило. В
этом передвижном аду они ехали уже более часа – маршрут пролегал из фабричного
Ново-Старинского района в центр.
Обстановка и до сих не переваренное событие на дороге окончательно выбили меня из
колеи. Я вдруг ощутил явную, поднимавшуюся вверх по позвоночнику волну ужаса.
Думаю, вы знакомы с этим явлением – когда вдруг что-то непонятное накатывает на тебя,
и бросает в жар и холод, и хочется немедля, опрометью бежать, не разбирая дороги.
Полчаса назад я просто растерялся. Но в автобусе на меня накатило по-настоящему.
Паника, внезапная апатия, будто спрятаться негде и поздно -- все это прошло через меня в
один миг. А еще через секунду я увидел, что в дальнем углу салона творится что-то
совсем уж непотребное.
Сначала я заметил пассажиров, погруженных в отупляющее утреннее бесчувствие. Они
ничего не слышали, не видели. Затем в провале между шубами я увидел зверя.
Он выглядел как человек. Неторопливо и настойчиво он рвал зубами шею женщины в
белом пуховом пальто, а она лишь тихо выла и хрипела, будто прося о пощаде. Двое
парней рядом тупо следили за этим зрелищем. Я тоже не верил своим глазам.
Вдруг все стало ясно. Не то чтобы я осознал детали – просто как-то вдруг стало понятно,
как нужно действовать. Распихивая шубы, я бросился к зверю и с ходу ударил его мыском
ботинка в морду. Зверь откинулся назад. Автобус резко притормозил. Всем весом я упал
на истекающую кровью женщину, и тут же меня отшвырнуло назад – зверь перешел в
нападение.
Я упал в проходе и сразу вскочил на ноги. Вспыхнул возмущенный ропот пассажиров, а
через минуту – крик. Парни с безумными глазами бросились к выходу, трое женщин
пулей пролетели рядом со мной, обдав запахом парфюма и пота. Поток бегущих отделил
меня от животного. В толпе вскинулась мужская голова, раздался хруст и вялый крик.
Впереди мужик в коричневом орал на водителя – тот огрызался, ничего не соображая в
происходящем, но наконец ударил по тормозам и, не дожидаясь полной остановки,
кубарем выкатился на асфальт.
Я вывалился в дверь. От людей разило ужасом. Автобус замер посреди пустой дороги.
Люди врассыпную разбегались по улице, мертвенно-серой в зимних рассветных лучах.
Кучка самых любопытных или, быть может, не вполне проснувшихся сгрудилась у задних
дверей, напряженно вглядываясь в окна. А в автобусе продолжалось нечто невообразимое.
Иней на стеклах приобрел темно-красный оттенок, кто-то кричал в полный голос, и
невозможно было понять, кто кричит – женщина или мужчина, взрослый или ребенок.
Мощные движения внутри салона заставляли автобус вздрагивать.
Желание добраться до офиса, до телефона, до цивилизации стало невыносимым. Я
расстегнул пальто и побежал.
Прощай, любимый офис
Я едва не выдохся, пока увидел стеклянный скворечник Бизнесцентра. Из последних сил
взбежал на второй этаж по гулкой металлической лестнице (отдельный вход) и ворвался в
приемную.
Здесь было тихо. Густой аромат кофе повис над столом и кожаными креслами.
Секретарша Оля оставила свой пост – должно быть, понесла боссу завтрак. Я повалился в
кресло, отдышался и нащупал трубку телефона. Набрал номер милиции. Короткие гудки.
Это уже слишком.
Поднялся на ноги, отметив, как ослабли колени. Не раздеваясь, заглянул в комнату
рекламщиков. Тишина. Работнички... Я, конечно, понимаю, что реклама и пиар уже не так
актуальны, как в девяностые. Но не настолько же.
В кабинет босса я вошел, как всегда, без стука. Обычно согнутый в три погибели босс
возвышался за столом ровно, как лом проглотил. Взгляд его блуждал, словно он
обкурился. С самого утра. А это маловероятно.
Я прижался спиной к двери и быстро оглянулся. Из-за тумбы с принтером на четвереньках
выползла Оля. Теоретически, такая картина вполне возможна в кабинете босса. За
исключением одной мелочи: вся мордашка Оли перемазана кровью. Кусок плоти на щеке
отсутствовал.
Босс поднялся над столешницей, украшенной чугунным письменным прибором
(антиквариат, конец XIX века). Лицо его заметно потемнело, но не от загара, а скорее как
у покойника, приобретя выражение задумчивости и даже некоторого сожаления, точно он
наблюдал, как умирает его любимая скаковая лошадь. Вероятно, на роль скакуна был
избран я.
Как пишут в популярных романах – его мышцы налились упругой силой. Ну уж нет, сука.
Иногда Бог посещает даже офисы. Я рванул к столу, схватил чернильницу в форме
пирамиды и с размаху всадил ее в лицо босса. К моему удивлению, письменная
принадлежность без особого труда пробила переносицу и застряла в начальственной
голове. Босс пошатнулся и рухнул под стол.
Не дожидаясь, когда Оля начнет атаку, я вышел вон.
Из кабинета дизайнеров доносился отчетливый шорох, как будто шаркали ногами по
ковру. В каморке сисадмина ритмично раздавался стук -- я представил администратора
Лешу, бьющего головой о клавиатуру. Внезапно звуки перестали. Повисла напряженная
пауза. Не дожидаясь развязки, я выскользнул в коридор, ведущий к пожарному выходу.
Двери кабинетов на втором этаже были заперты, но то, что из них доносилось, не
оставляло никаких сомнений – смерть захватила Бизнесцентр, как наводнение спящую
деревню. Из офиса районной службы приставов покачиваясь выбрался мертвец. В его
глазах не было ничего, кроме голода. Не останавливаясь, я пинком сбил зверя на пол.
Вот и дверь. За мутным стеклом кто-то маячил, но отступать некуда. Я рванул ручку на
себя. В этот миг прямо в мой лоб уставилось дуло пистолета.
Трое в черном
-- В глаза смотреть!
Я сфокусировал зрение. Передо мной стоял огромный, лысый мужик с вислыми черными
усами, в черном полушубке. Он был похож одновременно на Брюса Уиллиса и
Александра Розенбаума. Взгляд ястребиный, но вполне осмысленный. Он бегло спросил:
-- Раны есть?
-- Нет.
-- Живые?..
-- Не видел.
Мужик отвел от меня свой «Макаров».
-- Ладно, -- бросил он. -- Иди во двор, там у входа черный чероки. Жди.
Из кармана полушубка усатый вынул рацию, а я двинул вниз по лестнице. Он был
единственным человеческим существом на этаже, и потому вызывал доверие.
Как и сказал усатый, джип стоял прямо у дверей. За рулем сидел белобрысый мужик с
поповской бородой, в черной потертой куртке. Назвался Иваном. За полчаса мы
перебросились парой фраз о проблемах запуска двигателя в минус сорок. На мои вопросы
о том, кто он такой, мужик не ответил.
Вскоре возник усатый. За ним следом шла женщина с дробовиком.
Дама была грациозна, как змея. Это непростое утро отнюдь не располагало к восхищению
женской красотой; я отметил ее появление автоматически. Высокая... Синие глаза. Грудь,
кажется, третьего размера. Черные волосы спрятаны под вязаной шапочкой. Выглядит на
тридцать. Вся в черном. Вооруженная, и значит, надо фильтровать базар.
-- Ну, давай знакомиться, -- с хитрой улыбкой произнес усатый, забравшись в машину. – Я
– Вадим.
-- Борис, -- представился я и некрасиво раскашлялся – горло пересохло.
-- Райя, -- сказала женщина. -- Вам сегодня повезло.
Ее голос был начисто лишен всякой интонации.
-- Ну что там?.. Никого?.. – спросил Иван, не оборачиваясь.
Вадим помолчал минуту. Его брови страдальчески изогнулись.
– Лучше скажи, на фига ты в администрации гусарил? -- спросил он.
-- Так вы же всю дорогу про кино говорили, -- хитро улыбнулся Иван. -- Хотел красиво…
Вадим вздохнул, поставил пистолет на предохранитель и повернулся ко мне.
-- Ты знаешь такой супермаркет – «Веселый потрошок»?
-- Кто веселый?.. А, да. Знаю. И что там?
-- Большие дисконты на мясо... Дорогу надо показать.
-- Я думал, вы местные.
-- Ты один. Райя из Ростова, Иван из Москвы, я из Питера. Был у нас парень из Закутска,
микробиолог. Они поехали сюда, в Бизнесцентр, он и еще один хороший человек, но час
назад мы их потеряли.
Особенности шоппинга в Закутске
В супермаркете работала сестра пропавшего ученого. Ее панический звонок застал
Вадима, когда он вместе с Райей прочесывал здание Бизнесцентра в поисках исчезнувших
друзей. Из рассказа девушки можно было разобрать, что в магазине начался кошмар и она
заперлась в винном отделе вместе с двумя продавцами. Сама она трудилась бухгалтером.
Девушка еще не знала об исчезновении брата. Вадим решил оповестить девушку после
операции спасения. Заодно спасатели надеялись пополнить запасы. На складе продуктов,
хранящихся где-то за городом в укрепленном доме, который они называли Базой,
кончилось любимое вино Ивана, поставляемое из какого-то монастыря. Насколько я
понял, остальные члены группы предпочитали жить без наркоза.
…По всей видимости, центр Закутска вымер. Как объяснил Вадим, зомби чуют запах
крови даже сквозь стены, но сейчас мутанты брели незнамо куда, беспорядочно
сталкиваясь, стоная и мыча. Друг другу они были неинтересны. Ходуны передвигались по
отработанным годами маршрутам: кто-то неуклюже топал на автостоянку, где другие,
уже достигшие цели, раскачивались возле машин, пытаясь сообразить, что за предметы
стоят перед ними. Другие тащились к себе на работу или домой, двигались по другим
пунктирным линиям, уцелевшим в их мозговых клетках, и все было так условно, что я
пожалел уцелевших.
Ходуны толпились на тротуарах, по привычке боясь выйти на проезжую часть, словно
пингвины, боязливо пробующие воду у берега. Смерть была написана на их лицах, однако
некоторые не слишком изменились внешне – например, полковник без фуражки, со
съехавшим форменным галстуком, кособоко топавший по улице Воровского; если бы не
лунатическая походка и осоловелый взгляд, я принял бы его за живого. Скорее всего, он и
сам не заметил произошедших с ним изменений.
Многолюдно было не только на тротуарах, но и в магазинах. Я видел сквозь стекла
витрин, как беспокойные покойники пересекали залы по немыслимым траекториям,
свергая с полок телевизоры, мониторы, процессорные блоки и другие радости кредита. На
какой-то миг во мне проснулась жалость к этим несчастным, но если бы мы открыли окна
в машине и сбавили скорость, то в окружающем хаосе вмиг возникли бы цель и смысл -бескомпромиссная охота на живых. И все же одна картинка меня растрогала: толпа у
пешеходной «зебры». Мутанты ошеломленно глядели на мигание светофора, наверное,
пытаясь угадать, какой цвет сигнализирует свободу передвижений. Очевидно, годы
жесткого капитализма подорвали исконную стихийность русской души.
… Мы подъехали к супермаркету со служебного входа. Во дворе у контейнеров с мусором
слонялись только двое ходунов, и Райя успокоила их, не вынимая сигарету изо рта.
-- Значит, так, -- сказал Вадим. – Входим все разом, идем по стеночке спиной ко мне, я
контролирую центральный обзор. К тому же я главный -- у меня рюкзак... Заходим в
отдел, берем девочек и вино, выводим, уезжаем. В машине останется новенький, – он
кивнул в мою сторону.
-- Я… не останусь, -- проговорил я.
Лица моих новых знакомцев поскучнели.
-- Ладно, Иван останется. Ты стрелять-то умеешь, офис-менеджер? – он взглянул мне в
глаза. -- Или все больше словесно?
-- Стреляю я лучше.
Райя вручила мне помповое ружье и вкратце, по-армейски, пояснила схему действий.
Прежде я никогда не убивал людей, и мысль о том, что я могу убить в каких-нибудь
жестких обстоятельствах – к примеру, защищаясь или за Родину, за Сталина, не нравилась
мне. Если мы выживем и по традиции предстанем перед судом идиотов, то в свое
оправдание я смогу сказать одно: заполнившие город существа буквально были
бездушными тварями, голодными духами. В определенном смысле, у них осталось только
собственное «я», то самое эго, которое во все времена хотело лишь одного: жрать, ни на
что не взирая. В общем, интеллект зомби мертв, и решать вопрос об эвтаназии некогда.
…Дверь была открыта. В коридоре чисто. Мы продвигались вдоль открытых дверей: я
сзади, Райя впереди, Вадим посередине. До винного отдела мы дошли без особых
приключений. Рядом с входом в отдел, в секции, образованной высокими
холодильниками, покачивался тучный мужик с корзиной в руке. Другая рука его держала
ладонь шестилетнего мальчика. Они были мертвы. Пули разнесла их головы как тыквы –
кости и ткани мутантов были размягченные, словно маринованные.
В торговом зале висел тяжелый запах. В паре метров, за полками, царила совсем другая
жизнь: раздавалось шуршание, чавканье и горловые звуки. Мы постучали в
металлическую дверь винного отдела. Молчание. Где-то рядом, у кассы, взорвался рев, на
пол рухнуло что-то металлическое, покатилось по мрамору. Я дико оглядывался по
сторонам и уже начинал жалеть о том, что не остался в машине.
Наконец нам ответили.
-- Вы кто? – спросил хрипловатый женский голос.
-- Вадим я. .
-- А мы откуда знаем, что вы Вадим?
-- Паспорт я забыл, так что придется поверить на слово. Лену позови.
-- Она не может.
Вадим витиевато выругался. Через пару секунд дверь отворилась.
Женщины пребывали в плачевном состоянии. Распухшие глаза, смазанная косметика,
сгорбленные спины. Лена, сестра ученого, лежала на пустых ящиках. От нее разило мочой
и спиртным.
Чтобы привести ее в чувство, понадобилось десять минут. Как только девушка поднялась
на ноги, мы покидали в рюкзак бутылки с вином, Вадим закинул ношу на спину. Теперь я
оказался в авангарде нашей процессии.
-- Готовы? – спросил я.
Вадим махнул рукой.
Я отпер замок. Дверь открывалась наружу; что-то помешало ей распахнуться. Я заглянул
в узкую щель. Увиденное впечатлило меня до крайности.
Предбанник колыхался телами ходунов. Они тянули к нам руки, мыча и стоная. Ловкие
пальцы с синей наколкой впились в дверной косяк. Я рванул дверь на себя. Пальцы
хрустнули, словно креветки под ножом, и упали на мои ботинки.
В осаде
Комментировать было нечего. Девушки начали всхлипывать, постепенно переходя в
полноценное рыдание. Вадим опустил рюкзак на пол.
Несомненно, теперь весь супермаркет знал о нашем существовании, и перспектива была
проста: голодная смерть или смерть во утоление чужого голода. Похожий выбор стоял
передо мной десять лет назад, когда нищета намекала на то, что пора уйти с кафедры
языкознания в рекламу и PR, куда настойчиво звали. Тогда, надеясь на чудо, я решился. А
несколько месяцев назад мы провели тест среди студентов и выяснили, что
интеллектуальная элита Закутска считает языковедами врачей-отоларингологов. В этом
есть и мой скромный вклад…В общем, я уже не верю в чудеса.
Приставив ружье к стене, я отправился в подсобку и, протиснувшись между ящиками,
совершенно без эмоций отлил в проржавевший рукомойник. Затем достал трехлитровку с
байкальской водой, сполоснул руки и умылся.
В комнате все как будто улеглось. Девушки сидели на ящиках и негромко беседовали.
Перед ними стояли бутылочки с ликером и сладкой настойкой. Вадим курил за
прилавком. Райя держала в руке бутылку монастырского вина и, видимо, размышляла –
вскрывать или нет, чтобы выпить за усопшего раба божьего Ивана? Я бы вскрыл.
Любитель духовного пойла уже наверняка предпочитает кровь. Весь мой жизненный опыт
обязывал верить в самое худшее. Однако Райя оставила бутылку нетронутой, только
машинально смахнула рукой пыль.
Прямо с витрины с дорогим вином я достал бутылку «Массандры» 1936 года, выбил
пробку и уселся на ящик.
В правом углу, на прилавке, стоял телевизор. Вадим переключал каналы. Местное ТВ, и
раньше не вполне живое, умерло окончательно. Центральные каналы повторяли в
новостях один и тот же сюжет. «Эпидемия беспорядков» вспыхнула во всей Центральной
Сибири, в горячую зону отправлены войска и МЧС. Випы со стеклянными глазами
обещали скоро восстановить порядок. По спутнику мы поймали CNN. Американцы
передали, что в Сибири объявлен карантин. Весь Байкальский регион закрыт, на дорогах
танки, всюду выставляются блокпосты. Солдаты получили приказ стрелять в беженцев,
ПВО сбивают самолеты. Какой-то аналитик высказывал опасение, что обезумевшие
русские ударят ракетами по Америке.
На экране шли кадры, снятые в Закутске на мобильные телефоны, пока связь еще
работала. По-настоящему меня заинтересовал только расстрел машин на федеральной
трассе – танк, защищавший границу карантина, в клочья разнес две «Газели», битком
набитые людьми. Машины взорвались одна за другой. Власти сработали на удивление
быстро, если это, конечно, не постановка.
В шаге от меня сидела Райя. Сейчас она была расслаблена, а всего несколько минут назад
своими гибкими, бесшумными и точными движениями напоминала женщину-ниндзя из
фильма «DOA». Кстати, в слове «ниндзя» мне всегда слышалось дурашливо-категоричное
«низзя!», что весьма шло этой амазонке.
Сейчас я смог рассмотреть ее лицо. Высокий лоб, тонкие губы, греческий нос. Ее духи…
не уверен, что смог правильно идентифицировать марку, но явно очень дорогие. И какое
потрясающее сочетание – черные с отливом волосы и ледяные, сверкающие глаза! А
главное, от нее исходил такой незыблемый покой, такая острота и легкость, и чистота…
Я набрал воздуха в легкие и придвинул к ней поближе свой ящик, тем более, что нужно
было сменить место дислокации -- прямо у моей щеки исходила жаром труба
центрального отопления.
Элегантное хамство – важная часть нашего культурного наследия – всегда помогала мне
привести женщину в постель самым коротким путем. Но не в этот раз.
-- Пошел вон, -- сказала Райя без всякой интонации.
-- Позвольте… -- произнес я дружелюбно, кладя руку на ее бедро. -- И рад бы уйти, да
некуда…
-- Ивана не хочешь проведать?
-- Знаете, нет. Должен признаться, между нами не было ничего личного, -- проворковал я.
-- Кстати, насколько я помню, Райя – восточное доисламское имя, означает «Утолившая
жажду». Но меня всегда интересовал один вопрос: кого утолила Райя? Себя или какого-то
счастливца? И нельзя ли напоить еще одного….
Коротким движением она впилась ногтями мне в мошонку.
-- Видишь ли, противоречие объекта и субъекта, поднятое тобой, по сути глубоко
ошибочно, -- спокойным ровным голосом произнесла Райя. -- Для начала зададим себе
вопрос: что есть имя, если не простое сочетание звуков? Случайные звуки становятся
именем лишь благодаря деятельности твоего ума, охваченного желанием сформировать
объект и получить очередную дозу эндорфина. Ум хочет, чтобы твоему телу было
хорошо, и это все, на что он способен. Иначе говоря, твой ум, чья главная задача –
обеспечивать приток успокаивающих или веселящих гормонов, схватывает, -- она
стиснула пальцы сильней, - и пропускает случайные звуки через себя как через
синтезатор, в итоге получая песню группы «ВИА Гра». Таков данный случай. В других
случаях ум способен синтезировать классику, рок, техно или другие стили,
способствующие выбросу гормонов в кровь индивида. Выбор зависит от суммы привычек,
сформированных так называемым воспитанием и другими случайными факторами,
которые претерпело сознание индивида. Как видно из вышесказанного, все это
имманентно и неокончательно, одним словом, иллюзия, потому это и является причиной
страдания для ума или, точнее, для эго, озабоченного проблемой вечного чувственного
кайфа для себя и для тех, кто ему приятен. Вот так дискретный объект становится
конкретным субъектом, или, если угодно, мутантом, становясь причиной страдания.
Какой выход из ситуации?
-- Не схватывать, -- из последних сил проговорил я.
По моей спине струился пот. Мозг работал на пределе возможностей. Не было сомнений:
одно неправильное слово -- и она дернет рукой с каким-нибудь вывертом, и с моим эго
случится самое страшное.
Но рука разжалась.
Какой тяжелый день.
-- Что, горячо там, у выхода? – подал голос Вадим.
Я не ответил. Вадим затушил очередную сигарету, вышел из-за прилавка и коснулся
рукой батареи. Затем резко развернулся на каблуках, выдержал паузу и объявил:
-- Дамы и господа! У меня для вас приятное известие. Температура воздуха в
супермаркете «Веселый потрошок» составляет как минимум семнадцать градусов выше
ноля. Беря во внимание особенности организма наших маленьких друзей, собравшихся за
дверью, это означает, что скоро их ждет окончательный биологический распад. Иначе
говоря, они станут зловонной лужей на полу нашего заведения под воздействием высокой
температуры воздуха. Девочки, в каком часу здесь началось безобразие?
-- В начале двенадцатого, -- деревянным голосом сообщила Лена.
-- Ага. Значит, ожидание продлится от силы сто пятьдесят минут. Для верности можно
посидеть и больше, но тогда за дверью нас никто не встретит, а это грустно. Однако
полагаю, что мы переживем эту неприятность. Главное, чтобы наше звездное присутствие
не привлекло новых покупателей, хотя вряд ли – насколько я понимаю, магазин находится
в здании бывшей типографии, тут все пропитано свинцом, а он гасит не только здоровье
людское, но также и запах.
Девушки затихли. Лена склонила голову на колени и заплакала от счастья.
Когда Вадим вернулся за прилавок, я подошел и негромко спросил:
-- Откуда такая уверенность?
Вадим кивнул, предлагая присесть. Его рассказ не мог оставить меня равнодушным.
Вирус «ФМ»
Как выяснилось, группа под началом Вадима существовала более двух лет. Ее
руководитель окончил биофак МГУ и успешно занимался бизнесом. Знакомые считали
его чудиком за интерес к паранормальным явлениям.
В один прекрасный день к Вадиму пришли трое молодых ученых-биологов из
Новосибирска и Закутска. Их вышибли из какого-то закрытого НИИ за хроническое
невыполнение приказов. Держать рот на замке они не собирались, и теперь искали
спонсора для развития проекта «Финальная мутация» («ФМ»), начатого ими еще во время
работы на правительство. Материалы проекта настолько убедили бизнесмена, что он
продал свои рестораны и аптеки, заплатил большой откуп и стал директором проекта.
Работа пошла гораздо быстрее.
Иван командовал мотострелковой ротой, получил ранение в Чечне и пережил
клиническую смерть. Уволившись, он принял постриг и возглавил маленький приход в
Якутии. Но Ивану хотелось помочь людям чем-то более действенным, нежели
многозначительное цитирование Библии, схожее с министерскими отписками в ответ на
жалобы и просьбы. К тому же Иван поссорился со своим местным начальством и в итоге
сложил с себя сан, после чего случайно, на рыбалке, познакомился с Вадимом – группа
уже работала.
О Райе почти ничего не известно. Райя – секретный объект ума. По словам Вадима, она
отлично разбирается в новейших биотехнологиях и психологии, неплохо стреляет, владеет
каким-то особо хитрым единоборством. «Выдающиеся тактические характеристики», -сказал о ней Вадим, словно об автомате Калашникова. Что он имел в виду, я не понял.
Райя возглавляла службу безопасности в компании Вадима. Потом ушла в его новый
проект. Думаю, такая дама должна иметь связи в спецслужбах.
Биографии ученых тоже остались за кадром. На мой вопрос о них Вадим ответил весьма
уклончиво. Сегодня утром они отправились в Бизнесцентр, где группа сняла офис. Затем
связь прервалась. Трейлер, где находилась передвижная лаборатория, стоял на парковке у
здания. Он был пуст.
Короче говоря, два года назад Вадим объединил строптивых гениев, женщину-ниндзя и
пехотинца-расстригу. Время начала эпидемии ученые вычислили с точностью до трех
часов.
Не спрашивайте у меня подробности – не люблю копаться в деталях предметов, о которых
не могу судить профессионально. Наверное, своим пересказом я местами буду
напоминать героя Сергея Шнурова в фильме «4». Но с этим сходством я, пожалуй, готов
смириться.
В общих чертах история группы выглядела так. Через молодых гениев проходили
результаты медицинских обследований в пяти крупных российских клиниках. Конечно,
все было нелегально и кое-что стоило денег. Специальная программа отбирала только
данные, касающиеся темы исследований, и затем – случаи, где концентрация
специфических веществ, интересовавших ученых, была достаточно высокой. Ученые не
думали заняться глобальным прогнозированием – это стоило слишком дорого, но кое-что
удалось выяснить. В последние месяцы ученые наблюдали тревожную картину по всей
стране. Однако случай в Закутске был из ряда вон. Вирус в организме молодой женщины
находился на последней стадии инкубационного периода. Вспышка эпидемии стала
неизбежной.
После контрольной проверки была установлена личность носителя вируса – сотрудницы
районной администрации. Группа прибыла в Закутск, за женщиной было установлено
наблюдение. Свободные от вахты исследователи готовили базу, чтобы пережить
эпидемию на месте – по расчетам, она должна была продлиться с декабря по июнь.
Метеорологи обещали очень холодную зиму.
Женщину нейтрализовали вовремя и взяли с нее пробы для исследований. Она
инфицировала лишь одного человека – своего отца, подвезшего ее к месту работы. Он
тоже был нейтрализован.
Однако группа не владела всей информацией. Как позже рассказала Райя, в Закутске был
еще один источник инфекции – бывший супруг чиновницы, полковник в отставке. Год
назад он уволился в запас, примерно в то же время развелся с женой и возглавил один из
районных военкоматов. Финальная мутация случилась с ним вечером 22 декабря, когда он
отдыхал в японском ресторане «Сиппоку» со своей любовницей. Отставник успел
покусать шестерых, прежде чем ему размозжили череп дубинкой (охранники наверняка
не знали, что кости мертвецов мягкие). Через час обернулись первые шесть
инфицированных, а рано утром эпидемия шагнула в город.
Не знаю, почему я не спросил Райю, откуда у нее такие подробности.
Еще два очага вспыхнули на севере Закутской области. Вадим полагал, что вирус
«прорвало» именно в Центральной Сибири лишь по причине сильных морозов,
ударивших утром двадцать третьего числа. Например, общая клиническая картина на юге
страны была самой тяжелой, массовой, но теплый климат не позволял вирусу
просуществовать достаточно долго. Ученые установили точно, что для размножения
вирусу нужен холод. Вирус как будто владел информацией о грядущей погоде. Вадим
полагал, что это вполне возможно.
Вообще, он поддерживал теорию, согласно которой вирус «ФМ» существовал уже в
ледниковый период – об этом косвенно говорили результаты проб, взятых в Якутии.
Раскопки в Чехии и Франции показали, что несколько пандемий чумы, выкосивших
средневековые города, могли быть вспышками «Финальной мутации», свирепствовавшей
особенно холодными зимами. Но, следуя этой логике, вирус должен процветать на
Крайнем Севере, в Скандинавии, на Аляске и в Антарктиде, но я ничего не слышал о
проявлениях вируса в тех краях. Видимо, ученые не поддерживали теорию Вадима – он
несколько раз прошелся по скептицизму яйцеголовых.
Когда он закончил свой рассказ, меня уже слегка покачивало, но явно не от вина.
-- Скажите, а кто чаще всего становится зомби – мужчины или женщины? – спросила
продавщица с большими наивными глазами и жесткими, не по юным ее годам, складками
у рта.
-- А кто чаще срет – мужики или бабы? – ответил Вадим.
-- При чем тут это? – обиделась девушка.
-- При том, что шанс обосраться, равно как и мутировать, имеют в равной степени и
женщины, и мужчины. И я вас уверяю, девяносто девять процентов людей обсираются
при жизни.
Не думаю, что последняя фраза была уместной. В глазах девушки появилось выражение
страдальческой покорности. Кажется, я понял ход ее мыслей: мутантов большинство,
сражаться с ними хлопотно, значит, надо сдаться.
Я доковылял до своего ящика, присел и отключился.
Северный ветер
В чувство меня привел холод. Райя стояла напротив. Ее лицо, повернутое в профиль, было
предельно сосредоточено. Кисть руки лежала на батарее центрального отопления.
Внутри меня все похолодело. Как пишут в тех же гребаных романах, «его мозг пронзила
догадка». И, должен заметить, очень тревожная догадка.
Пальпация трубы подтвердила худшие опасения. Похоже, закутские истопники уже
потеряли квалификацию. Скоро погаснет и свет.
Надежда на то, что зомби вымрут сами собой, рухнула.
Две или три минуты Вадим стоял посреди комнаты, погруженный в задумчивость. Затем
вышел в подсобку, долго там рылся и вынес две пластиковые бутыли со спиртом.
Райя оценила находку.
-- Пожарная система тут есть? – спросила она у Лены.
Та кивнула:
-- Месяц назад провели. Но только в зале работает.
-- Годится, -- бросила Райя. -- Все слушаем меня. План такой. Она, -- тонкий когтистый
палец Райи указал на Лену, -- отпирает замок и быстро уходит в сторону, вон в тот угол.
Ты, – она перевела палец на меня, -- пинаешь дверь. Вадим поджигает бутыль и бросает в
зал. Огонь – сам по себе оружие, но вдобавок он заставит сработать пожарную систему.
Зомби боятся воды, она сжигает их. Короче, дальше ничего не ждем. Сработает система,
или не сработает -- мы втроем открываем огонь. Перезаряжаемся, выходим. Я впереди,
девушки и Вадим посередине, Борис прикрывает. Идем к черному входу, он ближе и там
по прямой. Садимся в черный джип и валим отсюда. Вопросы?
Словосочетание «черный джип» показалось мне по-смешному зловещим, как в детских
страшилках, а план -- не слишком эффективным. Но что может быть безумнее ситуации, в
которой мы оказались? К тому же Иван вполне мог поджидать нас вовсе не для того,
чтобы спасти. Я представил его помертвевшее лицо, застрявшие в бороде кусочки плоти.
Райя повернулась ко мне.
-- У тебя сколько патронов?
-- Два кармана.
Выдержав паузу, Райя продолжила более мягким тоном, как разговаривают с детьми. Я
воспринял перемены в тембре как попытку извиниться.
-- В магазине семь патронов, запас у тебя -- восемь. Переложи запас в один карман пальто.
Ты правша, значит, клади в правый. После второй перезарядки, если тормознешься тут,
один патрон останется лично для тебя. Приставишь дуло к подбородку, вот сюда...
-- Спасибо. Вы умеете приободрить.
-- И не забывай, цевье ружья твоего ходит вперед-назад. Понял? Попробуй.
-- Я запомнил.
Она отвернулась.
Через несколько минут операция началась.
Дрожащими руками Лена повернула ключ замка и юркнула в угол. Я разбежался и что
есть силы ударил ногой в дверь. Стальная плита мощно отворилась, ухнула, и сразу две
или три фигуры упали в вперед, в смрадное месиво. Вадим с низкого замаха бросил в
предбанник бутыль с подожженным платком в горлышке. Райя подстрелила бутыль.
Вспыхнул и растекся синий огонь.
Выстрел оглушил меня. Пока я приседал и чертыхался, затыкая уши, Вадим и Райя уже
били в толпу. Пятеро мутантов пылали неудержимо, как китайские зажигалки, но вряд ли
что-нибудь осознавали, продолжая напирать на спины своих товарищей. Я сделал над
собой усилие, сосредоточился и нажал спусковой крючок. Отдача была сильной, в носу
защекотало. Один из объятых пламенем зомби рухнул. В нахлынувшей ярости, истошно
крича, я жал на курок еще и еще, пока не кончились патроны.
Я боялся, что замешкаюсь с перезарядкой. Так и вышло – меня закрыл туман
предательских слез, от едкого дыма нечем было дышать. Вдруг я почувствовал, что
остался в комнате один. Стало пусто, очень пусто, пусто во все стороны. Я метнулся
наружу почти наугад.
Прямо на меня вылетела гражданка в белом, с перекошенным от злобы лицом. Зрачков я
не заметил – сплошь красное глазное яблоко. Я выстрелил не целясь, но попал в точку.
Она отпала назад, как будто пытаясь поймать свою голову.
В этот миг с потолка хлынула вода. В супермаркете поднялся крик, выражавший
страдание почти библейской мощи. Зрение внезапно вернулось ко мне. Я видел, как кожа
мутантов покрывается волдырями, лопается, истекает красно-коричневым, как отпадают
куски мяса, шлепаясь на пол, как грязные половые тряпки.
И все же мертвецы напирали стеной. Сокрушенные полки, рев, стоны, шепот – их были
сотни, и голод побеждал смерть. Они шли под шипящим дождем, напирали спереди,
справа и слева, и лишь за нашими спинами было спасительное пустое пространство – там,
где зиял коридор служебного входа. «Бегом на улицу!» -- крикнул Вадим.
Мы вошли в коридор и оттуда открыли огонь. Кровь, плоть, мозги, апельсины, кефир,
молоко, плафоны, мука, банки, булки, леденцы – все взрывалось в пыль и прах. Меховые
шапки взлетали от прямого попадания в голову.
Напор ослабел, и вовремя -- нужно было перезарядиться. Мы спиной двинулись к выходу.
И вдруг из-за наших спин раздались крики ужаса и выстрелы. Вслед за Вадимом я
прокрался к двери. Она была приоткрыта. Немного повернув дверь на петлях, Вадим
выругался.
Двор кишел мутантами. Продавщицы ушли в толпу – двоих уже рвали на части. Лена
пинала мутантов ногами, забравшись на сидение в джип. Мы бросились к ней. Залпом из
всех стволов (я израсходовал последний патрон) мы немного сбили напор у машины, и
вдруг сзади кто-то топнул, будто спрыгнув на землю. Я повернулся и автоматически
нажал курок. Раздался щелчок -- магазин был пуст.
Передо мной стоял Иван.
Райя и Вадим навели на него стволы. Внимательное изучение его внешности
продолжалось минуту. Первым ствол отвел Вадим. Затем Райя.
-- Да нормальный я, -- насупившись, сказал Иван. – Заколебали.
Видимо, его прибежищем стал козырек над служебным входом, куда он забрался с крыши
автомобиля. Не выясняя подробности, мы заскочили внутрь машины. Иван повернулся,
чтобы захватить с собой перемазанную кровью Лену, но в этот миг она впилась в его шею
зубами.
Вадим вдавил педаль газа в пол. Вынеся на улицу четырех зомби, мы вырвались на
простор.
Иван остался во дворе. Это же надо – так ошибиться с женщиной.
Без остановок
Города способны меняться только в одном направлении: в них становится больше
кошмара. Новые города становятся старыми, старые окончательно вырождаются,
накапливая ужас бытия в убийственной концентрации.
Чем дальше мы оставляли центр Закутска, тем меньше встречали бродячих трупов на
дороге. Пробка на мосту мне вспомнилась как дурной сон, но то, во что я проснулся, тоже
не радовало. От зрелища безлюдных улиц, гниющих магазинов, бесполезных светофоров
тошнило еще сильнее, чем сутки назад. Мог ли я подумать, что это случится со мной?
Псы обгладывали волосатую руку в золотом браслете, лежавшую у палатки с алкоголем и
жратвой. На коленях стоял священник, подбирая с земли оторванные пальцы. Была одна
молодая стройная женщина, совершенно голая – ее тело еще несколько часов назад могло
захватить мое воображение. На остановке «Райсобес» под крышей павильона ползал
годовалый ребенок, отчаянно требуя не молока, но крови.
В этой ирреальности было что-то настоящее. Будто разом выключились все телевизоры, и
стало негде прятаться, и люди занялись своим обычным делом – выживанием, да так
честно, как раньше позволяли себе только жлобы и воины ада. Как всегда, это стремление
было единственным, что их объединяло. Но теперь, когда они мертвы, я уже не хотел
стать одним из них, чтобы получить свою дозу уважения. Чтобы быть понятным… Я
расслабился и только сейчас заметил, с какой силой сжимаю цевье дробовика.
Несмотря на усталость, я находился в приподнятом настроении. Сердце билось ровно,
сознание было прозрачным, ясным насквозь. Во мне ничего не осталось, никаких помех,
как будто то, что я считал собой, исчезло. Осталась только бездна, и стоило
сфокусироваться на ней, как все тонуло в ней. Все, без остатка.
Полчаса назад я подумывал о том, что было бы неплохо пробраться в церковь и
помолиться о спасении, но сейчас я просто улыбнулся этой мысли. Может быть, сыграла
роль близость оружия и совершенная конкретность ситуации, выход из которой все равно
есть, как бы трудно ни пришлось.
Я улыбнулся. Было легко. Так легко.
Мир, о котором я думал, исчез -- камень с сердца, медведь из головы. Осталось только то,
что есть, и я – часть этого, а сам по себе я… даже не знаю, кто. Но я твердо знаю, что все
случайно, и нет никакой цели и смысла. Это случается, вот и все. Какая глупость -молиться о том, чтобы случай обошел тебя стороной. Моя смерть ничего не изменит –
жизни не станет ни больше, ни меньше. Возможно, кто-то уцелеет, мы найдем их и
спасем, но это просто мысли. Думать больше не о чем, не о ком. Если в доме закончились
дрова, принеси еще, и если просят воды, дай попить, если можешь. И если кто-то уцелеет,
то вряд ли мы будем требовать той жизни, что была еще сутки назад. Мы попробуем
спастись еще раз.
***
Пандемия в Центральной Сибири окончательно завершилась в последних числах апреля,
унеся жизни более двух миллионов человек. Весь период с 23 декабря по 1 мая Россия
провела на военном положении. Инфицированный район был окружен плотным кольцом
блокады. Как показали наблюдения, очаг пандемии следовал за холодным воздушным
фронтом, принесшим рекордно низкие температуры.
Зачистки в северных районах Центральной Сибири закончились только к сентябрю.
Примерно в то же время в Ростове-на-Дону была разработана сыворотка,
предупреждающая появление штамма, приведшего к катастрофе (в прессе он получил
игривое название «Горячая Сибирь»).
В Интернете активно обсуждается анонимное сообщение, отправленное из одного
ростовского интернет-кафе, о том, что пандемия стала результатом утечки из секретной
военной лаборатории. Сообщение иллюстрировали копии документов и фотографии.
Вскоре сайты и блоги, где обсуждалось это сообщение, были закрыты.
Создатели сыворотки выдвинуты на Нобелевскую премию мира. Мутанты официально
признаны недееспособными, пострадавшими от болезнетворного вируса. В настоящее
время рассматривается вопрос о причислении к лику святых десяти священников и одного
писателя, ставших жертвой пандемии.
В катастрофе выжили десять тысяч сибиряков. Шесть тысяч из них осуждены по статьям
за убийство – умышленное и совершенное в состоянии аффекта, остальные собраны в зоне
карантина.
Райя, Борис и Вадим организовали центр сопротивления в Закутске. Они создали
укрепленный район в элитном поселке, вывезя из города четыре тысячи уцелевших. Райя
исчезла незадолго до окончания пандемии. Вадим погиб. Борису и небольшой группе
спасенных им горожан удалось вырваться за периметр, как только блокада была снята.
Неделю назад их видели в Иерусалиме.
Download